Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Юлия Рублёва
Пролог
Юлия Рублёва
Одиночество мужчин
Пролог
Я понимаю, что должна написать серьезный пролог, с философией и
моралью. Моя первая книга была полезной и драматичной, про развод, и
называется она «Девочка и Пустыня». Но в этой книге никакой философии
и морали вы от меня не дождетесь. Книга получилась как пляж после
шторма: ракушки, мусор, невнятные пакеты, трагические водоросли и
красивые камушки.
В первой части этой книги, там, где про женщин, я была абсолютно
легкомысленной, и в ней результаты моих мучительных размышлений о
том, что же происходит порой у нас, в женской личной жизни. Я писала эти
тексты тогда, когда моя личная жизнь то давала дуба, то била ключом по
голове, и чем больше у меня возникало вопросов, тем больше писалось
текстов, в которых мне ничего не оставалось, кроме как смеясь,
расставаться со своими иллюзиями или, плача, прижимать их крепче к
сердцу. Апогеем этой части должен быть текст про Машу и Мироздание,
который я сочинила однажды ночью, и на который мне раз пятьдесят
присылали ссылки, и даже однажды нравоучительно советовали прочитать.
Я включила его в сборник с удовольствием. После него у меня образовался
приплод в несколько тысяч читателей Живого Журнала.
Во второй части, про мужчин, все было проще. Я наблюдала, охала,
ахала, трогала руками, делала выводы, зачастую поверхностные или
неверные, описывала все в своем блоге в Интернете. Набегали мужчины и
женщины, ко мне пришла известность в Сети, я сочувствовала мужчинам
или язвила, но всегда их любила. И сейчас очень, очень люблю. Любя,
гладя и наливая чаю, я сочинила текст про одиночество мужчин, который и
дал название этой книге.
Еще в этой книге видна моя эволюция путешествий за прошедшие
пять лет. Грустное с непривычки одиночное путешествие в Египет,
романтическое до невероятности – во Францию и самое веселое – первая
поездка в Израиль, который стал теперь моей любимой страной и куда я
могу улететь вечером, приняв решение об этом утром.
Пока я все это не торопясь писала и выкладывала в своем блоге в
Живом Журнале, грянул кризис, и мне пришлось расстаться с глянцевыми
журналами, сдуть пыль со своего диплома практического психолога и
начать вести прием. Начинала я завывая от страха и труся, но дело пошло
весело, и в итоге родилось несколько текстов по следам терапии. Поэтому
самое серьезное вкрапление в этой книге (трагические водоросли) –
немного психологии.
Ну и в последней части этой солянки сборной, этого пляжа после
шторма я написала о сексе и селедке. Просто так, потому что нравится.
Мне вообще сейчас очень нравится, как я живу.
Так что читайте на здоровье!
О женщинах
Чего хочет женщина
* * *
* * *
* * *
...
Дорогое Мироздание!
Пишет тебе Маша Ц. из г. Москвы.
Я очень-очень хочу быть счастливой!
Дай мне, пожалуйста, мужа любимого и любящего и ребенка от него,
мальчика, а я, так уж и быть, тогда не перейду на новую работу, где больше
платят и удобнее ездить.
С ув., Маша.
Дорогая Маша!
Честно говоря, я почесало в затылке, когда увидело строчки про
работу. Даже не знаю, что сказать. Маша, ты вполне можешь переходить на
новую работу, а я пока поищу для тебя мужа.
Удачи!
Твое Мрзд.
Уважаемое Мироздание!
Спасибо, что так быстро ответило!
Но… бабушка моя говорила: кому много дается, с того много и
спросится.
Вдруг я буду иметь и то, и это, а за это ты мне отрежешь ногу, когда я
буду переходить трамвайные пути?
Нет уж, давай так: я перехожу на новую работу, имею мужа, но за это я
готова вместе со своим любимым всю жизнь жить в съемной хрущевке.
Как тебе такой расклад?
Твоя МЦ.
Дорогая Машенька!
Хохотало, увидев про ногу. Смысл бабушкиной поговорки совсем
другой: кому много дается способностей, талантов, знаний и умений, от
того люди много и ждут.
У тебя же заначено на двушку в Подмосковье, покупай на здоровье.
Ногу оставь себе))).
Твое М.
Дорогое Мрзд!
В принципе я обрадовалась, прочтя про ногу.
НО:
у меня будет муж, ребенок, любовь, квартира и нога. То есть ноги.
Что я тебе буду должна за это?(((
Маша.
Маша!
Уфф. Почему ты со мной разговариваешь, как с коллекторским
агентством?
Меня попросили – я делаю. Я тебе где-нибудь когда-нибудь говорило,
что ты мне что-то будешь должна?
М-ие.
Да!
То есть нет.
Просто не может быть, чтобы было МОЖНО, чтобы все было хорошо,
понимаешь?
Я сегодня плакала всю ночь: отдала взнос за квартиру. Хорошая, окна
на реку. Небось муж будет урод. Скажи прямо. В принципе я к этому
готова.
Маша.
Дорогая Маша!
Муж, конечно, не Ален Делон, зато и в зеркало так часто не смотрится.
Вполне себе нормальный мужик. На днях встретитесь.
Да, отвечая на твой вопрос: МОЖНО, чтобы все было хорошо. В
принципе мне все равно, хорошо или плохо мне заказывают. Лишь бы
человек точно знал, что хочет.
Мрзд.
Уважаемое Мрзд!
А можно, чтобы ДОЛГО было хорошо?
В принципе, если лет пять будет, я согласна, чтобы с потолка
протекало…
Цю., Маша Ц.
Машенька,
я тебе отвечу честно.
Долго хорошо может быть. ДОЛГО ОДИНАКОВО – нет. Все будет
меняться, не меняется только мертвое. И когда будет меняться, тебе
покажется, что все плохо. На время.
Цю., Мрзд.
Мрзд! Только не ногу. Пусть погуливает муж.
Мария, кончай со мной торговаться. Как на армянском базаре, ей-богу!
Я судьбой не заведую, это в другом филиале с другими задачами.
Мое дело – предоставить человеку все, что он хочет.
Счет тебе никто не выставит.
Если так тревожно, можешь ежедневно ругаться с мужем матом. Он
начнет погуливать. Шучу, не надо ругаться!
Единственная у меня к тебе просьба: когда ты будешь совсем-совсем
счастлива, у тебя освободятся силы. Ты классно шьешь. Займись
лоскутным шитьем, твои одеяла украсят любой дом, людям будет радость.
С уважением, М.
Дорогое мое!
Я сегодня прыгала от радости.
Конечно!
Я сделаю все, что ты скажешь.
Я ТОЧНО тебе ничего не буду должна?
Мне предложили еще более клевую работу, а тот чувак из кафе
назначил свидание. Йессс!
( такнебывает так не бывает),
(купила швейную машинку).
Целую тебя!
Дорогая Маша!
Все хорошо. МОЖНО делать все что хочешь, в рамках Заповедей и
УК.
И тебе ничего за это не будет. Наоборот. Если ты не будешь ныть, мы
все (Управление № 4562223) только порадуемся. Нытики увеличивают
энтропию, знаешь. И возни с ними много. Я от них, честно признаться,
чешусь.
Так что удачи!
Я откланяюсь пока. Тут заказ на однополых тройняшек, и опять
торгуются, предлагают взамен здоровье. На фиг оно мне сдалось, их
здоровье…
Твое Мрзд. Береги ногу! Шутка!
Мироздание, привет,
как ты там?
Дочку назвали Мирой в честь тебя.
Сшила самое лучшее на свете лоскутное одеяло, заняла первое место
на выставке, пригласили на слет пэтчворкистов на Бали.
Летим всей семьей.
Я просыпаюсь утром, поют птицы…
Я иногда думаю – за что мне такое счастье?
Твоя Маша. От мужа привет!
Маша, привет!
Смущенно признаюсь, что я немного промахнулось с сыном, которого
ты заказывала, перепутало… но, гляжу, ты счастлива и так).
Быть счастливым – это нормально. Воспринимай это не как подарок,
от которого захватывает дух, а как спокойный фон твоей жизни. А дух
захватывает иногда от таких мелочей, которые каждому даются без всякой
просьбы: не мое это дело заставлять птиц петь под твоим окном. Это по
умолчанию полагается каждому, базовая комплектация. Твое дело – их
услышать и почувствовать то, что ты чувствуешь… Эта способность и
делает тебя счастливой.
Все, дальше думай сама.
Пиши, если что.
Твое Мрзд.
Режим тети Зины
У моей мамы была подруга тетя Зина.
Когда тетя Зина приходила к нам в гости, она садилась на диван и
начинала слушать маму.
Мама умеет вскипать как чайник и долго кипеть, громко возмущаясь
чем-то. Она человек артистичный и рассказывает темпераментно, с
метафорами и примерами. Она очень начитанна и приводит сравнения из
мировой литературы. Она делает выводы, подводит беспощадную черту и
всячески уничтожает все в пух и прах.
Тетя Зина сидит на диване и моргает.
– Ну правда ведь? Ну скажи? – апеллирует к ней моя мама, активно
жестикулируя.
У тети Зины непонятно дергаются уголки губ, и она смахивает мамин
аргумент одним движением ресниц. Она хмыкает, кивает и вдруг говорит
что-то, не относящееся к теме. Видно, что она ничего не поняла из
возмущенных маминых разоблачений. Мама врывается в опрометчивую
тетизинину паузу и твердой рукой ведет ее снова к возмущениям и
разоблачениям.
Но тетя Зина не сдается и молча моргает.
Так тетя Зина проморгала один свой возмутительный брак, мирно
замолчала гуляку-мужа и вышла замуж за приличного человека, на чьи
взрывы и стучания по столу тоже мирно и тихо моргала. Потом они как-то
успокоились и живут хорошо.
Я так и вижу тетю Зину, которая моргала, сидя у нас на диване. Ее
сносило маминой темпераментной волной, но она твердо держалась за
обшивку и молчала. Не лезла, не возмущалась, просто слушала и, наверное,
думала: «Пора за грибами ехать».
Сейчас я вас, девушки, к неприятному призову.
Если бы вы слышали и видели, как устали мужчины от того, что их все
время пытаются разоблачить, вывести на чистую воду, проконтролировать,
чтоб, гад, любил каждую секунду, как они звереют от того, что в них
пристально всматриваются, прищурясь: «Не разлюбил ли? По-прежнему ли
я на свете всех милее?» – и, чуть что, к-а-а-к возмущенно дадут палкой по
башке… и вообще в эту самую башку и душу лезут, лезут, не давая ни
минуты продыха…
…если бы вы знали, какие терпеливые и любящие бывают мужчины,
готовые горы свернуть для своей спутницы, если она хоть одно утро или
одну ночь перестанет их долбать и тем самым неумолимо разрушать
отношения…
…если бы вы знали, как долго, гораздо дольше вас, ваш мужчина
отходит от очередного пиления головы, слишком долго, поймите, и у него
там, в голове и душе, накапливаются разочарование и раздражение в
катастрофических масштабах…
…то вы бы моментально освоили режим тети Зины, чтобы хоть
иногда, хоть иногда дать уставшему человеку кефира и покоя и, если вам
что-то непонятно, не выяснять со страшными криками «неразлюбиллигад»,
а просто поморгать, как тетя Зина, и помолчать хоть какое-то время.
Гиперженщина
* * *
Победительницы
Эта разновидность тех героинь, которые не просто преодолели
трудности, но и поднялись на новый уровень. Победительницы отличаются
от героинь тем, что умеют с удовольствием пользоваться плодами своих
преодолений, хотя и сохраняют их ненадолго.
Один момент делает жизнь этих людей не сильно сладкой. Они не
умеют принимать поражение. Вернее, себя в поражении. Они зарекаются от
сумы и тюрьмы, головой прошибают стены, из всего находя выход, и из
любого лимона способны сделать лимонад.
Миф выживания силен в них точно так же, как и в обычных,
непобедительных выживальщицах. Они опираются только на свои ресурсы,
которые ощущают как «восстану даже из пепла». Не умеют принимать
помощь и просить о ней. Если им кто-то протянул руку в трудной ситуации
и им пришлось эту руку принять, победа не засчитывается.
Для них настоящий вызов судьбы – проиграть. Пережить уход
любимого человека и не смочь взять реванш. Не смочь победить соперницу.
Не смочь победить конкурентку на работе. Отвергая себя в поражении, они
отвергают важные уроки собственной цельности, смирения и принятия
реальности. В их реальности они всемогущи. Для них выжить – это не
остаться в живых, как для обычной выживальщицы, и не преодолеть дикие
трудности, как для героини. Для них выжить – это еще и торжествовать
победу над поверженным врагом. Победительницы мыслят в
соревновательной парадигме «я и противник – кто кого?» – где
противником могут быть просто жизненные обстоятельства.
Это история про четырехфазный ритм лишений, борьбы, преодолений
и побед, заставляющий, как наркотик, генерировать тот самый «пепел», из
которого так приятно восставать. Их синусоида – самая крутая синусоида в
мире, и их путь – это рубище, ритмично перемежающееся с сумочкой
«Биркин». Кто был никем – тот станет всем. Фишка в том, что, чтобы
почувствовать себя «всем», им надо опуститься на самое дно «никем».
Победительница приезжает не жить в Москве, а покорять ее. В стадии
пепла она уезжает обратно в Магадан, откуда вновь появляется с новыми
ресурсами, снова покорять. Для победительниц все глобально и ничего
локально, все грандиозно и ничего достаточно. Если подарил бриллиант
просто хороший щедрый мужик – это фе; а если бриллиант подарил
мерзкий Петя, который никогда никому ничего не дарил, – вот тогда это не
бриллиант, а орден.
Ресурсы ощущаются победительницей как достаточные, чтобы
побеждать, но отсутствуют умение поддерживать стабильность жизни и
навык не разбазаривать плоды победы. Они сбегают с терапии, потому что:
а) я пришла сюда почти случайно, я и сама знаю, как мне справляться, и я
справлюсь; б) я не хочу обращать внимание на ту свою часть, которая
терпит поражение или переживает потерю, потому что я презираю
слабаков.
Спасатели
Спасательница – разновидность героини-выживальщицы. Ее можно
определить по окружению. Оно настолько беспомощно, что это кажется
просто заговором с целью испытать спасательницу на прочность.
И она это испытание выдерживает. Она умеет контролировать и
координировать сложные процессы. Она берет на себя ответственность и
добивается блестящих результатов. Ко мне на прием настоящие
спасательницы приходят тогда, когда раздражение от собственного
окружения достигает апогея.
«Они ничего не могут без меня», «когда я взяла ее в долю в бизнесе,
она была толковой, а потом превратилась в беспомощную бестолковщину»,
«мой ребенок все время болеет, и я устала его лечить», «вокруг меня вечно
какие-то авралы и катастрофы, и все бегут ко мне», «у меня в пять лет умер
отец, и я взяла шефство над мамой»…
Фокус заключается в том, что спасательницы хорошо себя чувствуют,
когда все плохо. Тогда они функциональны и применимы. Они не просто
выживут – они помогут выжить всем. Их окружение рано или поздно
бессознательно вырабатывает у себя симптомы беспомощности, чтобы
спасатель мог спасать.
В семейных системах можно наблюдать концентрацию беспомощных,
больных, неадаптированных членов семьи в том поколении, где есть
мощный спасатель. Он гиперадаптивен, гиперфункционален, вокруг него
остальным просто нечего делать. Они и не делают, хотя сознательно очень
даже могут стараться. Вспоминаю клиентку, в семье которой в каждом
поколении была яркая функциональная пара: священник/самоубийца,
офицер/уголовник, железная мать/больная дочь, миллионер/нищий. Первые
помогали и вытягивали вторых. Вторые старались, чтобы первым всегда
было чем заняться. Сценарии воспроизводились в самых неожиданных
ветвях генеалогического древа: всегда было и кого спасать, и кто спасал.
Сама клиентка была ярко выраженной спасательницей, чьи три мужа в
процессе брака становились редкими инфантилами.
И все бы хорошо, все при деле, только спасательницы вечно
существуют в треугольнике – спасательница, спасаемый и проблема, где
именно проблема является основой союза. Сознательно это раздражает
спасательницу. Бессознательно ею поддерживается.
На терапии спасательницам трудно отдать хотя бы часть контроля за
происходящим терапевту. «Спасите меня, только я подробно расскажу вам,
как это нужно делать», – скрытый или явный месседж психологу от такого
клиента. Свои внутренние ресурсы спасателем ощущаются как
избыточные, но в отличие от просто героини спасательница истощается не
в том месте, где дикая усталость и «не справляюсь», а в том, где «все
неблагодарные и халявщики». Спасательница всегда справляется. В
отличие от победительницы она ни с кем не конкурирует и очень
раздражается, когда ей сопротивляются.
* * *
* * *
* * *
* * *
До конца нашей встречи оставалось двадцать минут, я, как назло,
застрял во всех пробках города и злился на себя, подъезжая к зданию
Института психологии и семьи. Там было шумно, пахло котлетами из
столовой, галдели студенты и пробегали мимо озабоченные люди.
Поднявшись на четвертый этаж, я остановился под дверью с надписью
«Профессор М.С. Шатияров». Дверь была приоткрыта и оттуда доносились
обрывки разговора. Я невольно прислушался.
– Михалыч, мы на рыбалку поедем на майские? Да зачем нам этот
говнюк, он же опять все испортит, – говорил густым басом кто-то в
кабинете, – да нет, ну на хрен, я тебе говорю, твою мать, Санек нам не
нужен, я сам с ним поговорю… Извини, ко мне пришли.
Я вошел в кабинет, седой мужик повернулся ко мне, показал за окно и
сказал:
– Весна-то, а?
– Да, – пробормотал я. – Вы Махмуд Сафарович, психолог по
вопросам семьи и брака?
– Я, я, – сказал он, тяжело прошел к столу и опустился в кресло,
жестом указывая мне на стул напротив.
Я сел.
– Рассказывайте, – сказал он. – Времени в обрез, вы опоздали.
– Есть девушка. Есть мама. Есть еще одна девушка, – начал я,
воодушевившись его нормальным видом и внимательным взглядом.
– А папа есть? – перебил он.
– Папа есть. Но он роли не играет, – сказал я.
– Значит, мама играет, а папа не играет, – уточнил он.
– Да, – сказал я.
– А вы, – спросил он. – Вы какую-нибудь роль играете?
Я не успел ответить. В кармане у него зазвонил мобильный, он вынул
трубку, посмотрел на экран и лицо его осветилось радостью. Отвернувшись
от меня, он пробормотал: «Сейчас, минуточку», – потом нажал на кнопку и
приложил телефон к уху.
– Радость моя, Лизонька, ты где, зайчик? – заворковал он.
Из трубки несся нежный девичий голосок. Спустя минуту лицо его
исказилось.
– Как улетела? – заговорил он взволнованно. – Куда, с кем ты улетела?
А, с Дашенькой… ну ладно. Нет, я к тебе туда не смогу. Нет, ты же знаешь,
выходные, я на даче… да, с семьей. Девочка моя, ну что ты, – он покосился
на меня, – ну не злись, я же тебе обещал… Целую… позвоню. – Он нажал
на отбой и вытер лоб. – Продолжайте, – сказал он и повернулся ко мне в
своем кресле.
– Позвольте спросить, – сказал я, – дело в том, что я слышал разговор.
Это ваша… э… любовница?
– Почему вы интересуетесь? – спросил он.
– Я хочу жениться… вернее, наоборот, не хочу, ну то есть… я хочу
соблюдать верность жене и все такое.
– Той жене, которую выберет мама? – спросил он.
– Какая разница, – у меня наконец-то лопнуло терпение. – Как вы
можете тут сидеть, в этом… – я обвел рукой кабинет, – в этом… где про
семью и брак… И при этом врать жене? Вы же психолог.
Он молча смотрел на меня и чуть-чуть улыбался. Меня несло. За
прошедшую неделю я наелся этих ненормальных психологов, которые
танцуют, трахаются, поют мантры, складывают руки в позу лотоса, рыдают,
но этот-то… мужик! Он-то хоть должен быть… ну, настоящим психологом!
А он еще рыбачит, небось в кирзовых сапогах, и водку пьет, и матом
ругается! Профессор!
Я швырнул деньги на стол и выскочил из кабинета. Твою мать, разве
настоящий психолог не должен быть образцом семейного человека,
морали, быстрого решения всех проблем, целомудрия, верности, мудрости,
в конце концов?
Мудра терпения, вдруг вспомнилось мне, и пальцы сами собой в
кармане злобно сложились в фигу. «Хрен вам», – подумал я.
Сбросил звонок от Катьки, стер эсэмэску от Вики и позвонил маме.
Внимание. Рассказ является художественным вымыслом. На самом
деле психологи не принимают клиентов в балетных пачках, не поют
мантры, не рыдают и не разговаривают по телефону во время приема.
Психологи также не предсказывают клиентам с помощью кружочков и схем
их будущее, не перечеркивают кружочки с надписью «мама», не пишут
книгу во время приема, и я не знаю ни одного психолога, на потолке
которого были бы прибиты часы.
В Москве также не существует Института психологии и семьи.
Оставшаяся часть рассказа может быть слегка приближена к реальности, а
может и не быть, в том случае, если я вам тут все наврала.
Путешествия в одиночку
Египет
1
* * *
Наверное, в этот вечер нам ворожили черти, потому что в ответ на его
крик что-то сказали ему по-французски слева от меня, что вызвало у
француза бурную радость. Тут же ко мне обратились по-русски:
– Мадам, вы из Москвы?
Я обернулась – за соседний столик присаживалась молодая пара.
– Меня зовут Марин, я молдаванин, живу в Париже, – на чистом
русском языке сказал мне молодой человек. – Могу вам переводить.
С помощью Марина быстро выяснилось следующее: что меня
приглашают погулять и на дискотеку, что я шарман и прочее, что большое
горе этот мой отъезд через три дня и нам нельзя терять времени. Это был
такой напор и кавалерийский наскок, что я только кивала.
Было очень прикольно: француз мягким бархатным голосом говорил
что-то, не сводя с меня глаз и улыбаясь, тут же мне в левое ухо шептали:
«Мадам, мсье говорит, что он живет в Париже, что он работает в
юридической конторе возле Дома Инвалидов, и если вы только захотите, он
готов показать вам Париж».
Я отвечала: «Очень приятно, спасибо», и тут же раздавалось: «Мсье,
мадам парле…»
Короче говоря, француз так вцепился в эту парочку, что потащил ее с
нами в соседний отель на танцы, и там мы с Марином перешептывались и
сплетничали по-русски друг другу на ушко, и было очень смешно. Его
спутница, Люси, сначала ревниво взглядывала на меня, потом я ее
вытащила подышать свежим воздухом и там каким-то странным образом,
на международном женском языке, посплетничали. Убейте, не знаю, как, но
я понимала все, что она говорила: что Марин живет с ней в Париже уже три
года, что она хочет за него замуж и детей, а он молчит. Потом она
зашептала: будьте осторожны с вашим спутником, он сегодня за завтраком
ел какие-то белые таблетки, и это подозрительно, вдруг он наркоман.
«Медикамент!» – она поднимала палец кверху. Я говорила: «Хорошо, что я
не побрила ноги, может, это его отпугнет», – и вытягивала ногу вперед. Мы
с ней смеялись, сидя на ступеньках какого-то черного отельного хода.
Белые таблеточки за завтраком оказались сахарозаменителем. Жиль
соблюдал диету. Он смеялся над тем количеством пищи, которое я набирала
себе на поднос. Он стоял как оловянный солдатик по стойке смирно возле
стула, пока я садилась. Он говорил мне комплименты. У него оказалось
хорошее чувство юмора. За первую ночь я выучила по-французски
названия частей тела и счет до десяти.
Наутро, еле шевеля языком, я позвонила гиду и отменила экскурсию,
потому что сил не было никуда ехать. Мне хотелось только спать, но Жиль
заходил ко мне в номер под дурацким предлогом помыть руки и снова
оставался. Мы гуляли по бульварчику Санта-Сусанны, и он как заведенный
целовал меня в шею и в полоску живота над джинсами. Мы говорили о
наших котах и детях, и в какой-то момент я спросила – женат ли он, и он
сказал – нет проблем, я разведен. Мне даже было лень думать, врет ли он.
Он знакомил меня со всеми своими знакомцами, и было видно, что его
распирает от удовольствия. До моего отъезда оставалось два дня.
Под утро я проснулась от того, что он на меня смотрит и гладит по
голове, по лицу… «Анжелик…» – шептал он. Я спросонок удивилась, что
курортный роман может быть таким бурным и правильным, по всем
законам жанра. В этот день мне предстояло ехать на гору Монтсеррат, в
святой монастырь, и я не стала отменять экскурсию, потому что мне просто
дико хотелось побыть отдельно от него хотя бы несколько часов.
Я поехала. На горе, в монастыре, я поняла, что ни слова не понимаю из
того, что говорит гид, что мне хочется добрести до скамейки и подремать, и
подошла к какой-то одинокой девушке и сказала: «Простите. Можно я с
вами похожу, я боюсь заблудиться и отстать от группы, и ничего не могу
запомнить».
Девушку звали Таня. И она работала переводчиком во французском
культурном центре в Москве. Черти продолжали ворожить. Я вцепилась в
нее изо всех сил, объяснила, что ко мне пристал сумасшедший француз, и
за целый день прогулок с ней научилась говорить маленькие фразы:
«пойдем на завтрак», «я хочу спать», «я ничего не хочу» и «мне приятно».
На следующий день я уезжала.
И в последнее утро он сделал мне предложение. Часов в пять утра. Он
говорил – пойдем на море смотреть, как встает солнце. Я отбрыкивалась
изо всех сил. Он вытащил меня из кровати, поставил перед балконом,
обнял и что-то сказал со смешным словом «пюзи». Я ничего не поняла.
Тогда он сделал жест, будто надевает мне на палец кольцо. Я напугалась.
Это выходило за рамки жанра. Он взял с тумбочки московский журнал про
кино, где на обложке Чулпан Хаматова была в свадебном наряде, и ткнул
пальцем. Я не знала, куда деваться. Я сказала по-английски, что это все
серьезно и что я буду думать. И мы пошли на море смотреть на восход.
Он поехал меня провожать в аэропорт, а перед этим позвонил
родителям – они жили неподалеку, в Пиренеях. Повторяя «Жюли, Жюли»,
он вдруг сунул трубку мне, и на меня вылился горячий поток французской
речи его отца, закончившийся единственным словом, которое я поняла:
«Вуаля!» Я засмеялась.
В Москве все продолжалось. Смешное слово «пюзи» значило
«супруга». Он звонил каждый день, иногда по восемь раз. Французский я
постигала какими-то нечеловеческими темпами. Он каждый раз умудрялся
сообщать мне какие-то новости. От того, что рассказал про меня своей
кошке и бывшей жене, до того, что ходил в мэрию и сделал мне
приглашение приехать. Он разговаривал по телефону с моей дочерью и
называл ее Маша́, с ударением на последний слог, что ее дико раздражало.
Он звонил мне на работу, и я выскакивала за дверь, чтобы с ним
поговорить. Однажды мне позвонила его бывшая жена Мартина и по-
английски предупредила, что приглашение готово на такие-то даты.
Однажды мне некогда было выйти за дверь и пришлось, мешая
французские, английские и русские фразы, что-то ему объяснять.
Закончила я разговор в полной тишине: коллеги как-то странно смотрели и
сразу заорали: «Колись, ты едешь в Париж?! А ты сказала, что нас десять
человек и мы тоже хотим?»
К концу сентября виза была готова. Жиль заказал мне билеты, и я
забрала их в офисе «Эйр Франс». Приехал бывший муж в командировку и
заодно проводить меня, как он выразился, в последний путь. Он называл
его Жюль и, похоже, слегка ненавидел. В этой истории тогда принимали
участие все кому не лень. Подруга проездом из Германии научила меня
грассировать. Старый приятель, от которого год не было ни слуху ни духу,
написал мне в аську, не поздоровавшись: «Все французы – лягушатники».
Коллеги обвиняли в эгоизме и спрашивали, поместятся ли они все у него в
квартире.
А я была в смятении. Я не была в него влюблена ни на секунду. Он мне
просто нравился. Очень нравился, не более того. Но черт меня побери, мне
надо было что-то решить и надо было увидеть Париж. Он называл меня
фам фаталь, женщина судьбы. Но я никакой своей судьбы в нем не
чувствовала. Тем не менее у меня не было ни одного предлога
отказываться.
В аэропорту Шарля де Голля он встречал меня с розами.
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
Месяца два назад мне приснился сон. Будто я гуляю зимой в центре
Москвы, позднее утро выходного дня, где-то за Тверской, где и наяву-то
можно сгинуть в хитрых сплетениях переулков и проулочков; на улице
почти никого нет, и я брожу одна среди пушистых сугробов, как в детстве.
Тихо было в этом сне, никаких тебе машин, свистков, людей, только
протоптанные в снегу тропинки, маленькие церкви и в старых стенах
переулка высокие тяжелые двери. Я брожу не торопясь, но в то же время
что-то ищу, и вот наконец тяну на себя деревянную дверь и спускаюсь
внутрь на десяток ступеней.
Слева от меня тянется прилавок темного дерева, глухо светятся
небольшие витрины, и я знаю, что здесь продают шоколад во всех его
видах. Конфеты, кругленькие и большие, кирпичи чистого шоколада,
шоколадная крошка и шоколадная пыль вразвес, кульками. Пахнет кофе
почему-то и шоколадом тоже. Справа – дверь и там комната.
В комнате сидят владелицы этой лавочки – четыре высокие старые
ведьмы. В комнате диванчик и полки, уставленные старыми книгами. Одна
из этих высоких старух, очень красивая и рыжеволосая, но старая, старая,
даже древняя, выходит ко мне. Я вижу, что она и в самом деле красива –
идеально выпрямленная спина, высокий пучок рыжих волос, тонкие губы
накрашены красным. Она и сама в чем-то винно-красном, какая-то длинная
одежда, темные туфли без каблуков, все детали так отчетливо, и опять
запах – на этот раз пыли и старых книг.
Я испытываю предвкушение от того, что она явно собирается мне
рассказать что-то страшно интересное про эту лавку и про шоколад, и,
может быть, даже про себя и своих подруг, она кивает мне без улыбки, и
тут я просыпаюсь и несколько мгновений еще чувствую запах шоколада…
И потом наяву за эти два месяца мне на глаза стали попадаться по всей
Москве какие-то вот такие старые лавочки: то ресторанчик, куда можно
приехать в два часа ночи то ли поужинать, то ли позавтракать, темный,
маленький, с мягким светом; то лавочка специй с крошечным прилавком;
то мелькнувшая на мгновение в окрестностях Бронной и тут же сгинувшая
из виду обувная лавочка с прекрасной странноватой обувью, где я покупаю
себе немыслимо мягкие балетки, а потом пытаюсь вернуться и никак не
найду; ночная кондитерская, где на столах светятся домашние абажуры…
Сегодня в собственном новом доме, который я пока не успела обойти
весь, а только с одной стороны, я увидела еще одну лавочку, где продаются
всякие странные вещи. Там есть красивые, есть некрасивые, а есть и
обычные. Лавочка, как водится, тоже темная, на входе колокольчик, подвал,
страшные какие-то тряпичные куклы без глаз, и вот одна вещица меня
заворожила как ребенка. Стеклянная небольшая коробка, в коробке растут
зеленые деревья, две елки, кустарник, тропинка, ручеек, мостик
деревянный желтенький через него… Я все пыталась разглядеть, куда ведет
мостик и тропинка, но они кончались в какой-то чащобе.
Я подумала – когда ты совсем старый, ну вот совсем, и сидишь в своем
кресле, и почти оглох и ослеп, и бог его знает, как текут мысли у очень
старых людей… Ну то есть, если тебе уже не добраться ни до каких
настоящих мостиков и деревьев… Можно смотреть в эту коробочку и
представлять себя на тропинке, а потом на мостике, и идти в эти чащобы, и
там придумать себе что-то интересное… Или если, наоборот, ты очень
маленький и веришь в Бабу-Ягу, то эта коробочка может здорово
заворожить.
Когда я была маленькой, то больше всего любила в своих книжках
разглядывать картинки густого леса, а когда мы ехали куда-то поздно
вечером, я таращилась в окно на любом участке дороги, где есть деревья, –
вдруг это лес и мелькнет огонек, и я увижу избушку чью-нибудь, самой
Бабы-Яги, и если мелькал, я представляла себе эту избушку, и мне
удавалось чуть-чуть побояться всласть.
Адресов и явок лавочек не дам, уж простите. Пусть это будет просто
как будто про сон.
22 факта обо мне