Ф Р А Н Ц ЮНГ

К A K

ПОЭТ РАБОЧЕГО КЛАССА

Перевод А. АР ИОН

Д ж ек Л он дон — рабочий
Д ж ек Л он дон — писатель
Д ж ек Л о н д о н — социалист

Іш ш н т в о „ к н и г A “
ЛЕНИНГРАД — 1925 ~ МОСКВА
 2015147840

ГМ!»»** I
БЯБЛНІ’ ;!;iÄ I
С & О іл I
на 8. S. if»*8! 1
э%5Ъ -rt

Л енинградский Г убдит № 20162. 8 лист. Т ираж S000

Типограф ия Х имтехиздата, Ѵ Іеииигрвд, Равъездаая. 43.
ДЖЕК ЛОНДОН— ПОЭТ РАБОЧЕГО КЛАССА
Д ж ек Л ондон—рабочий
Д ж ек Л ондон—п и сател ь
Д ж ек Л ондон—соц иали ст
 К н и г а и м е е т

порядковый
Служебн.
1 Иллюстр.

'списка и
Выпуск
В перепл.
6
Печати.

Таблиц
листов

един, соедин.
ПТ-

Карт

№№
№№
№№ вып. LO
CD

10 у

1st
о

і1 ш
о

627/16— 260 ты с.
 Общественные классы в Америке.
Для того, чтобы отчетливо представить себе, откуда
пришло и как выросло влияние Джека Лондона и его
произведений, нужно ознакомиться с той средой, из
которой вышел Джек Лондон, т.-е. с общественными
классами Америки, с противоречиями между капита­
лом и трудом в этой стране, с положением самого
рабочего класса. Существует много неверных пред­
ставлений относительно деления общества на классы
в Америке.
К концу прошлого столетня,—а к этому времени
относится основной период развития Джека Лондона
(он родился в 1876 г., в семье мелкого фермера, впо­
следствии сельского рабочего, недалеко от С.-Фран-
циско, в Калифорнии)—стало исчезать романтическое
представление о том, что Америка является Эльдорадо
для всех искателей счастья.
Как раз в это время в Штатах укрепился промы­
шленный капитализм, который там проявлялся совсем
иначе, чем европейский, развивавшийся гораздо более
медленным темпом. Промышленный капитализм в Аме­
рике обогнал в дальнейшем европейский капитализм,
и плутократия, в ее чистейшем виде, выросла в Аме­
рике на два или на три десятилетия раньше, чем
в Европе, где она „отлилась“ гораздо позже.
Развитие капитализма в Америке не происходило
последовательными этапами. В условиях американской
жизни капитализму не нужно было привлекать к себе
средние слои населения, вскармливать их и затем
уничтожать. Демократия, в условиях американского
капитализма, вылилась в форму плутократической дик­
татуры.
Исторические корни этого явления лежали в отмене
невольничества, которое, в своей патриархальной форме,
было уничтожено во время граяэданской войны и междо­
усобий между Северными и Южными Штатами. Этот
переход от патриархальной формы к форме высоко-
капиталистической произошел без промежуточных обра­
зований, лишь руль корабля эксилоатации был пере­
несен на другую сторону корабля. Остались то яге раб­
ство и та же эксплоатация, изменилась лишь форма
их. В эхом факте и находит свое объяснение так-назы-
ваемая динамика американского темна.
Рабочие, совершенно независимо от того, что, буду­
чи выброшены с европейского континента, являлись
в Америку, чтобы стать предметом эксплоатации аме­
риканской плутократии, были в гораздо меньшей сте­
пени подверяіены влиянию буржуазии, чем какие-бы
то ни было рабочие другой страны. Рабочие не видели
пред собой в Америке прообраза мелкобуржуазного
существования, не тянулись к нему. Жизнеописания
известных американских плутократов рисуют как раз
в обратном виде картину общественных классов. Они
стараются, но мере возможности, воспроизводить в своих
жизнеописаниях легенду о человеке, который очутился
в Америке без единого доллара в кармане, начал свою
карьеру с мытья бутылок в ресторане на Бродвей и
стал впоследствии архимиллионером. Теперь мы уже
знаем, что за тонкую ложь представляют эти легенды,
которыми только пускают рабочим пыль в глаза. Ко­
нечно, такие единичные случаи всюду возможны. Но
исследование их показывает, что на пороге величия
таких людей стояли и будут стоять жестокая эксплоа­
тация своих ближних, измена товарищам, недостойное
раболепство и обман. Шансы на такой полет с самых
низов на верхи буржуазного существования, для ка­
ждого отдельного лица, всегда одинаковы в каждой
стране, в каждом месте, даже в Европе.
 Пример Джека Лондона іі многих других, писав­
ших свои жизнеописания в стране долларов и проби­
вавших постепенно брешь в атмосфере той сладкой
лжи, которой окружали рабочих и восторгавшихся
Новым Светом мелких буржуа, показывает ясно, что
в Америке, как и во всякой другой стране, подчас
еще резче и грубее, торжествует начало: кто ничего
не имеет, тот не может ничего достичь. Если ты рабо­
чий, подчинись добровольно эксплоатации или иди
в рабочий дом. Бродяжничество уже давно потеряло
в Америке свой романтический характер, и нужно
быть совершенно лишенным внутреннего чутья, чтобы
рассматривать бродяяшичество, как выражение свобод­
ной вольной я іи зн и в демократической Америке. Ибо,
кто имел несчастье бродить по Америке, тот хорошо
знает, как быстро рассеиваются романтические пред­
ставления об этой стране. Это бродяжничество, на
самом деле, представляет собой лишь хождение из
одном тюрьмы в другую, с одних принудительных
.работ на другие. И счастлив тот бродяга, который,
после долгих скитаний, моя^ет опять забиться в тру­
щобы рабочего квартала ближайшего большого города.
Конечно, такой рабочей массе самое понятие това­
рищества, солидарности, классовой организации пред­
ставляются утопичнее, идеальнее и недостижимее, чем
во всякой другой стране. И борьба за эту солидар­
ность, которая ведется врозь, отдельными группами,
действует на сознание масс гораздо глубяіе, чем соот­
ветствующие требования, стоящие в партийной про­
грамме рабочей партии в каком-нибудь европейском
государстве. Слишком понятно и естественно, конечно,
что первые шаги по пути к осуществлению такой соли­
дарности не дооцениваются до известной степени, даясе
обращаются в распространяемую среди эксплоатируе-
мых масс неопределенную легенду, еще не имеющую
под собой практической почвы. Так это было в послед­
нее десятилетие прошлого столетия, когда окрепло
социалистическое движение в Европе, завоевав себе
уважение буржуазных правительств.
 оасавааии
Для американских общественных классов особенно
характерным являлось и является до сих пор то обстоя­
тельство, что чиновники и служащие, которые в Европе
долгие десятилетия занимали особую позицию в отно­
шении рабочих, в Америке, наоборот, с самого начала
были отнесены на ту же ступень, что и рабочие. Они
были частью предпринимательской машины, зарабаты­
вавшей доллары и они расценивались не выше, чем
руки и мускулы рабочих.
В первые десятилетия быстрого капиталистического
развития можно заметить попытки этого класса к спло­
чению с предпринимателями, даже навязывание себя
предпринимателям. Но повсеместно притязания их были
отвергнуты, и им указали их настоящее место. Осо­
бенно характерным в этом смысле является словцо
Джерса, шефа одного из могущественнейших в то
время нефтяных трестов, который оборвал попытки
своих служащих улучшить свое положение и укрепить
за собой кое-какие особые права короткими словами:
„Я не желаю иметь этих людей, они слишком при­
стально присматриваются к делу“. Эта фраза, соб­
ственно, очень хорошо характеризует общественные
классы Америки. На одной стороне немногие господа,
обладатели больших капиталов, действительные руко­
водители политики и общественного мнения. От них,
как бы от какого то тайного общества, получают жало­
ванье, как наемники плутократии, эти массы голов,
рук и мускулов, приводящие в движение машину госу­
дарства и долларов.
Все они, начиная от президента, судей, военных,
бургомистров, чиновников и служащих общественных
и частных предприятий, фабричных директоров, хозяев
и рабочих—все они служат тому же Молоху и_ они
борются за свою заработную плату с пылом человека,
5который, потеряв свое место, теряет все. Отсюда стано­
вится понятной борьба всех этих людей,—от президента
до рабочего на фабрике—с теми, кто еще не вовлечен
в эту борьбу, или стоит ступенью ниже, дожидаясь
лишь того, чтобы занять чьепибудь место. Под давле­
нием такого громоздкого аппарата, который лишь в са­
мые последние годы начинает несколько колебаться и
распадаться, конечно, не может на практике развиться
солидарность. Несмотря на это, на другой стороне,—
стороне эксплуатируемых,—всплывает новая, также всем
им свойственная черта, которую, однако, неправильно
оценивают, как последствие „американской демокра­
тии“ - - это стремление свободной индивидуальности
к проявлению независимости личности. Замену клас­
совой солидарности они как бы находят в увлечении
спортом, в восхищении героическими подвигами и
в настоящее время в рациональном национализме.
Это объединяет массы, отодвигая куда-то ояшдае-
мую борьбу всех против всех и привлекает членов,
которые появляются, как метеор, и которые, однако,
на одно мгновение связаны между собой.
Таким объединяющим звеном был одно время миро­
вой боксер или Альва Эдиссон. или какая-нибудь
фильмовая дива, им же был также и Джек Лондон.
Джек Лондон очень страдал от эксцентричности сво­
его положения в последнее десятилетие своей еще
недолгой жизни (ему лишь недавно исполнилось
40 лет). Он хотел сделаться чем-то ббльшим, чем мимо­
летное увлечение известного круга читателей, и он
стал им.
Джек Лондон писатель, который, выйдя за пределы
Америки, стал писателем всего рабочего класса.
 Социальная литература в Америке.
Еще несколько замечаний до поводу социальной
литературы в Америке.
В то время как развивался Джек Лондон, в Аме­
рике не было социальной литературы. Все, что писа­
лось в Америке, было реквизировано высшими клас­
сами для себя, даже в том случае, если литература
эта была направлена против господствующего класса.
Тогда она просто игнорировалась. Литература не имела
никакой твердой почвы, на которой она могла бы раз­
виваться и не имела путей к широким массам. Интел­
лигенция, являвш аяся во многих странах посредни­
цей меяіду литературой и массами, отсутствовала,
отсутствует и теперь в Америке.
Между тем значение этих промежуточных: интел­
лигентных слоев для развития масс остается неоспори­
мым. Отклики социальной литературы не попали в ра­
бочие массы Америки. Следует отметить, что гимны
Уйтмэна, которого европейские рабочие чтят, как певца
рабочего класса, не нашли отклика в рабочих массах
Америки. Уйтмэн воспевает свободу улиц, счастье труда,
святость братства, товарищества, но профессора лите­
ратуры отвергают все это. В американском обществе
он считается чудаком, которому предоставляют полную
свободу. Он никого не задевает. Его критика объективна
и в то же время утопична. От доброй воли других он
ждет избавления. Он надеется, что в один прекрасный
день предприниматель удалится и подарит своим ра­
бочим промышленную свободу. Его учениками, как это
Ю
heiпарадоксально, являются Анцрыо Карнеджп н Генри
Форд. Значение Уйтмэна чувствуется, однако, и в н а­
стоящее время в его идее свободного человека.
Разделение на общественные классы в форме, опи­
санной выше, имело своим последствием то, что поня­
тие „свобода“ для рабочего Америки является не по­
литическим понятием, а скорее понятием человеческим,
даже в большей или меньшей степени понятием ги­
гиеническим. Там, где Уйтмэн говорит о крепких му­
скулах, о счастье труда, о широком мире, открываю­
щемся для юношества, там он говорит также и устами
американского рабочего. Но понятие классовой борьбы
чуждо Уйтмэну.
Литература, которая изучает рост плутократии, не
затрагивает интересов масс. Если Франк Норис сры­
вает завесу с сомнительных дел железнодорожных и
сельскохозяйственных обществ, он тем не менее все же
остается приемлемым для высших классов. У него нет
социальной почвы под ногами. Вся социальная теку­
щая литература беспощадно преследуется. Она, соб­
ственно, состоит из совершенно случайных явлений
литературы.
В конце XIX столетия понятие „социалист“ было']
равнозначно понятию самого гнусного преступника, а
такие преступники являются всегда выходцами из
среды безработных, пришлых элементов, бродяг, сво- Kj
бодный доступ которых в государство ограничивают.
На этой-то почве возникло движение „промышленных
рабочих мира" >), и Джек. Лондон был первым пропа­
гандистом этого движения в литературе.
Только теперь, в самое последнее время, можно го­
ворить о литературных группах и социальной литера­
туре в Америке.
Но в настоящее время э га соцальная и социально-
критическая литература не имеет своего индивидуаль­
ного лица. Возьмем-ли мы фигуру Эптона Синклера, ко-

’) I \Ѵ, W.—Industrial Wörter of the World—Индустриальные

раббЧяе мир п.
11
леблющаяся позиция которого не привлекла доверил
пролетарских масс в Америке; он лишь представитель
маленьких людей—интеллигентных средних классов,---
которые начинают заигрывать с революционными про­
блемами мира, исходящими из Советской России.
Возьмем-ли мы группу поэтов, собирающуюся во­
круг Карла Зандбура, группу Макса Истмена...
Всем им пробил дорогу Джек Лондон; они, однако,
далеко не использовали всех возможностей, которые
он им уготовил. Социальная литературе в Америке
развивается на основе совершенно иных предпосылок,
чем в любой другой стране. Поэтому-то скрещиваются
часто пути Джека Лондона и .Уйтмэна. Оба они бо­
рются за солидарность. Песнь братства и товарищества
звучит в каждой строке, ими написанной.
Как и Уйтмэн, Джек Лондон кладет в основу своих
произведений свободное развитие индивидуальности.
Свобода индивидуальности—это самое типичное для
американской литературы, и социальная литература тоже
вся построена на этом начале. Однако, у Джека Лондона
мы видим также и идею классового сознания и, не-
совсем, правда, выдержанную, идею классовой борьбы.
Благодаря этим свойствам своих произведений, он стал
основоположником социальной литературы, которую
высшим классам уже не удалось монополизировать
в своих руках.
Джек Лондон пробил брешь в том интеллектуаль­
ном замкнутом круге, которым был охвачен американ­
ский рабочий. Вплоть до Синклера, который только
теперь переходит от изображения жизни господствую­
щего класса к описанию пролетарских масс, он стоял
один без последователей.
 Как рос и развивался Джек Лондон.
Все, о чем писал Джек Лондон, так или иначе отра­
жает его собственную жизнь. Юность его прошла не­
радостно. Он родился в семье мелкого фермера, кото­
рый впоследствии, став жертвой аграрного капитализма,
бродил из однбго штата в другой, работая в качестве
мелкого арендатора на землях крупных землевладель­
цев. Маленький Джек Лондон рос, как дикарь,—его
мать, незаконная ясена фермера Джона, могла уделять
ему немного внимания: на ее попечении находились
еще пятеро старших детей; детей первой покойной
жены. Последний отпрыск—Джек—очень рано должен
был начать сам самостоятельно зарабатывать. Едва он
научился стоять на ногах, как его попечению дове­
рили всех домашних животных-собак, кошек, кур и
всю прочую живность, имевшуюся в хозяйстве. Позже
отец его получил место в Сан-Франциско, что уже
дало возможность отправить мальчика в школу. Лишь
девяти лет Джек стал регулярно посещать школу.
Плату за ученье он должен был зарабатывать сам, и
отец сумел наладить школьные занятия таким образом,
чтобы мальчик успевал продавать на улице утренние
и вечерние газеты. Но заработанные таким образом
деньги шли не только на плату за ученье, значитель­
ную часть их он должен был вносить на покрытие до­
машних расходов в хозяйстве, где каждый лишний
цент был на счету и являлся существенной помощью.
Естественно, в мальчике выработалась самостоятель­
ность, не свойственная детям его возраста. Так, в школе
18
он давал сведения о себе но собственному усмотрению.
Какие, собственно, сведения мог дать девятилетний
мальчик о несколько сложных отношениях между
отцом и матерью? Мальчик не был крещен и появление
его на свет не было отмечено в актах гражданского
состояния. Джек смело приказал записать себя Джеком
Лондоном, дав сведения о дате и месте своего рожде­
ния, которые, хотя и попали в историю литературы, но
вряд-ли соответствуют действительности. В школе он
больше всего увлекается чтением и старается исполь­
зовать каждую свободную минуту, чтобы основательно
перечитать все, что ему попадалось в руки из области
разбойных похождений и вообще всяких приключений.
Домашние дела становились все хуже и хуже, и Джек
должен был задуматься о большем заработке, чем тот,
который ему давала продажа газет. Школа же отни­
мала слишком много времени. Двенадцати лет Джек
поступил на фабрику.
На этой фабрике,—фабрике железных изделий,—Джек
основательно вкусил прелести пролетарской жизни.
Бывали времена, когда он работал без перерыва но
36 часов, отдыхая потом лишь пол дня. Мать приходила
и забирала заработанные деньги. Так провел Джек два
года, не работая ни разу меньше 12 часов. Если при­
бавить к этому время на дорогу с фермы на фабрику
и обратно, отнимавшую более часа, то его рабочий день
был не менее 15 часов. Джек был любимцем рабочих
и, в особенности, работниц. Он рано постиг жизнь
эксплоатируемых классов со всеми их заботами и ли ­
шениями. Ферма его отца лежала у бухты, у самого
моря, на юг от гавани C.-Франциско. И Джек мечтал
о том, чтобы вырваться из когтей фабрики и сделаться
моряком.
Но обыкновенным путем этой мечте нельзя было
осуществиться. Оп знал, как нужны были центы, им
зарабатываемые, в хозяйстве матери. Он старался исполь­
зовать всякий свободный час, чтобы побежать па бе­
рег к рыбакам и научиться кое-каким знаниям моряка,
в особенности гребле. Но рыбаки эти небыли обучен-
И
н ы м и людьми. Их промысел состоял ЛИШЬ В ТОМ, ЧТО
они но ночам вытаскивали принадлежавшие город­
скому арендатору сети с устрицами, и за свой страх
опустошали их. Заработок их был, хотя и не велик,
но все же он был лучше заработка рабочего-ткача.
Кроме того,—и это было для Джека Лондона самым
важным,—для их дела нужна была храбрость. Нужно
было преодолеть не только опасности моря, но и опас­
ность быть пойманным. В один прекрасный день Джек
не мог устоять перед искушением и отправился, в к а ­
честве матроса, на одной из таких лодок на ловлю
устриц. Этим он решил свою судьбу. Впоследствии он
говорил себе: „если бы я послушался своей матери (ко­
торая, конечно, умоляла его не увлекаться приключе­
ниями), из меня бы ничего не вышло“. Первый кон­
фликт с тем, что он считал своей обязанностью, он
разрешил удачно. Он приносил матери больше денег,
чем прежде, и год спустя он был уже известен среди
рыбаков, как самый храбрый и самый лучший гребец
в бухте. На него обратили внимание правительствен­
ные чиновники и предложили ему должность контро­
лера на рыбных промыслах. Наступило время, к кото­
рому Джек Лондон в своих позднейших воспомина­
ниях возвращается без всякой радости. В это же время
развивается его роковая страсть к алкоголю. Он зара­
батывал тогда очень много денег; но, стыдясь пред то-
варищами-рыбаками своих заработков, получаемых им
за контроль над ними, он швырял деньгами, где только
мог. Он описал это время в своей книге „Рыбный кон­
троль“. В конце-концов Джек Лондон поступил в ка­
честве настоящего матроса на судно, которое шло в
Японию. На этом, собственно, обрывается первый этап
его развития; позже, когда он вернулся из Японии,
его страсть к жизни моряков несколько остыла.
Он вернулся из путешествия молодым человеком,
страстно жаждущим знаний, его уже не манила вто­
ричная поездка в Южную Америку, несмотря на то,
что ему предложили место штурмана. В этот второй
этап его развития начинается для него пора самообра­
15
зования. Джек уяснил себе, что ему не достает многого
для того, чтобы суметь управлять жизнью, и что, прежде
всего, ему нужно широкое образование для того, чтобы
стать господином того внутреннего беспокойства духа,
который владел им. Вновь наступает пора тяжелого
труда. Он работает на джутовой фабрике. В это время
он сближается с кругами, близкими Союзу Христиан­
ских Молодых Людей. Однако, он очень скоро покинул
эти круги, возненавидев их. Армия Спасения также
заинтересовывается им. Затем он работает в качестве
выгребателя угля, и, работая, поет хвалебную песнь
труду в стиле Уйтмэна; он радуется своим мускулам,
своей силе, благодаря которой он работает, но он еще
не задумывается над тем, что эксплоатация этой силы
когда нибудь приведет его к гибели, бросив его в орду
безработных, на которых он пока еще смотрит сверху
вниз. Это свое самочувствие Джек Лондон прекрасно
описал в одном своем произведении, названном им
„ІІІтейкбрехер“. Он знает самочувствие штейкбрехеров,
которые не имеют понятия о солидарности, которые
не представляют себе рабочую массу, как класс, кото­
рые видят лишь одну работу - такую долгожданную,
которые чувствуют напряженность своих мускулов,
жаждущих выполнить эту работу. И Джек Лондон, на
основании опыта своей жизни, дает советы, как исполь­
зовать таких штрейкбрехеров в интересах рабочего
класса, в интересах солидарности. Одни высокие фразы
и демагогические агитационные речи не пригодны для
этой породы людей,—открытие, которое свойственно не
только Америке и которое и теперь еще имеет осо­
бенную силу в странах европейской культуры.
В тот же период своей жизни он отправляется,
в качестве бродяги, в деревню. Прежде, чем он поки­
нул Сан-Франциско вместе с 200 других рабочих, на­
нятых, как и он, одним предпринимателем на сельские
работы на больших фермах, он узнал об удаче своего
первого литературного опыта: он получил первую пре­
мию на конкурсе, объявленном одной Сан-Франциской
газетой за описание тайфуна, пережитого им на море.
 Дальнейшие п о п ы т к і і писать о различных моментах
своей жизни из времени его плаваний оказались не­
удачными; вместе с тем погасла и так быстро загорев­
ш аяся надежда зарабатывать хлеб насущный литера­
турным трудом. Но и в позднейшие периоды своей
жизни, во всех ее положениях, даже тогда, когда он
незаконно был арестован, как бродяга, он всегда ж и­
вет надеждой, что он будет зарабатывать па жизнь,
как писатель, п что он еще будет вести борьбу с плу­
тократией, господствующей над законами, ее же ору­
жием, т.-е. Оружием логики, дискуссии и печатного.,
слова. Месяцы и .годы его скитаний, в качестве бро­
дяги, неизбывно запечатлелись в нем. Они, собственно,
и являются тем источником, из которого Джек Лондон
постоянно черпает свое вдохновение. Но эти же
скитания, наряду с авантюристским характером его .
переживаний, внушили Джеку Лондону сознание того,
что он тоже является членом класса бесправных, и
что только в единстве и в борьбе эксплоатируемых
против эксплуататоров лежит цель и будущность ра­
бочего класса. Принципы классовой борьбы и классо­
вого самосознания были внедрены в Джека Лондона
опытом яшзпи. Ему не нужно читать книги, чтобы
стать социалистом, жизнь сделала его социалистом и
классовым борцом. Пусть Дяіек Лондон сам расскажет
нам, как он стал социалистом.

2 Джек Лондон— поэт.

17
 Как Джек Л ондон стал социалистом.
„Я смело мог бы сказать, что способ, благодаря
которому я стал социалистом, несколько напоминает
тот способ, посредством которого немцы-язычники стали
‘Христианами: социализм был вбит в меня жизнью. До
моего обращения в социализм я не искал его. Это
было в то время, когда я еще был очень молод и еще
не оперился, когда я вообще еще ничего не знал, и
хотя я никогда не слышал об „индивидуализме“, я
все же, всеми силами моей души, воспевал хвалебный
гимн сильным, потому что я сам был силен.1Под силой
я разумел крепкое здоровье и крепкие мускулы, кото­
рыми я обладал тогда. Свое детство я провел на фер­
мах в Калифорнии; мальчиком я продавал газеты в
одном из здоровых, по климатическим условиям,горо­
дов Западных Штатов, моя юность прошла в насыщен­
ной озоном атмосфере морской бухты на Тихом океане.
Я любил жизнь на лоне природы и я работал только
на лоне природы. Я не изучил никакого ремесла, пред­
почитая переходить от одной работы к другой, весело
взирая на мир бояшй и видя в нем только хорошее.
Но этот оптимизм объяснялся тем, что я был здоров
и силен, что я никогда не боролся с болезнями или
телесными недугами, что никогда ни один работода­
тель не отказывал мне в работе, я всегда находил
какую-нибудь физическую работу, было ли это выгре­
бание угля или работа на судне. Радуясь своей моло­
дости и чувствуя себя мужчиной, как на работе, так
и во время кутежа, я стал крайним индивидуалистом.
18
 естественно. Я всегда имел успех. Поэтому
было достаточно отваги для всякой игры, я
что я могу ее играть, что это и есть настоя-
игра для мужчины. Быть мужчиной, это значило
вписать имя ..мужчина“ большими буквами в мое
сердце: быть решительным как мужчина, бороться как
мужчина, работать, как мужчина, даже, если получаешь
за эту работу оплату, как мальчик, все это довлело
мною и влияло на меня, как ничто другое в мире. И
я взирал на закрытое завесой бесконечное будущее и
видел себя мужчиной, продолжающим ту яге игру,
с несокращаемым здоровьем, с крепкими мускулами,
без несчастий. Эта будущность, казалось, не имела
конца. Мне казалось, я мчусь через жизнь, как „Бело­
курая Бестия“ у Ницше, радостно встречая каждое
приключение и беря от жизни все только благодаря
силе и здоровью.
Я должен признаться, что я мало думал о несчаст­
ных, больных, калеках, стариках, хотя я смутно чув­
ствовал, что они могли бы проделывать тяжелую ра­
боту так же хорошо, как и я, если бы захотели этого.
Их несчастья я не принимал в соображение. Несчастье
представлялось мне роком, ионятие, которое я обозна­
чал прописными буквами и которого нельзя было избе­
жать. Наполеон потерпел неудачу под Ватерлоо. Но
это не воодушевляло меня стать вторым Наполеоном.
Кроме того, мой оптимизм, исходивший от желудка,
который в состоянии был переварить железо, и от тела,
которое лишь закалялось в тяжелой работе, не позво­
лял мне даже отдаленнейшим образом сочетать не­
счастье с моей высокой персоной. Я был горд тем,
что был одним из сильнейших сынов ирпроды. Труд
я уважал больше всего на свете. Не читая Карлейля,
я создал Евангелие труда, которое далеко оставляло
за собой Евангелие Карлейля. Труд был для меня
всем. Он был для меня исцелением и освободителем.
Может быть, не всякому понятна моя гордость по по­
воду удачно проведенного рабочего дня, и мне самому,
подчас, когда я оглядываюсь назад, она непонятна. Я
19
 был верным наемным рабом. Отвиливать от
притворяться больным мне казалось грехом
себя самого а против того, кто мне платит за
Такой образ действия мне казался бы преступлени
равным измене.;'Коротко говоря, мой радостный индн-
I видуализм базировался на правоверной буржуазной
морали. Я читал буржуазные газеты, слушал их бур­
жуазных ораторов, апплодировал высокопарным баналь­
ностям буржуазных политиков. Боюсь, что если бы
некоторые события не направили моей жизни по иному
пути, я обратился бы, в жнще-концов, в профессио­
нального штрейкбрехера и моя голова и моя рабочая
сила были бы когда-нибудь рассечены нагайкой борю­
щегося члена профессионального союза.
Мне исполнилось как раз 18 лет, когда я только-
что вернулся из семимесячного плавания и решил
отправиться бродить. Пешком или „зайдем“ я про­
брался с Запада, где искали людей, умеющих работать
и где жилось достаточно привольно, к густо населен­
ным рабочим центрам Востока, где человек не имел
никакого значения и жаждал какой бы то ни было
работы. И во время этой полной приключений жизни
я научился видеть яшзнь совершенно с новой и иной
точки зрения.
Я нашел среди них всякого рода людей, многие из
них были прежде такие же хорошие, как и я, как раз
такие же белокурые бестии: матросы, солдаты, рабо­
ту чие, все — лишенные почвы и корней, сброшенные
с жизненного пути работой, лишениями и несчастными
случаями и выгнанные на улицу их же работодате­
лями. Я вместе с ними стучался в двери, я мерз с
ними в товарных вагонах и на скамьях парков, я вы
елуш ивал истории их жизни, которые, как и моя, на­
чинались полные надежд, и которые тут же на моих
глазах кончались в этой живодерне, в глубочайшей
грязи человеческих низов.
И по мере того, как я вслушивался и всматривался,
мой мовг стал работать. Женщины с улицы и муж­
чины со свалки стали мне близки, Я так ясно видел
20
картину человеческого падения и в самой глубине
пропасти видел и себя висящего лишь немногим выше
их на отвесной стене и державшегося лишь благодаря
своей силе и напряжению. Меня охватил ужас. Что
произойдет, когда силы покинут меня? Когда я стану
негодным для того, чтобы работать плечом к плечу
с теми крепкими людьми, которые еще теперь и не
народились? И там-то тогда я дал себе клятву: я тя­
жело работал всю мою жизнь, и с каждым лишним
днем моей работы я все ближе приближался к про­
пасти. Я должен выбраться из этой пропасти, но до­
бьюсь этого не одним только мускульным трудом. Я
больше не буду заниматься тяжелым трудом, и пусть
бог сразит меня, если я когда-нибудь отдам физиче­
скому труду больше времени, чем это вызывается без­
условной необходимостью. И с тех пор я старался сдер­
жать свою клятву.
И я остался верен себе. Когда, однажды во время
моих странствований по Соединенным Штатам и К а­
наде, я застрял у Ниагарского водопада, я был схва­
чен полицейским, жаждавшим вознаграждения за по­
имку бездомного;“ я был лишен всякой возможности
доказать свою невиновность, меня присудили к 30 дням
тюремного заключения только потому, что у меня не
было постоянной квартиры и каких-нибудь очевидных
источников существования; на меня надели наручники
и сцепили меня с целой армией людей, которых по­
стигла та же судьба, что и меня; я был под номером
доставлен в Буффало, в окружную тюрьму Эри, мне
обрили голову, сбрили пробивающиеся усы, надели на
меня полосатый костюм; какой-то студент-медик, кото­
рый относился к нам, как к кроликам для медицин­
ских опытов, насильно привил мне оспу, меня стали
учить маршировке и заставили работать под надзором,
хорошо вооруженных надзирателей; все это произошло
только потому, что я осмелился жить, как белокурая
бестия.'Остальные подробности можно бы и не упоми­
нать, скажу только, что национальный патриотизм,
благодаря этому этапу моей жизни, окончательно р а с ­
таял, и я стал с того времени больше думать о людях,
чем о географических границах.
Я полагал, что мой индивидуализм, бивший из меня
через край, не без пользы для меня, оставил меня,
уступив место чему-то другому, не менее полезному.
Но подобно тому, как я сделался индивидуалистом,
не сознавая этого, точно также я стал социалистом,
не отдавая себе в этом отчета. Я как бы вновь ро­
дился, но не получил иного имени, и я бродил и ста­
рался понять, что же я собственно такое. Я вернулся
в Калифорнию и стал читать книги. Я теперь уже не
помню, какая книга попалась мне первой в руки. Да
это и не ваяшо. Я стал другим, хотя и не знал, чем
я стал.
Книги открыли мне, что я стал социалистом. С того
времени я прочел много книг, но ни один народно­
хозяйственный аргумент, ни одно логичное доказа­
тельство необходимости и неизбежности социализма
не убедили меня так глубоко в этом, как результат
того дня, когда я видел себя на дне капиталистиче­
ской пропасти, когда я чувствовал, что сколыку все
ниже и ниже, опускаясь в самую грязь“.
 И что жизнь дала ему.
• Под этим названием Джек Лондон помещает в своих
очерках „Революции“ главу из своей жизни. Воспро­
изводим ее для того, чтобы дать цельный образ ху­
дожника:
„Я происхожу из рабочего класса. Во мне очень
рано развились энтузиазм, тщеславие и идеалы,—и все
мыслительные силы моего детства были направлены
на претворение их в жизнь. Окружающие меня люди
были необразованы, грубы, жестоки. Мои горизонты не
были широки. Я мог видеть только то, что было возле
_меня. Мое место в обществе было совсем внизу, там,
где были лишь пужда и грязь, где дух и тело были
истощены и измучены. А надо мной возвышалось огром­
ное здание современного общества, и я хотел взобраться
на верхушку этого здания. Надо мной я видел муж-
чип в черных костюмах и крахмальных сорочках и
женщин в красивых выходных платьях. Все они хо­
рошо и много ели. И для души у них тоже была пища.
Я знал, что там, надо мною, царили самоотверженные,
частые и благородные мысли и живая духовная жизнь.
Я все это знал из тех книжек, которые я брал в биб­
лиотеках для чтения, и в которых все герои, за исклю­
чением мошенников, все женщины и мужчины были
необыкновенно благородны и велики, говорили на
изысканном языке и совершали прекрасные поступки.
Я верил в то, что надо много все было прекрасно и
благородно, подобно восходу солнца, что там было все,
что делает жизнь значительной и приятной и возна­
2а
граждает за труд и усталость. Но не так легко из
рабочего класса подняться вверх, в особенности тому,
кто имеет свои идеалы и свои иллюзии. Я жил на
ферме в Калифорнии, и мне было трудно найти ту
лестницу, но которой я мог бы взобраться наверх.
Я также рано познакомился с бременем процентов.,
которые нужно было платить за взятые взаймы деньги,
и я ломал свою детскую голову над разгадкой того,
кто придумал это замечательное открытие: проценты
на проценты?
Потом я познакомился с колебаниями заработной
платы для рабочих всех возрастов и с их прожиточ­
ным минимумом, и на основании этих предложений
я сосчитал, что если бы я тотчас же стал работать и
сберегать, я к 50-ти годам мог бы перестать работать
и тогда я смог бы вступить в высшее общество.и н а­
слаждаться его благами.
Конечно, я твердо решил не вступать в брак, но
я забыл вовсе принять в расчет то препятствие, о ко­
тором так часто забывают рабочие всего мира- -я за­
был о болезнях.
Но было во мне нечто такое, что требовало от жизни
чего-то большего, чем лишь зарабатывание денег и
накопление их. Когда 10-ти лет я стал продавать га­
зеты на улице одного большого города, я полагал уже,
что цель моей жизни несколько изменилась.
Я попрежнему продолжал жить среди той же грязи
и той же суеты, но лестница, по которой я должен
был взбираться наверх стала казаться мне иной. Мне
стало казаться, что я должен птти по лестнице, веду­
щей к вершинам деловых кругов. Зачем мне поме­
щать свои сбережения в государственные бумаги, когда
я могу удвоить их, покупая газету за 5 центов и пере­
продавая ее за 10 центов, думал я.
Торговля должна была стать лестницей, ведущей
меня к благополучию, и я видел уже себя мысленно
упитанным и пользующимся успехом счастливчиком.
Да, воздушные замки! Когда мне было 1G лет, у
меня во всяком случае было прозвшце „счастлив чи-
24
ка". Но этот титул дала мне банда головорезов и мо­
шенников, с которыми я вместе грабил при ловле
устриц, причем я жестоко эксплоатировал моих това­
рищей по работе. Как капитан собственной лодки, я
всегда брал 2/3 добычи в то время, как другие, как и
я, рисковавшие жизнью и свободой, как и я работав­
шие, получали лишь Ѵз добычи. По этой лестнице я
поднялся всего лишь на одну ступеньку.
Однажды ночью я предпринял набег на китайских
рыбаков. Это был разбой. Я должен сознаться в этом.
Меня толкал на это капиталистический дух наживы.
Капиталист эксплоатирует окружающих или посред­
ством имеющихся у него в руках преимуществ, или
посредством нарушения доверия, или путем подкупа
судей и правительственных чиновников. Я проделал
это более грубо, в этом была вся разница. Но мой
экипаж был в ту ночь особенно неловок. Эти-то не­
ловкость и неповоротливость приводят в особенное
неистовство капиталиста, потому что неповоротливость
вызывает излишек расходов и уменьшает прибыль.
Мои люди именно это и сделали. Благодаря небреж­
ности. главный парус загорелся и был совершенно
уничтожен. Кроме того, в ту ночь не было никакого
улова, и китайские рыбаки остались обладателями
своих сетей и своих снастей. Я стал банкротом, так
как у меня не было возмояшости заплатить 65 долла­
ров за новый парус. Я поставил лодку на якорь и взо­
брался в портовой лодке вверх по реке. В это время
другая банда украла мою лодку. Они забрали у меня
все, даже якорь; позже я нашел обломки лодки и про­
дал ее за 20 долларов. И так я вновь скатился с той
единственной ступеньки, на которую я было взобрался. ,
После этого я уже никогда не делал попыток взби­
раться по лестнице этой жизни.
С того времени я сам стал предметом безжало­
стнейшей экплоатации капиталистов. У меня были
крепкие мускулы, а они делали из этих мускулов
деньги, предоставляя мне лишь самую скудную часть
для моего существования.
25
 Я был матросом, портовым рабочим, грузчиком угля,
я работал на консервных фабриках и в прачешных, я
работал на огородах, выбивал ковры и мыл окна,
Н никогда не получал полного эквивалента за мою
работу. Когда я видел в экипаже дочь владельца той
фабрики, на которой я работал, я знал, что отчасти
мои мускулы приготовили для нее экипаж. Когда я
видел сына фабриканта, посещающего высшую школу,
я знал, что это моими мускулами оплачивается вино
и приятное общество студента, которыми он наслаж­
дался.
Но я оставлял их в покое. Так нужно было. Они
были сильнейшими. Но и я был силен; и я хотел бы
направить свой путь к тому месту, где были они, и
попытаться самому делать деньги мускулами других.
Я хотел еще больше напречь свои силы и стать одним
из столпов общества.
Как раз в это время судьбе было угодно послать
мне работодателя, который рассуждал так же, как я.
У меня было желание работать, но у него было еще
большее желание заставить меня работать. Я полагал,
что изучаю новую отрасль дела и работал так, что,
в сущности, заменял двух рабочих. Я полагал, что он
хотел сделать из меня электромонтера, на самом деле
он зарабатывал на мне ежемесячно по пятидесяти дол­
ларов, потому что каждый из двух рабочих, которых
я замещал, получали по сорок долларов, я же работая
за обоих, получал всего 30.
Мой работодатель использовал меня до потери сил.
.Можно охотно есть устриц, но если их получать еягед-
невно, ко всякой еде, то они становятся неприятными.
Так было и со мной. Я стал нерадив к работе, не мог
больше ее видеть и, наконец, сбеягал. Я вышел на до­
рогу и стал просить милостыню, от двери к двери,
пройдя так насквозь все Соединенные Штаты и изучив
жестокую школу всяких трущоб и тюрем.
Вместо того, чтобы продвигаться вперед по моей
лестнице жизни, я опустился еще ниже, чем начал, я >
находился в подвалах общества, в тех слоях, где царит '■
26
нищета, в тех слоях, о которых лишь неохотно гово­
рят. Это была сорная свалка, омут, навозная яма, по­
донки цивилизации. Это была та часть общественного
строения, куда общество никогда не заглядывает. Вещи,
которые я там видел, повергли меня в жесточайший
страх. И этот страх навел меня на размышления. Я ви­
дел совершенно отчетливо простые факты той сложной
цивилизации, среди которой мы жили. Ж изнь—это
вопрос желудка и квартиры. И для того, чтобы быть
в состоянии заплатить за еду и за ква'ртиру, люди
должны что-то такое продавать. Купец продает сапоги,
политики—свой характер, убеждения, представители
народа (конечно, есть исключения) продают веру и
верность, почти все продают свою честь. Так яге и жен­
щины: на улице-ли или в освященной браком кровати,
они продают свое тело. Все вещи становятся товаром,
все покупают и продают. Рабочий в состоянии продать
лишь одно—свои мускулы. Рабочая честь не расцени­
вается на рынке.
Но между всеми прочими товарами и товаром-му-
скулами имеется огромная разница. Сапоги, честь и
доверие—все это можно опять возместить, всего этого
имеются огромные запасы. Но мускулы нельзя возме­
стить. Когда купец распродает свои ботинки, он на­
полняет магазин новыми ботинками. Но нет такого
фабриканта, который мог бы дать рабочему новые му­
скулы. Чем больше рабочий продает мускулов, тем
меньше их у него остается. У него нет никаких дру­
гих товаров и с каждым днем этих товаров у него
становится меньше. Наконец, в один прекрасный день,
если до того он не умер, он распродал все, должен
закрыть свою лавочку, стать банкротом и переселиться
в подвальный этаж человеческого общества, чтобы там
погибнуть в нищете.
Позже я узнал, что мозг тоже является товаром.
Но он уже отличается от товара-мускулов. Человек,
продающий свой мозг, заключает особенно успешные
сделки в возрасте от 5и до 60 лет, в это время он по­
лучает лучшую цену, чем в молодости. Рабочий же
27
 L.M'lT-.*- —
г—««»мши—імхиаасмд

Физического труда к пятидесяти годам совершенно

исчерпан и уже не имеет значения.
Я был в подвальном помещении общества, но мне
не понравилось это помещение, оно было совершенно
не гигиеничным и воздух в нем был нездоровый. Если
мне нельзя было жить в гостиных, то я хотел, все-,
таки, попытать счастья и поселиться хотя бы в ман­
сарде здания, именуемого обществом. Хотя там скверно
кормят, но воздух там, по крайней мере, чистый, и я
решил не заниматься больше продажей своих муску­
лов, а начать продавать свой мозг.
Началась бешеная погоня за знаниями. Я вернулся
из Калифорнии и засел за книги. Я погрузился в со­
циальные проблемы и нашел и книгах научные форму­
лировки тех мыслей и выводов, к которым пришел я сам.
Другие более великие, чем я, умы еще до моего
рождения придумали не только все то, над чем рабо­
тала моя голова, но еще гораздо больше того.
Благодаря книгам, я, однако, открыл, что я был со­
циалистом. Социалисты всегда революционеры, так как
они стремятся разрушить современное общество и из
оставшегося сырья создать новое будущее общество.
Я тоже стал революционером-социалистом. Я при-
; мкнул к революционному движению, и в первый раз
в мою жизнь вошло нечто идеальное. Я соприкоснулся
со смело мыслящими головами и проникновенными
ораторами, с сильными и сознательными членами ра­
бочего класса, тоже имеющими мозолистые руки. Я встре­
чал праведников без рясы, христианство которых было
слишком тяжеловесно для всякой общины молящихся.
Университетских профессоров, уволенных в отставку
потому, что они не хотели впредь служить лишь инте­
ресам правящих классов, но стремились углублять
свои знания в интересах всего человечества. Тут я на­
шел горячую веру в человечество, высокий идеализм,
самоотверженность, самоотречение и веру — все эти
прекрасные и трогательные проявления интеллекта.
Тут жизнь опять обновилась для меня и стала полна
чуда и величия. Я вновь возымел большую охоту
2Я
ташшшяшавшшшташвшшшашшшашшаяввкшшшшввяашшяшиштштшш
к жизни. Я был в постоянном соприкосновении с ве­
ликими умами, которые стояли духовно и физически
высоко над долларами и центами, и для которых сла­
бый писк голодающего ребенка означал больше, чем
все величие и великолепие делового мира и мирового
богатства. Все вокруг меня являли идеальнейший по­
рыв и героическое напряжение: днем я видел солнце,
ночью ярко сверкали звезды, пред моими глазами стоял
образ всегда пылающего святого Грааля, этого вопло­
щения многотерпеливого забытого гуманизма, который,
наконец, сбудется. И я, бедный глупец, созерцал все
это, полагая, что это лишь предвкушение тех радостей
жизни, которые я найду в стоящем надо мною обще­
стве. Хотя я уже отказался от многих иллюзий с тех
пор, как я стал читать книги из библиотеки, но я дол­
жен был расстаться еще со многими иллюзиями, ж иву­
щими во мне.
Как человек, работающий мозгами, я имел успех.
Общество раскрыло предо мной свои двери. Я мог
входить в гостиные, я садился за обеденный стол
с господами из общества и забавлялся с их женами
и детьми. Но быстро исчезали одна иллюзия за дру­
гой. Правда, женщины были красиво одеты, но к моему
большому удивлению я обнаружил, что они сделаны
из того же материала, как и те женщины, которых я
видел в подвальных этажах. Но меня поразило не
столько это сходство, сколько материализм этих жен­
щин. Хотя эти элегантно одетые женщины болтали о
своих маленьких мелких идеалах и о своем маленьком
моральном мирке, но сквозь всю эту болтовню прохо­
дил основной мотив их жизни: их материализм. Кроме
того, они были так удивительно сантиментально-эгои­
стичны. Они принимали участие во всевозможных ми­
лых благотворительных учреждениях и с радостью
рассказывали об этом, не думая о том, что все яства,
предлагаемые ими своим гостям и все прекрасные
платья, облегавшие их, были оплачены прибылями,
к которым пристала кровь детей, прибылями, которые
были добыты из сверхурочной работы или проституции.
29
 ■««»■■■Pgquy a 1ГІg ,m■— ІЦ t , Д Ш Д І И І М Я Ш Я Я д н и и д у . ‘; .Ш И _ В Я Г > -ІД11.Ц. ^ № W e i M L _ m n x ' l.H '. Щ 1 . імГі m il I II I

Когда я затрагивал такие факты, я полагал, по своей

наивности, что они тотчас сорвут с себя запятнанные
кровью шелковые платья, но их лишь охватывали воз­
буждение и злоба, и я должен был выслушивать их
проповеди относительно небережливости, пьянства,
врожденной испорченности, которые будто бы являлись
причиной потрясающей нищеты в подвальных этажах
общества. И если я возражал им на это, если я гово­
рил, что собственно не могу понять, как могут недо­
статочная бережливость, невоздержанность и испорчен­
ность толкать шестилетнее полуголодное дитя к тому,
чтобы оно каждую ночь работало по 12 часов на пря­
дильной фабрике, тогда слушатели вмешивались в мою
личную жизнь, называли меня агитатором, как будто
этим все было доказано.
Не лучше обстояло дело и с мужчинами из обще­
ства. Судя по их чистым, благородным жизненным
идеалам я полагал, что найду среди них чистых, бла­
городных и живых людей. Я соприкасался с людьми,
которые занимали выдающиеся посты, с проповедни­
ками, политиками, деловыми людьми, профессорами и
газетными издателями. Я с ними ел, пил, выезжал
в свет и изучал их. Иногда я встречал чистые и бла­
городные убеждения, но это были редкие исключения,
которые я бы мог сосчитать по пальцам. Но люди этих
убеждений выглядели, как хорошо сохранившиеся
мумии, они не были живыми людьми. Среди них я
находил людей, которые своими выступлениями против
войны приобретали звание поборников мира; но эти же
люди давали в руки вооруженным полицейским ору­
жие, которым они должны были стрелять в бастующих
рабочих их фабрик. Я встречал среди них людей, ко-
; торые возмущались грубостью боксерных боев и кото­
рые в то же время фальсифицировали продукты пита­
ния, благодаря чему ежегодно умирало большее коли­
чество детей, чем то, которое убила обагренная кровыо
рука Ирода. В отелях, клубах, на ягелезной дороге и
на пароходах я беседовал с крупнейшими промышлен­
никами и был поражен тем, как мало они интелли­
30
гентны и как их моральные . нятия замирают хам, где
выступает интерес „дела. Я встретился с господином,
аристократически выглядевшим и называвшим себя
директором, на самом же деле он был лишь под­
ставным болваном, орудием в руках одного из трестов,
грабившего женщин и сирот. Я встретил человека, ко­
торый собирал прекрасные картины п был особенным
другом литературы и искусства и в тож е время упла­
чивал большие суммы денег, которые у него вымогали
политические партийные деятели. Я встретил газетного
издателя, который печатал объявления о каких-то мо­
шеннических медикаментах, и который не осмеливался
написать в своей газете правду об этих объявлениях,
избегая потерять выгодное объявление; когда же я ему
сказал, что его экономические воззрения устарели, он
назвал меня проклятым демагогом. Я встретил сена­
тора, который был лишь орудием и рабом одного силь­
ного, но необразованного партийного вождя, я встретил
столпа церкви, который делал большие взносы в пользу
религиозных миссий, заграницей, и который в то же
время заставлял работать свою прислугу в магазине
но 10 часов, платя ей так скудно, что толкал ее на
путь проституции. Другой, который оплачивал ряд ка­
федр в целом ряде университетов, затеял судебный
процесс из-за нескольких долларов. Один из железно­
дорожных королей нарушил свое слово и стал лжецом,
предоставив одному из двух борющихся между собой
на жизнь и на смерть промышленных столпов "тайные
преимущества. Повсюда было одно и то же. Повсюду
преступление и обман, обман и преступление. И рядом
с ними стояли массы, чистые сами по себе, но не
имевшие в себе ничего величественного и животвор­
ного. Массы, которые хотя и не делали ничего неспра­
ведливого, но были грешны своей безучастностью и
своим неведением, тем, что они замалчивали эту амо­
ральность и черпали выгоду из нее.
Я не хотел больше оставаться в великолепных ком­
натах общества, мне было скучно, я был болен там.
Я мечтал о моих интеллигентных и идеальных друзьях,
31
о моих низложенных священниках, о моих чистых со­
знательных рабочих, отставленных профессорах. Я меч­
тал о солнечном блеске, о сиянии звезд, при которых
жизнь кажется дивным чудом, идеальным раем, са­
моотверженным переживанием, каким-то этическим ро­
мансом. И я видел пред собой постоянно пылающий
и святой Грааль.
Таким образом я снова вернулся к рабочим, среди
которых я родился и вырос. Я больше не хотел взби­
раться вверх. Величественное здание общества над
моей головой уже больше не манило меня. Только
фундамент того здания еще имеет интерес для меня.
Тут я доволен моей работой, я иду плечом к плечу
с духовными идеальными людьми, с сознательными
в классовом отношении рабочими, которые иногда,
все же, берут рычаг в свои руки и сотрясают с его
помощью все строение современного общества. В один
прекрасный день, когда у нас будет еще парой рук
больше, еще парой рычагов больше, мы опрокинем це­
ликом это общество, со всей его гнилой жизнью, с его
непохороненными мертвецами, с его колоссальным
эгоизмом и с его отжитым материализмом.
Тогда то мы вновь сделаем обитаемым подвальный
этаж и выстроим новый жилой дом для всего челове­
чества, в котором не будет специальных гостиных, но
все комнаты будут одинаково светлы и солнечны, и
в которых атмосфера будет повсюду чиста, благородна
и животрепещуща.
Я вижу пред собой то время, когда люди будут
стремиться к чему-то более ценному и высокому, чем
к удовлетворению желудка, когда более высокие мо­
тивы, чем потребности желудка, будут толкать людей
к действиям. Я сохранил свою веру во все благород­
ное и прекрасное в человеке, я верю в то, что привет­
ливость и самоотверженность души победят современ­
ную грубую прожорливость, И прежде всего я верю в
рабочие классы населения. По входной лестнице времени
мы слышим постоянный отзвук шагов поднимающихся
рабочих сапог и спускающихся лаковых ботинок.
 Джек Лондон пробивается.
Испытания Джека Лондона, пережитые им во вре­
мена бродяжничества, сделали для него еще очевиднее
необходимость овладеть знаниями господствующего
класса, чтобы быть в состоянии бороться с ним его же
оружием. Его первые рассказы уже были опублико­
ваны, в литературных кругах его уже заметили. Пред
ним стояла необходимость в течение трех лет зараба­
тывать литературным трудом столько, чтобы он мог
оплатить свое содержание и учение. Он писал в уни­
верситет и в частные школы в Сан Франциско в Ка­
лифорнии. Его сестра по матери, вышедшая замуж
за богатого фермера, готова была оказать ему мате­
риальную помощь, но при условии, что оп поселится
неподалеку от нее. Джек Лондон, однако, и к учению
относился, как спортсмэн. Он решил одолеть в течение
ö месяцев то, что нормальному человеку пришлось бы
пройти в три года. Конечно, школы не согласились
с этим, они настаивали, но крайней мере, на двухго­
дичном сроке обучения. В бытность свою студентом,
он изучил и буржуазное общество, которое он так
образно описал в своих романах „Железная пята“ и
„Мартин Идэн“, что критическое отношение к этому
обществу само собой напрашивается у читателя. Он
остался совершенным чужаком среди молодых людей,
которые готовились к жизни в буржуазном обществе.
Не то, чтобы они его презирали, но все же они избе­
гали его. Что, собственно говоря, могло быть общего
между этими молодыми людьми тт таким человеком.
3 Д ж е к Лоидоц— поат.
 как Джек Лондон, который во всей своей остроте знал
и изучил противоречия между трудом и капиталом, и
который сидел рядом, на одной скамье, с этими моло­
дыми людьми только для того, чтобы изучить их ме­
тоды борьбы и только для того, чтобы, благодаря этой
науке, успешнее одолеть их.
К этому времени относится также изучение им со­
циалистической литературы. Джек Лондон знакомится
с Марксом. Скоро он нашел круг единомышленников,
с которыми он полемизировал по поводу теории при­
бавочной стоимости и революции. В какой степени он
стал хорошим толкователем Маркса,—видно из той по­
лемической главы в „Железной пяте“, которая, в отно­
шении понимания и претворения в образы маркси­
стского учения, стоит почти совершенно одиноко в ра­
бочей литературе. Изучение марксизма, которое одно­
временно являлось ключем к пониманию социальных
и общественных проблем, внезапно оборвало его уче­
ние. Что ему, собственно, осталось узнать от буржуаз­
ных профессоров? Он направил все свое внимание на
то, чтобы хорошо писать по-английски. Его сестры и
его настоящие ближайшие друзья-матросы, рулевые,
текстильные рабочие, некоторые фабричные работницы
и нередко такяіе издатели газет, уверяли его неодно­
кратно в том, что он хорошо пишет. Но он был недо­
волен. Он хотел тренироваться, чтобы быть „готовым“
к тому времени, когда он выступит в свет в качестве
писателя. И редко, очень редко, писатель так серьезно
относился к своему призванию, как Джек Лондон. Он
тщательно изучал технику писания тех книг, которые ■
он читал. Он стремился писать наглядным, жизненным
и правдимым, красочным слогом, постоянно напрягая
интерес читателя. И он в полной мере осуществил это
в своих произведениях. Джек Лондон ввел одному ему
присущий стиль очерков, стиль, который нашел столь­
ких подражателей, но не дал больше Джеков Лон­
донов.
- Само собой разумеется, что Джек Лондон не вы­
держал этих двух лет университетской учебы. Он чув-
34
■ I
І іі!
ствовал себя уже вполне готовым. Кроме того, его
влекла работа: его тело и мускулы хотели движения.
Испытания его в качестве бродяги совершенно изгнали
воспоминания о временах студенчества, когда, работая
по шестнадцати и более часов в день, он поглощал
весь мусор буржуазной науки. И то время в Запад­
ных Штатах только намечалась „золотая“ лихорадка.
В Клондайке и на реках северной Аляски были открыты
залежи золота, взволновавшие весь мир. Искатели при­
ключений и искатели золота направлялись со всех
сторон в Аляску. Зять Джека Лондона тоже заразился
„золотой“ лихорадкой п искал себе компаньона для
поездки в Клондайк. Джек Лондон охотно ухватился
за это. Золото его, правда, мало манило, но его ждали
там приключения, опасности и тяжелая физическая
работа. И в один прекрасный день Джек Лондон исчез
из университета. Около года он путешествовал ио ре­
кам Аляски. Общество их, состоявшее из 4-х человек,
много раз меняло план своей работы, но их материаль­
ный успех был так невелик, что зять Джека должен
был поплатиться за свою „золотую“ лихорадку прода­
жей своей фермы. Но Джек Лондон изучил в Аляске
страну и людей. Он приобрел там друзей среди отвер­
женных и искателей приключений всех стран, которым
он остался верен всю свою жизнь, друзей, с которыми
он впоследствии, уже став знаменитым писателем, встре­
чался на всех концах земного шара, во время своих
позднейших всемирных путешествий и которым он
создал памятники в своих книгах, новеллах, набросках
и романах.
Большая часть того, что Джек Лондон писал в своих
очерках, в корреспонденциях для газет и журналов,
разыгрывается на крайнем севере, среди людей, кото­
рых общество оттолкнуло или не сумело организовать
и которые в борьбе с природой и в дружбе с север­
ными животными выработали в себе лучшую чело­
вечность, чем та, которую несет в себе "загребающий
доллары буржуа, этот стоящий под охраной закона
эксплоататор в капиталистических государствах.
35
 К тому времени, когда Джек Лондон вернулся из
Клондайка, его слава, как писателя уже укрепилась.
Все издатели стремятся закупить его очерки; он скоро
становится центром внимания и почитания групп вооду­
шевленных почитателей и почитательниц.
 Джек Лондон любимец читающей публики.

Как писатель, Джек Лондон стоял вне партий. Боль­

шие нью-иоркские и чикагские газеты наперебой стре­
мятся заполучить от него корреспонденции. Американ­
ские капиталистические издатели стремятся издавать
его рассказы. Неделя за неделей печатает он свои
очерки в еженедельных изданиях C.-Франциско, В а­
шингтона, Нью-Йорка. Почти всегда в том же стиле,
очень наглядно и красочно, избегая в своих рассказах
психологических, политических или сантиментальных
тенденций; все, что он изображает, взято уверенной
рукой из самой жизни. Лица, животные, природа дей­
ствуют сами по себе, не притянутые искусственно
автором. И все его рассказы проникнуты настроением,
отличающим его от всех остальных новеллистов, для
которых социалист Джек Лондон вообще ненавистен,
которого они всячески поносят и больше всего хотели бы
видеть его в заключении или изгнании; но они все же
терпят его и мирятся с ним, видя через голову со­
циалиста еще и великого художника. Это присущее
Джеку Лондону настроение есть преясде всего' на­
строение оптимизма. Восхваление красоты мира, на­
дежды на свободное развитие индивидуума, доверие
к своему ближнему, все это влияние Уйтмэновской
поэзии. Буряіуазия видела в этом путь к примерению
и соглашению в классовой борьбе. Поэтому эти н а ­
строения привлекли к Джеку Лондону симпатии бур­
жуазного мира.
Его попрежнему приглашают повсюду работать, но
теперь эти приглашения носят несколько иной ха рак-
 тер. U h уезжает, в качестве корреспондента, в Лондон н на
континет. Он посетил также вильгельмовский Берлин,
который, увы, не вызвал в нем воодушевления. Позже
он был корреспондентом во время русско-японской
войны, проведя время войны в ставке японских воен­
ных корреспондентов. Затем он отправляется в научную
поездку в Корею, Ямайку, Кубу, Флориду, и в 1907 —
1908 году предпринимает путешествие вокруг света.
Его литературные заработки, как наиболее популярного
писателя, очень возросли. Он приобрел большую рос­
кошную ферму в Гленэллен в Калифорнии, в Южной
бухте Золотого Рога. Он имеет собственную яхту, на ко­
торой он предпринимает кругосветное путешествие,
задерживаясь но пути всюду, куда его влечет интерес-
писателя. И неустанно он продолжает писать свои
корреспонденции, свои очерки, а также свои большие
работы и романы.
В начале своей карьеры странствующего корреспон­
дента он отправляется в Лондон и селится в рабочих
кварталах, в качестве безработного матроса, для того,
чтобы впитать в себя неприкрашенные впечатления во­
сточной части Лондона. Появление его очерков, собран-
\ ных в книгу под названием „Люди низов“, вызвало
* много споров. В особенности волновалась английская
пресса, которая упрекала защитников Джека Лондона
и указывала на то, что такое обследование Джек Лондон
должен был бы произвести в рабочих кварталах своей
страны, где-нибудь в Ныо-Иорке или в Чикаго. Ко­
нечно, представители рабочего класса в Нью-Йорке или
Чикаго ничем не отличаются от таковых в Лондоне.
Джек Лондон нашел этот упрек справедливым, но он
и о Ныо-Иорке и о Чикаго писал то же, что и о Лон­
доне. Но эти очерки особенно замечательны тем, что
ими Джек Лондон начал ряд своих уже социалисти­
ческих очерков. Как на отличительную черту буржуаз­
ных классов Америки, можно указать на то, что они
воспринимают социалистическую критику только- тогда,
когда она касается событий вне их благословенной
страны.
 Джек Лондон, оставаясь любимцем широкой читаю­
щей публики, этой индифферентной массы, состоящей
из сподвижников, соратников и прислужников бур­
жуазии, вместе с тем был в такой же степени любим­
цем рабочих кругов. И он был любимцем не только
потому, что он был борцом за их классовые интересы.
В основе этой любви к нему рабочих кругов лежат
тот же оптимизм, та же перспектива мира, та же кра­
сота и гармония, которая покорила и буржуазию.
То, что для буржуа является лишь следствием сла­
бости индивида, то укрепляет в пролетариате силу и
классовое сознание. Этот оптимизм превращается для
наемного раба, который неделями и месяцами не ви­
дит солнца, дающего питание этому оптимизму, в му­
чительную надежду на лучшие времена, когда класс
порабощенных скинет с себя ярмо поработителя и
приобщится к свободному неклассовому обществу со­
циализма. В этом смысле Джек Лондон никогда не
знал компромиссов. В качестве-ли военного корреспон­
дента, в качестве-ли странствующего корреспондента
больших буржуазных газет, он всегда смотрит на жизнь
н на все ее проявления глазами Джека Лондона, гла­
зами сельского рабочего, матроса, наемного рабочего и
студента, стоящего вне буржуазного класса. Он не
вдается в рассуждения, да это ему и не нужно. Он
любим таким, каким он создан. Рабочий видит мир
Джека Лондона своими глазами, он повсюду чувствует
себя, как дома в его произведениях, он всюду сли­
вается с самим Джеком Лондоном и он слышит то, чего
не слышит буржуа: рабочий слышит призыв к това­
риществу, он постигает необходимость солидарности,
иа основе которой только и может организоваться класс
порабощенных. Совсем ненужно, чтобы все эти мысли
были облечены в слова. В том или в другом очерке
читатель-рабочий улавливает это во всем духе очерка.
Он воспринимает, как свой язык и как проявление
своего существа то, что буржуазному читателю ка­
жется у Джека Лондона эксцентричным и экзотиче­
ским.
39
 Джек Лондон как социалист.
Имя Джека Лондона тесно связано с историей ра­
бочего движения в Америке, с первыми зачатками
социализма, социалистической рабочей партией и
организацией индустриальных рабочих мира *)■ Джек
Лондон познакомился с социалистическими учениями
благодаря знакомству с сестрами Стронскими, рус­
скими студентками, которые бежали в Америку, спа­
саясь от преследования царской политической по­
лиции. Вместе с ними он пережил также и вести
о русской революции 1905 года и потрясающее ра­
зочарование в связи с неудачей ее. Впоследствии он
издал свою переписку с Анной Стронской по вопросам
социализма, воспитания, семьи, брака и положения
женщины. Выявление социализма в Америке происхо­
дило путем выступления отдельных местных групп,
одним из руководителей которых в Сан-Франциско
был Джек Лондон. Было бы неправильным переоцени­
вать, с теоретической точки зрения, соединение таких
групп в социалистическую партию или в социалисти­
ческую рабочую партию. Всем этим группам, которые
отчасти принесли с собой в Америку социалистиче­
ское учение с родины, с континента, была присуща
лишь одна общая мысль—призыв к солидарности и
организация на этой платформе рабочего класса. Идео­
логическая сторона этой проблемы в дальнейшем взяла
верх над практической. По существу, борьба велась
>) 1. W. W .- и . Р. М.
40
лишь за эту классовую солидарность, т.-е. за наивоз-
можно скорое и действенное проведение в жизнь этого
товарищества, Джек Лондон, в первом десятилетии
этого столетия, когда фактически выступили три группы
и вели жестокую борьбу между собой, пытался прими­
рить борющиеся умы и одно время был во главе бюро,
образовавшегося из представителей всех социалиста - \
ческих, синдикалискнх, пацифистских групп и ста- :
вивших себе целью объединение и совместное вы­
ступление всех этих направлений. Имя Джека Лондона
должно было дать авторитет этому объединению; само
самой разумеется, этот союз „One Big Union“ не мог
осуществиться. Тогда еще не сознавали так, как теперь,
как необходима сознательность и внутреннее усвоение
марксистского учения, как неописуемо труден путь
от порабощения к выступлению в качестве активно­
действующего класса. Тем не менее, в условиях аме­
риканской жизни, при постоянно меняющемся составе
рабочей массы, было достигнуто многое. Профессио­
нальное движение стало расти, и героическая борьба
промышленных рабочих мира пустила глубокие ростки
в сознании рабочих масс Америки.
По влечению своего сердца, Джек Лондон, вероятно,
всегда был предан промышленным рабочим мира.
В бесчисленных частных письмах он всегда стоял за
политику „непосредственных действий“ (action direct).
Его буржуазные почитатели дали этому факту весьма
запутанное объяснение, которое, однако, позволило им
продолжать читать и высоко ценить Джека Лондона.
Они называли его аристократом, индивидуалистом, на­
конец, индивидуалистом - анархистом; они приводили
выражения самого Джека Лондона о том, что господ­
ствующий класс надо победить его же собственным
оружием и что для того, чтобы свергнуть господствую­
щий ныне класс, нужно чувствовать себя самого го ­
сподином. По существу это только смешно, так как
в настоящее время всякий пролетарий знает, что Джек
Лондон понимал под этим лишь развитие классового
самосознания. Вообще говоря, нам совершенно не при-
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ 41
ГММ«іг8Т5«*е*Яі
БИБЛКОШі А1
CGCi-* I
 « в » :2 < * е Ю * г а Я И К * « « я

ходится считаться с мнением почитателей Джека Лон­

дона из враждебного лагеря. Американские рабочие
каіс раз гордились том, что их Джек был признан
также и классовым врагом. Между тем Джека Лондона
отделяет от „индустриальных рабочих мира“ (1. W. \Ѵ.)
нечто более существенное,—то, что как раз в настоящее
время является характерным для разногласий между
теориями коммунистической и социалистической. Джек
Лондон был ярым приверженцем политической борьбы
и политических партий. И все то, что он писал о дис­
циплине политической борьбы, о способах' власти про­
летариата, все это делает его ярко выраженным врагом
демократии в классовой борьбе. Он был еще задолго
до того, когда это слово приобрело мировое значение,
і убежденным сторонником диктатуры пролетариата. И он
■ был в гораздо большей степени, чем это можно судить
по его письмам, интернационалистом. Мировая война
тяжело отразилась на Джеке Лондоне. Но еще больше
; поразило Джека Лондона разочарование по поводу
бездействия рабочих партий, к которым он тогда при­
надлежал.. Дяіек Лондон далеко не был другом Гер­
мании, он мыслил, как англичанин, и от всей души
желал, вероятно, гибели этого государства гуннов.
Он, собственно, выражал то, что миллионы рабочих
думали тогда в начале мировой войны о капиталисти­
ческой Германии. Но, однако, он как социалист не
сделал того, что сделал его друг и учитель Реднард
Киплинг, выступивший активно против немцев. С на­
чалом войны Джек Лондон, так сказать, ушел с обще­
ственной сцены. Война застала его в Мексике, откуда
в качестве корреспондента он писал о революционном
движении в Мексике, развивающемся под предводи­
тельством генерала Хуерты.
Джек Лондон предвидел, что Мексика станет цен­
тром немецких интриг и немецкого шпионажа, и что
это даст Америке повод вмешаться в мировую войну.
Потрясение в связи с банкротством социалистов в воюю­
щих странах, на которых Джек Лондон возлагал свои
надежды все эти годы, заставили его молчать об этом.
42
Его связи с американскими кругами скоро оборвались.
Он, как будто, предвидел ту печальную роль, которую
Эмма Гольдман и Александр Бергман сыграли впослед­
ствии в Советской России. Александр Бергман просил
Джека Лондона напечатать предисловие к его книге
„Тюремные воспоминания анархиста“. Джек Лондон
написал предисловие, но Александр Бергман не ре­
шился его опубликовать. В этом предисловии Джек
Лондон не только воздал должное уважение револю­
ционному борцу А. Бергману, который все принес
в жертву революционному делу, но свел также в этом
предисловии счеты с мелкособственническими и ме­
щанскими идеалами анархизма. Вся эта ужасная по­
лемика и обвинения, которые были предъявлены этими
группами Джеку Лондону, не могли, однако, затуше­
вать то обстоятельство, что Джек Лондон еще в заро- •
дыше уничтожил развитие анархического движения
в Америке и прежде всего помешал его оседлости там.
Последние два года жизни (он умер в 1916 г.) он
жил на Гавайских островах, являвшихся местом для
прогулок и летнего отдыха для избранных 10.000 лю­
дей из Нью-Йорка, для которых он, до известной
степени, открыл эти острова. Он жил там, занятый
всякого рода социалистическими и идеалистическими
проблемами, в стороне от мировой войны. Еще один
раз он встрепенулся и хотел выступить активно. 0 н \
вышел из социалистической партии Америки, послав )
партии объяснения своего ухода. Джек Лондон, самый/
выдающийся человек этой группы, бросил им под ногп;
свой партийный билет. В своем объяснении он горь­
кими словами упрекает партию в принятом ею решении
прекратить классовую борьбу во время войны. Он пре­
зирает национализм этой группы и считает невозмож­
ным остаться в ее рядах. В этом письме он называет
себя синдикалистом. Коммунизм в России еще не ро­
дился.
Незадолго до его смерти у него было видение (?).
Он стоял у кратера одного ш вулканов на Гаваях, „его
охватило такое чувство, как-будто что-то должно отце
.литься от него, насильственно освободиться, и как
будто он, вот-вот, подымется в воздух и полетит.
В нем нарастало чувство огромного счастья. И он,
как бы. вдруг постиг смысл мировой войны, он у ви ­
дел, как рабочие всего мира направили орудия против
своих же правителей и как они борются за социализм
в своих странах. Он чувствовал, что эта огромная сила
приходит в мир. Он видел новые времена и пред этой
картиной, он, счастливый, закрыл глаза. Он боялся,
что у него не хватит сил описать эту новую жизнь,
изобразить эту новую силу“. В это время он пришел
в себя и увидел себя на самом краю вулкана. Придя
домой, на морской берег, он с блеском в глазах рас­
сказывал об этом видении. Возле него была его жена
и две знакомые. Он почувствовал слабость и недомо­
гание. Всю ночь он говорил о грядущем царстве. На
завтра он умер. Через три месяца в России убрали
царя.
 Джек Лондон как товарищ и человек на пороге
нового времени.
Нам остается в заключение сказать лишь несколько
слов о том, каково было влияние Джека Лондона на
его окружающих. С первых же дней его выступления
на литературном поприще он стал много зарабатывать.
Он был одним из немногих, которые зарабатывали
исключительно литературным трудом. Позже он совер­
шал путешествия на собственных яхтах, на штате Глен-
Эллен Сономако, в Калифорнии, он основал большую
ферму, на которой он пытался ввести опыты машин­
ного коллективного сельского хозяйства в духе буду­
щих социалистических крупных ферм. Синклер, вы­
шедший из буржуазных кругов, начал свою литера­
турную карьеру в качестве бунтаря. Уже в своих пер­
вых книгах он писал о рабочих, писал о бойнях в Ч и­
каго, об угольных копях в Пенсильвании, о подкуп­
ности прессы и общественных деятелей, другими сло­
вами, он писал о всей машине эксплоатации, жертвой
которой в Америке были рабочие. Несмотря на это, ему
понадобилось больше 20 лет, чтобы заслужить доверие
рабочих классов. Джек Лондон почти вовсе не писал
о рабочих и, в особенности, о жизни эксплоатируемых
классов. У Орнклера это является основной темой.
И в настоящее время подавляющее число рабочих-чи-
тателей видят в Джеке Лондоне своего кровного поэта,
а в Синклере лиш ь случайного соратника, Синклер
тоже пользовался литературным успехом, но в гораздо
меньшей степени, чем Джек Лондон. Но как раз Син­
45
 1 rc—
j—11,111*1111111''■'«■■и » і ч пім и и ^ і ііпіи и ііііі■і№ ^ия№ -гудт а д ь д н д о и д т а іе э т а

клера упрекали в том, что он описанием их жизни

зарабатывает доллары для себя. Почти после выхода
каждой книги он должен был писать оправдательные
письма по этому поводу. В настоящее время Синклер
также пользуется доверием, в особенности, после того,
как он стал пропагандистом Российской Социалисти­
ческой Советской Республики в Америке. Тем не ме­
нее, Синклер никогда не добьется той стихийной любви,
которую масса питала к Джеку Лондону. Это сравнение
с Синклером, может быть, особенно подчеркивает то,
что Джек Лондон всегда оставался представителем
рабочего класса.
Нельзя перечислить всех примеров проявления тро­
гательной привязанности к Джеку Лондону его това­
рищей- моряков, с которыми он в ранней молодости
работал на море, текстильных рабочих в Сан-Фран­
циско, золотоискателей, охотников и искателей при­
ключений в Клойндаке. В его усадьбу, чтобы только
пожать ему руку, шли как пилигриммы, его бесчи­
сленные старые знакомые, как только разносился слух,
что Джек дома. В своих странствованиях по миру он
повсюду встречался с людьми, которые в тот или иной
момент его жизни уже знали его и успели оценить.
Его друзья говорили, что он был „Наполеоном“ пера.
Быть может, этот эпитет звучит для современного ч и ­
тателя черезчур по-американски, но психологически,
поскольку он отражает влияние его пера, не только
на далеких читателей, но и личиое влияние на окру­
жающих, он верно передает настроение. В каких бы
кругах ни жил Джек Лондон — в студенческих - ли
кругах Сан-Франциско, в кругах-ли русских социали­
стов, группировавшихся вокруг сестер Струнских,
среди-ли молодых литераторов или американских ж ур­
налистов, в Японии или в Мексике, в Лондоне или
в Ныо Иорке—всюду он становился душой и центром
общества. Все единогласно подтверждали, что он рас­
пространял вокруг себя особенную атмосферу дыхания
свободного человека. Это был белокурый великан, окру­
женный сиянием юности, предвещавшей ему роль во-
•1(3
Жака в будущем. Он всю жизнь оставался „юнгой“,
который чувствовал себя хозяином на море; на суше же
все толпились возле него в напряженном ожидании того,
что он откроет им новый жизненный элексир, искус­
ство вечной жизни.
Тем ужаснее подействовала на всех его внезапная
смеріь. Он не был болен раньше. Смерть пришла не­
ожиданно. Письмо его второй жены Чармен Лондон
проливает свет на это печальное событие. „Вот уже
несколько дней, как Джек совершенно притих, он почти
не разговаривает, взор его всегда напряженно устре­
млен вдаль. Никогда Джек не был в таком настроении.
Я боюсь, что он испытывает пустоту жизни, а может
быть и любви“. Через несколько дней он умер. Тот,
который мечтал прожить сто лет, умер сорока лет.
Сразу все для него опустело и он умер. На компро­
миссы он не годился.
Еще несколько слов о Чармен Лондон. Джек Лон­
дон был дважды женат. Он разошелся, по взаимному
соглашению, с своей первой ясеной, с которой состоял
в браке пять лет и имел от нее двоих детей. Свою
вторую жену, Чармен, он знал еще во времена своей
юности. Она была учительницей и писательницей и
она, как никакая другая женщина в мире, была со­
здана для того, чтобы быть женой и товарищем Джека
Лондона на всем его жизненном пути. После его
смерти она написала всеобъемлющую биографию Джека
Лондона и выпустила в свет все его сочинения. Эта био­
графия резко отличается от всех книг подобного рода.
С безграничной любовью описывает она каждую фазу
его существования, почти каждый день его жизни.
Описание этих 40 лет жизни действует как потрясаю­
щий эпос, как описание жизни нового человека, но­
вого типа, или новой расы, который рабочий класс
должен выработать для укрепления своей будущей
власти. Эту книгу часто упрекали в том, что она чрез­
мерно переоценивает значение Джека Лондона. Ко­
нечно, с точки зрения буржуазной литературной кри­
тики, это может быть и верно. Но, замечательно то,
47
что Чармен Лондон, которая ближе всех стояла к Джеку
Лондону, выдвигает на первый план не Джека-писа­
теля, а Джека-человека. Она борется за любовь к этому
человеку, оіта, происходящая сама из буржуазных кру­
гов (этим-то объясняются резкие нападки критики).
Рабочие классы и рабочие Америки отнесутся иначе
к книге Чармен Лондон. Они найдут в биографии,
написапной ею, человека, вышецілего из их класса и
достойного их любви.
 Общий взгляд на произведения Д ж е к а Лондона.
Все произведения и труды Джека Лондона можно
разделить на несколько групп, внешне отличающихся
одна от другой. Прежде всего следует отметить его
очерки. С литературной точки зрения они почти все
равноценны Основным моментом такого очерка всегда
является какое-нибудь действие, происшествие, кото­
рое, по существу, однако, всегда представляет собой
кусок повседневной жизни, лишь выдвинутый и отме­
ченный автором. Этим объясняется живое изображение
действующих лиц. животных и природы. Мы имеем
пред собой, как бы говорящую фотографию. Язык рас­
сказов необыкновенно образен и красочен, завоевывая
сердце и настроение читателя. Чувствуется пульс жизни,
биение ее сердца, и читатель втягивается автором в са­
мый центр этой жизни. Действие этих рассказов про­
исходит то в Аляске, то в Южном море или на Г а­
вайских островах, то развертывается на фоне бродя.ж-
иических скитаний самого Джека Лондона. К этим
очеркам примыкают его большие новеллы, описываю­
щие также всевозможные приключения. Из них осо­
бенно известны „Морской Волк“, ..Джерри" и „White
F ang“ (Белый клык“).
Ко второй группе его произведений относятся рас­
сказы из жизни животных. Очень многие знатоки, не
только Америки, видят в этих рассказах Джека Лон­
дона вершину его достижений. Дягек Лондон взялся
за эту работу не без предварительной подготовки. Он
не только изучал жизнь животных по научным книгам,
4 Д.МЕ Іондон—поэт. 49
не только наблюдал их в диком состоянии, но вни­
мательно изучил также всю существующую литера­
туру» действующими лицами которой являлись жи­
вотные. Так, он был учеником Редиарда Киплинга,
книга которого „Джунгли“ произвела на него огром­
ное впечатление, он всю жизнь был благодарен и пре­
дан Киплингу. Он не только не утаивал свою зави­
симость в этом отношении от Киплинга, он, наоборот,
подчеркивал ее. Джек Лондон был тем же для целого
поколения писателей последующей эпохи, чем был
Киплинг для самого Лондона, Истории из жизни жи­
вотных Эрнеста Томсона-—этого и целого ряда других
писателей, изображавших жизнь животных в северных
дебрях, в Аляске и Северной Канаде, являются пря­
мым подражанием рассказам Джека Лондона. Но, увы,
они не ухватили того тона, который так характерен
для него. Джек Лондон, описывая животных, перево­
площается в них. В своем рассказе „До Адама“ он
чувствует себя обезьяной, поднявшейся на высшую
ступень развития. Весь этот рассказ об обезьяне пред­
ставляет собой такую глубокую аналогию с современ­
ным обществом и так ясно затрагивает проблему со­
лидарности и недостаточности классового сознания,
делающего невозможным укрепление солидарности,
как мы этого не встречаем ни в какой другой книге
современной пролетарской литературы.
В своем чудесном романе: „The Call of the Wild'1
он превращается в собаку Бека, который, познакомив­
шись с людьми и их отношениями, тоскует о непосред­
ственности обычаев и свободе вольных лесов и стре­
мится вновь на волю.
Много лет подряд Джек Лондон подписывает свои
письма кличкой: „Волк“, вариацией той же темы пред­
ставляется его книга „Кровь волка“.
Третью группу его произведений представляют
этюды и романы, которые характеризуют Джека Лон­
дона, как психолога, как врача человеческой души.
15 этих его произведениях уже отсутствует 'элемент
приключений. Во главе этой группы стоит роман „Джон
50
Барлейкорн“. Эта книга—редкий перл мировой лите­
ратуры. — Это роман пьяницы, по имени Барлейкорн.
Эта книга-—и за и против алкоголя, в зависимости от
того, как смотреть на вещи; она содержит не одну
страницу из жизни самого Дягека Лондона. В романе
изображается трагическая судьба пьяницы, иреследо-
ванья его, отрезвление, его надежды найти забвение
в алкоголе, его бегство из света, его попытки забыть
в пьянстве эксплоатацию и глупость, которые владеют
миром: потрясающий психологический документ, изо­
бличающий порок эпохи, которая не умеет связать
одиноко стоящего человека со всем обществом и сде­
лать, благодаря братству и солидарности, жизнь легче
и красочнее для всех. К этой группе относится также
обмен письмами но поводу любви и целого ряда социо­
логических проблем и, кроме того, отдельно собран­
ные очерки „Пути человеческие“, в которых мы тоя«е
находим автобиографические страницы.
Наконец, можно выделить в самостоятельную группу
все написанное им на тему: „социализм и литература
о классовой борьбе“. Сюда относятся „Люди низов“,
собрание очерков о восточной рабочей части Лондона,
революционный роман „Железная пята“. Этот роман,
рисующий грядущую революцию в Америке, встретил
много критиков. Большинство из этих критиков не
понимают, что они характеризуют Джека Лондона, как
тип. Джек Лондон, который является наиболее верным
и правдивым изобразителем жизни, не может пускаться
в безбрежные утопии. Он хорошо знает слабые стороны
пролетариата, он такж е хорошо знает сильные стороны
плутократии и" ее военную организацию, которую он
называет „железной пятой“. И он знает прекрасно, что
борьба между этими двумя сторонами отнюдь не будет
борьбой фраз партийной и политической демагогии,
а борьбой лучших технических военных средств за­
щиты. И он знает также очень хорошо, что все те, ко­
торые внизу, все пролетарии, которые не проникнуты ;
классовым сознанием, будут в этой борьбе классов
жертвами и убойным скотом. Он не был бы Джеком Лон-
4*
 доном, если бы он был способен на компромиссы в этом
вопросе. Совершенно непонятным образом многие кри-
, тики упускают из вида, что все значение этого романа
заключается в популяризации идей Маркса. Очень
важным, характерным для Джека Лондона романом
является, „Мартин Идэн“, история, одного пролетария,
который, воодушевленный верой в будущее, стремится
к правильному и справедливому распределению благ
на этом свете; он гибнет, однако, от противоречий
жизни. Он убивает себя, не находя товарищей и не
будучи сам в состоянии противостоять этому миру.
Роман этот встретил много возражений и, в самом
деле, ницшеанский подход к этой книге, дает повод
к целому ряду неясностей. Между тем „Мартин Идэн“
пришелся особенно по душе самому автору. И он не­
устанно возражает в письмах своим критикам пз дру­
жественных ему социалистических кругов, и объясняет
им, почему он наделил Мартина Идэна именно этимп
аристократическими и трагическими чертами, а не
другими. Он полагал, что в лице Мартина Идэна
будет воплощена для социалистического движения
фигура, указывающая верный путь. Для этой же группы
имеет значение серия очерков „Власть сильных“. Среди
этих очерков выделяется, как перл социалистической
литературы очерк „Мечта Дебса“.
Целый ряд этюдов о классовой борьбе и революции
были изданы еще при жизни Джека Лондона отдель­
ными книгами. Не все из них (многие писались на
злободневные темы) сохранили свой интерес.
Через все эти очерки проходит, однако, красной
нитыо несокрушимый оптимизм и вера в победу рабо­
чего класса.
Как глубоко верил Джек Лондон в победу рабочего
класса, явствует из того, что он приурочивал эту по­
беду к первым десятилетиям XX столетия.
Эти же сочинения рисуют нам Джека Лондона,
как интернационалиста. Как калифорнийцу, ему^не
простили, в особенности Америка, его выступления
против лжи, распространяемой относительно желтой
52
опасности, и против порабощения желтой расы в Запад­
ных Штатах Америки. В особом сочинении Джек
Лондой говорит о высокой культуре китайских рабо­
чих, о превосходстве их в ритме работы и в интенсив­
ности ее по сравнению с контингентом иммигрантов,
который дает себя эксплоатировать и слитком часто
поступается своими классовыми интересами в погоне
за местом. Но призыв Джека Лондона был зовом про­
поведника в пустыне. Даже его друзья-социалисты
не поддержали его.
Таковы, в общих чертах, творения Джека Лондона.
Это творения рабочего, который рассматривал свое при­
звание писателя так, как всякий другой рабочий—
свое профессиональное призвание; Джек Лондон не
придеряіивался того мнения, что литературное произ­
ведение имеет что-либо общее с искусством, в буржуаз­
ном значении этого слова. По этому поводу он писал
своему другу: „когда я умру, меня забудут. Да я в са­
мом деле значу не больше, чем любой комар“.
Такой образ мыслей был хорошим предохранителем
от собственной переоценки и от опасности ухода от
своего класса, вследствие выпавших на его долю ли­
тературных почестей.
Одного только Джек Лондон не предусмотрел, со
свойственной ему типической скромностью и стыдли­
востью, а именно того, что любовь рабочего класса
к тому, кого он поднял вверх и кого он признал своим,
не исчезает вместе с физическим исчезновением этого
лица, Тело уходит, но воспоминания и любовь остаются.
Они переходят в легенду. Подобно такой легенде и
Джек Лондон живет в сердцах рабочего класса Аме­
рики п всего света.
 Выдержки из сочинений Джека Лондона.
Даниэль Гавлзн.
(И з п р о и зв е д е н и я „Люди низов“ ).

Вчера я был в городском доме отдельных комнат.

Когда я увидел эти ужасные комнаты и представил
себе, что я должен был бы прожить в них всю мою
жизнь, я пришел в такой ужас, что, казалось, предпо­
чел бы броситься в Темзу и, таким образом, сократить
договор найма.
Уважение к слову „комната" не позволяет назвать
этим словом описываемое помещение. Это была конура-
трущоба, семи футов шириной и восьми футов длиной,
с низким потолком. На потрепанном матраце лежала
куча лохмотьев; шатающийся стол, стул и несколько
ящиков заполняли комнату до того, что повернуться
в ней было негде. Весь этот хлам едва ли можно было
оценить в пять долларов. Стены были сплошь в крова­
вых пятнах от раздавленных клопов, от которых почти
невозможно было спастись.
Человек, живший в этом помещении, находился
в тот момент при смерти в больнице. На стенах висели
портреты Гарибальди, Энгельса, Даниэля Бернса и дру­
гих вожаков рабочего класса, на столе лежало несколько
книг. Он много читал по истории п по экономическим
наукам; он знал также и своего Шекспира.
История Даниэля Галлэна очень коротка, но между
строк ее надо суметь прочесть многое. Он происходил
из низов одного маленького города и всю свою жизнь
тяжело работал. Но так как он читал кншкки и жил
также и духовными интересами, и умел пивать письма,
как адвокат, то товарищи выбрали его своим вожаком
54
Он бал представителем портовых рабочих в профес­
сиональном союзе и писал хорошие статьи для рабо­
чих газет. Он не заискивал перед другими даже тогда,
когда это были его работодатели, свободно высказывал
свое мнение и боролся за свои убеждения. Он играл
выдающуюся роль во время большой забастовки рабо­
чих. Это-то и погубило его. С тех пор он был па при­
мете и часто подвергался преследованиям за свою
идейную работу.
Работа в порту чисто случайна. Сегодня ее много,
завтра никакой. Так как абсолютное лишение его работы
привлекло бы к себе внимание рабочих, то ему давали
работать лишь два-три дня в неделю, чтобы только ему
не околеть с голоду. Он никогда не зарабатывал доста­
точно для того, чтобы быть сытым, я через 10 лет был
совершенно надломлен. Больной и беспомощный лежал
он в своей ужасной конуре. Он не имел ни семьи,
ни родных, был старый, одинокий человек, который на
своем ягестком ложе вел беспрерывную борьбу с заедав­
шими его насекомыми. Никто не навещал его, он мог бы
там сгнить в одиночестве. Но, однажды, его посетили
сапожник с сыном. Его единственные друзья. Они убрали
немного его комнату, принесли ему свежее постельное
белье и нашли ему сиделку, которая его обмывала,
была ласкова и приветлива с ним.
Ноги Даниэля Галлэна распухли от водянки, он
весь день старался сидеть прямо, чтобы избежать при­
тока воды к телу. Однажды его посетил миссионер,
который принес ему пару домашних туфель из бумаж­
ной ткани и обещал ему помолиться за благополучие
его души.
Но Даниэль Галлан принадлежал к числу тех, кото­
рые сами ягелали заботиться о благополучии своей
души; миссионер ушел, жалуясь на неблагодарность
бедняков. Больше он не приходил.
Сапожник отправился к заведующему большой
фирмой, импортирующей южные фрукты, для которой
Даниэль Галлэн работал более тридцати лет. Сапожник
рассказал об ужасной нужде, своего старого, разбитого
 « 5 5 ^

и умирающего друга, лежавшего в своей дыре без

помощи и без средств и, напомнив о том, что Даниэль
Галлэн больше тридцати лет работал для этой фирмы,
просил заведующего помочь старику.
Заведующий хорошо знал Даниэля Галлэна. Однако,
он заявил: „у нас правило, не оказывать помощи слу­
чайным, нештатным служащим; поэтому мы не можем
помочь и ему“. И они, действительно, ничего не сде­
лали для него. Они даже не написали рекомендатель­
ного письма, с которым ему было бы легче попасть
в городскую больницу. Когда сапояшик обратился
г> больницу, ему там сказали, что больного в больницу
вряд ли можно будет принять раньше, чем через четыре
педели: слишком много больных ждут очереди.
Наконец, ему удалось поместить Даниэля в какую-то
больницу, но вскоре он заметил, что от больного хотели
возможно скорее отделаться, считая его состояние без­
надежным.
Его заставляли потеть—как будто для того, чтобы
разогнать, таким образом, почечный жар, но ото был
только предлог.
После того, как Даниэль Галлэн заявил, что поты
еще больше обессиливают его и ухудшают его состоя­
ние, врач, обозлившись, не приходил к нему в течение
девяти дней. Потом он заставил его лежать с подня­
тыми ногами, вследствие чего водянка перешла с ног
в самое тело. Даниэль Галлэч настаивал на том, что
все эти распоряжения врача делались с определенным
намерением ускорить его смерть. Он требовал, чтобы
его выписали из больницы и когда ему отказали в этом,
то он поплелся сам, полумертвый, к сапожнику.
В тот момент, когда я пишу это, смерть освободила
его от его страданий.
Бедный Даниэль Галлэн! Он грезил о свободе и от-
ваяѵііо боролся за нее, но всесильная действительность
низвергла его с заоблачных высот: он умер на тощем
нищенском матраце.

50
 День коронования английского короля.
(Ив п р о и зв е д е н и я .Люди низов").

Сегодня короновали короля.—Повсюду царила шум­

ная радость и особенная внешняя пышность,—я же был
разбит и печален. Вся процессия представлялась мне
цирковым или балетным представлением.
Собственно говоря, я должен был бы приехать на
это празднество специально из Америки, взять комнату
в Cecil-Hotel’e и купить за пять фунтов где-нибудь
место для стояния, откуда я мог бы, вместе с празд­
нично наряженной публикой, наблюдать за процессией.
Но, увы—я приплелся из восточной части Лондона,
откуда немногие пришли на празднество.
Я видел процессию на Трафальгарской площади,
где стояли тысячи людей, приподнявшись на цыпочки
и вытянув шеи. Вооруженная полиция наблюдала за
порядком. На той улице, по которой должна была пройти
процессия, расположились двойными шпалерами сол­
даты, у подножия Нельсоновской колонны стоял трой­
ной ряд синих кафтанов, у памятника Георга III—
драгуны и гусары, у W hit-halle—первый охранный полк,
в стальных павцырях, с блестящими шлемами, в саио
гах и шпорах, с огромными саблями сбоку—готовые
повиноваться всякому кивку власть имущих.
Среди толпы были рассеяны бесчисленные полицей­
ские, высокие, хорошо упитанные люди, с хорошими
мускулами и хорошим оружием. Та же картина, что
п здесь, наблюдалась и на других улицах, всюду чув­
ствовалась власть, которая в состоянии все опрокинуть,
всех усмирить. Тысячи и тысячи хорошо вооруженных
людей нзбраннейших из народа, единственная обязан­
ность которых—слепо повиноваться, слепо убивать, раз­
рушать и давить. И только для того, чтобы эти людіг
были хорошо упитаны, хорошо одеты и вооружены,
чтобы они имели корабли, которые их перевозят во все
концы света—только для этого работает Англия, только
для этого она изнемогает п умирает.
57
 И в то время, как в Вестминстерском аббатстве, в
котором происходила церемония, народ получал нового
короля, я подумал о том, как когда-то народ Израиля
пожелал короля: „Старейшие пришли к Самуилу и
сказали ему: дай нам царя, чтобы он нами правил,
как это происходит у других народов“. И бог сказал
Самуилу: „Внемли их голосу, но покажи им, как ими
будет править царь“. И Самуил повторил все слова
бога народу, просившему о царе и сказал: вот каков
будет царь, который будет вами править: он отнимет
у вас ваших сыновей и возьмет их в свое распоряже­
ние, он запряжет вас в свою боевую колесницу и
вы будете бежать впереди его экипажа; и он прикажет
вам стать вожаками тысячи людей и главарями не­
больших групп, он прикажет вам засевать его поля и
убирать урожай; вы будете ковать для него оружие
для боя и заполнять его боевые колесницы; ваших до­
черей он сделает кондитерпіами, кухарками и хлебо­
пеками. Он отнимет у вас ваши поля, ваши виноград­
ники и ваши оливковые сады, он отнимет лучшие из
них и отдаст их своим любимцам. И он возьмет от
вашего урожая и ваших виноградников десятую часть
всего и отдаст своей свите и своим слугам. II он возь­
мет ваших рабов и ваших служанок, ваших лучших
молодых людей и ваших ослов и заставит их работать
па себя. От ваших стад он возьмет десятую часть и
отдаст своим слугам. И когда все это произойдет, вы
будете громко жаловаться на царя, которого вы сами
избрали, но бог тогда не будет внимать вашим ж а­
лобам“.
Все это пришло мне тогда в голову; я вспомнил
также последующее, как они вновь пришли к Самуилу
и взывали к нему: „Проси господа бога твоего за нас,
за то, чтоб мы не погибли, так как ко всем нашим гре­
хам мы присоединили еще тот, что мы просили о царе“.
И после Саула, Давида и Соломона вышел к на­
роду Ровоам, который был очень суров к народу, и
сказал ему: „Мой отец сек вас прутьями, я же буду
сечь вас скорпионами!“
58
 И теперь в наши дни 500 человек высшей знати
обладают одной пятой частью Англии, как наслед­
ственной собственностью. Они, а также чиновники и
лакеи короля, держащие власть в своих руках, тратят
ежегодно 370 миллионов фунтов, что составляет 82%
всех богатств, добываемых рабочими всей страны.
В аббатстве в это время происходило, под звуки
фанфар и барабанов, посвящение короля, окруженного
блестящей свитой господ и повелителей. Старший каз­
начей надел шпоры на его „пяты“, архиепископ Кен­
терберийский поднес ему, на пурпурной подушке,
драгоценный меч со словами: „Приемли с алтаря
бояіьего королевский меч, который тебе передает не­
достойный слуга божий“.
И в то время, как король опоясывает меч, архи­
епископ продолжает: „с этим мечем справедливости в
руках отклоняй всякую несправедливость, защищай
святую церковь божию, защищай вдов и сирот, вос­
станавливай все, что потеряно было властью, удержи­
вай все существующее, наказывай всех и за все, что
против порядка, укрепляй, поддерживай все, что стоит
за порядок!"
Послушайте! Со стороны Whit-hall раздается лику­
ющий крик, толпа приходит в движение, двойная цепь
солдат усиливает свою бдительность; появляются ко­
ролевские телохранители, одетые в фантастические
средневековые одежды, словно в цирке.
Затем следует королевский экипаж с напудренными
форейторами и кучерами, наполненный дамами и го­
сподами, принадлежащими к королевской свите.
Далее — экипажи лордов, камергеров, придворных
дам—всех лакеев!
Затем королевский эскорт воинов, генералов с
суровыми лицами, которые собрались сюда со всех
концов земного ш ара.—Китченер приехал из Египта,
Робертс из Индии — все эти властители разрушения,
эти инженеры смерти, совсем другой народ, нежели
тот, который живет в восточной части Лондона. Здесь
они выступают вперед с помпой и с сознанием своей
69
власти, —- все эти „господа“ от войны, эти стальные
господа, держащие мир в своих руках. Члены верхней
и нижней палаты, принцы и индийские князья, штал­
мейстеры короля и его гвардия, жестокие тираны к о ­
лоний, представители военных оккупационных властеіі
из Канады, Австралии, Новой Зеландии, Золотого бе­
рега, представители Борнео и Бермуды, Родезии, Кап­
ской земли, Сиера-Лионе и Гамбии, Нигерии и Уганды,
Цейлона и Кипра, Гонконга и Вейхавея, от Лагг,
Мальты, Лючши, от Сингапура и Тринидада. Затем,
появилась конная гвардия, восклицая: „Да здравствует
король! Д а хранит бог короля!“ Казалось, все обезумели.
Воодушевление действовало заражающе, все стояли на
цыпочках с вытянутыми шеями. Люди, стоявшие возле
меня, плакали, они махали шляпами и экстатически
кричали: „Да хранит его бог, да хранит его бог! Смо­
трите! Ведь вот же он, в этом чудесном золотом эки­
паже! На его голове красуется золотой венец, рядом
с ним стоит королева в белом одеянии". Принцы и под-
иринцы, герцоги и герцогини, все коронованные особы
проходят перед глазами пестрой толпой. Затем опять
идут военные, штатские и представители подвластных
народов—и процессия закончена.
Я пошел за толпой и попал в узенькие улицы,
в домах которых еще звучало эхо от крика опьянев­
ших мужчин и женщин и от детского крика, как при
какой-то бешеной оргии.
На одной из улиц показались черные африканские
войска и желтые азиатские—с тюрбанами и фесками,
индийские кули с пушками и горной артиллерией; и
люди из этих наемных квартир вглядывались в этих
английских собратьев, быстрым шагом маршировавших
но грязному шоссе.
— Как можно все это спокойно наблюдать?—спро­
сил я одного старого человека, сидевшего на скамье.
— Я надеялся, что я найду где-нибудь тихий уголок,
где я мог бы выспаться, но все скамьи были заняты
1 олодными людьми и я подумал про себя: вот, я про­
работал всю свою жизнь, а теперь не могу найти спо-
ео
■^вде таЕ!ид чя" - з ни м и іі. ч аи -^ a y » » * j »ija L ia " - « ' а м д і д ц L' -jH- ■ д а *

койного места, куда б и я склонил свою усталую го­

лову. Всюду музыка и крики и такой грохот пушек,
что я охотно раздавил бы ими мозг старшему ка­
значею.
Правда, я не мог понять, почему именно на казна­
чея была направлена его злоба, но я не хотел пу­
скаться с ним в детальные объяснения.
Когда наступила ночь, весь город оказался погру­
женным в море огня. Цветные фонари мелькали на
каждом шагу. Толпа на улицах все увеличивалась,
хотя полиция была достаточно груба с людьми. Изну­
ренные, измученные рабочие, казалось, потеряли рас­
судок, мужчины и женщины, молодые и старые тан-
цовали и пели на улицах. Я присел на скамью, на
берегу Темзы, и стал смотрет на иллюминацию на
воде. Около полуночи весело стали расходиться по
домам люди лучш их кругов, проходя мимо меня. На
скамье возле меня сидели мужчина и женщина. Они
спали. Голова женщины подавалась во сне все время
вперед, казалось, вот женщина упадет на землю, по­
том голова ее склонилась на бок и уперлась в плечо
мужчины. Вдруг она выпрямилась, качнулась вперед
и грохнулась на скамью. Молодые парни, проходившие
мимо скамьи, нарочно испускали ужасные крики и
разбудили испуганных мужчину и женщину. И про­
ходившая мимо толпа смеялась и издевалась над
испуганными лицами их. Эта наглая всеобщая бессер­
дечность была потрясающа.
Это совершенно обыкновенное явление: все эти без­
домные, ночующие под открытым небом на скамьях,
эти беднейшие из беднейших, становятся предметом
насмешки и издевательства со стороны почти всех
прохожих. Тысячи людей проходили мимо меня. И как
раз женщины, главным образом молодые женщины,
отпускали злые шутки по поводу спящих на скамьях
женщин.
Я разговорился с мужчиной. Ему было 54 года,
он был доковый рабочий, получивший увечье. Он мог
иметь только случайную работу при большом спросе
G1
на рабочую силу. В обыкновенное время его вытесняли
более молодые и сильные. Он уже неделю слоняется
по скамьям городских парков, но у него есть надежда
получить в ближайший дни работу. Конечно, он был
голоден, и особенно в этот день, когда деньги кругом
так и сыпятся, он особенно тяжело переживает свою
нищету. Я разбудил также и женщину, и мы все от­
правились в кафе.
— Не дурная работа—зажечь все эти с в е ч и ,-ск а­
зал рабочий, всю свою жизнь знавший л и т ь работу,—
Эта коронация имеет и свои хорошие стороны, так
как дала работу стольким людям“.
— Да, но твой желудок остался пустым, — заме­
тил я.
— Да,—ответил тот.— Я пытался найти здесь ра­
боту, но мне не дали ее, я слишком стар.
Женщина, наша спутница, была ирландкой по про­
исхождению, но родилась в Лондоне, в молодости она.
жила очень хорошо, пока ее отец не умер от несчаст­
ного случая и она не осталась одна. В последнее
время она работала в каком-то кабачке с 7 часов утра
до одиннадцати часов ночи, получая, кроме еды, пять
шиллингов в неделю. Потом она заболела и, выйдя из
больницы, не могла найти больше работы. Последние
две ночи она провела на улице.
В кафе я столько раз вновь заказывал просимые
ими блюда, пока не убедился, что они сыты.
—■ Что же будет с вами?—спросил я мужчину.—
Вы с каждым днем становитесь старше.
— Рабочий дом,—сказал он мне горько.
— Туда я не пойду, лучше умереть на улице,—
возразила женщина.
— Чем же вы живете теперь? — спросил я жен­
щину,—ведь, вам надо утром съесть что-нибудь го­
рячее!
— Я пытаюсь как-нибудь раздобыть пару грошей,
чтобы иметь возможность пойти в кафе и попросить
себе чашку чаю. И эту чашку чаю стараешься пить
маленькими глотками, оглядываясь вокруг, не оста­
62
вил-ли кто нибудь что-нибудь на своей тарелке. Вы
не можете себе представить, как много встречается
таких людей, которые не все съедают. Самое трудное,
конечно, найти эту пару грошей, чтобы проникнуть
в кафе.
Когда мы уходили, молодая женщина собрала со
всех столов остатки еды и спрятала их в свои ло­
хмотья. - - Это расточительность—оставить их здесь,—
сказала она, и мужчина лишь кивнул головой, согла­
ш аясь с ней.
В три часа утра я пошел на берег. Для бесприют­
ных эта ночь была ночью свободы, так как полиция
не трогала ее, занятая другим делом. И каждая скамья,
попадавшаяся мне на пути, была полна фигурами спя­
щих мужчин и женщин. Большей частью это были
старые люди, лишь изредка мелькало молодое лицо.
На одной скамье приютилась даже целая семья. Муж­
чина пристально смотрел на воду, ломая голову над
вопросом, что ему предпринять. Меня бросало в дрожь,
когда я представлял себе его мысли, так как нередки
случаи, когда безработные убивают своих жен и детей.
Когда я в этот ранний утренний час прошел вдоль
Темзы, мимо парламента, мне пришло в голову то
место поэта из книги Гиоб, где он говорит: „они на­
саждают границы и насильно гонят стаями этих вьюч­
ных животных- безродных людей, они гонят нуждаю­
щ ихся прочь и бедняки должны прятаться от них.
Как звери в пустыне, мечутся они, ища добычи. Они
снимают весь хлеб на полях и обрывают все вино­
градники. Они оставляют нагих без одежды и не дают
им защиты от холода-,~так что они, мокрые от дождя,
скрываются где-нибудь в скалах“.
Таковы были муки людей 27 столетий назад, та­
ковы они еще и теперь в столице наихристианского
королевства, короля которого только-что помазали на
трон.
 Однажды ночью в однажды утром.
(И з п рои зведен и я „Люди ни зо в“ ).

Каждую ночь бесконечное количество мужчин и

женщин бродят но длинным улицам большого города,
они бродят всю ночь напролет. Я хотел испытать на
себе это пребывание всю ночь на улице и решил по­
бродить в местности между набережной Темзы и Гайд-
Парком. Крупный дождь полил к тому времени, когда
кончились представления в театрах и оттуда на улицы
бросились потоки людей. Трудно было найти незанятый
экипаж и я видел, как мужчины и мальчики с отчаянием
искали свободный экипаж для дам и господ, выходив­
ших из театров, чтобы, таким образом, заработать себе
несколько грошей для ночлега, Я намеренно употребляю
это выражение „с отчаянием“, так как эти несчастные
бездомные люди видели перед собою ненастную дожд­
ливую ночь, в которую им придется промокнуть до
костей, если им не удастся заработать на ночлег. Про­
быть всю ночь на ногах в мокрой одежде с пустым
желудком—большинство из них уже много недель не
видело мяса—это нечто сверхчеловеческое и едва пе­
реносимое. В эту ночь я больше страдал от холода,
чем в ледяных пустынях Аляски. .
После того, как толпы людей, вышедшие из театров,
рассеялись по своим квартирам, на улицах стало тихо
и одиноко. Только вездесущие полицейские шныряли
повсюду, освещая своими потайными фонарями проход­
ные ворота и боковые улицы, в которых мужчины,
женщины и подростки искали защиты от ветра и дождя.
Только на Пиккадшш не было так одиноко. Женщины,
не нашедшие себе провожатых, оживляли улицу, ста­
раясь завязать знакомства. Но около 3 часов ночи
исчезли и последние из этих женщин, и тогда насту­
пила полная тишина. Дождь немного утих, и бездомные?
шагали взад и вперед по улице, чтобы немного со­
греться движением. Какая-то старая согбенная жен­
щина, лет 50—60, казалось, не имела уже сил искать
64
 какой-нибудь защиты от дождя и оставалась стоять
неподвижно на месте. Каждый проходивший мимо по­
лицейский приказывал ей пройти дальше, в конце-
коицов я увидел ее заснувшей у железной решетки
Зеленого Парка (Green Park). Она, вероятно, промокла
насквозь.
Я присел на каменную лестницу у какого-то здания.
Через пять минут ко мне подошел полицейский и стал
пристально всматриваться в меня. Мои глаза были
широко открыты, он только проворчал что-то и пошел
дальше. Спустя десять минут, моя голова поникла, я
задремал и тот же полицейский приказал мне грубо:
— Эй вы, проходите!—И я пошел. РІ каждый раз,
когда я устраивался где-нибудь, появлялся откуда то
полицейский, который заставлял меня итти дальше.
Я должен был отказаться от попытки уснуть и при-
. соединился к одному молодому лондонцу, который по-
і бывал в колониях и мечтал опять попасть туда.
— Давай перелезем и найдем за оградой какое-
нибудь укромное местечко.
— Да,—возразил тот,—мы сделаем это и получим
три месяца тюрьмы.
Я дошел с ним до Гайд-ІІарка.
\ — Здесь эти фараоны нас не найдут,—сказал я.
I — Но если тебя накроют сторожа из парка, ты по­
дпадешь на шесть месяцев в тюрьму. Я однажды при­
мостился под одной из арок моста над Темзой, но при­
плел фараон и вытащил меня. Через некоторое время
я опять пошел туда, но и он через несколько минут
пришел вновь. „Что ты делаешь здесь“,—спросил он
меня.
— Вы полагаете, что я хочу выковырять этот про­
клятый мост? <-
Т! четверть пятого утра открыли Зеленый Парк (Green
и я увидел, как люди толпами кинулись туда,
зиять шел сильный дождь. Но люди бросились
на скамьи и уснули. Многие из них расположились
, под непрерывный дождь, заснули
іможения,
 Я должен сказать несколько слов по поводу пра­
вительства. Ему принадлежит власть, оно может изда­
вать любые распоряжения, но я хочу подчеркнуть
смехотворность этих распоряжений. Правительство за­
ставляет бездомных целыми ночами бродить но улицам
взад и вперед, гонит их от проходов и дверей, запи­
рает общественные сады, все это делается с явным
намерением помешать им спать. Но если это так, если
намерения правительства заключаются в том, чтобы
лишить сна этих несчастных, тогда почему же оно,
скажите, ради бога, открывает двери садов в пять ча­
сов утра и тогда разрешает этим несчастным спать?
Почему оно не разрешает этого раньше? Когда, после
обеда, идешь по парку, то всегда видишь там, спя­
щими на траве, бесчисленное мноя«ество людей, одетых
в лохмотья, в то время, как тысячи прилично одетых
жителей западной части Лондона совершают с женами
и детьми свою послеобеденную прогулку. Эти спящие,
немытые, нечесаные бродяги могли бы так я?е хорошо
спать в садах и минувшей ночью. Но правительство
заставляет их оставаться всю долгую ночь на ногах,
зная наперед, что днем они должны где-нибудь при-
курнуть.
К утру я промок до костей; я хотел сначала раз­
добыть себе завтрак, а уж потом подумать и о работе.
Ночью я слышал о том, что по воскресеньям Армия
Спасения дает завтрак всем тем, кто не имеет ночлега.
Я побрел, бесконечно усталый, по Якобинстрит, через
Трафальгарскую площадь, вдоль берега, перешел через
мост Ватерлоо па другую сторону Темзы, и к семг:
часам пришел в помещение Армии Спасения. Тут была
пестрая толпа несчастнейших созданий, проведших
ночь под дождем. Трудно себе представить, как вы­
глядели эти несчастные—молодые люди п старые муж­
чины, а таіше и молодые парни всех возрастов. Не­
которые спали стоя, некоторые растянулись на камен­
ных ступеньках в самых неудобных позах, и сквозь
дыры их лохмотьев зияла краснота их тел. У каждой
входной двери бараков Армии Спасения сидели по двое
66
или по трое спящих людей, склонивших головы на
колени.
Потом пришел полицейский.—„Подите прочь, прокля­
тые свиньи! Прочь, марш, эй вы“!—и как свиней он выгнал
людей из всех углов и рассеял пх по всем направле­
ниям.
Это было отвратительное зрелище.
Полицейский пошел дальше и мы вновь собрались
все вместе, как мухи над горшком с медом. Мы издали
завтрака. Если бы ждали человека, который собирался бы
разделить между нами иолмиллиона долларов, мы не
ждали бы его с большим усердием и напряжением.
Полицейский вновь пришел и мы вновь рассеялись,
чтобы опять собраться, как только горизонт очи­
стится. •
В половине восьмого открылась маленькая дверь и
солдат Армии Спасения высунул голову из-за двери.
Совершенно бесполезно заграясдать вход. Те, кто имеет
билеты, моягет войти сейчас. Другие ж е—только в де­
вять часов.
Мы, следовательно, должны были дояшдаться зав­
трака еще полтора часа. Мы завидовали тем, кто имеет
билет. Они могли войти, умыться и ояшдать завтрака
внутри помещения, тогда как мы доляшы были ожи­
дать на улице. Билеты раздавались минувшей ночью
на улице, но заполучить такой билет было делом
счастья.
В девять часов маленькая дверь открылась и для
иас. Мы пробрались через нее и набились, как сельди
в бочке, на небольшом пространстве двора. В течение
моей жизни мне не раз приходилось прилагать боль­
шие усилия на то, чтобы получить завтрак, но таких
усилий, которые понадобились для того, чтобы полу­
чить завтрак в бараках Армии Спасения мне никогда
еще не приходилось делать. Более двух часов я ждал
на улице и около часа я провел во дворе. Я ничего
не ел всю ночь и чувствовал себя очень слабым. За­
пах промокшего платья, запах человеческого тела
вызывали во мне тошноту. Мы стояли так плотно друг
5* 67
около друга, что многие, стоя, засыпали, прислонившись
к соседу.
Это длительное ожидание казалось мне уя^асным и
бесцельным. Мы ослабели, были голодны, совершенно
измучены напряжением бессонной ночи и стояли без
мысли и без цели.
Когда мы так, вплотную, стояли друг возле друга,
я обратил внимание на то, как невелики ростом были
почти все стоявшие там. Я среднего роста, между тем
я был выше девяти десятых из всех, которые собра­
лись там. А те, кто были выше, принадлежали к амери­
канцам или скандинавцам.
После часового спокойного ожидания толпа, однако,
заволновалась. Началась возня и толкотня и ропот.
Это не было проявление грубости или насилия, это
был лишь ропот голодных и потерявших терпение
людей. Наконец, пришел адъютант, который, однако,
мало напоминал выражением своего лггца великодуш­
ного галилеянина, скорее он напоминал офицера, ко­
торый говорил о себе: „я начальство, я командую сол­
датами, и когда я .говорю кому-нибудь из них: „иди“,
он идет; и когда я говорю „поди сюда“, он приходит;
и когда я говорю своему деныцику: „сделай то-то“, он
делает“. Так же величественно взирал он и на нас,
и люди, стоявшие неподалеку от него, начинали дро­
жать. Он сказал громко: „успокойтесь, или я выгоню
вас и не будет никакого завтрака“!
Что-то во мне закипело, когда этот человек позволил
себе угрожать пятистам несчастным, что он их не
накормит — после того, как они долго ясдали этого
завтрака.
Это была наглая угроза, ведь бороться мы не могли.
Но так уж мир устроен, что тот считает себя господи­
ном другого, кто дает этому другому поесть. Но адъю­
тант на этом не успокоился. При воцарившейся мерт­
вой тишине он вновь повторил свою угрозу и уда­
лился.
Наконец, мы попали в то помещение, где были
счастливцы, получившие ночью билеты. Они уже умы-
,'шсь, но также еще ничего не ели. Их было, приблизи­
тельно, человек семьсот. Адъютант прочитал молитву.
Потом была произнесена проповедь на тему! „Вы испы­
таете много радости в раю; сколько бы вы здесь ни
голодали и ни страдали, -вы за все будете вознагра­
ждены в раю, но вы должны свято чтить заповеди“.
В этом же роде была и вся проповедь. Она не имела ни­
какого смысла по двум основаниям: во-первых, потому,
что слушателями довлела лишь одна мысль—удовле­
творить свои насущнейшие потребности: поесть; и мысль
об отвлеченных предметах была им абсолютно чужда:
они слишком хорошо познали ад на земле, чтобы испыты­
вать трепет при мысли о будущем аде в небесах; во-
вторых, слушатели были слишком усталы и истощены
от напряжения бессонной ночи, ноги их болели от дол­
гого стояния; они были близки к обмороку от голода,
они хотели не избавления, а лишь еды. Люди, стремя­
щиеся „уловить“ кающиеся души, должны сначала
несколько изучить психологию тех лиц, среди которых
они надеются найти отклик.
Тем временем, пробило одиннадцать часов и нам
дали завтрак. Но не в тарелках, а что-то завернутое
в бумагу. Д ля меня этого было недостаточно для того,
чтобы насытиться, и я убежден в том, что каждый из
нас мог бы съесть двойную или тройную порцию того,
что получил. Там были два кусочка хлеба, кусочек
хлеба с изюмом—пирожное—и ломтик сыру. К этому
давали еще кружку окрашенной воды. Большинство
из нас прождало пять часов этого завтрака, нас, как
свиней, согнали сюда; как сельди в бочке, мы были
прижаты друг к другу, с нами обращались как с со­
баками, нам проповедывали и пели, за нас молились,
но нам до сих пор не дали поесть. Едва только успелп
мы проглотить завтрак, как усталость вэяла свов и
в течение пяти минут большинство из нас погрузи­
лось в глубокий сон. Но нас как будто не собирались
удалять, напротив, видимо шли приготовления к но­
вому богослужению. Я посмотрел на маленькие часы,
висевшие на стене; на них было сорок минут двенад­
69
цатого. О! подумал я, время бежит, а у меня ведь,
другая работа.
— Я хотел бы уйти,—сказал я своему соседу.
— Ты должен остаться к богослужению,-—ответил
он мне.
— Вы охотно остаетесь?—спросил я.
Они покачали головами.
— Тогда скажем им, что мы хотим уйти.—Пойдемте!
Несчастные создания уныло смотрели на меня. Я
оставил их в покое и обратился к ближайшему солдату
из Армии Спасения:—Я хочу уйти!.. Я пришел сюда
за завтраком, чтобы, подкрепив силы, пойти на биржу
труда искать работу. Я не предполагал, что ожидание
завтрака отнимет от меня столько времени, я должен
позаботиться о работе и чем скорее, тем лучше: иначе
я не получу сегодня никакой работы.
Он выглядел довольно добродушным парнем, но
был поражен моим взглядом на вещи.—Сейчас будет
богослужение и вам бы следовало остаться.
— Но я пропущу возможность получить работу,—
возразил я,—а получение работы для меня самое ваяг-
ное дело в мире.
Но это был рядовой солдат и он направил меня
к адъютанту. Я повторил ему, в вежливой форме, мое
желание уйти.
— Но это невозможно,—заявил он, сердясь на такую
неблагодарность.—Что вам приходит в голову?—отре­
зал он.
—• Итак, вы не хотите меня выпустить и хотите
меня здесь задержать против моего желания?
Он тупо ответил:—Да.
Я не знаю, чем бы все это кончилось, так как его
поведение страшно возбуждало меня. Но все уже обра­
тили внимание на нас и он отвел меня в угол этого
помещения, а оттуда в другую комнату. Тут он спро­
си,'! меня, почему я хочу уйти.
— Я хочу найти себе работу, и чем позже я приду,
тем труднее будет получить работу. Теперь сорок минут
двенадцатого, я не предполагал, что я потеряю столько
70
 I ■:п— "г.»-»-и—»II ■І.Ч.ІІ)-■! ■ІІ.ГІІ...«»■■'IJ II 1 ' IИ • ■ir.n—Hl«» •
времени в ожидании завтрака. Я всю ночь провел на
улице п я хотел подкрепиться, преяаде чем я пойду
на поиски работы.
— Итак, вы хотите делать дела?—сказал он пре­
зрительно,—но деловым людям здесь нечего делать.
Вы отняли сегодня завтрак у своего ближнего. Вы
поступили неблагородно.
Это была ложь, так как всякий мог иритти сюда,
и это было иезуитство—считать поиски работы делом,
гешефтом.
Я, однако, сохранил самообладание, не обратил вни­
мания на его иезуитство и еще раз изложил ему суть
дела. И когда он увидел, что я не соглашаюсь с ним,
он вывел меня через заднюю дверь к палатке, которая
стояла во дворе. С презрением и иронией он сообщал
каждому встречавшемуся нам лицу, что я один из
тех, которые желают уйти до богослужения.
Эти лица, конечно, по обязанности ужасались моему
поступку и с негодованием смотрели на меня, в то
время как адъютант пошел в палатку, чтобы перего­
ворить с майором. Майор был совсем в другом роде,
чем его адъютант и я вновь, в той же вежливой форме,
изложил ему мое желание.
— Разве вы пе знали, идя сюда, что вы доляоты
остаться здесь и во время богослужения?—спросил он
меня.
Конечно, нет. Иначе я ушел бы без завтрака.
У вас на стенах тоже нет объявления о том, что пола­
гается делать в ваших стенах.
Он на мгновение задумался и потом сказал:—Вы
можете итти.
Было двенадцать часов, когда я вышел на улицу.
У меня было такое чувство, как будто бы я вырвался
из тюрьмы или из казармы. Я был совершенно изнурен
бессонной ночыо и ожиданием завтрака. И тотчас же
лег в кровать и проспал беспробудно пятнадцать часов.
Остальные семьсот человек, которых я оставил с бараках,
должны были после богослужения вновь пойти на не­
приветливую улицу, чтобы найти кусок хлеба, видя пред
71
собою вновь ночь без крова и не имея надежды после
следующей бессонной ночи получить этот хлеб и этот
кров.

Математика одной мечты.

(Из произведения „Ж ел езн а я п я та “ ).

Совершенно озадачив своих слушателей теми откры­

тиями, которые он сделал, Эрнст вновь стал говорить.
— Около дюжины из вас утверждали сегодня ве­
чером, что социализм невозможен. Позвольте же мне до­
казать его неизбежность. Не только неизбеяшо то, что
вы, мелкие капиталисты, должны будете погибнуть, но
неизбеяша также гибель и крупных капиталистов, до
трестов включительно. Не забывайте, что поток разви­
тия никогда не идет вспять. Он течет всегда по одному
и тому же направлению, идя от конкуренции к слия­
нию, от слияния маленьких капиталов к мощным слит­
ным организациям, от них к колоссальным союзам и
оттуда уясе к социализму.
Вы скажете мне, что я мечтатель. Моягет быть. Но
я хочу обнажить перед вами математику моей мечты
и я наперед требую от вас, чтобы вы доказали мне
фальшивость моей математики. Я разовью пред вами
неизбежность гибели капиталистической системы и я ма­
тематически докаяч’у вам, почему она должна погиб­
нуть. Я прошу вас быть терпеливыми, если вам вна­
чале будет казаться, что я уклоняюсь от своей задачи.
Рассмотрим с вами какую-нибудь одну отрасль про­
мышленности. Если я приду к какому-нибудь выводу,
с которым вы. не согласны, тогда прервите меня, пожа­
луйста. Возьмем сапожную фабрику. Эта фабрика до­
стает кожу и делает из нее сапоги. Предположим, что
у нее есть запас кожи, стоимостью в сто долларов.
Эта кожа проходит все стадии производства и выхо­
дит пз фабрики в форме сапог, которые, скажем, стоят
двести долларов. Что произошло? Стоимость кожи,
принявшей форму сапог, увеличилась на too дол­
ларов.
 Рассмотрим, откуда взялся этот прирост. Эту при­
бавочную стоимость в сто долларов создали капитал
и труд. Капитал дал фабрику, дал машины и оплатил
все текущие расходы. Труд создал фабрикаты. Совмест­
ные усилия капитала и труда создали прибавочную
стоимость в сто долларов. Согласны вы пока с этим?
Все головы сидящих вокруг стола закивали в знак
согласия.
— После того, как только капитал и труд создали
эти сто долларов, они приступают к распределению
этих ста долларов. Расчет участников очень сложен,
поэтому мы возьмем, ради простоты, только приблизи­
тельные данные. Скажем так: капитал берет за свое
участие пятьдесят долларов, и труд также пятьдесят
долларов в форме заработной платы. Мы не будем
здесь останавливаться на спорных моментах, допускаю­
щих такой раздел. Точно так ;ке, как это происходит
в рассматриваемой области промышленности, так про­
исходит и в других отраслях промышленности. Разве
я не прав?
И вновь все закивали в знак согласия.
— Допустим далее, что труд, на долю которого
пришлись пятьдесят долларов, захотел сам купить за
свою долю сапоги. Но он моягет купить всего лишь
сапог на пятьдесят долларов, не так ли?
Теперь перейдем от этой фабрики к совокупности
всех предприятий в стране, обрабатывающих кожу,
включительно с предприятиями, снабжающими сырьем,
транспортными, продающими, словом, со всеми завися­
щими предприятиями.
Предположим, что вся производительность этих пред­
приятий во всей стране достигает 4 миллиардов дол­
ларов. На долю труда приходится, в виде заработной
платы, половина этой суммы, т. - е. два миллиарда.
Сколько же товару может купить себе труд из всего
количества фабрикатов?—Только на два миллиарда.
По этому поводу не может быть разногласий.
Что касается вопроса по существу, то я взял еще
очень благоприятное процентное отношение. На самом же
73
деле, благодаря тысячам уверток, к которым прибегает
капитал, труд не может никогда купить даже по­
ловинного количества всего производства. Но мы бу­
дем, однако, исходить т того, что труд сможет купить
на два миллиарда долларов сапог. Это означает, что
труд обладает лишь покупательной силой в размере
2-х миллиардов долларов. Остаются еще два мил­
лиарда, которых труд не в состоянии ни откупить, ни
употребить.
— Труд не поглощает никогда и своей доли в -2 мил­
лиарда,—возразил Ковальт, если бы это было иначе,
то не существовали бы сберегательные кассы.
— Вклад рабочих в сберегательную кассу это только
сбережения на случай самой крайней нужды; эти сбе­
режения всегда исчезают еще прежде, чем их успе­
вают собрать. Они, по мысли своей, должны быть сбе­
режениями на случай старости, болезни, несчастных
случаев и похорон. На самом же деле, они являются
лишь куском хлеба, который хранится в кладовой
лишь до завтра, чтобы завтра яге быть съеденным.
Нет, труд потребляет все, что приходится на его
долю из общего продукта. Капиталу же остаются два.
миллиарда. Возвращает ли капитал, после покрытия
всех расходов, остающуюся часть потреблению? Затра­
чивает ли капитал, с своей стороны, все свои два мил­
лиарда?
Эрнст замолчал, поставив вопрос во всей его обна­
женности пред всеми.
Они закачали головами.
— Я полагаю, что этого не бывает,—заметил смело
один из них.
— Подумайте только, продолжал Эрнст, — еслибы
капитал затрачивал свою часть, то общая сумма капи­
тала не выростала бы. Она оставалась бы неизменной.
Но когда вы знакомитесь с историей Соединенных
Штатов, вы видите, что общая сумма капитала по­
стоянно растет.
Таким образом, капитал не потребляет всей части,
приходящейся на его долю. Вы помните о том, что
74
Англия прежде обладала хорошим портфелем наших
железнодорожных облигаций. Но с течением времени мы
откупили вновь эти облигации. Что это значит? Только
то. что эти облигации куплены на тѵ часть капитала,
которая не была'потреблена.
Что означает тот факт, что в настоящее время амери­
канские капиталисты обладают на многие н многие
сотни тысяч долларов русскими, мексиканскими, италь­
янскими и 'греческими ценностями? Это значит, что
эти сотни тысяч долларов составляют ту часть излиш­
ков капитала, которая не была потреблена. Капитали­
стическая система во всяком случае, никогда, с тех
пор как существует, не затрачивала всей своей доли
на потребление.
Теперь позвольте мне вернуться к существу во­
проса; ежегодно мы производим в Американских Шта­
тах на четыре миллиарда долларов.
Труд покупает на два миллиарда фабрикатов и
потребляет их. Капитал же не потребляет оставшихся
двух миллиардов. У него остается не потребленным
большой излишек. Что же происходит с этим излиш­
ком? Что может с ним произойти? Труд ничего не полу­
чает отсюда, он издержал всю свою заработную плату.
Но и капитал не использует этого излишка, так
как, по самой природе своей, он истратил уже все,
что только мог истратить.
А между тем излишек имеется. Что может слу­
читься?
Он уходит заграницу,- -заметил Ковальт.
- Совершенно верно,—подтвердил Эрнст.
Этот излишек и вызывает необходимость в иностран­
ном рынке сбыта. Излишек продается заграницу и
должен быть продан заграницу. Нет иного пути, чтобы
от него избавиться. И этот излишек, не потребленный
нами и проданный заграницу порождает то, что мы
называем благоприятным торговым балансом. Согласны
вы с этим?
— Да, мы только теряем время, задерживаясь на этих
примитивных началах хозяйственной жизни,—сказал
75
Кальвин сурово, — мы уже все перешагнули через
это.
— Но как раз эти начала, которые я стал излагать
вам так издалека, вас сейчас запугают,—возразил Эрнст.
— Дело обстоит так. Современные Штаты Америки
представляют собою капиталистическую страну, кото­
рая уже выявила все свои возможности. Согласно
своей капиталистической природе, индустрия ее дала
излишки, которые она сама не в состоянии потребить
и для которых ей нужен сбыт. Сбывать она может
только заграницу.
Все то, что применимо к Америке, применимо также
ко всякой другой капиталистической стране, которая
стремится использовать все свои возможности. Каждая
из этих стран производит излишки, которых она не
потребляет. Примите также во внимание, что эти страны
торгуют между собою и что, несмотря на это, остаются
излишки. Между тем, труд во всех этих странах изра­
сходовал полученную им заработную плату, он не мо­
жет купить ничего из излишков, оставшихся у капи­
тала. Капитал в этих странах точно также потребил
все, что он, соответственно своей природе, мог потре­
бить. И все-таки остаются излишки. Эти страны не
могут взаимно навязать друг другу эти излишки.
— Как же они избавятся от них?
— Они продадут их тем странам, которые еще не
осуществили всех своих возможностей,—сказал Ковальт.
Совершенно верно. Вы видите, мое изложение
ясно и просто и вы приходите к тем же выводам,
к которым прихожу и я.
Пойдем еще дальше. Предположим, что Соединен­
ные Штаты Америки снабжают своими излишками
какую-нибудь еще не развившуюся страну, скажем,
Бразилию. Примите также во внимание, что эти излишки
должны иметь сбыт параллельно и сверх того нор­
мального торгового обмена, при котором фабрикаты
тотчас же переходят к потребителю. Что получает
Америка от Бразилии в качестве эквивалента"
- Золото,—сказал Ковальт,
76
 — Но на свете существует ограниченное коли­
чество золота, и его немного,—возразил Эрнст.
— Золото в ходких биржевых ценностях,—попра­
вился Ковальт.
—- Теперь вы угадали,—сказал Эрнст.
Соединенные Штаты получают от Бразилии в ка­
честве эквивалента ценные биржевые бумаги. Что же
это значит? Это значит, что таким образом Соединен­
ные Штаты становятся участниками бразильских же­
лезных дорог, фабрик, рудников и земель. Что же
следует из этого?
Ковальт подумал и покачал головой.
— Я расскажу вам об этом,—сказал Эрнст.
— Отсюда следует, что этим самым исчерпываются
и возможности Бразилии. И когда Бразилия при ка­
питалистической системе исчерпает все свои возмож­
ности, то и у нее образуются излишки, которые она
сама уже не в состояний потреблять. Может быть,
отдать эти излишки Соединенным Штатам? — Нет.
У Соединенных Штатов имеются свои излишки. Могут ли
Соединенные Штаты, при этих условиях, сбывать свои
излишки в Бразилию? - Нет.—Так как в Бразилии уже
тоже имеются излишки. Что же произойдет?
И Соединенные Штаты и Бразилия должны искать
новые страны, еще не развитые капиталистически, и
направлять туда свои излишки. Но именно благодаря
тому, что они направляют свои излишки в другие
страны, эти последние перестают быть вспомогатель­
ным источником для них, обращаются также в страны
производящие излишки, для сбыта которых в свою
очередь нужно искать новые неразвитые страны. Те­
перь, господа, пойдем дальше. Наша планета имеет
ограниченную поверхность, на нашей земле имеется
также ограниченное число стран. Что произойдет, когда
все страны на свете, до самой маленькой включительно,
станут предлагать друг другу свои излишки?
Он остановился и окинул взором своих слушателей.
Стоило посмотреть, какая растерянность была на ли­
цах всех.
77
 Но из-за этой растерянности выступал испуг. Эрнсту
удалось отвлеченные представления претворить в ося­
заемое видение, которое все они отчетливо видели пе­
ред собою, —и стояли, испуганные перед этим видением.
— Мы исходили из основных начал, г-н Кальвин,—
сказал Эрнст с усмешкой в глазах,—и я лишь, сказав
начальные буквы, произнес потом и весь алфавит. Это
очень просто. У вас уже, наверно, есть готовый ответ.
Если каждая страна будет иметь в своих пределах пе-
потребленный излишек своего производства, что, ду­
маете вы, произойдет с вашей капиталистической си­
стемой?
Кальвин мучительно покачал головой. Ясио было,
что он перебирал в уме всю цепь доказательств, при­
водимых Эрнстом, пытаясь найти в них ошибку.
— Мы еще раз бегло повторим все сначала, — ска­
зал Эрнст.
В основу наших рассуждений мы брали отдельное
промышленное предприятие, сапожную фабрику. Мы
видели, что продукт, явившийся результатом общего
труда, распределяется между отдельными факторами
производства. Это наблюдается в каждом предприятии.
Мы видели, что один из факторов производства, труд,
может за свое вознаграждение вновь купить лишь
определенную часть готового продукта, и что другой
фактор производства-капитал, никогда не потребляет
всей той части продукта, которая приходится на его
долю. Мы видели, что труд целиком расходует свою
заработную плату, чтобы быть в состояния удовлетво­
рить свои потребности. Между тем как у капитала,
после удовлетворения своих потребностей, остается еще
излишек. Вы согласились с тем, что этот излишек мо­
жет найти сбыт лишь заграницей. Вы согласились также
с тем, что результатом этого является то, что, спустя
короткое время, страна, принявшая эти излишки, раз­
вила благодаря им свои собственные источники дохода,
и, таким образом, сама стала производить излишки.
Мы распространили этот прецедент на все страны
мира п нашли, что, если каждая страна ежегодно
78
 «4 W M гг-уш»«-. ц і » и . » ы ч в д ^ і і ' '! .і? .' ■ ■ ? . " ■ ■ 1

производит неиотребленные излишки, то, в конечном

результате, некуда будет сбывать эти излишки.
И теперь я спратпиваю вас еще раз, что же будет
с этим излишками?
Все попрежнему молчали, не находя ответа.
— Это превосходит силы моего понимания,—сказал
Кальвин.
— Я бы и в мечтах никогда не зашел так далеко,—
сказал Асмундсен,—и тем не менее, мне все ясно как день.
— В первый раз мне пришлось слышать теорию Карла
Маркса о прибавочной стоимости в таком ясном и про­
стом изложении. Эрнст так просто и убедительно ее
изложил, что я был ошеломлен и оглушен.
— Конечно, я мог бы указать вам способ, как изба­
виться от этих излишков; их можно было бы бросить
в море. Ежегодно можно было бы бросать в море на
сотни миллиардов долларов пшеницы, платьев, еапог
и других жизненных припасов. Были бы тогда устра­
нены затруднения, связанные с этими излишками?
— Конечно, — ответил Кальвин, — затруднения бы
устранились, но вместе с тем безумно вести разговор
в таком роде.
Эрнст накинулся на него,—Это не безумнее того, за
что вы ратовали. Вы разрушитель машин. Вы пола­
гаете, что можете вернуться к допотопным методам
ваших праочпев для того, чтобы избавиться от излиш­
ков. Вы могли бы бороться с проблемой излишков
просто тем, что вы не производили бы, тем, что вы
вернулись бы к примитивным способам производ­
ства, которые так нелепы, так беспорядочны, так про­
тивны разуму, так много требуют времени и средств,
что уже благодаря всему этому производство не имело бы
излишков.
Кальвин вдохнул в себя воздух. Киб продолжал
сидеть. Он продолжал пыхтеть п все старался про­
чистить горло.
— Вы правы,—сказал он.—Вы побили меня. Это
бессмысленно. Но мы должны же что-то делать. Для
нас, среднего класса, ето вопрос жизни и смерти. Мы
79
не хотим погибнуть. Поэтому мы предпочитаем сде­
лать то безумное, о котором вы говорите и вернуться
к грубым бесхозяйственным способам наших праотцев,
мы хотим привести промышленность вновь к тому со­
стоянию, в котором она была до возникновения тре­
стов. Мы хотим разрушить машины. Что вы можете
возразить на это?
— Вы уже больше [не в состоянии разрушить ма­
шины,—сказал Эрнст,—вы не можете повернуть вспять
поток развития.—Вы имеете против себя две большие
силы и каждая из них сильнее, чем ваш средний класс.
Одна сила—это крупные капиталисты, тресты,—и они-то
не дают вам повернуть вспять. Они не хотят разру­
шения машин. Вторая сила еще могущественнее, чем
тресты это труд. Труд больше не допустит разруше­
ния машин. Борьба между капиталом и трудом и ве­
дется пз-за обладания миром и из-за обладания маши­
нами. Это основа боя для обеих еторон. Ни одна из
них не желает разрушения машин. Каждая желает
обладать ими. В этом бою среднему классу нет места,
как нет места карлику между двумя великанами. Он
попал между двумя жерновами и как раз теперь жер­
нова начали молоть.
Я математически доказал вам неизбежную гибель
капиталистической системы. Если перед вами налицо
все страны, перегруягенные излишком непокупаемых
извне продуктов, которые они и внутри страны не мо­
гут потребить, то, конечно, неизбежна гибель капита­
листической системы, вследствие огромных убытков,
вызванных, собственно, самой этой системой.
Борьба будет вестись не за разрушение машин, а за
обладание ими. Если победит труд, тогда и судьба
трудящихся будет прекрасна. Тогда наступит для мира
новая великая эпоха.
Вместо того, чтобы быть раздавленной машинами,
жизнь, благодаря им, станет прекраснее, благороднее
и счастливее.
Вы, обломки уничтоженного среднего класса, пой­
дете вместе с трудом. Тогда вообще будет повсюду
80
царить труд, и вы, наравне с другими трудящимися
получите справедливое участие в доходах," доставляе­
мых чудодейственными машинами. И мы все будем
строить машины еще более чудодейственные. И тогда
ие будет излишков, для которых не найдется спроса,
потому что тогда не будет никаких прибылей.
— Но допустите на время, что в этой борьбе за
машины и мир победителями останутся тресты,—ска­
зал Ковальт.
— Тогда,—сказал Эрнст,—и вы и рабочие и мы все
будем растоптаны железной пятой деспотизма, такого
деспотизма, грознее и бессердечнее которого мир еще
не знал.
„Железная пята“, это будет лучшее прозвище для
такого деспотизма.
Наступила долгая тишина. Каждый был погружен в
глубокое размышление,—раньше этого не бывало с ними.
— И, все-таки, ваш социализм лишь мечта,—повто­
рил Кальвин,—лишь мечта.
— Я сейчас иоішку вам нечто, что отнюдь не
является мечтой, — возразил Эрнст,—и это нечто есть
то, что вы называете плутократией,—крупные капита­
листы, тресты. Давайте же рассмотрим ближе, в чьих
руках находится в настоящее время власть. Для этого
проанализируем понятие „общество“ и разложим его
на ступени. На первой ступеип стоит плутократия,
состоящая из богатых банкиров, железнодорожных
магнатов, лиц, возглавляющих союзы и тресты. Вторая
ступень — это средние классы, ваш класс, милости­
вые государи, состоящие из фермеров, деловых лю­
дей, мелких фабрикантов, самостоятельных ремеслен­
ников. Третий и последний класс — это пролетариат,
паемные рабочие.
Вы должны признаться в том, что обладание богат­
ствами является в настоящее время решающей силой
в Соединенных Штатах. Как яге разделены богатства
между этими тремя классами?
Я даю вам одни лишь числа. Плутократии при­
надлежит 67% всего богатства, в то время как по чи-
6 Д ж ек Лондой— поэт 81
елейному составу она представляет всего 1% из всего
числа лиц, занятых в промышленности. Таким образом
\% населения обладает почти 70% народного богатства.
Средний класс, составляющий 29% промышленного
населения, имеет 26% всего народного богатства. З а ­
тем идет пролетариат, который составляет 70% всего
промышленного населения, но обладает лишь 4% на­
родного богатства. Кому принадлежит власть, мило­
стивые государи?
— Судя по числам, которые вы привели, средний
класс сильнее, чем рабочие,—заметил Асмундсен.
— Если вы считаете нас слабыми, то и вы сами
но сравнению с плутократией не сильны, — возразил
Эрнст,—во всяком случае я еще не кончил. Есть еще
более сильная власть, чем та, которая дается богат­
ством, она сильнее еще потому, что ее нельзя отнять.
Наша сила, сила пролетариата, лежит в наших муску­
лах, в нашпх руках, подающих избирательные списки,
в наших пальцах, кующих оружие. Эту силу у нас не
могут отнять, это первородная си ла,- сила, связанная
с жизнью каждого нз нас, она сильнее богатства. Этой
силы нельзя похитить: Вашу же силу можно вырвать
у вас, можно ее отнять. Плутократия как раз теперь
хочет отнять ее у вас и в конце-концов она это сде­
лает. Тогда вы перестанете быть средним классом, вы
придете к нам и сделаетесь сами пролетариями. Для
нас в этом заключается то хорошее, что вы собою
приумножите нашу силу. Мы будем приветствовать
вас, как братьев, мы будем бороться с вами плечом
к плечу за человечество.
Вы видите, у труда нет ничего такого, за что можно бы
было ухватиться и отнять. Его участие в богатстве
страны состоит лишь в его платье и домашней утвари,
иногда, может быть, в свободном от долгов собствен­
ном доме. Вы же имеете богатства, которые можно
отнять, и плутократия протягивает руки к этим богат­
ствам. Конечно, и у пролетариата тоже является силь­
ное желание забрать ваши богатства. Теперь вы ясно
отдаете себе отчет в вашем положении, господа?..
S2
 Средний класс напоминает молодую пугливую лань,
которая в трепете мечется между тигром и львом.
Если один не схватит ее, то это сделает другой.
Ваше теперешнее богатство отнюдь не является дей­
ствительным масштабом вашей мощи. Сила вашего бо •
гатства подобна, в данный момент, полон скорлупе, и
потому-то ваш лозунг: назад, к методам наших отцов!—
так беспочвен. Вы отдаете себе отчет в вашем бессилии,
вы знаете, что ваша власть подобна пустой скорлупе
и, если хотите, я вам сейчас покажу эту пустоту.
Какую силу представляют собою фермеры? Свыше
50% их являются крепостными вследствие того обстоя­
тельства, что они являются арендаторами или, как
собственники, слишком обременены долгами. И все они,
вместе взятые, тояге крепостные, потому что тресты
имеют в своем распоряжении все средства и пути для
того, чтобы бросить уроягай на рынок,—у них имеются
холодильники, железные дороги, складочные места и
пароходы. Поэтому тресты устанавливают цены и опре­
деляют сбыт.
На цены фермеры вообще не имеют никакого влия­
ния. Об их политической мощи и об их влиянии на
правительство я буду говорить йотом, когда я коснусь
политической мощи и участия в правительстве сред­
них классов.
Тресты удушают фермеров, а, равным образом, мел-
кпх дельцов. Вам, ведь, известно, что табачный трест
в течение 6 месяцев поглотил свыше 400 табачных
магазинов. Где, собственно, прежние владельцы копей?
Вы сами знаете — и мне не приходится вам делать
открытия, что железнодорояіный трест завладел всеми
копями бурого угля. Трест Standart OiJ располагает
более чем двадцатью пароходными линиями, он вла­
деет всей медной промышленностью, равно как и всеми
рудниками, являющимися, собственно, предприятием
для него. В пастоящее время свыше 10.000 городов
в Соединенных Ш татах освещаются обществами, ко­
торые находятся в той или иной зависимости от треста
Standart Oil.
 Мелкие капиталисты, тысячи предпринимателей--
все исчезло. Они пошли туда, куда пойдете и все вы.
Мелкий фабрикант находится в том же самом по­
ложении, как и фермер, оба они, в большей или мень­
шей степени, находятся в состоянии зависимости. Р е­
месленники и художники свободны только на словах,
на самом же деле и они крепостные.
Политики являются тоже лишь прислужниками,
почему они работают до устали день и ночь, чтобы
создать из фермеров и среднего класса какую-то новую
политическую партию. Только потому, что политики
старых партий не хотят иметь ничего общего со старыми
идеями. И они не хотят иметь дела с вами единственно
потому, что они лакеи и прислужники плутократии.
Я назвал ремесленников и художников крепостными.
Но они таковы и на самом деле. Все они, профессора,
духовенство, журналисты, только тогда могут удер­
жаться на своих местах, когда они будут служить
интересам плутократии, и вся их работа заключается
в распространении тех идей, которые не вредят плу­
тократии, а, наоборот, служат ей. Если же они распро­
страняют идеи, опасные для плутократии, то они те­
ряют свои места, и так как у них никогда не было
запасов про черный день, то они либо становятся про­
летариями, либо погибают, либо становятся социали­
стическими агитаторами.
Вы знаете, что пресса, церковная п университет­
ская кафедры образуют общественное мнение и вос­
питывают образ мыслей большинства.
Что касается художников, то они лишь льстят сред­
нему вкусу плутократии.
Таким образом, вы видите, что богатство еще не
есть подлинная власть, оно лишь средство к власти.
Власть — это правительство. Кто влияет на прави­
тельство? Средний класс?—Так же мало, как и проле­
тариат. Значит, плутократия, эта частица общества, не
превышающая 1% занятого в промышленности населе­
ния. И даже не вся плутократия, а только мозг ее,
состоящий из семи небольших, но мощных групп.
работающих в настоящее время в полнейшем кон­
такте.
Разрешите охарактеризовать вам мощь одноіі из
таких групп—железнодорожной. Она имеет в своем
распоряжении 40.000 юристов для того, чтобы тянуть
к суду народ, отстаивающий свои права. Она раздает
бесчисленное количество даровых билетов судьям; бан­
кирам, журналистам, представителям духовенства, уни­
верситетским профессорам, членам законодательных
учреждений. Во всех больших и маленьких городах
страны они имеют в своем распоряжении несметное
количество крючкотворцев и ничтояшых политиков,
которые должны постоянно проделывать незаметную чер­
ную работу: организовывать собрания, занимать скамьи
присяжных, подкупать судей и вообще работать так
или иначе в интересах этой группы.
Господа, я дал вам картину власти лишь одной из
этих семи групп, составляющих мозг плутократии. Вы,
средний класс, обладаете 25% богатств в стране, но
вы отнюдь не имеете 25% влияния на правительство.
Ваше богатство —это пустая скорлупа, к тому яге у вас
его всегда могут отобрать. Плутократия имеет ныне
всю власть в своих руках. Она, собственно, творит
закон и определяет состав парламента. И не только
это. За законом должна стоять также власть, чтобы
быть в состоянии претворить закон в жизнь. Плуто­
кратия распоряжается полицией, войсками, флотом,
и даже милицией, на службу которой могут быть
притянуты и я и вы.
На это, собственно, нечего было возражать. Все
были молчаливы и прибиты; они смущенно произно­
сили обычные слова прощания. Они казались потря­
сенными развернувшейся перед ними картиной совре­
менности.
— Положение в самом деле очеиь серьезное,—ска­
чал Кальвин Эрнсту.—Между нами нет разногласий
по вопросу о схеме, которую вы нарисовали, я только
не могу согласиться с «аідим приговором относительно
среднего класса. Мы останемся жить и мы победим тресты.
85
 — И вернетесь к методам наших отцов,—закончил
Эрнст его мысль.
— Да, мы сделаем это,—возразил торжественно Каль­
вин,—конечно, в этом можно усмотреть стремление
к разрушению машин и нечто противоречащее здравому
смыслу, но вся жизнь в настоящее время как бы проти­
воречит здравому смыслу. И во всяком случае разруш е­
ние машин это какое-то проявление действия. Ваша же
мечта... недействительна, Ваша социалистическая мечта
есть... только мечта. Мы не можем пойти с вами.
— Я бы желал одного,—сказал задумчиво Эрнст,—
чтобы вы и вам подобные были немного знакомы
с законами социологического развития. Мы бы тогда
избежали многого.

Предисловие самого Джека Лондона к его очеркам по

социализму.
(Из очерка „К л а сс о ва я борьба“ ).

Когда я был молодым человеком, все считали меня

чудаком, потому что я был социалистом. Репортеры
местных газет интервьюировали меня, и опубликован­
ные интервью читались, как патологические этюды об
исключительных проявлениях ненормальности. В своем
родном городе, где я ратовал за обобществление всех
источников городского хозяйства, меня называли крас­
ным, метальщиком бомб и анархистом, — и довольно
разумные парни, вообще хорошо относившиеся ко мне,
отворачивались от меня, когда находились в обществе
своих сестер и яген.
Но времена меняются. В один прекрасный день рес­
публиканский бургомистр моего города заявил публично
о том, что переход общественных источников город­
ского хозяйства в коммунальную собственность соот­
ветствует конституционным принципам американской
политики. Я полагал, что теперь пришло мое время.
Паталоги не делали уже больше меня предметом своего
научения, мои уважаемые сверстники ничего не имели
86
больше против моего общества, и их сестры и жены
могли тоже открыто видаться со иною. Мои политиче­
ские и социологические идеи были отнесены на счет
моей юношеской независимости и добродушные пожи­
лые люди покровительственно говорили мне, что когда-
нибудь я стану необыкновенно интеллигентным членом
общества. Кроме того, они думали, что мои воззрения
находились в прямой зависимости от пустоты моих
карманов и что современем, когда я сколочу несколько
долларов, мои воззрения вполне сольются с их воз­
зрениями.
Затем наступило время, когда социализм, пропове­
дуемый мною, обратил на себя всеобщее внимание.
Я все еще казался им независимым молодым парнем,
но все же меня больше уваягали. Меня считали ро­
мантиком, а романтика весьма почитается буржуазными
душами, потому что она неопасна. Как молодой чело­
век, в котором не было ничего угрожающего, кроме
нары философских идей, несомненно, немецких по про-
исхояадеиию, я был для общества довольно симпатич­
ной фигурой.
Но опыт научил меня кой-чему. Я уже знал, что
изменился не я, а изменилось само общество. На са­
мом деле мои социалистические идеи еще глубяіе укре­
пились во мне. Я повторяю еще раз, изменилось само
общество—и, к моему ужасу, я открыл, что перемена,
происшедшая в обществе, имела целью вырвать у меня
из рук ту дубину, которой я его пугал. ІІреягде оно
считало меня красным, так как я ратовал за обще­
ственную собственность, позднее общество приняло
сторону своего бургомистра, объявившего эту идею
строго конституционной. Бургомистр украл мою ду­
бину, а общество апплодировало грабителям. Теперь же
дело зашло так далеко, что общество пытается мне
сообщить нечто новое об общественной собственности.
Насколько мне известно, в социалистическом дви­
жении в Соединенных Штатах не произошло почти
ничего нового. Правда, в буржуазных умах сложилось
несколько иное отношение к социализму: он перестал
87
казаться ужасной ненормальностью и стал рассматри­
ваться лишь как юношеское увлечение.
Еще позднее—обе стороны—п капиталисты и сред­
ний класс—похитили у социализма его карающую ду­
бину. После того, как они использовали, таким обра­
зом, социализм, к нему стали относиться с уважением.
Только опасные вещи ненавидят. Все то, что не
опасно, всегда почитается.
Так яге было и с социализмом в Соединенных Шта­
тах. Долгие годы его очень почитали, это была прият­
ная и прекрасная утопическая мечта, но... только мечта.
До сих пор к социализму относились терпимо, потому
что он казался лишь нестрашной невозможностью.
Благодаря социальным мероприятиям, у социализма
была отнята значительная доля его пугающих свойств.
Рабочих ублажили хорошим достаточным заработком.
Бояться нечего было. Добрый старый мир шел при­
вычными путями, продолжая резать купоны и вынимая
из рабочих еще большую, чем прежде, выгоду.
И это резание купонов и это выжимание выгоды
из рабочих должно было продолжаться и впредь до
скончания мира. Этого рода занятия были божествен­
ного происхождения и доляшы были продолжаться
в силу божественного права. Так утверждали газеты,
проповедники, университетские профессора, и для бур­
жуазного мозга их слова были святым Евангелием.
Затем наступили президентские выборы 1904 года.
Как громом из ясного неба поразили всех 435.000 со­
циалистических голосов, наибольшее число голосов,
со времени гражданской войны, которые так неожи­
данно пришлись на новую, третью, партию. Социализм
показал, что он жив и вырос в революционную силу,
что старая опасность, таившаяся в нем, вновь ожила.
К нему уже больше не относились с почтением и, увы,
я должен в этом признаться, почтение ко мне тоже
исчезло. Капиталистическая пресса Америки дала мне
достаточно оснований для такого предположения.
„Chicago Chronicle“ писала: „Мы имеем социал-демокра­
тическую партию европейского континента, с ее про­
88
поведью недовольства и классовой вражды, с ее борь­
бой против законов, собственности и личных прав,
с ее фразами о конфискации и ограблении“. Чикаг­
ская „Новая Ж изнь“ писала: „Со джя выборов на рес­
публиканской партии лежит огромная ответственность...
необходимы большие глубокие реформы, и у респуб­
ликанской власти есть возможность провести эти р е­
формы. Бог поможет нашей цивилизации, если партия
это выполнит... она должна сократить аппетиты трестов
или яге она берет на себя ответственность за то, что
наш а страна обратится в социалистическую республику.
Произвольное уменьшение заработной платы доляіно
прекратиться, иначе социалистические идеи пустят еще
более глубокие корни и власть перейдет к социалистам“.
Газета „Francisco A rgonaut“ пишет: „Еще до выбо­
ров мы говорили, что мы ни в коем случае не доляшы
притти на помощь социалистам и вообще мы не должны
ими заниматься... Теперь, после выборов, мы должны
бороться с социализмом во всех его проявлениях, мы
должны подавлять всякую его попытку к действию.
Теперь у ate нельзя отрицать того, что социализм
действительно стал угрозой. Он стремится с корнем
вырвать все капиталистические основы нашего обще­
ства. Он революционен в истинном смысле этого слова
и по самой своей сущности и в своих проявлениях
он гораздо могущественнее, чем какая-бы то ни было
революция на протяжении мировой истории. Он пред­
лагает удивленному миру новое зрелище, зрелище
организованного интернационального революционного
движения.
В умах буржуазии классовая борьба представляется
чем-то ужасным и отвратительным, а между тем
классовая борьба и есть социализм: борьба во всем
мире между неимущими рабочими и имущими госпо­
дами. Сущность социализма состоит в том, что борьба
меягду этими сторонами есть классовая борьба. В про­
цессе социального развития рабочий класс должен
насильственно освободиться от господства класса ка­
питалистов и шізвгргнуть этот класс. В этом-то г за-
89
ключается угроза социализма и, поскольку я объявляю
себя сторонником социализма, я должен нести на себе
и последствия этого: потерю уважения ко мне со сто­
роны общества.
До слх пор, однако, социализм представляется бур­
жуазному уму лишь, как какая-то неопределенная,
лишенная очертаний, угроза. Всякий средне развитой
член класса капиталистов выдает каждым своим сло­
вом, которое он произносит о социализме, свое полное
невежество и незнакомство с сущностью его. Он не
знает ни литературы социализма, ни его философии,
ни его политики. Он мудро качает головой и погремы-
хивает высохшими костями мертвых и погребенных идей.
Его губы произносят усталые фразы вроде: „Люди не
родились равными и никогда ими не будут“, или вроде:
„все это сплошная утопия и неосуществимо в жизни“,
пли „человечество должно заново родиться“, или „про­
изводственные кооперативные организации до сих пор
никогда не оправдывали возлагавшихся на них надежд“,
или „что пользы в перераспределении, если через десять
лет вновь будут богатые и бедные“.
Теперь, однако, наступило время, когда капиталисты
доляшы будут изучать социализм и понимать, что он
является угрозою для них. И автор этих строк на­
деется, что его очерки по социализму до известной
степени будут содействовать знакомству с социализмом,
а также вызовут прояснение в некоторых капитали­
стических умах.
Капиталист должен прежде всего ознакомиться и
навсегда запомнить то, что учение о социализме по­
коится не на общественном равенстве, а как раз на­
оборот, на общественном неравенстве. Затем он должен
знать, что для осуществления социализма вовсе не
нужно вновь духовно возродиться. Он должен знать,
что социализм реагирует на то, что есть, а не на то,
что должно бы было быть, что он имеет в виду обык­
новенных людей с их ошибками, слабостями, во всей
их грязи, во всей их ничтожности и мелочности, со
всеми их противоречиями и странностями; п несмотря
90
на все, эти люди порою проникаются чем-то высшим
и божественным, порою движимы чувством бескорыстия
и готовности помочь, чувством добра, самоотречения
н готовности к жертве. Но когда пробьет час, со­
циализм с непоколебимой силой и с железной реш и­
мостью потребует своп права: ни больше и ни меньше—
лишь своп права.

Революция.
(И з очерков „Рево лю ц ия“ ).
Однажды я получил письмо. Оно было от одного
рабочего из Аризоны. Оно начиналось словами „дорогой
товарищ“ и кончалось „всегда в вашем распоряжении
для революции“. Я ответил на это письмо и начал его
словами: „дорогой товарищ“—и закончил: „всегда в ва­
шем распоряжении для революции“. В Соединенных Шта­
тах Америки имеются миллионы людей, которые начи­
нают и кончают так свои письма. В Германии их
имеется шесть миллионов, во Франции—два миллиона,
в Австрии—одип, в Англии—три миллиона, в Ш вей­
царии—500 тысяч, в Дании—100 тысяч, в Бельгии —
400 тысяч, в России—2 миллиона, в Ш веции—300 ты­
сяч, в Голландии—80 тысяч, в Испании—140 тысяч,—
все они товарищи и революционеры.
Эти числа затемняют войска Наполеона или Ксеркса.
Но люди, составляющие эти войска, не задаются целями
завоевания или поддержания существующего порядка,
они стремятся путем революции завоевать власть. Они
представляют собою войска из многих миллионов людей,
которые борются всеми своими силами за то, чтобы
свергнуть современное общество.
История не знала еще ничего подобного совре­
менному революционному движению. Это движение
единственное по своей природе и мощи. Все остальные
революции по сравнению с ним подобны маленьким
звездам по сравнению с солицем. Это первая мировая
революция и в ней претворяется мировая история.
91
 Это первое орх’анизованное движение, ставшее ми­
ровым движением, границы которого совпадают с гра­
ницами земли. Это движение не рассеяно спорадически,
оно не представляет собою преходящего местного недо­
вольства, которое так же скоро исчезает, как и появляется.
Это движение старше современного поколения. Оно
имеет свою историю и свои предания и число ее муче­
ников не меньше числа мучеников христианства.
Это движение имеет литературу, которая в миллионы
раз сильнее, научнее и глубже, чем литература любой
имевшей место революции.
Они все называют себя товарищами и они действи­
тельно товарищи на фоне этой социалистической рево­
люции. Слово это отнюдь не пустое и незначительное,
оно не только для вида срывается с губ. Оно делает
людей братьями, каковыми и должны быть люди, сра-
жающиеся плечом к плечу под красным знаменем рево­
люции. Это красное знамя есть символ братства всех
людей, а не символ пояіара. Товарищество революцио­
неров—это сама жизнь; оно выходит далеко за пре­
делы географических границ, поднимаясь над расовыми
предрассудками, оказавшись на самом деле гораздо
более мощным, чем патриотизм наших праотцев.
В январе 1905 г. социалисты организовали во всех
американских штатах массовые собрания для выраже­
ния симпатий борющимся ' русским революционерам;
они собрали деньги для вожаков русской революции,
чтобы дать им возможность продолжать борьбу. Воз­
звание американских рабочих было ярким проявлением
интернациональной солидарности в этой мировой револю­
ции; каковы бы ни были непосредственные последствия
русской революции, не подлежит сомнению то обстоя­
тельство, что социалистическая пропаганда получила,
благодаря русской революции, такой толчок, который
нельзя ни с чем сравнить в истории современной
классовой борьбы. Героическая борьба за свободу
ведется в настоящее время лишь русским рабочим
классом под идейным руководством русских социали­
стов.
9-2
 И это обстоятельство является еще одним доказа­
тельством того, что сознательный рабочий класс
является авангардом всякого движения за свободу
в наше время.
Пятнадцать миллионов товарищей числятся в этом
интернациональном, охватывающем весь мир, револю­
ционном движении. Это огромная сила, с которой при­
ходится считаться. Эти революционеры охвачены вели­
кой страстью. У них сильно развито чувство прав чело­
века, но мало уважения к господству отживших идей.
Они не хотят больше управляться мертвыми. Они пре­
зрительно смеются над немногими идеалами и чистень­
кими моральными понятиями буржуазного общества.
Они стремятся к тому, чтобы разрушить это буржуаз­
ное общество со всеми его маленькими идеалами и
моральными понятиями, и прежде всего разрушить те
идеалы и понятия, которые так близки сердцу буржуаз­
ного общества: частную собственность на капитал,
теорию о том, что только наиболее приспособленные
могут выжить в современном обществе. Такое револю­
ционное войско в 15 миллионов дееспособных мужчин
должно навести на размышление правящие классы.
Боевой лозунг этого войска таков: никакой пощады!
Мы хотим овладеть всем, чем владеете вы, мы хотим
взять в наши руки бразды правления и судьбы чело­
вечества! Руки наши крепки. Мы удержим бразды! Мы
хотим иметь в своих руках правительственный аппарат.
Вы доляшы покинуть свои дворцы и расстаться с ва­
шим нарядным бездельем, вы должны так же работать
из-за куска хлеба, как работает в настоящее время
крестьянин на земле пли голодный забитый служа­
щ ий в ваших городских конторках!
Эти пятнадцать миллионов людей не только числятся -
на бумаге. Они представляют собой готовую к бюю
фронтовую армию. Они бросают пятнадцать миллионов
голосов в избирательные урны. Вчера их еще не было
столько, но завтра их будет гораздо больше. Все эти
борцы не боятся войны, их цель—низверягение капи­
талистического общества и обладание всем миром. Эту
93
цель они преследуют мирным путем у избирательных
урн. Если их лишат избирательных прав, тогда они
прибегнут к насильственным способам борьбы. Насилие
за насилие.
В России правительство приказало расстрелять рево­
люционеров, а революционеры убрали на тот свет пра­
вительство. И так революционеры будут действовать
всегда: на убийство и насилие они будут отвечать убий­
ствами и насилиями с их стороны.
Эти русские революционеры слова и дела являются
моими товарищами и товарищами всех пятнадцати мил­
лионов социалистов в мире. Мы одобряем все, что делают
наши русские товарищи. Наши русские товарищи соз­
дали боевую организацию. Эта организация осудила дей­
ствия министра внутренних дел Сипягина и постановила
убить его. Его застрелили. Спустя два года они пригово­
рили к смерти другого министра внутренних дел Плеве,
и тоже застрелили его. Она опубликовала свой приговор
и взяла на себя ответственность за это убийство. При­
говор был сообщен всему миру, социалистам всех стран.
Эти последние отнеслись к нему, как к акту правосу­
дия и бесстрашно опубликовали этот документ интер­
национального революционного движения. Они поставили
о нем в известность правящие классы отнюдь не для
того, чтобы похвастаться совершенным деянием или
припугнуть им, а для того, чтобы уяснить іш дух и
сущность мировой революции.
Наступило уже то время, когда мировая революция
стала привлекать внимание. Она проникла во все части
цивилизованного мира. По мере того, как в страну
проникает цивилизация, в нее проникает также и рево­
люция. Не успел замолкнуть последний ружейный вы­
стрел на о. Кубе, как улге там образовались социали­
стические группы. А там, куда социализм ступил уже
ногою, его кулак уже не разжимается, а, наоборот,
с каждым годом сжимается все крепче и крепче.
Как активное движение, социализм стал проявляться
лишь за одно поколение до нас. В 1867 году число
социалистических избирательных голосов во всем мире
94
составляло лишь ЗСГ.ООО, в 1871 г.—100.000, в 1884 г.—
пол-миллиона, 1889 г.—оно перешагнуло через мил­
лион, в 1905 г.—оно насчитывало уже 7 миллионов.
В Америке в 1888 г. было лишь 2.000 социалистиче­
ских голосов, в 1904 г. уже 435.000.
Социализм является исключительно рабочим дви­
жением, восстанием рабочих классов населения. Ра­
бочие всего мира борются как единое целое. Так-на-
зываемий средний класс в этой социальной борьбе
находится в постоянном противоречии с самим собою.
Он доляген постепенно вымирать, несмотря на то, что
статистики утверждают обратное. Этот класс уже выпол­
нил свою историческую миссию быть буфером между
капиталистами и рабочими. Теперь ему не остается
ничего больше, как уйти в небытие.
Естественно, нам будет поставлен вопрос: „К чему
все это нужно?“ Я сно,. что одна только игра ума не
в состоянии вызвать такого революционного движения,
такого единства воли. Очевидно, имеются какие-то бо­
лее глубокие основания для того, чтобы установить
единомыслие среди пятнадцати миллионов людей.
Среди многих обвинений, которые революционеры предъ­
являют капиталистам, имеется одно, на которое капи­
талисты еще ни разу не ответили, да и не могут отве­
тить никогда. До сих пор класс капиталистов всегда
держал в своих руках правительство, и он бесславно,
яіалко не использовал этого обстоятельства. Никогда
прежде в руках господствующего класса не было такого
случая.
В те времена, когда организовывалось современное
общество, класс капиталистов перенял свою власть из
рук феодальной аристократии. Он создал для челове­
чества такой хозяйственный организм, при котором
никто не был в состоянии кричать, так как не был
сыт. Капиталистический класс был слеп в своей жад­
ности. Он болтал об идеалах и о морали, но он ни
разу не призадумался, в своей прожорливости, и не
досмотрел той неповторяемой возможности, которая
была у него в руках. Он слеп до сих пор п не в со­
95
стоянии ни видеть, ни понимать. Пусть яге он выслу­
шает свой приговор-ясный и недвусмысленный.
Соединенные Штаты Америки являются самой раз­
витой промышленной страной в мире, а между тем,
там имеется 10 миллионов людей, живущих в нищете,
10 миллионов людей, не имеющих средств для еды,
Ю миллионов, приговоренных к телесной и моральной
смерти, голодных людей. В этой огромной стране
с цветущей промышленностью имеются мужчины,
женщины и дети, живущие в ужаснейших условиях.
В каждом большом городе имеются отдельные квар­
талы бараков, в которых сотни тысяч и миллионы
людей живут как скоты. Ни один обитатель пещер не
жил в такой постоянной нужде, в какой живут эти
люди, не спал в таких ужасных помещениях, как они,
не подвергался в такой степени заболеваниям, не хирел
так, не работал так долго и так тяжело, как они. Еже­
дневные газеты полны сообщений об этой нищете,
о смертельных случаях, вызванных голодом. Восемь­
десят тысяч людей работают по двенадцати часов
в день, не видя -никогда солнца. Среди них имеются
шестилетние дети, которые уже в течение 11 месяцев
работают в ночной смене. И когда эти дети больны и
не в состоянии итти на работу, тогда особо назначен­
ные для того люди ходят из дома в дом, чтобы выта­
щить их на работу.
Обитатель пещеры должен был воевать с дикими
зверями, которые уяге перевелись в наше’ время; но
для значительного большинства современного челове­
чества жизненные условия гораздо труднее, чем для
обитателя пещер. И дело не только в том, что капита­
листы захватили в свои руки все богатства, а в том,
что они хозяйничали так расточительно и неэкономно,
что не создали достаточных количеств благ. В своей
слепой проягорливости класс капиталистов собрал бо­
гатства лишь для себя, и при этом так плохо хозяй­
ничал, что не использовал, до поразительное™, откры­
вавшихся перед ним возможностей. Именно этот мо­
мент должен быть особенно резко подчеркнут.
OS
 С теми природными богатствами, которыми владеет
мир с изобретенными машинами, с хозяйственной орга­
низацией производства и распределения, всякий разум­
ный и здоровый, рабочий нуяедается лишь в двух или
трех часах нормальной работы в течение дня, чтобы
заработать себе средства на питание, одежду, квартиру
для всех членов своей семьи и даже доставить каждому
из них какое нибудь скромное удовольствие. Недо­
статок и нищета не должны бы были иметь места
в мире. Точно также не было бы детского труда, и муж­
чины, женщины и дети не чахли бы и не умирали бы
так скоро. Человека воодушевляли бы иные чувства,
чем чувства голода. Ученые могли бы изучать законы
природы, а изобретатели применять на практике резуль­
таты трудов ученых, художники могли бы заниматься
украшением жизни, государственные люди--проявлять
свою государственную мудрость. Весь мир вознесся бы
в высь, подобно мощному валу.
Класс капиталистов имел в своих руках эту воз-
можность. Если бы он был не так слеп, так прожорлив,
если бы он лучше хозяйничал, то вся современная ни­
щета не имела бы места. Но он не сумел использовать
этой возможности, обратив цивилизацию в кучу мусора. \
Класс капиталистов не смеет ссылаться на. смягчаю- !
щую вину обстоятельства; ему были хорошо известны
все эти возможности; мудрецы и ученые указали ему
их, обо всем этом написаны книги. И это то еще больше
увеличивает его вину. Он не хотел слышать, он был
для этого слишком жаден.
Капиталисты с бесстыдством заявляли громко и от­
крыто в парламентах, что они не могут обойтись без
детского труда, они успокаивали свою совесть болтов­
ней о морали и об идеалах и допускали, чтобы нищета
среди людей еще больше увеличивалась.
Еще возможно устранить это зло; но класс капита­
листов покачнулся. Теперь выступает рабочий класс.
Он попытается использовать эти возмояшости.
Капиталисты говорят: „рабочий класс не способен
на это“. Рабочий же отвечает: „То что вы не сумели
7 Джек Лопдон— d o s t , 07
сделать нужное, еще не является доказательством того,
что мы не сумеем“. Так говорят пятнадцать миллионов
революционеров, которые верят в свои силы, которые
существуют на самом деле. Их постоянный прирост-
это факт, их стремление разрушить современное обще­
ство--это факт, точно также как факт то, что по своему
численному составу рабочий класс несравнимо больше
класса капиталистов.
Как могут капиталисты, которых меньшинство,
противостоять этой волне революции? С какими сред­
ствами они идут ей навстречу? Организацией союза
работодателей, законными мероприятиями, осуждением
рабочих профессиональных союзов, требованием свобод­
ной конкуренции, жестокой и бесстыдной борьбой за
восьмичасовой день, подкупом учреждений, покупкой
избирательных голосов, полицейскими нагайками и ку­
пленными шрейкбрехерами! Вот те средства, которыми
капиталисты пытаются отразить волну революции.
И они, действительно, неутомимы в этой своей работе.
Но еще и в настоящее время они также слепы в отно­
шении революции, как они были слепы в отношении
той мощи, которая таилась в их руках. Они не видят,
как опасно их положение, они беззаботно идут вперед
и, болтая об идеалах и морали, собирают ягадно мате­
риальные блага в свои карманы.
Ни один свергнутый правитель и ни один правящий
класс никогда не хотели признавать революции, кото­
рая, однако, их свергала. То ate самое происходит и
с классом капиталистов. Вместо того, чтобы попытаться
притти к какому-нибудь соглашению, вместо того, чтобы
устранить самые ужасные притеснения для рабочего
класса, он толкает этот последний на путь революции.
Каждая подавленная забастовка за последние годы,
каждое расхищение кассы профессионального союза
бросали сотни и тысячи рабочих в руки революции.
Когда рабочий убеждается в том, что его союз бессилен
добиться чего-нибудь, тогда он делается революционером.
Он больше не реагирует на звуки сирены, издаваемые
политическими партиями капиталистов.
98
 Голое отклонение всех требований еще никогда не
спасало от революции. Между тем, категорическое от­
клонение—это то единственное, что капиталисты проти­
вопоставляют притязаниям рабочих. Конечно, у них есть
еще пара отживших лозунгов, которые кЬгда то про­
изводили большое впечатление, но теперь утратили
всякий смысл.
Лозунги, провозглашающие права человека и сво­
боду, равенство и братство в духе французской рево­
люции, уяіе не зажигают больше воображения. Они не
производят никакого впечатления на рабочего, голова
которого испытала на себе прелесть полицейской ду­
бинки, на рабочего, потерявшего работу.
Точно также рабочему, спина которого изведала
плетку, конституция Соединенных Штатов не кажется
уже такой славной. „К чорту конституцию“, заявляет
он и делается носителем революции.
Насыщенные властью и собственностью, пьяные от
успехов, размягченные благодаря всевозможному изо­
билию и отсутствию какого-нибудь напряжения, они
висят, как трутни на сотах, пока не придут пчелы-
работницы и не убьют их. Время от времени какой-
нибудь член класса капиталистов начинает ясно раз­
личать надвигающуюся революцию и подымает тревогу.
Но его класс не слушает его. Он заботится лишь об
усовершенствовании организации штрейкбрехеров и о
подготовке серьезного разгрома профессиональных
организаций. Печать в Америке представляет комич­
нейшую картину. Она пытается заставить читателя за­
быть об его человеческом достоинстве. Догматические
иередѳржки в устах невежд вызывают смех у богов,
но плач у людей. Американские издатели продолміают
старую игру и продолжают старые трафареты но по­
воду распределения: люди, мол, не родились свобод­
ными и равными.
Они преподносят все это с такой серьезностью и
ученостью, как будто эти мысли только-что выкованы
в их мозгах. Они очень горды своими старыми идеа­
лами и не реагируют на то, что в широких массах
7 99
им не верят. Они оптимисты и охотно верят в то, что
должно было бы быть.
Революционеры давно перестали быть оптимистами
и верят лишь в то, что есть, а ііе в то, что могло бы
быть.
Время для теоретических рассуждений и бесплод­
ных мечтаний уже прошло. Грядущая революция
это уже факт. Она идет. Пятнадцать миллионов орга­
низованных революционеров страстно проповедуют ре­
волюцию, как Евангелие. Класс капиталистов осужден.
Он был плохим управляющим, и его лишили прав
управления. Эти пятнадцать миллионов рабочих при­
влекут к себе еще всех, вне пх рядов стоящих, ра­
бочих и тогда возьмут власть в свои руки.
Революция идет, она уже здесь. Никто не может
помешать ее приходу.

Мечта Дебса.
И з п рои зведен и я „В ла сть сильных“ (T he S tre n g th of th e Strong).
Я проснулся за час раньше обычного времени. Это
само по себе было необыкновенно, и я лежал, бодр­
ствуя, и ломал себе голову по поводу этого происше­
ствия. Что-то случилось, что-то было не в порядке,
я не знал еще, в чем было дело. Меня давило пред­
чувствие чего-то ужасного, что уже случилось или
должно было случиться. Но что это было? Я старался
докопаться.
Я вспомнил, как многие рассказывали о том, что
перед землетрясением в C.-Франциско в 1906 г. они
проснулись за несколько минут до первого толчка
с таким-же чувством ужаса. Неужели опять произой­
дет землетрясение в С.-Франциско?
Я пролежал с минуту, напряженно выжидая. Но
все было спокойно: стены не рушились, дома не вали­
лись и не обращались в пыль. Все было тихо. Но
в этом-то и было все дело: в тишине! Нет ничего
удивительного в том, что я так придавлен. Удиви-
100
тельнші образом не слышно было шума большого
города.
Обычно в ото время. надземная дорога каждые три
минуты проходила по моей улице. Но вот прошли
десять минут и ни один вагон не прошел. іЦоягет
быть, возникла забастовка трамвайных служащих, поду­
мал я, или случилось какое-нибудь повреждение и
прекратился электрический ток. Но нет, тишина была
как-то особенно глубока. Не слышно было ни грохота,
ни стука колес, ни топота копыт по асфальту. Я на­
жал электрический звонок, чтобы услышать звук его,
хотя я хорошо знал, что звук не дойдет до меня,
если даже звонок в порядке, на высоту трех этажей.
Но звонок работал, так как через несколько, минут
пришел Броун с подносом и с утренней газетой. Хотя
его лицо было так яге непроницаемо, как всегда, я,
однако, тотчас-же заметил какой-то затаенный боязли­
вый свет в его глазах. Я заметил также, что на под­
носе не было сливок.
— Молочник сегодня не доставил молока; пекарь
тоже не доставил хлеба.—Я посмотрел на поднос. На
нем не было свеяшх булок, только два ломтика ста­
рого вчерашнего ржаного хлеба,—для меня это был
самый ужасный хлеб, который я только мог себе пред­
ставить.
—- Сегодня утром ничего не было доставлено,—
оправдывался Броун, но я прервал его:
— А газеты?
— Да, вот единственная газета и то сегодня в по­
следний раз. Завтра газеты не будет. По крайней мере
так написано в ней. Не принести ли вам конденсирован­
ное молоко?
Я покачал головой, удовлетворился черным кофе
и стал перелистывать газету. Заголовки сказали все,
сказали, действительно, слишком много. „Всеобщая
забастовка“—значилось в газете, объявленная во всех
Соединенных Штатах Америки. И газетой приводились
самые уясасные пророчества относительно обеспечения
продуктами больших городов.
101
 Я лихорадочно читал дальше, и мой мозг пронизы­
вали молниеносные воспоминания о прежних рабочих
беспорядках.
Целое поколение организованных рабочих мечтало
о всеобщей стачке. Эта мечта возникла в голове Дебса,
одного нз великих вожаков рабочего движения трид­
цать лет тому назад. Я вспомнил, что в мои студен­
ческие годы я сам писал об этом статью для одного
журнала, статью, которую я назвал „Мечта Дебса“.
И я должен- сознаться, что я очень нсдѳверчиво отно­
сился к претворению в жизнь этой идеи и рассматри­
вал ее в моей статье лишь как мечту Дебса. Но время
и мир шагнули вперед. Гомперса уже больше не
было в живых. Американская федерация труда и Дебс
со всеми его революционными и безумными идеями
уже тоже не существовали, но мечта осталась, и теперь
претворилась в действительность. Но я хохотал, читая
мрачные перспективы, рисуемые газетой. Я был лучше
осведомлен. Я слишком часто видел, как организован­
ные рабочие при стычках были биты. Это вопрос не­
скольких дней—и инцидент будет исчерпан. Это была
всеобщая национальная стачка, и для правительства
ничего не стоило ее подавить.
Я швырнул газету и стал одеваться. Было инте­
ресно пройти по улицам C.-Франциско, когда по ним
не шумят колеса и когда весь город вынужден празд­
новать.
— Простите,—сказал Броун, принеся мои папи­
росы,—г-н Гэрмѳд желал бы с вами переговорить до
вашего ухода.
— Попросите его,—сказал я. Гэрмед был хозяин
ресторана. Уже при входе его я заметил, что он едва
сдерживал свое волнение. Он тотчас же приступил
к делу.
— Что мне делать?—Нам необходимы продукты,
а все кучера наших поставщиков бастуют. Электри­
чество тоже не действует. Я полагаю, что и рабочие
па электрической станции бастуют.
— Открыты ли магазины? спросил я.
102
 — Только маленькие. Приказчики бастуют, и боль­
шие магазины не могут торговать: в маленьких лавках
работают хозяева и члены их семейств.
— Тогда возьмите автомобиль,—сказал я,—съездите
п закупите все, что нужно. Закупите столько, сколько
вам нужно. Купите коробку свеч, нет, купите дюжину
коробок. После того, как это будет сделано, прикажите
Гаррисону подать автомобиль к клубу—не позже один­
надцати часов.
Гэрмед глубокомысленно покачал головой:—Госпо­
дин Гаррисон ушел в профессиональный союз Ш аф­
феров, а я сам не умею управлять автомобилем.
— О!—сказал я,—дело зашло так далеко. Хорошо!
Когда господин Гаррисон вернется, вы можете ска­
зать ему, чтоб он позаботился о другом месте.
— Слушаю.
— Вы, надеюсь, не принадлежите ни к какому про­
фессиональному союзу владельцев расторанов, Гэрмед?
— Нет,—ответил он. — Но даже, еслибы это было
так, я не оставил бы моего господина в беде. Нет,
я бы...
— Хорошо, благодарю вас,—сказал я.
Будьте готовы к отъезду. Я сам буду управлять
автомобилем и я закуплю столько запасов, сколько их
надо бы было для того, чтобы выдержать осаду.
Был чудесный день первого мая. Настоящий май­
ский день. Небо было совершенно безоблачно, не чув­
ствовалось совершенно движения воздуха и было очень
тепло. Много автомобилей было в движении, но все
они управлялись не шофферами, а самими собствен­
никами. На улицах было много народу, но в общем
царила тишина. Рабочие наслаждались чудесным воз­
духом и наблюдали влияние забастовки. Все было так
необычно и вместе с тем мирно. Я даже порадовался
этому. Нервы мои дрожали от внутреннего возбуягде-
ния. Это было как какое-то замечательное приключение.
Я встретил г-жу Чпкеринг. Она сидела на козлах
своего небольшого экипажа. Опа повернула, поехала
мне навстречу и на углу догнала меня.
103
 — Ах, г-н Гарф,—сказала она, — не можете лег вы
мне указать, где бы я могла купить свечи? Я была
уже в дюжине лавок, все свечи распроданы. Это
ужасно. Не правда ли?
Но ее блестящий возбужденный взгляд подчерки­
вал ложь ее слов. Как и все другие, оиа от души за­
бавлялась всем происходившим.
Это погоня за свечами была настоящим приключе­
нием. Только после того, как мы объехали весь город
и попали в южную часть его, в рабочий район, мы,
наконец, нашли пару лавок, где свечп еще ие были
распроданы.
Г-жа Чикеринг находила, что достаточно одной ко­
робки свечей, я же настаивал на том, чтобы она взяла
четыре коробки. У меня был большой автомобиль, и
я нагрузил его двенадцатью коробками. Нельзя было
предвидеть, что еще ждет нас до того времени, пока
забастовка будет закончена. Кроме того, я нагрузил
автомобиль мешками муки, консервами и всем тем,
что нужно для повседневной жизни, что подсказывал
мне Гэрмед, который возбужденно н громко, как ста­
рая боязливая курица, делал заказы приказчикам.
Самым замечательным в атом дервом дне забастовки
было то, что не было пи одного человека, у которого
была бы серьезная боязнь чего-то. Сообщение органи­
зованных рабочих, что они приготовились к тому, чтобы
выдержать забастовку один, два, три месяца, было
встречено со смехом. А между тем, именно в первый
день мы должны бы были обратить внимание на то,
что рабочие в самом деле ие кидались в съестные
лавки за запасами. Конечно, они этого не сделали.
Неделями и месяцами рабочие в полной тайне копили
склады припасов, иоэтому-то они и разрешили нам
ринуться в лавки и даже допустили делать закупки
в рабочих кварталах и опустошать их лавки. Только
после обеда, когда я пришел в клуб, я впервые ощу­
тил испуг. Все было в смятении. Не было вовсе маслин
к коктейлям и все услужение было небрежно и не
приятно. Большинство посетителей было не и духе и
104 :
все были озабочены. Целый хор голосов привет
вал меня, когда я вошел. Генерал Фользом, живот ко­
торого издалека выделялся в нише окна в куритель­
ной комнате, защищался от полдюжины возбужденных
господ, требовавших от него какого-либо активного
вмешательства в ход событий.
Что я могу сделать больше того, что я уже
сделал,—сказал он,—Из Вашингтона не поступило ни­
каких распоряжений. Если кому-нибудь из присутству­
ющих удастся передать телеграмму, я всецело готов
повиноваться тому, что мне прикажут. Но я не знаю,
что можно сделать. Первое, что я сделал сегодня, как
только я услышал о забастовке, это то, что я вызвал
сюда войско из Презпдио — три тысячи человек. Они
охраняют банки, монетный двор, почту, и все другие
общественные здания. Нигде не замечается никакого
нарушения порядка. Бастующие ведут себя вполне
спокойно. Ведь вы же не можете требовать от меня,
чтобы я стрелял по ним в то время, как они мирно
проходят по улице своего лучшего штата с женами
и детьми.
— Хотел бы я знать, как выглядит сейчас Wall
Street,—говорил мимоходом Джимми Уомбольд.
— Скажите, Гарф, — обратился ко мне Аткинсон,—
в порядке ли ваш автомобиль?
— Да,—ответил я ,- н о что случилось с вашим?
— Он испорчен, а все мастерские закрыты. Моя
жена застряла где то в Трюкке, она, вероятно, застряла
в пути. Нет возможности послать ей телеграмму. Она
должна была сегодня вечером приехать. Может быть,
она голодает. Одоляште мне ваш автомобиль.
—• Вы не сумеете переправиться через бухту, —
вмешался Галстед. Паромы не идут. Но я вам что-то
посоветую. Голлиссон, да подите же сюда, Роллиссон.
Аткинсону надо перебраться в автомобиле через бухту.
Его жена застряла в деревне, у Трюкке; не могли бы
вы привезти сюда „Lurlette“ из Тибуропа и на ней
перевезти автомобиль? „Lnrlette“ — это была морская
яхта, вместимостью в двести тонн.
105
 Роллиссон покачал головой:—Нельзя найти ни од­
ного портового рабочего для того, чтобы доставить
автомобиль на борт яхты—даже если бы я привел сюда
„Lurleltc“. Но я не могу этого сделать, так как ко­
манда этой яхты принадлежит союзу моряков, кото­
рая бастует, как и все другие.
— Но моя жена может быть голодает,—продолжал
стонать Аткинсон. Я же поспешил удрать.
В другом конце курительной комнаты я натолк­
нулся на группу, которая в гневном возбуждении со­
бралась возле Берти Месснера. Берти дразнил и ко­
лол их со свойственными ему холодностью и цинизмом.
Берти холодно отнесся к забастовке. Он был пресыщен
всеми, по крайней мере чистыми, сторонами жизни;
грязь жизни его вообще не привлекала. Он обладал
двадцатью миллионами долларов. Все его средства
были надежно помещены, и ему не приходилось ни­
когда в жизни двинуть пальцем для какой-нибудь про­
дуктивной работы — он был наследником своего отца
п двух дядей. Он был всюду, видел все, и испытал
все—только не женился, несмотря на упорную атаку
нескольких сот матерей. Долгие годы он считался луч­
шей партией, однаісоже, ему удалось не быть пойман­
ным. Он был, что называется, вполне пригоден для
брака. Он не только обладал огромными богатствами,
но был также молод и красив и, как я уже сказал,
чист. Он был высок, атлет по сложению; он выглядел,
как молодой светлый бог, который все делал с достой­
ным удивления самоудовлетворением, за исключением
одного: не хотел жениться. И он из ничего создал для
себя нечто. Он не страдал честолюбием, у него не
было никаких страстей и не было желания делать
именно то, что он, собственно, мог сделать лучше
многих других.
— Это восстание! — воскликнул кто-то из этой
группы.
— Нет, я бы не сказал этого, — возразил Берти. Я
все утро был на улице, всюду царит полный порядок.
Я еще никогда не видел более храброго населения.
106
Ругаться совершенно бесцельно. Это вовсе не восста­
ние, это именно то, него хотят эти люди, всеобщая
станка,—и теперь вы втянуты в игру, господа.
— И мы будем играть правильно!—воскликнул Гар-
фельд, один 'из железнодорожных миллионеров. Мы
покажем, этой банде, этим канальям, их надлежащее
место, подождем лишь момента, когда вмешается пра­
вительство.
— Но где же правительство?—вмешался Берти,—оно,
может быть, где-нибудь в другом конце света? Вы не
знаете, что происходит в Вашингтоне. Вы вообще не
знаете, существует ли у нас правительство или нет.
О, не ломайте себе голову над этим, — выпалил
Гарфельд.
— Я-то, в самом деле, ие буду ломать себе голову,—
ответил Берти,—но вы как будто делаете это. Посмот­
рите на себя в зеркало, Гарфельд.
Гарфельд не посмотрелся в зеркало, но еслибы он
это сделал, он увидел бы очень возбужденного госпо­
дина, со спутанными седыми, цвета железа, волосами,
красноватым лицом, злым ртом и дико блуждающими
глазами.
— Это, в самом деле, не хорошо. Я говорил это
вам,—продолжал маленький Гановер, и, судя по его
тону, можно было понять, что он уже бесчисленное
число раз повторял эти слова.
— Вы заходите слишком далеко, Гановер, — возра­
зил Берти. Вы меня утомляете, ребята, вы говорите
постоянно об Open Schop. Вы повредили мою барабан­
ную перепонку вашими постоянными разговорами об
Open Schop и о праве человека на работу. Уже долгие
годы вы пытаетесь оседлать все того же коня. Рабо­
чие пе делают ничего дурпого, объявив стачку. Этим
обстоятельством они не нарушили пи бояіьнх, ни че­
ловеческих законов. Ведь эта история не стоит того,
чтобы о ней разговаривать. Вы придавили рабочих, вы­
жав из них все соки, теперь же рабочие сбрасывают
вас, и пьют вашу кровь, Это, собственно, все. и ото
заставляет вас так визжать от возмущения.
] 07
 Вся группа ожесточенно отрицала то, что они вы­
жимали соки из рабочих.
— Нет!—воскликнул Гарфельд,—мы всегда делали
только добро для рабочих. Мы вовсе не выжимали из
них все соки, напротив, мы всегда давали им возмож­
ность заработать себе на жизнь. Мы им давали работу.
— Что было бы с рабочими в настоящее время,
если бы пас не было?
— Было бы много лучше, — издевался Берти,—Вы
давили и эксплоатировали их, когда только к этому
представлялся случай, и вы всегда искали его.
— Нет, нет,—отрицали они.
— Вспомните забастовку возчиков в Сан-Франци­
ско,—продолжал невозмутимо Берти. — Союз работода­
телей привлек их к суду. Вы это знаете. И вы хорошо
знаете, что мне это тоже известно, так как я находился
среди вас в этом яге помещении и слышал, как вы
обсуждали этот вопрос и делились меягду собою но­
востями о ходе этой борьбы. Сначала вы довели до
забастовки, а затем вы подкупили бургомистра и на­
чальника полиции и подавили забастовку. Это было
прекрасное зрелище — подавление забастовки воз­
чиков.
— Погодите, я еще не кончил. Впервые в этом году
рабочий кандидат в Колорадо был выбран губернатором.
Его не утвердили. Вы знаете, почему. Бы знаете, каким
образом друзья человечества и капиталисты в Колорадо
добились его неутверждения. Это тоже был один из
случаев, когда вы победили и надули рабочих. Пред­
седателя союза горнорабочих вы упрятали на три года
в тюрьму, ложно обвинив его в убийстве, а когда вы
добились этого и убрали его с вашего пути, тогда вы
разгромили весь союз горнорабочих. Вы согласитесь со
мной, что это означает надувать рабочих. Втретьих, вы
заставили признать прогрессивный подоходный налог
противоречащим смыслу конституции—это тоже была
ложь. Точно так ясе вы поступили на последнем кон­
грессе с законом о восьмичасовом рабочем дне.
108
 И, наконец, высшим пунктом вашей лжи было откло­
нение принципа „Closed-Schop“. Вы знаете, как это
случилось. Вы подкупили Фарбурга, последнего пред­
седателя старого американского префессионального
союза рабочих. Он был вашим ставленником или, вер­
нее, ставленником всех трестов и союзов предпринима­
телей, что, собственно, то же самое.
Фарбург предал забастовщиков. Вы победили, а ста­
рые американские профессиональные союзы погибли.
Это вы имеете на своей совести, ребята; но тем самым
вы погубили и себя. На обломках погибших союзов
выросла I W. W., величайшая и сильнейшая рабочая
организация из всех, которые когда бы то ни было суще­
ствовали в Соединенных Штатах.
И вы сами повинны в ее существовании, точно так же
как вы повинны в сегодняшней всеобщей стачке. Вы
разрушили все старые союзы, кинули рабочих в объятия
I. W. W., а I. W. W подготовила всеобщую стачку,
лозунгом которой все еще остается Closed S hop >)•
И после всего этого вы еще можете стоя'ть здесь и
заявлять мне открыто, что никогда не притесняли ра­
бочих, никогда не обманывали их. Фу!
На этот раз никто не отрицал того, что говорил
Верти. Только Гарфельд пытался защищаться.
— Мы не делали ничего такого, чего мы не должны
были делать, если хотели одержать победу.
— Я не говорю об этом,—сказал Берти.

') O pen-Schop (откры тое п редп риятие). Э тим термином обо­

зн ачаю т в А м ерике право работод ател я б рать на рабо ту всякого
рабочего, не только рабоч его ч л ен а п роф ессионального сою за.
Р абоч и е ж е доб иваю тся п ровед ен и я противополож ного п ри н ­
ципа.
C losed-Schop, в си лу которого работод атели долж ны быть
вы н уж дены к том у, чтобы брать на работу и склю чи тельно
орган и зован н ы х рабочи х, членов п роф есси он альн ы х сою зов
Эти два приц и па: O pen-Schop или C losed-Schop стали л о зу н ­
гам и соц иальн ой борьбы в течен и е последних десяти лети й .
I. W . W.—In d u s tria l W orkers of th e ^ѴогЫ—И н д устри ал ьн ы е
Рабочие М ира—И. Р. М.
109
 — Меня возмущает только ваше теперешнее негодо­
вание, в то время как вы получили лишь маленькую
ложку вашего собственного лекарства.
— Сколько стачек удалось вам подавить тем, что вы
вынуждали голодать рабочих? Теперь, наконец, рабочие
нашли способ, как заставить вас голодать. Они доби­
ваются Closed-Schop и если им удастся путем вашего
измора добиться этого, они сделают это.
— Я позволю себе заметить, что вы сами исполь-
зовывали прежде все эти подвохи в отношении рабо­
ч и х —сказал Брендвуд, один из умнейших и хитрей­
ших юристов нашего клуба,—„вору потакать, то же, что
самому воровать“,—съязвил он. Хотя вы и не принимали
участия во всех делах, о которых вы рассказываете,
но вы спокойно положили себе в карман свою долю
прибыли.
— Это не имеет никакого отношения к делу,—ска­
зал медленно Берти.—Вы поступаете точно так яіе, как
Гановер, который стремится перенести вопрос в область
морали. Я не говорил о том, что то или иное справедливо
или несправедливо. Все это плохо, я знаю; но то един­
ственное, на чем я останавливаюсь, это то, что вы него­
дуете сейчас, в тот момент, когда вас самих ухватили
за горло. Конечно, я извлек свою выгоду из всего этого
надувательства и, благодаря вам, господа, мог избежать
всей той грязной работы, которая была сопряжена
с успехом этого надувательства. Вы сделали это за
м еня-ах, поверьте мне, не потому, что я добродетельнее
вас, а потому, что мой отец и его братья оставили мне
кучу денег, которыми я оплатил грязную работу.
— Если вы превратно толкуете наши слова...—начал
возбужденно Брендвуд.
— Погодите, не валяйте дурака,—прервал его грубо
Берти —-В обществе воров нечего скрываться. Разыгры­
вать благородных,—это годится для печати и воскрес­
ных школ; но оставьте эту манеру, бога ради, когда
мы находимся в своем обществе. Вам известно и мне
тоже известно, как спекулировали во время последней
110
стачки строительных рабочих, кто давал деньги, кто
проделал всю эту работу и кто взял себе барыши.
Брендвуд густо покраснел,—Но поскольку мы не
говорим о морали, мы все висим на той лее веревке,
и лучше всего нам оставить мораль в покое. Я повто­
ряю еще раз: продолжайте ту же игру, продолжайте ее
до конца, но ие негодуйте, если при этом и вы теряете.
Когда я покинул эту группу, Берти вновь оратор­
ствовал, рисуя им всю серьезность положения и указы­
вая на то, что уже за это короткое время чувствуется
большой недостаток в съестных припасах. Он спраши­
вал их, что они намериваются делать. Спустя некоторое
время я встретил его у выхода, собиравшегося уходить,
и взял его в свой автомобиль.
— Это генеральный бой,—эта всеобщая стачка,—ска­
зал он в то время, как мы проезжали по переполненным,
но совершенно спокойным улицам.—Тяжелый бой.
Совершенно неожиданно рабочие нашли наше самое
уязвимое место—желудок. Я уезжаю из Сан-Франци-
ско. Гарф, послушайтесь меня и уезжайте тоже, куда-
нибудь на лоно природы. Там в глуши вы переживете
это время. Захватите запас провианта и укройтесь где-
нибудь в палатке или в деревенском домике. Здесь же
такие люди, как мы, скоро вынуждены будут голодать.
Я никак не мог бы предположить, как прав был
Берти Месснер. Я решил, что он большой пессимист.
Я сам хотел остаться и быть зрителем этой шутки.
Когда я высадил его у его дома, я опять отправился
в город наблюдать эту охоту за съестными припасами.
К моему удивлению я узнал, что даже маленькие лав-
ченки, в которых я был сегодня утром, уже распродали
свои запасы. Я, однако, продолжал свои изыскания до
Ботреро и имел счастье раздобыть еще коробку свечей,
два пакета пшеничной муки, 10 фунтов ржаной муки
(для прислуги), жестянку с маисом и две жестянки
томатов.
Все указывало на то, что мы, временами, вероятно
будем нуждаться в еде и я радовался тому запасу,
который я сделал.
Ш
 На следующее утро я, по обыкновению, получил
спой кофе в кровати, но еще больше, чем о сливках,
я сокрушался об отсутствии газеты.
Эта неизвестность об всем, что творится на свете,
казалась мне особенно ужасной. В клубе не было ничего
нового. Ридер прибыл на своем баркасе из Оклэнда,
Галешед побывал на своем автомобиле в Сент-Хозс.
Как они рассказывали, там было все точно так же, как
и в Сан-Франциско. Все было парализовано стачкой.
Все жизненные припасы- были раскуплены имущими
классами. Всходу царил полный порядок. Но что еще
произошло в стране—в Чикаго? в Нью-Йорке? в Вашинг­
тоне? Вероятнее всего, там было то же, что и у нас; так
мы думали, по крайней мере.
Но то обстоятельство, что мы толком ничего не знали,
очень волновало нас.
Генерал Фользом сообщим кое-какие новости. Была
сделана попытка посадить военных телеграфистов за
аппараты, но провода были срезаны по всем направле­
ниям. До сих пор нто было первое неправомерное дей­
ствие, и генерал был убежден в том, что это было сде­
лано со всеобщего одобрения.
Он хотел снестись но телеграфу с военным сто­
рожевым постом в Беницио — на этом пути, вплоть
до Сакраменто, телеграфные линии охраняются вой­
сками. На одно мгновение они соедЕнились с Сакра­
менто, но дальше, очевидно, провод вновь был где-то
срезан. Генерал Фользом предполагал, что подобные
попытки получить связь, вероятно, делались на всем
континенте, но он не имел ни малейшего представле­
ния о том увенчались ли эти попытки успехом. Он
очень сердился по поводу того, что провода были
перерезаны; он полагал, что это лишь одно из звеньев
в цени продуманного рабочего заговора. И он очень
сожалел о том. что правительство до сих пор не осу­
ществило системы беспроволочных установок во всей
стране.
Дни проходили один за другим, и одно время было
даже скучно. Не было ничего нового. Первое возбу­
112
ждение улеглось. Улицы уже не были так полны паро­
дом. Рабочие не направлялись уже в другие районы
города, чтобы наблюдать, как мы боремся со стачкой,
автомобили не мчались уже в таком количестве по го­
роду. Починочные мастерские и гаражи были закрыты,
и как только автомобиль получал повреждение, при­
ходилось лишаться его. У меня тоже случались по­
ломка п я не мог нп за деньги, ни за доброе слово
произвести нужную починку. Я вынужден был, подобно
другим, ходить пешком. Сан-Франциско как будто бы
был изолирован, как бы замер. Мы ие знали, что де­
лается в других частях страны. Но уже из того обстоя­
тельства, что мы этого не знали, мы допускали, что
они былп в том же положении, что и Сан-Франциско.
Время от времени появлялись в городе воззвания орга­
низованных рабочих—они были напечатаны много ме­
сяцев тому назад и ясно показывали, как внимательно
I. W. W. готовились к стачке.
Каждая мелочь была предусмотрена задолго до
стачки. До сих пор не было нп одного насильственного
действия, за исключением того, что солдатами было
застрелено несколько человек при обрезании телеграф­
ных проводов. Но население пригородов голодало и
начинало проявлять беспокойство. Деловые люди, мпл-
лионеры и представители различных профессий соби­
рались принимать резолюции, но не было никакой воз-
мояшости их опубликовать. Их нельзя было напечатать.
Результатом этим собраний было, однако, то, что ге­
нерал Фользом решил занять войсками все большие
торговые дома и все лучшие зерновые и продуктовые
магазины. Это было как раз своевременно, так как
в богатых домах уже ощущался недостаток и прихо­
дилось стоять в очереди за хлебом. Я знал, что лица
моих слуг стали вытягиваться и можно было притти
в ужас от той дыры, которую они уже сделали в моих
запасах.
На самом деле: я полагаю, что каяэдый из моих
слуг обкрадывал меня и из моих запасов уготовлял
запас для себя.
8 Д ж ек Л ондон— п оэт. 113
 Но стояние в очереди за хлебом создало новое за­
труднение. В Сан-Франциско были лиш ь определенные
ограниченные запасы продуктов и, в самом лучшем
случае, их могло хватить ненадолго. У организованных
рабочих были свои магазины, тем не менее они тоже
становились в очереди.
В результате всего этого было то, что средства пи­
тания, реквизированные генералом Фользомом, лсче-
зали с опасной" быстротой. Как солдаты могли отли­
чить плохо одетого человека из средних классов от
члена I. W. \Ѵ. или от человека, снующего по всем
лавкам и захватывавшего все, что он только мог?
Как первый, так и последний доляшы были есть,
но солдаты не зиали в лицо всех членов I. W. W., их
жен, дочерей и детей. При помощи приказчиков не­
сколько человек, принадлежавших к союзу, были уда­
лены из рядов, но это мало помогало делу. Хуяіе всего
было то, что казенные буксиры, которые должны были
доставить провиант из военных депо, расположенных
в Мери-Айлэнд, к Ангель-Айлэнд нашли эти депо
пустыми. Солдаты должны были получать свою еду из
реквизированных запасов и, естественно, они получали
ее в первую очередь.
Начало конца стало уже чувствоваться. Ііачалщіь
случаи насилия. Закон и порядок стали нарушаться
и, доляген сознаться, они одинаково нарушались, как
чернью, так и высшими классами. Только организо­
ванные рабочие продолжали соблюдать полный порядок.
Они могли это сделать, у них были запасы еды. Я вспо­
минаю, как однажды после обеда я застал шепчущи­
мися в одном из уголков клуба Галстеда и Брендвуда.
Они привлекли меня к затеваемому ими предприятию.
Автомобиль Брендвуда еще был в ходу и они хотели
похитить корову. Галстед имел большой нож мясника
и секач. Мы отправились за черту города.
Там и тут паслись коровы, но их охраняли их хо­
зяева. Мы поехали дальше, на восток от города, и
у холмов мы встретили корову, .которую стерегла ма­
ленькая девочка. При корове был и теленок. Мы не
114
теряли времени на обсуждение. Маленькая девочка
с криком убежала, в то время как мы зарезали корову.
Я не останавливаюсь на мелочах—в них было мало
красивого, мы не были привычны к такой работе и
сделали все это очень неискусно.
Но в разгар работы, которую мы, гонимые страхом,
делали очень быстро, мы увидели, что по направлению
к нам бежит толпа людей. Мы бросили нашу добычу
и пустились бежать. К нашему удивлению, нас не пре­
следовали. Когда мы оглянулись, мы увидели, как
люди лихорадочно делили корову.
У них были те же намерения, что и у нас. Мы ре­
шили, что тут хватит для всех и вернулись обратно.
Последовавшая затем сцена не поддается описанию.
Мы дрались и ругались за каждый кусок, как дикари.
Брендвуд, как я вспоминаю, был настоящим зверем,
он ругался и хватал части коровы и угрожал убий­
ством, если мы не получим нашей доли.
Мы получили нашу долю, но вдруг эта сцена была
вновь прервана. На этот раз это был наряд стражи из
членов I. W. W.
Их привела маленькая девочка-. Они были воору­
жены нагайками и дубинками, их было очень много.
Девочка бегала вокруг, плача и крича:—держите их,
держите их. Вот этот в очках—он сделал это! Разбейте
ему рожу.—Человек в очках—это был я, и они разбили
мне рожу. К счастью, у меня хватило присутствия духа
снять сначала очки." Боже мой! Мы были избиты
по всем направлениям. Брендвуд, Галстед и я побе­
жали к автомобилю. У Бредвуда нз носу текла кровь,
а щека Галстеда была разрезана нагайкой.
II вот, когда преследование прекратилось и мы до­
бежали до автомобиля, мы нашли теленка, который от
страха спрятался за автомобиль. Брендвуд как тигр
или волк бросился на теленка. Ножи мы оставили на
поле битвы, но у Брендвуда были еще его руки и он
навалился на теленка и задушил его. Мы бросили тушу
в автомобиль, покрыли ее пальто и удрали, напра­
вляясь домой. По пути у вас лопнула шина. Мы ие
8* 115
могли ничего- сделать, начинало темнеть. Мы вы­
шли из автомобиля. Брендвуд поплелся, кряхтя и
взвалив теленка, покрытого пальто, на плечи. Мы
попеременно несли теленка и это нас почти убило.
Ко всему этому мы заблудились. И, наконец, после
многих часов утомительного блуящания, мы наткну­
лись на банду людей I. W. W. Эго не были члены
I. W. W., но они были, очевидно, так же голодны,
как и мы. Коротко говоря, они получили теленка, а
мы побои. Брендвуд все время неистовствовал, как
сумасшедший, да он и выглядел таковым в своем
разорванном платье, с распухшим носом и воспален­
ными глазами.
С кражей коров было покончено. Генерал Фользом
выслал свои войска и реквизировал всех коров; его
солдаты вкупе с милицией питались, главным образом,
реквизированным мясом. Генерала Фользома нельзя
было порицать. На его обязанности лежало поддержи­
вать законность и порядок. Он осуществлял это при
помощи своих солдат и естественно должен был их
кормить в первую голову.
Приблизительно к этому времени началась паника.
Богачи разбеягались, чернь тоже заразилась страхом
и все стали покидать в диком бегстве город. Генерал
Фользом был рад. Предполагали, что около 200.U00
человек покинули город и, таким образом, вопрос о
пропитании значительно облегчался. Я очень хорошо
помню этот день. Утром я съел кусочек черствого
хлеба. После обеда я большую часть времени простоял
в очереди за хлебом и с наступлением сумерек, я
усталый и несчастный вернулся домой, выстояв в оче­
реди лишь горсточку рису и кусочек ветчины. У дверей
я встретил Броуна. Черты лица его вытянулись, глаза
впали. Он сообщил мне, что все мои слуг удрали.
Остался лишь он один. Я был тронут его преданностью
и когда я узнал, что он целый день ничего не ел, то
разделил с ним то немногое, что я имел. Мы сварили
половину имевшегося у нас риса и половину ветчины,
честно разделили это и припрятали часть еды на завтраш­
не.
нее утро. Я лег спать голодный и всю ночь беспре­
рывно ворочался в постели.
На следующее утро я увидел, что также и Броун
покинул меня и, что было хуже всего, он похитил
остатки риса и ветчины.
Несколько печальных фигур собрались в это утро
в клубе. Услуги не было никакой. Последний из слуг
тояіе исчез. Я заметил, что исчезло серебро и узнал,
каким образом оно исчезло. Я полагаю, что прислуга
забрала бы серебро с собою, если бы члены клуба не
опередили бы ее и не сделали бы этого сами.
Они распорядились этим серебром очень просто.
В юяшой части Market Street, в поселках 1. W. \Ѵ.
жены рабочих I. ЛѴ. \Ѵ. дали им за это серебро обиль­
ную еду.
Я отправился домой. Увы, мое серебро исчезло,
остался лишь тяжелый кувшии для воды. Я взял его
и поиес в M arket Street.
После еды я почувствовал себя лучше и вновь по­
шел в клуб, чтобы узнать, нет ли там каких-либо но­
востей. Гановер, Коллинс и Дакон как раз собирались
уезжать. Кроме их, по их словам, в клубе не было
никого. Они предложили мне сопровождать их. Как
они сообщили мне, они собирались покинуть город на
лошадях Дакона, была еще одна лишняя лошадь, ко­
торую они предложили мне.
У Дакона были четыре прекрасные выездные ло­
шади, которых он хотел спасти, так как генерал Фоль­
зом дал ему понять, что на следующее утро все ло­
шади, находящиеся в городе, будут реквизированы
для убоя. Б городе было немного лошадей, так как
еще в первые дни, когда не стало хватать сена и овса,
десять тысяч лошадей погнали в деревню и пустили
на волю.
.Я знаю, что Вирдаль, который был участником
больших перевозочных предприятий, отпустил 3.000 ло­
мовых лошадей. При средней цепе в пятьсот долла­
ров - это уже составляло 1.500.000 долларов. Он надеялся,
по окончании стачки, получить их обратно, но он не полу-
117
тіил ни одной лошади. Все они были съедены бежен­
цами из Сан-Франциско. Уже дошло до того, что стали
убивать для еды мулов и воинских лошадей.
По счастливому стечению обстоятельств, у Дакона
оказался большой" запас сена и овса в его конюшнях.
Нам удалось раздобыть четыре седла. Лошади были
бодры и веселы, хотя они не привыкли к тому, чтобы
па н и х ездили верхом. Когда мы проезжали по улицам
C.-Франциско, я подумал о том, как выглядел С.-Фран-
циско в дни землетрясения. Но Сан-Франциско тех
дней пельзя было сравнивать с Сан-Франциско се­
годняшнего дня. Не природная стихия создала эту кар­
тину города, а лишь тирания профессиональных союзов.
Мы проехали через Union Square и через районы,
в которых помещались театры, отели и магазины.
Улицы были совершенно пустынны. То тут, то там по­
падались покинутые автомобили—от порчи-ли, от не-
достатка-ли бензина. Не было заметно никаких при­
знаков ягизни, если ие считать полицейских п солдат,
которые охраняли банки и общественные здания. Од­
нажды мы проехали мимо члена I. W. W., который
расклеивал последнее воззвание. Мы остановились.
„Мы продолжаем забастовку“, писали они—„и мы бу­
дем продолжать ее до конца. Конец наступит тогда,
когда наши требования будут удовлетворены, когда мы
измором заставим сдаться наших работодателей, кото­
рые прежде тем же путем заставляли сдаваться нас“.
— Это, ведь собственно, подлинные слова Мес-
сенера,- -сказал Коллин.
— Я с своей стороны готов сдаться,—продолжал
он,--еслибы они только предоставили какую-нибудь
возможность для этого. Я хотел бы знать, каков вкус
лошадиного мяса.
Мы вновь остановились, чтобы прочесть другое воз­
звание. „Как только мы убедимся, что работодатели
готовы сдаться, мы вновь восстановим все телеграфные
линии и поставим об атом в известность все союзы
работодателей. Но мы пропустим лишь те сведения,
которые будут иметь отношение к окончанию борьбы“.
г is
 Мы направились дальше, перерезали Market Street
и скоро очутились в рабочем квартале. Тут улицы не
были нусты. Члены 1. АѴ. w . толпились группами на
улицах. Веселые упитанные дети играли тут же, а
толстые женщины сидели на ступеньках лестниц и
болтали между собою. Все весело смотрели па нас.
Маленькие дети бежали за нами, крича: „Эй, вы, го ­
сподин, пе хотите ли вы поесть?“ А одна женщина,
державшая на руках грудного ребенка, кричала Да-
коиу вслед:
— Послушай, ты, толстяк, я дам тебе поесть за твою
лошадь—ветчину и картошку, смородинное варенье,
белый хлеб, соленое масло п две чашки кофе.
— Обратили-ли вы внимание на то,—обратился ко
мне Гановер,—что за последние дни не встретишь на
улице ни одной заблудившейся собаки?
Я, конечно, заметил это, но не остановился на этом
явлении. Наступило уже самое предельное время для
того, чтобы покинуть этот несчастный город. Сначала
мы добрались до дороги San-Bruno и оттуда направи­
лись на юг. У меня было поместье недалеко от Менло
и туда-то мы и хотели направиться. Но скоро мы убе­
дились, что в деревне было еще хуже и еще опаснее,
чем в городе. В городе солдаты и рабочая стража из
членов I. W. W. поддерживали порядок, но в деревне
царила полная анархия.
Двести тысяч человек покинули Сан-Франциско и
многочисленные следы указывали на то, что их бегство
по своим результатам для этой местности было подобно
опустошительному действию саранчи. Все было съедено.
Не обошлось без борьбы и без хищений. То тут, то
там мы наталкивались на трупы на окраинах дороги
и на еще дымящиеся руш ш крестьянских домов. Все
изгороди были сломаны. Хлеб истоптан. Вся зелень
была вырвана из гряд голодными зверями. Коровы и
другие домашние животные были убиты. Так выгля­
дели все дороги, отходящие от Сан-Франциско. Там и
тут, в стороне от дорог, фермеры еще защищали, с ору­
жием в руках, свои владения. Когда мы проезжали
119
мимо, они прогнали нас и даже не захотели с нами
разговаривать. И все эти разрушения п насилия про­
изводились в одинаковой степени, как чернью, так и
высшими классами.
Члены I. W. W., имевшие запасы, спокойно оста­
вались в городах.
Очень скоро убедились мы в том, как ужасно было
положение вещей. Направо от пас раздавались выстрелы
и крики. Пули летали мимо нас в угрояшощей бли­
зости. В кустах что-то зашумело. Затем через дорогу
промчалась и быстро исчезла прекрасная черпая вы ­
ездная лошадь. Мы едва успели заметить, что она исте­
кала кровью и хромала. За нею гнались три солдата.
Погоня за лошадыо прекратилась за деревьями налево.
Нам было слышно, как солдаты переговаривались между
собою. Четвертый солдат выскочил справа па дорогу,
присел на камень и стал вытирать пот с лица.
— Милиция,—шепнул Дакон,—дезертиры.
Человек заговорил с нами и попросил спичку. На
вопрос Дакона, что случилось, он рассказал нам, что
солдаты милиции дезертировали. — Нет вовсе про­
вианту,—объяснил он,—Они отцают все регулярным
войскам.—Мы узнали от него также и то, что военно­
пленные нз Алькатраца были выпущены па волю, так
как их нечем было кормить.
Картину, которая в следующее мгновение развер­
нулась перед нами, я не забуду никогда в жизни. Это
случилось при одном из поворотов дороги. Над нами
расстилались деревья. Солнечные лучи пробивались
сквозь ветви их. Бабочки летали вокруг и с полей до­
носилось пение жаворонков. И вдруг перед нами пред­
стал большой экипаж для туристов. Возле пего и в нем
лежало множество трупов. Историю его можно было
угадать. На его седоков напала чернь и убила их.
Это произошло, вероятно, в последние 24 часа. Рас­
крытые коробки мясных и фруктовых консервов объ­
яснили причину нападения. Дакон стал рассматривать
трупы.
— Я так и думал,—-сказал он.
12 0
 — Я тоже ездил однажды в этом экипаже. Пер-
ритон—вся семья их, погибла. Мы должны быть на­
стороже.
— Да, но у нас нет никаких съестных припасов,
которые служили бы приманкой для черни, — возра­
зил я.
Дакои указал на лошадь, на которой он ехал, и я
понял его.
На утро лошадь Дакона потеряла додкову. Нежное
копыто получило трещину и к полудню лошадь стала
хромать. Дакон не хотел ни ехать вперед, ни оставить
лошадь в беде. По его настоятельной просьбе мы дви­
нулись дальше. Он хотел привести лошадь на поводу
и мы должны были встретиться в моем поместье. Мы
виделись в последний раз. Равным образом нам не
удалось впоследствии узиать подробностей его смерти.
Около часа мы добрались до Мерло, или, вернее, до
того места, где находился этот город, теперь перед
нами были лишь одни руины. Повсюду валялись трупы.
Кварталы, где помещались магазины и виллы, сгорели
до-тла. Кое-где попадались еще одинокие виллы. Но
приблизиться к ним было невозможно. Стоило нам
подойти, как оттуда начинали стрелять. Мы встретили
женщину, которая бродила по дымящимся руинам
своего дома. По ее рассказам, первое нападение было
совершено на магазины. Во время ее рассказа у нас
сложился ясный образ бушующей, жадной и голодной
черни, которая напала на ряд этих маленьких городив.
Миллионеры и бедняки дрались из-за продуктов, сна­
чала плечом к плечу, а потом, получив их из мага­
зинов, стали драться друг с другом за обладание ими.
Нале Альто и университет в Штандфорде были,
как мы узнали впоследствии, разрушены таким же
образом.
Перед нами была голая опустошенная местность.
И мы считали правильным направиться в мое имение.
Оно было расположено в трех милях к западу.
Когда мы поехали дальше, мы увидели, что опу­
стошение коснулось не только главных улиц. Аван­
121
гард беженцев придерживался больших дорог и гра­
бил попадавшиеся им на пути города. Шедшие за
ними, наоборот, рассеялись по дорогам и, подобно
огромной метле, вымели начисто всю местность. Мой дом
был построен из массивных стен к обложен кирпичем
и поэтому мог противостоять огню. Но он был целиком
ограблен. На ветряной мельнице мы нашли труп са­
довника. Возле него валялись патроны. Он, очевидно,
за дорогую цену отдал свою жизнь. Но мы не могли
найти никаких следов пребывания двух итальянцев-
рабочих, экономки и ее мужа. В имении не осталось
ничего яшвого. Телята, жеребята, птица—-все исчезло.
Кухня и камины, на которых чернь готовила свою
еду, были в ужасном состоянии, а следы костров сна­
ружи давали картину того, какое количество людей
тут обжиралось и проводило ночь. То, чего они не
сожрали, они взяли с собой. Для нас не осталось ни­
чего.
Весь остаток ночи мы напрасно прождали /Дакона,
а на утро мы отогнали нашими револьверами с пол­
дюжины мародеров. Потом мы убили одну из лошадей
Дакона и отложили ту часть мяса, которую мы не
могли употребить тотчас же. После обеда Коллинс по­
шел прогуляться. Однако, обратно он не вернулся. Это
было для Гановера последним ударом. Он хотел бе-
жать, безразлично куда, и мне лншь с большим тру­
дом удалось убедить его дояадаться рассвета. Я сам
был убежден, что конец всеобщей стачки уяге близок
и решил вернуться в Сан-Франциско. Мы рано утром
отправились вместе.
Гановер взял с собою пятьдесят фунтов конского
мяса, которое он припрятал под седлом и направился
на юг. Маленький Гановер спасся в конце-концов.
И я убежден, что он теперь до конца своей жизни
будет докучать вам рассказами о своих приключениях.
Я ехал по главной улице до Бельмонта, тут трое
милиционеров отняли у меня мою конину. Положение,
по их словам, не изменилось. Лишь стало еще хуже.
Членьт Т. W. W. имели столько запасов, что могли вы ­
122
держать еще долгие месяцы. Мне удалось добраться
до Бадена. Тут дюжина людей отняла у меня мою ло­
шадь. Двое из них были полицейские из Сан-Фран­
циско, остальные регулярные солдаты. Это наводило
на грустные размышления. Положение, значит, дей­
ствительно крайне обострилось, если уж регулярные
войска стали дезертировать.
К тому времени, когда я пешком отправился дальше,
они уж е развели огонь, и последняя из лошадей Дакона
лежала уже убитой.
Я имел несчастье разбить себе ногу и добрался
лишь до южной части Сан-Франциско. Там я проле­
жал почь в какой-то конуре, дрожа от холода и пылая
от внутреннего жара. Два дня я нролеяіал там, не
имея снл двинуться дальше, а на третий день я, ка­
чаясь и хромая, на импровизированном костыле, до­
брался до Сан-Франциско. Как во сне, я проходил
мимо сотен регулярных солдат, которые двигались
в обратном направлении, и мимо множества полицей­
ских с их семьями, которые соединились в большие
группы для взаимной обороны.
Когда я добрался до города, я вспомнил о доме
рабочего, в котором я продал свой серебряный кувшин,
и голод вновь погнал меня туда.
Когда я пришел туда, уже вечерело. Я разыскал
эту улочку и взобрался но черной лестнице, на кото­
рой я, однако, свалился от бессилия. Мне удалось, при
помощи костыля, добраться до двери и постучать
в нее. После этого я, вероятно, потерял сознание, по­
тому что, придя в себя, я увидел себя в кухне, с мокрым
лицом; мне пытались влить виски в горло, чтобы при­
дать мне немного сил. Давясь и кашляя, я попытался
заговорить. Я сказал им, что у меня больше нет сере­
бряных кувшинов, но позднее я мог бы им доставить
их, если бы только они накормили меня. Но женщина
прервала меня:
— Ах, вы, бедняга! Разве вы еще ничего не знаете?
Стачка закончилась сегодня вечером. Конечно, мы на­
кормим вас.
123
 Она хотела открыть коробку с копченой ветчиной
н начать ее жарить.
— Пожалуйста, дайте мне немедленно что-нибудь
поесть,—попросил я; и я стал есть сырую ветчину
с хлебом в то время, как ее муж рассказывал, что
капиталисты удовлетворили требования I. ЛѴ. W. Теле­
графные линии тотчас же после обеда восстановили
свою работу п выяснилось, что союзы работодателей
сдались повсюду. В Сан-Франциско, собственно, не
оказалось уже никаких работодателей, но генерал Фоль­
зом говорил от их имени. Поезда и пароходы должны
с завтрашнего дня вновь пойти. И постепенно должен
опять начать работу весь механизм жизни.
Таков был конец всеобщей забастовки. Никогда я
не тосковал о новой всеобщей стачке. Она была хуже,
нежели война. Всеобщая забастовка—это нечто страш­
ное и противоречащее морали и мозг человеческий
должен суметь направить свою деятельность на нечто
более благоразумное.
Гаррисон до сих пор остается моим шоффером. Это
было одно из условий партии I. W. W .—все члены ее
должны были быть вновь взяты на работу. Броун ни
разу больше не являлся. Но все остальные слуги
опять у меня. Я не принял очень горячо к сердцу их
поступка и не настаивал на их увольнении: бедные
ребята были сами в таких тисках, когда оставили меня,
забрав мои припасы и мое серебро. Теперь же я и
вовсе не могу им отказать. Они все вступили в члены
I. W. W. Человеческая сила не может противостоять
хирании организованных рабочих.
Что-то должно еще случиться....
 ОГЛАВЛЕНИЕ.

СТР.

Общ ественные к л а сс ы в А м е р и к е ..................................................... 5

С оциальная л и т е р а т у р а в А м е р и к о ................................................ 10
Как рос и р а з в и в а л с я Д ж ек Л о н д о н ............................................ 13
Как Д ж ек Л ондон стал с о ц и а л и с т о м ............................................ 18
И что ж и зн ь д а л а е м у ........................................................................ 23
Д ж ек Лондон п р о б и в а е т с я ................................................................. 33
Д ж ек Лондон лю бимец п у б л и к и ........................................................ 37
Д ж ек Лондон как с о ц и а л и с т ......................................................... 40
Д ж ек Лондон к ак товари щ и чел овек н а пороге нового
в р е м е н и ............................................................................................. 45
Общий в з г л я д н а п рои зведен и я Д ж ека Л о н д о н а ...................... 49
Вы держ ки и з п роизведен ий Д ж ека Лондона:
Д ан и эл ь Г а л л э н ............................................................................ 54
Д ен ь коронования английского короля ........................... 57
Однажды ночью и однаж ды утром . . . . . . . . . . 64
М атем ати ка одной м е ч т ы ........................................................ 72
П редисловие самого Д ж ека Лондона к его очеркам
по с о ц и а л и з м у .................................................................... 86
Р е в о л ю ц и я ........................................................................ . • 91
Мечта Д е б с а ........................ • ........................ 100
 Издательство . Н И И Г А
Существует с 101.6 ?.

ЛЕНИНГРАД, Проспект 25 Октября, 74, тел. 134-34 и 170-94.

МОСКВА, Тверская, Б. Гнездниковский пер., 10, тел. 264-61.

Богданов. А. К р асн ая звезд а. Роман утопия. Ц. 1 р.

2-е и зд ан ие.
Его ше. И нженер Менни. 2-е издание.
Брунсон. Я. Т еатр М ейерхольда. Ц. 85 к.
Войтеловсний, Л. У японцев. И з путевых впечатлений.
Стр. 78. Ц. 45 к.
Геннель, Герман. Геммы и камеи. Ж енские портреты из со­
брания античн ы х миниатюр. Р исунки худож ника
А. Лѳо. Стр. 129. Ц. 90 к.
ДеМонзи. В Россию и обратно (от К рем ля до Лю ксембурга).
Ц. 1 р. 25 к.
Доржедее, Ролан. Пробуж дение мертвы х. П еревод с ф р а н ­
цузского Л. ІСруковской._Стр. 260. U 1 р.
Его ше. Деревянные кресты. Перевод 'ß французского
Д. Савельева.
Евреинов H. Н. Т еатр у животных. Ц j ü к .
Истрати, Панаи. Кира Киралина. Р асс к азы А дриана Зо-
граффи. С предисловием Роман Р олл ан а. П еревод
с ф ранцузского П авл а К ристи. Ц. 80 к.
Келлерман, Бернгард. Не от м ира сего. П ерево д Д. М. Гор-
финкеля. С иллю страциям и в тексте. Стр. 96. Ц. 35 к.
Нѳлиш, Лео. В стране будущ его. Мон ски тан и я по А ргентине
Ц. 95 к.
Конрад, Джозѳф.Негр с]„Нарцисеа“. Перевод с английского
под ред. В. А. Азова.
Лондон, Джэк. Мартин Идэн. Роман. П еревод Э. К. Пиме­
новой. Стр. 374. Ц. 1 р. 75}к. (2-е издание).
Его же. Ч е л о в ек он был. П еревод А лександрова под р е ­
дакцией В. А. А зова. Ц. 1 р. 30 к. (2-е издание).
Его же. К огда я был бродягой. Ц. 75 к.
Лондр, Альберт. Ф р а н ц у зск ая каторга. Ц. 1 р.
Лернер Н. 0. П роза Пушкина. И здание 2-е, исправленное
и дополненное. Стр. 111. Ц. 30 к. } -J
 Издательство „ Н h И Г А
Сущ ествует с 101G г.

ЛЕНИНГРАД, Проспект 25 Октября, 74, тел. 134-34 и 170-94.

МОСКВА, Тверская, Б. Гнездниковский пер., 10, теп. 264-61.

Миль, Пьер- Г ар п аго н ы в беде. Роман. Стр. 141. Д. 65 к.

Мопасан, Гюи де. Доктор И раклий Глос. Н еи зд ан н ая повесть.
П еревод с ф ран цузского Е. В. Мечниковой. П ре­
дисловие п р ед ак ц и я Н. О. Л ерн ера. Стр. 78. Ц. 40 к.
Мйрнер, Биргер. ТИ-РИ-ТИ-РИ. Ц ейлонская повесть. П ере­
вод с ш ведского. Стр. 156. Ц . 80 к.
Сёрвис, Роберт В. А ргонавты 98-го года. Роман. П еревод
К. Ф. Д авы довой, р ед акц и я В. А. Азова- Стр. 484.
Д . 1 р. 80 к.
Синилер, Эптон. Меня зовут плотником. Роман. Перевод
С. И. Д едербаум . Стр. 252. Ц. 70 к.
Его ше. „И в о ц а р ял и сь н а ты сяч у л е т “. К ом едия 2000-го
года, в ’’-рех ч а с т я х . Ц. 75 к.
Современный декламатор, под ред ак ц и ей П яст.
Тагор, Рабиндранат. Гора. Роман. П еревод Э. К. Пименовой.
Д . 1 р. 75 к«
Толлер, Э. О свобожденный Вотан. Комедия с приложением
автобиограф ического очерка. П еревод с немецкого
С. И. Д едербаум . Д. 40 к.
Уоллес, Эдгар. Чик. Перевод с английского Л. Пименова.
Франс, Анатоль. С ъестная л а в к а королевы гусины е лапки.
П еревод И. М андельш там. Стр. 265. Д. 1 р. 20 к.
Цукнели, Л. „Киф тебби“ (как тебе угодно). П еревод Т. Гер-
ценш тейн под ред . В. А. А зова.
Шмелев, Ив. Виноград. Р асс к азы . Стр. 177. Ц . 1 р.
Ш адурн, Льюис. Где рож даю тся циклоны. Ц. 1 р.
Шишков, Вячеслав. С пектакль в село О гры зове. Ш утей н ы е
р ас ск азы . Д. 85 к.
Юнг, Франц. Д ж ек Лондон как поэт рабочего к ласса. П е­
ревод А. Арион. Д. 70 к.
Яковлев, М. Лермонтов, как драм атург. Д. 1 р. 75 к.
 Издательство „ К М И Г /V“
Существует с 1916 г.

ЛЕНИНГРАД, Проспект 25 Октября, 74, тел. 134-34 и 170-:

МОСКВА, Тверская, Б. Гнездниковский пер., 10, тел. 264-

КНИГИ ДЛЯ ДЕТЕЙ и ЮНОШЕСТВА.

„Б И Б Л И О Т ЕК А МОЛОДОЙ РОССИИ“.
Алтаев, А. Ш и л л ер . Б и о гр аф и ч еск и й р а с с к а з. Стр. 77.
Д. 40 к.
E ro -же. Б етх о вен . Стр. 60. Ц. 60 к.
Его же. М икель Анджело. Стр. 94. Ц. 80 к.
Бежим в с тр а н у • краснокожих. З а м е ч а т е л ь н ы е п риклю чени я
хр аб р ы х ю ны х путеш ественников. Сборник р а с с к а ­
зо в . Ц. 45 к.
Бонд, А. Непобедимые строители. П еревод с английского
с 36 иллю страциям и в тексте. Ц. 1 р. 35 к.
Будь готов! Сборник расск азо в д л я детей. 2-е дополненное
и переработан ное и здан ие под ред акци ей А. Наси-
м овича. Ч асть I Д . 1 р. 20 к., в перепл. 1 р. 50 к.
Будь готов! Ч а сть I I . Д . 1 р. 20 к.; в перепл. 1 р. 50 к.
Гиршгорн, В. и Нелер, И. Сорванец Джо. П овесть. Рисунки
А У шина. Стр. 64. Д. 60 к.
Наринцев Нин. Л ю ди сильной воли. И з истории великих и с­
следований X IX века. Стр. 183. Д. 2. р. 25 к. в перепл.
Киплинг, Р. П риклю чения н а суш е и на море. Новые р а с ­
ск азы с рисункам и. Стр. 192. Д. 1 р. 50 к., в перепл. 2 р.
Клётцель, Е. Из ж изни ва го н а BCCÜ. П еревод с немецкого
К. М ихайловой. ІІод редакцией Д. М. Горф инкеля.
С 22 илю страц. в тексте Стр. 82. Д. 1 р. 75 к. в перепл.
Мейер-Лемго, К П утеш ествие на луну. П риклю чение двух
м аленьких детей н а луне. П еревод с немецкого.
С 29 илю страциям и в тексте. Ц. 70 к.
Пименова, Э. На волосок от смерти. И з ж изни английских
рудокопов Стр. 177. Ц- 2 р. 50 к. в переплете.
Ее же. На запретном пути. П утеш ествие по Тибету Генри
Л эндора. С рисункам и. Стр. 196. Ц 1 р. 50 к.
Ее-же. Один среди дикарей. П утеш ествие М аклухи-М аклая.
в Новую Гвинею. Д. 1 р , в перепл. 1 р 30 к.
Пиацци, А. Затонувш ий корабль. П еревод с итальянского
О Е. И вановой-Н агорновой. С рисуикам и художника
Д. М итрохина. Стр. 148 Д. 1 р.
Полонокая, Е. Г ости. И ллю стр. худ. С- Чехониным. Д . 75 к.
Сац, Нат. С казки . И ллю стр. худ. С. К упри яновой. Ц. 1 р-
Соловушка Руданова. П есенки соловушктт. Стихи. Д. 30 к.
Шмелев, И. К св етл о й ц ели . Сборник р асск азо в . Д . 45 к.
Цена 70 коп.

.. ' ■"'Ѵ;: г', ' ■ ѵ , Ч

■ - \/ ' - \ -
*с Ч

И з д а т е л ь с т в о „К Н И Г A“
Ленинград, Пр. 25 Октября, 74, теп. 134-34
' Москва, Тверская, Б. Гнездниковский пер.. 10, теп. 264 61
Щіг4>
 2015147840
т

2015147840