Название дисциплины История и философия науки

Тема занятия История и философия науки

Вид занятия (лекция, практическое занятие и т.д.) зачет
Ф.И.О преподавателя Гриценко Василий Петрович
Группа Для всех направлений и
специальностей
Дата выдачи учебного материала 11-11-2020
Дата выполнения задания По расписанию
Контакты преподавателя (адрес электронной почты, postmodernist@mail.ru
WatsApp, Viber, ВКонтакте и т.п. )
телефон 89184707694

Задание: Законспектировать один из разделов учебного пособия История и философии

науки (Краснодар, КГУКИ, 2020). Название разделов выделено черным цветом. Прислать
для проверки конспект раздела объемом 7-10 страниц, шрифт 14, интервал 1. На титульном
листе указать Фамилию Имя, специальность в аспирантуре. Конспект прислать к 17
декабря.

История и философии науки. – Краснодар, КГУКИ, 2020.

Гриценко В.П.

ПРЕДМЕТ И ОСНОВНЫЕ КОНЦЕПЦИИ СОВРЕМЕННОЙ

ФИЛОСОФИИ НАУК2
ФИЛОСОФИЯ НАУКИ И ИСТОРИЯ НАУКИ, ИХ ВЗАИМОСВЯЗЬ........................................................................................2
ТРИ АСПЕКТА БЫТИЯ НАУКИ............................................................................................................................................7
ЭВОЛЮЦИЯ ПОДХОДОВ К АНАЛИЗУ НАУКИ (ПОЗИТИВИЗМ, НЕОПОЗИТИВИЗМ, ПОСТПОЗИТИВИЗМ).......................9
КОНЦЕПЦИЯ ЛИЧНОСТНОГО ЗНАНИЯ М. ПОЛАНИ......................................................................................................15
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ И КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮ НАУКИ......................................... 16
ПРОБЛЕМА ИНТЕРНАЛИЗМА И ЭКСТЕРНАЛИЗМА В ПОНИМАНИИ НАУЧНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ................................ 16
ЛИТЕРАТУРА..................................................................................................................................................................... 20
НАУКА В КУЛЬТУРЕ СОВРЕМЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ............................................................................... 21
ЛИТЕРАТУРА:.................................................................................................................................................................... 26
ВОЗНИКНОВЕНИЕ НАУКИ И ОСНОВНЫЕ СТАДИИ ЕЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ.................. 27
ПРЕДНАУКА И НАУКА В СОБСТВЕННОМ СМЫСЛЕ СЛОВА........................................................................................... 27
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПРЕДПОСЫЛОК (ЭЛЕМЕНТОВ) НАУЧНЫХ ЗНАНИЙ В ДРЕВНЕМ МИРЕ И В СРЕДНИЕ ВЕКА........ 28
СТАНОВЛЕНИЕ ОПЫТНОЙ НАУКИ В НОВОЕВРОПЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЕ........................................................................ 35
ЗАРОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕ КЛАССИЧЕСКОЙ НАУКИ.....................................................................................................37
ФОРМИРОВАНИЕ НАУКИ КАК ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ДИСЦИПЛИНАРНО-
ОРГАНИЗОВАННОЙ НАУКИ...............................................................................................................................................43
НЕКЛАССИЧЕСКАЯ НАУКА.............................................................................................................................................. 46
ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКАЯ НАУКА.....................................................................................................................................50
ТЕХНОЛОГИЧЕСКОЕ ПРИМЕНЕНИЕ НАУКИ. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ТЕХНИЧЕСКИХ НАУК..............................................54
ЛИТЕРАТУРА..................................................................................................................................................................... 56
СТРУКТУРА НАУЧНОГО ЗНАНИЯ........................................................................................................................ 57
ЭМПИРИЧЕСКИЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ УРОВНИ ПОЗНАНИЯ, КРИТЕРИИ ИХ РАЗЛИЧИЯ............................................. 57
СТРУКТУРА ЭМПИРИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ............................................................................................................................58
СТРУКТУРА ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ........................................................................................................................ 61
ОСНОВАНИЯ НАУКИ......................................................................................................................................................... 62
НАУЧНАЯ КАРТИНА МИРА............................................................................................................................................... 67
ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВАНИЯ НАУКИ............................................................................................................................. 70
ЛИТЕРАТУРА..................................................................................................................................................................... 72
ДИНАМИКА НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ.................................................................................................................. 72
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ НАУЧНОЙ КАРТИНЫ МИРА, ТЕОРЕТИЧЕСКИХ МОДЕЛЕЙ И ОПЫТА...........................................72
ЛОГИКА ГЕНЕРАЦИИ НОВОГО ЗНАНИЯ.......................................................................................................................... 77
РОЛЬ ФИЛОСОФИИ В ПОРОЖДЕНИИ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ............................................................................................81
ПРОБЛЕМНЫЕ СИТУАЦИИ В НАУКЕ: ПАРАДОКСЫ ИЛИ ПРОТИВОРЕЧИЯ...................................................................82
ЛИТЕРАТУРА:.................................................................................................................................................................... 85
НАУЧНЫЕ ТРАДИЦИИ И НАУЧНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ....................................................................................... 85
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ТРАДИЦИЙ И ВОЗНИКНОВЕНИЕ НОВОГО ЗНАНИЯ....................................................................... 85
ТИПЫ НАУЧНОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ............................................................................................................................. 91
ИСТОРИЧЕСКИЕ ТИПЫ НАУЧНОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ.................................................................................................96
ЛИТЕРАТУРА..................................................................................................................................................................... 97
ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННОГО ЭТАП РАЗВИТИЯ НАУКИ ПЕРСПЕКТИВЫ НАУЧНО-
ТЕХНИЧЕСКОГО ПРОГРЕССА............................................................................................................................... 97
ЛИТЕРАТУРА................................................................................................................................................................... 111
НАУКА КАК СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ..........................................................................................................111
РАЗЛИЧНЫЕ ПОДХОДЫ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ СОЦИАЛЬНОГО ИНСТИТУТА НАУКИ. СОЦИОЛОГИЯ ЗНАНИЯ КАК
ИСТОРИЧЕСКИ ПЕРВАЯ ФОРМА НАУКИ О НАУКЕ........................................................................................................111
ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫХ ФОРМ НАУЧНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ........................................117
НАУЧНЫЕ СООБЩЕСТВА И ИХ ИСТОРИЧЕСКИЕ ТИПЫ. ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ СПОСОБОВ ТРАНСЛЯЦИИ
НАУЧНЫХ ЗНАНИЙ..........................................................................................................................................................121
НАУКА И ОСНОВНЫЕ СФЕРЫ ЖИЗНИ ОБЩЕСТВА: ЭКОНОМИКА, ПОЛИТИКА, ВЛАСТЬ. ПРОБЛЕМА
ГОСУДАРСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ НАУКИ.......................................................................................................... 128
ЛИТЕРАТУРА.....................................................................................................................................................................131

ПРЕДМЕТ И ОСНОВНЫЕ КОНЦЕПЦИИ СОВРЕМЕННОЙ

ФИЛОСОФИИ НАУКИ

Философия науки и история науки, их взаимосвязь

Логика, методология и философия науки при всем различии своих профессиональных

исследовательских интересов представляют некое общее научное движение, которое правомерно
называть когнитологическим движением, так как все его участники интересуются изучением
когнитивных процессов, - считает Н.И. Кузнецова. Иными словами, пытаются решить проблему
“что значит знать? что есть знание?” При этом история всего этого движения в ХХ веке
показывает, что дифференциация и диверсификация профессиональных интересов различных
дисциплин, объединенных общей проблемой, вполне правомерны и совершенно необходимы.
Другое дело, что названные три дисциплины теснейшим образом связаны — таким образом, что
решение каких-то вопросов в области логики обязательно отзывается в философии и методологии
науки, а те события, которые происходят в области философии науки (т.е. актуализация
некоторых тем и проблем), — подталкивают к постановке и решению новых логико-
методологических вопросов. В комплексе когнитологического движения следует признать
присутствие еще одной дисциплины, а именно — истории науки. Для судьбы историко-научных
исследований как особой области познания, для выявления специфики истории науки как особой
профессии весьма важно, признают ли ее в рамках именно этого комплекса. В конце ХХ века для
истории науки это, как ни странно, болезненный методологический вопрос, так как ответ на него
определяет ее дисциплинарный имидж. Со своей стороны история науки является эмпирической
базой для любых исследований, анализирующих научное познание, и без проверки фактами
никакая конструкция в области философии науки не может претендовать на сколь-нибудь
серьезное значение и влияние. Так что вопрос о судьбе историко-научных исследований не может
считаться “посторонним” для комплекса когнитологических дисциплин.
***
Откуда берет начало та совокупность исследований, которую в ХХ веке именуют
“философией науки”?
Вопрос, как ни странно, совершенно открытый, ибо точку отсчета можно искать в общей
истории философии, и тогда, вероятно, “отцом” этого направления следует считать Аристотеля,
который сформулировал определение истины, рассуждал о нормах правильного мышления,
исследовал вопрос о категориальных основаниях познания мира. Другое дело, что при таком
подходе мы должны признать, что “философия науки” существует в эпоху Античности, когда еще
нет эмпирической науки в строгом смысле слова. Можно также проследить развитие философско-
методологического осмысления особенностей естественно-научного познания, начиная с Нового
Времени, когда наука уже стала неотъемлемой частью интеллектуальной культуры Западной
Европы, и тогда мы начнем отсчет с имен Фр.Бэкона, Локка, Юма, Декарта, Гассенди.
Очевидно однако: то, что исследовалось в ХХ веке в рамках философии науки, ближе
всего к размышлениям таких крупнейших мыслителей второй половины ХIХ века, как Г.
Гельмгольц, Э. Мах, Ч. Пирс, П. Дюгем и др. Естествознание в этот период достигло подлинного
расцвета и было признанным авторитетом в рамках европейской цивилизации. Здесь, бесспорно,
лежит зона “ближайших предшественников” современного философско-методологического
анализа науки.
Точкой отсчета “современного состояния” философии науки следует признать
институализацию соответствующих исследований. А это произошло в 1922 г. в Венском
университете, где была создана кафедра “философии индуктивных наук”, возглавил которую
Мориц Шлик. На базе руководимого им семинара возникло также неформальное сообщество —
Венский кружок, интенсивная работа которого и дала мощный вклад в создание базовых
представлений о вопросах, проблемах, темах, средствах и методах современных исследований
естественно-научного познания.
Каким же был исходный исследовательский проект Венского кружка, какие темы и
проблемы были тогда сформулированы и решались?
Работая в традициях философского эмпиризма, все участники этого неформального
объединения были, как известно, активными "антиметафизиками". Это был своего рода бунт
против философской традиции, и осознание этого бунта было важным элементом мировоззрения
участников общей работы.
Сложные научные высказывания понимались как сводимые (в конечном счете) к ряду
простейших высказываний, выражающих непосредственный опыт познающего субъекта. В
терминах этого непосредственного опыта устанавливается истинность или ложность
высказываний об объектах окружающего мира. Как известно, участники Венского кружка далее
разработали две версии подобного сведения: феноменалистскую и физикалистскую[2].
Основной задачей для Венского кружка был анализ языка науки, и знание обязательно
выступало в форме высказывания, предложения или высказывания. Логический анализ языка
науки подразумевал необходимость построения идеальных языков, в терминах которых
результаты реальной науки могут быть наилучшим образом формализованы и тем самым
выражено их подлинное содержание.
Таким образом, общей базой этого периода (и состояния) философии науки ХХ века
можно считать следующее: 1. антиметафизическое умонастроение; 2. основной задачей
признавался анализ языка науки; 3. знание понималось как высказывание; 4. исходной посылкой
анализа служило представление о том, что сложное знание можно разложить на элементарные
высказывания, выражающие непосредственный опыт, получив тем самым подтверждение его
подлинного смысла и значения; 5. процедура, указанная в п. 4, является, собственно говоря,
процедурой верификации, что и позволяет считать опытное подтверждение основной
характеристикой научного знания.
При таком подходе нет никакой необходимости даже вспоминать о сфере историко-
научных исследований, о необходимости быть ближе к историко-научным фактам да и к реальной
практике естествознания такой аналитик относится как к “черновому этапу”. “Высший этап” в
развитии знания наступает после прохождения процедуры его обоснования. Венский кружок
предлагал логический подход, проводил анализ соблюдения норм вывода, содержащихся в
научных рассуждениях. Это естественно для логики, которая по природе своей является
нормированием рассуждения, а не исследованием его. Логика — это наука о правильном
мышлении, или, другими словами, — наука о правильных рассуждениях (т.е. обеспечивающих при
истинности посылок истинность заключения). Этот взгляд на задачи логики сохраняется со
времен Аристотеля. Если логика вдруг поставит задачу изучить, как мыслит реальный ученый —
Иванов, Петров или Сидоров, то она просто закончится как логика[3].
Вспоминая об истории Венского кружка, хотелось бы отметить еще некоторые детали: во-
первых, это была настоящая научная работа, подразумевающая выдвижение идей, их разработку,
учитывая выдвинутые возражения и контраргументы, определенная последовательность в смене
предлагаемых теорий — иными словами, имеются все признаки хорошо организованной научной
деятельности в рамках единой исследовательской программы. Во-вторых, налицо также все
внешние институциональные признаки, позволяющие говорить о наличии реального направления:
была кафедра, работал семинар; в 1929 г. опубликован идейный манифест направления
(“Wissenschaftliche Weltauffassung — Der Wiener Kreis”, написанный Карнапом, Ганом и Нейратом);
с 1930 по 1939 гг. издавался периодический журнал “Erkenntnis”.
Работа Венского кружка прекратилась отнюдь не потому, что исходная программа была
полностью исчерпана или доказала свою несостоятельность, а по внешним, социальным причинам:
М. Шлик был убит, остальные участники кружка покидали страну, убегая от национал-социализма,
перебираясь в Англию и США (что поневоле способствовало более широкой пропаганде
развиваемого ими подхода).
Таким образом, основным наследием Венского кружка следует считать разработку
логических методов анализа научного знания и построение логики науки, которая, как нам теперь
представляется, была исторически первой формой “современной философии науки” и поныне
сохраняет свое значение в этом своем качестве.
Второй этап в развитии философии науки ХХ века начался с работ Карла Поппера. Но
подлинный расцвет нового подхода — это годы после Второй Мировой войны, в рамках
возглавляемого им направления “критического рационализма”. В географическом смысле работа
теперь шла в Лондонской школе экономики и политических наук. С середины 50-х до конца 70-х
годов это направление доминирует в философии науки, являясь организатором самых интересных
дискуссий, семинаров и публикаций. Творческий дух этого направления чрезвычайно высок.
Обратим внимание, что с самого начала (“Logik der Forschung” К. Поппера опубликована
в 1934 г.) новый лидер выступает с идеями пересмотра тематики, переформулировки проблем и
исследовательской программы анализа научного знания. Поппер был не участником Венского
кружка, а последовательным критиком его исследовательской программы (что часто путали,
искажая картину идейной эволюции философии науки). Идейной атаке был подвергнут принцип
верификации, взамен которого Поппер выдвинул принцип фальсификации, т.е. критерием
подлинного научного знания выступала теперь возможность его опытного опровержения. Это
принципиально меняло образ самой науки: если для Венского кружка наука выступала в качестве
системы строго доказанных высказываний, то, по Попперу, ученые должны признать
принципиальную погрешимость своих построений, понять, что осознание своей “ошибки” — суть
благо, что критика есть подлинный двигатель научного прогресса. Его построения были уже не
логическими (в указанном выше смысле слова), а методологическими, так как вели ученого
вперед, строили адекватный образ динамики научного поиска и тем самым служили научному
творчеству. И из первоначально поставленной задачи построения логической теории научного
знания вырастала новая — построение теории развития науки.
В силу такой общей картины, на которую опирался новый подход, именно Поппер и его
ученики подошли к признанию роли истории науки, к признанию того факта, что философия (или
методология) науки в своих поисках должны быть коррелированы с тем, что знает история науки,
поскольку только последняя представляет процессы научного изменения, процессы филиации
идей и теорий, дает эмпирическую картину того, как происходила смена научных теорий
(например, птолемеевская картина сменялась коперниканской, а ньютонова механика — теорией
относительности). История науки не способна вскрыть закономерности и механизмы этого
динамического процесса, однако философско-методологические построения как раз помогают их
выявить. Необходимость союза философии, методологии и истории науки становится
необходимым элементом мировоззрения всего попперианства.
В рамках “критического рационализма” были построены несколько концепций развития
науки: фальсификационизм Поппера, концепция методологии научно-исследовательских
программ И.Лакатоса и “анархическая методология” П.Фейерабенда. Теория научных революций
Томаса Куна (смена парадигм) была построена, что очень важно подчеркнуть, в идейно-
мировоззренческом противопоставлении подходу, который предложил Поппер и который был
развит трудами его последователей.
Речь шла о выявлении специфики “методологии науки” в отличие от “философии науки”.
Методология, как соглашались все, кто работал в “попперовском окружении”, — должна
помогать ученому решать актуальные научные задачи. Поппер неоднократно подчеркивал, что
философия интересует его только постольку, поскольку она может внести вклад в общее дело
познания мира, спосбствовать прогрессу науки. “Наука представляет собой один из немногих
видов человеческой деятельности — возможно, единственный, — в котором ошибки
подвергаются систематической критике и со временем довольно часто исправляются. Это дает нам
основание говорить, что в науке мы часто учимся на своих ошибках и что прогресс в данной
области возможен”[4].
Можно только заметить, что уверенность Поппера в возможность методологических
концепций помочь делу реального научного прогресса весьма ослабевает у его учеников и
последователей. Лакатос в своих притязаниях гораздо скромнее. Показывая, как можно
анализировать реальные научно-исследовательские программы, он предостерегает и методолога, и
ученого от “резких решений”, даже если некая исследовательская программа переживает период
так называемого “регрессивного сдвига” проблем. История науки демонстрирует, что зачастую
после периода регресса наступает новый, более плодотворный период, и нет никаких гарантий,
что “угасшая” было программа не вспыхнет новым, неожиданным светом[5]... В любом случае, как
бы ни решался вопрос о предпочтениях или выборе программ, методология науки должна уметь
“зарегистрировать счета” конкурентов. Что же касается “анархиста” Фейерабенда, то он
показывает, что при решении научных задач, по сути дела, может помочь все, что угодно
(принцип “ anything goes”), и дело методологии — предельно раскрепостить творческий дух
ученого. В методологии науки в этом плане нет и не может быть каких-то окончательных теорий,
концепций, положений, которых ученый просто обязан придерживаться[6].
Судьбу концепции Томаса Куна, с нашей точки зрения, должно анализировать не в ряду
эволюции “критического рационализма”, а в контексте противопоставления ему. Как это
высказывал в своих выступлениях М.А. Розов, Кун может считаться человеком, совершившим
“коперниканский переворот” в философии и методологии науки[7].
Речь идет о принципиальной смене позиции: о переходе от нормативно-методологического
описания науки к дескриптивному подходу, когда задача анализа состоит в том, чтобы описать
происходящие в науке процессы, а не предлагать формализацию научных теорий или
методологические решения[8]. Только при такой постановке вопроса можно четко отличить
методологию науки от философии науки, причем последняя понимается как обычная дисциплина,
имеющая свой эмпирический базис (историко-научные исследования), свои теоретические схемы
и модели, которые могут сопоставляться с фактами и проверяться ими. Речь идет о смене
модальности анализа науки: от долженствования — к модальности существования. Кун показал в
рамках своей концепции, что ученый (как член научного сообщества) определен некоторыми
традициями (программами) и что задача “философа науки” состоит в том, чтобы выявить эти
“программы” (парадигмы)[9] и показать механизмы их изменений.
Характерно, что Кун в своей критике Поппера останавливается именно на
принципиальных моментах фальсификационизма; его возражения против концепции развития
науки Поппера — это критика основных категориальных расчлений и “ключевых слов” этого
подхода. (Я имею в виду его статью “Logic of discovery or phychology of research?”,
опубликованной в “Criticism and the Growth of Knowledge”, 1970). Нельзя также не обратить
внимания на то, что Кун в идейном отношении по отношению к попперианству попал примерно в
такую же ситуацию, как сам Поппер — по отношению в Венскому кружку. Оба, с одной стороны,
обеспечивали преемственность традиции, с другой, — оба были радикальными идейными
критиками того сообщества, в котором начинали свою собственную работу. Оба они
переформулировали задачи и исходные посылки “философии науки” и видоизменили круг
проблем, которые следовало в ее рамках обсуждать и решать. Кун возражал Попперу по
преимуществу как историк науки, хотя именно благодаря Попперу философия науки стала
принимать во внимание результаты историко-научных исследований. Лакатос даже
сформулировал принцип: “история науки — пробный камень методологических концепций";
“история науки без философии науки слепа, философия науки без истории науки — пуста”[10].
Однако внезапная кончина Лакатоса в 1974 г. в какой-то степени прервала энергичное
развитие попперианства, и исследовательские интересы сообщества вновь сместились.
Катализаторами перехода к новому (третьему) периоду, который условно следует датировать от
конца 70-х гг. до современности, были явно выраженный социологизм концепции Куна, а также
новая картина научной деятельности, которую предложил Майкл Полани. Его книга опять-таки
“революционно” называлась “Personal Knowledge” (опубликована в Англии в 1958, в США —
1962 г.) и содержала подзаголовок “На пути в посткритической философии”. (Все это, разумеется,
ключевые слова, показывающие пафос противопоставления подходу “критического рационализма
с его представлениями о науке как Объективном Знании)”.
 Как же назвать современное состояние философии науки? Если ранее мы видели
слаженную работу определенных исследовательских групп, то сегодня напоказ выставляется
разнородность, “разношерстность” сообщества и провозглашается (в духе Фейерабенда)
необходимость методологического плюрализма подходов и концепций. “У нас нет и не должно
быть единой парадигмы!”[11].
Мощное влияние социологии знания как особого подхода — характерный признак
современного состояния, идет ли речь о работе методолога, философа или историка науки. В
наименьшей степени это умонастроение затронуло, конечно, логику.
Предшественниками современной социологии знания считают К. Маркса, М. Вебера, К.
Манхейма. Но можно заметить, что никто из них еще не ставил своей задачей показать
социальную обусловленность естественно-научного знания. В марксизме даже существовал тезис
об “относительной автономности” естествознания. Карл Манхейм в своей работе “Идеология и
утопия” замечал: мы не будем говорить о социальной обусловленности формулы “2х2”, мы будем
говорить только о фактах духовной культуры. (Можно, конечно, удивляться, что “2х2=4” не
признается фактом духовной культуры, но в принципе это замечание понятно).
Сегодняшнее сообщество “социологов науки и социологов знания” по своим установкам
почти антисциентисты. В историко-научной сфере доминирующим становится направление
социальной истории науки, пафос которого состоит в том, чтобы показать практически
“стопроцентную” социальную обусловленность научного знания.
Персонажи современных историко-научных описаний (те самые реальные Иванов, Петров,
Сидоров...) — это ученые, однако мотивы их поведения включают в основном поиски
финансирования, борьбу за признание, стремление к власти, интриги и тому подобное. Такой
подход приводит в конечном итоге к истории науки без науки... Историк науки теряет специфику
изучения когнитивных процессов[12].
Однако разве мы окончательно поняли, как развивается наука? Что такое наука? Что такое
теория? Что такое научно-исследовательская программа?.. Скорее, следует признать, что
современная философия науки просто забросила одну интеллектуальную игру и занялась другой.
И потому резонно спросить: хорошо ли это?
А что же происходит с областью историко-научных исследований? Можно признать, что
сегодня историк науки, действительно, находится на методологическом распутье. Траекторий
движений несколько:
1. Историю науки можно считать частью гражданской истории. Но последняя никогда не
изучала когнитивных процессов.
2. Историю естествознания можно считать частью естествознания. Но анализ прошлого с
точки зрения современного знания ведет к модернизации; мы теряем прошлое, перестаем быть
историками.
3. Методология науки смотрит на историю науки как на арсенал ходов мысли, некоторые
из которых были эффективны, другие — нет. История науки для методологии вспомогательная
область, откуда берут иллюстративные примеры, не очень заботясь об их конкретных
исторических свойствах. Это не подлинные события, а прецеденты.
4. Философия науки относится к истории науки более чем уважительно. Она существенно
способствует именно интенсивному, а не экстенсивному росту историко-научной работы,
предлагая модели, которые можно проверить.
5. Но сегодня социология науки толкает историю науки в другую сторону. Социологизация
проблематики не ведет к изучению когнитивных процессов.
Чтобы история науки окончательно не “потеряла лица”, ей важно осознавать себя частью
когнитологического комплекса.
***
В.А. Смирнов отмечал, что неопозитивистская программа анализа науки не была
статичной, но усложнялась и модифицировалась под влиянием критики и самокритики. Трудности
носили объективный характер и были связаны со сложностью рассматриваемых проблем и
неадекватностью имевшегося тогда в арсенале понятийного аппарата. Несмотря на эти трудности,
сама идея применения точных логико-математических средств для анализа науки продолжает
жить. В.А. Смирнов предупреждал, что у неискушенного читателя может возникнуть иллюзия о
неизбежности замены программы логического позитивизма более “прогрессивными”
разработками постпозитивизма (концепциями Куна, Лакатоса, Фейерабенда и др.). В
действительности здесь произошло падение уровня методологических исследований.
Постпозитивизм заменил проблему обоснования знания проблемой его социальной
обусловленности, философию науки — социологией науки, рациональные методы —
историческими экскурсами[13]... Например, постановка проблемы Куном о “несоизмеримости”
исторически сменяющих друг друга теорий несостоятельна. “Постановка этой проблемы
исторической школой в методологии базируется на неверной предпосылке, подменяющей
гносеологическую проблематику социологической... Идеи исторической школы, по моему мнению,
несостоятельны”[14]. Не соглашаясь полностью с такой оценкой, я хотела бы обратить внимание на
то, что правильная композиция различных дисциплин в рамках общего когнитологического
комплекса действительно представляет собой некоторую проблему.
[2]
См. например: Хилл Т.И. Современные теории познания. М.,1965. С.363-365.
[3]
В одном из своих устных выступлений В.А.Смирнов возражал против "психологизма" в
логике и методологии науки, апеллируя, по сути, к этому же аргументу. "Если бы математику
изучали опираясь на то, как в действительности вычисляют Петров или Иванов, это был бы конец
математики," — сказал он. (См.: Анисов А.М. Концепция научной философии В.А.Смирнова //
Философия науки. Вып. 2. М., 1996. С. 18.)
[4]
Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983. С. 327.
[5]
См.: Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ.
М., 1995. С. 116-124.
[6]
Нельзя не заметить, что в конечном счете аргументы Фейерабенда ведут в
своеобразному перформативному противоречию: ученому нужна методология, потому что только
она убедительно демонстрирует, что никакая методология ему не поможет.
[7]
См.: Философия естествознания ХХ века: итоги и перспективы (Материалы к Первому
Всероссийскому философскому конгрессу). М., 1997. С. 41.
[8]
О специфике исследовательской позиции Куна см. в моей работе: Кузнецова Н.И. Наука
в ее истории. М., 1982. С. 76-77.
[9]
Напомним, что слово "парадигма" означало для Куна, что в поле зрения философа науки
должна находиться не просто функционирующая теория, а именно теория, взятая в качестве
образца. На то, что некоторые теории в науке выполняют именно такую роль, просто не обращали
внимания представители логико-методологического подхода. Здесь нужен другой тип анализа, и
Кун много лет почти безуспешно пытался акцентировать на этом внимание своих критиков,
однако это не воспринималось ими всерьез.
[10]
Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. С. 90.
В.Н.Порус замечает, что эта фраза была ходячей в среде европейских философов науки; этот
афоризм вводил в обращение К. Хюбнер, аналогичную мысль высказывал и А. Эйнштейн (см.:
Там же. С. 229).
[11]
См. характеристику этого принципиального плюрализма в: Пестр Д. Социальная и
культурологическая история науки: новые определения, новые объекты, новые практики //
Вопросы истории естествознания и техники. 1996. № 3-4.
[12]
Более детальный анализ см.: Кузнецова Н.И., Розов М.А. История науки на распутье //
Вопросы истории естествознания и техники. 1996. № 1. С. 3-18.
[13]
См.: Анисов А.М. Концепция научной философии В.А.Смирнова. С. 19-20.
[14]
Смирнов В.А. Логический анализ теорий и отношений между ними // Логика научного
познания. М., 1987. С. 133.
Три аспекта бытия науки
Наука направлена на объективное отражение действительности и выявление ее
закономерностей. Она выступает как специфическая познавательная форма деятельности; как
система или совокупность дисциплинарных знаний, включающая естественные, социально -
гуманитарные и технические области знания, и как социальный институт. Институциональность
науки - это определенная форма коллективности, предполагающая четкую иерархию,
фиксируемую научными статусами, степенями, должностными обязанностями и формально
закрепленной позицией социальной ответственности. Институциональное понимание науки
указывает на определенную и устойчивую систему взаимоотношений между научными
организациями и членами научного сообщества при производстве научно-теоретического знания и
подготовке специализированных научных кадров. Институциональность науки предполагает и
социальный контроль, научную экспертизу проектов в процессе функционирования науки, а также
гласность научных достижений, и секретность значимых для безопасности страны проектов.
 Современная философия науки осуществляет рефлексию над наукой и от имени
естественнонаучного и гуманитарного знания пытается понять место науки в современной
цивилизации, ее отношения к этике, политике, религии. Тем самым философия науки выполняет
общекультурную функцию и выступает как особая сфера культуры. Философия науки имеет
статус исторического социокультурного знания и испытывает на себе влияние как со стороны
общего социокультурного фона эпохи, так и со стороны эпистемологических, методологических
исследований и теоретических подходов, развитых современными учеными.
Важно различать два значения философии науки: философии науки как направление
западной философии, включающее в себя оригинальные авторские модели развития науки, и
философии науки как теоретическая дисциплина, связанная с изучением общих закономерностей
научного познания и в его историческом развития и изменяющемся социокультурном контексте.
Философия науки как направление философии возникла в 19 столетии в деятельности первых
позитивистов: Конта, Милля, Спенсера и претерпело сложную эволюцию. Философия науки как
теоретическая дисциплина возникла в ответ на потребность осмыслить социокультурные функции
науки и последствия ее развития в условиях НТР. Это молодая дисциплина, заявившая о себе
лишь во второй половине ХХ в.
Философия науки, понятая как рефлексия над наукой, выделяет в качестве центральной
проблемы проблему роста научного знания. Вместе с тем круг основных проблем философии
науки достаточно широк. Первая треть ХХ в. была занята:
 построением целостной научной картины мира;
 исследованием соотношения детерминизма и причинности;
 динамических и статистических закономерностей.
Внимание привлекают также структурные компоненты научного исследования:
соотношение теории и факта, логики и интуиции; индукции и дедукции; анализа и синтеза;
открытия и обоснования. В последней трети ХХ в. обсуждается расширенное понятие научной
рациональности, обостряется конкуренция различных моделей роста науки, новую актуальность
приобретают критерии научности и методологические нормы. Возникает осознанное стремление к
историзации науки, выдвигается требование соотношения философии науки с ее историей.
Оформляются историцистская и методологическая версии развития науки, вновь обретает силу
вопрос о социальной детерминации научного знания, актуальными оказываются проблемы
гуманизации науки.
Философию науки следует отличать от достаточно близких ей науковедения, наукометрии,
социологии науки.
Социология науки исследует взаимоотношения института науки с социальной структурой
общества, типологию поведения ученых в различных социальных системах, динамику групповых
взаимодействий сообществ ученых, конкретные социокультурные условия развития науки в
различных типах обществ.
Науковедение, сложившееся к 60 гг. ХХ в., фиксирует общие тенденции
функционирования науки, оно направлено на описание теоретических основ политического и
государственного регулирования науки, выработку рекомендаций по повышению эффективности
научной деятельности, принципов организации, планирования и управления научным
исследованием.
Наукометрия - это область статистического изучения потоков научной информации,
динамики информационных массивов науки. Восходя к трудам школы Прайса, наукометрия
представляет собой применение методов математической статистики к анализу потока научных
публикаций, ссылочного аппарата, роста научных кадров, финансовых затрат.
Тематика философии науки развивается по трем направлениям:
 К первому относится круг вопросов, идущих от философии к науке и
отталкивающихся от специфики философского знания и определенной мировоззренческой
позиции.
 Ко второму - группа проблем возникающих внутри самой науки и нуждающаяся в
компетентном арбитре, в роли которого оказывается философия. Здесь тесно переплетены
специфические проблемы познавательной деятельности, модели и механизмы приращения
научного знания, эвристические методы и процедуры обоснования.
 К третьему относят проблемы взаимодействия науки и философии с учетом их
фундаментальных различий и возможных приложений. Особенно заметно радикальное влияние
философии в эпохи научных революций, связанных с возникновением античной математики,
коперниканским переворотом в астрономии, становлением классической научной картины мира,
революцией в естествознании на рубеже ХIХ - ХХ вв. и пр.

Эволюция подходов к анализу науки (позитивизм, неопозитивизм, постпозитивизм).

В истории формирования и развития науки можно выделить две крупные стадии. Первая
стадия связывается с зарождением науки, и поэтому получает название преднауки. Вторая –
охватывает собой период уже сформировавшегося научного познания, науки как познавательной
деятельности, системы знаний и социального института; в этом случае данная стадия получает
название науки в собственном смысле слова1. Стадия преднауки включает в себя науку Древнего
мира, Средневековья, а также отчасти Ренессанса. Соответственно стадия развитой науки, или
науки в собственном смысле слова, имеет своим началом эпоху Нового времени. Исходя из такой
позиции разделения науки на две стадии, можно утверждать, что наука сравнительно молодое
явление в культуре человечества: это детище Нового времени и существует она чуть более
четырех десятилетий.
Типология представлений о природе философии науки предполагает выявление той или
иной доминанты в философии науки. Например, методологически ориентированная философии
науки (критический рационализм К. Поппера), онтологически ориентированная (А. Уайтхед) или
исторически ориентированной. Философии науки может выступить как мировоззрение,
основанное на научных теориях; как область выявления предпосылок научного мышления; как
сфера экспликация понятий и теорий, когнитивного статуса научных законов.
Позитивистская традиция в философии науки является основной. Исторически
становление философии науки, как уже было отмечено, отнесено к моменту оформления первого
позитивизма - интеллектуального течения, охватившего многообразные сферы деятельности:
науку, политику, педагогику, философию, историографию. Позитивизм расцвел в Европе, когда
она вступила на путь индустриальной трансформации в период относительно стабильного
развития. Быстрые успехи в различных областях знания: математики, химии, биологии, физики -
делали науку все более популярной, приковывающей к себе всеобщее внимание. Научные методы
завладевали умами людей, престиж ученых повышался, наука превращалась в производительную
силу, отстаивала свою автономию. Научные открытия, с успехом применяемые в производстве,
преображали мир, изменяли образ жизни. Прогресс становился очевидным и необратимым.
Именно позитивисты посвятили свое философское творчество обоснованию положения, что
научное знание является эталонным и позитивным, то есть истинным, осмысленным, основанным
на наблюдении и объективном факте.
К общим программным требованиям позитивизма относят:
1 Утверждение примата науки и естественнонаучного метода.
2.Взгляд на развитие общества как на социальную физику, претендующую на статус
точной науки о естественных фактах человеческих отношений.
3. Вера в бесконечный рост прогресса, понятого как продукт человеческой
изобретательности и научной рациональности.
Позитивистское направление разделяется на ряд этапов: первый позитивизм, второй
позитивизм (конвенционализм, махизм, эмпириокритицизм), неопозитивизм (логический
позитивизм) и постпозитивизм. Поэтому эволюцию подходов к анализу науки можно представить
как эволюцию взглядов на науку в рамках позитивистской традиции в философии науки.
Концепция "позитивной (положительной) науки" наиболее полно представлена
французским мыслителем Огюстом Контом (1798-1857). В своем главном произведении "Курс
позитивной философии" в 6-ти тт., изданных в 1830-1846 гг., Конт выясняет пять значений
понятия "позитивное". Во-первых, в более общем смысле позитивное означает реальное в
противоположность химерическому. Во втором смысле - оно указывает на контраст между
полезным и негодным. В третьем - часто употребляется для определения противоположности
между достоверным и сомнительным; четвертое состоит в противопоставлении точного смутному.
Пятое применение менее употребительное, хотя столь же всеобщее – «положительное» как

1
См.: Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники: Учеб. пособие. – М.: Гардарика,
1996. – 400 с. – С. 42-69; Степин В.С. философия науки. Общие проблемы: учебник для аспирантов и
соискателей ученой степени кандидата наук. – М.: Гардарики, 2006. – 384 с. - С. 119-155.
назначенное "по своей природе преимущественно не разрушать, но организовывать"
употребляется как противоположное отрицательному.
Провозглашаемая Контом философия науки - философия нового типа, призвана
выполнить задачу систематизации и упорядочивания научных выводов. Это "здоровая
философия", которая предстает как строгая система, обобщающая результаты различных ветвей
научного познания, и только в этом значении она может иметь право на существование. В другой,
«метафизической философии», выясняющей конечные причины и всеобщие основания, нужды нет.
Конт широко пропагандирует идею научности применительно ко всем проявлениям природы и
общества. Наука есть высшее достижение интеллектуальной эволюции, она содействует
рациональной организации жизни всего общества.
Наука для О. Конта - это, прежде всего, знание, обладающее системой. Понятие научного
становится синонимом понятия позитивного, что, в первую очередь, означает «основанного на
наблюдении». Поэтому наука – это систематизированное, основанное на наблюдении знание,
которое доставляет субъекту познания объективные, то есть опытные, факты. При этом
объективные факты представляют собой не результат познания сущности того или иного явления
или процесса, а описание изучаемого явления. Наука, согласно О. Конту, должна отказаться от
проникновения в сущность вещей, от изучения первых или конечных причин явлений, а
ограничиться только описанием внешнего облика явлений. Целью науки должно стать не
объяснение фактов через их обобщение, а лишь описание данных опыта. При этом закон
понимается только лишь как функциональная зависимость, противостоящая причинно-
следственной зависимость, которая, в свою очередь, не входит в рассмотрение науки. Наука
должна устанавливать закономерности на основе объяснения одних явлений посредством других,
на основании существующих между ними отношений.
Идеалом так понятой науки является математика, она лежит в фундаменте контовской
классификации наук, представленной как движение от более простых наук к более сложным и от
более общих наук к частным. Следом за математикой Конт выделяет: астрономию, механику,
физику, химию, биологию и социологию. Отечественный методолог Грязнов Б.С. подчеркивал,
что своим подлинным открытием О. Конт считал не разработку классификации наук, а
установление закона изменения и развития методов. «По мере того, как явления усложняются,
они тем самым с гораздо большего числа различных сторон становятся доступными
исследованию»2. Основной научный метод – это наблюдение, но при переходе от астрономии,
которая основана на зрительном восприятии, к физике происходит включение других органов
чувств. Поэтому в физике возникает эксперимент, что понимается О. Контом как постоянное
наблюдение явлений вне их естественных условий, то есть в искусственно созданной обстановке.
В химии основным научным методом исследования продолжают оставаться наблюдение и
эксперимент, но добавляется метод рациональной номенклатуры (развитие химической
символики и введение химических формул). Новым методом в биологии становится
сравнительный метод, который при анализе социальных явлений в социологии трансформируется
в исторический метод.
Дж. С. Милль разделяет взгляды О. Конта на науку, но главной наукой, «наукой самой
науки» Милль считает логику. Философия науки сводится им к логике науки: «Философия науки
состоит из двух главных частей: из методов исследования и условий доказательства. Первые
указывают пути, по которым ум человеческий доходит до заключений, вторые – способ испытать
их достоверность. При полноте первые были бы орудием открытия, вторые – доказательства»3.
Знания являются научными, только при условии того, то они доказаны. Кроме наблюдения
основным научным методом у Дж. С. Милля выступает индукция. Научное знание всегда
начинается с исследования единичных случаев, от которого осуществляется переход к классу
случаев на основе единообразия. Таким образом, знание развивается за счет распространения
знания о единичных случаях на другие случаи, то есть за счет увеличения числа истин.
Другой представитель первого позитивизма Герберт Спенсер продолжает традицию в
анализе науки, начатую О. Контом и Дж. С. Миллем. Наука понимается как систематизированное
знание, основанное на опытном познании. Целью науки является выявление законов, которые
понимаются как отношения между явлениями, устанавливаемые на основе подобия и неподобия,
2
Цит. по: Грязнов Б.С. Учение о науке и ее развитии в философии О. Конта // Позитивизм и наука.
Критический очерк. – М.: Наука, 1975. – 245 с. – С. 39.
3
Цит. по: Грязнов Б.С. Проблемы науки в работах логиков-позитивистов в XIX в.: Д.С. Милль, У.С.
Джевонс // Позитивизм и наука. Критический очерк. – М.: Наука, 1975. – 245 с. – С. 71.
сходств и несходств признаков явлений. Таким образом, законы, исследуемые наукой,
понимаются исключительно как функциональная зависимость. Отличием научного от обыденного
знания является отдаленность от непосредственного восприятия: обыденные знания человек
получает при непосредственном восприятии, научное знание можно получить при расширении
восприятия с помощью умозаключений.
Таким образом, в своем анализе науки первые позитивисты уделяли внимание, прежде
всего, проблеме метода, систематизации научного знания и классификации наук. Позитивистский
анализ науки оставляет за пределами своего исследования историю науки как таковой. Данный
подход не рассматривает механизмы эволюции научного знания. Наука понимается как высший
этап развития человеческого мышления и его идеал, высшая ценность и достижение человечества.
Следующей ступенью в эволюции взглядов на науку выступил неопозитивистский образ
науки, который породил логико-эпистемологический подход к исследованию науки.
Возникновению такого подхода способствовали открытия, произошедшие в самой науки и
изменившие прежние научные представления о мире, а также ситуация в самой философии науки,
связанная с идеями второго позитивизма, или эмпириокритицизма. Открытие понятия поля и
явления электромагнитной индукции Майклом Фарадеем, создание теории электромагнитного
поля Джеймсом Максвеллом, открытие Джозефом Томсоном в 1897 г. электрона, обнаружение
явления радиоактивности Пьером Кюри и Марией Склодовской-Кюри положили конец
представлениям о неделимости атома и поставили под сомнение представления, принципы и
понятия прежней, классической, науки. Оказалось, что они воспроизводят не саму реальность, а
являются лишь абстракциями, которые могут заменяться другими. Поэтому основной проблемой
стало обоснование научных абстракций, чем и занялись представители второго позитивизма:
эмпириокритицизма и конвенционализма.
Продолжая традиции первого позитивизма, представитель эмпириокритицизма, известный
физик Э. Мах объявлял научные абстракции метафизическими допущениями. Он утверждал, что
как таковых материи, молекул, атомов, энергии, пространства, времени и других понятий не
существует, это всего лишь абстракции комплекса чувственных элементов, это всего лишь
понятия науки, экономящие мышление. Наука должна исследовать не эти метафизические
абстракции, а многообразную, всестороннюю взаимную зависимость чувственных элементов
между собой.
Основоположник конвенционализма, выдающийся математик Анри Пуанкаре утверждал,
что не только понятия, но и многие принципы и теории в науке всего лишь конвенционально
принятые положения. Конвенция – это соглашение. Ни один принцип, теория в науке не могут
быть более истинными, чем другие. Они могут быть лишь более удобными в использовании, о чем
ученые заключают соглашение.
Следующий этап в анализе науки связан с третьим, или логическим, позитивизмом, к
числу которого традиционно относят представителей «Венского кружка» (М. Шлик, Р. Карнап, О.
Нейрат и др.) и «Общества научной философии» (Г. Рейхенбах, К. Гемпель и др.). Было
провозглашено отношение к языку как к нейтральному средству познания, предложения и
термины которого адекватны результатам эксперимента. Основным требованием стала
унификация языка, построение единого языка науки при помощи символической логики с опорой
на язык физики. Программа логического анализа языка науки стала доминирующей, в силу чего
третий этап развития позитивизма получил название аналитический. Из языка науки изгонялись
все "псевдонаучные утверждения", к которым причислялись не только двусмысленности
обыденного языка, но и метафизические, философские положения о смысле жизни, сути бытия и
пр.
Продолжая традицию второго позитивизма, представители логического позитивизма
считали, что в языке отражаются чувственные данные субъекта, полученные им с помощью
непосредственного наблюдения. В науке эмпирические факты фиксируются в так называемых
протокольных предложениях. Примером научного протокольного предложения может служить
следующее: «химическое соединение при взаимодействии с лакмусом изменяет его цвет на
красный»; «летом 1976 г. на небе был обнаружен радиоисточник, излучающий короткие
радиоимпульсы». В отличие от эмпириокритицистов логические позитивисты утверждали, что
базис науки составляют не просто чувственные данные субъекта, а чувственные данные,
выраженные в языке, то есть зафиксированные в протокольном предложении. Таким образом,
базисом науки являются протокольные предложения, истинность которых устанавливается с
помощью метода наблюдения.
 Основным принципом, устанавливающим истинность, а значит и научность, согласно
логическим позитивистам, выступает верификация. Только те утверждения, которые могут быть
верифицированы, то есть подтверждены в ходе эмпирической проверки, могут быть истинными, а
значит и научными. Поэтому верификация здесь выступает не только методологическим
принципом, позволяющим установить истинность или ложность высказывания, но также
процедурой, разграничивающей науку и другие формы духовной деятельности (миф, религию,
искусство, философию и др.). Верификация – это критерий демаркации, принцип, позволяющий
различить науку и метафизику: если предложение верифицируемо, то оно научно, если нет –
значит, данное предложение нельзя причислять к сфере науки.
При этом по оценке Морица Шлика, философия на протяжении всей своей истории
представляет собой «хаос систем»4, «анархию воззрений». Философия не убеждает в том, что
«успех в решении самых упрямых проблем был все же достигнут»5, более того, «философия
просто никогда и не доходила до постановки подлинных «проблем»»6. Конец такому положению в
философии может быть положен в связи с «поворотом в философии», связанным с нахождением
методов. Ставка делается на наблюдение и эмпирическую науку. Наука понимается Шликом как
«система познавательных предложений, то есть истинных утверждений опыта»7. Философия же не
представляет собой систему утверждений опыта, философских истин не существует, поэтому
философия не является наукой, ей отказано в звании науки. «Ибо нигде не записано, что Царица
Наук сама должна быть наукой»8. Философия должна стать системой действий, деятельностью,
которая позволяет обнаруживать или определять значение предложений. «Наука занимается
истинностью предложений, а философия тем, что они на самом деле означают»9.
Другой важной темой логического позитивизма была проблема создания унифицированной
науки. Идея единства науки возникает в связи с реакцией на усиление дифференциации науки,
возникновением множества новых дисциплин и постоянным увеличением научных знаний.
Создание унифицированной науки мыслилось на основе разработки единого, унифицированного,
языка науки. Таким языком объявлялся язык протокольных предложений. Подобному
представлению о языке унифицированной науки более всего соответствовал язык физики.
Поэтому для неопозитивистов свойственен так называемый физикализм, то есть попытка
редуцировать язык науки к языку физии. Таким образом, построение унифицированной науки
возможно на основе языка «непосредственно данного», или протокольных предложений, идеалом
которого выступил язык физики.
Неопозитивистский образ науки включает в себя следующие положения:
- эмпирический фундаментализм: научное знание – это знание, которое состоит из
эмпирических высказываний;
- элиминация субъекта научного исследования: научное знание свободно от субъективных
и ценностных наслоений;
- основной метод науки – наблюдение;
- универсальный критерий истины – принцип верификации, который определяет знание
как истинное или научное только в случае его подтверждения опытом;
- специфика науки и научного метода, преlполагающего четкую демаркацию от других
форм интеллектуальной деятельности ;
-универсальность и неизменность (внеисторичность) понятия рациональности: сфера
рациональности строго совпадает со сферой науки.
На этапе постпозитивистской философии науки поле философской проблематики
расширяется за счет того, что наука теряет черты абстрактной, идеализированной системы
логических позитивистов, оборачивается к истории науки, включая в себя социокультурные
факторы и философскую проблематику.
Карл Поппер выступает с концепцией критического рационализма и критикует логических
позитивистов по многим положениям, в первую очередь, противопоставляя их принципу
верификации идею фальсификации. Фальсификация – это опровержение и понимается она как
методологическая процедура, позволяющая установить ложность гипотезы или теории на основе

4
Шлик М. Поворот в философии // аналитическая философия. Избранные тексты. – М.: МГУ, 1993. – С. 28.
5
Там же.
6
Там же. – С. 29.
7
Там же. – С. 30.
8
Там же. – С. 31.
9
Там же.
ее эмпирической проверки. Проблема демаркации, т. е. разграничения научного и ненаучного
знания, решается Поппером не с помощью эмпирического подтверждения знания (верификации), а
с помощью его опровержения эмпирическими данными (фальсификации). Только та теория может
считаться научной, которая реально или потенциально может быть эмпирически опровергнута.
Всякое знание, ложность которого еще не установлена, является лишь «предположительно
научным».
Таким образом, К. Поппер различал утверждения и теории фальсифицируемые, то есть
эмпирически обоснованные, и нефальсифицируемые, то есть которые не удовлетворяют
требованию фальсифицируемости. К первым можно отнести, например, теорию относительности
и квантовую теорию, ко вторым – формальные дисциплины (логика и математика) и, конечно же,
метафизические построения (философию, мифологию, религию). При этом подобное
разграничение не означало разделение на утверждения (теории) имеющие и не имеющие смысла.
В отличие от неопозитивистов К. Поппер подчеркивал, что нефальсифицируемые утверждения
(теории), то есть метафизика у неопозитивистов, имеют смысл (значение). Метафизика не наука
только лишь потому, что она непроверяема, точнее, неопровержима, но лишать ее смысла нельзя.
Наука – это знание, которое может быть фальсифицировано, это всего лишь предположительное
знание, которое рано или поздно будет опровергнуто.
Поппера часто объединяют с неопозитивистской традицией, хотя он, как и Л.
Витгенштейн, не был связан с деятельностью Венского кружка. Эта легенда развенчивается К.
Попером в «Ответе моим критикам», в «Автобиографии» он берет на себя ответственность за
«смерть» неопозитивизма. Нейрат назвал К. Поппера официальным оппонентом Венского кружка.
В противовес аналитикам о сути своей программы К.Поппер говорил так: «Хватит копаться в
словах и смыслах, важно разобраться в критикуемых теориях, обоснованиях и их ценности».
В центре внимания К. Поппера находится проблема роста научного знания. Ее решение
предполагает проведение демаркации - разграничения науки и ненауки. "Я хотел провести
различие между наукой и псевдонаукой, - пишет он, - прекрасно зная, что наука часто ошибается и
что псевдонаука может случайно натолкнуться на истину". Проблема демакации науки и ненауки
вызвана желанием освободить науку от иррациональных мифообразований, квазинаучных
явлений, экзистенциальных предпосылок и идеологических наслоений. Идея демаркации и
фальсификации - это два достижения К. Поппера, снискавшие ему шумную мировую славу.
В отличие от неопозитивистов, стремящихся к сведению знания к чистому эмпирическому
опыту, свободному от субъективных ощущений и выраженному в протокольных предложениях, К.
Поппер высказывает мысль о теоретической нагруженности фактов: «мы подходим ко всему в
свете заранее принятой теории»10; «в любой произвольно взятый момент мы – пленники
концептуального каркаса наших теорий, наших ожиданий, нашего предшествующего опыта,
нашего языка»11.
Таким образом, образ науки К. Поппера предполагает, во-первых, обусловленность
эмпирического теоретическим. Во-вторых, отбрасывание ложных утверждений, так как научное
знание – это всегда знание, которое может быть опровергнуто в результате опытной проверки. В-
третьих, К. Поппер не отказывается от метафизики, как это делали позитивисты, поскольку
разница между нефальсифицируемым знанием и предположительно фальсифицируемым
достаточно условна. В то же время концепция науки К. Поппера близка представлениям о науке
логических позитивистов: К. Поппер не отказывается от эмпирического фундаментализма, а лишь
заменяет верификацию фальсификацией; критерий научности (фальсификация) у него также
внеисторичен; эпистемология К. Поппера не учитывает роль субъекта. Поппер приходит к
различению трех миров: мира объектов или физических состояний; мира состояний сознания;
мира объективного содержания мышления, прежде всего содержания научных идей, поэтических
мыслей и произведений искусства. Эпистемология как теория научного знания связана с третьим
миром, существующим достаточно автономно. «Обитателями моего третьего мира являются,
прежде всего, теоретические системы, другими важными его жителями являются проблемы и
проблемные ситуации. Однако его наиболее важными обитателями… являются критические
рассуждения, и состояние дискуссий, и состояние критических споров». Автономия третьего мира
и обратное воздействие третьего мира на второй и даже на первый миры представляет собой один

10
Поппер К. Нормальная наука и опасности, связанные с ней // Кун Т. Структура научных революций. – М.:
ООО «Издательство АСТ», 2002. – 608 с. – С. 528.
11
Там же. – С. 534.
из самых важных фактов роста знания.
Гораздо ярче отличие от неопозитивистского образа науки можно увидеть в концепциях
науки Томаса Куна, Имре Лакатоса и Пола Фейерабенда.
Томас Сэмюэл Кун (1922) - американский историк и философ науки был сторонником
историко-эволюционистского направления. Он отстаивал антикумулятивистскую модель развития
научного знания, в которой история науки представляет собой дискретные процесс чередования
стадий научной революции и нормальной науки, характеризующей парадигму. Парадигма – это
эталон, образец способа постановки и решения исследовательских задач. История науки – это
также процесс конкурентной борьбы между научными сообществами, поддерживающими ту или
иную парадигму. Кун даже определяет науку как деятельность научных сообществ. Понятие
«научного сообщества» фиксирует коллективный характер накопления знания, создает и
поддерживает систему внутренних норм и идеалов, этос науки. Ученый может быть понят и
воспринят как ученый только в его принадлежности к определенному научному сообществу.
Образ науки, таким образом, включает в себя социокультурные аспекты науки – историю науки,
влияние научного сообщества, философские, этические и религиозные факторы, которые
оказывают влияние не то, какую теорию предпочесть в качестве парадигмы на стадии научной
революции. Критерии научности, рациональности, научный язык, методы – все это
детерминировано парадигмой, т. е. все исторично и изменчиво. В периоды кризисов в науке
происходит размножение теорий, одна из которых в последствии займет место предшествующей
парадигмы.
Имре Лакатос остаивает свою модель развития научного знания, основным элементом
которой является научно-исследовательская программа. И. Лакатос, также как большинство
постпозитивистов, в своих исследованиях науки опирается на историю науки, провозглашает
значительное влияние социокультурных и субъективных факторов на развитие науки,
подчеркивает роль философии в науке. По мнению И. Лакатоса, изучать науку невозможно без
опоры на историю науки, а «история науки без философии науки слепа»12.
Основная единица развития науки - научно-исследовательская программа - представляет
собой совокупность теорий и имеет определенную структуру:
- «жесткое ядро» - фундаментальные, частнонаучные и онтологические допущения,
которые сохраняются во всех теориях данной программы;
- «защитный пояс» - состоит из вспомогательных гипотез и обеспечивает сохранность
«жесткого ядра» от опровержений; он может быть модифицирован, частично или полностью
заменен при столкновении с контрпримерами;
- «положительная эвристика», «негативная эвристика» - нормативные методологические
правила-регулятивы, предписывающие, какие пути наиболее перспективны для дальнейшего
исследования, а каких путей следует избегать.
Наука развивается как процесс смены научно-исследовательских программ. Смена
программ понимается как научная революция. Новая научно-исследовательская программа
должна быть способной объяснить то, что не могла объяснить предшествующая программа. При
этом если одна программа уступает место другой, это еще не означает, что «старая» научно-
исследовательская программа должна быть отброшена. И. Лакатос говорит о терпимости к
«доказавшей свою несостоятельность» программе: следует учитывать фактор времени. Прогресс
программы может осуществиться лишь по прошествии определенного времени.
Техника методологического анализа той или иной исследовательской программы
распадается, по Лакатосу, на ряд ступеней:
 выдвижение национальной реконструкции исследовательской программы;
 сравнение ее с действительной историей;
 критика ее за отсутствие историчности или рациональности.
В целом концепция ученого имеет логико-нормативный характер. Лакатос ставил перед
собой задачу реформирования критического рационализма К. Поппера в концепции «утонченного
фальсификационизма». Вся наука понимается им как гигантская научно-исследовательская
программа, подчиняющаяся основному правилу К. Поппера: «Выдвигай гипотезы, имеющие
большее эмпирическое содержание, чем у предшествующих». Самой успешной из всех, когда-
либо существовавших программ Лакатос считает теорию тяготения Ньютона. Потому, что при ее

12
Лакатос И. Методология научно-исследовательских программ // Вопросы философии. – 1995. - № 4. – С.
138.
возникновении существовало множество опровергающих факторов. Теория тяготения вступила в
борьбу с ними и с подтверждающими эти факты теориями. Через определенное время, проявив
изобретательность, сторонники теории Ньютона превратили все контрпримеры в примеры,
подкрепляющие теорию.
Более всех релятивизирует стандарты рациональности и критерии научности Пол
Фейерабенд в своей концепции «эпистемологического анархизма». В науке нет ничего
фундаментального. Необходимое условие развития науки – нарушение правил, норм,
методологических требований. П. Фейерабенд выступает против эпистемологического
фундаментализма. Невозможно редуцировать знание к так называемым протокольным
предложениям, или языку наблюдения. По мнению П. Фейерабенда, понятия языка наблюдения
всегда определяются контекстом той теории, в которой они используются.
Развитие науки может осуществляться только путем нарушения стандартов, расширения
теорий, противоречащих господствующей парадигме: необходимо «создавать и разрабатывать
теории, несовместимые с принятыми точками зрения, даже если последние являются в высокой
степени подтвержденными и общепринятыми»13. Процесс расширения альтернативных теорий П.
Фейерабенд называет принципом пролиферации. Теорий должно быть как можно больше и
разнообразнее, поэтому в них смело следует включать философские, ненаучные и антинаучные
идеи.
Его высказывания воспринимались как глубоко эпатирующие. Идею плюрализма теорий
Фейерабенд расширяет до плюрализма традиций. В связи с чем наука как идеология научной
элиты должна быть лишена своего центрального места и уравнена с мифологией, религией и даже
магией. На самом деле, пишет П. Фейерабенд, наука подобна идеологии: наука, претендующая на
обладание единственно правильным методом и единственно приемлемыми результатами,
представляет собой идеологию и должна быть отделена от государства, и в частности от процесса
обучения»14. Создание определенной научной традиции, ее философское обобщение и
закрепление, организация образования в соответствии с требованиями этой традиции – все это
несовместимо с гуманизмом. Таким образом, мы принуждаем людей следовать определенным
принципам и стандартам, следовательно, калечим индивидуальность и стесняем их свободное
развитие, а также не позволяем прийти в науку тем людям, чей темперамент способности не
вмешаются в общепризнанные формы образования и познания. Дело воспитания и обучения –
всесторонняя подготовка человека к тому, чтобы, достигнув, зрелости, он мог сознательно и
потому свободно делать выбор между различными формами идеологии и деятельности. «Наука не
выделяется в положительную сторону своим методом, ибо такого метода не существует; она не
выделяется и своими результатами: нам известно, чего добилась наука, однако у нас нет ни
малейшего представления о том, чего могли бы добиться другие традиции»15.

Концепция личностного знания М. Полани.

В шестидесятые годы ХХ в. философия науки обогатилась весьма значительным явлением
- концепцией неявного, личностного знания Майкла Полани (1891-1976). Автор против
эпистемологии без познающего субъекта, против абстрагирования процесса познания от его
культурно-исторической и социокультурной детерминации, он за преодоление ложного идеала
деперсонифицированного научного знания, ошибочно отождествляемого с объективностью.
«Идеал безличной, беспристрастной истины подлежит пересмотру с учетом глубоко личностного
характера того акта, посредством которого провозглашается истина», - утверждал ученый.
Обсуждая заглавие своей книги "Личностное знание", ученый отмечал: "Может показаться, что
эти два слова противоречат друг другу; ведь подлинное знание считается безличным, всеобщим,
объективным. Для меня знание - это активное постижение познаваемых вещей, действие,
требующее особого искусства».
В эпистемологии Полани усиливаются антропологические ориентации, стремление
учесть человеческую перспективу в картине мира. Основные идеи его концепции: науку делают
люди, обладающие мастерством; искусству познавательной деятельности нельзя научиться по
учебнику. Оно передается лишь в непосредственном общении с мастером. Люди, делающие науку,
не могут быть заменены другими и отделены от произведенного ими знания; в познавательной и

13
Фейерабенд П. Ответ на критику // Структура и развитие науки: Сб. переводов. – М., 1978. – С. 420.
14
Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. – М.: Прогресс, 1986. – 542 с. – С. 465.
15
Там же. – С. 518.
научной деятельности чрезвычайно важными оказываются мотивы личного опыта, переживания,
внутренней веры в науку, в ее ценность, заинтересованность ученого, личная ответственность.
Личностное знание – это состояние, связанное с интеллектуальной самоотдачей,
страстным вкладом познающего. В нем, по-новому, проявляется роль веры, которая заявляет о
себе как компонент познавательного процесса, система взаимного доверия.
По мнению Полани, мастерство познания не поддается описанию средствами языка,
сколь бы развитым и мощным он ни был. Научное знание, представленное в текстах научных
статей и учебников - лишь некоторая часть, находящаяся в фокусе сознания. Другая часть
сосредоточена на половине периферийного (неявного) знания, постоянно сопровождающего
процесс познания. Неявное знание приобретается в непосредственном общении ученых.
Он выделяет три основные области соотношения мышления и речи. Первая – область
«невыразимого», в которой компонент молчаливого неявного знания доминирует в такой степени,
что его артикулированное выражение по существу невозможно. Она охватывает собой то, что
основано на переживаниях и жизненных впечатлениях. Это глубоко личностные знания, они
весьма трудно поддаются трансляции и социализации. Искусство всегда старалось решить эту
проблему своими средствами в акте сотворчества и сопереживания. Вторая область знания
достаточно хорошо передается средствами речи. Это область, где компонента мышления
существует в виде информации, которая может быть целиком воспроизведена хорошо понятной
речью. Здесь область молчаливого знания совпадает с текстом, носителем значения которого
она является. В третьей области "затрудненного понимания" между невербальным содержанием
мышления и речевыми средствами имеется несогласованность, мешающая концептуализировать
содержание мысли. Это область, в которой неявное и формальное знание независимы друг от
друга.
В объем неявного знания погружен и механизм формирования навыков. Задача
приобретения навыка порождает собственный слой личностного знания. "Знания как" имеет
инструментальный характер и задается всей телесной организацией человека. Полани утверждает,
что смысл неотделим от той личной уверенности, которая вкладывается в провозглашаемое
научное суждение. М. Полани подвел к необходимости осмысления новой модели роста научного
знания, в которой учитывались бы действующие личностно-когнитивные механизмы
познавательной деятельности.
Социологические и культурологические подходы к исследованию науки.
Социологические и культурологические подходы в еще большей степени выявили
значение социокультурных факторов в развития науки. Социологический подход к исследованию
науки, крупнейшим представителем которого является американский социолог Роберт Мертон,
рассматривает науку, прежде всего, как социальный институт, в рамках которого осуществляет
свою деятельность научное сообщество. Оно ориентировано на общность цели, устойчивые
традиции, авторитет и самоорганизации. Цель науки, с точки зрения Р. Мертона, заключается в
«постоянном росте массива удовлетворительного научного знания». Такая прагматическая
формулировка цели науки не предполагает вопросов об истинности и объективности научного
знания. Особое внимание Р. Мертон уделяет разработке императивов научного этоса, то есть
норм, регулирующим справедливую конкуренцию в науке. Р. Мертон выделяет четыре
императива: универсализм: во-первых, научное знание должно быть универсально, то есть иметь
отношение к объективным явлениям и может быть получено всегда, где есть аналогичные условия;
во-вторых, универсализм обеспечивает равные права для любого человека на занятие наукой;
коллективизм: результаты научных исследований должны становиться достоянием сообщества;
бескорыстие: приоритет достижения истины в научных исследованиях перед другими
достижениями, возможными в профессиональном плане ученого (звания, профессиональное
признания и т.д.); организованный скептицизм: критичность научных достижений и готовность
исследователя к критике своих результатов.

Проблема интернализма и экстернализма в понимании научной деятельности.

К середине 20 века в историографии науки оформились две методологические установки -
интернализма и экстернализма. Основывается ли развитие науки на внутренних для науки
факторах (и связано с появлением новых идей в головах ученых, осмыслением ими новых
проблем, обнаружением новых фактов) или оно связана с внешними для науки целями и
приоритетами (например, поставленной правительственной задачей, госзаказом,
сформулированным целями и задачами, в рамках которых необходимо проводить исследование).
Первая ориентация на внутренние приоритеты называется интерналистской, вторая, связанная с
признанием доминирования внешних установок, социальных, политических, общекультурных
отношений, называется экстерналистской.
Всплеск историографических исследований был зафиксирован в 30-х гг. XX в. В 1931 г. на
Втором международном конгрессе историков науки в Лондоне доклад о социально-экономических
корнях механики Ньютона сделал советский ученый Б.М. Гессен, применивший в своем
исследовании диалектический метод. Этот доклад произвел очень большое впечатление на
участников конгресса, из числа которых образовался "невидимый колледж", не имеющая
организационного оформления группа, объединившая часть английских ученых, занимающихся
изучением истории науки. Работа этой группы дала толчок к возникновению такого направления в
западной историографии науки, которое получило название экстреналистского. Представители
данного направления поставили своей задачей выявление связей между социально-
экономическими изменениями в жизни общества и развитием науки. Лидером его по праву стал
английский физик и науковед Д. Бернал (1901-1971), опубликовавший работы "Социальная
функция науки", "Наука и общество", "Наука в истории общества" и др. К числу известных
представителей экстреналистского направления можно отнести Э. Цильзеля, Р. Мертона, Дж.
Нидама, А. Кромби, Г. Герлака, С. Лилли.
Согласно интерналистской концепции, наука развивается не благодаря воздействиям
извне, из социальной действительности, а в результате своей внутренней эволюции, творческого
напряжения самого научного мышления. К представителям этого направления относятся А. Койре,
Дж. Прайс, Р. Холл, Дж. Рэнделл, Дж. Агасси.
Для представителей экстерналистского и интерналистского направлений характерно
следующее: они считают, что наука - уникальное явление в истории культуры, зарождается она в
период перехода от средневековья к Новому времени. В противовес позитивистским взглядам на
науку, они утверждают, что научный метод - отнюдь не естественный, непосредственно данный
человеку способ восприятия действительности, а формируется под воздействием различных
факторов. Но понимают эти факторы они различно. Так, представители экстернализма Э.
Цильзель и Дж. Нидам видят их в ломке социальных барьеров между деятельностью верхних
слоев ремесленников и университетских ученых в эпоху зарождения и становления капитализма.
Р. Мертон же обосновывает такие существенные черты научного метода, как рационализм и
эмпиризм, влиянием протестантской этики.
Интерналист А. Койре (1892-1964) - французский философ и историк науки - видит
условие возникновения науки в коренной перестройке способа мышления. Для него эта
перестройка выразилась в разрушении античного представления о Космосе как о иерархическом
упорядоченном мире, где каждая вещь имеет свое "естественное" место, в котором "земное" по
физическим свойствам резко отличается от "небесного". Идея Космоса заменяется идеей
неопределенного и бесконечного Универсума, в котором все вещи принадлежат одному и тому же
уровню реальности. Как считает А. Койре, разрушение Космоса - это наиболее глубокая
революция, которая была совершена в человеческих умах, и породили ее изменения философских
концепций, которые выступают в качестве фундаментальных структур научного знания.
Следующим моментом мыслитель выделяет геометризацию пространства, т.е. замещение
конкретного пространства догалилеевской физики абстрактным и гомогенным пространством
евклидовой геометрии. С его точки зрения, не наблюдение и эксперимент, хотя их значение в
становлении науки он не отрицает, а создание специального языка (для него это язык математики,
в частности геометрии) явилось необходимым условием экспериментирования. Койре считает, что
историю научной мысли до момента возникновения уже сформированной науки необходимо
разделить на три этапа, соответствующих трем различным типам мышления: 1) аристотелевская
физика, 2) физика "импето", разработанная в течение XIV в., и 3) математическая физика Галилея.
Представитель экстерналистского направления, австрийский историк науки Э. Цильзель
(1891-1944), замечает, что развитие человеческого мышления шло не однолинейно, а во многих
качественно различных направлениях, где появление науки явилось лишь одной из его ветвей. В
статье "Социологические корни науки" он вычленяет общие и специфические условия
формирования науки и научного метода. Общие условия таковы:
1. С появлением раннего капитализма центр культуры перемещается из монастырей и
деревень в города. Наука не могла развиваться среди духовенства и рыцарства, так как ее дух
светский и невоенный. Поэтому она могла развиваться только среди горожан.
 2. Конец средневековья был периодом быстрого технологического прогресса. В
производстве и в военном деле стали использоваться машины, что, с одной стороны, ставило
задачи для механиков и химиков, а с другой - способствовало формированию каузального
мышления.
3. Капитализм с его духом предпринимательства и конкуренции разрушил присущий
средневековому образу жизни и мышления традиционализм и слепую веру в авторитеты.
Индивидуализм, формирующийся в обществе, явился предпосылкой научного мышления. Доверяя
только себе, освобождаясь от веры в авторитеты, ученый развивает критический дух, без которого
невозможна наука. Никакое предшествующее общество не знало критического духа, так как оно
не знало экономической конкуренции.
4. Феодальное общество управлялось традицией и привычкой, тогда как в становящемся
капитализме важную роль играют рациональные правила управления и ведения хозяйства. А
возникновение экономической рациональности способствовало развитию рациональных научных
методов. Появление количественного метода, фактически не существовавшего ранее, неотделимо
от духа расчетов и вычислений, присущих капиталистической экономике.
Рассматривая специфические условия, способствовавшие становлению
экспериментального естествознания, Цильзель рассматривает три большие социальные группы: а)
университетских ученых-схоластов, б) гуманистов и в) ремесленников и их взаимоотношения на
протяжении XIV-XVI вв.
Университетский дух до середины XVI в. оставался по преимуществу средневековым и
оказывал сильное сопротивление пониманию изменений внешнего мира.
Гуманисты - представители светской образованности - появились в итальянских городах в
середине XIV в. Они не являлись учеными, а были секретарями знати, папы, служащими
муниципалитетов. Многие из них становились литераторами, другие наставниками детей знати.
Но и университетские ученые, и гуманисты были приверженцами авторитетов, считает Цильзель.
Ремесленники, выходя из-под власти цеховых традиций и толкаемые к изобретательству
экономической конкуренцией, были "пионерами эмпирического наблюдения,
экспериментирования". Среди них были привилегированные группы, получившие больше знаний
по роду их деятельности. За всестороннюю деятельность Цильзель называет их художниками-
инженерами.
Признание специфичности каждой эпохи и необходимости конкретно-исторического
анализа того или иного научного открытия, а также взаимосвязи науки с другими институтами,
является реальной платформой для прекращения ожесточенного спора экстерналистов и
интерналистов.
Попытку преодоления односторонностей интернализма и экстернализма предпринял
американский ученый Т. Кун (1922-1995) в работе "Структура научных революций".
Экстерналистская историография, считает он, необходима при изучении первоначального
развития какой-либо области науки, обусловленной социальными потребностями общества. Для
зрелой науки приемлема интерналистская историография. Обладая определенной автономией, оба
подхода, по мнению Куна, дополняют друг друга.
В настоящее время сосуществуют (несмотря на то, что возникли в разное время) три
модели исторической реконструкции науки:
1) история науки как кумулятивный, поступательный, прогрессивный процесс;
2) история науки как развитие через научные революции;
3) история науки как совокупность индивидуальных, частных ситуаций (кейс стадис).
Смысл исторически более ранней кумулятивистской модели может быть выражен
следующими положениями: каждый последующий шаг в науке может быть сделан, лишь опираясь
на предыдущие достижения; новое знание совершеннее старого, оно полнее, точнее, адекватнее
отражает действительность; предшествующее развитие науки - предыстория, подготовка ее
современного состояния; в прошлом знании значимы только те элементы, которые соответствуют
современным научным теориям; все, что было отвергнуто современной наукой, считается
ошибочным, относится к заблуждениям.
Но прерывность может вторгнуться в науку актами творчества, возникновением нового
знания, иногда в корне отличного от старого. Как быть в такой ситуации, если стоять на точке
зрения кумулятивизма?
Австрийский физик и философ конца XIX - начала XX в. Э. Мах (1838-1916) решал эту
проблему, формулируя принцип непрерывности, который заключается в том, что
естествоиспытатель должен уметь увидеть в явлениях природы единообразие, представить новые
факты так, чтобы подвести их под уже известные законы.
Французский физик и философ этого же периода П. Дюгем (1861-1916) отчетливо
представлял, что в истории науки бывают крупные сдвиги, перевороты, но задачу истории науки
он видел в том, чтобы включить их в такую историко-научную реконструкцию, которая ведет к
постепенности, непрерывности и обосновывает эти сдвиги, перевороты из предшествующего
развития знания. Именно исходя из этой идеи мыслитель сумел показать значение развития
средневекового знания для становления науки Нового времени. Дюгем писал: "В генезисе научной
доктрины нет абсолютного начала; как бы далеко в прошлое ни прослеживали цепочку мыслей,
которые подготовляли, подсказывали, предвещали эту доктрину, всегда в конечном итоге
приходят к мнениям, которые в свою очередь были подготовлены, подсказаны, предвещены; и
если прекращают это прослеживание следующих друг за другом идей, то не потому, что нашли
начальное звено, а потому, что цепочка исчезает и погружается в глубины бездонного прошлого"16.
Вторая модель понимает историю развития науки через научные революции. Но любое
научное знание, полученное таким путем, должно быть доказано, т.е. выведено,
систематизировано, понято из предшествующего знания. Поэтому историки науки,
придерживающиеся эволюционистских взглядов, хотя и признавали революционные ситуации в
истории науки, но считали, что понять их можно, лишь включив в непрерывный ряд развития,
сведя к эволюционному процессу. Различаются эволюционные концепции тем, как они понимают
это сведение: это или понимание научных революций как убыстрения эволюционного развития,
когда в короткий промежуток времени происходит большое количество научных открытий, или
анализ революционной ситуации проводится так, что истоки новых идей находятся все в более и
более ранних работах предшественников.
Другие исследователи, в частности представители постпозитивизма (вторая половина XX
в.), утверждают, что научная революция приводит к фундаментальной ломке старой теории, или
парадигмы, или научно-исследовательской программы, которые принципиально не сводимы к
предшествующим теориям, парадигмам, исследовательским программам. Так, Т. Кун, например,
считал, что в ходе научной революции возникает новая теория, уже завершенная и вполне
оформленная, в то время как И. Лакатос утверждал, что победившая в результате научной
революции научно-исследовательская программа должна развиваться, совершенствоваться до
"пункта насыщения", после чего начинается ее регресс. При этом существует возможность
определять проблемы, подлежащие обсуждению, предвидеть аномалии.
В 60-70-х гг. XX в. делались попытки переписать истории отдельных наук по куновской
схеме: периоды, в которых происходит накопление знаний, (причем здесь могут появляться и
аномалии, не вписывающиеся в существующую парадигму факты) - нормальная наука, сменяются
коренной ломкой парадигмы - научной революцией, после чего опять идет процесс накопления
знаний в рамках новой парадигмы. Но предпосылка, из которой исходили авторы, оставалась в
принципе старая: наука развивается поступательно, непрерывность нарушается только в периоды
научных революций.
Третья модель реконструкции науки, которая зарождается в историографии науки,
получила название кейс-стадис (case-studies) - ситуационных исследований. "Кейс-стадис - это как
бы перекресток всех возможных анализов науки, сформулированных в одной точке с целью
обрисовать, реконструировать одно событие из истории науки в его цельности, уникальности и
невоспроизводимости"17
Научное открытие при использовании такой реконструкции изображается как
историческое событие, в котором смешались идеи, содержание, цели предшествующей науки,
культуры, условий жизни научного сообщества этого периода. Полученный научный результат не
берется изолированно для включения его в цепочку развития научных идей, а рассматривается в
соотнесении с имеющими место в этой ситуации научными гипотезами, теориями, в контексте
социокультурных, психологических обстоятельств, при которых он был получен. Но может ли
изучение локальных (фокусных) точек привести к выявлению всеобщих характеристик
изучаемого периода? Анализ работ авторов, которые используют этот метод реконструкции,

16
Цит. по: Маркова Л. А. Наука. История и историография XIX-XX вв. -М.,
1987. С. 100-101.
17
Философия и методология науки. - М., 1996. С. 414.
показывает, что реально очень сложно выявить эти характеристики, поэтому в ходе
ситуационного исследования чаще всего создается фрагментарная историческая картина.
В перспективе, как отмечает Л.А. Маркова, ситуационные исследования должны занять
свое место в историко-научных изысканиях. Но уже сегодня можно выделить их методологически
значимые особенности:
1. Эти исследования сосредоточены не на готовом факте, итоге научного открытия, а на
самом событии, по возможности целостном и неповторимом. Это событие, даже
представляющееся частным и незначительным, несет в себе симптомы переломных, переворотных
событий в истории науки. Оно оказывается перекрестком разных направлений историко-научных
поисков. Ситуационные исследования сочетают в себе синтетичность, универсальность и
локальность, точечность, легко обозримую предметность анализируемого события.
2. Неправильно представлять кейс-стадис только как реконструкцию творческих актов,
стоящих где-то рядом с научным текстом, объясняющим его предысторию. В основном речь идет
о текстах, отобранных с целью как можно более полного воспроизведения ситуации.
3. Кейс-стадис характеризуется как некоторая воронка, в которую стягиваются и
предшествующие и последующие события, хотя осуществляется анализ настоящего науки,
"теперь", даже если это "теперь" и отстоит хронологически во времени от настоящего состояния
науки.
4. Важно, что в качестве целостного и уникального берется событие, малое по объему.
5. Внутри ситуационных исследований трансформируются обычные для историографии
науки понятия, такие как непрерывность и дискретность, критерии научности, индивидуальное
творчество и готовая научная теория, научное сообщество и т.д.
6. Характерным для ситуационных исследований является включение науки в контекст
культуры, что и заставляет перестраивать типичные для исторической реконструкции понятия.
При этом ситуационные исследования можно подразделять на два рода: а) предметом изучения
берутся некоторые мутационные точки, в которых меняется тип культуры, тип мышления
(диалоги Галилея, первые статьи Эйнштейна и т.д.); б) более рядовое событие в истории науки,
которое не выводит за рамки научного мышления данной культуры, но сосредоточивает в себе,
фокусирует его основные особенности18.
Если прибегнуть к графической модели истории науки, то традиционная кумулятивная
историография науки может быть представлена прямой однонаправленной линией, в то время как
историческая реконструкция на базе кейс-стадис будет представлять собой нечто вроде плоскости
с возвышающимися на ней холмами и пиками, которые изображают события большей и меньшей
значимости. Между событиями (а ими могут быть и конкурирующие теории) устанавливаются
диалогические отношения, что на графической модели можно показать как линии, соединяющие
различные холмы и пики.
Опыт известных историко-научных работ, выполненных по методу ситуационных
исследований, показывает, что реконструкция прошлого события как уникального предполагает
сложную теоретическую работу по обобщению при построении целостного, "объемного" события,
что достаточно сложно и представляется делом будущего. Все больше в исследования по истории
науки проникает идея взаимодополняемости существующих методов.
Известный русский ученый, естествоиспытатель и мыслитель В. И. Вернадский (1863-1945)
предложил идею рассмотрения истории науки как становления и развития научного
мировоззрения. Опираясь на идеи социокультурной обусловленности научного познания, большой
вклад в исследование истории науки внесли отечественные ученые П. П. Гайденко, Е. А. Мамчур,
Л. А. Маркова, С. Р. Микулинский, Л. М. Косырева, И. Д. Рожанский и др. В современных
учебниках большим признанием пользуется периодизация, согласно которой науке как таковой
предшествует преднаука, где зарождаются элементы (предпосылки) науки, затем следует
классическая наука, неклассическая и постнеклассическая (см. работы В. С. Степина, В. В. Ильина
и др.).

Литература
1. В поисках теории развития науки (Очерки западноевропейских и американских
концепций ХХ века). – М.: Наука, 1982. – 294 с.

18
См.: Маркова Л. А. Конец века - конец науки? - М., 1992. С. 63-65.
 2. Грязнов Б.С. Проблемы науки в работах логиков-позитивистов в XIX в.: Д.С. Милль,
У.С. Джевонс // Позитивизм и наука. Критический очерк. – М.: Наука, 1975.с. – 245.
3. Грязнов Б.С. Учение о науке и ее развитии в философии О. Конта // Позитивизм и
наука. Критический очерк. – М.: Наука, 1975. – 245 с.
4. Грязнов Б.С. Эволюционизм Г. Спенсера и проблемы развития науки // Позитивизм
и наука. Критический очерк. – М.: Наука, 1975. – 245 с.
5. Кохановский В.П., Лешкевич Т.Г., Матяш Т.П., Фатхи Т. Б. Основы философии
науки. Ростов-на-Дону, 2006, с.- 603.
6. Кун Т. Логика открытия или психология исследования // Кун Т. Структура научных
революций. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2002. – с.-608.
7. Лакатос И. Методология научно-исследовательских программ // Вопросы
философии. – 1995. - № 4.
8. Лешкевич Т.Г. Философия науки. М., Инфра-М, 2006. –с. 270.
9. Никифоров А.Л. Философия науки История и теория (учебное пособие). – М.:
Идея-Пресс, 2006. – 264 с.
10. Поппер К. Нормальная наука и опасности, связанные с ней // Кун Т. Структура
научных революций. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2002. – 608 с.
11. Садохин А.П. Концепции современного естествознания: учебник для студентов
вузов, обучающихся по гуманитарным специальностям и специальностям экономики и
управления. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2006. – 447 с.
12. Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы: учебник для аспирантов и
соискателей ученой степени кандидата наук. – М.: Гардарики, 2006. – 384 с.
13. Степин В.С., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники: Учеб.
пособие. – М.: Гардарика, 1996. – 400 с.
14. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. – М.: Прогресс, 1986. –
542 с.
15. Фейерабенд П. Ответ на критику // Структура и развитие науки: Сб. переводов. –
М., 1978.
16. Философия науки / под ред. С.А. Лебедева. – М.: Академический Проект; Трикста,
2004. – 736 с.
17. Философия науки//Современная западная философия. Словарь. М., 1991.
18. Шлик М. Поворот в философии // Аналитическая философия. Избранные
тексты. – М.: МГУ, 1993.

НАУКА В КУЛЬТУРЕ СОВРЕМЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ.

Определение и характеристика статуса науки в её актуальной форме представленности для

современной культуры будет связана с констатацией рождения и становления информационного
общества или общества знания. Данное обстоятельство обращает внимание на складывающиеся
уникальные в своей исторической перспективе условия для трансформации статуса науки как
социального института в современном обществе. Речь идёт о путях, перспективах и возможностях
вписывания научной системы знания в динамично развивающиеся реалии информационного
общества, Не менее важным и интересным будет являться вопрос о соотношении традиционной
идеологии «сциентического просвещения» и идеологических установок «общества знания»,
ориентированного на формирование инновационных, по отношению к традиционным
академическим, стратегиям и практикам «нового цифрового просвещения».
Наравне с получившими широкое распространение, изученными и часто критикуемыми
массовыми идеологиями (либерализм, феминизм, консерватизм, социализм, марксизм, экологизм,
национализм, коммунитаризм, анархизм, антиглобализм), сегодня можно быть свидетелями
рождения и становления одного из последних идеологических конструктов, влияющих на
институализацию форм научного знания – «информационное общество» или «общество знания».
В этой связи возникает вопрос о возможностях адаптации современной науки к реалиям
становления и институализации новой социокультурной среды, ориентированной на производство,
трансляцию, накопление и потребление информации, среды, связанной с идеологическими
стратегиями и тактиками формирования общества основанного на знании, в том виде, как это
было проманифестированно в ряде ключевых документах, определяющих политику
информатизации социума19.
В основе проблематизации данной темы лежит аналитический обзор ряда теоретических и
юридических ĆĆĆ источников, формирующих в современной западной цивилизации политику в
области информатизации, теории и практики коммуникации, это – работы таких известных
философов и науковедов Хилгартнером, Кавалли, Жан-Клод Бико, Софи Мойран, Бруно Латур,
Николас Луман, Ричерд Синнет, Джон Урри и т.д., а так же ежегодные отчёты «Обсерватории
информационного рынка», план «Электронная Европа 2002-2004» (eEurope 2002Action Plan),
итоговые документы Лиссабонского саммита 200020, различные нормативные акты, регулирующие
информационный рынок и рынок научной информации – Директива об авторских правах в
информационном обществе, «Соглашение о безопасности», заключённое между ЕС и США,
«Луденские принципы», регулирующие политику оцифровывания и материалы проекта «Go
digital!».
Для того чтобы определить статуса науки в её актуальной форме представленности для
современной культуры информационного общества, необходимо обрисовать основные контуры
той модели социального строительства, которые являются приоритетными для «общества знания»:
- формирование «общества знания» рассматривается как процесс конструирования нового
информационного пространства, снимающего барьеры и традиционные противоречия между
различными культурными регионами (интеграционный подход);
- внедрение практик «электронного правительства» и, как следствие, формирование новой
«электронной демократии», выходящей за рамки ограниченной традиционной представительской
демократии;
- переход от традиционной рыночной экономики к «сетевой», основанной на
доминировании «знания и доступа»;
- преодоление «информационного неравенства» через внедрение цифровых форм
образования – стратегия «нового просвещения», где вовлечение преподавателей в
информационное поле новых технологических и коммуникационных возможностей столь же
актуально, как и погружение туда самих учащихся.
Традиционное «модернистское» понимание специфики науки в 20 веке связано с
определением её дисциплинарной области в рамках вопросах строения, функционирования и
обоснования научного знания в тех характерных категориальных структурах, которые
актуализируются, прежде всего, в области естествознания и математики. Данное понимание
специфики часто увязывается с проблематикой представленности научного знания через его
историческую ретроспективу, где на первый план выходит вопрос изложения «исторических»
фактов естествознания и математики, способов их группировки вокруг научных гипотез и
объяснительных моделей21. Необходимость преодоления стереотипов «диктата большой науки»
стала очевидна уже в конце 20 века, когда решения вопросов методологии, эпистемологии,
архитектоники и конструирования гуманитарного научного знания приобрели автономную и
самонаправленную стратегию. Начиная с работ Дж. Лакоффа, Х. Уайта, Дж. Агамбена и Н. Нора
можно констатировать рождение новой, социогуманитарно ориентированной философии науки,
неразрывно связанной с социологией знания и контекстуальной историей знания.
Представления об эволюции социокультурной формы презентации современной науки
невозможно рассматривать без включенности и интеграции научной, технической и
технологической информации в пространстве массмедиа, в пространство «общества знания».
Знаменитый афоризм Маклюэна о средстве и сообщении должен быть учтен в ходе интерпретации
процесса порождения научных знаний в обстоятельствах медиакультуры. Медийное

19
Европейский Союз и избранный им путь построения «общества знания» представляет
наибольший интерес в силу особо мощной институализации данной идеологии в политических
структурах Союза и экономических практиках, поощряемых наднациональными и
надгосударственными организациями и корпорациями, а так же той влиятельной ролью, которую
он оказывает на трансформационные процессы институтов знания в современной России.
20
Где, собственно, впервые была обозначена новая цель общеевропейского строительства –
превращение Европы в регион с наиболее конкурентной и динамично развивающейся наукой и
экономикой, основанной на знании – «экономика знания».
21
См. Современная философия науки. Хрестоматия. М., «Наука» 1994 г. Вступительная статья
А.А. Печёнкина.
опосредование научных знаний, участие не только в процессе их трансляции и популяризации, но
и в их порождении необходимо рассматривать на уровне коммуникативных стратегий и
особенностей визуальной поэтики (жанры передачи сообщений, их композиционные,
темпоральные, риторические характеристики). В соответствии с этими параметрами происходит
трансформация научно-технической и технологической информации в феномен науки
информационного общества.
Одной из наиболее ранних попыток описать процесс возможных стратегий адаптации
научных знаний к реалиям и требованиям информационного общества (с точки зрения средств и
техник репрезентации), а так же роль в них массмедиа были предприняты Хилгартнером (1990) и
Кавалли (2000)22. Для этого использовались категории «канонического» или «доминантного
взгляда», позволяющего выделить два параллельно существующих дискурса: один – внутри
академических институций, другой – описывающий научные достижения извне. Эта модель
предполагала, что происходит постоянный перенос информации из одного дискурсивного поля в
другое, а также:
а) что академические институты аккумулируют авторитет, тогда как публичная сфера
демонстрирует невежество;
б) что производство и трансляция знаний происходит лишь вдоль одного вектора – от
науки к обществу,
в) что содержание научной информации представляет собой серию письменных
авторитетных утверждений и не может носить устного ситуативного характера;
г) что в процессе переноса из научного в популярный дискурс научная информация
вульгаризируется и опрощается.
Именно по перечисленным выше направлениям началась критика традиционного
представления о научном знании и его соотношении с «наукой информационного общества» с
позиций постсовременной социологии и философии науки. В рамках так называемого
«демократического поворота» в общественном понимании науки и научных достижений
произошел отход от представлений о монополии ученых и академических институций на
производство знаний, отказ от представлений о моноканальности передачи научной информации
и т.д. И, напротив, классическая система производства знаний, а также соотношение в ней
научного и популярного компонентов были реинтерпретированы в категориях дискурсивной
гегемонии и власти.
Для того, чтобы описать процесс перевода знаний из одного регистра в другой и
одновременно избежать негативной маркировки (конструкт «вульгаризация»), французские
исследователи предложили использовать конструкт «дидактическая трансмиссия» (Moirand, 1992).
Его использование призвано указывать на следующие коммуникативные обстоятельства:
- научное сообщение производится в обстоятельствах, когда знания одного признаются
доминирующими над знаниями остальных участников коммуникации;
- в структуру текста включаются «сильные» элементы – определения, разъяснения,
примеры и т.д.;
- это сообщение призвано просвещать, поучать, демонстрировать нечто23. Попытки
адаптировать социологию знания и философию науки к изменившейся коммуникативной
ситуации и способам производства знаний в новых обстоятельствах характеризуют, главным
образом, зарубежных исследователей.
Статус и соотношение науки информационного общества (pop-science) и науки
традиционной академической составляет дискуссионную проблему, которая неминуемо выводит
целый ряд отечественных авторов (Юревич А. В., Акопян К., Покровский В., Кордонский С.,
Плюснин Ю. М. и т. д.) на необходимость оценки гносеологического, этического и эстетического
содержания данной модели знания. Как правило, подобные оценки носят резко отрицательный
характер. Стало уже общим местом выявлять, констатировать и обвинять данное явление в
вульгаризации, упрощении, размывании академической целостности традиционных структур
научного знания. Подобная негативная оценка уводит исследователей от анализа условий

22
Hilgartner S. The Dominant View of Popularization: Conceptual Problems, political Uses //Social
Studies of Science, 1990. vol. 20, p. 519-539.
23
Moirand, S. (ed.) Un lieu d’inscription de la didacticité: Les catastrophes naturelles dans la presse
quotidienne, Les Carnets du CEDISCOR 1. 1992.
включенности науки в структуру массмедиа, проведения анализа и видения перспективы
адаптации научных институтов знания к новым идеологическим возможностям, технологическим
и аппаратным условиям распространения научной информации в «обществе знания».
В то время как целый ряд ведущих иностранных авторов заостряют свое
исследовательское внимание на аппаратных возможностях презентации научного знания в
структурах массмедиа, в отечественных науковедческих исследованиях, предпочтение отдаётся
рассмотрению данной проблемы сквозь призму морализаторских, поучительных и
эсхатологических сценариев. В последние годы была проведена не одна попытка провести
негативную каталогизацию и деструктивную систематизацию явлений, представляющих pop-
science, которая сводилась к следующим конструктам:
1) «наука информационного общества» - как поверхностное, излишне доступное
изложение24 – акцент при этом делается на способах подачи информации, а аксиологический
характер описаний указывает на приверженность интерпретаторов идеалам классической
рациональности, в которой разделены истинное и ложное, научное и ненаучное, высокое и низкое;
25

2) «наука информационного общества» - как наука потребительского общества –

интерпретации в духе марксизма и неомарксизма с акцентом на возможности/невозможности
соблазна в репрезентации научного знания (С. Жижек), критике фетишистской и реификационной
природы поп-науки, анализе способов потребления научного знания;
3) «наука информационного общества» - как наука массовой культуры – при подобной
трактовке акцент делается на зрелищный, развлекательный, гедонистический компонент
популярной науки; особое внимание уделяется визуальным эффектам, используемым в подаче
информации и превращающим картинку, отсылающую к научному событию (факту, случаю) в
самодостаточный атракцион26;
4) «наука информационного общества» - как наука для обывателей – эта трактовка
популярной науки отсылает одновременно к предельно развернутой и открытой структуре
коммуникативного пространства, а также к форме репрезентации информации; этот случай можно
рассматривать как актуализацию в медийном контексте старой дихотомии обыденного и научного
знания. В частности, Жан-Клод Бико отмечает, что именно различие между обыденным знанием и
формами организации научного дискурса было одной из базовых его характеристик в
классической системе координат27. Софи Мойран предлагает смягчить эту оппозицию,
рассматривая популярную науку как место встречи между специалистами и общественностью28,
5) «наука информационного общества» - как наука для прессы – или, что зачастую
оказывается тем же самым, наука, производимая прессой;29 здесь, главным оразом, учитывается

24
Сошлемся здесь на идеи лидера эпистемологически оснащенного социального
конструкционизма К. Джерджена, который указывает на риторическую функцию сциентичной и
непонятной ученой речи в производстве эффекта «научности» и авторитетности научного знания.
См. Джерджен К. Обыденное, оригинальное и достоверное. Минск, 2005. С.56.
25
Критика подхода к популяризации научного знания, проинтерпретированной в категориях его
упрощения, содержится в дискурсивном исследовании Грэга Майера. Майер предлагает
рассматривать популяризацию не просто как совокупность текстов, а как специфическую
совокупность социальных действий, объединенных в практику, с особым типом деятеля,
способами взаимодействия и социальными эффектами. См. Greg Myer . Discourse Studies of
Scientific Popularization: Questioning the boundaries //Discourse Studies, 2003, vol.5(2), 265-279.
26
См., например, Pumphery S., Cooter R. Separate Sphere in Public Places: Reflection on the History of
Science Popularisation and Science in Popular Culture// History of Science. 2003, vol. 32. p. 237-267.
27
Beaco J.-C., Claudel Ch. Science in media and social discourse:new channels of communication, new
linguistic forms// Discourse Studies. 2002, vol. 4(3), p. 277-300.
28
Moirand, S. Formes discursives de la diffusion des savoirs dans les médias’// Hermès 1993, 21. Р. 33–
44.
29
Так, Росслин Рид анализирует фокусированные интервью журналистов, освещающих научную
проблематику в медиа, и ученых с точки зрения их непростого отношении к репрезентации
научной информации в СМИ. Она подчеркивает, что характер отношений между
заинтересованными сторонами (журналистами и учеными) может быть неизменно описан в
категориях конфликта, что не в последнюю очередь определяется отсутствием «джентльменского
кодекса» в освещении научных достижений. Автор отмечает, что неизбежность рисков при
роль и заинтересованность прессы в производстве научных событий (так, известны случаи, когда в
качестве научной сенсации подавалась информация о приостановленных, неудавшихся проектах –
реальность успеха и открытия была целиком смоделирована и поддержана массмедиа);
6) «наука информационного общества» - как околонаучные сферы производства
сенсаций – при этом акцент делается на соотношение маргинального научного производства и
мейнстрима, поп-наука оказывается пространством и инструментом аккумуляции и канализации
«странной» информации; она занята констатацией парадоксов, предсказанием кошмарных
катастроф, генерацией чудесного, артикуляцией невероятного и, наконец, демонстрацией
невозможного.
Подобный оценочный подход однозначно уводит от собственно философского анализа
представления статуса науки и ее коммуникационных возможностей в пространстве
информационного общества. Такие авторы как Бруно Латур, Николас Луман, Ричерд Синнет,
Джон Урри и др., наоборот, акцентируют свое внимание не на морализаторских оценках и
оплакивании «утерянного научного канона», а на природе и возможностях вписывания научного
текста и теории в координаты медиального режима.
В случае такой интерпретации проблема наука информационного общества приобретает
подлинно философский характер, будучи рассмотрена как проблема трансмедиальности со
стороны перехода от дискрептивных (письменных) технологий к новым формам и
технологическим формулам кодирования и репрезентации научных знаний. Кардинальные
изменения претерпевает и само пространство, в котором это знание размещается. Философия
современной науки, а по большому счету, (пост)современная философия науки —это, прежде
всего, осознание или реакция философов и науковедов на кардинальную трансформацию, которую
претерпевает научное знание, становясь объектом трансляции «программных зон» (Н. Луман),
«номадических потоков» (Дж. Урри) и «акторных сетей» (Бр. Латур).
Современные подходы предусматривают в этой связи разработку вариантов анализа
жанровой вписанности аппаратной адаптивности и стратегии воспроизводства научных фактов,
сентенций, объяснительных моделей и теоретических конструкций в их медиальном преломлении.
Основной проблемой становится невозможность вписать классическую структуру научного
знания, порожденного в рамках письменной цивилизации, в структуру медиареальности,
имеющую аудиовизуальный характер, ориентированную на зрелищные эффекты, иные модели
темпоральности, формы рецепции, ресурсы производства реальности научных фактов и
прецедентов. Одно из главных противоречий между стандартом классического научного знания и
устройством миров масс-медиа заключается в невозможности производства объективных,
тотальных и фундаментальных знаний в режиме сенсаций, захватывающих атракционов и
скандалов, присущем современным медиа. Михаил Ямпольский, анализируя специфику
оперирования с информацией в быстрых коммуникативных мирах Интернета, указывал на
невозможность сохранять прежний стандарт достоверности информации даже в журналистике, не
говоря уже о «серьезном» академическом научном знании. Ямпольский утверждает, что
дезинформация, непроверенная информация, вычурная информация становятся неотъемлемой
частью быстрых коммуникативных потоков, а сам факт проверки и достоверности лишается само
собой разумеющегося ореола ценности.30 Применительно к производству и трансляции научных
знаний следует отметить, что «научная сенсационность» заставлять производителей и
потребителей информации выделять не магистральные, а наиболее интенсивно потребляемые
(зрелищные, эффектные, конъюнктурные, сенсационные) области и направления актуальных
научных исследований.
Стало правилом в качестве подобных направлений выделять секторы научных
исследований, имеющие отношение к так называемой «сфере человеческих инстинктов», а именно:
секс, здоровье, смерть, привлекательность, деньги, социокультурные знаки престижа,
технологические фетиши и феномены, выходящие за рамки обыденного31. Именно эти сферы

подаче научной информации способствует формированию нового типа научности, а также –

нового типа социальности. См.: Reed R. (Un)Professional Discourse: Journalist’s and scientist’s
stories about science in media// Journalism. 2001, vol 2(3). P. 279-298.
30
Ямпольский М. Интернет и постархивное сознание// Новое литературное обозрение. 2002ю №
51. С.71.
31
Так, взятая для примера выборка из актуального архива Яндекса (от 8.10.2007) по теме «Наука»
показала, в целом, соблюдение выделенных тематических приоритетов: медиа сообщают об
исследований способны быть как источниками информационных поводов, так и собственно
потребляемой информации. Они позволяют воспроизводить сюжеты, актуализировать
повествовательные уровни и инстанции, которые, в силу регулярности обращенного на них
интереса, конструируют для публики ситуацию ожидания. В соответствии с этой конфигурацией
медийного поля отбираются факты и сведения, предназначенные для передачи.
Ситуация медийного отбора и фильтрации научных фактов, пригодных не только для
рассказа, но и для показа, может создать иллюзорное представление о действительно кажущемся
узком и вульгаризированном горизонте pop-science. Иллюзия ущербной избирательности
переносится с приоритетных для медийной репрезентации областей актуальных научных
исследований на саму технологию и механизм воспроизводства научного знания в массмедиа.
Налицо подмена самой специфики распространения информации в реальности медиа регулярно
потребляемой сюжеткой.
Эмблематические сюжеты с их навязчивой повторяемостью, регулярными циклами
потребления и, соответственно, с не менее регулярными циклами производства научных сенсаций,
делают невидимыми, непрозрачными и непроявленными внутренние каналы циркуляции научной
информации. Если принять за точку отсчета схему Николаса Лумана о специфике программных
зон в реальности массмедиа,32 то может создаться впечатление, что для науки не остается
жанровой ниши в современных медиа, точнее, наука как система накопления, производства и
распределения информации должна быть размыта по основным программным зонам (новостная
зона, зона развлечений, зона рекламы). Собственно, именно три программные зоны очерчивает
универсум масс медиа:
- в новостной программной зоне основным сюжетом оказываются «научные сенсационные
открытия» (складывается ситуация, когда только открытие или юбилей может стать достаточным
основанием для производства новости);
- в зону развлечений вписываются сферы научных исследований, связанные с «основными
человеческими инстинктами», а также вся продукция, способная функционировать в качестве
зрелища. Здесь уместно, например, упомянуть научно-популярный фильм, показанный на канале
VIAS at History (11.09.2007), и посвященный истории романтизма, научной биографии И. Ньютона,
Ч. Дарвина, З. Фрейда и т.д. Визуальные эффекты и техники, к которым была столь
чувствительная романтическая культура (а именно – отражения, зеркала, эффекты удвоения,
иллюзии, панорамы и т.д.) превращаются авторами фильма в зрелище, а следовательно, - в
главный ресурс развлекательности и одновременно – в способ визуального пояснения и
комментирования современных представлений о статусе зрения и зрелища в культуре романтизма
(D. Crary).33
- в зоне, отвечающей за рекламу, научному знанию отведено специфическое место – оно
играет роль технологии верификации и символического обоснования исключительности качеств
рекламных товаров (будь это «новая формула «Тайда»; эксплуатация образа футуристической
лаборатории, где имитируется ход процедурных испытаний, демонстрирующих качество новой
жевательной резинки; образ ученого в очках и белом халате, авторитетно обосновывающего
уникальность или полезность очередного йогурта; использование наукообразных конструктов,
образов или понятий, создающих видимость объективной характеристики товара; абсолютизация
технологических циклов, производящих рекламируемый товар; отдельным сюжетом может
выступать фетишистское толкование природы научных и технологических инноваций, когда сама
инновация наделяется сверхобыденными качествами, представляющими обыденный товар).

Литература:
1. Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы. М.: Гардарики, 2006.

изобретении вакцины от ВИЧ в Новосибирске (тема здоровье, смерть), о зависимости

продлжительности дизни от брака, установленной сотрудниками Лондонской школы экономики
(тема психология, жизнь, секс), а также о доказательстве билейского происхождения жизни,
открытии очередной планеты, похожей на землю и т.д.
32
См. Луман Н. Реальность массмедиа. М., 2005.
33
Crary D. Techniques of observer. L., 1993.
 2. Современные проблемы естественных, технических и социально-гуманитарных
наук: учебник для аспирантов и соискателей ученой степени кандидата наук/ под общ. Ред.
В.В.Миронова. – М.: Гардарики, 2007.
3. Косарева Л.М. Социокультурный генезис науки Нового времени. М., 1989.
4. Beaco J.-C., Claudel Ch. Science in media and social discourse:new channels of
communication, new linguistic forms// Discourse Studies. 2002, vol. 4(3), p. 277-300.
5. Crary D. Techniques of observer. L., 1993.
6. Greg Myer. Discourse Studies of Scientific Popularization: Questioning the boundaries
//Discourse Studies, 2003, vol.5(2), 265-279.
7. Hilgartner S. The Dominant View of Popularization: Conceptual Problems, political
Uses //Social Studies of Science, 1990. vol. 20, p. 519-539.
8. Moirand, S. (ed.) Un lieu d’inscription de la didacticité: Les catastrophes naturelles
dans la presse quotidienne, Les Carnets du CEDISCOR 1. 1992.
9. Moirand, S. Formes discursives de la diffusion des savoirs dans les médias’// Hermès
1993, 21. Р. 33–44.
10. Pumphery S., Cooter R. Separate Sphere in Public Places: Reflection on the History of
Science Popularisation and Science in Popular Culture// History of Science. 2003, vol. 32. p. 237-267.
11. Reed R. (Un)Professional Discourse: Journalist’s and scientist’s stories about science in
media// Journalism. 2001, vol 2(3). P. 279-298.
12. Джерджен К. Обыденное, оригинальное и достоверное. Минск, 2005. С.56.
13. Луман Н. Реальность массмедиа. М., 2005.
14. Современная философия науки. Хрестоматия. М., «Наука» 1994 г. Вступительная
статья А.А. Печёнкина.
15. Ямпольский М. Интернет и постархивное сознание// Новое литературное
обозрение. 2002ю № 51. С.71.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ НАУКИ И ОСНОВНЫЕ СТАДИИ ЕЕ ИСТОРИЧЕСКОЙ

ЭВОЛЮЦИИ.
Преднаука и наука в собственном смысле слова.
Постоянно сталкиваясь с высказываниями: «В античной науке…» или «согласно науке
средневековья…», мы невольно должны задуматься, являлись ли знания этих эпох научными, как
это понимается сегодня. Существовавшая более двух тысяч лет геоцентрическая система
Птолемея – это научные знания? Но в те же времена уже известна, допустим, теорема Пифагора.
Убедительна позиция В.С. Степина34 обратившего внимание на то, что существует два метода
формирования знаний, соответствующих зарождению науки (преднауки) и науки в собственном
смысле слова. Зарождающаяся наука изучает, как правило, те вещи и способы их изменений, с
которыми человек многократно сталкивается в своей практической деятельности и обыденном
опыте. Он пытается строить модели таких изменений для предвидения результатов своих
действий. Деятельность мышления, формирующаяся на основе практики, представляет
идеализированную схему практических действий. Так, египетские таблицы сложения
представляют типичную схему практических преобразований, осуществляемых над предметными
совокупностями. Такая же связь с практикой обнаруживается в первых знаниях, которые
относятся к геометрии, основанной на практике измерения земельных участков. Такая
практическая математика, призванная обслуживать хозяйственные нужды, возникает на очень
ранних стадиях развития и во всех древних цивилизациях, и в египетской, и в древневавилонской,
и в индийской и др.
Способ построения знаний на этапе преднауки путем абстрагирования и систематизации
предметных отношений наличной практики обеспечивал предсказание ее результатов в границах
уже сложившихся способов практического освоения мира. На этапе зарождения науки в
собственном смысле слова фундамент новой системы знания строится как бы «сверху» по
отношению к реальной практике и лишь после этого, путем ряда опосредствований, проверяются
созданные из идеальных объектов конструкции путем сопоставления их с предметными
отношениями практики.

34
Степин В.С. Теоретическое знание. М., 2000. С. 57-58.
 При таком методе исходные идеальные объекты черпаются уже не из практики, а
заимствуются из ранее сложившихся систем знания (языка) и применяются в качестве
строительного материала для формирования новых знаний. Эти объекты погружаются в особую
«сеть отношений», структуру, которая заимствуется из другой области знания, где она
предварительно обосновывается в качестве схематизированного образа предметных структур
действительности. Соединение исходных идеальных объектов с новой «сеткой отношений»
способно породить новую систему знаний, в рамках которой могут найти отображение
существенные черты ранее не изученных сторон действительности. Прямое или косвенное
обоснование данной системы практикой превращает ее в достоверное знание
В развитой науке такой способ исследования встречается буквально на каждом шагу. Так,
например, по мере эволюции математики числа начинают рассматриваться не как прообраз
предметных совокупностей, которыми оперируют в практике, а как относительно
самостоятельные математические объекты, свойства которых подлежат изучению. С этого
момента начинается собственно математическое исследование, в ходе которого из ранее
изученных натуральных чисел строятся новые идеальные объекты. Применяя, например,
операцию вычитания к любым парам положительных чисел, можно было получить отрицательные
числа при вычитании из меньшего числа большего. Открыв для себя класс отрицательных чисел,
математика делает следующий шаг. Она распространяет на них все те операции, которые были
приняты для положительных чисел, и таким путем создает новое знание, характеризующее ранее
не исследованные структуры действительности. Описанный способ построения знаний
распространяется не только в математике, но и в естественных науках (метод выдвижения гипотез
с их последующим обоснованием опытом).
С этого момента заканчивается преднаука. Поскольку научное познание начинает
ориентироваться на поиск предметных структур, которые не могут быть выявлены в обыденной
практике и производственной деятельности, оно уже не может развиваться, опираясь только на эти
формы практики. Возникает потребность в особой форме практики, обслуживающей
развивающееся естествознание, - научном эксперименте.

Возникновение предпосылок (элементов) научных знаний в древнем мире и в средние века

В древнеегипетской цивилизации возник сложный аппарат государственной власти, тесно
сращенный с сакральным аппаратом жрецов. Носителями знаний были жрецы, в зависимости от
уровня посвящения обладавшие той или иной суммой знаний. Знания существовали в религиозно-
мистической форме и поэтому были доступны только жрецам, которые могут читать священные
книги и как носители практических знаний иметь власть над людьми.
Как правило, люди селились в долинах рек, где близко вода, но здесь и опасность -
разливы рек. Поэтому возникает необходимость систематического наблюдения за явлениями
природы, что способствовало открытию определенных связей между ними и привело к созданию
календаря, открытию циклически повторяющихся затмений Солнца и т.д. Жрецы накапливают
знания в области математики, химии, медицины, фармакологии, психологии, они хорошо владеют
гипнозом. Искусное мумифицирование свидетельствует о том, что древние египтяне имели
определенные достижения в области медицины, химии, хирургии, физики, ими была разработана
иридодиагностика.
Так как любая хозяйственная деятельность была связана с вычислениями, то был накоплен
большой массив знаний в области математики: вычисление площадей, подсчет произведенного
продукта, расчет выплат, налогов, использовались пропорции, так как распределение благ велось
пропорционально социальным и профессиональным рангам. Для практического употребления
создавалось множество таблиц с готовыми решениями. Древние египтяне занимались только теми
математическими операциями, которые были необходимы для их непосредственных
хозяйственных нужд, но никогда они не занимались созданием теорий - одним из важнейших
признаков научного знания.
Шумеры изобрели гончарный круг, колесо, бронзу, цветное стекло, установили, что год
равен 365 дням, 6 часам, 15 минутам, 41 секунде (для справки: современное значение - 365 дней 5
часов, 48 минут, 46 секунд), ими была создана оригинальная концепция Me, содержащая мудрость
шумерской цивилизации, большая часть текстов которой не расшифрована.
Специфика освоения мира шумерской и другими цивилизациями Древней Месопотамии
обусловлена способом мышления, в корне отличающимся от европейского: нет рационального
исследования мира, теоретического решения проблем, а чаще всего для объяснения явлений
используются аналогии из жизни людей.
Предпосылкой возникновения научных знаний многие исследователи истории науки
считают миф. В нем, как правило, происходит отождествление различных предметов, явлений,
событий (Солнце = золото, вода = молоко = кровь). Для отождествления необходимо было
овладеть операцией выделения "существенных" признаков, а также научиться сопоставлять
различные предметы, явления по выделенным признакам, что в дальнейшем сыграло
значительную роль в становлении знаний.
Формирование отдельных научных знаний и методов связывают с тем культурным
переворотом, который произошел в Древней Греции. Что же послужило причиной культурного
переворота?
Рассматривая переход от традиционного общества к нетрадиционному, в котором
возможно создание науки, развитие философии, искусства, М. К. Петров считает, что для
традиционного общества характерна лично-именная и профессионально-именная трансляция
культуры. Общество такого типа может развиваться либо через совершенствование приемов и
орудий труда, повышение качества продукта, либо за счет увеличения профессий путем их
отпочкования. В этом случае объем и качество знаний, передаваемых из поколения в поколение,
увеличивается благодаря специализации. Но при таком развитии наука появиться не могла, ей не
на что было бы опереться, уж ли не на знания и навыки, передаваемые от отца сыну? Кроме того,
в таком обществе невозможно совмещение разнородных профессий без уменьшения качества
продукции. Что же тогда послужило причиной разрушения традиционного общества, положило
конец развитию через специализацию?
По мнению М. К. Петрова, такой причиной стал пиратский корабль. Для людей, живущих
на берегу, всегда существует угроза с моря, поэтому гончар, плотник обязательно должен быть
еще и воином. Но и пираты на корабле - это тоже бывшие гончары и плотники. Следовательно,
возникает настоятельная необходимость совмещения профессий. А защищаться и нападать можно
только сообща, значит, необходима интеграция, которая гибельна для профессионально
дифференцированного традиционного общества. Это означает и возрастание роли слова,
подчиненность ему (одни решают, другие исполняют), что впоследствии приводит к осознанию
роли закона (номоса) в жизни общества, равенства всех перед ним. Закон выступает и как знание
для всех. Систематизация законов, устранение в них противоречий - это уже рациональная
деятельность, опирающаяся на логику.
В концепции А. И. Зайцева упор делается на особенности общественной психологии
древних греков, обусловленные социальными, политическими, природными и другими факторами.
Около V в. до н. э. усиливаются демократические тенденции в жизни греческого общества,
приводящие к критике аристократической системы ценностей. В это время в социуме стали
стимулироваться творческие задатки индивидуумов, даже если сначала плоды их деятельности
были практически бесполезны. Стимулируются публичные споры по проблемам, не имеющим
никакого прямого отношения к обыденным интересам спорящих, что способствовало развитию
критичности, без которой немыслимо научное познание. В отличие от Востока, где бурно
развивалась техника счета для практических, хозяйственных нужд, в Греции начала
формироваться "наука доказывающая".
По мнению В. С. Степина, существует два метода формирования знаний, соответствующих
зарождению науки (преднауки) и науки в собственном смысле слова. Зарождающаяся наука
изучает, как правило, те вещи и способы их изменений, с которыми человек многократно
сталкивается в своей практической деятельности и обыденном опыте. Он пытается строить модели
таких изменений для предвидения результатов своих действий. Деятельность мышления,
формирующаяся на основе практики, представляла идеализированную схему практических
действий. Так, египетские таблицы сложения представляют типичную схему практических
преобразований, осуществляемых над предметными совокупностями. Такая же связь с практикой
обнаруживается в первых знаниях, которые относятся к геометрии, основанной на практике
измерения земельных участков.
Способ построения знаний путем абстрагирования и систематизации предметных
отношений наличной практики обеспечивал предсказание ее результатов в границах уже
сложившихся способов практического освоения мира. Если на этапе преднауки как первичные
идеальные объекты, так и их отношения (соответственно смыслы основных терминов языка и
правила оперирования с ними) выводились непосредственно из практики и лишь затем внутри
созданной системы знания (языка) формировались новые идеальные объекты, то теперь познание
делает следующий шаг. Оно начинает строить фундамент новой системы знания как бы "сверху"
по отношению к реальной практике и лишь после этого, путем ряда опосредствований, проверяет
созданные из идеальных объектов конструкции, сопоставляя их с предметными отношениями
практики.
При таком методе исходные идеальные объекты черпаются уже не из практики, а
заимствуются из ранее сложившихся систем знания (языка) и применяются в качестве
строительного материала для формирования новых знаний. Эти объекты погружаются в особую
"сеть отношений", структуру, которая заимствуется из другой области знания, где она
предварительно обосновывается в качестве схематизированного образа предметных структур
действительности. Соединение исходных идеальных объектов с новой "сеткой отношений"
способно породить новую систему знаний, в рамках которой могут найти отображение
существенные черты ранее не изученных сторон действительности. Прямое или косвенное
обоснование данной системы практикой превращает ее в достоверное знание.
В развитой науке такой способ исследования встречается буквально на каждом шагу. Так,
например, по мере эволюции математики числа начинают рассматриваться не как прообраз
предметных совокупностей, которыми оперируют в практике, а как относительно
самостоятельные математические объекты, свойства которых подлежат систематическому
изучению. С этого момента начинается собственно математическое исследование, в ходе которого
из ранее изученных натуральных чисел строятся новые идеальные объекты. Применяя, например,
операцию вычитания к любым парам положительных чисел, можно было получить отрицательные
числа при вычитании из меньшего числа большего.
Открыв для себя класс отрицательных чисел, математика делает следующий шаг. Она
распространяет на них все те операции, которые были приняты для положительных чисел, и таким
путем создает новое знание, характеризующее ранее не исследованные структуры
действительности. Описанный способ построения знаний распространяется не только в
математике, но и в естественных науках (метод выдвижения гипотез с их последующим
обоснованием опытом).
С этого момента заканчивается преднаука. Поскольку научное познание начинает
ориентироваться на поиск предметных структур, которые не могут быть выявлены в обыденной
практике и производственной деятельности, оно уже не может развиваться, опираясь только на эти
формы практики. Возникает потребность в особой форме практики, обслуживающей
развивающееся естествознание, - научном эксперименте35.
Древние греки пытаются описать и объяснить возникновение, развитие и строение мира в
целом и вещей его составляющих. Эти представления получили название натурфилософских.
Натурфилософией (философией природы) называют преимущественно философски-
умозрительное истолкование природы, рассматриваемой в целостности, и опирающееся на
некоторые естественнонаучные понятия. Некоторые из этих идей востребованы и сегодняшним
естествознанием.
Для создания моделей Космоса нужен был достаточно развитый математический аппарат.
Важнейшей вехой на пути создания математики как теоретической науки были работы
пифагорейской школы. Ею была создана картина мира, которая хотя и включала мифологические
элементы, но по основным своим компонентам была уже философско-рациональным образом
мироздания. В основе этой картины лежал принцип: началом всего является число. Пифагорейцы
считали числовые отношения ключом к пониманию мироустройства. И это создавало особые
предпосылки для возникновения теоретического уровня математики. Задачей становилось
изучение чисел и их отношений не просто как моделей тех или иных практических ситуаций, а
самих по себе, безотносительно к практическому применению. Ведь познание свойств и
отношений чисел теперь мыслилось как познание начал и гармонии Космоса. Числа представали
как особые объекты, которые нужно постигать разумом, изучать их свойства и связи, а затем уже,
исходя из знаний об этих свойствах и связях, объяснять наблюдаемые явления.
Именно эта установка характеризует переход от чисто эмпирического познания
количественных отношений (привязанного к наличному опыту) к теоретическому исследованию,
которое, оперируя абстракциями и создавая на основе ранее полученных абстракций новые,

35
См.: Степин В. С. Теоретическое знание. - М., 2000. С. 57-59.
осуществляет прорыв к новым формам опыта, открывая неизвестные ранее вещи, их свойства и
отношения. В пифагорейской математике наряду с доказательством ряда теорем, наиболее
известной из которых является знаменитая теорема Пифагора, были осуществлены важные шаги к
соединению теоретического исследования свойств геометрических фигур со свойствами чисел.
Так, число "10", которое рассматривалось как совершенное число, соотносилось с треугольником36.
К началу IV в. до н. э. Гиппократом Хиосским было представлено первое в истории
человечества изложение основ геометрии, базирующейся на методе математической индукции.
Достаточно полно была изучена окружность, так как для греков круг являлся идеальной фигурой и
необходимым элементом их умозрительных построений. Немногим позже стала развиваться
геометрия объемных тел - стереометрия. Теэтетом была создана теория правильных
многогранников, он указал способы их построения, выразил их ребра через радиус описанной
сферы и доказал, что никаких других правильных выпуклых многогранников существовать не
может.
Особенности греческого мышления, которое было рациональным, теоретическим, что в
данном случае равносильно созерцательному, наложили отпечаток на формирование знаний в этот
период. Основная деятельность ученого состояла в созерцании и осмыслении созерцаемого. А что
же созерцать, как не небесный свод, по которому движутся небесные светила? Без сомнения,
наблюдения над небом производились и в чисто практических целях в интересах навигации,
сельского хозяйства, для уточнения календаря. Но не это было для греков главным. Надо было не
столько фиксировать видимые перемещения небесных светил по небесному своду и
предсказывать их сочетания, а разобраться в смысле наблюдаемых явлений, включив их в общую
схему мироздания. Причем в отличие от Древнего Востока, который накопил огромный материал
подобных наблюдений и использовал их в целях предсказаний, астрология в Древней Греции не
находила себе применения.
Первая геометрическая модель Космоса была разработана Эвдоксом (IV в. до н. э.) и
получила название модели гомоцентрических сфер. Затем она была усовершенствована Калиппом.
Последним этапом в создании гомоцентрических моделей была модель, предложенная
Аристотелем. В основе всех этих моделей лежит представление о том, что Космос состоит из ряда
сфер или оболочек, обладающих общим центром, совпадающим с центром Земли. Сверху Космос
ограничен сферой неподвижных звезд, которые совершают оборот вокруг мировой оси в течение
суток. Все небесные тела (Луна, Солнце и пять в то время известных планет: Венера, Марс,
Меркурий, Юпитер, Сатурн) описываются системой взаимосвязанных сфер, каждая из которых
вращается равномерно вокруг своей оси, но направление оси и скорость движения для различных
сфер могут быть различными. Небесное тело прикреплено к экватору внутренней сферы, ось
которой жестко связана с двумя точками следующей по порядку сферой и т.д. Таким образом, все
сферы находятся в непрерывном движении. Во всех гомоцентрических моделях расстояние от
любой планеты до центра Земли всегда остается одинаковым, поэтому невозможно объяснить
видимое колебание яркости таких планет, как Марс, Венера, следовательно, вполне резонно, что
могли появиться иные модели Космоса.
И к таким моделям можно отнести гелиоцентрические модели Гераклида Понтийского (IV
в. до н. э.) и Аристарха Самосского (III в. до н. э.), но они не имели в то время широкого
распространения и приверженцев, потому что гелиоцентризм расходился с традиционными
воззрениями на центральное положение Земли как центра мира и гипотеза о ее движении
встречала активное сопротивление со стороны астрономов.
Среди значимых натурфилософских идей античности представляют интерес атомистика и
элементаризм. Как считал Аристотель, атомистика возникла в процессе решения космогонической
проблемы, поставленной Парменидом Элейским (около 540-450 гг. до н. э.). Если
проинтерпретировать мысль Парменида, то проблема будет звучать так: как найти единое,
неизменное и неуничтожающееся в многообразии изменчивого, возникающего и
уничтожающегося? В античности известны два пути решения этой проблемы.
Согласно первому, все сущее построено из двух начал, начала неуничтожимого,
неизменного, вещественного и оформленного и начала разрушения, изменчивости,
невещественности и бесформенного. Первое - атом ("нерассекаемое"), второе - пустота, ничем не
наполненная протяженность. Такое решение было предложено Левкиппом (V в. до н. э.) и
Демокритом (около 460-370 гг. до н. э.). Бытие для них не едино, а представляет собой

36
См.: Степин В. С. Теоретическое знание. - М., 2000. С. 67-68.
бесконечные по числу невидимые вследствие малости объемов частицы, которые движутся в
пустоте; когда они соединяются, то это приводит к возникновению вещей, а когда разъединяются,
то - к их гибели.
Второй путь решения проблемы Парменида связывают с Эмпедоклом (ок. 490-430 гг. до н.
э.). По его мнению, Космос образован четырьмя элементами-стихиями: огнем, воздухом, водой,
землей и двумя силами: любовью и враждой. Элементы не подвержены качественным изменениям,
они вечны и непреходящи, однородны, способны вступать друг с другом в различные комбинации
в разных пропорциях. Все вещи состоят из элементов.
Платон (427-347 гг. до н. э.) объединил учение об элементах и атомистическую концепцию
строения вещества. В "Тимее" философ утверждает, что четыре элемента - огонь, воздух, вода и
земля - не являются простейшими составными частями вещей. Он предлагает их назвать началами
и принимать за стихии (т.е. "буквы"). Различия между элементами определяются различиями
между мельчайшими частицами, из которых они состоят. Частицы имеют сложную внутреннюю
структуру, могут разрушаться, переходить друг в друга, обладают разными формами и
величинами. Платон, а это вытекает из структурно-геометрического склада его мышления,
приписывает частицам, из которых состоят элементы, формы четырех правильных
многогранников - куба, тетраэдра, октаэдра и икосаэдра. Им соответствуют земля, огонь, воздух,
вода.
Так как некоторые элементы могут переходить друг в друга, то и преобразования одних
многогранников в другие могут происходить за счет перестройки их внутренних структур. Для
этого необходимо найти в этих фигурах общее. Таким общим для тетраэдра, октаэдра и икосаэдра
является грань этих фигур, представляющая из себя правильный (равносторонний) треугольник.
Как отмечает И.Д. Рожанский, предложенные американским физиком К. Гелл-Манном
гипотетические простейшие структурные единицы материи - кварки - имеют некоторые черты,
напоминающие платоновские элементарные треугольники. И те и другие не существуют отдельно,
самостоятельно. Как и свойства треугольников, свойства кварков определяются числом 3:
существует всего три рода кварков, электрический заряд кварка равен одной трети заряда
электрона и т.д. Изложенная в "Тимее" атомистическая концепция Платона, заключает И. Д.
Рожанский, "представляет собой поразительное, уникальное и в каких-то отношениях
провидческое явление в истории европейского естествознания"37.
Аристотель (384-322 гг. до н. э.) создал всеобъемлющую систему знаний о мире, наиболее
адекватную сознанию своих современников. В эту систему вошли знания из области физики,
этики, политики, логики, ботаники, зоологии, философии. Вот названия только некоторых из них:
"Физика", "О происхождении и уничтожении", "О небе", "Механика", "О душе", "История
животных" и др. Согласно Аристотелю, истинным бытием обладает не идея, не число (как,
например, у Платона), а конкретная единичная вещь, представляющая сочетание материи и формы.
Материя - это то, из чего возникает вещь, ее материал. Но чтобы стать вещью, материя должна
принять форму. Абсолютно бесформенна только первичная материя, в иерархии вещей лежащая
на самом нижнем уровне. Над ней стоят четыре элемента, четыре стихии. Стихии - это первичная
материя, получившая форму под действием той или иной пары первичных сил - горячего, сухого,
холодного, влажного. Сочетание сухого и горячего дает огонь, сухого и холодного - землю,
горячего и влажного - воздух, холодного и влажного - воду. Стихии могут переходить друг в друга,
вступать во всевозможные соединения, образуя разнообразные вещества.
Чтобы объяснить процессы движения, изменения, развития, которые происходят в мире,
Аристотель вводит четыре вида причин: материальные, формальные, действующие и целевые.
Рассмотрим их на его примере с бронзовой статуей. Материальная причина - бронза, действующая
- деятельность ваятеля, формальная - форма, в которую облекли бронзу, целевая - то, ради чего
ваялась статуя.
Для Аристотеля не существует движения помимо вещи. На основании этого он выводит
четыре вида движения: в отношении сущности - возникновение и уничтожение; в отношении
количества - рост и уменьшение; в отношении качества - качественные изменения; в отношении
места - перемещение. Виды движения не сводимы друг к другу и друг из друга не выводимы. Но
между ними существует некоторая иерархия, где первое движение - перемещение.

Рожанский И. Д. Платон и современная физика // Платон и его эпоха. -М., 1979. С.

37

171.
 Согласно Аристотелю, Космос ограничен, имеет форму сферы, за пределами которой нет
ничего; Космос вечен и неподвижен, он не сотворен никем и не возник в ходе естественного
космического процесса; заполнен материальными телами, которые в "подлунной" области
образованы из четырех элементов - воды, воздуха, огня и земли, в этой области тела возникают,
преобразовываются, гибнут; в "надлунной" области нет возникновения и гибели, в ней находятся
небесные тела - звезды, планеты, Земля, Луна, которые совершают свои круговые движения, и
пятый элемент - эфир, "первое тело", ни с чем не смешиваемое, вечное, не переходящее в другие
элементы. В центре Космоса находится шарообразная Земля, неподвижная, не вращающаяся
вокруг своей оси. Аристотель впервые в истории человеческого знания попытался определить
размеры Земли, вычисленный им диаметр земного шара примерно в два раза превысил истинный.
Основанная философом перипатетическая школа дала античному миру достойных продолжателей
его учений, которые внесли свой вклад в копилку знаний.
Эпоху эллинизма (IV в. до н. э. - I в. н. э.) считают наиболее блестящим периодом в
истории становления научного знания. В это время хотя и происходило взаимодействие культур
греческой и восточной на завоеванных землях, но преобладающее значение имела все-таки
греческая культура. Основной чертой эллинистической культуры стал индивидуализм, вызванный
неустойчивостью социально-политической ситуации, невозможностью для человека влиять на
судьбу полиса, усилившейся миграцией населения, возросшей ролью царя и бюрократии. Это
отразилось как на основных философских системах эллинизма - стоицизме, скептицизме,
эпикуреизме, неоплатонизме, - так и на некоторых натурфилософских идеях. Так, в физике
стоиков Зенона Катионского (336-264 гг. до н. э.), Клеанфа из Ассоса (331-232 гг. до н. э.),
Хрисиппа из Сол (281-205 гг. до н. э.) большое значение придавалось законам, по которым
существует Природа, т.е. мировому порядку, которому, осознав его, должны с радостью
подчиняться стоики.
В физике стоиков использовались аристотелевские представления о первоэлементах, в
которые ими вносились новые идеи: соединение огня и воздуха образует субстанцию, названную
"пневмой" (??? - "теплое дыхание"), которой приписывали функции мировой души. Она сообщает
индивидуальность вещи, обеспечивая ее единство и целостность, выражает логос вещи, т.е. закон
ее существования и развития. Пневма является активным мировым агентом в отличие от
физического тела, которое - пассивный участник процессов.
Согласно стоикам, мир представляется единым и взаимосвязанным потоком событий, где
все имеет причину и следствие. И эти всеобщие и необходимые связи они называли роком или
судьбой. Наряду с причинной обусловленностью явлений существует их определенная
направленность к благой прекрасной и разумной цели. Следовательно, кроме судьбы стоики
признают и благотворное провидение (???), чтс свидетельствует о тесной связи стоической физики
и этики.
Так же тесно связаны физика и этика у Эпикура (342-270 п до н. э.), который считал, что
все вещи потенциально делимы до бесконечности, но реально такое деление превращало бы вещь
в ничто, поэтому надо мысленно где-то остановиться Атом Эпикура - это мысленная конструкция,
результат остановки деления вещи на некотором пределе.
Атомы Эпикура наделены тяжестью и поэтому движутся сверху вниз, но при этом могут
"спонтанно отклоняться" с вертикального перемещения. В поэме Лукреция Кара "О природе
вещей" это отклонение получило название clinamen. Отклонившиеся атомы описывают
разнообразные кривые, сплетаются, ударяются друг о друга, в результате чего образуется вещный
мир.
В эпоху эллинизма наибольшие успехи были зафиксированы в области математических
знаний. Так, Евклиду (конец IV- начало III в. до н. э.) принадлежит выдающаяся работа
античности "Stoicheia" (т.е. "Элементы", что в современной литературе получило название
"Начала"). Этот 15-томный труд явился результатом систематизации имевшихся в то время знаний
в области математики, часть из которых, по утверждению исследователей, принадлежит
предшественникам Евклида. Успехами в разработке методов вычисления площадей поверхностей
и объемов геометрических тел отмечена жизнь Архимеда (ок. 287-212 гг. до н. э.). Но в большей
степени он известен как гениальный механик и инженер.
II-I вв. до н. э. характеризуются упадком эллинистических государств как под
воздействием междоусобных войн, так и под ударами римских легионеров, теряют свое значение
культурные центры, приходят в упадок библиотеки, научная жизнь замирает. Это не могло не
отразиться на книжно-компиляторском характере римской учености. Рим не дал миру ни одного
мыслителя, который по своему уровню мог быть приближен к Платону, Аристотелю, Архимеду.
Все это компенсировалось созданием компилятивных работ, носивших характер популярных
энциклопедий.
Большой славой пользовалась девятитомная энциклопедия Марка Терренция Варрона
(116-27 гг. до н. э.), содержавшая знания из области грамматики, логики, риторики, геометрии,
арифметики, астрономии, теории музыки, медицины и архитектуры. Веком позже шеститомный
компендиум, посвященный сельскому хозяйству, военному делу, медицине, ораторскому
искусству, философии и праву, составляет Авл Корнелий Цельс. Наиболее известное сочинение
этой поры - поэма Тита Лукреция Кара (ок. 99-95 гг. - ок. 55 г. до н. э.) "О природе вещей", в
которой дано наиболее полное и систематическое изложение эпикурейской философии.
Энциклопедическими работами были труды Гая Плиния Секунда Старшего (23-79 гг. н. э.), Луция
Аннея Сенеки (4 г. до н. э. - 65 г. н. э.).
Кроме этих компиляций, были созданы работы больших знатоков своего дела: сочинения
Витрувия "Об архитектуре", Секста Юлия Фронтина "О римских водопроводах", Луция Юния
Модерета Колемеллы "О сельском хозяйстве" (I в. н. э.). Ко II в. н. э. относится деятельность
величайшего врача, физиолога и анатома Клавдия Галена (129-199 гг.) и астронома Клавдия
Птолемея (ум. ок. 170 г. до н. э.), система которого объясняла движение небесных тел с позиций
геоцентрического принципа и поэтому в течение столетий считалась наивысшей точкой развития
теоретической астрономии.
Знания, которые формируются в эпоху Средних веков в Европе, вписаны в систему
средневекового миросозерцания, для которого характерно стремление к всеохватывающему
знанию, что вытекает из представлений, заимствованных из античности: подлинное знание - это
знание всеобщее, аподиктическое (доказательное). Но обладать им может только творец, только
ему доступно знать, и это знание только универсальное. В этой парадигме нет места знанию
неточному, частному, относительному, неисчерпывающему.
Так как все на земле сотворено, то существование любой вещи определено свыше,
следовательно, она не может быть несимволической. Вспомним новозаветное: "Вначале было
Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог". Слово выступает орудием творения, а переданное
человеку, оно выступает универсальным орудием постижения мира. Понятия отождествляются с
их объективными аналогами, что выступает условием возможности знания. Если человек
овладевает понятиями, значит, он получает исчерпывающее знание о действительности, которая
производна от понятий. Познавательная деятельность сводится к исследованию последних, а
наиболее репрезентативными являются тексты Святого писания.
Все "вещи видимые" воспроизводят, но не в равной степени "вещи невидимые", т.е.
являются их символами. И в зависимости от приближенности или отдаленности от Бога между
символами существует определенная иерархия. Телеологизм выражается в том, что все явления
действительности существуют по промыслу Бога и для предуготовленных им ролей (земля и вода
служат растениям, которые в свою очередь служат скоту).
Как же, исходя из таких установок, может осуществляться познание? Только под
контролем церкви. Формируется жесткая цензура, все противоречащее религии подлежит запрету.
Так, в 1131 г. был наложен запрет на изучение медицинской и юридической литературы.
Средневековь�