УДК 930

ББК 63
К14

Издание основано в 1996 году

Рецензенты:
кандидат исторических наук А.Б. ГЕРШТЕЙН
кандидат исторических наук О.С. ВОСКОБОЙНИКОВ

В оформлении выпуска использована гравюра

Джованни Баттисты Пиранези
Campus Martius (1762 г.)

Казус: Индивидуальное и уникальное в истории – 2010–2013 / Ин-т

всеобщей истории РАН. – М. : 1996– .
Вып. 10 / под ред. О.И. Тогоевой, И.Н.Данилевского. М. : Наука,
2015. – 000 с.: ил. – ISBN 978-5-02-038062-2
Десятый юбилейный выпуск альманаха предлагает читателям поразмыш-
лять над тремя крупными блоками проблем. В первом разделе речь идет о слож-
ных отношениях, складывающихся между различными создателями того или
иного исторического документа: писца – с художником или миниатюристом,
автора – и его читателя, автора – и его переписчика. Героями второй рубрики
становятся политические «заговорщики», а вместе с ними – создатели различ-
ных «теорий заговора», очень часто оказывающихся выдумкой, однако питаю-
щих умы представителей самых разных эпох. Авторы третьего раздела пыта-
ются разгадать почти неразрешимые загадки, которые иногда преподносят нам
источники, и задумываются о пределах нашего знания о прошлом. Заключает
альманах теоретический раздел. В нем о возможностях «казусного» мышления,
о микроистории и ее истоках размышляют гости «Казуса»: историк и социолог,
представители французской школы «Анналов».
Для историков и широкого круга читателей.

По сети «Академкнига»

ISBN ISBN 978-5-02-038062-2 © Институт всеобщей истории РАН, 2015

© Коллектив авторов, 2015
© Российская академия наук, и издатель-
ство «Наука», продолжающееся
издание «Казус: Индивидуальное
и уникальное в истории» (разработка,
оформление), 1996 (год основания), 2015
© Редакционно-издательское оформление.
Издательство «Наука», 2015
 Содержание Contents

От редакции From the Editorial Board

Ad marginem Ad marginem

Анна Пожидаева Anna Pojidaeva

«Сотрите этого ребенка», или «L’enfant que la dame porte defaciez»
Эскизы и инструкции на полях or Medieval marginal drawings and
средневековых рукописей inscriptions
Александра Чиркова Alexandra Chirkova
Можно ли рисовать на папских May one draw on the papal
привилегиях? (Казус конца privileges?
XII века) (The case of the late 12th century)
Юлия Крылова Yulia Krylova
«Указующий перст», The «Pointing Finger»,
или Загадка манускрипта or Mystery of the manuscript
№ 1693 № 1693
Ольга Тогоева Olga Togoeva
«Портрет» Жанны д’Арк Portrait of Joan of Arc
на полях журнала on the margin of Clement de
Клемана де Фокамберга Fauquembergue’s Journal
Теория заговора Сonspiracy Theory
Антон Ковалев Anton Kovalev
Об убийстве, которое состоялось, On a murder, that really took place,
но, вероятно, происходило but probably happened a quite
совсем иначе («Заговор» different scenario («Plot» of the year
1174 г . и его освещение 1174 A.D. and its representation in
в памятниках летописания) the Old Russian chronicles)
Павел Блохин Pavel Blohin
Зло, приносящее пользу? Evil bringing wealth?
Дело 1349 года Case of 1349
Анна Серегина Anna Seregina
«С оружием в руках»: «Bearing arms»: English Catholics
английские католики and political propaganda in the
и политическая пропаганда 16–17th centuries
XVI–XVII веков
Дмитрий Бовыкин Dmitri Bovykine
Повесть о том, как генерал A story of how general Hoche
Гош отправился в Ирландию, а left for Ireland but found himself
оказался в Париже in Paris
Бессилие историка Inability of a historian
Андрей Касатов Andrey Kasatov
Что скрывает дарственная грамо- What does William the Conqueror’s
та Вильгельма Завоевателя? foundation charter conceal?
 Павел Габдрахманов Pavel Gabdrakhmanov
Свиток XIII века из архива The roll of the 13th century from St.
аббатства святого Петра в Генте: Peter abbey archive in Ghent: casus,
казус, ребус, парадокс? rebus, paradox?
Игорь Данилевский Igor Danilevski
Потерянный сентябрьский стиль The lost September style
В гостях у «Казуса» Visiting the «Casus»
Жак Ревель, Жан-Клод Пасссерон Jacques Revel, Jean-Claude Passeron
«Казусное» мышление. «Casus» thinking.
Метод рассуждения, построен- The way of contemplations based on
ный на частных случаях particular cases
Summaries Summaries
Указатель статей, опубликован- Index of the articles published in
ных в альманахе almanac «Casus». Vol. 1–10
«Казус». Вып. 1–10
Происхождение иллюстраций Origin of illustrations
Наши авторы Our authors
 ОТ РЕДАКЦИИ
«И мой герой
не держит строй
и лезет на рожон»
Би-2

In casu esse… Если заглянуть в латинский словарь И.Х. Дворецкого и

внимательно изучить значения слова casus, не останется сомнений, что
жизнь сыграла с нами в свое время очередную, столь свойственную ей
шутку. Нарекая в 1996 году свое новое детище «Казусом», Юрий Льво-
вич Бессмертный, возможно, и не предполагал, насколько часто нам
придется впоследствии «зависеть от случайных обстоятельств». Однако
наш альманах упорно продолжает оправдывать данное ему название.
Пожалуй, ни одно другое из известных нам регулярных изданий не от-
личается подобным непостоянством, будь то бесконечная смена изда-
тельств, внешнего вида и внутреннего оформления или задержки с вы- 7
ходом очередного номера. «Казус» живет своей собственной жизнью,
он своенравен и не всегда сговорчив, он предъявляет нам требования,
которым мы вынуждены подчиняться, не особенно рассчитывая на вза-
имность. Наш альманах действительно никогда «не держит строй»: он
не слишком похож на почтенное академическое издание, он свободолю-
бив, задирист и частенько «лезет на рожон». Мы охотно признаем все
его недостатки. Но и любим мы его именно за них…
Вот и теперь нам пришлось ждать долгие годы, прежде чем мы смог-
ли окончательно собрать этот выпуск и подготовить его к печати. И все
же, пробившись сквозь толщу времен, пережив очередную смену изда-
тельства и весьма болезненные изменения в составе редколлегии, «Ка-
зус» вновь выходит навстречу читателям. И отмечает первый круглый
юбилей, свой десятый выпуск!
Дата эта для нас, безусловно, приятна и радостна. Прежде всего
потому, что мы, несмотря ни на что, смогли сохранить наше издание.
И за это мы благодарны всем, кто поддерживал нас в трудные годы, кто
верил в «Казус», кто хотел в нем печататься и читать его, кто всячески
способствовал его очередному «возрождению». Спасибо вам!
Что изменилось в политике альманаха за это время? Да, пожалуй,
практически ничего. Мы все так же ратуем за ясность мысли, за чистый
язык и четкость формулировок, за увлекательность изложения и лич-
ную сопричастность автора написанному. Редколлегия по-прежнему
рада видеть в своем портфеле статьи как маститых историков, так и
их юных коллег, но оставляет за собой право иногда не соглашаться с
высказанными гипотезами. И мы неизменно интересуемся «казуса-
 ми» – людьми, ситуациями и явлениями, которые – как и само наше
издание – «не держат строй», которые выламываются из нормы, тем
самым, возможно, эту норму и очерчивая.
Герои нашего очередного выпуска – как раз из этой серии. Сами
того, возможно, не желая, они «сеют» вокруг себя крайне любопытные
«казусы». Среди них мы найдем переписчиков и миниатюристов из
средневековых книжных мастерских, создающих произведения, в ко-
торых текст порой не сходится с иллюстрациями. Писцов из папской
канцелярии, чьи «ушастые змейки» на официальных бумагах – един-
ственное, что наполняет составленные ими документы своеобразной
индивидуальностью и заставляет нас задуматься о пределах личной сво-
боды этих скрипторов. Совершенно неизвестных нам ценителей поучи-
тельной литературы, каждый из которых вычитывает в полюбившейся
им книге свои мысли и идеи. Хорошо знакомого специалистам высоко-
поставленного чиновника, один-единственный рисунок которого спо-
собен, как кажется, перевернуть с ног на голову наши представления о
политических симпатиях этого человека.
Все эти персонажи населяют первый раздел альманаха, носящий го-
ворящее название – Ad marginem. Где, как не на полях рукописи, встре-
чаем мы незначительные, на первый взгляд, пометы, способные, тем не
От редакции

менее, рассказать нам очень многое и о человеке, оставившем их, и о

его адресате, и – шире – о более общих проблемах истории искусства,
истории права, интеллектуальной истории или политической истории
целой страны.
Именно о политической истории заходит речь и во втором разделе
8
нового «Казуса». Впрочем, на сей раз мы предлагаем взглянуть на нее
под несколько необычным углом и рассмотреть хорошо известные лю-
бому историку сюжеты – убийство Андрея Боголюбского, положение
еврейских общин в немецких городах, противостояние католиков и
протестантов в елизаветинской Англии, события Французской Револю-
ции – через «теорию заговора», через конспирологические идеи, кото-
рые очень часто оказываются чистой воды выдумкой и, тем не менее, не
только питают наш век, но, как выясняется, играют существенную роль
и в мировосприятии людей прошлого. Как возникает сама идея полити-
ческого «заговора»? Из каких элементов складывается подобная леген-
да? Какие изменения она претерпевает со временем и какое отражение
находит в источниках? Наконец, какие последствия – экономические,
политические, социальные, религиозные – может иметь та или иная
«теория заговора» для непосредственных участников событий и для их
потомков? На эти вопросы пытаются по-разному ответить авторы аль-
манаха…
Что же касается третьего раздела «Казуса», то здесь вопросов ос-
тается гораздо больше чем ответов. Не случайно мы назвали эту руб-
рику «Бессилие историка», предложив коллегам поразмышлять над
проблемой пределов наших знаний о прошлом, о нашей способности
создавать исчерпывающие научные гипотезы. Как выясняется, сделать
это оказывается не всегда возможно. И дело здесь не столько в огра-
ниченном количестве источников по той или иной эпохе: даже хорошо
известный документ, как показывают наши авторы, может таить в себе
такие секреты, ключ к которым подобрать совсем не просто. Думается,
что данная проблема характерна не только для периода Средневековья
(как русского, так и западного), исследованию которого посвящены все
три статьи данного раздела. А потому редакция «Казуса» надеется еще
не раз вернуться к разговору о «бессилии историка», а, возможно, и сде-
лать его постоянным.
Именно такой, уже ставшей традиционной, рубрикой и завершается
наш выпуск. В гостях у «Казуса» на сей раз оказались представители
легендарной школы «Анналов», Жак Ревель и Жан-Клод Пассерон,
историк и социолог, объединившие свои усилия, дабы порассуждать о
«казусном» мышлении, о микроистории, ее истоках, ее ценностях и по-
знавательных пределах. Редакция «Казуса» не могла пройти мимо столь
значимой в методологическом плане публикации. Нам показалось лю-
бопытным сравнить опыт наших иностранных коллег с собственными
идеями – и сделать это именно в юбилейном номере.
Нам было интересно работать над этим выпуском, и мы надеемся,
что вам будет так же интересно его читать. Мы хотели бы верить, что
он понравился бы и Юрию Львовичу Бессмертному, нашему учителю
и другу, основателю «Казуса», 90-летие со дня рождения которого мы
отметили в 2013 году. Его одобрение всегда было для нас высшей награ-
дой.

От редакции
9
10
От редакции
шмуц/титул
шмуц/титул
шмуц/титул
шмуц/титул
 Анна Пожидаева

«СОТРИТЕ ЭТОГО РЕБЕНКА»,

ИЛИ ЭСКИЗЫ И ИНСТРУКЦИИ
НА ПОЛЯХ СРЕДНЕВЕКОВЫХ РУКОПИСЕЙ

Если все надписи, оставленные писцами или миниатюристами на

полях средневековых рукописей, будут когда-нибудь собраны в один
общий свод, такой список удивит читателя разнообразием адресатов.
Разброс широк: от безличного «Мне холодно» ирландского писца VIII в.
или «Юноша, береги книгу»1, адресованного потенциальному вандалу,
собирающемуся вырвать или запачкать страницу, и вполне уместного в
устах библиотекаря ИНИОНа или РГБ – до некого Реми, которому семь
столетий назад запретили изображать что бы то ни было на оставлен-
ном свободным листе, «ибо я сам сделаю фигуру, которая здесь должна
быть»2. Встречаются в средневековых кодексах и вовсе безадресные об-
15
ращения: «Напрасно оставлено это место, ибо здесь ничего не должно
быть нарисовано»3.
Иначе обстоит дело с рисунками на полях. Нам придется оставить
в стороне общеизвестные маргиналии занятного, поучительного или
пародийного содержания – «забавы», дролери, появившиеся уже во
второй половине XIII в. и подробно классифицированные полстолетия
назад Лилиан Синтией Рэндалл4. Они, вне зависимости от нюансов их
смысла, несомненно предназначались для читателя, а не для исполните-
ля рукописи.
Нас же будут интересовать именно случайные или служебные над-
писи и рисунки. Как они менялись и кто был их адресатом? Для искус-
ствоведа-медиевиста ответ на этот вопрос кажется очевидным: этому
вопросу посвящены десятки исследований – от столетней давности
«Эскизов к миниатюрам» Анри Мартена5 до относительно недавнего
сборника «Художники, мастера, и художественная продукция в Сред-
ние века»6. Венцом и обобщением всей этой обширной информации
стала книга Джонатана Александера «Методы работы средневекового
миниатюриста», увидевшая свет в 1992 г.7
Можно, однако, сформулировать проблему иначе и попытаться из-
учить подобные надписи как обращения к конкретным адресатам, уви-
деть предполагаемый облик этих людей, которых мы можем представить
себе именно благодаря служебности, непарадности написанного. Мы
неизбежно соприкоснемся здесь с одним из самых сложных и интерес-
ных вопросов в истории искусства Средних веков – с ролью визуально-
го образца и текстовой инструкции в процессе иллюминации рукописи.
 Что они собой представляли и какими были люди, которым они предна-
значались? В чем глава мастерской мог положиться на исполнителя, а в
чем нет? Какова на деле и в разные периоды была степень свободы, от-
личавшая, согласно сложившемуся мнению, мастера латинского Запада
от иконописца или миниатюриста греческого Востока? Когда именно
разошлись их пути? Но в первую очередь мы должны будем попытаться
ответить на важнейший вопрос, определяющий наши представления о
работе средневекового миниатюриста: насколько хорошо он понимал,
что изображает. Ответы на эти вопросы будут очень разными для раз-
ных периодов Средневековья.

* * *
В эпоху раннего Средневековья вопрос о первенстве визуального об-
разца (мозаики или привезенной рукописи) или текстовой инструкции
остается открытым. Мы знаем, что папа Григорий Великий на рубеже
VI–VII вв. рассылал по дальним уголкам Европы образцовые кодексы,
которые с большим или меньшим успехом копировались на местах. Что
же касается более раннего времени, то здесь нас неизбежно ожидает
неразрешимая загадка в виде текстов хроник наподобие «Истории
Ad marginem

франков» Григория Турского, где мы находим одно из первых на Западе

упоминание об инструкции или образце для художника: «Супруга (епи-
скопа) Намация построила за стенами города базилику в честь святого
Стефана. Желая украсить ее цветными росписями, она взяла книгу,
развернула ее на коленях и, читая старое писание его деяний (курсив
мой. – А.П.), давала наставления художникам, что им изображать на
16
стенах»8. Хотя Р. Шеллер9 предполагает, что речь могла идти о каком-то
изобразительном цикле, нам (как будет объяснено ниже) кажется более
вероятным, что Григорий имел в виду словесные инструкции, которые
отдавались супругой Намация мастерам.
К какой памяти – вербально-сюжетной или зрительной – апелли-
ровал этот недоступный нам образец? Поскольку речь идет о раннем (VI
в.) периоде и несохранившемся памятнике, здесь можно лишь предпола-
гать, что либо информация была недостаточно точно передана (что, соб-
ственно, и не входило в задачи хрониста, занятого совершенно другой
стороной дела), и существовал еще какой-то иконографический ориен-
тир – т.е. книжная миниатюра в «старом писании деяний» (что выгля-
дит сомнительным, ибо хронист ни слова не говорит о показе рукописи
мастерам), либо же, что росписи базилики действительно выполнялись
лишь на основе текста жития. Заманчиво было бы предположить, что
«старое писание» представляло собой раннехристианскую рукопись с
развернутым биографическим изобразительным рядом в духе Поздней
Античности, но и этого нельзя утверждать с уверенностью: до нас не
дошло ни одного развернутого раннего житийного цикла св. Стефана.
Однако уже в середине V в. мы встречаем и реальные текстовые
инструкции, оставленные, в частности, на страницах Кведлинбургской
Италы (Берлин, Staatsbibliothek Preußisher Kulturbesitz, Cod. theol. lat.
fol. 485, f. 2r) (илл. 1). В этой рукописи, содержащей первый, сделанный
на основе Септуагинты неполный латинский перевод Библии, имеется
два вида надписей. Первые и очевидные всем – так называемые tituli,
написанные золотом и предназначенные для зрителя. Они нужны преж-
 «Сотрите этого ребенка»
17

Илл. 1. Кведлинбургская Итала, V в.

(Берлин, Staatsbibliotek Preussischerkulturbesitz, Cod.theol.lat.fol.485, f. 2r).
Реконструкция

де всего для идентификации сюжета и действующих лиц: например,

«Саул приносит жертву…» (Hic Saul offerens holocaustum) или «Саул
удерживает Самуила» (Saul tenens Samuhelem)10. Рядом с ними, курсивом
и простыми чернилами, были приписаны тексты, впервые адресованные
непосредственно исполнителю миниатюры. Они стали видны благода-
ря тому, что листы этой древней рукописи, пропитанные клейстером,
пошли на обложку более позднего (X в.) кодекса, и черновые надписи,
скрытые первоначально красочным слоем, проступили на поверхность.
Эти тексты-инструкции, не вызывающие сомнения в своем назначении,
подробно исследованы И. Левин11, полагавшей, что они принадлежали
нескольким мастерам. Каждый из них начинается словами facies (сде-
лай).
Вместе с тем наблюдаются и некоторые различия между текстом
tituli и иконографией соответствующих им миниатюр. Так, третья сце-
на на f. 2r (лучше всех сохранившегося листа) не соответствует тексту
Ad marginem

18

Илл. 2. Пентатевх Ашбернхема, VI–VII вв.

(Париж, BNF. MS n.a.lat. 2334, f.1r)

инструкции, который гласит: «Facis ubi rex saul profetam irratum rogat
utin se rogent deum et orantem agag sibi ignoscere»12. Иллюстрация изоб-
ражает Саула, останавливающего уходящего Самуила, и их совместную
молитву. Фигура Агага отсутствует, на основании чего можно предпо-
ложить, что письменная инструкция не являлась в данном случае един-
ственным источником иконографии миниатюр, и следовать ей беспре-
кословно миниатюрист не был обязан (здесь следует оговориться, что
это – единственный столь ранний пример). Возможно, одновременно
миниатюрист использовал и какой-то изобразительный цикл (о чем сви-
детельствует, например, явное сходство изображения прихода Самуила
с совершенно неподходящей схемой триумфа императора). И. Левин
предполагала13, что автор программы и непосредственный исполнитель
имели перед глазами два разных иллюстративных образца, чем и объ-
ясняются случаи отклонения рисунка от инструкции. Увы, мы можем
лишь предполагать, какими могли быть эти образцы.
В другой раннехристианской рукописи – Пентатевхе Ашбернхема
(Paris, B.N. MS n.a.lat. 2334) – тоже присутствуют два вида надписей.
Это подписи-tituli, носящие пояснительный характер и начинающиеся
со слова hic (здесь), как, например, процитированные Бецалелем Нар-
киссом подписи к листу с изображением Творения: «Hic terra segregata
est ab aquis sub caelo» (Здесь земля отделяется от вод, что под небесами)14
(илл. 2). Есть и более краткие подписи, называющие изображенные
предметы и действующих лиц: «Hic tenebrae» (Здесь тьма); «Omnipotens
Logos» (Всемогущий Логос)15, и т.д. Впрочем, здесь нет разницы в по-
черке и технике нанесения двух видов надписей (крайне плохо сохра-
нившихся), и, скорее всего, речь в обоих случаях идет о пояснениях для
зрителя.
Другим интересным ранним примером независимости изображе-

«Сотрите этого ребенка»

ния от подписи может служить опубликованный в статье П. Мак Гурка16
фрагмент рукописи конца VIII в. (Br.M.Ms. Royal I.E.VI) – англосаксон-
ского Евангелия на пурпуре. В кодекс оказались вставлены страницы
белого пергамента, предназначавшиеся, вероятно, для иллюстраций. С
обратной стороны каждого белого листа было помещено гекзаметриче-
ское двустишие. Например, к изображению четырех евангелистов (или
их символов) относилась такая надпись:
«Hinc quadriga Dei cherubin comitante refulget,
Quae Christi in mundum tempora sacra sonat»17.
(Здесь Божия квадрига блистает в сопровождении херувимов, ею же
в мире Христовы святые времена возвещаются.) 19

Идея о том, что речь шла о евангелистах, очевидна, но она к тому же

еще подтверждается сравнением с миниатюрой Майхигенского Еванге-
лия, снабженной сходной надписью:
«Quam in prima speciosa quadriga
Homo leo vitulus et aquila»18.
(Как впереди прекрасной колесницы человек, лев, телец и орел.)
Надпись на листе, предшествующем Евангелию от Марка, еще яс-
нее:
«Hic Jesus baptizatus est ab Iohanne in Jordane coelis
Apertis Spiritu Sancto in specie columba
discendende super Eum voceque
paterna filius alti throni vocicatus»19.
(Здесь Иисус принимает крещение от Иоанна в Иордане при откры-
тых небесах и Духе Святом, в виде голубя сходящем на Него и голосе
Отца, Сыном (Его) с высокого трона называющем.)
Последовательность работы над рукописью в этот период была про-
ста: вначале работал писец, потом – миниатюрист. Глава мастерской
определял, сколько должно было быть иллюстраций и где для них сле-
довало оставить место. Мы можем лишь предполагать, каким образцом
руководствовался в этот период миниатюрист и как с его работой были
связаны интересующие нас подписи. Из приведенного выше текста
(а также из стихотворения к началу Евангелия от Луки, где описывалось
 Благовещение Захарии) видно, что в данном случае планировался не са-
мый простой и стандартный вид украшения Евангелия – не «портреты»
евангелистов с их символами, а тематические иллюстрации к первому
описываемому в тексте событию (то, что в позднейших памятниках бу-
дет называться ad verbum).
Известно, что самым распространенным в период раннего Средне-
вековья способом передачи иконографических схем являлось копирова-
ние полностью рукописи-образца20. Вероятнее всего, и здесь речь шла о
почему-то незавершенном процессе копирования некоей не дошедшей
до нас рукописи, имевшей аналогичные или сходные гекзаметры к ил-
люстрациям. Последние, вероятно, предполагалось взять также из нее.
Единственная в таком случае вспомогательная роль стихов, предназна-
ченных в первую очередь для читателя, заключалась в дополнительной
возможности ориентации мастера.
Уникальный пример текстового описания двух новозаветных
циклов раннего XII в. из английских Псалтирей Сигарда и Леоберта
(Лондон, Британский музей. Egerton MS. 3323), приведенный Фрэн-
сисом Вормальдом21, показывает, что само изображение иногда могло
быть заменено его подробным описанием, которому сопутствовали уже
знакомые нам стихотворные надписи гекзаметром, предназначенные
Ad marginem

для зрителя. В этих описаниях персонажи перечислялись в назывном

порядке, например: «Sequitur nativitas. Mariа in lecto, puer in preseрio et
bos et asinus. Joseph ad pedes, lampas desuper, in Sigardi: sed in Leoberti
appositi sunt duo angeli super lampadem. Versus inibi:
En sol iusticie natus de carne Marie.
20 En velut agnellus patitur presepe tellus»22.
Очевидно, что перед нами текст, распадающийся на две части. Дву-
стишие предназначено для читателя и является сложным по смыслу
комментарием к предполагаемому изображению, прозаический же
текст представляет собой специальное руководство, предназначенное
для миниатюриста. По стечению обстоятельств (из-за временного от-
сутствия миниатюриста в одном из скрипториев?) в один из монастырей
переслали не копию рукописи, а ее описание, а потому то, что должно
было быть изображено, оказалось записанным. Из этого примера для
нас становится ясным, что иллюминатор, руководствовавшийся таким
описанием, во-первых, являлся человеком вполне осведомленным в том,
как в целом выглядит та или иная сцена (т.е. текст явно апеллировал к
его зрительной памяти), и, во-вторых, получал определенную свободу в
выборе вариантов второстепенных деталей, таких, к примеру, как поме-
стить или нет над светильниками изображения ангелов.
Несмотря на детальность описаний (к сцене Поклонения волх-
вов в одной из рукописей дано замечание: «Desuper lampades, et stella
superius»23 (Вверху лампады, над ними звезда), понятно, что обе Псалти-
ри содержат близкие, но не полностью иконографически совпадающие
сцены. Известно, что «листы перед псалтирью» в XII в. часто служили
в монастырских скрипториях чем-то вроде иконографического руко-
водства, однако не отличались точностью «факсимильного» воспро-
изведения. Как явствует из описания, цикл Псалтири Сигарда значи-
тельно шире и подробнее, чем в Псалтири Леоберта. Распространение
такого рода руководств само по себе предполагало заботу о том, чтобы
разнообразить варианты иконографических схем, известных мастеру.
Впрочем, это разнообразие касалось лишь немногих и самых известных
сцен – подавляющее большинство миниатюр Псалтирей Сигарда и Ле-
оберта имеют обшие описания, без упоминания различий. Композиция
каждой сцены описана достаточно детально, но не настолько, чтобы
исключительно ею можно было руководствоваться при создании таких
устойчивых сцен, как Рождество, Крещение и пр. – здесь очевидно
обращение к зрительной памяти. Совершенно не оговорены в инструк-
ции внешность, возраст и одежда персонажей (что выдает условность
текстов): для воспроизведения по ним иллюстрации необходимо было
хотя бы знание общепринятых черт внешности каждого из героев24,
который просто назывался по имени: «Petrus extracto gladio, Malchus
manum habens ad aurem... Judas porrigens osculum Yhesu» (Петр с извле-
ченным мечем, Малх с рукою у уха… Иуда, дающий поцелуй Иисусу), и

«Сотрите этого ребенка»

т.д. Сам факт того, что автор инструкции просто называет персонажей
по имени, предполагает, что исполнитель знает, как они должны выгля-
деть. При этом, повторим, прилагавшиеся двустишия уже совершенно
теряли вспомогательную функцию:
«Cum fremitu magno lupus osculum porrigit agno.
Tradit Judeis quem promisit Phariseis»25.
Они не имели к миниатюристу никакого отношения.

* * *
Решительная перемена в отношениях инструкции, образца и испол- 21
нителя произошла в конце XII–XIII в. и оказалась связана с достаточ-
но широким распространением специальных служебных книг и листов
образцов и мотивов, не являющихся частями сакральной рукописи и
предназначенных исключительно для использования миниатюристом.
Первые такие так называемые «летучие листы» были известны уже в
X в., однако подлинный расцвет эта форма руководства мастера пере-
жила в конце XII – начале XIII в., когда появились специально состав-
ленные кодексы образцов (наиболее известным из них является «Книга
образцов» Виллара де Оннекура). Такие образцы-рисунки в большин-
стве случаев были лишены надписей, что говорит, с одной стороны, об
обширности и разработанности «визуального словаря» миниатюриста к
концу XII в., с другой – о новых возможностях, открывающихся перед
ним – к возможности расчленения и частичного копирования образца,
ведущая к составлению новых композиций из частей старых.
Эволюция визуального образца на Западе от целостной сюжетной
сцены к отдельным фигурам, из которых, как из конструктора, мож-
но было складывать самые разные композиции – предмет отдельного
и очень обширного исследования. Типам листов и книг образцов и их
истории с X по XV в. посвящены фундаментальные труды Р. Шеллера26,
а на русском языке – Л.М. Евсеевой27. Принцип цитирования по ча-
стям, распада неделимой когда-то картинки на отдельные фрагменты,
которые мастер мог комбинировать по своему усмотрению – вот суть
процесса иконографического творчества эпохи расцвета средневеко-
вой иконографии – XII века28. На этом принципе построены выводы
Ad marginem

Илл. 3. Гордыня, падающая с коня. Книга образцов Виллара де Оннекура,

22 (Париж, BNF. MS fr. 19093, f. 3v)

крупнейших исследователей византийского и итало-византийского ис-

кусства: О. Демуса и Э. Китцингера29.
Нас будут интересовать пояснительные надписи, которые все же по-
являются иногда в книгах образцов и мотивов – и прежде всего в альбо-
ме Виллара де Оннекура, включающем самые разные варианты сцен –
от евангельских сюжетов до животных и архитектурных чертежей.
Если до Виллара, в «листах» XI–XII вв. краткие подписи типа «Tres amici
Iob» (Три друга Иова) или «Davidus rex»(Давид царь) могли как пояснять
изображенное миниатюристу, так и переноситься в беловую рукопись
в качестве пояснений для зрителя, то сам Виллар часто поясняет чита-
телю, как сделаны рисунки. Например, он указывает, что фигуры двух
львов нарисованы al vif (с живого). В то же время некоторые надписи
(например, «l’orgueuil siccome il tribuche» [вот как падает гордыня] (f. 7)
рядом с изображением Гордыни, падающей с коня) (илл. 3) вполне мог-
ли быть предназначены и для переноса в беловую рукопись и служить
пояснением для зрителя.
Настоящая революция в этом отношении была связана с реформой
производства рукописей в начале XIII в. В это время появились первые
светские мастерские (где работали мастера, заведомо менее знакомые
с сюжетами Священного Писания, чем монахи). Эти мастера уже не-
сомненно нуждались в непосредственном руководстве разной степени
подробности. Отсюда началась подлинная история служебных пометок
и надписей на полях, насчитывающая не менее трех столетий – до пол-
ного вытеснения рукописей печатными книгами.
 Начнем с парадоксальных примеров. В начале своего рассказа мы
упомянули меланхолическую надпись на полях одной рукописи сере-
дины XIII в.: «Напрасно было оставлено это место, ибо здесь ничего не
должно быть изображено» (Frustra dimissum fuit hoc spatium quia nichil
in eo debet depingui)30. Еще более колоритно знаменитое «Реми, не де-
лайте здесь ничего, ибо я тут сделаю фигуру, которая должна тут быть»
(Remiet ne faites rien cy car je y feray une figure qui y doit estre)31. Тако-
го рода надписи свидетельствуют не просто о разделении труда – оно
присутствовало и в монастырских мастерских – но и о том, что автор
инструкции и исполнитель практически не виделись – слишком много
рукописей такого рода одновременно контролировал глава мастерской.
Действительно, подлинная реформа производства и иллюминации
рукописей в XIII в. заключалась в том, что над рукописью одновременно
работали несколько писцов, несколько миниатюристов и т.д. Возможно
это было только при одновременном переписывании нескольких раз-

«Сотрите этого ребенка»

ных тетрадей «типовой» рукописи: к примеру, небольшого формата,
украшенной маленькими инициалами «университетской» Псалтири
или Библии. Работа велась отдельно над каждой тетрадью, которые за-
тем сшивались и переплетались. В таком случае образцом – exemplar –
служили просто несброшюрованные тетради аналогичной готовой
рукописи – pecia32. Понятно, что здесь о вдумчивом последователь-
ном иллюстрировании текста и речи быть не могло. Небольшой набор
текстов (преимущественно библии и псалтири) украшался достаточно
предсказуемым набором инициалов33.
Миниатюристы вставляли инициалы в заранее оставленные для это-
го места. Задача главы мастерской заключалась в том, чтобы наглядно
и исчерпывающе дать понять одному из многих своих работников, что 23
именно ему следует изобразить. Для недорогих, поставленных «на по-
ток» рукописей XIII в. характерен устойчивый набор инициалов, посто-
янно повторяющихся и поэтому хорошо знакомых миниатюристам. Для
«университетской» малоформатной Псалтири это инициалы к 8 или 10
литургическим псалмам, для такой же Библии – к главным книгам Вет-
хого и Нового Завета. В идеале мастеру было достаточно намека, услов-
ной пометки, или нескольких букв, чтобы понять, что именно должно
быть изображено в том или ином месте. Такого рода намек мог быть
визуальным или текстовым – эскизом или буквой, словом, фразой.
Начнем с эскизов. Этот метод был впервые описан с многочислен-
ными примерами Анри Мартеном34. Согласно его наблюдениям, на по-
лях или прямо на месте будущего изображения прежде всего намеча-
лась самая общая его схема, часто почти неузнаваемая, или деталь этой
схемы, призванная оживить в памяти мастера всю сцену целиком или
напомнить о какой-то ее характерной особенности. Эскизы делились
на два типа: очерк сцены в самых общих чертах и какая-либо значащая
ее деталь. Естественно, исследователям доступны в первую очередь те
немногочисленные эскизы, что были сделаны на полях, а не непосред-
ственно на месте будущей миниатюры. А. Мартен приводит несколько
таких примеров: это «Каменование Стефана» и «Св. Павел перед корин-
фянами»35 (илл. 4) – эскизы, в которых присутствуют все персонажи
сцены, своей подробностью исключавшие всякую возможность путани-
цы. Другой тип эскизов – гораздо более обобщенные, изображавшие
лишь какую-либо деталь сцены. Целый ряд таких эскизов приводит
Дж. Александер в статье о рисунках на полях36: кувшин рядом с изобра-
Ad marginem

Илл. 4. Эскизы на полях. Библия, XIII в.

(Париж, Bibliothèque de l’Arsenal, № 2686, fol.146v, 151r)
24
жением пира Эсфири в «Исторической библии» 1314 г., лук и стрела ря-
дом с «Мученичеством св. Эгидия» из французской рукописи «Золотой
легенды», созданной ок. 1300 г37. И первый, и второй тип эскизов могли
служить причиной забавных и весьма показательных ошибок.
К примеру, Дж. Александер38 воспроизводит в своем исследовании
медальон из «Морализованной библии» 1230 г. (Лондон, Br.L., Harley
1527, f. 9), где вместо шествия в Вифлеем оказалось изображено бегство
в Египет. В результате на полях кодекса появилось замечание главы ма-
стерской: «L’enfant que la dame porte defaciez. Elle ne doit point porter ici»
(Сотрите ребенка, которого несет дама. Она (Его) вовсе не должна здесь
нести)39. Миниатюра с «лишним» Младенцем возникла здесь в результате
явного смешения в памяти миниатюриста двух похожих схем, включаю-
щих изображение Марии, восседающей на осле, которого ведет Иосиф
(илл. 5). Скорее всего, это произошло из-за того, что эскиз, оставленный
на месте будущей миниатюры (и потому недоступный нам) главой ма-
стерской, оказался недостаточно детальным и был неправильно понят.
Стоит задаться вопросом, обращал ли миниатюрист внимание на текст
рядом со специально оставленным для миниатюры местом, и мог ли этот
текст хоть в какой-то степени служить ему опорой. Поскольку огром-
ное большинство инициалов в «университетских» библиях и псалтирях
имели характер ad verbum40 – дословной передачи содержания первых
строк рукописи – это представляется вполне возможным.
Аналогичный пример, также приведенный Дж. Александером41, –
довольно поздняя (конец XIV в.) копия Somme le roi (Paris, B.N.,
 «Сотрите этого ребенка»
Илл. 5. Бегство в Египет (Шествие в Вифлеем). Морализованная библия.
(Лондон, British Library. Harley 1527, f. 9)

Ms.fr.14939, f. 5), где в миниатюре, посвященной Получению скрижалей

Завета Моисеем, поклонение золотому тельцу было произвольно заме-
нено на сходную по композиции сцену жертвоприношения Исаака. При
этом за спиной Авраама сохранилось изображение коленопреклонен-
ных молящихся из сцены поклонения, которые были явно не нужны во 25
втором случае42.
Масштаб ошибки и существующая отныне возможность путаницы
ярко иллюстрируется тем, что заменялся – как в примере с Младенцем
Христом, так и в примере с Исааком – сам смысловой центр компози-
ции, в то время как ее периферийные детали могли оставаться нетро-
нутыми. Вероятно, в первом случае на месте миниатюры был общий
силуэт Богоматери на осле, вызвавший в памяти миниатюриста сцену
бегства в Египет, а во втором – скорее всего, алтарь, телец и коленопре-
клоненные иудеи. Неудивительно, что достраивание всей композиции
на основе нескольких деталей (иногда и второстепенных) в светском
скриптории могло быть подчас ошибочным.
Итак, нередко ошибались исполнители. Но как же обстояло дело с
авторами инструкций? Указанный выше принцип «дословного» иллю-
стрирования первых строк каждой книги показывает, что и они к этому
времени не увлекались, как в XII в., иконографическим творчеством, ос-
нованным на сложных богословских интерпретациях содержания свя-
щенной книги. Выработавшийся устойчивый набор сцен расширялся
с трудом и только в случае особого заказа. Предложенный редкий или
нетрадиционный сюжет часто хотели «причесать» под знакомую схему
сходного, но более популярного сюжета. Таких примеров сохранилось
множество. Так, во французской «полностью иллюминированной»43
Псалтири середины XIII в. встречается апокрифический сюжет «Ирод,
поджигающий Фарсисские корабли». На миниатюре же изображено,
как Ирод рубит корабль топором. Перед нами – очевидное противо-
речие, которое приводит нас в замешательство, пока мы не вспомним
 о самом распространенном типе изображения человека с кораблем –
Ное за строительством ковчега! (ср. с аналогичной по времени миниа-
тюрой из Книги библейских иллюстраций кардинала Мацейовского,
Нью-Йорк, Библиотека Пирпонта Моргана, Ms M. 63, f. 2v) Так, в обход
текста, из репертуара выбиралась самая подходящая картинка и ничто-
же сумняшеся ставилась на требуемое место. К сожалению, мы не рас-
полагаем здесь ни эскизом, ни инструкцией, но все говорит за то, что на
месте самой миниатюры должен был находиться суммарный (человек,
корабль) эскиз именно этой, знакомой миниатюристу сцены строитель-
ства ковчега.
Ной и Ирод – пример специфический. Однако кроме него суще-
ствовал еще целый ряд традиционных «мигрирующих схем», которые
широко использовались для самых разных сюжетов. Это могли быть как
целостные схемы, так и их части – так называемые «модули». Назовем
для примера только мотив падающего всадника (см. илл. 3), который по-
является уже в римской Античности как изображение Марка Курция,
падающего в бездну на Форуме, а в Средние века может поочередно
служить изображением Гордыни, падения Савла на пути в Дамаск, ра-
нения Ангеррана де Куси44, и т.д. Если мы отделим от этой схемы про-
сто падающую полуфигуру (как это часто делалось в книгах образцов),
Ad marginem

то получим универсальный модуль для изображения падения ангелов,

падения Охозии с башни, казни Иоанна Крестителя (илл. 6) и многих
других сцен45.
Итак, рисунок-эскиз к XIII в. мог напоминать о нескольких вариан-
тах изображений и вполне мог быть неправильно истолкован светским
миниатюристом. Как же обстояло дело с надписями?
26 Первые текстовые пометки возникли во французских скрипториях
во время правления Филиппа Августа (1180—1223) и носили, по мне-
нию Патриции Штирненманн46, весьма условный характер: черточками
помечалось количество инициалов в бифолии, отдельными буквами –
предполагаемые цвета (az, a – azur: n – nubilus, и т.п.). Более развернутые
пометки на полях появились, как считает В.Л. Романова47, после 1228 г.,
и в течение XIII в. помещались сбоку от предполагаемой миниатюры, а в
XIV–XV вв. – внизу страницы. Они могли писаться как по-латыни, так
и на национальном языке (более всего таких пометок известно по-фран-
цузски).
Вначале подобные ремарки носили весьма лаконичный характер
и по смыслу оказывались аналогичны эскизам-схемам, которые часто
рисовались там же, на полях, теми же мастерами: «coronement du roi»,
«evesque qui fait des orders»48, «Adam qui labore Eve qui file»49. Это были не
описания, а просто напоминания. Однако чем дальше, тем более подроб-
ные рекомендации требовались мастеру, даже когда речь шла о, казалось
бы, известных сюжетах. Если из описаний Псалтирей Сигарда и Леобер-
та, где персонажи просто назывались по именам (см. выше), явствовало
обращение к зрительной памяти и общей иконографической осведом-
ленности исполнителя, то в XIII в. и позже часто сам автор руководства
не указывал, о ком именно идет речь в предлагаемом изображении,
заменяя слово «Давид» на roi или приводя простое иконографическое
описание сцены вне смысловых ассоциаций, куда более подробное, чем
руководство XII в., например: «Un homme couchie dedenz un lit dormant et
y ait arbres autour, et une damoiselle en chemise qui se couche on lit» (Чело-
век, лежащий в постели, с деревьями вокруг и барышня в рубашке, ко-
 «Сотрите этого ребенка»
Илл. 6. Бенедетто Антелами и мастерская. Казнь Иоанна Крестителя. Парм-
ский баптистерий, cеверный портал, ок. 1200 г.
27
50
торая ложится в постель) (имеется в виду иллюстрация к книге Руфь) .
Иногда такие описания сильно грешили против содержания сцены:
так, для иллюстрации к 68-му псалму («Спаси меня, Господи, ибо воды
дошли до души моей»), где обычно изображался Давид, воздевающий
руки по пояс в воде, давалась следующая инструкция: «Un roi tout nu
issant de terre, tendant ses mains vers le ciel est en terre jusques au ventre»
(Обнаженный король, восстающий из земли, простирая руки к небу, в
земле по пояс)51. Здесь уже не только непосредственный исполнитель,
но и глава мастерской – автор инструкции – имел слабое представ-
ление о содержании иллюстрируемого текста и действовал, видимо, на
основе визуального образца, в котором очертания волн в аналогичных
миниатюрах легко могли быть приняты за холмы.
Если в такого рода изображениях и сохранилась отсылка к фигура-
тивным образцам (а они, как мы уже сказали выше, несомненно сущест-
вовали в светских мастерских), то она стала куда более опосредованной,
чем в описании XII в. Манера апеллировать к общеизвестным изобра-
жениям или просто к зрительной памяти исполнителя, впрочем, сохра-
нилась вплоть до XV в.: в контрактах с миниатюристами, приведенных
Дж. Александером, в это время повторялась одна и та же наиболее
расхожая формула – изобразить secundum similitudinem et formam52.
Аналогичную этому подпись приводил и А. Мартен: «Daniel en vision
qui voit j.home vestu de linge, saint d’une sainture d’or, siccome ilec en la
page» (Даниил, видящий в видении молодого человека, одетого в лен,
 подпоясанного золотым поясом, как здесь на странице)53. Здесь также
явно имелся в виду какой-то конкретный образец.
Итак, отныне в типовых, тиражируемых рукописях понимание кем-
либо из исполнителей сюжета изображаемого становилось вовсе не
нужно. В случае использования менее распространенных сюжетов дело
обстояло иначе.
К XIV–XV вв., когда инструкция стала самостоятельным текстом,
который заказчик передавал мастеру, за подробным описанием желае-
мого изображения часто следовала ремарка: «Как вы можете это видеть
на рисунках»54. Причем имелись здесь в виду не какие-то прилагаемые
к контракту рисунки, а рисунки вообще, т.е. нечто общеизвестное.
Впрочем, это касалось лишь самых распространенных сюжетов. Во всех
остальных случаях инструкции приходилось составлять все подробнее
и подробнее.
До размеров самостоятельного текста они разрастались прежде
всего в рукописях светского назначения, где общепринятый иконогра-
фический извод того или иного сюжета попросту отсутствовал, а часто
требовались изображения на беспрецедентный сюжет, не имевший
предшествующей иллюстративной традиции. При этом первая часть
текста могла иметь универсальное значение и описывать всю сцену, а
Ad marginem

вторая – предназначаться непосредственно для мастера. Такой подход

был характерен именно для светских тем, где не имелось сакрального
текста, представлявшего в той или иной мере цитату из Священного Пи-
сания и отделенного от вспомогательных ремарок. Последние обычно
оставлялись писцом прямо в тексте, над местом, приготовленным для
иллюстрации: «Illec comment deux parlements romains viennent de nuit
28 au pont que devoient les Gaules passer....Soit portrait ung pont de pierre
et l’eaue passant par dessoubz. Et en la haute seront faits gens d’armes...»
(Здесь [изобрази], как два римских парламентера приходят ночью на
мост, который галлы должны перейти… Пусть будет изображен камен-
ный мост и вода, протекающая внизу. А вверху пусть будут изображены
воины…)55.
Иногда в светских рукописях пояснения для зрителей отсутствовали
(ими служил сам текст), а в текст, без отличия почерка, включались ин-
струкции для мастера, как, к примеру, в рукописи «Калилы и Димны»:
«Figura bovis cuncti tenuto cum funibus» (Изображение быка на привязи)56.
Полностью опирались на текст пояснения и миниатюры на свя-
щенные сюжеты, не принадлежавшие к числу распространенных и не
имевшие устоявшейся иконографии. Дж. Александер приводит пример
изображения в рукописи Нидерландской Библии57 1460 г. «двух львов и
человека», как указано в подписи, а не двух «львиноподобных людей»,
как значится в тексте Вульгаты (2 Цар 23:21–22). Непонимание или со-
знательное упрощение задачи принадлежало здесь уже не исполнителю
миниатюры, а автору инструкции, миниатюрист же просто послушно
«выполнял заказ».
Первый пример этого «произвола» в создании обширных циклов об-
разов относится, с точки зрения Н. Моргана58, уже к середине XIII в., ко-
гда на иконографию стали очевидно влиять тексты всевозможных пара-
фразов на национальных языках и светских сочинений. К концу XIV в.
в иллюстрациях светских рукописей (а также более поздних священных
книг) речь явно уже не шла о каких-либо зрительных ассоциациях с об-
разцами, за исключением бессознательного усвоения общих схем, что
нельзя было никак регламентировать. Собственно, именно в это время
можно констатировать смерть устойчивой иконографической схемы и
переход письменной инструкции в совершенно новое качество – са-
мостоятельной ренессансной программы, предполагавшей известную
свободу мастера не просто (и не всегда) в выборе деталей, но в создании
самой композиции, выборе произвольной схемы для заказанного изоб-
ражения. С окончательным распадом целостной иконографической схе-
мы, предназначенной для определенного сюжета на отдельные, лишен-
ные конкретного содержания пластические элементы средневековый
смысл образца и его копирования оказался утрачен. Сформировавшая-
ся примерно в это же время ренессансная словесная инструкция, теряя
связь с узнаваемой схемой, регламентировала отныне уже совершенно
иные – смысловые и тематические – моменты.
На первый план выходит другой регион и другой вид искусства –
Италия второй половины XV в. как место рождения светской станковой

«Сотрите этого ребенка»

картины. Так, Боттичелли самостоятельно выстроил пространство сво-
ей «Клеветы Апеллеса», опираясь на экфразис, предложенный Леоном
Батиста Альберти. Мантенья и Перуджино, будучи связаны большим
количеством персонажей, чрезмерной усложненностью, а зачастую и
бессмысленностью текстов программ, написанных Изабеллой д’Эсте к
их «Парнасу», «Минерве, изгоняющей пороки из сада добродетелей»
или «Триумфу Любви над Целомудрием», оказались, тем не менее, сво-
бодны в построении собственного, индивидуального пространства для
каждой из картин, сохранили узнаваемость манеры в облике, позах и
жестах фигур. Однако это – уже совсем другая история.

29
1 14
Цит. по: Мецгер Б. Текстология Нового Narkiss B. Toward a Furthes Study of
Завета. Примеч. 32 // http://www.krotov. the Ashburnham Pentateuch // Cahiers
info/libr_min/m/metzger/met_03.html. archéologiques, 1969. T. XIX. Р. 46–60,
2
Романова В.Л. Рукописная книга и готи- здесь P. 47.
15
ческое письмо во Франции в ХIII–XIV Ibid. Р. 48.
16
вв. М., 1975. С. 99. McGurk P. An Anglo-Saxon Bible fragment
3
Цит. по: Alexander J.J.G. Medieval of the Late VIII Century Royal I E.VI //
Illuminators and Their Methods of Works. Journal of the Warburg and Courtaud
New Haven; London, 1992. Р. 56. Institute. 1962. T. 25. P. 18–34.
4 17
Randall L.M.C. Images in the Margins of Ibid. P. 22.
18
Gothic Manuscripts. N.Y., 1966. См. также: Ibid. P. 23–24.
19
Camille M. Mirror in Parchment. L., 1998 (о Ibid.
20
псалтири Латрелла). По этому поводу см. историю копиро-
5
Martin H. Les esquisses des miniatures // вания Амиатинского кодекса: Alexander
Revue archéologique. 1904. T. 4. № 6. J.J.G. Op. cit. P. 72–73.
21
P. 17–45. Wormald F. A Medieval Description of Two
6
Artistes, artisans et production artistique Illuminated Psalters // Scriptorium. 1952.
au Moyen Age / Ed. par X. Barral i Altet. T. VI. P. 18–25.
22
P., 1990. T. 3: Fabrication et consommation Ibid. P. 20–21: «Cолнце правды родилось
de l’oeuvre. от плоти Марии или же Агнец смирился
7
Alexander J.J.G. Op. cit. до яслей земных».
8 23
Григорий Турский. История франков. М., Ibid. P. 21.
24
1987. II, 17. C. 43. Конечно, Запад не знал греческого ус-
9
Scheller R.W. A Survey of Medieval Model тойчивого «портретного типа» персо-
Books. Haarlem, 1963. P. 18. нажа – εικονίςμος, но общепринятые
10
Levin I. The Quedlinburg Itala : The Oldest нормы в изображении главных ново-
Illustrated Biblical Manuscript. Leiden, заветных персонажей (Петр седой, с
1985. Р. 34. короткой бородой, Павел с залысинами
11
Ibid. и острым крючковатым носом и т.п.) на
12
Ibid. P. 31. Западе все же существовали. См.: Даг-
13
Ibid. P. 32. рон Ж. Священные образы и проблема

портретного сходства // Чудотворная
икона на Византии и древней Руси / Под
ред. А.М. Лидова. М., 1996. С. 19–43.
25
Wormald F. Op. cit. P. 22–23: «С трепе-
том великим волк лобзание дает агнцу;
предает иудеям Того, Кого обещал фари-
сеям».
26
Scheller R.W. Op. cit.; Idem. Exemplum
Model-Book Drawings and the Practice of
Artistic Transmission in the Middle Ages
(ca. 900 – ca. 1470). Amsterdam, 1995.
27
Евсеева Л.М. Афонская книга образцов
XV в.: О методе работы средневекового
художника. М., 1998; Она же. Проблема
образцов в византийском искусстве и
миниатюры романской рукописи Hortus
Deliciarum 1176–1196 гг. // Древнерус-
ское искусство: Искусство Руси и стран
византийского мира 12 века. СПб., 2002.
С. 94–112; Она же. Проблема образцов
в византийском искусстве и рукописи
Монтекассино около 1072 г. // Древ-
нерусское искусство. Искусство руко-
писной книги. Византия. Древняя Русь.
Ad marginem
СПб., 2004. С. 107–128.
28
По этому поводу см. также: Пожидаева
А.В. Модель для сборки, или Иконогра-
фическая эволюция сцены Воскрешения
Лазаря в западноевропейском средневе-
ковом искусстве // Искусство как сфера
культурно-исторической памяти. Сбор-
ник статей. М., 2008. С. 303–313; Она
30 же. Цикл Сотворения мира в западноев-
ропейском искусстве XI – начала XIII в.
Опыт иконографической генеалогии.
М., 2008 (на правах рукописи).
29
Demus O. The Mosaics of Norman Sicily.
L., 1949; Kitzinger E. The Mosaics of the
Capella Palatina in Palermo // Art Bulletin.
1949. T. XXXI. P. 269–292; Idem. Mosaics
of Monreale. Palermo, 1960.
30
Alexander J.J.G. Op. cit. P. 56.
31
Романова В.Л. Указ. соч. C. 99.
32
Destrez J. La Pecia dans les manuscrits
universitaires du XIIIe et XIVe siècles. P.,
1935; La Production du livre universitaire
au Moyen Age: exemplar et pecia / Ed. par
L. Bataillon, B. Guyot, R. House. P., 1988.
33
См.: Мокрецова И.П., Романова В.Л.
Французская книжная миниатюра в со-
ветских собраниях. М., 1983. 2 т.
34
Martin H. Op. cit. См. также: Мокрецо-
ва И.П. Иллюминированная парижская
псалтирь из БАН СССР // Памятники
культуры. Новые открытия. М., 1977.
С. 367–376; Alexander J.J.G. Preliminary
Drawings in Medieval Manuscripts //
Artistes, artisans et production artistique
au Moyen Age. T. 3. P. 307–312.
35
Martin H. Op. cit. P. 31.
36
Alexander J.J.G. Preliminary Drawings.
P. 309–310.
37
Ibid. Ill. 2, 3.
38
Alexander J.J.G. Medieval Illuminators.
P. 62.
39
Ibid. P.166.
40
К примеру, Давид, указывающий на гла-
за в качестве иллюстрации к псалму 26
(Dominus illuminatio mea); падение Охо-
зии с башни к 4-й книге Царств; древо
Иессеево в качестве земного родословия
Иисуса – к евангелию от Матфея, и
многие другие.
41
Alexander J.J.G. Medieval Illuminators.
P. 117–118.
42
Заметим, что в более раннем – 1294 г. –
варианте подмены сцен не произошло.
См.: http://gallica.bnf.fr/ark:/12148/
btv1b84478782/f14.image.
43
То есть обладающей инициалом к каж-
дому псалму. Здесь имеется в виду Псал-
тирь из Санкт-Петербурга (РНБ. Лат.
Q.v. I,67, f. 52). Упомянутая сцена деталь-
но описана в дипломной работе Е.В. Но-
вичковой, выполненной в РГГУ: Нович-
кова Е.В. Новозаветные иллюстрации в
латинских псалтирях IX-XIII веков. М.,
2005 (на правах рукописи). С. 44–45.
44
См.: Kurth B. Matthew Paris and Villard de
Honnecourt // The Burlington Magazine
for Connoisseurs. 1942. Vol. 81. № 474.
P. 224–228. По поводу римской сцены
падения Марка Курция см.: Eleen L.
The Illustration of the Pauline Epistles in
French and English Bibles of the Twelfth
and Thirteenth Centuries. Oxford; N.Y.,
1982. P. 39.
45
Подробнее см.: Пожидаева А.В. Цикл
Сотворения мира. С. 69–70.
46
Stirnemann P.D. Nouvelles pratiques en
matière d’enluminure au temps de Philippe
Auguste // France de Philippe Auguste:
le temps des mutations / Ed. par R.-
H. Bautier. P., 1982. P. 980–995.
47
Романова В.Л. Указ. соч.
48
Martin H. Op. cit. P. 40.
49
Alexander J.J.G. Medieval Illuminators. P. 59.
50
Berger S., Durrieux P. Les notes pour
l’enlumineur dans les manuscrits du
Moyen Age // Mémoires de la Société des
antiquaires de France. 1893. T. 3. Р.1–30,
здесь P. 15.
51
Ibid. P. 18.
52
Alexander J.J.G. Medieval Illuminators.
P. 180–181.
53
Martin H. Op. cit. P. 36.
54
Alexander J.J.G. Medieval Illuminators.
P. 180–181.
55
Ibid. P.165.
56
Ibid. P. 61.
57
Ibid. P. 60.
58
Morgan N. Old Testament Illustration in
Thirteenth Century England // The Bible in
the Middle Ages: Its Influence on Literature
and Art / Ed. B.S. Levy. Binghampton, 1992.
P. 149–198.
 Александра Чиркова

МОЖНО ЛИ РИСОВАТЬ НА ПАПСКИХ

ПРИВИЛЕГИЯХ?
(КАЗУС КОНЦА XII ВЕКА)1

ДОКУМЕНТАЛЬНАЯ ВЫХОДКА

Среди множества средневековых грамот, доставшихся Санкт-Пе-

тербургскому Институту истории РАН от изначального собрания Н.П.
Лихачева, есть один фрагмент, в котором опытный взгляд сразу при-
знает обрывок большой папской привилегии конца XII в.2 Однородное
полотно текста с характерными мостиками лигатур st и ct; знаки сокра-
щений, узелками повисшие над строками; тройное Amen, завершающее
буквенную ткань; три колонки с подписями членов коллегии кардина- 31
лов, расположившиеся между датой и подписью папы; сама папская
подпись, протянутая между круглым рисунком «роты» и монограммой
Bene valete – все узнаваемо, аутентично и не вызывает сомнений в
подлинности. Лишь верхний край пергаменного листа криво отрезан:
не иначе как имя понтифика с известной формулой «раб рабов Божьих»
послужило укреплению переплета печатного труда какого-нибудь гума-
ниста.
Ввиду отсутствия свинцовой печати с именем папы, официального
автора документа мы узнаем из формул эсхатокола. Им был Александр III
(1159–1181) – одна из ярчайших фигур политической и церковной
истории XII столетия. Имя понтифика указано в строке даты и внутри
роты – специального рисунка в виде креста в круге, содержащем де-
виз понтификата и открывающего папскую подпись. Оно же отчетливо
читается в папской подписи: Ego Alexander catholice ecclesie episcopus
subscripsi (Я, Александр, епископ вселенской церкви, подписал). По-
следние три слова по традиции сокращены, и вместо subscripsi стоят
две перечеркнутые буквы S. Способ их изображения на средневековых
хартиях мог быть самым разнообразным, и стороннему наблюдателю
порой даже трудно с первого взгляда разглядеть в них буквы, но в дан-
ном случае перед нами нечто совсем уж небывалое. Буквы SS выписаны
в виде двух параллельных вертикальных линий, нижние концы которых
уверенное движение писарского пера направило под строку длинным,
загнутым влево хвостом. В верхней своей части вертикали загибаются
вправо и сливаются наподобие носика или закрученного хоботка, так
что две линии, каждая из которых образует букву, теряют свою само-
 32
Ad marginem

Илл. 1. Нижняя часть большой привилегии Александра III 11 ноября 1179 г.

(JL 13491). Архив СПбИИ РАН, ЗЕС, колл. 41, картон 501, № 6
стоятельность и превращаются в границы, очерчивающие тело некоего
змеевидного существа. А чтобы мы не усомнились в том, что перед нами
именно одушевленное существо, узкую голову с хоботком венчают два
треугольных уха, напротив которых поставлена точка-глаз. Знак сокра-
щения, перечеркивающий эти две слившиеся в зверином облике буквы,
выполнен в виде пары косых штрихов, расположенных в верхней части

Можно ли рисовать на папских привилегиях?

изображения – там, где у животного могла бы быть шея, не будь оно на-
столько змееподобным. Штрихи эти сделаны очень легким движением,
совсем без нажима – очевидно, для того чтобы не испортить нужного
впечатления от рисунка (илл. 1).
Ни «уши», ни знак сокращения, ни само составленное из двух букв
«тельце» ни цветом чернил, ни уверенностью движений не отличаются
по характеру исполнения от папской подписи. Напротив, они смотрятся
ее естественным продолжением. Настолько естественным, что только
очень внимательный читатель, способный, однако, отвлечься от пере-
числения монастырских владений в тексте привилегии и от пестроты
кардинальских подписей в нижней части грамоты, сможет заподозрить
здесь что-то неладное.
Изображение нашего фрагмента демонстрировалось в мае 2005 г. на
заседаниях круглого стола Gallia pontificia, организованного Немецким
историческим институтом в Париже и Французской Школой Хартий.
Ведущие представители немецкого и французского направлений изуче-
ния папских документов в устных беседах единодушно признали уни-
кальность данного случая. Того же мнения придерживаются и Гислен
Брюнель, хранитель древнейшей секции Национального Архива Фран-
ции – крупнейшего в Европе собрания оригиналов папских грамот – и 33
Франческо Роберг, сотрудник марбургского Архива фотодокументов –
богатейшего собрания фотокопий актов до 1250 г.
В качестве сравнительного материала – в дополнение к собственно-
му опыту работы в названных архивохранилищах – мы можем рассмат-
ривать и документы из итальянских собраний, которые использовали
для своей работы в 20-х годах прошлого века Бруно Каттербах и Виль-
гельм Пайтц, беспристрастно отразившие в своем исследовании все
элементы папской и кардинальских подписей за три столетия3. Таким
образом, размер соответствующей «референтной группы» – с середи-
ны XI в., когда сложилось графическое оформление больших привиле-
гий, по начало XIV в., когда их издание становится крайне редким4 –
оказывается довольно значительным: несколько сотен оригиналов и
несколько десятков псевдооригиналов и подделок папских привилегий,
адресованных различным духовным учреждениям Франции, Италии и
Германии, в которых не встречается подобных изображений.

РИСУНОК В НЕПОЛОЖЕННОМ МЕСТЕ

Сама по себе способность превращать буквы в изображения живот-

ных не являлась для средневекового человека чем-то уникальным. Для
того чтобы в этом убедиться, достаточно открыть любую средневековую
рукописную книгу с иллюминированными инициалами. Разного рода
рисунки не были редкостью и в юридических актах5. Однако, в отли-
 чие от книжной страницы, средневековый документ был гораздо более
строго структурирован и в его пространстве имелось не так много мест,
где допускалось появление маргинальных изображений. Как правило,
средоточием рисованных элементов – косвенно связанных с содер-
жанием грамоты или являвшихся «визитной карточкой» той или иной
канцелярии – были инициалы или буквицы первой строки. Еще одной
важной категорией изображений, дававших повод проявить составите-
лю грамоты фантазию, были личные знаки, как, например, у итальян-
ских нотариев. Бывало, что рисунок выступал самостоятельной частью
документа: к таковым можно отнести изображения гербов на грамотах,
связанных с их пожалованием, хирографы и иллюстрации на оборотной
стороне частных актов6.
Во всех этих случаях растительные, зооморфные или любые другие
изображения редко бывали случайными. Даже носящие исключитель-
но декоративный характер детали инициалов могли немало добавлять
к самому содержанию документа, символическим образом указывая
на обстоятельства его издания, и служили своего рода дополнительным
знаком аутентификации7. Однако – и это важно подчеркнуть – ни
один из приведенных случаев проникновения зооморфных изображе-
ний в средневековые акты не применим к документам Апостольской
Ad marginem

канцелярии.
В апостольских посланиях (litterae), или малых буллах, единствен-
ным рисованным элементом являлся инициал, в котором был допустим
лишь растительный орнамент, и только начиная с XIII в. (применительно
к интересующему нас периоду можно говорить лишь о намеках на буду-
34
щее развитие). В больших привилегиях (privilegia), или больших буллах,
к числу которых принадлежит и наш фрагмент, рисованных элементов
было несколько, однако все они имели строго фиксированное положе-
ние и строились по определенным канонам8.
Рота, названная так из-за своей колесообразной формы и заключав-
шая в себе имя папы и девиз понтификата, была введена в эсхатокол
больших привилегий Львом IX (1049–1053) и, как показал Иоахим Даль-
хауз, символизировала собой разделенный знаком креста на четыре
стороны света земной круг, опоясанный океаном и лежащий в окоеме
небес9. Характер и расположение вписанных внутрь или по кругу роты
надписей в дальнейшем неоднократно менялись, и только в начале XII в.
возник тот тип роты, который остался впоследствии неизменным. При
том же Льве IX формулу Bene valete, традиционно служившую для за-
вершения апостольских привилегий, вошло в обычай изображать в виде
монограммы, построенной на основе маюскульной N10. С середины XI в.
отмечается художественное выделение папского имени в первой строке
удлиненных литер (litterae elongatae) при одновременном исчезновении
инвокации в виде креста или хризмы11. В течение столетия писцы опро-
бовали различные варианты (не исключено, впрочем, что не последнюю
роль играли вкусы самих понтификов): выделение имени и титула ма-
юскулом, написание имени папы в виде монограммы или помещение
второй буквы имени внутрь скромного инициала. Первый рисованный
инициал, для исполнения которого от писца требовалось не только уме-
ние красиво и ровно писать разными перьями, но и готовность проявить
свою фантазию для украшения буквицы различными декоративными
элементами, появился при Евгении III (1145–1153). С начала 1140-х годов
формула In perpetuum в виде капитального IN и связанных мостообраз-
ными росчерками сокращений трех унциальных букв PPM, помещенная
на конце первой строки, так же начала выделяться жирными линиями и
декоративными элементами, тем самым зрительно уравновесив иници-
ал в имени понтифика.
К середине XII в. в том, что касается составных элементов внеш-

Можно ли рисовать на папских привилегиях?

него облика документа, большие привилегии обрели все свои харак-
терные черты. Тогда же, к 50-м годам XII в. определились наилучшие
пропорции пергаменного листа и соотношение отдельных частей до-
кумента относительно друг друга, сложилась единая эстетика рисован-
ных элементов: инициала, формулы In perpetuum, монограммы Bene
valete и роты. Наконец, стандартизировалось письмо. Этот процесс
затронул не только писцов канцелярии (отличить одну руку от другой
стало практически невозможно), но и кардиналов. Каттербах и Пайтц
два раза отмечают это в связи с привилегиями конца XII – начала XIII
в.: все подписи выполнены столь каллиграфично и настолько похожим
письмом, что возникают сомнения, действительно ли они принадлежа-
ли разным людям12.
Процесс унификации деталей внешнего оформления больших при-
вилегий отнюдь не закончился в понтификат Александра III: некоторые
незначительные изменения в области графики происходили и в начале
XIII в. Однако именно с 1153 г., когда он, еще будучи кардиналом-пресви-
тером, возглавил папскую канцелярию, большие привилегии достигли
почти полного единообразия в своем внешнем виде и обрели присущий
этому типу документа облик, который сохранился за ними вплоть до
XIV в. Форма, вырабатывавшаяся в течение целого столетия, как будто 35
подверглась консервации, превратившись в целую систему защиты апо-
стольских привилегий от подделок, по степени продуманности вполне
сравнимую с системой защиты на денежных знаках.
При беглом взгляде на грамоты, вышедшие из канцелярии этого
понтифика, кажется, что регламентировано все до последней детали:
пропорции пергамена, ширина полей, расстояние между строк, геомет-
рически-архитектурный орнамент инициала, растительный декор Bene
valete и In perpetuum, почти аскетическая простота роты. Под управле-
нием папы Александра «...никакой индивидуальности в оформлении
документов больше не было места», – замечает Франк Бишофф13. На
этом фоне появление ушастого зверька в папской подписи выглядит
достаточно странно.

Итак, перед нами казус, который если и не нарушает общепринятые

нормы, то, по крайней мере, достаточно выделяется на их фоне. И если
за нормами или принятыми установлениями обычно видится институт,
то за нарочитым их нарушением или противоречием этим нормам хо-
чется видеть либо яркую личность, либо особый случай.
В случае с ушастым змеевидным созданием на папской привилегии
мы, похоже, имеем дело с гораздо более ярким проявлением личности,
чем просто индивидуальная манера письма. Был ли этот рисунок сделан
с умыслом или же это неосторожное движение руки вынудило писав-
шего так остроумно выйти из положения, дополнив случайный штрих
до целостного образа? Не содержит ли этот казус указание на нечто
 большее, чем естественное проявление чувства юмора или спонтанное
желание украсить таким образом документ? Чтобы попытаться отве-
тить на эти вопросы, нам необходимо в первую очередь понять, кто был
автором этого рисунка.

ПАПСКАЯ ПОДПИСЬ

Собственноручное заверение грамоты лицом, от имени которого она

составлялась, – традиция, сохранившаяся в папских документах от им-
ператорского Рима14. Первоначально функцию собственноручной под-
писи, вероятно, выполняло завершающее письмо пожелание, словесное
разнообразие которого к концу X в. свелось к универсальной формуле
Bene valete. Она писалась крупным маюскулом, перед ней обычно ста-
вился крест или хризма, либо кресты окружали ее с двух сторон. В доку-
ментах первой четверти XI в. эту формулу иногда завершали двойным
перечеркнутым SS (уже знакомым нам сокращением subscripsi). Однако
малое количество дошедших до нас оригиналов не дает возможности с
уверенностью судить о том, вся ли она целиком или только какая-то ее
Ad marginem

часть писалась папой собственноручно 15.

От пяти лет понтификата Льва IX сохранилось 39 больших приви-
легий, подлинность которых не подлежит сомнению. Иоахим Дальхаус,
детально изучивший каждую из них, пришел к выводу, что папа, столь
радикально изменивший эсхатокол документов этого типа, первое вре-
мя лично вычерчивал все его элементы – роту, монограмму Bene valete
36 и завершавшую ее комму (исчезнувший к концу XI в. знак большой ин-
терпункции). Довольно быстро папское участие в составлении грамот
уменьшилось и в последний год понтификата ограничивалось только
девизом по кругу роты16. Тот же Дальхаус установил, что на привилеги-
ях преемников Льва IX, пап Виктора II (1055–1057), Николая II (1058–
1061), Александра II (1061–1073) и Григория VII (1073–1085) папской
рукой были выведены только надписи внутри роты – имя Христа или
«девиз»17. На единственном сохранившемся оригинале антипапы Бе-
недикта X 1058–1059 г. собственноручным элементом являлась не над-
пись, а сам рисунок роты18. Урбан II (1088–1099) вернулся к практике
последнего года понтификата Льва IX, выписывая своей рукой девиз по
ободу рисованного «колеса».
В качестве собственноручного подтверждения привилегий девиз
служил римским понтификам почти полстолетия и сохранял свою зна-
чимость еще некоторое время после того, как Александр II ввел такой
элемент эсхатокола, как папская подпись (в качестве альтернативы
роте)19. Это новшество, которое не было к тому же закреплено едино-
образной формулой, прижилось не сразу20. Преемники Александра II
довольствовались девизом, и только Пасхалий II (1099–1118) ввел под-
пись заново – в том виде, в котором она сохраняется и поныне (за ис-
ключением отброшенного в XIX в. subscripsi): Ego N. catholicae ecclesiae
episcopus.
Начиная с Пасхалия II папы и антипапы собственноручно писали
девиз по кругу роты с крестиком наверху и собственно подпись – от
Ego до перечеркнутых знаком сокращения SS. Луций II (1144–1145),
вероятно, по причине преклонного возраста, лично изображал только
крест вверху роты, Ego в начале подписи и SS на ее конце. Евгений III
(1145–1153), ставил свою подпись целиком, однако уже с начала пон-
тификата отказался от собственноручного исполнения девиза. Отныне
девиз по кругу роты выписывал тот же писец, что выводил текст приви-
легии, вычерчивал роту и монограмму Bene valete. Анастасий IV (1153–

Можно ли рисовать на папских привилегиях?

1154), который, еще будучи кардиналом, останавливался в начале своей
подписи, доверяя ее завершение канцелярским служащим, оказавшись
на папском престоле, своей рукой рисовал только крест вверху роты и
начальное E в слове Ego. Адриан IV (1154–1159) выполнял свою подпись
полностью и лишь в последние месяцы перед смертью ограничивался
крестом и Ego21.
В целом можно сказать, что до конца 50-х годов XII в. папы собст-
венноручно подписывали большие привилегии. Это было правилом: Лу-
ций II и Анастасий IV, удостоившиеся избрания уже в преклонном воз-
расте, с их краткими понтификатами представляли явное исключение.
Человеком, который превратил процесс собственноручного заверения
подписью апостольских привилегий в формальное проставление «зако-
рючки», явился кардинал Орландо (Роланд) ди Сан Марко, взошедший
на престол под именем Александра III.
Еще до своего избрания, возглавляя Апостольскую канцелярию, бу-
дущий понтифик проявил нелюбовь к длинным подписям. Одной из обя-
занностей канцлера было датирование больших привилегий. До понти-
фиката Каликста II (1119–1124) датарий полностью писал строку даты,
затем ее написание стали доверять писцу, датарий же вставлял свое имя
в оставленное для него пустое пространство. За исключением одного че- 37
ловека – кардинала-диакона Аймерика, возглавлявшего канцелярию с
1123 по 1141 г., – все предшественники Роланда, как и те канцелярские
служащие, которые датировали привилегии в его отсутствие – общим
числом 12 человек – писали свое имя полностью.22 Роланд Бандинел-
ли ставил своей рукой только первую букву. Имя же, за исключением
инициала, должно было быть заранее написано штатным писцом вместе
с датой: Datum per manum __ollandi Sancte Romane Ecclesie cancellarii23.
Точно так же, став папой, он, за редкими исключениями, ограничивался
крестом вверху роты и первой буквой в слове Ego24. Примечательно, что
его противник, антипапа Виктор IV (1159–1164), выполнял свою под-
пись собственноручно от начала до конца. Примеру же Александра III
следовали в дальнейшем все его преемники, как на папском престоле,
так и во главе канцелярии, и даже наследовавший Виктору IV антипапа
Пасхалий III (1164–1168)25.
Папа Александр выписывал единственную букву своей подписи в
виде длинной прямой вертикали, с легким, как бы неловким закругле-
нием снизу и кривоватой головкой с высунутым языком наверху. Тем
самым он задавал писцам высоту вертикалей l и h в словах catholice,
eccl(esi)e и имени папы, одновременно провоцируя их на вытягивание в
высоту других литер – a, d и e в своем имени, начальных c и e, конечной
s в слове ep(iscopu)s – так что папская подпись с мелким бисером ми-
нускульных округлых корпускулов, тянулась вверх семью, а то и один-
надцатью длинными тонкими нитями в 5 см высотой (илл. 2).
Судя по материалу, представленному в собрании Марбурга, един-
ственным, кто полностью игнорировал это негласное правило, был
 38
Ad marginem

Илл. 2. Примеры исполнения папской подписи, роты и Bene Valete в больших привилегиях Александра III 1177 г. – писцом A,
1163 г. – писцом B, 1165 г. писцом C, 10 июня 1175 г. – писцом D (JL 12903, 10815, 11188; – ). LBA 6984, 3462, 12572, 10402
Писец А, рукой которого написано большинство документов с конца 60-х
по конец 70-х годов XII в., доступных в настоящее время по фотографи-
ям26. Писец В, чередовавший прямые вертикали с волнистыми линиями,
и Писец С, добивавшийся эффекта многочисленных паучьих лапок уже
на третьем слове, которые работали параллельно в начале 1160-х годов,
напротив, с удовольствием подхватили игру, начатую Александром III27.

Можно ли рисовать на папских привилегиях?

Служивший в конце 1170-х годов. Писец D, повинуясь движению вы-
носных, вытянул в вертикаль заключительное SS – впрочем, без осо-
бой элегантности, не заботясь о параллельности линий. Эта последняя
деталь особенно волновала его коллегу, работавшего чуть позже него
Писца Е, чью руку можно наблюдать в большом количестве грамот и
который длинными вертикалями увлекался не всегда28.
Скриптор, выполнивший интересующую нас грамоту (Писец F), не
злоупотреблял выносными и не старался вытянуть их до высоты папско-
го Ego. Он уверенно загнул их по традиционной манере влево, а папскую
литеру уравновесил своим великолепным subscripsi, превратив его из
наименее значительного в самый заметный элемент папской подписи.

ПИСЦЫ АПОСТОЛЬСКОЙ КАНЦЕЛЯРИИ

Интересующая нас привилегия была дана 11 ноября 1179 г. в Ана-

ньи, где Александр III находился с середины октября по конец ноября,
вынужденный в очередной раз покинуть Вечный город ввиду восстания
римлян и избрания старыми приверженцами Виктора IV нового анти-
папы – Иннокентия (III) (1179–1180). Во всех передвижениях верхов- 39
ного понтифика по Европе – далеко не всегда добровольных и неред-
ко сопряженных с опасностью – канцелярия сопровождала папу как
часть его двора, и именно на основе выпущенных ею грамот мы можем
составить хронологию этих странствий, вызванных сложностью поли-
тической обстановки. Борьба с притязаниями на Апостольский престол
со стороны Виктора IV и его преемников, противостояние императору
и его политике в Северной Италии, непостоянство итальянских коммун,
то заключавших с папой союз против императора, то порывавших с ним,
расколы духовенства в диоцезах, порожденные церковной схизмой –
все это требовало от Александра III немалых дипломатических усилий.
Действуя через легатов, он также вел активную переписку не только с
союзниками, но и со своими противниками, используя привилегии в ка-
честве одного из инструментов привлечения их на свою сторону29.
Еще одной сферой деятельности папы было обеспечение и укреп-
ление правового единства Церкви. При нем курия стала высшим судеб-
ным органом, куда можно было подать апелляцию по любому делу, под-
падавшему под действие канонического права. Количество декреталий,
сохранившихся от Александра III, огромно – более 700 посланий, 470 из
которых прочно заняли свое место в своде церковного права – Corpus
iuris canonici30. Будучи образованным богословом и знатоком канони-
ческого права31, Роланд собрал в курии профессиональных юристов,
пополнив ими как коллегию кардиналов, так и канцелярию.
Канцелярия была важна Александру III не только как политику и
юристу, она в некотором роде являлась его детищем. Как уже говори-
 лось, именно с момента вступления кардинала Роланда в должность
канцлера внешнее оформление привилегий обрело единообразие, не-
свойственное более ни одной канцелярии, кроме, пожалуй, император-
ской, что существенно осложняло изготовление подделок. После своего
избрания Александр III оставил место канцлера вакантным и лишь спу-
стя двадцать лет в феврале 1178 г. назначил на него своего бывшего со-
трудника, кардинала Альберта ди Морра, который замещал его осенью
1157 г. в связи с поездкой Роланда в Бургундию и с которым они, вероят-
но, были знакомы еще по Болонскому университету32. О том, что все это
время Александр III принимал непосредственное участие в управлении
канцелярией, могут свидетельствовать оговорки в некоторых его посла-
ниях: так, в письме архиепископу Кентерберийскому папа извинялся за
ошибку, допущенную в документе из-за переутомления; в послании к
епископу Винчестерскому он писал, что только из особой любви к нему
отвечает на его запрос, хотя и занят гораздо более важными делами33.
Наконец, именно в послании Александра III впервые в истории появи-
лось само слово cancellaria – образованное как абстрактное понятие от
названия должности канцлера, но уже связанное и со штатом сотруд-
ников, и с определенным способом делопроизводства, и с характером
выпускаемых документов34.
Ad marginem

И все же именно по этому, безусловно, важному периоду в истории

интересующего нас ведомства у нас практически нет источников, за
исключением составленных в самой канцелярии грамот. А потому от-
ветить на вопрос, каким образом в 1179 г. у папской подписи появилось
столь неожиданное дополнение, вышедшее из-под пера Писца F, может
40
оказаться не так-то просто. Еще сложнее будет сказать, кем был чело-
век, позволивший себе подобную выходку, поскольку о писцах конца
XII в. не известно практически ничего.
В 1123 г. вместе с последней привилегией, написанной старым пап-
ским куриалом, из документов навсегда исчезла и строка Scriptum per
manum, ставившаяся после тройного Amen и содержавшая имя писца-
скриниария35. Канцелярские писцы, использовавшие минускул, не под-
писывали свои грамоты, поэтому вплоть до появления писцовых помет в
начале XIII в., практически все наши знания о персонале складываются
на основе тех имен, которые встречаются в строке даты, когда место
канцлера оставалось вакантным.
От XII в. до нас дошло, таким образом, всего пять имен, обладатели
которых, выступая в качестве датария, обозначали свою должность как
scriptor: субдиакон римской церкви Гуго, будущий кардинал и вицекан-
цлер в 1147–1148 гг. (с сентября 1122 по апрель 1123 г.); будущий кар-
динал и вице-канцлер в 1137–1138 гг. Лука (один раз 1 января 1131 г.);
капеллан, а затем субдиакон Римской церкви Барон (с июня 1141 по
декабрь 1146 г.); будущий кардинал Бозон, один из авторов жизнеопи-
саний римских понтификов в Liber Pontificalis и камерарий при Адриане
IV и Александре III (с ноября 1149 по май 1153 г.); некто Самсон (один
раз 29 декабря 1152 г.)36. Еще три человека называли себя то scriptor,
то notarius: Мариниан (с декабря 1149 по ноябрь 1151 г.); субдиакон, а
затем кардинал-диакон и кардинал-пресвитер Герман (с апреля 1159
по октябрь 1166 г.); субдиакон Герард (с ноября 1166 по апрель 1177 г.).
Наконец, шесть человек именовали себя notarius: Плебан (с января по
июнь 1150 г.); субдиакон Теодор (два раза в ноябре 1162 г.); субдиакон
Грациан, племянник Евгения III и будущий кардинал (с марта 1168 по
февраль 1178 г.); субдиакон Дауферий (восемь раз с октября 1179 по
июнь 1181 г.); Гуго (с сентября 1182 по сентябрь 1185 г.) и автор сочи-
нения Ars dictandi (или Summa dictaminis) Трансмунд (с декабря 1185 по
март 1186 г.)37.
Собственно от времени Александра III сохранилось всего пять имен
скрипторов и нотариев38. На предмет индивидуального почерка писцов

Можно ли рисовать на папских привилегиях?

мною было изучено чуть более 60 посланий и привилегий этого папы и
на их основе выявлено 13 человек, занимавшихся составлением боль-
ших привилегий. Не исключено, что общее число писцов, было несколь-
ко больше, и хотя остается неясным, сколько же человек работало в кан-
целярии одновременно, вряд ли это число было большим39.
Кроме того, не вполне ясно, существовало ли в тот период принципи-
альное различие между нотариями и писцами. В XIII столетии это были
уже совершенно разные должности. В обязанность первых входило со-
ставление на основе письменных прошений текста документа (черновой
минуты), для чего у них имелись находившиеся у них на содержании
служащие более низкого звена – аббревиаторы. Вторые занимались
перепиской документа набело, не получая при этом канцелярского жа-
лования или содержания и рассчитывая только на плату, получаемую от
заказчика грамоты. Однако, в середине XII в. такого четкого разделения
функций еще, пожалуй, не соблюдалось. Например, Мариниан впервые
выступал в качестве датария 19 декабря 1149 г. как «нотарий римской
курии», но в дальнейшем именовал себя скриптором40. Субдиакон Гер-
ман весной 1159 г., т.е. еще до избрания папы Александра III, фигури-
ровал в качестве скриптора, но с осени того же года он считался уже 41
нотарием. Герард до января 1167 г. именовал себя скриптором, а потом
только нотарием41. В любом случае для сравнения конкретной руки с
именем датария и идентификации последнего необходимо отдельное
исследование при тщательном изучении как можно большего количест-
ва сохранившихся оригиналов.
Тем не менее, уже по этому небольшому списку датариев можно
представить себе круг, к которому относился наш шутник. Судя по все-
му, это была относительно небольшая прослойка придворных служащих,
бывших членами папской familia42, которые сопровождали понтифика
в его передвижениях и могли привлекаться для других поручений43.
Многие из датариев, очевидно, находились в начале своей церковной
карьеры, поскольку были субдиаконами, и место скриптора или нота-
рия являлось для них лишь ступенькой для дальнейшего продвижения,
о чем свидетельствуют примеры будущих кардиналов Бозона, Герма-
на и Грациана. Получение кардинальского титула не всегда означало
прекращение работы в канцелярии. Так, магистр Герман после своего
посвящения в начале 1166 г. датировал привилегии еще несколько ме-
сяцев и, по-видимому, исполнял обязанности вицеканцлера до самой
своей смерти, хотя и не имел этого титула. Альберт ди Морра, вернулся
к датированию документов в 1178 г. в должности канцлера спустя почти
двадцать лет после того, как замещал своего предшественника Роланда
Бандинелли.
Клирик, вероятно, обладавший определенными амбициями. Вполне
возможно, бывший чьим-то родственником. Не исключено, что получив-
ший юридическое образование. Таков примерный социальный портрет
 нашего любителя рисовать на папских привилегиях. Единственное, что
можно сказать о нем с уверенностью – стать кардиналом ему не уда-
лось. Во всяком случае, ни у кого из членов кардинальской коллегии,
подписывавших привилегии после 1179 г., мне не встретилось такой ха-
рактерной раскрытой g, как у Писца F.

ОЗОРСТВО В ПАПСКОЙ КАНЦЕЛЯРИИ

Интересующая нас грамота была составлена в пользу цистерциан-

ского аббатства Лютцель (Lützel), расположенного в землях Эльзаса
буквально на нынешней границе Франции и Швейцарии в горах Юры44.
Монастырь был основан в 1123–1125 гг. епископом Базельским Бертоль-
дом и его родственниками, братьями Гугоном Шармойским (de Calmilis),
Амадеем Невшательским (de Novo castro) и Ришаром Монфоконским
(de Monte falconis) при непосредственном участии Бернара Клервос-
ского45. Заселенный монахами монастыря Бельво (Bellevaux), Лютцель
принадлежал к ветви цистерцианцев Моримонда, и сам в свою очередь
дал начало нескольким дочерним обителям в германских и швейцар-
Ad marginem

ских землях. Аббатство пользовалось вниманием не только епископов

Базеля46 и архиепископов Безансона, в чьих церковных провинциях оно
располагалось, но и императоров: известны дипломы Генриха V 1125 г.
и Фридриха I Барбароссы 1156 г.47 Из апостольских грамот сохранилось
две большие привилегии Иннокентия II и Евгения III 1139 и 1147 гг.48
Базельский епископ Ортлиб (1138–1164), один из советников Барба-
42 россы и участник собора в Павии 1160 г., поддерживал противника Алек-
сандра III – антипапу Виктора IV. Его преемник и родственник Людвиг
Фробургский (1164–1179) был посвящен в епископы антипапой Пасха-
лием III и до самого конца сохранял верность императору и его ставлен-
никам, ввиду чего был низложен Александром III49. Очевидно, обители
Базельского диоцеза все это время также не признавали Александра
главой церкви. В 1179 г. после II Латеранского собора единство церкви
было практически восстановлено, поскольку антипапа Иннокентий (III)
имел очень мало сторонников. Немецкое же духовенство поддерживало
теперь папу Александра, и в пользу Лютцеля последовало от его име-
ни сразу несколько грамот. Первая из них, изданная 25 октября, была
адресована архиепископу Безансонскому Эврарду и всем прелатам его
провинции, включая епископа Базельского, и подтверждала запрет на
взимание десятины с монастырских владений. 11 ноября, одновременно
с изданием нашей привилегии, было составлено послание клиру той же
провинции, по сути, в иных выражениях повторяющее предыдущее50.
Из этого следует, что главной заботой эльзасских цистерцианцев на тот
момент были именно споры о десятинах.
Большая привилегия из коллекции Лихачева, в которой папа обра-
щался к своему тезке, аббату Александру, вновь повторяла в числе про-
чего этот запрет. Список владений, зафиксированных папской приви-
легией 1179 г., был огромен: соляные копи, рыбное хозяйство и дом в
Базеле. Но главным образом речь шла о самостоятельных хозяйствах,
или хуторах (curia), которые возникали благодаря труду монахов и об-
ращенных братьев-мирян, конверсов, и складывались на протяжении
многих лет на основе отдельных дарений. Всего в грамоте оказалось
перечислено два десятка названий, причем хутора и деревни отстояли
довольно далеко от аббатства, иногда на расстоянии десятков километ-
ров (территория современных французских департаментов Ду, Верх-
ний Рейн и швейцарского кантона Юра). Отдельные владения были
зафиксированы еще в дипломе Барбароссы и в привилегиях названных

Можно ли рисовать на папских привилегиях?

понтификов, но кое-какие названия упоминались в грамоте Александра
III впервые.
Составление грамоты, подобной нашей, обычно начиналось с пода-
чи прошения. Письменное оформление петиций (супплик) стало обяза-
тельным только с XIII в. До этого существовала возможность, добившись
аудиенции, изложить свое дело папе в устной форме. Письменная же
подача прошения предполагала составление супплики в соответствии с
принятыми в канцелярии правилами – для удобства дальнейшего со-
ставления минуты. Оба пути, если исключить высших иерархов, пред-
полагали предварительное обращение за помощью к кому-то из членов
курии и к тем же канцелярским служащим – землякам, родственникам,
собратьям по ордену или просто к знакомым – в том числе и к писцам51.
Поэтому, с точки зрения эльзасских цистерцианцев, наш шутник мог
выглядеть вполне важной персоной. Тем же, у кого не было никаких
связей, приходилось самим следить за ходом составления документа:
лично искать помощников для написания супплик, после изготовлении
минуты с текстом привилегии на руках договариваться с писцом, а затем
уже относить готовый беловой отпуск буллатору52. В случае, если речь
шла о получении большой привилегии, проситель должен был предва-
рительно заручиться поддержкой членов коллегии кардиналов53. 43
Судя по обилию критики в адрес римской курии, иметь связи было
мало: практически на всех этапах приходилось раскошеливаться. Такой
порядок делопроизводства, когда получение грамоты становилось забо-
той того, кто в ней заинтересован, с одной стороны, превращало писцов
(наравне с буллаторами) в собирателей таксы за составление документа,
с другой – открывало возможность для получения ими своего рода чае-
вых, от размера которых могли зависеть быстрота и порядок переписки.
В анонимном стихотворении начала XIII в. из одного английского ману-
скрипта, описывающем сложности, с которыми мог столкнуться проси-
тель в курии, отдельная строфа была посвящена писцам, разоряющим
просителя после нотариев:
Вслед за ними писцов непотребство является,
У этих проворство руки покупается.
Дай сразу – воздастся: что просишь, составится,
Кому даешь из мошны, мошенником прозывается54.
Таким образом, место у нашего художника было довольно хлебным,
и он зависел от благорасположения просителей не меньше, чем они от
него.
Писец оказывался тем человеком, который придавал взаимоотноше-
ниям членов церкви с ее главой зримую завершенную форму. И пусть он
был далеко не единственным посредником между верующими и папой,
но именно из-под его пера выходило вещественное доказательство ав-
торитета Апостольского престола, которое затем, скрепленное свинцо-
вой печатью на шелковом шнуре из разноцветных нитей, складывалось
 несколько раз и увозилось в седельной сумке туда, где в нем нуждались.
Над произведением его рук корпели юристы, если возникал вопрос о
подлинности полученной привилегии, оно заботливо хранилось в мо-
настырском архиве, и его же бросали в огонь или уничтожали любым
другим способом, если у кого-то хватало сил и смелости противиться
решению верховного понтифика55. Если забавное существо, украсив-
шее документ, и было проявлением чувства юмора, то уместно ли было
шутить с такими вещами, как папская подпись, находясь на столь ответ-
ственном посту?
Среди сохранившихся клятв, которые давали канцелярские служа-
щие при вступлении в должность, клятва писца считается самой ранней.
В отличие от клятв прочих сотрудников канцелярии, составленных в
более позднее время, в ней мы не встречаем никаких указаний на спе-
цифические обязанности писца. Только честное исполнение службы
(которое можно трактовать как отказ от любого участия в изготовлении
подделок), обещание хранить в тайне секретные сведения и удостове-
рение того, что место не было получено путем симонии – все это в той
или иной степени присутствует и в клятвах других служащих56. Поэтому
этапы и приемы работы писца можно восстановить, главным образом,
Ad marginem

на основе тех же грамот.

В XIII в. писец получал необходимый ему пергамен в курии, плата же
за него взималась с просителя в составе таксы за привешивание печа-
ти57. Как обстояло дело в понтификат Александра III, не известно – как
не известно и то, где именно и в каких условиях происходила основная
работа писца58. Линовка производилась острым стилем или тупым но-
44 жом59: по правому краю нашего фрагмента хорошо видны следы от зуб-
чатого колесика, которым был размечен лист для линовки; слева линия
разметки совпадает с линией отреза. Одновременно с переписываемым
текстом рисовался инициал, остов роты и монограмма Bene valete. Рота
чертилась с помощью циркуля, в который вставлялось перо или калам:
в перекрестье виден след от иглы, сами же линии окружности смотрят-
ся бледнее остальных. В формулярии XIV в. говорилось: «Внутри роты
ничего не пишется, пока привилегия не будет зачитана и отмечена па-
пой знаком креста»60. Таким образом, девиз, имена апостолов и самого
понтифика вписывались уже после того, как преемник Св. Петра при-
кладывал к документу свою руку. Из этого мы можем заключить, что
папская подпись выполнялась тоже после того, как папа лично ставил
первую букву Ego. Наблюдения над грамотами это подтверждают: нигде
не заметно, чтобы папская литера была вписана в оставленное ей место
после того, как была сделана подпись – в отличие от инициала канцлера
в строке даты. После того, как писец выполнял за понтифика его подпись
и завершал ее двумя перечеркнутыми SS, в документе расписывались
кардиналы. В нашем случае хорошо видно, как крест Генриха, епископа
Альбано, пересекает нижний элемент этой характерной открытой g на-
шего Писца F, а подпись Теодина, епископа Порто и Санта-Руфина, за-
езжает на хвост его змееподобного Subscripsi. Дата ставилась рукой того
же писца, уже после того, как расписывались все кардиналы61. Послед-
ним отмечался на пергаменном листе датарий: в нашем случае меньше
года назад назначенный на должность канцлера кардинал Альберт ди
Морра, будущий папа Григорий VIII.
 Еще в середине XIII в., когда большинство издававшихся докумен-
тов визировалось папой только на уровне прошения, консисториальные
привилегии как относящиеся к littera legenda наравне с прочими, наи-
более важными в политическом смысле исходящими документами, за-
читывались по их исполнении папе вслух. Делал это глава канцелярии (в
XIII в. – вицеканцлер) или нотарий62. Для времени Александра III, когда

Можно ли рисовать на папских привилегиях?

четкого различия между скрипторами и нотариями еще не существова-
ло, нельзя исключить, что честь эта могла принадлежать самому писцу.
Привилегия зачитывалась в консистории, где кроме членов кардиналь-
ской коллегии присутствовали и сотрудники канцелярии63.
В нашей грамоте в колонках кардинальских подписей нет пустых
строк, поэтому мы не можем судить, подписались ли под привилегией
все бывшие тогда в Ананьи кардиналы или нет. Сложно также сказать,
кто выполнял подписи за пожилых кардиналов – их секретари или все
те же присутствовавшие при чтении документа нотарии и писцы. Кар-
динал-диакон Ардицио Сан-Теодоро нарисовал собственной рукой толь-
ко крест в начале подписи. Так же поступили и племянник Иннокентия
II кардинал-пресвитер Цинтий Санта-Чечилиа, и кардинал-пресвитер
Иоанн Санти-Джованни-э-Паоло, и кардиналы-епископы Порто-Санта
Руфина и Альбано. Кардинал-диакон Иоанн Сант-Анджело, кроме кре-
ста, изобразил своей рукой Ego, то же самое сделал Бернеред, епископ
Палестрины 64.
Не зная точно, сколько человек присутствовало при перечислении
прав и владений аббатства Лютцель, на основе одного только палеогра-
фического анализа почерков мы можем с уверенностью сказать, что, не
считая самого Александра III, документ с ушастой змеей, завершавшей 45
папскую подпись, держали в руках двадцать человек. Таким образом,
змееподобное существо возникло из сплетения литер на поверхности
апостольской привилегии отнюдь не в тиши писарского жилища, а в
собрании высших прелатов католической церкви и, возможно, прямо у
них на глазах.

НОВЫЕ УЛИКИ

Легкость и уверенность движений, которыми была выполнена

наша веселая зверушка, не могут не вызывать восхищения. Всегда ли
Писец F был так уверен в себе? Оказывается, нет. В Архиве фотодоку-
ментов в Марбурге имеется снимок еще одной привилегии, вышедшей
из-под его пера четырьмя месяцами раньше. Это подтверждение прав
и владений аббатства Св. Эгидия в Брауншвейге, изданное в Тусколо
8 июля 1179 г.65 В завершении папской подписи мы встречаем схожее
по манере исполнения Subscripsi в виде двух вертикалей, стянутых
наверху в загнутый хоботок и переходящих снизу в горизонтально
лежащий хвост с характерным крючком на конце, уже под строкой.
Знак сокращения так же двумя легкими движениями перечеркивает
змеевидное тело в верхней части, а справа над ним к телу пририсова-
ны два крошечных уха. Они настолько малы, что если не знать, во что
они превратятся спустя несколько месяцев, их можно и не заметить.
Перед нами как будто своеобразная проба пера, определение границ
 Илл. 3. Завершение папской подписи писцом F
в больших привилегиях Александра III 8 июля и 11 ноября 1179 г.
(JL – ; 13491). LBA 12579; Архив СПбИИ РАН, ЗЕС, колл. 41, картон 501, № 6
Ad marginem

дозволенного: хоботок еще не так лихо закручен, да и глаза еще нет, а

раз нет глаза, то никто и не заподозрит в этом изображении животное.
Тем более, что справа располагаются трехчастные значки интерпунк-
ции, выстроенные по вертикали, которые как бы призваны объяснить
46 такую вытянутость вверх букв SS и непропорциональное положение
знака сокращения66. (илл. 3).
Естественно, упомянутые грамоты не могли быть единственными,
написанными рукой Писца F, привилегиями. Но либо другие не сохра-
нились в оригинале, либо – что вероятнее – никто до сих пор не обра-
щал внимания на его чудачества. Впрочем, и этих двух разнесенных по
времени на целых четыре месяца документов достаточно, чтобы понять:
забавный рисунок на папской привилегии возник не под влиянием мо-
мента и не в результате стихийного внутреннего порыва. Идея прири-
совать уши к подписи понтифика вызревала у папского писца давно, и
далеко не сразу решился он на открытое воплощение ее в жизнь. Мы
ничего не знаем об этом человеке: ни о нем самом, ни о его происхожде-
нии, ни о его занятиях. О его скрипторской должности мы можем только
гадать. Нам неизвестно даже его имя, и все же эти два выполненные им
рисунка многое могут нам рассказать о его чувстве юмора, о чертах его
характера и о его темпераменте.
Безусловно, в случае с безымянным Писцом F мы имеем дело с до-
вольно яркой индивидуальностью – несмотря на робость его первой
попытки. Он отнюдь не был единственным, кто пытался в то время хоть
как-то индивидуализировать завершавшее папскую подпись Subscripsi.
Кардиналы и те, кто заканчивал за них подписи, также весьма преуспе-
ли в этом деле, особенно если говорить о чуть более позднем периоде:
они вязали из букв S узлы, плели из них корзины и даже устанавливали
их наподобие скамеек… И все же никто из членов курии не разводил на
поверхности папских грамот животных.
 Чем же может помочь историкам эта зарисовка о несмелом шутнике
из папской канцелярии и о его мелком озорстве, учиненном в присут-
ствии высших церковных иерархов? Попробуем присмотреться к дру-
гим, менее ярким художественным натурам. Возможно, за нашим ри-
совальщиком мы обнаружим тенденцию, которая позволит нам вписать
его в историю.

Можно ли рисовать на папских привилегиях?

* * *
Любопытный пример представляет собой творчество другого пис-
ца Апостольской канцелярии, работавшего одновременно с нашим
фигурантом – Писца Е. Летом 1178 г. Subscripsi папской подписи в его
исполнении выглядело совершенно обычно, не особенно отличаясь от
собственноручного знака Адриана IV или от Subscripsi Писца А: впол-
не узнаваемые пересеченные штрихом две крупные, чуть вытянутые
вверх буквы. Осенью 1178 г. обе перечеркнутые S вытянулись в высоту,
а их нижние элементы загнулись наверх, наподобие хвоста. Через год
пересекающий буквенное основание хвост приобрел большую вырази-
тельность, пропорции букв изменились еще больше, а верхние петлеоб-
разные элементы слились со знаком сокращения, многократно перечер-
кивая остов буквы в виде ниспадающих извивистых лент (илл. 4).
Отдельные писцы, работавшие при преемниках Александра III, тоже
проявляли стремление завершить папскую подпись на свой неповтори-
мый лад. Подчиненный Альберта ди Морра вытягивал Subscripsi Луция
III в привилегиях 1185 г. в высоту, и перевязывал буквенные вертикали
пятью узелками сокращения вместо обычных трех67. В 1189–1190 гг. 47
писец Климента III рисовал буквы S в виде склоненных влево прямых
вертикалей с улиткообразными завитками на концах, перечеркивая их
тремя узлами сокращения наподобие решетки68. Один из писцов Целе-
стина III в 1192–1194 гг. изображал нечто похожее, но вертикали ставил
строго перпендикулярно строке, а выразительные завитки оборачивал
в противоположную сторону, так что получившийся рисунок совсем
терял связь с изначальными буквами S, которые оказывались как бы
зеркально отраженными69 (илл. 5).
Интересные изменения происходили в это время и с кардиналь-
скими подписями. Предварявшие их кресты, которые кардиналы стали
использовать в привилегиях начиная с понтификата Пасхалия II (1099–
1118), со второй трети XII в. все больше индивидуализировались, так что
в конце концов приобрели значение личного знака. Отдельные члены
курии сохраняли особенности его начертания в течение всего своего
кардиналата, даже когда переходили из одного кардинальского ранга в
другой или оказывались избранными на папский престол. Б. Каттербах
и В.М. Пайтц отмечают, что этот процесс превращения открывавших
подписи крестов в неповторимый signum manus завершился в понтифи-
кат Александра III70. Можно сказать, что он шел параллельно стандар-
тизации внешнего облика документа и усиливавшемуся однообразию
письма самих подписей.
То же самое мы можем сказать и в отношении замыкавших эти под-
писи Subscripsi. Однако превращение двух перечеркнутых S в особый
знак, позволяющий даже не посвященному с первого взгляда отличить
одну руку от другой, началось несколько позже, чем индивидуализация
Ad marginem

48

Илл. 4. Примеры исполнения папской подписи писцом Е

в больших привилегиях Александра III 19 июня 1178 г., 24 октября 1178 г.
и 4 ноября 1179 г. (JL 13075, 13111, 13487). LBA 9344, 8453, 12574
 Можно ли рисовать на папских привилегиях?
Илл. 5. Примеры завершения папской подписи из больших привилегий Луция III
1185 г., Климента III 1189 г. и Целестина III 1194 г. (JL 15436, 16439, 17134).
LBA 6712, 8626, 10731

крестов. Временем, когда апостольские привилегии запестрели разно-

образными завитками, узлами и изгибами в конце кардинальских под-
писей, стал именно конец 70-х годов XII в. Завершился же этот процесс
к понтификату Иннокентия III, когда во всех трех колонках с карди-
нальскими подписями практически уже невозможно стало найти двух
значков Subscripsi, выполненных в одинаковой манере (илл. 6).
49
В авангарде этого движения стояли все те же безымянные канце-
лярские служащие или личные секретари, выполнявшие подписи за
стареющих кардиналов. В то же время выразительное написание двух
S начало появляться и у тех кардиналов, которые были посвящены са-
мим Александром III. Среди них в первую очередь нужно отметить уже
известного нам Грациана, кардинала-диакона Санти-Козмо-э-Дамьяно
(1178–1205), ранее служившего нотарием в папской канцелярии, и
кардинала-пресвитера Матфея Сан-Марчелло (1179–1182), чьи под-
писи есть и на нашем документе. К ним следует добавить Лаборанса,
кардинала-диакона Санта-Мария-ин-Портико (1173–1179; кардинала-
пресвитера Санта-Мария Транстиберим 1180–1189), Ардуина Санта-
Мария-ин-Виа-Лата (июль-сентябрь 1178, кардинал-пресвитер Санта-
Кроче 1178–1183) и Матфея Санта-Мария-Нова (1178–1181). И если
у самих кардиналов, собственноручно выполнявших подпись, способ
изображения Subscripsi мог варьироваться от грамоты к грамоте и лишь
к началу XIII в. окончательно превратился в неизменный личный знак,
то у кардинальских секретарей или у привлеченных им в помощь канце-
лярских писцов и нотариев (у которых не имелось своего личного знака
в виде креста) после того как неповторимая форма для двух SS оказыва-
лась найдена, она сохранялась неизменной.
Примечательно, что кардиналы Лаборанс и Матфей Сан-Марчелло,
обладатели самых разработанных крестов в этот период, были оба уче-
ными правоведами и преподавали право в Парижском университете.
Кардинал Грациан учился у знаменитого глоссатора Булгара в Болон-
ском университете и даже составил глоссы к Декрету своего великого
 50
Ad marginem

Илл. 6. Примеры завершения кардинальских подписей

из большой привилегии Иннокентия III 29 мая 1202 г. Архив СПбИИ РАН, ЗЕС,
колл. 41, картон 502, № 1б
тезки. Безымянные же писцы и нотарии Апостольской канцелярии, если
и не вели одновременно со службой папе собственной юридической
практики (как полагает Б. Шварц), то в любом случае к началу работы
были уже знакомы с составлением документов71. Вряд ли можно с уве-
ренностью утверждать, что на индивидуализацию крестов и Subscripsi
оказали влияние личные знаки итальянских нотариев, но, похоже, в

Можно ли рисовать на папских привилегиях?

папские привилегии эта практика проникла именно из среды юристов.
Из всех канцелярских помет, оставляемых на беловом отпуске пап-
ских грамот, раньше всего появились именно пометы писцов – в виде
одной или двух меленьких букв (инициалов имени или прозвища) в
правом нижнем углу поверх плики – загнутого кверху нижнего края
грамоты – ради его укрепления под вислую свинцовую печать. Первые
примеры относились уже к 1198 г., но заметным количество этих помет
стало с 1204 г.72 С течением времени они превратились в непременную
отличительную черту любого оригинала, вышедшего из папской кан-
целярии, и в наши дни являются ценнейшим источником сведений по
штату и персоналу этого постоянно усложнявшегося института73. По
мнению Б. Шварц, их появление было связано с необходимостью уси-
лить контроль канцелярских нотариев и самого канцлера за возросшим
числом писцов, которые трудились каждый у себя дома, живя на день-
ги, получаемые в размере единой установленной таксы за переписку
минут набело, и одновременно с этим практикуя в качестве публичных
нотариев. На мой взгляд, усиление контроля и повышение степени ин-
дивидуальной ответственности писцов могло быть одним из возможных
следствий всеобщего распространения помет в писцовой практике, но
отнюдь не причиной их появления. Тот факт, что пометы появились не 51
у всех писцов одновременно и, очевидно, не являлись обязательными,
свидетельствует о том, что их введение было инициативой самих соста-
вителей белового отпуска, а вовсе не руководства канцелярии.
Причиной появления писцовых помет, как мне представляется, стала
все та же унификация внешнего облика документа и повышенная – до
неразличимости отдельных рук – стандартизация письма. Как кажет-
ся, у помет XIII в. были свои предшественники в больших привилегиях
конца XII столетия. Единообразие в оформлении грамот и обезличенное
письмо, с одной стороны, и отсутствие специального места на докумен-
те, где можно было бы указать имя его составителя, с другой, заставляли
писцов, вернее, тех из них, у кого была в том внутренняя потребность,
искать дополнительные возможности для проявления своей исполни-
тельской манеры. Здесь пригодились маргинальные части документа –
рисованные элементы, детали которых (только детали!) еще не попали
под власть господствующего образца: инициал в имени папы, с которого
начиналась грамота, уравновешивавшая ее в конце первой строки мо-
нограмма Bene valete и завершавшее папскую подпись Subscripsi.
Тогдашним канцеляристам, судя по всему, было вполне достаточно
этих деталей для определения писца с одного взгляда, благо число пис-
цов было невелико. Но с рубежа XIII в. все большую роль начал играть
другой тип документа – папские послания (littera), с помощью которых
стали оформлять, помимо прочего, «вечные привилегии», и именно
они превратились в основную письменную продукцию канцелярии.
На малых буллах не было никаких рисованных элементов, кроме очень
скромного инициала, а потому писцам пришлось выдумать себе особые
 пометы. Они помещали их с краю от текста (так что лишь посвященный
в процесс делопроизводства мог обратить на них внимание), но на лице-
вой стороне и на видном месте – по аналогии с рисованными элемен-
тами. Этот прием отличал их, к примеру, от таксаторов, со второй поло-
вины XIII в. ставивших свои пометы под пликой, или от прокураторов,
отмечавшихся на обороте документа.
Таким образом, в лице писцов Александра III мы имеем пример по-
иска и утверждения собственной писцовой индивидуальной манеры в
отношении одного из рисованных элементов – Subscripsi папской под-
писи. Собственно, благодаря Писцам D, E и F эти две перечеркнутые
буквы SS – спустя полтора-два десятилетия после того, как их перестал
выписывать сам понтифик, – и превратились в рисованный элемент.
Наш шутник с его ушастой змейкой, несмотря на робость первой по-
пытки, был просто одним из наиболее смелых новаторов и для своего
столетия остался самым ярким выразителем совершенно нового отно-
шения к этой мелкой детали внешнего оформления привилегий. Теперь,
зная размах этого явления, мы, пожалуй, с уверенностью можем ска-
зать, что его озорство не прошло незамеченным и было встречено благо-
желательно как канцеляристами, так и членами курии.
Ad marginem

СТРЕМЛЕНИЕ К ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ

Как видно из нашего экскурса в историю папской канцелярии, но-

вые тенденции, которые довольно быстро становятся определяющими
52 в отношении целых периодов, нередко определяются личными склон-
ностями участника процесса – прежде всего, папы или канцлера, но,
не в последнюю очередь, и простых писцов. Институты складываются
и развиваются, помимо прочего, благодаря действиям и предпочтениям
отдельных индивидов. Оказывается, в случае с одним из самых разви-
тых институтов Средневековья, находящемся в стадии своего форми-
рования, определенные проблемы институциональной истории можно
разрешить, только поставив в центр исследования такого индивида.
Изучение индивидуальной манеры безымянных писцов XII в. от-
крывает перед историком папской канцелярии возможность ответа на
ряд ключевых вопросов. Каково было общее число писцов, работавших
в канцелярии одновременно? Как долго они исполняли свои обязанно-
сти в XII в. по сравнению с их колллегами в XIII в.? Вполне возможно,
что нам удастся соотнести определенные руки с конкретными имена-
ми, и не исключено, что получится реконструировать канцелярское
прошлое некоторых членов кардинальской коллегии, о которых для
этого периода часто нет иных источников сведений, кроме все тех же
апостольских привилегий. Изучение индивидуального почерка писцов
поможет подтвердить или опровергнуть тезис Б. Шварц об использова-
нии труда городских нотариев для переписки папских грамот. Возмож-
но, появится возможность приблизиться к ответу и на вопрос о времени
разделения персонала канцелярии на скрипторов и нотариев. На фоне
малоиндивидулизироанного письма папских грамот изучение рисован-
ных элементов в больших привилегиях может оказаться исключительно
полезным74.
 Поиск собственного неповторимого стиля в рисованных элементах
на апостольских привилегиях безымянными писцами, вроде нашего
шутника, не только открывает новую страницу в истории папской кан-
целярии, но и добавляет в распоряжение источниковеда еще одну воз-
можность внешней критики такого непростого средневекового памят-
ника, как папские грамоты XII в. Шутка, получившая в 1179 г. одобрение

Можно ли рисовать на папских привилегиях?

в собрании высших церковных иерархов, спустя несколько сотен лет
видится еще более удачной.

1
Исследование выполнено на средства
гранта Президента РФ по поддерж-
ке ведущих научных школ РФ НШ-
4105.2008.6.
2
Архив СПбИИ РАН, ЗЕС, колл. 41, картон
501, № 6; см.: Jaffé Ph. Regesta Pontificum
Romanorum a condita ecclesia ad a. post
Chr. n. MCXCVIII. 2 Aufl. (bearb. von F.
Kaltenbrunner, P. Ewald, S. Loewenfeld).
Leipzig, 1885–1888. Bd. 1–2. № 13491 (да-
лее везде – JL и порядковый номер); кри-
тическое издание грамоты: Chirkova A.
Papsturkunden für französische Kirchen
aus Sammlungen in Sankt Petersburg (11.-
13. Jahrhundert) // L’acte pontifical et sa
7
critique / Ed. R. Große. Bonn, 2007 (Études
et documents pour servir à une Gallia
Pontificia; 5). P. 265–293, здесь Р. 280–
284. О собирательской деятельности
Н.П. Лихачева см.: Климанов Л.Г. Нико-
лай Петрович Лихачев – коллекционер
8
«сказочного размаха» // Из коллекций
Н.П. Лихачева: Каталог выставки СПб.,
1993. С. 7–28.
3
Katterbach B., Peitz W.M. Die Unterschriften
der Päpste und Kardinäle in den „Bullae
maiores” vom 11. bis 14. Jahrhundert //
Miscellanea Francesco Ehrle IV. Roma,
1924 (Studi e testi; 40). S. 177–274.
4
Rabikauskas P. Diplomatica pontificia
(Praelectionum lineamenta). Romae,
1994. S. 80; Frenz Th. Papsturkunden
des Mittelalters und der Neuzeit. 2 Aufl.
Stuttgart, 2000. S. 21.
5
Примером может служить организован-
ная весной 2007 г. Национальным архивом
Франции выставка, вобравшая в себя
около сотни самых изысканных образцов
королевских грамот и почти полностью
построенная на разного рода вне-тек-
стуальных изображениях, см: Trésor des
chartes des rois de France: la lettre et l’image
de Saint Louis à Charles VII. Catalogue de
l’exposition aux Archives Nationales. P.,
2007. См. также: Brunel G. Images du pouvoir
royal – les chartes décorés des Archives
Nationales (XIII–XV siècles). P., 2005.
6
Довольно редким примером для своего
времени может служить дарственная
грамота епископа Мо в пользу мона-
стыря Сен-Мартен-де-Шан 1096 г., в
которой строка хирографа завершается
изображением волчьей морды (Архив
СПбИИ РАН, ЗЕС, колл. 8, картон 326,
№ 2); напротив, более обычную практику
отражает «портрет» сдаваемого в аренду
быка по акту зоатики на обороте грамо-
ты 1330 г. из петербургской коллекции
феррарских актов: Архив СПбИИ РАН,
ЗЕС, колл. 4, картон 133, № 29; см.: Сре-
динская Н. Б. Договор об аренде рабо-
чего скота (зоатика) из архива графов
Сократи // Средние века. М., 1994. Вып.
57. С. 274.
См. об этом, например: Hirschmann
St. Die päpstliche Kanzlei und ihre
Urkundenproduktion, 1141–1159.
Frankfurt am Main, 2001 (Europäische 53
Hochschulschriften, Reihe III, Bd. 913).
S. 45–46.
Из последних работ о художественном
оформлении папских грамот следует
упомянуть: Bromm G. Die Entwicklung
der Großbuchstaben im Kontext
hochmittelalterlicher Papsturkunden.
Marburg, 1995 (Elementa diplomatica;
3); Bischoff F.M. Urkundenformate
im Mittelalter. Größe, Format und
Proportionen von Papsturkunden in Zeiten
expandierender Schriftlichkeit (11–13.
Jahrhundert). Marburg, 1996 (Elementa
diplomatica; 5). Библиографию см. также:
Frenz Th. Graphische Symbole in päpstlichen
Urkunden (mit Ausnahme der Rota) //
Graphische Symbole in Urkunden. Beiträge
zur diplomatischen Semiotik / Hrsg. von
P. Rück. Sigmaringen, 1996 (Historische
Hilfswissenschaften; 3). S. 399–405.
Еще две работы остались для нас не-
доступными: Kruska B. Zeilen, Ränder
und Initiale. Zur Normierung des Layouts
hochmittelalterlicher Papsturkunden //
Mabillons Spur: zweiundzwanzig Miszellen
aus dem Fachgebiet für Historische
Hilfswissenschaften der Philipps-
Universität Marburg zum 80. Geburtstag
von Walter Heinemeyer / Hrsg. von P. Rück.
Marburg, 1992. S. 231–245; Kordes M. Der
 Einfluß der Buchseite auf die Gestaltung
der hochmittelalterlichen Papsturkunde;
Studien zur graphischen Konzeption
hoheitlicher Schriftträger im Mittelalter.
Hamburg, 1993. Факсимильные изоб-
ражения см.: Steffens F. Lateinische
Paläographie. B., 1929. Taf. 73, 76, 80, 91;
Robert U. Bullaire du Pape Calixte II (1119–
1124). Essai de restitution. P., 1891. Vol. 1.
P. 100; Arndt W., Tangl M. Schrifttafeln zur
Erlernung der Paläographie. B., 1904–1906.
Bd. 3. Taf. 91. Богатая подборка Бателли
осталась для нас недоступной: Battelli G.
Acta Pontificum. Città del Vaticano, 1965
(Exempla scripturarum; 3).
9
Впервые упоминается как rota в 1180 г.
(Dahlhaus J. Aufkommen und Bedeutung
der Rota in den Urkunden des Papstes
Leo IX. // Аrchivium historiae Pontificiae.
1989. Vol. 27. S. 11); о личном участии
Льва IX в разработке внешнего оформ-
ления больших привилегий, а также
обзор различных интерпретаций про-
исхождения этого знака см.: Ibid. См.
Ad marginem
также сокращенную версию этого ис-
следования: Dahlhaus J. Aufkommen und
Bedeutung der Rota in der Papsturkunde //
Graphische Symbole. S. 407–423.
10
О возможной связи построения мо-
нограммы Bene valete с монограммой
папского имени на монетах Стефана
54 VI (VII) (895–897) и Стефана VII (VIII)
(928–931) см.: Dahlhaus J. Aufkommen
und Bedeutung der Rota in den Urkunden
des Papstes Leo IX S. 27–28; о возможной
ориентации Льва IX на образцы дипло-
мов немецких императоров и француз-
ских королей см: Frenz Th. Graphische
Symbole. S. 404.
11
Й. фон Пфлугк-Харттунг указывает,
что впервые хризма исчезает в приви-
легии Климента II (1046–1047) (Pflugk-
Harttunhg J. von. Die Schriftarten und
Eingangszeichen der Papstbullen im frühen
Mittelalter // Archivalische Zeitung. 1887.
Bd. 12. S. 59–74). Последнее употребле-
ние креста перед именем папы встреча-
ется в понтификат Александра II.
12
Katterbach B., Peitz W. M. Op. cit. S. 234,
245.
13
«Blieb für die individuelle Gestaltung der
Urkunden kein Platz mehr» (Bischoff F. M.
Op. cit. S. 61).
14
Boüard A. de. Manuel de diplomatique
française et pontificale. P., 1929. T. 1.
P. 103.
15
См. примеры: May G. Ego N.N. Catholicae
Ecclesiae episcopus. Entstehung,
Entwicklung und Bedeutung einer
Unterschriftformel im Hinblick auf den
Universalepiscopat des Papstes Berlin,
1995. (Kanonistische Studien und Texte;
43). S. 23; относительно сомнений в соб-
ственноручном исполнении Bene Valete
в IX в. и начиная с Климента II см.: Ibid.
S. 23, Anm. 63, S. 34.
16
См. например, привилегию 16 июня
1053 г. (JL 4277/4298а) из собрания
СПбИИ РАН (ЗЕС, колл. 4, картон
109, № 3); Dahlhaus J. Aufkommen und
Bedeutung der Rota in den Urkunden des
Papstes Leo IX. S. 72–73, Taf. 18.
17
У Александра II было всего три девиза,
он мог использовать одновременно
два из них, а то и все три, как на при-
вилегии 1165 г. (JL 4593) из Главного
государственного архива в Дюссельдо-
рфе (Lichtbildarchiv Marburg, далее –
LBA, 10841), но собственноручно он
писал только один из них – MAGNUS
DOMINUS N(OSTE)R ET MAGNA VIRT(US)
EI(US), который всегда помещался внут-
ри роты, см.: Dahlhaus J. Aufkommen und
Bedeutung der Rota in den Urkunden des
Papstes Leo IX. S. 78.
18
Dahlhaus J. Aufkommen und Bedeutung
der Rota in den Urkunden des Papstes Leo
IX. S. 29.
19
Примечателен пример папы Геласия II
(1118–1119): в его привилегиях отсут-
ствует как рота, так и монограмма Bene
valete, при этом подпись свою он про-
должал девизом, именно его определяя
как свой автограф: Ego Gelasius ecclesie
catholice episcopus SS. Signum manus mee.
Deus in loco sancto suo (Katterbach B.,
Peitz W.M. Op. cit. S.187). Именно такой
способ собственноручного заверения
документов заимствует у него позже
Иннокентий II для своих простых приви-
легий (ср.: May G. Op. cit. S. 123–124).
20
Варианты многословной подписи Алек-
сандра II см.: Ibid. S. 59.
21
Katterbach B., Peitz W. M. Op. cit. S. 225.
22
Список канцлеров, вице-канцлеров и
других канцелярских служащих, вы-
ступавших в качестве датариев см.:
Bresslau H. Handbuch der Urkundenlehre
für Deutschland und Italien. Leipzig, 1912.
Bd. I. S. 241–247.
23
Katterbach B., Peitz W.M. Op. cit. S. 227.
При этом свою кардинальскую подпись
он выполнял собственноручно, не при-
бегая к услугам секретаря. Очевидно,
в силу его возраста это было не вполне
прилично: те немногие кардиналы, чья
подпись на папских привилегиях об-
рывается в самом ее начале, насколько
можно судить по их почерку, находились
уже в преклонном возрасте.
24
Каттербах с Пайтцом сообщают, что ими
было изучено 80 оригиналов привилегий
Александра III в немецких и итальянских
 архивах (Katterbach B., Peitz W.M. Op. cit.
S. 228).
25
В привилегиях 1167 г. (JL 14488) из Ба-
варского Главного государственного
архива (LBA 8365) и 1168 г. (JL 14495)
из Кельнского городского архива (LBA
8407) его подпись выполнена канцеляр-
ским писцом.
26
Документы 1169 и 1174–1177 гг. (JL
11630, 12339, 12371, 12398, 12399, 12695,
12740, 12807, 12814, 12815, 12898, 12903)
из Баварского Главного государствен-
ного архива (LBA 9318, 6519, 8642),
Земельного архива Каринтии (http://
monasterium.net, см: AT-KLA 418-B-A 15
St), Государственного Архива Флорен-
ции (№ 74137, 74138, 74140; см.: www.
archiviodistato.firenze.it), Главного госу-
дарственного архива Штутгарта (LBA
2356), Городского архива Лозанны (LBA
13183), Главного государственного архи-
ва Дюссельдорфа (LBA 7826) и Главного
Земельного архива в Кобленце (LBA
6984); см. также воспроизведение акта
1172 г. (JL 12144) из архива департамен-
та Марны: Falkenstein L. Fälschung oder
Nachzeichnung? Das Privileg Alexanders
III. vom 31. Dezember 1176 (JL 12748) für
die Abtei Saint-Thierry // L’acte pontifical
et sa critique. P. 210.
27
Привилегии 1163 и 1165 гг. (JL 10815,
10919, 11152*), написанные Писцом В, с
характерной A в виде крыла бабочки в
инициале и монограмме Bene valete из
Главного государственного архива Виз-
бадена (LBA 3462), Монастырского архи-
ва Ламбаха (http://monasterium.net, см:
AT-StiAL Lambach OSB) и Государствен-
ного исторического музея в Москве
(Отдел письменных источников. Ф. 450.
Д. 211. Л. 1. См. воспроизведение: Авто-
графы знаменитых иностранцев. Цикл
выставок «Исторический архив ГИМ.
1912–2002 гг.». Выставка третья: 30 ок-
тября 2002 г. – 20 января 2003 г. С. 9).
Привилегия 1165 г. (JL 11188), исполнен-
ная Писцом С, хранится в Городском
архиве Лозанны (LBA 12572).
28
Писец D – грамота 10 июня 1175 г. (JL –)
из Германского Национального музея в
Нюрнберге (LBA 10402), см также доку-
мент 1176 г. (JL 12702) из Государствен-
ного архива Флоренции (№ 74142, см.:
www.archiviodistato.firenze.it); Писец Е –
грамоты 1178–1179 гг. (JL 13075, 13111,
13276, 13353, 13423, 13487) из Кельнского
городского архива (LBA 9344), Баварско-
го Главного государственного архива
(LBA 8453), архива департамента Марны
(см.: Falkenstein L. Op. cit. P. 211), Глав-
ного государственного архива Штутгар-
та (LBA 1892), Государственного архива
Шаффхаузена (LBA 12229) и Городского
архива Лозанны (LBA 12574).
29
Тем не менее, во время схизмы не так ча-
сто издавались привилегии монастырям
(как раз тот тип документов, который, в
отличие от дипломатической переписки,
полнее сохраняется в письменной тра-
диции). Отсюда невысокие среднеста-
Можно ли рисовать на папских привилегиях?
тистические показатели выпущенных
канцелярией Александра III грамот по
сравнению с его предшественниками.
По подсчетам Штефана Хиршманна,
при Евгении III канцелярия выпускала
в среднем в месяц 14 грамот, при Ана-
стаcии IV – 16, при Адриане IV – 17,
Александре III – 19, в спокойный пон-
тификат Луция III – уже 33 (Hirschmann
St. Op. cit. S. 144). Если же говорить об
общем количестве дошедших до нас и
учтенных на сегодняшний день грамот,
то эта историческая выборка демонстри-
рует определенную динамику: на 1159 г.
из канцелярии выходило около 220 доку-
ментов в год, в 1181 г. – уже 370, всплеск
активности приходится на относительно
мирный 1179 г., когда был созван II Лате-
ранский собор – более 500 документов:
Bischoff F. M. Op. cit. S. 61.
30
Pennington K. Pope Alexander III //
The great popes through history. An
encyclopedia / Ed. by F.J. Coppa.
Westport, 2002. T. I. P. 113–122. 55
31
Исследования историков канонического
права разрушили традиционное пред-
ставление об Александре III как о быв-
шем преподавателе права в Болонском
университете, державшееся на иден-
тификации кардинала Роланда с «маги-
стром Роландом», автором «Суммы» –
комментариев к Декрету Грациана и
«Сентенций» – богословского произве-
дения в духе Петра Абеляра: Noonan J.T.
Who was Rollandus? // Law, Church,
and Society: Essays in Honor of Stephan
Kuttner / Ed. by K. Pennington and R.
Somerville. Philadelphia, 1977. P. 21–48;
Weigand R. Magister Rollandus und Papst
Alexander III // Archiv für katholisches
Kirschenrecht. 1980. Bd. 149. S. 3–44. Тра-
диционную точку зрения см.: Zenker B.
Die Mitglieder des Kardinalkollegiums
von 1130 bis 1159. Würzburg, 1964. S. 85–
86; Rabikauskas P. Die Arbeitsweise der
päpstlichen Kanzlei (Ende 12. – Anfang
13. Jh.) // Archiv für Diplomatique. 1995.
Bd. 41. S. 263–271, здесь S. 263. Тем
самым была брошена тень и на средне-
вековые свидетельства, намекавшие на
подобное отождествление, однако, тот
след, который оставил Александр III в
истории канонического права своими
декреталиями, не может заставить усом-

нится в его высокой профессиональной
подготовке.
32
Примечательно, что канцлер Альберт,
взошедший в 1187 г. на папский престол
под именем Григория VIII, поступил так
же, как и Роланд Бандинелли, оставив
место главы канцелярии незанятым. За
два месяца его понтификата канцеля-
рия пережила всплеск небывалой ак-
тивности, издавая больше документов,
чем во все предыдущие и последующие
понтификаты XII в. – по подсчетам Шт.
Хиршманна примерно 57 грамот ежеме-
сячно: Hirschmann St. Op. cit. S. 144.
33
Ф. Бишофф ссылается в первом случае
на Дж. Бэррэклоу (Barraclough G.B. The
Medieval Papacy. L., 1968. P. 106), во вто-
ром дает ссылку на документ из коллек-
ции декреталий – JL 14165 (Bischoff F. M.
Op. cit. S. 61, Anm. 376).
34
Rabikauskas P. Die Arbeitsweise der
päpstlichen Kanzlei. S. 264, Anm. 3; речь
идет о послании Александра III 1167 г.
(JL 11356) Генриху, архиепископу
Ad marginem
Реймсcкому, по поводу подлинности
одного из предыдущих папских посла-
ний: «…мы узнали, что … говорили про
грамоту, которую мы некогда направили
〈тебе〉, … что она подложна и … что она
не могла быть составлена в нашей кан-
целярии. Мы же, на основании самого ее
56 облика и по признанию того, кто ее со-
ставил, признавая способ и стиль письма
Римской церкви, сообщаем в ответ на
твою обеспокоенность, что она являет-
ся подлинной и не вызывает никаких
подозрений в подделке (Ex narratione
… accepimus, quod … litteras, quas olim …
fraternitati tuae transmisimus, falsas esse
dixerunt, et in cancellaria nostra non fuisse
compositas pertinaciter asseverarunt. Nos
vero ex rescripto ipsarum et ex confessione
illius qui eas composuit, modum et stylum
scribendi Romanae Ecclesiae cognoscentes,
ipsas veras esse et omni suspicione falsitatis
carere tuae sollicitudini denuntiamus)»
(Patrologiae cursus completus. Series
Latina. T. 200. P., 1855. Сol. 458). См. так-
же послания епископу Вустерскому из
коллекции папских декреталий без даты:
JL 14139, 14142. О дальнейшем развитии
этого термина см.: Hirschmann St. Op.
cit. S. 60; Niermeyer .F. Mediae latinitatis
lexicon minus. Leiden, 1976. P. 124–125.
35
Rabikauskas P. Zur fehlenden und
unvollständigen Skriptumzeile in
den Papstprivilegien des 10. und 11.
Jahrhunderts // Saggi storici intorno al
Papato dei Professori della Facoltà di Storia
Ecclesiastica. Roma, 1959 (Miscellanea
Historiae Pontificiae; 21). S. 91–116.
36
По списку Г. Бресслау – семь (Bresslau H.
Op. cit. Bd. 1. S. 246–247), но два из них,
Болоньин и Гуго, возникли по ошибке пе-
реписчика и издателя: Hirschmann St. Gab
es um die Mitte des 12. Jh. den päpstlichen
Kanzleischreiber Hugo? // Francia. 2000.
Bd. 27/1. S. 237–241, здесь S. 238.
37
Список и количество документов, да-
тированных тем или иным сотрудни-
ком канцелярии в 1141–1159 гг., см.:
Hirschmann St. Die päpsltiche Kanzlei.
S. 88, 98–99. Схему датариев и канцле-
ров см.: Bischoff F.M. Op. cit. S. 39. Ссыл-
ки на документы: Heckel R. v. Studien
über die Kanzleiordnung Innozenz’
III. // Historisches Jahbuch. 1937. Bd. 57.
S. 280–282.
38
Еще три имени, относящихся ко вре-
мени Александра III и Луция III (Иоанн,
Вильгельм и Роберт – scriptores domini
pape, все трое из Орлеана), мы узнаем
из адресованных к ним писем аббата Св.
Женевьевы и епископа Турнэ, Стефана
(письма 65, 85, 92; опубл.: Patrologiae
cursus completus. Series Latina. P., 1855.
T. 211. Col. 356, 380–381, 386; см.:
Bresslau H. Op. cit. Bd. 1. S. 268, Anm. 2).
39
О примерном числе писцов в XII в. мы
можем судить только по собственным
палеографическим наблюдениям; в сле-
дующем столетии на помощь приходят
канцелярские пометы и сведения из
других источников. В 1260-х годах общее
число писцов, работавших одновремен-
но, было около сотни, впоследствии это
число менялось: Bischoff F. M. Op. cit.
S. 42, Anm. 242.
40
Hirschmann St. Die päpsltiche Kanzlei.
S. 98.
41
На том основании, что с 1167 г. в качест-
ве датариев выступали только нотарии,
Р. фон Хекель склонен рассматривать
скрипторов как низший персонал кан-
целярии, окончательно отделившийся
от нотариев в понтификат Александра
III: Heckel R. v. Beiträge zur Kenntnis des
Geschäftsgangs der päpstlichen Kanzlei im
13 Jh. // Festschrift Albert Brackmann /
Hg. von L. Santifaller. Weimar, 1931.
S. 434–456, здесь S. 453. Г. Бресслау на-
стаивает на том, что разделение функ-
ций имело место с самого начала, на что
указывает само различие терминов: сло-
вом scriptum в канцелярии обозначался
только беловой отпуск, тогда как текст
документа, который составляли нота-
рии, именовался nota (позднее – minuta)
и в отношении него были употребимы
глаголы formare и facere, но не scribere:
Bresslau H. Op. cit. Bd. I. S. 268. Ф. Би-
шофф и Шт. Хиршманн склонны пола-
гать, что разделения функций в середине
 и второй трети XII в. еще не было и что
нотариями именовались те же писцы,
только имевшие более высокий статус:
Bischoff F.M. Op. cit. S. 41; Hirschmann St.
Die päpsltiche Kanzlei. S. 97.
42
Бригида Шварц полагает, что для пере-
писки документов с середины XII в. ши-
роко привлекались публичные нотарии,
которые во все остальное время были
заняты оформлением частных актов
(подобно тому, как это было установ-
лено для X в. на основе сопоставления
письма актов городских нотариев Рима и
папских привилегий, см.: Rabikauskas P.
Die Römische Kuriale in der päpstlichen
Kanzlei. Roma, 1958 (Miscellanea Historiae
Pontificiae; 20). S. 96), и именно с этим, по
ее мнению, связана независимость пис-
цов начала XIII в. от куриальных нота-
риев: Schwarz B. Die Organisation kurialer
47
Schreiberkollegien von ihrer Entstehung bis
zur Mitte des 15. Jh. Rom, 1972 (Bibliothek
48
des Deutschen Historischen Instituts in
Rom, 37); S. 14–15. Имена римских но-
49
тариев, которые упоминаются в папских
документах и которых могли привлекать,
по мысли Шт. Хиршманна, для работы в
папской канцелярии в первой половине
50
XII в., см.: Hirschmann St. Die päpsltiche
Kanzlei. S. 101–102.
43
Мариниан сопровождал папу Евгения
III в его странствиях за пределами Рима,
Плебан же, работавший одновременно
с ним, датировал только те документы,
что издавались непосредственно в Риме
(Hirschmann St. Die päpsltiche Kanzlei.
S. 96.); Трансмунд в 1185 г. был отправ-
лен доставить архиепископский паллий
Балдуину Кентерберийскому и Луций
51
III в сопроводительном письме называ-
ет его своим приближенным, с давних
лет воспитанным при курии: «Notarium
et familiarem nostrum et sub alis nostris
ab antiquo nutritum» (JL 15388; опубл.:
Patrologiae cursus completus. Series
Latina. Paris, 1855. T. 201. Col. 1331), см.:
Heckel R. v. Studien. S. 282.
44
Сейчас – французская деревушка
Lucelle, cant. Ferrette, dép. Haut-Rhin.
45
Vautrey J. Histoire des évêques de Bâle.
Einsiedeln; N.Y.; Cincinnati, 1884. T. 1.
P. 142 (со ссылкой на: Buchinger B.
Epitome fastorum Lucellensium. Bruntruti,
1666. S. 18).
46
В коллекции Лихачева оказался еще
один документ из монастырского архива
Лютцеля – оригинал грамоты епископа
Базеля Ортлиба, изданной 1 сентября в
1155–1159 гг. и представляющей собой
перечень дарений с кратким содержа-
нием нескольких дарственных грамот и
именами дарителей, в ряде случаев – с
перечислением свидетелей дарения,
редко – с указанием самого дара (Архив
СПбИИ РАН, ЗЕС, колл. 24, картон 388,
№ 3). С уверенностью можно сказать
только о двух хуторах из привилегии
Александра III, которые возникли в
результате дарений, зафиксирован-
ных грамотой епископа Ортлиба – это
Можно ли рисовать на папских привилегиях?
Шармой (Charmoille) и Куртмотрюи
(Courtemautruy) неподалеку от самого
аббатства на территории современной
Швейцарии, возможно, к ним следует
добавить и дом в Базеле. Ср.: Мажу-
га В.И. Древнейшие грамоты епископов
и князей Священной Римской империи
в собрании Санкт-Петербургского фи-
лиала Института российской истории //
Вспомогательные исторические дисцип-
лины. СПб., 2000. Вып. 27. C. 273–293,
здесь С. 285, № 2.
Trouillat J. Op. cit. S. 246. Nr. 167; S. 328.
Nr. 213.
Ibid. S. 272. Nr. 181; S. 304. Nr. 199;
Brackmann A. Op. cit. S. 259. Nr. 1, 2.
Rück P. Die Urkunden der Bischöfe von
Basel bis 1213. Basel, 1966 (Quellen und
Forschungen zur Basler Geschichte; I).
S. 84, 111.
JL 13482, *13492; см.: Helvetia pontificia:
dioeceses Constantiensis II et Curiensis et
episcopatus Sedunensis, Genevensis, Lau-
sannensis, Basiliensis / Ed. A. Brackmann. 57
B., 1927 (Regesta pontificum Romanorum.
Germania pontificia sive Repertorium priv-
ilegiorum et litterarum a Romanis pontifici-
bus ante annum 1598 Germaniae ecclesiis
monasteriis civitatibus singulisque perso-
nis concessorum; 2/2). P. 260–261, Nr. 4,
5.
В уставе канцелярии Иннокентия III
встречается запрещение сотрудникам
канцелярии оказывать помощь в про-
движении дела кому-либо, кроме еди-
нокровных родственников или особо
близких друзей – вплоть до отстра-
нения от должности: «Nullus omnino
notarius, bullator, breviator aut scriptor
petitiones aliquas promovendas assumat,
nisi proprias aut consanguineorum
suorum vel specialium amicorum, quas
tamen non alii, quam domino pape offerat
admittendas; sed officio suo unusquisque
contentus. Quicunque vero predictorum
deprehensus fuerit contra fuisse, officii
sui amissionem incurrat» (Die päpstlichen
Kanzleiordnungen von 1200–1500 / Hg.
von M. Tangl. Innsbruck, 1894. S. 54). О
писцах, осуществлявших протекцию
просителям и назначавшихся в XIII в.
прокураторами, см.: Herde P. Beiträge zum
päpstlichen Kanzlei- und Urkundenwesen
im 13. Jh. . München, 1967 (Münchner
 historische Studien. Abt. Geschichtliche
Hilfwissenschaften; Bd. 1). S. 127–128. См.
также письма Стефана, епископа Турне,
к канцелярским писцам с просьбами о
содействии в получении привилегий (см.
выше, примеч. 37).
52
В уставе канцелярии Иннокентия III от-
носительно просителя сказано: «Когда
60
же получит исправленную минуту, пусть
без промедления отдаст ее переписать
набело, переписанную же грамоту –
уснастить печатью» (Cum autem notas
61
correctas acceperit, sine dilatione faciat eas
scribi et scriptas bullari (Die päpstlichen
Kanzleiordnungen von 1200–1500. S. 54).
Из этого отрывка Р. фон Хекель заклю-
62
чает, что писцы работали независимо от
нотариев (Heckel R. v. Beiträge. S. 456), а
Б. Шварц предполагает, что каждый пи-
сец занимался перепиской документов
63
набело у себя на дому (Schwarz B. Op. cit.
S. 12).
53
Ср.: Hirschmann St. Die päpstliche Kanzlei.
S. 45, Anm. 162.
Ad marginem
54
«Post istos sequitur scriptorum feritas, / A
quibus venditur manus velocitas. / Da cito:
dabitur, quod scribi rogitas. / Trutanus
dicitur, cui donum trutinas» (Dialogus inter
euntem ad curiam et venientem a Roma de
malis moribus curie // Herde P. Op. cit.
S. 147–251; перевод мой. – А.Ч.). В отли-
58 чие от П. Херде, Б. Шварц видит в этом
da cito указание не на дополнительный
64
доход писца, а на взимание им установ-
ленной канцелярской таксы вперед, т.е.
до написания привилегии (Schwarz B. Op.
cit. S. 10).
55
О поедании буллы Урбана V (1362–1370)
его же гонцами, доставившими ее Бер-
набо Висконти, герцогу Миланскому, к
65
сожалению, без ссылки на источник, см.:
Климанов Л.Г. Византийские отражения
в сфрагистике. СПб., 1999. С. 11.
56
См.: Die päpstlichen Kanzleiordnungen
von 1200–1500. S. 37; на основании того,
что в тексте упоминается канцлер, долж-
ность которого с 1216 г. в течение всего
XIII в. оставалась вакантной, и обязан-
ность главы канцелярии исполнял вице-
канцлер, клятву писца датируют време-
66
нем Иннокентия III (1198 – 1216).
57
«...scriptores consueverunt habere a curia
cartas pro omnibus litteris quas scribunt,
cuiuscunque conditionibus existant, que
carte debent emi de pecunia bulle» (Die
päpstlichen Kanzleiordnungen von 1200–
1500. S. 67).
58
См. выше, примеч. 51 (Schwarz B. Op. cit.
67
S. 12).
59
Обычай линовать пергамен проникает
68
в папскую канцелярию в XI в. и утвер-
ждается именно среди писцов папской
курии, пишущих минускулом; с исчез-
новением старого куриала исчезают и
нелинованные документы (Bresslau H.
Op. cit. Bd. II. S. 504, Anm. 3). См. там же
о запрещении использовать при линовке
апостольских грамот чернила, свинцо-
вый или оловянный карандаш (Ibid. Bd.
II. S. 505, Anm. 5).
«In rota nichil scribatur, quousque sit lectum
privilegium et signatum per papam signo
crucis» (Die päpstlichen Kanzleiordnungen
von 1200–1500. S. 304).
См. наблюдения Б. Каттербаха и В. Пайт-
ца над привилегией Иннокентия III от 5
мая 1198 г.: Katterbach B., Peitz W.M. Op.
cit. S. 245.
«Privilegia exemptorum, si petantur
renovari, legantur per notarium vel per
vicecancellarium» (Die päpstlichen
Kanzleiordnungen von 1200–1500. S. 73).
Устав Иннокентия III предписывает
нотариям, писцам и буллаторам при-
сутствовать при чтении готовых доку-
ментов для того, чтобы отследить все
возможные ошибки: «Ne quis autem ex
ignorantia occasionem accipiat in peccatis,
semper in communi (data) legantur hoc
scriptum et sint presentes notarii, scriptores
et bullatores, ut ad deprehendam fraudem
diligenter notent personas et deprehensas
in fraude detegant et ostendant, si
proprium volunt periculum evitare»
(Ibid. S. 54–55).
Из кардиналов Александра III, прибе-
гавших к чужим услугам для заверше-
ния своей подписи, Каттербах и Пайтц
называют только одного кардинала-
диакона Иакимфа (будущего Целестина
III) и епископа Санта-Сабина Конрада:
Katterbach B., Peitz W.M. Op. cit. S. 229.
Оригинал (JL – ; Urkundenbuch der Stadt
Braunschweig / Hg. von L. Hänselmann, H.
Mack. Braunschweig, 1873–1912. Bd. 2.
Nr. 21) хранится в Государственном ар-
хиве Вольфенбюттеля (LBA 7926); см. вос-
произведение: Capelle Th. «Ededesheim»:
Über die erste urkundliche Erwähnung der
Ortschaft Essehof in einer Urkunde des
Papstes Alexander III. vom 8. Juli 1179 //
825 Jahre Essehof. Essehof, 2004. S. 5.
См. также документ, датированный 8
июня 1179 г., в пользу кафедрального
капитула св. Симеона (JL 13430) из
Городского архива Трира (LBA 15412):
буквы поставлены вертикально, образуя
змееподобное тело с общим для двух S
закрученным хоботком, но без общего
хвоста, но намека на уши еще нет.
JL 15380, 15436 из Баварского Главного
государственного архива (LBA 9318, 6712).
JL 16439, 16479, 16501 из Баварского
Главного государственного архива (LBA
 72
8626), Главного государственного архива
Дрездена (LBA 2077) и Главного Земель-
ного архива в Кобленце (LBA 6994).
69
JL 16929, 17134 из Главного государ-
73
ственного архива Штутгарта (LBA 1905)
и Главного государственного архива
Дюссельдорфа (LBA 10731).
70
Katterbach B., Peitz W.M. Op. cit. S. 230.
71
В уставе канцелярии XIII в. отмечено,
что писцов перед приемом на служ-
бу экзаменует вицеканцлер: «Item
tenebantur scriptores pape examinati
74
per vicecancellarium presentari notariis,
quando de novo fiebant» (Die päpstlichen
Kanzleiordnungen von 1200–1500.
S. 66).
Благодаря им для понтификата Иннокен-
тия III в распоряжении исследователей
есть уже десяток имен: Schwarz B. Op. cit.
S. 8 (Anm. 6), 12.
См. каталоги и перечни этих помет в
рамках проекта Censimento Bartoloni; о
проекте: Bartoloni F. Per un censimento
dei documenti pontifici da Innocenzo III a
Можно ли рисовать на папских привилегиях?
Martino V (escluso). Relazione, discussione
e voto finale al Convegno internazionale di
studi per le fonti del medio evo europeo.
Roma, 1955.
О невозможности определить число
писцов палеографическими методами
см.: Hirschmann St. Kanzleischreiber Hugo.
S. 237.
59
 Юлия Крылова

«УКАЗУЮЩИЙ ПЕРСТ»,
ИЛИ ЗАГАДКА МАНУСКРИПТА
№ 16931
«Это заброшенное пространство…как
бесконечная белая страница, на которой
люди, разыскиваемые нами, начертали
не только свои передвижения и шаги, но
также тайные мысли, надежды и
тревоги, переживаемые ими»
Э. Габорио. «Месье Лекок»

Кодекс Ms. fr. 1693, хранящийся в Отделе рукописей Национальной

библиотеки Франции на улице Ришелье в Париже, уступает многим сво-
им современникам – рукописным книгам XIV–XV вв., когда художни-
ки-миниатюристы достигли подлинных вершин в искусстве, превратив
книги в объекты коллекционирования. В рукописи отсутствует начало
и сильно повреждены последние листы. В ней нет миниатюр. Содержит
она всего одно сочинение, хорошо известное французским историкам
и филологам, – «Книгу рыцаря де Ла Тура Ландри, написанную в по-
учение дочерям». Время сохранило для нас еще два десятка разных по
60
полноте и красоте списков этого произведения, раскиданных по биб-
лиотекам Европы, поэтому вряд ли приходится удивляться отсутствию
специального интереса к изувеченному экземпляру с улицы Ришелье.
Между тем, такие пострадавшие от времени и рук читателя книги скры-
вают в себе подчас не меньше секретов и тайн, нежели богато иллюми-
нированные кодексы.

Исследуя книгу Жоффруа де Ла Тура Ландри, я изучала содержа-

щие ее французские рукописи конца XIV–XV вв. Меня интересовали
владельческие пометы: подписи, гербы, экслибрисы, знаки библиотек,
маргиналии, что-либо сообщающее о бывших владельцах и возможных
читателях манускрипта. Том, носящий, согласно каталогу, номер 1693,
особенных надежд не внушал. Ведь чаще всего именно на первом листе
книги содержались имена или гербы владельцев, а миниатюра перед
текстом могла сообщить много полезных сведений о дате, месте соз-
дания, нередко имя художника и заказчика. Однако рукопись утрати-
ла целиком первые две тетради (видимо, 16 листов) с текстом первых
пятнадцати глав, а также, очевидно, с титульным листом и вводной ми-
ниатюрой. Переплетали рукопись уже после исчезновения тетрадей, но
еще до того, как она попала в Национальную – некогда Королевскую –
библиотеку, поскольку печать Bibliotheca regiae стоит на бывшей шест-
надцатой, а ныне первой странице. Текст переписан в два столбца на
пергамене. Обрез кодекса некогда был покрыт красной краской, следы
которой можно увидеть и сегодня. По почерку и некоторым украшени-
ям на полях рукопись можно датировать началом XV столетия. Нумера-
ция листов двойная: новая, с листа 1(16) и первоначальная – на первом
имеющемся листе значится выведенная черными чернилами цифра
XVI. Правые верхние углы нескольких последних листов рукописи от-
сутствуют, а сами они повреждены насекомыми, обитавшими в старых
библиотеках. «Каталог французских манускриптов» 1868 г. сообщает,
что последний лист был приклеен к доске переплета2. Ко времени моего
знакомства с рукописью листы были разъединены (видимо, уже совре-
менными хранителями) и на обороте последнего, 123-го, обнаружилось
два текста, выполненных в разное время (видимо, в XV–XVI вв.) и раз-
ными почерками.

☞ ШЕРЛОК ХОЛМС И MANICULAE

Подлинный интерес к изучаемому кодексу возник у меня после того,

как на его полях обнаружились нарисованные неизвестным «худож-

«Указующий перст»
ником» ручки. Эти рисунки представляли собой изображения кисти
руки с вытянутым указательным пальцем, обращенным на тот или иной
фрагмент текста (илл. 1). Некоторые, нарисованные наспех, выглядели
как цветок с четырьмя лепестками, другие наоборот были весьма нату-
ралистичны: в них ясно различались манжета рукава и большой ноготь
на указательном пальце. Встречались они в самых разных местах, клас-
сифицировать их сразу не представлялось возможным. Кроме того, во
второй части книги их уже не было. Всего на полях «Книги поучений»
оказалось 34 таких рисунка.
Ни в одном из исследованных мной кодексов, содержащих «Книгу 61
поучений» де Ла Тура Ландри и датируемых концом XIV–XV в., не
встречалось маргиналий подобного рода. В опубликованном каталоге
Национальной библиотеки также не упоминалось о существовании этих
значков в данной рукописи. Не говорил о них и Анатоль де Монтеглон,
издавший «Книгу поучений» в середине XIX в.3 Его описание рукописи
№ 1693 предельно кратко: размер, материал, почерк, отсутствующие
листы и прочие повреждения4. Новое критическое издание сочинения
де Ла Тура Ландри пока отсут-
ствует, соответственно, нет и
современного аналитического
обзора всех рукописей, в состав
которых оно входит. Изучая
уже несколько лет все, что свя-
зано с «Книгой поучений», и
тщательно следя за новыми пуб-
ликациями, отмечу, что ни один
из известных мне исследовате-
лей даже не упоминал о заин-
тересовавших меня «ручках» в
поврежденном манускрипте из
Национальной библиотеки.
С самого момента находки
у меня возникли вопросы. По-
добные маргиналии мне встре- Илл. 1
 тились впервые, датировать их было сложно. Кто мог оставить свои
пометки на полях? Был ли это переписчик XV в. (он же первый читатель
кодекса)? Коллекционер XVII в.? Или, может быть, эрудит XIX столе-
тия? Кто и когда украсил поля рукописи свидетельством своих раздумий
над текстом? Почему он обратил свое внимание именно на эти строки
сочинения Жоффруа де Ла Тура, а не на другие? Какой именно момент
развития сюжета он отмечал: пролог, кульминацию, морализаторские
выводы? Мой следующий вопрос вытекал из первых двух: а возможно
ли вообще узнать что-либо об этом читателе? И был ли он один, или это
пометы нескольких людей? Вопросы возникали один за другим, без ка-
ких бы то ни было шансов получить на них исчерпывающие ответы. Но
в любом случае находка стоила того, чтобы о ней говорить, ведь перед
нами предстал уникальный пример не владения, а реального чтения
текста «Книги поучений»5.
Попавшая мне в руки примерно в то же время статья Карло Гинзбур-
га об «уликовой парадигме»6 еще больше возбудила мой интерес к «ука-
зующим перстам» в рукописи. Морелли и Шерлок Холмс Конан Дойля,
их предшественники и последователи, приглашали воспользоваться их
методами исследования оставленных следов и попробовать нарисовать
психологический портрет разыскиваемого мной читателя. Согласно
Ad marginem

Морелли, «личность следует искать там, где личное усилие наименее ин-
тенсивно»7. Нарисованные на полях «ручки» – это своего рода галочки,
которые при чтении зачастую оставляет наш современник, т.е. «мелкий
бессознательный жест, проявляющий характер больше, чем какое-либо
поведение, тщательно подготовленное нами»8. Мы отмечаем заинтере-
62
совавшие нас фрагменты не для следующих читателей книги, а для себя:
иногда, чтобы позже к ним вернуться, иногда просто так, по привычке.
Каждый по-своему интерпретирует прочитанное и присваивает его себе,
создавая из авторского свой собственный текст. Наши пометки могут
нас выдать: цели чтения, наши мысли в тот момент, не всегда связанные
с текстом, – все это создает своеобразный психологический портрет
читателя. Именно этот метод, который с успехом использовали италь-
янский знаток искусства, австрийский психоаналитик и английский
писатель – любопытно, что все трое были врачами9 – я и попыталась
применить для изучения позднесредневековой французской рукописи
с маргиналиями на полях. Но сначала еще немного предыстории…
«Ручки» на полях рукописи, «указующие персты» – использовать
подобную терминологию в научном исследовании не совсем уместно,
когда имеется соответствующий кодикологический термин. Латинское
слово manicula обозначает в переводе «маленькая ручка». Этот термин
используют исследователи самых разных стран, в том числе англоязыч-
ные, поскольку его удобство неоспоримо по сравнению с hand-with-
pointing finger или pointing hand10. В отечественной кодикологии упо-
требляется слово «рука»11 или «маникула»12 – термин, которым я и буду
впоследствии оперировать.
История маникул насчитывает почти тысячелетие. Считается, что
как маргинальный рукописный знак, они берут свое начало в XII в. в
Испании13. Сам рисунок «указующего перста» и, в частности, горизон-
тально направленного, известен как минимум со времен «каролинг-
ского возрождения», впитавшего многие античные идеи. Рука испокон
веков была важнейшим инструментом передачи власти и информации
в целом14. В раннесредневековых миниатюрах «рука Господа» благо-
словляет и наставляет мудростью, а также передает инструменты (перо,
чернильницу) для записи Божьего слова. По аналогии этот жест стал вы-
ражением персональной мысли говорящего, так или иначе связанной с
наставлением, поучением, передачей знаний15.
Наибольшее распространение маникулы получили в Ренессансной
Италии в XIV–XV вв. Они присутствовали в рукописях, принадлежав-
ших многим итальянским гуманистам, в том числе Петрарке и Боккаччо,
чьи значки на полях весьма характерны и отличны от маникул других
читателей. Собственно, маникулы и считаются сугубо индивидуальным
знаком, отличающим одного читателя от другого. Именно XV столетие
стало периодом наибольшей популярности маникул как время нового
обретения классических текстов, увеличения в целом количества книг
и роста своего рода моды на чтение (в том числе благодаря изобретению
книгопечатания). Изображения маникул отличаются большим разно-
образием; читатели подходили к делу творчески. На полях рукописей
можно наблюдать руки с манжетами, переходящими в лица; длинные

«Указующий перст»
пальцы-указки; мастерски вырисованные манжеты и рукава со склад-
ками. Иногда «указующих перстов» становится два (указательный и
средний пальцы), а иногда на одну строку показывает сразу три руки.
Нередко маникулы рисует сам миниатюрист, и тогда они становятся
частью орнаментальной составляющей рукописи. Зачастую маникулы
указывают не на сам текст, а на комментарий к нему, написанный на по-
лях. Таким образом, рисуя «ручки» в своей собственной манере, делая
их родственными именной подписи, читатель придавал особое, индиви-
дуальное значение прочитанному16. 63
Маникулы, обнаруженные мной в рукописи, идентичны другим
позднесредневековым маргиналиям такого типа. Вероятно, перед нами
действительно след читателя XV в., когда подобные знаки были особен-
но распространены.
Практика отмечать маникулами заинтересовавшие читателей пас-
сажи перешла из рукописной в печатную книгу, но сфера их использо-
вания постепенно сужалась. Их еще продолжали рисовать и печатать в
XVII в., но к XVIII столетию практика рукописного выделения манику-
лами заинтересовавших фрагментов текста сошла на нет, хотя и не ис-
чезла совсем. Ее взяли на вооружение типографы и стали использовать
для выделения абзацев и прочих печатных целей17. На смену им пришел
Интернет и системные администраторы, с успехом использующие ма-
никулы как гиперссылки для перехода на другую страницу. Так «ука-
зующие персты» дожили до наших дней.

☞ «КНИГА ПОУЧЕНИЙ»:
МОРАЛЬ ДЛЯ ВЫСШЕГО ОБЩЕСТВА?

Но вернемся к нашей рукописи. «Книга поучений дочерям», содер-

жащаяся в ней, была написана Жоффруа де Ла Туром Ландри, фран-
цузским сеньором, чьи владения располагались в Анжу, Пуату и других
провинциях вдоль Луары. Автор принимал участие в Столетней войне.
Дошедшие до нас документы: его дарения церкви, переписка со сбор-
 щиком податей – свидетельствуют о его религиозности и деловой хват-
ке. Однако больше всего сведений о себе и своей семье он сообщает в
самом поучительном сочинении. Он начинает книгу в 1371 г. и в следую-
щем 1372 г. все еще продолжает работу. Автор сообщает читателю, что
это не первое его произведение. В молодости он сочинял для возлюблен-
ной стихи, кроме того, у него уже имелся опыт по сочинению дидакти-
ческих трактатов. Прежде чем поучать дочерей, он составил книгу для
сыновей, которая, однако, ученым неизвестна. Несмотря на свой сочи-
нительский опыт, он пользовался услугами четырех помощников: «двух
священников и двух клириков»18. Они читали ему книги, из которых он
выбирал понравившиеся эпизоды, а также самостоятельно подбирали
поучительные истории, отдавая найденное автору для окончательной
редакции19. Жоффруа де Ла Тур не скрывает источников заимство-
ванных им «примеров»: он ссылается на Библию, различные хроники
и деяния, любовные романы, жития. Особенно интересны истории,
услышанные им самим, например, в проповеди или от знакомых, или
же события, которым он сам был свидетелем. Между тем, об основном
источнике книги – анонимном «Зерцале праведных женщин» XIII в.,
из которого он почерпнул практически всю центральную часть своего
произведения, – автор не сообщает.
Ad marginem

Автор посвятил свое сочинение дочерям. Вместе с тем текст книги сви-
детельствует о далеко идущих намерениях автора, который предполагал
более широкую аудиторию для своего сочинения. В обращенном к дочкам
трактате Жоффруа де Ла Тур спешит наставить и придворных дам, и слу-
жанок, и молодых людей, и все современное светское общество в целом. И
64 действительно, адресованная дочерям и предназначенная для семейного
чтения, книга покинула домашний круг и быстро снискала популярность, о
чем свидетельствует количество сохранившихся списков и изданий XV–
XVI вв., а также упоминания в позднесредневековых каталогах.
«Книга поучений» Жоффруа де Ла Тура представляется довольно
редким образцом французского поучительного сочинения. Несмотря
на то, что в Средневековье назиданий писали довольно много, большая
их часть принадлежала перу духовных лиц, по своему статусу не имев-
ших детей. Родительских же поучений, составленных для собственных
детей, за всю историю Средневековья насчитывается единицы. Хотя
советы родителей отчасти схожи, тем не менее, все эти произведения
по-своему оригинальны и не образуют надежного сравнительного ряда,
а потому можно говорить, что традиция наставлений детям в письмен-
ной форме отсутствовала как таковая20. К тому же отцы обычно не за-
нимались воспитанием дочерей. Трактат Жоффруа де Ла Тура является
в этом смысле уникальным произведением, чьим предшественником
в средневековой Франции может служить лишь письмо-наставление
короля Людовика Святого взрослой замужней дочери. В подобной уни-
кальности сочинения, видимо, могла крыться одна из причин популяр-
ности книги в читательской среде21.

«Книга поучений» сохранилась в двух десятках списков той или

иной степени полноты. Большая их часть датируется первой половиной
XV в. Вместе с тем, самый ранний известный нам текст, не являющийся,
однако, автографом, был переписан уже около 1375 г.
 Большая часть списков сохранилась в прекрасном состоянии22. О
том, что эти тома специально заказывали для частных библиотек знат-
ных лиц, свидетельствуют нередко богатая орнаментация, а также впи-
санные гербы. Надписи семейного характера, обычно заносившиеся в
«читаемые» тома, бывшие под рукой, делали кодексы так называемыми
livres de raison (книгами памяти). Что касается нашего тома № 1693, то
маникулы говорят о том, что книга не пылилась на полке, обрастая пау-
тиной, а активно читалась. И хотя интересующий нас тип маргиналий
использовался в средние века также редакторами переписанных тек-
стов, которые сверяли их с оригиналом и отмечали допущенные ошибки,
можно утверждать, что пометы оставил именно читатель. Прежде всего,
сохранившиеся украшения рукописи свидетельствуют о том, что перед
нами чистовой вариант рукописи. Дополнительное сравнение отрывков
текста, на которые указывают «ручки», с соответствующими частями в
издании А. де Монтеглона (основанном на лучшем, с его точки зрения,
прочтении), показывает их идентичность, а изредка присутствующие
разночтения являются не существенными, чтобы свидетельствовать об

«Указующий перст»
осуществленной редакторской правке. Таким образом, перед нами том,
который реальный читатель не просто держал в руках, но счел необхо-
димым для себя отметить наиболее заинтересовавшие его фрагменты.
Что можно сказать о читателях имеющихся списков «Книги поуче-
ний»? Автограф поучительного сочинения нам не известен. Единствен-
ным сохранившимся до наших дней экземпляром книги, принадлежав-
шим семье де Ла Туров, владела последняя прямая наследница Жоффруа,
его праправнучка Франсуаза де Ла Тур де Майе. Кодекс № 9628 (1470–
1490 гг.), хранящийся в Национальной библиотеке Франции, содержит 65
ее собственноручную подпись. Другими известными нам рукописями
«Книги поучений» владели, в основном, представители высшей ари-
стократии: короли, герцоги, придворные23. Свои владельческие знаки
в манускриптах оставляли как мужчины, так и женщины. Книга хра-
нилась в королевских библиотеках в замках Блуа и Ричмонд (Англия),
собраниях герцогов Беррийского и Бургундского, королевы Шарлотты
Савойской, ее дочери и регентши при Карле VIII Анны Французской,
в коллекции Катрин де Коетиви, внучки короля Карла VII, графа Ги де
Лаваля и других. Однако, говоря о читателях сохранившихся списков,
мы имеем в виду их владельцев, которые устанавливаются по тем или
иным кодикологических признакам. Маникулы же рукописи № 1693
свидетельствуют о реальном чтении книги, а не только о принадлежно-
сти ее к коллекции того или иного человека.

☞ СТРАСТЬ К ГРЕХАМ,
ИЛИ
НЕИЗВЕСТНЫЙ ЧИТАТЕЛЬ РУКОПИСИ

Разыскиваемый нами читатель оставил на полях следы, по которым

мы можем попытаться его вычислить. Для начала отметим, что он про-
читал лишь чуть больше половины книги: при относительной перио-
дичности последняя маникула встречается на обороте 62-го листа при
том, что вся рукопись состоит из 123 листов (позднейшей нумерации).
 По какой-то причине наш герой отложил книгу или же, что менее веро-
ятно, перестал помечать интересующие его фрагменты.
На первый взгляд, создается впечатление, что какая-либо система
в маргиналиях отсутствует. Так, читая книгу, взятую в публичной биб-
лиотеке, и обнаружив в ней чужие пометки, мы вряд ли смогли бы си-
стематизировать их и сделать вывод о личности предыдущего читателя.
Однако кое-какие наблюдения над психологическим характером «ху-
дожника» высказать, как мне представляется, можно. В наши дни пры-
гающие неровные галочки на полях книжки могут выдавать человека
импульсивного или любителя читать на ходу (в транспорте), а проведен-
ная по линейке прямая черта под заинтересовавшей строкой, указывает
на человека основательного, читающего за рабочим столом. Видимо, не
будет большой ошибкой предположить, что нечто подобное применимо
и к читателям прошлых эпох.
Знак Nota bene – а «ручки» обозначают именно его – мог выра-
жаться, кроме маникул, подчеркиванием, крестом и другим подобным
знаком. В нашей рукописи наряду с маникулами встречается и несколь-
ко крестов. Сложно судить, значки ли это одного читателя или несколь-
ких, однако второе предположение представляется более вероятным,
Ad marginem

поскольку кресты отличаются по цвету чернил, а иногда и просто выдав-

лены на листе пером без чернил. Кроме того, у рисовальщика «ручек»
имелась своя градация маникул: обычная рука с вытянутым указатель-
ным пальцем, отмечающим определенный кусок текста; большая рука в
манжете с прорисованным ногтем на указательном пальце; маленькая
ручка-цветок и др. Вероятно, то, что вызывало больше всего эмоций,
66 заслуживало более четкого, правильно вырисованного знака24. Вряд ли
в этой системе оставалось место еще и крестам.
Таким образом, даже если нам сегодня кажется, что знаки на полях,
или точнее, те отрывки текста, на которые указывают маникулы, не
поддаются классификации, – это отнюдь не означает, что у читателя-
«художника» не было своей системы, организующей его собственные
представления и предпочтения. Предполагая, что такая система все же
имелась, попробуем проанализировать отмеченные фрагменты текста и
понять, какие именно эпизоды в сочинении Жоффруа де Ла Тура Ланд-
ри привлекли внимание неизвестного читателя.
Создается впечатление, что читатель акцентирует свое и наше вни-
мание, главным образом, на грехах: женщин, священников, светского
общества в целом. Из тридцати четырех маникул лишь четыре отмеча-
ют примеры добродетельного поведения женщин. Это история дамы из
Аквилеи, остроумно отказавшей ухажеру (с. 87 в издании Монтеглона);
пример святых дев, раздающих одежду бедным (с. 108); а также библей-
ских Сары и Рахили (с. 159 и 167 соответственно). В книге Жоффруа де
Ла Тура истории греховного и добропорядочного поведения в основном
чередуются, хотя предпочтение отдается грехам. В середине книги он
вставляет блок библейских рассказов о порочных и добродетельных
женщинах. Немаловажно отметить, что в издании Монтеглона примеры
достойных женщин начинаются на странице 162, а уже на 167-й страни-
це (л. 62 об. рукописи) наш читатель бросает книгу. Самого Жоффруа
де Ла Тура тоже больше привлекают людские проступки. В книге эти
истории многочисленнее, они эмоционально окрашены автором, в них
чувствуется его личное отношение. Примеры же достойного поведения
Жоффруа констатирует зачастую с некоторой долей удивления.
Как мы предположили, у неизвестного читателя была своя система
маникул. Два самых крупных рисунка указывают на строки из историй
о женских головных уборах. Первая заимствована из личного опыта со-
чинителя. Он слышал от одной дамы об удивительном головном уборе,
называвшемся «виселица», и о его обладательнице, над которой поте-
шались все пришедшие на праздник Святой Маргариты. Жоффруа по-
просил описать диковинку. Он признается читателям, что плохо запом-
нил слова дамы и передает то, что смог вспомнить25. В другой истории
одна особа за обещанный ей неким рыцарем головной убор (chapperon)
согласилась оговорить даму. И хотя предмет у обеих историй один, и
читатель реагирует на них одинаково большими значками, однако, он
отмечает идейно разные фрагменты. В первой – он выделяет слова «Я
спросил у достойной дамы, как выглядел этот убор, она мне его описала»
(л. 31 об.), во второй – «она должна оговорить (deshonnorer)» (л. 36 об.).
И если во втором случае его внимание привлекает конкретный грех, то

«Указующий перст»
в первом – нечто более интересное. Можно предположить, что чита-
тель(-ница) хотел(а) отметить подробное описание шляпки и всего лишь
промахнулся. Но с другой стороны, напрашивается объяснение, что чи-
татель просто потешался над любопытством автора-мужчины, обычно
нетерпимого к разного рода новинкам и излишествам в женских наря-
дах26. Читатель выделяет и другие подобные фрагменты, где автор клей-
мит позором использование косметики, роскошные наряды, большое
количество платьев, рогатые головные уборы, в которых, как считалось,
«поселился дьявол» и другое. 67
У нашего читателя определенно было чувство юмора. Как и Жофф-
руа де Ла Тур, читатель ценит остроумие героев книги. Первые две ма-
никулы, нарисованные им в сохранившейся части манускрипта (л. 6 об.
и 8 об.), отмечают истории, главные герои которых – gens qui ont le
siècle à main, великосветские сеньоры, маршалы Жан III де Бомануар и
Жан де Клермон. В первом рассказе некая баронесса из Гиени решила
упрекнуть маршала Бретани Бомануара – которого автор называет saige
(мудрым), но при этом и malicieux (насмешливым, лукавым)27 – в том,
что его супруга была одета не по моде «Гиени и многих других мест».
Подтекст разговора очевиден, ведь книга писалась во время Столетней
войны. Выслушав героиню, Бомануар ответил остроумно-нравоучитель-
ной репликой, заявив, что хочет, чтобы его жена придерживалась моды
достойных дам Франции, а не англичан и их приятелей28.
В отличие от Боманура, Жан де Клермон, настоящий sçavant du
siècle (знаток света), в общении с некой дамой выходит за грань прили-
чия. Она заявила ему: «Клермон,… вы были бы вполне безукоризненны,
если бы не ваша болтовня и ваш ужасный язык, который иногда не уме-
ет молчать» 29. Его ответ не заставил себя ждать: «Мне кажется, честно
говоря, что мой недостаток не хуже вашего… вы меня упрекаете в моем,
по вашему мнению, худшем грехе, тогда как я молчу о вашем… 〈так что〉,
мадам, я не столь болтлив, как вы»30. Хотя подобное поведение бесче-
стит женщин, Жоффруа, видимо, не может противиться остроумному
обаянию и положению в обществе героев своих историй. Жоффруа
выделяет подобных людей в особую категорию: это те, у кого красивая
и изящная манера говорить: ont bel parleure, ont paroles à main, ont l’art
 de bel parler. Автор лишь констатирует тот или иной известный ему факт
их поведения, не высказывая явного осуждения, а иногда даже сообщая
о присущих им некоторых добродетелях31. Вместе с тем, он наказывает
дочерям: «Не слушайте тех, кто болтает и наделен даром красиво гово-
рить, не слушайте их нежных и тайных речей, ибо они нередко лживы и
вредны» (л. 24 об.)32. И именно этот совет помечает наш читатель, пере-
листывающий страницы манускрипта.
Двумя листами далее он рисует маникулу рядом с фрагментом, столь
же важным для автора, как и предыдущий. На этот раз в центре внима-
ния оказывается все то же светское общество, но иной вид его обитате-
лей: волокиты, притворяющиеся влюбленными. Их «лживые взгляды»
(faulx semblant et faulx regart), по мнению автора, многие принимают за
любовную тоску (destresse d’amour), но их вид весьма обманчив (л. 26).
Неизвестный нам читатель не был чужд светскому обществу и знал ца-
рящие там правила игры. Он явно акцентирует внимание на аспекте,
сильно волновавшем Жоффруа де Ла Тура – поведении в свете.
Особое место в «Книге поучений» занимают истории, посвященные
отношениям мужа и жены. Описания порочного поведения «слабой по-
ловины» преобладают у Жоффруа, подобные эпизоды отмечает и неиз-
вестный читатель. Наиболее нейтральный из этих фрагментов – совет в
Ad marginem

рассказе о Еве: «Следует подумать, доброе или дурное она ему (мужу. –
Ю.К.) советует, и к чему это может привести» (л. 27 об.)33. И подобное же
наставление: «Каждая женщина должна подумать, прежде чем просить
своего сеньора, разумное ли она просит»34, которое автор иллюстриру-
ет рассказом о герцогине Афинской (duchesse d’Athenes), попросившей
68
своего супруга отдать его сестру замуж за своего незаконнорожденного
брата (л. 56 об.).
На соседних листах читавшего «Книгу поучений» привлекли сразу
три истории, посвященные недостойному поведению жен по отноше-
нию к своим мужьям. Надо заметить, что в двух из этих глав мужья также
являются образцами порочного поведения, что не так часто встречается
в книге, как в случае с женами. Согласно одной из историй, приближен-
ные царя Ирода Великого сообщили ему, что у его жены завелся любов-
ник. Известие вывело его из себя (courrouccié), он упрекнул (reprocha)
жену, но получил вызывающий ответ (л. 45)35. Последствия истории
были самые печальные – взбешенный супруг схватил нож и убил жену.
Но, судя по всему, читателя интересует явно не результат. «Указующий
перст» отмечает строку «за что однажды 〈он〉 ее упрекнул». Возможно,
его удивила галантность библейского героя по отношению к изменив-
шей ему жене. Однако можно предложить и другое объяснение. В этом
примере, как и в двух последующих, читатель пропускает пролог рас-
сказа и выделяет место, с которого сюжет начинает стремительно раз-
виваться, т.е. он обращает внимание на завязку конфликтной ситуации.
Это может свидетельствовать, например, о том, что он выбирал истории
для своей будущей книги. Библейские сюжеты были ему явно знакомы,
а потому заключительная мораль его мало интересовала. Он отметил ее
лишь в редких случаях (л. 24 об., 33 об.). Если бы читатель столкнулся с
этими сюжетами впервые, он, скорее всего, отметил бы кульминацию
или развязку истории.
Подобный подход мы наблюдаем в рассказе об Астинь (Vastis), жене
ассирийского царя Артаксеркса. Царь собрал на праздник «баронов»
(barons) своих земель. Отобе-
дав, гости выразили желание
увидеть царицу (royne), славив-
шуюся своей красотой. Трижды
она не откликалась на пригла-
шение, и царь, посовещавшись
со своими приближенными,
решил прогнать ее от себя за не-
подчинение на семь лет. Исто-
рия поучительная, но читателя
опять мало волнует мораль, он
помечает «ручкой» с манжетой
Илл. 2
следующую фразу: «После обе-
да бароны сказали, что им бы
хотелось увидеть царицу (илл. 2). Похоже, что читатель здесь также вы-
деляет начало развития сюжета, оставив позади зачин всей истории.
Еще одна история повествует о жене – дурной советчице. Визирь

«Указующий перст»
царя (seneschal du roy) Артаксеркса Аман, возгордившись своим поло-
жением, требовал ото всех преклонять колени перед ним. Мардохей,
воспитатель Эсфири, жены царя, отказался это сделать. Аман в гневе
пожаловался (s’en plaigny) жене, которая посоветовала ему поставить
виселицу и повесить обидчика. «К своему великому несчастью, безумец
доверился жене» – и именно это счел важным отметить наш герой
(илл. 3). Плачевный конец надменного визиря его интересовал, видимо,
меньше, что не удивительно: библейские истории были на слуху, и раз-
витие сюжета уже не заключало в себе интриги. Фраза могла вызвать 69
воспоминания в душе читателя, например, о собственном негативном
опыте или же, как в предыдущем случае, он отметил самое интересное,
когда зачин истории остался позади, и события начинают стремительно
развиваться.
Подобным образом он отмечает маникулами еще несколько расска-
зов Жоффруа де Ла Тура. Почему же он не выделяет самое начало той
или иной истории? Вероятно, потому, что в начале еще неизвестно, что
будет дальше (возможно, читатель был не насколько силен в библей-
ской истории?). Он никогда не возвращался, чтобы отметить начало по-
вествования. Да и найти его было бы сложно, поскольку в каждой главе
книги содержится по несколько
рассказов, переходы между ко-
торыми весьма размыты. Они,
скорее, плавно перетекают друг
в друга.
Однако, как уже говорилось,
это не единственный метод ра-
боты нашего читателя с книгой.
Иногда он просто соглашается
с морализаторскими утвержде-
ниями автора: например, о том,
что тот, «кто видит хорошее, а
принимает дурное, воистину
потом раскается» (л. 22 об.), или
что косметика «один из худших Илл. 3
 грехов, которые так не нравятся Господу» (л. 34). Таким образом, мож-
но понять некоторые особенности его взгляда на произведение, хотя и
нельзя выделить общую направляющую его работы. Возможно, у него не
было конкретной цели, и он просто читал заинтересовавшую его книгу.
Перелистывая страницы старинного манускрипта, мы попытались
наметить некоторые черты морально-психологического портрета его
читателя. Зададим последний вопрос, который, скорее всего, не раз воз-
никал у читающего эту работу. Мужчина или женщина наш читатель? На
протяжении всей статьи я, за исключением одного случая, использовала
слово «читатель» в форме мужского рода. Оправданно ли мое гендерное
предпочтение, и можем ли мы вообще сделать какие-либо заключения
на эту тему, исходя лишь из расположения маникул? Мое предположе-
ние о том, что по полям рукописи «прошелся» именно мужчина, осно-
вано, во-первых, на общих представлениях о маникулах как знаках гу-
манистической культуры (а среди гуманистов женщин было немного) и
на том, что умеющих читать женщин в XV–XVI вв. было намного мень-
ше, чем мужчин. Кроме того я учитывала и сам комплекс отмеченных
маникулами фрагментов. Нашего читателя интрересуют пассажи, где
остроумные герои не слишком галантно отвечают дамам. Он останавли-
вает свое внимание на отрывках, где автор говорит, что использование
Ad marginem

косметики – это гордыня и один из худших грехов столь неугодных

Богу; что в новомодных рогатых головных уборах поселился дьявол; что
богатство и излишек одежды позорен для достойной женщины и может
привести к страшной смерти. Он выделяет несколько эпизодов о нера-
дивом поведении жен по отношению к мужьям, доверчивости супруга;
70
акцентирует внимание на том, что жена должна подумать, прежде чем
давать совет мужу. Его беспокоит проблема женской добродетели, ее
отношение к Церкви и Богу. Подобные представления вряд ли можно
приписать женщине, если только она не принадлежит религиозному ор-
дену. Однако в таком случае она читала весьма фривольное для ее поло-
жения сочинение, рассчитанное на светское общество36. Скорее всего,
книгу читал именно мужчина. Это может также косвенно подтвердить
одна из маленьких маникул, указывающих на следующие строки: «Хочу
поведать вам историю, которой я был свидетелем в Ангулеме, когда гер-
цог Нормандский подошел к Эгийону»37. Видимо, это событие Столет-
ней войны – осада крепости, произошедшая в 1346 г., – было чем-то
памятно или интересно нашему читателю.
Манускрипт, переживший многое на своем веку и неизбалованный
вниманием исследователей, поделился с нами некоторыми прелюбо-
пытными фактами своей «биографии». Он явно не пылился пятьсот лет
на полке, но был в ходу. Его читали, на полях рисовали, а на свободных
листах делали записи. Разглядывая оригинальные маргиналии на полях
позднесредневековой рукописи, мы пришли к выводу, что этот экзем-
пляр «Книги поучений» Жоффруа де Ла Тура Ландри некогда читал
мужчина, имеющий отношение к благородному обществу. Он нередко
отмечал истории, связанные с поведением в свете38. Судя по его внима-
нию к сюжетам о нерадивых супругах, он также был связан брачными
узами. Можно предположить, что у него не было детей, поскольку он
не отмечал фрагментов, связанных с их воспитанием. Чаще всего он
обращал внимание на сюжеты, искренне его захватившие. Его явно не
интересовали проблемы педагогики, поднимаемые в трактате, в то вре-
мя как очевиден его интерес к моральному облику современного ему
общества. В своих предпочтениях он не проявлял особой оригинально-
сти, ему, скорее, был близок взгляд сочинителя-моралиста – такого как
автор «Книги поучений». Также можно отметить определенную обра-
зованность нашего читателя-«художника»: он рисовал маникулы, ко-
торые были свойственны гуманистической манере чтения текстов. Его
явно интересовали сами сюжеты рассказов, а не процессы воспитания,
поскольку он редко останавливался на морализаторских наставлениях
автора. Вместе с тем, стоит отметить и его религиозность, о чем сви-
детельствуют все те же маникулы, указывающие на соответствующие
благочестивые эпизоды (л. 20 об., 29 об., 33 об., 34).
Эти размышления с известной долей условности свидетельствуют о
том, что анализируемые нами маникулы принадлежат позднему Сред-
невековью, с его страстью к всевозможным поучениям и особенно к
сборникам морально-развлекательных историй. Именно к XV столетию
поучительные рассказы постепенно преобразуется в новеллу Нового

«Указующий перст»
времени39. Наш читатель рисовал свои «указующие персты», видимо,
именно в XV в., поскольку у следующего столетия будет уже свой взгляд
и на эту новеллу, и на ее героев. Из двух составляющих сборников исто-
рий – назидательной и развлекающей – в это время начала превалиро-
вать развлекательная, практически вытесняя морализаторство. Авторы
призывали смеяться над героями новелл, а не размышлять над их про-
ступками и приключениями. И если авторы предшествующих столетий,
включая XIV в. с его «Книгой поучений», клеймили позором обманщи-
ков и сострадали обманутым, то сочинители классической новеллы за-
частую были на стороне всякого рода ловкачей и пройдох. Авторы не 71
жалели обманутых, поскольку те зачастую сами искренне восхищались
хитроумием и прекраснословием их обманувших40. Наш же читатель
остался в предыдущей эпохе: ему был еще важен факт справедливого
возмездия, наказания виновника по заслугам.

В XIX – начале XX вв., когда сильно возрос интерес ко всякого рода

«древностям», коллекционеры предпочитали покупать «чистые» ману-
скрипты, без следов предыдущих, пусть даже средневековых читателей.
А потому предприимчивые букинисты попросту стирали со страниц
любые пометки и записи. Кроме того, наиболее часто читаемые книги,
в которых могло иметься множество маргиналий, не смогли дожить до
наших дней именно по причине своей популярности. И то, что медие-
висты, не избалованные количеством источников, имеют возможность
видеть в рукописях маникулы, или, иными словами, слышать голоса
читателей прошедших эпох, следует считать большой удачей. Читатель
прошлого, помечая заинтересовавшие его эпизоды в книге – творчески
активен, поскольку он участвует в процессе создания текста для себя.
Именно поэтому, по мнению исследователей, эти «творческие читатели»
не ограничивались подчеркиванием, а брали на себя труд нарисовать
маникулу, которая являлась наиболее персональным и узнаваемым зна-
ком после подписи и монограммы41. Лишь недавно ученые обратились к
изучению читательских помет в рукописях, осознав, что они в первую
очередь свидетельствуют о жизни читателя, а не текста42.
 Представленные на суд читателя размышления призваны не столько
заполнить ту или иную научную лакуну, сколько обратить внимание ис-
ториков-медиевистов на просторы пергаменных страниц манускриптов,
иногда отдаваемых нами на откуп архивистам и палеографам. Рукописи
подчас скрывают в себе немало тайн, нужно лишь обратить свой взгляд
ad marginem...
1 12
В основу статьи лег доклад, прочитан-
ный на конференции в ИВИ РАН. См.
препринт: Пространство рукописи: От
13
формы внешней к форме внутренней.
М., 2010. С. 91–104. Выражаю искрен-
14
нюю признательность моей коллеге
О.И. Тогоевой за поддержку в работе
15
над статьей.
2
Catalogue des manuscripts français. P.,
16
1868. T. 1: Anciens fonds. Р. 287.
3
Le Livre du Chevalier de La Tour Landry
17
pour l’enseignement de ses filles / Ed. A.
de Montaiglon. P., 1854.
4
Ibid. P. XL–XLI.
Ad marginem
5
Мы не можем с уверенностью утвер-
18
ждать, что писатели последующих
19
эпох, цитировавшие «Книгу поучений»
20
Жоффруа де Ла Тура реально ее читали,
а не слышали ее сюжеты в устном пере-
сказе или переложении третьего автора.
6
Гинзбург К. Приметы: Уликовая парадиг-
72 ма и ее корни // Гинзбург К. Мифы-эмб-
лемы-приметы: Морфология и история.
М., 2004. С. 189–241.
7
Цит. по: Там же. С. 192.
8
Там же.
9
Для К. Гинзбурга важна связь уликовой
парадигмы с медициной: Гинзбург К.
Приметы. Уликовая парадигма. С. 196–
197 и сл.
10
Sherman W.H. Toward a History of the
Manicule // Owners, Annotators and the
Signs of Reading / Eds. R. Myers, M. Harris,
and G. Mandelbrote. L., 2005. P. 27–28.
Более ранний рабочий вариант этой ра-
21
боты доступен в Интернете по адресу:
http://livesandletters.ac.uk. Последнюю
версию см. в книге: Sherman W.H. Used
Books: Marking Readers in Renaissance
22
England. Penn., 2007. Уильям Шерман
одним из первых занялся изучением
истории маникул. См. также: Sherman
W.H. What Did Renaissance Readers Write
in Their Books? // Books and Readers in
Early Modern England / Eds. J. Andersen
and E. Sauer. Philadelphia, 2002. P. 119–
23
37.
11
Это слово принято использовать в па-
леографии отечественной истории. Знак
появляется в рукописях довольно позд-
но, видимо, не ранее XVII в. Я благодарю
О.Е. Кошелеву за эту информацию.
См. определение термина: Киселева Л.И.
Письмо и книга в Западной Европе в
средние века. СПб., 2003. С. 306.
Sherman W.H. Toward a History of the
Manicule. P. 30.
Schmitt J.-C. La raison des gestes dans
l’Occident médiéval. P., 1990. P. 100.
Garnier F. Le langage de l’image au Moyen
Age. P., 1982. T. 1. P. 170.
Sherman W.H. Toward a History of the
Manicule. Р. 43.
Работа издателя по распределению
маникул в будущем печатном тексте –
особая тема. См. вышеупомянутые ис-
следования У. Шермана.
Le Livre. P. 4.
Ibid.
Сохранились следующие французские
поучения родителей собственным де-
тям: «Наставительная книга» Дуоды
(IX в., на латыни), поэма Абеляра сыну
Астролябию (XII в., на латыни), письмо-
наставление Людовика Святого (XIII в.),
поучительные катрены Кристины Пи-
занской для сына (начало XV в.), настав-
ление Номпара де Комона (начало XV в.),
письмо-трактат Жана де Ланнуа (XV в.),
наставление Француа Гарэна (XV в.),
трактат Людовика XI (конец XV в.), на-
ставление Анны Французской (начало
XVI в.). Также сюда можно отнести «Ро-
дительские наставления», приписывае-
мые бургундскому сеньору Жильберу
де Ланнуа (1386–1462) и еще несколько
коротких анонимных поучений XV в.
См. подробнее: Крылова Ю.П. Автор и
общество в позднесредневековой Фран-
ции. «Книга поучений дочерям» Жофф-
руа де Ла Тура Ландри. М., 2014.
Особенно стоит отметить список № 4 из
Медиатеки города Шатору (Франция).
Его белоснежные пергаменные страни-
цы (XV в.) не несут следов прикоснове-
ния чьих-либо пальцев. Создается впе-
чатление, что книгу за сотни лет никто
не открывал.
См. подробнее: Крылова Ю.П. «Эта книга
моя…»: Владельцы и читатели «Книги по-
учений дочерям» Жоффруа де Ла Тура
Ландри // Средние века. М., 2010. № 70
(4). С. 130–148.
24
С другой стороны, здесь можно было бы
вспомнить и высказывание Морелли о
проявлении личности в произведении.
Быстрая, начертанная наспех, мани-
кула-цветок может свидетельствовать
о сюжете, захватившем читателя, и он
спешит прочитать дальше, но не может
не отметить место, столь сильно заинте-
ресовавшее его. В то же время чопорная
рука в манжете говорит о более основа-
тельной остановке в чтении: возможно,
читатель задумался о чем-то своем и в
раздумье вырисовывал манжету…
25
Le Livre. P. 103–104.
26
По книге мы знаем Жоффруа как знато-
ка всевозможных женских ухищрений в
косметике и одежде. В той или иной сте-
пени он касается этого вопроса в главах
21, 26, 27, 31, 49, 51, 52,53, 55, 60, 66, 76,
105, 108, 120. См. подробнее: Крылова
Ю.П. «Ты плохо меня создал, я сделала
себя лучше…» (Мужской взгляд на укра-
шение женской внешности, XIV в.) //
Социальная история – 2003. М., 2003.
С. 80–89.
27
Le Livre. P. 46.
28
Le Livre. P. 47.
29
Le Livre. P. 50.
30
Le Livre. P. 50–51.
31
В этой связи «Книгу поучений» можно
рассматривать как раннюю форму фран-
цузской новеллы или «предновеллу»
(Мелетинский Е.М. Историческая поэ-
тика новеллы. М., 1990. С. 60), которая
близка отчасти французскому фаблио
и в то же время «предвещает культ ост-
роумного в последующей итальянской
новеллистике» (Там же. С. 64). Об этом
же свидетельствует и двойственное вос-
приятие автором находчивости героев,
которое является важной чертой класси-
ческой новеллы Боккаччо.
32
Le Livre. P. 86. На соседней странице
читатель отмечает историю наглядного
применения этого совета Жоффруа. В
главе идет речь о даме, которую герцог
Аквилейский просил о любви: «Она ска-
зала, что спросит мнение своего госпо-
дина. Когда он увидел это, то оставил ее
и больше не говорил ей об этом и сказал
другим, что это одна из совершеннейших
дам его земель» (л. 25).
33
Le Livre. P. 94.
34
Le Livre. P.155.
35
“Elle lui respondy un pou trop despi-
tieusement” (BNF. Ms. Fr. 1693. f. 45). В
издании Монтеглона этот пассаж звучит
стилистически сильнее: “Elle luy respon-
dit trop fièrement et orgueilleusement” (Le
Livre. P. 133).
36
Можно было бы, конечно, выдвинуть
«Указующий перст»
гипотезу, предполагающую, что этот
экземпляр принадлежал Кристине Пи-
занской или подобной образованной
даме (если такие существовали), которая
искала сюжеты или вдохновения для
своих собственных сочинений. Но дока-
зательств этого у нас пока нет.
37
Le Livre. P.150; BNF. Ms. Fr. 1693. F. 54.
38
На л. 59 об. он выделяет фразу «отнимет
его царство» в истории об избиении
младенцев Иродом. Здесь, на мой взгляд,
слышится отголосок боязни сеньора ли- 73
шиться своей собственности (земли).
39
Мелетинский Е.М. Историческая поэти-
ка новеллы. С. 51, 74 и др.
40
Там же. С. 79–80, 86 и др.
41
Sherman W.H. Toward a History of the
Manicule. P. 43.
42
Sherman W.H. What Did Renaissance
Readers. Р. 130.
 Ольга Тогоева

«ПОРТРЕТ» ЖАННЫ Д’АРК

НА ПОЛЯХ ЖУРНАЛА
КЛЕМАНА ДЕ ФОКАМБЕРГА

10 мая 1429 г. секретарь гражданского суда Парижского парламен-

та Клеман де Фокамберг оставил в своем дневнике следующую запись:
«Было объявлено в Париже, что в прошлое воскресенье многочислен-
ное войско дофина… взяло укрепление, которое защищал Уильям Глас-
дейл…и что в тот же день другие капитаны и [английское] войско, осаж-
давшие Орлеан, сняли осаду, чтобы прийти на помощь Гласдейлу и его
товарищам и сражаться с врагами, имевшими, как говорят, в своих рядах
деву со знаменем»1. Это сообщение сопровождалось рисунком, выпол-
ненным самим автором на полях журнала2. На нем была представлена
74
молодая женщина с распущенными волосами, левой рукой сжимавшая
рукоять меча, а в правой державшая знамя (илл. 1).
Таково первое из известных нам изображений Жанны д’Арк. Оно
хорошо знакомо не только специалистам, но и любителям истории. Мало
найдется публикаций – как научного, так и популярного толка – посвя-
щенных национальной героине Франции, где бы не воспроизводился
этот «портрет». Тем удивительнее было мне констатировать практиче-
ски полное отсутствие исследований, посвященных данному изображе-
нию – весьма любопытному и, я бы даже сказала, уникальному3.
Интерес вызывает уже то обстоятельство, что появился этот набро-
сок в судебном журнале – документе, предназначенном прежде всего
для записи решений, вынесенных в Парижском парламенте, а потому
мало приспособленном для рисования. «Портрет» Жанны был выпол-
нен, соответственно, не профессиональным художником-миниатюри-
стом, а человеком, весьма далеким от ремесла иллюминатора.
Клеман де Фокамберг являлся юристом, секретарем гражданского
суда Парижского парламента. Эта должность обеспечивала ему самое
влиятельное положение внутри парламентской корпорации, поскольку
в его ведении находились все вопросы функционирования судебной
машины: надзор за работой нотариусов и судебных исполнителей, ве-
дение документации, редактирование и переписка решений, контроль
за их исполнением, хранение документов, а также переговоры от имени
парламента с представителями других институтов власти – канцлером,
королевским советом и самим королем4. Дневник Фокамберга охваты-
вал период с 1417 г. (когда он занял свой пост) до 1435 г., когда он вынуж-
ден был покинуть Париж, к которому приближались войска Карла VII5.
Стиль его записей, включавших не
только протоколы судебных засе-
даний, но и описания повседнев-
ной жизни Парламента, а также
наиболее примечательных поли-
тических событий тех лет, харак-
теризуется исследователями как
исключительно личный, отражаю-
щий собственные взгляды автора
на происходившее во Франции6.
Определенную индивидуальность
дневнику добавляли рисунки на
полях и многочисленные цитаты
из художественной литературы (в

«Портрет» Жанны д’Арк...

основном, из Вергилия)7.
«Портрет» Жанны д’Арк, вы-
полненный Фокамбергом, также
являлся одной из иллюстраций к
его собственному тексту: известие
о появлении в рядах врагов-фран-
цузов (а секретарь суда поддержи-
вал, как принято считать, герцога
Бургундского) некоей «девы со
знаменем» было зафиксировано
в его дневнике не только словес- Илл. 1. Рисунок на полях журнала
но, но и визуально. Очевидно, что Клемана де Фокамберга. 1429 г. 75
автор по причинам, которые нам
еще предстоит до конца выяснить,
счел это событие чрезвычайно значимым, а потому достойным особого
внимания.
Однако, само выражение «дева со знаменем», использованное сек-
ретарем суда, вызывает определенное удивление и требует уточнений.

* * *
Прежде всего, что это было за «знамя»? Текст Фокамберга, в кото-
ром оно упоминалось еще только раз в записи от 14 июня 1429 г.8, не
дает ответа на этот вопрос. Необходимую информацию тем не менее
способны предоставить иные свидетельства – как самой Жанны д’Арк,
так и очевидцев и современников событий.
В интересующих нас источниках XV в. применительно к «знаме-
ни» Жанны обычно использовался термин estandart9. Всего в трех тек-
стах – письме, посланном из Франции немецкими информаторами в
июне 1429 г., хронике Эберхарда Виндеке и хронике декана Сен-Тибо
в Метце, созданных в 40-е гг. XV в. – при описании знамени упомина-
лось (как и у Фокамберга) bannière (banner)10. Авторы, писавшие по-ла-
тыни, употребляли в данном случае термин vexillum11. Любопытно, что
в материалах обвинительного процесса Жанны д’Арк, состоявшегося в
1431 г., между этими тремя терминами ставился знак равенства: «Была
также спрошена, имелось ли при ней в Орлеане знамя (vexillum), назы-
ваемое по-французски estandart или baniere, и какого цвета оно было»12.
 Соответственно, везде, где во французской минуте допросов упомина-
лось estandart, в официальном латинском тексте оно было заменено на
vexillum13.
Казалось бы, подобное «уравнение в правах» vexillum, estandart и
bannière снимало вопрос о том, каким именно знаменем владела Жанна
д’Арк. Однако, более детальное знакомство с особенностями вексилло-
логии XV в. заставляет усомниться в столь простом решении проблемы.
Действительно, в римской античности термином vexillum обозна-
чался совершенно определенный тип знамени – полевой штандарт,
которым обычно пользовались небольшие конные отряды и пехотные
подразделения и который носили вексилларии или сигниферы. Эти
знамена представляли собой четырехугольные куски ткани и крепились
на перекладине древка14. Однако позднее, в средние века, термином
vexillum принято стало называть знамя вообще – инсигнию, принадле-
жавшую какому-то конкретному человеку или организации, всюду со-
провождавшую своего обладателя и часто символически воплощавшую
его в себе15. Одной из разновидностей вексиллума, т.е. знамени, являлся
средневековый баннер (нем. – banner, фр. – bannière, ит. – bandiera) –
прямоугольной формы полотнище, на котором изображался полный
герб его владельца – человека с высоким социальным положением. Во
Ad marginem

Франции рыцари, обладавшие правом на личный баннер, получили ста-

тус баннеретов – в отличие от рыцарей-башелье, такого права лишен-
ных. Тем не менее, начиная с XIII в. башелье, вставший во главе войска,
также мог получить баннер, хотя его наличие свидетельствовало не о
личном, но о должностном отличии владельца16.
76
Именно баннер, как полагают исследователи, стал предшественни-
ком военного штандарта, появившегося во Франции с конца XIV в. Его
активное использование связывают с изменениями, произошедшими в
это время с самим статусом военачальника, которым отныне мог стать
не только рыцарь, но и обычный капитан, чье возвышение зависело от-
ныне не от знатности, но от выдающихся профессиональных качеств.
Главным отличием штандарта от баннера являлась его форма – полот-
нище с двумя (или более) косицами, обязательное наличие девиза, изоб-
ражения святого покровителя владельца, а также его ливрейных цветов.
Напротив, полный герб последнего на штандарте никогда не воспроиз-
водился, могли использоваться лишь отдельные его мотивы17.
Средневековый штандарт, в отличие от античного, являлся персо-
нальным знаменем военачальника, знаком его высокого статуса. Он
символизировал «голову» войска, а потому в бою его всегда несли впе-
реди18. Очевидно, как раз такое знамя и было изготовлено по просьбе
Жанны д’Арк. В отличие от Фокамберга, мало что знавшего в начале
мая 1429 г. о таинственной «деве», а потому наделившего ее рыцарским
баннером, большинство авторов справедливо полагали, что она – как
и любой другой капитан французского войска – владела именно штан-
дартом.
Согласно книге счетов военного казначея Эмона Рагье, знамя «для
Девы» было изготовлено в апреле 1429 г. «художником» Овом Пульнуа-
ром, проживавшим в Туре19. Жанна находилась в это время в Блуа, где
собирались королевские войска, во главе которых она должна была вы-
ступить под Орлеан20. По ее собственным словам, она ценила штандарт
значительно выше меча – «в 40 раз больше» – и в сражениях всегда
несла его сама, «чтобы никого не убить»21. Как свидетельствуют совре-
менники, Жанна действительно не расставалась со своим знаменем ни
в одной из битв: ни под Орлеаном, ни под Парижем, ни под Компьенем22.
Вместе с ним присутствовала она и на коронации Карла VII в Реймсе23.
Жанна заявляла, что штандарт был создан по приказу, полученному
Свыше и переданному ей святыми Екатериной и Маргаритой. Они же
указали девушке, что именно должно было быть изображено на полот-
нище24. Знамя изготовили из белой ткани, называемой boucassin (смесь
хлопка и шерсти), и обшили по краям шелком. В центре поля, усеянно-
го лилиями, располагалась фигура Господа, державшего земной шар, в
окружении двух ангелов. Сбоку шла надпись «Иисус Мария»25.
Сама Жанна ничего не смогла (или не захотела) рассказать своим
судьям в Руане о смысле данной композиции26. Она лишь знала, что
ангелы на знамени были нарисованы по примеру тех образцов, кото-

«Портрет» Жанны д’Арк...

рые она видела в церкви, и не передавали внешний вид посещавших ее
«голосов»27. Они также не являлись изображением святых архангелов
Михаила и Гавриила – главный акцент делался на фигуре Господа,
окруженного двумя самыми «обычными» ангелами28.
О том, что именно нарисовано на знамени Жанны, было, конечно,
известно далеко не всем ее современникам и ближайшим потомкам. В
их сообщениях встречались самые разные, порой фантастические, опи-
сания: на штандарте появлялись то Богоматерь29, то Троица30, то два ан-
гела с лилиями в руках31, а то и королевский герб32. И тем не менее, само
наличие знамени у французской героини не вызывало у окружающих
никаких вопросов. Они знали, что оно существует (или существовало),
даже если порой не могли точно его описать. 77
Парадокс ситуации заключался, однако, в том, что, в отличие от Фо-
камберга, никто из этих авторов не считал штандарт чем-то исключи-
тельным – напротив, с их точки зрения, он являлся обычным атрибутом
человека, ставшего еще одним капитаном французского войска33. Соот-
ветственно, далеко не все авторы XV в. считали необходимым писать
о столь рядовых вещах. И прежде всего это касалось самых ранних от-
кликов на появление в королевских войсках некоей девы – к которым,
безусловно, относилось и сообщение Фокамберга.

* * *
Мельком и без каких бы то ни было пояснений о знамени Жанны
сообщал Генрих фон Горкум в своем De quadam puella (июнь 1429 г.),
основное внимание однако уделявший умению девушки обращаться с
оружием и боевым конем 34. В письме, посланном из Авиньона 4 июня
1429 г. и включенном в «Хронику» Антонио Морозини, неизвестный
итальянский купец описывал, не слишком, правда, достоверно, внешний
вид штандарта35. 8 июня того же года братья де Лаваль писали матери и
бабке о знакомстве с Жанной, упоминая при этом, что на марше знамя
за ней вез «изящный паж»36. Наконец, в письме четырех анжуйских
сеньоров – свидетелей коронации Карла VII в Реймсе – отмечалось, что
Жанна присутствовала на церемонии вместе со своим штандартом37.
Единственным, пожалуй, автором, уделившим знамени Жанны
д’Арк особое, как кажется, внимание, был Жан Жерсон. В мае 1429 г.,
в сочинении De mirabili victoria, посвященном снятию осады с Орлеана,
 он назвал Жанну знаменосцем Господа: «Наша Дева, которую, [и тому
есть] верные знаки, Царь небесный избрал в качестве своего знаменос-
ца для уничтожения врагов справедливости и для помощи друзьям»38.
К тексту Жерсона я еще вернусь, а пока скажу, что он, как все
прочие упомянутые выше авторы, главным отличительным свойством,
главным атрибутом Жанны д’Арк не без оснований считал ее мужской
костюм, которому посвятил половину своего небольшого трактата. Ука-
зание на доспехи чаще всего оказывалось вообще единственным описа-
нием внешности героини – как, например, в Dissertatio Жака Желю, у
Генриха фон Горкума или в анонимной Sibylla Francica39, не говоря уже
о более поздних свидетельствах40. Такое внимание представляется впол-
не оправданным, а потому тем более любопытно, что Клеман де Фокам-
берг – в отличие от своих современников – ни словом не обмолвился о
мужском костюме Жанны в первой посвященной ей записи. Он, собст-
венно, и не нарисовал его: на его «портрете» героиня изображена, ско-
рее, в женском платье41. Вероятно, секретарь парижского суда просто не
знал о наличии у Жанны доспехов: первый раз он упомянул о них только
через год, в записи от 25 мая 1430 г.42 Точно так же неизвестно ему было
и имя девушки, которое появилось в его записях только в день ее казни,
30 мая 1431 г.43 А весной-летом 1429 г. Фокамберг не догадывался даже о
Ad marginem

том, что «Дева» (Pucelle) – прозвище Жанны, которое следует писать с

большой буквы, в отличие от простого указания на пол и возраст44.
И тем не менее, он дал ей свое собственное определение – «дева
со знаменем», хотя представляется крайне сомнительным, что он знал
о существовании штандарта, не зная больше ничего. Для него, следова-
78 тельно, знамя являлось главным и даже единственным атрибутом этой
незнакомой, но вызывавшей удивление девушки. Почему же, в отличие
от подавляющего большинства прочих современников, он придавал ему
столь большое значение, что даже изобразил Жанну с ним?

* * *
Самое простое объяснение этого странного факта заключается в
том, что секретарь парижского суда, как и многие другие авторы XV в.,
рассматривал Жанну д’Арк как еще одного военачальника французско-
го войска. Однако, Фокамберг узнал о том, что «Дева» руководила арми-
ей «вместе с другими капитанами» только осенью 1429 г.45 И в этом его
сообщении упоминание о штандарте уже отсутствовало, как, впрочем, и
в последующих, относящихся к 1430 и 1431 гг. Видимо, его наличие объ-
яснялось, с точки зрения Фокамберга, не только военными функциями
Жанны, и ответ на вопрос, почему он изобразил ее как «деву со знаме-
нем», менее всего связан с реальными событиями, о которых он был не
слишком хорошо осведомлен.
Следует, вероятно, предположить, что Фокамберг вкладывал в свой
рисунок некий символический смысл, что его «дева» отсылала к образцам,
далеким от образа настоящей Жанны д’Арк. Одним из таких прототипов
могло, безусловно, являться так называемое «пророчество Беды», в ко-
тором в аллегорической форме возвещалось пришествие некоей «девы
со знаменем»46. Самое раннее из дошедших до нас упоминаний данного
предсказания содержалось в тексте «Бридлингтонского пророчества»,
копия с которого была сделана во Франции в начале XIV в.47 Начиная с
1429 г. у многих авторов «пророчество Беды» оказалось напрямую свя-
зано с появлением Жанны: о нем упоминала Кристина Пизанская, его
цитировал в своей «Хронике» Антонио Морозини, а позднее – декан
Сен-Тибо в Метце и Жан Бреаль48. Как справедливо замечает Оливье
Бузи, этот текст вполне мог быть известен и Клеману де Фокамбергу и
стать основой для его рисунка49. Однако не только он один. Секретарь
Парижского парламента, вероятно, опирался и на другие, прежде всего
иконографические, источники – как сама Жанна черпала вдохновение
в церкви, заказывая изображение ангелов для своего штандарта.
В единственном на сегодняшний день известном мне исследовании,
специально посвященном рисунку Фокамберга, его символике и воз-
можным прототипам50, все тот же Оливье Бузи пишет, что французская
героиня была, естественно, не единственной обладательницей штандар-
та в средние века. Он сравнивает ее, в частности, с женщиной-знаменос-

«Портрет» Жанны д’Арк...

цем, которая упоминается в «Хронике» Мишеля Пинтуэна под 1382 г.:
некая Мари Трисс не просто носила в бою знамя св. Георгия, но была
«ведьмой», предсказывавшей будущее и вселявшей надежду на победу
в сердца фламандцев – врагов французов51. Последнее обстоятельство,
как считает исследователь, позволяет предположить, что рассказ мона-
ха из Сен-Дени отсылал к истории Деборы – единственной библейской
пророчицы, чьим основным атрибутом якобы являлось знамя52. На том
же основании – наличие пророческого дара и штандарта – француз-
ский исследователь возводит и рисунок Фокамберга к средневековой
иконографии Деборы53.
Проблема, однако, заключается в том, что в записях Фокамберга,
посвященных Жанне д’Арк, не содержалось ни единого намека на ее 79
предсказания – секретарь парижского суда не знал даже о тех трех за-
дачах, которые якобы ставила перед собой девушка и которые являлись
наиболее известными из всех ее пророчеств54. Очевидно, что о способ-
ности своей героини предвидеть будущее он и не догадывался, что дела-
ет гипотезу О. Бузи не слишком убедительной. Впрочем, она вызывает и
куда более серьезные возражения.
Уподобление Жанны д’Арк Деборе, безусловно, присутствовало
уже в ранних откликах на появление в рядах французских войск новой
героини. Это сравнение использовали и Жан Жерсон, и Генрих фон
Горкум, и Кристина Пизанская55. Все они ссылались на еврейскую про-
рочицу – ставя ее в один ряд с Есфирью и Юдифью – как на пример
слабой женщины, способной тем не менее спасти свой народ. Однако
эти тексты вряд ли были известны Клеману де Фокамбергу в тот момент,
когда он сделал первую, посвященную Жанне запись и нарисовал ее
«портрет». Он также вряд ли был хорошо знаком с иконографией биб-
лейской героини, а если и видел ее изображения, то никак не мог поза-
имствовать у нее основной атрибут «своей» Жанны – развевающееся
знамя. Дело в том, что изображения Деборы, несмотря на некоторую
известность в Византии56, в средневековой Европе были не слишком
популярны57. На существующих же миниатюрах – например, в так
называемой Библии Мациевского (1244–1254 гг.)58, в Псалтири Лю-
довика Святого (ок. 1270 г.)59 или в Mare historiarum Джованни де Ко-
лумны (1447–1455 гг.)60 – знамя никогда не изображалось (илл. 2). Не
упоминалось оно и в письменных источниках61. Представляется таким
образом весьма сомнительным, чтобы Клеман де Фокамберг выбрал в
 Илл. 2. Дебора. Миниатюра из Библии Мациевского, 1244–1254 гг.
(Pierpont Morgan Library. MS. M. 0638. F. 12r.)

качестве образца для подражания именно еврейскую пророчицу. Од-

нако область поиска – библейская система образов – была намечена
Ad marginem

Оливье Бузи совершенно верно. Стоило лишь отказаться от гендерно-

го принципа подбора «похожих» на Жанну д’Арк героев, чтобы найти
следы иных знаменосцев, способных стать прототипом для «портрета»
французской героини.

80 * * *
Идея о божественном происхождении оружия и других атрибутов
власти (прежде всего, королевской) получила широкое распростране-
ние во Франции в XIV–XV вв.62 Многочисленные библейские истории
о даровании Свыше тех или иных священных предметов – будь то жезл
Моисея63 или золотой меч Иуды Маккавея64 – предназначенных для
спасения избранного народа, были здесь хорошо известны65. В том же
контексте рассматривалось и дарование знамени – конкретному чело-
веку66 или всему израильскому войску67, которое должно было победить
всех своих многочисленных врагов, сохранив тем самым собственную
идентичность и государственность.
Тема избранности собственного народа утвердилась в сочинениях
французских авторов задолго до появления Жанны д’Арк на политиче-
ской сцене68. Недаром и история обретения королевского знамени –
орифламмы – связывалась ими с Божественным вмешательством69. Что
же касается самой французской героини, то с предводителями израиль-
тян ее сравнивали как при жизни, так и после смерти70. В этом же ключе
мыслил, как мне представляется, и Жан Жерсон, назвавший Жанну
«знаменосцем Господа»: если сама девушка уподоблялась у него Мои-
сею, то в руках она обязана была нести знамя, дарованное ей Свыше71.
Им она одержала свою первую победу под Орлеаном, явив тем самым
знак собственной избранности. Ту же мысль повторяла сама Жанна на
процессе 1431 г., заявляя, что святые Маргарита и Екатерина приказали
ей: «Прими знамя, посланное Царем небесным»72.
 «Портрет» Жанны д’Арк...
81

Илл. 3. Сын человеческий. Миниатюра к «Историзованной Библии»

Жирара де Мулена. Франция, XIV в. (BN. Ms. fr. 4, fol. 255)

Однако, между ветхозаветными героями-полководцами и Жанной

д’Арк существовало одно важное различие. Если предводители изра-
ильского народа получали свои инсигнии от Бога-Отца, то французская
героиня, видимо, считала, что получила свое знамя непосредственно
от Иисуса Христа. Выше уже говорилось о том, что на нем, по собст-
венным словам Жанны, был изображен Господь, державший в руке
mundus. Однако, кто именно это был – Бог-Отец или Бог-Сын – в по-
казаниях не уточнялось. Использованный в протоколе термин mundus
обозначал в средневековой теологии и геральдике земной шар с во-
друженным на нем крестом, символизировавший вселенную и обычно
являвшийся атрибутом Создателя73. Впрочем, и Иисус Христос, воссе-
давший во славе, также довольно часто изображался с земным шаром в
левой руке74 (илл. 3). Насколько можно судить, именно о нем говорила
Жанна, отождествлявшая Господа со своего штандарта со Спасителем.
Как о «Царе небесном, сыне пресвятой [Девы] Марии» писала она о
нем герцогу Бедфорду 22 марта 1429 г., призывая английского регента
покинуть вместе с войсками Францию75. «Царем Иисусом, правителем
неба и земли» называла она его в письмах к жителям Труа и к герцо-
гу Бургундскому от 4 и 17 июля 1429 г.76 Таким образом, по мнению
Ф.-М. Летеля, знамя Жанны являлось квинтэссенцией ее «христологии»,
Ad marginem

82

Илл. 4. Фра Беато Анжелико. Христос выводит из ада души праведников.

1437–1446 гг.

отмеченной явным влиянием народной «теологии» и францисканства,

основное внимание уделявших идее Христа-Царя и монограмме Иисуса
как его главному символу77. Именно его имя стояло на штандарте Жан-
ны, будучи частью ее девиза – «Иисус-Мария». О том, что на знамени
был изображен именно Спаситель, сообщали и многие современники
французской героини: Ангерран де Монстреле, анонимные авторы
«Хроники Девы», и «Хроники Турне», а также Эберхард Виндеке78.
Важным представляется и еще одно обстоятельство – символиче-
ская принадлежность полученной инсигнии. Согласно «Книге пророка
Исайи», знамя, с которым избранный народ должен был отстаивать
свою независимость, было не просто даровано Создателем: «Так гово-
рит Господь Бог: вот, Я подниму руку Мою к народам, и выставлю знамя
Мое племенам, и принесут сыновей твоих на руках и дочерей твоих на
плечах»79. Иными словами, обладателем знамени здесь объявлялся сам
Бог-Отец, превращавшийся таким образом в знаменосца.
Однако та же самая роль отводилась Иисусу Христу средневековой
иконографией, предполагавшей наличие у него личного знамени. Собст-
венно, первые подобные изображения появились еще в IV в. в Византии,
где главной темой христианского искусства стало торжество Господа,
Христос во славе, что и определило выбор аллегорических атрибутов,
присутствовавших в сценах апофеоза80. В основе образа торжествую-
щего Христа лежали императорские изображения еще Римской импе-
рии81, а главной его победой являлась, безусловно, победа над смертью
в сцене Воскресения.
Впрочем, византийское искусство избегало этой темы82. Вместо Вос-
кресения (т.е. изображения Христа непосредственно в момент возвра-
щения к жизни) художники предпочитали эпизод с двумя Мариями у
пустой гробницы либо сошествие Христа в ад. Литературной основой
иконографии второй сцены выступало апокрифическое «Евангелие от
Никодима» (IV–V вв.)83: «И тотчас Царь славы, крепкий Господь силою
Своею попрал смерть, и схватив диавола, увязал (его), передал его муке
вечной и увлек земного отца нашего Адама и пророков, и всех святых,

«Портрет» Жанны д’Арк...

сущих [в аду], в Свое прсветлое сияние»84.
В соответствии с текстом «Евангелия» композиция Сошествия в ад
могла варьироваться: либо Христос-триумфатор попирал ногой побеж-
денного Аида, либо выводил из лимба воскресших прародителей. Здесь
его главным атрибутом выступал крест85, иногда понимаемый как зна-
мя – символ победы и искупления86. Очевидно, именно поэтому в за-
падноевропейских изображениях данной сцены также иногда присут-
ствовало знамя в руках Спасителя87, о чем свидетельствуют, к примеру,
фреска Беато Анжелико в монастыре Сан Марко во Флоренции (1437–
1446 гг.) или гравюра Альбрехта Дюрера (1512 г.) (илл. 4, 5). Вместе с тем
на Западе возникло и огромное количество изображений собственно
сцены Воскресения, в которой Христос неизменно фигурировал со 83
своим знаменем. На средневековых миниатюрах вексиллум Спасителя
в подавляющем большинстве случаев являл собой штандарт черного,
желтого или красного цвета88 с двумя (реже – с тремя) косицами. Зна-
ком Божественной принадлежности выступали также крест либо моно-
грамма89 (илл. 6).
Любопытно, что точно такое же знамя мы видим и на «портрете»
Жанны д’Арк руки Клемана де Фокамберга – это штандарт с двумя
косицами, украшенный монограммой «Иисус». О том, что это была
именно монограмма Христа, а не девиз самой Жанны, свидетельствует
хотя бы тот факт, что о существовании этого девиза, насколько можно
судить по имеющимся у нас источникам, не знал при жизни девушки ни
один из известных нам авторов. Если не считать материалов процесса
1431 г., на котором Жанна сама описала свое знамя90, впервые о девизе
сообщалось лишь в «Дневнике осады Орлеана», созданном, как принять
думать, в 60-е годы XV в.91. Еще два упоминания – в «Записках секре-
таря ларошельской ратуши» и в «Мистерии об осаде Орлеана» – также
относились ко второй половине XV в. и к тому же не отличались точно-
стью92. Что же касается текстов, созданных в 1429 г., то в них надпись
на штандарте упоминалась всего один раз – в «Дневнике» Парижского
горожанина: «И повсюду с арманьяками следовала эта одетая в доспе-
хи Дева, и несла она свой штандарт, на котором было написано только
[одно слово] – «Иисус»93.
Это сообщение вызывает особый интерес. Как отмечает Колетт Бон,
автор «Дневника» вел свои записи не слишком регулярно94, а потому
возможно предположить, что и сведения, относящиеся к весне–лету
Ad marginem

84

Илл. 5. Альбрехт Дюрер. Сошествие в ад. 1512 г.

1429 г., были записаны им несколько позднее95. Только так становится

понятным, почему Парижский горожанин – в отличие от Клемана де
Фокамберга, проживавшего с ним в одном и том же городе – обладал
значительно более полной информацией о Жанне д’Арк: он знал о ее
детстве, проведенном в деревне, о пророческом даре, о сделанных ею в
разное время предсказаниях, о ее прозвище и, наконец, о подробностях
ее военных операций. И тем не менее его описание знамени полностью
совпадает с рисунком секретаря Парижского парламента в его главной
детали – монограмме Христа.
Конечно, оба эти свидетельства были явной выдумкой авторов96.
Ни Клеман де Фокамберг, ни Парижский горожанин никогда не виде-
ли свою героиню и не знали, что на самом деле было изображено на ее
 «Портрет» Жанны д’Арк...
Илл. 6. Христос со знаменем. Миниатюра к «Историческому зерцалу»
Якоба ван Мерланда. Фландрия, 1325–1335 гг. (The Hague, KB, KA 20. Fol. 65rb)

знамени. Впрочем, историческая точность и не являлась, как мне пред- 85

ставляется, их главной задачей. Скорее, их общим желанием было пере-
дать свои собственные чувства, свои впечатления от дошедшей до них
удивительной новости. И с этой точки зрения абсолютно символическое
изображение знамени Жанны как знамени Иисуса Христа имело пер-
востепенное значение, поскольку уподобляло французскую героиню
самому Спасителю – триумфатору, победителю смерти и сил ада.

* * *
Интересно, что подобное сравнение было весьма популярно среди
сторонников Жанны д’Арк97. Уже Жак Желю риторически вопрошал
в своем Dissertatio: «Если Бог-Отец послал своего сына для нашего спа-
сения, почему Он не мог послать одно из своих творений, дабы осво-
бодить короля и его народ из пасти их врагов?»98. Персеваль де Булен-
вилье уподоблял рождение своей героини появлению Спасителя: «Она
увидела свет сей бренной жизни в ночь на Богоявление Господне, когда
все люди радостно славят деяния Христа. Достойно удивления, что все
жители деревни были охвачены в ту ночь необъяснимой радостью и,
не зная о рождении Девы, бегали взад и вперед, спрашивая друг друга,
что случилось. Петухи, словно глашатаи радостной вести, пели в тече-
ние двух часов так, как никогда не пели раньше, и били крыльями, и
казалось, что они предвещают важное событие»99. Эберхард Виндеке,
описывавший штурм Парижа 8 сентября 1429 г., замечал, что ему сопут-
ствовали «великие знаки Господа»: в частности, на штандарт Жанны
 в разгар битвы опускался белый голубь, державший в клюве золотую
корону – олицетворение Святого Духа, как его представляли себе люди
средневековья100. Наконец, Мартин Ле Франк в своем «Защитнике дам»
прямо уподоблял казнь Жанны мученической смерти Христа101.
Не менее ясно высказывались и свидетели на процессе по реабили-
тации французской героини, состоявшемся в 1456 г. Так, Жан Бреаль
писал о том, что Жанна – как и Христос – покинула своих родителей
ради высшей цели102. Ему вторил Тома Базен, утверждавший, что так
должен был поступить любой истинный последователь Спасителя103.
Эли де Бурдей отмечал, что Жанна была весьма набожна и крестилась
каждый раз, когда ее посещали «голоса». Если бы ей являлись демоны,
они не смогли бы с ней общаться, а потому она одержала победу, дей-
ствуя по наставлению ангелов. Точно так же и Христос силой крестного
знамения одержал победу над силами ада104. Та же мысль высказыва-
лась и в прошении о пересмотре дела Жанны, написанном от имени ее
матери и братьев: «Вслед за св.Бернаром мы должны воспринимать как
великое чудо Господа то, что Он сумел привести все человечество в хри-
стианскую веру с помощью небольшой горстки простых и бедных лю-
дей. Точно также мы можем сказать, что если молодая девушка смогла
поднять дух своих сторонников и обратила в бегство своих врагов, это
Ad marginem

должно быть расценено как Божье чудо»105.

Таким образом, уподобляя Жанну самому Иисусу Христу, авторы –
в том числе и самые ранние – усиливали тему победы, которую прине-
сет (или принесла) французскому народу его новая предводительница,
вооруженная штандартом, дарованным Свыше. Образ «Девы со зна-
86
менем» прочитывался французами как образ победителя, о чем свиде-
тельствует подавляющее большинство текстов, в которых упоминался
ее штандарт. Так, описывая взятие Турели автор «Дневника осады Ор-
леана» с восторгом сообщал, что прикосновение древка знамени к стене
главного городского форта послужило королевским войскам знаком на-
ступления, после которого укрепление было отбито у англичан106. Связь
между знаменем Жанны и победами французов подчеркивал и Персе-
валь де Каньи: «Все крепости подчинялись ему (королю – О.Т.), потому
что Дева всегда отправляла кого-то, находящегося под ее знаменем, к
жителям этих крепостей, чтобы сказать им: «Сдавайтесь на милость
Царя небесного и доброго короля Карла»107. А автор «Хроники Турне»
искренне полагал, что знамя Жанны и ее «сила» суть одно и то же108.
Итак, знамя являлось для современников символом уже одержан-
ных либо еще предстоящих Деве побед. И все же подобные взгляды ис-
поведовали прежде всего сторонники Жанны д’Арк. Конечно, ее судей
на процессе 1431 г. тоже весьма интересовало знамя как возможный
источник военных успехов их подопечной109, но связывали они этот ин-
терес с возможностью обвинить Жанну в использовании магического
амулета110, каковым им и представлялся ее штандарт111.
Уподобление французской героини Иисусу Христу на рисунке Кле-
мана де Фокамберга никак не укладывается в данную схему. Если срав-
нение ее штандарта со знаменем Спасителя у Парижского горожанина
еще можно объяснить изменчивостью его политических симпатий112, то
секретаря парламента исследователи всегда традиционно причисляли к
лагерю англичан113. Данная характеристика основывалась прежде всего
на анализе его собственного «Дневника», в котором сторонники дофи-
на (а затем короля Карла VII) последовательно именовались «врагами»
(ennemies).
И с этой точки зрения «портрет» Жанны д’Арк, исполненный на по-
лях рукописи, приобретает особое значение. Не зная подробностей уже
начавшего складываться мифа о Деве и ориентируясь лишь на извест-
ные ему библейские образцы и аналогии, Фокамберг изобразил свою
героиню в образе победительницы, второго Иисуса Христа, предсказав
таким образом поражение той политической партии, к которой вроде
бы принадлежал.
Впрочем, данную когда-то секретарю Парижского парламента ха-
рактеристику следует, возможно, переписать114 – как это было сделано
совсем недавно в отношении не менее известных «бургундских» авто-
ров, Ангеррана де Монстреле и его верного «продолжателя» Жана де
Ваврена115. С критикой традиционной оценки их сочинений, навязанной

«Портрет» Жанны д’Арк...

современной историографии еще Жюлем Кишра, выступила француз-
ская исследовательница Доминик Гой-Бланке. С ее точки зрения, нет
никаких оснований полагать, что Монстреле и Ваврен были настроены
по отношению к Жанне резко негативно – скорее, их стиль следовало
бы назвать в высшей степени нейтральным116. Как мне представляется,
это определение также в полной мере относится к Клеману де Фокам-
бергу. И его портрет «девы со знаменем» служит тому весьма красноре-
чивым подтверждением.

1
“Fu rapporté et dit à Paris publiquement
que, dimenche derrain passé, les gens
du Dauphin, en grant nombre,… estoient
entrez dedens la bastide que tenoient
Guillaume Glasdal… et que, ce jour, les
autres capitaines et gens d’armes tenans
le siege… devant la ville d’Orleans, …
avoient levé leur siege pour aler conforter
ledit Glasdal et ses compaignons et pour
combatre les ennemis, qui avoient en leur
compagnie une pucelle seule ayant baniere
entre lesdis ennemis, si comme on disoit”
(Fauquembergue C. de. Journal / Ed. par A.
Tuetey. P., 1903–1915. 3 vol. T. 2. P. 306–
307, курсив мой. – О.Т.).
2
Archives Nationales de la France. Série X –
Parlement de Paris. X 1 – Parlement civil.
X 1a – Registres civils. X 1a 1481. Fol. 12.
В рукописи Фокамберга «портрет» Жан-
ны д’Арк является единственным значи-
мым изображением.
3
Рисунок Фокамберга, насколько можно
судить, представляет собой единствен-
ное из прижизненных изображений
Жанны д’Арк, дошедших до нас, хотя
в источниках XV в. упоминается о
существовании еще по крайней мере
двух таких «портретов». Один из них
выставлялся для всеобщего обозрения
в Регенсбурге предположительно в
1429 г. во время визита туда императора
Сигизмунда. Книга городских счетов
сообщала, что на картине было изобра-
жено, «как Дева сражалась во Француз- 87
ском королевстве»: “Item mehr haben
wir gebe von dem Gemael zu schaun wie
die Junkchfraw zu Frankreich gefochten
hat, 24 pfenning” (Le portrait de la Pu-
celle montré en Allemagne // Quicherat J.
Procès de condamnation et de réhabilita-
tion de Jeanne d’Arc, dite la Pucelle. P.,
1841–1849. 5 vol. T. V. P. 270). О втором
своем «портрете», якобы виденном в
Аррасе в ноябре 1430 г., рассказала сама
Жанна во время допроса в Руане 3 марта
1431 г. На нем она была представлена в
доспехах, в коленопреклоненной позе,
передающей королю некие письма: “Et
ibi erat similitudo ipsius Iohanne omnino
armate, presentantis quasdam licteras regi
suo, cum uno genu flexo” (Procès de con-
damnation de Jeanne d’Arc / Ed. par P.
Tisset, Y. Lanhers. P., 1960–1971. 3 vol.
T. 1. P. 98–99, далее: PC, том, страница).
Существование «портрета» из Арраса
было оспорено Соломоном Рейнахом,
предположившим, что на самом деле
Жанна могла видеть изображение
библейской сцены передачи письма
царем Давидом Урии: Reinach S. Two
Forged Miniatures of Joan of Arc // The
Burlington Magazine for Connoisseurs.
1909. Vol. 14. № 72. P. 356–357. Критику
гипотезы С. Рейнаха см.: Lang A. Two
 12
Forged Miniatures of Joan of Arc // Ibid.
1909. Vol. 15. № 73. P. 51.
4
Цатурова С.К. Офицеры власти: Париж-
13
ский Парламент в первой трети XV века.
М., 2002. С. 19–21.
5
Что, впрочем, не помешало ему уже
через год вернуться назад и исполнять
обязанности советника Парламента
вплоть до своей смерти в 1438 г.: Tyl-
Labory G. Clément de Fauquembergue //
Dictionnaire des lettres françaises: Le
Moyen Age / Sous la dir. de G. Hasenohr,
14
M. Zink. P., 1992. P. 310.
6
Цатурова С.К. Указ. соч. С. 21–22.
7 15
Tyl-Labory G. Op. cit. P. 310.
8
Речь в этом сообщении шла о снятии оса-
ды с Орлеана: “Des ennemis, qui avoient
en leur compagnie une pucelle portant
16
banniere, si comme on disoit, laquelle avoit
17
este present à faire lever le siege et les
gens d’armes estans lors es bastides devant
Orliens” (Fauquembergue C. de. Op. cit. P.
312).
9
См., к примеру: “Elle fist faire ung
Ad marginem
estandart, ouquel estoit l’image de Nostre
Dame” (Chroniques de Perceval de Cagny /
Publ. par H. Moranvillé. P., 1902. P. 141);
“Et y estoit ladite Jehanne la Pucelle, laquel
tenoit son estendart en sa main, et laquelle
estoit cause dudit couronnement du roy,
18
et de toute ycelle assemblée” (Chartier J.
Chronique de Charles VII, roi de France /
88 Ed. par A. Vallet de Viriville. 3 vol. P., 1858.
T. 1. P. 97); “Porta anchora la dita uno
19
stendarto blancho” (Chronique d’Antonio
Morosini. Extraits relatifs à l’histoire de
France / Ed. par G. Lefèvre-Pontalis, L.
Dorez. P., 1901. P. 110).
10
“Und die Jungfraw ist alwegen menlich und
ritterlich gestanden mit irem banner, on
hinder sich tretten und ane rasten” (Lettre
écrite par les agents d’une ville ou d’un
prince d’Allemagne // Quicherat J. Op. cit.
T. V. P. 350); “Und die Maget zoch mit dem
20
banner, das was mit wisser siden gemacht
und stet daran gemolet unser herre Got, wie
er sitzet uf dem regenbogen und zoiget sin
wunden und uf iegelicher siten 1 engel, der
hette ein lilie in der hant” (Lefèvre-Pontalis
G. Les sources allemandes de l’histoire de
Jeanne d’Arc. Eberhard Windecke. P., 1903.
P. 164); “Elle chevauchoit en armes moult
hardiment, et portoit dès une moult grosse
lance et une grande espée, et faixoit porter
apprès elle une noble bannière” (Le doyen
de Saint-Thibaud de Metz // Quicherat J.
Op. cit. T. IV. P. 322).
11
См., например: “Sed more virorum forcium
atque in armis exercitatorum adequitabat
armata, vexillo proprio, tanquam militari
signo, precedente” (Basin Th. Histoire de
Charles VII / Ed. par C. Samaran. P., 1964.
2 vol. T. 1. P. 134).
“Interrogata utrum, quando ivit Aurelianis,
habebat vexillum, gallice estandart ou
baniere, et cujus coloris erat” (PС, 1, 78).
Ср., к примеру: “Dicit eciam quod ipsamet
portabat vexillum predictum, quando
aggrediebatur adversarios, pro evitando ne
interficeret aliquem” (РС, 1, 78) = “Item,
dixit quod ipsamet portabat illud estandart
cum intraret in adversarios, pro evitando ne
aliquem interficeret” (La minute française
des interrogatoires de Jeanne la Pucelle /
Ed. par P. Doncoeur. Melun, 1952. P. 120).
Словарь античности / Отв. ред. В.И. Ку-
зищин. М., 1989. С. 112.
Бойцов М.А. Вексиллологические тради-
ции средневековой Европы // Signum /
Отв. ред. А.П. Черных. М., 2013. Вып. 7.
С. 14–75.
Там же. С. 54–57.
Там же. С. 54–55. См. также: Lombard-
Jourdan A. Fleur de lis et oriflamme.
Signes célestes du royaume de France.
P., 1991. P. 151–161, 267; Pastoureau M.
L’emblème fait-il la nation? De la bannière
à l’armoirie et de l’armoirie au drapeau //
Identité régionale et conscience nationale
en France et en Allemagne du Moyen Age
à l’époque moderne / Publ. par R. Babel,
J.-M. Moeglin. Sigmaringen, 1997. P. 193–
203, здесь Р. 193, 195.
Типы средневековых штандартов по-
дробно описаны в: Harmand A. Jeanne
d’Arc, ses costumes, son armure. Essai de
reconstruction. P., 1929. P. 284–290.
“Et à Hauves Poulnoir, paintre, demourant
à Tours, pour avoir paint et baillié estoffes
pour ung grant estandart et ung petit pour
la Pucelle, 25 livres tournois” (Equipement
de la Pucelle // Quicherat J. Op. cit. T. V.
P. 258). Одновременно со штандартом
для Жанны был изготовлен и пеннон –
малый штандарт, на котором воспроиз-
водился полный герб владельца: Harmand
A. Op. cit. P. 299–301.
О том, что именно в Блуа у Жанны по-
явилось собственное знамя, упоминали
многие из ее современников. См., к при-
меру: “Et elle venue à Blois à peu de gent,
sejournoit illec par aucuns jours, attendant
plus grande compaignée. Pendant
son sejour, elle fist faire un estandart”
(Chronique de la Pucelle ou Chronique de
Cousinot suivie de la Chronique normande
de P. Cochon / Publ. par A. Vallet de
Viriville. P., 1859. Р. 281); “Et adont elle
se parti dudit Blois, aians son estandart”
(Chronique de Tournai // Recueil des
chroniques de Flandre / Ed. par J.-J. de
Smet. Bruxelles, 1856. T. 3. P. 409); “Und
reit gon Plois und bat sie der kost und
macht, die wolt sie füren gon Orligens biss
uf den durnstag darnoch den 28 tag des
selben montes. Und die Maget zoch mit dem
 banner, das was mit wisser siden gemacht”
(Lefèvre-Pontalis G. Op. cit. P. 164). Оши-
бочное мнение об изготовлении штан-
дарта в Пуатье (когда советники дофина
Карла еще только допрашивали Жанну
относительно ее миссии) высказывал
секретарь Ларошельской ратуши: “Et fit
faire audit lieu de Poitiers son estandard”
(Quicherat J. Relation inédite sur Jeanne
d’Arc // Revue historique. 1877. T. 4. P.
327–344, здесь Р. 338).
21
“Interrogata quod prediligebat, vel
vexillum suum vel ensem. Respondit quod
multo, videlicet quadragesies, prediligebat
vexillum quam ensem…Dicit etiam quod
ipsamet portabat vexillum predictum,
quando aggrediebatur adversarios, pro
evitando ne interficeret aliiquem” (РС, 1,
78).
22
“Et tost après que lesdits vivres furent en
la ville de Orlians, la pucelle aiante son
estandart et sa puissance, ala assaillir la
bastille de St-Lu” (Chronique de Tournai.
P. 410); “Et après fut ordené par les
remonstrances que la Pucelle faisoit, que
la ville de Paris seroit assaillie. Quant ce
vint le jour de l’assault, la Pucelle, armée
et habillée à tout son estandart, fut des
premiers assaillans” (Chronique de Jean
Le Fèvre, seigneur de Saint-Rémy / Publ.
par F. Morand. 2 vol. P., 1876–1881. T. 2.
P. 149); “Et, après elle, son estandart, et
tous les gens de guerre estans en la ville
de Compeigne. Et s’en allèrent en belle
ordonnance assaillir les gens des premiers
logis du duc” (Ibid. P. 179).
23
“Et durant ledit mystère, la Pucelle s’est
tousjours tenue joignant du roy, tenant
son estandart en sa main” (Lettre de trois
gentilhommes angevines à la femme et à la
belle-mère de Charles VII // Quicherat J.
Procès de condamnation. T. V. P. 129).
24
“Respondit quod sancte Katherina et
Margareta dixerunt ei quod ipsa caperet
vexillum et ipsum audacter portaret, et
quod faceret in eo depingi Regem celi” (РС,
1, 114); “Respondit quod totum vexillum
erat preceptum ex parte Dei, per voces
sanctarum Katherine et Margarete que
dixerunt sibi: Accipias vexillum ex parte
Regis celi. Et propterea quod dixerunt sibi:
Capias vexillum ex parte Regis celi, – ipsa
fecit ibi fieri istam figuram Dei et angelorum
et colorari. Et totum fecit per preceptum
Dei” (PC, 1, 173).
25
“Respondit quod habebat vexillum cuius
campus erat seminatus liliis; et erat ibi
mundus figuratus et duo angeli a lateribus
eratque coloris albi, de tela alba vel
boucassino; eratque scripta ibi ista nomina
Jhesus Maria, sicutei videtur; et erat
fimbriatum de serico…Interrogata an hec
nomina Jhesus Maria erant scripta superius
aut inferius vel a latere: Respondit quod a
latere, sicut ei videtur” (РС, 1, 78).
26
“Interrogata que significacio erat depingere
ibidem Deum tenentem mundum, et duos
angelos:….Et de significacione nescit aliud”
(РС, 1, 114).
27
“Interrogata utrum fecerit depingi illos
angelos qui veniunt ad ipsam: Respondit
quod fecit eos depingi in modum quo
depinguntur in ecclesiis” (РС, 1, 171).
28
“Interrogata fuit eadem Iohanna an illi duo
angeli depicti in suo vexillo representabant
sanctum Michaelem et sanctum Gabrielem.
Respondit quod non erant ibi, nisi solum pro
honore Dei qui depinctus erat in vexillo. Et
dicit quod non fecit fieri representacionem
duorum angelorum, nisi solum in honorem
«Портрет» Жанны д’Арк...
Dei qui ibi erat figuratus tenens mundum”
(РС, 1, 172).
29
“Vexillo proprio, tanquam militari signo,
precedente, in quo ymagines gloriose
virginis Dei genitricis et aliquarum ex
dictis sanctis virginibus erant depicte”
(Basin Th. Op. cit. P. 134); “Elle fist faire
ung estandart, ouquel estoit l’image de
Nostre Dame” (Chroniques de Perceval
de Cagny. P. 141); “Et te son estandart en
que era Nostra Dona” (Le greffier de l’Hotel
de ville d’Albi // Quicherat J. Procès de
condamnation. T. IV. P. 301).
30
“Et faixoit porter apprès elle une noble
bannière poincturée de la benoiste Trinité
89
et de la benoiste Vierge Marie” (Le doyen
de Saint-Thibaud de Metz. P. 322); “Uno
stendarto blancho, suxo el qual è el Nostro
Signor meso in maniera de Trinitade e
da una man tegnie el mondo e da l’altra
benedisie e per ziaschaschuno lady è uno
anzelo, che se prexenta do flori de zii,
tal chomo queli porta li reali de Franza”
(Chronique d’Antonio Morosini. P. 110).
31
“Et faisoit porter devant elle son estandart,
qui estoit pareillement blanc, ouquel avait
deux anges tenans chacun une fleur de liz
en leur main” (Journal du siège d’Orléans,
1428–1429, augmenté de plusieurs
documents, notamment des Comptes de
ville / Ed. par P. Charpentier, Ch. Cuissard.
Orléans, 1896. Р. 49).
32
“Son estandard, auquel y avoit un escu
d’azur, et un coulon blanc dedans ycelluy
estoit; lequel coulon tenoit un role en son
bec où avoit escrit de par le roy du ciel”
(Quicherat J. Relation inédite. P. 338).
33
Отношение к Жанне как к еще одному
французскому военачальнику просле-
живается по многим источникам XV
в. См., к примеру: “Comment la Pucelle
Jehenne et plusieurs autres capitaines
françois rafreschirent la ville d’Orliens”
(La chronique d’Enguerran de Monstrelet
en deux livres avec pièces justificatives,
1400–1444 / Publiée par L. Douët-d’Arcq.
 P., 1857–1862. 6 vol. T. 4. P. 319); “Habitu
muliebri deposito, virilem adsume, et
socios qui te concomitentur ad regem et
conducant a capitaneo” (Lettre d’Alain
Chartier à un prince étranger // Quicherat
J. Procès de condamnation. T. V. P. 132).
34
“Quae dum in equo est, ferens vexillum,
statim mirabili viget industria, quasi peritus
dux exercitus ad artificiosam exercitus
institutionem” (Propositions de maître
Henri de Gorkum // Quicherat J. Procès de
condamnation. T. III. P. 412).
35
См. примеч. 30.
36
“Et lors se retourna à son chemin… son
estandart ployé que portoit un gracieux
page” (Lettre de Gui et André de Laval aux
dames de Laval, leurs mère et aieule //
Quicherat J. Procès de condamnation. T. V.
P. 108).
37
См. примеч. 23.
38
“In Puella nostra… quam ex certis signis
elegit Rex celestis, tanquam vexilliferam
ad conterendos hostes justitie et amicos
sublevandos” (Opusculum magistri
Ad marginem
Johannis de Jarsonno // Procès en nullité
de la condamnation de Jeanne d’Arc / Ed.
par P. Duparc. P., 1977–1988. 5 vol. Т. 2. P.
39, далее: PN, том, страница).
39
“Dicimus quod Deus potuit ordinare
quod Puella armatis viris praeesset et
etiam eos regeret” (Jacobi Gelu ministri
(archiepiscopi) Ebredunensis de Puella
90 Aurelianensi dissertatio P. 583); “Refertur
insuper quod sit raso capite ad modum
viri, et volens ad actus bellicos procedere;
vestibus et armis virilibus induta, ascendit
equum” (Propositions de maître Henri
de Gorkum. P. 412); “Mulierem in habitu
virili, et praesertim in armatis militare”
(Sibylla Francica // Quicherat J. Procès de
condamnation. T. III. P. 440).
40
См., к примеру: “Elle print et se mist
en habit d’homme et requist au roy qu’il
luy fist faire armures pour soy armer”
(Chroniques de Perceval de Cagny. P. 140);
“Laquelle estoit vestue et habillié en guise
d’homme” (La chronique d’Enguerran de
Monstrelet. T. 4. P. 314); “Vint devers le Roy
nostre seig… unne Pucelle laquelle avoit
nom Jehanne et estoit en habit d’homme”
(Quicherat J. Relation inédite. P. 336).
41
Цатурова С.К. Указ. соч. С. 295.
42
“Y prindrent et tiennent prisonniere la
femme que les gens dudit messire Charles
appelloient la Pucelle, qui avoit chevaucié
en armes avec eulz” (Fauquembergue C. de.
Op. cit. P. 343, курсив мой. – О.Т.).
43
“Par procès de l’Eglise, Jehanne, qui se
faisoit appeler la Pucelle,… a esté arse et
brulée en la cité de Rouen” (Ibidem. T. 3.
P. 13).
44
Первый раз Фокамберг назвал Жан-
ну «Девой» в записи от 8 сентября
1429 г., описывая попытку взятия Па-
рижа войсками Карла VII: “Et entre
les autres fu blecée en la jambe, de trait,
une femme que on appelloit la Pucelle”
(Ibid. T. 2. P. 323, курсив мой. – О.Т.).
О смысловом различии в написании
Pucelle и pucelle см.: Тогоева О.И. О ро-
мантических увлечениях юности и науч-
ном профессионализме // Средние века.
2009. Вып. 70. № 1–2. С. 363–374.
45
“La Pucelle, qui conduisoit l’armée avec les
autres capitaines dudit messire Charles de
Valois” (Fauquembergue C. de. Op. cit. Р.
323, курсив мой – О.Т).
46
“Vis cum ci culli bis septem se sociabun, /
Gallorum pulli tauro nova bella parabunt /
Ecce beant bella tunc fert vexilla puella”
(цит. по: Bouzy O. Prédiction ou récupéra-
tion, les prophéties autour de Jeanne d’Arc
dans les premiers mois de l’année 1429 //
Bulletin de l’Association des amis du Cen-
tre Jeanne d’Arc. 1990. № 14. P. 39–47,
здесь Р. 40).
47
Подробный анализ сохранившихся спис-
ков «пророчества Беды» см.: Ibid. P. 40–
41. О «Бридлингтонском пророчестве»
см.: Калмыкова Е.В. «Пророчество Джона
Бридлингтонского», или Предсказание
настоящее // Казус: Индивидуальное и
уникальное в истории – 2005 / Под ред.
М.А. Бойцова и И.Н. Данилевского. М.,
2006. Вып. 7. С. 60–87.
48
“Car Merlin et Sebile et Bede, / Plus de Vc
ans a la virent / En esprit, et pour remede /
En France en leurs escripz la mirent, /
Et leurs prophecies en firent, / Disans
qu’el pourteroit baniere” (Christine de
Pizan. Ditié de Jeanne d’Arc / Ed. by A.J.
Kennedy, K. Varty. Oxford, 1977. V. 241–
246); “A Paris per l’anbasada del maistro de
Sasidis, è stado trovado de molte profecie,
che le qual è una de Beda in Alexandro, che
queli l’aquistase, e intendese a uno muodo e
uno al’altro la dita dixe e trazela per queste
parole dir qua de soto: Vis. comulcoli.
bis. septen. se. sotiabunt. / Galboni. pulli.
bella. nova. parabunt. / ece. beant. bela.
tunc. vexila. puela” (Chronique d’Antonio
Morosini. Т. 3. Р. 126); “Et dixoit on que
ces choses avaient este pronostiquées par
certain mètres trouvés ès anciens livres de
France, dont la tenour est telle: Gallorum
pulli throno bella parabunt. / Ecce beant
bella, fert tunc vexilla Puella” (Le doyen
de Saint-Thibaud de Metz. P. 323); “De
quo quidem tempore, asserunt nonnulli
venerabilem Bedam longe ab ante sic
pronuntiasse: Vi cum vi culiculi ter septem
se sociabunt, / Gallorum pulli tauro nova
bella parabunt. / Ecce beant bella, tunc
fert vexilla puella” (Recollectio f. Johannis
Brehalli // PN, 2, 410).
49
Bouzy O. Op. cit. P. 47.
50
Idem. Images bibliques à l’origine de
l’image de Jeanne d’Arc // Images de
Jeanne d’Arc / Sous la dir. de J. Maurice,
D. Couty. P., 2000. P. 237–242.
51
Хронист назвал ее «знаменосецей»:
“Refert ibidem cum sordida vexillifera tria
milia cecidisse… Hostes namque sortilegiis
et supersticionibus cujusdam abjectissime
omasarie et immunde inducti fuerunt, que
vexillum sancti Georgii deferens, omnes ad
spem vincendi allexerat, promittens quod
Gallicos fascinaret et magicis carminibus
redderet impotentes” (Chronique du
religieux de Saint-Denis, contenant le
règne de Charles VI, de 1380 à 1422 / Publ.
et trad. par M.L. Bellaguet. T. 1, Livre III.
Ch. 14. P. 199–200). Точно так же Жан
Жерсон именовал Жанну д’Арк.
52
Bouzy O. Images bibliques. P. 239.
53
Ibid. P. 240.
54
Подробнее об этом см.: Тогоева О.И.
Исполнение пророчеств. Ветхозаветные
герои Столетней войны // Казус: Инди-
видуальное и уникальное в истории –
2005 / Под ред. М.А. Бойцова и И.Н. Да-
нилевского. М., 2006. Вып. 6. С. 88–106.
55
“Exempla possunt induci de Debbora
et de sancta Katharina… et aliis multis”
(Opusculum magistri Johannis de
Jarsonno. P. 37); “Hinc exemplariter
procedendo, legitur de Debbora, Esther et
Judith, impetram fore populo Dei salutem”
(Propositions de maître Henri de Gorkum.
P. 415); “Hester, Judith et Delbora, / Qui
furent dames de grant pris / Par lesqueles
Dieu restora / son peuple, qui fort estoit
pris” (Christine de Pizan. Op.cit. V. 217–
220).
56
Cameron A. Images of Authority: Elites and
Icons in Late Sixth-Century Byzantium //
Past and Present. 1979. № 84. P. 3–35.
57
Я благодарна А.В. Пожидаевой (РГГУ)
и О.В. Караськовой (Государственный
Эрмитаж) за интересные соображения,
высказанные по этому вопросу. Оливье
Бузи также признает иконографию
Дебору крайне редкой: Bouzy O. Images
bibliques. P. 239.
58
Pierpont Morgan Library. Ms. m. 638. F.
12.
59
Bibliothèque Nationale de France. Ms. lat.
10525. F. 47v.
60
Ibidem. Ms. lat. 4915. F. 37v.
61
«В то время была судьею Израиля Дево-
ра пророчица, жена Лапидофова. Она
жила под Пальмою Девориною, между
Рамою и Вефилем, на горе Ефремовой; и
приходили к ней сыны Израилевы на суд
(Суд 4:4–5). См. также: «В конце концов
евреи обратились к некоей прорицатель-
нице Деворе…с просьбой помолиться за
них Господу Богу, дабы Он почувствовал
сострадание к ним и не допустил бы пол-
ного уничтожения их хананеянами…По-
слав за Вараком, Девора приказала ему
выбрать десять тысяч отборных молодых
воинов и повести их на врагов: большего
числа ратников не требовалось, потому
что Господь Бог заранее предвещал ев-
реям победу. Когда же Варак ответил,
что он лишь в том случае примет на себя
начальствование над войском, если Де-
вора присоединится к последнему, то
она в сердцах воскликнула: «Хорошо!
Если ты хочешь предоставить женщине
долю того почета, который тебе назна-
чил Господь Бог, то я не отказываюсь».
Затем они собрали десять тысяч человек
и расположились станом вблизи Итави-
рийских гор» (Иосиф Флавий. Иудей-
«Портрет» Жанны д’Арк...
ские древности. М., 1994. Кн. 5. § 2–3. С.
519–520, перевод Г. Генкеля).
62
Блок М. Короли-чудотворцы. М., 1998. С.
223–224, 330, 332, 336–342. О значении
этих легенд в эпопее Жанны д’Арк см.:
Тогоева О.И. Король и ангел. Символи-
ческая составляющая репрезентации
власти во Франции XV в. // Русская Ан-
тропологическая Школа. Труды. 2008. №
5. С. 406–437.
63
«И жезл возьми в руку твою; им ты бу-
дешь творить знамения» (Исх 4:17).
64
«Тогда Иеремия, простерши правую
руку, дал Иуде золотой меч и, подавая
его, сказал: возьми этот святой меч, дар 91
от Бога, которым ты сокрушишь врагов»
(2 Мак 15:15–16).
65
Beaune C. Jeanne d’Arc. P., 2004. P. 211–
213.
66
«И сказал Господь Моисею: сделай себе
змея и выставь его на знамя, и ужален-
ный, взглянув на него, останется жив»
(Числ 21:8).
67
«Даруй боящимся Тебя знамя, чтобы они
подняли его ради истины, чтобы избави-
лись излюбленные Твои; спаси десницею
Твоею, и услышь меня» (Пс 60:4).
68
Zeller G. Les rois de France candidats à
l’Impire: Essai sur l’idéologie impériale en
France // Zeller G. Aspects de la politique
française sous l’Ancien Regime. P., 1964.
P. 12–89; Strayer J.R. France: The Holy
Land, the Chosen People, and the Most
Christian King // Action and Conviction
in Early Modern Europe / Ed. T.K. Rabb,
J.E. Seigel. Princeton, 1969. P. 3–16; Las-
sabatère T. Sentiment national et messian-
isme politique en France pendant la guerre
de Cent ans: le thème de la Fin du monde
chez Eustache Deschamps // Bulletin de
l’Association des amis du Centre Jeanne
d’Arc. 1993. № 17. P. 27–56.
69
Блок М. Указ. соч. С. 343–344. Contamine
P. L’oriflamme de Saint-Denis au XIVe
et XVe siècles: Etude de symbolique re-
 ligieuse et royale // Annales de l’Est. 1973.
№ 1. P. 179–244, здесь Р. 183.
70
См., например: “De praemissus est Jo-
seph ante patrem et fratres in Aegyptum,
et Moises ad populi Israel liberationem, et
Gedeon, et supradictae foeminae” (Propo-
sitions de maître Henri de Gorkum. P. 416);
“Placuit Deo sic facere per unam simplicem
puellam, pro repellendo adversarios regis…
Neque vero novum est Deum dedisse vic-
toriam de adversariis sui populi in manu
femine” (Opinio domini Martini Berruier
episcopi Cennomanensis // PN, 2, 236);
“Cessaverunt fortes Israel, et quieverunt
donec surgeret Debora”, dicitque ideo:
“Nova bella elegit Dominus”, per infirma
fortia destruens, per feminam superbos
hostes prosternens, ut ostendatur miracu-
lum Dei, quod factum est duce femina”
(Tractatus venerabilis et scientifici viri
magistri Guillelmi Bouylle sacre theologie
professoris, decani Noviomensis // PN, 2,
329).
71
“Tantummodo caveat pars habens justam
Ad marginem
causam, ne per incredulitatem et ingrati-
tudinem vel alias injustitias, faciat irritum
divinum tam patenter et mirabiliter auxil-
ium inchoatum, prout Moise et filiis Israel,
post collata divinitus tot promissa, legimus
contigisse” (Opusculum magistri Johannis
de Jarsonno. P. 39).
72
“Accipias vexillum ex parte Regis celi”
92 (PC, 1, 173).
73
Harmand A. Op. cit. P. 291–292.
74
Утверждение Адриена Армана о том,
что данный сюжет представлял собой
исключительный случай, представляется
ошибочным: Ibid. P. 293.
75
“Vous ne tenrés mie le royaulme de France
de Dieu, le roy du ciel, filz de saincte Ma-
rie” (Lettre de la Pucelle aux Anglais //
Quicherat J. Procès de condamnation. T.
V. P. 97).
76
“Le Roi Jhesus, roi du ciel et de tout le
monde” (Jean Rogier // Ibid. T. IV. P. 284);
“Tous ceulx qui guerroient oudit saint roy-
aume de France, guerroient contre le roy
Jhesus, roy du ciel et de tout le monde”
(Lettre de la Pucelle au duc de Bour-
gogne // Ibid. T. V. P. 127).
77
Lethel F.-M. Jeanne d’Arc et l’ange // Col-
loque sur l’ange. Centre européen d’art
sacré. Pont-à-Mousson, Meurthe-et-Mo-
selle, 26–28 June 1981. Pont-à-Mousson,
1982. P. 55–70, здесь Р. 55–57.
78
“Et esleva ung estendart où elle fist pain-
dre la représentacion de nostre Créateur”
(La chronique d’Enguerran de Monstrelet.
P. 315); “Elle fist faire un estandart blanc,
auquel elle fist pourtraire la représenta-
tion du sainct Saulveur et de deux anges”
(Chronique de la Pucelle. P. 281); “Aians
son estandart de blancq satin, ouquel es-
toit figuré Jhesu-Crist séand supz le arche,
monstrant ses plaies, et, a cascun lez, ung
angel tenant une fleur de lis” (Chronique
de Tournai. P. 409); “Und die Maget zoch
mit dem banner, das was mit wisser siden
gemacht und stet daran gemolet unser
herre Got, wie er sitzet uf dem regenbogen
und zoiget sin wunden und uf iegelicher
siten 1 angel, der hette ein lilie in der hant”
(Lefèvre-Pontalis G. Op. cit. P. 164).
79
Ис 49 : 22 (курсив мой – О.Т.).
80
Грабар А. Император в византийском
искусстве. М., 2000. С. 200–202.
81
Там же. С. 203, 248, 251. С VI в. в
византийском искусстве наметился
обратный процесс: теперь изображения
императора имитировали изображения
Христа (Cameron A. Op. cit. P. 4, 6, 21–
22).
82
Грабар А. Указ. соч. С. 248. Единственным,
возможно, исключением является сцена,
представленная на Бамбергском авории
(V–VI вв.). Большинство специалистов
полагают, что на пластине изображено
Вознесение, однако Н.П. Кондаков в свое
время видел в этой сцене Воскресение
Христа (Покровский Н.В. Евангелие в
памятниках иконографии. М., 2001. С.
482–485). Я благодарна О.В. Чумичевой
за указание на работу Н.В. Покровского.
83
Грабар А. Указ. соч. С. 248; Покровский
Н.В. Указ. соч. С. 511–515; Махов А.Е.
Сад демонов: Словарь инфернальной
мифологии средневековья и
Возрождения. М., 2007. С. 187–191.
84
Евангелие от Никодима. § 21–22. Цит.
по: http://biblia.org.ua/apokrif/apocry-
ph1/ev-nikodim.shtml.htm.
85
Детальное описание византийских
изображений сцены Сошествия в ад см.:
Покровский Н.В. Указ. соч. С. 489–519.
86
Там же. С. 506; Грабар А. Указ. соч. С.
250.
87
Как отмечает Н.В. Покровский, именно
под западным влиянием данный тип
изображения появляется и на русских
иконах XVII–XVIII вв. (Покровский Н.В.
Указ. соч. С. 499).
88
О расцветке знамени Христа: Махов А.Е.
Указ. соч. С. 208, 247.
89
Грабар А. Указ. соч. С. 206.
90
См. примеч. 25.
91
“Et voulut et ordonna qu’elle eust ung
estandart, ouquel par la vouloir d’elle on
feist paindre et mectre pour devise JHESUS
MARIA, et une majesté” (Journal du siège
d’Orléans. Р. 49, курсив мой. – О.Т. ).
92
“Et fit faire…son estandard…où avoit escrit
de par le roy du ciel” (Quicherat J. Relation
inédite. P. 338); “Et ou millieu, en grant
honneur, / en lecture d’or escript sera /
ces deux mots de digne valleur, / qui sont
c’est: Ave Maria” (Le Mistere du siege
 d’Orleans / Edition critique de V.L. Hamb-
lin. Genève, 2002. V. 10549–10552).
93
“Et portait son étendard, où etoit tant seule-
99
ment écrit Jésus” (Journal d’un bourgeois de
Paris de 1405 à 1449 / Texte original et in-
tégral présenté et commenté par C. Beaune.
P., 1990. P. 258, курсив мой. – О.Т.).
94
Ibid. P. 14.
95
Данное предположение косвенно под-
тверждается тем фактом, что бóльшую
часть информации о Жанне д’Арк
Парижский горожанин почерпнул из
проповеди доминиканца Жана Граве-
рана, сторонника англичан и участника
процесса 1431 г., которую тот произнес в
Париже 9 августа 1431 г., через несколь-
ко месяцев после казни французской
героини (Ibid. P. 297). Таким образом,
100
все события весны этого года оказались
записаны в «Дневнике» post factum.
96
Любопытное сообщение содержится
также в «Хронике францисканцев»: “Et
leva un estandart ou elle fit mettre Jhesus”
(Quicherat J. Supplément aux témoignages
contemporains sur Jeanne d’Arc // Revue
101
historique. 1882. T. 19. P. 60–83, здесь
Р. 72, курсив мой. – О.Т.). Остается не
совсем ясным, шла ли в данном случае
речь также о монограмме Христа. Как
мне представляется, автор считал, что на
штандарте присутствовало изображение
Спасителя, о чем свидетельствует глагол
mettre, употребленный вместо écrire. Так
или иначе, но этот текст был составлен
около 1432 г., т.е. уже после смерти
Жанны: Tyl-Labory G. Chronique dite
102
des Cordeliers // Dictionnaire des lettres
françaises. P. 291.
97
Сравнение Жанны д’Арк с Христом рас-
сматривается в статье Нади Марголис,
чей анализ, однако, основан преиму-
щественно на внешних и в достаточной
мере формальных (берущих начало в
агиографическом каноне) совпадениях,
среди которых упоминаются обстоя-
тельства рождения и воспитания, от-
каз от семьи, аскеза, телесная чистота
(девственность), андрогинность, спо-
собность совершать чудеса. Феномену
знамени Жанны, а также письменным
свидетельствам ее современников и бли-
103
жайших потомков американская иссле-
довательница внимания не уделяет: Mar-
golis N. The Moral Body as Divine Proof: A
Spiritual-Physical Blazon of Joan of Arc //
Joan of Arc and Spirituality / Ed. A.W. As-
tell, B. Wheeler. N.-Y., 2003. P. 9–36.
98
“Deus pater secundam personam in trini-
tate benedicta ad redimendum nos misit…,
quare ergo ut regi consulat altissimus unam
de suis creaturis mittere non poterit?” (Ja-
cobi Gelu ministri (archiepiscopi) Ebredun-
ensis De Puella Aurelianensi dissertatio //
Lanery d’Arc P. Mémoires et consultations
en faveur de Jeanne d’Arc. P., 1889. P.
567–600, здесь Р. 576).
“In nocte Epiphaniarum Domini, qua gen-
tes jucundius soient actus Christi reminis-
ci, hanc intrat mortalium lucem, et mirum
omnes plebeii loci illius inaestimabili com-
moventur gaudio, et, ignari nativitatis Puel-
lae, hinc inde discurrunt, investigantes quid
novi contigisset. Nonullorum corda novum
consenserant gaudium…Galli, velut novae
laetitiae praecones, praeter solitum in in-
auditos cantus prorumpunt, et alis corpora
tangentes, fere per duas horas novae rei
praenosticare videntur eventum” (Lettre de
Perceval de Boulainvilliers au duc de Milan
Philippe-Marie Visconti // Quicherat J.
Procès de condamnation. T. V. P. 116).
«Портрет» Жанны д’Арк...
“Item, an disem sturm beschohent gross
zeichen von Got… Darzü sach menlich, als
die Maget in dem graben an dem sturm
stunt mit irem baner, das ein wiss tube kam
und sass uf irem baner. Die tube hatte ein
gulden crone in irem snabel und hielt die
also” (Lefèvre-Pontalis G. Op. cit. P. 190).
“De quants saincts faisons nous la feste /
Qui morurent honteusement! / Pense a
Jhesus premierement / Et puis a ses mar-
tirs benoys: / Sy jugeras evidamment /
Qu’en ce fait tu ne te congnois. / Gueres
ne font tes argumens / Contre la pucelle
innocente, / Ou que des secrez jugemens /
93
De Dieu sur elle pis on sente” (Martin Le
Franc. Le Champion des dames / Publ.
par R. Deschaux. P., 1999. T. IV. P. 98. V.
17011–17020).
“Ait enim Christus ad matrem et Joseph,
Luce II: “Quid est quod me querebatis?
Nesciebatis, quia in his que patris mei
sunt oportet me esse?” (Recollectio f.
Johannis Brehalli // Procès en nullité.
T. 2. P. 455). Ср.: «И не нашедши Его,
возвратились в Иерусалим, ища Его….
И увидивши Его, удивились; и Матерь
Его сказала Ему: Чадо! что Ты сделал
с нами? вот, отец Твой и Я с великой
скорбью искали Тебя. Он сказал им:
зачем было искать Меня? или вы не
знали, что Мне должно быть в том, что
принадлежит Отцу Моему?» (Лук 2:
45–49).
“Quadam occasione verbi Salvatoris nostri
quo dicit: “Omnis qui reliquerit patrem et
matrem propter me centuplum accipiet”
(Consilium Thome Basin // Procès en nul-
lité. T. 2. Р. 209). Ср.: «Иисус сказал в
ответ: истинно говорю вам: нет никого,
кто оставил бы дом, или братьев, или
сестер, или отца, или мать, или жену,
или детей, или земли, ради Меня и
Евангелия. И не получил бы ныне, во
время сие, среди гонений, во сто крат
более домов, и братьев, и сестер, и
 отцов, и матерей, и детей, и земель, а в
веке грядущем жизни вечной» (Мар 10:
29–30).
104
“Sepe in illis apparitionibus signabat se
signo crucis, licet aliquando etiam non
faceret, ut patet ex responsionibus suis;
quod si illusiones fuissent, non tulissent
signum crucis, sed potius evanuissent….
Nec immerito quia in illo signo sancte cru-
cis salutifero ostenditur victoria Christi,
perdicio diaboli et infernorum destruc-
tio... ideo illud signum ferre non potest
diabolus… Ipsa Johanna ad regis et regni
liberationem, ut asserebat, mittebatur, ad
quam non concurrunt angeli mali, sicut
supra notandum est”. (Opus reverendi pa-
tris domini Helie, episcopi Petragoricen-
sis, in processum Johanne condam electe a
Deo puelle // Procès en nullité. T. 2. P. 93).
Ср.: «И простирая руку Свою, сотворил
Господь знамение крестное на Адаме
и на всех святых Своих» (Евангелие от
Никодима. § 24).
105
“Et secundum beatum Bernardum, ad
Ad marginem
maximum Christi Domini miraculum ad-
scribatur quod totum mundum legi sue
christiane subjugaverit in paucis pauperi-
bus et simplicibus… Ita etiam dicere possu-
mus quod si una puella… animos omnium
erexerit et sua animositate hostes exercue-
rit, profugaverit et superaverit… id factum
esse divino miraculo” (PN, 2, 135–136).
94 106
“Et ce dit, laissa son estandart, et s’en ala
sur son cheval à ung lieu destourné faire
oraison à Nostre Seigneur; et dist à ung
gentilhomme estant là près: “Donnez vous
garde, quant la queue de mon estandart
sera ou touchera contre le boulevert”.
Lequel luy dist ung peu aprez: “Jehanne,
la queue y touche!”. Et lors elle luy respon-
dit: “Tout est nostre, et y entrez!” (Journal
du siège d’Orlèans. P. 86).
107
“Toutes les fortresses du païs se midrent
en son obeissance, pource que la Pucelle
evoyet tousjours de ceulx qui estoient
soubz son estandart dire par chacune des
fortresses à ceulz de dedens: “Rendez vous
au roy du ciel et au gentil roy Charles”
(Perceval de Cagny. Op. cit. P. 158).
108
“Et tost après que lesdits vivres furent en
la ville de Orliens, la pucelle, aiante son
estandart et sa puissance, ala assaillir la
bastille de St-Leu… Et l’endemain… ladite
pucelle, aiante son estandart en la main,
issi de ladite ville de Orliens avec sa puis-
sance, du costé de la Saloingne, et monstra
semblant assaillir leur bastille” (Chronique
de Tournai. P. 410, курсив мой. – О.Т.).
109
“Interrogata utrum tunc ab eisdem duabus
sanctis petivit si, in virtute illius vexilli, lu-
craretur omnia bella in quibus se poneret,
et an haberet victorias… Interrogata an
ipsa plus iuvaret vexillum quam vexillum
iuvaret eam vel contra… Interrogata utrum
spes habendi victoriam fundabatur in vex-
illo vel in ipsamet Iohanna” (PC, 1, 173).
110
“Interrogata, si aliquis de parte sua trad-
didisset sibi suum vexillum, utrum ipsa
illud portasset, et utrum habuisset in illo
ita bonam spem sicut in proprio vexillo
quod erat sibi dispositum ex parte Dei”
(PC, 1, 174); “Interrogata utrumne aliquis
fecit ventilari suum vexillum circa caput
regis sui, dum consecrabatur Remis” (PC,
1, 178).
111
Неслучайно на вопрос, кто из ее
сторонников ловил бабочек, сидевших
на ее знамени, Жанна отвечала, что
такого никогда не было и что эту
историю придумали ее противники:
“Interrogata qui fuerunt illi de societate
ipsius qui ceperunt papiliones in vexillo
euis, ante Castrum Theodorici. Respondit
quod hoc nunquam fuit factum de parte ip-
sorum; sed illi de parte ista adinvenerunt”
(PC, 1, 101). Средневековые демонологи
полагали, что дьявол или его демоны
легко могут принимать облик бабочек
и в таком виде присутствовать даже на
мессе, летая вокруг священника: Ginz-
burg C. Le sabbat des sorcières. P., 1992.
P. 275; Махов А.Е. Указ. соч. С. 257.
112
Journal d’un bourgeois de Paris. Р. 11–
18.
113
См. прежде всего: Quicherat J. Procès de
condamnation. T. IV. Р. 450.
114
Двойственность позиции Фокамберга,
его симпатии к Карлу VII как к законному
наследнику французского престола,
его «прагматический патриотизм» уже
отмечались в литературе: Цатурова
С.К. Указ. соч. С. 140–141, 186–188,
278–279, 305.
115
La chronique d’Enguerran de Monstre-
let; Jehan de Wavrin. Croniques et An-
chiennes Istories de la Grant Bretaigne a
prèsent nommé Engleterre, from A.D. 1422
to A.D. 1431 / Ed. W. Hardy. L., 1879.
116
Goy-Blanquet D. Shakespeare and Voltaire
Set Fire to History // Joan of Arc, a Saint for
All Reasons. Studies in Myth and Politics /
Ed. by D. Goy-Blanquet. Burlington, 2003.
P. 1–38. Традиционную точку зрения
см.: Quicherat J. Procès de condamnation.
T. IV. P. 360–361, 405–406; Contamine
P. Naissance de l’historiographie. Le sou-
venir de Jeanne d’Arc, en France et hors
de France, depuis le “Procès de son inno-
cence” (1455–1456) jusqu’au début du
XVIe siècle // Contamine P. De Jeanne
d’Arc aux guerres d’Italie: figures, images
et problèmes du XVe siècle. Orléans, 1994.
P. 139–162; Krumeich G. Jeanne d’Arc à
travers l’histoire. P., 1993. P. 20.
 …
шмуц/титул
шмуц/титул
шмуц/титул
шмуц/титул
 Антон Ковалев

ОБ УБИЙСТВЕ, КОТОРОЕ СОСТОЯЛОСЬ,

НО, ВЕРОЯТНО, ПРОИСХОДИЛО
СОВСЕМ ИНАЧЕ…
(«Заговор» 1174 г. и его освещение
в памятниках летописания)1

В ночь с 28 на 29 июня 1174 г. в своей резиденции Боголюбово в ре-

зультате заговора был убит великий князь Владимирский Андрей Юрье-
вич. И сам заговор, и убийство, и последовавшие за ними события были
описаны в «Повести об убиении Андрея Боголюбского», сохранившейся
в двух редакциях: Краткой, читающейся в составе Владимирского свода,
и Пространной, вошедшей в состав Киевского свода 1200 г. Этот пись-
менный памятник уже давно привлекает внимание исследователей, и
данная статья имеет своей целью еще раз обратиться к проблеме слож-
ного состава «Повести об убиении», определить возможную структуру
источника, вероятное происхождение общих мест летописного расска- 99
за об убийстве, а также тот путь от события к сюжету (придуманной ре-
альности), который может проходить исторический факт, преломляясь
в призме средневековой письменной культуры.
Необходимо отметить, что подробности составления заговора про-
тив Андрея Боголюбского весьма неравномерно освещены в различных
редакциях «Повести об убиении». Например, Краткая редакция вообще
не упоминает о какой-то предварительной организации в среде заго-
ворщиков. Со слов ее автора, 20 заговорщиков, в том числе Петр зять
Кучко, Яким Кучкович и Анбал-осетин, ночью пришли к покоям князя,
выломали дверь в спальню и, тяжело ранив Андрея Боголюбского, по-
кинули место преступления, полагая, что князь мертв. Однако князь «в
оторопи» вышел вслед за убийцами, и те, услышав его стоны, вернулись,
нашли Андрея под сенями и добили. Из других важных подробностей
Краткая редакция упоминает об усекновении правой руки князя и о вы-
краденном у Андрея мече св. Бориса.
Рассказ же Пространной редакции, полностью восприняв текст
Краткой версии «Повести» в том, что касается заговора и убийства, до-
полняет данный сюжет целым рядом подробностей и несколькими про-
странными монологами Андрея Боголюбского. По сообщению ее автора,
за день до убийства, в пятницу, на обедне один из милостников князя,
Яким Кучкович, узнав, что Андрей по какой-то причине казнил его брата,
созвал тайный совет, на котором и было решено «промыслити w кн#зh
семь». Предатели «"коже Июда» назначили исполнение задуманного на
следующую ночь после сговора. В ночь убийства заговорщики, взяв ору-
жие, пошли к покоям князя, однако внезапно у входа в «ложницю» их
 объял страх, и предатели бежали в медовый погреб, где упились вином и
где сатана прислуживал им, укреплял духом и веселил.
Напившись, заговорщики вновь подошли к двери в покои князя и
один из них, подражая голосу княжеского милостника Прокопия, позвал
Андрея Боголюбского. Князь по тону голоса понял, что к нему обманом
пытаются ворваться убийцы, и не открыл им. Тогда мятежники выло-
мали двери в спальню. Андрей Боголюбский остался перед убийцами
совершенно безоружным, так как его меч, принадлежавший ранее св.
Борису, был предварительно выкраден ключником князя Анбалом.
И все же князь успешно защищался от нападавших голыми руками:
лишь спустя какое-то время заговорщикам удалось достаточно тяжело
ранить Андрея, который, очевидно, потерял сознание. Решив, что тот
мертв, убийцы ушли. Тем не менее князь очнулся и начал громко стонать,
и предатели, услышав его, вернулись в княжескую спальню. Однако они
нигде не могли найти свою жертву, успевшую отползти из спальни под
сени. В страхе за свою жизнь убийцы зажгли свечи, по кровавому следу
отыскали раненого князя и довершили убийство; здесь же, под сенями
Петр отсек Андрею правую руку.
Теория заговора

Существует немалое количество суждений о «Повести», ее проис-

хождении, составе, времени и месте создания, а также о ее предпола-
гаемом авторе. Так, М.Д. Приселков полагал, что создателем «Повести»
являлся Феодул, игумен Успенской церкви города Владимира, постро-
енной Андреем Боголюбским в 1162 г., который приехал в Боголюбово
за телом князя2. Б.А. Рыбаков и Д.С. Лихачев видели автора в Кузьми-
ще-Киянине, сюжеты с участием которого читаются только в составе
100
Пространной редакции3. Н.Н. Воронин, в свою очередь, считал им свя-
щенника Микулицу, согласно «Повести», встречавшего тело князя у во-
рот Владимира4. Также высказывается мнение о невозможности точной
атрибуции памятника5.
Существенно различаются и точки зрения на соотношение редакций
«Повести». В свое время многие исследователи склонялись к мнению о
первичном происхождении Краткой редакции, вероятно, попавшей на
юг вместе с рассказом о леонтианской ереси через черниговское лето-
писание6.
Д.С. Лихачев также считал первичным Краткий рассказ, который
попал в Ипатьевскую летопись и был дополнен свидетельствами оче-
видца Кузьмищи-Киянина. Н.Н. Воронин и Б.А. Рыбаков, напротив, по-
лагали, что первичной является Пространная редакция из Ипатьевской
летописи7. Данные и Краткой, и Пространной редакций «Повести», как
правило, признавались в исторической науке достоверными и даже на-
писанными со слов очевидцев. Более того, незначительные подробности
и обстоятельства заговора против Андрея Боголюбского, введенные в
сюжет только в Пространной редакции, исследователи также неодно-
кратно пытались интерпретировать, а детали для своих теоретических
построений искали в памятниках позднего летописания.
Необходимо отметить, что уже книжники периода Московского
царства проявляли повышенный интерес к убийству «первого русского
самодержца», видя в этом событии предпосылки к основанию Москвы
и к появлению «московского стиля» правления. Так, например, многие
авторы поздних повестей об основании Москвы прямо или косвенно
намекали на возможное участие в заговоре жены князя. В то же время и
Тверская летопись XVI в., широко известная своим «критическим» под-
ходом к источникам и не воспринявшая идеологию «Москва – Третий
Рим», также сообщает, что Андрей Боголюбский был убит «по наученiю
своеа ему княгини. Бh бо болгарка родомъ, и дрьжаше къ нему злую мысль.
Не про едино зло, но и просто, иже князь великий много воева съ нимъ
Болгарскую землю, и сына посыла и много зла учини Болгаромъ»8. Дан-
ный текст совмещает в себе как «Повесть об убиении», так и сообщение
Новгородской Первой летописи9. Рассказ содержит в себе немало оши-
бок и неточностей. Так, сообщается, что непосредственной причиной
заговора стала казнь Петра, Кучкова зятя, одного из убийц Андрея, в
соответствии с рассказом более ранней «Повести об убиении». Якобы

Об убийстве, которое состоялось…

об убийстве князя предатели договаривались на именинах все того же
казненного Петра. Кроме того, уникальны и сведения о том, что Боголю-
бово было охотничьей резиденцией Андрея. Впервые в список участни-
ков заговора введен еврей Ефрем Моизич10.
Сообщение об участии жены князя в заговоре находит возможное
подтверждение в иконографической программе Радзивиловской лето-
писи. Известно, что миниатюра на листе 215а изображает отсеченной
«правильную», как показало исследование Д.Г. Рохлина11, левую руку
князя, хотя не вполне точно фиксирует место отсечения: рука здесь
отрублена посередине плеча, а не в суставе. Интересно, что эту руку
держит женская фигура, стоящая у ложа князя. Н.Н. Воронин полагал,
что на миниатюре представлена жена князя, Улита Кучковна, и что эти
данные в Радзивиловскую летопись попали из оригинала Юрьева Свода
1212 г. Об этом свидетельствует как вполне точное изображение на ми-
ниатюре, посвященной походу на булгар 1164 г., Владимирской иконы, 101
так и наличие у Андрея нимба12.
Вслед за Н.Н. Ворониным свою версию событий предложил Ю.А. Ли-
монов, который посчитал, что на миниатюре изображена не Улита, а
вторая жена Андрея, которую исследователь (вслед за В.Н. Татищевым)
называл половчанкой или яской13. В поддержку своего мнения Ю.А. Ли-
монов приводил сведения о бегстве младшего сына Андрея Боголюбско-
го Юрия после убийства отца на юг, в район близкий к Кавказу и чер-
номорским степям. Ещё одно доказательство своей гипотезы историк
видел в участии в заговоре вероятного соплеменника княгини, осетина
Анбала14.
Кроме упоминания об осетинском происхождении жены князя
Андрея у В.Н. Татищева читаются и другие уникальные подробности
заговора15. Впрочем, достоверность этих сведений вызывает большие
сомнения16, так как все они восходят к поздним (XVI–XVII вв.) «Сте-
пенной книге» и «Повестям о начале царствующего града Москвы». И
все же, несмотря на негативное отношение к Татищевской истории как
к историческому источнику, нельзя, однако, не отметить, что русский
историк абсолютно точно понял и передал мотив translatio imperii че-
рез «построение великого царства на крови», ведь именно такой сюжет
красной нитью проходит через все памятники позднего летописания,
восходящие к работе московских сводчиков17. Иными словами, львиная
доля уточнений позднего летописания о заговоре 1174 г. – это тексто-
логические либо сюжетные заимствования из различных греческих и
фольклорных источников. Однако, учитывая компилятивный харак-
тер работы древнерусских книжников, можно предпожить, что и сама
 оригинальная «Повесть об убиении» также имеет лоскутную структуру
из нескольких, непрочно связанных между собой частей текста. Если
принять такой взгляд на наш источник, то для его анализа комбинирова-
ние методологии классической текстологии и значительно более нового
центонно-парафразного метода, предложенного И.Н. Данилевским18,
может оказаться наиболее эффективным способом исследования.

КРАТКОЕ ЛЕТОПИСНОЕ СООБЩЕНИЕ

О ГИБЕЛИ КНЯЗЯ

Уже беглое знакомство с составом «Повести об убиении Андрея» в

Краткой и Пространной редакциях заставляет предположить, что наш
источник является компиляцией, поскольку оба текста несут в себе от-
четливые следы интерполяций и позднейших правок. Так, и Краткая, и
Пространная «Повести» наполнены такими оборотами, как «мы же на
преднее възвратимс#», «оубьєны~ же ~го послhди скажем^»19. Как из-
Теория заговора

вестно, такого рода пассажи свидетельствуют об интерполяции текста:

в первом случае перед оборотом, во втором – после. Присутствует и
такой характерный фактор компилирования текста, как повторение од-
ной и той же фразы, обрамляющей вставку, и др.
Кроме того, интересным представляется наблюдение за граммати-
кой начальной части «Повести» в Ипатьевской и Лаврентьевской лето-
писях.
102 Краткая редакция Пространная редакция
(Лаврентьевский свод)20 (Ипатьевский свод)21

W оубьньи Андрhвh: – В то же В лhт^ 0sхпг [6683 (117522)] Оубьенъ быс^

лhт^ (1174) оубьєнъ бrс^ великrи великии кн#зь Аньдрhи Суждальскии
кн#зь Андрhи снъ великаго кн#з# сна Дюрдева внука Володимhр# Моно-
Геwрги" внукъ Мономаха Володи- маха мс^ца июн# вь ки (28) и днь канунъ
мера стыхъ апс^лъ днь бh тогда суббота

Как можно заметить, Пространная редакция удивляет несоот-

ветствием в согласовании. После «великии кн#зь Аньдрhи Суждаль-
скии» (Nom.) читается пассаж «сна Дюрдева внука23 Володимhр#
Мономаха» (Gen.), а в Краткой редакции «Повесть» имеет заглавие
«W оубьньи Андрhвh», в рукописи выделенное красными чернилами.
Следуя концепции А.Н. Насонова, можно допустить, что обе редакции
восходят к общему протографу24, в тексте которого, вероятно, читалась
фраза «(Оубьни~) Андрh# сна Дюрдева внука Володимhр# Монома-
ха». Отметим также, что на данном листе Ипатьевской летописи в при-
писке на нижнем поле читается: «убьение великаг кнзя андрhя юрьевич
володмерьскаго»25. В этой фразе сочетается как слово «оубьєньие» из
заголовка Краткой редакции, так и форма «Андрh#» из текста обеих
редакций. Возможно, данная пометка является следствием попытки
соединить текст протографа и Пространную редакцию и, как и загла-
вие «W оубьньи Андрhвh», восходит к заголовку протографа «По-
вести», который почему-то не был включен в текст Киевского свода
1200 г.
 Краткая редакция «Повести» сама по себе содержит в своем составе
несколько различных сюжетов, причем явные следы сшивок и интерпо-
ляций между ними позволяют предположить существование краткого
сообщения, скорее всего, восходящего к летописанию Успенского со-
бора во Владимире. Например, после сообщения «В то же лhт^ оубьнъ
бrс^ великrи кн#зь Андрhи снъ великаго кн#з# Геwрги" внукъ Моно-
маха Володимера»26 читается первое Похвальное слово Андрею. Оно
вводится пассажем «оубьнь~ же ~го послhди скажем^», а заканчивается
молитвенным обращением к князю. Затем следует продолжение исход-
ного летописного текста «Оубы~н же бrс^ мс^ц# июн# въ кθ (28) днь на
пам#т^ стою апс^лу Петра и Павла в суб^ту на ночь»27. Такое прочтение

Об убийстве, которое состоялось…

восстанавливается также по Пространной редакции28.
Затем в тексте следует очередная интерполяция, посвященная опи-
санию убийства князя. Приведем ее полностью:
«Началникъ же оубииц#мъ Петръ Кучковъ з#ть Аньбалъ Ёсинъ ключ-
ник^ Ёкrмъ Кучковичь а всhхъ невhрнrх^ оубииць числомъ к (20) Иже
с# бrли сн#ли на wканьнrи свhтъ того дни оу Петра оу Кучкова з#т#
постигши бо ночи суботьнhи вземше wружьє "ко звhрьє дивии придо-
ша идеже бh блжнrи кн#зь лежа в ложници и силою ^ломиша двери оу
сhнии блжнrи же вскочи и хотh вз#ти мечь и не бh ту меча бh бо вrн#лъ
Аньбалъ того дни ключник^ ~го то бо мечь б#ше стаг^ Бориса wканьнии же
всовашас# в ложницю вси [и] сhкше ~го сабл#ми и мечи идоша прочь wн
же во торопh вскочь по них^ начатъ ригати и глти в болhзни срд^ц# wни
же глас^ оуслrшавше воротишас# на нь wп#т^ wн же подъбhже подъ сhни
налhзъше ~го ту и скончаша и Петръ же ~му ^т# руку десную»29.
Эта вставка закрывается при помощи оборота «оубь~н же бrс^ в 103
суб^ту на ночь и w свhте заоутра мертвъ в нед^лю на пам#ть в (12) апс^лу»,
который является повторением летописного сообщения:
«В то же лhт^ оубьнъ бrс^ великrи кн#зь Андрhи снъ великаго кн#з#
Геwрги" внукъ Мономаха Володимера. Оубь~н же бrс^ мс^ц# июн# въ кθ
днь на пам#т^ стою апс^лу Петра и Павла в суб^ту на ночь и w свhте
заоутра мертвъ в нед^лю на пам#ть ві апс^лу…»
Далее вновь читается краткое летописное сообщение, в котором
рассказывается об обнаружении тела князя и положении его «въ гробъ»,
грабежах и разбоях в княжеской волости. Затем следует очередная
вставка-цитата библейского текста, обосновывающая княжескую власть
и оканчивающаяся оборотом «но мr на предн#" возвратим^с#»30.
Завершает Краткую редакцию сообщение о приходе игумена Фео-
дула из Успенского собора Владимира и переносе туда тела князя Ан-
дрея31. Описание погребения тела похоже на другие записи, ведшиеся
при Успенском соборе в 60–70-е годы XII в., особенно на сообщения о
погребении сына Андрея Мстислава в 1172 г.32, брата Михалко в 1177 г.33,
а также брата Всеволода в 1212 г.34, что позволяет предположить, что
первая редакция «Повести об убиении» (т.е. упомянутый выше прото-
граф) была создана около 1174–1176 гг. и около 1177 г. была использо-
вана при составлении Владимирского свода.
К сообщению о погребении добавляется еще одно молитвенное об-
ращение к Андрею Боголюбскому, в котором имеются некоторые заим-
ствования из «Сказания о чудесах Владимирской иконы». Имя князя,
за которого летописец просит молиться, отличается в зависимости от
списка35.
 Таким образом, мы можем предполагать существование первона-
чального летописного сообщения, которое не содержало в себе никаких
подробностей о заговоре и смерти князя36. Между прочим, именно вид
такого краткого летописного сообщения имеет начальная часть «Пове-
сти об убиении» в составе некоторых списков Никоновской летописи:

Краткая редакция Пространная редакция

Никоновская летопись39
(Лаврентьевский свод)37 (Ипатьевский свод)38

В то же лhт^ оубьнъ Оубьенъ быс^ великии Того же лhта убiень

бrс^ великrи кн#зь кн#зь Аньдрhи Суж- бысть князь велики
Андрhи снъ великаго дальскии сна Дюрдева Андрhй Боголюбивый,
кн#з# Геwрги" внукъ внука Володимhр# сынъ великого князя
Мономаха Володимера Мономаха мс^ца июн# Юрьа Долгорукаго,
[Стб. 367.] вь ки (28) и днь канунъ внукъ Владимера
стыхъ апс^лъ днь бh Маномаха, мьсяца
…Оубь~н же бrс^ мс^ц# тогда субота… [Стб. 580.] июня въ 29 день, на
июн# въ кθ (29) днь на память святыхъ апо-
пам#т^ стою апс^лу Петра столъ Петра и Павла,
Теория заговора

и Павла в суб^ту на ночь… въ суботу на нощъ.

[Стб. 369.] И о свете, заутра въ
…оубьенъ же быс^ в недhлю, на паметь
…оубь~н же бrс^ в суботу на нощь и w святыхъ апостолъ
суб^ту на ночь и w свhте свhте заоутра в недhлю двоюнадесять, предъ
заоутра мертвъ в нед^лю на пам#ть ві (12) апс^лу сhнми своими лежа
на пам#ть ві (12) апс^лу [Стб. 589.] мертвъ, и взяша его
Налhзоша и подъ на коверъ крылашане
104 сhньми лежаща вземше …и пришедъше клиро- Боголюбскiе, и несоша
и на коврh клирошане шани (не) Боголюбь- вh божницу, и положи-
Болюбьскrи внесоша и скыи вземше и внесоша ша его съ пhнiемь во
в божницю пhвше надъ (и въ божницю) и вло- гробъ каменъ.
нимь вложиша и в гробъ жиша и вь гробъ каменъ
каменъ… [Стб. 369.] [Стб. 592.]

МЕЧ св. БОРИСА И РУКА св. ГЛЕБА (?)

Отдельного упоминания заслуживает и эпизод с рукой князя. «По-

весть» сообщает, что Андрею отрубили правую («десную») руку, однако
исследования антрополога Д.Г. Рохлина показали, что на самом деле это
была левая рука.
Как я уже отмечал выше, первые подробности об убийстве были
записаны далеко не сразу. Поэтому сообщение об отсечении руки мож-
но считать ошибкой летописца, писавшего по памяти. Тем не менее,
существуют и другие версии и гипотезы. В частности, совершенно не-
ожиданное прочтение данного эпизода предложил И.Н. Данилевский40.
Исследователь полагал, что сюжет был интерполирован в «Повесть» с
целью охарактеризовать Андрея как слугу Сатаны. Такое прочтение
источника автор реконструировал на основе библейской параллели: «И
если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо
лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое
было ввержено в геенну»41. Вторым аргументом И.Н. Данилевского в
пользу такого прочтения являлись сведения об отсечении правой руки
княжескому ставленнику Феодорцу в Киеве, характеристика которого
в летописи оказывалась резко негативной42.
Впрочем, эта концепция вызывает ряд вопросов. Во-первых, убий-
ство Феодорца в летописи имеет и другие подробности, не совпадаю-
щие с «Повестью об убиении»: «Митрополитъ же Кост#нтинъ повелh
~му "зrкъ оурhзати "ко злодhю и ретику и руку правую оут#ти и wчи
єму вrн#ти зане хулу измолв на стую Бцю»43. Столь жестокая расправа
над княжеским ставленником, не характерная для Домонгольской Руси,
уже достаточно давно объясняется греческим происхождением митро-
полита Константина. Этот эпизод являлся реакцией Константинополя

Об убийстве, которое состоялось…

на попытку учреждения новой митрополии во Владимире. Во-вторых,
сюжет с отрубленной рукой входит в состав протографа обеих редакций
«Повести». Сводчики, придавшие памятнику ярковыраженный агиогра-
фический характер, должны были бы изъять из протографа элементы,
негативно характеризующие их героя.
Можно предположить и иной характер происхождения вставки о
руке. С этой точки зрения, интересные данные относительно убийства
сообщает Новгородская Первая летопись, рассказ которой никак не за-
висит от «Повести об убиении»:
«В лhто 6682. Убиша в Володимири князя Андрhя свои милостьници
на канунъ святых апостолъ Петра и Павла, в нощи, спящю ему въ Бого-
любемъ, и бяше с нимъ кощеи единъ малъ; избивше сторожеви дворныя
и приидоша к сhнемъ, князю же очютившю, попадъ меч, ста у двереи,
боряся с ними, оних же бяше много, а князь одинъ; и налегоша силою и
выломиша двери и вълhзоша на нь, и ту насунуша копьи, и абие сконца 105
живот свои. И великъ мятеж бысть в земли тои, и велика бhда, и много
паде головъ, яко и числа нhту»44.
Эта информация во многом совпадает с «Повестью об убиении»:
упомянуты точная дата убийства и взлом двери в княжеские покои, рас-
сказывается о том, что убийцы были княжьими милостниками, говорит-
ся об отроке (вероятно, Прокопии из Пространной редакции45), также
есть сообщение о последовавшем затем мятеже. Вместе с тем Новго-
родская Первая летопись содержит и уникальные данные: заговорщи-
ки убили сторожей, а князь был вооружен. Уникальны и сведения о
мгновенной («абие» – тотчас) смерти князя. В то же время заключение
летописной статьи «И великъ мятеж бысть в земли тои, и велика бhда,
и много паде головъ, яко и числа нhту» полно общих мест и, возможно,
выглядит как сообщение автора, на тот момент еще не имевшего точ-
ных сведений о событиях июня–июля 1174 г., которые последовали за
заговором и убийством князя, особенно если сравнивать это сообщение
с более поздними и чрезвычайно подробными пассажами о волнениях
и убийствах княжеских людей в «Повести об убиении». Кроме того, и в
самой «Повести», как отмечают многие исследователи, можно заметить
противоречие между поступками самого Андрея, даже голыми руками
продолжающего сражаться с заговорщиками, и словами, вкладываемы-
ми в его уста летописцем: «Аще и кровь и мою прольють а причти м# вь
ликы стхъ мученикъ твоихъ»46.
Завершает автор Новогородской летописи изложение под 1174 г.
сообщением о вокняжении в Ростове Мстислава и Ярополка Ростисла-
вичей, племянников Андрея, и о посажении в Киеве Романа Ростислави-
 ча47. При этом, чтобы быть посаженным на стол, Мстиславу и Ярополку
нужно было совершить путешествие из Чернигова, а само призвание
племянников Андрея ростовцы, суздальцы, переяславцы и княжеская
дружина, собравшиеся у Владимира, вначале вынуждены были согла-
совывать с Глебом Рязанским. Точно так же и между «Повестью об
убиении» и сообщением о вокняжении в Киеве Романа Ростиславича
читаются два столбца летописного текста, посвященные различным со-
бытиям. В то же время нельзя не принимать во внимание, что новгород-
ский летописец, возможно, зафиксировал в данной статье только самые
важные на его взгляд события 1174 г.: заговор против Андрея Боголюб-
ского и смену князя в Киеве и Ростове.
Как я уже упоминал выше, создание первоначального варианта «По-
вести» исследователи относят к 1176–1177 гг., т.е. к периоду, когда во
Владимире создавался так называемый I Владимирский свод, и, в таком
случае, запись в Новгородской I Летописи, известной своей четкостью и
лаконичностью в описании событий, может быть более ранней по срав-
нению с «Повестью об убиении». Если принять данную точку зрения, то
можно предположить, что сведения Новгородской летописи более точ-
Теория заговора

ны и сообщение о том, что князь был вооружен мечом, истинно. Кроме

того, небезынтересным представляется и тот факт, что сюжет с мечом
Бориса, принадлежащим Андрею, читается только в составе «Повести
об убиении». Странно, что эта реликвия ни разу не появляется в других
литературных произведениях, восходящих ко времени Андрея, ведь,
судя по сохранившимся источникам, князь активно использовал раз-
личные святыни с целью прокламации божественного покровительства
106
Владимирской земле, самому себе и своим делам. Так, как кажется, о
мече следовало бы упомянуть автору «Сказания о Владимирской ико-
не Богоматери»: меч св. Бориса, как и икона, должен был находиться
в Вышгороде, куда перенесли тела Бориса и Глеба48 и где Андрей Бого-
любский мог получить это оружие. Кроме того, нет упоминания о мече
и в летописных записях, посвященным перенесению Андреем иконы
Богоматери во Владимир.
Если же предположить, что князь стал хранителем данной реликвии
в более ранний период, то оказывается непонятно, почему при описа-
нии военных подвигов князя Андрея в Южной Руси в 1149 – 1155 гг. ни
разу не упоминается меч Бориса, а чудесные события, происходящие
с Андреем, обосновываются вмешательством других святых, сохраняю-
щих князя живым и невредимым даже в толпе врагов49.
Точно так же и поход на волжских булгар – последняя военная
кампания, в которой Андрей принимал личное участие – оформлен без
введения в повествование сюжета с мечом Бориса. Краткая летописная
версия обосновывает победу помощью Богоматери, а Пространная вер-
сия – чудом Лабарума (явления Божественной победы) и иконы Спаса.
Это тем более странно потому, что Борис и Глеб, как святые князья, счи-
тались покровителями и защитниками всей земли, и в случае наличия у
предводителя похода реликвии, принадлежащей одному из них, помощь
святых князей в войне с иноверцами должна была бы быть подчеркнута
во Владимире-на-Клязьме.
Как неоднократно отмечалось исследователями, «Повесть об убиении
Андрея» имеет черты, сближающие ее с памятниками Борисоглебского
цикла. В этом случае автор сообщения о заговоре мог ввести в текст эпи-
зод с похищением меча св. Бориса Анбалом-ключником50, чтобы сблизить
свой рассказ с сюжетом Борисоглебского цикла, ведь и Борис, и Глеб были
убиты безоружными. Однако нельзя исключать и иное прочтение сюжета:
можно предположить, что меч достался Андрею после разграбления Киева
8 марта 1169 г., и тогда сюжет с похищением реликвии, возможно, появил-
ся в тексте, чтобы подчеркнуть тот факт, что князь Андрей не спасся от
рук заговорщиков и убийц не потому, что его не пожелал спасти св. Борис
(что являлось бы политическим приговором убитому князю и вступало бы
в решительное противоречие с намерениями сочинителя), а лишь потому,
что святыню предательски выкрали.
Если принять данную версию, то можно попытаться объяснить и

Об убийстве, которое состоялось…

причину введения эпизода с отрубленной рукой в состав повествова-
ния. Предположив, что эпизод с мечом Бориса был использован, дабы
сблизить образ Андрея с образом Бориса, отрубленную руку князя мож-
но соотнести с Глебом. Как известно, в 1072 г. произошло перенесение
останков Бориса и Глеба в новую церковь в Вышгороде. «Сказание о
Борисе и Глебе» имеет в своем составе следующее дополнение, касаю-
щееся этого эпизода:
«И моляхуся Господеви и святыима, и абие повезоша и. И цhловаша
святааго Бориса главу. А святааго Глhба руку възьмъ же Георгий митро-
политъ благословяше князh Изяслава и Всеволода. И пакы Святославъ,
имъ руку митрополичю и дрьжащю святааго руку, прилагааше къ вреду,
имьже боляше на шии, и къ очима, и къ темени. И по семь положи руку
въ гробh»51.
Как видим, в данном случае совершенно определенно указано, что
рука Глеба была отделена от тела. Об этом свидетельствует как собст- 107
венно упоминание о ней в тексте, так и факт благословления ею52. При
этом автор «Сказания» специально оговаривает, что тела не подверглись
тлению53.
Таким образом, можно допустить, что уже краткая редакция несет
в себе следы правки с идеологической целью. В краткое сообщение об
убийстве Андрея Боголюбского были добавлены сюжеты, которые сбли-
зили «Повесть» со «Сказанием об убиении Бориса и Глеба».

«ГОРЕ ВАМЪ НЕЧС^ТИВИИ

ЧТО ОУПОДОБИСТЕС¤ ГОР¤СhРУ».
ЗАГОВОР И УБИЙСТВО
ПО ПРОСТРАННОЙ РЕДАКЦИИ

Пространная редакция «Повести», в отличие от более или менее

цельной Краткой, сложна и несет в себе следы многочисленных интер-
поляций и повторов. Так, неоднократно дублируются эпитеты и срав-
нения в сообщении, посвященном церковному строительству Андрея.
Точно так же в нескольких местах следуют сообщения о начале грабе-
жей в княжеской волости. Не менее интересными представляются и на-
блюдения за особенностями описания убийства Андрея Боголюбского в
составе Пространной редакции.
Если в Краткой редакции сообщение об убиении князя представляет
собой единое повествование, то Пространная редакция разрывает этот
 рассказ в нескольких местах, дополняя его различными подробностями.
Именно в рамках одной из таких интерполяций Пространная редакция
«Повести» и вводит в рассказ сюжет о подготовке заговора Якимом и со-
общниками. Всего же можно насчитать не менее 6 вставок (4 разрыва ори-
гинального текста) в текст Краткой редакции на этом отрезке «Повести
об убиении Андрея». Об объеме интерполяций можно судить по тому, что
они увеличили текст одного неполного столбца до четырех с половиной.
Краткая редакция, как показано выше, вероятно, опиралась в боль-
шей степени на сюжеты «Сказания о Борисе и Глебе», при этом, необхо-
димо отметить, что текстуальных совпадений со «Сказанием» в тексте
Краткой редакции не так много.
Можно выделить следующие совпадения в сюжете «Повести об
убиении Андрея» и рассказе об убийстве Бориса в «Чтении»: 1) действие
происходит ночью (ранним утром); 2) после убийства князя убивают его
слугу; 3) убийцы не решаются сразу приступить к делу. В «Чтении» они
не нападают до окончания молитвы. В «Повести» заговорщиков сковы-
вает страх, когда они в первый раз подходят к «ложнице», что также
может быть отсылкой к истории пленения Христа; 4) убийцы решают,
что жертва мертва, и уходят. Князь же встает и выходит за ними:
Теория заговора

Чтение о Борисе и Глебе54
и мънhвъ же блаженаго мертва
суща, изидоша вонъ Блаженый же
воскочи вh оторопh бывъ, изыде
изъ шатра
108
Пространная редакция
(Ипатьевский свод)55
се же нечс^тивии мhвьша его оубьена до
конца и вьземьше друга своего и несо-
ша вонъ трепещющи ^идоша wнъ же в
оторопh выскочивъ по нихъ и начатъ
ригати и глати и вь болhзни срд^ца56

5) князь перед смертью произносит молитву. Обе княжеские молит-

вы оформлены при помощи жестов. Первая молитва Бориса вводится
оборотом «Възhревь на небо, рече», а вторая – «Въздhвъ на небо руцh
моляшеся сице глаголя»57. Андреевы молитвы включаются в текст «По-
вести» при помощи подобных же фраз, но в обратном порядке. Пер-
вым следует пассаж «и вьздhвъ руцh на нбо помолис# Бу гл», вторым –
«кн#зь же вьзрhвъ на нбо и реч^»58. Эту перестановку можно объяснить
тем, что в «Повести» прямо перед второй молитвой читается сообщение
из протографа «Петръ же ^т# ему руку десную». Таким образом, дан-
ная перестановка – дань логике повествования.
Можно также рассматривать эту перестановку в ином ключе. Пол-
ная фраза из «Повести об убиении Андрея Боголюбского» находит сов-
падение с сообщением об убиении Глеба все в том же «Чтении»:
Пространная редакция
Чтение о Борисе и Глебе59
(Ипатьевский свод)60
Святыи же Глhбъ молчаше, акы и оузрhша и сhд#ща "ко агн# непороч-
агня незлобиво, всь бо умъ имяше но и ту wканьни прискочиша и Петръ
къ Богу, и возрhвъ на небо, моляши- же ^т# ему руку десную кн#зь же
се сице. вьзрhвъ на нбо и реч^

Таким образом, данный оборот может быть и отсылкой к гибели Гле-

ба. Второй отсылкой к Глебу служит упоминание в «Повести» убийцы
Глеба – Гореясера61.
 Кроме того, в Пространной редакции читается еще одно параллель-
ное с «Чтением» известие:
Пространная редакция
Чтение о Борисе и Глебе62
(Ипатьевский свод)63

Честьное же тhло его въземше, несоша создалъ же б#шеть собh городъ

въ град, наричаемый, Вышегородъ, еже каменъ именемь Болюбыи толь
есть отъ Кыева, града столного, 15 ста- далече "коже Вышегородъ ^ Кыева
дий, и ту положиша тhло блаженаго тако же и Бълюбrи ^ Володимhр#
Бориса у церкви святого Василия

Об убийстве, которое состоялось…

Этот пассаж в Пространной редакции «Повести об убиении» также
носит характер вставки между летописным сообщением об убиении и
Похвальным словом князю.
Подобное обращение к Борисоглебскому циклу вполне естественно
для XII столетия в свете очень развитого культа этих святых. Так, по на-
блюдениям Б.А. Успенского, на Руси в состав Паремейных чтений были
включены чтения о Борисе и Глебе. Это уникальный случай введения
локальной истории в состав библейских текстов64. «Заголовок «от Бытия
чтения» («от Бытия»), по всей видимости, должен был вызывать прямую
ассоциацию с библейской книгой Бытия65.
Уже в XI в. мы можем наблюдать процесс включения локальной
истории Руси в состав общемировой сакральной истории66. Книжнику
«Повести временных лет» (далее: ПВЛ) были известны имена из клас-
сической мифологии эллинистического периода, раннего христианства,
Римской и Византийской империй. Исторические сочинения XII столе- 109
тия, в отличие от ПВЛ, гораздо беднее на подобного рода упоминания67.
Летописцы обращаются в большей мере к событиям своей, локальной
истории. ПВЛ становится источником для проведения параллелей и
объяснений. Так, период правления Владимира Святого и Ярослава
Мудрого осознается в XII в. в качестве Золотого века, и, соответственно,
летописец оперирует набором имен (положительных и отрицательных)
данной эпохи. Неслучайно поэтому, что и Борисоглебский цикл стано-
виться своеобразным топосом.

«И ТЕЧЕ… …"КОЖЕ ИЮДА КЪ ЖИДОМЪ».

БИБЛЕЙСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ РАССКАЗА

Здесь же мы можем коснуться поднятого Ю.В. Кривошеевым во-

проса о ритуальном убийстве князя, а также об отношениях князя со
своим милостником Прокопием, которого Андрей якобы предпочитал
жене68. Как было показано выше, бо
льшая часть дополнений в Ипатьев-
ской летописи заимствована из «Чтения о Борисе и Глебе». В Прокопии,
в таком случае, совершенно естественно видеть реплику с «детского»
Бориса – Георгия.
Что же касается ритуального убийства князя и его «жидовской тема-
тики», то такое прочтение действительно возможно. Однако это – от-
сылка к самому известному из убийств в христианской традиции. В са-
мом деле, пассажи «и тече… …"коже Июда къ Жидомъ», «"коже Июда на
 Гс^а и пришедъши нощи» выдают библейские параллели. То же касается
и эпизода с княжеской «медушей» (погреб с медом и вином), куда заго-
ворщики отправились через день после предательства (что произошло и
с Иудой), и за несколько часов до самого убийства ( в случае с Иудой –
за несколько часов до пленения Христа), и где «сотона же весел#шеть
h… …и служа имъ невидимо поспhва" и крhп#»69. Вообще же сравнение
заговорщиков и Иуды, очевидно, восходит через Вацлавский цикл к
постановлениям Сплитского поместного собора 925 г.: «Всякъ, въстаяи
на господинъ свои, Июде подобенъ есть»70. Подобное тождество между
Христом и правителем было вполне естественно для Средневековья.
Так, в «Повести» читаем: «Естествомъ бо цс^рь земнымъ подобенъ есть
вс#кому члвкоу властью же сана вышьши "ко Бъ»71.
Вероятно, для того, чтобы сильнее подчернуть тождество между
правителем и Христом фраза «сhкше ~го сабл#ми и мечи»72 в Простран-
ной редакции была дополнена оборотом «и копиины" "звы даша ему»73.
Книжники Московского царства в XVI столетии еще более развили
это сравнение. Если Воскресенская летопись (Московский великокня-
жеский свод 1479 г.) следует здесь за Краткой редакцией74, то большая
Теория заговора

часть списков Никоновской летописи приводят чтение «Петр отъяша

руку десную и копиьемъ ребра ему прободе»75, отсылающее к истории
крестных мук Христа.

МОЛИТВА КНЯЗЯ
110 Обратимся теперь к наиболее заметной интерполяции – предсмерт-
ной молитве Андрея Юрьевича:

Пространная редакция «Повести об

Повесть об убиении Игоря
убиении Андрея Боголюбского»
Ольговича (под 1147г.)76
(под 1175 г.)77

и въздохноувъ из глоубинr срд^ца и вьздохиувъ из глубины срд^чны"

[скроушеномъ смиреномъ смrсломъ] и и прослhзис#и пом#ну вс# И^вова
прослезивс# и пом#ноу вс# Ииwвова и и размышл#ше вь срд^ци своемь [и
размrщл#ше въ срд^ци своемъ рече Гс^и аще и во врем# живота
моего мало и полно труда и злых^
дhлъ но ^пущение ми даруи и
тако толикr стрс^ти и различна" смрти сподоби м# Гс^и недостоинаго
на праведники находили соуть и како при"ти конhць сhи "коже вси
стии пррци апс^ли съ мчнкr вhнцашас^ стии] тако и толикы стрс^ти и
и по Гс^дh крови сво" проль"ша и како различны" И смрти на правhдникы
стии сщенномчнци прпд^бнии ^ци находилы суть како стии про^рци и
[многr" напасти] и горкr" моукr и апс^ли с мчнкы вhнчашас# по Гс^дh
различнr" смрти при"ша искушени крови сво" проль"ша и тако и стии
бъвъше ^ дь"вола "ко злато в горнилh св#щенн^омученици и приподобнии
ихже млтвами Ги причти м# избраномъ wци и горькы" мукы различны"
твоемъ стадh съ деснrми м# wвцами и смрти при"ша и скрушени быша ^
како стии правовhрнии цри проль"ша дь"вола "ко злато в горнилh ихъ
крови сво" стражюще за люди сво" и же млтвами Гс^и избраномъ твоемь
еще же Гь наш^ Исъ Хс^ъ искоупи мира стадh сь деснымн wвцами причти
^ прельсти дь"вол# м# како стии правовhрнии цс^ри
чс^тною кровию и тако гл# тhшашетьс^
и пакr глш^ть ты Ги призри на немощь
мою и вижь смирение мое и злоую
печаль и скорбь wдержащюю м# нrн^
да на т# оуповаю стерплю [тr бо спсе
тлалъ еси вhроу"в м# аще оумреть
живъ боудеть въ вhкr и] w всих^ сихъ
блгодарю т# Ги "ко смирилъ еси дшю
мою [и сподоби м# прити на свhт^ ^
темнаго и соуетнаго и маловременьнаг^
сего вhка] и въ црс^твии твоемъ при-
проль"ша крови стражюще за люди
сво" и hще же и Гс^ь нашь Іс^сь Хс^ъ
искупи мира ^ прельсти дь"вол#
чс^тьною кровью своею и гл# тhша-
шес# пакы же глше Гс^и призри на
немощь мою и вижь смиренье мое
и зьлую [стлб. 589] мою печаль и
скорбь мою wдержащюю м# нынh
да оупова" терпьлю
w всихъ сих^ блгодарю т# Ги
"ко смирилъ еси дшю мою

Об убийстве, которое состоялось…

частьника "ви м# [нетлhньнrх^ твоихъ
и неисповhдимrхъ блгъ съ всими
праведьнrми [стб. 350] оугожьшими
тебе Ги] и се нrн^ аще кровь мою
прольють то мчнкъ боудоу Гоу моемоу
[Стб. 349–351.]
и вь црс^твии тво~мь причастьника
м# створи
и се нынh Гс^и аще и кровь и мою
прольють а причти м# вь ликы стхъ
мученикъ твоихъ Гс^и [Стб. 587–
589.]

Первым на сходство между молитвами Игоря Ольговича (под 1147-

м годом) и Андрея Боголюбского (под 1175-м годом) обратил внимание
И.П. Еремин78. Исследователь выявил общие места также в евлогиях и
молитвах Андрея Боголюбского и Давида Ростиславича. С другой сторо-
ны, лингвист В.Ю. Франчук посчитал все три эти вставки работой соз-
дателя Киевского свода 1200 г. игумена Моисея79. Быть может, киевский
лингвист и права, однако и Д.С. Лихачев80, и А.Н. Насонов81 полагали,
что повесть об убиении Андрея Боголюбского вместе с остальными све- 111
дениями из Северо-Восточной Руси попала в Киевскую летопись через
летописание близкого младшей ветви Мономаха Переяславля Юж-
ного и подверглась редактированию в Чернигове. В самом деле, более
вероятной кажется гипотеза о том, что именно Моисей компилировал
сведения из Повести об убиении Андрея Боголюбского при написании
евлогии, т.е. похвального слова, Давиду Ростиславичу.
Если считать, что Моисей был автором молитвы в некрологе Давиду
Ростиславичу и дополнений к Повестям об Игоре и Андрее, то возникает
вопрос, почему сравнительно небольшую евлогию, написанную для од-
ного из своих заказчиков, князя Давида, Моисей включил в состав двух
летописных повестей об убийствах князей, в общем-то, враждебных по
отношению к Ростиславу Мстиславичу и его детям. Причем эти интер-
поляции по объему значительно превышают само оригинальное произ-
ведение. И почему, в таком случае, написав еще и небольшое похвальное
слово, он включил его только в «Повесть об убиении Андрея»?
Как кажется, наблюдение за текстами трех данных молитвенных об-
ращений позволяет определить, какой из текстов первичен. Так, в «По-
хвале Давиду» и в «Повести об Убиении Андрея» молитве князей пред-
шествует небольшое похвальное слово. Две эти похвалы обнаруживают
достаточно большое количество совпадений между собой, и их также
следовало бы считать работой Моисея. Однако в таком случае возника-
ет вопрос: почему точно такое же похвальное слово не было помещено
Моисеем и перед молитвой Игоря Ольговича.
 Кроме того, данный текст в составе «Похвалы Давиду Ростиславичу»
обнаруживает явные черты компиляционного характера работы Мои-
сея. Похвала открывается цитатой из «Повести об убиении Андрея»,
затем следует разрыв оригинального текста и вставка из другой части
«Повести об убиении», рассказывающей о церковном строительстве.
Кстати говоря, эта вставка и закрывается при помощи стандартной фор-
мулы «мr же на предлежащее возвратимс#», что и позволяет говорить,
что похвала Давида восходит к Повести об убиении Андрея». После этой
вставки текст снова следует за своим протографом:

Пространная редакция Повести об

убиении Андрея Боголюбского Некролог Давиду Ростиславичу (под 1197г.)
(под 1175 г.)

иного добродh"ни" много в немь самъ бо с#ковъ wбrчае имhеть по вс#

б#ше и вс#къ wбrчаи добронравенъ
имh"шеть в нощь въход#шеть в
цр·^квь и свищи въжигивашеть сам…
Теория заговора
дни ход# ко цркви стго архистратига
Бжи" Михаила [юже бh самъ создалъ
во кн#женьи своемь такое же нhс^ в
полоунощнои странh и всимъ при-

ход#щимъ к неи дивитис#. изр#днhи

в#д# wбразъ Бжии на иконах напи-
санъ взира" "ко на самаго творц#
112 и вси стhh написанr на иконахъ
вид# смир#" wбразъ свои скруше-
номь срд^цмъ и оуздrханье ^ срд^ца
износ# и слезr от очью испуща"
пока"нье Двдво приима" плачас# о
грисhхъ своих [Стлб. 583.]
красотh е# иконr златомь и жемчю-
гомъ и камениемь драгимъ оукрашенr
и всею блгд^тью исполнена мr же на
предлежащее возвратимс#82]
и вид# wбразъ Бжии и всh стr"
иконr смир#" wбразъ свои скро-
шенrмъ В срд^цмь и смиренrмъ
оуздrхание ^ срд^ца вознос# и слеза-
ми wблива" лице свое взира" "ко на
самого Творца и пока"ние Двда цс^р#
приима" плачас# w грhсhхъ своихъ
[Стб 704.]

Приведем еще несколько аргументов в поддержку гипотезы о пер-

вичности текстов «Повести об убиении Игоря Ольговича» и «Повести
об убиении Андрея Боголюбского» по отношению к «Похвале Давиду
Ростиславичу». Как было показано выше, «Повесть об убиении Андрея»
на данном отрезке соединяет в себе не только «Повесть об убиении Иго-
ря», но и «Чтение о Борисе и Глебе». И наоборот, «Повесть об убиении
Игоря» имеет некоторые черты, заимствованные из «Сказания о Борисе
и Глебе»: «аще кровь мою прольють то мчнкъ боудоу Гоу моемоу»83. В то
же время в более поздней «Повести об убиении Андрея» цитата прини-
мает вид «аще и кровь и мою прольють а причти м# вь ликы стхъ муче-
никъ твоихъ»84. При этом еще раз отметим почти дословное совпадение
на отрезке длиной в один столбец двух повестей об убиении. Возможно,
это и есть ключевая фраза, выдающая намерение сочинителя ключевого
варианта текста способствовать канонизации Андрея. Оно и определи-
ло стилистическое сближение Андрея с Борисом и Глебом.
При всем при этом похвала Давиду Ростиславичу в гораздо меньшей
степени похожа на два других памятника. Так, общие с другими памят-
никами места Моисей здесь меняет местами. Например, приведенному
выше пассажу в «Похвале Давиду» предшествует еще одна цитата из
«Повести об убиении Игоря Ольговича» – она почти дословно совпада-
ет во всех трех текстах:

Пространная редакция
Повесть об убиении Игоря Некролог Давиду Ростисла-
Повести об убиении Андрея
Ольговича (под 1147 г.)85 вичу (под 1197 г.)87
Боголюбского (под 1175 г.)86

…искушени бъвъше …и скрушени быша ^ искоушенr бrша ^

^ дь"вола "ко злато в дь"вола "ко злато в дь"вола "ко злато в
горнилh ихже млтвами горнилh ихъ же млтвами горнилh ихже млтвами
Ги причти м# избра- Гс^и избраномъ твоемь Гс^и избранънr(х)м^ъ
номъ твоемъ стадh съ стадh сь деснымн стадомъ с деснrми м#

Об убийстве, которое состоялось…

деснrми м# wвцами wвцами причти м# wвцами причти

В то же время еще одно из многих общих мест, читаемых в летописи,

в «Похвале Давиду» вынесено в самое начало молитвы, в то время как в
повестях об Игоре и Андрее оно находиться на одном и том же месте –
практически сразу после пассажа о злате в горниле:

Пространная редакция
Повесть об убиении Игоря Некролог Давиду Рости-
Повести об убиении Андрея
Ольговича (под 1147 г.)88 славичу (под 1197 г.)90
Боголюбского (под 1175 г.)89

Ги призри на немощь Гс^и призри на немощь Гс^и призрі на немощь

мою и вижь смирение
мое и злоую печаль и
скорбь wдержащюю м#
нrн^
мою и вижь смиренье мою вижь смирение
мое и зьлую [стлб. 589] мое
мою печаль и скорбь мою
wдержащюю м# нынh 113
wдержаща" м# нrнh

Цитаты и заимствования в «Похвале» происходят также и из «Пове-

сти об убиении Андрея». Также сохраняются и формулы, описывающие
жесты князя из «Чтения о Борисе и Глебе», причем в том же самом пе-
реставленном виде, что и в «Повести»:

Пространная редакция Повести об убиении Некролог Давиду Ростиславичу

Андрея Боголюбского (под 1175г.)91 (под 1197г.)92

кн#зь же оузрhвъ " идуща к собh и воздhвъ роуцh свои на нбо

вьздhвъ руцh на нбо помолис# Бу гл#… мол#шес# гл#…
… кн#зь же вьзрhвъ . на нбо и реч^ Гс^и
в руцh твои предаю тобh дхъ мои и … и возрhвъ на нбо и воздавъ
тако оуспе хвалоу Боу гл# бесмртнrи Бже
хвалю тебе w всемь воздаю

Как кажется, приведенных примеров достаточно для того, чтобы

признать, что Моисей не мог быть автором всех трех молитвенных об-
ращений, и молитва Давида Ростиславича восходит к «Повести об убие-
нии Андрея» и «Повести об убиении Игоря», причем именно молитва
Игоря стала тем примером, на который опираются последующие тек-
сты. Молитва князя Андрея практически дословно повторяет молитву
князя Игоря Ольговича, однако при этом более настойчиво говорит о
необходимости канонизации князя как мученика.
 ИДЕАЛЬНЫЙ ГОСУДАРЬ И ИДЕАЛЬНЫЙ МУЧЕНИК

В «Повести», помимо совпадений с произведениями Борисоглебско-

го цикла, имеются также схожие места с «Житием Вацлава (Вячеслава)
Чешского». Это сходство логично проистекает из отчетливых сюжетных
параллелей и связей между Вацлавским и Борисоглебским циклами. Так,
«Сказание о Борисе и Глебе» напрямую упоминает св. Вячеслава, также
заметно влияние «Жития Вацлава» и на «Чтение» Нестора о Борисе и
Глебе и на его же «Житие Феодосия Печерского»93.
Впервые совпадения «Жития Вацлава» и «Повести об убиении»
были прослежены Г.Ю. Филипповским. Общие места обнаруживаются
в похвальных словах князьям: описание их милости по отношению к
бедным, сюжеты с церковным строительством, «уникальные для древ-
нерусских памятников раннего периода»94. Кроме того, находится ряд
совпадений и в пассажах, описывающих убийства князей. Так, в тексте
имеются сравнения заговорщиков, предавших князя, с Иудой95, присут-
ствуют эпизоды с ранением руки и убийством милостника.
Впрочем, нельзя отрицать и обратного влияния. В русской редакции
Теория заговора

жития Вячеслава XVI столетия читаем: «…так же как и окаянного Свято-

полка, который, задумав злое против своих братьев в своем сердце, пе-
ребил своих братьев и один овладел властью в Русской земле, не зная об
отмщении божием, так как слуги божий не зря носят меч, но на погибель
нечестивым» («не тоуне мечь нос#ть. но в пwгибель нечестивымь»)96.
Если первая часть пассажа – прямая отсылка к усобице 1015–1019 гг.,
то его окончание читаем в «Повести об убиении Андрея»: «Кн#зь бо не
114 туне мечь носить Бжии бо слуга єсть»97. При этом, необходимо отме-
тить, что заключительная часть пассажа – общая библейская цитата
(Рим. 13:4). Однако, все-таки, можно предполагать ее появление именно
взаимным влиянием источников. Дело в том, что данный стих по-разно-
му передается в древнерусских текстах «Послания к римлянам» XIII –
XVI вв.
Только в ряде списков XIV столетия читается оборот «не т(о)уне»98.
В то же время более поздняя Генадьевская Библия и соответственно
печатное издание Апостола Ивана Федоровича 1564 г. приводят чтение
«не безоума», а более ранние списки, в том числе и Толковый Апостол
1220 г., – чтение «не испыти»99.
Распространенный мотив церковного строительства и княжеской
милости100 в обеих редакциях «Повести об убиении» находит свое отра-
жение в «Слове о Законе и Благодати» митрополита Илариона. Там же
читается и классическая параллель между Владимиром Святым и Яро-
славом Мудрым, с одной стороны, и Давидом и Соломоном – с другой:

«Слово о Законе и Благодати» «Повесть об убиении Андрея»

Добръ же зhло и вhренъ послухъ
сынъ твои Георгiи… …Иже недо-
коньчаная твоа наконьча, акы
Соломонъ Давыдова, иже дом божiи
великыи святыи его прhмудрости
създа на святость и освященiе граду
твоему, юже съ всякою красотою
оуподобис# цс^рю Соломану "ко домъ Гу
Бс^у и црквь преславну сты" Бца ржс^тва
посредh города камену создавъ… …по-
добна тоh ста" стхъ юже бh Соломонъ
цс^рь премудрыи создалъ… …и оукраси
ю иконами мноцhньными златомъ и
каменьемь драгымъ и жемчюгомъ
украси: златомъ и сребромъ, и
каменiемь драгыимъ, и съсуды
честныими101
…кто исповhсть многыа твоа
(Владимира. – А.К.) нощныа мило-
стыня и дневныа щедроты, яже къ
убогыимъ творяаше, къ сирыимъ,
къ болящиимъ, къ дължныимъ, къ
вдовамъ и къ всhмь требующимъ
милости?102
великымь безьцhньнымь и оустрои
h различными ц#тами и аспидными
цатами оукраси и вс#кими оузорочьи
… …и оудививъ ю сосуды златыми и
многоцhньными103
…и кормитель б#шеть черньцемь и
черницамъ и оубогымъ и вс#кому чину
"ко вьзлюбленыи wць б#шеть паче
же млс^тнею б#ше млс^твъ слыша Гс^а
глща…104.

Об убийстве, которое состоялось…

КУЗЬМИЩЕ-КИЯНИН

Еще один объемный сюжет Пространной редакции «Повести» о

перебранке Анбала-ясина и Кузьмищи-кыянина также привлекает
внимание историков. Б.А. Рыбаков полагал, что Кузьмище-кыянин
(киевлянин) был автором всей Пространной редакции, существование
Кузьмищи-киянина признавал Д.С. Лихачев. В свою очередь и Г.Ю. Фи-
липповский также считает его фигурой исторической.
В то же время уже давно высказываются мысли о литературной
условности образа Кузьмищи. Еще Н.А. Серебрянский отметил: «Тро-
гательно-драматическая роль отца Кузьмы могла быть в значительной
свой части присочиненною»105. Также не считал Кузьму автором «Пове-
сти» и Н.Н. Воронин; впрочем, он предполагал, что таким автором был 115
священник Микулица.
Не так давно детальный разбор данного эпизода был предпринят
И.Н. Данилевским. Исследователь выявил ряд параллелей с целым
комплексом различных сюжетов. На первом месте стоит библейский
мотив погребения Христа. Исследователь отметил близость «Повести
об убиении» со «Сказанием об убиении Михаила Тверского». Мотив
непокрытого тела встречается также в «Житии Вацлава Чешского» 106.
В памятниках Борисоглебского цикла упоминается, что долгое время ос-
тается без должного погребения тело Глеба107. Непогребенным в Киеве
остается также и тело убитого князя Игоря Ольговича108.

Подведем некоторые итоги.

Процесс производства памяти о князе Андрее прошел несколько
этапов. Появившееся практически сразу после убийства стремление к
канонизации князя привело к тому, что краткое летописное сообщение
об убийстве уже около 1176 г. было дополнено сюжетами из Библии и
подробностями, которые сблизили «Повесть» с памятниками Борисо-
глебского и Вацлавского циклов.
В общих же чертах процесс «реконструкции» истории Андрея Бо-
голюбского закончился, когда сводчики XIV–XVI вв. включили сооб-
щения о князе в состав летописных памятников позднего Средневеко-
вья. Как кажется, именно в идеологических основаниях Московского
Царства, в рамках программы «Москва – Третий Рим» и следует искать
 причины большинства интерпретаций времени Андрея Боголюбского
московскими книжниками.
Это тем более заметно, если учитывать, какой огромный пласт све-
дений, сюжетов, интерпретаций о заговоре и убийстве несут в себе
памятники летописания XVI–XVII столетий. Например, Никоновская
летопись включила в себя помимо более ранних известий о князе так-
же и сюжеты, показывающие Андрея как одного из первых русских
самодержцев. Именно в это время появляются «Повести о начале цар-
ствующего града Москвы» и Тверская летопись. В них читается пере-
работанный рассказ об убийстве Андрея и основании Москвы, при-
званный обосновать ее возвышение и построение Великого Царства на
крови Андрея. В составе «Повестей о начале Москвы» появилось даже
переработанное «Сказание об убиении Даниила Суздальского и о на-
чале Москвы», где образ Андрея Боголюбского соединился с фигурой
основателя московской династии Даниила Александровича. Кроме того,
московские книжники нашли и великолепную параллель для описания
заговора и его участников в составе русского перевода хроники Кон-
стантина Манассии. Так, фигура Никифора Фоки, погибшего в резуль-
Теория заговора

тате предательства собственной жены, была наложена на образ Андрея

Боголюбского. Концепции Никоновского свода практически без изме-
нений были подхвачены и в Российской Империи. Именно этим, как
кажется, и следует объяснять, почему в 1702 г. князь все же был кано-
низирован.
В то же время сама «Повесть об убиении Андрея», т.е. та основа,
которую интерпретировали московские книжники, при более близком
116
знакомстве с текстом заставляет усомниться в реальности некоторых
описанных сюжетов.
Текстологический разбор Краткой и Пространной редакций «По-
вести» позволяет признать верной концепцию А.Н. Насонова о суще-
ствовании недошедшего до наших дней протографа «Повести», в свою
очередь основанного на кратком летописном сообщении, вероятно, свя-
занном с Успенским собором.
Этот протограф гораздо лучше сохранился в Краткой редакции «По-
вести», в которой, однако, уже появляется первый вариант рассказа об
убийстве. Краткая, лишенная подробностей запись об обнаружении и
погребении тела Андрея Боголюбского комбинируется с сообщением
о его убийстве, в которое добавляются мотивы, сближающие сюжет
«Повести» со «Сказанием об убиении Бориса и Глеба», наиболее рас-
пространенным и популярным в Древней Руси памятником Борисо-
Глебского цикла.
Пространная редакция «Повести» также дополняется сюжетами Бо-
рисоглебского цикла. Однако большая часть дополнений, касающихся
убийства, находит свое отражение в «Чтении о Борисе и Глебе». Кроме
того, сводчик Пространной редакции вводит в состав «Повести» сюжеты
из Библии и «Жития Вацлава Чешского», активно использует параллель
с Ярославом Мудрым и Владимиром Святославичем. Молитва князя Ан-
дрея практически дословно повторяет молитву князя Игоря Ольговича.
Использование Борисоглебского цикла и активное обращение ре-
дакторов «Повести» ко времени Владимира I и Ярослава Мудрого объ-
ясняется в первую очередь тем, что в XII столетии эта эпоха мыслится
своеобразным апогеем истории Руси. Таким образом, введение в текст
параллели Владимир-Ярослав и не менее претенциозных параллелей с
Давидом и Соломоном возводило Андрея Боголюбского в ранг наиболее
выдающихся царей и правителей. С другой же стороны, созданные ре-
дактором подробности описания убийства князя ставили образ Андрея
в один ряд с мучениками Борисом и Глебом, Вацлавом Чешским и упо-
добляли его самому Христу, причем как Агнцу, так и Царю Небесному.
Учитывая отчетливое стремление Всеволода Большое Гнездо (1176–
1212) к канонизации Андрея в качестве небесного патрона Залесской
Руси и Владимира, в «Повести об убиении» был создан образ идеального
государя, идеального мученика и идеального государя-мученика.

Об убийстве, которое состоялось…

1 15
Такое название статьи обусловлено
статьей И.Н. Данилевского, посвящен-
16
ной сюжету из «Повести об убиении Ан-
дрея Боголюбского»: Данилевский И.Н. А
был ли казус? Некоторые размышления
об одной перебранке, которой, вероятно,
никогда не было… // Казус. Индивиду-
альное и уникальное в истории – 2003 /
Под ред. М.А. Бойцова и И.Н. Данилев-
ского. М., 2003. Вып. 5. С. 337–364.
17
2
Приселков М.Д. История русского лето-
писания XI- XV вв. СПб., 1996. С. 76.
3
Лихачев Д.С. Русские летописи и их
культурно-историческое значение. М.;
Л., 1949. С. 241–246; Рыбаков Б.А. Рус-
ские летописцы и автор «Слова о полку
Игореве». М., 1972. С. 79–83, 118–120.
4
Воронин Н.Н. «Повесть об убийстве Ан-
дрея Боголюбского» и ее автор // Исто-
рия СССР. 1963. № 3. С. 88–97.
5 зывающей об Андрее Боголюбском, и в
Данилевский И.Н. Указ. соч. С. 337–364.
6 рассказе из хроники Константина Ма-
Серебрянский Н. Древнерусские княже-
ские жития: (обзор редакций и тексты).
М., 1915. С. 56; Шахматов А.А. Обозре-
ние русских летописных сводов. Л.,
1936. С. 76; Приселков М.Д. Указ. соч. С.
109, 122–123, 146; Насонов А.Н. История
русского летописания XI – начала XVIII
века. М., 1969. С. 144–158.
7
Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 88–97; Рыба-
ков Б.А. Указ. соч. С. 79–83, 118–120.
8
Полное собрание русских летописей (да-
лее: ПСРЛ. ) Т. 7. Стлб. 250–251.
9
См., например, прямое упоминание об
этом в стб. 254.
10
ПСРЛ. Т. 7. Стб. 251–252.
11
Рохлин Д.Г. Болезни древних людей. М.;
Л., 1965. С. 267–269.
12
Воронин Н.Н. Рец. на кн.: Арциховский
А.В. Древнерусские миниатюры как
исторический источник // Вестник АН
СССР. 1945. № 9. С. 112.
13
Татищев В.Н. История Российская с са-
18
мых древнейших времён: в 5 т. М., 1768–
1848. Т. 3. 1774. С. 493, примеч. 520.
14
Лимонов Ю.А. Владимиро-Суздальская
Русь . Л., 1987. С. 93–95, примеч. 47–50.
Татищев В.Н. Указ. соч. С. 197–201,
примеч. 512].
Разбор данного сюжета Татищева см.
в работах: Толочко А.П. «История Рос-
сийская» Василия Татищева: источники
и известия. М.; Киев, 2005. С. 179–181;
Кучкин В.А. Основание Москвы в осве-
щении «Истории Российской» В. Н.
Татищева // Древняя Русь. Вопросы ме-
диевистики. 2009. № 4. С. 24–32.
Занимавшийся этим вопросом в 30-е гг.
XX в. С.К. Шамбинаго указывает сле-
дующие источники, которыми должен
был пользоваться автор при составлении
«Повести о зачале Москвы»: предание о
боярине Кучке, повесть об убийстве Ан-
дрея Боголюбского, устные рассказы об 117
участии в совершенном убийстве жены
князя. Также С.К. Шамбинаго выявил
совпадения в части «Повести», расска-
нассии «Царство Никифора Фоки». По
мнению М.А. Салминой, источниками
повести явились также поздние лето-
писные своды (типа летописцев РНБ,
F. IV. 343 и ГИМ, собр. Уварова, № 670).
Она же выявила, еще одно литературное
заимствование – рассказ «Царство Лев-
киа Таркиниа». Оба литературных заим-
ствования из хроники Манассии взяты
сводчиком из Хронографа редакции
1512 г. Подробнее см.: Шамбинаго С.К.
Повести о начале Москвы // Труды от-
дела древнерусской литературы (далее:
ТОДРЛ). Т. 3. M.; Л., 1936. С. 59–98; Сал-
мина М.А. «Сказание об убиении Дании-
ла Суздальского и о начале Москвы» как
литературный памятник // ТОДРЛ. М.;
Л. 1957. Т. 13. С. 272–280; Она же. Ис-
точники «Повести о зачале Москвы» //
ТОДРЛ. . М.; Л., 1960. Т. 16 С. 255; Плю-
ханова М.Б. Сюжеты и символы Москов-
ского царства. СПб., 1995. С. 161.
Подробнее см.: Данилевский И.Н. По-
весть временных лет: Герменевтические
основы изучения летописных текстов.
М., 2004.
 19
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 370; ПСРЛ. Т. 2. Стб. 585, отождествляется с Прокопием. «И реч
593; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 367. князь паробку своему: слышю #, что глть
20
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 367. не прокопеи». «Церковная переделка
21
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 580. летописного сказания об убиении Анд-
22
Здесь ультрамартовская датировка. По- рея Боголюбского» – так называет этот
дробнее см.: Бережков Н.Г. Хронология памятник издатель Н. Серебрянский:
русского летописания. М., 1963. С. 78– Серебрянский Н. Древнерусские княже-
79. ские жития: (Обзор редакций и тексты):
23
Буква «а» в рукописи здесь переделана Пг., 1916. Т. 2. С. 88. То же читается и в
из «h». Московском своде конца XV в.: ПСРЛ. Т.
24
Насонов А.Н. Указ. соч. С. 153. 25. С. 84.
25
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 580, примеч. Г. 46
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 588.
26
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 367. 47
«И потом посадиша на столh Мьстислава
27
Там же. Стб. 369. Ростиславиця съ братомь Яропълкомь.
28
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 580. Томь же лhтh сhдh Кыеве Романъ Ро-
29
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 369. стиславиць, вънукъ Мьстиславль».
30
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 370. 48
В то же время кажется странным, поче-
31
«…положиша и оу чюдно и хвалr до- му о мече нигде не упоминают также и
стои|но . оу стr" Бци Златоверхоє юже памятники Борисо-Глебского цикла.
бh самъ создалъ» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 371.). 49
«Кнзь же Андрhи помrсли собh въ
32
«В лhт^ 0sхпа (1173) Преставис# срд^ци реч^ се ми хощеть бrти "рослав-
блговhрнrи кн#зь Мстиславъ ча смрть Из#славича и помолис# Бу и
Теория заговора

Андрhєвичь мс^ц# марта въ ки (28) днь во
вторник^ И положиша и оу стоє Бци в Во-
лодимери юже црквь оучинилъ wць ~го
кн#з^ Андрhи» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 365.).
33
«…И положиша и оу стоє Бци Золотовер-
хоє в Володимери юже бh создалъ брат^
~го Андрhи» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 379п.).
34
«…и положиша и въ цркви стr" Бца
Златоверхи" юже созда и оукраси брат^
118 ~го Андрhи» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 437.). В
евлогии Всволоду Большое Гнездо вооб-
ще достаточно много заимствований из
«Повести об убиении Андрея», наверное,
это можно объяснить как характером
средневековой книжности, так и пред-
ставлением Андрея в качестве патрона
Владимирского княжества во времена
правления его брата.
35
Всеволод Большое Гнездо в Лавренть-
евской летописи (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 371)
и Ярослав Всеволодович в Летописце
Переяславля Суздальского (ПСРЛ. Т. 41.
С. 101). Это свидетельствует о существо-
вании местного культа Андрея, хотя бы в
княжеской среде.
36
Впрочем, это предполагал уже А.Н. На-
сонов: Насонов А.Н. Указ. соч. С. 155.
37
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 367, 369.
38
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 580, 589, 592.
39
ПСРЛ. Т. 9. С. 249.
40
Данилевский И.Н. А был ли казус?
41
Мф. 5:30.
42
Воронин Н.Н. «Повесть об убиении Анд-
рея Боголюбского» и ее автор. С. 352–
353.
43
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 356.
44
ПСРЛ. Т. 3. С. 223.
45
Любопытно, что при совмещении нов-
городского летописного сообщения и
«Повести об убиении» кощей не всегда
вrнзе мечь свои и призва на помочь
собh стго мчка Федора и по вhрh его
избави Бъ и стrи Феwдоръ безъ вреда
и бrс^ бо пам#т^ стго Федора въ тъ днъ»
(ПСРЛ. Т. 1. Стб. 437.).
50
Анбал Ясин (т.е. осетин) в таком случае
может быть репликой с повара Глеба
Торчина (т.е. торка).
51
Сказание и страдание и похвала муче-
никам святым Борису и Глебу // Абра-
мович Д.И. Жития святых мучеников
Бориса и Глеба и службы им. Пг., 1916. С.
56. Последние сведения о соотношении
памятников Борисоглебского цикла см.:
Михеев С.М. «Святополкъ сhде в Киевh
по отци»: Усобица 1015–1019 годов в
древнерусских и скандинавских источ-
никах. М., 2009. С. 103–109.
52
Эти же мысли можно распространить и
на голову Бориса. В «Эймундовой Саге»
сообщается, что голова Бурислейва была
отрублена. Подробнее см.: Михеев С.М.
Указ. соч. С. 217–224.
53
Сказание и страдание и похвала мучени-
кам святым Борису и Глебу. С. 48.
54
Чтение о житии и погублении блажен-
ных страстотерпцев Бориса и Глеба. С.
11.
55
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 587.
56
Подчеркиванием выделено сообщение
из гипотетического общего протографа
«Повести об убиении», т.е. можно го-
ворить, что уже первые редакции «По-
вести» заимствуют сюжеты и речевые
обороты из Борисо-Глебского цикла.
57
Чтение о житии и погублении блажен-
ных страстотерпцев Бориса и Глеба. С.
11.
58
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 587, 589.
59
Чтение о житии и погублении блажен-
ных страстотерпцев Бориса и Глеба. С.
13.
60
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 589.
61
Там же. Стб. 587.
62
Чтение о житии и погублении блажен-
ных страстотерпцев Бориса и Глеба. С.
11.
63
ПСРЛ. Т. 2. Стлб 580.
64
Успенский Б.А. Борис и Глеб: восприятие
истории в Древней Руси. М., 2000. С. 13.
65
Там же. С. 9.
66
Подробнее см. Franklin S. Borrowed Time:
Perception of the Past in Twelfth–century
Rus’ // The Perception of the Past in
Twelfth–century Europe. L., 1992. Р. 156–
171; Данилевский И.Н. Cимволика дат и
название Повести временных лет // Ис-
точник. Метод. Компьютер. Традицион-
ное и компьютерное источниковедение.
Барнаул, 1996. С. 11–22; Подскальски Г.
Христианство и богословская литера-
тура в Киевской Руси (988–1237 гг.).
СПб., 1996. С. 340–341; Гиппиус А.А.
«Повесть Временных лет» о возможном
происхождении и значении названия //
Из истории русской культуры. М., 2000.
Т. 1. (Древняя Русь). С. 448–460; Он же.
История и структура оригинального
древнерусского текста (XI XIV вв.): Ком-
плексный анализ и реконструкция: АДД.
М., 2006. С. 21–22.
67
Franklin S. Op. cit. Р. 165–166.
68
Кривошеев Ю.В. Андрей Боголюбский и
его окружение (три этюда) // Исследова-
ния по русской истории. СПб.; Ижевск,
2001. С. 71–85.
69
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 585, 586. Здесь же объем-
ный пассаж о распятии Христа с цитатой
«аще кто положить дшю свою за другъ
свои можеть мои оученикъ быти».
70
Ruské redace puvodni staroslov.
Legendy o sv. Václavy // Vajs J. Sbornı
k 86
staroslovansky
ch litera
rnı
ch pama
tek o sv. 87
Va
clavu a sv. Lidmile. Praha, 1929. S. 15.
71
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 370; ПСРЛ. Т. 2. Стб.
592.
72
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 369.
73
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 587. Впрочем, нужно от-
метить некоторую параллель с «Чтением
о Борисе и Глебе»: «внизоша въ нъ сули-
ци свои» (Чтение о житии и погублении
блаженных страстотерпцев Бориса и
Глеба. С. 11.).
74
ПСРЛ. Т. 7. С. 87.
75
ПСРЛ. Т. 9. С. 249.
76
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 349–351.
77
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 587–589.
78
Еремин И.П. Литература Древней Руси:
(этюды и характеристики). М.; Л., 1966.
С. 121–122.
79
Франчук В.Ю. Киевская летопись. Со-
став и источники в лингвистическом
освещении. Киев, 1986. С. 49.
80
Лихачев Д.С. Русские летописи. С. 241–
246.
81
Насонов А.Н. История Русского летопи-
сания. С. 145–146.
82
Cр.: «И црквь преславну сты" Бца
ржс^тва посредh города камену создавъ
Бголюбомъ и оудиви ю паче всихъ
црквии подобна тоh ста" стхъ юже бh
Соломонъ цс^рь премудрыи создалъ тако
и сии кн#зь блговhрныи Андрhи и ство-
Об убийстве, которое состоялось…
ри црквь сию в пам#ть собh и оукраси
ю иконами мноцhньными златомъ и ка-
меньемь драгымъ и жемчюгомъ великымь
безьцhньнымь и оустрои h различными
ц#тами и аспидными цатами оукраси и
вс#кими оузорочьи оудиви ю свhтло-
стью же нh како зрhти зане вс# цркви
б#ше золота и оукрасивь ю и оудививъ
ю сосуды златыми и многоцhньными
(повhша) тако "ко и всимъ приход#щимъ
дивитис# и вси бо видивше ю не могуть
сказати изр#дны" красоты е" златомъ
и финиптомъ и вс#кою добродhтелью и
црквнымь строеньемь оу/л.206/крашена
и [II, 112] вс#кыми сосуды црквнымы
и ерс^лмъ златъ с каменьи драгими и
рhпидıи многоцhньными каньдhлы раз-
личными издну цркви ^ верха и до долу
и по стhнамъ и по столпомъ ковано золо- 119
томъ и двhри же и wбодвhрье цркви зла-
томъ же ковано и б#шеть же и сhнь зла-
томь оукрашена . [Стб. 582] ^ вhрха и до
дhисиса и всею добродhтелью црквьною
исполнена изьмечтана всею хытростью»(
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 581–582).
83
Сказание и страдание и похвала муче-
никам святым Борису и Глебу С. 29, 31;
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 350.
84
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 588.
85
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 349.
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 587.
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 705.
88
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 349.
89
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 587.
90
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 705.
91
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 587, 589.
92
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 705.
93
СККДР Вып. 1 (XI – первая половина
XIV в.). Л., 1987. С. 181–183.
94
Филипповский Г.Ю. Столетие дерзаний:
Владимирская Русь в литературе XII в.
М., 1991. С. 119–121.
95
Подобное тождество между Христом
и правителем вполне естественно для
Средневековья. Так, в «Повести» читаем:
«Естествомъ бо цс^рь земнымъ подобенъ
есть вс#кому члвкоу властью же сана
вышьши "ко Бъ» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 370;
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 592.)
 96
Ruské redace puvodni staroslov. legendy o
sv. Václavy. S. 24.
97
ПСРЛ. Т.1. Стб.370; ПСРЛ. Т.2. Стб.593–
592. Так же данный сюжет читается и
в евлогии Всеволоду Большое Гнездо
в Лаврентьевской летописи под 1212 г.
«кн#з^ бо не туне мечь носить в месть
злодhєм^ а в похвалу добро твор#щим».
98
Это списки так называемой Преслав-
ской редакции или Второй редакции по
классификации Г.А. Воскресенского.
Толстовский, Погодинский, Хлудовские
списки № 33 и 37, Типографский № 59,
Белградский № 175 и Синодальный № 47
XVI столетия, однако последний являет-
ся текстом очень близким к Толстовско-
му списку. При этом все исследователи
считают наиболее вероятным более ран-
нее появление Преславской редакции
текста. Кроме того этот же оборот чита-
ется в Новом Завете святителя Алексия,
списке Третьей редакции Апостола по
Теория заговора
Г.А. Воскресенскому, и ряде списков
выделяемой Г.А. Воскресенским, но от-
вергаемой современными исследовате-
лями Первой редакции: Хлудовских №
28 (единственный из всех конца XIII –
начала XIV в.), 31, 35. Подробнее см.:
Воскресенский Г.А. Древнеславянский
перевод Апостола и его судьбы до XVI
120 в. М., 1879. С. 117–123, 162–181, 219;
Христова–Шомова И. Служебният Апо-
стол в славянската ръкописна традиция.
София, 2004. Т.1. Изследване на библей-
ския текст. С. 17–19, 52, 739–740.
99
Воскресенский Г.А. Указ. соч. С. 219.
100
Эпизод также читается в «Чтении»: «Бh
бо и отець его тако милостивь. Яко же
и на возехь возити брашно по граду, и
овощь, и медъ, и вино и спроста рещи,
все, еже на потребу болящимь и ни-
щимь». (Чтение о житии и погублении
блаженных страстотерпцев Бориса и
Глеба. С. 5.) Ср. с Пространной редак-
цией: «Вел#шеть по вс# дни возити
по городу брашно и питье разноличное
болнrмъ и нищимъ на потребу» (ПСРЛ.
Т. 2. Стб. 584.). Кроме того, описание
милости к бедным присутствует и в
древнерусских версиях Жития Вяча-
слава Чешского.
101
Митрополит Иларион. Слово о законе
и благодати // Byzantinorossica. СПб.,
2005. Vol. 3. С. 148.
102
Там же . С. 146.
103
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 581. И далее многократ-
ное повторение в Стб. 582, также имеет
некоторое композиционное сходство с
3 Цар. 6 14–35.
104
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 583.
105
Серебрянский Н. Указ. соч. Т. 1. С. 58.
106
Данилевский И.Н. А был ли казус? С.
337–364.
107
Чтение о житии и погублении блажен-
ных страстотерпцев Бориса и Глеба. С.
14.
108
ПСРЛ. Т. 2. Стб. 353–354.
 Павел Блохин

ЗЛО, ПРИНОСЯЩЕЕ ПОЛЬЗУ?

ДЕЛО 1349 ГОДА

ФРАЙБУРГСКИЙ ПРОТОКОЛ

В начале 1349 г. городской Совет Фрайбурга в Брайсгау обнародо-

вал документ, который первый его издатель Генрих Шрайбер назвал
«Протоколом об отравлении источников евреями»1. Вероятно, немец-
кий исследователь исходил из предположения, что данный документ
был составлен в соответствии с имевшимися в распоряжении его авто-
ров существующими на тот момент реальными протоколами, а также
информацией, полученной из судебных комиссий других городов, близ
121
Фрайбурга. Для удобства и в соответствии с существующей традицией
я также буду называть этот текст «Протоколом».
Проблема, однако, заключается в том, что на протокол судебного
заседания этот источник мало похож: он составлен не так, как это было
принято делать2. За исключением имен обвиняемых в нем не упоми-
нается ни одно официальное лицо – ни судьи, ни почетные граждане
города, которые могли принимать участие в судебном процессе, ни офи-
циально назначенные юристы и иные должностные лица. В нем также
отсутствуют даты и указание на место проведения суда, нет данных о
том, какие способы дознания применялись к подсудимым. Кроме того
на пергамене, на котором написан протокол, нет (и, вероятно, не было)
печатей и подписей лиц, присутствовавших при его составлении. Все
это, а также весьма несложный язык протокола, близкий к простореч-
ному, и использование множества повторов типа «тогда он был испро-
шен» и «он указал» делает возможным предположение, что документ
был написан специально для публичного прочтения.
Содержание протокола представляет собой набор вопросов судей
и ответов обвиняемых. В преамбуле рассказывается о страшном пре-
ступлении, совершенном во Фрайбурге – об отравлении колодцев в
городе и округе, в результате чего умерло много людей. Виновниками
несчастья, по слухам, были представители местной еврейской общины.
Однако – и это первое, что вызывает удивление – погромы, начавшие-
ся вследствие «еврейского дела», были остановлены властями. Члены
городского Совета захотели устроить официальное расследование, для
чего была собрана специальная судебная комиссия. Результатом ее
 деятельности стало раскрытие преступления и наказание виновных. А
также – составление того самого «Протокола», к подробному рассмот-
рению которого стоит обратиться.

«ЗАГОВОР» ЕВРЕЕВ

Содержание «Протокола», без сомнения, представляет интерес

для современного исследователя. Согласно этому документу, в конце
1348 – начале 1349 г. в пяти городах юго-западной Германии, почти
одновременно было совершено тяжелое преступление. Многие горожа-
не в Страсбурге, Фрайбурге, Базеле, Брайзахе на Рейне и Вальдкирхе
умерли после непродолжительной, но тяжелой болезни. Было установ-
лено, что гибель людей была вызвана тем, что они использовали воду
из отравленных колодцев. Вскоре жители указанных городов выяснили,
что колодцы отравили местные евреи. Преступление было тем ужаснее,
что злоумышленники не жалели «детей, беременных женщин и боль-
шую часть [народа]». Смерть застигала людей повсюду: в домах, на ули-
Теория заговора

це, в церквях.
Потерявшие от горя рассудок оставшиеся в живых горожане реши-
ли собственноручно наказать злодеев. Обезумевшая толпа во Фрайбур-
ге и Брайзахе принялась громить дома местных иудеев, убивая и калеча
их хозяев. Дабы разобраться в сложившейся ситуации, прекратить бес-
чинства и наказать «настоящих» виновных, фрайбургский Совет начал
судебное расследование, за что проголосовали 13 из 24 его членов.
122 Следствие, гласил далее «Протокол», выяснило, что во всех упомя-
нутых выше городах проживали евреи, недовольные условиями своего
существования. Это недовольство вскоре оформилось в заговор. Во гла-
ве его встал фрайбургский еврей Майгер Нос, который сам травил ко-
лодцы и принуждал к тому же других евреев. Впервые это было совер-
шено в Брайзахе на Рейне. Примеру Майгера последовали брайзахские
евреи Юле Эмериамт, Йудел, Шебели и Ювельман. Это был первый шаг,
злодеи как бы наблюдали за происходящим. Их замысел удался. Хри-
стиане, пользуясь водой из отравленных колодцев, умирали, кто сразу,
а кто после мучительной, но недолгой болезни. Вскоре Майгер Нос воз-
вратился во Фрайбург.
Следствие установило и мотивы преступления. Майгер Нос убеждал
единоверцев в том, что он совершил свое деяние ради угнетенного ев-
рейского народа. Его слова произвели сильное впечатление, и вот уже
евреи из Вальдкирха вторили ему: «Вы, христиане, постоянно осуждаете
евреев… [говорите,] что мы (евреи. – П.Б.) собирались стать господами,
и что вы (христиане. – П.Б.) уже достаточно долго были господами».
Вальдкирхские евреи начали травить колодцы по указанию своеобраз-
ного преступного центра: «Евреи из Страсбурга и Фрайбурга приказали
нам сделать это»3.
Майгер Нос, прибыв во Фрайбург, снабдил ядом местных евреев.
Сам он лично уже не травил колодцы, однако у него хранился яд, кото-
рый он распространял через синагогу и еврейскую школу. Главным ис-
полнителем злодеяния стал Йекели Йолип. Всего во Фрайбурге нашлось
20 евреев, согласившихся участвовать в заговоре. Кто-то вступал в ряды
заговорщиков добровольно, другим за это платили, причем плата дохо-
дила до 40 фунтов. По приказу «из центра» евреи-преступники в одно и
то же время двинулись по фрайбургской округе и отравили все колодцы
между Фрайбургом, Брайзахом и Эндингеном.
Преступная сеть охватывала и более отдаленные районы. Так, во
Фрайбург прибыл страсбургский еврей Свендевин, который также вы-
разил желание отравить христиан в своем городе. Фрайбургские евреи
дали ему яду и передали 26 гульденов, чтобы тот смог беспрепятственно
исполнить свой план. В «Протоколе» перечислялись лица, заплатившие
Свендевину. Йекели Йолип передал также яд неким Кеппели из Базеля
и Ансельму из Иерусалима. Ансельм Беринген из Иерусалима, пооб-
щавшись с Майгером Носом и его товарищами, прибыл в Вальдкирх, где
склонил к совершению преступления сначала еврея Готлипа, бросивше-
го яду в колодец Буохинбюель, а затем еще 35 местных евреев, отравив-
ших уже не один колодец, а тридцать.

Зло, приносящее пользу?

В массовых отравлениях участвовали и женщины. Так, во Фрайбур-
ге заговорщикам удалось уговорить некую фрау Гуотильт, еврейку, что-
бы та помогла мужчинам совершить преступление. Упоминались также
дочери Давида Руокэна и дочери некоего «слепого еврея», которые, ве-
роятно, также участвовали в злодействе. Даже угроза собственной жиз-
ни не могла остановить преступников, действовавших как настоящие
фанатики. Так, евреи Манне, Йекели Рестенхольц, Майгер Фрибург
и некоторые другие сами отравились имевшимся у них ядом и вскоре
умерли. Их спешно похоронили.
Следствие по делу о преступных евреях, отравивших колодцы во
Фрайбурге, в Брайзахе и в Вальдкирхе, было закончено в начале 1349 г. 123
Суду удалось установить, что все подозреваемые евреи действовали по
приказанию фрайбургской группы отравителей. Однако – и это также
вызывает удивление – ни один из отравителей, виновных в преступ-
лении, не был казнен. Вместо этого они должны были покинуть город.
Даже Йекели Йолип, поначалу приговоренный к виселице, был отправ-
лен в изгнание по ходатайству некоего неизвестного покровителя. Душа
еврейского заговора и его руководитель, Майгер Нос, проходил по дан-
ному делу в брайзахском суде4 и вместе со своими подельниками был
также изгнан из пределов города и его округи5.

БУКВА ЗАКОНА

Неспокойный XIV век знал немало примеров антисемитских вы-

ступлений в странах Западной Европы. Это были и погромы в ряде
испанских областей 1391 г.6, и антиеврейские выступления на юге
Франции 1320 г.7 Наконец, в Германии, в самом конце XIII в. произошло
крупное антисемитское выступление во Франконии и на Верхнем Рейне
(1298 г.)8. Некоторые выступления были инициированы представителя-
ми духовенства. Отличительной особенностью таких погромов являлось
то, что они происходили при полном попустительстве как местных, так
и центральных властей.
Дело об отравлении колодцев во Фрайбурге вызывает на этом фоне
много вопросов. Странным выглядит то, что городской Совет в по сути
 дела аналогичной ситуации решил сам проконтролировать расследова-
ние этого преступления, предотвратив уже, казалось, совершенно не-
минуемые погромы. Не менее странным – по сравнению все с той же
европейской практикой – выглядит и решение Совета, вместо привыч-
ного изгнания всей еврейской общины избравшего в качестве наказа-
ния изгнание лишь отдельных ее членов. Чтобы попытаться ответить на
эти вопросы, немаловажным, на мой взгляд, будет обращение к истории
еврейской общины во Фрайбурге и к тем правовым нормам, которыми
могло руководствоваться следствие в данном случае.

* * *
В средневековых фрайбургских грамотах не упоминаются законы,
карающие организованную группу преступников за массовые убий-
ства. Существовала, впрочем, норма (датируемая второй половиной
XII в.), по которой наказанию подлежал человек, прибывший на место
массовых беспорядков безоружным, ушедший домой и вернувшийся
вооруженным9. Этот закон защищал мир города. Однако других указа-
Теория заговора

ний о наказании за массовые преступления в городских хартиях нет.

Соответственно, уместным будет предположить, что вплоть до 1349 г. во
Фрайбурге не имелось судебных прецедентов по делам подобного рода.
Судьям, таким образом, нужно было, руководствуясь здравым смыслом
и своими представлениями о справедливости, разрешить дело ко всеоб-
щему удовлетворению, поскольку преступление было совершено про-
тив всех горожан Фрайбурга.
124 Вместе с тем необходимо было все же подвести данное расследо-
вание под правовую основу. Для этого власти города воспользовались
некоей директивой о «двойном мнении». Эта директива была обнару-
жена У. Кнефелькампом в так называемой Красной книге города Фрай-
бурга – сборнике нормативных актов городского Совета. Документ
является своеобразным руководством к действию для членов старшего
Совета и городского суда:
«Если поймают кого-либо как грабителя, то должна собраться
коллегия старшего Совета 24-х и заседать 14 дней, а если понадо-
бится, то и более. И когда договорятся, дело передается в суд, и если
там судьи не смогут выработать единого мнения, то старший Совет
14-ти10 должен составить письмо в Кельн. Бургомистр должен назвать
представителей от старшего Совета 24-х: от купцов и ремесленников,
от тех, кто владеет имуществом – erbe, столько, сколько посчитает
нужным 〈...〉. Они должны принести клятву и допросить вора и свиде-
телей по делу. И если потребуется, то Совет должен послать с подо-
бающим сопровождением делегацию в тот город, в котором [местный]
Совет может решить дело…»11.
В тексте, как можно увидеть, нет имен собственных, указания на тя-
жесть преступления, определения наказания. Речь шла об установлен-
ной процедуре судопроизводства, которой надлежало строго руковод-
ствоваться. Согласно данному документу, в случае совершения тяжкого
преступления, имевшего антиобщественную направленность, должна
была собраться коллегия старшего Совета двадцати четырех12, заседать
14 дней, после чего вынести вердикт. Если возникала ситуация, при ко-
торой мнения советников разделялись, надлежало снарядить специаль-
ную делегацию в другой город, чей Совет смог бы дать окончательное
решение13. В данном случае директива не была исполнена полностью,
так как Совет, собравшийся по делу о массовой гибели жителей во
Фрайбурге, не смог вынести приговор, но и за помощью в другой город
не послал. Вместо этого было решено начать собственное расследова-
ние. Причем соотношение числа несогласны – 13 против 11 – наводит
на мысль, что решение о необходимости проведения следствия было
принято еще до созыва комиссии, а само заседание Совета имело фор-
мальное значение.
Закономерен в данном случае вопрос о необходимости проведения
следствия. Слух о том, что евреи травили колодцы, что стало причиной
массовых болезней и смертей, был очень популярен среди простых го-
рожан, и не только во Фрайбурге. Массовые погромы в 1348–1349 гг.
и позднее случались повсеместно. Так, в Страсбурге около 200 евреев

Зло, приносящее пользу?

согнали во двор одной местной кирхи и сожгли14. Однако власти многих
городов не стремились устраивать суды ни над евреями, ни над погром-
щиками. И только фрайбургский Совет и муниципальные органы власти
городов, входивших в систему фрайбургской правовой семьи, решили
провести показательное судилище.
Как мне кажется, одной из возможных причин того, что Совет
решил проводить расследование по делу о евреях-отравителях, стал
именно страх властей перед беспорядками, которые могли с легкостью
перекинуться из еврейских кварталов на дома власть имущих, и преж-
де всего обратиться против сеньора города, графа фон Фрайбурга. До
нашего времени дошел нормативный акт 1338 г.15, разрешавший евреям 125
свободно проживать в городе Фрайбурге и заниматься любыми закон-
ными видами деятельности. Этим специальным постановлением сеньо-
ра города, графа Конрада фон Фрайбурга, его сына, графа Фридриха, и
обоих городских Советов местная еврейская община бралась под особое
покровительство и защиту при условии регулярных выплат различных
поборов в сеньориальную казну. Впрочем, данная ситуация, в общем, не
являлась чем-то примечательным. Многие сеньоры городов брали под
особое покровительство еврейские общины. Например, сеньор-архи-
епископ Кельна имел монопольное право на обложение «своих» евреев
податями и мог привлекать их к суду16.
Преследования иудеев во Фрайбурге, проведенные без специально-
го разрешения городских Советов и/или сеньориальной администра-
ции, актом 1338 г. рассматривались как незаконные. Сеньор Фрайбурга
также указывал, что в течение последующих семи лет еврейская общи-
на должна была выплачивать в сеньориальную казну все подати и сбо-
ры, причитающиеся городу, а также обязал евреев платить постоянный
ежегодный чинш. Его размер не устанавливался, но поскольку чинш
иудеям полагалось платить в тот же день, что и горожанам-христианам,
а именно в праздник Св. Мартина, можно предположить, что он был оди-
наков для обеих групп населения и составлял один солид фрайбургской
монетой. Такова была плата за земельный участок в городе, на котором
следовало построить дом. Граф Конрад и его сын граф Фридрих обеща-
ли еврейской общине свободное проживание в городе, защиту собст-
венности и обеспечение их прав перед горожанами-христианами. Для
Брайсгау такое отношение властей к евреям было совершенно обычным,
 о чем свидетельствуют исследования Г. Болла, составившего статистику
чиншевых держаний для Брайзаха на Рейне, для брайзахских евреев в
Страсбурге и Констанце17. Для Фрайбурга подобные расчеты оказалось
провести невозможно в связи с отсутствием источников, однако опре-
деленные предположения, основанные на косвенных данных, сделать
можно.
Учитывая «особые» отношения властей Фрайбурга с местной ев-
рейской общиной, можно предположить, что сам сеньор Фрайбурга
оказывался причастным к преступлению, совершенному евреями, ведь
именно он предоставил им право проживания на своей территории и
обязался защищать их жизнь и имущество. Возможно, для того, чтобы
успокоить толпу и отвести подозрение от сеньора и Совета, последний и
решился на проведение официального расследования инцидента.
Другая возможная причина возбуждения столь необычного уголов-
ного дела видится мне в желании представителей купечества Фрайбурга
спасти оставшихся в живых после погромов и вспышки эпидемии Черной
смерти евреев. Вероятнее всего, представители еврейской общины были
надежными партнерами фрайбургских негоциантов, особенно в делах
Теория заговора

внешней торговли. Судя по тексту «Протокола», существовали прочные

связи между еврейскими общинами Фрайбурга, Страсбурга, Брайзаха,
Вальдкирха, Базеля и других городов. Очевидно, купцы-христиане из
этих городов должны были пользоваться в своих интересах такими свя-
зями. Поэтому Совет, осудив евреев и приговорив их к столь «мягкому»
наказанию – изгнанию из города, – тем самым спас их жизни.

126
ЗЛО, ПРИНОСЯЩЕЕ ПОЛЬЗУ

Разумеется, ни о каком отравлении колодцев в действительности

речи идти не могло, равно как не существовало и заговора евреев во
Фрайбурге и его окрестностях.
Как мы знаем, на 1348–1350 гг. в Европе пришлось время пика эпи-
демии «Черной смерти». Вероятнее всего, до фрайбуржцев дошли слухи
о похожих обвинениях, в свое время распространявшихся во Франции
и послуживших причиной многочисленных еврейских погромов, про-
исходивших при попустительстве или полном одобрении местных вла-
стей18. Однако по этому – наиболее простому – пути городской Совет
Фрайбурга не пошел. Не стал он устраивать и гетто, как это сделали
пражские управители19. Фрайбургские власти попытались защитить
евреев от горожан-христиан при помощи права – мощного орудия под-
держания порядка и спокойствия в городе.
Конечно, подобная ситуация стала возможна только тогда, когда
социальная стратификация общества достигла своего «идеала». В со-
знании людей прочно утвердилась идея о существовании групп населе-
ния, представляющих потенциальную опасность для всего сообщества.
Вследствие развития товарных отношений между социальными груп-
пами возникли жесткие границы, разрушившие мифическое единое
«тело» города. Власти Фрайбурга, состоявшие из представителей тор-
гово-ремесленной верхушки и местной знати и связанные с еврейской
общиной экономическими интересами, совсем не случайно стремились
оградить евреев от истребления. Однако этот «правильный» вывод не
может дать ответа на вопрос, почему был выбран столь сложный меха-
низм «спасения», как выявление заговора. Значительно проще было бы
найти трех-четырех «преступников», осудить и наказать их, так как это
сделали брайзахские судьи, не особо утруждая себя раскрытием – а в
данном случае выдумыванием – заговора. Однако заговор был приду-
ман, заговорщики во всем признались, власти оказались на высоте и,
как показывает приговор, к всеобщему удовлетворению.

* * *
Как мне кажется, странное на первый взгляд решение фрайбург-
ского Совета оказывается близким к рассуждениям итальянского ка-
ноника Руфина (XII в.)20 о типах мира. В политологических схемах Ру-
фина прослеживается явная дихотомия «мира через власть», в котором

Зло, приносящее пользу?

властитель и те, кем он управляет, заключали договор, в соответствии
с которым народ обязывался подчиняться власти, а правитель – за-
щищать подданных и вершить правый суд, и «мира через заговор» –
conjuratio – объединения людей для взаимопомощи, скрепленное клят-
вой21. Дихотомия эта в отдельных случаях сменялась трихотомией, при
которой выбирать следовало из pax Jerusalem – мира христианского
единства, христианского братства – идеала, к которому следовало стре-
миться, pax Babyloniae – мира светской власти, основанного на праве
и принципах человечности, и кроме того объединения самой власти и
народа и pax Aegypti – «заговора зла и злобы, общества преступлений»,
дела рук дьявола. 127
Гармония мира вавилонского, который в итоге должен стать миром
иерусалимским, постоянно нарушалась, с точки зрения Руфина, теми,
кто желал узурпировать власть, не платил подати, презирал законы.
Египетский мир стоило изжить, как нечто, мешающее миропорядку. И
это общество зла и преступлений можно было уничтожить только при
помощи власти – власти права и взаимопонимания, вавилонского мира,
основанного на договоре. В конечном итоге мир заговоров (в том чис-
ле – в смысле союзов, основанных на клятве, – conjuratio) обязан был
подчиниться миру власти. И тогда это подчинение должно было служить
общественному благу22.
Был ли известен трактат Руфина властителям и простым жителям
Фрайбурга? С большой долей вероятности можно предположить, что
нет. Однако Руфин, как мне кажется, с завидной наблюдательностью
описал реальную политическую картину, которая вполне осознавалась
европейцами, и особенно горожанами. Подтвердить это может такой
неоценимый и неисчерпаемый источник, как городские грамоты.
Во Фрайбургской Учредительной привилегии, датируемой 1120 г., рас-
сказывается, в частности, о том, как господин Конрад, основывая рынок,
созвал quadam coniuratione из округи купцов23. Вполне вероятно, что эти
купцы были переселенцами из одного места или ряда мест и уже имели
определенную организацию, которую назвали conjuratio. Такой клятвен-
ный союз купцов-фрайбуржцев был объединен с властью в лице госпо-
дина Конрада фон Церинген посредством принесения присяги обеими
сторонами – процедуры, весьма напоминающей оммаж (некий libero
homini из числа горожан принял обеими руками руку Конрада), клятвой
 на святынях (sancta sanctorum) и привлечением свидетелей – отнюдь не
простых людей (duodecim nominatissimis ministerialibus)24. В данном случае
участникам церемонии удалось избежать противопоставления «мира че-
рез власть» и «мира через заговор». Стороны пошли на заключение дого-
вора для того, чтобы законы, удовлетворяющие всех, не были нарушены,
чтобы Фрайбург – как центр нового мира – процветал.
Однако в какой-то момент в этот вавилонский мир вторгся мир еги-
петский. В XIII в. в городе поселилась еврейская община. Безусловно,
иудеи воспринимались их соседями-католиками как истинное зло: ведь
это они распяли Христа, совершали непонятные богослужения, жили по
иным законам. Однако в условиях бурно развивавшегося города данная
иноконфессиональная община была необходима. Ее члены приносили
пользу сообществу как идеальные финансисты и торговцы. А потому
сеньор Фрайбурга и городской Совет заключили с ними своеобразный
взаимовыгодный договор. Иудеи свободно проживали в городе, владели
имуществом, в частности недвижимым, были защищены правом, а вза-
мен приносили пользу городу и сеньору деньгами и торговлей. Отказ от
условий договора, т.е. отказ от вавилонского мира в пользу мира египет-
Теория заговора

ского, поставил Фрайбург на грань катастрофы. И представители власти

очень хорошо это поняли. Использовав идею «заговора», они тем самым
сумели расторгнуть договор не со всей еврейской общиной, но лишь с
небольшой группой заговорщиков, восстанавливая таким образом ста-
тус-кво – зло по-прежнему продолжало приносить пользу.
Фрайбургский Совет изгнал из города не всю общину, а лишь участ-
ников заговора. Вполне вероятно, что многих из них на момент вынесе-
128 ния приговора уже не было в живых. Кто-то умер от эпидемии, кого-то
убили погромщики. В конце марта 1349 г. произошел новый конфликт
между горожанами и евреями25. Совет остановил новый антисемитский
погром, но ситуацию под контролем держать уже не смог. Еврейская
община начала свой исход из Фрайбурга. Спустя десятилетие, в конце
1359 – начале 1360 г., в ситуацию вмешался император Карл IV Люк-
сембург. В ответ на просьбу сеньора Фрайбурга он санкционировал
возвращение общины в город26, отменив таким образом решение суда
от 1349 г. и восстановив прежний договор. «Заговор» евреев против
христиан канул в Лету.

* * *
Фрайбургский собор – один из самых известных и красивых храмов
Германии. Его строители – в какой-то момент ими были знаменитые Пар-
леры – снабдили собор весьма оригинальными водостоками. За исклю-
чением одного из них, выполненного в виде голого мужчины27, водостоки
представляют собой фигуры чертей, обезьян, драконов и прочих фанта-
стических животных. Все это – представители «бестиария Дьявола», его
пособники в загробном мире28, обитатели преисподней, которых насильно
рассадили на крыше храма и заставили приносить людям пользу29. Теперь
они защищают город от непогоды, используя свои, свойственные нечистой
силе, способы борьбы. Они оберегают собор, а потому Сатана и его при-
спешники должны раз и навсегда отвернуться от города и храма, видя, как
их бывшие «коллеги» подчинились христианам30. Вот так «зло» и приносит
пользу, что, впрочем, отнюдь не делает его «добром»…
 1
Protokoll über die Vergiftung der Brunnen
durch die Juden // Urkundenbuch der
Stadt Freiburg im Breisgau / Hg. von H.
Schreiber. Freiburg, 1828. Bd. II, Abt. 1.
Urk. CXCIII. S. 378 (далее: UBF).
2
Тогоева О.И. «Истинная правда»: языки
средневекового правосудия. М., 2006. С.
93–122.
3 12
UBF II, l. S. 383.
4
О брайзахском суде над евреями, отра-
вившими местные колодцы, упомина-
ется в работе: Boll G. Die erste jüdische
Gemeinde in Breisach am Rhein //
Zeitschrift des Breisgau-Geschichtsverein
«Schau-ins-Land». 2000. Bd. 119. S. 55–
57. Пять представителей местной еврей-
ской общины – Юле Смериант, Юдели,
Шебели, Ювельман и Майгер Нос – как
указывает исследователь, якобы отра-
вили колодец и хотели бежать в горы,
но были схвачены, судимы и пригово-
рены к изгнанию. Как и во Фрайбурге,
жители Брайзаха устроили еврейский
погром, и власти остановили бесчинства
толпы. Были «назначены» официальные
виновники преступления.
5
Ibid. S. 55.
6
Варьяш О.И. Иудеи в португальском
праве XIII–XIV вв. // Варьяш О.И. Пи-
ренейские тетради: право, общество,
власть и человек в Cредние века. М.,
2006. С. 118; Она же. Этноконфессио-
нальные общности и право на Пирене-
ях эпохи Реконкисты // Общности и
человек в Средневековом мире. Моск-
ва; Саратов, 1992. С. 108–111, здесь С.
109–110.
7
Тогоева О.И. Указ. соч. С. 229.
8 20
Гуревич А.Я. Культура и общество
средневековой Европы глазами совре-
менников (Exempla XIII века). М., 1989.
С. 306–308. Также об антисемитских
выступлениях см.: Baron S.W. A Social
and Religious History of the Jews. 2nd ed.
N.Y., 1952–1983. 18 vol. T. 9, 11; Kisch G.
The Jews in Medieval Germany: A Study
of their Legal and Social Status. Chicago,
1949.
9 21
«Orta seditione, si quis armatus forte
illue venerit, satisfactionem non subibit.
Si autem domum redierit et arma
apportaverit et de hoc convictus fuerit,
gratiam ducis amisit» (Цит. по: Blattmann
M. Die Freiburger Stadtrechte zur Zeit der
Zähringer. Freiburg; Würzburg, 1995. Bd.
2. S. 716).
10
По всей видимости, в тексте допущена
ошибка. Так называемые старший и
младший Советы (органы городского са-
моуправления Фрайбурга) состояли из 24
членов каждый. Вероятно, составитель
документа просто перепутал числитель-
ные (vierundzentzig и vierundzwenzig).
11
Knefelkamp U. Über Rechtsbeziehungen
zwischen Köln und Freiburg im
Mittelalter // Zeitschrift des Breisgau-
Geschichtsvereins («Schau-ins-Land»).
Freiburg, 1982. Jahresheft 101. S. 96. Доку-
мент не датирован.
Старший Совет 24-х – муниципальный
орган судебной и исполнительной вла-
сти, в ведении которого находилось рас-
смотрение дел торгового и уголовного
права. Состоял из представителей круп-
ного купечества. После 1248 г. существо-
вал параллельно с младшим Советом 24-
х, куда входили лица, делегированные от
ремесленников и среднего купечества.
Зло, приносящее пользу?
13
Knefelkamp U. Op. cit. S. 96.
14
Boll G. Op. cit. S.58.
15
UBF II, l. S. 337–340.
16
Право г. Кельна // Средневековое го-
родское право XII–XIII веков. Сборник
текстов / Сост. Т.М. Негуляева и Л.И.
Солодкова. Саратов, 1989. С. 72, 80.
17
Boll G. Op. cit. S. 55–60; Idem. «Matys von
Brysach git xxv guldin»: Die Erwähnung
von Breisacher Juden in Straßburger
Quellen des 14. Jahrhunderts // Zeitschrift
des Breisgau-Geschichtsverein «Schau-ins-
Land». 2002. Bd. 121. S. 11–15.
18
Poliakov L. The History of Anti-semitism. 129
N.Y., 1976. P. 102–105; Ginzburg C. Le
sabbat des sorcières. P., 1992. P. 43–93.
19
Галямичев А.Н. Судьбы еврейской общи-
ны Праги в начальный период ее исто-
рии (X–XII вв.) // Общности и человек
в Средневековом мире. М.; Саратов,
1992. С. 102–106, здесь С. 105.
Эксле О.Г. Формы мира в религиозных
движениях Высокого Средневековья
(100–1300) // Эксле О.Г. Действитель-
ность и знание: очерки социальной исто-
рии Средневековья. М., 2007. С. 157–187;
Oexle O.G. Friede durch Verschwörung //
Träger und Instrumentarien des Friedens
im hohen und späten Mittelalter: Vorträge
und Forschungen XLIII. Sigmaringen, 1996.
S. 115–150.
Эксле О.Г. Указ. соч. С. 160–161.
22
Oexle O.G. Op. cit. S. 124–126.
23
Blattmann M. Op. cit. S. 531. Полагаю
неверным перевод пассажа, сделанный
Т.М. Негуляевой (Средневековое город-
ское право. С. 39). Термин conjuratio был
переведен как «сообщество».
24
«Ne igitur burgenses mei supradictis
promissionibus fidem minus adhibeant, cum
duodecim nominatissimis ministerialibus
meis super sancta sanctorum coniurantibus,
me et posteros meos que supradicta sunt
semper impleturos, securitatem dedi. Atque
 29
ne hoc iuramentum aliqua necessitate Об особенностях архитектуры и
infringerem, manu mea dextera huius rei водостоках фрайбургского собора
fidem libero homini et coniuratoribus fori см.: Mittmann H. Die Wasserspeier am
inviolabiliter dedi» (Цит. по: Blattmann M. Freiburger Münster. Lindenberg, 2002. См.
Op. cit. S. 532). также сайт Бернхарда Тиля: www.thills-
25
UBF II,l. S. 385–391. freiburg.de
26
UBF II,l. S. 478. 30
27 И в этом смысле показательной являет-
По одной из местных легенд, строители,
недовольные тем, что священник собора ся сцена Страшного суда, размещенная
не выплатил им жалование, развернули на одном из порталов собора, где черт
фигуру так, что голый зад мужчины заламывает руки, в бессилии наблюдая,
смотрел прямо на его окна. как очередная душа ускользнула от него.
28 У зрителя может создаться иллюзия, что
Sansy D. Bestiaire des juifs, bestiaire du Di-
able // Micrologus. 2000. T. 8. P. 561–579. черт… молится.
Теория заговора

130
 Анна Серегина

«С ОРУЖИЕМ В РУКАХ»:
АНГЛИЙСКИЕ КАТОЛИКИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ
ПРОПАГАНДА XVI–XVII ВЕКОВ

В истории Англии трудно найти другое событие, имеющее столь же

огромное значение для национальной мифологии, как разгром испан-
ской Армады в 1588 г. Оно превратилось в один из главных символов
в истории английской протестантской нации. Главные составляющие
мифа о разгроме Армады доблестным английским флотом задают пара-
метры и общенационального мифа. Перед нами предстает «осажденный
остров» истинной веры, со всех сторон окруженный врагами – слугами
Антихриста, принявшими образ испанцев. Англичане, соответствен-
но, выступают здесь как представители «избранного народа», нового
Израиля, призванные бороться с этими врагами. Победа «избранного
131
народа» – разгром Армады – всегда воспринималась как знак боже-
ственного благоволения1. Основные компоненты этого национального
мифа – протестантизм в его кальвинисткой форме, проявившийся в
идее избранности, антикатолические и анти-испанские настроения –
благополучно пережили эпоху Реформации, трансформировавшись в
идеи противостояния цивилизованных европейцев (т.е. британцев) и
нецивилизованного варварства, под которым понимался чуть ли не весь
остальной мир.
Победа над Армадой рассматривалась потомками как момент рожде-
ния и первого проявления национального духа, а связанные с ней собы-
тия обрели символическое значение. Хрестоматийно известным стало
явление королевы Елизаветы английским войскам, собравшимся близ
Тилбери – небольшого городка в графстве Эссекс, в устье Темзы –
чтобы отразить врага. В текстах и изображениях вот уже пятьсот лет
тиражируется образ королевы-воительницы, представшей перед свои-
ми подданными на коне и в доспехах, готовой вести их в бой и умереть
вместе с ними за Англию. Этот образ давно стал символом единения на-
ции перед лицом внешней угрозы, находившим отклик как в XVII в., так
и в XX столетии, особенно у поколения, пережившего Вторую мировую
войну.
Исследования историков последних десятилетий рисуют, однако,
далекую от героики картину: 8–9 августа 1588 г. Елизавету в Тилбери
приветствовали (или могли приветствовать) всего около 8000 собранных
графом Лестером солдат, не слишком хорошо вооруженных и даже не
слишком сытно накормленных. Они должны были прикрывать Лондон
 от наступления ожидавшей на другом берегу Ла-Манша 30-тысячной
армии герцога Пармы. Испанцы обладали очевидным численным пре-
имуществом, но дело было даже не в этом: испанская пехота в XVI в. яв-
лялась лучшей в Европе, а командующий армией – Алессандро Фарне-
зе, герцог Пармский – по праву считался лучшим генералом, поскольку
в том же 1588 г. сумел вернуть под власть испанского короля весь юг
восставших Нидерландов. В распоряжении же английского правитель-
ства была лишь плохо обученная милиция, набиравшаяся в графствах,
и отряды дворян. Они вряд ли смогли бы остановить испанскую армию
на суше. Единственной надеждой оставался флот, который в итоге и
сумел предотвратить высадку испанцев. Однако в начале августа 1588 г.
в Англии еще не знали об одержанной близ Гравелина морской победе;
и даже после того, как эта новость была получена, правительство не рас-
полагало информацией о судьбе самой Армады: предполагалось, что она
может вернуться, и высадка все же состоится2.
Именно в такой нервной, если не истерической, обстановке Елиза-
вета и прибыла в Тилбери. Она произвела смотр войскам и, вероятно,
произнесла перед ними какую-то речь. Эта последняя, впрочем, не упо-
Теория заговора

минается в современных источниках, как не упоминается в них и тот

факт, что королева, которой в 1588 г. исполнилось уже 55 лет, облачи-
лась в доспехи. Образ королевы-воительницы появился лишь на изобра-
жениях XVII в. Именно тогда (в 1623 г.) «вдруг» был найден и текст речи
Елизаветы3, что прекрасно вписывалось в контекст политической и
религиозной полемики в Англии 1620-х гг., когда многие представители
протестантского политического класса страны выступали против сою-
132
за короля Якова I с Испанией и его планов женить сына на испанской
инфанте. Речь с ее ярко выраженной антииспанской направленностью
была призвана напомнить королю о его долге монарха-протестанта.
Именно поэтому многие историки сомневаются в подлинности данного
текста, долгое время входившего во все учебники и энциклопедии по
истории Англии4. Национальная мифология, впрочем, всегда оказыва-
лась сильнее исторической реальности, и образ Елизаветы, произнося-
щей речь перед своей армией, закрепился в массовой культуре и дожил
до XXI в.: достаточно вспомнить вышедший на экраны в 2007 г. фильм
«Елизавета: Золотой век», где перед зрителем предстает английская ко-
ролева (в исполнении Кейт Бланшетт), облаченная в доспехи, верхом на
белом коне, и обращается к собравшимся в Тилбери войскам.
Смотр в Тилбери породил немало мифов; речь Елизаветы – лишь
один их них, хотя и самый эффектный. В данной статье речь, однако,
пойдет об ином мифе – менее известном, но имевшем большое значе-
ние для политических, конфессиональных и даже историографических
споров как в XVI столетии, так и в позднейшие эпохи. Этот миф также
повествует о всадниках – тех самых, что собрались на равнине близ Тил-
бери, откликнувшись на призыв королевы. В опубликованном в 1588 г.
памфлете, посвященном разгрому Армады, говорится следующее:
«Первым привел отряды к королеве знатный, добродетельный и благо-
родный виконт Монтегю. Как бы люди не судили о нем из-за его религиозных
взглядов, но, по правде, он, как сообщают, всегда заявлял, и в тот раз также
торжественно провозгласил перед королевой и всем ее двором, принародно: он,
будучи больным и старым, явился, полный решимости жить и умереть, защищая
королеву и свою страну от всяких захватчиков, будь то папа, король или любой
властитель. И за это он отдаст свою жизнь, детей, земли и имущество. Чтобы
показать, что его ум в согласии со словами, он лично предстал перед королевой
со своим отрядом, состоявшим из 200 всадников. Их вели его сыновья, а вместе
с ними – ребенок, прекрасно державшийся в седле, а именно наследник его
рода, то есть, старший сын его сына и наследника. Это обстоятельство отметили
многие и, как я сам слышал, воздавали ему хвалы, видя деда, отца и сына, одно-
временно вскочивших в седло ради службы королеве»5.

Благодаря данному рассказу виконт Монтегю и вся его семья пре-

вратились в образец лояльных католиков, в минуту опасности поставив-
ших свою страну и монарха выше конфессиональных пристрастий. В
этом качестве виконт упоминался в многочисленных сочинениях, по-
священных его семейству, католикам юга Англии (графства Сассекс)6,
а также и в общих трудах, например, в «Истории Англии» Леопольда
фон Ранке7. После того, как история, якобы произошедшая в Тилбери,
была фактически канонизирована включением в «Словарь националь-
ной биографии» (1886 г., статья, посвященная виконту Монтегю)8, она

«С оружием в руках»
появлялась практически во всех трудах, посвященных английским като-
ликам и/или политической истории Англии XVI в., вплоть до последних
десятилетий9.
Следует, однако, помнить, что вопрос о лояльности католиков анг-
лийскому правительству, требовавшему от них под присягой отвергнуть
духовную власть папы (статут 1559 г.) никогда не имел столь простого
и однозначного решения и определялся сочетанием множества факто-
ров – карьерным успехом, личными связями и т.п. Все это верно и в
отношении нашего героя – «образца лояльности», виконта Монтегю.
Энтони Браун, виконт Монтегю (1527–1592) происходил из относи- 133
тельно молодого дворянского рода, члены которого занимали должно-
сти при дворах Генриха VI, Эдуарда IV и Генриха VII10. Его отец, сэр Эн-
тони Браун (1500–1548), еще в детстве был причислен к свите молодого
герцога Йоркского – будущего Генриха VIII. Расположение монарха,
помнившего о детской дружбе, помогло сэру Энтони сделать хорошую
карьеру. Под конец жизни он успел побывать и королевским знаменос-
цем (1526–1548 гг.), и королевским конюшим, и членом Тайного Совета
(1539 г.), стать рыцарем Ордена Подвязки и капитаном джентльменов-
пенсионеров, т.е. личной охраны короля (1540 г.)11.
Первые шаги в карьере сына определялись положением отца.
В 1546–1548 гг. Браун-младший вместе с отцом был назначен королев-
ским знаменосцем. Влияние старшего сэра Энтони на юге Англии, в
графствах Сарри и Сассексе, где располагались его поместья, обеспе-
чило виконту посты мирового судьи, а позднее – шерифа в обоих граф-
ствах. После восшествия на престол королевы Марии I Тюдор Энтони
Браун – католик, никогда не скрывавший своих взглядов, и даже попав-
ший из-за этого в Тауэр в 1552 г. – стал еще более влиятельным лицом
на юге. В 1553 г. он был избран в парламент от Питерсфилда (Хэмпшир),
а в апреле 1554 г. представлял в Палате Общин графство Сарри. В том
же году королева назначила его конюшим своего будущего супруга,
Филиппа Испанского. Однако принц прибыл в Англию со своей соб-
ственной свитой, состоявшей из испанцев, и подготовленный для него
английский двор пришлось распустить. Чтобы смягчить удар, Мария I
в сентябре 1554 г. даровала Энтони Брауну титул виконта Монтегю. С
 этого момента и до конца жизни он являлся активным участником рабо-
ты Палаты Лордов, о чем свидетельствуют ее журналы. В 1555 г. виконт,
как и его отец, получил Орден Подвязки. С 1557 г. он также стал членом
Тайного Совета, на заседаниях которого регулярно присутствовал, ко-
гда находился в Лондоне12.
Сэр Энтони Браун-старший и его сводный брат, Уильям Фицуильям,
граф Саутхэмптон (1490–1542) еще в царствование Генриха VIII полу-
чили известность как католики, франкофобы и сторонники сближения
с Габсбургами. Об этом ясно говорил сам вид «родового гнезда» Мон-
тегю – их замка в Каудрей (Сассекс). Гостей Каудрей встречала целая
серия картин, заказанных еще первым сэром Энтони. Цикл приписы-
вался кисти Ганса Гольбейна-младшего и представлял блестящие побе-
ды короля Генриха VIII над французами и другие важные события его
царствования, участниками которых являлись сэр Энтони Браун и/или
граф Саутхэмптон. Сами картины, к сожалению, не сохранились: они
погибли в пожаре, уничтожившем резиденцию Монтегю в конце XVIII
в. Однако существует изданный незадолго до пожара, в 1777 г., каталог
картин, в котором указано, где именно висело каждое полотно.
Теория заговора

Исторический цикл кисти Гольбейна располагался в парадных ком-

натах – столовой и большой гостиной, где принимали посетителей. Те
имели возможность увидеть такие полотна, как «Взятие Брая и Мон-
дидье королем Генрихом» и «Победа под Теруаном», увековечившие
победы английского оружия в Нормандии во время кампании 1513 г., в
которых участвовал будущий граф Саутхэмптон13. На другой картине
было изображено «Посольство к королю Франции» 1521 г.14, членом ко-
134
торого также являлся сэр Уильям Фицуильям. Название полотна «Граф
Саутхэмптон провожает императора Карла в Дувр»15 говорило само за
себя: на нем оказались запечатлены события 1522 г., когда император
Карл V посетил Лондон. Еще два полотна были посвящены победам гер-
цога Саффолка во Франции в 1523 г.16 Чарльз Брендон, герцог Саффолк,
был мужем сестры сэра Брауна и графа Саутхэмптона Энн, так что его
вполне можно было считать членом семьи. К тому же в этой кампании
отличился и сам сэр Энтони. В северной же галерее висело примеча-
тельное изображение: «Генрих VIII (sic!) берет в плен короля Францис-
ка I в битве при Павии»17. Несмотря на то, что Генрих VIII действительно
был союзником императора Карла V, он не имел никакого отношения
к победе при Павии. Однако Монтегю не любили французов и питали
глубокое уважение к императору и его испанским потомкам. Вероятно,
именно поэтому победа при Павии воспринималась ими отчасти как
своя собственная.
Неудивительно, что воспитанный в семейных традициях виконт
Монтегю придерживался происпанской ориентации. Это обстоятель-
ство в сочетании с его преданностью католической вере сделало викон-
та идеальным кандидатом для дипломатических контактов с Римом и
императором Карлом V. В ноябре 1554 г. Монтегю вместе с епископом
Томасом Тирлби и сэром Эдвардом Карне (представлявшими светских
и духовных лордов и общины Англии соответственно) встречал в Дувре
папского легата, кардинала Реджинальда Пола, прибывшего в страну
для того, чтобы даровать ее жителям отпущение греха схизмы18. В 1555 г.
Монтегю, Тирлби и Карне отправились в Рим, чтобы просить папу о при-
нятии Англии обратно в лоно католической церкви. На обратном пути
посольство заехало в Брюссель, чтобы провести переговоры с Карлом V
и его сыном Филиппом19. Речь шла о вступлении Англии в войну против
Франции. Монтегю был ее активным сторонником (именно поэтому он
и оказался в Брюсселе), а впоследствии отличился в ходе кампании: он
оказался лордом-лейтенантом (заместителем командующего, Уильяма
Херберта, графа Пемброка) английской армией в победоносном сраже-
нии при Сент-Кантене (1557), а в качестве лорда-лейтенанта Сассекса
он отвечал за оборону прибрежных районов графства и за сбор ополче-
ний. В этом качестве он также отличился, удостоившись благодарности
королевы и коллег по Тайному Совету20.
Восшествие на престол протестантки Елизаветы I в 1558 г. помешало
превращению виконта Монтегю во влиятельного политика националь-
ного масштаба, поскольку он не только не скрывал своих католических
взглядов, но и публично (в ходе заседаний Палаты Лордов и работы ее
комиссий) выступал против протестантского религиозного законода-
тельства 1559 г. и антикатолического закона 1563 г.21 Католик, выска-

«С оружием в руках»
зывавший свое мнение в парламенте, вряд ли мог быть советником
протестантской королевы, поэтому Монтегю не вошел в состав обнов-
ленного Тайного Совета и в начале царствования лишился поста лорда-
лейтенанта Сассекса. Это, впрочем, не означало полной утраты поли-
тического влияния. Расположение Монтегю к Габсбургам делало его
незаменимым в дипломатических контактах: уже в 1560 г. виконт воз-
главил посольство в Испанию, к Филиппу II. Целью данной миссии было
гарантировать нейтралитет Испании, дававший английской королеве
возможность вмешаться в дела северного соседа и, оказав помощь шот-
ландским протестантам, изгнать из страны французские гарнизоны22. 135
Однако Монтегю, в принципе одобрявший действия против Франции
и ее союзницы Шотландии, без восторга относился к поддержке, кото-
рую оказывало английское правительство мятежникам-протестантам в
Шотландии и Франции. В 1562 г., по-прежнему возглавляя в Сассексе
комиссию по сбору ополчения, он практически саботировал кампанию
по сбору отрядов для оказания помощи гугенотам, мотивируя свои
действия (вернее, их отсутствие) нежеланием опустошать графство и
лишать его необходимых рабочих рук23. А в 1563 г., не желая вновь ока-
заться в неловком положении и оправдывать перед испанскими друзь-
ями политику, которую не одобрял, он отказался ехать в посольство в
Испанию24. Впрочем, в 1565–1566 гг. виконт был снова задействован на
дипломатической службе: он возглавил посольство в Нидерланды, ко
двору правительницы Маргариты Пармской. Целью переговоров было
восстановление торговых отношений между Англией и испанскими
владениями, прерванными в 1563 г.25
В 1569 г. Монтегю и Томаса Сэквилла, лорда Бакхерста, назначили
лордами-лейтенантами графства Сассекс. Они сменили на посту тради-
ционных лидеров графства и самых знатных его дворян – графа Эрен-
дела и его родственника, лорда Ламли, скомпрометированных своей
причастностью к восстанию северных графств, целью которого было
провозглашение Марии Стюарт и ее обрученного супруга, герцога Нор-
фолка, наследниками английского престола. Королева Елизавета I жела-
ла видеть в качестве лордов-лейтенантов людей, не только обладавших
влиянием в графстве, но и преданных ей лично. Монтегю и Бакхерст
были следующими по рангу дворянами после Эрендела и Ламли. Кроме
 того, лорд Бакхерст был родственником Елизаветы – ее троюродным
братом – а его семья была обязана ей своим возвышением. Так что в
его преданности не приходилось сомневаться. Виконт Монтегю также
представлялся королеве вполне лояльным подданным26.
Правда, лояльность аристократа в XVI в. понималась иначе, неже-
ли сейчас. Многие действия виконта Монтегю, а особенно – членов
его семьи и домочадцев – не вписываются в современные представ-
ления о верности государю, хотя и вполне соотносились с представ-
лениями XVI в. о долге дворянина заботиться о благе государя и го-
сударства, порой даже вопреки мнению самого правителя. В Англии
же на престоле находилась женщина, по определению нуждавшаяся
в советах и более, чем государь-мужчина, склонная прислушивать-
ся к советам дурным. Для Монтегю дурными советниками были со-
ветники-протестанты, а благо страны виделось в браке королевы с
католиком (желательно – Габсбургом), и урегулирование вопроса о
наследовании престола. Поэтому на протяжении своей жизни он не
раз балансировал на тонкой грани, отделявшей «лоялиста» от заговор-
щика.
Теория заговора

В первые годы царствования Елизаветы I Монтегю был сторонником

брака Елизаветы I и эрцгерцога Карла Габсбурга, сына императора Фер-
динанда II, и участвовал в переговорах27. В это же время (1560 г.) испан-
ский посол де Квадра разрабатывал альтернативный план похищения
леди Кэтрин Грей – предполагаемой наследницы – и возведения ее на
престол в том случае, если Франция решит поддержать оружием пре-
тензии на английскую корону Марии Стюарт. В роли посредницы, ко-
136
торая должна была убедить леди Кэтрин вступить в союз с испанцами,
посол видел жену виконта Монтегю, леди Магдален (урожденная Дейкр,
1532–1609)28. Такой выбор был обусловлен не только всем известными
внешнеполитическими предпочтениями виконта, но и его родственны-
ми связями. Сестра виконта, Мэри Браун, была супругой лорда Джона
Грея из Пирго – дяди леди Кэтрин, а сама виконтесса хорошо знала
девушку – в 1553–1554 гг. обе они были фрейлинами королевы Марии
I. Неизвестно, предприняла ли леди Магдален какие-либо шаги. Воз-
можно, она была слишком осторожна, чтобы ввязываться в заговоры.
Вполне вероятно и то, что она благодаря своим придворным контактам
и дружеским связям среди придворных дам Марии I и Елизаветы распо-
лагала информацией, которую дипломаты получили гораздо позже: еще
при жизни Марии I родственники (матери молодых людей) поощряли
сближение леди Кэтрин Грей и Эдварда Сеймура, графа Хартфорда. В
ноябре 1560 г. пара вступила в тайный брак, разрушив тем самым все
планы испанского посла29.
В начале 1560-х годов с виконтом Монтегю контактировали и дру-
гие заговорщики, сторонники еще одной католической наследницы –
Маргарет Дуглас, графини Леннокс. Они стремились объединить права
сына графини, лорда Дарнли, с правами Марии Стюарт, поженив их и
объявив наследниками престола. Фрэнсис Яксли (впоследствии став-
ший секретарем Генри Дарнли в Шотландии) пытался выяснить мнение
Монтегю на этот счет. Что именно ответил ему виконт, неизвестно, од-
нако за свои планы Яксли провел несколько лет в Тауэре (1562–1565)30.
Ходили слухи, что и Монтегю был арестован (в октябре 1561 г.)31, воз-
можно, в связи с обсуждением брака Дарнли и Марии Стюарт.
 В 1568 г. среди представителей английской знати возникла новая
широкая коалиция противников Уильяма Сесила, лорда Берли. Она была
преимущественно (но не исключительно) католической – в ее состав
входил даже фаворит Елизаветы I, граф Лестер, герцог Норфолк и др.
Предполагалось, что Норфолк женится на Марии Стюарт, тем самым
урегулировав вопрос с престолонаследием. Когда лишить Сесила власти
мирным путем не удалось, часть дворян решилась на восстание, целью
которого было устранение советников-протестантов и заключение бра-
ка Норфолка и Марии. Часть заговорщиков желала идти еще дальше и
предлагала сместить Елизавету, заменив ее новой супружеской четой32.
В июне 1569 г., перед началом восстания, испанский посол в Анг-
лии, дон Герау де Спес, составил список знатных дворян, которые, по
его мнению, склонялись к тому, чтобы поддержать планы герцога Нор-
фолка. В их числе был упомянут и Монтегю. Позднее (в декабре 1569 г.)
посол сообщал в Испанию, что виконт и его зять, Генри Ризли, граф Са-
утхэмптон, наведались к нему, чтобы обсудить насущный вопрос: стоит

«С оружием в руках»
ли им присоединиться к начавшемуся в Йоркшире восстанию33. В итоге
оба они так и не приняли в нем участия, хотя брат виконтессы Монте-
гю – Леонард Дейкр – не был столь осторожен, и вопреки советам
родственников, взялся за оружие. После подавления восстания он был
вынужден бежать сначала в Шотландию, а затем – в Нидерланды34. В
1570 г. в Испании появились слухи об аресте самого Монтегю35, не под-
тверждающиеся, впрочем, английскими источниками.
Не участвовал виконт Монтегю и в заговоре Ридольфи (1571 г.), ста-
вившем своей целью возвести Марию Стюарт и Норфолка на престол
при поддержке Франции (т.е., герцога Гиза) и Рима. Однако замешан- 137
ными в нем оказались многие дворяне-католики, в том числе зять Мон-
тегю, граф Саутхэмптон36, и его сын, сэр Генри Браун37. Граф Саутхэм-
птон в результате был посажен сначала в Тауэр, а потом помещен под
домашний арест в Лузли (Сарри), поместье друга его тестя, сэра Уилья-
ма Мора. Сэр Генри Браун и вовсе отделался легким испугом.
Неучастие виконта Монтегю в заговорах сохранило его влияние в
графстве, а отчасти – и за его пределами. Об этом свидетельствует на-
мерение Елизаветы в 1577 г. посетить Сассекс и нанести визиты своим
лордам-лейтенантам, хотя в последний момент поездку отменили из-за
вспышки чумы в графстве38. В 1579 г. поговаривали даже о том, что ви-
конт Монтегю будет вновь введен в состав Тайного Совета39, но слухи
так и остались слухами. Родственники и домочадцы Монтегю, однако,
не отличались его лояльностью – или осторожностью. В 1580–1581 гг.
многих из них обвинили в контактах с появившимися в Англии и не-
медленно объявленными вне закона иезуитами, Робертом Парсонсом
и Эдмундом Кэмпионом. Последнего принимал у себя муж свояченицы
виконта, сэр Александр Калпепер, за что его немедленно арестовали и
выпустили только после вмешательства Монтегю под большой залог40.
Контактировал с Кэмпионом и зять виконта, граф Саутхэмптон; он не
был арестован лишь потому, что тяжело заболел (и вскоре скончался)41.
Брат Монтегю, сэр Фрэнсис Браун, позволил провести в Саутуорке42, в
принадлежавшем ему доме, созванный иезуитами синод католического
духовенства (1580 г.). Наконец, организованная Парсонсом подпольная
типография в начале 1581 г. работала в Монтегю Хаусе – принадле-
 жавшем виконту доме в Саутуорке, в котором тогда жил сэр Фрэнсис
Браун43.
Укрывательство иезуитов, осужденных, как изменники, само по себе
считалось предательством. Виконт лично не был в нем замешан, хотя и
явно закрывал глаза на поступки родственников. Зато ни сам виконт,
ни его семья не были причастны к заговорам Трокмортона (1583 г.)44
и Бабингтона (1586 г.)45, так или иначе затронувших большинство дво-
рян-католиков Сассекса. В 1583 г. заговорщики планировали высадку
войск герцога Гиза в одной из гаваней Сассекса (в районе Эрендела) и
даже составили списки местных дворян, которые могли бы оказать им
поддержку. Поэтому многие католики Сассекса оказались в опасности
после раскрытия заговора46. Главными его жертвами в Сассексе стали
Генри Перси, граф Нортумберленд (1532–1585)47 и джентльмен из его
свиты, сэр Уильям Шелли из Майклгроува48.
Никаких следов причастности виконта Монтегю и его окружения
к заговору в распоряжении правительства в Англии не обнаружилось,
хотя представитель герцога Гиза в Риме в августе 1583 г. упоминал имя
Монтегю в числе знатных дворян, на помощь которых можно было бы
Теория заговора

рассчитывать49. Трудно сказать, основывалось ли это утверждение на

фактах, или же герцог Гиз пытался таким образом заставить папу Гри-
гория XIII поверить в то, что он действительно располагает поддержкой
католических пэров Англии50. Во всяком случае, английское правитель-
ство ничего не знало об этом документе. В том же августе 1583 г. виконт
Монтегю писал своему другу, сэру Уильяму Мору, о том, что Елизавета
по-прежнему высоко его ценит, хотя при дворе он все же опасался по-
138
являться – видимо, не все королевские советники были о нем такого же
высокого мнения51.
В 1586 г. имя Монтегю появилось еще в одном списке «заговорщи-
ков». Дон Бернардино де Мондоса – испанский посол в Лондоне (до
1584 г.) и Париже52 – составил для Филиппа II перечень английских
дворян-католиков, способных поддержать восстание против королевы-
протестантки. В нем, в частности, упоминались «лорд Монтегю и вся
его свита; это самая знатная семья Сассекса, и у нее много вассалов»53.
Филипп II, однако, не разделял оптимизма Мендосы: он помнил виконта
и считал его добрым католиком, но полагал, что тому недостает «реши-
мости» [восстать. – А.С.]54.
К заговору Бабингтона был причастен кузен Монтегю, Роберт
Гейдж из Халинга, казненный в 1586 г. Позднее, в 1594 г., джентльмена
из свиты виконта, Роберта Барнса, также обвиняли в причастности к
этому делу, однако доказательств тому найдено не было55. А в 1586 г. имя
виконта даже не упоминалось во время расследования, как и имена его
домочадцев, а потому неприятности его миновали. Укрывательство же
священников сходило ему и его родственникам с рук.
Подобному попустительству властей можно дать несколько объяс-
нений. Во-первых, виконт Монтегю, несмотря на колебания в 1568 г.,
не был причастен ни к одному заговору в пользу Марии Стюарт. Он,
как и его отец, придерживался происпанской ориентации и не выка-
зывал никакого желания сажать на английский престол шотландскую
королеву, тесно связанную с Францией. В 1586 г. виконт был одним из
40 пэров, приговоривших Марию Стюарт к смерти56. Конечно, он вряд
ли рискнул бы ослушаться королевского приказа, согласно которому он
стал членом судебной комиссии. Но нет оснований предполагать, что
вынесенный вердикт противоречил его совести.
Прогабсбургская политическая ориентация Монтегю помогла ему
дистанцироваться от заговоров 1560–1580-х годов. Однако с началом
войны с Испанией (1585–1604 гг.) положение виконта ухудшилось.
Его контакты при испанском дворе, а также его родственные связи с
католиками-эмигрантами не могли не вызывать подозрения. С началом
войны Монтегю лишился поста лорда-лейтенанта Сассекса, хотя ему
было обещано, что он сохранит влияние на выборы должностных лиц
(мировых судей и членов комиссий) в графстве57. Правда, теперь власть
виконта была неформальной и осуществлялась через его друзей – лор-
да Бархерста и сэра Уильяма Мора – и вассалов.
Тем не менее, влияние все же сохранялось – отчасти из-за неже-
лания властей в условиях войны ссориться с самым могущественным
дворянином Сассекса, прибрежные укрепления которого оставляли
желать лучшего, а отчасти и благодаря факторам совершенно иного по-

«С оружием в руках»
рядка. Вопреки всей информации о причастности членов клана Монте-
гю к заговорам, Елизавета I считала виконта своим верным подданным.
Здесь сказывалось и заступничество родственников Монтегю, в число
которых входили самые близкие королеве люди – граф Лестер, при-
ходившийся виконту троюродным братом, и его мачеха, Элизабет Фиц-
джеральд, леди Клинтон – подруга королевы, служившая ей с детских
лет. Сам виконт находился при дворе с 1546 г., а его жена, леди Магда-
лен, в свое время была фрейлиной королевы Марии I. Они прекрасно
помнили Елизавету еще принцессой, не в лучшую пору ее жизни. В
1592 г. виконт Монтегю, обращаясь к приглашенным на парадный обед 139
дворянам графства Сарри, заявлял:
«Я сослужил ее величеству хорошую службу за морями и в других местах.
Я оказывал ей услуги (как она знает) при королеве Марии, когда я был в Тайном
Совете и лейтенантом графства»58.

Невозможно установить точно, о чем идет речь, однако вполне ве-

роятно, что виконт и/или его жена оказали Елизавете некие услуги, или
даже проявили почтительность и дружелюбие в тяжелое для принцессы
время, когда она не только не имела власти, но опасалась за свою жизнь.
Диктуемые эмоциями мотивы ускользают от внимания историка, но
именно они вполне могли оказаться главной причиной неколебимой
веры Елизаветы в лояльность Монтегю.
Однако летом 1588 г. эмоции отступали перед интересами проте-
стантского режима, оказавшегося под угрозой. Я уже отмечала выше,
что прибрежные города Сассекса поражали наблюдателей полным от-
сутствием укреплений, а береговая линия графства, изрезанная множе-
ством бухт, предоставляла массу возможностей для высадки испанской
армии. Неслучайно именно здесь собирались высадить экспедицион-
ный корпус герцога Гиза в 1583 г. Планировавшие вторжение испанцы
рассчитывали на поддержку дворянства Сассекса, в большинстве сво-
ем католического. В таких условиях католический аристократ – лидер
местного дворянства, способный повести за собой сотни вооруженных
людей – был (как минимум) потенциально опасен, даже если он и не
совершал никаких действий, которые можно было бы истолковать как
враждебные режиму.
 Естественно, что в обстановке всеобщей подозрительности, пере-
ходящей в паранойю, лояльность виконта Монтегю не могла не под-
вергнуться сомнению. Поэтому события начала августа 1588 г. развора-
чивались для него совсем не так, как это описано в процитированном
выше памфлете. В середине июля 1588 г. Тайный Совет составил список
лордов, которым предписывалось прибыть в распоряжение королевы
со своими отрядами, чтобы составить ее личную охрану59. Имя Монте-
гю в этом списке отсутствовало, что свидетельствовало об очевидном
недоверии к католику-испанофилу в условиях войны. Сам же виконт
воспринял его как наступление на свои позиции в Сассексе: потеряв
с началом войны пост лорда-лейтенанта, он сохранял свое положение
первого дворянина графства только благодаря неформальным «каналам
связи» с правительством и двором. Утрата доверия королевы разрушила
бы эти «каналы» и привела бы к потере статуса в рамках местного со-
общества. Вот почему 23 июля 1588 г. виконт отправил лордам Тайного
Совета письмо, в котором высказал желание
«узнать, следует ли ему предназначить свои отряды для защиты страны, ведь
он не получил, как другие, писем с приказами прибыть к Ее Величеству»60.
Теория заговора

К письму прилагался список вассалов виконта, которые находились

в полной боевой готовности.
Послание виконта говорит об обиде на выказанное Тайным Советом
недоверие. Свидетельствовало ли оно о его лояльности – совсем другой
вопрос. Летом 1588 г., когда англичане ждали казавшегося неминуе-
мым вторжения, любой благоразумный дворянин счел бы свои долгом
140 вооружиться, если не для защиты страны от испанцев, то хотя бы для
того, чтобы оградить семью и имущество от возможного мародерства.
Что же до участия в военных действиях, то в случае английских като-
ликов, трудно было предугадать, какую сторону они выберут, и будут
ли вообще выбирать до самого последнего момента. Поэтому действия
виконта Монтегю, вооружившего свою свиту и вассалов, как это делали
все английские дворяне летом 1588 г., не поддаются однозначной ин-
терпретации. Одни историки – например, Кертис Брейт – видят в них
потенциальную угрозу режиму, лишившему виконта власти в Сассексе
в 1585 г.61 Другие – как Майкл Кестье – склонны видеть в них знак
лояльности Монтегю62. Они могли быть и проявлением осторожности.
Опыт последнего удачного вторжения в Англию – высадки Генриха VII
в 1485 г. – показывал, что многие лорды, даже уже явившись на поле
битвы с отрядом, выжидали до последнего, прикидывая, как дело по-
вернется, а затем присоединились к победителю. Кроме того, если само
предложение виконта предоставить своих людей в распоряжение коро-
левы могло трактоваться по-разному, то отсутствие подобного предло-
жения было бы однозначно понято как нелояльность и поставило бы са-
мого виконта и его семью под угрозу. Не стоит забывать, что именно на
1588 г. приходится пик казней католиков за все правление Елизаветы.
Из последующих событий становится ясно, что католики Сассекса
далеко не всегда проявляли враждебность к испанцам или желание вое-
вать против них. Набранные в 1590 г. виконтом Монтегю отряды, пред-
назначавшиеся для боевых действий во Франции (против испанцев)63,
были «плохо отобраны и вооружены»64, готовы были использовать
любой предлог, чтобы избежать отправки через Ла-Манш, и «произно-
сили оскорбительные речи о королевской службе»65. А в 1596 г., когда
испанские войска осадили (и позднее взяли) Кале и в южных графствах
Англии циркулировали слухи о скорой высадке испанского десанта, ка-
толики - жители городка Бэттл в восточном Сассексе, служившие вдове
виконта Монтегю, публично изъявляли радость при известиях об успе-
хах армии Филиппа II66.
Вряд ли настроения католиков в 1588 г. сильно отличались от
тех, что зафиксированы в донесениях правительственных агентов в
1590-х годах. Таким образом, собранные виконтом летом 1588 г. отряды
в случае высадки испанцев могли повести себя непредсказуемо.
Члены Тайного Совета прекрасно понимали неоднозначность
письма Монтегю и отреагировали соответственно. 24–27 июля лор-
дам-лейтенантам южных графств – графу Сассексу (Хэмпшир), лорду
Бархерсту (Сассекс) и лорду Кобэму (Кент) – были отправлены письма,
в которых указывалось, что часть вассалов и арендаторов Монтегю, уже
зачисленных в состав ополчений графств, отправится в составе его от-

«С оружием в руках»
ряда ко двору для охраны королевы, а виконт предложит других людей
на замену67. В письме, адресованном самому виконту, уточнялось: речь
шла о всадниках (легкой кавалерии) и пехоте (копейщиках). Последним
надлежало остаться в графстве, в составе ополчения, а отряд всадников
должен был отправиться ко двору, и, соответственно, находиться вместе
с королевой в Тилбери. Вот только сам виконт при этом оставался дома.
Письмо Тайного Совета гласило:
«Его Сиятельство [виконт Монтегю. – А.С.], учитывая его болезнь [курсив
мой. – А.С.] может передать командование всадниками, предназначенными
для охраны личности Ее Величества, здесь [при дворе. – А.С.], своему сыну или 141
другому человеку, которого он выберет»68.

Конечно, виконт был уже немолод: в 1588 г. ему исполнилось 60 лет –

почтенный возраст для XVI в. – так что он вполне мог жаловаться на
плохое здоровье. Однако летом 1588 г. болезнь выглядела, скорее, как
уловка. Правда, трудно сказать, виконт ли уклонялся от вполне вероят-
ного столкновения с испанскими войсками, не желая воевать с едино-
верцами, или же лорды Тайного Совета предпочли держать влиятель-
ного католика подальше от двора, под присмотром. Об этом косвенно
свидетельствуют донесения генуэзского шпиона, сообщавшего:
«Лорду Монтегю приказано оставаться под арестом в его собственном доме.
Причину тому я не знаю, если только она не заключается в том, что он – като-
лик»69.

Правда, это письмо датировано 25 августа, и не вполне ясно, когда

именно виконту было предписано оставаться в своем поместье.
Трудно сказать, что стояло за этим сообщением. Слухи об аресте
Монтегю появлялись с завидной регулярностью, каждый раз, когда раз-
ражался очередной внутри- и/или внешнеполитический кризис (1570,
1584 и 1588 гг.), так что они выглядят своего рода средством подтвер-
ждения статуса одного из «главных католиков» Англии и совершенно
необязательно основываются на фактах. С другой стороны, известно,
что каждый раз, когда появлялись сообщения о приближении испан-
ского флота к английским берегам (1588, 1592, 1596 гг.), правительство
отдавало распоряжение об аресте дворян-католиков, и не потому, что
 те проявляли какие-то признаки нелояльности, а на всякий случай, в ка-
честве превентивной меры. С виконтом Монтегю в 1588 г. вполне могло
произойти нечто похожее, так что сообщение шпиона выглядит прав-
доподобным. А упоминание о его болезни в таком случае могло быть
способом сохранить лицо.
Но даже приказывая виконту оставаться дома летом 1588 г., лорды
Тайного Совета осознавали: нельзя слишком обижать могущественного
католического магната. Ведь опора режима в Сассексе и Сарри – лорд
Бакхерст – в глазах многих местных дворян был, несмотря на родство с
королевой, не знатным аристократом, а всего лишь одним из них. Мон-
тегю пользовался большим влиянием, и по совету Бакхерста 27 июля
1588 г. Тайный Совет отменил собственное распоряжение и оставил на
посту капитана округа (rape) Хастингса70 Адама Эшбернэма71. В округе
Хастинс находится Бэттл – одно из двух основных поместий Монтегю, и
именно виконт там был самым знатным дворянином. До 1585 г. его слово
было решающим при выборе кандидатов на должности в ряде округов
графства, а после того как виконта лишили поста лорда-лейтенанта, ему
было дано обещание учитывать его пожелания при назначениях. Одним
Теория заговора

из людей Монтегю был и католик-конформист Адам Эшбернэм. По всей

видимости, в условиях войны правительство пыталось уменьшить влия-
ние католических магнатов юга страны, постепенно лишая их ставлен-
ников постов в графствах. Жертвой этой тенденции едва не оказался
и капитан округа Хастингс. Эта должность была тем более важной, что
предполагала командование местным ополчением. Кроме того, Хастингс
являлся портовым городом и потенциальным местом высадки испанско-
142
го десанта, славился он и контрабандной торговлей. Именно через него
в Англию проникали католические священники и запрещенная католи-
ческая литература. В таком контексте смещение католика Эшбернэма
с поста кажется совершенно обоснованным с точки зрения безопасно-
сти режима. Однако этот шаг натолкнулся на сопротивление виконта
Монтегю, усмотревшего в нем прямое ущемление своих интересов. И
Тайный Совет в опасной обстановке 1588 г. предпочел согласиться на
его требования. По отношению к Монтегю правительство явно придер-
живалось политики кнута и пряника, сочетая жесткий контроль с возна-
граждением за (хотя бы внешнюю) лояльность72.
Из приведенных документов становится очевидным, что виконт
Монтегю не произносил никаких речей в Тилбери просто потому, что
его там не было. Однако на страницах памфлета, вышедшего осенью
того же 1588 г., он был представлен как своего рода образец верного
подданного Елизаветы. Так кому же понадобилось превращать Монте-
гю в образец католической лояльности? И зачем?
Ответить на первый вопрос достаточно легко. Для этого требуется
присмотреться к тексту, в котором впервые появился рассказ о появле-
нии Монтегю в Тилбери и который был озаглавлен «Копия письма дону
Бернардино Мендосе, испанскому послу во Франции, повествующего о
положении в Англии и обнаруженного в покоях некоего Ричарда Ли»73.
Бернардино де Мендоса был в 1578–1584 гг. испанским послом в Лон-
доне и создал обширную шпионскую сеть, которую продолжал контро-
лировать и после того, как перебрался в Париж. Поэтому история об
аресте католического священника – естественно, агента испанцев – и
перехвате его письма, рассказывавшего о событиях, разворачивавших-
ся в Англии перед предполагаемым появлением Армады у ее берегов,
выглядела вполне правдоподобно. На роль сочинителя письма был «из-
бран» Ричард Ли74 – католический священник, арестованный в июне
и казненный 30 августа 1588 г. Последнее обстоятельство было очень
удобно для обнародовавшего текст лорда-казначея Уильяма Сесила,
лорда Берли: издание появилось осенью, когда казненный Ли уже был
не в состоянии оспорить приписывавшееся ему авторство. Трудно себе
представить, что какое-либо письмо от Ли могло датироваться сентяб-
рем 1588 г., как говорится в памфлете – ведь он тогда был уже мертв. И
даже если предположить, что пресловутую дату проставил не он, а не-
кий католический агент, собиравшийся переправить письмо адресату,
все равно остается непонятным, откуда Ли, все лето находившийся в
Тауэре, мог узнать детали происходившего в Тилбери.
Впрочем, у читателей «Копии» не возникло по этому поводу никаких
сомнений, поскольку, в отличие от историков позднейших веков, они не
могли знать точную дату ареста и казни Ли. Поэтому вплоть до начала

«С оружием в руках»
XX в. письмо Ли считалось подлинником, хотя сам факт его публикации
не оставлял никаких сомнений в намерениях английского правительства
использовать его в пропагандистских целях. Только в 1911 г. Дж. Поллен
обнаружил в архивах рукопись памфлета, написанную рукой одного из
секретарей лорда-казначея, с собственноручной правкой последнего.
Таким образом, можно считать доказанным, что никакого письма Ли
Мендосе в действительности не существовало, а публикация представ-
ляла собой образец эффективной пропаганды английского правитель-
ства. Сам текст же являлся порождением канцелярии Сесила75.
Почему же Уильям Сесил – фактический первый министр и, пожа- 143
луй, самый осведомленный человек Англии – вставил в текст «Копии
письма» заведомо ложное сообщение о появлении виконта Монтегю в
Тилбери? И для кого, собственно, оно предназначалось?
Выбор языка памфлета ограничивал его потенциальную аудиторию
англоязычными читателями. Прежде всего, конечно, речь шла о жите-
лях Британских островов, подданных Ее Величества – англичанах и
отчасти ирландцах. Как и все полемические тексты, «Копия письма»
четко очерчивала границу между своими и чужими – в данном случае,
испанцами. Им был противопоставлен образ победоносной английский
нации, объединенной любовью к стране и королеве. Важной частью это-
го образа были католики, ставившие верность Елизавете и Англии пре-
выше требований Рима76. Монтегю был отнюдь не единственным из тех,
чье присутствие в Тилбери было отмечено в памфлете: там упомянуты
его двоюродный брат, граф Вустер77, а также лорды Ламли78, Стертон79,
Дарси80, Мордаунт81, Скроуп82 и Юр83. Кроме того, в памфлете говори-
лось и о многочисленных лордах-протестантах. Однако только виконт
удостоился не просто упоминания, а небольшого рассказа; более того,
согласно этому документу, именно он первым прибыл в Тилбери.
Мне представляется, что Монтегю был избран в качестве образца не
только – и не столько – потому, что был безупречно лоялен. В конце
концов, подобную же лояльность, или осторожность, демонстрировали
многие знатные католики того времени, тот же граф Вустер, например.
Виконт Монтегю был для правительства предпочтительнее в качестве
«образца» католика по целому ряду причин. Во-первых, в отличие от
многих своих единоверцев, он с самого начала царствования публично (в
 парламенте) заявлял о собственных религиозных взглядах. Кроме того,
он оказывал покровительство другим католикам, а узы родства связыва-
ли его с католическими семействами не только юга, но и севера Англии,
а также Ирландии84. Таким образом, Монтегю был хорошо известен, и
многие католики смотрели на него, как на лидера. Поэтому именно его
поведение и предлагалось в качестве образца для подражания.
Но одним только влиянием среди католиков в Англии дело не ограни-
чивалось. Хотя памфлет и был написан по-английски, он предназначался
не только для читателей в Англии, но и для католиков-эмигрантов, оби-
тавших за пределами страны. Предполагаемым адресатом в данном слу-
чае были те католики, что жили в испанских владениях – в Нидерландах
и в самой Испании. В таком случае выбор Монтегю в качестве «образ-
цового католика», лояльного Елизавете, совершенно очевиден: Филипп
II был знаком с Монтегю еще с 1554 г., помнил его по посольству 1559 г.
В Испании «его любили и уважали все, кто его знал»85. И хотя Филипп II
и его министры не владели английским языком, у них было достаточно
советников, способных составить перевод. Эти советники – клирики
и миряне – группировались вокруг королевского секретаря Хуана де
Теория заговора

Идиакеса86, в число друзей которого входили многие англичане, в том

числе глава английских иезуитов Роберт Парсонс87. Одним из его по-
кровителей был герцог Ферия88, чья мать, англичанка Джейн Дормер89,
в прошлом являлась фрейлиной Марии I Тюдор и служила ей вместе с
Магдален Дейкр (второй женой виконта). Герцогиня Ферия играла важ-
ную политическую роль как покровительница английских католиков,
сторонница смещения Елизаветы I и реставрации католицизма в Англии
144 военным путем. В 1592 г., после смерти Алессандро Фарнезе, ее всерьез
рассматривали как кандидатуру на пост правительницы Нидерландов90.
В 1570 г. семьи Дормер и Браун породнились: сводный брат Джейн
Дормер Роберт женился на дочери виконта Элизабет, а ее брат, сын
и наследник Монтегю – на Мэри Дормер, младшей сестре Роберта и
Джейн91. Таким образом, виконт не просто был известен в Испании,
но был связан узами родства с покровителями английских католиков
в Испании, стоявшими за подготовкой Армады. Именно им – вполне
способным читать по-английски – и предназначался памфлет Сесила.
И именно для них в тексте появилась вставка о виконте Монтегю – их
родственнике и убежденном католике. Если уж он оказывался верен
английской королеве и готов сражаться за нее, испанцам не на что было
надеяться в Англии – таков был подтекст памфлета.
Нацеленность на испанскую аудиторию косвенно подтверждается
и тем фактом, что памфлет был издан лондонским печатником Ричар-
дом Филдом (1561–1624). В 1588 г. Филд, только что закончивший свое
ученичество, вступил в деловое партнерство со вдовой своего покой-
ного мастера, гугенота Тома Вотрулье, Жаклин. «Копия письма» стала
первым изданием, на котором значится имя этого печатника. От своего
мастера Филд унаследовал не только типографию и жену (он женился
на Жаклин в 1589 г., и впоследствии предприятие носило его имя), но
и правительственные заказы. За «Копией письма» последовали другие
тексты, причем специализацией Филда являлись полемические сочине-
ния, адресованные испанцам (часть из них даже написана была по-ис-
пански)92.
 Памфлет получил большую известность, а история о виконте Монте-
гю почти мгновенно была распознана как прекрасный инструмент, при
помощи которого можно было добиться своих целей. Католики освоили
его первыми. Уже в 1589 г. некий Рэнделл, арестованный католик из Окс-
фордшира, заявил на допросе, что хотя он и католик, но «так же готов
сражаться против испанцев, как милорд Монтегю»93. Сам виконт при
случае был также готов воспользоваться сочиненной о нем историей.
Осенью 1592 г. он, уже тяжело больной (ему предстояло умереть через
месяц с небольшим), устроил в своем поместье Уэст Хорсли (графство
Сарри) обед для местных дворян. Там он выступил с речью, ставшей, по
сути, его прощанием и политическим завещанием. В ней Монтегю вспо-
минал о своей многолетней службе королеве, обусловившей ее ответ-
ную благосклонность. Виконта заботило сохранение его наследниками
влияния в южных графствах, поэтому он намекал своим слушателям на
то, что, несмотря на католические убеждения, именно Монтегю – са-
мая могущественная здесь семья, к которой прислушивается королева.

«С оружием в руках»
Но благоволение королевы можно было заслужить только верностью.
Обращаясь к этой теме, виконт говорил:
«Я заявляю также, что если папа, или король Испании, или любой другой
иностранный правитель решит вторгнуться в наше королевство, по любой при-
чине, я одним из первых с оружием в руках встану на защиту моего государя и
страны, насколько хватит сил»94.

В данной фразе образ защитника отечества, одним из первых взяв-

шегося за оружие – явно отсылающий к тексту памфлета 1588 г. – со-
единялся с намеком на циркулировавшие среди английских католиков 145
рукописи, обосновывавшие правомочность сопротивления испанцам,
хотя тех и послал в Англию папа. Аргументы их авторов сводились к
следующему: объявляя Елизавету I смещенной в 1570 г., папа Пий V
руководствовался неверными или неполными сведениями, а поскольку
в делах, касающихся политики, понтифик не является непогрешимым,
буллу исполнять необязательно. Испанцы же хоть и провозглашают
себя защитниками веры, на самом деле руководствуются собственными
интересами, и сопротивляться им можно и нужно. Более того, даже папе
можно сопротивляться с оружием в руках, если он решит высадиться в
Англии, так как он в данном случае поведет себя как светский прави-
тель, с которым можно воевать95.
Речь виконта, в свою очередь, использовали другие католики. Свя-
щенник Уильям Уотсон, полемизируя с английскими иезуитами, которых
он обвинял в «подрывной деятельности», стремился противопоставить
им лояльное большинство католиков во главе со знатными дворянами.
В одном из своих памфлетов (1602 г.) Уотсон использовал речь виконта,
о которой, скорее всего, узнал от друга, сассекского дворянина Энтони
Коупли96, расширив цитировавшийся выше пассаж и переиначив его:
«Достопамятный старый лорд Монтегю … сказал следующее: если сам папа
придет с крестом, ключами и Евангелием в руках, он в числе первых готов будет
бежать к Его Святейшеству с тем, чтобы простершись у его ног, со всем сердеч-
ным смирением предложить ему свои услуги, чтобы выказать себя его послуш-
ным чадом. Но если же вместо того, чтобы прийти с торжественной процессией,
с крестом, книгой, молитвами и проповедями, он появится под звуки королев-
ского марша, с герольдами, с военными знаменами напоказ, с трубами, бара-
 банами, пиками, аркебузами и солдатами, выстроившимися в боевом порядке,
тогда он первым выйдет сражаться против него, вооруженный до зубов»97.

Цитировавшаяся Уотсоном речь являлась полной фикцией, но она

довела до совершенства образ Монтегю-лоялиста. Позднее он был за-
имствован многими полемистами в их собственных целях. Так, в 1621 г.
протестант Томас Гейнсфорд использовал его в своем памфлете ‘Vox
spiritus’, изданном в контексте полемики вокруг предполагавшего-
ся брака принца Уэльского (будущего Карла I) и испанской инфанты.
В памфлете испанскому послу Гондомару (одному из главных «авторов»
идеи испанского брака) во сне являлся дух сэра Уолтера Рэли и убеж-
дал его в том, что все англичане – даже католики – выступают против
этого союза. Одним из аргументов стало упоминание о речи виконта
Монтегю (в версии Уотсона)98.
Обе выдуманные речи Монтегю (из памфлетов 1588 и 1602 гг.), обыч-
но воспринимаемые как версии одной и той же речи, часто фигуриро-
вали и в сочинениях историков позднейших эпох, о чем уже шла речь
выше. Но если историки-протестанты XIX и XX вв. просто некритиче-
ски отнеслись к текстам историков и биографов-католиков, то у послед-
Теория заговора

них были веские причины вновь и вновь упоминать виконта-лоялиста.

Памфлеты Уотсона и близких ему авторов – противников иезуитов –
привлекали большое внимание католических историков и публицистов
в конце XVIII – начале XIX вв., в контексте полемики вокруг возвра-
щения английским католикам политических прав. Католики-либералы,
зачастую находившиеся в состоянии конфликта с Римом, стремились
убедить правительство и английское общество в том, что их единовер-
146 цы не представляют никакой опасности и верны стране и государю99.
В этой ситуации виконт с его речами был просто подарком судьбы. Та-
ким образом, на протяжении почти четырехсот лет история о Монтегю
неизменно была незаменимым инструментом политической полемики.
Поистине, если идеального лоялиста Монтегю и не существовало, его
стоило выдумать.

1
Wiener C.Z. «The Beleaguered Isle» // Past
and Present. 1971. № 51. P. 27–62; Хилл К.
Английская Библия и революция XVII
века. М., 1998. С. 288–294.
2
Mattingly G. The Armada. Boston, 1959;
Martin C., Parker G. The Spanish Armada.
L., 1988; Armada: A Celebration of the Four
Hundredth Anniversary of the Defeat of
the Spanish Armada / Ed. by P. Padfield.
L., 1988.
3
Он был опубликован в середине XVII в.:
Lionel Sharp to the Duke of Buckingham //
Cabala, or Mysteries of State. L., 1654.
4
Подробнее об этом см: Frye S. The Myth
of Elizabeth at Tilbury // The Sixteenth-
Century Journal. 1992. № 23. P. 95–114.
5
«The first that shewed his Bands to
the Queene, was that noble, virtuous,
honorable man, the Viscount Mountague,
who howsoever men do iudge of him for
opinion in Religion, yet to tell you the truth,
he is reported alwayes to have professed,
as now also at this time he did professe and
protest solemnely, both to the Queene, and
to all her Court, in open Assemblies, that
he now came, though he was very sickly
and in age, with a full resolution to live and
die in defence of the Queene, and of his
countrie, against all Invaders, whether it
were Pope, King or Potentate whatsoever,
and in that quarrel he would hazard his life,
his children, his lands and goods. And to
shew his mind agreeably thereto, he came
personally himself before the Queene, with
his Band of horsemen being almost two
hundred: the same being led by his owne
sonnes, and with them a yong child, very
comely seated on horseback, being the
heire of his house, that is, the eldest sonne
to his son and heire: a matter much noted of
many, whom I heard to commend the same:
to see a grandfather, father, and sonne, at
 one time on horseback afore a Queene for
her service» (The Copу of a Letter Sent out
of England to Don Bernardin Mendoza. L.,
1588. P. 24–25).
6
Scott S.D. «A Book of Orders and Rules»
of Anthony Viscount Montague // Sussex
Archaeological Collections. L., 1854. Vol.
7. P. 180–181; Roundell J. Cowdray: The
History of a Great English House. L., 1884.
P. 25–26.
7
Ranke L. von. A History of England,
Principally in the Seventeenth Century. L.,
1875. Vol. 1. P. 323.
8
Dictionary of National Biography. L., 1886.
Vol.7. P. 40. В новом издании (2004 г.) эта
ошибка изначально тоже присутство-
вала (статья Х. Элсинги), однако позд-
нее была исправлена. См.: http://www.
oxforddnb.com/view/article/3667.
9
См., например: Manning R.B. Religion
and Society in Elizabethan Sussex. L., 1969.
P. 236; Pritchard A. Catholic Loyalism in
Elizabethan England. Chapel Hill NC, 1979.
P. 44; Sharpe J.A. Remember, Remember: a
Cultural History of Guy Fawkes Day. L.,
2005. P. 27.
10
Сэр Томас Браун (ок.1402–1460) был
казначеем двора Генриха VI; его стар-
ший сын, сэр Джордж Браун (ум. 1483)
входил в число телохранителей Эду-
арда IV, а младший, сэр Энтони Браун
(ум. 1506) был знаменосцем и телохра-
нителем Генриха VII См.: History of
Parliament, 1439–1509: Biographies of
the members of the Commons House / Ed.
by J.C. Wedgwood. L., 1936. P. 121–124;
Calendar of the Patent Rolls 1485–1494. P.
85, 173, 283, 306–307, 502.
11
The House of Commons 1509–1558 / Ed.
by S.T. Bindoff. L., 1982. Vol. I. P. 518–521;
Oxford Dictionary of National Biography
online http://www.oxforddnb.com/view/
article/3365.
12
См.: The House of Commons 1509–1558.
P. 513–516; Oxford Dictionary of National
Biography online http://www.oxforddnb.
com/view/article/3367.
13
A Catalogue of the Pictures at Cowdray.
Portsmouth, 1777. P. 5.
14
Ibid. P. 6.
15
Ibid. P. 5.
16
Ibid. P. 5–6.
17
Ibid. P. 7.
18
Shirley T.F. Thomas Thirlby. L., 1964. P.
138.
19
British Library, Harleian MS 252.
20
A Calendar of the Shrewsbury and Talbot
papers. L., 1971. Vol. I. P.73.
21
Jones N. Faith by Statute. L., 1982. P. 72–
73, 123, 130, 134, 139–140, 143–144, 165;
McCann T.J. The Parliamentary Speech
of Viscount Montague against the Act of
Supremacy, 1559 // Sussex Archaeological
Collections (далее – SAC). 1970. № 108.
P. 50–57. Dodd’s Church History of
England / Ed. by M.A. Tierney. L., 1840.
Vol. II. P. CCLI–CCLII.
22
Calendar of State Papers (далее – CSP)
Rome. L., 1916. Vol. I. P. 7; CSP Venetian
1558–1580. L., 1893. P. 173–174; CSP
Foreign series. L., 1863. Vol. I. P. 318–320;
CSP Spanish. L., 1892. P.124.
23
British Library, Harleian MS 6990, f. 45.
24
CSP Spanish. L., 1892. P. 337.
25
British Library, Additional MS 480011,
f. 1–71; Additional MS 480007, f. 86–
92, 98–125. См. также: Questier M.C.
Catholicism and Community in Early
Modern England: Politics, Aristocratic
Patronage and Religion, c. 1550–1640.
Cambridge, 2006. P. 117–124, 129–142.
26
«С оружием в руках»
Questier M.C. Op. cit. P. 142.
27
Calendar of the Manuscripts of the Most
Honourable the Marquess of Salisbury. L.,
1888. Vol. I. P. 161.
28
Levine M. The Early Elizabethan Succession
Question 1558–1568. L., 1966. P. 13–15;
Rodríquez-Salgado M.J. The Changing
Face of Empire: Charles V, Philip II
and Habsburg Authority 1551–1559.
Cambridge, 1988. P. 232–324. Магдален
Дейкр (1532–1608) – дочь Уильяма
Дейкра, барона Гилсленда; вторая жена
147
виконта Монтегю (с 1554 г.). В 1553–
1554 гг. – фрейлина Марии I.
29
de Lisle L. The Sisters Who Would be
Queen: The Tragedy of Mary, Katherine &
Lady Jane Grey. L., 2009.
30
MacCaffrey W. The Shaping of the
Elizabethan Regime: Elizabethan Politics
1558–1572. Princeton, 1968. P. 73.
31
Monumenta Angliae: English and Welsh
Jesuits. Catalogue / Ed. by T. McCoog.
Ann Arbor, 1992. Vol. III. P. 552.
32
См.: Williams N. Thomas Howard, Fourth
Duke of Norfolk. L., 1964. P. 146–189.
33
CSP Spanish 1568–1572. P. 183, 214, 218.
34
Calendar of the Manuscripts of the Most
Honourable the Marquess of Salisbury.
Vol. I. P. 557.
35
CSP Spanish 1568–1572. P. 242.
36
Akrigg C. Shakespeare and the Earl of
Southampton. L., 1968. P. 10; Questier M.C.
Op. cit. P. 144–147.
37
Manning R.B. Anthony Browne, 1st Viscount
Montague: The Influence in County Politics
of an Elizabethan Nobleman // SAC. 1968.
№ 106. P. 106.
38
Cole M.C. The Portable Queen. L., 1999. P.
190.
39
Bossy J. English Catholics and the French
Marriage 1577–1581 // Recusant History.
1959–1960. № 5. P. 2–16.
 40
Buckingham C. The Troubles of Sir
Alexander Culpeper of Goudhurst //
Cantium. 1970. № 2. P. 6.
41
Questier M.C. Op. cit. P. 147.
42
В XVI в. – пригород Лондона, находя-
щийся на южном берегу Темзы.
43
Manning R.B. Anthony Browne. P. 110.
44
Сэр Фрэнсис Трокмортон (1554–1584),
по имени которого был назван заговор,
был посредником между агентами Ма-
рии Стюарт во Франции и недовольными
католиками в Англии. Планировалось,
что войска под командованием кузена
шотландской королевы, герцога Гиза,
вторгнутся в Англию, где их поддержат
восставшие католики. Целью вторжения
должно было стать смещение Елизаветы
и возведение на престол Марии Стюарт.
См. Bossy J. Under the Molehill. L., 2001.
45
Энтони Бабингтон (1961–1586) – глава
заговора (как минимум частично ин-
спирированного английским правитель-
Теория заговора
ством), ставившего своей целью убий-
ство Елизаветы и возведение на престол
Марии Стюарт.
46
Bossy J. Under the Molehill. P.75–76.
47
Он был арестован в декабре 1584 г. и
посажен в Тауэр, где 21 июня 1585 г. его
нашли мертвым. Граф был застрелен, со-
ответственно, его смерть могла считать-
ся как убийством, так и самоубийством.
48
148 Questier M.C. Op. cit. P. 165.
49
CSP Spanish 1580–1586. P. 504.
50
Из всех упомянутых в списке дворян
только граф Эрендел и его супруга –
племянница леди Магдален Монтегю –
были косвенно причастны к заговору.
Однако отношения между Монтегю и
Эренделами – соперниками за влияние
в графстве – были отнюдь не родствен-
ными.
51
Woking. Surrey History Centre. Loseley
Manuscripts 6729/8/89. P. 92.
52
Бернардино де Мендоса (ок. 1540–
1604) – военный, дипломат и писатель
на службе Филиппа II. В 1560–1578 гг.
служил в испанской армии, воевал в
Нидерландах под командованием герцо-
га Альбы. В 1578–1584 гг. – посол Фи-
липпа II в Англии, в 1584–1591 гг. – во
Франции. Организатор заговоров про-
тив Елизаветы I, союзник Католической
Лиги.
53
«Lord Montague and all his house, which
is the principal family in Sussex and has a
great following» (CSP Spanish 1580–1586.
P. 604).
54
Ibid.
55
Public Record Office, Sate papers
12/248/105, f. 105.
56
Cokayne G.E. The Complete Peerage. Vol.
IX. P. 99.
57
Questier M.C. Op. cit. P. 167–168.
58
«I have donne her maiestie good service
both beyonde the seas & else wheare. I
stood her in somme steede (as she knoweth)
in Quene Maryes dayes when I was of the
Pryvye cowncell & Lyvetenaunt of the
sheare» (Woking. Surrey History Centre.
Loseley MS 1856. P. 2. Цит. по: Questier
M.C. Loyal to a Fault: Viscount Montague
Explains Himself // Historical Research.
2004. № 77. Appendix. P. 251).
59
Acts of the Privy Council. L., 1897. Vol. 16:
1588. P. 170.
60
«To know if he should reserve his forces for
the defence of the country, as he had not
received letters as others have done for the
attendance on Her Majesty’s person» (CSP
Domestic 1587–1590. P. 510).
61
Breight C.C. Caressing the Great: Viscount
Montague’s Entertainment of Elizabeth at
Cowdray, 1591 // Sussex Archaeological
Colections. 1989. № 127. P. 147–166, особ.
P. 150.
62
Questier M.C. Catholicism and Community.
P. 168.
63
В 1590–1592 гг. английские войска ока-
зывали помощь Генриху IV против Ка-
толической Лиги, поддержанной испан-
ской армией под командованием герцога
Алессандро Фарнезе, однако кампания
оказалась неудачной. Генрих IV не смог
взять Париж и Руан – оплот Лиги.
64
«Ill-chosen and badly armed» (CSP
Domestic 1581–1590. P. 510).
65
«Most slanderous speeches of Her
Majestie’s service» (Ibid.). Об отрядах
из Сассекса см.: Wernham R.H. After the
Armada: Elizabethan England and the
Struggle for Western Europe, 1588–1595.
Oxford, 1984. P. 151–153, 381, 481; Сере-
гина А.Ю. Католическое гостеприимст-
во: визит королевы Елизаветы в Каудрей
(1591 г.) // Мир Клио: Сборник статей
в честь Л.П. Репиной. М., 2007. С. 357–
373, здесь С. 365.
66
British Library. Lansdowne MS 82, no. 49,
f. 103r-v.
67
Acts of the Privy Council. Vol. 16. P. 207–
209.
68
«The charge of the horsemen, in respecte
of his Lordship’s indisposicion, he maye
committ unto his sonne or some other
as his Lordship shall make choice of, to
be emplyed here for the guarding of her
Majesties person» (Ibid. P. 209).
69
«Lord Montague was ordered to remain
under arrest in his own house, and the
reason of this also I do not know, unless
it be that he is a Catholic» (CSP Spanish
1587–1603. L., 1899. P. 420).
70
Сассекс – единственное графство Ан-
глии, делившееся на округа, именовав-

шиеся rape (рейп), а уже потом – на
сотни.
71
Адам Эшбернэм, эсквайр (ум. 1597) –
дворянин, владевший манорами в Сас-
сексе (Бромэм) и Кенте (Ист-Пекэм).
Старшая ветвь рода – Эшбернэмы из
Эшбернэма – были известными в граф-
стве католиками-рекузантами. Предста-
вители младшей ветви были конфор-
мистами, присутствовавшими время от
времени на протестантской литургии,
как того требовал закон. См.: Manning
R.B. Religion and Society in Elizabethan
Sussex. L., 1969. P. 268–270.
72
Продолжением этой политики стал
визит, который Елизавета I нанесла ви-
конту летом 1591 г., во время поездки по
южным графствам. См.: Breight C.C. Op.
cit.; Серегина А.Ю. Указ. соч.
73
The Copie of a Letter Sent out of England to
Don Bernardin Mendoza, Ambassadour in
France for the King of Spaine, declaring the
state of England ... Found in the chamber of
one Richard Leigh. L., 1588.
74
Ричард Ли (1561–1588) – католический
священник, уроженец Кембриджшира.
Учился в английских коллегиях в Рейм-
се и Риме. Был рукоположен в феврале
1587 г. и отправлен в Англию. Там его
арестовали и выслали из страны. В 1588 г.
он вернулся и в июне 1588 г. был вновь
арестован и заключен в Тауэр. Казнен в
Тайберне 30 августа 1588 г. Канонизиро-
ван католической церковью как мученик
за веру в 1929 г.
75
Pollen J. Who Wrote the ‘Letter to
Mendoza’ of 1588? // The Month. 1911.
№ 117. P. 300–304. См. также: Read C.
William Cecil and Elizabethan Politics //
Elizabethan Governments and Society.
London / Ed. by S.T. Bindoff, J. Hurstfield
and C.H. Williams. 1961. P. 45–47.
76
В 1570 г. папа Пий V отлучил Елизавету I
от церкви и провозгласил долгом католи-
ков свергнуть ее.
77
Генри Сомерсет, граф Вустер (1527–
1589), был сыном Элизабет Браун, тетки
виконта Монтегю.
78
Джон, лорд Ламли (1534–1609).
79
Джон, лорд Стертон (1552–1588).
80
Томас, лорд Дарси из Чича (1565–1639),
впоследствии – граф Риверс.
81
Льюис, лорд Мордаунт из Тарви (1538–
1601).
82
Генри, лорд Скроуп из Болтона (1534–
1592).
83
Уильям, лорд Юр из Уиттона (1530–
1594).
84
Мейбл Браун, сестра виконта, была вдо-
вой Джеральда Фицджеральда, графа
Килдайра и хозяйкой обширных поме-
стий на востоке Ирландии
85
«He is greatly loved and esteemed by all
who know him» (CSP Venetian 1558–1580.
P. 224).
86
Хуан де Идьякес (1540–1614) – посол
Испании в Генуе и Венеции, секретарь
Филиппа II, член Государственного Со-
вета при Филиппе II и Филиппе III.
87
О Парсонсе см.: Парсонс Р. Рассуждение
о наследовании английского престола /
Пер. с англ., вступит. раздел и коммент.
А.Ю. Серегиной. М., 2013. С. 4–99.
88
Лоренсо Суарес де Фигероа и Кордоба
и Дормер, герцог Ферия и маркиз де
Виллальба (1559–1607) – испанский
дипломат и государственный деятель.
Посланник Филиппа II в Риме (1591–
1592) и Франции (1593–1595), вице-ко-
роль Каталонии (1596–1602), Сицилии
(1602–1607).
89
Джейн Дормер, герцогиня Ферия (1538–
«С оружием в руках»
1612) – старшая дочь сэра Уильяма Дор-
мера и его первой жены Мэри Сидни.
В 1553–1558 гг. – любимая фрейлина
Марии I, фактически заменившая ей
дочь. В конце 1558 г. (после смерти Ма-
рии) вышла замуж за испанского посла
в Лондоне, графа Гомеса Суареса де
Фигероа и Кордоба (с 1567 г. – герцога
де Ферия). Овдовев в 1571 г., герцогиня
занималась управлением поместьями
от имени несовершеннолетнего сына,
а также оказывала покровительство – 149
финансовое и политическое – англий-
ским эмигрантам при испанском дворе.
О ней см.: Clifford H. Life of Jane Dormer,
Duchess of Feria. [1610/1643]. L., 1887;
Серегина А.Ю. Религиозная полемика
и модели женского поведения в Англии
XVI–XVII веков // Адам и Ева. М., 2008.
Вып. 15. С. 62–65, 92.
90
О политической роли герцогини Ферия
см. Clifford H. Op. cit. P. 138–139.
91
Сэр Роберт Дормер (1551–1616) и его
младшая сестра Мэри (ок. 1555–1637)
родились во втором браке сэра Уильяма
Дормера и Дороти Кейтсби и были на-
много моложе Джейн Дормер.
92
Kirkwood A.E.M. Richard Field, Printer,
1589–1624 // The Library. 1931. № 12. P.
1–35.
93
«As redye [a] man to fyghte agaynste the
Spanyards as my Lord Mowntague was»
(Цит. по: Questier M.C. Catholicism and
Community. P. 125).
94
«I protest that yf the Pope or the Kinge of
Spayne or anye other forreyne Potentate
shoulde offer to invade this realme, for any
cawse whatsoever, I woulde be one of the
fyrst that shoulde beare armes agenst him
of them for my prynce & cowntrye, to the
uttermost of my power» (Questier M.C.
Loyal to a Fault. Appendix. P. 252).
 95
Речь идет о трактатах Томаса Райта и
Джона Бишопа. См.: Серегина А.Ю. По-
литическая мысль английских католиков
второй половины XVI – начала XVII вв.
СПб., 2006. С. 123–129.
96
См.: Серегина А.Ю. Фанатики или лояли-
сты? Английская католическая оппози-
ция XVI–XVII вв. // Власть, общество,
98
индивид в средневековой Европе / Под
ред. Н.А. Хачатурян. М., 2008. С. 195–
207, особенно 198–199.
97
«The old Lord Mountacute of worthie
memorie … saying to this effect: that is the
pope himselfe should come in with crosse,
key and gospell in his hand, he would be
readie with the first to run unto his Holines
99
to cast himself downe at his feete to offer
his service unto him in all humbleness
of hart, and what not to shew himselfe a
dutifull childe. But if, in teede of comming
in solemne procession with crosse, booke,
praiers and preaching, he should come in
Теория заговора
a sounding royall march with heralds of
150
armes, with banners of blood displaied,
with trumpets, alarum, pikes, harquebuse
and men of armes all amrshald in rankes
set in battell array, then would he be the
first men in the field armed at all points, to
resist him» (Watson W. A Decacordon of
Ten Quodlibeticall Questions. [London],
1602. P. 176–177).
Gainsford T. Vox Spiritus, or Sir Walter
Rawleighs Ghost [1620] Facsimile edition.
Exeter, 1983. P. 25. О Гейнсфорде и его
произведении подробнее см.: Adams
S. L. Captain Thomas Gainsford, the ‘vox
spiritus’ and the vox populi // Bulletin of
the Institute of Historical Research. 1976.
№ 49. P. 141–144.
См.: Серегина А.Ю. Англичане или ка-
толики? Католические памфлетисты
XVI – начала XVII веков в истории анг-
лийской политической мысли // Диалог
со временем. 2011. № 34. С. 61–73; O’Day
R. The Debate on the English Reformation.
L., 1986. P. 54–83.
 Дмитрий Бовыкин

ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК ГЕНЕРАЛ ГОШ

ОТПРАВИЛСЯ В ИРЛАНДИЮ,
А ОКАЗАЛСЯ В ПАРИЖЕ

Эта история, имевшая большое значение для современников и даже

оказавшаяся роковой для одного из ее главных действующих лиц, ныне
занимает всего несколько строк в трудах, посвященных Французской
революции XVIII в. – да и то не в каждом. Со временем под пером ис-
ториков она даже приобрела более или менее канонические очертания.
Впрочем, как это нередко бывает с рассказами о той эпохе, их логиче-
ская стройность является лишь иллюзией, и у исследователей, при бли-
жайшем рассмотрении, возникает немало вопросов, ответы на которые
отыскать не так-то просто.
События, о которых пойдет речь, относятся к лету 1797 г. Хотя вре-
151
мена Директории (1795–1799) обычно не вызывают большого интере-
са ни у историков, ни у читателей, представляя собой своеобразную
«черную дыру» между правлением Робеспьера и Наполеона, судьба
Революции во многом решалась именно тогда. Особенно значимым в
этом плане стал 1797 г. Когда за два года до того Конвент обсуждал Кон-
ституцию III года Республики, ему показалось уместным предусмотреть
ежегодное обновление обеих палат будущего Законодательного корпу-
са (Совета старейшин и Совета пятисот) на одну треть. Воспользовав-
шись этой нормой, чтобы предотвратить победу роялистов на выборах
и реставрацию монархии, депутаты навязали французам обязательное
переизбрание двух третей членов Конвента. К 1797 г. эффект от этой
предосторожности должен был сойти на нет.
Так и случилось: на очередных выборах, проходивших весной, из
216 членов Конвента, которым предстояло покинуть законодательный
корпус, оказалось переизбрано лишь 11. Немало мест получили при-
знанные роялисты, в том числе и агенты Людовика XVIII. Совет старей-
шин возглавил Ф. Барбе-Марбуа – бывший воспитатель детей маршала
де Кастри и высокопоставленный дипломат при Людовике XVI. Во главе
Совета пятисот встал популярный генерал Ж.Ш. Пишегрю, к этому мо-
менту уже долгое время состоявший в переписке с Людовиком XVIII и
пообещавший предать Республику в обмен на маршальский жезл и дру-
гие блага1. Возникло ощущение, что сторонники монархии перешли в
наступление: был отменен закон, запрещавший эмигрантам участвовать
в выборах, отказались и от высылки за пределы страны священников,
не принесших клятву верности конституции.
 Более того, раскол произошел и в самой Директории. Изначально ди-
ректоры хотя и недолюбливали друг друга, старались действовать сообща.
К 1797 г. это осталось в прошлом. К этому времени в Директории сохраня-
ли свои посты четверо так называемых «цареубийц» (т.е. бывших депута-
тов Конвента, голосовавших за казнь Людовика XVI): успешно пережив-
ший все политические бури П. Баррас, далекий от политических интриг
убежденный республиканец Л.-М. Ларевельер-Лепо, не пользовавшийся
большой популярностью активный термидорианец Ж.-Ф. Ребель и заслу-
живший прозвище «организатор победы» бывший член робеспьеристско-
го Комитета общественного спасения Л. Карно. Пятый член Директории,
всегда поддерживавший Карно Э. Летурнер, согласно Конституции выбыл
по жребию и в мае 1797 г. был заменен более видной фигурой – диплома-
том, одним из творцов Базельского мира Б.Ф. Бартелеми.
Перед лицом правеющего на глазах законодательного корпуса поли-
тические пристрастия директоров оказались особенно важными. Хотя
Конституция III года не предоставляла Директории никакой легальной
возможности повлиять на законотворчество или кассировать выборы
в Советы, правительство оставалось единственной силой, способной
сохранить республику. Но захочет ли оно это сделать? И сможет ли?
Теория заговора

Ответы на эти вопросы были отнюдь не очевидными.

Формально все пятеро директоров считались республиканцами. На
деле же существовала уверенность в республиканских убеждениях лишь
Ларевельера-Лепо. Как в мемуарах современников2, так и в трудах исто-
риков3 содержится немало упоминаний об успешных переговорах Барра-
са с Людовиком XVIII и другими роялистами. Пытались вести аналогич-
ные переговоры и с Карно4 (хотя, похоже, они ничем не завершились).
152 Ребеля в Париже также называли роялистом5. Склонность Бартелеми к
реставрации монархии не вызывала сомнений практически ни у кого.
Не могли объединить коллег и личные симпатии. Баррас традици-
онно блокировался лишь с Ребелем, считая Ларевельера беспомощным
фантазером и ревниво относясь к славе Карно. Ларевельер презирал
Барраса как политика морально нечистоплотного, а Карно видел в нем
термидорианца, т.е. человека, свергнувшего тот самый всемогущий Ко-
митет общественного спасения, в котором «организатор победы» играл
видную роль. Впрочем, и самому Карно Ларевельер не доверял, считая
того сторонником монархии. В ситуации, когда Карно и Летурнер (а
затем и Бартелеми) старались держаться сообща, а Ребель во многом
следовал за Баррасом, позиция Директории начала зависеть от того, чью
сторону примет Ларевельер, который вначале был солидарен с Карно
и Летурнером, а затем – примерно к середине июля 1797 г. – встал на
сторону Барраса и Ребеля.
Неоднозначность этого расклада усугублялась еще и тем, что если
для Ларевельера-Лепо выбор союзников был делом и личных, и полити-
ческих пристрастий, то Баррасу и Ребелю пришлось определяться, что
лучше – синица в руках (посты директоров) или журавль в небе (посу-
лы роялистов). С чем же было связано их решение поддержать респуб-
ликанцев?
В историографии бытует точка зрения, что колебания Барраса пре-
кратились после того, как 2 мессидора V года Республики (20 июня) или
чуть позже он получил от Бонапарта перехваченные документы, изобли-
чающие председателя Совета пятисот генерала Пишегрю в тесных свя-
зях со сторонниками монархии6. Однако эти бумаги не представляли для
Барраса никакой угрозы, а падение Пишегрю, хотя тот и был одной из
ключевых фигур, не повлекло бы за собой отставку других депутатов-роя-
листов. В мемуарах можно также встретить упоминание о том, что Бар-
рас вел переговоры с У. Питтом, премьер-министром Англии, и попросил
в обмен на лояльность 12 миллионов золотых, но Питт отказал7, и якобы
именно это толкнуло продажного директора в объятия республиканцев.
При всей фантастичности этой версии, я не рискнул бы ее полностью
отбросить, хотя и для нее не имеется, увы, никаких доказательств. Суще-

Как генерал Гош отправился в Ирландию

ствует и еще одна гипотеза: Баррасу приходилось считаться с настроени-
ем армий, забрасывавших Париж жесткими антироялистскими петиция-
ми8. Однако, как справедливо замечает сам В.А. Погосян, выдвинувший
эту версию, солдаты начали активно выказывать свои республиканские
симпатии еще как минимум в феврале9, а особенно угрожающим их тон
сделался, когда различные подразделения армии Бонапарта стали при-
нимать петиции по случаю 14 июля10 – т.е. уже после того, как Баррас
совершил свой выбор. Так или иначе, союз Барраса, Ларевельера-Лепо
и Ребеля отнюдь не означал тесной дружбы или полного взаимопонима-
ния. Не в последнюю очередь его омрачало то, что и Ларевельер, и Ребель
постоянно боялись быть обыгранными Баррасом и наблюдали за его дей-
ствиями с немалой подозрительностью.
Трудно ответить однозначно и на вопрос, что заставило Бартелеми и
Карно принять сторону Советов. Скорее всего, первого усиление пози-
ций роялистов в целом устраивало, второй же предпочитал оставаться
на позициях законности и уважать выбор Франции. Еще более ослож-
няло ситуацию то, что Карно стал председателем Директории: хотя
этот пост был, по большей части, техническим и для принятия решения
требовались подписи трех любых директоров, должность председателя 153
позволяла Карно легче инициировать запросы в законодательный кор-
пус и другие органы власти, а также выступать от имени правительства.
Директория оказалась расколота: трое против двух.
Подробности взаимоотношений среди директоров не были тайной
для членов законодательного корпуса. Промонархически настроенные
депутаты осознавали, что создание так называемого «триумвирата» из
Барраса, Ларевельера-Лепо и Ребеля таит для них непосредственную
угрозу. Но вот что именно собираются предпринять республиканцы,
оставалось загадкой. Сценарий, по которому стали развиваться собы-
тия несколькими месяцами позже, 18 фрюктидора V года (4 сентября
1797 г.), когда Баррас, Ребель и Ларевельер-Лепо ввели в Париж войска,
приняли решение об аресте Карно и Бартелеми и заставили законода-
тельный корпус кассировать выборы, предусмотреть было трудно –
ведь государственный переворот практически означал крушение Кон-
ституции III года, а значит, как казалось депутатам, и крушение самой
Директории. К тому же, хотя идея использовать против несогласных
войска витала в воздухе, от этого законодателей защищала все та же
Конституция – согласно ее статье 69 Директория не имела право без
разрешения законодательного корпуса подводить войска к столице бли-
же, чем на 6 мириаметров (60 километров)11.
Перед замышлявшими переворот директорами вставала и иная про-
блема: на кого именно из популярных генералов можно положиться.
Пишегрю запятнал себя переговорами с роялистами, Бонапарта, кото-
рый воевал в это время в Италии, справедливо подозревали в стремле-
нии вершить судьбы страны самостоятельно. Как только военачальник
 приобретал известность, сразу же возникала опасность, что он не захо-
чет оставаться на вторых ролях.
Известный французский историк Л. Мадлен повествует об этих со-
бытиях лета 1797 г. следующим образом:
«Баррас делал смотр солдатам: Моро12 – “политическое ничтожество” (ка-
кая высокая похвала для солдата!); Бонапарт опасен и слишком далек; один Гош
подходил. Под предлогом поручения ему портфеля военного министра директор
вызвал его в Париж. В действительности возраст генерала не соответствовал
требованию закона о возрастном цензе для министра. Баррас убедил его, что в
Тюильри13 хотят восстановить короля, и Гош согласился исполнить поручение.
“Мы условились с генералом, – пишет Баррас, – что его армия выскажется”.
Так открылась эпоха пронунциаменто. Было условлено, что 4 полка армии Сам-
бры и Мезы получат приказ отправиться в Брест. Достигнув Корбеля, они без
колебаний перейдут границу конституционного района и 14 или 15 термидора
отдадут себя в распоряжение Люксембурга14.
Но эти подготовительные меры не остались в тайне; 4 термидора Обри в
Совете пятисот указал на передвижение войск; Карно на вопросы депутатов
естественно ответил, что ему ничего не известно об этом подозрительном пе-
редвижении, но спросил Барраса, который испугался и ответил отрицательно.
Тогда Карно, председатель Директории, захотел окончательно выяснить дело и
Теория заговора

вызвал Гоша, который был в Париже в ожидании своих полков. Разыгралась тя-
желая сцена: Гош благородно не предал Барраса, который трусливо отказался от
него. Но в тот же вечер Гош уехал, преисполненный отвращения и сожаления,
и этот последний удар оказался для него столь сильным, что, давно снедаемый
какой-то таинственной болезнью, он умер несколько дней спустя»15.
Текст Л. Мадлена содержит явные ошибки (так, например, Гош скон-
чался лишь 9 сентября, т.е. через месяц с лишним после разыгравшихся
154 в Париже событий, к тому же отнюдь не от какой-то таинственной бо-
лезни, а от туберкулеза), но еще больше он вызывает вопросов. Вроде
бы налицо явный заговор с целью предоставить Баррасу войска для го-
сударственного переворота. В то же время Баррас был слишком опыт-
ным политиком, чтобы организовать этот заговор столь бездарно. Как
он рассчитывал приманить Гоша, посулив тому пост военного министра,
если генералу еще не было 30 лет, а положение о том, что не достигшие
этого возраста не могут занимать министерскую должность, содержа-
лось в статье 148 Конституции? Еще более странно, что Гош в ожидании
своих полков находился в Париже, тогда как куда более разумно ему
было бы оставаться при армии, столь явно нарушавшей основной закон
страны. Также совершенно не понятно, почему, если Баррас сделал вид,
что ничего не знает о передвижении войск, Карно не предпринял ника-
ких мер, чтобы наказать мятежного генерала.
Все это заставило меня присмотреться к данной истории более вни-
мательно. И очень быстро я осознал, что Л. Мадлен отнюдь не одинок: и
современники, и историки явно противоречат друг другу как в датах, так
и в фактах, как в рассказах о логике событий, так и в попытках вскрыть
их подоплеку.
* * *
Не сложно предположить, почему для борьбы с депутатами-рояли-
стами был избран именно Луи Лазар Гош (1768–1797). Попав в армию
за пять лет до падения Старого порядка, с началом Революции Гош
получил первые унтер-офицерские звания, к 1792 г. заслужил первый
офицерский чин, а осенью 1793 г. уже стал бригадным генералом и
вскоре принял под командование Мозельскую армию. «Его прибытие
возродило надежды. Именно в это время один из офицеров напишет в
выходившей при армии газете знаменитую фразу: “Наш новый генерал
показался мне юным, как революция, и непоколебимым, как народ”»16.
Ни участие в походе на Версаль, ни знакомство с Маратом, ни одер-
жанные победы не спасли Гоша от преследований во времена диктату-
ры монтаньяров. С апреля по начало августа 1794 г. генерал пребывал в
различных тюрьмах, однако, получив свободу после переворота 9 тер-

Как генерал Гош отправился в Ирландию

мидора, вновь занял место на вершинах военной иерархии. На его счету
оказались замирение Бретани и Вандеи, разгром роялистского десанта
на полуострове Киберон, бои на правом берегу Рейна и даже попытка
высадки на берегах Ирландии. Впрочем, попытка эта окончилась неуда-
чей: узнав о том, что в Ирландии началось восстание, Гош в середине
декабря 1796 г. погрузил своих солдат на корабли, но то ли штормы, то
ли недостаточная подготовка французских моряков – здесь среди ис-
ториков нет согласия – помешали ему переправиться и заставили вер-
нуться обратно. Возглавив армию Самбры и Мезы, в июне 1797 г. Гош
отправился в Голландию, а затем начал заниматься подготовкой второй
экспедиции в Ирландию, играя, таким образом, не последнюю роль во
внешнеполитических проектах Директории.
Вот как описывал его в своих мемуарах Ларевельер-Лепо:
«Замиритель Вандеи обладал всеми качествами, присущими герою – тако-
му, какого рисует воображение обычных людей. Его рост, черты лица, умение
себя держать выдавали в нем человека, привыкшего в равной мере нравиться и
побеждать; в то же время во всей его внешности и в манере говорить проступа-
ли черты государственного деятеля. Казалось, что его чело увенчано тройным
155
венцом – дубовым, миртовым и лавровым. Он умел заставить в точности вы-
полнять свои приказы, не прибегая к принуждению: хотя он был величествен-
ным и суровым, одновременно он выказывал себя справедливым по отношению
к каждому, всегда любезным и привлекательным»17.

Гош принадлежал к числу генералов, обладавших в армии наиболь-

шей популярностью, и он не только отверг попытки роялистов склонить
его в 1796 г. на свою сторону, но и поставил об этом в известность Ди-
ректорию18. Более того, в своих письмах директорам и министру поли-
ции он постоянно призывал принять к сторонникам восстановления
монархии самые суровые меры19, подчеркивая при этом: «Если закон
не способен их уничтожить, надо их поставить вне закона!»20. Лучший
выбор для сложившегося в недрах Директории «триумвирата» трудно
было себе представить. Однако логика этого решения – пожалуй, един-
ственное, что не вызывает проблем в данной истории.
Попробуем прежде всего ответить на три ключевых для понимания
сюжета вопроса. Когда, от кого и в какой форме Гош получил приказ
на передвижение войск? Как, когда и почему он был назначен военным
министром? Существовала ли предварительная договоренность между
Гошем и Баррасом, и если да, то когда она была достигнута и в чем за-
ключалась?
Проще всего разобраться с назначением Гоша военным министром.
Если верить мемуарам самого Барраса, то впервые слова о том, что Гошем
планируют заменить предыдущего министра, генерала К.Л. Петье, про-
звучали 23 мессидора (11 июля), а окончательное решение, как известно,
было принято Директорией 28 мессидора (16 июля)21. Однако Баррас ни-
 чего не писал ни о том, почему выбор пал на Гоша, ни о том, что генерал
находился в это время в Париже. Личную встречу с Гошем Баррас датиро-
вал лишь 2 термидора (20 июля), когда генерал якобы заявил, что принял
бы пост министра, если бы ему уже исполнилось 30 лет.
Больше всего, разумеется, интригует сама идея предложить мини-
стерский пост человеку, который очевидно не подходит для него в силу
возраста. Генерал родился в июне 1768 г. – таким образом, до 30 лет ему
не хватало не нескольких дней, а без малого года. Можно, разумеется,
сделать поправку на то, что в конце XVIII в. отношение к возрасту чело-
века было совсем не таким, как ныне, и многие люди своей точной даты
рождения просто не знали (и не очень интересовались ею), однако это
все же не касалось тех слоев общества, к которым принадлежали депу-
таты и сам Гош. Ведь при возникновении сомнений тут же поднимали
документы, которые заполнялись при поступлении на военную службу
или при передвижении по чинам, а при желании можно было попытать-
ся разыскать и церковную запись о рождении (естественно, если она
сохранилась)22.
Ситуацию проясняют мемуары Ларевельера-Лепо:
Теория заговора

«Это назначение оказалось недействительным и безрезультатным, посколь-

ку генералу Гошу не было тридцати лет […]. Мы трое были об этом осведомле-
ны, Ребель и Баррас сказали мне об этом сразу же, как только я его предложил.
“Я знаю, – ответил я им, – что Гош не может быть министром. И что? После
того, как он заявит, что неправомочен, учитывая его возраст, мы сделаем другой
выбор; но кандидатура Гоша станет для всей армии доказательством того, что
военными делами руководит большинство Директории, и что Карно больше не
имеет на них влияния. Для человека, а в особенности для военного, характерно
156 вставать на сторону тех, кто распределяет чины и деньги”»23.

История становится еще более ясной, если вспомнить (биографы

Гоша по непонятным причинам нередко это упускают), что тогда отнюдь
не один Петье потерял свой пост. Директория произвела массовую за-
мену министров, причем те, кто подозревался в роялизме или воспри-
нимался, как и сам Петье, в качестве креатур Карно24, отправлялись в
отставку, а на их место назначались ставленники «триумвирата».
Более или менее точно можно ответить и на другой вопрос: когда
был отдан приказ войскам из армии Самбры и Мезы двигаться на Брест.
В архивах сохранилось письмо генерала Гоша военному министру, на-
писанное из Кельна и датированное 13 мессидора (1 июля), в котором
он извещал Петье, что, «в соответствии с распоряжениями Исполни-
тельной директории»25 через несколько дней два подразделения его
армии начнут движение на Алансон26. 17 мессидора Гош написал еще
одно письмо, на сей раз адресованное начальнику своего штаба, гене-
ралу Л.Н.Г. Шерену – о том, что пехотная дивизия генерала Л. Лемуана
(имевшего, замечу, в армии репутацию «якобинца») получила приказ
отправиться через Льеж в Шартр, где ей будет отдано распоряжение
двинуться в Брест для погрузки на корабли27. Таким образом, очевидно,
теряют всякий смысл рассуждения тех историков, которые полагали,
будто Гош начал перемещение подчиненных ему подразделений лишь
став военным министром28, поскольку в начале июля о смене министер-
ства еще вообще не было и речи.
Наиболее сложным мне представляется решение третьей проблемы:
была ли эта переброска войск изначально вписана в контуры некоего
заговора, и если да, то в чем именно он состоял? Подозреваю, что точ-
ного ответа на этот вопрос нам не получить никогда: разумеется, сам
Гош в 1797 г. это отрицал, авторам мемуаров мы можем доверять лишь
до известной степени, а историки, хотя и сходятся на том, что заговор,
безусловно, имел место, трактуют его зарождение совершенно по-раз-
ному. А по самому сложному его аспекту – какими именно были планы
заговорщиков – они и вовсе стараются не высказываться.
Ситуацию усугубляет и то, что примерно до середины июля в марш-

Как генерал Гош отправился в Ирландию

рутах, по которым перемещались отозванные из армии Самбры и Мезы
подразделения, не было ничего подозрительного. Путь войск в Брест
вполне мог лежать и через Льеж, и через Шартр, и через Алансон. Если
попытаться проследить за подразделениями более внимательно, то мы
узнаем, к примеру, что одна из стрелковых дивизий 18 мессидора (7
июля) прошла Экс-ля-Шапель (известный нам как Аахен) и начала дви-
жение на Шартр29, и что по крайней мере часть войск генерала Лемуана
28 мессидора (16 июля) уже добралась до Льежа и планировала через
Реймс двинуться в том же направлении30. Все это не вызвало бы опасе-
ний даже у самого подозрительного наблюдателя.
Поскольку главным автором заговора обычно называют Барраса,
логичным кажется, прежде всего, обратиться к его воспоминаниям.
Однако в связи с данным эпизодом они на редкость лаконичны: «Хотя
войска […] действительно должны были прибыть в Брест, мы договори-
лись с Ребелем и Ларевельером, что они направятся в Париж. Двое моих
коллег поручили мне обсудить это дело с Гошем, и приближение войск
[к Парижу] стало следствием этих переговоров»31. Иными словами, ни-
каких подробностей: ни даты, когда были начаты переговоры, ни цели,
с которой войска должны были оказаться в столице. К тому же Баррасу 157
решительно противоречит другой директор, столь же склонный, впро-
чем, давать волю фантазии. По словам Ларевельера-Лепо, и он сам, и
Ребель узнали о перемещении войск лишь вместе со всеми остальными
гражданами. Доверия у них к Баррасу это, естественно, не прибавило,
однако дезавуировать действия опытного мастера интриги они не ре-
шились, опасаясь, что подобная демонстрация раскола среди «триумви-
рата» лишь станет лить воду на мельницу роялистов32. К сожалению, не
оставил своих воспоминаний третий член «триумвирата», Ребель, тогда
как именно его, а не Барраса, английская разведка считала ответствен-
ным за переговоры с Гошем33.
В воспоминаниях современников можно, правда, встретить и
принципиально иную точку зрения. Так, известный роялистский агент
Л. Фош-Борель полагал, что на формирование заговора повлияла не-
нависть Гоша к Пишегрю: якобы командующий специально засылал в
столицу своих людей, чтобы они порочили Пишегрю в газетах, и именно
предвкушая падение Пишегрю, он согласился на просьбу «триумвира-
та» направить в Париж войска34.
Версии же историков, в том числе и самых именитых, весьма разнят-
ся. К тому же эти авторы порой противоречат как сами себе, так и сохра-
нившимся свидетельствам. К примеру, А. Матьез указывает, что Баррас
начал переговоры с Гошем сразу же после того, как решил поддержать
сторонников сохранения республики (что, по его мнению, произошло
примерно 20–25 июля), однако в следующем же абзаце датирует начало
переговоров двадцатыми числами июня, т.е. примерно за три недели до
отставки министров35.
 Ряд авторов утверждают, что Гош побывал в Париже (а то и некото-
рое время находился в столице) еще в начале июля. Этой логики придер-
живается, к примеру, Л. Мадлен, полагающий, напомню, будто сговор
состоялся, когда директор вызвал Гоша в Париж, поманив постом воен-
ного министра. В этом случае историками выстраивается следующая по-
следовательность событий: «Гош неоднократно встречался с Баррасом,
предлагая ему самого себя и свою армию, и они договорились восполь-
зоваться приближением войск из армии Самбры и Мезы, чтобы спасти
республику»36. И лишь после этого было принято решение назначить
генерала министром обороны. Действительно, при таком раскладе мно-
гое встает на свои места, однако эту идиллическую картину разрушают
сохранившиеся в архивах письма, из которых видно, что, по крайней
мере, 1 и 3 июля генерал находился в Кельне, а 7-го – в Кобленце37, что
делает посещение им в эти дни Парижа маловероятным38.
Можно встретить и иную версию событий: Гоша изначаль-
но (но когда?) вызвал в Париж морской министр вице-адмирал
Л. Ж.-Ф. Трюге. В столице генерал встретился с Баррасом, предложил
ему помощь своей армии, однако предполагал при этом, что вмешатель-
ство вооруженных сил могло и не понадобиться: достаточно, чтобы сол-
Теория заговора

даты осуществляли «моральное давление», а главная роль в перевороте

должна была отводиться Директории39. В этом нет, разумеется, ничего
невозможного, но тогда эта встреча должна была произойти еще до того,
как было принято решение о десанте в Ирландию, т.е. еще до двадцатых
чисел июня. Возможно, такие разговоры и велись, однако они понево-
ле должны были носить весьма общий характер – хотя бы потому, что
Баррас к тому времени не мог еще обеспечить себе большинство голо-
158 сов внутри самой Директории.
К сожалению, и о том, что именно планировали совершить Гош и
Баррас при помощи войск из армии Самбры и Мезы, мы можем судить
лишь по косвенным свидетельствам: ни один из непосредственных уча-
стников событий никаких документов на сей счет, разумеется, не оста-
вил. Крайне любопытной в этом плане представляется выпущенная по
горячим следам книга весьма осведомленного современника – А. Рус-
селена де Корбо, работавшего одно время в Министерстве внутренних
дел и в администрации департамента Сена. Как полагает Русселен, план
заговора был следующим: Гош должен был вернуться к армии, издать
обличающую роялистов прокламацию, в течение двух дней отправить ее
Директории в Париж, не позднее, чем через пять дней начать движение
на столицу и занять все заставы. В это время депутаты-республиканцы
должны были арестовать депутатов-роялистов. На весь переворот отво-
дились сутки, после чего войска Гоша должны были продолжить дви-
жение на Брест40. Но как бы ни было соблазнительно поверить в то, что
планы заговора были именно таковы, проверить слова Русселена ныне,
увы, невозможно.

* * *
О том, что какие-то войска приближаются к Парижу, в столице ста-
ло известно 30 мессидора (18 июля). В Совете пятисот поднялась паника:
говорили то ли о восьми, то ли о десяти тысячах солдат, угрожающих
национальному представительству, требовали разъяснений у Директо-
рии41.
 Каким образом у законодательного корпуса появилась эта информа-
ция, признаться, не до конца понятно. С трибуны Совета пятисот про-
звучали лишь два указания на ее источник: Ж.Ш.Г. Делайе (Delahaye)
сослался на слухи, Л.Ф. Майар (Maillard) – на письма из своего депар-
тамента. Поскольку не сложно установить, что он был избран от депар-
тамента Сомма, его слова вызывают определенные сомнения: даже если
часть войск из армии Самбры и Мезы и шла через окрестности Амье-
на, этот департамент расположен достаточно далеко от Парижа, чтобы

Как генерал Гош отправился в Ирландию

Майар мог не испытывать тревоги.
Так или иначе, на следующий день, 1 термидора (19 июля) Петье,
продолжавший несмотря на отставку исполнять обязанности военного
министра, отправил Директории послание, в котором официально изве-
щал ее о запросе, полученном им из небольшого городка Ля Ферте-Алэ
(La Ferté-Alais), стоящего на берегах Эсонны к югу от Парижа и к западу
от Фонтенбло. Поскольку, очевидно, перемещение войск из армии Сам-
бры и Мезы, а в особенности их размещение и снабжение необходи-
мо было готовить заранее, военный комиссар Лесаж заблаговременно
известил42, как и было положено, муниципалитет Ля Ферте-Алэ, что 12
термидора туда ожидаются прибытием четыре полка по 700 человек, 700
лошадей и штаб возглавляющего подразделение генерала Ришпанса43.
30 мессидора, когда новость достигла Ля Ферте-Алэ, муниципальный
совет провел экстренное заседание44 и поспешил известить военного
министра о том, что происходит что-то непонятное, поскольку Ля Фер-
те-Алэ находится в пределах конституционного района, куда вход войск
без специального разрешения запрещен Конституцией.
Известный специалист по переворотам времен Директории
А. Мейнье полагает, что сведения, оглашенные на заседании Совета 159
пятисот 30 мессидора, были получены депутатами именно от Петье, ко-
торый после отставки решил, что не обязан более хранить служебную
тайну и поделился информацией с друзьями из Советов45. Теоретически
это возможно: Ля Ферте-Алэ находится менее чем в 60 километрах от
Парижа, в Совете пятисот вопрос о передвижении войск был поднят 30
мессидора ближе к концу заседания, а муниципалитет мог отправить
письмо с самого утра. К тому же Петье действительно пребывал в весьма
тесных отношениях с Пишегрю и роялистами в Советах46. Другое дело,
что никаких доказательств этой версии Мейнье не приводит47.
Поставив Директорию в известность о запросе муниципалитета Ля
Фертэ-Алэ, Петье обратился к ней с настоятельной просьбой либо из-
менить маршрут движения войск, либо запросить у законодательного
корпуса разрешение на их проход. Послание министра завершалось
следующим пассажем:
«В любом случае я прошу вас, граждане директоры, сообщить мне о сво-
ем решении на сей счет, чтобы я мог с тем же курьером ответить властям этой
коммуны, и чтобы я мог отдать распоряжения, необходимые для обеспечения
снабжения войск по всему пути их следования вплоть до их прибытия в предпи-
санное место назначения»48.

Тем самым Петье явно намекал Директории, что, если войска Риш-
панса пришли в движение с ее согласия, ему неплохо было бы знать, по
каким маршрутам и куда они направляются.
Получив письмо Петье, Директория сразу же отправила официаль-
ный запрос министру по морским делам и колониям с просьбой сооб-
 щить, что он знает о перемещениях четырех стрелковых подразделе-
ний из армии Самбры и Мезы (обратим внимание, что на тот момент
истинное количество войск, которые Гош привел в движение, в Париже
еще не было известно). Запрос этот подписали Карно, Бартелеми и Ла-
ревельер49. В ответе министра, составленном в тот же день, говорилось,
что поскольку морское министерство не имеет никакого отношения к
перемещениям сухопутных войск, оно о них ничего и не ведает50. Заме-
чу, впрочем, что удивление министра явно было наигранным: в своем
стремлении откреститься от скандала он «забыл», что первой экспеди-
цией Гоша в Ирландию руководило именно его ведомство, что, собст-
венно, и объясняет запрос Директории. И, как мы увидим далее, приказ
Гошу готовиться к новой попытке десанта шел именно через него.
Рискну предположить, что инициативность и строптивость муници-
палитета Ля Ферте-Алэ сыграли в этой истории решающую роль: никто
и предположить не мог, что его члены направят протест военному ми-
нистру. Баррасу пришлось срочно решать, что делать. Противостоять
возглавлявшему Директорию Карно без опоры на солдат Ришпанса
было слишком опасно, а Карно поспешил привести машину в движение:
2 термидора Директория направила Совету пятисот информацию о том,
Теория заговора

что войска Ришпанса по неизвестным причинам движутся через грани-

цу конституционного района. Под этим посланием стоит подпись всех
пяти директоров, последним его подписал Баррас51. Копия докладной
Совету пятисот поступила и в Совет старейшин52.
2 термидора (20 июля) на заседании Совета пятисот информацию о
перемещении войск – уже со всеми подробностями – предал огласке
депутат Ф. Обри, и она произвела эффект разорвавшейся бомбы. Надо
160 сказать, Обри был человеком известным. И в Конвенте, и в Совете пяти-
сот он занимался военными вопросами, зарекомендовав себя политиком
амбициозным, ищущим славы и склонным к интриге. Отсидев в тюрьме
при диктатуре монтаньяров, он исповедовал весьма правые взгляды и,
по общему признанию, склонялся к роялизму. Занимаясь реорганиза-
цией армии, он старался проталкивать наверх лишь своих единомыш-
ленников, и Бонапарта даже называли одно время в Париже «жертвой
Обри». Конец его карьере положил переворот 18 фрюктидора, однако
на момент описываемых событий Обри не только был еще в силе, но
и занимал весьма важную должность «инспектора зала заседаний», т.е.
был в числе тех, кто отвечал за безопасность Совета.
Обри сообщил коллегам, что четыре полка ожидаются в Ля Ферте-
Алэ и еще несколько – в Суасоне (похоже, Директория об этом еще не
знала). По его предложению Совет принял декрет, обязывающий Ди-
ректорию отчитаться об этом перемещении войск, сообщить, кто отдал
такой приказ и наказать виновных53. Разразился скандал: депутат П. Ан-
ри-Ларивьер, которого республиканцы то и дело обвиняли в переписке
с агентами Людовика XVIII и в стремлении свергнуть правительство,
заявил, что в Директории нет единства, два директора из пяти выступа-
ли против отставки министров, а Петье якобы был смещен в тот самый
момент, когда начал протестовать против переброски войск54. Войска
же, по его словам, прибывают не только в Ля Ферте-Алэ и Суасон, но и в
Шартр и даже в сам Париж.
Директория ответила оперативно: по ее словам, 4 полка стрелков
действительно должны были прибыть в Ля Ферте-Алэ, о чем ее нака-
нуне известил военный министр. Нет никаких причин для беспокой-
ства, поскольку, скорее всего, это просто ошибка военного комиссара,
солдаты направляются отнюдь не в столицу. «Тем не менее, – не без
иронии заверяла Директория, – она накажет виновных, если они бу-
дут найдены»55. Весьма беспечная тональность данного ответа ставит
историков перед необходимостью как-то истолковать позицию Карно,
подписавшего послание в качестве председателя Директории. По каким
причинам «организатор победы» решил не устраивать скандала и не вос-
пользовался этим предлогом, чтобы провести расследование и свалить
кого-либо из своих соперников, а то и весь «триумвират»?56 Наиболее

Как генерал Гош отправился в Ирландию

убедительное объяснение этому факту следующее: как известно к кон-
цу июня Директория получила от Бонапарта документы, изобличающие
в связях с роялистами генерала Пишегрю. Именно в этот день, 20 июля,
Баррас ознакомил с документами членов Директории, и Карно, не бу-
дучи роялистом, наконец осознал, чем вызвано агрессивное поведение
правой части законодательного корпуса и чем оно грозит умеренным
республиканцам57.
Не удивительно, что Совет пятисот остался этим посланием Дирек-
тории не удовлетворен. Тогда же депутаты вспомнили, что вообще-то в
правительстве имеется еще один человек, по должности обязанный заин-
тересоваться нарушением Конституции – министр полиции. Однако –
случайно или специально – на место опытного политика и чиновника
Ш. Кошона, которого считали креатурой Карно, при смене министров
поставили Ж.Ж. Ленуара-Лароша – известного и талантливого публи-
циста, не обладавшего опытом практической работы и оказавшегося со-
вершенно неспособным справиться со своими обязанностями. Получая
со всех сторон сообщения о многочисленных заговорах, активизации
роялистов, плетущих интриги тайных группировках, Ленуар-Ларош бы- 161
стро перестал отличать правду от вымысла и пришел в мало адекватное
состояние, постоянно опасаясь за свою жизнь. Таким образом, в эти дни
ему было совершенно не до Гоша: он отчаянно пытался разобраться в
доставшемся ему наследстве, впадая во все большую депрессию58.
В тот же день, 2 термидора, в столицу прибыл сам Лазар Гош. Как
ни странно, мне не удалось обнаружить никаких свидетельств того, что
он был вызван в Париж в связи с назначением военным министром или
же для того, чтобы объяснить, наконец, столь удивительное поведение
своих солдат. Судя по всему, Гош оказался в городе по собственной
инициативе, скорее всего, будучи обеспокоенным судьбой заговора.
По крайней мере, именно так трактует его появление Ларевельер59.
По другой версии, высказанной впоследствии А.К. Тибодо, в то время
влиятельным депутатом Совета пятисот, Гош тайно и заблаговременно
заслал в Париж генерала Шерена. Когда тот убедился, что роялистский
заговор действительно существует, он отправил Гошу доклад, и коман-
дующий тут же появился в столице60.
Сразу по приезде, генерал нанес визит в Люксембургский дворец,
где встретился с директорами. Рассказ об этой встрече сохранился в
мемуарах Ларевельера-Лепо:
«Карно, бывший тогда еще председателем, с излишней сухостью и жестко-
стью подверг его настоящему допросу. Затем он осыпал его самыми страшными
угрозами и объявил, что отдаст под суд.
Гош […] постоянно бросал взгляды на Барраса, а тот трусовато не отрывал
глаз от лежащей перед ним бумаги, не рискуя сказать ни единого слова, чтобы
оправдать скомпрометированного им генерала, с которым он состоял в самых
 тесных отношениях с первых дней Революции. Я же, напротив, находился с Го-
шем лишь в тех отношениях, которых требовали занимаемые нами должности,
и не принимал никакого участия в том, что он оказался втравлен в столь затруд-
нительные обстоятельства. Тем не менее, я взял слово […].
Прежде всего, я спросил Карно, по какому праву он подвергает генерала
настоящему допросу, по какому праву он объявляет ему о предании суду, по ка-
кому праву, наконец, угрожает? Я напомнил ему о том, о чем он не должен был
забывать: в качестве председателя он может говорить от имени правительства
лишь по итогам коллективно принятых решений»61.

По словам Ларевельера, когда директор вернулся к себе, Гош его

уже ждал. Стоило генералу узнать об обмане Барраса, заверявшего, что
приказ о перемещении войск исходит от большинства членов прави-
тельства, негодованию его не было предела. Той же ночью, после встре-
чи с Баррасом, Гош якобы вернулся к армии62.
Те безмерные похвалы Ларевельеру, его уму, отваге и порядочно-
сти, которые Гош, по словам директора, расточал при личной встрече,
а затем и перед офицерами своего генерального штаба, не могут не вы-
звать улыбки. Другой вопрос, в какой мере весь рассказ Ларевельера-
Теория заговора

Лепо заслуживает доверия? Судя по тому, что после встречи с Гошем

Директория не прекратила попыток выяснить, кто же виноват в том, что
войска оказались под Парижем, Баррас действительно не рискнул взять
на себя ответственность за его действия, а также не смог (или не захо-
тел) организовать принятие большинством директоров окончательного
решения по этому поводу. С другой стороны, не исключено, что Баррас
(или Гош) просто не успели на тот момент определиться, стоит ли идти
на конфронтацию с Советами. Так, например, Русселен упоминает, что
162
6 термидора один из участвовавших в заговоре депутатов встретил воз-
вращавшегося от Барраса генерала Гоша, и тот якобы ему заявил, что
все остается в силе63.
Поскольку директоры попросили Гоша изложить свои объяснения в
письменном виде64, он в тот же день направил в Люксембургский дворец
послание, в котором выразил изумление теми подозрениями, которые
вызвали его воины, и высказал стремление рассказать «всю правду».
В частности, там говорилось, что 11 мессидора (29 июня) по возвращении
из Голландии он получил распоряжение морского министра возглавить
новую экспедицию в Ирландию и собрать для этой цели в окрестностях
Бреста «войска, в которых, по моему мнению, я буду для этого нуждать-
ся». Иными словами, 8–10 тысяч человек. «Зная, – продолжал Гош, что
в бывшей Бретани есть лишь пехотные подразделения, сугубо необхо-
димые для охраны ее берегов и абсолютно нет ни кавалерии, ни артил-
лерии65, я счел необходимым отозвать вследствие этого приказа из ар-
мии Самбры и Мезы шесть тысяч пехотинцев, 2000 кавалеристов и 1000
артиллеристов». Соответствующие приказы и были отданы генералам,
те также должны были запросить маршрутные листы, в соответствии
с которыми предполагалось обеспечивать снабжение войск на марше.
Небезынтересно, что в этом документе Гош попытался сложить с
себя всякую ответственность за нарушение войсками очерченных Кон-
ституцией пределов:
«Прошу отметить, граждане Директоры, что я ни коим образом не прика-
зывал, что лучше пройти через тот город, а не через этот, что военный министр
должен был быть предупрежден о части перемещений и, наконец, что я получил
от самой Директории подтверждение приказов, переданных морским минист-
ром.
Будучи весьма счастлив возможностью немного отдохнуть, я воспользо-
вался сложившимися обстоятельствами, чтобы оказаться в Меце в объятиях
моей давным-давно покинутой семьи; обретя покой, я не занимался ни [своими]
людьми, ни их делами и лишь вчера, проезжая через Шалон, я получил новости
из Парижа…»66

Впечатление, которое возникает по прочтении этого послания, име-

Как генерал Гош отправился в Ирландию

ет мало общего с тем образом уверенного в себе героя, который рисуют
современники и биографы (хотя и соотносится с психологией человека,
отсидевшего в тюрьме из-за конфликтов с государственной властью и
не имеющего ни малейшего желания очутиться там снова). Однако и
помимо психологической характеристики Гоша письмо представляет
немалый интерес.
Прежде всего, в нем привлекают внимание три момента. Во-первых,
Гош не просто снимает с себя ответственность – он перекладывает
ее на плечи Директории и двух министров, существенно занижая при
этом, как мы увидим дальше, количество отозванных из армии Самбры
и Мезы войск. Трудно рассматривать этот шаг иначе, как стремление
выиграть время. Во-вторых, Гош якобы полагал, что кто-то (кто?) должен
был предупредить военного министра о передвижении части (почему
не всех?) войск. Однако, судя другим документам, никакой регулярной
практики предупреждения министра в случае передислокации под-
разделений не существовало (подозреваю, просто потому, что обычно
распоряжения на этот счет исходили от самого министра). И, наконец,
третье: виновными в данном случае, по сути, оказываются подчиненные
Гошу генералы. Можно, конечно, предположить, что Гош исходил из 163
грядущего военного переворота, после которого любое расследование,
очевидно, прекратилось бы – тем не менее, этот его поступок вызывает
некоторое удивление.
3 термидора (21 июля) Гош отправляет Директории новое послание,
которое должно было подтвердить его слова, и копии двух других сво-
их писем67. Одно было написано генералом в Кобленце 19 мессидора (7
июля) морскому министру в ответ на распоряжения последнего и Ди-
ректории о подготовке новой экспедиции в Ирландию, отправленные
из Парижа 3 мессидора (21 июня), но попавшие в руки Гошу лишь по
его возвращении из Гааги. Речь в этом письме Гоша шла о перемещении
6000 человек68. Второе письмо было отправлено командующим тогда же
одному из генералов с вложением послания морскому министру69.
Судя по всему, получив от Гоша эти свидетельства, Директория
распорядилась начать изыскания в архивах военного и морского мини-
стерств, чтобы выяснить, что на самом деле знал, а чего не знал каждый
из членов правительства. По большому счету, в этом были заинтересо-
ваны обе группировки директоров: одна – чтобы разобраться в проис-
ходящем, другая – чтобы отвести удар от Гоша.
Как ни удивительно, документы, которые содержатся далее в архив-
ном досье, указывают, что в своем послании Директории от 2 термидора
генерал по крайней мере отчасти говорил правду: оба министра пре-
красно знали о перемещении войск из армии Самбры и Мезы. Посколь-
ку вице-адмирал Трюге был убежденным республиканцем, не исключе-
но, что его «забывчивость» отнюдь не случайна. К тому же он мало чем
рисковал, поскольку в ходе смены министров потерял свой пост. Что
 же касается Петье, то он, похоже, просто не смог связать экспедицию
в Ирландию с той информацией, которой Гош счел нужным с ним по-
делиться. Ведь в уже упоминавшемся письме военному министру от 13
мессидора (1 июля) командующий армией ни словом не обмолвился ни
о десанте, ни о Ришпансе, сообщив лишь о переброске двух подразде-
лений с Рейна в Алансон70. Не здесь ли кроется разгадка таинственной
фразы из послания Гоша Директории о том, что военный министр был
«предупрежден о части перемещений»?
В тот же день, 3 термидора, Директория запросила военного минист-
ра, кто отдал приказ на переброску стрелков71 и какие войска находятся
в окрестностях Парижа72, а также попросила его представить ответ так
быстро, как только возможно73. Петье, еще раз заверив директоров,
что ему ничего не было известно, постарался переложить ответствен-
ность на военного комиссара Лесажа и на генерала Гоша, который, по
словам министра, сообщил ему, что сам, дескать, все разъяснил членам
Директории74. К этому ответу Петье приложил заверенные копии ряда
писем, из которых становится ясно, что перемещение войск, приказ о
котором был отдан 24 мессидора (12 июля), стало сюрпризом не только
для муниципалитета Ля Ферте-Алэ, но и для других военных чинов75 и
Теория заговора

муниципалитетов. В частности, известие о том, что войска Ришпанса

прибудут в Шартр, вызвало резкий протест администрации этой комму-
ны, заявившей76, что принять солдат у них нет совершенно никакой воз-
можности. «Национальные здания, – поясняли власти Шартра в другом
письме, – заняты тремя подразделениями Национальной жандармерии
и четырьмястами военнопленными»77. Вообще, в стремлении избежать
постоя, муниципалитет Шатра развил немалую активность, постарав-
164 шись заручиться поддержкой военного комиссара78 и трех депутатов
законодательного корпуса.
Оставался вопрос о том, не являются ли частью общего враждебного
Советам плана и передислокации войск, расположенных в окрестностях
столицы. Отвечая на него, Петье направил Директории подробный от-
чет, в котором показал, что любые перемещения подразделений вокруг
Парижа связаны исключительно «со сменой мест расквартирования
и гарнизонов» и никаких других солдат рядом со столицей не появи-
лось79.
Одновременно Петье поставил в известность Центральную админи-
страцию этапных пунктов, средств передвижения и военных конвоев,
что прибывшие «из окрестностей Седана» войска должны вернуться
в армию Самбры и Мезы и что, таким образом, администрация и ее
подчиненные не должны обеспечивать им продвижение на Запад80. Эта
инициатива министра представляется весьма занимательной: очевидно
к тому времени он уже должен был понять, что экспедиция в Ирландию
находится вне сферы его компетенции, и подобный ход можно было
объяснить лишь стремлением любой ценой закрыть путь армии Гоша
на Париж.
4 термидора (22 июля) переписка Директории с Советом пятисот
начала приобретать комический характер. Находясь под давлением
Совета и прекрасно понимая, что за несколько дней военный министр
физически не в состоянии установить виновных в предполагаемом на-
рушении границы конституционного района, Директория сообщила
Совету, что поставила перед географами вопрос, действительно ли Ля
Ферте-Алэ находится в пределах запретной зоны. Между учеными раз-
горелась дискуссия81. Это не совсем обычное послание было подписано
четырьмя директорами вместо трех: Ларевельером, Ребелем, Баррасом
и Бартелеми. В другом документе, отправленном в тот же день в Совет
старейшин за подписью Карно, председатель Директории привлекал
внимание законодателей к тому факту, что за все время, прошедшее с
момента принятия Конституции, они так и не потрудились уточнить,
каким образом должно высчитываться расстояние до границ конститу-
ционного района. В случае конкретно с Ля Ферте-Алэ Директория пола-

Как генерал Гош отправился в Ирландию

гала, что до него 11 лье, однако «распространено мнение», что до него 13
лье. Собранные же Директорией географы посчитали, что еще больше, а
географический словарь, напечатанный по распоряжению Учредитель-
ного собрания, утверждал, что до этого города 12 лье82. Таким образом,
поскольку ст. 69 Конституция трактовала 6 мириаметров как «примерно
12 лье», Карно намекал, что, скорее всего, войска и вовсе не собирались
пересекать границы конституционного района.
Несмотря на рассказ Ларевельера-Лепо о том, как Гош, поражен-
ный в самое сердце вероломством Барраса, поспешил хлопнуть дверью
и отправиться к армии, документы свидетельствуют, что 4 термидора
командующий еще находился в Париже и явно не отказался от мысли
довести дело до конца. В этот день он направил своему другу, пользо-
вавшемуся у него большим уважением83, генералу Ж.О.Ж. Мермету,
чей 10-й гусарский полк был приведен в движение одним из первых,
распоряжение встать гарнизоном в Мезьере и Шарлевиле, а также «не
выполнять ничьих приказов, кроме его собственных»84.
В тот же день Гош отправляет Директории официальный отказ от
должности министра обороны:
165
«Поскольку мой возраст не позволяет мне, граждане директоры, принять
важный пост, на который меня выдвинули ваша доброта и ваше доверие, по-
звольте засвидетельствовать вам мою признательность и мои сожаления. Для
друга отечества горестно не иметь возможности принять участие в великих тру-
дах, которые вам поручены»85.

Получив это послание Гоша, Директория 7 термидора (25 июля)

назначила на пост министра обороны Б.Л.Ж. Шерера – эльзасца, про-
фессионального военного, заслужившего чины бригадного, а затем и
дивизионного генерала еще при диктатуре монтаньяров. Надо сказать,
что в России того времени Шерер приобрел весьма своеобразную ре-
путацию, благодаря одной хлесткой фразе А.В. Суворова. Когда тот во
время итальянской компании прибыл к армии, то узнав, что Моро сме-
нил Шерера на посту командующего французскими войсками, Суворов
якобы обронил: «И здесь вижу я перст Провидения. Мало славы было
бы разбить шарлатана. Лавры, которые похитим у Моро, будут лучше
цвести и зеленеть»86. Вне зависимости от справедливости оценки ве-
ликого полководца, замечу, что, конечно же, ни Шерер, ни, тем более,
Петье, проявлявший свои способности, по большей части, не на поле
боя, а в снабжении армий, не обладали популярностью и репутацией ге-
нерала Гоша. Это наводит на мысль, что талантливых генералов Дирек-
тория предпочитала все же держать при армиях, а не на министерских
постах.
8 термидора (26 июля) Пишегрю огласил выводы комиссии, создан-
ной Советом пятисот для расследования инцидента87. Доклад был напи-
сан очень ярко и не оставлял в стороне ни одну несообразность этой
 странной истории. Привлекая внимание к необычайной уклончивости
Директории, и напоминая, что ни Директория, ни военный министр не
берут на себя ответственность за передислокацию подразделений, пред-
седатель Совета вопрошал: «Что же это за новый орган власти, который
по своей прихоти отправляет с одного конца республики на другой столь
большое количество войск с приданной им немалой артиллерией?».
Кроме того, даже если просто посмотреть по карте, какие дороги ведут
с берегов Мезы, примерно от Намюра, до Бреста, где войска должны
были погрузиться на корабли, то очевидно, что солдаты должны были
пройти к северу от Парижа, а уж никак не появиться с юга.
Хотя для стороннего наблюдателя позиция законодательного корпу-
са, несомненно, более понятна, нежели позиция Директории – наруше-
на Конституция, виновные должны ответить по всей строгости закона,
а войска могут представлять непосредственную угрозу для законодате-
лей – тем не менее, и здесь не все было так просто. Как полагал один
из роялистских агентов, действовавших в то время в Париже и нахо-
дившихся в тесном контакте с депутатами, собранных доказательств
оказалось недостаточно, чтобы обвинить кого-либо из директоров88, а
исход возможного суда над генералами, имевшими за спиной поддерж-
Теория заговора

ку Директории, было сложно предсказать.

К тому же депутаты осознавали, что им в любой момент могут задать
вопрос: а чего они, собственно, так испугались? Ведь если нет никаких
доказательств антиконституционного заговора, выходит, что предста-
вители народа боятся лучших его сынов, защитников отечества, неод-
нократно проливавших кровь на полях сражений. Тема оказывалась
тем более щекотливой, что в столицу в изобилии поступали обращения
166 солдат, осуждавшие засилье роялистов в Советах и полные угроз в их
адрес89. В итоге, вместо того, чтобы обрушиться на Гоша в полную силу,
депутатам то и дело приходилось подчеркивать:
«И не приближение наших братьев по оружию может их [тревоги] вызы-
вать, возвращение наших увенчанных лаврами детей всегда пробуждало в на-
ших сердцах самые живые и самые нежные чувства любви, благодарности и
патриотизма»90.

В разгар этих дебатов Гош покинул Париж. Обычно историки дати-

руют это событие 6 термидора (24 июля)91, Ларевельер, как мы помним,
уверял, что генерал уехал уже 2-го, Баррас же в своих «Мемуарах» умуд-
рился описать его отъезд дважды. Текст от 8 термидора довольно сух92
и, похоже, принадлежит приводившему записки в порядок Русселену де
Сент-Альбену. Запись от 15 термидора, напротив, изобилует подробно-
стями и повествует о трогательном единении генерала и директора93. В
то же время из сохранившихся писем Гоша следует, что 6 термидора он
был еще в Париже, 10-го – в Шарлевиле, на восточной границе94, а 11-
го – в Динане, возле Намюра95.
Таким образом, отъезд Гоша к войскам 6–7 термидора выглядит
весьма вероятным. Что же касается его причин, то о них мы можем
лишь строить предположения. Скорее всего, генерал не видел смысла
оставаться далее в Париже, поскольку переворот отменялся или откла-
дывался, а настроения законодательного корпуса на тот момент были не
до конца понятны. На случай, если бы командующего армией Самбры и
Мезы решили привлечь к ответственности, в его интересах было нахо-
диться подальше от столицы.
 Баррас описывает сцену прощания с отбывающим к армии генера-
лом весьма помпезно: «Гош был чрезвычайно взволнован; мы расста-
лись, поклявшись в дружбе на всю жизнь, до гроба», однако о дальней-
ших планах и, главное, о причинах провала заговора говорит весьма
невнятно:
«Я ответил Гошу, что […] двое моих коллег и я сам спасем Республику, мы
бесповоротно решили начать действовать через несколько дней, а возвращение
Гоша к армии Самбры и Мезы необходимо, чтобы войска, которые он выделит

Как генерал Гош отправился в Ирландию

из нее, могли мгновенно подойти к границе конституционного района»96.

Очевидно, Баррас имел в виду, что присутствие Гоша позволит вой-

скам действовать более оперативно, но что заставило директора отло-
жить переворот, из его воспоминаний остается, увы, непонятным. Так
или иначе, Гош оставил Баррасу для связи двух своих адъютантов, а чуть
позже отправил в его распоряжение Шерена, 11 фрюктидора (28 авгу-
ста) назначенного дивизионным генералом и командующим охраной
Директории.
Тем временем «триумвират» делал все, чтобы вывести Гоша из-под
удара. 8 термидора Ребель, Ларевельер и Баррас подписывают следую-
щее постановление:
«Исполнительная Директория одобряет приказ Гоша шести тысячам пехо-
тинцев, двум тысячам кавалеристов и тысяче артиллеристов из армии Самбры
и Мезы отправиться в западные департаменты для экспедиции в Ирландию.
Данное распоряжение будет направлено военному министру и не будет опуб-
ликовано»97.

Судя по всему, трое директоров опирались на цифры, которые были 167

к этому времени в их распоряжении – они даже специально вписали
их в постановление (в черновике этого документа никаких упоминаний
о численности войск не было98). Однако докладная записка Шерера,
направленная Директории в тот же день, свела эти планы на нет. Во-
енный министр сообщал, что Петье приказал повернуть назад войскам,
которые шли на Шартр через Ля Ферте-Алэ, а также еще 9000 солдатам,
направлявшимся туда же через Мезьер99. К этому письму Шерер при-
ложил полную роспись всех войск, которая указывала, что всего в дви-
жение были приведены 15 366 человек и 3420 лошадей100. Можно пред-
ставить себе, какой эффект произвела эта бумага в Люксембургском
дворце, тем более, что вскоре известный роялист генерал Вилло задаст с
трибуны Законодательного корпуса вопрос о том, что общего с предпо-
лагаемым десантом имеют «многочисленные подразделения кавалерии,
стрелков, тысяча пушкарей с немалым количеством орудий»101. Не забу-
дем и о том, что корабли в Бресте были готовы взять на борт всего 6–8
тысяч человек102.
Военный министр пришел от выявленных им цифр в ярость. В пись-
ме Гошу от 9 термидора (27 июля) Шерер негодовал, что в докладе Ди-
ректории за неделю до того Гош указал, будто он забрал из армии Сам-
бры и Мезы 8–10 тысяч человек, тогда как по сведениям, стекавшимся
в министерство из разных мест, в движение было приведено 15 117 че-
ловек (отметим, кстати, что если Гош называл цифры с точностью до
нескольких тысяч, Шерер их называет с точностью до человека, хотя и
не совсем такие, как накануне). Причем далеко не все солдаты из этого
числа были вовремя остановлены Гошем – часть еще находится на мар-
 ше. Неудивительно, что Шерер потребовал от генерала объяснений и
распорядился переслать в министерство копии всех приказов, имевших
отношение к данной ситуации103.
На следующий день, 10 термидора (28 июля), Шерер, по всей види-
мости доложив о разночтениях Директории, направил Гошу распоряже-
ние, подписанное Карно, вернуть «лишних» солдат в армию Самбры и
Мезы104. При этом министр высказал удивление, что многие его генералы
находятся не с солдатами, а в Париже – и приказал Гошу отправить их
обратно к войскам105. Правда, трудно сделать однозначный вывод о том,
что заставило этих офицеров поспешить в Париж: желание отдохнуть
несколько дней в столице или провести рекогносцировку предполагае-
мого театра военных действий. В любом случае, Гош отказался подчи-
ниться приказу Директории, избрав на сей раз амплуа «отца солдатам» и
заявляя, что «различные переходы, которые они совершили, муки, кото-
рые они испытали, не позволяют генералу вновь отправить их в путь»106.
Войскам действительно пришлось прошагать немало, однако в значи-
тельной степени в этом была «заслуга» их командующего. Стремясь про-
извести переброску войск как можно более скрытно, Гош отправлял сол-
дат на Запад относительно небольшими подразделениями. В отсутствие
Теория заговора

современных средств связи, генерал (и в этом его трудно, естественно,

обвинить) ограничился тем, что наметил лишь конечные точки движения
(в лучшем случае, несколько промежуточных), однако ничего не преду-
смотрел на случай, если заговор будет раскрыт. Как только 2 термидора
в законодательном корпусе разразился скандал, войска тут же стали
неуправляемыми, им принялись отдавать приказы все, кому не лень:
военный министр, верные министерству генералы, военные комисса-
168 ры, которыми министерство пыталось командовать через голову Гоша…
К тому же, хотя в 1797 г. Гошу легко было жаловаться на нерасто-
ропных чиновников, замучивших солдат противоречивыми приказами,
сегодня в архивах можно найти немало распоряжений и за его собствен-
ной подписью. Так, например, мы знаем, что 2 термидора Гош приказал
генералу Ришпансу сначала отвести войска назад от столицы, потом 6
термидора направил их в Реймс, затем 10 термидора приказал разделить
солдат и перебросить часть из них в Эпернэ, но через два часа отменил
свой приказ и вместо этого предписал передислоцировать всех стрелков
в Кобленц, а еще через два часа и вовсе распорядился оставить всех на
месте до получения дальнейших инструкций107.
В свете этого уже значительно менее убедительными выглядят стро-
ки, написанные Гошем того же 10 термидора военному министру:
«Вы видели из моего предыдущего письма, что я испытывал немало колеба-
ний в отношении перемещения войск; по меньшей мере десять раз они начина-
ли двигаться взад и вперед в соответствии с приказами генералов и министров.
Усталые, изнуренные, они не понимают более, кого им надо слушаться, и я едва
осмеливаюсь отдавать им приказы на основании тех, которые я только что от
вас получил, датированные 8 числом сего месяца. Войскам необходимо четы-
ре дня отдыха. […] Не забывайте, гражданин министр, что можно любить свою
родину и не стремиться при этом расстаться с жизнью из за ошибок, подобных
тем, которые имели место на протяжении последних десяти дней»108.

Иными словами, командующий явно тянул время, не отказываясь

открыто выполнять приказ министерства, но и не собираясь проводить
его в жизнь.
 11 термидора (29 июля) генерал Гош, уже добравшийся к тому вре-
мени до окрестностей Намюра, направил военному министру еще одно
письмо, тон которого далек от покаянного. Подтверждая получение
письма Шерера от 9 термидора, Гош сделал вид, что «не слышит» самого
главного вопроса – на каких основаниях он вводил всех в заблуждение
относительно количества отозванных из армии войск. Вместо этого ге-
нерал попытался занять позицию честного, но недалекого солдата, уязв-
ленного в лучших чувствах:

Как генерал Гош отправился в Ирландию

«Не имея под рукой моей корреспонденции, я не могу ответить вам с необхо-
димыми подробностями. Я сделаю это по прибытию в Кельн. Я имею основания
думать, что и вы, и Директория будете полностью удовлетворены. Однако, гос-
подин министр, чтобы я также оказался удовлетворен, вы без сомнения позво-
лите мне опубликовать свой ответ: я полагаю, что моя честь этого требует»109.

Соблазнительно было бы думать, что Гош тем самым угрожал пре-

дать гласности какие-то подробности своего сговора с Баррасом, однако
для такой трактовки письма нет никаких оснований. Скорее всего, гене-
рал блефовал и тянул время: далее в послании говорилось, что ему при-
шлось изменить свои планы и отправиться успокаивать подразделения,
возмущенные неуплатой жалования. «Я сомневаюсь, – завершал Гош
письмо удивительной для военачальника фразой, – что какие бы то ни
было войска захотят отправиться в Брест после того, как армия узнала о
моем отказе садиться на корабль»110.
Обнаружить письмо, в котором Гош излагал бы резоны столь вызы-
вающего неповиновения приказам, мне, к сожалению, не удалось. Меж-
ду тем они должны быть весьма любопытны, если судить о них, скажем,
по письму Гоша Шереру от 19 термидора: 169
«Я вам повторяю, гражданин министр, что поскольку я не собираюсь от-
правляться ни в Брест, ни в Алансон, ни в Ренн, ни в Авранш экспедиция не со-
стоится. Добавлю, что я ограничусь защитой республики от любого вторжения
и не стану больше изображать на морях Дон Кихота ради удовольствия пары
человек, которым хотелось бы получше меня узнать…»111

Таким образом, препирательства командующего с министром все

длились и длились, а войска оставались в опасной близости от столицы.
Обеспокоенные этим, сторонники законодательного корпуса делали
максимум для того, чтобы привлечь внимание общественного мнения к
угрожавшей депутатам опасности. В прессе появились сведения о том,
что войска двигались на Париж скрытно, стараясь избегать основных
дорог; после получения приказа отойти от столицы часть войск якобы
рассеялась, и солдаты без оружия, а, порой и переодетыми, стали при-
бывать в Париж, тогда как некоторые офицеры будто бы собирались на
совещание в загородном поместье Барраса112.
Меж тем военный министр, похоже, предполагал, что дело быстро
с мертвой точки не сдвинется, поскольку 12 термидора он решил при-
нять дополнительные меры, дабы убрать наконец войска из-под столи-
цы. Шерер обратился к Директории с докладной запиской, в которой
предлагал приказать 6 тысячам пехотинцам, 2 тысячам кавалеристов
и тысяче артиллеристов проследовать в Брест (как и планировалось
изначально), а остальным срочно вернуться в армию Самбры и Мезы,
поскольку в департаменте Марны подходят к концу запасы провизии.
Отмечая, что маршрутные листы подразделениям уже разосланы, ми-
 нистр фактически признавал, что его собственного авторитета оказа-
лось недостаточно, чтобы привести войска в движение113. В тот же день
Директория издала соответствующее распоряжение: оно было подпи-
сано всеми, кроме Бартелеми114. На следующий день постановление Ди-
ректории было отправлено Гошу115. За ним последовало еще одно, в ко-
тором Шерер сообщал, что должность командующего армией Самбры и
Мезы будет сохранена за генералом, однако лишь до тех пор, пока он не
отправится в Ирландию116 – не удивительно, что это послание никоим
образом не подтолкнуло Гоша к тому, чтобы покинуть берега Франции.
Одновременно Директория продолжила (хотя и весьма неспешно),
выяснять, кто же виноват в случившемся инциденте. Спустя 12 дней по-
сле объяснительной записки Гоша, 14 термидора (1 августа) Баррас вме-
сте с Ларевельером и Бартелеми подписал распоряжение срочно (sic!)
вызвать в Париж того самого военного комиссара, с чьего письма все
началось, «и не пренебрегать ничем, чтобы установить, наконец, автора
приказа направить войска на Ля Ферте-Алэ»117.
Разумеется, военный комиссар брать на себя ответственность не за-
хотел и заявил, что лишь выполнял распоряжения генерала Ришпанса118,
от которого и получил маршрут следования войск до Шартра. Однако в
Теория заговора

стремлении сложить с себя ответственность, Лесаж, как и Гош, несколь-

ко перестарался: хотя, как мы помним, муниципалитет Ля Ферте-Алэ
назвал его имя в своем письме военному министру (и едва ли мог его
выдумать), военный комиссар заверил Шерера, что войска не должны
были, насколько он знал, проходить через злополучный Ля Ферте-Алэ,
а сам Лесаж покинул их еще в Реймсе и направился к семье в Шартр119.
Картина складывается воистину феерическая: все офицеры предстают
170 перед нами как примерные семьянины, для которых долг перед близки-
ми значительно важнее непосредственных служебных обязанностей.
К тому же, хотя и Гош, и Лесаж отвечали на вопросы правительства
с характерной для военных наивной прямотой, дело, очевидно, обстоя-
ло куда сложнее. Сейчас невозможно, увы, это проверить, но в Совете
пятисот говорили, к примеру, что тот же Лесаж неоднократно совер-
шал тайные поездки в Париж, а 24 мессидора (12 июля) он, в частности,
известил своего коллегу, что четыре подразделения армии Самбры и
Мезы станут в Шартре гарнизоном120. Если эти слухи соответствовали
действительности, то такие действия совсем уж не согласовывались с
версией случайного нарушения границ конституционного района.
17 термидора (4 августа)121 с трибуны Совета пятисот были названы
новые «факты»122: из армии Самбры и Мезы Гошем было отозвано не
9 тысяч солдат, а 26–27 тысяч, войска двигались на Париж «необычны-
ми путями», местами их сбора являлись «Шартр, Этамп, Ля Ферте-Алэ».
Сделанный в этот день доклад перенасыщен деталями: войска не подчи-
нялись распоряжениям военного министра, «офицеры и солдаты гово-
рили, что их перебрасывают в Париж против законодательного корпуса,
в самых абсурдных ошибках коего их убеждали»; прибыв в ночь с 9 на
10 в Мезьер, Гош отдал войскам приказ двигаться дальше, что противо-
речило распоряжениям военного министра; в Сен-Дени были сделаны
запасы пороха и военного снаряжения; в Шартре пятистам патриотам
раздали ружья123… Тем не менее, Совет воздержался от решительных
действий, ограничившись сделанным Директории запросом. Де Ля
Рю124, выступавший с этим докладом, писал впоследствии, что его ито-
гом должно было стать предложение составить обвинительный акт про-
тив «триумвирата» и заменить его креатурами Советов, однако друзья
не поддержали его125.
Если верить мемуарам Барраса, то именно в эти дни он de facto
поставил крест на заговоре с участием Гоша и простился с генералом.
Однако, как мы знаем, с командующим армией Самбры и Мезы он вы-
нужден был расстаться гораздо раньше, да и приведенные к столице
войска отчего-то не спешили отправляться ни на запад, ни на восток.
На самом деле, примерно в это время произошло совсем иное событие:

Как генерал Гош отправился в Ирландию

Баррас договорился наконец с Бонапартом. Правда, «генерал вандемь-
ер» отказался явиться в Париж лично: Бонапарт справедливо полагал,
что в случае успеха аналог 13 вандемьера126 ничего не добавит к его по-
пулярности, тогда как провал может оказаться для нее фатален. Однако
командующий итальянской армией согласился прислать вместо себя
генерала П.Ф.Ш. Ожеро127, который в итоге сыграл 18 фрюктидора при-
мерно ту же роль, что ранее отводилась Гошу, с той лишь разницей, что
Ожеро прибыл без собственных войск и был назначен командующим
вооруженными силами Парижа.
Это сразу же сделало актуальной прежнюю задачу: каким образом
перебросить верные «триумвирату» войска в столицу, не привлекая
внимание прессы и депутатов. Один из сохранившихся документов на-
водит на мысли, что Гошу это постепенно удавалось. Так, 17 термидора
(4 августа) Карно переслал Шереру жалобу двух депутатов от департа-
мента Уаза, якобы попавшую к нему по ошибке (что само по себе до-
вольно странно: едва ли законодатели не смогли отличить директора от
военного министра). В ней депутаты негодовали, что из-за расположен-
ных в Бовэ гусарских подразделений «сельскую местность по направ-
171
лению на Париж наводнили группы дезертиров по четыре-шесть чело-
век, с оружием и лошадьми»128. На мой взгляд, направление, в котором
«разбегались» «дезертиры», говорит само за себя. Тем не менее, Шерер
не стал привлекать к этому внимания, а предпочел воспринять депутат-
ский запрос буквально и к 15 фрюктидора (1 сентября) подготовил для
Директории аналитическую записку на тему о том, действительно ли
в Париже находится много военных. Изложенные в ней выводы были
весьма утешительными: с точки зрения министра, ощущение изобилия
людей в военной форме создавалось в основном от того, что ее носили
отставники и офицеры без должностей129. И все же мы знаем, что (пред-
намеренно или нет) Шерер ошибался: едва вступив в должность, Ожеро
принялся раздавать увольнительные, которые позволили солдатам на-
воднить столицу, уже не изображая из себя дезертиров130.
Будучи отстраненным от непосредственного участия в заговоре, Гош
сосредоточился на дальнейшем выстраивании своей защиты, тем более
что в окружении своих людей он явно почувствовал себя неуязвимым.
В послании Директории от 19 термидора (6 августа), написанном в ответ
на постановление Совета пятисот о придании суду военного трибунала
ответственных за передвижение войск, Гош храбрился и требовал «ука-
зать ему трибунал, в который можно обратиться, чтобы обрести причи-
тающееся ему правосудие»:
«Пришло время, – иронизировал он далее, – чтобы жители Парижа узнали,
что понимается под “взятием [конституционного] района в окружение”, чтобы
им объяснили, каким образом 9, 12, да даже и 12 500 человек могут установить
блокаду города, который при первых звуках барабана (или, если угодно, коло-
 кольного звона) поставит сто пятьдесят тысяч граждан для защиты собственно-
сти и законов»131.

При этом, хотя на обмен письмами между Гошем и Шерером, судя по

архивным материалом, было за глаза достаточно четырех дней, 21 тер-
мидора Шерер все еще не получил от командующего армией Самбры и
Мезы никакого ответа на письма, отправленные 12 и 13 термидора, а те
подразделения, которые должны были вернуться обратно, по-прежнему
этого не сделали132.
Победа ускользала от законодательного корпуса. Вместо того, чтобы
воспользоваться неудавшимся заговором и отстранить «триумвират»
от власти, или, на худой конец, продемонстрировать военным, на чьей
стороне сила, депутаты вынуждены были наблюдать, как Гош игнори-
рует приказы министра, а виновные в нарушении конституции один за
другим ускользают от суда. Единственным офицером, который в этой
ситуации еще попадал под удар, оставался генерал Ришпанс. Однако
известного своей отвагой боевого генерала, чье имя ныне начертано на
Триумфальной арке в Париже, было не так-то просто смутить. 22 тер-
мидора (9 августа) Директория наконец получила его объяснительную,
Теория заговора

в которой тот цитировал приказ Гоша отправить войска в Брест через

Шартр и Алансон и простодушно добавлял:
«Я абсолютно не ведал, что существует закон, который запрещает войскам
подходить к Парижу ближе, чем примерно на 12 лье; я и не собирался заставлять
их проходить через сам Париж; сложности с поддержанием порядка в войсках,
расквартированных в большом городе, – единственная причина, заставившая
меня его избегать; а если бы мои намерения не были чисты, я бы не стал это
172 делать посредством военного комиссара, у которого было еще шесть дней до
подхода войск»133.

Таким образом, Ришпанс готов был скорее расписаться в том, что он

не читал Конституцию, нежели в злом умысле: за незнание основного
закона страны простого генерала было очень сложно наказать. И это не
фигура речи: в статье уголовного кодекса, которую в Совете пятисот в
разгар событий предлагали использовать134 против виновных, говори-
лось, что если войска нарушают границы конституционного района, то
член директории, министр или главнокомандующий, отдавший такой
приказ без санкции законодательного корпуса, карается 10 годами
тюрьмы.
Но тогда в несколько ином свете предстает и довольно сомнительная,
как казалось поначалу, попытка Гоша переложить ответственность на
подчиненных ему генералов. Если бы вести войска на Париж приказал
сам командующий, это явно трактовалось бы как политическое решение
и лишнее доказательство существующего заговора. Под пером Ришпанса
ситуация превращалась в техническую ошибку: мало ли кто каких законов
напринимает, боевому офицеру и читать-то их некогда. Как ни странно,
генералу поверили: в выводах комиссии Совета старейшин, расследовав-
шей нарушение границ конституционного района, мы читаем: «Деклара-
ция генерала Ришпанса кажется искренней; она носит характер откровен-
ности военного, в ней есть верность и даже простодушие»135.
23 термидора (10 августа) Директория сообщила Совету пятисот ос-
новные положения заявления Ришпанса. Вместе с тем, в своем послании
она предпочла сосредоточиться на другом: утверждая, что многочислен-
ные обращения, которые принимали в эти дни солдаты и которые столь
тревожили депутатов, вызваны исключительно опасениями за судьбы
страны, члены правительства рисовали широкую картину роялистского
заговора, отмечали усилившуюся активность сторонников восстановле-
ния монархии, сообщали о «преследованиях и убийствах покупателей
национальных имуществ и друзей Республики», о «дерзости эмигрантов
и неприсягнувших священников136»137.
Тем самым «триумвират» давал понять депутатам, что он настроен

Как генерал Гош отправился в Ирландию

дать отпор роялистам и считает дальнейшее обсуждение перемещения
войск Гоша не заслуживающим внимания. После получения объясне-
ния Ришпанса досье Директории по поводу нарушения границ консти-
туционного района фактически оказалось закрыто. Круг замкнулся,
виноватых не нашлось.
В тот же день в армии Самбры и Мезы состоялось пышное праздно-
вание годовщины восстания 10 августа 1792 г. Выступая перед солдата-
ми, Гош привлек их внимание к той опасности, которая грозит обществу
со стороны «фанатизма138, интриги, коррупции, беспорядка в финансах,
принижения республиканских институтов и людей, сослуживших от-
личную службу» – намек более чем прозрачный. «Однако, – завершил
командующий свою речь, – я уверен, что вашего присутствия и стойко-
сти правительства окажется достаточным для сохранения Конституции,
которую я вместе с вами клянусь сохранять во всей ее чистоте»139.
Таким образом, Гош, не удовлетворенный тем, что против него так
и не выдвинули официальных обвинений и не дали возможности оправ-
даться, перешел в атаку и вступил на путь апелляции к общественному
мнению. 1 фрюктидора (18 августа) Moniteur опубликовал его письмо от 173
24 термидора к некому господину Б., живущему в Париже американцу,
якобы предложившему командующему «убежище в лоне его семьи».
В этом послании Гош, в частности, утверждал:
«1°. Когда хотят направиться в какой-либо город, выбирают самый прямой
путь; не разделяют войска, остаются с ними.
2°. Я отдал приказ войскам (в соответствии с распоряжениями правитель-
ства, поскольку без сомнения оно не желало, чтобы я погрузился на корабли
в одиночестве) направиться в Брест, Алансон и Шартр. Военный министр был
официально извещен о перемещениях войск. Я призываю любого доказать в
суде обратное.
3°. Я думал о Сен-Дени или Этампе не более, чем о гражданине Делярю. Я
призываю любого продемонстрировать лично отданный мной приказ двигаться
через тот или иной город»140.

При всей ясности и однозначности этого послания, трудно не за-

метить в нем определенного лукавства. Несомненно, если бы Гош не
хотел, чтобы переброска войск осталась незамеченной, он бы напра-
вил их прямо на Париж. Если бы пятнадцать тысяч, а то и более солдат
способны были найти жилье и пропитание, маршируй они все вместе,
возможно, и не возникла бы необходимость разделить их и направить
разными дорогами. Если бы Гош потрудился с самого начала сообщить
военному министру истинное число приведенных в движение войск,
тому не пришлось бы проводить по этому поводу специальное расследо-
вание. Иными словами, командующий армии Cамбры и Мезы отнюдь не
стремился сообщить читателям Moniteur всю правду.
 3 фрюктидора (20 августа) настал черед Совета старейшин выска-
заться по поводу тревоживших депутатов событий. Доклад в верхней
палате был доверен Г.-А. Тронсону-Дюкудре – адвокату, добровольно
вызвавшемуся в свое время быть защитником Людовика XVI и Марии-
Антуанетты. Высказав немало упреков в адрес Директории, оратор, тем
не менее, не решился призвать к наказанию ее членов, ограничившись
лишь напоминанием о том, какую цену обычно платили политики, при-
бегавшие к военной силе141.
На следующий день, 4 фрюктидора, Совет пятисот был ознакомлен
с докладом Тибодо142, сделанным от имени специальной комиссии, при-
званной разобраться в сложившейся ситуации. Один из творцов Кон-
ституции III года, депутат весьма влиятельный и умеренный (и прожив-
ший, замечу, дольше других бывших членов Конвента), несомненный
республиканец, Тибодо не стал нагнетать страсти и сразу предупредил,
что не готов высказывать предположения о том, кто именно стоял за
передвижением войск. Хотя комиссия пришла к выводу, что непосред-
ственный приказ отдал генерал Ришпанс, изучив «поступившие сведе-
ния о моральном облике» и его, и Лесажа, депутаты заключили, что «в
их поведении не просматривается преступных намерений». Да и откуда
Теория заговора

бы им взяться, этим намерениям? Кто мог бы выступить против зако-

нодателей? Армия? Солдаты никогда не встанут под знамена «убийц и
мятежников». Директория? Она «не может возжелать уничтожить ис-
точник своего могущества, замарать свою славу, обречь себя на вечное
посрамление и проклятия французского народа». Несмотря на явное
предупреждение, стоявшее за словами Тибодо, очевидно, что Совет пя-
тисот был склонен спустить дело на тормозах143.
174 А «триумвират» меж тем ждал лишь окончания полномочий Карно
в качестве председателя Директории. Когда 6 фрюктидора (23 августа)
они истекли и настал черед Бартелеми занять этот пост, «триумвират»
неожиданно потребовал голосования, по итогам которого победил про-
голосовавший сам за себя Ларевельер-Лепо144. До переворота 18 фрюк-
тидора V года, когда маски наконец окажутся сброшены, оставалось
менее двух недель.
В свете этого мне кажется любопытным еще один момент, о кото-
ром хотелось бы упомянуть, прежде чем завершить данную историю.
Он в принципе видится весьма характерным для революционной эпохи,
когда законодатели нередко воспринимали свои творения в качестве
своеобразных магических ритуалов, позволяющих им одной только си-
лой слова менять окружающий мир и решать все насущные проблемы.
Реальность оказывалась при этом вторичной; для того, чтобы окружаю-
щий мир преобразовывать, его совершенно не требовалось знать. Осо-
бенно много подобных декретов было принято во времена диктатуры
монтаньяров, но и в другие годы законодатели не раз этим грешили.
8 термидора (26 июля), уже после того, как стало ясно, что кризис
миновал, перед Советом пятисот встал вопрос о том, как не допустить
аналогичных ситуаций в будущем: ведь границы конституционного рай-
она существовали исключительно на страницах Конституции, разные
дороги до одних и тех же городов имели разную протяженность. Про-
блему разрешили мгновенно: Совет пятисот после доклада Пишегрю
принял декрет о том, что измерять расстояние от коммуны, где заседает
Законодательный корпус, следует вообще не по дорогам, а «полетом
птицы».
 На каждой дороге на предписанном расстоянии решено было в те-
чение десяти дней (!) воздвигнуть по колонне. Размер этих колонн не
трудно было себе представить: на них, по мысли законодателей, долж-
на была уместиться не только надпись: «Конституционная граница
для войск», но и ст. 69 Конституции III года, ст. 612, 620, 621, 622 и 639
уголовного кодекса, принятого 3 брюмера IV года, а также сам декрет,
состоящий далеко не из одной статьи. Все они, по большей части, отно-
сились к разделу «Преступления, направленные против Конституции и

Как генерал Гош отправился в Ирландию

покушения на нее». Одна из этих статей уже упоминалась выше, осталь-
ные же карали за разжигание гражданской войны, за попытку разогнать
законодательный корпус, за ввод войск в место, где он заседает, а также
за незаконное освобождение Директорией от ответственности тех, кто
действовал по ее поручению145. 10 термидора декрет был одобрен Сове-
том старейшин и превратился в закон146.
Закон этот повлек весьма характерную переписку между различны-
ми ветвями исполнительной власти. Все дело в том, что желая увекове-
чить (в прямом смысле этого слова) границы конституционного района,
депутаты предусмотрели конструкции столь монументальные, что воз-
двигнуть их за 10 дней оказалось решительно невозможно. 14 термидора
декрет был отправлен министру внутренних дел147 – этот пост занимал
в то время известный литератор и государственный деятель Н.Л. Фран-
суа де Нефшато (после переворота 18 фрюктидора он войдет в число
директоров). Тот подошел к делу ответственно: организовал общее
собрание ответственных за состояние французских дорог, на котором
постановили, что потребуется 26 колонн, однако «отведенного времени
абсолютно недостаточно». Поэтому министру предложили сделать каж-
дый столп в двух экземплярах: когда-нибудь можно будет воздвигнуть и 175
каменные, а пока что можно ограничиться временными, деревянными.
Смета расходов на эту инициативу законодательного корпуса оказа-
лась впечатляющей148. 19 термидора (6 августа) Директория запросила
военного министра о том, по скольким дорогам солдаты могут попасть
в Париж149, и наконец одобрила своим постановлением решение огра-
ничиться пока что деревянными арками, на которых будут установлены
щиты с текстом закона150. Несмотря на это, приступать к делу никто не
торопился: 28 термидора (15 августа) Франсуа де Невшатель извещал
Шерера151, что еще только ожидает начала инженерных работ.

* * *
Таким образом, и расследование странного поведения генерала Гоша
вкупе с его офицерами, и благие начинания законодательного корпуса
окончились ничем. События развивались слишком быстро: организован-
ный «триумвиратом» 18 фрюктидора военный переворот, решение об
аресте двух непокорных директоров и части депутатов, пересмотр ито-
гов выборов быстро заставили современников забыть про удивительные
перемещения войск из армии Самбры и Мезы. Ход событий пришлось
восстанавливать историкам. Попробую и я предложить свою версию
того, что происходило в столице и ее окрестностях летом 1797 г.
Качнутся чаши весов в пользу роялистов или республиканцев, во
многом зависело от политического курса Директории, а расстановка
сил внутри Директории – от позиции Барраса. До того, судя по всему,
он делал авансы как сторонникам восстановления монархии, так и их
 противникам. Рискну предположить, что царившие в армии республи-
канские настроения, о которых пишут историки, были лишь одним из
факторов, повлиявших на решение Барраса – в конце концов, у рояли-
стов имелись свои генералы, пользовавшиеся популярностью в войсках.
Несомненно, определенную роль сыграла и ненависть короля и эмиг-
рантов к цареубийцам: из всех деятелей Революции лишь их Людовик
XVIII оказался не готов простить.
Однако значительно более важным мне видится то, что сам общий
политический расклад летом 1797 г. не благоприятствовал сторонни-
кам монархии. Хотя они и пользовались поддержкой в стране и даже
фактически одержали победу на выборах, антиреспубликанский госу-
дарственный переворот мог стать реальностью, только если бы сторону
заговорщиков принял либо законодательный корпус, либо правитель-
ство. Однако среди членов Директории надеяться в этом плане можно
было на одного Бартелеми: Карно поддержать роялистов не рискнул. К
тому же во время переговоров с ним быстро стало ясно, что если он и
присоединится к заговорщикам, то лишь в том случае, когда смена вла-
сти будет проходить под его руководством, что Барраса, разумеется, не
устраивало. В Советах сторонникам восстановления монархии также
Теория заговора

не хватало решимости, они были разобщены, не имели четких планов

действий и единого видения будущего страны.
Разыграть республиканскую карту казалось значительно проще.
Можно было не менять Конституцию, Ларевельер и Ребель были не
против образовать с Баррасом достаточное для принятия решений боль-
шинство среди членов Директории, и к тому же Баррас хорошо знал
несколько генералов, готовых его поддержать.
176 Очевидно, на этапе предварительной подготовки своего заговора
Баррасу предстояло определиться, на кого из генералов будет сделана
ставка. Альтернативой Гошу был, естественно, Бонапарт. Трудно ска-
зать, расстроила ли директора его неготовность прибыть в Париж вме-
сте с войсками, но подозреваю, что она была ему только на руку: к 1797 г.
командующий Итальянской армией уже приобрел политические амби-
ции. Гош же, напротив, был полон решимости действовать бескорыстно.
Экспедиция в Ирландию предоставила и возможности и, главное, повод
для перемещения войск, тем более, что для успеха десанта необходимо
было соблюдение режима полной секретности. Соответственно, Трюге
и Гош сделали все, чтобы не ставить в известность о своих планах ни
Советы, ни даже казначейство152.
Скорее всего, установить в точности, когда именно была достигну-
та договоренность между Баррасом и Гошем, ныне уже невозможно.
Могу лишь предположить, что последние детали предстоящей операции
согласовывались ими не лично, а в письмах. Пылкий генерал так часто
высказывал готовность попрать закон, чтобы покарать противников
республики, что требовалось лишь дать ему знать: час настал. Напротив,
дату начала первого этапа реализации заговора установить не сложно:
это произошло не позже 13–17 мессидора (1–5 июля), когда Гош начал
переброску войск из армии Самбры и Мезы в количестве, в два, а то и в
три раза превышающем предписанное.
Здесь заговорщиками была совершена первая ошибка. Баррас, со
своей стороны, обеспечил Гошу стопроцентное алиби: операция была
одобрена и Директорией, и морским министерством. Естественно, это
алиби касалось только тех 6–8 тысяч человек, которых готовы были
взять на борт корабли, вставшие под погрузку в Бресте. Однако ко-
мандующий решил приготовить директору сюрприз: разбив солдат на
относительно небольшие группы и предписав им двигаться на столицу
«необычными путями», Гош отозвал из армии существенно большее
количество солдат, усилив их артиллерией, уже доказавшей свою эф-
фективность в городских боях в ходе восстания 13 вандемьера. Видимо,
генерал надеялся, что при стремительном темпе операции сосчитать
войска на разных дорогах никому в голову не придет, а в Париже они
окажутся нелишними153.

Как генерал Гош отправился в Ирландию

Однако, хотя Гош уже начал действовать, у Барраса руки пока еще
оставались развязаны, он всегда мог сделать вид, что не имеет к под-
разделениям армии Самбры и Мезы никакого отношения. По всей ви-
димости, именно этим и объясняются затруднения историков, пытаю-
щихся высчитать, когда именно директор окончательно определился
со своими политическими пристрастиями. Это тем более сложно, что
Баррас продолжал интриговать до последнего дня, обещая свою под-
держку влиятельным правым депутатам законодательного корпуса.
Данная интрига, как и многие другие планы Барраса, обладала двойным
дном: реши директор предать Гоша и встать на сторону роялистов, она
обеспечивала ему ценных союзников; останься он верен своим планам,
депутаты должны были передать Карно и Бартелеми, что Баррас на их
стороне и тем самым спровоцировать министерский кризис. Таким об-
разом, именно в эти дни у Барраса и должно было выкристаллизоваться
окончательное решение создать «триумвират» и встать на сторону рес-
публиканцев.
Вторая часть заговора оказалась разыграна как по нотам: думая, что
может опереться на Барраса, Карно в двадцатых числах мессидора пред- 177
ложил обновить состав министров, однако когда 28 мессидора (16 июля)
дело дошло до голосования, он и Бартелеми с изумлением выяснили, что
проиграли – не случайно, по понятной аналогии, в историографии это
событие порой называют «день одураченных»154. «Триумвират» сложил-
ся и рискнул в открытую заявить о своем существовании155.
Таким образом, вся история с назначением Гоша военным мини-
стром приобретает совсем иное звучание: для генерала она отнюдь не
должна была выглядеть плодом странной забывчивости Барраса, не удо-
сужившегося уточнить год его рождения. Но оказалось ли это назначе-
ние для Гоша неожиданностью? Для ответа на этот вопрос я располагаю
всего лишь одним косвенным свидетельством: в письме к генералу Риш-
пансу от 2 термидора (20 июля) Гош сообщал, что из-за смены министер-
ства экспедиция оказалась отложена156. Вне зависимости от того, был
ли Ришпанс посвящен в заговор, очевидно, это означало, что отставка
Петье вносила коррективы в изначальные планы командующего.
Действительно ли кандидатуру Гоша предложил, по своим резонам,
Ларевельер-Лепо, как он о том рассказывает в своих мемуарах? Если
это так, тем более следует отдать Баррасу должное: в ходе той же са-
мой смены министров он уже один раз выставил Ларевельера проста-
ком, сыграв так, чтобы тот предложил на должность министра внешних
сношений другую креатуру Барраса – Ш.М. Талейрана157. На самом ли
деле, как полагает В.А. Погосян, «Баррас хотел морально воздейство-
вать на Гоша и одновременно поставить его в полную зависимость от
себя»158? Едва ли. Скорее, это назначение – здесь мне приходится, ес-
тественно, оставаться в области гипотез – преследовало тройную цель:
 публично продемонстрировать республиканские симпатии «триумви-
рата», подать Гошу знак, что за Баррасом стоит большинство Директо-
рии, и обеспечить прикрытие заговора. В лучшем случае Гош, прибыв в
Париж, возглавил бы министерство, благо продержаться на этой долж-
ности ему надо было не больше месяца, до завершения переворота. В
худшем, в суматохе, связанной с уходом Петье в отставку, тому было бы
не до перемещения войск из армии Самбры и Мёзы.
Однако здесь грубую ошибку совершил уже Баррас: замена минист-
ров оказалась произведена слишком рано. Хотя А. Матьез и полагал, что
«триумвират» поменял министров лишь тогда, когда получил известье,
что подразделения Гоша достигли Реймса (т.е. оказались в двухдневном
переходе от Парижа)159, на самом деле войска в Реймсе начали скапли-
ваться значительно позже, как мы это знаем из выступления генерала
Вилло от 13 термидора160. Возмущение законодательного корпуса назна-
чением Гоша только привлекло к генералу ненужное внимание. Победа
неожиданно обернулась поражением. К тому же за вторым просчетом
немедленно последовал и третий: о перемещении войск в Париже узна-
ли за две недели до того, как они были готовы подойти к столице. Тем не
менее, на том этапе и Баррас, и Гош еще не готовы были признать, что
Теория заговора

заговор погублен, и продолжали бороться.

В связи с первыми этапами реализации заговора специалистов неред-
ко занимают еще две проблемы. Первая из них: вел ли Баррас переговоры
с Гошем только от собственного имени или же, как предполагали некото-
рые современники и историки161, с согласия и по поручению Ларевельера
и Ребеля? Кто знает. Важно лишь, что разрешение этой загадки, по сути,
не имеет никакого значения, поскольку впоследствии оба они в любом
178 случае оказались вынуждены поддержать замыслы Барраса.
Значительно более принципиален другой вопрос: понимал ли Гош,
во что ввязывается, или же действительно полагал, что приказ на пе-
ремещение войск исходил от «триумвирата», и ему удастся остаться в
рамках закона? В.А. Погосян специально подчеркивает: «Из рапорта
Гоша военному министру от 13 мессидора (1 июля) становится совер-
шенно очевидным, что он не был в курсе той игры, в которую вступил.
Он еще не знал, что полученный от Директории приказ был делом рук
одного Барраса»162. Признаться, этот тезис не кажется мне до конца
убедительным. В письме Гоша Петье было сказано, что войска начали
перемещение по распоряжению Директории – но что еще Гош мог на-
писать, даже если такого распоряжения и не было? К тому же, как мы
теперь знаем, Гош намеренно стремился запутать министра, сообщив
ему о переброске лишь небольшой части войск.
Кроме того, если бы Гош только в Париже понял, что Ларевельер и
Ребель не имеют никакого отношения к заговору, он бы действительно,
как приписал ему Ларевельер в своих мемуарах, скорее всего покинул
бы столицу в ту же ночь. Однако мы знаем, что Гош не только остался
в Париже, но и еще на протяжении нескольких дней полагал, что все
планы остаются в силе. Чтобы объяснить дальнейшее весьма мирное
сотрудничество между Баррасом и Гошем, Мейнье пришлось даже при-
думать, что хотя 2 термидора они поссорились, 5-го они уже помири-
лись163. Оставим и сам «факт», и его датировку полностью на совести
этого историка.
Попутно замечу, что поведение главных участников заговора на за-
седании Директории 2 термидора (20 июля) представляется мне не толь-
ко логичным, но и единственно возможным. Историки как правило сле-
дуют за простодушным Ларевельером-Лепо, возмущавшимся тем, что
Баррас не поддержал Гоша и не взял всю ответственность на себя164, но
не задумываются о том, что Баррас и не мог этого себе позволить. Ведь
Баррас сам по себе имел не больше формальных оснований одобрять
поведение Гоша, нежели Карно – его осуждать. Требовалось принять
решение от имени всей Директории. Для Карно инициировать голосо-
вание в такой ситуации было бессмысленно: он не принадлежал к числу

Как генерал Гош отправился в Ирландию

роялистов, его положению на тот момент ничего не угрожало, и понятно
было, что «триумвират» эту инициативу не поддержит.
Однако и для Барраса перевод ситуации в официальную плоскость
не сулил никакого выигрыша, ведь по статье 69 Конституции III года
одобрить введение войск в пределы конституционного района имел
право лишь законодательный корпус. Проведи Баррас при помощи Ла-
ревельера и Ребеля постановление о санкционировании Директорией
всех приказов Гоша, депутаты получили бы все основания отдать «три-
умвират» под суд за грубейшее нарушение Конституции. Тогда как при
выбранной Гошем форме защиты виновных в итоге не оказалось.
В историографии бытует и еще одна легенда, основанная на роя-
листских источниках: будто бы Гош до такой степени обиделся на Бар-
раса, что даже решил вступить в контакт с роялистами – в частности,
попросил о встрече генерала Пишегрю165. Никаких документов на сей
счет не сохранилось, да и сама идея представляется мне весьма сомни-
тельной: командующий армии Самбры и Мезы в достаточной степени
скомпрометировал себя борьбой со сторонниками монархии, чтобы те
вдруг признали его за своего.
Подозреваю, что тезис о разрыве между Баррасом и Гошем истори- 179
кам кажется тем более убедительным, что Директория не отказалась от
проведения расследования и даже предписала впоследствии часть войск
отправить в Брест, а часть – вернуть обратно. Как мне представляется,
это всего лишь известная аберрация зрения, которая возникает у каж-
дого, предполагающего, что официальные документы адекватно отра-
жают процессы, происходившие в реальной жизни. По крайней мере,
картина, которую нарисовал своим английским покровителям один из
роялистских агентов в последний день июля, была принципиально иной:
приказы об отступлении солдат из конституционного района отменены;
Париж окружен войсками со всех сторон и в любой момент ожидают,
что доступ продовольствия в столицу может быть прекращен; небольшая
часть солдат в гражданской одежде проникла в Париж; командующий
ими генерал Лемуан также находится в городе, размещая своих людей и
занимаясь сбором информации166.
Разумеется, нас ничто не заставляет принимать эти сведения на
веру, однако сохранившиеся в архивах документы показывают, что хотя
сам Гош и не принимал участия в перевороте 18 фрюктидора, о подчи-
нявшихся ему генералах Лемуане и Ришпансе Директория не забыла.
По распоряжениям, отданным «триумвиратом» накануне переворота,
мы знаем, что подчиненные Лемуану подразделения к этому времени
еще так и не добрались до Ренна и получили приказ перебазироваться
в Дре167 (город примерно в 80 километрах к западу от Парижа), а вой-
ска Ришпанса, которые и вовсе застряли в департаменте Марна, начали
перебрасывать в Шато-Тьери168 (расположенный на чуть большем рас-
стоянии от столицы, но к северо-востоку). Таким образом, заговорщики
 обоим генералам явно доверяли, а приказы Шерера, очевидно, так и
остались на бумаге.
Вместе с тем, несмотря на успех государственного переворота, про-
веденного в начале сентября, следует признать, что организованный
Баррасом заговор все же провалился. Запланированная на лето чистка
Советов и Директории не состоялась. И здесь сыграли свою роль еще
три ошибки, совершенные Гошем и заставившие, на мой взгляд, в итоге
отказаться от его услуг.
Уже саму по себе переброску войск под Париж в количестве, зна-
чительно превышающем согласованное, трудно назвать иначе как аван-
тюрой. Однако, если судить по решению Директории от 8 термидора (26
июля), одобрившей задним числом отправку в Брест 9 тысяч человек,
даже прибыв в столицу и встретившись с «триумвиратом» лично, Гош
умудрился не поставить Барраса в известность, что реальное количест-
во задействованных в операции войск существенно отличается от за-
планированного. Именно это обратило в прах заготовленное Баррасом
алиби и помешало ему на ходу перестроить план заговора. Теперь, если
бы он решился использовать приведенные генералом подразделения,
это выставило бы членов «триумвирата» лжецами. К тому же в отчаян-
Теория заговора

ной попытке сосчитать наконец людей Гоша, военный министр привел

в движение весь подчиненный ему аппарат на местах, и за любыми пе-
ремещениями вооруженных сил в пределах конституционного района
теперь присматривали все, кому не лень. Эффект неожиданности был
бесповоротно утерян.
Другим просчетом командующего стала его неспособность вести
себя в новых условиях убедительно и адекватно. Вместо того, чтобы
180 повиниться и вернуть лишних солдат в расположение армии Самбры и
Мезы, Гош принялся обманывать военного министра, изматывать сол-
дат противоречивыми приказами, отменять распоряжения вышестоя-
щего военного начальства, а в итоге и вовсе отказался от экспедиции в
Ирландию, сделав свое поведение еще более подозрительным, а прика-
зы Директории – бессмысленными. Это не осталось незамеченным его
врагами. Выступая в Совете пятисот, Пишегрю отмечал:
«Нам рассказывают, что эти войска были отправлены далеко-далеко, на
морскую операцию; так почему же останавливать их и отправлять назад в тот
момент, когда стало известно, что они пересекли запретный предел? Без со-
мнения, было бы лучше слегка изменить направление их движения, чтобы они
продолжали шагать к цели»169.

Несколько дней спустя другой генерал, Вилло, привлек внимание к

третьей ошибке Гоша:
«Если они действительно шли в Брест, им следовало бы указать путь в более
чем десятке лье к северо-западу от Парижа, а не к югу и к востоку. Если за этим
огромным отклонением от цели стоит лишь халатность, стоило бы лишь изме-
нить угол и отправить эти войска к океану. Однако получение ими внезапного
приказа вернуться обратно безоговорочно доказывает, что для экспедиции в
Брест они были бесполезны»170.
Иными словами, Гош перехитрил сам себя. В конце концов, если что
и оставалось неизвестным депутатам, так это грузоподъемность стояв-
ших в Бресте кораблей. Сообщи он Баррасу заранее, сколько именно
войск покинуло армию Самбры и Мезы, можно было бы сделать вид, что
все они направляются в Ирландию, за исключением части кавалерии и
артиллерии, предназначенных, к примеру, для усиления прибрежных
гарнизонов. Не пожелай Гош сбить всех с толку, организовав появление
солдат под Парижем с самых неожиданных сторон, он имел бы право
по-прежнему делать вид, что войска всего лишь сбились с пути. В итоге
же Баррасу пришлось срочно готовить новый план переворота, отказав-
шись от услуг непредсказуемого генерала, а Гошу – брать всю ответ-
ственность за провал заговора на себя.

Как генерал Гош отправился в Ирландию

Если данная интерпретация перипетий заговора представляется
читателям убедительной, то следует признать, что большинство иссле-
дователей не совсем верно представляли себе те события, которые раз-
вернулись вокруг столицы летом 1797 г. Воспользовавшись военными
аналогиями (не будем забывать, что не только Гош, но и Баррас имел
генеральское звание), можно сказать, что Баррас двинул свои войска на
противника во многом положившись на ум и изобретательность подчи-
ненных ему военачальников, а в результате вместо победоносной битвы
получилась лишь разведка боем. Однако она отнюдь не означала пора-
жения: отведя армию назад и перегруппировав силы, сделав выводы из
совершенных ошибок, 18 фрюктидора непотопляемый директор добил-
ся своего.
Другой вопрос, объясняется ли этот успех его «полководческим
гением», умением блестяще провести интригу? В известной степени.
Баррас одержал победу, как мне видится, в основном благодаря сочета-
нию двух ни в коей степени не зависевших от него факторов, однако он
сумел их в полной мере использовать. Первый – прореспубликанский
настрой солдат ряда армий. Использование войск для решения сугубо
внутриполитических задач было для Франции XVIII не очень характер- 181
но, в 1789–1792 гг. Людовик XVI так и не решился прибегнуть к военной
силе. В ходе гражданской войны армия, безусловно, использовалась для
подавления мятежей, но не для государственных переворотов. Баррас
сумел осознать ее как грозную, если не решающую силу и сделал на нее
ставку.
Еще более весомым, на мой взгляд, оказался второй фактор: по ряду
причин, рассмотрение которых здесь, очевидно, неуместно, депутаты
так и не отважились перейти в контрнаступление. Историки до сих пор
спорят, сложился ли в недрах законодательного корпуса свой контр-за-
говор, ставивший целью свергнуть «триумвират» (для чего, кстати гово-
ря, по Конституции III года у депутатов было куда больше легальных ин-
струментов, нежели у Директории для борьбы с ними). Ряд свидетельств
указывает на то, что такой заговор действительно имел место. Так или
иначе, законодатели оказались слишком пассивны, что и дало возмож-
ность «триумвирату» во главе с Баррасом реализовать свои планы.
Войска генерала Гоша так и не добрались ни до Ирландии, ни до Па-
рижа, однако они продемонстрировали и парижанам, и депутатам, на
чьей стороне сила. И тем самым, в конечном счете, сыграли свою роль.
«На самом деле, – справедливо отмечал Ж. Лефевр, – хотя Бонапарт и
стал сообщником проведенной 18 фрюктидора операции, она по-преж-
нему оставалась делом Гоша и его армии Самбры и Мезы. Бонапарт не
предоставил для нее войск, он отправил одного только Ожеро, а ведь Гош
еще и взял на себя труд снабдить войска командирами»171. И не только
командирами: самую непосредственную роль в подготовке переворота
сыграл начальник его штаба генерал Шерен172.
 Генерал Гош скончался всего полмесяца спустя после переворота 18
фрюктидора V года Республики, не дожив до 30 лет. В речи на траурной
церемонии, проходившей на Марсовом поле, один из создателей Кон-
ституции III года, П.К.Ф. Дону, не преминул отметить:
«Он смог глубоко и в деталях узнать все о роялистской клике, о ее раз-
ветвленности, о ее ухищрениях, об основных используемых ею средствах. Он
слишком хорошо умел отличать предателей, чтобы те смогли его простить. И как
только они частично сумели увенчать себя знаками высшей власти в стране, они
тут же сделали его жертвой. И вот уже в его адрес с соблюдением всех формаль-
ностей полились самые абсурдные обвинения…».

А среди начертанных на алтаре надписей была и такая: «Одно его

имя приводило в ужас ирландского деспота и французских заговорщи-
ков»173.
Трудно отказаться и от более общих размышлений, которые вызы-
вает этот эпизод из истории Французской революции XVIII в. При всей
его незначительности в масштабах революционного времени, в нем
отразилось многое из того, что было весьма характерно для той эпохи:
огромная роль тайных интриг и заговоров, возросшее значение респуб-
Теория заговора

ликанских армий, только-только начинающих вторгаться в политику,

хрупкость законодательства и конституции, вера в правильные слова и
хорошие законы, в прямодушных генералов и верных солдат.
Кроме того, как бы мы ни относились к Бонапарту и его победам,
эта история показывает, чего стоят разговоры о том, что на его месте
мог бы оказаться и любой другой знаменитый генерал. Гошу было не
занимать популярности и отваги, однако его единственная попытка из
182 лучших побуждений выступить на политическом поприще окончилась
досадным провалом.

1
См., например, копию письма Людовика
XVIII от 24 мая 1796 г.: Archives du Minis-
8
tére des Affaires Etrangères. Mémoires et
9
documents. France. Fonds Bourbons. 589.
10
1796. F. 160ss.
2 11
См., например: Baudot M.-A. Notes his-
toriques sur la Convention Nationale, le
Directoire, l’Empire et l’exil des votants.
Genеve, 1974. P. 257.
3
См. например: Thureau-Dangin P. Royal-
istes et Rе
publicains. P., 1888. P. 31. А. 12
Луиго считает, что переговоры велись с
Тальеном, но за его спиной, несомненно,
стоял Баррас: Louigot A. Baudot et St-Just
ou le secret de la force des choses. P., 1976.
P. 251.
4
См., например: Kuscinski A. Dictionnaire
des conventionnels. Brueil-en-Vexin, 1973.
P. 113.
5
Ibid. P. 521.
6
Mathiez A. Le Directoire. P., 1934. P. 315;
Godechot G. Op. cit. P. 311–312; Погосян
В.А. Переворот 18 фрюктидора V года во
Франции. Ереван, 2004. С. 122–125.
7
Mathiez A. Op. cit. P. 314. Под пером Годшо
13
эта информация превратилась в слух,
но уже о переговорах между Баррасом
и Людовиком XVIII: Godechot G. Op. cit.
P. 311.
Погосян В.А. Указ. соч. С. 128.
Там же. С. 106.
Godechot G. Op. cit. P. 313.
Т.е. на расстояние 12-часового перехода:
Bergounioux E. Essai sur la vie de Lazare
Hoche. P., 1852. P. 454. Эту зону принято
было называть «конституционным райо-
ном».
Жан Виктор Моро (1763–1813). Начав
службу в национальной гвардии, Моро
быстро сделал военную карьеру: в декаб-
ре 1793 г. он стал одним из самых юных
генералов Республики, получил под свое
командование Северную армию (1795),
а затем и армию Рейна и Мозеля (1796).
Был заподозрен в симпатиях к рояли-
стам. После переворота 18 брюмера
вокруг него начали группироваться про-
тивники Бонапарта, что, в конце концов,
привело к его аресту и изгнанию. После
долгого пребывания в Северной Амери-
ке он поступил на службу Александру I и
антифранцузской коалиции.
В то время во дворце Тюильри заседал
Совет старейшин.
14
Люксембургский дворец был отдан чле-
нам Директории.
15
Мадлен Л. Французская революция. Бер-
лин, 1922. Т. 2. С. 262–263.
16
Crépin A. Hoche // Dictionnaire historique
de la Révolution française / Sous dir. d’A.
Soboul. P., 1989. P. 552.
17
Larevellière-Lépeaux L. Mémoires de
Larevellière-Lépeaux, membre du Directoire
exécutif de la République française et de
l’Institut national. P., 1895. Vol. 2. P. 30.
18
Попытки эти, скорее всего, были вызва-
ны надеждой роялистов использовать
нелюбовь Гоша к Конвенту. См., напри-
мер: Puisaye J. Lettre à Son Altesse Royale,
Monsieur, Frère du Roi, Lieutenant-Général
du Royaume. De l’Imprimerie Royale, L’an
II du règne de Louis XVIII // Archives
du Ministère des Affaires Etrangères.
Mémoires et documents. France. Fonds
Bourbons. 589. F. 250–258v.
19
Ларевельер замечает, что, возможно,
причиной этого был не только его ис-
кренний патриотизм, но и соперничест-
во с Бонапартом, которому Гош не хотел
уступить ни в чем: Larevellière-Lépeaux L.
Op. cit. P. 121.
20
Desprez Cl. Lazare Hoche d’après sa
correspondance et ses notes. P., 1858.
P. 363ss., 369.
21
Barras P. Mémoires de Barras, membre de
Directoire. P., 1895. Vol. 2. P. 471, 475.
Здесь, разумеется, уместными будут
множество оговорок, касающихся не
только искренности Барраса, но и аутен-
тичности его мемуаров: они были изданы
через много лет после его смерти на ос-
новании заметок и записок, и мы можем
лишь надеяться на добросовестность
публикатора.
22
Об этой процедуре легко судить, по-
скольку в то же самое время в законо-
дательном корпусе был поднят вопрос о
том, соответствовал ли Баррас необхо-
димому возрастному цензу для занятия
должности директора: Barras P. Op. cit.
P. 486ss.
23
Larevellière-Lépeaux L. Op. cit. P. 120.
24
Barras P. Op. cit. P. 475.
25
В. Пьер, опубликовавший немало доку-
ментов, в частности из архива Военного
министерства, напоминает, что «эти
распоряжения так и не были найдены»:
Pierre V. Le 18 fructidor. Documents pour la
plupart inédits. P., 1893. P. IX.
26
Archives Nationales de la France (далее –
A.N.). AF III 463. Plaquette 2801. Doc. 44.
27
A.N. 193 AP 3. Doc. 18.
28
Godechot G. La contre-révolution. P., 1984.
P. 312.
29
Pierre V. Op. cit. P. 2.
30
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 18.
31
Barras P. Op. cit. P. 484.
32
Larevellière-Lépeaux L. Op. cit. P. 121.
33
См.: Fryer W.R. Republic or Restoration in
France? 1794–1797. Manchester, 1965.
P. 250.
34
Fauche-Borel L. Mémoires de Fauche-Borel,
dans lesquels on trouvera des détails et
des éclaircissements sur les principaux
événements de la Révolution. P., 1892.
Vol. 2. P. 129, 130.
35
Mathiez A. Op. cit. P. 318.
36
См., например : Desprez Cl. Op. cit.
Как генерал Гош отправился в Ирландию
P. 325–326.
37
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc. 41;
Ibid. Doc. 44; Ibid. Plaquette 2802. Doc. 93.
38
Я позволю себе оставить в стороне ряд
других датировок, поскольку историки
крайне редко делятся с читателями тем,
на чем они основаны. Так, например, А.
Фьерро полагает, что соглашение меж-
ду Баррасом и Гошем было достигнуто
6 мессидора (24 июня) (Tulard J., Fayard
J.-F., Fierro A. Histoire et dictionnaire de
la Révolution française. P., 1987. P. 391),
однако командующий армией Самбры
и Мезы вернулся из Голландии лишь 11
мессидора. Значит ли это, что Баррас, по
мысли Фьерро, посылал к нему гонца за
границу? Можно только гадать.
39
Bergounioux E. Op. cit. P. 453. Другой
историк, Б. Бержеро, повторяя слова
о том, что Гош прибыл в Париж по вы-
зову морского министра, датирует это
событие 18 июля (Bergerot B. Hoche: un 183
sans-culotte aristocrate. P., 1988. P. 107).
Очевидно, Бержеро соединяет воедино
два визита Гоша: тот, во время которого
теоретически могла быть достигнута
договоренность с Баррасом, и тот, когда
Гош отказался от должности военного
министра.
40
Rousselin A. Vie de Lazare Hoche, général
des armées de la République française. P.,
an VIII. P. 282.
41
Réimpression de l’ancien Moniteur (да-
лее – Moniteur). P., 1843. Vol. XXVIII.
P. 747.
42
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 5.
43
Антуан Ришпанс (1770–1802) поступил
на военную службу в 1785 г., получил
чин бригадного генерала в 1796 г. на
поле боя.
44
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 6.
45
Meynier A. Les coups d’état du Directoire. Le
dix-huit fructidor an V (4 septembre 1797).
P., 1927. P. 59. Правда Мейнье (вероятно,
ошибочно) датирует это событие 29 или
30 мессидора, тогда как мы знаем, что 30
мессидора только состоялось заседание
муниципалитета Ля Ферте-Алэ. 29 мес-
сидора уверенно датирует это событие
и У.Р. Фрайер (Fryer W.R. Op. cit. P. 250),
хотя и не приводит никаких доказа-
тельств.
 46
См., например, письмо Матье Дюма
генералу Моро от 30 мессидора V года:
Pierre V. Op. cit. P. 36.
47
Ж. Лефевр попытался скорректировать
данную версию, указав, что Петье «ско-
рее всего сделал это разоблачение 29
мессидора» (Lefebvre G. Op. cit. P. 406),
однако на чем основывался этот вывод,
не известно.
48
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 4.
49
На мой взгляд, это может свидетель-
ствовать о том, что Ларевельер тогда
еще не противопоставил себя оконча-
тельно Карно и Бартелеми. Впрочем,
вне контекста подобные выводы неиз-
бежно будут шаткими: не исключено,
что Карно просто подписал запрос у тех
двух директоров, которые оказались на
месте, и у Ларевельера не было никаких
формальных причин отказать ему: A.N.
AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 1
50
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 2.
51
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 7.
Теория заговора
52
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 8.
53
Moniteur. Vol. XXVIII. P. 747.
54
Что, если верить документам, явно не
соответствует действительности. Впро-
чем, это отнюдь не исключает желания
трех директоров-заговорщиков видеть
на этом посту своего человека.
55
Moniteur. Vol. XXVIII. P. 748. См. так-
же: Message. Extrait du registre des
184 délibérations du Directoire exécutif du 2
Thermidor, l’an cinquième de la République
française, une et indivisible. P., Thermidor,
an V.
56
А. Матьез сообщает даже, что для этого
все было готово: планировалось, что де-
путаты потребуют ответа у Директории,
Карно придется, будучи ее председате-
лем, прийти на заседание Законодатель-
ного корпуса, а там он обвинит во всем
«триумвират», депутаты проголосуют за
его арест, и поручат Пишегрю, назначив
его командующим гарнизона Парижа,
провести этот декрет в жизнь (Mathiez A.
Op. cit. P. 320). Несмотря на кажущуюся
безупречность этого плана, он явно мог
зародиться только в воображении исто-
рика, плохо знакомого с Конституцией
III года. Ведь ее ст. 160 прямо запрещала
любому из членов Директории появлять-
ся на заседаниях Советов за исключе-
нием одного случая: вынесения против
этого директора обвинения по всей фор-
ме. Кроме того, Совет пятисот не имел
никакого права принимать решение об
аресте директоров: он мог лишь, соглас-
но ст. 118, призвать члена Директории к
ответу, и тот в течение трех дней обязан
был явиться в суд.
57
Fryer W.R. Op. cit. P. 253; Mathiez A. Op. cit.
P. 321.
58
См., например: Larevellière-Lépeaux L. Op.
cit. P. 116–117.
59
Ibid. P. 123.
60
Thibaudeau A.C. Mémoires sur la Convention
et le Directoire. P., 1824. Vol. 1. P. 233.
61
Larevellière-Lépeaux L. Op. cit. P. 122–123.
62
Ibid. P. 124–126. Показательно, что,
рассказывая об этой встрече, сам Баррас
ни словом не обмолвился о том, что Гош
был недоволен отсутствием должной
поддержки: Barras P. Op. cit. P. 484.
63
Rousselin A. Op. cit. P. 284.
64
Barras P. Op. cit. P. 484.
65
Как ни странно, при расследовании ин-
цидента никто не попытался проверить,
так ли обстояло дело в действительно-
сти, несмотря на то, что 13 термидора
генерал Вилло официально заявил, что
видел распоряжение председателя Ди-
ректории о том, что все необходимые
войска Гош найдет в Бресте, поскольку
там располагается более 30 000 солдат:
Motion d’ordre par Willot, séance du 13
Thermidor, an 5. P., Thermidor, an V. P. 4.
66
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc 39.
67
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc. 40.
68
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc. 42.
69
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc. 41.
70
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc. 44.
Если верить другому письму из того же
досье (Ibid. Doc. 43), до военного мини-
стра депеша Гоша добралась лишь 29
мессидора (17 июля).
71
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 13.
72
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 22.
73
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 15.
74
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 16.
75
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 17.
76
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 19.
77
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 21.
78
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 20.
79
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 26,
27.
80
Pierre V. Op. cit. P. 11–12. 5 термидора
он повторит свой приказ еще раз (Ibid.
P. 14).
81
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 30.
82
Corps Législatif. Procès-verbal des séances
du conseil des anciens. Imprimé en vertu
de l’Acte constitutionnel. Thermidor, an V.
P. 82–83.
83
Mullié C. Biographie des célébrités militaires
des armées de terre et de mer de 1789 à
1850. P., 1851. T. 2. P. 292.
84
Pierre V. Op. cit. P. 12.
85
A.N. AF III 458. Plaquette 2742. Doc. 19.
Один из биографов Гоша трактует этот
отказ как следствие разочарования в
поддержке Барраса, что, разумеется,
лишено оснований: при сохранении
Конституции III года генерал физически
не мог принять этот пост: Desprez Cl. Op.
cit. P. 374.
86
Цит по: Суворов А.В. Слово Суворова.
Слово cовременников. Материалы к
биографии. М., 2000. С. 322.
87
Rapport et projet de résolution présentés
par Pichegru, au nom d’une commission
spéciale composée des représentans Willot,
Doulcet, Normand, Gau et Pichegru. Séance
du 8 Thermidor, an 5.
88
Fryer W.R. Op. cit. P. 258.
89
Meynier A. Op. cit. P. 62–63.
90
Rapport fait par Matthieu Dumas, au nom
de la commission chargée de l’examen de
la résolution sur les limites prescrites aux
troupes par l’article 69 de la Constitution,
et de celle relative aux mouvemens des
troupes. Séance du 10 Thermidor, an 5.
P. 4.
91
См., например: Meynier A. Op. cit. P. 74;
Lefebvre G. Op. cit. P. 412.
92
Barras P. Op. cit. P. 490.
93
Ibid. P. 497–498.
94
Ныне Шарлевиль-Мезьер: A.N., AF III
463. Plaquette 2802. Doc. 93; Pierre V. Op.
cit. P. 19.
95
Pierre V. Op. cit. P. 20.
96
Ibid. P. 498, 497.
97
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc. 37
98
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc 38.
99
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 33.
100
A.N. AF III 463. Plaquette 2800. Doc. 34.
101
Motion d’ordre par Willot, séance du 13
Thermidor, an 5. P. 3. Впрочем, некото-
рые историки считают Вилло личным
врагом Гоша. См., например: Font-Réaulx
H. de. Le Général Hoche. P., 1889. P. 117.
102
Le Ministre de la Marine et des Colonies au
Général en chef Hoche. Paris, 3 messidor
an 5e: A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc.
46.
103
A.N. 193 AP 3. Doc. 86.
104
Как вспоминал Баррас, Карно, некогда
активно выступавший за экспедицию
в Ирландию, и 8, и 11 термидора на за-
седаниях Директории высказывался за
то, чтобы все войска Гоша вернулись
в армию Самбры и Мезы, но оказался
вынужден уступить нажиму «триумви-
рата»: Barras P. Op. cit. P. 489, 491.
105
A.N. 193 AP 3. Doc. 96.
106
Цит. по : Pierre V. Op. cit. P. 21.
107
A.N. AF III 463. Plaquette 2802. Doc. 93.
108
Цит. по : Pierre V. Op. cit. P. 21–22.
109
Цит. по: Ibid. P. 20.
110
Цит. по : Ibidem.
111
Цит. по : Ibid. P. 27.
112
Barras P. Op. cit. P. 493.
113
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc. 49.
114
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc. 48.
115
Pierre V. Op. cit. P. 22–23.
116
Ibid. P. 23.
117
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc. 53.
118
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc. 55.
119
A.N. AF III 463. Plaquette 2802. Doc. 79.
120
Rapport fait par Delarue, au nom de la
commission des inspecteurs du palais
national des cinq-cents, sur le mouvement
& la direction sur Paris & ses environs, de
corps de troupes détachés de l’armée de
Sambre-&-Meuse. Séance du 16 Thermidor,
an V. P. 5.
121
Еще до этого, 12 термидора (30 июля)
Гош был обвинен с трибуны Совета
пятисот в растрате 736 000 франков из
Как генерал Гош отправился в Ирландию
собранных им контрибуций (Moniteur.
Vol. XXVIII. P. 757; Mathiez A. Op. cit.
P. 325). Хотя это обвинение и потре-
пало генералу немало нервов и даже
заставило его оправдываться, оно все
же представляет собой достаточно бо-
ковую ветвь этой и без того непростой
истории.
122
Rapport fait par Delarue… Хотя доклад
датирован 16 термидора, произнесен он
был 17-го.
123
Впрочем, впоследствии генерал Риш-
панс попросил муниципалитет Шартра
отправить Директории официальную
бумагу о том, что никакие ружья розда-
ны не были: Message. Extrait du registre
des délibérations du Directoire exécutif du
2 Thermidor. P. 4.
124
Исаак-Этьен де Ля Рю (de La Rue)
(1760–1830) – известный роялист,
член комиссии «инспекторов зала за-
седаний» Совета пятисот, один из тех,
кто наиболее рьяно обличал нарушение 185
войсками Гоша границ конституцион-
ного района.
125
Lefebvre G. Op. cit. P. 417.
126
Подробнее см.: Бовыкин Д.Ю. 13 ван-
демьера: кто виноват? // Французский
ежегодник – 2006. М., 2006. С. 80–129.
127
Barras P. Op. cit. P. 496–497. Кроме того,
как полагает Матьез, и Гош, и Бонапарт
предоставили Директории деньги на
проведение переворота: Mathiez A. Op.
cit. P. 325, 326.
128
Цит. по: Pierre V. Op. cit. P. 26.
129
Pierre V. Op. cit. P. 33–34. Трудно ска-
зать, в какой степени Шерер лукавил,
но то, что он сохранил свой пост и после
переворота 18 фрюктидора, говорит
само за себя.
130
Godechot G. Op. cit. P. 313.
131
A.N., AF III 463. Plaquette 2802. Doc. 85.
132
A.N., 193 AP 3. Doc. 94.
133
A.N. AF III 463. Plaquette 2802. Doc. 93.
134
Corps Législatif. Procès-verbal des séances
du conseil des anciens. Imprimé en vertu
de l’Acte constitutionnel. Thermidor, an
V. P. 31.
135
Rapport de Tronson-Ducoudray, au sujet
du message du Directoire concernant
l’approche des troupes, & les adresses de
l’armée d’Italie. Séance du 3 Fructidor an
V. P. 9. Комиссия из инспекторов зала
заседаний Совета пятисот, после неод-
 нократных встреч с Ришпансом, также
сделала вывод, что его объяснения за-
служивают доверия: Thibaudeau A.C. Op.
cit. P. 237.
136
То есть тех, кто отказался принести
присягу на верность Конституции и
формально должен был быть отстранен
от отправления культа.
137
Moniteur. Vol. XXVIII. P. 767.
138
Фанатиками в те годы называли глубоко
верующих католиков.
139
Moniteur. Vol. XXVIII. P. 774.
140
Moniteur. Vol. XXVIII. P. 770.
141
Moniteur. Vol. XXVIII. P. 775.
142
Rapport de Thibaudeau, au nom d’une
commission spéciale, composée des
représentans Boissy, Pastoret, Jourdan (des
Bouches-du-Rhône), Vaublanc, Emmery,
Siméon & Thibaudeau; et chargée de faire
un rapport sur le message du Directoire
exécutif du 22 thermidor. Séance du 4
Fructidor an V. Paris, De l’Imprimerie
Nationale, Fructidor an V.
Теория заговора
143
За отсутствием доказательств, а не по-
тому, что оправдания Гоша и его людей
кого-то обманули. См., например: Hyde
de Neuville J.G. Mémoires et souvenirs du
baron Hyde de Neuville. P., 1892. Vol. 1.
P. 185. Однако в работе Матьеза встре-
чается и еще одна любопытная деталь:
якобы в самом начале термидора Бар-
рас ознакомил Пишегрю с компромети-
рующими его бумагами, и это заставило
186
лидера Совета пятисот существенно
поумерить пыл: Mathiez A. Op. cit. P. 322.
144
Mathiez A. Op. cit. P. 327.
145
Moniteur. Vol. XXVIII. P. 754..
146
Bulletin des lois de la République. An V.
N 135 // A.N. AF III 463. Plaquette 2801.
Doc. 71.
147
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc. 52.
148
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc. 70.
149
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc. 73.
150
A.N. AF III 463. Plaquette 2801. Doc. 68.
151
Pierre V. Op. cit. P. 30.
152
Meynier A. Op. cit. P. 67–68.
153
А. Матьез уверен, что переброска 10–
15 тысяч солдат была изначально со-
гласована с Баррасом, однако, если это
так, дальнейшее поведение директора
становится малообъяснимым: Mathiez A.
Op. cit. P. 318.
154
Godechot G. Op. cit. P. 312. «Днем оду-
раченных» во Франции называют
10 ноября 1630 г. Мария Медичи,
королева-мать, объявила тогда, что
отставка Ришелье с поста первого
министра предрешена. Противники
кардинала поспешили себя проявить,
однако Ришелье сумел убедить Людо-
вика XIII в своей лояльности и ложно-
сти предъявляемых ему обвинений,
сохранил свой пост и расправился с
врагами.
155
С точки зрения Мейнье, Баррас опре-
делился с тем, чью сторону он займет,
только 28 мессидора, благодаря тому,
что получил «точную информацию о
скором прибытии под Париж войск из
армии Гоша» (Meynier A. Op. cit. P. 71.).
Однако подобное предположение ви-
дится мне достаточно наивным: как мы
знаем, к 20-м числам мессидора значи-
тельная часть перебрасываемых Гошем
войск еще только едва-едва достигла
французской границы.
156
A.N. AF III 463. Plaquette 2802. Doc. 93.
157
Larevellière-Lépeaux L. Op. cit. P. 114.
158
Погосян В.А. Указ. соч. С. 132.
159
Mathiez A. Op. cit. P. 319.
160
Motion d'ordre par Willot. P. 2.
161
См., например: Ivernois Francis sir
d’. Tableau historique et politique de
l’administration de la république française
pendant l’année 1797, des causes qui ont
amené la révolution du 4 septembre, et ses
résultats. Londres, Février 1798; Mathiez A.
Op. cit. P. 318.
162
Погосян В.А. Указ. соч. С. 131.
163
Meynier A. Op. cit. P. 74.
164
Meynier A. Op. cit. P. 72; Lefebvre G. Op. cit.
P. 408.
165
См., например: Lefebvre G. Op. cit.
P. 408–409.
166
Fryer W.R. Op. cit. P. 261.
167
A.N. AF III 463. Plaquette 2802. Doc. 111.
168
A.N. AF III 463. Plaquette 2802. Doc. 112.
169
Rapport et projet de résolution présentés
par Pichegru. P. 4.
170
Motion d’ordre par Willot, séance du 13
Thermidor, an 5. P. 3.
171
Lefebvre G. Op. cit. P. 412.
172
Crepin A. Op. cit. P. 554.
173
Procès-verbal de la cérémonie funèbre qui
a eu lieu au Champ de Mars, à Paris, le 10
vendémiaire an VI, en mémoire du général
Hoche. Paris, an VI. P. 19–20, 5.
шмуц/титул
шмуц/титул
шмуц/титул
шмуц/титул
 Андрей Касатов

ЧТО СКРЫВАЕТ ДАРСТВЕННАЯ ГРАМОТА ВИЛЬ-

*
ГЕЛЬМА ЗАВОЕВАТЕЛЯ?

В архиве СПбИИ РАН (колл. 18, картон 381, под номером 1b латин-
ская)1 в собрании Н.П. Лихачева хранится документ, составленный от
имени английского короля Вильгельма Завоевателя (1066–1087). (илл. 1)
Им удостоверяется основание монастыря Селби, расположенного в 18
км к югу от Йорка, в пойме рек Эйр и Уз. Король пожаловал первому
аббату монастыря Бенедикту ряд владений, входивших в королевский
манор Селби (как сказано в источнике, dedi de propria mea mensa…
Salebiam), а именно: в вилле Снейт (Snait) одну карукату2 земли, в виллах
Флакслей (Flaxlei) и Родклиф (Rodeclif) земельный участок в размере
шести боват, в вилле Брайтон (Braitun) половину карукаты и в местечке
Витгифт (Witegift) один рыбный садок. 191
Той же самой грамотой за аббатством закреплялось имущество,
некогда переданное архиепископом Йорка Томасом, а именно: виллы
Фристон и малая Селби (terras a Thoma archiepiscopo datas… Fristunam
et Salebiam minorem). Помимо этого, Гоффрид де ла Вирчи и Видон де
Раннекурт, известные в Йоркшире землевладельцы, предоставляли аб-
батству еще две сотни, т.е. имущество и все привилегии, которыми они
могли пользоваться в пределах указанных сотен – административно-
территориальных единиц Англо-нормандского королевства. Аббатство
получало также ряд судебных и налоговых привилегий, в том числе и
все обычные права (consuetudines), которыми пользовался кафедраль-
ный собор св. Петра в Йорке3.
Сам факт наличия столь ранней грамоты весьма примечателен,
особенно если учесть, что аббатство Селби действительно было осно-
вано самим Вильгельмом Завоевателем. Нашим авторитетным свидете-

* Работа выполнена в рамках проекта «Организация и финансирование работ молодых

ученых Российской академии наук по приоритетным направлениям фундаментальных
исследований» (в рамках Программы целевых расходов Президиума РАН «Поддержка
молодых ученых», утвержденной постановлением Президиума РАН от 26 апреля 2006 г.
№146 и от 27 июня 2006 г. № 246). Автор выражает признательность А. В. Чирковой за по-
мощь в получении копии грамоты короля Стефана: Regesta Regum Anglo-Normannorum
1066–1154. Regesta regis Stephani ac Mathildis imperatricis ac Gaufridi et Henrici ducum
Normannorum / Ed. H.A. Cronn and R.H.C. Davis. Oxford, 1968. P. 300. № 817 и А. Аниси-
мовой за предоставление копии статьи Ричарда Добсона: Dobson R. B. The First Norman
Abbey in Northern England. The Origins of Selby // Ampleforth Journal. 1969. Vol. 74. № 2.
P. 161–176.
 Бессилие историка

Илл. 1. Грамота Селби из собрания Западноевропейской секции Архива

СПбИИ РАН

лем здесь служит Симеон Даремский (ум. после 1129 г.), хотя издатель
его главного произведения «История королей» и пояснил, что слова
192 «coenobium… sumpsit exordium» равно как и точная дата основания мо-
настыря 1069 г., которую мы встречаем у Симеона, представляют собой,
как бы то ни было, позднейшую интерполяцию4. Английский исследо-
ватель Р. Добсон полагает, что именно с монастыря в Селби началось
возрождение монашества в северной Англии после Завоевания и после-
довавших за ним разрушений5.
Раннюю историю монастыря отражает хроника, составленная,
по-видимому, в скриптории аббатства и законченная анонимным авто-
ром ок. 1184 г. Правда сведения в ней, к сожалению, слишком лапидар-
ны6. Ее автор, обращаясь к обстоятельствам основания монастыря, по-
вествует о том, как Бенедикт, монах из Осера, отправился в Англию по
благословению св. Германа Осерского, явившегося ему во сне, и постро-
ил недалеко от Йорка простой скит, вокруг которого вскоре собрались
ревнители пустынной жизни. Йоркширский шериф Гуго, узнав об этом,
приказал воздвигнуть часовню для Бенедикта, а его самого доставил в
Йорк7. Затем Гуго приобрел для Бенедикта и его монахов некоторое ко-
личество земли.
Однако решающую роль в обеспечении вновь основанной обители
сыграл, несомненно, Вильгельм Завоеватель, который своей дарствен-
ной грамотой утвердил права Бенедикта и предоставил ему ряд владе-
ний и привилегий. Автор повествует о том, как Бенедикт прибыл в Лон-
дон, где в это время находился король Вильгельм (adivit abbas Benedictus
Lundonias ubi tunc temporis Rex Willelmus aderat), и попросил составить
грамоту для утверждения прав аббатства на приобретенные владения
(ut possessiones et terras sui privilegii et cartulae… confirmaret). Король
выполнил просьбу аббата (scribendo taliter adimplevit)8. Хронист, следуя,
должно быть, устойчивой традиции, полагает, что грамота была не про-
сто передана Бенедикту по приказанию Вильгельма Завоевателя, но и
составлена кем-то из приближенных короля во время собрания курии
недалеко от Лондона.
Грамоту из собрания СПбИИ РАН можно рассматривать как еще
один важный документ ранней истории монастыря Селби и в целом как
еще одно свидетельство взаимоотношений королей нормандской дина-
стии с религиозными учреждениями. Дело, однако, обстоит значитель-
но сложнее. Как мы постараемся показать ниже, исследователь имеет

Что скрывает дарственная грамота?

дело с явлением хорошо известным в истории средневековой Европы –
с грамотами, составленными задним числом, которые с большим или
меньшим правом можно определить как позднейшие подделки9. Иссле-
дование таких документов составляет обширный раздел науки дипло-
матики.

* * *
Несмотря на то, что грамота, включенная в текст «Истории аббатства
Селби», была опубликована еще в XVII в. французским исследователем
Филиппом Лаббе, ее первое критическое издание было осуществлено
только в начале XX в. в сборнике документов королей нормандской
династии в первые сто лет после завоевания, так называемые Regesta
Regum Anglo-Normannorum. Генри Дэвис, подготовивший это издание,
решительно заявлял, что грамота Вильгельма Завоевателя в пользу Сел-
би является подделкой (forgery)10. В своем утверждении он следовал за 193
известным английским историком Эдвардом Фрименом, посвятившим
обстоятельствам основания аббатства Селби отдельный раздел своего
фундаментального труда «Завоевание Англии нормандцами». Фримена
занимал вопрос о том, может ли аббатство считаться местом рождения
Генриха I. По этой причине его, естественно, интересовала и подлин-
ность документа, удостоверявшего основание аббатства. Ученый скло-
нялся к мысли о том, что грамота отражает реальные факты, но была
составлена позже описываемых в ней событий, так как формуляр гра-
моты не соответствует нормам составления документов, характерным
для эпохи Вильгельма Завоевателя11.
Автор специального исследования о ранней истории аббатства Сел-
би, Ричард Добсон, ссылаясь, в частности, на фундаментальное издание
йоркширских грамот, предпринятое В. Фарером и сэром Ч. Клеем, пола-
гал, что грамота Вильгельма является почти без сомнения подлинной, как
подлинны и многие факты, изложенные в «Истории» Селби12. Важным
представляется также замечание Р. Добсона о том, что, хотя сведения по
Йоркширу, изложенные в «Книге Страшного суда», крайне отрывочны,
они «подтверждают подлинность самой грамоты Вильгельма Завоевате-
ля, наиболее важного документа для истории аббатства»13.
Последний издатель грамот Вильгельма Завоевателя Дэвид Бейтс
подтвердил сомнения Г. Дэвиса и показал, что интересующий нас до-
кумент был составлен много времени спустя после смерти Вильгельма
Завоевателя14. Соглашаясь с выводами Д. Бейтса, отметим сразу неко-
торые расхождения изданного им текста с текстом грамоты из архива
СПбИИ РАН. Так, в словосочетании ceptra regaliа, то есть «королевские
 скипетры» (которыми управляли короли англов. – А.К.), вместо прила-
гательного множественного числа среднего рода regalia нашей грамоты
появляется менее понятное regalis, которое плохо согласуется со словом
sceptra. Нельзя исключать, что мы имеем дело просто с опечаткой (или
опиской в одной из версий грамоты). Признав нашу грамоту наиболее
древней, Д. Бейтс предпочел заменить сравнительно редкое слово curtis,
использованное в интересующем нас документе в значении «суд», на
более привычное для английских документов и встречающееся в позд-
них редакциях нашей грамоты слово curia, не дав никаких объяснений15.
Далее, Д. Бейтс опустил фрагмент в десятой строке нашего документа,
который пояснял, чтó именно король «уступил и, предоставив, подтвер-
дил…» из того, «что могло бы быть предложено благодетелями или при-
обретено на каком бы то ни было праве, мольбой или за плату…»16. Речь
шла о землях и владениях, равно как и о приношениях, которые дари-
тели могли бы предложить аббатству. Уточнение, выпущенное Д. Бейт-
сом, еще более подкрепляло претензии монахов на любое полученное
имущество. Наконец, стоит отметить замену существительного munire
Бессилие историка

в 11-й строке на более привычное munere (confirmavi et dando concessi…

sub regali munere).
Ниже, мы попытаемся дополнить нарисованную им картину и ра-
зобраться, имеем ли мы дело с подделкой в чистом виде или же c пись-
менной фиксацией некоторой достоверной, пусть и трансформирован-
ной традиции. Дабы ответить на этот вопрос, нам придется обратиться
к палеографическому и дипломатическому анализу документа, а также
попробовать воссоздать собственно исторический контекст его возник-
194 новения. Начать стоит, однако, с вопроса о роли подделок в истории
средневековой Европы в целом.

* * *
«Если кто будет обвинен в подделке грамоты, следует различать,
будет ли грамота королевской или частной. Так как, если грамота ко-
ролевская, тогда тот, кого уличили в подделке, должен быть признан
виновным в преступлении против величия. Если же будет грамота част-
ная,… такие 〈преступники〉 приговариваются к потере членов», – писал
в конце XII в. автор «Глэнвиллы» – первого трактата по английскому
общему праву17.
Как нетрудно убедиться, современники, будь то в Англии или в лю-
бом другом регионе Европы, рассматривали подделку, т.е. сознательное
искажение истины, как тяжкое преступление. Как светское, так и кано-
ническое право здесь многое заимствовало из римской правовой прак-
тики18. Американская исследовательница Элизабет Браун со ссылкой
на работы Дж. Констебля и П. Херде, отмечает, что тех, кто подделывал
документы, считали преступниками, а сама подделка никогда не рас-
сматривалась как богоугодное дело19. «Все авторитеты, начиная от св.
Петра до Августина и Аквината рассматривали ложь как преступление
перед Богом», – пишет Э. Браун20. Реальная практика представляет дру-
гую картину. История сохранила примеры того, как получал одобрение
и подтверждение со стороны властей документ, в подлинности которых
не были убеждены сами современники и которые в дальнейшем были
признаны подделкой21.
 Каждая новая подделка, попадающая в поле зрения исследователя,
требует специального рассмотрения. Обширная научная литература о
фальшивках в Средние века может служить хорошим подспорьем, но
не дает готовых решений22. Появление того или иного поддельного до-
кумента в целом ряде случаев могло быть вызвано событиями по истине
драматическими. Не так уж редко целью его было отнюдь не притязание
на чужие права, а отстаивание своих собственных интересов23. Так, на-
пример, монастыри должны были защищать свои владения от светской
или епископской власти.
Таким образом, вопрос о том, имеем ли мы дело с подделкой, когда

Что скрывает дарственная грамота?

все содержащиеся в документе сведения сознательно фальсифициру-
ются или же с некоторой достоверной традицией, но подвергшейся из-
вестной переработке современниками, приходится каждый раз решать
отдельно. И в том, и в другом случае документ оправданно рассматри-
вать как подделку и, следовательно, перед исследователем стоит задача
найти подлинной ядро традиции или, напротив, доказать отсутствие
такового.

* * *
Насколько нам известно, в распоряжении ученых в настоящий мо-
мент нет документов, составленных или переписанных в Селби в рас-
сматриваемый период, а потому для палеографического анализа прихо-
дится прибегать к текстам, созданным писцами других учреждений, что
в известной мере снижает ценность полученных данных.
Даже беглый взгляд на письмо документа приводит к заключению, 195
что грамота не могла быть продуктом королевской канцелярии (а имен-
но так, напомню, представлял себе дело хронист Селби), как, впрочем,
и любой другой канцелярии или скриптория, поскольку ни в королев-
ской канцелярии, ни в скрипториях духовных учреждений XI в. так не
писали24. Стиль письма грамоты может быть определен как раннее го-
тическое письмо документа, сколь бы условным ни было это определе-
ние, так как существенных различий между письмом документа и книг
в Англии XII в. еще не наблюдается25. Напротив, письмо документов
конца XI в. по форме написания букв гораздо ближе к каролингскому
минускулу.
Для ранней французской и английской готики характерно своего
рода расщепление «зачинов», как верхних выносных элементов, так
и малых вертикалей (u, r, p, m, n, d, l, b), порою такое «расщепление»
сменяется клинообразной формой26. Наблюдаются уплотнение текста и
вытянутость букв по вертикали, при сохранении известной округлости
форм, хотя в то же время можно отметить изломы в верхней и нижней
части петель d и b. Для письма англо-нормандских клириков с 20-х годов
XII в. характерен левый наклон букв, который в конце столетия стано-
вится преобладающим27. В нашем документе, однако, наклон влево ха-
рактерен не для всех букв, хотя в ряде случаев он заметен.
Известное сходство почерка автора нашей грамоты с почерками до-
кументов, составленных в 1120-х годах и вплоть до 1150-х годов, не по-
зволило Д. Бейтсу датировать ее точнее, чем вторая треть XII в. Знаток
письма английских документов Тереза Веббер обратила внимание на
такую особенность стиля письма нашей грамоты, как сочетание форм
 Бессилие историка

196

Илл. 2. Грамота Вильгельма, графа Линкольна, в пользу церкви св. Марии

в Ридинге (1139–1140)
 Что скрывает дарственная грамота?
197

Илл. 4. Фрагмент произведения Иосифа Флавия «Иудейские древности».

Йорк, предположительно 1125–1175 гг.
 букв, характерных для источников нарративного характера, с формами
букв, более характерными для письма документов (в частности, особая
форма буквы d). Такое сочетание характерно для английских докумен-
тов, начиная с 30-х годов XII в. Факт устойчивости этого смешанного
стиля привел ее к заключению, что грамота была составлена в середине
XII в., если не позже. Известный специалист в области английской па-
леографии профессор Майкл Галлик, указав на своеобразный «язычок»
буквы е, опускающийся ниже строки (е caudata по терминологии М.
Галлика), предложил время написания нашей грамоты обозначить более
четкими хронологическими рамками – 1130–1160 гг.28
Среди документов, письмо которых весьма похоже на манеру на-
чертания букв в грамоте Вильгельма Завоевателя, можно отметить
дарственную Вильгельма, графа Линкольнского, в пользу аббатства
Ридинг, датируемую 1139–1140 гг. (илл. 2). Характерной особенностью
этой грамоты, не находящей явных аналогий в более поздних докумен-
тах, является наличие все того же «язычка» буквы е. Пожалуй, главное
отличие грамоты Вильгельма Завоевателя состоит в бóльшей плотности
Бессилие историка

расположения букв и в бóльшей их вытянутости.

Отмечу такие особенности письма, не встречающиеся в параллель-
ных документах, как сочетание минускульных и близких к унциальным
букв, например, в слове Salutes в четвертой строке, что выдает, возмож-
но, связь нашей грамоты с нарративными памятниками второй-третьей
четверти XII в. (илл. 3), или своеобразное начертание последних двух
букв в слове videlicet в пятой строке. У буквы g в грамоте из архива
СПбИИ РАН нижняя петля завершается косым штрихом, начертывае-
198 мым, очевидно, движением пера слева направо. Подобного рода завер-
шение встречается в написании буквы g в уже упоминавшейся грамоте
Вильгельма, графа Линкольнского.

* * *
В подлинности грамоты заставляет усомниться не только палеогра-
фический, но и дипломатический анализ документа. С точки зрения
дипломатики интересующая нас грамота в целом соответствует прак-
тике, принятой во второй половине XI в., хотя, как отмечает известный
исследователь В. Гальбрейт, ее внешняя форма была характерна для
многих документов на протяжении всего столетия после нормандского
завоевания 29.Внимательное прочтение грамоты позволяет говорить об
имевшей место стилизации формуляра, совершенной для того, чтобы
придать документу сходство с грамотами второй половины XI в.
В Англии рассматриваемого периода можно выделить два основных
типа документов: дипломы и королевские приказы (лат. breve, англс.
gewrits)30. Первый тип был распространен как в англосаксонской Анг-
лии, так и в Нормандии. Дипломы, обычно большие по формату листы
пергамена, в торжественной форме свидетельствовали передачу того
или иного имущества или привилегий, причем составители таких дип-
ломов представляли ситуацию как происходящую в настоящем, а фор-
мой удостоверения дипломов выступал крест (signum), помещавший-
ся в конце документа с указанием лица, поставившего таковой знак.
Постепенно такая форма документа уступила место более кратким и
менее торжественным по форме приказам-грамотам (лат. carta, англ.
writ-charter). Указанное изменение произошло под влиянием другого
типа документов – приказов – заимствованных канцелярией англо-
нормандских королей именно у англосаксов. По своей форме приказы
представляли небольшие прямоугольные куски пергамена с отрезанной
по нижней кромке полоской, к которой, в свою очередь, крепилась пе-
чать. Список свидетелей в приказах был краток, а содержание отлича-
лось более «деловой» формой изложения. Такого рода приказы носили
директивные распоряжения королевской власти ее представителям на
местах – шерифам – или крупным владетельным сеньорам.
Значительное место в документальном наследии рассматриваемого

Что скрывает дарственная грамота?

времени отводилось грамотам-памяткам, которые свидетельствовали об
основании той или иной обители или монастыря и содержали описание
обстоятельств, побудивших основателя к благочестивому акту. Такие
грамоты английская исследовательница Марджери Чибнэлл определила
как «нарративные грамоты» (narrative charters). В силу известной свобо-
ды формы с течением времени в них вносились дополнения, которые в
ряде случаев представляли собой сознательное искажение действитель-
ности31. Эти дополнения внести в них было тем проще, что такие грамо-
ты имели вид панкарты, т. е. содержали перечисления всех владений,
в то или иное время полученных религиозным учреждением, которые
предварялись кратким рассказом об обстоятельствах приобретения та-
ковых.
По наблюдениям В. Гальбрейта, краткая и деловая форма приказа-
грамоты была характерна для королевской канцелярии именно XII в.,
когда она приобрела вполне стандартизованный вид. Но монастыри
предпочитали получать от короля дипломы традиционного вида, состав- 199
ленные в торжественной форме и написанные высокопарным стилем32.
Формуляр двух основных типов документов – дипломов и грамот –
заметно различается. Приказами удостоверялись уже свершенные
деяния, что и выражалось формулой в прошедшем времени «sciatis me
dedisse et concessisse». Напротив, дипломы представляли передачу вла-
дения в настоящий момент времени, т.е. служили настоящим выраже-
нием воли дарителя или бывшего владельца. Названной цели служила
формула «do, trado, concedo deo et abbati». Наконец, в дипломах, как
правило, указывалась дата, в то время как в приказах такое указание
считалось излишним, так как последние удостоверяли пожалования,
совершенные в прошлом.
При обращении к внешнему виду и формуляру нашего документа
создается впечатление, что мы имеем дело с контаминацией указанных
выше форм. Такая гибридная форма документа с точки зрения дипло-
матики подтверждает сомнения историков в подлинности грамоты, хотя
ни форма, ни формуляр грамоты специально исследованы не были.
Документ начинается формулой типичной именно для древнейших
дипломов, как нормандских герцогов, так и англосаксонских королей:
«In nomine sancte et individuae Trinitatis, Patris et Filii et Spiritus Sancti.
Amen», но весьма нехарактерной для королевских приказов и грамот-
приказов XI, а тем более XII в. Сам стиль документа обнаруживает из-
вестное сходство с англосаксонскими и ранними англо-нормандскими
дипломами, в которых можно встретить такие выражения как: Willelmus
victoriosus Anglorum basileus, gubernator et rector, imperator paganorum,
gubernator, Bretonumque propugnator, – что сближает такие дипломы с
 нашей грамотой, в которой сказано: fortissimus immo potentissimus rex
regnum illorum a quibus ceptra regalia sub divo gubernabantur maximum
imperium regnans33. В документе отсутствует столь обычная для прика-
зов и грамот-приказов формула, как sciatis facio или notum facio, несмот-
ря на то, что сам по себе документ по внешнему виду похож именно на
приказ с характерной для него отрезанной по нижнему краю полоской
пергамена, к которой крепилась печать. Можно указать на ряд деталей
грамоты, характерных именно для приказа: отсутствие даты, использо-
вание прошедшей формы глаголов concedere и dare (concessi, dedi), «де-
ловая» форма изложения, а вместе с тем и сравнительно краткий список
свидетелей.
Наконец, Д. Бейтс, издатель, обладающий широкими познаниями
по части формуляра и лексики актов Вильгельма Завоевателя, обра-
щает внимание на присутствующую в нашей грамоте формулу data et
confirmata, которая получает распространение не ранее середины сле-
дующего, XII столетия, что наряду с результатами палеографического
анализа позволяет датировать грамоту примерно этим временем.
Бессилие историка

* * *
Ниже мы постараемся дать оценку достоверности изложенных в
грамоте свидетельств, пока же отметим, что в Англии первой половины
и середины XII в. подделка документов широко практиковалась веду-
щими религиозными корпорациями. Достаточно назвать фальшивки,
происходящие из Вестминстера, Ковентри, Кентербери, аббатства
Битвы (Battle Abbey). Обстоятельства, предшествовавшие подделке
200
конкретного документа, могли быть различными. Чтобы включить наш
документ в более широкий контекст, рассмотрим характерные особен-
ности поддельных королевских грамот, составленных, якобы, от имени
Вильгельма Завоевателя и его сына Вильгельма Рыжего (1087–1100) в
скриптории монастыря Битвы, основанного все тем же Вильгельмом
Завоевателем34.
Первая интересующая нас грамота, как полагает автор специаль-
ного исследования о подделках этого учреждения Элеанор Серль, была
составлена в октябре 1154 г. и представлена на утверждение уже новому
королю, Генриху II, в 1155 г.35 Причина, побудившая монахов взяться за
подделку, состояла в следующем. Незадолго до того аббат Вальтер, при-
надлежавший к видной фамилии де Ласи (1147–1169), отказался явить-
ся на провинциальный синод по требованию епископа Честера Хилария,
за что и подвергся отлучению. От наказания Вальтера спас его брат –
верховный юстициарий (фактически вице-король) Ричард де Ласи, но
смерть короля Стефана (1135–1154) пошатнула позиции Вальтера, что
и заставило его обеспечить себе тыл36.
В поддельной грамоте Вильгельма Завоевателя было прямо сказано,
что аббатство получает освобождение от подчинения епископам и кому
бы то ни было еще по образцу собора в Кентербери: Libera et quieta in
perpetuum ab omni subjectione Episcoporum et quarumlibet personarum
dominatione sicut ecclesia Christi Cantuarie. Названная подделка вполне
согласуется с общей ситуацией в Англии 1120–1160-х годов, когда епи-
скопы ратовали за укрепление дисциплины в рамках церкви и рассмат-
ривали известную автономию древних монастырей (не говоря уже о
вновь основанных) как препятствие к упорядочению управления свои-
ми диоцезами37.
По своему внешнему виду грамота в пользу аббатства Битвы соот-
ветствует практике второй трети XII в., но никак не времени короля
Вильгельма, что видно на примере использования согнутой нижней
кромки пергамена, так называемой плики, с пропущенной через про-
рези в ней двойной полоской пергамена, к которой крепилась печать.
Однако, пожалуй, еще более весомым доказательством фальшивости
грамоты служит список свидетелей. Так, близкий друг и соратник коро-
ля Вильгельма Завоевателя, Вильгельм Фитц-Осберн, умер в 1071 г., од-

Что скрывает дарственная грамота?

нако в грамоте он упомянут вместе с епископом Лондонским Морисом,
рукоположенным только в 1086 г., Вильям де Варен назван графом, хотя
этот титул он получил только в 1088 г.38
Еще две подделки, изготовленные в скриптории аббатства Битвы,
датируются Э. Серль 1157–1174 гг. Это две грамоты Вильгельма За-
воевателя, одна из которых представляет собой интерполированный
вариант другой. Интерполированная грамота могла быть составлена в
1166–1167 гг. в условиях спора монахов с баронами Казначейства от-
носительно обложения налогами ряда маноров аббатства. Неинтерпо-
лированный вариант был составлен после 1157 г. в форме, которая не
соответствует дипломатической практике эпохи короля Вильгельма39.
Отметим, что обе поддельные грамоты Вильгельма I, равно как и
поддельная грамота Вильгельма II, имеют некоторое сходство, а именно:
обе грамоты Вильгельма I начинаются с формулы In nomine et individue
Trinitatis, что нельзя признать характерным для королевских грамот
XII в. Грамота Вильгельма II содержит красноречивую фразу о том, 201
как его отцу, королю Вильгельму, «Бог… предоставил победу, чтобы
он восторжествовал над своими противниками, оказывавшими сопро-
тивление его законным притязаниям, и приобрел причитающееся ему
королевство» (sibi deus … tantam victoriam attribuit ut de adversariis sibi
injuste resistentibus triumpharet regnumque sibi debitum adquireret)40. По
замечанию Э. Серль, монастырь Битвы, действительно, пользовался из-
вестными привилегиями, но не такими широкими, как это представлено
в поддельных грамотах и приказах Вильгельма Завоевателя и Вильгель-
ма Рыжего41.

* * *
Палеографический и дипломатический анализ нашего документа не
оставляет сомнений в том, что он был составлен в XII в., который исто-
рики называют «золотым веком» подделок42. Можно привести, тем не
менее, несколько соображений в пользу того, что наш документ содер-
жит некоторое исторически достоверное ядро.
Во-первых, он мог удостоверять то, что ранее было совершено и
торжественно провозглашено устно. История английской дипломатики
знает примеры подобного рода, хотя промежуток между самим право-
вым актом и его письменной фиксацией не был столь значительным,
как в нашем случае43. Составитель документа мог использовать и более
ранний образец при составлении интересующей нас грамоты, внеся в
нее отсутствовавшие ранее сведения, которые, тем не менее, хорошо
 согласовывались с современными составителю реалиями. Подобного
рода примеры приводит в своей статье М. Чибнэл44.
Во-вторых, согласно все той же традиции, изложенной в «Истории
монастыря Селби», Бенедикт встретился с Вильгельмом в Лондоне. Ис-
следователям не удается восстановить в деталях хронологию перемеще-
ния Вильгельма Завоевателя и его двора между 1070 и 1082 гг., т.е. в пери-
од, когда предположительно могла быть составлена грамота. Между тем
точно известно, что один раз Вильгельм действительно посетил Лондон,
факт, засвидетельствованный таким информированным хронистом,
как Симеон Даремский. Он отмечает, что на Рождество 1075 г. король
созвал совет всей своей курии в Вестминстере по случаю похорон Эдит,
жены короля Эдуарда Исповедника45. Но как раз именно около Лондона
(apud lundonias), возможно, все в том же Вестминстере, и в присутствии
всей курии король, якобы, и утвердил права Бенедикта.
В-третьих, любопытен список свидетелей, вызвавший сомнения
Д. Бейтса. Так, он отметил, что названные в документе лица в таком их
сочетании не встречаются в других грамотах короля Вильгельма, приба-
Бессилие историка

вив, что в списке свидетелей в королевских дипломах обычно упомина-

лись члены семьи монарха.
Тем не менее, мы не можем утверждать, что список свидетелей дает
основания предполагать поддельный характер нашего документа. Ведь
рассматриваемая грамота не представляет собой диплом в чистом виде,
и элементы приказа, форма которого предполагала более свободный
список свидетелей, выражены в нем весьма отчетливо. Кроме того, со-
ставитель документа, по крайней мере, не напутал ни с именами, ни с
202
хронологией, в отличие, скажем, от автора подделок аббатства Битвы.
Так, например, Джудит Грин, посвятившая специальное исследование
шерифам в первые сто лет после завоевания, отметила, что только с
1075 г. историческая достоверность шерифа Бедфордшира Ральфа де
Тальбуа (Talebois), одного из свидетелей грамоты в пользу Селби, не
подлежит сомнению46. Так же обстоит дело и с другими шерифами, упо-
мянутыми в нашей грамоте. Хотя в списке свидетелей числятся шерифы
сразу нескольких графств, нетрудно убедиться в том, что все эти граф-
ства расположены в сравнительной близости от Лондона, так что при-
сутствие указанных в документе лиц в окружении короля во время его
пребывания в Лондоне представляется весьма вероятным47. Разумеется,
у нас гораздо больше оснований полагать, что составитель документа в
одном списке просто механически объединил тех, кто был в окружении
короля Вильгельма, но остается вопрос, что же могло послужить источ-
ником для составления такого списка, и нет ли здесь отражения реаль-
ной, пусть и искаженной, традиции.
Переходя к содержанию имущественных прав и привилегий, ко-
торые оформляла грамота в пользу Селби, можно сказать, что дарение
указанных в документе владений Фристуна48 и малая Селби со стороны
архиепископа Томаса не подлежит сомнению. Об этом свидетельству-
ют, по меньшей мере, две грамоты этого прелата, первую из которых,
правда, нельзя датировать точнее, чем 1070–1082 гг., а вторую – 1070–
1096 гг.49 Остальные владения, названные в грамоте, как отмечает
Д. Бейтс, и как о том свидетельствуют данные «Книги Страшного суда»,
приобретались в первые десятилетия существования аббатства посте-
пенно и в меньшем объеме в сравнении с тем, как это представлено в
грамоте. Нельзя, тем не менее, исключать, что отмеченная Р. Добсоном
фрагментарность «Книги Страшного суда», может объяснить и несо-
ответствие сведений, изложенных в описи и в нашей грамоте. Как бы
то ни было, если процесс формирования владений монастыря в Селби
изображен в грамоте упрощенно, все равно нельзя отрицать достовер-
ное ядро традиции как таковой.
В частности, по замечанию Д. Бейтса, во времена Генриха I аббатство
получило некий приказ, удостоверявший права монастыря на владения,
некоторые из которых названы и в нашем документе50. В приказе, кото-
рый издатель Дж. Фоулер датирует 1101–1109 гг., и который, очевидно,

Что скрывает дарственная грамота?

является подлинным, перечислен целый ряд владений и привилегий,
указанных и в нашей грамоте, но нельзя сказать, что содержание до-
кумента из архива СПбИИ РАН и приказа Генриха I идентичны. Так, в
частности, в приказе не упомянуты манор Селби и одна каруката земли
в вилле Снейт, хотя названы другие владения51. Нельзя с уверенностью
утверждать, что в основу нашего документа был положен текст приказа,
так как написание топонимов в приказе Генриха отличается от формы,
которую мы встречаем в грамоте из архива СПбИИ РАН, что, впрочем,
можно объяснить нестабильностью топонимов в это время вообще.
Таким образом, связь нашего документа с предшествующей традицией
вряд ли может быть оспорена, но остаются не до конца ясными мотивы,
побудившие монахов взяться за составление фальшивки.

* * *
Как и большинство грамот, наш документ должен был служить сви- 203
детельством определенных прав и привилегий аббатства, которые мог-
ли по той или иной причине оказаться под угрозой. Поскольку история
монастыря Селби в рассматриваемый период не вполне четко изложена
в источниках, исследователь вынужден рассматривать мотивы монахов
Селби по аналогии с теми, которые двигали составителями поддельных
документов в других монастырях. Выше были названы, по меньшей
мере, три причины, побуждавшие монахов браться за подделки: осво-
бождение от власти местных епископов; необходимость защититься от
претензий местной знати вплоть до обращения к королю и, наконец,
борьба с фискальными интересами короны.
Кажется маловероятным, чтобы поводом к составлению нашей гра-
моты послужили споры с Казначейством в деле обложения указанных
в грамоте владений налогами. В любом случае, проверить эту гипотезу
вряд ли возможно, так как от рассматриваемого период финансовые
отчеты не дошли52.
Отталкиваясь все от тех же подделок в пользу аббатства Битвы, мож-
но полагать, что аббат и монахи стремились освободиться от контроля
со стороны архиепископов Йорка, и грамота Вильгельма Завоевателя
дает пищу для размышлений 53. В документе сказано, что аббатству
Селби предоставлялись те же обычные права (consuetudines), которыми
пользовался кафедральный собор св. Петра в Йорке. Природа этих прав
никак в грамоте не раскрывается, так что приходится обращаться к про-
тотипу, т.е. тем обычным правам кафедрального собора св. Петра, пере-
чень которых содержится в грамоте короля Генриха I и в письме папы
Каликста II, датированном 1120 г. Письмо было вызвано очередным спо-
 ром между архиепископами Кентербери и Йорка. Как известно, первый
претендовал на исключительное право контролировать всю английскую
церковь и представлять ее перед Святым престолом.
Отношения между монастырем и архиепископами Йорка источни-
ки освещают скупо. Известно, что архиепископы дважды принимали
участие в выборах аббата – в полном соответствии с каноническим
правом, что нашло подтверждение в судебном решении Вильгельма II54.
Выборы, состоявшиеся в 1136 г., прошли бесконфликтно. Как сказано
в «Истории» Селби: sub una se collegentes sententia domini Archiepiscopi
Turstim… priorem Pontefractem Vualterum elegerunt55. Не обошлось и без
участия Святого престола. В письме архиепископу Турстану от 22 апре-
ля 1136 г. папа Иннокентий II наказывал тому давать советы по обычаю
доброго пастыря и следить за тем, чтобы аббатом было избрано подхо-
дящее лицо56.
Напротив, во время выборов 1152–1153 гг. монахи проявили ини-
циативу и самовольно назначили своего аббата, чем вызвали, пожалуй,
единственный известный нам конфликт между аббатством Селби,
Бессилие историка

которое тогда представлял аббат Хелиаса (Helias), и архиепископами

Йоркскими, которые тогда были представлены Генрихом Мердоком
(Murdac). В 1152–1153 гг. архиепископ вынудил Хелиаса удалиться в
изгнание с тем, чтобы поставить аббатом некоего Германа, монаха из
Сэнт-Олбанс. Отношения Генриха с представителями местных епархий
и религиозных учреждений вообще складывались трудно. Так, в том
же 1153 г. именно Генрих отказался признать Гуго де Пьюзе епископом
Даремским, чем вызвал возмущение жителей Йорка, которые выгнали
204
его из города, хотя Генрих и пользовался известной поддержкой коро-
ля Стефана57. Не удалось ему отстоять своего ставленника и в споре с
монахами Селби, которые, прогнав Германа, добились возвращения
Хелиаса.
Стремление оправдать свое непослушание ввиду возможного судеб-
ного разбирательства в присутствии короля, которое должно было неми-
нуемо последовать, могло послужить неплохим мотивом для составления
поддельной грамоты, если бы не возникал ряд вопросов. Во-первых, по-
чему монахи прямо не выразили в грамоте свое желание освободиться от
вмешательства архиепископов Йоркских во внутренние дела аббатства,
как это сделал автор подделок в пользу аббатства Битвы: libera et quieta
in perpetuum ab omni subjectione Episcoporum?58 Во-вторых, ссылка на
привилегии кафедрального собора св. Петра в Йорке в нашей грамоте
была бы понятной, если в ней хоть как-то затрагивался вопрос выборов.
Внимательное прочтение содержания привилегий не оставляет сомне-
ний – они не меняли уже сложившуюся практику, когда архиепископ
должен был получить светскую инвеституру от короля, а палий от папы.
Следовательно, монахи не могли свободно избирать аббатов, ссылаясь
на аналогичную привилегию каноников собора в Йорке, в то время как
право архиепископов Йорка утверждать аббатов Селби, как было пока-
зано выше, засвидетельствовано документально.
Так что же конкретно выигрывали монахи, ссылаясь в своей грамоте
на обычные права кафедрального собора св. Петра?! Можно утверждать,
что сами по себе эти права, достаточно широкие и касавшиеся самых
разнообразных вопросов: юрисдикции, военной службы, взимания по-
шлин и податей, - ограничивали чрезмерные притязания архиепископов
по отношению к членам капитула (каноникам), и также могло обстоять
дело с монахами Селби.
Согласно грамоте Генриха I кафедральные каноники получали пра-
во иметь собственную курию (так называемое право саки и соки), право
взимать пошлины, в первую очередь дорожные, наряду с правом пресле-
довать беглых сервов (tol et team), равно как и право казнить преступни-
ка, пойманного с поличным (infangentef)59. Точно такие же привилегии
получали и монахи Селби (cum saca et soca tol et team et infangentef).
В пожаловании подобного рода не было ничего из ряда вон выходящего,
так как после завоевания в Англии получает распространение частная

Что скрывает дарственная грамота?

юрисдикция, уже названные сака и сока, в то время как существование
этого института у англосаксов до сих пор вызывает споры среди ис-
следователей60. В том случае, если кто-то продавал или дарил владения
собору св. Петра, он навсегда лишался всех прав, связанных с отправ-
лением правосудия в их пределах61. Последнее положение можно было
использовать против архиепископов Йоркских, если бы те пожелали
вмешаться в управление манорами Фристон и Малая Селби, некогда
подаренными архиепископом Томасом.
Наконец, стоит указать на заключительный пункт привилегий – в
случае судебной тяжбы, которую король хотел рассмотреть лично, ка-
ноники получали преимущественное право разбора дела, причем без
ущерба для достоинства церкви (по-видимому, речь шла о соблюдении
норм канонического права): si canonici vel heredes eorum clamorem fecerint
in placitis regis clamor eorum ante omnem causam terminetur quantum potest
terminari servata ecclesiae dignitate. Это положение было, без сомнения,
весьма на руку и монахам Селби, но, подчеркнем еще раз, к содержанию 205
конфликта, разгоревшегося в 1152–1153 гг. между Селби и архиеписко-
пом Мердоком, названная привилегия прямого отношения не имеет.
Подобного рода привилегии нашли отражение в грамоте Селби
по той причине, что в Англии во второй трети XII в. сложилась особая
историческая ситуация, когда расширяется борьба епископов за уни-
фикацию системы управления диоцезами, что выразилось в серии об-
щеанглийских синодов и активной деятельности папских легатов, прак-
тикуется смещение, как аббатов, так и епископов по политическим или
религиозным мотивам62. В таких условиях обостряется борьба между
епископами и подчиненными им монастырями.
Дарование монахам Селби прав Йоркского собора не стоит особня-
ком в практике этого периода, причем в документах указывается, что
подобного рода привилегии предоставлялись именно королями. Изда-
тель грамот Вильгельма I и Вильгельма II Г. Дэвис упоминает ряд церк-
вей, пользовавшихся такими же привилегиями, среди которых значат-
ся церкви св. Петра в Престби и Витби, церковь св. Иоанна в Беверли,
церковь в Рипоне63. Как нетрудно заметить, в этом списке отсутствует
церковь Селби, так что в настоящий момент единственный документ,
подтверждающий передачу аналогичных привилегий и этому аббат-
ству, – поддельная грамота Вильгельма Завоевателя. Точно такими же
подделками являются, например, и грамоты, составленные, якобы, от
имени Вильгельма Завоевателя в пользу монастырской церкви св. Пет-
ра в Витби64. Нельзя исключать, что монахи Селби пошли тем же путем
и намеренно включили ссылку на упомянутые привилегии в грамоту,
хранящуюся ныне в архиве СПбИИ РАН. Подводя итог, отметим, что
 содержание грамоты не позволяет нам однозначно приурочить ее со-
ставление к имевшему место конфликту между архиепископом Йорка и
аббатом Селби, хотя нельзя отрицать, что подобного рода конфликт мог
сыграть роль катализатора в обстановке напряженной борьбы монасты-
рей за свои права.

* * *
Вместе с тем не стоит упускать из виду и острую фракционную
борьбу, раздиравшую Англо-Нормандское королевство, между пар-
тией короля Стефана, племянника Генриха I (1100–1135), и дочерью
последнего, императрицей Матильдой, вдовой германского императора
Генриха V (1111–1125). Борьба шла с переменным успехом, пока в на-
чале 1153 г. в Англии не высадился сын Матильды, Генрих Плантагенет,
будущий Генрих II (1154–1189), с тем, чтобы отвоевать трон деда. Обе
стороны пришли к соглашению в Уоллингфорде, по которому Генрих
провозглашался преемником Стефана. Можно полагать, что в условиях
Бессилие историка

смуты в годы правления короля Стефана (1135–1154) практика подде-

лок получила немалое распространение.
Все чаще феодалы не только нападали на монастыри с целью грабе-
жа, но и стремились обязать их снабжать всем необходимым замки и
крепости, построенные мятежной знатью. Указанный процесс приоб-
рел размах к середине 1140-х годов после пленения Стефана в 1141 г.
под Линкольном65. Среди наиболее тяжелых повинностей значилась
извозная, и подделки времени правления короля Стефана содержали
специальные клаузулы, которые должны были освободить монастыри от
206
этой повинности. Действительно, в нашей грамоте сказано об освобож-
дении аббатства от всяческих тягот и поборов (ab exactione, molestia et
vexatione), но эта привилегия выглядит слишком общей и стандартной.
Напротив, когда речь заходила об освобождении от повинности обеспе-
чивать замки знати, в документах об этом прямо и говорилось.
Об отношениях монастыря в Селби с местной знатью нам известно
немного. «История аббатства Селби» сообщает о конфликте между Ген-
рихом де Ласи и графом Вильгельмом де Абермаль в 1143 г., в ходе кото-
рого аббатство сильно пострадало. Анонимный автор при этом уточнял,
что именно аббат Хелиас (1143–1153), возглавлявший тогда монастырь,
много сделал для защиты от посягательств на его владения: monasterii
possessiones ab hostium et praedonum violentia viriliter protegebat66.
Грамотой, которую, к сожалению, удается датировать лишь в ши-
роких пределах 1144–1160 гг., все тот же де Ласи подтвердил возврат
аббатству в Селби имущества, незаконно захваченного неким Хервеем
де Campellis и его сыном Робертом в местечке Фристон (Friston) и Хил-
лум (Hillum). Почти нет сомнений в том, что речь здесь идет о поселении
Фристон (Fristun), упомянутом в грамоте Вильгельма Завоевателя в каче-
стве подаренного аббату Бенедикту архиепископом Томасом67. Следова-
тельно, одним из мотивов составления грамоты могло стать стремление
монахов обосновать свои права на утерянные, а потом возвращенные
владения. Другое дело, что в этом случае сам документ носил бы менее
торжественный характер.
В 1153–1154 гг. в окрестностях Селби вновь сложилась опасная си-
туация, когда некто Филипп де Колвелл (Colevella) самовольно соорудил
укрепление у города Дро (Drax) в Йоркшире. Король Стефан предпринял
поход с тем, чтобы привести к покорности мятежника, и приказал ему
или сжечь замок самому, или передать его для сожжения (munitionem…
incendere vel incendendam tradere). Филипп отказался исполнить волю
короля, который, в свою очередь, предпринял осаду и быстро взял
укрепление, несмотря на то, что оно считалось неприступным из-за
окружавших его лесов и болот.
В этом эпизоде мы сталкиваемся с ситуацией, характерной для эпохи
короля Стефана, так как именно Север, если не считать горожан Йорка,
никогда особо не был верен ему, и здесь постоянно шло соперничество

Что скрывает дарственная грамота?

между кланами местной знати68. Смущает лишь одно обстоятельство –
в «Истории аббатства Селби» об инциденте ничего не говорится, так что
остается не до конца ясным, понесло ли аббатство ущерб и, следователь-
но, был ли у монахов повод для составления грамоты.
Тем не менее, сравнительная близость ряда владений аббатства Сел-
би, названных в нашей грамоте, и замка Филиппа де Колвелла делала
их уязвимыми перед бесчинствами его людей. Так, виллу «Родклиф»
(Rodeclif, Rouweclif) можно с большой долей уверенности отождествить
с поселением Родклиф, расположенном примерно в 15 милях (ок. 22–
23 км) к югу от Селби или в 5–7 милях к югу от Дро. Поселение с таким
названием упоминается, по меньшей мере, дважды в других докумен-
тах, относящихся к Йоркширу. Так, например, назывался манор и вилла
к северу от Йорка, в котором Вильгельм Завоеватель держал одну кару-
кату земли69. Думается, однако, что в нашем случае речь идет о другом
поселении, так как в грамоте прямо сказано, что владение Родклиф, а
равно и Флакслей (это поселение локализовать не удалось), располага- 207
лись в пределах манора Селби и, следовательно, не могли относиться к
манору Родклиф. Почти нет сомнений, что следующий топоним – посе-
ление Снейт (Snait) – это современный город Снейт (Snаith), располо-
женный неподалеку как от Родклифа, так и Дро, примерно на расстоя-
нии тех же 5–7 миль. Таким образом, некоторые владения монастыря,
действительно, находились неподалеку от замка мятежного аристокра-
та, и теоретически его действия могли представлять для них угрозу, а
появление в этих краях самого короля было удобным поводом для того,
чтобы представить ему грамоту на утверждение.
Точно известно, что именно во время осады у замка Дро в 1154 г. мо-
нахи Селби просили короля Стефана подтвердить их владельческие пра-
ва и привилегии. Несомненно, монахи представили Стефану какую-то
грамоту в обоснование своих прав, и, действительно, ссылку на грамоту
Вильгельма Завоевателя можно найти в грамоте самого Стефана. Это,
как отмечает Д. Бейтс, первое упоминание грамоты короля Вильгельма
в пользу Селби70. Некая грамота в пользу Селби упоминается и позже,
например, в так называемом Inspeximus королей Эдуарда I (1272–1307),
Эдуарда II (1307–1327) и Эдуарда III (1327–1377)71. По-видимому, сам
Стефан не усомнился в подлинности предъявленной ему грамоты.
Главная трудность, с которой сталкивается здесь исследователь, за-
ключается в том, что грамоту, предъявленную королю Стефану, нель-
зя однозначно отождествить с грамотой из архива СПбИИ РАН. Без
установления этого факта дальнейшие рассуждения представляются
рискованными. Грамота самого Стефана имеет ряд явных разночтений
 с нашей грамотой, хотя известное сходство содержания нельзя не отме-
тить72 (табл. 1).
Во-первых, топонимика грамоты Вильгельма Завоевателя более арха-
ична по сравнению с грамотой Стефана и даже с параллельным употреб-
лением топонимов в грамотах, составленных в самом Йоркшире (Braiton,
Friston, а не Braitun, Fristun грамоты Вильгельма Завоевателя), что, воз-
можно, свидетельствует о наличии у составителя нашей грамоты более
древнего образца, равно как о неустойчивости топонимов вообще.
Во-вторых, грамота Стефана ничего не говорит о предоставлении
Селби тех же установленных обычаем прав (consuetudines), которыми
располагали каноники кафедрального собора Йорка, хотя нельзя ис-
ключать, что такого рода указание скрывается за обтекаемой формулой
«cum omnibus libertatibus et liberis consuetudinibus». Отметим, что эта
формула пользовалась большой популярностью у тех, кто подделывал
грамоты в XII в., но в подлинности грамоты Стефана особых сомнений
нет73. Если последнее положение было выпущено преднамеренно, то
объяснение следует искать в особых отношениях между Стефаном и
Бессилие историка

церковью в этот период. Король, должно быть, не хотел лишний раз

акцентировать внимание нового архиепископа Йоркского на весьма
широких привилегиях аббатства, тем более что известные права архи-
епископа на аббатство Селби были признаны еще судебным решением
Вильгельма II и подтверждены папами Пасхалием II и Иннокентием II.
В третьих, в грамоте Стефана опущена та часть грамоты Вильгельма
Завоевателя, в которой речь идет о закреплении за монахами аббатства
любого имущества, которое им могут предоставить верующие, равно
208 как пополнен список самого имущества, которым владеют монахи. В
частности, в грамоте перечисляются леса и поля, луга и пастбища, воды
и рыбные садки, реки с мельницами на них, дороги и тропы, а также
имущество внутри города и вне его: teneant in bosco et plano, in pratis et
pascuis, in aquis et piscariis, in stagnis et molendinis, in viis et semitis, in
civitate et extra.
Тем не менее, в том, что касается предоставления судебных и иных
привилегий (право саки и соки, право преследовать беглых вилланов,
право наказывать преступника пойманного с поличным), а равно и
освобождения от всяческих служб и тягот, грамота Стефана повторяла
грамоту Вильгельма Завоевателя74. Если мы учтем, что наша грамота с
учетом проделанного палеографического анализа может рассматри-
ваться как наиболее древняя из всех существующих, не исключено, что
именно ее держал в руках король Стефан. Можно полагать, что содер-
жащиеся в грамоте сведения были в переработанном виде включены в
грамоту самого короля Стефана, а отмеченные разночтения объясняют-
ся тем обстоятельством, что грамота Стефана отражала почти столет-
нюю историю аббатства, в то время как грамота Вильгельма отсылала к
первым годам его существования.

* * *
Каковы бы ни были причины, побудившие монахов прибегнуть к
составлению документа, можно смело утверждать, что он отражает
некоторую вполне достоверную традицию. Следовательно, говорить
о грамоте как подделке в чистом виде не представляется возможным.
 Таблица № 1

Грамота об основании монастыря в Грамота короля Стефана 1154 г., со-

Селби (Архив СПб ИИ РАН, кол. 18, ставленная в пользу аббатсва Селби
карт. 381, 1b латинская). во время осады у Дрейка
(Источник: Regesta Regum Anglo-
Normannorum / Ed. H.A. Crone and
R.H.C. Davis. 1968. No 817. P. 300)
Dedi de p(ro)p(ri)a mea mens(a) 〈ipsam〉 …dedit, scilicet ipsum manerium de Se-
Salebia(m), videlicet leby,
una(m) carucata(m) t(er)re de Snait unam carucatam terre de Sneid

Что скрывает дарственная грамота?

et vi bovatas de Flaxlei et Rodeclif et sex bovatas terre de Flaxlei et Rode-
et dimidia(m) carrucata(m) in Braitun〈a〉 cliff
et una(m) piscaria(m) Witegift et dimidam carucatam terre de Brayton
et ……. t(er)ras a Toma archiep(iscop)o et unam piscariam Witegift
eide(m) ęccl(esi)ę datas et 〈preterea〉 terras a Thoma archiepis-
copo eis datas
videlicet Fristuna(m) et Salebia(m)
minore(m) scilicet Fristonam et Salebiam minorem
tam s(e)c(un)d(u)m viva(m) vocem q(ua) …………………………………………………
m justa (sic!) brevis ei(us) tenorem.

Eode(m) m(odo) Crul 〈s〉cil〈icet〉 i hundret

que (sic) jacet in vececomitatu Lincolnie Et preterea Crull scilicet unum hundre-
dum …..in vicecomitatu Lincolnie
Et Stanfort .......... ..........................
quę (sic) est vicecomitat(us) Ha(m)tonie et Stanford cum pertinentiis ejus
quas (sic) dederunt Gaufrid(us) de la in [vicecomitat]u Hametonie
209
Wirchi et Wido de Rannecurt quas 〈eis〉 dederunt Galfr(idus) de la
〈sine ullo retentu… et cu(n)cta cum his Wirche et Wido de Rainelcurt
que undecumque tam in terris et posses- 〈et preterea alias terras suas a quocum-
sionibus quam in oblationibus..... a devo- que fideli illis datas〉
tis benefactorib(us) offerri et q(uaquaver)
sum jure p(re)ce et p(re)cio adquiri pos-
sint〉

ab omni exactione et molestia et vexatio-

ne, solute, quiete et libere
elemosinam regiam et propriam abbatiam
interminabili et perpetua pace tenere,
et curtam suam cum saca et soca, et tol
et team, et infangentef, et cum omnibus
consuetudinibus quas meliores habet
cclesia sancti Petri Eboracensis habere et
perpetuo possidere
bene et in pace, libere et quiete et ho-
norifice teneant, in 〈bosco et plano, in
pratis et pascuis, in aquis et piscariis, in
stagnis et molendinis, in viis et semitis,
in civitate et extra et omnibus in locis〉
cum soca et saca toll et theam et infan-
gentheof et cum omnibus 〈libertatibus〉
et liberis consuetudinibus et in perpe-
tuam elemosinam et quietam de omni
seculari exactione et servitio

– Курсивом выделены все разночтения в написании слов и в случаях их несовпадения.

– Жирным шрифтом выделены идентичные слова.
– В скобках даны слова, отсутствующие в сопоставляемом документе.
 Очевидно, монахи в одном документе свели воедино события, относя-
щиеся к разным временным пластам, что неудивительно, если мы учтем
и особое восприятие времени у современников, когда все древнее каза-
лось подлинным и истинным.
Как и многие подобные ей грамоты, дарственная в пользу Селби
была порождена нестабильностью в правление короля Стефана. Риск-
нем предположить, что идея составить поддельную грамоту созрела у
монахов в 1153–1154 гг., когда аббатство сначала оказалось втянуто в
конфликт с архиепископом Йоркским, а позже столкнулось с угрозой
бесчинств со стороны местного сеньора Филиппа де Колвелла, анало-
гичных тем, в ходе которых аббатство пострадало еще в 1143 г.75 Они-то,
как можно полагать, и стали главной причиной, побудившей монахов
обратиться к подделке в полном соответствии с существовавшей тогда
практикой. Появление в Йоркшире в 1154 г. короля Стефана стало удоб-
ным поводом для того, чтобы не только составить грамоту, но и пред-
ставить ее королю на утверждение. В этом нет ничего удивительного,
так как документ начал играть все большую роль, а выбор точки отчета
Бессилие историка

диктовался тем простым обстоятельством, что Селби, действительно,

являлось «детищем» Вильгельма Завоевателя.

1
Далее: ЗЕС Архива СПбИИ РАН с указа-
нием номера картона и дела.
2
В Англии рассматриваемого периода
каруката и ее составные части, боваты
(восьмая часть), представляли собой
210 фискальные единицы обложения, но
восходили к практике вспашки земли тя-
желым восьмиволовым плугом (caruca).
10
Обстоятельно эта тема развита в работах
Дж. Раунда, Ф. Мэйтланда, М. А. Барга,
С. Харта: Round J. H. Feudal England.
Cambridge, 1895. P. 36, 34, 65; Maitland
F. W. Domesday Book and beyond. Three
Essays in the Early History of England.
Cambridge, 1897. Рassim; Барг М.А. Иссле-
дования по истории английского фео-
дализма XI–XIII вв. M., 1962. C. 25–34;
Hart C. The Danelaw. L., 1992. P. 72–78.
3
Слово consuetudines вполне могло ис-
пользоваться в значении «платежи и
11
службы», но, как мы увидим ниже, имен-
но таким понятием охватывается ряд
весьма существенных привилегий ка-
федрального собора св. Петра в Йорке.
4
Symeonis monachi opera omnia / Ed. T.
Arnold // Rerum Britannicarum Medii
12
Aevi Scriptores (далее RBS). 1883–1885.
13
Vol. 2. P. 186.
5 14
Dobson R.B. Op. cit. P. 163.
6
Historia Salebiensis monasterii // Nova
Bibliotheca Manuscriptorum / Ed. Ph.
Labbe. Paris, 1657. Vol. I. P. 594–628.
7
Ibid. Vol. I. P. 601.
8 15
Ibid. Vol. I. P. 604.
9
О средневековых подделках см. прежде
всего: Fälschungen im Mittelalter: Interna-
tionaler Kongreß der Monumenta Ger-
maniae Historica, München, 16.-19. Sep-
tember 1986. Hannover, 1988–1990 bd.
1–6. (MGH. Schriften, 33). См. также
Fuhrmann H. Die Fälschungen im Mittela-
lter: Űberlegungen zum mittelalterlichen
Wahrheitsbegriff // Historische Zeitschrift.
Bd. 197, H. 3. 1963. S. 529–555.
См.: Davis H.W.C. Regesta Regum Anglo-
Normannorum. Oxford, 1913. № 178. Впро-
чем, сам Н.П. Лихачев, когда документ
попал ему в руки, не был до конца уверен
в его подлинности, заметив, что если это
оригинал, то приобретение, несомнен-
но, удачное, так как оригиналов грамот
Вильгельма Завоевателя мало даже в
Англии. Возможно, именно исходя из
подлинности грамоты, он и заплатил за
нее – неожиданно для продавца – вну-
шительную сумму в 136 рублей.
Freeman E. The Norman Conquest of
England. Oxford, 1871. Vol. 4. P. 800 и да-
лее. Напротив, Р. Добсон считает, что Э.
Фримен отверг подлинность грамоты, и
за ним с излишней поспешностью после-
довал Г. Дэвис: Dobson R. Op. cit. P. 170.
Ibid. P. 170–171.
Ibid. P. 170.
Davis H.W.C. Regesta Regum Anglo-
Normannorum. Oxford, 1913. Appendix.
№ LXI; Regesta Regum Anglo-Normanno-
rum: The acta of William I (1066–1087) /
Ed. by D. Bates. L., 1998. P. 818–821.
О слове curtis см.: Niermeyer J. Mediae
latinitatis lexicon minus. Leiden. 1976.
P. 296.
16
“…sine ullo retentu, confirmavi et dando
concessi et cuncta cum his que… a devotis
benefactoribus offeri, et ququaversum jure
prece et precio adquiri possint” (Regesta
Regum Anglo-Normannorum. The acta of
William I (1066–1087) P. 821).
17
“Si quis convictus fuerit de carta falsa,
distinguendum est utrum fuerit carta Regia
an privatа. Quia si carta regia, tunc is qui
super hoc convinctur condemnandus est
tanquam de crimine lese majestatis. Si
vero fuerit carta privatа… consistit eorum
condemnatio in membrorum solummodo
amissione” (Glanville R. de De legibus et
consuetudinibus regni Angliae / Ed. by G.
Woodbine. New Haven, 1932. XIV. 7).
18
Об этом см. обстоятельную работу:
Herde P. R misches und kanonisches Recht
bei der Verfolgung des Fälschungsdelikts
im Mittelalter // Traditio. 1965. Vol. 21.
S. 291–363. Автор приводит достаточно
свидетельств того, как официальная
власть еще в период поздней Империи
пыталась бороться с поддельными доку-
ментами, причем круг правонарушений,
которые подпадали под определение
«подделка», с течением времени расши-
рялся. Ibid. S. 298.
19
П. Херде прямо говорит о том, что
представление об обмане и подделке в
Средние века, в общем и целом, мало (im
Grunde wenig) отличались от современ-
ного: Ibid. S. 294.
20
Brown Е.A.R. Falsitas pia sive
reprehensibilis. Medieval Forgers and their
Intentions / Fälschungen im Mittelalter
Bd. 1. P. 101–121. P. 106. Ф. Барлоу выра-
зился еще более резче, заметив, что под-
делки были обычным занятием монахов:
Barlow F. The English Church 1066–1154.
N. Y., 1979. P. 198.
21
Мнения по этому поводу были кратко
изложены в работе: Constable G. Forgery
and Plagiarism in the Middle Ages //
Archiv für Diplomatik. 1983. Bd 29. S. 20
и далее. Ситуация вокруг такого рода
поддельных грамот в пользу монастыря
Битвы рассматриваетcя в: Holt J.C. More
Battle Forgeries // East Anglian and Other
Studies Presented to Barbara Dodwell / Ed.
by M. Barber // Reading Medieval studies.
1985. Vol. 11. P. 75–86.
22
Constable G. Op. cit. S. 1–41; Fuhrmann
H. Op. cit., см. также дискуссию по мате-
риалам статьи. Tout T.F. Medieval Forgers
and Forgeries. Manchester, 1920. Частные
случаи английских подделок отражены
в серии статей: Searle E. Battle Abbey
and Exemption: the Forged Charters //
English Historical Review (далее EHR).
1968. Vol. 83. P. 449–480; Strayer J.R. A
Forged Charter of Henry II for Bival //
Speculum. 1959. Vol. 39. № 2. P. 230–
238; Lancaster J.C. The Coventry Forged
Charters. A Reconsideration // Bulletin of
the Institute of Historical Research. 1954.
Vol. 27. P. 113–141; Collins A.J. A charter
of William II to Battle Abbey A.D. 1094 //
The British museum quarterly. 1937–1938.
Vol. 12. № 4. P. 122–128, и т.д.
23
Brett M. Forgery in Rochester //
Fälschungen im Mittelalter. Bd. 4. P. 397–
412. Некоторые исследователи, в част-
ности, Х. Фурман, пытаются объяснить
Что скрывает дарственная грамота?
появление подделок желанием привнес-
ти порядок в мир, причем они служили
не искажению, а утверждению и защите
правды и справедливости. См.: Constable
G. Op. cit. S. 20.
24
Так, англо-нормандские клерки чаще
всего прибегали к тому же каролинг-
скому минускулу с чертами готического
курсива, что было характерно и для книг:
Мажуга В.И. Почерк в латинском письме
конец VIII – середина XIII в. Л., 1979 (на
правах рукописи). С. 166.
25
Bishoff B. Latin Paleography: Antiquity and
the Middle Ages. Cambridge, 1990. P. 137.
Как отмечает Б. Бишоф, гибридные фор-
мы встречаются и в конце Средних ве-
ков. Об отсутствии разработанной типо-
логии готического курсива, как в целом,
так и по регионам см.: Smith M.H. Les
211
«gotiques documentaires»: un carrefour
dans l’histoire le l’écriture latine // Archiv
für Diplomatik. 2004. Bd. 50. P. 417–467.
Постановка проблемы: Ibid. P. 417–420.
26
Документ, в котором указанная расщеп-
ленность выступает отчетливо, дати-
руется 1152 г., и в целом такие формы
характерны для большинства англо-нор-
мандских почерков XII в.: Мажуга В. И.
Указ. соч. С. 168.
27
Там же. С. 169.
28
Наблюдения Т. Веббер и М. Галлика из-
ложены в их письмах в ответ на запрос
нашего коллеги В.И. Мажуги.
29
Galbraith V.H. Monastic Foundation Char-
ters of the Eleventh and Twelfth Centu-
ries // The Cambridge Medieval Journal.
1934. Vol. 4. P. 205–222, здесь P. 205.
30
Norbert F. Die diplomatische und rechtsh-
istorische Entwicklung der insularen writs
unter König Heinrich II von England
(1154–1189) und ihr Verhältnis zu den
kontinentalen Urkunden. Bohum, 1982;
van Caenegem R. С. Royal Writs in Eng-
land between Norman Conquest and Glan-
ville // Publications of Selden Society. L.,
1959. Vol. 77.
31
Chibnall M. Forgery in Narrative Char-
ters // Fälschungen im Mittelalter. Bd. 4.
P. 331–346, здесь P. 331.
 32
Galbraith V.H. Monastic Foundation
Charters of the Eleventh and Twelfth
Centuries. P. 216.
33
Ср.: Cartularium Saxonicum: a Collection
of Charters Relating to Anglo-Saxon
History / Ed. by W. de G. Birch. L., 4 Vols.
1885–1893. Vol. 3, № 911 (955 г.); № 901
(946–955 г.); № 906 (955 г.); Recueil des
Actes des ducs de Normandie. 911–1066 /
Éd. par M. Fauroux. Caen, 1961. № 100.
На связь терминологии ранних англо-
нормандских грамот с практикой англо-
саксов обращено внимание в: Stenton F.
The Latin Charters of Anglo-Saxon Period.
Oxford, 1955. P. 87.
34
На связь грамоты Селби с подделками
аббатства Битвы указывает Д. Бейтс:
Regesta Regum Anglo-Normannorum. The
Аcta of William I (1066–1087). P. 820.
35
Searle E. Battle Abbey and Exemption: the
Forged Charters. P. 454.
Бессилие историка
36
Ibid. P. 451.
37
Sayer J. Original Cartulary and Chronicle:
the Case of the Abbey of Evesham //
Fälschungen im Mittelalter. Bd. 4. P. P.
371–395, здесь Р. 371.
38
Searle E. Op. cit. P. 455.
39
Ibid. P. 458.
40
Ibid. Appendix.
41
Ibid. P. 468.
42
Despy G. Typologie der auf die Namen der
212 Herzöge Nieder-Lothringens gefälschten
Urkunden (1050–1100) // Fälschungen im
Mittelalter. Bd. 4. S. 275–285. S. 275. Сам
Дж. Деспи посвятил статью явлению
более редкому – подделкам грамот в
пользу светских лиц.
43
Galbraith V.H. Monastic Foundation
Charters of the Eleventh and Twelfth
Centuries. P. 215, 217. По мнению М. Чиб-
нэл, такого рода грамотам придавались
форма диплома, а не обычного приказа,
причем документ содержал краткое опи-
сание обстоятельств, побудивших осно-
вателя к действию: Chibnal M. Charter
and Chronicle: the Use of Archives Sources
by Norman Historians // Church and
Government in the Middle Ages: Essays
Presented to C. R. Cheney / Ed. by C. N. L.
Brooke. Cambridge, 1976. P. 11–17, здесь
P. 11. Ср. с грамотой графа Эссекского
Балдуина 1141–1144 гг. об основании
аббатства Квер: Galbraith V. H. Op. cit.
Appendix 3.
44
Chibnall M. Op. cit. P. 342 и далее.
45
“Egitha decessit…cujus corpus jussu regis
Lundoniam delatum… in Westmonasterio
tumulatum. Ubi rex proxima Nativitate
Domini curiam suam tenuit” (Symeonis
monachi opera omnia. Vol. 2. P. 206).
46
Green J. The English Sheriffs to 1154.
Cambridge, 1990. P. 25.
47
Свидетелями грамоты выступили ше-
рифы следующих графств: Уилтшир,
Гэмпшир, Беркшир, Бедфордшир и, воз-
можно, Бэкингемшир. О шерифах см.
специальное исследование: Green J. Op.
cit.
48
Речь идет о расположенной в 10 милях
(порядка 16 км) к западу от Селби вил-
ле Монк Фристон, тогда входившей в
принадлежавший архиепископу Томасу
манор Шербурн (Scireburne). Указанные
владения, включавшие Монк Фристон и
Малую Селби в размере семи карукат,
значатся и в «Книге Cтрашного суда»:
Victoria County History. County of York /
Ed. W. Page. London, 1907–1913. Vol. 2.
P. 195.
49
English Episcopal Acta. York 1070–1154 /
Ed. J. E. Burton. L., 1988. № 4, 5.
50
Regesta Regum Anglo-Normannorum.
P. 819.
51
«Praecipio ut Sanctus Germanus de Selby
et Abbas Hugo…habeant et cum pace et
honore teneant terram suam de Rodecliva,
et dimidiam carucatam in Brayton, et terram
vj bovatarum in Flaxley et piscariam suam
de Wytegift, sicut…tempore patris et fratris
mei» (The Coucher Book of Selby: Selby
Abbey / Ed. by J.T. Fowler // Yorkshire
Archaeological and Topographical
Association. 1893. Vol. 1. P. 27–28). Копия
приказа была любезно предоставлена
профессором Д. Бейтсом.
52
Самые ранние отчеты подобного рода,
так называемые Pipe Rolls, датируются
1130 г., но затем последовал длительный
перерыв вплоть до первых лет правления
Генриха II (1154–1189).
53
Confirmation of the Privileges and Сustoms
of the Сhurch of York by Henry I //
Historians of Archbishops of York / Ed. by
J. Raine. Cambridge, 1894. № XVII. P. 34–
36; Littera papae Calixtae. Ibid. Vol. 3. №
LXXIII. P. 41–43.
54
Речь идет о решении спора между архи-
епископом Йоркским и епископом Лин-
кольнским о разграничении их юрисдик-
ций. Судебным решением Вильгельма II
(ок. 1093–1094 гг.) аббатство Селби было
отдано под управление архиепископа
Йоркского: «Ego Willelmus Dei gratia rex
Anglorum, Willelmi regis filius… dedi…jure
perpetuo possidendas abbathiam Sancti
Germani de Selbi et ecclesiam S. Oswaldi…
archiepiscopo Thomae et successoribus
ejus..., sicut archiepiscopus Cantuariensis
habet episcopatum Roffensem» (Historians
of Archbishops of York. Vol. 3. № VII. P. 21).
Решение Вильгельма было подтвержде-
но отдельно письмом папы Пасхалия II
(Ibid. № XII. P. 28).
55
Historia. Vol. 1. P. 612.
56
“Iterum autem monasterio Salaberiae more
boni pastoris Deo propitio consulas et
qualiter idonea persona ibidem in abbatem
eligatur, nihilominus studeas” (Historians
of Archbishops of York. Vol. 3. № XLIX.
P. 66).
57
Dalton P. Conquest, Anarchy and Lordship.
Yorkshire 1066–1154. Oxford, 1994.
P. 175.
58
Аналогично дело обстояло и с други-
ми обителями. В поддельных грамотах
Ковентри прямо говорится об осво-
бождении монахов от вмешательства
епископов во внутренние дела обители
и пожаловании права самим избирать
себе аббата: Lancaster J. C. Op. cit.
P. 114.
59
«Si quid… injuste agerent, aut ipsi canonici
adversus se invicem aut adversus alios et
alii adversus canonicos, vel adversus alios
forisfactura nulla archiepiscopo sed tota
canonicis judicabatur… Habebant canonici
in domibus et in terris suis soccam et saccam
tol et team ihtol et uttol, et infangantheof,
et omnes… consuetudines quas ipse rex in
terris suis habebat, et quas archiepiscopus
de dominio sеuo et de rege tenebat…
Hoc etiam amplius, quod nemo de terra
canonicorum Sancti Petri wapentachmot,
nec tridingmot et sciremot sequabatur, sed
calumnians aut calumniatus ante hostium
monasterii Sancti Petri rectitudinem et
recipiebat et faciebat» (Confirmation of the
Privileges and Customs of the Church of
York. P. 34–36).
60
Wormald P. Lordship and Justice in the Early
English Kingdom: Oswaldslow Revisited //
Property and Power in the Early Middle
Ages / Ed. by W. Davies and P. Fouracre.
Cambridge, 2002. P. 114–136.
61
“Si vero aliquis terram aliquam Sancto
Petro daret vel venderet, nemo postea
soccam et saccam tol aut team in illa
clamabat” (Confirmation of the Privileges
and Customs of the Church of York. P. 34).
62
Tillman H. Die päpstlichen Legaten in
England bis zur Beendigung der Legation
Gualas (1218). Bonn, 1926. S. 40–41;
Holdsworth C. The Church // The Anarchy
of King Stephen’s reign / Ed. by E. King.
Oxford, 1994. P. 207–229.
63
Davis H. W. C. Regesta Regum Anglo-
Normannorum. Oxford, 1913. № 228
(1078–1086).
64
English Episcopal Acta. York 1070–1154.
№ 68, 69, 104.
65
Chibnall M. Op. cit. P. 339.
66
Historia. P. 613.
67
Early Yorkshire charters / Ed. bу W. Farrer
and C. T. Clay. Edinburgh, 1914. Vol. 3.
№ 1547. P. 228.
68
Dalton P. Op. cit. P. 175.
Что скрывает дарственная грамота?
69
Victoria County History. County of York /
Ed. by W. Page. L., 1907–1913. Vol. 2.
P. 205.
70
Regesta Regum Anglo-Normannorum. The
Acta of William I (1066–1087). P. 819.
71
О понятии и природе Inspeximus см.: Hall
H. A. Studies in English official historical
documents. Cambridge, 1906.
72
Regesta Regum Anglo-Normannorum
1066–1154: Regesta regis Stephani ac
Mathildis imperatricis ac Gaufridi et
Henrici ducum Normannorum / Ed. H. A.
Cronn and R. H. C. Davis. Oxford, 1968.
P. 300. № 817.
73
Hall H. A. Studies in English official
historical documents. Cambridge, 1906.
P. 221.
74
“Cum saca et soca toll et theam et
infangentheof…in elemosinam solutam 213
et quietam de omni seculari exactione
et servitio sicut prefatus Willelmus rex
Anglorum eas illis carta sua confirmavit”
(Regesta Regum Anglo-Normannorum
1066–1154. Regesta regis Stephani ac
Mathildis imperatricis ac Gaufridi et
Henrici ducum Normannorum. P. 300.
№ 817).
75
Впрочем, нельзя полностью исключать,
что грамота, хранящаяся ныне в архиве
СПбИИ РАН, могла быть составлена еще
в 1140-е годы, а потом переработана и в
новой редакции подана королю Стефа-
ну. В таком случае объясняются отме-
ченные несоответствия между нашей
грамотой и ее версией в грамоте короля
Стефана.
 Павел Габдрахманов

СВИТОК XIII ВЕКА ИЗ АРХИВА

АББАТСТВА СВЯТОГО ПЕТРА В ГЕНТЕ:
КАЗУС, РЕБУС, ПАРАДОКС?1

«Загадки истории», «Тайна истории» – расхожие заголовки по-

пулярных изданий. И не только их одних: вполне строгие научные ра-
боты часто тоже не гнушаются использовать подобные определения в
своих названиях. В самом деле, прошлое содержит в себе еще так много
непознанного и удивительного, странного и загадочного, что от таких
эпитетов трудно отказаться. Впрочем, и сами исторические докумен-
ты прошлых эпох задают порой такие головоломки, решение которых
напоминает разгадку своеобразных ребусов2, а долг историка, как из-
вестно, – «уметь разгадывать те загадки, которые ему задают источни-
ки...»3.
214 Работа историка с источником – сложный, многосторонний про-
цесс. С одной стороны, историк «использует» источник, задавая ему
все новые и новые вопросы и добывая с его помощью интересующую
самого ученого и его современников информацию о прошлом. С другой
стороны, уже в ходе этого «использования» начинается и постижение
смысла памятника, т.е. прежде всего целей и задач, которые ставил
перед собой и решал создавший его автор. Исследователь постоянно
верифицирует получаемые им результаты «использования» источника,
сопоставляя их с собственным меняющимся «пониманием» того, зачем
те или иные сведения автор поместил в свой текст. Данное понимание,
разумеется, не приходит исследователю само по себе, поскольку оно
тоже нуждается в специальном анализе. Лишь во взаимодействии этих
двух сторон познания источника заключен залог успеха работы, хотя
сам по себе этот процесс представляется бесконечным, а исторический
источник – «бездонным» и «неисчерпаемым». Здесь проявляется свое-
образная диалектика изучения исторического памятника: нельзя осмыс-
лить источник, его не используя, и наоборот, невозможно правильно его
применить, не понимая его смысла. И чем дольше и многограннее мы
его изучаем, тем глубже мы постигаем и его смысл.
В процессе такого познания источника завязывается «диалог» со-
временного исследователя с человеком из прошлого, автором этого тек-
ста. И только при условии признания в своем «собеседнике» представи-
теля «иной» культуры, этот «диалог» может быть успешным. Ведь речь
идет о трудном «разговоре», поскольку оба говорят на своем языке, не
всегда понятном другому. Вопросы при этом задает не только историк
автору того или иного текста, далеко не всегда получая от него ответы.
Сам автор в свою очередь тоже как бы «высвечивает» в своем тексте
собственные вопросы, о существовании которых историк поначалу
даже не догадывался, и на которые он тоже далеко не всегда бывает в
состоянии сразу ответить. Исследователь очень часто тем самым ока-
зывается лицом к лицу с текстами-шифрами или текстами-кодами,
и – если угодно – с «ребусами»-головоломками, «зашифрованными»

Свиток XIII в. из аббатства св. Петра в Генте

и «закодированными» их авторами особыми «знаками-письменами»,
которые нуждаются в разгадывании, специальной дешифровке и деко-
дировке4.
По сути, с подобными, иногда почти неразрешимыми головоломка-
ми сталкивается практически любой исследователь в своей работе над
источниками. С такой же загадкой столкнулся в очередной раз и я сам5,
когда «разворачивал» средневековый свиток из архива аббатства св.
Петра в Генте6, содержащий регистр или опись актов, относящихся к
особой категории членов монастырской familia, так называемым алтар-
ным трибутариям7.

КОГДА СВИТОК БЫЛ НАПИСАН?

Всего в упомянутом свитке было учтено 234 грамоты X–XIII вв.

Большинство из них (более полутора сотен) оформляют акты самопо-
жертвования на определенных условиях на алтарь того или иного свя-
того, совершенные свободными женщинами, или подтверждают старые 215
акты cамодарения на алтарь, некогда осуществленные (иногда в очень
далеком прошлом) их родоначальницами. Более полусотни описанных
грамот – акты дарений сервов, жертвуемых на алтарь на тех же услови-
ях их господами. Самый ранний акт датируется 954–955 г., самый позд-
ний – 1234 г. К сожалению, оба эти акта не сохранились. Имеется еще
один из зарегистрированных и, к счастью, сохранившихся актов – и,
возможно, не случайно он-то и завершает опись (на оборотной стороне
свитка). Он датируется январем 1235 г. по новому пасхальному стилю8,
т.е. январем 1236 г. Правда, в нем речь идет об обновленной грамоте,
подтверждающей акт от 1161 г. Эта ранняя грамота до нас не дошла,
что вовсе не означает, что она не могла иметься в распоряжении писца
свитка. Поэтому мы точно не знаем, какая же из грамот была описана –
грамота от 1161 г. или ее обновленная копия от 1236 г. Судя по другим
подобным примерам, автор описи поступал с имевшимися у него до-
кументами по-разному: иногда он регистрировал лишь последнюю по
времени копию акта, иногда – все сохранившиеся копии, относящиеся
к одному и тому же акту, а иногда – лишь одну из них и не обязатель-
но последнюю. Однако, поскольку в нашем случае речь идет о копии,
обновленной в январе 1236 г. самим же автором регистра (почерк ее и
свитка идентичен), то запись о ней, завершающая опись, тоже была им
сделана, скорее всего, в январе 1236 г. Таким образом, свиток не мог
быть составлен раньше, чем в 1234 г. и вряд ли появился на свет позже,
чем в январе 1236 г., т.е. вероятнее всего его составитель работал над
ним в течение или в конце 1235 г.
 ЗАЧЕМ БЫЛ СОСТАВЛЕН СПИСОК
И В ЧЕМ ЖЕ ЕГО ЗАГАДКА?

Казалось бы, что же может быть странного в документе такого рода?

И тем не менее, свиток содержит в себе сразу несколько загадок. Одна из
них заключается в его почти полной бесполезности как архивной описи
грамот, что, естественно, вообще вызывает вопрос о целях его создания.
В отличие от других средневековых инвентарей-регистров, эта опись
не имеет никаких специальных знаков, способных выполнять функции
системы отсылок к описываемым грамотам, т.е. играть роль их шифров9.
Иными словами, опись совершенно непригодна в качестве инструмента
для поиска в архиве нужной грамоты. Более того, в ней нет никаких види-
мых признаков и предварительно проведенной систематизации грамот
при их описании, которая сама по себе могла бы существенно облегчить
их поиск. А как показывают исследования французских и бельгийских
медиевистов, в практике работы средневековых архивариусов по со-
ставлению картуляриев и регистров-инвентарей грамот было принято
Бессилие историка

сопровождать подобную работу одновременным приведением в порядок

и систематизацией описываемой ими части архива10. Напротив, в данном
регистре описание грамот было, по-видимому, совершено хаотично11.
Недавно предпринятые мной попытки найти хоть какую-либо видимость
порядка в этом «беспорядке» оказались в целом безуспешными12.
Составитель описи явно не стремился выстроить документы в хроно-
логический ряд, ибо в его тексте грамоты раннего времени соседствуют
с более поздними грамотами и наоборот. Грамоты не были сгруппиро-
216 ваны и в зависимости от того, при каком аббате они были составлены.
Особая важность принципа очередности описания грамот в зависимо-
сти от времени аббатиата их составителей связана с особенностями
средневековых представлений о времени: его «антропоморфность»
(«время правителя»), дискретность и цикличность времени (от одного
правления (понтификата, аббатиата) к другому) были очень характерны
для средневекового менталитета13. Не случайно, грамоты, описанные в
свитке, часто датируются не столько от рождества Христова, сколько
по аббатиатам и (реже) по правлениям графов Фландрии и их сеньо-
ров, королей Франции. Однако и этот принцип систематизации грамот
странным образом не нашел в нем никакого отражения.
Очередность описания грамот не соблюдается не только по хроно-
логическому, но и по топографическому принципу, который становится
характерен для более поздних средневековых инвентарей грамот14. Что-
бы убедиться в этом, достаточно сослаться лишь на один из примеров. В
свитке не раз было зафиксировано по нескольку дарений из одного и того
же местечка. В частности, непосредственно из самого города Гента в раз-
ное время было совершено 12 различных дарений алтарных трибутариев.
Однако они не были описаны автором описи все вместе, напротив, записи
о них оказываются примерно равномерно «рассыпанными» по всему ее
тексту. Иначе говоря, составитель совершенно не стремился хоть как-то
топографически систематизировать опись, объединив вместе грамоты в
зависимости от места происхождения дарителя. В той же мере им не при-
менялся и никакой другой принцип систематизации грамот, ни с точки
зрения их содержания, ни исходя из типа грамоты, ни в зависимости от
того, на алтарь какого святого было осуществлено дарение и т.д.
 Разумеется, можно сказать, что свиток просто фиксировал при-
сутствие той или иной грамоты в архиве монастыря. Но и при таком
объяснении остается совершенно непонятным, зачем надо было его
составлять: ведь простая опись наличия тоже не позволяет продуктивно
вести поиск информации о нужной грамоте, поскольку в отсутствие си-
стематизации документов при их описании, этот поиск является очень
трудоемким и малоэффективным. Для нахождения каждой записи об

Свиток XIII в. из аббатства св. Петра в Генте

искомой грамоте приходилось бы неизбежно всякий раз прочитывать
опись от начала почти до самого конца (напомню, что в свитке длинной
почти в два метра было описано ни много, ни мало 234 грамоты!). Пол-
ностью же заставляет нас отказаться от признания свитка обычной опи-
сью наличия грамот в архиве монастыря прежде всего тот факт, что он
вообще не мог выполнять ее функции в силу своей явной неполноты.

ПОЧЕМУ УЧТЕНЫ НЕ ВСЕ ГРАМОТЫ,

ДАТИРОВАННЫЕ РАНЕЕ 30-х годов. XIII в.?

Отсутствие системы отсылок и систематизации в очередности опи-

сания грамот, конечно же, делало свиток малоэффективным и почти
бесполезным при поиске нужной грамоты. Но было и еще одно обстоя-
тельство, которое превращало в проблему даже простое определение по
нему наличия или отсутствия той или иной грамоты в архиве аббатства.
Дело в том, что опись соответствующих грамот в свитке явно не явля-
217
ется исчерпывающей. Одни из грамот вошли в опись, а другие точно
такие же грамоты того же времени и идентичные им по содержанию
почему-то не нашли в ней никакого отражения.
Возьмем, к примеру, одну пару ранних грамот, изданных при одном
и том же аббате Адальвине (986–995), написанных одним и тем же пис-
цом, и по сути, ни по своему формуляру, ни по содержанию ничем не
отличающихся друг от друга. Вся разница между ними заключена лишь
в том, что одна свободная женщина по имени Фолькрада становится ал-
тарной трибутарией св. апостола Петра, а другая, по имени Годелинда,
на тех же самых условиях – трибутарией Пресвятой Девы (заметим в
скобках, что эта разница ни в коей мере не может служить объяснени-
ем, поскольку в регистре в равной мере учитывались пожертвования на
оба алтаря). Но почему-то одна из них была учтена, а другая – нет:

Gysseling-Koch. DB, I, N 78, P. 184 (993–994, Oct. 19): RAG. StP. VL N 511bis:
... quedam femina nomine Folcrada, libera cum esset, Quedam nomine Folcrada
tributariam se esse constituit cum omni posteritate ex tempore Hugonis regis et
se processura, in eo quidem rationis tenore, ut esset Adalwini abbatis.
de familia beati Petri apostolorum principis, atque ad
venerabilem nominis eius basilicam in loco Blandinio
constructam, annis singulis in festivitate sancti
Martini pro censu duos denarios solveret, ... Actum
puplice in Blandinio monasterio, XIIII kalendas
novembris, anno VII (994) regis Hugonis (987–96) et
VIII (994) domini abbatis Adalwini (986–995)....
 Gysseling-Koch. DB, I. N 73. P. 179 (989, nov. 22): ... ?
quedam femina Godelinda nomine, libera cum esset,
tributariam se esse constituit cum omni posteritate ex
se processura, in eo quidem rationis tenore, ut esset
de familia beatissime Dei genetricis Marie, atque ad
venerabilem nominis eius basilicam in loco Blandinio
constructam, annis singulis in festivitate sancti
Martini pro censu duos denarios solveret, ... Actum
publice in Blandinio, X kl. decembris, anno II (989)
regis Hugonis (987–996) et III (989) domni abbatis
Adalwini (986–995) ...

А вот еще одна пара, на этот раз поздних грамот, близких друг дру-
гу по почерку, формуляру и по содержанию, но одна из них почему-то
нашла отражение в описи, а другая – нет. И здесь тоже между ними
разница заключается лишь в том, что две разные женщины совершают
акт пожертвования самих себя на разные алтари. Причем в отличие от
предыдущего примера на этот раз была учтена грамота, в которой был
Бессилие историка

оформлен акт самодарения не на алтарь св. апостола Петра, а на алтарь

Пресвятой Девы:

RAG, StP,VL N 418 (1202–1203, april 13): ... RAG, StP. VL N 511bis:
quedam femina nomine Clementia de Welline, cum Quedam Clementia de
esset libera se tributariam constituit cum universis Welline ante Hugonem
successoribus suis ad altare sancte Marie in loco abbatem.
Blandinium dicto ... Actum anno Mo.CCo. secundo,
218 dominice incarnationis, ... abbate Hugone (1201–09)
hoc monasterium regente ...
RAG, StP. VL N 423 (1208, jan.): ... quedam mulier ?
Versuendis nomine de Eke oriunda, cum esset
libera et ex liberis parentibus progenita s[e anc]
illam constituit Deo ad altare ecclesie sancti Petri
Gandensis cum omni posteritate sua ... Actum anno
domini M.CC. septimo, mense januario, domno
Arnoldo (1208–1230) monasterium abbatie regente.
...

Мной было обнаружено еще множество грамот, составленных до

середины 30-х гг. XIII в., которые почему-то не были учтены в описи,
хотя по всем условиям должны были бы в ней присутствовать. Почему
же их там нет? Легче всего было бы предположить, что свиток мог не
сохраниться целиком. Эта гипотеза кажется тем более уместной, что в
документе отсутствует заголовок. Возможно, он имелся в начале свитка,
которое было утрачено, а вместе с ним пропало и описание тех грамот,
о которых нет упоминаний в сохранившейся части? Действительно,
такие деформации довольно часто случаются со средневековыми свит-
ками. Однако в данном случае свиток не имеет никаких следов явных
повреждений; он, видимо, дошел до нас полностью и находится в пре-
красном состоянии. Поэтому вопрос о фрагментарности описи в силу
физического состояния свитка, скорее всего, снимается сам собой.
Отсутствие в свитке описаний некоторых грамот, должных, согласно
нашей логике, в нем быть учтенных (если за этим не скрывалась простая
физическая утрата части его текста), влечет за собой по крайней мере
один важный вывод. Автор свитка, по всей видимости, явно не пресле-
довал цель исчерпывающего учета и описания в нем всех дошедших
до него грамот, относящихся к алтарным трибутариям его аббатства.
И это, по меньшей мере, кажется весьма странным применительно к
административному документу, призванному зарегистрировать грамо-
ты определенного типа и времени. Ведь, с нашей точки зрения, фраг-

Свиток XIII в. из аббатства св. Петра в Генте

ментарность составленной описи резко уменьшает ее ценность и явно
снижает значение проделанной ее автором работы, поскольку в резуль-
тате было составлено не полное, а лишь выборочное описание грамот,
сохранившихся в его архиве на момент создания свитка и касающихся
алтарных трибутариев монастыря. Сам же принцип отбора грамот для
их описания, к сожалению, остается непонятным и пока не поддается
логическому объяснению. Это обстоятельство вновь возвращает нас к
вопросу о том, с какой же целью был составлен свиток?
Итак, перед нами, с точки зрения современного архивиста, непол-
ный и практически малопригодный для пользования регистр-инвентарь
грамот. Поэтому кажется вовсе не случайным, что на нем – в отличие
от многих других административных документов аббатства – практи-
чески не осталось никаких следов (исправлений, дополнений, и т.п.),
свидетельствующих о его последующем использовании. Не потому ли
он так хорошо и сохранился, что о нем попросту забыли? Тем не менее,
на его составление было потрачено немало усилий, времени, чернил и
вовсе не дешевого пергамента. Зачем же он все же был составлен? Без
ответа на этот вопрос существование подобного документа кажется нам
лишенным почти всякого смысла. Возможно, «разгадку рождения» дан- 219
ного свитка следует искать в том, каким образом он составлялся и что
интересовало его автора в описываемых им грамотах, в том числе и в их
формуляре. Не исключено, что в ходе такого анализа «бесполезный», на
первый взгляд, документ «расскажет» нам о каких-то, пусть даже пона-
чалу могущих нам показаться совершенно невероятными и странными,
резонах, которые руководили его автором.

КАКИЕ ГРАМОТЫ ДЕРЖАЛ В РУКАХ

АВТОР СВИТКА?

Не означает ли сопоставление текста свитка с текстами сохранив-

шихся грамот, которые мог держать в руках его автор, попытку повто-
рить тот путь, которым он шел в своей работе над ним? В этой работе,
однако, перед нами сразу же возникает препятствие, поскольку мы не
можем быть уверены в том, что грамоты, которые дошли до нас, явля-
ются теми же самыми, что держал в своих руках и составитель свитка.
Дело в том, что в отношении данного типа грамот в Средние века суще-
ствовал обычай постоянного их обновления15. До нас дошло считанное
число их оригиналов, т.е. грамот, в которых дата совершения самого ак-
та-действия совпадает с датой составления документа-акта и временем
написания текста. Большинство подобных документов известны нам
в копиях, сообщающих о некогда (иногда очень давно) совершенном
кем-то акте пожертвования на алтарь в редакции, использующей фор-
 муляр актов более позднего времени, подтверждающих легитимность
предыдущих грамот (renovata est hec carta), к тому же их текст часто
известен нам лишь в позднейшей записи.
В подлинности и легитимности подобных копий в Средние века
никто никогда не сомневался. В этом смысле для средневекового чело-
века они являлись такими же «оригиналами», заслуживающими в силу
их обычности и привычности даже бóльшего доверия, чем не всегда
понятные, часто уже почти нечитаемые и изветшавшие древние акты,
подлинность которых они подтверждали. Не сталкиваемся ли мы здесь
с проблемой парадоксальности средневековых представлений о том,
какую же грамоту следует называть «оригиналом», а какую – «копи-
ей»? Так или иначе, но приходится констатировать некоторую услов-
ность выражения «держал в руках», поскольку составитель свитка мог
работать с экземплярами совсем не тех грамот, которые сохранились до
наших дней и которые не всегда воспроизводят дословно, а лишь пере-
сказывают текст самых первых грамот.
Другое препятствие, с которым неизбежно сталкивается всякий, кто
Бессилие историка

пытается повторить путь писца свитка, заключается в том, что он просто

не сможет найти всех тех грамот, которые тот мог держать в своих руках.
Из 234 зарегистрированных в свитке актов мне удалось обнаружить тек-
сты менее половины от общего числа описанных в нем грамот16. Важно,
что сохранившиеся документы довольно равномерно распределены по
всему пространству свитка. Свидетельствует ли это о том, что сохранение
в архиве аббатства грамот данного типа не носило обязательного характе-
ра? И, по этой самой причине, остальные грамоты (а их более половины от
220 общего числа учтенных в свитке документов) не дошли до нас случайно?
Казалось бы, ответ на этот вопрос вполне очевиден. Но не все так
просто, как кажется на первый взгляд. Приведу только один из приме-
ров, который заставляет задуматься. В свитке была учтена не дошедшая
до нас грамота некоей Landrada. Однако мы имеем другую, несколько
более позднюю грамоту, в которой ее дочь, по имени Landen de Tepseka,
совершает (в знак подтверждения своего и своей матери статуса алтар-
ной трибутарии монастыря) повторный акт дарения себя на алтарь св.
апостола Петра на обычных для зависимых данного статуса условиях:

RAG, StP. VL N 511bis:

Quedam Landrada.
cf. RAG, StP,VL N 84 (996–1029 / XIIe s.): ... quedam
de Tepseka nomine Landen, filia Landrade, ...
tributariam se esse constituit, ut esset de familia sancti
Petri ... Actum in Blandinio monasterio regnante
glorioso rege Rotberto et Rodboldo abbate ...

Означает ли это, что надобность в первоначальном акте отпала сразу же

после того, как он был подтвержден позднейшей копией?17 Но почему
тогда он все же хранился в архиве монастыря еще более ста лет, и был
описан составителем свитка в 1235 г.? И почему его дожившая до наших
дней копия, напротив, не вызвала у автора описи никакого интереса и
не была учтена им, ведь по времени составления и написания она явно
должна была бы войти в круг описываемых им грамот?
 «ЧИТАЛ» ЛИ ПИСЕЦ ГРАМОТЫ?

Сопоставление рукописных текстов дошедших до нас грамот с ру-

кописным текстом описи (сравнения осуществлялись по всем сохранив-
шимся манускриптам) позволяет сделать ряд важных наблюдений о том,
каким образом она составлялась. Переписывая грамоты в виде кратких
резюме или регест, включавших в себя в обязательном порядке или

Свиток XIII в. из аббатства св. Петра в Генте

имена дарителей и освобождаемых ими в алтарные трибутарии имена
сервов, или имена передававших самих себя в алтарные трибутарии
свободных, когда речь шла об акте их самодарения на алтарь, и не всегда
указывая, в какое время и (или) при каком аббате был осуществлен тот
или иной акт, автор описи редко использует для этих регест уже готовые
дорсальные надписи на грамотах (тем более, что они были далеко не на
всех грамотах)18. Гораздо чаще он просто переносит в опись соответ-
ствующий фрагмент из текста самой грамоты, лишь слегка его редакти-
руя или даже не изменяя его вовсе:

Текст Регистра
Использованный текст в грамотах
(RAG, StP, VL N 511bis)

Qualiter quedam matrona Gysseling-Koch, DB. I, N 114, P. 212 (1060–69):

nomine Geva et nepos suus ... qualiter quedam matrona nomine Geva et nepos
Gerbodo tradiderunt quandam suus Gerbodo tradiderunt sancto apostolorum
famulam nomine Ermengardem principi Petro quandam sui iuris famulam nomine
cum filia sua Ava sub Everelmo Ermengardem cum filia sua Ava ... abbate Everelmo
abbate. (a.1058–1069)
In dorso (12e e.): Ermengard cum filia Ava
221
Quedam matrona nomine Boeren. App. 4 (1096/1e helft 12e e.): ... qualiter
Vastradis de Nivela sub Wicardo quedam matrona nomine Vastradis de Nivela ...
abbate. ad altare sancte Dei genetricis et virginis Marie
in cripta ... anno dominice incarnationis M.XC.
VI (1096) Roberto comite Flandriam gubernante
(1093–1111) et Wichardo abbate idem cenobium
regente (1034–1058).
Quedam femina nomine Gysseling-Koch, DB, I, N 90, P.194 (1031–34/
Dagarada tempore Rodboldi einde 11e e.): ... qualiter quedam femina nomine
abbatis. Dagarada ... ad altare consecratum in honore
beatorum apostolorum Petri et Pauli ... Actum
publice in loco Blandinium dicto, kalendis
octobris (1 oct.: SS. Bavonis et Remigii), regnante
rege Henrico (1031–1060), tempore Balduini
marchysi (988–1035) et Rodboldo abbate hoc
coenobium regente (995–1029/1034). In dorso
(12e e.): Dagarada.

Таким образом, на основании одних лишь этих наблюдений мы уже

можем сделать два чрезвычайно важных вывода: автор регистра явно
сначала «читал» текст грамот перед их описанием и затем при их ко-
пировании использовал их формуляр для создания формуляра своих
собственных записей в регистре.
 ОШИБКИ ПИСЦА

Тем не менее, делал он это не всегда внимательно, часто механиче-

ски, и допуская иногда явные промахи и ошибки:
– явные описки:

В Регистре: В грамотах:

Quedam mulier Bliedradis de Roden in RAG, StP. VL N 280 (1163/?): ... quedam
parrochia de Roden. mulier Bliedradis nomine de Roden, in
parochia de Somerghem ...
Quedam Godelif que fuit maritata aput RAG. StP. VL N 136 (1060/XIIe-XIIIe):
maritata sub Everelmo abbate. ... quedam femina Godelif nomine, que
fuit maritata apud Moscheron ... sub ...
Everelmo abbate ...

Как будто бы очевидных промахов совсем мало – всего два случая.

Бессилие историка

Однако их характер говорит не просто о случайных описках, но об

элементарной невнимательности писца и об отсутствии у него особого
интереса к своей работе. Ведь ему достаточно было бы просто едино-
жды перечитать написанное, чтобы увидеть всю его абсурдность и неле-
пость: maritata aput maritata. Но он ни разу этого не сделал, ни в момент
окончания копирования этих двух грамот, ни позже – после составле-
ния всей описи. Данное обстоятельство говорит о явной небрежности и
поспешности при, вероятно, механически и машинально исполняемой
222 работе по составлению описи. Об этом же свидетельствуют и другие
ошибки, совершенные нашим писцом:
– при именовании алтарных трибутариев

В Регистре: В грамотах:

Quedam Verdelent de Slota et soror eius RAG. StP. VL N 175 (1102/?): ... quedam
Ava19 sub Sigero abbate. femina nomine Verdelent de Slote et soror
ejus Juta ... Sigero abbate ...
Donatio Lifgrad, Imcin, Ethelgard et Gysseling-Koch. DB. I, N 110, P.209
Libburgh. (1035–1058): ... ego in Dei nomine
Wiburgis femina ... dono ... mancipia Lif-
gardam cum filio suo Bernero, Adam cum
filio Thietberto, Imicinam, Othelbertum,
Boldmannum, Ethelgardam, Litburh ...
Quedam Liegargis de Donze Hugone RAG, StP,VL N 297 (1165/?): ... quedam
abbate. femina nomine Liegardis de villa Donse
oriunda ... S. domni Hugonis abbatis.

– а также в названии местечек

В Регистре: В грамотах:

Quedam Hildegardis de Gremberghe RAG. StP. VL N 496 (?/1228/60e XIII s.?):

cum tota progenie sua. ... quedam Hildegardis de Gysenghem ...
cum omni posteritate sua ...
 – а иногда и то, и другое
В Регистре: В грамотах:

Quedam Imma de Bothegnies anno RAG, StP,VL N 173 (1101/?): ... ego Maria
M.C. primo. de Dothegnies ... anno Domini M.C.I.

Свиток XIII в. из аббатства св. Петра в Генте

Как один из вероятных примеров невнимательного прочтения (точнее
говоря, полного не прочтения) автором свитка текста описываемых им
грамот можно интерпретировать и странный случай возможного описа-
ния им ... несуществующего документа. Речь якобы идет о грамоте некоей
Engelwara, о которой нам ничего неизвестно. Конечно, нельзя полностью
исключить, что такая грамота могла существовать и просто не сохранилась.
Однако, о женщине с точно таким же именем говорится в другой грамоте,
где рассказывается, как ее дочь Bavin (варианты ее имени Bava или Bova)
после многократных и безуспешных попыток принудить свою неизлечимо
больную мать ради чудесного выздоровления пожертвовать себя св. Петру
сама совершает акт своего собственного спасения, жертвуя себя в алтар-
ные трибутарии св. Петра уже после смерти матери. Любопытно, что при
описании в регистре якобы существующей грамоты «некоей женщины
по имени Engelwara» используется формуляр грамоты именно Bavin. По
всей видимости, автор свитка, прочитав в начале этой грамоты на своем
обычном месте и в принятой для документов такого типа формулировке
упоминание о «некоей женщине по имени Engelwara», посчитал, что речь
идет о грамоте именно этой Engelwara, и не стал далее вникать в ее содер-
жание. Возможно, писцы XIII в. вообще уже плохо могли понимать содер-
223
жание грамот X в., с трудом разбирая почерк своих отдаленных во време-
ни предшественников. На самом же деле в грамоте говорилось – как мы
уже знаем – о пожертвовании себя в алтарные трибутарии св. Петра не
Engelwara, а ее дочери Bavin. Имя же ее матери упоминалось в начале гра-
моты лишь в связи с объяснением тех обстоятельств и мотивов, которые
побудили ее дочь совершить собственный акт пожертвования:

Quedam femina nomine cf.: Gysseling-Koch. DB. I, N 61, P. 157 (964/einde

Engelwara. van de 10e eeuw): ... quoniam quedam femina nomine
Engelwara ... cum languore proventa, per annos
cf.: Quedam femina nomine plurimos inrecuperabili detineretur egretudine, a
Bova sub Womaro abbate. filia sua Bavin nomine salubri consilio frequenter est
commonita, ut gratia recuperande salutis beatissimi
Petri subderetur famulicio. Mater vero hoc in dies
differente, insuper et mortis termino subrepente, post
obitum illius prefata filia salubri usa consilio, saluti
sue acceleravit postmodum consulere, in ea videlicet
ratione, ut cum esset sicut predictum est bene nata
et ingenuis natalibus procreata, sicut sibi complacuit
tributariam se esse constitueret, ita scilicet ut esset
de familia beatissimi Petri apostolorum principis, ...
Actum ... regiminis domini abbatis Womari anno
VIIII.
S. Bavin qui hanc spontaneam suimet traditionem
fecit et firmari petiit.
In dorso: (12e e.) Bavin.
 Все эти наблюдения заставляют всерьез задуматься над вопросом, а
вчитывался ли вообще автор свитка при составлении описи в содержа-
ние лежавших перед ним грамот, понимал ли он их смысл? Посмотрим
же, что и как он «вычитывал» в этих текстах.

ЧТО АВТОР СВИТКА

«ВЫЧИТЫВАЛ» В ГРАМОТАХ?

Автор выделял в грамотах лишь самое существенное, т.е. те сведе-

ния, которые наполняли абстрактный формуляр наиболее ценными
конкретными данными о субъектах действия, а иногда – о времени и
условиях совершенного акта.
Прежде всего, и главным образом, его интересует, кто же собствен-
но осуществляет тот или иной акт: им регулярно фиксируются имена да-
рителей и имена передаваемых ими сервов в грамотах освобождения и
Бессилие историка

пожертвования последних в алтарные трибутарии монастыря: Quedam

Gisla tradidit Hildeburgham. Имена свободных, жертвующих самих себя
на алтарь в грамотах самодарений, называются им тоже с неизменным
постоянством: Quedam femina Alburch nomine.
Он также всегда указывает, если это отмечено в грамотах, из какого
местечка происходит, или же в каком месте с рождения живет, или даже
в каком месте вышла замуж та или иная дарительница:

224 В Регистре: В грамотах:

Quedam Imma de Suinarde sancto
Gudwalo sub Sigero abbate.
Quedam nomine Alburg de Machline
sub Sigero abbate.
Quedam Liedildis de Gonstervorde
coram Hugone abbate.
Quedam Ligef et Thiwara et Verthewit
de Axla.
Quedam Ava oppidi Gandensis sub
Gerardo abbate.
Quedam Godelif que fuit maritata aput
maritata (sic!) sub Everelmo abbate.
RAG. StP. VL N 279 (1163/?): ... quedam
femina Imma nomine de Suinarde nata…
RAG. StP. VL N 176 (1102/?): ... quedam
femina nomine Alburg ... de Machline
orta...
RAG. StP. VL N 227 (1140/?): ... quod
femina quaedam Liedildis nomine de
Gontresforde oriunda...
RAG. StP. VL N 158 (1085/midden 12e
e. ou début du XIIIe s.): ... quod femina
quedam Ligef nominata et filia sua
eiusdem nominis, et Thiwara et Verthewit
sorores eius, Ingelricus etiam frater ipsius
de villa Axala existentes ...
RAG. StP. N 348 (1184/40e XIIIe?): ...
qualiter quedam femina Ava nomine,
oppidi Gandensis indigena ...
RAG. StP. VL N 136 (1060/XIIe-XIIIe): ...
quedam femina Godelif nomine, que fuit
maritata apud Moscheron ...

Эти данные даются им (вслед за составителями грамот) как элемент

имени этой женщины, как одна из форм ее прозвища20, т.е. как дополни-
тельный способ ее идентификации.
 Иногда (но не обязательно) в добавление к именам писцом перено-
сится из грамот в регистр содержащиеся в них указания на социальный
статус как дарителей (castellanus; miles; matrona), так и передаваемых
ими на алтарь сервов (famulam; servum; ancillam), а также специально
оговаривается статус традирующих самих себя монастырю знатных
женщин (matrona; nobilis femina; mater familias; nobilis matrona), что так-
же можно считать одной из форм их дополнительной идентификации.

Свиток XIII в. из аббатства св. Петра в Генте

Имена основных действующих лиц акта часто (но далеко не всегда,
когда это имеет место в тексте самой грамоты) сопровождаются в описи
именами членов их семей и описанием характера существующих между
ними родственных связей, если речь идет о семейном дарении. Причем
в этом случае автора главным образом интересуют имена не сыновей, а
дочерей традирующих себя на алтарь женщин; имена же их сыновей им
часто вообще упускаются:

Quedam femina nomine Sigenildis cum RAG. StP. VL N 115 (1034–1058/2e

filiis suis Hildegarda et Sigenilda. kwart 12e e.): ... quaedam femina nomine
Sygenildis cum filiis suis Wilnodo,
Hildegarda et Sygenilda ...

Но так бывает не всегда – иногда он описывает и сыновей:

Quedam matrona de castro Gandensi

nomine Otburgis cum filio suo Clarboldo
et filiabus suis Agatha, Isabeth et
Ermentrude.
225
Не всегда игнорируются им также и те случаи, когда грамота содер-
жит опись какой-то более широкой группы алтарных трибутариев, хотя
он и ограничивается при этом лишь констатацией (не всегда) самого
этого факта, не приводя всех имен членов этой группы (... cum ceteris
nominibus que in cartula scripta habentur; ... et cetera que cum ea in carta
scripta sunt; ... cum tribus filiis Alewich, Gerberghe et Tata et ceteris; Ren-
newief tradidit in Bosenghem Immam et Odam et reliqua; Adelent et Ermen-
suent et cetere que in carta habentur; Gertrudis Ziardis et cetera; Quedam
Ermengardis cum filiabus et alie multe; De sancte Crucis Houthem nomina;
In Warenghem Galterus et cetera nomina; De Houthem sancte Crucis nomina
habentur in carta), в том числе особо выделяя из них те грамоты, в кото-
рых эта группа представлена в составе членов рода, потомков алтарного
трибутария (cum tota progenie sua; cum progenie sua; cum posteritate sua),
и даже сохраняя иногда генеалогическую форму их описания: Genealo-
gia Duvin de Bernesbeke: Froawif genuit Gertrudem et cetera.
Им редко фиксируется суть и характер совершаемого действия:
tradidit, dederunt, relaxavit et absolvit, liberos fecit, tributariam constituit, se
constituit. Поэтому далеко не всегда на основании одной лишь краткой
поименной записи в регистре можно установить, идет ли речь об акте
дарения кем-то на алтарь освобождаемых сервок или об акте самодаре-
ния себя на алтарь самих свободных женщин:

Quedam Ideslif, Geila, Frodeld,

Liedwif.
 Для уяснения всех этих обстоятельств, которые вероятно его само-
го мало интересовали, нам часто требуется привлечение текстов самих
грамот (если они сохранились):

Quedam Adelend, Ermengard, RAG, StP, VL N 216 (1136/?): ... quaedam

Ava. femina Ermengardis nomine ... quandam iuris
sui ancillam Adthelhem nuncupatam et filios
et filias eius Walterum scilicet, Willelmum,
Ermengardem et Avam, cum reliqua progenie
deinceps ex ea processura, ad altare sancti Petri
... libertati donaverit, ...
Quedam Ligef et Thiwara et RAG, StP, VL N 158 (1085/midden 12e e.): ...
Verthewit de Axla. quedam Ligef nominata et filia sua eiusdem
nominis, et Thiwara et Verthewit sorores eius,
Ingelricus etiam frater ipsius de villa Axala
existentes cum essent ingenue libertatis, tam
se quam omnis utriusque sexus personas ex
se vel ex sua stirpe in perpetuum processuras,
Бессилие историка

tradiderunt in ancillatum et famulatum in

ecclesia sancti Petri Gandensis ad altare sanctae
Mariae in cripta ...

С еще меньшей регулярностью писцом указывается, когда был осу-

ществлен тот или иной акт, т.е. при каком аббате (sub Sigero abbate;
tempore Folcardi abbatis) или – еще реже – в какой конкретный год
(anno domini M.CC.XVII), что кажется весьма странным, поскольку дата
226 совершения акта наряду с именами действующих лиц и сутью самого
действия принадлежит к числу основных составляющих признаков дан-
ного документа.
От случая к случаю упоминается и о том, какому святому или где,
т.е. опять-таки у алтаря какого святого, произошел тот или иной акт да-
рения (sancto Petro; sancto Gudwalo; in cripta; aput sanctum Audomarum),
и членом «фамилии» какого святого становится традируемый (de familia
sancti Petri). Возможно, во всех остальных случаях молчание об этом
предполагало, что речь идет о дарении на главный алтарь монастыря –
алтарь апостола Петра? Однако это совсем не так: в грамотах, соответ-
ствующих «молчащим» на сей счет записям в регистре, дарения осуще-
ствлялись на разные алтари.
Автора описи совершенно не интересуют все прочие условия, ко-
торыми определяется статус новоиспеченных алтарных трибутариев:
размеры их ежегодных и единовременных платежей «на алтарь», сроки
и место их уплаты, и т.д. Сами же грамоты упоминают о них достаточно
регулярно. А для писца свитка это, видимо, несущественная и излиш-
няя подробность. Возможно, это связано с тем, что размеры платежей
почти не варьировались у алтарных трибутариев данного монастыря в
зависимости от времени совершенного ими акта дарения или от того,
происходили ли эти алтарные трибутарии из сервов или из свободных.
Впрочем, что касается места и сроков уплаты, то они независимо от про-
исхождения трибутария различались у них существенно; тем не менее,
и они тоже совершенно не интересуют нашего автора.
 Он подчеркивает лишь в отдельных случаях наследственный ха-
рактер возникающей зависимости алтарных трибутариев: Quidam
Wicmannus relaxavit et absolvit Bertam eiusque filiam Hildesent omnemque
posteritatem eius. Очевидно, для него самого и его современников данное
обстоятельство являлось само собой разумеющимся, и на его фиксацию,
по его мнению, не стоит тратить и малую толику дорогого пергамента.
Лишь в исключительных случаях писец указывает на тип описываемой

Свиток XIII в. из аббатства св. Петра в Генте

им грамоты: Donatio, Genealogia. Столь же редко (всего два раза) он упо-
минает о мотивах совершенного акта: pro anima domini sui Hunradi, pro
anima uxoris sue. Впрочем, о них не всегда упоминают и сами грамоты.
Одним словом, проанализировав то, что он полагает необходимым
взять из описываемых им грамот, а что не считает обязательным перено-
сить из них в регистр, можно прийти к выводу, что он поступает весьма
прагматично, уделяя внимание всему существенному и отбрасывая, на
его взгляд, все несущественное. Проведенный анализ свидетельствует о
том, что главным образом его интересуют имена основных действующих
лиц акта: In Bevere Alsuendis cum ceteris nominibus que in cartula scripta
habentur; De sancte Crucis Houthem nomina; De Houthem sancte Crucis
nomina habentur in carta; In Warenghem Galterus et cetera nomina. Имен-
но имена и только они называются им в свитке с неизменным постоян-
ством. Все остальное в грамотах интересует его постольку – поскольку,
фиксируется им с большей или меньшей регулярностью, описывается с
меньшими или большими подробностями, указывается от случая к слу-
чаю или вообще никак не упоминается.

227
А ЧТО «ЧИТАЛИ» В ГРАМОТАХ
ЕГО ПРЕДШЕСТВЕННИКИ?
В этом отношении наш автор не был оригинален. Дело в том, что у
него были предшественники, которых интересовали в грамотах такого
типа тоже почти только имена действующих лиц.
Один из них работал всего за несколько лет до него и описал в одной
небольшой грамоте-хирографе примерно в том же стиле около полови-
ны грамот с самопожертвованиями женщин, совершенными на алтарь
Пресвятой Девы, расположенный в крипте монастыря21. В некоторых
случаях формуляр его описаний практически неотличим от формуляра,
который использует автор нашего регистра:

RAG. StP. VL N 391(9): Quedam femina RAG. StP. VL N 511bis: Quedam nomine
Fredesuen cum filia Lidegart de Pollar Fretesuendis cum filia Litgard de Pollar
iuxta Milenghem. iuxta Meienghem.

В ряде случаев он тоже в той или иной степени следует формуляру

описываемых им грамот:

RAG. StP. VL N 234 RAG. StP. VL N 391(9): RAG. StP. VL N 511bis:

(1144/?): ... quedam quedam femina de Leden Quedam Lietgard de Leiden
femina de Leden nomine nomine Liedegart
Lietgard...
 Однако в большинстве случаев автор хирографа в отличие от авто-
ра свитка извлекает из грамот почти исключительно одни лишь имена
агентов актов:

RAG. StP. VL N 350 RAG. StP. VL N 391(9): RAG. StP. VL N 511bis:

(1185/?): ... quedam Felicitas de Ysendike Quedam nomine Felicitas de
femina Felicitas nomine Isendike. S. domini Gerardi
de Ysendica ... S. Domni abbatis.
Gerardi abbatis ...

Еще более лаконичен другой, значительно более ранний предшест-

венник нашего автора, оставивший на оборотной стороне ряда грамот (в
том числе и на тех грамотах, которые он сам же вероятно и переписал)
краткие надписи, датируемые XII в. и касающиеся алтарных трибутари-
ев аббатства X–XI вв. Его дорсальные пометы можно считать одной из
первых попыток описания документов этого типа, и они также состоят
из перечня одних лишь имен основных действующих лиц актов:
Бессилие историка

RAG, StP, VL N 83, P.67 (996–1029/2e helft 12e eeuw): ... quedam femina Rein-
gardis cum filia sua nomine Fredeswinde ...
In dorso (12e e.): Reingard Frethesw

Примечательно, что автор свитка иногда использовал эти дорсаль-

ные надписи на описываемых им грамотах для собственных записей,
как бы соглашаясь со своим предшественником в том, что тому удалось
228 выделить в грамоте как самое главное и существенное:

Donatio Alfgard, Herlint, Gysseling-Koch. DB. I, N 82, P. 188 (996–

Gertrudis. 1029): ... Ego in Dei nomine Erkenrad, ... trado
sancto principi apostolorum Petro ... quendam
mei iuris mancipia his nominibus: Alfgarda
cum filiis suis, Everboldo, Eremfrido, Herlinda,
Gertrude, ...
In dorso (12e e.): Alfgard. Herlind. Gertrud.

Donatio Lifgrad, Imcin, Ethelgard Gysseling-Koch. DB. I, N 110, P. 209 (1035–

et Libburgh. 1058): ... ego in Dei nomine Wiburgis femina
... dono ... mancipia Lifgardam cum filio suo
Bernero, Adam cum filio Thietberto, Imicinam,
Othelbertum, Boldmannum, Ethelgardam,
Litburh ...
In dorso (12e e.): Lifgard Imicin Ethelgard
Libburch

Очевидно, стремление всех трех писцов, работавших в архиве мона-

стыря в разное время, при описании данных грамот фиксировать в них
прежде всего или исключительно одни лишь имена основных действую-
щих лиц совершенных актов не был случаен и, возможно, отражает су-
ществование некоей устойчивой традиции описания грамот подобного
типа. Эти имена явно представляли для них главное содержание этих
грамот, и, возможно, именно имена играли роль своеобразных шифров,
при помощи которых они узнавали о наличии нужных им грамот и осу-
ществляли их поиск в архиве монастыря. Однако данное объяснение не
является вполне корректным. Дело в том, что далеко не все из описан-
ных в регистре грамот имеют дорсальные надписи, а без них поиск нуж-
ной грамоты по именам алтарных трибутариев представляется затруд-
нительным и малоэффективным. Ведь такая форма описания все равно
неизбежно заставляла бы просматривать грамоту (после ее нелегкого

Свиток XIII в. из аббатства св. Петра в Генте

поиска среди других грамот), если на ее обороте не было нужной дор-
сальной записи. Трудно поверить в то, что писцы не понимали недостат-
ки такой системы. Скорее всего, поступая таким образом, они следова-
ли какой-то не вполне понятной нам логике. Присутствие дорсальных
записей на одних и отсутствие их на других точно таких же оригиналах
X-XI вв. и ранних копиях XI–XII вв. представляет собой еще одну из тех
загадок, что нуждаются в объяснении.

КАК АВТОР СВИТКА РЕДАКТИРУЕТ ГРАМОТЫ

ПРИ ИХ ОПИСАНИИ?

Теперь посмотрим, как автор свитка описывает те пассажи из гра-

мот, которые он «читает» и переносит в свою опись. Он поступает здесь
весьма рационально. Как уже было отмечено, он часто просто исполь-
зует (почти в неизменном виде) фрагменты формуляра самих грамот,
отсекая и вычеркивая в этих отрывках все, по его мнению, «неважное»,
«лишнее» и «несущественное», т.е. все то, что мало его интересует и без 229
чего, как ему кажется, вполне можно обойтись:

Qualiter quidam Dodin et Imma Gysseling-Koch. DB. I, N 109, P. 209

tradiderunt Gundwacker, Lieftet, (1034–58 / vóór 1058?): ... qualiter quidam
Lietwif, Avekin, Isburch et Ennam. Dodin et Imma tradiderint sancto Petro,
pro anima cuisdam matronae Hietwich
nomine sex mancipia his nominibus
Gundwacker, Lieftet, Lietwif, Avekin,
Isburch, Enna ...

Это вовсе не свидетельствует об отсутствии у него собственного

формуляра описания, выработанного им на основе формуляра грамот.
Иногда он редактирует и изменяет формуляр самих грамот, приспосаб-
ливая его к своему собственному. Это особенно заметно в тех случаях,
когда грамоту, написанную от первого лица (Ego…), он переписывает
в третьем лице, применяя уже привычную для него форму описания с
использованием неопределенного местоимения «некая» (quedam), ко-
торым он заменяет личное местоимение «я» (ego):

Quedam Ermegardis de Runneke RAG. StP. VL N 137 (1059–69 /midden 12e

sub Everelmo abbate. e.): ... ego Ermengardis ... de villa quae dicitur
Runneche ... tradiderim me ad monasterium
principis apostolorum Petri … Actum publice in
Blandinio, regnante ... Everelmo abbate (a.1058–
1069)
 Quedam Ermenwara sub Sigero RAG. StP. VL N 164 (1097–1108): ... ego
abbate. Ermenwara ... me ad sancti Petri cenobium
... tradiderim ... Sigero abbate hoc cenobium
regente (a. 1097–1108)
Quedam Lisebettha de Rehaghe RAG. StP. VL N 429 (1210/1219?): Ego Lyzebetta
anno M.CC.X. in Dei nomine de Rehaghe ... ad altare beati Petri
... Actum anno domini Mo.CCo. Decimo (1210).
Quedam matrona Hildegardis Gysseling-Koch. DB. I, N 74, P. 179 (990–992,
ancillam suam Avam tradidit. 15 mars): ... Ego in Dei nomine Hildegardis ...
mancipium mei iuris nomine Avam ... absolvo et
cf.: Quedam Hildegardis tradidit libertati contrado, ... ut sit de familia beatissimi
Avam tempore Adalwini abbatis. Petri apostolorum principis, ... Actum in
Blandinio, idibus martii, anno V (992) regis
Hugonis (987–996) atque ipsius loci abbatis
Adalwini (986–995) IIII (990).

Правда, и здесь тоже не обходится без исключений:

Бессилие историка

Ego Beszela et Heylewif de RAG. StP. VL N 226 (1140): ... Ego Bescela et
Wellin. M.C.XL . Helewif de Welnlin ... Actum … M.C.XL.

Во всех случаях, когда это возможно, он стремится быть как можно

лаконичнее, прибегая ко всевозможным сокращениям текста описывае-
мой грамоты:

230 Item carta que incipit: Iste due sorores Versuent et Condrada
dederunt sancto Petro et cetera.
Quedam Bliethrad de Adinghem et cetera.
cf.: Quedam femina nomine Blithrad de Hadinghem filiamque suam
Frethsuend tempore Ansboldi abbatis.

При упоминании основных агентов сделки из текста грамот часто

исчезают слова femina, mulier, а из имен «лишние» слова, как-то: dicta,
nomine, scilicet, videlicet. Описывая место происхождения своих героев,
автор «стирает» из грамот как «ненужные» слова villa, dicitur, oriunda,
indigena, оставляя, как правило, лишь только само название местечка:

Quedam Liegardis de Donze Hugone RAG. StP. VL N 297 (a.1165): ... quedam
abbate. femina nomine Liegardis de villa Donse
oriunda ...
Quedam puella de Merlebeke RAG. StP. VL N 454 (1225): ... quedam
Stephanie nomine sub Arnoldo puella de villa Merlebeke oriunda nomine
abbate. Stephanie ...
Quedam Ava oppidi Gandensis sub RAG, StP, VL N 348 (1184/40e XIIIe?):
Gerardo abbate. ... quedam femina Ava nomine oppidi
Gandensis indigena ...
Quedam Magtildis oppidi Gandensis Boeren, App. N 3 (1072–1077/ 1197): ...
sub Folkardo abbate. quedam femina Machtildis dicta oppidi
Gandensis indigena ...
 Если в грамоте дается длинная поименная опись алтарных трибута-
риев, он не приводит ее полностью, ограничиваясь лишь несколькими
именами и далее указывает et cetera; et reliqua; et alie multe:

Quedam Ermengardis cum filia- RAG. StP. VL N 128 (1050/1e helft 12e e.): ...
bus et alie multe. qualiter he subtitulatae Ermengardis, Emma fi-
lia eius, Ermengardis filia eius, Tisvidis, Ava filia

Свиток XIII в. из аббатства св. Петра в Генте

eius, Ermentrudis filia eius, Meinsendis et Ever-
send filia eius, Dadin, Nodelend filia eius, Ava fi-
lia eius, Bivin, Bernewif filia eius, Ermengard filia
eius, ... ad altare beati Petri ...

Когда грамота представляет собой описание родословной какой-то ал-

тарной трибутарии, составитель регистра никогда не переносит это опи-
сание целиком. Он либо указывает имя родоначальницы (и иногда имена
ее дочерей), а вместо описания остальных потомков ее рода отмечает et
cetera; et cetere; et ceteris; cum tota progenie sua; cum posteritate sua:

Adelent et Ermensuent et cetere RAG. StP. VL N 391(7) (?/XIIIe s.): Adelend

que in carta habentur. Ermensuent filia eius, Folcrat filia Emensuendis,
Heilewif filia Folcradis, Heilewif filia Heilewidis,
Gozvin et Willelmus fratres Heilewidis; Ogiva
filia materterae Heilewidis; Mergrita et Erkenilt
filie Ogive, Agatha filia sororis eius, Ava filia
sororis Heilewidis, Dirwif soror Ave, Lijard filia
materterae Heilewidis.
Quedam mulier nomine RAG. StP. VL N 494 (?/1227): ... quedam mulier 231
Hildegheve cum tribus filiis nomine Hildegheve ... cum tribus filiabus
Alewich, Gerberghe et Tata et suis, scilicet Alewich, Gerberge, Tata, et cum
ceteris. reliqua generis sui posteritate, scilicet Hildelif
Morczele, Bela filia eius, Clementia, (Heila), Lya
Lombeke, Gertrude Bergh(?), Elisabeth Morcele,
Margareta Morcele, Beatrice Morsele, filiabus
Bele; Boidino de Orreo de Winze, Gosvino Winse
fratre suo, Boidino Kimpe de Zele et (Alewif)
matre eius, Henrico Zele fratre ipsius Boidini;
Greta de Larne; Waltero filio eius, Heila Melne
filia eius, se tradidit olim sancto Petro ...
Quedam Hildegardis de RAG, StP, VL N 496 (?/1228/60e XIII s.?): ...
Gremberghe cum tota progenie quedam Hildegardis de Gysenghem ... ecclesie
sua. sancti Petri Gandensis cum omni posteritate
sua ... Hec sunt nomina posteritatis predicte
Hildegardis: Ogyva filia eius; Geneva filia
Hildegardis. Idem Ogyva genuit Razonem,
Thomam, Litgardem, Gislam, Hildgardem,
Margaretam, Heylewigem. Idem Geneva genuit
Heylam, Geylam, Lambertum, Godescalcum. ...
Genealogia Duvin de Bernesbeke: RAG. StP. VL N 508 (?/1230): Hec sunt
Froawif genuit Gertrudem et nomina spectantium ad advocatiam beati Petri
cetera. Gandensis, et descendentium de genealogia
Duvin de Bernesberghe: Frowif genuit Gertrudim,
Gertrudis genuit Gertrudim, Gertrudis genuit
Rasonem, Juttam. Jutta genuit Gertrudim.
 Gertrudis genuit Heilam, et Elisabeth. Heila ge-
nuit Rodulfum, Gertrudim, Margaretam, Bea-
tricem. Elisabeth genuit Gertrudim. Agnes de
Heam genuit Margaretam et Gertrudim. Renova-
ta sunt ista genealogia anno domini M.CC.XXX.
Quedam Gerlendis cum RAG. StP. VL N 319 (954–955/1170/XIII):
posteritate sua. Gerlendis bene libera tributariam se constituit
cum omni posteritate ... ut esset de familia sancte
Amalberge virginis ... Hec Gerlendis genuit filiam
nomine Juttam, cuius filiae fuerunt, Hildegardis,
Ermengardis, Imma, et Helewit. Hildegardis
genuit Juttam et Margaretam. Imma genuit
Sigerum, Huboudum, Helewit, et Juttam. ...

либо полностью опускает содержащееся в грамоте описание потомков:

Quedam Verduara de Vinct anno RAG. N 497 (?/1228): ... quod cum Verduara de
M.CC.XX octo. Vinct ... Hec est posteritas Verdvar[e] Sigberta
Бессилие историка

filia eius, Verdvara avia ejusdem, Leiart, Godildis

avia eius, Ogiva et Ermengardis sorores et filie
Sigberte, Mabilia soror eius, Ermengardis soror
Leiart, Ava filia Ermengardis, Gisla filia eius,
Frowin, Alburch, Ava, Ogiva sorores. Renovata
fuit cartula ista anno domini M.CC.XX octo.

Сокращениям подвергается даже запись о дате составления грамо-

ты. Он редко переносит формуляр описания даты грамоты без измене-
232 ний. Формулу actum anno domini он, как правило, заменяет лишь одним
словом anno или вообще сохраняет из нее одну лишь дату, сокращая
нередко и в ней как написание года, так и день составления грамоты:
Quedam Ava de Malthe. Actum RAG. StP. VL N 452 (1219, 1er juillet): ... Ego
anno domini M.CC.XIX kl. iulii. Ava de Malthe ... Actum anno domini M.CC.XIX
Kalende Julii.
Quedam Lisebettha de Rehaghe RAG. StP. VL N 429 (1210/1219?): Ego Lyzebetta
anno M.CC.X. in Dei nomine de Rehaghe ... Actum anno domini
Mo.CCo. Decimo.
Quedam de Ostborg nomine RAG. StP. VL N 335 (a.1180): ... quedam femina
Duvin anno M.C.LXXX, II kl. de Ostborgh nomine Duvin ... Actum anno domini
iulii. M.C.LXXX pridie kl. julii.
Ego Beszela et Heylewif de RAG. StP. VL N 226 (a.1140): ... Ego Bescela et
Wellin M.C.XL. Helewif de Welnlin ... Actum publice in capella
sancti Bartholomei apud Wilenghem anno
dominicae incarnationis M.C.XL.

Правда, в отдельных случаях автор поступает не совсем последо-

вательно: сокращая как обычно сам формуляр датировки грамоты, он
оставляет написание самой даты без всяких изменений, т.е. без возмож-
ных здесь сокращений:
Quedam Verduara de Vinct anno RAG. StP. VL N 497 (?/1228): ... cum Verduara
M.CC.XX octo. de Vinct... Renovata fuit cartula ista anno domini
M.CC.XX octo.
или поступает вообще нелогично и записывает, внезапно забыв об эко-
номии пергамена, часть даты не цифрами, как это делается в тексте гра-
моты, а словами:

Quedam Imma de Dothegnies RAG. StP. VL N 173 (a.1101): ... Imma de

anno M.C. primo. Dothegnies ... Actum anno Domini M.C.I.
Quedam femina Godelif nomine RAG, StP, VL N 323 (a.1174): ... quedam femina

Свиток XIII в. из аббатства св. Петра в Генте

de sancte Crucis Houthem. Godelif nomine de sancte Crucis Houthem ...
M.C.LXX quarto. In cripta. Actum anno domini M.C.LXX.IV.

или выбирает другой, не самый рачительный цифровой вариант:

Quedam matrona de RAG. StP. VL N 166 (1099/ lre moiti du XIIIe s.}:
Ingelmoenstre nomine Ingelzuent ... quedam matrona de Ingelmoenstre nomine
anno M.LXXXXIX. Ingelzuent ... Actum anno domini M.XC.IX.

Таким образом, анализ формуляра описи показывает, что ее автор

поступал в целом довольно рационально, но не всегда логично и по-
следовательно. Он также не всегда был внимателен, иногда допускал
ошибки и даже досадные описки. Их характер говорит о том, что работа
по составлению описи не слишком его вдохновляла, и он исполнял ее
без особого энтузиазма, чисто механически. Но наиболее важное из
сделанных нами наблюдений заключается в том, что его интересовали
в описываемых им грамотах не столько совершаемые в них акты (само)
пожертвования на алтари святых, сколько сами описанные в них алтар- 233
ные трибутарии. Возможно, поэтому нужно вести речь в отношении
данного свитка скорее об описи людей, чем об описи грамот, и именно в
данном обстоятельстве, т.е. в двойственном характере этого документа,
нам и следует искать разгадку загадки о целях создания этого свитка?

ИНВЕНТАРЬ ГРАМОТ ИЛИ ОПИСЬ АЛТАРНЫХ

ТРИБУТАРИЕВ?

Насколько очевидно (как нам казалось вначале), что перед нами

именно инвентарь грамот, а не перечень описанных в них алтарных
трибутариев? На первый взгляд, ответ на этот вопрос прост и ясен. В
самом деле, автор сам не раз прямо дает понять, что источниками для
него служили именно грамоты и именно их он и описывает: Item carta
que incipit; … cum ceteris nominibus que in cartula scripta habentur; ... et
cetera que cum ea in carta scripta sunt; … et cetere que in carta habentur; De
Houthem sancte Crucis nomina habentur in carta. Кроме того, косвенны-
ми признаками того, что им описываются именно грамоты, являются:
использование в описи фрагментов формуляра, позаимствованных из
самих грамот (о чем подробнее речь шла выше); стилистика самих этих
описаний, которые каждый раз описывают некий совершенный кем-то
акт, как это имеет место и в самих грамотах: Qualiter quedam matrona
nomine Geva et nepos suus Gerbodo tradiderunt quandam famulam nomine
Ermengardem cum filia sua Ava sub Everelmo abbate. Наконец, не случай-
 ным является и то обстоятельство, что нам без особого труда удается
почти для половины записей свитка подобрать соответствующие им со-
хранившиеся грамоты, на основании которых эти описания и были сде-
ланы. Однако, с другой стороны (и это мы тоже ясно видели), составите-
ля свитка интересуют в этих грамотах преимущественно сами алтарные
трибутарии, в них упомянутые. Как следствие, свиток вполне можно
было бы также назвать и описью алтарных трибутариев, составленной
по материалам грамот, хранившихся на тот момент в архиве монасты-
ря.
Впервые с подобной амбивалентностью средневекового документа
мне пришлось столкнуться, изучая уже упомянутый выше хирограф из
архива аббатства св. Петра, тоже оказавшийся то ли реестром грамот,
то ли описью какой-то группы алтарных трибутариев монастыря, при-
надлежавших – как выяснилось – алтарю Пресвятой Девы Марии в
нижней церкви (крипте)22.
В качестве другого примера можно сослаться на никак не озаглав-
ленную опись алтарных трибутариев аббатства св. Бавона в Генте23, со-
Бессилие историка

ставленную в первые десятилетия XIII в. тоже, скорее всего, по материа-

лам грамот. Из этих грамот сохранились, к сожалению, лишь немногие,
что сильно затрудняет анализ описи. Но, в отличие от свитка аббатства
св. Петра, эта опись представляет собой только поименный перечень
упоминаемых в этих грамотах алтарных трибутариев св. Бавона (что,
впрочем, не исключает двойственности и этого документа):

RAG. Sint-Baafsabdij. R 30, VL. St. Bavon, P.202 (v. 1183): ... Ego Philippus
234 f.52r.: Dei providentia Flandriae et Viromandie comes,
... ... Gummarus et Wivezin de Axala et filii eorum,
|¶ (Axla:) Wivesin, Gommar, filii: scilicet Jordanus, Adam, filieque Vorthiardis,
Iordanus, Adam, Vorthiardis, Columba, Gerthrudis, Bertildis, cum se pro liberis
|Columba, Gertrudis, Bertildis. haberent, et ego semper eos pro meis tenerem,
... ab omni eos calumnia et seculari dominio
emancipatos sancto Bavoni annuatim ad duos
denarios, in badimonio ad sex, in obitu ad
duodecim ... contradidi.

Третьей из известных мне описей подобного рода является неболь-

шая опись монастыря Пресвятой Девы Марии в Бодело, прямо озаглав-
ленная как опись пожертвовавших себя в алтарные трибутарии (famil-
iares) этого аббатства: «Вот те, которые пожертвовали себя в алтарные
трибутарии монастыря блаженной Марии в Бодело» (Iste sunt qui se
reddiderunt in familiares ecclesie beate Marie de Bodelo)24. Казалось бы, уж
на этот раз все абсолютно ясно: перед нами явно должна быть исключи-
тельно опись вступивших в зависимость от монастыря алтарных трибу-
тариев (familiares) и ничего больше. Однако достаточно лишь взглянуть
на этот документ, чтобы убедиться в том, что она представляет собой
не что иное, как опись соответствующим образом отредактированных
составителем документа фрагментов грамот, из текста которых она
фактически и состоит. Всего в ней содержится девять «эпизодов», и за
каждым из них, по-видимому, «скрыта» отдельная грамота, описываю-
щая акт пожертвования в алтарные трибутарии (familiares) монастыря
поименованной в ней группы «лиц» (persone), состоящей – как это и
было характерно для грамот данного типа – из членов одной семьи. Вот
лишь один из примеров:

[6] Anno domini M.CC.XLV feria tertia ante exaltationem sancte crucis recepte
sunt hec persone quas inferius notabimus in familiares ecclesie beate Marie de
Bodelo sub capitali censu duorum denariorum a singulis persolvendorum annuatim
quamdiu vixerint in festo sancti Bavonis. Quando vero nupserint vel uxores

Свиток XIII в. из аббатства св. Петра в Генте

duxerint sex denarios persolvent in continenti. Dum vero obierint xii d. Balduinus
filius Woutermanni de Suavennarde. Mathildis filia eiusdem Woutermanni cum
omni posteritate sua. Testes vero qui interfuerunt ubi Willelmus de Herstlaer eos
manumisit et nostre receptui obtulit fuerunt frater Balduinus prior et frater Gillelmus
cellerarius et frater Willelmus sacrista et frater Lambertus subportarius de Bodelo.
...

Все в этом «эпизоде» свидетельствует о том, что в его основе нахо-

дится текст грамоты: и характерная именно для грамот данного типа и
того времени лексика, и почти в неизменном виде позаимствованная из
формуляра грамоты часть ее эсхатокола, включающая в себя не только
дату, но даже и список свидетелей акта25.
Возвращаясь к свитку из аббатства св. Петра, который – как мы
только что в этом убедились – вовсе не является в этом смысле уни-
кальным документом, следует отметить, что в его случае еще сложнее
однозначно ответить на вопрос: что же он собой представляет – опись
грамот или опись упоминаемых в них алтарных трибутариев? Не слу-
чайно, современные специалисты и приняли его (видимо, ошибочно) за
один из первых, составленных в XIII в. регистров-инвентарей грамот26. 235
В нем странным образом слились воедино и та, и другая формы описи,
образовав их своеобразный «симбиоз». Но не позволяет ли сама его
двойственность хоть как-то приоткрыть завесу тайны над замыслом его
создателя? Скорее всего, его автор изначально вовсе и не ставил перед
собой цели использовать эту опись в качестве архивного инструмента
для поиска грамот в архиве монастыря, ограничив себя какой-то иной
задачей. К сожалению, пока трудно сказать, какой именно. Ведь даже
если допустить, что содержащийся в созданном им свитке текст являет-
ся ничем иным, как поименным списком некогда вступивших в разное
время под патронат монастыря алтарных трибутариев, то и тогда следует
признать, что он получился у него настолько громоздким и неудобным,
беспорядочным и неполным, что с трудом можно себе представить, для
чего и каким образом он мог бы быть использован. Пришлось бы тогда
признать и то, что вследствие краткости самих записей, часто сводив-
шихся лишь к перечислению нескольких имен (не ясно – передавших
ли себя на алтарь членов семейной группы алтарных трибутариев из
свободных, подаренной ли группы алтарных трибутариев из сервов или
имен их дарителей), содержание многих из них довольно трудно уяс-
нить без текста самих грамот, в которых описываются эти алтарные
трибутарии, в особенности, в условиях частой соименности последних.
Логика нашего автора остается для нас непонятной. И его, как и других
создателей такого рода описей, отделяет от нас его «принципиальная
инакость», об актуальности изучения которой так ярко и убедительно
писал в своих последних статьях Ю.Л. Бессмертный27.
 Завершая, мне, к сожалению, приходится признать, что, несмотря на
предпринятые усилия, которые привели лишь к некоторой ясности в по-
нимании того, как данный свиток составлялся, загадка целей его созда-
ния и самой его сущности остается пока в целом неразгаданной. Может
ли она быть разгадана в принципе, или нам остается просто смириться
с внутренней парадоксальной противоречивостью этого документа?
Как в этой связи не вспомнить о тех «странностях», «несообразностях»,
«нелепостях» и «парадоксальном переплетении противоположностей»,
присущих средневековому мировосприятию, о которых неоднократно
писал в своих работах А.Я. Гуревич28. Возможно, данная и ей подобные
описи – еще один из таких своеобразных парадоксов, свидетельствую-
щий о существовании и среди средневековых документов «странных»,
«гибридных» и двойственных по своей природе?

1
Более полную версию этой статьи можно некоторыми пассажами из книг и статей
найти в: Габдрахманов П.Ш. Странный А.Я. Гуревича, в особенности, одной из
Бессилие историка

средневековый свиток. Загадки описа- них: Гуревич А.Я. Территория историка

ния алтарных трибутариев в аббатстве
св. Петра в Генте XIII века. М., 2012.
2
От лат. res > rebus (вещами), т.е. загадка,
заданная «фигурами», пиктограммами,
5
знаками.
3
Данная максима прозвучала в ходе очень
интересной, но довольно жесткой дис-
куссии о загадочном феномене ограбле-
ния умерших средневековых правителей,
236 состоявшейся между М.А. Бойцовым и
А.Я. Гуревичем на страницах «Казуса»
и «Одиссея»: «Историк должен уметь
разгадывать те загадки, которые ему за-
дают источники...» (Гуревич А.Я. Конец
света или карнавал? Ответ М.А. Бойцову
// Одиссей. Человек в истории – 2003.
М., 2003. С. 253). Назидательный вывод,
по-видимому, с некоторой иронией был
воспринят адресатом: Бойцов М.А. Казус
с «Одиссеем» // Казус. Индивидуальное
и уникальное в истории – 2004 / Под
ред. М.А. Бойцова и И.Н. Данилевского.
М., 2005. Вып. 6. С. 21.
4
Говоря об этом, я невольно вторгаюсь в
очень сложную область современного
источниковедения – в сферу герме-
невтики, т.е. теорию понимания исто-
рических текстов, в которой я отнюдь
не чувствую себя хоть сколько-нибудь
сведущим специалистом. Мои, надеюсь,
не слишком досужие рассуждения,
опирающиеся на мой же собственный
скромный опыт практикующего исто-
рика, были отчасти спровоцированы
работами более умудренных в этой
области знания коллег: вводными гла-
вами в монографии И.Н. Данилевского
(Данилевский И.Н. Повесть временных
лет: Герменевтические основы изучения
летописных текстов. М., 2004), а также
// Гуревич А.Я. История – нескончае-
мый спор. Медиевистика и скандинави-
стика: статьи разных лет. М., 2005, осо-
бенно. С. 596–598.
Одну из таких головоломок я пытался
разгадать, анализируя другой документ
из того же архива: Габдрахманов П.Ш.
Что за оказия? Казус средневекового
хирографа из архива аббатства Святого
Петра в Генте // Средние века. М., 2007.
Вып. 68 (2). С. 143–161. Но впервые со
своеобразной головоломкой я столкнул-
ся почти 30 лет назад, исследуя полиптик
аббатства св. Ремигия в Реймсе и пы-
таясь разрешить загадку выборочного
описания членов семей держателей в не-
которых из его глав: Габдрахманов П.Ш.
Семейные структуры крестьян Шам-
пани IX в. (по материалам Реймсского
полиптика) // Из истории социально-
политической и культурной жизни ан-
тичного мира и средневековья. М., 1985.
С. 96–121. Насколько я могу судить по
последним работам одного из крупней-
ших специалистов в области изучения
каролингских полиптиков, бельгийско-
го историка Жана-Пьера Девруя, еще
более 30 лет тому назад предложившего
одно из возможных объяснений указан-
ной загадки, данная проблема (и вообще
проблема манеры или формуляра опи-
сания крестьян в полиптиках) и поныне
находится в центре его внимания. Это
вполне понятно, поскольку ее возмож-
ные трактовки играют одну из ключевых
ролей при использовании Реймсского и
других полиптиков для объяснения мно-
гих важных явлений в жизни каролинг-
ской деревни. См: Devroey J.P. Economie
rurale et société dans l’Europe franque. P.,

2003. P. 50–57; Idem. Libres et non-libres
sur les terres de Saint-Rémy de Reims: la
notice judicaire de Courtisoles (13 mai 847)
et polyptyque d’Hincmar de Reims // Jour-
nal des Savants. 2006 (jan.-juin). P. 65–
103; Idem. Puissants et misérables. Système
social et monde paysan dans l’Europe des
Francs (VIe–IXe siècles) Bruxelles, 2006. P.
377–381, 387–393.
6
Rijksarchief te Gent. Sint-Pietersabdij.
Van Lokeren, N 511bis, Platte stukken
(circa 1230), rol., per., 1800 x 160 mm., lat.
(далее – RAG, StP, VL N 511bis). П.К.
Бурен опубликовал текст этой описи в
приложении к своей докторской дис-
сертации еще до Второй мировой вой-
ны: Boeren P.C. Etude sur les tributaires
d’église dans le comté de Flandre du IXe
au XIVe siècles. Amsterdam, 1936. Appen-
dices, № 51. P.144–156 (Далее – Boeren,
App. № 51). К сожалению, при публика-
ции им был допущен целый ряд досад-
ных ошибок вплоть до пропуска целой
записи об одной из описанных грамот.
7
См. о них: Габдрахманов П.Ш. Странная
origo Бруны // Казус: Индивидуальное
и уникальное в истории – 2005 / Под
ред. М.А. Бойцова и И.Н. Данилевского.
Вып. 7. М., 2006. С. 307–328.
8 См.: Гуревич А.Я. Категории средневе-
Согласно постановлениям IV Латеран-
ского собора (1215 г.), начало года стали
исчислять с Пасхи.
9 кового восприятия времени получил
Между тем, различные методы шифров-
ки постепенно входят в практику работы
средневековых архивариусов уже с XIII
в. при копировании грамот в картуля-
риях, а при составлении инвентарей-
регистров шифры становятся почти
обязательным их элементом. См: Nelis H.
Inventaire de chartes sous forme de rouleau
intéressant la Flandre du XIIIe siècle // Ar-
chives et bibliothèques de Belgique. 1924.
T. 2, № 7. P. 98–101; Louant A. Le Cartu-
laire primitif et le classement ancien des
archives de l’abbaye de Ghislenghien //
Revue d’histoire ecclésiastique. 1938. T. 34.
P. 778–779 (выражаю сердечную благо-
дарность О.И. Тогоевой, любезно предо-
ставившей мне ксерокопию этой статьи);
Declercq G. Le classement des chartriers
ecclésiastiques en Flandre au Moyen Age
// La conservation des manuscrits et des
archives au Moyen Age: XIe Colloque du
Comité international de palégraphie la-
tine, Bruxelles, Bibliothèque Royale Albert
Ier, 19–21 octobre 1995 / Actes édités par
P. Bourgain et A. Derolez // Scriptorium.
Bruxelles, 1996. T. L, № 2. P. 335–336,
337–338, 340–342; Poulle E. Classement
et cotation des chartriers au Moyen Age //
Ibidem. P. 345–355.
10
Вначале грамоты систематизировались
на группы по «иерархическому принци-
пу» (папские буллы, королевские дипло-
мы, грамоты епископов и т.д.) или по хро-
нологическому принципу: Lefèvre P. De
l’utilité des cartulaires pour le classement
et la publication des documents prove-
nant des anciennes institutions religieuses
// Archives et bibliothèques de Belgique.
Свиток XIII в. из аббатства св. Петра в Генте
1926. T. 3, № 5. P. 59–63; Nelis H. Op. cit.
P. 101; Louant A. Op. cit. P. 779–780; De-
clercq G. Op. cit. P. 333, 335, 337.
11
Это было замечено и бельгийским архи-
вистом Жоржем Деклерком, который
отметил, что данная опись грамот состав-
лена «sans ordre»: Declerque G. Op. cit. P.
337. Он – единственный из известных
мне современных бельгийских истори-
ков, кто проявил интерес к данной опи-
си, дав в указанной статье ее краткую
характеристику.
12
См.: Габдрахманов П.Ш. Путешествие по
свитку: Опыт «прочтения пространства»
описи из архива аббатства св. Петра в
Генте середины 30-х гг. XIII в. // Про-
странство рукописи: От формы внешней
к форме внутренней / Под ред. О.И.
Тогоевой и И.Н. Данилевского. М., 2010.
С. 166–186.
13
ковой культуры. М., 1984. С. 103 и след.
Данный аспект проблемы средневе- 237
особое звучание в статье: Гуревич А.Я.
«Время вывихнулось»: Поругание умер-
шего правителя // Одиссей. Человек в
истории – 2003. М., 2003. С. 221–239;
особенно. С. 228 и след.), написанной им
в ходе уже упоминавшейся дискуссии с
М.А. Бойцовым по поводу статьи послед-
него: Бойцов М.А. Ограбление мертвых
государей как всеобщее увлечение //
Казус. Индивидуальное и уникальное
в истории – 2002 / Под ред. Ю.Л. Бес-
смертного и М.А. Бойцова. М., 2002. Вып.
4. С. 137–201.
14
Начиная с XIV в. хронологический
принцип систематизации грамот усту-
пает место топографическому, который
наряду с тематическим становится гос-
подствующим в средневековых архивах:
Louant A. Op. cit. P. 780–782; Declerque
G. Op. cit. P. 337–338, 340–342.
15
См. подробнее об обстоятельствах со-
ставления и обновления грамот трибу-
тариев в форме хирографов: Nelis H. La
rénovation des titres d’asservissement en
Belgique au XIIe siècle // Annales de la So-
ciété d’émulation de Bruges. 1923. T. LXVI.
P. 173–212; Габдрахманов П.Ш. Родо-
словные трибутариев в средневековой
Фландрии // Древнейшие государства

Восточной Европы. Материалы и ис-
следования за 2002 год: Генеалогия как
форма исторической памяти / Отв. ред.
Е.А. Мельникова. М., 2004. С. 61–77.
16
Плохая сохранность грамот данного типа
объясняется Ж. Деклерком тем, что они
не представляли собой для монахов осо-
бой ценности (?) и хранились в архиве
монастыря отдельно от основной массы
грамот: Declercq G. Op. cit. P. 337, 343.
17
Подобная практика была весьма харак-
терна для Средневековья. Например, в
X-XI вв. после составления картулярия о
сохранении оригиналов скопированных
в него грамот переставали заботиться,
в особенности, если речь шла не о ко-
ролевских дипломах и других равных
им по значению грамотах, а о грамотах
частных лиц: Ibid. P. 344.
18
Практика использования дорсальных
надписей грамот (наряду с заголовками
Бессилие историка
картуляриев) была обычной для сред-
невековых архивистов при написании
кратких резюме в составляемых ими ре-
гистрах-инвентарях: Delmaire B. Cartu-
laires et inventaires de chartes dans le Nord
de la France // Les Cartulaires. Actes de la
Table ronde organis e par l’Ecole nationale
des chartes (Paris, 5–7 décembre 1991) /
Réunis par O. Guyotjeannin, L. Morelle et
M. Parisse. P., 1993. P. 306; Declercq G. Op.
238 cit. P. 334–336, 338.
19
Справедливости ради надо заметить,
что в рукописном тексте гораздо легче
перепутать написание этих и некоторых
других имен, чем это представляется в
печатном виде.
20
Этих данных нет в ранних грамотах
X–XI вв., когда прозвища еще не имели
хождения.
21
Rijksarchief te Gent. Sint- Pietersabdij.
Charters, Van Lokeren № 391(9) (Далее –
RAG. StP. VL № 391(9)). См. подробнее об
этом документе: Габдрахманов П.Ш. Что
за оказия? С. 143–151.
22
См.: Там же. С. 158.
23
Rijksarchief te Gent. Sint-Baafsabdij te
Gent, R 30: Goederenregister, perk., ms.
lat. (eerste helft XIII eeuw), f. 52r.–53r.:
Lijst van hoofdcijnsplichtigen (rond 1212–
1223) // Serrure C.Ph. Cartulaire de l’ab-
baye de St. Bavon de Gand. Gand, 1836. №
137. P.107–108. Издания описи см. так-
же в: Lokeren A. van. Histoire de l’abbaye
de Saint-Bavon. Gand, 1855 (Далее – VL.
St. Bavon) P. 209–210; Gysseling M., Ver-
hulst A. Het oudste goederenregister van
de Sint-Baafsabdij te Gent. Brugge, 1964.
P. 96–98.
24
Rijksarchief te Gent, fonds abdij Boudelo,
nr. 552: Cijns- en renteboek der abdij Bou-
delo, ms. lat. du XIII s., f. 22r–22v (с. 1250)
/ uit. door V. Ruwet. De familia van Boude-
lo // Citeaux in de Nederlanden. Deel VIII
(1957). Aflevering 4. P. 261–264, notes 8,
11–14, 18.
25
В старейшем картулярии аббатства св.
Трудона в Лимбурге имеется специаль-
но выделенный раздел, озаглавленный
Litteri hominum de familia beati Trudonis
и содержащий копии почти всех грамот,
касающихся алтарных трибутариев это-
го монастыря: Hasselt. Archive de l’Etat.
N 66785: Cart. “A” (XIIIe s.), fol. 199–218:
Litteri hominum de familia beati Trudonis
// Cartulaire de l’abbaye de Saint-Trond /
Ed. par Ch. Piot. Bruxelles,1870. T. I. Pas-
sim. Однако принципиально важно, что в
данном случае речь идет не о реестре, а о
полноценных копиях грамот.
26
Declercq G. Op. cit. P. 337.
27
Бессмертный Ю.Л. Это странное, стран-
ное прошлое ... // Диалог со временем.
Альманах интеллектуальной истории.
М., 2000. Вып. 3. С. 35–46.
28
Гуревич А.Я. Категории средневековой
культуры. С. 20–25; Он же. Гуманитар-
ное знание ... не должно бояться неясно-
стей и парадоксов // Arbor Mundi. 2004.
№ 11. С. 201–220.
 Игорь Данилевский

ПОТЕРЯННЫЙ СЕНТЯБРЬСКИЙ
СТИЛЬ

Труд Н.Г. Бережкова, посвященный хронологии древнерусского

летописания, давно уже стал классикой1. Это – настольная книга каж-
дого, кто занимается историей древней Руси. Задавшись целью доказать
гипотезу Н.В. Степанова о сосуществовании на Руси до XIV в. мартов-
ского и ультрамартовского стилей2, а также рассмотреть вопрос о смене
в XV в. мартовских датировок сентябрьскими, Н.Г. Бережков проделал
поистине грандиозную работу, проанализировав все датирующие дан-
ные наиболее ранних древнерусских летописных сводов. Основа мето-
дики, предложенной им для решения этой проблемы, по сей день счита-
ется едва ли не единственно верной: «Сопоставление обозначения года 239
летописной статьи с тем сочетанием числа месяца и дня недели, которое
приведено в так называемой полной дате, если оно имеется в статье, с
местом года в индиктовом цикле, в солнечном цикле, в лунном цикле,
если соответствующее указание имеется в статье.., с точно установлен-
ною датою упоминаемого в статье астрономического явления»3. Други-
ми словами, основой для определения стиля (новогодия), по которому
датировано событие в летописи, становятся так называемые опорные
даты – годовые даты, которые можно рассчитать по совпадению числа
месяца и дня недели.
Поскольку в году 365 или (в високосном году) 366 дней, каждый год
числа месяцев сдвигаются на один (а в високосном году – на два) день
недели. Соответственно, указание на совпадение в данном году числа
месяца и дня недели (так называемая полная календарная дата) дает
основание для того, чтобы математическими методами рассчитать, в
каком году по нашей системе летосчисления могло быть такое совпаде-
ние. Это, в свою очередь, позволяет установить, как точно перевести на
нашу систему летосчисления летописную хронографическую (годовую)
дату. В качестве календарной части даты могут также рассматривать-
ся упоминания летописцем непереходящих религиозных праздников,
которые каждый год приходятся на одно и то же число месяца. В ка-
честве полной календарной даты выступают упоминания переходящих
праздников (дата которых зависит от того, на какое число в этом году
приходилась Пасха), которые сопровождаются указанием числа меся-
ца. Такие временны е указания также позволяют математически уста-
новить год по нашей системе летосчисления, на который приходилось
 такое сопадение. Результаты, полученные с помощью такой методики,
ни у кого не вызывают ни малейшего сомнения4.
Действительно, подобный анализ, сопровождающийся целым рядом
сопоставлений (сообщений рассматриваемой летописной статьи с пред-
шествующей и последующей статьями, с совпадающими по содержанию
статями из других летописей, а также с датированными сообщениями
нелетописных источников), позволил получить достаточно надежные
опорные даты событий древнерусской истории в нашей системе лето-
счисления.
Однако Н.Г. Бережков решал еще одну немаловажную – уже,
собственно, не историко-хронологическую, а летописеведческую –
задачу: он выделял чередование в летописных сводах мартовских и
ультрамартовских «полос»5, стремясь «точно установить грани между
такими группами, моменты перехода летописи от одного обозначения
статей к другому»6. Это могло стать серьезным подспорьем в решении
текстологических проблем, поскольку подобные переходы – с мартов-
ских датировок на ультрамартовские и наоборот, – очевидно, должны
Бессилие историка

были быть связаны с различными источниками информации, которыми

пользовался составитель летописного свода. Следовательно, исследова-
тели древнерусского летописания должны были получить важный ин-
струмент для выявления «швов» в летописном тексте. Но получили ли
они его в действительности? Насколько методика Н.Г. Бережкова была
пригодна для решения такого рода задач? К сожалению, эти вопросы
в историографии до сих пор не ставились. Между тем, положительные
ответы на них вовсе не следуют из признания полной пригодности под-
240
хода Н.Г. Бережкова к решению задачи точной датировки событий по
прямым датирующим данным летописных сообщений.
Дело здесь в одной почти незаметной, но весьма немаловажной де-
тали, существенно ограничивающей применение данного метода для ре-
шения текстологических вопросов. Следуя традиции, восходящей еще к
В.Н. Татищеву7, выдающийся исследователь древнерусской хронологии
исходил из презумпции использования на Руси до XIV или даже XV в.
исключительно мартовского новогодия. Этот тезис практически никем
из историков никогда не оспаривался. Судя по всему, основанием для
такой установки было решение поместного собора 1492 г., на которое
обычно ссылаются авторы учебников по исторической хронологии, о
повсеместном переходе с мартовского на сентябрьский стиль. Однако
никто не доказал – и даже не пытался доказать! – что до этой даты
сентябрьский стиль на Руси не применялся. Между тем, возможность
параллельного употребления на Руси уже в ранний период наряду с мар-
товским и ультрамартовскими стилями еще и сентябрьского ногового-
дия может существенно скорректировать выводы Н.Г. Бережкова о пе-
реходах в летописных сводах с одной системы счисления лет на другую.
Причина невнимания к данной проблеме со стороны исследователей,
однако, кроется в том, что сентябрьский стиль при использовании мето-
дики анализа прямых временных указаний, предложенной выдающим-
ся исследователем исторической хронологии Древней Руси, не может
быть выявлен: первая половина сентябрьского года (с 1 сентября по 28
или 29 февраля) совпадает со второй половиной ультрамартовского, а
вторая (с 1 марта по 31 августа) – с первой половиной мартовского года.
Таким образом, при использовании методики Н.Г. Бережкова сентябрь-
ские годы оказываются как бы невидимыми, смешиваясь либо с ультра-
мартовскими, либо с мартовскими.
Впрочем, сомнения в том, что сентябрьский стиль начал употреб-
ляться только в XIV или XV в., высказывались и прежде. Так, Д.О. Свят-
ский, критикуя своих предшественников, отмечал: «Внимательный
анализ их (русских летописей – И.Д.) с хронологической точки зрения
показывает, что как сентябрьский стиль, так и мартовский, встречаются
в них задолго до 1347 и после 1425 г.»8. Еще более определенно он вы-
сказался в фундаментальном труде, написанном в 30-х годах прошлого
века и опубликованном только через 30 лет: «Счет с марта существо-
вал на Руси, по-видимому, параллельно с сентябрьским, пришедшим из

Потерянный сентябрьский стиль

Византии, причем последний стал преобладать в церковной практике,
мартовский же оставался в гражданской»9. Эти наблюдения были под-
тверждены И.А. Климишиным: «Из Византии ставшее традиционным
счисление годов по индиктам и начало церковного года 1 сентября
пришло и на Русь». При этом автор ссылался на некую новгородскую
рукопись XIII в. («начаток же сущих (богослужебных) книг в первые
сентября месяца есть, в тот бо день начаток всего лета многих бо ради
вин Греком мнится...»)10.
Действительно, церковный год в православной церкви всегда начи-
нался с 1 сентября. Тому есть множество доказательств в древнерусских
рукописях.
В знаменитом Остромировом Евангелии мы встречаем, как мини-
мум, три упоминания о том, что церковный год на Руси уже в середине
XI в. начинался именно с 1 сентября. С этой даты в нем начинается ме-
сяцеслов: «Съборьникъ цьркъвьныи начинаеться отъ мсhяца септябра 241
до мhсяца авгоста, рекомааго зарева. Мhсяца септябра, память святааго
Симеона Стлъпьника и святыхъ 40 женъ чрьниць, и святааго Амона, и
святааго мученика Италh, и покои Иисуса Навгина, и новоумоу лhтоу, и
начятъкъ инъдикту»11. На сентябрьское новогодие указывает и заглавие
на 89-м листе Евангелия: «Суббота 1. Начатъкъ новууму лhту». Речь идет
о субботе 17-й недели после Пятидесятницы (Троицы). И.И. Срезнев-
ский уточняет: «То есть, начиная от сентября: 17-е воскресенье по пяти-
десятнице приходится между 13-м сентября и 17-м октября»12. Далее в
Евангелии следуют субботние и воскресные чтения, отсчитывающиеся
от этого новолетия: «Недhля 1 новqмq лhтq», «Субота 2 новqмq
лhтq», «Недhля 2 новqмq лhтq» и т.д.13
В Ассеманиевом (или Ватиканском) евангелии-апракос (глаголи-
ческой рукописи XI в.) читаем: «Мhсяца септябра въ 1 день начтокъ
индикту и новуму лhту»14. В Саввиной книге (в части X в.) месяцеслов
начинается с фразы: «Мhсяца с[ептя]бра [въ 1] день начятъкъ еньдикту
новое лhто»15. Подобные указания встречаются и в других древнейших
славянских рукописях: в Архангельском (1092), Мстиславовом (1106 или
1117), Галичском (1144) евангелиях, апракосном Евангелии конца XII –
начала XIII в. (ГТГ) и др. – во всех месяцесловы и, соответственно, год
начинаются именно с 1 сентября.
Однако есть ли возможность «разглядеть» невидимые до сих пор
сентябрьские датировки в летописных текстах?
В качестве примера, не претендуя на исчерпывающую полноту, рас-
смотрим выборку опорных дат Псковской I летописи (не анализировав-
 шиеся, кстати, Н.Г. Бережковым), связанные с псковскими событиями и
сделанные, очевидно, псковским летописцем:
Возможные
Год стили
№ Сообщения с полными календарными датами
н. э.
у/м с м
17
1. «В лhто 6744. Знамение быть в солнцы, месяца авгу- 1236 + +
ста въ 3 день»16.
2. «В лhто 6914 [Индикта 14]. ...сам окаянныи [Витовт] 140619 + +
поиде на Псковскую землю, и шед повоева месяца
февраля въ 5 день.., на Фарисhове недhли в пятни-
цу»18.
3. «В лhто 6914 [Индикта 14]. ...Того же лhта, месяца 140621 + +
маия, в 31.., град Псковъ весь погорh на самыи Ду-
ховъ день»20.
4. «В лhто 6916 [Индикта 1]. На Чертисове недhли в 140823 + +
суботу, на память святого свщеномученика Вла-
Бессилие историка

сия, приде местеръ со всею силою немецькою на

Псковъскую власть»22.
5. «В лhто 6917 [Индикта 2]... Того же лhта преставися 140925 + +
князь Данилеи Алексанъдрович во градh Псковh, в
великои постъ в великии четвергъ, месяца апрhля
въ [4] день»24.
6. «В лhто 6917 [Индикта 2]... Того же лhта псковичи 1409 + +
взяша мир с рижьскимъ княземъ местеромъ и сь
юрьевъскимъ пискупом и со всею землею Немець-
242 кою по своеи воли, опрочh Великаго Новаграда, и
крестъ целоваша на съhзде под Кириеюпигою, ме-
сяца июля въ 27 день, на память святого великого
мученика Панътелhимона, в день суботныи»26.
7. «В лhто 6932 [13]... Того же лhта приhха Феодоръ 142428 + +
князь Патрекиевич во Псковъ на княжение, месяца
июня въ 11 день.., в самъ Троицын день»27.
8. «В лhто 6934 [15]... Того же лhта.., в четвергъ, месяца 1426 + +
августа въ 1 день.., прииде князь Витовтъ с силою ли-
товъскою и с Тотары воевать волости псковския»29.
9. «В лhто 6934 [15]... И сташа [Витовт] под Вороначем 1426 + +
в понедhльникъ, месяца авъгуста въ 5 день»30.
10. «В лhто 6934 [15]... И взяша мир с Витовтом месяца 1426 + +
августа въ 25 день, на память святого апостола Тита,
в день недhлныи, опрочh Великого Новагорода»31.
11. «В лhто 6935. Знамение бысть в солнцы, въ 6 часъ 1426 + +
дни, месяца сентября въ 5 день, в четверг»32.
12. «В лhто 6936. ...в пяток, месяца июля въ 16 день, он 1428 + +
поганыи отступник и отметник правыя вhры хри-
стиянъския князь Витовтъ прииде в Новогородскую
власть в силh велицhи»33.
13. «В лhто 6936. ...и паки возвратишася [Витовт] от 1428 + +
Порхова во свою землю, месяца июля въ 28 день, в
среду»34.
14. «В лhто 6941... Того же лhта бысть знамение от 1433 + +
громау, месяца июня въ 14 день, въ 6 час дни, в
недhлю»35.
 Возможные
Год стили
№ Сообщения с полными календарными датами
н. э.
у/м с м

15. «В лhто 6941... Того же лhта, месяца июля въ 3 день, 1433 + +

в пяток, знамение бысть въ 7 час дни: от грому и от
молния страшныя и от пламени того загорhся два
костра на Крому»36.
16. «В лhто 6942. ...одолh князь Юрии с сынома своима, 143438 + +
месяца марта въ 16 день, во вторникъ на верьбнои
недhли»37.
17. «В лhто 6942... И князь Василеи Василиевичь побе- 143440 + +

Потерянный сентябрьский стиль

же с побоища в малh дружинh сквозе свою землю
и прибhже в Новъгород на Святои недhле в среду,
месяца маръта въ 31 день»39.
18. 6951... Того же лhта приhха во Псковъ Александръ 144343 + +
Васильевичь от князя великого Василия Васильеви-
ча на княжение, и псковичи прияша его честно, в
сыропустную недhлю, на память святого отца наше-
го Антропия41»42.
19. «В лhто 6956... Того же лhта приhха князь Василеи 144845 + +
Василиевич, князеи суздальских, во Псковъ из Ве-
ликого Новаграда, в мытареву нhделю, месяца ген-
варя въ 14, на память святых отець наших избиеных
на Синаисеи горh, и псковичи прияша его честно, и
посадиша его на княжении»44.
20. «В лhто 6961. Приhха господинъ преосвященыи ар- 1453 + + 243
хиепископъ Великаго Новаграда и Пскова владыка
Еоуфимеи в дом святыя Троица во град Псков... И
прияша его с великою честию, месяца генваря въ 5
день, на память святы мученицы Полинарии, в пя-
ток»46.

Приведенных примеров достаточно, чтобы стало очевидно: лето-

писные записи, сделанные предположительно во Пскове, либо систе-
матически велись по сентябрьскому стилю, либо авторы-псковичи
время от времени (иногда в течение одного года) то переходили с ульт-
рамартовского на мартовское новогодие, то, наоборот, с мартовского
на ультрамартовское. Второе допущение выглядит крайне слабым с
точки зрения логики. Поэтому, полагаю, есть все основания думать, что
псковские летописцы пользовались именно сентябрьским стилем, а не
перескакивали – по непонятным причинам – с одного начала года на
другое. Этот вывод подкрепляется целым рядом косвенных оснований
(расположение в начале ряда годовых статей событий, произошедших в
сентябре, или осенью; завершение годовых статей летними событиями;
периодическое использование счета индиктами, которые, как известно,
начинались с 1 сентября, и т.п.).
Учет возможных совпадений сентябрьских годов с мартовскими и
ультрамартовскими, а также соотнесение подобных датирующих ука-
заний с возможным местом совершения летописных записей, видимо,
может внести существенные коррективы в выводы Н.Г. Бережкова.
 Такое заключение имеет не только собственно историко-хроноло-
гическое значение. Доказательство использования в Древней Руси сен-
тябрьского стиля позволяет уточнить и целый ряд датировок, давно уже
считающихся классическими. Ярким примером такого рода является да-
тировка Остромирова Евангелия – древнейшей датированной славян-
ской книги. Традиционная датировка его исходит из того, что диакон
Григорий использовал мартовский стиль. Поэтому дата, проставленная
им в выходной записи47, переводилась 21 октября 1056 г. — 12 мая 1057 г.
Такая дата вызывала многие вопросы связанные с тем, как рукопись
такого качества могла быть создана за невероятно короткий срок: 7 ме-
сяцев. Принятие сентябрьской даты увеличивает время переписывания
Евангелия на один год, что снимает подобные недоразумения48.
Хочется надеяться, что предлагаемые в данной статье соображения
позволят сделать новый шаг в изучении древнерусской хронологии. К
сожалению, это направление исследований развивается крайне мед-
ленно. За последние три четверти века защищено всего две докторские
диссертации – Н.Г. Бережкова и С.В. Цыба, в которых специальному
Бессилие историка

анализу подвергались древнерусские летосчислительные системы.

Причина такого положения дел кроется вовсе не в том, что в этой об-
ласти все вопросы уже выяснены. Напротив: нерешенных проблем
здесь, пожалуй, больше, чем решенных. Однако современные историки
предпочитают оперировать гипотезами и догадками, высказанным еще
в начале прошлого века, вместо того, чтобы самостоятельно разобраться
в хронологических дебрях. Быть может, причина этого кроется в чрез-
вычайной трудоемкости работы с прямыми временными указаниями
исторических источников. Проще выстраивать грандиозные концеп-
244
ции, которые производят сильное впечатление на неподготовленного
читателя, нежели садиться за утомительные расчеты, представляющие
интерес исключительно для профессионалов и требующие, помимо
всего прочего, некоторых специальных знаний. Между тем, без такой
рутинной работы многие конкретно-исторические построения оказы-
ваются фикцией, своеобразной игрой ума – занимательной, но никак
не связанной со стремлением понять прошлое.

1
Бережков Н.Г. Хронология русского ле-
тописания. М., 1963.
2
Степанов Н.В. Единицы счета времени
(до XIII века) по Лаврентьевской лето-
писи // Чтения в Обществе истории и
древностей российских. 1909. Кн. 4. С.
65; Степанов Н.В. Календарно- хроно-
логические факторы Ипатьевской лето-
писи до XIII века // Известия Отделения
русского языка и словесности Академии
наук. 1915. Т. 20, кн. 2. С. 49–50. Для
Н.Г. Бережкова «вопрос об ультрамар-
товском стиле оказался стержневым
вопросом исследования»: «С возмож-
ной полнотой и точностью установить
распространенность ультрамартовских
датировок в сохранившихся памятниках
летописания – такова была первая и
основная задача работы» (Бережков Н.Г.
Хронология русского летописания. С. 9,
14).
3
Там же. С. 16.
4
Эта методика, в частности, была взята за
основу единственного на сей день систе-
матического исследования летосчисли-
тельных систем Повести временных лет
(Цыб С.В. Древнерусское времяисчисле-
ние в «Повести временных лет». 2-е изд.,
испр. СПб., 2011).
5
Нумерация так называемых ультра-
мартовских годов на единицу больше
совпадающих с ними мартовских годов.
Другими словами, скажем, 6601 ультра-
мартовский год соответствует 6600-му
мартовскому.
6
Бережков Н.Г. Хронология русского ле-
тописания. С. 15.
7 14
Именно В.Н. Татищев первым написал:
«Начало... года у нас сперва счислялось
от весны... По приятии веры Христо-
вы церковный год счислялся от марта
перваго... В 1342-м при митрополите
15
Феогносте прение о начале года, при-
ключившееся на соборе в Москве,
решено и положено как церковный,
16
так и гражданский год начинать сен-
темвриа от перваго числа...» (Татищев
В.Н. История Российская. М.; Л., 1961.
Т. 1. С. 126). Впрочем, упоминание о
17
неких «прениях» по поводу новогодия
в 1342 г. было подвергнуто сомнению
еще Н.М. Карамзиным, который считал
это выдумкой В.Н. Татищева, а вслед за
ним Е.Е. Голубинским (Голубинский Е.Е.
История русской церкви. М., 1900. Т. 2:
Период второй, Московский. От нашест-
18
вия монголов до митрополита Макария
19
включительно. Первая половина тома.
С. 161, прим. 2) и Д.О. Святским (Свят-
ский Д.О. Календарь наших предков //
Известия Русского общества любителей
мироведения. 1917. № 6 (30). С. 284). Уже
в классическом пособии Л.В. Черепнина
отмечалось: «До Петровской... реформы
20
существовало два основных календар-
21
ных стиля: мартовский, согласно ко-
торому новогодие (подобно римскому
обычаю) приходилось на 1 марта, и сен-
тябрьский (заимствованный из Визан- 22
23
тии) с новогодием, падающим на 1 сен-
тября... До 1492 (7000) года, как полагают
исследователи, оба стиля существовали
24
параллельно. С 1492 г. завоевывает
25
преобладание сентябрьский стиль, вы-
26
тесняющий мартовский» (Черепнин Л.В.
27
Русская хронология. М., 1944. С 27).
8 28
Святский Д.О. Календарь наших пред-
ков. С. 284.
9
Святский Д.О. Очерки истории астро-
номии в Древней Руси // Святский Д.О.
29
Астрономия Древней Руси. М., 2007.
30
С. 322.
10 31
Климишин И.А. Календарь и хронология.
32
3-е изд., перераб. и доп. М., 1990. С. 128.
33
Ср.: «Вместе с христианством из Визан-
34
тии на Русь пришел сентябрьский стиль,
35
однако здесь в обычае было отмечать на-
36
чало года весной в марте. И вот этого-то
37
мартовского стиля летописцы придер-
38
живались еще очень долгое время» (Там
же. С. 380).
11
Остромирово Евангелие // РНБ. F. П. I.
5. Л. 210 об.; ср.: Остромирово Евангелие
1056–1057 года по изданию А.Х. Восто-
39
кова. М., 2007. С. 210.
12 40
Срезневский И.И. Славяно-русская па-
леография XI–XIV вв. С. 105.
13
Остромирово Евангелие. Л. 89 об., 90 об.,
91 об., и далее.
Иванова-Мавродинова В., Джурова А.
Асеманиевото евангелие: Старобългар-
ски глаголически паметник от X век:
Художествено-историческо проучване.
София, 1981. Л. 112δβ.
Саввина книга: Древнеславянская ру-
копись XI, XI–XII и конца XIII века. М.,
1999. С. 538–539.
Псковская первая летопись // Полное
собрание русских летописей. М., 2003
Т. 5: Псковские летописи. Вып. 1. (да-
лее – ПIЛ). С. 13.
Частное солнечное затмение наблюда-
лось во Пскове в 1236 г., 3 августа (Свят-
Потерянный сентябрьский стиль
ский Д.О. Астрономические явления.
С. 55–56; прил. II: Карта полных и коль-
цеобразных солнечных затмений, опи-
санных в русских летописях в 1185, 1187,
1207, 1230, 1236, 1270, 1321 и 1331 гг.).
ПIЛ. С. 28.
Неделя о мытаре и фарисее – первая из
четырех недель (воскресений), предше-
ствующих Великому посту, отмечается
за 10 недель до Пасхи. В 1406 г. Пасха
праздновалась 11 апреля; 5 февраля, со-
ответственно, приходилось на пятницу
после Недели о мытаре и фарисее.
ПIЛ. С. 28.
В 1406 г. Духов день (отмечается на 51-й
день после Пасхи; понедельник, следую-
щий за Троицей) приходился на 30 мая.
ПIЛ. С. 31. 245
Память св. Власия отмечается 11 фев-
раля; в 1408 г. приходилась на субботу
Черкисовой недели.
ПIЛ. С. 32–33.
В 1409 г. Пасха праздновалась 7 апреля.
ПIЛ. С. 33.
ПIЛ. С. 35.
В 1424 г. Пасха праздновалась 23 апреля;
соответственно, Троица, которая празд-
нуется на 50-й день после Пасхи, должна
приходиться на 11 июня.
ПIЛ. С. 35–36.
ПIЛ. С. 36.
ПIЛ. С. 37.
ПIЛ. С. 37.
ПIЛ. С. 38.
ПIЛ. С. 38.
ПIЛ. С. 40.
ПIЛ. С. 41.
ПIЛ. С. 42.
В 1434 г. Пасха праздновалась 28 марта;
соответственно, 16 марта действительно
приходилось на вторник Вербной недели
(которая начинается за 14 дней до Пас-
хи).
ПIЛ. С. 42.
Вторник Святой (Светлой) недели (неде-
ли, следующей за Пасхой) в 1434 г. дей-
ствительно приходился на 31 марта (см.:
примеч. 38).
 41
Память святого мученика Евтропия от-
мечается 3 марта.
42
ПIЛ. С. 46.
43
Сыропустная неделя (Масленица) – по-
следняя неделя перед Великим постом,
начинается за 8 недель до Пасхи. В 1443
г. Пасха праздновалась 21 апреля; соот-
ветственно, 3 марта приходилось на Сы-
ропустное воскресенье.
44
ПIЛ. С. 48.
45
В 1448 г. Пасха праздновалась 24 марта;
соответственно, 14 января приходилось
на понедельник Недели о мытаре и фа-
рисее (см.: приме. 19).
46
ПIЛ. С. 50.
47
«Слава Тебh, Господи, Царю небесьный,
48
яко съподоби мя написати Евангелие
се. Почахъ же е писати въ лhто 6564. А
оконьчахъ е въ лhто 6565. Написахъ же
евангелие се рабоу Божию нареченоу
сущоу въ крещении Иосифъ, а мирьскы
Бессилие историка
Остромиръ, близокоу сущоу Изяславоу
кънязоу. Изяславоу же кънязоу тогда
прhдрьжящоу обh власти: и отьца свое-
го Ярослава, и брата своего Володимира.
246
Самъ же Изяславъ кънязь правляаше
столъ отьца своего Ярослава Кыевh, а
брата своего стол поручи правити близо-
коу своемоу Остромироу Новhгородh…
Азъ Григории дияконъ написахъ Еван-
гелие е. Да иже гознhе сего напише, то
не мози зазьрhти мьнh, грhшьникоу.
Почахъ же писати мhсяца октября 21, на
память Илариона. А оконьчахъ мhсяца
маия въ 12, на память Епифана» (Ост-
ромирово евангелие 1056–1057: Факси-
мильное воспроизведение. Л.; М., 1988.
294–294 об.; ср.: Остромирово Еван-
гелие 1056–1057 года по изданию А.Х.
Востокова. С. 294–295).
Подробнее см.: Данилевский И.Н. По-
вседневные практики древнерусских
переписчиков книг и датировка Остро-
мирова Евангелия // Многоликая по-
вседневность. Микроисторические под-
ходы к изучению прошлого. Материалы
конференции памяти Ю.Л. Бессмертно-
го (1923–2000) / Отв. ред. О.И. Тогоева.
М., 2014. С. 6–32.
шмуц/титул
шмуц/титул
шмуц/титул
шмуц/титул
 Жак ревель,
Жан-клод пассерон

«КАЗУСНОЕ» МЫШЛЕНИЕ:
МЕТОД РАССУЖДЕНИЯ, ПОСТРОЕННЫЙ НА
ЧАСТНЫХ СЛУЧАЯХ1

Логические свойства «казусного» мышления, при всем многооб-

разии их культурных разновидностей, на протяжении всей истории
теоретического и практического знания обнаруживают устойчивую
тенденцию, свойственную любому последовательному рассуждению,
которое, при необходимости обосновать описание, объяснение, интер-
претацию или оценку, предпочитает идти путем углубленного исследо-
вания свойств особенного, доступного наблюдению. Не для того чтобы
ограничиться анализом единичного случая, но потому, что из него на-
деются извлечь аргументы более общего характера, выводы из которых
могут быть использованы для построения других умозаключений или
обоснования новых гипотез. И тем не менее, методологическая реаби- 251
литация «казусного» мышления произошла сравнительно недавно. Воз-
рождение интереса к научному анализу, нацеленному на рассмотрение
«казусов», углубленное их изучение и уточнение их составляющих по
сути связано с появлением сомнений в познавательных возможностях
естествен-нонаучной и логицистской парадигм, в течение XX в. охва-
тивших большинство дисциплин. До того «казусное» мышление долгое
время представлялось исследователям нарушающим основные требо-
вания по унификации, упорядочению, а в идеале и формализации на-
учного языка, что в методологическом плане, начиная с Античности и
заканчивая эпохой научных революций Нового времени, казалось не-
разрывно связанным с наиболее важными завоеваниями логического и
эмпирического знания.

КАК ОБОБЩАТЬ КАЗУСЫ?

Желая дать определение «казусному» мышлению «от противного»,

т.е. шаг за шагом противопоставляя его обобщающему логическому
мышлению, мы рискуем впасть в семантическую неопределенность,
которая окружает само понятие «казус» и затрудняет его применение.
Между тем, едва ли имеет смысл именовать «казусами» разрозненные
собрания явлений или неких отличительных черт, отдельных примеров
и их противоположностей. Не следует путать монографические иссле-
дования с изучением уникальных случаев, специально подобранных
 и сконструированных с целью демонстрации или сравнения, или же
свободно переходить от одного типа исследования к другому, как будто
это само собой разумеется. Вот почему мы хотели бы, скорее, обратить
внимание на методологические приемы, подразумевающие «казусное»
мышление, нежели пытаться изначально дать определение казуса, что
заведомо невозможно.
К настоящему времени сложились два направления «казусного»
мышления, которые, развиваясь сначала относительно независимо друг
от друга, впоследствии соединились и побудили поставить под вопрос
универсалистскую и/или номологическую научную аксиоматику, логи-
ку и методологию, в первую очередь, в науках о человеке. Первое из
них, начиная с античной философии и риторики вплоть до современ-
ных этических дебатов, развивалось в русле моральной, юридической
и религиозной казуистики. Второе, пройдя сквозь долгую череду меди-
цинских школ и традиций, не прекращало оттачивать методы и правила
клинической практики, составившей в последние десятилетия XIX –
первые десятилетия XX в. конкуренцию экспериментальному методу, с
В гостях у «Казуса»

которым оно, впрочем, соединилось в биологических и психологических

науках в конце XIX в., что явилось результатом как методологических
компромиссов, так и эмпирически выработанных норм. Именно в этой
второй форме «казусное» мышление, в первую очередь, и возникло на
современном этапе развития общественных наук. Расставаясь с универ-
сализирующими амбициями, которые их социологические и экономи-
ческие методологии номологического или структурно-функционалист-
ского склада унаследовали от XIX в., эти науки вновь открывали, какое
252
место может занимать нарративное изложение последовательностей и
взаимодействий в любой попытке объяснить особенности и контекст
того или иного казуса.
Исключительный, а иногда и ненормальный, неправильный ха-
рактер ситуаций, которые большинством языков как в повседневном,
так и в научном употреблении описываются как «казусы», заставляет
задуматься любого, кто сталкивается с подобными явлениями. Даже
их описание становится своеобразным вызовом, брошенным исследо-
вателю. «Это – казус», – говорим мы, когда препятствие вынуждает
нас изменить намеченный изначально ход рассуждений. Подобное
высказывание, относится оно к повседневной жизни или к научной
проблеме, содержит в себе одновременно и эмпирическое наблюде-
ние, и логический императив. В этом смысле казус – это то, что случа-
ется внезапно, это – «происшествие», если воспользоваться удачным
выражением Сержа Боарини. Нечто происходит незапланированно,
а потому порождает вопросы. При анализе казусов, порождавших мо-
ральные, политические, теологические, научные или частные споры, ло-
гическую трудность всегда составляло то, что подобная попытка создать
их завершенное описание сразу наталкивалась на бесконечный ряд
отличительных свойств, гипотетически вполне подходящих, чтобы дать
представление об их особом расположении в рамках некой ситуации,
конфигурации или процесса. В этом смысле казус – не просто некое
явление, констатацией исключительности которого можно было бы
удовольствоваться. Казус создает проблему, он требует решения, т.е.
выстраивания совершенно иного рассуждения, в рамках которого сам
смысл исключения мог бы быть если и не определен по отношению к на-
рушенным им установленным правилам, то, по крайней мере, соотнесен
с другими казусами, реальными или фиктивными, способными вместе с
ним выработать другое понимание нормы и исключений из нее.
Совершенно недостаточно, чтобы тот или иной казус казался нам
удивительным или, как это обычно бывает, странным. Необходимо, что-
бы он уже одним своим существованием заставлял нас задуматься2. До
того момента, пока прославленные Фрейдом казусы еще не стали приме-
рами, на которые ссылаются как на истину в последней инстанции или
используют в качестве аргументов, они представляли собой вопросы,
вставшие на практике перед многими психологами и психоаналитиками,
начиная с самого австрийского ученого. Фрейд не уставал повторять, что
именно это обстоятельство обязывало его довести их до сведения науч-
ного сообщества. Или, если обратиться к другой области, когда Фран-
суа Артог решил рассмотреть «казус Фюстеля», он сделал это, желая
понять, каким образом и почему автор «Древнего города» занял «явно

«Казусное» мышление
рискованную позицию по отношению к своей дисциплине», к целому
ряду историографических традиций, к традиции как таковой, «по отно-
шению к самому себе» и, в конечном счете, «к таким великим течениям
мысли, как контрреволюционное, традиционалистское, либеральное и
демократическое»3. Таким образом, казус образуется из совокупности
тех вопросов, которые ему задают и которые он способен породить.
Мишель Фуко, представляя своим читателям дело Пьера Ривьера (1835),
указывал, что оно не было «громким событием» ни в глазах современно-
го ему общественного мнения, ни для истории судебной психиатрии, ни
с точки зрения судопроизводства. Оно стало «казусом» – изначально в
форме материалов, опубликованных в «Анналах общественной гигиены 253
и судебной медицины», – лишь в контексте дебатов, развернувшихся
независимо от него вокруг «использования понятий психиатрии в уго-
ловном судопроизводстве». В переосмысленном виде оно вновь превра-
тилось в казус сто пятьдесят лет спустя, когда дало знаменитому фран-
цузскому философу возможность задаться вопросом – опять же на
основании дополненных и иначе выстроенных материалов – о «власт-
ных отношениях, о битве дискурсов и через дискурсы» и показать, что
для этой «битвы» преступление и процесс Пьера Ривьера были и поводом
и целью4.
Казус требует углубленного описания и в то же время несводим к
нему, потому что его своеобразие не может быть полностью определе-
но, но лишь только обозначено при помощи дейксиса (deixis). Кажется,
что он способен противостоять любой попытке растворить его, путем
абстракции или синтеза, в анонимности одной из уже нормированных
и формализованных разновидностей генерализирующей или универ-
сализирующей мысли. Каким бы длинным при определении некоего
казуса ни было перечисление родовых черт, которые можно обнару-
жить и в других казусах, в формулировке, призванной подчеркнуть его
своеобразие во времени и пространстве, всегда будет содержаться один
или несколько дейктических элементов5. В какой бы аргументации ни
был задействован отдельный казус, он никогда не используется – и не
может осознанно использоваться – как взаимозаменяемый элемент
множества, уже ограниченного родовым определением, или как рав-
нодействующая нескольких универсальных законов. Тем более он не
 может быть свободным вариантом инвариантной структуры или само-
произвольной спецификацией некоей нормы.
Всякий раз, идет ли речь об «удивительных казусах», собранных
психологами, криминалистами и журналистами, о «затруднительных»,
«школьных» казусах или о «крайних» случаях, о «типичных» или не-
вероятных конфигурациях; сталкиваемся ли мы с тем, что называется
«казусом совести», улаживая который приходится отступать от правил,
так как его практическое разрешение не может быть прямо выведено
из совместимых или сочетающихся друг с другом норм и принципов;
встречаемся ли мы с неожиданными или курьезными «случаями», эт-
нографическое, социологическое или биографическое своеобразие
которых еще предстоит изучить, чтобы ввиду их озадачивающей экс-
центричности можно было поставить под вопрос представления о есте-
ственном и нормальном, – описания казусов, прежде всего, составляют
одну из наиболее проблематичных задач в интерпретации фактов. Одни
считают их своеобразие преимуществом, в глазах других оно выглядит
недостатком. Но именно это обстоятельство, по общему мнению, без-
В гостях у «Казуса»

ошибочно отличает казусы от всевозможных фактических ситуаций и

суждений, которые можно квалифицировать как нормальные, ожидае-
мые, универсальные, повторяющиеся и т.п. Что в таком случае означает
эта особенность, являющаяся одновременно и эмпирической, и логи-
ческой? Поддающаяся, пусть и неточному, описанию, но недоступная
для ученого, идущего каноническим путем логических умозаключений?
Определение некоего явления как казус ставит перед всеми, кто стал-
кивается с его своеобразием, один и тот же логический вопрос о значе-
254
нии нестабильной, даже саморазрушительной идентичности, так как ее
содержание подчас сводится к разладу, который казус привносит в ру-
тинные операции повседневно принимаемых решений и в устоявшиеся
процедуры научного мышления.
Система аргументации, которую следует использовать примени-
тельно к сущностям, не поддающимся ни классификации и формулиро-
ванию четких закономерностей, ни однозначной оценке действий путем
соотнесения их с безусловными нормами, на всем протяжении истории
интеллектуального ремесла не переставала вызывать споры среди фи-
лософов и богословов, а впоследствии среди логиков и эпистемологов,
занимавшихся проблемами казуистики и «казусного» мышления. Какие
формы должно принимать и каких пределов может достигать рассужде-
ние о казусе – в случае, когда его решили описать и проанализировать
как единичный случай, уточнив, насколько это возможно, его особые
свойства, – если рассуждающий намерен сохранить локальное значе-
ние его своеобразия и, в то же время, извлечь из него путем обобщения
знание, применимое к другим казусам? Как логически устанавливает-
ся общая значимость, на которую может претендовать познание, же-
лающее аргументировать свои утверждения посредством казусов, т.е.
описаний, автор которых изначально признает, что перечень отличи-
тельных черт, признаваемых им существенными, можно продолжать до
бесконечности, чтобы лучше выяснить их своеобразие?
Со времен Аристотеля на этот вопрос давались самые разные и
весьма противоречивые ответы6. Сегодня он рассматривается, скорее,
в рамках методологии и эпистемологии, привнося различие – в зави-
симости от выбора правил описания наблюдаемых фактов – в каждую
из эмпирических наук и в первую очередь – в науки о живой природе
и о человеке. В первые – с их подходами, одновременно эксперимен-
тальными и историческими (то физиологическими, неврологическими
или физико-химическими, то этологическими или экологическими). Во
вторые – одновременно статистические и исторические, с их количест-
венными или клиническими методами (подчас взаимосвязанными), с их
формализмом и казуистикой (почти никогда не связанными друг с дру-
гом). Основано ли, в конечном счете, «казусное» мышление – которое,
как мы видели, приобретало многообразные формы и не раз возрожда-
лось после того, как его отвергали и объявляли устаревшим, – на таком
методе подбора доказательств, который сам по себе является столь же
своеобразным, как и казусы, к которым он применяется? Возможно ли,
что для понимания того или иного казуса применим лишьподход, сам
по себе являющийся необъяснимым и соответствующим только одному
уникальному объекту? Например, «интуиция», не имеющая ни степени,

«Казусное» мышление
ни ясных и передаваемых критериев, подобных тем, что существуют в
традиционной диагностике, или же постижение явления путем непо-
средственной эмпатии самой сути некоей цивилизации, мировоззрения
или чьего-либо жизненного порыва7 ?
Науки о человеке на протяжении XIX–XX вв. более или менее бы-
стро сошли с методологически непроходимых путей, которые творцы
великих философий истории и эволюции намеревались с помощью сво-
их концептов предложить для эрудитских, полевых, аналитических или
клинических исследований. Но может ли все-таки «казусное» мышле-
ние полностью избежать хоть какой-то логической нормализации или,
по крайней мере, частичных и временных систематизаций, ведущих к 255
некоторой формализации «с учетом контекста», если оно все же имеет
целью сформулировать интерпретацию или оправдать сделанный выбор
на определенном уровне обобщения и строгости в выводах8? Очевид-
но, нет: невозможно создать никакую «общность» путем прибавления
«единичных экзистенциальных данных». С другой стороны, при подоб-
ном описании есть риск зайти слишком далеко, сведя изучение казу-
сов к простым дедуктивным или индуктивным формам рассуждения,
как это может произойти при научной аргументации, основывающей
проводимые сравнения между эмпирическими вариациями, строгость
подсчетов и правила применяемых систем и моделей на «монотонной»
логике двустороннего перехода между частным и общим. Под давлени-
ем методик необходимых (или вероятностных) логических умозаключе-
ний, оставлявших выбор лишь между восходящим и нисходящим путем
от частного к общему (и наоборот), данное упрощение долгое время
оставалось правилом. Стремление показать концептуальную примени-
мость понимания одного казуса для познания другого, не нарушая при
этом правил классической формальной логики, почти всегда заставляло
авторов работ, предполагающих углубленное изучение казусов (будь
то полевые этнографические исследования, разного рода монографии,
биографии, клинические наблюдения конкретных случаев), прибегать к
словам об убедительности экспериментальных доказательств, основан-
ных на повторяемых наблюдениях, особенно после того, как благодаря
Карлу Попперу модель «опровержимости» теоретических предположе-
ний, казалось бы, предоставила нам универсальную гарантию научности
 в любой эмпирической дисциплине. Но дает ли такой методологический
подход верное представление о «казусном» мышлении?
Из методов и языков, при помощи которых науки о человеке в на-
стоящее время уточняют вопросы, поставленные в ходе интерпрета-
ции их самых специфических, т.е. наиболее тесно связанных со своим
контекстом объектов, по-видимому, возникает третья версия нового
взгляда на казуальность «казуса». Она встречается, mutatis mutandis, в
большинстве дисциплин и составляет самую сердцевину современных
размышлений о разнообразных приемах научного описания и доказа-
тельства. В последние десятилетия XX в. эпистемологические споры
о научных стилях – в том виде, в каком они были сформулированы,
исходя из диверсификации исследовательских практик, – постепенно
привели во всех дисциплинах к пересмотру казавшихся незыблемыми
утверждений о логических связях между эмпирически констатируе-
мой «истиной» и методами, с помощью которых она устанавливается.
Позитивизм старого образца со всем тем, что он сохранил от древнего
реализма, исчез если не из ученых теорий, то из научных практик, сме-
В гостях у «Казуса»

нившись глубоко отличными от него представлениями об отношениях

языка и мира, зачастую связанными с лингвистическими науками и с
логикой языка. Причем эта подспудная эпистемологическая революция
несколько раз меняла название: разные авторы характеризовали ее как
конвенционализм, номинализм, прагматизм, аксиоматический произ-
вол. Пусть в этом усматривают признаки кризиса, тупика, в который,
как иногда кажется, зашли наши дисциплины, или же следствие изно-
са великих объединяющих парадигм, на которых держались их про-
256 граммы, – но разве логика самых оригинальных научных процедур не
встречается именно в тех областях, где с помощью «казусного» мышле-
ния удается сконструировать общие и доступные для воспроизведения
системы познания на основе специфического подхода к особенному9?

КАК «СОЗДАЕТСЯ КАЗУС»:

ОСОБЕННОЕ И СЛУЧАЙНОЕ

Следует ненадолго остановиться на проблеме невозможности осмыс-

ления, с которой связана идентификация такого явления как казус.
В языках, сохранивших следы этимологии латинского слова «казус»
(и шире, слов, образованных от корня глагола cadere), оригинальность
казуса – будь то этического, политического или исторического – со-
стоит как раз в своеобразной конфигурации фактов или норм, нере-
дуцируемая гетерогенность которых нарушает привычный порядок
принятия решения, ход наблюдения или построение доказательства, в
то время как в теории, доктрине или методе, изначально направлявших
то или иное описание или рассуждение, ничто не предвещало затрудне-
ний.
Первое субъективное – и исключительно негативное – опреде-
ление казуса следует, таким образом, из вызываемого им нарушения
обычного хода наблюдаемого эксперимента или предусмотренного раз-
вития дескриптивного, аргументирующего или повелительного дискур-
са. Христианские казуисты и моралисты, а вслед за ними и писатели,
достигли изощренной, подчас прямо-таки головокружительной вирту-
озности в изобретении неожиданных конфигураций, явно предназна-
ченных для того, чтобы создать проблему10. То особенное, что «создает»
казус, происходит, таким образом, из противоречивого – или, по край-
ней мере, озадачивающего – соединения принципов или фактических
данных, которые оказываются способны поколебать воспринимаемую
очевидность объекта или устоявшееся убеждение. Оно вызывает расте-
рянность, прерывая нить дедукции или обобщения, и приводит, таким
образом, к логической бифуркации в ходе рефлексии, к нарушению
принятых процедур или к неизбежной смене теоретических вех на пути
к выводам.
Случайность, или, скорее, особое соединение случайностей, кото-
рое, если мы встречаемся с казусом, направляет наше внимание, застав-
ляя прервать свободный или заранее продуманный ход рассуждения
и навязывая ему другой порядок, может состоять как в невероятном
сочетании наблюдаемых фактов – например, в конфигурации «иска-

«Казусное» мышление
женного эффекта», возникающего в результате взаимодействий между
отдельными индивидами, их субъективными стратегиями и объектив-
ными результатами этих стратегий, – так и в логической апории, ста-
вящей под вопрос всю систему правил, если вдруг обнаружится гапакс
(hapax)11. Нарушает ли казус безупречный порядок не вызывающей со-
мнений теории, или же он случается как нельзя кстати, дабы послужить
отправной точкой для рассуждений адвоката дьявола, или же он соз-
дается специально, чтобы предоставить возможность для постановки
новых проблем (как это принято делать, к примеру, у специалистов по
юридической технике), – его содержание всегда неоднозначно. Казус, 257
конечно, налагает определенные логические ограничения, но их сдер-
живающая сила проистекает не из безусловной императивности, свя-
занной с нормой (этической, религиозной, политической и т.д.), и не из
следствий, которые можно было бы предвидеть, исходя из универсаль-
ной необходимости естественного порядка, из теоретической правиль-
ности аксиом логической системы или из принципов некоей доктрины.
Чаще всего казус рождается из конфликта между этими правилами и
возможными их применениями, а также из возникающей в результате
этого неразрешимой ситуации, которую можно предвидеть, но нельзя
стерпеть. Фигуры казуистики служат одновременно формулировками
и разъяснениями этих противоречий.
Иными словами, рассуждения о казусах или на основе казусов, ко-
торые велись философами, юристами, медиками, священниками, а за-
тем вслед за ними учеными-практиками, исследователями социальных
конфликтов – историками, социологами, антропологами – должны
были сами собой проторить пути к обобщениям. Эти последние могли
различаться в зависимости от типов объектов, практических приемов
исследования, научных контекстов или исторических обстоятельств.
Ибо то, что для удобства принято называть казусом, при ближайшем
рассмотрении сразу распадается на целый ряд различных практик или
даже экспериментов12. В пространстве научной мысли и на его окраи-
нах существовало множество типов «казусного» мышления, о чем сви-
детельствует, в частности, разнообразие казуистик. Подтверждения
тому можно найти в этом томе13. Подобное разнообразие указывает не
только на множество социальных целей, которым эти казуистики слу-
 жили или желали служить, оно также проявляется и в задействованной
ими логике рассуждений. Моральная казуистика проступков, развитая
в большинстве существующих религий и моральных философий, где
аргументация ведется путем отсылок к авторитетам, не похожа на ту,
что практикуют в настоящее время комиссии по этике, занятые поис-
ками согласия относительно принятия врачебных решений или про-
ведения генетических экспериментов. «Казуистика» идеальных типов
действий, о которой писал Макс Вебер, характеризуя концептуальный
инструментарий компаративной истории, не похожа ни на ту, что при-
менялась в case studies американских социологов первого поколения14,
ни в чикагской школе15. Казусы, которые Жан-Мартен Шарко собирал
и представлял своей аудитории в больнице Сальпетриер, чтобы извлечь
из них сведения, важные с точки зрения клинической медицины и этио-
логии, сильно отличаются от казусов, которые появлялись в результа-
те аналитической работы, проводимой один на один с пациентом Зиг-
мундом Фрейдом, и от которых он ожидал как возможности испытать
терапевтическую методику, так и подтверждения разрабатываемой им
В гостях у «Казуса»

теоретической конструкции. Можно ли, несмотря на это, увидеть за

таким многообразием общие черты нормативного, экспликативного и
интерпретативного подхода, имеющего целью «создать» казус?

В процессе установления казуса одновременно проявляются и зача-

стую бывают прямо связаны друг с другом две особенности. Первая –
это, разумеется, своеобразный «порядок вещей», задача которого,
258 практическая или теоретическая, не сводится к появлению еще одно-
го примера в монотонном ряду или произвольно выбранного случая,
призванного проиллюстрировать универсально значимое заключение.
Но – и это вторая особенность данного процесса – чтобы отмеченное
своеобразие можно было передать и объяснить, от автора требуется
соблюдать временнýю последовательность истории, чьим производным
(и чьей составной частью) это событие является, углубляясь так далеко,
насколько это необходимо и возможно, в прошлое данного казуса и в то
же время подробно исследуя становление контекста(ов), в который(е)
он вписывается. В самом деле, одно особенное тем труднее будет заме-
нить другим особенным, чем более точно определен его контекст. Связь
между этими двумя обстоятельствами составляет логическую и методо-
логическую основу исследования, которое необходимо всякий раз про-
вести, чтобы квалифицировать некую случайность как казус.

КАЗУС КАК ПРЕПЯТСТВИЕ

Казус представляет собой нечто большее, чем пример, и нечто со-

всем иное. Это утверждение требует, тем не менее, серьезных оговорок.
От некоторых пациентов, набранных Шарко в конце XIX в. для демон-
страции и обсуждения методов лечения, остались имена и даже лица.
Но эти примечательные казусы составляют меньшинство. По словам
Жаклин Карруа, других – и таких большинство – «изучали публично
как интересные в силу своей типичности или особо редкие экземпля-
ры живой коллекции, подобной любой другой коллекции, собранной в
процессе работы – муляжам, фотографиям, записям». Казусы обычно
здесь фигурировали, скорее, лишь как выставленные на всеобщее обо-
зрение и сопровождавшиеся комментариями образцы патологий или
особых клинических случаев, а «не как истории отдельных индивидов».
Они обретали особое значение лишь тогда, когда из сопоставления сде-
ланных в разное время наблюдений рождались неожиданный вопрос
или гипотеза. Или если примечательная личность пациента делала казус
исключительным. Таким, к примеру, было «Наблюдение за господином
Эмилем Золя» (1896), в ходе которого психиатр Э. Тулуз решил через
исследование особенностей связи между выдающимися индивидуаль-
ными способностями и невропатией, попытаться понять, «что состав-
ляет физическую и психологическую индивидуальность выдающегося
человека»16. Как бы то ни было, здесь всегда присутствовала логика
коллекционирования – составления коллекции, которая должна быть
как можно более полной и в которой нормальные типы соседствуют с

«Казусное» мышление
редкими экземплярами (монография о Золя должна была, кстати, стать
первой в серии, посвященной знаменитым личностям).
Совсем другое, чисто экспериментальное значение имел казус,
который создавался Пьером Жане и, особенно, Зигмундом Фрейдом в
процессе индивидуальной терапии, а затем в описании конкретной ис-
тории болезни. Он не был призван изначально что-то иллюстрировать,
будь то известный тип или научный вывод, – он представал как загадка,
словесное выражение которой предстояло найти в процессе аналити-
ческой работы, дабы получить возможность ее разрешить. Публикуя
в 1905 г. «Фрагмент анализа истерии (История болезни Доры)», Фрейд 259
собирался представить научному сообществу свои соображения о «том,
что нам известно о причине и структуре истерии». Но полученное зна-
ние оказалось неразрывно связанным с длинным описанием болезни
Доры, с ключевыми моментами интерпретации данного казуса, а также
с его незавершенностью. Эта последняя была, конечно, связана как с
желанием пациентки прервать лечение, так и с самим характером ис-
следований: « Одна история болезни не может выявить все типы заболе-
вания […]; от одного клинического случая и нельзя требовать большего,
чем он может дать». Вместе с тем, данный случай утвердил Фрейда в
мысли о роли «сексуальной функции, в которой» он усматривал «фун-
дамент истерии, как и вообще всех неврозов»17. Кроме того, значение
изучения казусов состоит не столько в том, чтобы подтверждать пра-
вило: оно, скорее, дает возможность увязать друг с другом разрознен-
ные элементы некоей конструкции, которая изначально не поддается
не только расшифровке, но даже обнаружению, создавая тем самым
определенную проблему. Эта точка зрения нашла, в частности, отчетли-
вое выражение и в деле «Человека-Волка», также представленном как
«фрагмент» анализа. Стоит обратить внимание на термины, с помощью
которых Фрейд оправдывал характер – а также продолжительность –
предпринятого им лечения:
«Анализы, приводящие в короткий срок к благоприятному исходу, ценны
для самочувствия терапевта и служат доказательством врачебного значения
психоанализа; для успехов научного познания они, по большей части, ничего
не дают. На них ничему новому не научишься. Они только потому так быстро
удаются, что все необходимое известно уже заранее. Новое можно узнать толь-
 ко из анализов, представляющих особые трудности, для преодоления которых
требуется, конечно, много времени. Только в таких случаях удается добрать-
ся до самых глубоких и примитивных слоев душевного развития и там найти
разрешение проблем позднейших душевных формирований. Тогда начинаешь
думать, что только тот анализ, который проник так далеко, заслуживает этого
названия. Разумеется, один только случай не учит всему, что хотелось бы знать.
Вернее говоря, он мог бы научить всему, если только сам в состоянии все по-
нимать и не вынужден довольствоваться немногим благодаря собственной не-
опытности при восприятии»18.

Случай Человека-Волка (1918) являлся уникальным и первым в сво-

ем роде: он представлял собой во многих отношениях исключительное
исследование ex post детского невроза, на котором автор решил сосре-
доточиться по причинам, изложенным им ранее. Для Фрейда этот случай
обретал особую важность в контексте полемики, которую он вел тогда
с Карлом Густавом Юнгом и Альфредом Адлером о теоретической роли
истории детских бессознательных представлений в образовании невро-
зов. Между тем, в его понимании решение подобного теоретического
В гостях у «Казуса»

вопроса представлялось неотделимым от исследования конкретного

казуса, от его описания (это слово настойчиво повторялось на первых
страницах статьи). Именно на основе описания данных, выявленных в
ходе аналитической работы, постепенно вырабатывались интерпрета-
тивная модель и объяснительная гипотеза. Последняя, в свою очередь,
играла роль в проверке имеющейся рабочей теории. Изучение казуса
создавало, таким образом, возможность для эксперимента, выводы из
которого сохраняли промежуточный характер. Объяснительная гипо-
теза, предложенная Фрейдом, была основана на новом расположении
260
элементов, составляющих казус, модель которого она выстраивала: она
призвана была охватить «то, что не поддается “знанию”, технике и тео-
рии»19. По замыслу Фрейда, такая гипотеза требовала дополнительных
проверок, необходимых, чтобы испытать ее состоятельность.
Казус в данном случае составлял загадку, которую нужно было ре-
шить. Таким образом речь шла об интерпретации. Но вместе с тем – и о
выработке некоей теоретической конструкции. Препятствия, с которы-
ми сталкиваются различные казуистические практики, также выглядят
загадками, но они обычно принимают такой вид по отношению к корпусу
ясно сформулированных правил, которые можно считать устоявшимися.
Парадигматическим казусам – простым, легко подстраивающимся под
правило, пригодность и исполнимость которого они иллюстрируют, –
Альберт Джонсен и Стивен Тулмин противопоставляют такие, которые
лишь частично соответствуют норме или же могут подчиняться несколь-
ким различным, не согласующимся и даже противоречащим друг другу
нормам: они выявляют двойственность ситуации и показывают, «что
интерпретация правила никогда не может быть полностью выражена в
самом правиле». Таким образом, осмысление казуса и решение, к ко-
торому оно должно привести, состоят не столько в пересмотре правил,
сколько в постановке проблемы, в создании некоего «казуса сознания»,
объяснение которого требует учета обстоятельств – топик – состав-
ляющих его своеобразие. Данное усилие заставляет покинуть простран-
ство прерываемой в ходе него номологической дедукции и применить
к особой ситуации «практические аргументы». Оно требует проверки:
«Обстоятельства того или иного конкретного казуса составляют ос-
нование, на которое опирается любой сделанный в ходе его изучения
вывод. Что касается общих соображений, имевших значение в схожих
ситуациях, то они представляют собой доводы, помогающие разрешать
будущие казусы. Таким образом, решение любой проблемы обретает
презумпцию правильности. Убедительность этого решения зависит от
сходства между настоящим и предыдущими казусами, а его справедли-
вость может быть поставлена под вопрос (или опровергнута) в ситуаци-
ях, признанных исключительными». В более узких рамках католической
пост-тридентской казуистики С. Боарини также выделяет два глубоко
различных подхода, между которыми обнаруживается то же самое про-
тивостояние. Разного рода «частным» примерам, призванным тем или
иным образом подкреплять предписания Церкви в области доктрины,
противостоят такие, которые рассматриваются как «исключения» и не
поддаются простой трактовке, согласно имеющимся нормам. О каждом
из них необходимо договариваться отдельно, что предполагает возврат

«Казусное» мышление
к рефлексии относительно самих существующих норм и их возможного
взаимодействия в свете обстоятельств, которые данная особая ситуация
требует принять в расчет при вынесении суждения20.
В средневековой юридической казуистике, особенности мысли-
тельных операций которой анализирует Ян Тома, это противостояние
становится еще более явным. Уже в древнеримском праве значительное
место занимал подход, глубоко отличный от обращения к юридическому
прецеденту; он был связан с техникой правотворчества и одновременно
представлял собой прием обучения с помощью «вопросов» (quaestiones),
которые преподаватели задавали студентам. Являлись ли рассматри-
ваемые ими казусы вымышленными или отражали реальные правовые 261
ситуации, в любом случае они делали возможным признать ограничен-
ность доступных для использования юридических аргументов перед ли-
цом конкретной ситуации, которую они не позволяли разрешить. Таким
образом, в изобретении понятия морального лица, разработку которого
Я. Тома прослеживает с XII по XIII вв., отразились как имевшие место в
действительности спорные ситуации (кому должно перейти имущество
общины, если остался в живых лишь один ее член? а если умерли все ее
члены?), так и абстрактные модели, придуманные, дабы заострить по-
ставленный вопрос до крайности с целью испытать пригодность пред-
ложенных решений. Между тем, эти выходящие за рамки обыденного,
пограничные казусы не призваны были навечно оставаться таковыми.
Выявляемые с их помощью юридические «тупики», из которых они по-
зволяли найти выход, не рассматривались только как исключительные
ситуации, и «то, что было придумано для одного конкретного случая,
оказывалось применимо и ко всем прочим, которые он в себе содер-
жал». Крайний случай, благодаря своему разрешению, призван был
«утвердиться в качестве постоянной гипотезы». В этой двусторонней
игре между исключением и правилом Я. Тома усматривает существен-
ную черту правотворчества: «Казуистика здесь позволяет нам уловить
зачастую упускаемый из виду аспект истории права, если не самого
права: неустранимость не только обстоятельств, в которых действует
право (поскольку оно призвано квалифицировать факты), но и самой
сути правовых решений, принимающих форму не столько абстрактных
норм, сколько исключений, провозглашаемых константами»21.
 КАК ДАТЬ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О КАЗУСЕ:
ТЕСНЫЕ РАМКИ ПОВЕСТВОВАНИЯ

Перейдем теперь ко второй особенности «казусного» мышления,

важность которой мы отметили. Создать казус означает вычленить
некую ситуацию, реконструировать ее обстоятельства (ее контекст) и
вновь включить их в историю, призванную дать представление об осо-
бом взаимодействии условий, которое из своеобразия рождает казус.
Клинический метод практиковался в медицине, будь то с теорети-
ческой подоплекой или без нее, задолго до того, как он вышел в конце
XVIII в. на первый план среди методов научных наблюдений. Со времен
Античности внимание к «случаю» в изначальном смысле этого слова,
соединяя лечение больного и индивидуальный уход за ним с последо-
вательной и скрупулезной записью симптомов, позволяющих опреде-
лить данную конкретную патологию, никуда не исчезало. Казус, таким
образом, оказался изначально вписан в середину треугольника Гиппо-
крата. Предполагалось, что сама история болезни дает врачу, а затем
В гостях у «Казуса»

читателю составленных им записей возможность сопоставить общие,

систематизированные, но формальные знания специалиста с реальны-
ми симптомами – с неповторимым опытом конкретного больного. За-
тем уже сравнение клинических картин должно было, в свою очередь,
сделать возможным выделение типов и, при необходимости, выявление
объясняющих закономерностей22. Речь здесь идет, как известно, об
очень давней традиции в истории западной медицины. Мишель Фуко,
разоблачавший ее иллюзорную непрерывность, предположил, что она
262 восстановила свой авторитет и нашла применение лишь с утверждени-
ем новой рациональности власти, которая, с его точки зрения, пришлась
на время возникновения наук о человеке, т.е. на конец XVIII – начало
XIX в. Именно тогда, если следовать Фуко, получили признание инди-
видуальные различия, о чем свидетельствовало создание новых наук об
обществе, а также процедур, призванных иначе это общество дисцип-
линировать. Вместе взятые, они «понизили порог, начиная с которого
индивидуальность подлежит описанию, и превратили описание в сред-
ство контроля и метод господства». Именно тогда «экзамен со всеми его
техниками документации превращает каждого индивида в конкретный
“случай”. Случай представляет собой одновременно и объект для отрас-
ли знания, и объект для ветви власти».
Эту модель, которая, как полагал Фуко, породила формы объекти-
вированной и дисциплинированной индивидуальности, характерной
для современных обществ, ученый отчетливо противопоставлял клас-
сической казуистике. «Отныне случай (…) не есть совокупность об-
стоятельств, определяющая действие и способная видоизменить при-
менение правила; случай есть индивид, поскольку его можно описать,
оценить, измерить, сравнить с другими в самой его индивидуально-
сти»23. Мы ясно видим, что два типа практики различаются не только по
формальным признакам, но программами и самими условиями, делаю-
щими эти программы возможными. Тем не менее, возникает желание
слегка смягчить столь жесткое противопоставление. При всей новизне
проекта и технических приемов того, что Фуко называет экзаменом,
«установлением – одновременно ритуальным и «научным» – индиви-
дуальных различий», признание за каждым индивидом его своеобра-
зия уже присутствовало в казуистических подходах задолго до начала
дисциплинирования западных обществ. Оно появилось, по крайней
мере, одновременно с обязательной индивидуальной исповедью, вве-
денной IV Латеранским собором (1215): требуя от каждого верующего
«тщательно вопрошать свою совесть» и предлагая ему изложить перед
лицом Церкви при помощи исповедника обстоятельства своего греха,
это нововведение определяло когнитивные и доказательственные рам-
ки «казуса совести» и в то же время создавало условия для возможной
объективации внутреннего мира24.
В конце концов, сам Зигмунд Фрейд в письме пастору Оскару Пфи-
стеру указал на преемственность между психоанализом и практикой
католических исповедников, «наших предшественников». И он же, на-
чиная с «Этюдов об истерии» (1895), удивлялся особенному характеру
этих «историй болезни» (Krankengeschichte), которые представляли со-
бой изложения казусов и могли, по его словам, «читаться, как романы,

«Казусное» мышление
и были, так сказать, лишены характера серьезной научности. Я должен
утешиться тем, что этот результат связан, скорее, с природой объекта,
чем с моими предпочтениями»25. Мы хотим сказать, что отчет о казусе в
том виде, в каком он сложился в трудах по психоанализу, действитель-
но соединяет в себе две истории, которые предстают неразрывно свя-
занными: уникальную историю пациента и историю отношений между
пациентом и врачом. И происходит это «в одном и том же тексте», как
подчеркивает М. де Серто, усматривающий здесь отчетливое осознание
аналитического лечения как диалогического процесса: «Нарративность
определяется дефицитом теории. С этой точки зрения, роман есть от- 263
ношение, которое теория поддерживает с событийными проявлениями
своих собственных границ»26. Это удвоение, о праве собственности на
которое постоянно заявляли представители фрейдистской школы, нель-
зя распространить на все виды казусов. Не всегда их возникновение бы-
вает так тесно связано с взаимными отношениями, в которые вступает
аналитик и которые изменяют условия их описания и интерпретации,
требуя, в то же время, постоянного пересмотра теоретических посылок.
И не все из них, надо признать, бывают срежиссированы с таким выс-
шим – подчас авторитарным – мастерством, с каким сам Фрейд пред-
ставлял сообществу свои знаменитые казусы.
Как бы то ни было, обращение к повествованию присутствует в
различных формах во всех юридических, моральных и религиозных
казуистиках. Оно помогает обрисовать ситуацию, понять, как она могла
развиться до возникновения проблемы или того, из чего сумели сделать
проблему. Любой казус есть продукт истории. Он вторичен независимо
от того, «реальна» эта история или вымышлена: в большинстве случаев –
мы к этому еще вернемся – она претерпевает селекцию и переработку,
в результате чего подобное разделение стирается и становится несуще-
ственным. Решающее же значение имеет то, что эта история фиксирует
ход процесса и складывание обстоятельств, определяющих событие как
казус. В классической католической казуистике эти обстоятельства, ко-
нечно же, подлежали систематической классификации, составляющей
шкалу грехов, но, комбинируясь по-разному, они создавали возможно-
сти для появления и обозначения областей аксиологической неопре-
деленности. В новой казуистике, например, в той, что была порождена
 американской биоэтической рефлексией, представленной Фрэнсисом
Зиммерманном, они помогают «контекстуализировать моральную ар-
гументацию» и в то же время подвергают ее проверке27. Центральное
положение, занимаемое повествованием, обнаруживается и в менее
очевидных случаях. В частности, в том, на который обращает внимание
Жан-Филипп Антуан, показывая, что «превращение в отдельные казу-
сы» жизнеописаний художников позволило Вазари осмыслить историю
искусства как «сплетение казусов», как совокупность дифференциро-
ванных конфигураций, составленных из частных опытов. Особенности
этих конструкций ему предстояло выявить, чтобы иметь возможность
их сравнить и вписать в общую коллекцию частных случаев28. Именно
ткань повествования прежде всего создает казус. Что это означает? От-
ветить на этот вопрос можно по-разному.
Первый и наиболее общий ответ – может быть, слишком общий –
связан с результатами жизненного опыта современников, нередуцируе-
мую форму которого, как показал Поль Рикер, образует повествование.
С его точки зрения, восприятие темпоральности требует «непрямого
В гостях у «Казуса»

повествовательного дискурса», чтобы придать форму гетерогенному

и фрагментарному опыту. Не случайно в завершение своих рассужде-
ний философ решил проиллюстрировать этот тезис, проведя параллель
между психоаналитической проработкой (Durcharbeitung) и трудом
историка. Как и любая другая, «история казуса», с его точки зрения,
приводит пример процесса – в данном случае процесса лечения, – в
ходе которого «невнятные и невыносимые обрывки прошлого» сме-
няются «связной и приемлемой историей». В более широком смысле
264
повествование следует понимать не только как способ изложения, но и
как то, что позволяет собрать осколки истории, не существующей вне
его, и придать ей порядок и форму29. Как и у историков, выводы пси-
хоаналитиков неотделимы от повествования, «потому что опираются на
само повествование как единое целое» (Фрейд тоже упорно на этом на-
стаивал и, представляя казус Доры, упрекал своих коллег в том, что они
описывают наблюдения за истериками, не принимая во внимание усло-
вий, в которых эти наблюдения проводились). Кроме того, без связного
повествования невозможна никакая доказательность. Казусы юристов,
богословов или психоаналитиков – это не просто истории. Они обра-
зуют системы аргументации, предназначенные убеждать сообщества
экспертов, ученых, читателей, людей, принимающих решения, и т.д. и
облеченные в форму историй.
Здесь мы переходим ко второму важному моменту. Хотя казус и
стремится передать некий временной опыт, он не тождествен этому
опыту. Он производит селекцию в массе имеющихся данных, реорга-
низуя и, при необходимости, стилизуя ее элементы в предварительно
заданных концептуальных рамках. Он не воспроизводит реальности,
или «подлинной истории», а производит ее (поэтому Фрейд и настаивал
на фрагментарном характере своих случаев). И здесь исчезает проти-
воположность между историей и фикцией, или, точнее, она становится
несущественной именно потому, что описание казуса создает конст-
рукцию, принимающую форму «подлинной фикции» (по выражению
Поль-Лорана Ассуна). Для приложения казуистической мысли открыва-
ется таким образом широчайший спектр возможностей: от изобретения
теоретических фикций, задействованных, например, в юридических
рассуждениях, до отчета об эксперименте или полевом исследовании; с
занимающими промежуточное положение формами – чаще встречаю-
щимися, пожалуй, в общественных науках, – в которых стилизация
прототипа и оценка большей или меньшей близости к нему сочетаются
с описанием конкретного эмпирического опыта. Как бы то ни было, за
всеми этими попытками стоит стремление не столько восстановить дей-
ствительность, сколько, пользуясь метким выражением Клода Эмбера,
«схватить реальное»30.
Отмеченная насыщенность повествования при характеристике ка-
зуса приводит нас, в конечном счете, к постановке вопроса об опера-
ционных приемах, свойственных общественным наукам и отличающих
их от наук номологических. Под углубленным изучением казуса чаще
всего понимают выбор микроскопической оптики, как будто бы толь-
ко она одна и дает возможность одновременно конкретного и общего
(холистического) охвата объекта антропологической науки31. Такое
прочтение двусмысленно (возможно, потому, что при нем содержатель-

«Казусное» мышление
ность нарастает в силу уменьшения поля зрения, откуда и проистекает
растерянность, которую породили среди некоторых историков предло-
жения и подходы микроистории). Но, главное, оно не затрагивает сути
дела. Необходимость и значение повествования заставляют обратить
внимание на глубинное родство, существующее между клиническим и
историческим методами, которое, в свою очередь, указывает на родство
между подходами социологов и историков. Их действительно объединя-
ет то, что они прибегают к описаниям и сравнениям казусов, никогда не
доводя их до инертного состояния взаимозаменяемых примеров, нахо-
дящихся внутри одной и той же категории, или простых статистических 265
единиц, которые можно подсчитывать, если они отвечают однозначным
критериям для исключения или включения в классификацию по родам
и видам. Использование индуктивного подхода или простое перечисле-
ние элементов совокупности без пропусков и повторов – совершаю-
щиеся как одно, так и другое путем вертикального восхождения – до-
статочны для идентификации подобных базовых элементов и для их
формализации в совокупность, которую можно определить «расшири-
тельно». Их достаточно и для того, чтобы выделить в качестве научных
«случайностей» совпадения, повторяющиеся в рамках эксперимента в
собственном смысле слова. Дедуктивный подход можно изобразить как
проходящую вдоль той же вертикальной оси необходимую связь между
общими принципами и дефинициями и особенными экзистенциальны-
ми следствиями, которые можно из них вывести и которые, в результате
опровержения или подтверждения, должны установить адекватность
гипотезы результатам эмпирического наблюдения. В противополож-
ность им «казусное» мышление рождает понятия, которые, сталкиваясь
горизонтально с наборами казусов и перестраивая их, то есть придавая
идеально-типическую форму существенным чертам последовательной
интерпретации их семантических аналогий и их каузальной вероятно-
сти, – ставят на свое эпистемологически верное место вопрос о том, что
значит в науках о человеке «говорить и писать правду» об исторических
состояниях мира. Но это место ненадежно, потому что его логическое
определение никак не может превратиться в замкнутую систему правил
перехода от казуса к казусу и вынуждает эпистемолога совершить путь
столь же извилистый, как и каскад пересмотров, задающих ритм чере-
 дованию исключений и правил в зависимости от изменений контекста,
оценку которым дает «казусное» мышление.
Пожалуй, у Макса Вебера можно найти самые точные рассуждения
об исторической аргументации компаративиста, выявляющие всю ее
специфику, т.е. ее отличие от простого статистического сравнения меж-
ду «совпадающими колебаниями», интерпретируемыми вне всякого
развития или контекста переменных, а также то, что не позволяет све-
сти ее к категоризации по родам. Анализ идеально-типической логики
обнаруживает, что общего имеет веберовская методология образования
социологических понятий с процессом формулирования общих поло-
жений в логике диагностики, опирающейся исключительно на клиниче-
скую базу. Подобно исторической социологии, клиническое описание
основано на схематизации и сравнении наблюдаемых случаев, которые
делают сконструированные таким образом идеальные типы пригод-
ными для выявления сходства и различий между новыми случаями.
По-видимому, именно здесь решительно дает о себе знать неизбежное
при выявлении казуса превращение любого исторического описания в
В гостях у «Казуса»

повествование. Именно повествование призвано учесть и сформули-

ровать отличительные черты, составляющие казус, дабы сделать их до-
ступными для анализа наряду со всеми интерпретационными, дескрип-
тивными и экспликативными гипотезами. Постижение наблюдаемых
или реконструируемых состояний окружающего мира тоже всегда есть
повествование о взаимодействиях, смоделированных последовательны-
ми и взаимосвязанными расчетами. Только в этом случае повествование
может открыть путь «нескончаемому» анализу, говоря словами Фрейда.
И данное замечание наверняка относится не только к психоанализу, но
266
и ко многим другим методам, особенно, если мы не захотим упустить
ни одной из важных составляющих, столь же бесчисленных при работе
по описанию фактического материала, как и существенные вопросы,
которые можно этим составляющим задать32.
(перевод Л.А. Пименовой)

1
Revel J., Passeron J.-Cl. Penser par cas: rai-
sonner à partir de singularités // Penser par
cas / Ed. par J. Revel et J.-Cl. Passeron. P.,
2005. P. 9–44. Статья публикуется с лю-
безного разрешения авторов – примеч.
ред.
2
Daston L. Strange facts, plain facts, and
the texture of scientific experience in
the Enlightenment // Proof and persua-
sion. Essays on authority, objectivity and
evidence, Tournai, Brepols / Ed. by S.
5
Marchand, E. Lunbeck. Turnhout, 1997. P.
42–59.
3
Hartog F. Le XIXe siècle et l’histoire: Le cas
Fustel de Coulanges. P., 1988. P. 13, 217–
221.
4
Moi, Pierre Rivière, ayant égorgé ma mère,
ma soeur et mon frère: Un cas de parricide
au XIXe siècle / Présenté par M. Foucault et
al. P., 1973. P. 10–13. Конечно, подобные
примеры можно было бы множить до
бесконечности. Здесь уместно напом-
нить, что казус не может определяться
размерами избранного объекта: важно
не путать их с интенсивностью изуче-
ния, которому он подвергается. С этой
точки зрения, «Средиземноморье» Ф.
Броделя составляет такой же казус, как
и объекты, избираемые микро-истори-
ками (масштаб этих объектов, в действи-
тельности, бывает самый разный).
Ж.-К. Парьянт удачно характеризует
семантическую свободу имени собст-
венного, анализируя то замешательство,
в котором «мы» оказались бы, читая,
например, что «Жан-Поль Сартр завер-
шает свои “Очерки модальной логики”.
Как и любая деиктика, имя собственное
слепо направляет внимание к рефе-
ренту, никогда не имея возможности
 в полной мере определить его; но как
«обозначающее» (согласно ставшему
классическим выражению Доннеллана)
оно ставит одновременно целый ряд
вопросов об истинности высказанных
им утверждений в соответствии с его
«прагматической включенностью» в
коммуникативную ситуацию. Реакции
читателя этой информации будут варь-
ироваться между отторжением и при-
нятием на веру в зависимости от другой
информации, образующей контекст его
восприятия фразы и соединяющей все
контексты, в которых ему уже прихо-
дилось что-либо слышать или читать о
Сартре. Даже будучи грамматически
именами нарицательными, социологи-
ческие понятия – неизбежно идеаль-
но-типические – разделяют с именами
собственными эту индикативность: их
невозможно исчерпывающе опреде-
лить через закрытый перечень родовых
свойств, и они идентифицируют то, о
чем говорят, лишь ссылаясь на набор ка-
зусов, в определении которых неизбеж-
но будут встречаться имена собственные
и дейктики или перифразы, содержащие
другие имена собственные. См.: Pariente
J.-Cl. Le nom propre et la prédication dans
les langues naturelles // Langages. 1982.
№ 66 spécial: Le nom propre. P. 37–39.
6
Jonsen A., Toulmin S. The Abuse of casu-
istry: A History of moral reasoning. Berke-
ley-Los Angeles, 1988. См. также: Jonsen
A., Toulmin S. A quoi sert la casuistique //
Penser par cas. P. 95–127.
7
Философы-интуитивисты, для которых
непосредственное восприятие особой
сущности составляет высшую форму по-
знания по сравнению с любым рассуж-
дением, оказали влияние – в настоящее
время исчезающее – на первые кон-
цептуальные построения общественных
наук. Однако Ницше, рассуждения ко-
торого основывались на историческом
анализе, предложил исследователям
другую суггестивную модель, более
близкую их методам – модель прорабо-
танного воссоздания концептуального
смысла отдельного казуса: иллюстраци-
ей этому может служить его описание
«происхождения» трагедии или фило-
софии досократиков. Именно на «Генеа-
логию морали» Ницше ссылался Вебер в
доказательство своего идеального типа
«религиозной переоценки страдания» в
христианстве.
8
Пьер Ливе показывает адекватность та-
кого типа формализации, действующей
путем пересмотра правил и исключе-
ний из них в зависимости от контекста,
привычным рассуждениям историка или
социолога в статье: Livet P. Formaliser
l’argumentation en restant sensible au
contexte // L’argumentation : preuve et
persuasion / Ed. par M. de Fornel, J.-Cl.
Passeron. P., 2002. P. 49–66.
9
Этот же вопрос был поставлен в другом
контексте Карло Гинзбургом: Ginzburg
C. Spie. Radici di un paradigma indiziario
// Crisi della ragione / A cura di A. Gar-
gani. Turin, 1979. P. 59–106 (Русский
перевод: Гинзбург К. Приметы. Уликовая
парадигма и ее корни // Гинзбург К. Ми-
фы-эмблемы-приметы. Морфология и
история. М., 2004. С. 189–241 – примеч.
ред.). Живейший отклик, который по-
лучил этот текст, а также разнообразие
прочтений, которым он подвергался,
вполне могут послужить характеристике
«Казусное» мышление
рассматриваемой здесь интеллектуаль-
ной и научной конъюнктуры.
10
Так, Тома Павель находит, что сердце-
виной романа Нового времени является
«аксиологическая недетерминирован-
ность», составляющая его глубинную
движущую силу. См.: Pavel Th. Fiction
et perplexité morale (Conférence Marc
Bloch, juin 2003, на правах рукописи).
См. также: Pavel Th. La pensée du roman.
P., 2003.
11
Здесь мы отсылаем к замечаниям социо-
лога Говарда Беккера. Cм. его « Заклю- 267
чение» в: What is a case? Exploring the
foundations of social inquiry / Ed. by Ch.
C. Ragin, H. S. Becker. Cambridge, 1992.
12
См.: Ibid. (особенно статьи Чарльза
Рейджина: Ragin Ch.C. Cases of “What is
a case?” // Ibid. P. 1–18; Idem. “Casing”
and the process of social inquiry // Ibid. P.
217–226).
13
Речь идет о статьях, помещенных в сбор-
ник: Penser par cas / Ed. par J. Revel et
J.-Cl. Passeron. P., 2005 – примеч. ред.
14
Первое поколение американской социо-
логии охватывает период с 90-х годов
XIX в. до начала Первой мировой войны.
Лидером этого поколения был А. Смолл
(1854–1926), декан департамента социо-
логии в Чикагском университете и глав-
ный редактор «Американского журнала
социологии» – примеч. ред.
15
Чикагская школа социологии (или
Чикагская школа человеческой эколо-
гии) – группа социологов Чикагского
университета работавшая в первой
половине XX в. Для школы характерны
применение количественных подходов
в исследовании и строгой методологии
анализа данных, а также акцент на про-
блемах социологии города – примеч.
ред.
 16
Carroy J. L’étude de cas psychologique et
psychanalytique (XIXe siècle–début du
XXe siècle) // Penser par cas. P. 201–228.
17
Freud S. Fragment d’une analyse d’hystérie:
(Dora) // Freud S. Cinq psychanalyses. P.,
1954. P. 2, 86. (Русский перевод: Фрейд
З. Фрагмент анализа истерии (История
болезни Доры) // Фрейд З. Зигмунд
Фрейд: Знаменитые случаи из практики.
М., 2007 – примеч. ред.).
18
Freud S. Extrait de l’histoire d’une névrose
infantile: (L’homme aux loups) // Ibid. P.
327–328. (Русский перевод: Фрейд З.
Из истории одного детского невроза:
(Случай Человека-Волка) // Там же. –
примеч. ред.).
19
Rudelic-Fernandez D. Logiques
cas : modèles et modalités // Le cas en
controverse / Ed. par P. Fedida, F. Villa.
P., 1999. P. 29–42, здесь P. 39; Cyssau C.
Fonctions théoriques du cas clinique: De la
В гостях у «Казуса»
construction singulière à l’exemple sériel
// Ibid. P. 59–82.
20
Jonsen A., Toulmin S. The Abuse of casuist-
ry. P. 35; Boarini S. Collection, comparaison,
concertation. Le traitement du cas, de la
casuistique moderne aux conférences de
consensus // Penser par cas. P. 129–157.
21
Thomas Y. L’extrême et l’ordinaire:
Remarques sur le cas médiéval de la
communauté disparue // Penser par cas. P.
268 45–73.
22
Pigeaud J. Aux sources du cas //
Nouvelle Revue de Psychanalyse. 1990. №
42: Histoires de cas. P. 65–81.
23
Foucault M. Surveiller et punir. Naissance
de la prison. P., 1975. P. 191, 193. (Русский
перевод: Фуко М. Надзирать и наказы-
вать. Рождение тюрьмы. М., 1999. С.
280 – примеч. ред.).
24
См.: Cariou P. Les idéalités casuistiques:
Aux origines de la psychanalyse, P., 1992.
Но для Фуко 1960–1970-х годов «пси»-
знания были неотделимы от совокуп-
ности процедур, призванных дисцип-
линировать индивида в современных
обществах, поэтому он, возможно, так и
стремится подчеркнуть их радикальную
новизну.
25
Le Brun J. Un genre littéraire, le cas ? Du
casus conscientiae à la Krankengeschichte
freudienne // Sinngeneratoren. Fremd-
und Selbstthematisierung in soziologisch-
historischer Perspektive / Hrsg. Von C.
Bohn, H. Willems, Konstanz, 2001. S. 139–
167; Certeau M. de. Le “roman” psychana-
lytique: Histoire et littérature // Certe-
au M. de. Histoire et psychanalyse entre
science et fiction. P., 1987. P. 118–147;
Assoun P.-L. Le récit freudien du symptôme
// Nouvelle Revue de Psychanalyse. 1990.
№ 42: Histoires de cas. P. 173–198.
26
Certeau M. de. Op. cit. P. 124.
27
Zimmermann F. La casuistique dans la
bio thique am ricaine // Penser par cas.
P. 159–170. Функции повествования не
ограничиваются аргументацией, так как
через обращение к косвенной речи оно
дает возможность принять во внимание
субъективность протагонистов, заметно
отличающуюся от тональности коммен-
тария к казусу. Стоит пойти по пути,
du подсказанному автором применительно
к другим видам «казусного» мышления.
28
Antoine J.-Ph. Les Vies de Vasari, l’histoire
de l’art et la “science sans nom” des cas //
Penser par cas. P. 171–199
29
Ricoeur P. Temps et récit. III : Le Temps
raconté. P., 1985. P. 356. В другом месте
Рикёр замечает, что Фрейд, по-видимо-
му, впрямую не говорил о повествова-
тельном характере психоаналитическо-
го опыта. Как мы видели, он, по меньшей
мере, задавался вопросом в связи с «ро-
манной» формой, какую принимают его
«истории болезни», и он высказывал со-
мнения относительно формы, в которой
следовало бы излагать историю каждого
случая (например, в начале второй главы
«Человека-Волка»).
30
Imbert Cl. Le cadastre des savoirs. Figures
de connaissance et prises de réel // Penser
par cas. Р. 255–279.
31
Именно это стандартное прочтение
отражено в большей части литературы,
посвященной case studies и монографи-
ческому исследованию. Он отстаива-
ется, например, в работе: A Case for the
Case Study / Ed. by J. Fagin, A. Orum, G.
Sjoberg. Chapel Hill; London, 1991, осо-
бенно P. 1–79.
32
См. выдержанные в том же духе размыш-
ления антрополога Клиффорда Гирца,
особенно в одном из самых знаменитых
его текстов: Geertz C. Thick description.
Toward an interpretative theory of culture
// Geertz C. The interpretation of cultures.
N.Y., 1973. Р. 3–30 (Русский перевод: Гирц
К. «Насыщенное описание»: в поисках
интерпретативной теории культуры //
Антология исследования культуры. СПб.,
1997. Т. 1. С. 171–199 – примеч. ред.).
шмуц/титул
шмуц/титул
шмуц/титул
шмуц/титул
 Anna Pojidaeva
«L’ENFANT QUE LA DAME PORTE DEFACIEZ»
OR MEDIEVAL MARGINAL DRAWINGS AND INSCRIPTIONS

Medieval marginal drawings and inscriptions are very various – the

more important is to differ their addressees. In the Early Middle Ages it was
frequently the miniaturist and the reader at the same time – however, some
inscriptions were surely addressed to the illuminator appealing to his visual
memory of the well-known themes. In XII–XIII centuries the appearance
of the laic ateliers gave an impetus for much more detailed instructions; the
visual baggage of the illuminator-monk was lost henceforth. Very frequently
some errors produced by the likeness of iconographic schemas of different
subjects could be registered, e.g. Flight to Egypt and Departure to Bethlehem.
The instructions of XIIIth century were appealing to the person ignoring
the majority of the Old and New Testament iconographical schemas so the
author of the instruction wrote «crowned king» instead «David». The next
step of the evolution of such an approach to the instruction was embodied in
the so called Renaissance program assuming the unique special description
for each original theme.

Alexandra Chirkova
273
MAY ONE DRAW ON THE PAPAL PRIVILEGES?
(THE CASE OF THE LATE 12th CENTURY)

The article commences with the fragment of the privilege granted on

November 11 1179 by Pope Alexander III (JL 13491; orig.: St. Petersburg
Institute of History (Russian Academy of Sciences), Historical Archives,
West-European section, coll. 41, n. 6/501) with the papal signature, on which
abbreviated subscripsi is written as a small snakelike creature which has one
eye, two ears and long twisted nose. This drawing seems unparalleled, since
there is no tradition of any zoomorphic images on any papal bull. Moreover,
under the guidance of Chancellor Roland, who still managed the Chancery
after being elected as the Pope Alexander III, the formal features of papal
privileges were unified and determined down to the smallest detail; even the
script itself became so uniform and invariable, that we can discern one scribe
from another with the great difficulty. Since we have no particular information
about the clerical staff in the Chancery of the period, one has to guess who
and why dared to depict this beast. But the later sources (the Rules of the
Chancery issued by Innocent III) and the paleographical study shows, that
the papal signature with the creature in the end was written by a scribe in the
presence of the Pope himself, all members of the Consistory and the clerks of
the Chancery. On the other privilege written by the same scribe and issued
on July 8 1179 (JL – ; orig.: Staatsarchiv Wolfenbüttel, 9 Urk. 5) one can see
a similar subscripsi-abbreviation. It is, however, simple, possessing no eye,
 smaller ears and short nose. On the privileges of 1178 and 1179 of Alexander
III another scribe demonstrated similar emerging tendency to decorate the
subscripsi-abbreviation. Later, some scribes of Lucius III, Clemens III and
Celestin III also produced peculiar forms of the papal signature. As the variety
of chancery hand was gradually levelled down, the necessity emerged to trace
the scribe who composed any particular document. Scribal marks would help
this after 1198, but even before them scribes were using any opportunity to
individualize their work (e.g. by means of graphical elements like initials and
Benevalete-monograms). An example of this intention is the aforesaid papal
signature with the zoomorphic abbreviated subscripsi.

Yulia Krylova
THE «POINTING FINGER», OR MYSTERY
OF THE MANUSCRIPT № 1693

The article considers the manuscript MS fr.1696 (15th century) from

Summarie

the National Library of France, containing the Book of the Knight of the
Tower written by Geoffroy de La Tour Landry. It analyzes the marginalia,
representing so-called maniculae – a hand with a finger pointing at a
particular part of text. Starting from the Carlo Ginzburg’s principle of an
274
evidential paradigm, the author makes an attempt to depict the psychological
portrait of un unknown reader of this manuscript, to determine his sex, social
status, mentality, reading preferences. The author analyzes the codicological
parrticulars of the BNF Ms. fr. 1693, the history of writing and circulation of
the Book of the night, the development of genres of admonition and nouvelle.
In the end the author comes to the conclusion that the marginal marks in
the manuscript were left, apparently, by a reader of the 15th century, a man,
belonging to the noblity, predisposed to moralizing and interested more in
human sins than in virtuous behavior of the Book’s characters.

Olga Togoeva
PORTRAIT OF JOAN OF ARC ON THE MARGIN
OF CLEMENT DE FAUQUEMBERGUE’S JOURNAL

The article deals with the idea of Imitatio Christi in some historical
sources devoted to the history of Joan of Arc (15th century). In particular,
the author analyses the unique lifetime «portrait» of Joan by Clement de
Fauquembergue, the secretary of the civil court of the Parliament of Paris
(1429). The author comes to conclusion that the features of this image drawn
on the margins of his Journal could tell us much more about the political
interests of Fauquembergue than it was thought before.
 Anton Kovalev
ON A MURDER, THAT REALLY TOOK PLACE,
BUT PROBABLY HAPPENED
IN A QUITE DIFFERENT SCENARIO
(«PLOT» OF THE YEAR 1174 A.D.
AND ITS REPRESENTATION IN THE OLD
RUSSIAN CHRONICLES)

The current article considers the conspiracy of 1174 and its perception in
Medieval Rus’. The author stresses locos communes of «Tale of the murder
of Andrej Bogolyubsky» and the possible ways by which the common places
could be received to the tale. Thus the article shows the connections between
«Tale» and a wide circle of Old Slavic Literature.

Pavel Blohin
EVIL BRINGING WEALTH?

Summarie
CASE OF 1349

The article is devoted to the analysis of the place of the Jewish community
in Freiburg in the 13th century and of the consequences of the advent of 275
the Black Death on its life and development. In particular the author deals
with the so called «conspiracy» of the Jews of Freiburg as charged by the
authorities in 1349, who allegedly poisoned the wells and were trying to put
to death the citizens of the city. The article analyses in detail the elements of
this legend of the «Jewish conspiracy», the social and professional standing
of the «conspirators», the text of the charges against them and its judicial
and political consequences.

Anna Seregina
«BEARING ARMS»: ENGLISH CATHOLICS
AND POLITICAL PROPAGANDA
IN THE 16–17th CENTURIES

The story of a Catholic Viscount Montague rushing to defend his

Protestant Queen and the country at the head of 200-men strong troop against
the Spanish Armada (1588), although no more than a myth, was successfully
exploited by generations of polemicists and historians in the course of the
last four centuries.
The present article analyses the origins of the myth of the «loyalist»
Montague, its purposes and functions, as well as its expropriation by Catholic
and Protestant pamphleteers of the late 16th – early 17th centuries.
 Dmitri Bovykine
A STORY OF HOW GENERAL HOCHE LEFT
FOR IRELAND BUT FOUND HIMSELF
IN PARIS

The article is focused on an episode in the history of the French Revolu-

tion of the XVIIIth century, which demonstrates many characteristic themes
of the period: the major role of scheming and conspiracy, an increasing im-
portance of republican armies, which only just started to take part in politics,
fragility of legislation and constitution, belief in right words and good laws,
single-hearted generals and faithful soldiers.
The Legislative corpus elections in summer 1797 were won by royalists.
There was a real threat of restoration of monarchy. In this situation three
out of five members of the Directory, an executive authority at the moment,
started to prepare a military coup under the guidance of Paul Barras, who
was a well-known master of intrigues. The key part in the coup was given to
a popular general of the Revolution Lazare Hoche, who was a staunch sup-
porter of the Republic. Under the pretext of future landing in Ireland, Hoche
Summarie

was meant to take a part of the army from the front and on his way to Brest
«accidentally» appear near Paris. However the movement of the troops be-
came known in the capital and the coup failed to succeed.
This episode used to be considered insignificant by historians and none
276 of them tried to look into it. In historiography the story of Hoche’s march
on Paris was very often overflowed with absurdity and inaccuracy, mistakes
and random interpretations of the events. This investigation, based on the
archival documents, reconstructs in details the anatomy of a coup from a
revolutionary era.

Andrey Kasatov
WHAT DOES WILLIAM
THE CONQUEROR’S FOUNDATION
CHARTER CONCEAL?

The present paper deals with the well known phenomenon in the his-
tory of Medieval Europe, i. e. forgeries. Author is going to undertake closer
investigation of a foundation charter composed allegedly by order of Wil-
liam the Conqueror’s in behalf of Selby abbey (Yorkshire) and preserved now
in the Archive of the Institut of History (RAS, St. Petersburg). There are no
doubts that Selby abbey was founded by William the Conqueror but all pre-
vious scholars were convinced that the charter is clearly a forgery. Neverthe-
less it hasn’t undergone the thorough paleographical or diplomatic analysis.
The historical events which might have led to its appearance also have never
been the object of special analysis.
 Based on observations of the predecessors paleographical and diplomat-
ic study made by author himself he has gone to conclusion that the charter
is well forgery and was composed somewhere between 1130–1160. At the
same time our charter has proper historical background and then it may refer
to partly true but transformed tradition.
The most possible motive for its compilation could be the struggle among
families of local nobility which turned into usual practice during the Anarchy
under King Stephen (1135–1154). It’s well known that the first mention of
Selby charter is dated to 1154 when King Stephen had undertaken the march
on Yorkshire to call to obedience some Philip de Colwell. It was he who had
had a castle constructed near Drax not far from Selby abbey itself. So his ac-
tions must have represented a real danger for Selby’s property. The called
charter might be composed by this time and handed over to the King for fu-
ture confirmation. It must protect monks and their estates from enormities on
the side of mentioned Philip de Colwell. With slight difference concerning a
list of rights and privileges the contest of William the Conqueror’s charter in
general finds parallels in the King Stephen’s charter itself.
To conclude the forgery of Selby abbey can be placed in wider historical
context being the sign of struggle shaken different religious institutions of
England for their freedom from both lay and ecclesiastical power during the
long disorder of King Stephen’s reign.

Summarie
Pavel Gabdrakhmanov
277
THE ROLL OF THE 13th CENTURY
FROM ST. PETER ABBEY ARCHIVE
IN GHENT: CASUS, REBUS, PARADOX?

The author of the article focuses his research on some particular features
of a medieval roll from the archive of the Abbey of Saint Peter in Ghent.
The roll contains a text which could be interpreted either as a catalog of
acts concerning the alter tributaries of this abbey or a register of the altar
tributaries themselves. In an attempt to solve this dilemma, the author makes
observations about ambivalent features of medieval culture, bringing to light
contradictory practices of administrative work of medieval scribes.

Igor Danilevski
THE LOST SEPTEMBER STYLE

The article suggests a method to identify the September style in the old
Rus’ chronicles’ dating. Traditional ways of the complete calendar dates analy-
sis could not help us to distinguish between the September dates, on the one
hand, and March and ultra-March ones, on the other. At the same time the au-
thor proves the use of the September dates in 11th–15th centuries in Rus’.
 УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ,
ОПУБЛИКОВАННЫХ В АЛЬМАНАХЕ
«КАЗУС. ИНДИВИДУАЛЬНОЕ И УНИКАЛЬНОЕ В
ИСТОРИИ».
ВЫП. 1–101

Абрамсон М.А. Четыре истории, рассказанные флорентийскими купца-

ми о самих себе – 4: 275–304.
Абрамсон М.А. Жизнь и вымысел в «Памятных записках» Бонаккорсо
Питти – 5: 397–417.
Анисимов Е.В. По ту сторону Иоанновского моста, или Страхи доносчи-
ка – 5: 111–125.
Антощенко А.В. История одной профессорской oтставки – 4: 234–272.
Баткин Л.М. Заметки о современном историческом разуме – 3: 62–96.
Бессмертная О.Ю. Вокруг последних работ Ю.Л. Бессмертного – 5:
278 479–483.
Бессмертная О.Ю. Иная логика странного прошлого: в ней ли казус? –
5: 497–512.
Бессмертная О.Ю. По-прежнему не подводя итогов… – 5: 576–583.
Бессмертная О.Ю. Мусульманский Азеф, или Игра в Другого: метамор-
фозы Магомета-Бека Хаджетлаше – 9: 209–298.
Бессмертный Ю.Л. Что за «Казус»?.. – 1: 7–24.
Бессмертный Ю.Л. Это странное ограбление... – 1: 29–40.
Бессмертный Ю.Л. Продолжаем наш поиск – 2: 9–12.
Бессмертный Ю.Л. Казус Бертрана де Борна, или «Хотят ли рыцари вой-
ны ?» – 2: 131–147.
Бессмертный Ю.Л. Многоликая история (Проблема интеграции микро-
и макроподходов) – 3: 52–61.
Бессмертный Ю.Л. Иная история (Вместо послесловия к статье П. Фрид-
мана и Г. Спигел) – 3: 165–177.
Бессмертный Ю.Л. Заметки о счастье и несчастье – 4: 13–15.
Бессмертный Ю.Л. Странное счастье рыцаря – 4: 53–72.
Бессмертный Ю.Л. Индивид и понятие частной жизни в средние века
(в поисках нового подхода) – 5: 484–491.
Бессмертный Ю.Л. О понятиях «Другой», «Чужой», «Иной» в современ-
ной социальной истории – 5: 492–496.
1
Выпуски альманаха обозначены цифрами от 1 до 10. 1 – Казус–1996 (М., 1997); 2 – Ка-
зус–1999 (М., 1999); 3 – Казус–2000 (М., 2000); 4 – Казус–2002 (М., 2002); 5 – Казус–2003
(М., 2003); 6 – Казус–2004 (М., 2005); 7 – Казус–2005 (М., 2006); 8 – Казус–2006 (М.,
2007); 9 – Казус–2007–2009 (М., 2012); 10 – Казус–2010–2013 (М., 2015).
Бессмертный Ю.Л., Бойцов М.А. Не подводя итогов... – 3: 178–184.
Бинненкаде А. «Женщина злобная и опасная». Художественный вымы-
сел как свойство судебных документов – 5: 365–392.
Блохин П.А. Зло, приносящее пользу? Дело 1349 года – 10: 000–000.
Бовыкин Д.Ю. Король умер?.. – 6: 328–350.
Бовыкин Д.Ю. Повесть о том, как генерал Гош отправился Ирландию, а
оказался в Париже – 10: 000–000.
Бойцов М.А. «Ребенок и глупец избрали короля...» – 1: 111–136.
Бойцов М.А. Вперед, к Геродоту! – 2: 17–41.
Бойцов М.А. Неутешный вдовец, или Тяжба со Смертью – 4: 73–93.
Бойцов М.А. Ограбление мертвых государей как всеобщее увлечение –
4: 137–201.
Бойцов М.А. Исторические встречи как казусы исторического созна-
ния – 5: 17–24.
Бойцов М.А. Живая власть мертвого тела. Комментарии к повествова-
нию старшего коллеги – 5: 167–253.
Бойцов М.А. О логических основаниях у Аттилы и о чем-то существенно
Ином – 5: 569–576.

Указатель статей
Бойцов М.А. Папский зонтик, бог Гелиос и судьбы России – 6: 99–154.
Бойцов М.А. Символический мимесис – в Средневековье, но не толь-
ко – 6: 355–396.
Бойцов М.А. Казус с «Одиссеем» – 6: 407–428.
Бойцов М.А. Выживет ли Клио при глобализации? – 7: 15–41.
Будницкий О.В. Евреи и ВЧК (1917 – 1921) – 9: 124–142.
Вавочкина И.Д. О пользе политических скандалов – 3: 375–394.
Венцель Х. Медиевистика филологов: между текстологией и культуро- 279
ведением – 7: 376–386.
Габдрахманов П.Ш. Имя и счастье в средневековой Фландрии – 4: 26–
44.
Габдрахманов П.Ш. Странности мнимые и реальные – 5: 539–542.
Габдрахманов П.Ш. Странная origo Бруны. О самосознании алтарных
трибутариев в Эно XIII века – 7: 307–328.
Габдрахманов П.Ш. Свиток XIII века из архива аббатства святого Петра
в Генте: казус, ребус, парадокс? – 10: 000–000.
Гавришина О.В. «Опыт прошлого»: понятие «уникальное» в современ-
ной теории истории – 4: 329–350.
Гавришина О.В. Локализация исторического – 5: 518.
Гинзбург К. Моя микроистория – 7: 343–353.
Говар К. Прослывшие ведьмами: четыре женщины, осужденные прево
Парижа в 1390–1391 годы – 3: 221–236.
Гренди Э. Еще раз о микроистории – 1: 291–302.
Гуревич А.Я. Казус с «Казусом» – 6: 401–406.
Гусарова Т.П. «Непотопляемый» Эбецкий – 7: 213–232.
Данилевский И.Н. Холопское счастье Даниила Заточника – 4: 94–107.
Данилевский И.Н. А был ли казус? Некоторые размышления об одной
перебранке, которой, вероятно, никогда не было… – 5: 337–364.
Данилевский И.Н. Потерянный сентябрьский стиль – 10: 000–000.
Дмитриева О.В. Пьянящее вино свободы (Дело о несостоявшейся госу-
дарственной измене сэра Джона Смита) – 1: 225–246.
Дмитриева О.В. Йоркширский «Расемон» (провинциальная трагикоме-
дия елизаветинских времен) – 2: 297–321.
 Дмитриева О.В. Дискредитация святого: Томас Беккет и английская ре-
формация – 5: 305–332.
Дмитриева О.В. Дело Артура Холла, добросовестного историка и неза-
дачливого парламентария – 7: 157–174.
Ермакова Л.М. «Лист красной бумаги под стеклом…» (Епископ Мацеёв-
ский, псалмы Давида и японская каллиграфия XVI в.) – 6: 179–207.
Жакоб Р. Когда судьи показывают язык – 8: 193–234.
Зарецкий Ю.П. Тело и его казни (Об автобиографизме Епифания Соло-
вецкого) – 3: 319–344.
Зарецкий Ю.П. Кто такие кацкари? – 9: 143–174.
Зверева В.В. «Новое солнце на Западе»: образ Беды Достопочтенного в
средневековых легендах – 3: 299–318.
Земцов В.Н. Насморк полководца, или Наполеон в Бородинском сраже-
нии – 3: 349–374.
Зенкин С.Н. Микроистория и филология – 8: 365–377.
Калмыкова Е.В. «Пророчество Джона Бридлингтонского», или Предска-
зание настоящего – 7: 60–87.
Каменский А.Б. История жизни Матвея Петровича Воейкова, землемера
Указатель статей

и дворянина – 7: 233–257.
Касатов А.А. Что скрывает дарственная грамота Вильгельма Завоевате-
ля? – 10: 000–000.
Ковалев А.В. Об одном убийстве, которое было, но, вероятно, проходило
по совсем другому сценарию («Заговор» 1174 г. и его освещение в
памятниках летописания) – 10: 000–000.
Копосов Н.Е. О невозможности микроистории – 3: 33–51.
280 Котомина А.А. Маргарита Наваррская: “Non inferiora secutus” – 1:
265–286.
Кошелева О.Е. Побег Воина – 1: 55–86.
Кошелева О.Е. Лето 1645 года: смена лиц на российском престоле – 2:
148–170.
Кошелева О.Е. Перепись населения Петербурга 1718 г. в свете микроис-
торического подхода – 3: 199–208.
Кошелева О.Е. Ракурсы «щастья» в России XVII–XVIII веков – 4: 108–
117.
Кошелева О.Е. Один из Иванов в эпоху Петра (опыт персональной исто-
рии) – 4: 305–325.
Кошелева О.Е. Фёкла и Фемида: Одноактная пиеса в трех сценах, писан-
ная подьячими санкт-питербурхского Нижнего суда, с прибавлени-
ем двух прологов и эпилога – 5: 418–440.
Кошелева О.Е. Понять непонятное? – 5: 542–546.
Кошелева О.Е. Краткая жизнь Дьяконова приюта: идеалы и повседнев-
ность – 8: 258–270.
Кром М.М. Защита Яганова, или «Тот ли добр, который что слышав, да не
скажет?» – 5: 92–110.
Крылов П.В. «Руан, Руан, умру ли я здесь?» – 6: 272- 288.
Крылова Ю.П. Насколько они другие? – 5: 523–525.
Крылова Ю.П. «Указующий перст», или Загадка манускрипта № 1693 –
10: 000–000.
Кулаева С.Б. Символика «телесного» подчинения в средние века – 7:
329–338.
Кулаева С.Б. Жесты власти – жесты молитвы. Исследование иконогра-
фии молитвенной жестикуляции – 8: 102–119.
Куприянов А.И. «Пагубная страсть» московского купца – 1: 87–106.
Куприянов А.И. Случай с подполковником Депрерадовичем – 3: 283–
294.
Куприянов А.И. «Не знатность нас счастливыми творит…» – 4: 118–
134.
Куприянов А.И. «Выбрить бороду и взять подписку». Культурный кон-
фликт в русском обществе XIX в. – 7: 258–270.
Левинсон К.А. «Частные» конфликты австрийских чиновников – 7:
194–212.
Левинсон К.А. Ашыпки, или Что значит «писать правильно»? – 8: 271–
295.
Ле Гофф Ж. О биографии исторического персонажа (Людовик Свя-
той) – 2: 101–116.
Людтке А. «История повседневности» в Германии после 1989 года – 2:
117–126.
МакКормик М. Карл Великий и Лев III: встреча в Падерборне в 799 г. Ре-

Указатель статей
презентация королевской власти и визуализация одной концепции
правления – 5: 25–41.
Малинин Ю.П. «И все объяты пламенем любовным, без помыслов дур-
ных» – 1: 41–54.
Марасинова Е.Н. «Душевно отстал я от всяких великосветских замыс-
лов» (Опыт исследования сознания российской дворянской элиты
последней трети XVIII – начала XIX века) – 3: 209–216.
Мёглен Ж.-М. «С веревкой на шее, с розгами в руках». Ритуал публично- 281
го покаяния в средневековой Европе – 8: 120–154.
Мёллер Б. Реликвия Лютера – 6: 155–178.
Михайлин В.Ю. Смерть героя – 9: 303–333.
Михина Е.М. Недолгая жизнь Николая Сунгурова – 5: 126–162.
Олейников А.А. Микроистория и генеалогия исторического опыта – 8:
378–392.
Опарина Т.А. «Корыстное крещение». Указ 1623 г. и следы его реализа-
ции – 9: 99–123.
Оттон Фрайзингский. О будущей жизни: («Хроника», книга 8) – 7:
107–152.
Осипян А.Л. За правами к королю. Власти, религия и конструирование
полезного прошлого армянской общиной Львова в XVI-XVII вв. – 8:
296–333.
Осипян А.Л. Vocatio Armenorum, или Что случилось с половцами в Галиц-
кой Руси? – 9: 67–98. ^
Пименова Л.А. Дело об ожерелье Марии Антуанетты – 1: 137–164.
Пименова Л.А. Как судейский крючок женился на герцогине, или Три
версии одной истории – 2: 236–266.
Пименова Л.А. О том, как поссорились его светлость герцог д’Эгюийон с
мессиром Лашалоте – 4: 202–233.
Пожидаева А.В. «Сотрите этого ребенка», или Эскизы и инструкции на
полях средневековых рукописей – 10: 000–000.
Райцес В.И. «Пастушка из Домреми»: генезис и семантика образа – 1:
251–264.
Райцес В.И. «Свидание в Шиноне». Опыт реконструкции – 5: 42–59.
 Ревель Ж., Пассерон Ж.-К. «Казусное» мышление: рассуждения, по-
строенные на частностях – 10: 000–000.
Ревякин А.В. Был ли заговор роялистов? (Жозеф Кайо и дело «Аксьон
франсэз») – 1: 165–194.
Репина Л.П. «Персональная история»: биография как средство истори-
ческого познания – 2: 76–100.
Репина Л.П. Историческая прерывность как антидот? – 5: 519–521.
Рудаков В.Н. Время «Ч» в древнерусских произведениях о монголо-тата-
рах – 9: 37–62.
Рычка В.М. «Летопись Аскольда»: Об источниковедческих мнимостях и
казусах историографии – 9: 15–27.
Савицкий Е.Е. Народная культура и размышляющие крестьяне.
Реплика по поводу статьи П.Ш. Габдрахманова – 4: 45–52.
Савицкий Е.Е. Эта странная русская «микроистория»… Инакость как
предел и как перспектива – 5: 546–569.
Свенцицкая И.С. Счастье и горе у древних греков – 4: 16–25.
Свенцицкая И.С. Доносчик и философ: (Римская империя I – начало II
в.) – 5: 77–91.
Указатель статей

Серегина А.Ю. Изгнание из Оксфорда – 7: 175–193.

Серегина А.Ю. «С оружием в руках»: английские католики и политиче-
ская пропаганда XVI – XVII веков – 10: 000–000.
Синицын А.А. Двенадцать тезисов о Штирлице, или Советский миф о
«Троянском коне» (Гомеровские приемы и мотивы в кинокартине
Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны») – 9: 334–367.
Смирнов А.В. Логические основания – мера инакости? – 5: 525–539.
282
Смирнов В.П. Судьба одной речи (18 июня 1940 года: эпизод – собы-
тие – символ) – 2: 171–194.
Степанов Б.Е. «Всех поименно назвать...»: (Слово в дискуссии) – 3:
97–107.
Тогоева О.И. Несостоявшийся поединок: Уильям Фелтон против Бертра-
на Дюгеклена – 1: 199–212.
Тогоева О.И. Жизнь и смерть Соломона, еврея из Барселоны – 2: 271–
296.
Тогоева О.И. «Уголовный регистр Шатле»: традиции и возможности из-
учения – 3: 189–198.
Тогоева О.И. Брошенная любовница, старая сводня, секретарь суда и
его уголовный регистр: (Интерпретация текста или интерпретация
интерпретации) – 3: 237–263.
Тогоева О.И. О казусах и судебных прецедентах – 3: 264–267.
Тогоева О.И. В плену у «исторической действительности» – 5: 60–72.
Тогоева О.И. Сказка о Синей Бороде, или Две жизни Жиля де Ре – 5:
254–304.
Тогоева О.И. Жанна д’Арк и бумага с водяными знаками: (История од-
ной случайной находки) – 6: 208–232.
Тогоева О.И. Блудница и город: казус Жанны д’Арк – 6: 237–271.
Тогоева О.И. Исполнение пророчеств: ветхозаветные герои Столетней
войны – 7: 88–106.
Тогоева О.И. Униженные и оскорбленные: Мужская честь и мужское
достоинство в средневековом суде – 8: 71–101.
Тогоева О.И. «Портрет» Жанны д’Арк на полях журнала Клемана де Фо-
камберга – 10: 000–000.
Толочко А.П. Как была разрушена Десятинная церковь в Киеве? – 9:
28–36.
Уваров П.Ю. Два брата-адвоката – 1: 213–224.
Уваров П.Ю. Апокатастасис, или Основной инстинкт историка – 3: 15–
32.
Уваров П.Ю. О невозможном и плодотворном – 3: 118–124.
Уваров П.Ю. Consommer avec moderation – 5: 513–517.
Усков Н.Ф. Убить монаха... – 2: 199–235.
Фридман П., Спигел Г. Иное Средневековье в новейшей американской
медиевистике – 3: 125–164.
Хаютина М.С. Повар или министр? Драгоценные треножники Доброго
Мужа Кэ – 6: 15–98.
Хорошкевич А.Л. Годунов и русский иконописец в записках Мартина
Груневега – 3: 273–282.
Черутти С. Микроистория: социальные отношения против культурных
моделей? – 7: 354–375.
Чиркова А.В. Как однажды в Шампани цензиву предпочли феоду. Казус
первой половины XIII века – 7: 275- 306.

Указатель статей
Чиркова А.В. Можно ли рисовать на папских привилегиях? (Казус конца
XII века) – 10: 000–000.
Чудинов А.В. Будни Французской революции: (истории заключенных
Нижней Оверни, рассказанные ими самими) – 2: 322–360.
Чудинов А.В. Обычные и необыкновенные приключения французского
гувернера в России XVIII в. – 5: 441–474.
Чудинов А.В. «Игра в слова», или Французская революция в восприятии
юной провинциалки – 6: 293–327. 283
Чудинов А.В. Многоликий Жильбер Ромм – 9: 179–208.
Шевырев А. П. Воспроизвести в самих себе?.. – 5: 522–523.
Шлюмбом Ю. Под взглядом врача, или Как роженицы становились паци-
ентками. Родильный дом при Гёттингенском университете на рубе-
же XVIII–XIX вв. – 8: 239–257.
Шрайнер К. Nudis pedibus: Шествие босиком как ритуал религиозный и
политический – 8: 15–70.
Шрайнер К. «Да лобзает он меня лобзаньем уст своих» – 8: 155–192.
Шукуров Р.М. Хафиз Ширази о грядущем – 7: 42–59.
Эйтингина М.Г. «Да соделаемся верными слугами…». Еврейская молит-
ва за российского императора – 8: 334–360.
Ястребицкая А.Л. «Приспособление к себе», или «эффект Бобчинско-
го»? – 3: 108–117.
составитель О.И. Тогоева
 ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИЛЛЮСТРАЦИЙ

ИЛЛЮСТРАЦИЯ НА ШМУЦАХ
https://commons.wikimedia.org/wiki/Giovanni_Battista_
Piranesi?uselang=ru#mediaviewer/File:Piranesi-10014.jpg (свободный
доступ)

Анна Пожидаева
«СОТРИТЕ ЭТОГО РЕБЕНКА»
284
Илл. 1: http://fr.wikipedia.org/wiki/Itala_de_Quedlinbourg (свободный до-
ступ).
Илл. 2:
http://www.europeanaregia.eu/en/manuscripts/paris-bibliotheque-nationale-
france-mss-nal-2334/en (свободный доступ).
Илл. 3: http://classes.bnf.fr/villard/feuillet/ (свободный доступ).
Илл. 4: Martin H. Les esquisses des miniatures // Revue archéologique. 1904. T.
4. № 6. P.17–45.
Илл. 5:
http://www.bl.uk/catalogues/illuminatedmanuscripts/ILLUMINBig.
ASP?size=big&IllID=19327 (свободный доступ).
Илл. 6: Фото из личного архива автора.

Александра Чиркова
МОЖНО ЛИ РИСОВАТЬ
НА ПАПСКИХ ПРИВИЛЕГИЯХ?
Илл. 1: Собрание Западноевропейской секции Архива СПбИИ РАН. Кол-
лекция 41, картон 501, № 6. Современная фотография.
Илл. 2, 4, 5: Марбургский архив фотодокументов: http://lba.hist.uni-marburg.
de/lba/ (свободный доступ).
Илл. 3: Собрание Западноевропейской секции Архива СПбИИ РАН. Кол-
лекция 41, картон 501, № 6. Современная фотография.
Илл. 6: Собрание Западноевропейской секции Архива СПбИИ РАН. Кол-
лекция 41, картон 502, № 1б. Современная фотография.
 Юлия Крылова
«УКАЗУЮЩИЙ ПЕРСТ»
Илл. 1–3: http://gallica.bnf.fr/ark:/12148/btv1b90588495.r=1693.langEN
(свободный доступ).

Ольга Тогоева
«ПОРТРЕТ» ЖАННЫ Д’АРК
Илл. 1: Le Nordez A.-L.-M. Jeanne d’Arc, racontée par l’image, d’après les
sculpteurs, les graveurs et les peintres. P., 1898. Р. 367.

Происхождение иллюстраций
Илл. 2: http://www.medievaltymes.com/courtyard/maciejowski_images_12.
htm)
(свободный доступ).
Илл. 3: http://gallica.bnf.fr/scripts/Notice.php?O=08100023 (свободный до-
ступ).
Илл. 4: http://lapaginadisanpaolo.unblog.fr/2008/03/page/5/ (свободный до-
ступ).
Илл. 5: http://brunoliljefors.org/painting-Albrecht%20Durer-Harrowing%20
of%20Hell-63634.htm (свободный доступ).
Илл. 6: http://www.kb.nl/kb/manuscripts (свободный доступ).

Андрей Касатов
ЧТО СКРЫВАЕТ ДАРСТВЕННАЯ ГРАМОТА?
285
Илл. 1: Собрание Западноевропейской секции Архива СПбИИ РАН (Колл.
18. «Англии я и Шотландия. Акты и письма»). Картон 381. № 1b латинская. Со-
временная фотография.
Илл. 2: Facsimiles of English Royal Writs to A. D. 1100: presented to Vivian
Hunter Galbraith / Ed. by T.A.M. Bishop and P. Chaplais. Oxford, 1957. Pl. XXV.
Илл. 3: Facsimiles of Royal and other charters in the British Museum / Ed. by
G.F. Warner and H.J. Ellis. London, 1903. № 14.
Илл. 4: http://www.bl.uk/catalogues/illuminatedmanuscripts/ (свободный
доступ).
 НАШИ АВТОРЫ

Блохин Павел Александрович – Астраханский государственный уни-

верситет. Сфера интересов: история средневековой Германии; история
средневекового города; история права и судопроизводства.
Бовыкин Дмитрий Юрьевич - Московский государственный универ-
ситет им. М.В. Ломоносова, Институт всеобщей истории РАН. Сфера
интересов: история Французской революции и контрреволюции.
Габдрахманов Павел Шавкатович – Институт всеобщей истории
РАН. Сфера интересов: история средневековой Фландрии; история се-
мьи; историческая демография; антропонимика.
Данилевский Игорь Николаевич – Научно-исследовательский уни-
286
верситет «Высшая школа экономики», Институт всеобщей истории
РАН. Сфера интересов: история Древней Руси; специальные историче-
ские дисциплины; источниковедение.
Касатов Андрей Александрович – Санкт-Петербургский институт
истории отделения РАН. Сфера интересов: английское и нормандское
имущественное право и правовая символика XI–XIII вв.; социально-
политическая история Англо-нормандского королевства XI–XIII вв.;
источниковедение.
Ковалев Антон Владимирович – Республиканский Институт Высшей
Школы (Минск, Беларусь). Сфера интересов: политическая история
Средних веков, текстология, герменевтика.
Крылова Юлия Петровна – Институт всеобщей истории РАН. Сфе-
ра интересов: история средневековой Франции; история чтения; сред-
невековая дидактика; палеография и кодикология.
Пассерон Жан-Клод – Высшая школа социальных исследований
(Париж, Франция). Сфера интересов: социология; эпистемология; исто-
рическая антропология; социология культуры и искусства.
Пожидаева Анна Владимировна – Российский Государственный гу-
манитарный университет, факультет истории искусства, кафедра всеоб-
щей истории искусства. Сфера интересов: христианская иконография;
миграция иконографических схем; декор рукописей V–XII вв.
Ревель Жак – Высшая школа социальных исследований (Париж,
Франция). Сфера интересов: история Западной Европы XVI–XVIII вв.;
социальная история; культурная антропология; методология истории и
микроистория.
 Серегина Анна Юрьевна – Институт всеобщей истории РАН. Сфера
интересов: история Англии XVI–XVII вв.; Реформация и контррефор-
мация.
Тогоева Ольга Игоревна – Институт всеобщей истории РАН. Сфера
интересов: история Франции; история права и правосознания; история
повседневности; методология истории.
Чиркова Александра Викторовна – Санкт-Петербургский институт
истории РАН. Сфера интересов: документы папской канцелярии XII–
XIV вв.

Наши авторы
287
 Научное издание

КАЗУС
Индивидуальное и уникалное
в истории
2010–2013

Утверждено к печати
Ученым советом
Института всеобщей истории
Российской академии наук

Редактор М.М. Леденман

Художник В.Ю. Яковлев
Художественный редактор Ю.И. Духовская
Технический редактор Т.А. Резникова
Корректоры

Подписано к печати 00.00.2000.

Формат 70 × 1001/16. Гарнитура Балтика.
Печать офсетная
Усл.печ.л. 00,0 + 0,0 вкл. Усл.кр.-отт. 00,0. Уч.-изд.л. 00,0
Тираж 000 экз. Тип. зак. 0000

Издательство “Наука”
117997, Москва, Профсоюзная ул., 90
E-mail: secret@naukaran.ru
www.naukaran.ru