В одном из районов гор Гарц жил рыцарь, которого обычно называли белокурым Экбертом.

Ему
было около сорока лет, он был едва ли среднего роста, короткие светло-русые волосы лежали
ровно и близко к его бледному осунувшемуся лицу. Он жил очень тихо, сам по себе, никогда не
участвовал во вражде соседей, и его никогда не видели за стенами его маленького замка. Его
жена так же любила уединение, и оба они, казалось, очень любили друг друга, только обычно
жаловались, что Небеса благословят их брак отсутствием детей.

В Экберт редко приезжали гости, а когда приезжали, то ради них почти ничего не менялось в
обычном течении жизни; здесь царила умеренность, и сама бережливость, казалось,
упорядочивала все. Тогда Экберт был весел и опрятен, только когда он

Только когда он оставался один, в нем замечали некоторую замкнутость, тихую, сдержанную
меланхолию.

Всю ночь я искренне плакала, я чувствовала себя такой необыкновенно покинутой, мне было так
жалко себя, что я хотела умереть. Я боялся рассвета, не знал, что делать, желал всех возможных
умений и не мог понять, почему я более простодушен, чем другие дети моих знакомых. Я был
близок к отчаянию.

Когда рассвело, я встал и, почти не отдавая себе отчета, открыл дверь нашей маленькой хижины.
Я стоял в открытом поле, и вскоре оказался в лесу, в который едва заглядывал день. Я шел все
дальше и дальше, не оглядываясь назад; я не чувствовал усталости, потому что всегда верил, что
отец снова догонит меня и, раздраженный моим бегством, обойдется со мной еще более жестоко.

Дикие скалы оставались все дальше и дальше позади нас, мы прошли через приятный луг и затем
через довольно длинный лес. Когда мы вышли на улицу, солнце только заходило, и я никогда не
забуду зрелища и ощущения того вечера. В нежнейший красный и золотой цвет был все растаяло,
деревья стояли с верхушками в вечернем сиянии, а над полями лежали восхитительное сияние,
лес и листья деревьев стояли неподвижно, чистое небо выглядело

как незапертый рай, и струйки родников, а время от времени и шепот. Деревья шумели в
безмятежной тишине, как в тоскливой радости. Моя юная душа теперь впервые получила
ощущение мира и его событий. Я забыл себя и своего проводника, свой дух и свои глаза. и мой
взгляд метался только между золотыми облаками.

Я также прочитал кое-что о любви и теперь разыгрывал в своем воображении странные истории с
самим собой. Я представлял себе самого прекрасного рыцаря в мире.

Я украшала его всеми его достоинствами, не зная, как он выглядит после всех моих усилий - но
мне было очень жаль себя, если он не любил меня снова; тогда я произносила длинные,
трогательные речи в уме, иногда даже вслух, только чтобы завоевать его. - Ты

Улыбка! Конечно, сейчас мы все уже прошли ту пору молодости.

Он решил отправиться в путешествие, чтобы снова привести в порядок свои мысли; он навсегда
отказался от мысли о дружбе, от стремления к товариществу.

Он отправился в путь без какого-либо определенного маршрута в голове и даже почти не смотрел
на лежащие перед ним области. Когда он уже несколько дней мчался самой сильной рысью
своего коня, то вдруг обнаружил, что заблудился в нити скал, из которой не было выхода.

Во сне он взобрался на холм; он как будто слышал близкий живой лай, березы Прошептали между
ними, и он услышал, как причудливым тоном зазвучала песня:

"Лесное одиночество

Радует меня снова,

Мне не причиняют вреда,

Здесь не живут завистники

"Я снова рад.

Лесное уединение".

Теперь все было кончено для сознания и чувств Экберта; он не мог найти выход из загадки. снится
ли ему сейчас или раньше снилась женщина Берта; самые смешивал самое чудесное с самым
обычным, мир вокруг него был очарован, а он был ни мысли, ни памяти.

Экберт лежал на полу, обезумев и теряя сознание; отупевший и растерянный, он слышал, как
старуха говорила, собака лаяла, а птица повторяла свою песню.