Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Е–mail:v_g_golubev@mail.ru
Триста лет назад в арсенале европейского дискурса появился концепт чисто линейного
времени, или «прогресса». Парадигма прогресса была нормой и догмой классической науки
до середины ХХ века. При более внимательном исследовании, проведенном после эпохи
упоения прогрессом и «сбрасыванием с корабля современности» религиозных сюжетов,
мифов, сакральных ценностей, священных институтов, было обнаружено, что «богиня
разума», с которой начиналась Французская революция, не что иное как миф, миф о
прогрессе. Не прогресс, который преодолел миф, а миф о прогрессе как один из мифов,
который потеснил все остальные. Основными, центральными, ключевыми элементами
дискурсивных практик Французской революции и последующих социальных технологий
модерна являются составляющие лозунга : «Свобода, равенство и братство».
- просвещение ;
- прогрессивное развитие ;
- социальную мобильность .
Человек в своих глубинах, в системе первичных отношений остается ровно таким же, каким
он был всегда. И это сказывается на его жизни гораздо больше, чем перемены. Это и есть
топика глубин, которую в начале ХХ века внятно артикулировал К.Г.Юнг. Параллельно
рациональным структурам сознания, человеческим институтам, которые лежат в сфере
сознания, функционирует гигантский блок бессознательного, где развертываются
совершенно другие процессы и существуют абсолютно иные системы координат, иные
субъекты, иные объекты, иные закономерности, которые следует изучать иначе, чем при
рассмотрении поведения человека как сознательного существа.
«Открытие» еще одного этажа вглубь человеческого сознания(новое как хорошо забытое) ,
измерения, которое, как выяснилось, дополняет общую прогрессистскую топику
совершенно другими закономерностями и представляет собой то, что К.Г.Юнг назвал
«коллективным бессознательным».
Если с точки зрения дневной и рассудочной истории человечество меняется, создает новые
социально-политические институты и стратегии, новые модели отношений и социальные
системы, новые страты и технологические атрибуты, то на уровне коллективного
бессознательного все остается по-прежнему. Человек продолжает верить в мифы, в сказки,
в Бога, доверять иррациональным интуициям, видеть сны, которые ему снились в течение
многих тысячелетий. И здесь обнаруживается огромный мир, вытесненный в сферу
сновидений, бессознательного, но который некогда — в традиционном обществе — был
локализован в сфере сознания. Древность из человечества никуда не ушла, и миф,
лежавший в основе древнего, традиционного общества и, казалось бы, давно преодоленный
на уровне рассудка, никуда не исчез, а сохранился в пол¬ной мере. И теперь он действует
на людей не менее активно, чем раньше. В традиционном обществе религия стояла в центре
внимания общества, и религиозные архетипы, мифы, образы, символы существовали
одновременно и в бессознательной и в сознательной форме. Теперь же в современном
обществе миф живет в подвале, и в сознание прорывается уже не только эпизодически
через различные формы неврозов, психозов и иных психических расстройств, но и
систематически в разнообразных коллективных формах трансгрессии.
В отношениях человека с его границей прежде никогда не было особого плюрализма: всегда
был налицо доминирующий и предписываемый человеку социумом род этих от-ношений,
доминирующая топика границы. На протяжении многих веков религиозной культуры, это
стабильно была онтологическая топика; затем в секуляризованных обществах отношения с
границей на некоторый период почти исчезли, перестали быть актуальными (начиная с
Ренессанса, человек решил было считать себя безграничным); затем некое время в западных
обществах антропологические установки задавал психоана-лиз — преобладала топика
бессознательного. Далее, уже в новейшую эпоху возникла виртуальная топика, ранее
практически неизвестная. К лидерству теперь продвигается она, но нельзя не заметить, что
эта очередная смена доминирующей топики границы на сей раз происходит по-новому, как
никогда не бывало прежде. Бурное развитие виртуальных практик не сопровождается
вытеснением других предельных стратегий и паттернов — скорее наоборот, параллельно с
ним происходит активизация и всех прочих видов предельных проявлений: и паттернов
бессознательного (к ним принадлежат, в частности, практики трансгрессии), и духовных
практик, и имитаций, симулякров духовных практик, отвечающих гибридным топикам.
Одна из причин этого очевидна: виртуальные практики, все виртуальные явления не вполне
самостоятельны в своем существовании, они используют формы актуальных явлений и
потому зависят от них, отсылают к ним. Антропологическая ситуация, что складывается в
итоге, также нова и необычна - она представляет собой одновременное присутствие —
столкновение, смешение, взаимное наложение предельных проявлений из всех областей,
топик антропологической границы.
Практически все сегодня на Западе согласны — с теми или иными оговорками, что
современное человечество (по крайней мере, его «цивилизованная» часть) живет в условиях
постмодерна. Постмодерн( от лат.post - позже, впоследствии; и modernus - новый,
современный) это «credo» современности. Под «постмодерном» понимается объективное
состояние западноевропейского общества, выходящего из режима модерна. Модерн
воплотился в научных парадигмах позитивизма, материализма, атеизма, в политических
системах секулярного общества, в либеральной демократии, в социокультурном
представлении об индивидуальном достоинстве, в идеологии прав человека. И постмодерн
означает конец всего этого. Постмодерн — это объективное состояние социально-
политической, исторической, культурной и цивилизационной среды человечества в его
западноевропейском сегменте, то есть в первую очередь там, где и развивалась история,
которую мы называем модерном. Модерн появился на Западе око-ло 300 лет назад. Там он
состоялся, выделился, оттуда он распространился поначалу колониально, а потом и
постколониально на весь мир. Но, конечно же, когда мы говорим о модерне, мы говорим о
западноевропейской цивилизации, о рациональном европейском «белом человеке»,
который первым среди других народов совершил переход от традиций, религий и иерархий
к разуму, светскости и равенству. Он сделал разум высшей ценностью, построил на этом
разуме всю свою систему, всю свою аксиологию, всю свою науку, всю свою методологию.
А потом навязал ее всем остальным .
В постмодерне именно эта тенденция, то есть чистый модерн как либерализм, завершается,
снимается, превращается во что-то еще. Сама идея либеральной свободы при переходе от
парадигмы модерна к парадигме постмодерна автономно меняет свою природу, свое
качество, причем столь же серьезно, столь же фундаментально и необратимо, как парадигма
человеческого бытия поменяла свое качество при переходе от традиционного общества к
парадигме модерна. Модерн и либерализм хотел изжить все (понятое как архаическое, как
koinon (с греч. - «общее» ) и добился этого. Тем самым индивидуум освободился от всего
того, что составляло ранее его содержание. Он освободился от человека. Он освободился
от самого себя.
Постмодерн есть путь в ризому, путь в создание все большей и большей системы порядка
деривативов. И самым главным деривативом этой новой системы, которая уже
складывается после кризиса, будет дериватив эго, дериватив человека, причем дериватив в
самом тотальном смысле. Для полноценного и адекватного пребывания в виртуальной
среде, в «новой экономике» и «глобальном сообществе» необходимы люди иного типа —
не реальные, но виртуальные, постлюди. Только они могут развиваться в такт с
«бесконечным ростом», не замечая сбоев и полностью подчиняясь системам глобального
кодирования со стороны «матрицы»[1]. Это будет ризоматический «штрих-код»,
заменяющий собой человека во всех отношениях. И как бы «креативность» такого
ризоматического постчеловека возможна тоже только в форме деривативов и,
соответственно, должна иметь какое-то иное наименование, отображающее его
дегенеративную псевдосуть.
2) это единственное, что существует, и «наш мир» («наш», то есть относящийся к субъекту,
и «мир», то есть совокупность объектов) есть результат свободной игры воображения. В
таком случае возникает основание для развертывания особой онтологии «имажинэра»,
основанной на тезисе: единственное, что есть, что существует, — это «промежуточное».
Воображение — это то, что заполняет собой все пространство перед лицом смерти, что
баррикадирует чистую стихию смерти всем тем, что мы видим, чувствуем, слышим,
говорим, делаем, строим, ломаем, ощущаем, желаем, о чем грезим, на что надеемся.
«Имажинэр» заполняет время собой, насыщает его содержанием, событиями, смыслом,
делает его антропологическим временем — временем повествования, мифа, и в итоге -
«траекта». «Имажинэр» и смерть — вот основная онтологическая диада, дающая начало
всем бесчисленным диадам мифа. Она рассеивается в сюжетах, образах, симво¬лах,
ритуалах, обычаях, социальных институтах, отношениях, культурах, повестях. Она лежит в
основе культурного предмета как зеркало. Прежде чем зеркало появилось, его надо было
вообразить. Зеркало, зеркальность есть свойство воображения. Когда его не было как
предмета (если такая эпоха и была на самом деле — зеркало, по логике мифа, было всегда),
им служила поверхность воды.
Миф есть первый уровень структурирования воображения, он, с одной стороны, еще несет
на себе отпечаток жизненной мощи стихии воображения, но, с другой — уже обращен к
четкому структурированию и, следовательно, подвержен (по крайней мере, в его наиболее
формализованных вариантах и аспектах) ригидной фиксации и энтропии. Миф есть
проявление антропологического «траекта». А раз так, то можно сказать, что миф есть альфа
и омега, начало и конец, он есть все и все есть миф.
Два режима — это «diurne» (фр. — «дневной режим») и «nocturne» (фр. — «ночной режим.
Три группы (схемы) — это героические мифы, драматические мифы и мисти-ческие мифы.
Диурн, «дневной режим», включает в себя только одну группу мифов — герои-ческие
мифы.
Русское пространство в рамках этого подхода может быть воспринято как пространство
траекта, пространство «между», пространство святой свободы, из которого / к которому
произрастают/возращаются другие мифосы и логосы.(1)
Список литературы
E–mail: v_g_golubev@mail.ru
The author draws attention to the measurement of the central concept psychoecological discourse
of modern and postmodern «Liberté» for the modern man in the context of the theory Gilbert
Durand « l’imaginaire».
Keywords - discourse, discursive positioning, psychoecological generative and degenerative
vector, deployment trajectory, transcendence, transgression.