Название дисциплины История и философия науки

Тема занятия История и философия науки

Вид занятия (лекция, практическое занятие и т.д.) зачет
Ф.И.О преподавателя Гриценко Василий Петрович
Группа Для всех направлений и
специальностей
Дата выдачи учебного материала 11-11-2020
Дата выполнения задания По расписанию
Контакты преподавателя (адрес электронной почты, postmodernist@mail.ru
WatsApp, Viber, ВКонтакте и т.п. )
телефон 89184707694

Задание: Законспектировать один из разделов учебного пособия История и философии

науки (Краснодар, КГУКИ, 2020). Название разделов выделено черным цветом. Прислать
для проверки конспект раздела объемом 7-10 страниц, шрифт 14, интервал 1. На титульном
листе указать Фамилию Имя, специальность в аспирантуре. Конспект прислать к 17
декабря.

История и философии науки. – Краснодар, КГУКИ, 2020.

Гриценко В.П.

ПРЕДМЕТ И ОСНОВНЫЕ КОНЦЕПЦИИ СОВРЕМЕННОЙ

ФИЛОСОФИИ НАУК2
ФИЛОСОФИЯ НАУКИ И ИСТОРИЯ НАУКИ, ИХ ВЗАИМОСВЯЗЬ........................................................................................2
ТРИ АСПЕКТА БЫТИЯ НАУКИ............................................................................................................................................7
ЭВОЛЮЦИЯ ПОДХОДОВ К АНАЛИЗУ НАУКИ (ПОЗИТИВИЗМ, НЕОПОЗИТИВИЗМ, ПОСТПОЗИТИВИЗМ).......................9
КОНЦЕПЦИЯ ЛИЧНОСТНОГО ЗНАНИЯ М. ПОЛАНИ......................................................................................................15
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ И КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮ НАУКИ......................................... 16
ПРОБЛЕМА ИНТЕРНАЛИЗМА И ЭКСТЕРНАЛИЗМА В ПОНИМАНИИ НАУЧНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ................................ 16
ЛИТЕРАТУРА..................................................................................................................................................................... 20
НАУКА В КУЛЬТУРЕ СОВРЕМЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ............................................................................... 21
ЛИТЕРАТУРА:.................................................................................................................................................................... 26
ВОЗНИКНОВЕНИЕ НАУКИ И ОСНОВНЫЕ СТАДИИ ЕЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ.................. 27
ПРЕДНАУКА И НАУКА В СОБСТВЕННОМ СМЫСЛЕ СЛОВА........................................................................................... 27
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПРЕДПОСЫЛОК (ЭЛЕМЕНТОВ) НАУЧНЫХ ЗНАНИЙ В ДРЕВНЕМ МИРЕ И В СРЕДНИЕ ВЕКА........ 28
СТАНОВЛЕНИЕ ОПЫТНОЙ НАУКИ В НОВОЕВРОПЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЕ........................................................................ 35
ЗАРОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕ КЛАССИЧЕСКОЙ НАУКИ.....................................................................................................37
ФОРМИРОВАНИЕ НАУКИ КАК ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ДИСЦИПЛИНАРНО-
ОРГАНИЗОВАННОЙ НАУКИ...............................................................................................................................................43
НЕКЛАССИЧЕСКАЯ НАУКА.............................................................................................................................................. 46
ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКАЯ НАУКА.....................................................................................................................................50
ТЕХНОЛОГИЧЕСКОЕ ПРИМЕНЕНИЕ НАУКИ. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ТЕХНИЧЕСКИХ НАУК..............................................54
ЛИТЕРАТУРА..................................................................................................................................................................... 56
СТРУКТУРА НАУЧНОГО ЗНАНИЯ........................................................................................................................ 57
ЭМПИРИЧЕСКИЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ УРОВНИ ПОЗНАНИЯ, КРИТЕРИИ ИХ РАЗЛИЧИЯ............................................. 57
СТРУКТУРА ЭМПИРИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ............................................................................................................................58
СТРУКТУРА ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ........................................................................................................................ 61
ОСНОВАНИЯ НАУКИ......................................................................................................................................................... 62
НАУЧНАЯ КАРТИНА МИРА............................................................................................................................................... 67
ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВАНИЯ НАУКИ............................................................................................................................. 70
ЛИТЕРАТУРА..................................................................................................................................................................... 72
ДИНАМИКА НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ.................................................................................................................. 72
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ НАУЧНОЙ КАРТИНЫ МИРА, ТЕОРЕТИЧЕСКИХ МОДЕЛЕЙ И ОПЫТА...........................................72
ЛОГИКА ГЕНЕРАЦИИ НОВОГО ЗНАНИЯ.......................................................................................................................... 77
РОЛЬ ФИЛОСОФИИ В ПОРОЖДЕНИИ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ............................................................................................81
ПРОБЛЕМНЫЕ СИТУАЦИИ В НАУКЕ: ПАРАДОКСЫ ИЛИ ПРОТИВОРЕЧИЯ...................................................................82
ЛИТЕРАТУРА:.................................................................................................................................................................... 85
НАУЧНЫЕ ТРАДИЦИИ И НАУЧНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ....................................................................................... 85
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ТРАДИЦИЙ И ВОЗНИКНОВЕНИЕ НОВОГО ЗНАНИЯ....................................................................... 85
ТИПЫ НАУЧНОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ............................................................................................................................. 91
ИСТОРИЧЕСКИЕ ТИПЫ НАУЧНОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ.................................................................................................96
ЛИТЕРАТУРА..................................................................................................................................................................... 97
ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННОГО ЭТАП РАЗВИТИЯ НАУКИ ПЕРСПЕКТИВЫ НАУЧНО-
ТЕХНИЧЕСКОГО ПРОГРЕССА............................................................................................................................... 97
ЛИТЕРАТУРА................................................................................................................................................................... 111
НАУКА КАК СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ..........................................................................................................111
РАЗЛИЧНЫЕ ПОДХОДЫ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ СОЦИАЛЬНОГО ИНСТИТУТА НАУКИ. СОЦИОЛОГИЯ ЗНАНИЯ КАК
ИСТОРИЧЕСКИ ПЕРВАЯ ФОРМА НАУКИ О НАУКЕ........................................................................................................111
ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫХ ФОРМ НАУЧНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ........................................117
НАУЧНЫЕ СООБЩЕСТВА И ИХ ИСТОРИЧЕСКИЕ ТИПЫ. ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ СПОСОБОВ ТРАНСЛЯЦИИ
НАУЧНЫХ ЗНАНИЙ..........................................................................................................................................................121
НАУКА И ОСНОВНЫЕ СФЕРЫ ЖИЗНИ ОБЩЕСТВА: ЭКОНОМИКА, ПОЛИТИКА, ВЛАСТЬ. ПРОБЛЕМА
ГОСУДАРСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ НАУКИ.......................................................................................................... 128
ЛИТЕРАТУРА.....................................................................................................................................................................131

ПРЕДМЕТ И ОСНОВНЫЕ КОНЦЕПЦИИ СОВРЕМЕННОЙ

ФИЛОСОФИИ НАУКИ

Философия науки и история науки, их взаимосвязь

Логика, методология и философия науки при всем различии своих профессиональных

исследовательских интересов представляют некое общее научное движение, которое правомерно
называть когнитологическим движением, так как все его участники интересуются изучением
когнитивных процессов, - считает Н.И. Кузнецова. Иными словами, пытаются решить проблему
“что значит знать? что есть знание?” При этом история всего этого движения в ХХ веке
показывает, что дифференциация и диверсификация профессиональных интересов различных
дисциплин, объединенных общей проблемой, вполне правомерны и совершенно необходимы.
Другое дело, что названные три дисциплины теснейшим образом связаны — таким образом, что
решение каких-то вопросов в области логики обязательно отзывается в философии и методологии
науки, а те события, которые происходят в области философии науки (т.е. актуализация
некоторых тем и проблем), — подталкивают к постановке и решению новых логико-
методологических вопросов. В комплексе когнитологического движения следует признать
присутствие еще одной дисциплины, а именно — истории науки. Для судьбы историко-научных
исследований как особой области познания, для выявления специфики истории науки как особой
профессии весьма важно, признают ли ее в рамках именно этого комплекса. В конце ХХ века для
истории науки это, как ни странно, болезненный методологический вопрос, так как ответ на него
определяет ее дисциплинарный имидж. Со своей стороны история науки является эмпирической
базой для любых исследований, анализирующих научное познание, и без проверки фактами
никакая конструкция в области философии науки не может претендовать на сколь-нибудь
серьезное значение и влияние. Так что вопрос о судьбе историко-научных исследований не может
считаться “посторонним” для комплекса когнитологических дисциплин.
***
Откуда берет начало та совокупность исследований, которую в ХХ веке именуют
“философией науки”?
Вопрос, как ни странно, совершенно открытый, ибо точку отсчета можно искать в общей
истории философии, и тогда, вероятно, “отцом” этого направления следует считать Аристотеля,
который сформулировал определение истины, рассуждал о нормах правильного мышления,
исследовал вопрос о категориальных основаниях познания мира. Другое дело, что при таком
подходе мы должны признать, что “философия науки” существует в эпоху Античности, когда еще
нет эмпирической науки в строгом смысле слова. Можно также проследить развитие философско-
методологического осмысления особенностей естественно-научного познания, начиная с Нового
Времени, когда наука уже стала неотъемлемой частью интеллектуальной культуры Западной
Европы, и тогда мы начнем отсчет с имен Фр.Бэкона, Локка, Юма, Декарта, Гассенди.
Очевидно однако: то, что исследовалось в ХХ веке в рамках философии науки, ближе
всего к размышлениям таких крупнейших мыслителей второй половины ХIХ века, как Г.
Гельмгольц, Э. Мах, Ч. Пирс, П. Дюгем и др. Естествознание в этот период достигло подлинного
расцвета и было признанным авторитетом в рамках европейской цивилизации. Здесь, бесспорно,
лежит зона “ближайших предшественников” современного философско-методологического
анализа науки.
Точкой отсчета “современного состояния” философии науки следует признать
институализацию соответствующих исследований. А это произошло в 1922 г. в Венском
университете, где была создана кафедра “философии индуктивных наук”, возглавил которую
Мориц Шлик. На базе руководимого им семинара возникло также неформальное сообщество —
Венский кружок, интенсивная работа которого и дала мощный вклад в создание базовых
представлений о вопросах, проблемах, темах, средствах и методах современных исследований
естественно-научного познания.
Каким же был исходный исследовательский проект Венского кружка, какие темы и
проблемы были тогда сформулированы и решались?
Работая в традициях философского эмпиризма, все участники этого неформального
объединения были, как известно, активными "антиметафизиками". Это был своего рода бунт
против философской традиции, и осознание этого бунта было важным элементом мировоззрения
участников общей работы.
Сложные научные высказывания понимались как сводимые (в конечном счете) к ряду
простейших высказываний, выражающих непосредственный опыт познающего субъекта. В
терминах этого непосредственного опыта устанавливается истинность или ложность
высказываний об объектах окружающего мира. Как известно, участники Венского кружка далее
разработали две версии подобного сведения: феноменалистскую и физикалистскую[2].
Основной задачей для Венского кружка был анализ языка науки, и знание обязательно
выступало в форме высказывания, предложения или высказывания. Логический анализ языка
науки подразумевал необходимость построения идеальных языков, в терминах которых
результаты реальной науки могут быть наилучшим образом формализованы и тем самым
выражено их подлинное содержание.
Таким образом, общей базой этого периода (и состояния) философии науки ХХ века
можно считать следующее: 1. антиметафизическое умонастроение; 2. основной задачей
признавался анализ языка науки; 3. знание понималось как высказывание; 4. исходной посылкой
анализа служило представление о том, что сложное знание можно разложить на элементарные
высказывания, выражающие непосредственный опыт, получив тем самым подтверждение его
подлинного смысла и значения; 5. процедура, указанная в п. 4, является, собственно говоря,
процедурой верификации, что и позволяет считать опытное подтверждение основной
характеристикой научного знания.
При таком подходе нет никакой необходимости даже вспоминать о сфере историко-
научных исследований, о необходимости быть ближе к историко-научным фактам да и к реальной
практике естествознания такой аналитик относится как к “черновому этапу”. “Высший этап” в
развитии знания наступает после прохождения процедуры его обоснования. Венский кружок
предлагал логический подход, проводил анализ соблюдения норм вывода, содержащихся в
научных рассуждениях. Это естественно для логики, которая по природе своей является
нормированием рассуждения, а не исследованием его. Логика — это наука о правильном
мышлении, или, другими словами, — наука о правильных рассуждениях (т.е. обеспечивающих при
истинности посылок истинность заключения). Этот взгляд на задачи логики сохраняется со
времен Аристотеля. Если логика вдруг поставит задачу изучить, как мыслит реальный ученый —
Иванов, Петров или Сидоров, то она просто закончится как логика[3].
Вспоминая об истории Венского кружка, хотелось бы отметить еще некоторые детали: во-
первых, это была настоящая научная работа, подразумевающая выдвижение идей, их разработку,
учитывая выдвинутые возражения и контраргументы, определенная последовательность в смене
предлагаемых теорий — иными словами, имеются все признаки хорошо организованной научной
деятельности в рамках единой исследовательской программы. Во-вторых, налицо также все
внешние институциональные признаки, позволяющие говорить о наличии реального направления:
была кафедра, работал семинар; в 1929 г. опубликован идейный манифест направления
(“Wissenschaftliche Weltauffassung — Der Wiener Kreis”, написанный Карнапом, Ганом и Нейратом);
с 1930 по 1939 гг. издавался периодический журнал “Erkenntnis”.
Работа Венского кружка прекратилась отнюдь не потому, что исходная программа была
полностью исчерпана или доказала свою несостоятельность, а по внешним, социальным причинам:
М. Шлик был убит, остальные участники кружка покидали страну, убегая от национал-социализма,
перебираясь в Англию и США (что поневоле способствовало более широкой пропаганде
развиваемого ими подхода).
Таким образом, основным наследием Венского кружка следует считать разработку
логических методов анализа научного знания и построение логики науки, которая, как нам теперь
представляется, была исторически первой формой “современной философии науки” и поныне
сохраняет свое значение в этом своем качестве.
Второй этап в развитии философии науки ХХ века начался с работ Карла Поппера. Но
подлинный расцвет нового подхода — это годы после Второй Мировой войны, в рамках
возглавляемого им направления “критического рационализма”. В географическом смысле работа
теперь шла в Лондонской школе экономики и политических наук. С середины 50-х до конца 70-х
годов это направление доминирует в философии науки, являясь организатором самых интересных
дискуссий, семинаров и публикаций. Творческий дух этого направления чрезвычайно высок.
Обратим внимание, что с самого начала (“Logik der Forschung” К. Поппера опубликована
в 1934 г.) новый лидер выступает с идеями пересмотра тематики, переформулировки проблем и
исследовательской программы анализа научного знания. Поппер был не участником Венского
кружка, а последовательным критиком его исследовательской программы (что часто путали,
искажая картину идейной эволюции философии науки). Идейной атаке был подвергнут принцип
верификации, взамен которого Поппер выдвинул принцип фальсификации, т.е. критерием
подлинного научного знания выступала теперь возможность его опытного опровержения. Это
принципиально меняло образ самой науки: если для Венского кружка наука выступала в качестве
системы строго доказанных высказываний, то, по Попперу, ученые должны признать
принципиальную погрешимость своих построений, понять, что осознание своей “ошибки” — суть
благо, что критика есть подлинный двигатель научного прогресса. Его построения были уже не
логическими (в указанном выше смысле слова), а методологическими, так как вели ученого
вперед, строили адекватный образ динамики научного поиска и тем самым служили научному
творчеству. И из первоначально поставленной задачи построения логической теории научного
знания вырастала новая — построение теории развития науки.
В силу такой общей картины, на которую опирался новый подход, именно Поппер и его
ученики подошли к признанию роли истории науки, к признанию того факта, что философия (или
методология) науки в своих поисках должны быть коррелированы с тем, что знает история науки,
поскольку только последняя представляет процессы научного изменения, процессы филиации
идей и теорий, дает эмпирическую картину того, как происходила смена научных теорий
(например, птолемеевская картина сменялась коперниканской, а ньютонова механика — теорией
относительности). История науки не способна вскрыть закономерности и механизмы этого
динамического процесса, однако философско-методологические построения как раз помогают их
выявить. Необходимость союза философии, методологии и истории науки становится
необходимым элементом мировоззрения всего попперианства.
В рамках “критического рационализма” были построены несколько концепций развития
науки: фальсификационизм Поппера, концепция методологии научно-исследовательских
программ И.Лакатоса и “анархическая методология” П.Фейерабенда. Теория научных революций
Томаса Куна (смена парадигм) была построена, что очень важно подчеркнуть, в идейно-
мировоззренческом противопоставлении подходу, который предложил Поппер и который был
развит трудами его последователей.
Речь шла о выявлении специфики “методологии науки” в отличие от “философии науки”.
Методология, как соглашались все, кто работал в “попперовском окружении”, — должна
помогать ученому решать актуальные научные задачи. Поппер неоднократно подчеркивал, что
философия интересует его только постольку, поскольку она может внести вклад в общее дело
познания мира, спосбствовать прогрессу науки. “Наука представляет собой один из немногих
видов человеческой деятельности — возможно, единственный, — в котором ошибки
подвергаются систематической критике и со временем довольно часто исправляются. Это дает нам
основание говорить, что в науке мы часто учимся на своих ошибках и что прогресс в данной
области возможен”[4].
Можно только заметить, что уверенность Поппера в возможность методологических
концепций помочь делу реального научного прогресса весьма ослабевает у его учеников и
последователей. Лакатос в своих притязаниях гораздо скромнее. Показывая, как можно
анализировать реальные научно-исследовательские программы, он предостерегает и методолога, и
ученого от “резких решений”, даже если некая исследовательская программа переживает период
так называемого “регрессивного сдвига” проблем. История науки демонстрирует, что зачастую
после периода регресса наступает новый, более плодотворный период, и нет никаких гарантий,
что “угасшая” было программа не вспыхнет новым, неожиданным светом[5]... В любом случае, как
бы ни решался вопрос о предпочтениях или выборе программ, методология науки должна уметь
“зарегистрировать счета” конкурентов. Что же касается “анархиста” Фейерабенда, то он
показывает, что при решении научных задач, по сути дела, может помочь все, что угодно
(принцип “ anything goes”), и дело методологии — предельно раскрепостить творческий дух
ученого. В методологии науки в этом плане нет и не может быть каких-то окончательных теорий,
концепций, положений, которых ученый просто обязан придерживаться[6].
Судьбу концепции Томаса Куна, с нашей точки зрения, должно анализировать не в ряду
эволюции “критического рационализма”, а в контексте противопоставления ему. Как это
высказывал в своих выступлениях М.А. Розов, Кун может считаться человеком, совершившим
“коперниканский переворот” в философии и методологии науки[7].
Речь идет о принципиальной смене позиции: о переходе от нормативно-методологического
описания науки к дескриптивному подходу, когда задача анализа состоит в том, чтобы описать
происходящие в науке процессы, а не предлагать формализацию научных теорий или
методологические решения[8]. Только при такой постановке вопроса можно четко отличить
методологию науки от философии науки, причем последняя понимается как обычная дисциплина,
имеющая свой эмпирический базис (историко-научные исследования), свои теоретические схемы
и модели, которые могут сопоставляться с фактами и проверяться ими. Речь идет о смене
модальности анализа науки: от долженствования — к модальности существования. Кун показал в
рамках своей концепции, что ученый (как член научного сообщества) определен некоторыми
традициями (программами) и что задача “философа науки” состоит в том, чтобы выявить эти
“программы” (парадигмы)[9] и показать механизмы их изменений.
Характерно, что Кун в своей критике Поппера останавливается именно на
принципиальных моментах фальсификационизма; его возражения против концепции развития
науки Поппера — это критика основных категориальных расчлений и “ключевых слов” этого
подхода. (Я имею в виду его статью “Logic of discovery or phychology of research?”,
опубликованной в “Criticism and the Growth of Knowledge”, 1970). Нельзя также не обратить
внимания на то, что Кун в идейном отношении по отношению к попперианству попал примерно в
такую же ситуацию, как сам Поппер — по отношению в Венскому кружку. Оба, с одной стороны,
обеспечивали преемственность традиции, с другой, — оба были радикальными идейными
критиками того сообщества, в котором начинали свою собственную работу. Оба они
переформулировали задачи и исходные посылки “философии науки” и видоизменили круг
проблем, которые следовало в ее рамках обсуждать и решать. Кун возражал Попперу по
преимуществу как историк науки, хотя именно благодаря Попперу философия науки стала
принимать во внимание результаты историко-научных исследований. Лакатос даже
сформулировал принцип: “история науки — пробный камень методологических концепций";
“история науки без философии науки слепа, философия науки без истории науки — пуста”[10].
Однако внезапная кончина Лакатоса в 1974 г. в какой-то степени прервала энергичное
развитие попперианства, и исследовательские интересы сообщества вновь сместились.
Катализаторами перехода к новому (третьему) периоду, который условно следует датировать от
конца 70-х гг. до современности, были явно выраженный социологизм концепции Куна, а также
новая картина научной деятельности, которую предложил Майкл Полани. Его книга опять-таки
“революционно” называлась “Personal Knowledge” (опубликована в Англии в 1958, в США —
1962 г.) и содержала подзаголовок “На пути в посткритической философии”. (Все это, разумеется,
ключевые слова, показывающие пафос противопоставления подходу “критического рационализма
с его представлениями о науке как Объективном Знании)”.
 Как же назвать современное состояние философии науки? Если ранее мы видели
слаженную работу определенных исследовательских групп, то сегодня напоказ выставляется
разнородность, “разношерстность” сообщества и провозглашается (в духе Фейерабенда)
необходимость методологического плюрализма подходов и концепций. “У нас нет и не должно
быть единой парадигмы!”[11].
Мощное влияние социологии знания как особого подхода — характерный признак
современного состояния, идет ли речь о работе методолога, философа или историка науки. В
наименьшей степени это умонастроение затронуло, конечно, логику.
Предшественниками современной социологии знания считают К. Маркса, М. Вебера, К.
Манхейма. Но можно заметить, что никто из них еще не ставил своей задачей показать
социальную обусловленность естественно-научного знания. В марксизме даже существовал тезис
об “относительной автономности” естествознания. Карл Манхейм в своей работе “Идеология и
утопия” замечал: мы не будем говорить о социальной обусловленности формулы “2х2”, мы будем
говорить только о фактах духовной культуры. (Можно, конечно, удивляться, что “2х2=4” не
признается фактом духовной культуры, но в принципе это замечание понятно).
Сегодняшнее сообщество “социологов науки и социологов знания” по своим установкам
почти антисциентисты. В историко-научной сфере доминирующим становится направление
социальной истории науки, пафос которого состоит в том, чтобы показать практически
“стопроцентную” социальную обусловленность научного знания.
Персонажи современных историко-научных описаний (те самые реальные Иванов, Петров,
Сидоров...) — это ученые, однако мотивы их поведения включают в основном поиски
финансирования, борьбу за признание, стремление к власти, интриги и тому подобное. Такой
подход приводит в конечном итоге к истории науки без науки... Историк науки теряет специфику
изучения когнитивных процессов[12].
Однако разве мы окончательно поняли, как развивается наука? Что такое наука? Что такое
теория? Что такое научно-исследовательская программа?.. Скорее, следует признать, что
современная философия науки просто забросила одну интеллектуальную игру и занялась другой.
И потому резонно спросить: хорошо ли это?
А что же происходит с областью историко-научных исследований? Можно признать, что
сегодня историк науки, действительно, находится на методологическом распутье. Траекторий
движений несколько:
1. Историю науки можно считать частью гражданской истории. Но последняя никогда не
изучала когнитивных процессов.
2. Историю естествознания можно считать частью естествознания. Но анализ прошлого с
точки зрения современного знания ведет к модернизации; мы теряем прошлое, перестаем быть
историками.
3. Методология науки смотрит на историю науки как на арсенал ходов мысли, некоторые
из которых были эффективны, другие — нет. История науки для методологии вспомогательная
область, откуда берут иллюстративные примеры, не очень заботясь об их конкретных
исторических свойствах. Это не подлинные события, а прецеденты.
4. Философия науки относится к истории науки более чем уважительно. Она существенно
способствует именно интенсивному, а не экстенсивному росту историко-научной работы,
предлагая модели, которые можно проверить.
5. Но сегодня социология науки толкает историю науки в другую сторону. Социологизация
проблематики не ведет к изучению когнитивных процессов.
Чтобы история науки окончательно не “потеряла лица”, ей важно осознавать себя частью
когнитологического комплекса.
***
В.А. Смирнов отмечал, что неопозитивистская программа анализа науки не была
статичной, но усложнялась и модифицировалась под влиянием критики и самокритики. Трудности
носили объективный характер и были связаны со сложностью рассматриваемых проблем и
неадекватностью имевшегося тогда в арсенале понятийного аппарата. Несмотря на эти трудности,
сама идея применения точных логико-математических средств для анализа науки продолжает
жить. В.А. Смирнов предупреждал, что у неискушенного читателя может возникнуть иллюзия о
неизбежности замены программы логического позитивизма более “прогрессивными”
разработками постпозитивизма (концепциями Куна, Лакатоса, Фейерабенда и др.). В
действительности здесь произошло падение уровня методологических исследований.
Постпозитивизм заменил проблему обоснования знания проблемой его социальной
обусловленности, философию науки — социологией науки, рациональные методы —
историческими экскурсами[13]... Например, постановка проблемы Куном о “несоизмеримости”
исторически сменяющих друг друга теорий несостоятельна. “Постановка этой проблемы
исторической школой в методологии базируется на неверной предпосылке, подменяющей
гносеологическую проблематику социологической... Идеи исторической школы, по моему мнению,
несостоятельны”[14]. Не соглашаясь полностью с такой оценкой, я хотела бы обратить внимание на
то, что правильная композиция различных дисциплин в рамках общего когнитологического
комплекса действительно представляет собой некоторую проблему.
[2]
См. например: Хилл Т.И. Современные теории познания. М.,1965. С.363-365.
[3]
В одном из своих устных выступлений В.А.Смирнов возражал против "психологизма" в
логике и методологии науки, апеллируя, по сути, к этому же аргументу. "Если бы математику
изучали опираясь на то, как в действительности вычисляют Петров или Иванов, это был бы конец
математики," — сказал он. (См.: Анисов А.М. Концепция научной философии В.А.Смирнова //
Философия науки. Вып. 2. М., 1996. С. 18.)
[4]
Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983. С. 327.
[5]
См.: Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ.
М., 1995. С. 116-124.
[6]
Нельзя не заметить, что в конечном счете аргументы Фейерабенда ведут в
своеобразному перформативному противоречию: ученому нужна методология, потому что только
она убедительно демонстрирует, что никакая методология ему не поможет.
[7]
См.: Философия естествознания ХХ века: итоги и перспективы (Материалы к Первому
Всероссийскому философскому конгрессу). М., 1997. С. 41.
[8]
О специфике исследовательской позиции Куна см. в моей работе: Кузнецова Н.И. Наука
в ее истории. М., 1982. С. 76-77.
[9]
Напомним, что слово "парадигма" означало для Куна, что в поле зрения философа науки
должна находиться не просто функционирующая теория, а именно теория, взятая в качестве
образца. На то, что некоторые теории в науке выполняют именно такую роль, просто не обращали
внимания представители логико-методологического подхода. Здесь нужен другой тип анализа, и
Кун много лет почти безуспешно пытался акцентировать на этом внимание своих критиков,
однако это не воспринималось ими всерьез.
[10]
Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. С. 90.
В.Н.Порус замечает, что эта фраза была ходячей в среде европейских философов науки; этот
афоризм вводил в обращение К. Хюбнер, аналогичную мысль высказывал и А. Эйнштейн (см.:
Там же. С. 229).
[11]
См. характеристику этого принципиального плюрализма в: Пестр Д. Социальная и
культурологическая история науки: новые определения, новые объекты, новые практики //
Вопросы истории естествознания и техники. 1996. № 3-4.
[12]
Более детальный анализ см.: Кузнецова Н.И., Розов М.А. История науки на распутье //
Вопросы истории естествознания и техники. 1996. № 1. С. 3-18.
[13]
См.: Анисов А.М. Концепция научной философии В.А.Смирнова. С. 19-20.
[14]
Смирнов В.А. Логический анализ теорий и отношений между ними // Логика научного
познания. М., 1987. С. 133.
Три аспекта бытия науки
Наука направлена на объективное отражение действительности и выявление ее
закономерностей. Она выступает как специфическая познавательная форма деятельности; как
система или совокупность дисциплинарных знаний, включающая естественные, социально -
гуманитарные и технические области знания, и как социальный институт. Институциональность
науки - это определенная форма коллективности, предполагающая четкую иерархию,
фиксируемую научными статусами, степенями, должностными обязанностями и формально
закрепленной позицией социальной ответственности. Институциональное понимание науки
указывает на определенную и устойчивую систему взаимоотношений между научными
организациями и членами научного сообщества при производстве научно-теоретического знания и
подготовке специализированных научных кадров. Институциональность науки предполагает и
социальный контроль, научную экспертизу проектов в процессе функционирования науки, а также
гласность научных достижений, и секретность значимых для безопасности страны проектов.
 Современная философия науки осуществляет рефлексию над наукой и от имени
естественнонаучного и гуманитарного знания пытается понять место науки в современной
цивилизации, ее отношения к этике, политике, религии. Тем самым философия науки выполняет
общекультурную функцию и выступает как особая сфера культуры. Философия науки имеет
статус исторического социокультурного знания и испытывает на себе влияние как со стороны
общего социокультурного фона эпохи, так и со стороны эпистемологических, методологических
исследований и теоретических подходов, развитых современными учеными.
Важно различать два значения философии науки: философии науки как направление
западной философии, включающее в себя оригинальные авторские модели развития науки, и
философии науки как теоретическая дисциплина, связанная с изучением общих закономерностей
научного познания и в его историческом развития и изменяющемся социокультурном контексте.
Философия науки как направление философии возникла в 19 столетии в деятельности первых
позитивистов: Конта, Милля, Спенсера и претерпело сложную эволюцию. Философия науки как
теоретическая дисциплина возникла в ответ на потребность осмыслить социокультурные функции
науки и последствия ее развития в условиях НТР. Это молодая дисциплина, заявившая о себе
лишь во второй половине ХХ в.
Философия науки, понятая как рефлексия над наукой, выделяет в качестве центральной
проблемы проблему роста научного знания. Вместе с тем круг основных проблем философии
науки достаточно широк. Первая треть ХХ в. была занята:
 построением целостной научной картины мира;
 исследованием соотношения детерминизма и причинности;
 динамических и статистических закономерностей.
Внимание привлекают также структурные компоненты научного исследования:
соотношение теории и факта, логики и интуиции; индукции и дедукции; анализа и синтеза;
открытия и обоснования. В последней трети ХХ в. обсуждается расширенное понятие научной
рациональности, обостряется конкуренция различных моделей роста науки, новую актуальность
приобретают критерии научности и методологические нормы. Возникает осознанное стремление к
историзации науки, выдвигается требование соотношения философии науки с ее историей.
Оформляются историцистская и методологическая версии развития науки, вновь обретает силу
вопрос о социальной детерминации научного знания, актуальными оказываются проблемы
гуманизации науки.
Философию науки следует отличать от достаточно близких ей науковедения, наукометрии,
социологии науки.
Социология науки исследует взаимоотношения института науки с социальной структурой
общества, типологию поведения ученых в различных социальных системах, динамику групповых
взаимодействий сообществ ученых, конкретные социокультурные условия развития науки в
различных типах обществ.
Науковедение, сложившееся к 60 гг. ХХ в., фиксирует общие тенденции
функционирования науки, оно направлено на описание теоретических основ политического и
государственного регулирования науки, выработку рекомендаций по повышению эффективности
научной деятельности, принципов организации, планирования и управления научным
исследованием.
Наукометрия - это область статистического изучения потоков научной информации,
динамики информационных массивов науки. Восходя к трудам школы Прайса, наукометрия
представляет собой применение методов математической статистики к анализу потока научных
публикаций, ссылочного аппарата, роста научных кадров, финансовых затрат.
Тематика философии науки развивается по трем направлениям:
 К первому относится круг вопросов, идущих от философии к науке и
отталкивающихся от специфики философского знания и определенной мировоззренческой
позиции.
 Ко второму - группа проблем возникающих внутри самой науки и нуждающаяся в
компетентном арбитре, в роли которого оказывается философия. Здесь тесно переплетены
специфические проблемы познавательной деятельности, модели и механизмы приращения
научного знания, эвристические методы и процедуры обоснования.
 К третьему относят проблемы взаимодействия науки и философии с учетом их
фундаментальных различий и возможных приложений. Особенно заметно радикальное влияние
философии в эпохи научных революций, связанных с возникновением античной математики,
коперниканским переворотом в астрономии, становлением классической научной картины мира,
революцией в естествознании на рубеже ХIХ - ХХ вв. и пр.

Эволюция подходов к анализу науки (позитивизм, неопозитивизм, постпозитивизм).

В истории формирования и развития науки можно выделить две крупные стадии. Первая
стадия связывается с зарождением науки, и поэтому получает название преднауки. Вторая –
охватывает собой период уже сформировавшегося научного познания, науки как познавательной
деятельности, системы знаний и социального института; в этом случае данная стадия получает
название науки в собственном смысле слова1. Стадия преднауки включает в себя науку Древнего
мира, Средневековья, а также отчасти Ренессанса. Соответственно стадия развитой науки, или
науки в собственном смысле слова, имеет своим началом эпоху Нового времени. Исходя из такой
позиции разделения науки на две стадии, можно утверждать, что наука сравнительно молодое
явление в культуре человечества: это детище Нового времени и существует она чуть более
четырех десятилетий.
Типология представлений о природе философии науки предполагает выявление той или
иной доминанты в философии науки. Например, методологически ориентированная философии
науки (критический рационализм К. Поппера), онтологически ориентированная (А. Уайтхед) или
исторически ориентированной. Философии науки может выступить как мировоззрение,
основанное на научных теориях; как область выявления предпосылок научного мышления; как
сфера экспликация понятий и теорий, когнитивного статуса научных законов.
Позитивистская традиция в философии науки является основной. Исторически
становление философии науки, как уже было отмечено, отнесено к моменту оформления первого
позитивизма - интеллектуального течения, охватившего многообразные сферы деятельности:
науку, политику, педагогику, философию, историографию. Позитивизм расцвел в Европе, когда
она вступила на путь индустриальной трансформации в период относительно стабильного
развития. Быстрые успехи в различных областях знания: математики, химии, биологии, физики -
делали науку все более популярной, приковывающей к себе всеобщее внимание. Научные методы
завладевали умами людей, престиж ученых повышался, наука превращалась в производительную
силу, отстаивала свою автономию. Научные открытия, с успехом применяемые в производстве,
преображали мир, изменяли образ жизни. Прогресс становился очевидным и необратимым.
Именно позитивисты посвятили свое философское творчество обоснованию положения, что
научное знание является эталонным и позитивным, то есть истинным, осмысленным, основанным
на наблюдении и объективном факте.
К общим программным требованиям позитивизма относят:
1 Утверждение примата науки и естественнонаучного метода.
2.Взгляд на развитие общества как на социальную физику, претендующую на статус
точной науки о естественных фактах человеческих отношений.
3. Вера в бесконечный рост прогресса, понятого как продукт человеческой
изобретательности и научной рациональности.
Позитивистское направление разделяется на ряд этапов: первый позитивизм, второй
позитивизм (конвенционализм, махизм, эмпириокритицизм), неопозитивизм (логический
позитивизм) и постпозитивизм. Поэтому эволюцию подходов к анализу науки можно представить
как эволюцию взглядов на науку в рамках позитивистской традиции в философии науки.
Концепция "позитивной (положительной) науки" наиболее полно представлена
французским мыслителем Огюстом Контом (1798-1857). В своем главном произведении "Курс
позитивной философии" в 6-ти тт., изданных в 1830-1846 гг., Конт выясняет пять значений
понятия "позитивное". Во-первых, в более общем смысле позитивное означает реальное в
противоположность химерическому. Во втором смысле - оно указывает на контраст между
полезным и негодным. В третьем - часто употребляется для определения противоположности
между достоверным и сомнительным; четвертое состоит в противопоставлении точного смутному.
Пятое применение менее употребительное, хотя столь же всеобщее – «положительное» как

1
См.: Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники: Учеб. пособие. – М.: Гардарика,
1996. – 400 с. – С. 42-69; Степин В.С. философия науки. Общие проблемы: учебник для аспирантов и
соискателей ученой степени кандидата наук. – М.: Гардарики, 2006. – 384 с. - С. 119-155.
назначенное "по своей природе преимущественно не разрушать, но организовывать"
употребляется как противоположное отрицательному.
Провозглашаемая Контом философия науки - философия нового типа, призвана
выполнить задачу систематизации и упорядочивания научных выводов. Это "здоровая
философия", которая предстает как строгая система, обобщающая результаты различных ветвей
научного познания, и только в этом значении она может иметь право на существование. В другой,
«метафизической философии», выясняющей конечные причины и всеобщие основания, нужды нет.
Конт широко пропагандирует идею научности применительно ко всем проявлениям природы и
общества. Наука есть высшее достижение интеллектуальной эволюции, она содействует
рациональной организации жизни всего общества.
Наука для О. Конта - это, прежде всего, знание, обладающее системой. Понятие научного
становится синонимом понятия позитивного, что, в первую очередь, означает «основанного на
наблюдении». Поэтому наука – это систематизированное, основанное на наблюдении знание,
которое доставляет субъекту познания объективные, то есть опытные, факты. При этом
объективные факты представляют собой не результат познания сущности того или иного явления
или процесса, а описание изучаемого явления. Наука, согласно О. Конту, должна отказаться от
проникновения в сущность вещей, от изучения первых или конечных причин явлений, а
ограничиться только описанием внешнего облика явлений. Целью науки должно стать не
объяснение фактов через их обобщение, а лишь описание данных опыта. При этом закон
понимается только лишь как функциональная зависимость, противостоящая причинно-
следственной зависимость, которая, в свою очередь, не входит в рассмотрение науки. Наука
должна устанавливать закономерности на основе объяснения одних явлений посредством других,
на основании существующих между ними отношений.
Идеалом так понятой науки является математика, она лежит в фундаменте контовской
классификации наук, представленной как движение от более простых наук к более сложным и от
более общих наук к частным. Следом за математикой Конт выделяет: астрономию, механику,
физику, химию, биологию и социологию. Отечественный методолог Грязнов Б.С. подчеркивал,
что своим подлинным открытием О. Конт считал не разработку классификации наук, а
установление закона изменения и развития методов. «По мере того, как явления усложняются,
они тем самым с гораздо большего числа различных сторон становятся доступными
исследованию»2. Основной научный метод – это наблюдение, но при переходе от астрономии,
которая основана на зрительном восприятии, к физике происходит включение других органов
чувств. Поэтому в физике возникает эксперимент, что понимается О. Контом как постоянное
наблюдение явлений вне их естественных условий, то есть в искусственно созданной обстановке.
В химии основным научным методом исследования продолжают оставаться наблюдение и
эксперимент, но добавляется метод рациональной номенклатуры (развитие химической
символики и введение химических формул). Новым методом в биологии становится
сравнительный метод, который при анализе социальных явлений в социологии трансформируется
в исторический метод.
Дж. С. Милль разделяет взгляды О. Конта на науку, но главной наукой, «наукой самой
науки» Милль считает логику. Философия науки сводится им к логике науки: «Философия науки
состоит из двух главных частей: из методов исследования и условий доказательства. Первые
указывают пути, по которым ум человеческий доходит до заключений, вторые – способ испытать
их достоверность. При полноте первые были бы орудием открытия, вторые – доказательства»3.
Знания являются научными, только при условии того, то они доказаны. Кроме наблюдения
основным научным методом у Дж. С. Милля выступает индукция. Научное знание всегда
начинается с исследования единичных случаев, от которого осуществляется переход к классу
случаев на основе единообразия. Таким образом, знание развивается за счет распространения
знания о единичных случаях на другие случаи, то есть за счет увеличения числа истин.
Другой представитель первого позитивизма Герберт Спенсер продолжает традицию в
анализе науки, начатую О. Контом и Дж. С. Миллем. Наука понимается как систематизированное
знание, основанное на опытном познании. Целью науки является выявление законов, которые
понимаются как отношения между явлениями, устанавливаемые на основе подобия и неподобия,
2
Цит. по: Грязнов Б.С. Учение о науке и ее развитии в философии О. Конта // Позитивизм и наука.
Критический очерк. – М.: Наука, 1975. – 245 с. – С. 39.
3
Цит. по: Грязнов Б.С. Проблемы науки в работах логиков-позитивистов в XIX в.: Д.С. Милль, У.С.
Джевонс // Позитивизм и наука. Критический очерк. – М.: Наука, 1975. – 245 с. – С. 71.
сходств и несходств признаков явлений. Таким образом, законы, исследуемые наукой,
понимаются исключительно как функциональная зависимость. Отличием научного от обыденного
знания является отдаленность от непосредственного восприятия: обыденные знания человек
получает при непосредственном восприятии, научное знание можно получить при расширении
восприятия с помощью умозаключений.
Таким образом, в своем анализе науки первые позитивисты уделяли внимание, прежде
всего, проблеме метода, систематизации научного знания и классификации наук. Позитивистский
анализ науки оставляет за пределами своего исследования историю науки как таковой. Данный
подход не рассматривает механизмы эволюции научного знания. Наука понимается как высший
этап развития человеческого мышления и его идеал, высшая ценность и достижение человечества.
Следующей ступенью в эволюции взглядов на науку выступил неопозитивистский образ
науки, который породил логико-эпистемологический подход к исследованию науки.
Возникновению такого подхода способствовали открытия, произошедшие в самой науки и
изменившие прежние научные представления о мире, а также ситуация в самой философии науки,
связанная с идеями второго позитивизма, или эмпириокритицизма. Открытие понятия поля и
явления электромагнитной индукции Майклом Фарадеем, создание теории электромагнитного
поля Джеймсом Максвеллом, открытие Джозефом Томсоном в 1897 г. электрона, обнаружение
явления радиоактивности Пьером Кюри и Марией Склодовской-Кюри положили конец
представлениям о неделимости атома и поставили под сомнение представления, принципы и
понятия прежней, классической, науки. Оказалось, что они воспроизводят не саму реальность, а
являются лишь абстракциями, которые могут заменяться другими. Поэтому основной проблемой
стало обоснование научных абстракций, чем и занялись представители второго позитивизма:
эмпириокритицизма и конвенционализма.
Продолжая традиции первого позитивизма, представитель эмпириокритицизма, известный
физик Э. Мах объявлял научные абстракции метафизическими допущениями. Он утверждал, что
как таковых материи, молекул, атомов, энергии, пространства, времени и других понятий не
существует, это всего лишь абстракции комплекса чувственных элементов, это всего лишь
понятия науки, экономящие мышление. Наука должна исследовать не эти метафизические
абстракции, а многообразную, всестороннюю взаимную зависимость чувственных элементов
между собой.
Основоположник конвенционализма, выдающийся математик Анри Пуанкаре утверждал,
что не только понятия, но и многие принципы и теории в науке всего лишь конвенционально
принятые положения. Конвенция – это соглашение. Ни один принцип, теория в науке не могут
быть более истинными, чем другие. Они могут быть лишь более удобными в использовании, о чем
ученые заключают соглашение.
Следующий этап в анализе науки связан с третьим, или логическим, позитивизмом, к
числу которого традиционно относят представителей «Венского кружка» (М. Шлик, Р. Карнап, О.
Нейрат и др.) и «Общества научной философии» (Г. Рейхенбах, К. Гемпель и др.). Было
провозглашено отношение к языку как к нейтральному средству познания, предложения и
термины которого адекватны результатам эксперимента. Основным требованием стала
унификация языка, построение единого языка науки при помощи символической логики с опорой
на язык физики. Программа логического анализа языка науки стала доминирующей, в силу чего
третий этап развития позитивизма получил название аналитический. Из языка науки изгонялись
все "псевдонаучные утверждения", к которым причислялись не только двусмысленности
обыденного языка, но и метафизические, философские положения о смысле жизни, сути бытия и
пр.
Продолжая традицию второго позитивизма, представители логического позитивизма
считали, что в языке отражаются чувственные данные субъекта, полученные им с помощью
непосредственного наблюдения. В науке эмпирические факты фиксируются в так называемых
протокольных предложениях. Примером научного протокольного предложения может служить
следующее: «химическое соединение при взаимодействии с лакмусом изменяет его цвет на
красный»; «летом 1976 г. на небе был обнаружен радиоисточник, излучающий короткие
радиоимпульсы». В отличие от эмпириокритицистов логические позитивисты утверждали, что
базис науки составляют не просто чувственные данные субъекта, а чувственные данные,
выраженные в языке, то есть зафиксированные в протокольном предложении. Таким образом,
базисом науки являются протокольные предложения, истинность которых устанавливается с
помощью метода наблюдения.
 Основным принципом, устанавливающим истинность, а значит и научность, согласно
логическим позитивистам, выступает верификация. Только те утверждения, которые могут быть
верифицированы, то есть подтверждены в ходе эмпирической проверки, могут быть истинными, а
значит и научными. Поэтому верификация здесь выступает не только методологическим
принципом, позволяющим установить истинность или ложность высказывания, но также
процедурой, разграничивающей науку и другие формы духовной деятельности (миф, религию,
искусство, философию и др.). Верификация – это критерий демаркации, принцип, позволяющий
различить науку и метафизику: если предложение верифицируемо, то оно научно, если нет –
значит, данное предложение нельзя причислять к сфере науки.
При этом по оценке Морица Шлика, философия на протяжении всей своей истории
представляет собой «хаос систем»4, «анархию воззрений». Философия не убеждает в том, что
«успех в решении самых упрямых проблем был все же достигнут»5, более того, «философия
просто никогда и не доходила до постановки подлинных «проблем»»6. Конец такому положению в
философии может быть положен в связи с «поворотом в философии», связанным с нахождением
методов. Ставка делается на наблюдение и эмпирическую науку. Наука понимается Шликом как
«система познавательных предложений, то есть истинных утверждений опыта»7. Философия же не
представляет собой систему утверждений опыта, философских истин не существует, поэтому
философия не является наукой, ей отказано в звании науки. «Ибо нигде не записано, что Царица
Наук сама должна быть наукой»8. Философия должна стать системой действий, деятельностью,
которая позволяет обнаруживать или определять значение предложений. «Наука занимается
истинностью предложений, а философия тем, что они на самом деле означают»9.
Другой важной темой логического позитивизма была проблема создания унифицированной
науки. Идея единства науки возникает в связи с реакцией на усиление дифференциации науки,
возникновением множества новых дисциплин и постоянным увеличением научных знаний.
Создание унифицированной науки мыслилось на основе разработки единого, унифицированного,
языка науки. Таким языком объявлялся язык протокольных предложений. Подобному
представлению о языке унифицированной науки более всего соответствовал язык физики.
Поэтому для неопозитивистов свойственен так называемый физикализм, то есть попытка
редуцировать язык науки к языку физии. Таким образом, построение унифицированной науки
возможно на основе языка «непосредственно данного», или протокольных предложений, идеалом
которого выступил язык физики.
Неопозитивистский образ науки включает в себя следующие положения:
- эмпирический фундаментализм: научное знание – это знание, которое состоит из
эмпирических высказываний;
- элиминация субъекта научного исследования: научное знание свободно от субъективных
и ценностных наслоений;
- основной метод науки – наблюдение;
- универсальный критерий истины – принцип верификации, который определяет знание
как истинное или научное только в случае его подтверждения опытом;
- специфика науки и научного метода, преlполагающего четкую демаркацию от других
форм интеллектуальной деятельности ;
-универсальность и неизменность (внеисторичность) понятия рациональности: сфера
рациональности строго совпадает со сферой науки.
На этапе постпозитивистской философии науки поле философской проблематики
расширяется за счет того, что наука теряет черты абстрактной, идеализированной системы
логических позитивистов, оборачивается к истории науки, включая в себя социокультурные
факторы и философскую проблематику.
Карл Поппер выступает с концепцией критического рационализма и критикует логических
позитивистов по многим положениям, в первую очередь, противопоставляя их принципу
верификации идею фальсификации. Фальсификация – это опровержение и понимается она как
методологическая процедура, позволяющая установить ложность гипотезы или теории на основе

4
Шлик М. Поворот в философии // аналитическая философия. Избранные тексты. – М.: МГУ, 1993. – С. 28.
5
Там же.
6
Там же. – С. 29.
7
Там же. – С. 30.
8
Там же. – С. 31.
9
Там же.
ее эмпирической проверки. Проблема демаркации, т. е. разграничения научного и ненаучного
знания, решается Поппером не с помощью эмпирического подтверждения знания (верификации), а
с помощью его опровержения эмпирическими данными (фальсификации). Только та теория может
считаться научной, которая реально или потенциально может быть эмпирически опровергнута.
Всякое знание, ложность которого еще не установлена, является лишь «предположительно
научным».
Таким образом, К. Поппер различал утверждения и теории фальсифицируемые, то есть
эмпирически обоснованные, и нефальсифицируемые, то есть которые не удовлетворяют
требованию фальсифицируемости. К первым можно отнести, например, теорию относительности
и квантовую теорию, ко вторым – формальные дисциплины (логика и математика) и, конечно же,
метафизические построения (философию, мифологию, религию). При этом подобное
разграничение не означало разделение на утверждения (теории) имеющие и не имеющие смысла.
В отличие от неопозитивистов К. Поппер подчеркивал, что нефальсифицируемые утверждения
(теории), то есть метафизика у неопозитивистов, имеют смысл (значение). Метафизика не наука
только лишь потому, что она непроверяема, точнее, неопровержима, но лишать ее смысла нельзя.
Наука – это знание, которое может быть фальсифицировано, это всего лишь предположительное
знание, которое рано или поздно будет опровергнуто.
Поппера часто объединяют с неопозитивистской традицией, хотя он, как и Л.
Витгенштейн, не был связан с деятельностью Венского кружка. Эта легенда развенчивается К.
Попером в «Ответе моим критикам», в «Автобиографии» он берет на себя ответственность за
«смерть» неопозитивизма. Нейрат назвал К. Поппера официальным оппонентом Венского кружка.
В противовес аналитикам о сути своей программы К.Поппер говорил так: «Хватит копаться в
словах и смыслах, важно разобраться в критикуемых теориях, обоснованиях и их ценности».
В центре внимания К. Поппера находится проблема роста научного знания. Ее решение
предполагает проведение демаркации - разграничения науки и ненауки. "Я хотел провести
различие между наукой и псевдонаукой, - пишет он, - прекрасно зная, что наука часто ошибается и
что псевдонаука может случайно натолкнуться на истину". Проблема демакации науки и ненауки
вызвана желанием освободить науку от иррациональных мифообразований, квазинаучных
явлений, экзистенциальных предпосылок и идеологических наслоений. Идея демаркации и
фальсификации - это два достижения К. Поппера, снискавшие ему шумную мировую славу.
В отличие от неопозитивистов, стремящихся к сведению знания к чистому эмпирическому
опыту, свободному от субъективных ощущений и выраженному в протокольных предложениях, К.
Поппер высказывает мысль о теоретической нагруженности фактов: «мы подходим ко всему в
свете заранее принятой теории»10; «в любой произвольно взятый момент мы – пленники
концептуального каркаса наших теорий, наших ожиданий, нашего предшествующего опыта,
нашего языка»11.
Таким образом, образ науки К. Поппера предполагает, во-первых, обусловленность
эмпирического теоретическим. Во-вторых, отбрасывание ложных утверждений, так как научное
знание – это всегда знание, которое может быть опровергнуто в результате опытной проверки. В-
третьих, К. Поппер не отказывается от метафизики, как это делали позитивисты, поскольку
разница между нефальсифицируемым знанием и предположительно фальсифицируемым
достаточно условна. В то же время концепция науки К. Поппера близка представлениям о науке
логических позитивистов: К. Поппер не отказывается от эмпирического фундаментализма, а лишь
заменяет верификацию фальсификацией; критерий научности (фальсификация) у него также
внеисторичен; эпистемология К. Поппера не учитывает роль субъекта. Поппер приходит к
различению трех миров: мира объектов или физических состояний; мира состояний сознания;
мира объективного содержания мышления, прежде всего содержания научных идей, поэтических
мыслей и произведений искусства. Эпистемология как теория научного знания связана с третьим
миром, существующим достаточно автономно. «Обитателями моего третьего мира являются,
прежде всего, теоретические системы, другими важными его жителями являются проблемы и
проблемные ситуации. Однако его наиболее важными обитателями… являются критические
рассуждения, и состояние дискуссий, и состояние критических споров». Автономия третьего мира
и обратное воздействие третьего мира на второй и даже на первый миры представляет собой один

10
Поппер К. Нормальная наука и опасности, связанные с ней // Кун Т. Структура научных революций. – М.:
ООО «Издательство АСТ», 2002. – 608 с. – С. 528.
11
Там же. – С. 534.
из самых важных фактов роста знания.
Гораздо ярче отличие от неопозитивистского образа науки можно увидеть в концепциях
науки Томаса Куна, Имре Лакатоса и Пола Фейерабенда.
Томас Сэмюэл Кун (1922) - американский историк и философ науки был сторонником
историко-эволюционистского направления. Он отстаивал антикумулятивистскую модель развития
научного знания, в которой история науки представляет собой дискретные процесс чередования
стадий научной революции и нормальной науки, характеризующей парадигму. Парадигма – это
эталон, образец способа постановки и решения исследовательских задач. История науки – это
также процесс конкурентной борьбы между научными сообществами, поддерживающими ту или
иную парадигму. Кун даже определяет науку как деятельность научных сообществ. Понятие
«научного сообщества» фиксирует коллективный характер накопления знания, создает и
поддерживает систему внутренних норм и идеалов, этос науки. Ученый может быть понят и
воспринят как ученый только в его принадлежности к определенному научному сообществу.
Образ науки, таким образом, включает в себя социокультурные аспекты науки – историю науки,
влияние научного сообщества, философские, этические и религиозные факторы, которые
оказывают влияние не то, какую теорию предпочесть в качестве парадигмы на стадии научной
революции. Критерии научности, рациональности, научный язык, методы – все это
детерминировано парадигмой, т. е. все исторично и изменчиво. В периоды кризисов в науке
происходит размножение теорий, одна из которых в последствии займет место предшествующей
парадигмы.
Имре Лакатос остаивает свою модель развития научного знания, основным элементом
которой является научно-исследовательская программа. И. Лакатос, также как большинство
постпозитивистов, в своих исследованиях науки опирается на историю науки, провозглашает
значительное влияние социокультурных и субъективных факторов на развитие науки,
подчеркивает роль философии в науке. По мнению И. Лакатоса, изучать науку невозможно без
опоры на историю науки, а «история науки без философии науки слепа»12.
Основная единица развития науки - научно-исследовательская программа - представляет
собой совокупность теорий и имеет определенную структуру:
- «жесткое ядро» - фундаментальные, частнонаучные и онтологические допущения,
которые сохраняются во всех теориях данной программы;
- «защитный пояс» - состоит из вспомогательных гипотез и обеспечивает сохранность
«жесткого ядра» от опровержений; он может быть модифицирован, частично или полностью
заменен при столкновении с контрпримерами;
- «положительная эвристика», «негативная эвристика» - нормативные методологические
правила-регулятивы, предписывающие, какие пути наиболее перспективны для дальнейшего
исследования, а каких путей следует избегать.
Наука развивается как процесс смены научно-исследовательских программ. Смена
программ понимается как научная революция. Новая научно-исследовательская программа
должна быть способной объяснить то, что не могла объяснить предшествующая программа. При
этом если одна программа уступает место другой, это еще не означает, что «старая» научно-
исследовательская программа должна быть отброшена. И. Лакатос говорит о терпимости к
«доказавшей свою несостоятельность» программе: следует учитывать фактор времени. Прогресс
программы может осуществиться лишь по прошествии определенного времени.
Техника методологического анализа той или иной исследовательской программы
распадается, по Лакатосу, на ряд ступеней:
 выдвижение национальной реконструкции исследовательской программы;
 сравнение ее с действительной историей;
 критика ее за отсутствие историчности или рациональности.
В целом концепция ученого имеет логико-нормативный характер. Лакатос ставил перед
собой задачу реформирования критического рационализма К. Поппера в концепции «утонченного
фальсификационизма». Вся наука понимается им как гигантская научно-исследовательская
программа, подчиняющаяся основному правилу К. Поппера: «Выдвигай гипотезы, имеющие
большее эмпирическое содержание, чем у предшествующих». Самой успешной из всех, когда-
либо существовавших программ Лакатос считает теорию тяготения Ньютона. Потому, что при ее

12
Лакатос И. Методология научно-исследовательских программ // Вопросы философии. – 1995. - № 4. – С.
138.
возникновении существовало множество опровергающих факторов. Теория тяготения вступила в
борьбу с ними и с подтверждающими эти факты теориями. Через определенное время, проявив
изобретательность, сторонники теории Ньютона превратили все контрпримеры в примеры,
подкрепляющие теорию.
Более всех релятивизирует стандарты рациональности и критерии научности Пол
Фейерабенд в своей концепции «эпистемологического анархизма». В науке нет ничего
фундаментального. Необходимое условие развития науки – нарушение правил, норм,
методологических требований. П. Фейерабенд выступает против эпистемологического
фундаментализма. Невозможно редуцировать знание к так называемым протокольным
предложениям, или языку наблюдения. По мнению П. Фейерабенда, понятия языка наблюдения
всегда определяются контекстом той теории, в которой они используются.
Развитие науки может осуществляться только путем нарушения стандартов, расширения
теорий, противоречащих господствующей парадигме: необходимо «создавать и разрабатывать
теории, несовместимые с принятыми точками зрения, даже если последние являются в высокой
степени подтвержденными и общепринятыми»13. Процесс расширения альтернативных теорий П.
Фейерабенд называет принципом пролиферации. Теорий должно быть как можно больше и
разнообразнее, поэтому в них смело следует включать философские, ненаучные и антинаучные
идеи.
Его высказывания воспринимались как глубоко эпатирующие. Идею плюрализма теорий
Фейерабенд расширяет до плюрализма традиций. В связи с чем наука как идеология научной
элиты должна быть лишена своего центрального места и уравнена с мифологией, религией и даже
магией. На самом деле, пишет П. Фейерабенд, наука подобна идеологии: наука, претендующая на
обладание единственно правильным методом и единственно приемлемыми результатами,
представляет собой идеологию и должна быть отделена от государства, и в частности от процесса
обучения»14. Создание определенной научной традиции, ее философское обобщение и
закрепление, организация образования в соответствии с требованиями этой традиции – все это
несовместимо с гуманизмом. Таким образом, мы принуждаем людей следовать определенным
принципам и стандартам, следовательно, калечим индивидуальность и стесняем их свободное
развитие, а также не позволяем прийти в науку тем людям, чей темперамент способности не
вмешаются в общепризнанные формы образования и познания. Дело воспитания и обучения –
всесторонняя подготовка человека к тому, чтобы, достигнув, зрелости, он мог сознательно и
потому свободно делать выбор между различными формами идеологии и деятельности. «Наука не
выделяется в положительную сторону своим методом, ибо такого метода не существует; она не
выделяется и своими результатами: нам известно, чего добилась наука, однако у нас нет ни
малейшего представления о том, чего могли бы добиться другие традиции»15.

Концепция личностного знания М. Полани.

В шестидесятые годы ХХ в. философия науки обогатилась весьма значительным явлением
- концепцией неявного, личностного знания Майкла Полани (1891-1976). Автор против
эпистемологии без познающего субъекта, против абстрагирования процесса познания от его
культурно-исторической и социокультурной детерминации, он за преодоление ложного идеала
деперсонифицированного научного знания, ошибочно отождествляемого с объективностью.
«Идеал безличной, беспристрастной истины подлежит пересмотру с учетом глубоко личностного
характера того акта, посредством которого провозглашается истина», - утверждал ученый.
Обсуждая заглавие своей книги "Личностное знание", ученый отмечал: "Может показаться, что
эти два слова противоречат друг другу; ведь подлинное знание считается безличным, всеобщим,
объективным. Для меня знание - это активное постижение познаваемых вещей, действие,
требующее особого искусства».
В эпистемологии Полани усиливаются антропологические ориентации, стремление
учесть человеческую перспективу в картине мира. Основные идеи его концепции: науку делают
люди, обладающие мастерством; искусству познавательной деятельности нельзя научиться по
учебнику. Оно передается лишь в непосредственном общении с мастером. Люди, делающие науку,
не могут быть заменены другими и отделены от произведенного ими знания; в познавательной и

13
Фейерабенд П. Ответ на критику // Структура и развитие науки: Сб. переводов. – М., 1978. – С. 420.
14
Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. – М.: Прогресс, 1986. – 542 с. – С. 465.
15
Там же. – С. 518.
научной деятельности чрезвычайно важными оказываются мотивы личного опыта, переживания,
внутренней веры в науку, в ее ценность, заинтересованность ученого, личная ответственность.
Личностное знание – это состояние, связанное с интеллектуальной самоотдачей,
страстным вкладом познающего. В нем, по-новому, проявляется роль веры, которая заявляет о
себе как компонент познавательного процесса, система взаимного доверия.
По мнению Полани, мастерство познания не поддается описанию средствами языка,
сколь бы развитым и мощным он ни был. Научное знание, представленное в текстах научных
статей и учебников - лишь некоторая часть, находящаяся в фокусе сознания. Другая часть
сосредоточена на половине периферийного (неявного) знания, постоянно сопровождающего
процесс познания. Неявное знание приобретается в непосредственном общении ученых.
Он выделяет три основные области соотношения мышления и речи. Первая – область
«невыразимого», в которой компонент молчаливого неявного знания доминирует в такой степени,
что его артикулированное выражение по существу невозможно. Она охватывает собой то, что
основано на переживаниях и жизненных впечатлениях. Это глубоко личностные знания, они
весьма трудно поддаются трансляции и социализации. Искусство всегда старалось решить эту
проблему своими средствами в акте сотворчества и сопереживания. Вторая область знания
достаточно хорошо передается средствами речи. Это область, где компонента мышления
существует в виде информации, которая может быть целиком воспроизведена хорошо понятной
речью. Здесь область молчаливого знания совпадает с текстом, носителем значения которого
она является. В третьей области "затрудненного понимания" между невербальным содержанием
мышления и речевыми средствами имеется несогласованность, мешающая концептуализировать
содержание мысли. Это область, в которой неявное и формальное знание независимы друг от
друга.
В объем неявного знания погружен и механизм формирования навыков. Задача
приобретения навыка порождает собственный слой личностного знания. "Знания как" имеет
инструментальный характер и задается всей телесной организацией человека. Полани утверждает,
что смысл неотделим от той личной уверенности, которая вкладывается в провозглашаемое
научное суждение. М. Полани подвел к необходимости осмысления новой модели роста научного
знания, в которой учитывались бы действующие личностно-когнитивные механизмы
познавательной деятельности.
Социологические и культурологические подходы к исследованию науки.
Социологические и культурологические подходы в еще большей степени выявили
значение социокультурных факторов в развития науки. Социологический подход к исследованию
науки, крупнейшим представителем которого является американский социолог Роберт Мертон,
рассматривает науку, прежде всего, как социальный институт, в рамках которого осуществляет
свою деятельность научное сообщество. Оно ориентировано на общность цели, устойчивые
традиции, авторитет и самоорганизации. Цель науки, с точки зрения Р. Мертона, заключается в
«постоянном росте массива удовлетворительного научного знания». Такая прагматическая
формулировка цели науки не предполагает вопросов об истинности и объективности научного
знания. Особое внимание Р. Мертон уделяет разработке императивов научного этоса, то есть
норм, регулирующим справедливую конкуренцию в науке. Р. Мертон выделяет четыре
императива: универсализм: во-первых, научное знание должно быть универсально, то есть иметь
отношение к объективным явлениям и может быть получено всегда, где есть аналогичные условия;
во-вторых, универсализм обеспечивает равные права для любого человека на занятие наукой;
коллективизм: результаты научных исследований должны становиться достоянием сообщества;
бескорыстие: приоритет достижения истины в научных исследованиях перед другими
достижениями, возможными в профессиональном плане ученого (звания, профессиональное
признания и т.д.); организованный скептицизм: критичность научных достижений и готовность
исследователя к критике своих результатов.

Проблема интернализма и экстернализма в понимании научной деятельности.

К середине 20 века в историографии науки оформились две методологические установки -
интернализма и экстернализма. Основывается ли развитие науки на внутренних для науки
факторах (и связано с появлением новых идей в головах ученых, осмыслением ими новых
проблем, обнаружением новых фактов) или оно связана с внешними для науки целями и
приоритетами (например, поставленной правительственной задачей, госзаказом,
сформулированным целями и задачами, в рамках которых необходимо проводить исследование).
Первая ориентация на внутренние приоритеты называется интерналистской, вторая, связанная с
признанием доминирования внешних установок, социальных, политических, общекультурных
отношений, называется экстерналистской.
Всплеск историографических исследований был зафиксирован в 30-х гг. XX в. В 1931 г. на
Втором международном конгрессе историков науки в Лондоне доклад о социально-экономических
корнях механики Ньютона сделал советский ученый Б.М. Гессен, применивший в своем
исследовании диалектический метод. Этот доклад произвел очень большое впечатление на
участников конгресса, из числа которых образовался "невидимый колледж", не имеющая
организационного оформления группа, объединившая часть английских ученых, занимающихся
изучением истории науки. Работа этой группы дала толчок к возникновению такого направления в
западной историографии науки, которое получило название экстреналистского. Представители
данного направления поставили своей задачей выявление связей между социально-
экономическими изменениями в жизни общества и развитием науки. Лидером его по праву стал
английский физик и науковед Д. Бернал (1901-1971), опубликовавший работы "Социальная
функция науки", "Наука и общество", "Наука в истории общества" и др. К числу известных
представителей экстреналистского направления можно отнести Э. Цильзеля, Р. Мертона, Дж.
Нидама, А. Кромби, Г. Герлака, С. Лилли.
Согласно интерналистской концепции, наука развивается не благодаря воздействиям
извне, из социальной действительности, а в результате своей внутренней эволюции, творческого
напряжения самого научного мышления. К представителям этого направления относятся А. Койре,
Дж. Прайс, Р. Холл, Дж. Рэнделл, Дж. Агасси.
Для представителей экстерналистского и интерналистского направлений характерно
следующее: они считают, что наука - уникальное явление в истории культуры, зарождается она в
период перехода от средневековья к Новому времени. В противовес позитивистским взглядам на
науку, они утверждают, что научный метод - отнюдь не естественный, непосредственно данный
человеку способ восприятия действительности, а формируется под воздействием различных
факторов. Но понимают эти факторы они различно. Так, представители экстернализма Э.
Цильзель и Дж. Нидам видят их в ломке социальных барьеров между деятельностью верхних
слоев ремесленников и университетских ученых в эпоху зарождения и становления капитализма.
Р. Мертон же обосновывает такие существенные черты научного метода, как рационализм и
эмпиризм, влиянием протестантской этики.
Интерналист А. Койре (1892-1964) - французский философ и историк науки - видит
условие возникновения науки в коренной перестройке способа мышления. Для него эта
перестройка выразилась в разрушении античного представления о Космосе как о иерархическом
упорядоченном мире, где каждая вещь имеет свое "естественное" место, в котором "земное" по
физическим свойствам резко отличается от "небесного". Идея Космоса заменяется идеей
неопределенного и бесконечного Универсума, в котором все вещи принадлежат одному и тому же
уровню реальности. Как считает А. Койре, разрушение Космоса - это наиболее глубокая
революция, которая была совершена в человеческих умах, и породили ее изменения философских
концепций, которые выступают в качестве фундаментальных структур научного знания.
Следующим моментом мыслитель выделяет геометризацию пространства, т.е. замещение
конкретного пространства догалилеевской физики абстрактным и гомогенным пространством
евклидовой геометрии. С его точки зрения, не наблюдение и эксперимент, хотя их значение в
становлении науки он не отрицает, а создание специального языка (для него это язык математики,
в частности геометрии) явилось необходимым условием экспериментирования. Койре считает, что
историю научной мысли до момента возникновения уже сформированной науки необходимо
разделить на три этапа, соответствующих трем различным типам мышления: 1) аристотелевская
физика, 2) физика "импето", разработанная в течение XIV в., и 3) математическая физика Галилея.
Представитель экстерналистского направления, австрийский историк науки Э. Цильзель
(1891-1944), замечает, что развитие человеческого мышления шло не однолинейно, а во многих
качественно различных направлениях, где появление науки явилось лишь одной из его ветвей. В
статье "Социологические корни науки" он вычленяет общие и специфические условия
формирования науки и научного метода. Общие условия таковы:
1. С появлением раннего капитализма центр культуры перемещается из монастырей и
деревень в города. Наука не могла развиваться среди духовенства и рыцарства, так как ее дух
светский и невоенный. Поэтому она могла развиваться только среди горожан.
 2. Конец средневековья был периодом быстрого технологического прогресса. В
производстве и в военном деле стали использоваться машины, что, с одной стороны, ставило
задачи для механиков и химиков, а с другой - способствовало формированию каузального
мышления.
3. Капитализм с его духом предпринимательства и конкуренции разрушил присущий
средневековому образу жизни и мышления традиционализм и слепую веру в авторитеты.
Индивидуализм, формирующийся в обществе, явился предпосылкой научного мышления. Доверяя
только себе, освобождаясь от веры в авторитеты, ученый развивает критический дух, без которого
невозможна наука. Никакое предшествующее общество не знало критического духа, так как оно
не знало экономической конкуренции.
4. Феодальное общество управлялось традицией и привычкой, тогда как в становящемся
капитализме важную роль играют рациональные правила управления и ведения хозяйства. А
возникновение экономической рациональности способствовало развитию рациональных научных
методов. Появление количественного метода, фактически не существовавшего ранее, неотделимо
от духа расчетов и вычислений, присущих капиталистической экономике.
Рассматривая специфические условия, способствовавшие становлению
экспериментального естествознания, Цильзель рассматривает три большие социальные группы: а)
университетских ученых-схоластов, б) гуманистов и в) ремесленников и их взаимоотношения на
протяжении XIV-XVI вв.
Университетский дух до середины XVI в. оставался по преимуществу средневековым и
оказывал сильное сопротивление пониманию изменений внешнего мира.
Гуманисты - представители светской образованности - появились в итальянских городах в
середине XIV в. Они не являлись учеными, а были секретарями знати, папы, служащими
муниципалитетов. Многие из них становились литераторами, другие наставниками детей знати.
Но и университетские ученые, и гуманисты были приверженцами авторитетов, считает Цильзель.
Ремесленники, выходя из-под власти цеховых традиций и толкаемые к изобретательству
экономической конкуренцией, были "пионерами эмпирического наблюдения,
экспериментирования". Среди них были привилегированные группы, получившие больше знаний
по роду их деятельности. За всестороннюю деятельность Цильзель называет их художниками-
инженерами.
Признание специфичности каждой эпохи и необходимости конкретно-исторического
анализа того или иного научного открытия, а также взаимосвязи науки с другими институтами,
является реальной платформой для прекращения ожесточенного спора экстерналистов и
интерналистов.
Попытку преодоления односторонностей интернализма и экстернализма предпринял
американский ученый Т. Кун (1922-1995) в работе "Структура научных революций".
Экстерналистская историография, считает он, необходима при изучении первоначального
развития какой-либо области науки, обусловленной социальными потребностями общества. Для
зрелой науки приемлема интерналистская историография. Обладая определенной автономией, оба
подхода, по мнению Куна, дополняют друг друга.
В настоящее время сосуществуют (несмотря на то, что возникли в разное время) три
модели исторической реконструкции науки:
1) история науки как кумулятивный, поступательный, прогрессивный процесс;
2) история науки как развитие через научные революции;
3) история науки как совокупность индивидуальных, частных ситуаций (кейс стадис).
Смысл исторически более ранней кумулятивистской модели может быть выражен
следующими положениями: каждый последующий шаг в науке может быть сделан, лишь опираясь
на предыдущие достижения; новое знание совершеннее старого, оно полнее, точнее, адекватнее
отражает действительность; предшествующее развитие науки - предыстория, подготовка ее
современного состояния; в прошлом знании значимы только те элементы, которые соответствуют
современным научным теориям; все, что было отвергнуто современной наукой, считается
ошибочным, относится к заблуждениям.
Но прерывность может вторгнуться в науку актами творчества, возникновением нового
знания, иногда в корне отличного от старого. Как быть в такой ситуации, если стоять на точке
зрения кумулятивизма?
Австрийский физик и философ конца XIX - начала XX в. Э. Мах (1838-1916) решал эту
проблему, формулируя принцип непрерывности, который заключается в том, что
естествоиспытатель должен уметь увидеть в явлениях природы единообразие, представить новые
факты так, чтобы подвести их под уже известные законы.
Французский физик и философ этого же периода П. Дюгем (1861-1916) отчетливо
представлял, что в истории науки бывают крупные сдвиги, перевороты, но задачу истории науки
он видел в том, чтобы включить их в такую историко-научную реконструкцию, которая ведет к
постепенности, непрерывности и обосновывает эти сдвиги, перевороты из предшествующего
развития знания. Именно исходя из этой идеи мыслитель сумел показать значение развития
средневекового знания для становления науки Нового времени. Дюгем писал: "В генезисе научной
доктрины нет абсолютного начала; как бы далеко в прошлое ни прослеживали цепочку мыслей,
которые подготовляли, подсказывали, предвещали эту доктрину, всегда в конечном итоге
приходят к мнениям, которые в свою очередь были подготовлены, подсказаны, предвещены; и
если прекращают это прослеживание следующих друг за другом идей, то не потому, что нашли
начальное звено, а потому, что цепочка исчезает и погружается в глубины бездонного прошлого"16.
Вторая модель понимает историю развития науки через научные революции. Но любое
научное знание, полученное таким путем, должно быть доказано, т.е. выведено,
систематизировано, понято из предшествующего знания. Поэтому историки науки,
придерживающиеся эволюционистских взглядов, хотя и признавали революционные ситуации в
истории науки, но считали, что понять их можно, лишь включив в непрерывный ряд развития,
сведя к эволюционному процессу. Различаются эволюционные концепции тем, как они понимают
это сведение: это или понимание научных революций как убыстрения эволюционного развития,
когда в короткий промежуток времени происходит большое количество научных открытий, или
анализ революционной ситуации проводится так, что истоки новых идей находятся все в более и
более ранних работах предшественников.
Другие исследователи, в частности представители постпозитивизма (вторая половина XX
в.), утверждают, что научная революция приводит к фундаментальной ломке старой теории, или
парадигмы, или научно-исследовательской программы, которые принципиально не сводимы к
предшествующим теориям, парадигмам, исследовательским программам. Так, Т. Кун, например,
считал, что в ходе научной революции возникает новая теория, уже завершенная и вполне
оформленная, в то время как И. Лакатос утверждал, что победившая в результате научной
революции научно-исследовательская программа должна развиваться, совершенствоваться до
"пункта насыщения", после чего начинается ее регресс. При этом существует возможность
определять проблемы, подлежащие обсуждению, предвидеть аномалии.
В 60-70-х гг. XX в. делались попытки переписать истории отдельных наук по куновской
схеме: периоды, в которых происходит накопление знаний, (причем здесь могут появляться и
аномалии, не вписывающиеся в существующую парадигму факты) - нормальная наука, сменяются
коренной ломкой парадигмы - научной революцией, после чего опять идет процесс накопления
знаний в рамках новой парадигмы. Но предпосылка, из которой исходили авторы, оставалась в
принципе старая: наука развивается поступательно, непрерывность нарушается только в периоды
научных революций.
Третья модель реконструкции науки, которая зарождается в историографии науки,
получила название кейс-стадис (case-studies) - ситуационных исследований. "Кейс-стадис - это как
бы перекресток всех возможных анализов науки, сформулированных в одной точке с целью
обрисовать, реконструировать одно событие из истории науки в его цельности, уникальности и
невоспроизводимости"17
Научное открытие при использовании такой реконструкции изображается как
историческое событие, в котором смешались идеи, содержание, цели предшествующей науки,
культуры, условий жизни научного сообщества этого периода. Полученный научный результат не
берется изолированно для включения его в цепочку развития научных идей, а рассматривается в
соотнесении с имеющими место в этой ситуации научными гипотезами, теориями, в контексте
социокультурных, психологических обстоятельств, при которых он был получен. Но может ли
изучение локальных (фокусных) точек привести к выявлению всеобщих характеристик
изучаемого периода? Анализ работ авторов, которые используют этот метод реконструкции,

16
Цит. по: Маркова Л. А. Наука. История и историография XIX-XX вв. -М.,
1987. С. 100-101.
17
Философия и методология науки. - М., 1996. С. 414.
показывает, что реально очень сложно выявить эти характеристики, поэтому в ходе
ситуационного исследования чаще всего создается фрагментарная историческая картина.
В перспективе, как отмечает Л.А. Маркова, ситуационные исследования должны занять
свое место в историко-научных изысканиях. Но уже сегодня можно выделить их методологически
значимые особенности:
1. Эти исследования сосредоточены не на готовом факте, итоге научного открытия, а на
самом событии, по возможности целостном и неповторимом. Это событие, даже
представляющееся частным и незначительным, несет в себе симптомы переломных, переворотных
событий в истории науки. Оно оказывается перекрестком разных направлений историко-научных
поисков. Ситуационные исследования сочетают в себе синтетичность, универсальность и
локальность, точечность, легко обозримую предметность анализируемого события.
2. Неправильно представлять кейс-стадис только как реконструкцию творческих актов,
стоящих где-то рядом с научным текстом, объясняющим его предысторию. В основном речь идет
о текстах, отобранных с целью как можно более полного воспроизведения ситуации.
3. Кейс-стадис характеризуется как некоторая воронка, в которую стягиваются и
предшествующие и последующие события, хотя осуществляется анализ настоящего науки,
"теперь", даже если это "теперь" и отстоит хронологически во времени от настоящего состояния
науки.
4. Важно, что в качестве целостного и уникального берется событие, малое по объему.
5. Внутри ситуационных исследований трансформируются обычные для историографии
науки понятия, такие как непрерывность и дискретность, критерии научности, индивидуальное
творчество и готовая научная теория, научное сообщество и т.д.
6. Характерным для ситуационных исследований является включение науки в контекст
культуры, что и заставляет перестраивать типичные для исторической реконструкции понятия.
При этом ситуационные исследования можно подразделять на два рода: а) предметом изучения
берутся некоторые мутационные точки, в которых меняется тип культуры, тип мышления
(диалоги Галилея, первые статьи Эйнштейна и т.д.); б) более рядовое событие в истории науки,
которое не выводит за рамки научного мышления данной культуры, но сосредоточивает в себе,
фокусирует его основные особенности18.
Если прибегнуть к графической модели истории науки, то традиционная кумулятивная
историография науки может быть представлена прямой однонаправленной линией, в то время как
историческая реконструкция на базе кейс-стадис будет представлять собой нечто вроде плоскости
с возвышающимися на ней холмами и пиками, которые изображают события большей и меньшей
значимости. Между событиями (а ими могут быть и конкурирующие теории) устанавливаются
диалогические отношения, что на графической модели можно показать как линии, соединяющие
различные холмы и пики.
Опыт известных историко-научных работ, выполненных по методу ситуационных
исследований, показывает, что реконструкция прошлого события как уникального предполагает
сложную теоретическую работу по обобщению при построении целостного, "объемного" события,
что достаточно сложно и представляется делом будущего. Все больше в исследования по истории
науки проникает идея взаимодополняемости существующих методов.
Известный русский ученый, естествоиспытатель и мыслитель В. И. Вернадский (1863-1945)
предложил идею рассмотрения истории науки как становления и развития научного
мировоззрения. Опираясь на идеи социокультурной обусловленности научного познания, большой
вклад в исследование истории науки внесли отечественные ученые П. П. Гайденко, Е. А. Мамчур,
Л. А. Маркова, С. Р. Микулинский, Л. М. Косырева, И. Д. Рожанский и др. В современных
учебниках большим признанием пользуется периодизация, согласно которой науке как таковой
предшествует преднаука, где зарождаются элементы (предпосылки) науки, затем следует
классическая наука, неклассическая и постнеклассическая (см. работы В. С. Степина, В. В. Ильина
и др.).

Литература
1. В поисках теории развития науки (Очерки западноевропейских и американских
концепций ХХ века). – М.: Наука, 1982. – 294 с.

18
См.: Маркова Л. А. Конец века - конец науки? - М., 1992. С. 63-65.
 2. Грязнов Б.С. Проблемы науки в работах логиков-позитивистов в XIX в.: Д.С. Милль,
У.С. Джевонс // Позитивизм и наука. Критический очерк. – М.: Наука, 1975.с. – 245.
3. Грязнов Б.С. Учение о науке и ее развитии в философии О. Конта // Позитивизм и
наука. Критический очерк. – М.: Наука, 1975. – 245 с.
4. Грязнов Б.С. Эволюционизм Г. Спенсера и проблемы развития науки // Позитивизм
и наука. Критический очерк. – М.: Наука, 1975. – 245 с.
5. Кохановский В.П., Лешкевич Т.Г., Матяш Т.П., Фатхи Т. Б. Основы философии
науки. Ростов-на-Дону, 2006, с.- 603.
6. Кун Т. Логика открытия или психология исследования // Кун Т. Структура научных
революций. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2002. – с.-608.
7. Лакатос И. Методология научно-исследовательских программ // Вопросы
философии. – 1995. - № 4.
8. Лешкевич Т.Г. Философия науки. М., Инфра-М, 2006. –с. 270.
9. Никифоров А.Л. Философия науки История и теория (учебное пособие). – М.:
Идея-Пресс, 2006. – 264 с.
10. Поппер К. Нормальная наука и опасности, связанные с ней // Кун Т. Структура
научных революций. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2002. – 608 с.
11. Садохин А.П. Концепции современного естествознания: учебник для студентов
вузов, обучающихся по гуманитарным специальностям и специальностям экономики и
управления. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2006. – 447 с.
12. Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы: учебник для аспирантов и
соискателей ученой степени кандидата наук. – М.: Гардарики, 2006. – 384 с.
13. Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники: Учеб.
пособие. – М.: Гардарика, 1996. – 400 с.
14. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. – М.: Прогресс, 1986. –
542 с.
15. Фейерабенд П. Ответ на критику // Структура и развитие науки: Сб. переводов. –
М., 1978.
16. Философия науки / под ред. С.А. Лебедева. – М.: Академический Проект; Трикста,
2004. – 736 с.
17. Философия науки//Современная западная философия. Словарь. М., 1991.
18. Шлик М. Поворот в философии // Аналитическая философия. Избранные
тексты. – М.: МГУ, 1993.

НАУКА В КУЛЬТУРЕ СОВРЕМЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ.

Определение и характеристика статуса науки в её актуальной форме представленности для

современной культуры будет связана с констатацией рождения и становления информационного
общества или общества знания. Данное обстоятельство обращает внимание на складывающиеся
уникальные в своей исторической перспективе условия для трансформации статуса науки как
социального института в современном обществе. Речь идёт о путях, перспективах и возможностях
вписывания научной системы знания в динамично развивающиеся реалии информационного
общества, Не менее важным и интересным будет являться вопрос о соотношении традиционной
идеологии «сциентического просвещения» и идеологических установок «общества знания»,
ориентированного на формирование инновационных, по отношению к традиционным
академическим, стратегиям и практикам «нового цифрового просвещения».
Наравне с получившими широкое распространение, изученными и часто критикуемыми
массовыми идеологиями (либерализм, феминизм, консерватизм, социализм, марксизм, экологизм,
национализм, коммунитаризм, анархизм, антиглобализм), сегодня можно быть свидетелями
рождения и становления одного из последних идеологических конструктов, влияющих на
институализацию форм научного знания – «информационное общество» или «общество знания».
В этой связи возникает вопрос о возможностях адаптации современной науки к реалиям
становления и институализации новой социокультурной среды, ориентированной на производство,
трансляцию, накопление и потребление информации, среды, связанной с идеологическими
стратегиями и тактиками формирования общества основанного на знании, в том виде, как это
было проманифестированно в ряде ключевых документах, определяющих политику
информатизации социума19.
В основе проблематизации данной темы лежит аналитический обзор ряда теоретических и
юридических ĆĆĆ источников, формирующих в современной западной цивилизации политику в
области информатизации, теории и практики коммуникации, это – работы таких известных
философов и науковедов Хилгартнером, Кавалли, Жан-Клод Бико, Софи Мойран, Бруно Латур,
Николас Луман, Ричерд Синнет, Джон Урри и т.д., а так же ежегодные отчёты «Обсерватории
информационного рынка», план «Электронная Европа 2002-2004» (eEurope 2002Action Plan),
итоговые документы Лиссабонского саммита 200020, различные нормативные акты, регулирующие
информационный рынок и рынок научной информации – Директива об авторских правах в
информационном обществе, «Соглашение о безопасности», заключённое между ЕС и США,
«Луденские принципы», регулирующие политику оцифровывания и материалы проекта «Go
digital!».
Для того чтобы определить статуса науки в её актуальной форме представленности для
современной культуры информационного общества, необходимо обрисовать основные контуры
той модели социального строительства, которые являются приоритетными для «общества знания»:
- формирование «общества знания» рассматривается как процесс конструирования нового
информационного пространства, снимающего барьеры и традиционные противоречия между
различными культурными регионами (интеграционный подход);
- внедрение практик «электронного правительства» и, как следствие, формирование новой
«электронной демократии», выходящей за рамки ограниченной традиционной представительской
демократии;
- переход от традиционной рыночной экономики к «сетевой», основанной на
доминировании «знания и доступа»;
- преодоление «информационного неравенства» через внедрение цифровых форм
образования – стратегия «нового просвещения», где вовлечение преподавателей в
информационное поле новых технологических и коммуникационных возможностей столь же
актуально, как и погружение туда самих учащихся.
Традиционное «модернистское» понимание специфики науки в 20 веке связано с
определением её дисциплинарной области в рамках вопросах строения, функционирования и
обоснования научного знания в тех характерных категориальных структурах, которые
актуализируются, прежде всего, в области естествознания и математики. Данное понимание
специфики часто увязывается с проблематикой представленности научного знания через его
историческую ретроспективу, где на первый план выходит вопрос изложения «исторических»
фактов естествознания и математики, способов их группировки вокруг научных гипотез и
объяснительных моделей21. Необходимость преодоления стереотипов «диктата большой науки»
стала очевидна уже в конце 20 века, когда решения вопросов методологии, эпистемологии,
архитектоники и конструирования гуманитарного научного знания приобрели автономную и
самонаправленную стратегию. Начиная с работ Дж. Лакоффа, Х. Уайта, Дж. Агамбена и Н. Нора
можно констатировать рождение новой, социогуманитарно ориентированной философии науки,
неразрывно связанной с социологией знания и контекстуальной историей знания.
Представления об эволюции социокультурной формы презентации современной науки
невозможно рассматривать без включенности и интеграции научной, технической и
технологической информации в пространстве массмедиа, в пространство «общества знания».
Знаменитый афоризм Маклюэна о средстве и сообщении должен быть учтен в ходе интерпретации
процесса порождения научных знаний в обстоятельствах медиакультуры. Медийное

19
Европейский Союз и избранный им путь построения «общества знания» представляет
наибольший интерес в силу особо мощной институализации данной идеологии в политических
структурах Союза и экономических практиках, поощряемых наднациональными и
надгосударственными организациями и корпорациями, а так же той влиятельной ролью, которую
он оказывает на трансформационные процессы институтов знания в современной России.
20
Где, собственно, впервые была обозначена новая цель общеевропейского строительства –
превращение Европы в регион с наиболее конкурентной и динамично развивающейся наукой и
экономикой, основанной на знании – «экономика знания».
21
См. Современная философия науки. Хрестоматия. М., «Наука» 1994 г. Вступительная статья
А.А. Печёнкина.
опосредование научных знаний, участие не только в процессе их трансляции и популяризации, но
и в их порождении необходимо рассматривать на уровне коммуникативных стратегий и
особенностей визуальной поэтики (жанры передачи сообщений, их композиционные,
темпоральные, риторические характеристики). В соответствии с этими параметрами происходит
трансформация научно-технической и технологической информации в феномен науки
информационного общества.
Одной из наиболее ранних попыток описать процесс возможных стратегий адаптации
научных знаний к реалиям и требованиям информационного общества (с точки зрения средств и
техник репрезентации), а так же роль в них массмедиа были предприняты Хилгартнером (1990) и
Кавалли (2000)22. Для этого использовались категории «канонического» или «доминантного
взгляда», позволяющего выделить два параллельно существующих дискурса: один – внутри
академических институций, другой – описывающий научные достижения извне. Эта модель
предполагала, что происходит постоянный перенос информации из одного дискурсивного поля в
другое, а также:
а) что академические институты аккумулируют авторитет, тогда как публичная сфера
демонстрирует невежество;
б) что производство и трансляция знаний происходит лишь вдоль одного вектора – от
науки к обществу,
в) что содержание научной информации представляет собой серию письменных
авторитетных утверждений и не может носить устного ситуативного характера;
г) что в процессе переноса из научного в популярный дискурс научная информация
вульгаризируется и опрощается.
Именно по перечисленным выше направлениям началась критика традиционного
представления о научном знании и его соотношении с «наукой информационного общества» с
позиций постсовременной социологии и философии науки. В рамках так называемого
«демократического поворота» в общественном понимании науки и научных достижений
произошел отход от представлений о монополии ученых и академических институций на
производство знаний, отказ от представлений о моноканальности передачи научной информации
и т.д. И, напротив, классическая система производства знаний, а также соотношение в ней
научного и популярного компонентов были реинтерпретированы в категориях дискурсивной
гегемонии и власти.
Для того, чтобы описать процесс перевода знаний из одного регистра в другой и
одновременно избежать негативной маркировки (конструкт «вульгаризация»), французские
исследователи предложили использовать конструкт «дидактическая трансмиссия» (Moirand, 1992).
Его использование призвано указывать на следующие коммуникативные обстоятельства:
- научное сообщение производится в обстоятельствах, когда знания одного признаются
доминирующими над знаниями остальных участников коммуникации;
- в структуру текста включаются «сильные» элементы – определения, разъяснения,
примеры и т.д.;
- это сообщение призвано просвещать, поучать, демонстрировать нечто23. Попытки
адаптировать социологию знания и философию науки к изменившейся коммуникативной
ситуации и способам производства знаний в новых обстоятельствах характеризуют, главным
образом, зарубежных исследователей.
Статус и соотношение науки информационного общества (pop-science) и науки
традиционной академической составляет дискуссионную проблему, которая неминуемо выводит
целый ряд отечественных авторов (Юревич А. В., Акопян К., Покровский В., Кордонский С.,
Плюснин Ю. М. и т. д.) на необходимость оценки гносеологического, этического и эстетического
содержания данной модели знания. Как правило, подобные оценки носят резко отрицательный
характер. Стало уже общим местом выявлять, констатировать и обвинять данное явление в
вульгаризации, упрощении, размывании академической целостности традиционных структур
научного знания. Подобная негативная оценка уводит исследователей от анализа условий

22
Hilgartner S. The Dominant View of Popularization: Conceptual Problems, political Uses //Social
Studies of Science, 1990. vol. 20, p. 519-539.
23
Moirand, S. (ed.) Un lieu d’inscription de la didacticité: Les catastrophes naturelles dans la presse
quotidienne, Les Carnets du CEDISCOR 1. 1992.
включенности науки в структуру массмедиа, проведения анализа и видения перспективы
адаптации научных институтов знания к новым идеологическим возможностям, технологическим
и аппаратным условиям распространения научной информации в «обществе знания».
В то время как целый ряд ведущих иностранных авторов заостряют свое
исследовательское внимание на аппаратных возможностях презентации научного знания в
структурах массмедиа, в отечественных науковедческих исследованиях, предпочтение отдаётся
рассмотрению данной проблемы сквозь призму морализаторских, поучительных и
эсхатологических сценариев. В последние годы была проведена не одна попытка провести
негативную каталогизацию и деструктивную систематизацию явлений, представляющих pop-
science, которая сводилась к следующим конструктам:
1) «наука информационного общества» - как поверхностное, излишне доступное
изложение24 – акцент при этом делается на способах подачи информации, а аксиологический
характер описаний указывает на приверженность интерпретаторов идеалам классической
рациональности, в которой разделены истинное и ложное, научное и ненаучное, высокое и низкое;
25

2) «наука информационного общества» - как наука потребительского общества –

интерпретации в духе марксизма и неомарксизма с акцентом на возможности/невозможности
соблазна в репрезентации научного знания (С. Жижек), критике фетишистской и реификационной
природы поп-науки, анализе способов потребления научного знания;
3) «наука информационного общества» - как наука массовой культуры – при подобной
трактовке акцент делается на зрелищный, развлекательный, гедонистический компонент
популярной науки; особое внимание уделяется визуальным эффектам, используемым в подаче
информации и превращающим картинку, отсылающую к научному событию (факту, случаю) в
самодостаточный атракцион26;
4) «наука информационного общества» - как наука для обывателей – эта трактовка
популярной науки отсылает одновременно к предельно развернутой и открытой структуре
коммуникативного пространства, а также к форме репрезентации информации; этот случай можно
рассматривать как актуализацию в медийном контексте старой дихотомии обыденного и научного
знания. В частности, Жан-Клод Бико отмечает, что именно различие между обыденным знанием и
формами организации научного дискурса было одной из базовых его характеристик в
классической системе координат27. Софи Мойран предлагает смягчить эту оппозицию,
рассматривая популярную науку как место встречи между специалистами и общественностью28,
5) «наука информационного общества» - как наука для прессы – или, что зачастую
оказывается тем же самым, наука, производимая прессой;29 здесь, главным оразом, учитывается

24
Сошлемся здесь на идеи лидера эпистемологически оснащенного социального
конструкционизма К. Джерджена, который указывает на риторическую функцию сциентичной и
непонятной ученой речи в производстве эффекта «научности» и авторитетности научного знания.
См. Джерджен К. Обыденное, оригинальное и достоверное. Минск, 2005. С.56.
25
Критика подхода к популяризации научного знания, проинтерпретированной в категориях его
упрощения, содержится в дискурсивном исследовании Грэга Майера. Майер предлагает
рассматривать популяризацию не просто как совокупность текстов, а как специфическую
совокупность социальных действий, объединенных в практику, с особым типом деятеля,
способами взаимодействия и социальными эффектами. См. Greg Myer . Discourse Studies of
Scientific Popularization: Questioning the boundaries //Discourse Studies, 2003, vol.5(2), 265-279.
26
См., например, Pumphery S., Cooter R. Separate Sphere in Public Places: Reflection on the History of
Science Popularisation and Science in Popular Culture// History of Science. 2003, vol. 32. p. 237-267.
27
Beaco J.-C., Claudel Ch. Science in media and social discourse:new channels of communication, new
linguistic forms// Discourse Studies. 2002, vol. 4(3), p. 277-300.
28
Moirand, S. Formes discursives de la diffusion des savoirs dans les médias’// Hermès 1993, 21. Р. 33–
44.
29
Так, Росслин Рид анализирует фокусированные интервью журналистов, освещающих научную
проблематику в медиа, и ученых с точки зрения их непростого отношении к репрезентации
научной информации в СМИ. Она подчеркивает, что характер отношений между
заинтересованными сторонами (журналистами и учеными) может быть неизменно описан в
категориях конфликта, что не в последнюю очередь определяется отсутствием «джентльменского
кодекса» в освещении научных достижений. Автор отмечает, что неизбежность рисков при
роль и заинтересованность прессы в производстве научных событий (так, известны случаи, когда в
качестве научной сенсации подавалась информация о приостановленных, неудавшихся проектах –
реальность успеха и открытия была целиком смоделирована и поддержана массмедиа);
6) «наука информационного общества» - как околонаучные сферы производства
сенсаций – при этом акцент делается на соотношение маргинального научного производства и
мейнстрима, поп-наука оказывается пространством и инструментом аккумуляции и канализации
«странной» информации; она занята констатацией парадоксов, предсказанием кошмарных
катастроф, генерацией чудесного, артикуляцией невероятного и, наконец, демонстрацией
невозможного.
Подобный оценочный подход однозначно уводит от собственно философского анализа
представления статуса науки и ее коммуникационных возможностей в пространстве
информационного общества. Такие авторы как Бруно Латур, Николас Луман, Ричерд Синнет,
Джон Урри и др., наоборот, акцентируют свое внимание не на морализаторских оценках и
оплакивании «утерянного научного канона», а на природе и возможностях вписывания научного
текста и теории в координаты медиального режима.
В случае такой интерпретации проблема наука информационного общества приобретает
подлинно философский характер, будучи рассмотрена как проблема трансмедиальности со
стороны перехода от дискрептивных (письменных) технологий к новым формам и
технологическим формулам кодирования и репрезентации научных знаний. Кардинальные
изменения претерпевает и само пространство, в котором это знание размещается. Философия
современной науки, а по большому счету, (пост)современная философия науки —это, прежде
всего, осознание или реакция философов и науковедов на кардинальную трансформацию, которую
претерпевает научное знание, становясь объектом трансляции «программных зон» (Н. Луман),
«номадических потоков» (Дж. Урри) и «акторных сетей» (Бр. Латур).
Современные подходы предусматривают в этой связи разработку вариантов анализа
жанровой вписанности аппаратной адаптивности и стратегии воспроизводства научных фактов,
сентенций, объяснительных моделей и теоретических конструкций в их медиальном преломлении.
Основной проблемой становится невозможность вписать классическую структуру научного
знания, порожденного в рамках письменной цивилизации, в структуру медиареальности,
имеющую аудиовизуальный характер, ориентированную на зрелищные эффекты, иные модели
темпоральности, формы рецепции, ресурсы производства реальности научных фактов и
прецедентов. Одно из главных противоречий между стандартом классического научного знания и
устройством миров масс-медиа заключается в невозможности производства объективных,
тотальных и фундаментальных знаний в режиме сенсаций, захватывающих атракционов и
скандалов, присущем современным медиа. Михаил Ямпольский, анализируя специфику
оперирования с информацией в быстрых коммуникативных мирах Интернета, указывал на
невозможность сохранять прежний стандарт достоверности информации даже в журналистике, не
говоря уже о «серьезном» академическом научном знании. Ямпольский утверждает, что
дезинформация, непроверенная информация, вычурная информация становятся неотъемлемой
частью быстрых коммуникативных потоков, а сам факт проверки и достоверности лишается само
собой разумеющегося ореола ценности.30 Применительно к производству и трансляции научных
знаний следует отметить, что «научная сенсационность» заставлять производителей и
потребителей информации выделять не магистральные, а наиболее интенсивно потребляемые
(зрелищные, эффектные, конъюнктурные, сенсационные) области и направления актуальных
научных исследований.
Стало правилом в качестве подобных направлений выделять секторы научных
исследований, имеющие отношение к так называемой «сфере человеческих инстинктов», а именно:
секс, здоровье, смерть, привлекательность, деньги, социокультурные знаки престижа,
технологические фетиши и феномены, выходящие за рамки обыденного31. Именно эти сферы

подаче научной информации способствует формированию нового типа научности, а также –

нового типа социальности. См.: Reed R. (Un)Professional Discourse: Journalist’s and scientist’s
stories about science in media// Journalism. 2001, vol 2(3). P. 279-298.
30
Ямпольский М. Интернет и постархивное сознание// Новое литературное обозрение. 2002ю №
51. С.71.
31
Так, взятая для примера выборка из актуального архива Яндекса (от 8.10.2007) по теме «Наука»
показала, в целом, соблюдение выделенных тематических приоритетов: медиа сообщают об
исследований способны быть как источниками информационных поводов, так и собственно
потребляемой информации. Они позволяют воспроизводить сюжеты, актуализировать
повествовательные уровни и инстанции, которые, в силу регулярности обращенного на них
интереса, конструируют для публики ситуацию ожидания. В соответствии с этой конфигурацией
медийного поля отбираются факты и сведения, предназначенные для передачи.
Ситуация медийного отбора и фильтрации научных фактов, пригодных не только для
рассказа, но и для показа, может создать иллюзорное представление о действительно кажущемся
узком и вульгаризированном горизонте pop-science. Иллюзия ущербной избирательности
переносится с приоритетных для медийной репрезентации областей актуальных научных
исследований на саму технологию и механизм воспроизводства научного знания в массмедиа.
Налицо подмена самой специфики распространения информации в реальности медиа регулярно
потребляемой сюжеткой.
Эмблематические сюжеты с их навязчивой повторяемостью, регулярными циклами
потребления и, соответственно, с не менее регулярными циклами производства научных сенсаций,
делают невидимыми, непрозрачными и непроявленными внутренние каналы циркуляции научной
информации. Если принять за точку отсчета схему Николаса Лумана о специфике программных
зон в реальности массмедиа,32 то может создаться впечатление, что для науки не остается
жанровой ниши в современных медиа, точнее, наука как система накопления, производства и
распределения информации должна быть размыта по основным программным зонам (новостная
зона, зона развлечений, зона рекламы). Собственно, именно три программные зоны очерчивает
универсум масс медиа:
- в новостной программной зоне основным сюжетом оказываются «научные сенсационные
открытия» (складывается ситуация, когда только открытие или юбилей может стать достаточным
основанием для производства новости);
- в зону развлечений вписываются сферы научных исследований, связанные с «основными
человеческими инстинктами», а также вся продукция, способная функционировать в качестве
зрелища. Здесь уместно, например, упомянуть научно-популярный фильм, показанный на канале
VIAS at History (11.09.2007), и посвященный истории романтизма, научной биографии И. Ньютона,
Ч. Дарвина, З. Фрейда и т.д. Визуальные эффекты и техники, к которым была столь
чувствительная романтическая культура (а именно – отражения, зеркала, эффекты удвоения,
иллюзии, панорамы и т.д.) превращаются авторами фильма в зрелище, а следовательно, - в
главный ресурс развлекательности и одновременно – в способ визуального пояснения и
комментирования современных представлений о статусе зрения и зрелища в культуре романтизма
(D. Crary).33
- в зоне, отвечающей за рекламу, научному знанию отведено специфическое место – оно
играет роль технологии верификации и символического обоснования исключительности качеств
рекламных товаров (будь это «новая формула «Тайда»; эксплуатация образа футуристической
лаборатории, где имитируется ход процедурных испытаний, демонстрирующих качество новой
жевательной резинки; образ ученого в очках и белом халате, авторитетно обосновывающего
уникальность или полезность очередного йогурта; использование наукообразных конструктов,
образов или понятий, создающих видимость объективной характеристики товара; абсолютизация
технологических циклов, производящих рекламируемый товар; отдельным сюжетом может
выступать фетишистское толкование природы научных и технологических инноваций, когда сама
инновация наделяется сверхобыденными качествами, представляющими обыденный товар).

Литература:
1. Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы. М.: Гардарики, 2006.

изобретении вакцины от ВИЧ в Новосибирске (тема здоровье, смерть), о зависимости

продлжительности дизни от брака, установленной сотрудниками Лондонской школы экономики
(тема психология, жизнь, секс), а также о доказательстве билейского происхождения жизни,
открытии очередной планеты, похожей на землю и т.д.
32
См. Луман Н. Реальность массмедиа. М., 2005.
33
Crary D. Techniques of observer. L., 1993.
 2. Современные проблемы естественных, технических и социально-гуманитарных
наук: учебник для аспирантов и соискателей ученой степени кандидата наук/ под общ. Ред.
В.В.Миронова. – М.: Гардарики, 2007.
3. Косарева Л.М. Социокультурный генезис науки Нового времени. М., 1989.
4. Beaco J.-C., Claudel Ch. Science in media and social discourse:new channels of
communication, new linguistic forms// Discourse Studies. 2002, vol. 4(3), p. 277-300.
5. Crary D. Techniques of observer. L., 1993.
6. Greg Myer. Discourse Studies of Scientific Popularization: Questioning the boundaries
//Discourse Studies, 2003, vol.5(2), 265-279.
7. Hilgartner S. The Dominant View of Popularization: Conceptual Problems, political
Uses //Social Studies of Science, 1990. vol. 20, p. 519-539.
8. Moirand, S. (ed.) Un lieu d’inscription de la didacticité: Les catastrophes naturelles
dans la presse quotidienne, Les Carnets du CEDISCOR 1. 1992.
9. Moirand, S. Formes discursives de la diffusion des savoirs dans les médias’// Hermès
1993, 21. Р. 33–44.
10. Pumphery S., Cooter R. Separate Sphere in Public Places: Reflection on the History of
Science Popularisation and Science in Popular Culture// History of Science. 2003, vol. 32. p. 237-267.
11. Reed R. (Un)Professional Discourse: Journalist’s and scientist’s stories about science in
media// Journalism. 2001, vol 2(3). P. 279-298.
12. Джерджен К. Обыденное, оригинальное и достоверное. Минск, 2005. С.56.
13. Луман Н. Реальность массмедиа. М., 2005.
14. Современная философия науки. Хрестоматия. М., «Наука» 1994 г. Вступительная
статья А.А. Печёнкина.
15. Ямпольский М. Интернет и постархивное сознание// Новое литературное
обозрение. 2002ю № 51. С.71.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ НАУКИ И ОСНОВНЫЕ СТАДИИ ЕЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ

ЭВОЛЮЦИИ.
Преднаука и наука в собственном смысле слова.
Постоянно сталкиваясь с высказываниями: «В античной науке…» или «согласно науке
средневековья…», мы невольно должны задуматься, являлись ли знания этих эпох научными, как
это понимается сегодня. Существовавшая более двух тысяч лет геоцентрическая система
Птолемея – это научные знания? Но в те же времена уже известна, допустим, теорема Пифагора.
Убедительна позиция В.С. Степина34 обратившего внимание на то, что существует два метода
формирования знаний, соответствующих зарождению науки (преднауки) и науки в собственном
смысле слова. Зарождающаяся наука изучает, как правило, те вещи и способы их изменений, с
которыми человек многократно сталкивается в своей практической деятельности и обыденном
опыте. Он пытается строить модели таких изменений для предвидения результатов своих
действий. Деятельность мышления, формирующаяся на основе практики, представляет
идеализированную схему практических действий. Так, египетские таблицы сложения
представляют типичную схему практических преобразований, осуществляемых над предметными
совокупностями. Такая же связь с практикой обнаруживается в первых знаниях, которые
относятся к геометрии, основанной на практике измерения земельных участков. Такая
практическая математика, призванная обслуживать хозяйственные нужды, возникает на очень
ранних стадиях развития и во всех древних цивилизациях, и в египетской, и в древневавилонской,
и в индийской и др.
Способ построения знаний на этапе преднауки путем абстрагирования и систематизации
предметных отношений наличной практики обеспечивал предсказание ее результатов в границах
уже сложившихся способов практического освоения мира. На этапе зарождения науки в
собственном смысле слова фундамент новой системы знания строится как бы «сверху» по
отношению к реальной практике и лишь после этого, путем ряда опосредствований, проверяются
созданные из идеальных объектов конструкции путем сопоставления их с предметными
отношениями практики.

34
Степин В.С. Теоретическое знание. М., 2000. С. 57-58.
 При таком методе исходные идеальные объекты черпаются уже не из практики, а
заимствуются из ранее сложившихся систем знания (языка) и применяются в качестве
строительного материала для формирования новых знаний. Эти объекты погружаются в особую
«сеть отношений», структуру, которая заимствуется из другой области знания, где она
предварительно обосновывается в качестве схематизированного образа предметных структур
действительности. Соединение исходных идеальных объектов с новой «сеткой отношений»
способно породить новую систему знаний, в рамках которой могут найти отображение
существенные черты ранее не изученных сторон действительности. Прямое или косвенное
обоснование данной системы практикой превращает ее в достоверное знание
В развитой науке такой способ исследования встречается буквально на каждом шагу. Так,
например, по мере эволюции математики числа начинают рассматриваться не как прообраз
предметных совокупностей, которыми оперируют в практике, а как относительно
самостоятельные математические объекты, свойства которых подлежат изучению. С этого
момента начинается собственно математическое исследование, в ходе которого из ранее
изученных натуральных чисел строятся новые идеальные объекты. Применяя, например,
операцию вычитания к любым парам положительных чисел, можно было получить отрицательные
числа при вычитании из меньшего числа большего. Открыв для себя класс отрицательных чисел,
математика делает следующий шаг. Она распространяет на них все те операции, которые были
приняты для положительных чисел, и таким путем создает новое знание, характеризующее ранее
не исследованные структуры действительности. Описанный способ построения знаний
распространяется не только в математике, но и в естественных науках (метод выдвижения гипотез
с их последующим обоснованием опытом).
С этого момента заканчивается преднаука. Поскольку научное познание начинает
ориентироваться на поиск предметных структур, которые не могут быть выявлены в обыденной
практике и производственной деятельности, оно уже не может развиваться, опираясь только на эти
формы практики. Возникает потребность в особой форме практики, обслуживающей
развивающееся естествознание, - научном эксперименте.

Возникновение предпосылок (элементов) научных знаний в древнем мире и в средние века

В древнеегипетской цивилизации возник сложный аппарат государственной власти, тесно
сращенный с сакральным аппаратом жрецов. Носителями знаний были жрецы, в зависимости от
уровня посвящения обладавшие той или иной суммой знаний. Знания существовали в религиозно-
мистической форме и поэтому были доступны только жрецам, которые могут читать священные
книги и как носители практических знаний иметь власть над людьми.
Как правило, люди селились в долинах рек, где близко вода, но здесь и опасность -
разливы рек. Поэтому возникает необходимость систематического наблюдения за явлениями
природы, что способствовало открытию определенных связей между ними и привело к созданию
календаря, открытию циклически повторяющихся затмений Солнца и т.д. Жрецы накапливают
знания в области математики, химии, медицины, фармакологии, психологии, они хорошо владеют
гипнозом. Искусное мумифицирование свидетельствует о том, что древние египтяне имели
определенные достижения в области медицины, химии, хирургии, физики, ими была разработана
иридодиагностика.
Так как любая хозяйственная деятельность была связана с вычислениями, то был накоплен
большой массив знаний в области математики: вычисление площадей, подсчет произведенного
продукта, расчет выплат, налогов, использовались пропорции, так как распределение благ велось
пропорционально социальным и профессиональным рангам. Для практического употребления
создавалось множество таблиц с готовыми решениями. Древние египтяне занимались только теми
математическими операциями, которые были необходимы для их непосредственных
хозяйственных нужд, но никогда они не занимались созданием теорий - одним из важнейших
признаков научного знания.
Шумеры изобрели гончарный круг, колесо, бронзу, цветное стекло, установили, что год
равен 365 дням, 6 часам, 15 минутам, 41 секунде (для справки: современное значение - 365 дней 5
часов, 48 минут, 46 секунд), ими была создана оригинальная концепция Me, содержащая мудрость
шумерской цивилизации, большая часть текстов которой не расшифрована.
Специфика освоения мира шумерской и другими цивилизациями Древней Месопотамии
обусловлена способом мышления, в корне отличающимся от европейского: нет рационального
исследования мира, теоретического решения проблем, а чаще всего для объяснения явлений
используются аналогии из жизни людей.
Предпосылкой возникновения научных знаний многие исследователи истории науки
считают миф. В нем, как правило, происходит отождествление различных предметов, явлений,
событий (Солнце = золото, вода = молоко = кровь). Для отождествления необходимо было
овладеть операцией выделения "существенных" признаков, а также научиться сопоставлять
различные предметы, явления по выделенным признакам, что в дальнейшем сыграло
значительную роль в становлении знаний.
Формирование отдельных научных знаний и методов связывают с тем культурным
переворотом, который произошел в Древней Греции. Что же послужило причиной культурного
переворота?
Рассматривая переход от традиционного общества к нетрадиционному, в котором
возможно создание науки, развитие философии, искусства, М. К. Петров считает, что для
традиционного общества характерна лично-именная и профессионально-именная трансляция
культуры. Общество такого типа может развиваться либо через совершенствование приемов и
орудий труда, повышение качества продукта, либо за счет увеличения профессий путем их
отпочкования. В этом случае объем и качество знаний, передаваемых из поколения в поколение,
увеличивается благодаря специализации. Но при таком развитии наука появиться не могла, ей не
на что было бы опереться, уж ли не на знания и навыки, передаваемые от отца сыну? Кроме того,
в таком обществе невозможно совмещение разнородных профессий без уменьшения качества
продукции. Что же тогда послужило причиной разрушения традиционного общества, положило
конец развитию через специализацию?
По мнению М. К. Петрова, такой причиной стал пиратский корабль. Для людей, живущих
на берегу, всегда существует угроза с моря, поэтому гончар, плотник обязательно должен быть
еще и воином. Но и пираты на корабле - это тоже бывшие гончары и плотники. Следовательно,
возникает настоятельная необходимость совмещения профессий. А защищаться и нападать можно
только сообща, значит, необходима интеграция, которая гибельна для профессионально
дифференцированного традиционного общества. Это означает и возрастание роли слова,
подчиненность ему (одни решают, другие исполняют), что впоследствии приводит к осознанию
роли закона (номоса) в жизни общества, равенства всех перед ним. Закон выступает и как знание
для всех. Систематизация законов, устранение в них противоречий - это уже рациональная
деятельность, опирающаяся на логику.
В концепции А. И. Зайцева упор делается на особенности общественной психологии
древних греков, обусловленные социальными, политическими, природными и другими факторами.
Около V в. до н. э. усиливаются демократические тенденции в жизни греческого общества,
приводящие к критике аристократической системы ценностей. В это время в социуме стали
стимулироваться творческие задатки индивидуумов, даже если сначала плоды их деятельности
были практически бесполезны. Стимулируются публичные споры по проблемам, не имеющим
никакого прямого отношения к обыденным интересам спорящих, что способствовало развитию
критичности, без которой немыслимо научное познание. В отличие от Востока, где бурно
развивалась техника счета для практических, хозяйственных нужд, в Греции начала
формироваться "наука доказывающая".
По мнению В. С. Степина, существует два метода формирования знаний, соответствующих
зарождению науки (преднауки) и науки в собственном смысле слова. Зарождающаяся наука
изучает, как правило, те вещи и способы их изменений, с которыми человек многократно
сталкивается в своей практической деятельности и обыденном опыте. Он пытается строить модели
таких изменений для предвидения результатов своих действий. Деятельность мышления,
формирующаяся на основе практики, представляла идеализированную схему практических
действий. Так, египетские таблицы сложения представляют типичную схему практических
преобразований, осуществляемых над предметными совокупностями. Такая же связь с практикой
обнаруживается в первых знаниях, которые относятся к геометрии, основанной на практике
измерения земельных участков.
Способ построения знаний путем абстрагирования и систематизации предметных
отношений наличной практики обеспечивал предсказание ее результатов в границах уже
сложившихся способов практического освоения мира. Если на этапе преднауки как первичные
идеальные объекты, так и их отношения (соответственно смыслы основных терминов языка и
правила оперирования с ними) выводились непосредственно из практики и лишь затем внутри
созданной системы знания (языка) формировались новые идеальные объекты, то теперь познание
делает следующий шаг. Оно начинает строить фундамент новой системы знания как бы "сверху"
по отношению к реальной практике и лишь после этого, путем ряда опосредствований, проверяет
созданные из идеальных объектов конструкции, сопоставляя их с предметными отношениями
практики.
При таком методе исходные идеальные объекты черпаются уже не из практики, а
заимствуются из ранее сложившихся систем знания (языка) и применяются в качестве
строительного материала для формирования новых знаний. Эти объекты погружаются в особую
"сеть отношений", структуру, которая заимствуется из другой области знания, где она
предварительно обосновывается в качестве схематизированного образа предметных структур
действительности. Соединение исходных идеальных объектов с новой "сеткой отношений"
способно породить новую систему знаний, в рамках которой могут найти отображение
существенные черты ранее не изученных сторон действительности. Прямое или косвенное
обоснование данной системы практикой превращает ее в достоверное знание.
В развитой науке такой способ исследования встречается буквально на каждом шагу. Так,
например, по мере эволюции математики числа начинают рассматриваться не как прообраз
предметных совокупностей, которыми оперируют в практике, а как относительно
самостоятельные математические объекты, свойства которых подлежат систематическому
изучению. С этого момента начинается собственно математическое исследование, в ходе которого
из ранее изученных натуральных чисел строятся новые идеальные объекты. Применяя, например,
операцию вычитания к любым парам положительных чисел, можно было получить отрицательные
числа при вычитании из меньшего числа большего.
Открыв для себя класс отрицательных чисел, математика делает следующий шаг. Она
распространяет на них все те операции, которые были приняты для положительных чисел, и таким
путем создает новое знание, характеризующее ранее не исследованные структуры
действительности. Описанный способ построения знаний распространяется не только в
математике, но и в естественных науках (метод выдвижения гипотез с их последующим
обоснованием опытом).
С этого момента заканчивается преднаука. Поскольку научное познание начинает
ориентироваться на поиск предметных структур, которые не могут быть выявлены в обыденной
практике и производственной деятельности, оно уже не может развиваться, опираясь только на эти
формы практики. Возникает потребность в особой форме практики, обслуживающей
развивающееся естествознание, - научном эксперименте35.
Древние греки пытаются описать и объяснить возникновение, развитие и строение мира в
целом и вещей его составляющих. Эти представления получили название натурфилософских.
Натурфилософией (философией природы) называют преимущественно философски-
умозрительное истолкование природы, рассматриваемой в целостности, и опирающееся на
некоторые естественнонаучные понятия. Некоторые из этих идей востребованы и сегодняшним
естествознанием.
Для создания моделей Космоса нужен был достаточно развитый математический аппарат.
Важнейшей вехой на пути создания математики как теоретической науки были работы
пифагорейской школы. Ею была создана картина мира, которая хотя и включала мифологические
элементы, но по основным своим компонентам была уже философско-рациональным образом
мироздания. В основе этой картины лежал принцип: началом всего является число. Пифагорейцы
считали числовые отношения ключом к пониманию мироустройства. И это создавало особые
предпосылки для возникновения теоретического уровня математики. Задачей становилось
изучение чисел и их отношений не просто как моделей тех или иных практических ситуаций, а
самих по себе, безотносительно к практическому применению. Ведь познание свойств и
отношений чисел теперь мыслилось как познание начал и гармонии Космоса. Числа представали
как особые объекты, которые нужно постигать разумом, изучать их свойства и связи, а затем уже,
исходя из знаний об этих свойствах и связях, объяснять наблюдаемые явления.
Именно эта установка характеризует переход от чисто эмпирического познания
количественных отношений (привязанного к наличному опыту) к теоретическому исследованию,
которое, оперируя абстракциями и создавая на основе ранее полученных абстракций новые,

35
См.: Степин В. С. Теоретическое знание. - М., 2000. С. 57-59.
осуществляет прорыв к новым формам опыта, открывая неизвестные ранее вещи, их свойства и
отношения. В пифагорейской математике наряду с доказательством ряда теорем, наиболее
известной из которых является знаменитая теорема Пифагора, были осуществлены важные шаги к
соединению теоретического исследования свойств геометрических фигур со свойствами чисел.
Так, число "10", которое рассматривалось как совершенное число, соотносилось с треугольником36.
К началу IV в. до н. э. Гиппократом Хиосским было представлено первое в истории
человечества изложение основ геометрии, базирующейся на методе математической индукции.
Достаточно полно была изучена окружность, так как для греков круг являлся идеальной фигурой и
необходимым элементом их умозрительных построений. Немногим позже стала развиваться
геометрия объемных тел - стереометрия. Теэтетом была создана теория правильных
многогранников, он указал способы их построения, выразил их ребра через радиус описанной
сферы и доказал, что никаких других правильных выпуклых многогранников существовать не
может.
Особенности греческого мышления, которое было рациональным, теоретическим, что в
данном случае равносильно созерцательному, наложили отпечаток на формирование знаний в этот
период. Основная деятельность ученого состояла в созерцании и осмыслении созерцаемого. А что
же созерцать, как не небесный свод, по которому движутся небесные светила? Без сомнения,
наблюдения над небом производились и в чисто практических целях в интересах навигации,
сельского хозяйства, для уточнения календаря. Но не это было для греков главным. Надо было не
столько фиксировать видимые перемещения небесных светил по небесному своду и
предсказывать их сочетания, а разобраться в смысле наблюдаемых явлений, включив их в общую
схему мироздания. Причем в отличие от Древнего Востока, который накопил огромный материал
подобных наблюдений и использовал их в целях предсказаний, астрология в Древней Греции не
находила себе применения.
Первая геометрическая модель Космоса была разработана Эвдоксом (IV в. до н. э.) и
получила название модели гомоцентрических сфер. Затем она была усовершенствована Калиппом.
Последним этапом в создании гомоцентрических моделей была модель, предложенная
Аристотелем. В основе всех этих моделей лежит представление о том, что Космос состоит из ряда
сфер или оболочек, обладающих общим центром, совпадающим с центром Земли. Сверху Космос
ограничен сферой неподвижных звезд, которые совершают оборот вокруг мировой оси в течение
суток. Все небесные тела (Луна, Солнце и пять в то время известных планет: Венера, Марс,
Меркурий, Юпитер, Сатурн) описываются системой взаимосвязанных сфер, каждая из которых
вращается равномерно вокруг своей оси, но направление оси и скорость движения для различных
сфер могут быть различными. Небесное тело прикреплено к экватору внутренней сферы, ось
которой жестко связана с двумя точками следующей по порядку сферой и т.д. Таким образом, все
сферы находятся в непрерывном движении. Во всех гомоцентрических моделях расстояние от
любой планеты до центра Земли всегда остается одинаковым, поэтому невозможно объяснить
видимое колебание яркости таких планет, как Марс, Венера, следовательно, вполне резонно, что
могли появиться иные модели Космоса.
И к таким моделям можно отнести гелиоцентрические модели Гераклида Понтийского (IV
в. до н. э.) и Аристарха Самосского (III в. до н. э.), но они не имели в то время широкого
распространения и приверженцев, потому что гелиоцентризм расходился с традиционными
воззрениями на центральное положение Земли как центра мира и гипотеза о ее движении
встречала активное сопротивление со стороны астрономов.
Среди значимых натурфилософских идей античности представляют интерес атомистика и
элементаризм. Как считал Аристотель, атомистика возникла в процессе решения космогонической
проблемы, поставленной Парменидом Элейским (около 540-450 гг. до н. э.). Если
проинтерпретировать мысль Парменида, то проблема будет звучать так: как найти единое,
неизменное и неуничтожающееся в многообразии изменчивого, возникающего и
уничтожающегося? В античности известны два пути решения этой проблемы.
Согласно первому, все сущее построено из двух начал, начала неуничтожимого,
неизменного, вещественного и оформленного и начала разрушения, изменчивости,
невещественности и бесформенного. Первое - атом ("нерассекаемое"), второе - пустота, ничем не
наполненная протяженность. Такое решение было предложено Левкиппом (V в. до н. э.) и
Демокритом (около 460-370 гг. до н. э.). Бытие для них не едино, а представляет собой

36
См.: Степин В. С. Теоретическое знание. - М., 2000. С. 67-68.
бесконечные по числу невидимые вследствие малости объемов частицы, которые движутся в
пустоте; когда они соединяются, то это приводит к возникновению вещей, а когда разъединяются,
то - к их гибели.
Второй путь решения проблемы Парменида связывают с Эмпедоклом (ок. 490-430 гг. до н.
э.). По его мнению, Космос образован четырьмя элементами-стихиями: огнем, воздухом, водой,
землей и двумя силами: любовью и враждой. Элементы не подвержены качественным изменениям,
они вечны и непреходящи, однородны, способны вступать друг с другом в различные комбинации
в разных пропорциях. Все вещи состоят из элементов.
Платон (427-347 гг. до н. э.) объединил учение об элементах и атомистическую концепцию
строения вещества. В "Тимее" философ утверждает, что четыре элемента - огонь, воздух, вода и
земля - не являются простейшими составными частями вещей. Он предлагает их назвать началами
и принимать за стихии (т.е. "буквы"). Различия между элементами определяются различиями
между мельчайшими частицами, из которых они состоят. Частицы имеют сложную внутреннюю
структуру, могут разрушаться, переходить друг в друга, обладают разными формами и
величинами. Платон, а это вытекает из структурно-геометрического склада его мышления,
приписывает частицам, из которых состоят элементы, формы четырех правильных
многогранников - куба, тетраэдра, октаэдра и икосаэдра. Им соответствуют земля, огонь, воздух,
вода.
Так как некоторые элементы могут переходить друг в друга, то и преобразования одних
многогранников в другие могут происходить за счет перестройки их внутренних структур. Для
этого необходимо найти в этих фигурах общее. Таким общим для тетраэдра, октаэдра и икосаэдра
является грань этих фигур, представляющая из себя правильный (равносторонний) треугольник.
Как отмечает И.Д. Рожанский, предложенные американским физиком К. Гелл-Манном
гипотетические простейшие структурные единицы материи - кварки - имеют некоторые черты,
напоминающие платоновские элементарные треугольники. И те и другие не существуют отдельно,
самостоятельно. Как и свойства треугольников, свойства кварков определяются числом 3:
существует всего три рода кварков, электрический заряд кварка равен одной трети заряда
электрона и т.д. Изложенная в "Тимее" атомистическая концепция Платона, заключает И. Д.
Рожанский, "представляет собой поразительное, уникальное и в каких-то отношениях
провидческое явление в истории европейского естествознания"37.
Аристотель (384-322 гг. до н. э.) создал всеобъемлющую систему знаний о мире, наиболее
адекватную сознанию своих современников. В эту систему вошли знания из области физики,
этики, политики, логики, ботаники, зоологии, философии. Вот названия только некоторых из них:
"Физика", "О происхождении и уничтожении", "О небе", "Механика", "О душе", "История
животных" и др. Согласно Аристотелю, истинным бытием обладает не идея, не число (как,
например, у Платона), а конкретная единичная вещь, представляющая сочетание материи и формы.
Материя - это то, из чего возникает вещь, ее материал. Но чтобы стать вещью, материя должна
принять форму. Абсолютно бесформенна только первичная материя, в иерархии вещей лежащая
на самом нижнем уровне. Над ней стоят четыре элемента, четыре стихии. Стихии - это первичная
материя, получившая форму под действием той или иной пары первичных сил - горячего, сухого,
холодного, влажного. Сочетание сухого и горячего дает огонь, сухого и холодного - землю,
горячего и влажного - воздух, холодного и влажного - воду. Стихии могут переходить друг в друга,
вступать во всевозможные соединения, образуя разнообразные вещества.
Чтобы объяснить процессы движения, изменения, развития, которые происходят в мире,
Аристотель вводит четыре вида причин: материальные, формальные, действующие и целевые.
Рассмотрим их на его примере с бронзовой статуей. Материальная причина - бронза, действующая
- деятельность ваятеля, формальная - форма, в которую облекли бронзу, целевая - то, ради чего
ваялась статуя.
Для Аристотеля не существует движения помимо вещи. На основании этого он выводит
четыре вида движения: в отношении сущности - возникновение и уничтожение; в отношении
количества - рост и уменьшение; в отношении качества - качественные изменения; в отношении
места - перемещение. Виды движения не сводимы друг к другу и друг из друга не выводимы. Но
между ними существует некоторая иерархия, где первое движение - перемещение.

Рожанский И. Д. Платон и современная физика // Платон и его эпоха. -М., 1979. С.

37

171.
 Согласно Аристотелю, Космос ограничен, имеет форму сферы, за пределами которой нет
ничего; Космос вечен и неподвижен, он не сотворен никем и не возник в ходе естественного
космического процесса; заполнен материальными телами, которые в "подлунной" области
образованы из четырех элементов - воды, воздуха, огня и земли, в этой области тела возникают,
преобразовываются, гибнут; в "надлунной" области нет возникновения и гибели, в ней находятся
небесные тела - звезды, планеты, Земля, Луна, которые совершают свои круговые движения, и
пятый элемент - эфир, "первое тело", ни с чем не смешиваемое, вечное, не переходящее в другие
элементы. В центре Космоса находится шарообразная Земля, неподвижная, не вращающаяся
вокруг своей оси. Аристотель впервые в истории человеческого знания попытался определить
размеры Земли, вычисленный им диаметр земного шара примерно в два раза превысил истинный.
Основанная философом перипатетическая школа дала античному миру достойных продолжателей
его учений, которые внесли свой вклад в копилку знаний.
Эпоху эллинизма (IV в. до н. э. - I в. н. э.) считают наиболее блестящим периодом в
истории становления научного знания. В это время хотя и происходило взаимодействие культур
греческой и восточной на завоеванных землях, но преобладающее значение имела все-таки
греческая культура. Основной чертой эллинистической культуры стал индивидуализм, вызванный
неустойчивостью социально-политической ситуации, невозможностью для человека влиять на
судьбу полиса, усилившейся миграцией населения, возросшей ролью царя и бюрократии. Это
отразилось как на основных философских системах эллинизма - стоицизме, скептицизме,
эпикуреизме, неоплатонизме, - так и на некоторых натурфилософских идеях. Так, в физике
стоиков Зенона Катионского (336-264 гг. до н. э.), Клеанфа из Ассоса (331-232 гг. до н. э.),
Хрисиппа из Сол (281-205 гг. до н. э.) большое значение придавалось законам, по которым
существует Природа, т.е. мировому порядку, которому, осознав его, должны с радостью
подчиняться стоики.
В физике стоиков использовались аристотелевские представления о первоэлементах, в
которые ими вносились новые идеи: соединение огня и воздуха образует субстанцию, названную
"пневмой" (??? - "теплое дыхание"), которой приписывали функции мировой души. Она сообщает
индивидуальность вещи, обеспечивая ее единство и целостность, выражает логос вещи, т.е. закон
ее существования и развития. Пневма является активным мировым агентом в отличие от
физического тела, которое - пассивный участник процессов.
Согласно стоикам, мир представляется единым и взаимосвязанным потоком событий, где
все имеет причину и следствие. И эти всеобщие и необходимые связи они называли роком или
судьбой. Наряду с причинной обусловленностью явлений существует их определенная
направленность к благой прекрасной и разумной цели. Следовательно, кроме судьбы стоики
признают и благотворное провидение (???), чтс свидетельствует о тесной связи стоической физики
и этики.
Так же тесно связаны физика и этика у Эпикура (342-270 п до н. э.), который считал, что
все вещи потенциально делимы до бесконечности, но реально такое деление превращало бы вещь
в ничто, поэтому надо мысленно где-то остановиться Атом Эпикура - это мысленная конструкция,
результат остановки деления вещи на некотором пределе.
Атомы Эпикура наделены тяжестью и поэтому движутся сверху вниз, но при этом могут
"спонтанно отклоняться" с вертикального перемещения. В поэме Лукреция Кара "О природе
вещей" это отклонение получило название clinamen. Отклонившиеся атомы описывают
разнообразные кривые, сплетаются, ударяются друг о друга, в результате чего образуется вещный
мир.
В эпоху эллинизма наибольшие успехи были зафиксированы в области математических
знаний. Так, Евклиду (конец IV- начало III в. до н. э.) принадлежит выдающаяся работа
античности "Stoicheia" (т.е. "Элементы", что в современной литературе получило название
"Начала"). Этот 15-томный труд явился результатом систематизации имевшихся в то время знаний
в области математики, часть из которых, по утверждению исследователей, принадлежит
предшественникам Евклида. Успехами в разработке методов вычисления площадей поверхностей
и объемов геометрических тел отмечена жизнь Архимеда (ок. 287-212 гг. до н. э.). Но в большей
степени он известен как гениальный механик и инженер.
II-I вв. до н. э. характеризуются упадком эллинистических государств как под
воздействием междоусобных войн, так и под ударами римских легионеров, теряют свое значение
культурные центры, приходят в упадок библиотеки, научная жизнь замирает. Это не могло не
отразиться на книжно-компиляторском характере римской учености. Рим не дал миру ни одного
мыслителя, который по своему уровню мог быть приближен к Платону, Аристотелю, Архимеду.
Все это компенсировалось созданием компилятивных работ, носивших характер популярных
энциклопедий.
Большой славой пользовалась девятитомная энциклопедия Марка Терренция Варрона
(116-27 гг. до н. э.), содержавшая знания из области грамматики, логики, риторики, геометрии,
арифметики, астрономии, теории музыки, медицины и архитектуры. Веком позже шеститомный
компендиум, посвященный сельскому хозяйству, военному делу, медицине, ораторскому
искусству, философии и праву, составляет Авл Корнелий Цельс. Наиболее известное сочинение
этой поры - поэма Тита Лукреция Кара (ок. 99-95 гг. - ок. 55 г. до н. э.) "О природе вещей", в
которой дано наиболее полное и систематическое изложение эпикурейской философии.
Энциклопедическими работами были труды Гая Плиния Секунда Старшего (23-79 гг. н. э.), Луция
Аннея Сенеки (4 г. до н. э. - 65 г. н. э.).
Кроме этих компиляций, были созданы работы больших знатоков своего дела: сочинения
Витрувия "Об архитектуре", Секста Юлия Фронтина "О римских водопроводах", Луция Юния
Модерета Колемеллы "О сельском хозяйстве" (I в. н. э.). Ко II в. н. э. относится деятельность
величайшего врача, физиолога и анатома Клавдия Галена (129-199 гг.) и астронома Клавдия
Птолемея (ум. ок. 170 г. до н. э.), система которого объясняла движение небесных тел с позиций
геоцентрического принципа и поэтому в течение столетий считалась наивысшей точкой развития
теоретической астрономии.
Знания, которые формируются в эпоху Средних веков в Европе, вписаны в систему
средневекового миросозерцания, для которого характерно стремление к всеохватывающему
знанию, что вытекает из представлений, заимствованных из античности: подлинное знание - это
знание всеобщее, аподиктическое (доказательное). Но обладать им может только творец, только
ему доступно знать, и это знание только универсальное. В этой парадигме нет места знанию
неточному, частному, относительному, неисчерпывающему.
Так как все на земле сотворено, то существование любой вещи определено свыше,
следовательно, она не может быть несимволической. Вспомним новозаветное: "Вначале было
Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог". Слово выступает орудием творения, а переданное
человеку, оно выступает универсальным орудием постижения мира. Понятия отождествляются с
их объективными аналогами, что выступает условием возможности знания. Если человек
овладевает понятиями, значит, он получает исчерпывающее знание о действительности, которая
производна от понятий. Познавательная деятельность сводится к исследованию последних, а
наиболее репрезентативными являются тексты Святого писания.
Все "вещи видимые" воспроизводят, но не в равной степени "вещи невидимые", т.е.
являются их символами. И в зависимости от приближенности или отдаленности от Бога между
символами существует определенная иерархия. Телеологизм выражается в том, что все явления
действительности существуют по промыслу Бога и для предуготовленных им ролей (земля и вода
служат растениям, которые в свою очередь служат скоту).
Как же, исходя из таких установок, может осуществляться познание? Только под
контролем церкви. Формируется жесткая цензура, все противоречащее религии подлежит запрету.
Так, в 1131 г. был наложен запрет на изучение медицинской и юридической литературы.
Средневековье отказалось от многих провидческих идей античности, не вписывающихся в
религиозные представления. Так как познавательная деятельность носит теологически-текстовый
характер, то исследуются и анализируются не вещи и явления, а понятия. Поэтому универсальным
методом становится дедукция (царствует дедуктивная логика Аристотеля). В мире, сотворенным
Богом и по его планам, нет места объективным законам, без которых не могло бы формироваться
естествознание. Но в это время существуют уже области знаний, которые подготавливали
возможность рождения науки. К ним относят алхимию, астрологию, натуральную магию и др.
Многие исследователи расценивают существование этих дисциплин как промежуточное звено
между натурфилософией и техническим ремеслом, так как они представляли сплав
умозрительности и грубого наивного эмпиризма.
Средневековая западная культура - специфический феномен. С одной стороны,
продолжение традиций античности, свидетельство тому - существование таких мыслительных
комплексов, как созерцательность, склонность к абстрактному умозрительному теоретизированию,
принципиальный отказ от опытного познания, признание превосходства универсального над
уникальным. С другой стороны, разрыв с античными традициями: алхимия, астрология, имеющие
"экспериментальный" характер.
 А на Востоке в средние века наметился прогресс в области математических, физических,
астрономических, медицинских знаний. В IX в. была переведена на арабский язык книга "Великая
математическая система астрономии" Птолемея под названием "Аль-Магисте" (великое), которая
потом вернулась в Европу как "Альмагест". Переводы и комментарии "Альмагеста" служили
образцом для составления таблиц и правил расчета положения небесных светил. Также были
переведены и "Начала" Евклида, и сочинения Аристотеля, труды Архимеда, которые
способствовали развитию математики, астрономии, физики. Греческое влияние отразилось на
стиле сочинений арабских авторов, которые характеризуют систематичность изложения материала,
полнота, строгость формулировок и доказательств, теоретичность. Вместе с тем в этих трудах
присутствует характерное для восточной традиции обилие примеров и задач чисто практического
содержания. В таких областях, как арифметика, алгебра, приближенные вычисления, был
достигнут уровень, который значительно превзошел уровень, достигнутый александрийскими
учеными.
Интерес для нас представляет личность Мухаммеда ибн-Мусы ал-Хорезми (780-850),
автора нескольких сочинений по математике, которые в XII в. были переведены на латынь и
четыре столетия служили в Европе учебными пособиями. Через его "Арифметику" европейцы
познакомились с десятичной системой счисления и правилами (алгоритмами - от имени ал-
Хорезми) выполнения четырех действий над числами, записанными по этой системе. Ал-Хорезми
была написана "Книга об ал-джебр и ал-мукабала", целью которой было обучить искусству
решений уравнений, необходимых в случаях наследования, раздела имущества, торговли, при
измерении земель, проведении каналов и т.д. "Ал-джебр" (отсюда идет название такого раздела
математики, как алгебра) и "ал-мукабала" - приемы вычислений, которые были известны Хорезми
еще из "Арифметики" позднег-реческого математика (III в.) Диофанта. Но в Европе об
алгебраических приемах узнали только от ал-Хорезми. Никакой специальной алгебраической
символики у него даже в зачаточном состоянии еще нет. Запись уравнений и приемы их решений
осуществляются на естественном языке.
Вот еще некоторые имена:
Мухаммедаль-Баттани (850-929) - астроном, составивший новые астрономические таблицы;
Ибн Юлас (950-1009), известный достижениями в области тригонометрии, составивший
таблицы наблюдений лунных и солнечных затмений;
Ибн аль-Хайсам (965-1020), сделавший значительные открытия в области оптики;
Ал-Бируни (973-1048) - автор многочисленных трудов по истории, географии, филологии,
философии, математике, астрономии, создавший основы учения об удельном весе;
Абу-Али ибн-Сина (Авиценна) (980-1037) - философ, математик, астроном, врач, чей
"Канон врачебной науки" снискал мировую славу и представляет определенный познавательный
интерес сегодня;
Омар Хайям (1048-1122) - не только великий поэт, но и известнейший в свое время
математик, астроном, механик, философ;
Ибн Рушд (1126-1198) - философ, естествоиспытатель, добившийся больших успехов в
области алхимии.
Эти и многие другие выдающиеся ученые арабского средневековья внесли большой вклад
в развитие медицины, в частности глазной хирургии, что натолкнуло на мысль об изготовлении из
хрусталя линз для увеличения изображения. В дальнейшем это привело к созданию оптики.
Работая на основе традиций, унаследованных от египтян и вавилонян, черпая некоторые
знания от индийцев и китайцев и, что самое важное, переняв у греков приемы рационального
мышления, арабы применили все это в опытах с большим количеством веществ. Тем самым они
вплотную подошли к созданию химии.
В XV в. после убийства Улугбека и разгрома Самаркандской обсерватории начинается
период заката математических, физических и астрономических знаний на Востоке и центр
разработки проблем естествознания, математики переносится в Западную Европу.
Становление опытной науки в новоевропейской культуре.
В XIV-XV вв. естествознание близко подошло к созданию методов новой опытной науки.
Этому предшествовал прогресс ремесленного производства, рост городов, а успешные торговые
контакты с арабским Востоком вернули Западу многие труды античных мыслителей и вместе с
ними принесли и натурфилософские труды самих арабов.
В результате - усиление интереса к естественнонаучным идеям и исследованиям.
Естественнонаучная мысль этого периода концентрируется вокруг двух университетских центров:
Оксфордского и Парижского университетов. Одним из первых переводчиков стал Альфред
Английский (ум. ок. 1220), привезший в Оксфорд некоторые естественнонаучные произведения
Аристотеля.
Но самую значительную роль в развитии и распространении естествознания сыграла
Оксфордская школа, представлявшая объединение философов и ученых и существовавшая при
Оксфордском университете. Главная роль в становлении школы принадлежала Роберту
Гроссетесту (Большеголовому, 1175—1253). Он не только переводил естественнонаучные
произведения Аристотеля непосредственно с оригинала, но и писал комментарии к ним. В своем
трактате «О свете или о начале форм» Гроссетест высказывал мысли о том, что изучение явлений
начинается с опыта, посредством их анализа (resolutio) устанавливается некоторое общее
положение, рассматриваемое как гипотеза. Отправляясь от нее, уже дедуктивно (compositio)
выводятся следствия, опытная проверка которых устанавливает их истинность или ложность. Эти
свои идеи исследователь проводил в опытах над преломлением света, в размышлениях о
распространении звуковых колебаний, о морских приливах. Для проверки гипотез Гроссетест
использует методы фальсификации и верификации.
Метод фальсификации используется там, где нет еще никакой рациональной теории,
и естествоиспытатель вынужден произвести отбор подходящих гипотез, т. е. отбросить то, что
«не соответствует природе вещей». Метод верификации предполагает установление
зависимостей путем наблюдения и проверку их в изолирующем эксперименте.
Гроссетест в попытке выработать общую методологию естественнонаучного исследования
исходит из идей Аристотеля, изложенных им во «Второй Аналитике». Но для достижения этой
цели необходимо изменить понятие причины и механизм причинного действия. Четыре
аристотелевские причины Гроссетест заменяет двухполюсной причинно-следственной цепочкой,
где действующая причина заняла место большей посылки, конечная причина — место вывода или
заключения, а формальная и материальная причина — место среднего, специфического члена,
исполняющего роль границ и условий обнаружения действия. Фундаментальность этой схемы для
всего последующего развития физического мышления непреходяща.
Напомним, что традиционной для средневековья была мысль о том, что только в
математике вещи, известные нам, и вещи, существующие по природе, тождественны. Поэтому
модель математического (делуктивного) объяснения становится моделью идеального знания. Но
математика описывает явления в чистом виде и ничего не говорят о том, почему это происходит
именно так. Ответить на этот вопрос может только метафизика. «Именно в этом — корень того
«эмпиризма» и «индуктивизма», который показался многим столь похожим на методологию науки
Нового времени и … скорее, является чертой, принципиально отличающей средневековый метод
физического мышления от экспериментально-теоретического метода Новой науки»38.
Члены Мертонского колледжа при Оксфордском университете Ричард Киллингтон,
Ричард Суиссет (Суайнсхед), Уильям Хейтесбери и Джон Дамблтон, так называемые
«калькуляторы», пытались создать единую систему «математической физики», основанной на
возможности арифметико-алгебраического выражения качества. В работах калькуляторов
формировались такие понятия математики как переменная величина, логарифм, дробный
показатель, бесконечный ряд.
К ученикам Гроссетеста относят английского натурфилософа и богослова Роджера
Бэкона (ок. 1214 — 1242) — одного из наиболее интересных, оригинальных мыслителей своего
века, которого называли «удивительным доктором» («doctor mirabilis»). Р. Бэкон схоластике
противопоставил программу практического назначения знания, с помощью которого человек
может добиться своего могущества и улучшения жизни. Ему принадлежат провидческие идеи: о
создании судов без гребцов, управляемых одним человеком, о колесницах, передвигающихся без
коней, о летательных аппаратах, птичьеобразными крыльями которых двигал бы один человек и
т.д. Р. Бэкон считал, что с помощью математики, которая одна только достоверна, необходимо
проверять все остальные науки. Но для получения истинных знаний одних только математических
доказательств недостаточно. Для лучшего понимания и устранения сомнений необходим опыт.
Существуют разные виды опыта: опыт, приобретаемый посредством «внешних чувств»; опыт
«внутренний», который становится возможным только в мистических состояниях избранных
благодаря обретению внутреннего озарения и праопыт, которым Бог наделил «святых отцов
церкви».
 Р. Бэкон заявлял: «Опытная наука — владычица умозрительных наук»39. Предполагают,
что здесь впервые введен термин «опытная наука». Опыт включает в себя физику, в которую
входят алхимия, астрономия, астрология, медицина, в известном смысле и математика.
Согласно Р. Бэкону, опытная наука «предписывает, как делать удивительные орудия и как, создав
их, ими пользоваться, а также рассуждает обо всех тайнах природы на благо государства и
отдельных лиц и повелевает остальными науками, как своими служанками»40.
«Когда средневековые ученые патетически призывают к опытному исследованию,
порицают, подобно Роджеру Бэкону, ложный авторитет, дурную традицию и невежественные
мнения толпы, отсюда еще никоим образом нельзя делать вывод, что здесь закладывается
фундамент «экспериментальной науки» в современном смысле слова. Ни Гроссетесту, ни
Альберту Великому, ни Р. Бэкону не приходило в голову сомневаться в основах христианского
мировоззрения. Речь шла только о необходимости и, может быть, даже о преимуществе опытного
постижения божественных истин через наблюдение порядка творения. Никто из них не нарушал
иерархии средневековых наук с теологией и метафизикой во главе. Даже Р. Бэкон… отводит лишь
одну часть своего «Большого сочинения» для указания преимуществ опытной науки, в которую он
включает астрологию и алхимию. …Может быть, еще большую роль играла концепция
мистического опыта, непосредственного, чувственного постижения божественных истин
внутренним созерцанием, озарением, для которого простой «натуралистический» опыт служит
лишь подготовительным этапом, известного рода упражнением и очищением41.
Вклад в развитие логического учения внес английский философ и логик Уильям Оккам (ок.
1300—1349/1350). Напомним только о знаменитой «бритве Оккама», согласно которой
«Сущностей не следует умножать без необходимости», что означает, что каждый термин
обозначает лишь определенный предмет.

Зарождение и развитие классической науки

С первых двух глобальных революций в развитии научных знаний, происходивших в XVI-
XVII вв., создавших принципиально новое по сравнению с античностью и средневековьем
понимание мира, и началась классическая наука, ознаменовавшая генезис науки как таковой, как
целостного триединства, т.е. особой системы знания, своеобразного духовного феномена и
социального института.
Подготовительный этап первой научной революции приходится на эпоху Возрождения
(1448-1540). В этот период происходит постепенная смена мировоззренческой ориентации: для
человека значимым становится посюсторонний мир, а автономным, универсальным и
самодостаточным - индивид. В протестантизме происходит разделение знания и веры,
ограничение сферы применения человеческого разума миром "земных вещей", под которым
понимается практически ориентированное познание природы.
Поэтому первоначальное "целое" науки в отличие от философии - это математическое
естествознание, и прежде всего механика. "Предоставив дело спасения души "одной лишь вере",
протестантизм тем самым вытолкнул разум на поприще мировой практической деятельности -
ремесла, хозяйства, политики. Применение разума в практической сфере тем более поощрялось,
что сама эта сфера, с точки зрения реформаторов, приобретает особо важное значение: труд
выступает теперь как своего рода мирская аскеза, поскольку монашескую аскезу протестантизм не
принимает. Отсюда уважение к любому труду - как крестьянскому, так и ремесленному, как
деятельности землекопа, так и деятельности предпринимателя. Этим объясняется характерное для
протестантов признание особой ценности технических и научных изобретений, всевозможных
усовершенствований, которые способствуют облегчению труда и стимулированию материального
производства"42. В этих условиях и возникает экспериментально-математическое естествознание,
отделившееся от собственно философии как особой сферы знания ("великая дифференциация").

39
Антология мировой философии. Т. 1. Ч. 2. С. 875.
40
Там же. С. 877.
41
См.: Ахутин А.В. История принципов физического эксперимента. – М., 1976. С. 148.
Гайденко П. П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой. - М.,
42

2000. С. 8.
 Среди тех, кто непосредственно подготавливал рождение" науки, был Николай Кузанский
(1401-1464), идеи которого оказали влияние на Джордано Бруно, Леонардо да Винчи, Николя
Коперника, Галилео Галилея, Иоганна Кеплера.
В своих философских воззрениях на мир Николай Кузанский вводит методологический
принцип совпадения противоположностей - единого и бесконечного, максимума и минимума, из
которого следует тезис об относительности любой точки отсчета, тех предпосылок, которые лежат
в фундаменте арифметики, геометрии, астрономии и других знаний. Отсюда он делает заключение
о предположительном характере всякого человеческого знания, а не только того, которое мы
получаем, опираясь на опыт, как считали в античности. Поэтому он уравнивает в правах и науку,
основанную на опыте, и науку, основанную на доказательствах.
Большое внимание Николай Кузанский придает измерительным процедурам, поэтому
интерес представляет его попытка дать "опытное" обоснование геометрии с помощью
взвешивания, которое воспринимается им как универсальный прием. Механические средства
измерения уравниваются в правах с математическим доказательством, что уничтожает ранее
непреодолимую грань между механикой, понимаемой как искусство, и математикой как наукой.
Это те предпосылки, без которых не могло бы возникнуть исчисление бесконечно малых и
механика как математическая наука.
Применяя принцип совпадения противоположностей к астрономии, Кузанский высказал
предположение, что Земля не является центром Вселенной, а такое же небесное тело, как и Солнце
и Луна, что подготавливало переворот в астрономии, который в дальнейшем совершил Коперник.
А примененный к проблеме движения принцип совпадения противоположностей дал Н.
Кузанскому возможность высказать идею о тождестве движения и покоя, что в корне
противоречило античному и средневековому пониманию, утверждавшему, что покой и движение -
качественно различные и принципиально несовместимые состояния.
Тот переворот, который совершил в астрономии польский астроном Николай Коперник
(1473-1543), имел огромное значение для развития науки и философии и их отделения друг от
друга. В год своей смерти он публикует труд "Об обращении небесных тел", в котором в качестве
постулата утверждает, что все небесные тела являются сферами, вращающимися по круговым
орбитам вокруг Солнца, восседающего на царском престоле и управляющего всеми светилами.
В этой гелиоцентрической концепции сформулировано новое миропонимание, согласно
которому Земля - одна из планет, движущаяся по круговой орбите вокруг Солнца. Совершая
обращение вокруг Солнца, она вращается и вокруг своей оси. Кажущиеся движения планет
принадлежат не им, а Земле и через ее движение можно объяснить их неравномерности. Идея
движения как естественного свойства небесных и земных тел - ценное достижение концепции
Коперника. Кроме того, им высказана мысль о том, что движение тел подчинено некоторым
общим закономерностям. Но он был убежден в конечности мироздания и считал, что Вселенная
где-то заканчивается неподвижной твердой сферой, на которой закреплены неподвижные звезды.
Убеждение Коперника в ограниченности Вселенной твердой сферой было опровергнуто
датским астрономом Тихо Браге (1546-1601), который сумел рассчитать орбиту кометы,
проходившей вблизи планеты Венера. Согласно его расчетам, получалось, что эта комета должна
была натолкнуться на твердую поверхность сферы, если бы та существовала, чего не произошло.
Джордано Бруно (1548-1600), который был в большей степени натурфилософом, чем
математиком, физиком или астрономом, отстаивал идею бесконечности Вселенной, которая для
него была единой и неподвижной. Он считал, что Вселенная не движется в пространстве, так как
ничего нет вне ее, куда она могла бы переместиться, потому что она является всем. Она не
рождается и не уничтожается, не уменьшается и не увеличивается. "Вселенной, таким образом,
приписаны атрибуты божества: пантеизм потому и рассматривался церковью как опасное учение,
что он вел к устранению трансцендентального Бога, к его имманентизации. К этим выводам не
пришел Кузанец, хотя он и проложил тот путь, по которому до конца пошел Бруно"43.
А так как Вселенная бесконечна, то могут быть отменены и положения аристотелевской
космогонии, в частности: вне мира нет ничего, Космос конечен. Отвергает Бруно и понятие
абсолютного места (абсолютного верха и абсолютного низа), тем самым вводя идею
относительности движения, столь необходимую для создания физики. Он делает предположение,
что существует множество миров, подобных нашему. А это уже характеристики нового мышления.

Гайденко П. П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой. - М.,

43

2000. С. 58.
 Период с 1540 по 1650 г. характеризуется торжеством опытного (экспериментального)
подхода к изучаемым явлениям: открытие кровообращения Гарвеем (1628), установление
магнитных свойств Земли Гильбертом (1600), прогресс техники, открытие и применение
телескопа и микроскопа, утверждение идеи гелиоцентризма и принципа идеализации (особенно
важного для науки) Г. Галилеем.
Галилео Галилея (1564-1642) - итальянского физика и астронома - по праву относят к тем,
кто стоял у истоков формирования науки. Опираясь на принцип совпадения противоположностей,
сформулированный Николаем Кузанским, он применил его к решению проблемы бесконечного и
неделимого. Решая проблему пустоты, известную еще с античности, Галилей допустил
существование "мельчайших пустот" в телах, которые оказываются источником силы сцепления в
них.
С Галилея начинается рассмотрение проблемы движения, лежащей в основе классической
науки. До него господствовало представление о движении, сформированное еще Аристотелем,
согласно которому оно происходит, если существует сила, приводящая тело в движение; нет силы,
действующей на тело, нет и движения тела. Кроме того, чтобы последнее продолжалось,
необходимо сопротивление, другими словами, в пустоте движение невозможно, так как в ней нет
ничего, что оказывало бы сопротивление.
Галилей предположил, что, если допустить существование абсолютно горизонтальной
поверхности, убрать трение, то движение тела будет продолжаться. В этом предположении
заключен закон инерции, сформулированный позже И. Ньютоном. Галилей был одним из первых
мыслителей, кто показал, что непосредственное данные опыта не являются исходным материалом
познания, что они всегда нуждаются в определенных теоретических предпосылках, другими
словами, опыт "теоретически нагружен".
Галилей выделил два основных метода исследования природы:
1. Аналитический ("метод резолюций") - прогнозирование чувственного опыта с
использованием средств математики, абстрагирования и идеализаций, благодаря чему выделяются
элементы реальности, недоступные непосредственному восприятию (например, мгновенная
скорость).
2. Синтетически-дедуктивный ("метод композиции") - математическая обработка данных
опыта выявляет количественные соотношения, на основе которых вырабатываются теоретические
схемы, применяемые для интерпретации и объяснения явлений.
Идеи закона инерции и примененный Галилеем метод заложили основы классической
физики. К его научным достижениям относятся: установление того, что скорость свободного
падения тела не зависит от его массы, а пройденный путь пропорционален квадрату времени
падения; создание теории параболического движения, теории прочности и сопротивления
материалов, создание телескопа, открытие закона колебания маятника, экспериментальное
установление того, что воздух обладает весом. В области астрономических исследований Галилей
обосновал гелиоцентрическую систему Коперника в работе "Диалог о двух системах мира -
Птолемеевской и Коперниковой", дополнив ее своими открытиями, что Солнце вращается вокруг
своей оси, что на его поверхности есть пятна, обнаружил у Юпитера 4 спутника (сейчас их
известно 13), что Млечный путь состоит из звезд.
Достижения в области астрономии были высоко оценены крупнейшим немецким
математиком и астрономом Иоганном Кеплером (1571 - 1630). Занимаясь поисками законов
небесной механики на основе обобщения данных астрономических наблюдений, он установил три
закона движения планет относительно Солнца. В первом законе, отказавшись от представления
Коперника о круговом движении планет вокруг Солнца, он утверждал, что каждая планета
движется по эллипсу, в одном из фокусов которого находится Солнце. Из второго закона Кеплера
следовало, что радиус-вектор, проведенный от Солнца к планете в равные промежутки времени,
описывает равные площади. Это означало, что скорость движения планеты по орбите не
постоянна, она тем больше, чем ближе планета к Солнцу. И согласно третьему закону, квадраты
времен обращения планет вокруг Солнца относятся как кубы их средних расстояний от него.
Кеплер разработал теорию солнечных и лунных затмений, предложив способы их предсказания,
уточнил величину расстояния между Землей и Солнцем.
Естествоиспытатель сделал попытку не философского, а механического объяснения
небесных движений, причиной которых считал взаимное притяжение тел, рассматривая их по
аналогии с притяжением магнита, но природу сил тяготения для себя Кеплер еще не прояснил. Он
не принимал закона инерции в той интерпретации, которую мы увидим у Декарта и Ньютона. Для
него инерция тела состоит в его стремлении к покою, в сопротивлении движению - понимание,
свойственное античности и средневековью. Вот поэтому Кеплер, также как и Аристотель, считал,
что для приведения тела к движению необходим двигатель.
Непреходящая заслуга Френсиса Бэкона (1561-1626) - английского философа-материалиста
и одного из основоположников науки - состояла в том, что он одним из первых заметил
начавшийся в XVI-XVII вв. активный процесс "великой дифференциации". Иначе говоря, он
уловил, что единое ранее знание (назвать ли его так, или философией, но это было единое
духовное формообразование), - по современной терминологии "преднаука" - в силу
экономических, политических и иных причин начинает объективно расчленяться, раздваиваться
на два крупных (хотя и тесно связанных) "ствола" - собственно философию и науку, т.е. на два
самостоятельных и специфических образования. Поэтому термины "философия" и "наука" у него
далеко не синонимы.
Нисколько не умаляя роли философии, Ф. Бэкон предпринимает "Великое восстановление
наук" (в книге, оставшейся не законченной) и фиксирует возникновение науки как "триединого
целого" (система специализированного знания и его постоянного воспроизводства и обновления,
социальный институт и форма духовного производства.
Своим творчеством Рене Декарт (1596-1650), французский философ и математик, призван
был расчистить почву для постройки новой рациональной культуры и науки. Для этого нужен
новый рационалистический Метод, прочным и незыблемым основанием которого должен быть
человеческий разум.
В протяженной субстанции, или природе, как считает Декарт, мы можем мыслить ясно и
отчетливо только ее величину (что тождественно с протяжением), фигуру, расположение частей,
движение. Последнее понимается только как перемещение, ни количественные, ни качественные
изменения к нему не относятся.
Наукой же, изучающей величину, фигуры, является геометрия, которая становится
универсальным инструментом познания. И перед Декартом стоит задача - преобразовать
геометрию так, чтобы с ее помощью можно было бы изучать и движение. Тогда она станет
универсальной наукой, тождественной Методу. И создав систему координат, введя представление
об одновременном изменении двух величин, из которых одна есть функция (кстати, термина
"функция" еще в его терминологии нет) другой, Декарт внес в математику принцип движения.
Теперь математика становится формально-рациональным методом, с помощью которого можно
"считать" числа, звезды, звуки и т.д., любую реальность, устанавливая в ней меру и порядок с
помощью нашего разума.
Французский мыслитель отождествляет пространство (протяженность) с материей
(природой), понимая последнюю как непрерывную, делимую до бесконечности. Поэтому и космос
у него беспределен. Но идею Дж. Бруно о множественности миров Декарт не разделяет.
Философ понимает движение как относительное, движение и покой равнозначны: тело
может являться движущимся относительно одних тел, в то время как относительно других будет
оставаться покоящимся. На этом основании он формулирует принцип инерции: тело, раз начав
двигаться, продолжает это движение и никогда само собой не останавливается.
Гарантом и для закона инерции (первого закона природы) и для второго закона,
утверждающего, что всякое тело стремится продолжать свое движение по прямой, согласно
Декарту, выступает Бог-Творец. Третий закон определяет принцип движения сталкивающихся тел.
Первый и второй законы признавались в физике Нового времени, третий же был подвергнут
резкой критике.
Согласно Декарту, задача науки - вывести объяснение всех явлений природы из
полученных начал, в которых нельзя усомниться, но устанавливаются эти начала философией.
Поэтому его часто упрекают в априорном характере научных положений.
Декарт отмечает, что представление о мире, которое дает наука, отличается от реального
природного мира, поэтому научные знания гипотетичны. Признание вероятностного их характера
некоторые исследователи видят в нежелании Декарта навлечь на себя подозрение в подрыве
религиозной веры. Но была и теоретическая причина, как считает П. П. Гайденко: "И причиной
этой, как ни парадоксально, является божественное всемогущество. Какая же тут, казалось бы,
может быть связь? А между тем простая: будучи всемогущим, Бог мог воспользоваться
бесконечным множеством вариантов для создания мира таким, каким мы его теперь видим. А
потому тот вариант, который предложен Декартом, является только вероятностным, - но в то же
время он равноправен со всеми остальными вариантами, если только он пригоден для объяснения
встречающихся в опыте явлений"44.
Нигде в предшествующем знании не существовало понимания природы как сложной
системы механизмов, всемогущий Творец никогда не выступал в образе Бога-Механика, поэтому
Декарту важно показать, что Бог владеет бесконечным арсеналом средств для построения машины
мира, и хотя человеку не дано постичь, какие именно из средств использовал Бог, строя мир,
человек, создавая науку, конструирует мир так, чтобы между ним и реальным миром имелось
сходство. Вот поэтому предлагаемый в науке вариант объяснения мира носит гипотетический
характер, но отнюдь не теряет своей объяснительной силы.
Сильное впечатление на современников произвела теория вихрей (космогоническая
гипотеза) Декарта: мировое пространство заполнено особым легким, подвижным веществом,
способным образовывать гигантские вихри. Хотя космогоническая гипотеза Декарта была
отвергнута, но остались бессмертными его достижения в области математики: введение системы
координат, алгебраических обозначений, понятия переменной, создание аналитической геометрии.
Важна была также идея развития, содержащаяся в теории вихрей, и идея деления "корпускул" до
бесконечности, что впоследствии было подтверждено атомной физикой.
Научную программу, которую создал Исаак Ньютон (1643- 1727), английский физик, он
назвал "экспериментальной философией". В соответствии с ней исследование природы должно
опираться на опыт, который затем обобщается при помощи "метода принципов", смысл которого
заключается в следующем: проведя наблюдения, эксперименты, с помощью индукции вычленить
в чистом виде связи явлений внешнего мира, выявить фундаментальные закономерности,
принципы, которые управляют изучаемыми процессами, осуществить их математическую
обработку и на основе этого построить целостную теоретическую систему путем дедуктивного
развертывания фундаментальных принципов.
Ньютон создал основы классической механики как целостной системы знаний о
механическом движении тел, сформулировал три ее основных закона, дал математическую
формулировку закона всемирного тяготения, обосновал теорию движению небесных тел,
определил понятие силы, создал дифференциальное и интегральное исчисление как язык описания
физической реальности, выдвинул предположение о сочетании корпускулярных и волновых
представлений о природе света. Механика Ньютона стала классическим образцом дедуктивной
научной теории.
Также как и Ньютон, немецкий ученый Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646-1716) был
убежден, что все в мире существующее должно быть объяснено с помощью исключительно
механических начал. Природа - это совершенный механизм, и все - от неорганического до живых
организмов - создано гениальным механиком Богом. И познаваться этот механизм может с
помощью механических причин и законов.
Отметим основные научные достижения Лейбница (вопреки его механистическому
материализму вначале, а затем объективному идеализму - особенно в "Монадологии"):
1. Открыл (одновременно с Ньютоном) дифференциальное и интегральное исчисления, что
положило начало новой эре в математике.
2. Стал родоначальником математической логики и одним из создателей счетно-решающих
устройств. В связи с этим основатель кибернетики Н. Винер назвал его своим предшественником
и вдохновителем.
3. В вопросах физики и механики подчеркивал важную роль наблюдений и экспериментов,
был одним из первых ученых, предвосхитивших закон сохранения и превращения энергии.
4. В трактате "Протагея" одним из первых пытался научно истолковать вопросы
происхождения и эволюции Земли.
5. Изобрел специальные насосы для откачки подземных вод и создал другие оригинальные
технические новшества.
6. Обратил внимание на теорию игр.
7. Указал на взаимосвязи, развитие и "тонкие опосредования" между растительным,
животным и человеческим "царствами".
8. Ратовал за широкое применение научных знаний в практике.

Гайденко П. П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой. - М.,

44

2000. С. 131-132.
 В Новое время сложилась механическая картина мира, утверждающая: вся Вселенная -
совокупность большого числа неизменных и неделимых частиц, перемещающихся в абсолютном
пространстве и времени, связанных силами тяготения, подчиненных законам классической
механики; природа выступает в роли простой машины, части которой жестко детерминированы;
все процессы в ней сведены к механическим.
Механическая картина мира сыграла во многом положительную роль, дав
естественнонаучное понимание многих явлений природы. Таких представлений придерживались
практически все выдающиеся мыслители XVII в. - Галилей, Ньютон, Лейбниц, Декарт. Для их
творчества характерно построение целостной картины мироздания. Учеными не просто ставились
отдельные опыты, они создавали натурфилософские системы, в которых соотносили полученные
опытным путем знания с существующей картиной мира, внося в последнюю необходимые
изменения. Без обращения к фундаментальным научным основаниям считалось невозможным
дать полное объяснение частным физическим явлениям. Именно с этих позиций начинало
формироваться теоретическое естествознание, и в первую очередь - физика.
В основе механистической картины мира лежит метафизический подход к изучаемым
явлениям природы как не связанным между собой, неизменным и не развивающимся. Ярким
примером использования его является классификация животного мира, изложенная известным
шведским ученым-натуралистом Карлом Линнеем (1707-1778) в работе "Система природы".
Достоинством ее является бинарная система обозначения растений и животных (где первое слово
обозначает род, а второе - вид), дошедшая до настоящего времени. Расположив растения и
животных в порядке усложнения их строения, ученый тем не менее не усмотрел изменчивости
видов, считая их неизменными, созданными Богом.
Успешное развитие классической механики привело к тому, что среди ученых возникло
стремление объяснить на основе ее законов все явления и процессы действительности. В конце
XVIII в. - первой половине XIX в. намечается тенденция использования научных знаний в
производстве, причиной чему было развитие машинной индустрии, пришедшее на смену
мануфактурному производству, что вызвало развитие технических наук. "Технические науки не
являются простым продолжением естествознания, прикладными исследованиями, реализующими
концептуальные разработки фундаментальных естественных наук. В развитой системе
технических наук имеется свой слой как фундаментальных, так и прикладных знаний"45.
Классическим примером первых научно-технических знаний служит сконструированные X.
Гюйгенсом механические часы, воплотившие теорию колебаний маятника в созданное
техническое решение. Возникшие на стыке естествознания и производства технические науки
проявляют свои специфические черты, отличающие их от естественнонаучного знания.
Начиная с создания немецким мыслителем Иммануилом Кантом (1724-1804) работы
"Всеобщая естественная история и теория неба" в естествознание проникают диалектические идеи.
Согласно гипотезе, изложенной в данной работе, Солнце, планеты и их спутники возникли из
некоторой первоначальной бесформенной туманной массы, которая заполняла мировое
пространство. Под действием притяжения из частиц образовывались отдельные сгущения,
которые становились центрами притяжения, из одного такого центра образовалось Солнце, вокруг
которого, двигаясь по кругу, расположились частицы в виде круговых туманностей. В них стали
образовываться зародыши планет, которые начали вращаться вокруг своей оси. Вследствие трения
частиц, из которых они образовались, Солнце и планеты сначала разогрелись, а потом начали
остывать.
Почти через 40 лет после Канта французский математик и астроном П. Лаплас (1749-1847)
выдвинул идеи, которые дополнили и развили кантовскую гипотезу, и в обобщенном виде эта
космогоническая гипотеза Канта - Лапласа просуществовала почти 100 лет.
В XIX в. диалектические идеи проникают в геологию и биологию. На смену теории
катастрофизма, предложенной французским естествоиспытателем Ж. Кювье (1768-1832), пришла
идея геологического эволюционизма английского естествоиспытателя Ч. Лайеля (1797-1875). В
теории катастрофизма утверждалось, что отдельные периоды в истории Земли заканчиваются
мировыми катастрофами, в результате которых старые виды растений и животных погибают и на
смену им рождаются новые, ранее не существовавшие. Лайель же доказал, что для объяснения
изменений, происшедших в течение геологической истории, нет необходимости прибегать к
представлениям о катастрофах, а достаточно допустить длительный срок существования Земли.

45
Степин В. С. Теоретическое знание. - М., 2000. С. 80.
 В области биологии эволюционные идеи высказывал французский естествоиспытатель Ж.
Б. Ламарк (1744-1829) в "Философии зоологии" и Ч. Р. Дарвин (1809-1882), создавший
знаменитую работу "Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение
благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь" (1859). Согласно теории Дарвина, виды животных,
растений с их целесообразной организацией возникли в результате отбора и накопления качеств,
полезных для организмов в их борьбе за существование в данных условиях. Г. Менделем (1822-
1884) в работе "Опыты над растительными гибридами", объединившей биологический и
математический анализ, было дано достаточно адекватное объяснение изменчивости и
наследственности свойств организмов, что положило начало генетике. Им было выделено
важнейшее свойство генов - дискретность, сформулирован принцип независимости
комбинирования генов при скрещивании. Но до 1900 г. работа Менделя оставалась неизвестной
научной общественности.
В 30-х г. XIX в. ботаником М. Я. Шлейденом (1804-1881) и биологом Т. Шванном (1810-
1882) была создана клеточная теория строения растений и живых организмов.
Вплотную подходит к открытию закона сохранения и превращения энергии немецкий врач
Ю. Р. Майер (1814-1878), который показал, что химическая, тепловая и механическая энергии
могут превращаться друг в друга и являются равноценными. Английский исследователь Д. П.
Джоуль (1818- 1889) экспериментально продемонстрировал, что при затрате механической силы
получается эквивалентное количество теплоты. Датский инженер Л. А. Кольдинг (1815-1888)
опытным путем установил отношение между работой и теплотой, физик Г. Гельмгольц (1821-1894)
доказал на основе этого закона невозможность вечного двигателя.
Среди открытий в химии важнейшее место занимает открытие периодического закона
химических элементов выдающимся ученым химиком Д. И. Менделеевым (1834-1907).
Эволюционные идеи, нашедшие отражение в биологии, геологии подрывали
механическую картину мира. Этому способствовали и исследования в области физики: открытие
Ш. Кулоном (1736-1806) закона притяжения электрических зарядов с противоположными знаками,
введение английским химиком и физиком М. Фарадеем (1791-1867) понятия электромагнитного
поля, создание английским ученым Дж. Максвеллом (1831-1879) математической теории
электромагнитного поля. Это привело к созданию электромагнитной картины мира.
В этот же период начинают развиваться и социально-гуманитарные науки. Так, К.
Марксом (1818-1883) создается экономическая теория, на основе которой несколько позднее Г.
Зиммель (1858-1918) формулирует философию денег, изложенную в одноименной работе.
"Возникновение социально-гуманитарных наук завершило формирование науки как системы
дисциплин, охватывающих все основные сферы мироздания: природу, общество и человеческий
дух. Наука приобрела привычные для нас черты универсальности, специализации и
междисциплинарных связей. Экспансия науки на все новые предметные области, расширяющееся
технологическое и социально-регулятивное применение научных знаний, сопровождались
изменением институционального статуса науки"46. Дальнейшее развитие науки вносит
существенные отклонения от классических ее канонов.

Формирование науки как профессиональной деятельности. Возникновение

дисциплинарно-организованной науки.
Открытия, которые делаются в науке, принадлежат ее переднему краю. Существует
определенная разница между ним и способами трансляции научного знания в культуру. Передний
край науки организован проблемно: множество разных исследовательских групп предлагают свои
методы и методики решения научной проблемы, в научных спорах и дискуссиях рождается истина.
В то время как передача полученного знания последующим поколениям осуществляется в рамках
дисциплинарно организованной науки.
Дисциплинарная организация науки – канал, обеспечивающий социализацию достигнутых
научных результатов, превращающий их в научные и культурные образцы, в соответствии с
которыми строятся учебники, излагается и передается знание в системе образования.
То, что можно назвать дисциплинарным образом науки начинает формироваться в
древнеримской культуре. Цели образования этого периода – практически житейские. И знание
начинает рассматриваться с позиций «учитель-ученик» и пониматься не как теория, а как
дисциплина. Дисциплинарно организованное знание возникает именно в том случае, когда все

46
Степин В. С. Теоретическое знание. - М., 2000. С. 87.
накопленное знание рассматривается под углом зрения трансляции его последующим поколениям.
Для дисциплинарного образа науки характерно: трактовка знания как объективно-мыслительной
структуры, ориентация преподавания на унифицированное расчленение и упорядочивание всего
знания и изложение его в различных компендиумах, энциклопедиях и учебниках.
Величайшим достижением культуры средних веков явилось создание университетов,
выполнявших две функции: учебного заведения и лаборатории научного (в средневековом
смысле слова) исследования. Университеты были созданы во всех европейских столицах и ряде
крупных городов: Болонье (1158 г.), Оксфорде (1168 г.), Париже (1200 г.), Кембридже (1209 г.),
Падуе (1222 г.), Тулузе (1229 г.) и др. К 1500 году их было 79, 50 из них были созданы папами на
основе церковных школ.
В период средневековья сложилась довольно-таки четкая дисциплинарная организация
знания, передаваемая в ходе обучения. Это были 7 искусств, подразделяемых на тривиум
(грамматика, риторика, диалектика) и квадривиум (арифметика, геометрия, астрономия и музыка).
Тесно взаимосвязанной с дисциплинарной структурой знания была и дисциплинарная
организация учебного процесса, основанного на палочной дисциплине. Все было подчинено
усилению регламентации процесса обучения, желанию подчинить сознание учащихся
общеобязательным нормам, призванным обуздать их нрав, дисциплинировать. Формами обучения
в это время были лекции и диспуты. На лекциях читали вслух и комментировали какой-либо
канонический текст. А основным средством закрепления знаний был диспут. Диспут – это
ритуализированная форма общения, осуществляемая по строгим правилам и нормам. Так как в
средние века преподавание и научная работа неразрывно связаны друг с другом, то диспут к XII в.
становится ведущей формой организации не только учебного процесса, но и научной работы.
На рубеже XIV-XV вв. (эпоха Возрождения) происходит существенный культурно-
исторический сдвиг в отношении человека к природе и вслед за этим и к природознанию.
Возникает новый дух – дух исканий. Книгопечатание быстро распространяется по всей Европе.
Подрываются идеалы и нормы средневековой учености. Научные изыскания начинают
развертываться вне традиционных центров культурной жизни (университетов и монастырей). Они
перемещаются в кружки интеллектуалов, любителей философии, истории, литературы и т.д. А в
XVI веке в Италии возникают такие новые формы организации интеллектуальной жизни как
академии. Культ свободы, пронизывающий эту эпоху, связан и со свободой выбора литературных
форм и с отказом от следования традиционным схемам и образцам последовательного
систематического развертывания своих мыслей. Излюбленной литературной формой становится
диалог – подвижный, переливающийся, искрящийся остроумием (в отличие от диалога «вопрос-
ответ», или схоластических диспутов эпохи средневековья).
Но в эпоху Возрождения не произошло существенного расширения ни дисциплинарной
структуры науки, ни системы образования. На первых порах гуманисты возродили идеал
универсально энциклопедического знания. В противовес дисциплинарной иерархии средневековья
систему образования они видят как схему круга, где каждая из наук может стать началом и все
науки взаимосвязаны друг с другом. Но такой способ организации знания не привился. И к
середине XVI века идея систематически энциклопедического изложения всего массива знаний
начинает исчезать. Это связано как с бурным ростом знания, происходящим в это столетие, так и с
новыми формами организации науки. В эту эпоху возникают первые формы специализации
исследовательской деятельности, такие как формирование научной астрономии (Н.Коперник),
механики (Леонардо да Винчи) и т.д.
Наука же как профессиональная деятельность начинает формироваться в крупнейших
странах Европы и относится к эпохе, когда наука, в особенности естествознание, начинают
переживать бурный подъем. Пришло время «века гениев». У истоков науки как профессиональной
деятельности стоит Френсис Бэкон (1561-1626), утверждавший, что достижения всей
предшествующей науки ничтожны и что она нуждается в великом обновлении. И чтобы создать
новое естествознание, необходимы: правильный метод (индуктивно-экспериментальный), мудрое
управление наукой и общее согласие в работе, восполняющее недостаток сил одного человека.
Идеально организованный коллектив ученых (ученая коллегия или общество, названное «Домом
Соломона») описал Бэкон в «Новой Атлантиде». Среди членов этого сообщества существует
разделение труда. Для осуществления преемственности в «Доме» обязательно должны быть и
молодые ученые. Идея организованной, коллективной, государственной науки имела большое
значение для становления науки не только для эпохи Ф. Бэкона, но и для последующих поколений
ученых.
 Идеи Ф. Бэкона воплотились в создании первых естественнонаучных обществ (или первых
академий) в Европе. В 1603 г. князь Федерико Чези с тремя друзьями создают академию, пишут
ее устав и называют Академией деи Линчеи, т. е. «рысьеглазых». К середине века идеи научного
общества получают широкое распространение.
28 ноября 1660 года 12 ученых на своем собрании составили «Меморандум», в котором
записали о желании создать «Коллегию» для развития физико-математического
экспериментального знания. Позднее она будет названа Лондонским королевским обществом.
Научная программа общества предполагала развивать естествознания посредством опытов,
полезные искусства, практическую механику, машины, не вмешиваясь в богословие, метафизику,
мораль, политику, грамматику, риторику и логику. Возрождать забытые открытия, проверять все
созданные ранее естественнонаучные, математические, теории, гипотезы, механические системы,
ничего не принимая на веру. Вслед за Лондонским королевским обществом (1660 г.) были созданы
Парижская академия наук (1666 г.), Берлинская академия наук (1700 г.), Петербургская академия
(1724 г.) и др.
В науке XVII столетия главной формой закрепления и трансляции знаний была книга. Она
выступала базисом обучения, дополняя традиционную систему непосредственных коммуникаций
«учитель — ученик», обеспечивающих передачу знаний и навыков исследовательской работы от
учителя его ученикам. Одновременно она выступала и главным средством фиксации новых
результатов исследования природы.
Перед ученым XVII столетия стояла весьма сложная задача. Ему недостаточно было
получить какой-либо частный результат (решить частную задачу), в его обязанности входило
построение целостной картины мироздания, которая должна найти свое выражение в достаточно
объемном фолианте. Ученый обязан был не просто ставить отдельные опыты, но заниматься
натурфилософией, соотносить свои знания с существующей картиной мира, внося в нее
соответствующие изменения. Так работали все выдающиеся мыслители этого времени — Галилей,
Ньютон, Лейбниц, Декарт и другие.
В то время считалось, что без обращения к фундаментальным основаниям нельзя дать
полного объяснения даже частным физическим явлениям.
Но по мере развития науки и расширения исследований формируется потребность в такой
коммуникации ученых, которая могла бы обеспечить их совместное обсуждение не только
конечных, но и промежуточных результатов научных изысканий. В XVII в. возникает особая
форма закрепления и передачи знаний — переписка между учеными. Так возникает особый тип
сообщества, которое избрало письмо в качестве средства научного общения и объединило
исследователей Европы в так называемую Республику ученых. Переписка между учеными
выступала не только формой трансляции знания, но служила и основанием выработки новых
средств исследования, обеспечивая успешное развитие наук этой исторической эпохи.
Во второй половине XVII столетия постепенно началось углубление специализации
научной деятельности. В различных странах образуются сообщества исследователей-
специалистов, часто поддерживаемые государством, в частности одно из первых сообщество
немецких химиков. Коммуникации между исследователями начинает осуществляться на
национальном языке, а не на латыни. Появляются научные журналы, через которые происходит
обмен информацией. В конце XVIII — первой половине XIX века в связи с увеличением объема
научной информации, наряду с академическими учреждениями, начинают возникать общества,
объединяющие исследователей, работающих в различных областях знания (физики, биологии,
химии и т.д.).
Новые формы организации науки порождали и новые формы научных коммуникаций.
Ситуация, связанная с ростом объема научной информации, существенным образом
трансформировала способы трансляции знания и поставила проблему воспроизводства субъекта
науки. Возникала необходимость в специальной подготовке ученых, чему способствовали
университеты, в которых образование начинает строиться как преподавание групп отдельных
научных дисциплин, обретая ярко выраженные черты дисциплинарно организованного обучения.
В свою очередь, это оказало обратное влияние на развитие науки, и в частности на ее
дифференциацию и становление конкретных научных дисциплин. Наука постепенно утверждалась
в своих правах как прочно установленная профессия, требующая специфического образования,
имеющая свою структуру и организацию.
В конце XVIII начале XIX века дисциплинарно организованная наука, включающая в себя
четыре основных блока научных дисциплин: математику, естествознание, технические и
социально-гуманитарные науки — завершила долгий путь формирования науки в собственном
смысле слова47.

Неклассическая наука
В конце ХIХ - начале XX в. считалось, что научная картина мира практически построена,
и если и предстоит какая-либо работа исследователям, то это уточнение некоторых деталей.
Но вдруг последовал целый ряд открытий, которые никак в нее не вписывались.
В 1896 г. французский физик А. Беккерель (1852-1908) открыл явление самопроизвольного
излучения урановой соли, природа которого не была понята. В поисках элементов, испускающих
подобные "беккерелевы лучи", Пьер Кюри (1859-1906) и Мария Склодовская-Кюри (1867-1934) в
1898 г. открывают полоний и радий, а само явление называют радиоактивностью. В 1897 г.
английский физик Дж. Томсон (1856-1940) открывает составную часть атома - электрон, создает
первую, но очень недолго просуществовавшую модель атома. В 1900 г. немецкий физик М. Планк
(1858-1947) предложил новый (совершенно не отвечающий классическим представлениям) подход:
рассматривать энергию электромагнитного излучения величину дискретную, которая может
передаваться только отдельными, хотя и очень небольшими, порциями - квантами. На основе этой
гениальной догадки ученый не только получил уравнение теплового излучения, но она легла в
основу квантовой теории.
Английский физик Э. Резерфорд (1871-1937) экспериментально устанавливает, что атомы
имеют ядро, в котором сосредоточена вся их масса, а в 1911 г. создает планетарную модель
строения атома, согласно которой электроны движутся вокруг неподвижного ядра и в
соответствии с законами классической электродинамики непрерывно излучают электромагнитную
энергию. Но ему не удается объяснить, почему электроны, двигаясь вокруг, ядра по кольцевым
орбитам и непрерывно испытывая ускорение, следовательно, излучая все время кинетическую
энергию, не приближаются к ядру и не падают на его поверхность.
Датский физик Нильс Бор (1885-1962), исходя из модели Резерфорда и модифицируя ее,
введя постулаты (постулаты Бора), утверждающие, что в атомах имеются стационарные орбиты,
при движении по которым электроны не излучают энергии, ее излучение происходит только в тех
случаях, когда электроны переходят с одной стационарной орбиты на другую, при этом
происходит изменение энергии атома, создал квантовую модель атома. Она получила название
модели Резерфорда-Бора. Это была последняя наглядная модель атома.
В 1924 г. французский физик Луи де Бройль (1892-1987) выдвинул идею о двойственной,
корпускулярно-волновой природе не только электромагнитного излучения, но и других
микрочастиц. В 1925 г. швейцарский физик-теоретик В. Паули (1900-1958) сформулировал
принцип запрета: ни в атоме, ни в молекуле не может быть двух электронов, находящихся в
одинаковом состоянии.
В 1926 г. австрийский физик-теоретик Э. Шредингер (1887-1961) вывел основное
уравнение волновой механики, а в 1927 г. немецкий физик В. Гейзенберг (1901-1976) - принцип
неопределенности, утверждавший: значения координат и импульсов микрочастиц не могут быть
названы одновременно и с высокой степенью точности.
В 1929 г. английский физик П. Дирак (1902-1984) заложил основы квантовой
электродинамики и квантовой теории гравитации, разработал релятивистскую теорию движения
электрона, на основе которой предсказал (1931) существование позитрона - первой античастицы.
Античастицами назвали частицы, подобные своему двойнику, но отличающиеся от него
электрическим зарядом, магнитным моментом и др. В 1932 г. американский физик К. Андерсон (р.
1905) открыл позитрон в космических лучах.
В 1934 г. французские физики Ирен (1897-1956) и Фридерик Жолио-Кюри (1900-1958)
открыли искусственную радиоактивность, а в 1932 г. английский физик Дж. Чедвик (1891- 1974) -
нейтрон. Создание ускорителей заряженных частиц способствовало развитию ядерной физики,
была выявлена неэлементарность элементарных частиц. Но поистине революционный переворот в
физической картине мира совершил великий физик-теоретик А. Эйнштейн (1879-1955), создавший
специальную (1905) и общую (1916) теорию относительности.
Как мы помним из предыдущего раздела, в механике Ньютона существуют две
абсолютные величины - пространство и время. Пространство неизменно и не связано с материей.

47
Степин В.С. Теоретическое знание. Структура, историческая эволюция.- М., 2000. С. 93-95.
Время - абсолютно и никак не связано ни с пространством, ни с материей. Эйнштейн отвергает эти
положения, считая, что пространство и время органически связаны с материей и между собой. Тем
самым задачей теории относительности становится определение законов четырехмерного
пространства, где четвертая координата - время. Эйнштейн, приступая к разработке своей теории,
принял в качестве исходных два положения: скорость света в вакууме неизменна и одинакова во
всех системах, движущихся прямолинейно и равномерно друг относительно друга, и для всех
инерциальных систем все законы природы одинаковы, а понятие абсолютной скорости теряет
значение, так как нет возможности ее обнаружить.
Кроме того, он построил математическую теорию броуновского движения, разработал
квантовую концепцию света, а за открытие фотоэффекта в 1921 г. ему была присуждена
Нобелевская премия, дал физическое истолкование геометрии Н. Н. Лобачевского (1792-1856).
Говоря об открытии специальной теории относительности, нельзя не вспомнить
нидерландского физика А. Лоренца (1853-1928), который в 1892 г. вывел уравнение (получившее
название "преобразования Лоренца"), дающее возможность установить, что при переходе от одной
инерциальной системе к другой могут изменяться значения времени и размеры движущегося тела
в направлении скорости движения. А крупнейший французский математик и физик Анри
Пуанкаре (1854-1912), который и ввел название "преобразование Лоренца", первым начал
пользоваться термином "принцип относительности", независимо от Эйнштейна развил
математическую сторону этого принципа и практически одновременно с ним показал
неразрывную связь между энергией и массой.
Если в классической науке универсальным способом задания объектов теории были
операции абстракции и непосредственной генерализации наличного эмпирического материала, то
в неклассической введение объектов осуществляется на пути математизации, которая выступает
основным индикатором идей в науке, приводящих к созданию новых ее разделов и теорий.
Математизация ведет к повышению уровня абстракции теоретического знания, что влечет за
собой потерю наглядности.
Переход от классической науки к неклассической характеризует та революционная
ситуация, которая заключается во вхождении субъекта познания в "тело" знания в качестве его
необходимого компонента. Изменяется понимание предмета знания: им стала теперь не
реальность "в чистом виде", как она фиксируется живым созерцанием, а некоторый ее срез,
заданный через призму принятых теоретических и операционных средств и способов ее освоения
субъектом. Поскольку о многих характеристиках объекта невозможно говорить без учета средств
их выявления, постольку порождается специфический объект науки, за пределами которого нет
смысла искать подлинный его прототип. Выявление относительности объекта к научно-
исследовательской деятельности повлекло за собой то, что наука стала ориентироваться не на
изучение вещей как неизменных, а на изучение тех условий, попадая в которые они ведут себя тем
или иным образом.
Так как исследователь фиксирует только конкретные результаты взаимодействия объекта с
прибором, то это порождает некоторый "разброс" в конечных результатах исследования. Отсюда
вытекает правомерность и равноправность различных видов описания объекта, построение его
теоретических конструктов.
Научный факт перестал быть проверяющим. Теперь он реализуется в пакете с иными
внутритеоретическими способами апробации знаний: принцип соответствия, выявление
внутреннего и когерентного совершенства теории. Факт свидетельствует, что теоретическое
предположение оправдано для определенных условий и может быть реализовано в некоторых
ситуациях. Принцип экспериментальной проверяемости наделяется чертами фундаментальности,
т.е. имеет место не "интуитивная очевидность", а "уместная адаптированность".
Концепция монофакторного эксперимента заменилась полифакторной: отказ от изоляции
предмета от окружающего воздействия якобы для "чистоты рассмотрения", признание
зависимости определенности свойств предмета от динамичности и комплексности его
функционирования в познавательной ситуации, динамизация представлений о сущности объекта -
переход от исследования равновесных структурных организаций к анализу неравновесных,
нестационарных структур, ведущих себя как открытые системы. Это ориентирует исследователя
на изучение объекта как средоточия комплексных обратных связей, возникающих как
результирующая действий различных агентов и контрагентов.
На основе достижений физики развивается химия, особенно в области строения вещества.
Развитие квантовой механики позволило установить природу химической связи, под последней
понимается взаимодействие атомов, обусловливающее их соединение в молекулы и кристаллы.
Создаются такие химические дисциплины, как физикохимия, стереохимия, химия комплексных
соединений, начинается разработка методов органического синтеза.
В области биологии русским физиологом растений и микробиологом Д. И. Ивановским
(1864-1920) был открыт вирус и положено начало вирусологии. Получает дальнейшее развитие
генетика, в основе которой лежат законы Менделя и хромосомная теория наследственности
американского биолога Т. Ханта (1866-1945). Хромосомы - структурные элементы ядра клетки,
содержащие дезоксирибонуклеиновую кислоту (ДНК), которая является носителем
наследственной информации организма. При делении ДНК точно воспроизводится, обеспечивая
передачу наследственных признаков от поколения к поколению. Американский биохимик Дж.
Уотсон (р. 1928) и английский биофизик Ф. Крик (р. 1916) в 1953 г. создали модель структуры
ДНК, что положило начало молекулярной генетике. Датским биологом В. Йогансоном (1857-1927)
было введено понятие "ген" - единица наследственного материала, отвечающая за передачу
некоторого наследуемого признака.
Важнейшим событием развития генетики было открытие мутаций - внезапно возникающих
изменений в наследственной системе организмов. Хотя явление мутаций было известно уже давно:
в 1925 г. отечественный микробиолог Г. А. Натсон (1867- 1940) установил действие
радиоизлучения на наследственную изменчивость у грибов, в 1927 г. американский генетик Г Д.
Меллер (1890-1967) обнаружил мутагенное действие рентгеновских лучей на дрозофил.
Систематическое изучение мутаций было предпринято голландским ученым Хуго де Фризом
(1842-1935), установившим, что индуцированные мутации могут возникать в результате
радиоактивного облучения организмов или под воздействием некоторых химических веществ.
В результате развития генетики в этот период было выяснено, что изменчивость
растительного или животного организма может быть достигнуто двумя способами: либо
непосредственным воздействием внешней среды без изменения наследственного аппарата
организма, либо стимулированием мутаций, приводящих к изменениям наследственного аппарата
(генов, хромосом).
Не менее значительные достижения были отмечены в области астрономии. Напомним, что
под Вселенной (Метагалактикой) понимается доступная наблюдению и исследованию часть мира.
Здесь существуют большие скопления (100- 200 млрд) звезд - галактики, в одну из которых -
Млечный Путь - входит Солнечная система. Наша Галактика состоит из 150 млрд звезд
(светящихся плазменных шаров), среди которых Солнце, галактические туманности, космические
лучи, магнитные поля, излучения. Солнечная система находится далеко от ядра Галактики, на ее
периферии, на расстоянии около 30 световых лет. Возраст Солнечной системы около 5 млрд лет.
На основании "эффекта Доплера" (австрийский физик и астроном) было установлено, что
Вселенная расширяется с очень высокой скоростью.
В 1922 г. отечественный математик и геофизик А. А. Фридман (1888-1925) нашел решение
уравнений общей теории относительности для замкнутой нестационарной расширяющейся
Вселенной, ставшее математическим фундаментом большинства современных космогонических
теорий.
Астрономы и астрофизики пришли к выводу, что Вселенная находится в состоянии
непрерывной эволюции. Звезды, которые образуются из газово-пылевой межзвездной среды, в
основном из водорода и гелия, под действием сил гравитации различаются по "возрасту". Причем
образование новых звезд происходит и сейчас.
Сжимаясь под действием гравитационных сил, звезда нагревается, внутри нее растет
давление. При достижении определенней критической температуры начинается термоядерная
реакция, сопровождающаяся выделением огромного количества тепла. На следующей стадии под
действием гравитационных сил наступает момент равновесия. В этом состоянии звезда может
существовать довольно долго. Так, например, Солнце будет находиться в этом состоянии 13 млрд
лет, около 5 из них уже прошло. Но потом наступает момент, когда водород, находящийся в
центре звезды, где происходит термоядерная реакция, будет израсходован. Температура внутри
звезды будет уменьшаться, будет снижаться давление и иссякнут возможности сопротивляться
гравитации. Ядро звезды, состоящее теперь уже только из гелия, начинает сжиматься, образуя
плотную, горячую область. Теперь термоядерная реакция будет протекать на периферии звезды,
где еще сохранился водород. В это время размер звезды и ее светимость увеличиваются. В
результате она превращается в красного гиганта. Температура гелиевого ядра возрастает, и
начинается новая ядерная реакция превращения гелия в углерод.
 В зависимости массы звезды от массы Солнца после всего этого цикла она превращается
либо в белого карлика - заключительный этап эволюции звезд, либо наступает гравитационный
коллапс - вспышка сверхновой звезды, либо образуется черная дыра - сфера, из которой не могут
выйти ни частицы, ни какое-либо излучение ввиду того, что очень велико поле тяготения внутри
нее.
В 1963 г. открыты квазары - астрономические тела, находящиеся вне пределов Галактики.
В 1965 г. американские астрономы А. Пензиас (р. 1933) и Р. Вильсон (р. 1936) обнаружили
фоновое радиоизлучение. Как метко назвал его известный астроном и астрофизик И. С.
Шкловский (1916-1985) - реликтовое излучение, не возникающее во Вселенной в настоящее время.
Расширение Вселенной и реликтовое излучение являются вполне убедительными доводами в
пользу стандартной модели происхождения Вселенной, или теории "большого взрыва". В 1967 г.
были открыты пульсары - космические тела, являющиеся источниками радиоизлучения.
В 1903 г. русским ученым, большую часть своей жизни проработавшим учителем физики и
математики, К. Э. Циолковским (1857-1935) в работе "Исследование мировых пространств
реактивные приборами" были заложены начала теории космических полетов. В ней
сформулированы основные принципы баллистики ракет, предложена схема жидкостного
реактивного двигателя, а также принцип конструирования ракет - идеи, которые несколько
позднее были востребованы и творчески освоены последователями Циолковского. Создается
наука, нацеленная на изучение и освоение космического пространства - космонавтика.
Ознаменовался этот период развития науки созданием кибернетики - науки об управлении, связи и
переработке информации, теории систем. Интенсивное развитие промышленного производства,
космических исследований стимулирует дальнейшее совершенствование технических наук.
Характерное для классического этапа стремление к абсолютизации методов
естествознания, выразившееся в попытках применения их в социально-гуманитарном познании,
все больше и больше выявляло свою ограниченность и односторонность. Наметилась тенденция
формирования новой исследовательской парадигмы, в основании которой лежит представление об
особом статусе социально-гуманитарных наук.
Как реакция на кризис механистического естествознания и как оппозиция классическому
рационализму в конце XIX в. возникает направление, представленное В. Дильтеем, Ф. Ницше, Г.
Зиммелем, А. Бергсоном, О. Шпенглером и др., - "философия жизни". Здесь жизнь понимается как
первичная реальность, целостный органический процесс, для познания которой неприемлемы
методы научного познания, а возможны лишь внерациональные способы - интуиция, понимание,
вживание, вчувствование и др.
Представители баденской школы неокантианства В. Виндельбанд (1848-1915) и Г. Риккерт
(1863-1936) считали, что "науки о духе" и естественные науки прежде всего различаются по
методу. Первые (идиографические науки) описывают неповторимые, индивидуальные события,
процессы, ситуации; вторые (номотетические), абстрагируясь от несущественного,
индивидуального, выявляют общее, регулярное, закономерное в изучаемых явлениях (об этом мы
уже писали в гл. I, § 6. Добавим следующее).
Испытавший на себе сильное влияние В. Виндельбанда и Г. Риккерта немецкий социолог,
историк, экономист Макс Вебер (1864-1920) не разделяет резко естественные и социальные науки,
а подчеркивает их единство и некоторые общие черты. Существенная среди них та, что они
требуют "ясных понятий", знания законов и принципов мышления, крайне необходимых в любых
науках. Социология вообще для него наука "номотетическая", строящая свою систему понятий на
тех же основаниях, что и естественные науки - для установления общих законов социальной
жизни, но с учетом ее своеобразия.
Предметом социального познания для Вебера является "культурно-значимая
индивидуальная действительность". Социальные науки стремятся понять ее генетически,
конкретно-исторически, не только какова она сегодня, но и почему она сложилась такой, а не
иной. В этих науках выявляются закономерно повторяемые причинные связи, но с акцентом на
индивидуальное, единичное, культурно-значимое. В них преобладает качественный аспект
исследования над количественным, устанавливаются вероятностные законы, исходя из которых
объясняются индивидуальные события. Цель социальных наук - познание жизненных явлений в
их культурном значении. Система ценностей ученого имеет регулятивный характер, определяя
выбор им предмета исследования, применяемых методов, способов образования понятий.
Вебер отдает предпочтение причинному объяснению по сравнению с законом. Для него
знание законов не цель, а средство исследования, которое облегчает сведение культурных явлений
к их конкретным причинам, поэтому законы применимы настолько, насколько они способствуют
познанию индивидуальных связей. Особое значение для него имеет понимание как своеобразный
способ постижения социальных явлений и процессов. Понимание отличается от объяснения в
естественных науках, основным содержанием которого является подведение единичного под
всеобщее. Но результат понимания не есть окончательный результат исследования, это лишь
высокой степени вероятности гипотеза, которая для того, чтобы стать научным положением,
должна быть верифицирована объективными научными методами.
В качестве своеобразного инструмента познания и как критерий зрелости науки Вебер
рассматривает овладение идеальным типом. Идеальный тип - это рациональная теоретическая
схема, которая не выводится из эмпирической реальности непосредственно, а мысленно
конструируется, чтобы облегчить объяснение "необозримого многообразия" социальных явлений.
Мыслитель разграничивает социологический и исторический идеальные типы. С помощью первых
ученый "ищет общие правила событий", с помощью вторых - стремится к каузальному анализу
индивидуальных, важных в культурном отношении действий, пытается найти генетические связи.
Вебер выступает за строгую объективность в социальном познании, так как вносить личные
мотивы в проводимое исследование противоречит сущности науки. В этой связи можно вскрыть
противоречие: с одной стороны, по Веберу, ученый, политик не может не учитывать свои
субъективные интересы и пристрастия, с другой стороны, их надо полностью отвергать для
чистоты исследования.
Начиная с Вебера намечается тенденция на сближение естественных и гуманитарных наук,
что является характерной чертой постнеклассического развития науки.

Постнеклассическая наука
Постнеклассическая наука формируется в 70-х годах XX в. Этому способствуют
революция в хранении и получении знаний (компьютеризация науки), невозможность решить ряд
научных задач без комплексного использования знаний различных научных дисциплин, без учета
места и роли человека в исследуемых системах. Так, в это время развиваются генные технологии,
основанные на методах молекулярной биологии и генетики, которые направлены на
конструирование новых, ранее в природе не существовавших генов. На их основе, уже на первых
этапах исследования, были получены искусственным путем инсулин, интерферон и т.д. Основная
цель генных технологий - видоизменение ДНК. Работа в этом направлении привела к разработке
методов анализа генов и геномов, а также их синтеза, т.е. конструирование новых генетически
модифицированных организмов. Разработан принципиально новый метод, приведший к бурному
развитию микробиологии - клонирование.
Внесение эволюционных идей в область химических исследований привело к
формированию нового научного направления - эволюционной химии. Так, на основе ее открытий,
в частности разработки концепции саморазвития открытых каталитических систем, стало
возможным объяснение самопроизвольного (без вмешательства человека) восхождения от низших
химических систем к высшим.
Наметилось еще большее усиление математизации естествознания, что повлекло
увеличение уровня его абстрактности и сложности. Так, например, развитие абстрактных методов
в исследованиях физической реальности приводит к созданию, с одной стороны,
высокоэффективных теорий, таких как электрослабая теория Салама-Вайнберга, квантовая
хромодинамика, "теория Великого Объединения", суперсимметричные теории, а с другой - к так
называемому "кризису" физики элементарных частиц. Так, американский физик М. Гутцвиллер в
1994 г. писал: "Несмотря на все обещания, физика элементарных частиц превратилась в кошмар,
несмотря на ряд глубоких интуитивных прозрений, которые мы эксплуатировали некоторое время.
Неабелевы поля известны 40 лет, кварки наблюдались 25 лет назад, а гармоний открыт 20 лет
назад. Но все чудесные идеи привели к моделям, которые зависят от 16 открытых параметров...
Мы даже не можем установить прямые соответствия с массами элементарных частиц, поскольку
необходимая для этого математика слишком сложна даже для современных компьютеров... Но
даже когда я пытаюсь читать некоторые современные научные статьи или слушаю доклады
некоторых своих коллег, меня не оставляет следующий вопрос: имеют ли они контакт с
реальностью? Разрешите мне в качестве примера привести антиферромагнетизм, который сновз
популярен после открытия сверхпроводящих медных окислов Сверхизощренные модели
антиферромагнетизма были предложены и разработаны чрезвычайно тщательно людьми, которые
ни разу не слышали, да и слышать не хотят, о гематите, или о том, что, как каждый знает,
называется ржавым гвоздем"48.
Развитие вычислительной техники связано с созданием микропроцессоров, которые были
положены также в основание создания станков с программным управлением, промышленных
роботов, для создания автоматизированных рабочих мест, автоматических систем управления.
Прогресс в 80 - 90-х гг. XX в. развития вычислительной техники вызван созданием искусственных
нейронных сетей, на основе которых разрабатываются и создаются нейрокомпьютеры,
обладающие возможностью самообучения в ходе решения наиболее сложных задач. Большой шаг
вперед сделан в области решения качественных задач. Так, на основе теории нечетких множеств
создаются нечеткие компьютеры, способные решать подобного рода задачи. А внесение
человеческого фактора в создание баз данных привело к появлению высокоэффективных
экспертных систем, которые составили основу систем искусственного интеллекта.
Поскольку объектом исследования все чаще становятся системы, экспериментирование с
которыми невозможно, то важнейшим инструментом научно-исследовательской деятельности
выступает математическое моделирование. Его суть в том, что исходный объект изучения
заменяется его математической моделью, экспериментирование с которой возможно при помощи
программ, разработанных для ЭВМ. В математическом моделировании видятся большие
эвристические возможности, так как "математика, точнее математическое моделирование
нелинейных систем, начинает нащупывать извне тот класс объектов, для которых существуют
мостики между мертвой и живой природой, между самодостраиванием нелинейно
эволюционирующих структур и высшими проявлениями творческой интуиции человека"49.
На базе фундаментальных знаний быстро развиваются сформированные в недрах физики
микроэлектроника и наноэлектроника. Электроника - наука о взаимодействии электронов с
электромагнитными полями и о методах создания электронных приборов и устройств,
используемых для передачи информации. И если в начале XX в. на ее основе было возможно
создание электронных ламп, то с 50-х гг. развивается твердотельная электроника (прежде всего
полупроводниковая), а с 60-х гг. - микроэлектроника на основе интегральных схем. Развитие
последней идет в направлении уменьшения размеров, содержащихся в интегральной схеме
элементов до миллиардной доли метра - нанометра (нм), с целью применения при создании
космических аппаратов и компьютерной техники.
Все чаще объектами исследования становятся сложные, уникальные, исторически
развивающиеся системы, которые характеризуются открытостью и саморазвитием. Среди них
такие природные комплексы, в которые включен и сам человек - так называемые
"человекоразмерные комплексы"; медико-биологические, экологические, биотехнологические
объекты, системы "человек-машина", которые включают в себя информационные системы и
системы искусственного интеллекта и т.д. С такими системами осложнено, а иногда и вообще
невозможно экспериментирование. Изучение их немыслимо без определения границ возможного
вмешательства человека в объект, что связано с решением ряда этических проблем.
Поэтому не случайно на этапе постнеклассической науки преобладающей становится идея
синтеза научных знаний - стремление построить общенаучную картину мира на основе принципа
универсального эволюционизма, объединяющего в единое целое идеи системного и
эволюционного подходов. Концепция универсального эволюционизма базируется на
определенной совокупности знаний, полученных в рамках конкретных научных дисциплин
(биологии, геологии и т.д.) и вместе с тем включает в свой состав ряд философско-
мировоззренческих установок. Часто универсальный, или глобальный, эволюционизм понимают
как принцип, обеспечивающий экстраполяцию эволюционных идей на все сферы
действительности и рассмотрение неживой, живой и социальной материи как единого
универсального эволюционного процесса.

Цит. по: Нугаев Р. М. Классика, модерн и постмодерн как этапы синтеза

48

физической теории // Философские проблемы классической и неклассической

физики. - М., 1998. С. 52-53.

Князева Е. Н., Курдюмов С. П. Синергетика как новое мировидение: диалог с И.

49

Пригожиным // Вопросы философии. 1992. № 12. С. 19.

 Системный подход внес новое содержание в концепцию эволюционизма, создав
возможность рассмотрения систем как самоорганизующихся, носящих открытый характер. Как
отмечал академик Н. Н. Моисеев, все происходящее в мире можно представить как отбор и
существуют два типа механизмов, регулирующих его:
1) адаптационные, под действием которых система не приобретает принципиально новых
свойств;
2) бифуркационные, связанные с радикальной перестройкой системы.
Моисеев предложил принцип экономии энтропии, дающий "преимущества" сложным
системам перед простыми. Эволюция может быть представлена как переход от одного типа
самоорганизующейся системы к другой, более сложной. Идея принципа универсального
эволюционизма основана на трех важнейших концептуальных направлениях в науке конца XX в.:
1) теории нестационарной Вселенной;
2) синергетики;
3) теории биологической эволюции и развитой на ее основе концепции биосферы и
ноосферы.
Модель расширяющейся Вселенной, о которой подробно было рассказано выше,
существенно изменила представления о мире, включив в научную картину мира идею
космической эволюции. Теория расширяющейся Вселенной испытала трудности при попытке
объяснить этапы космической эволюции от первовзрыва до мировой секунды после него. Ответы
на эти вопросы даны в теории раздувающейся Вселенной, возникшей на стыке космологии и
физики элементарных частиц.
В основу теории положена идея "инфляционной фазы" - стадии ускоренного расширения.
После колоссального расширения в течение невероятно малого отрезка времени установилась
фаза с нарушенной симметрией, что привело к изменению состояния вакуума и рождению
огромного числа частиц. Несимметричность Вселенной выражается в преобладании вещества над
антивеществом и обосновывается "великим объединением" теории элементарных частиц с
моделью раздувающейся Вселенной. На этой основе удалось описать слабые, сильные и
электромагнитные взаимодействия при высоких энергиях, а также достичь прогресса в теории
сверхплотного вещества. Согласно последней, возникла возможность обнаружить факт,
состоящий в том, что при изменении температуры в сверхплотном веществе происходит ряд
фазовых переходов, во время которых меняются свойства вещества и свойства элементарных
частиц, составляющих это вещество. Подобного рода фазовые переходы должны были
происходить при охлаждении расширяющейся Вселенной вскоре после "Большого взрыва". Таким
образом, устанавливается взаимосвязь между эволюцией Вселенной и процессом образования
элементарных частиц, что дает возможность утверждать - Вселенная может представлять
уникальную основу для проверки современных теорий элементарных частиц и их
взаимодействий50.
Следствием теории раздувающейся Вселенной является положение о существовании
множества эволюционно развивающихся вселенных, среди которых, возможно, только наша
оказалась способной породить такое многообразие форм организации материи. А возникновение
жизни на Земле обосновывается на основе антропного принципа, устанавливающего связь
существования человека (как наблюдателя) с физическими параметрами Вселенной и Солнечной
системы, а также с универсальными константами взаимодействия и массами элементарных частиц.
Данные космологии, полученные в последнее время, дают возможность предположить, что
потенциальные возможности возникновения жизни и человеческого разума были заложены уже в
начальных стадиях развития Метагалактики, когда формировались численные значения мировых
констант, определившие характер дальнейших эволюционных изменений.
Вторым концептуальным положением, лежащим в основе принципа универсального
эволюционизма, явилась теория самоорганизации - синергетика. Неоценим вклад в развитие этой
науки И. Пригожина, который на основе своих открытий в области неравновесной термодинамики
показал, что в неравновесных открытых системах возможны эффекты, приводящие не к
возрастанию энтропии и стремлению термодинамических систем к состоянию равновесного хаоса,
а к "самопроизвольному" возникновению упорядоченных структур, к рождению порядка из хаоса.
Синергетика изучает когерентное, согласованное состояние процессов самоорганизации в

Линде А. Д. Раздувающаяся Вселенная // Успехи физических наук. 1984. Т. 144.

50

Вып. 2. С. 177-214.
сложных системах различной природы. Для того, чтобы было возможно применение синергетики,
изучаемая система должна быть открытой и нелинейной, состоять из множества элементов и
подсистем (электронов, атомов, молекул, клеток, нейронов, органов, сложных организмов,
социальных групп и т.д.), взаимодействие между которыми может быть подвержено лишь малым
флуктуациям, незначительным случайным изменениям, и находиться в состоянии нестабильности,
т.е. - в неравновесном состоянии.
Синергетика использует математические модели для описания нелинейных процессов,
которые могут быть процессами самоорганизации в изучении лазера или
самоподдерживающимися и саморазвивающимися структурами в плазме. Синергетика
устанавливает, какие процессы самоорганизации происходят в природе и обществе, какого типа
нелинейные законы управляют этими процессами и при каких условиях, выясняет, на каких
стадиях эволюции хаос может играть позитивную роль, а когда он нежелателен и деструктивен.
Однако применение синергетики в исследовании социальных процессов ограничено в
некоторых отношениях:
1. Удовлетворительно поняты, с точки зрения синергетики, могут быть только массовые
процессы. Поведение личности, мотивы ее деятельности, предпочтения едва ли могут быть
объяснены с ее помощью, так как она имеет дело с макросоциальными процессами и общими
тенденциями развития общества. Она дает картину макроскопических, социоэкономических
событий, где суммированы личностные решения и акты выбора индивидов. Индивид же, как
таковой, синергетикой не изучается.
2. Синергетика не учитывает роль сознательного фактора духовной сферы, так как не
рассматривает возможность человека прямо и сознательно противодействовать макротенденциям
самоорганизации, которые присущи социальным сообществам.
3. При переходе на более высокие уровни организации возрастает количество факторов,
которые участвуют в детерминации изучаемого социального события, в то время как синергетика
применима к исследованию таких процессов, которые детерминированы небольшим количеством
фактов51.
По-новому на этапе становления постнеклассической науки зазвучали идеи В. И.
Вернадского о биосфере и ноосфере, высказанные им еще в 20-х годах XX в., рассматриваемые
ныне как естественнонаучное обоснование принципа универсального эволюционизма.
Вернадский утверждает, что закономерным этапом достаточно длительной эволюции
развития материи является биосфера - целостная система, которая обладает высокой степенью
самоорганизации и способностью к эволюции. Это особое геологическое тело, структура и
функции которого определяются специфическими особенностями Земли и космоса. Биосфера
является самоорганизующейся системой, чье функционирование обусловлено "существованием в
ней живого вещества - совокупности живых организмов, в ней живущих"52. Биосфера - живая
динамическая система, находящаяся в развитии, осуществляемом под воздействием внутренних
структурных компонентов ее, а также под влиянием все возрастающих антропогенных факторов.
Благодаря последним растет могущество человека, в результате деятельности которого
происходят изменения структуры биосферы. Под влиянием научной мысли человека и
человеческого труда она переходит в новое состояние - ноосферу. В концепции Вернадского
показано, что жизнь представляет собой целостный эволюционный процесс (физический,
геохимический, биологический), включенный в космическую эволюцию.
Таким образом, в постнеклассической науке утверждается парадигма целостности,
согласно которой мироздание, биосфера, ноосфера, общество, человек и т.д. представляют собой
единую целостность. И проявлением этой целостности является то, что человек находится не вне
изучаемого объекта, а внутри него, он лишь часть, познающая целое. И, как следствие такого
подхода, мы наблюдаем сближение естественных и общественных наук, при котором идеи и
принципы современного естествознания все шире внедряются в гуманитарные науки, причем
имеет место и обратный процесс. Так, освоение наукой саморазвивающихся "человекоразмерных"

51
См.: Князева Е. Н. Саморефлективная синергетика // Вопросы философии, 2001.
№ 10. С. 106-107.
52
Вернадский В. И. Размышления натуралиста. Научная мысль как планетарное
явление. - М., 1977. С. 14.
систем стирает ранее непреодолимые границы между методологиями естествознания и
социального познания. И центром этого слияния, сближения является человек.
Концепция открытой рациональности, развивающаяся в постнеклассической науке,
выразилась, в частности, в том, что европейская наука конца XX - начала XXI в. стала
ориентироваться и на восточное мышление. Без этого, возможно, немыслима современная
концепция природы. "Мы считаем, - пишут И. Пригожин и И. Стенгерс, - что находимся на пути к
новому синтезу, новой концепции природы. Возможно, когда-нибудь нам удастся слить воедино
западную традицию, придающую первостепенное значение экспериментированию и
количественным формулировкам, и такую традицию, как китайская: с ее представлениями о
спонтанно изменяющемся самоорганизующемся мире"53.
Центральной идеей концепции глобального эволюционизма является идея (принцип)
коэволюции, т.е. сопряженного, взаимообусловленного изменения систем, или частей внутри
целого. Возникшее в области биологии при изучении совместной эволюции различных
биологических видов, их структур и уровней организации понятие коэволюции сегодня
характеризует корреляцию эволюционных изменений как материальных, так и идеальных
развивающихся систем. Представление о коэволюционных процессах, пронизывающих все сферы
бытия - природу, общество, человека, культуру, науку, философию и т.д., - ставит задачу еще
более тесного взаимодействия естественнонаучного и гуманитарного знания для выявления
механизмов этих процессов.
Идея синтеза знаний, создание общенаучной картины мира становится основополагающей
на этапе постнеклассического развития науки. Одной из весьма удачных попыток создать
современную общенаучную картину мира на основе идей глобального эволюционизма является
концепция Э. Янча, предложенная в его работе "Самоорганизующаяся Вселенная: научные и
гуманистические следствия возникающей парадигмы эволюции". Автор показывает, что все
уровни неживой и живой материи, а также явления социальной жизни - нравственность, мораль,
религия и т.д. - развиваются как диссипативные структуры. Поэтому эволюция представляется ему
целостным процессом, составными частями которого являются физико-химический,
биологический, социальный, экологический, социально-культурный процессы. На каждом уровне
выявляются специфические его особенности.
Источником космической эволюции Э. Янч называет нарушение симметрии,
выражающееся в преобладании вещества над антивеществом, повлекшее за собой возникновение
различного рода сил - гравитационных, электромагнитных, сильных, слабых. На следующем этапе
эволюции возникает жизнь - "тонкая сверхструктурированная физическая реальность",
усложнение которой приводит к коэволюции организмов и экосистем, в результате чего
впоследствии происходит социальная эволюция, при которой возникает специфическое свойство,
связанное с мыслительной деятельностью. Тем самым Э. Янч включает в самоорганизующуюся
Вселенную человека, придав глобальной эволюции гуманистический смысл.
Становление постнеклассической науки не приводит к уничтожению методов и
познавательных установок классического и неклассического исследования. Они будут продолжать
использоваться в соответствующих им познавательных ситуациях, постнеклассическая наука
лишь четче определит область их применения.

Технологическое применение науки. Возникновение технических наук.

Возникновение технических наук имело социокультурные предпосылки. Оно происходило
в эпоху вступления техногенной цивилизации в стадию индустриализма и знаменовало обретение
наукой новых функций — быть производительной и социальной силой. К концу XVIII - началу
XIX столетия наука окончательно становится бесспорной ценностью цивилизации. Она
претендует на достижение объективно истинного знания о мире, но вместе с этим все отчетливее
обнаруживает прагматическую ценность, возможность постоянного и систематического внедрения
в производство своих результатов, которые реализуются в виде новой техники и технологии. Хотя
примеры использования научных знаний в практике можно обнаружить и в предшествующие
исторические периоды, все же использование результатов науки в производстве в до-
индустриальные эпохи носило скорее эпизодический, чем систематический характер.
В конце XVIII — первой половине XIX века ситуация радикально меняется.

53
Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой.
- М., 1986. С. 65.
Индустриальное развитие поставило достаточно сложную и многоплановую проблему: не просто
спорадически использовать отдельные результаты научных исследований в практике, а
обеспечить научную основу технологических инноваций, систематически включая их в систему
производства. Возникла потребность в необходимости таких исследований, которые бы
систематически обеспечивали приложение фундаментальных естественнонаучных теорий к
области техники и технологии. Как выражение этой потребности между естественнонаучными
дисциплинами и производством возникает своеобразный посредник — научно-теоретические
исследования технических наук.
Их становление в культуре было обусловлено двумя группами факторов. С одной стороны,
они утверждались на базе экспериментальной науки, когда для формирования технической теории
оказывалось необходимым наличие своей «базовой» естественнонаучной теории (во временном
отношении это был период XVIII-XIX вв.). С другой же - потребность в научно-теоретическом
техническом знании была инициирована практической необходимостью, когда при решении
конкретных задач инженеры уже не могли опираться только на приобретенный опыт, а нуждались
в научно-теоретическом обосновании создания искусственных объектов, которое невозможно
осуществить, не имея соответствующей технической теории, разрабатываемой в рамках
технических наук. Технические науки не являются простым продолжением естествознания,
прикладными исследованиями, реализующими концептуальные разработки фундаментальных
естественных наук. В развитой системе технических наук имеется свой слой как
фундаментальных, так и прикладных знаний, и эта система требует специфического предмета
исследований. Таким предметом выступают техника и технология как особая сфера
искусственного, создаваемого человеком и существующего только благодаря его деятельности54.
Технические науки необходимо рассматривать как специфическую сферу знания,
возникающую на границе проектирования и исследования и синтезирующую в себе элементы того
и другого.
Осуществляя периодизацию технического знания, выделяют четыре основных этапа
(периода) в его развитии. Первый этап — донаучный, когда технические знания существовали как
эмпирическое описание предмета, средств трудовой деятельности человека и способов их
применения. Он охватывает длительный промежуток времени, начиная с первобытнообщинного
строя и кончая эпохой Возрождения. Технические знания развивались и усложнялись
одновременно с прогрессом техники. В этот период естественнонаучные и технические знания
развивались параллельно, взаимодействуя лишь спорадически, без непосредственной и
постоянной связи между ними. В технике этот период соответствует этапу орудийной техники.
Следующий этап в развитии технического знания — зарождение технических наук —
охватывает промежуток времени, начиная со второй половины XV в. до 70-х годов XIX в. Этому
этапу характерно то, что для решения практических задач начинает привлекаться научное знание.
На стыке производства и естествознания возникает научное техническое знание, призванное
непосредственно обслуживать производство. Формируются принципы и методы получения и
построения научного технического знания, Одновременно продолжается становление
естествознания, которое связано с производством опосредованно, через технические науки и
технику. В естествознании в это время складываются все те особенности, которые определили в
дальнейшем лицо классической науки. В технике - это период возникновения машинной техники,
связанный со становлением капиталистического способа производства.
На первых порах наука проникает в прикладную сферу, но техническое знание еще не
приобретает статуса научной теории, поскольку еще не сформировались окончательно
теоретические построения естественных наук, основанные на эксперименте. Позднее появление
новых научных теорий в естествознании (во всяком случае, в механике) создало необходимые
предпосылки для становления технической теории. Поэтому в этот период технические знания
также начинают приобретать теоретический характер.
Третий этап в истории технических наук, который может быть назван «классическим», по
времени охватывает 70-е годы XIX в. и продолжается вплоть до середины XX в. Технические
науки выглядят сформировавшейся и развитой областью научных знаний со своим предметом,
средствами и методами и ясно очерченной объектной областью исследования. Ряд дисциплин уже
обеспечен эффективным математическим аппаратом. В этот период сложились довольно
устойчивые, четкие формы взаимосвязи естествознания и технических наук. Начиная с этого

54
См. Степин В.С. Теоретическое знание. Структура, историческая эволюция. – М., 2000. С. 78-80.
периода, наука не только стала обеспечивать потребности развивающейся техники, но и
опережать ее развитие, формируя схемы возможных будущих технологий и технических систем.
Происходит дифференциация технического знания. Происходит ускорение темпов математизации
технических дисциплин.
Четвертый этап продолжается и в настоящее время и среди его характерных особенностей
можно выделить интеграцию естественнонаучного и технического знания как проявление общего
процесса интеграции науки.55 На этом этапе в результате усложнения объектов инженерной
деятельности, точнее усложнения проектирования такого рода объектов формируются
комплексные научно-технические дисциплины (технические науки неклассического типа) —
эргономика, системотехника, дизайн систем, теоретическая геотехнология и т.д.
Сложившиеся в науке внутридисциплинарные и междисциплинарные механизмы
порождения знаний, как замечает В.С. Степин, обеспечили ее систематические прорывы в новые
предметные миры. В свою очередь, эти прорывы открывают новые возможности для технико-
технологических инноваций в самых различных сферах человеческой жизнедеятельности56.

Литература
1. Ахутин А.В. История принципов физического эксперимента от античности до
XVII в. М., 1976.
2. Ахутин А.В. Понятие "природа" в античности и в Новое время ("фюсис" и
"натура"). М., 1988.
3. Ван-дер-Варден Б.Л. Пробуждающаяся наука: Математика Древнего Египта,
Вавилона и Греции. М., 1959.
4. Ван-дер-Ваден Б.Л. Пробуждающаяся наука. Рождение астрономии. М., 1991.
5. Гайденко П.П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой. М., 2000.
6. Гайденко П.П. Эволюция понятия науки. Становление и развитие первых научных
программ. М., 1980.
7. Даннеман Ф. История естествознания. Естественные науки в их развитии и
взаимодействии. Тт. 1-3, М., Л., 1932-1938.
8. Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции VII-VIII вв. – М., 1985.
9. Иванов Б.И., Чешев В.В. Становление и развитие технических наук. Л., 1997.
10. Ивушкина Е.Б., Режабек Е.Я. Философия и история науки. СПб., 2006.
11. Копелевич Ю.Х. Возникновение научных академий (середина XVII - середина XVIII
вв.). Л., 1974.
12. Косарева Л.М. Коперниканская революция: социокультурные истоки. М., 1991.
13. Кохановский В.П., Золотухина Е.В., Лешкевич Т.Г., Фатхи Т.Б. Философия для
аспирантов. Ростов н/Д, 2003.
14. Кохановский В.П., Лешкевич Т.Г., Матяш Т.П., Фатхи Т.Б. Основы философии
науки. Ростов н/Д, 2004.
15. Кохановский В.П., Лешкевич Т.Г., Матяш Т.П., Фатхи Т.Б. Философия неуки в
вопросах и ответах. Ростов н/Д, 2006.
16. Кузнецов Б.Г. Идеи и образы Возрождения. Наука XIV - XVI вв. в свете
современной науки. М., 1979.
17. Куменецкий К. История культуры Древней Греции и Рима: Пер. с польск. – М., 1990.
18. Лурье С.Я. Очерки по истории античной науки. Греция эпохи расцвета. М.; Л.,
1947.
19. Надточаев А.С. Философия и наука в эпоху античности. М., 1990.
20. Нейгебауер О. Точные науки в древности. М., 1968.
21. Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки. Ее генезис и обоснование. М., 1988.
22. Рабинович В.Л. Алхимия как феномен средневековой культуры. М., 1979.
23. Рожанский И.Д. Античная наука. М., 1980.
24. Соломатин В.А. История науки. М., 2003.
25. Степин В.С. Теоретическое знание. Структура. Историческая эволюция. М., 2003.
26. Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. – М., 1995.
27. Суворов Н. Средневековые университеты. М., 1898.
55
См.: Иванов Б.И.,Чешев В.В. Становление и развитие технических наук .- Л., 1977. С. 111-114.
56
См. Степин В.С. Теоретическое знание. Структура, историческая эволюция. – М., 2000. С. 95.
 28. Таннери П. Исторический очерк развития естествознания в Европе. (С 1300 по
1900 гг.). М.; Л., 1934.

СТРУКТУРА НАУЧНОГО ЗНАНИЯ.

Эмпирический и теоретический уровни познания, критерии их различия.

Научное знание как один из результатов духовного производства представляет собой
сложную развивающуюся систему, уровни и подсистемы которой сложились в процессе
эволюции познавательной деятельности человека.
Современная наука представляет собой дисциплинарно организованное знание, в
котором различные научные дисциплины выступают в качестве относительно автономных
подсистем, взаимодействующих друг с другом. В каждой научной дисциплине формируются
разнообразные типы научного знания: эмпирические факты, законы, гипотезы, теории различного
типа и т.д. Роль и значение того или иного типа знания в определенной науке зависит от
специфики ее предмета, так, одни типы знаний, доминирующие в одной науке, могут иметь
подчиняющее значение в другой отрасли науки, или присутствовать в ней в измененном виде.
При этом, при возникновении новых форм теоретического знания, более ранние формы не
исчезают, а могут трансформироваться или просто сузить сферу своего применения.
Все типы научного знания исследователи науки относят к двум основным уровням
научного познания – эмпирическому и теоретическому: «в основе эмпирического уровня лежит
предметно-орудийная, научно-практическая деятельность, благодаря которой обеспечивается
накопление и первичное обобщение исходного познавательного материала; в основе
теоретического уровня – абстрактно-теоретическая деятельность по созданию идеальных моделей
и построению различных систем знаний»57. Различаются эти уровни и по характеру и формам
знания. Критерии их различия позволяют, с одной стороны, выявить гносеологические
особенности каждого из них, рассматривая их в качестве сложной системы, состоящей из
разнообразных типов знаний и порождающих их познавательных процедур, а, с другой стороны,
обнаружить их взаимосвязь и взаимодействие в процессе познавательной деятельности.
Во-первых, эмпирический и теоретический уровни познания отличаются предметом
своего исследования. На каждом из этих уровней ученый имеет дело с одним и тем же объектом
познания, но изучает его в разных предметных срезах, что выражается в разных формах знания.
На эмпирическом уровне исследуемый объект отражается преимущественно со стороны своих
внешних связей и проявлений; сущностные связи между объектами здесь еще не выделяются в
чистом виде, а как бы высвечиваются в изучаемых явлений. Сущностные связи в чистом виде
выделяются уже на теоретическом уровне, задача которого и состоит в раскрытии сущности
объекта через выявление ряда взаимосвязанных законов, которым подчиняется данный объект.
Конечно, изучая явления и связи между ними, действие объективного закона можно обнаружить и
на уровне эмпирического познания. Но это действие фиксируется здесь как эмпирическая
зависимость, которая отличается от теоретического закона как особой формы теоретического
исследования. Эмпирические зависимости представляют собой правдоподобное, вероятностно-
истинное знание, т.к. являются результатом индуктивного обобщения опыта, тогда как
теоретические законы всегда представляют собой достоверное, дедуктивно-обоснованное знание.
Специфика предмета эмпирического и теоретического познания обуславливает
применение различных средств исследования. На эмпирическом уровне преобладает живое
созерцание (чувственное познание), т.е. эмпирическое исследование основывается на
непосредственном практическом взаимодействии субъекта и объекта познания. Поэтому
основными способами проведения исследования здесь являются наблюдение и экспериментальная
деятельность, средствами которых являются различные приборы, приборные установки и другие
материальные средства. На теоретическом уровне объекты изучаются опосредованно, поэтому
здесь исследование осуществляется исключительно с помощью систем абстракций – понятий,
категорий, умозаключений, теорий и т.д.
На эмпирическом уровне, кроме материальных средств, также используются и
понятийные средства, которые представляют собой эмпирический язык науки. Этот особый язык

Микешина Л.А.Философия науки: Современная эпистемология. Научное знание в динамике культуры.

57

Методология научного исследования : учеб. пособие. – М., 2005. С.276.

имеет сложную организацию, где наряду с эмпирическими терминами используются и термины
теоретического языка.
Значением эмпирических терминов являются так называемые эмпирические объекты,
которые, в отличие от реальных объектов с бесконечным количеством признаков, представляют
собой некие абстракции, т.к. в них реальные объекты рассматриваются на основе жестко
фиксированном и ограниченном наборе признаков, от других же признаков объекта необходимо
отвлечься. Поэтому реальные объекты в эмпирическом познании представлены в образе
идеального объекта, полученного в результате выделения одних свойств и отношений предметов
и отвлечения, абстрагирования, от других их признаков. Согласно В.С. Степину, это хорошо
представлено в описании опытов Био и Савара, в результате которых было обнаружено магнитное
действие электрического тока. Так, в содержании эмпирического термина «провод с током» были
выделены только три признака (быть на определенном расстоянии от магнитной стрелки, быть
прямолинейным, проводить электрический ток определенной силы). Все остальные свойства этих
объектов (определенная длина, толщина, нахождение на некотором расстоянии от различных
объектов) здесь не имеют существенного значения. Точно также по определенным признакам
конструируется идеальный эмпирический объект, образующий значение термина «магнитная
стрелка». При этом, каждый признак эмпирического объекта можно обнаружить в реальном
объекте, но не наоборот58.
В теоретическом познании в силу опосредованного изучения объекта, отсутствуют
материальные средства исследования. А в основе теоретического языка науки выступают
теоретические термины, значением которых являются идеализированные объекты, или
абстрактные объекты, или теоретические конструкты. Это особые абстракции, являющиеся
результатом логической реконструкции действительности. Поэтому, они «в отличие от
эмпирических объектов, наделены не только теми признаками, которые мы можем обнаружить в
реальном взаимодействии объектов опыта, но и признаками, которых нет ни у одного реального
объекта. Например, материальную точку определяют как тело, лишенное размеров, но
сосредотачивающее в себе всю массу тела. Таких тел в природе нет. Они выступают как результат
мысленного конструирования, когда мы абстрагируемся от несущественных (в том или ином
отношении) связей и признаков предмета и строим идеальный объект, который выступает
носителем только сущностных связей»59. То есть, другим отличительным признаком
эмпирических терминов, в отличие от теоретических, является то, что обобщаемые ими
эмпирические идеальные объекты могут быть получены и в результате выделения
несущественных признаков предмета.
Специфика предмета и средств эмпирического и теоретического познания приводит к
необходимости применения в них различных методов исследования. Как уже было отмечено
выше, на эмпирическом уровне основными методами являются эксперимент и наблюдение, а
также эмпирическое описание, с помощью которого фиксируются их результаты в определенных
системах обозначения, принятых в науке. Особенность теоретического исследования требует и
особых методов, таких как, например, идеализация, аксиоматический и гипотетико-дедуктивный
метод, восхождение от абстрактного к конкретному и т.д.

Структура эмпирического знания.

Эмпирический уровень как структурный элемент научного знания сам представляет
собой сложную систему, состоящую из взаимосвязанных и взаимодействующих элементов.
Важнейшими из них являются эксперимент и систематическое наблюдение.
Под экспериментом понимают активное и целенаправленное вмешательство в
протекание исследуемого процесса, изменение объекта или воспроизведение его в специально
созданных и контролируемых условиях. Изучаемый объект в процессе эксперимента
воспроизводится искусственно или ставится в определенные условия, отвечающие целям
исследования. Исследователь не только задает эти условия, но контролирует их, многократно

58
Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы: учебник для аспирантов и соискателей ученой степени
кандидата наук. М., 2006, с.159.
59
Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы: учебник для аспирантов и соискателей ученой степени
кандидата наук. М., 2006, с.159-160.
воспроизводит и изменяет. Это позволяет в процессе эксперимента обнаружить такие свойства
явлений, которые не наблюдаются в естественных условиях.
Структура эксперимента как практической деятельности может быть выражена, во-
первых, как взаимодействие объектов, которое протекает по естественным законам и представляет
собой некоторую совокупность связей действительности, при этом ни одна из этих связей не
выделяется специально в качестве исследуемой; во-вторых, как искусственное, человеком
организованное действие, что позволяет выделить определенную связь действительности в
качестве предмета исследования. Например, если рассматривать движение относительно
поверхности Земли массивного тела небольших размеров, подвешенного на длинной не
растягивающейся нити, только как взаимодействие природных объектов, то оно предстает в виде
суммарного итога проявления самых различных законов (колебания, трения, свободного падения
и др.) Но, если рассматривать в качестве эксперимента изучение законов колебательного
движения, то выделяются определенные свойства и отношения этих объектов. В этом смысле
Земля выступает не просто как природное тело, а как своеобразный «искусственно
изготовленный» объект человеческой практики. Для природного объекта «Земля» данное свойство
имеет такое же значение, как и любое другое. Это свойство реально, но как особое выступает
только в процессе человеческой практики. Таким образом, в процессе экспериментальной
деятельности взаимодействующие фрагменты природы всегда предстают как объекты с
функционально выделенными свойствами, т.е. выполняют функцию приборов. Искусственно
созданные приборы позволяют исследовать то, что недоступно органам чувств человека.
Современные экспериментальные установки состоят из большого количества приборов,
выполняющих различные функции. Изготовление, проверка и использование таких установок
аналогичны операциям функционального выделения свойств у объектов природы, как это было
описано в рассмотренном выше примере из классической механики.
Целенаправленное изучение объектов на эмпирическом уровне также осуществляется с
помощью наблюдения, которое опирается в основном на данные органов чувств (ощущения,
восприятия, представления). Но в ходе научного наблюдения получают знания не только о
внешних сторонах изучаемого объекта, но и о его существенных свойствах и отношениях.
Наблюдение может быть непосредственным и опосредованным различными приборами
и техническими устройствами, например, микроскопом, телескопом и т.д. С развитием науки
наблюдение становится все более сложным и опосредованным. Научные наблюдения всегда
осуществляются как систематические, которые, также как и эксперимент, предполагают
конструирование приборной ситуации, т.е. деятельность по «наделению» объектов природы
функциями приборов. Таким образом, научное наблюдение носит деятельностный характер и
предполагает особую предварительную организацию изучаемых объектов, обеспечивающую
контроль за их «поведением». Поэтому, систематическое наблюдение – это не просто пассивное
созерцание изучаемых предметов и процессов, а с помощью него, также как и в эксперименте,
природа исследуется в форме практики. Исследователь всегда выделяет в природе или создает
искусственно из ее материалов некоторые объекты, фиксируя их по строго определенным
признакам, и использует их в качестве средств эксперимента и наблюдения (как приборные
подсистемы).
Эксперимент и систематические наблюдения существенно отличаются от случайных
наблюдений. Первые имеют жестко фиксированную структуру, что позволяет выделить из
бесконечного многообразия природных взаимодействий именно те, которые интересуют
исследователя. Эта структура характеризуется переходом от исходного состояния изучаемого
объекта к конечному состоянию после взаимодействия объекта со средствами наблюдения,
приборными подсистемами. Этот переход не произволен, а определен законами природы. Поэтому,
многократное регистрирование в эксперименте и наблюдении изменение состояний объекта
(эмпирическая зависимость) фиксирует и соответствующий закон природы. Объектом, изменение
состояний которого прослеживается в опыте, является не предмет познания, единый как для
эмпирического, так и теоретического уровня, а введенный специально предмет эмпирического
знания.
В процессе случайных наблюдений приборная ситуация и изучаемый в опыте объект
еще не выявлены. В них регистрируется только конечный результат взаимодействия как эффект,
доступный наблюдателю. Но неизвестно, какие именно объекты участвуют во взаимодействии, и
что вызывает наблюдаемый эффект. Также не определена и структура наблюдения, поэтому
неизвестен и предмет исследования. Случайные наблюдения иногда позволяют обнаружить
необычные явления, которые соответствуют новым характеристикам уже открытых объектов или
свойствам новых, еще не известных объектов. Но чтобы они привели к научному открытию, они
должны перерасти в систематические наблюдения, осуществляемые в рамках эксперимента. А
такой переход всегда предполагает наделение объектов природы функциями приборов и четкую
фиксацию объекта, изменение состояния которого изучается в опыте.
Осуществление эксперимента и систематических наблюдений невозможно без
использования теоретических знаний. Они применяются и при определении целей наблюдения, и
при конструировании приборной ситуации. «Наблюдение всегда имеет избирательный характер.
Из множества объектов должен быть выбран один или немногие, должна быть сформулирована
проблема или задача, ради решения которой осуществляется наблюдение. Описание результатов
наблюдения предполагает использования соответствующего языка, и. значит, всех тех сходств и
классификаций, которые заложены в этом языке»60.
В наибольшей мере это проявляется на этапе перехода от данных наблюдений к
эмпирическим зависимостям и фактам. В языке науки данные наблюдений выражаются в форме
особых высказываний – записей в протоколах наблюдений, где указывается, кто наблюдал, время
наблюдения, описание используемых приборов и т.д. В некоторых социально-гуманитарных
науках в качестве протокола наблюдения может выступать анкета с ответом опрашиваемого
(например, как при проведении социологического опроса). Протокольные предложения включают
не только информацию об изучаемом объекте, но и ошибки наблюдателя, приборов, влияние
внешних факторов и т.д. Поэтому они не могут служить эмпирическим основанием для
теоретических обобщений. Эмпирический базис, на который опираются научные теории,
образуют эмпирические факты (от лат. factum – сделанное, свершившееся), индуктивное
обобщение которых приводит к выявлению эмпирических зависимостей.
В процессе перехода от данных наблюдений к эмпирическим зависимостям и научному
факту осуществляется элиминация из наблюдений содержащихся в них субъективных моментов и
получение достоверного объективного знания о явлениях. Для этого используются довольно
сложные познавательные процедуры. Во-первых, это сравнение множество наблюдений с целью
выделения в них повторяющихся признаков и устранения случайных погрешностей. Если
присутствуют данные измерения, тогда производится статистическая обработка результатов
измерений, записанных в виде чисел. Применение приборных установок требует составление
протоколов контрольных испытаний приборов, в которых также фиксируются их возможные
систематические ошибки. Такая процедура сравнения применяется и в социально-гуманитарном
познании. Например, устанавливая хронологию событий прошлого, историк всегда выявляет и
сопоставляет множество независимых исторических свидетельств, выступающих для него в
качестве данных наблюдений.
Во-вторых, это истолкование инвариантного содержания, выявленного в наблюдениях.
А для этого необходимо широкое применение ранее полученных теоретических знаний. «Даже
наблюдения и сообщения о наблюдениях находятся под властью теорий… Действительно, не
интерпретированных наблюдений, наблюдений, не пропитанных теорией, вообще не
существует.»61 В этих словах Карла Поппера выражается суть проблемы теоретической
нагруженности фактов: для установления фактов нужна теория, которые, в свою очередь, должны
проверяться фактами. Такой методологический парадокс может быть разрешен только
исторически – в формировании нового факта участвуют только те теоретические знания, которые
были проверены ранее и независимо от него, а новый факт может служить эмпирическим
основанием для развития новых теоретических знаний. Отсюда, в «научном познании факты
играют двоякую роль: во-первых, совокупность фактов образует эмпирическую основу для
выдвижения гипотез и построения теорий; во-вторых, факты имеют решающее значение в
подтверждении теорий (если они соответствуют совокупности фактов) и их опровержении (если
тут нет соответствия)»62.
Таким образом, изучение структуры эмпирического познания, (осуществление
эксперимента и научного наблюдения, переход от их данных к эмпирическим зависимостям и
научным фактам, которые составляют эмпирический базис познания) позволяет сделать вывод о
том, что такого «явления, как чистый опыт, просто не существует. Нет опыта, не содержащего
60
Ивин А.А. Современная философия науки. М., 2005, с. 220.
61
Поппер К. Логика и рост научного знания. М.. 1985, с.588.
62
Кохановский В.П., Лешкевич Т.Г., Матяш Т.П., Фатхи Т.Б. Основы философии науки: Учебное пособие
для аспирантов. Ростов н/Д: Феникс, 2004, с.172.
соответствующих ожиданий и теорий»63. И это является не препятствием, а условием для
формирования объективно истинного эмпирического знания.

Структура теоретического знания.

В описании структуры теоретического знания следуем за В.С. Степиным64. предложил эту

структуру на основании материала физических теорий, физического познания. Перенос этой
структуры на другие отрасли естественнонаучного познания, например биологию или химию,
требует значительной модификации, а на некоторые другие разделы наук перенос этой структуры
вряд ли возможен, например географию.
В структуре теоретического уровня условно выделяются два подуровня.
Первый уровень состоит из частных теоретических моделей (набор абстрактных объектов
и отношений между ними) и законов, описывающие свойства и отношения этих объектов.
Примерами этого уровня знаний, к которым применима данная структура, могут служить
отдельные виды механического движения. Модель и закон колебания маятника (законы Гюйгенса),
свободное падение тел (законы Галилея), движение планет вокруг Солнц (законы Кеплера) и др.
Так, в модели движения планет вокруг Солнца, реальные орбиты планет замещаются
геометрическим эллипсом, сами планеты и Солнце –геометрическими точками, которые не имеют
никаких физических свойств и характеризуются местоположением: точка, соответствующая
реальному Солнцу, может находится в одном из фокусов эллипса, а точка, соответствующая
какой-то реальной планете, может находится в произвольном месте эллипса.
Второй уровень представлен развитыми научными теориями, в которые включены частные
теоретические законы, являющиеся следствием фундаментальных законов. Ньютоновская
механика есть пример развитой теории, относительно теорий, описывающих частные виды
механического движения. Таким образом, под развитой теорией понимается теория, которая
обобщает частные теории.
На каждом из указанных подуровней выделяется два слоя: теоретическая модель и
теоретические законы, сформулированные относительно объектов модели. Чтобы
сформулировать законы, например механические колебания тел (маятник, колебание тела,
закрепленного на пружине), надо задать теоретическую модель механического колебания тел. Для
этого вводят абстрактные объекты (теоретический конструкт – другое название), материальная
точка(разновидность идеализированных объектов), которая периодически то отклоняется от
положения равновесия, то возвращается в него; фиксируется система отсчета, без которой
невозможно описание движение материальной точки; третий абстрактный объект – это
квазиупругая сила, которая движет материальную точку. Сам закон, описывающий колебания
материальной точки, формулируется на языке математики в виде некоторой формулы (уравнения).
Этот закон непосредственно относится к теоретической модели, но если она достаточно
обоснована, то закон применим к реальным объектам.
Одним из элементов обоснования теоретической модели – это путем абстракции сохранить
или отбросить в идеализированных объектах нужные для формулировки законов свойства
реальных объектов. Имеются различные способы создания идеализированных объектов, в
зависимости от того какие виды абстракций при этом используются; идеализированные объекты
получены в результате абстракций.
Так, в механике Ньютона абстрагируются от размеров, строения, химического состава и
некоторых других свойств реальных планет и Солнца, и сохраняется лишь одно свойство –
гравитационная масса. В оптику введены такие идеализированные объекты как абсолютно черное
тело и идеальное зеркало; так, абсолютно черное тело получено идеализацией усиления свойства
поглощения энергии, ведь реальные предметы частично поглощают, частично отражают световую
энергию.

63
Поппер К. Логика и рост научного знания. М.. 1985, с.405.

64
Степин В.С. Теоретическое знание. М., 1999.
Степин B.C. Философия науки. Общие проблемы. М., 2004.
 В развитых естественнонаучных дисциплинах, например физике, но не в зоологии, законы
теории формулируются на языке математики. Однако не все существующие теории возможно
математизировать, т.е. выражать законы этих теорий на математическом языке.
Условия математизации предполагают следующее: определенный уровень развития
математики и специфики содержательной теории, которая подвергается математизации.
Допустимость полной математизация теории: 1) объекты теории имеют количественную меру; 2)
выразимость основных понятий теории в математическом языке; 3) точная предсказуемость в уже
математизированной теории. Применяемый в теории математический аппарат имеет
интерпретацию благодаря теоретической модели. Интерпретация уравнений состоит в том, что
объекты теоретической модели выполняют уравнения.
Признаки абстрактных объектов выражаются в форме физических величин, богатство
отношений между абстрактными объектами выявляются через выведения следствий из исходных
математических формул, по законам присущим математическому формализму. Решая уравнения,
исследователь обнаруживает все новые и новые свойства теоретической модели. Но, тем самым,
он опосредовано получает новые знания о реальности. Но сама проверка новых знаний о
реальности достигается достаточно сложной, по своей структуре, эмпирической интерпретацией
следствий математического формализма.
Вся эта система взаимосвязей теорий фундаментального и частного характера составляет
массив теоретического знания той или иной дисциплины. Так, теория Ньютона является
фундаментальной для различных частичных теорий, описывающих отдельные виды механических
движений. Однако внутреннее единство даже такой развитой в теоретическом плане дисциплины
как физика, дело весьма сложное. Р. Фейнман отмечает: «Сегодня наши законы, законы физики, -
множество разрозненных частей и обрывков, плохо сочетающихся друг с другом. Физика еще не
превратилась в единую конструкцию, где каждая часть – на своем месте. Пока что мы имеем
множество деталей, которые трудно подогнать друг к другу»65.
Указанная структура теоретического знания пригодна для тех дисциплин, которые
подаются полной математизации. Для биологии эта схема структуры теоретического знания вряд
ли подходит, так как одни биологи считают, что теоретическая биология возможна или даже
существует, другие отвергают эту возможность. Можно, несомненно, констатировать следующие
аспекты биологического знания. Дарвиновские идеи естественного отбора и менделевская
генетика являются фундаментом классических областей биологии. Расшифровка ДНК(1953) -
стартовое условие развития молекулярной биологии, начальное условие постановки и обсуждение
теоретических и философских проблем биологии (Р. Том, А.А. Любищев, С.В. Мейен и др.).
Сложилось три основных понимания философии биологии как три гносеологических «образа
биологии»: 1) биология есть преимущественно описательная естественно-историческая
дисциплина; 2) биология – наука, работающая в рамках дарвиновской адаптационной парадигме; 3)
биология как наука, изучающая организмы в рамках системы. Споры о «теоретической биологии»,
которая в виде единой некоторой теоретической системы могла бы объяснить все имеющиеся
факты биологической науки, пока не привели к общепризнанной позиции.

Основания науки.
Обычно выделяют три компоненты в основаниях науки: идеалы и нормы исследования,
научную картину мира и философские основания науки.
Идеалы научного исследования. Идеалы есть некоторые ценностные представления,
которыми руководствуются в научном познании отдельные ученые или научные сообщества.
Отметим, что в литературе не существует какой-то общепризнанной систематизации
идеалов. Это объясняется тем, что в разные периоды истории они изменялись и науки имеют
различный «возраст»: например, геометрия Евклида и биохимия различаются возрастом более,
чем в две тысячи лет. Опишем классификацию идеалов, используемую Ивиным А.А.66: теория,
истина, объективность знания, аксиоматизация и формализация.
Идеал теоретичности(теории). В научном познании требуется системность, теория это
одна из самых развитых форм системности. В общей формулировке теория есть такая организация,
систематизация знаний, которая в состоянии объяснить посредством законов явления исследуемой
области. Примерами теорий являются классическая механика Ньютона, теория эволюции Дарвина

65
Фейнман Р. Характер физических законов. М., 1987. С. 27.
66
Ивин А.А. Современная философия науки. М.: Высшая школа. 2005.
и др. Сами теории допустимо классифицировать по различным признакам, например, по предмету
исследования, по уровням познания и др. Известно также, что не все отрасли знания (например,
социологические или экономические) оформлены в теории, в лучшем виде они имеют в своей
структуре достаточно надежные эмпирические обобщения (эмпирические законы) исследуемой
реальности. Отсюда множество конкурирующих теорий, предлагающих различные описания
одной и той же реальности.
Идеал истины. Цель научного познания – истина. Идеал истины состоит в том, что
научное знание должно давать абсолютное, непреходящее знание, т.е. получив какую-то истину,
она сохраняется навсегда. Имеются различные концепции истины, отметим наиболее влиятельные:
классическая концепция истины Аристотеля, когерентная теория истины, прагматическая
концепция. Какая из них больше приближает к идеалу истинного познания неизвестно. Даже, если
будет изобретена какая-то единая теория истины, то с учетом того, что знание во времени
постоянно изменяется, вряд ли возможно достижение идеала. Трудности, связанные с
применением понятия истины в методологии науки, дают повод некоторым методологам науки
отказаться от этого идеала научной деятельности. Так, по мнению Л. Лаудана, наука, в частности
характеризуется непрерывным ростом знания, что предполагает формулировку и решение
проблем. Тогда более совершенным считается тот этап развития науки, который больше
разработал исследовательских программ для решения эмпирических и теоретических проблем, а
поскольку наука развивается более или менее постоянно, то абсолютного совершенства нет. При
таком подходе использование понятия истины оказывается лишним. Как Т. Кун, так и Лаудан, не
отрицают существования истины, но полагают, что введения этого понятия порождают много
запутанных проблем. Но отказ от истины противоречит факту использования этого понятия в
отдельных разделах знания, например в логике, или в теории моделей, возникшей на стыке логики
и алгебры. Кроме того, отказ от понятия истины несовместим с претензией естественных наук
давать адекватное описание реальности. Как возможно отобрать из конкурирующих гипотез
лучшую, если ее следствия нельзя оценивать в терминах соответствия несоответствия
экспериментальным данным. Другими словами, отказ от истины ведет к еще большему числу
проблем, в конечном счете, к разрушению науки.
Идеал объективности. В теории познания 17 -18 веков сложилось представление об
объективности знания как одной из характеристик истины. Лучше всего это представление об
объективности сформулировано в марксистской концепции истины. Одна из характеристик
истины, а именно: объективность истины формулируется следующим образом. Истина является
объективной, если содержание знаний не зависит ни от человека, ни от человечества. Например,
содержание утверждения «электрон имеет отрицательный заряд» не зависит от людей, а зависит
от свойств самого объекта, о котором говорится в суждении. Однако, сведение объективности к
истинности не является удовлетворительном, оно не объясняет того очевидного факта, что само
знание есть продукт одной из форм деятельности людей, и если бы не было людей, то не было бы
и знания, т.е. знание в каком-то смысле зависти от людей. Поэтому надо уточнять понятие
«независимость содержания знания от человека». Таким образом, при таком подходе
объективность редуцируется к истине.
Вторая форма редукции связана с философией позитивизма: объективность редуцируется к
понятию «интерсубъективность». Грубо говоря, т.е. не учитывая различные формы
интерсубъективности, а также их разнообразную философскую интерпретацию, последнюю
можно определить следующим образом. Интерсубъективность знания есть возможность получить
различными людьми при вполне определенных предпосылках одни и те же знания. Например,
каждый подготовленный человек в лабораторных условиях может проверить, что электрон
действительно имеет отрицательный заряд. Необходимым условием интерсубъективности знания,
по мнению позитивизма, является исключение из науки любых оценок, оценочных суждений. Но
полностью исключить оценки из процесса познания невозможно.
Если объективность знания определить через независимость этого знания от субъекта
познания, то, как охарактеризовать эту независимость? Эта независимость состоит в том, чтобы в
процессе познания субъект познания был свободен от собственных вкусов, предпочтений,
интересов, авторитетов, соображений успеха и др. Перечислить исчерпывающе все
психологические характеристики, которые могли бы «искривить» сам процесс познания и
результата познания вряд ли возможно. Достичь такой свободы невозможно, поэтому это и есть
идеал.
 Особенно трудно быть объективным в гуманитарных науках. Приведем в качестве
примера высказывания Леви-Строса: «речь идет не только о том, чтобы подняться над уровнем
ценностей, присущих группе наблюдателей, но и над методами мышления
наблюдателя ...Антрополог не только подавляет свои чувства: он формирует новые категории
мышления, способствует введению новых понятий времени и пространства, противопоставлений
и противоречий, столь же чуждых традиционному мышлению…»67.
В естественнонаучном познании при смене теорий в ходе научных революций быть
объективным весьма трудно. Отсутствие существенных деталей в возникающей теории,
невозможность из недостроенной теории вывести следствия, которые бы подтвердили
правильность исходных положений теории, замещается верой в правильность новой теории, что
она со временем будет более эффективной в процедурах объяснения и предсказания. Также и
сторонники устаревших теорий верят в то, что их теория требует каких-то незначительных
модификаций, чтобы объяснить новые факты. Знания и вера (речь идет не о религиозной вере)
таким образом, неизбежный спутник субъекта познания. Под верой здесь имеется ввиду
субъективная обоснованность ученым правильности, истинности теории, но без достаточных
объективных оснований для этого.
Существуют различные типы объективности, характерные для гуманитарных, социальных
и естественнонаучных дисциплин.
Идеал аксиоматизации и формализации. Этот идеал не является универсальным. Как
известно, аксиоматический метод возник в Древней Греции в геометрии Евклида. Аксиоматизация
широко применяется в математике, логике, аксиоматизированы небольшие фрагменты физики и
биологии. Весьма сомнительно, что она когда-нибудь будет применена в истории, социологии,
психологии, антропологии и других сходных науках. Отметим, однако, что Б. Спиноза изложил
свою «Этику» по образцу геометрии Евклида, что свидетельствует о понимании Спинозой
ценности аксиоматического метода систематизации знаний.
Аксиоматический метод состоит в том, что из немногих достаточно обоснованных и
простых положений (аксиом или, другими словами постулатов) по определенным правилам
логики выводят следствия. Воспользуемся описанием пользы аксиоматизации, которое предложил
К. Поппер: «Если мы требуем от наших теорий все лучшей проверяемости, то оказывается
неизбежным и требование их логической строгости и большего информативного содержания. Все
множество следствий теории должно быть получено дедуктивно: теорию, как правило, можно
проверить лишь путем непосредственной проверки отдаленных ее следствий – таких следствий.
Которые трудно усмотреть интуитивно»68. Геометрия Евклида, является содержательной
аксиоматизацией, формальная аксиоматизация стала возможной в ХХ веке после того как была
достаточно развита логика. Формальная систематизация теории (математической или логической)
может быть представлена в виде исчислений – аксиоматического, натурального и др.
Формализация состоит из нескольких пунктов.
Вкратце опишем формализацию в виде аксиоматической системы (аксиоматического
исчисления). 1). Задается формальный язык, т.е. исходные выражения и правила построения
сложных выражений из простых; 2). Указывается список аксиом; 3). Формулируются правила
вывода; 4). Дается определение того, что называется доказательством и доказуемой формулой.
Задается семантика, пригодная для данной аксиоматической системе, т.е. область объектов, на
которой интерпретируются формулы данной аксиоматической системы. Центральным здесь
является понятие истины. К любой формальной системе, в том числе и аксиоматической,
предъявляются методологические требования. Требование корректности: любая доказуема
формула, общезначима (формула, которая является истинной при любой возможной ситуации). Из
него выводится непротиворечивость системы. Требования полноты: Любая общезначимая
формула, доказуемая.
Знаменитая теорема К. Геделя о неполноте формальных систем, включающих в себя язык
арифметики натуральных чисел, говорит о том, что имеются истинные предложение арифметики
натуральных чисел такие, что ни это предложении, ни его отрицание не является доказуемым. Эта
теорема породила серию философских споров. Один из них обсуждает вопрос о том, может ли
компьютер полностью моделировать функции сознания. Отметим, что польза формализации

67
Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1985. С.384.
68
Поппер К. Логика и рост научного знания. Избранные работы. М., 1983.С.334.
состоит в том, что она разлагает сам процесс доказательства на простые элементы, тогда проверка
доказательства становится делом механическим. Формализация играет важнейшую роль, в
частности, в прояснении философских понятий типа «существование» (логика без экзис -
тенциальных предпосылок), «возможность» и «необходимость» (модальная логика), «вера» и
«знание» (эпистемическая логика) и др.
Нормы науки. Нормы отличаются от идеалов, прежде всего тем, что нормы это требования,
выполнение которых обязательно, тогда как идеалы это пожелания, которые не могут быть
полностью реализованными, полностью достижимыми. Чаще всего выделяют следующие нормы:
обоснованность научного знания, логическая последовательность научного знания,
рациональность научного знания, его практическая значимость.
Норма обоснованности. Под обоснованностью имеются в виду те предпосылки, основания,
в силу которых научное сообщество принимает в качестве истинных те или иные научные
положения (отдельные утверждения, фрагменты теории, целую теорию).
Исторически первой формой нормы обоснованности, является принцип достаточного
основания, использования которого можно обнаружить в «Топиках» Аристотеля. Но явная
формулировка этого принципа дана Лейбницем в «Монадологии»: «…на принципе достаточного
основания, в силу которого мы усматриваем, что ни одно явление не может оказаться истинным
или действительным, ни одно утверждение справедливым без достаточного основания…»69.
Отметим, что этот принцип Лейбниц формулирует не только в гносеологическом, но и в
онтологическом плане: «…все существующее имеет достаточные основания для своего
существования», «ничто не происходит без причины, и должна быть причина, почему существует
это, а не другое». Лейбниц также отмечает, что если мы нарушим этот принцип, то вынуждены:
«…при объяснении явлений прибегать к чудесам или к чистой случайности»70. Важно
подчеркнуть, что это методологический принцип, а не логический закон, так как его невозможно
выразить общезначимой формулой. Сам Лейбниц нашел широкую сферу применения этого
принципа: в метафизике, теологии, этике, современной Лейбницу науке. Надо, однако, отметить,
что сфера действия этого принципа ограничена у Лейбница обоснованием истинности отдельных
утверждений, (как правило, базисных, исходных, например, для метафизики) или правильности
отдельных умозаключений.
Сегодня в науке надо обосновывать не отдельные суждения или умозаключения, а целые
теории. Ввиду этого процедура обоснования усложнилась, приобрела специфические черты в
зависимости от того конкретного содержания той или иной науки. Например, в естественных
науках используется экспериментальная проверка теории, в математике она отсутствует, но
математика и логика имеют свои, весьма специфические процедуры обоснования.
Остановимся на некоторых особенностях научного обоснования в естественных науках,
учтем при этом, что в них весьма распространен гипотетико-дедуктивный метод построения
теорий. В научном познании первые попытки применения этого метода наблюдаются в
исследованиях Галилея. «Математические начала натуральной философии» Ньютона, в которых
он излагает теорию механики, представляют собой гипотетико-дедуктивную систему. Успех
механики Ньютона обусловил распространение этого метода в естественных науках, в которых
используется математический аппарат. Если говорить кратко, то гипотетико-дедуктивный метод
характеризуется следующими чертами. Из гипотезы или иерархии гипотез дедуктивно выводятся
следствия, которые эмпирически подтверждаются или опровергаются. Таким образом, в этом
методе удачно сочетаются дедуктивные и эмпирические способы проверки теории. Итак, отметим
особенности научного обоснования в естественных науках.
1) Процесс обоснования не является завершенной процедурой, ввиду того, что гипотезы по
своей сути носят предположительный характер, даже если ученые признали , что их гипотезы
достаточно обоснованы и приобрели статус теории.
2) В ходе обоснования ищут уязвимые места в знании путем процедуры опровержения
следствий из гипотез. Только та теория, которая выдержала всестороннюю проверку, т.е.
процедуры подтверждения, опровержения, проверки корректности дедуктивных выводов,
признаются научным сообществом в качестве допустимо обоснованными.
3) Процедуры обоснование повышают вероятность обоснованности отдельных фрагментов
теории или теории в целом. Но ученые всегда готовы пересмотреть некоторые положения теории

69
Лейбниц Г.В. Соч. в 4 Т. М.: Мысль, Т 1. С. 418.
70
Там же. С. 212.
или их модифицировать, если появляются новые эмпирические данные. Подтверждение следствий
из гипотез не может быть окончательным, так как число эмпирических следствий из гипотез
бесконечно.
4) Процедура опровержения может обнаружить несогласие теории с фактом, но это
автоматически не ведет к отказу от теории в научном сообществе. А порождает массу
дополнительных проверок, в частности, насколько была соблюдена «чистота» эксперимента, либо
проверка правильности интерпретации экспериментальных данных, либо какой член теории
ответственен за вывод следствия, несогласного с фактами, либо не допущено ли дедуктивных
ошибок в ходе выведения следствий из посылок.
5) Процедура обоснования научной теории должна убедить членов научного сообщества.
Не имеется общепризнанной классификации способов обоснования в науке, имеются в
виду не только естественнонаучные, но и гуманитарные и социальные знания. Наиболее детальная
классификация предложена Ивиным А.А.71. Он выделяет два типа аргументации: универсальную
аргументацию и контекстуальную аргументацию. В универсальной аргументации выделяет
эмпирическую (прямое и косвенное подтверждение, некоторые способы индуктивного
обоснования) и теоретическую аргументацию (логическая аргументация, системная аргументация,
принципиальная проверяемость, принципиальная опровержимость, условия совместимости,
соответствия общим принципам, методологическая аргументация). Контекстуальная аргументация
подразделяется на аргумент к традиции, аргумент к авторитету, аргумент к интуиции, аргумент к
вере, аргумент к здравому смыслу, аргумент к вкусу. Эта классификация не безупречна, но
наиболее детальная. В частности можно возразить, что контекстуальная аргументация выходит за
рамки социальных наук и применима в спорах на обыденные темы. Хотя это возражение может
оказаться неуместным, если допустить, что приемы, используемые в повседневных спорах, не
относящихся к наукам, используются также и в науках.
Норма логической последовательности. Эта норма задается логическими законами и
различными схемами рассуждений. Некоторые из логических законов имеют имена: «закон
запрета противоречия», «закон тождества», «закон исключенного третьего», некоторые другие –
безымянны. Отметим, что указанные законы не являются универсальными, например закон
исключенного третьего отбрасывается в интуиционистской логике. Но надо также отметить, что в
социальных и гуманитарных науках, в которых рассуждают в основном в рамках классической
логики, часто упомянутые законы, а также известные в логике правила вывода нарушаются.
Норма рациональности. Все признают, что наука это рациональная сфера деятельности.
Но что такое научная рациональность не вполне ясно. Сам термин «рациональность» происходит
от латинского слова ratio – разум. Тогда буквально быть рациональным, значит быть разумным. В
классическом представлении о рациональности рациональность отождествляется с природной
упорядоченностью или с тем, что может упорядочить разум, т.е. упорядоченное разумом. Однако
неясно, что значит порядок в природе или в продуктах разума. Всего скорее, порядок в продуктах
разума (например, решенная задача, или сформулированная теория) должен устанавливаться в
соответствии с законами логики, так как нарушения законов логики путает мышление, разрушает
некоторый порядок. Но это весьма абстрактно. Неклассическая концепция рациональности
складывалась под влиянием философии науки и западной социологии. В философии науки
разрабатывались различные способы упорядочивания научных знаний: кумулятивно-индуктивная,
гипотетико-дедуктивная, эволюционистская, сетчатая (Лаудан) и др.
Грязнов Б.С. предлагал: «Вполне разумно считать, что рационально организованное знание
должно удовлетворять критериям современной логической теории. Но, кроме этого,
рациональная система научного знания должна быть: 1) гомогенной, 2) замкнутой, и, наконец, 3)
представлять собой причинно-следственную структуру»72. Если следовать этому подходу, то
рациональность есть знание, организованное в соответствии с логикой, плюс некоторые
методологические нормы. Но какие имеются в виду нормы? На этот счет в литературе,
посвященной научной рациональности, однозначного ответа нет. Имеются и подходы в
понимании научной рациональности, которые базируются на классическом представлении о
рациональности как порядке, иерархии в научном познании. Так, Ивин А.А. выделяет такие типы
научного упорядочивания: 1) упорядочивание по принципу выбора истины – выше ставятся
корреспондентская и когерентная истины, а прагматическая и другие концепции истины ставятся

71
Ивин А.А. Современная философия науки. М.: Высшая школа. 2005. Гл. 6-8.
72
Грязнов Б.С. Логика. Рациональность. Творчество. М., 1982. С. 208.
ниже; 2) упорядочивание способов обоснования знания – эмпирическое обоснование выше
остальных; 3) упорядочивание типов научных теорий – объяснительные теории выше
описательных теорий; 4) упорядочивание типов научного объяснения и др. типы научного
упорядочивания73.
Норма практической значимости. Самое опасное – требовать от науки немедленную
практическую отдачу. Но с другой сторон потребности общества вынуждают науку быть
практической. Конечно, не все разделы той или иной дисциплины возможно применить на
практике, но наука сложно организованная и единая система, отдельные подсистемы которой
связаны с практическими портребностями общества. Л. Де Бройль отметил: «Великие открытия,
даже сделанные исследователями, которые не имели в виду никакого практического применения и
занимались исключительно теоретическим решением проблем, быстро находили затем себе
применение в технической области. Конечно, Планк, когда впервые написал формулу, носящую
теперь его имя, совсем не думал об осветительной технике…Нечто аналогичное произошло и со
мной. Я был крайне уделен, когда увидел, что разработанные мною представления очень быстро
находят конкретные приложения в технике дифракции электронов и электронной микроскопии»74.
В истории философии содержание понятия практики формировалось медленно. Кантовский
практический разум дает человеку моральные законы, возвышающие его над царством природы,
Гегелевской практический дух представлял собой предметно-практическое отношение человека к
миру, марксистское понимание практики наиболее содержательное.
Научная картина мира.
Научная картина мира - это целостная система представлений об общих свойствах и
закономерностях природы, которая формируется в результате обобщения и синтеза
фундаментальных научных понятий, принципов, теорий. Эта система представлений
соответствует определенному историческому этапу в познавательной деятельности человека.
Собственно, научная картина мира, начинает формироваться с возникновением научного
естествознания в 16-17 вв. и строится на определенной фундаментальной научной теории (или
научных теориях).
В фундаментальных теориях основой и исходным пунктом "является не гипотетическое
предположение, а эмпирически найденные общие свойства явлений, принципы, из которых
следуют математически сформулированные критерии, имеющие всеобщую применимость"75.
Достоинствами их, согласно А.Эйнштейну, считается логическое совершенство, надежность
исходных положений.
Однако фундаментальная теория начинает определять и формировать соответствующую
картину мира не сразу, а только после того, когда она будет принята научным сообществом,
станет основой общенаучной картины мира. Для этого научная теория должна пройти путь
согласования, соотнесения с частнонаучными картинами мира, популяризации, перевода с языка
специальных физических понятий на чувственно-образный уровень. Поскольку, научная картина
мира - "это совокупность наглядных представлений о природе (например, планетарная модель
атома, образ Метагалактики в виде расширяющейся сферы)"76 и т.д. Таким образом, в структуре
научной картины мира присутствуют два главных компонента: концептуальный и чувственно-
образный. Концептуальный компонент представлен философскими категориями (материя,
движение, пространство, время), общенаучными понятиями и понятиями отдельных наук,
чувственно-образный компонент представлен, по возможности, наглядными моделями сложных
явлений мира.
Наглядность представлений научных картин мира обеспечивает их понимание не только
специалистами в данной области знания, но и учеными, специализирующимися в других науках,
людьми, не занимающимися непосредственно научной деятельностью. Когда говорят о
достижениях науки, влияющих на культуру эпохи, то речь идет не о специальных результатах
теоретических и эмпирических исследований, а об их преломлении, трансформации в
представлениях научной картины мира. Именно в такой форме научная картина мира обретает
общекультурный, мировоззренческий смысл77.

73
Ивин А.А. Современная философия науки. М.: Высшая школа. 2005. С.206-208.
74
Бройль Л. де. По тропам науки. М., 1962. С.233.
75
Эйнштейн А., Инфельд Л. Эволюция физики М., 1965. С.248.
76
Эйнштейн А. Что такое теория относительности// Физика и реальность М., 1965. С. 407.
77
Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М.,1986. С. 143.
 Из самого определения научной картины мира, как целостной системы представлений об
общих свойствах и закономерностях природы, основывающейся на синтезе знаний, вытекает ее
мировоззренческая функция. Научная картина мира подвержена изменениям, уточнениям со
стороны научной теории, ее определяющей, вследствие чего является важнейшим фактором
формирования мировоззрения. Научная картина мира выполняет функцию системности, реализуя
целостный взгляд на мир, синтезируя дифференцированное знание частных наук с учетом
фундаментальной теории, которая и является главным системообразующим фактором.
Онтологическая функция научной картины мира связана со способом задания предметной области
исследования и расчленением объектов исследования (например, объекты макромира в
классической механике, микромира - в квантовой физике).
Научная картина мира, как и любой познавательный образ, упрощает и схематизирует
действительность. Мир как бесконечно сложная развивающаяся действительность всегда
значительно богаче, чем представления о нем, сложившиеся на определенном этапе общественно-
исторической практики. Вместе с тем, за счет упрощений и схематизаций научная картина мира
выделяет из бесконечного многообразия реального мира именно те его сущностные связи,
познание которых составляет основную цель науки на определенном этапе ее исторического
развития78.
Что касается функции научно-исследовательской программы, которую иногда
приписывают научной картине мира, то это обязательная функция самой научной теории, а не
научной картины мира. И. Лакатос, которому принадлежит сам термин "научно-
исследовательская программа", демонстрирует эту мысль в своих работах. Он показывает, что
проблемами «аномалий», «контрпримеров» и их опровержения, с одной стороны, и работой по
"прогрессивному теоретическому сдвигу" научной теории с другой, - занимаются теоретики
науки79. Научная картина мира не содержит специального понятийного аппарата для
подтверждения, либо опровержения положений той или иной естественнонаучной теории,
выполняя свое главное назначение - формирование целостной, обобщенной картины мира.
В 17 в. фундаментальной теорией, ставшей основой для всего естествознания, была
механика, основы которой заложены Ньютоном. Механика объясняла все существующее в мире с
помощью механических законов, положила начало научному обоснованию и проектированию
техники, различных механизмов. Механический взгляд был распространен на человека и
общество. Ньютон сформулировал принципы движения в терминах массы, ускорения, силы.
Отныне стало возможным не только предсказывать, но и детально вычислять поведение
движущих тел. Возникла первая всеобъемлющая картина мира - механическая, которая
представляла Вселенную как подчиненную законам классической механики. Мир, согласно
механическим представлениям, - это Божественные часы, машина, все части которой жестко
детерминированы.
В отчетливой форме основные положения, на которых базировалась механическая,
классическая картина мира, сформулировал французский математик, физик и астроном Пьер
Симон Лаплас:
- движение всех тел подчинено законам динамики Ньютона;
- между объектами макро- и микромира отсутствует принципиальная разница;
- в природе не существует каких-либо качественных изменений и процессов, не
сводящихся к чисто механическим;
- все причинно-следственные связи являются однозначными и детерминированными.
Согласно ньютоновской механике мир был ясен и прост. Все закономерности природы
мыслились наподобие законов механики. Все процессы описывались как обратимые, их можно
повернуть вспять во времени, и все будет подчинено тем же законам. Речь естественно идет об
идеальных объектах, которые подчиняются ньютоновским уравнениям движения. К началу 19
века таким способом было описано практически все, за исключением теплоты и электричества.
Итак, классический рационализм в своих представлениях базировался на полном детерминизме,
именно определенность лежала в основе механической картины мира. И, может быть, самое

78
Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М.,1986. Гл. 3.
79
Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ//Кун Т. Структура
научных революций. М.,2001,с.323-328. С. 325-328.
трудное, с чем пришлось столкнуться естествознанию 19-20 веков – это преодолеть
механическую картину мира, убедительную в своей логичности и простоте.
В начале 20 века рухнул целый ряд опор классического рационализма.
Формирование неклассической картины мира связано со становлением термодинамики.
Так, при изучении теплоты, наблюдалась совершенно другая картина: эти процессы необратимы
(выкипевшая вода, сгоревшее вещество). В попытках осознать необратимость или
однонаправленность тепловых процессов сформировалась термодинамика (от греч. "терме" -
тепло, и "дюнамис"- сила), представляющая собой совокупность законов для всех тепловых
процессов, необратимость которых ниоткуда не следует, а просто постулируется как данность,
наблюдаемый факт. Такой раздел термодинамики как, например, неравновесная термодинамика
изучает неравновесные макросистемы, в которых протекают необратимые процессы: диффузия,
перенос тепла и др. Позднее создается микроскопическая теория - статистическая механика,
рассматривающая свойства движения частиц, образующих тела, на основе анализа статистических
(вероятностных) закономерностей их поведения как сложных ансамблей. Если термодинамика
занимается отысканием самых общих "правил" поведения макротел, то выявлением связи этих
"правил" с движением частиц, образующих тела, занимается статистическая физика
(статистическая механика). Статистические, т.е. вероятностные методы исследования дали
объяснение тепловым явлениям, и эффективный метод решения задач, связанных с большим
числом частиц.
В механической картине мира считалось, что любой объект в данный момент времени
находится в строго определенном состоянии, а любая внешняя причина, оказывая воздействие,
вызывает единственное следствие. В статистической механике каждый изучаемый объект (объект
микромира) в произвольно взятый момент может пребывать с разной вероятностью в одном
каком-то состоянии из целого набора. Результат воздействия на объект тоже неоднозначен. Мир
на уровне микромира перестал быть полностью предсказуемым. У него всякий раз появлялся шанс
быть тем или иным. Для человека начала 20 века подобный поворот событий стал серьезным
испытанием. Даже А. Эйнштейн, один из творцов статистической механики, не принял квантовой
механики, основанной на статистических идеях, считая, что "Бог не играет в кости". Другими
словами, механическая картина мира стала труднопреодолимым препятствием, ученый мир не был
готов принять вероятностные закономерности микромира, настолько неожиданной предстала
картина мира на уровне микромира. Функционирование нашего мира столь сложно и
малоизученно, что описание его законов с использованием лишь одного языка чистого
детерминизма являлось бы неоправданным ограничением80. Все законы микромира описываются
на языке теории вероятностей, и другого описания наука просто не знает. Однако невозможно
игнорировать вероятностный характер многих процессов, протекающих в окружающем мире, и
присутствие в них неопределенных факторов. Неопределенность и стохастичность есть та
реальность, которую исследователи фиксируют в экспериментах, она пронизывает все мироздание,
достигая человека. Например, интенсивность мутагенеза зависит от температуры, а температура -
это, в конечном счете, уровень хаоса, порожденного энергией случайного блуждания молекул.
Представить детерминированным это движение невозможно в принципе. Скорее всего, этим
объясняется вероятностный характер наследственности и невозможность ее описания на чисто
детерминистическом уровне. «А человек с его непредсказуемыми эмоциями, невероятным
разнообразием вариантов поведения в одних и тех же условиях! Разве это не проявление одного и
того же начала – стохастичности и неопределенности, свойственных Природе?»81.
В начале 20 века термодинамика, квантовая теория, теория относительности перевернули
все устоявшиеся представления о мире и его устройстве. Картина мира теперь простиралась как
вглубь атома, атомных процессов, элементарных частиц, так и распространялась на Вселенную.
Случайность, неопределенность, доминирующие при описании картины мира, лишали ее как
детерминизма, так и жесткой наглядности. Стало ясно, что абсолютно полную и достоверную
научную картину мира не удастся создать никогда, любая из них обладает лишь относительной
истинностью.
Вторая половина 20 века - формирование постнеклассической науки, в это время все
сильнее стала ощущаться потребность в новой модели мира и, прежде всего науками, которые
занимаются изучением сложных систем, состоящих из большого числа подсистем, частей,

80
Кун Т. Структура научных революций. М.,2001. С. 58.
81
Кун Т. Структура научных революций. М.,2001. С. 60.
элементов. Одна из особенностей таких систем - способность самопроизвольно создавать
пространственно-временные структуры. Примеры таких структур имеют место, как в природе, так
и социуме. Поисками аналогий и общих закономерностей при образовании структур
разнообразных по форме и различных по своей природе занялся Герман Хакен. В 1973 году Г.
Хакен выступил с докладом по проблемам самоорганизации. Этот год связывают с началом
формирования новой картины мира. Развиваемое им новое направление Г. Хакен назвал
"синергетикой". На сегодня синергетика (от греч. "син"- совместно и "эргос" - действие) - одно из
ведущих направлений современной науки. Развитие синергетики реализуется в нескольких
направлениях и представлено в различных версиях:
- модель, предложенная Г. Хакеном,
- модель, связанная с именем И. Пригожина,
- и модель российской школы синергетиков, возглавляемая С.П. Курдюмовым.
Данные модели не являются ни альтернативными, ни взаимоисключающими. Сравнение
научных направлений позволяет говорить о едином синергетическом подходе в современном
естествознании. Г. Хакен называет общие черты систем, изучаемых синергетикой. Такие системы:
нелинейные;
открытые (обмениваются с окружающей средой, либо веществом, либо энергией) и далеки
от теплового равновесия;
подвержены внутренним и внешним колебаниям;
способны эволюционируя, утрачивать устойчивость и становиться нестабильными.
Системы претерпевают качественные изменения: в ходе эволюции они приобретают новые
макросвойства, в них самопроизвольно возникают макроскопические пространственные,
временные, пространственно-временные и функциональные структуры.
Становление синергетики в естествознании привело к открытию превалирования
неустойчивости. По словам И. Пригожина, мы живем в мире неустойчивых процессов.
Исследование неравновесных ( "диссипативных") состояний привело к открытию новых
фундаментальных свойств вещества в условиях сильного отклонения от равновесия, которые
заключаются в том, что при прохождении точек неустойчивости, «бифуркации» - критические
пороговые точки, в которых поведение системы становится неустойчивым, обнаруживается
свойство перехода к состоянию сложности системы. Под сложностью синергетика понимает
способность к самоорганизации, в силу происходящих на микроуровне изменений. Сложность,
согласно И. Пригожину, отныне рассматривается не как исключение, а общее правило. Исходя из
этого, синергетика формулирует основополагающий принцип, согласно которому именно
неравновесность выступает условием и источником возникновения порядка.
Современная научная картина мира строится на принципах универсального
эволюционизма, согласно которому все уровни организации Универсума оказываются
генетически взаимосвязанными (См. подробнее тему: «Особенности современного этапа развития
науки. Перспективы научно-технического прогресса»). С позиций глобального, универсального
эволюционизма все изменения в Универсуме, происходят за счет причин, принадлежащих самому
Универсуму, за счет сил внутреннего взаимодействия элементов системы Универсума. В силу
этого весь процесс эволюции Универсума предстает как процесс его самоорганизации.
Может сложиться впечатление, что любая новая картина мира отменяет свою
предшественницу. Это совсем не так, между старой и новой системами представлений о мире
всегда существует определенная преемственность. Так, ломка механической картины мира не
отменила самой идеи атомистического строения вещества, хотя и изменила старые представления
об атомах как о неделимых корпускулах. С появлением новой картины мира расширяются
возможности человека: он учится смотреть на мир с разных точек зрения. Причем все, что люди
умели, остается с ними. Механика, созданная триста лет назад, работает и сегодня, но не всегда и
не везде. Теперь становится понятно, какая картина лучше подходит для описания того или иного
явления и где границы ее применимости. Разумеется, будут появляться новые схемы в
построении картины мира, которые станут упрощать и уточнять предыдущие, делать более
стройным и логичным наше видение мира. Научные революции 20 века привели к тому, что
человек готов к встрече с новыми сложностями и невероятностями.

Философские основания науки.

С 20-х по 40-е годы прошлого века в философии науки позитивизм исключил из науки
метафизику, т.е. традиционную философию на следующем основании. Предложения метафизики
типа «Материя вечная» или «Данная субстанция духовна» неверифицируемые на том основании,
что предметы, обозначаемые субъектами этих суждений, невозможно обнаружить посредством
наблюдения или эксперимента. Откровенный эмпиризм позитивистской методологии не позволил
адекватно исследовать взаимосвязь науки и философии на методологическом уровне.
Впоследствии усилиями таких философов науки как К. Поппер, И. Лакатос, Т. Кун была показана
огромная роль воздействия философии на науку. С результататами этих философов науки лучше
знакомится по их работам, которые переведены на русский язык. В истории науки философские
идеи играли существенную роль, как при построении научных теорий, так и в спорах между
альтернативными теориями. Базовые понятия физики первоначально анализировались в рамках
философии, например, материя, движение, силы, атом, пространство, время, прерывность,
непрерывность, причина и др. Таким образом, философия на протяжении всего хода развития
науки стимулировала научный поиск, служила предельным основанием научных теорий.
Логика и методология науки. Логика и методология науки – есть раздел философии науки,
в котором применяют логику для анализа структуры научного знания, логики построения научной
теории, функций научной теории. Первые попытки такого применения мы находим в логическом
позитивизме (логический эмпиризм, неопозитивизм, логика науки, научный эмпиризм, научная
философия – другие названия логического позитивизма). Логический позитивизм пытался решить
проблему научности предложений философского, физического, математического или какого-либо
другого содержания путем сведения их к атомарным (простым) предложениям. Для решения
указанной проблемы логические сформулировали принцип верификации: является ли
предложение научным или нет – этот вопрос решается сопоставлением его логических «атомов» с
эмпирическими данными, полученными непосредственным наблюдением или на основании
показаний приборов. Но методологическая основа логического позитивизма -эмпиризм-, оказалась
ошибочной. В результате за пределами науки (в силу сформулированного логическими
позитивизмом принципа верификации) оказались теоретически положения физики. Однако этот
отрицательный результат логического позитивизма поставил проблему логической связи между
теоретическими и эмпирическими терминами в языке науки.
Чтобы плодотворно обсуждать эту проблему, надо было уточнить как логическую
структуру научного закона, так и структуру используемых в науке определений. На основании
понятия закона была разработана дедуктивно-номологическая модель объяснения, т.е. уточнена
одна из функций научной теории. Кроме этого были логически обоснованы, используемые в науке
процедуры подтверждения и опровержения. В 80-е годы 20- го века стала обсуждаться на новом
методологическом уровне проблема специфики методологии гуманитарных наук. Дискуссии
разворачивались вокруг вопроса о специфике объяснения в гуманитарных наук и связи
объяснения и понимания в гуманитарных науках. Такая дискуссия была бы невозможна, если бы в
логике и методологии науки не было сформулировано понятия закона и объяснения.
Отметим, что проблема проведения разграничения между научными и ненаучными
предложениями, поднятая логическими позитивистами, решалась на другом уровне. Исходной
единицей анализа знаний теперь является не атомарное предложение, а теория. К. Поппер в книге
«Логика научного открытия» использовал не понятия верифицируемости, а фальсифицируемости
(опровержимости) эмпирического знания. Фальсифицируемость – это открытость теории для
возможных эмпирических опровержений. Это означает, что научная теория предполагает наличие
не только совокупности эмпирических предложений, подтверждающих эту теорию, но и
совокупность потенциальных фальсификаторов, т.е. эмпирических предложений, которые, если
бы они получили подтверждение, опровергли бы эту теорию, Теория, которая не допускает
потенциальных фальсификаторов, не является научной.
На основании процедуры проверки и фальсифицируемости Поппер строит определенную
модель развития науки. Таким образом, сформулированная логическим позитивизмом проблема -
как провести границы между научными и ненаучными предложениями- в конце концов привела к
обсуждению моделей развития науки.
Методы научного познания. Методы эмпирического исследования – наблюдение,
измерение, эксперимент; методы теоретического познания - гипотетико-дедуктивный метод,
формализация, аксиоматический метод. Иногда к этим методам добавляют общелогические
методы: анализ, абстрагирование, обобщение, идеализация, индукция и др. Методы научного
познания достаточно полно представлены в учебной литературе.
Литература

1. Бом Д. Специальная теория относительности. М., 1967.

2. Бройль Л. де. По тропам науки. М., 1962.
3. Вайскопф В. Физика в двадцатом столетии. М.,1977.
4. Гейзенберг Г. Шаги за горизонт. М..1987.
5. Грязнов Б.С. Логика. Рациональность. Творчество. М., 1982.
6. Дирак П.А.М. Воспоминания о необычайной эпохе. М.,1990.
7. Ивин А.А. Современная философия науки. М.: Высшая школа. 2005.
8. Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ//Кун
Т. Структура научных революций. М.,2001,с.323-328.
9. Леви-Строс К. Структурная антропология. М., 1985.
10. Лейбниц Г.В. Соч. в 4 Т. М.: Мысль, Т 1.
11. Моисеев Н. Расставание с простотой. М., 2001.
12. Никифоров А.Л. Философия науки: история и методология. М., 1998.
13. Николенко А.Н. Толковый словарь по химии. Харьков, 1999.
14. Поппер К. Логика и рост научного знания. Избранные работы. М., 1983.
15. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М.,1986.
16. Пригожин И., Стенгерс И. Время. Хаос. Квант. М., 2001.
17. Степин В.С. Теоретическое знание. М., 1999.
18. Степин B.C. Философия науки. Общие проблемы. М., 2004.
19. Философия науки. - Вып. 7 , Формирование современной естественнонаучной
парадигмы, М., 2001/
20. Фейнман Р. Характер физических законов. М., 1987.
21. Философия науки - Вып. 8, Синергетика человекомерной реальности. М., 2002.
22. Философский словарь. М., 1983.
23. Фундаментальная структура материи / Под ред. Дж. Малви М., 1984.
24. Хакен Г. Синергетика. Иерархия неустойчивостей в самоорганизующихся системах и
устройствах. М , 1985.
25. Интервью с проф. Г. Хакеном "Синергетике 30" // Вопр.филос. 2000, № 3.
26. Эйнштейн А., Инфельд Л. Эволюция физики М., 1965.
27. Эйнштейн А. Что такое теория относительности// Физика и реальность М., 1965.

ДИНАМИКА НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ

Взаимодействие научной картины мира, теоретических моделей и опыта.

Лоном рождения философии науки считается, как известно, позитивистская традиция. В ее
русле, в ее установке «привязки» к наблюдаемому, к форме наличного бытия, результата,
проблемы возникновения нового знания выносились за скобки, в сферу психологического
интереса, предметом исследования был только результат – обоснованность полученной теории как
ее соответствие нормам обоснования (непротиворечивости, фальсифицируемости прежде всего и
др.).
В процессе же творчества, как это выразил Пол Фейерабенд, «все дозволено», методология
не может дать или выработать в принципе никаких предписаний.
Такое видение связано с тем, что в позитивизме (даже в «пост-») философско-
методологический угол зрения «срезает» в науке все то, что не вписывается в рамки «языка
науки», причем понятого узко, как искусственный язык, освобожденный от двусмысленностей,
построенный как исчисление.
В отечественной философии науки, и на это обращают внимание даже в учебной
литературе (см., напр., В.С.Степин, 2006), эта сторона дела проработана более глубоко, даже
вариативно.
В.С.Степин, говоря о достижениях отечественной философии науки в плане интересующей
нас динамики знания, имеет в виду ближайшим образом минскую школу (Степин, Томильчик,
Кузнецова и др.). В этой динамике выделяют три уровня исследования:
 научная картина мира
 теоретическая модель
 опыт
 Мыслимы, видимо, две ситуации их взаимодействия: (1) когда теории предмета еще нет, и
опытные исследования направляются непосредственно картиной мира, как было в в фазе
додисциплинарной науки, -- и (2) когда связь картины мира с опытом опосредствуется
теоретической схемой.
Первая ситуация относится к XVI-XVII вв., предгалилеевскому периоду. В то время
картина мира была по преимуществу натурфилософской, была преддверием появления первой из
наук в собственном смысле – физики (механики). Характерным примером взаимодействия
картины мира с опытом были эксперименты В. Гильберта, в которых он доказал, что Земля –
шаровой магнит (отсюда название шарового магнита – террела). В основе опытов, в которых
изучалось поведение миниатюрных магнитных стрелок в разных точках террелы, лежало
представление о том, что металлы суть сгущения Земли, в силу которого соотнесение террелы и
Земли представало чем-то большим, нежели аналогией: принципиальным родством, сущностной
общностью. Отсюда возникало и представление о планетах как о магнитных телах, которые
удерживаются на орбитах магнитными силами. Последнее можно рассматривать как преддверие
картины дальнодействия и ньютоновской механики.
Вторая ситуация—это следующий этап развития науки, когда возникает
опосредствованная связь картины мира с опытом, а посредником становится выработка
теоретической модели некоторой предметной области. Тогда формируется и картина мира другого
типа – специальная научная картина мира82, или дисциплинарная онтология, элементы которой
водятся как конструкты, имеющие опытное обоснование.
Прямое соотношение НКМ с опытом при этом продолжает воспроизводиться, когда
открываются новые объекты, для которых еще нет теории. Например, как в случае с открытием
квазаров в астрономии. Для них не было теории, и чтобы ответить на вопрос, что это вообще такое,
пришлось изучать свойства открытого объекта эмпирически, сообразуясь с общенаучной картиной
мира. Спектры квазаров совпадали с бальмеровской серией водорода, но имели слишком большое
красное смещение, гораздо большее, чем у других звезд нашей Галактики. Но НКМ содержала на
тот момент представление о взрывах, о расширении Вселенной, так что квазары
интерпретировались как результаты взрывов.
Описанным способом и происходит переход от данных наблюдения к факту науки.
Причем интерпретироваться данные могут с позиций разных НКМ, конкурирующих, выступая как
ядро «научных исследовательских программ» (термин И. Лакатоса). Каждая такая программа
направляет эмпирическое исследование в свое русло, формируя из данных свои факты, которых,
таким образом, нет вне интерпретаций. Например, в изучении общества программа А.Тойнби
выдвигает одни задачи (проследить разные «ответы» цивилизаций на «вызовы» природы), у
П.Сорокина – другие (сгруппировать культуры по проявлению в них чувственного, рационального,
интуитивного мировосприятий), в марксизме – третьи (из способа производства воссоздать
целостность культуры того или иного исторического периода). Или другой пример: при
зарождении электродинамики конкурировали программы Ампера – Вебера и Фарадея – Максвелла,
причем победа программы Фарадея-Максвелла вовсе не означала опровержения программы
Ампера – Вебера. (Как показал И. Лакатос, «ядро» научных исследовательских программ вообще
не является опровержимым, и программа может столетия ждать своего часа, как это было с
программой химика XVIIIв. С.Праута о целочисленности атомных весов, «ожившей» только после
открытия изотопов).
Теперь мы ближе рассмотрим ситуацию связи НКМ с опытом, опосредствованную
теоретической схемой.
Первичные теоретические схемы (на ранних стадиях науки) возникают как систематизации
опыта (если под систематизацией понимать не простое эмпирическое обобщение: между
эмпирическим и теоретическим лежит индуктивная бесконечность, о чем знали еще авторы
первых выдающихся теоретико-познавательных построений Нового времени Д.Локк и Д.Юм).
Позже, как считается, имеет место трансляция категориальной схемы из других
предметных областей и замещение ее элементов новыми -- абстрактными объектами,
выработанными как схематизация изучаемой предметности. При этом, когда абстрактные объекты
занимают места в «чужой» схеме отношений, у них возникают (теоретически предсказываются)
новые свойства, которые не только могут, а рано или поздно обязательно начинают противоречить
исходным.

82
В дальнейшем – НКМ.
 Сказанное лучше пояснить иллюстрацией.
Эмпирические объекты возникают как жесткая терминологическая фиксация лишь
определенных свойств наблюдаемого. Пример -- эмпирический абстрактный объект «провод с
током» (в опытах Био-Савара). Этот термин фиксирует следующий набор свойств:
быть на определенном расстоянии от магнитной стрелки;
быть прямолинейным;
проводить ток определенной силы.
Остальные признаки (им несть числа в реальном объекте) в абстрактный эмпирический
объект не входят, отбрасываются как несущественные. Напомним, что наделение абстрактного
объекта признаками, которых вообще не может быть в реальности, превращает его уже в
теоретический абстрактный объект, объект, которым можно оперировать только в мысленном
эксперименте (идеальный газ, точка, материальная точка, идеальная популяция и т.д.: все они
характеризуются бесконечным проявлением какого-то признака, будь то отсутствие измерений,
полное отсутствие молекулярных связей, бесконечное число и скрещиваемость без ограничений
особей в популяции и т.д.).
Откуда можно заимствовать схему – подсказывает НКМ, в которой
просматривается общность природы разных предметных областей. Так, при построении модели
атома объекты заимствовались из электродинамики, а схема – из механики.
При перемещении идеальных объектов с четко установленными свойствами в новую сетку
отношений у них будут возникать такие свойства, которые несовместимы с зафиксированными.
Например, в планетарной модели (теоретической схеме) атома у электрона возникает свойство
стабильно двигаться по круговой орбите, т.е. двигаться с ускорением – и при этом не излучать.
Это противоречие в теории, поскольку электрон, согласно его предыдущей теоретической
характеристике, при ускоренном движении должен излучать энергию.
В.С. Степин интерпретирует эту ситуацию как сигнал появления «неконструктивно
введенных» объектов, т.е. не полученных как схематизация опыта, экспериментальных операций;
объектов, не полученных в опыте по правилам соответствия как признак изучаемой области
наблюдаемых явлений. Такие объекты должны быть элиминированы и заменены на
конструктивные, которые противоречить не будут.
В рассматриваемом примере неконструктивным объектом является электронная
орбита.
Теоретический объект «ядро» конструктивно обосновал Резефорд, обосновал как
центр отталкивающих сил, рассеивающих тяжелые частицы на большие углы. Такое рассеяние
можно наблюдать в эксперименте. Конструктивное же обоснование электрона потребовало
перестройки модели в квантово-механическую, этим занимались уже Н.Бор, А.Зоммерфельд,
В.Гейзенберг.
Перестройка этой модели напоминала гештальт-переключение, потребовала новой
картины мира, нового способа видеть мир. В том числе вместо одиночного электрона, исследовать
характеристики которого оказалось невозможным, исследователи переключились на изучение
поведения многоэлектронной системы и электронно-позитронного поля.
В любом случае, конструктивное введение нового абстрактного объекта
предполагает «предельный переход» (т.е. переход через бесконечность, которая является всегда
выражением не выявленного противоречия). Так, Максвелл в поиске общих законов
электромагнитного поля начал с электростатики. Аналоговой моделью для силовых линий,
введенных Фарадеем при объяснении электромагнитной индукции, стали трубки с несжимаемой
жидкостью (заимствование из гидростатики). Благодаря подстановке, у силовых линий появилось
новое свойство: отрыв от зарядов. Обосновывающей моделью стал идеальный конденсатор,
вариация зарядов на пластинах которого моделирует ситуацию, когда заряда практически нет, он
стремится к (но не равен) нулю (это и есть предельный переход), а вся энергия находится в
диэлектрике между пластинами. Отсюда теоретически предсказуема возможность
распространения волн.
Таким образом, конструктивно обосновать – это значит представить теоретическую модель
не только как некую онтологическую схему, но и как свертку действий, предметно-практических
процедур, результаты которых могут быть истолкованы (благодаря предельному переходу) как
выявление теоретически полученных признаков.
В целом в классической науке генерация нового знания образует цикл:
 НКМ → подстановки абстрактных объектов в аналоговую модель из другой предметной
области→ конструктивное введение новых свойств этих объектов→ изменение НКМ,
превращение гипотезы в теоретическую модель (схему).
Это описание напоминает кантовскую модель познавательной деятельности, где есть
пустые деятельностные формы – категории, которые наполняются смыслом только при
подстановке эмпирической материи. Процесс рождения этого смысла (нового гештальта) – тайна
продуктивного воображения. Только место кантовых категорий у В.С. Степина занимают
транслируемые сетки – парадигмальные образцы, каким-то образом выработанные в культуре. Их
усвоение в процессе подготовки специалиста – необходимое условие генерирования новых
гипотез.
В описанном – деятельностном (в противовес созерцательно-индуктивному) -
подходе к генерации нового знания (трансляция и замещение) В.С. Степин усматривает то
достоинство, что, во- первых, деятельностный подход позволяет на творчество смотреть не как на
тайну, не отдавать эту проблему на откуп психологии, а увидеть определенную логику ее
развертывания (хотя тайна гештальт-переключения, как можно заметить, остается тайной); во-
вторых, позволяет увидеть, что модель направляет усилия теоретика на обнаружение и
элиминацию неконструктивных объектов, оказываясь руководящей схемой дальнейшей
перестройки модели (и направляет, стоило бы заметить, именно посредством возникшего
противоречия); в третьих, теоретика позволяет представить как коллективный субъект, поскольку,
например, в построении и конструктивном обосновании той же планетарной модели приняли
участие Х. Нагаока (1904), Вин, Резерфорд (1912), и др. (хотя интерсубъективность понимается
здесь специфически, опять же в кантианском духе: множество теоретиков действует как один, так
что не видно принципиальной разницы в том, много их или один, а значит, и принципиальной
необходимости в «коллективном» теоретике).
Модель динамики познания, построенная В.С. Степиным прежде всего для
классической науки, верна и для современной, хотя последняя имеет особенности. А именно,
гипотезы возникают в ней как математические гипотезы и развертываются методом
математической экстраполяции как системы уравнений, а теоретическая схема возникает потом.
Это не значит, что гипотеза возникает без интерпретации – это была бы не гипотеза, а просто
математическое исчисление: дело лишь в том, что система уравнений развертывается на первых
порах без конструктивной интерпретации.
Возникновение теорий современного типа вызвано перестройкой
мировоззренческих оснований картины мира. И классическая НКМ тоже всегда полагала
реальность в определенных деятельностных схемах, но не отдавала себе отчета в том, что объект –
это деятельная положенность субъекта, и потому его познание требует рефлексии на способы его
фиксации и измерения.
Неклассическая картина мира это обстоятельство вынуждена учитывать, выявляя,
что в классической НКМ любой объект
1) может быть выделен как самотождественное пространственно-временное тело,
координаты и импульс которого всегда могут быть строго определены;
2) пространство-время полагается абсолютным.
В неклассической ситуации оба эти постулата не имеют силы, следовательно, отсутствует
и целостная картина объекта.
Современная физика строит НКМ, проясняя (деятельностную) схему измерения как
условие возможности фиксации объектов. Операциональная сторона НКМ определяет построение
математических гипотез – перестройки известных уравнений. Физические величины в новом
аппарате получают новые связи, значит, и определенности. Длинная серия математических
гипотез (без конструктивной интерпретации) должна соотноситься с опытом, причем не
напрямую – проверкой фактами следствий из уравнений: такая проверка вероятнее всего даст
отрицательный результат. Так, Дирак чуть было не отказался от правильного математического
аппарата, когда его следствиями оказались предсказания падения электрона в энергетическую яму,
т.е. бесследного исчезновения, в противовес принципу сохранения энергии. Чтобы соотнесение с
опытом давало нужные результаты, необходимо построить или эксплицировать гипотетическую
модель, заложенную в уравнениях на стадии математической экстраполяции.
Характерная ситуация, поясняющая этот расклад, сложилась при обосновании уравнений
квантовой электродинамики. В этих уравнениях использовались для характеристики поля
величины напряженности поля в точке. Напряженность в точке устанавливается с помощью так
называемого «пробного заряда», т.е. такого, чьим собственным влиянием на измеряемое поле
можно пренебречь (в мысленном эксперименте это бесконечно малый заряд – снова предельный
переход). Тогда импульс, полученный зарядом в поле, будет характеризовать напряженность поля.
В уравнениях квантовой механики эта величина оказалась лишенной смысла в силу соотношения
неопределенностей, позволяющего измерить либо импульс, либо установить координаты точки
локализации заряда. Локализация заряда в точке ведет к невозможности определить импульс,
значит, измерить напряженность поля. Трудностей добавляет и момент регистрации всех
измерений в действиях с микрочастицей, поскольку регистрация осуществляется макроприбором.
Выход нашел Н. Бор, предложив, как это интерпретирует В.С. Степин, заменить
неконструктивный объект (напряженность в точке и, соответственно, пробный заряд) на другой,
который бы позволил измерить компоненты поля, усредненные по конечным пространственно-
временным областям. Искомым пробным элементом (распределенным зарядом) выступило
макроскопическое заряженное тело.
На какой-то фазе математической экстраполяции должна произойти конструктивная
проверка, которая воспроизводит все вехи развертывания математического аппарата.
Таким образом, если в классической науке мы имели картину:
Уравнение → конструктивная интерпретация (КИ)→ КИ → уравнение и т.д., --
то в современной науке картина модифицируется:
Уравнение1 → уравнение2 → уравнение 3→…КИ1 → КИ2 → КИ3…,
Надо признать, что минская школа делает героические усилия по выявлению логики
открытия. Но фиксирует она только результативную сторону, вехи которой перемежаются с
«черными ящиками» -- темными для логики местами, которые обнаруживаются как раз в
сопряжениях теории и эмпирии, т.е. как собственно методологическая и теоретико-познавательная
проблема, история разработки которой выходит на историческую глубину в прямом и переносном
смысле намного большую истории позитивизма – это глубина немецкой классической диалектики.
В минской школе теоретические модели возникают
1) как схематизация опыта;
2) как результат трансляции готовой категориальной сетки из другой дисциплины.
В обоих случаях познание оказывается перед противоречием, причем с необходимостью
(как бы ни педалировалась непротиворечивость в качестве нормы обоснования в современной
философии науки).
1) Если считать теоретическую модель возникающей как схематизация опыта, то следует
иметь в виду: не бывает однозначной систематизации опытных данных. Они всегда допускают
множественные интерпретации, одна из которых будет противоречить другой. Пример – уже
упоминавшиеся самим В.С. Степиным линии Ампера/Вебера и Фарадея/Максвелла в
формировании классической электродинамики. Тогда победила вторая, но амперовская научная
программа предсказывала те же факты, просто долго не было прогрессивного сдвига проблем. Это
процесс не линейный.
Множественность схематизаций проистекает их того, что никакая теория не является
непосредственной фиксацией повторяющегося, тождественного в опыте. Переход к теории, к
уровню необходимой всеобщности в силу ее природы предполагает прохождение «через ворота
противоречия». Иначе всеобщность и необходимость теоретических положений останется
недостижимой. Она имеет, как показал Кант, иной, внеэмпирический источник.
2) Трансляция чужой схемы выглядит как игра в кубики, простая комбинаторика – заменяй
переменные на константы в предикате – и готово.
На деле это не так: форма, которая, как раковина от моллюска, легко отделяется от одного
предмета и переносится на другой, не является собственной, внутренней формой этого предмета,
является формой внешней, не раскрывающей его сути, т.е. такая теория не ведет к познанию
истины предмета.
Речь, конечно, может идти об аналогиях, например, силовых линий и трубок с жидкостью.
Но неверно говорить о переносе категориальной сетки из гидравлики – здесь только поверхность
процесса, в котором посредством теоретической системы выявляется собственная форма,
существенная определенность изучаемой реальности.
Тот факт, что математическое выражение этих форм может быть одинаковым, говорит о
том, что заимствованная форма еще внешняя, пробная. Проявляет она свою существенность,
небезразличие изучаемому предмету как раз тогда, когда в формализме возникает противоречие,
которое его преобразует, «запрещает» ему быть одинаковой, безразлично-транслируемой формой
для всего подряд, и никак не раньше. В этом как раз и заключается смысл и необходимость того
подчеркиваемого В.С. Степиным обстоятельства, что физическая теория никогда не есть просто
система уравнений, легко переносимая с одного предмета на другой, но всегда заключает в себе,
пусть и не выявленную, интерпретацию.
Другое дело, что В.С. Степин усматривает в противоречии сигнал обнаружения
неконструктивного объекта и необходимости его устранения. Но дело вовсе не в устранении
найденной существенной характеристики объекта, а, наоборот, в том, что противоречие открывает
возможность поиска в пределах самой эмпирии предметной области таких определенностей,
которые обладали бы способностью совместить в единстве противоречивые признаки, требуемые
теорией.
Так, замена точечного пробного заряда на пробное тело в теории квантовой
электродинамики не предполагает вовсе элиминации параметров напряженности поля, а
заставляет увидеть (перестроив онтологическую картину реальности), что в действительности
одиночный точечный заряд – только абстракт от характеристик целостной предметности, которая
на данном этапе развития теории должна быть принята во внимание – абстракт от системы
множественных взаимодействующих зарядов, которые не перестали быть зарядами от того, что их
нельзя брать поодиночке. В самом деле, если бы от их дискретности можно было
абстрагироваться, не было бы необходимости оперировать статистическими величинами,
«нечеткими множествами», вероятностными распределениями заряда, а точечный заряд
заменялся бы не-приближенным значением совокупного заряда макротела. Т.е. заряженное
макротело как распределенный множественный заряд – это в эмпирии найденная система, которая,
как опосредствующее звено, разрешает, а не элиминирует, противоречие, позволяя теории быть не
просто агрессивной по отношению к предмету (природе) формой произвольного активизма
обобщенного субъекта, но способом самопроговаривания предмета, его, а не познающего субъекта,
репликой в том самом «диалоге», которым хочет быть современная наука.
С другой стороны, это ведь только кажимость, что противоречие поддается устранению по
произволу. Нахождение конструктивной интерпретации модели В.С. Степин именует «гештальт-
переключением», механизмы которого должны остаться «черным ящиком», тайной творчества.
Есть неконструктивный объект – переключите гештальт, и задача решена. Но такая трактовка не
дает ориентиров, на что переключать. Переключить можно, если готовый гештальт уже есть, но
откуда ему быть, если речь идет о новом знании?! Противоречие же как раз и является нужным в
этой ситуации «компасом», поскольку его стороны содержат определения той уникальной
реальности, которую нужно искать как его опосредствование. В этом и состоит логика открытия,
генерации нового знания, разработанная немецкой классической философией и неведомая
незнакомому с ней позитивизму.

Логика генерации нового знания.

Отечественные методологические разработки, достойные упоминания, не сводятся к
достижениям минской школы. Существует еще школа Э.В. Ильенкова, заслугой которого является
разработка концепции метода как формы, имманентной содержанию. Речь идет о методе
восхождения от абстрактного к конкретному.
Чтобы современная методология научного познания не впадала в изобретение велосипедов,
есть смысл познакомиться с классическими достижениями в этой области, тем более что и автор
сегодняшней концепции преподавания курса методологии науки для аспирантов В.С. Степин
подчеркивает, что Гегель задолго появления в естествознании в качестве предмета так
называемых сложных, человекоразмерных систем, систем, которым свойственна самоорганизация,
создал категориальную сетку для их постижения, которая, в принципе, «переоткрывается»
современным естествознанием.
Наиболее лаконично способ порождения нового знания, путь движения к истине,
демонстрирует, пожалуй, диалектика формы, поскольку метод есть прежде всего форма, форма
деятельности познающего субъекта, способ организации этой деятельности, который, находясь на
стороне субъекта, как момент его спонтанности, должен все же, в качестве «истинного пути к
истине», сообразовать это субъективное движение с познаваемым содержанием, с самой
предметной сутью дела.
Если познающий нацелен не на то, чтобы «диктовать законы природе», как выходило в
кантовской теории познания, а, напротив, на то, чтобы позволить ей самой раскрыться, сказаться,
то сама эта установка уже определенным образом организует активность познающего. В ней
предмет полагается не как пассивный, безразличный материал, доступный любому «формованию»,
а как суверенный, сопротивляющийся грубому вторжению, определению извне, сам себя
определяющий предмет. Сам себя определяющий – значит, себя от себя отличающий в качестве
своего собственного предмета, различенный с собой. Способ этого различения с собой как раз и
фиксирует категория формы. Форма, как подытожил историческое развитие этой категории на
протяжении примерно 20 веков Г.В.Ф. Гегель, есть «различие сущности с самой собой». На
поверхности предмет может выглядеть сколь угодно «простым», «монолитным», если же задаться
вопросом о его существенной, внутренней определенности, то он, как обладающий этой
определенностью, неизбежно будет внутренне различён.
Различие же является рефлексивной, т.е парной, категорией. Его рефлексивной парой
является тождество, так что «отмыслить» одно от другого нельзя, нельзя совершать одного
действия (отождествления, например), не совершая тем самым одновременно и его рефлексивного
дополнения (различения), и наоборот.
Такое соотношение тождества и различия, с одной стороны, исключает застывание
целокупного отношения в одной определенности, т.к. различие не дает замкнуться предмету в
пределах раз очерченной тождественной определенности. С другой стороны, как различие,
соотнесенное с тождеством, это не просто выход куда-то вовне, это сохранение предметом себя в
выхождении, это бытие самого предмета в модусе выхождения, его процессуальность.
В силу описанного выхождения предмета, остающегося самим собой, за свои пределы,
соотношение его сторон – тождества с собой и различения, меняется, усложняется. Оно проходит
три фазы: абсолютного (формального) различия, внешнего различия и противоречия, завершаясь
взаимным переходом его сторон в опосредствующем основании.
На первой фазе тождество и различие, в силу слабого развития различия, еще трудно
разграничить друг от друга. Различие не отличается от тождества, а тождество, будучи так или
иначе соотнесением, ставит свои стороны в положение различенных. Абсолютное различие, или
безразличие, когда различенные стороны легко меняются местами, можно проиллюстрировать
ситуацией простого товарного обмена, когда и товар, выступающий в роли относительной
стоимости, и товар –эквивалент (будущие деньги) еще выглядят одинаково как потребительные
стоимости.
Внешнее различие выступает как сходство и несходство, позволяя разграничить внешним
образом стороны предмета.. При этом кажется, что сами различенные остаются вне соотношения
друг с другом, так что нечто, взятое для себя, лишь тождественно себе: оно разнится только от
другого, но не от себя. Но на деле в этом случае положение о разности не имело бы силы,
предикат «разность» нельзя было бы приписать «всему» (тому же, чему уже приписано
тождество).
Следовательно, «само нечто разностно»83, его различие с другим есть выявление его
внутреннего различия с самим собой. Поэтому разность есть выражение существенной
связанности различенных в одном и том же отношении, в котором одно существенно не есть
другое, а значит, есть «свое другое» первого, его противоположность.
Тем самым внешнее различие переходит в третью фазу, в противоположность,
соотношение +А и –А, которое обнаруживает основание перехода своих крайних членов, то самое
«А», в котором взаимное опосредствование друг другом оказывается опосредствованием самим
собой, и дело только за тем, чтобы отыскать опосредствующее звено, наделенное теми
характеристиками, которые выявили свое небезразличие друг к другу, свое взаимное сущностное
тяготение, обнаружившее себя независимым от субъекта. Тогда противоречие получит
разрешение, т.е. форму своего стабильного существования. Так, эллиптическая обита планет есть
способ сопряжения сил притяжения и отталкивания, дающий им устойчивую форму единства.
Те же фазы развертывания проходит и форма (как метод открытия, а не только трансляции)
истины. Прежде всего, форма выступает неотличимой от сущности (как абсолютное различие
сущности). Но такое слабое различение сущности (единства некоторого круга различенных
явлений) с формой способно зафиксировать разве что сущность первого порядка, совпадающую со
своими проявлениями. Так, на заре классической науки непосредственно видимые и измеримые
определенности предметов (величина, фигура, движения) исчерпывали собой сущность любых
предметных определенностей, а все, что сюда не вписывалось, выступало как субъективные
привнесения, нечто несущественное, будь то жизнь для животного или цвет для физического тела.

83
Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. - М.: Мысль, 1974. Т.1, с.273.
 Но раз форма отличает себя от себя – она удваивается, начинает относиться к своей
устойчивости как к чему-то внешнему. Тогда приходится различать внешнюю (формальную)
форму и внутреннюю Собственную, содержательную) форму. Внешняя форма опознается по тому,
что она легко отделяется от предмета и переносится на другой. Форма ведра для воды внешняя, а
форма Н2О – собственная.
Или, чтобы не вдаваться в подробности дисциплинарной онтологии химии, пример более
близкий универсальному школьному тезаурусу. Глагол определяют обычно двояко: как часть речи,
которая, во-первых, обозначает действие и, во-вторых, отвечает на вопрос «что делать?». Дети с
трудом различают эти два определения – семантическое и синтаксическое, считая достаточным
первое и непонятным второе. Но это различие важно: через семантическое определение
специфику глагола схватить не удается, ведь действия могут обозначать и прилагательные, и
деепричастия, и существительные. Стало быть, эта форма внешняя для глагола. А вот
синтаксическое определение фиксирует глагол однозначно, устанавливая его место в системе
частей речи, в языковой системе, и чтобы его получить, познанию пришлось развить систему
лингвистических определений.
Так происходит и с формами мышления (познания). Сначала кажется, что они отражают
формы вещей. Это тот же наивный семантизм. Затем оказывается, что эти формы обнаруживают
свою внешность вещам, что соответствует открытиям скептиков. Возникает вопрос: чьи же они
тогда собственные формы? Кант, например, обосновывает их априорный (внеопытный) характер,
их врожденность психике познающего субъекта. Тогда они становятся не формами связи
познающего с действительностью, а формами экранирования действительности от познания, пути
к истине оказываются закрыты. Позитивизм во всех разновидностях не возвысился над этим
кантовским открытием. Даже утонченный позитивизм современной философии науки склонен
понимать формы осмысления природы как невесть откуда рождающиеся в культуре образцы,
транслируемые из дисциплины в дисциплину и лишь накладываемые на податливую
«конструктивному» нажиму предметность.
Как деятельная форма, формальная форма характеризуется, тем, что она относится к
оформляемому как к податливой, лишенной собственный различий, определенностей, материи.
Поэтому вторая фаза развертывания формы – это соотношение «форма – материя». Важный
момент ее понимания состоит в том, что, будучи различием, форма обнимает оба момента: и
различие (форму), и тождество (материю). Т.е. материя, при всей внешности, не теряет связи с
движением формы, в своей последней глубине они не разноприродны. Поэтому различие формы
не остается только внешним. Развертываясь в систему дальнейших различений, в систему
теоретических определений предмета, т.е. выстраивая формализм теории по принципу следования,
форма остается внешней лишь на первых порах. Рано или поздно (в этом смысл открытия К.
Геделя 1931г) формальная система, стремящаяся к полноте охвата определений своего предмета,
оказывается самопротиворечивой.
В этом и заключается смысл всякого формального движения: путем формальных
преобразований одного и того же содержания привести его к виду: А и не-А.
Когда познание столкнулось с противоречием – это значит, что формальное движение,
безразличное к содержанию (будь оно А или В или что-то еще), исчерпало себя, и в этот момент
оно помочь ничем не может, т.к. становится значимой именно определенность этого «А», о
котором идет речь. В этом пункте возникает необходимость в физике, например, выявления
интерпретации уравнений, полученных путем экстраполяции исчисления. Теперь необходимо
встать на почву конкретной дисциплинарной онтологии, модели, и проследить, как разрешается
это противоречие в эмпирии, лучше сказать, в самой действительности, а не в голове. Так
логический переход становится выражением реального исторического перехода.
В этом движении, если удается найти опосредствующее звено с характеристиками,
отвечающими запросу обозначившейся в теории формы, т.е. сущностной определенности
изучаемой реальности, предмет перестает выступать как голая эмпирия, податливая материя,
позволяющая определять себя как угодно. Раз выявленная в теории система различий (форма)
обнаружила себя собственной формой этого предмета, то голая эмпирия, материя превращается в
содержание, а форма становится содержательной формой. Усилиями теоретиков это содержание
само определяет себя. Т.е. и в себе самом предмет определяется теми же различиями, которые
выявились как результат усилий теоретиков.
 Это движение мы проследили, по существу, анализируя решение Н. Бором проблемы
квантования электромагнитного поля. Это же движение можно удостоверить и на материале
общественных наук.
Так, раскрывший тайну прибавочной стоимости – стоимости, которая самовозрастает, К.
Маркс, сознательно использовал гегелевский метод.
Проблемная ситуация состояла в том, что капитал – самовозрастающую стоимость –
нельзя было понять ни как продукт производства, ни как продукт обращения.
С одной стороны, стоимость – это реалия именно сферы обращения, которая управляется
законом стоимости. Согласно этому закону, рыночный обмен может происходить только между
эквивалентами. Здесь не видно возможностей, чтобы стоимость могла возрасти. Даже
неэквивалентный обмен ничего не объяснил бы, поскольку он вызывает только перераспределение
стоимости, но не ее приращение.
С другой стороны, в производстве производитель остается наедине со своим продуктом, и
продукт не может содержать стоимости больше, чем вложил в него труда производитель.
Ясно было одно: капитал – разновидность стоимости, и потому возникнуть он может
только в обращении. Но очевидно также, что он не может возникнуть в обращении. Эта формула и
есть «основное противоречие «Капитала» К. Маркса».
Если бы Маркс шел по пути «элиминации неконструктивного объекта», а таковым
является «эмпирически не наблюдаемое» понятие «стоимость», поскольку в капиталистической
обмене товары не обмениваются по стоимостям, но по так называемым ценам производства, да и
по закону средней нормы прибыли прибыль на капитал не зависит от его органического строения,
т.е. доли рабочей силы, -- если бы Маркс шел по пути устранения гипотезы трудовой теории
стоимости Риккардо, что стоимость товаров определяется затратами рабочего времени, -- капитал
остался бы мистифицированной проблемой. По указанному пути пошла так называемая
вульгарная политэкономия, которая в ситуации конфликта теории с фактами предпочла
избавиться от теории, и определила источники стоимисти по тройственной формуле: капитал –
процент, земля – рента, труд – заработная плата, из которой неясно, каким образом в каждом из
источников, на которые стоимость оказалась разложенной, происходит все же приращение
стоимости.
Но Маркс, благодаря гегелевской методологии, усмотрел в противоречии не тупик, а
компас, который указывал вполне однозначно сферу, где должно быть найдено опосредствующее
звено с уникальными характеристиками: обмен, эмпирия рынка. Именно обнаружение
противоречия кладет предел субъективному произволу предположений, следующий ход должен
быть сделан не «в» голове теоретика, а за ее пределы.
Только если в самой действительности реальный участник обмена обнаружит такое звено с
самопротиворечивыми характеристиками, он из «куколки» капиталиста превратиться в «бабочку»
капиталиста. Тогда и теоретическое противоречие будет разрешено так, как оно разрешается в
самой действительности, и не иначе.
«Куколке» капиталиста посчастливилось обнаружить такой товар, который, как и все
товары, продается и покупается по стоимости, т.е. со стороны своей меновой характеристики
отвечает закону обмена эквивалентов, но со стороны своей потребительной стоимости обладает
уникальным качеством: его потребление не сводит на нет его стоимость, а, напротив, приращивает
ее. Этот товар – рабочая сила. Ее потребление и есть производство новой стоимости.
Так осуществляется «тактичное», «неагрессивное» прикосновение теоретического
познания к предмету, при котором предмет сам оставляет за собой слово самоопределения, а
субъект получает шанс не превратиться в cogito-образную Горгону, под испытующим взглядом
которой окаменевает все живое, всякая «самоорганизация».
Метод такого познания в классической философии был назван восхождением от
абстрактного к конкретному.
Мы разобрали одну из его фаз, кульминационную, разрешение противоречий, чтобы была
видна положительная сторона противоречия как мыслительной формы, создающей для нового
знания «вход» в теорию, для предмета познания – возможность быть услышанным в диалоге.
Но до правильного определения противоречия, являющегося руслом развертывания
предмета, накопления его различий, еще требуется добраться, и тому служит еще ряд важных
методологических процедур.
 Прежде всего, чтобы правильно определить противоречие, характеризующее предмет, надо
правильно решить проблему начала теоретического исследования самоорганизующейся
целостности.
Началом теории, строящейся как восхождение, не может быть все что угодно, но теория
должна начинаться с того же, с чего начинает себя (воспроизводить) сам предмет.
Любая саморазвивающаяся система проходит две стадии, которые Гегель обозначил
терминами «в себе» и «для себя»: вначале предмет еще неразвит, прост, все богатство его
определений еще не выявлено, предмет его «скрывает» в себе как возможность. На высшей же
стадии развитое целое вбирает в себя все необходимые для воспроизводства предпосылки,
воспроизводит уже в нужной ему последовательности. В том числе свое основание, «клеточку»,
предел его делимости, при котором еще сохраняется его «что», превращает в свое следствие. В
этот момент система и «для себя» становится тем, чем раньше она была только «в себе», т.е.
проявляет все потенциалы своего развития наружу, в наличное бытие.
Основание, которое тоже получило наличное бытие, становится видимым, его можно
зафиксировать эмпирически в теле некоторого проявляющего носителя. Так, в развитой системе
обмена появляется среди ее элементов (товаров) такой товар, который всем другим показывает их
закон движения (быть товаром = быть для обмена), проявляет их гомогенность, измеряя их собой:
деньги. Так возникает практически-истинная абстракция начала и предмета, и начала
исследования.
Это первый шаг определения начала: вычленение эталонного тела в системе.
Второй шаг связан с тем, что так установленная абстракция еще неполна. Так, деньги вовсе
не являются сущностью товаров, они только проявляют ее, подобно тому, как металлические
опилки лишь проявляют невидимые силовые линии магнитного поля, до определения которых от
опилок надо еще добраться.
Чтобы избежать ошибки неполноты абстракции, одно из особенных проявлений предмета
не смешать с его всеобщим определением, основанием всех других – требуется еще абстракция от
развитой формы предмета. Необходимо с найденной эталонной определенностью углубиться в
историю предмета до самого первого его исторического появления ( определить этот рубеж как
раз и позволяет эталон: он фиксирует тождественные характеристики нашего предмета на всех
этапах его развития). Решение этой задачи даст нам исторически-конкретную ипостась системы,
которая, оставаясь тем же предметом, что и эталонная определенность, будет отличаться от нее.
Это-то конкретно-историческое различие простой формы предмета, его исторически первой
определенности, и будет зародышевой формой исходного противоречия системы, которая
позволит двигаться в направлении наращивания различений предмета, т.е. от абсолютного
различия с собой исходной ипостаси, через внешнее многообразие – к противоречию и его
разрешениям.
Таким именно образом методическая активность познающего субъекта позволяет ему
избежать превращения в «диктатора» законов природе, в палача, «пытающего» свой предмет в
эксперименте, не впадая в пассивную созерцательность «чистой доски».
Принцип «У-вэй», созвучие с которым с новой парадигмы в естествознании констатирует
В.С. Степин, созвучен и описываемой модели: чтобы найти начало теоретического описания
предмета (а не просто утилитарного его использования для нужд субъекта, не очень озабоченного
последствиями такого использования), необходимо ждать зрелости системы и практического
абстрагирования ею самой ее начала, ее всеобщего.

Роль философии в порождении научного знания.

Более подходящего и поучительного урока, чем тот, который преподал И.Г. Фихте в своём
«Наукоучении», по вопросу о генерации научного знания трудно найти. Однако в современном
массиве работ по философии науки он не учтён и скорее всего потому, что он не пройден. А
глубоко поучительная суть его в том, что автор «Наукоучения» впервые указал на то, что «учение
о науке», «наука о всякой возможной науке» должна излагать всеобщие, универсальные принципы
для применения мышления в любых его областях. И такая наука должна излагать законы правила
и принципы равно обязательные как для мышления о мышлении, так и для мышления о вещах! А
это значит, что наука о мышлении, то есть логика, «должна показать любой другой науке образец
и пример соблюдения принципов мышления (принципов научности) вообще». Эти универсальные
принципы, оставаясь теми же самыми (как и в науке о мышлении) должны применяться во всех
науках – в математике, в физике, в астрономии и т. д. А чтобы уметь это делать, надо владеть
дилектико-логической культурой, усваивая её уроки.
В последние годы проблемы современной философии науки стали предметом
пристального анализа. Многие исследователи в качестве основного принципа постнеклассической
науки называют принцип глобального эволюционизма. В качестве другого характерного признака
рассматриваемого этапа научного знания называют «соразмерность» вырабатываемых наукой
мировоззренческих ориентиров философским идеям и идейным установкам, развиваемым в
противоположных техногенной цивилизации культурных традициях (традиции Русского космизма
и восточных философий). Наряду с указанными направлениями интенсивно разрабатывается
проблемная организация научных исследований. Это создает немало трудностей при решении
практических вопросов и прежде всего: какие же научные направления следовало бы
поддерживать в первую очередь? Именно поэтому возрастает роль философских идей в
осмыслении исторического процесса развития науки. Общеизвестно, что наука рождается, живет и
развивается в лоне уже сложившегося исторически конкретного типа культуры, испытывая при
этом воздействие различных ее компонентов. История познания свидетельствует, что одним их
факторов культуры, оказывающим на науку постоянное и достаточно прямое влияние, является
философия в ее сложившихся классических системах.
Философская классика установила, что конкретно-научное мышление не бывает
философски беспредпосылочным. Такое мышление опирается на методологические и
мировоззренческие идеи и принципы, задающие весь строй мышления соответствующей науки.
Долгое время основное внимание уделялось воздействию научного знания на философию, однако
воздействие философии на эволюцию научной мысли, и особенно – конструктивная роль
философских идей умалялись. Долгожданным прорывом в этом смысле оказались работы П.П.
Гайденко - «История греческой философии в ее связи с наукой» и «История новоевропейской
философии в ее связи с наукой», в которых указанные «ограничения» были преодолены.
Философская классика в лице Канта, поставив задачу обосновать математическое естествознание,
видела её решение в раскрытии того, каким образом конструируются его понятия и, прежде всего,
понятия движения и материи.
Согласно Канту, цели и средства научного мышления требуют от мыслящего ученого-
теоретика, занятого логической переработкой эмпирических данных, быть способным разрешать
противоречия. «Самосознание» науки приводит к констатации того, что Наука – т.е. вся
совокупность научных дисциплин – диалектична, т.е. переполнена противоречиями. Обрисовав
диалектику как наличное состояние теоретического («чистого») разума предшествующих
столетий, Кант пытается путем анализа логических оснований понять это состояние не как
случайное заблуждение ума, а как необходимый результат совершенно «правильных» (т.е.
совершающихся по всем правилам логики) действий человеческого мышления. Диалектика –
наличие логических противоречий в составе мышления – как раз и была тем предметом, который
Кант взялся объяснить теоретически. Диалектика в форме антиномий, согласно Канту, появляется
не из логической неряшливости мышления отдельных лиц, не из того, что кто-то и где-то
незаметно для себя нарушил «запрет противоречия в определениях», - а именно благодаря тому,
что этот запрет ни в одном пункте не был нарушен. Мышление ученого-теоретика научно лишь
там, где оно диалектично. Уроки как кантовской философии, так и его последователей (Фихте,
Шеллинг, Гегель) весьма важны для того, чтобы современная философия науки учла их заслуги. В
противном случае возникает ситуация, перед, а строже, в которой оказался Пол Фейерабенд,
объявивший сциентизм «рационализмом», а «нездоровый альянс науки и рационализма» -
источником «империалистического шовинизма в науке». Принижая и ограничивая роль
диалектической философии в развитии науки, учёный-теоретик неизбежно оказывается в тисках
«методологического плюрализма».

Проблемные ситуации в науке: парадоксы или противоречия

Ещё двести лет назад в европейском духовном развитии была ответственно выражена
мысль, что «противоречие есть критерий истины, отсутствие противоречия – критерий
заблуждения». Столь парадоксальным заявлением возвестила о своём рождении философия
Гегеля, ставшая высшей – и одновременно последней в истории философии – попыткой
объединить в едином энциклопедическом синтезе все завоевания диалектической мысли
человечества, попыткой критически обобщить главные уроки истории самопознания диалектики.
 Нелепицей, несуразностью и парадоксом и этот тезис прозвучал тогда лишь для тех (а для
некоторых он и сегодня режет слух!), кто не был знаком с историей диалектической философии и,
прежде всего, в её классическом античном выражении. Образ жизни, склад мышления и
творчества свободных древнегреческих граждан тяготел к полемике и состязанию («polemos»,
«agon») и это обнаруживалось в самых разнообразных областях: в политике и судопроизводстве, в
философии и ораторском искусстве, в художественном творчестве и спортивных играх. Полисная
демократия, как ответственное присутствие и личное участие свободных граждан в работе её
учреждений, способствовала диалогическому и диалектическому образу мышления. Живое
человеческое слово как свободно и продуманно ответственное выражение мысли имело
конститутивное значение и для процесса образования и для формирования диалектики, логики,
риторики. Древнегреческая культура ума – преимущественно культура диалогически и
диалектически выраженного слова. В платоновском «Федре» на сей счёт Сократ говорит: «Книгу
не спросишь, как спрашиваешь живого человека, а если и спросишь, то она отвечает одно и то же».
(275а – 276в).
Как для античной философской классики, так и для Гегеля, противоречие есть конкретное
единство взаимоисключающих противоположностей. Любой объект научного познания выступает
как живое противоречие. Генетическую тайну круговой процессуальности как борьбу
противоположностей, как противоречие понял ещё Гераклит: «Следует знать, что борьба всеобща,
что справедливость в распре, что всё рождается через распрю и по необходимости, а
противоречивость сближает, разнообразие порождает прекраснейшую гармонию и всё через
распрю создаётся». И так, если и есть что-нибудь абсолютно несомненное, выявленное
философией в мире и в мышлении, каким его люди мыслят (т.е. в мыслимом мире), так это
противоречие. В мышлении этот объективный мир с абсолютной неизбежностью предстаёт как
система противоречий, и этот факт постоянно воспроизводится движением науки. Избегать,
отрицать противоречие и считать его чем-то нетерпимым в мышлении, равносильно признанию
невозможности существования самого объективного мира и мышления, его познающего. Не огонь
и не вода сами по себе интересуют и Гераклита, и Фалеса, а всеобщая природа вещей, процессов и
явлений, понятых как противоречивое единство противоположностей. Исключительно в такой
диалектической форме (в форме науки), преодолевая миф и отрицая его, выступила философия.
Однако неискушённый читатель вправе спросить – а какое отношение философская
классика имеет к современной философии науки? Ответим – самое прямое. В том смысле, что
ничего общего у последней с первой нет! Ведь куда проще повторить демагогическую и слабо
обоснованную в философском отношении фразу: «Наука сама себе философия!», ставшей со
времён О. Конта методологической и теоретической установкой всех позитивистских ориентаций.
Умонастроение, широко распространённое в среде учёных и преподавателей, преимущественно
естественных и технических дисциплин, что философия не нужна будущему специалисту в этих
областях науки, основано на том дремучем предрассудке, который Э.В. Ильенков, вслед за Фихте
и Гегелем, язвительно высмеял – «с философией не сталкивается лишь тот, кто вообще не мыслит,
вообще не думает над тем, что делает и он сам, и его сосед, что делают все окружающие его – и
далёкие и близкие люди», ибо усваивая тот или иной способ мышления, тот или иной способ
суждения о вещах – человек усваивает и определённую философию. Но главное знать, какую. И в
этом пункте сталкиваются вовсе не «философия» со «строгой наукой», а философская классика с
философским обскурантизмом, который преподносится как «строгая наука». В подлинном же
смысле всякая наука есть проводник к сути вещей и содержание для науки не только дано, а даже
задано. В противном случае никакая наука бы наука и не возникла.
Предмет для каждой науки есть проблема. Да, это парадоксально, но в этой
парадоксальности заключено ведущее противоречие познания: наука исследует то, что не знает.
Если бы наука могла в полной мере определить то, что она исследует, то она бы уже и перестала
исследовать. За ней бы осталась лишь функция научать. Однако наука по мере своего развития все
чётче и точнее очерчивает границы своей области. И как только предмет её оказывается понятым,
наука снимается, а истина, ею добытая, приобретает статус момента абсолютной истины, и в этом
моменте она удерживается, развивающейся культурой человечества. Истина классической физики
не может быть перечёркнута никакой последующей её формой. Другие формы отражают другое
содержание.
Определить продуктивный характер философии для науки можно лишь определив и
показав продуктивность сознания вообще, ибо чем бы философия ни была, она в первую очередь
представлена в сознании. А активная и творящая роль сознания заключается только в мере его
истинности, поскольку человек управляет объективным движением вещей. В истине человек
вбирает в себя их, этих вещей, силу. Поэтому вопрос о продуктивности философии снова сводится
к вопросу, что такое она сама и в чем её предмет. Философия по самому своему смыслу,
предметному содержанию и генезису является наукой, изучающей историческое развитие
мышления в его всеобщих категориальных формах. За философией, в её классических вариантах,
как была, так и остаётся сфера мудрости – постижение того, что есть вещь сама по себе и как и в
каких формах она дана человеческому мышлению. Её интересует природа понятия, форма
субъективной деятельности, объективный закон её движения. Философия есть форма
самосознания, разворачивающаяся как теоретическое мышление. Её предметом является способ
теоретического выявления природы всеобщей идеальной формы деятельности человека. Сводить
же предмет философии к анализу естественнонаучного знания, т.е. смотреть на философию как на
служанку естествознания, значит прочно обеспечить со стороны последнего полное неуважение и
пренебрежение к философии.
История науки и история философии показывают, что подлинная большая наука всегда
была связана с философией, множество научных идей, принципов, методов, теорий были
инициированы философией. Плодотворней и продуктивней этот процесс стимуляции
обнаруживал себя там и тогда, где и когда сама философия достигала вершин классического
уровня, исследуя принципиальную возможность знания и познания, т.е. как возможно знание как
продукт мыслительной деятельности.
Философски грамотное мышление специалиста любой области науки позволяет ему
осознать место и состояние его конкретной научной дисциплины в общей системе наук,
философия воспитывает и формирует в нём культуру мышления, как умение самостоятельно
мыслить, опираясь на ум. Глагол «ум-еть» означает действовать на основе ума. А ум, мышление –
удел науки философии. Философия же науки в состоянии обеспечить собственную продуктивную
деятельность, лишь при условии, что она о-своила и у-своила (т.е. сделала своими способностями)
достижения и уроки философской классики. Для учёного, размышляющего над
фундаментальными проблемами своей науки, философская классика выступает мощным
генератором научного творчества. А когда речь заходит о высшем образовании, о его
реформировании и сохранении, значение и роль философской культуры мышления не следует
принижать. Ведь какую философию выберет и впитает в себя будущий специалист (а он ведь в
первую очередь есть человек) -- таким человеком он и будет. Ибо подлинное научно-
теоретическое мышление по своей природе обладает нравственным потенциалом.
Наука – и в её реальном историческом развитии, и в ходе её индивидуального усвоения –
всегда начинается с вопроса, обращённого к природе или к людям. Человеку, желающему
воспитать в себе умение диалектически мыслить, диалектически оперировать понятиями и
диалектически относиться к ним, надёжным помощником будет изучение истории философии, её
лучших классических образцов.
Проблема включения новых теоретических представлений
в культуру.
Сама возможность такой постановки вопроса таит в себе парадокс, поскольку науку ведь
мы всегда определяем как часть культурного достояния. Вопрос о науке и культуре, как вопрос о
различных вещах, связан с различием между содержанием тех интеллектуальных или
концептуальных образований, которые мы называем наукой, и существованием этих же
концептуальных образований или их содержаний.
В самом деле, каково мыслительное содержание, например, универсальных физических
законов, самым непосредственным образом составляющих суть науки? Ясно, что связано оно
прежде всего с их эмпирической разрешимостью согласно определённым опытным правилам, не
содержащим в себе никаких ссылок на их «культурное» место и время. Это просто следствие того,
что формулировка таких законов не может быть ограничена частным, конкретным (и в этом
смысле – случайным) характером человеческого существа, самого облика человека как
отражающего, познающего и т. д. «устройства». Более того, в своём содержании физические
законы не зависят также от того факта, что те наблюдения, на основе которых они формулируются,
осуществляются на Земле, т. е. в частных условиях планеты, называемой Земля.
Другими словами, наука, взятая в этом измерении, предполагает не только
универсальность человеческого разума и опыта по отношению к любым обществам и культурам,
но и вообще независимость некоторых своих содержаний от частного, природой на Земле данного,
вида чувственного и интеллектуального устройства человеческого существа. Не говоря уже о
случайности того, в каком обществе и в какой культуре находится человеческое существо, которое
каким-то образом такие универсальные физические законы формулирует.
Однако мы ведь не просто видим через «сущности» мир, но и сами должны занимать место
в нём в качестве мыслящих. Не чистый же дух, витающий над миром, познаёт его! (Яркий свет на
понимание культуры бросило бы, видимо, осуществление анализа того, как и в какой мере сами
физические законы допускают возможность существ, способных открывать и понимать эти
законы. В этом отношении весьма плодотворным для «не-философов» было бы обращение к
работе Э.В. Ильенкова «Космология духа»). Знание, следовательно, не бесплотный
мыслительный акт «видения через», а нечто, обладающее чертами существования и своего рода
культурной плотностью.
Следует понять, что есть различие между самим научным знанием и той размерностью
(всегда конкретной, человеческой и культурной), в какой мы владеем содержанием этого знания и
своими собственными познавательными силами и их источниками. Вот это последнее, очевидно, и
называется культурой, взятой в отношении к науке. Или иначе это можно выразить так – наукой
как культурой. Знание объективно, культура же – субъективна. Она есть субъективная сторона
знания или способ и технология деятельности, обусловленные разрешающимися возможностями
человеческого содержания. Наука как познание есть своего рода норма наличия всяких
культурных структур, не являющаяся вместе с тем ни одной из них. Наука не может зависеть от
случайности того, что она думается и производится кем-то в такой-то культуре или в таком-то
обществе, Глобальный характер проблем, стоящих сегодня перед человечеством, лучше всего это
подтверждает.

Литература:
1. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. - М.: Мысль, 1974. Т.1. Наука логики.
2. Ильенков Э.В. Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом
мышлении: монография. - М.: РОССПЭН. 1997.
3. Ильенков Э.В. Космология духа. // Философия и культура. М.: ИПЛ, 1991.
4. Ильенков Э.В. О материальности сознания и трансцендентальных кошках.//
Диалектическое противоречие.- М.: ИПЛ, 1979.
5. Мареев С.Н. Диалектическая логика о сущности и взаимосвязи содержательного и
формального в познании.// Соотношение формального и содержательного в научном познании. А.-
А, 1978.
6. Степин В.С. Теоретическое знание: монография.- М.: 1999.
7. Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы: учебник для аспирантов и соискателей
ученой степени кандидата наук/ В.С. Степин. – М.: Гардарики, 2006.
8. Фихте И.Г. Основы общего наукоучения. // Фихте. Сочинения, М.: НИЦ Ладомир, 1995.
С.277-472.
9.

НАУЧНЫЕ ТРАДИЦИИ И НАУЧНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ

Взаимодействие традиций и возникновение нового знания.

Возникновение и рост научного знания – это одна из основных проблем философии науки.
В философии науки существуют две основные модели, выражающие рост научных знаний:
- кумулятивизм, согласно которому, возникновение и рост научного знания происходит
путем постепенного добавления новых положений к накопленной сумме истинных знаний. Такой
образ науки характерен для концепций позитивизма и неопозитивизма. Так, например, в
логическом позитивизме научная теория представлялась в образе пирамиды. Вершину такой
пирамиды составляли понятия, определения и постулаты, которые базировались на предложениях,
выводимых из аксиом. Основанием пирамиды выступают протокольные предложения, то есть
чувственные данные субъекта познания, зафиксированные в языке. Вся пирамида в целом – это
обобщение протокольных предложений. Установленные протокольные предложения неизменно
покоятся в фундаменте науки, навсегда утвержденные в качестве истинных. Прогресс науки
понимается как слияние пирамид в какой-то одной области науки в более крупную пирамиду,
которая, в свою очередь, может слиться с другими пирамидами84;
- антикумулятивизм, в котором возникновение и рост научного знания происходит путем
качественных изменений внутри самого знания, то есть смены фундаментальных теорий (или
парадигм). При этом эти сменяющие друг друга теории (или парадигмы) не связаны между собой
ни логическими, ни теоретическими отношениями. История науки предстает как дискретное,
прерывистое знание, как чередований этапа нормального, спокойного развития науки и этапа
научной революции. Антикумулятивистская традиция в философии науки характерна для
постпозитивизма.
Вторая модель развития научного знания предполагает радикальный отказ от традиций
предшествующей теории (парадигмы), так как традиции понимаются как момент, тормозящий
развитие науки, сковывающий исследователя жесткими рамками приверженности теории, ее
категориальному аппарату, методологическим приемам и принципам, что не позволяет получить
новых результатов, совершить открытия в науке.
Реальная история науки свидетельствует о том, что обе эти модели – некие абстракции
действительного процесса развития научного знания. И кумулятивизм с его абсолютизацией
приверженности традициям, приумножением истинных положений, и антикумулятивизм с его
резким отказом от традиций в науке представляют собой крайности реального процесса развития
науки. В действительности оба эти момента сочетаются. Розов М.А. выделяет несколько
концепций взаимодействия традиций, когда возможно возникновение нового знания85. Но все это
примеры междисциплинарного взаимодействия традиций. Первая концепция получает название
концепции «пришельцев». Кратко ее суть состоит в том, что открытие в какой-либо научной
дисциплине совершает человек, пришедший в нее из совершенно другой области науки, то есть не
связанный традициями этой дисциплины. Розов М.А. делает более сильное заключение: этот
исследователь не просто свободен от традиций той области науки, в которую он пришел, он
«универсал, умеющий работать в разных традициях и эти традиции комбинировать»86.
Вторая концепция – это концепция монтажа. По сути, данная концепция – это крайнее
выражение предыдущей концепции, когда исследователь соединяет, комбинирует элементарные
методы, что приводит к открытию нового.
Третья концепция – это концепция побочных результатов исследования. Эта концепция
заключается в том, что в результате запланированного и целенаправленного исследования в
рамках той или иной научной дисциплины с уже сложившимися традициями исследования
неожиданно возникают побочные результаты, которые не могут быть объяснены, исходя из
данной традиции.
Четвертая – концепция «движение с пересадками». Здесь также как и в предыдущей
концепции важную роль играют побочные результаты. Но побочные результаты, полученные в
одной научной традиции, оказываются непригодными для нее и отвергаются. Они не
отбрасываются, а могут быть подхвачены другой традицией, что позволит уже в ее рамках
совершить научное открытие. Исследование в этом случае напоминает как бы движение с
пересадками с одной научной традиции на другую, используя побочные результаты исследований.
Четыре представленные концепции демонстрируют, что полный отказ от традиций в науке
невозможен. Ученый всегда работает в определенных рамках, заданных областью своих
исследований (объектом исследования, техническими средствами, приборами, методами,
предшествующими исследованиями и т.д.). Но при этом возникновение нового знания в науке
возможно при взаимодействии традиций, при попытки расширения, выхода за рамки устоявшихся
традиций.
В философии науки о существенной роли традиций в развитии науки писал представитель
постпозитивизма Майкл Полани в работе «Личностное знание» (1958 г.).
Согласно М. Полани, научное знание составляют два основных компонента. Во-первых,
знание, которое может быть вербализовано, выражено в слове и передано с помощью слова. Во-
вторых, невербализуемый компонент знания, который невозможно выразить в понятиях, в языке.

84
См.: Никифоров А.Л. Философия науки: История и теория. – М.: Идея-Пресс, 2006. – 264 с. – С. 24.
85
См.: Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. – М.: Гардарика, 1996. – 400 с. –
С. 127-140.
86
Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. – М.: Гардарика, 1996. – 400 с. – С.
129.
Это в особенности касается нашего искусства, мастерства, навыков. Второй тип знания получает
название неявного знания, которое всегда личностно. Неявное знание требует не языковых
средств трансляции. Навык, или успешное использование неявного знания, может быть
транслирован лишь в процессе личного контакта учителя с учеником. «Искусство, процедуры
которого остаются скрытыми, нельзя передать с помощью предписаний, ибо таковых не
существует. Оно может передаваться только посредством личного примера, от учителя к
ученику»87. Точно также содержание науки, заключенное в ясные и строгие формулы, преподается
во множестве университетов мира. Но неявное искусство научного исследования для многих до
сих пор остается неведомым. Полани говорит о том, что именно Европа до сих пор остается
наиболее продуктивным регионом в смысле научных изысканий, поскольку именно в Европе 400
лет назад зародился научный метод. И если бы молодые ученые с других континентов и частей
света не имели бы возможности обучаться в европейских университетах и если бы отсутствовала
миграция европейских ученых в другие страны, то «неевропейские исследовательские центры
едва сводили бы концы с концами»88.
М. Полани, вводя представление о неявном знании, подчеркивает необходимость традиций
в научном исследовании. «Учиться на примере – значит подчиняться авторитету. Вы следуете за
учителем, потому что верите в то, что он делает, даже если не можете детально проанализировать
эффективность этих действий»89. Ученик воспроизводит практический навык учителя, усваивая
даже то, что неизвестно учителю. «Общество должно придерживаться традиций, если хочет
сохранить запас личностного знания»90. Важность контакта учителя и ученика в науке
подтверждается тем значительным объемом практических занятий, которым посвящено обучение
медиков, химиков, биологов. Это свидетельство того, какую важную роль в этих дисциплинах
играет передача практических знаний и умений от учителя к ученику.
Другой философ науки, представитель постпозитивизма Томас Кун, имя которого
связывается, в первую очередь, с понятием научной революции, и с такой моделью роста научного
знания как антикумулятивизм, важную роль в развитии науки также отводил традициям.
В своей концепции развития науки он выделял два основных этапа: этап «нормальной
науки», где безраздельно господствует парадигма, и этап «научной революции» - распад
парадигмы, конкуренция между альтернативными парадигмами и победа одной из них, то есть
переход к новому периоду «нормальной науки».
Некоторые исследователи концепции Т. Куна утверждают, что ее основу составляет
понятие научной революции. Однако сам Кун гораздо большее внимание уделял развитию и
обоснованию теории о нормальной науке, за что его критиковал К. Поппер91.
Концепция развития науки Т. Куна включает в себя следующие утверждения:
1) начальная допарадигмальная стадия развития науки характеризуется наличием
различных точек зрения, отсутствием фундаментальных теорий, общепризнанных методов и
ценностей;
2) затем возникает консенсус членов научного сообщества и создается единая
парадигма;
3) на ее основе осуществляется нормальное развитие, накапливаются факты,
совершенствуются теории и методы;
4) в этом процессе возникают аномальные факты, приводящие к кризису, а затем
к научной революции;
5) в результате такой революции возникает новая парадигма.

87
Полани М. Личностное знание На пути к посткритической философии. – М.: «Прогресс», 1985. – 344 с. –
С. 86.
88
Там же. – С. 87.
89
Там же.
90
Там же.
91
К. Поппер писал, что «нормальная наука» - это «деятельность не-революционного, или, точнее, не
слишком критичного профессионала: ученого, который принимает господствующую догму, который не
склонен ее оспаривать и который принимает новую, революционную теорию только в том случае, если
почти все остальные будут готовы ее принять – если она станет модной» (Поппер К. Нормальная наука и
опасности, связанные с ней // Кун Т. Структура научных революций. – М.: ООО «Издательство АСТ»,
2002. – 608 с. – С. 529). «Нормальный ученый», согласно Попперу, плохо обучен, потому что обучен в духе
догматизма. Хорошее же обучение состоит в выработке навыков критического мышления и поощрении его.
 На этапе «нормальной науки», которая связана с установлением и закреплением традиций
парадигмы, ученые занимаются решением тех проблем, которые им предоставляет парадигма, то
есть поиском способов и методов решения задач. На этой стадии исследователи занимаются
следующими видами деятельности:
1) совершенствование парадигмы;
2) повышение количественных характеристик фактов, уточнение фактов, предсказанных
теорией, достижение более полной согласованности между теорией и фактами;
3) совершенствование существующих теорий и создание новых теорий, разрешенных
парадигмой. Принципиально новые теории, не согласующиеся с парадигмой, отвергаются.
Важнейшая отличительная черта нормальной науки состоит в том, что ученые не
стремятся к крупным открытиям. В рамках нормальной науки решается определенный тип задач,
при этом задачи, которые могут привести к открытиям, а, следовательно, к возникновению новой
парадигмы, не рассматриваются.
На стадии нормальной науки ученые работают в рамках традиции, которая состоит в
повторяющейся деятельности, в применении одних и тех же методов и средств при исследовании
различных явлений. Это организует научное сообщество, создавая условия для взаимопонимания
и сопоставимости результатов исследований, что способствует поддержанию парадигмы, ее
укреплению и усилению. Ученые занимаются проверкой и уточнением известных фактов, а также
собирают факты, предсказанные парадигмой.
Т. Кун настаивает на том, что в рамках парадигмы, на стадии нормальной науки
существует определенная степень свободы для изобретательства и творческой деятельности.
Ученые занимаются творческой деятельностью, которая состоит в решении «головоломок».
«Головоломка» - тип задач, детерминированных парадигмой. Решение головоломок совершается
по определенным правилам и при определенных ограничениях.
Таким образом, Т. Кун утверждает, что на стадии нормальной науки возможно успешное
развитие научного знания, которое осуществляется в рамках научной традиции. Кардинальный
переход к новому знанию происходит лишь в процессе смены парадигмы через научную
революцию.
Научные революции как перестройка оснований науки.
Различные новации в науке могут совершаться в рамках парадигмы. Они могут состоять в
возникновении новых методов исследования, в открытии новых объектов, в получении новых
результатов (преднамеренных или непреднамеренных). На стадии смены парадигм научная
революция затрагивает множество аспектов научно-исследовательской деятельности.
В отечественной философии и методологии науки научная революция предстает как период
интенсивного роста знаний, коренная перестройка философских и методологических оснований
наук, формирования новых стратегий познавательной деятельности. Научная революция
понимается, во-первых, как изменение в самом знании и в стратегии научного исследования; во-
вторых, как изменение способов получения этого знания92.
Основной характеристикой научных революций является не просто переход к
исследованию новых объектов, применение средств и методов исследования, но также создание
новых теоретических структур для понимания и объяснения новых фактов. Во время научной
революции изменяются различные аспекты не только структуры науки, но ее мировоззренческие и
философские смыслы, которые составляют основания науки93.
В концепции оснований науки В.С. Степина представлены три основных компонента:
1) идеалы и нормы исследования (методологические требования науки);
2) научную картину мира (система онтологических постулатов, посредством которых
описывается объект исследования);
3) философские основания науки (философские идеи и принципы, которые связывают
идеалы и нормы научного исследования и научную картину мира с мировоззренческими
установками той или иной культуры и эпохи, то есть осуществляют включение научного знания в
культуру).

92
См.: Микешина Л.А. Философия науки: Современная эпистемология. Научное знание в динамике
культуры. Методология научного исследования. – М.: Прогресс-Традиция: МПСИ: Флинта, 2005. – 464 с. –
С. 208-209.
93
См.: Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. – М.: Гардарика, 1996. – 400 с. –
С. 226-242.
 Каждый из этих компонентом не является простой абстракцией научной деятельности, а
предполагает обусловленность социокультурными факторами. Основания науки позволяют
соотнести конкретно-научные представления с эпохой, культурой и мировоззрением. В
зависимости от уровня развития научной теории или же науки в целом социокультурные факторы,
с одной стороны, влияют на науку, с другой - происходит обратный процесс – наука влияет на
мировоззрение.
Примером научной революции выступает становление опытного естествознания в Новое
время. По сравнению со средневековой наукой изменяются идеалы и нормы исследования
новоевропейской науки. Например, изменяются идеалы и нормы доказательности и
обоснованности знания. В средневековье ученый различал:
- правильное знание, проверенное наблюдениями и приносящее практический эффект;
- истинное знание, раскрывающее символический смысл вещей, позволяющее через
чувственные вещи земного мира соприкоснуться с миром небесных сущностей.
Поэтому при доказательстве и обосновании знания в средневековой науке не обязательно
обращение к опыту как способу доказательства соответствия знания свойствам вещей.
Становление естествознания в конце XVI - начале XVII века утвердило новые идеалы и
нормы обоснованности знания. В соответствии с ними главной целью познания является изучение
и раскрытие природных свойств и связей предметов, обнаружение естественных причин и законов
природы. Поэтому основным способом доказательства и обоснования знания выступает
требование его экспериментальной проверки. Эксперимент стал рассматриваться как важнейший
критерий истинности знания.
Научные революции также изменяют и картину мира, сложившуюся в рамках той или
иной науки. Картину мира можно рассматривать в качестве некоторой теоретической модели
исследуемой реальности. Например, эпоха Нового времени характеризуется механической
картиной мира, включающей в себя следующие онтологические принципы:
- мир состоит из неделимых частиц, взаимодействие которых осуществляется согласно
принципу дальнодействия, когда взаимодействие между телами происходит мгновенно на любом
расстоянии, без материальных посредников, то есть промежуточная среда в передаче
взаимодействия участия не принимает;
- неделимы частицы и образованные из них тела перемещаются в абсолютном
пространстве с течением абсолютного времени.
Переход от механической к электродинамической (последняя четверть XIX в.), а затем к
квантово-релятивистской физической картине мира (первая половина ХХ века) сопровождался
изменением системы онтологических принципов физики. В физике возникла ситуация, когда
оказалось невозможным применять законы и принципы механики для исследования явлений
электричества, магнетизма и явлений микромира. Оказалось, что эти явления не могут быть
изучены и описаны с точки зрения механики в рамках механической картины мира. Поэтому,
например, революция в физике, связанная с возникновением электромагнитной теории и
переходом от изучения движения и свойств вещества к исследованию свойств поля, представляет
собой, перестройку научной картины мира, то есть возникновение новой электродинамической
картины мира.
Философские основания науки осуществляют так называемую «стыковку» идеалов и норм
научного исследования и научной картины мира с господствующим мировоззрением той или иной
исторической эпохи, с категориями ее культуры94. Перестройка философских оснований науки в
период научной революции представляет собой изменение ее онтологической составляющей
(категории для познания исследуемых объектов: «вещь», «процесс», «причинность»,
«необходимость», «пространство», «время» и др.) и эпистемологической составляющей
(категориальные структуры, которые выражают познавательные процедуры: понимание истины,
метода, знания, доказательства, теории, факта и др.). Например, в результате перехода от
электромагнитной теории сначала к специальной, а затем к общей теории относительности
пришлось критически пересмотреть прежнее представление об абсолютности пространства и
времени и заменить его принципом относительности. В философском отношении наиболее
революционным открытием было признание относительности пространства и времени и отказ от
механического представления об их абсолютности.

94
См.: Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. – М.: Гардарика, 1996. – 400 с. –
С. 241.
 Таким образом, научные революции понимаются не только как изменения в структуре
самой науке и появление нового знания, но и как коренная перестройка онтологических,
методологических, мировоззренческих и социокультурных детерминант науки.
Основания науки перестраиваются в результате научной революции двумя путями, один из
которых можно выделить как доминантный по отношению к другому:
1) путь внутридисциплинарного развития знаний;
2) путь междисциплинарных связей, то есть за счет «прививки» парадигмальных
установок одной науки на другую.
Путь внутридисциплинарного развития знаний представляет собой научную революцию в
рамках отдельных научных дисциплин95: это изменение концептуальной структуры и картины
мира отдельной научной дисциплины. Основными механизмами таких научных революций
выступают появление новых объектов исследования и применение новых методов исследования.
Так, электромагнитные явления не смогли объяснить с помощью принципов механики. Поэтому
ученым пришлось отказаться от попыток рассматривать эти новые объекты как вещество и вести
понятие электромагнитного поля. Появление такого нового объекта исследования преобразует
картину мира физики: вместо вещества в механике появляется поле в электродинамике и
элементарные частицы – в квантовой механике.
Другой путь – путь «парадигмальной прививки» основан на взаимодействии между
различными научными дисциплинами, когда происходит обмен идеями и методами между
научными дисциплинами. Поэтому зачастую революционные изменения в одной науке влекут за
собой преобразования в другой. Изменения в одной науке как бы «прививаются» к ходу развития
другой науки, и также вызывают изменения.
Степин В.С. приводит следующий пример такой парадигмальной прививки. Он указывает
на революции в химии XVII – первой половине XIX веков, связанные с переносом в химию из
физики идеалов количественного описания, представлений о силовых взаимодействиях между
частицами и представлений об атомах. «Идеалы количественного описания привели к разработке
в химии XVII-XVIII веков конкретных методов количественного анализа, которые в свою очередь,
взрывали изнутри флогистонную концепцию химических процессов. Представления о силовых
взаимодействиях и атомистическом строении вещества, заимствованные из механической картины
мира, способствовали формированию новой картины химической реальности, в которой
взаимодействия химических элементов интерпретировались как действие «сил химического
сродства» (А. Лавуазье, К. Бертолле), а химические элементы были представлены в качестве
атомов вещества»96.
Внутридисциплинарные механизмы научных революций и междисциплинарные
взаимодействия как «парадигмальные прививки» в современной науке тесно связаны. На
современном этапе развития научного знания усиливаются междисциплинарные научные связи.
Перестройка оснований науки затрагивает не только науку, но изменяет смыслы
мировоззренческих универсалий культуры. Третий компонент оснований науки – философские
основания науки – выполняет роль включения научного знания в культуру посредством
философских идей и принципов. Научная картина мира, а также идеалы и нормативные структуры
научного исследования постоянно нуждаются во взаимосогласовании с мировоззрением эпохи и с
универсалиями, или категориями, культуры. С помощью философских оснований науки
осуществляется включение в культуру идей и норм исследования науки.
На современном этапе развития научного знания философские основания науки
необходимым образом генерируют категориальные структуры для изучения новых типов объектов,
а именно исторически развивающихся систем и «человекоразмерных» объектов. «Возникают
новые понимания категорий пространства и времени (учет исторического времени системы,
иерархии пространственно-временных форм), категорий возможности и действительности (идея
множества потенциально возможных линий развития в точках бифуркации), категории
детерминации (предшествующая история определяет избирательное реагирование системы на
внешние воздействия) и др.»97.
«Человекоразмерные» объекты (медико-биологические объекты, объекты экологии,
объекты биотехнологии, сложные информационные комплексы, системы искусственного
95
Рузавин Г.И. Философия науки. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. – 400 с. – С. 210.
96
Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. – М.: Гардарика, 1996. – 400 с. – С.
283.
97
Там же. – С. 303.
интеллекта) как один из видов исторически развивающихся систем требуют новых принципов
исследования, которые ориентированы на гуманистические ценности. В связи с этим происходит
трансформация идеала ценностно-нейтрального знания. Общечеловеческие гуманистические
ценности необходимым образом должны учитываться при изучении такого рода объектов. Кроме
аксиологического аспекта освоения «человекоразмерных» объектов, следует отметить этический
аспект, который проявляется в определении границ возможности вмешательства в объект.
Например, в США, начиная с 1966 года, контроль над всеми видами биомедицинских
исследований осуществляет так называемая этическая экспертиза. Обязательному этическому
контролю подлежат не только биомедицинские исследования, но и исследования психологические
и антропологические, как исследования, проводимые на человеке, так и исследования,
проводимые на животных98. Таким образом, новые требования к исследованию
«человекоразмерных» объектов выражаются в философских основаниях науки.
Перестройка оснований науки, детерминируемая научной революцией, представляют
собой нелинейный процесс. Нелинейность здесь состоит в победе и поражении научных
концепций, теорий, парадигм. Например, «в учении об электричестве и магнетизме несколько
десятилетий соперничали теория Ампера и Вебера, основанная на механистических принципах, и
электромагнитная теория Фарадея и Максвелла, опиравшаяся на новые представления о
существовании поля. Победа электромагнитной теории привела к революции в физике»99. Таким
образом, рост научного знания осуществляется не в результате простого добавления нового
знания к уже имеющемуся, а путем столкновения теорий.
Научная революция как коренная перестройка оснований науки может быть представлена
как бифуркация в развитии знания. Под бифуркацией в современной науке понимается состояние
системы, находящейся в точке выбора возможных своих состояний или путей эволюции. Научная
революция, характеризующаяся изменением методологических идеалов и норм исследования и
познания, сменой научной картины мира и философских оснований науки, - это всегда процесс
перехода от одной исследовательской стратегии к другой, ломка и смена прежней системы и
становление нового знания. При этом для науки существует не один возможный путь дальнейшего
развития.
Бифуркации в развитии научного знания и нелинейность самого этого процесса
порождают проблему потенциально возможных историй науки. «Представления о жестко
детерминированном развитии науки возникают только при ретроспективном рассмотрении, когда
мы анализируем историю, зная уже конечный результат, и восстанавливаем логику движения идей,
приводящих к этому результату»100. При прогнозировании процесса развития науки следует
учитывать потенциально возможные пути становления научных идей в качестве доминирующих в
той или иной эпохе, которые, как любая возможность, могут реализоваться не все.
Роль выбора того или иного потенциально возможного пути развития науки осуществляют
культурные и мировоззренческие традиции эпохи. Именно ценности и мировоззрение культуры
способствуют определению той или иной исследовательской стратегии в науке.

Типы научной рациональности

Перестройка оснований науки, происходящая в ходе научных революций, приводит к

смене типов рациональности. Меняя все основания науки, научные революции порывают с
научными традициями, разрушают фундамент самой науки и приводят к чему-то новому. Три
крупных стадии исторического развития науки, каждую из которых открывает глобальная научная
революция, принято характеризовать как три исторических типа научной рациональности,
сменявшие друг друга в истории техногенной цивилизации. Это – классическая рациональность,
соответствующая классической науке в двух ее состояниях – додисциплинарном и дисциплинарно
организованном), неклассическая рациональность (соответствующая неклассической науке) и
постнеклассическая рациональность, связанная с радикальными изменениями в основаниях науки
(соответствующая постнеклассической науке). Между ними, как этапами развития науки,
существуют своеобразные “перекрытия”, причем появление каждого нового типа рациональности
98
См.: Юдин Б.Г. Новые ориентиры научного познания // Субъект, познание, деятельность. – М.: Канон+ОИ
«Реабилитация», 2002. – 720 с. – С. 586.
99
Рузавин Г.И. Философия науки. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. – 400 с. – С. 220.
100
Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. – М.: Гардарика, 1996. – 400 с. – С.
291.
не отбрасывало предшествующего, а только ограничивало сферу его действия, определяя его
применимость лишь к определенным типам проблем и задач.
Следует отметить, что рациональность не сводится только к научной. Учитывая тот факт,
что европейская рациональность уходит корнями в культуру античной Греции, рассмотрение
типов научной рациональности следует начать с исследования специфики античной
рациональности. Скрытым или явным основанием рациональности является признание тождества
мышления и бытия. Само это тождество впервые было открыто греческим философом
Парменидом. Под бытием он понимал не наличную чувственно данную действительность, а нечто
неуничтожимое, единственное, неподвижное, лишенное чувственных качеств.
Античная рациональность признавала возможность умозрительного постижения
принципиально ненаблюдаемых объектов, таких как бытие (Парменид), идеи (Платон),
Перводвигатель (Аристотель). Тождество содержания мысли содержанию бытия предполагает
возможность выразить то и другое содержание в слове. Вот почему точность, однозначность
значений слов приобретает в античности такое значение – это необходимое условие построения
рационального знания.101
Первой научной революцией была революция XVII в., ознаменовавшая собой становление
классического естествознания, классической европейской науки, прежде всего механики, а
позже – физики. У истоков классической рациональности стоят такие ученые, как Коперник,
Галилей, Кеплер, Ньютон и др.
Классический тип научной рациональности, радикально отличаясь от античного, тем не
менее, воспроизвел, правда в измененном виде два главных основания античной рациональности:
принцип тождества мышления и бытия и идеальный план работы мысли. Однако, произошли
множественные изменения в понимании бытия и мышления.
Бытие перестало пониматься как Абсолют, Бог, Единое, а стало рассматриваться как
вещественный универсум - набор статических объектов, которые не развиваются и не изменяются.
Объекты рассматривались преимущественно в качестве механических устройств, а время
понималось как чисто внешний параметр, не влияющий на характер событий и процессов.
Человеческий разум так же потерял свое космическое измерение, и стал сводиться не к
Божественному разуму, а к самому себе, получив статус суверенности. Объяснение сводилось к
поиску причин и субстанций, а обоснование – к редукции знания о природе, к принципам
механики.
Итогом первой научной революции стало формирования классического типа
рациональности особого характера. Наука изменила содержание понятий «разум»,
«рациональность», открытых в античности. Механистическая картина мира приобрела статус
универсальной научной онтологии. Принципы и идеи этой картины мира выполняли основную
объяснительную функцию. Механика стала единственной математизированной областью
естествознания, что в немалой степени способствовало абсолютизации ее методов и принципов
познания, а также соответствующего ей типа научной рациональности.
Радикальные перемены в этой целостной и относительно устойчивой системе оснований
естествознания произошли в конце XVIII - первой половине XIX в. Их можно расценить как
вторую глобальную научную революцию, определившую переход к новому состоянию
естествознания – дисциплинарно организованной науке. В это время механическая картина мира
утратила статус общенаучной. В биологии, химии и других областях знания сформировались
специфические картины реальности, нередуцируемые к механической. Произошел переход от
классической науки, ориентированной в основном на изучение механических и физических
явлений, к дисциплинарно организованной науке.
В самих науках стали возникать элементы нового неклассического типа рациональности.
Тип научного объяснения и обоснования изучаемого объекта через построение наглядной
механической модели стал уступать место другому типу объяснения, выраженному в требованиях
непротиворечивого математического описания объекта, даже в ущерб наглядности. Многие
ученые-физики начинают осознавать недостаточность классического типа рациональности.
Появляются первые намеки на необходимость ввести субъективный фактор в содержание

101
Философия науки в вопросах и ответах: Учебное пособие для аспирантов/ В.П.
Кохановский, Т.Г. Лешкевич, Т.П. Матяш, Т.Б. Фатхи. - Ростов н/Д: Феникс, 2006.
научного знания, что неизбежно приводило к ослаблению жесткости принципа единства
тождества мышления и бытия, характерного для классической науки. Таким образом, внутри
самой классической науки уже зрели ростки нового – неклассического – понимания идеалов и
норм рациональности.
Первая и вторая глобальные научные революции в естествознании протекали как
формирование и развитие классической науки и ее стиля мышления. В.С. Степин объединяет их
по типу «общих познавательных установок» и включает в единое понятие классической науки.
Специфику этих познавательных установок он видит в их одностороннем объективизме.102 Вместе
с тем, он отмечает, что ориентация на объективную истину свойственна науке как таковой и
неотделима от ее сущности.
Таким образом, двум названным глобальным революциям соответствует классический тип
научной рациональности, который просуществовал с XVII по конец XIX века и был основан на
механике Ньютона. Понимание механистического учения является ключевым моментом в
осмыслении классической рациональности.
Черты классической рациональности:
1. Объективность.
2. Элиминирование всего, относящегося к субъекту, средствам и операциям его
деятельности.
3. Рассмотрение целей и ценностей науки как доминирующих мировоззренческих
установок и ценностных ориентаций.
4. Представление о мире как о бесконечном абсолютном пространстве, имеющем три
измерения и протекающем в абсолютном времени.
5. Редукционизм: сведение всего сложного к простому и неделимому.
6. Социальная нейтральность науки.
7. Вера в авторитет разума, способного постигнуть порядок природы.
8. Фундаментализм: уверенность в том, что всякое («подлинное») знание может и должно
найти со временем абсолютно твердые и неизменные основания.
9. Кумулятивность – последовательность, линейность развития с жестко однозначной
детерминацией. Прошлое изначально определяет настоящее, а то, в свою очередь, — будущее.
Третья глобальная научная революция была связана с преобразованием стиля
мышления, сформированного классической наукой, и становлением нового, неклассического
естествознания. Она охватывает период с конца XIX до середины XX столетия и приводит к
рождению неклассической научной рациональности. Возникновение квантовой физики, теории
относительности, математической логики, – вот те главные события в науке, перевернувшие
основания классической рациональности. Как отмечает В.С. Степин, «…в эту эпоху произошла
своеобразная цепная реакция революционных перемен в различных областях знания: в физике
(открытие делимости атома, становление релятивистской и квантовой теории), в космологии
(концепция нестационарной Вселенной), в химии (квантовая химия), в биологии (становление
генетики)»103. Новая система познавательных идеалов и норм обеспечивала значительное
расширение поля исследуемых объектов, открывая пути к освоению сложных
саморегулирующихся систем. В центр исследовательских программ выдвигается изучение
объектов микромира. Это обстоятельство способствовало дальнейшей трансформации принципа
тождества мышления и бытия, который является базовым для любого типа рациональности.
Произошли изменения в понимании идеалов и норм научного знания. Идеал описания и
объяснения объекта «самого по себе», без указания на средства его исследования, в силу слабого
влияния средств наблюдения на характеристики изучаемого объекта, характерный для
классической науки, меняется координальным образом. В квантово-релятивистской физике,
изучающей микро-объекты, объяснение и описание, невозможны без фиксации средств
наблюдения, так как имеет место сильное взаимодействие, влияющие на характеристики
изучаемого объекта. Кроме того, ученые и философы поставили вопрос о «непрозрачности бытия»,
что блокировало возможности субъекта познания реализовывать идеальные модели и проекты,
вырабатываемые рациональным сознанием. В итоге принцип тождества мышления и бытия
продолжал «размываться».

102
Степин В.С. Философия науки и техники // В.С. Степин, В.Г. Горохов, М.А. Розов. М., 2004.
103
Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы: учебник для аспирантов и соискателей ученой степени
кандидата наук / В.С. Степин. - М. : Гардики, 2006. С.317.
 Черты неклассической рациональности:
1. Принцип наблюдаемости: объектом науки становится само наблюдение. Субъект
познания рассматривается уже в непосредственной связи со средствами познавательной
деятельности и самим объектом познания.
2. Корреляция между постулатами науки и характеристиками метода, посредством
которого осваивается объект.
3. Системность: новый образ объекта, рассматриваемый как сложная система.
Несводимость состояний целого к сумме состояний его частей.
4. Информативность: проникают друг в друга не только вещество и энергия, но
энергия и информация.
5. Принцип неопределенности Гейзенберга и принцип дополнительности Бора.
Относительность истинности теорий и картины природы.
6. Важную роль при описании динамики системы начинает играть категории
случайности, возможности и действительности.
7. Объект познания понимается не как тело, а как процесс, воспроизводящий
устойчивые состояния. Материя не столько инертное начало, которое можно заставить изменяться
лишь извне, сколько начало активное, содержащее свою активность и закон (форму) этой
активности внутри самой себя.
8. Институционализация науки.
В современную эпоху человечество является свидетелем новых радикальных изменений в
основаниях науки. Эти изменения можно охарактеризовать как четвертую глобальную научную
революцию, в ходе которой рождается новая, постнеклассическая наука. Постнеклассический тип
рациональности (этот термин был введен в оборот в 70-ые гг. XX в. В.С. Степиным) показывает,
что понятие рациональности шире понятия рациональности науки, так как включает в себя не
только логико-методологические стандарты, но еще и анализ целерациональных действий и
поведения человека, т.е. социокультурные, ценностно-смысловые структуры.
Постнеклассический этап связан с тем, что проблемы научного познания приобрели новый
ракурс в новой парадигме рациональности в связи с развитием научно-технической цивилизации и
выявлением антигуманных последствий такого развития. Это породило активную оппозицию
культу научной рациональности и проявилось в ряде подходов школ современного
иррационализма. В иррационализме критикуются основные установки гносеологии рационализма
за их абстрактный по своей сущности антигуманный характер. В рационализме предмет познания
чужд сознанию исследователя. Мыслительная деятельность субъекта воспринимается лишь как
методика получения конкретного результата. Причем, познающему субъекту не важно, какое
применение найдет этот результат. Поиск объективной истины в классическом рационализме
имеет оттенок антисубъективности, античеловечности, бездушного отношения к
действительности. Наоборот, представители иррационализма и постнеклассической
рациональности выступают против разрыва познавательного действия на субъект-объектные
отношения. В теорию познания в качестве главного познавательного средства включаются
эмоционально-чувственные и эмоционально-волевые факторы любви и веры. Подчеркивается
значение личностных, ценностных, эмоционально-психологических моментов в познании,
наличие в нем моментов волевого выбора, удовлетворения и т. д.
Для постнеклассической науки характерно появление особых объектов исследования, а
именно – исторически развивающихся систем. В результате формируются особые характеристики
рациональности постнеклассического типа. Так, если в неклассической науке идеал
исторической реконструкции использовался преимущественно в гуманитарных науках (история,
археология, языкознание и т.д.), а так же в ряде естественных дисциплин, таких как геология,
биология, то в постнеклассической науке историческая реконструкция как тип теоретического
знания стала использоваться в космологии, асторфизике и даже в физике элементарных частиц,
что привело к изменению картины мира.
Кроме того, возникло новое направление в научных дисциплинах – синергетика. Она стала
ведущей методологической концепцией в понимании и объяснении исторически развивающихся
систем.
Постнеклассическая наука впервые обратилась к изучению исторически развивающихся
систем, непосредственным компонентом которых является сам человек. Это объекты экологии,
включая биосферу (глобальная экология), медико-биологические и биолого-технические
(генетическая инженерия) и объекты и др. Исследовать такие объекты можно только с
использованием компьютерных технологий. При исследовании такого рода сложных систем,
включающих человека с его преобразовательной деятельностью производственной деятельностью,
идеал ценностно-нейтрального исследования оказывается неприемлемым. Объективно истинное
объяснение и описание такого рода систем предполагает включение ценностей социального,
этического и иного характера.
Следует отметить, что теория эволюции Вселенной в целом способствовала появлению в
постнеклассическом типе рациональности элементов античной рациональности. Так обращение к
чистому умозрению при разработке теории развития Вселенной напоминает в своих
существенных чертах античный тип рациональности. Более того, понятие «Вселенная в целом»
родственно античному понятию «Космос» (правда без прилагательного «божественный»).
Свойства Вселенной как целого, фундаментальные характеристики Космоса таковы, что человек
не мог не появиться. В этом смысле он космический феномен, органический элемент космоса.
Подобие античному типу рациональности обусловливается так же тем фактом, что
начинает стираться граница между теорией элементарных частиц и теорией Вселенной. Теория
элементарных частиц и космологическая теория столь тесно стали сопрягаться, что критерием
истинности теории элементарных частиц стала выступать их проверка на «космологическую
полноценность». Возникло близкое античности понимание того, что все связано во всем. Таким
образом, современная физика и космология, сформировали в постнеклассическом типе
рациональности сходную с античной тенденцию к умозрению, к теоретизированию.
Черты постнеклассической рациональности:
1. Парадигма целостности, глобальный взгляд на мир. Выдвижение на первый план
междисциплинарных и проблемно ориентированных форм исследовательской деятельности.
2. Сближение физического и биологического мышления.
3. Объектами современных междисциплинарных исследований все чаще становятся
уникальные системы, характеризующиеся открытостью и саморазвитием: исторически
развивающиеся и саморегулирующиеся системы, в которые в качестве особого компонента
включен человек.
4. Гуманитаризация естественно-научного знания, радикальное «очеловечивание»
науки. Человек входит в картину мира не просто как активный ее участник, а как
системообразующий принцип. Это говорит о том, что мышление человека с его целями,
ценностными ориентациями несет в себе характеристики, которые сливаются с предметным
содержанием объекта.
5. В качестве парадигмальной теории постнеклассической науки выступает
синергетика — теория самоорганизации, изучающая поведение открытых неравновесных систем.
Новые императивы века: нелинейность, необратимость, неравновесность, хаосомность.
6. В новый, расширенный объем понятия «рациональность» включена интуиция,
неопределенность, эвристика и другие, нетрадиционные для классического рационализма,
прагматические характеристики, например польза, удобство, эффективность.
В.С. Степин также говорит о появлении “человекоразмерных” объектов, требующих
пристального изучения. Но в поиске истины и преобразования такого рода объектов
непосредственно затрагиваются гуманистические ценности. «Научное познание начинает
рассматриваться в контексте социальных условий его бытия и его социальных последствий как
особая часть жизни общества, детерминируемая на каждом этапе своего развития общим
состоянием культуры данной исторической эпохи, ее ценностными ориентациями и
мировоззренческими установками».104 Все больше начинают говорить о моральной
ответственности ученых за результаты научного познания. Это означает, что теперь истина
перестает рассматриваться как господствующая или нейтральная ценность относительно иных
видов ценностей. Все ценности – научные, нравственные, политические – начинают
рассматриваться в рамках единой ценностной системы, позволяющей со-измерять и со-относить
между собою отдельные ценности и нормы. Наука начинает рассматриваться как часть
культурной и общественной жизни, активно взаимодействующая с другими формами культуры.
Идеал ученого постепенно изменяется: от беспристрастного зрителя к активному участнику
общественных процессов.

104
Степин В.С. Теоретическое знание / В.С. Степин. – М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 632.
Исторические типы научной рациональности.

Типология по принципу классической, неклассической и постнеклассической

рациональности, весьма распространенна в научном сообществе, но особенно детально
разработана академиком В.С. Степиным. Каждый этап исторического развития характеризуется
особым состоянием научной деятельности, направленной на постоянный рост объективно-
истинного знания. Если схематично представить эту деятельность как отношения “субъект-
средства-объект” (включая в понимание субъекта ценностноцелевые структуры деятельности,
знания и навыки применения методов и средств), то описанные этапы эволюции науки,
выступающие в качестве разных типов научной рациональности, характеризуются различной
глубиной рефлексии по отношению к самой научной деятельности.

Типология научной рациональности, по Степину

классическая неклассическая постнеклассическая

S→O S↔O S →↔ O

Классический тип научной рациональности, центрируя внимание на объекте, стремится

при теоретическом объяснении и описании элиминировать все, что относится к субъекту,
средствам и операциям его деятельности. Такая элиминация рассматривается как необходимое
условие получения объективно-истинного знания о мире. Цели и ценности науки, определяющие
стратегии исследования и способы фрагментации мира, на этом этапе, как и на всех остальных,
детерминированы доминирующими в культуре мировоззренческими установками и ценностными
ориентациями. Но классическая наука не осмысливает этих детерминаций.
Неклассический тип научной рациональности учитывает связи между знаниями об объекте
и характером средств и операций деятельности. Экспликация этих связей рассматривается в
качестве условий объективно-истинного описания и объяснения мира. Но связи между
внутринаучными и социальными ценностями и целями по-прежнему не являются предметом
научной рефлексии, хотя имплицитно они определяют характер знаний (определяют, что именно и
каким способом мы выделяем и осмысливаем в мире).
Постнеклассический тип рациональности расширяет поле рефлексии над деятельностью.
Он учитывает соотнесенность получаемых знаний об объекте не только с особенностью средств и
операций деятельности, но и с ценностно-целевыми структурами. Причем эксплицируется связь
внутринаучных целей с вненаучными, социальными ценностями и целями.
Каждый новый тип научной рациональности характеризуется особыми, свойственными
ему основаниями науки, которые позволяют выделить в мире и исследовать соответствующие
типы системных объектов (простые, сложные, саморазвивающиеся системы). При этом
возникновение нового типа рациональности и нового образа науки не следует понимать
упрощенно в том смысле, что каждый новый этап приводит к полному исчезновению
представлений и методологических установок предшествующего этапа. Напротив, между ними
существует преемственность.
Неклассическая наука вовсе не уничтожила классическую рациональность, а только
ограничила сферу ее действия. При решении ряда задач неклассические представления о мире и
познании оказывались избыточными, и исследователь мог ориентироваться на традиционно
классические образцы (например, при решении ряда задач небесной механики не требовалось
привлекать нормы квантово-релятивистского описания, а достаточно было ограничиться
классическими нормативами исследования). Точно так же становление постнеклассической науки
не приводит к уничтожению всех представлений и познавательных установок неклассического и
классического исследования. Они будут использоваться в некоторых познавательных ситуациях,
но только утратят статус доминирующих и определяющих облик науки.
 Когда современная наука на переднем крае своего поиска поставила в центр исследований
уникальные, исторически развивающиеся системы, в которые в качестве особого компонента
включен сам человек, то требование экспликации ценностей в этой ситуации не только не
противоречит традиционной установке на получение объективно-истинных знаний о мире, но и
выступает предпосылкой реализации этой установки. Есть все основания полагать, что по мере
развития современной науки эти процессы будут усиливаться.
Техногенная цивилизация ныне вступает в полосу особого типа прогресса, когда
гуманистические ориентиры становятся исходными в определении стратегий научного поиска.
Вместо чисто объективистского видения мира выдвигается такая система построения науки, в
которой обязательно присутствует в той или иной мере “антропный принцип”. Суть его состоит в
утверждении принципа: мир таков потому, что в нем есть мы, любой шаг познания может быть
принят только в том случае, если он оправдан интересами рода людей, гуманистично
ориентирован. Постнеклассическое видение мира с его нацеленностью на “человекоразмерные”
объекты предполагает поворот в направленности научного поиска от онтологических проблем на
бытийные. В данном свете и научная рациональность видится иначе. Сегодня надо искать не
просто объективные законо-сообразные истины, а те из них, которые можно соотнести с бытием
рода людей. Поэтому новую рациональность в отечественной литературе определяют также как
неонеклассическую.105 Позитивным образом формируются не классический идеал, а
неклассический и постнеклассический типы рациональности, которые, очевидно, и призваны
будут воплотить новый идеал рациональности. Важно, однако, то, что выход за пределы
классического идеала рациональности засвидетельствован с позиций различных традиций
мировой философии.

Литература
1. Кун Т. Логика открытия или психология исследования // Кун Т. Структура научных
революций. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2002. – 608 с.
2. Микешина Л.А. Философия науки: Современная эпистемология. Научное знание в
динамике культуры. Методология научного исследования. – М.: Прогресс-Традиция: МПСИ:
Флинта, 2005. – 464 с.
3. Никифоров А.Л. Философия науки: История и теория. – М.: Идея-Пресс, 2006. –
264 с.
4. Полани М. Личностное знание На пути к посткритической философии. – М.:
«Прогресс», 1985. – 344 с.
5. Поппер К. Нормальная наука и опасности, связанные с ней // Кун Т. Структура
научных революций. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2002. – 608 с.
6. Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы: учебник для аспирантов и
соискателей ученой степени кандидата наук. – М.: Гардарики, 2006. – 384 с.
7. Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники: Учеб.
пособие. – М.: Гардарика, 1996. – 400 с.
8. Рузавин Г.И. Философия науки. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. – 400 с.
9. Философия науки / под ред. С.А. Лебедева. – М.: Академический Проект; Трикста,
2004. – 736 с.
10. Юдин Б.Г. Новые ориентиры научного познания // Субъект, познание,
деятельность. – М.: Канон+ОИ «Реабилитация», 2002. – 720 с. – С. 586.

ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННОГО ЭТАП РАЗВИТИЯ НАУКИ ПЕРСПЕКТИВЫ

НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОГО ПРОГРЕССА

Современная наука – это разветвленная система знания, обеспечивающая высокие

технологии и научно-технический прогресс. В мировом масштабе она располагает огромной
научно-исследовательской базой и мощным интеллектуальным потенциалом. Современный этап
развития науки назван постнеклассическим в отличие от классической стадии развития науки
Нового времени, связанного с открытиями Коперника и Ньютона, неклассической стадии,

105
Пастушкова О.В. Научные традиции и научные революции: Учеб. пособ. / Под ред. О.В. Пастушковой.
Воронеж: Воронеж. гос. техн. ун-т, 2006. С. 73.
ведущей свое начало от теории относительности Эйнштейна. Постнеклассический этап
ознаменовал себя открытием квантовой механики.
Главные характеристики современной постнеклассической науки связаны с описанием
мира как совокупности открытых, саморазвивающихся синергетических систем. Это
предполагает, во-первых, признание доминирования целостного подхода к изучаемым процессам
и явлениям в отличие от фрагментарного и узко расчлененного. Ориентация на целостное
рассмотрение обуславливает тенденцию сближения естественно-научного, социогуманитарного и
технического знания; конвенгерцию установок западного и восточного мировидения,
формирование нового стиля мышления, ориентирующего на комплексное восприятие универсума,
включающего в себя не только техносферу и социосферу, но и биосферу, ноосферу,
квантовомеханические эффекты микромира, энергообмен в координатах макро и мегамира.
Во-вторых, помимо парадигмы целостности, к характеристикам современной
постнеклассической науки относят междисциплинарность, использующую специалистов
различных специальностей для решения общей научной проблемы.
В-третьих, внедрение в современную научную картину мира представления об открытых,
неравновесных системах, активно обменивающихся с окружающей средой веществом, энергией и
информацией.
В-четвертых, признание принципа нелинейности и альтернативности развития, согласно
которому система может сделать выбор траектории своего дальнейшего развития или осуществить
перескок с одной траектории на другую.
В-пятых, важным параметром в развитии современной науки является принятие
ценностно-целевых ориентаций, которые указывают на «человекоразмерное» восприятие мира с
точки зрения оценки человеческой жизни как абсолютной ценности, и предполагают эффективное
использование гуманитарной экспертизы при анализе научных проектов и результатов научных
исследований.
В-шестых, реальностью современной науки стала глобальная информатизация и
компьютеризация, опирающаяся на новый вид коммуникативных практик и связанная с
энергоресурсами страны.
В-седьмых, на современном этапе развития науки большое значение приобрела идеи
плюрализма и многоцентризма, позволяющей конкурировать различным ориентациям, теориям и
концепциям.
В-восьмых, для современной, постнеклассической стадии науки характерно упразднение
социокультурной автономии и принятие идеи социокультурной обусловленности науки.
В-девятых, современная стратегия научного поиска учитывает конструктивную роль
хаосомности, понятой как иррегулярное движение с непериодически повторяющимися
траекториями, в недрах которого формируются новые параметры порядка.
В настоящее время чрезвычайно интенсивно идет процесс интеграции и
дифференциации наук. Известно, что важные научные открытия осуществляются на стыках наук,
что объединение различных научных подходов обеспечивает мощный импульс научного
исследования. Комплексный, интегративный подход к изучаемым процессам – залог полного и
всестороннего знания. Вместе с тем, дифференциация научных дисциплин, направленная на
выявление более узкой специфики тех или иных объектов исследования, имеет своей целью
детальное изучение особенностей той или иной предметной области или практического
применения науки. Она также значима и необходима в развитии научного познания.
Принципиально новой характеристикой современного этапа развития выступила связь
дисциплинарных и проблемно-ориентированных исследований. Имеется в виду, что для решения
поставленной проблемы используется не только потенциал отдельных дисциплин, но и
совокупный творческий потенциал научного коллектива или научного сообщества,
направляющего свои усилия на решение поставленной проблемы. Здесь важен человеческий
фактор, компетентность и эвристичность ученых - специалистов в своих областях для нового
осмысления и решения поставленной актуальной проблемы. Проблемно-ориентированные
исследования имеют то преимущество, что объединяет усилия многих дисциплин. Особо
значимыми оказываются принцип принцип комплементарности (дополнения) и принцип
конвенциональности (соглашения).
Вместе с тем визиткой нового мировидения стало освоение саморазвивающихся
синергетических систем, что рождает новые стратегии научного поиска. Заметим, что
синергетика оценивается как междисциплинарное направление, опирающееся на математический
аппарат. Творцом синергетики считается Г. Хакен, выступление которого в 1973 г. на первой
конференции, посвященной проблемам самоорганизации, положило начало новой дисциплине,
названной синергетикой. Помимо Г. Хакена, изучением саморазвивающихся систем занимается
бельгийская школа И. Пригожина и российская школа во главе с С. Курдюмовым. В модели
Пригожина сам термин «синергетика» не употребляется, речь идет о неравновесной
термодинамике. Его основная идея отражена в основополагающем произведении - «Порядок из
хаоса». В центре внимания синергетики – теории самоорганизации оказывается проблема
иррегулярного (хаотического) поведения открытых, неравновесных систем, которое приводит к
тем или иным параметрам порядка. Самоорганизация мыслится как глобальный эволюционный
механизм. Показателем прогресса как состояния, стремящегося к повышению степени сложности
системы, является наличие в ней внутреннего потенциала самоорганизации. Само понятие
«прогресса» предполагает необратимые качественные изменения, связанные с повышением
степени сложности.
Ученые отмечают, что синергетические взаимодействия характеризуют кооперативные
явления, которые наблюдаются в самых разных системах, будь то астрофизические явления,
фазовые переходы, гидродинамические неустойчивости, образование циклонов в атмосфере,
динамика популяций и даже явления моды. По мнению Хакена, во многих дисциплинах: от
астрофизики до социологии наблюдается, как кооперация отдельных частей системы приводит к
макроскопическим структурам или функциям. Парадоксальным оказывается то, что при переходе
от неупорядоченного состояния к состоянию порядка все эти системы ведут себя схожим образом.
Поэтому синергетика признает своей основной задачей - выявление наиболее общих
закономерностей спонтанного структурогенеза.
Сам термин «синергетика» имеет древнее происхождение и означает (от греч.)
содействие, соучастие, соработничество или содействующий, помогающий. Наиболее часто он
употребляется в значении: согласованное действие, непрерывное сотрудничество, совместное
использование. Хакен назвал новую дисциплину синергетика потому, что, во-первых, в ней
исследуется совместное действие многих подсистем, в результате которого на макроскопическом
уровне возникает структура и соответствующее функционирование. Во-вторых, она кооперирует
усилия различных научных дисциплин для нахождения общих принципов самоорганизации. В-
третьих, в связи с кризисом узкоспециализированных областей знания информацию необходимо
сжать до небольшого числа законов, концепций и идей, а синергетику можно рассматривать как
одну из подобных попыток. Таким образом, синергетика с ее намерением охватить весь универсум
«от электронов до людей» признается как новое мировидение. Она включила в себя новые
приоритеты современной картины мира: концепцию нестабильного неравновесного мира,
феномен неопределенности, нелинейности и многоальтернативности развития, идею
возникновения порядка из хаоса.
Современные представления об исторически развивающихся системах учитывают
роль нелинейной динамики и синергетики. Основополагающая идея состоит в том, что
неравновесность мыслится как источник появления новой организации, т.е. порядка. Открытые
системы обмениваются веществом, энергией и информацией с внешней средой и зависят от
управляющих параметров внешней среды. Неравновесные состояния связаны с потоками энергии.
Считается, что переработка энергии, подводимой к системе на микроскопическом уровне,
проходит много этапов, и в конце концов, приводит к упорядоченности на макроскопическом
уровне: образованию макроскопических структур (морфогенез), движению с небольшим числом
степеней свободы. При изменяющихся параметрах одна и та же система может демонстрировать
различные способы самоорганизации. В сильно неравновесных условиях системы начинают
воспринимать те факторы, которые были им безразличны в более равновесном состоянии.
Следовательно, нелинейная динамика самоорганизующихся систем обусловлена степенью их
неравновесности. Вдали от равновесия когерентность, т.е. согласованность элементов системы, ее
корпоративные эффекты в значительной мере возрастает. В работе «Философии нестабильности»
И. Пригожин подчеркивает: «В равновесии молекула видит только своих соседей и «общается»
только с ними. Вдали от равновесия каждая часть системы видит всю систему целиком. Можно
сказать, что в равновесии материя слепа, а вне равновесия прозревает».
Г. Хакен отводит большое внимание коллективным движениям, он называет их
модами, указывая, что они ведут к значительному уменьшению числа степеней свободы, т.е. к
упорядоченности. Работа головного мозга оценивается синергетикой как «шедевр кооперирования
клеток».
 Новые стратегии научного поиска связаны с необходимостью освоения стихийно
спонтанного структурогенеза, построением так называемой, "теории направленного беспорядка".
В постнеклассической науке хаос понимается не как источник деструкции, а как состояние,
производное от первичной неустойчивости материальных взаимодействий, которое может явиться
причиной спонтанного структурогенеза. За порогом неустойчивости, как отмечал Г. Хакен,
возникает новая структура. В свете последних теоретических разработок хаос предстает не просто
как бесформенная масса, но как нерегулярное движение с непериодически повторяющимися,
неустойчивыми траекториями, где для корреляции пространственных и временных параметров
характерно случайное распределение. Фиксируется, что хаос может быть простым, сложным,
детерминированным, перемежаемым, узкополосным, крупномасштабным, динамичным и пр.
Самый простой вид хаоса - "маломерный"- встречается в науке и технике и поддается описанию с
помощью детерминированных систем. Он отличается сложным временным, но весьма простым
пространственным поведением. "Многомерный" хаос сопровождает нерегулярное поведение
нелинейных сред. В турбулентном режиме сложными, не поддающимися координации, будут и
временные, и пространственные параметры. Существует даже понятие "детерминированный хаос",
подразумевающий поведение нелинейных систем, которое описывается уравнениями без
стохастических источников, с регулярными начальными и граничными условиями.
Для освоения самоорганизующихся синергетических систем новые стратегии научного
поиска ориентируются: на принятие открытости как фундаментального свойства систем (1),
учитывают принцип нелинейной динамики развития (2), исходят из признания неравновесности
(3); принимают во внимание эффект корпоративного поведения систем (4). Поведение таких
систем воссоздается с использованием древовидной, ветвящейся графики. Выбор будущей
траектории развития в одном из нескольких направлений зависит от исходных условий,
специфики входящих в системы элементов, локальных изменений, случайных факторов и
энергетических воздействий. В поведении системы учитывается возможность перескока с одной
траектории на другую, а также такое парадоксальное свойство как «утрата системной памяти»,
когда система забывает свои прошлые состояния, действует спонтанно и непредсказуемо. В
критических точках направленных изменений возможен эффект ответвлений, допускающий в
перспективе многочисленные комбинации их функционирования.
Новая стратегия научного поиска переосмысливает роль и значимость индивида, как
инициатора "созидающего скачка", от энергетического потенциала которого зависит новая
структура. В качестве нового методологического средства используется принцип фрактальности,
способный выразить промежуточные дробные состояния эволюционирующего объекта.
Центральное место на современном этапе развития науке отведено представлениям о
глобальном эволюционизме. Глобальный эволюционизм – это объединяющая теория,
опирающаяся на синтез эволюционного и системного подходов и учитывающая специфику
развития неорганического, органического и социального миров. Он опирается на идею единства
мироздания и представление об универсальности эволюции, получившей обоснование во многих
дисциплинах: астрономии, геологии, химии, биологии. Концепция глобального эволюционизма
оформилась в 80-е годы 20 века, объединившись с системными исследованиями, которые были
нацелены на выявление целостности изучаемого объекта и его структурных уровней.
Глобальный эволюционизм в современной научной картине мира предстает как
интегративное направление, которое охватывает четыре типа эволюции: космическую,
химическую, биологическую, социальную и объединяет их генетической и структурной
преемственностью. Обоснованию глобального эволюционизма способствовали теория
нестационарной Вселенной, концепция биосферы и ноосферы, идеи синергетики. Идеи
космической эволюции изменили взгляд на Вселенную, как отмечают ученые, «15-20 млрд. лет
назад из точки сингулярности в результате Большого взрыва началось расширение Вселенной, по
мере расширение происходило ее охлаждение, и вещество во Вселенной конденсировалось в
галактики. Последние в свою очередь разбивались на звезды, собирались вместе, образуя большие
скопления» (В.С.Степин).
Химическая форма глобального эволюционизма прослеживала совокупность
межатомных соединений и их превращений, происходящих с разрывом одних атомных связей и
образованием других. К проблемам химической формы глобального эволюционизма относятся:
1) описание и объяснение химической связи и взаимодействия,
2) предсказание и обнаружение новых видов химических соединений;
3) возможность управления химическими реакциями;
 4) развитие системных представлений о химии, учитывающих как тенденцию
физикализации химии, так и концептуальное развитие собственно химических идей;
5) удовлетворение запросов, предъявляемых химии со стороны промышленности и
производства, осмысление негативных последствий бурного развития химической
промышленности и др.
Биологическая эволюция в рамках глобального эволюционизма воссоздает картину
естественно-исторического изменения форм жизни, возникновения и трансформации видов,
преобразования биогеоценозов и биосферы. Биологическая эволюция указывает на значение
понятия наследственность как возможность передавать генетические изменения последующим
поколениям. В аппарате наследственности могут произойти случайные изменения - мутации
(вызываемые излучениями, различными температурными режимами, химическими воздействиями)
или рекомбинации, предполагающие перестройку наследственного аппарата родителей. Тем
самым фиксируется второй фактор эволюции – изменчивость. Третьим эволюционным фактором
является отбор.
В эволюцию социальную человечество вступает, подчиняясь основным законам
естественной эволюции. С понятием «социальная эволюция» связывают этап медленного,
постепенного изменения общества, которые осуществляются не одновременно и носят
разнонаправленный характер. В социальной эволюции возможен сценарий, когда, несмотря на
рост населения, люди не желают покидать привычных мест из-за боязни перемен. В этой
местности возникает демографическое давление, а затем демографо-экологический кризис.
Способом регулирования или выхода из него являются войны или же демографическая политика.
Возможет и другой сценарий, когда социальные мутанты – новаторы, являющиеся инициаторами
социальных и технических инноваций, формируют новые структуры и интенсивный путь развития.
Тем самым, они препятствуют воспроизводству традиций старших поколений, и, благодаря их
новациям, общество совершает качественный скачок.
Принципы глобального эволюционизма по отношению к социальной материи
объясняют историко-цивилизационный процесс таким образом, что эволюция человеческого
общества, происходя при сохранении генетических констант вида hоmо sapiens, реализуется через
взаимосвязанные процессы развития социальных структур, общественного сознания,
производственных систем, материальной и духовной культуры. Качественный характер этих
взаимодействий меняется вследствие научно-технического прогресса, техноэволюции. Скорость
техноэволюции в отличие от биоэволюции постоянно возрастает. При большой разнице в
скоростях биоэволюции и техноэволюции говорить о коэволюции природы и общества
затруднительно. Очаговые и локальные последствия деградации окружающей среды приводят к
заболеваниям, смертности, генетическому уродству, они чреваты региональными и глобальными
последствиями. Поэтому важной в теории глобального эволюционизма становится проблема
стратегий согласованного сосуществования природы и человечества.
В рамках глобального эволюционизма наряду с объединением представлений о живой и
неживой природе, социальной жизни и технике происходит интегрирование существующих типов
знания: естественно-научного, социо-гуманитарного и технического. В этом своем качестве
концепция глобального эволюционизма претендует на создание нового типа целостного знания,
сочетающего в себе научно-методологические и философские основания. В процессе решения
основной задачи - поиска общеэволюционных закономерностей, универсально объединяющих
развитие систем различной природы, происходит сближение идеалов естественно-научного и
социо-гуманитарного знания.
Для постнеклассического этапа развития науки очень важно осмысление связей
социальных и внутринаучных ценностей - это становится условием современного развития науки.
До недавнего времени научное знание и ценность противопоставлялись друг другу. Наука
воспринималась объективно нейтральной и свободной, в том числе и от ценностей. Истоки идеи о
науке, свободной от ценностей, восходили к Галилею и Бэкону и были связаны с принятием
автономности, беспристрастности, объективности науки. Вместе тем, наука как социокультурный
феномен способствует укреплению могущества человеческого разума, преумножению социальных
благ, она должна быть направлена на рост благосостояния и благополучия общества. В
современной картине мира говорится «о новом содружестве между историей человека, знанием и
использованием Природы», наука перестает быть свободной от ценностей. Не все достижения
переднего края науки могут быть приемлемы и общественно востребованы в современной мире.
Возникает острый вопрос: наука «для человека» или «против него»? Насколько вредоносны
технологические приложения науки, - проблема чрезвычайно острая.
Проблема осмысления взаимосвязей социальных и внутринаучных ценностей требует
особых усилий ученых, так как затрагивает круг вопросов об ответственности ученых за
сделанные ими открытия и их применение, взаимосвязи социальных институтов и институтов
экспертов, влиянии господствующей в обществе идеологии на развитие науки, соотношении
науки и экономики, науки и властных структур.
Существуют три подхода, объясняющие сущность и природу ценностей. Согласно
первому, ценности имеют субъективную природу и связаны с мировосприятием субъекта.
Согласно второму, ценности объективны, так как указывают на позитивное значение результатов
деятельности. Согласно третьему, ценности выступают как абсолюты, имеющие надличностный,
трансцендентальный характер, регулирующие взаимодействия людей. Ценность понимается как
качество отношения субъекта деятельности к результату своей деятельности. Ценности не
сводятся только к морально-этическим императивам. Ценностью науки является объективность,
истинность, доказательность, гармония, простота, эффективность и пр. Именно сейчас в начале
21 века человечество оказалось перед необходимостью ограничения интеллектуальной экспансии
науки, понимаем того, что научное познание регулируется не только механизмами
интеллектуальной деятельности, но и влияниями, идущими из мира ценностей. На фоне бурного
развития научно технического прогресса остро встала проблема внутринаучных ценностей.
Внутринаучные ценности выполняют ориентационную и регулирующую функции. К
ним отнесены: методологические нормы и процедуры научного поиска; методика проведения
экспериментов; оценки результатов научной деятельности и идеалы научного исследования;
этические императивы научного сообщества, а также новое решения актуальной научной задачи,
возникновение нового направления исследования, адекватное описание, непротиворечивое
объяснение, аргументированное доказательство и обоснование, четкая, логически упорядоченная
система построения или организации научного знания, недопущение плагиата. Внутринаучные
ценности опосредуют познавательный процесс, проявляются в системе убеждений ученого.
Ценности выступают основанием консолидации ученых в научном сообществе. На внутринаучные
ценности большое влияние оказывает господствующая в том или ином обществе система
принципов, норм и идеалов. Все эти характеристики связаны и коррелируются со стилем научного
мышления эпохи и во многом социально обусловлены. Совершенно очевидно, что ценности,
нормы и идеалы научного поиска в античности отличны от таковых в Новое время и весьма
несхожи с ситуацией современного этапа постнеклассической науки.
Важно подчеркнуть, что ценности могут играть как позитивную, так и негативную роль.
Они могут влиять на свободный выбор проблем, на процесс принятия решений или обуславливать
степень компромиссов между наукой и властью. В списке философских дисциплин существует
специальная дисциплина, посвященная исследованию ценностей, - это аксиология. В ней
показаны многообразные контексты человеческих отношений сквозь призму базовых отношений
"добро-зло", "полезное - вредное", «справедливое – несправедливое» и пр., а также
неустранимость ценностного и оценочного аспект из сферы научного познания.
Социальные ценности принято рассматривать как индикаторы состояния общества,
которые воплощены в социальных институтах, укоренены в структуре общества и
демонстрируются в программах, постановлениях, правительственных документах, законах. Они
регулируют практику реальных отношений. Свобода, права собственности, равноправие,
законопослушность, а также стабильность общества и его динамика - это важные социальные
ценности, которые для своего воплощения нуждаются в определенных социальных условиях и
общественном порядке, необходимом для их поддержания. Социальные институты обеспечивают
поддержку тем видам деятельности, которые базируются на приемлемых для данной структуры
ценностях. Социальные ценности могут выступать в качестве основания для критики научных
изысканий, могут выступать в роли критериев для выбора стандартов поведения. Социальные
ценности претендуют на то, чтобы быть общезначимыми. Система социальных ценностей
закреплена в праве, традициях, нормах общежития и делового поведения. Общественные ценности
направлены на то, чтобы задавать принципы стабильного существования общества, обеспечивать
эффективность его жизнедеятельности.
Пересечение социальных и внутринаучных ценностей хорошо показано К. Поппером на
примере двух типов общества: открытого и закрытого, которые составляют ткань единого
цивилизационного процесса. В открытом обществе критика, требующая самокоррекции общества,
воспринимается как социальная ценность. Перекрестный огонь критики, всегда сопровождающий
поиск истины в науке, должен иметь место и в социальной жизни, по отношению к социальным
проектам. Некритическое принятие глобальных социальных идей может привести к
катастрофическим последствиям. Таким образом, в понимании ценности критики как
чрезвычайно влиятельной, если не сказать движущей силы общественного развития, можно
усмотреть взаимосвязь социальных и внутринаучных ценностей. Критика служит действенным
инструментом изменения в сторону более рациональной и эффективной ступени. В закрытом
обществе дело обстоит иначе, там действует механизм послушания и повиновения, он сопряжен
со страхом, стремлением к самосохранению. Критика в таком типе общества не считается
допустимой, легитимной ценностью.
Проблема взаимосвязи социальных и внутринаучных ценностей важна еще и потому,
что наука оказалась в парадоксальном положении. Наука, заявляя о себе как о реальном
основании общественного прогресса, способствующем благосостоянию человечества, в то же
время привела к последствиям, являющимся угрозой самому его существованию. Индустриальное
общество создает атмосферу мегарисков, оно ориентировано на идеалы потребления, что заводит
человечество в тупик. Человечество оказывается перед проблемой осознания своей
беспомощности в контроле над все возрастающей технической мощью современной цивилизации.
Пренебрежение духовными ценностями во имя материальных, угнетающе воздействует на
развитие личности. Эта проблема поднимается в произведении социолога и психоаналитика Эриха
Фромма "Иметь или быть?", в котором противопоставляются ценности на полюсе «иметь» и
подлинные ценности, связанные с человеческой жизнью и полноценным существованием. В
противовес ценностям общества потребления существуют духовные, нравственные,
общечеловеческие ценности, в которых учтены интересы и главные параметры человеческого
существования. В проблеме ценностей заключается концентрированное выражение
напряженности нашей культуры.
Отстаивая идею о том, что социальные ценности должны быть включены в процесс
выбора стратегии исследовательской деятельности, следует с новой силой подчеркнуть, что
ценности изменчивы, они носят конкретно-исторический характер, зависят от характера эпохи,
типа общественного устройства, предпочтений индивида и поколения и в разных культурах
ценности могут быть различны. Система ценностей многообразна. Они могут носить
долговременный характер, а могут быть чрезвычайно краткосрочными. Историзм показывает, что
каждая новая эпоха рождает новые ценности, в число которых входят: материальные, духовные,
культурные, политические и, конечно же, морально-этические. Нигилизм связан с отрицанием
ценностей как таковых, поэтому ценности нуждаются в разумном обосновании и рациональных
аргументах.
В настоящее время ученые сталкиваются с необходимостью расширения этоса науки.
Моральное отношение, значимость этики должно быть распространено на все аспекты жизни и
деятельности человека. Этос науки представляет собой совокупность нравственных основ
научной деятельности и ценностных принципов, принятых в научном сообществе, регулирующих
социальный и гуманистический аспекты науки. Установки этоса науки разработаны американским
социологом Р.Мертоном. Он обращает внимание на эмоционально окрашенный комплекс правил,
предписаний, обычаев, ценностей и предрасположенностей, которые считаются обязательными
для ученого. Обострение этических проблем связано с тем, что современная техника помещает
человека в далекие от нормального функционирования условия техногенного пространства. Она
задает новые формы функционирования и приспособления к окружающей среде. Применение
высоких технологий сопровождается тем, что объектом воздействия становится сам человек, что
создает определенную угрозу его физическому и духовному здоровью.
Обращаясь к истории, вспомним, что физики - ядерщики были первыми, кто столкнулся
с проблемами радиоактивного облучения. В настоящее время риски и угрозы человеческому
здоровью касаются и химии, и генетики, и медицины, и психологии, и прочих областей
инновационной научной деятельности. В связи с этим новые этические проблемы науки
подразделяются на этические проблемы биологии, генетики, медицины, физики, техники. Особое
место занимают общие проблемы этики ученого, к которым отнесены: проблема авторства
научных открытий и изобретений, проблема плагиата, компетентности, нарушение научной
корректности, фальсификация научных открытий; защита науки от лже, псевдонауки и
воинстующего оккультизма. В научном сообществе принято устанавливать достаточно жесткие
санкции за совершение фальсификаций и плагиата. Научное сообщество отторгает
исследователей- плагиатчиков, бойкотирует их, прерывает с ними научные контакты,
отказывается от совместной работы. Очень часто ученые склонны к преувеличению своего
личного вклада по сравнению с деятельностью своих коллег. Поэтому для исследований,
претендующих на научный статус, строго обязателен институт ссылок – это «академическая
составляющая науки». Это обеспечивает селекцию того нового, что свидетельствует о
конкретном вкладе автора или группы ученых.
В сферу этики науки попадают проблемы бытия ученых, связанные с необходимостью
адекватных взаимообменов с обществом, а также важнейшая проблема ответственности ученого.
Строго говоря, ученый ответственен лишь за достоверность предлагаемых знаний, а не за
последствия их практического применения. Возникает острое противоречие между
профессиональной ответственностью ученого и его социальной ответственностью. Поэтому
этическое обоснование и прогноз должны предварять сам ход эксперимента и научного
исследования.
Ситуации, связанные с созданием атомной бомбы, новейших смертоносных видов
вооружения, генной инженерией, генетически модифицированных продуктов и технологии
клонирования, делают особо значимым гуманитарный контроль над наукой и высокими
технологиями. Исторически этические проблемы были порождены областью ядерной физики,
когда энергия атомного ядра поставила на повестку дня вопрос о практическом применении, до
того как было понятно ее губительное воздействие на организм человека.
С конца 20 века особую остроту приобрели этические проблемы в области биоэтики,
которые возникли на стыке биологии и медицины. К ним относятся: проблемы, связанные с
патологиями окружающей среды (ухудшение экологии и генофонда, стрессовые нагрузки,
канцерогены); проблемы отношения к пациенту в условиях возрастающей формализации
обязанностей врача, острые проблемы в области трансплантации органов и технологических
новаций. Здесь актуальным средством должна быть практика гуманитарного контроля и
экспертизы.
В самостоятельную проблему выделилась биоэтика экспериментирования на животных
и человеке. Генная инженерия дает возможность вмешиваться в генетический год человека и
изменять его. В лечении ряда наследственных болезней это приемлемо, однако ученые опасаются,
что современные технологии расширяют возможности вмешательства в исходную
биогенетическую основу, в связи с чем возникают «пограничные ситуации», когда достижения
научно-технического прогресса не могут быть прогнозируемы в их последствиях. Результаты
подобных вмешательств могут привести к неконтролируемым мутациям, ранее не встречавшихся
генетических качеств. Чрезвычайно острой проблемой современности является технология
клонирования. Особую группу проблем составляют проблемы манипуляций над человеческой
психикой и воздействий на человеческий мозг. Под особым воздействием некоторые структуры
мозга способны продуцировать галлюцинации, неадекватные поведенческие реакции, изменять
эмоциональные состояния человека. Этическое регулирование науки оценивается сегодня как
жизненная необходимость и важнейшее условие будущего развития науки и человечества.
К основаниям экологической этики относится философская доктрина русского
космизма о преобразовательной активности космоса. «Русский космизм» опирался на идею
причастности сознательного человеческого существования космическому бытию. Микрокосм
человека вбирает в себя космические энергии Вселенной и природных стихий, органично включен
в жизнь всего мироздания. Космизм представлен тремя направления: естественно-научное (Н.А.
Уемов, В.И. Вернадский, К.Э Циолковский, Н.Г. Холодный, А.Л. Чижевский), религиозно-
философское (Н.Ф. Федоров) и поэтически-художественное (В.Ф. Одоевским, А.В. Сухово-
Кобылиным). Выдающийся космист К.Э. Циолковский определял свою космическую философию
как знание, основанное на авторитете точных наук, однако его учение является своеобразным
сплавом естественнонаучного эволюционизма, буддийских идей, элементов теософии и идеи
космического преображения человечества. Итоги теоретических разработок К. Циолковского
проникали в научные и общественные круги с большим трудом. Его научно-фантастические
повести «На Луне», «Вне земли», а также труд «Исследование мировых пространств
космическими приборами» (1903), в котором он вывел классическую формулу ракеты, научно
обосновал применение реактивного принципа для полетов в мировом пространстве и возможность
достижения космических скоростей, создал теорию прямолинейного движения ракет, оставались
никем долгое время не востребованными, до появление исследовательской группы Королева. С
именем Циолковского связано возникновение «космической этики». Циолковский считал, что
судьба человеческого существа зависит от судьбы Вселенной. Космос представал не просто как
беспредельная физическая среда, вместилище материи и энергии, но как будущее поприще
творчества землян. Выход в космические просторы - необходимый момент эволюции
человеческой цивилизации. Императивы космической этики признают превосходство
перспективных и совершенных форм жизни над несовершенными. Все разумные существа
настроены на нравственную круговую поруку. Процессы стратификации и усложнения во
Вселенной являются, по Циолковскому, благом, а процессы нивелировки и упрощения – злом.
Идея автотрофности – самопитания человечества, развитая Циолковским с привнесением в нее
инженерного расчета, подхватывается затем Вернадским.
К плеяде русских космистов относится основатель космобиологии А. Л. Чижевский. Ему
принадлежит заслуга обоснования идеи о связи мира астрономических и мира биологических
явлений. Космические импульсы принизывают и обусловливают жизненные процессы на Земле.
Биосферу необходимо признать местом трансформации космической энергии. Ученый был уверен,
что именно космические силы являются главнейшими для процессов развития жизни на Земле.
Путем многолетней кропотливой работы в архивах он показал, что эпидемии, увеличение
смертности от инфарктов, динамика урожаев и пр. определяются ритмами солнечной активности.
Деятельность Солнца также зависит от явлений галактического масштаба, от проявлений
электромагнитной силы Вселенной. Чижевский обращал внимание на важность космофизических
факторов в историческом процессе. Не только человеческая психика, но и важнейшие события в
человеческих сообществах зависят, по его мнению, от периодической деятельности Солнца. На
основе архивных исследований он выдвинул представление о ритмичности экстремумов
исторических событий и связал революции, восстания, войны, крестовые походы, религиозные
волнения с эпохами максимальной солнечной активности. Периодичность составляла
приблизительно 11-12 лет и влияние космических факторов распространяется более или менее
равномерно на все земное население.
Учение Вернадского о биосфере, ноосфере и техносфере по праву может быть
причислено к выдающимся достижениям отечественной мысли. С понятием «биосферы»
Вернадский связывал пленку жизни, возникшую на поверхности планеты, способную поглощать
энергию космоса и трансформировать с ее помощью земное вещество. Биосфера как пленка жизни,
окружившая внешнюю оболочку земли, многократно усилила и ускорила эволюционные процессы
за счет способности утилизировать солнечную энергию. Живое вещество выступило в качестве
катализатора процесса развития. Биота - совокупность всех живых организмов, имеет огромное
значение для выживания человека как биологического вида. Эволюция биоты через процесс
видообразования происходит крайне неустойчиво и знает множество катастроф. По современным
данным для естественного образования нового биологического вида требуется не менее 10 тысяч
лет. Нагрузки на биосферу должны не превышать ее возможности по сохранению стабильности.
До середины XIX в. производимые человеком возмущения биосферы соответствовали их
допустимым пределам, потеря биоразнообразия была незначительна. Около столетия назад
человечество перешло порог допустимого воздействия на биосферу, чем обусловило деформацию
структурных отношений в биоте и угрожающее сокращение разнообразия. Вследствие этого
биосфера перешла в возмущенное состояние.
С возникновением Человека возник еще один могучий фактор природных
взаимодействий. В «Философских мыслях натуралиста» В. Вернадский писал: «Мы как раз
переживаем яркое вхождение в геологическую историю планеты. В последние тысячелетия
наблюдается интенсивный рост влияния одного видового живого вещества - цивилизованного
человечества - на изменение биосферы. Под влиянием научной мысли и человеческого труда
биосфера переходит в новое состояние - в ноосферу». Ноосфера- это сфера разума. Проблема
ноосферогенеза указывает на процесс изменений геобиохимической миграции вещества и
энергии под воздействием человеческой жизнедеятельности. До Вернадского данное понятие
употреблял П. Тейяр де Шарден, понимая ноосферу как "мыслящий пласт", своеобразную
оболочку земли, зародившуюся в конце третичного периода, разворачивающуюся над растениями
и животными, вне биосферы и над ней. Ноосфера включала в себя мысли и дела человека,
совокупность мыслящих сил, вовлеченная во всеобщее объединение посредством совместных
действий. Она, по мнению мыслителя, будет влиять и в значительной степени определять
эволюцию нашей планеты.
В едином эволюционном процессе понятие "ноосфера" фиксирует появление новых
средств и факторов развития, имеющих духовно-психическую природу. Чтобы ноосфера
оправдала свое наименование как "сфера разума", в ней действительно должна господствовать
гуманистическая научная мысль. Взрыв научной мысли не может не оказать принципиального
воздействия на условия существования человечества. Вернадский указывает на масштабы
ноосферного процесса, который может распространиться вплоть до разумной регулируемости
природно-космического порядка. Он призывает взглянуть на весь глобальный эволюционный
процесс развития природы, общества, науки и техники с точки зрения их зависимости от степени
разумности и качества мыслительных процессов.
Постнеклассическая наука привела к существенным изменениям мировоззренческих
ориентаций техногенной цивилизации. Сложность современного техногенного мира
сопровождается видоизменением социальных связей людей. Считается, что техногенная
цивилизация агрессивна, она означает гибель многих традиционных культур, служит идолу
технологического прогресса. Базисные ценности техногенной цивилизации оформляют «идеал
господства человека над природой, ориентированный на силовое преобразование». Внешний мир
превращается в арену активной деятельности человека. В этой ситуации важно проследить
изменение в мировоззренческих ориентациях ныне живущих на земле людей.
Итак, трансформации мировоззренческих ориентаций осуществляются в сторону
принятия в качестве одной из важных ценностей - ценность научно-технического прогресса. С
ней связаны тенденции всеобщей унификации и стандарты техногенного образа жизни со все
возрастающим уровнем потребления. На этом фоне усиливается тенденция автономизации
личности.
В техногенном обществе проявляется тенденция экспансии науки и техники во все
виды человеческого освоения универсума, стремление к "технизации" всех сфер общества в целом.
Техногенное, постиндустриальное общество осуществляет развитие производства на основе
энергетических ресурсов, при тесной взаимосвязи всех сфер производства на информационной
основе. Осуществляется переход от сырья и энергии к информации как к основному
производственному ресурсу. По мнению западного ученого Белла, техногенная цивилизация,
признавая центральную роль научно-теоретического знания, делает ставку на создание новых
интеллектуальных технологий и рост класса носителей знания - интеллектуальной элиты. Ученые
отмечают стремительно происходящий процесс урбанизации и то, что циклы техногенных
процессов во много крат превышают скорость восстановления природных ресурсов и ландшафта.
В современных условиях позиция беззаботного технологического оптимизма не
оправдывается, возможности контролирующего влияния и сознательной регулируемости
техногенного развития во многом преувеличены. Мировоззрение современника пронизано общим
ощущением, что современная эпоха – это эпоха мегарисков. Представление о том, что человек
определяет параметры техногенной цивилизации, заменяется представлением о человеке как
простом техническом средстве, понимающем, что абсолютной гарантии от технологических
катастроф не существует.
Прогнозирование технического развития - одна из наиболее ответственных сфер,
сопряженных с действием многообразных эффектов сложных систем, не подающихся тотальному
контролю. Наряду с острой потребностью в усилении контроля общества над тенденциями
современного технического развития, методологи фиксируют парадоксальную ситуацию:
возможны такие негативные последствия, о существовании которых людям лучше не знать. Ибо
эти «опасные откровения», подобного пороховой бочке, делают мироощущение современника
изначально патологичным, рождают пессимизм и депрессию. Вследствие этого, широко
распространяется эскапизма – уход от действительности в различных его формах, возникают
многообразные духовные секты.
В этих условиях весьма злободневно звучат призывы к оформлению третьего (по
отношению к традиционному и техногенному) типа цивилизационного развития. С ним связывают
новые стратегии научно-технического развития: экологическую этику, этику ненасилия,
стратегию регулирования сложных человекоразмерных систем, усиление гуманитарного контроля
и института экспертов, открытый диалог культур и цивилизаций, идеалы единого целостного мира.
Усиление антисциентистских тенденций также воспринимается как реакция на
идеологию техногенной цивилизации. В противовес сциетизму (от лат. scientia – знание, наука),
провозгласившему культ науки и абсолютизировавшему её роль, антисциетизм весьма
критически относился к возможностям науки, исходил из негативных последствий научно-
технического прогресса и требовал ограничения экспансии науки. Сциентизм, представив науку
культурно-мировоззренческим образцом в глазах своих сторонников, предписывал
ориентироваться на методы естественных и технических наук, на точное математизированное
естествознание и распространять критерии научности на все виды человеческих взаимоотношений
и человеческое общение в том числе. Напротив, антисциентисты подчеркивали значение
искусства, религии, нравственности и духовности в жизни общества.
Сциентизм и антисциентизм предстают как две остро конфликтующие ориентации в
современном мире. К сторонникам сциентизма относятся все, кто приветствует достижения НТП,
верит в безграничные возможности науки, в то, что ей по силам решить все острые проблемы
человеческого существования. Антисциентисты указывают на сугубо отрицательные последствия
научно-технической революции, их пессимистические настроения усиливаются по мере краха
возлагаемых на науку надежд в решении экономических и социально-политических проблем.
Ориентации сциентизма и антисциентизма пронизывают сферу обыденного сознания, с
ними можно встретиться в области права, политики, воспитания и образования. Иногда
умонастроения сциентистов и антисциентистов носят откровенный и открытый характер, но чаще
выражаются скрыто и подспудно. Различают радикальный и умеренный типы сциентизма и
антисциетизма.
Аргументы сциентистов и антисциентистов диаметрально противоположны.
Сциентист обращается к знаменитому историческому прошлому науки, когда новоевропейская
наука, опровергая путы средневековой схоластики, выступала во имя обоснования культуры и
подлинно гуманных ценностей. Они указывают на то, что наука является производительной силой
общества, имеет безграничные познавательные возможности. Антисциентисты подмечают
простую истину, что, несмотря на многочисленные успехи науки, человечество не стало
счастливее и стоит перед опасностями, источником которых стала сама наука.
Сциентисты считают, что только благодаря "онаучиванию" всего общества, жизнь
может стать организованной, управляемой и успешной. В отличие от них, антисциентисты
отмечают, что понятие «научное знание» не исчерпывает весь объем знания, помимо научного
знание для человека не менее важна сфера духовности, чувств и переживаний.
Сциентисты намеренно закрывают глаза на многие острые проблемы, связанные
с негативными последствиями всеобщей технократизации. Антисциентисты прибегают к
предельной драматизации ситуации, сгущают краски, рисуя сценарии катастрофического развития
человечества. Опасность получения непригодных в пищу продуктов химического синтеза, острые
проблемы в области здравоохранения и экологии заставляют говорить о необходимости
социального контроля за применением научных достижений. Однако возрастание стандартов
жизни и причастность к этому процессу непривилегированных слоев населения добавляет очки в
пользу сциентизма.
В современном мире можно встретиться как с яростной защитой от распространения
сциентистского мировоззрения, так и убедительной аргументацией в пользу сциентизма.
Антисциентисты уверены, что вторжение науки во все сферы человеческой жизни делает жизнь
бездуховной, лишенной человеческого лица и романтики. Дух технократизма отрицает мир
высоких чувств и красивых отношений, сводя все к необходимости постоянного удовлетворения
все возрастающих потребностей. Яркий антисциентист Г. Маркузе выразил свое негодование
против сциентизма в концепции "одномерного человека", в которой показал, что подавление
природного, а затем и индивидуального в человеке сводит многообразие всех его проявлений
лишь к одному технократическому параметру. Те перегрузки и перенапряжения, которые
выпадают на долю современного человека, говорят о ненормальности самого общества, его
глубоко болезненном состоянии. К тому же ситуация осложняется тем, что узкий частичный
специалист (homo faber), который крайне перегружен, заорганизован и не принадлежит себе, - это
не только представитель технических профессий. В подобном измерении может оказаться и
гуманитарий, чья духовная устремленность будет сдавлена тисками нормативности и
долженствования.
Известный логик Бертран Рассел, ставший в 1950 г. лауреатом Нобелевской премии по
литературе, в поздний период своей деятельности склонился на сторону антисциентизма. Он
видел основной порок цивилизации в гипертрофированном развитии науки, что привело к утрате
подлинно гуманистических ценностей и идеалов.
Представители крайнего антисциентизма высказывают требования ограничить и
затормозить развитие науки. Однако, эта позиция недальновидна, так как в этом случае встает
проблема обеспечения насущных потребностей постоянно растущего населения в элементарных и
уже привычных жизненных благах, не говоря уже о том, что именно в научно-теоретической
деятельности закладываются " проекты" будущего развития человечества.
 Дилемма сциентизм - антисциентизм предстает извечной проблемой мировоззренческого
выбора. Она отражает противоречивый характер общественного развития, в котором научно-
технический прогресс оказывается реальностью, его негативные последствия болезненно
отражаются в жизнедеятельности человечества, но уравновешиваются высшими достижениями в
сфере духовности. В связи с этим задача современного интеллектуала весьма сложна. По мнению
Эв. Агацци, она состоит в том, чтобы «одновременно защищать науки и противостоять
сциентизму».
Соотношение науки и паранауки. Познание не ограничено исключительно сферой науки,
те или иные формы знания существуют и за ее пределами. Каждой форме общественного
сознания: философии, мифологии, политике, религии и пр. соответствуют специфические формы
знания. Различают также формы знания, имеющие понятийную, символическую или
художественно-образную основу. В отличие от всех многообразных форм знания научное
познание - это процесс получения объективного, истинного знания, направленного на отражение
закономерностей в понятийной форме. Научное познание имеет троякую задачу и связано с
описанием, объяснением и предсказанием процессов и явлений действительности.
К специфическим признакам научности относятся: определение предмета исследования;
выработка понятийного и категориального аппарата, этому предмету соответствующего;
установление фундаментальных законов, присущих данному предмету; открытие принципов,
уровней, критериев, создание теории, позволяющей объяснить множество фактов. Научное
познание всегда считалось адекватным отражением действительности, имеющим конкретно-
историческую природу. Большинство ученых и философов уверено в том, что мир рационально
познаваем.
Вместе с тем, в современной науке сложилась парадоксальная ситуация. С одной
стороны, плюрализм, опровержение устоявшихся стандартов в науке стало расцениваться как
непременное условие и показатель ее динамики. С другой, многие паранаучные теории
допускали в свои сферы основополагающие идеи и принципы естествознания и демонстрировали
свойственную науке четкость, системность и строгость. Критерии науки были оценены как
требования, имеющие либеральный характер, а границы научности стали задаваться
социокультурными параметрами и зависеть от мнения научного сообщества. Наука перестала
оцениваться как та единственная и уникальная магистраль притока информации. Частенько она
представала как страдающая от своих недостатков, не всегда оснащенная самыми
инновационными и модернизирующими приборами и приспособлениями «кухня» по получению и
обработки информации.
В этой ситуации, возникла точка зрения, что паранаука представляет собой целую
систему знаний, имеющую древнейшую традицию и такую же сложную, как современная физика,
чьи предположения иногда на стыке вероятного и невероятного. Паранаука – это общее название
для многообразных типов миропостижения и когнитивных практик, которые отклоняются от
принятых стандартов научно-рациональной парадигмы. С точки зрения логики отношение к
паранауке может быть следующим: ее можно отрицать и оценивать негативно, признавать и
видеть в ней дополнительные возможности освоения мира или же относиться нейтрально как к
любому другому социокультурному явлению, типа мифологии, сказок, легенд, притч, преданий и
пр. Таким образом, паранаука обретает статус культурального феномена.
Взаимосвязь науки и паранауки тем не менее существует исторически и покоится на
том постулате, что наука не отрицает наличие скрытых (occulta) естественных сил, сферы
непознанного, не изученной доскональным образом и не получившей исчерпывающего
объяснения. Сегодня наука вынуждена принять существование некоторых необычных явлений
(полтергейст, экстрасенсорное воздействие, биополе, телекинез, геопатогенные зоны и пр.),
однако их удовлетворительное естественнонаучное объяснение оказывается делом будущего.
Обращать внимание на паранауку - вовсе не означает открыто пропагандировать оппозицию науке
и формировать культ псевдонауки, это всего лишь интерес к имеющимся в природе
парадоксальным эффектам и непознанным взаимодействиям, к альтернативным знаниевым
практикам.
Связь точных научных теорий со всем комплексом паранаучного знания имеет
древнейшую традицию. Наука в современном ее понимании оформилась как способ
рационального постижения мира, основанный на причинной зависимости, и находилась в
младенческом возрасте, когда система древнейших знаний изобиловала различными
ответвлениями, в числе которых были и математика, медицина, геометрия, география, химия,
нумерология и пр. Имена великих, вошедших в историю мужей, среди которых Пифагор,
Демокрит, Альберт Великий, Агриппа, Парацельс, Бруно, Роджэр Бэкон, Кеплер, Ньютон и пр.,
безусловно, заслуживают высокий титул ученых. Однако описание их достижений с равным
правом может украшать как страницы учебников по истории науки, так и трактаты по
эзотерической философии.
Очевидно, что многие формы вненаучного знания старше знания научного, например,
астрология старше астрономии, алхимия старше химии. В истории культуры многообразные
формы знания, отличающиеся от классического научного образца, отторгалось. Однако, факты из
истории науки свидетельствуют о беспочвенности скоропалительного отторжения "сумасшедших
идей и гипотез". Так, например, идеи Н. Бора о принципе дополнительности считались "дикими и
фантастичными", о них высказывались так: "Если этот абсурд, который только что опубликовал
Бор, верен, то можно вообще бросать карьеру физика". "Выбросить всю физику на свалку и самим
отправляться туда же". Процесс возникновения термодинамики сопровождался такой же реакцией
и фразами типа: «Бред под видом науки».
Понятия «паранаука», «вненаучное знание», «анормальное» знание указывают на такие
конструкты реальности, которые не соответствуют принятым стандартам объяснения, вместе с тем
они зачастую выступают в статусе генофонда идей. Широкий класс паранаучного ( пара от греч.-
около, при) знания включает в себя размышления о феноменах, объяснение которых не
совместимо с имеющимся гносеологическим стандартом и не отвечает критериям научности.
Роль науки в преодолении глобальных кризисов. Ученые во всеуслышание заявляют о
глобальных проблемах современности, к которым относят проблемы, охватывающие систему
«мир - человек» в целом и которые отражают жизненно важные факторы человеческого
существования. Глобальные проблемы имеют не локальный, а всеохватывающий планетарный
характер. От их решения зависит предотвращение глобального кризиса современной цивилизации,
судьба человечества. 20 век привел к краху многие учения и системы. Анализируя рост
материально-энергетических потребностей человечества в соотношении с природными ресурсами,
наука указывает на конечный характер минеральных ресурсов и ограниченные возможности
природных комплексов поглощать и нейтрализовывать отходы человеческой жизнедеятельности.
Ученые бьют тревогу в связи с тем, что усиление техногенного влияния на окружающую среду
привело человечество к порогу глобальных кризисов.
Всевозрастающая добыча нефти и каменного угля, уничтожение площадей лесов,
загрязнение Океана нефтепродуктами, ядохимикатами, нерастворимым пластиком, - все это
достигло катастрофических размеров. Согласно обзору ВНИИ Медицинской информации, за
последние 100 лет в атмосферу попало более 1,5 млн. тонн мышьяка, 900 тыс. тонн кобальта, 1
млн. тонн вредных веществ. Истощаются запасы кислорода в атмосфере. При сжигании горючих
ископаемых происходит связывание свободного кислорода. Подсчитано, что в недрах Земли
содержится столько горючих ископаемых, сжигание которых потребовало бы кислорода больше,
чем его находится в атмосфере. Большую опасность для всего живого представляет истощение
озонового слоя, который не допускает опасное, разрушающее все живое космическое излучение
до поверхности Земли. Катастрофически увеличивается дефицит пресной воды, которая
составляет всего 2% всех водных запасов Земли. Необходимы комплексные меры для
преодоления современных глобальных кризисов.
Глобальные кризисы напрямую связаны с глобальными проблемами современности и
охватывают экологические, демографические процесса, проблемы войны и мира и кризиса
культуры. Особенностью глобальных проблем является их тесная взаимосвязь и
взаимообусловленность, они сплетены в сложный клубок, так что обострение одной из них влечет
за собой обострение всей совокупности. Согласно научным рекомендациям, глобальные проблемы
должны решаться комплексно, скоординировано, поэтапно, усилиям всего мирового сообщества.
Беспокойство вызывает медико-биологических показатели, указывающих на рост патологий и
риски для здоровья современного человека, возрастание ареалов нищеты и бедности, проблемы
энергетического кризиса и принципиальная возможность предотвращения использования средств
массового уничтожения и ядерного оружия.
Наука тратит огромные средства и усилия для анализа, выработки мер и рекомендаций
для преодоления глобальных кризисов. Демографический кризис обусловлен не только спадом
рождаемости, но негативными тенденциями развития семьи: появлением неполных семей,
распадающихся семей, возникновение семей нетрадиционного типа, в принципе не способных к
продолжению рода. Кризисными симптомами обладает проблема социального расслоения,
наличия экономического неравенства: олигархов, «социального дна» и маргиналов, всеобщая
люмпенизация населения. Три четверти населения развивающихся стран живут в антисанитарных
условиях, а почти одна треть в условиях абсолютной нищеты. Все это свидетельствует о глубоком
кризисе, выходом из которого должны служить научно обоснованные программы разумного
обеспечения предметами первой необходимости всего населения планеты.
От ученых, политических деятелей, органов власти и предпринимателей требуется
повышенная ответственность за последствия результатов их деятельности, необходимо также
усиление контроля со стороны государственных, правительственных структур за осуществление
предполагаемых, научно обоснованных проектов и разработок. Становится актуальной
просветительская работа, направленная на формирование экологического сознания и
экологического мышления человечества и подрастающего поколения. Врачи и биологи выступают
за проведение моратория на использование средств генной инженерии в антигуманных целях.
Анализ экологических бедствий последних десятилетий свидетельствует, что в большинстве
случаев их причиной становится непродуманное техногенное воздействие, катастрофически
влияющее на природу.
Наука отреагировала на глобальную экологическую проблему созданием новой
отрасти – социальной экологии. Ее задачами являются: изучение экстремальных ситуаций,
возникающих вследствие нарушения равновесия во взаимодействии общества и природы,
выяснение антропогенных, технологических, социальных факторов, обуславливающих
экологический кризис и поиск оптимальных путей выхода из него, выявление средств
минимизации негативных разрушающих последствий экологических катастроф, создание
программ решения экологических проблем, рассмотрение способов экологической
переориентации экономики, технологии, образования и общественного сознания в целом.
Глобальная компьютерная революция и интенсивность процессов информатизации
ведет к кризисным последствия в духовной сфере. Стимулируя лавинообразный рост научно-
технического развития, она ведет к обострению всего комплекса коммуникативно-
психологических проблем. Обилие обрушившейся на человека негативной информации
обуславливает синдром информационной усталости, стрессы, психические расстройства и
массовую агрессию.
В осмыслении кризисный аспектов складывающейся в мире ситуации огромную роль
сыграл Римский клуб, начав с 1968 г. изучение «затруднений человечества», связанных с
ограниченностью ресурсов Земли и бурным ростом производства и потребления. Ученые
использовали имитационное математическое моделирование для изучения эволюционных
процессов, протекающих в глобальном масштабе. Была построена концепция мировой динамики
«Мир-1» и «Мир-2». В модели «Мир-3», в работах Римского клуба под руководством Д. Медоуза
«Пределы роста» ( 1972г.) было сформулировано предупреждение о мировом кризисе и внесено
предложение по изменению политической, социальной и экономической системы, чтобы
предотвратить возможность глобального кризиса. Работа М. Месаровича и Э. Пестеля
«Человечество у поворотного пункта» ( 1974 г.) обратила внимание на сложность современного
мира и соответствующую ему иерархическую структуру модели, состоящую из многих уровней:
геофизического, экологического, экономического, институционального, социально-политического,
культурно-ценностного уровней и уровня биологии человека. Они предложили концепцию
«ограниченного роста». Преодоление глобального кризиса предлагает структуру кооперативного
взаимодействия с опорой на глобальное моделирование. В докладе Римского клуба «Пересмотр
международного порядка» (1976 г.) обсуждались условия более устойчивого развития мировой
системы, акцентировалась идея взаимозависимости, неразрывной связи между поступками и
делами всех людей на планете, невозможность действий только ради собственной выгоды.
В 1993 г. Римский клуб настаивает на необходимости радикально смены всей системы
ценностей, образа жизни и потребления развитых стран, их глубокой реформации.
Глобальный кризис охватывает сферу экологии, политики, демографии,
антропологических характеристик человечества, он оборачивается кризисом управляемости в
условиях хаотического формирования сознания и показывает, что ни рыночная, ни
централизованная модели экономики не в состоянии решить проблему массовой и все
нарастающей бедности. В силу неравномерности социально-экономического развития различных
государств, глобальный кризис достиг к началу 21 века небывалой остроты. Выход из кризисного
состояния предполагает ликвидацию социальных антагонизмов, активизацию международной
деятельности, введение в жизнь юридических мер природопользования, мер по достижению
глобального устойчивого равновесия, использование потенциала емких альтернативных
источников энергии (энергии ветра и солнца). Экономисты предлагают преодолеть кризис «путем
изменения конфигурации субъектов общемирового процесса и формирования новых « правил
игры» на мировом рынке, соблюдающих баланс интересов. Это в свою очередь будет зависеть от
соотношения экономических и политических сил, о котором трудно судить априорно. Темпы
иммиграции превышают темпы возможной ассимиляции и ведут к этническому напряжению.
Преодоление глобального кризиса связывают также с темпами ускоренной глобализации, которая
сделает мир более «систематизированным». Вместе с тем, совершенно очевидно обозначает себя
сила нарастающего антиглобалистского движения. Глобальные кризисы ставят проблему
целостности мира и самой «земной жизни» под вопрос. Возникающие проекты организации
всемирного правительства на сегодняшний день не могут быть признаны реалистичными.

Литература
1. Агацци Э. Моральное измерение науки и техники. М.,1998.
2. Аршинов В.И. Синергетика как феномен постнеклассической науки. М.,1999.
3. Башляр Г. Новый рационализм. М., 1987.
4. Вернадский В.Н. Размышления натуралиста. Научная мысль как планетарное
явление. М.: Наука, 1978
5. Глобальный эволюционизм. Философский анализ. М.,1994.
6. .
7. Данилов-Данильян В.И. Возможна ли «коэволюция» природы и общества?
//Вопросы философии. 1998. №8.
8. Дынич В.И., Емельяшевич М.А.,Толкачев Е.А., Томильчик Л.М. Вненаучное знание и
современный кризис научного мировоззрения// Вопросы философии. 1994. № 9.
9. Заблуждающийся разум? Многообразие вненаучного знания. М., 1990.
10. Знание за пределами науки. М., 1996.
11. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Основания синергетики. СПб.,2002
12. Кохановский В.П., Лешкевич Т.Г., Матяш Т.П., Фатхи Т.Б. Основы философии
науки. Ростов-на-Дону, 2004.
13. Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая.М. , 2000
14. Лешкевич Т.Г. Философия науки: Традиции и новации. М., 2001
15. Лешкевич Т.Г. Философия науки. М., 2006
16. Лэйси Х. Свободна ли наука от ценностей? Ценности и научное понимание. М.,
2001.
17. Микешина Л.А. Философия познания: Полемические главы. М.,2002
18. Моисеев Н.Н. Современный рационализм. М.,1995.
19. Новая философская энциклопедия. В 4-х т. Т.3. М., 2001.
20. Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки. Ее генезис и обоснование. М., 1988.
21. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986
22. Проблема ценностного статуса науки на рубеже XXI века. СПб , 1999.
23. Степин В.С. Теоретическое знание. Структура, историческая эволюция. М., 2000.
24. Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы. М., 2004
25. Синергетическая парадигма. Многообразие поисков и подходов. М., 2000.
26. Синергетическая парадигма. Нелинейное мышление и в науке и искусстве. М., 2002.
27. Хакен Г. Синергетика. М., 1980.

НАУКА КАК СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ

Различные подходы к определению социального института науки. Социология

знания как исторически первая форма науки о науке.

На современном этапе своего развития наука представляет собой органичное единство

трех ипостасей: во-первых, она представляет собой определенную систему знаний, причем со
своими особыми критериями его развития, «прироста», процедурами селекции и проверки и т.п.
Во-вторых, современная наука проявляется как весьма многообразная познавательная
деятельность, со своими особыми методами и способами, уникальными средствами. В-третьих,
современная наука предстает как социальный институт, причем один из самых важных, органично
взаимодействующий со всеми основными институтами современного общества. Именно две
последние ипостаси бытия современной науки станут предметом нашего рассмотрения в данном
разделе работы.
В качестве существенного момента, определяющего особенности нашего обращения к
истории возникновения и утверждения науки в качестве важнейшего социального института,
выступает то, что само понимание науки как социального института отнюдь не однозначно.
Существуют широкая и узкая трактовки понимания науки как социального института. Согласно
широкой трактовке, или широкому подходу, под наукой как социальным институтом
подразумевается наличие в человеческом социуме в целом обособленной и специфической сферы
жизнедеятельности, наряду с другими сферами, такими как экономика, право, культура и т.д.
Поэтому процесс институализации науки при таком подходе представляет собой процесс
обособления данной сферы социальной жизнедеятельности в отдельную подсистему социальной
системы в целом, приобретение ею специфических, отличных от других структурных элементов
социальной системы функций, роли, качеств.
Согласно другому, более узкому, - а иногда говорят более конкретному – подходу к
пониманию науки как социального института, речь должна идти о совокупности определенных,
конкретных социальных учреждений и организаций, их деятельности и связанных с ними
многообразных отношений. Эта совокупность учреждений в социально регламентируемых формах
и своими специфическими способами осуществляет многообразную деятельность по получению,
экспертизе и трансляции научного знания.
Процесс институализации науки при таком подходе предстает как процесс возникновения,
эволюции и утверждения современных организационных форм научной деятельности,
становления особой системы учреждений и организаций.
Эта деятельность на определенном этапе своего развития приводит к необходимости
появления людей, для которых она становится основным родом занятий, профессией.
Превращение науки в один из важнейших социальных институтов означает и качественное
изменение сущностных характеристик данной профессиональной группы, например, данная
группа становится массовой, научная профессия приобретает престижность и т.п.
Необходимо также отметить, что главной функцией науки как социального института
является производство необходимого обществу знания. При всей исторической изменчивости
критериев того, что признается в качестве необходимых обществу научных знаний, существуют
его определенные общезначимые характерологические черты: рациональность, объективность,
всеобщность и т.п. Эти общезначимые характерологические черты признаются и в ситуации,
когда начало собственно научного познания соотносят с эпохой возникновения философии как
исторического типа мировоззрения, сущностью которого был переход «от мифа к логосу», т.е. от
образно-синкретичного мифологического миропонимания к в определенной степени
рациональному, понятийному и т.п. И в ситуации, когда возникновение науки жестко связывают с
эпохой Ренессанса и Нового времени, с появлением экспериментального естествознания. В любом
случае общество содержит, укрепляет и развивает данный социальный институт с целью
реализации насущной потребности в производстве, экспертизе и трансляции необходимых
фундаментальных и прикладных знаний. Процесс институализации науки – это процесс развития
необходимых для получения знаний специальных организационных форм, закрепления и
воспроизводства необходимых для этого социальных отношений и структур.
Не смотря на то, что с момента своей институализации наука выступает как весьма
специфический социальный институт со своими уникальными формами организации деятельности,
своеобразными отношениями в рамках научного сообщества, особыми критериями эффективности
работы и оценки достижений, сфера науки неразрывно связана с другими сферами социальной
жизнедеятельности. Можно сказать - буквально вплетена структуру и деятельность других
социальных институтов, интегрирована со многими их основными элементами. В первую очередь
речь идет об экономике, образовании, политике, праве. Наука как социальный институт всегда
является неотъемлемой частью социума, страны, государства, наконец, культурно-
цивилизационного ареала, а значит самым непосредственным образом оказывается причастной ко
всем тем проблемам, историческим коллизиям, которые в тот или иной момент происходят.
Таким образом, при всем различии в указанных и имеющихся других подходах к
пониманию науки, никто сейчас не сомневается, что наука за последние столетие превратилась в
один из определяющих социальных институтов. Именно наука, связанный с применением
достижений и результатов научно-познавательной деятельности научно-технический прогресс,
провозглашены в современную эпоху едва ли не самым главным фактором развития общества,
решения не только экономических и технических, но и политико-правовых, социальных проблем.
Причем провозглашены однозначно всеми экономически развитыми странами Запада и Востока.
Для такого провозглашения «у них» есть более чем весомые причины. В развитых странах до 80 %
прироста ВВП обеспечивается именно за счет активного внедрения научных разработок и
открытий. Понимание такой исключительной роли науки в современную нам эпоху определяет в
этих странах соответствующий уровень финансирования науки, соответствующий социальный
статус и положение ученых.
При всем признании самой существенной роли науки в жизни современного общества,
необходимо отметить, что, во-первых, так было далеко не всегда. А во-вторых, несмотря на само
признание этого значения и убежденность в том, что важность науки трудно переоценить, в
современной действительности мы имеем дело с целым рядом парадоксов и противоречий
относительно конкретной реализации этой значимости и роли. Чтобы долго не говорить на эту
тему, укажем на перекосы в финансировании науки и позиционировании статуса ученой в
современной России. Финансирование Отечественной науки, вопреки даже законодательству, в
котором предусмотрено расходование на науку в размере 4% в ВВП, до 2003 года осуществлялось
в пределах менее 2% в ВВП. В 2002 году этот показатель составил 1,56 % в Российском ВВП. На
это с горечью указывается в современных науковедческих работах. Как пишет, например, Е.Б.
Линчук: «Россия тратит на науку в 5 раз меньше, чем Германия и в 25 раз меньше, чем США.
Красноречивым фактом, свидетельствующим о низком уровне затрат на науку, является
показатель затрат на НИОКР106 в расчете на душу населения. В России этот показатель в 2000 году
составлял 71,2 долл., в то время как в США – 969,3 долл., в Японии – 773,9 долл., в Швеции –
887,9 долл., Франции – 514,8 долл. И в Германии 643, 0 долл.»107 Такое положение дел весьма
парадоксально. Ведь совершенно явно и однозначно провозглашено в качестве приоритетной цели
развития нашей страны – занять лидирующее место в мировом научно-техническом прогрессе,
достигнуть – если и не удвоения, то очень существенного роста ВВП - за счет кардинальной
модернизации технического оснащения производства, повышения на порядок доли наукоемких
технологий в промышленной продукции т.п.
Впрочем, и относительно положения науки в мире в целом противоречий и парадоксов
также предостаточно. Ученые всего мира лишены, например, той социальной, политической
власти, степени влияния на принятие важнейших для общества, стран и народов решений, которые
бы они заслуживали в силу своей компетенции, заслуг перед человеческим сообществом,
знаниями закономерностей жизнедеятельности социума, уровня их интеллектуальной культуры и
толерантности и т.д., и т.п. Многие проблемы бытия науки в современном обществе имеют
интернациональный и глобальный характер. Все вышеизложенное показывает нам, что
современная наука представляет собой очень сложное, многомерное, динамичное явление.
Наука, превратившись за последнее столетие в весьма весомую и значимую сферу жизни
общества, причем весомую не только по своему влиянию на все важнейшие области социума, но и
по своему масштабу, количеству занятых в научно-исследовательской деятельности людей,
наличия научных учреждений практических во всех мало-мальски значимых предприятиях,
организациях, институтах, начиная от научно-исследовательских секторов промышленных
корпораций, являющимися зачастую весьма значительными по объему продукции
подразделениями производства, и заканчивая экспертными лабораториями правоохранительных
органов, сама по себе не могла не стать объектом самого пристального и серьезного изучения.
Понятно, что столь сложный объект не мог не обусловить появления целого комплекса дисциплин,
со своими сложными предметными областями, потребовать самого широкого арсенала
исследовательских средств, значительных усилий теоретиков и практиков. История
возникновения и развития науки о науке сама по себе очень интересна и поучительна, изобилует
проблемами и достижениями, однако, к сожалению, ее изложение далеко выходит за рамки
стоящих перед данным текстом задач. Поэтому к истории становления и утверждения науки о
науке мы можем лишь прикоснуться, и лишь в той мере, которая необходима, чтобы на уровне
понимания сущностных спецификаций предмета рассмотреть становление науки как важнейшего
социального института, утверждения научно-исследовательской сферы в качестве одной из
106
Научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки – особо выделенный согласно
международной классификации вид научно-прикладной работы.
107
Ленчук Е.Б. Реформирование российской науки в условиях перехода к экономике инновационного типа
//Наука в России: современное состояние и стратегия возрождения – М.: Логос, 2004. – С.9.
определяющих сфер социальной жизнедеятельности. В этом отношении особая роль в комплексе
науковедческих дисциплин принадлежит социологии науки,
Исторически и содержательно с социологией науки тесно связана такая сложная, но
интересная и важная для всего комплекса социально-гуманитарных наук дисциплина, как
социология знания.
И в научной, и в учебной литературе отмечается синхронность, с одной стороны,
становления науки и ее утверждения в качестве одного из самых важных социальных институтов,
а с другой стороны, становления социологии и философии науки, как, впрочем, и всего комплекса
науковедческих дисциплин. Это указание вполне оправданно. Если бросить самый беглый взгляд
на историю становления современных социально-институциональных форм бытия науки, то
можно увидеть, что, с одной стороны, именно в период между первой и второй мировыми
войнами наука переходит на качественно иной уровень своей жизнедеятельности, а с другой
стороны, именно тогда окончательно оформляется комплекс науковедческих дисциплин,
определивший общемировое развитие науковедческой мысли. Этот переход был связан с тем, что
сначала в СССР в двадцатые годы возникает ситуация превращения науки в важнейшую сферу
жизни страны, увеличения на несколько порядков количества научных учреждений, привлечения
к деятельности в этой сфере огромного числа людей. А затем, чуть позже, в тридцатые годы и на
Западе, в первую очередь в США, где также переходят к пониманию и отношению к науке как
необходимой, важной, но организуемой, управляемой государством области социальной
деятельности и общественных отношений.
Этот процесс качественного изменения социально-институциональной роли науки в нашей
стране имел очень противоречивый характер, представлял собой целую цепь исторических
коллизий, был отягощен и омрачен всякого рода эксцессами. Причины такого вызванных
приходом к власти партии большевиков, их установками на возможность и необходимость
кардинального преобразования природы, общества, самого человека по своему хотению-велению,
поиска чудодейственных средств такого рода преобразования, к числу которых была отнесена и
наука. Утверждении доктрины о безусловном превалировании политики по отношению к
экономике, государства по отношению к обществу, в свою очередь, социального по отношению к
частному, приватному, коллективного по отношению к индивидуальному и т.п. Отсюда и идея, а
точнее – определяющий постулат, не просто о государственном регулировании, а о тотальном
контроле, жесткой регламентации деятельности научных организаций и учреждений. И даже
более того: о таком же контроле и регламентации духовной сферы науки, процессов научного
творчества и т.п.
Вместе с тем, признание науки неотъемлемым компонентом социальной
жизнедеятельности, понимание ее особой роли и особого статуса в обществе, поставили задачу
анализа социальных факторов развития науки, внешнего экономико-политического влияния на
деятельность по производству и трансляции знания. Для становления науковедения эти идеи
имели в целом положительный характер. Наряду с изучением внутренних факторов научно-
познавательной деятельности, встали задачи изучения факторов внешних. Если первых подход в
науковедении принято обозначать как интерналисткий подход, то второй подход может быть
обозначен при помощи термина «экстернализм». Возникновение экстерналистского подхода к
пониманию науки и ее функционированию в качестве важнейшего социального института
представляло собой выход на качественно новый уровень науки о науке, составило целый этап в
развитии науковедения. Надо особо указать, что у его истоков находятся наши отечественные
исследователи. Еще в 1931 году, на международной конференции в Лондоне, группа ученых из
советской России, основываясь на утвердившемся в Советском Союзе подходе к науке, с большим
пафосом и воодушевлением выступила с требованием рассматривать и изучать науку как
компонент социального целого, социальный институт, жизнедеятельность которого обусловлена в
первую очередь экономическими, политическими и даже идеологическими факторами. Этот пафос
был поддержан целым рядом молодых западных ученых, на которых свое значительное влияние
оказал марксистский подход. К их числу относятся Джон Бернал и Джозеф Нидхэм, ставшие в
последствии науковедами с мировым именем.
Истоки современной социологии знания большинство историков науки связывают с
научным творчеством выдающегося французского социолога Эмиля Дюркгейма, а еще точнее, с
его последней книгой «Элементарные формы религиозной жизни», изданной в 1912 году. При
этом автор не ставил цели анализа природы научного знания, выявления его спецификаций,
нормативов и идеалов построения и развития. Предметом анализа французского социолога было
исследование механизмов возникновения сакрально-религиозных концептов, на основе синтеза и
трансформации тех знаний, которые имелись. Особое внимание в экспликации процесса
трансформации представлений, в том числе относящихся массовому, обыденному уровню, Э.
Дюркгейм отводил категориальным структурам мышления. Автор приходит к парадоксальному
выводу о том, что основные категории мышления: время, пространство и другие, составляющие
внутренний каркас когнитивной деятельности индивидов, в первую очередь представляют собой
не выражение определенных фундаментальных свойств и качеств реальности, а продукт
социальной жизнедеятельности, группового сознания и менталитета. Так организация социально-
трудовой деятельности обусловливает членение времени на определенные единицы – год, месяц и
т.д. В коллективных представлениях это деление закрепляется в определенных календарно
ритуальных действиях, праздниках и т.п. Именно данные коллективные представления,
усваиваемые индивидом, детерминирующим образом определяют внутреннее содержание
категории времени. Аналогично обстоит дело и с другими категориями, составляющими
внутренний каркас мышления. Так, для индейских племен Америки, приводит пример Э.
Дюркгейм, пространство понимается как гигантская, определенным образом иерархизированная
окружность. Эти представления обусловлены образом их коллективной жизни – организацией
стоянок, той социальной иерархией, которая выражается в порядке и характере размещении
различных страт племени на стоянке и т.п. Таким образом, ментальным фундаментом индивида
выступают коллективно-социальные представления и классификации, детерминирующим образом
определяющие, что истинно, а что нет, что соответствует действительности, а что не
соответствует. Таким образом, не тот или иной индивид как субъект познавательной деятельности
выявляет и осмысливает определенные спецификации социальной жизни, а наоборот, общество,
коллектив выражает себя посредством данного субъекта.
Раскрывая механизмы возникновения сакральных представлений и концептов,
постулирования религиозных идеальных сущностей, Э. Дюркгейм указывает, что в принципе
также обстоит дело с генезисов рациональный представлений и знаний об окружающей
реальности. Мышление, сознание, знание имеют социальную природу. Эта когнитивно-
познавательная ситуация и механизмы верны и для более сложных процессов интеллектуальной
деятельности, абстрактного мышления, оперирования сложными идеализациями и даже для науки.
Первобытные сообщества, подчеркивает автор, исследуется лишь потому, что на примере
элементарных форм указанные механизмы легче выявить в чистом виде. К тому же многие
методологические основания выработки рациональных знаний, сама логика построения науки
имеют свои религиозные корни.
Отсюда, например, и достаточно категорический вывод автора относительно проблемы
истины и заблуждения. Если потребность в тех или иных представлениях обусловлена
определенной социальной необходимостью, то они не могут быть не соответствующими
действительности, ложными. Критерий истинности-ложности не применим к любым самым
фантастическим мифологическим или религиозны взглядам. «Самые варварские или диковинные
обряды, самые странные мифы выражают какую-то человеческую потребность … в сущности нет
религий, которые были бы ложными. Все они по-своему истинны; все они, хотя и по-разному,
соответствуют данным условиям человеческого существования»108.
Э. Дюркгейм конечно же понимал отличие решение проблемы истины в науке от ситуации,
связанной с религиозными верованиями и в этом плане указывал на то, что наука вырабатывает
свои механизмы преодоления субъективизма, культивирует критическую оценку результатов
рационального познания. Однако научное мышление рассматривалось им лишь как более
рафинированная форма мышления религиозного. В целом, не ставя перед собой непосредственно
задачи постановки проблем социологии знания, французский социолог выступил пионером
освоения новой области знания. Поставленная им проблема о соотношении истинности и
объективности научного знания и его содержательной детерминации социальными факторами,
поставила вопросы о природе научного знания, степени его социокультурной обусловленности,
пределах и границах рациональности и многие другие, осмысление которых в своей совокупности
и положили начало формированию предметного поля новой области знания. Следующую
страницу в развитие социологии знания вписали уже представители немецкой социологической

108
Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни: тотемическая система в Австралии //Мистика.
Религия. Наука. Классики мирового религиоведения. Антология /Пер. с англ., нем., фр. Сост. и общ. ред.
А.Н. Красникова. М.: Канон+, 1998
школы Макс Шелер и Карл Манхейм. Благодаря знаменитой книге последнего «Идеология и
утопия», в которой автор не ставил непосредственной цели развития социологии знания,
происходит ее окончательное оформление в отдельную отрасль социологических исследований.
С конца 30-х годов, а в особенности в период сразу после Второй мировой войны, отрасли
знания науковедческого плана институализируются в мощную и динамичную дисциплину –
социологию науки. Эта институализация связана уже с американской социологической школой, и
в первую очередь с таким ее выдающимся представителем как Роберт Мертон. Прежде всего, Р.
Мертон критически переосмысливает сложившуюся к предвоенному периоду социологию знания
и ставит задачу создания социологии науки, как самостоятельной дисциплины, со своей
собственной специальной понятийной базой и методологическим инструментарием. Выделение
социологии науки в автономную и полноправную научную дисциплину предполагает всеобще-
универсальный уровень ее категориально-понятийной системы и методов исследования. Кроме
того, социологический анализ науки невозможен без выявления социально-нормативных
регулятивов деятельности профессионального научного сообщества. Исходя из данных теоретико-
концептуальных предпосылок, Р. Мертон и приступает к разработке своей теперь широко
известной универсалистско-нормативной концепции науки, а также императивно-нормативной
модели этоса науки. Идеи Р. Мертона имели самое значительное влияние и были
превалирующими в социологии науки вплоть до начала 70-х годов прошлого столетия.
В последующий период складывается в целом критическое отношение к доктрине
Мертоновской школы. Предметом несогласия нового поколения социологов науки стал
нормативистский характер учения Р.Мертона и стремление его оппонентов вернуться к изучению
реальной научной деятельности, реальных познавательных действий, анализу реального
механизма детерминирующего воздействия социокультурных факторов на само содержание
рационально-научного знания.
Новую страницу в развитии социологии знания связывают с именем американского
историка науки Томаса Куна, выпустившего еще в 1962 году принесшую ему всемирную
известность книгу «Структура научных революций». Самой сильной стороной американского
социолога и философа науки стало осмысление научного познания как реального исторического
процесса. В своем реальном измерении наука совершенно не представляет собой линейный
поступательный процесс накопления знаний, а предстает как сложное, разнонаправленное
движений, со своими перерывами, скачками. Научное сообщество предстает не как нечто единое и
целое, а как иерархизированное, расчлененное на различные страты и общности. Центральным
понятием Куновской концепции науки становится понятие «парадигма». Парадигма – это
признание той или иной группой, стратой научного сообщества в течение некоторого времени
определенных теоретико-методологических построений в качестве модели, образца и критерия
правильности относительно получаемого и передаваемого научного знания. Смена парадигмы
всегда приводит к прерыву в поступательном процессе познания, революции в науке. Ситуация
осложняется еще тем в определенный отрезок времени может существовать и конкурировать друг
с другом несколько образцов. Они могут существовать у различных страт сообщества, а может и у
одной – когда на смену одной модели знания стремится придти другая. Реальный познавательный
процесс далек от нормативистски-универсалистских идеалов. Он разворачивается в условиях
мультипарадигмальности и полон коллизий и противоречий.
Таким образом, начиная с 70-х годов в социологии и философии науки происходит очень
существенный для стратегии развития данной области знания поворот к изучению конкретной
реальной практической деятельности ученых, факторам, механизмам и закономерностям
получения, накопления и трансляции научного знания. В этом методологическом контексте
формируются новые направления современной социологии и философии науки. Наибольший
интерес из них представляют такие, как этнометодологическое направление и когнитивная
социология науки.
Этнометодологическое направление сделало предметом своего непосредственного
изучения реальную повседневную познавательную деятельность ученых. На оперативно-
функциональном уровне изучается работа экспериментаторов в научных лабораториях,
процедуры фиксирования и интерпретации полученных в ходе экспериментов научных фактов.
Анализируются способы и процедуры превращения исходного эмпирического, фактографического,
источниковедческого и т.п. материала в признаваемые сообществом научные данные. К числу
ведущих специалистов данного направления относится Бруно Латур, чьи работы вызвали
достаточно широкий резонанс109. Наряду с ним можно назвать имена таких исследователей, как Г.
Гарфинкель, Л. Флек и др.
Когнитивная социология науки продолжила ставшее традиционным изучение факторов и
механизмов влияние на внутреннее, глубинное содержание рационально-научных построений
внешних социокультурных, исторических, идеологических и прочих детерминант. В том числе
даже массовых обыденных представлений. Проблемы соотношения истины и заблуждения, их
природы и способов выражения, соотношения рационального и иррационального, выявления
безусловных критериев научного характера и вида знания предстают в данной области знания как
сложные проблемы, еще более чем далекие от своего разрешения. Крупнейшими представителями
когнитивной социологии науки являются такие современные исследователи, как Д. Блур, М.
Малкей, Дж. Гилберт и другие110.

Историческое развитие институциональных форм научной деятельности.

Генезис и развитие организационных форм научной деятельности представляет собой
достаточно сложный процесс как в его синхронном, так и диахронном выражении. В своем
диахронном выражении он предстает как процесс поступательного исторического развития
организационных форм науки, их селекции в зависимости от эффективности и адекватности
специфическим для научной сферы целям и задачам. Причем критерии эффективности и
адекватности сами носят исторически изменчивый характер. Говоря об институционально-
организационных формах научной деятельности в их диахронном измерении, необходимо
учитывать, что наряду с их постоянной изменчивостью, трансформацией и преобразованием,
историческое развитие показывает нам и наличие преемственности, постоянства, непреходящего
характера ряда форм организации научной работы. Так, например, с определенного исторического
периода мы можем говорить о неразрывной взаимосвязи науки и образования, об органичном
включении науки в качестве неотъемлемого компонента организационных структур
образовательных учреждений. Анализ исторического развития институциональных форм научной
деятельности при всем их динамизме показывает нам, что здесь имеет место сложное сочетание
изменчивого и постоянного, преходящего и временного с устоявшимся и утвердившимся.
Кроме того, историческое развитие организационных форм научной деятельности
представляет собой сложное взаимодействие внутренней логики накопления и развития научного
знания с внешним закреплением и трансформацией определенных институциональных форм и
учреждений, для осуществления работы в научной сфере. Процесс институализации науки
неразрывно связан также с появлением группы людей, специализировавшихся на деятельности по
производству знаний. Эта группа людей, получившая название научное сообщество, постоянно
росла по мере развития науки как социального института, и на определенном этапе этого
исторического процесса превратилась в одну из массовых профессий.
Основной единицей членения совокупности научного знания и в соответствии с
предметными областями исследований, и относительно организационной структуры научной
деятельности, и соответственно интеграции и кооперации работы групп и подгрупп научного
сообщества выступает научная дисциплина. Формирование научной дисциплины никогда не
происходит одномоментно. Это формирование обусловлено сложной совокупностью внутренних
и внешних факторов. Кроме того, чаще всего это довольно длительный процесс. Внутренняя
логика формирования отдельной научной дисциплины связана с углублением в предмет изучения,
выявлением глубинных содержательных связей и закономерностей той или иной предметной
области научного изучения. По мере накопления научного материала, увеличивается и страта
научного сообщества, занимающаяся исследованием данной предметной области, Между
представителями этой группы или подгруппы устанавливаются все более многообразные связи.
Само научное сообщество начинает их признавать и идентифицировать как выделившуюся группу,
связанную общностью предмета изучения и направленности научных интересов, применением
определенного арсенала исследовательских средств и т.п. При нормальном ходе формирования

109
См.: Латур Бруно. Дайте мне лабораторию и я переверну мир //Логос. №5-6, 2002; Латур Бруно.
Когда вещи дают сдачи: возможный вклад «исследований науки» в общественные науки //Вестник МГУ.
Серия «Философия», 2003. №3; Латур Б. Нового времени не было. СП., 2006.
110
См.: Блур Д. Сильная программа в социологии знания / Пер. с англ. С. Гавриленко, под ред. А.
Толстова // Логос, 2002, № 5-6; Гилберт Дж. Н., Малкей М. Открывая ящик Пандоры: социологический
анализ высказываний ученых. М.: Прогресс, 1987
научной дисциплины, данная подгруппа научного сообщества начинает проводить различного
рода мероприятия, например научные конференции, симпозиумы. Появляются
специализированные научные издания. При этом особая роль в процессе становления той или
иной научной дисциплины принадлежит специализированному научному журналу.
На определенном этапе данного процесса начинают действовать внешние факторы. К
числу важнейших их них относится административное закрепление выделившегося направления
исследований и разработок, создание различного рода связанных с ним административно-
управленческих структур, специализированных учреждений и т.п.
В современном науковедении наряду с научной дисциплиной в качестве основных
организационно-институциональных единиц выделяют также научную область и научную
специальность. При этом выделяется несколько этапов или стадий процесса формирования
данных элементов институциональной структуры научной работы:
- Стадия нормальной науки. Для этой стадии характерно отсутствие формальной
организации и административного координирования работы ученых над определенном кругом
проблем или в определенной предметной области. На первом плане здесь индивидуальная
исследовательская деятельность, спорадические контакты между исследователями и т.п.
- Стадия сети. На этой стадии возникают устойчивые взаимосвязи между
исследователями. Складывается определенная, хотя еще и недостаточно организованная общность
ученых, начинающих кооперировать и координировать свою деятельность в изучении
определенной проблематики, в совместной проработке отдельных гипотез, апробировании
некоторых методов исследования и т.п.
- Стадия сплоченной группы. На этой стадии происходит окончательное формирование
устойчивой подгруппы научного сообщества, сконцентрировавшей свои усилия в определенной
предметной области, определивших круг проблематики для интенсивного изучения, выбравших
определенных арсенал теоретико-методологических средств и т.п. На этой стадии осуществляется
постоянная и организованная коммуникация между группой. С этой стадией связано определенное
признание за данной группой прав на определенную автономию со стороны остального научного
сообщества, возможность и правомерность идентификации и самоидентификации с данной
группой отдельных исследователей111.
Именно на этой стадии чаще всего внутренняя логика формирования научной дисциплины
или научной специальности интегрируется с внешним административно-управленческим
воздействием. Принимаются решения о создании определенных научно-исследовательских
учреждений, центров, Начинается выпуск специализированных научных изданий, принимается
решение о поддержке или финансировании определенных научных проектов и т.п. Однако это
идеальная ситуация. В реальности между внутренней логикой формирования отдельной отрасли
научного знания или дисциплины и адекватным ей внешним организационно-институциональным
закреплением может быть и значительный временной лаг, и недооценка со стороны научной
администрации, и дефицит финансовой и управленческой поддержки. Однако, как бы там ни было,
именно так, этап за этапом, складывается определенная научная дисциплина, формируется
занимающаяся ею подгруппа научного сообщества, происходит ее социально-институциональной
оформление, выражающееся в создании определенных учреждений, организаций, принятии
решений о приоритетной поддержке и т.п.
Завершив процесс своего формирования и научно-институционального закрепления, та
или иная научная дисциплина, область знания начинает вступать в сложные взаимодействия с
другими дисциплинами, связанными с ними способами и формами институционального
выражения и закрепления. Возникают сложные междисциплинарные и трансдисциплинарные
отношения, которые требуют адекватных институциональных форм организации научной работы.
В усредненном выражении диахронное рассмотрение исторического развития
институциональных форм научной деятельности позволяет выделить примерно пять этапов
формирования определенных отраслей знания, в контексте сочетания внутренней логики развития
процесса познания определенной предметной области и внешних форм ее организационно-
институционального закрепления.
Первый этап – появление отдельных исследователей, избравших для себя в качестве
досуга, а очень редко на профессиональной основе, изучение определенной предметной области,

См., например, Маллинз Н. Модель развития теоретических групп в социологии //Научная деятельность:
111

Структуры и институты. – М.: Прогресс, 1980 – С. 256-282.

накопление знаний и обмен полученными результатами с другими такими же исследователями.
Если взять эпоху возникновения науки в Европе в Новое время, то примером может служить
деятельность таких ученых-одиночек, как Николай Коперник, Галилео Галилей, Рене Декарт и др.
Второй этап связан с появлением неформально организованных научных сообществ,
основанных в основном на личностных отношениях отдельных ученых, на непрофессиональном
уровне обменивающихся результатами своих исследований. В науковедении этот этап нередко
называют стадией любительской науки. В Западной Европе это эпоха жизни и деятельности того
же Р. Декарта, И. Ньютона. В эту эпоху возникает то, что в историко-научной литературе назвали
«незримым колледжем». Координация и кооперация исследовательской работы в такой
организационной структуре целиком построена на взаимном признании, интересе, потребности в
общении. Эта сообщество исключительно неформальное, никаким образом не связанное с
официальными учреждениями. «Незримый колледж» в Европе, сложившийся на рубеже 16 – 17
столетий, не был связан даже с университетскими образовательными структурами своей эпохи. В
его существовании огромную роль играет личная инициатива отдельных личностей, потребность в
общении, психологическая совместимость общающихся интеллектуалов и т.п. Рассматривая
указанный период в Европе, нельзя не отметить выдающуюся роль в создании данного
объединения ученых французского исследователя Марена Мерсенна. М. Мерсенн являясь
крупным для своего времени исследователем (например, он впервые измерил скорость звука в
воздухе, создал принципиальную схему зеркального телескопа), главным делом всей своей жизни
считал координацию исследовательской работы, коммуникацию между учеными, а для этого вел
огромную переписку, всячески способствовал распространению научных знаний и т.п. М.
Мерсенн стал настоящим ученым секретарем этого «незримого колледжа».
Третий этап в Западной Европе начинается примерно со второй половины 17 века. Он
связан с университетами и другими образовательными учреждениями. Для этого периода
характерно определенное сочетание формальных и неформальных взаимосвязей в научном
сообществе. Организационные структуры университетов, традиции, методы и способы
административно-управленческих решений уже накладывают свой отпечаток на
исследовательскую работу. Вместе с тем, на этапе «университетской науки» велика роль
неформальных отношений, межличностной коммуникации, организации и кооперации в научной
деятельности в зависимости от взаимного признания и совместимости самих ученых. Вместе с тем,
на этом этапе постепенно происходит увеличение удельного веса формальных организационных
структур работы, административно-управленческого ее регулирования и регламентирования.
Всё большие успехи науки, рост ее социального признания, постепенное превращение в
важный социальный институт, которые одновременно были связаны с самым значительным
увеличением масштабов работы, необходимых финансовых ресурсов, количеством занятых в
данной сфере людей. А значит влекли за собой необходимость такой же масштабной
организационно-административной деятельности, интеграции и кооперации исследований в
пределах всей образовательной сферы. И даже в пределах отдельной страны, государства.
Складываются предпосылки превращения социального института науки в важнейший сектор
деятельности государства. Однако в полной мере эти предпосылки реализуются в более поздний
период, уже в двадцатом столетии.
На четвертом этапе становления институциональных форм научной деятельности, этапе
превращения науки в один из определяющих социальных институтов, а занятие наукой в одну из
важных, престижных и массовых профессий, на рубеже 19-20 столетий, и первой половины 20
века, появляются специализированные научно-исследовательские учреждения: институты,
лаборатории, центры и т.п. Именно они становятся самой гибкой и эффективной
институциональной структурой, сочетающей и интегрирующей внутренние формы
самоорганизации деятельности научного сообщества с внешними, административно-
управленческими, духовно-содержательные стимулы стремления к достижению результата и
внешние административно-управленческие воздействия и импульсы. Превращение науки в
определяющий фактор производства, экономики, развития техники, необходимый компонент
создания системы обороноспособности страны и государства, в фактор решения социальных и
политических проблем социума, обусловливают превращение научный заведений и учреждений в
государственные, политические, экономические, военные учреждения. Происходит встраивание
органов управления наукой в систему органов государственной власти и управления. Постепенно
появляется важнейшая сфера государственно-политической деятельности – сфера научной
политики. Появляется феномен так называемой «большой науки».
 Пятый этап – это эпоха Второй мировой войны, последовавшей за тем холодной войны и
связанной с ней беспрецедентной гонки вооружений. На этом этапе появляются такие
институционально-организационные формы научной деятельности, как общенациональные и
даже международные научно-технические центры, занятые масштабными
междисциплинарными исследованиями, синтезирующие как фундаментальные, так и прикладные
отрасли науки. Деятельность этих центров связана либо со сложностью научных задач
(астрофизические обсерватории, ускорители и т.п.), требующих масштабных и
скоординированных усилий, либо с реализацией беспрецедентных по своему объему
государственных, общенациональных или международных программ. К числу первых относятся
программы, связанные с обороной, безопасностью. Без науки невозможно существование военно-
промышленных комплексов ведущих мировых держав. Программы, связанные с техническим
перевооружением промышленности, с медициной, освоением сырьевых ресурсов и т.п. Ярким
примером последней может служить программа освоения космического пространства. Реализация
этих программ требует управления деятельностью огромного числа людей, концентрации
финансовых, технических средств, нестандартных политических решений, разработки особой
правовой базы и т.п.
На этом этапе в целом появляется и развивается до своих социально-институциональных
форм феномен корпоративной науки. Большинство ведущих международных промышленных
гигантов, корпораций, транснациональных, как, впрочем, и национальных производителей
продукции не сможет существовать без научных исследований и разработок. Объем затрат на
научные исследования большинства из этих финансово-промышленных групп сопоставим с долей
бюджетного финансирования науки многих отдельных стран. Так корпорация «General Motors»
вкладывает в развитие НИОКР около 7,9 млрд. долл. в год, «Ford Motors» - 6,3 млрд. долл. в год,
«Hitachi» - 6,4 млрд. долл. в год, «Siemens» - 5,5 млрд. долл. в год и т. д112.
По-нашему глубокому убеждению, в современный исторический период, а именно в
первое десятилетие нашего нового века, можно говорить о возникновении предпосылок и условий
для качественно нового, шестого этапа развития институциональных форм организации научной
деятельности. Решающим условием этого качественно нового этапа организации научной
деятельности, кооперации и интеграции усилий научного сообщества в решении практически всех
познавательных задач выступает кардинальное изменение возможностей коммуникации, обмена
итогами и результатами работы, которые создают современные информационные технологии,
электронные средства связи. Попросту говоря, появление Интернета, электронной почты,
мобильной связи приводит к появлению уникальных возможностей организации научной работы и
установлению отношений внутри научного сообщества. Данные средства коммуникации
приводят к возможности использования практически всего арсенала средств взаимодействия и
общения. Как и далекие времена возникают многочисленные неформальные объединения ученых,
новые «незримые колледжи». Новые информационные технологии открывают бесчисленное
количество новых предметных областей и методов их изучения. В качестве наиболее близкого нам
примера укажем на появление такого уникального в истории науковедения направления, как
«Интернет-науковедение»113.
Изучение организационных форм научной деятельности в их синхронном выражении
позволяет нам зафиксировать целый ряд моментов. Прежде всего, современный институт науки по
сложности своей организационной структуры и многообразию форм, видов и типов деятельности
не только не уступает многим современных социальным институтам, а большинство из них даже
превосходит. При этом современные институциональные формы организации научной
деятельности имеют как общие (или тождественные) с другими наиболее важными социальными
институтами административно-управленческие органы (в том числе и на высшем,
общенациональном, правительственном уровне), учреждения, организационные структуры, так и
свои специфические, представленные только в сфере научной работы и даже уникальные.

112
Более подробно см.: Ленчук Е.Б. Реформирование российской науки в условиях перехода к экономике
инновационного типа //Наука в России: современное состояние и стратегия возрождения – М.: Логос, 2004.;
Наука и высокие технологии России на рубеже третьего тысячелетия. М.: Логос, 2001.
113
Согласно ряду источников данное понятие впервые было введено в научный оборот отечественным
исследователем, профессором А.И. Ракитиным – См.: Ю.В. Грановский, А.И. Ракитин, А.А. Ярилин
Критический науковедческий анализ критических технологий //Наука в России: современное состояние и
стратегия возрождения – М.: Логос, 2004. – С. 211 – 226.
 Как метко указывает ряд современных науковедов, наиболее крупной организационной
формой выступает сам современный социальный институт науки, представляющий собой
внутреннюю, глубинную организационную первооснову масштабной по своей удельной доли и
многообразной по видам деятельности сферы современного социума. Наука, как сфера
равнозначная по уровню своего организационного развития таким важнейшим сферам социальной
жизнедеятельности, как экономика, политика, право, культура и другие, представляет собой в
управленческо-организационном плане сложнейшую систему как отношений иерархии,
подчинения, так и взаимодействия, сотрудничества, административно-управленческих
«вертикалей и горизонталей».
Развивается и стратегическая составляющая организационно-управляющей деятельности в
науке – научная политика и государственное регулирование. При этом, также как в других
социальных институтах, с необходимостью появляется целый слой управленцев, основным - и
даже единственным - содержанием работы которых становится бюрократически-
административная деятельность, а не деятельность по получению и трансляции знания. И это в
принципе совершенно нормально. Ненормально только то, что методы и принципы управления
такой специфической сферой как наука заимствуются ими из арсенала методов и принципов
управления и администрирования в экономике, политике, военном деле и т.п. В этом контексте
становится понятно, например, почему данными бюрократами-управленцами не воспринимаются
и отторгаются накопленные современным науковедением знания о специфике функционирования
института науки. На эту невосприимчивость в сфере научной политики к результатам
исследовательской работы всего комплекса дисциплин, связанных с наукой о науке очень метко
указывает такой известный отечественный науковед, как Е.З. Мирская. «Неудивительно, что
управляющие наукой лица не понимали специфики ее функционирования…К сожалению, обычно
такое отношение в максимальной степени присуще лицам, являющимся специалистами
управления, в частности наукой. Концентрация управленческих усилий на локальных ситуациях
сочетается у них с полным отсутствием представлений о глубинных механизмах и
закономерностях развития науки. Управление наукой и научная политика трактуются чисто
бюрократически, как для любой отрасли народного хозяйства»114.
Забюрократизированность деятельности современных научных учреждений, отсутствие
возможности для творческой реализации и объективной оценки талантов и достижений ученых,
особенно молодых, один из тех определяющих негативных факторов, наряду с маленькой
зарплатой, недостаточным финансированием исследований и разработок, который, по нашему
убеждению, обусловливает «утечку мозгов», стремление наших отечественных научных
работников устроиться на работу в зарубежные научные центры, учреждения и т.п. При этом
сейчас мы можем наблюдать появление нового феномена, своеобразной «внутренней эмиграции»,
когда благодаря современным информационным технологиям становится возможной
непосредственная работа на зарубежные научные учреждения, корпорации и т.п. никуда не
выезжая, оставаясь в своей стране.

Научные сообщества и их исторические типы. Историческое развитие способов

трансляции научных знаний.

Следует отметить, что уникальность ситуации состоит в том, что научное сообщество в
своих определенных, исторически и цивилизационно обусловленных типах сложилось задолго до
превращения науки в один из важнейших социальных институтов. В период предшествующий
социальной институализации науки сложились и многие сущностные характерологические черты
жизнедеятельности научного сообщества. Изучение исторических типов сообщества людей,
связанных с деятельностью по получению и трансляции знания наглядно свидетельствует о
неприемлемости однобоких подходов, например, широко распространенного европоцентризма,
претендующего на однозначное описание становления и исторической типологии научного
сообщества. Обращение к истории Древнего и средневекового Китая, средневекового
мусульманского Востока показывает нам, что генерация, экспертиза, распространение и
трансляция знаний, пусть даже в том своеобразном и исторически обусловленном виде, в котором
оно представало в эти эпохи, было совершенно неотъемлемым явлением и в определенном смысле

Мирская Е.З. Науковедение и научная политика //Науковедение и новые тенденции в развитии

114

российской науки /Под ред. А.Г. Аллахвердяна, Н.Н. Семеновой, А.В. Юревича – М.: Логос, 2005. – С. 14.
профессией, в которой была занята определенная часть образованных людей. Здесь можно
вспомнить своеобразную прослойку интеллигенции в средневековом Китае – шеньши.
Относительно мусульманского средневековья, которое иногда воспринимается как эпоха
безраздельного господства в этот исторический период самых ортодоксальных форм религии,
также необходимо указать на самую высокую степень развития интеллектуальной культуры,
освоения именно в эту эпоху и в этом культурно-цивилизационном ареале классического
античного наследия, накопления глубоких знаний по целому ряду естественных дисциплин –
астрономии, математике, медицине. Аристотель, как известно, получил самый почетный титул –
«первый учитель». Глубоко были освоены его логические работы, да и сами арабы дали целый ряд
выдающихся логиков. Достаточно вспомнить такого значительного ученого, как Аль Фараби.
Именно на средневековом мусульманском Востоке были сохранены многие уникальные античные
тексты, которые затем, в эпоху Ренессанса и Нового времени, с арабского языка переводились на
новоевропейские языки.
В этом плане очень показательно фундаментальное исследование крупного американского
востоковеда Франца Роузентала «Торжество знания», переведенное на русский язык еще в 1978
году. Показывая полисемантичность категории «знание» в средневековой мусульманской
духовной культуре, оперирование противоречащими друг другу значениями, трактовку знания в
чисто религиозном плане, Ф. Роузентал все же доказывает, что рационально-понятийное знания
было одной из важнейших доминант средневековой мусульманской цивилизации115.
Показательная судьба великого ученого Абу Али ибн Сины, больше известного в
латинской транскрипции его имени – Авиценна. Ибн Сина, хотя и родился на периферии
тогдашнего мусульманского Востока – в государстве Саманидов, - и был не арабом, а таджиком
по национальности, был нелюбим могущественными правителями, вместе с тем, был по
достоинству оценен при жизни, получил самое почетное прозвище «князь ученых», имел самый
высокий моральный авторитет. Но нас здесь интересует не его уникальная и многогранная
личность, а судьба его научных работ. Все его произведения, в том числе и философские, а не
только знаменитый медицинский трактат «Канон врачебной науки», были сохранены,
распространены, осмыслены, транслированы от одного поколения ученых к другому. Вряд ли это
было возможно, если бы не было определенного научного сообщества со своими способами
организации, коммуникации, регулирующими деятельность и отношения общепринятыми
нормами своеобразной профессиональной этики.
Аналогичные примеры сохранения творческого наследия мыслителей и интеллектуалов,
чьи идеи и конкретные знания оказали существенное влияние на накопление и трансляцию
рационального знания, можно привести и относительно других стран, народов, исторических эпох,
культурно-цивилизационных ареалов. Это Древний и средневековый Китай, Индия, Персия,
Византия. Конечно же многие знания, многие традиции в аккумуляции и трансляции рационально-
объективных знаний об окружающем нас мире прерваны, стали лишь историей. Но очень редко
это происходило по вине тех исторических сообществ интеллектуалов, которые занимались
познавательной деятельностью. Как бы там ни было, необходим более широкий, чем одномерный
европоцентризм, взгляд на историю формирования и существования научных общностей.
На Западе также непросто установить когда появились первые общности занятых
познавательной деятельностью людей. Здесь можно вспомнить о древнейшем «пифагорейском
союзе», и нельзя не вспомнить о просуществовавших тысячелетие Платоновской Академии и
Аристотелевском Лицее. В эпоху эллинизма общности людей, так или иначе связанные с
накоплением и трансляцией знаний, как естественнонаучных, так и гуманитарных, складываются
вокруг определенных отраслей знания и школ. Так, например, начиная с III века до н. э. в Древнем
Риме формируется и развивается такая научная дисциплина, как юриспруденция. Ее роль и
значение трудно переоценить. Во II-III веках н.э. складываются целые школы таких выдающихся
древнеримских юристов, как Гай, Папиниан, Павел, Ульпиан, Модестин. Их творческое наследие
было столь значительно и играло столь важную роль, что специальным законом императора
Валентиниана III (426 год) о цитировании юристов, постулатам и положениям этих пяти
выдающихся ученых была придана законная сила. Развитие правовых школ продолжилось и в
эпоху средневековья. Так, мощные юридические школы на основе ставшей классическое римской
правовой науки, с существованием которых было связано значительное количество людей, и

Роузентал Франц Торжество знания. Концепция знания в средневековом исламе: Пер. с англ. – М.: Наука,
115

1978. – 372 с.
которые оказывали большое влияние на жизнь современного им общества существовали в период
X-XII веков в Павии, Равенне, Риме и некоторых других городах средневековой Европы. Римская
правовая мысль в целом оказала огромное влияние как на развитие мировой правовой мысли и
продолжает оказывать сейчас.
В принципе аналогично шло развитие медицины. Где также мы можем зафиксировать
целый ряд школ, где шел достаточно широкий обмен знаниями. Так, например, уже указанная
книга Авиценны была переведена на латинский язык и более тридцати раз издана.
Говоря об исторических типах научных сообществ, буден небезынтересным отметить, что
обозначающие их понятия появляются совсем недавно. Так, слово ученый согласно свидетельству
Дж. Бернала начинает пониматься в современном значении с 1840 года. Само понятие «научное
сообщество» окончательно «прописывается» в науковедение и получает широкое распространение
благодаря американскому физику и историку науки Томасу Куну. С его идеями и работой
«Структура научных революций» читатель имел возможность познакомиться в предыдущих
разделах данного учебного пособия.
Таким образом, мы можем зафиксировать, что научное сообщество представляет собой
сложноструктурируемую социальную группу, объединенное общими целями и задачами,
связанными с выполнением в обществе особой миссии – получении рационального знания, его
упорядочивания и классификации, передачи многочисленным социальным адресатам. Факторами
интеграции индивидов в определенные подгруппы, на которые структурируется общность занятых
наукой людей, выступают общие стандарты профессионального поведения, единые теоретико-
методологические установки и подходы относительно определенной предметной области
исследований. Эту общность теоретико-методологических оснований Т. Кун и определил как
парадигму. К этого рода факторам относятся также общность образования, принадлежность к
определенным когнитивно-ментальным традициям. Не последнюю роль в структурировании
научного сообщества играют общность интересов, избранных объектов и предметов изучения.
Методологические и когнитивные предпосылки интеграции ученых в определенные
общности и страты в целом уже были рассмотрены в предыдущих разделах работы, и нашей
задачей выступает сейчас анализ тех стандартов профессионального поведения,
общеобязательных норм и регулятивов, которые в своей совокупности составляют этос научного
сообщества.
Существенную роль в определении научного этоса сыграл выдающийся социолог науки
Роберт Мертон, родоначальник, как уже было упомянуто выше, институциональной концепции
социологии науки. Развивая свою концепцию Роберт Мертон в 1942 году в своей ставшей
классической для философии науки статье «Наука и демократическая социальная структура»
указывает на четыре основополагающих императива, определяющих совокупность нормативов
деятельности и отношений между членами научного сообщества.
I императив – универсализм. Его суть заключается в признании внеличностного,
объективного характера научного знания. Поскольку научные положения и выводы относятся к
реально существующим предметам, их свойствам и взаимосвязям, они должны быть
универсальны, справедливы всегда и везде. Внеличностный, интерсубъективный характер знания
предполагает независимость оценки степени его истинности от каких-либо привходящих факторов,
от того кто именно и когда то или иное научное положение высказал.
II императив – коллективизм. Этот императив утверждает необходимость делать
результаты исследований всеобщим достоянием, немедленно передавать их научному сообществу,
без всяких предпочтений, исключений, дискриминации и т.п. Этот императив указывает на
коллективный, совместный по своей глубинной природе характер научной деятельности. На то,
что достижения и открытия являются итогом скооперированной совместной деятельности
исследователей. Научное знание есть коллективное достояние всего научного сообщества – вот
суть значения данного императива.
III императив – бескорыстие. Этот императив обязывает ученого действовать
руководствуясь только одним критерием – постижением истины. Это требование бескорыстного
служения истине. Ученый должен отказаться от всех других привходящих соображений,
интересов, адекватно воспринимать критические замечания, ставить истину выше межличностных
отношений, групповых потребностей, личной или коллективной выгоды, в том числе и
материальной и т.п.
IV императив – организованный скептицизм. Этот императив обязывает как отдельного
ученого, так и все научное сообщество ничего не принимать «на веру», без соответствующего
доказательства и рационального обоснования. Этот императив как бы полагает, что от в отличие
от права, к котором действует один из основополагающих принципов – презумпция невиновности,
в науке представители сообщества не только могут, но и должны сомневаться, тщательно
проверять истинность выводов или предлагаемых результатов исследований. Этот императив
институционально соответствует, неразрывно связан с безусловным требованием бескорыстия,
незаинтересованности. Этот императив предполагает наличие академических свобод у сообщества
и ответственности исследователя за предлагаемые им результаты.
Предлагая свою систему основных регулятивных положений научного этоса, Р. Мертон
подчеркивал ее формально-нормативный характер, то, что данные императивы полагают то, как
должно быть, а не описывают реальные ценностно-регулятивные ориентиры жизнедеятельности
научного сообщества. Как полагал сам Р. Мертон, формирование такого кодекса научной
деятельности на рубеже Ренессанса и Нового времени было связано с органичным синтезом
методологической и этической составляющих. Методологическая составляющая связана с самой
природой продукции научной деятельности – рациональным, проверенным и обоснованным
знанием. Моральная составляющая неразрывно связана с необходимыми этико-
деонтологическими максимами, связанными со спецификой познавательной деятельности
поведенческими нормами научной профессии. Сам смысл приобщения к новой, возникшей в этот
период профессии должен быть связан с признанием рациональной истины, кроме всего прочего
еще и высшей нравственной ценностью.
Несмотря на указание Р. Мертона на нормативный характер своей модели совокупности
максим, регулирующих деятельность научного сообщества, предложенная им модель подверглась
всеобщей критике, и прежде всего за несоответствие реальному положению дел. И социологи
науки, и большинство исследователей, живущих одной жизнь с научным сообществом
справедливо указывали на то, что с своей непосредственной профессиональной деятельности
представители научного сообщества руководствуются совершенно иными этико-
деонтологическими принципами и ценностно-поведенческими ориентирами. Причин этого
достаточно много, как внешнего, так и внутреннего плана. Прежде всего, сформировавшись и
утвердившись в качестве одного из важнейших социальных институтов, наука неразрывно связана
с другими определяющими социальными институтами, определяется, детерминируется общими
для всех нормами и максимами. Став, например, непосредственным фактором промышленного
производства, наука не может не детерминироваться постулатами и максимами, регулирующими
деятельность в условиях острой конкуренции, борьбы за монополию в различных сферах
жизнедеятельности социума. Политический и военный институты не могут не существовать без
определенной дисциплины, иерархии, жесткой регламентации деятельности. Связанные с ними
сектора науки и задействованные в них ученые должны жить и работать подчиняясь этим общим
императивам.
Внутри самой науки, в своей непосредственной деятельности представители научного
сообщества также постоянно оказываются в ситуации выбора между альтернативными по своему
смыслу, взаимоисключающими нормами: как можно быстрее делать результаты своих
исследований достоянием сообщества, но и наоборот, не торопиться, перепроверить, публиковать
только достоверные сведения. И так практически по каждому из основных императивов. Кроме
того, научное сообщество структурировано не только по принципу принадлежности к
определенной дисциплине и предмету исследований. Внутри сообщества под влиянием
социально-институциональных факторов, как и в других социальных институтах, сложилась
весьма жесткая иерархия, выделилась элита, распоряжающаяся львиной долей материальных
ресурсов, имеющая решающий голос в определении заслуг, положения и статуса отдельных
ученых, научных групп и школ. Эта элита находится в совершенно других условиях, чем
большинство остальных представителей сообщества. Эта элита ревностно и жестко оберегает свой
статус, возможности и преференции.
О несоответствии этико-деонтологических императивов научной профессиональной
деятельности реальности написаны сотни и сотни как исследовательских, так и публицистических
работ. Даже если взять социально-психологический аспект научной работы, то можно наглядно
увидеть, что требования универсальности и объективности, бескорыстия и незаинтересованность
никак не согласуются со жгучим познавательным интересом ученого относительно определенного
предмета или проблемы, не редко очень остро переживаемой творческой страстью,
вдохновленностью определенной идеей, непреклонностью на пути к достижению определенных
познавательных результатов.
 Признавая все это, Р. Мертон в своей известной работе «Амбивалентности ученого»,
опубликованной в 1965 году, показывает те коллизии, с которыми связана повседневная жизнь
исследователей. Осмысление ситуации несоответствия, постоянного конфликта императивов
научного этоса и реальных регулятивов поведения исследователей, даже привело к введению
социологами науки понятия контрнорм, построению противоположной Мертоновской по своему
смыслу и содержанию модели научно-профессионального этоса. Это понятие было введено в 1974
году в прославившей его автора – И. Митрофа – работе «Субъективная сторона науки».
Таким образом мы видим, что объединение ученых в группы и подгруппы, нормативная
регуляция их деятельности, происходит под воздействием различных факторов. Внешние факторы
связаны с административно-управленческими решениями о создании самых многообразных видов
научных учреждений, организаций, структур и т.д. Степень развития современного института
науки таково, что фактически нет таких форм организации деятельности и типов учреждений
буквально во всех сферах жизнедеятельности общества – экономической, политико-правовой,
военной и т.п., соответствующих аналогов которых не было бы в сфере науки. Административно
создаваемые учреждения представляют собой внешним, формальным образом организованные и
структурированные научные коллективы. В зависимости от многообразных типов этих
учреждений и стоящих перед ними задач, в эти коллективы могут быть объединены как ученые
одной специальности, так и самых различных, как занимающиеся фундаментальными
исследованиями, так и научно-прикладными разработками. Современные научно-
исследовательские центры или обширная сеть учреждений, занятая выполнением огромной
целевой программы, представляют собой многотысячные коллективы людей, организуемых и
управляемых во многом так же, как и коллективы больших промышленных предприятий или
административных учреждений.
Вместе с тем, существуют глубокие традиции неформальной консолидации и объединения
научного сообщества в различные структуры. При этом специфика жизнедеятельности научного
сообщества такова, что эти неформальные структуры играют очень существенную роль.
Первостепенным фактором неформальной консолидации ученых выступает содержательно-
предметная область исследования, непреходящий интерес сообщества к определенным
актуальным проблемам и темам. Предмет, область исследования или проблематика может
объединять, а чаще всего и объединяет, ученых из самых различных учреждений, организаций.
Различных государств, стран, географических регионов. Признание неформальной группы,
высокий статус и авторитет среди сопроблемников далеко не всегда совпадает с формально
признаваемыми заслугами и статусом. Тем более что в современных условиях, связанных с острой
конкурентной борьбой стран и государств в области научно-технических достижений, большой
международной престижностью развития наукоемких технологий, значительная часть научных
открытий становится объектом социальной и политической рекламы, пиара и т.п. Полученные
результаты нередко оказываются на порядок скромнее, чем их оценка в средствах массовой
информации.
За многолетнюю историю жизнедеятельности научного сообщества сформировался целый
ряд типов устойчивых неформальных объединений ученых. Самыми общераспространенными из
них являются неформальная исследовательская группа, научная традиция и научная школа.
Стремление ученых к объединению, особенно к неформальному, связано с внутренней
природой самого научного труда, важнейшими особенностями которого являются: необходимость
постоянной кооперации, коллективность действий и высокая степень общности полученных
результатов, объективной оценки результатов исследований и т.д. Неформальные общности
играют превалирующую роль прежде всего потому, что кооперация исследовательской
деятельности или объективная оценка ее результатов затруднены, а то и невозможны в рамках
формально-административных структур.
Немаловажным фактором, способствующим стремлению ученых к неформальным
организационным структурам, выступает то, что научно-познавательная деятельность, как,
впрочем, и другие виды творчества, в качестве важнейшего стимула имеет личностный интерес,
познавательные стимулы и мотивы. Этот познавательный интерес, страсть к научному творчеству
лишь случайно могут совпасть и государственно-политическими, экономическими потребностями
и задачами, выступающими безусловными приоритетами для официально созданных научных
учреждений и организаций.
Исследовательская группа является своего рода клеточкой неформальных научных
структур. Для нее характерна самая высокая степень консолидации и кооперации усилий,
интенсивная коммуникация, свои модели поведения. Именно представители «своей»
исследовательской группы выступают главными оценщиками полученных результатов, арбитрами
в случае возникновения каких-либо коллизий. Признание и высокая оценка группы – один из
определяющих стимулов в деятельности ученого. Неформальная исследовательская группа может
сложиться внутри формального научного коллектива, но нередко к ней принадлежат члены
научного сообщества, непосредственно не связанные формально-административными
отношениями. В качестве примера сплоченной и эффективной исследовательской группы в
современной литературе по истории и философии науки приводят копенгагенскую группу
физиков под руководством Нильса Бора.
Научная традиция еще более неформальное объединение ученых. Последователи той или
иной традиции могут быть не связаны ничем, кроме общности фундаментальных
методологических установок, тождественности концептуально-теоретических первооснов,
исследовательских моделей, критериев оценки получаемых в ходе познавательной деятельности
результатов.
Научные традиции как правило должны существовать достаточно длительное время
демонстрировать свою эффективность, способность к развитию. Решающим условием
существования и развития научной традиции является признание за нею права на существование
новыми, вступающими в науку поколениями исследователей. В противоположном случае
трансляция научной традиции становится невозможна, и она может прерваться. В случае
определенных временных неудач, отсутствия успехов, сохранение традиции и приобщение к ней
новых поколений исследователей становится возможным только в ситуации признания научным
сообществом больших творческих возможностей и мощного эвристического потенциала
используемых в ее рамках методологических подходов и теоретико-концептуальной базы.
В определенном смысле разновидностью научной традиции в неформальной структуре
деятельности научного сообщества является научная школа. Чаще всего возникновение научной
школы связано с творчеством какого-либо выдающегося ученого, идеи которого развиваются
сначала его непосредственными учениками, затем учениками учеников и т.д. Возникновение
научной школы может быть обусловлено и внешними обстоятельствами, оно может быть связано
с деятельностью некоторого научного учреждения (учебное заведение, лаборатория, научный
центр).
В классическом случае научную школу представляет целая плеяда выдающихся и
прославленных ученых. Бывает так, что выходцы из одной школы создают затем свои, тем или
иным образом связанные с исходной. Очень часто научной школе приходится существовать во
внешне неблагоприятных условиях, критике, конфликтов и т.п. В существовании школы особая
роль принадлежит ее основателю, его исследовательским и человеческим качествам. Ярким
примером может служить математическая школа по теории функций, сложившаяся вокруг
академика Н.Н. Лузина в 30-е годы со своим остроумным самоназванием – «Лузитания». Из
школы вышла плеяда выдающихся отечественных математиков (И.И. Привалов, В.В. Степанов,
П.С. Александров, М.Я. Суслин, Д.Е. Меньшов, А.Я. Хинчин, С.С.Ковнер, П.С.Урысон,
В.Н.Вениаминов, А.Н. Колмогоров, В.В. Немыцкий, Л.В. Келдыш (старшая сестра М.В. Келдыша),
П.С. Новиков, Н.К. Бари и другие). Школа существовала в самую сложную эпоху в жизни нашей
страны – эпоху доносительства, репрессий и т.п. Сам академик Н.Н. Лузин подвергся
беспрецедентной травле в советской прессе по совершенно надуманным обвинениям. Вместе с тем,
наряду с весьма существенными научными результатами, полученными ее представителями,
«Лузитанию» отличало тесное неформальное общение, искренняя дружба. Участники школы
много общались в домашней обстановке, проводили совместно праздники, устраивали
«капустники» и т.п.
В качестве другой отечественной математической школы, определенным образом
выросшей из первой, можно назвать школу академика А.Н. Колмогорова, одного из самых
выдающихся отечественных математиков XX века. Успехи и достижения этой школы также
навсегда вошли в историю не только Отечественной, но и мировой науки.
Как формальные, так и неформальные организационно-институциональные структуры
деятельности научного сообщества существуют благодаря процессам интенсивной коммуникации.
Вне постоянного обмена данными, оценки полученных результатов, оперативного предоставления
другим членам научных групп необходимых им сведений, кооперированная и коллективная по
своей природе научно-познавательная деятельность невозможна. При этом средства и типы
коммуникации во многом определяют характер научной работы. В этом плане появление
современных информационных технологий коммуникации способно кардинально изменить
содержание и способы организации научно-познавательной деятельности. Не случайно эта
ситуация вызывает все более пристальное внимание современных науковедов и философов науки.
Коммуникация в науке играет важнейшую роль и необходима для решения ряда задач,
связанных с трансляцией рационально-научного знания. Трансляция знания от одного поколения
исследователей к другому – диахронный режим, и сообщения результатов научных поисков
другим представителям научных общностей, осуществляющих коллективную по своей природе
познавательную деятельность – синхронный режим. Подлежащее трансляции знание
определенным образом трансформируется. Научные дисциплины и отрасли знания имеют свой
категориально-понятийный аппарат, который служит для выражения содержательных
особенностей предмета данной дисциплины. Кроме этого, облеченное в формы абстракций,
идеализаций, категорий, концептов теоретическое и эмпирическое знание становится компактным,
общезначимым, доступным для восприятия как специалистов в данной отрасли, так и других
людей, наделенных способностью рационального мышления.
Наряду с этим, в процессе трансляции знания происходит его доведение до сведения всего
общества. Содержащее институт науки общество должно быть постоянно уверено в его
полезности и эффективности. Задача эта не так проста, как кажется на первый взгляд.
Популяризация знания предполагает его определенную трансформацию в формы и средства
выражения, доступные к пониманию самых широких масс. При этом не должно быть искажено
действительное содержание и смысл полученных знаний. Популяризация достижений науки – это
отдельный жанр научной литературы, предполагающий наличие определенного таланта,
способностей у тех, кто этим занимается. Следует отметить, что многие выдающие ученые
обладали и даром доступного, популярного изложения сложных научных проблем. К их числу
относятся В.И. Вернадский, А.Н. Колмогоров и др.
До последнего времени было принято выделять формальные и неформальные типы
научной коммуникации. Неформальная коммуникация столь обширна и многообразна (письма,
обращения, советы, личное общение и т.п.), что с трудом поддается какой-либо классификации.
Формальная коммуникация в науке достаточно регламентирована, имеет апробированные
временем и признанные сообществом виды и формы. К важнейшему виду коммуникации
относится печатная научная продукция. Конечно же современные способы и формы научной
коммуникации возникли не сразу, а есть результат длительной исторической эволюции. Долгое
время основу коммуникации составляла книга. Многие книги сыграли особую роль не только в
истории развития науки, но и истории человечества в целом. К их числу относятся «Начала»
Евклида (III в до н.э.), «Метафизика» Аристотеля (III в до н.э.), «Канон врачебной науки» Ибн
Сины (X век), «Об обращении небесных сфер» (1543) Н. Коперника, «Математические начала
натуральной философии» (1687) И. Ньютона и много других. Основной формой научной
публикации начиная с третьего этапа институционального развития науки является статья,
помещенная в специализированном научном журнале. Специализированные научные журналы
появляются в основном во второй половине 19 столетия. Первым научным журналом считается
вышедший в Лондоне в 1665 году журнал «Philosophical Transactions». Он возник благодаря
деятельности знаменитой Королевской Академии.
Современным научным сообществом высоко оценивается целый ряд научных изданий,
таких, как, например, «Physical Review», публикация в которых является очень престижной и
свидетельствует о международном признании научных заслуг их авторов.
Во второй половине 19 столетия появляются первые специализированные научные
журналы в России. Значительную роль в истории развития как отечественной, так и мировой
науки сыграли основанные еще в советскую эпоху журналы «Успехи физических наук», «Успехи
современной биологии», «Успехи математических наук» и другие. Справедливость требует
отметить, что в Советском Союзе наряду с самой разветвленной сетью отраслевых научных
журналов, существовали пользующиеся большим успехом у самых широких масс населения
научно-популярные журналы. К их числу относятся «Наука и жизнь», «Природа», «Знание-сила»
и другие.
Со второй половины прошлого века, когда в условиях развернувшейся научно-
технической революции происходит лавинообразный рост научной информации, огромное
значение приобретают такие жанры научных публикаций, как рефераты и обзоры. В этот же
период научным сообществом начинают активно использоваться такие формы, как краткие
сообщения и анонсы. Однако надо признать, что в определенный период существующие каналы
научной коммуникации практически не справлялись с огромным массивом научной информации.
Ситуации стала выправляться по мере все большего внедрения компьютеров, своеобразной
информационной революции, которую мы переживаем в настоящее время. В практику научной
коммуникации активно внедряются новые формы и способы, обработки, хранения и трансляции
научного знания, бывшие до этого достоянием лишь узких специалистов в области электроники и
кибернетики - систематизированные банки информации, интерактивные информационно-
справочные базы данных и т.д. Все более широко распространяются электронные научные
издания. Революционным для коммуникации является возможность передачи на любые
расстояния, в любой момент времени информации любого вида и сложности. Уникальны
возможности непосредственного общения ученых на видеоконференциях, интернет-симпозиумах
и т.п. Качественным образом меняется сам способ выражения научного знания. Тексты
дополняются презентациями, иллюстрациями с элементами анимации и т.д. Буквально в
последнее время появились новые, представляющие собой своеобразные информационные
гибриды, виртуально-анимационные, визуализированные способы изучения научно-учебного
материала. За ними открывается большое будущее и огромные перспективы, особенно в плане
трансляции научного знания в сферу образования.

Наука и основные сферы жизни общества: экономика, политика, власть. Проблема

государственного регулирования науки.

Наука и экономика. Собственно внутренняя логика процесса институализации науки во

многом определялась чрезвычайной экономической эффективностью науки, ее постепенным
превращением в один из важных факторов экономико-хозяйственной жизнедеятельности социума.
По меткому замечанию одного из наших крупных организаторов науки, ректора МГУ, академика
РАН В.А. Садовничего «в развитых странах наука уже стала основным фактором производства, а
высшее образование перестало быть уделом относительно немногих»116.
Экономический эффект от применения результатов научного творчества настолько
значителен, что его зачастую трудно выразить в каких либо конкретных величинах. Научные
разработки – это основа модернизации всех основных сфер современной экономики: от
промышленности, сельского хозяйства и до современной эргономики, логистики, сферы
управленческой деятельности в целом. Без научных разработок невозможно повышение
производительности труда, оптимизации сырьевых затрат, эффективного применения технических
средств. И более того. Превращение науки в непосредственную производительную силу общества
в современных условиях предстает совершенно в своей новой ипостаси. Именно с наукой связано
осуществление в настоящее время небывалого качественного скачка в развитии материально-
технологической базы современной мировой экономики, позволяющей ей развиваться как единой
мирохозяйственной системе. Да и если выйти на всеобщий уровень осмысления нашего
современного общества и переживаемой нами эпохи, то можно однозначно указать, что
составляющая глубинную сущность наших времен глобализация, со всеми ее плюсами, и, конечно
же, многочисленными минусами, зиждется на науке как одном из своих китов. Можно много
говорить о роли науки в технологическом оснащении и организации труда в современном
промышленном производстве. Укажем в качестве примера лишь один из аспектов кардинального,
революционизирующего воздействия науки на экономику в целом. Внедрение фундаментальных и
прикладных научных разработок в сферу современных информационных технологий привели к
появлению единой глобальной сети коммуникации, открыли еще совсем недавно казавшиеся
фантастическими возможности мгновенного обмена любыми объемами информации. На бытовом
уровне, в сфере межличностного общения через сеть Интернет, электронную почту. В сфере
экономики это, помимо всего прочего, открывает возможность осуществления по современным
информационным каналам практически мгновенно финансовых операций, объем которых
сопоставим с ВВП целых географических регионов. Так, уже на рубеже прошлого и нашего
столетий, ежедневный объем операций на основных валютных рынках мира составлял 1,5

Садовничий В.А. МГУ и интернационализация высшего образования //Россия и интернационализация

116

высшего образования: Материалы международной научно-практической конференции. М.: Изд-во «Теис»,

2005. С.11.
триллиона долларов117. А финансы, как известно, не зря уподобляют кровеносной и,
одновременно, нервной системам организма.
Современная наука, превратившаяся в огромный по количеству организаций, учреждений
и профессионально занятых людей институт, требует значительных материальных ресурсов и
затрат. Причем потребность в этих затратах постоянно возрастает. Это ставит вопросы о
рациональности расходования, применении к науке общеэкономических показателей и критериев:
эффективности вложений, необходимой пропорциональности величины отдачи величине
вложенных средств. Исподволь сложилась и постоянно воспроизводится точка зрения на науку
как на затратную в целом часть государственного бюджета, организации и учреждения которой
находятся на постоянном иждивении у бизнеса и общества.
Однако, и на это нам хотелось бы указать особо, при решении задач, связанных с
выявлением экономического эффекта продукции научной деятельности, как правило не
учитывают специфику научной работы, то, что эта особая, автономная сфера, со своим
внутренними закономерностями развития. Научный продукт: теоретические построения,
методологические и концептуальные разработки, установленные экспериментальным путем факты
и эффекты вряд ли может иметь свое однозначное ценовое выражение. Без чисто теоретических
разработок лауреата Нобелевской премии, нашего соотечественника, академика Жореса Алферова
не было бы современной сотовой телефонной связи. Как подсчитать экономический эффект его
открытий. Разве что на основе подсчета тех сверхприбылей, которые получают сейчас
предприниматели в этом секторе бизнеса и от которых сам автор открытий не имеет ни копейки.
При непредвзятом подходе давно стало ясно, что любые инвестиции в науку почти всегда
окупаются сторицей. А неудачи и отрицательные результаты в познавательной в целом, или в
экспериментальной в частности деятельности, научное сообщество давно научилось использовать
как важнейшие уроки и опыт для достижения новых, зачастую еще более значительных успехов в
познании истины. Необходимо понимать и признавать, что как фундаментальные, так и
прикладные исследования эвристического, поискового характера содержат в себе большую
степень риска, большую вероятность неудачи, но именно в них как ни в чем другом, выражается
сущность научного творчества, живой дух науки.
Наука и политика. Взаимоотношения института науки с политикой, властью, а в
глубинной сути этих отношений – с государством, важнейшая, очень многое определяющая
сторона научной деятельности. Эти взаимоотношения включают в себя два компонента, как бы
две стороны одной медали: во-первых, воздействия и влияние политико-властных,
государственно-административных структур на институт науки, а во-вторых, влияние науки на
политику и власть, постулирование перед административно-управленческими органами власти, в
том числе и на самом высоком уровне – правительственном, необходимости решения задач
научной политики, государственного регулирования науки. Собственно превращение науки в
один из важнейших по значимости социальных институтов обусловило появление целой сферы
политической деятельности – сферы политики в области науки, соответствующих
государственный учреждений самого высокого ранга (государственных комитетов или
министерств). Соответствующие органы учреждаются не только исполнительной, но и всеми
остальными ветвями власти (например, создаются комитеты или подкомитеты в парламентах).
Можно говорить об адекватности или эффективности политики в области науки, но не об
отсутствии или игнорировании задач политико-государственного регулирования деятельности
института науки. В современной ситуации, когда наука самым непосредственным образом
определяет промышленный и оборонный потенциал того или иного государства или страны,
игнорирование органами власти и политическими организациями науки стало невозможным.
Другое дело, что эта политика должна быть адекватной, гибкой, учитывать специфические
особенности сферы научного производства знаний, понимать неприемлемость для управления
деятельностью научных учреждений методов, способов и форм, заимствованных из арсенала
средств регулирования деятельности в других социальных сферах и институтах –
промышленности, внешней политике, правоохранительных органах и т.д.
Относительно первой стороны рассматриваемого нами вопроса, необходимо отметить, что
влияние политических и государственно-административных структур возрастало синхронно
процессу институализации науки. И это совершенно объяснимо. Формирование не только

117
См.: Некипелов А. Процесс глобализации и выбор странами СНГ сценариев социально-экономического
развития //Общество и экономика. 2002. № 2. – С. 18-24.
достаточно значительного по своему объему, но и очень влиятельного социального института не
могли не вызвать пристального внимания политических сил, не учитываться в борьбе за
удержание или захват власти.
Превращение науки в важнейший социальный институт породило и феномен «научной
политики» и проблему государственного регулирования научной деятельности. Надо особо
отметить, что впервые в своем явном виде государственное регулирование сферы научной
деятельности, разработка стратегии научной политики предстает в 20-е годы прошлого века в
Советском Союзе. Поставив задачи создания невиданного в истории человечества
коммунистического общества, основываясь на социально-классовой природе всей человеческой
жизнедеятельности и вытекающей из нее доктрины о возможности полного контроля, учета и
регулирования всех социальных процессов и отношений, пришедшие к власти в России
большевики полностью распространили свои установки и на науку. Поставив в качестве своей
стратегической сверхзадачи форсированное социально-экономическое и научно-техническое
развитие СССР в самые кратчайшие сроки, большевики создают свои масштабные комплексные
планы: план ГОЭЛРО, пятилетки и т.п. Наука рассматривается как средство, один из
инструментов в решении данной задачи и выполнении наспех разработанных планов. Отсюда
полный отказ в проведении научной политики от учета специфики научной работы и
особенностей научно-технического творчества, модель жесткого контроля, управления по
отношению к профессиональному научному сообществу. Здесь достаточно вспомнить один из
печальных символов жесткой государственной политики по отношению к научному
профессиональному сообществу – «философский пароход», насильственную высылку из страны
элиты гуманитарной интеллигенции. Впрочем, за пароходом последовали Соловецкие лагеря,
печально известные процессы над представителями технической интеллигенции (например,
полностью сфабрикованное «шахтинское дело»). А в 30-х годах и вовсе самые крайние формы
репрессий и террора по отношению к виднейшим представителям науки.
Тема «наука и власть» как компонент проблем, связанных с взаимоотношением науки и
политики в целом, во многом определяется общим политическим климатом страны, общества,
государства, в контексте которого происходит институализация науки, ее развитие и
функционирование. Совершенно очевидно, что в условиях политического диктата, тоталитаризма
очень чувствительный относительно академических и творческих свобод институт науки не может
не существовать в деформированном виде.
Вместе с тем, исторический опыт показывает, что проблема здесь гораздо серьезнее и
сложнее, чем кажущиеся очевидными те или иные схематизированные подходы к ее осмыслению.
Так в СССР, в период после Великой Отечественной войны (1945-1953) мы можем зафиксировать
самые негативные явления, связанные с гонениями на целые научные дисциплины, отрасли знания,
жесткий государственно-идеологический диктат в чисто предметно-содержательных научных
областях (генетика, кибернетика и др.). И одновременно с этим, всемерная государственная
поддержка, полномасштабное финансирование других отраслей знания, приведшее к их выходу на
качественно новый уровень (изучение космического пространства, атомная энергетика и др.).
Понятно, что власть здесь преследовала свои цели, в частности цели, связанные со стремлением к
обладанию атомным оружием и т.п., однако и успехов, достигнутых фундаментальной и
прикладной отечественной наукой из-за этого умалять не стоит.
На Западе, в период примерно на десятилетие более поздний, экономико-политические
реалии эпохи –экономический кризис начала 30-х годов, так называемая «Великая депрессия»,
политические коллизии в предвоенном мире и, наконец Вторая мировая война, также привели к
тому, что институт науки становится важнейшей сферой государственно-политической
деятельности. И в СССР, и на Западе утверждается так называемая «мобилизационная модель»
функционирования науки. В этот же период, вслед за Советским Союзам, на Западе создаются
центральные и периферийные государственные органы управления институтом науки. Так в США
создается наделенный значительными властными полномочиями и прерогативами Научный совет
национальной обороны. В послевоенный период, в условиях холодной войны и самой масштабной
в истории человечества гонки вооружений, органов и учреждений, занимающихся
административно-управленческой деятельностью в научной сфере становится не меньше, чем в
других главных сферах жизнедеятельности общества и государства: комиссий, управлений,
комитетов, министерств. Таким образом, справедливости ради необходимо отметить, что не
только в Советском Союзе, но и на Западе, а в особенности в США, складывается огромные
Военно-промышленные комплексы, в недрах которых создается огромная сеть оснащенных по
последнему слову техники и приоритетно финансируемых секретных научных учреждений.
Проблема наука и власть, по-нашему мнению, может быть осмыслена на двух уровнях:
макро- и микроуровнях. Ситуация, связанная с маркроуровнем нами уже в самом кратком виде
рассмотрена, да и она более очевидна, изучена. Гораздо сложнее обстоит дело с микроуровнем. С
момента своей институализации, появления таких же определенных и даже жестких
организационных форм научной работы, научных организаций и учреждений с их управленческо-
административной вертикалью, с формальной регламентацией их деятельности, превращения
занятия научно-познавательной деятельностью в массовую профессию и т.д., возникает проблема
власти в науке на микроуровне: власти, господства, контроля внутри научного сообщества,
научной организации и учреждения. Эта власть может проявляться в виде максим научного этоса,
или еще менее формализуемых постулатов, предполагающих подчинение членов научного
сообщества требованиям определенной дисциплины мышления, определенного видения картины
мира, определенной методологии решения профессиональных проблем и т.д.
Тема науки и власти на микроуровне также сложна и многомерна. Примером может
служить властные притязания науки в форме утверждения об особом статусе рационального
мировоззрения и способа мышления относительно других сфер и областей культуры. Монополия
науки на сферу познавательной деятельности в целом.
Очень глубоко и оригинально тема «знания и власть» была разработана французским
философом и культурологом Мишелем Фуко118. Анализируя отношения властвования и
подчинения на микроуровне, и в периферийных относительно основных политических и
административных областей сферах жизни индивидов – медицине в целом и, в частности, в
психиатрии, в пенитенциарной системе и т.п. – французский исследователь показывает
функционирование механизмов власти, основу которых составляют накопленные наукой знания о
человеке.
Наука и сфера образования. Сфера образования относится к числу тех сфер, которая в
наибольшей степени связана с наукой, а в идеале составляет с ней единое целое. Динамичное и
поступательное развитие научно-технической сферы невозможно в условиях стагнации,
некачественного уровня и неуправляемой ситуации в области образования. А именно такая
политика проводилась в целом государственной властью в нашей стране в 90-е годы прошлого
столетия. С одной стороны, необходима была наука, соответствующая уровню самых
высокоразвитых стран, для поддержания резко снизившейся в этот период обороноспособности
страны, реализации планов модернизации социально-экономической и научно-технической сферы
российского общества. С другой стороны, налицо были полное отсутствие стратегии развития в
сфере образования, тотальное сокращение бюджетного финансирования учебных заведений,
доведение ряда образовательных учреждений до катастрофического состояния. Естественно, что
такая ситуация не могла самым негативным образом сказаться на ситуации в институте науки.
Важнейшими институциями научной и образовательной сферы, в которых происходит
соприкосновение и органичный синтез высокой науки и образования являются классические
университеты. История развития мировой науки совершенно наглядно показывает, что именно
благодаря университетам большинство выдающихся ученых получают возможность передать свои
знания и опыт молодому поколению ученых. Именно с деятельностью университетов связано
возникновение многих самых знаменитых научных школ. И наоборот. Синтез высокой науки и
универсального образования позволяет постоянно формировать для сферы научной работы
высококвалифицированных, обладающих значительным творческим потенциалом исследователей,
играющих главную роль в трансляции от поколения к поколению исследовательской культуры,
благородных принципов кодекса поведения ученых.

Литература
АвдуловА.Н., Кулькин A.M. Власть, наука, общество. Система государственной поддержки
научно-технической деятельности: опыт США. М., 1994.

118
Более подробно см.: Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. /
Пер. с фр. С. Табачниковой под ред. А. Пузырея. — М.: Магистериум—Касталь, 1996; Фуко Мишель-Поль
Надзирать и наказывать / Пер. с фр. В. Наумова под ред. И. Борисовой. — M.: Ad Marginem, 1999. Работы
М. Фуко можно найти также в Интернете: См.: Фуко Мишель-Поль Психическая болезнь и личность; Фуко
Мишель-Поль Рождение клиники: археология взгляда медика (Электронный ресурс) Режим доступа:
http://ihtik.lib.ru.
Арутюнов B.C., Стрекова А.Н. Наука как общественное
явление: Курс лекций: Основы орг.-адм. практики в науке
(Социология науч. сообщества) / Рос. хим.-технол. ун-т
им. Д.И. Менделеева, Ин-т проблем устойчивого развития,
Изд. центр. — М., 2001.
Блур Д. Сильная программа в социологии знания / Пер. с англ. С. Гавриленко, под ред. А. Толстова
// Логос, 2002, № 5-6
Гилберт Дж. Н., Малкей М. Открывая ящик Пандоры: социологический анализ высказываний
ученых. М.: Прогресс, 1987
Гордиенко А.А., Еремин С.К, Тюгашев Е.А. Наука и инновационное предпринимательство в
современном обществе: Социокультур. подход. Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН,
2000.
Коммуникация в современной науке / Сб. перев. с англ. яз. под ред. Э.М.Мирского и
В.Н.Садовского. М.: Прогресс, 1976.
Курьер российской академической науки. Ежемесячный электронный журнал 1992 — 2003 —
www.courier.com.ru/top/ cras.htm.
Латур Б. Дайте мне лабораторию, и я переверну мир // Логос, 2002, № 5-6
Латур Б. Когда вещи дают сдачи: возможный вклад «исследований науки» в общественные науки
/ Перевод с англ. О. Столяровой // Вестник МГУ. Сер.7. Философия, 2003, №3, С.20-39
Малкей М. Наука и социология знания. М., 1983
Миграция студентов и специалистов/Центр изучения пробл. вынужденной миграции в СНГ,
Независимый исслед. Совет по миграции стран СНГ и Балтии; Под ред. Ж. Зайонч-ковской. М.,
2000.
Наука России на пороге XXI века: проблемы организации и управления Под общ.ред. С.А. Лебедева. М.:
Университет, гу-манит. лицей, 2000.
Научная деятельность: структура и институты / Сб. перев. с англ. и нем. яз. под ред.
Э.М.Мирского и Б.Г.Юдина. М.: Прогресс, 1980.
Пельц Д., Эндрюс Ф. Ученые в организациях / Пер. с англ. яз. М.: Прогресс, 1973.
Проблемы деятельности ученого и научных коллективов. Междунар. ежегодник. — СПб.,
1969 —2002. Вып. 1-13.
Роуз С. Устройство памяти. От молекул к сознанию/ Пер. с англ. – М.: Мир, 1995, Гл. 12
Современная западная социология науки. Критический анализ/Отв. ред. В.Ж. Келле, Е.З. Мирская,
А.А.Игнатьев. М.: Наука, 1988.
Социальные характеристики российского академического сообщества — 2000 г. Материалы
социол. исслед. / РАН. Сиб. отд. Ин-т философии и права; Ред. К.Д. Павлова. Новосибирск, 2001.
Социология науки: Хрестоматия / Сост. Э.М. Мирский; Подред. С.А.
Лебедеваwww.courier.com.ru/top/cras.htm.
Социология научного знания. Научно-аналитический обзор РАН. Серия «Науковедение за
рубежом». М., 1998
Федотова В.Г. «Хорошее общество», «хорошая наука», «хороший человек» // Вестн. Рос. гуманит.
науч. фонда. М., 2001. №3. С. 75-87.
Флек Л. Возникновение и развитие научного факта: введение в теорию стиля мышления и
мыслительного коллектива. Составл., предисл., перевод с англ., нем., польского яз., общая ред.
В.Н. Поруса. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 1999
Яблонский А.И. Модели и методы исследования науки. М., ЭдиториалУРСС, 2001.