Благодарность

Особую благодарность за эту книгу в ее окончательном виде я выражаю редак-

торам издательства Zondervan Райану Паздуру и Верлину Вербрюгге. Также с ру-
кописью поработала моя мудрая подруга Джудит Риддел — ей удалось существен-
но улучшить книгу, и, если остались какие-то огрехи, не ее в том вина. Как и все-
гда, я благодарен Господу за свою жену и детей, которые умеют делать обычное
особенным, и пасторам Майклу Брауну и Захарии Килу за их приверженность
обычным средствам благодати.
 Часть 1. Радикальные и неугомонные

Глава 1. Новая радикальность

Радикальный. Эпохальный. Революционный. Преображающий. Влияющий. Из-

меняющий жизнь. Последний. Экстремальный. Потрясающий. Зарождающийся.
Альтернативный. Инновационный. На острие. Прорыв. Открытие, захватывающее
дух.
Наверняка вы без труда сможете добавить к этому списку определений немало
своих с похожим смыслом, ведь, как ни парадоксально, они сегодня сплошь
и рядом используются в повседневной речи — и в обычной жизни, и в церкви. Мы
слышим эти слова и выражения настолько часто, что они превратились для нас
в фоновый шум. Мы пропускаем их мимо ушей, подсознательно сомневаясь в их
значимости, потому что они используются везде и всегда. Как говорил мой учи-
тель английского языка, если после каждого предложения у вас будет стоять вос-
клицательный знак или каждое слово будет подчеркнуто, вы ничего не выделите.
Чтобы привлечь — и удержать — наше внимание, везде надо ставить восклица-
тельный знак. Мы привыкли жить в бесконечном поиске новых, последних, луч-
ших идеи, продукта, человека, опыта — мы верим, что они решат наши проблемы,
укажут нам цель и изменят мир. Хотя реклама нам уже порядком поднадоела, мы
все равно стремимся вывести все вокруг себя на «совершенно новый уровень».
Слово «обычность» стало самым скучным в нашем словаре. Кому захочется на-
лепить на бампер своей машины наклейку с надписью: «Мой сын учится в базо-
вом классе средней школы на окраине»? Кто хочет быть обычным человеком,
жить в обычном городе, ходить в обычную церковь, иметь обычных друзей и зани-
маться обычной работой? Ведь наша жизнь такая ценная! Мы хотим оставить
след, оказать влияние, изменить мир. И все это мы должны уметь контролиро-
вать, измерять и поддерживать. Нужно жить ради страницы в Facebook. Это такой
современный способ спастись делами.
Мне кажется, растет беспокойство за это беспокойство. Многие люди уже уста-
ли от постоянных призывов радикально изменить свою жизнь новым и улучшен-
ным способом. Они уже не уверены, что хотят запрыгнуть еще в один вагон или
искать новую тропу к величию. Что-то не так, думаешь ты, читая заметку в сати-
рической газете «Лучок», где автор, гиперболизируя, описывает эту жизнь в такой
саркастической манере:
Давние знакомые на этой неделе подтвердили журналистам, что местный житель Майкл
Хасмер, 29-летний неудачник, лишенный амбиций, довольный жизнью, по-прежнему
живет в своем родном городе и не собирается никуда переезжать.
Источник, близкий к Хасмеру, утверждает, что этот лентяй, ведущий бесцельное суще-
ствование, никогда не жил дальше, чем в двух часах езды от своих родителей, что он про-
должает общаться с бывшими одноклассниками. Корреспондентам сообщили, что этот
человек, установивший прочные доверительные отношения с окружающими и нашед-
ший здоровый баланс между работой и личной жизнью, является немотивированным
неудачником, который не ощущает никакого дискомфорта при мысли, что до конца своей
жизни так и останется ничтожеством.
«Я знаю Майка всю жизнь, он хороший парень, но это так странно, что он по-прежнему
живет на той улице, на которой родился, и при этом испытывает чувство полного удовле-
творения, — рассказывает его друг детства Дэвид Горман об этом добровольном безде-
лье. — После университета Майк вернулся домой и начал работать страховщиком. Сейчас
ему уже почти тридцать, а он живет в том же городе, в котором родился, работает на той
же работе на полставки и полностью доволен своей личной и профессиональной жизнью.
Грустно на это смотреть…» Кроме того, указывая на близкие и прочные отношения, кото-
рые Хасмер установил со своей женой, родителями, близкими родственниками и соседя-
ми, источник отметил, что его жизнь «оскорбительна» во многих вопросах.
У Хасмера нет кредитов и долгов, он не стремится никуда уезжать, хотя его бывшие со-
курсники улетели в поисках лучшей жизни в большие города. Ему все равно, что он не
может поразить окружающих рассказом о своих успехах в продвижении по карьерной
лестнице ради улучшения жизни своих близких. У него нет тысячи друзей на Facebook,
ему хватает общения с близкими родственниками и парой-тройкой друзей в его городиш-
ке. «Как же я рад, что смог выбраться из этой дыры, иначе бы закончил, как Майк, — рас-
сказывает Эмери Мартин, 33-летний двоюродный брат Хасмера, юрист в большой адво-
катской конторе, не видевший своего друга детства уже лет шесть. — Я бы очень не хотел
иметь под боком любящую семью, с удовлетворением думать о своей жизни и при этом
выглядеть полным неудачником в глазах тех, кто приезжает к родителям раз в год на ка-
никулах»1.

В портрете этого «бедного» Майка Хасмера много правдивого. Как ни парадок-

сально, сегодня проще простого избавиться от своих корней и стать человеком без
истории — начать все с нового листа — с новым набором родственников. Наша мо-
бильная, индивидуалистическая культура позволяет нам изобретать себя заново
всякий раз, когда мы решим начать все сначала и набрать новую группу актеров
в свой личный сериал под названием «жизнь».
Даже компания «Лего» вставила в это здание свою деталь: в 2014 году она вы-
пустила блокбастер — пародию на культуру корпоративного хайпа, частью кото-
рой сама же является. Как объяснил автор одного из обзоров «Лего: Фильм», «он
про одного из персонажей «Лего» по имени Эммет, пустой мозг которого запол-
нен слепой преданностью бездушной коммерческой империи. Благодаря ее злому
вдохновителю, которого зовут Президент Бизнес (или Господин Бизнес), Эммет
без конца смотрит тупые ТВ-шоу и слушает безвкусную попсу («Все у нас прекрас-
но!..»)2. В конце фильма (или рекламного ролика) Эммет обращается к Господину
Бизнесу со словами: «Вы самый талантливый, самый интересный и необыкновен-
ный человек во вселенной». А затем добавляет: «Как и все мы». Автор обзора об-
ращает внимание на то, что это такой растущий тренд в коммерческой рекламе:
высмеивать хайп, даже если сам создаешь его.
Я не хочу сказать, что переезжать в большой город в поисках жизни, наполнен-
ной адреналином, — это какое-то нравственное зло. И я понимаю, что рекламщи-
ки всегда эксплуатируют наше желание ощущать свою значимость. Проблема за-
ключается в том, что наши ценности меняются, а новые, приходящие на смену
старым, нас изматывают. Мало того, они мешают нам формировать подлинные,
долгосрочные, значимые отношения, которые на самом деле важны для жизни
других людей. Со временем этот хайп вокруг новой жизни, мода на радикальные
перемены и одержимость изменением мира могут проникнуть во все сферы
жизни. Все это изматывает, вгоняет в депрессию, озлобляет.
Поскольку наше общество захвачено идеей о большом прорыве, не удивитель-
но, что и христианская субкультура пристрастилась ко всему «самому-самому».
Многие из нас выросли в христианской субкультуре управления ожиданиями
и устремления менять себя и мир таким образом, чтобы результат был измерим.
Такой подход лежит в основе всех наших мероприятий. Иначе церковь будет
слишком обычной. Как и в любой другой сфере жизни, у нас сформировалось
представление, что рост в Христе — как отдельного человека, так и церкви
в целом — может и должен быть запрограммирован на выдачу предсказуемого ре-
зультата, который часто бывает нереалистичным и даже библейски необоснован-
ным. Мы хотим больших достижений — и лучше раньше, чем позже. При этом мы
умудряемся забыть, что Бог являет Свои сверхъестественные дары через обычные
средства благодати, что Он выражает Свою любовь к нам через обычных носите-
лей Своего образа, посылает нас в мир любить других людей и служить им обыч-
ным призывом.
Возьмем, например, Тиш Харрисон Уоррен3. Она выросла в богатой семье, ис-
поведовавшей евангельское христианство, пропагандировала WWJD-браслеты4,
но однажды, как она сама рассказывала, «затосковала по возвышенному — захоте-
лось большего, чем просто удобное христианство с его нацеленностью на спасение
душ, надоела жизнь респектабельной техасской республиканки». Ее история ти-
пична для многих верующих ее поколения — в том числе и для меня:
Мне было почти 22 года, и я совсем недавно вернулась в университет из той части Афри-
ки, которая отстала от остального мира лет на триста. По дороге в церковь я, в старых, по-
ношенных чако на ногах, столкнулась с нашим новым помощником пастора. Я поздорова-
лась и представилась. Он с теплотой улыбнулся мне и сказал: «Ах да, я слышал о вас. Вы
та радикалка, которая хочет отдать свою жизнь Иисусу». Он сказал это как комплимент,
и я восприняла его слова именно так, но при этом почувствовала, будто на меня навали-
лось тяжелое бремя, — я искренне засомневалась в том, что я радикалка, и начала му-
читься вопросом, что для меня значит жить ради Иисуса. Вот я вернулась в Америку, ищу
работу, пытаюсь оформить медицинскую страховку, хожу на свидания с умным студен-
том, будущим юристом (который ни разу не радикал), и совсем не понимаю, как быть вер-
ной Иисусу в обычной жизни.
Я была даже не уверена, что это вообще возможно.
Я поступила в университет в состоянии поиска; мой третий десяток прошел за чтением
Маркса и св. Франциска, я росла на произведениях Рича Маллинса, Рона Сайдера и Тони
Камполо, увлеклась новомонашеством (хотя тогда оно еще так не называлось), влюбилась
в Питера Маурина и Дороти Дэй. На четвертом курсе университета я пригласила всех на
нашем большом евангельском собрании поддержать меня в протестах против Школы
Америк5.

Пройдя через разные «радикальные» христианские сообщества, Уоррен зада-

лась вопросом, а можно ли вообще жить обычной жизнью.
Сегодня мне тридцать с хвостиком, двое детей, я веду более-менее обычную жизнь. При
этом я все больше и больше понимаю, что для меня целыми днями быть дома с грудным
младенцем и двухлетним ребенком намного страшнее и сложнее, чем жить в африкан-
ском племени, ведущем войну. Мне нужна смелость, чтобы жить обыденной, будничной
жизнью. Заботиться о бездомном ребенке для меня намного интереснее, чем слушать
своих домочадцев. Раздавать одежду нуждающимся, искать общины, находящиеся в труд-
ной ситуации, и помогать им легче, чем мило улыбаться своему мужу за завтраком в среду
или звонить маме, когда мне совсем не хочется этого делать.

«Обычность — вот моя проблема»

 Писатель Род Дрейер отмечает: «Обычность — вот моя проблема. Легко раз-
мышлять о том, что бы я делал, если бы началась война или налетел ураган, или
если бы мне пришлось месяц провести в Париже, или если бы мой партнер побе-
дил на выборах, или если бы я выиграл в лотерею или купил вещь, о которой
давно мечтал. Намного сложнее думать о том, как пережить сегодняшний день
и не отчаяться»6. Мне очень знакомы его переживания. Они меня расстраивают
даже больше, чем неудачи. Я страшно боюсь скуки. Встретить очередной день
с его обычными задачами и обычными людьми намного сложнее, чем лелеять
мечты о своих великих свершениях в этой жизни. Другие люди — особенно самые
близкие — могут стать реквизитом. Помощь «бедному» может стать инструментом
нашей самореализации. Или же борьба с «социалистами» в любой момент может
оживить нашу скучную автобиографию. В погоне за изменением мира мы часто
упускаем возможности, которые открываются перед нами каждый день, прямо
в том месте, куда Бог поместил нас, чтобы мы прославляли Его, радовались обще-
нию с Ним и обогащали жизнь окружающих.
Мы склонны рассматривать других людей в качестве актеров второго плана
в фильме под названием «Моя жизнь». Но проблема в том, что они не хотят иг-
рать ту роль, которую мы придумали для них. Они отдельные люди, у них свои по-
требности, которые не так-то просто вписать в наш сценарий, особенно если они
такие же амбициозные, как и мы. Иногда лелеять мечту легче, чем просто быть
тем, кто ты есть, быть там, куда Бог поставил тебя использовать данные тебе дары.
Американское христианство построено на идее потрясений в церкви и в жизни
отдельных людей. Наша христианская жизнь начинается с особого переживания,
обращения, и далее мотивируется ожиданием следующего прорыва. Нам надоеда-
ют обычные средства Божьей благодати, хождение в церковь неделю за неделей.
Доктрины и практики, которые в прошлом формировали у христианина способно-
сти нести верное христианское свидетельство, сегодня частенько игнорируются
или заменяются более новыми методиками. Новые подходы возбуждают нас на
какой-то момент, но очень скоро они становятся «прошлогодними», то есть уста-
ревшими.
В своей жизни я неоднократно видел (и даже сам пережил), как волна энтузи-
азма доводила церковь до исступления, оставляя после себя изможденных и разо-
чарованных людей. У каждого поколения свои фишки, поэтому на смену выдох-
шимся энтузиастам всегда приходят новобранцы. Но, кажется, ситуация меняется.
В первый раз в истории Америки процент молодых людей, не ассоциирующих
себя с религией, превысил (хотя и незначительно) процент юношей и девушек,
считающих себя евангельскими христианами.
Если не считать время получения последипломного образования, я всю свою
жизнь провел в Калифорнии. Я жил совсем недалеко от Азус-стрит, места зарож-
дения пятидесятничества, и Храма Ангела, где сестра Эми Семпл Макферсон
впервые реализовала проект «церковь-водевиль». Еще ближе находилась часовня
«Голгофа» (центральная церковь движения «За Иисуса» в 70-е годы прошлого
века) и штаб-квартира вещательной компании ТБН. Хрустальный собор Роберта
Шуллера был в двух шагах от моего дома. Там же недалеко находилась церковь
Садлбек, в которой пасторствовал Рик Уоррен. Тысячи пасторов регулярно соби-
рались в этом месте, чтобы поучаствовать в конференциях, посвященных церков-
ному росту.
Сестра Эми Семпл Макферсон оказалась в центре скандала: многие были убеж-
дены, что она организовала собственное похищение. На протяжении последних
лет «Голгофа» также попадает в разные неприятные истории, и пока совершенно
неясно, будет ли жизнеспособна ее «Моисеева модель» лидерства после недавней
смерти ее талантливого автора Чака Смита. Как написал один пастор в журнале
«Христианство сегодня», «„Титаник“ врезался в айсберг. Но музыка все еще игра-
ет»7. Возведенный в начале 80-х «к вящей славе Божьей и спасению человече-
ства» Хрустальный собор в 2010 году был объявлен банкротом и через два года
превратился в Собор Христа, оказавшись во владении римско-католической епар-
хии округа Ориндж8.
Используя Хрустальный собор как модель, Джим Хинч в своей статье в журна-
ле «Американский ученый» показывает, что ни одна из модообразующих мега-
церквей в округе Ориндж сегодня не растет9. Роб Белл, автор известной книги
«Любовь побеждает», говорит, что округ Ориндж — сейчас его постоянное место
жительства, но в церковь он не ходит, все еще находится в поиске. «Евангельские
христиане мастерски умеют вводить людей в состояние исступления, — сказал он
Хинчу, — а когда оно проходит, ты себя спрашиваешь: а что это вообще было?»
Сегодня в округе находится самый большой буддистский храм в мире (Си Лай),
а «Исламское общество» округа растет стремительно. «В бегстве из церквей-ново-
делов молодое поколение евангельских верующих создает свои неформальные
„духовные сообщества“, — пишет Хинч. — Если судить по ситуации в округе
Ориндж, можно сказать, что у евангельской церкви в будущем есть все шансы во-
обще перестать быть церковью».
Поколение бумеров (люди, родившиеся между 1946 и 1964 годами) было поме-
шано на всякого рода программах, ориентированных на личностное совершен-
ствование и церковный рост. Бумеры считали, что традиционный церковный
опыт с еженедельными проповедями, таинствами, молитвой, наставлением и об-
щением слишком обыденный, если не сказать скучный. Вместо него нужно со-
здать новый план личностного роста — что-то такое, что сможет вывести наше
хождение с Богом «на кардинально новый уровень». Бумеры сделали жизнь от-
дельного христианина, а значит, и церкви более индивидуализированной и ори-
ентированной на результат, они уничтожили сдержки и противовесы, структуру
и практики, которые ранее обеспечивали устойчивое развитие веры в долгосроч-
ной перспективе.
В противовес такому эгоцентричному и потребительскому подходу многие дети
и внуки бумеров стали больше обращать внимание на внешние пределы — на про-
блемы мира. Мантра «измени свою жизнь» сменилась на мантру «измени мир».
Если раньше основной упор делался на евангелизацию, то теперь стали призывать
служить бедным, бороться за права угнетенных, проявлять свою веру таким обра-
зом, чтобы добиться ощутимого изменения мира.
И все же у обоих этих поколений есть общее: нетерпимость и пренебрежи-
тельное отношение к обычному. И те и другие помешаны на программах, кото-
рые дают эффектный, быстрый, заметный результат. И те и другие призывают пе-
рестать жить «как обычно», выйти за привычные рамки и сделать что-то важное
для Бога.
Однако, к великому сожалению, в таком подходе утрачена важная составляю-
щая. Мы призваны возрастать в личном общении с Христом. Мы также призваны
любить других и служить им — своим единоверцам и соседям. Но при этом в еван-
гельском движении экстраординарные методы и задачи всегда находились в при-
оритете над обычными средствами, которые Христос определил с целью устойчи-
вого развития христианского свидетельства. Не мешаем ли мы церкви быть тем
сообществом, в котором грешники оправдываются, обновляются и уподобляются
Христу, принося плоды добрых дел на благо ближних и ради славы Божьей? Ко-
нечно, истинная правда, Бог совершает великие дела через нас. Здесь вопрос не
в том, будет ли Бог действовать через Свой народ, а в том, что мы подразумеваем
под великими делами и как Бог обещал их совершить. Что на самом деле имеют
в виду люди, когда говорят об изменении мира?
Я убежден, что мы потеряли правильный фокус Божьего действия в этом мире.
Он находится не в экстраординарном, а в обычном, повседневном.
 Проблема заключается не в том, что мы слишком активны, а в том, что мы
неистовы в своей безудержности. Мы выросли с привычкой все исправлять как
можно быстрее и искать легкие решения. Мы научились бежать спринтерские ди-
станции, но не марафоны. У нас куча энергии. Главное не сжечь себя бесконечным
беспокойством и завышенными ожиданиями.
Уточню: я не хочу сказать, что все современные призывы добавить себе ради-
кальности и изменить мир ошибочные и небиблейские. Провести лето в Африке
за строительством колодцев — призвание для некоторых. Но точно так же можно
исполнять свое призвание, если чинить соседский водопровод, кормить семью
и участвовать в горестях и радостях поместной церкви. Наши обычные дела, кото-
рые мы делаем прямо там, куда Бог поместил нас, также приносят обильные бла-
гословения.

Может, мы просто хотим плыть по течению?

Когда я возвращаюсь из очередной поездки по миру, всякий раз убеждаюсь,

что очень люблю комфортную жизнь, — чтобы все было так, как я хочу. Да, есть
разница между идолопоклонством перед комфортом и настоящим библейским
довольством. Быть довольным жизнью означает принимать все обстоятельства,
в которые меня поместило Божье провидение. Принимать в том числе и бедность,
если Бог так решит. Но это означает и быть довольным своим положением амери-
канца среднего класса, живущего в пригороде с женой и четырьмя детьми, — по-
ложением того, у кого есть свое призвание в отношении семьи, церкви и соседско-
го сообщества.
Я не закончил цитировать тот провокационный пост Тиш Харрисон Уоррен.
Далее она пишет, что один ее друг-однокурсник посвятил свою жизнь преподава-
нию в школе для неблагополучных детей. Потом у него случился нервный срыв,
и он вынужден был вернуться в свой родной город и устроиться на работу офици-
антом. Постепенно он восстановился.
Я разговаривала с ним после того, как он вернулся домой, изможденный и разочарован-
ный. Он рассказывал мне, что было не так. Мы окончили один из лучших университетов,
после которого люди добивались умопомрачительных результатов.
Они писали книги и основывали благотворительные организации. Мы снова и снова слы-
шали, что на нас лежит обязанность изменять мир. Мы участвовали в молодежном хри-
стианском движении, где нас учили, что смелая и осмысленная жизнь ученичества, пре-
ображающая мир, это и есть настоящее следование за Иисусом. Нас воодушевляли влиять
на мир и изменять его радикальными способами, но никто никогда не учил нас, как на-
учиться радоваться средней жизни среднего человека.
На стене известного здания новомонашеской общины есть табличка с надписью: «Все
хотят революции. Никто не хочет мыть посуду». Сегодня в моей жизни много посуды
(и подгузников) и совсем мало революционных событий. Я хожу в церковь, полную пен-
сионеров, которые живут нормальной жизнью людей среднего класса в домах людей
среднего класса. И мне очень нравится. Мне нравится видеть, как они твердо верны Иису-
су, преданы молитве, невероятно щедры к окружающим, причем щедры незаметно, неэф-
фектно, нереволюционно. И каждую неделю мы, обычные грешники и скучные святые,
собираемся вокруг обычного хлеба и вина, и сам Христос посреди нас.

Она пишет, что ей все еще хочется революции, хочется что-то изменить в мире.
Она все еще презирает посредственность.
Но сейчас я понимаю: я не имею никакого представления, чтó радикально с точки зрения
Бога. И я подозреваю, что для меня вставать утром и мыть посуду, когда мне не хватает
сна и терпения, гораздо сложнее и требует большего подвига в моей жизни, чем те
внешне более рискованные поступки, которые я совершала в прошлом. И вот что мне сей-
час нужно: мне нужна смелость без отчаяния встретить обычный день — день с кричащим
от колик ребенком, из-за чего я, скорее всего, сорвусь на своего двухлетнего сына и буду
ворчать на вечно шумящего соседа. Нужна храбрость, чтобы верить, что маленькая жизнь
все еще имеет смысл, и благодать, чтобы знать, что, даже если я не сделала ничего выдаю-
щегося, отважного или просто интересного, Господь замечает меня и любит и что обыч-
ной жизни достаточно.

Призыв к «радикальному ученичеству», отмечает Уоррен, помогает выявить

свою зависимость от комфорта. Но тем из нас — а нас таких много, — кого тянет
к экстраординарной, испепеляющей духовности, нужно научиться принимать ра-
дикальную обычность и примириться со стабильной повседневностью хорошей
христианской жизни. Уоррен приходит к такому выводу:
Во время нашего венчания пастор предупредил моего мужа, что иногда я буду заходить
к нему в комнату в тревожном состоянии, потому что мне будет казаться, что нас одолела
посредственность, ведь мы не «отдаем свою жизнь» где-нибудь в Монголии. Нам было
смешно. Всем моим «радикально настроенным» друзьям тоже было смешно. Но он был
прав. Мы говорили с мужем об этом много-много раз. Только сейчас я начинаю понимать,
что, будь то в Монголии или Теннесси, «отдавать свою жизнь» — это о том, с каким на-
строением я просыпаюсь серым утром вторника. Такое не продашь. Об этом никто не
вспомнит. Но именно вот это создает жизнь. А с другой стороны, кто знает? Может быть,
мимолетная молитва за врага, или небольшая помощь ближнему, или скучное планиро-
вание бюджета в четверг станет примером того, как Бог проводит революционные преоб-
разования, создавая все новое10.

Количество времени

Подумайте о том, что для вас важнее всего. Как вы измеряете свои отношения?
Например, свой брак? Мы с женой часто говорим о наших отношениях и со време-
нем пришли к выводу, что можно по-разному оценивать их благополучность.
Когда мы смотрим далеко назад, мы видим, что за годы нашей совместной жизни
Господь самыми разными способами связывал нас. Мы признаем, что отношения
между нами устойчиво развиваются и углубляются. Но когда мы переключаем
свое внимание на наши отношения в текущий момент, нам становится непросто
точно оценить, в каком состоянии они находятся сейчас. Хотя мы провели пре-
красный незабываемый отпуск, самое большое значение для отношений имеют,
казалось бы, незначительные детали, разговоры, прикосновения. Именно из этих
мелочей состоит большая часть жизни. Самые важные события в жизни — это не
те, которые достойны фотографии.
То же самое касается воспитания детей. Сегодня многие родители, особенно
папы, любят говорить: главное — качество проведенного с ребенком времени.
Но так ли это? Задумайтесь: почти все, что происходит, происходит незапланиро-
ванно, незапрограммированно, спонтанно. Почти все! Прозвища придумываются,
личность формируется, отношения строятся. Мы едем домой из церкви, и ребенок
задает какой-то вопрос о том, что он услышал в проповеди, — так ставится еще
один кусочек в пазл его будущей твердой веры. Все в машине выигрывают от об-
щения.
Я сам раньше любил фразу «качественное время», но теперь понимаю, что это
всего лишь отговорка. Можем ли мы на самом деле компенсировать свое длитель-
ное отсутствие (даже если физически присутствуем), недостаток обычных жизнен-
ных мелочей, скажем, поездкой в парк «Волшебный мир Гарри Поттера» за тыся-
чу долларов? Любые долгосрочные отношения, если мы хотим, чтобы они укреп-
лялись и были здоровыми, должны заключаться в этих обычных минутах, часах,
днях, месяцах и годах. Но обычное время — это не то же самое, что пассивно про-
веденное время. Отношения требуют работы мысли и усилий, кроме того, они
должны приносить удовольствие. То же самое можно сказать и об отношениях
с Богом-Троицей в Его теле — видимой церкви.
Сегодня в церкви мы любим поднимать планку, повышать ставки и озвучивать
радикальные призывы, которым большинство людей не может последовать. Да
мы и не ожидаем от них этого, если уж быть честными. Мы понимаем, что некото-
рые полетят лоукостами, а другие смогут купить билеты в первый класс. Есть
люди, которые действительно преданы делу, исполнены Духом, успешны, завое-
вывают души и преобразуют общество, но их немного. Все остальные — просто
«обычные» верующие. Они будут продолжать регулярно приходить в церковь, по-
лучая Божьи дары и делясь ими, участвовать в хвале, общении, проявляя госте-
приимство и поддерживая служение деньгами. В глубине души они знают, что не
собираются менять мир.
Все это, конечно, не ново. Такая же ситуация наблюдалась в средневековой
церкви. Тогда можно было вполне быть мирянином, но, если человек хотел иметь
прямой доступ к высшему переживанию Бога, ему нужно было быть священни-
ком, монахом или монахиней. Можно было вступить в брак, но безбрачие счита-
лось уделом лучших. Можно было участвовать в общении в приходской церкви
и выполнять свое мирское призвание, но истинно посвященные принимали
обеты, которые отличали их от обычного христианского народа. Одни люди вы-
брали монашескую жизнь с такими же посвященными Богу людьми. Другие по-
ступали еще более радикально: они жили в полной изоляции от окружающих.
Некоторые сосредоточились на духовных практиках, в то время как другие, напри-
мер францисканцы, всю свою жизнь посвящали помощи бедным.
У нас, протестантов, есть свои способы достижения «высших» уровней христи-
анской жизни. Так, вполне можно быть обычным членом поместной церкви, но
если ты пережил «новое рождение», то принадлежишь к ядру — истинной церкви,
которая собирается в малых группах. Их часто называют «святой клуб» или «тай-
ное собрание».
Затем наступило Пробуждение, и все внешние структуры, которые были при-
званы из отдельных верующих формировать здоровое сообщество святых, были
разрушены. Возможно, вы долгое время пользовались благословениями Божьего
завета — жили в христианской семье и с детства посещали церковь. Но все они по-
меркли после того, как вы попали в летний лагерь или на евангелизационную
встречу, где получили опыт радикального обращения. Нет, я не хочу преумень-
шать остроту переживаний, связанных с обращением. Я только хочу сказать, что
такой опыт рождает поток ошеломляющих свидетельств и новых переживаний,
в результате чего создается среда, требующая постоянной новизны.
Хорошо, вы «спасены», а «исполнились ли вы Духом»? Возможно, вас крести-
ли в детстве, вы росли под присмотром пастора христианской церкви, постепенно
взрослея, начинали вместе с общиной петь песни Сиона и молиться и наконец
стали участвовать в вечере. Возможно, вы каждый день со своей семьей молились
и читали Писание, а может быть, даже изучали его истины с помощью катехизиса
дома и в церкви. Но в евангельской культуре культа новизны все это не имеет
большого значения. Имеет значение экстраординарное духовное событие, перево-
рачивающее жизнь переживание. Скорее всего, чем меньше в вашем свидетель-
стве будет обычности, такой как крещение, покаяние, вечеря и общие молитвы,
хвала, плач и общение тела Христова, тем более веским, истинным оно будет вы-
глядеть.
По мере взросления молодые люди обнаруживают, что их особые переживания
на самом деле не компенсируют отсутствие понимания того, во что они верят и по-
чему, — это понимание формируется годами ежедневного участия в общении Хри-
ста и Его народа. И именно обычное служение, происходящее неделя за неделей,
обеспечивает устойчивое развитие и стимулирует корнеобразование. Если важные
моменты в нашей христианской жизни происходят благодаря возникновению
новых движений в евангельском мире, тогда обычная поместная церковь неумест-
на. Но если именно Бог заканчивает начатое, то надо быть частью сада, за кото-
рым Он ухаживает, — это единственное разумное решение. Он дает обещание и Он
держит его, даже если мы оказываемся неверными (2 Тим. 2:13).
Когда моя бабушка хотела похвалить кого-нибудь из недавно обратившихся,
она говорила: «Она не просто спасена — она спасена с явлением славы». Но меня
все эти рассказы о драматической перемене, вызванной обращением, только нер-
вировали: из-за того, что у меня таких переживаний не было, мне постоянно хоте-
лось немного приукрасить свою историю. Собственно, я даже не мог вспомнить
дату этого Знаменательного События! Я жалел, что вырос в христианской семье
и с детства ходил в церковь. Мне сложно было припомнить момент, когда бы я не
верил в Христа и не ощущал Его милостивую заботу. Я всегда жил, наслаждаясь
благодатью Христа, возрастая в благодати и познании Его. И все же я хотел (пото-
му что так было принято) попасть в катастрофическое цунами, чтобы эта «церков-
ность» была смыта морем, чтобы у меня наконец появились настоящие отноше-
ния с Иисусом.
Я поучаствовал в миллионе программ, обещавших новый опыт, новую возмож-
ность расти и совершать великие дела для Бога. Я несколько раз получал спасение
(особенно после просмотра фильма «Вор в ночи» и прочтения книги «Покойная
великая планета Земля» Хэла Линдси). Я был причастен и к харизматическому
движению, попробовал себя в различных программах «Стань духовным быстро»,
нес служение «Евангелизационный взрыв», какое-то время пастор моей церкви
состоял в «Пасторском движении». Я причислял себя то к правым христианам, то
к левым христианам, но к тому времени, когда на исторической сцене появилось
«Движение за рост церкви», я воспринимал все с изрядной долей скептицизма.
Поэтому я сделал акцент на духовных практиках. Я заинтересовался движени-
ем, которое, опираясь на созерцательную традицию средневекового благочестия,
побуждало верующих более серьезно относиться к своему хождению перед Госпо-
дом. И это был достаточно мудрый подход, потому что мы склонны постоянно за-
бывать о том, что же на самом деле важно. Тем не менее иногда его реализация
казалась мне примитивной и ограниченной: следуйте этим шагам и техникам,
и ваша христианская жизнь станет победоносной, говорили там. Основное внима-
ние было сосредоточено на том, что мы делаем сами по себе, а не на том, что Бог
делает для нас, с нами и через нас как через собрание верующих.
Но даже эти индивидуальные духовные практики могут стать слишком обыден-
ными. А если Иисус говорил лично с вами напрямую — не через Писание? Как
пишет Сара Янг в предисловии к своему бестселлеру «Иисус зовет», «я знала, что
Бог общается со мной через Библию, но я желала большего. Мне все больше хоте-
лось услышать, что Бог говорит мне лично в конкретных обстоятельствах». Это
«большее» назвали «присутствием Иисуса», переживанием, которое не дают
обычные средства благодати. «Итак, я была готова отправиться в новый духовный
путь», начав с книги Эндрю Мюррея «Тайна постоянного присутствия». Прочитав
«Призвание Бога», она, по ее словам, «начала задаваться вопросом, могу ли
я тоже получать послания во время общения с Богом». Хотя Павел говорит, что
присутствие Христа среди нас «так же близко», как слово Христа проповедуемого
(Рим. 10:8–17), мы жаждем чего-то большего.
В последние десятилетия внимание целого поколения было обращено на дви-
жение «Возникающая церковь», по крайней мере какое-то время. Это движение
пообещало произвести еще одну радикальную перезагрузку: «христиане следую-
щего поколения», «новый вид христиан», «все должно измениться» — такими
были его слоганы. Всякий раз, когда новое поколение объявляет, что произошел
радикальный и совершенно беспрецедентный культурный сдвиг, неизбежно воз-
никает новое движение в евангельской среде, которое увлекает за собой церкви,
потому что считается, что церковь, если она хочет пережить следующую волну,
должна адаптироваться к новой культуре. Сомневаюсь, что культура может так ра-
дикально меняться. Более того, такая философия совершенно не способствует ду-
ховному росту обычных верующих, пребывающих в завете благодати, который
распространяется на любую культуру до «тысячи родов». Конечно, изменения
происходят, но какого рода изменения, какая у них цель, как они протекают? На
эти вопросы ответы должно давать Писание, а не культура.
Адаптация к культуре — главным образом к особенностям каждого нового по-
коления — была драйвером евангельского христианства. Но безудержное стремле-
ние соответствовать культуре лишило значимости идею о том, что верующие во
все времена и во всех местах возрастают в Христе, являясь членами Его тела. По-
следовавшие одна за одной волны энтузиазма практически смыли посвященность
обычным и часто скучным практикам общинного и семейного богослужения, обу-
чения, молитвы, подражания и наставничества.
Даже кальвинизм, кажется, стал модным и занял свое место в списке «Очеред-
ной прорыв». По данным журнала Time, в марте 2009 года «новый кальвинизм»
входил в первую десятку изменяющих современный мир идеологий. В своей книге
об этом движении Коллин Хансен определяет его таким слоганом: «Молодые.
Неугомонные. Реформаты»11. Но не окажется ли оно очередным подвигом энтузи-
астов? Меня беспокоит слово «неугомонные». Оно грозит переопределением по-
нятию «реформаты». Одаренные руководители создают новые движения. В циф-
ровую эпоху блоги становятся авторитетнее проповедей. А церкви создают вероис-
поведания и пользуются ими всегда и везде как наезженной колеей, проделанной
Духом и заполненной Его словом. Присоединиться к церкви, или даже к церков-
ной традиции, — это не то же самое, что присоединиться к движению. Индивиду-
альная автономия должна быть подчинена общинному сознанию, центром кото-
рого является триединый Бог и Его деяния в истории. Реформатская вера — это не
только «пять пунктов»12.
Во многих отношениях быть частью движения гораздо интереснее, чем быть
членом церкви. Там много возможностей выразить свою индивидуальность,
можно выбирать себе авторитеты и ловить кайф на конференциях. Там можно со-
хранять анонимность. Хотя вокруг нас есть единомышленники, мы не связаны
с ними настолько тесно, чтобы носить их бремена или терпеть их упреки. Однако
любое движение устроено так, что оно держит своих последователей в постоянном
напряжении, а жизнь в заурядной церкви и подчинение ей представляет как
невыносимо скучное существование.
И ужасно обычное.
Во всех этих движениях было здравое зерно. Обычные прихожане, и особенно
студенты университетов, с радостью взялись проповедовать Евангелие. Призыв
заниматься практикой веры заставил нас задуматься о том, что христианская
жизнь — это не просто интеллектуальное согласие с некими утверждениями, но
еще и отношения с Господом, которые, как и все другие отношения, требуют еже-
дневного внимания. Также эти движения напомнили нам, что Бог спасает не толь-
ко душу, но и тело, а значит, надо служить другим людям, особенно бедным и со-
циально уязвимым. Но все эти на самом деле традиционные для христианской
веры ценности оказываются под угрозой всякий раз, когда новое поколение ста-
вит перед собой задачу оставить после себя заметный след.
Увлекшись применением новейших бизнес-разработок, многие церковные ру-
ководители упустили из виду важнейший момент — именно о нем писали Томас
Питерс и Нэнси Остин в своей популярной книге «Страсть к совершенству» еще
в 1985 году:
Итак, революция назревает. Что за революция? По большому счету это революция за воз-
врат к основам. Современный менеджмент, схемы, методы и структуры, применяемые
в течение последней четверти века, отвлекли внимание людей от основной идеи — дости-
жения устойчивого развития и равноправия. В свое время казалось, что каждая такая
схема весьма уместна, каждая помогает правильно реагировать на растущую сложность
мира. Но в конце концов выяснилось, что основы затерялись в тумане глубокомысленной
тарабарщины, которая уводила все дальше и дальше от совершенства в любой сфере13.

Нам нужно восстановить не только здравое учение, но и более здоровые прак-

тики — все это поможет и нам, и будущим поколениям на более глубоком уровне
стать новым творением, созданным Богом. Нужно подвергать сомнению не только
ложное учение, но и ложные ценности, ожидания и привычки, которые мы впита-
ли, приняли как должное и даже назвали благочестивыми. Любимый бабушкин
гимн «В саду»14, конечно, трогателен в своей сентиментальности, но ведь это
неправда, что в саду, находясь наедине с Иисусом, вы испытываете радость, кото-
рую никто и никогда до вас не испытывал. Если ваши отношения с Иисусом уни-
кальны — они не истинно христианские.
Хотя лечение возможно только при наличии диагноза, я не писал эту книгу
только для того, чтобы кого-то покритиковать. Во-первых, я писал ее потому, что
сам страдаю от болезней и пытаюсь их понять и вылечить. А во-вторых, я не имею
в виду никого конкретно.
Я посвящаю эту книгу всем пасторам, старейшинам и дьяконам, чье служение
столь же безвестно, сколь жизненно важно для поддержания ученичества; всем
супругам и родителям, которые ценят обыденность жизни, понимая, что любовь
проявляется в обычных моментах, и всем тем верующим, которые видят свое
определенное Богом призвание в том, чтобы просто любить окружающих и слу-
жить им каждый день.
И кто знает? Может, если мы откроем для себя потенциал обыденного, будем
испытывать тягу к знакомому и снова научимся восхищаться повседневностью, то
станем радикалами?

Для закрепления

1. Приведите несколько примеров того, как «радикальное» привлекает вас

больше, чем «обыденное». Вспомните и обсудите знакомые вам движения,
тенденции и программы, которые поначалу захватили вас, а потом стали
неинтересными.
2. Сложно ли вам переживать «повседневность»? Как христианская субкульту-
ра иногда усугубляет проблему?
 Глава 2. Обычный не значит заурядный

Я прямо ощущаю, как в вас поднимается волна несогласия. Если бы люди

лелеяли обыкновенность, не было бы не только Стива Джобса, братьев
Райтов, Мартина Лютера Кинга-младшего — не было бы отцов и мате-
рей церкви, реформаторов и миссионеров-первопроходцев. Призыв при-
нять обыденность звучит по-библейски, но разве все это не означает,
что таким образом вы требуете от людей довольствоваться меньшим?
Отказаться от мечты?
Я понимаю, что именно такой вывод некоторые сделают из названия
этой книги, поэтому отвечу: обычный не значит заурядный.
На самом деле своей книгой я вовсе не хочу бросить мокрое одеяло на
огонь благочестивой страсти — я хочу поощрить такое отношение и такие
привычки, которые бы поспособствовали более глубокому росту в благода-
ти, более эффективной проповеди Евангелия и более жизнеспособному слу-
жению любви другим на протяжении всей жизни. Это не призыв делать
меньше — это увещевание вкладываться в то, во что мы часто не вкладыва-
емся, потому что не видим немедленной отдачи. В нашем мире слово
«обычный» стало означать посредственный, и это симптом проблемы, кото-
рую я хочу рассмотреть.

Искривление совершенства

К совершенству коротким путем невозможно прийти ни в одной сфере

жизни, но приверженность обычному значительно сокращает путь.
У многих родители — как ветер под крыльями. Они поощряют стремить-
ся к звездам. Вы наверняка вспомните тренера или учителя, который верил
в вас, когда вы в себя не верили. Такие люди на вес золота. Я двумя руками
за то, чтобы читать детям сказку «Паровозик, который смог». Я восхищаюсь
иммигрантами, которые вкалывают до седьмого пота, чтобы дать своим
детям лучшее будущее. Мы не можем жить без страсти, без целей. Бог
устроил нас такими и сказал, что это «хорошо».
При этом все то, что Библия определяет как грех, а наша природа опо-
знает как таковой, по сути хорошее, ставшее плохим. Если говорить точ-
нее, это то, что сделал Бог, а мы испортили. Августин определил сущность
греха как искривление, повернутость на себя. Вместо того чтобы с верой
взирать на Бога и с любовью на ближних, мы сосредотачиваемся на себе.
Мы используем добрые дары Божьи в войне против Него и друг друга. Даже
духовными программами мы иногда умудряемся увековечивать этот нар-
циссизм.
Совершенство — это совершение сверхдолжного. Но ради чего? Совер-
шенство, как ничто другое, требует достойного объекта и достойной цели.
«Главная цель человека — прославлять Бога и вечно радоваться в Нем» —
так начинается Вестминстерский краткий катехизис. Призыв к совершен-
ству сам по себе бесполезен. Нельзя заставить себя усилием воли стремить-
ся к совершенству, так же как нельзя заставить любить. Желание достигать
совершенства возникает только тогда, когда обнаруживается достойный
объект для этого желания.
Совершенство подразумевает, что мы заботимся о ком-то или о чем-то,
вкладывая в это время, силы и используя свои способности, чтобы таким
образом прославить Бога и принести благо нашему ближнему. Исходя из
библейского определения, истинное совершенство нацелено на других —
сначала на Бога, а затем на ближнего. «Так вот, едите ли, пьете ли — что бы
вы ни делали, все делайте ради славы Божьей» (1 Кор. 10:31)15. Еда
и питье — это обычные составляющие нашей повседневной жизни, и все же
даже они могут являться поводом прославить Бога, обеспечившего их нали-
чие.
Искривление совершенства происходит, когда возникает «повернутость
на себя». Неуклюжий ребенок сможет лучше выступить за школьную бас-
кетбольную команду, если будет больше думать об игре, а не о своем вы-
ступлении. Он должен забыть про себя и свою неуклюжесть и просто быть
частью команды. Или возьмем музыканта. Вместо того чтобы просто иг-
рать, он может упиваться собственной виртуозностью или, наоборот, за-
няться самоедством. В таких случаях «стандарты совершенства», которые
мы себе создали — в школе, на работе, в церкви, в семейной жизни, — могут
с легкостью превратиться в идола. Мы создаем определенный образ себя
или воображаемого себя и оберегаем его любой ценой. В прямом и перенос-
ном смысле мы отводим взгляд от мяча.
Очевидно, что проблема не в совершенстве, а в нас самих. Вопрос в том,
что для нас совершенство: качество или количество; популярность или со-
держание; вечная новизна или зрелость. Если задаться целью описать со-
вершенство по Божьим стандартам, список качеств окажется странным: лю-
бовь, радость, мир, стойкость, доброта, щедрость, верность, кротость, уме-
ние владеть собой (Гал. 5:22). Согласитесь, это совсем не те качества, кото-
рые сегодня перечисляются в объявлениях о вакансиях руководителя.
Я должен признать (и это не сюрприз для несущих служение): в церкви се-
годня дела обстоят практически так же.
В истории церкви и наверняка в нашей собственной жизни возникали
и возникают разногласия по доктринальным вопросам. Однако намного
большую опасность для нашей общины, нашего брака и нашей жизни пред-
ставляет неспособность взрастить плод Духа. Любовь, радость, мир и терпе-
ние — все это плоды веры, данной нам Духом через Евангелие. И, как ни па-
радоксально, стремление к радикальному и экстраординарному может вы-
рвать этот плод с корнем. Вместо того чтобы этим качествам сформировать-
ся в результате союза с Христом, они часто эксплуатируются как способ от-
делить овец от козлов — или, по крайней мере, овец-призеров от остального
стада.
Это нечестивое честолюбие может принимать самые разные формы.
Преданные поклонники собираются вокруг харизматичного лидера, возни-
кает движение, которое превозносит себя над другими церквями и движе-
ниями, не вступившими в «новое дело» Бога. Для совершенства нужно тер-
пение, но оно оказывается неходовым товаром в среде, где господствует
культ немедленных результатов. Верность на долгий период не так востре-
бована, как постоянные инновации.
В более консервативных церквях любовь, радость, мир и терпение часто
убиваются обличительным отношением, возникающим на ровном месте.
А верность может так и не сформироваться из-за отказа проводить необхо-
димые реформы в соответствии со Словом Божьим. Слишком легко наде-
лить свой собственный свод правил церковной жизни авторитетом, превос-
ходящим авторитет Божьего откровения в Его Слове. Проще отстраниться,
чем учить со смирением и любовью. Мы слишком быстро списываем людей
со счетов, в отличие от Доброго Пастыря, который не переломит надлом-
ленного тростника и фитиля курящегося не загасит. Бездумно навешивать
ярлыки «фундаменталист» или «либерал» — наше любимое дело.
Вместо того чтобы искать единство в Евангелии и ограничивать свои
ожидания от христианской жизни тем, что действительно заповедано Писа-
нием, мы придумываем свои собственные идеалы «миссионерской жизни»
и «преданного ученичества» или составляем список ключевых доктрин. Все
это мы навязываем другим христианам, убеждая их в том, что так верить
и жить необходимо. В результате такие приходящие вместе со зрелостью ка-
чества, как мягкость и умение контролировать себя, уступают место интуи-
тивным и часто необоснованным суждениям, характерным для подростков.
Я хочу сказать, что эти качества — «плод Духа» — возрастают на плодо-
родной почве Евангелия, а в токсичной атмосфере безудержных иннова-
ций, как, впрочем, и в среде спящего традиционализма, — чахнут.
Вы достигаете совершенства не когда печетесь о собственном совершен-
стве, а когда вас влечет что-то истинное или кто-то истинный, кто обладает
истинностью, красотой, добротой. Вы любите что-то или кого-то настолько,
что готовы преодолеть любые трудности, стоящие на вашем пути. Так про-
исходит с каждым, кто движим стремлением к достойной цели, романтич-
ностью, благородным намерением или призванием.
Мой отец во время Второй мировой войны был авиамехаником, а еще он
прекрасно разбирался в столярном деле, сантехнике и электрике. Но мне
его гены не передались от слова «совсем». Яблоко упало очень-очень далеко
от дерева, выкатилось на оживленную дорогу и было раздавлено грузови-
ком. Когда отец просил меня что-нибудь сделать, я делал, но вполсилы
и редко когда доводил начатое до конца. Только повзрослев, я стал более
добросовестно относиться к его заданиям — я понял, что для отца это
важно.
Хотя мы не можем заботиться обо всем одинаково, посредственность —
это когда заботы нет вообще. Посредственность может проявиться как при
поспешном строительстве собора, так и при ленивом ничегонеделании.
Если всплески энтузиазма не приводят к устойчивому росту, то совершен-
ство уничтожается консерватизмом, стремящимся сохранить статус-кво.
Посмотрите на успешных людей — вы наверняка увидите, что все они тер-
пеливо, каждый день занимаются одними и теми же рутинными делами,
которые со стороны кажутся скучными и бесполезными. Можно восхищать-
ся матерью Терезой потому, что она каждый день заботилась о бедных, но
лучше выиграть в лотерею.
Приведу в пример Кёльнский собор. Готическая жемчужина, строитель-
ство которой началось в 1248 году, должна была стать главным местом по-
клонения императоров Священной Римской империи. Фридрих II понимал,
что при его жизни этот собор достроен не будет. Стройка постоянно велась
до 1473 года, а потом на период XVI века была приостановлена. Наконец
в 1880 году собор был закончен в том виде, в котором был изначально спро-
ектирован, — через 632 года после первой выкопанной ямы. Здание, возвы-
шающееся над городом, обязано своим ошеломляющим величием тщатель-
ному дизайну и строительству на протяжении веков. Даже при наличии со-
временных технологий и материалов воспроизвести Кёльнский собор
невозможно. У его авторов был бихаг16. Но его строительство было законче-
но исключительно благодаря терпению и мастерству бесчисленного коли-
чества людей, которые знали, что им вряд ли удастся поприсутствовать на
церемонии перерезания ленточки.
Так как же мы хотим расти? Ну, все зависит от того, как мы понимаем
рост и зачем мы делаем его своей первоочередной задачей. Сравним, на-
пример, «Макдональдс» и Кёльнский собор: это разные объекты, имеющие
разные цели и созданные разными средствами, и, следовательно, их совер-
шенство понимается по-разному. Трудно поспорить с тем, что компания
быстрого питания в совершенстве исполняет ту миссию, которую сформу-
лировала на своем веб-сайте:
Миссия бренда McDonald’s — быть лучшим в мире местом, где посетители смогут
поесть и попить. Наши операторы по всему миру разделяют нашу глобальную
стратегию под названием «План победы», в основе которого лежит создание ис-
ключительного опыта в пяти сферах — персонал, планета, продукция, партнеры,
прибыль. Мы стремимся постоянно совершенствовать свою деятельность и обога-
щать опыт наших клиентов.

Но такое понимание совершенства никогда не привело бы к строитель-

ству Кёльнского собора. Ключевое значение здесь имеет объект, который
мы собираемся сделать совершенным. Если мы ценим объект, мы будем
стремиться к его совершенству в долгосрочной перспективе.
У Иисуса Христа тоже был бихаг. По условиям завета, заключенного
между лицами Троицы до основания мира, Сын получил народ. Действуя
как посредник, Он воплотился в человека, чтобы избавить этот народ от
смертельно опасной проблемы, которую люди сами себе создали. Вознес-
шийся к престолу власти Христос и Его Отец послали Духа, чтобы собрать
Своих людей из каждого племени в один святой народ. Этой же заслужен-
ной властью Христос дал Своим апостолам миссионерское поручение:
«Итак, ступайте и сделайте все народы Моими учениками. Крестите их во
имя Отца, Сына и Святого Духа и научите все соблюдать, что Я вам пове-
лел» (Мф. 28:19–20).
Возможно, состояние дел на местах, в нашей общине и деноминации, нас
обескураживает, но все же нет никаких сомнений в том, что «малое стадо»
Христа, когда-то сосредоточенное в Иерусалиме, теперь рассредоточилось
по всему миру. Хотя извне церковь постоянно гонят, а изнутри раздирает
нечестие, она по-прежнему остается царством, которое строит Христос
и в котором Он сам является краеугольным камнем. Верующие призваны не
только исполнять поручение Христа в целом — каждый из них имеет свою
задачу в сообществе святых, в семье, на работе, дома, в обществе. Одни при-
званы занимать руководящие посты в граде Божьем и граде человеческом,
другие имеют более скромное положение, но играют не менее важную роль.
Каждый из нас поставлен добиваться совершенства в соответствии с теми
критериями, которые соответствуют объекту и цели нашего конкретного
призвания.
Иногда люди ставят перед собой цель, но им не хватает целеустремлен-
ности в ее достижении. Способность поддерживать устойчивое развитие за-
висит от того, насколько сильно вы хотите достигнуть цели. Например, вы
захотели похудеть или привести себя в форму, но любой спортсмен, добив-
шийся успеха, знает, что ни внезапно возникшее желание, ни энергетиче-
ские напитки, ни новые видео с улучшенной методикой не дают результа-
та — его дают огромное количество времени, проведенное в тренажерном
зале. Если я приду в спортзал и скажу хорошему тренеру: «Так, я хочу шесть
кубиков пресса через три недели», он ответит мне (если он честен), что я по-
терплю неудачу. Тем не менее реклама по-прежнему продает нам нереали-
стичные обещания, и мы постоянно попадаемся на эту удочку.
Не было такого, что Роза Паркс однажды утром проснулась и решила
стать «первой леди гражданских прав». Она просто села в автобус, как дела-
ла каждый раз, когда ехала на работу, но в тот день не стала садиться на
заднее сиденье, как то полагалось чернокожему человеку в Монтгомери,
в штате Алабама, в 1950-х годах. Она знала, кто она и чего хочет. Она дей-
ствовала в соответствии со своими убеждениями, подвергнув риску соб-
ственную безопасность. На тот момент она даже не была участницей какого
бы то ни было движения. Она просто оказалась в нужном месте в нужное
время. И она подходила для этого дела — подходила благодаря всем тем
бесчисленным отношениям и переживаниям, которые до этого имели место
в ее жизни и большинство из которых казались ей неважными, а многие
уже и забылись. Бог уже сделал из нее человека, способного на такой посту-
пок. Ей не сложно было отказаться сидеть на заднем сиденье автобуса в той
поездке. Но для истории ее поведение имело радикальные последствия.
Люди, которые знают, сколько придется заплатить и как редко перемены
происходят быстро, скорее всего, посоветуют проявить терпение. Но мы
верим рекламе. Мы уверены, что, купив в магазине винный набор, сможем
стать знатоком изысканных вин, что сможем научиться строить дом, про-
сматривая видео на YouTube, освоить новый язык, слушая компакт-диски
по дороге на работу. Но настоящее совершенство взрастить таким образом
невозможно. В этом деле ключ к успеху — терпеливое и внимательное отно-
шение к действительно важному, а в нашем чрезмерном стремлении сде-
лать все актуальным и изменить все радикально мы это важное часто игно-
рируем. Совершенство означает, что любое Божье призвание, будь то слу-
жение беднякам в Калькутте или обслуживание гостей во французском ре-
сторане, драгоценно, потому что это Божье призвание: «Так вот… что бы вы
ни делали, все делайте ради славы Божьей» (1 Кор. 10:31).
Совершенство не создают одинокие рейнджеры. Мы, конечно, можем
вспомнить великих ученых, художников и филантропов-одиночек. Но они
никогда не приобрели бы свои знания или навыки, если бы вокруг не было
сообщества людей, разбирающихся в теме. Стандарты совершенства в каж-
дой сфере человек не придумывает сам и даже не выбирает. Они формиру-
ются в течение долгого времени в процессе бесконечных переговоров, пре-
одоления неудач и обретения успеха, передаваясь из поколения в поколе-
ние.
Вот почему Христос помещает нас в поместную церковь — фрагмент Сво-
его видимого тела. Тем более нас, американцев, уверенных, что мы все
можем сделать сами. Дай нам только руководство «Сделай сам», проведи
семинар или позволь щелкнуть мышью — и мы наверняка станем теми, кем
хотим быть, и сможем сделать то, что задумали. Однако в любой области со-
вершенство требует дисциплины — подчинения сообществу, которое гене-
рирует и аккумулирует опыт. Дисциплина требует учеников, так же как ре-
месло требует подмастерьев. Ученик может получить знание из накоплен-
ных сообществом ресурсов. Правда, одних книг будет недостаточно. Сегод-
ня церкви не нужно проводить больше конференций, организовывать боль-
ше программ и приглашать больше знаменитых людей. Нам нужно больше
церквей, где Дух день за днем погружает грешников в Христа, где есть
живое общение святых, где мы не можем просто перейти к своей любимой
главе или спросить у Гугла ответ на вопрос, который у нас вдруг возник.

Совершенство вместо перфекционизма

Совершенство — это добродетель, когда оно нацелено на Божью славу

и благо ближнего. Однако, как и в случае с любой добродетелью, себялюбие
превращает это благородное стремление в порок. Здесь могут быть различ-
ные варианты. Один из них — перфекционизм.
Бывают честолюбивые перфекционисты. Желание услышать одобрение
в свой адрес часто мешает им получить Божью милость и послужить своему
ближнему в простоте — несовершенным образом. Многие из таких людей
в конечном итоге просто замыкаются в себе: «Я больше этого делать не
буду!» — говорят они. Они определяют свою идентичность на основании
слов людей, а не Бога, поэтому хотят угодить другим и тем самым вредят
себе. Вместо того чтобы жить свято потому, что Бог оправдал их, нечести-
вых, они живут ради одобрения и рукоплесканий других грешников. Когда
этого одобрения не хватает, они замыкаются, отстраняются от мира — и,
возможно, даже от Бога. Страх потерпеть неудачу, страх быть отвергнутым
и желание избежать боли удерживают их от стремления к совершенству
правильным способом, прославляющим Бога.
Бывают и обманывающиеся перфекционисты. У них успех имеет проти-
воположный эффект — он опьяняет их иллюзией самооправдания. Это
страшный наркотик. Вместо того чтобы полагаться на Бога, мы полагаемся
на собственное благочестие и преданность. Мы неустанно несем служение,
но не потому, что уверены в Христе до такой степени, что можем позволить
себе позаботиться о насущных нуждах окружающих, а потому, что хотим са-
мооправдаться и самоутвердиться.
Если я понимаю, что мое оправдание — только в Христе, тогда я могу лю-
бить других и служить им просто и без геройства. Даже небольшая помощь
важна для ближнего, а следовательно, прославляет Бога. Но из-за своего
перфекционизма мы используем других и их нужды как инструмент любви
к себе и служения себе. В этом случае у нас может возникнуть так называе-
мый комплекс мессии: ненасытная потребность в самоутверждении застав-
ляет нас делать то, за что нас будут восхвалять окружающие. Мы хотим,
чтобы на нашем памятнике было написано: «Он был прекрасным челове-
ком», и всячески пытаемся своей жизнью доказать свою значительность
и ценность.
К сожалению, даже такая простая вещь, как званый ужин, может быть
испорчена нашим желанием произвести впечатление. Мы созываем людей
не для того, чтобы послужить им и доставить удовольствие, а для того,
чтобы услышать одобрение в свой адрес. Если для меня важна их похвала,
я не буду жалеть средств и сил. Но истинное совершенство — совершённое
из любви к другим во славу Божью, мотивированное верой в Христа —
может выглядеть просто как запасная порция гуляша на случай, если при-
дет больше гостей, чем планировалось.
Именно к такому выводу мы должны прийти, анализируя отрывок, в ко-
тором описано, как однажды в субботу Иисуса пригласили отобедать с по-
четными гостями в доме главного фарисея. На первый взгляд, Иисус повел
себя крайне безрассудно, учитывая социальный контекст, в котором Он на-
ходился. Шокировав всех исцелением человека в субботу, Иисус, заметив,
что присутствовавшие про себя осуждают Его (задавшись вопросом, а вооб-
ще законно ли лечить в субботу), прочитал им проповедь о гостеприимстве.
В ней Он объяснил, что религиозные власти не стремятся к совершенству:
по крайней мере, они совершают добрые дела не потому, что верят и хотят
послужить ближнему. С их точки зрения, совершенство — это соответствие
моральным правилам, которые они сами же и изобрели. Поклоняясь закон-
ническому совершенству, они упустили возможность спастись — спастись от
самих себя.
 Иисус берет ситуацию под контроль и учит их надлежащему обеденному
этикету Своего царства. Он начинает с того, как гости должны рассесться:
«Если тебя позвали на пир, не занимай лучшее место, ведь может оказаться,
что приглашен кто-то более важный, чем ты… Потому что всякий, кто воз-
вышает себя, будет унижен, а кто принижает себя, возвысится» (Лк. 14:8–
11). По сути это означает, что не стоит ждать, пока хозяин дома пересадит
тебя за детский столик.
Иисус не учит теоретическим правилам поведения за столом. Он зовет на
Свой пир грешников и изгоев, а религиозные вожди, не пожелавшие при-
нять Его щедрость, остаются стоять на холоде. Он хозяин на этой трапезе —
не гость. И если они не позволят обслуживать себя за Его столом вместе
с грешниками с улицы, то останутся голодными. Во всяком случае, их, уве-
ренных в том, что им обеспечено почетное место за Его столом, может
ждать неприятный сюрприз.
Иисус даже предупреждает пригласившего Его хозяина дома в форме
притчи о свадебном пире. «Когда ты устраиваешь завтрак или обед, не зови
ни друзей, ни братьев, ни родню, ни богатых соседей, потому что они сами
потом позовут тебя и вы будете в расчете» (Лк. 14:12). Начнем с того, что
фраза какая-то странная: «…потому что они сами потом позовут тебя и вы
будете в расчете». Разве это не закон гостеприимства? Вы приглашаете
людей, организуете им приятное времяпрепровождение, а они в качестве
благодарности приглашают вас в ответ. Но Иисус призывает их к совершен-
но другому: «Когда будешь устраивать званый обед, позови лучше бедных,
увечных, калек и слепых… Вот тогда можешь считать себя счастливым: они
ничем не смогут тебе воздать» (Лк. 14:13–14). Иисус наказывает религиоз-
ным вождям приглашать тех самых людей, которых они отстранили от
храма. Вероятно, эти вожди пребывали в полном недоумении, ведь они не
пускали этих грязных бедняков в храм из благих побуждений — они обере-
гали совершенство и чистоту храма. Зачем же таких приглашать на пир?
Потом в притче Иисуса хозяин, организующий великий пир, посылает
слугу пригласить людей на торжество. Но ранее отправленные приглаше-
ния одно за другим отклоняются под благовидными предлогами. Если вы
определяете совершенство как благо для себя, то поводы для отказа выгля-
дят как уважительные. Тогда хозяин посылает своего слугу на улицы:
«Пройди вдоль улиц и изгородей и уговори всех прийти сюда. Пусть дом
мой будет полон! Говорю вам, никто из тех, кто был зван, не будет пировать
за моим столом!» (Лк. 14:23–24).
После этого эпизода Лука рассказывает, что Иисус дал наставление
толпе людей о цене ученичества, завершив его такими словами: «Точно так
же никто из вас не может стать Моим учеником, пока не отречется от всего,
что у него есть» (Лк. 14:33). Это не какое-то абстрактное предупреждение
и тем более не одобрение монашеского обета бедности. Иисус объясняет,
что отказ от приглашения учителя под любым предлогом — пусть даже под
предлогом стремления к религиозному «совершенству» — закроет доступ
в Его царство. Ваше религиозное совершенство не обеспечит вам присут-
ствие за Божьим столом. Ваши собственные усилия не помогут занять по-
четное место. Приглашение — это не Христос плюс еще что-нибудь, а толь-
ко Христос. Материальная, нравственная и духовная самодостаточность
приводит к смерти, причем вечной.
Иисус делает все как в притче. Он накрывает на стол и приглашает го-
стей. В процессе выясняется, что люди, посвященные религии, на самом
деле не имеют доступа на этот пир, а те, кому был закрыт доступ к храму,
становятся его участниками через веру в Христа. Когда мы превращаем бла-
гочестивую страсть к совершенству, которое есть прославление Бога и ра-
дость в Нем, а также любовь к ближнему, в идола под названием «мое само-
оправдание», мы не замечаем действительно радикального преобразова-
ния, которое Бог совершает прямо у нас под носом.
Быть «обычным» означает, что мы отвергаем идолопоклонническое
стремление к совершенству по эгоистическим причинам. Мы не копаем ко-
лодцы в Африке для того, чтобы доказать свою значимость. Мы не служим
в бесплатной столовой и не занимаемся духовной дисциплиной потому, что
хотим быть особыми и не похожими на других. Если мы делаем это из эгои-
стичных мотивов, Бог превращается в способ получения награды за дости-
жения. Наши ближние, получается, нужны нам только для того, чтобы со-
здать у себя ощущение смысла, влияния, определить свою идентичность.
Мы говорим, что делаем что-то для Бога, а на самом деле делаем это что-то
для себя.
Но нужно изменить такую мотивацию и переупорядочить приоритеты.
Иисус Христос исполнил всякую праведность за Свои тридцать с лишним
лет совершенного послушания всему, что заповедал Отец. Он совершил это
для нас. Сделав то, что должны были сделать мы, Он понес приговор боже-
ственного правосудия и заплатил накопленный нами долг. Теперь Он вос-
крес, сидит по правую руку Отца и ходатайствует за нас. Здесь, в лице пре-
вознесенного Спасителя, мы видим образец настоящего совершенства.
Только Он является уникальным заместителем — Своей смертью Он принес
жертву повинности. Это означает, что теперь мы можем не только получить
прощение, но и принести себя в «живую жертву» хвалы и благодарения
(Рим. 12:1). И это удивительно парадоксально: только покоясь в Христе, мы
начинаем проявлять активность в добрых делах, причем не только на
спринтерской дистанции, но и на марафонской тоже.

Призыв к действию

Писание постоянно призывает к действию, к действующей вере. Обыч-

ный не означает пассивный. Все верующие должны жить тем, во что они
верят, должны на практике реализовывать то, что они проповедуют. Но ак-
тивизм без достаточного осмысления неэффективен. Нужно всегда спраши-
вать себя, что именно я делаю и зачем. Есть разница между фанатичным ак-
тивизмом и правильной ежедневной активностью в борениях и радостях
жизни.
Некоторые в порыве отстаивания учения «только благодатью» стали
утверждать, что, если человек стал христианином, ему больше ничего не
надо делать. Конечно, это правда, что мы ничего не можем сделать, чтобы
нас признали праведными на Божьем суде. Кто может испытать на себе ми-
лость и прощение святого Бога? Только тот, кто нарушил закон. (То есть мы
все.)
Мы также ничего не можем сделать, чтобы воскресить себя из духовно
мертвых. Новое рождение — это дар. Даже наша вера не вызывает новое
рождение. Кроме того, вера — это не от нас, это не наш вклад в дело спасе-
ния; она есть дар Божий (Еф. 2:8–9). Призывы к действию не могут заме-
нить Евангелие, по сути они не имеют евангельского основания. В против-
ном случае сама церковь — пусть даже во имя проповеди Евангелия — всту-
пит в сговор с миром и загонит нас еще глубже в самих себя.
Никакие наши активности, кампании, движения и стратегии не могут
простить грехи или воскресить из мертвых. Евангелие — «сила Божья спаса-
ющая», и у нас, как и у Павла, нет причин стыдиться его (Рим. 1:16). Вот по-
чему такие фразы, как «жить Евангелием», «быть Евангелием», «участво-
вать с Иисусом в искуплении мира», — опасное искажение библейского по-
слания Благой вести. Евангелие — это не о том, что мы сделали или призва-
ны сделать, оно есть провозглашение вести о том, что Бог совершил спасе-
ние в Иисусе Христе. «Ведь мы не самих себя возвещаем, а Иисуса Христа
как Господа, а себя — лишь как ваших слуг ради Иисуса» (2 Кор. 4:5).
Поэтому прежде всего — и всегда — мы реципиенты Бога. Он — благоде-
тель, а мы получатели Его милостей. Мы не можем дать Ему ничего, а вот
из Его руки получаем все (Деян. 17:25; Рим. 11:35–36; Иак. 1:17). Еванге-
лие — это не способ разогрева перед блицкригом в сфере самосовершен-
ствования или преобразования мира. Нам нужно слышать Евангелие каж-
дый день.
Однако все Евангелие состоит в том, что воскрешает мертвых, оправды-
вает нечестивых, преображает нас и освобождает, чтобы мы могли прослав-
лять Бога и радоваться Ему, любить ближних и служить им! Избранные,
оправданные и усыновленные Отцом в Сыне, мы соединены Духом с Хри-
стом даром веры. Это тот же самый Святой Дух, который разделил воды во
время создания мира и исхода, когда заветному народу надо было безопас-
но пройти через море к святой земле. Этот то же самый Дух, который на-
полнил храм, воплотил вечного Сына в утробу девушки, вел и поддерживал
Его во всех земных испытаниях, наделил Его силой творить чудеса и вос-
кресил из мертвых.
Тот же самый Святой Дух не только дал нам новое рождение, соединив
нас с нашим живым Главой, — Он поселился в нас. Мы святые, потому что
Он пребывает в нас: точно так же Его пребывание делало святыми храм
и всю землю Израиля. Но, в отличие от храма, святых Дух не покидает. Его
присутствие в нас является залогом нашего окончательного искупления
(Рим. 8:23). Поразмышляйте над этими словами:
И если Дух Того, кто воскресил Христа из мертвых, живет в вас, Тот, кто воскресил
Христа из мертвых, оживит и ваши смертные тела Своим Духом, живущим в вас.
Итак, братья, у нас есть долг, но это не долг перед нашей плотской природой, не
долг жить так, как хочет она… Дух, которого вы получили, это не дух рабства, вы-
нуждающий вас опять жить в страхе. Нет, вы получили Духа, который сделал вас
сынами Бога! Это Он побуждает вас взывать: «Абба! Отец!» (Рим. 8:11–12, 15).

Мы все еще грешники, но больше не «мертвы по причине своих преступ-

лений и грехов» (Еф. 2:1). И хотя в оправдании вера просто покоится в Хри-
сте и принимает Его со всеми Его дарами, эта же вера льнет к Христу для
освящения. Дух создает веру посредством Евангелия, и спасительная вера
приносит плод любви и добрых дел. Мы соединены с Христом для оправда-
ния и обновления. Оправдание и обновление нужно различать, но нельзя
разделять. Спасительная вера не враг добрых дел, а их единственный воз-
можный источник.
В плоскости «Бог — человек» мы только получаем дары. А в плоскости
«человек — человек» — и получаем, и отдаем. Даже свою хвалу мы прино-
сим как жертву благодарения, а не как жертву искупления. Именно потому,
что Бог уже проявил милость к нам, а не потому, что мы хотим, чтобы Он
это сделал, мы приносим свое тело в жертву живую (Рим. 12:1–2). Как ска-
зал Лютер, «Богу не нужны наши добрые дела — они нужны нашему ближ-
нему»17. Кальвин говорит то же самое, рассуждая об обмене дарами в теле
Христовом. «Поскольку наши добрые дела все равно не могут достичь Бога,
Он дает нам других верующих, для которых мы можем совершать эти дела.
Тот, кто хочет любить Бога, может любить Его, любя верующих»18.
Мы не совершаем добрые дела для Бога, чтобы получить от Него спасе-
ние, — мы совершаем их для своих ближних, для их блага. В результате вы-
игрывают все. Бог, который ни в чем не нуждается, получает всю славу,
наши ближние получают дары, которые Бог хочет дать им через нас, а мы
получаем пользу от даров других и радость, которую нам приносит наше
собственное даяние. Поверните этот поток вспять — и никто не окажется
в выигрыше. Бога не прославляют, ближним не служат, нас самих одолева-
ют разочарования, тревога, отсутствие радости в предвкушении гнева свято-
го Бога.
Евангелие рождает мир и дает нам способность жить верой. Чувство бес-
покойства уходит, а на его место приходит чувство безопасности и вооду-
шевления, потому что мы были распяты и воскрешены с Христом. Мы боль-
ше не пытаемся играть главную роль, которую назначили сами себе, — те-
перь мы часть истории Христа. Нам не нужно больше ничего доказывать —
теперь просто надо много всего делать. Добрые дела стали не условием на-
шего союза с Христом, а его результатом. Мы уже не рабы, а дети Божьи —
наследники вместе с Христом, нашим старшим братом. Ответ на первый во-
прос Гейдельбергского катехизиса прекрасно определяет содержание этой
веры:
Вопрос 1. Каково твое единственное утешение в жизни и смерти?
Ответ. Я не принадлежу себе, а весь — телом и душой, в жизни и смерти — принад-
лежу моему верному Спасителю Иисусу Христу.
Он сполна заплатил за все мои грехи Своей драгоценной кровью и полностью осво-
бодил меня от власти дьявола. Он хранит меня так, что все служит моему спасению
и ни один волос не упадет с моей головы без воли моего Небесного Отца. Я при-
надлежу Христу, поэтому Он Своим Святым Духом дает мне уверенность в вечной
жизни и искреннее желание отныне жить для Него19.

Поскольку мы творение Божье, созданное по Его образу и подобию, мы

«не принадлежим себе» уже хотя бы на этом основании. Но мало того, мы
еще и искуплены. Сотворенный Богом и спасенный его благодатью, я дей-
ствительно «не принадлежу себе, а весь — телом и душой, в жизни и смер-
ти — принадлежу моему верному Спасителю Иисусу Христу».
Ближе к концу, уже рассмотрев десять заповедей, Гейдельбергский кате-
хизис задается вопросом: «Но могут ли в совершенстве исполнять Божьи за-
поведи те, кто обратился к Богу?» Мне нравится его ответ: «Нет, даже вели-
чайшие из святых могут в этой жизни лишь положить скромное начало та-
кого послушания, но, обладая серьезным намерением, они начинают испол-
нять все Божьи заповеди, а не только некоторые»20. Обратите внимание: не
нужно искать баланс между пассивностью и перфекционизмом. И то и дру-
гое плохо. Анализируя свои переживания, Павел признает, что, даже когда
он грешит, он любит закон и Того, кто его дал (Рим. 7:14–25). Именно эта
дилемма превращает христианскую жизнь в борьбу.
Будучи в этом уверены, мы можем следовать призывам Писания не оста-
навливаться, расти в познании и зрелости, следовать Духу, а не огорчать
Его, отдавать свое тело в жертву праведности и умертвлять дела нашей гре-
ховной природы. Вместо того чтобы в своем самодовольстве представлять
себя на небесах, мы взаимодействуем с теми, кто находится прямо рядом
с нами, и ищем, чем же мы можем им помочь. Христос — наша скала.
И когда мы падаем, мы возвращаемся к этой скале в уверенности, что наша
полученная от него христианская идентичность осталась при нас, и мы про-
должаем делиться Его дарами любви с другими.
Читая отрывки, в которых звучит призыв жить так, как угодно Господу,
мы должны воспринимать их с осознанием того, что мы оправданы, усы-
новлены и получили наследство. Одно и то же повеление может и внушать
ужас, и вызывать восторг в зависимости от того, является ли тот, кто пове-
левает, нашим Судьей или нашим Отцом. Мы не можем угодить Богу-судье,
но мы можем угодить Богу-отцу. Мы не в состоянии искупить свою вину ни-
какой жертвой — это будет святотатством после того, как Агнец Божий был
заклан однажды и навсегда. Его искупительная жертва освобождает нас —
теперь мы можем принести свое тело в «живую жертву» хвалы и благодаре-
ния (Рим. 12:1; Флп. 4:18; Евр. 13:16; 1 Пет. 2:5).
Поскольку Отец в Христе милосердно прощает наши проступки, мы
можем стремиться жить, «во всем поступая так, как Ему приятно».
«И чтобы в любом добром деле труд ваш приносил плоды и вы все больше
и больше постигали Бога». Нас мотивирует не страх оказаться отвергнуты-
ми или необходимость получить одобрение. Нами движет радость и благо-
дарность Отцу за то, что Он дал нам «право разделить жребий святого Свое-
го народа в Царстве света». Почему так происходит? Потому что «Он изба-
вил нас от власти тьмы и переселил в Царство Своего любимого Сына, бла-
годаря которому мы получили свободу — прощение грехов» (Кол. 1:10–14).
При таком порядке мы перестаем сосредотачиваться на себе, болтаясь
между отчаянием и гордыней, и направляем себя целиком на Христа, начи-
наем жить для Его славы и несем свидетельство тем, кого Он сделает свои-
ми сонаследниками вместе с нами. Поэтому, как говорит Павел, живем мы
или умираем, ревностно стараемся угодить Ему (2 Кор. 5:9).
Так что вот вам, перфекционисты, лекарство: сдавайтесь! Перестаньте
карабкаться и упадите в руки милостивого Бога. «Ведь вы умерли, ваша
жизнь сокрыта в Боге вместе с Христом» (Кол. 3:3). Если вы пробудились
истинным пониманием закона Божьего и своей собственной жизни, вы ни-
когда больше не вернетесь к перфекционизму, по крайней мере принципи-
ально. (Привыкнуть жить по-другому — совсем другое дело.) Так что про-
должайте жить в любви и служении — осознавая, что Сын Божий за нас уже
совершил совершенное служение, которого требовал Бог, и теперь наш
ближний нуждается в нашей несовершенной помощи. С уверенностью
в евангельской вести используйте закон Божий как руководство к жизни,
а не как средство самооправдания. Когда мы только в Христе видим сред-
ство достижения мира с Богом, тогда мы можем любить и служить другим
свободно, не пытаясь набрать очки.
И обратите внимание, что все десять заповедей имеют направленность
на других — на Бога и ближнего. Но мы свое благочестие определяем как
«я и моя внутренняя жизнь». Зайдите в среднестатистический христиан-
ский книжный магазин и посмотрите на книги в секции «Христианская
жизнь». Но Божьи заповеди — об отношениях с другими: о доверии только
Богу, о любви к Нему и угодном Ему поклонении, заботе о благе наших бра-
тьев — носителей образа Божьего.
Авторы Гейдельбергского катехизиса после уже процитированного во-
проса задают следующий: «Почему же Бог требует такого строгого провоз-
глашения десяти заповедей, если никто в этой жизни не способен их соблю-
сти?» И дают ответ: «Во-первых, чтобы мы на протяжении всей жизни все
глубже осознавали свою греховность и в результате все с большей настойчи-
востью стремились к прощению грехов и к праведности в Христе». Даже
 в христианской жизни мы нуждаемся в этой первой функции закона: нужно
перестать сосредотачиваться на себе и направить себя на нашего Спасителя.
«Во-вторых, чтобы мы, непрестанно ища благодати Святого Духа и моля
о ней Бога, все больше обновлялись по образу Божьему, пока не достиг-
нем — по завершении этой жизни — нашей цели: совершенства»21.
Только Христом, принятый только по вере, заботясь только о славе Бога
и благе ближнего, только на основании Слова Божьего — и все на этом. Вот
таков девиз обычного христианина (Лк. 10:27).

Для закрепления

3. Что такое совершенство?

4. Как мы превращаем эту добродетель в порок? Подумайте, поговорите о раз-
нице между совершенством и перфекционизмом.
5. Является ли призыв принять обычность оправданием посредственности?
6. Является ли призыв к обычности призывом к пассивности? Если нет, то ка-
ковы причины активности христиан?

Глава 3. Молодые. Неугомонные

«Сейчас мы все подростки, — пишет Томас Берглер. — Когда же мы собира-

емся вырастать?»22 Берглер объясняет, что церкви и парацерковные органи-
зации изначально начали создавать молодежные программы для того,
чтобы помочь детям из группы риска, живущим в больших городах (напри-
мер, так была создана YMCA, «Юношеская христианская ассоциация»).
Таким образом были изобретены «подростки» — особая демографическая
группа. А потом появилась «молодежная группа» — удобная для подростков
версия церкви. «На следующем этапе возникла новая взрослая жизнь,
очень похожая на прежнюю юность. Все меньше и меньше людей перерас-
тали форму подростковой христианской духовности, к которой они привык-
ли в молодежных группах; церковь начала поддерживать ее». Все закончи-
лось тем, что церковь сама стала молодежной группой23.
Молодые люди хотят, чтобы церковь подстраивалась под них, — так
было всегда. Но никогда раньше церковь не подстраивалась под них до
такой степени. Раньше старейшины — и служители, и просто более зрелые
и мудрые члены — не позволяли такому случаться. Они брали молодых
людей под свою опеку и учили их словом и примером, какие благословения
и обязанности есть у члена Христова тела. Молодежь не была эксплуатируе-
мым классом, к ней относились как к ягнятам, которых нужно кормить
и охранять. Община рассматривала молодых людей не как мерило своего
успеха и не как свое будущее, а как неотъемлемую часть сейчас существую-
щей церкви.
Впервые в истории стало возможным перейти из воскресной школы
в церковную молодежную группу, а из молодежной группы в христианский
кружок в университете, так и не узнав на опыте, что значит быть членом
церкви. Многочисленные социологические исследования шокируют инфор-
мацией о том, что немало наших детей бросают церковь к окончанию уни-
верситета. Но, может быть, эта новость не возбуждала бы нас так сильно,
если бы мы понимали, что на самом деле они никогда и не присутствовали
в церкви?
Все чаще я встречаю молодых пасторов, которые редко испытывали на
себе или вообще не испытывали действие средств благодати на обычных,
еженедельных собраниях. Кое-кто из них даже не был крещен, многие не
были обучены общим правилам причастия и исповедания веры. К сожале-
нию, люди, о которых я сейчас говорю, выросли в христианской семье, посе-
тили бесчисленное количество христианских мероприятий и служений, ор-
ганизованных церковью, — они не были из числа тех, кто обратился уже во
взрослом возрасте. План постепенной зрелости в теле Христа отменился
в угоду вечного отрочества. Весь их мир — молодежная культура. Многие из
них были воспитаны скорее своими сверстниками, чем родителями и пасто-
рами. И сегодня многие из них сами являются и родителями, и пасторами.
Поэтому не стоит удивляться тому, что, как и современная культура
в целом, многие церкви, будто бы самые «живые» и «передовые», одержи-
мы молодежью. Мой наставник Джеймс Монтгомери Бойс часто говорил:
общины, вместо того чтобы создавать условия для взросления детей в церк-
ви, превращают взрослых в детей. Конечно, ориентация на молодежь при-
дала церкви энергию, но из-за этого и духовная экосистема изменилась.

Молодые — неугомонные

Совершенно оправданно — из опыта — мы ассоциируем детство с неуго-

монностью: дети что-то бесконечно исследуют, удивляются, постоянно от-
влекаются. Иногда эти их качества утомляют, но обычно мы не считаем их
пороком. Они очарованы новизной, их внимание бегает туда-сюда. Мы ра-
дуемся, когда они начинают ползать, потом ходить, правда, иногда раздра-
жаемся, если они повытаскивали все кастрюли из шкафа или в очередной
раз потерялись в супермаркете. Они еще не научились предвидеть опас-
ность, отличать важное от неважного — им все интересно! Когда они такие,
их легче эксплуатировать и даже ими злоупотреблять.
Дети доверчивы. Но если, повзрослев, они остаются такими, они наивны,
легковерны.
В детстве мы не тратим много времени на то, чтобы все тщательно обду-
мывать, и уж тем более глубоко не размышляем об истине. Мы ноем «уже
приехали?» через двадцать минут после того, как выехали со двора. Никто
не ожидает, что младенцы станут заботиться о других, потому что считают
других важнее себя. Мы не ругаем пятилетних детей за то, что они не могут
найти работу. Детство — это краткий и яркий момент в жизни, когда в цен-
тре вселенной находимся мы и наши потребности, при этом никто не ожи-
дает, что должно быть по-другому.
По мере того как мы взрослеем, от нас начинают ожидать больше. Но,
подобно обучению езде на велосипеде, здесь в основном надо действовать
методом проб и ошибок. Когда я еду с детьми на рыбалку, больше всего
меня раздражает то, что они постоянно дергают за удочку и распугивают
рыбу. Они по-детски не могут терпеливо ждать, и это нормально. Однако,
если человек вырос, но так и не набрался терпения, это досадно.

Взросление

К нам обращен призыв входить в царство как дети (Мф. 18:3; Лк. 18:16),

но нет призыва пребывать вечно в неугомонности детства и юности. С тече-
нием времени мы учимся брать на себя обязательства, укореняемся и вкла-
дываемся в долгосрочные отношения, постоянный поиск новейшего и луч-
шего заканчивается. Своим служением пасторы-наставники готовят «свя-
той народ Божий к делу служения, к делу созидания Тела Христа, пока мы
все не достигнем наконец единства в вере и познании Сына Бога и встречи
с Совершенным Человеком, с Христом, образцом совершенной зрело-
сти. Мы больше не должны быть малыми детьми, которых любое учение
уносит за собой, словно волна или порыв ветра, делая добычей ловких про-
ходимцев, искушенных в науке обмана» (Еф. 4:12–14, курсив добавлен).
«Берегитесь, чтобы ложь развращенных людей не увлекла вас за собой и не
лишила твердой опоры, — предупреждает о том же Петр. — Возрастайте, все
больше узнавая Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа и Его благо-
дать» (2 Пет. 3:17–18).
Не только наше поколение думает, что молодежь знает лучше, чем ста-
рики. Потворствовать своим желаниям, амбициям, давать волю языку — это
испорченное хорошее в нас: юношеское рвение, любопытство, страстное
желание действовать. Мы будем вынуждены пронести это через всю свою
жизнь. В детстве мы воспринимаем мир так, как его описывают наши роди-
тели и другие значимые для нас люди. Позже мы начинаем задавать вопро-
сы («вступаем в подростковый возраст»). Так и должно быть. Юность —
прекрасное время изучить то, во что ты веришь и почему ты в это веришь,
«присвоить» веру. Здесь, конечно, нужно, чтобы в нас уже были заложены
основы веры, — это поможет нам задавать правильные вопросы и делать
обоснованные суждения. Церковь, которая перестает (и даже запрещает) за-
давать вопросы, выдает, что сама плохо понимает истину.
Таким образом, у молодого взрослого человека есть качества, которые
должны играть важную роль в жизни церкви. В то же время, как я отмечаю
в других главах, мы превращаем добродетели в пороки. Недоверие к авто-
ритету, чрезмерная самоуверенность, бесконечные искания, неспособность
остановиться на чем-то одном, страх взять на себя обязательства — вот те
детские слабости, вырасти из которых может помочь только все тело, цер-
ковь.
Павел объясняет коринфянам, что, если человек не может угомониться,
а следовательно, и возрасти в вере, значит, он еще ребенок, его духовность
поверхностна и эгоцентрична. В Коринфе на церковную сцену поднялись
одаренные личности: вместо того чтобы помогать остальным членам тела
расти, они стали самоутверждаться за счет других. Их церковь стала больше
похоже на шоу «Американский идол», чем на тело Христа:
Вот почему, братья, я не мог обращаться к вам как к людям Духа, но как к людям
плоти, как к младенцам во Христе. Я кормил вас молоком, а не твердой пищей —
вы бы не смогли ее принять. Но вы и теперь еще не можете, вы все еще плотские
люди. Раз среди вас есть соперничество и раздоры, разве это не значит, что вы
плотские и ведете себя, как люди этого мира? Когда один говорит: «Я — Павлов»,
а другой: «Я — Аполлосов», то кто вы? Люди этого мира!
В конце концов, что такое Аполлос? Что такое Павел? Всего лишь слуги, благодаря
которым вы пришли к вере, и каждый исполнил то дело, которое ему поручил его
Господин (1 Кор. 3:1–5).

Божья церковь — это не сцена, на которой мы исполняем свои сольные

номера. Это Божий сад. Это здание, которое Бог строит в Своем Сыне Своим
словом и Духом (1 Кор. 3:6–9). Павел против их беспорядочного поклоне-
ния, он увещевает коринфян: «Братья, не будьте детьми по уму»
(1 Кор. 14:20).
По мере взросления мы начинаем брать на себя ответственность — за
себя и за других. Осознав, что наша жизнь сокрыта с Богом в Христе, мы пе-
рестаем считать себя центром вселенной. Мы стремимся к совершенству
в Христе. «Не то чтобы я уже достиг этого или стал совершенным, — при-
знает Павел, — но я упорствую в достижении цели, потому что Христос
Иисус сделал меня Своим».
Братья, я не считаю, что уже победил. Одно скажу: забывая о том, что остается по-
зади, и весь устремляясь к тому, что впереди, я стрелой лечу к цели — за призом.
А приз этот — новая жизнь, к которой призвал нас Бог через Христа Иисуса. Зна-
чит, те из нас, кто достиг духовной зрелости, должны мыслить и чувствовать так!
А если вы в чем-то не сходитесь с нами, Господь вам откроет и это. В любом случае,
давайте продвигаться вперед, следуя тому, чего мы уже достигли (Флп. 3:13–16).

Эта мысль применима не только к отдельным людям, но и к церкви

в разные времена. Не останавливайтесь. Не почивайте на лаврах когда-то
полученной благодати. Постоянно исследуйте и проверяйте то, что вы уже
знаете. «Следуйте тому, чего мы уже достигли». Если мы раз за разом будем
начинать все с нуля, то останемся младенцами. Спасительное познание
Христа — это та цель, к которой мы стремимся. «Это Его мы возвещаем, уве-
щевая и наставляя людей со всей доступной нам мудростью, чтобы поста-
вить их перед Богом совершенными в единении с Христом. Ради этой цели
я тружусь не щадя сил, ведя битву всей мощной силой Христа, которая
мощно действует во мне» (Кол. 1:28–29).
Автор Послания евреям также призывает нас повзрослеть, перестать
вести себя по-детски. Он только начал свое сногсшибательное наставление
о том, что Христос исполнил священство Мелхиседека, как тут же прервал
сам себя:
Об этом мы могли бы сказать многое, но вам нелегко это объяснить, ведь до вас
туго доходит. Вам самим уже пора стать учителями, а вы снова нуждаетесь в том,
чтобы кто-нибудь научил вас азбуке Божьего Слова. Вот кем вы стали, вам опять
нужно молоко, а не твердая пища. Ведь всякий, кто питается молоком, не разбира-
ется в том, что верно, а что нет, потому что он еще младенец. Твердая пища — для
зрелых людей, их ум благодаря опыту способен различать добро и зло (Евр. 5:11–
14).

Молодость всегда неугомонна. Когда же мы взрослеем, то учимся Слову

Божьему и — что важно, об этом мы говорили выше, — обретаем умение
различать благодаря опыту. Рост подразумевает, что мы перестаем быть
неугомонными, обретаем навыки, которые помогают вере становиться зре-
лой. Если нет зрелости, отступничество становится реальной опасностью
(Евр. 6:1–12).
Даже в светском обществе бытует единодушное мнение, что мудрость
приходит с возрастом и опытом. И такое отношение не означает, что мы бо-
готворим старцев. В конце концов словом «отцы» Писание часто называет
поколение евреев, странствовавшее по пустыне и не верившее Божьим обе-
тованиям. И в то же время Павел наставляет Тимофея: «Пусть никто не
смотрит на тебя свысока из-за того, что ты молод. Ты же будь примером для
всех верующих — в речах, в поведении, в любви, вере и чистоте»
(1 Тим. 4:12). Другими словами, Тимофей должен был своими поступками
и словами показать, что он зрелый, хотя и молодой. Павел напоминает ему,
что он был хорошо наставлен в вере матерью и бабушкой и, кроме того, пуб-
лично назначен на служение. Авторитет Тимофея зиждется не на его хариз-
ме, юношеском обаянии и саморекламе. Нет, он обладает им благодаря
дару, что был дан ему «через пророчества и во время возложения рук ста-
рейшинами» (4:14). Поэтому Павел говорит: «До тех пор, пока я не приду,
посвяти себя чтению Писания, проповеди и учению» (4:13).
В своих наставлениях Титу о жизни в церкви Павел в отрывке из 12 сти-
хов четыре раза призывает научиться самообладанию (Тит. 2:1–12). «От
людей молодых так же требуй умения держать себя в руках» (2:6). Молодые
люди склонны потворствовать своим желаниям, поэтому им неплохо быть
подотчетными пастору и старейшинам. К сожалению, и люди постарше все
чаще отказываются от контроля над собой в нашей культуре бульварной
прессы. Когда-то старшее поколение оказывало давление на молодежь,
сдерживая ее излишний энтузиазм и заставляя думать, прежде чем делать.
Сегодня у церкви есть все возможности снова стать тем местом, где эта зре-
лость поощряется хорошими примерами.
Тит — не частное лицо, пытающееся самочинно захватить власть, он
официально несет служение в церкви. Поэтому никто не может требовать от
него пассивности: «Ободряй и обличай, используя всю свою власть! И пусть
никто не смеет смотреть на тебя свысока!» (Тит. 2:15). В конце концов, он
несет свое служение как представитель Христа, а не реализует личные
планы. Предостерегая старейшин от «низменной корысти», умоляя их не
вести себя «как люди, которые господствуют над теми, кого Бог им вверил»,
Петр тем не менее призывает их не отказываться от возложенной на них
важной роли: «Вы, молодые, так же подчиняйтесь старшим. И все, служа
друг другу, облекитесь в смирение, потому что „Бог противится гордецам,
а кротким дарует милость“» (1 Пет. 5:2–5).

Поколение Бога и наше поколение

С трудом укладывается в голове, что трансцендентный, величественный,

всевластный Творец космоса настолько тесно связывает себя с конкретным
народом, с конкретным периодом истории, что может назвать себя
Богом Израиля, Богом завета: «Я буду твоим Богом и Богом твоих потом-
ков», — обещает Он; «…до тысячи родов», — неоднократно слышим мы
в Писании. Петр еще раз утвердил это заветное мировоззрение в своей про-
поведи на день Пятидесятницы: «Ведь он [дар Духа] был обещан вам,
и детям вашим, и тем, кто вдали. Всем, кого призывает Господь, наш Бог»
(Деян. 2:39).
Призыв Бога обращен к каждому по отдельности, а также к семьям и пе-
редается тем, кто пока не принадлежит народу Божьего завета. Он обязыва-
ет передавать весть о том, что люди видели и слышали, — о великих деяни-
ях Бога в истории. Старшие и более мудрые люди учат и направляют млад-
ших.
В израильском календаре праздников отмечались все эти великие дея-
ния, праздники помогали молодому поколению запомнить и понять, что со-
вершил Бог. Взять, к примеру, Пасху: «Если спросят ваши дети: „Что за
обряд вы совершаете?“ — отвечайте им так: „Это пасхальная жертва Госпо-
ду. Когда Господь убивал египтян, Он миновал дома сынов Израилевых
и пощадил наши семьи“» (Исх. 12:26–27). Христианство — это вера, предна-
значенная для передачи от поколения к поколению; поскольку Бог верен,
Он из рода в род соблюдает Свой завет, несмотря на неверность народа.
Вместо того чтобы придумывать новые, более подходящие духу времени ве-
рования и обряды, израильскому народу было предписано отмечать празд-
ники, которые позволяли новому поколению окунуться в атмосферу завета.
Божий завет благодати теперь объединяет вокруг престола Агнца не
только разные поколения людей, но и людей «из всякого рода и разных на-
речий, разных племен и народов» (Откр. 5:9). Он не подстраивается под по-
требительское отношение современного мира, разделяя людей в зависимо-
сти от возраста, этнической принадлежности, пола, класса или политиче-
ских воззрений. В Христе эти стены разрушены. Теперь Христос — наше на-
стоящее место пребывания, признак нашей главной идентичности
(Гал. 3:28).
Мы объединены в одно тело с одной Головой, и разные члены этого тела
имеют то, что им нужно, именно благодаря нашим различиям. Младшие
нуждаются в старших. Богатые верующие нуждаются в дарах бедных членов
церкви. Вместо того чтобы вскармливать свой нарциссизм и наслаждаться
собой, нам нужно богатеть мудростью, общением, наставлением от наших
братьев и сестер из другого этнического, экономического и политического
бэкграунда. Церковь — это не круг друзей, а семья Божья. Завет благодати
связывает поколения, объединяя поклоняющуюся общину между собой,
а также с «облаком свидетелей» на небесах (Евр. 12:1, НРП).
Однако сегодня рынок стал новым фараоном; он бросает вызов Богу и не
хочет отпускать Божий народ, чтобы тот поклонился Господу в пустыне на
Его горе. «Разделяй и властвуй» — такова логика этого нового хозяина. Раз-
деляя людей разного возраста на «нишевые рынки», власти и начала ны-
нешнего злого века рвут заветную ткань нового Божьего народа. Сатана тру-
дится не покладая рук над созданием разрывов между людьми разных воз-
растов в церкви — разрывов, которые мешают отцам и матерям передавать
эстафету. Как кто-то мудро сказал, церковь всегда на расстоянии одного по-
коления от отступничества.
Преемственность поколений — это принцип завета; новизна — это по-
становление современного мира. В каждом поколении реклама взращивает
идеалы, мечты и ожидания, эксплуатируя нашу тягу к коллективному нар-
циссизму. Мы особенные, уникальные, мы созданы, чтобы быть великими.
Наше поколение — поистине революционное. Для тех из нас, кто вырос на
рекламе «Это не Олдсмобил твоего папаши», трудно петь «песню Моисея»:
«Господь — моя мощь! Он — сила моя! Он — спасение мое! Он — мой Бог,
я прославлю Его, Бога отцов моих — возвеличу Его!» (Исх. 15:2, курсив до-
бавлен).
Джо Квинан, автор колонок в New York Times и GQ, иронично утвержда-
ет, что «короткая, но полная самолюбования история поколения бэби-буме-
ров» характеризовалась их «абсолютной неспособностью принять обыч-
ное»24.
Поскольку бэби-бумеры одержимы жизнью в текущем моменте, они требуют,
чтобы любой опыт был революционным, каждый прием пищи — экстраординар-
ным, всякие дружеские отношения — эпохальными, любой концерт — превосход-
ным, каждый закат — откровением небесного. Но жизнь не такая… Закат есть
закат. Решив, что самое ординарное событие должно быть захватывающе неповто-
римым, бэби-бумеры требуют для любого банального действия глубоких размыш-
лений, планирования, исследования, гарантий результативности и громадного
объема данных. Так они по сути лишили всех всего, ведь ничто больше не может
быть таким, каким оно было изначально, — прекрасным в своей доступности
и обычности25.

Современная культура оказывает на нас давление: наша свадьба должна

быть как с обложки журнала или как на съемочной площадке. Наш брак
должен выглядеть так, как будто мы уже живем на небесах, хотя на самом
деле в нем все земное. Наша презентация на работе должна ослеплять.
Наши дети непременно должны получать повышенную стипендию, а после
университета поступить в лучшую аспирантуру. Научные исследования не
могут быть добавлением к уже известному; обязательно нужен «блестя-
щий» результат и «новаторский» подход, если хочешь иметь хорошую рабо-
ту. Если уж и нюхать розы, то только в пятизвездочном отеле. Сходить в го-
родской парк погулять — это не про нас, нам интересны экстремаль-
ные виды спорта.
Кстати, не подумайте, я не читаю здесь морали, критикуя других. Я сам
люблю почувствовать прилив адреналина и организовать себе какую-ни-
будь интересную вылазку. Я просто хочу сказать, что нам, современным
христианам, живущим в манящих огнях культуры Лас-Вегаса, трудно полу-
чать удовольствие от привычного, рутинного, обычного. Частично из-за
того, что мы хотим что-то доказать себе и другим. Даже отдыхать мы хотим
не так, как остальные.
Поразмыслите о том, как изменилось отношение к спорту за последнее
время. Сегодня профессиональный спорт стал прибыльным бизнесом, ин-
дустрией развлечений. Такое ощущение, что с каждым годом возраст
людей, которые впитывают в себя его коммерческие ценности, все больше
молодеет. Любительский спорт (не профессиональный) нужен был для
формирования характера. В этом была его суть. Сегодня же в нем не просто
появилось больше драйва или поднялась планка — сегодня спортом зани-
маются с другой целью, требующей других методов и формирующей другие
подходы. Раньше смысл состоял в самой командной игре, а теперь в коман-
де мы (или наши дети) играем для того, чтобы выделиться. Школьные
спортивные мероприятия все чаще становятся ареной выступления виртуо-
зов — смотреть на них идут толпы, а школа собирает много денег. Игра
больше не может быть просто игрой — она должна быть зрелищем. К вели-
кому сожалению, то же самое можно сказать о многих церквях.

Парадокс гедонизма

За эгоистичными амбициями и повсеместным культом особых пережи-

ваний скрывается нигилизм. Мы пришли из ниоткуда и идем в никуда, но
по дороге из одной пустоты в другую надо пережить что-то экстраординар-
ное. Каждое мгновение должно быть волнительно. «Если мертвые не вос-
кресают, — заключает Павел, цитируя строчку из греческой комедии, — „да-
вайте есть и пить, ведь завтра мы умрем!“» (1 Кор. 15:32). По-научному это
называется нарциссизмом.
Мы можем молиться, как Августин, но жить, как философ-атеист Фри-
дрих Ницше. А он следовал такому катехизису:
Что есть добро? Добро — это все то, что усиливает в человеке ощущение власти,
волю к власти, саму власть.
Что есть зло? Зло — это все то, что рождается из слабости.
Что есть счастье? Счастье есть ощущение возрастающей власти, преодоления со-
противления26.

Другими словами, сегодня главное — побеждать. Дело даже не

в том, что мы выигрываем, а в том, что мы выигрываем. Цель ускользает
из нашего поля зрения — или, скорее, перемещается с другого объекта на
нас самих. Проблема в том, что никто не может сделать нас по-настоящему
счастливыми или хотя бы такими счастливыми, какими, по нашему мне-
нию, мы заслуживаем быть.
Моралисты осуждают наш век за гедонизм. Но, быть может, это слишком
строгая оценка? По крайней мере, гедонизм хорош тем, что любит жизнь.
Гедонист не любит Бога, который дает жизнь, и не считает, что должен ис-
полнять Его волю; и все же наслаждается дарами, хотя и не признает Даю-
щего. Августин назвал бы это «неуемным вожделением»: стремление к хо-
рошему, превознесенное выше Бога, превращается в идолопоклонство. При
всех своих недостатках, гедонисты любят жизнь — по крайней мере, такую,
какую знают, жизнь без Бога.
Если говорить в общем, наш век демонстрирует противоположную тен-
денцию. Иронично, конечно, но в некотором смысле он в большей мере
похож на мир стоиков. Образ стоика у нас ассоциируется с таким безмятеж-
ным мудрецом, который, словно Будда, пребывает в созерцании и совер-
шенно невосприимчив к постоянным изменениям и удовольствиям внеш-
него мира. Стоики ратовали за долг и самодисциплину в противовес стрем-
лению к удовольствиям. Однако в основе стоицизма лежит идея автономно-
сти — совершенное блаженство в полноте своего «я». В идеале стоик дол-
жен преодолеть свою зависимость от других. Никакая внешняя потреб-
ность, никакая внешняя угроза не должны нарушать спокойствия его за-
цикленного на себе существования.
А теперь вспомним культового персонажа Джеймса Бонда. Он находит
свое счастье исключительно в самом себе. Его серийные сексуальные связи,
по-видимому, обусловлены не физиологической потребностью и даже не
эмоциональным желанием, а произвольной прихотью или необходимостью
достичь какой-то цели очередной миссии. А вот такие герои, как, скажем,
Джейсон Борн, привлекательны, поскольку их внешняя жесткость в какой-
то момент исчезает и становится понятно, что их счастье зависит от других
людей. Не в пример некоторым другим своим героям персонаж Тома Круза
в фильме «Джерри Магуайер» в состоянии сказать своей девушке: «Ты по-
ловинка моя». Он смог перейти в новую фазу отношений именно потому,
что признал свою уязвимость — свою потребность быть любимым и любить.
Барьер разрушается, и другой человек может войти — войти прямо в душу.
Но стоик-бродяга — не любовник. Он не знает, что такое подростковая
страсть, когда с легкостью влюбляешься и так же легко теряешь увлечение.
Если проблема старомодного гедониста в том, что тот слишком много
любит, проблема стоика в том, что он вообще не любит и даже не пытается.
Фридрих Ницше — «человек сияющего одиночества», как назвал его Карл
Барт, — вот его я имею в виду, его отношение к миру характерно для позд-
него модерна. Такие люди трудятся без выходных, чтобы выстроить непро-
ницаемый барьер между собой и другими. Если вы позволите себе зависеть
от других в своем счастье, вы никогда не будете счастливы, потому что
в конце концов все вас подведут. Поэтому решитесь найти свою полноту
в себе. Не впускайте других.
Из-за этой стоической решимости никакие случайные половые связи не
помогут вам испытать любовь к жизни, а тем более любовь к другому чело-
веку. Секс происходит по взаимному согласию сторон, а главный пункт кон-
тракта — никаких встречных требований, и тогда секс превращается в чисто
физиологическое, внешнее явление, которое не таит в себе угрозы и не
может достать из кокона: открыть другого, дать насладиться им, желать его.
«Секс без обязательств». Стороны не заключают завета — бесплатного об-
мена на уровне личности и ее даров. В таком акте может участвовать тело
человека, но не сердце и не душа. Просто бизнес, ничего личного.
Христианство далеко отстоит от стоицизма. Оно проповедует более силь-
ные желания, чем те, что превозносит гедонизм. Клайв Льюис замечает:
«Господу наши желания кажутся не слишком дерзкими, а слишком робки-
ми, — и тут же добавляет: — Мы недоумки, забавляющиеся выпивкой, рас-
путством и успехом, когда нам уготована великая радость; так возится
в луже ребенок, не представляя себе, что мать или отец хотят повезти его
к морю. Нам не трудно — нам слишком легко угодить»27.
Получается, «гедонизм» — слишком возвышенное слово. Это даже не
любовь к жизни, не страсть к тому, что по сути есть благой Божий дар. Это
как спаривание кошек у меня под окном в октябре — процесс малоэротич-
ный, в нем нет очарования и ритуального общения между особями, распро-
страненного в мире животных.
Стремясь к очередным сильным переживаниям, пытаясь утолить неуто-
лимую жажду смысла, мы попадаем в ловушку. Как совершенству и дей-
ствию, счастью нужен достойный объект. Само по себе стремление к сча-
стью — это суета, написано в Книге Екклесиаста. Философы называют это
явление гедонистическим парадоксом: иронично, что в погоне за удоволь-
ствием мы лишаемся удовольствия. «Счастье как кошка, — пишет Уильям
Беннетт. — Если будешь выманивать ее или подзывать, она никогда не по-
дойдет, а может, даже убежит. Но если на нее не обращать внимания и за-
ниматься своими делами, она обязательно станет тереться о ноги или за-
прыгнет на колени»28. Счастье случается тогда, когда вы стремитесь не
к нему, а к чему-то другому. Нельзя найти смысл, достичь удовлетворения
или цели, ища смысл, удовлетворение или цель, — все это появляется, когда
открываешь что-то другое. А другое открывается, когда присутствует кро-
потливый труд, требующий времени, целеустремленности и сотрудничества
с другими людьми.
По тому же принципу приходят успех и влияние. Многие молодые люди
сегодня сначала беспокоятся о выборе профессии. Затем они переживают,
что им приходится работать не по специальности. Они говорят: «Я хочу сде-
лать какой-то вклад, оставить после себя что-то ценное», а некоторые, аль-
труисты, мечтают «изменить мир». Но если мы делаем эти желания целью
своей жизни, они превращаются в идолов. И, как все идолы, они обещают
много, а дают мало. Когда мы наконец это понимаем, то чувствуем себя со-
вершенно несчастными. И поскольку ожидаемой реакции от идолов полу-
чить не удается, мы начинаем обижаться на других людей, которые были их
пророками.
Мы не достигаем успеха, пытаясь быть успешными, и не находим сча-
стья, пытаясь быть счастливыми. Успех и счастье приходят тогда, когда мы
тренируем навыки и формируем привычки — тратим время на скучные за-
нятия, добиваясь, как нам кажется, лишь ничтожного прогресса и развития.
Если вы стремитесь только к влиянию, успеху и бессмертной славе, вы пере-
станете заниматься тем, что действительно имеет значение.
Мы хотим совместить несовместимое: быть автономными
в сообществе

В последние годы не иссякает поток книг, явно свидетельствующих

о нарциссической направленности нашей культуры, которая мешает под-
линному развитию и взаимодействию в сообществе практически во всех об-
ластях жизни. Лет десять назад Дэвид Брукс написал книгу, в которой на-
звал поколение бумеров «бобу в раю»29. С одной стороны, эти люди требуют
автономии, восставая против принятых убеждений, норм и ценностей. Они
хотят все делать по-своему. С другой стороны, они жаждут ощущения общ-
ности и принадлежности. Однако невозможно одновременно быть автоном-
ным и принадлежать сообществу. Принадлежность к сообществу подразу-
мевает, что люди будут жить в рамках определенной взаимной ответствен-
ности.
Но страдать в компании приятнее, поэтому я немного злорадствую, когда
читаю, что самовлюбленность, порождающая тревожность, присуща не
только поколению бумеров. Группа психологов под руководством Джин
Твендж изучала тенденции развития поколения X (1965–1983 годы) и осо-
бенно поколения Y, или миллениалов (с 1984 года). Название книги
Твендж, в которой она обобщила результаты своего исследования, говорит
само за себя: «Поколение селфи: почему современное молодое поколение
намного самоувереннее, напористее, свободнее — и намного несчастнее»30.
Судя по недавним исследованиям, дети и внуки бумеров еще глубже по-
грязли во внутреннем противоречии между желанием быть автономными
и желанием принадлежать сообществу. Они хотят быть частью большего,
чем они сами, но при этом понимают, что сообщество по своей сути ограни-
чивает. Не бывает сообщества без консенсуса: всегда должно иметься хотя
бы на базовом уровне согласие в принципах, на которых это сообщество по-
строено. Чтобы принадлежать, вам нужно появиться. И совместные согла-
шения должны исполняться (даже принудительно), чтобы сообщество со-
хранилось и смогло преодолеть различные кризисы, которые иногда прово-
цируют отдельные члены.
Поэтому люди очень тревожатся, когда речь заходит об обязательствах.
«Лучше ничем себя не связывать», — говорят вокруг. Конечно, лучше не
связывать. Лучше порыскать по интернету в поисках кусочков идентично-
сти, слепить из них свою личность при помощи самопальных инструментов.
Выбрать можно все что угодно — от разнообразия кружится голова и возни-
кает неуверенность. Иногда возникает такое ощущение, что люди каждое
мгновение своей жизни должны принимать новое судьбоносное решение.
Для бумеров это ощущение потребительства привлекательно, ведь оно
для них все же немного ново. А вот для миллениалов и последующего поко-
ления такая ситуация уже стала обыденностью и превратилась в скуку. Мир
постоянного выбора и безграничных возможностей — это больше не поезд-
ка на карнавал; это их родной дом. Сегодняшняя молодежь мучается не
столько из-за того, что ее вырвали с корнем, сколько из-за того, что у нее
с самого начала не было никаких корней. Как показывают многочисленные
исследования, похожим образом обстоят дела и в евангельских церквях: се-
годня среднестатистический человек, выросший в наших церквях, не может
сформулировать идею христианства даже в общих чертах. (Этим христиане
разительно отличаются, например, от мормонов и мусульман.)
Интернет — это такой карьер, из которого молодежь добывает себе куски
своей идентичности, а создав нравящийся себе вид себя, разворачивает са-
морекламу на своей странице в Facebook. Для называния источника инфор-
мации и идентичности даже было изобретено новое понятие «вики» (это га-
вайское слово означает ‘быстрый’). Отчасти из-за боязни экономической
нестабильности миллениалы в большей мере заботятся, а может быть, даже
тревожатся о будущем. Они вступают в брак в более позднем возрасте,
а детей рожают еще позже, потому что очень боятся быть «связанными».

Глубоководный дайвинг в эру водных лыж

Психиатр Кит Эблоу в своей недавней статье, солидаризируясь со многи-

ми другими социологами и историками, формулирует простой тезис: «Мы
воспитываем поколение обманутых нарциссов»31. Современные студенты
университетов «в массе своей считают, что в большей степени одарены
и достойны успеха, чем их предшественники, хотя их отметки хуже и време-
ни на учебу они тратят меньше». Некоторые свежие исследования указыва-
ют на «токсичное психологическое воздействие средств массовой информа-
ции и технологий на детей, подростков и молодежь, поскольку провоциру-
ют создавать из себя фальшивых знаменитостей — копировать жизнь из-
вестных актеров, помещать ее в контекст своей жизненной истории». Кит
Эблоу добавляет:
Facebook помогает молодым людям обманываться мыслью, что у них есть сотни
и тысячи «друзей». Они могут удалять неприятные комментарии. Они могут за-
блокировать любого, кто не согласен с ними или пробивает дырку в их завышен-
ной самооценке. Они могут показывать только те фоточки, на которых они краси-
вы, сексуальны или забавны, глубокомысленно «выражаться» в кратких постах
и публично показывать свою связь с кинозвездами, знаменитыми спортсменами
и музыкантами, ставя лайки их страницам. При помощи Твиттера молодые люди
могут делать вид, что за их жизнью стоит «следить», как будто у них есть настоя-
щие поклонники, хотя на самом деле они занимаются только тем, что раздувают
фейковую любовь к себе и ложную славу. Играя в компьютерные игры, наши дети
могут вообразить себя олимпийскими чемпионами, гонщиками «Формулы-1», рок-
звездами или снайперами… На MTV и других каналах молодежь видит жизнь в ре-
алити-шоу: она похожа на их собственную, но в ней столько сосредоточенности на
себе и столько самовлюбленности, что любой человек, ведущий такую «реальную
жизнь», вынужден будет лечиться у психотерапевта, чтобы вернуться к нормаль-
ной жизни. Это психологические наркотики XXI века, и они на самом деле вредят
нашим детям.

К сожалению, нарциссизм часто заканчивается отвращением к себе.

Эблоу пишет, что «никогда нельзя подпитывать ложную гордость». Моло-
дые люди стремятся к высотам, чтобы обозначить себя и выделиться. «Они
всеми способами пытаются избавиться от внутреннего ощущения пустоты
и недостойности». Однако рано или поздно пузырь лопнет. Эблоу предупре-
ждает: «Нас ждет пандемия депрессии и суицидов, не говоря уже об убий-
ствах, потому что придет момент, когда скрытая под нарциссизмом нена-
висть к себе и другим поднимется на поверхность».
Технологии всегда изменяют нашу социальную и психологическую об-
становку. Как заметил священник-иезуит и исследователь в области масс-
медиа Джон Калкин, «сначала мы меняем инструменты жизни, а затем они
меняют нас»32. С момента изобретения печатного станка евангельские веру-
ющие всегда были впереди планеты всей в использовании технологий для
распространения Слова. Радио, телевидение, интернет и поклонение с рок-
группами, видеоклипами и презентациями в PowerPoint стали для них
обычным явлением.
Есть два простых способа отреагировать на технологические инновации:
их можно либо принять, либо отвергнуть. Мы, евангельские христиане,
склонны принимать популярную культуру, которая, как правило, долго не
живет. По иронии судьбы, в то время как мы оживляем свое поклонение
Богу гаджетами и гламурным блеском, именно специалисты в области тех-
нологий и культуры чаще других призывают задуматься. Тут можно вспом-
нить книги Маршала Маклюэна «Средство сообщения и есть сообщение»
и Нила Постмана «Развлекаемся до смерти». В своем бестселлере «Пустыш-
ка» Николас Карр утверждает, что в эпоху интернета мы теряем способ-
ность глубоко размышлять, читать и разговаривать, что мы перестали быть
дайверами, а стали серфингистами, бороздящими море из слов и особенно
картинок33. Шерри Теркл, профессор Массачусетского технологического ин-
ститута, долгое время преподававшая курс по развитию технологий, призы-
вает смотреть на вопрос технологий с точки зрения здравого смысла. Назва-
ние ее недавней книги повествовательно: «В одиночку вместе: почему мы
ожидаем большего от технологий и меньшего друг от друга»34. Несмотря на
стремление к богословской новизне, либеральный протестантизм черпает
свои идеи из высокой культуры, которая консервативна и с подозрением от-
носится к технологиям.
Умение различать появляется с возрастом. Даже в тех сферах, где Писа-
ние не дает четких указаний, мы должны постоянно спрашивать друг друга,
помогают или препятствуют средства, которые мы используем, росту Бо-
жьего сада (его развитию как в глубину, так и в ширину). Новые технологии
как явление не могут быть однозначно плохими или однозначно хорошими.
И здесь нужна мудрость. Мудрость способна не только отличить хорошее от
плохого, но и лучшее от самого хорошего. Однако молодежь, еще не успев
развить в себе навыки критического мышления, погружается в море инфор-
мации, картинок и рекламы.
Большинству из нас приходится напрягать свое историческое воображе-
ние, чтобы понять жизнь, которая еще не так давно была обычной. Наш ав-
томобильно-кондиционированный мир помещает каждого из нас в индиви-
дуальный гараж — нам больше совершенно не нужно беспокоиться о дру-
гих. Кроме того, мир оказался прямо у нас под рукой благодаря телевизору,
интернету и смартфону — от этого изоляция только усилилась и люди стали
совсем другими всего лишь за одно поколение. Национальное телевидение
недавно показало сюжет, в котором пожилая женщина рассказывала о том,
как пассажиры поезда Мадрид — Париж ездили с корзинами и во время по-
ездки всегда обменивались между собой сыром, мясом, фруктами. Теперь
же, по ее словам, корзин нет; все они сидят в одиночестве, уткнувшись
в свои гаджеты.
Произнесенное слово строит межличностные отношения — оно есть
средство этих отношений. Оно ставит вас в центр события, а не размещает
перед экраном. Согласно Писанию, Бог вызвал мир к жизни Своим могуще-
ственным словом (Пс. 32:6). Вечный Сын — это слово Божье. Сам Иисус ска-
зал: «В словах, которые Я говорю вам, — Дух жизни» (Ин. 6:63). Апостолы
учили, что «вера приходит, когда Весть услышана, а Весть слышат, когда
о Христе проповедуют» (Рим. 10:17) и что мы возрождаемся проповедью
Евангелия (Рим. 1:16; Еф. 1:13–14; 1 Фес. 1:5; 1 Пет. 1:23; Иак. 1:18). Но мы —
падшие: мы замыкаемся на себе, и наша растущая зависимость от постов
и твитов только усиливает эту тенденцию. Мы не слышим, как Бог обраща-
ется к нам в церкви, и плохо «глубоко в сердце храним слово Твое»
(Пс. 118:11) — ведь можно все всегда посмотреть в смартфоне.
С одной стороны, мы постоянно отвлекаемся (это эвфемистически назы-
вается многозадачностью). С другой стороны, все эти бесконечные клики,
копипасты, гугление, чаты, посты, твиты — как соленый арахис: они вызы-
вают жгучую жажду чего-то более значимого. Молодые люди говорят, что
жаждут быть в сообществе, но приобретенные ими привычки, которые глу-
боко вплелись в ткань их личности, мешают им принадлежать к какой-либо
конкретной группе, а также существенно и на долгосрочной основе вклады-
ваться в нее. Оторваться от стада, «быть самим собой», наверное, было
круто во времена сериала «Оставь это Биверу»35. Но когда каждый делает,
что хочет, быть бунтарем уже не так прикольно.
Социальные сети связывают нас множеством самых удивительных спосо-
бов, но назвать любую из них сообществом — значит сильно преувеличить.
Сообщество требует согласованности действий, сплоченности, единоду-
шия — на протяжении какого-то периода времени и в зависимости от типа
оно может иметь территориальные границы. В отличие от интернет-связей,
настоящее сообщество требует личного участия и подотчетности. Вы не мо-
жете без последствий «отписаться» от своего соседа, не говоря уже о супруге
и детях. В сообществе должно присутствовать общее понимание и согласие
жить в рамках этого понимания. Так это работает, когда мы вступаем в до-
говорные отношения с продавцами и банками, точно так же это работает
и в заветных институтах: в браке, семье и церкви.
Кроме постоянного поиска своей значимости и тревожной надежды на
то, что наша жизнь будет оказывать на кого-то длительное воздействие, мы
мучаемся зависимостью от мгновенного результата. Последние поколения
привыкли к немедленному удовлетворению своих желаний — для них это
намного важнее, чем для их родителей, бабушек и дедушек. И причина
этого не столько в том, что они сознательно сделали такой выбор, — это,
скорее, воздействие социального бытия, которое на глубинном уровне ме-
няет каждого из нас. Например, молодежь не всегда помнит, что раньше
люди отправляли и получали рукописные письма. Вместо того чтобы сочи-
нять письмо и записывать его от руки, по ходу дела обдумывая свои слова
и при необходимости исправляя, мы стреляем залпом тривиальных сообще-
ний. Конечно, электронная почта и текстовые сообщения многое нам
дали — стало легко общаться с большим количеством людей. Но многое
и забрали: мы лишились близости, понимания другого, заботы. Средства
жизни все меняют.
Сегодня все должно быть быстрым и легким, потому что, кажется, сейчас
таким образом функционирует весь мир. Мы ошибочно полагаем, что
должны меняться, иначе останемся не у дел. Последние лет двадцать нам
говорят, что церковь, ориентированная на служение проповеди, таинств
и поклонения, вот-вот станет похожей на телефон-автомат, — нужно срочно
«перезагрузить» христианство. Один автор даже предсказывает, что цер-
ковь завтрашнего дня станет как Википедия: любой сможет создать в ней
что-то, быстро найти желаемое, поучаствовать в управлении.
Дело в том, что все те движения, которые затягивают нас, в большой сте-
пени обусловлены ориентированностью евангельского христианства на
поп-культуру, а значит, на молодежную культуру. В текущем моменте они,
возможно, выглядят захватывающе, но проблема в том, что эти движения
не живут долго и не способны в должной мере поддерживать связь между
поколениями для передачи завета благодати. Чтобы достигать нехристиан
«верой, что была раз и навсегда передана святому народу Божьему»
(Иуд. 3), нужны ревность и знания. Чтобы была связь поколений, необходи-
мо наличие любви и терпения у обеих сторон. Люди старшие должны заме-
чать, где происходит разрыв между поколениями, на который своими по-
ступками указывают молодые, а молодые должны поменьше очаровываться
собственной значимостью и не думать, что они самые главные в теле Хри-
стовом.
Время и общение — вот ключи к зрелости. Умение различать приходит со
временем благодаря перениманию благочестивого опыта прежних поколе-
ний и других народов. Ведь не просто так псалмы поются уже тысячи лет,
а большинство молодых людей все еще знают «О благодать! Спасен тобой»,
при том что едва вспомнят «Сияй, Иисус, сияй» и никогда (к счастью) даже
не слышали «В саду». Если между разными поколениями верующих в об-
щине есть единодушие, у них получится отсеять неназидательные песни.
Консервативный человек стремится держаться за привычное и знакомое
(не важно, насколько плохое), а человек, для которого важны креативность
и новизна, может разорвать преемственность мыслей и идей. Один студент
написал курсовую и получил от своего научного руководителя плохой отзыв
следующего содержания: «Ваша работа оригинальная и творческая. Ее
творческая часть не является оригинальной, а оригинальная часть очень
слабая». Изменения к лучшему происходят медленно, поэтапно, целена-
правленно. Они происходят не тогда, когда возникает идея найти новый
путь, а тогда, когда древнюю веру перенимает следующее поколение.
Мудрость критично оценивает юношескую неугомонность, но не закупо-
ривает молодую энергию. Мудрость не сводит веру к парочке важных уче-
ний, не дает список вариантов для создания собственной доктрины. Надо
помнить, что прошлое и настоящее фундаментально одинаковы как мини-
мум в одном отношении: Писание говорит, что и прошлое, и настоящее —
это «сей век», который «проходит». В то же время на нас воздействуют
силы «века грядущего», так же как они воздействовали на наших предше-
ственников. А раз так, то ни прошлое, ни настоящее не является норматив-
ным. Канон Писания — вот что устанавливает норму. Его норма корректи-
рует как прошлое, так и настоящее.
Секрет в том, чтобы уметь различать два типа целей: некоторых из них
можно достичь быстро, а достижение других требует терпения и настойчи-
вости, поэтому надо уметь ждать. Можно просто составить два списка:
в одну колонку записать быстрое, легкое, дающее немедленный результат,
а в другую — требующее терпения, навыков, зрелости и долгосрочных вло-
жений. А теперь посмотрите: разве то, что мы ценим больше всего, не нахо-
дится во втором списке и разве можно удивляться, что мы несчастны, если
пренебрегаем тем, что требует времени, подчинения сообществу и не дает
быстрых и ощутимых результатов?
Так не пора ли нам повзрослеть? Не пора ли одаренным ораторам и ли-
дерам переквалифицироваться в пасторов? Вечный поиск чего-то сменить
на принадлежность к ободряющему и исправляющему сообществу? Не пора
ли движениям уступить место церкви? Как мы видели на примере развива-
ющихся стран, особенно после арабской весны, энергия масс, собравшихся
на площади, может воодушевлять, но ведь затем надо создать работающие,
успешные, стабильные институты, благодаря которым государство может
существовать в течение длительного времени. Но движения, как правило,
ненавидят институты. Движения живут воспоминаниями о необычных пе-
реломных моментах. Их участники не могут понять, как совместно созда-
вать стабильную среду для будущих поколений. Церковь, как бы она ни вы-
 глядела в текущем моменте, является Божьей экосистемой будущего нового
творения.
Вместо того чтобы позволять юношеской страсти к новореволюционному
занимать главное место в нашей семье и церкви, давайте лучше вернем себе
позицию взрослых — откроем и передадим сокровища, о которые мы спо-
тыкались каждый день в своем бегстве от обычности.

Для закрепления

7. Разделите лист бумаги на две части. На левой стороне запишите цели, кото-
рых можно достигнуть быстро и легко, тут же увидев результат. С правой
стороны перечислите цели, которые требуют долгосрочных вложений, по-
стоянного внимания, опыта и зрелости. Определите относительную важ-
ность целей с каждой стороны листа.
8. Назовите характеристики молодежи (положительные и отрицательные).
Как Писание поощряет их зрелость? Можно ли сказать, что христианство
в нашей культуре слишком ориентировано на молодежь?
9. Что такое «парадокс гедониста»? Ощущаете ли вы внутреннее противоре-
чие между желанием жить автономно (делать все по-своему) и желанием
принадлежать сообществу (подчиняться другим)?
10. Как нас формируют технологии? Изменяют к лучшему или к худшему? Раз-
делите лист на две части, озаглавьте их «приемлемо» и «неприемлемо»
и определите, в каких случаях технологии могут использоваться во благо,
а в каких — во вред.

Глава 4. Очередной прорыв

«Сентябрь 2003 года стал поворотным моментом в развитии западной ци-

вилизации» — с такой интригующей фразы начинается книга Джозефа
Хита и Эндрю Поттера «Нация бунтарей: почему контркультура преврати-
лась в культуру потребления»36.
В этом месяце журнал «Адбастерс»37 начал принимать заказы на кроссов-
ки Black Spot38, свою фирменную марку «революционных» кроссовок.
С этого момента всем разумным людям стало понятно, что нет разницы
между мейнстримом и «альтернативной» культурой, что культурный бунт,
подобный тому, который олицетворяет журнал «Адбастерс», не представля-
ет угрозы для системы — это и есть система.
Революционные кроссовки! Серьезно? Радикальность стала обычностью,
а культура определяется контркультурностью. Альтернативный рок быстро
становится мейнстримом. Даже музыкальная группа из гаража, которая
придумывает новый звук, вскоре превращается в товар, кому-то принадле-
жащий и кем-то продаваемый. Чтобы бренд остался на рынке, нужно при-
дать ему отличительные черты. Однако это означает, что поп-культура про-
сто противопоставляет себя культуре — не только тому, что есть в данный
момент, но и всему тому, что было раньше. Нельзя просто творчески подой-
ти к достижениям прошлого — надо обязательно изобрести что-то заново.
Даже кроссовки должны быть «революционными».
Каждое поколение уверено, что сможет построить что-то поистине уди-
вительное, поэтому до основания разрушает старую империю и начинает
строить новую, пока не приходит следующее поколение и не начинает все
строить по-своему. Это неизбежно означает, что каждый рожденный жен-
щиной должен ощущать первобытный долг потрясти мир.
Но здесь есть проблема: сегодня уже сложно найти явление, против кото-
рого можно взбунтоваться, — еще меньше осталось традиций для сверже-
ния. Когда-то каменные «бастилии» превращаются в декорации из пено-
пласта для диснеевской постановки в театре. Реформирование существую-
щего имеет длительное влияние. Но постоянное внедрение чего-то нового
обрекает культуру — и церковь — на мимолетное очарование сиюминутны-
ми тенями, выглядящими нетривиально. Почему я пишу об этом с такой
уверенностью? Потому что сами создатели и продавцы каждого нового дви-
жения, анализируя ситуацию, заявляют, что существовавшее только что до
них уже почило в бозе.
Постоянная встряска — это новая норма и для церкви. Судя по всему,
Иисусу нужно проводить ребрендинг каждую четверть века. Как правило,
радикальная риторика в наших церквях есть отражение нашей культуры,
даже тогда — нет, особенно тогда, — когда в ней звучат такие жаргонные
словечки, как «контркультурный», «революционный», «альтернативный»
и прочие. Такие люди, как Афанасий, Августин, Бернар, Лютер и Кальвин,
пытались реформировать церковь. Но вот уже несколько столетий ради-
кальные протестанты пытаются перезагрузить, заново изобрести, начать все
сначала и воссоздать настоящую церковь истинных святых в противовес
обычным церквям. Чтобы поддерживать энтузиазм высокого уровня, ко-
нечно же, нужно постоянно предлагать что-то новое, как, например, Apple
и кроссовки Black Spot.
Каждая новая волна пробуждения обрушивается, как цунами, и смывает
в море существенную часть заселенной береговой линии. Раньше верность
измерялась преемственностью, а сегодня каждое новое движение пытается
как можно сильнее оторваться от прошлого, иначе ему не состояться на
рынке. Пользуясь своим последним замечанием о журнале «Адбастерс»,
скажу, что церковной системе не грозит бунт — бунт и есть система. Соб-
ственно говоря, историки дают нам твердое основание полагать, что совре-
менный евангельский протестантизм формируется культом бесконечной
новизны.
Конечно, периодическая встряска полезна. Но в нашей культуре трудно
понять, когда заканчивается одно землетрясение и начинается другое, осо-
бенно если между ними возникает множество афтершоков. Поскольку
Слово Божье, «живое и действенное», всегда врывается в нынешний век
греха и смерти силой суда и благодати, церковь постоянно пребывает в про-
цессе исправления. Благодаря этому она не замыкается сама на себе, как ка-
кая-нибудь корпорация с долгосрочным бизнес-планом. И все же это Слово
не только разрушает, но еще и строит, а строительство требует много време-
ни и внимания на протяжении не одного поколения. Сорняки нужно выпа-
лывать, суки — вырезать. Иногда даже приходится срубить заболевшее де-
рево, чтобы инфекция не распространилась на другие растения. Но нельзя
выкорчевать сад бульдозером, чтобы начать все сначала.
В «Письмах Баламута» Клайва Льюиса старый бес рассказывает своему
ученику, что «ужас перед старым и неизменным — одна из самых ценных
страстей, которые нам удалось вырастить в человеческих сердцах». Потом
он объясняет, что мода, новизна и перемены вызывают ненасытное жела-
ние того же самого. «Это требование ценно во многих отношениях. Во-пер-
вых, оно притупляет всякое удовольствие, увеличивая при этом жажду удо-
вольствий вообще. Удовольствие новизны по природе своей больше, чем
что-либо другое, подвержено закону спада при повторении»39. А вот еще вы-
держка из письма Баламута:
Игра состоит в том, чтобы они бегали с огнетушителем во время наводнения и пе-
реходили на ту сторону лодки, которая почти уже под водой. Так, мы вводим
в моду недоверие к энтузиазму как раз в то время, когда у людей преобладает при-
вязанность к благам мира. В следующем столетии, когда мы наделяем их байрони-
ческим темпераментом и опьяняем «эмоциями», мода направлена против элемен-
тарной «разумности»40.

Эта глава — естественное продолжение предыдущей. Собственно говоря,

культ очередного прорыва — это всегда инициатива нового поколения толь-
ко что появившихся взрослых. Движения по большей части организует мо-
лодежь, а вот институтами управляют люди постарше. И это совсем нетри-
виальная задача, особенно для церкви, которая собирает в Христе людей
разных национальностей, социально-экономических групп и поколений, —
«всеми силами стараться хранить единство Духа, скрепляя его узами мира»
(Еф. 4:3).
Для нашей культуры значимым является очередной прорыв, а Писание
говорит о преемственности между поколениями в завете благодати. Нельзя
постоянно выдергивать удочку из воды, пересаживать цветок, ежеминутно
измерять температуру, а также менять фокус и стратегию. Нужно позволить
Царю управлять царством, следовать Его указаниям, стать Его учеником
и помогать другим сделать то же самое. «Если смотреть на кастрюлю, вода
в ней никогда не закипит», — говорит шеф-повар своему нетерпеливому
ученику.
Я не утверждаю, что традиционализм — хорошая альтернатива. Словом
Святой Дух разрушает гармоничность этого нынешнего века. Но когда Он
разрушает, Он также и строит. А строительство требует времени. Как заме-
тил Гилберт Честертон еще в 1924 году,
весь современный мир делится на консерваторов и прогрессистов. Дело прогресси-
стов — продолжать совершать ошибки. Дело консерваторов — не допустить ис-
правления ошибок. И даже если революционер сам раскается в своем бунте, тради-
ционалист все равно будет защищать его взгляды как свою традицию. Таким обра-
зом, у нас есть два типа людей: передовые, которые превращают нашу жизнь
в руины, и любители прошлого, которые руинами восхищаются41.

На прогрессивизм и традиционализм ответ один: быть открытым для ни-

когда не меняющейся и в то же время всегда новой силы Слова Божьего, по-
тому что только оно является единственной нормой нашей веры и жизни.
Так что пусть марш за очередной прорыв пройдет мимо нас. Лучше давайте
каждый день делать небольшую уборку. В залежах хлама мы наверняка
найдем забытые сокровища. «Все подвергайте испытанию; держитесь
добра» (1 Фес. 5:21).

Традиция — вот очередной прорыв

Я рос в евангельской церкви и никогда не думал, что живу по традиции.

В моей среде сам термин «традиция» обычно воспринимался негативно.
Мы были христианами, которые верят в Библию. Мы просто говорили и де-
лали то, чему учит Библия. А были и другие — особенно те, что из «высокой
церкви», — вот они следовали традиции. Мы же были просто христианами.
Но на самом деле я тоже был воспитан в традиции. Во многих отношени-
ях это была богатая и полезная традиция. Если говорить точнее, это был
евангельский протестантизм определенного вида. В некоторых моментах
эта традиция, сама того не осознавая, сохранила элементы ортодоксального
христианства, которые многие «традиционные» церкви уже утратили.
Хотя такого рода церкви не подписывались под вероучениями и симво-
лами веры, они во многих отношениях были более привержены ортодок-
сальным доктринам, чем церкви, которые читали свои вероисповедные до-
кументы каждую неделю. Эта традиция, в основном неформально, на базо-
вом уровне познакомила меня с Библией и дала живое знание Евангелия
о спасении по благодати через веру в Христа. Однако она также была ре-
зультатом радикальной Реформации, пиетизма и американского пробуж-
денчества. Учения реформаторов, таких как Лютер и Кальвин, с трудом
уживались с более арминианскими — даже полупелагианскими и откровен-
но пелагианскими — учениями Чарльза Финни и Бенджамина Франклина.
Это была традиция особого американского пробужденчества, соединившая
в себе тенденцию к отделенности и большой акцент на гражданственности.
Определение исторических источников и траекторий развития разных
христианских сообществ не мешает общению («у вас есть своя традиция,
а у меня — моя»). Напротив, так мы лучше понимаем свою собственную
традицию, пристально анализируем ее на предмет соответствия Писанию
и учимся с уважением относиться к другим традициям. Голландский бого-
слов и государственный деятель Абрахам Кайпер отметил в 1898 году:
За границей существует богословская иллюзия… будто, имея в руках Священное
Писание, можно самостоятельно строить богословие… Думающие так отрицают,
что богословие исторично и систематично, поэтому и заблуждаются. Ни один бого-
слов, ориентируясь на собственный компас, никогда бы сам не дошел до того, что
он теперь исповедует и защищает, основываясь на Писании. Безусловно, большая
часть его мыслей заимствована из богословской традиции, и даже библейские до-
казательства своих тезисов, скорее всего, он нашел не сам — он воспользовался на-
работками своих предшественников42.

Одной из ведущих христианских современных «традиций» является

неденоминационное евангельское христианство. Отрицать, что это тради-
ция, — значит лишать этих верующих способности к внутренней оценке,
критике и реформированию. По иронии судьбы евангельское христианство
очень хорошо умеет создавать вид традиционности. Безденоминационные
бестрадиционные церкви, лишившие себя наставления Словом Божьим из
прошлого и другими традициями в настоящем, становятся зависимыми от
своего пула живущих ныне учителей Библии, собственных движений
и идей, у которых на самом деле есть своя, хоть и непризнаваемая ими, ис-
тория.
Например, в церкви моей юности говорили, что та другая церковь, что
стояла дальше по улице, следовала традиции, а не Писанию. Тем не менее,
когда я начал спрашивать, почему мы не крестим младенцев, самое лучшее
объяснение, которое мне могли дать, — «мы верим Библии». Даже в юном
возрасте я подозревал, что это был такой способ сказать: «Мы просто следу-
ем своей традиции».
 Поймите меня правильно: я не говорю, что нет никого, кто бы защищал
свои взгляды по подобным темам, опираясь на само Писание, и тем более
я не утверждаю, что само Писание не дает ясных ответов. Я также не имею
в виду, что традиция определяет истину. И все же нам очень важно понять,
что мы не читаем Библию первыми. Мы читаем ее с определенными ожида-
ниями того, что можно найти в Писании. Я не открыл учение о Троице са-
мостоятельно. Оно есть часть богатейшего наследия, оставленного нам об-
щением святых прошлого и настоящего. Поэтому правильней всего уважать
и ценить наши традиции, а не делать из них кумира или игнорировать их.
Нынешняя мода на радикальное христианство сама является частью тра-
диции, которая возникла в результате нескольких волн радикального про-
тестантизма. Представители магистратской Реформации, такие как Лютер
и Кальвин, хотели реформировать церковь, а не создать новую. В отличие от
радикалов они верили, что церковь всегда существовала со времен апосто-
лов. Реформаторы считали, что средневековая церковь ввела новшества
в учение и богослужение, а они сами стремились восстановить лучшие
практики древней церкви. Американские христиане даже в лютеранских
и реформатских деноминациях во многих отношениях ближе к радикаль-
ным сектам, чем к евангельским реформаторам.
Реформаторы признавали верховенство Слова Божьего над церковной
доктриной и практикой. Но они также осознавали, что Дух просвещает цер-
ковь, чтобы та понимала богодухновенный текст. История церкви — это по-
весть о том, как Святой Дух просвещал ее, а греховные люди, включая веру-
ющих, успешно принимали просвещение и следовали ему. Да, традиция
подчинена Писанию, но ее воспринимали как важное руководство по толко-
ванию Писания. Символы веры и вероисповедания концентрировали в себе
общепринятое понимание главных библейских учений. У всех верующих
должен быть равный доступ к Христу и Его слову, но не существует «права
на частное толкование». Мы читаем Библию совместно, подчиняясь кол-
лективному разуму церкви, представленному в ее различных структурах.
Реформаторы также верили, что каждый верующий — священник
и имеет прямой доступ к Богу, что у каждого есть возможность ходатайство-
вать за других. Но при этом они были убеждены в том, что Новый Завет по-
велевает назначать пасторов, чтобы они проповедовали, крестили, соверша-
ли причастие, и старейшин, чтобы они наблюдали за духовным состоянием
церкви.
Реформаторы верили, что только Бог спасает. Спасение не находится
в руках священников, они не могут раздавать его тем, кто следует их прави-
лам. Спасение есть Божья безусловная благосклонность и дар. И все же ре-
форматоры совершенно ясно учили, что Бог обычно действует посредством
служения людей, которые проповедуют, крестят, совершают вечерю Гос-
подню и во имя Христа направляют верующих в вопросах учения и жизни.
Но радикалы в этих вопросах пошли дальше. Они объявили: видимая
церковь — ложная, а невидимая церковь, состоящая из по-настоящему рож-
денных свыше и исполненных Духом людей, должна быть воссоздана зано-
во по образцу книги Деяний. Всеобщее священство верующих они трактова-
ли так: каждый истинный верующий — это служитель, он может проповедо-
вать, крестить и совершать причастие. Они были убеждены, что Дух дей-
ствует прямо и непосредственно и сегодня нередко через сверхъестествен-
ное откровение. «Внешние» слова и таинства неважны, а важны внутрен-
ний голос Духа и внутреннее омовение и присутствие Иисуса независимо от
воды, хлеба и вина. Все внешнее, институциональное, видимое, физическое,
формальное и официальное было противопоставлено внутреннему, инди-
видуальному, невидимому, нематериальному и неформальному. Истинная
вера спонтанна, она не зависит от институционального служения. По мне-
нию Джона Смита, лидера сепаратистов, «рожденные свыше не нуждаются
в средствах благодати», потому что лица божества «лучше всех писаний
и любого творения»43.
Хотя евангельские христиане разнятся в нюансах (например, у них
может быть разное представление о том, насколько необходимо Писание),
Джон Смит в целом одержал победу. Идет речь уже не о реформе, а о рево-
люции; не о восстановлении крепостных стен, а о сносе и реконструкции; не
об обычном росте — росте верующего на протяжении жизни и росте церкви
на протяжении истории, — а об экстраординарных движениях, которые
приведут нас в эпоху Духа. Авторитетом теперь обладает не Слово, которое
община услышала, приняла и пережила, а индивидуальный опыт. И здесь
стоит задуматься о том, в какой степени евангельское движение простиму-
лировало развитие автономности, а в какой стало его жертвой.
Всякий раз, когда возникает новое движение, тут же выходит пресс-ре-
лиз о том, что оно восстановит разрушенную церковь (а не реформирует
церковь, частично сохранившую верность или частично отпавшую), возро-
дит церковь книги Деяний, станет новой Пятидесятницей, произведет пере-
загрузку, которая изменит все. Однако по сути все эти движения следуют
непрекращающейся традиции, идущей от радикальных сект прошлых
веков. Каждое движение начиналось с уравнивания людей, разрушения
структур, искоренения специальных служений, литургий, иногда даже про-
поведи и таинств. И при этом неденоминационные движения рано или
поздно превращались… в деноминации. Радикальные нововведения вскоре
становились непререкаемой традицией.

Тоска по пробуждению

Многие характерные особенности американской культуры — культ зна-

менитостей, молодости и новых технологий — сформировались как побоч-
ный продукт религиозного пробуждения. Культ следующего прорыва —
будь то новая рок-группа, диета, политическое движение, духовная вспыш-
ка или религиозный крестовый поход — объясняется не только тем, что мы
порабощены современной культурой. Этот культурный феномен мог бы
и не возникнуть, не будь пробужденчества. В дотелевизионном обществе
пробуждение не подвергалось влиянию поп-культуры. Оно само было поп-
культурой.
На пробуждение можно смотреть двояко. С одной стороны, можно рас-
сматривать его как «чудодействие Бога», «необычной силы благословение
обычных средств благодати». Таким оно виделось Джонатану Эдвардсу, от-
мечает Иан Мюррей44. Бог волен удерживать или посылать пробуждение,
как Ему заблагорассудится.
С другой стороны, пробуждение можно рассматривать как событие, кото-
рое происходит благодаря нашим действиям, — его можно организовать, на
него можно оказывать влияние, добиваться его предсказуемого результата.
Если прилагать усилия в правильном направлении, можно достичь желае-
мой цели. По сути, это такой технологический подход к религии. Бог — как
джинн в бутылке, даже Он подчиняется закону причины и следствия. По
словам евангелиста XIX века Чарльза Финни (главного сторонника второго
подхода), «пробуждение — это не чудо, оно ни в каком смысле не зависит от
чуда. Оно есть логический результат правильного использования средств».
Чарльз Финни поставил во главу угла идею радикального протестантизма
о необходимости экстраординарного свидетельства обращения, которое до-
стигается экстраординарными методами. Он определил свои «новые меры»
как «побудительные стимулы, достаточные для обращения грешника»45.
Весьма иронично, что, хотя приверженцы такого пробужденчества рато-
вали за излияние Духа, по сути они были деистами: Бог установил законы
и теперь все зависит от нас, полагали они. Такое же ощущение у меня воз-
никает, когда я сталкиваюсь с проповедниками Евангелия процветания.
Они много говорят о чудесах, но в конце концов выясняется, что эти чуде-
са — естественный ход событий. Предпринимайте такие-то и такие-то шаги
и получайте свое чудо. Кажется, что в такой конструкции Бог больше не
нужен — достаточно того, что Он, как проектировщик, ее такой задумал.
Евангелист должен постоянно изобретать новые способы поддерживать
высокую эмоциональную температуру. Необходимо не только обращение
с экстраординарными переживаниями вначале, но и постоянная встряска.
«Пробуждение заглохнет и прекратится, — предупреждал Финни, — если
христиан не обращать снова и снова»46. Пробуждение можно планировать,
его можно организовывать, им можно управлять.
По словам Финни, в Великом поручении просто сказано: «Иди». «У него
нет никакой конкретной формы. Оно ее и не признает… Целью [учеников]
было донести Евангелие наиболее эффективным способом… чтобы при-
влечь внимание как можно большего числа людей и покорить их Еванге-
лию. Нет в Библии конкретной формы, как это надо делать»47.
Теперь пробуждение оказалось подвластно человеку в полной мере, по-
скольку «определенного рода переживания» наверняка «приводили к пока-
янию», а церковь стала восприниматься в первую очередь как сообщество
реформаторов нравственности. В своем письме о пробуждении Финни
утверждал: «Главная задача современной церкви — реформировать мир,
иначе говоря, избавить его от всякого рода грехов. Церковь Христа изна-
чально возникла как организация реформаторов… чтобы менять отдельных
людей, общины и правительства». Если церкви не будут исполнять эту зада-
чу, они окажутся за бортом48. Другими словами, церковные сообщества
должны мыслить как движения, а не как церкви.
Джон Уильямсон Невин, современник Финни из реформатской церкви,
противопоставлял «практику скамьи» (предшественницу призыва выйти
вперед) «практике катехизиса»:
Древняя пресвитерианская вера, которую исповедовали мои родители, базирова-
лась главным образом на идее заветной религии семьи, включения в члены церкви
святым Божьим деянием в крещении и следующего за ним обучения молодых
людей по катехизису с непосредственной целью подвести их к столу Господнему.
Если говорить кратко, все действия диктовались теорией сакраментальной веры,
построенной на образовании49.

Невин пришел к выводу, что разные практики являются «следствием

разных теорий религии».
История подтвердила правильность его умозаключений. Ближе к концу
жизни, размышляя о том, в каком состоянии сейчас находятся люди, пере-
жившие пробуждение, Финни сам начал задаваться вопросом, не приведет
ли эта бесконечная гонка за новым опытом к духовному истощению50. И,
прямо скажем, его опасения были оправданны. Те районы, в которых про-
буждения Финни были особенно популярны, теперь историки называют
«выжженной землей» — рассадником разочарования и эзотерических
сект51.
В конечном итоге идеальным результатом было признано переживание
обращения, ведь количество «обращений» можно было посчитать. Мало
того, такая стратегия стала противопоставляться реальному, но медленному
росту, который нельзя было измерить линейкой. Люди должны были совер-
шить определенные действия, для того чтобы показать, что они «в деле».
Позже процедура обращения стала рутинной — была поставлена на конвей-
ер, как промышленность во времена индустриальной революции: обраще-
ния можно было посчитать, измерить и воспроизвести. Именно это явление
мы наблюдали в англо-американском пробужденчестве.
Участники каждой последующей волны пробуждения заявляли о своей
радикальности и способности избавиться от груза прошлого, отягощающего
миссию. Если смотреть с точки зрения истории церкви, эти движения дей-
ствительно радикальны. И все же они не были контркультурными, особен-
но в американском контексте. Ценности демократии и свободного предпри-
нимательства — а в них главным элементом был индивидуальный выбор —
во время Второго великого пробуждения стали самим Евангелием.
Критики движения за рост церкви совершенно правы: оно развивалось
в том же русле, что и культура, и даже политика. При этом один из самых
яростных его оппонентов, движение возникающей церкви, кажется, также
действует в культурной парадигме. Оттуда слышится уже знакомый мес-
седж: «Покончим с этим, иначе останемся за бортом». Нужно начать все за-
ново, говорят нам, а то обычные церкви превратились в телефонную будку:
они все еще где-то стоят, но ими уже никто не пользуется. Такой подход, как
и в случае большинства религиозных революционеров, есть неосознанная
и вполне справедливая реакция на бездумное потребление. Очень просто
перейти из одной политической партии в другую. Не нужно много усилий,
чтобы определить чьи-то доктринальные воззрения, культурно-нравствен-
ные устремления и церковные практики, а потом сказать, что мы будем де-
лать все по-другому. Мы делимся своим опытом. В конце концов, главное не
ходить в церковь, а быть церковью; не слушать Евангелие, а быть Евангели-
ем. Евангельскому христианству во всех его формах нужно, как воздух, на-
учиться видеть, почему оно такое, какое есть.
Сегодня многие думают, как Эдвардс, а действуют, как Финни. В своей
книге «Голова и сердце» католический историк Гарри Уиллс замечает:
Собрание палаточной церкви установило правило оценки служителей у евангель-
ских христиан. Оценку давали все участники собрания. Сертификаты организаций,
доктринальная чистота, уровень образованности не имели значения — по правде
говоря, некоторым служителям с образованием приходилось притворяться невеж-
дами. Служитель назначался снизу, рукополагался людьми, которых он же обра-
тил. Эта процедура была даже более демократичной, чем выборы, в которых кан-
дидат баллотируется и ведет избирательную кампанию. Это было спонтанное,
быстрое провозглашение, совершенное Духом. Религия «сделай сам» ищет себе
служителя такого же рода52.

Уиллс повторяет вывод Ричарда Хофштадтера о том, что «культ знаме-

нитостей родился не в Голливуде — он стал побочным эффектом пробужде-
ния»53.
В Новом Завете содержится множество инструкций касательно церков-
ных служений и требований для лиц, их несущих, а также проповеди, та-
инств, совместной молитвы и дисциплины. Однако нет никаких инструкций
относительно пробуждения — даже нет примеров последнего, и это порази-
тельно. В книге Деяний идет речь о сверхъестественном действии Духа
через апостолов. Через все повествование Луки проходит фраза «Божья
весть распространялась все шире». Так рос Божий сад. Служение апостолов,
сопровождавшееся удостоверяющимися знамениями и чудесами, остается
неизгладимым знаком истинности их послания и для нас. Как Страстная
пятница или Пасха, Пятидесятница была конкретным событием в истории
искупления, событием, которое больше не повторится. Она есть дар, кото-
рый продолжает быть даром в обычном служении.
Мы хотим, чтобы Бог послал пробуждение, по многим причинам (вя-
лость евангелизации и миссионерского служения, нехватка внутренних пе-
реживаний Божьей благодати, холодность в молитве, умножение греха
и неверности, социальные пороки и т. д.), но на самом деле именно эти про-
блемы призвано решать обычное еженедельное богослужение. Мало того,
что жажда пробуждения может сделать для нас обычное служение скуч-
ным, — она еще может очень ловко оправдать неприемлемое положение
дел в текущий момент. Другой вопрос заключается в том, в какой степени
стремление к пробуждению было вплетено в гражданскую религию. Про-
буждение препятствует разрушению моральных устоев и возгревает патрио-
тический пыл. И тут возникает проблема: Евангелие превращается в сред-
ство для достижения цели. Миссия церкви больше не состоит в том, чтобы
проповедовать Христа и Его спасительные блага грешникам; церковь те-
перь функционирует как «душа нации» — она, получается, призвана вести
народ вперед к его исключительной судьбе.
Евангельское пробужденчество создало порочный круг: мы получили ду-
ховный маятник, качающийся между энтузиазмом и разочарованием, а не
постепенное взросление в Христе, которое обретается при участии в обыч-
ной жизни общины завета. Регулярная проповедь Христа из всех текстов
Писания, крещение, вечеря, молитвы исповедания грехов, хвала и другие
элементы обычного христианского общения теперь воспринимаются как
слишком обычные. Принятие человеком обычного зависит от того, считает
ли он, что Бог спасает грешников или что мы спасаем себя с Божьей помо-
щью.
Гоняемые туда-сюда изменчивым ветром доктрины, а часто и ее отсут-
ствием, воспитанные в евангеликализме верующие привыкают к хайпу
и экстраординарности интенсивного духовного опыта, которые, однако, со
временем исчезают. И когда это случается, мало что может удержать их от
искушения попробовать другую форму духовной терапии или вообще отка-
заться от религии крысиных забегов.
Таким образом, совершенно понятно, почему первый подход людям ка-
жется предпочтительнее, почему им хочется пробуждения, необыкновенно-
го Божьего благословения, и почему не хочется использовать обычные сред-
ства благодати. Они оглядываются назад, на историю церкви, и видят, что
иногда случались удивительные события, когда, вопреки всем трудностям,
Дух благословлял служение Своего Слова необычным образом. Если бы
Господь послал еще одно благословение подобного рода, мы бы восхити-
лись Его удивительной благодатью, думают они.
Проповедники раннего периода пробуждения, в первую очередь Эдвардс
и Уитфилд и в значительной степени Джон Уэсли, все еще верили, что их
пробуждение было экстраординарным благословением использования
обычных средств благодати. В книге Деяний мы находим много очевидных
примеров переживания обращения, и часто они связаны с экстраординар-
ными явлениями. И все же обращение всегда происходит благодаря служе-
нию Слова. Даже ангел, явившись римскому центуриону Корнелию
(Деян. 10), повелел послать за Петром, чтобы тот пришел и проповедовал
Евангелие его семье и его солдатам. Услышав от Петра весть, Корнелий
и многие другие уверовали и крестились. Таким образом, даже в эпоху экс-
траординарного служения апостолов обычные средства благодати играли
первую скрипку.
Однако, даже если смотреть на пробуждение как на всевластное действие
Бога, которое не подвластно нашему контролю, не означает ли наша жажда
пробуждения, что мы в некоторой степени не удовлетворены тем, как обыч-
но Бог благословляет обычные средства благодати? Я склонен думать, что
так оно и есть. Тревожные звоночки зазвучали уже при Первом великом
пробуждении. Считается, что Джордж Уитфилд был первой американской
знаменитостью. Я не хочу его ни в чем упрекать. Уитфилд во многих отно-
шениях проявлял удивительное смирение. Однако его пробуждение разде-
лило церкви на всем Атлантическом побережье. Тогда казалось, что подвер-
гать сомнению применяемые инновационные методы означало подавлять
Духа. Многих пасторов заклеймили как необращенных просто потому, что
они ставили под сомнение пробуждение — оно разделило даже кальвини-
стов колонии.
Поэтому, хотя Эдвардс и Уитфилд понимали пробуждение несколько
иначе, чем Финни и другие деятели Второго великого пробуждения, я хочу
копнуть глубже: может быть, мы тоскуем по пробуждению как таковому
ровно по той же причине, по какой лихорадочно ожидаем очередного про-
рыва? Разве не удивительно, что сам Иисус Христос говорит с нами всякий
раз, когда Его Слово проповедуется каждую неделю? Разве не чудо, что в пу-
стыне нынешнего злого века расцветает пышный сад? Разве не достаточно
удивительно, что Дух все еще воскрешает тех, кто духовно мертв, возвращая
их к жизни посредством проповеди Евангелия? Что есть водное крещение:
обещание, которое мы даем после того, как сами приняли решение, чтобы
родиться свыше? Или это средство чудесной Божьей благодати? Разве мало
того, чтобы народ Христов возрастал в благодати и знании Его Слова,
укреплялся в вере регулярным участием в вечере, общением в учении, мо-
литве и хвале, руководимый старейшинами и принимающий служение дья-
конов? Разве тоска по пробуждению не означает, что между пробуждения-
ми есть какой-то период затишья, когда Дух не действует в силе или, по
крайней мере, Его активность соизмерима с эффектом средств благодати,
которые определил Христос?
Новозаветная перспектива такова: все происходящее каждый день
в церквях по всей Америке и по всему миру — это то, что на самом деле зна-
чимо для покаяния и веры. Проблема в том, что многие церкви, мечтающие
о пробуждении, которое исправит духовные недуги нашего народа, по сути
невольно секуляризируют людей, приходящих каждую неделю на богослу-
жение. На мой взгляд, не только это или любое другое пробуждение, но
само стремление к нему мешает действовать средствам, которые Бог пред-
назначил для расширения Своего царства: да, часто ими трудно пользовать-
ся, нужно много терпения и усердия, но все же они удивительно эффектив-
ны. А здесь прагматизм становится нормой. Прошлое и настоящее нужно
забыть. Бог творит среди нас все новое — в старые мехи новое вино не за-
льешь. Именно такая настроенность мешает нам ценить верную проповедь,
таинства и взаимную ответственность за жизнь и учение в общении святых.
Обращение и воспитание в завете

Если наша христианская жизнь началась в результате некоего экстраор-

динарного опыта, то мы будем стремиться к нему снова и снова. Нас не удо-
влетворит медленный, поступательный рост, мы будем требовать резких
скачков духовности на графике роста. Мы постоянно будем ждать очередно-
го прорыва.
Однако в Писании обращение и воспитание в завете идут рука об руку.
Благовестие — это не особый вид богослужения, предназначенный исклю-
чительно для неверующих людей. Благовестие — еженедельная миссия, на-
целенная как на спасенных, так и на еще потерянных людей. Обычное слу-
жение церкви не стоит на пути обретения личной веры, бессмысленно про-
тивопоставлять «получение спасения» и «церковное членство». Петр в про-
поведи на день Пятидесятницы сказал: «Ибо вам принадлежит обетование
и детям вашим и всем дальним, кого ни призовет Господь Бог наш»
(Деян. 2:39, СП). Многие были поражены проповедью Петра, уверовали
и крестились.
Мы также читаем о том, что обращенные вводили в завет через креще-
ние свои семьи целиком (Деян. 16:14–15, 31; 1 Кор. 1:16). Дети верующих
святы, отделены Божьим обещанием (1 Кор. 7:14), хотя некоторые отвергнут
свое право первородства (Евр. 12:16; ср. 6:1–9). Следовательно, право перво-
родства существует. Предостережения против отступничества в новом заве-
те основаны на обещаниях и угрозах, которые мы слышим на протяжении
всей истории единого завета благодати. Главный аргумент прост: те, кто
принадлежит Христу, являются духовным потомством Авраама, наследни-
ками завета обетования (Рим. 4:16–17; Гал. 3:6–9, 14, 28; 4:30). Дети верую-
щих были наследниками и поэтому получали Божий знак и печать Божьих
обетований. Ветхозаветным таинством служило обрезание, которое совер-
шалось только над мужчинами, а в новом завете — крещение, которое полу-
чают как мужчины, так и женщины.
Откликаясь на Божье обещание, родители вместе со всей церковью дают
обет воспитывать детей в духе завета. Такое представление формирует слу-
жение церкви в целом. Церковь ожидает, что дети исповедуют веру публич-
но перед старейшинами и их исповедание будет подтверждено участием
в вечере Господней.
Нужно обратить внимание на вторую часть фразы Петра: «Ибо вам при-
надлежит обетование и детям вашим и всем дальним, кого ни призовет Гос-
подь Бог наш». Церковь — это не тайное сообщество, замкнувшееся в себе.
Мы не должны делать выбор: либо заниматься служением уже уверовав-
шим, либо нести Евангелие еще погибающим. Миссия церкви в том, чтобы
провозглашать, разъяснять обещания как тем, кто внутри, так и тем, кто
снаружи. Мы не находим в Деяниях два разных вида служений: одно для
обращения взрослых, а другое для «вас и ваших детей». Провозглашение
Благой вести нужно всем, постоянно, а не только на евангелизационных со-
браниях. Благовестие подразумевает проповедь, крещение и наставление во
всем, чему Христос учил и что Он повелел (см. Мф. 28:18–20). Для этого
нужно обычное, а не экстраординарное служение церкви.
Реформаторы, конечно, признавали возможность внезапного обращения
(например, такое случилось у Лютера), но все же рассматривали обращение
как процесс длиною в жизнь, процесс роста и углубления покаяния и веры
в Христа. Но реформаторам-радикалам этого было мало. Здесь мы сталки-
ваемся с необходимостью более точно ответить на вопрос, что есть обраще-
ние. Если вы верите, что подлинное обращение — это всегда видимое, ради-
кальное, происходящее в конкретный момент времени событие, вы будете
хотеть ярких свидетельств пробуждений и прорывов. Но если вы верите
в то, что Дух таинственным образом совершает обращение посредством
обычного служения церкви, а внешние проявления обращения у разных
людей могут отличаться, то, скорее всего, вы не будете составлять список
переживаний и свидетельств, которые у всех обязательно должны присут-
ствовать. Вы будете радоваться как с теми, кто пережил яркое обращение,
так и с теми, кто постепенно пришел к осознанию того, что они принадле-
жат Христу. К тому же покаяние и вера — это не однократные переживания,
а составные части длинного процесса, в котором присутствуют взлеты и па-
дения. Поэтому важна не столько форма религиозных переживаний, сколь-
ко верное использование Божьих средств благодати.

Что было сегодня в церкви?

Вспомните, как Джо Квинан остроумно описал неприятие бумерами

всего обычного54. То же самое можно сказать о церкви. «Что было сегодня
в церкви?» В любой период истории церкви почти в любой местности этот
вопрос прозвучал бы очень странно. Он вызвал бы недоумение. Почему?
Потому что это все равно что спросить, чем вас кормили дома всю неделю,
или поинтересоваться у фермера, что происходило с его посевами на про-
шлой неделе. «Как тебе проповедь?» «Сегодня было хорошее богослуже-
ние?» Наши предки, услышав эти вопросы, ответили бы непонимающим
взглядом. В те времена церквям не нужно было «зажигать», проповеднику
производить впечатление, а богослужение было просто богослужением.
Правда, все это не означает, что обычно происходящее в церкви само по
себе является обычным. Происходящее крайне необычно: самое главное —
приходит Бог. Он судит и оправдывает, привлекает к себе грешников, соби-
рает овец для Своего Сына Своим словом и Духом, соединяет их с Христом,
омывает и питает их, учит и направляет их в их странствии. Бог расширяет
и одновременно углубляет Свое царство. Именно через это определенное
Богом действие силы будущего века проникают в самые темные и глубокие
овраги проходящего злого века сего (Евр. 6:3–6).
Поэтому в прошлом люди на вопрос, что было в церкви, по крайней мере
люди, близкие Реформации, могли ответить как-то так: «Ну что же, мы за-
били еще один гвоздь в гроб ветхого Адама», или: «Бог отпустил мне
грехи», или даже что-то совсем простое: «Я рад, что за эти последние
несколько месяцев стал лучше понимать Евангелие от Иоанна».
И опять же, здесь уместна аналогия с браком. Пары, которые ежедневно
сражаются за сохранение брака, идут к профессиональным консультантам
с надеждой на прорыв, желательно после первого сеанса. Семейные пробле-
мы рассматриваются как медицинские: «Вылечите меня!» Конференция
о семье и браке может принести нам пользу, но мы возвращаемся домой
и снова оказываемся в повседневности своего брака. Именно там, в повсе-
дневной рутине, мы должны умереть для себя в любви и служении нашему
ближнему.
Возможно, человек не виноват в том, что у него артрит или камни в поч-
ках, и доктор может его вылечить. Но брак — это другое. В браке, как и во
всех взаимоотношениях, мы одновременно и грешники, и объекты греха.
Мы и насильники, и жертвы в одно и то же время. Кроме того, ожидание
прорыва — это лишь неприятие самого брака, вызванное непониманием
того, что он из себя представляет. Если прорывы и случаются, то обычно
в самый неожиданный момент. Прорыв происходит, когда мы ожидаем че-
го-то другого; когда я впервые по-настоящему слышу, что жена повторяла
уже много-много раз; когда жена делает что-то неожиданное для своего
мужа, и в результате они вновь с восторгом смотрят друг на друга. Другими
словами, даже прорывы, как правило, есть результат обычных действий.
Вы не ищете этих прорывов. Они происходят в браке просто потому, что
Божье благое провидение управляет жизнью мужа и жены вопреки их гре-
ховности. Теперь добавим к этой схеме еще немного грешников — в первую
очередь своих детей. А потом еще немного — свою поместную церковь. Си-
туация трудная, потому что эти другие люди, подобно нам, все еще борются
с эгоизмом и самоправедностью, но мы все-таки боремся вместе. Ничто так
не освящает нас, как присутствие другого человека в нашей жизни. Он
похож на зеркало, помогающее увидеть, что мы не такие, какими себя вооб-
ражаем.
А становясь частью тела Христова, мы умножаем число вовлеченных
в нашу жизнь грешников. Да, мы прощены, оправданы, усыновлены. Да, все
мы возрождены, каждый день все больше уподобляемся Христу. Это обеща-
ние, данное в Божьем Слове, подтверждается крещением и причастием.
И все же сохранить единство неимоверно трудно, ведь мы не только греш-
ники, но еще отличаемся воспитанием и интересами. Какое-нибудь боль-
шое событие — конференция, выезд, концерт — может приподнять наш дух.
Но плохо то, что, вернувшись в свою поместную церковь, мы, вполне веро-
ятно, испытаем разочарование: больше нет фейерверков, все обычно.
Если человек постоянно не ищет чего-то нового, прорывного, это не
означает, что он пассивен. Собственного говоря, именно ожидание прорыва
делает нас пассивными. Мы все ждем, когда что-то произойдет. Пусть врач
вылечит нас, пусть психотерапевт восстановит брак, пусть пастор восполнит
все наши потребности. Но семейные отношения — это обычная жизнь, а не
экстраординарные прорывы. Гораздо легче подумать — и даже сказать —
жене или мужу: «Слушай, а давай куда-нибудь съездим в отпуск вдвоем,
только ты и я». Тогда наверняка наступит прорыв в наших отношениях.
И это предложение, по крайней мере на какое-то время, позволит дышать
спокойнее. И пока мы в ожидании поездки, мы можем продолжать вести
себя отвратительно, задержаться в офисе на лишние час-два, забыть спро-
сить, как наша жена или муж сходили к врачу, в очередной раз обидеться на
то, что муж или жена не удовлетворяет «все потребности». Вы видите, что
стремление к необычному на самом деле мешает совершенству — тому, что
истинно, хорошо и прекрасно? Вы понимаете, что жажда постоянных про-
рывов, оказывается, делает нас пассивными?
Те же самые принципы работают в отношениях в теле Христовом. Лет-
ний лагерь, пробуждение, новый план духовных упражнений, стратегия
культурной трансформации — все это тот же прорыв, который хотят видеть
жаждущие быстрых результатов инвесторы, семейные пары и отдельные
христиане. Однако надежда на него мешает им иметь духовное здоровье
в долгосрочной перспективе и обрести зрелость.
Я очень хорошо знаком с церковной средой, в которой из-за парацерков-
ного служения и конференций (не лагерями и не пробуждением) ежеднев-
ная верность поместной церкви стала похожей на визит к зубному. Мне ре-
гулярно встречаются христиане, жалующиеся на свою церковную ситуацию,
при этом, собираясь переезжать в другой город, они не задумываются о том,
а найдут ли они там хорошую церковь. Можно посещать правильные кон-
ференции и читать правильные книги, но при этом быть занозой в пальце
у пастора и других членов церкви. Можно вообще не заботиться о том,
 чтобы появиться в церкви в воскресенье, посвятить день Господень не поль-
зованию средствами благодати и общению со святыми, а каким-то другим
делам. И при этом обвинять церковь в том, что она плохо питает.
Иисус Христос совершенно ясными словами учредил средства благодати:
это проповедь Евангелия, крещение и дисциплина — то есть обучение
людей соблюдению всего, что Он заповедал (Мф. 28:19–20). Эти три сред-
ства реформатские вероисповедания называют «тремя признаками церк-
ви» — ни больше ни меньше. Посмотрите, здесь не используется приманка
с последующей подменой. Не нужно предлагать людям «то, что они хотят»,
чтобы потом заставить их взять «то, что им нужно». Людей приводят в цер-
ковь и удерживают в ней одни и те же средства благодати. Мы просто пас-
сивно принимаем Христа со всеми Его благами и благодаря этому стано-
вимся активными в повседневной жизни — в жизни с другими людьми
и любви к ним.

Для закрепления

11. Подвержена ли церковь культурному влиянию, если желает совершить оче-

редной прорыв? Объясните свою точку зрения.
12. Евангельские христиане часто настороженно относятся к традиции, но не
является ли само евангельское христианство традицией? Если является, то
какова сущность этой традиции, особенно в сфере организации новых волн
экстраординарных переживаний?
13. Поговорите о пробуждении. Какие были подходы к пробуждению в нашей
англо-американской истории? Можно ли сказать, что иногда стремление
к пробуждению — это плохо?
14. Если бы кто-нибудь спросил у вас, как прошло собрание в церкви, что бы вы
ответили? Поразмыслите над своим ответом.

Глава 5. Амбициозность: как порок превращается

в добродетель

Вы никогда не замечали, что качества, которые раньше признавались поро-

ками, теперь многие считают добродетелями — и наоборот? Значение слов
со временем меняется. Пару веков назад женщине отвешивали комплимент
словом «зараза», а сегодня использовать это слово с такой целью вряд ли
кто отважится. Или, например, понятие «карьера»: раньше стремиться к ка-
рьерному росту было постыдно, а сегодня карьера — это высокий статус
в обществе. Слово «уродливый» раньше означало ‘красивый’, а слово «ведь-
ма» вполне может иметь положительное значение — все зависит от контек-
ста.
Вместе с тем словоупотребление меняется не только потому, что слова со
временем обретают новое значение, но и потому, что ценности в культуре
изменяются. Например, слово «неугомонный» описывает суетливого,
неспокойного человека, но теперь намного чаще используется в значении
‘деятельный, активный’: такой человек живой, всегда находится в движе-
нии, с подозрением относится к авторитетам и недоволен, если стоит на
месте. Понятие «амбиции» претерпело аналогичную трансформацию.
 Название этой главы предполагает, что себялюбие, оно же амбициоз-
ность, само по себе является пороком — греховным качеством. Но большин-
ство людей сегодня скажут, что это бред. Еще совсем недавно, если человеку
говорили, что он несамолюбив, он радовался этому как похвале, а сегодня
такая оценка воспринимается исключительно как критика. Любовь к себе —
это порок? Не может быть!
Конечно, когда амбиции были тождественны стремлению поставить
цель и достигнуть ее, для нас, носителей образа Божьего, они были есте-
ственны. Бог создал нас в праведности и святости, чтобы распространить
Свое царство до краев земли. Адам и Ева, каждый раз просыпаясь утром,
имели цель прославить Бога и насладиться Им — так было до тех пор, пока
они любили друг друга и служили друг другу, пока получали от этого силу
и удовлетворение. Однако в какой-то момент Адам решил не вести свою
жену и потомство по дороге благодарности Богу, а провозгласить независи-
мость от своего Царя. Его амбиции тут же родили соперничество и само-
утверждение: сначала эти качества проявились в отношениях между ним
и Евой, а затем между Каином и Авелем. История потекла в этом русле.
Впрочем, Бог решает проблему человека аналогичным образом. Когда
пришла полнота времени, Отец послал Своего Сына. Первый Адам хотел
повысить свой ранг, который был ему назначен при творении, и взойти на
престол Божий, а последний Адам, который по самой Своей природе явля-
ется Богом, оставил Свой престол и спустился в наш страдающий мир.
«Он… лишился всего, приняв природу раба и человеком родившись. Он был
во всем человеку подобен, но еще больше себя умалил и так был послушен,
что принял и смерть саму — смерть на кресте. За это Бог вознес Его над
всеми и имя даровал превыше всех имен, чтобы пред именем Иисуса всякое
колено преклонилось» (Флп. 2:6–10). Первый Адам начал жизнь по прин-
ципу «встретимся наверху», а Иисус Христос говорит миру: «Я встречу тебя
внизу».
Конечно, жажда жизни и страсть к достижениям, как и желание стре-
миться к амбициозной цели, заложены в нас Богом. Но с момента грехопа-
дения изменилось направление этого движения. Оторвавшись от своего ис-
тинного объекта — Божьей славы и блага ближнего, — наша любовь сосре-
доточилась на себе самой; наши святые страсти стали порочными — теперь
они уводят нас от приближающегося Бога и других людей. Мы живем не
в реальном мире, не в творении, которое Бог призвал к жизни и поддержи-
вает словом Своей силы, а в вымышленном. Мы живем так, как если бы Бог
и наши ближние были созданы для нас. Наша жизнь стала неестествен-
ной: мы живем так, как будто человек не является носителем образа Божье-
го, то есть не создан для любви к Богу и друг к другу.
Вот почему стремление к достижениям перестало быть добродетельным,
вот почему наша жажда значимого и значительного не удовлетворяется.
В этом нет ничего нового — еще Екклесиаст об этом писал. С первого дня
нашего грехопадения очевидно, что мир, который мы себе придумываем,
и «я», которое конструируем, — это пустота и тени. Тем не менее мы про-
должаем играть в эти шарады, потому что реальность для нас невыносима,
а заключается она в том, что «все согрешили и лишены славы Божьей»
и могут быть оправданы Богом только даром (Рим. 3:23–24, СП). Наше пад-
шее состояние проявляется в идолопоклонстве и сексуальной безнравствен-
ности, которыми мы гасим даже свет природы.
Все же главная причина греха — отсутствие благодарности Богу
(Рим. 1:21). Почему благодарности? Потому что мы думаем, что мы творцы
самих себя, мы сами формируем свою идентичность и ставим себе цель,
а с точки зрения библейского мировоззрения мы принимающая сторона.
Наше существование зависит не от нас, а от другого. Наша жизнь есть дар
Бога, а не наше собственное достижение. А наша неблагодарность — самое
яркое свидетельство того, что мы боготворим самих себя.

Амбициозность в Писании

Греческие философы предостерегали от амбициозности, самолю-

бия (эритхэа). Они не были против целеустремленности и инициативно-
сти. Они возражали против продвижения себя любыми способами в духе со-
перничества, как, скажем, на выборах. Сегодня в медицине используется
однокоренной с этим словом термин «эритема» — это покраснение, воспа-
ление участков кожи, как, например, при псориазе. В широком смысле его
можно использовать для обозначения любого расстройства — в теле челове-
ка или в политическом организме.
Однако греки не считали за добродетель и противоположность самолю-
бия. Собственно говоря, смирение они воспринимали как качество, достой-
ное раба. У людей благородных сословий последнее было воспитывать ни
к чему. Поэтому воплощение Сына Божьего в истории стало «полноценной
нравственной революцией», как кто-то сказал. Мы позитивно оцениваем
смирение потому, что в Христе наступило новое время55. Смирение стало
рассматриваться как добродетель после написания второй главы Послания
филиппийцам, где Павел объясняет, что есть настоящая самодостаточность.
В то время как грешное человечество пытается вознестись на небеса в своем
самолюбии, Бог спускается с небес в смирении для нас и для нашего спасе-
ния.
Апостол Иаков рассуждает так:
Неужели среди вас нет людей мудрых и понимающих? Пусть они докажут это доб-
рой жизнью и делами, которые совершают со скромностью, свойственной мудро-
сти! А если в сердце у вас черная зависть и своекорыстие, то не хвастайтесь, не из-
вращайте истины! Это не та мудрость, что нисходит с небес. Это мудрость земная,
бездуховная, бесовская! Ведь где зависть и своекорыстие, там неурядицы и всякие
некрасивые дела. Та же мудрость, что свыше, во-первых, чиста, а во-вторых, миро-
любива, кротка, сговорчива, исполнена милосердия и плодов добрых дел, непри-
страстна, нелицемерна. А те, которые созидают мир вокруг себя, мирно сеют,
чтобы пожать плод праведности (Иак. 3:13–18).

Греческое слово, переведенное в этом отрывке как «своекорыстие» или

«корыстное себялюбие», — это эритхэа. В старых (английских) переводах
было написано просто «самолюбие». Слово «корыстное» кажется здесь из-
лишним — это то же самое, что сказать «холодный лед». Самолюбие ко-
рыстно по определению. Тот факт, что в современных переводах добавлено
слово «корыстный», означает, что наша культура изменила отношение к са-
молюбию. Поэтому Иаков и замечает: где зависть и своекорыстие, там
неурядицы и всякие некрасивые дела. Амбициозность и самолюбие приво-
дят к расстройству организма.
Основываясь на том, что Христос полюбил нас и служит нам, Павел при-
зывает филиппийцев к смирению и согласию. «Ничего не делайте из свое-
корыстия и тщеславия. Пусть каждый смиренно считает другого выше себя!
Пусть каждый из вас думает не о собственном благе, а о благе других!»
(Флп. 2:3–4).
 Кроме того, слова «своекорыстие» и «тщеславие» — это греческие эрит-
хэа, ‘амбиции, себялюбие’, и кенодоксиа, ‘пустая похвальба’, например пре-
тенциозность. Его ближайшие родственные слова — филодоксия, ‘любовь
к похвале’, и филавтиа, ‘любовь к себе’. Павел с чувством пишет о том, что
противоположность «единомыслия» — это самолюбие, корыстные амби-
ции. Каждый хочет быть звездой, не желает договариваться, идет своим
путем. Этой болезнью страдают не только знаменитые люди, но также их
поклонники и почитатели. «Люди будут любить только себя и деньги, будут
хвастливы, заносчивы, грубы, непочтительны к родителям, неблагодарны,
в душе у них не будет ничего святого. Это будут люди бессердечные, безжа-
лостные, клеветники, несдержанные, жестокие, враги добра, предатели,
необузданные, чванливые, они будут любить удовольствия больше, чем
Бога» (2 Тим. 3:2–4). Очевидно, что это предупреждение адресовано
и людям из церкви: они «будут держаться внешней набожности, но отка-
жутся от ее внутреннего смысла» (3:5).
С точки зрения Павла, «вражда, раздор, ревность, гнев, раздражитель-
ность, распри, расколы, зависть» стоят в одном ряду с попойками, оргиями
и идолопоклонством — все это дела плоти (Гал. 5:19–21). Делам плоти про-
тивоположен плод Духа: «…любовь, радость, мир, стойкость, доброта, щед-
рость, верность, кротость, умение владеть собой. Нет такого закона, кото-
рый бы это осуждал». «Те, кто принадлежит Христу Иисусу, — добавляет
он, — распяли на кресте свою плотскую природу вместе с ее страстями и же-
ланиями. И раз мы живем Духом, отдадим себя под начало Духа! Так не
будем тщеславны, не будем друг друга раздражать, не будем друг другу за-
видовать!» (Гал. 5:22–26).
В английской Библии амбициозное стремление одобряется только еди-
ножды — в Рим. 15:20: «Я всегда старался проповедовать… об имени Хри-
ста». Но даже здесь слово филотимумэнон, переведенное как «старался»,
означает просто ‘сильное желание’. В начале послания Павел написал, что
«готов» (протхюмон) возвещать Евангелие (Рим. 1:15). В другом тексте он
использует тот же глагол, когда призывает к братской любви и «больше
всего стремиться (филотимейстхай) к тихой и мирной жизни. Пусть каж-
дый из вас занимается своим делом и зарабатывает на жизнь собственными
руками, как мы вам и раньше велели, чтобы и посторонние вас уважали,
и вы ни в чем не знали нужды» (1 Фес. 4:11–12). Весьма иронично, что Павел
поощряет стремление — даже амбициозное — заниматься своим делом
и выполнять свое призвание по жизни.
В Рим. 12 и 1 Кор. 12 Павел использует знакомую нам аналогию с телом,
чтобы описать церковь как систему взаимосвязанных и взаимозависимых
частей, главным элементом которой является Христос. В этом организме
каждый член играет важную роль, хотя она может выглядеть непочетной
и малопрестижной. Даже если артрит поразит один сустав мизинца, стра-
дать будет все тело. Рука работает не для себя, а для тела. У каждого члена
есть то, в чем нуждается весь организм. «Каждому дано проявление Духа
для общего блага» (1 Кор. 12:7). Апостол, перечислив некоторые из этих
даров, рассуждает так:
Если нога скажет: «Я не рука, я не принадлежу этому телу», разве от этого она пе-
рестанет быть частью тела?.. Если бы все тело состояло из одного глаза, как бы оно
слышало?.. Однако Бог поместил все органы в одном теле и каждому из них отвел
место по Своему усмотрению…
Глаз не может сказать руке: «Я в тебе не нуждаюсь». Или голова ногам: «Я в вас не
нуждаюсь». Напротив, те органы, которые кажутся наиболее слабыми в теле, ока-
зываются насущно необходимыми. А те органы, которые кажутся наименее «по-
чтенными», их-то мы и укутываем наиболее тщательно (1 Кор. 12:15–23).

Затем Павел делает вывод: «…для того чтобы в теле не было разногла-
сий, а все органы заботились друг о друге. И если страдает один орган,
плохо и всем остальным. Если в почете один орган, радуются этому и все
остальные» (1 Кор. 12:25–26).
Мы не каждый за себя, а все за одного и один за всех: Христос за нас,
и мы друг за друга. Может, у окружающих это не принято, но мы, когда брат
или сестра падает, не продолжаем бежать дальше, тем более не начинаем
унижать их, а поворачиваемся к ним и стараемся поднять. Если понадобит-
ся, дотащим человека до финиша. В преходящий век царствования греха
и смерти я не взваливал себе на плечи других людей и не позволял другим
тянуть меня. А в век грядущий я свободен: я могу нести их бремя и позво-
ляю нести мое (Гал. 6:2). Как пело мое поколение, «он не тяжелый — он мой
брат». «И прежде всего, — призывает Петр, — любите друг друга от всей
души, потому что любовь покрывает множество грехов» (1 Пет. 4:8). Петр
не говорит, что наши дела любви искупают грех. Отнюдь нет! Его мысль
удивительна: любовь скрывает недостатки других, а не выставляет их на по-
смешище.
Христиане должны быть самыми конфликтными людьми в мире. Гораз-
до проще быть мертвым для Бога и жить для себя. Но христиане должны
бороться со своими корыстными устремлениями, потому что они ожили для
Бога в Христе Иисусе, а живущий в них Дух включает свет и они могут уви-
деть свой грех. Ветхий Адам в нас думает, что мы сошли с ума. Думать о дру-
гих лучше, чем о себе, не принято в этом мире. Он убеждает, что следование
этому принципу превратит нас в неудачников. Любовь прекрасна в теории,
но как можно любить кого-то, не просчитав выгоды и издержки? Должен
быть баланс между индивидуальными интересами и общественными. Но
и личные, и общественные интересы проистекают из чистого эгоизма.
Однако Павел не разделяет мудрость века сего: он говорит, что тело Хри-
стово — это не добровольное объединение людей для удовлетворения моего
желания принадлежать к сообществу, а также не площадка для демонстра-
ции моих уникальных качеств. Тело Христа — это не сцена для моего вы-
ступления, а организм, в который я был внедрен Духом, чудом благодати.
Зависть питает постоянное недовольство. Корыстная амбициозность
и отвращение к себе, порождающее лень, отличаются только механизмом
воспроизводства этой зависти. Первая заставляет человека изо всех сил
стремиться занять место выше, чем определено его даром, а второе — оби-
девшись, бездействовать в церковном организме. «Палец ноги», стремя-
щийся к «более высокому» статусу руки или даже головы, не желает при-
знать, что Бог одарил его определенным призванием и подготовил к нему.
Недовольство, приправленное завистью и обидой, не позволяет человеку
занять то место, где он сможет выполнять свою важную для всего организ-
ма функцию.
Если вложить в понятие амбициозного самолюбия библейский смысл,
проявится его безумие: получается, что мы берем Божий дар благочестиво-
го устремления и превращаем его в орудие корысти. «В конечном итоге мы
сами взяли амбиции в заложники, — замечает Дэйв Харви, — и мы готовы
направить Богом данную способность стремиться к чему угодно для нас
привлекательному. Из-за этого правильные мечты погибают»56. Амбициоз-
ность — это тщетное устремление, потому что никто из нас «не властелин
своей судьбы, не капитан своей души». Мы никогда не будем полностью со-
ответствовать своему профилю в Facebook, никогда не оправдаем всех ожи-
даний, которые возлагают на нас окружающие. Когда мы пытаемся освобо-
диться от уз, страдает все тело. Как мы уже видели, особенно из наставле-
ний Павла, амбициозное себялюбие ведет к соперничеству, разделениям,
порождает ревность, зависть и даже вызывает приступы ярости. Амбициоз-
ность заставляет нас сражаться за корону. Борясь за нее, мы разрываем тело
Христа, разрушаем семью, рабочий коллектив, свое сообщество.

Растопленный воск на крыльях, или как порок стал

добродетелью

Всего за пару десятилетий до рождения Христа римский поэт Овидий по-

пуляризировал трагическую историю Икара. Главный инженер и мастер
Дедал впал в немилость своего правителя, короля Мидоса, и тот запер его
в лабиринте, который сам же Дедал построил для врагов короля. В этом ла-
биринте оказался и сын Дедала, Икар. Но Дедал придумал сделать крылья
из перьев и воска — с их помощью отцу и сыну удалось взлететь. Паря над
островами и рыбацкими лодками, они наслаждались не только своим осво-
бождением, но и свободой неба. Однако Икару этого показалось мало — он
захотел вознестись к самому солнцу. Овидий так рассказывает о гибели
мальчика:
Начал тут отрок Икар
веселиться отважным полетом,
От вожака отлетел;
стремлением к небу влекомый,
Выше все правит свой путь.
Он стал подниматься ближе к солнцу,
солнечный жар ударил ему в спину,
и благовонный воск,
соединявший крылья с телом, расплавился.
Он тщетно пытался махать голыми руками:
Приняты были уста,
что отца призывали на помощь,
Морем лазурным,
с тех пор от него получившим названье.
В горе отец — уже не отец! — повторяет:
«Икар мой! Где ты, Икар? — говорит. —
В каком я найду тебя крае?»
Все повторял он: «Икар!» —
но перья увидел на водах;
Проклял искусство свое,
погребенью сыновнее тело
Предал, и оный предел сохранил
погребенного имя57.

Недавно было опубликовано исследование Уильяма Кейси Кинга, в кото-

ром автор прослеживает процесс трансформации «амбициозности» из по-
рока в добродетель58. Со времен античности амбициозное себялюбие ассо-
циировалось с гордыней, а христианские мыслители подчеркивали, что
сила его разрушительна. Амвросий, епископ миланский, в IV веке называл
амбициозность «притаившейся чумой»59. Августин писал о libido
dominandi — страстном желании доминировать, которое возникло из-за
того, что дарованная Богом способность к правильному управлению была
испорчена. Фома Аквинский без обиняков сказал, что амбиции есть грех.
Протестантские реформаторы разделяли такую точку зрения. Они много
писали и проповедовали об амбициозном себялюбии. Они считали, что оно
присутствует в папстве, в радикальных сектах, которые хотели все перевер-
нуть с ног на голову, в формирующемся классе купцов, в возникающих на-
циональных правительствах. Также они сетовали, что оно агрессивно про-
никает в их собственную среду.
В своей «Анатомии мира» (1611) поэт и проповедник Джон Донн писал,
что на горизонте уже виднеются тучи и «новая философия все подвергнет
сомнению»:
Все — из частиц, а целого — не стало,
Лукавство меж людьми возобладало,
Распались связи, преданы забвенью
Отец и Сын, Власть и Повиновенье.
И каждый думает: «Я Феникс-птица»,
От всех других желая отвратиться:
Вот признаки теперешних времен!..60

Кинг находит множество упоминаний амбициозного себялюбия в приме-

чаниях к Женевской Библии — последние сильно повлияли на творчество
Шекспира, Мильтона и Марло. Кстати, Мильтон и Марло также упоминали
миф об Икаре. Амбициозный отрицательный герой — это Макбет у Шекспи-
ра, Люцифер у Мильтона, доктор Фауст у Марло.
Шекспир дает свое собственное определение амбициям Гамлета: «А сны
приходят из честолюбия. Честолюбец живет несуществующим. Он питается
тем, что возомнит о себе и себе припишет. Он тень своих снов, отражение
своих выдумок… Вы видите, как невесомо и бесплотно честолюбие. Оно
даже и не тень вещи, а всего лишь тень тени»61. Нам же ближе интерпрета-
ция Шекспира Ницше (он был убежден, что именно так думал Шекспир):
Тот, кто действительно одержим неистовыми амбициями, с радостью созерцает
этот образ; и если герой погибает от своей страсти, это как раз самая острая пер-
чинка в горячем глотке радости. Мог ли поэт думать иначе? Как по-царски, совсем
не как изгой, этот амбициозный человек идет своим путем, совершив свое великое
преступление!62

Такая надуманная новая интерпретация Ницше стала роковым знаком

сдвига в отношении культуры к этому пороку.
Опираясь на Рим. 12 и 1 Кор. 12, реформатские проповедники учили, что
ограничения полезны как для нас самих, так и для других. Они призывали
стремиться к совершенству и давали возможность обучаться грамотности
и образовываться — раньше доступ к обучению был закрыт для многих,
включая женщин. Появилась новая возможность улучшить свою долю. При
этом реформаторы не поощряли быть «блуждающими звездами» — так
Кальвин часто называл неугомонных людей, которые всегда были недо-
вольны своим призванием и жизнью.
 Своим провидением Бог определил каждому из нас особые дары, склон-
ности, таланты и возможности. Мы ограничены. Мы не можем построить
будущее таким, каким мы его себе нарисовали, и не способны стать теми,
кем хотим. И все эти ограничения даны нам для нашего же блага и блага
окружающих. Имеющиеся у нас дары и возможности нужно использовать
не только для личного продвижения, но и для блага других людей. По этой
причине мы все нужны друг другу. Для всеобщего благополучия обществу
необходимы люди с самыми разными призваниями. Пораньте мизинец —
и будет болеть все тело: так же и в церкви. Священство всех верующих не
означало, что каждый верующий может быть пастором в церкви. Для гар-
моничного существования и роста тела должен быть определенный поря-
док.
Когда такой подход к благочестию устанавливается, приходит понима-
ние, что разнообразие жизненных позиций — это позитивное явление, ему
надо радоваться, а не бороться с ним. Большинство строф детского гимна
«Все ярко и красиво» возвеличивают Бога за то, что Он создал такое огром-
ное разнообразие цветов, растений, климатических условий и рельефов. Ко-
гда-то в нем была и такая строфа:
Кого высокородным, а кого простым —
Создал Господь такими нас.
Богатому Он замок подарил,
А бедного за подаянием послал63.

Сегодня практически везде эти строки убрали из гимна, потому что они
противоречат идее о равенстве. Но ведь бедняки, просящие подаяния, по-
прежнему есть. Что мы хотим сказать бедным братьям и сестрам, избавля-
ясь от этих слов? Что их существование позорно? Что они неудачники, пото-
му что не смогли ничего добиться? Что они жертвы угнетения? Или все же
они живут своей счастливой жизнью и активно делятся имуществом в своем
социальном кругу? Думаем ли мы, что социальный статус человека опреде-
ляет его место в теле Христовом? Что дары и призвание бедных людей низ-
косортны и не могут восполнить то, чего нам недостает?
Наше призвание — быть детьми, студентами и друзьями; а также супру-
гами и родителями, работодателями и работниками, соседями и граждана-
ми. Мы также призваны быть членами тела Христа, существующего в виде
поместной церкви. Все эти призвания, безусловно, держат нас в определен-
ных границах. Кто станет отрицать, что быть женатым и иметь детей — зна-
чит быть «связанным»?
Мы все хотим жить для себя и в то же время мечтаем, чтобы о нас забо-
тились, хотим обладать властью и не нести ответственности, хотим получать
подарки, но не дарить. В этом нет ничего нового, так было всегда. Новое за-
ключается в том, что сегодня совершенная любовь к себе все чаще рассмат-
ривается не как зло, в котором нужно раскаяться, а как основное право че-
ловека.
Дворникам или садовникам, которые довольны и по-настоящему счаст-
ливы, рекомендуют перестать быть довольными и стать неугомонными. Го-
ворят, нужно устремляться к звездам. Каждый должен хотеть выбиться из
грязи в князи. А если ты ценишь соседа за его низкую роль в теле граждан-
ского сообщества или в теле Христа или сомневаешься в том, что он должен
стремиться к большему, значит, ты высокомерный. Тогда хочу спросить:
может быть, признавать ценность каждого человека и его значимость в об-
ществе и в теле Христа — это тоже высокомерно?
 Демократия открыла двери для новых возможностей, но при этом она
создала новый вид элитарности, основанный не на унаследованном соци-
альном положении, а на том, что люди «сделали сами себя». В некотором
смысле такая элитарность даже более высокомерна, чем элитарность ари-
стократического феодализма: у феодальных элит, по крайней мере, было
чувство долга совершать добрые дела — у высокородных перед простолюди-
нами были обязательства, как и у простолюдинов перед высокородными.
Как высокая температура иногда вызывает бред, так и высокое мнение
о себе выводит человека из этого круговорота «дать-получить».
Интересно, что в ранних реформатских и пуританских книгах в адрес
правителей и влиятельных людей нового времени, включая нуворишей
и политиков, звучит множество предупреждений и предостережений. Коро-
ли постоянно слушали проповеди, которые напоминали им, что они полу-
чили свое призвание по Божьему провидению для общего блага, а не для
личного обогащения или властвования и что Бог не только возвышает, но
и низвергает власть имущих.
По милости Фрэнсиса Бэкона, начиная с XVII века амбициозность и се-
бялюбие стали восприниматься не как грех, который нужно исповедать,
а как неизбежная страсть человека, которую необходимо направить в соци-
ально конструктивное русло. Амбициозность по-прежнему считалась поро-
ком, но скорее болезнью, чем грехом. Что нужно делать, чтобы побороть бо-
лезнь? Ввести антитела против инфекции, чтобы побить противника его же
оружием. Бэкон писал, что, когда в Лондоне свирепствовала чума, у него
была готовая аналогия: иногда яд, принятый в правильном количестве, яв-
ляется единственно возможным противоядием64. Как написал Джеймс Мэ-
дисон в 51-й статье «Записок федералиста», «амбиции должно развить для
противодействия амбициям»65.
Конечно же, первооткрыватели и колонизаторы покоряли новые земли
в том числе и с благородными мотивами, но уже тогда у них появилось
представление о том, что амбиции можно «одомашнить», использовать
и для личного блага. Можно добиваться чего-то великого «для Бога и стра-
ны» и при этом, действуя быстро и уверенно, снискать себе славу и разбога-
теть.
Сегодня подход тех первооткрывателей, колонизаторов и ученых переня-
ли и обычные люди. Каждый человек должен оторваться от стада и, как фе-
никс, восстать из пепла. Генерал Джордж Паттон весьма проникновенно
выразил суть честолюбия: «Я не боюсь поражения. Переживаю только
о том, чтобы не снизил обороты тот мотор, который работает внутри меня
и постоянно повторяет: „Не останавливайся, кто-то же должен быть пер-
вым, почему не ты?“» Посмотрите телевизор, например реалити-шоу «Кан-
дидат», «Подиум», «Битва шефов», «Последний герой». Из всех них проис-
текает очевидный урок — делай все, чтобы быть первым.
Нацеленность на достижения сделала Америку страной возможностей.
И все же за это тоже приходится платить. Сегодня личные достижения
стали самоцелью. Такой подход предполагает, что возможности безгранич-
ны, ресурсы бесконечны, ограничения личного выбора по сути являются
злом, а каждый должен поступить в университет, чтобы стать успешным
бизнесменом, инженером, юристом, врачом или профессионалом в любой
другой области. Когда этот подход стал нормой, успех в таком понимании
стал ожидаемым. Превратившаяся из порока в добродетель амбициозность
стимулировалась наградой, которая присуждается отличникам. Но сегодня
каждый ребенок получает награду только за то, что он есть. Мы все стали
особенными. Каждый американец имеет право на все самое лучшее. По
иронии судьбы, демократизация амбициозности уничтожает подлинные
различия и совершенство. Тех, кто не достиг славы американской мечты,
ждет трагичная судьба Икара.
Амбиции — это главный источник внутреннего конфликта, который воз-
никает между нами и обществом и особенно ярко проявляется в нас в моло-
дом возрасте. «Амбиции толкают людей вперед, а отношения и сообщество
ограничивают и сдерживают», — пишет Эмили Эсфахани Смит. В своей ста-
тье «Что важнее?», опубликованной в The Atlantic, она утверждает, что «от-
ношения важнее реализации амбиций: в жизни есть более значительные
вещи, чем уехать из дома»66.
Понятно, почему Фридрих Ницше, современный пропагандист волюнта-
ризма, считал христианство тормозом благородных амбиций. Он был убеж-
ден, что крест является символом религиозной посвященности посред-
ственному, он оправдывает пассивность, а также подчинение власти и стад-
ному инстинкту. «Этот Бог выродился в подпорку для слабых, он бог для
бедных, грешников, больных». Несчастный немец «сделался „грешником“,
он сидел в клетке, его заперли в круг сплошных ужасных понятий… И вот
он… полон подозрений ко всему, что было еще сильным и счастливым. Сло-
вом, „христианин“»67. «Никакой бог не умер за наши грехи; никакого спасе-
ния в вере; никакого воскрешения после смерти — это все подлоги и фаль-
сификации „истинного“ христианства, ответственность за которые следует
возложить на неисправимого упрямца Павла»68.
Ницше не сумел разобраться в тонкостях вопроса — на самом деле он вы-
ступал не против христианства, а против удушающего морализма буржуаз-
ного либерального пиетизма. Он не смог услышать жизнеутверждающее,
всеобъемлющее послание библейской веры. Он не понял, что смерть Христа
была не каким-то символом, а уникальным историческим деянием, совер-
шенным для спасения человечества. Он не уловил, что Иисус никогда не со-
глашался на власть. Как это ни парадоксально, когда Его ученики спорили
о своем месте в царстве (Лк. 22:24–30), а амбиции Петра были пресечены
в зародыше предсказанием о его предательстве (22:31–34), Иисус, обладав-
ший на самом деле всей властью, заявил им, что Он намеренно идет на
неминуемую смерть: «Говорю вам, то, что сказано в Писаниях обо Мне:
„К преступникам был причислен“, должно исполниться» (22:37;
ср. Мк. 10:45; Ин. 15:12–13). И даже после этого они сказали: «Господь, вот
здесь два меча!.. „Довольно!“ — ответил Он» (22:38).
Еще раньше Иисус сказал толпе, что отдаст Свою жизнь. «Никто Моей
жизни не отнимает, Я ее отдаю добровольно. В Моей власти ее отдать,
в Моей власти ее получить обратно». Но даже здесь Он ведет себя совсем не
так, как, по мнению Ницше, должен вести себя «сверхчеловек»: «Ведь так
повелел Мне Отец» (Ин. 10:17–18). «Ты что, не знаешь, что в моей власти
отпустить Тебя и в моей власти распять Тебя на кресте?» — спросил Пилат
Иисуса на суде. «Никакой власти надо Мной ты не имел бы, — ответил
Иисус, — если бы не было дано тебе свыше» (19:10–11). Иисус поступает так,
потому что послушен Своему Отцу и любит нас. Он единственный чело-
век — единственный в истории, — кто мог бы на самом деле покорить себе
весь мир. Он мог бы испепелить Пилата и весь его двор одним словом. Нет,
Он ни в каком смысле не был беспомощной жертвой. Напротив, Он принес
с собой новую силу — силу прощения, любви и милосердия. Она появилась
в этом мире себялюбивых богов, живущих в разочаровании и пустоте. По-
страдав на кресте, Он воскрес победителем и взошел на престол всей власти
на небе и на земле, взяв с собой освобожденных пленников в качестве Своей
свиты.
 Мало того, мы распяты с Христом только для того, чтобы воскреснуть
с Ним для новой жизни. Крест не уничтожил Иисуса, поэтому он не сможет
уничтожить и нас.
Для Ницше, как и для многих на Западе, власть и амбиции — это синони-
мы. Это очень упрощенный подход, и тех, кто его разделяет, можно только
пожалеть. Они ничего не знают о силе любви, прощения, заботы и самопо-
жертвования. Поэтому, даже после того, как мы исправили неверное пони-
мание, суть агрессивной критики Ницше остается в силе для любого челове-
ка, который начищает до блеска идола амбиций в храме самого себя.

Смерть и воскресение, а не макияж

Мне кажется, очевидно, что в Библии амбициозность, как правило, при-

суща плохим людям. Она испортила Люцифера, который первоначально
был ангелом света при царском дворе Бога; этот яд наполнил сердце Адама
высокомерием и гордыней; одна тщеславная затея окончилась возведением
вавилонской башни. Эгоистичные амбиции — это себялюбие, желание до-
лететь до неба в одиночку, без Бога и сообщества ближних.
На основании Писания можно сделать вывод, что страсть может быть
как благочестивой, так и безбожной, но амбициозное себялюбие невозмож-
но направить в правильное русло и использовать с благородной целью. Ам-
бициозное себялюбие — это корень грешного «я», которое должно умереть
и воскреснуть, но уже с новой личностью, новым именем, новой надеждой
и новым способом существования — жизнью не в себе, а в Христе.
Проблема даже не в том, что иудео-христианская культура искажается
под влиянием мирских ценностей. Собственно, мы ничего хорошего от
мира ожидать не можем — даже если он дружелюбно относится к церкви.
Настоящая трагедия заключается в том, что в некотором смысле церковь
сама, пусть и непреднамеренно, простимулировала произошедшие измене-
ния. Амбициозность мореплавателей и имперских церквей в прошлом мас-
кировалась благочестивой риторикой: «Мы действуем во славу Божью
и ради расширения Его царства».
Сегодня, когда человека призывают стать духовным супергероем, часто
апеллируют к его амбициозности, пусть и в прежнем понимании этого
слова (ранее оно означало желание превзойти остальных). Такая тенденция
проявляется, например, тогда, когда мы пытаемся превратить в икону «зна-
менитого человека, познавшего Господа». Представьте, что на встречу груп-
пы молодежи пришел не футболист, бывшая звезда НФЛ, а семейная пара,
прожившая вместе сорок пять лет, и эти старики стали честно рассказывать
о взлетах и падениях совместного взросления в Христе? Как бы народ отре-
агировал? О чем интереснее слушать: об «обычных» примерах смиренного
и верного служения или о мирских историях успеха?
К сожалению, даже Библию нас учат читать как рассказы о героях, кото-
рым нужно подражать. Моисей — образец лидера, Иисус Навин — идеаль-
ный воин; «осмелься быть Даниилом» — призывает старая песня. А потом
испытываешь странное чувство, когда читаешь и понимаешь, что Авраам,
Ной, Моисей, Давид и все остальные были обычными грешниками, как
и все мы, — просто у них было особое призвание. Они не соответствовали
ему, но Бог был верен. Им тоже нужен был Спаситель — и это главная сю-
жетная линия в Писании. Из-за своего амбициозного себялюбия мы не за-
мечаем главного героя и не понимаем главного смысла всей истории.
Эйден Тозер писал об этой проблеме так:
 Новая версия креста не убивает грешника, а направляет его в другую сторону.
В ней крест призван помочь человеку вести более нравственно чистую и приятную
жизнь, сохранить свое уважение к самому себе. Людям, пытающимся самоутвер-
диться, он адресует послание «приди ко мне и утвердись». Эгоисту — «приди и хва-
лись Господом». Искателю острых ощущений — «приходи и испытай остроту хри-
стианского общения». Христианскую весть привели в соответствие с нынешней
модой, чтобы публика смогла принять ее69.

Амбиции остаются амбициями, как их ни упаковывай. Некоторые совре-

менные лидеры называют себя апостолами, основоположниками, пионера-
ми с уникальными дарами. При этом они, отвергая все сдержки и противо-
весы старых, проверенных временем форм управления, заканчивают тем,
что сами восходят на трон.
Слова мы употребляем те же, а вот их смысл поменялся, потому что вся
система координат секуляризировалась. Библейское послание — это призыв
пойти на крест и, умерев для себя, воскреснуть в Христе, а новое послание —
это обращенный к старому Адаму призыв улучшить свое «я», воспользовав-
шись новыми способностями, которые помогут более легко реализовывать
свой собственный жизненный проект. Новая проповедь Евангелия имеет
целью заключить договор с грешником, а не объявить Божий суд над ним
и благую весть о завете благодати. Таким образом, церковь превращается
в поставщика еще одного вида услуг, она подстраивается под желания по-
требителей, просто сохраняя иллюзию самовсевластия, ведущего к смерти.
Этот краткий обзор сделан для того, чтобы напомнить: наш образ жизни
формируется под воздействием наших убеждений, а наши убеждения,
в свою очередь, формируются под воздействием представлений, которые
циркулируют в обществе, эволюционируя со временем, и определяют, что
хорошо, истинно, красиво70. Каждому приходится принять принципиальное
решение, в какую историю он верит.
Даже то хорошее, что в нас есть, можно испортить, если зациклиться на
себе. Именно поэтому мы должны умереть. Мы знаем, что в истинной вер-
сии истории, Евангелии, все мы умираем и воскресаем, становясь живым
членом нового творения — оправданным, усыновленным, воскресшим
с Христом и усевшимся на небесах рядом с Ним (Еф. 2:6–7). Мы забываем,
что в поисках счастья счастья не найти; успех не приходит к стремящемуся
к успеху; любить больше не будешь, стараясь больше любить. Нам нужен
кто-то вне нас, кого бы мы могли любить и желать, кому могли бы доверять.
Мы не можем выбирать себе идентичность. Нет супермаркета неограничен-
ных возможностей, где можно было бы прикупить себе понравившуюся
природу. Это сказка, которую мы все твердим себе, поднимаясь на восковых
крыльях к солнцу.

Для закрепления

15. Как Писание определяет и оценивает амбициозность? Какие черты характе-

ра подпитывают этот порок?
16. Как развивался миф об Икаре в истории? Как раньше христиане реагирова-
ли на него?
17. Помогает ли амбициозность достигать добра? Что имеется в виду, когда го-
ворится, что нам нужно умереть, а не просто немного подкорректировать
себя, чуть-чуть подкраситься?
 Глава 6. Живем как проповедуем: больше никаких
суперапостолов

Соединенные Штаты как государство возникли в результате восстания про-

тив королевской тирании. На колониальных флагах красовались лозунги
типа «не наступайте на меня» и «мы здесь не служим монархам». Альтерна-
тивной формой государственного устройства стала не анархия, а конститу-
ционная республика — предполагалось, что государство будет управляться
законами, а не людьми. И все же протест против земных правителей создал
религию самодостаточности перед Богом. Обычный человек, став гражда-
нином, перестал быть пешкой в игре королевских и аристократических ам-
биций, он получил возможность реализовывать свои собственные амбиции
до тех пор, пока они не пересекались с амбициями других.
История американской независимости — захватывающая глава в исто-
рии наций. Однако христиане понимают, что принцип реализации корыст-
ных амбиций, замаскированных под право на свободу, в большой мере был
воспринят церковью, что весьма прискорбно. Ведь мы все еще служим госу-
дарю и монарху — Царю царей. Это Он избавил нас от врагов ценой соб-
ственной крови, это Он вручил нам Свою конституцию через Своих апосто-
лов. Он продолжает править через служителей, старейшин и дьяконов,
пусть и небезгрешных. Он господствует, чтобы спасать, и Он спасает, чтобы
господствовать. Если мы живем так, словно Царя нет и каждый волен де-
лать то, что правильно в его собственных глазах, — мы не живем в церкви,
основанной Христом.
Демократическое представление о церкви — это бунт, бунт против Бога
и его Мессии. Американские колонисты провозгласили независимость, от-
стояли ее: была создана конституция для нации «из народа, народом для
народа». Однако Бог создал нас зависимыми носителями Его образа, сам
избавил нас от смерти и ада и поэтому имеет исключительное право само-
стоятельно определять конституцию для Своего святого народа.
Как мы видели в предыдущей главе, наши амбиции развязывают войну
всех против всех, в ходе которой каждый из нас становится маленьким им-
ператором. Если нас никто не контролирует, мы никому не подчиняемся.
Мы сами выбираем, во что верить, как жить, сами определяем, какая цер-
ковь хорошая. Но поскольку не все добиваются одинакового успеха в реали-
зации своих амбиций, а сливки неизбежно скапливаются сверху, те, у кого
лучше всего получается влиять на наш выбор (и манипулировать им), фак-
тически становятся нашими правителями. Или нами правит Царь-слуга при
помощи им же определенных инструментов, конституции и служителей,
или мы находимся во власти деспотов-самозванцев, заправляющих нами по
своей прихоти.
Между этими двумя альтернативами находится весь широкий спектр ре-
альной жизни церкви.

Павел и суперапостолы

Нас уже не удивляет, что проповедники процветания то и дело попадают

в разные скандалы, а апостолы самоуважения начинают слишком сильно
любить самих себя. Настоящая беда в том, что честолюбие и даже корысто-
любие, нашедшие себе более благочестивые названия, не вызывают боль-
шого неприятия в традиционных церквях.
Может быть, нам станет немного легче при мысли, что подобная пробле-
ма была не только у нас. Эта болезнь проникла и в среду учеников:
Среди учеников возник спор, кто из них должен считаться главнейшим. Но Иисус
сказал им: «Цари у язычников господствуют над своими подданными, и правители
их называют себя благодетелями. У вас же пусть будет не так! Пусть старший среди
вас ведет себя как младший, а главный — как слуга. Ведь кто больше? Тот, кто
сидит за столом, или тот, кто ему прислуживает? Не тот ли, кто за столом?! Но вот
Я среди вас как слуга!» (Лк. 22:24–27).

Иисус говорит, что амбиции не помогут занять престолы в Его царстве,

но «Я дарую вам Царство, которое Мне даровал Мой Отец. Вы будете есть
и пить за Моим столом в Моем Царстве и будете восседать на престолах,
правя двенадцатью племенами Израиля» (Лк. 22:29–30). А Павел утвер-
ждает, что каждому верующему Духом были даны различные духовные
дары — все по благодати (Еф. 4:7).
Даже в апостольский период вокруг популярных учителей возникали
группировки, и это было опасно. Разногласия и разделения по доктриналь-
ным вопросам неприятны, но часто необходимы (1 Кор. 11:19). Однако боль-
шинство разделений — и тогда, и после — провоцируются амбициозными
людьми: они сеют раздор, чтобы привлечь к себе учеников (Рим. 16:17;
1 Кор. 1:10; Тит. 3:10; Иуд. 19).
Эта проблема была даже в церквях, основанных Павлом. В них были
люди, которые сначала с радостью приняли его евангельское послание,
а потом им наскучила его простота. Наверняка должно быть что-то еще, ду-
мали они. И вот тут на сцену вышли суперапостолы. Эти люди, умевшие го-
ворить красиво и убедительно, утверждали, что знают тайны, намного более
великие, чем те, что раскрыли апостолы, особенно Павел. Только посмотри-
те на этого Павла, говорили они. Слабый, непривлекательный, говорить не
умеет — какой из него божественный посланник?! Как же легко отвлечь
людей от простоты Евангелия изысканными речами!
Ведь если кто-то приходит и возвещает вам иного Иисуса — которого мы не возве-
щали; иного Духа — которого вы не принимали; иную Весть — которую вы не полу-
чали, — вы прекрасно это терпите! Я считаю, что ни в чем не уступаю этим самым
что ни на есть сверхапостолам! Может, я не мастер говорить, но, что касается зна-
ния, тут другое дело. Это мы вам доказывали не раз — и всеми возможными спосо-
бами (2 Кор. 11:4–6).

И все же Павел продолжает нести свое послание и исполнять свою мис-

сию:
А я и дальше буду делать то, что делал. Я не дам повода людям, ищущим такого по-
вода, хвалиться, что они делают Божье дело точно так же, как мы. Ведь эти лжеа-
постолы, эти бесчестные якобы «труженики» только подделываются под апосто-
лов Христа (2 Кор. 11:12–13).

Апостол язычников знал, что ему не станут подражать по той причине,

что у него есть харизма, лидерские качества и творческие стратегии. Более
высокие баллы на этом экзамене получили суперапостолы, потому что они
были одарены от природы и умели рекламировать себя. «Ведь мы не самих
себя возвещаем, а Иисуса Христа как Господа, а себя — лишь как ваших слуг
ради Иисуса… Мы же всего лишь глиняные сосуды, в которых хранится
такое сокровище. Поэтому очевидно, что эта безмерная сила исходит от
Бога, а не от нас» (2 Кор. 4:5, 7). Тут главное послание, а не посланник.
Поэтому Павел призывает коринфян: «Подражайте мне, как я подражаю
Христу» (1 Кор. 11:1). Но настоящие герои — люди, на которых мы должны
равняться, например Павел, — изначально не намеревались стать героями.
Павел был убежден, что даже апостолы являются просто свидетелями Хри-
ста, созидающего Свою церковь. «Что такое Аполлос? Что такое Павел?
Всего лишь слуги, благодаря которым вы пришли к вере» (1 Кор. 3:5). Нам
нужно больше обычных служителей, которые не только говорят о себе, как
Павел, но и живут с таким отношением к себе.
В Первом послании Тимофею апостол прослеживает весьма любопыт-
ную связь между лжеучениями и нечестивыми амбициями. Сначала,
в главе 5, он дает указания о том, какими должны быть порядок и дисци-
плина в церкви, какие обязанности лежат на ее членах. Затем, в главе 6, он
призывает каждого человека с довольством следовать своему призванию
в обществе и в церкви:
Вот чему тебе надо учить и что внушать! Если кто-то учит другому и отступает от
здравых слов Господа нашего Иисуса Христа и учения, согласного с подлинным
богопочитанием, тот весь раздут от зазнайства, но он ничего не знает. У такого че-
ловека болезненная страсть к словесным схваткам и спорам, которые рождают
только зависть, раздор, брань, низкие подозрения, бесконечные препирательства
людей безмозглых и забывших истину. Они смотрят на религию как на источник
дохода (1 Тим. 6:2б–5).

Стороны противопоставления понятны. Правильный церковный поря-

док противоположен самоназначившемуся учителю, который собирает во-
круг себя поклонников и их чековые книжки. Церковь, которую строит Хри-
стос и в которой Тимофей призван служить, имеет сдержки и противовесы.
Это не «церковь Тимофея» и не «служение Тимофея» — это церковь Христа,
построенная на основании, заложенном апостолами.
Павел подчеркивает: «Получил я ее [Радостную весть] не от людей, и не
люди меня ей научили, а Иисус Христос, который мне ее открыл»
(Гал. 1:12). И, поделившись этим откровением, он добавляет: «И тогда я ни
к кому из людей не обратился за советом, даже не пошел в Иерусалим к тем,
которые стали апостолами до меня, а ушел в Аравию, а потом вернулся об-
ратно в Дамаск. Только спустя три года я пришел в Иерусалим, чтобы встре-
титься с Кифой, и пробыл у него две недели» (Гал. 1:16–18). В конце концов
все апостолы признали, что этот человек, когда-то гнавший людей, облада-
ет таким же статусом, как и они, хотя он и был призван непосредственно
Иисусом.
Однако призвание Павла качественно отличается от призвания Тимо-
фея: это видно на контрасте между отрывком из Гал. 1 и наставлением, ко-
торое он дает своему ученику. Павел говорит Тимофею, что задача послед-
него — просто передать другим то, что он получил от апостола, сохранить
депозит, а не увеличить его и тому же самому научить других людей, кото-
рые продолжат его служение. Суперапостолы хвастались «высшим знани-
ем» (гносис), не таким, как у апостолов, они хотели изобрести Евангелие,
более «актуальное» для греков. Но Павел предупреждает: «Тимофей, храни
все, что тебе доверено. Избегай безбожной болтовни и споров относительно
того, что люди ложно называют „знанием“. Заявляя, что они обладают им,
некоторые уже сбились с пути веры» (1 Тим. 6:20–21). Тимофей, в отличие
от апостолов, призван не непосредственно Иисусом Христом, а через служе-
ние церкви. Он подотчетен пресвитерии, или совету старейшин, которые
рукоположили его (1 Тим. 4:14). Тимофей не апостол: он служит в авангарде
обычного служения, пришедшего на смену особенному служению апосто-
лов.
Давайте еще раз обратим внимание на различия между суперапостолами
и Тимофеем. Суперапостол — это самоназначившаяся «блуждающая звез-
да», он собирает вокруг себя почитателей, жаждущих услышать последние
новинки, особенно если они тешат их самолюбие (2 Тим. 3:1–9). Он выходит
за рамки своей компетенции, выдвигая новые теории, вызывающие споры
и соперничество. Он рекламирует себя повсюду, увлекая за собой несчаст-
ных жертв в амбициозное путешествие к солнцу.
А с другой стороны есть Тимофей: он обычный служитель, подотчетный
старейшинам; в его задачу входит «хранить все доброе, что было доверено»
ему (2 Тим. 1:14) и «вести достойную битву веры» (1 Тим. 6:12) со «стойко-
стью» (6:11). Церковь апостольская не потому, что в ней всегда есть люди,
несущие апостольское служение, а потому, что она провозглашает учение
апостолов и поддерживает порядок, установленный апостолами. Дело не
в том, обладал ли Тимофей удивительной харизмой, лидерскими качества-
ми, сногсшибательными преподавательскими способностями. На самом
деле чем больше он попытается выделиться, тем больший раскол внесет
в церковь. Его призвание — остаться верным тем обещаниям, которые он
давал при рукоположении, не скрещивая пальцев за спиной, — достойное
исповедание веры перед многочисленными свидетелями (1 Тим. 6:12).
Нужно довольствоваться обычными средствами благодати, которые, по за-
мыслу Бога, действуют через церковь, и не поддаваться неосознанным же-
ланиям, юношеским похотям и корыстным амбициям, говорит Павел. Этим
наставлением Тимофею он подчеркивает разницу между двумя подходами.
Какой же вывод можно сделать из всего этого? Что эти наставления
Павла значат для нас? Я думаю, они означают, что церковь отчаянно нуж-
дается в Тимофеях и намного меньше — в потенциальных Павлах. Нужно
перестать отождествлять общины с «церковью того-то», с одаренными ора-
торами и харизматическими лидерами. Я как-то услышал, как помощник
служителя в известной церкви рассказывал, что вся его миссия состоит
в том, чтобы «защищать служение пастора Н.». Может показаться, что он
таким образом проявил свою скромность, хотя на самом деле говорить, что
церковь и ее служение принадлежит кому бы то ни было, кроме Иисуса
Христа, — это высокомерие.
Даже в реформатской церкви, к которой я принадлежу, периодически
возникают группировки вокруг отдельных учителей; иногда начинается по-
пуляризация какого-нибудь знаменитого автора прошлого с целью проти-
вопоставить его живым пасторам и пресвитерам, которые учат нас и надзи-
рают за нами; многие предпочитают богословские конференции и интер-
нет-ресурсы (да, даже радио «Трактир „Белая лошадь“») обычным, ежене-
дельным наставлениям в Слове Божьем.
Другие продвигают «служение по типу Моисея». Эта модель возникла
как протест против формализованных церковных структур и должностей
(даже против практики членства), но, как показывает жизнь, группы, ее
применяющие, в конечном итоге выстраивают почти папскую иерархию.
Есть и такие направления, где лидер воспринимается как апостол — любую
его внутреннюю критику пресекают словами: «Не троньте помазанника
Господа». Возможно, некоторые из этих учителей близки Павлу по содер-
жанию своей проповеди, но их служение очень сильно напоминает служе-
ние суперапостолов.
Во всех этих моделях отсутствует один важный элемент: в них нет пони-
мания того, что между особым служением апостолов и обычным служени-
ем их последователей имеется качественное различие. Сегодня нет живых
пророков или апостолов ни в Риме, ни в Техасе, ни в Калифорнии — нигде.
Апостолы и пророки своим особым служением заложили фундамент
(1 Кор. 3:10–11; Еф. 2:20), на котором обычные служители строят церковь
(1 Кор. 3:12–15; Еф. 4:11–14).
Можно привести множество исторических примеров, подтверждающих,
что люди, которых мы считаем героями (например, Павел), к этому героиз-
му совсем не стремились. Они достигли успеха, потому что привязывали
людей к Христу, а не к себе. Вопреки всем ожиданиям, ими двигала глав-
ным образом забота о жизненных потребностях других людей. Они не дума-
ли о заголовках — они переживали о людях, с которыми сталкивались. Все
их достижения стали результатом бесчисленного количества решений
и действий, которые нам кажутся слишком обычными и неинтересными.
Если бы эти люди постоянно делали что-то новое и стремились к успеху
ради успеха, они никогда бы не стали теми, кем стали по Божьей милости.
Мы, все остальные, — это люди, о которых никто никогда не услышит, не
прочтет в газетах или в анналах церковной истории. Мы мало знаем о Ти-
мофее и совсем ничего не знаем о большинстве верных пасторов, которые
передавали эту священную эстафету из поколения в поколение. Тем не
менее даже сегодня многие из таких пасторов и старейшин продолжают де-
лать повседневные дела — обычные, но очень важные для тех, кто их окру-
жает. Они делают именно то, что должны делать там, где находятся.
В Мф. 25:31–46 Иисус рассказывает о том, что на страшном суде овец от-
делят от козлов. В этом проблеске откровения о дне Господнем надо обра-
тить внимание на два момента. Первый — это дела овец, которые козлы не
сделали. Предвидя будущие гонения, Иисус говорит, что овцы посетили
своих братьев и сестер в тюрьме, напоили их и одели. Никакого чудодей-
ства, которое, казалось бы, должно свидетельствовать об их вере, — нет, их
веру показывают обычные добрые дела.
А вот козлы, и это второй момент, спрашивают, где же они могли видеть
чудеса Иисуса71 — такие Его дела, которые нужно было бы миру воспринять
серьезно. А Иисус отвечает им: «Прочь от Меня, прóклятые!» Они пропу-
стили мелочи и закуклились в собственных духовных амбициях. У овец же
все наоборот. Когда Иисус хвалит их за, казалось бы, незначительную
и невидимую верность, они не становятся в защитную стойку и не спраши-
вают: «Господи, разве мы не..?» Нет, они отвечают: «Господи, когда мы..?»
Овцы даже не помнят дела, за которые их хвалят.

Руководители превращаются в идолов

Автор Послания евреям увещевает: «Помните о ваших руководителях,

которые возвестили вам Божью Весть. Смотрите на итоги их жизни и подра-
жайте их вере» (Евр. 13:7). Уважение — и даже почтение — к их положению
и важному служению должно быть, но главное здесь то, что они проповеду-
ют Слово Божье, проявляют стойкость, верят, а не то, что они обладают
определенными личностными качествами и навыками.
Еще в IV веке высокопоставленные богословы, например Иероним и Ам-
вросий, имели основание говорить, что пресвитеры (пасторы и старейши-
ны) «все одинаково равны по рангу» в апостольскую эпоху72. «До того как
людей начали возвышать в религии по наущению дьявола, церкви управля-
лись по общему согласию старейшин»73.
Восточные отцы предупреждали, что любое утверждение главенства од-
ного епископа над остальными приведет к расколу. К примеру, римский
епископ VI века Григорий Великий возмутился, когда какой-то другой епи-
скоп назвал его вселенским папой:
…это высокомерное обращение, которое я запретил… Никто из моих предшествен-
ников никогда не хотел использовать это позорное слово [«вселенский»]… Но я го-
ворю так уверенно, потому что тот, кто называет себя «вселенским епископом»
или хочет, чтобы его так называли, в своем самовозвышении есть предтеча анти-
христа, поскольку в своем чванстве он превозносит себя над остальными74.

К большому сожалению, преемники Григория не последовали его при-

меру. Через какое-то время они стали требовать к себе этого «высокомерно-
го обращения», как, впрочем, и других, ему подобных.
Однако не только римско-католическая церковь имеет проблемы с руко-
водством. Весьма иронично, что радикальные протестантские секты, как
правило, возникают с надеждой на освобождение от формального служения
и официальных структур с их взаимной подотчетностью, но быстро превра-
щаются в корпорации с харизматичным лидером-командиром. В харизма-
тических и пятидесятнических кругах постоянно накатывающие волны про-
буждения — так называемое свежее дыхание Духа — препятствуют устойчи-
вому развитию, поскольку то и дело появляются новые Моисеи и апостолы.
«Я Павлов», «я Аполлосов», «я Петров» — сегодня в протестантских кругах
это соперничество настолько же очевидно, как и в римско-католической
церкви.
Даже во время Первого великого пробуждения пастор, который не под-
держивал движение пробуждения и не поощрял членов посещать собрания,
находился под подозрением. Многих пасторов по этой причине осудили,
назвав теплыми или даже необращенными. При каждом будто бы пробуж-
дении возникает соперничество и разделения, появляются группировки,
спорящие между собой о том, чей лидер действительно помазанник Госпо-
день. Даже в близких мне кругах известные пасторы иногда считают себя
главой «клана». Но апостолы осуждали клановость, считая ее пороком, воз-
никающим из-за амбициозности.
В лютеранских и реформатских церквях люди в меньшей мере разделя-
ются из-за движений и лидеров — там главным образом разделение проис-
ходит из-за школ и ученых. В идеале реформатские и пресвитерианские
церкви должны быть объединены вокруг библейского учения, обобщенного
вселенскими символами веры, вероисповеданиями и катехизисами; церков-
ное устройство предполагает взаимное подчинение равных пасторов и ста-
рейшин местным общим собраниям. Служители индивидуально не прини-
мают решений — они принимаются при общем согласии всего собрания.
Но, как оказалось, навязывать друг другу какие-то не обозначенные в веро-
исповедных документах представления легко, а, особенно в эпоху интерне-
та, обличать пасторов в блогах проще, чем при личной встрече на собрани-
ях. Есть люди (как служители, так и простые члены церкви), которых не
удовлетворяет ни одна церковь: поиском доктринальной чистоты они, ви-
димо, прикрывают свои амбиции. Позабыв о своих клятвах, которые они
давали, принимая членство, они прекращают общение и уезжают в закат,
часто намеренно оставляя после себя замедленную мину раздора, которая
взорвется после их ухода.
Это какая-то наша конфессиональная особенность, а в некоторой степени
еще и американская, — делиться на группы и соперничать. Причем, судя по
всему, нам не столько важно отстоять свои взгляды, сколько провести де-
маркационную линию. Еще Клайв Льюис подметил, что мы все хотим быть
во «внутреннем кольце», например в кольце крутых ребят в школе. Это
такой коллективный нарциссизм. Мы любим разделяться по различным
формулировкам и создавать фракции. Посты и блоги в интернете только
усугубляют ситуацию. Какое-то нехорошее преображение происходит даже
с порядочными людьми, когда они могут спрятаться за экраном компьюте-
ра. Возникает вопрос, который можно и нужно обсудить и даже, может
быть, поспорить о нем, но очень быстро участники беседы разделяются на
партии. Откуда ни возьмись появляются самоназначившиеся судьи, кото-
рые осуждением реагируют на любое мнение, отличающееся от их собствен-
ного.
Все чаще мы линчуем своих пасторов-собратьев через социальные сети
и все реже подчиняемся друг другу и решаем проблемы лицом к лицу или
в церковных судах, «благопристойно и чинно» (1 Кор. 14:40). Мы слишком
благородны, слишком проницательны, слишком свободны, чтобы ограни-
чивать себя рамками общения святых. Кто-то не хочет подчинять свое лич-
ное мнение общецерковному консенсусу, а кто-то думает, что вероисповеда-
ние вообще не должно ограничивать ничье мнение. Кто-то полностью ухо-
дит из церкви, кто-то внутри церкви создает для себя частный клуб.
Когда мы покидаем великое море общения святых, чтобы поселиться на
своей реке или на своем побережье, тогда отряд, который мы ведем, оказы-
вается в заложниках наших личных толкований, взглядов и замыслов. Ти-
мофей был подотчетен совету старейшин, который помогал ему держаться
верного пути. Но люди и моего поколения, и более молодые не переварива-
ют подотчетность.
Иисус основал не движение, не клан, не школу, а церковь. Не важно, что
спровоцировало наши амбиции, ведущие к разделению (особенные служи-
тели, богословы или движения), — они совершенно не соответствуют «об-
разцу здравого учения», которого мы смиренно придерживаемся и храним
как добрый залог (см. 2 Тим. 1:13–14) и который принимаем, потому что
этому учат посланники Иисуса Христа — пророки и апостолы.

Служители управляют — не царствуют

Служитель — не царь, а слуга. Он умирает или уходит, и его заменяет

кто-то другой, кто продолжает эстафету. В этом процессе главное служение,
а не служитель. Если он нарушает свой обет, его дело рассматривают другие
пасторы и старейшины. Он может обжаловать их решение в собрании более
высокого уровня, но в конце концов он все равно обязан подчиниться Бо-
жьей воле, выраженной через церковь. Иначе говоря, церковь принадлежит
Христу, а не нам. Он написал ее Конституцию и правит своим словом
и Духом руками пасторов и старейшин, которых дал нам как дар.
Новый Завет устанавливает такой порядок: пасторы и старейшины
общин подотчетны друг другу и равны в поместных собраниях и собраниях
более высокого уровня. Из ободрительного обращения Павла к Тимофею
мы понимаем, что обычные пасторы назначаются на должность и замеща-
ются в результате распознавания церковью их пасторского дара. Служитель
приходит и уходит, а служение продолжается — оно определяется авторите-
том Священного Писания, а не эффективностью или изобретательностью
тех, кто занимает эту должность.
Нам сложно потому, что наша культура не располагает уважать долж-
ность, причем даже светскую. В прошлом люди умели отделять должность
от личности. Как бы кто-то ни относился к политике или личным качествам
того или иного президента, его все равно всегда называли «президент та-
кой-то» или, в крайнем случае, «господин такой-то». Однако сегодня так
уже не принято. Даже в начальной школе к учителям часто обращаются
просто по имени.
Во многих церквях обращение «пастор» вышло из оборота. Поначалу его
перестали употреблять, чтобы убрать пасторский пьедестал. Но потом стало
понятно, что эффект оказался противоположным. Когда люди обращались
к пастору «пастор», они признавали, что должность имеет значение, хотя,
конечно, в таком случае им сложнее было рассматривать его как партнера
по гольфу. Пастор мог бы прийти или уйти, а служение продолжалось бы,
потому что это не его служение, а служение Христа.
Но сейчас пастор должен быть человеком, который нам нравится, —
и это огромное давление на него. Мы ходим в определенную церковь, пото-
му что нашли общий язык с Джимом. Мы рассказываем людям, что ходим
в «церковь Джима». Нам нравится служение Джима — мы смотрим на него
как на его личное служение, а не как на служение Христа, которое Он разде-
ляет с каждым пастором. Джим — человек, с которым можно общаться. Ко-
нечно, через какое-то время почти всегда обнаруживается, что на самом
деле общаться с Джимом не так уж и просто. Возможно, он ни разу не при-
шел ко мне домой, чтобы посмотреть, как мы с семьей растем в Христе. Бы-
вает, что овцы ни разу не встречали своего пастуха. Он настолько велик, что
не может выполнять свои обязанности. А если он совершит ошибку, то
и моя вера может поколебаться.
А теперь давайте прочитаем, что сказано в одном из реформатских веро-
исповеданий, и сравним с этим подходом. «Проповедь Слова Божьего есть
Слово Божье… Нужно почитать само проповедуемое Слово, а не служителя,
который его проповедует. Ибо даже если он лукав и грешен, Слово Божье
все равно остается истинным и благим»75. Конечно, личность проповедника
имеет значение. Злой пастор — это зло, ему не место за кафедрой. Тем не
менее он обращается к нам не от своего имени, он исполняет свои долж-
ностные обязанности, и если окажется, что он сам никогда не верил ни еди-
ному своему слову, его проповедь Слова, крещение, которое он совершал,
и вечеря, которую он регулярно проводил, остаются в силе. Он проповедо-
вал и совершал таинства не от себя, а от Христа.
Пастор может высказывать какие-то любопытные мысли в применении
к нашему культурному контексту, делиться личными историями, чтобы воз-
никло взаимопонимание. Но он несет свое служение не как частное лицо,
а как посланник Христа. Посредством его служения сам Бог судит, оправды-
вает и повелевает. То же самое со старейшинами и дьяконами: занимая
свою должность в собрании, они управляют и служат от имени Христа, а не
от своего собственного.

Наследие — только у Христа

Тимофей должен был проповедовать Слово и преподавать таинства тем

же людям, которыми он руководил вместе со старейшинами. Павел никогда
не призывал Тимофея думать о том, как бы оставить свое собственное на-
следие. Не было никаких поручений готовить план по подготовке преемни-
ков. Ведь его преемники — это те, кто, как и он, был обучен, испытан и руко-
положен служителями церкви в собрании и, скорее всего, не был избран
Тимофеем единолично.
Возможно, некоторые из нас, пасторов, воспримут как упрек, если нам
сказать, что у нас нет наследия. Есть только наследие Христа, которое Он
активировал Своей смертью (Мф. 26:28; Евр. 9:16–18) и раздает с небес
Своим словом и Духом (Еф. 4:7–13). Собственно говоря, в Еф. 4 сказано, что
пасторы и учителя являются «даром Христа» (4:7). Это наследие Отца, по-
лученное Христом для Его сонаследников. Мы приходим и уходим, а Хри-
стос продолжает раздавать наследие. Но упрек превращается в утешение,
когда мы понимаем, что это церковь Христа, что Он строит ее и что нам ока-
зана честь раздавать Его дары некоторое время.
Сегодня стала популярной модель проведения богослужения одной об-
щины в разных местах, и, как мне кажется, факт распространенности такой
практики свидетельствует о том, что мы склонны смещать фокус своего
внимания со служения на служителей. Я отнюдь не хочу сказать, что адепты
такой мультилокационной модели служения безрассудно амбициозны.
Они, конечно же, радеют о миссии и искренне согласились бы со многим,
о чем я здесь говорил. Однако меня беспокоит, что при такой модели фокус
внимания может сместиться со служения на служителя.
Сторонники такого подхода определяют мультилокационную церковь
как «одно церковное собрание в нескольких местах». «У мультилокацион-
ной церкви общие видение, бюджет, руководители и органы управления»76.
В центральной локации главный проповедующий (учащий пастор) говорит
проповедь, которая транслируется по видеосвязи в другие места. На местах
могут быть свои общины, но большинство решений о служении принима-
ются «наверху». Очевидно, что при данной форме служение сконцентриро-
вано на основателе и лидере движения.
Такая схема противоречит сути воплощения. Когда Христос говорит
и действует среди нас, Он присутствует не виртуально, а реально. Он не
оставался на небесах и не писал сообщения на небе или на гигантских экра-
нах. Он послал пророков от Своего имени. А когда пришла полнота време-
ни, Он спустился сам — принял нашу плоть. «Мои овцы слышат Мой голос,
и Я знаю их, они за Мною идут» (Ин. 10:27, курсив добавлен). Если Добрый
пастырь знает нас по имени, разве не должны знать и Его помощники? Тех-
нологии, которые мы используем, имеют значение. Они несут дополнитель-
ную информацию о нашем служении.
Еще одна трудность — объезды прихода, постоянное перемещение с од-
ного места в другое. Одна из проблем, которую пытались решить реформа-
торы, заключалась в том, что церковные руководители — особенно еписко-
пы и архиепископы — не проповедовали, не учили, не руководили помест-
ной церковью с ее собранием старейшин. Они, как правило, главенствовали
в кафедральном соборе, который охватывал все поместные церкви. Англи-
канская церковь сохранила институт епископов, но ее реформаторы настоя-
ли на том, чтобы епископы лично служили в приходах. Это не означало, что
пасторы не могли иногда проповедовать с кафедры другой церкви или вы-
ступать на конференциях, — это значило, что свое призвание служителя
они осуществляли в конкретной поместной общине.
Интересно, что наивысшая степень независимости епископов и служите-
лей от поместной церкви была достигнута не в римско-католической или
высокой церковной традиции, а в евангельском христианстве. Благодаря
Великому пробуждению в Британии и Америке служители получили воз-
можность свободно нести служение без «системы» взаимного подчинения.
Многие слышали фразу из «Дневника» Джона Уэсли (от 28 мая 1739 года):
«Мой приход — весь мир».
Возможно, настало время выложить карты на стол. Я не жду, что все чи-
татели согласятся с моими пресвитерианскими убеждениями, — я хочу,
чтобы мы просто рассмотрели их, потому что убежден, что они — библей-
ские. Если кратко, пресвитерианская система управления не является ни
иерархической, ни демократической, она основана на идее завета (феде-
ральной или представительной). Писание учит, что помимо проповедую-
щих служителей есть старейшины, которые управляют, и дьяконы, которые
решают бытовые вопросы (Исх. 24:9; Деян. 14:23; 1 Тим. 5:17; Тит. 1:5;
Иак. 5:14; 1 Пет. 5:1; Откр. 4:4). Факт управления старейшинами зафиксиро-
ван апостолами — последние также описали их должностные обязанности
(1 Тим. 3:1–13). Пасторы и старейшины «достойны двойной чести» — по
этой причине не нужно никого рукополагать поспешно (1 Тим. 5:17, 22).
Павел придавал институту старейшин очень важное значение, поэтому
и написал Титу: «Вот для чего я оставил тебя на Крите: ты должен устроить
все дела, что остались нерешенными, и назначить старейшин в каждом го-
роде так, как я распорядился» (Тит. 1:5), а затем перечислил, какими каче-
ствами старейшины должны обладать (1:6–9).
Апостолы были призваны непосредственно самим Иисусом, и действи-
тельно, весь мир был их приходом, а вот обычных пасторов испытывает, ру-
кополагает и призывает на служение в конкретную общину пресвитерия.
Важно обратить внимание: Павел, защищая свое служение, подчеркивает,
что получил его не от церкви или кого-то из ее руководителей, а от самого
Христа. А вот Тимофею он пишет, чтобы тот поверил в дар, который ему
был дан, когда пресвитерия возложила на него руки (1 Тим. 4:14).
Таким образом, сегодня нет апостолов, а есть обычные пасторы, которые
вместе со старейшинами опекают конкретные церкви. Пасторы не могут
управлять независимо от совета старейшин. Поэтому руководящий орган
в поместной церкви состоит не из духовенства, а из мирян.
На Иерусалимском соборе (Деян. 15) были собраны представители ста-
рейшин из различных церквей, чтобы решить вопрос о язычниках. Делега-
ты не раз названы «апостолами и старейшинами». Таким образом, даже во
времена апостолов церковная власть принадлежала в том числе и старей-
шинам. При этом написано, что «вся церковь» пришла к согласию в лице
представителей каждой общины. Иаков и Петр говорили, но «апостолы
и старейшины» согласованно приняли решение. Петр не выделялся среди
других, не обладал особым авторитетом. После того как общее решение
было утверждено, оно стало обязательным для всех церквей. «Тогда апосто-
лы и старейшины вместе со всей церковью решили избрать из своего числа
несколько человек и вместе с Павлом и Варнавой послать их в Антиохию»
(15:22). Всем церквям, которые они посещали, «они передавали письмо»
(15:30). «Обходя города, они убеждали братьев твердо держаться правил
[догмата], предписанных апостолами и старейшинами в Иерусалиме. Церк-
ви укреплялись в вере, и число их с каждым днем росло» (Деян. 16:4–5).
Поэтому каждая поместная церковь считалась «церковью», но только
если она находилась в общении с другими церквями. Пасторы и старейши-
ны встречались для взаимного наставления и ободрения, а также для при-
нятия решений от имени церквей, которые они представляли. Возникавшие
вопросы могли быть даже обжалованы на собраниях более высокого уров-
ня, вплоть до общего собора, например Иерусалимского. Древние отцы под-
тверждают, что это достижение общего согласия пасторов и старейшин
в поместных собраниях и собраниях более высокого уровня было апостоль-
ской формой церковного управления.
Иероним в V веке отмечал, что ранними церквями управляли совместно
пасторы и старейшины; только когда у пасторов в церкви возникали ко-
рыстные амбиции, они начинали бороться за более высокие посты. Даже
этот служивший в Риме отец церкви подчеркивал, что «епископ» и «старей-
шина» — понятия взаимозаменяемые77. Однако постепенно председатели
пресвитерии стали епископами, а позже один епископ — римский — стал
претендовать на первенство. Христианский Восток, а также реформаторы
в более поздний период рассматривали его претензии на первенство как акт
раскола.
Выше я писал, что сторонники мультилокационной церкви определяют
ее как «одно церковное собрание в нескольких местах» с «общим видением,
бюджетом, руководством и органами управления»78. Однако у мультилока-
ционных церквей нет поместных пасторов и старейшин. Даже если в каких-
то общинах и будут старейшины, их пастор — это одаренный учитель, кото-
рого они видят только на экране в воскресенье. Какие бы прекрасные наме-
рения у проповедника из центральной локации ни были, он никогда не смо-
жет быть настоящим пастором — он будет лишь знаменитым учителем. На-
зываясь пастором многих церквей, на самом деле он не является пастором
ни одной из них. Более того, последнее слово остается за его церковным со-
ветом. Такая модель выглядит гораздо более иерархичной, чем те, в проте-
сте против которых она возникла. Такой подход, судя по всему, спровоциру-
ет каждого из нас в большей мере следовать своим амбициям, чем служить
другим, несмотря на наличие у нас самых благородных мотивов. Мировой
сад Христа растет только на поместных участках.
Многие церкви сегодня строятся по принципу разных бизнес-моделей
(я не говорю только о мультилокационном подходе): пастор в них — как ге-
неральный директор или председатель правления. Некоторые крупные
церкви смогли сохранить верность на протяжении многих поколений, пото-
му что назначали достаточное количество старейшин, опекавших неболь-
шие группы членов. Я также видел множество небольших церквей, которые
замкнулись на себе и не работают над тем, чтобы развивать внешнее и внут-
реннее общение.
Все же давление на пастора — как, впрочем, и на старейшин и дьяко-
нов — может быть очень большим. С увеличением числа служителей
в штате искушение создать бизнес-модель в церковном управлении возрас-
тает, а вероятность того, что овцы, превратившись в потребителей, будут
иметь физический доступ к своему пастору, ставшему директором служе-
ния, наоборот, падает.

«Не бойся, малое стадо»

Я думаю, что если бы Иисус вернулся сегодня, то, наверное, посоветовал

бы нам перестать воображать о себе так много. «Я возведу Мою Церковь,
и даже силам преисподней ее не одолеть» (Мф. 16:18, курсив добавлен).
Силы преисподней — не какой-нибудь пустяк, по крайней мере для нас. Мы
волнуемся и тревожимся. Надо с этим что-то сделать (с тем, что нас особен-
но сегодня возмущает). Америка — нравственный банкрот. СМИ преследу-
ют. Церкви идут не туда. Радикальный ислам на подходе — не говоря уже об
идеальном шторме в виде СПИДа, голода и войны, который унес миллионы
 жизней в Африке. Каждый раз, когда мы включаем новости, в нас пробуж-
дается сострадание или гнев, пока мы не становимся равнодушными.
И люди, сидящие на церковных скамейках, становятся равнодушными
к этому, особенно когда церковь возлагает на их плечи еще большее бремя.
Эта обязанность оказать экстраординарное воздействие ложится тяжким
грузом в первую очередь на плечи пасторов. Но есть и хорошая новость: это
не ваше служение, не ваша церковь, не ваши люди. Вам не нужно оставлять
свой личный след и оберегать его от исчезновения — нужно просто распро-
странять и охранять наследие Христа, вверенное Его апостолам. Вам не
нужно связывать сатану и штурмовать врата ада. Христос уже сделал это.
Мы просто следуем за Ним, чтобы отпереть дверь тюрьмы. Вам не нужно
жить Евангелием, быть Евангелием, совершать Евангелие и командовать
войском, чтобы искупить культуру и примирить мир с Богом. Мы не строим
царство, которое может задрожать перед натиском насилия, как все другие
царства, — нам «дано владеть непоколебимым Царством» (Евр. 12:28, кур-
сив добавлен).
У учеников, несомненно, были все основания переживать о том, что мир
противостоит им. Их было мало, а Царь не разрешал им носить оружие. Од-
нако Иисус просто сказал им и теперь говорит нам: «Не бойся, малое стадо!
Такова воля Отца — даровать вам Царство» (Лк. 12:32).
Им проще, чем нам, было поверить, что они «малое стадо». Мы все еще
достаточно связаны с исчезающим наследием христианского мира. Многие
из нас помнят времена, когда церковь имела значительное культурное и по-
литическое влияние. Сейчас наши политические заявления и моральные
переживания в значительной степени игнорируются обществом. Но это не
важно: если мы действительно осознáем, что Иисус Христос уже победил
сатану, смерть и ад, мы сможем сделать выдох и быть «малым стадом», ко-
торое Он уже искупил, и продолжить делать то, к чему призваны. Мысль
о том, что не нужно строить и сохранять царство, которое Христос не стро-
ил, удивительным образом освобождает.
Итак, к новозаветным принципам церковного устройства церкви стоит
относиться серьезно не для того, чтобы создавать формальную иерархию,
а для того, чтобы уберечься от неформальной. «Ведь мы не самих себя воз-
вещаем, а Иисуса Христа как Господа, а себя — лишь как ваших слуг ради
Иисуса» (2 Кор. 4:5). Если это говорил сам апостол Павел, то, конечно,
обычным служителям не стоит претендовать на большее. Сокровище — это
служение Евангелия, а не служитель. Слабость здесь необходима для того,
чтобы мы не забывали, кому царство принадлежит. «Мы же всего лишь
глиняные сосуды, в которых хранится такое сокровище. Поэтому очевидно,
что эта безмерная сила исходит от Бога, а не от нас» (2 Кор. 4:7).

Для закрепления

18. Как сегодня руководители превращаются в идолов — в обычной жизни

и особенно в церкви? Часто ли случается, что сначала мы формируем о них
слишком хорошее мнение, а потом, когда выясняется, что они не удовлетво-
ряют наши амбиции, полностью отказываем им в уважении?
19. Как Писание призывает обуздывать амбиции всех людей — и лидеров, и их
последователей?
20.Сегодня в церквях много говорится о величии пастора, его наследии, планах
по передаче его служения и так далее. Кому или чему мы уделяем больше
внимания — служителям или служению? В чем это выражается?
21. Какое значение имеет обещание Христа, данное «малому стаду»? Как оно
соотносится с нашими представлениями об участии в деле строительства
царства?
 Часть 2. Обычный и довольный

Глава 7. Довольство

От эгоистичных амбиций и неугомонного стремления к очередному прорыву из-

бавляет довольство, удовлетворенность. Но довольство невозможно организовать
только внутри себя — в этом оно похоже на счастье, совершенство, рвение. У до-
вольства должен быть объект. Должен быть кто-то или что-то, приносящие такое
удовлетворение, когда искренне можно спеть: «Не важно, коль исчезнут блага
жизни, родные люди и жизнь смертная уйдут»79.
Евангелие — вот что действительно радикально: оно есть «сила Божья спасаю-
щая» (Рим. 1:16). Евангелие — это инструмент, при помощи которого Святой Дух
создает веру, позволяющую принять Христа и все Его блага. Бог нас больше не
осуждает, мы становимся частью нового творения в Христе. Наше сердце наполне-
но благодарностью, мы ищем возможности прославлять Бога, любить наших
ближних и служить им. Мы стремимся расти. Но слишком просто воспринимать
Евангелие как должное. А когда оно становится привычным, тогда мы с пустым
баком останавливаемся в высокоскоростной полосе, а все вокруг возмущенно сиг-
налят нам, требуя двигаться вперед. Даже имея рвение, рожденное самим Еванге-
лием, можно отдалиться от этого Евангелия, последовав призыву сделать что-то
еще.
Конечно, христианская жизнь состоит не только из веры в Евангелие. Еванге-
лие сосредотачивает наш взор на Христе, в то время как закон объясняет, как
участвовать в забеге. Но у нас постоянно возникает желание присовокупить
к Евангелию что-нибудь от себя, добавить к открытому Богом Слову какие-то свои
заповеди и ожидания. У нас возникает ощущение, что Евангелия и заповедей Свя-
щенного Писания мало, и мы начинаем искать чего-то большего. Абсолютно все
проблемы, которые я описывал выше, — и многие другие, которые я не описал, —
коренятся в недовольстве Словом Божьим. Мы начинаем искать программы
и людей, которые сделают нас победителями в спринте, вместо того чтобы бежать
марафон с уверенностью, что Христос уже получил для нас приз.
Главная идея этой книги заключается в следующем: нужно перестать отчаянно
искать чего-то большего и перейти к тому, что обеспечивает устойчивое развитие.
Нужно перестать добавлять что-то от себя в Евангелие. Нужно научиться быть до-
вольным Евангелием, понимая, что оно есть Божья спасающая сила, научиться
быть довольными его обычными средствами благодати, которые со временем
каждому, кто ими пользуется, приносят обильный урожай.

Устойчивое развитие

Это выражение вошло в бытовой язык относительно недавно. Оно было заим-
ствовано из науки об окружающей среде и экономике. Мы все лучше понимаем,
что не можем только лишь потреблять природные ресурсы. Их бесконтрольная
добыча нас убивает. Карьер превращается в нашу могилу. Даже наши попытки со-
хранить, восстановить или с нуля построить здоровые экосистемы могут привести
к побочным результатам, которые в долгосрочной перспективе окажутся еще
более разрушительными.
Понятия «устойчивость» и «развитие» не исключают друг друга, поэтому мы
вполне можем применить выражение «устойчивое развитие» к христианскому
ученичеству, не отрицая прогресс. Мы все выступаем за рост — как количествен-
ный, так и качественный, и в личной жизни, и на уровне церкви. Но у нас есть раз-
ные мнения по поводу того, что означает рост и как он поддерживается.
Опасность «природоохранения» заключается в том, что оно ценит «землю»
(традицию) больше, чем людей, которые сейчас живут на ней, ведь их развитие за-
висит от этой земли. Адептам такого подхода противостоят те, кто выступает за
радикальные методы, мало учитывающие духовную экосистему, процветавшую на
протяжении поколений. Этот второй подход требует, чтобы мы сфокусировались
на нынешнем поколении и любой ценой обеспечили ему стремительный рост.
Внешние формы сковывают. Церковь и семья рассматриваются как парник, в ко-
тором растения не растут, а задыхаются. Решение состоит в том, чтобы избавиться
одновременно и от старой лозы, и от шпалер. Нужно начать с нуля. Возможно, по
ходу дела придется пройтись по головам многих людей, но так у нас будет шанс
начать все сначала, а овцы не будут замедлять движение пастухов.
Разовью последнюю метафору: некоторые верят, что для того, чтобы достичь
чего-то значимого, необходимо вырваться из стада. Но, покидая одно стадо, мы
неизбежно присоединяемся к другому. Мы уходим из конкретной общины — из
стада, которое живет по правилам, будто бы мешающим развиваться, и присоеди-
няемся к табуну испуганных одичавших лошадей — к новейшему и модному дви-
жению. Как и любое бегущее в панике стадо, мы будем вытаптывать зеленые паст-
бища и цветущие сады, которые возделывались на протяжении долгого времени.
Подобно создателям «альтернативной музыки» мы воображаем, что противосто-
им культуре и провозглашаем свою индивидуальность, хотя на самом деле мы
продолжаем играть по правилам рынка. Сегодняшнее «радикальное» — это зав-
трашнее «обычное».
Мы нетерпимы к обычному, именно поэтому не находим себе места и покоя.
Нам хочется найти что-то большее — и тогда наша жизнь станет интересной,
осмысленной, целеустремленной. Мы желаем не расти как дерево, а распростра-
няться как лесной пожар.

Корыстолюбие — близнец амбициозности

В своей книге «Дорогостоящий материализм» профессор психологии Тим Кас-

сер приводит опытные данные своего исследования материализма и благополу-
чия и делает очевидный вывод, согласующийся с другими исследованиями. Бога-
тые страны — и живущие в них люди, — если брать в среднем, не счастливее дру-
гих. И действительно, хотя доходы американцев удвоились с 1957 года, число
взрослых, считающих себя очень счастливыми, сократилось с 35 до 29 процентов80.
Кассер пишет:
Социальные критики и психологи неоднократно высказывали предположение, что куль-
тура потребления формирует нарциссическую личность, стимулируя человека восхвалять
потребление (например: «Пусть все будет по-твоему»; «Хочешь? Получи!»). Помимо того,
стремление нарциссической личности утвердиться за счет внешней оценки вполне согла-
суется с моей концепцией материалистических ценностей, согласно которой они обуслов-
лены внешне и определяются похвалой окружающих81.

Если амбициозность превратилась из порока в добродетель, то довольство

трансформировалось из добродетели в порок. Подумайте о том, как мы употреб-
ляем это слово в повседневности, — чаще всего во фразе «довольствоваться
малым» (а ведь по нынешним временам это плохо). Если у человека нет амбиций,
ему приходится довольствоваться тем, что есть, хотя он и способен на большее.
 И снова хорошее испортилось. Говорят, что нельзя довольствоваться медлен-
ным ростом. Надо двигаться вперед. Но получается, что нам нужно двигать-
ся из состояния удовлетворения — покоя, — а не стремиться к нему. Да, конечно,
я знаю, что легче сказать, чем сделать. Но, повторюсь еще раз, здесь, как и везде,
я пытаюсь поставить диагноз болезни, от которой и сам страдаю. Мы должны по-
следовательно, терпеливо, целенаправленно заканчивать с трагикомедией, кото-
рую пишем для своего фильма-жизни. Нас поставили с ног на голову, и нам
нужно пытаться вернуться в первоначальное положение — пытаться каждый день.
Принимать божественную терапию придется всю жизнь: наш разум и сердце
должны преображаться Божьим Словом. Мы каждый день возвращаемся к своему
крещению, потому что ищем свою идентичность в Христе, а не в самих себе.
Человечество пало: оно больше не ориентировано на Бога в вере и своих ближ-
них в любви — оно превратилось если не в Икара, то в Нарцисса. В презрительном
отношении к тем, кто пытался любить его, этот молодой человек оказался одер-
жим собственной красотой. Однажды Немезида заманила Нарцисса к пруду. Бед-
няга оказался в ловушке собственного отражения и умер в восхищении собой.
Такое состояние называется тщеславием, оно в самом деле смертельно опасно, как
и описано в мифе.
С корыстолюбием (жаждой богатства) произошло примерно то же, что и с ам-
бициозностью (жаждой похвалы). Хотя протестантские реформаторы не были
протосоциалистами, они осуждали распространившееся представление о том, что
деньги и собственность принадлежат в первую очередь людям, которые их зарабо-
тали или унаследовали. Бог дал людям богатство, чтобы они владели им и вкла-
дывали в трастовые фонды, и тогда оно будет приносить благо всему сообществу.
Однако корыстолюбие, как и его близняшка амбициозность, стало добродете-
лью в начале периода нового времени. Раньше «невидимая рука» понималась как
Божье провидение, которое наделяло нас призванием для служения всему телу.
Однако Адам Смит заявил, что место этой невидимой руки заняли незыблемые за-
коны рынка. Каждый человек стремится к своей выгоде, утверждал Адам Смит,
и совсем не думает о том, чтобы делать вклад в общее благо. А «невидимая рука»
использует этот эгоизм во благо всем82. Корыстолюбие, как и амбициозность, еще
не стало добродетелью, но уже избавилось от плохой репутации. Его можно укро-
тить и направить на благие цели. Честность начинает свой путь как несомненная
добродетель, затем ее начинают оправдывать прагматическими (эгоистическими)
соображениями. А потом, когда люди осознают, что хорошие парни не всегда при-
ходят первыми, честность становится бременем. Статус честности окончательно
меняется с добродетели на порок. Как говорит герой Майкла Дугласа Гордон
Гекко в фильме «Уолл-стрит» (1987 год): «Корыстолюбие есть добро».
Как амбициозность можно приспособить к евангелию высокой самооценки, так
корыстолюбие можно «крестить» в евангелии процветания. Под таким соусом
ложное евангелие проникает даже в консервативные церкви, которые от явной
версии нарциссизма стараются держаться подальше.

Завет, а не договор

За этими явными или скрытыми вариантами нарциссизма прячется договор-

ной образ мышления. Что я имею в виду? Возьмем, к примеру, ваш брак. Если вы
воспринимаете его как договор, то будете видеть в своем муже (или жене) постав-
щика услуг. Вы отталкиваетесь от убеждения, что вы оба свободные индивидуумы,
которые могут выбирать, что захотят. Вы вдвоем пожертвовали мерой своей сво-
боды ради каких-то благ. Пока эта схема работает — все отлично. Если же ваш
партнер в какой-то момент перестает выполнять свою часть сделки, вы можете
разорвать договор. В эпоху Просвещения идея общественного договора стала ос-
новой современной политики. Суверенные индивидуумы отдают часть своей авто-
номии государству в обмен на товары и услуги.
Заветный образ мышления — это другое. В библейских заветах Бог есть суве-
ренный Творец и Господь. Мы не принадлежим себе, а являемся носителями об-
раза Божьего, поэтому дадим отчет Богу не только за то, как мы относились
к Нему, но и за то, как мы поступали с другими людьми. Бог говорит, а мы слуша-
ем. Поэтому мы никогда не начинаем с позиции автономности, решая уступить
часть нашего суверенитета Богу в обмен на определенные выгоды и гарантии. Он
дает нам жизнь, заботится о нас, руководит нами и дает обещания, которые всегда
выполняет, потому что верен. Как носители образа Божьего, мы находимся друг
с другом в заветных отношениях: и как муж и жена, и как родители и дети, и как
члены церкви. В браке я подчиняю всего себя другому, и другой подчиняет мне
себя, что бы ни приключилось: бедность, болезнь, ошибки — «пока смерть не раз-
лучит нас».
В парадигме завета я связан такими отношениями с Богом и другими людьми,
польза от которых для меня значительно превосходит любую услугу, которую
я способен оказать. Совершенно незнакомый человек бросается в воду, чтобы вы-
тащить молодого конькобежца из ледяной воды, не анализируя свои затраты
и выгоды. Спасатель выполняет не договорное обязательство, а повеление Бога
в своей совести, которое обязывает незнакомца считать находящегося в опасности
ребенка ближним.
Контраст между договорными и заветными картами отношений можно неявно
увидеть и в выводах Тима Кассера. Он говорит, что те, кто руководствуется внут-
ренними ценностями, чувствуют себя свободнее. Они ходят в церковь, потому что
хотят этого, имеют близкие отношения, потому что хотят быть в компании с дру-
гим человеком, и так далее. Внешние ценности — это ожидания общественности
от человека: он не обязательно лично разделяет их, но по крайней мере должен
делать вид, что их придерживается, если хочет получить одобрение или повыше-
ние. Ученые называют это явление «волотильной самооценкой», потому что она
всегда зависит от мнения других. А пороки — это несоответствие внешним ожида-
ниям83. «Таким образом, люди с материалистическими ценностями ставят свою
самооценку и самовосприятие в зависимость от того, добились ли они некоего
успеха (например, заработали денег) и получают ли похвалу от других (например,
ими восхищаются, им говорят, что они хорошо выглядят)»84.
Этот эмпирический опыт очень хорошо объясняется с библейской точки зре-
ния. Мы жаждем одобрения, но даже не знаем, каким настоящее ободрение долж-
но быть, хотя и чувствуем, что нам его не хватает. Подавляя чувство существова-
ния Бога, мы начинаем искать источник призвания в других людях. Сегодня даже
христиане редко задаются вопросом, действительно ли они живут по святому за-
кону Божьему. Им интереснее, соответствуют ли они ожиданиям других христи-
ан — или, возможно, общества в целом. Мы маскируем свои «несоответствия»
(читай грехи) риторикой о том, что достигаем высоких результатов.
Исследования показывают, что материализм и нарциссизм идут рука об руку:
в основном их объединяет чувство глубокой неуверенности, тревоги и потребности
в одобрении.
Как и ожидалось, студенты, в большей мере ориентированные на материальное, набрали
больше баллов по шкале оценки нарциссизма: они согласились с такими утверждениями,
как «я способнее других людей», «мне нравится быть начинателем нового», «я хотел,
чтобы кто-нибудь написал мою биографию» и «я могу заставить любого человека пове-
рить во что захочу»85.
 Материализм и нарциссизм заставляют человека относиться к другим людям
как к вещам, считать их инструментом достижения собственных личных устрем-
лений86.
Барри Шварц назвал это явление инструментальной дружбой; он пишет, что в капитали-
стическом обществе потребления главное, чтобы каждый «друг» мог дать что-нибудь по-
лезное. Инструментальная дружба очень похожа на рыночные договорные отношения,
с той лишь разницей, что в ней роль официального договора играют личные контакты
и осознание взаимной зависимости87.

Христиане в современном обществе заключают множество договоров — кре-

дитные, ипотечные, трудовые. В контрактах нет ничего греховного. Проблема со-
стоит в том, что мы позволяем договорному (и потребительскому) образу мышле-
ния распространиться на все сферы своей жизни. Наше общество приучает вос-
принимать брак как договор. Если человек вступает в брак, имея большой капи-
тал, у него есть искушение заключить брачный договор, чтобы защитить свою соб-
ственность. А если муж или жена не исполняют какие-то из своих обязательств,
договор аннулируется и считается недействительным. И дети растут в условиях
договорных отношений. Кассер цитирует президента Intelligence Factory: «Родите-
ли всегда должны управлять своими активами, в которые в том числе входят и их
дети»88.
Когда договорной образ мышления формирует наш горизонт смысла, мы даже
можем превратить Иисуса, церковь или собственную духовность в актив, которым,
как нам кажется, можно управлять. Помню, в той церкви, куда я ходил в юности,
пастор в конце служения приглашал людей выйти вперед и вышедшим говорил:
«Вот, сейчас ты подписываешь договор с Богом». Человек молился, а после этого
ему говорили: «Если ты молился искренне, у тебя уже есть личные отношения
с Иисусом». В некоторых евангелизационных буклетах в конце было отведено спе-
циальное поле, где надо было поставить свою подпись, если ты помолился. Иисус
будет моим основным поставщиком услуг, если я выберу Его среди других предло-
жений на рынке. Если же мне покажется, что Он не работает «как положено»,
я разорву контракт.
Некоторые даже призывают сделать Иисуса своим личным Господом и спаси-
телем, как будто мы можем сделать Его кем хотим! То есть получается, что мы
сами по себе автономны и полностью владеем собой. Мы, если сами того захотим,
можем уступить Иисусу часть своей автономии (или даже всю) в обмен на то, что,
как нам кажется, Он может дать взамен. Но Евангелие состоит в том, что
Иисус — единственный Господь и спаситель. Не мы Его делаем Господом и спа-
сителем, а Он нас делает сонаследниками Своих богатств — вот что провозглашает
Евангелие.
Если наши отношения с Иисусом договорные, то и на церковь мы смотрим
с той же колокольни. Мы выбираем поместную церковь так же, как выбираем
район, телефонную компанию или новую машину. Хотим — станем ее членами, не
хотим — можем не становиться. Можно даже отменить сам институт членства,
ведь оно, формализуя отношения человека с Христом, мешает им. Тогда церков-
ное руководство будет пытаться любыми способами сделать людей (по крайней
мере, нужных) довольными, ведь в соседнем квартале есть другая церковь и в ней
больше возможностей. А без церковного членства не может быть церковной дис-
циплины, то есть подлинной духовной заботы и надзора. С церковью тоже заклю-
чается договор. Если вы не полностью удовлетворены сервисом, можно прибег-
нуть к услугам других поставщиков, которые сделают вас счастливыми по крайней
мере в текущий момент.
 Писание дает нам откровение не только о завете закона с человечеством
в Адаме, который был заключен первоначально, но и о завете благодати после
грехопадения (Быт. 3:15). Род Каина время от времени являл миру основателей
новых направлений в культуре, а вот о роде Сифа сказано следующее: «В то время
люди начали призывать имя Господа» (Быт. 4:26, НРП). Они признавали Яхве
господином завета, который владел ими не только по праву творения (приносили
десятину от результатов своего труда), но и по праву искупления (приносили жи-
вотных в жертву).
Когда наступила полнота времени, пришел наш обещанный Искупитель. Как
последний Адам, Иисус — раб завета, Он выполнил нашу обязанность быть по-
слушными Богу. Тем не менее Иисус, как Бог, еще и господин завета. Он и Гос-
подь, который повелевает, и человек, раб завета, который повинуется. Мы знаем,
что дело, которое Он совершил от нашего имени, позволило Богу примириться
с нами и принять нас, потому что Иисус — Господь, который повелевает, и слуга,
который был послушен. «Это не вы избрали Меня — это Я вас избрал» (Ин. 15:16).
Теперь, соединенные с Ним верой, мы считаемся праведниками и уподобляемся
Его образу. Кроме того, мы объединены с другими верующими «из всякого рода
и разных наречий, разных племен и народов» (Откр. 5:9), которые также были
привиты к этой лозе. Как следствие, мы приобретаем идентичность, которая боль-
ше не определяется нашими устремлениями, основанными на сомнительных
стандартах и зависящими от одобрения других. «Кто сможет обвинить избранни-
ков Бога? — Никто! Ведь Бог их оправдал!» (Рим. 8:33).
Если все это для меня реально, то я больше не буду формировать свою само-
оценку в зависимости от мнения других людей — оно не нужно будет мне для са-
моутверждения. Я могу наконец внутренне согласиться с тем, что провалил испы-
тание, потому что есть совершенная праведность, которая была вменена мне через
веру в Христа. Я тот, кто я есть, не потому, что я выбрал быть таким, а потому, что
Бог избрал меня, а вместе со мной — и других оправданных и возрожденных
грешников. В этом покой и безопасность.
Теперь я могу принять этих других людей как дар, ведь мы вместе уподобляем-
ся Христу. Мои братья и сестры — не инструмент для реализации моих амбиций,
а дар: и я, и они будут владеть наследием, которое приобрел для нас Христос. Да,
у них тоже есть нужды, как и у меня. Но Бог дал им дары, которые нужны мне,
а мне дал дары, которые нужны им. Самый ничтожный человек в глазах мира
может оказаться тем, кому Бог подарил райский плод. Только Божья спасительная
благодать может создать такое заветное сообщество.
Я могу принять и своих ближних-нехристиан: возможно, они также избраны от
вечности, искуплены и вступят в союз с Христом благодаря моему свидетельству
и свидетельству других христиан. Но принять последствия свидетельства и жить
в соответствии со словом, сказанным Богом, — нелегкий труд. Это вечная война
с нашим внутренним грехом, ведь он подпитывается остатками истории, которую
мы больше не признаем правдой. В царствах этого века договоры важны. Но даже
когда мы заключаем их, мы понимаем, что в нашей человечности есть основа, ко-
торая намного прочнее ненадежных договорных уз. Я не просто работодатель или
работник, поставщик или потребитель, домовладелец или арендатор — я обладаю
образом Божьим, который не исчезает даже тогда, когда я имею дело с людьми,
враждебно настроенными к своему Создателю.
Вы только подумайте, как заветный образ мышления может изменить наше от-
ношение к членству в церкви, наш брак и семейную жизнь, а также наши отноше-
ния с коллегами и соседями. Когда все зависит от моей свободной воли, отноше-
ния, даже с Богом, — это контракты, которые можно заключить и можно нару-
шить. Когда же все зависит от свободной Божьей благодати, отношения — даже
между людьми — воспринимаются как дар и обязанность, которые мы принима-
ем, потому что такова Божья воля и Его решение, ведущее к нашему благу и Его
славе.
В определенном смысле можно сказать, что не мы выбираем себе супруга. Ко-
нечно, мы могли выбирать между разными кандидатурами, но ведь мы сами
и наша жена (или муж) наверняка поменялись — к лучшему или к худшему —
после медового месяца. «Я на такое не подписывался», — думаем мы, когда дела
идут плохо. «Она не выполняет свою часть договора». «Он не дает мне то, на что
я рассчитывала, хотя вначале все было». Эти выражения выдают наш договорной
образ мышления — именно он подпитывает материалистическое и нарциссиче-
ское поведение.
Благодаря участию в общении Троицы мы обретаем силу справиться с неста-
бильными отношениями в церкви, семье и особенно на работе, в нашем мирском
призвании. Но без страданий здесь не обойтись. Парадоксальным образом наше
самое сильное желание — испорченное грехом — может быть удовлетворено си-
стематическим игнорированием наших сиюминутных нужд, которые почти всегда
проистекают из нашей гордости, корыстолюбия и амбиций. Отказываясь от удо-
влетворения самого главного желания ради исполнения сиюминутных, мы теряем
все в самой провальной сделке в своей жизни.
Таким образом, искоренить нарциссизм и материализм одним пониманием
доктрины не получится. Они начинают исчезать тогда, когда мы на самом деле
конкретными делами встраиваемся в домостроительство благодати, установлен-
ное Богом в Христе и поддерживаемое Его словом и Духом. По крайней мере,
принципиально это домостроительство управляется заветной, а не контрактной
логикой. В завете благодати Бог говорит нам: «Я с вами до конца, что бы ни слу-
чилось». И только находясь в безопасности благодаря завету, мы можем рассказы-
вать своим мужу или жене, детям, братьям и сестрам по вере о том же. И только
в этом глубочайшем довольстве мы можем исполнять свои заветы в мире, «как
если бы это было для Господа», даже когда другие нарушают свои контракты.

Быть довольным Отцом

Что же значит быть довольным Божьей заботой? Это значит, что, когда мы чув-
ствуем себя в безопасности, потому что сокрыты с Христом в Боге через веру в Его
Евангелие, мы можем повернуться к окружающим нас людям — сначала к бра-
тьям-святым, а затем и к соседям-ближним. Они перестают быть угрозой — оказы-
вается, мы все приглашены Богом и сидим за одним столом. Не нужно больше бо-
роться с ними за ограниченные ресурсы этого мира, ведь мы все вместе пользуем-
ся своими и их дарами, постоянно подпитывающимися из одного источника — от
Бога-Троицы: Отца, Сына, Духа.
Во-первых, мы довольны своим Царем. «Владение Господа — земля и все, что
на ней» (Пс. 23:1). Не мы создали сами себя, и в конечном счете мы ничем не вла-
деем. Все принадлежит Богу, и Он раздает Свои дары по Своему усмотрению.
Наше довольство Царем растет сообразно пониманию того, кто Он такой и что Он
сделал. Наш Царь еще и наш Отец, который усыновил нас, сделал сонаследника-
ми Своего единственного Сына, соединив с Ним. Он не монарх-скряга, Его щед-
рость не истощает Его запасов (Мф. 6:31–33; 11:28; Лк. 11:9–13). Поэтому нам не
нужно бороться за Его благосклонность и подарки. Мы вспоминаем Голгофу, и во-
прос, желает ли Он нам блага, исчезает сам собой. Мы учимся уповать на Него
и доверять во время жизненных бурь, зная, что Он избрал нас, искупил нас, оправ-
дал нас и усыновил нас и что Он освящает нас Своим Духом, пока однажды мы не
будем прославлены в Христе, когда Он вернется.
 Бог не только командует нами — Он дает нам все основания быть довольными.
Откуда мы знаем, что Бог все события направляет для Своей славы и нашего
блага?
Кого Он предназначил, тех и призвал; кого призвал, тех оправдал; кого оправдал, с теми
разделил Свою славу.
Что еще к этому прибавить? Если Бог за нас, кто против нас? — Никто! Ведь Бог не пожа-
лел Своего собственного Сына, а отдал Его ради нас всех. Дав такой дар, Он и ни в чем
остальном не откажет нам. Кто сможет обвинить избранников Бога? — Никто! Ведь Бог их
оправдал! Кто их осудит? — Никто! Ведь Христос, который умер, — более того, который
был воскрешен и пребывает по правую руку Бога, — ходатайствует за нас. Кто сможет
стать между нами и любовью Христа? — Страдания, притеснения, преследования, голод,
нищета, опасность, меч?.. Писание говорит: «За Тебя нас каждый день убивают, мы стали
словно овцы на бойне». Но во всем этом мы одержали полную победу благодаря Тому, кто
нас полюбил (Рим. 8:30–37).

Во-вторых, мы принадлежим Ему не потому, что одержали победу, а потому,

что есть «любовь Бога, которую Он явил в Христе Иисусе, Господе нашем»
(Рим. 8:39).
Автор Послания евреям так объясняет, почему мы каждый день должны быть
довольны: «Не живите ради денег, довольствуйтесь тем, что имеете. Ведь сам Бог
сказал: „Я не оставлю и не покину тебя“. Так что мы говорим с уверенностью:
«Господь — мой Помощник, и я ничего не буду бояться. Что сделает мне чело-
век?!» (Евр. 13:5–6).
Как граф Дракула, земные властители берут свою силу у других. Даже ведя
справедливую войну, правители посылают в битву, которую они назначили, дру-
гих людей. И только этот Царь вышел один, безоружный, в ночь: Он добровольно
предал себя сатане, смерти и аду, чтобы разоружить силы тьмы. Он один на один
встретился с гневом правосудия, пролив собственную кровь не за верноподдан-
ных, а за врагов и, воскреснув в славе, добился их искупления и освобождения.

Быть довольным Христом и Его царством

Бог — странный домоправитель, по крайней мере по нашим стандартам. Во-

первых, Он создал домостроительство взаимного обмена дарами. Мужчина не до-
минирует над женщиной и женщина не доминирует над мужчиной. Каждый со-
здан для другого — не как инструмент достижения власти, а как дар во взаимном
обмене любви и служения. Во-вторых, Он создал не только эту естественную сеть
взаимозависимости в теле Христовом, церкви, — не просто завет, основанный на
естественной человеческой взаимозависимости, а завет благодати, в котором мы
прощаем так, как Бог сначала простил нас.
Царство Христа экстраординарно. Особенно ярко это видно из текста Мф. 5–7,
в котором содержится Нагорная проповедь с заповедями блаженства. Царство
Христа предоставляет экстраординарные блага. Теперь наше наследство — это не
владение куском земли на Ближнем Востоке, обремененное постоянной угрозой
попасть в плен за непослушание, — теперь мы наследуем землю только по благо-
дати. Царство Христа также необычайно с точки зрения создаваемого им образа
жизни.
При ветхом завете неумолимая справедливость была нормой. Царство Божье
совпадало с территорией государства. Земля была святой, и поэтому врагов Бога
нужно было изгнать оттуда, ведя священную войну. Однако сейчас Иисус призы-
вает нас любить врагов и молиться за гонителей, которые пытаются согнать нас
с земли, принадлежащей всем людям в это последнее время. Нагорная проповедь
содержит призыв воздерживаться не только от убийства, но и от ненависти
и мести — и, совершая сверхдолжное, защищать жизнь других. Не только физиче-
ский контакт, но даже похотливый взгляд считается прелюбодеянием. Нужно
жить жертвенно и не добиваться своего через суд.
Когда Христос формирует нашу личность, по-настоящему близкими нам людь-
ми становятся не наши родственники, а семья Божья. Иисус предупреждал Своих
последователей о том, что они столкнутся с разделениями на уровне семьи: отец
будет выступать против сына, мать — против дочери, братья и сестры будут сда-
вать друг друга властям из-за обращения к Христу. Церковь — это город на холме,
в некоторой степени показывающий, что Бог замыслил для человечества в гряду-
щем. Хотя Бог пользуется обычными средствами, город, который Он строит, досе-
ле невиданный.
Сегодня мы все еще живем в эпоху земного гражданства и правителей, кото-
рым обязаны повиноваться в житейских вопросах и которых обязаны уважать. Все
еще есть суд. Мы все еще участвуем в общественной жизни. У нас все еще есть
семья, независимо от того, в браке мы или нет. Да, многие христиане живут
в семье завета, когда Христос объединяет, а не разделяет. Но в теле Христовом
иное домостроительство. В нем контракты не действуют — или, по крайней мере,
они не главные. Это домостроительство завета благодати. Павел пишет Тимофею:
Да, религия действительно большой доход, но только для людей, умеющих довольство-
ваться тем, что у них есть. Ведь мы ничего не приносим с собой в мир, ничего и не сможем
унести. Если есть пища и одежда, будем довольны этим! Те же, кто хочет разбогатеть, впа-
дают в искушение и попадаются в капкан множества глупых и вредных желаний, которые
тащат людей в пучину крушения и гибели. Корень всех зол — любовь к деньгам. Есть
люди, которые в погоне за ними сбились с пути веры и отдали себя во власть неисчисли-
мых терзаний.
Но ты, человек Божий, беги от этого! Добивайся справедливости, подлинного благоче-
стия, веры, любви, стойкости, кротости. Веди достойную битву веры, овладей вечной жиз-
нью, к которой ты был призван! Ведь ты достойно исповедал свою веру перед многочис-
ленными свидетелями (1 Тим. 6:6–12).

Павел не призывает богатых становиться бедными, а бедных — богатыми. Нет,

он внушает им
…не заноситься и полагаться не на неверное богатство, а на одного только Бога, который
щедро снабжает нас всем необходимым для довольства. Вели им делать добро, пусть бога-
теют добрыми делами. Пусть будут щедры и всегда готовы поделиться с другими, пусть
так копят себе сокровища — крепкий фундамент на будущее, чтобы обрести жизнь пои-
стине подлинную.
Тимофей, храни все, что тебе доверено. Избегай безбожной болтовни и споров относи-
тельно того, что люди ложно называют «знанием». Заявляя, что они обладают им, неко-
торые уже сбились с пути веры (1 Тим. 6:17–21).

Я больше не звезда в собственном фильме и могу встроиться в систему обмена

дарами. Дары, которые у меня есть, предназначены не только для личного пользо-
вания — их нужно использовать и для других. Мои слабости также важны, потому
что они делают меня более зависимым от других. Павел, хотя и неоднократно
молил Бога достать его «занозу в теле» (что бы это ни было), в конечном итоге
смог посмотреть на нее как на дар Божий, позволяющий ему не превозноситься
чрезвычайностью откровений (2 Кор. 12:7).
Все это означает, что призыв к довольству — это призыв осознать и принять
свое место в Христе и Его теле и, в более широком смысле, занять свое место в си-
стеме обмена дарами в обществе — системе, организованной общей благодатью.
Такой взгляд на свое положение в корне уничтожает недовольство (читай амби-
ции), побуждающее изменить свою жизнь, став богаче или беднее. «Я умею жить
и в нужде, и в достатке, — пишет Павел. — Я все прошел и ко всему готов: к сыто-
сти и к голоду, к достатку и к нужде. Все могу благодаря Тому, кто дает мне силы»
(Флп. 4:12–13).
Суетливая погоня за богатством или бедностью — это эгоистические амбиции:
желание возвыситься над своим окружением и, следовательно, покинуть то место
в системе обмена дарами, куда нас поместил Бог. Довольствоваться тем, что име-
ешь, на самом деле легче тому, кто оставляет комфорт домашнего очага, чтобы
служить обездоленным в Африке, чем тому, кто живет рядом с торговым центром.
Если Бог дал вам временное богатство и положение, используйте их во славу Его
и на благо вашего ближнего.
Далее в Послании филиппийцам Павел отмечает, что не хочет быть ни для кого
обузой, но «все же вы хорошо сделали, что разделили мои невзгоды». Отметив их
щедрую помощь, он говорит: «Впрочем, это не значит, что я домогаюсь подарков.
Я одного домогаюсь — чтобы ваши деньги приносили вам все большую прибыль».
Другими словами, не только слабым нужны сильные, но и наоборот. Слабость
и физическая немощь Павла помогла работать системе взаимообмена. «А я полу-
чил все сполна, и теперь у меня даже больше, чем нужно… И мой Бог, по Своему
богатству, щедро восполнит все ваши нужды через Христа Иисуса. Слава Богу,
Отцу нашему, во веки веков. Аминь» (Флп. 4:14–20).

Быть довольным обычными средствами действия Бога в творении

и провидении

«Ждите чуда!» Это хороший совет, когда в Писании есть для него основание.
Но многие современные христиане не ищут проявления чудес Бога там, где Он их
обещал, — в обычных средствах благодати, и это проблема. Бог пообещал воскре-
сить нас от духовной смерти, простить грехи, уверить в Божьей милости и уподо-
бить Христу с помощью этих обычных средств. Мы верим в «большого» Бога, ко-
торый создал вселенную, воплотился и искупил этот мир Своей жизнью, смертью
и воскресением. Мы испытываем благоговейный трепет перед Его великими дея-
ниями в прошлом и настоящем и жаждем наступления славного будущего, кото-
рого до сих пор «не видел глаз и ухо не слыхало» (1 Кор. 2:9). Но вдруг наша
страсть иметь все наилучшее обусловлена нашей культурой — культурой, которая
не желает уживаться с обычностью?
Если вы хотя бы задаетесь вопросом, стоит ли чего-нибудь ваша жизнь, состоя-
щая из сплошной обыденности, это уже хороший знак. Ведь Бог действует обыч-
ными средствами каждый день таким множеством способов, что мы даже не заме-
чаем Его участия и нашей полной зависимости от Него каждый момент своего су-
ществования.
Как правило, мы видим «дела Божьи» в значительных событиях: землетрясе-
ниях, ураганах, разделяющемся море. Или лучше сказать так: мы признаем зна-
чительным такое событие, которое в силу его грандиозности считаем чудесным
вмешательством Бога. Миллионы людей в любом месте обратятся, если проповед-
ник Евангелия процветания пообещает знамения и чудеса. Но многие ли из нас
верят, что величайшие Божьи знамения и чудеса совершаются каждую неделю
обычными средствами проповеди, крещения и вечери Господней? Если мы связы-
ваем дела Бога исключительно с событиями, которые можем увидеть и измерить
количественно, то есть с Его непосредственными действиями в мире, то мы с вы-
сокой долей вероятности превратимся в натуралиста, который не в состоянии уви-
деть Бога в существовании созданных Им обычных людей и обычных предметов.
Бог действует средствами. Естественные законы и человеческая изобретатель-
ность — вот Его инструменты, независимо от того, видим ли мы Его руку в них
или нет. Он не просто установил эти законы, а затем отошел в сторону. Как утвер-
ждает современная наука, все стремится к хаосу. Казалось бы, все должно разва-
литься, но не разваливается. Ни одно мгновение вселенная не могла бы существо-
вать без слова любящего Отца, которое Он произносит в Своем Сыне и Своим
Духом.
Уже при творении мира Бог действовал средствами. Конечно, первоначально
вселенная возникла вследствие Его прямого повеления. В Быт. 1 сказано, что Бог
создал материю ex nihilo — из ничего, в одно мгновение. Тем не менее какой бы
смысл мы ни вкладывали в слово «день», ясно, что мир наш сформировался не
одномоментно. Конечно, если сосредоточиться исключительно на первом повеле-
нии: «Да будет свет» (Быт. 1:3), это не очевидно. Однако мы должны исследовать,
что происходит до этого и после этого. Перед ст. 3 появляется Дух, «веящий над
водами» (1:2). Здесь Он не турист, осматривающий достопримечательности. Нет,
Он готовится выполнить дело, которое совершает только Он как уникальное боже-
ственное лицо. Во всех деяниях Троицы Отец является инициатором, Сын — по-
средником, а Дух — реализатором задуманного в творении.
После ст. 3 мы отчетливо видим, почему роль Духа так важна. Словом Отец на-
чинает разделять и упорядочивать творение по определенным Им сферам, подоб-
но тому как генерал делит армию на полки. В ст. 6–8 Отец повелевает отделиться
водам от вод (над которыми витал Дух), а затем — отделиться воде от суши (1:9–
10). Таким образом Бог делает землю местом обитания. Затем следует череда по-
велений, которые отличаются от первого: «„Да будет свет“, и появился свет». Мы
читаем: «И сказал Бог: „Пусть земля порастет растениями: травами, которые
будут давать семена, и деревьями разных видов, которые будут давать плоды с се-
менами“. И стало так». «И стало так», как и прежде? Не в этот раз: «Земля поро-
дила растения: травы разных видов, дающие семена, и деревья разных видов, при-
носящие плоды с семенами. И увидел Бог, как это хорошо» (1:11–13, курсив добав-
лен).
Это был не просто процесс — это был естественный процесс. Нужно избавиться
от привычки думать, что естественное не совместимо с Божьим действием. Есте-
ственные процессы, с одной стороны, не являются конечной причиной событий,
но, с другой стороны, играют свою роль. Отныне земля приносит плод. Бог не со-
здает каждый плод или даже каждое дерево ex nihilo. Нет, с этого момента каждое
дерево и каждый плод содержат в себе семя для воспроизведения. Бог же управля-
ет этим процессом, следит за ним и провозглашает его хорошим. Его слово по-
прежнему есть источник роста, но теперь оно поддерживает жизнь, а не порожда-
ет ее. А Дух действует изнутри творения, чтобы вызвать плодоносный отклик на
призыв Отца.
Дальше повторяется то же самое: «И сказал Бог: „Пусть вода кишит живыми
существами…“ и благословил их: „Будьте плодовиты и многочисленны, заселяйте
воды морей. А на земле пусть будет много птиц“» (Быт. 1:20–22, курсив добавлен).
«И сказал Бог: „Пусть земля породит разные виды живых существ: скот, мелкую
живность и разные виды зверей“» (1:24, курсив добавлен). Очевидно, что здесь
идет речь про обычный естественный процесс. Тем не менее это не означает, что
всевластное Божье слово не является его причиной.
 В Своем промысле Бог действует по тем же принципам, что и в творении. Рож-
дение ребенка не обязательно должно называться чудом, чтобы быть удивитель-
ным примером обычного действия Бога в нашей жизни и в мире. Мы не можем
гарантировать, что чудо не произойдет, но мы так же не можем быть уверены, что
оно точно случится. Чудеса удивляют нас. Но перестали ли мы радоваться Божьей
промыслительной заботе, которая проявляется в естественных процессах
и в серии вторичных причин, которые Он сам создал и поддерживает своим сло-
вом и Духом?
В каждом действии Троицы Отец говорит в Сыне Своим Духом, который дей-
ствует в творении, чтобы осуществить это слово. Но Бог действует опосредованно,
при помощи средств, причем цепочка вторичных причин может быть длинной.
И поступает Он так для нашего блага. Поскольку никто не может, увидев лицо
Бога, остаться в живых, нам нужно, чтобы Бог надевал различные маски, когда Он
спускается к нам, чтобы явить Свою любовь и заботу. Мы молимся: «Хлеб наш на-
сущный дай нам сегодня» — и при этом не ожидаем, что он упадет с неба. Нет, мы
знаем, что Бог даст нам хлеб опосредованно — благодаря труду фермеров, пека-
рей, кладовщиков, водителей грузовиков, продавцов.
Как только мы по-настоящему осознаем, что верность Богу проявляется в при-
звании к обычным делам, мы начнем ценить свое собственное призвание любить
и служить другим во имя Его этими обычными делами, которые действительно
изменяют жизнь.
Обычный способ действия Бога в мире — это призвание нехристиан. Я был по-
ражен, когда впервые прочитал эти слова реформатора Жана Кальвина:
Если единственным источником истины мы считаем Духа Божьего, то не станем ни отвер-
гать саму истину, ни презирать ее, в чем бы она ни проявлялась, если только не хотим
оскорбить Духа. Ибо несерьезно относиться к дарам Духа — значит осуждать и порицать
Его самого89.

Эти слова заставили меня задуматься. Хотя все согласны, что Бог являет добро
и неверующим (Пс. 103:27–30; Мф. 5:45; Деян. 14:17; 17:26–27), я привык думать,
что действие Духа происходит главным образом в сердцах Его избранных. А Каль-
вин здесь пишет о действии общей Божьей благодати даже среди нечестивых. Он
критикует радикальных протестантов, которые утверждали, что только христиане
могут управлять государством и создавать благочестивую культуру. Кальвин про-
должает:
Когда мы видим, что в книгах языческих писателей изливается восхитительный свет ис-
тины, мы должны признать, что природа человека, хотя она и утратила свою целостность
и глубоко развращена, по-прежнему украшена многочисленными Божьими дарами…
Разве можем мы сейчас отрицать, что древние правоведы обладали ясным мышлением
и благоразумием, благодаря которым они создали столь добрые установления и столь
справедливую власть? Можем ли мы сказать, что философы были слепы, если они так
прилежно исследовали тайны природы и так изобретательно о них рассказывали? Можем
ли сказать, что те, кто научил нас искусству спора, то есть умению разумно рассуждать,
были лишены разума? Что те, кто изобрел медицину, посвящая себя ради нашего блага,
были глупцами? А что скажем про все математические науки? Следует ли их считать бре-
дом сумасшедших? Напротив, книги, написанные древними авторами по всем этим дис-
циплинам, невозможно читать без восхищения… Значит, эти люди, которых Писание на-
зывает «природными», были столь искусны в познании мирских предметов, что служат
нам примером, который показывает, какие дары оставил Господь человеческой природе
даже после того, как она лишилась высшего блага90.

Даже неверующие могут править справедливо и благоразумно — это утвержда-

ет Павел, живший в контексте намного более языческой культуры (Рим. 13:1–7).
В дополнение к учению о естественных остатках образа Божьего Кальвин форму-
лирует концепцию общей благодати, «которая не исправляет испорченную приро-
ду, но подавляет и связывает ее изнутри». Эта благодать используется в провиде-
нии: она ограничивает, «но не очищает изнутри». Только Евангелие может это
сделать91.
Другими словами, сфера действия Бога расширилась: действуют не только
Отец и Сын, но и Дух; есть обычное провидение, а также необычное чудо; исполь-
зуются естественные средства и прямое вмешательство. Она расширилась до тако-
го предела, что Бог теперь действует общей благодатью среди всех людей, являя
при этом спасительную благодать по отношению к избранным. И тут действие
Духа в общей благодати не только дает нам возможность быть благословением
для неверующих, но и приводит к тому, что труд и призвание неверующих могут
быть благословением для нас. Благословения, которые исходят от Бога, не обяза-
тельно только святые и спасительные, ведь это Бог наделяет добрым даром каждо-
го человека.

Быть довольным обычными средствами действия Бога в искуплении

Ярчайший пример действия Духа средствами творения — это воплощение

Сына. Не только существование всего творения поддерживается «в Нем»
(Кол. 1:16–17), но и сама Его жизнь является примером действия Божьего обычно-
го промысла. Подобно тому как Бог словами «да будет свет» сотворил свет из ни-
чего, так и чудо боговоплощения заключается в том, что вечное слово восприняло
нашу человечность от девы Марии. Как и прежнее творение, новое может возник-
нуть только в результате прямого, непосредственного повеления-слова от Бога.
Вторя Быт. 1, ангел объясняет Марии в Евангелии от Луки, что это «Дух Святой
сойдет на тебя», — тем самым он уверяет ее, что плод ее чрева ни много ни мало
сам Сын Божий (Лк. 1:34–35, 38).
Дух, который веял над водами, разделяя, соединяя, воплощая слово Отца, «сой-
дет» на воды в чреве Марии. Он свяжет вечного Сына с человеческой природой,
которую тот получит от Марии. Девушка отвечает: «Да будет мне по слову твоему»
(Лк. 1:38, СП), потому что тот же Дух, который оказал воздействие на ее чрево,
также повлиял и на ее сердце, чтобы она могла сказать свое «аминь». Всякий раз,
когда мы не только слышим речь Отца в Сыне, но и становимся свидетелями того,
как Дух «производит» богодухновенную речь из человеческого свидетельства, мы
вступаем на территорию нового творения. Средством и воплощения, и принятия
Марией своей роли стало говорение Духа через Свое слово.
Конечно, воплощение вечного Сына было экстраординарным событием. Как
и «да будет свет», оно было прямым вмешательством Бога. То же самое можно
сказать о Его знамениях и чудесах, которые завершились Его воскресением. Тем
не менее беременность Марии, в результате которой Он родился, была обычной
девятимесячной беременностью, поскольку Сын воспринял нашу человеческую
природу. Он не появился в результате мгновенного творения, как в Быт. 1:11–12:
«„Пусть земля порастет растениями“… Земля породила растения». Также Иисус
не был вундеркиндом: «Ребенок рос, набирался силы и мудрости. На Нем было
Божье благословение… Иисус рос, и вместе с годами возрастали Его мудрость,
и возрастала любовь к Нему Бога и людей» (Лк. 2:40, 52). «Хотя Он и был Сыном,
но через страдания научился послушанию» (Евр. 5:8). Он не родился вне времени
и без нашей человеческой природы — нет, Он родился, «когда пришло назначен-
ное время» (Гал. 4:4, НРП).
Представьте, что Иисус запоминает любимые псалмы Марии и задает Иосифу
вопросы о Боге и жизни, пока они мастерят стулья. Ежедневные, обычные, каза-
лось бы, мелочи, в конце обретают огромное значение. Даже Его распятие было
просто заурядной римской казнью — так оно выглядело со стороны. И все же
через все эти мелочи Бог примирял мир с собой.
Не только в воплощении, но и в жизни и служении Иисус всегда зависел от
Духа в исполнении слова Своего Отца (Мф. 12:28). Так, приписывание Его чудес
авторству дьявола Иисус называет «богохульством против Святого Духа»
(Мф. 12:31–32; Лк. 12:10). Ученики провели рядом с Иисусом три года, но понять
личность и дело Христа и уж тем более засвидетельствовать о них смогли только
после сошествия другого свидетеля с небес — Святого Духа (Деян. 2).
Тот же самый Дух побуждает нас сказать «аминь» веры всему совершенному
Христом. Дух, который витал над водами в творении и водами чрева Марии, со-
единяет нас с Христом посредством воды и Его слова. Дух, обитавший в храме
и почивший на Иисусе, теперь пребывает в нас постоянно — на каждом в отдель-
ности и на всех вместе — на нас, Его святилище последнего времени в море смер-
ти. И благодаря этому мы не только оживаем по повелению «да будет свет», но
и приносим плоды Духа, действующего в нашем сердце обычными для Него сред-
ствами.
А теперь подумайте о том, каким образом сегодня Отец соединяет нас со Своим
Сыном посредством Духа. «Итак, вера приходит, когда Весть услышана, а Весть
слышат, когда о Христе проповедуют» (Рим. 10:17). Обычно это происходит так:
Бог посылает грешника из ближнего круга, он провозглашает мне прощение гре-
хов во имя Христа, я верю в это и так обретаю спасение (Рим. 10:14–15). Крещение,
конечно, не выглядит так эффектно, как, скажем, воскрешение человека из мерт-
вых или дарование зрения слепому. Тем не менее мы приняли крещение, чтобы
простились грехи, и после этого получили дар Святого Духа (Деян. 2:38). А что
может дать регулярное проведение вечери Господней, где в качестве элементов
используются обычные хлеб и вино? Сами по себе хлеб и вино ничего не значат,
но посредством вечери Бог обещает даровать Христа и все благословения, которые
с Ним связаны (1 Кор. 10:15–17).
Мы ищем Бога везде, где, как подсказывают нам естественные чувства, Он
может быть. Но сам Бог выбирает присутствовать со Своим спасительным благо-
словением там, где Он обещал, — в повседневных средствах, доступных каждому,
а не только любителям духовного экстрима. Не нужно подниматься на небеса или
спускаться в глубины земли, чтобы найти Бога. Христос присутствует там, где обе-
щал, — эту мысль Павел развивает в Рим. 10.
Если нашему Богу нравится действовать через обычное, возможно, нам следует
подумать о том, а не ограничиваем ли мы Его своими театральными представле-
ниями — будь то пышная месса или хорошо поставленный крестовый поход за ис-
целением. Бог не лишается чести, когда прибегает к обычным — даже физиче-
ским — средствам для достижения экстраординарных результатов. Напротив,
такой способ действия подчеркивает полное всевластие над творением, в творе-
нии и внутри творения Бога как Отца, Сына и Святого Духа.
Быть довольным царством Христа — значит быть довольным тем, что Он дей-
ствует обычными средствами благодати. И это нетривиальная задача. Нам трудно
поверить, что обычно-незначительное, такое как грешник, проповедующий име-
нем Христа суд и прощение, может реально распространить царство Христа по
всей земле. Конечно, есть проповеди. Да, хорошие учителя нужны. Но почему бы
к регулярному провозглашению Слова Божьего и наставлению в нем не добавить
чего-нибудь более впечатляющего? Несомненно, так мы сможем привлечь внима-
ние большего количества людей и церковь будет расти. И к тому же мы привлека-
ем людей к Христу не проповедуя Евангелие, а живя по нему. Если мы будем боль-
ше делать для своего соседского сообщества, мы, несомненно, в большей мере по-
влияем на него, чем если будем каждую неделю просто молиться о всеобщем бла-
гополучии. Нужно больше проповедовать о том, что людям интересно, что кажет-
ся им полезным. И все же наш Царь говорит нам, что «вера приходит, когда Весть
услышана, а Весть слышат, когда о Христе проповедуют» (Рим. 10:17). Устами
грешника-ближнего Христос судит, оправдывает и обновляет нас здесь и сейчас.
Вердикт окончательного суда фактически произносится через эту речь.
Конечно, никто не спорит, что изучать основы веры по катехизису неделя за
неделей и каждый раз вникать в литургический ход богослужения полезно, —
тогда слово Христа вселяется в нас обильно. Но это же так скучно! Хорошо бы раз-
бавить такое однообразие каким-нибудь ярким событием, например инсцениров-
кой. Или, может быть, поменять программу. Но Писание неоднократно призывает
нас возрастать в благодати и познании Христа при помощи регулярного наставле-
ния в «образце здравого учения» (2 Тим. 1:13, СП).
Крещение занимает свое место. Мы можем быть не вполне уверены в его значе-
нии, но точно знаем, что Иисус заповедал его совершать. Проблема в том, что
часто мы воспринимаем крещение как свое дело: им мы должны засвидетельство-
вать свою веру и дать обещание следовать за Господом. А нужно рассматривать его
как свидетельство и обещание Бога, который дарует нам Христа и все Его блага.
Разве можно придумать более эффектный способ вхождения в царство Христа
и в число преданных учеников? Вот что сказано в Кол. 2:12: «Крещением вы по-
гребли себя с Ним, крещением же воскрешены вместе с Ним — благодаря вере
в силу Бога, воскресившего Его из мертвых». Сначала Бог дает обещание, а потом
мы верой принимаем его.
Кроме того, есть вечеря Господня. Возможно, в церкви она проходит нечасто
(поэтому не так приедается), однако Иисус заповедал и ее. Но как же кусочек
хлеба и глоток вина могут оказаться более результативными, чем духовные
упражнения или малые группы, в деле соединения нас с Христом и друг с другом?
Мы снова думаем о вечере как о своем деле, а не как о проявлении Божьей благо-
дати — ведь это мы вспоминаем о смерти Иисуса и обновляем свое посвящение
Ему. Конечно, если бы в вечере самым важным элементом была наша деятель-
ность, мы могли бы придумать какое-нибудь совместное действие, которое бы
в большей мере поспособствовало присутствию Христа в нашей жизни. Но вот что
сказано в 1 Кор. 10:16: «Разве чаша благодарения, за которую мы благодарим Бога,
не приобщает нас к крови Христа? И хлеб, который мы ломаем, разве не приобща-
ет нас к телу Христа?»
В Писании чудеса — экстраординарные дела Божьи — чаще всего происходят
в начале новых этапов искупительной истории. Они подтверждают подлинность
новых стадий откровения. Чудес, которые Бог совершил через нашего Господа,
а также через пророков и апостолов, достаточно, чтобы засвидетельствовать до-
стоверность нового завета, который Иисус сделал действительным Своей смертью.
Кроме того, Его воскресение — это кульминационное событие, которое послужило
началом и знаком нового творения. Конечно, Бог может поступать так, как Он
хочет, и молиться о чудесах — нормально. Однако Писание не обещает, что на эти
молитвы будет получен желаемый ответ. А обещает оно, что Бог совершит вели-
чайшие чудеса и знамения через проповедь Своего Слова и совершение Его та-
инств.
И снова мы возвращаемся к богословию креста от богословия славы. Богосло-
вие креста позволяет нам принять Бога таким, каким Он показывает себя, —
в смирении, бедности, слабости. Бог открывает себя, скрывая. Он приходит к нам
тайно — как царь в одежде нищего, — чтобы послужить нам.
Быстрое развитие и распространение медицины, продляющей и улучшающей
жизнь, свидетельствует не об отсутствии Бога, а о Его постоянной заботе. Чтобы
избавиться от натурализма, который приписывает исцеление врачам и медицине,
нужно не ожидать чуда, а благодарить Бога за множество способов, которыми Он
помогает нам. Мы должны удивляться Божьим заботе, мудрости и участию в каж-
дой мелочи нашей жизни.
Сегодня не воскресения людей подтверждают Евангелие, а свидетельства оче-
видцев — апостолов, которые умерли мученической смертью, провозглашая Хри-
ста. Мы рады чудесам, которыми Бог, может быть, захочет удивить нас, но послед-
ний этап Божьего плана искупления — это чудесное возвращение Иисуса на небес-
ных облаках. А пока этого не произошло, мы пользуемся глазами веры — благода-
ря им мы видим заботу Бога в повседневных событиях и окружающих людях.
Разве мы ожидали, что Творец вселенной будет лежать в кормушке для скота
в глухой деревушке и уж тем более, окровавленный, висеть на римском кресте?
Точно так же мы совсем не ожидаем, что Он передаст нам Свои необыкновенные
дары таким обыденным образом — в человеческой речи, в горячей ванне, в еде.
Такого быть не может, кажется нам. Нам нужны знамения и чудеса, чтобы знать,
что Бог с нами. И все же только потому, что Бог обещал встретиться с нами при
таких обычных обстоятельствах, мы можем довольствоваться тем, что принимаем
Его именно так. Если даже апостолы могли найти Бога в самых маловероятных
местах, то почему мы воображаем, будто найдем Его в обнаженной славе, а не об-
лаченного в Евангелие, пришедшего с миром?
Репортеров CNN вы не увидите в церкви, члены которой верят, что Бог совер-
шает чудеса обычными средствами благодати руками обычных Своих слуг. Но Бог
в нее приходит. Каждую неделю. Эти средства благодати и обычное общение свя-
тых, которые питают и направляют нас на протяжении всей нашей жизни, выгля-
дят хрупкими, но именно в этих сосудах сберегается сокровище — Христос и все
Его спасительные блага. Какие бы дары Божьи мы ни получали в других местах
и других видах своей деятельности, мы становимся наследниками вечной жизни
и вовлекаем других в Его вечное царство именно тогда, когда каждую неделю
участвуем в обычном служении Христа Его народу. Христос — хозяин, Он же
и шеф-повар. Это Его мероприятие. Его служители — просто официанты, разнося-
щие Его гостям яства вечного свадебного пира Агнца.
Заветная перспектива, которую я описал, перемещает нас из экономики долга
в экономику дара. Долг и дар — это не абстрактное противопоставление активно-
сти и пассивности, своего выбора и избрания тебя кем-то другим. Дело не в том,
что у нас меньше возможностей выбирать при такой перспективе. Настоящая раз-
ница заключается в ответе на фундаментальный вопрос: определяет ли наш выбор
нашу идентичность или наша идентичность (которую Бог выбрал для нас) опреде-
ляет наш выбор? Всю 15-ю главу Евангелия от Иоанна Иисус сыплет повелениями
приносить плоды, которые бы свидетельствовали, что лоза — животворящая, а мы
причастны Ему. И все же наши решения и действия основаны на Его решениях
и действиях. Теперь мы можем выбрать того, кто выбрал нас, можем связать себя
обязательствами с поместной церковью — проявлением Его избранного народа —
просто потому, что это семья, которую Он создает Своим Духом при помощи Свое-
го слова и таинств.
Поэтому настоящее довольство возникает тогда, когда мы успокаиваемся
в Христе. Предложения мира просто слишком ограничены. В его меню нет опции
«быть избранным Богом», «искупленным и примиренным с Отцом в Его Сыне»,
«получить прощение грехов и оправдаться от нечестия», «быть распятым и вос-
креснуть с Христом, став частью Его нового творения», «принадлежать к новой
семье Бога» и «пережить воскресение тела к жизни вечной».
Всякий раз, когда апостол Павел говорит о довольстве, он подчеркивает, что
довольство основывается на Евангелии. Амбициозность принципиально перестает
быть мотивом к действию, что постепенно начинает отражаться на практике. Ока-
завшись в месте окончательного успокоения, мы обретаем силы трудиться для
других. Корыстолюбие теряет смысл, ведь настоящий мир за узкими вратами уже
принадлежит нам в Христе. Хорошо сказал Мартин Лютер: «Я держал в своих
руках многое — и все потерял, а то, что отдал в руки Бога, у меня все еще оста-
лось»92.
Бог уже «одарил нас, в единении нашем с Христом, полнотой духовных даров
в небесных мирах. Он нас избрал, в единении с Ним, еще до сотворения мира,
чтобы мы были перед Ним святыми и непорочными» (Еф. 1:3–4). «Кровью [Хри-
ста] мы обрели, в единении с Ним, свободу и прощение грехов. Так безмерна Его
доброта, что излил Он щедро на нас в совершенстве ума и мудрости» (1:7–8). Он
соединяет все, что есть на земле и на небе, воедино в Своем Сыне (1:9–10) Святым
Духом, который есть «залог того, что мы получим наше наследие, когда Бог даст
полную свободу тем, кто Ему принадлежит, и станем хвалой Его славе» (1:11–14).
Довольство — это добродетель, которая противоположна суетливости, беспо-
койству, амбициям, корыстолюбию. Испытывает довольство тот, кто снова и снова
осознает, что не принадлежит себе, будь он пастором или прихожанином, родите-
лем или ребенком, работодателем или работником. Это дело Господа — давать
и отнимать. Он строит Свою церковь. Именно Его служение спасает и созидает Его
тело. Даже имеющееся у нас мирское призвание на самом деле не является нашим
собственным: оно есть средство, которое Бог использует, чтобы дать людям, в том
числе и нам самим, то, в чем нуждается все общество. Много чего нужно сделать,
но это Его дело, которое Он выполняет через нас ежедневно и в основном обыч-
ными способами.

Для закрепления

1. В чем заключается актуальность концепции устойчивого развития для на-

шего роста в Христе?
2. Что такое корыстолюбие и как оно в нашей культуре превращается в добро-
детель? Можете ли вы вспомнить, какими способами это искушение прони-
кает в вашу жизнь?
3. Подумайте о том, чем отличается заветный взгляд на жизнь от договорного.
Что провоцирует вас строить отношения по договорному принципу? Как
библейская перспектива помогает перестать думать в таком ключе?
4. Каковы библейские основания для довольства жизнью?

Глава 8. «Не нужен нам еще один герой»93

Я не согласен на сто процентов с названием этой главы. Я думаю, что нам
все еще нужны герои. Нам нужны люди, на которых наши дети — да и мы
сами — могли бы равняться. Но в то же время я считаю, что нельзя зани-
маться излишней героизацией. Героизируя кого бы то ни было, мы наруша-
ем библейские принципы, о чем я более подробно поговорю ниже. Героизи-
руя Христа, мы делаем из Него супергероя, но Он для нас значит много-
много больше.
Для многих из нас, выросших в церкви, пример библейских героев впле-
тен в канву самых ранних детских воспоминаний. Ветхий Завет был кладе-
зем историй о героях для воскресной школы. Авраам — человек веры, гото-
вый пожертвовать своим сыном по повелению Бога (опустим тот факт, что
он продолжал сомневаться в Божьем обещании и даже сказал царю, что
Сарра была его сестрой, чтобы спасти собственную жизнь). Моисей? Ну,
Моисей есть Моисей, в его жизни есть множество героических эпизодов
(только не будем упоминать, что Бог хотел убить его, потому что тот откла-
дывал обрезание своего сына, и что при определенных обстоятельствах он
ослушался Бога, из-за чего не смог войти в Ханаан). Часто говорят о добро-
детелях Давида, называют его «человеком по сердцу Божьему» (не станем
говорить, что он совершил прелюбодеяние и косвенно убийство, а также из-
насилование, из-за чего Бог не позволил ему построить храм). Рассказ
о силе Самсона используется как призыв мужественно противостоять миру,
плоти и дьяволу, а история таких пророков, как Нафан, Илия и Елисей, слу-
жит примером того, как сказать «нет» идолопоклонству. Ну и так далее.
Это не означает, что никакой пользы из примера этих людей мы не
можем извлечь. Но есть по крайней мере три причины, по которым надо
помещать их истории в центр внимания детей с большой осторожностью.
Во-первых, сами эти истории изложены правдиво, без прикрас. Часто, когда
люди возвращаются к ним уже во взрослом возрасте, они внезапно с удив-
лением замечают, что каждый библейский герой иногда поступал совер-
шенно негероически, его часто засасывало в круговорот греха или отчая-
ния. Мы склонны превращать библейские истории в басни Эзопа или сла-
щавые «христианские романы», которые делают эти библейские повество-
вания гораздо менее интересными и менее правдивыми, чем они есть на
самом деле. Даже те библейские герои, которые предвозвещают Христа, со-
вершают грехи, а это означает, что они нуждаются в Спасителе точно так
же, как и все мы.
Во-вторых, надо хорошо понимать, как Новый Завет интерпретирует эти
истории. Да, Павел пишет, что они «урок для нас», но в контексте
(в 1 Кор. 10 имеется в виду поколение неверующих людей, оказавшихся
в пустыне) он пишет, что урок их жизни должен предостеречь нас от неве-
рия. «Зал героев» из Евр. 11 заполнен персонажами, которые — согласно их
же жизнеописаниям — не всегда были героями. Автор Послания евреям из
историй этих людей создает сводный пример того, что именно верой —
верой в Христа — они твердо держались Божьего обещания и так преодоле-
ли нападки мира. Ему важно было упомянуть нелестные эпизоды из их
жизни, чтобы сфокусироваться именно на этой мысли.
Мы должны читать их истории в контексте всего сюжета Писания, кото-
рый развивается вокруг Христа. И это третья причина, по которой я напря-
гаюсь, когда Библию сводят к сборнику рассказов «Будь как Даниил». Даже
самые верные герои Библии в самые лучшие моменты своей жизни значи-
тельно не дотягивают до того Спасителя, в котором мы нуждаемся. Из
самой истории становится ясно, что они тоже нуждаются в искуплении от
виновности и власти греха. Нам нужен не просто еще один герой. Нам
нужно, чтобы Бог спустился на землю и спас нас.
Когда рассказы о «библейских героях» заканчиваются, следуют истории
других великих людей Библии. Когда же все библейские примеры иссяка-
ют, мы начинаем обращаться к великим людям западной истории. Опять
же, нет ничего плохого в том, чтобы прививать добродетель, рассказывая
о тех, кто ее проявлял, и не рассказывая о тех, кто вел себя порочно. И все
же барабанный бой требует образцовых примеров.
В консервативной церковной среде мы даже используем в своих целях
основателей Америки и других национальных героев. Не важно, что многие
из них явно скептически относились к ортодоксальному христианству: они
верили в божественное происхождение морали, некоторые из них были
даже деистами, и этого уже достаточно, чтобы морально вдохновлять. Но
для того чтобы привить уважение к заслугам этих великих деятелей, цер-
ковь не нужна. Мы готовы украшать Евангелие героями христианской исто-
рии даже ценой замыливания сути христианства.
И вот мы вырастаем из воскресной школы и начинаем посещать моло-
дежные собрания: на них приглашают нынешних знаменитых спортсменов
и артистов, которые «знают Господа». Не важно, что их график настолько
плотный, что быть членами церкви у них нет возможности (или, по крайней
мере, регулярно ее посещать), достаточно того, что, по их словам, у них есть
глубокие и очень личные «отношения с Иисусом». А может быть, молодеж-
ному пастору стоит пригласить на встречу пожилую семейную пару, которая
прошла с Господом через взлеты и падения, чтобы подростки могли уви-
деть, что значит обладать божественной мудростью? Или брата, который
никогда не упускает возможности поделиться Евангелием с детьми в школе,
где работает уборщиком? Или сестру, которая, заболев раком, смогла пре-
одолеть сомнения и отчаяние, и сейчас, когда, по словам врачей, ей оста-
лось жить полгода, она точно знает, что ее жизнь принадлежит не ей, а ее
верному спасителю Иисусу Христу?
В былые времена пастор преподавал молодежи катехизис и таким обра-
зом готовил молодых людей к публичному исповеданию своей веры, после
которого они могли участвовать в причастии. После того как занятия по ка-
техизису заменились воскресной школой и молодежными собраниями, ве-
рующие подростки в момент, когда им надо сделать следующий шаг во
взрослении, оказались отделены от церкви. И почему мы думаем, что моло-
дым людям нужно общаться с другими молодыми людьми во главе с пар-
нем, который лишь немного старше? Я не говорю, что у нас не должно быть
молодежных пасторов. Но я совсем не уверен, что правильно было перехо-
дить от апостольской модели (старшие учат младших, как в Тит. 2:4) к более
культурно ориентированной.
Что замена занятий по катехизису уроками воскресной школы говорит
о наших взглядах? Откуда появилась идея о том, что пожилым людям
нужно организовать среду, «свободную от детей», чтобы они там общались
только с другими старичками-бодрячками, что отдельные мужские и жен-
ские группы более эффективны, чем общение всех святых? Для каждого из
этих рынков вера упакована особым образом: таргетируя интересы и по-
требности участников, эта упаковка отделяет последних от остальной части
тела. Существуют учебные Библии и программы для всех возможных демо-
графических групп. Их содержание часто в большей мере призвано обеспе-
чить применение Библии, чем объяснить ее.
Поскольку наше становление в церкви проходит главным образом
в одной из нишевых групп, наше сознание формируется не столько одной
общей верой, сколько проблемами и их решениями, которые актуальны для
данной группы. Опять же, я не против свободного объединения верующих
по социальным вопросам, я просто задаю вопрос: а не разделяем ли мы то,
что Бог соединил? Может быть, мы думаем, что община, церковное сообще-
ство, построена на принципе договора, а не завета, что она в большей мере
определяется социальными связями, а не союзом с Иисусом Христом?
 Конечно, вокруг нас должны быть люди, на которых можно было бы рав-
няться, особенно сегодня, в эпоху буйства амбиций, — это еще одна веская
причина для того, чтобы старшие верующие наставляли младших. Однако
больше героев нам нужен Спаситель. Вокруг нас также должны быть люди,
которые являют благочестие и находят время, чтобы вкладываться в нас.
Павел даже призвал молодых учеников и церкви следовать своему примеру.
Тем не менее качества, которым он призывает подражать, — это сосредото-
ченность на Евангелии, смирение, любовь ко всем святым и довольство
(2 Фес. 3:9).

Призвание в повседневной жизни: изменить культуру или

служить с любовью?

Во-первых, призыв к радикальному преобразованию общества может

легко сместить взгляд веры с Христа на нас самих. Если это происходит,
мы начинаем думать, что Евангелие — это не просто добрая весть о победе
Христа, оно включает в себя больше. Оно расширяет царство Божье за счет
наших добрых дел, а не за счет создания веры, которая приносит плод доб-
рых дел. Церковь — это не просто место, где Бог смиряет себя и служит
грешникам Своей искупительной благодатью. Она в большей мере является
базой для нашей активности, чем местом действия Бога, из которого мы вы-
ходим в мир и, растворяясь в нем, как соль, ведем активные действия.
Такой взгляд ведет к тому, что мы начинаем противопоставлять «цар-
ство» и «церковь». Сторонники такого подхода убеждены, что вся жизнь —
это поклонение. Мы не можем ходить в церковь, потому что мы и есть цер-
ковь. Царство не приходит через Христово слово и Его Духа — мы сами
строим его. Наши добрые дела не являются плодом веры, которая приходит
от слушания Евангелия и подтверждается таинствами; скорее, мы призваны
жить по Евангелию, даже быть Евангелием.
Огромное количество людей считает: не сущность человека определяет
его дела, а дела человека определяют его сущность. Общинное служение
значит больше, чем проявление любви к ближнему в выполнении своего
повседневного мирского призвания. Свою идентичность и цель мы осозна-
ем не благодаря тому, что слышим и получаем, а благодаря тому, кем явля-
емся и что делаем. Нам нужно верить еще во что-то кроме Евангелия или
же Евангелие должно включать в себя не только весть о жизни, смерти
и воскресении Иисуса Христа ради грешников. Конечно, Иисус добился
успеха, но мы — Его партнеры в деле искупления мира.
Вместо того чтобы следовать примеру Иоанна Крестителя, который при-
зывал смотреть не на себя, а на «Божьего Ягненка, который унесет грех
мира» (Ин. 1:29), мы предлагаем изменения в собственной жизни и в каче-
стве Благой вести. Но таким образом мы отвергаем Евангелие, а значит, на
корню пресекаем действие силы благочестия и любви к ближнему.
Во-вторых, радикальный взгляд на трансформацию культуры вредит
исполнению нашего призвания в мире. Основная проблема заключается
в том, что он меняет схему Божьего дародарения. Писание утверждает, что
Бог дает нам жизнь, искупает нас, оправдывает и обновляет. Он делает это
Своим Духом посредством Евангелия — не только в начале, но и на протя-
жении всей нашей жизни. Слушание этого Евангелия, от Бытия до Открове-
ния, есть средство, при помощи которого Дух создает веру в нашем сердце.
В союзе с Христом наша вера немедленно начинает приносить плод в виде
евангельского покаяния и добрых дел. Мы совершаем добрые дела не для
того, чтобы Бог вознаградил нас, а ради блага своих ближних. Если мы на-
правим этот поток дародарения в обратную сторону, никто не выиграет. Бог
будет оскорблен нашей самонадеянной мыслью, что мы можем кое-что от
себя добавить к совершенному спасению, которое Он завоевал для нас
в Своем Сыне. Мы сами окажемся в числе проигравших, да и наши ближние
тоже, ведь мы будем совершать добрые дела для Бога ради себя, а не для
своих ближних ради Бога.
В-третьих, хотя призыв изменить мир не отрицает, что есть и мир-
ское призвание, на самом деле он ведет к недооценке этого повседневного
призвания, посредством которого фактически осуществляется обмен
Божьими дарами. Плотник, повар, домохозяйка каждый день служат дру-
гим людям и, возможно, на самом высоком уровне. Скорее всего, они лучше
своего пастора знают стандарты совершенного обслуживания в своей обла-
сти. Но что значит «изменять мир»? Что значит спасти свою работу, каким-
то образом присоединив офис, лабораторию, магазин к царству Христа? Мы
не всегда ясно представляем, как конкретно это будет выглядеть, но нам
очень хочется влиять — и как можно быстрее. Однако, как и везде, если
приходится ждать долго, энтузиазм сменяется апатией. Я не сомневаюсь
в том, что Христос господствует над всей жизнью. Но я сомневаюсь в том,
что мы правильно понимаем, как Он господствует в разных сферах нашей
деятельности. Чего Он требует: верности или измеримого влияния на обще-
ство, вызванного непосредственными действиями христианина?
В-четвертых, призыв радикально изменить культуру может ока-
заться лишь духовным прикрытием банальной идеи о социальных лиф-
тах. Если перед нами стоит задача оказывать на общество прямое воздей-
ствие, легко удариться в элитарность и делать упор на призвания, которые
имеют высокую социальную значимость. Об этом в наших кругах говорят
и тут и там. Вы домохозяйка, пекарь, инструктор по дайвингу? Прекрасно!
Но нам больше нужны юристы, политики, художники, экономисты, ученые,
редакторы New York Times, артисты, известные спортсмены. Говорят, это
«стратегические» позиции. Большое спасающее воздействие уборщица
вряд ли сможет оказать.
В-пятых, миссия по преобразованию культуры может возыметь об-
ратный эффект, сыграть против тех, кто на самом деле призван быть
писателем, художником, физиком, сенатором и ученым. Они тоже при-
званы Богом к обычному труду в нашем обществе, где есть и нехристиане.
Когда мы ставим перед ними задачу каким-то образом продвинуть царство
Христа, быть своего рода элитной гвардией в Его культурной войне, резуль-
тат часто оказывается катастрофическим. Экономист знает, что область его
профессиональной деятельности весьма сложна, поэтому другие экономи-
сты с такими же, как и у него, богословскими убеждениями могут иметь
другие представления о том, как экономика должна работать. Объясняется
это тем, что в Писании не содержится план экономического развития стран
на период между двумя пришествиями Христа.
Следовательно, общая Божья благодать, которая изливается как на веру-
ющих, так и на неверующих, просвещает людей, и все люди могут изучать
соответствующие данные и теории. Поэтому христиане, которые принима-
ют одну и ту же доктрину или принцип, будут расходиться во мнении о том,
как же наиболее мудро ее применить. То же самое можно сказать о худож-
никах, которые избегают упрощенного и сентиментального взгляда на мир;
о политиках, которые понимают, что государственная служба — это компро-
мисс для общего блага; об ученых, которые восхищаются единоверцами,
когда те не сводят свою дисциплину к идеологии, как секуляристы.
Реформирование богословия культуры

Подозреваю, что неуемное стремление евангельских верующих преобра-

зовывать культуру является лишь христианизированной формой амбициоз-
ности, бесконечного поиска нового, нехваткой терпения, а с таким подхо-
дом культуру, христианскую или нехристианскую, создать невозможно.
В последние десятилетия XX века евангельские христиане внезапно
стали значимой культурной силой в американском обществе. Конечно,
в наших кругах всегда были энтузиасты, взаимодействовавшие с социумом,
но такого повсеместного желания воздействовать на культуру мы еще не ви-
дели. Раньше голос христиан часто определял результат избирательных
кампаний. Однако в последние годы предсказуемо возникла реакция — не
только со стороны общества в целом, которое ныне имеет весьма невысокое
мнение о христианах, но и изнутри самого евангельского сообщества.
По итогу это движение, известное как христианские правые, оказалось
провальным проектом. У меня нет ни возможности, ни соответствующей
компетентности писать об этом подробно. Однако несколько общих сообра-
жений о том, что же пошло не так, я высказать могу.
Прежде всего, движение было богословски и культурно неглубоким. На
мой взгляд, богословское представление о Боге, творении, грехе, искупле-
нии и церкви, особенно касательно ее отношения к культуре, было доста-
точно примитивным. Многие из лидеров, которые провозглашали апока-
липтические пророчества, в одной руке держали Библию, а в другой — газе-
ту. Ожидание скорого уничтожения «покойной великой планеты Земля»
слилось со стремлением изменить мир или по крайней мере Америку. По-
лучилась горючая смесь. Одним словом, у евангельских христиан не было
хорошо продуманной богословской системы координат, когда они взялись
штурмовать ворота.
Представление о культуре также было примитивным. В то время как тра-
диционные либеральные протестанты следовали за модой высокой культу-
ры (в области образования, искусства и науки), евангельские христиане
обычно опирались на популярную культуру. Они прибегали к помощи звезд
и политиков из христиан для того, чтобы воздействовать на культуру. Вско-
ре они поняли, что политика, и особенно правительство, — главная движу-
щая сила культуры, а евангельские церкви являются отдельным электо-
ральным блоком со своими особыми интересами. Они осознали, что реак-
ция социума на евангельское христианство меняется в зависимости от того,
насколько близко оно политическому истеблишменту.
Вдохновленные первоначальным успехом и способностью мобилизовать
множество активистов, лидеры христианского правого движения постоянно
расширяли список своих требований. Похвальное стремление защитить че-
ловеческую жизнь от абортов по требованию быстро переродилось в целый
ряд политических инициатив, которые в большей мере отображали про-
грамму республиканцев, чем продуманную экзегезу Библии. В то же время
левые евангельские христиане оказались в плену демократической партии.
В целом протестанты резко отличались от римских католиков, которые опи-
рались на многовековые размышления богословов на тему взаимодействия
с культурой.
Одним словом, мне кажется, что во многом виноват нереалистичный
призыв к культурной трансформации. Евангельские христиане нового по-
коления могут смягчить риторику или примкнуть к другой политической
силе в продолжающейся культурной войне. Возможно, они более подкова-
ны в культурном плане, чем предыдущее поколение. Но при этом они про-
должают жить иллюзией, что сделать царства этого века царством Христа
возможно посредством прямых (особенно политических) действий.
Альтернатива стремлению преобразовать культуру — это не пассивность.
Писание не позволяет отделять призвание человека, которое он получил
в Христе, от его же призвания в мире. Нельзя быть христианином во время
молитвы и язычником во время работы. Наши библейские убеждения влия-
ют на наш подход ко всему в жизни. Именно поэтому надо осмыслить и оце-
нить их. Надо восстановить библейские ориентиры. Если наши богослов-
ские убеждения и представления о природе культуры станут зрелыми, мы
поймем, что сообщества, такие как, например, церковь, формируются в те-
чение длительного периода времени благодаря наличию у людей различ-
ных призваний, которые они реализуют каждый день.
Мы живем между двумя пришествиями Христа: спасены «уже», но «еще
нет». Только когда Христос вернется, Он будет непосредственно судить на-
роды и господствовать над Своей восстановленной вселенной в вечном ша-
ломе, где будет справедливость и мир. «Ведь мы спасены пока что только
в надежде, — пишет Павел и тут же добавляет: — Если бы наша надежда
уже исполнилась, незачем было бы надеяться. Кто же надеется на то, что
уже есть? Но если мы надеемся на то, чего еще не видим, мы должны наде-
яться терпеливо и стойко» (Рим. 8:24–25). Поэтому нужно думать, как под-
держивать справедливость и мир в падшем мире, пребывающем под вла-
стью греха и смерти. С одной стороны, мы подданные нового Божьего тво-
рения в Христе, а с другой — граждане общих для верующих и неверующих
государств, в которые нас поместило Божье провидение. Бог строит Свое
царство в этом мире посредством слова и таинств, но мы точно знаем, что
царства этого мира не станут царством Христа до Его возвращения.
Мы живем, выполняя функцию соли и света, у нас нет иллюзий о том,
что нам удастся построить христианский мир. Так что мы не утописты,
и пассивность нам не свойственна. Христос созидает Свою церковь
(Мф. 16:18), и нам Божьей благодатью «дано владеть» царством в теле Хри-
стовом (Евр. 12:28; ср. Лк. 12:32). Спасение, которое Христос объективно
уже приобрел для нас, — это не только спасение души, но и воскресение
тела; не только людей, но и обновленного творения. Нужно спрашивать не
о том, правит ли Бог царствами земли прямо сейчас, а о том, как Он правит
Своей церковью при помощи спасительной благодати, а над земными вла-
стями — при помощи благодати общей.
Параллельно с углублением и исправлением своих богословских воззре-
ний нам надо исправлять и углублять понимание культуры. Хороший при-
мер сближений этих двух сфер дает христианский социолог Джеймс Дэви-
сон Хантер. В книге «Изменить мир» он описывает, как развиваются куль-
туры, объясняя, что попытки напрямую и сразу изменить общество опас-
ны94. Его модель «обычной преданности», как мне кажется, — это золотая
середина между страстным желанием изменить культуру и апатичным от-
ношением к ней.
Некоторые из учеников в процессе обычной жизни действительно могут
получить особое призвание — совершить героический поступок или, выпол-
няя роль лидера, принести себя в жертву. Некоторые люди, занимаясь
своим обычным делом, могут получить признание за достижения в области
искусства, политическую деятельность или научные открытия. Важно,
чтобы христиане реализовывали свои самые разные призвания как соль
и свет в этом безвкусном и темном мире. Но царство Христово непосред-
ственно расширяется, когда Дух чудодейственно собирает народ вокруг
Агнца во славу Отца обычными средствами благодати. Мало того что упор
на изменение культуры ведет к смешению Христа и Его дела с церковью
и ее действием, а также века грядущего с веком этим, он еще смазывает раз-
личие между спасительной и общей благодатью.

Любить ближнего труднее, чем любить великие цели

Повторю уже сказанное: очень легко превратить других людей в инстру-

мент собственных амбиций, делая вид, что мы любим их ради них самих,
как подобных нам носителей образа Божьего. Они становятся актерами вто-
рого плана — а то и вовсе декорациями — в фильме нашей жизни.
Любить конкретных ближних людей, совершая определенные действия
каждый день, скучно и трудно — труднее, чем изменять культуру. Но неза-
висимо от определенной нам Богом роли и места в обществе мы довольны
тем, что есть. Наша идентичность сформирована тем, что мы в Христе, а не
нашими достижениями. Наше величие измеряется повседневной любовью
к ближнему в период между двумя пришествиями Христа. Павел приспу-
стил раздутое самомнение коринфян, когда напомнил им: мерой совершен-
ства является ежедневная любовь к нашим ближним в период между двумя
пришествиями Христа:
Вы только посмотрите на себя, братья, какими вы были, когда вас призвал Бог.
Много ли было среди вас тех, кого бы сочли мудрыми, много ли было влиятель-
ных, много ли родовитых? Но чтобы посрамить мудрых, Бог избрал то, что в мире
считается глупым; чтобы посрамить сильное — то, что в мире считается слабым.
И избрал безродное и незначительное, иными словами, ничтожное, чтобы значи-
мое для мира обратить в ничто. Так пусть никто не хвалится перед Богом!
(1 Кор. 1:26–29).

Из этих слов Павла становится понятно, что коринфская церковь из

кожи вон лезла, чтобы вписаться в культуру. Коринф больше ценил стиль,
чем содержание, — то же делали и коринфские верующие. Судебные тяжбы
были обычным делом, поэтому христиане тоже таскали друг друга по судам.
Общество терпимо относилось к сексуальной распущенности — почему бы
не потерпеть ее и в церкви? Оно делилось на четкие социально-экономиче-
ские страты — церковь разделялась соответственно.
Павел не создает новый вид элиты, не делает из чернорабочих истинно
духовных людей. Если все будут дворниками или плотниками, то кто же
сможет послужить другими дарами в церкви: кто будет руководить, образо-
вывать, пускать единоверцев переночевать в свой большой дом? Нет, Павел
лишь борется с завистью и амбициозностью коринфских христиан, которые
не без помощи суперапостолов уверовали в древнюю версию «Евангелия
благосостояния». Конечно, «не многие» избранные попадают на страницы
People, не у многих берет интервью CNN. Но некоторые все же становятся
известными. Однако их светская карьера не дает им какого-то особого ста-
туса или привилегий в теле Христа. Церковь — это такое сообщество, члены
которого, кем бы они ни были, являются равно важными для функциониро-
вания всего тела.
И из простого человека, и из звезды можно сделать идола, если утратить
правильную перспективу. Когда имеется идолопоклонение, бедный идол
должен быть на высоте в любой ситуации, иначе он столкнется с разруши-
тельными последствиями нашего коллективного разочарования. Но если
воля Бога и Его слава — наша главная цель, а благо нашего ближнего — сле-
дующая по важности, то мы будем взаимодействовать с культурой в соответ-
ствии с тем, какими дарами Бог наделил нас, как подготовил нас и к чему
призвал в этой жизни.
Евангельские христиане достаточно безразлично относятся к высокой
культуре, поэтому не пишут христианские оперы и симфонии, зато изо всех
сил стремятся привлечь любую поп-звезду в свою субкультуру. Я радуюсь
всякий раз, когда мировые знаменитости отказываются становиться «хри-
стианским трофеем». Джона Формана, вокалиста группы Switchfoot, недав-
но спросили, считает ли он свою группу христианской. Он ответил:
Честно говоря, меня этот вопрос печалит, потому что дело-то ведь не в паре песен,
написанных Switchfoot. Спрошу я у вас в сократовском стиле: упоминают ли Льюис
или Толкиен Христа в своих произведениях? Можно ли назвать сонаты Баха хри-
стианскими? Когда мы больше уподобляемся Христу: когда кормим нищих, масте-
рим мебель, убираем туалеты или рисуем закат? Считать, что лидер поклонения
духовнее вахтера — значит мыслить высокомерно, а следовательно, неправильно.
Разные призвания и цели лишь подчеркивают Божье всевластие95.

О своих песнях Форман говорит: «Ни одна из этих песен не родилась

свыше, и в этом смысле христианской музыки не существует».
Христос не пришел умереть за мои песни — Он пришел умереть за меня. Да, мои
песни — это часть моей жизни. А я верующий. Поэтому многие из этих песен рас-
сказывают о моей вере. Но я не чувствую себя обязанным произносить ритуальные
фразы, потому что повторение шаблонов — это не та славная свобода, которую
приобрел для меня Христос Своей смертью… (Я слышал, как многие люди произ-
носили имя «Иисус Христос» и при этом даже не имели в виду своего Искупителя.)
Повторю: Иисус не умирал за мои песни.
Поэтому нельзя выстроить иерархию жизни, песен или профессий. Важно лишь
послушание. Мы призваны взять свой крест и последовать, но у нас точно разные
дороги. Как в одном теле органы имеют разные функции, так и в Христе мы, мно-
гие, — одно тело и принадлежим друг другу. Поэтому, пожалуйста, не спешите су-
дить «братьев» с другим призванием.

Если конкретно, идеал культурной трансформации похож на амбициоз-

ную корпоративную цель развития, для которой неважна повседневная пре-
данность. Хочу обратиться к коллегам-служителям. Подумайте о медсестре,
которой после 15-часовой смены приходится вытаскивать себя из постели,
чтобы послушать лекцию о средствах благодати. Пастор ведь не чувствует
своей вины в том, что на этой неделе он не позаботился о физических по-
требностях сотни ближних в больнице. Но почему он предъявляет претен-
зии этой медсестре в том, что она не «живет верой», то есть не несет служе-
ние в церкви, а проявляет любовь к ближнему в своем повседневном при-
звании, постоянно задерживаясь на работе?
Или представьте родителей четверых детей, у одного из которых редкое
заболевание крови. Они оба без устали работают, один ходит на работу. Они
любят ближних, служат соседям. Эти люди, может быть, и хотели бы боль-
ше общаться с другими членами церкви, звать их в гости, участвовать во
всевозможных благотворительных акциях, но понимают, что все их время,
энергия и ресурсы уходят на заботу о семье. Должны ли они изменять мир?
Должны ли искать и нести «свое служение» в церкви, чтобы церковь могла
отрапортовать, что она влияет на общество?
 Или возьмем банкира, который пришел сегодня в церковь. В четверг он
сделал послабления в «политике банка» для ответственной, но бедной
семьи, выдав ей кредит на покупку своего первого дома под низкий про-
цент.
Подумайте о родителях, которые, несмотря на усталость, в конце напря-
женного дня читают Писание и молятся вместе со своими детьми, а затем
перед сном рассказывают им истории, полезные для развития воображе-
ния. Бывает, к вечеру они настолько устают, что не в состоянии даже почи-
тать детям книжку, но это не страшно — завтра будет следующий день.
Или вот: перед вами сидит учитель воскресной школы, который работает
на двух работах и в перерывах между ними пытается подготовить урок;
старшеклассник, чье призвание состоит в том, чтобы учиться, расти, стано-
вится ответственным гражданином и христианином; художник, который,
перебиваясь с хлеба на воду, заставляет всех нас посмотреть на себя и свое
место в мире немного по-другому; адвокат, который в суде отстаивает права
обвиняемого и защищает его, — на прошлой неделе он предложил бесплат-
ную помощь человеку, пострадавшему от насилия, у которого не было денег
на юридическую консультацию.
Все эти люди находятся перед вами. После длинной недели, наполнен-
ной надеждами и страхами нынешнего времени, они хотят услышать что-то
такое, чего не слышали — и не могли услышать — в различных инстанциях,
по телевизору, от других людей, с которыми сталкивались на протяжении
последних шести дней. Перед вами сидят холостые люди, которым трудно
даются отношения, — они задаются вопросом, будут ли они всегда одиноки
и по своей ли вине. Есть и такие, кому брак дается непросто: дети не слуша-
ются, с работы грозят уволить одного или даже обоих супругов.
А вы — посланник Христа, Он доверил вам сказать Свои слова. Вы може-
те говорить от Его имени только потому, что Он сам уполномочил вас и по-
велел говорить. Что же вы скажете? Смотрите ли вы на этих людей как на
ресурс для своего собственного важного служения, которое меняет окружа-
ющее сообщество и мир? Разве не достаточно «усердно стараться о том,
чтобы жить тихо, делать свое дело и работать своими собственными руками,
как мы заповедывали вам; чтобы вы поступали благоприлично перед внеш-
ними и ни в чем не нуждались» (1 Фес. 4:11–12, СП)? Разве не достаточно
любить ближних и служить им — особенно тем, кто ближе всего к нам
и больше всего зависит от нас — как бы тяжело ни было?
Я благодарен Господу за Уилберфорсов, которые на самом деле измени-
ли мир. Однако они сделали это в рамках своего мирского призвания как
верующие люди и ближние. Вот это Джеймс Хантер и называет «обычной
преданностью». Более того, они не ставили перед собой цель изменить
мир — они просто жили в соответствии со своей христианской сущностью,
совершали обычные дела обычными способами, которые иногда превраща-
лись в экстраординарные эпизоды экстраординарного служения. В «Хрони-
ках Нарнии» Клайва Льюиса есть замечательная сцена: Аслан сообщает
Каспиану, что тот скоро станет королем Нарнии. «Нет, я не готов», — со-
мневается молодой принц. «Именно поэтому я знаю, что ты готов», — отве-
чает Аслан.

Обычные люди

Если на обычное смотреть как на еще один способ достичь великого, есть
опасность утратить понимание значимости обычного. Да, случается, что
самые обычные люди, следуя своему земному призванию, оказывают экс-
траординарное влияние. Тем не менее нельзя отрицать, что обычная жизнь
оказывает обычное воздействие, и это само по себе прекрасно. Например,
маме надо принять решение, которое вряд ли можно назвать из ряда вон
выходящим: проигнорировать жалобы дочки на плохое самочувствие или
отвести ее к врачу. Она выбрала последнее, хоть и была занята, и таким об-
разом спасла своей дочери жизнь.
Есть еще опасность, хоть и не ведущая к катастрофичным последстви-
ям, — опасность выбрать что-то большое, когда в данный момент нужно
что-то малое. Читать детям сказки перед сном часто бывает очень утоми-
тельно, как и постоянно молиться в кругу семьи или лично. Школьники
устают каждый день выполнять домашние задания, а учителя — их прове-
рять. Врачам и медсестрам тяжело изо дня в день делать обходы пациентов.
И все же ежедневная преданность своему призванию — а точнее, Богу
и ближним, которым Он призвал нас служить, — вот что делает жизнь бога-
той.
Нам не нужен еще один герой. Нам нужен Спаситель, тот, в ком «не было
великолепия — мы на него и не смотрели», и все же Он понес наши грехи
(Ис. 53:2–3). На самом деле мы тоже поклоняемся героям — себе или дру-
гим людям, — и от этого нам надо спастись. Иисус Христос просто не может
разочаровать нас, потому что мы не равняемся на Него из-за Его достиже-
ний, а доверяем Ему, ведь все, чего Он достиг, Он достиг ради нас. И нам
надо общение святых, которых Он избрал и спас вместе с нами и для нас.
Нам нужны обычные верующие разного возраста, национальности и соци-
ально-экономического положения, с которыми мы соединены крещением
с одним Господом и одной верой одним Духом. Нам нужны обычные пасто-
ры, которые будут верно проповедовать слово жизни и Его таинства, ста-
рейшины, которые будут помогать нам духовно взрослеть, и дьяконы, кото-
рые будут содействовать обмену дарами верующих в теле.
Часто церковь, которую мы посещаем, оказывается самым трудным для
пребывания местом в мире, особенно если мы креативны, амбициозны
и постоянно ищем что-то новое. Терпение и дисциплинированность, кото-
рые необходимы, чтобы длительное время принадлежать к одному и тому
же поместному сообществу, — редкие качества, особенно у людей, родив-
шихся после 1964 года. Исследователи, которые изучают вопрос роста церк-
вей, часто отмечают, что «приверженность бренду» осталась в прошлом
и с этим надо смириться. Также они утверждают, что нишевые церкви рас-
тут быстрее, потому что людям нравится поклоняться вместе с теми, кто
похож на них (по национальности, по возрасту, по социально-экономиче-
скому положению). У нас повсюду написано «Коринф».
Абстрактная церковь кажется прекрасной — невидимое сообщество из-
бранных Божьих. Как кто-то сказал, «на небе жить, святых любить — какая
слава! А на земле коснеть, святых терпеть — одна отрава». Мы постоянно
идем вперед, оказываем влияние — и нам нужны такие же, как мы, в каче-
стве декораций или актеров второго плана в фильме нашей жизни. Доволь-
ство же приходит тогда, когда мы понимаем, что тело Христово намного
более великое, чем любой из его членов сам по себе. Даже Христос считает
себя неполноценным, пока все Его тело не разделит с Ним славу воскресе-
ния.
Если такое осознание приходит, тогда на будни со скучными людьми на-
чинаешь смотреть по-другому. Мы как огромное поле — вместе растем,
чтобы принести урожай, слава которого полностью станет видна только
в конце времен.
 Нам нужны обычные родители: они каждый день заботятся о тысяче ме-
лочей, ухаживают за Божьим садом, направляют своих детей к Небесному
Отцу, настоящему герою, который «так полюбил мир, что отдал Своего
единственного Сына» (Ин. 3:16).
Даже в социуме нам нужны обычные ближние — у них у всех есть своя
роль. Пусть будет меньше христиан, которые не обращают внимания на
своих ближних, потому что заняты явлением Божьего царства во всей его
славе. Пусть будет больше христиан, которые занимают свое место в Божьей
системе обмена дарами, в которую входят верующие и неверующие ближ-
ние. Никто не ожидает, что бывший вор станет монахом или знаменитым
евангелистом, — от него ждут, что он будет «усердно работать собственны-
ми руками, чтобы было чем поделиться с тем, кто в нужде» (Еф. 4:28).
Джордж Элиот завершает свой ставший классикой роман «Миддлмарч»
дифирамбами в адрес главной героини. Доротея — обычная женщина
с обычными устремлениями. Но именно ее обычная жизнь приводит
к неожиданным изменениям:
Ее восприимчивая ко всему высокому натура не раз проявлялась в высоких поры-
вах, хотя многие их не заметили. В своей душевной щедрости она, подобно той
реке, чью мощь сломил Кир, растеклась на ручейки, названия которых не прогре-
мели по свету. Но ее воздействие на тех, кто находился рядом с ней, огромно, ибо
благоденствие нашего мира зависит не только от исторических, но и от житейских
деяний; и если ваши и мои дела обстоят не так скверно, как могли бы, мы во мно-
гом обязаны этим людям, которые жили рядом с нами, незаметно и честно,
и нынче покоятся в безвестных могилах96.

Для закрепления

5. Есть ли у вас искушение читать Библию, и особенно Ветхий Завет, как сбор-
ник героических историй? Как наша сформированная культурой предрас-
положенность видеть во всем «сильное и красивое» формирует наши ожи-
дания от этих историй? А как правильно их читать?
6. Что такое повседневное призвание? По каким критериям мы оцениваем
призвание для служения в церкви и в мире? Они точно библейские?
7. Призывает ли нас Бог в Писании изменять культуру? Какие слабые места
у этого подхода с точки зрения богословия и нашего понимания культуры?
8. Как вы оцениваете ответ вокалиста группы Switchfoot, процитированный
в этой главе?
9. Вспомните своих ближних, с которыми вы сталкиваетесь каждый день. Как
вы проявляете свою любовь к ним, как служите им? Вам неловко вспоми-
нать какие-то свои мелкие дела, потому что они тривиальны? Почему да
или почему нет?

Глава 9. Божья экосистема

Экосистемы — это сети взаимозависимой жизни. Ни одна огромная секвойя

не может существовать без своего леса, и ни один лес не может существо-
вать без своей более широкой природной среды. Когда нарушается хрупкое
равновесие, страдает вся экосистема.
Церковь — это не просто заведение с систематическим богословием, это
организм со своей формой жизни. Когда я сижу перед компьютером, я сам
должен для себя определить, чему я хочу научиться и кем стать, — или, по
крайней мере, я думаю, что это должно быть мое самостоятельное решение.
Однако, когда я нахожусь в видимой церкви, передо мной нет безжизненно-
го предмета — я пребываю в потоке. У меня, конечно, имеются некоторые
ожидания, но, по правде говоря, я не знаю, кем я стану после того, как цер-
ковь доведет свое дело до конца. Приобщаясь к ее вере и жизни, я не теряю
свою идентичность. Напротив, я нахожу ее в Христе вместе с Его телом.
Церковь — это не просто место, куда ходят ученики; это место, которое рас-
тит учеников.

Царство — как сад

Я отдаю себе отчет, что обобщения, которые я сейчас собираюсь сделать,

выглядят несколько карикатурно, но все же в них есть доля правды. В рим-
ско-католической традиции принято рассматривать царство Христа как кос-
мическую лестницу или башню, ведущую от низших слоев к верхушке
иерархии, возглавляемой папой. Анабаптисты смотрели на царство скорее
как на монастырь, сообщество истинных святых, призванных из мира или
мирской церкви. Лютеранские и реформатские церкви иногда рассматрива-
ют царство как школу, а евангельские христиане (по крайней мере, в Соеди-
ненных Штатах) склонны воспринимать его как рынок.
Но Бог смотрит на Свое царство как на сад. Меня поражает, насколько
часто в Писании царство Божье сравнивается с объектами органического
мира. В Пс. 1:3–4 наследник завета сравнивается с «деревом, посаженным
у воды, чьи плоды созревают в срок и чьи листья не увядают». А нечестивые
не такие: «Они — мякина, гонимая ветром». А в конце псалма сказано, что
нечестивый не будет расти в Божьем лесу (1:5–6).
Израиль — это виноградная лоза Господа. Пророчествуя об изгнании,
Исаия слагает грустную песнь о винограднике. Возлюбленный посадил его,
ухаживал за ним, заботился как о своем собственном. Он надеялся, что тот
принесет хороший урожай, но виноградная лоза дала дикий виноград. Яхве
говорит: «Вот, жители Иерусалима, обитатели Иудеи, рассудите Меня с ви-
ноградником Моим! Что можно для виноградника сделать, чего бы не сде-
лал Я?» Поэтому Он сломает его ограду и разрушит сторожевую башню.
«Я отдам его на разоренье… А облакам прикажу не лить на него дождь»
(Ис. 5:2–6).
«Я заботился о тебе, как о винограднике лучшем, отобранных побегах, —
обвиняет Господь через Иеремию. — Но горе! Для Меня ты стала лозой
дикой» (Иер. 2:21).
Вместо того чтобы быть оазисом жизни, церковь превратилась в пусты-
ню идолопоклонства. Образ, который мы неоднократно встречаем у проро-
ков и который явно отсылает нас к Эдему после грехопадения, — это уход
садовника, после чего оазис превращается в бесплодную землю, покрытую
тернием и перекати-полем. Не вторгшаяся армия язычников сотворила это.
«Толпы пастухов виноградник Мой разорили, удел Мой вытоптали, превра-
тили удел Мой милый в развалины и пустыню» (Иер. 12:10).
И все же настанет день, когда хозяин виноградника пошлет верного пас-
туха-садовника:
Я излечу их отступничество;
Буду любить их искренней любовью,
Ведь Я больше не гневаюсь на них!
Я буду как роса для Израиля:
он зацветет, как лилия,
пустит корни, как деревья Ливана;
разойдутся повсюду его побеги.
Он будет прекрасен, как олива,
Будет благоухать, как деревья Ливана.
Вернутся те, кто обитал под его сенью,
И вырастят хлеб,
Они зацветут, как лоза,
Его слава — как вино Ливана.
Что общего у Меня с идолами, Ефрем?
Я отзовусь и обращу на него взор Мой!
Я — как зеленеющий кипарис,
Я принесу тебе плоды (Ос. 14:5–9).

Эти отрывки дают твердое основание думать, что Иисус провозглашает

Отца садовником, а себя — виноградной лозой. Вот и Иоанн Креститель
объявил: «Уже лежит наготове топор у ствола деревьев: дерево, которое не
приносит хороших плодов, срубают и бросают в огонь» (Мф. 3:10).
Царство похоже на сеятеля, который разбросал семена, и они упали на
разную почву. Некоторые упали возле дороги — их съели птицы. Другие не
смогли пустить корни и засохли под палящим солнцем. Какие-то проросли,
но их заглушили сорняки. «А другие зерна упали в землю добрую и дали
урожай стократный, шестидесятикратный или тридцатикратный»
(Мф. 13:1–9). Царство похоже на сад, где враг сеет сорняки среди пшеницы.
Отличить их до жатвы невозможно, поэтому Иисус предупреждает учени-
ков: даже не пытайтесь пропалывать посевы, пока не вернусь (13:24–30).
Иисус рассказал им еще одну притчу:
— Чему подобно Царство Небес? Вот горчичное зернышко, человек его взял и по-
сеял на поле. Оно меньше всех семян на земле, а потом, когда вырастет, станет
больше огородных растений, станет как дерево, и птицы к нему прилетят и в вет-
вях его будут вить гнезда (13:31–32).

Иногда я слышу, как пасторы снимают с себя ответственность со словами

«разные люди — разные церкви». Но наш Господь не позволил нам такой
роскоши. Некоторые церкви почивают на лаврах своей ортодоксии: пусть
Евангелие людям проповедуют другие люди, наше дело — учить, говорят
они. Но это все равно что сказать: пусть они разбрасывают зерна, а мы
будем вскапывать почву. Другие, слыша в свой адрес упрек в поверхностно-
сти, отшучиваются фразой Дуайта Муди: «Мне больше нравится мой способ
делать, чем ваш способ не делать». Но разбросать семя далеко и широко
мало — никакого урожая не будет, если нет плодородной почвы.
Лука записывает притчу о бесплодной смоковнице, посаженной в вино-
граднике. (Рассказывая ее, Иисус имеет в виду собственное служение.)
Когда пришло время собирать урожай, хозяин осмотрел смоковницу и был
неприятно удивлен тому, что на ней уже третий год нет плодов. «Сруби
ее, — говорит он виноградарю. — Зачем она место занимает?» А виногра-
дарь ответил: «Хозяин, оставь ее еще на год. Я окопаю ее, унавожу землю.
Может, в следующем году она начнет плодоносить? А нет — тогда срубишь»
(Лк. 13:6–9). Иисус дает Израилю последний шанс покаяться, но затем обе-
щает суд.
Тема виноградника красной нитью проходит через притчи Иисуса. «Ведь
Царство Небес можно сравнить вот с чем: один хозяин пошел рано утром
нанимать работников в свой виноградник», — говорит Иисус (Мф. 20:1). Он
рассказывает и другую притчу, где хозяин послал двух своих сыновей рабо-
тать в винограднике. Один сказал, что не пойдет, но потом пошел, а другой
сказал, что пойдет, но потом не пошел. «Скорее сборщики податей и про-
дажные женщины войдут в Царство Бога, чем вы!» Религиозные вожди от-
вергли призыв Иоанна Крестителя покаяться, а люди с репутацией нрав-
ственных изгоев — приняли (Мф. 21:28–32).
За этой притчей последовала следующая: землевладелец «насадил вино-
градник, обнес его оградой, вырыл яму для давильни, построил сторожевую
башню» — в ней звучат отголоски Ис. 5:1. Потом сдал его в аренду и уехал
из страны. Незадолго до времени сбора урожая он послал своих слуг к арен-
даторам получить плату, а те одних избили, а других убили. В конце концов
хозяин отправил за платой собственного сына, но арендаторы убили и его,
причем еще с большим энтузиазмом, потому что решили, что, если наслед-
ника не будет, они смогут получить виноградник в свое распоряжение. «По-
тому Я и говорю вам, что будет отнято у вас Царство Бога и отдано народу,
который приносит доход», — заключает Иисус (Мф. 21:33–43). Религиозные
вожди прекрасно понимали, о чем говорил Иисус, поэтому хотели аресто-
вать Его, но боялись толпы (21:45–46).
А еще в ту же последнюю неделю, на Храмовой горе, Иисус плакал об
Иерусалиме, как Иеремия. Он проклял смоковницу: «„Так пусть никогда не
будет на тебе плодов!“ — и смоковница вмиг засохла» (Мф. 21:8–19). Неуди-
вительно, что эти притчи записаны в повествовании о последней неделе, на
Храмовой горе, среди прямых пророчеств, предсказывающих разрушение
храма и конец эпохи ветхого завета.
Теперь Иисус — храм, Он же и виноградная лоза.
Я — истинная виноградная лоза, а Мой Отец — виноградарь. Всякую ветвь на Мне,
что не приносит плодов, Он обрезает, а плодоносную ветвь очищает, чтобы больше
был урожай. Вы же уже чисты — через Слово, что вам возвестил Я. Будьте во Мне,
как Я в вас. Как ветвь сама по себе плодоносить не может, если не будет частью
лозы, так и вы тоже не сможете, если во Мне не останетесь. Я — лоза, а вы — ветви.
Только тот, кто во Мне, как и Я в нем, плодоносит обильно — потому что вам без
Меня ничего не сделать (Ин. 15:1–5).

Соединенные с Христом верой, мы одновременно соединены со своими

собратьями-ветвями. Мы не сама виноградная лоза, а ветви, не отделимые
от дерева жизни.
Какие выводы мы можем сделать из этой природной метафоры царства
Божьего, приведенной Иисусом? Во-первых, это Его царство. Во-вторых,
личные отношения с Христом, лозой, могут быть только в среде церкви, Его
ветвей. В-третьих, рост Его царства (и каждого его члена) происходит мед-
ленно. Кто бы мог подумать, что крошечное горчичное зернышко превра-
тится в огромное дерево с ветвями, заполняющими землю?! Но растет оно
очень медленно, незаметно. В-четвертых, чтобы оно росло, нужно прикла-
дывать много усилий. Садовник постоянно ухаживает за лозой, чтобы она
принесла урожай для Него.

Как растет Божий сад?

Здесь нет коротких путей. Никакой чудесный рост не заменит добросо-

вестный труд. Почва должна быть правильной — глубоко вскопанной и до-
статочно плодородной, чтобы питать семя. Сорняки нужно выпалывать,
чтобы они не душили растущее растение. В какой-то момент садовник сажа-
ет, в какой-то — поливает, подрезает, окапывает корни, удобряет. Дикая
природа всегда пытается заглушить виноград.
Теперь подумайте, что произошло бы, если бы садовник, недовольный
медленным ростом, периодически выкапывал деревья и пересаживал их
с одного места на другое. Или насыпал бы плодородную землю, но тонким
слоем? Или так сконцентрировался бы на вопросе бурного роста, что вовре-
мя не избавился бы от вредителей, пожирающих листья? Или в порыве
борьбы за красивый внешний вид виноградной лозы случайно срезал бы
живые ветки, посчитав их мертвыми? Хозяин виноградника так не делает —
Он не отламывает надломленную ветвь, а ухаживает за ней до полного вос-
становления (ср. Ис. 42:3 с Мф. 12:20).
У царства Божьего есть метафоры не только из мира живой природы, но
и из строительной сферы: царство — как строение. Собственно говоря, часто
эти две метафоры объединяются в одну — получается весьма красочное
изображение живого растущего здания. Вот как его описывает Павел:
Итак, вы больше не чужестранцы и не пришельцы, вы равноправные члены Бо-
жьего народа и Божьи домочадцы. Вы тоже воздвигнуты на фундаменте, заложен-
ном апостолами и пророками, краеугольный камень которого — Христос Иисус. Он
скрепляет собой все здание и воздвигает его, превращая в храм, посвященный Гос-
поду. В единении с Ним и вы созидаетесь, чтобы стать благодаря Духу жилищем
Бога (Еф. 2:19–22).

При вознесении Христос начал одаривать Свою церковь дарами и послал

Духа, чтобы тот раздавал эти дары всем святым. Все в равной степени разде-
ляют дар Христа и Его Духа: «Один Господь, одна вера, одно крещение, —
говорит Павел. — Но всем нам, каждому в отдельности, был дан особый
дар — его доля в щедром даре Христа» (Еф. 4:5–7). Дары, которые Павел
упоминает здесь для целей своего послания, — это пророки и апостолы,
а теперь еще евангелисты, пасторы и наставники: люди, обладающие ими,
приводят всех нас к зрелости. Они поставлены на такое служение «для со-
зидания Тела Христова, доколе все придем в единство веры и познания
Сына Божия… в меру полного возраста Христова; дабы мы не были более
младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по
лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения» (Еф. 4:12–14, СП).
Рим не сразу строился — как и вселенская церковь, как и поместная цер-
ковь, как и любой верующий. Каждый из нас — живой камень, вставленный
в живое здание, фундамент которого — Христос. Подобно дереву здание
растет и растет. Новые ветви вырастают, камни добавляются. Все это зани-
мает время. И вообще, практически любая работа строителей довольно
скучная: они что-то колотят, сверлят, режут, измеряют и так далее. Между
церемониальной первой лопатой земли и разрезанной ленточкой проходит
немало времени. И пока Христос не вернется, церковная лента не будет раз-
резана, вечное святилище Бога не откроется.
Удивительно, что Господь выбрал метафоры из сельскохозяйственной
жизни, правда? Есть еще один большой блок метафор, связанных с этими
основными. Церковь — это пастбище, а Христос — добрый пастух, который
посылает подотчетных себе пастухов вести нас в нашем странствовании. Хо-
рошая почва важна для роста растений, а хорошие пастухи нужны для бла-
гополучной жизни овец — Иисус говорил об этом. Мы питаемся не только
доктриной, ведь мы не есть чистый разум — нам еще нужны нутриенты, ко-
торые производит только особая среда.
Мне кажется, самая излюбленная аналогия-метафора евангельских веру-
ющих многих поколений — это огонь. Приходит «огонь пробуждения», Бог
«горит огнем», надо «зажечь весь мир». В Писании же Бог изображается
как «огонь испепеляющий» — такая метафора вызывает скорее страх, чем
воодушевление (Евр. 12:29). И Евангелие заключается в том, что мы при-
ближаемся не к горе Синай, на которой пылает огонь, а к горе Сион, на ко-
торой небесные воинства празднуют спасение, совершенное Христом
(Евр. 12:12–24).
Хорошо, но ведь есть же еще Пятидесятница, когда над каждым челове-
ком появились языки пламени! Однако, если посмотреть на контекст,
пламя символизирует свидетельство о Христе, а не усердие свидетелей.
Прекрасно, если свидетель говорит со страстью, но ведь дело не в этом. Чем
глубже мы пускаем корни в Слово Божье, тем более настоящим становится
наше свидетельство, ведь тогда оно наполняется нашей личной убежденно-
стью. Однако сила, ведущая к спасению, — это не наша страсть к Богу,
а страсть, которую Он проявил по отношению к нам, грешникам, послав
Своего собственного Сына, чтобы искупить нас.
Никакие из этих других метафор так глубоко и широко не резонируют
с библейской вестью, как аналогии с живой природой: и наша церковь,
и наша семья сегодня отчаянно нуждаются в таких же органических связях,
которые присутствуют в органическом мире.

Суббота — как зеленый пояс Бога

Представьте, что вы оказались в деревне, где все утром в воскресенье

идут в церковь, потом возвращаются домой, за обедом в кругу семьи обсуж-
дают проповедь, потом отдыхают, а вечером снова идут в церковь на бого-
служение. После обеда некоторые посещают людей в местном доме преста-
релых или детей в детском доме.
Конечно, все люди были разные. Были и лицемеры, были и законники,
превращавшие праздник в похороны. Христиане всегда стремились к тому,
чтобы этот день был посвящен размышлениям о грядущем веке, врываю-
щемся в нынешний злой век. Безусловно, некоторым людям все это было
неблизко, им приходилось притворяться или, в крайнем случае, сдержи-
ваться, чтобы публично не высказывать своего несогласия. Окружающая
среда формирует нашу личность.
Практика поклонения в день воскресения Иисуса из мертвых — в первый
день недели — восходит ко временам апостолов (Мф. 28:1; Мк. 16:2;
Лк. 24:1; Ин. 20:1; Деян. 20:7; 1 Кор. 16:2; Откр. 1:10). Но в современном об-
ществе соблюдать день Господень чрезвычайно трудно. Мало кто из соседей
сегодня относится к этому дню как к зеленому поясу. Даже бывает, что хри-
стиане смотрят на тебя с недоумением, если ты отказываешься сходить
с ними на футбол во время утреннего или вечернего богослужения. Соб-
ственно говоря, сегодня многие воскресные церковные мероприятия глав-
ной своей задачей имеют обеспечить условия безопасного пребывания
детей в церкви, а не привить им веру.
Кроме того, все больше церквей для удобства предлагают меню служе-
ний в другие дни недели. Можно сходить на богослужение в субботу вече-
ром, а в будний день посетить какую-нибудь домашнюю группу, где собе-
рутся люди такого же, как у тебя, социального статуса и с похожими интере-
сами.
В день Господень мы должны отложить в сторону свои обычные дела
и развлечения, чтобы разделить с другими сонаследниками царства дей-
ствие силы грядущего века. Мы должны не просто освободить этот день,
формально не совершать действий из списка правил, а наполнить его поис-
ком сокровищ. Христианская суббота — это возможность сосредоточить
наши мысли, а также мысли наших родных, братьев и сестер в церкви на
нашем небесном гражданстве. Тем не менее общество вокруг вас считает,
что этот день идеально подходит для похода в торговый центр, занятий
спортом, разных развлечений. То, что наполняет наше воскресенье, напол-
няет наше сердце и в течение всей недели. День Господень — это не тюрьма,
а дворец. Это подарок нам: мы с легкой душой можем отключить все свои
гаджеты и пустить корни в плодородную почву, которая растит деревья
в Божьем саду. Как же радостно в день Господень поставить на паузу свое
обычное общение с друзьями и коллегами, и даже, может быть, с родствен-
никами-нехристианами, и обсудить с собратьями, наследниками царства,
новости грядущего века!

«Понизить использование ресурсов, повторно использовать их,

переработать»

Сегодня эта формула стала частью нашей жизни. А раньше многие из нас
считали эти правила обременительным требованием. Но прошло какое-то
время, и мы изменили свои привычки ради устойчивого развития. Эту эко-
логическую формулу можно применить и к жизни Божьего сада.
Нам нужно понизить потребление, сократить количество отвлекающих
факторов. Стараться «сделать еще что-то» — неплохо. Но вместе с другими
факторами это «еще что-то» рождает суматоху, которая мешает сосредото-
читься на Христе, Его царстве, Его обычных средствах благодати. Нет тако-
го, что мы развиваемся от Евангелия к более продвинутому состоянию.
Джеймс Пакер и Гэри Парретт хорошо сформулировали эту мысль: «Мы
убеждены, что надо продвигаться от „молока“ Евангелия к „мясу“ Еванге-
лия. Потому что Евангелие более глубоко и многогранно, чем наш ограни-
ченный разум может себе представить. Мы продвигаемся не от Еванге-
лия — мы развиваемся в Евангелии»97.
Мы также должны повторно использовать ресурсы, которые Бог предо-
ставил верующим в прошлом. Формы общего богослужения — совместная
молитва, прославление и исповедание веры — это способ через размышле-
ния впитать в себя Писание, чтобы слово Христа обильно обитало во всех
нас. Шпалеры не заставляют виноградную лозу расти, но они понуждают ее
расти в правильном направлении. Псалмы учат наше сердце изливать
скорбные стенания и радостную хвалу, напоминают о верности Бога в про-
шлом, а также помогают молить о Его верности в будущем, исповедовать
грехи и провозглашать веру в Того, кто освобождает нас словом прощения.
В Деян. 2:42 мы читаем, что первые верующие собирались не только для
того, чтобы услышать учение апостолов, пообщаться и преломить хлеб, но
и «для молитвы». Совместные молитвы исповедания веры, ходатайства
и хвала — эти практики были привычны для евреев, воспитанных в синаго-
ге.
Нам также необходимо заниматься переработкой. Для этого нужно вер-
нуться к истокам и переработать их так, чтобы они подходили к нашему
времени и месту. Переработать — не значит механически повторить старые
лозунги и формулы. Нужно вдумчиво анализировать прежние формы
и практики, вместо того чтобы всякий раз изобретать новые. Старые
формы, песни и молитвы лучше не потому, что они старые, а потому, что
они как семейное сокровище на чердаке. Нам нужно убедиться, что наша
форма подходит для современных людей, но это не означает, что для каж-
дого нового поколения нужно все менять.
Бог перерабатывает даже служителей. Они приходят и уходят, но дар
служения никуда не исчезает. Мудрый Карл Труман напоминает:
У производителя эксклюзивных часов Patek Philippe когда-то был слоган: «Вы не
владеете Patek Philippe — вы бережете Patek Philippe для следующих поколений».
Он удивительным образом подходит и для церкви, когда речь заходит о ее жизне-
способности и верности вероучению. Те, кому выпала честь участвовать в назначе-
нии своего преемника, и те, кто влияет на состав сессии [поместного совета старей-
шин], занимающейся поиском новых пасторов, должны быть твердо уверены, что
они делают правильный выбор. Они не владеют церковью — они просто берегут ее
для следующих поколений98.

Помните, я приводил в пример садовника, который сажает дерево,

а затем каждые несколько недель пересаживает его с места на место? Вряд
ли такое дерево когда-нибудь принесет плод — скорее всего, оно просто за-
сохнет. Почему же тогда мы думаем, что церкви нужно подражать Microsoft
в погоне за инновациями, а не хорошему садовнику, с терпением ухаживаю-
щему за растениями?
В погоне за ныне модными веяниями — духовным ростом, ростом церк-
ви, влиянием на культуру — мы забываем, как достичь погибающих и как
их не растерять. Обычные средства благодати кажутся устаревшими. Сто-
ронники возникающей церкви говорят, что обычная церковь — как таксо-
фон: будки с ним еще стоят кое-где, но ими уже никто не пользуется.
В былые времена верующие, может быть, и собирались, чтобы послушать
учение апостолов, пообщаться, преломить хлеб и помолиться, но все это
было, пока не появились айпады. Вполне возможно, что раньше виноград-
ная лоза Христа приносила плоды благодаря ежедневному семейному чте-
нию Библии и катехизиса, а также молитве, но сегодня все это не вписыва-
ется в мое расписание. Вы серьезно думаете, что апостольский метод роста
церкви — как вширь, так и вглубь — это проповедь, наставление, крещение,
вечеря Господня и подотчетность старейшинам?
Пастухи и садовники Христа перегорают сегодня пугающе быстро. Мно-
гие из них убеждены, что главная причина их выгорания — нереалистич-
ные ожидания окружающих. Они поступили в семинарию, потому что хоте-
ли служить вместе с Христом в Его винограднике. Они хотели вскапывать
землю, поливать Его виноградную лозу, ухаживать за ней. Тем не менее уже
во время учебы они сталкиваются с тем, что им приходится заниматься
самой разнообразной деятельностью, хотя они собирались изучать древне-
еврейский и древнегреческий, церковную историю, библеистику и богосло-
вие. Они хотели быть «работником, которому нечего стыдиться, который,
излагая слово истины, держится прямого пути» (2 Тим. 2:15). Но их готови-
ли к тому, что в реальной церкви они столкнутся с другими вызовами.
Когда они вышли «в поле», оказалось, что так оно и есть. Церковь ждет, что
пастор будет администратором, психологом, массовиком-затейником, ко-
учем и лучшим другом.
В условиях такого давления пасторам и старейшинам, а также остальным
прихожанам необходимо сойти с беговой дорожки и спросить себя, что дей-
ствительно важно. Какое поручение дал Христос Своим посланникам?
Какие квалификационные требования и должностные обязанности церков-
ных работников изложены в писаниях апостолов? Если мы не будем посто-
янно понижать уровень использования ресурсов, повторно их использовать
и перерабатывать, возвращаясь в первую очередь к библейским истокам,
мы в какой-то момент обнаружим, если еще не обнаружили, что такого слу-
жения ни пастор, ни паства вынести не в состоянии.

Личные практики

В более здоровые эпохи церковь четко блюла общинные процедуры.

Несмотря на гонения и культурные препятствия на пути к обращению,
древняя церковь серьезно подходила к обучению и оценке взрослых ново-
обращенных, которые хотели креститься и стать членами общины. Ведь
многие из них были прежде язычниками.
Возможно, мы не задумываемся о том, что американцы — тоже язычни-
ки. И это первая ошибка. Древняя же церковь — вопреки всем обстоятель-
ствам — росла и цвела по всей Римской империи, потому что имела место
продуманная и формализованная катехизация. Катехизис — это просто на-
ставление в общепринятых основах веры, как правило, в формате вопросов
и ответов. Новые христиане и дети заучивали сжатые богословские форму-
лировки, а верующие со стажем углубляли свое понимание веры посред-
ством тех же самых общих для всех положений. Мы растем вместе, имея
один разум и одно сердце.
Эти катехитические практики быстро пришли в упадок после того, как
Римская империя при Константине аннексировала Христа. В средневековой
церкви катехизация по целому ряду причин стала еще более проблематич-
ной. В итоге стали считать, что все и так знают Евангелие. Европейская
душа — христианка.
Реформация же стремилась возродить эти древние практики, хотя и не
отказалась от идеи «христианского мира». Лютер написал Краткий и Про-
странный катехизисы. А Гейдельбергский катехизис, Вестминстерские крат-
кий и пространный катехизисы сформировали веру нескольких поколений
реформатских верующих на всех континентах. Каждого человека призыва-
ли довериться Христу, вникнуть в веру и публично исповедать ее перед об-
щиной. На старейшин была возложена обязанность заботиться о стаде, ре-
гулярно посещать семьи, увещевать, исправлять, наставлять и воодушев-
лять. Дьяконы занимались бытовыми вопросами, следя, чтобы у всех было
необходимое для жизни.
Стоит ли говорить, что эти церковные практики едва выживают в стране
«протестантизма без Реформации» (как красочно описал Америку Дитрих
Бонхёффер)? В стране, которая все больше отвергает любые авторитеты,
личная вера и личная ответственность стали теперь означать, что ни один
человек — и даже целый совет — не может влиять на личные отношения че-
ловека с Богом. Соединенные Штаты — первая в истории страна, где лич-
ный выбор стал основой ее символа веры. И церкви в этом вопросе не толь-
ко находятся под влиянием, но и сами влияют, поскольку суверенная воля
индивидуума стоит выше всех договоренностей, сформированных как клас-
сической, так и библейской традицией.
Из всех бесчисленных курсов, книг и проповедей, посвященных учениче-
ству, сколько отдают приоритет церкви и признают, что важно подчиняться
учению и наставлению тех, кого Христос поставил над вами?
Исчезают даже простейшие практики семейного поклонения. Столетия-
ми верующие росли с ежеутренними и ежевечерними семейными молитва-
ми, пением, наставлением и чтением Библии. Реформаторы для этих целей
написали не только катехизисы, но и книги ежедневного чтения, молитвы
и песни. Они понимали: каким бы важным ни было воскресное богослуже-
ние, оно происходило раз в неделю и его надо было закрепить ежедневны-
ми практиками.
По мере того как церковные и семейные практики уступали место лич-
ным, весь груз ответственности за рост в вере перекладывался на плечи от-
дельного человека. Если еще относительно недавно ученичество в стиле
«сделай сам» было нормой христианской жизни, то сегодня исчезают даже
личные практики. Мне кажется, что за все время начиная с конца Средневе-
ковья именно сейчас верующие проявляют минимальный интерес к личной
молитве и личному размышлению над Словом Божьим. Следовательно,
когда публичные практики (особенно воскресные) становятся неважными
для нас, за ними следом гибнут семейные с личными.
Нам надо переосмыслить приоритеты в этом вопросе. И первый шаг —
опять начать ценить обычное. Мы растем благодаря обыденным, ежеднев-
ным, привычным занятиям. Воскресные богослужения с проповедью Слова
и таинством, с публичным исповеданием греха и веры, с молитвами и пени-
ем — это источник, потоки которого потом наполняют нашу семью и тай-
ную комнату на протяжении недели. Нам нужно возродить все духовные
практики: и церковные, и семейные, и личные. Они кажутся обычными.
И они на самом деле обычные! Но именно благодаря им растет Божий сад.

Новые ветви

Если личный выбор — ключевая идея, совершенно непонятен статус

ваших детей в царстве Божьем. Доходит до того, что родители боятся «вме-
шаться» в личные отношения ребенка с Иисусом. А некоторые наши со-
граждане идут дальше в своей озабоченности и задаются вопросом, не наси-
луют ли родители детей, «пичкая» их верой еще до того, как дети самостоя-
тельно могут выбрать свою религию или отказаться от всех религий.
Проблема в том, что нашим детям настолько мало прививается христи-
анская вера, что они даже толком отступить от нее не могут. А если вам
нужны примеры промывки мозгов, то надо указывать пальцем не на цер-
ковь. Один эксперт по маркетингу учит: «Есть только два способа увеличить
число ваших клиентов. Либо вы побуждаете их перейти на ваш бренд, либо
вы растите их с рождения». Президент известной сети магазинов детских
товаров говорит: «Все эти люди понимают одну фундаментальную и логич-
ную вещь: если вы привлекли ребенка в раннем возрасте, он останется вам
верным на долгие годы. Поэтому все корпорации и говорят: „Я хочу при-
влечь ребенка, и чем младше он будет, тем лучше!“» Один из руководите-
лей корпорации General Mills добавляет: «Нам нужно таргетировать поку-
пателей-детей, и мы следуем модели компании Proctor&Gamble: „От колы-
бели до могилы“. Мы убеждены, что начинать надо как можно раньше,
и тогда получится удержать человека на всю жизнь». Наконец, президент
крупнейшей рекламной компании заявляет: «Лучшая реклама — это такая
реклама, которая заставляет клиента чувствовать себя неудачником, если
у него нет вашего товара. Дети очень чувствительны в этом смысле… Ищите
эмоциональные бреши — с детьми это проще всего сделать, потому что они
эмоционально не защищены»99.
Мы ни секунды не должны думать, что наши дети — якобы в отличие от
нас самих — нейтральны в своем выборе. Им также прививают привычку
занимать свое место в цепи потребления. Пересаживает ли наша церковь
и семья наших детей в Божий сад? Нацелены ли наши миссионерское виде-
ние и стратегия, сформулированные на основе Великого поручения, на
устойчивый рост как в ширину, так и в глубину? Включаем ли мы людей
в завет благодати или торгуем религиозными товарами и услугами? Ведь
дело не в том, что мы продаем товар, как Proctor&Gamble, только другой,
свой; дело в том, что мы имеем дело с Евангелием с неба, поэтому мы вооб-
ще ничего не продаем. Не на ценностях корпорации должны фокусировать-
ся наши встречи по стратегическому планированию и сосредотачиваться
переживания сердца, а на вечной ценности нахождения в Христе, жизни на
Лозе, привития новых ветвей нашим свидетельством и цветения в Его саду,
пока Он не вернется во время жатвы.
Ларри Тантон в любопытной статье, опубликованной в The Atlantic, раз-
мышляет над опросом, который он провел среди молодых атеистов100. Он
выделяет общий элемент в их ответах. Многие выросли в церкви, в основ-
ном евангельского типа, но никогда не были глубоко утверждены в вере.
Один из них, Фил, только начал разбираться в каких-то вопросах, как его
молодежного пастора уволили, потому что тот собирал недостаточно много
детей. С отвращением на лице он вспоминал: «После в церкви мы только за
руки держались да слащавые песенки пели… Жалко, конечно, что того пас-
тора уволили, он вообще-то знал Библию». Эти молодые люди — не язви-
тельные представители «нового атеизма» из породы Ричарда Докинза,
а молодежь, которая разочаровалась из-за того, что не смогла найти ответы
на важные вопросы.
Общий вывод можно сделать такой. Опрошенные молодые атеисты посе-
щали церковь, но выказывали недовольство тем, что «миссия и послание
церкви были размытыми». Им казалось, что «их церковь предлагала по-
верхностные ответы на сложные жизненные вопросы». «Подростки были
вдумчивыми, а церковные собрания казались им неглубокими, бессмыслен-
ными и бесполезными. Бен, который сейчас учится на инженера в Техас-
ском университете, откровенно сказал: „Мне было скучно в церкви“». Эти
подростки с «уважением отзывались о тех пасторах, которые серьезно отно-
сились к Библии», которые были убеждены в ее истинах, даже если они
шли вразрез с общественным мнением.
Вернемся к «лучшим практикам» духовного садоводства. Наши дом
и церковь должны быть комфортными для детей, но не детоцентричными.
Я солидарен с Айви Беквитом: «Мы запрещаем детям участвовать в бого-
служении общины и, по сути, лишаем их важной части духовного опыта,
необходимого для формирования веры: они не учатся тому, как поклонять-
ся Богу в традиции своей общины»101.
Кенда Дин, служитель методистской церкви и профессор молодежного
служения и культуры в Принстонской семинарии, участвовала в Нацио-
нальном исследовании молодежи и религии (НИМР). Результаты этого мас-
штабного социологического проекта, длившегося три года (2003–2005), за-
ставляют встревожиться. Дин написала об этом книгу «Почти христианин»,
которую начала такими словами: «Суть того, о чем вы будете читать, такова:
молодые американцы в принципе не против религиозной веры, но они ин-
дифферентны к ней, и она не настолько сильна, чтобы сохраниться в тече-
ние нескольких лет после окончания школы. И еще одно: мы несем за это
ответственность»102.
Самое главное, пишет она, что молодые люди не ощущают связи с общи-
ной. У них нет богословской связи. Другими словами, они не знают, верят
они или нет. Они даже точно не понимают, в чем они не уверены, а если
и понимают, то не уверены, что окружающие их люди помогут разобраться
с сомнениями. Одним словом, они довольно индифферентны. Они также не
ощущают социальной связи.
Как-то само собой получилось, что молодежное служение привело к от-
чуждению младшего поколения от обычной жизни и обычного служения
церкви. Дин убеждена, что именно наш радикальный отказ от традицион-
ных форм — присутствие молодежи на воскресном богослужении, обучение
катехизису для объяснения основ веры, закрепление веры в семье — подо-
рвал веру наших детей.
Кейт Мерфи соглашается с этим выводом. Она приводит в пример Джо-
натана. Умерла пожилая верующая Сара, и Джонатан, подросток, попросил
пустить его в хор на ее место. Не только Сара была небезразлична ему, он
ощущал и связь с общиной, оплакивавшей смерть Сары. Но в гетто моло-
дежных групп ничего подобного быть не может. «Я отдавала молодежному
служению всю себя, — рассказывает Кейт. — Но, кажется, сама того не пони-
мая, я отрезала детей от тела Христа. Молодые люди в моей нынешней
церкви — членами которой многие семьи не хотят становиться, потому что
у нас „нет ничего для молодежи“, — с большей вероятностью сохранят веру
и станут активными взрослыми членами, потому что они часть церкви
и всегда ею были»103. Мы должны переосмыслить то, как мы служим моло-
дежи, как мы соединяем ее с «облаком свидетелей». Я бы, например, пере-
строил учебные пособия и перешел бы от метода «ориентированности на
детей» к методу «ориентированности на содержание».
У меня самого четверо детей, поэтому я понимаю, как непросто приво-
дить детей в церковь. В нашей церкви есть «детская комната», находясь
в которой родители могут в некоторой мере участвовать в богослужении, но
это родительская обязанность. А чья же еще?! Родители сами решают, когда
им уйти из «детской комнаты» и полноценно присутствовать на богослуже-
нии. Поразительно, как рано дети приобретают привычку сидеть и слушать.
Даже если они просто рисуют или считают ворон, привычка участвовать
в собрании святых послужит шпалерой для лозы. Эта привычка не гаранти-
рует, что потом ребенок обретет веру, но у него, по крайней мере, есть воз-
можность слышать Евангелие, благодаря чему вера может пустить корни
и вырасти в сердце.
Многие христиане, беспокоясь о родителях, не понимают, зачем детям
сидеть на воскресных богослужениях, если они все равно не понимают, что
на них происходит. Но вы же не говорите, что годовалые дети не должны
сидеть с вами за одним столом, потому что не понимают, как правильно
держать ложку, и не могут попросить передать им соль! Вы же не будете
дома держать маленьких детей в детской с пищащими игрушками и мо-
бильными телефонами, потому что они не понимают, о чем разговаривают
взрослые! Мы инстинктивно понимаем, что нашим детям нужно овладеть
языком и семейными правилами жизни, чтобы расти. Вы же не запрещаете
подросткам бывать на похоронах дедушки и бабушки, потому что они не все
понимают. Мы берем их с собой ровно для того, чтобы они начали пони-
мать. Мы знаем, что в будущем наше (и их) терпение будет вознаграждено,
да и само мероприятие послужит толчком для роста. Иисус рос в мудрости
и знании. Он заучивал Псалтирь и запоминал порядок литургии в синагоге.
Когда Он, будучи молодым человеком, взял свиток с книгой Исаии, чтобы
прочитать о самом себе, Он точно знал, до какого места раскатать его.
В дошкольном и младшем школьном возрасте дети просто усваивают
язык Сиона: понятия и «образец… здравых слов» (2 Тим. 1:13), которыми
мы общаемся с телом Христовым сквозь века. Я понимаю, что мы не хотим
навязывать свою веру детям. Ведь важны личные отношения с Иисусом,
и мы не хотим препятствовать их свободному выбору. Но мы же не поступа-
ем точно так же с другими вещами, которые они в этом возрасте просто за-
учивают наизусть. Мы не порицаем учителей за то, что они «навязывают»
алфавит и таблицу умножения. У нас не возникает беспокойства, когда ро-
дители исправляют детские ошибки речи. И наконец, вспомните, что гово-
рят руководители корпораций о своих маркетинговых методах. Детей кате-
хизируют каждый день, но что им внушают?
Кафолические символы веры и реформационные вероисповедания — хо-
рошие тексты, чтобы начать обучать детей. Если они выучат их дома или
в воскресной школе, то смогут присоединиться к общине, когда она произ-
носит их вслух на богослужении. Протестантские реформаторы возродили
древнюю практику наставлять при помощи катехизиса. При помощи отве-
тов и вопросов катехизисы передают детям суть нашей кафолической
и евангельской веры104.
Когда же дети достигают возраста старшей средней школы, они уже по-
нимают связь между разными доктринами и даже начинают устанавливать
такие связи сами. Они уже не просто повторяют, как попугаи, заученное на-
изусть, они уже идут самостоятельно и делают выводы для себя. Подвергать
сомнению какие-то установки — это и значит быть подростком. Но здесь
нужно видеть не угрозу, а начало пути к исповеданию личной веры.
Ровно тогда, когда мы задаем вопросы — даже ставим что-то под сомне-
ние, — мы начинаем по-настоящему понимать веру и по-настоящему ве-
рить. К сожалению, многие родители и руководители церкви начинают «на-
вязывать» веру именно подросткам, ошибочно считая их вопросы подрост-
ковым бунтом. Но стадия начальной школы прошла, поэтому кому как не
церкви предоставлять комфортное место для ищущих умов, чтобы они зада-
вали вопросы и получали наилучшие ответы, столь важные для предстоя-
щей им взрослой жизни.
К моменту поступления в университет катехизис уже должен отложить
отпечаток на их мышлении и вере. Наставление в вере поможет «быть все-
гда готовыми дать ответ любому, кто спросит вас, на чем основана та надеж-
да, что живет в вас» (1 Пет. 3:15).
Но дело не только в хорошем содержании и правильном методе. Мы
также все больше растем в союзе с Христом и Его телом посредством осо-
знанных и продуманных общинных практик, установленных Христом.
Вспомните обычные еженедельные служения в первой церкви: «Те, кто
принял его Весть, крестились. В тот день прибавилось около трех тысяч ве-
рующих. Они неустанно внимали учению апостолов и жили в братском еди-
нении, собираясь для преломления хлеба и для молитвы» (Деян. 2:41–42).
Какую роль мое крещение играет в моей повседневной жизни? Что оно
говорит мне о том, кто мои ближайшие родственники? Мы не только мужья
и жены, но в первую очередь братья и сестры в Христе. Мы не только дети
в семье, но в первую очередь усыновленные дети и сонаследники с Отцом,
в Сыне и посредством Духа. Подчиняюсь ли я, обретая благословения, «уче-
нию и общению» Христовых пастырей? Что мне дает, что делает для меня
и со мной вечеря Господня, когда она вытаскивает меня из кокона погло-
щенности собой и призывает ухватиться за Христа верой и в любви прибли-
зиться к моим братьям и сестрам?
А как «молитва» влияет на мое участие в Христе и Его теле? Получается
ли так, что, даже когда я молюсь наедине или с семьей, я все же молюсь
с Христом и Его церковью? Некоторые молитвы хороши в виде пения. Посе-
ляют ли эти песни слово Христа в нас (Кол. 3:16)? Согласованы ли поездки
молодежных групп с другими церковными мероприятиями или же они ре-
гулярно отрывают молодых людей от церкви, лишают их участия в воскрес-
ном богослужении?
Всегда, когда возможно, пастор должен сам проводить занятия для ново-
обращенных и для тех, кто готовится к конфирмации. Это поможет новым
людям установить связь с телом церкви. Я поражаюсь тому, что Лютер,
Буцер, Кальвин, Нокс и другие реформаторы, несмотря на свою занятость,
еженедельно учили молодежь катехизису. У молодых людей остается неиз-
гладимое впечатление от того, что пастор церкви относится к ним серьезно.
Тот факт, что пастор, учащий и ведущий всю церковь, отвечает на их под-
ростковые вопросы, подспудно дает им ощущение того, что с ними разгова-
ривают честно. Если наша молодежь отправляется в университет, не утвер-
дившись в истине, не попробовав честно разобраться со своими сомнения-
ми, мы не должны удивляться, если в воскресенье утром они будут отсы-
паться, а не идти в церковь. Я боюсь, что мы отправляем многих молодых
людей в бой безоружными.
Остается ли в таком случае место для служения молодым людям? Конеч-
но! На самом деле предыдущие рассуждения были в пользу такого служе-
ния. Вопрос в другом: есть ли место для молодежного служения и молодеж-
ных пасторов? Есть примеры потрясающего молодежного служения, кото-
рое нацелено на интеграцию, а не сегрегацию105. Думаю, молодежное служе-
ние надо воспринимать как парацерковное. В идеале такое служение нахо-
дится рядом (греч. пара) с церковью, чтобы приводить в нее людей. В зави-
симости от ситуации можно нанять молодежного пастора или поручить ста-
рейшине координировать различные мероприятия.
Например, что, если бы количество поездок на экскурсии уравновешива-
лось таким же количеством посещений домов престарелых и подобных им
учреждений? Что, если бы больше встреч было посвящено обсуждению
веры, а не важным, но уже набившим оскомину разговорам о свиданиях, от-
ношениях и самооценке? Я не уверен, что здесь есть какое-то одно решение,
и я не против целенаправленного служения молодым людям. Вопрос в дру-
гом: мы помогаем или мешаем миссии церкви созидать каждого члена тела
в общении с его живым Главой?
Благодаря Евангелию даже этот мир воспринимается по-другому. Мы
начинаем видеть больше цвета, ощущать больше вкуса, наслаждаться этой
жизнью так, как невозможно было прежде.
В теле Христовом даже новый мир — реальный мир — оживает для нас.
Наблюдая за богатством, здоровьем и благоденствием нечестивых, Асаф
признается: «А я — чуть не оступился» (Пс. 72:2). Но потом он вошел в свя-
тилище, и все начало становиться на свои места (72:16–28). Так и мы: когда
слышим Божье слово, наблюдаем за крещением, принимаем вечерю Гос-
подню, произносим символ веры, молимся, поем, — привычный мир рабо-
 чей недели превращается в мимолетную тень. Песня сирен умолкает, пото-
му что нарастает звучание торжественной симфонии. Мы пробуем на вкус
блюда приближающегося свадебного пира. Посредством обычного прихо-
дило, приходит и будет приходить необычное. Но ждать надо терпеливо.
Для закрепления

10. Обсудите, как сельскохозяйственные и природные образы Писания помога-

ют понять, что есть царство Христа. Чем они отличаются от других анало-
гий, которыми описывается это царство?
11. Как растет Божий сад? Видите ли вы этот рост в своей жизни, жизни вашей
семьи и церкви? Каким образом мы можем мешать себе видеть этот рост
в Христе?
12. А у вас есть личные духовные практики? Какие? Почему они важны?
13. Поразмышляйте об основных методах церковного воспитания детей в вере.
Эти методы здоровые или нездоровые? Почему вы так думаете?

Глава 10. Хватит мечтать, пора любить ближнего

На церемонии вручения дипломов в 1987 году стендап-комик Билл Косби

в своем выступлении высмеял завышенные ожидания, которые обычно вну-
шают студентам на таких мероприятиях. «Вы не спасете мир, даже не пы-
тайтесь». Самое лучшее для вас — жить каждый день честно и ответственно.
Чем больше он говорил, тем тише становился смех и громче скрип кресел,
в которых все более беспокойно ерзала его аудитория. «Хватит нарциссиче-
ски любоваться своей „мечтой“, подчиняя ей окружающих людей, — доба-
вил Косби в 2012 году в речи перед выпускниками Университета Темпл. —
У вас впереди много времени, но не проспите его в мечтах о своей мечте.
Проснитесь!»106
С детства нам внушают, что мы можем стать, кем захотим, делать, что за-
хотим, воплотить любую свою мечту. Часто мы не видим деревьев из-за
леса, ищем великих свершений и не замечаем обычных людей, которых Бог
послал нам в определенную минуту, час, день или год нашей жизни.
Призыв жить мечтой, предназначенный вдохновить, может парализо-
вать нас неуверенностью. Главный фокус этой главы такой: важно нахо-
диться на том месте, на которое Бог поставил нас — как детей, родителей,
членов большой семьи, так и соседей, коллег и граждан. Хватит искать
неординарного призвания, которое якобы наполнит жизнь смыслом, — нет,
этот поиск лишь заставляет нас видеть в других людях инструменты, кото-
рыми мы созидаем собственное величие. Наша помощь нужна не абстракт-
ным «бедным», а конкретным людям — со многими из них мы пересекаем-
ся каждый день. Наш ближний — прямо перед нами. Вспомните заключи-
тельные строки из романа «Миддлмарч» Джорджа Элиота, которые я уже
цитировал в главе 8: «Благоденствие нашего мира зависит не только от ис-
торических, но и от житейских деяний; и если ваши и мои дела обстоят не
так скверно, как могли бы, мы во многом обязаны этим людям, которые
жили рядом с нами, незаметно и честно, и нынче покоятся в безвестных мо-
гилах».

Давай, девочка, у тебя получится!

 В первые послевоенные десятилетия родители изо всех сил готовили
своих отпрысков к успеху во взрослой жизни. Мальчики были в стрессе. Но
девочки пострадали еще больше. Мы больше не знаем наверняка, какова
роль женщины в семье, церкви и обществе. Эта неопределенность передает-
ся детям, в первую очередь девочкам. С одной стороны, девочек учат быть
добродетельной женой и матерью из Прит. 31, уже этим оказывая на них
немалое давление. А с другой стороны, им внушают, что они могут делать
все то же самое, что и мальчики. Болея ролевой шизофренией, мы, взрос-
лые, требуем от наших девочек противоположного и потому неосуществи-
мого.
Девушки, стремясь воплотить свою мечту и реализовать установки роди-
телей и общества, откладывают брак и особенно рождение детей. Эти дети
появляются в самый неудобный момент — когда карьера молодой женщи-
ны только начинает набирать обороты! Те женщины, которые решают быть
женой и матерью, проигрывают из-за кажущейся неэффективности в кон-
курентной борьбе за более высокий пост. Им очень тяжело на встрече вы-
пускников сообщить, что они сидят дома с детьми, потому что, рассказав об
этом, они если и не услышат в ответ, то прочитают по глазам: «В смысле?
У тебя нет работы?» А часто подобное можно услышать и в церкви!
Поймите меня правильно. Я не из тех отцов, которые хотят, чтобы их до-
чери жили в прерии и вели натуральное хозяйство. После Второй мировой
войны, во время которой женщины своим самоотверженным трудом на за-
водах, а также непосредственным участием в боевых действиях помогли до-
быть победу, целый сектор экономики был направлен на то, чтобы создать
технологии, облегчающие домашний труд. Была цель освободить женщину
от домашних забот, дать ей возможность участвовать в жизни за пределами
дома и строить карьеру. Я не мог бы учиться в университете, если бы моя
мама не работала. Некоторые студенты в семинарии, где я преподаю, могут
учиться потому, что их жены работают с утра до ночи, чтобы оплатить их
учебу. Сейчас церкви намного меньше участвуют финансово в обучении бу-
дущих служителей, поэтому едва ли имеют право упрекнуть этих женщин
в том, что они помогают своим мужьям таким образом.
У женщин есть призвание за пределами семьи. Они не только жены и ма-
тери, но и друзья и соседи, они также создают локальную культуру. А у мно-
гих есть образование, позволяющее им строить профессиональную карьеру.
Здесь мы должны избегать как законничества, так и антиномизма. Нужно
быть мудрыми. Бывают разные ситуации. Незамужние женщины и семей-
ные пары сами должны решать, что им лучше подходит, опираясь при этом
на библейские принципы и конкретику своей ситуации.
Я же бросаю вызов идее «суперженщины». Я уже касался вопроса амби-
ций и неугомонности. На мужчин и женщин оказывается давление, в ре-
зультате которого их работа превращается в идола. Реакция на эту край-
ность провоцирует другую крайность: теперь родители должны сфокусиро-
ваться полностью на семье и показать экстраординарные результаты. Отцы
находятся в постоянном стрессе, потому что не понимают, как совместить
призвание вне семьи и призвание в семье. Они должны и охотиться на ма-
монтов, и воспитывать Даниилов и Девор во славу Господа. Впрочем, от ма-
терей ждут еще больших чудес воспитания. И тогда уже семья превращает-
ся в идола, хотя вы и избавились от идола работы. Мама должна быть не
только водителем, развозящим детей по бесконечным кружкам и дополни-
тельным занятиям, но и пастором, учителем, экспертом по всем вопросам,
волонтером, местным активистом и шеф-поваром. В сложном современном
мире все висит на волоске маминых усилий. Ты должна быть супермамой!
Консерваторы и либералы равно (хотя и разными способами) подменяют
внимательность к обычному амбициями и обещаниями величия.
Обычное в материнском призвании предельно важно для культуры, но
мало ценится в обществе. Я не собираюсь сейчас спорить о том, хорошо или
плохо для женщины работать вне дома. Я только хочу подчеркнуть, что с са-
мого детства мы оказываем давление на женщин, вызывая у них тревож-
ность и заставляя их испытывать неудовлетворенность обычной, повседнев-
ной жизнью, хотя эта повседневность критически важна для здоровья, ста-
бильности и счастья всей семьи.
Многое из того, чем мамы заняты дома, даже не видно глазу, поэтому не
дает ежедневной глубокой удовлетворенности. Домашние занятия — часто
скучные, повторяющиеся и лишены интеллектуальной глубины, присущей
общению между взрослыми людьми. Матери остро переживают ежедневное
умирание для себя. Поэтому надо меньше давить на их чувство вины, ждать
от них подвигов, а больше ценить их повседневный незаметный труд, кото-
рый приносит результат только в долгосрочной перспективе.
В любых профессиях мы можем приложить старания и добиться видимо-
го успеха. Однако в материнстве нет повышения по службе. Успешность ра-
боты можно оценить лишь спустя годы, а не дни или месяцы, поэтому даже
непонятно, какие именно повседневные действия привели к успеху. Мамы
находятся в центре концентрической системы обмена дарами, а круги рас-
ходятся вовне, затрагивая соседей, церковь и, наконец, общество в целом.
И поскольку речь идет о дарах, а не о товарах, труд в чреве семьи созидает
сообщества, а ценность сообщества принципиально невозможно измерить
на фондовом рынке. В этом их сила, не слабость.
Сказанное о мамах касается и пап. Амбициозность заставляет нас совер-
шать две ошибки. Первая: работа поглощает нас. Вторая: мы надеемся ис-
править первую ошибку так называемым качественным временем — ска-
жем, дорогим семейным отпуском. Но давайте перестанем давить на роди-
телей, давайте дадим им передышку: пусть они, уповая на благодать Божью,
просто поговорят с детьми в машине, пока везут их куда-то, или во время се-
мейного чтения Библии, или в любой другой момент, которых набирается
немало. Семье нужно не качество, а количество времени. Тогда и происхо-
дят прекрасные вещи. Эти спонтанные — в известной мере — контакты
и есть бурление жизни, которое возникает в результате обычного совмест-
ного проживания.

Люди важнее проектов

Я уже цитировал ответ на первый вопрос Вестминстерского краткого ка-

техизиса: «Главное предназначение человека — прославлять Бога и радо-
ваться Ему вечно». Иногда нам проще прославлять Бога (или пытаться это
делать), чем радоваться Ему. Нас не спасают даже наши прекрасные моти-
вы и благие намерения, и мы так стараемся прославить Бога тем, что мы де-
лаем для Него, что полностью забываем радоваться Ему, наслаждаться тем,
кто Он есть и что Он дал нам.
Так и с нашими ближними. Мы так захвачены причинением им добра,
что используем их как инструмент для реализации своих проектов. Их по-
требности — а порой и трагедии — лишь возможность для нас поднять свою
самооценку и «прокачаться» в доброделании. Как побочный эффект эти
цели не так уж плохи, но есть опасность превратить других людей в сред-
ство реализации своих эгоистичных намерений.
 Вы радуетесь ближнему? Намного проще служить ближнему, чем на-
слаждаться общением с ним или с ней. Намного проще считать себя и свое
служение даром менее удачливому человеку, чем считать «нуждающегося»
даром для себя. Кроме того, намного проще радоваться «ближнему», кото-
рому я наливаю бесплатный суп — и с которым мне, если и придется пооб-
щаться, то только 5–10 минут, — чем соседу, который будит меня в два часа
ночи немыслимо громкой музыкой. Проще выкладываться в служении бед-
ным, чем отдать чуть больше себя жене и детям. Это так обычно! Ну какая
польза от ничего не значащих ежедневных разговоров на бегу, советов, об-
мена шутками и совместного выполнения бытовых дел — неделя за неде-
лей, месяц за месяцем, год за годом?! Невозможно никак измерить цен-
ность всего этого быта. Зато я могу посчитать, сколько душ было (кажется)
спасено, сколько голодных накормлено и сколько денег собрано на благо-
творительность.
Мы смотрим на такого подвижника, как мать Тереза, в первую очередь
как на лауреата Нобелевской премии. Она основала женский монашеский
орден, распространила его по всей Индии и за ее пределами, успешно помо-
гает бедным. Но сама она говорит о своей жизни как о тысяче мелких еже-
дневных решений и действий, которые совсем не были революционными.
Она просто помогала человеку, который находился в данный момент рядом
с ней, — фактическому ближнему, а не абстрактным «бедным», человеку,
созданному по образу Божьему и нуждающемуся в конкретной помощи от
нее.
Один человек по дороге на работу проходил мимо гигантской стройки.
Однажды он остановился и спросил рабочих, что они делают. Один ответил:
«Я вывожу грязь». Другой сказал: «Я обтесываю камни». Третий выпря-
мился и с довольным видом произнес: «Я строю собор». Цель была возвы-
шенной, и она мотивировала выполнять рутинную работу. Нам бы научить-
ся так мыслить. Нам не нужно быть самим Микеланджело, чтобы получать
удовольствие от возведения лесов, на которых он будет расписывать Сикс-
тинскую капеллу. Не только в церковном служении, но в любом призвании
кто-то сажает, кто-то поливает, а Господь дает рост.

Два вида жертв

В Ветхом Завете были заповеданы два вида жертв: благодарности и по-

винности. Первая присуща нам как сотворенным Богом существам: мы пла-
тим дань нашему Великому Царю. Павел в Рим. 1 пишет, что первое свиде-
тельство нашего падения в Адаме — это неблагодарность. После грехопаде-
ния понадобилась и вторая жертва: жертва повинности, которая покрывает
грехи.
Поразительно, что во всех религиях мира есть идея о том, что мы недо-
стойны и боги гневаются на нас. Вот почему адепты этих религий бросали
своих детей в жерло вулканов: они приносили ежегодную человеческую
жертву, окруженную замысловатым ритуалом, чтобы успокоить богов или
усмирить силы природы. «Если мы сделаем X, тогда бог или боги сделают
Y». Эта идея «ты — мне, я — тебе» часто встречается и в христианстве, пото-
му что такова наша природная религия, таковы наши настройки по умолча-
нию.
Благая же весть в том, что Бог сам предоставляет жертву повинности.
После грехопадения первых людей Бог одел Адама и Еву в кожу жертвенно-
го животного, предвещая тем самым приход Агнца Божьего, который берет
на себя грех мира. Бог ни в каком смысле не был обязан так поступать.
Предоставленная Богом жертва — акт чистой милости. Вся система жертво-
приношений в Ветхом Завете указывала на то время, когда Бог Сын, став че-
ловеком, понесет проклятие за наш грех и прекратит все жертвоприноше-
ния.
Мы живем по принципу благодати, а не долга. Нам дарована свобода
быть благодарными и приносить себя в «живую жертву» хвалы вместо того,
чтобы приносить мертвые жертвы повинности. Нам даровано все. Мы не
строим царство, мы принимаем его. Мы не умилостивляем Бога, а получаем
Его дар праведности в Его Сыне.
Церковь, получая блага заветного обмена между Отцом и воплощенным
Сыном, живет благодатью, а не жертвоприношением. Она не продолжает
искупительное дело Христа. Мы пассивно получаем дар спасения, который
делает нас активными в поклонении Богу всей нашей жизнью; мы дей-
ствуем из благодарности, которая в первую очередь проявляется в том,
что мы с любовью служим ближнему.
Собираясь для совместного поклонения, мы вспоминаем, что, хотя всю
неделю мы заключали контракты, именно Божья заветная верность форми-
рует окончательную реальность. Бог говорит — мы откликаемся хвалой.
И тогда логика рынка и долга ломается доксологической логикой благодати
и дара.
Христос — одновременно совершенная жертва благодарности (Он про-
жил за нас полностью угодную Богу жизнь) и жертва повинности (Он понес
наказание за наши грехи). Обратите особое внимание на две ключевые
мысли в 2 Кор. 1:19–20: «Ведь в Сыне Божьем, Иисусе Христе, которого воз-
вестили вам мы… никогда не было двойственности — не было этого то „да“,
то „нет“. В Нем только „да“! Сколько бы обещаний ни дал Бог, сам Хри-
стос — это ответ „да“ на все! Вот почему мы в единении с Ним во славу Бога
возглашаем „Аминь!“» Оплатив наши долги, Христос сделал нашу жизнь
жертвой благодарности Богу. Он установил новый принцип отношений, по-
этому «в единении с Ним» мы можем сказать «Аминь!» во славу Бога. Дар
был дан, а значит, и мы можем давать дары: хвалу Богу и добрые дела
ближним.
Пока люди не поймут, что Бог — источник всякого блага, они, пишет
Кальвин, «никогда не посвятят себя полностью, подлинно и искренно
Ему»107. Благодать вдохновляет на благодарность. «В этом смысле благоче-
стие есть зеркальное отражение веры», — отмечает специалист по Кальвину
Брайан Герриш. Только благодаря прощению грехов, исходящему от Хри-
ста, больная совесть может обрести уверенность в том, что Бог благ, что Он
есть источник всякого блага108.
Итак, только от Бога исходят все благие и совершенные дары в этом
мире, а затем мы распределяем их для наслаждения ими. Церковь — это
такое место, где грешники получают дары, но она также есть народ, рассе-
янный повсеместно и занимающийся обычными земными делами. И цер-
ковь не имеет власти над земным. Она не может повелеть заветному сооб-
ществу принять ту или иную политическую идеологию, вступить в партию,
поддерживать политиков и их платформы. Она может лишь свидетельство-
вать о царстве благодати и не может установить царство славы. Поэтому
и Кальвин, и Лютер говорят о «двух царствах», между которыми надо про-
водить границу в нынешнем веке, хотя верующие и живут в обоих109.
Густав Вингрен отлично пересказал мысль Лютера о том, что добрые
дела верующего должны достигать ближнего. Верующим следует жить не
в монастырях, служа узкому кругу собратьев и их спасению, и не в замках,
властно пытаясь сделать из мира царство Христа, а жить в мире и занимать-
ся мирскими делами, тем самым проявляя любовь к людям и служа им в их
потребностях110. «Бог не нуждается в наших добрых делах, но ближние —
нуждаются»111. Когда мы предлагаем свои добрые дела Богу, мы тем самым
«пытаемся сместить Христа с Его престола» и пренебрегаем ближним, ибо
подобные дела «явно совершаются не ради ближнего, а чтобы покрасовать-
ся перед Богом»112. Бог снисходит, чтобы послужить человечеству через
наше призвание, поэтому добрые дела совершаются не для Бога, а соверша-
ются Богом через нас для наших ближних. Вот почему оба царства страда-
ют, когда мы представляем добрые дела Богу, как будто Он в них нуждается.
В действительности же, когда мы потрясены невероятным Божьим благо-
датным даром, мы выражаем свою благодарность на горизонтальном
уровне в делах любви и служения ближнему.
Такое представление о призвании имеет важные последствия для обще-
ства. «В книге „О свободе христианина“ главная мысль Лютера заключается
в том, что христианин живет в Христе посредством веры, а в своем ближ-
нем — посредством любви»113.
Принимая дар верой, человек обнаруживает, что «не только небеса со звездами,
где правит Христос, чисты», но и земля тоже чиста «со всеми ее деревьями и тра-
вами, где живем мы как в своем доме и где все нам родное». Ничто не вызывает
в нас большей любви, чем наш ближний, никто не радует нас больше, чем он. Лю-
бовь не размышляет о том, как ей совершить доброе дело, она просто радуется
людям. А если он и делает что-то доброе другому, то не почитает это за доброе
дело, а лишь видит в этом естественный дар любви114.

Под законом, в Адаме, человек пойман в порочный круг греха и смерти,

обиды и отчаяния, самоправедности и самоосуждения. Но под благодатью,
в Христе, человек не только оправдан независимо от закона, но и способен
наконец-то откликнуться на тот закон любви, который взывает к нам из
самых глубин нашего существа — нашего фундаментально заветного суще-
ства. Нас меняет не закон, а наше отношение к нему.
В экономике благодати ресурсов достаточно. В ней нет дефицита Отцов-
ской любви и щедрости. Его стол всегда ломится от яств. Вот почему мы
приглашаем к столу тех, кто не сможет отплатить нам. Да и не наш это стол,
а Его. Сам Христос обращается к нам сегодня словами пророка:
Приходите же к воде, все, кто измучен жаждой!
У кого нет серебра, приходите, получайте еду, ешьте!
Приходите, получайте вино и молоко, не за серебро, бесплатно!
Почему отдаете вы серебро за то, что нельзя назвать пищей?
Почему заработанное тяжким трудом отдаете за то, что не насыщает.
Слушайте же Меня — и вкусите добрые яства,
Богатой трапезой насладитесь! (Ис. 55:1–2).

Божья щедрая рука открыта нам и открывает нас для других, сидящих
рядом с нами. Мы потихоньку учимся радоваться не только Богу, но
и ближнему. И мы уже не модернистские хозяева жизни и не постмодер-
нистские туристы, а прощенные пилигримы. Мы идем в град Божий и по
дороге наслаждаемся столом, который Бог накрыл для нас посреди пусты-
ни.
 Евангелие, избавляя нас от сосредоточенности на себе, позволяет встре-
тить божественного Странника, несущего мир и примирение. При этом оно
дает нам способность проявлять благочестие для других не ради самооправ-
дания и не из-за самоосуждения. Евангелие дает нам силу прекратить
непрестанное наблюдение за тем, как растут наши внутренние добродетели
и прогрессирует наша нравственность, оно позволяет обратить свое внима-
ние вовне — на других, наших ближних. Евангелие делает нас направлен-
ными вовне: мы перестаем смотреть только на себя и начинаем смотреть
вверх с верой — на Бога и в сторону с любовью — на ближнего. Вот истинная
свобода: освобожденные от виновности и тирании греха, мы можем любить
людей, воспринимая эту любовь как дар, а не как долг, подлежащий оплате.

Войти в Божий покой

Воскресенье, день Господень, — это не очередное беличье колесо, а день

отдыха от дел — в этот день мы наслаждаемся удивительным спасением
и заботой Бога о нашей земной жизни (Евр. 4:1–5). Ведь мы знаем: «Владе-
ние Господа — земля и все, что на ней» (Пс. 23:1). В этот святой день мы по-
коимся, потому что Бог заботится о наших потребностях. Но не менее важно
то, что мы покоимся в Нем, ожидая получить вечную жизнь. Воскресенье —
это возможность получить, а не построить царство; быть облагодетельство-
ванными, а не благодетелями; быть наследниками, а не наемными рабочи-
ми; быть получателями всех благ из рук «Сына Человеческого, пришедшего
не чтобы Ему служили, а чтобы послужить и отдать Свою жизнь как выкуп
за многих» (Мф. 20:28). Мы можем остановиться и познать, что Господь
есть Бог (Пс. 45:11).
Этот отдых, впрочем, не подразумевает полного бездействия. Мы присо-
единяемся к нашему Господу, к Его завоеванию смерти и ада, к получению
и даянию Его победных трофеев. Мы открываем окна лучам, исходящим от
века грядущего, где Христос правит в благодати, и совместно ожидаем того
дня, когда Он вернется править в славе. Воскресный день, наполненный
концентратом всевластной благодати, служит плацдармом для трансформа-
ции всей жизни, и каждый последующий день согрет его светом.
«И отдохнул Бог в седьмой день от всех Своих дел» (Евр. 4:4). Но Изра-
иль, как и Адам, провалил испытание и лишился субботнего отдыха. Павел
пишет в Рим. 10, что парадоксальным образом Израиль пытался обрести
этот покой делами, но не обрел, а те, кто не пытался получить его делами,
обрел. У нас есть первосвященник, но не такой, как был в ветхом завете,
а «великий Первосвященник, поднявшийся выше небес, Иисус, Сын Бога»
(Евр. 4:14). Он воссел на престол по правую руку Отца и тем самым посадил
нас на этот престол вместе с собой в вечной славе. «Так приблизимся смело
и бесстрашно к Престолу Милости, чтобы обрести милость и благодать
именно тогда, когда мы нуждаемся в помощи» (Евр. 4:16).
И есть еще одно «сегодня» — время в истории, когда мы, успокоившись
благодаря Христу от своих дел, можем вступить в вечный субботний покой
с Богом. Христос совершил все наши дела за нас. Он не призывает хранить,
возделывать и покорять, чтобы обрести этот покой, Он призывает просто
войти верой в Его покой — покой царя-победителя.

Не остановить?
 «Вы все умрете». Выпускникам университетов обычно не говорят такие
вещи, поэтому речь сценариста Джосса Уидона на выпускном в Университе-
те Уэсли в 2012 году вызвала такой шум в СМИ. Мы живем в молодежной
культуре, поэтому даже взрослым людям рекомендуется проявлять ребяче-
ство. «Я старый, но никогда не вырасту», — прочитал я буквально вчера на
автомобильном номере.
Впрочем, не так просто соответствовать ожиданиям. Поэтому самая табу-
ированная тема в нашем обществе — смерть. В Калифорнии люди точно не
умирают. Они «уходят», точнее они продолжают жить в том наследии и тех
воспоминаниях, которые они оставили после себя. Но не станем обманы-
ваться: смерть ходит за нами по пятам и однажды прервет наш полет. Если
мы мудры, то, помня о смерти, будем уделять внимание чему-то по-настоя-
щему важному. И оказывается, что по-настоящему важное — это ежеднев-
ное.
Будем честны: любого из нас можно остановить. Скажу больше: все мы
остановимся. Наше сердце перестанет биться, мы перестанем двигаться
и дышать. Как сказал в той речи Уидон, жизнь начинает сворачиваться
ровно в тот момент, когда наши амбиции начинают разворачиваться.
Наш внутренний стоик полагает, что мы совершенно не зависим ни от
Бога, ни от других людей, но потом мы сталкиваемся с реальностью. Род
Дреер пишет в своей книге «Простая жизнь Рут Леминг»:
Современная культура учит нас быть подобными острову — отделяться от всех
остальных ради реализации себя, карьерного роста, развлечения и еще раз развле-
чения. «Я» всевластно и требовательно. Но когда за тобой пришла смерть, тебе
нужно быть в знакомом месте и в месте, где ты знаком другим. Тебе нужно, чтобы
слова Майка оказались правдой: «Жить — значит опираться друг на друга»115.

Сестра Рода, Рут, никогда не покидала родной городок в штате Луизиана

и прожила самую обычную жизнь в любви и служении своему сообществу.
Когда она заболела раком, Род вернулся домой, оставив блестящую карьеру
журналиста в Нью-Йорке. Он пересказывает слова своего знакомого: «Все,
что я делал, я делал ради построения карьеры. Деньги и престижная работа.
И я преуспел. Но теперь я один в этом мире. И почти все люди, которые
меня окружают, — такие же. Моя семья разбросана по всей стране. Дети
звонят мне, только если им что-то нужно… А когда мы постареем, дети не
вернутся к нам, чтобы досматривать нас, даже если бы они этого хотели, по-
тому что мы будем проводить остаток дней в каком-нибудь специальном
месте с пафосным гольф-клубом. Такой мир выбрали мы для себя. Я зави-
дую тебе, ты смог сбежать из него»116. Дреер добавляет:
Никогда не думал, что в сорок третий день рождения моей сестренки буду стоять
на кладбище и смотреть, как рабочие устанавливают памятник на ее могиле.
Никто не думает о таком в молодости. Никто не думает, что всему есть предел и что
мы отчаянно нужны друг другу. Но если прожить достаточно долго, то увидишь
страдания. Совсем рядом. Они разбивают иллюзию, столь дорогую нам, что мы са-
модостаточны, автономны и у руля. Вот жена и мать, женщина в расцвете сил,
умирает от рака. И это случилось не с другими людьми. Это случилось с твоей се-
мьей. Что делать дальше?117

«Научи нас жить так, чтобы сердце обрело мудрость» (Пс. 89:12). Когда
мы так поступаем, мы сдуваемся, а Бог и Его мир расширяются. И когда это
происходит, мы готовы в полноте насладиться обычным.
 Для закрепления

14. Объясните, как требования, предъявляемые женщинам, особенно в детстве,

оказывают на них разрушительное влияние.
15. Не ловили ли вы себя на мысли, что иногда воспринимаете людей как про-
ект? Почему такое происходит с нами? Как нужно смотреть на людей?
16. Какие два вида жертв были в Ветхом Завете? Как оба исполнились в Хри-
сте? Что это значит для нашей жизни сегодня?
17. Черпаете ли вы силы для активной жизни веры в месте окончательного
покоя — покоя в Христе? Что мешает нам делать это?
18. Обсудите доминирующее у молодежи представление о том, что человек
неостановим. Как меняется наш взгляд на мир с возрастом? (Этот вопрос
полезно обсудить в группе, в которой есть люди разных возрастов.)

Глава 11. После обычного: накануне революции

В настоящем все движимы ожиданием будущего. В духе времени принято

считать, что мы пришли из ниоткуда и идем в никуда, а в промежутке
можем сделать себя кем-то.
Христиане же движимы другой историей. У нас невероятно знатное про-
исхождение, но мы взбунтовались против, как нам показалось, золотой
клетки. Не довольствуясь положением луны, отражающей солнечный свет,
мы потребовали сделать нас самим солнцем. Вопреки всему, далее в исто-
рии произошли невероятные события, задуманные для того, чтобы иску-
пить нас (и нашу историю) от греха и смерти. И наша дальнейшая судьба
настолько необычная, насколько это возможно. Нас ждет «воскресение тела
и жизнь вечная». Однажды исчезнет различие между небом и землей. Вера
уступит место видению. Мы уже не будем жить обещаниями. И больше не
будет ни одного обычного дня. Очередной великий прорыв, который надви-
гается на человечество, — это возвращение Христа. А до того дня мы живем
надеждой, которая меняет нашу повседневную жизнь здесь и сейчас.
Христос уже гарантировал это славное будущее тем, что сам стал первен-
цем, первым плодом. Впрочем, опыт каждого нашего дня опровергает ре-
альность этого будущего. Наше тело слабеет, наша память увядает, мы ли-
шаемся всех сил ровно тогда, когда нам надо спасать мир. И если бы не
евангельская весть, мы бы так и колебались между утопизмом и нигилиз-
мом. Посмотришь на все вокруг и на свою собственную жизнь — и понима-
ешь, что Евангелие слишком прекрасно, чтобы быть правдой.

Лучше не бывает?

Жизнь сейчас готовит нас к жизни после воскресения мертвых. Воскресе-

ние — это не конец света, а конец истории, в которой господствуют грех
и смерть. Воскресение — не конец мира, а его возрождение. В Писании ска-
зано, что если Священная Земля с храмом — для пространства, то суббота —
для времени. Они были предпросмотром, дегустацией будущих благ. В цар-
стве Христа, которое Он уже установил и еще доведет до полноты при воз-
вращении, каждый день будет вечной субботой, вся земля — даже весь кос-
мос — святилищем.
 На фоне такого грандиозного будущего наша жизнь выглядит мелкой.
И все же контраст между будущим веком и сегодняшним днем не абсолют-
ный. Пророки очень смутно, а Новый Завет несколько яснее доносят до нас
иную мысль: мощью Святого Духа грядущее проникло в настоящее, в ны-
нешний злой век.
Дух, используя обычные средства благодати, не только дает нам дары, а,
что важнее, дает себя самого как дар Отца и Сына. В древности человек от-
давал что-то ценное — например, верхнюю одежду — в качестве залога, за-
нимая деньги. В крайних ситуациях приходилось отдавать в качестве залога
члена семьи до тех пор, пока не будет выплачен долг. В Писании сказано,
что Бог отдал Бога в качестве залога. Отец и Сын дали Святого Духа, «кото-
рый есть залог того, что мы получим наше наследие… и станем хвалой Его
славе» (Еф. 1:14).
Святой Дух обновляет сад и ухаживает за ним — внутри нас и между
нами и другими ветвями, — следя за тем, чтобы мы приносили плод Духа:
терпение, любовь, взаимопомощь, воздержание и другие качества, соответ-
ствующие нашему парадоксальному положению «уже, но еще нет».
В каком-то смысле проще жить лишь в одном из миров. Мы могли бы
быть просто «мертвы в грехах и преступлениях наших», не веруя в Бога
и дарованное Им спасение. Или мы могли бы жить в прославленном теле
и с прославленной душой прямо здесь и сейчас. Но и то и другое — иллю-
зия, если мы в Христе. Нет христианской элиты, состоящей из верующих,
которые преодолели все известные грехи и поднялись над всяким грехов-
ным проклятием, которое преследует человечество со времен падения
Адама. Нет и плотских христиан, которые обрели прощение, но лишены
Духа и Его освящающей силы.
Есть два вида евангелия процветания. Первое обещает личное здоровье,
богатство и счастье. Другое — трансформацию общества. Оба евангелия воз-
лагают ответственность за результат на нас самих. Мы сами, следуя опреде-
ленным духовным законам или политическим программам, устанавливаем
царство Божье на земле — либо для себя лично, либо для общества. Оба
евангелия забывают, что спасение приходит свыше, как дар Божий. Оба от-
рицают тот факт, что, поскольку мы крещены в Христа, наша жизнь строит-
ся по принципу «сначала страдания, потом слава» — причем слава наступит
в результате вселенского катаклизма и революции, которые произведет
Христос, вернувшись. Оба евангелия обманывают нас, говоря, что уже сей-
час наша жизнь и наш мир могут стать настолько прекрасными, что лучше
не бывает. Нет, время для лучшей жизни и лучшего мира еще не пришло.
Есть и противоположная опасность: забыть о радостной вести, о том, что
новое творение уже началось. Христос уже установил Свое царство, пусть
и не во всей полноте. Если отгородимся от грядущего царства как от чего-
то, что есть только в будущем, то мы легко перепутаем «обычное» с этим
преходящим веком.
Трудно удерживать позиции на опасном перекрестке нынешнего века,
отданного греху и смерти, и грядущего века, который есть плод Христовой
победы, насаждаемый, охраняемый и взращиваемый Духом в нашем сердце
и в нашем мире посредством Евангелия. Сад растет, но выглядит как выде-
ляющийся лоскут земли, открытый всем ветрам войны между двумя века-
ми. Знойные ветры иссушают нас, а несущий прохладу и влагу бриз Духа
и благодати дает саду цвести и завоевывать пустыню.

Очередной прорыв — в этот раз настоящий

 «Вот! Творю все новое» (Откр. 21:5, СП). В революционном порыве есть
что-то евангельское. Церковь вместе с апостолами и пророками провозгла-
шает, что наш Господь Иисус Христос установил царство, которое в буду-
щем подчинит себе все власти и режимы мира. Ни один пессимист не нари-
сует виновность и бедствие человечества в таких черных красках, в каких их
рисует Евангелие, и ни один оптимист не пообещает такое прекрасное
и глубокое преображение мира, какое обещает нам Евангелие. Оно объяв-
ляет полное прощение грехов и оправдание. Добрая весть не исчерпывается
возрождением индивидуумов и наполнением их сердца миром. Чудные
евангельские истины уверяют нас в том, что, вопреки текущей ситуации, во-
преки тому, что мы с вами все еще лишены Божьей славы, обещания Бога
непоколебимы. Главное благо нашего спасения в том, что мы уподобимся
Богу, а все творение обновится мощью Духа.
Весь мир как бы просит освободить его, пишет Павел в Рим. 8. Даже ре-
волюционер-атеист вынужден красть розы из христианского сада, чтобы
облагородить свою утопию. Ведь если задуматься, то станет ясно: модер-
нистская догма о неизбежном прогрессе — это лишь секуляризованная вер-
сия библейского обещания об искупленном мире без лишений, без неспра-
ведливости, без войны и вражды.
Я уже говорил выше, что ожидание очередного великого прорыва часто
сочетается с таким представлением о спасении, которое требует радикаль-
ного обращения и периодического повторения радикального опыта на про-
тяжении всей христианской жизни. Здесь, конечно, есть рациональное
зерно. Никто не отрицает радикальность нового рождения, в результате ко-
торого духовно мертвые оживают в Христе.
Проблема не в том, что мы, вполне по-библейски, признаем радикаль-
ность спасения и радикальность нового мира, а в том, что мы хотим войти
в окончательное царство Божье раньше времени. Христианин-лежебока
забыл о той новизне, что привнес в этот мир Дух через слово Христа. Чело-
век может верить, что в будущем, когда Христос вернется, все будет новое.
И одновременно отказываться воспринимать эту жизнь как первые плоды
окончательного царства и жить так, словно ничего не поменялось после
прихода Бога в Иисусе Христе. И наоборот, верующий-активист забывает
порой, что в Божьем расписании следующий великий прорыв — это возвра-
щение Христа. Только второе пришествие прочертит границу в истории
между временем смерти и временем вечной жизни.
Христианин существует в сложном, но неизбежном пространстве пара-
доксальной эпохи «уже, но еще нет». Очередной прорыв — это не еще одна
Пятидесятница, или еще один апостол, или еще одна политическая или со-
циальная программа. Это возвращение Христа. Требуя немедленного ис-
полнения желаний нашего сердца, мы заменяем это событие рукотворными
шоу. Правильная христианская жизнь — это странствие, а не завоевание.
Обычная жизнь — рассчитанное на перспективу ученичество — вот план на
сегодня в ожидании окончательного прорыва от Бога.

Если бы Иисус пришел завтра

Представьте, что вы точно знаете, что Иисус вернется завтра утром. Что
вы станете делать? Этот вопрос часто задавали в церкви, в которой я вырос.
На тот случай, если мы затруднялись ответить, нам объясняли, чтó именно
мы должны делать в момент второго пришествия. Одним словом, вопрос
был предназначен для того, чтобы мотивировать нас на великие свершения.
Разве вы хотите, чтобы Христос застал вас с тележкой еды в гипермаркете
или за рулем автомобиля в пробке? Однако умудренные опытом христиане
напоминают нам, что заниматься обыденными делами, прославлять Бога
и радоваться Ему в обычных бытовых ситуациях в момент второго прише-
ствия — это прекрасно! Говорят, Лютер, вдыхая весенний воздух и наблю-
дая из окна за курами во дворе, сказал: «Даже если бы я знал, что завтра на-
ступит конец света, я бы все равно сегодня посадил яблоню».
Не факт, что Лютер говорил подобное, но в этой легенде заключена биб-
лейская мудрость118. Апостол Павел дает прямой ответ на вопрос, что мы
должны делать в ожидании второго пришествия. День Господа близок, по-
этому верующие должны «больше всего стремиться к тихой и мирной
жизни. Пусть каждый из вас занимается своим делом и зарабатывает на
жизнь собственными руками» (1 Фес. 4:11). Звучит не очень экстраординар-
но: изменять целый мир не нужно. Но именно такой образ жизни является
правильным для верующих — «чтобы и посторонние вас уважали, и вы ни
в чем не знали нужды» (1 Фес. 4:12).
Каждый из нас, как уже было сказано, — и ветвь на Лозе, и работник
в винограднике. Павел в первую очередь говорит о себе и других служите-
лях Слова. Один сажает, другой поливает, но дает рост Господь. Разве это не
снимает с нас тяжелое бремя?
Что вы сделали для царства сегодня? Как вы повлияли на мир ради Хри-
ста? В этот момент мы можем «подвиснуть», пытаясь припомнить, что же
такого значительного мы сегодня сделали. Но правда в том, что каждый
день царство растет и ближние получают пользу от нашего служения, хотя
мы и не замечаем этого. Вы что-то между прочим сказали в перерыве за
чашкой кофе, а в результате ваш товарищ по офису спустя несколько недель
задает вопросы о жизни и смерти — пусть даже не вам, а другому верующе-
му. Вы приготовили обед для детей и вовремя привезли их в школу. Вы хо-
рошо поработали руками, ваши ближние получили то, в чем они нужда-
лись, — и, смотрите-ка, опять: «Я создам церковь Мою и врата ада не одоле-
ют ее» (Мф. 16:18, СП). Занимайтесь своим делом. Не распыляйтесь. Иисус
сковал сатану (Мк. 3:27; Лк. 10:17). Нам остается лишь заниматься просты-
ми вещами, важными для жизни, не волнуясь о том, чем же все закончится.
«В мире скорби вас ждут, но вы мужайтесь: Я победил этот мир!»
(Ин. 16:33).

Третий звонок: смерть как призвание

Мудрые христиане прошлого рассматривали жизнь как подготовку

к смерти. Просмотрите книги пуритан — тема «достойного умирания» была
очень популярна.
Мы не были сотворены для смерти. Она противоестественна, хотя наша
культура, движимая страхом смерти, хорохорится и посмеивается над ней.
Люди вокруг нас считают, что у смерти нет цели, нет никакого трансцен-
дентного предназначения, ведь если бы такая цель была, то не пришлось ли
бы нам признать, что она — суд Божий над нами? Наша культура патологи-
чески откладывает на далекое потом мысль о смерти или вовсе отрицает ее
реальность, потому нашей культуре неведомы ни оправдание нечестивых по
вере, вырывающее жало смерти, ни воскресение из мертвых, полагающее
нашей жизни счастливое начало в неведомой нам реальности. Поэтому
вместо похорон появляются «празднования жизни», на которых бодрятся
и делятся воспоминаниями об умершем.
 Благодаря Евангелию верующие могут принять свой последний крест,
смерть, как Божье призвание. Долгие годы мы выполняли различные при-
звания детей, родителей, соседей, работников и нанимателей и так далее,
теперь же наше последнее призвание — встретить смерть не со стоической
выдержкой, а с уверенностью, что она — последний враг и будет побежде-
на (1 Кор. 15:26). Бог в первую очередь призывает нас предать себя Его забо-
те, ведь мы находимся в безопасности благодаря посредничеству Его Сына
и нам придает сил Его Дух. Бог призывает нас, обретя такую уверенность,
свидетельствовать семье, соседям и друзьям о том, что мы не просто «идем
дальше», а умираем. По-настоящему умираем. И все же мы надеемся когда-
то потом воскреснуть из мертвых и уподобиться славному Иисусу Христу.
Каждый день мы живем, помня о «последнем враге» и полной победе
Христа над ним, поэтому мы плачем, но не отчаиваемся, когда сталкиваем-
ся со страданиями живых. Апостол Павел шел путем, приведшим его к му-
ченичеству, не из-за сомнительных амбиций, а ради Христа и служения
другим. «Вот почему мы, которым Бог по Своему милосердию доверил
такое служение, не падаем духом. Вовсе нет, ведь мы отвергли дела, обычно
скрываемые из-за их постыдности; мы не жульничаем и не занимаемся под-
делкой Божьей Вести» (2 Кор. 4:1–2). А вот противостоявшие Павлу супера-
постолы были другими. Они собирали толпы, привлекая людей своей при-
родной одаренностью.
Мы же всего лишь глиняные сосуды, в которых хранится такое сокровище. Поэто-
му очевидно, что эта безмерная сила исходит от Бога, а не от нас. Нас теснят со
всех сторон, но мы не загнаны в угол. Мы в отчаянном положении, но не в отчая-
нии. Нас преследуют, но мы не брошены на произвол судьбы. Мы сбиты с ног, но
не уничтожены. Мы всегда носим в своем теле смерть Иисуса, чтобы и жизнь
Иисуса явила себя в нашем теле… Итак, в нас действует смерть, а в вас — жизнь
(2 Кор. 4:7–10, 12).

Богословие славы жаждет видимости, богословие же креста льнет к обе-

щанию: «Вот почему мы не падаем духом. Даже если наша внешняя оболоч-
ка ветшает, то наша внутренняя сущность обновляется с каждым днем.
Страдания наши легки и мимолетны, а приносят они нам огромную, полно-
весную, вечную славу, которая многократно перевешивает страдания. Мы
устремляем взор не на видимое, а на невидимое. Ведь видимое — временно,
невидимое — вечно» (2 Кор. 4:16–18).
Различие между видимым и невидимым — это не различие между плато-
новским высшим и низшим миром. Речь идет не о том, что видимый мир,
известный нам, — лишь бледная тень невидимого, чисто духовного мира.
Апостол имеет в виду не два мира, а две эпохи: этот мир в его нынешнем
виде, подвластный греху и смерти, и этот же мир, искупленный и воскре-
шенный при возвращении Христа. И уже сейчас лучи будущего пронзают
настоящее. Как Павел пишет выше, последнее воскресение уже началось
в Иисусе, первенце из мертвых, и в возрождении внутреннего человека.
То, что мы видим вокруг себя сейчас, перечеркивает новое творение, и все
же мы живем верой в обещание.
Стена, разделявшая язычников и евреев и фактически возведенная
в храме для отделения двора язычников от внутреннего двора, уже снесена
в Христе. В Христе мы входим не только в святилище, но в святое святых
святилища, куда не могли войти даже евреи, за исключением представляв-
шего их первосвященника. А видение Иоанна в Откровении учит, что даже
граница между небом и землей сотрется. Невероятным образом тронный
 зал самого Бога перестанет быть невидимым и откроется нашему взору, по-
тому что он будет прямо среди нас. Божья слава покроет землю и будет об-
новляться каждый день.
Небеса на земле. И это не сон. Это будущее, гарантированное победой
Христа над грехом и смертью. Но пока это лишь обещание наследия, кото-
рое, впрочем, регулярно авансом выдается нам по частям.
Наша жизнь по Духу сейчас — это первый взнос, выплата, гарантирую-
щая все блаженства грядущего века. Мы можем жить в обычном мире, с его
обычными невзгодами и обычной общей благодатью, с обычным ростом
в Христе посредством обычных средств благодати, выполняя обычное при-
звание в семье, церкви и обществе; мы можем оставаться довольными во-
преки всем взлетам и падениям, — потому что нам даны все духовные бла-
гословения в Христе и мы делимся ими с нашими ближними-святыми
в процессе обмена дарами.
Теперь мы ясно видим, что мучающие нас пороки — это благие дары,
подвергшиеся порче. Мы были сотворены жаждать славы, но захотели
иметь ее без Бога и на наших условиях. В Христе же мы будем прославлены
несравненно больше Адама и Евы в первозданном саду. Все наши жела-
ния — и даже те, о которых мы до конца не догадывались, — будут исполне-
ны так, как нам и не снилось.
Благодаря этой экстраординарной надежде мы можем принять свою
вполне ординарную жизнь, данную Богом здесь и сейчас.
Я уверен, что нынешние наши страдания — ничто в сравнении с той славой, кото-
рая нас ждет. Ведь все мироздание с нетерпением ждет, когда Бог открыто явит
Своих сынов (оно не исполняет своего предназначения не по собственной вине,
а потому, что такова была воля Бога), в надежде на то, что оно, само мироздание,
станет свободным от рабства у гибели и разделит свободу и славу детей Божьих.
Ведь мы знаем, что все мироздание стонет и мучится до сих пор, как при родах.
И не только мироздание, но и мы, уже получившие Духа как начаток новой
жизни, — и мы в душе стонем, дожидаясь того дня, когда Бог примет нас как Своих
сынов и все существо наше сделает свободным. Ведь мы спасены пока что только
в надежде. Если бы наша надежда уже исполнилась, незачем было бы надеяться.
Кто же надеется на то, что уже есть? Но если мы надеемся на то, чего еще не
видим, мы должны надеяться терпеливо и стойко (Рим. 8:18–25).

Этого достаточно, чтобы наша обычная жизнь стала предвкушением

необычной революции, надвигающейся на нас.

Для закрепления

19. Как экстраординарная надежда на будущее искупление меняет нашу обыч-

ную жизнь здесь и сейчас?
20.Мы, христиане, живем в парадоксальном положении между «уже» и «еще
нет». Что это значит? Имеет ли это какое-то практическое значение для по-
вседневности?
21. Что бы вы стали делать, если бы узнали, что Иисус вернется сегодня? Поче-
му?
22. Смерть — призвание? Если да, как эта мысль влияет на каждый день нашей
жизни?
  
Научно-популярное издание
Хортон Майкл
Обычность
Как придать вере устойчивость в эпоху радикальных перемен
Перевод с английского
Выпущено для ООО «Фэйвердэйл».
Издатель: индивидуальный предприниматель А. Н. Вараксин.
Свидетельство о государственной регистрации издателя, изготовителя, распро-
странителя печатных изданий
№ 1/99 от 02.12.2013.
E-mail: artmanager3@mail.ru