Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
1
Рафаэль
Темнота для многих опасная штука, в которой они трясутся от страха и боятся
каждого шороха. Они закрывают глаза и сразу же распахивают их, чтобы
убедиться – ничего не изменилось, и никакое чудовище не утащит под кровать
этой ночью. Но для таких, как я, темнота может быть спасением. В ней ты
просто существуешь, ничего не чувствуешь, у тебя ничего не болит, плывёшь
по равномерно текущей воде и ровно дышишь. Но порой темнота приносит
с собой потерю необходимых для тебя воспоминаний, которые ускользают
от тебя секунда за секундой. Ты на нуле. Даже ниже. Намного ниже. У тебя
больше нет сил. У тебя ничего не остаётся, ради чего стоило бы открыть глаза.
Все твои ценности давно уже забыты. Совесть растеряна и валяется где-то
позади. А ты до сих пор плывёшь… плывёшь и ничего не видишь.
Толчки. Один. Второй. По щеке. По плечам.
– Парень, с тобой всё в порядке?
До разума доносится слабый незнакомый голос. Веки налиты свинцом. Я
не чувствую ни рук, ни ног. Только сухость. Она везде. В душе. В сердце.
В суставах. В горле. Глотать больно. Двигаться нет возможности. Я даже
не могу вспомнить, как меня зовут, и что со мной не так, почему я слышу
разные голоса, произносящие что-то на немецком, французском и английском.
Почему меня тормошат… почему мне так тяжело внутри. Почему?
– Может быть, скорую вызвать?
– Да от него несёт, как от бездомного. Лучше оставить его так.
– Парень, ты живой? – Меня вновь ударяют по щеке, и я словно выныриваю
из тягучего болота, слабо дёргаясь, отчего хриплый стон срывается с губ.
– От него ужасно воняет, милый. Пойдём, оставь его здесь. Он заразит нас ещё
чем-нибудь…
– Подожди, у него одежда дорогая, и он весь в крови, – перебивает
на английском женский голос мужской. Я дома? А где мой дом? Я… улица… да,
на улице. Там всегда холодно и сыро. Всегда грязно, и я знаю там каждый угол,
где могу спрятаться, чтобы переждать непогоду.
Немного приоткрываю глаза, по которым бьёт что-то красное, а затем
закрываю их. Меня снова дёргают в разные стороны, я чувствую это. Как будто
разрывают. То руки, а потом ноги, и в паху болит. Очень болит. Меня
сбили или…
– Документов у него нет, только телефон в брюках, карточка и немного
наличных. Он студент. Надо позвонить им…
– Мира… – хриплю я, когда их разговор помогает мне воскресить
в воспоминаниях одно единственное имя. Вновь открываю глаза и в свете
ночного фонаря смутно вижу молодую пару. Они напряжённо смотрят на меня,
а я оглядываюсь. Меня усадили и прижали к стенке где-то в переулке. Как я
здесь оказался? От меня, действительно, ужасно воняет. Отвратительно просто.
Сейчас вырвет… стошнит к чёрту.
– Ты откуда? Тебе помочь? – Спрашивает мужчина, я даже не запоминаю его
лица, а лишь моргаю, чтобы немного прийти в себя.
– Рафаэль… моё имя Рафаэль. Я… где я…
– Он англичанин. Акцент слышишь? Видишь, я говорил, что надо помочь,
а ты, – упрекает мужчина девушку.
– Тебя избили? Напали на тебя?
Он ко мне обращается? Наверное.
– Нет… я не помню… не помню… мне нужно куда-то… я должен пойти куда-то, –
хриплю, пытаясь встать, но ноги не слушаются. Да я что, так надрался вчера?
Сколько выпил? Я не могу понять, какой проклятый ветер меня занёс сюда,
и где все? Бал… бал был, и там Флор. Да, она в больнице. Её изнасиловали,
и я…я был там… с ней был, а потом… ох, блять, что происходит? Почему у меня
всё болит? Подрался с Оливером? Не знаю… паникую. От этого скручивает
желудок, и я кашляю, а затем меня рвёт. Рвёт жестоко и нещадно, а девушка
кричит. Визжит и отбегает в сторону. Мотаю головой. Что со мной? Телефон.
У меня должен быть телефон.
Вытираю рот рукавом. Грязным. С мазками крови. Видимо, да, я перепил из-за
того, что случилось с Флор.
– Всё нормально… спасибо. Я сам, – бросаю взгляд на хмуро оглядывающего
меня мужчину.
– Уверен?
– Он же сказал. Пойдём, мне плохо сейчас будет, – девушка недовольно тянет
мужчину за собой, и они скрываются за домом, оставляя меня одного.
Пока ищу руками мобильный, оглядываю место моего ночлега. Надо же, снова
помойка. Снова сброд, и моё место. Даже в таком состоянии я нашёл своё. Это
смешно, и я бы посмеялся, только вот мне плохо. Внутри плохо. Очень плохо.
Паршиво. Как будто меня изрезали. Исполосовали изнутри, и сейчас там
гноятся мои раны.
Нахожу телефон и, облокачиваясь о стену, поднимаюсь на ноги. Ох, блять, как
у меня член болит. О-о-о… бордель, да, я был в борделе вчера. И… Мира, я
видел её там. Чёрт, что я натворил? Что я сделал? Почему она была в борделе?
Почему я помню кровь… кровь и боль? Мать твою, да что происходит со мной?!
Двигаюсь по стенке и выхожу на улицу. Я понятия не имею, как меня сюда
занесло. Я, скорее всего, в Женеве. Но как добрался? Не помню. Ничего
не помню. Что я принял? У меня до этого не было провалов в памяти или же я
так хочу что-то забыть. Господи, что я выкинул в этот раз? Что?!
Добираюсь до лавочки, изредка мимо меня проходят люди, прогуливаясь здесь.
Плевать. Смотрю на новую трещину на экране. Не везёт мне. Более десятка
пропущенных вызовов от Эрнеста, от Белча, и ещё с нескольких незнакомых
номеров. Что случилось?
Страх… страх того, что мои воспоминания тесно связаны с этим сгустком
пропущенных часов моей жизни, до одури трясёт моё тело. Меня знобит. Зубы
стучат друг о друга. Мне холодно… холодно так…
Пока я прислушиваюсь к своим ощущениям, телефон звонит, и я вижу скрытый
номер. Эрнест. Прочищаю горло и пытаюсь ослабить ломку. Это ломка
от алкоголя, превышенной дозы, я наблюдал её… сначала много адреналина,
затем «похмелье» разума, потом наступает время озноба, и в каждой клеточке
организма тебя скрючивает от боли. А боли много… слишком много для меня
сейчас.
– Да… да, – голос сипит, он даже не похож на мой. Я не помню, чтобы он был
настолько низким и мрачным.
– Чёрт бы тебя побрал, Рафаэль! – Раздаётся громкий крик в трубку, отчего
голова звенит сильнее, я опускаю её вниз, и глубже дышу. Попить бы воды…
– Сэр, я…я…
– Ты! Ты! Ты! Да ты! Чёрт, тебе удалось меня разозлить! Где ты был
практически целые сутки? Ты хоть знаешь, что мою дочь обвиняют
в изнасиловании и избиении? Почему ты не доложил мне сразу же, как только
началась вся эта ерунда! Моя дочь в данный момент отбывает наказание за эту
чушь и моет вонючие зады каких-то стариков, когда ты развлекаешься
непонятно где! – Эрнест продолжает бушевать, а я медленно… очень медленно
вспоминаю то, как смотрела на меня Мира перед поездкой в госпиталь с Флор.
– Сэр, вы сказали ранее, чтобы я…я не волновал вас по делам сестринства. Они
вас не интересуют, а это…
– Мне плевать на сестринство и братство, Рафаэль! Меня волнует только моя
дочь, а её обвиняют в этой ереси. Я требую, чтобы ты нашёл выход до того,
пока я не прилечу к вам. Ты должен договориться с той стервой, которая
написала заявление, и заставить её любым способом забрать его. Предложи ей
деньги, да хоть что. Напишешь мне сумму, которой мы покроем расходы и её
исчезновение, а если нет, то ищи виновных или же просто козлов отпущения,
иначе я выйду из себя, Рафаэль. И не дай бог, это произойдёт, то ты сразу
готовься к последствиям.
– Но… но…
– Я всё сказал. Другого я не потерплю. Ты работаешь на меня. Я тебя для чего
послал туда и помог твоей семье? Чтобы ты защищал и оберегал мою дочь
от глупостей. А тебя где-то носит, пока на мою дочь вешают безобразные
обвинения. У тебя есть пять дней, чтобы найти выход. Не доводи меня
до греха.
Гудки в трубке. Издаю стон и хватаюсь за волосы. Что, мать вашу, вообще,
в этом мире творится? Сейчас я чувствую себя, как будто меня вырвали откуда-
то и выбросили на берег, а мне вода нужна. Вода… что он сказал? Мира
наказана и находится сейчас не в стенах университета? То есть… выходит, они
нашли улики, и Флор написала заявление?
Давай, Рафаэль, вспоминай. Ты должен это сделать, даже если тебе страшно.
Знаю, что страшно. Знаю, что ты не хочешь возвращаться туда, и ты с собой
это сделал не просто так. Ты желал исчезнуть… заснуть навсегда, только бы
не болело сердце.
Итак, бал я помню отчётливо, затем Флор и то, как я нёс её на руках
к больничному корпусу, потому что никто мне не помог. Они все отвернулись,
и музыка вновь ворвалась в их разумы, совершенно не принимая в счёт того,
что перед ними была жертва изнасилования… жестокого изнасилования. И всё
кружилось перед глазами. Крови было очень много, и я видел куски плоти,
видел их собственными глазами, а потом скорая, больница, очень роскошная
больница, куда нас отвезли, пытаясь сделать всё тихо, и я ждал. Не мог сидеть
спокойно и носился по безлюдному пространству, ощущая вонь, идущую
из смотровой. Её избили так же жестоко, как и поимели. Очень жестоко. Я
помню парня в белом халате, он шёл прямо на меня и заставил этим самым
остановиться. Помню его слова.
– Он будет сидеть в тюрьме, и никто ему не поможет. Ты отомстишь ему за то,
что он поддался своим чувствам, сделавшим его слабым и рассеянным. Ты
докажешь ему то, что никакой любви не заслуживаешь, потому что ставишь
на первое место свои страхи. Ты…
– Хватит, – шепчу я, вырывая из её рук телефон.
– А что так, Мира? Что такое случилось? Неужели, наконец-то, дошло, что
в твоих руках судьба человека, который готов на любое преступление ради
тебя? Да, все мы ошибаемся, потому что живые и напуганные. Без ошибок нет
понимания ценностей, – язвительно произносит Сиен.
Жмурюсь и отбрасываю телефон на кровать, потираю переносицу, только бы
не расплакаться, ведь я не хочу… Разумом очень хочу наказать его, но вот
сердце сжимается от боли, когда картинки с заключением Рафаэля
и последствиями этого появляются в голове.
– Прекрати изводить меня… прекрати… хватит, – жалобно скулю я и так стыдно
за то, что сдаюсь и иду на поводу своих чувств и намеренного давления
со стороны подруги.
– Мира, я хочу, чтобы ты поняла, что поодиночке мы все слабы, но вот вместе
можем многое, если будем доверять друг другу. Он твоё лекарство
от одиночества. А ты его лекарство от чувства вины, и единственное, что даёт
ему шанс дышать, – девушка мягко обнимает меня, и я дёргаюсь, оказываясь
в её объятиях. Меня редко обнимали. Рафаэль меня обнимал, он считал, что
мне это поможет. Помогало. В его руках мне было так хорошо… а без них так
холодно. И это вырывается из горла сдавленным стоном, смешанным
со слезами.
– Нет ничего постыдного в том, что мы прощаем любимых. Мы должны это
делать, иначе не сможем двигаться дальше. Я прощала Белча за то, что он
издевался надо мной, используя Саммер и других девушек. И он бы попал
в ту же ситуацию, что и Рафаэль, если бы не ты. У меня есть ты, Мира, у Белча
тоже есть ты. У Рафаэля есть ты, а у тебя он. Он будет рядом, как и в те ночи,
которые провёл, сидя возле тебя спящей. Он независимо от ошибок
и обстоятельств будет защищать тебя. Но теперь я понимаю, почему он так
боролся с собой. Он не из наших, Мира. Он другой. Особенный. И его сила
в тебе, а твоя в нём. Не лишай себя хотя бы возможности думать об этом. Ведь
как бы вы ни ругались, как бы вы не ненавидели друг друга, какие бы
испытания между вами ни встали, в момент, когда Рафаэль будет тебе
необходим, ты всегда сможешь прийти к нему, и он поможет. Главное, вам
обоим надо прекратить издеваться друг над другом. Искренность заслуживает
того, чтобы жить. Любовь требует её, иначе она вновь покажет вам, как же
бывает больно. Если ты уже испытала подобное, так не делай с собой этого
во второй раз, – Сиен отклоняется назад и хлюпает носом, и я тоже.
– Я не могу перебороть себя. Не могу… я всё слышу, всё понимаю… я так
боюсь. Вчера, когда видела его, то испугалась последствий. Я…я не знаю…
больше не знаю, как поступать дальше, потому что мои мысли меняются
слишком часто. Я то ненавижу его, то защищаю, то… скучаю, – выдыхаю
последнее слово и стираю слёзы.
– Всадники… они вернулись, Сиен. Карстен был у меня и ясно дал понять, что
так просто не оставит меня в покое. Вернётся Саммер и направится к нему,
если я не стану вновь бесчувственной и холодной. Я не могу позволить себе
простить его… не могу любить… иначе его убьют или сделают то же самое, что
и с Кайем. Они превратят его в овощ, чтобы вновь доказать свою силу
и продемонстрировать, насколько они безжалостны. Я… боюсь, понимаешь?
Боюсь. Я в тупике, – шёпотом добавляю, наблюдая, как глаза Сиен
расширяются от ужаса, и она бледнеет, шарахаясь от меня.
– Что? Всадники?
Быстро киваю и только в эту секунду вижу всю картину целостной. Если я
позволю себе послушать сердце, вновь поверить в случайность и ощутить то
тепло рук Рафаэля, которое мне необходимо, то этим сама вынесу ему
приговор.
– О, Господи, почему они вернулись? Почему он именно сейчас пришёл? Что он
хочет, Мира? Он…
– Не знаю, Сиен. Не спрашивай. У Карстена есть цель, и эта цель я. Снова. Я
жертва Кровавого Валентина, и он хочет забрать меня себе. Политика, и в ней
нет места чувствам. Поэтому мне проще видеть Рафаэля виновным, иначе… я
несу боль и страдания. Он так слаб, разрушен… мне так жаль. Я причина всех
бед. И только я должна всё решить так, как меня учил отец. Превратиться
в чудовище, не позволяющее добраться до сердца. Прости, Сиен, но на этом
всё. Я надеюсь, что ты поймёшь мой страх и больше не заставишь меня
признаваться в том, что я до сих пор люблю его и хочу быть любима им. Это
невозможно. Не в этой жизни. Не в этом мире. Не в этом королевстве. Сохрани
свою любовь, Сиен. За неё я готова бороться, но моя не выживет. Ты права, я
всегда у тебя есть, хотя не желала этого. Ты нужна мне, потому что
одиночество меня убьёт, и мне нужна причина, чтобы бороться. И я буду это
делать ради тебя, потому что уверена в том, что у вас с Белчем есть шанс.
У меня его никогда не было и не будет. Прости, но я выбираю не своё будущее,
а ваше. И прошу тебя больше никогда не возвращаться к этой теме и к моему
решению, как и сохранить его втайне. Белчу не следует знать, что происходит.
Он совершит какую-нибудь глупость, а их и так сейчас достаточно, – делаю
паузу, чтобы глотнуть кислорода и взглянуть на картину, отражающую
будущее, которого я не желаю для Рафаэля.
– Мира…
– Нет, Сиен, ты прекрасно понимаешь, что может произойти. Саммер скоро
будет здесь, после Хэллоуина, и тогда я начну новую войну. А для этого я
должна подготовиться и забыть о том, что сердце бьётся для одного. Доброй
ночи, – проношусь мимо подруги, закрывающей лицо руками, и слышу, как она
плачет.
Вот и пришло время для честности. Враг может стать самым близким
возлюбленным и неотъемлемой частью твоей жизни. И если такое происходит,
то врагом он уже никогда не станет, что бы ни случилось, и как бы сильно он
тебя не искромсал изнутри. Любовь. Когда-то я за ней гналась, а нашла
в неподходящем человеке. Другая мне не нужна, и вряд ли я когда-нибудь
смогу позволить себе чувствовать что-то подобное. Это больно. Любовь всегда
причиняет боль, потому что снимает все защитные барьеры и открывает
сердце. Она очень сильна, и ради неё стоит двигаться дальше. Мой путь будет
лежать через чужие чувства, потому что мои смертельны для нас обоих. Я
не могу позволить, чтобы Всадники догадались о моей главной слабости. Я
не отдам им свой стимул. Меня не сломать. Надломить можно, но вот сломать
никогда. Я буду жить. А если я живу, то те, кого люблю, будут счастливы,
чего бы мне это ни стоило, даже если придётся жертвовать своей любовью
и своим прощением.
Меня не радует тот факт, что Рафаэль наказал Флор таким жестоким способом,
но и не разочаровывает. Почему так страшно знать правду? Почему она
некрасива? Вероятно, потому, что честность самый мощный аргумент против
грёз. Последнему нет места в моей жизни.
Я прощаю тебя, мон шер. Прощаю и отпускаю, чтобы ты выстоял против них.
Без меня. Без чувств. Без страха. Ты должен.
Глава 29
Рафаэль
Не понимать, кто ты есть, очень страшно. Ты вроде бы жив и в то же время
тебя нет. Ты смотришь со стороны на людей, не замечающих тебя. Ты
проходишь мимо них, а они не видят, как ты умираешь. Никому нет дела
до того, что с тобой происходит. Это норма в любом мире, и я бы всё отдал,
чтобы быть похожим на них. Но почему-то я родился другим. Мне есть дело
до боли тех, кто меня окружает. Меня волнует будущее друга, которого я
не собирался заводить. Меня трясёт от мыслей о завтрашнем дне и о том, что
ещё может случиться. И никто мне не поможет, я даже сам себе не в силах
помочь, потому что потерян. С каждым произошедшим событием в моей жизни
я считал, что хуже быть не может. Может. Видимо, дьявол так развлекается
со мной, подбрасывая изощрённые пытки и не физические, а душевные.
Наверное, это хорошо, что сердце болит. Было бы ужасно, если бы оно молчало
и не отзывалось мучительным стуком в груди на мои мысли.
Делаю очередную затяжку и выпускаю дым в тёмное, грозовое небо, наблюдая
за тем, как исчезает белесый отблеск, и наполняет воздух табаком. Не могу
остановиться. Должен бросить… зачем? Есть ли, вообще, смысл в этом? Кто
разделил привычки на хорошие и плохие? Где это написано? Где закон о том,
что курить это плохо? Врачи говорят? Да пошли они. Мне только и осталось
убить себя этой гадостью, чтобы исчезнуть навсегда. Я не хочу ничего больше.
Мне ничего больше не нужно, только бы исчезнуть…
– Видимо, это не единственная тайна, которую ты скрывал, мон шер, – тихий
и немного осипший голос не сразу доносится до моего задымлённого сознания,
но когда это происходит, и я поворачиваю голову, то дёргаюсь то ли от страха,
то ли от паники. С жутким грохотом падаю на лавочку, а оттуда на холодную
землю, обжигаясь сигаретой и скуля от боли в ранах и теле.
– Чёрт, – шепчу я и выглядываю из-под деревянного стола, изумлённо
разглядывая, кутающуюся в свитер, фигуру с развевающимися на ветру
волосами.
– Мира? – Хрипло подаю голос, подскакивая на ноги, и кривлюсь. Идиот. Но я
не понимаю, почему она здесь, почему говорит со мной. Я с ума сошёл и всё
придумал? Я… не понимаю… не понимаю…
– Я…я, – заикаюсь, как глупый мальчишка, смотря на неё, и все мысли, слова
вылетают из головы. Потирая шею, натягиваю улыбку.
Ты здесь. Это же хорошо, да? Ты пришла сюда сама. Ко мне. Значит, у меня
есть шанс?
– Наверное, хотел быть лучше, чем есть, – выдавливаю из себя. Она
приподнимает уголок губ и подходит к столу. Не смотрит в мои глаза, тянет
рукав свитера и ёжится.
– Что ты здесь делаешь? Я могу тебе чем-то помочь или…
– Не смогла заснуть. Решила прогуляться к конюшням. Лошади меня
успокаивают, – перебивая меня, Мира пожимает плечами и издаёт смешок.
Волнуешься, я тоже. Не могу насмотреться на тебя. Я думал всё, понимаешь?
Всё. Ты никогда не примешь меня снова… никогда не позволишь хоть что-то
вразумительное сказать. Спасибо! Спасибо тебе, любимая моя девочка…
– Тебя проводить?
– Нет. Не надо. Я не… хм, я не планировала тебя здесь увидеть, думала это
Белч. Он обычно в этом месте сидит и травку курит.
– Понятно, тогда я уйду, чтобы не мешать. Прости, что на глаза попался и что
не Белч, – хочется заорать от обиды и от своих этих чёртовых фантазий. Она
не ко мне пришла. И я не знаю, что делать дальше, как только обойти стол
и сделать шаг в сторону основного корпуса общежития.
– Стой, – её холодная рука касается моей, забинтованной, и я вздрагиваю,
а сердце ударяет изнутри по груди. Наши взгляды встречаются, и мне так
больно видеть в её глазах муку.
– Почему ты не сказал? Почему не говоришь правду мне, а остальным без
усилий всё рассказываешь? – Шёпотом, словно тяжело даётся каждое слово.
Мира отпускает мою руку и отворачивается.
– Почему ты мне не поверил? Почему она была лучше, чем я? Почему ты
обманывал меня и клялся в своих чувствах, а потом так легко позволил себе
всё это? Почему добивался, когда… всё разрушил? Почему ты сделал это
с ней? – Её голос дрожит, а у меня ком в горле. Понимаю, о чём она. Я
не могу… не хочу причинять ей боль. Кто рассказал? Она о Флор говорит, и я
немею, не в силах что-то ответить.
– Ты сделал это, потому что мой отец приказал? Поэтому Грог был таким
спокойным в тот день и не попытался забрать у меня пистолет, а только
наблюдал за всем и ждал. Сколько папа тебе заплатил? Что ещё он приказал
тебе сделать со мной? Для чего он прислал тебя сюда снова? – Каждый её
вопрос ударяет невидимым хлыстом по мне.
Если бы ты знала, как я хочу тебе всё рассказать, но ради тебя не могу.
Прости меня… прости, но иначе я не смогу тебя защитить и вытащить отсюда.
Прости…
– Почему ты доверял ей настолько, что рассказал о себе правду? Почему был
с ней таким откровенным и не доверял мне? Почему не видел, что я старалась
уберечь тебя от Оливера и других, сама того не желая? Почему ты ничего
не сделал, чтобы остановить её? Почему Саммер выбрал, а не меня? Почему
никто никогда не выбирает меня? Почему ты такой же, как все они? Почему я
не могу ненавидеть тебя? – Она поворачивается ко мне, и на щеках блестят
слёзы.
– Прости…
– Да засунь себе в задницу своё «прости», Рафаэль. Мне ответы нужны. Ответы
на все мои вопросы. Но ты их не дашь мне, да? Я не заслужила. И твоё
«прости» – это самое противное, что я слышала. Какой у тебя план, а? Чего ты
хочешь добиться? В ту ночь… ты, действительно, хотел, чтобы я умерла? Что
было правдой? Когда ты лгал? – Она делает шаг ко мне, а меня трясёт от этой
близости и разрывающего желания всё рассказать.
Нет! Не могу!
– Если ты хочешь меня уничтожить, и это твоя цель, то сделай это сейчас. Я
трусиха и никогда не доведу дело до конца. Так что, если ты планируешь
именно это, отомстить мне или же желаешь чего-то ещё, то сделай. Здесь
никого нет. Мы одни. Добей меня, потому что я не хочу больше ничего
чувствовать. Убей эту чёртову боль во мне. Дотла сожги своей ненавистью,
иначе…
Не даю ей договорить. Резко хватаю её за руку и тяну на себя. Секунда,
и девушка замолкает в моих руках, позволяя вновь вдохнуть такой родной
аромат её волос, ощутить тепло и задохнуться от любви к ней.
– Я не могу уничтожить то, что больше не принадлежит мне… никогда
не принадлежало. Я отвечу на твои вопросы… только дай мне минуту побыть
вот так, как будто мы вместе… словно вновь ты моя, – шепчу. Жмурюсь и целую
её в волосы. Мира всхлипывает и хватается за мою куртку, сжимая её
пальцами, давит на рану на груди. И пусть больно, пусть снова будет
кровоточить, пусть! Это не идёт ни в какое сравнение, это ерунда
по сравнению с тем, как мне хорошо оттого, что не оттолкнула.
Ошибки нельзя исправить, как бы в этом ни уверяли. Они уже совершены. Нет
возможности вернуться в прошлое, есть только настоящее, и оно разрушено.
А чтобы строить новое, нужно полностью снести фундамент, тогда можно хоть
как-то всё поправить.
– Мне плохо без тебя. Плохо оттого, что я сделал с тобой. Паршиво умирать
каждый день, но так и не подохнуть. С утра до ночи, с ночи до утра думать
о тебе и о той ночи. Я не дам тебе сдаться, Мира, и больше не позволю себе
приближаться к тебе, потому что я это отличный способ причинить тебе боль. Я
запутался, понимаешь? Тогда… на несколько мгновений я запутался
и не поверил… они забрали тебя. Не будет больше подобного, клянусь.
Не будет, – поднимаю её лицо к себе, зажимая ладонями, а она бегает взглядом
по моему, и губы дрожат.
Как я хочу тебя поцеловать… не имею права. Я причиняю тебе боль, только
боль. Прости меня…
– Пошли, – беру Миру за руку и, оглядываясь, тащу за собой. Идёт, как
послушная девочка. Моя девочка, доверившаяся снова подонку. Мне.
Ублюдок, отпусти её, не прикасайся к ней! Не думай даже о том, что она будет
любить тебя после всего этого дерьма! Она в шоке… до сих пор в шоковом
состоянии из-за того, что пережила. А ты пользуешься этим, мразь! Ты
пользуешься и тащишься оттого, что больно и хорошо тебе! Эгоист!
Завожу девушку в гущу лесной зоны, и она вырывает руку из моей, опасливо
озираясь и делая шаг назад.
– Я больше не верю им. Они смотрят. Они наблюдают за нами, а здесь я
услышу их. По шороху листвы и поломанным веткам. В этом месте они
не услышат того, что я тебе скажу, – тихо объясняю я.
– Хорошо.
– Что ты хочешь знать?
– Всё… я… Сиен сказала, что это ты… на видео ты. И я думаю, уверяю себя
в том, что мой отец заставил тебя это сотворить, чтобы иметь на тебя
компромат и шантажировать им, чтобы ты был в его кулаке, как и твоя семья.
И все твои слова… всё это только потому, что ты боишься за них, – отрывисто
произносит и хлюпает носом.
– Мне сложно сейчас тебе говорить правду, она будет ужасна, Мира…
– Я знаю. Я не верю тебе и себе тоже, поэтому правда была бы как нельзя
кстати.
Киваю ей и делаю глубокий вдох.
– Твой отец последний подонок. У меня… он хотел, чтобы ты прошла всё это
дерьмо одна и поплатилась за свои действия так, как планировала твоя мать,
дойдя до крайности, желала посадить тебя за решётку, если не получит деньги
от Эрнеста. Когда меня немного отпустило после наркотиков, и ломка не так
сильно причиняла боль, я начал «копать», чтобы вспомнить, где я был и что
делал, то узнал многое. Твой отец звонил мне и требовал найти козла
отпущения. Я его нашёл, того самого фотографа, который провёл для тебя
эротическую фотосессию, и от него узнал, что Саммер была в Женеве, и нет
у неё никаких переломов. Об этом я написал отчёт Эрнесту. Вот, – копаюсь
в карманах трясущимися от эмоций руками и нахожу телефон. Открываю
письмо с его ответом и протягиваю Мире. Я бы не сделал этого, ни за что бы
не сделал, но понимаю – ей нужны аргументы, чтобы тоже защищаться.
Хотя бы какая-то информация.
Пока Мира читает, бледнеет ещё сильнее, чем это, вообще, возможно. Экран
подсвечивает её лицо, по которому катится сначала одна слеза, затем вторая.
Прости…
Я помню всё до единого слова Эрнеста. Они врезались в мою память
и ужаснули настолько, что я не мог дышать, а лишь пытался искать вариант,
чтобы спасти её. Эрнест, вообще, не собирался ударить палец о палец, чтобы
вытащить Миру из этого дерьма. Наоборот, он хотел научить дочь на её же
ошибках и дать понять, что жизнь порой преподносит сюрпризы, и она должна
сама выбираться из проблем и защищать себя и всё это королевство. Для неё
это школа выживания, после которой он сможет доверить Мире ведение своего
дела, ознакомив её дальше со всеми нюансами и сотворив из единственной
дочери монстра. У меня не было другого выхода, как только связаться с Грогом,
который мне показался ещё при первой встрече более человечным
и понимающим. Он на самом деле переживал за состояние Миры и за её
будущее, и верил в то, что Мира совсем другой человек, а не та, которую лепит
Эрнест. Мне было разрешено делать то, что я считаю нужным. Выбора не было.
Больно до сих пор, но я ни о чём не жалею, кроме той ночи, в которой я
потерял свою любовь.
Отвлекаюсь от мыслей, когда замечаю, что девушка отходит к дереву
и скатывается спиной по стволу на землю. Стараясь не напугать её больше,
тихо подхожу и опускаюсь на колени перед ней. Лицо Миры искорёжено
от боли и очередного доказательства того, что она не получит тех чувств,
которых так ждала от отца, а от матери и подавно. Никому из них она
неинтересна, как человек со своими мечтами и желаниями, как ранимый
и нежный зверёк, упрятанный в роскошную клетку разочарования.
– Если она наказывает, то должна делать это с умом и идеальным планом.
И пока она это не поймёт, я не собираюсь влезать в детские игры моей дочери.
Взяла на себя ответственность, пусть разбирается сама, тем более с этими
продажными девчонками. Она умеет не только оплачивать любые услуги,
но и заставлять людей закрывать рты навсегда. Меня не волнует даже то, если
она их убьёт, главное, чтобы научилась сама, как и куда прятать трупы, –
шепчет Мира.
– Я слышу это с того момента, как родилась. И мне даже не больно… обидно.
Просто обидно и…
– Мира, – тянусь рукой к её волосам, а она захлёбывается слезами. Позволяет
мне погладить по голове, осторожно приблизиться и забрать телефон, шептать
ей бессвязные обещания и горевать вместе о том, как жесток её отец к своему
ребёнку. Не бьёт. Не дёргается. Как хорошо. Плачет горько и одиноко. Качаю
её в своих руках, как раньше, и она успокаивается. Медленно. Хорошо так.
Тихо. Она и я. Никого больше. Вот бы так всю жизнь. Без них. Только мы.
Появляется надежда – выживем. Вытащу её отсюда. Заберу и спрячу.
Не найдёт Эрнест её… буду любить всегда, где бы я ни находился. Даже
мёртвым буду любить её.
– Дальше… говори дальше, – просит Мира.
– Остальное было просто. Я легко нахожу общий язык с такими же, как я.
С отбросами и наркоманами. Умею готовить наркотики и находить их
беспрепятственно. Пятнадцать мужчин. Я не думал о том, что будет с Флор.
Ненавидел её всей душой. Винил себя за то, что был глух и слеп, и принял
ложную доброту, вместо тайной защиты. Слепой идиот я. А потом всё было
на видео. Ничего не чувствовал, только информацию из неё выкачал, – Мира
отклоняется назад, и я убираю руки, понимая этот приказ без слов. Отползаю
на несколько сантиметров назад и достаю пачку сигарет, на что она лишь
усмехается.
– Я ведь говорила, чем ты пахнешь. Запретным, – шепчет она.
– Не против?
– Нет. Я хочу знать, что сказала Флор.
Кивая ей, зажигаю сигарету и ловлю себя на мысли, что не притворяюсь
сейчас. Я вот такой, какой есть. Раздробленный. Отвратительный и воняющий
табаком.
– После того как Саммер пыталась тебя накачать тем наркотиком и снять видео
с тобой и теми ребятами, которых я перехватил. Она поняла, что я на твоей
стороне, и не испытываю к тебе ненависти, и ты меня притягиваешь. Она
пошла к Флор и выложила ей свой план по твоему уничтожению. Флор сказала
о том, что их желания совпадают. Мишенью была ты, а я предполагаемым
исполнителем. Саммер специально подстроила всё так, чтобы уехать и быть вне
поля зрения, оставив Флор здесь. Они общались и выкладывали фото через
аккаунт Беаты. Я взломал его, вот оттуда и узнал о причастности Флор ко всему
произошедшему, как и о том, что никакого насилия не было. Договорённость.
По их плану именно моими руками должны были посадить тебя. Они нашли
парня, исписали его руки и тело такими же татуировками, что и у меня, одели,
как меня, и выдали за меня в больнице. Там был подставной медбрат, который
и рассказал мне отвратительные лживые факты о состоянии Флор, а наркотик,
находящийся в моей крови, помог мне дополнить это несуществующими
подробностями. Затем я принял его ещё вместе с алкоголем в баре. Здесь.
И потом крышу снесло. Я не помню точно, что делал… как на автомате всё
происходило. Только помню, как было больно внутри и страшно, как любил
тебя… и всё. Саммер не успокоится… она вернётся и снова возьмётся за тебя,
Мира. Я не позволю ей этого сделать, – затягиваюсь сигаретой и выдыхаю дым.
Хочется так много сказать, а связного ничего не получается. Я долго ждал этой
минуты, и теперь всё как будто валится из рук. Забывается. Стирается.
Исчезает.
– Оливер, он…
– Это он выложил наши фотографии. Флор была с ним и подвела его к этому
решению. Она же и обслуживала парней анально. План насилия ей подсказала
мать, вспомнив о том, как раньше подставляли девушек и мстили им, а Саммер,
зная о том, что с тобой подобное уже было, убедила её в том, что это твой
самый главный страх. Она этим и воспользовалась. Я должен был стать тем, кто
уничтожит тебя и откроет Флор дорогу к управлению сестринством. Ну а затем,
предполагаю, Саммер быстро избавилась бы и от неё. Но теперь всё станет
хуже, потому что ты до сих пор здесь и имеешь власть. Я ищу те видео,
на которых была ты в ночь Кровавого Валентина и… подтверждение
причастности Саммер к состоянию Беаты, чтобы она не добралась до тебя.
Хватит, больше не буду пугать её. Достаточно, остальное на моей совести
и в моих руках.
Мира молчит, как и я. Только курю и смотрю на неё в ночи. Улавливаю каждую
чёрточку её бледного лица, и узнать бы о чём думает, что планирует и как,
вообще, себя чувствует.
– Я…я понимаю, что не могу надеяться на ответ, но хотя бы кивни, если я… –
не могу сформулировать вопрос. Тушуюсь и осознаю, что абсолютный урод, раз
хочу знать, как сильно я порвал её, и как долго она должна проходить
реабилитационный период. Но не могу успокоиться, это же я сделал… Я, чёрт
возьми! И мне страшно услышать правду.
Мира моргает и хмурится, не понимая, что я хочу получить.
– Ты была у врача? Я… чёрт, я не могу простить себе этого, понимаешь? Я… да
я бы всё отдал, чтобы ты была цела и невредима, Мира. Я так корю себя за всё,
это из-за меня случилось, из-за моих фантазий о лучшем мире и поиске его,
о жажде выбраться из нищеты и не подохнуть на грязной улице. Лучше бы ты…
я знал, что не должен был подходить к тебе, не прикасаться, не любить… –
подскакиваю на ноги и выбрасываю сигарету. Ударяю здоровым кулаком
по дереву и жмурюсь.
Я бы хотел ребёнка… не знаю, почему именно сейчас это в моей голове. Я бы
хотел от неё ребёнка. Я бы хотел видеть Миру своей на всю жизнь. Я бы хотел
просыпаться и засыпать рядом с ней. Я бы хотел семью. Я бы хотел другой
жизни, и я смог бы их поднять, сейчас точно знаю, что смог бы. Только вот…
насильник я и преступник. И она будет чужой женой и любимой. Не моей…
– Страшно. Было очень страшно, и я ничего не чувствовала, – тихо подаёт
голос Мира, и я оборачиваюсь.
Молчи… не говори мне этого!
– Даже ненависти не было. Ничего. Пусто. Больно. Очень больно и как будто
не со мной это. В тот раз, когда Оливер доказывал на их глазах свою власть
надо мной, мне было противно. С каждым толчком его члена я застывала…
– Не надо…
– А ты… так больно было в груди. Больнее, чем от ран на коже, оставленных
ремнём.
– Прости… – делаю шаг к Мире, а она смотрит перед собой, и лицо ничего
не выражает.
– Я заплатила одной медсестре и сказала, что… так получилось. Жёсткий секс…
переборщили. Она не спрашивала, за деньги можно купить всё, даже здоровье.
Я его и купила, а вот выздоровление не смогла. Ненавижу, когда ко мне
прикасаются. Ненавижу… это… пачкает меня снова. Кровь… она воняет, жутко
воняет, и меня мутит от неё, – Миру передёргивает, и она моргает, поднимая
на меня голову. Слышать невыносимо. Сам же хотел. Ещё хуже стало. Убью
на хер их. Убью каждого, кто наслаждается нашей болью. Убью. Мне терять
нечего, уже потерял главное. Её.
– А она… ты… Флор, она… ей было больно? – Неожиданный вопрос Миры
приводит меня в замешательство, хотя я быстро осознаю, о чём она. Она
желает знать, было ли сестре, заставившей пройти её через ад, так же больно,
как и ей со мной. И я бы хотел, чтобы это было так… очень бы хотел.
– Надеюсь.
– Ты не жалеешь? Ты же её так защищал, выбирал всегда её и заступался
за неё, дрался из-за неё? – Шепчет Мира, медленно поднимаясь с земли
и отряхиваясь от листвы.
– Нет. Ни капли. Это меньшее, что я мог бы сделать с ней. Я… преступник,
Мира. Я бы убил за то, что они сделали с тобой моими руками и страхами.
С тобой я был невменяем, но это не умаляет моего проступка. Но с ней я
полностью понимал то, что ломаю её жизнь навсегда, забирая то, чего меня
лишили. Надежды. Будущего. Тепла. Твоего тепла, – горько усмехаюсь,
понимая, что сейчас самое время говорить о том, что скрыто в моём сердце.
– Когда она была в моих руках, я дотрагивался до неё руками в перчатках,
потому что мне было противно. Перед моими глазами проносились то она, то
ты, то разные обрывки того недолгого времени, когда мы были вместе.
Наверное, это мой путь проб и ошибок, предназначенный, чтобы, наконец-то,
осознать – мир един, нет дна и небес. Это всё ад, в котором правит жестокость
к тем, кого мы особенно любим. Мы причиняем им ужасную боль, потому что
боимся испытать её сами. Но всё же испытываем, ведь если больно тебе, то
и мне вдвойне. Если боишься ты, то за тебя боюсь и я. Это чёртова зависимость
словно цепь, соединяющая людей. Её не разрубить, она сильна и удерживает
меня от сумасшествия. Иногда я с ума схожу, вою и скулю, а потом думаю
о тебе, и спокойно становится. Сердце бьётся ровнее. Когда-то ты опасалась,
что я вижу тебя способом достижения своих целей. Нет. Ты моя звезда, на свет
которой я иду. Ты направляешь меня. И пока ты горишь, живу и я. У меня
больше ничего нет. Моя семья… она не нуждалась во мне, и я всегда считал,
что поступаю правильно, защищая их от всего. Но теперь я понимаю, мама
не видела в отце чудовища, она его любила, каким бы он ни был. И она
не думала о том, что мы живём плохо. Она никуда не стремилась, а вот я
почему-то другой. В последний раз, когда я её видел, я понял многое. Я уже
давно не один из них. Я сам по себе, – возвращаю свой взгляд на Миру.
– Я прощаю тебя, мон шер, прощаю, – выдыхает она, и я ощущаю искренность,
разрывающую моё сердце. Ещё вчера она переступала через себя и заставила
меня уйти, манипулируя моими чувствами. Я сделал так, как она просила,
но сегодня… я не заслужил её любви. Не заслужил.
– Только вот я себя никогда не прощу, Мира. Я виноват в том, что разрушил
нас с тобой. Я бы хотел любить тебя до последнего вздоха. Я бы хотел другой
жизни для тебя и после всего случившегося прекрасно понимаю, что
заставляло тебя быть такой, какой ты была со мной и с другими. Любой бы
потерял в этом мире доброту и отзывчивость, а ты не потеряла. Ты спрятала
эти чувства и открывала их для меня, только я не понял этого сразу. Мне была
ближе ложь, чем твоя правда, и я раскаиваюсь. Ты спрашивала меня о том,
сколько мне заплатил твой отец? Много. Очень много, но все эти деньги лежат
там же, где они и были. Я не возьму эти кровавые деньги, потому что они мне
противны. Говорят, деньги не пахнут. Это, действительно, так, они воняют
гнилью. И я пропах ей же. Я буду просить прощения у тебя каждый раз, когда
увижу снова, потому что не понимаю, как мог так поступить с тобой.
Не понимаю больше, кем я стал здесь, и только с тобой чувствую себя
настоящим и живым, но моё место в грязи. Там я и останусь. Прости, – склоняю
голову, ведь больше нечего отдать ей. Лишь уже заезженное раскаяние,
и от этого не легче, а ещё сложнее отойти в сторону и проститься с ней. Это так
сложно, кто бы знал. Одно дело тайно наблюдать, преследовать и следить
за ней, а другое приказать сердцу и забыть о любви, потому что впереди будет
хуже. Теперь я чувствую сам, что грядёт что-то очень страшное для неё из-за
меня.
– Мы бы никогда не смогли быть вместе, мон шер. Ничего бы не получилось. Я
не доверяла тебе, а ты мне. Мы не слышали друг друга и были поглощены
собственными страхами, да и сейчас такие же. Мы слабы. И ты, и я, – тяжело
вздыхая, Мира обнимает себя руками.
– Саммер будет давить на то, что узнала от Флор. И это скажется на твоём
пребывании здесь. Мои люди ещё ничего не нашли, но потянуть время я смогу.
Хотя бы этот год, а там…
– Мира, не надо, – качаю головой, удивляясь и восхищаясь её силой. Правда,
эта девушка несколько раз пережила насилие, невероятную жестокость,
унижение и психологическое давление, разбитое сердце, издевательства, это
только из-за меня, а сколько их было, вообще. Но она и сейчас продолжает
защищать, оберегать меня, вызывая в груди такую муку. Так больно смотреть
на неё, говорить с ней, как раньше, и осознавать, что я потерял. Я не могу
любить её ещё сильнее, но делаю это с каждой секундой.
– Я должен попрощаться с тобой, как ты того заслуживаешь, но не в силах
этого сделать. Я обещаю, что больше не подойду к тебе. Я причина твоих бед
и новой атаки на тебя. Но я у тебя есть. Я всегда у тебя буду, где бы ты ни
была. Я совершил преступление, полюбив тебя, и не раскаиваюсь за него, ведь
это было лучшее, что со мной случилось здесь, и это поможет мне дышать без
тебя. Прости меня… прости, любимая, прости… я… – голос ломается, и я быстро
обхожу девушку, смаргивая слёзы, собравшиеся в глазах.
Так сложно уходить, оставляя позади то, что стало единственно важным для
меня. Безумно сложно, и я не могу справиться с эмоциями и с тем, что принесла
с собой очередная ночь. Я бегу. Падаю и снова бегу, стирая слёзы, за которые
не стыдно. Я обычный человек, совершивший страшную ошибку. У меня нет
оправданий, и мне не положена амнистия. Виновен за то, что так сильно люблю
её, раз готов жертвовать всем, что у меня осталось. И я должен выстоять
против них, добраться до главных. Мне нужна сила, а самое страшное, что моя
сила намного больше, когда я вижу Миру, когда говорю с ней, даже испытывая
раскалывающую надвое душевную боль. Она для меня солнце, согревающее
даже в ночи своим голосом. Она для меня особенная. Любимая. И ничто
не сможет этого изменить. Больше ничто. Только благодаря своей ошибке, я
понял, кто заставляет меня совершать преступления, и я буду их совершать,
пока не отвоюю её жизнь.
Глава 30
Рафаэль
– А нельзя сделать так, чтобы мы с Мирой не встречались? Ввиду событий
и сложной ситуации, которую вы и создали, я бы хотел сдать нормативы
раньше или позже неё, но не вместе с ней, – напряжённо спрашиваю я мистера
Леду.
– К сожалению, нет, мистер Лоф. Послезавтра в четыре часа дня вы и мисс
Райз должны быть на месте. Всё, что могу для вас сделать, это сначала
попросить вашего преподавателя пройти все нормативы с мисс Райз, пока вы
будете готовиться и повторять инструктаж. Затем, будет перерыв на пятнадцать
минут, чтобы мисс Райз передала свою лошадь нашим конюхам, а для вас
приготовили другую, и потом приступите к сдаче вы, – опускаю голову
и недовольно качаю ей от его слов, тяжело вздыхая.
– И я бы вам советовал, мистер Лоф, воспользоваться возможностью наладить
отношения с мисс Райз, – добавляет он.
Спасибо, мужик, ты просто капитан-очевидность. Только вот ты и понятия
не имеешь, как сложно и опасно это для неё. С воскресенья я избегаю любых
встреч с ней.
Поднимаясь, прощаюсь с ним и даже не хочу благодарить за столь щедрое
предложение. Мне плевать, если я не сдам нормативы, Эрнест уже всё давно
оплатил и это лишь показательное выступление для Миры, и только. Мало того,
её будут гонять и заставлять брать высокие барьеры, что тоже уже оплачено
Эрнестом. Ведь у его дочери мало проблем, ей ещё нужно и шею свернуть,
только бы доказать ему, что все деньги не ушли в никуда, и она что-то да
умеет. Меня это бесит. Сильно бесит.
– Рафаэль, – меня окликает Марджори, и я оборачиваюсь.
Женщина поднимается со стула и снимает очки, откладывая их на стол. Она
явно хочет привлечь моё внимание к обтягивающей блузке и узкой юбке,
проводя по бёдрам ладонями.
– Да?
– Кхм, конечно, это противоречит здравому смыслу, и…о, господи, – она
тушуется, покрываясь румянцем.
Давай быстрее, а?
– Что произошло? Тебе нужна моя помощь? – Сухо спрашиваю её.
– Хм, да. Да, очень нужна. Стол шатается немного, и я подумала, что ты,
вероятно, мог бы…
– Так вызови служащих, они быстро тебе его заменят. Всего, – отмахиваюсь
от Марджори, ловя боковым зрением расстроенное и ещё сильнее
покрасневшее лицо, и тогда до меня доходит. Она пытается соблазнить меня,
ещё помня о том, как я использовал её, чтобы пробиться к директору. Вот чёрт!
Да меня сейчас вырвет! Я даже думать не хочу о сексе. У меня проблемы
с этим… огромные проблемы. У меня ничего не работает. Вообще, даже утром
нет привычного стояка… и если я что-то повредил в ту ночь, то заслужил это
и не собираюсь обращаться к врачу. Пусть лучше так, чем ещё раз пережить ту
боль за Миру.
Выхожу… нет, я выбегаю из здания администрации, не желая встречаться ни
с кем из прогуливающихся во время перерыва, но, как назло, именно тогда я
и оказываюсь на улице. Многие студенты сразу же начинают перешёптываться,
кто-то показывает пальцем, а кто-то сразу же отворачивается от меня. Плевать.
Учиться идите, сегодня понедельник.
Направляюсь к студенческому общежитию по пути прихватывая в столовой
пару сэндвичей и бутылку газировки. Мне, действительно, придётся учиться
удалённо в спальне… этой суки спальне, но и это моё наказание, которое я
принимаю даже с радостью. Пусть всё напоминает о том, что я сделал с Мирой.
Буквально всё.
Открывая дверь в свою спальню, включаю свет и бросаю еду на стол. Не знаю,
как завтра мне встретиться с ней. Не знаю. Не могу и…
Стук в дверь прерывает мои мысли. Белч. Ну кто ещё может прийти ко мне
во время занятий, чтобы проверить не подох ли я раньше времени. Только он.
И нет желания открывать, но тогда Белч начнёт долбить в дверь и орать, как
полоумный, или же снова откроет её дубликатом ключей, который сделал
на всякий случай. Бесит.
– Да ты меня задолбал уже, Белч. Я жив и… – распахивая дверь и бурча себе
под нос, замолкаю, когда в проёме вижу абсолютно не того, кого ожидал. Меня
толкают, и трое парней оказываются в моей комнате, закрывая дверь на замок.
Злость. Ненависть. Желание мстить и убить их. Слова Миры. Её боль.
Унижение. Страх. Сломанное психическое состояние. Всё это вмиг заполняет
голову.
– Ублюдки, – шипя, нападаю на грёбаного Кровавого Валентина и опрокидываю
его на спину. Убить! Убить к чёртовой матери! Едва только успеваю занести
кулак, как двое парней хватают меня за руки оттаскивая.
– Я прикончу тебя, мразь поганая! Ты захлебнёшься в своём дерьме, Карстен! –
Ору я, дёргаясь в крепком захвате, пока черноволосый подонок в тёмном
дорогом костюме не поднимается на ноги и не отряхивает себя.
– Вау, какая встреча, Рафаэль. Какой тёплый и добрый приём ты нам
устроил, – растягивая слова, он медленно подходит ко мне. Я не боюсь их. Ни
одного. Я их уничтожу. Отомщу.
– Думаю, мне тоже следует тебя поприветствовать так же. Как вы считаете,
братья мои? – Расстёгивая пиджак и, отбрасывая его от себя на кровать,
Карстен гадко ухмыляется.
– Поддерживаем. Ведь мы пришли с миром, а с нами так… как это слово, –
произносит русоволосый.
– Невежливо, – коряво помогает ему белобрысый.
Я знаю, что он собирается делать. Напрягаю живот.
– Конечно, все вы смелые толпой. А один на один, ублюдки, выйти очко
треснет. Вы лишь умеете прикрываться деньгами своих семей, и ничего из себя
не представляете. Ну, чего ждёшь, Кровавый Валентин с сухими яйцами, бей,
ты же это намереваешься сделать? – Цежу я с нескрываемым отвращением,
смотря в его чёрные глаза, в которых кипит наслаждение. Насильник грёбаный,
я убью его. Клянусь, убью за то, что он сделал с Мирой. Из-под земли его
достану пусть даже ценой своей жизни.
– Марать руки о тебя, Рафаэль? Это же не по-мужски, – неприятно смеясь, он
кивает своим напарникам, и один из них резко хватает мою рубашку, разрывая
её. Эта секунда, в которой русоволосый ослабевает хватку, позволяет мне
дёрнуться изо всех сил и повалить на пол Карстена. В этот раз мой кулак
смачно проходит по его лицу. Радость. Удовольствие видеть, как ему больно.
И плевать на то, что меня снова хватают и лупят по животу. Плевать на то, что
желчь собирается в горле, и я задыхаюсь.
– Плохо, Рафаэль, очень плохо, – меня хватают за волосы и, откинув голову
назад, заставляют посмотреть в блёклые глаза белобрысого. Плюю ему в лицо
и получаю ещё один удар под дых. Справлюсь. Дышать пока не могу.
Откашливаюсь и пытаюсь подняться. Хватают. Поднимают, и Карстен снова
появляется передо мной.
– Вот не хочешь говорить по-хорошему, да, шваль уличная? Не хочешь?
Надеюсь, после этого ты станешь тише, – его слова гаснут перед той болью,
когда огонь от зажигалки проходит по ещё свежей ране на груди. Орать
хочется. Вопить во всё горло от тошноты и мучений. Сцепляю зубы. Ни звука.
– Ещё, – приказывает Карстен где-то в тумане из моей агонии. У меня нет сил
бороться. Нет сил двигаться или влупить им. Терплю, пока рвота не вырывается
из горла с сиплым стоном. Меня бросают на пол, пока желудок выворачивает
наизнанку. Всё тело покрывается липким потом от боли. Хватаюсь за порез,
воняющий сожжённым мясом.
Прости меня… прости… Мира… прости… я выдержу. Ради тебя. Выдержу.
– Вот теперь ты в своей среде, да, хороший мой? – Меня пинают
и переворачивают на спину. Открываю глаза, и всё перед ними плывёт. Сука,
как больно!
Оттаскивают к кровати и сажают, прислоняя спиной к ней. Но я радуюсь…
псих… я радуюсь тому, что рассёк этому козлу губу. Радуюсь его крови. Ничего,
будет больше. Будут реки этой крови.
– Что тебе надо от меня, тварь? – Хриплю я.
– Выносливый засранец, да? Не то что Кай. Тот был таким слабым, никчёмным
и молчаливым. А этот просто находка. Вот где надо искать преступников,
нашего Карателя, среди них, среди тараканов улиц. Отлично, – хлопает
по щеке, а я отворачиваюсь.
– Может быть, ещё дать ему успокоительного? – Насмешливо интересуется
белобрысый. По акценту узнаю. Мне плохо.
– Достаточно. А ведь дружеский визит был, всё ты испортил, Рафаэль. Сложно
будет с тобой. Замахнулся ты не на того. Влюбился не в ту. Влез в мир, где
тебе нет места. Да ещё и знаешь моё прозвище. Кровавый Валентин, как
звучит, да? От этого мою принцессу трясёт. Она с ума сходит от воспоминаний.
И тебе рассказала, как умная девочка. Тоже выносливая…
– Только попробуй её тронуть, я тебе… – дёргаюсь, чтобы его ударить,
но парни не позволяют даже встать, а Карстен присаживается на корточки,
широко улыбаясь.
– Ромео, как мне жаль, что ты Ромео. Отринь отца да имя измени, а если нет,
меня женою сделай, чтобы Райз больше мне не быть, – цитирует Шекспира, как
хреновый актёр на подмостках.
– Это так мило, что я готов пустить слезу. Только вот, увы, Ромео ты наш,
не твоя это роль. Оставь её мне. Самое интересное, что моя Джульетта даже
не подозревает, что она всегда была целью. Удачной целью, и она пока
не поняла того, как легко я её разыграл. Беата, фальшивый бриллиант на её
пальце, приказ моей принцессы, чтобы ей было больно. Всё готов сделать,
веришь? И делаю. Защищаю её от таких, как ты. А самый лучший способ –
сделать врага союзником. Как считаешь, долго будет сопротивляться? Думаю,
нет. Мира такая невероятная. Она как роза с шипами, и я обожаю царапаться
этими шипами ненависти. Она меня возбуждает так сильно, что я с ума схожу.
Но пока рано, очень рано, милый наш Ромео. И следующий вопрос: на что ты
готов пойти ради неё? Готов ли ты защитить невинный и сорванный не тобой
цветок от боли и даже от смерти? – Он больной. Он, действительно, болен
и очень сильно. Он тащится от насилия. Тащится, когда берёт девушек
и разрывает их руками. И от этого мне страшно. Всё, что касается Миры, для
меня огромная кровоточащая рана.
– Ты не причинишь ей боли. Ты, как Оливер. Оба видите в ней способ стать
богаче, а она умна. Ты никогда не добьёшься от неё даже согласия на простое
свидание, потому что не знаешь, что значит быть настоящим мужчиной для неё.
Она выберет сильного, любящего. Она отдаст предпочтение нежности, заботе
и мягкости, но в то же время стене, которая закроет её от всего этого
проклятого мира. Он ей не нужен, как и ты, – шепчу я, голоса просто нет.
А сказать ему это хочется.
– Вот видишь, Рафаэль, как всё просто. Я спрашиваю, и ты даёшь мне наводки.
Я прихожу, и мы разговариваем. Спасибо, милый Ромео, теперь я точно знаю,
как же обвести Эмиру Райз вокруг пальца и надеть ей на палец настоящее
кольцо. Ты молодец, – блять, он развёл меня. Подонок. Я злюсь на себя из-за
того, что повёлся, а он смеётся выпрямляясь.
– Ах да, вот забываю всегда о самых важных вещах. Будь начеку, твоё
испытание начинается. Любовь… Она делает мужчин безумными. На меня
посмотри и не повторяй моих ошибок. Но с другой стороны, любовь – отличный
способ найти тысячу вариантов манипуляций. Ты готов защитить её? Готов
ради неё стать одним из нас?
– Нет. Я уже понял, чего вы хотите. Каратель. Четвёртый всадник, который
делает за вас всю грязную работу. Нет. Слышал? Пошёл ты в задницу, Карстен,
тебе лечиться надо, – цежу я.
– Проверим, – его губы расплываются в пугающей улыбке. Что он задумал?
Какую подлость? Мира. Она теперь в опасности, снова из-за меня. Блять! Да
что это такое?
– Даже не думай, чтобы использовать её в своих играх. Она же нужна тебе,
так? Ты не добьёшься ничего, если хоть пальцем её тронешь. Она…
– Знаете, я так проголодался. Надо забронировать столик в самом лучшем
ресторане, к примеру, в Париже. Да, ребята? Надо отпраздновать такой
великий день, когда Каратель встаёт на тропу борьбы. Пойдём, – перебивая
меня, Карстен подхватывает пиджак и указывает парням на дверь.
– Не смей! Карстен! Не трогай её! – Кричу я и делаю попытку встать. Не могу.
Раны горят до сих пор, кровь снова течёт по груди.
– До встречи, наш милый Ромео, – он подмигивает мне и, разворачиваясь,
выходит из спальни, как и его шавки.
Чёрт возьми… чёрт.
Закрывая глаза, опускаю голову и хватаюсь за неё руками. Мне страшно. Я
обычный человек, и мне страшно сейчас из-за того, во что мы влипли.
Не только я, но и Мира, и Сиен, и Белч. Я ответственен за всех них,
но завербованным быть не желаю. Я знаю, что это такое. С самого детства быть
под Скаром, затем перейти под руководство Эрнеста, а теперь к ним.
Ненавижу. Ненавижу, и мне так больно.
Смотрю на кровоточащие раны и собираюсь с силами. Они нужны мне. Но взять
их неоткуда. В голове бьётся мысль: «защитить Миру, спасти Миру, не отдать
Миру им». В данный момент сам я этого сделать не могу, ползу до ванны, чтобы
хоть как-то остановить кровь и снова обработать порезы, выглядящие сейчас
отвратительно. Куски кожи. Тёмные. Сожжённые. Мои руки трясутся, пока я
смываю всё это под душем. Стоять не могу. Только сидеть и стеклянными
глазами смотреть на то, как вода окрашивается в розовый цвет. Неужели,
на них нет управы? Неужели, администрация позволяет всё это делать
и оставаться безнаказанными? Для меня это дико. До сих пор дико.
Выбираясь из ванны, кое-как добираюсь до кровати и ищу свой мобильный.
Защитить. Решаюсь на безумие. Решаюсь нарушить все свои правила
и установки. Решаюсь позвонить Мире и попросить о том, чтобы она уехала.
Просто взяла и уехала куда-нибудь на время.
Она заблокировала мой номер. Прикрываю глаза, держа у груди полотенце,
окрашивающееся в алый цвет.
Другой номер.
– Да, – моментально отвечает Белч. Слава Богу.
– Это я… мне нужна твоя помощь, – хриплю я.
– Раф? Ты где? Что случилось? – Испуганно спрашивает он.
– Без вопросов. Сегодня и завтра не отходи от Миры. Пусть Сиен… не оставляет
её одну. Ни на минуту… ни на секунду. Пусть будет с ней, даже когда она спит.
Пожалуйста… прошу… помоги мне в этом.
– Раф, я сейчас приду…
– Нет. Не ходи ко мне. Смотри за ней… будь другом, помоги мне… мне сейчас
нужна именно эта помощь. Смотри за ней… за Мирой… умоляю тебя.
Не приходи… я не в форме. Не могу… у меня небольшие психологические
проблемы, и только. Не ходи сюда. С ней будь… большего не надо. Одну
не оставляй… Сиен… пусть она…
– Я понял. Понял. Хорошо. Раф, но я всегда готов прийти к тебе и помочь,
помни об этом. Если надо, чтобы просто поговорить. Ладно?
– Да… спасибо, Белч. Я верну долг, – отключаю мобильный и бросаю его
на кровать.
Чёрт. Дышать сложно. Очень сложно. И я падаю на постель. Зубы стучат друг
о друга. Холодно так. Очень холодно. Нет, не засыпать. Я знаю, что со мной.
Потеря крови. Мне нужна медицинская помощь, но я не могу выехать отсюда.
Не могу, пока они здесь. Не могу…
Темнота забирает меня быстрее, чем я бы хотел. И нет сил бороться против
неё. Нет желания. Нет физической возможности. Боль слишком сильна, а кровь
продолжает течь. Я то просыпаюсь, пытаясь понять, где нахожусь, то снова
проваливаюсь в бездну. И так до бесконечности. До крика во сне, что я должен
идти к ней. Должен убедиться, что с Мирой всё хорошо, и Карстен не причинил
ей боли.
Комната уже полностью погружена в темноту, когда я распахиваю глаза
и поднимаюсь с кровати. Зажимаю между зубами какую-то тряпку и обливаю
себя оставшейся водкой из бутылки, валяющейся в углу спальни. Кричу,
но этого никто не слышит. Кричу, проваливаясь в очередное забытьё. Я
не знаю, сколько сейчас времени. Не знаю. Ночь. Снова открываю глаза,
валяясь на полу, и ищу бинты. Ничего. Только майки. Рву их и перематываю
себя. С трудом, обливаясь потом из-за слабости, натягиваю спортивный костюм
и набрасываю капюшон. Я дойду. Дойду. Я сильный. Справлюсь.
Как в тумане бреду в ночи к дому сестринства, скрываясь в тенях деревьев.
Они следят за мной. Они знают всё, что происходит. Знают. Им докладывают.
Везде их шпионы. Мне будет плохо за то, что я сейчас делаю, но меня это
не волнует абсолютно. Я не в силах сейчас карабкаться по деревьям
и незаметно попасть в дом «Оморфии», поэтому просто вхожу туда и, стараясь
не шуметь, бреду к лестнице. Падаю, жмурясь от шума, и снова встаю.
Буквально ползу до комнаты Миры, и дверь передо мной распахивается.
Поднимаю голову, не сумев быстро придумать, оправдания моего появления
здесь.
– Раф? – Сиен. Милая Сиен. Она опускается на колени и испуганно
всматривается в моё лицо.
– Мира… она…
– Спит. Всё хорошо. Ты… боже, Раф, у тебя кровь. На толстовке кровь, –
девушка закрывает дверь и, подхватив меня под мышки, тащит по полу. Нет,
не надо больше темноты. Пожалуйста, не надо.
Она затаскивает меня в свою спальню и закрывает дверь. Быстро включает
свет и тянется к моей одежде.
– Нет, – выдавливаю из себя, перехватывая её руки.
– Раф, у тебя кровь, понимаешь? Что случилось? Белч сказал, что ты был
не в себе, и у тебя… дай посмотрю. Чёрт, дай мне тебе помочь! – Повышая
голос, Сиен поднимает мою толстовку и охает, падая на пол.
– О, мамочка. О, господи, – шепчет, закрывая рот рукой.
– Это я сам… всё нормально. Нормально. Иди к ней… я должен знать, что она…
– Нормально? Ты рехнулся, Рафаэль? Ты видел, что у тебя с ранами? Они же
загноятся. Они… чёрт, сиди здесь. Ты совсем с ума сошёл? Что ты творишь
с собой? Зачем так себя наказываешь? Зачем, боже? – Приговаривая, девушка
подскакивает на ноги и бежит к шкафу, переворачивая всё в нём, достаёт
маленькую аптечку.
– Тебе надо в больницу, здесь куски… Боже… Боже мой, – она пытается как-то
остановить кровь, разрезает импровизированные бинты и плачет.
– Нет… я…
– Закрой рот, Рафаэль. Ты убьёшь себя. И что будет с ней? С Мирой? Ты
подумал, какое потрясение она вновь переживёт, если всё это увидит? Она
до сих пор не отошла от порезов ножом и ран, а теперь это. Сиди, я сказала,
иначе сама тебя прирежу к чёртовой матери, – бросая окровавленную вату, она
поднимается с пола и достаёт из кармана телефон, набирая чей-то номер.
– Белч. Вызови скорую. Потом объясню. Срочно позвони в наш медицинский
корпус и скажи, что нам нужна скорая и немедленная госпитализация, надо
довести его до ворот, чтобы никто не услышал сирену. Приходи сюда, мне
нужна помощь, – быстро говорит она и убирает мобильный.
– Давай, Рафаэль. Поднимайся, надо тебя отправить в больницу. Это уже выше
моего понимания, – шепчет она, закидывая мою руку себе на плечо.
– Нет… я…
– Заткнись, вот просто заткнись. Я так зла на тебя! Мало тебе всего этого?
Мало? Хочется больше боли? Зачем? – Я понимаю, что она права, но правду ей
не скажу. Не хочу пугать больше, чем уже есть. С помощью девушки
поднимаюсь на ноги, и мы выходим из её спальни.
– Мира…
– С ней всё хорошо. Тише. Они не должны тебя здесь видеть, особенно в таком
состоянии, – хватаюсь за перила, и тело болит. Всё болит. Я не могу идти. Я
чувствую, как кровь скатывается по животу и течёт ниже. Мои кровавые
отпечатки остаются на перилах, кровавые следы, кровавое дыхание. Мне так
больно.
– Что… вот же мать твою! – Белч оказывается перед нами уже на улице, и Сиен
передаёт меня ему.
– У него вся грудь в крови, там… как будто он жарился заживо. Отведи его… я
вернусь к Мире и отмою всё, – шепчет Сиен.
– Раф, слышишь меня? Что случилось? Кто это сделал? Ты же не так болен,
верно? Ты же… чёрт, я не хочу тебя потерять.
– Я… сам… я…
– Ложь. Не верю. Кто это был? Кто тебе угрожает?
– Никто… Мира…
– Блять, Мира в норме, а вот ты умрёшь от потери крови. Ты весь к крови.
Просто весь. Да что же ты за идиот-то? Давай, осталось ещё немного. Тебе
помогут. Я поеду с тобой, – мы добираемся до ворот, и нас выпускают. За ними
уже ожидает медсестра и карета скорой помощи. Дальше я больше ничего
не помню. Падаю и отключаюсь моментально.
Глава 31
Рафаэль
Открываю глаза, по которым долбит яркий свет. Ничего не чувствую.
Воспоминания кажутся лишь очередным кошмаром. Только пикающие
аппараты, тяжесть в мышцах и напульсник на запястье говорят о том, что я
в больнице.
– Раф?
Снова открываю глаза и облизываю пересохшие губы, пока зрение становится
немного чётче.
– Ты как? – Напряжённо улыбаясь, интересуется Белч.
Могу только кивнуть, переводя взгляд на вену, в которой торчит игла
от капельницы.
– Тебе операцию сделали. Удалили сожжённую кожу, наложили швы, и ты был
под наркозом. Сейчас уже три часа дня, а ты только очнулся. Я сообщил
о нападении. Здесь был директор. Позвонили Эрнесту, точнее, его помощнику
и сообщили о том, что ты в больнице. Он просил перезвонить ему, как
очнёшься. Грог вроде бы, – шепчет Белч.
– Сколько… какой… день?
– Вторник.
– Мира…
– С ней всё хорошо. В данный момент она на занятиях, затем будет в доме
готовиться к вечеринке в честь Хэллоуина. Сиен с ней. Она отмыла все твои
кровавые следы, и пока нет никаких фотографий на сайте о том, в каком ты
был состоянии. Что довольно странно, ведь в час ночи редко кто спит
и не охотится за сенсацией в твоём лице. И я хочу, нет, я требую, чтобы ты мне
рассказал, кто это сделал. Оливер? Калеб? Оба? Я ничего не слышал об этом,
они в последнее время, вообще, тихие и молчаливые. Значит, что-то
готовили, и…
– Я сам. Это всё сделал я сам, – хриплю и отворачиваюсь. Всадники
контролируют сайт. Они не хотят, чтобы мои фото в таком виде хоть где-то
появились, как и стало известным то, что они сделали. Они всё скрывают и,
выходит, что лишь наблюдают за исходом событий. И уж точно, Белчу об этом
знать не стоит.
– Я не верю, понял? Нельзя сжечь столько кожи и вытерпеть лишь потому, что
тебе так захотелось. Я…
– У меня психологические проблемы. Мне нравится причинять себе боль… мне
это нравится. И я хочу избавиться от прошлого… от всех этих рисунков.
От всех… уходи, будь с ней, а я спать хочу, – закрываю глаза, ощущая, как
меня снова поглощает тьма, и голос Белча остаётся позади.
***
Снова тот же пикающий аппарат, только теперь рядом со мной нет Белча.
За окном уже день, а я боюсь… проснулся из-за страха. Сухость внутри. Мышцы
ощущаются яснее. Поднимаю больничную сорочку и смотрю на бинты на груди
и по всему торсу. Ничего не болит. Значит, вкалывают обезболивающее.
Поворачиваю голову и нахожу взглядом свой мобильный, лежащий
на тумбочке. Достаю его дрожащей рукой и сразу же открываю сайт.
Прокручиваю сообщения о всякой ерунде, вроде утренней пробежки девочек
и их коротеньких шорт. Когда дохожу до фотографии, сделанной ранним утром,
то всё внутри переворачивается от страха.
«А вот и причина, почему Эмира Райз и Рафаэль Лоф не переваривают друг
друга. Вы все помните, какая милая романтика существовала на свидании двух
голубков до обвинения нашей принцессы в насилии над Флоренс Делон.
Надо же, как быстро Мира меняет ухажёров и скрывает их в ночи, когда
сама же запретила всем девушкам из сестринства „Оморфия“ даже думать
о них. Сегодня, около шести утра в дом вошёл очередной красавчик и,
по словам нашего источника, направился в спальню Эмиры Райз. Там он
провёл около получаса и вышел оттуда слишком довольным для дружеского
визита по вопросам бизнеса его отца, о котором уверяет сама мисс Райз. А вы
узнали нового претендента на сердце нашей ледяной принцессы? Нет? Это
Карстен Хазе, аспирант последнего курса и самый выгодный холостяк нашего
университета. Его счета безгранично высокие. Красота затмевает солнце.
И бомба! Он бывший жених Беаты Пвей, свихнувшейся главы сестринства
„Оморфия“, которую легко сместила Эмира Райз. Видимо, ей мало занимать
этот пост, она хочет занять и мысли Карстена. Что думаете о таком событии?
Подходят они друг другу? И чем же привлекает Эмира Райз таких красавчиков,
как Оливер Фирель, Рафаэль Лоф и Карстен Хазе? Что же она такого умеет
в постели, раз они бегают за ней? К слову, сегодня Мира сдаёт нормативы
по конному спорту из-за неудачного падения Рафаэля Лофа. Приглашаю всех
на это поистине интересное представление в 16:00», – ниже идёт серия
фотографий, как Карстен входит в дом сестринства и выходит из него,
улыбаясь и поправляя пиджак.
Чёрт!
От паники, овладевшей сознанием, с силой вырываю иглу из вены и пытаюсь
встать. Я должен вернуться! Не просто так он приходил к Мире, пока она спала.
Если он хоть пальцем её тронул, если хоть…
– Мистер Лоф, немедленно вернитесь на место! – Раздаётся за спиной
возмущённый мужской голос.
– Где моя одежда? – Хриплю я, отбрасывая одеяло и замечая катетер
и контейнер с мочой.
– Вам запрещено вставать и двигаться, вы можете повредить швы. Я требую
сейчас же…
– Да пошёл ты к чёрту. Я спросил, где моя одежда и вещи? – Как неприятно,
оказывается, вытаскивать катетер из члена. Плевать.
– Вы не уйдёте никуда без моего согласия, как лечащего врача и…
– Меня не волнует согласие и сопли, которые здесь приняты. Я должен
вернуться в университет сейчас же. Если будет необходимо, то я позвоню
Эрнесту Райзу, и он заставит вас всех танцевать ламбаду перед машиной,
которая повезёт меня обратно. Где вещи? – Удаётся встать, покривившись
на одеревеневшие мышцы.
– Вы понимаете, что это неразумно? Вы потеряли много крови. Вам была
произведена операция, и швы…
– Да к чёрту! Не понимаете человеческого языка? Одежда. Моя одежда,
в которой я сюда поступил. Моя карточка. Мои ключи, – рычу я, поворачиваясь
и смотря в глаза упрямого мужчины, абсолютно не понимающего, что сейчас
важно для меня. Началась очередная травля, и Карстен специально разрешил
себя фотографировать. Сделал всё открыто, значит, хочет, чтобы я появился.
Таким образом он показывает мне, что если я этого не сделаю, то пострадает
Мира.
– Сейчас вам всё принесут, но с условием, что вы будете ходить на перевязку
к вашей медсестре и выполнять все мои указания. Приём таблеток…
– Быстрее. Я должен уехать, – перебивая его, смотрю на время. Полдень. Ещё
есть четыре часа до сдачи нормативов, и я чувствую сердцем, что там будет
что-то очень плохое. Чувствую.
Меня оставляют одного, но ненадолго. В палату врывается медсестра
и впопыхах, накладывает повязку на руку, из которой я выдернул иглу
и немного поранил себя. Меня, правда, это, вообще, не интересует. Я под
обезболивающими и пока не чувствую боли. Это для меня огромный шанс
вернуться сейчас туда и понять, что задумал Карстен.
Пока я переодеваюсь в новую одежду, заранее привезённую Белчем, мне
перечисляют препараты, которые я должен принимать, затем просят заполнить
формуляры о том, что больница не несёт ответственности за последствия. Меня
это бесит. Расписываюсь везде, не глядя, и, хватая пакет с таблетками и свои
вещи, сажусь в машину с личным шофёром Эрнеста, которую я вызвал.
Меня долбит паника внутри. Она просто долбит по сердцу, по лёгким, даже
по мозгу. Она скручивает меня, вынуждая думать, какие ходы делает Карстен
и чего хочет этим добиться. Конечно, я догадываюсь о том, что он хочет, но вот
не верю в лёгкую манипуляцию мной именем Миры. Он от неё тоже многого
хочет, и это меня бесит.
Когда я возвращаюсь на территорию университета, то сразу же направляюсь
к себе в спальню. Безынтересно оглядываю чистоту в ней и бросаю вещи
на пол. У меня есть ещё немного времени, чтобы передохнуть и набраться сил,
точнее, высыпать в ладонь обезболивающие таблетки и выпить их залпом.
Меня колбасит от неизвестности. Ношусь по своей комнате, сжимая в руке
мобильный, и постоянно проверяю выходящие на сайте университета посты.
Читаю гнусные комментарии под фотографией Карстена, выходящего из дома
сестринства, и рычу, желая уничтожить всех, кто, вообще, считает его
порядочным человеком.
Хотя сдачу нормативов по конному спорту мне перенесли на неделю из-за швов
и ран, я должен быть там. Душа не на месте. Бывает состояние, что ты словно
будущее видишь, уверенный в необратимых болезненных последствиях, если
тебя не будет там, рядом с конюшней.
Пытаюсь скрываться от глаз студентов, направляющихся туда же, что и я,
к конюшням и тренировочным загонам, и слушаю их мечты: «Вот бы
упала», «Раздражает, что эта цаца всё умеет, пусть ногу сломает» и огромное
количество язвительных проклятий в подобном духе. Как же они ненавидят
Миру. И за что? Вот, действительно, за что? Ладно, причины есть, но не такие
сильные, чтобы желать человеку смерти.
Перед тренировочным загоном с препятствиями уже собралась огромная толпа
студентов, здесь и девушки из сестринства, поддерживающие Миру, и парни
из братств, пришедшие насладиться шоу, даже Оливер здесь со своими
шавками. Они держатся поодаль от загона, и там же Белч. Преподаватель
с ужасом и шоком осматривает всех собравшихся, а мои мысли о другом. Я жду.
Знаю, уверен, что и Всадники будут здесь. Постоянно проверяю мобильный.
Слежу за всеми. Чёрт возьми, или я параноик, или же что-то упустил.
Разворачиваясь, вхожу в конюшню, где подготавливают лошадь для Миры.
Прячась в одном из стойл, прислушиваюсь к тихому разговору. Ничего
особенного. Обсуждают популярность Миры и то, что она легко возьмёт все
барьеры. Слышится мужской смех, который затем резко прекращается. Лошадь
фыркает, и я замираю, пока сердце разрывает грудную клетку.
– Но это же…
– Нас уволят.
– А я могу вас убить, – звук знакомого голоса с жутким акцентом долетает
до меня. Всё внутри опускается.
Мать вашу, я был прав! Это белобрысый. Точно он, его картавость
и отвратительный говор, которые ни с чем не спутать.
– Повреди подкову, понял? Мира поймёт, что лошадь противится, и попросит
заменить её. И тогда вы выведете моего жеребца, ясно?
– Везде камеры.
– Они повреждены, не волнуйтесь.
– Хорошо.
– Если не сделаете этого, то пеняйте на себя. Вам и вашим семьям будет очень
плохо, – бросает белобрысый, и всё затихает.
– Вот, блять, попали. Мира же упадёт, – сдавленно пищит один из конюхов.
– Она не только упадёт, она сломает шею. Его жеребец с характером, и я
боюсь, что это скажется всем боком. Может быть, пойти и сообщить о том, что
на Миру будет совершено покушение?
– Рехнулся? Ты же знаешь, что они могут. Да и кто мы с тобой? Работяги
простые, а они богачи. Делай вид, что так и должно быть.
Ублюдки. Сжимая кулаки, только хочу выйти, как меня резко хватают за плечо,
причиняя боль в ранах, и толкают на сено.
– Понял мой намёк, да, Рафаэль? – Передо мной на корточки опускается
Карстен, гадко усмехаясь.
– Какого чёрта ты творишь? Что ты задумал? – Рычу я, подскакивая на ноги.
– Алиби. Есть несколько вариантов исхода событий, – спокойно пожимая
плечами, Карстен выпрямляется.
– Итак, тебя видели здесь несколько человек. Ты вошёл сюда, а затем выйдешь
отсюда и начнёшь убеждать преподавателя в том, что Мире грозит опасность.
И да, она ей грозит. После первого круга она заметит, что с лошадью что-то
не так. А затем появится и вторая, которая и сделает тебя маньяком, желающим
отомстить ей. Ведь здесь больше никого не было, кроме тебя. Кто повредил
подкову? Кто подрезал седло? Ты, наш милый Ромео, так и не смирившийся
с потерей своей Джульетты. Всё будет выглядеть очень правдоподобно.
– Что? Ты подрезал седло? Ты совсем охренел? – Толкаю его в грудь и только
замахиваюсь, как Карстен первым ударяет по животу. Падаю на колени. Швы,
кажется, рвутся, причиняя невероятную боль. Слабость поглощает всю силу,
пока я откашливаюсь.
– Мало того, что подрезал, Рафаэль, за деревьями ожидают разрешения
выстрелить камнем в ягодицу безумного жеребца, который понесёт нашу
принцессу, сбросит её и выпотрошит все кишки, – шипит Карстен, хватая меня
за волосы, вынуждая запрокинуть голову.
– Она же погибнет…
– Да увы, жертвы всегда должны быть, иначе ничего не получится, – второй
рукой похлопывает меня по щеке.
– Но есть ещё один вариант – ты его мне предложишь, верно? Ты же не хочешь
убивать её, это сделано лишь для меня и для того, чтобы испытать
на прочность. Что я должен сделать? – Хриплю я.
– Какой ты всё же умный, мальчик. Прямо диву даюсь. Схватываешь всё
на лету. Конечно, мне так жаль, если моя будущая жена сегодня получит
смертельную травму. Но ведь всегда есть ты, влюблённый и жалкий
преступник. И да, я дарую тебе выбор, Рафаэль, – он отпускает меня и даже
поднимает на ноги.
– Ты знаешь, что я хочу получить. Тебя в наши ряды. Сегодня у тебя есть шанс
решить, что важнее: жизнь Миры и полное рабство или же нежелание быть
нашим союзником и смерть возлюбленной, – Карстен достаёт из-за спины
пистолет и протягивает его мне.
С ужасом сглатываю, смотря на настоящее оружие.
– Там две пули. Одну можешь оставить себе, другую Мире. Но я бы посоветовал
тебе менее плачевный исход, – Карстен замолкает, и я слышу, как ведут
лошадь обратно и выводят другую.
– Времени так мало, Рафаэль. Всего пятнадцать секунд, чтобы ты не дал камню
попасть в лошадь. Убей её, защити свою возлюбленную. Спаси её,
но с условием. Я отдаю тебе пистолет в обмен на твою клятву стать нашим
Карателем. Ты согласен?
– Нет. Я не согласен. Если ты хоть пальцем тронешь Миру, то я легко сдам
тебя. Тебя посадят, и Эрнест никогда не простит тебе и твоей семье потерю
дочери. Он уничтожит вас, так что зря ты выложил всю правду сейчас. Да я
и не верю тебе. Мира для тебя слишком выгодный куш, как и для других.
А терять таких, как она, тебе просто не хочется. Ты жадный ублюдок, и иди ты
в задницу, – выплёвываю каждое слово, отчего Карстен ухмыляется.
– Что ж, выбор ты сделал, но я, как человек добрый и чуткий к проблемам,
оставлю это здесь, – он переворачивает руку и пистолет падает в сено.
– Вдруг ты передумаешь, когда до тебя дойдёт – я никогда не шучу и в любом
деле, которое планирую, использую даже тех, кто меня очень сильно
волнует, – добавляя, он разворачивается и, присвистывая, выходит
из конюшни.
Выскакиваю вслед за ним и оглядываюсь, когда слышу свист и аплодисменты
со стороны тренировочных загонов. Мира берёт барьеры.
Я не думаю, что Карстен так глуп, чтобы подвергать опасности Миру, ведь он
понимает, что сделает Эрнест, если его дочь пострадает. Он убьёт. Это никому
не выгодно, так что мне остаётся лишь терпеть. Не сорваться. Не поддаться
провокациям.
Останавливаюсь недалеко от толпы, разросшейся за время моего отсутствия,
и молча наблюдаю, как Мира делает круг и ждёт дальнейших указаний
от преподавателя. Она так красива. Так изыскана, сидящая на белом коне,
словно каждый барьер не стоит никаких усилий. Но я-то знаю, как это сложно.
И чтобы выглядеть настолько спокойно и даже немного скучающе, как она,
необходимо иметь не только идеальную выдержку, но и пройти долгое
обучение, и чувствовать лошадь.
Раны немного ноют, но меня это не заботит. Я оглядываю заросли деревьев
и ищу взглядом подтверждение слов Карстена. Ни движения там. Да и барьеры
брать с подрезанным седлом практически невозможно, Мира бы уже поняла,
что что-то не так, а она уверенно ударяет лошадь и разгоняется, чтобы
перескочить следующее препятствие. Все с замиранием наблюдают за ней, как
и я, и она перепрыгивает, вызывая шквал похвалы и восторга студентов.
Ничего не происходит, меня это радует. Значит, я сделал верный выбор.
Остался всего один барьер, и всё закончится.
Мира делает круг, разгоняясь, и несётся на лошади к последнему препятствию,
и так же непринуждённо, как тратит деньги на маникюр, берёт его. Слабая
улыбка появляется на её губах, и она кивает толпе, благодаря за взрыв свиста,
выкриков своих сестёр. Вот и всё.
Гордо наблюдаю за ней. Да, именно гордо. Моя девочка. Самая лучшая девочка
в мире.
Разворачиваясь, собираюсь уйти, чтобы не распространять слухи о себе
и Мире, как вдруг женские крики заставляют обернуться. Сердце обрывается.
Паника, вмиг образовавшаяся среди студентов, убегающих от загона,
не позволяет увидеть, что случилось. Громкий голос преподавателя
предупреждает не подходить к взбесившейся лошади. И я вижу… мать твою,
мне в жизни так страшно не было. Лошадь встаёт на дыбы, а Мира удерживает
поводья, пытаясь её успокоить. Но это невозможно. Животное прыгает под ней,
пытаясь сбросить наездницу.
Да какие решения могут быть сейчас? Какие страхи? Какое нежелание
и взвешенные мысли внутри?
Расталкивая людей, врываюсь в конюшню и несусь к стойлу. Руками ищу
пистолет и быстро проверяю его. Заряжен. Вылетаю и, отпихивая от себя
визжащих девушек, причитающих и плачущих, бегу к загону, видя, как Мира
падает на землю, кривится от боли, а преподаватель, как и ещё несколько
работников, перепрыгивают через перила, чтобы поймать лошадь. Но злое
животное лишь хочет отомстить за свою боль. Оно встаёт на дыбы прямо над
Мирой. На её лице замирает бледное отражение ужаса и грядущей смерти. Я
не успею подойти ближе.
Поднимаю дрожащую руку и делаю глубокий вдох. Секунда. Звук выстрела
раздаётся по округе, и всё затихает. Животное падает на землю, придавливая
Миру, и это позволяет мне беспрепятственно перелезть через забор и под
гнетущую тишину подойти ближе. Наставляю пистолет прямо на голову
дёргающейся лошади.
– Нет… Рафаэль… – одними губами произносит Мира, когда наши взгляды
встречаются.
– Прости меня, – отвечая, перевожу взгляд на лошадь и стреляю во второй раз.
Убиваю. Безжалостно. Быстро. Чётко. Крик Миры и других оглушает, а я лишь
смотрю на неё, пытающуюся бежать и толкающую тело животного с себя. Она
не может подняться, отползая от меня.
– Прости меня… прости, – я сделал выбор, и теперь моя участь решена. Мне
не жаль, что я так поступил. Не жаль, что сам себя завербовал. Не жаль.
Меня толкают в спину, и я, без каких-либо возмущений позволяю выбить
из своих рук пистолет и скрутить меня. Удерживаю взгляд Миры.
Пойми меня, прошу. Пойми. Больше я себе не принадлежу. Я твой. Ради тебя
буду дальше жить. Ради тебя и твоей свободы. Только не причиняй себе боль…
моя девочка, ты великолепна.
Глава 32
Рафаэль
– Вы совсем ума лишились, мистер Лоф? Устраивать перестрелку в стенах
нашего заведения! Убить лошадь! Целиться в мисс Райз! Я ещё раз
спрашиваю – зачем вы это сделали? – Кричит директор, а я лишь думаю о том,
что будет дальше.
Завербован я. Каратель. Четвёртый всадник. Я знаю, что если расскажу
правду, то мне вряд ли поверят и найдут уйму причин обвинить в нападении
на Миру, да и другие Всадники из-за моих показаний отомстят мне, причинив
ей боль. А я на это пойти не могу. Для меня важнее то, что Мира будет
в безопасности.
– Месье Леду, мистер Райз на второй линии, – в кабинет влетает перепуганная
Марджори, и мужчина кивает в ответ.
– Объясняйтесь с ним сами, мистер Лоф. Вряд ли после подобного вы
останетесь здесь, – директор поднимает телефонную трубку и переключается
на вторую линию, а затем передаёт мне.
– Мистер Райз, – сухо произношу я.
– Рафаэль. Хотел убить или защитить? – Спокойно и даже с долей юмора
интересуется Эрнест.
– Второе.
– Покушение?
– Приблизительно да.
– Работай дальше.
– Хорошо, сэр.
Недолгий разговор, из которого всё ясно. Никакой помощи я не получу, как
и раньше. Его даже не волнует, кто это сделал, ведь если я назову имена, то
тогда начнётся бойня, а это плохо скажется на бизнесе Эрнеста. Меня это
обижает до глубины души. Мало того, что родной отец отказался от любой
возможности наладить отношения с дочерью, так даже после подобного
оставляет её здесь и лишь под моим присмотром.
Пока идут переговоры директора и Эрнеста, в которых первый возмущается
решениям отца Миры и моим пребыванием здесь, злость накапливается с новой
силой. Я уничтожу их. Будучи четвёртым, я узнаю все их тайны и вычислю того
человека, который стоит над Всадниками. Уверен на сто процентов, что кто-то
есть, и я найду его. Вот тогда я точно стану убийцей. Не пощажу. Пойду
в тюрьму, но освобожу Миру от этого королевства.
Директор кладёт трубку и тяжело вздыхает.
– Подобное просто непростительно, мистер Лоф. И даже слова мистера Райза
не повлияют на моё мнение. Я отказываю вам в удалённом обучении,
с завтрашнего дня вы снова будете ходить на занятия, как и все. Будете
смотреть в лица тех, кого напугали. И я запрещаю вам…
Разъярённую речь вновь прерывает своим появлением Марджори, и с ней
входит один из парней, участвовавших в заговоре. Он боится смотреть на меня,
а я испепеляю его взглядом.
– Сэр, ремень на седле был подрезан, поэтому мисс Райз выпала из него.
Помимо этого, в ягодицу лошади кто-то выстрелил острым камнем, на теле
животного есть отметка, которую подтвердит профессор, – тихо произносит он.
Месье Леду бледнеет и падает в кресло.
– То есть… хм, кто-то хотел, чтобы мисс Райз пострадала? – Шокировано
уточняет он.
– Думаю, да, или же просто хотели напугать. Мистер Лоф убил животное, чтобы
защитить девушку. Профессор скоро придёт к вам, и он просил не применять
пока никаких наказаний к мистеру Лофу. В данный момент он находится
в больничном корпусе с мисс Райз.
– Она пострадала? – Подаю я голос.
– Нет… испуг, как и у всех. Подобного у нас ещё не происходило, – всё так же
не глядя на меня, отвечает парень. Сукин сын. Я же и тебя покараю. Только
дай мне время восстановиться. Я накажу всех, кто хоть как-то был причастен
к этому случаю, как и к другим, касающимся Миры. Я доберусь до всех.
Уничтожу.
– Иди, – директор взмахивает рукой, отсылая его.
Переводит на меня тяжёлый взгляд и снова вздыхает.
– Кто вам передал оружие, мистер Лоф?
– Нашёл его.
– Нашли? Просто так взяли и нашли на своём пути именно в тот самый момент,
когда некто выстрелил в лошадь камнем и подверг мисс Райз смертельной
опасности? Я вам не верю. Вы должны знать, что подобное недопустимо
в стенах моего заведения. И вы…
– Думаю, я тоже пойду. Швы тянут, да и спать хочется. А что касается угроз
и возмущений, то это ваша вина, мистер Леду. Если бы вы лучше следили
за своими студентами и организовали для них нормальное заведение, без
войны, без власти сестринства, братств и неких более высокопоставленных
аспирантов, то сейчас имели бы возможность разглагольствовать о том,
насколько это недопустимо. А так, вы ничего не сделаете. Ваша власть… да
никакой власти у вас нет. Вы корыстны и зависите от ноликов
в пожертвованиях для вас и ваших коллег, так что я буду сам решать, как
поступать и что предпринять, чтобы уберечь Миру от ваших законов. Всего
наилучшего, мистер Леду, – перебивая его, разворачиваюсь под ошарашенным
от моей наглости взглядом и выхожу из кабинета.
– Рафаэль, ты как? – Ко мне подскакивает Марджори, обеспокоенно оглядывая
моё лицо.
– Нормально, – сухо отвечаю ей.
– Если тебе будет нужна помощь или же кто-то… не знаю… я… ты хороший
парень, я уверена в этом, и если когда-нибудь будешь в тупике, то всегда тебе
помогу, – женщина касается моей ладони, перепачканной в земле,
и сжимает её.
– Спасибо, – натягивая улыбку, киваю, и осторожно убираю её руку,
вызывающую неприятные чувства. Отвращение. Хотя она мила и судя по виду,
правда, напугана, но я больше никому не верю. Даже себе.
Обхожу Марджори и направляюсь к общежитию. Когда я выхожу на улицу, то
никого не встречаю. Вообще, никого. Видимо, большинство студентов уже
попряталось и звонит своим родителям, чтобы их немедленно отсюда забрали.
Да и хорошо это. Пусть.
Открываю дверь в свою комнату и включаю свет. В последнее время я
предпочитаю задёргивать шторы. Но чувство опасности заставляет меня
напрячься и резко повернуть голову в сторону маленького диванчика,
на котором меня ожидает незваный гость. Сжимаю кулаки, но понимаю, что моя
сила сейчас просто никакая. Её нет. Всё тело болит, и я не выйду победителем
в драке, а сейчас мне нужно восстановиться.
– Ублюдок, – шиплю я.
– Ты не оценил мою шутку? Ну как так-то, Каратель? – Неприятно смеётся
Карстен.
– Шутку? Ты больной! Она могла погибнуть! Это не перелом руки или ноги! Это
смерть! Лошадь бы её просто затоптала! – Ору я, взмахивая рукой и указывая
на окно.
– Брось, Рафаэль, это было весело. Как ты бежал. Как все кричали. Это лучше
любого театрального представления, ведь в нём были настоящие эмоции,
никакого сценария, а только живые эмоции. Я принёс тебе одежду нашего
Четвёртого Всадника, как и документ, который ты подпишешь. Там говорится
о том, что ты принимаешь наши условия и клянёшься следовать уставу
Всадников, наказывать за проступки виновных и верно нести своё новое
звание, – Карстен поднимается и указывает на пакет, стоящий рядом со столом,
а затем на стопку бумаг, лежащую на кровати.
– Я ничего не буду подписывать. Ты не думал, что я могу всё рассказать?
Буквально всё?
– Будешь, как миленький будешь, Каратель. И нет, ты никому ничего
не расскажешь, потому что уже понял – со мной это не пройдёт. Я пожертвую
своей прекрасной принцессой, чтобы добиться того, чего хочу. Тем более скоро
мы появимся в новом составе, да и пришло время навести здесь порядок, а то
все от рук отбились и забыли, кому на самом деле они подчиняются. А если
всё же снова решишь проверить, есть ли у меня яйца, то я с удовольствием
тебе докажу это. Отрицать бесполезно, Рафаэль, ты поставил Эмиру Райз
на первое место, и что бы ни произошло, сколько бы у неё ни было минусов, ты
до последнего вздоха будешь оберегать её от боли. А её она не особо-то
и любит, – кривится Карстен.
– Хорошо, но у меня тоже есть условия, – киваю я, разыгрывая другой ход.
– Первый раз мне кто-то будет ставить условия. Интересно послушать, –
хмыкает он.
– Ты впишешь в этот контракт о моём рабстве то, на что я меняю свою волю
и почему буду подчиняться вашим приказам. А точнее, я хочу, чтобы ты
навсегда забыл о том, что существует Эмира Райз. Ни ты, ни кто-то из твоих
псов не подойдёт к ней и не дотронется до неё. И да, если это произойдёт, то
меня уже ничто не удержит от того, чтобы сдать вас. Не будет Миры, или же
хоть один волос упадёт с её головы от физической или моральной боли, или
каких-то нападок на неё, то мной вряд ли можно будет манипулировать. Нет
человека, значит, нет и причин, чтобы молчать и повиноваться. Терять мне
будет нечего, – чётко говорю я.
– А если она захочет сблизиться со мной? Ты ведь разочаровал её, Рафаэль,
а я…у нас с ней такая прекрасная история, которую она будет помнить.
К слову, я имею огромную власть здесь, как и среди братьев, уже покинувших
это заведение, и она пойдёт ко мне.
– Она никогда не пойдёт к тебе по доброй воле, если ты её не вынудишь
сделать подобное. Она никогда не простит тебя, как и меня. Поэтому на все
твои уловки ответ один – нет. Для тебя Эмира Райз исчезла из поля зрения, –
настаиваю на своём.
– Увы, милый Ромео, но я отказываюсь. Раз ты решил торговаться, то придётся
вновь поставить тебя в очень щепетильную ситуацию, спасти её ты сможешь,
только став нашим Карателем. И пока не подпишешь контракт, не станешь
нашим Всадником, я буду каждый день, каждый час наглядно демонстрировать
тебе свою решимость.
– Ты не посмеешь, – рычу я, дёргаясь к нему.
– Правда? Эх, а я считал тебя умным. Ведь если ты будешь среди нас, то
узнаешь наш устав. А согласно ему, мы не причиняем боли тем, кого выбрали
себе в партнёры. Власти у тебя будет побольше, чем сейчас, и ты сам сможешь
мстить тем, кого считаешь виновным. Будешь карать их на благо общего дела.
Но ты противишься, борешься против неизбежного. Да и найти тех, кто тебя
ненавидит проще простого. А потом придётся отдать им то, чем ты так
дорожишь. Живую мишень, – он шантажирует меня прошлым, и я в капкане.
Что бы я ни делал – пострадает Мира. Что бы я ни планировал – пострадает
Мира. И даже Эрнест не успеет помочь.
– Почему я? Почему не кто-то другой, а я? Ведь по вашим законам я, вообще,
не имею права даже метить на место Всадника. Я не состою в братстве,
не имею огромных счетов. Я ничего не имею, – решаю, что лучше сейчас будет
как-то ещё потянуть время и каким-то образом предупредить Миру бежать
отсюда или же скрыться на время.
– Ошибаешься, Рафаэль, ты имеешь то, что делает тебя идеальным кандидатом
в наши ряды. Деньги приедаются. Развлечения становятся неимоверно
скучными. Красотки превращаются в обычных шлюх. И именно дети улиц
знают, что означает наказание как раз в том роде, как мы любим. Именно,
такие как ты, вырабатывают стержень, не позволяющий сломаться. Ведь перед
тобой откроется множество дверей, и ты выберешься из нищеты, даже станешь
опасным врагом для Эрнеста Райза, и тогда Эмира станет твоей.
– Но она же тебе нужна, не так ли? Какой смысл мне быть среди вас, если всё
равно ты убьёшь её внутри? Зачем? Не проще ли мне прямо сейчас послать
тебя в задницу и просто погибнуть рядом с ней?
– Проще, конечно, проще. Но я даю тебе шанс доказать, что ты можешь
бороться за неё. И если это произойдёт, и ты выживешь, то я отдам тебе её.
Навсегда. Я помогу тебе решить проблему с Эрнестом Райзом.
Не верю я ему. Он умасливает меня, порождая невозможные фантазии
в голове. Подобный метод манипулирования мне знаком, именно так меня
завербовал Скар, обещая красивую жизнь для моей матери.
Открываю рот, чтобы послать его и завершить это дело, а затем в ближайшее
время схватить Миру и бежать с ней куда глаза глядят, но в этот момент
раздаётся стук в дверь.
Наши взгляды с Карстеном встречаются.
– Рафаэль, открой. Немедленно открой дверь, я знаю, что ты там. Есть
разговор, – издаю внутренний отчаянный стон от дрожащего голоса Миры.
В глазах Карстена зажигается удовольствие и вкус победы.
Чёрт… чёрт, что ж ты делаешь?
– Рафаэль! – Мира ударяет по двери и дёргает ручку.
– Какой интересный поворот событий, может быть, мне сейчас на твоих глазах
продемонстрировать, какой способ я избрал следующим. Давно у меня не было
жертв насилия, – шепчет Карстен.
– Только через мой труп, – так же отвечаю я, пока Мира долбит по двери.
– С удовольствием, Рафаэль, – он достаёт из кармана брюк мою «бабочку»
и раскрывает её.
– Будешь истекать кровью, слышать её крик и слёзы и медленно умирать.
– Хорошо. Я согласен, – одними губами произношу, обрывая жуткие видения
в своей голове. Я слаб. Ничего не смогу сделать, если он её затащит сюда
и начнёт насиловать. А он может. Такой, как он, не имеет ничего святого
и не пожалеет её. Убьёт…
– Рафаэль! Я выбью эту дверь! – Кричит Мира, ударяя уже ногами по ней.
– Открой и не впускай её. Сделай так, чтобы она тебя возненавидела сильнее,
но, если обманешь, кара будет смертельной. Для неё. Для твоего друга Белча
и его шлюхи. А ты наблюдателем станешь, – Карстен указывает на дверь, а сам
направляется в ванную комнату, заходя внутрь и оставляя щёлку, чтобы всё
слышать.
Сглатываю от отчаяния и направляюсь к двери. Делаю глубокий вдох.
Завербован. Теперь официально я принадлежу им.
– Что ты хочешь? – Шиплю я, распахивая дверь в тот миг, когда Мира уже
заносит ногу, чтобы снова ударить. Волосы растрепавшиеся, лицо бледное,
в глазах страх. Видеть её такой я не в силах.
– Впусти меня…
– Нет, – отталкиваю её, перебарывая сильнейшее желание орать: «Беги
отсюда». Только вот её найдут. Её вернут. А я уже буду мёртв.
– Что хочешь, ещё раз спрашиваю? Я занят, и для тебя у меня нет времени, –
избегаю смотреть в её наполненные болью голубые глаза.
– Что хочу? Ты стрелял, чёрт возьми! Ты убил лошадь! Ты…
– Ты хочешь знать, зачем я это сделал? С удовольствием расскажу. Я целился
в тебя, Эмира Райз. Я ненавижу и тебя, и то, что со мной произошло из-за тебя.
Я хочу, чтобы ты умерла и больше никогда не воскресла в моей памяти. Я хочу
этого больше всего на свете. Ты самое жалкое существо, но тебя выбрало моё
сердце. И я вырву твой образ из него любым способом. Не подходи ко мне
больше, это был предупредительный выстрел, следующий попадёт прямо
в цель. Ты мне не нужна, а вот помощь твоего папочки очень. Вряд ли он
поверит в то, что я тебе только что сказал, ведь я уже говорил с ним. Он
намерен тебя оставить здесь, и я буду рядом с тобой всегда. Буду следить
за тобой и портить твою жизнь. А теперь пошла вон отсюда и забудь сюда
дорогу, – хлопаю дверью и жмурюсь от невыносимой боли в сердце.
Прости меня… умоляю прости, но выбора у меня нет. Я должен тебя защитить.
Должен. Прости… никто нам с тобой не поможет. Мы одни. Ты и я. Прости
меня…
Ударяю кулаками по двери и внутри скулю. Но чем дальше я от неё здесь, тем
лучше. Прости меня… прости…
– Вот это понимаю драма получше любого кинематографа. Так красиво. Так
ярко. И так жестоко. Что ж, раз между нами больше разногласий нет, то
приступим к исполнению нашего плана. Добро пожаловать, Каратель, в число
Всадников Апокалипсиса нашего королевства. Мы тебя ждали, – приговор
звучит за спиной, а сердце угасает с каждым ударом. Оно отторгает все
чувства, чтобы ни о чём и никого не жалеть. Стать рабом – самое худшее, что
есть в нашем мире. Рабы умирают. Всегда. И я сегодня умирал с каждым
словом, брошенным в лицо единственной девушке, которую любил и буду
любить. Это моя кара. Я заслужил её, раз позволил себе влюбиться.
Глава 33
Мира
Постукиваю ногтями по столу, глядя на монитор компьютера, и не могу
сосредоточиться. Слова Рафаэля, так глубоко засевшие внутри, продолжают
крутиться в голове. Прошло уже два дня, отменили завтрашний бал в честь
Хэллоуина, запретили устраивать любые увеселительные мероприятия
на территории университета, изъяли алкоголь из бара, а я всё думаю о том,
почему он так хотел убить меня. И я бы поверила этому, если бы
не чувствовала подвоха. По его бегающему взгляду поняла, что-то не так.
По бледному лицу и дрожащим губам, когда он всё это произносил.
По ощущению, словно он хочет скорее выпроводить меня. По страху, явно
читающемуся в его глазах. И, вообще, по внешнему изнурённому виду и слабо
трясущемуся телу. Есть несколько вариантов, объясняющих то, что заставило
его так резко измениться. Первый – мой отец. Второй – наркотики. Третий – всё
вместе. Как бы я ни хотела ненавидеть Рафаэля за всё, но не могу. Я уверена,
что права в своих суждениях, и меня это сильно печалит. Обрубить что-то
внутри я не в силах. Запретить себе думать о нём – не в силах. Углубляться
в свои ужасающие с каждым вздохом мысли – не в силах. Мне абсолютно
плевать на то, что сейчас происходит в доме сестринства, в братствах
и с обычными студентами, напуганными до сих пор выстрелами при сдаче
нормативов, как и смертью лошади. Чужой лошади. Ничего не складывается.
Что-то я упустила. Да и поведение Карстена тоже было очень подозрительным:
прийти ко мне, пока я сплю, чтобы просто посидеть рядом и вызвать страх
очередного насилия. Хотя он сообщил о том, что не собирается уезжать, как
и не оставит попыток изменить моё мнение о себе. Его тон, глупости, которые
он нёс… не складывается. И есть четвёртый вариант причин случившегося
с Рафаэлем, – Всадники. Они могли и его припугнуть. Капкан. Вот попала-то.
– Мира, – в мою спальню врывается Сиен, и я оборачиваюсь к ней, не вставая
из кресла.
– Что случилось? Лак закончился или у кого-то месячные начались? –
С усмешкой спрашиваю её.
– Ха-ха, остроумием не блещешь. Зайди на сайт, – кривится подруга, и я
возвращаюсь к компьютеру, без интереса открывая браузер.
Очередные слухи и едкие статьи про мои навыки ублажать парней в постели?
Даже неинтересно. И я ожидала увидеть очередную гадость, но никак
не чёрный экран с надписью: «Заблокировано».
– Что за чушь? – Хмурюсь я.
– Вот и я об этом. Сайт работает с тех времён, когда, вообще, появился
интернет в мире. И никто не знает причин…
– Да и плевать. Это к лучшему, меньше грязи будет, – щёлкаю по крестику
на экране и пожимаю плечами.
– Но это ненормально, Мира. Администрация заблокировала сайт, который
существовал столько лет. И нет никаких объяснений. Ничего. Все в шоке.
– Конечно, в шоке. Где же им ещё черпать вдохновение, чтобы поливать людей
грязью. Это всё, Сиен? Я пытаюсь завершить проект, мне его нужно сдать
в понедельник, – бросаю на девушку быстрый взгляд.
– Тебя это не волнует? Как и не волнует то, что бал, к которому мы так
тщательно готовились, запрещён? Да и, вообще, творится что-то неладное! –
Возмущается она.
– Не волнует. Ни одно, ни второе, ни третье, ни десятое. Мне плевать.
– И то, что здесь был Карстен, якобы по семейным делам, тоже не волнует?
– Ни капли.
– Ты врёшь. Что-то происходит, и я знаю, что ты сейчас закрываешься в себе
и думаешь об этом. Помимо этого, Рафаэль уехал к твоему отцу, – приподнимаю
удивлённо брови. Я этого не знала.
– Откуда такая информация?
– Белч сказал. Он ему позвонил и попросил нас быть рядом с тобой,
не выпуская из поля зрения. Значит, есть причины, чтобы он волновался
за тебя, – вот ещё один повод усомниться в словах Рафаэля. Отец. Он явно что-
то придумал или же решил наказать меня за полное игнорирование его
личности. Но тогда бы мне позвонил Грог с нотациями. Хотя… если запрещено,
то запрещено для всех.
– Я довольно взрослый человек, Сиен, чтобы за мной приглядывали, –
замечаю я.
– Приглядела, когда лошадь тебя сбросила? Приглядела, когда у Рафаэль
откуда-то взялся пистолет, и он начал стрелять! Пистолет, Мира! То он
у Оливера, потом у тебя, а теперь у Рафаэля! Это ненормально! Тебя кто-то
убить хотел, ты же это осознаёшь? – Взрывается Сиен, чуть ли не подпрыгивая
на месте.
– Не убить, а что-то донести до меня. А что, я пока не знаю. И это связано
с Рафаэлем. Это угроза, тайное послание, боюсь, что оно от Карстена. Что-то
вроде предупреждения не подходить к нему, не думать о Рафаэле или другая
чушь. Пистолет был передан Рафаэлю моим отцом, в этом я не сомневаюсь. Я
уже пережила тот случай, и больше о нём говорить не хочу, – отрезаю я.
– Классно, просто классно, Мира, ты придумала. На тебя совершено
покушение, и если бы не Рафаэль, то ты бы погибла или получила травмы,
превратившие тебя в калеку! А ты и говорить не хочешь!
– А что говорить, Сиен? Это уже случилось. Всё, поставили точку и двигаемся
дальше. Я уяснила урок и разгадала послание, да и никакого желания
подходить к этому ублюдку нет. Так что я прошу тебя оставить меня одну
и дать завершить доклад и расчёты, – взглядом указываю ей уходить, и Сиен,
зло фыркая, вылетает из моей спальни.
Беру телефон и быстро набираю номер Грога. Он не отвечает. Пишу ему
сообщение о том, что требую чёткого отчёта о планах отца, и объяснить то,
почему он дал пистолет Рафаэлю, да и, вообще, к чему мне нужно быть
готовой. Вряд ли Грог ответит, но стоит попробовать. Мало мне проблем
с Карстеном и Всадниками, так ещё и папочка вставляет ножи в шины моего
велосипеда.
Поднимаюсь и, на ходу выключая свет, подхожу к окну. Всматриваюсь в тихую
улицу, и надо же, братства тоже молчат. Хотя бы это мне нравится. Оливер
делает вид, что ему безразлично всё, что происходит сейчас. Даже после моего
падения с лошади, неожиданного появления Рафаэля с пистолетом, он
не пришёл ко мне и не спросил, как я себя чувствую… да, и как-то не обидно. Я
просто поражаюсь его глупости. Он до сих пор не выбросил никого из братства,
а Карстен не любит, когда его «просьбы» не выполняются моментально. Боюсь,
что Оливер ответит за это в ближайшее время, причём ответит очень жестоко,
иначе это были бы не Всадники.
Дом сестринства затихает, я запираю дверь на замок и ложусь спать, но вот
уснуть не могу. Мои мысли постоянно возвращаются к словам Рафаэля и тому,
что он сейчас у отца. Что они задумали? Не может папа вызвать его просто так,
ради предоставления отпуска или же чего-то подобного. И если учесть то, что
Рафаэль после всех событий до сих пор здесь, то отец намерен оставить его
надолго.
Промучившись до утра, но так и не найдя никакого ответа, спускаюсь вниз
и встречаю всех девушек, собравшихся на пробежку и зарядку. Университет
ещё спит, часть студентов выехала в Женеву для встречи с родителями или же
просто для развлечений, которые на территории университета теперь
запрещены. Осенняя погода давит пасмурным небом, отчего настроение
становится ещё хуже. Расстройство девочек по поводу отмены бала также
не прибавляет мне радости, и смотреть на их плаксивые физиономии уже
порядком надоело. Возвращаюсь к себе в комнату, вновь садясь за проект.
Весь день проходит спокойно и очень тихо, это меня напрягает. Тишина –
плохо. Тишина – смертельно. Тишина – новая боль. Грог так и не удосужился
ответить на моё сообщение, Сиен не появляется у меня, но я слышала её
доносящийся снизу голос, подбадривающий девочек и предлагающий им всем
вместе смотреть шоу по телевизору, а затем сделать маникюр. В общем,
со стороны всё не так плохо, но внутри тяжело.
Понедельник встречает меня дождём и прохладой, поэтому приходится
отменить пробежку и перенести зарядку в дом. Все расходятся на занятия, и я
тоже. Первым у нас занятие по этикету ведения бизнеса, на котором мы
должны смотреть обучающий фильм. Поглядываю на пустующее место Рафаэля,
и нехорошее предчувствие гложет меня. Может быть, я даже скучаю. Может
быть, я страдаю без него. Может быть…
– Скучно так, – тянет Сиен, сидящая рядом со мной, пока нудный фильм
транслируется на натянутом перед нами экране. Эта пара у нас общая.
Аудитория полностью заполнена, но большинство студентов спит на партах,
кто-то играет в телефоне или планшете, кто-то завтракает.
Поворачиваюсь к ней и усмехаюсь.
– Не зови неприятности, они именно этого и ждут, – шепчу я.
Мой мобильный, лежащий на столе, вибрирует, а затем у всех студентов
происходит то же самое. Фильм резко обрывается. Хватаю телефон, как и все
остальные под шипящий звук и попытки преподавателя понять, что случилось.
Мои глаза расширяются от удивления и ужаса, когда на экране высвечивается
сообщение: «Новые правила нашего королевства». Переглядываюсь
с испуганной Сиен и перехожу по ссылке, ведущей на наш студенческий сайт.
Всё тот же чёрный экран, только вот теперь на нём появилась рамочка
с отпечатком кровавой ладони. Моё сердце от страха ухает куда-то вниз, и я
сглатываю. Метка Всадников. Чёрт…
– Доброе утро, дорогие наши студенты, – раздаётся искажённый голос
из динамика. Поднимаю голову, как и все находящиеся в аудитории. Ребята
затихают. Сиен хватает меня за руку и сжимает её, когда мы видим на экране
четырёх человек в костюмах, похожих на облачение членов «Ку-клукс-клана»,
но у каждого из них свой цвет. Белый. Красный. Чёрный. Оранжевый. Четверо!
Их четверо!
– Боже, – шепчет Сиен.
– Мы вернулись, чтобы вновь напомнить вам, кто стоит у власти в нашем
королевстве. Ваши проступки и грехи превысили допустимую норму, и с этого
дня вы подчиняетесь нам, Всадникам Апокалипсиса. С этой минуты мы будем
следить за вами и вводить новые правила обучения и проживания на нашей
территории. Те, кто не согласен с этим, могут немедленно уехать, но боюсь, что
вряд ли вам это позволят. Так что у вас больше нет иного выбора, как только
следовать всем нашим законам. Распутство. Пьянство. Жестокость. Насилие.
Травля. Всё это теперь будет… – Карстен делает паузу, я легко могу его узнать
по чёрному конусовидному капюшону, да и чёрный цвет ему под стать, –
увеличиваться в немыслимой пропорции. Наказания и поощрения – вот наш
метод. Бороться бесполезно. Поклоняться разрешается. С этой минуты вы все
будете под нашим чутким и властным контролем. Мы недовольны вашим
поведением, как и действиями. Пришло время отвечать, – на экране картинка
плывёт, и раздаётся шипение, а затем как ни в чём не бывало продолжается
обучающий фильм.
Шум и гам. Крики и побег некоторых студентов из аудитории. Страх и шок. Всё
это создаёт суматоху и хаос, а я сижу на месте с быстро бьющимся сердцем
от осознания жуткого будущего. Четверо…
– Мира… чёрт, Мира, они… они вернулись, – заикаясь, паникует Сиен, дёргая
меня за руку.
Свет в аудитории включается, преподаватель старается утихомирить всех, как
по громкоговорителю раздаётся голос месье Леду:
– Уважаемые студенты, прошу вас пройти в основной зал третьего корпуса для
экстренного собрания.
Началось. Я знаю наперёд, что там будет. Внутри нет страха от понимания того,
что никто нас не защитит. Внутри лишь жалость и ужас, сжимающий сердце.
Собираю рядом с собой всех девочек из сестринства, закидывающих меня
вопросами, отчего я лишь качаю головой и прошу их пройти за мной. Мест для
студентов просто нет, кто-то стоит, бурно обсуждая происходящее, кто-то сидит
друг у друга на коленях, сотрясаясь от страха. Да, для новеньких или же для
тех, кто, вообще, не знал о Всадниках это глубокое потрясение. Всадники
Апокалипсиса – тайное общество, сейчас вышедшее на свет. Вот это меня
пугает.
– Тише, пожалуйста, – месье Леду поднимает руку, наклоняясь к микрофону.
– Ничего страшного не произошло. Многие из вас несколько минут назад
видели странную запись, некоторым из вас она пришла на мобильные
телефоны. Хочу вас успокоить, в стенах нашего заведения вы в полной
безопасности. Это лишь шутка наших студентов, которых мы уже вычислили
и намереваемся наказать, – ложь, сказанная с улыбкой.
Поджимаю зло губы.
– Не принимайте близко к сердцу то, что вы услышали. Никаких Всадников
Апокалипсиса не существует, а подобное уже происходило в нашем
университете. Но это быстро уничтожалось на корню. Я собрал вас для того,
чтобы вновь напомнить о наших нововведениях. В данный момент из-за
постоянного пьянства и вашего безобразного поведения мы ввели свои правила
и запрет на проведение увеселительных мероприятий, пока вы все
не возьмётесь за ум. Пропуск занятий или же отсутствие хотя бы на одной
из пар по вашему расписанию будет расцениваться, как прочерк во всём дне.
Чем больше минусов, тем меньше у вас баллов, тем сложнее будет сдать
экзамены, тем быстрее вы попадёте в список студентов на отчисление
из нашего заведения. Мы надеемся, что вы оставите в прошлом свои безумные
увлечения и начнёте заниматься тем, для чего ваши родители и привезли вас
сюда. Учиться. На сегодня все занятия отменены по причине случившегося
и некоторых сдвигов в вашем расписании. Получить новый распорядок занятий
вы сможете после четырёх часов дня на нашем официальном сайте, как
и скачать новый материал. На этом я заканчиваю собрание и прошу вас
разойтись по своим домам и комнатам и подумать о том, что вы будете менять
в себе, – возмущённые голоса студентов сразу же заполняют помещение.
– Быстро домой. Все. И никому не выходить оттуда, – поворачиваясь
к девочкам, приказываю я.
– Но, Мира, а как же…
– Мы планировали…
– Домой, я сказала. Сиен, проследи. Если хоть одна выйдет без моего ведома –
убью к чёрту, – рычу я и, кивая бледной подруге, расталкиваю студентов,
пробираясь к выходу.
Какая наглая ложь! Он покрывает их! Ублюдок! Покрывает, и никакого
наказания не последует!
Быстрым шагом направляюсь к корпусу администрации, чтобы выяснить всё
и заставить этого козла понять – он просто подонок. Так просто я этого
не собираюсь оставлять. Да, восемьдесят процентов студентов не знают о том,
что, действительно, существуют Всадники Апокалипсиса, но вводить их
в заблуждение, это нечто невероятное. Подобного не было никогда! Карстен,
как и его предшественники, ни разу за всё своё правление не выходили на свет
и не показывались!
– Мисс Райз…
– Пошла к чёрту! – Отталкиваю Марджори и влетаю в кабинет.
Директор поднимает голову и откладывает мобильный.
– Вы в своём уме? – Кричу я.
– Вы что, вообще, не осознаёте, что сейчас сделали? Всадники были, есть
и будут! Вы сами их назначаете, а сейчас добровольно отдали им бразды
правления? Вы хоть представляете, что случится, если об этом узнают родители
студентов?
– Мисс Райз, успокойтесь!
– Успокоиться? Да вы просто тупой осёл, раз считаете, что это сойдёт вам
с рук, – ударяю ладонями по столу и яростно смотрю в эти наглые зажравшиеся
глаза.
– Всё уже решено. Раз вы все не считаетесь с нашими правилами, то мы
используем возможность вас всех проучить. Я устал от того, что постоянно
случается в моём заведении. Я устал наблюдать за вашей деградацией
и вечным непослушанием, – чётко выговаривает он, а меня словно из ушата
ледяной водой обливают. Он рехнулся. Он, блять, рехнулся!
– А не вы ли в этом виноваты, месье Леду? Но сегодня вы совершили огромную
ошибку. И когда это дойдёт до ушей родителей…
– О родителях вспомнили, мисс Райз, надо же. Что же вы о них не помнили,
когда оргии устраивали? Что же вы о них забыли, когда начали наказывать
неугодных? Достаточно. Здесь нужен порядок, и его скоро наведут, – мужчина
опускает кулак на стол, отчего я вздрагиваю и с ужасом смотрю на него.
– Наше заведение обучает и воспитывает будущих миллиардеров и их жён.
Наше заведение доступно минимальному количеству людей на этой планете.
Это статус, мисс Райз, и ни один родитель не пожелает с ним расстаться из-за
небольших нововведений, – добавляет он.
Качаю головой и делаю шаг назад. Горько, хоть плач. Горько, ведь сегодня нам
всем объявили войну. Нас начнут ломать.
– Вы поплатитесь за то, что сделали сейчас. Вы поймёте, как опрометчиво
поступили, разрешив насильникам и убийцам взять всё в свои руки. А вот
потом не нойте, потому что я буду бороться против вас, и не я одна. Я
уничтожу ваше заведение, месье Леду, чего бы мне это ни стоило. А свой
статус в задницу себе засуньте и отравитесь им.
– В карцер. На двенадцать часов, мисс Райз. Живо! Марджори! – Орёт
директор, а я широко улыбаюсь, понимая, что он тоже напуган. Побольше
нашего напуган и трясётся за свои деньги.
– Я знаю туда дорогу, козёл толстый. Только вот заткнуть меня будет очень
сложно, если я захочу открыть рот. Бойтесь своих желаний, месье, они скоро
будут течь в кровавой реке по тропинкам вашего заведения. Королевство
падёт, как и вы все, – язвительно шиплю я и, толкая Марджори, выхожу
из кабинета.
Капкан. Новая война. Новое наказание. Оно объявлено открытым. Теперь
жестокость выйдет за пределы тайны, и вот здесь начнётся самое интересное –
выживут лишь единицы, а кто это будет, сложно предположить.
Глава 34
Мира
Смотрю на удаляющуюся в ночи карету скорой помощи и отворачиваюсь. Наши
взгляды с Оливером пересекаются, и он отводит глаза, показывая своим
парням расходиться и направляться в дом.
– Это уже четвёртый за последние три дня, – шепчет Сиен.
– И всё обставлено, как несчастный случай. Сначала одна из подружек Флор
оказалась голой и невменяемой перед администрацией, накачав себя
наркотиками. Затем паренёк был заперт в комнате с кошками, чуть с ума
не сошёл и оказался в больнице. Один из «Омеги» отправлен в госпиталь после
сильной передозировки алкоголем. Теперь они добрались до парней «Альфы».
Видео с тем, как он сосёт у коня, взорвало университет, что и вынудило его
перерезать себе вены. Кто будет следующим? – Тяжело вздыхаю и потираю
переносицу.
– Директора даже нет здесь. Он уехал отдыхать, оставив нас самих бороться
со Всадниками. Университет в ужасе, и даже наши девочки трясутся от страха.
Вчера Прю позвонила домой и попросила забрать её, на что ей было велено –
не выдумывать глупостей, а заняться образованием. И это не первый раз, я
только и слышу в столовой, как родители отказываются забирать детей
и отдают их на съедение гиенам. Потому что администрация убедила их в том,
что это выдумки и обида детей за то, что их не взяли в братства или
сестринство, – Сиен стирает слезу жалости.
– Они освободили место в «Альфе», как и хотели. Каратель вернулся. Они
в полном составе, – задумчиво произношу я.
– Но этого не может быть. Кай был их Карателем, он не ходит и не говорит. Он
даже не понимает, что от него хотят. Четвёртым может быть кто угодно
из прошлых глав братства. Выходит, они нашли нового, – тихо отвечает Сиен.
– Выходит, что так, – киваю ей и тяжело вздыхаю.
– Пошли, больше смотреть не на что, – подбадривающе улыбаюсь и иду к дому,
слыша причитания девушек.
– Мира, что они хотят от нас? – С порога раздаётся вопрос.
– Не знаю, – пожимаю плечами и обнимаю себя руками, пытаясь согреться
шёлковым халатом, наброшенным на спальный комплект, пока Сиен закрывает
дверь в дом.
– Но они наказывают за провинности, которых у нас, по их мнению,
достаточно. И как нам защитить себя? Кто даст гарантии в том, что нас
не тронут? Какой толк в сестринстве, раз ты ничего не знаешь и никак
не можешь нас уберечь от них? – Возмущается Шайло, и я перевожу
на блондинку взгляд. Бывшая подружка Беаты, быстро смекнувшая, с кем
будет потеплее. Она мне никогда не нравилась. Шайло на четвёртом курсе,
и скоро она закончит учёбу, но вот злость до сих пор осталась.
– Ты можешь уйти, благо сейчас в общежитии освободилась одна комната.
Никого не держу, – фыркаю я.
– Всем отправляться по спальням. Хотите защитить себя – уважайте мои
правила и следуйте им, иного я вам посоветовать не могу, – добавляю,
поднимаясь к себе.
На самом деле мне так страшно внутри. Ведь за последние дни в университете
творится безумие. Все подозревают друг друга, оглядываются и стараются
поскорее разойтись по своим домам и комнатам. Помимо этого, у Всадников
есть огромный список провинившихся, а Оливер отказывается что-то
обсуждать. Он пьёт. Снова пьёт. Белч, вообще, не подходит ко мне, даже
с Сиен не общается, считая, что так сможет её уберечь от наказания
Всадников. В общем, ситуация критическая, а я понятия не имею, где сейчас
Рафаэль. Он не возвращался в стены университета, Грог продолжает меня
игнорировать… и я чувствую, что не могу справиться с ощущением давящего
в сердце ножа, а Рафаэль в числе их жертв.
– Мира, – отворачиваюсь от окна и смотрю на Сиен уже одетую в спальный
комплект и держащую в руках мишку.
– Ложись, – мягко улыбаясь ей, указываю взглядом на постель.
Вчера было то же самое, как и позавчера. Она боится. Да и я боюсь.
Неизвестно, что ожидает нас завтра.
Поглаживаю Сиен по волосам, прислушиваясь к её ровному дыханию, а сама
уснуть не могу. Я ответственная за всех своих сестёр. Раньше я не понимала,
насколько всё это серьёзно. Я стала главой лишь для того, чтобы не отдать это
место Саммер, да и Сиен нужно было поддержать. А теперь ужасаюсь тому, что
ничем не могу помочь девочкам. Подбадривать их не считаю нужным, я
не из таких. Это так странно. Когда ты бежишь от ответственности и того, что
заставляет тебя задержаться на одном месте, то именно это и получаешь
от судьбы. Она словно специально подбрасывает подобные ситуации, чтобы
твоя жизнь переворачивалась снова и снова и учила тебя. А самое страшное
для меня – я боюсь за него, Рафаэля, и моё сердце болит из-за жутких мыслей
о том, где он сейчас. Хоть бы был рядом с моим отцом и не возвращался.
Нашёл бы миллион доводов, что не подходит под ту роль, которую ему
прописал папочка.
Пожалуйста, пусть он выживет… плевать на то, каким способом, даже бегством.
Только пусть выживет и забудет об этом мире. Он не для него.
Из-за бессонницы и волнения внутри наутро у меня болит голова, да
и обстановка в доме угнетающая. Девочки молчат, косясь на нас с Сиен, и даже
стороной обходят. Немного обидно. На утренней пробежке, как и за завтраком
недосчитываюсь двух девушек, и уже мысленно вычёркиваю их из наших
рядов. Надеюсь, что они имели силу воли, чтобы спрятаться.
Весь университет, кажется, впал в мрачное расположение духа. Никто больше
не шутит. Никто не смеётся. Никто громко не разговаривает. Даже в столовой
практически идеальная тишина, а за многими столиками пусто. Все держатся
кучками по три-пять человек и ходят тоже вместе. Наблюдаю за изменениями
в лицах, проходящих мимо меня студентов. Они бледные, измученные
и постоянно вздрагивают от любого шороха. Многие уже начали задумываться
о том, что Всадники – не миф, как уверял месье Леду, а реальность.
Чудовищная реальность этого места.
Когда свет сменяет ночь, и мы с Сиен возвращаемся домой после посещения
медсестры, проверяющей моё состояние после падения с лошади, то я не вижу
никого, гуляющего по улицам. Посещение обязательно, и даже возмущаться
не хочется, хотя ушибы уже давно исчезли с кожи, а вот давящее и скулящее
чувство, когда бросаю взгляд на высокое здание главного корпуса общежития,
не дарит никакой радости. Подходя к дому сестринства, замечаю коробку
на пороге.
– Не подходи к ней, – хватая меня за руку, просит Сиен.
– Это глупо. Лучше знать, что они хотят, чем эффект неожиданности, –
вырываясь, наклоняюсь к подарочной розовой коробке и отодвигаю пальцами
бирку с моим именем на огромном банте. Безвкусица. Поднимаю коробку и под
напряжённым взглядом Сиен приоткрываю крышку.
– Цветы, – цокая, вхожу в дом.
Не успеваем мы с Сиен сделать и шага, как разговоры моментально умолкают,
и наступает гнетущая тишина, привлекающая моё внимание. Все девушки
собрались в гостиной и явно что-то обсуждают. Взглядом нахожу одну
из отсутствующих утром. Марго, милая и хорошенькая темноволосая девушка
с третьего курса, которую я сама выбрала в прошлом году. Мысленно
соболезную ей, раз она до сих пор здесь.
– Что случилось? – Спрашиваю их.
– Ничего… всё нормально.
– Да… мы… просто…
– Что случилось? – Повторяю свой вопрос, оглядывая их сдавленное
выражение лиц и то, как они опускают голову.
– Нам кажется, что…
– Мира, нас предали, точнее, тебя. Я уверена в этом, но до последнего
не хотелось в это верить. Шайло после вчерашнего была крайне возмущена
тем, как ты управляешь сестринством и злилась на то, что при Беате никому
не угрожало что-то подобное, – набираясь мужества, произносит Прю.
– Она живёт со мной в комнате. После инцидента с парнем из «Альфы» зашла
на сайт, где появилась кнопка – «пожаловаться на нарушение кодекса
студентов». Она и пожаловалась, написала гадости о тебе и поделилась тем,
что ей якобы рассказала Саммер. Они с ней общаются. Саммер и нам писала,
только мы поддерживаем тебя и ничего ей не говорили…
– В общем, Шайло ушла этой ночью и сказала, что после встречи
со Всадниками всё здесь изменится и станет таким, как было раньше,
и не вернулась. Мы думаем, что её саму наказали, – выкладывают они,
перебивая друг друга.
Глубоко вздыхаю и переглядываюсь с Сиен, цокающей на новости.
– И что дальше? – Сухо бросаю я.
– Как что? Ведь она наша сестра, какой бы ни была и…
– Так вот, девочки, она больше не наша сестра, раз позволила себе обмануть
нас, подставлять и грозится отомстить за Беату. Она сама нашла свой конец,
и в этом никто не виноват. Я палец о палец не стукну, чтобы ей помочь. А если
вы хотите это сделать, то милости прошу, только вот не обещаю, что вы
вернётесь сюда вменяемыми. Сейчас мы пожинаем плоды того, что сами
сотворили. И это правильно. Я уже давно требовала, чтобы вы следовали
хотя бы минимальным правилам, а вы носом крутили. И вот итог. Но надеюсь,
что вы не совершите больше глупостей, и я как-нибудь постараюсь защитить
вас, встретившись с одним из Всадников. Но предательства никто не прощает,
особенно я. А сейчас отправляйтесь по своим комнатам и занимайтесь, иного
выхода у нас нет, – тишина потрескивает в воздухе, я поднимаюсь к себе,
а Сиен за мной.
Мы входим в мою спальню. Ставлю коробку на стол и разглядываю её.
– Одуреть, вот идиотка. Знала я, что кто-то сливает информацию Саммер о том,
что здесь происходит…
– Подойди, – отбрасываю крышку и кривлюсь от вони.
– Что? – Напряжённо спрашивает Сиен.
– Понюхай, – она наклоняется и удивлённо выпрямляется.
– Розами пахнет.
– О, нет. Это мёртвые розы и не только они, – достаю салфетку из сумочки,
сбрасывая ей все цветы на пол, и нахожу на дне коробки двух крыс. Сиен
вскрикивает и отскакивает от меня.
– Что за чёрт? Что это такое? – Всхлипывая, кричит она.
– Мёртвые крысы. И это очень похоже на сцену двух влюблённых, погибших
рядом друг с другом. Они повёрнуты мордами друг к другу. Одна отравлена,
с другой снята часть кожи…
– Прекрати. Фу, какая гадость! Это что, угроза?
Не обращая внимания на тихий плач Сиен, поднимаю одну из крыс за хвост
и прикрываю на секунду глаза. Боже… пожалуйста, нет.
– Клеймо «Альфы» на животе одной, – мрачным голосом говорю я, бросая
крысу обратно, а затем переворачиваю брюхом вверх другую.
– Клеймо «Оморфии» на другой, – сглатываю от ужаса и страха, моментально
взявших в плен моё сознание.
– Это предупреждение о том, что мы с Оливером следующие. Мы оба ответим
за то, что нарушили клятву, как они считают, и расстались. Угроза отправлена
только мне, чтобы у меня была возможность переубедить Карстена и смириться
с его присутствием в моей жизни, – добавляю я, выбрасывая салфетку в урну
под столом.
– Боже… Мира, ты должна немедленно позвонить отцу! Нельзя просто знать
и молчать об этом! Мы должны что-то предпринять, мы…
– Он ничем не поможет. Я…я сейчас, – дёргаюсь в сторону двери, но Сиен
перекрывает мне путь.
– Куда ты?
– Я хочу увидеть его… Рафаэля. Если мы следующие, то, значит, он был до нас.
Я должна увидеть его… я полечу в Лондон и предупрежу, чтобы
не возвращался. Сегодня ночь его наказания, если эти крысы наша судьба
с Оливером, то перед нами должен быть обязательно Рафаэль. Чувствую это, –
губы предательски дрожат, а ужас от того, что появляется в голове, вводит
меня в жутчайшую панику.
– Мира, стой. Никуда не ходи. Рафаэль вернулся сегодня днём, – от её слов я
отступаю.
– Белч видел его… и он, как бы сказать… Белч сказал, что он был неадекватен.
Глаза пустые и стеклянные, тело била мелкая дрожь, словно он под чем-то…
как тогда, когда его накачали, – падаю на кровать, и слёзы скатываются
из глаз. Нет! Нет! Зачем?
– Он подсел на наркотики. Он не справился… ещё тогда я заподозрила нечто
подобное. Я должна его увидеть, – подскакиваю с кровати и отталкиваю Сиен,
плача от боли, разрывающей сердце.
Нет… зачем ты это делаешь? Нет! Ты же сильный, чёрт возьми! Они не должны
были до тебя добраться! Нет!
Сиен ловит меня и крепко обнимает, а я плачу. Она не даёт мне уйти, что-то
шепчет, а в голове бьётся боль. Сердце стучит в такт с ней. Как же больно!
– Ему уже не помочь, Мира. Не помочь… Белч следит за ним… Мира, подумай
о себе. Тебя не будет… пожалуйста, хватит. Рафаэль сейчас невменяем, он
поджёг свою кожу, Мира, – такое ощущение, что в груди что-то лопается
и кровит с невероятной силой, от которой я издаю стон и шокировано смотрю
на Сиен.
– Да, он однажды… шёл к тебе он. Упал, а ты спала. И я видела. Там такой ужас
был на его коже. Те раны, оставленные ножом на его теле, были сожжены
до мяса, мы с Белчем отправили его в госпиталь, он был весь в крови, и она
не останавливалась. Рафаэль пробыл недолго в больнице, сбежал оттуда, орал
там. Белч рассказывал. Он точно был под чем-то, Мира, а потом стрелял, как
обезумевший, в лошадь! А теперь вот это, я думаю, что он ездил к твоему отцу
с просьбой уйти отсюда и когда получил отказ, то принял наркотик снова, и…
мне так жаль, – подруга гладит моё лицо, а я жмурюсь, мотая головой.
– Тебе небезопасно, вообще, выходить отсюда. Пожалуйста, Мира, не в эту
ночь. Пожалуйста, Рафаэль может быть уже у них, и он ничего не почувствует…
– Ты предлагаешь мне просто ждать, когда видео с ним придёт мне
на мобильный? Ты предлагаешь ничего не предпринимать и терпеть? Да ты
с ума сошла! – Кричу я, стирая слёзы и отталкивая её от себя.
– Но это может быть ловушкой, Мира. Карстен знает, что между вами что-то
было, и будет манипулировать этим. Он поймает тебя, и что будет? Хочешь
снова быть жертвой? Хочешь снова быть изнасилованной им?!
– Это же Рафаэль, Сиен! Он и стрелял, потому что был под наркотиками
и желал моей смерти из-за них! Это же… это же мон шер, – скулю я, пока
сердце сжимается от безумного отчаяния.
В этот момент телефон пикает, и Сиен быстро достаёт свой, резко бледнеет
и опускается на кровать.
– Шайло… она… не смотри, – шепчет подруга.
– Я должна пойти к нему. Должна, Сиен. Времени так мало, – истерически
оглядываю комнату, пытаясь подумать, что мне может понадобиться. Крики
и топот ног заставляют нас выскочить в гостиную и встретиться с толпой
ворвавшихся девочек.
– Мира!
– Там такой ужас!
– Столько крови!
– Что нам делать?
– Тише, – поднимаю руку, и всё затихает. Бросаю взгляд на напуганную Сиен
и глубоко вздыхаю.
– Устроим сегодня ночёвку в пижамах у меня в апартаментах, да? Почему бы
нам немного не расслабиться, чтобы забыть обо всём, верно? Итак, вы идёте
к себе, берёте спальники или подушки, одеяла, косметику и включаете тихую
музыку. Хорошо? Будете ночевать здесь, – выдавливая из себя улыбку,
предлагаю я, и девушки согласно кивают.
Возвращаюсь к себе в спальню, закрываю коробку с мёртвыми крысами и беру
мобильный.
– Слушай меня, Сиен. Все будут ночевать здесь. Отвлеки их, а сама ложись
в моей спальне и запри дверь, поняла? Запрись одна и никому не открывай,
скажи, что якобы заклинило замок. Я вернусь, как только всё станет ясно.
Напиши Белчу о том, что я иду к общежитию, и пусть он меня перехватит
по пути, – наставляю я подругу.
– Но…
– Никаких «но», Сиен. Ты запрёшься на всю ночь в моей спальне, а я
позабочусь о себе сама. Я не собираюсь сидеть здесь и прятаться, пока его
будут наказывать из-за меня. Подумай на досуге, как бы ты поступила, если бы
на его месте был Белч? Ты бы поступила так же, как и я. Поэтому займи
девочек глупостями и убеди, что здесь им никто и ничто не угрожает. Сама
даже не думай о том, чтобы спускаться вниз или открывать кому-то, даже если
начнётся перестрелка. Перейди в бывшую спальню Рафаэля, если будет нужно.
Ты меня поняла? – Хватаю её за плечи и сжимаю их, бегая взглядом
по бледному лицу девушки.
– Да… будь осторожна, – кивает она.
– Буду.
Выхожу из своей спальни и, огибая девочек, трясущихся от ужаса увиденного,
сбегаю вниз. Вряд ли на меня кто-то нападёт сейчас, выходит, Каратель и все
остальные Всадники с Шайло, раз несколько минут назад пришло видео. Они
заняты, и именно эта ночь безопасна для меня, даря шанс предупредить
Рафаэля.
Меня передёргивает от словно вымершего студенческого городка. Не помню,
чтобы так хоть раз было. Вообще, никого не видно, и, кажется, что даже не все
уличные фонари светят. Но я иду, гордо держа подбородок вверх, и вряд ли
произойдёт, что-то способное остановить меня.
– Мира, – от шёпота Белча вздрагиваю и прижимаю руку к груди.
– Он там? – Продолжаю двигаться к главным дверям общежития.
– Не выходил, я с обеда здесь, – отвечает Белч, идя рядом со мной.
– В этом здании есть ещё три чёрных выхода. Их ты не мог проверить, поэтому
вероятность того, что Рафаэль в комнате, стремительно близится к нулю, –
замечаю я, поднимаясь по лестнице и считая, что именно так меня мало кто
заметит. Хотя есть камеры. Надо будет их повредить.
– Сиен мне всё рассказала. Ты уверена в том, что Рафаэль следующий?
– Абсолютно точно, если они уже до него не добрались. Наркотики, вот что
меня волнует. Он не расстался с ними… боюсь, что это и было их идеей. Саммер
слишком глупа, как и Флор, чтобы провести невероятную кампанию, которая
произошла. Они не могли знать, кто такой Рафаэль на самом деле, кроме его
финансового положения, но некто точно был уверен в том, что Рафаэль
не справится с зависимостью, так как имеет шаткое положение в этом
с рождения, – делаю глубокий вдох и останавливаюсь перед нужной дверью.
– Рафаэль, – стучусь в дверь.
– Рафаэль, это я. Мне срочно нужно с тобой поговорить. Это крайне важно, –
шёпотом добавляю я, снова стучась.
– Отвали… отвали от меня, – раздаётся глухой ответ, и я поворачиваюсь
к Белчу.
– Он пьян, очень пьян или… – парень сглатывает, так и не решаясь закончить
предположение.
Чёрт!
– Рафаэль, немедленно открой! Иначе я заставлю выломать эту дверь! –
Повышая голос, тарабаню по ней.
Резкий стук с другой стороны вынуждает вскрикнуть и отскочить. Он что-то
бросил в дверь, сопровождая бессвязными словами, которые я не понимаю.
Испуганно смотрю на Белча, пока он копается в карманах.
– Я сделал дубликат ключа от его нового замка… сейчас, – вижу, как руки
Белча трясутся, да я и сама вздрагиваю от страха и нетерпения.
Мне так страшно сейчас. Безумно страшно увидеть его сломленного. Когда-то я
нечаянно радовалась, желала… и вот снова. Навлекла беду!
Белч распахивает дверь, и в нос ударяет жуткая вонь алкоголя, спирта, пота,
рвоты и крови. Влетаю в комнату, отталкивая Белча, и шокировано
останавливаюсь.
Рафаэль сидит на полу, раскинув ноги, рядом валяются две пустые бутылки из-
под водки. Он затягивает зубами резиновый шнур на выступившей вене
и ударяет по ней.
– Нет… нет…
Меня толкают в сторону так, что я лечу к двери и своим телом закрываю её.
Грохот отвлекает Рафаэля, и в этот момент Белч нападает на него и,
опрокидывая на бок, выбивает из руки шприц. Подбегаю и резко наступаю
на него, отчего наркотик разливается.
– Ты, блять, с ума сошёл? Ты рехнулся? – Белч кричит, поднимая Рафаэля
за грязную футболку, и дёргает его на себя.
Я не могу двинуться с места. Я вижу его глаза. Пустые. Мёртвые. Он даже
не понимает того, что орёт ему Белч, и почему он так зол. Он невменяем.
– Уйди… уйди отсюда, – шепчу я, дотрагиваясь до плеча Белча, и он поднимает
на меня голову.
– Но…
– Сходи к охране и удали записи с моим посещением Рафаэля, а потом
вернёшься. Иди и запри дверь с другой стороны, – мой голос звучит уверенно,
а вот взгляд прикован к осунувшемуся лицу Рафаэля. Считаю, что подобное
могу видеть только я и никто другой. Это моя вина и моя ошибка. Состояние
Рафаэля я не хочу делить ни с кем, даже с его другом.
Жду, пока Белч оставит нас, и опускаюсь на колени перед Рафаэлем. Мне
нужно собрать всю свою выдержку в кулак, только бы не расплакаться, а ведь
ком горечи уже подступает к горлу. Невыносимо смотреть на него такого. Лицо
серого оттенка, тёмные круги под глазами, и выглядит ужасно изнурённо.
Быстро развязываю жгут и, подняв одну руку, осматриваю его вены. Чисто.
Затем, вторую и внимательно смотрю на кожу. Чисто. Слава Богу! Спасибо! Он
не успел, только извёл себя, и это была его первая попытка воспользоваться
шприцем. Но остаётся в подсознании его состояние, явно близкое
к употреблению наркотиков, и я боюсь, что он принимает таблетки или
порошок.
– Рафаэль, – тихо произношу я. Моргает и резко вскидывает голову. Его взгляд
не может сконцентрироваться на мне, поэтому беру лицо Рафаэля холодными
ладонями и поглаживаю, слабо улыбаясь.
– Рафаэль, послушай, тебе нужно завтра же уехать отсюда, понял? Ты…
– Мира… моя Мира… – хрипит он. Его рука поднимается. Дотрагивается до моих
волос, но силы оставляют его, ладонь падает на пол, а затем он кривится
и издаёт жуткий стон, бьющий меня по сердцу.
– Рафаэль, посмотри на меня. Это не твоя вина, что ты подсел на наркотики
и пьёшь. Это они сделали с тобой. Завтра мы отправимся в клинику, тебе
помогут. Помогут, обещаю, помогут, – слеза всё же скатывается по лицу.
– Не могу так больше… не могу… мне плохо… я не могу… – скулит он, мотая
головой.
– Знаю… знаю, – всхлипывая, прижимаю его голову к себе и качаю.
– Знаю, мон шер, мне тоже так страшно. За тебя страшно…
– Мира… моя любимая девочка… моя девочка… – жмурюсь от того, какое
наслаждение приносят его пьяные и бессвязные слова.
– Это я…я.
– Прости меня… не могу так… преступник… прости меня…
– Всё хорошо. Тише, всё хорошо, – он плачет, его плечи подрагивают. Воет
в моих руках, и я вместе с ним.
– Так больно… я не хочу… я просил… не хочет он понять… я клянусь… клянусь
тебе… – Рафаэль мотает головой, отчего я ослабляю объятия и падаю на пол,
гремя бутылками.
Мне на секунду становится так жутко от того, что он ищет что-то взглядом…
боюсь, что ударит, не понимая, что это я. Но Рафаэль опускается на пол,
ложится на него и обхватывает мою талию руками.
– Мира… твой аромат… я так люблю его… – хрипит он, скуля и целуя мой живот.
– Люблю его… клянусь спасу… клянусь… больше не могу… прости меня, –
трётся носом о мою кофту и до боли стискивает пальцами спину.
– О, боже, – выдыхаю и прижимаю его сильнее к себе. Слёзы скатываются
по лицу, пока он постоянно повторяет моё имя и то, как сильно любит. И ведь я
его тоже люблю. Безумно. До страшной боли. До желания выжить при любом
исходе. Я люблю его всего, даже такого слабого.
Рафаэль затихает, а я раскачиваюсь туда-сюда, плача от боли
и разрывающегося сердца. Грудь нещадно давит. Я не могу дышать от того, как
всё внутри сжимается. Горько. Безвозвратно.
Люблю… люблю, и вряд ли что-то изменится. Люблю даже после всего. Дура,
потому что люблю и прощаю. Полная идиотка, раз готова на любое
преступление, только бы он был рядом… только бы жил.
– Мира, – вздрагиваю, когда меня трогают за плечо. Я продолжаю машинально
поглаживать Рафаэля по спутанным и грязным волосам. Люблю его грязь.
Люблю его болото лжи и боли. Люблю.
– Я всё уладил. Как он?
– Спит. Я проверила вены. Они чистые, надо поискать здесь, может быть,
остались какие-то таблетки или порошок, – шепчу я, поднимая на Белча
голову.
– Я посмотрю и помою его, как проснётся. Иди домой, уже утро. Сиен ждёт
тебя, она всю ночь не спала, я заходил к ней.
Утро? Перевожу взгляд на задёрнутые шторы и вижу тонкую полоску света.
– Я вернусь, как только всё улажу или… не знаю, что делать, Белч. Не знаю, –
горько признаюсь я, пока парень поднимает Рафаэля и тащит его к кровати.
– Я тоже. Но буду здесь рядом с ним…
– Нельзя. Ты же помнишь, что сказали Всадники. Белч, ты должен ходить
на занятия, не дай бог, их новый Каратель до тебя доберётся.
– Знаешь, мне на это насрать. Пусть доберётся, но я друг Рафаэля, Мира. Друг.
Один раз я уже отвернулся от него и виноват в том, что он так и не справился
со всем. Второго раза не будет. Пусть делают, что хотят со мной, но я его
не оставлю, – категорично заявляет Белч, и я проникаюсь к нему уважением.
Раньше я считала его полным придурком, а сейчас всё иначе.
– Иди. Отдохни, если что, то я позвоню Сиен. Позаботься о ней, Мира, – наши
взгляды с Белчем пересекаются, и я вижу там доверие и тоже уважение. Мы
понимаем друг друга. Каждый из нас жертвует чем-то важным, чтобы защитить
тех, кто неожиданно стал самым дорогим.
Выхожу из спальни Рафаэля, и такая усталость наваливается, что ничего
вокруг себя не замечаю. Спускаюсь вниз по лестнице и направляюсь
к сестринству. Так тихо и хорошо на улице. А внутри меня огромная дыра
из печали и боли. Я не знаю, правда, понятия не имею, что делать дальше. Как
быть? Как поступать? Что выбирать? Кого?
Вхожу в дом и направляюсь к себе. Осторожно переступаю через спальные
мешки и подушки спящих девушек. Тихо стучусь к Сиен и шепчу, что это я. Она
сразу же, без слов распахивает дверь, я шёпотом рассказываю ей о том, как
обстоят дела. Она плачет, а я держусь. Недолго держусь, пока звук душа
не заглушает моих сдавленных рыданий. Видеть, как ломается любимый, самое
страшное, что было в моей жизни. И мне плевать на прошлое, мне больнее, чем
тогда. Потому что сердце болит долго, а раны на теле быстро заживают.
Не знаю, сколько я сижу под душем, забившись в угол и кусая подушечку
ладони, чтобы никто не слышал меня. Я опустошена. Я тоже слаба. Потеряна.
Одинока. Хочу к нему… хочу увидеть, снова услышать его голос и умирать.
Медленно. Отчаянно кричать внутри о помощи и слышать лишь тишину в ответ.
Так паршиво.
Девочки просыпаются, даю им выспаться до половины восьмого. Не хочу есть.
Ничего не хочу. Сообщаю всем, что я буду ждать на улице на пробежку
и зарядку и, переодевшись в спортивный костюм, спускаюсь вниз. Сиен
говорит, что сейчас придёт ко мне, и я киваю в ответ.
Распахиваю дверь, слыша разговоры девочек, и мой взгляд останавливается
на центре белоснежней двери. Ещё пару часов назад белоснежной, а сейчас…
Господи, нет! Нет! Нет!
Моё тело слабеет от страха сильнее. Отшатываюсь в сторону и глотаю
кислород, отравляющий своей вонью.
Нет!
Глава 35
Мира
Резко захлопываю дверь и прижимаюсь к ней спиной. Решение нужно
принимать немедленно. Если бы не подобные критические ситуации,
с которыми меня вынужденно учили справляться ещё в детстве, описывая
смерти, аварии или нечто катастрофическое, то я бы уже упала в обморок
от страха.
– Минуту внимания, – прочищая горло, произношу я. Беру себя в руки. Хотя,
какие там руки, меня трясёт, отчего я прячу их за спиной. Перед глазами
бегают чёрные точки и яркие отблески, и ледяной пот скатывается
по позвоночнику.
– Девочки, думаю, что в связи с погодными условиями, да и сложной ночью, мы
пропустим сегодняшнюю пробежку и зарядку. Разрешаю вам даже самый
неполезный и углеводный завтрак в мире. К примеру, я бы не отказалась
от французских вафель со взбитыми сливками и ягодами. Как вам такая
идея? – Натягиваю улыбку и стараюсь выглядеть спокойно, но это так сложно.
Раньше я не думала, сколько нужно сил, чтобы держаться до конца и ничем
не выдать своих страхов, причём смертельных.
– Вау!
– Вафли?
– Супер, я за!
– А коктейль молочный можно?
– А, может быть, быстро пиццу сделать?
Девочки улыбаются, радостно принимая моё предложение.
– Что хотите, пусть этот день станет особенным, новым для нас. Ведь мы
сестринство, и это подразумевает нашу родственную связь. Вы пока
занимайтесь завтраком, а мы с Сиен отправимся узнать, насчёт пропуска
занятий на сегодня, чтобы сделать этот день полностью незабываемым, –
кивком головы показываю подруге идти за мной.
Визг и смех девочек остаются позади. Они все разбегаются по дому кто куда.
– Что такое? – Шепчет Сиен.
Хватаю её за руку и, резко распахнув дверь, вылетаю на крыльцо. Больше
объяснений не нужно.
На белоснежней двери красуется метка Всадников, а точнее, отпечаток
кровавой ладони с алыми потёками. Это означает только одно – конец. Именно
таким образом раньше Всадники показывали разозлившим их студентам, что им
следует уйти или же их вынесут отсюда в гробу.
Сиен чуть ли не падает, цепляясь рукой за перила, и её губы дрожат от ужаса.
– Что… почему? За что? – Скулит она.
– Из-за меня. Я была у Рафаэля, и это не понравилось Карстену. Он мстит мне,
а, значит, и всем вам. Мы должны немедленно что-то предпринять или же
выехать в Женеву все вместе. А лучше, если это будет наш отель в горах. Так
мы хотя бы обезопасим себя… я не знаю, что делать. Не знаю, – тихо
признаюсь я и жмурюсь. Понимать, что я ничего не могу предпринять сейчас,
потому что именно меня Карстен не оставит в покое, безумно страшно. Помимо
всего прочего, сейчас, действительно, идёт травля и чёткое следование
правилам Всадников, чего я принимать не хочу и не буду.
– Боже… он больной, Мира. Ты ведь пошла к нему, чтобы защитить… уберечь
от Карстена, и теперь… мамочки, я сейчас в обморок упаду. Это так… – Сиен
паникует, да и я не меньше.
Я пытаюсь думать, но не могу. Я словно моментально отупела, и нет ни единого
шанса что-то изменить. Делаю глубокий вдох и опускаю голову, а в ней такой
шум. Я слаба как физически, так и морально. Мне плохо. Даже тошнит
от страха.
– Это же краска, да? Это краска?
– Нет, Сиен, это кровь. Самая настоящая кровь, – качаю головой, уверенно
отвечая на судорожный вопрос.
– Чёрт… чёрт! А если к Оливеру пойти? Если всех поднять? Мы не должны
стоять и ждать, Мира. Всё становится только хуже и хуже, они уже готовы
решиться на серьёзные преступления. Это ведь не обычные наказания,
а практически убийства! Это…
– Прекрати причитать, Сиен. И так тошно. Хватит. Оливер ничем не поможет.
Он снова пьёт и даже не пытается что-то предпринять, плывёт по течению, как
и обычно, – поднимаю руку, останавливая скулёж подруги. И я бы тоже
поскулила, поплакала и покричала, только вот времени у меня нет на это.
Мой взгляд цепляется за капли крови на крыльце, и я веду глазами дальше,
ещё капли, и не капли, а линия. Карстен оставил кровавый след, который
должен привести к наказанию.
Медленно двигаюсь по отметинам на каменной кладке, а Сиен следует за мной.
Выхожу на центральную улицу, ведущую, если пойти направо, к главному
общежитию и к ученическим корпусам, если налево – к домам братств. И там,
и там продолжаются линии.
– Что это такое? – Шепчет Сиен, вытирая слёзы.
– Понятия не имею, – так же отвечаю ей.
Мы направляемся в сторону дома «Альфы» и замираем на крыльце. На их
двери тёмного цвета точно такая же метка, как и на нашей.
– Вот и ответ, для чего нужны были крысы. Сегодня ночью меня и Оливера
покарают, – мрачно делаю вывод.
– Мира, но… а почему тогда следы ведут дальше, к дому «Омеги»? – Сиен
дёргает меня за руку и указывает на тонкую линию, скрывающуюся
за поворотом.
– Не знаю. Как вариант, возможно, что все братства и сестринство сегодня
прекратят существовать. Другого варианта нет, – хмурюсь я.
– Я разбужу Оливера, а ты пока позвони Белчу и узнай, как Рафаэль. Если
пришёл в себя, то пусть они оба немедленно уезжают отсюда, – бросаю я,
уверенно направляясь к двери дома «Альфы».
Открывая её, не обращаю внимания на постоянный срач и вонь алкоголя,
присущий их месту жительства. Быстро взбегаю на второй этаж и влетаю
в спальню к Оливеру. Здесь всё провоняло, кажется, даже стены издают
жуткий смрад пота и спирта.
– Просыпайся, – толкаю парня в обнажённое плечо, и он мычит,
переворачиваясь на живот.
– Оливер, поднимайся немедленно. У нас критическая ситуация, – ударяю его
по спине, и он распахивает глаза, с отвращением смотря на меня.
– Отвали, Мира. Мне насрать на твои критические дни и ситуации…
– Насрать? Так вот, милый мой, на вашей двери метка Всадников, – перебивая
его, резко произношу я.
Вот это его быстро приводит в нормальное состояние, вынуждая подскочить
с постели.
– Что? Какого хрена? – Хрипит Оливер, выскакивая в одних боксерах
из спальни, а я за ним.
– Калеб, просыпайся! Живо! – Ударяет по ближайшей двери и несётся вниз.
– Подъём! Экстренное происшествие! – Орёт Оливер, сбегая вниз, а я за ним.
Мы выходим на улицу, и я указываю взглядом на дверь и метку. Ко мне
подходит Сиен.
– Не отвечает, – шепчет она, пока Оливер хватается за голову и отшатывается.
– Что… блять… блять… да что это такое?! – Тянет он, а рядом с нами уже
оказываются несколько парней, напуганных криком главы братства.
Они даже не успевают спросить, что произошло, как видят то же, что и мы.
Последнее чётко заставляет их бледнеть и бояться. Это на всех нас действует
лучше самого ледяного душа.
– Линия ведёт к «Омеге», это кровавые капли, оставленные на тротуаре. Также
они идут в сторону главных корпусов. Мы там ещё не были, – нарушаю я
зловещую тишину.
– Я сейчас оденусь и пойдём. Передай парням, чтобы проверили «Омегу», –
Оливер отпихивает в сторону ошеломлённого Калеба и остальных, входя
обратно в дом.
– Попробуй ещё раз, – поворачиваясь к Сиен и кусая губу, прошу я.
– Пробую постоянно. Ничего, – сглатывая, она показывает мобильный,
на котором выставлен автодозвон.
– Я схожу…
– Нет, – хватаю её за руку.
– Нет. Ходить поодиночке опасно. Не важно днём или ночью. Одна ты отличная
приманка или же мишень. Пока мы не узнаем, что происходит, ты будешь
рядом со мной.
– Мира, а если они забрали Рафаэля и вместе с ним Белча? Если в данную
минуту они в опасности? – Губы Сиен дрожат, а глаза снова слезятся.
– Я понимаю… понимаю всё это. И мне тоже страшно. Если они у них, то я
сделаю всё, что в моих силах для их спасения. Всё, слышишь? Подключу отца,
да я в преисподнюю спущусь за дьяволом, но их пальцем никто не тронет. Но я
не смогу это сделать без тебя, Сиен. Я паникую. Я не такая сильная, как ты
думаешь. Я только сейчас осознаю всю ответственность за судьбы девочек
и твою. Мне нужна поддержка. Ты мне нужна сейчас, а если ты уйдёшь, то
вряд ли я выстою. Я сломаюсь, как Рафаэль, потому что причин, чтобы
двигаться дальше, у меня не будет. Да и осталась я здесь после всего только
ради тебя и шанса на твоё будущее, – печально вздыхаю и поднимаю голову
к серому небу, часто моргая, только бы не расклеиться в это проклятое утро.
Топот ног за спиной заставляет меня посмотреть в глаза Сиен и увидеть там
обещание – быть до конца рядом. Киваю ей, благодаря, и беру за руку.
Оборачиваясь, вижу, как Оливер с Калебом и двумя другими парнями выходят
из дома. Он отдаёт приказ проверить дом «Омеги», а сам указывает головой,
что готов идти.
Мы двигаемся в напряжённой тишине вчетвером. Я крепко держу за руку Сиен,
Оливер и Калеб идут впереди нас. Мы тщательно отслеживаем кровяные линии,
и они снова раздваиваются.
– Проверь, – бросает Оливер Калебу. Парень направляется в сторону основного
корпуса общежития, а моё сердце сжимается от страха снова и снова. Там он.
Рафаэль. А ещё Белч. Не дай бог, они пометили и его комнату. Я убью. Возьму
и убью.
Мне кажется, что с каждым шагом я теряю контроль над собой. Моя душа
рвётся к нему. Сейчас же. Немедленно. Но Сиен дёргает меня за руку,
вынуждая идти дальше к зданию администрации, куда и ведут следы.
– Мать вашу, – Оливер издаёт стон и запускает пальцы в волосы.
– Что… что такое? – Шёпотом спрашивает подруга. Оливер показывает пальцем
на чёрную вывеску с символом метки.
Ткань натянута перед входом в здание администрации, и на ней
написано: «22:00. Огни вас приведут к вашим новым правителям».
– Это приглашение, – произношу я и поворачиваюсь к Оливеру.
– Они никогда не выходили. Никогда. Это была тайная организация, следящая
за работой глав братств и сестринства. А вот сейчас они решились показать
свои лица. Из-за тебя решились, – шипит он, делая шаг в мою сторону.
– Почему из-за меня? Не я одна участвовала во всём этом дерьме. Ты тоже
приложил руку ко всему, Оливер. Ты подлил масла в огонь, и виноваты все. Да
и я не просила тебя о мнимой защите. Ты сам вызвался. Ты захотел большего,
вот и получил, – сквозь зубы цежу я.
– Прекратите, – Сиен встаёт между нами, а я зло смотрю на Оливера, как и он
на меня. Ненавижу его. Ненавижу!
– Сейчас не помогут ни ваши ссоры, ни перепалки о том, кто и что сделал.
Сейчас главное вот это, – подруга указывает на вывеску.
– Я не собираюсь отвечать за то, что ты натворила, Мира. Именно тебя он
хочет. Так пусть берёт, я даже помогу Карстену в этом. Пусть хоть на куски
тебя порежет, мне насрать. Я…
– Вот здесь ты прав, Оливер. Он меня хочет, и вряд ли причинит мне боль
или же доведёт до сумасшествия. Он найдёт для меня оправдание, потому что я
ему нужна. А вот ты никогда и никому не был нужен. Ты просто ублюдок,
который даже после предупреждений продолжал пить и ни черта не сделал для
своих ребят. Ты не защитил их! Ты закрыл глаза даже на то, что парня
из твоего братства довели до суицида! Ты законченный подонок, и тебе место
в аду!
– Сука… – Оливер замахивается, но я отскакиваю и тяну Сиен, толкая её
за себя.
– Ну же, ударь. Ты же на это только способен, да? Ударь! Давай! – Кричу я,
уверенно поднимая подбородок.
Он решается. Хочет этого. Пусть. Козёл! Я его уничтожу! Я его…
– Оливер! Только рискни, – радость внутри меня перечёркивает злость, едва
слышу запыхавшийся голос, появившегося рядом человека. Белч подскакивает
к кузену и толкает его в грудь.
– Ты совсем одурел? Решил махать кулаками, да ещё и на девушку? Я тебя
убью, мразь, если хоть к одной из них прикоснёшься! – Орёт Белч, закрывая
меня и Сиен собой.
– Ты где был? Ты где шлялся, Бернардо? – Ярость Оливера перескакивает
на парня.
– Не твоего ума дело. А вот то, что на дверях общежития появились метки
Всадников, должно тебя волновать.
– Что? Все двери? – Переспрашиваю его, и Белч кивает, а затем замечает
чёрную вывеску и надпись. Резко бледнеет и сглатывает.
– Вот же чёрт, – шепчет Белч.
– Ты сказал все двери? Калеба видел там? Как ты сюда пришёл? – Спрашивает
его Оливер.
– Калеба видел, он проверяет все этажи. Но могу сказать, что двери третьего,
второго и первого полностью помечены. Сиен мне звонила, а у меня был
отключён звук. Я вышел, чтобы поговорить, но увидел метку и побежал к ней,
а потом на полу в холле огромная лужа крови, и от неё тянутся следы. Они
ведут сюда, – рассказывает Белч.
– На дверях «Оморфии» и «Альфы» то же самое, – сообщаю ему.
– Оли! – Мы оборачиваемся на крик и видим ребят, бегущих к нам.
– «Омега» имеет метку, мы там всех разбудили, – задыхаясь, говорит
темнокожий и приятный парень Зигги.
– Чёрт! Чёрт! Чёрт! Это собрание, как было раньше. Они собирают всех для
прилюдного наказания, чтобы продемонстрировать всем свою власть, –
судорожно выдыхает Оливер.
– Крысы, – шепчу я, чувствуя, как Сиен крепче хватает мою руку.
– Что? – В один голос переспрашивают парни.
– Вчера я получила посылку, коробку с розами. Но под ними были две мёртвые
крысы. У одной была снята половина кожи, другую отравили. И на каждой
из них клеймо «Альфы» и «Оморфии». Значит, будут наказывать кого-то
из наших сообществ, и это точно будут бывшие возлюбленные, – поясняю я.
– Ты хочешь сказать, что это ты и я? – Сдавленно уточняет Оливер.
– Я не уверена в этом… чушь, я уверена в том, что это ты и я. Сегодня ночью
накажут тебя и меня, Оливер, – после моих слов повисает мрачное молчание.
Я знаю, что впереди меня ждёт что-то жуткое и страшное, но я не собираюсь
бежать. Я вынесу любое наказание, потому что за моей спиной больше дюжины
душ, и они все нуждаются во мне. И есть ещё одна любимая душа, которая
тоже ждёт меня. Ради них всех я выживу.
– Все… все комнаты помечены, и… а почему у вас такие лица? Что ещё
случилось? – Подбегая к нам, говорит Калеб.
– И ты так просто стоишь здесь? Ты так легко бросаешь мне это в лицо, даже
не удосужившись предупредить? – Рычит Оливер, отмирая и пытаясь подойти
ко мне, но Белч угрожающе толкает его обратно.
– Да, стою. Да, легко бросаю это тебе в лицо. Да, не удосужилась
предупредить. Да, мне тебя не жаль. Да, я хочу, чтобы ты был наказан, потому
что ты меня никогда не слушал. Ничего не слышал, как и продолжал
развлекаться. И мне насрать на твои задетые тонкие душевные струны, Оливер.
Мне на тебя насрать, ведь я знаю, что ты сбежишь, и оставишь разгребать всё
дерьмо своим парням, которые будут отвечать за тебя. И я желаю, чтобы они
это поняли, и ты потерял своё место. Я приду ночью, а вот как ты будешь
смотреть в лица тех, кого должен был защищать, это уже твои проблемы.
Пошли, Сиен, больше нам здесь делать нечего. Будем готовиться к собранию
так, как мы должны это сделать. И я докажу в очередной раз, что достойна
своего места, потому что ни за что не брошу своих девочек, – гордо
разворачиваюсь, и иду в сторону сестринства, утягивая за собой подругу.
Нас догоняет Белч и встаёт передо мной, хмуро оглядывая то меня, то Сиен.
– Я хочу поговорить с Мирой наедине, – произносит он.
– Наедине? Ты обалдел? – Возмущается подруга.
– Сиен, всё хорошо. Отойди на несколько шагов, но так, чтобы я тебя видела, –
киваю парню и отпускаю руку девушки.
Она обиженно поджимает губы, но понимает, что лучше сейчас не спорить
со мной, да и со своим парнем, полным негодования. Ожидаю, когда подруга
остановится в двух метрах от меня.
– Почему ты не сказала хотя бы мне? Я же не такой, как Оливер. Я имел право
знать ещё вчера, что ты, Мира, шла ночью, уже зная о том, какой конец тебе
уготован. Это неразумно. Ты могла бы уехать, сбежать или…
– Не могла, Белч. Оставить здесь Сиен, Рафаэля и тебя, я не могла. Мне
не страшно получить наказание, понимаешь? Мне страшнее от того, что будет
с вами, если я отсюда сбегу, – шёпотом возмущаюсь я.
– Ты ничем не поможешь ни мне, ни Сиен, ни Рафу, если тебя накажут. Карстен
тебя на мушке держит, он постоянно в курсе того, где ты и что делаешь. А ты
подставила Рафа вчера, когда пришла к нему. И плевать на то, что записи
стёрты, они уже знают обо всём, раз крыс подложили. Ты о себе должна
думать, – Белч хватает меня за руку, дёргая на себя.
– Мне приятно, что ты волнуешься, но я спокойна, клянусь. Я выстою, что бы
ни произошло. Я уберегу Сиен, Белч, от всего, что её может ждать. Ей могут
манипулировать, как и тобой, как и Рафаэлем. Вы все для меня слабое место,
по которому они ударят. И единственное, что я должна – не позволить им
добраться до вас. Я хочу, чтобы ты немедленно собрал вещи, разбудил Рафаэля
и никуда не отпускал Сиен. Вы все вместе отправитесь в Женеву, скроетесь
на время и…
– Ты думаешь, что я трус, Мира? Никогда я не убегу. Я не брошу тебя, какой бы
сукой ты сейчас ни выглядела, строя из себя жертву. Я не позволю тебе
отвечать одной, понятно? А когда Раф обо всём узнает, то он убьёт тебя за то,
на что ты решилась. Ты не вправе заставлять бежать нас, потому что никто
из нас этого не сделает. Пусть нас мало, но мы будем вместе до конца. Это моё
последнее слово. Позаботься о себе, о другом я не прошу, – парень отпускает
меня и направляется к Сиен.
Он ей что-то тоже выговаривает, они спорят и бурно обсуждают происходящее.
А я смотрю на них и осознаю, что мои мечты уже давно изменились. На первое
место встали другие люди, а не желания и моё будущее. Это так горько.
Глава 36
Мира
Паника – прекрасное описание всего, что происходит сегодня. Как только
большинство студентов увидело послание, кто-то догадался от кого оно, кто-то
начал собирать вещи, кто-то штурмовал администрацию. Последние словно
вымерли, оставив всё разгребать Марджори, которая сообщила о том, что всем
студентам запрещено выходить за пределы университета, и по периметру
расставлена охрана. Никого и никуда не выпустят. Были попытки побега,
но безуспешные. Помимо всего этого, интернет отключён, сигнал мобильной
связи очень слаб, и всё это сделано для того, чтобы никто не исчез отсюда.
А также каждый из родителей получил письмо, сообщающее о том, что их дети
вышли из-под контроля, и поэтому в университете вводятся новые правила,
которые очень плохо принимаются студентами. Письмо длинное и описывает
то, что родители получат в итоге – куча лжи и гадких обещаний, уверений
в том, что забирать своих детей ни в коем случае нельзя. И поэтому помощи
теперь, вообще, ждать неоткуда. Любые звонки и слёзные мольбы учащихся
расцениваются, как слабость и трусость, и все получают отказ и запрет
на подобные сообщения.
Оливеру пришлось остаться, чтобы доказать не своим ребятам, а мне, что он
не такой, как я о нём думаю. Но я абсолютно точно уверена в том, что он при
любой удобной возможности сбежит отсюда и бросит всех. А вот я нет.
С каждым часом, прошедшим после собрания в доме сестринства и затем
обсуждения событий, ожидающих нас этой ночью, убеждаюсь, что ни при каких
условиях не оставлю ни одну из своих сестёр. Они надеются на меня. Я для них
пример того, как следует вести себя. Но сложно сохранять спокойствие, когда
мрачная и давящая атмосфера и неизвестность вызывают дрожь страха. Это
огромная внутренняя работа над собой – не показать никому, как сильно я
боюсь. По сообщениям Белча, которые он присылает стабильно раз в час,
Рафаэль пришёл в себя и тоже собирается идти ночью к Всадникам. Я не смогу
его переубедить, раз у Белча это не вышло. К тому же Белча вызвал Оливер,
так как братство «Альфа» должно быть в полном составе и идти всем вместе.
Ребята из «Омеги» ещё более взвинчены, осознавая, что никакой власти
у рабов нет. В общем, картина довольно гнусная и печальная.
Поправляю распущенные волосы, завитые в крупные локоны. Проверяю
идеальный макияж и надеваю одно из самых лучших платьев в моей
коллекции, отлично подчёркивающее изящность тела. Красный цвет. Оттенок
крови и победы. На другое я не согласна. Я приказала всем девочкам быть
в красном и подготовиться так, как будто мы собираемся на самый важный
приём в нашей жизни. Сестринство «Оморфия» никогда не будет выглядеть
трусливо. Мы гордо пойдём туда. Мы гордо встретим всё, что нас ждёт. Мы
в очередной раз покажем, что мы лучшие.
Набрасывая на плечи тонкий плащ, выхожу из спальни, слыша разговоры
девочек внизу. Делаю глубокий вдох и натягиваю улыбку. Медленно спускаясь,
осматриваю своих сестёр, нервно успокаивающих друг друга.
– Милые мои, время пришло, – от моего звонкого голоса все поворачивают
головы, и я в глазах каждой вижу страх.
– Сегодня все мы лично познакомимся со Всадниками Апокалипсиса. Но это
не должно нас пугать. Мы сестринство «Оморфия». Мы самые прекрасные
создания на этой земле. Мы все едины. Я прошу вас ни на шаг не отходить
от меня, держаться всем вместе и стойко принимать обвинения, ни словом, ни
взглядом, ни слезами не показывая им, как сильно это нас пугает. Страх это
неплохо, это хорошо. Но каждая из вас должна найти для себя личную
причину, почему никто не увидит страха в ваших глазах. Мы никому
не подарим шанса унизить и растоптать нас. Мы будем сильными, – заканчиваю
свою речь и прохожу мимо девушек, подбадривая каждую.
В последний раз оглядываю всех и киваю им, сообщая, что можно идти. Сиен
молча идёт рядом со мной.
На улице не горят фонари, вся территория университета покрыта мраком,
и только кое-где фонарики ребят, идущих по указывающим направление огням,
как и было предписано Всадниками, появляются вдали. Мы выходим
к центральной развилке и перед зданием администрации видим горящие
факелы, указывающие направление. Поле за загонами, где весной и в начале
лета иногда устраиваются вечеринки.
Мы сливаемся с толпой студентов, опасливо озирающихся и цепляющихся друг
за друга, но мы всё же выделяемся. Они расступаются перед нами, позволяя
одарить их своей уверенностью, пусть и напущенной. Глядя на нас, они
быстрее идут и пытаются не отставать от девушек сестринства.
Мы выходим на поле, мои каблуки проваливаются в рыхлую и мокрую землю.
Быстро оцениваю обстановку. Сцена открыта, и там тоже горят факелы.
Большинство студентов уже собралось, и гул голосов царит вокруг нас. Я вижу
ребят из «Омеги», стоящих в самом конце поля, недалеко от них парни
«Альфа», к которым мы направляемся, но взглядом я ищу другого человека.
Рафаэля. Слишком много людей, а меня волнует лишь один.
– Ты видел Рафаэля? – Шёпотом спрашиваю Белча.
– Да, с правой стороны, около деревьев был, – так же отвечает он.
– Хорошо, – вряд ли я смогу отыскать его в толпе, ведь он на другом конце
поля. Но тот факт, что с ним всё более или менее нормально, прибавляет мне
уверенности.
Выжидающе смотрю на сцену, когда цокот копыт заглушает своей силой даже
разговоры и обсуждения студентов. Раздаются крики с левой стороны,
дёргаюсь от неожиданности к Белчу, а затем студенты разбегаются, когда
четыре лошади вылетают прямо перед нами и проносятся с такой силой,
от которой нас отбрасывает назад. Белч успевает подхватить меня, не дав
упасть, а я с ужасом смотрю, как лошади, чёрная, рыжая, белая и тёмно-
коричневая с выкрашенным в алый цвет хвостом, снова делают круг. Всадники
Апокалипсиса в своих костюмах уверенно держатся в седле. Они даже
не думают о том, что могут затоптать студентов, разбегающихся кто куда.
Наоборот, они хотят ещё больше напугать их, и Всадникам это прекрасно
удаётся. И только я делаю глубокий вдох, считая, что их появление вызвало
нужный им ажиотаж и панику, как топот копыт вдруг усиливается.
Поворачиваю голову, и мой рот от неожиданности приоткрывается. Больше
дюжины лошадей с наездниками в костюмах подобных тем, что на Всадниках,
только чёрного цвета, несутся прямо на нас.
– Что это такое? – Кричит кто-то парней.
– Уходим, – меня хватают за руку и тянут назад, а буквально в миллиметре
проносятся лошади. Меня тащат дальше к деревьям, и я с ужасом смотрю, как
их становится всё больше и больше. Там около тридцати человек, не меньше.
Всадников всегда было только четверо, но никак не столько.
– Что происходит? – Шепчу я, поворачиваясь к Оливеру, который и утащил
меня сюда.
– Старшие. Бывшие главы и их соратники. Они призвали их, – низким голосом
отвечает Оливер. Переглядываюсь с Сиен, крепко ухватившейся за руку Белча,
закрывающего её собой.
– О, господи, – судорожно выдыхаю я. И как в такой ситуации оставаться
спокойной? Одно дело, когда четверо угрожают тебе, а другое – когда их уже
толпа.
Всадники Апокалипсиса спрыгивают с лошадей, как и остальные. Четверо
парней поднимаются на сцену под крики и визг студентов, под плач
и возмущения. Но вот другие встают по периметру лицом к нам, как бы
защищая Всадников.
Карстен поднимает руку, приказывая всем замолчать. Хоть их лица и скрыты,
но я знаю каждого и кому, какой цвет принадлежит. Кроме Карателя. Он пока
для меня загадка.
– Рафаэль, – это имя резко всплывает в мозгу, и я дёргаюсь в сторону, чтобы
найти его немедленно.
– Не смей, – рычит, Оливер, грубо хватая меня за руку. – Не смей сейчас этого
делать, Мира. Даже не думай, что я позволю тебе пойти к нему.
– Отвали…
– Не делай хуже, дура. Стой здесь и жди, – вряд ли он собирается отпустить
меня, его хватка сильная и даже причиняет боль, а я быстро пробегаюсь
взглядом по толпе, которая подходит ближе к сцене.
– Вы считали, что мы выдумка? Вы думали, что наши предостережения
и приказы можно забыть? Вы ошиблись, – громогласно говорит Карстен.
– Поэтому мы решили, что пришло время дать вам понять, кто здесь главный
и кому вы все обязаны подчиняться. С завтрашнего утра на нашем сайте вы
ознакомитесь с нашими правилами и новым уставом, которому будете
следовать без вопросов. А тот, кто не захочет, может вспомнить наших жертв,
буквально на днях отправленных на покой. Это мы. Мы управляем вами, и вы
будете подчиняться нам. А сегодня мы на ваших глазах покараем тех, кто
нарушил правила. И мало того, что они их нарушили, но им это ещё
и простили. Мы же никогда подобного не прощаем, – Карстен делает паузу, и я
чувствую его взгляд на себе.
– Эмира Райз, прекрасное создание, не так ли? – Насмешливо тянет он, и все
поворачиваются ко мне.
– А как она умна, сильна и воинственна, никто не знает. За всю историю
сестринства «Оморфия» ни одна глава не устанавливала свои правила
и не грозилась наказывать. Ни одна глава не позволяла себе играть так легко
и непринуждённо мужским коллективом «Альфы», да ещё и превращать их
в непотребных и жалких алкоголиков и наркоманов. Во что ты, Оливер Фирель,
превратил самое сильное братство в мире? «Омега» всегда была для нас
второсортным товаром, как и остальные здесь. Но «Альфа», будущие
владельцы корпораций и элита нашего мира, никогда не позволяла себе
подобного поведения. Во что ты сам превратился, раз женщина управляет
тобой и твоими парнями? И сегодня я покажу вам, что нам ближе. Правление
Эмиры Райз или Оливера Фиреля. Они сами решат свою судьбу, – сглатываю
от его слов и бросаю быстрый взгляд на побледневшего Оливера, его пальцы
до жуткой боли сжимают моё запястье, отчего я издаю слабый стон.
– Вы хотите правосудия? Вы хотите иметь достойное будущее для себя? –
Обращаясь к толпе, Карстен получает одобряющие выкрики.
– Да, конечно, да. Только вы его не заслужили. Вы уподобились нищим, убогим
и ничего из себя не представляющим тараканам, которых мы используем, как
мясо. И нам не жаль будет поставить вас на один уровень с ними, и карать так,
как вы этого заслуживаете! – Выкрикивает Карстен, вызывая испуганный гул
голосов.
– Но вы меня не волнуете, а вот одно весьма интересное правило, введённое
не так давно, очень. Вернёмся к Эмире Райз и к стилю её правления. Ведь вы
любите, когда она страдает из-за вас, верно? Так сегодня она пострадает
снова, – меня словно ударяют в грудь, и я дёргаюсь, но упрямо держу высоко
подбородок.
– Приведите первого осуждённого по желанию самой Эмиры Райз, – говорит
Карстен, и несколько парней из его «охраны» направляются к нам.
– Что? Нет… я не… – шепчу я, хватая теперь сама Оливера, когда к одному
из парней из его братства подходят, и никто не помогает ему. Никто не встаёт
на его защиту, когда ему смачно дают по лицу и под мышки утаскивают
к сцене.
– Нет! Пожалуйста! Нет! – Крик Кайли застревает в мрачной и гнетущей
тишине, она подбегает ко мне, и до меня резко доходит причина всего этого.
Крысы. Влюблённые. Содранная кожа. Отравление. Клейма «Оморфии»
и «Альфы». Мои правила. Мои послабления.
– Сделай что-то, Оливер. Сделай что-то немедленно, – требовательно
прошу его.
– Нет. Не двигайся, Мира, лучше пусть один будет наказан, чем все, – рычит
он, отталкивая меня от себя, и я задеваю локтем Кайли.
– Итак, не так давно Эмира Райз создала очень животрепещущее и грозное
правило, при котором ни одна из её сестёр не имеет права встречаться ни с кем
из парней «Альфы», пока они не встанут на путь истинный. Они не встали, но…
какой прыткий нам попался. Каратель им займётся, – брыкающегося парня
передают Всаднику, и он одним ударом в живот, а затем в спину локтем
сбивает его с ног и заставляет стонать, отплёвываться и откашливаться
на полу.
– Мира, пожалуйста, я… прости меня, прости, – плачет Кайли, и я беру её
за руку.
– Тебе ничего не будет угрожать. Обещаю. Они не тронут тебя, – я лгу, потому
что другого выхода нет. Я знаю, что будет. Отравление – это способ наказания
для её парня. А кожа… это обнажённое тело.
– Тимоти? Спаси его, прошу тебя… спаси…
– «Альфа» предпочитает напиваться так, чтобы их мама родная не узнала,
верно? Так почему бы не подарить им то, что они любят? – Отвлекаюсь
на происходящее на сцене, на которую выносят огромный сосуд с жидкостью
и трубку, как и стул. Парня быстро привязывают к нему, и двое из «охраны»
удерживают его голову, отклоняя назад. Каратель вставляет трубку в рот парня
и нажимает на рычаг, отчего вонь алкоголя забивает кислород вокруг.
Алкоголь выливается изо рта Тимоти, он выплёвывает его назад под крики
Кайли, которую я стараюсь удержать. А вот студентам это нравится. Они
начинают улюлюкать, хлопать и свистеть, наслаждаясь тем, как спирт
отравляет органы невинного парня.
– Оливер Фирель, у тебя есть возражения? – Поворачиваюсь к Оливеру и молю
его ответить «да».
– Нет, никаких. Заслужил, – сухо бросает он.
Ублюдок! Какой же ты сукин сын! Тварь последняя! Что б ты сдох!
– Но ведь он не один был виноват, правда? И вот здесь начинается самое
интересное. Эмира Райз угрожала, – Карстен кивает пятерым парням
из «охраны», и они двигаются к нам.
– Угрожала снова и снова. А что мы видим в итоге? Ничего, – закрываю собой
Кайли, и хоть мне страшно, безумно страшно, но не отдам её им.
– Она простила такой ужасный проступок, когда другим, к примеру, Саммер
никогда ничего не прощала. Где справедливость?
– Не приближайтесь. Не подходите к ней, – шиплю я, смотря, как парни
окружают нас.
– Сегодня мы её восстановим, – они резко хватают визжащую Кайли.
– Отпусти! – Кричу я, ударяя по их рукам. Пытаюсь изо всех сил не позволить
им причинить боль девушке. Меня отпихивают в руки Белча, и он удерживает
меня.
– Тише, Мира, тише…
– Отпусти! Карстен, мать твою, я тебя изуродую! – Кричу я, и наступает
тишина. Вряд ли кто-то ожидал, что я назову его имя. Вряд ли он сам это
ожидал.
В зловещей тишине раздаётся смех, и Карстен снимает свой капюшон под
всеобщее недоумение.
– Моя прекрасная принцесса, я вот думал, что ты никогда обо мне
не вспомнишь, – едко смеётся он.
– Да, это я, но от этого становлюсь лишь краше в ваших глазах, верно? Сюда
её. Быстро.
– Отпусти меня, Белч…
– Мира, пожалуйста, нет, – просит Сиен, но я выворачиваюсь из рук парня
и отталкиваю его.
– Получается, дорогие наши учащиеся, что наказывать вас она хочет и будет,
а вот своих сестёр нет. Это ведь нечестно, вы так не считаете?
– Да!
– Пусть эту суку накажут!
– Долой Эмиру Райз!
Я в таком ужасе от того, как сильна ненависть окружающих ко мне. И ладно бы
только это, но они жаждут расправы, только бы повысить свою значимость для
этого мира. Они готовы пожертвовать жизнью другого человека, как это сделал
Оливер, только бы их задницы никто не тронул.
– Я запрещаю тебе наказывать мою сестру, Карстен, – уверенно произношу
и направляюсь к сцене. Меня кто-то толкает, но я не свожу глаз с довольного
лица Всадника.
– Пропусти меня, – шиплю я, когда мне преграждают дорогу.
– Это моя сестра. Это мои правила. И только я имею право кого-то наказывать,
но никак не ты или кто-то другой. Только я решаю, что будет с ней дальше, –
мой голос звенит от ярости.
– Пропусти, это мне нравится, – Карстен гадко улыбается, и я поднимаюсь
на сцену.
– Вы все жалкие ублюдки, жаждущие крови. Вы самые противные существа
на земле, и вы недостойны, чтобы даже дышать. Вы все трусы, как и Оливер
Фирель. Но я не боюсь защитить свою сестру. Я глава сестринства «Оморфия»
и имею власть, чтобы не позволить никому прикоснуться к Кайли. Если я
захочу, то сделаю это сама, – подхожу к девушке и поднимаю её с пола,
подбадривающе улыбаясь, а её парень уже отключился от невероятного
количества алкоголя в желудке. Он погибнет, и никому не будет дела до этого.
– Но это твои правила, Эмира. Никто тебя за язык не тянул, – замечает
Карстен.
– Верно, – оборачиваясь к нему, киваю я. – Ты прав, никто не заставлял меня
устанавливать правила. Но увы, я знаю, что это такое, когда тебе запрещают
быть с любимым, а твоё сердце тянется к нему. Я прекрасно представляю, что
такое забыть обо всём, только бы ещё раз дотронуться до него и увидеть его
улыбку. Любовь не преступление. Любовь – то, что вы никогда не обретёте,
потому что слишком жалкие и не оцените, сколько боли нужно пережить, чтобы
иметь амнистию в любом случае. А моё правило было создано, чтобы поправить
положение парней в «Альфе», прекратить алкогольные вечеринки
и употребление наркотиков, которые вы все покупаете и убиваете других,
обретая мнимую силу.
Перед моими глазами стоит образ Рафаэля в последнюю нашу встречу. И я
надеюсь сейчас, что он услышит меня и поймёт, как мне страшно и мучительно
больно без него, хотя я понимаю, насколько это опасно. Я надеюсь…
– Довольно мило, Эмира. Я тронут, – Карстен наигранно прикладывает руку
к груди.
– К сожалению, твои слова пыль, как и угрозы. У нас есть виновная, и ты сама
её накажешь. Насколько я помню, то при нарушении правил она должна пройти
голой до здания администрации и простоять там до утра, – ухмыляясь,
добавляет он.
– Мира, я… нет… я… – захлёбывается слезами Кайли.
– Что ж, я сама устанавливаю правила. И я тоже помню кое-что из уставов
сестринства и братства, как и о возможности ответить перед вами за проступки
сестёр, – снимаю с себя плащ и бросаю его на пол.
– Если глава сестринства или братства не согласен с условиями наказания
виновного или же считает, что он этого не заслужил, то имеет право, – лицо
Карстена удивлённо вытягивается, когда я расстёгиваю замочек сбоку
на платье, – принять на себя наказание виновного. И я принимаю на себя
наказание Кайли за то, что её любовь была выше, чем мои правила. Я горжусь
ей и поддерживаю в том, что она поставила свои чувства на первое место, –
платье падает к ногам под свист и гогот студентов. Кто-то достаёт телефон,
чтобы сфотографировать меня.
– Убрать камеры. Живо. Я запрещаю. Увижу это где-то, убью, – рычит Карстен,
делая шаг ко мне.
Наши взгляды пересекаются, и я улыбаюсь тому, что такого поворота он
не ожидал.
– Ты пройдёшь голой до здания администрации?
– Абсолютно точно, – кивая, стягиваю лямки бюстгальтера, и чувство стыда
только на секунду появляется в голове, а затем я резко расстёгиваю
и отбрасываю его от себя.
Меня не сломает ничто, кроме любви. И ради неё я готова на многое.
– Вряд ли для кого-то будет неожиданностью увидеть моё обнажённое тело,
ведь вы все им вдоволь налюбовались на фотографиях. Я с радостью
продемонстрирую его вам вживую, чтобы вы сдохли от зависти, – ухмыляясь,
наклоняюсь и спускаю трусики, перешагивая через них.
Гордо поднимаю подбородок перед большинством открытых ртов и прохожу
мимо шокированного Карстена, стуча каблуками по сцене. Грациозно
спускаюсь и наслаждаюсь своей силой. Да, это стыдно, но ничто не затмит
счастья быть уверенной в себе и не позволить никому сломать меня.
– Ах да, и я считаю, что собрание окончено. Кайли, отправляйся домой, тебя
никто не тронет. Верно, Карстен? – Оборачиваясь, довольно улыбаюсь я.
Парень переводит взгляд на шокированную моим поступком девушку и кивком
головы показывает ей уходить.
– Браво, Эмира Райз, браво. Признаюсь, я восхищён. И тобой, и твоим телом,
и твоей силой. Настоящая глава сестринства. Поздравляю, Эмира, твой пост
принадлежит тебе по праву, а сейчас ублажи нас своим наказанием, – криво
приподнимая уголок губ, Карстен указывает рукой идти дальше.
А мне плевать. Я добилась своего. Я выстояла. Я шла. Я иду. И буду идти
дальше.
Широко улыбаясь, радуюсь победе. Я горжусь собой и тем, что ценности мои
верны.
Толпа студентов двигается за мной, отпуская неприятные комментарии,
девушки из сестринства расталкивают их и образуют вокруг меня круг,
закрывая от любых взглядов.
– Это было очень достойно, Мира, – шепчет Сиен, и я киваю ей.
– Мира, ты лучшая.
– Мира, спасибо тебе за всё. Я клянусь, что всегда буду тебе верна, –
со слезами на глазах произносит Кайли, и я тоже ей киваю.
Вот что значит, семья. Они защищают меня так же, как и я их. И это не может
не тронуть моё сердце. Не знаю, видел ли это Рафаэль, но я бы хотела, чтобы
он тоже гордился мной.
Мы доходим до здания администрации, и я ёжусь от холода. Температура
понижается, огонь от факелов не согревает, да и ветер не приносит никакой
радости. Мы стоим, пока студенты окружают нас и снова поливают словесной
грязью, но находятся и те, кто выражает своё восхищение. Меня это не волнует
уже, мне холодно. Да и девочки дрожат в лёгких платьях и плащах.
– Отправляйтесь домой, – шепчу я.
– Нет, Мира. Мы сестринство и будем здесь с тобой, – категорично качает
головой Сиен.
– Уже большинство студентов разошлось, мне ничто не угрожает, а вы
заболеете. Идите домой, приготовьте ужин и ждите меня. Я буду нуждаться
в вашей помощи, когда вернусь. Мне будет необходимо ваше тепло, поэтому
прошу вас, идти домой. А ты, Кайли, узнай, что с твоим парнем, – тихо
произношу я, а зубы стучат от холода.
– Но…
– Это приказ. Он не обсуждается, – резко обрываю я возмущения Сиен. Она
бросает на меня печальный взгляд и, цокая, кивает девушкам, чтобы они шли
за ней.
Когда они уходят, то я позволяю себе зажмуриться и сжать кулаки. Меня
нещадно начинает трясти, интерес студентов к моему телу быстро угасает,
и они расходятся по домам и комнатам. Я остаюсь одна в ночи, и холодный
ветер пронизывает меня прямо до сердца. Озноб такой сильный, зубы громко
стучат, а кожа, кажется, превратилась в ледяную корку.
– Рафаэль… – шепчу я, и губы сами улыбаются. Не знаю, почему именно его
имя меня согревает немного. Не знаю, почему я хочу, чтобы он был сейчас
рядом. Хотя бы где-то здесь, и чтобы я видела его. Стояла и терпела ради него.
Мне нужны силы… они на исходе. Мне очень холодно.
Неожиданно что-то тёплое ложится на мои плечи, и я хватаюсь за мягкий плед,
скрывающий всё моё тело под собой. Резко оборачиваясь, вижу, что все
Всадники стоят недалеко от меня, и к ним возвращается их новенький,
Каратель.
– Теперь я убедился в том, что мне есть за что бороться, Эмира Райз. Ты
великолепна. Твоё наказание завершено, – произносит Карстен.
– Да пошёл ты, ублюдок. Я ненавижу всех вас и буду ненавидеть всю свою
жизнь. Тебе не за что бороться, Карстен, потому что я, при любом удобном
случае, убью каждого из вас, уничтожу, и вы превратитесь в то, чем теперь
является Кай. Я не скрываю своего отношения к Всадникам и открыто
объявляю вам войну, – пусть голос дрожит и хрипит, но я ни за что не буду
благодарить их.
– Это будет интересная война, ведь я нападу очень и очень скоро, моя
принцесса. Жди меня и будь готова, – усмехаясь, Карстен показывает своим
Всадникам двигаться за ним обратно к полю, и они удаляются.
Только один из них оборачивается, пока я смотрю на четыре фигуры. Это
новенький. В этот момент моё сердце ойкает и словно замирает на секунду
от сильнейшей боли, но мне не жаль его, ведь он Всадник, и меня не волнует
то, как он стал им. Факт, остаётся фактом, он плохой. И пусть мне жаль… да,
всё же жаль того парня, кого они завербовали. Но я не имею на это права, ведь
впереди будет ещё больше ужаса и страха. И рядом со мной есть люди,
которых я буду защищать. У меня есть причины, чтобы воевать.
Глава 37
Мира
– Ты как? – Заботливо интересуется Сиен, ставя поднос с супом на стол.
– Уже лучше. Намного лучше, температуры нет, да и чувствую себя сносно, –
слабо улыбаясь, отвечаю ей.
– Хорошо. Вроде бы в университете всё спокойно, если можно это сказать
о тишине и стопроцентной посещаемости, – хмыкает подруга, передавая
мне суп.
– Ты знаешь, что меня это не волнует. Что говорит Белч? Рафаэль у себя, он
обсуждал что-то с ним, попытался убедить съездить в клинику?
Сиен шумно вздыхает и садится на кровать у моих ног.
– Нет. Рафаэль не желает с ним говорить, вообще. Скрывается. Бегает от него.
Даже сменил замки в своей комнате, вечно где-то пропадает. Никого ведь
не выпускают за пределы университета, а вот Рафаэль нашёл лазейку, но Белч
так и не может отследить её, – печально делится она.
– Чёрт. Если он употребляет наркотики где-то там, то я его убью. Угроз
от Карстена больше не поступало, значит, пока Рафаэль в безопасности. Но… –
делаю паузу и прикрываю на несколько секунд глаза, – не дай бог, они узнают
об этом. Неужели, Рафаэль не понимает, что подвергает себя опасности?
– Понятия не имею, что у него в голове, Мира. Он странный, дёрганый,
мрачный. Сегодня был на занятиях, и все от него шарахались. А вот Оливер так
и не ходит на пары, да и поступок его был очень низким. Ты защитила нас,
когда он поступил, как трус. Ненавижу его, вот клянусь, Мира, так ненавижу
его. Свой зад только прикрывает. Разве, это поведение главы «Альфы»? Нет.
Он порочит это звание. Он…
– Хватит, – устало закатываю глаза. – Это на его совести, но не на твоей или
моей. Оливер всегда был идиотом и трусом. Он и пошёл якобы спасать меня,
чтобы покрасоваться перед Всадниками своей силой, которой на самом деле
не было. Раньше я расценивала его поступки иначе. Я думала, что он храбрый,
и заставляла себя хоть как-то полюбить его, но не сейчас. На сегодняшний
день я всё вижу под другим углом. Если бы он, действительно, был силён, то
не трахал бы меня там, не насиловал бы на утеху Всадникам и Беате, он бы
сразу начал стрелять в воздух, а не потом, когда понял, что ему тоже угрожает
опасность из-за его фантазий о власти. Он жалкий ублюдок, и вряд ли что-то
хорошее его ждёт. Как Кайли?
Меняю тему, а внутри себя понимаю, что, наконец-то, честно высказалась
о своём бывшем, и мне не стыдно. Я отчего-то ставлю на его место Рафаэля.
Да, он причинил мне боль, он сотворил страшное с моим телом и душой, но я
его оправдываю, потому что в других ситуациях Рафаэль был достоин
восхищения. И даже тот факт, что он выстрелил в лошадь, в которую,
по словам преподавателя, специально пульнули камнем, Рафаэль не побоялся
стрелять из пистолета, чтобы спасти меня. Я больше не верю его словам,
которые он говорит мне, а верю его слабости рядом со мной. Я её видела. Я ей
дышала. Я её чувствовала, когда он чуть не совершил ужасное с собой. Я
слышала его, и это всё даёт мне чёткое понимание – Рафаэль убил бы каждого,
кто попытался бы притронуться ко мне, когда я стала жертвой Кровавого
Валентина. Он бы рвал их зубами, дрался до смерти, но не позволил бы им
даже прикоснуться ко мне. Рафаэль не трус, просто сейчас он сломлен, и ему
некому помочь, да и он не желает быть таким жалким, как Оливер. И если бы
не моя простуда из-за того, что я прошлась голышом на холодном воздухе, то
я бы снова попыталась. Лишь прошу кого-то, чтобы Рафаэль не совершил
глупость, пока я не встану на ноги.
Дождись меня… умоляю. Не дай им убить себя. Не отбирай у меня причину,
чтобы жить.
– Постоянно плачет из-за Тимоти. У него сильное отравление алкоголем,
сожжён желудок. Он подключён к аппарату искусственной вентиляции лёгких,
врачи ставят неутешительный прогноз, – Сиен быстро стирает слезу.
– Господи. Надеюсь, ему помогут. Это Швейцария, здесь лучшие врачи. Я верю
в то, что он тоже найдёт причину, чтобы выжить. Тимоти должен это сделать,
а Кайли мы будем поддерживать изо всех сил. Подбодри девочек, придумай
что-то, ладно? Я посплю немного, голова болит, и тошнит, – передаю ей
тарелку с супом, и Сиен кивает мне.
– Да, конечно. Мы пытаемся, прошло всего три дня, ему ещё предстоит
операция, и я тоже верю в то, что всё будет хорошо. Хотя бы надежда ещё
есть, – натягиваю улыбку и наблюдаю, как подруга выходит из моей спальни.
Нет, никакой надежды нет. Мои слова пыль. Я знаю, что Тимоти вряд ли
помогут. Он был при смерти, когда его увозила скорая. У него нет шансов, и это
уже очень страшно. Это убийство. Самое настоящее убийство, а сколько их
было раньше. Множество. Мы все здесь преступники, такими нас растят, чтобы
потом не было в сердце сожаления, когда в большом мире придётся
приставлять дуло к виску врага и, не глядя, лишать его жизни навечно.
Закрываю глаза и погружаюсь в очередной сон без сновидений. Слабость
и простуда не позволяют мне контролировать ситуацию, но ничего изменить я
не могу. Грог говорил когда-то, что порой жизнь специально тебя отводит
в сторону, чтобы ты лишь наблюдала и могла выбрать себе союзников. Так
позволь ей это сделать, но всегда будь начеку, потому что враги, возможно,
окажутся намного ближе, чем ты хотела бы.
На следующий день, как и на следующий я получила те же прогнозы
о здоровье парня Кайли, как и о том, что Рафаэль исчезает куда-то на ночь
и возвращается к утру. Пьёт в городе. Именно вонь алкоголя витает вокруг
него, а я не понимаю, почему он не приходит ко мне. Почему он заблокировал
меня в своей жизни, и как мне справиться со всем этим? Я не знаю, что мне
делать дальше. Я чётко понимаю, что на днях вернётся моя заклятая подруга,
и начнётся новая война. Но я отдаю все свои силы мыслям о Рафаэле.
– Мира! – В мою спальню влетает Сиен, и я поднимаю голову от своих пальцев,
обрывая раздумья.
– Что случилось?
– На сайте… сейчас, – она тяжело дышит и падает на кровать, открывая
браузер на своём мобильном. Передаёт мне, и я хмурюсь от сообщения,
увиденного на сайте, которым теперь управляют Всадники.