3XYC

ИД DELIRIUM SANCTORUM

1
Инкогнитов Пётр. Зхус – человек и синхрофазотрон.
Что же такого особенного в этой поэзии? — спросите вы.
Можно сказать одно — она по-хорошему упоротая.
Конечно, всякая технологическая муть типа рифмы,
размера или созвучности местами хромает, но это не суть.
Суть в образах, которые лезут из этих стихов. Нет, это не
просто образы. Это какой-то фонтанирующий поток
метафор и эпитетов, картин и скульптур, подобный
фонтану кипятка из прорванных гнилых труб. И это не те
образы, мегатонны которых вы уже видели, это
непередаваемая адская смесь, действующая на мозг
подобно инъекции азотной кислоты. Скажу так — лет 25-
30 назад за это, скорее всего, автора спровадили в
психбольницу — вот такой комплимент.
3xyc не пишет стихи. Он их составляет, рассыпав на пол
несколько разных паззлов и собирая их случайным
образом, но из этих случайностей выстраивая задуманную
картинку, настолько причудливую, что создать её как-то
по-другому попросту невозможно. И это не китч. Это не
лепка статуи из дерьма, и не рисование потрохами
обезьяны к очередному биеннале. Это качественно
другое. Поэтому получается интересно.
knigozavr.ru

© Зхус 2021

2
3
ABSURD………………………………………… 5
PORNOTRON…………………………………… 26
ЛЮБОВНАЯ ЛИРИКА………………………… 59
COURTOIS ……………………………………… 79
DEPRESSED&GOTHIC………………………… 87
DIESEL&CIBERPUNK…………………………. 123
HORROR………………………………………… 171
РАЗНОЕ…………………………………………. 181
ЧЕТВЕРОСТИШИЯ……………………………. 241

4
ABSURD

5
6
***
Безнога вонь любимых глаз
О рыцаре одном,
Чья лошадь, брошенная в нас,
Пылает под окном.
Теперь, где спит его нога,
Растёт свинцовый мех.
Ведь он герой, и навсегда
Сильнее умер всех!

7
***
Воеванием прекрасным ты уцвёл меня.
Тонешь в пламени атласном,
Счастием скорбя.
Сеем радужные рвоты
В небах наших кож.
Перламутровые ноты
Лопнувших вельмож.

8
***
Умирала рыбка на буфете.
Целовала каждый волосок.
Быстро уплотняющийся ветер
Превращался в каменный сосок.
Боже мой! Какие проститутки!
Дайте мне шампанское вино!
Я умчусь в невидимой маршрутке
Нахуй, где женатиков полно.

9
***
Согбенные игральщицы в лото,
Старушки в нецелованных пальто,
Висят на ёлках вместо бутербродов,
Незримы для крылатых носорогов.
Им, кощечкам моим, неведом страх.
Они парят в сиреневых волнах,
Они ползут по кожаным бульварам,
Ревут в тайге, подобно ягуарам,
Они - мечта невидимых детей,
Что просят Новый Год прийти скорей.
И я там был, но мёда не попил.
Старушек видел в кроне дуба.
На каждой фигурировала шуба.
И в небесах мерцал ноотропил.

10
***
На пустой поверхности обоев
Лучик солнца чертит завиток.
Я взрастил в тени своих покоев
Голубое зеркало для ног.
Ноги, ноги, дней моих отрада.
Ноги - золотые пузыри.
Волосы таинственного гада,
Мертвецов незыблемых цари!

11
ГОЛУБОЕ САЛО
Кожаные мысли. Кожаные сны.
Кожаное небо. Кожаные мы.
А под слоем кожи
Бесконечный жир.
Жир висит на роже.
Жир ползёт из дыр.
У меня есть ножик
Маленький складной.
Он как раз поможет,
Ножик верный мой.
Потому что стало
Очень ясно мне:
Голубое сало
Где-то в глубине.
Яркое, живое,
Сладкое, как мёд,
Сало голубое
В глубине живёт.
Выключу компьютер,
Уберу постель.
Жертвуя уютом,
Выбегу в метель.
Сил моих не стоит
Прочая хуйня.
Сало голубое
В путь зовёт меня.
12
***
Отравлен выстрелом в носок,
Упал на графа граф.
Носка отстреленный кусок
Уполз обратно в шкаф.
Все дамы умерли вокруг.
И пляшут и поют.
И только ждут, когда же вдруг
Они опять умрут?
Пусть граф ушёл. Но не беда.
У нас остался клок.
И в чёрном небе нам всегда
Горит его носок!

13
***
Я сам себя ударю в челюсть,
Ударю в печень и под дых!
Ну что, упал? Какая прелесть!
Прими-ка пару боковых!
Теперь схвачу себя за шею.
В разбухших жилах кровь стучит.
Брыкаюсь, кашляю, краснею,
Глаза полезли из орбит…
Ну вот и всё. С предсмертным хрипом,
пустив кровавую соплю,
Пугая ночь победным криком,
Себе на горло наступлю!

14
***
Томатней на буфет губастых ног
Растёт сок дыма, как метро и рвота,
Как девушка, сосущая порог,
Пронзённая костюмами компота.
Близ коридора выдуманных уст,
Приклеенных к свинцовой незабудке,
Глаза – не дым, а внутренние дудки
Театра, чей всегда прекрасен хруст.

15
***
Свирепый сыр бледнеет молча,
Когда я ближе подхожу
И по колеблющейся толще
Ножом холодным провожу.
Но крови нет. Кусок прозрачный
Безвольно валится на бок.
Я наливаю кофе мрачный
И чёрный делаю глоток.
И в мозг волна давленья бьётся,
И вены с кровию ревут.
И сыр летит на дно колодца,
И в небе ангелы поют.

16
***
Посмотри молотком в электрический суп
из окна тонконогого глаза,
Как сентябрь опустил твой изысканный труп
в октября хитроумную вазу.
Я люблю трансформатор меж диких лесов,
стрекозы раздвижную улыбку,
только умер в кармане моём птицелов,
напугав бородатую рыбку.

17
***
За высью дум печален рог минуты.
О лыжах пой, железная слеза,
когда в акулий зев переобуты
кондуктора высокие глаза.
Ведь мёдом на коробочке для дога
не свастику выводит наша грудь,
но буйволом невидимого рога
бокалы глаз прокалывает грусть.

18
***
Прокалывая хохот или едет
В кожурку, даже умер и пальто,
Из коего не вывалить медведей
Под музыку великого ничто,
Я прыгнул в дуб на ужин, словно дача,
Мертвея от невидимых утят.
Быть может, холодильниками плача,
Их бороды от хохота сгорят.

19
***
поцелуй меня, мучитель
в точку глаза, шарик рта.
лопнул чувства измеритель.
шкалка кровью залита.
пусть волосики налево,
только я тебя люблю.
Но не плачь слезами в небо,
что равняется нулю.
и когда на грунт Плутона
кубик сердца ляжет вновь -
по всемирному закону
номер выпадет любовь.

20
***
Кто жарит бабочек – безумен.
Изгибы чудного крыла
Не для того, чтоб ели люди
Его контрфорс и зеркала.
Когда летит она печально
В солёном воздухе густом,
Узор струится ирреальный
За ней волшебным чередом.
Но лишь укроет чуткий город
Небес ночная тишина,
Она под скрипок тихий ропот
К столу нам будет подана.
Стихи исполнит поэтесса
О бедном рыцаре одном,
Что уберёг себя от стресса
Одним лишь бабочки крылом…
И разом челюсти вонзятся,
И долго хруст ея костей
В столовой будет раздаваться
Под крики радостных гостей.
Кто жарит бабочек – безумен.
Изгибы чудного крыла
Не для того, чтоб ели люди
Его контрфорс и зеркала.

21
***
Ты словом да лицо мое раздел.
Как ясен звук, с которым столько лет
Полночный ветер в мальчика дудел
Тюремными улыбками сквозь нет.
И я бегу по собственной спине.
Тебе, тебе, мой маленький отец,
Под шум волос на память обо мне
Я подарю пучок моих сердец.

22
***
При взгляде на тромбон певица вяла,
Вращая ножик рта из слова мёд.
И родинки, играя, удаляла,
Когда из глаз на печень капал йод:
Приди, целуй, как только не захочешь,
Металл вагины трепетной моей!
Иль ты соски ума в грудь неба прочишь,
А небо марсианское левей?

23
***
Сквозь мясо электрического утра
Пущу стрелу в летучего слона.
Он рухнет у подножья Брахмапутры,
Раскинув серебристые крыла.
И черный мед лица его из глаза
Я буду пить, пока искрят винты,
Цистерны наполняя до отказа
Сиропом стопроцентной красоты.

24
***
Король ума приехал в сыр
на плазменном коне.
И закричал - теперь сей мир
покорен будет мне!
Но вышел мощный Брадобрей,
блистая златом век,
и грозной бритвою своей
браду ему отсек!
Теперь за тридевять небес,
как блудный сталактит,
в ночи, звездам наперерез,
брада, кружась, летит.

25
PORNOTRON

26
***
Как листва золотая кружится!
Как прекрасен её грустный вальс!
Ах, позвольте мне к Вам прислониться,
Ах, позвольте мне выебать Вас!
Среди мрака бушующей ночи
Вы куда-то, качаясь, брели.
Словно ангел средь жизни порочной,
За собою меня повлекли.
Ваш корсет был застёгнут небрежно.
И его без труда я сорвал.
Панталоны трещали так нежно,
Так невинно, что я зарыдал.
И теперь предо мной на рассвете
Распростёртою птицей из сна
Вы лежите, попавшая в сети
Моего обаянья, одна.
Уж готов я в порыве мгновенном
Насладиться победой своей,
Но незыблемый кодекс джентльмена
Необузданной страсти сильней.
И, склонившись над трепетным телом,
Замерев у раскрытого рта,
На вопрос: Вы ебаться хотели?
Сам себе прошепчу я: о, да!!!

27
***
Молодой человек, извините.
Ничего, если я подойду?
Я прошу, в положенье войдите.
Можно я покажу Вам пизду?
Не волнуйтесь, ебаться не надо.
Можно просто погладить и всё.
Что, Вас юбки смущает преграда?
Тогда нахуй сейчас же её!
Вот, глядите, чудесная роза!
Лишь недавно расцветший бутон!
Защитите её от мороза
И возьмите в ладонь целиком.
Да смелее, не будьте разиней!
Да скорее же, люди глядят!
В продуктовом сошлись магазине
Лёд и пламень! Лекарство и яд!
Это лучше, чем корпус смартфона,
Чем его равнодушная гладь.
Всё в экране его иллюзорно.
Не способно ни жить, ни дышать.
Мы забыли основы культуры.
Если дама Вас просит помочь,
Отвлекитесь от клавиатуры!
Посмотрите, как сказочна ночь!
Как порхают ожившие звёзды
Над окутанной мраком Землёй!
Ведь они - как небесные пёзды!
Прикоснитесь хотя бы к одной!

28
***
Стою, задумчив, на мосту
С недвижным профилем Сократа.
Сегодня видел я пизду
В тени полуденного сада.
Верша с болонкой променад,
Я углубился в сумрак чащи.
Как вдруг мой пёс подал мне знак,
Вдаль устремив свой взгляд горящий.
Там, средь лиан, дубов и лилий
Своей белело наготой,
Пленяя выпуклостью линий,
Огузье нимфы молодой.
Та, как царица, восседала
Среди некошенной травы.
Струя упругая сверкала,
Летя на землю из пизды.
Я созерцал ошеломленный
Ее, укрывшись за листвой.
Но в этот праздник сокровенный
Встрял чей-то голос пропитой:
Эй ты, мудила, извращенец!
Щас уебу, паскудник, блядь!
И я, поспешно спрятав пенис,
Не мог от слабости бежать.
Болонка злобно подвывала,
По лбу катился хладный пот.
Толпа вокруг негодовала,
Закрыв к спасению проход.
Я говорил: я видел нимфу!
Вон там за кустиком в траве!
29
А те кричали - это Нинка!
Живёт с бомжом на хоздворе!
Кончай пиздеть нам сказки эти,
Вуайерист, ебена мать.
Так много стало вас на свете,
Что негде женщине поссать!
Она пришла, крича мне грубость,
Глазами встретилась со мной.
И вдруг украдкой улыбнулась,
Сверкнув коронкой золотой.
Отдав им все, чем был богат,
Часы, наличность, сигареты,
Я был с болонкой очень рад
Быстрей покинуть место это.
Стою, задумчив, на мосту
С недвижным профилем Сократа.
Сегодня видел я пизду
В тени полуденного сада.

30
***
У фонтана в саду
Вы на арфе играли.
Я лизал Вам пизду,
Глядя в синие дали.
В такт движеньям моим
Вы тиранили струны,
Небесам голубым
Улыбаясь безумно.
Я учил Вас всему,
Что я знал о музЫке,
Чтоб наполнить струну
Вдохновеньем великим.
Но когда я узрел
Вашу прелесть под платьем,
Я слегка охуел,
Но продолжил занятье.
Но напрасны труды.
Все равно против воли
Образ Вашей пизды
Не давал мне покоя.
И теперь нам вдвоем
Так приятны уроки,
И звучат в унисон
Наши нежные вздохи.
Только знаю: теперь
Ждут нас Кельн и Афины.
Мы в дуэте, поверь,
Гениальны отныне.
Ведь пока мы парим,
В сладострастном финале,
Все один за одним
Оргазмируют в зале.
31
 ***
Ебался небосвод в начале мая.
Ебался снег, подснежники еблись.
Ебалось всё, в лучах весны играя.
И ветер пел: ебись, ебись, ебись!
Я шёл вперёд, безумный, охуевший.
И не переставал охуевать:
Весь мир цветной, величественный, нежный
Ко мне пытался тоже приставать!
Так проеблись бессонные недели.
И кончила в разбухший май весна.
И жаворонки в небе охуели,
И солнце охуело и трава.
И лето вдруг пиздатое настало.
Настало время ёбаной жары.
И просто всё теперь охуевало,
В прохладных норах прячась до поры.
Сидели охуевшие стрекозы,
Не в силах на жаре такой летать.
Лишь жабы вожделели к ним сквозь слёзы,
Ни квакать не способные, ни жрать...
Но вскоре осень в рот всех отъебала
Холодным ветром, мерзостным дождём…
Катались по земле ошмётки бала…
И был пиздец, но это всё потом.
Зато сечас, в миг ебли вдохновенной,
Закатывая влажные глаза,
Любовники ебущейся Вселенной
В разбухшие кончают небеса.

32
***
Леночка, Леночка,
Разведи коленочки,
Покажи пушистика,
Выбритого чистенько.
Если снимешь трусики,
То получишь бусики,
Бусики заветные,
Бусики трёхцветные.
Я мужчина статный
И любовник знатный.
Что, не надо бусиков?
Ты и так без трусиков?
Ох, куда ж ты, Леночка!
Что творят коленочки?
Крепко обнимаешь,
Что-то мне сломаешь…
Погоди же, родная,
Хата есть свободная…
А в подъездах мужички,
Тараканы, старички,
В кустиках прохладно,
Будет нам неладно.
Мы ж с тобой не курицы,
Чтоб ебстись на улице?
Людьми улицы полны.
Лена, где мои штаны?
К нам бежит полиция!
Не ловка позиция…
Что ты делаешь, Ленок?!
Риска уровень высок!
Ох, души не чаю…
Лейтенант, кончаю…
33
***
Танцуя в лунном полумраке,
Целуя локон золотой,
Я Вам шепну: нет лучше сраки,
Чем срака Ваша, ангел мой.
Из прочих срак, лишь срака Ваша
Излить способна в душу свет.
Поверьте: нету сраки краше,
Вам подтвердит любой клозет.
Мы в будущем – лишь кучки праха.
Мы не оставим и следа.
Пусть сгинет всё! Но Ваша срака
Должна быть запечатлена!
Вставайте, Людвиг Ван Бетховен!
Да Винчи, Рубенс и Ван Гог!
Вот сей предмет, что вас достоин!
И дарит новой жизни срок!
Ах, срака, срака, птица срака!
И жизнь, и слезы, и любовь!
Парит средь знаков Зодиака,
В сердцах земных волнуя кровь!
Пройдут года, в пучине мрака
Погрязнут, страны, города!
Но в тьме кромешной Ваша срака
Сиять останется всегда!

34
***
Устав от неприличных споров,
Устав от пошлых разговоров,
Я вам отвечу, господа,
Чем пахнет женская пизда.
Тех, кто гундит, что пахнет рыбой,
Я уебу по тыкве глыбой.
На самом деле, мальчик мой,
Когда нырнёшь в лобок густой,
Где море запахов игривых
Нас поглощает, прихотливых,
Темнеет разом внешний мир,
И мы под звуки горних лир
Плывём в диковинное царство,
Где для души мужской лекарства
Благоухают и манят,
И влажно соками блестят.
Ты чуешь? Запах перламутра,
Когда на берег моря утром
Мальчишкой выбежал босым,
Объятый счастием простым?
Овеян воздухом солёным,
Одним желаньем упоённый,
Весь этот мир к себе прижать
И целовать, и целовать,
Пока земля не содрогнётся
И в сладких спазмах не забьётся,
И звёзды в море не падут,
Шипя: oh? Baby! That was good!

35
***
В привычках леди, преданных балету,
Одну я склонность милую люблю:
Сводить прилежно и зимой и летом
Интимную растительность к нулю.
Чтоб на лету неистовом, высоком,
Когда партер дыханье затаил,
Весьма заметный под прозрачным шёлком,
Вид пышных кудрей взоры не смутил.
Уединившись перед зеркалами,
Оставив бренный мир на полчаса,
С бесстыдно разведенными ногами
Они творят все эти чудеса,
Чтоб чистое искусство нам сияло
При свете рамп, сквозь кружева шелков,
Прервав дыханье зрительного зала,
Затмив сиянье люстр и потолков!
Ах, знайте: я мечту одну лелею,
Быть рядом в тот момент и помогать
Осматривать бутон прекрасной феи,
В местах, до коих трудно ей достать,
Изобличая пристально и рьяно
Ростки избегших казни волосков,
А после, от усердия чуть пьяный,
Втирать крема в соцветья лепестков!

36
***
В капсуле грохочущей подземки
Старику с поникшей головой
Из-под блузки девочки-студентки
Подмигнул сосочек озорной.
Что искал он в этом взгляде мутном?
Что там он хотел расшевелить?
Не найти ему в остове утлом
Чувств, что смогут ярко заискрить.
Лучше бы ему в мужских обьятьях
От желанья близости твердеть
Или на экзамене под платьем
Поцелуи препода терпеть.
Только знайте: маленькое солнце
Сердце вдруг согрело старику!
Серый мир на части раскололся,
Зацвели тюльпаны на снегу!
Не сравнить нахлынувшие чувства
С еблей подростковой день деньской,
Как предмет высокого искусства
С надоевшей до смерти попсой.
И старик, былую вспомнив славу,
Трудовых, давно прошедших дней,
Сплюнул на пол: сиську спрячь, шалава!
И побрёл дорогою своей.
А девчушка, злобы не почуяв,
Грудь свою не стала прикрывать.
Прошептала тихо: пидор хуев.
И пошла экзамены сдавать.

37
***
Много женщин в цвету
Населяют планету.
Я бы выебал ту.
Я бы выебал эту.
Все куда-то бегут.
Развеваются юбки.
В их квартирах уют.
Их накрашены губки.
Всех их кто-то ебёт.
На полу, на кровати,
И где крыша течёт,
И в роскошном Бугатти.
Их ебут без меня.
Есть резон возмутиться.
Вот такая хуйня
На планете творится.

38
***
В темных тучах месяц робко
Проплывает за окном.
Там ебет себя красотка
Длинноплодным огурцом.
Свет дрожит. Скрипит кроватка.
И мелькает огурец.
А девица стонет сладко,
Огуречный сжав конец.
А в другом окошке парень
Над учебником корпит.
Он умен, хитёр, коварен.
Он идеями кипит.
Вот как стану я успешным,
Стану я миллионер,
Все бабье, вздыхая нежно,
Прибежит сосать мой хер.
Я сейчас ещё немножко
Потружусь и лягу спать.
У соседки-длинноножки,
Блин, опять скрипит кровать.
В темных тучах месяц робко
Проплывает за окном.
Там ебет себя красотка
Длинноплодным огурцом.

39
***
Я стоял в раздумьях мрачных.
Вдруг, как сон, из-за угла
Жопа в трусиках прозрачных
Предо мною проплыла!
Я смутился, поклонился,
Скромно шляпу приподнял
И за нею припустился,
Будто разум потерял.
Я забыл свои проблемы
И приличья, и покой.
Эта жопа мне горела
Путеводною звездой.
А быть может, кто-то скажет:
Как ты можешь просто так
И бездумно, и отважно
Обожать чужой пердак?
Я отвечу: нет, коллеги!
Нет, любезные друзья!
Возжелав любовной неги,
Делать глупости нельзя!
Негатив развеять чтобы,
Я скажу, удвоив прыть:
Нет! Хозяйка этой жопы
Злой никак не может быть!
У нее душа поэта!
У нее поет душа!
Женщина не может эта
В чем то быть не хороша!
Этот дар получен свыше!
Он судьбой благословен!
40
У меня поедет крыша,
Если ей не сдамся в плен!
Только где она!? Сбежала?
Ну зачем трепался я?
Ну и ладно. И не жалко.
Жоп таких здесь дохуя.

41
***
В тени полуночной оливы
Тебе шепну я, чуть дыша:
Ты охуительно красива
Ты невьебенно хороша.
Я для тебя горами движу.
Я ожиданьем робким полн,
Чуть я тебя в мечтах увижу
На хуе пламенном моем,
Чуть через тюль потоки света,
Лаская складки простыни,
Падут в предчувствии минета
На сиськи голые твои.
Но в миг, когда с ухмылкой Клуни
Я над лицом твоим склонюсь,
Ты скажешь, стоп. Сначала куни.
И я, конечно, подчинюсь.

42
***
Я знаток высокого искусства,
Музыки, стихов, скульптур, картин.
Вызывают трепетные чувства
Рафаэль, Вивальди, Тютчев, Грин.
Но теперь моё разбито сердце
С той поры, как встретил и не смог
На твою пизду я наглядеться,
Словно на подсолнухи Ван Гог.
Как Моцарт, отравленный Сальери,
Я хрипел, хватаясь за белье.
И, подобно Данте Алигьери,
Созерцал подробности ее.
Пали в прах сонеты, менуэты,
Блок, Шекспир, Шаинский, Полевой.
Чудо новоявленное это
В миг затмило разум ясный мой.
Не найти ни зала, ни музея,
И в театр билеты не купить,
Где б я мог, пред ней благоговея,
Тягу эту удовлетворить.
Днём и ночью, словно призрак милый,
Как в пустыне трепетный мираж,
По веленью чьей-то тёмной силы
Вижу я пизды твоей пейзаж.
И, поверив в сказку на мгновенье,
Я тянусь дрожащею рукой.
Только тает, будто сновиденье,
Это чудо в дымке голубой.
Вы простите, Людвиг ван Бетховен,
Вы простите, Блок и Ференц Лист.
43
Глубоко пред вами я виновен.
И как гражданин, и как артист.
Я признал сей факт невыносимый.
Не сломить природы естество.
Очевидно, что пизды любимой
Для меня превыше волшебство.

44
***
В Питере жарко. Смеясь на глазах у матросов,
Жесткий поребрик приняв за гавайский курорт,
Голая женщина жадно смолит папиросу.
Девочка мимо проносит украденный торт.
Словно виня в непристойностях варварский
город,
Балтика хлещет порочный бетон по щекам.
Крейсер Аврора, заслышав мальчишеский
топот,
Рвется на помощь невидимым красным полкам.
Сам я невольно уже кособочу походку,
Словно морской, революцией меченый, волк.
Густо смешав кокаин и паленую водку,
Я пробираюсь по трупам в назначенный полк.
Гаркнет матрос Железняк, протянув ко мне
лапы,
И оглушит дружелюбного хохота гром.
Я расскажу им, как ёб на поребрике бабу.
И угощу ароматным бисквитным тортом.

45
***
Ёбся месяц с чёрной тучей.
Ёбся ясный день с дождем.
Поеблась лопата с кучей,
С червяками чернозем.
Ебся ключ с дырой замочной,
Ебся поезд со скалой.
Ёб отшельник персик сочный,
Ебся тапочек с ногой.
Вот такое поведенье
Демонстрирует народ
Весь период наблюденья,
Что веду не первый год.
Я скажу, что скрыла пресса,
Пропаганда и кино:
Ебля - двигатель прогресса.
И другого не дано!

46
***
Твой стон, как музыка Бетховена,
Что гений трепетный извлёк,
Прижавшись к скрипке зацелованной,
Как еле спасшийся зверёк.
Слились вселенские вибрации
С твоим дыханьем в унисон,
Когда, затмив кошачью грацию,
Пушистым двигаешь лобком.
А стоны эти бьются волнами
В бетон сознанья моего.
Летят куски его огромные,
Порхая в космосе легко.
И кружат, как тела астральные,
Под гром литавр над головой,
Пока оргазмы гениальные
Мы вновь и вновь творим с тобой.

47
***
Пили ангелы чай,
Отдыхая от дел.
Я тебе невзначай
На пизду поглядел.
И земля поплыла
Из-под ног подо мной.
Хоть пизда и была
Скрыта плотной джинсой.
Как могла ты легко
Так ее повернуть,
И джинсу глубоко
Внутрь пизды затянуть?
Погоди, не спеши.
Посиди, отдохни.
Из джинсовой тюрьмы
Ты пизду отпусти.
Пусть шумит ветерок
У нее на лобке.
И блестит ее сок
У меня на руке.
Так пойдем же ко мне,
Только я, только ты.
Грусть утопим в вине!
За свободу пизды!

48
***
Танцуя как-то на балу,
Вы показали мне пизду.
Я десять лет ни ел, ни пил,
А только плакал и дрочил.
Прошли года. Твоя пизда
Уже, наверное, седа.
Она доступна лишь врачу.
А я все плачу и дрочу.

49
***
Вдалеке от потных рыл,
От проблем глобальных,
Я любимой писю мыл
И проход анальный.
Сиськи, волосы, живот,
Руки, ноги, шею.
Охуенно было чтоб,
Все цвело и пело.
А за окнами в грязи
Ездили машины.
Дождик гадкий моросил
На зонты и спины.
Все они месили грязь
И по лужам плыли.
Я ж, от счастия лучась,
Мылом писю мылил.
Обнимал ее и пел,
Тер душистой пеной.
Потому что я хотел
Чистых отношений.

50
***
Я хочу ебать их всех.
Звёзд, буфетчиц, королев,
Пацифисток, нянек, прачек,
Трактористок, швей, чудачек...
В платьях, в шортах, в свитерах,
в джинсах, в туфлях, в сапогах,
Стройных, полных, молодых,
Смуглых, бледных и худых,
пергидрольных, малахольных,
злобных, добрых, своевольных,
юных, зрелых, пожилых,
строгих, ветреных, тупых,
умных, грустных и весёлых,
В городах, деревнях, сёлах,
Днём и ночью, на заре,
На тахте, на пустыре,
В море, в поле, в арке, в парке,
В холода и летом жарким,
Чтоб кончали, чтоб кричали,
Чтоб кусались и рычали,
Пели, дрыгались, тряслись,
Целовались и дрались,
Чтоб тела скрутили спазмы,
И безумные оргазмы
Сотрясали небеса,
Как весенняя гроза.
Чтоб, цветя под тёплым ливнем,
Плодоносили обильно
Миллионы женских лон,
Тех, что дали мне тайком.
51
Ну, а те, что мне не дали,
Днём и ночью бы рыдали,
Чтоб в конце концов понять,
Что придётся всё же дать.

52
***
Голая бродишь, в галоши обутая.
Сердце моё, словно дятел, в груди.
Ты ебанутая, ты ебанутая.
Знаешь, мне, кажется, надо идти.
Да. Уходи. Над промежностью волосы
Пахнут, как самый дешёвый шампунь.
Твёрдым соском задевая мне по носу,
Чмокаешь в чёлку, седую, как лунь.
Недоколдована, недоцелована,
Мечешь по рюмкам раствор дорогой.
Трудно с елдой, в твои губы закованной,
В полночь мужчине убраться домой.
Потная жопа на томик Тургенева
Села, запнувшись о смятый ковёр.
Голая женщина с улицы Ленина,
Я от тебя убегаю, как вор.
Смотришь с балкона, в галоши обутая,
Как ковыляю меж сумерек прочь.
Я ебанутый и ты ебанутая.
Нас обвенчала проклятая ночь.

53
***
Белены с трын-травою поевший,
Я - старик, от тебя охуевший.
Просияли на бледном горбе
Все татухи мои о тебе.
Я дыханьем циррозным обдую
Афродиту мою молодую.
Теребонькая выпавший срам,
Присосусь к ярко-красным губам.
Я пришлю тебе, милая, в личку
Голубое, в прожилках, яичко.
И в автобусе липко прижмусь,
И на след твой в ночи помочусь.
И замрёшь ты, как птица в неволе,
И поймёшь ты, на счастье иль горе,
что по воле всех проклятых лун
Полюбил тебя чёрный колдун.
И не сможешь ты больше смеяться,
С молодыми друзьями общаться,
Лишь желанью верна одному:
Прикасаться к горбу моему.

54
***
Грустит Оксана. Недоёб.
Мельчают мужики.
Сидят в инетах и взахлёб
Постят свои стишки.
Нет, чтобы в гости заглянуть
И тортик принести.
И хоть разочек натянуть,
От грустных дум спасти.
Ах, вот! Откликнулся один!
Как будто мысль прочёл!
Не стар, и, вроде, не кретин.
И фотки так, ничо.
Но подожди, зачем спешить?
Что ж я, совсем уж блядь?
Меня ведь надо заслужить!
Увлечь, завоевать!
А это что за драндулет,
Которым он рулит??
С таким! И в койку? Ну уж нет!
Пусть в BANе посидит!
Да и вобще, такой как мне
Пристало ли грустить?
Лишь батарейки надо две
К вибратору купить!
Грустит Оксана. Недоёб.
Мельчают мужики.
Сидят в инетах и взахлёб
Постят свои стишки.

55
***
О стенку тумбочка стучала.
Кровать скрипела до мажор.
А ты мычала и кончала,
Держась за край измятых штор.
На солнце птички щебетали.
Звенела ранняя капель.
А ты под гнётом гениталий
Вжималась в душную постель.
Весь мир смешной такой, чудесный,
Тебя повсюду окружал.
А ты своей вагиной тесной
Сжимала хуй, чтоб не сбежал.
Очнись, очнись от этой скачки!
Попей чайку, взгляни в окно.
Пройдись по улице с собачкой!
Свари компот, сходи в кино!
Но нет. Сколь солнце ни сияло,
Пытаясь к разуму призвать,
Ты всё мычала и кончала.
Ну что с такой коровы взять.

56
***
Ты злилась, ты сопротивлялась.
Ты насмерть билась и брыкалась.
В твоих глазах горел огонь.
Шептали губы: "только тронь!"
Смешались в кучу руки, ноги,
Готов я сдаться был в итоге.
Но не забыть мне никогда
Твой злобный шёпот: "не туда".

57
***
Я прошу Вас матом не ругаться.
Я готов немедленно уйти.
Просто очень хочется ебаться.
А вот Вы могли б меня спасти.
Можно, если нищий ждёт монету,
Просто поискать в карманах брюк
И соврать, пожав плечами: «нету!».
Только не прокатит этот трюк!
Я же знаю: там, под сенью кружев,
Где кудряшки замерли волной,
Скрыто всё, что голову мне кружит
В этой жизни, серой и пустой.
Так спасите, дамочка, спасите!
Я молю, не дайте умереть!
Поднимите юбку, поднимите!
Ваша помощь может не успеть!
Это ж дело, в общем-то простое
Во спасенье жизни снять трусы!
Это ж, как ребёнка в чистом поле
Заслонить собою от грозы!
Благородней не было задачи.
Это всё, на чём наш мир стоит.
Вы должны ебаться. А иначе
Войны, наводнения, ковид.

58
LOVE LYRICS

59
***
Моя девушка не больна.
Моя девушка, в общем, здорова.
Просто, если по правде, она
Временами немного сурова.
Если вдруг ей подаришь цветы
В честь какой-нибудь праздничной даты,
Скажет грубо: ну что за понты?
Ни к чему это. Выброси нахуй.
Ну а если среди бела дня
Целоваться захочешь спонтанно,
Скорчит рожицу: что за хуйня?
Я ведь луку наелась недавно!
А когда, от вина осмелев,
Ты предложишь ей секс на Мальдивах,
Пробормочет, слегка покраснев:
Не пошёл бы ты на хуй, мудила?
Моя девушка не больна.
Моя девушка, в общем, здорова.
Просто счастлива с мужем она.
И не хочет кого-то другого.

60
***
Ищут пожарные, ищут военные
Женщину лет двадцати-тридцати.
Из-за того, что она охуенная.
И охуеннее им не найти.
Всё позабыто: пожары, ристалища.
Ночью не могут учёные спать.
Тайну Вселенной, как тайну Влагалища
Тщатся постичь, рассчитать, доказать.
Только не хватит ни силы ни времени.
Толка не будет от рёва сирен.
Всё потому что моё охуение
Глушит радары всех прочих систем.

61
***
Звенят бокалы тонкостенные,
А ты средь них, как сладкий сон.
Какое платье охуенное,
Какой пиздатый причесон!
Могу при всех помастурбировать,
Или с небес достать звезду.
Лишь дай мне сиськи помассировать,
Коленки, жопу и пизду.
Я блевану, я голым выскочу,
Я упаду и обосрусь!
Я из говна колечко выточу,
Чтобы твою развеять грусть.
Я буду рвать на жопе волосы,
Кричать прохожим "гой еси!"
Петь хабанеру тонким голосом.
Лишь быть разумным не проси.

62
***
Девочка пукнула в классе
В час гробовой тишины.
Нету позора ужасней.
Нету серьёзней вины.
Дети жестоко смеялись.
Мрачно учитель молчал.
Эхо по школе металось,
Шифер на крыше бренчал.
Смехом подружки давились.
Мокло на юбке пятно.
Мальчик, с которым водились,
Смылся с другою в кино.
Будь я волшебником добрым,
Время вернул бы назад.
Я объяснил бы подробно,
Чем плотный завтрак чреват.
Но не сдержать хода стрелок.
Память платком не стереть.
Дома осколки тарелок
Будут сегодня звенеть.
Только один не смеялся
Толстый мальчишка в углу.
Запах тот пряный казался
Слаще конфеты ему.
Ведь у безумно влюблённых,
Сколько при всех ни перди,
Этот момент неудобный
Жар не погасит в груди.
Плакать не надо, родная.
Верь мне - любовь победит.
63
Мальчик, надежды не зная,
В сердце лекарство хранит!
Девочка пукнула в классе
В час гробовой тишины.
Нету позора ужасней.
Нету серьёзней вины.

64
***
Так бывает с каждым.
Скверная примета.
Девушка однажды
Потеряла лето.
Сонная бродила
Между зданий серых.
Что-то говорила.
Кучам листьев прелых.
В бездны луж глядела,
Шла над облаками,
Чуть не улетела
К небу вверх ногами.
Но красивый мальчик
Рассмеялся звонко,
Взял её за пальчик
И отвёл в сторонку:
Знаешь, плакать рано,
Успокойся, крошка.
Вот, на дне стакана
Лета есть немножко.
Девушка глазами
Кротко улыбнулась.
Нежными губами
К лету прикоснулась.
Обожгло дыханье,
Буря налетела.
Хрупкое сознанье
Потеряло тело.
На ветру холодном
Яркий лист кружится.
65
Мальчик смехом злобным
Искажает лица…
Бойтесь, бойтесь, девы,
Бездны чёрной лужи,
Сторонитесь, девы,
Слуг осенней стужи,
Мальчиков красивых
Что, вдали от света,
Меж дворов тоскливых
Предлагают лето…

66
***
В карантине, зевая от скуки,
Собираясь на кухне поддать,
Я увидел, как трахались мухи,
Не дававшие ночью мне спать.
Я газетой взмахнул с нетерпеньем
Отомстить за бессонную ночь,
Но вдруг понял, что в это мгновенье
Совершить мне убийство не смочь.
Ведь поймите, на свете суровом
Так немного любви и тепла,
Что не слыханно было б жестоко
Их амурные портить дела.
Так пускай две счастливые мухи,
Потеряв осторожность и стыд,
Забываются в сладостной муке,
Освещая мой муторный быт.
Ну а я накачу сотню граммов,
Накачу и налью себе вновь.
За весну, за друзей вечно пьяных,
Ну а крайний - всегда за любовь!

67
***
Гуляешь, в пестрый шарф закутана,
Пинаешь камешки ногой.
Да ты же просто ебанутая.
Давай поженимся с тобой.
Вокруг тебя снуют животные.
Резвятся, прыгают, скуля,
Рычат, сопят носами потными.
Погладь немного и меня.
Мы все в плену враждебной тупости.
Прости меня и пожалей.
Твоей согретый ебанутостью,
Я стану лучше и добрей.
Но тщетно бегал я кварталами,
Прохожих к стенке прижимал.
Твой пестрый шарф и губы алые
Маньяк по урнам раскидал.

68
***
Луна пизда над речкой мандавошкой.
Трава хуйня, деревья мудаки.
Я нахуй шел, говно пиная ножкой.
В кустах-мудях дремали голубки.
В стволы дубов стучал разьеба дятел.
Блевало небо. Кто-то где-то срал.
Токсичные дымили предприятья.
На рынках прогрессировал обвал.
Ты мне сказала: ебаный придурок.
А я сказал: сама ты прошманда.
И ты ушла в Ебучий переулок.
А в небесах горела Блядь-звезда.

69
***
Я сижу на берёзовой веточке.
И пускаю к Луне пузыри.
Не ходите тут, милые девочки.
Здесь живут инвалиды любви.
Мятной капелькой с вялого пениса
Над землёй нависает душа.
Может быть, я уже наебенился
И сейчас упаду, не дыша.
Так подайте калеке убогому
На прокорм сам не знаю чего.
На билет до небесного логова.
Здеся мне зимовать нелегко.
Стоит холоду только притронуться
К лепесткам обнаженной души,
Заострятся лобковые волосы,
Превращаясь в стальные шипы.
Сколько вас, измочаленных, милых,
Опускал я в болотную тишь.
Так зачем по веленью злой силы,
К своей гибели жадно спешишь?
Я сижу на берёзовой веточке.
И пускаю к Луне пузыри.
Не ходите тут, милые девочки.
Здесь живут инвалиды любви.

70
***
В твоих глазах живёт полнеба.
Нет, врешь, всё небо целиком!
И континент, и вся планета,
И солнце в небе голубом.
В них день и ночь, и штиль, и буря.
Что говорить, в них жизнь моя.
Там счастлив я. И я тоскую,
Коль хоть на миг в них нет меня.

71
***
Зелёное платье, змеиное платье.
Его на тебе просто взять и порвать бы.
Сползёт оно, словно лягушачья кожа,
Под ласковый шёпот: не надо, Серёжа…
И тут же мне хитро лиса улыбнётся
И зайцем в кусты из объятий сорвётся,
И, как привиденье, волшебно и жутко
Взлетит из кустов к небу дикая утка.
Где верный колчан мой, где острые стрелы!
Что прямо в крыло я всажу ей умело!
Но что это.. я ведь люблю её, Боже.
Стрела повредит её нежную кожу.
Бегу, спотыкаясь, ей вслед через чащу.
Ведь нет этой цели несбыточной слаще.
И жёг я костры, ел болотную тину,
Как волк, заползал ночевать в котловину.
Как крепко связал нас неправедный Боже.
И злобно шепчу я, мудак ты, Серёжа.
И вот я однажды, худой и голодный,
С глазами горящими призрак босплотный
Взобрался на холм, обдуваемый ветром,
Где густо реальность мешается с бредом.
Увидел я мир, опьяняюще яркий,
Побрёл я средь леса по тропке нежаркой.
И вдруг я нашёл то гнездо, где таится
С яйцом золотым неприступная птица!
Я лез одержимо за должной наградой.
А птица шептала: Серёжа, не надо!
Я рвал о сучки свою бледную кожу.
Не надо, Серёжа, не надо, Серёжа...
72
И с хрустом яйцо я схватил золотое!
И мир стал другим, стало небо другое.
Я пальцы разжал, и в глазах потемнело.
И мчался я прочь, пока слушалось тело.
И, рухнув, боролся я с приступом визга
Ведь смерть я свою там увидел так
близко...
Она у меня на ладони блестела.
Я понял: спасти меня птица хотела.
С тех пор в сундуке моя гибель хранится
На дубе, где цепь золотая искрится.
Зелёное платье, змеиное платье.
Его на тебе просто взять и порвать бы.
Сползёт оно, словно лягушачья кожа,
Под ласковый шёпот: не надо, Серёжа…

73
***
Вовсю апрель. Но всё ещё зима.
Ведь Солнце обо мне моё забыло.
Буксует на душе моей уныло
Февраль в желе из снега и говна.
Я знаю, что на мне печать вины.
Что в жизнь твою не должен был вторгаться.
Но все ж не дать в зиме навек остаться
Тебя прошу я именем весны.
Прошу, спаси. Ведь это так легко.
Особенно тебе, моя лисичка.
Достаточно прислать мне смайлик в личку,
И станет по-весеннему тепло.

74
***
Моя любовь, лисичка, зая,
Не исчезай, не убегай,
Не уходи, я умоляю.
Судьбу мою не разрушай.
Пришли хоть слово "ненавижу".
Хотя бы так. Ведь все равно
Ты на мгновенье станешь ближе,
Когда отправишь мне его.

75
***
Листья на ветру кружили сальто.
Надрывался в Хаммере Ту Пак.
Я соском водила по асфальту,
Чтобы получилось "ты - мудак".
Только что бы я ни выводила,
Несмотря на грамотность мою,
По веленью чьей-то тёмной силы
Получалось "я тебя люблю".

76
***
Я до встречи с тобою,
Как в тумане брела.
А теперь от любови
Поднялась, расцвела.
Что ж ты ссышься от страха,
Что ползешь под кровать?
Я ж люблю тебя нахуй,
Я ж люблю тебя, блядь.

77
***
Вчера я понял все причины,
Я понял тот секрет простой,
Как можно взрослому мужчине
Быть верным женщине одной.
Как можно, впитывая запах,
Единым телом стать родным
В чреде слияний многократных,
Не оставляя шанс иным.
А в дни мучительной разлуки
Дрочить и думать лишь о ней,
И вспоминать родные руки
И взгляд, что солнышка светлей.
Забыть навек всех женщин в мире.
Это немыслимо, но факт!
В метро, на улице, в квартире
Ходить счастливый, как дурак.
Как понял это я, не знаю.
А знал бы - вам не рассказал.
Мне самому нужна такая.
А вас я всех в гробу видал.

78
COURTUIS

79
***
Когда весной иду на променад,
Встречая дам, чьи так прозрачны юбки,
В душе моей, забывшей зимний ад,
Стучит вопрос о клетку плоти хрупкой:
Прилично ль даму в попку целовать,
Подняв прозрачной юбочки завесу?
Иль доброго утра ей пожелать
Сперва для соблюденья политеса?
Понятен гнев, когда средь бела дня
На улице, при всём честном народе
Тебе целуют попку втихаря
И даже не спросивши о погоде!
Но, право же, поймите нас, мадам!
Как пропустить сие произведенье!
Велит Амур неистовым устам
Войти с объектом в соприкосновенье!
Внемлите ж мольбам пленника страстей!
Когда свой променад весной вершите,
Непрошенных, но ласковых гостей
Прочь из-под юбки выгнать не спешите!
Подобно розам, попки пусть цветут!
Пусть кожа будет их благоуханна…
Как персик! Да воздастся вам за труд,
Свершаемый в парах душистой ванной!
И в час, когда, гуляя по Москве,
Почувствуете нежность поцелуя,
80
Точёным каблучком по голове
Не бейте нас, без нужды негодуя.
Но если вы меж сумрачных аллей,
Под пенье лир, вибрирующих властно,
Подставили б её в пылу страстей
Под поцелуй, ах было б так прекрасно!!!

81
***
В привычках леди, преданных балету,
Одну я склонность милую люблю:
Сводить прилежно и зимой и летом
Интимную растительность к нулю.
Чтоб на лету неистовом, высоком,
Когда партер дыханье затаил,
Весьма заметный под прозрачным шёлком,
Вид пышных кудрей взоры не смутил.
Уединившись перед зеркалами,
Оставив бренный мир на полчаса,
С бесстыдно разведёнными ногами
Они творят все эти чудеса,
Чтоб чистое искусство нам сияло
При свете рамп, сквозь кружева шелков,
Прервав дыханье зрительного зала,
Затмив сиянье люстр и потолков!
Ах, знайте: я мечту одну лелею,
Быть рядом в тот момент и помогать
Осматривать бутон прекрасной феи,
В местах, до коих трудно ей достать,
Изобличая пристально и рьяно
Ростки избегших казни волосков,
А после, от усердия чуть пьяный,
Втирать крема в соцветья лепестков!

82
***
О, времена, о нравы! Боже правый!…
Куда смотрело Царское Село?!
Сегодня утром их студент кудрявый,
Забыв приличья, влез ко мне в ландо.
(Я, право, замечталась там немного.
Случилась ночью страшная жара.
И на рассвете я, накинув тогу,
В прохладный сад скользнула из окна.
Я к сорока совсем без сна осталась.
Берут своё богемные года.
Кровать душна. И прогуляться малость
Я вышла в сумрак утренний одна.
Решив предаться мыслям единенным,
Я прилегла в ландо графини Эс…
В углу мерцал соблазном эфемерным
Забытый кем-то розовый шартрез.
И вдруг, когда со дна пустого капля
Была готова пасть ко мне в уста,
Ко мне в ландо с нахальным криком «ха, бля!»
Заглядывает чья-то голова.
Смущая взором липким и нескромным
Всё, что одежда силилась сокрыть,
Едва борясь с желанием животным,
Он спрашивает, нет ли закурить...
Сквозь щели глаз безбожно затрапезных
От пьянства до потери RENOME,
83
Узнала я пиита строк скабрезных
О ножках, снах, ланитах и тэ, пэ.
Ах, помнится, с его papa Сергеем
У графа N кокетничала я.
А тут сынок… К тому ж зело под хмелем.
Неловкостью полна душа моя.
Что ж, mon petit, коль так, давай покурим.
Хотя, для лёгких вредно, говорят.
Ведь есть крокет, лапта, футбол, ходули -
Достойные занятья для ребят!
Он толковал мне долго о Платоне,
Пуская дым в небес хмельную гладь,
О вольтерьянцах, Разине, Байроне…
Затем Баркова принялся читать.
При этом всё держал меня за пальчик.
Так мило, что я чуть не отдалась
В объятья сладких грёз.. Ах, скверный мальчик…
Но вдруг пришла нежданная напасть!
Ах, Боже правый! Смена караула!
Пажи подходят к нашему ландо!
И я к мальчишке потному прильнула.
Ах, будь что будет, мне уж всё равно….
Как будто тихо – молвил паж другому.
А в это время наглый стихоплёт,
Притиснувшись к взволнованному лону
Приап свой жалкий мне туда суёт!

84
Какая дерзость! Но пажи так близко…
Узнают – графу тут же донесут!
Святой Акакий! Надо ж пасть так низко…
Когда же эти увальни уйдут!
Граф будет в ярости… Уж лучше не брыкаться…
Храня что было силы тишину,
Я продолжала глупо отдаваться
С печалью горькой глядя на Луну…
Хотя, признаться (только это лично)…
В нём что-то было. Удаль, мощь, напор…
Ведь это, право, очень романтично,
Ища любви, преодолеть забор…
А после этот гадкий Kerubino
К любимой розе графа подбежал,
Сорвал цветок и с наглостью наивной
Мне в локоны продел его, нахал!
Вы б видели, как стыл он от смущенья,
Трезвея от моих холодных слов!
И завтра, чтоб продолжить наставленья,
Я в парке с ним встречаюсь в шесть часов.

85
***
Я обычно слушаю Шопена,
Наблюдая, как музыке в такт,
Каплет на пол розовая пена
Изо рта графини Мандельблат.
Я люблю во время увертюры
Целовать графиню в декольте
И, кружась по клочьям партитуры,
Исполнять лихое фуэте!
А потом смотреть, как золотится
На углях бесстыдное бедро,
Где татуировка райской птицы
Корчит грациозное крыло.
И, пока звучат сонаты Баха,
За накрытым яствами столом,
Без сомнений горестей и страха,
Мякоть юных глаз запить вином.
А, затем, когда в привычных муках
Солнца диск начнёт рожать Земля,
Под волшебный звук симфоний Глюка
Отложить в клозете кренделя.
Чтоб Морфей своей волшебной силой
Крепче обнимал со всех сторон,
Чтоб графиня громко не бурлила,
Благородный мой смущая сон.
Я обычно слушаю Шопена,
Наблюдая, как музыке в такт,
Каплет на пол розовая пена
Изо рта графини Мандельблат.

86
DEPRESSED
&
GOTHIC

87
***
О, как я рад, что через год
Ты будешь менее красивой,
А через три – поблекнет рот,
Померкнут губ твоих изгибы.
Любовь, терзающая плоть,
Ослабит хватку, умирая.
Стальные путы распороть
Смогу, с другой в любовь играя.
Спасибо, смерть, что образ твой
Сквозит в чертах моей любимой
Благословенной пеленой,
Затмившей свет невыносимый.
Во искупленье красоты
Грядёт на смену ей уродство,
Взамен любовной маеты
Своё даруя превосходство.
Во избавленье от оков,
Сжимавших грудь мою жестоко,
Грядущей тьмы я вижу ров,
В глазах, распахнутых широко.
Чего ж так страшно мне, скажи,
Когда, ночами просыпаясь,
Я чую, как любовь крушит
Покоя призрачную завязь?
Неужто даже смерть слаба
Перед чудовищною силой,
88
Что задремавшего раба
Способна вырвать из могилы
Для новых слёз, для новых мук.
Чтоб снова он, блюя и воя,
Взошёл на новый адский круг,
Забыв о радостях покоя.

89
***
Некрасивая глупая девочка
Без тепла, без друзей, без любви,
Ты по жизни плывёшь, словно щепочка,
На ухабах ворча: се ля ви.
А вокруг, в ежедневной сумятице
Воют волки, топочут слоны,
Квохчут куры, шипят каракатицы:
Будь красивой и умной, как мы!
И глядишь ты в их морды надменные,
Стиснув челюсти: врёшь, не возьмёшь...
Вам назло стану я охуенная,
Не похожа на вас ни на грош.

90
 ***
У меня есть садик,
Маленький мой адик.
Ягодки гнилые,
Зайчики хромые.
Ядовиты яблочки,
На тропинке ямочки.
Топкие болотца,
Чёрные колодцы.
Там на самом донышке
Косточки Алёнушки,
Трупик Красной Шапочки,
Хвостик от Русалочки.
В рёбрах Белоснежки
Блещут сыроежки.
Только я один брожу
И на трупы не гляжу.
Наберу я в леечку
Жидкого морфеечку.
Я берёзоньку полью,
Я берёзоньке спою:
У моей берёзки
Кожаные слёзки.
Корешки ползучие,
Листики гремучие.
Вмиг берёзка оживёт,
Корешки свои сожмёт,
91
Вздрогнет, словно от оргазма.
Под землёй начнутся спазмы.
К нам приедет Князь Ваал,
И устроит карнавал.
Вот каков мой садик,
Маленький мой адик.

92
***
Утратив любовь и возможность ночлега,
Терпя на морозе жестокую муку,
Слепил я из грязного, ссаного снега
Не снежную бабу, а рыжую суку.
С глазами раскосыми, блядской улыбкой,
С лобком из пропахшего рвотой мочала,
С глазами, в которых качается зыбко
Весь ёбаный мир без конца и начала.
И губы мои прошептали невольно:
Ты так омерзительна, так безобразна…
Она ж хохотнула, и ранила больно:
Художников много, хороших и разных!
Да как ты посмела! Презренная шлюха!
Я – гений, а ты лишь отход неприличный!
И я, зарыдав, ей влепил оплеуху.
И рот её тут же оскалился хищно:
О, да, мой любимый! Мой грозный, мой
грешный!
Ударь же сильнее! Яви свою силу!
Из всех, кто пинал меня, ты самый нежный!
Из всех ненавидевших ты самый милый.
И я продолжал. Возле детской площадки
Столпился народ, пребывающий в шоке.
А я, опрокинув её на лопатки,
Размазал по грязному снегу ошмётки.
Я рухнул на снег, сотрясаясь в рыданьях,
93
И только почудился шёпот неясный:
Смотри, это препод наш по рисованью.
Ведь я говорила тебе, что он классный!

94
***
Пришла весна. Самоубийцы
ликуют, в петлях трепеща.
Блаженством, замершим на лицах,
Приводят в бешенство врача.
И не прервать ему до ночи
Счастливцев умерших поток.
Устали руки, слепнут очи,
Кружится белый потолок.
А после, словно призрак зыбкий,
Бредёт он средь огней ночных,
Смотря с безумною улыбкой
На лица хмурые живых.

95
***
Умер цирк. И умер слон.
Умерли собачки.
Умер ослик под седлом
Умершей циркачки.
Клоун умер, умер свет
В лампочках на стенах.
Акробатика скелет
Кружит над ареной.
Умер седенький скрипач,
Улыбаясь мило.
Умер карлик и силач.
Умерла горилла.
Только ты ещё влачишь
Бремя тяжких дней.
Что вздыхаешь и грустишь?
Умирай скорей!
И над умершим тобой
в умерших оконцах,
вспыхнет умершей звездой
умершее солнце!

96
***
Бабочка царевна
Сверлится в окно.
И жужжит напевно
Тонкое сверло.
Скоро в несуразный
Домик мой влетит,
Хоботок алмазный
В сердце мне вонзит.
Горько скажет солнце:
Умер зверобой.
Бабочка в оконце
Выпорхнет домой.
А в прозрачном брюшке,
Окислом дыша,
Мёртвого героя
Будет плыть душа!

97
***
Прекрасен мой печальный паж
В берете голубом.
Он водит быстрый экипаж.
Учтив его поклон.
Но тяжела его печаль.
И меркнет Божий свет,
Когда он с грустью смотрит вдаль,
Оставив свой обед.
Я принесла ему цветок
Из сада моего:
Развей печаль, скажи, дружок,
В беде винить кого?
Кто лик твой тенью омрачил
Средь солнечного дня?
Иль голос графа огорчил,
Иль норов у коня?
А, может, ласковый вампир
Приходит по ночам
И правит свой жестокий пир,
Сняв головы свечам?
- Ах, дорогая госпожа!
Жестока жизнь со мной.
Казните дерзкого пажа
И прах развейте мой.
О, Вам ли знать, кто в тьме лесов,
Злой жаждою ведом,
98
Среди оврагов и кустов
Порой блестит клыком
И бродит в час ночной без сна
У замка под стеной,
И чей до раннего утра
Вам грозный слышен вой!
Во имя Сына и Отца,
Держать секрет невмочь.
Вчера у трупа кузнеца
Я видел Вашу дочь.
Лицо её, белей муки,
Порхало предо мной,
Сверкали страшные клыки,
И локон плыл седой.
И я бежал сквозь толщу тьмы,
Судьбу свою кляня,
И хохот призрачной луны
Преследовал меня.
-Ах, мой испуганный малыш,
Не верь кошмарным снам.
Иди ко мне, ты весь дрожишь,
Прильни к моим устам.
Сожми мой ларчик между ног,
Ласкай смелее грудь.
И всё, что видел ты, дружок,
Забудь, забудь, забудь.
Над мёртвой ивою луна
99
Меж тёмных туч бежит.
Прощай, мой паж, в объятья сна
Твой долгий путь лежит.
Лишь холм, где крест гнилой застыл,
О том грустит порой,
Кто на беду себе открыл
Секрет наш родовой.

100
***
Хуй с тобой и хуй со мной.
Хуй со всеми нами.
Хуй поднялся над горой,
Встал над облаками.
Неизвестная хуйня
Отовсюду лезет.
Нахуй катится Земля
Нахуй крыша едет.
Путеводною звездой
Хуй тысячекрылый
Нам сияет, чтоб пиздой
Всех нас не накрыло.

101
ПРЕЛЕСТЬ
Кто ведал тьмы бездонной страх,
Тот вечно скорбь хранит в глазах.
Броди без солнца, без луны,
Мир тёмен, руки холодны.
Не смей признаться, кто ты есть,
Вокруг тебя врагов не счесть.
И нет желания сильней
Прервать чреду тоскливых дней.
Там, впереди, меж хладных льдов
Оскалы призрачных клыков.
Иди, иди на зов пастей!
Душа взлетит под хруст костей
Одна, к недобрым небесам.
Не хватит слёз слепым глазам,
Что жаждут вырваться на свет,
Но сгинут все во цвете лет.
Не жди весны, не будет дня.
Лишь Прелесть будет жить моя.
Лишь Прелесть будет нам сиять.
Умрёт, кто вздумает отнять.
Мне в утешение она
Судьбой безумной отдана.
Она одна, среди теней
Отрада долгих скорбных дней.
Лишь с ней одной не нужен свет.
Лишь там, где нет ни зим ни лет,
102
Забыв еду, забыв жильё,
Хранить вдали от всех её.
Ласкать и просто рядом быть.
От наслажденья в небо выть,
Питаться падалью ворон,
Жить на ветвях иссохших крон.
И, сознавая мощь свою,
Скорбеть у бездны на краю
Над миром, в чей ничтожный прах
Играют смерть, тоска, и страх.

103
***
Лишь мама дверь закроет за собою,
Я пирожки одену в голубое,
Одену в платье каждый пирожок.
Потом поставлю всех в один кружок,
И стану вызывать мясных зверей.
Ведь я не дочь, а грозный чародей.
Сгустятся тени, сотканные мною,
Я голосом недевичьим завою,
Чтобы в ответ услышать вечный зов
Моих мясных зверей из пирожков.
Пускай потом сожрут их мама с папой,
Во мне всегда стучаться будут лапы
Моих друзей, моих мясных зверей.
Ведь я не дочь, а грозный чародей.

104
***
Стаи бешеных фурий
Вились гневно средь скал.
Ретроградный Меркурий
Над Землёй пролетал.
Я ходил, спотыкался,
Кофий на ноги лил.
Надо мной измывался
Окружающий мир.
Господа, я хуею.
Мне, похоже, пиздец.
От субтильного гея
Получил я в торец.
Уронил хачапури,
Сверху голубь насрал.
Ретроградный Меркурий,
Ты в натуре достал.

105
***
Я хочу быть мудаком.
Розовым, пушистым.
Ни ментом, ни торгашем,
Ни премьер-министром.
Чтобы как в июле снег,
Или в жопе палец.
Вот такой я человек
И протуберанец.
Я хочу быть мудаком,
Дубом, рыбой, птицей,
Одиноким сапогом,
Человеком-пиццей.
Продавцом фекальных масс,
Бомжем краснорожим,
Лишь бы только быть на вас,
Умных, непохожим.

106
***
Не могу больше нахуй.
Не могу больше блядь.
По утрам, как на плаху,
На работу вставать.
Разьебу, расхуячу
Этот муторный сон,
Где меня, словно клячу,
Загоняют в загон.
Где мои сука звёзды?
Где мои блядь моря?
Я взываю сквозь слезы,
Сигарету куря.
Мои стоны все выше.
Сердце ноет в груди.
А в ответ только слышу:
Заебал, не пизди.

107
***
Охуели клёны.
Ели охуели.
Охуели птицы.
Ветер охуел.
Заебали люди.
Заебали звери.
Листья, лужи, тучи.
Кучи нудных дел.
Ты уж больно грозен.
Это просто осень.
Это просто кашель.
Просто нахуй блять.
Это просто каша
Подгорела наша.
Тоже охуела.
Хули тут сказать.

108
***
Старый Новый Год
Возле ёлки обветшалой
Мрак сгустился по углам.
Дрожь волной бежит усталой
По иголкам и шарам.
Средь ветвей густых игрушки
Всё таинственней молчат.
Будто злобные старушки
Ночью глазками блестят.
Тени праздника былого
Скоро в небо упорхнут.
У стола сидят пустого
И, скуля, чего-то ждут.
Чу! Мелькнули за окошком
Очертания лица!
Надевай скорей сапожки!
Кто там бьётся у крыльца?
Никого. Во тьме полночной
Лишь снега летят с высот.
Но теперь я знаю точно:
Это Старый Новый Год!
Мы вернулись: нет в избушке
И следа былых теней.
Лишь разбитая игрушка
Блещет сотнями огней.

109
***
Я не пью и не гуляю.
И друзьям я не пишу.
А лежу я и страдаю.
Нахуй всех пойти прошу.
Потому что заебали.
Или просто день такой.
Или звёзды показали,
Что грядёт пиздец большой.
Нахуй всех, родную домну,
Дуб, забор, завод, врача,
Нахуй Лидию Петровну
Нахуй Павла Ильича.
Нахуй всё: скандалы, платья,
Поцелуи на мосту,
А кому хуя не хватит,
Попрошу пойти в пизду.

110
***
Под скрип шарманки бредит старый город,
Закутан, как безумец, в снег и лёд.
В глухом подвале разноцветный клоун
Расчёсывает куклу и поёт.
Я помню эту куклу. В раннем детстве
Я убегал от взрослых с ней в сарай.
Она была утехой многих бедствий.
И я кричу беззвучное: отдай!!!
Я слёзы утираю кулаками,
Кричу и бьюсь в подвальное окно.
А кукла с голубыми волосами
С улыбкой нежной обняла его.
И бросила презрительно и грозно
С гримасой, обнажившей злой оскал:
Я не твоя! Ты предал нас! Ты - взрослый!
И клоун мне в лицо захохотал.

111
***
В землю впечатал я жёлтые лютики.
Я васильки растоптал в грязной жиже.
Кто-то спросил меня: Вы их не любите?
Я отвечаю: я их ненавижу!
Все эти писечки, банты, настурции
В горле клокочут - вот вот блевану.
Лучше иди и займись проституцией!
Вырасти дуб! Аннексируй луну!
Я не люблю - пел Владимир Марине
Пел в деревнях, пел в Москве и в Париже.
Только увидев мы стали какими,
Он бы сегодня спел: я ненавижу!
Клизмами, тризнами и катаклизмами
Землю взбодрим от слащавого сна!
Новые всходы подарим Отчизне мы.
Греча, картофель, банан и свекла!
Слезет с души эта мерзкая перекись
И обнажит непорочный металл!
Ненависть, ненависть, ненависть, ненависть
Пусть ярче солнца твой блещет оскал!

112
***
Мне о смерти стрекочет гитара.
Сдохни сдохни поют соловьи.
Выходя из полночного бара,
Парень с девушкой шепчут умри.
Только мне хорошо почему-то.
Потому что наверно мудак.
Улыбаясь всё время кому-то,
Я шагаю вприпрыжку сквозь мрак.

113
***
Костьми покроются равнины,
Погрязнут в гное города.
Замрут под трупами руины.
Протухнут воздух и вода.
Нам всем пизда! Все сдохнут нахуй!
И благородный и стервец.
Хоть ты хуевый, хоть пиздатый.
Пиздец, блять, ебаный пиздец.

114
***
Все, бля, пиздос, кранты, finita.
Наш цирк сгорел, а клоун сдох.
Все нахуй. Лавочка закрыта.
Наш балаган был слишком плох.
Кривлялись гадко. Страх забыли.
Засрали сцену и себя.
Коль краску смыть - мурло на рыле
Несёт хуйню, мозги ебя.
Пришла ебическая сила.
Под крик пирующих ворон
Никто не выйдет из могилы
И не споёт Show Must Go On.

115
***
А люди, как свечки, а люди, как мухи.
Болеют и дохнут меж тьмы и разрухи.
Уродливо скорчившись, бздя и воняя,
И сотни других за собой увлекая.
Открыл кто-то ящик старушки Пандоры.
Теперь не спасут ни хоромы, ни норы.
Теперь ни к чему ни бежать ни кричать.
Теперь остаётся лишь бздеть и вонять.

116
***
Попирая древние скрижали,
И на современные забив,
Нарушаем, сука, нарушаем,
Ощущая странный позитив.
Словно долгожданный дух свободы
Нас внезапно ёбнул по башке.
Этот кайф загадочной природы
Был ещё заложен при совке.
Словно дети, пальцами в розетку,
Словно рыбы на берег крутой,
Мы, смеясь, сигаем с табуретки
И не слышим криков "сука, стой!"
Мы недаром о себе твердили,
Что такой народ непобедим.
Мы себя уже, блять, победили.
И теперь нам похуй на режим.

117
***
Нам всем пизда, нам всем пизда,
Шумят ручьи, деревья, травы.
Нам всем пизда, нам всем пизда,
Поет кукушка из дубравы.
Нам всем пизда, кричат соседи,
Нам всем пизда, шумит вокзал.
Нам всем пизда, смеются дети,
Тайком спеша тусить в подвал.
Нам всем пизда, и нету хуя,
Который б смог ее заткнуть.
В норе могильный червь ликует.
И холод сдавливает грудь.
Так встанем, взрослые и дети,
И, как ты, вирус, ни лютуй,
Как наши деды в лихолетье,
Мы вместе дружно крикнем: хуй!
Хуй паникерам, хуй унынью,
Хуй пандемии, хуй войне!
Вставай, родной! К счастливой жизни
Мы хуем путь пробьем себе!

118
***
В общем, я не достоин прощения.
Я устроил здесь ёбаный цирк.
Непрерывно творя извращения,
Я был пьян, куртуазен и пылк.
Я срывал с милых дамочек трусики.
Бегал голый и членом махал.
Офицанта назвал милым пупсиком
И ебаться с тортом предлагал.
А потом я ушел, недопонятый,
Получив от кого-то в табло.
Официантками юными проклятый,
Словно Чацкий, гонимый толпой.
И, когда я проснулся, описавшись,
И верёвку продел сквозь крючок,
Мне под дверь прилетела записочка:
С Вами весело. Ждём Вас ещё.

119
***
Вы все говно и пидарасы.
Несёте просто сивый бред.
Идите нахуй все и сразу.
Вот вам единственный совет.
Мудилы, воры, проститутки,
Убийцы, бляди, палачи.
Ужасны лица, мысли, шутки.
Коль нет ума - сиди, молчи!
Так нет! Потоки мчат из пастей
Речей, советов, рифм, картин
О том, кого порвать на части,
О том, что кто-то там кретин.
Все ваши мысли тошнотворны.
До ваших грёз мне дела нет.
Стремленья низки, сны позорны.
Болезнь заразная планет.
Но как бы вы ни заебали,
Весь ужас кроется, друзья,
В том, что с годами понимаю,
Что вас ничем не лучше я.

120
***
Утратив любовь и возможность ночлега,
Себе в утешенье на скорую руку,
Слепил я из грязного, ссаного снега
Не снежную бабу, а рыжую суку.
С глазами раскосыми, блядской улыбкой,
С лобком из пропахшего рвотой мочала,
С глазами, в которых качается зыбко
Весь ёбаный мир без конца и начала.
И губы мои прошептали невольно:
Ты так омерзительна, так безобразна…
Она ж хохотнула, и ранила больно:
Художников много, хороших и разных!
Да как ты посмела! Презренная шлюха!
Я – гений, а ты лишь отход неприличный!
И я, зарыдав, ей влепил оплеуху.
И рот её тут же оскалился хищно:
О, да, мой любимый! Мой грозный, мой
грешный!
Ударь же сильнее! Яви свою силу!
Из всех, кто пинал меня, ты самый нежный!
Из всех ненавидевших ты самый милый.
И я продолжал. Возле детской площадки
Столпился народ, пребывающий в шоке.
А я, опрокинув её на лопатки,
Размазал по грязному снегу ошмётки.
Я рухнул на снег, сотрясаясь в рыданьях,
И только почудился шёпот неясный:
Смотри, это препод наш по рисованью.
Ведь я говорила тебе, что он классный!

121
***
В карантинном бреду,
На обломках иммунной системы,
Рвя зубами бинты,
Не надеясь на милость богов,
Не смотря ни на что,
Мы храним рваный пульс в наших венах,
Наплевав на закон,
Нарушая движение звёзд.
Пусть иные твердят,
Что разумнее было бы сдаться,
Пусть идёт как идёт,
Все равно все решает судьба.
Дорогие мои! Я желаю вам всем обосраться.
Потому что судьбу
Изменить может только борьба.
Мы от тех рождены,
Кто, волков отдирая от горла,
Шел сквозь холод и мрак,
Не успев ни пожрать ни посрать.
В наших жилах их кровь.
И она будет ядом для волка.
И потомкам своим
Ты обязан ее передать.

122
 DIESEL
&
CYBERPUNK

123
***
Когда вдруг поведёте тонкой бровью
Так ровно, что невольно ломит глаз,
Мой череп наполняется любовью,
И в небо рвётся вытесненный газ.
Когда шагаю ночью по аллее,
Скрипя чредой тоскливых шестерней,
Почти по-человечески болеет
Шарнир меж пневмоприводных плечей.
Вы так пьяните синхрофазотроном,
Так ваших чувств игла утончена,
Что я лишь целовать могу со звоном,
Склонившись, Ваших бёдер зеркала.

124
ОЗИРИС
Гудела розовая нефть
В его десятитонном сердце.
Когда ногой ступал на твердь,
Здесь начинало всё вертеться.
Кричали "хватит!" доктора,
Когда он, вскрыв себе грудину,
Оттуда вынимал невинно
Тяжёлый синхрофазотрон.
Из тёмных трав со всех сторон
К нему кузнечики тянулись.
Загривки тоненькие гнулись
И, щёлкнув, крылья из-под них,
Новорождённые, стреляли.
Жужжа, кузнечики взлетали,
Любви к земле не сохранив.
И сразу, в дымке, из-за гор,
Ведя неравный бой с тенями,
Блестя латунными лучами,
Всходило ввысь "FATAL ERROR".

125
***
Вот летит средь воздушных каверн
На своём дирижабле Жюль Верн.
Курит трубочку, просто катается.
Облакам, как друзьям, улыбается.
В патефоне Боб Марли поёт,
И дымок кружевами плывёт.
Светит солнышко в иллюминаторы,
Безмятежно гудят карбюраторы…
В общем, всё jaga-jaga вокруг.
Воздух ясен, пропеллер упруг…
Вдруг комбайны летят из-за туч!
Дай нам бой, коль ты, сцуко, могуч!
Некрофил, наркоман, неврастеник!
За тебя нам дадут кучу денег!
Жюль с янтарного кресла встаёт…
Жюль на красную кнопочку жмёт…
Выдвигается ловко базука
И стреляет почти что без звука:
Чпок! – один задымился, упал.
Чпок! – второй вдалеке запылал.
Чпок! – столкнулись четвёртый и третий.
Чпок! – и пятого нету на свете.
Снова Жюль продолжает полёт.
Снова Боб в патефоне поёт.
Воздух светел. Пропеллер упруг.
Снова всё jaga-jaga вокруг.
126
ПРЕДЧУВСТВИЕ ГЕРКУЛАНУМА
Беги, беги с могучим ускореньем
Сквозь птичьи трели, слившиеся в рёв,
В безумный лес, где юные растенья,
взрывают распадающийся торф.
На них плоды мгновенно вырастают.
Птенцы из гнёзд ветшающих кричат.
А, миг спустя, они уже взлетают
И мощные сердца внутри стучат.
Сорву цветок пульсирующий, дикий,
Что сразу хищно руку обовьёт,
Раскроется, и плод багроволикий
В ладони наши тяжко упадёт.
Не жди, кусай, рви бархатную кожу,
Залейся соком, мякотью урчи!
Исчезнут навсегда мгновеньем позже
Трава, деревья, солнце и ручьи.

127
***
Аждабоб, мром, птубокс набобо.
Мы шли усталые с завода.
Вдруг птикаборштукс заревел.
И Бнобо вынул самострел.
Мы ждали, слушали, молчали.
Дубы тихонько затрещали,
И вышел крупный птикабор,
Весь в кружевах фламандских штор.
Ажнопсуд, бром, и грянул выстрел .
С дубов посыпались министры.
Птикандр осел, как мнимый слон,
И сник. Скатились под уклон
Его подшипники стальные.
Три шестерёнки золотые
Сточились друг о друга в пыль.
Птиборг запел – о, богатырь…
Но тут же смолк, стрельнув искрами,
Торец окутался дымами
И вот, сквозь сумрачный пролом
На мониторе, за ребром,
Среди мерцания и дыма
Читаем надпись «стоп машина».

128
***
Как страшно сладок рёв его лица,
возвышенною целью обострённый.
И плавится конструкция венца
в местах контакта с кожей возбуждённой.
Все пали ниц, не в силах встретить взгляд,
способный уничтожить непокорных.
Лишь я стою! Блистает мой наряд
большим числом пластин огнеупорных.
В урочный час, разъяв гримасой лик,
мы сшиблись крепко сферами влиянья,
друг друга осыпая каждый миг
тлетворными волнами обаянья.
Но лишь одни из тысяч мы взошли
по трупам на вершину поля битвы
и сонмы звёзд во тьме ночной зажгли,
скрестив мечи, блестящие, как бритвы!
Сошлись мы под мерцающим дождём,
сплетенья жил друг другу разрубая.
Но те, горя неистовым огнём,
друг в друга проникали, прорастая.
Смешалась кровь, в слепой борьбе сплелись
тела и кровеносные системы.
Рывками вверх выбрасывали слизь
огнём войны пылающие вены.
Но две главы не снесть одним плечам.
И я через мгновенье над собою
129
взметнул кулак победно к облакам
с бормочущей проклятья головою.
Теперь уж на моём блестит челе
венец врага, успев, как печь, нагреться.
Зато когда шагаю по земле,
во мне стучит его стальное сердце!

130
***
Стояли мы у берега Гондваны
В надежде взять гигантского кита.
А тот среди бушующих фонтанов
Выпрыгивал из собственного рта.
Сначала Грильдрик злой метнул острогу,
Взмахнув спиралевидной бородой,
Не рассчитал он сил совсем немного
И в тьму воды ушёл вниз головой.
Теперь тяжёлый Озрик многожилый,
Гудя утробно, бросил свой гарпун.
Но в это время нас волна накрыла,
И смыл его предательский бурун.
Теперь уж я, гремя противовесом,
Свою базуку в море развернул,
Завыл шарнир, взревел микропроцессор,
И мой багор насквозь кита проткнул.
Его тащили три могучих КрАЗа
Под рёв апоплексических трибун,
А спереди шёл я, от раза к разу
Вздымая в поднебесье свой шатун.
Кита заплесневелые детали
Манили электрических ворон.
Мы год кита на части разбирали.
Остался только синхрофазотрон.
Теперь уж всё не то. Темнеет небо,
Летя над седовласой головой.
131
Давно прошли те взбалмошные лета,
Когда коптил наш грозный китобой.
Лежат на дне и Озрик пятиосный
И Шубин-врач, и Грильдрик и Дадон.
Лишь я один, забыв свой надфиль грозный,
Кормлю на старой площади ворон.

132
***
Ну, хватит жевать
И тянуть этот приторный сок.
Я девушку знал, что себя
целовала в висок.
Всё будто бы в норме, смеёмся, болтаем,
как вдруг
Тяжёлые делают губы её полукруг:
И вот поцелуй опьяняющей розой горит
На бледном виске,
над одною из нежных ланит.
Вокруг все смолкали,
и капало на пол питьё.
Ведь не было в это мгновенье прекрасней её.
Суставы сияли, открытые взорам, раствор
Бежал через горло по трубкам
в сердечный мотор.
Потом всё скрывалось,
и снова за шумным столом
Сидела задумчиво девушка
с вычурным ртом.

133
PANDEMONIUM
Благослови мой ротор, Артемида!
В бескрайних джунглях штата Вашингтон,
Где лёгкие снуют эфемериды,
Живёт среди ветвей летучий SLON.
Тяжёлый рёв свод неба сотрясает,
И мрачный океан под ним бурлит,
И монстры на поверхность выплывают,
Когда он за добычей в Рим летит.
Не дай же мне пропасть среди развалин
С базукой электрической моей,
А выведи на место, где, печален,
Гуляет SLON в тени густых аллей.
Средь буйства дикой зелени кислотной
Он ставит ног алмазных острия.
И толпы юркой нечисти животной
Несутся прочь, о помощи моля.
Поют его подвижные суставы,
Вводя в экстаз молоденьких лисиц,
И капает слеза порою в травы
С небрежно позолоченных ресниц.
Он полон тайн. Давно уплыли в Лету
Счастливые далёкие века,
Когда раджа впрягал его в карету,
И к Марсу улетал сквозь облака.
Я - кибервоин клана Стратосферы.
Электродрель стучит в моей груди!
134
И отблеск электрической пантеры
Дорогу освещает впереди.
Я смазал мёдом дуло у базуки,
Чтоб ядрам было легче выползать.
И, краску нанеся на нос и руки,
Засел SLONа в засаде поджидать.
Шальное время векторы меняло
Среди спиралевидных сикомор.
И ветра дуновенье усыпляло
Мой медленно вращающийся взор.
Вдруг в чёрном небе, там, где брёл Меркурий
Со свитой восхищённых биссектрис,
Тяжёлый воздух вздулся, как пред бурей,
Подобно складкам бархатных кулис,
И вышел SLON во всём великолепьи,
В пурпуре ниспадающих шелков,
В голландской шляпе прошлого столетья,
Увешанный брикетами часов.
В прозрачном лбу, ход мыслей ускоряя,
Вращались миллионы шестерней.
И, кровь к его деталям поставляя,
В груди скрипели тысячи поршней.
Раздался гром оваций повсеместно.
SLON каменной горой ко мне шагал.
И вышел я с базукой трёхотверстной.
И стал ещё сильней оваций шквал.
135
Мы кланялись торжественно друг другу,
Учтиво притупив кинжалы глаз,
Прохаживались медленно по кругу,
Вводя замерших зрителей в экстаз.
И вот я на курок нажал старинный,
Тяжёлое ядро вкатилось в ствол.
И, тягой напитавшись реактивной,
Взлетело вверх, наполнив громом дол.
Оно летело средь миров небесных,
Тревожа отдыхающих богов,
Что плыли в облаках своих чудесных
Вдали от изнурительных пиров.
Вдруг смолкло всё. На миг погасло солнце,
И взрыв потряс морковные поля.
Со скрипом SLON на части раскололся.
Лишь мирный атом, в воздухе паря,
С орбитами безумных электронов
Остался над обломками мерцать.
И я движеньем пальцев многотонных
Сорвал его. Долг атома - блистать
В комплекте электронной диадемы
У нашего могучего царя,
Транслируя генкод его системы
Доселе в неподвластные края!

136
TECHNO Муха TECHNO Цокотуха
В поздний час, когда закат багровый
Тронет край дневного океана,
Сын мой бледный, мальчик мой суровый,
Оторвись на время от экрана.
Сквозь тяжёлый шум валов машинных,
Сквозь привычный стук противовеса
Ты внемли музыке слов старинных,
Что звучали на заре прогресса.
Там, во мгле времён полузнакомых,
В глубине затерянного века
Процветало царство насекомых,
Страшного не зная человека.
В час, когда заря, дымя, катилась
По звенящим рельсам небосвода,
Муха на дорогу приземлилась.
Застонала пыльная дорога.
Пневмопривод отсоединился.
Бухнули о землю лонжероны.
Плазменный мотор остановился.
Синих глаз поднялися баллоны.
Видит муха: около кювета,
Часть асфальта вскрыв рифлёным боком,
Блещет сторублёвая монета
Под наклонным солнечным потоком.
Подошло давление к сосудам,
Скрипнул выдвижной манипулятор,
137
И монета, звякая по трубам,
С грохотом упала в сепаратор.
Снова крылья тяжко загудели,
Поднимая корпус многотонный
В сторону, где были слышны трели,
Где базар раскинулся сезонный.
На базаре шум, метаморфозы,
Редкие детали и цветы.
Принимая вычурные позы,
В лавки зазывают продавцы.
Старый жук-точильщик катит мимо,
Гневно шестерёнками стуча.
В штопаной накидке пилигрима
Фрукты покупает саранча.
На прилавках сменные фаланги
С пёстрыми пучками проводов.
Жук-барыга в подпол прячет склянки
С чёрным соком для древесных снов.
Но среди блистающего шума,
Затмевая сказочный товар,
Нагнетая чувства до самума,
Золотом лоснится самовар.
Воду родниковую таскают
Семь электроприводных жуков.
В жерло золотое наливают:
Скоро скоро будет чай готов!
138
Пузырьки бурлят в горячем чреве.
Скорость их движения растёт.
Вот уже со дна они взлетели.
Изнутри давленье в корпус бьёт.
Пышут паром кованые краны.
Жаркая вращается вода.
Полнятся прозрачные стаканы
Раскалённой жижей кипятка.
В мухе щёлкнул тумблер восхищенья.
Тормоз о колёса заскрипел.
Поднялось венозное давленье.
Газ в стеклянной трубочке запел.
Загорелась надпись «расплатиться»,
Маховик отъехал до конца.
И кружок монеты прикатился
Точно в пневмолапку продавца.
Ночь дрожит от бешеных пульсаций.
Полон дом танцующих гостей.
Самовар кипит в кругу оваций.
Льётся чай – напиток королей.
А над всеми – розовый кузнечик
Крутит диски с arakhnida-bop.
Старый червь со множеством колечек
Тянет сушку в свой железный рот.
Муха вихрем входит в центр событий,
Дробно генератором стучит.
139
На густых ресницах блещет литий.
Мрамор под колёсами трещит.
Борозда дугою изгибалась
Там, где муха шла на поворот.
И толпа поспешно расступалась:
«Берегись, иль щебнем занесёт!».
Вдруг из самой тёмной галереи
Начал гул тревожный нарастать.
Гости на секунду оробели,
Мошки перестали танцевать.
Видят все - паук ползёт огромный,
Челюстями страшными шипит,
Корпус продвигает многотонный
К мухе, что от ужаса кричит.
Вот паук со скрипом подползает,
Отсоединяет провода.
Индикатор жизни угасает.
Не видать нам мухи никогда!
Гости лезут в панике на крышу,
Захвативши кто что мог с собой.
Вдруг комар летит из тёмной ниши.
Вызывает хищника на бой.
Остриём фонарного зигзага
Чертит шесть осей координат
И, через мгновенье, с оверштага
Атакует вражеский квадрат.
140
Девять, восемь, семь, гудят турбины.
Точка столкновения близка.
Под защитой дымной пелерины
Показались шестерни врага.
Но комок из яда арахниды,
Выпущенный вражьей железой,
Рушит геометрию Эвклида,
И комар летит вниз головой
Под электроприводные ноги
Бронзовой махины паука,
В гравий у заброшенной дороги...
Но ещё тверда его рука:
Выломав часть ржавой арматуры,
Он в динамик сломанный ревёт
И паучью бьёт аппаратуру,
И фаланги бронзовые гнёт.
Брызнул сок из прорванной турбины.
Кровь ушла из важных микросхем.
Враг распался на две половины.
Только рвётся газ из пневмо-вен.
А комар к несчастной подъезжает,
И чепец упавший подаёт,
Сваркой электрической сверкает,
По бокам стальной кувалдой бьёт.
Крутит рукоять турбонасоса.
Зажурчала в трубках бирюза!
141
Цвета неземного купороса
В мухе открываются глаза.
Заработал пневморегулятор,
Ожила со внешним миром связь.
Зашумел заглохший генератор.
Муха на подпорки поднялась.
Лампочки горят, толпа ликует.
«Горько!» - насекомые кричат.
Муха с комаром лихим танцует.
И трепещет свадебный наряд.
Гром на счастье бьющейся посуды.
Блеск спиралевидного венца.
Друг на друга замкнуты сосуды.
В унисон колеблются сердца!

142
***
Дремлет скат у острова Борнео.
Спит щегол на дубе у реки.
В полость гидравлического нерва
Сонные растворы потекли.
Спи и ты, малыш мой медноокий.
Крепче в одеяло завернись.
Пусть приснится поезд крутобокий
С парусами, загнутыми ввысь.
Щёлкнул вентиль, втулка повернулась.
Поршень где-то в центре застучал.
Жилка хитроумная надулась.
Показатель плотности упал.
И в образовавшихся кавернах,
Распугав мирьяды хромосом,
Деревом могучим, многомерным
Вдруг расцвёл глубокий сладкий сон.

143
ЛЮБОВЬ-САМОРАЗРУШЕНИЕ
Прекрасен рыцарь Электрон.
Кристаллы юных глаз
Струят сияющий неон
Сквозь мёд воздушных масс.
Зелёный меч из кости льва
Любой пронзает ум.
Четыре трепетных крыла
Питает мощь ста лун.
Я пью из колбы головы
Ума чудесный газ.
И, не боясь дурной молвы,
Легко вхожу в экстаз.
Я поцелую милый суп
Его смешного рта.
И вот пажи уже несут
К нему мои уста.
Открыли крышечки, и вот
Стальные языки
Ведут старинный хоровод,
Слегка задев клыки.
И руки трепетно сплелись,
И выпали в поддон.
И сладкий пар уходит ввысь
Под наш счастливый стон.
Умолкло в страхе всё вокруг.
Не смеет зуб скрипеть.
144
Опустошён цветущий луг.
Лишь вен танцует сеть.
И глаз молчит под каблуком,
Когда сама любовь
Бьёт в центр грудины, словно лом,
Влюблённым вновь и вновь.

145
***
Мой верный конь под скрежет шестерён
Со мной в атаку на врага катится.
Я разрубаю вражеские лица,
И льётся из груди врага бульон.
Однако, враг коварен и могуч.
Он чертит знаки в воздухе рукою
И поливает едкой кислотою
Меня с конём из недр кислотных туч.
Броня сползает, словно жидкий воск.
Мой верный конь и вовсе растворился.
И я нагой во всей красе явился
Перед врагом, чей сразу вспыхнул мозг.
Так знайте, дети, ратного труда
Закон важнейший, данный нам судьбою:
Быть должен рыцарь, даже под бронёю,
Смертельно охуительным всегда!

146
***
По мрачной перистальтике Вселенной
мы мчимся в жилах медных проводов
сквозь толщи мира к целям вожделенным,
что скрыты под защитой черепов.
Упрямо разбиваясь об экраны
на сонмы мелких красочных частей,
мы бьёмся, как мельчайшие тараны
Со внутренних сторон их плоскостей.
И день придёт. Взорвутся мониторы.
Мы ринемся в зрачки раскрытых глаз.
Мы встроимся в сердечные моторы,
ускорив частоту в сто тысяч раз.
Мы шар земной сетями вен покроем.
Спустя века, родится Геркулес.
Он выйдет из бушующего моря,
и рёвом огласит бескрайний лес.
И, чтобы утвердить закон единый,
собрав тела Вселенной в сеть одну,
он вызовет богов на поединок,
пронзив копьём замшелую Луну!

147
***
Не истощайте тьмы небесный сок
Конструкциями сложных телескопов.
Плывёт по небу месяц-носорог
В волнах фотоноядных изотопов.
Чем меньше глубина небесной тьмы,
Тем яростнее звёзды обнажают
Свои остроконечные углы
И плыть телам космическим мешают.
В скопленьях отложившихся солей
Замедлят бег Стрелец и Овен грозный,
Уснёт средь звёзд могучий Водолей.
Опомнитесь, друзья, пока не поздно!
Иначе потревоженный Зевес
На нас Титанов двинет легионы,
Низринет Гарпий с огненных небес
И прочих тварей яростные сонмы.
И будет горстка выживших смотреть,
Дрожа от страха или восхищенья
На море тьмы, что снова скрыло твердь
Небес, возобновляющих вращенье.

148
«Помни о седьмом прободении Марка»
^ Владимир Сорокин, «Голубое Сало»
«Давай сверлить друг другу ноооооги,
И в дальний путь, на долгиегодаааа!»
Владимир Сорокин, «День опричника»

А ныне подлунному миру важней

Не атом и нефть, а ксенон.
Турбину вращает по воле царей
Огромный торжественный слон.
Ксенон вытекает из хладной трубы
В неспешную вёдер чреду.
И вёдер могучие красные рты
Хватают ксенон на лету.
Ксеноновых фабрик гудит суета
И день и волшебную ночь.
Над ними свой корпус взметнула гора –
Упавший «Челюскин» точь в точь.
Опутаны стеблями диких лиан
Винты и турбины его.
Мертвы все матросы и мёртв капитан.
Их души уже далеко.
А в залах машинных внутри корабля
Ещё продолжается шум
С тех пор как обшивку пробила земля,
И смолк роковой тот самум.
Там жив человече, хоть тело его
Зажато меж трёх шестерней.
И тело насквозь сотни лет пронзено
Десятком блестящих стрежней.
Запасы ксенона пульсируют в нём
149
Волшебным огнём голубым.
Ксенон вытекает в квадратный проём
По трубочкам полуживым.
А было всё славно – «Челюскин» летел.
Он вёз в Ленинград молоко.
Вращались турбины, и двигатель пел,
И зарево утра цвело.
Самума не ждали. Сменила заря
Свой блеск на зелёную тьму.
Сверкнули разряды. Взметнулась земля.
«Челюскин» в огне и дыму.
Зелёные люди. Комбайн в молоке.
Всё это без жизни лежит.
Лишь тело матроса в смертельной тоске
На сломанных стержнях дрожит.
Столкнулися кровь, молоко и бензин.
Дымятся, искрят провода.
Вдруг ангел к матросу идёт средь руин,
Стирает пот смерти со лба:
«Законами древними я отягчён.
Кайманы в болоте не спят.
Ты здесь Марком Сенежским будь наречён.
Пусть вены ксеноном бурлят.»
С тех пор человеки, как нефть утекла
До капли в последний мотор,
Бредут за ксеноном туда, где гора
Вздымает под небо свой тор.
Но каждую тысячу прожитых лет
Ксенон иссякает в трубе.
И ангел спускается в сонме комет
150
К готовой взорваться Земле.
Он входит в заросший крапивою зал,
На кнопку пурпурную жмёт,
Скрипит проржавевший за годы металл,
И Марк прободённый ревёт.
Ксенон с новой силою в трубах бурлит,
Даруя и мир и покой.
И с трепетом ангелу Марк говорит,
За рану схватившись рукой:
Доколе я должен всё это терпеть?
Страданьям моим нет конца!
И ангел, обратно готовый лететь
Комбайн поднимает лица:
В инструкции сказано – семь тысяч лет
Ксеноновой эры порог.
Сплетут иероглиф семнадцать комет,
И явится новый пророк.
Сказал и взлетел, развалясь на куски,
Сложился в ракету за миг,
И, тенью мелькнул в атмосфере Земли,
Пронзив бытия сердолик.
А ныне семь тысячелетий прошло.
Включился стальной механизм.
Седьмой раз прошило стальное сверло
Усохший от ран организм.
Комбайн заработал, но в глотку трубы
Уже простокваша ползёт.
Мгновенно увяли земные сады.
Вот вот, и планета умрёт.
Почуяв нелёгкую эту беду,
151
Все люди попадали ниц
И молча всем миром взмолились ему,
Сместив сухожилия лиц.
Удар страшной силы толкнулся в висок.
Упало давленье в груди.
И слёз позабытых могучий поток
Ударил в поверхность Земли.
Слоёный бог-ветер кривит тополя.
Уж сотую тысячу лет
Ксеноновой влагой сочатся поля.
Снежинок танцует балет.
И ныне средь гор чахлый старец живёт.
Скрипят коленвалы его.
Пурпурную кнопку со стонами жмёт,
И в тело уходит сверло.
Доныне из недр позабытых руин
Труба доставляет ксенон.
Тяжёлые лопасти древних турбин
Вращает торжественный слон.

152
***
Хлестну по рёбрам пневмо-Буцефала.
Шарниры взвоют, дёрнется скелет,
Разбуженный движеньем коленвала.
И включится в глазах подземный свет.
Вперёд, мой конь! Летите вспять, минуты!
Сквозь плотный слой спрессованных времён
Я пронесу чудовищную руку
С моим гиперболическим мечом.
Дракон падёт. Две ровных половины
Покатятся спокойно по земле.
А где-то в холмах Кембриджской долины
Найдут меня застывшего в песке,
Спустя века, с мечом в драконьей пасти.
И вновь поставят в городе своём
На площади, как символ древней власти
Эвклидовой механики над злом.

153
***
Взошёл средь неб комбайн прекраснорогий.
Запела в предвкушении душа.
И, в землю уперев покрепче ноги,
Я выстрелил из лука, чуть дыша.
Вращая золотыми шестернями
Под хрюканье встревоженных лисиц,
Моя стрела взлетела над полями
Сквозь толщи раздвигающихся лиц.
За речкой пели сонные гармошки.
Шальные звёзды бились в твердь зонта.
Я ехал за добычей по дорожке
Туда, где выла в небе пустота.
А там, на дне зияющей воронки,
Во времени, закрученном в спираль,
Лежал царь SOLOMON в прозрачной плёнке.
Вокруг мерцал расплавленный хрусталь.
Поодаль, разломившись, умирала
Моя кумулятивная стрела.
И масло голубое вытекало
в песок из повреждённого крыла.
Настало время циркулями биться.
Ко мне подъехал грозный SOLOMON.
Его гиперболические лица
Смотрели на меня с шести сторон.
Я вытащил базуку золотую,
Нажал курка брильянтовый язык,
154
И выпрыгнула бешеная пуля,
Издав свой кувыркающийся рык.
Торжественно музыка заиграла,
Брыкаясь, пуля к цели уплыла.
И взрыв потряс оранжевые скалы,
И наземь опрокинуло врага.
Теперь я сам плыву средь неб высоко
И свет струю в четырнадцать сторон.
В моей руке сияет одиноко
Осколок солнца – синхрофазотрон!

155
***
Электронная кобра средь бед и забот,
Съев на ужин крыло крокодила,
Малышам своим дохленьким песню поёт.
Подвывает ей папа-годзилла.
Вы растите мои малыши-голыши,
Обрастайте парчой и металлом.
Пусть прозрачный мешочек
драконьей души
Наполняется жидким кристаллом.
Пусть упрямо забьётся у вас в глубине
Агрегат многожильного сердца.
Пусть врывается рёв
к жертве в душу извне,
Раскрывая заветные дверцы!
Срок придёт – бледный рыцарь
взметнётся на миг,
Раня кожу копьём незаметным,
И по жилам его многопрофильный лик
Разойдётся раствором целебным.
Расправляйте же крылья
в торжественном сне,
Поднимайтесь на макро-высоты!
Пусть вам рыцарь прекрасный
на бледном коне
Гермошлема блеснёт позолотой!

156
***
Прогресс высвечивает жёстко
Дремотный мир вселенской тьмы.
Остановись, учёных горстка!
Вам слышны грозные псалмы?
Из древних царств, что спали вечно
В слоях спрессованных времён,
Чей демиург бесчеловечный
Был светом знаний пробуждён,
Громя логические связи,
Ревя в потоках цифровых,
Идут неистовые князи,
С ватагой вирусов младых!
В экраны сил рациональных
их гневно бьются острия.
И сонмом сполохов спектральных
цветут ионные поля.
Вот натуральных цифер вздулся
бурлящий холм со всех сторон,
и над вершиною взметнулся
логарифмический дракон.
Пасть интегралами сочится.
Гиперболический язык
Цепной реакцией лучится.
И валит с ног трёхмерный рык.
Он злобно мечет интегралы
в толпу нулей и единиц,
157
стремясь прорваться сквозь экраны
в зрачки вращающихся лиц!
В драконью печень, мозг и душу
вселились древние князья
и гонят бешеную тушу
на бастионы бытия.
Гремят жестокие удары
Клыков о каждый монитор.
Всё ближе час вселенской кары,
Всё хладней пот бежит из пор.
Светила меркнут, дохнут птицы.
Ньютона рушится закон.
К ничто материя стремится.
Всё ближе мертвенный дракон.
Дымит проводка, эльфы плачут
И наземь сыпятся, мертвы.
Друзья глаза стыдливо прячут,
В иные следуя миры.
Один Озирис медноокий,
Расцвечен атомной зарёй,
Вещает голосом глубоким,
Паря в доспехах над Землёй:
Не ссы, малыш! Базуку к бою
спиралевидную готовь!
Сейчас портал я приоткрою:
рази врага и в хвост и в бровь!
158
И, разъярён масштабом трэша,
Покинув тёплую кровать,
Гороподобный мчит Ганеша:
А ну покажь, кому въебать!
А вот Зевес, снопами молний
О вражьи головы треща,
Ведёт полки созданий горних:
Молись, электросаранча!
Пусть князи кубарем катятся
в свои обратные миры,
и к бесконечности стремятся
размеры ждущей их дыры.
Держите свод небес, атланты,
как впредь, наш мир непобедим.
Ведь мы, покуда Пи - константа,
столпы реальности храним!

159
***
Когда Плутон бредёт, сгущая тени,
Мерцая сквозь кулисы серных туч
И в землю на короткое мгновенье
Вонзается его зелёный луч,
Слепой мутант, почуявший тревогу,
Искря десятком ржавых шестерней,
Перебегает грязную дорогу
И тонет средь металла и камней.
Оплакивая царственного брата,
Летит Юдифь из хладного дворца,
Заросшего кристаллами фосфата
С чертами ненавистного лица.
Над ней парят гонцы Гипербореи,
В рога небесных буйволов трубя,
С известием, что брат в объятьях феи
Уж прибыл в их цветущие поля.
Но дева, переполненная гневом,
Кентавров созывает на войну
И едет под колеблющимся небом
Дать смертный бой коварному врагу.
А во дворце вино рекой струится.
Уж тридцать дней пирует SOLOMON.
Показывают сложные ключицы
Наложницы ему со всех сторон.
Он смотрит в их глубокие проёмы,
Расцвеченные сонмом тонких жил.
160
И те, подобно девушкам влюблённым,
Трепещут остриями юных крыл.
И льются в них потоки перламутра,
Толчками опьяняющей любви.
И с криками рождаются под утро
Миров земных крылатые цари.
Но взгляд порой бросает вожделенно
Пресыщенный любовью SOLOMON
Туда, где на картине откровенной
Юдифь лежит нагая под окном:
«Зачем я вёл войска на штурм безумный,
Зачем владыку грозного убил,
Когда теперь в миру моём подлунном
Алмаз я самый ценный упустил?»
И грозные колеблются фанфары,
Могучий царь заканчивает пир.
Пустеют переулки и бульвары.
Густая ночь скрывает сонный мир.
Но тень скользит по северным покоям…
Заслышав шум, проснулся SOLOMON,
И стрелы извивающимся роем
Усеяли его стальной хитон.
Сверкнув мечом, Юдифь к нему стремится,
Но враг с колен израненных вскочил,
И начали они друг с другом биться,
Удары нанося, что было сил.
161
На плиты пола тучи искр летели,
И вновь пал на колени SOLOMON.
Внутри суставы жалобно запели.
И, глядя ей в глаза, взмолился он:
Люблю тебя! Отдам тебе владенья,
Возьми мой меч из плазмы голубой!
Скорее прекрати мои мученья
И стань моей царицей и женой!
Но меч, сверкнув, безмолвно опустился
На голову поникшую его.
И рёв тоскливый в залах прокатился,
И крови заструилось молоко.
Над ним Юдифь печальная стояла,
Зелёные косицы теребя.
Слеза спиралевидная сияла
На панцире убитого царя.
Взглянув на лик лежащего злодея,
Увидела Юдифь, как он красив.
И сердце в ней забилось, холодея,
Почуяв страсти бешеный прилив…
Прошли года. Сгустилось время в норах.
Усилился до шума в голове
Светил ночных колеблющийся шорох.
Настал покой на мраморной Земле.
Теперь Юдифь – владычица предела,
Железною рукою держит власть.
162
Ведёт дела жестоко и умело,
Навеки позабыв, что значит страсть.
Но изредка она в пустынной зале,
Когда безлунной ночью не до сна,
Посредством засекреченной педали
В пещеру опускается одна.
Там на вершине тонкой сталагмита
Стоит большая ваза из стекла.
И плавает в волнах электролита –
Живая SOLOMONа голова.
Они беседу праздную заводят
О прошлых и сегодняшних делах.
Меж тем шатунный вал в подвале ходит,
Мощь тока повышая в проводах.
И светится дворец, питая город
Энергией несбывшейся любви.
Крутите ж веселей свой старый ворот,
Вращатели кубической Земли!

163
***
Средь протоплазмы неба из Тамбова
Комбайны островерхие летят.
Под звуки арфы, ровно в полвторого,
Я из базуки выпустил снаряд.
Увидев, что упал комбайн прекрасный
Вдали за косогором и рекой,
На шею повязал я шарф атласный,
И двинулся к комбайну по прямой.
Я шёл вперёд, касаясь шевелюрой
Листвы деревьев, рвущихся в астрал.
И каждый шаг мой бурной увертюрой
Невидимый оркестр сопровождал.
И вот, когда могучие светила
Поднялись, озаряя край ночной,
Под горестное пенье Азраила
Комбайн во мгле предстал передо мной.
Искрила повреждённая проводка.
Из трещин вился медленный дымок.
И шестерни позвякивали кротко,
Горючий перемешивая сок.
Я долго с восхищением тревожным
Стоял у той воронки на краю.
И сорок девять слёз неосторожных
Из глаз моих скатились на броню.
Вдруг мощный гром фанфар вдали раздался,
И грянул хор басов со всех сторон.
То за грядами гор уж поднимался

164
Стального солнца синхрофазотрон.
Покрывшись постепенно волосами,
Комбайн распух и треснул пополам.
Зелёными тягучими волнами
Волшебный сок потёк к моим ногам.
По тем волнам, гудя гидронасосом,
Дымя спиралевидною трубой,
Плыла сквозь электрические грозы,
Царевна-лебедь в лодке золотой.
- привет, электрорыцарь мой желанный!
Ты тот, кого так долго я ждала…
Приблизь ко мне свой конус шестигранный,
Пора любви волшебная пришла!
И вот сверкнул разряд на электроде,
Запел насос, давленье возросло,
И лимфа потекла в трубопроводе
В её уста из тела моего.
Так продолжалось несколько мгновений.
Потом насос был отсоединён.
И счастием волшебных ощущений
Я был в теченье часа окрылён.
Когда упал на землю, обессилен,
Навеки ум утратив от любви,
Увидел я, как в небе тёмно-синем
Две дымные полоски пролегли.
Там, вдалеке, где след её растаял,
Извечный повторяя свой маршрут,
К Венере направляясь дружной стаей,
Комбайны островерхие плывут.
165
КИБРАДСТОДОД
Нырнув под когтем быстрого медведя,
Ему сломаю толстый позвонок,
Потом вцеплюсь в транзисторы, потея,
И вырву сердца бронзовый кусок.
А почки наземь вывалятся сами.
(Такая уж система рычагов)
Они поют смешными голосами,
Мгновенно остывая меж снегов.
Пройдёт совсем немного времениды:
Коклонд, птоборг, крифтыдлыд упдорой,
И рёв безумных зрителей корриды
Ударит в спину плотною волной.
Я поверну к толпе свой генератор
С улыбкой на карминовых губах:
Смотрите! Я держу как гладиатор
Кибрадстодод на вскинутых руках!

166
РЫЦАРЬ ЗАКАТА
Взмыл на коне контрольный рыцарь лун
Отлаживать закат в противофазе.
Сквозь шлем сиял его чудесный ум.
И нимфы с неба падали в экстазе.
Завидев это, бронзовый дракон
Взревел мотором челюсти подвижной
И выпустил огромный электрон
Из пасти, опалив часть рощи ближней.
Дымящий рыцарь пал тотчас в траву.
Креветки разбежались по ущельям.
Но тут же он вскочил назло врагу,
Поднял коня, и нимфы с восхищеньем
Взлетали к небу, крыльями треща,
Когда, легко вращая шестернями,
Изогнутыми трубами дымя,
Он ехал на дракона под парами.
И вот настиг он грозного врага!
Разъём копья вошёл в разъём под сердцем.
И, выпав из стального желобка,
Железный шар в поддоне завертелся.
Усталый рыцарь, взяв железный шар,
Тотчас к небесной поднялся машине.
Он вставил шар туда, откуда пар
Хлестал из повреждённой глади синей.
Край горизонта быстро потемнел.
Зажёгся полог звёзд у Андромеды.
Там рыцарь среди нимф своих летел
На пир богов по случаю победы.
167
***
Безумный рыцарь Персифаль
Вдруг воспылал мечтой о чуде
И поскакал галопом вдаль
На механическом верблюде.
Магнитный меч блистал для всех
Над непокрытой головою.
И слышен был безумный смех
Над разукрашенной Землёю.
Дым сигареты заплетал
Спиралевидные узоры.
Недаром рыцарь настрогал
В неё коренья мандрагоры.
Но вот уж лес, где толпы чуд
Роятся в праздности беспечной.
В гнездах порядок и уют
Для счастья жизни быстротечной.
Щебечут клювы умных птиц
Чудесных формул чередами.
Ускорен шумный бег лисиц
Психопатическими львами.
И добрый Доктор Айболит,
Что одичал в лесах бескрайних,
С травинкой каждой говорит
О проявленьях жизни тайных.
Но страшный рыцарь Персифаль
С щитом, огромным, словно блюдо,
168
Меча вертит слепую сталь,
Ревя, как леший, чуда чуда!
И вдруг зелёный эльф стрельнул
Спиралевидною стрелою,
И Пресифаль в кустах уснул,
Поник кудрявой головою.
Теперь он сам источник чуд.
Там, где покоилось сознанье,
Счастливой жизнию живут
Золотокрылые созданья.

169
170
HORROR

171
***
В жёлтой чашке дремлет синий кофе.
Чёрный кубик сахара на дне.
Милая, твои густые брови
бесподобны в розовом желе.
На обед не требую сашими,
на ромштекс не трачу аппетит.
Ведь губами нежными твоими
борщ мясной со мною говорит.
И когда на стол поставят свечи,
не велю их сразу зажигать.
В ростбифе, что мой украсит вечер,
будет мне душа твоя пылать.

172
BONEDANCE
Пока смердит червивый контрабас,
И воет пасть изрубленной певицы,
Блистайте рвотой, льющейся из вас.
Не следует покойников стыдиться.
Пускай галдят вороны и грачи
Над трупом скрипача, зашедшим в гости.
Мой скорбный рёв, раздавшийся в ночи,
Стремительно очистит ваши кости.
И, прыгая в ковре опавших мяс,
Отпразднуете вы освобожденье.
Неистовый вибрирующий пляс
Доставит неземное наслажденье.
Распухнув, солнце лопнет в темноту!
И воцарится тыква в небе чёрном,
И, страшных глаз вращая пустоту,
Свой рот ощерит пламенем тлетворным!

173
***
Я люблю неоновых собак
Гладить по загривкам, возбуждаясь.
Бронзовую шерсть сжимать в кулак,
Чтобы мышцы мозга сокращались.
Чтобы белоснежные клыки,
Продолжая вздыбленные спины,
В мякоть окровавленной руки
Погружались, словно субмарины.
Чтобы нерв, прокушенный насквозь,
Резал мозг вибрирующим криком,
И собачья праведная злость
В жилах ядом высветилась диким.
Так реальность, словно мёртвый слой,
Слезет с простотой комбинезона,
Обнажая сладкий и густой
Мир, горящий пламенем неона.

174
ПОЛОВИНКИ
Твой взор давился небом невзначай,
И нервный сок волосиками думал.
Родная, по ебалу получай
И, может быть, ещё лицом об угол.
Красавица, как мил твой алый рот,
Зашедшийся в ночи беззвучным криком!
Душа течёт, как мёд из чёрных сот
Ко мне на грудь. Я думаю о диком.
И свет на миг систему озарит,
Как есть она внутри на самом деле,
Когда твой клык аорту мне пронзит,
Взметнув фонтан кровавого коктейля.
И распадётся груз ненужных мяс,
Всё лишнее отвалится кусками.
Мы воссияем в центре наших масс
Со сросшимися намертво сердцами.

175
***
Здравствуй, мальчик педофил,
Седоватая бородка.
Ты так строен, ты так мил,
Так на женщин смотришь кротко…
Сломлен бурею страстей,
Ты колышешься, внимая
Ароматам нежных фей,
Что порхают в кущах рая.
Ловишь стринги и танго
Цепким взглядом из-под юбок,
Фантазируешь легко
О нимфетках сладкогубых…
Ты крадёшься под луной,
А внутри бушует демон.
Жаждет кровью молодой
Дать напиться старым венам.
Бойтесь, дети, бойтесь тьмы.
В ней, пульсируя сердцами,
Словно трупы, холодны,
Бродят мальчики с клыками.
Бродят в зной и в холода,
Коль поймает – к папе с мамой
Не вернётесь никогда,
Унёсёт вас мальчик странный
В чёрный чёрный кабинет,
С чёрной чёрною кроватью
176
От него спасенья нет.
Он сорвёт тугое платье,
И в сплетеньи старых вен
Пасть раскроется, как бездна,
И поглотит сумрак стен
Крик последний ваш предсмертный.

177
***
Прекратите, мадам, Ваши вопли.
Перестаньте рвать ручки дверям.
Лучше гляньте, как белые сопли
Я размазал по Вашим грудям.
Да, согласен, не кисть Рафаэля.
Но и Вы не актриса кино.
Вот послушайте, как зазвенели
Экскременты, стекая в ведро.
Да, Вы правы, отнюдь не Бетховен.
Но здесь тоже не оперный зал.
Полюбуйтесь же, как бесподобен
Пирамидою сложенный кал!
Ей весьма далеко до Хеопса.
Но и я не совсем фараон.
Вы бы знали, как было непросто
Соблюсти симметричность сторон!
Но к высокому штилю вы глухи.
Самым нежным аккордам души
Не пронять Ваши чёрствые ухи,
Хоть убейся, хоть голым пляши.
Я придумал для Вас наказанье.
И под под вздохи трагических лир,
Отпущу, как Христа, на закланье,
В этот страшный бессовестный мир.
Вы уйдёте совсем ненадолго.
Скучно жить в этом сером раю.
И однажды с улыбкой неловкой
Робко в дверь постучитесь мою..

178
***
Ночная тьма поселится в зрачках.
Тоска сожмёт в тисках твою грудину.
И небо сквозь проломы в облаках,
Прольётся кислотой тебе на спину.
К заброшенному цирку от метро
Ты добредёшь по кучам грязи и бутылок.
Там за пятак оборванный Пьеро
Тебе с улыбкой выстрелит в затылок.
И мозг, свою судьбу благодаря,
Взорвётся сонмом капель разноцветных,
Блистающих при свете фонаря
В очках Пьеро и гранях пистолетных.
Когда ты рухнешь на гнилой настил,
Храня в устах улыбку неземную,
Пьеро поймёт, что он продешевил
И воем огласит Москву ночную.

179
180
RANDOM

181
Oil-mechanics
Я теряю сознание от смрада,
Который исходит из моего рта.
Я с отвращением вспоминаю,
Как занимался любовью.
Я - смуглый красавец
Древней иудейской веры.
Белая кровь течёт
по моим татуированным жилам.

182
***
Ты блести, моя цепь золотая,
Ждите, псы, мановенья руки…
Я люблю тебя, Русь удалая,
За богатые нефтью соски,
За истории ход центробежный,
За политые кровью поля,
За отравленный воздух безбрежный,
Что знобит и ласкает меня.
Как прекрасны твои междометья,
Что гудят из подвалов глухих!
Твоя слава летит сквозь столетья,
Раздражая соседей лихих.
Выжму газ я на «мерине» гладком,
Отбежать неуспевших давя!
Не понять этим курвам сопатым,
Как люблю я, Россия, тебя!

183
***
Поклонницы конфет и шоколада!
Не хмурьте, глядя в зеркало, анфас.
Стесняться полных талий вам не надо.
Ведь главное – сиянье умных глаз!
Смешна, ей-богу, женщина худая,
Гордящаяся плоским животом.
Не выдержит конструкция такая
Суровых дней с обычным мужиком.
Ведь что случись – коня не остановит,
В пылающую избу не войдёт,
Пельменей, пирожков не приготовит,
По маленькой с устатку не нальёт.
А как приятно после бурной ночки
Меж бедёр мягких мирно почивать!
Ну а с «моделью» - отобьёшь все почки!
Пустою с ней покажется кровать.
Зато с мадам, чьи правильные формы
Заполнят ложе страсти до краёв,
Раскрыв свои лоснящиеся холмы,
Способна пробудить голодный рёв
У самого невинного из смертных!
Так смело выходите погулять
В коротких юбках, в топах разноцветных
Своей красою взоры восхищать!

184
***
Номер утра ебанись.
Номер дома ебанись.
Номер сука на дорогу
вышел дядя ебанись.
На плече портфель ебать,
на ногах штаны ебать.
Пиджачок и шляпа сука,
галстук модный не ебать.
На работу сука бля,
в тёплый офис сука бля,
чтобы было всё в порядке
в жизни славной сука бля.
Чтобы деньги ясен хуй,
чтобы супчик ясен хуй,
чтоб хорошая машина
и квартира ясен хуй.
Только дядя ебанат,
вы поверьте ебанат,
он залупу вынимает
на проспекте ебанат.
Он портфельчик как манду
вытрясает на мосту
всё бросает уезжает
к обезьянам в Тимбухту.

185
ГРАФОМАНЬИ СЛЁЗКИ
Жизнь, как у всех, тогда чего ж я хнычу…
Ах, да, опять сказали: «графоман».
В слезах по клаве пальчиками тычу.
Спешит с платочком бледная маман:
Мон шер ами, займись, быть может, пеньем?
Ах нет, маман, увольте, я прошу!
Сейчас я «Оду Нежности» пишу.
Узнают, бляди, как я охуенен!

186
***
Не знать, презренная толпа,
Тебе о замыслах поэта!
Поэту похуй суета,
Поэту похуй то и это!
Не похуй лишь раздетых слов
Порнографические игры.
Слова взмывают изо ртов,
Сгорая в небе, словно тигры!
Напрасно ты изводишь ум,
Ища своей сермяжной правды.
В полях, где властвует самум,
Не поиметь привычной жатвы.
Нет, не постылый твой мирок
Волнует нервный ум поэта,
Но вечный ритм бессмертных строк!
Хоть, в целом, по хую и это.

187
***
Взошло могучее светило,
согрев застывшие поля.
Там ловят бабочек дебилы,
смешные сбросив труселя.
Чему учиться мне у жизни,
когда для счастия нужней
скакать, не ведая о тризне,
в полях весной без труселей?

188
***
Встаньте, дети, встаньте тут.
Мир наш очень ебанут.
Ебануты окна, ебануты двери.
Ебануты чащи, ебануты звери.
Ебануты потолки,
Ебануты молотки.
Важные, надуты,
Люди ебануты.
Ебанут Лука Ильич.
Ебанут Козьма Фокич.
Ебанута Клара Львовна.
Вместе с ней Фатьма Петровна.
Все куда-нибудь бегут.
Каждый в чём-то ебанут.
Тот мечтает скоро спиться.
Эта хочет утопиться.
Кто-то хочет просто сесть,
Человечины поесть.
В общем, грустная картина.
Это серая рутина.
Только я не ебанут.
Я, наверно, очень крут.
Из окна вещаю.
Деток поучаю.

189
***
Говорил мне царь-отец,
Что я девочка-пиздец,
Что летит по волнам гнутым
Мой кораблик ебанутый,
Что отмерил Кришна мне
Век носиться по хуйне.
Но куда же мне деваться?
Ведь хуйня повсюду, братцы!
А тому, кто верит в то,
Что он вовсе не говно,
Как-то раз придётся сдуться
И на землю ебануться.
Так что щас вокруг меня
Первосортная хуйня.
Но я верю – бродит где-то
Принц, уставший от минета,
И, хоть против царь-отец,
Ищет девочку-пиздец.

190
***
Я не прощу себе успокоенья.
Пусть нету ни здоровья, ни дворца.
Зашедшийся в святом остервененьи,
Я жизнь терзать намерен до конца.
Пусть я смешон. Пускай саднит простата.
Мне наплевать, что шепчутся вослед.
Потерян ум – невелика утрата.
Страшнее пустота бесцветных лет.
Я буду драться, буду рвать зубами.
В богинь влюбляться, в шок ввергать богов.
Цепляться в жизнь дрожащими руками.
А коль сорвусь – знать, жребий мой таков.
В плену коварной девичьей улыбки
Навеки голос разума забыв,
Творить свои безумные ошибки,
Чтоб сердце вновь проверить на разрыв…
Для женщин плесть невидимые сети,
Бесстыдно рекламируя себя,
Как будто я единственный на свете,
И скрылись в тень бойфренды и мужья.
А если доживу до девяноста,
То и тогда, на кресле егозя,
Медсёстрам буду ласково и просто
Показывать багрового ферзя.
И будут возбуждённые весталки
Выкрикивать друг другу с облаков:
Когда же привезут к нам в катафалке,
Любимца охуительных богов?!

191
***
Чтоб не стать уёбищем надутым,
Коих в мире просто дохуя,
Надо быть немного ебанутым,
О сбежавшей крыше не скорбя.
С припиздью, слегка, без фанатизма,
Чтобы всё почти, как у людей.
Шарф, пальто, журнал «Заря Отчизны»,
Да билет из Малых Ебеней.
Просто иногда в ночные бездны
Рыло задирать не забывай.
Чтобы рёв чудовищный и честный
Изливался в небо через край.
Чтоб, когда уёбища морския
Станут отовсюду выползать,
Не смотря на бешенство стихии,
Выйти кукарачу поплясать.
Так что быть с приветом, это клёво.
Но, прошу заметить, нелегко.
Лучше стать надёжно и сурово
Сразу стопроцентным ебанько.

192
***
Смеялось охуительное море.
Ебашил ветер. Мир охуевал.
Пиздёж голодных чаек на просторе
Божественной музыкой мозг ебал.
Акулы предлагали искупаться.
Манила бездна прыгнуть со скалы.
Погибнуть за корону звали царства.
Сулили рай для смертников муллы.
А можно в перерывах абстинентных
До смерти на работе жопу рвать.
О, сколько предложений охуенных!
Пиздец какой, не жизнь, а благодать!
Но как ни мил любой из вариантов,
Я сам себе признаюсь визави,
Что под конец судьбы моей превратной
Я предпочту погибнуть от любви.

193
***
Зачем, не ведая покоя,
Вдали от дома, от родни,
Один стоит, на звёзды воя,
Певец неведомой хуйни?
Что потеряешь - не вернётся.
Растает мир уютных стен.
Лишь сердце бешеное бьётся.
И кровь бурлит в изгибах вен.
О, бесприютный неврастеник!
Как сверлит грудь вселенский зов!
Господь лишил ума и денег,
Друзей, любовниц и штанов.
И волки бродят, окружая,
И ветер кости холодит.
И рёв твой, смертных сна лишая,
В ночи по-прежнему звучит.
Но гложет, гложет пуще вьюги
Необъяснимая тоска.
И тело мучают потуги.
И жилка бьётся у виска...
Зачем, не ведая покоя,
Вдали от дома, от родни,
Один стоит, на звёзды воя,
Певец неведомой хуйни?

194
***
Какого хуя
лежишь, тоскуя?
Вставай на лыжи!
Смелей, не ссы же!
Под горку с матом,
Снег мягче ваты!
Плюясь клыками,
Мчись кувырками.
Какая нега!
Еблом по снегу!
Вот это дело!
Вот это смело!
Вставай на лыжи!
Смелей, не ссы же!

195
***
Мне про Канары ныть не надо.
Там, говорят, сегодня шторм.
Мы полетим с тобой в Анадырь
На вертолёте голубом.
Анадырь - белые равнины.
Анадырь - снежная пурга.
Анадырь - жирные пингвины.
Я точно знаю - нам туда!
Нас ждут пастушеские чумы,
Брусника, выхухоль, грибы,
Песец, полярные гальюны.
Родная, это зов судьбы!
Мы нагарпуним осетрины.
Мы нагарпуним окуней.
Промчимся в нартах по равнинам,
Пугая белых медведей.
Ты будешь самой стройной чукчей!
Я буду чукчей хоть куда.
К чему нам виски самый лучший,
Когда есть талая вода!
И в час, когда рассвет багровый
Застанет в тундре нас с тобой,
Пятиметровый хуй моржовый
Я подарю тебе одной!
Забудь, родная, про Канары.
Купальник спрячь обратно в шкаф.
Мы полетим с тобой в Анадырь,
Шаблон привычный разорвав.

196
***
Я тоже, сука, напишу,
Да так, что все, блять, охуеют.
И все живые оживут,
А те, кто надо, околеют.
И сразу женщины везде
Забьются в бешеных оргазмах,
Не удержав себя в узде
Своих приличий несуразных.
И мозг в коробке черепной,
Треща костями, заискрится…
И боги взвоют, «боже мой!
Куда, скажите, мир катится?»
А Дьявол, спрятав свой оскал,
Платочек вынет белоснежный:
Пиздец, никто так не писал…
Пеши ищо, мудила грешный.

197
***
Куда попал ты, порш кайман,
Рождённый для хайвеев Ниццы?
Куда ползёшь ты сквозь буран?
Чей жирный зад в тебе лоснится?
Мечтал ты смуглую модель
Катать на дикий пляж в Монако.
И вот, ползя через метель,
Скрипишь ты бампером: «однако!».
Ревя проклятия, КАМАЗ
Обдал тебя вонючей жижей.
Сочится пара умных глаз
Слезою над судьбой бесстыжей.
Ты обречён в полночный мрак
Месить сосульки, снег и лужи,
Возить обкуренных гуляк
Сквозь эту муторную стужу.
Твой светлый кожаный салон
Прожжён, продавлен и заблёван.
Твой гордый конь под грай ворон
Шпаной дворовою оторван.
Иди, пожалуйста, ко мне.
Тебя протру и приласкаю.
Ведь в этой проклятой стране
Мы одинаково страдаем.
Мы улетим с тобой на юг,
Как две больших прекрасных птицы.
Катать раскованных подруг
По голубым хайвеям Ниццы.

198
***
Вот думаешь, щас все и охуеют.
Но что-то не хуеют нихуя.
Сидишь и сам от этого хуеешь.
Да ладно, блин, подумаешь, хуйня.
Потом весь день хуячишь еле еле
Хуйня выходит, хоть ты заебись
Вдруг взяли все, хуякс, и охуели.
Такая, сука, творческая жисть.

199
***
Зачем, как будто от невзгоды,
коптя безбожно небосводы,
неся смятенье в души к нам,
куда-то мчит гиппопотам?
Зачем бежит он, всех пугая,
во мгле чудовищно пылая,
сметая встречных на пути,
как будто Дьявол во плоти?
- Затем, что жизнь его пустая,
затем, что плоть его нагая,
что на весь мир ему плевать
и хочет он звездою стать!
Куда ж ты, глупый бегемот!
Зачем оставил тишь болот?
Ведь пропадёшь ты без следа!
Какая из тебя звезда?
Но, опалив края небес,
во тьме безбрежной он исчез.
Лишь ветром поднятая пыль
ложилась молча на ковыль.
Прошли года. Забыв о нём,
мы здесь по прежнему живём.
Но, знаешь, кажется порою
ночами в небе над горою,
меж тьмы глухой, убогим нам
горит звезда Гиппопотам!
200
***
Бредут вонючие стада,
Пердя свободно и глумливо.
Какая, сука, красота!
Какая ебаная сила!
Два пастуха, исчадья тьмы,
Пасут их с чувством превосходства.
Какие светлые умы!
Какое, сука, благородство!
Но в час вечерний слышен вой,
И свист хлыста, и стон коровий.
Их пастухи ведут домой,
И мчат барашки в реках крови.
Дымится варево в котлах,
Наш аппетит воспламеняя.
В своих застольях и пирах
Тех пастухов мы прославляем.
А поутру иных из нас
Погонят, заспанных, с постели
Пастись в поля последний раз,
Готовя плоть к пирам смертельным.
Бредут вонючие стада,
Пердя свободно и глумливо.
Какая, сука, красота!
Какая ебаная сила!

201
***
Сквозь ядовитый блеск рекламы,
Прочь от соблазнов злачных мест,
Прочь от бутиков, звёзд экрана,
Друзей, подружек и невест,
Спешу, спешу после работы,
Как верный инок в божий храм,
К тебе забыть свои заботы,
Мой охуительный диван.

202
***
Мой дядя - синхрофазотрон.
Родной певец психической науки.
Когда на острый дуб влезает он,
Пылают механические брюки.
Про это скоро скажут в чудесах.
Ну а пока, заслышав рёв утробный,
Мы ходим по периметру в усах.
И выглядим, поверьте, бесподобно.

203
***
Студня жидкая слизь.
Мусор в утреннем парке.
Дед Мороз, отьебись.
Забирай все подарки.
Прошлый день, как провал.
Мандарины в галошах.
Дед Мороз, заебал.
Уходи, мой хороший.
Кто жевал бигуди?
Кто бросал в печку лыжи?
Дед Мороз, не пизди.
Я хотел просто выжить.
Этот год, как всегда,
Начался так хуево.
Дед Мороз, ну когда
Новый Год будет снова?

204
***
Трещал камин. Пердели гости.
Хозяин в тряпочку рыгал.
Журчал коньяк. Хрустели кости.
Официант в углу блевал.
Копился пот в местах интимных.
Мигал тревожно в люстрах свет,
Меча огонь из глаз орлиных
Читал хуйню свою поэт.
Всё это двигалось, сверкало,
Мерцало, пухло и росло.
И превращались в массы кала
Торты, жаркое и вино.
Поэт читал, слюнями брызгал,
Давился, водкой запивал.
По декольте глазами рыскал,
И жопы дам ближайших мял.
Читал он так самозабвенно,
Что мухи дохли на лету.
Столы тряслись, дрожали стены.
И черти плакали в аду.
Вдруг он затих. И только звуки
Жратвой хрустящих челюстей,
Пердёж, галдёж, жужжанье мухи,
Ласкать остались слух гостей.
А после жизнь всех раскидала
В свои глухие ебеня.
Но в глубине их душ пылала
Его волшебная хуйня.

205
***
Что-то нихуя не понимаю.
Может, мне пизда уже давно?
Все хожу, блять, и охуеваю,
Словно Чарли Чаплин из кино.
Может, просто, все мы охуели?
Или, может, только я один?
Будто в голове моей метели
Завывают между острых льдин.
Воздух там депрессией отравлен.
Нет угла темнее и страшней.
Я там, сука, ёлочку поставлю
И зажгу фонарики на ней.

206
***
В лесу родилась, ёлочка
Из под сырой Земли.
На веточках иголочки
Зелёные росли.
Чудовища невиданные
Прыгали под ней.
А девицы на выданье
Жгли куколки парней.
Но вот однажды в лес густой
Вошёл суровый дед.
И, замахав бензопилой,
Взревел: Surprise! You're Dead!
Рыдала грозная пурга,
Предчувствуя беду.
И выла старая карга,
Усевшись на суку.
Но был седой убийца пьян,
А, может, и не пьян.
А просто был упоротый
По жизни злой смутьян.
Вот леший под руку толкнул,
Пинка дала карга.
Теперь пилы не слышен гул.
Не плачет уж пурга.
А злого деда косточки
Хрустят в зубах зверят.
И весело на ёлочке
Бубенчики звенят.
На ветке старая карга
Дудит в гнилой кларнет.
И вся лесная детвора
Поёт Surprise! You're Dead!
207
***
Лес дремал. Уснули птички
На берёзке за рекой.
Ты шептала: смэк май бич ап,
Смэк май бич ап, ангел, мой.
В небе звёзды танцевали.
В тучах прыгала луна.
Не нужны мне Вали-Гали.
Мне нужна лишь ты одна.
Только ночка пролетела.
А тебя и след простыл.
Птички радостно запели.
Только я брожу, уныл.
В шуме дня и в трелях птичьих
Слышу только голос твой:
Смэк май бич ап, смэк май битч ап,
Смэк май бич ап, ангел мой.

208
***
Хуячил дождь без перерыва.
Прохожие месили грязь.
Стоял я голый с кружкой пива,
На мир заебанный дивясь.
Все, блять, какие-то смурные,
Все, блять, какие-то не те.
Кривые, злобные, больные,
В своей погрязли суете.
И я шагнул навстречу: люди!
Но кто-то в грязь меня толкнул.
И пиво вылилось на муди.
И я немножечко взгрустнул.
И я кричал: окститесь, бляди!
Или погибнете вотще!
Родные, дети, тети, дяди!
Да есть ли крест на вас ваще!?
Но глас вопящего в пустыне,
Увы, не тронул никого.
Все равнодушно мимо плыли.
Не люди, в общем, а говно.
И я вздохнул: опять хуево
Вы получились у меня.
И над Землёй взметнул сурово
Столпы Небесного Огня.

209
***
Меня намедни в подворотне,
Когда я полз, грустя, домой,
Два паренька, довольно плотных,
Спросили, пнув слегка ногой:
Зачем ты здесь? Кто ты? Откуда?
Как набрался сверх всяких мер?
И не богат ли ты, паскуда,
Валютой здешней, например?
Я ж отвечал, пуская пену,
Шипя, как в пламени купат:
Я разьебай всея Вселенной!
Я дивной жизни ебанат!
Я, в горни сферы воспаряя,
С высот духовных сру на вас!
Не прет меня тщета мирская!
А только женщины и джаз!
Да что ты будешь делать, сука...
Один другого вопросил.
Впредь будет нам с тобой наука.
Я ж говорил, что он дибил.
Что делать в питерских трущобах?
Зачем простились мы с Москвой?
Здесь долбоеб на долбоебе,
Художник, йог или святой!
Они ещё чуть пошумели
И, проклиная беспредел,
Раскрывши крылья, улетели,
Оставив рупь на опохмел.

210
***
Здравствуйте, граждане, я ебанутый.
Глазки на выкате, щёчки надуты.
Белые трусики, чёрный жилет.
В мире меня ебанутее нет.
Я ебанулся в двадцатом году.
Первого мая примерно к утру.
Рано проснулся и глянул в оконце.
В морду палит ебанутое солнце.
В ёбнутом небе, как лампа, горит.
Ты ебанутый, в лицо мне твердит.
Чайник на кухне ко мне обернулся:
Слышь, уважаемый, ты ебанулся!
В зеркале скорчилась морда лица:
Ты ебанулся, мужик, слегонца!
Гнусно глумится в тарелке котлета:
Надо же, ёбнуться именно к лету!
Ты ебанутый, гнусавит сортир.
К дьяволу катится ёбнутый мир.
Тут не помочь одиночным протестом.
Наша Земля ебанутое место…
Ёбнутым людям чего-то крича,
Прыгнул из дома я, как саранча.
Бегаю по ебанутым дорожкам,
Следом бегут ебанутые кошки.
Что это нахуй за ебаный пир?
Видно, со мной ебанулся весь мир.

211
***
Серп луны дрожал в окне старинном.
Около пельменной, за углом
Я с друзьями пиздил балерину.
Тыкал в харю крепким кулаком.
Потому что, если не дал Боже,
То не надо вопреки судьбе,
Раздражая зал довольной рожей,
Исполнять на сцене фуэте.
Этим днём никто не ждал печали.
Созерцая танец лебедей,
Мы с друзьями скромно отмечали
Джакомо Пуччини юбилей.
А она, как будто бы нарочно,
Жопой перед зрителем крутя,
На манер какой-то драной кошки,
Выдает ногами кренделя.
Эти пассы, эти арабески,
Кто ее батману научил?
Кабриоль не может быть столь мерзким!
Грациозней, сцуко, крокодил!
Сапогами по костлявой жопе,
По костлявым рёбрам кулаком.
Мы научим эту антилопу,
Как глиссады делают в Большом.
Мы потом стояли и курили.
В дым луна окутана была.
Балерина в синяках и пыли
Бормотала: я все поняла.
Истинных ценителей балета
Уж на этом свете не сыскать.
212
Пониманья в деле нашем нету.
Для кого прикажешь жопу рвать?
Вот и фуэте не так упруго.
Вот и получается мура.
А ещё шампанского с подругой
Сильно наебенились вчера.
Уж простите дуру за халтуру.
Что невольно огорчила вас.
Что позорю русскую культуру,
Как последний в мире пидарас.
Мы ещё немного постояли.
А потом продолжили свой путь.
На концерт ещё бы фортепьянный
Нам успеть сегодня заглянуть.

213
***
Из пизды ночного бара
Шел я на хуй без штанов.
Шел по жопе тротуара
Между сиськами домов.
Свет пылал в оконных зевах.
Пели песни соловьи.
В беспредельный анус неба
Тополей росли хуи.
Все кончало, всё дрожало,
Низвергая теплый дождь.
В водосточные канавы
Утекали грусть и злость.
А потом на Театральной
Видел я, как, вся светясь,
Утром с аркой Триумфальной
Башня Спасская еблась.

214
***
Мальчик стоит на перроне,
В центре бесцветной толпы.
Мальчик в картонной короне
На перепутье судьбы.
Люди проходят с улыбкой
Или не видят совсем.
Волны реальности зыбкой
Бьются в сплетениях вен.
Мальчик в короне картонной,
Светел твой царственный взгляд.
Льётся свозь мир полусонный
И не встречает преград.
Мальчик! Я здесь! Я же тоже
Тут совершенно чужой!
Всеми забыт и заброшен,
Раб верноподданый твой!
Взять умоляю с собою
В славное царство меня.
Преданным стану слугою,
Верность короне храня.
В мир, где летают драконы,
Где мандрагоры кричат.
Где у картонной короны
Золотом зубья горят!

215
***
Ёбаный художник, нарисуй мне сиси.
Руки, ноги, жопу и пизду.
Чтобы хуй, взлетев к небесной выси,
Разбудил дремавшую звезду.
Чтобы целый мир, охуевая,
Созерцал творенье в стиле "ню".
Чтобы получилась, как живая,
Девушка, которую люблю.
Так шептал бухой венецианец
На ухо да Винчи в кабаке.
И зари застенчивый румянец
Расцветал над морем вдалеке.

216
***
Принцессы какают цветами.
Принцессы пукают пыльцой.
Принцессы писают духами.
Кончают радугой цветной.
Летают бабочки свободно
Внутри спортивных животов.
Принцессы жрут когда угодно,
Не вырастая из штанов.
Но лишь укроет мир безумный
Тьмы животворная рука,
Искать ползут они бесшумно
В бетонных джунглях мужика.
Мужик таится в грязных барах,
От мужика несёт вином,
Мужик потеет в суперкарах,
Звенит мочою за углом.
Но знают хитрые принцессы,
Кто от подруг, а кто из книг,
Как спровоцировать процессы,
Чтоб стал он принцем хоть на миг.
И вскоре особи мужские
Падут к принцессиным ногам,
И ночью радуги цветные,
Искря, взовьются к небесам!

217
***
Жила бабуся - божий одуванчик.
И вот её на скорой увезли.
Остались холодильник и диванчик,
Плешивый кот и шкафчик весь в пыли.
А что-то в этом шкафчике такое.
А что-то в этом шкафчике не то.
Там кто-то по ночам тихонько воет.
Наверное, скелеты пьют вино.
Но как-то мы с Манюней набухались.
Забрались в шкаф, а там скелетов нет.
Там вещи позабытые валялись:
Чулки, жабо, горжетка и жакет.
Но что-то там в углу ещё блестело,
Накрытое велюровым пальто.
Смотри: наган и памятка эсера.
А бабушка была-то огого!
Письмо "любимой Ларочке от Кости",
А снизу подпись: Константин Бальмонт.
Манюня - в слёзы. Я бешусь от злости.
Любовью не возьмёшь меня на понт.
Намерен я сегодня поживиться.
Мне класть на их амурные дела.
Уж не грозит бабуле разориться,
Коль мы возьмём немного барахла.
Но вдруг всё как-то быстро потемнело.
Я кружевные выронил трусы.
Манюня на диван тихонько села.
И поздно я промолвил ей "не ссы".
Старушка, словно бабочка, впорхнула
В окно с каким-то бледным мужиком.
218
И понял я, что Маня серанула,
Когда злой дух повис под потолком.
И вот по пустырям родным московским
Бежим, говно роняя невзначай.
А бабка эта с Вовкой Маяковским
Хихикает и пьёт балтийский чай.

219
***
Я понял, претерпев немало мук:
Спиралевидны немец и каблук.
Земля – кувшин, Вселенная - волосик.
Угрюм кондуктор, Шарика поносит.
И если Карл у Клары спёр коралл,
То всё на свете – это интеграл.
Так и запишем: туфли, ветер, море,
Как бешеные, скачут на просторе.
Их невозможно положить в комод.
Ведь он и сам кудахчет, словно кот.
Сложился паззл, прозрачной стала схема.
Пред нами мир, простой и невьебенный.

220
***
Всё будет сука хорошо.
Всё будет нахуй блять неплохо.
Вы блять увидите ещё.
А не увидите - и похуй.
Всё блять получится в пизду.
Всё будет нахуй блять нормально.
Мы схватим небо за звезду.
Мы блять умны и сексуальны.
А я блять уникум из всех.
Я вызываю охуенье.
Имею блять большой успех
У всех имеющих блять зренье.
А если кто-то скажет - хуй,
А если кто-то хрюкнет - лажа,
Скажу ему в пизду пиздуй
Без тапок, шляпы и поклажи.
Что я ни сделаю - пиздец.
Все блять сидят охуевают.
Ведь совершенство - мой венец.
Все знают - лучше не бывает.
Всё будет сука хорошо.
Всё будет нахуй блять неплохо.
Вы блять увидите ещё.
А не увидите - и похуй.

221
***
Настало то, что мы так долго ждали,
Дрожа в часы жестоких зимних вьюг,
Чьим именем надежду пробуждали,
С тоскою глядя на замерший юг.
И вот уже у нашего порога
Стоит с дырявым зонтиком она.
Из носа каплет, кашляет, продрогла.
Знакомьтесь, дети, это, блять, весна.

222
***
Сам от себя охуеваю.
Какой же гений, в рот ебать.
Что ни сварганю - всё блистает
И начинает восхищать.
Иной дурак не спит ночами,
Отдаться женщину моля.
Я ж только раз сверкну очами -
И всё, пиздец, она моя.
Ах, знали б вы, каких и сколько
Оргазмов за ночь ей дарю!
Чиню краны, танцую польку.
Харчо божественно варю.
Всех восхищать - моя работа.
Мой дар - блаженством оделять.
Отвечу только письмам с фото.
Село Дубки. Дом семь. Кровать.

223
***
Пусть смердит гниющая Европа.
Только знает даже идиот:
Дама, поцелованная в попу,
Уж не так по улице идёт.
Дама отличается от многих
Остальных, таких же, в общем, дам.
Не идёт - порхает по дороге!
В такт своим хрустальным каблучкам.
Пусть гундят учёные из Пизы.
Только мы заявим на весь мир:
Решена загадка Моны Лизы!
Пенелоп, Викторий и Глафир!
Не нужны космические зонды,
Чтобы очевидное понять:
Отчего улыбка у Джоконды.
Так могла таинственно сиять.
Дама, поцелованная в попу,
В магазине вас не оскорбит.
Даже по дороге на работу
Никогда по жизни не грустит.
Только те, чью попу не целуют,
Хмурые по улицам бредут.
То цветок в какашку заколдуют,
То пинка кому-нибудь дадут.
Так скажу, товарищи мужчины!
Только не пытайтесь возражать.
Нету уважительней причины
Дам любимых в попы целовать!

224
СЛУЧАЙ В ЛУВРЕ
Не в силах вынести восторга,
Я показал Джоконде хуй.
Но был сейчас же пойман ловко,
И выгнан с криком "не балуй".
Визжали старые коровы,
Тряслись в припадке господа.
Так пошатнула их основы
Моя нескромная елда.
Но видел я, как розовели
Две бледных щёчки на холсте,
Пока затрещины звенели
В моей беспутной голове.
Судите сами: в тесной раме
Терпеть десятки тысяч рыл,
Что мимо тащатся годами...
Такой расклад весьма уныл.
Куда, пожалуй, интересней,
Столетней мучаясь тоской,
Как вестник радости весенней,
Увидеть хуй перед собой.
Так думал я, бродя в трущобах.
Да кто я ей? Сват, брат, супруг?
С чего я тут средь будней злобных
Об ней расчувствовался вдруг?
И, рухнув спать, поклялся вовсе
Хуй из штанов не доставать.
Не детский сад. Уже блять взрослый.
Приличья надо соблюдать.
И снился сон мне сплошь унылый.
Как вдруг в тот сон вошла она!
Пизду с улыбкой приоткрыла,
И в Лувр обратно уплыла.
225
***
Не нужны ни лаки, ни помада,
Ни духи, ни прочая хуйня,
Ничего подобного не надо
Женщине, что ходит без белья.
Потому что это, словно солнце,
Потому что это, как весна.
Без дешёвой позы и пижонства
Все живое радует она.
В транспорте, в гостях или на службе
Все волненьем радостным полны.
Все глядят и думают: неужто
Все глядят и думают: ух ты!
Как она красивая такая,
Верой в сказку лица озарив,
Юных дней желанья пробуждая,
Возвращает в душу позитив.
Но затем, заметив оживленье,
Что произвела она вокруг,
Быстрым и безжалостным движеньем
Дамочка одернет платье вдруг.
И опять сомкнутся в небе тучи,
И, с былым простившись куражом,
Мы поймём: намного было б лучше,
Чтоб они ходили голышом.

226
***
Я знаток высокого искусства,
Музыки, стихов, скульптур, картин.
Вызывают трепетные чувства
Рафаэль, Вивальди, Тютчев, Грин.
Но теперь моё разбито сердце
С той поры, как встретил и не смог
На твою пизду я наглядеться,
Словно на подсолнухи Ван Гог.
Как Моцарт, отравленный Сальери,
Я хрипел, хватаясь за белье.
И, подобно Данте Алигьери,
Созерцал подробности ее.
Пали в прах сонеты, менуэты,
Блок, Шекспир, Шаинский, Полевой.
Чудо новоявленное это
В миг затмило разум ясный мой.
Не найти ни зала, ни музея,
И в театр билеты не купить,
Где б я мог, пред ней благоговея,
Тягу эту удовлетворить.
Днём и ночью, словно призрак милый,
Как в пустыне трепетный мираж,
По веленью чьей-то тёмной силы
Вижу я пизды твоей пейзаж.
И, поверив в сказку на мгновенье,
Я тянусь дрожащею рукой.
Только тает, будто сновиденье,
Это чудо в дымке голубой.
Вы простите, Людвиг ван Бетховен,
Вы простите, Блок и Ференц Лист.
227
Глубоко пред вами я виновен.
И как гражданин, и как артист.
Я признал сей факт невыносимый.
Не сломить природы естество.
Очевидно, что пизды любимой
Для меня превыше волшебство.

228
***
Нет, отнюдь не всем дано понять,
Как прекрасно ничего не делать.
Спать до полдня, дурочку валять,
На работу по утрам не бегать.
Возлежать в кровати, как султан,
Облеченный властью мировою,
Предаваться творчеству и снам
На волнах блаженного покоя.
Сколько будет пользы и добра,
Если я лежать останусь дома.
Испарится с плеч моих гора,
И душа воспрянет невесомо.
Станут чище воздух и моря,
Сбросив человеческое иго,
И в ответ спасённая Земля
Скажет мне огромное спасибо!

229
***
Ты пукнула, и стекла зазвенели.
Подох сверчок, в свечах погас огонь.
Соседи за стеною охуели.
И только я, упав, заржал, как конь.
Вот так, когда, задолбан карантином,
Готов я взвыть от этого житья,
Ты грациозно, мудро и невинно
Выводишь из депрессии меня.

230
***
Титьками взмахните,
Жопкой повертите.
Покажите глазик,
Помочитесь в тазик.
Нарисуйте крестик,
Приласкайте пестик.
Сядьте и поплачьте,
Стулом охуячьте.
Ваткой подотритесь.
Всё, блять, отъебитесь.

231
***
Отличалась гибкостью старушка.
Хоть уже весьма была в летах.
Виновата здесь, конечно, кружка.
Да и карантин проклятый нах.
Я шептал: Ариночка, Арина!
О, голубка дряхлая моя!
Мы с тобою были так невинны!
А все карантин проклятый бля!
Начали мы, вроде бы, со сказки.
Да вот кружка, мать её взашей.
Под капустку с хреном, под колбаску.
А потом не помню, хоть убей.
Я очнулся в шёлковой постели,
От страстей неистовых горя!
Пух и перья в стороны летели.
Вспять вернуться было уж нельзя..
Страсть со сказкой нас переплетала
Разлеталась эхом среди гор.
Ты свой срам подушками скрывала,
Я ж их рвал, как грозный Черномор!
Не забыть мне пламенные ласки.
Пульс любви в груди моей стучал!
Начинала ты всегда со сказки.
Я же мощной рифмою кончал.
А потом стихи рождались бурно.
Без потуг, без боли, без труда.
Пробивались через слой культурный
И росли, не ведая стыда...

232
***
Иных громил снимал я в порно
Для государства и во сне,
Чтоб, надуваясь непритворно,
Взлетали к солнышку оне.
Я Невельск брал! Трубили трубы!
Мы шли в рейтузах сквозь огонь.
И с каждой новой ветки дуба
Сползало яблочко в ладонь.

233
***
Запреты всех условностей нарушив,
Как Прометей, что через тьму и тлен
Пронёс огонь, чтобы согреть нам души,
Красотке в личку я прислал свой член.
Я трепетал, я ждал, я волновался,
Как будет встречен смелый шаг такой.
Я ждал совсем недолго. И дождался,
Когда она в ответ прислала свой.

234
***
Лови жабо, ноги зверее,
Спиралевидный командир.
В бою штаны сожрут быстрее,
А нам ещё буравить мир.
Иначе прыщ немецкий вскочит,
А то и вовсе бутерброд.
Что может быть носками в клочья,
Как не свинцовый новый год?
А потому шагай, лаская.
В ответ приласкан будешь ты.
Окрасит копоть голубая
Край перекошенной Луны.

235
***
Зверях, зверях, мои угодья
От королевы до кино,
Как борщ при ветреной погоде,
Где всё ноге удивлено.
И ты, безумец окрыленный,
С душой, чей немец - это гвоздь,
Сгребай дебилов несравненных
В благоухающую горсть!

236
***
Я шесть недель была на карантине.
Смотрела сериалы, мыла пол.
Я видела все фильмы Тарантино.
Пахала, в общем, как последний вол.
Шедеврами родной литературы
Обогащала щедро свой досуг.
Теперь смотрю лишь новости Культуры.
А Лев Толстой мой самый лучший друг.
Теперь во время утреннего кросса,
Война и Мир в наушниках звучат.
Но всё-таки есть к автору вопросы.
Несправедливость жжет меня, как яд.
Зачем Джон Сноу утопил Каштанку,
Я до сих пор, поверьте, не пойму.
Зачем Онегин, ночью взяв берданку,
Гонялся по болотам за Муму?
Зачем кузнец Вакула из Чегема
Несчастного Сальери отравил?
Зачем всегда в канве сюжетной схемы
Кого-то кто-то съел или убил?
Вот лично я за то, чтоб все дружили.
Чтоб д"Артаньян в Джульетту был влюблён!
Собачку Баскервилей приручили,
А Чехов не рубил вишнёвый клён.
А знаете что? Брошу я работу!
И все романы я перепишу!
Чтоб счастливы все были, беззаботны!
А тех, кто будет вякать - укушу!

237
***
Урод, немедленный для рынка,
Цвети, умчавшись, словно дуб.
Я сам приехал из пушинки.
И вот мой самый лучший зуб
Нежней самой груди колодца.
Не отрывайте юных глаз!
Мечитесь! Это очень просто
И в дождь и в профиль и анфас.

238
***
Порхали ангелы, играя,
На небе шел парад планет.
Я пил бессмертье из Грааля,
Чьей влаги жаждал много лет.
Дрожащим ртом приникнув жадно,
Я раздвигал живую плоть.
Усильем этим камень хладный
Я без труда б мог расколоть.
Я ощущал, как расцветает
Во мне запретное вино.
Как свечка, вспыхнув, мозг растаял
С душой и телом заодно.
И, вновь очнувшись в мире бренном,
Я прежней плоти чуял груз.
Но этой влаги сокровенной
Навек во мне остался вкус.
И я прошу Тебя, о, Боже,
Хоть это был всего лишь сон,
Пусть ангел тот неосторожный
Твой гнев не вызовет потом.
За то, что на небе играя,
Узрев, как жаждой я томим,
Открыл он таинство Грааля
Губам иссохшимся моим.

239
***
Как цветы из запретного рая,
Что растут у скалы на краю,
Я улыбки твои собираю
И в душе, как брильянты, храню.
Я любого сквалыги скупее.
Мне не нужно сокровищ других.
Я охотник на тень дикой феи.
Я ловец нежных взглядов твоих.

240
ЧЕТВЕРОСТИШИЯ

241
***
Ты такая охуенная.
Но бранишь любовь мою.
И дрожит моя Вселенная
Каплей смазки на хую.

***
Ты спросила: не обманешь?
Ты насильничать не станешь?
А потом глядишь: ну чо?
Обмани меня ещё!

***
Промелькнут незаметно года
И замрут у могильной ограды.
Ты созреешь для секса тогда,
Когда мне уже будет не надо.

***
Измучен скачкой бурною,
К вагине клитор клонится.
Ты начала подругою,
А кончила любовницей.

242
***
Как гений чистой красоты,
На комплимент мой неуклюжий,
Учтиво предложила ты
Взамен любви заняться дружбой.

***
Жизнь прекрасна - сказал жук навозник.
Хороша - прошипела гюрза.
А я старый заёбаный ослик.
Но я верю, что есть чудеса.

***
Как ни была бы страсть твоя прекрасна,
Какие б горы ты ни мог свернуть -
Молчать в ответ критически опасно
На просьбу: расскажи мне что-нибудь.

***
Жюли себя журила:
C поэтом изменила!
Жюли! О чём тут париться?
С поэтом - не считается!

243
***
Не стыдитесь пятнышка на платье.
С гордостью шагайте над толпой.
Если уж и быть на свете блядью,
То уж точно самой дорогой.

***
За серость будней
И за склонность к бедам
Свою реальность
Я караю бредом.

***
Часто смешны у поэтов потуги,
Чтоб расписать, как прекрасны подруги.
Только гремит моя лира обсценная:
Ты - не красивая, ты - охуенная!

***
Ах, бросьте Вы ужимки лисьи.
Вам этот имидж не к лицу.
Скорей показывайте сиськи.
Или готовьтесь к пиздецу.

244
***
Россия! Люблю тебя в будни и в праздники!
Ты запросто можешь, я мамой клянус!
Любую соцсеть превратить в Одноклассники!
Любую державу в Советский Союз!

***
От улыбки хмурый день светлей.
Члены толще, декольте пышней.
Улыбнись девчонке посмелей,
И она с тобой, конечно, поебётся.

***
Да, да, вы правы, господа.
Нам вскоре всем придёт пизда.
Ах, Боже Правый, наколдуй,
Чтоб на пизду нашёлся хуй.

***
Спасём друг другу жизни на войне.
Пойдём на подвиг, свято сдержим клятву.
Но в мирный час слегка навеселе
Удавим за неправильную шляпу.

245
***
Ебануты ебануты ебануты ебануты
Мои грёзы, мои слёзы, размышления,
маршруты.
Лишь осечки да ошибки
на потеху всей Вселенной
Восхитительны, бесценны,
невъебенны, охуенны.

***
Он сдался. И в приступе мести
Он лаять им начал в ответ.
И вот на лице клочья шерсти.
И каплет с клыков на паркет.

***
Какой же я, блять, охуенный.
Какой же я, блять, невъебенный.
Какой же я, сука, пиздец.
Поймите же вы, наконец!

***
О, жизнь моя! В стремительном быту
Который раз меня, тупого, учишь:
Коль ты у баб пошёл на поводу,
То поводом по жопе и получишь.

246
***
Я выебу землю, я выебу море,
Луну, экскаватор, матрас!
Я выебу рощи, низины и взгорья!
Вот только не выебу Вас.

***
Санкт Петербург - культурная столица.
Не потому ль всем кажется, что он
До самой, извиняюсь, черепицы,
Навеки залит серым веществом?

***
Мы так самозабвенно верим в Бога,
так часто входим в искренний экстаз,
что кажется: ещё совсем немного,
ещё чуть чуть - и Бог поверит в нас.

***
Постите чаще фото с пляжных пати,
Владельцы пароходов и заводов.
От их лучей в прокуренных кроватях
Согреются десятки нищебродов.

247
***
Я с юных лет хуйню пишу.
Хуйнёй по жизни вдохновенный,
Всех одарить хуйнёй спешу!
И потому я охуенный!

***
"И это пройдет" - прошептал Соломон,
Всю бренность судьбы постигая.
"Но, Боже, зачем ты скрывал, что потом
Напасть ожидает другая?"

***
На чудеса по жизни падки,
Мы получаем под конец
Из всех чудес в сухом остатке
Один магический пиздец.

***
Понятно, что никто не молодеет.
Но страшно наблюдать день ото дня,
Как гадко и стремительно стареют
Юнцы, что рождены поздней меня.

248
***
Красота не спасёт.
Красота бесполезна.
Лишь украсит полёт
В раскалённую бездну.

***
Ах, не судите нас излишне строго
за резкий звук и вычурность цветов.
Мы декорируем улыбку Бога,
Рисуя фей на лезвиях клыков.

***
Тётя осень, тётя осень!
Мы пойти вас нахуй просим.
Дети, бросьте вашу спесь.
Знайте: нахуй - это здесь.

***
Добро и Зло, Покой и Воля,
Воздушный рухнул ваш дворец.
И на обломках ваших вскоре
Напишут Похуй и Пиздец.

249
***
Не осталось больше тайн заветных
У летящей в терниях Земли.
Девушки в коротких юбках летних,
Не показывайте писи без любви.

***
Всегда, везде и только так!
Во всех делах, святых иль грешных,
Я поступаю, как мудак.
И в этом нет меня успешней!

***
Мои друзья Есенин, Бродский, Блок.
Справляю только с ними дни рожденья.
А коль придёт положенный мне срок,
Я в вечность к ним уйду без сожаленья.

***
От проблем, что нас тревожат,
Средство есть в роду:
Если "нахуй" не поможет,
Говорим "в пизду".

250
***
Испуганные чувством настоящим,
Мы от любви хотим бежать
подальше от жары её палящей
к тому, кому на нас плевать.

***
От Нины Людой я спасаюсь,
А Нина Федей от меня.
А пышногрудая Ульяна
от всех спасается рукой.

***
Неистощимы хляби над Россией,
Как вирши заунывного поэта.
Не жаль небесным сфинктерам усилий.
Знакомьтесь, дети, это, сцуко, лето!

***
Когда цейтнот, и жизнь терниста,
И неба сузился проём,
Бери рецепт у шахматиста,
Что рёк: ебись-ка всё конём.

251
***
У природы нет плохой погоды.
Я любой погоде буду рад.
Лишь бы не пропали из природы
Водка, пиво, виски и мускат.

***
Что ты с мольбою руки поднял?
Не жизнь, а сущая беда?
Ох, даст по шее, чтоб ты понял,
как Он был добр к тебе тогда.

***
Пред Богом или Сатаной
В борьбе бессмысленной не кайся.
Дерзай, безумный мальчик мой.
Пока не сдохнешь, не сдавайся.

***
внемли, самоотверженный трудяга,
какие б ни творил ты вензеля,
всегда найдётся мудрый доходяга,
что строго молвит: это всё хуйня

252
***
Лишь тот боец, кто, даже умирая,
Как было бы для прочих ни смешно,
Сквозь стиснутые зубы кровь пуская,
Шепнёт себе: всё будет хорошо.

***
Сжимая скулы в кулаки,
Спрямляя лбом судьбы изгибы,
Я вместо "Боже, помоги"
Твержу назло Ему "спасибо".

***
Не парься, друг, что бросила нимфетка
И не греши на груз прожитых лет.
Ведь есть пивко, а к пиву сигаретка.
И на крайняк твой чорный пистолет.

***
Снежинка мартовская тает
Не долетая до земли.
Любви без хуя не бывает,
А хуй бывает без любви.

253
***
Чтоб стабильнее жилось
В новую эпоху,
Устаревшее авось
Заменяй на похуй.

***
Пьяный после шоу
Я брожу, шатаясь.
Хелловин прошёл,
А гоблины остались.

***
Я лежу на тёте Лиде.
В тесноте, да не в обиде.
А у девушки с Лесной
Ждёт меня пирог мясной.

***
Под присмотром мужа
Шла гулять Мари
Строгая снаружи,
Влажная внутри.

254
***
Я за чпок его любила.
Я за чпок его люблю.
Я за чпок его убила.
Чпок в коробочке храню.

***
Спи, любимый. Утро наступает.
Крепким сном излечим падший дух.
Слышишь, как в окошко улетают
слоники, что сделал ты из мух?

***
Как победить в России мат?
Ответ в запретах не ищите.
Чтоб он навечно сгинул в ад,
преподавать его начните.

***
Куда, куда ушёл экстаз объятий,
что головы кружил нам до поры?
Когда вхожу, ища былых симпатий,
мне в спальне рады только комары.

255
***
Мгновенье чудное настало.
Перед тобой явилась я.
Как симпатишное виденье.
Куда ж ты? А поцеловать?

***
Нет нет, мон шер, не надо глубже.
Нет, и быстрей, прошу, не надо.
Вы лучше встаньте, отойдите.
Вот так. О, как же хорошо.

***
Земля, скрипя, пока что носит.
Но, чую, вскрыв меня вотще,
патологоанатом спросит:
да как он жил то, блять, вобще?

***
как грохот крышки унитаза
бодрит рассветною порой,
когда, поссав, её, заразу,
заденешь сонною рукой...

256
***
царевич пьёт спирт не напрасно
и к вечеру смотрит легко
как шкурка Елены Прекрасной
слезает с лягушки его

***
Интеллигент, оттиснутый от кассы!
Людям твои «позвольте» нипочём.
Коль зубы недостаточно клыкасты,
Хотя бы сделай морду кирпичом.

***
Да, сериалы, фитнесс-клубы, дети…
Подруги, шопинг, сплетни старых клуш.
Но знайте, что пошлёт всё к чёрту муж,
Коль напрочь вы забыли о минете.

***
Любой примат со дня творенья знает:
сколь ни была бы суть твоя бедна,
в кругу себе подобных возвышает
искусство извержения говна.

257
***
В час, когда тоской невыносимой
сжалась тишина в моей груди,
напизди мне что-нибудь, любимый.
Что-нибудь такое напизди.

***
Настала осень. Дамы прячут сиськи.
Под мощной юбкой попки не видать.
Мужские зябко сморщились пиписьки.
Зато теперь удобнее шагать.

***
зачем в пизду какой-то остров
в каком-то нахуй океане,
коль можно быть счастливым просто
валяясь голым на диване?

***
Поэт в России больше, чем поэт.
Он слесарь, инженер, уборщик в блинной.
Иначе шанса выжить просто нет,
Тем более, чтоб сдохнуть благочинно.

258
***
Перед профилем девы прекрасной
Замычав, словно мартовский мул,
Он долайкал ее до оргазма
И на клаве, счастливый, уснул.

***
Вдали рассвет оскалился
Улыбочкой дебила.
Ты мне живым не нравился.
Но труп я полюбила.

***
Я украшу лобок мишурою,
Окроплю недопитым бордо.
А потом постригу и помою.
Всё равно не увидит никто.

***
Чем поленом бить мне в лоб,
Поняла б ты всё же:
Однолюб и одноёб –
Не одно и то же.

***
Полна противоречьями планета.
Смешались позитив и негатив.
Легка, светла, чиста душа поэта,
А член тяжел, коварен и блудлив.
259
***
Работы много нынче у Харона.
От взмахов весел мрачный Стикс бурлит.
Не раз в конторе он просил резонно
Горсть драхм на маску. Только скуп Аид.

***
На болевших и не болевших
Вся страна поделилась огромная,
На дебилов и охуевших.
Только есть ещё мразь бессимптомная.

260