***********************************************************************************

************
А вы любите клубничный чай?
https://ficbook.net/readfic/808246
***********************************************************************************
************

Направленность: Слэш
Автор: Maria_Go (https://ficbook.net/authors/240439)

Фэндом: Super JuniorПерсонажи: ЫнХэ, Хичоль

Рейтинг: NC-17

Жанры: Романтика, Ангст, Юмор, Флафф, Повседневность, POV, Hurt/comfort,

AUПредупреждения: OOC, Underage
Размер: Миди, 36 страниц
Кол-во частей: 7
Статус: закончен

Описание:
По иронии судьбы над семнадцатилетним Ли ХекДже оформляет опеку его дядя, которого
ни сам Хек, ни дядя в глаза ни разу не видел. В результате Хек понимает, что опека,
кажется, нужна именно дяде, который оказываться едва ли старше, а отнюдь не ему
самому.

Посвящение:
Всем творческим людям

Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора/переводчика

Примечания автора:
Моя новая идея... одна из многих, но почему-то ее захотелось записать. Все
остальные незаконченные фики пишутся, но увы, чуть ли не по предложению в день(((

========== Глава 1. "Дядя" ==========

Меня зовут Ли ХекДже. И мне восемнадцать лет... ну, почти. Ровно год назад
мои родители погибли в автокатастрофе, и тут же появились эти органы опеки,
приставы и прочие пренеприятные личности, «заботливо» ищущие моих дальних
родственников, ну, знаете, тетей, дядей, троюродных прабабушек... А у меня кроме
мамы с папой никого нет. Ну, вот представьте, никого. Мы жили в небольшом домике на
окраине Сеула, никому, так сказать, не мешали. Мои родители возвращались из театра
на такси поздно вечером, когда это случилось. Наверное, они были полны радости и
впечатлений от спектакля, но им так и не удалось рассказать о них мне. В тот день
меня не покидало это странное гнетущее чувство, мне даже не хотелось их отпускать,
но папа все время отшучивался, говоря, что не по-мужски это, верить в приметы и
предчувствия. Мне позвонили через несколько часов после аварии. Этот таксист выжил.
А мои родители нет. Чем они провинились?! А чем был так хорош этот полупьяный, как
позже оказалось, мужик, что Господь Бог посчитал нужным оставить его на этом
свете?! Или же это просто Его ошибка? Может Бог ошибиться? Наверное, может, раз
забрал моих родителей, а не этого алкоголика. Ненавижу. Почему так спокойно? Боль
уже прошла, да и желание открутить ему голову вместе с руками и засунуть в его
задницу, сказав, мол, что так и было, уже поугасло. Самосуд – отнюдь не выход из
ситуации. Даже такой. Так часто говорила мама, когда по телевизору показывали
криминальные новости.
Так вот. Мне уже почти восемнадцать лет, а мне все хотят найти опекуна. Ну
кому я такой нужен? Кто возьмет себе в семью еще один лишний рот? Оказалось, что
готовы взять, причем с распростертыми объятиями, но об этом попозже. Оказывается, у
нас еще остались родственники, причем в Сеуле, что меня больше всего поразило! Жить
с людьми в одном городе, и даже не знать, что они твои родственники! Думаете, я так
хотел к ним? Черта с два, но эти из органов просто непробиваемы. Мне через полгода
восемнадцать, все, свободная счастливая жизнь, а меня как приемыша в какую-то
семью... Все равно, что берут щенка. Они меня даже не знают, да и я их в глаза не
видел, собак их и то выбирают... Может, они и не такие уж монстры, раз сразу
согласились взять меня? Сразу накопилась уйма вопросов. А вдруг, они запрут меня в
сарае вместе с козами, как недавно показывали по телику? Брр... Тогда даже Хичоль
меня не спасет... О, да, Хичоль – мой лучший друг, парень что надо... Хотя как
парень... Хи любит одеваться по настроению, ни в чем себе не отказывает...
Частенько нас принимали за парочку, причем именно из-за Хи. Его вьющиеся черные
волосы до плеч и дикие порой наряды заставляют людей на улицах оборачиваться,
коситься, порой даже с осуждением... Ну, это только те, кто узнавал в нем парня.
Корсеты, чулки, мини-платья – гардеробу Хи может позавидовать любая модница, но я
уже привык. Я чувствую себя абсолютно спокойно когда мы, например, сидим на летней
веранде какого-нибудь милого ресторанчика, напротив меня Хи в очередном новом
топике курит дамские сигареты, обычно мятные или вишневые, а сам то и дело
посматривает на аппетитные попки молоденьких официанток, что вызывает у меня смех.
Чолю не идет образ мачо, хотя иногда он не прочь снять парочку девушек в одном
престижном ночном клубе, где мы зависаем по выходным, преимущественно за его счет.
У него-то богатые мамочка с папочкой, души не чают в прелестном сыночке-отличнике,
и такие деньги временами ему отваливают, что у меня перехватывает дыхание.

Так вот, час моей погибели настал. Меня с небольшим чемоданом привели куда-то
в центр города, где я толком никогда и не был, может, проезжал мимо когда. Ну здесь
и обстановочка, скажу я вам! Везде эти стеклянные высотки, неоновые вывески, куда
различных заведений, кажется, и не совсем приличного характера, толпы народа,
Хичолю бы здесь понравилось... Как же я по нему скучаю! Он с предками отрывается в
Штатах у друзей, но регулярно мне звонит и подробно рассказывает обо всех своих
тайных похождениях и ночных «вылазках» в местные клубы. Хи делится со мной всем,
потому как знает, что я никому ничего не разболтаю, просто некому. Про свой первый
раз, как я помню, он рассказывал с крокодильими слезами, уткнувшись мне в грудь и
рыдая о своей несчастной девственности, моя же до сих пор остается при мне, что
меня нисколечко не колышет. Хи по жизни очень эмоционален, а для эмоций нужна
подпитка, которую он и берет из всех своих «приключений».
Все время я ухожу от темы. Так вот. Это был один из таких же небоскребов, в
котором отражались плывущие облака и летнее голубое небо. Значит, моя новая семейка
живет здесь. Меня довели до самого порога квартиры на... тридцать каком-то этаже,
что меня даже слегка взволновало. Хотелось посмотреть в окно, шикарный вид,
наверное, на весь этот муравейник. Внезапно тетечка из органов опеки, потороторив
по мобильнику, развернулась и ушла, сунув мне в руки какую-то пачку документов и
успев сказать только то, чтобы я сам дальше разбирался, а у нее, мол, еще свои
дела. Ничего себе, заботливые! И так, как истукан, я простоял около двери минут
пять, не решаясь даже приблизить руку к звонку, пока сзади не послышались чьи-то
шаги. Я обернулся. Позади меня стоял парень. Двадцать пять-тридцать, определил я
его возраст. В просторных джинсах, грязных, ой мама дорогая! (А Хичоль всегда учил
меня аккуратности.) Все его штаны были заляпаны красками, ну знаете, какими обычно
художники рисуют – синяя, желтая, красная, словно он только что с малярных работ.
Белая рубашка с таким же ярким зеленым пятном посередине на самом видном месте,
черный пиджак с закатанными по локоть рукавами. Волосы его стояли ежиком,
взъерошенные и немного вспотевшие, на лице... Простая добродушная улыбка, открытая
и даже ласковая. Я заметил, что в руках у него какая-то кипа бумаг и что-то вроде
складного мольберта, а через плечо – тяжелая сумка с высовывающимися из нее
линейками и тюбиками красок. Художник что ли? И самое главное, смотрел он на меня
так тупо... словно я здесь не к месту стою. Я даже разозлился. А еще улыбается!
Ничего не понимаю...
- Эмм... Вы не могли бы отойти? – вежливо попросил он, свободной рукой роясь в
многочисленных карманах своих пестрых брюк. – А вот же они, - бросил он куда-то в
сторону, выуживая ключи... То есть, один ключ со множеством разномастных брелков!
Чего здесь только не было: и Эйфелева башенка, и балерина, и сердечко, и фенечка из
ниток, и еще много чего разного. Креативненько, подумал я.
- В смысле? – не понял я, слегка отклоняясь в сторону.
- В том смысле, что я здесь живу, - не менее вежливо выдал парень, вставляя ключ
в замочную скважину.
- Как... живете?! – ну вот! Эта противная тетка из опеки еще и завезла меня не
туда! Теперь тащиться в эту контору на своих двоих, ибо денег у меня ни гроша, да
еще и эти документы мне зачем-то сунула... Вот посею где-нибудь, сама будет
виновата!
- Ну вот так как-то, - с улыбкой ответил парень, распахивая дверь в свою квартиру
настежь, будто для того, чтобы я в нее заглянул.
- А... – протянул я. – Значит... – я посмотрел на первую в папке бумажку. – Ли
Донхэ не здесь живет? – это было скорее утверждение, чем вопрос. Конечно, не здесь.
Я представлял себе этого Ли Донхэ сорокалетним лысеющим дяденькой, с верной
женушкой и тремя как минимум детишками.
- Если в этом городе есть еще один Ли Донхэ, то он определенно живет не здесь, -
заключил незнакомец.
- Как это, еще один? – недоумевал я.
- Ну, если есть еще один Ли Донхэ, кроме меня, - улыбнулся он в ответ. – Не
стойте, не стойте, здесь прохладно, еще прохватит! – забеспокоился вдруг мой
таинственный собеседник. – Пойдемте я... налью вам чаю, правда, у меня только
черный, а вы любите клубничный? – затараторил он.
- Что клубничный? – этот парень совсем сбил меня с толку. Чаи какие-то,
сквозняки...
- Ну чай, чай! – воскликнул он. – Или абрикосовый, знаете, он честно говоря так
себе, горелым отдает! Я бы посоветовал яблочный...
- СТОП! СТОП! СТОП! – не выдержал я. – Какой чай?! Я... я вообще ошибся дверью!
- Но вы, кажется, сказали что ищите Ли Донхэ? – как-то даже с сожалением спросил
он.
- Да, ищу, но вы навряд ли сможете мне чем-то помочь.
- А вдруг смогу? – загорелся парень. – Пойдемте я угощу вас чаем, а вы мне все
расскажете! Все равно свежий заваривать, сейчас ко мне приедут важные люди...
Представляете, у меня в этом городе нашелся племянник! Сын моего дяди по отцу
двоюродной сестры... Эмм... бред, правда?! Седьмая вода на киселе, но все равно
приятно! И представляете, мне предложили оформить над ним опеку, так как его
родители недавно погибли... Да, жаль конечно, но будет здорово научить мальчика
рисовать, ведь моя бывшая жена не особо разделяла моего увлечения живописью... –
глаза незнакомца заблестели от радости, когда он говорил о нашедшемся родственнике.
А я стоял с отрытым ртом посреди подъезда. Итак, это действительно тот самый Ли
Донхэ, который... указан тут в бумаге – это первое. Второе – ему от силы лет
тридцать, если не меньше. Третье – он сам похож на подростка не меньше меня... Ну и
делааааа...
- Его кажется ХекДже зовут! – «вспомнил» Донхэ.
- Ммм... – промычал я, прикидывая, как бы ему все-таки поосторожнее намекнуть. –
Понимаете, в чем дело...
- Ой, да не волнуйтесь вы так, найдется ваш второй Ли Донхэ, пойдемте лучше чай
пить, у меня уже глотка пересохла! – с этими словами мой новоиспеченный папочка
затащил меня под руки в квартиру, где царил, мягко говоря, творческий беспорядок.
Повсюду валялись листы бумаги с какими-то набросками, рисунками или просто чистые,
краски, пустые тюбики и баночки, весь бежевый ковер, которым был устелен пол
прихожей и коридоре был так же разукрашен, как и штаны его хозяина. Шкафа в
прихожей не наблюдалось: вся одежда была свалена на маленькой тумбочке для обуви,
причем сама обувь в хаотичном порядке была расставлена вокруг той самой тумбочки.
Тут же книги, журналы... По стенам были развешаны картины в рамках и просто так,
голые листки. Я в изумлении застыл на пороге, пока мой... эмм... пока Ли Донхэ
прокладывал путь до тумбочки, чтобы положить на нее свой пиджак и сумку. – Вы
проходите, не стесняйтесь! – воскликнул он, раскидывая ногами в стороны баночки с
красками и прочий хлам. – Простите, у меня, наверное, не убрано... - «Да уж, Хичоль
бы устроил здесь генеральную уборку», - подумал я. Хиним всегда любил чистоту и
порядок во всем, но это только когда был трезв. А все остальное время его развозило
только так, и было уже как-то наплевать, вымыта посуда и сложено ли все по
стопочкам в шкафу.
- Да ничего, но... – замялся я. Блин, ну и как ему теперь сказать, что я и есть
тот ХекДже? Скорее всего, это в опеке что-то перепутали?! Ну не может этот паренек
оказаться моим дядей! – Мне нужно вам кое-что сказать, - выпалил я.
- Вот за чаем и скажете! – бодро ответил он и побежал на кухню.
Мания у него, что ли, на чай?
- Проходите, проходите, - снова его щебечущий голосок. – Только не наступите там
на зеленую краску, ее очень трудно оттирать потом от ковра! – крикнул он. И ведь
знает же, где у него и что лежит... Поразительно. Я кое-как пробрался в коридор,
заставленный мольбертами и пустыми рамками, уронив несколько из них. Донхэ
моментально пришел мне на помощь, с виноватой улыбкой извиняясь за свою
безалаберность. Странная наивность придавала ему эту самую изюминку, которая, как я
считал, присуща всем творческим людям. Рассеянный взгляд, неряшливая одежда,
глуповатые на первый взгляд поступки, слова невпопад... Но у Донхэ было что-то
еще... Глаза. Горящие, как у ребенка. Словно для него все в этой жизни было
впервые, он словно радовался каждому моменту, каждой мелочи. От него веяло
добротой. Просто человеческой добротой. И эта доброта притягивала. Я пришел на
кухню, где Донхэ уже вовсю хозяйничал: разгребал заваленный бумагами и красками
стол, оттирал заляпанную гуашью клеенку, заваривал чай.
- Ой, простите, вы любите яблочный? Или все же клубничный? А лимонный лучше пить
зеленый, но я, кажется, уже говорил, что у меня только черный! Хорошая сегодня
погода, жарковато только, а облака похожи на куцых баранов, не находите? – спросил
он, глядя мне в лицо и ожидая такого же простого искреннего ответа. А я опять не
знал, что сказать. Не хотелось его огорчать, ведь они, эти творческие личности,
обычно такие ранимые... Ну и попался же мне... И что мне теперь с ним делать? Это,
похоже именно за ним глаз да глаз нужен, а не за мной! – А вам четыре ложечки? Или
будете мед? – поинтересовался Донхэ, невинно хлопая пушистыми ресницами.
- Чего ложечки? – переспросил я.
- Ну сахара, сахара, сладкой такой субстанции, - с энтузиазм принялся объяснять
он. – У меня только белый... – А он что, еще и не белый бывает?! – А мед... Ой,
извиняюсь, мед кончился... – Донхэ расстроено выпятил нижнюю губку, вытащив голову
из шкафа. – Если хотите, я и соли могу положить... Нет, правда, ведь и такие
бывают! – восклицал он.
- Мне... пол ложечки, - промямлил я.
Между тем он, заварив чай, предварительно налил кружку мне, с математической
точностью отсчитывая каждую песчинку в эти пол ложечки, а потом принялся наваривать
себе. Интересно он все-таки сахар в чай кладет или чай в сахар? А от волнения, он
вообще взял да и высыпал пол сахарницы в чашку так, что в кружке образовалась
мокрая горка. Я поежился. Он, тут же это заметив, стал судорожно извиняться. Пить
мы уселись минут через десять, только когда он успокоился.
- Ммм... – промычал он, словно выбирая в голове подходящий вопрос. – Так как вы
относитесь к клубничному чаю?

========== Глава 2. "Наброски и картины" ==========

- Ммм... – промычал он, словно выбирая в голове подходящий вопрос. – Так как вы
относитесь к клубничному чаю?
- Никак, - отозвался я.
- Жаль, по-моему, это самое вкусное, что можно только представить, - пожал
плечами Донхэ.
- ПОСЛУШАЙТЕ НАКОНЕЦ МЕНЯ! – сорвался я. Донхэ вздрогнул и вжал голову в плечи,
словно его отчитывают за двойку. Мне очень не хотелось его огорчать, но надо же
было как-то привлечь его внимание.
- Если вам не понравился чай... – начал он.
- Да не нужен мне ваш чай! Есть гораздо более важные вещи! Например, то, что вы
до сих пор не спросили, как меня зовут, может... Может, я вообще вор-домушник, а вы
меня к себе в квартиру приглашаете! – ой, кажись, я разошелся, этот Ли Донхэ уже
весь трясется, аки осиновый лист.
- У меня и взять-то нечего... если только картины... Если они вам нужны, то...
- ДА НЕТ ЖЕ! Просто... просто...
- Кстати, как ваше имя? – опомнился наконец Донхэ.
- ЛИ. ХЕК. ДЖЕ! – проорал я по слогам. Он только округлил глаза и вылупился на
меня, как идиот.
- Вы... вы серьезно? – его голос дрожал, а в свет в глазах мгновенно померк,
сменяясь глубоким горьким разочарованием. Ну да, не выбирают ведь родственников. Я
его понимаю, я свалился ему на голову, на, дядюшка, воспитывай, а он... думал я
окажусь милым шестилетним мальчиком. Если честно, меня тронули тогда его слова о
том, как он мечтал научить якобы маленького племяша рисованию, а тут я, взрослый
неотесанный... Хек в красной толстовке и джинсах в облипочку... а, да, еще с челкой
на глаза.
- Да, - нашелся я и облегченно плюхнулся на стул. Теперь он хоть все знает. А
вообще, пусть делает, что хочет, если выгонит, перебьюсь как-нибудь. Не нужен мне
никакой опекун, тем более этот дядюшка с полоумной улыбкой и такими сверкающими
глазами, что аж слепит. Но в этом что-то есть... Что-то новое и как будто
секретное, что-то, что хочется разгадать. Может, зря я так с ним, он все-таки тоже
человек со своими мечтами, особенностями... Которых у него, кажется, вагон и
маленькая тележка.
- Ну, - неожиданно пробурчал он. – Тогда очень приятно, - Ли Донхэ... протянул
мне руку.
Я так и обалдел. Он что, не мог на меня наорать, проклясть все окружающее,
как это сделал бы любой на его месте?! Вместо этого он протягивает мне руку, да и
еще с такой придурковатой улыбочкой, которая почему-то все больше и больше
привлекает меня, в чем я уже боюсь себе признаться. Во всяком случае, она просто
красивая, искренняя, а таких в детстве мне очень не хватало, хотя родители делали
все, как они считали, нужное, чтобы я рос развитым и счастливым ребенком, только
вот чем старше я становился, тем короче становились мамины объятия и любимые папины
прогулки по парку аттракционов. Я вроде бы и не жаловался, но в душе все равно
оседала какая-то пустота и холод.
В этот момент мне захотелось его просто поддержать, сделать так, чтобы эта
улыбка как можно дольше оставалась его гу... на его лице, я имел в виду. И я так же
протянул ему руку, но вместо обычного рукопожатия он несильно сжал ее в своей руке,
его большой палец щекотно погладил мою ладонь. В горле встал комок. Мои глаза были
прикованы к нашим сплетенным рукам, заметив это, Донхэ внезапно отпустил меня,
оставляя лишь теплое ощущение своей руки, которое развеялось уже через несколько
секунд. Я точно не могу сказать, что это было, но первым ощущением ПОСЛЕ этого
оказался шок. Я находился словно в трансе, из которого меня вывела трель его
мобильника, лежащего здесь же на столе. Ярко-красный смартфон с кучей брелочков и
весь улепленный непонятными наклейками, словно отражение своего владельца. Донхэ
ответил, после нескольких слов звонящего, его глаза по неясной мне причине обрели
прежний блеск и буквально забегали из стороны в сторону.
- Что?! Да?! Серьезно?! Вот здорово! – восклицал мой «дядя», внимательно
вслушиваясь в каждое слово своего собеседника. – А можно... Жаль, ему нет еще
восемнадцати... – тут он как многозначительно посмотрел в упор на меня. – А,
хорошо! – чуть ли не взвизгнул он, подпрыгивая на месте и теряя этот зрительный
контакт со мной, после чего Донхэ сунул телефон в карман. – Хочешь со мной?! –
спросил он меня, снова вскакивая со стула, но уже не возвращаясь, а бегом кидаясь к
двери. – Пошли! – АЙ! Мне чуть не вывихнули плечо, так сильно рванули за собой. Я
даже не успел опомниться, как Донхэ уже волочил меня по лестнице с тридцатого
этажа. Внезапно... этаже так на двадцать третьем он остановился и с виноватой
улыбкой выдал:
- Ой, ведь есть же лифт! Как я мог забыть! – Донхэ дернул меня в сторону кабинки.
Когда двери за нами закрылись, в отделанной красноватым бархатом кабине
лифта, стала нагнетаться такая дикая жара, что дышать стало больно – так она давила
на грудь, а этот гребаный лифт полз, словно черепаха. Донхэ стоял у противоположной
стенки, оперевшись на железные поручни и будто бы даже не обращая на меня внимания.
Он был поглощен какой-то своей навязчивой мыслью, настолько не дающей ему покоя,
что руки его тряслись, а голова, как в нервном тике, едва заметно покачивалась из
стороны в сторону. Дрожащим пальцем он выписывал на поручне какие-то таинственные
узоры, понятные лишь ему самому, изредка прикрывая глаза, будто в предвкушении
чего-то очень приятного. Вот ведь человек! Стоит как ни в чем не бывало, а на самом
деле его мысли на пути в таки дальние дали, что мне и представить-то сложно. И
ничего его больше не колышет, кроме этой идеи, которой он одержим в течение
последних нескольких минут. Мы едва познакомились, а он уже тащит меня в... а... А
КУДА?!
- Эээ... дядя Дон... Донхэ... Хэ... – ну и как мне его называть прикажете?! Судя
по виду, он старше меня от силы лет на десять, но все эти дурацкие правила этикета,
которые мне мама так старательно «вводила под кожу» в течение всего детства... Они
уже просто вошли в привычку. – Эмм... Дядя? – блин, кажется, что ТАК неловко мне
впервые в жизни. Ли Донхэ посмотрел на меня как на ненормального, отчего мне стало
еще хуже. Ладно, дядей он себя явно не считает, уже хорошо.
- Донхэ, - мягким голосом ответил он. – У меня есть имя, - ТИПА ВСЕ ОК. И так
спокойно главное!
- А... куда мы едем? – промямлил я.
- Увидишь, пошли! – лифт издал «дзыньк» и двери разъехались в разные стороны,
представляя моему взору огромный шикарный холл, который в первый раз я не смог как
следует разглядеть. Хрустальная люстра, напольные горшки с цветами, чистейший пол,
мягкие диванчики по углам... Они чего здесь, босиком ходят что ли? АЙ, РУКАААА! Он
поволок меня через весь коридор к стеклянным дверям, а дальше по каменным ступеням,
с которых я чуть не осмыгнулся и не запахал носом... Перед домом уже стояло такси,
как я понял, поджидавшее именно нас. А ничего себе такое такси, можно сказать,
бизнес класса... Внутри все было отделано бежевой кожей. Хэ запихнул меня в машину,
внезапно замирая на полпути салон.
- Я кое-что забыл дома, будь добр, подожди, я быстро, - не успел я ничего
ответить, а ответить мне было что, как он уже скрылся за стеклянными дверьми.
Язык перестал меня слушаться, и мне даже не удалось ничего выспросить у
таксиста. Донхэ вернулся довольно быстро. Через пару минут. Слетал как ракета, я б
так на тридцатый этаж не успел. Может, он уже натренировался? Или у этого лифта
несколько скоростей? Тьфу, от этой встряски у меня даже мысли какие-то
перепутанные. В руках Ли Донхэ притащил целую до отказа забитую бумагами папку и
набор карандашей. Хм... я чего-то не понимаю?
- Поехали быстрее, мне уже не терпится... – Донхэ поймал мой более чем удивленный
и даже слегка напуганный взгляд.
- Куда мы едем? – немного тверже спросил я.
- Сейчас увидишь, - снова ушел мой «дядя» от ответа.
- Нет, уж скажи мне сейчас! – от своего раздражения я даже перешел на «ты».
- Если ты не хочешь... – забеспокоился Донхэ, я заметил то дрожащее чувство в его
глазах, оно возникло и тогда, когда выяснилось, что я и есть его Ли ХекДже.. ну то
есть не его, конечно, а просто Ли ХекДже. Разочарование.
- Просто скажи, куда мы едем, - более спокойно произнес я. Чувствительный
такой... Задевать его как-то не особо хочется. Уж больно жалкие у него тогда глаза
становятся... Или есть еще причина?
- В бордель.
Знаете, это был как завершающий аккорд в песне или очень громкое «та-да-да-
дам». Мой рот самопроизвольно приоткрылся, а глаза полезли из орбит, благо совсем
вылезти они из них не могут, а то бы я уже давно глаз лишился. Нет, что-то здесь
явно не стыкуется. Ну разве здравомыслящий человек поедет, как говорится, «снимать
телочек», когда к нему приехал родственник, да еще и такой как я? Ну, я имею в виду
мою ситуацию. Нет, но разве Ли Донхэ является здравомыслящим человеком? Ответ
однозначен – нет. И в голову ему, как уже показывает практика, прийти может
абсолютно что угодно, точно, это ему нужен воспитатель, а не мне! В бордель. К
шлюхам. А Я-ТО ЗДЕСЬ ПРИ ЧЕМ?!
- Тебе наверно интересно, зачем мы туда едем? – взволнованно поинтересовался
«дядюшка».
 Убил. Фразой. Наповал. Мне даже смешно стало. Ну что еще можно делать в
борделе, кроме как глотать наркотики и безостановочно трахаться с угрозой подцепить
какой-нибудь сифилис или, еще хуже, СПИД? По-моему, это единственно предназначение
данного заведения, не находите? А вот мой полуспятивший дядюшка, кажется, так не
думает. Божечки мои, такой молодой (кстати, я еще не спрашивал, сколько конкретно
ему лет), а уже психушка по нему рыдает... Или, может, опять я слишком строго к
нему отношусь? Я никогда раньше не встречал таких «странноватых» людей... «Все
творческие личности со своими тараканами», - то и дело зудел Хи-а, когда я ругал
его за экстази или белые дорожки, от которых у него и вовсе крышу сносило.
Признаюсь, я тоже все это пробовал, но хватило меня не более чем на один раз, хотя
те ощущения кажутся просто непередаваемыми... Может, в голове этого парня Ли Донхэ
тоже поселились тараканы? Тогда мне не терпится с ними познакомиться поближе...
Просто чтобы знать, чего еще от него можно ожидать, и не более того.
- Падение человека – тема моего творчества, вот, смотри, - разъяснил Донхэ,
показывая мне толстую папку с набросками. – Я просто хочу написать картину... Ты...
наверное, не то подумал, да? – виновато проговорил он, глядя на меня из-под своих
пленительных ресниц. – Я просто... решил, что тебе будет интересно... – Донхэ как-
то ребячески потупил взгляд, словно нашкодивший мальчишка. Мне почему-то стало
стыдно за все мои «выпады» в его адрес. Я... О, Боже мой, я краснею! Нет, нет,
нет... он не должен заметить, запаниковал я. Может, как это часто бывает, ему
просто некому рассказать о своем увлечении искусством, никто его не понимает...
Обычно такое происходит с подростками, когда их хобби не разделяют окружающие и
порой даже осуждают или насмехаются. – Вот, - он неуверенно раскрыл папку и положил
передо мной на коленях скрепленную зажимом пачку листов. На первом листе был
изображен силуэт женщины с покрытой чем-то наподобие платка головой. Ее лица не
было видно, только кусочек профиля. Красиво. Меня поразила глубина этого легкого
наброска. В нем крылось нечто большее, чем просто рисунок женщины. На следующем
наброске было почти то же самое и на следующем, и еще на нескольких. Но все они
отличались чем-то... Как будто их рисовали разные люди, а не он один. Я
невооруженным глазом смог заметить, что один набросок был сделан сильно дрожащей
рукой, на другом показалось несколько пятен от кофе и еще каких-то прозрачных
полувысохших пятен... Слезы? Я перевернул листок и мои щеки снова вспыхнули. На нем
красовалось изображение обнаженного парня в полный рост, но, слава Богу, со спины.
Длинные волосы парня были как будто перекинуты через плечо, открывая зрителю его
длинную четко прорисованную шею. Родинка на левой ягодице меня совсем смутила – у
Хичоля была такая же. Ничего себе, совпадение, но я почему-то спросил:
- Это твоя модель?
- Да, - спокойно ответил Донхэ с каким-то горьковатым сожалением. – Тебе
нравится? – в его голосе вновь проскользнула так радостная надежда, которую я уже
научился распознавать за все время нашего короткого знакомства. – Это старый
рисунок, - вздохнул он. Мне показалось, будто он о чем-то глубоко переживает или
жалеет или вот-вот даже заплачет. – Я уже не работаю с ним.
- С кем? – его голос и резко опустившееся настроение тронули меня, все больше
заинтересовывая в его жизни. Похоже, она полна тайн и безрассудных поступков, как в
каком-нибудь старинном романе...
- С ним, - Донхэ кивнул на рисунок, что я держал в руках. – Мы расста... То есть
мы больше не работаем вместе, вот, - Донхэ умолк, отворачиваясь к окну. В отражении
в стекле я заметил его слезы. Или это дождь плачет за окном? Солнце так быстро
скрылось, и на небо набежали тучи, словно под стать его настроению, менявшемуся со
скоростью света.
- Ты... любил его? – спросил я без задней мысли.
- Нет, - был короткий ответ, после чего из его глаз хлынули прозрачные струи
слез. Я... Я сказал глупость. Он плачет из-за меня...
- Донхэ? – кончиками пальцем я коснулся его спины.
- М? – он повернул голову и утер последние слезы.
- Прости, - я отстранился назад, не зная, что еще сказать.
Между тем, машина выехала за город.
- Ничего, – ответили мне. Донхэ собрал все рисунки обратно и запихнул в папку,
помяв половину. – Сейчас уже приедем.
 Это было мое первое путешествие в подобное место и, честно сказать, оно
показалось мне противным. Вычурность. Слащавость. Грубость. Самые ужасные качества,
какие только могут быть, здесь так и лезут наружу. Это даже не пошлость, который и
в обычном мире полно, это брезгливость в отношении ко всему и в первую очередь к
самой жизни, к человеческому существу. Это не мои слова, так говорил Донхэ, когда
мы ехали обратно. Он же хотел показать нечто противоположное, то, что могло бы
твориться именно на душе у этой проститутки, героини его картины. Причем не любой,
а только настоящей женщины, той, которая не по своей воле пала в глазах этого мира.
Меня поражали его слова, каждое из них было сказано с таким рвением и энтузиазмом,
что я будто бы окунулся в его мысли. Что мы делали именно там? Ничего. Донхэ
рисовал одну из девушек, но безуспешно. Она была не такой, то есть такой же грубой
и легкомысленной, ей было наплевать на все вокруг и даже на саму себя. Хэ же искал
не такую и, в конце концов, пришел к выводу, что именно такой уже не найти,
перекопыть хоть весь мир. В машине он долго смотрел на тот самый рисунок, что
напомнил мне Хичоля. Может, если бы он был его моделью, картина бы удалась? Но кто
этот парень изображенный на мятом пожелтевшем листке?

========== Глава 3. "Опасные связи" ==========

- Эй, проснись, - меня неприятно толкнули в бок. Оказалось, я уснул прямо за

столом, пока Донхэ литрами глушил свежезаваренный клубничный чай с клубничными
пирожными... Не знаю, как вам это сочетание, но, по-моему, слишком много клубники.
На моей щеке остался розовый отпечаток салфетки. – Уже поздно, может, пойдешь
ляжешь?
- Куда? – пьяно-сонным голосом протянул я.
- На кровать, - уточнил Донхэ. – Поспишь пока в моей комнате, а я перекантуюсь в
студии, ок? – Хэ улыбнулся краешком рта. Мило.
- А... а это удобно? – «вежливо» спросил я и, покачиваясь, поднялся из-за стола.
Все тело ужасно затекло, пока я тут дрых. Уже темно, я долго проспал, но хочется
еще больше... С трудом я поплелся за Донхэ в его маленькую комнату, где кроме
полуторной кровати и небольшого деревянного комода не было больше ничего... ну еще
кипы старых журналов расставлены в углах, но я как-то не обращал на это внимания.
Донхэ задернул шторы на окне и оставил меня одного, тихо пожелав приятных снов. Я
разделся до нижнего белья и уронил себя на мягкую, как облако постель, неожиданно
для себя открыв, что белье, застеленное для меня, оказалось шелковым. Вот уже чего
не ожидал. Ткань была прохладной и приятной к телу... Ммм... конечно, не такой
приятной, как обычный хлопок, к которому я уже так привык, но для меня это было в
новинку, да и грех не понежиться на шелковых перинах. Окончательно оборзев, я
стянул трусы и бросил их ко всей остальной одежде, ощущая нежный шелк всей кожей.
Голова утонула в огромной подушке, и я сладко уснул, ну, честно, как ребенок. И все
бы хорошо, если б не посреди ночи дверь в комнату тихонько не скрипнула и до моих
ушей не донеслись тихие шаги и приглушенные голоса. Два голоса, причем таких
знакомых, но не отошедший ото сна я еще пока не мог разобрать их. Обладатель одного
из них присел на мою кровать, это я почувствовал сразу, когда матрас подо мной еще
больше примялся. На голову мне опустилась холодная рука с длинными пальцами и стала
аккуратно перебирать мои всклокоченные пряди с места на место. Я сразу понял, что
не рука Донхэ. Кольца. Хэ не носил колец, зато я знаю, кто носил, причем в
бесчисленном количестве. Но этого не могло быть. Они не знают друг друга, значит,
это Хэ, и вообще мне ведь все это снится. Пальцы чужой руки приятно надавливали на
виски, массируя их, изредка впивались ногтями в кожу головы, оттягивали пряди
назад. Мне хотелось будто бы заверещать от восторга, так хорошо мне еще не было
никогда: я лежу в шелковом океане (белье-то было темно-синего цвета с серебристой
вышивкой... дорогущее...), а чьи-то нежные пальцы ласкают мои волосы, будто зная
все мои самые чувствительные точки на голове.
- Не надо, - тихий шепот прямо над моим ухом, явно принадлежащий Донхэ. – Пусть
спит, - рука соскользнула с моих волос, я даже обиделся. Дверь снова скрипнула, и
шаги, отдаленно напоминавшие мне топот каблучков, стихли. Проваливаясь в темноту
морфеева царства, я уловил едва различимый в воздухе, наполненном шумом и запахами
ночного города, которые лились из открытого настежь окна, аромат мяты с
полурассеявшимся никотином. Странно...

Я проснулся от навязчивого солнца, пробивающегося даже сквозь тяжелые синие

шторы. Вся комната была выполнена в голубых тонах. Постель и шторы – синие, а стены
нежно голубого цвета. Прямо напротив меня висела картина в белой резной рамке,
изображающая одиноко лежащую на мокром песке ракушку и прибрежные волны,
обрамленные седой пеной, в уголке черной краской виднелась подпись «Lee DongHae».
Вся эта комната была словно одним морским дном, в интерьер не вписывались только
пачки журналов, перетянутые веревочками. «Vogue», «Elle» и еще много чего, я не
стал особо их рассматривать. На прикроватной тумбочке стояла белая фигурка
полуобнаженной женщины, похожая на уменьшенную копию тех знаменитых Венер. Стена со
стороны постели была украшена огромной рыбацкой сетью с прикрепленными к ней
небольшими ракушками и камешками. Вот уж точно, подводное царство. Я рухнул обратно
на свои перины, и вперил глаза в белый потолок, украшенный рельефом. С вечера эта
спальня показалась мне тусклой и маленькой, но при утреннем свете она действительно
прекрасна.
Стук в дверь. Я вздрогнул и поспешил зарыться посильнее в одеяло, но
получилось чуть ли не по самые уши. Дверь толкнули с той стороны, и ко мне вошел
Донхэ с серебряным подносом в руках, на котором стояла чашка с поднимающимся от нее
паром и маленькая булочка с шоколадом. Я опять, конечно же, что-то слегка не
понимаю. Это больше похоже на утро после бурного секса, ну знаете там, кофе в
постель и все такое, а тут... На его лице играет все та же детская улыбка, глаза
светлые-светлые, будто сбылась его самая сокровенная мечта, но хронический недосып
выдают фиолетово-желтые синяки под глазами. Он даже не ложился спать, хотя и всеми
силами пытается это скрыть. В чем причина? Этот вопрос определенно въелся мне в
голову. Тем временем Донхэ аккуратно поставил поднос на прикроватную тумбочку и
молча подошел к окну, распахивая шторы и позволяя едкому солнечному свету залить
собою всю комнату. Увидев, как я по привычке ежусь, Хэ тут же задергивает их
обратно, возвращая спальне приятные теплые оттенки. Затем он присаживается около
меня, как будто так и надо, что меня несказанно возмущает.
- Как спалось? – спросил он.
- Нормально, - я в недоумении пожал плечами и еще больше отодвинулся к спинке
кровати.
- Ты... поешь здесь, а то на кухне неубрано, - сказал Донхэ и вышел из комнаты,
оставляя меня наедине с моим завтраком, в которую он, как позже оказалось, добавил
еще и ту самую капельку любви, которую просто так на вкус почувствовать вряд ли
удастся.
Я глотнул теплого чаю и слизнул густую шоколадную начинку с половинки
булочки. Еда приятно наполняла тело, и я нежился в постельке, пока не начал
вспоминать свой странный сон. Зачем Хэ приходил ко мне ночью и гладил по голове?
Или это был ненастоящий человек из моего сна? Всего лишь плод воображения? На новом
месте всегда поначалу спиться как-то не так, вот и мне тоже снилось что попало. Это
от переутомления. Покончив с завтраком, я принялся натягивать на себя свои джинсы,
как вдруг заметил аккуратно сложенную на плетеном стуле одежду для меня: просторные
голубые джинсы и серую футболку. Что ж, спасибо, поблагодарил я Донхэ, впрыгнув в
новые штаны.
Выйдя из спальни, я заметил, что дверь, которая вчера была плотно закрытой,
наверное, его студии, сейчас была немного приоткрыта, так, что можно было
разглядеть самого Донхэ, сидящего лицом прямо ко мне за большим мольбертом, как раз
ко мне повернутым задней частью и увлеченно пишущего что-то белой краской. Я
толкнул дверь, чтобы она открылась побольше, но меня заметили. От неожиданности
Донхэ резко вскочил со стула, отчего все краски и кисточки посыпались на пол. Я
было хотел ему помочь их собрать, но он вытурил меня из комнаты, захлопывая за
собой дверь. Ничего себе...
Вскоре он вышел, весь перепачканный белой и серой краской.
- Не надо больше за мной следить, - сухо сказал он, проходя мимо меня на кухню.
Загремела посуда, зашумела вода. Мы только вчера познакомились, а сегодня между
нами уже возникло какое-то щемящее непонимание, отчуждение и напряжение.
 - А тебе не пора в школу? – спросил Донхэ, когда я заглянул на кухню, где он,
можно сказать, с неким остервенением драил посуду. На столе высилась гора окурков,
хотя мне не показалось, чтобы от него с утра несло куревом.
ЧЕРТ! ШКОЛА! В последний раз я появлялся там с неделю назад, а тут вся эта
суматоха с опекой, мне просто некогда было туда ходить. Я учусь... ну, как бы
учусь, в последнем классе и скоро у меня экзамены. Учился я довольно прилично, так
что думаю, проблем с ними не будет, но надо же как-то объяснить учителям, что я
делал в свое недельное отсутствие. Я посмотрел на часы. 10:08. На первый урок я все
равно опоздал, да и на второй тоже, так что смысла туда идти, в общем-то, нет. Не
то что бы я был великим прогульщиком, просто не то у меня сейчас настроение.
- Я сегодня не пойду, - спокойно ответил я, садясь за стол.
- С чего бы это? – Донхэ выключил воду и на пятках повернулся ко мне.
- Эээ... – такого Донхэ я еще не видел. Ну, не получается у него роль примерного
дядюшки, ну как он не поймет! Его грозные глаза таковы только пару секунд, а потом
взгляд смягчается...
- Ладно, но завтра я проконтролирую, - процедил Донхэ, возвращаясь к посуде.
- А как тебе спалось? – спросил я после пятиминутной паузы.
- Нормально... – Хэ сжал в руке полотенце. – Отлично.
Мне не понравилось его настроение. Я знаю, что он не спал и это в нем говорит
только усталость. Всю ночь рисовать – не каждому такое под силу.
- Донхэ-ши... – тихо позвал я его.
- М? – злобно промычал он.
- Перестань строить из себя правильного папочку, я все равно не буду тебя
слушаться, - спокойно сказал я, видя, что он даже нисколько не рассердился. – Давай
я домою, - я решительно забрал у него мокрую тарелку и оттолкнул от раковины. Донхэ
был немного обескуражен моим самовольством, но я думаю, ему все-таки приятно, что я
помогаю ему...
- Ну, а мне что тогда делать? – вздохнул Донхэ.
- А... тебе разве не надо в универ? – выпалил я первое, что пришлось на ум.
Неожиданно, Донхэ рассмеялся, немного меня обидев. Что я такого сказал?
- Слава Богу, я его еще два года назад закончил, - сказал Хэ, слегка улыбнувшись.
– Не обижайся, - блин, он что, видит меня насквозь? – Ты ведь не знал... Неужели я
так молодо выгляжу? – с улыбкой спросил он.
- Ну... да, - затормозил я.
- А на сколько, как ты думаешь? – вот любит тоже поговорить о себе... Но я уже
говорил, что не собираюсь его за это осуждать. Мне всегда будет интересно разгадать
что-нибудь о нем или его творчестве.
- Ну... – я даже раскраснелся. Вот что ему ответить? Если я случайно завышу его
возраст, то он обидится, потому что будет считать себя стариком, а если занижу, то
малолеткой... Да ему не больше тридцати. Двадцать девять? После небезызвестного
мультфильма мне не нравится число девять. Пусть будет двадцать восемь, а поскольку
я человек, себе не особо доверяющий, то двадцать семь. – Двадцать семь, - твердо
ответил я. Ага, сейчас окажется, что ему двадцать шесть или все-таки двадцать
восемь.
- Почему ты так решил? – по-доброму усмехаясь, поинтересовался Донхэ.
- Потому что я не люблю число девять, - сморозил я.
- А ты думал, мне двадцать девять?
- Да, - еще немного и лимит вопросов будет исчерпан, мое терпение закончится.
Заваливать меня всевозможными тупыми вопросами имеет право только Хичоль и никто
больше. Даже дядя Донхэ. Хотя... может, в виде исключения предоставить ему это
волшебное право?
- Но мне всего двадцать семь, - улыбнулся Хэ.
- Я... Я угадал?! – удивился я. Ну так это ж я – Мистер Проницательность,
похвалил себя я.
- Ага, - кивнул Донхэ. – Чем займемся? Я хотел покататься на скейте, но...
- Разве взрослые дяденьки катаются на скейтах?! – удивился я.
- А разве я похож на взрослого дяденьку? – Донхэ состроил такую смешную рожицу,
что мокрая тарелка выпала у меня из рук. Хэ успел подхватить ее буквально в
миллиметре от пола.
- Спасибо, - улыбнулся я, забирая у него тарелку. – Но я не катаюсь на скейте...
- А чем ты любишь заниматься? – поинтересовался он, словно мой самый обычный
друг.
- Не знаю... У меня нет хобби, - признался я.
- Тогда пошли, - он схватил меня за руку и поволок в свою студию, куда еще пару
минут назад вход был воспрещен всем, кто не был Ли Донхэ. Тарелка все таки выпала и
встретила свою судьбу – раскололась на несколько больших и кучу маленьких кусочков,
но Донхэ это не волновало. Его мозг загорелся новой идеей, которую надо было
осуществить.
Он втолкнул меня в большую просторную комнату, быстро снял с подставки
мольберт и прислонил лицом к стене, я даже не успел ничего разглядеть. На подставку
Хэ водрузил чистый мольберт гораздо меньших размеров и повел меня поближе. В
комнате немного воняло красками, что только усиливало эту творческую атмосферу. Я
всегда был равнодушен к рисованию, но теперь рядом со мной стоит гениальный
художник, может, он таковым себя и не считает, но мне-то уж, как зрителю, ясен
пень, виднее, и вкладывает влажную кисточку мне в руку.
- Держи ее свободно, ты должен ласкать бумагу красками, а не насиловать ее, -
«подробно» описывал Донхэ мне весь процесс. – Попробуй нарисовать что угодно... Что
тебе хочется... – он пододвинул ко мне маленький столик, заставленный самыми
разными красками: гуашью, маслом, акварелью, а сам немного отошел назад, отдавая
мне больше пространства.
И что мне теперь делать? Просто окунуть кисть в краску и вот так вот что-
нибудь намалевать? А ему холста не жалко на чужие каракули? Я решил не озадачивать
его такими резкими словами и просто, набрав немного синей гуаши на кисть,
прикоснулся ею к мольберту. Почему синяя? Да-да, шелковые простыни... На месте
кисточки осталось яркое насыщенное пятно. Но ничего больше фантазия мне не
подсказывала. Что можно сделать из синего пятнышка? Видя мое замешательство, Донхэ
подошел ко мне сзади, отчего мне уже стало как-то не по себе, и взял мою руку в
свою, обхватывая пальцами кисточку. С одной стороны, это было нежное спокойное
прикосновение, греющее душу, но с другой, оно меня пугало. Зачем он дышит мне в
шею? Почему от него так вкусно пахнет свежей выпечкой и клубникой? Почему его
подбородок устало ложиться на мое плечо? Зачем? Зачем он это делает?!
- Расслабься, - да уж, расслабишься тут. – Давай сначала вместе. Что тебе хочется
нарисовать? – ласково спросил он, обдавая мою шею обрывистым теплым дыханием.
- Ну... дерево, - больше на ум мне ничего не приходило. К тому же, я не хотел его
напрягать, ну не «Мону Лизу» же мы здесь изображать собрались!
- А, ну хорошо, - согласился Хэ и смыл с кисти синюю краску, обмакивая ее в
какой-то тон на палитре, названия которого я не знал. Моя кисточка, ведомая им,
поплыла по бумаге, выписывая самым кончиком сначала тонкий стан, а потом и тонкие
ветви в разные стороны.
- Не вцепляйся в нее так, она никуда не убежит, - сказал Хэ за моей спиной,
увлеченно пририсовывая ствол.
- Х-хорошо, - промяукал я себе под нос. – А как этот цвет называется? – спросил
я, кивая на кисть.
- Этот? Ну, здесь разные намешаны...
- А сколько их всего? – любопытный, блин, как в три года...
- Бесконечное множество, - со знанием дела ответил Донхэ. Ему нравилось отвечать
на мои вопросы, это я понял сразу. Ему интересно рассказывать об этом... Ну, раз и
ему и мне интересно...
- И все они как-то называются?! – Хэ опустил кисточку в воду, взял немного
какого-то темно-зеленого и на мое удивление стал мазать им коричневый ствол дерева,
а не листья, которые по идее и должны бы быть зелеными...
- Да, есть например цвет блошиного брюшка, влюбленной жабы...
Я прыснул со смеху. Влюбленной жабы! Интересно, он это сам придумал?
- Наш мир состоит из оттенков, в нем почти нет чистых цветов, - Донхэ начал
размазывать по стволу дерева темно синий, затем снова коричневый. – Ты должен
видеть эти оттенки...
- Ну, я тебе не рентгеновское излучение, - ответил я, уже начиная получать
удовольствие от того, как он рисует моей рукой.
- Для этого не надо иметь какие-то суперспособности, - рассмеялся Хэ мне в шею...
Так щекотно и... до невозможности приятно. – Вот смотри, уже почти готово, - Донхэ
сделал еще пару легких мазков красным.
- Здорово... – протянул я. – Но это не я нарисовал, а ты...
- Как это «не я», - Донхэ резко отпустил мою руку. – Ты держал кисть, разве нет?!
- Так учат только маленьких детей, ведь они в это верят, - может, это все,
конечно, и успокаивает, и приносит какое-то душевное удовлетворение, и да, мне было
приятно чувствовать свою руку, обнятую его пальцами, но это все детские шалости.
- Почему бы и тебе не поверить? – Донхэ широко распахнул свои наивные глаза. –
Разве нам запрещается хоть иногда чувствовать себя детьми?!
- Может, тебе этого и хочется, а мне...
- Ты взрослый, разве тебе не хочется?
Подростковая гордость, надолго засевшая во мне, не позволяла признать, что
хочется. Я помню, как лет в четырнадцать ругался матом в школе, нарочно получал
замечания от учителей, пробовал курить, и все это только для того, чтобы казаться
взрослей. Но сейчас я знаю эту жизнь, по больше части мне раскрыл ее Хичоль, и
больше не хочется ни материться, ни дымить перед девчонками, ни кататься на байке
без шлема, ведь это попросту опасно! Я могу пропустить по мятной сигаретке с Хи в
каком-нибудь баре, да, могу проглотить таблетку, но потом мне ужасно стыдно за свое
поведение, да и сам процесс курения или кайфования я предпочитаю не выставлять
напоказ. Это все только мое личное. Сейчас я вспоминаю свое еще раннее детство,
когда мы с папой и мамой гуляли в парке аттракционов, я держал их обоих за руки и
нисколько не задумывался о том, что будет дальше...
- Хочется, - искреннее ответил я.
- Тогда смотри, как у тебя классно получается? Давай нарисуем ему цветы! – Донхэ
обмакнул кисть в розовую краску.
- А... на деревьях растут цветы? – ну я и идиот, конечно растут, на тропических
особенно.
- Конечно растут, глупыш, - Донхэ нежно передал мне кисть. – Правда, таких я еще
не видел, давай это дерево будет из сказки! – с энтузиазмом предложил он.
- Дядя Донхэ, тебе не кажется, что мы... заигрались?.. – все эти «глупыш» и
двусмысленные прикасания меня начинали нервировать. Что он этим добивается?
- Я тебе не дядя, - буркнул Хэ.
- А...
- Просто «Донхэ», ладно, - моя рука снова пошла выписывать в воздухе какие-то
немыслимые арабески, в то время как кисть вырисовывала на холсте белые цветы с
розовым по краям. – Красиво, да? – я заметил, что моя рука стала уже гораздо
увереннее, Донхэ вот-вот ее отпустит. Но мне этого не хотелось. Хотелось как можно
больше продлить это ощущение руки в руке... Я ослабил хватку на кисточке и, я,
кажется, перестарался, выпала, сбрызнув наш совместный рисунок светло-розовыми
капельками. Я нагнулся, чтобы поднять ее, бессовестно демонстрируя Донхэ свой зад.
Хорошо, что кисть упала на листок бумаги, так кстати оказавшаяся на полу. Я поднял
ее вместе с листком, и «отлепил» его, сунув кисть в баночку с водой. Неожиданно я
заметил, что это не просто листик, а какой-то набросок Донхэ. Вдруг он будет его
искать? Воспользовавшись тем, что Хэ отвлекся на что-то, я перевернул лист и... На
меня смотрело выразительное лицо Хи, с четко, до каждого блика, прорисованными
глазами и волосами. Я провел пальцами по карандашному рисунку. Совсем свежий, как
будто сделан только вчера... Или даже сегодня ночью?..

========== Глава 4. "Раскрась меня, если сможешь! ну, и что из этого вышло"
==========

НЦ-а не айс, смотрите сами...

- Что там? – Донхэ заинтересованно заглянул мне через плечо, я резко спрятал его
же собственный рисунок за спину.
- Ничего! – взволнованно воскликнул я. – Просто... кисточка... упала...
- А что у тебя за спиной? – с интонацией ребенка спросил Хэ.
- Ничего... просто кисть, - увереннее сказал я.
- Покажи, - он настойчиво стал лезть мне за спину, но я отпрянул.
- Да там, правда, ничего нет, - тупо заулыбался я, поспешно сминая рисунок и
запихивая его себе в карман, и показал Донхэ пустые руки. Он только недоуменно
пожал плечами.
- Тогда продолжим рисовать? – сказал он, беря кисть.
- Эээ... нет, - отказался я. Что-то уже не хочется.
Я не осуждаю геев или что-то подобное, но... как они познакомились и почему
Хи-а никогда мне не рассказывал... ведь он всегда... всегда мне все рассказывал.
Все свои секреты. Выходит, что не все. И он молчал о том, что у него есть парень...
Так бы я считал предателем только его, но моя гордость, будь она проклята, кричит,
что и Донхэ тоже предал меня... Мне ведь было так тепло в его... практически это
были объятия... Он клал подбородок мне на плечо, ластился к моей щеке... Но он
любит Хичоля, поэтому я не могу быть с Донхэ... Да что за чушь?! Как я вообще могу
думать о таком? О таких высоких чувствах, когда мы и суток не знакомы, да еще и
такие «подробности» выясняются?! Я – одно сплошное сумасшествие, даже хуже, чем
Донхэ...
- ХекДже-а? – Донхэ увидел мое замешательство, нет, он, кажется, видит меня
насквозь, все мои переживания... – ХекДже-а, я... тебя чем-то обидел? – невинный
вопрос. Невинный голос. Он не знает, как меня обидел, но... я ведь ему фактически
никто, а с Хи у него был... роман, отношения – называйте, как хотите.
- Нет, - тихо ответил я. В комнате повисло напряжение. Я не понимал, что со мной
происходит, какие магнитные силы тянули меня к Донхэ, и я не мог им сопротивляться.
Расстояние между нами незаметно сокращалось.
- ХекДже-а... Прости меня... если что-то... – Хэ потянулся к моей руке. – Мне,
правда ты... нравишься, - прошептал он, словно четырнадцатилетняя девочка, которая
вот-вот признается в любви главному красавчику школы, естественно, без надежды на
какую-либо взаимность. Но это только сравнение...
Я?! Нравлюсь ему?! Да с какого это перепугу он вообще решил, что я той же
ориентации? Может, у меня на лбу написанной: «Я гей» или здесь по принципу «Рыбак
рыбака видит издалека*»? Фу, садистский бред какой-то!
- Нет, - я отстранился от его прикосновения.
- ХекДже-а! – чуть не плача воскликнул он, совершенно неожиданно приникая к моим
губам дрожащим неуверенным поцелуем, от которого по всему телу побежали
электрические разряды. Я ощутил солоноватый привкус его слез и невольно обхватил
его руками за шею. Его сердце колотилось так бешено, что его гул отдавался у меня в
ушах, это было похоже на стук молота по наковальне. Все тело передернуло. Зачем?!
Зачем он открывается мне? Он ведь даже меня не знает!.. Тем временем его пальцы
путались в моих волосах, а он все крепче прижимался ко мне, словно ища той заботы и
защиты, что не мог найти уже давно. Я живу с ним меньше суток, а он уже кидается
мне на шею... Но так ли пошло это выглядит? Нет, и еще раз нет... Кусочек тяжести
на его душе как будто переходит ко мне, только становится ли ему от этого легче?
Если так, то, может быть, я готов... быть с ним, но только ли из-за этого? У меня
звенит в ушах от этого поцелуя. Хэ пытается взять от него все, а я отталкиваю...
Нельзя. Это слишком больно. В самый последний момент он отходит от меня на
маленький шаг. Ноги его не слушаются, и он падает на пол передо мной. Я опускаюсь
рядом и пытаюсь погладить его по голове, но он тихо шепчет, чтобы я оставил его. И?
Я не могу ему отказать. Приходится уйти и притворить за собой дверь.
Не хочется находиться в этой квартире. Пусть он побудет один, иногда это
помогает.
На оживленной улице меня встречает совершенно незнакомый район. Вокруг только
стекло, бетон и яркие огни неоновых вывесок, не тускнеющие даже в утреннем солнце.
Куда идти? Зачем идти? Каждый шаг отдавался болью в сердце и чем дальше от дома
Донхэ, тем больнее. Мне хотелось спать... На глаза наворачивались слезы и тут же
отступали, заставляя глаза жутко щипать. Хотелось уснуть и не проснуться... А ведь
утро... даже оно показалось мне сном... Вот сейчас я открою глаза, и никакого Ли
Донхэ, никакой аварии, рядом на кровати сидит мама и тормошит меня за плечо, потому
что я проспал школу, а в гостиной папа ругается в поисках своего портфеля, который
наша собака наверняка уволокла куда-нибудь в укромное местечко, чтобы потом
помусолить как следует. Семейная идиллия. Я останавливаюсь в какой-то незнакомой
подворотне и прижимаюсь лбом к холодной грязной стене. Воздух здесь сырой и теплый
и воняет помойкой, отчего глаза слезятся еще сильнее. Время тянется неумолимо
долго, и меня начинает тошнить. Я зажимаю рот ладонью и поднимаю глаза к небу,
виднеющемуся узкой щелью между крышами высоток. Внутри начинает все резко
сокращаться, но даже тошнота, кажется, вздумала помучить меня подольше.
Я кое-как выбираюсь из этого закоулка, оказываясь чуть ли не посреди дороги с
оживленным движением. Захожу в первую попавшуюся кафешку. Людей там почти нет.
Сажусь на столик у окна и роняю голову на руки.
- Добрый день! – приятный щебет над ухом. – Вы... с вами все в порядке?!
Я резко поднял голову. Надо мной склонилась молодая девушка, еще секунду
назад мило улыбающаяся, а теперь взволнованно сверлящая меня своими огромными
черными глазищами.
- Да, - ответил я, сглатывая тошноту.
- Может, вам воды принести? – спасибо за заботу, конечно, но мне сейчас просто
нужно отдохнуть... не в квартире Донхэ, но, вспоминая, как успокаивали его шелковые
простыни, хочется только туда...
- Да, спасибо, - сказал я.
Она была милой. Но таких сотни и тысячи, не только в Корее, но и во всем
мире. Они готовы броситься ради тебя во все тяжкие, кормить тебя с золотой
тарелочки серебряной ложечкой, стелиться перед тобой, только бы ты был доволен... И
все из-за чего? Из-за моей приятной внешности и природного обаяния, которое не
хочется растрачивать просто так... на слишком одинаковых девушек. Донхэ... А он
такой один. Со своим характером, своими странностями и... безграничной добротой,
которая так легко сменяется поддельной сухостью и гневом, когда ему что-то вступает
в голову. С ним интересно. Никогда не знаешь, как он себя поведет...
- Вот, я сделала вам кофе, может, вам станет легче, - прощебетала девушка,
опускаясь на стул напротив меня. – У вас какие-то проблемы? – она еще и недалекая.
Как и все они, впрочем... Раньше я по-другому относился к девушкам, но теперь они
словно были мне противны. Донхэ... Домой... Вернуться...
- Все нормально, - буркнул я, глядя в наполненную до краев черным напитком чашку.
- Вы уверены? – вот прицепилась... Она, конечно, не специально, но почему именно
сейчас?!
- Да, мисс, вы... вас, наверное, ждет работа, а я тут задерживаю? – еще и
унижаюсь перед ней, только бы отстала.
- Нет, нет, - заулыбалась она. – Меня подменят... Вы такой грустный и глаза у вас
красные, что-то случилось? – доброта душевная, блин... Доброта Хэ мне ближе. Не
такая она слащавая и сахарная, она искренняя, невинная, настоящая доброта, а не
театр абсурда, устроенный с целью закадрить парня. – Я могу вам чем-то помочь?
- Да, просто оставьте меня одного, - сорвался я. Девушка обиженно поджала губы и,
тихо прошептал что-то вроде: «Хам!», убежала в подсобное помещение, наверняка,
чтобы проплакаться своей подруге.

За окном сновали машины, колокольчик над дверью кафе звенел уже тысячи раз, а
я все сидел и смотрел в пустоту перед собой. Кофе уже давно остыл. Я словно спал с
открытыми глазами, не думая ни о чем. Стрелка красивых декорированных под старину
часов с кукушкой тикала, действуя мне на нервы, а противная кукушка, только что
пискнула уже в пятый раз. Я поднял глаза. Резная стрелочка на пару миллиметров
отъехала от цифры «пять», а около моего столика уже появилась та самая молодая
особа.
- Вы так и будете здесь сидеть, глядя в одну точку? – обиженная уперла руки в
бока.
- Разве это запрещено? – не без сарказма спросил я.
- Вы только занимаете столик! – парировала она.
- Здесь и без меня свободных столов до кучи! – пробурчал я. Привязалась тоже...
просто привлекает к себе внимание.
 - Вы собираетесь вообще что-нибудь заказывать? – затрещала она. Ее голос
показался мне вдвойне неприятным.
- Нет, вот, это за кофе, - я положил на розовую скатерку несколько бумажек.
Девчонка так и просияла, кажется, ей на чаевые еще с гаком хватит. – До свидания, -
Вежливо произнес я, выходя на улицу, где заметно посвежело. Небо утратило свою
свинцовую тяжесть, как днем, и теперь представляло собой палитру, на которой
смешивали разные оттенки серого и сиреневого. Перистые облака, как мазки краски,
расстилались по небесному мольберту... Пахло предстоящим дождем, но это ни сколько
меня не удручало. Пусть вода примнет пыль и смог к земле, может, тогда и дышать
будет гораздо легче.
Я не заметил, как добрался до дома Донхэ, но что-то меня остановило у самых
дверей. Я все же вошел в холл, но, вместо того, чтобы ехать на нужный этаж,
плюхнулся на маленький кожаный диванчик возле огромного окна и стал молча смотреть
в небо. «Он бы смог нарисовать его таким... - проскользнуло у меня в голове. –
Потрясающе красивым». Позади меня тренькнул лифт. Надо идти, не ночевать же здесь.
Квартира оказалась открытой, что меня даже немного испугало. Я заглянул
внутрь, все было так, как утром, ни одна пылинка даже не слетела со своего места. В
прихожей было прохладно, запах табака давно выветрился. Не надо сейчас говорить
Донхэ о Хичоле. Ведь... ему и так плохо, а я хочу... чтобы ему было только хорошо,
вот как.
Дверь в его студию была настежь распахнута, а он совершенно спокойно, что
меня в какой-то степени успокоило и даже порадовало, сидел на раскладном стуле
возле мольберта и любовно смешивал краски, нежно поглаживая бумагу кисточкой. Он
относится к ним, как к живым, вот что меня поразило. Внимательно он сначала смотрел
на каждый цвет, касался палитры пальцами, потом набирал немного на кисть и,
блаженно прикрыв глаза, творил что-то на холсте. Это был тот самый холст, что он
спрятал от меня утром. Как завороженный, я следил за каждым его движением, подмечая
все пятна краски на его руках, рубашке, даже лице. Они преимущественно были серыми
и белыми... и еще немного какими-то оранжевыми. Интересно, что он там такое пишет?
Завидев меня, он было уже схватился за мольберт, но что-то его остановило. Словно
под гипнозом, он пытался поймать мои глаза и утянуть за собой... Его ресницы, так
же испачканные яркой краской, дрогнули, и блестящие глаза поплыли по каждому изгибу
моего лица, остановившись на подбородке, затем на шее. Он обмакнул палец в серую
краску и самым кончиком ногтя принялся подправлять что-то на своем шедевре (а я был
почему-то уверен, что это не менее чем шедевр), так увлекшись, что язык показался
между губ. Меня переполняло истинное любопытство, оно же тянуло меня заглянуть ему
через плечо. Он не препятствовал, просто немного отстранился, не отрывая пестрой
руки от картины... Другой палец тут же окунулся в белый, еще один в черный... Я не
мог оторвать глаз от того, что увидел. На темно-сером фоне открытого окна (оно было
прорисовано только пока карандашом), была изображена белая фигура с еще не до конца
прорисованными чертами лица, но уже легко можно было догадаться... Почему? Почему
он рисует меня?! В груди забилось. Донхэ улыбался краешками губ, видя, что мне
нравится.
- Это сложно... – вдруг произнес он. – Рисовать человека без модели...
Липкие пальцы прошлись по моей холодной бледной щеке, оставляя за собой три
серовато-белых полосы. Я выдохнул в его ладонь, так приятно пахнущую краской. Он
наклонил мое лицо поближе к себе и принялся с хирургической точностью его
рассматривать... Мне даже подумалось, что его глаза обладают чем-то, наподобие
рентгена и сейчас прожигают мой череп и мозг. Знакомое ощущение – пальцы проникают
в волосы... Мой «платиновый блондин» теперь уже, наверное, в серую полосочку.
Мокрые в краске пальцы проходят по шее, на которой тут же появляются три полосы. Я
опускаюсь на стул возле него. Он гладит мои ключицы, забираясь под свитер, который
уже безнадежно испорчен. Его губы расплываются в улыбке, ресницы трепещут, а я
продолжаю впитывать его прикосновения, но мне надоедает только принимать. Хочется
самому приласкать его, но сделать это так же, как и он. Мне не хватит одно серого,
слишком мой Донхэ многогранен. Пусть будет желтый, зеленый, синий и... малиновый.
«Раскрашиваю» его щеку. Он тихо смеется, добавляя к серому ярко-синий и красный.
Лицо немного стягивает от химических красок, но мы оба, кажется, получаем от этого
неподдельное удовольствие. Я первым решаюсь сделать новый шаг, но каких усилий мне
это стоит! Расстегиваю первые пуговицы на его и без меня уделанной рубашке,
добавляя к разноцветному калейдоскопу еще несколько ярких свежих пятен. Хэ весь
искрится от удовольствия, окуная руку в тот самый цвет влюбленной жабы, ставя
оттиск руки на моем свитере.
- Красиво, - подмечаю я, но на моих губах тут же оказывается его ярко-оранжевый
палец, чувствую привкус краски. Тянуться друг к другу с разных стульев становится
весьма трудно. Он резко толкает меня на себя, мы с грохотом валимся на пол вместе с
деревянным столиком, на котором стоят краски. По полу тут же растекается огромная
радуга самых нелепых и невообразимых оттенков. Бежевому ковру конец, но какие могут
мысли о ковре, когда этот проныра уже стягивает с твоей головы напрочь измазанный
свитер? Я не думал о том, чем занимаемся. Это был не секс. Совсем нет. Невинная
детская игра с красками и обнаженными телами... Слова – уже одни сплошные
противопоставления и недоразумения... Впрочем, как сам Донхэ. Никакого стеснения...
Никакой зажатости. Мне было легко обрисовывать его соски, чуть задевая их ногтями и
видеть, как его лицо искажается в наслаждении. Вся моя спина покрылась цветными
полосочками, кружками и завитушками, пока его пальцы блуждали по ней, с удивлением
ощупывая мой выступающий хребет.
- Ты такой худой... – прошептал мне на ухо мой художник, в оный раз проводя
пальцами вдоль позвонков. Мой... хотя бы сейчас пусть побудет моим. – Тебя не
кормили в детстве? – Донхэ захлопал глазами.
- Кормили, еще как, - отшутился я, пытаясь изобразить белым облако на его щеке.
- Не так, смотри! – запротестовал Хэ, скидывая меня на ковер и устраиваясь прямо
у меня на бедрах.
Его пальцы окунулись в зеленый, и по моему плоскому животу поползла змея, все
ниже и ниже, вокруг пупка. Я откинул голову назад, отдаваясь его мокрым и нежным
пальцам, которые так внезапно остановились, коснувшись пояса джинсов.
Получать ласки от другого человека в тысячи раз приятнее, чем трогать себя
самому, опыт чего у меня, собственно, довольно приличный. Ощущения от этих касаний
как будто стократно увеличиваются. Игра становится уже совсем не детской, и
рейтинги вот-вот перевалят за 18+. В какой-то степени, мне уже неловко и даже
боязно, но если положить все это на одну чашу весов, а мое юношеское любопытство на
другую, то последнее явно перевесит. Хочется больше. А еще все и сразу. И Донхэ это
знает. Уже знает, ведь он, по всей видимости, не только может смотреть сквозь
предметы, но и читать мысли.
Я приподнял голову, пытаясь выяснить, в чем дело. Донхэ сидел на мне весь
пунцовый от смущения (точно, читает мои мысли...) Мне слово ведро льда на голову
высыпали. ЧТО. МЫ. ТУТ. ТВОРИМ?!!! Все краски были разлиты по полу, вода, кисти,
все валялось тут же, а Хэ ерзал на моих бедрах, боясь даже вдохнуть. В воздухе
повисла неожиданная пауза. Я с умилением садиста наблюдал, как румянец пуще любой
краски покрывает его лицо и шею. Цветочек мака. Такой опьяняющий и сладкий...
хочется попробовать. Хэ закусил губу и принялся водить пальцем по металлической
пуговице. Я остановил его руку, крепко сжимая ее в своей ладони. Наши глаза
встретились, и он раскраснелся еще больше. Я потянул его на себя, немного
привставая, чтобы встретиться где-то на середине. Влажные руки сжали мою спину, во
рту снова оказалась краска, только уже не с пальцев... Язык с горьковатым привкусом
гуаши, такой мягкий, мокрый, немного шершавый, раздвигал мои пересохшие от волнения
губы. Я боялся закрыть глаза и боялся их не закрывать. В первом случае, все
происходящее могло оставаться сном, во втором, я не мог спокойно смотреть на
разукрашенные щеки Донхэ и его полуопущенные веки.
- Закрой глаза и открой рот наконец-то, - злобно прошипел Донхэ, в который раз
утыкаясь языком в мои плотно сжатые зубы.
- М! – я хотел что-то возмущенно ответить, но для этого пришлось бы открыть рот,
и я даже это сделал, но вместо порции хороших ругательств мой художник получил лишь
невнятное мычание и еще горячее мокрое пространство для своего творчества, в
котором он оказался весьма изощрен.
Донхэ проталкивал свой язык все глубже и глубже мне в горло, а потом подался
назад, оставляя его между моих губ. Я начал развратно посасывать его язычок, слегка
двигая головой и громко причмокивая. Ммм... привкуса краски совсем не осталось, а
он уже придумал новую игру: тереться язычками друг о друга, щекотно полизывая. От
удовольствия я закрыл глаза...
-Хочешь... это? – заговорщически прошептал Хэ, когда его пальцы таки расстегнули
заветную пуговицу.
- Это... – выдохнул я ему в губы.
Появилась знакомая тяжесть в животике, похожая на мягкий комок. Сейчас она
была в разы сильнее, чем когда я играл с собой сам. Донхэ пробрался пальцами под
резинку трусов, обхватывая мой полувозбужденный член и касаясь большим пальцем уже
оголенной головки с капелькой тягучей смазки. Он принялся медленно потирать самый
кончик ноготком... В ушах зазвенело от таких ощущений... Новых. Поистине
божественных. Я распластался на грязном ковре, изредка вздрагивая, пока он так
старательно мне надрачивал. Я был уже у самого пика, когда он сжал мое достоинство
у основания, решительно не позволяя мне кончать. От возмущения я приоткрыл один
глаз. Донхэ, все еще мертвой хваткой державший меня, сидел, обиженно надув губы и
так смешно сдвинув брови, правда, мне сейчас было как-то не до смеха.
- А ты у нас еще и бревно, оказывается! – пробурчал он, сильнее стискивая меня в
ладони.
- Никакое... я... не... – на глазах стали появляться слезы. Не знал, что
возбуждение может быть таким болезненным. Тянущая сладостная боль охватила весь низ
живота и пах, зубы наскочили на язык, и я ощутил железный привкус крови во рту.
- Оно самое, - спокойно продолжал Донхэ.
- Я... я не...
- Отговорки не принимаются, - сдавил моего мальчика еще сильнее. На трусах
(джинсики-то он мне уже стянуть успел) образовалось темное пятно от свежей смазки,
выделяющейся в просто огромных, как мне показалось, количествах. – Только не
говори, что ты девственник, - Хэ поднял бровь.
Да, твою мать, я девственник, и вообще не представляю, как все это
происходит. Нет, конечно, представляю, порнофильмы-то еще никто не отменял, но
делать это вживую... да еще с Донхэ... И что я ему скажу?! Поймав мою паузу, его
глаза артистично округлились:
- Ты целый?! – он захлопал глазками, как девчушка при виде новой куклы (это у
него привычка такая, как я понял). – Так что ж ты сразу не сказал... что с тобой
надо понежнее, м? – еще б я ему это сказал! Хэ пристроился на мне сверху, не
выпуская, между прочим, руку из моих боксеров. – М... да ты уже весь истек! – «к
месту» заметил Донхэ, надув губки. – У меня уже вся рука липкая! – заявил он,
сползая куда-то вниз. Сссс... Трусы проследовали за штанами к коленям, наконец-то
избавляя меня от этой тесноты. – Какая красота, - восхитился Хэ, осматривая мое
колом стоящее сокровище. – А что, если сделать так? – слукавил Донхэ, поднося палец
к головке и чуть нажимая. Внутри меня что-то взорвалось. Я кусал все, что
попадалось на зубы – щеки, язык. А он продолжал медленно поглаживать, нежно обдувая
набухшую красную головку, едва касаясь ее губами. – А так? – снова тот лукавый
шепот. Громкий чмок раздается у меня в ушах – он со всей силой засасывает головку
себе в рот и играет там с ней, будто это его рождественский леденец. Язык
забирается под крайнюю плоть, я уже не в силах проглатывать стоны и они один за
другим сотрясают мою грудь, легкие надрываются каждый раз, когда он прикусывает или
давит на мой член губами.
- Донхэ... – всхлипываю, глотая свои первые слезы от наслаждения. – Пожалуйста...
– терпеть сил больше нет, я взорвусь, и сперма потечет изо всех отверстий, какие
только есть на моем теле. – Отпусти! – буквально рыдаю, сжимая ворс ковра в
кулаках.
- У-у, - отрицательно промычал Донхэ, скользя мокрыми от смазки губами по всей
длине, то ускоряя, то дразняще замедляя темп.
- Донхэ! – взвыл я, крепко зажмуриваясь от его ласк.
- Хорошо, хорошо, - коварный язычок проходит по самому кончику, он резко
разжимает пальцы, и белая струя брызгает ему в лицо, растекаясь по щекам, и капая с
подбородка мне на живот.
От этого зрелища у меня начинает твердеть по второму кругу. Он подползает ко
мне и, гордо вздергивая носик, выдает:
- Оближи! – в это время его теплая ладонь вновь накрывает мое достоинство.
Я неуверенно высовываю язык, но он сам уже начинает тереться о него своей
мокрой щекой. Впервые пробую себя на вкус. Раньше мне это казалось таким противным,
но Донхэ, сам подставляющийся мне, Донхэ, сладкое клубничное пирожное в белой
глазури, заставляет забыть все прошлые страхи и предрассудки.
- Лижи давай, что ты как неживой? – возмущается он, немного обиженно целуя меня
надутыми губками.
Я высовываю язык и с усердием принимаюсь слизывать с моей прирожинки сладкую
глазурь. А она действительно сладкая... такая густая и молочно-белого цвета с
приятным пряным запахом.
- Ммм... какой ты вкусный, - Хэ ловит капельку с верхней губы и отправляет ее
себе в ротик. – Ты на какой-то диете? – спрашивает он, смакуя меня как можно
дольше.
- А это здесь причем? – интересно, одно от другого зависит? И как? Прямо
пропорционально или обратно? Блин, не надо было так хорошо учить математику...
- Не помню, пошли, займемся этим на кухне!
Шок. Просто шок. Он... у него раздвоение личности? Или просто не в порядке с
головой? Пару минут назад я трахал его ротик... ну, кто еще кого трахал – спорный
вопрос, а сейчас ему взбрело в голову отделать меня на кухонном столе? Я еще не
совсем чокнутый, но...
Резко дергаю моего художника за руку и мы сворачиваем в спальню вместо кухни.
Пользуюсь тем, что Хэ несколько секунд пребывает в замешательстве, и швыряю его на
разобранную еще с ночи постель. Наваливаюсь сверху, вжимая этого мистера Дивные
Глазки в матрас. А это правильно? А вдруг ему больно? Вдруг не нравится? Может, это
все вообще не так должно быть?!
- Нет, именно так, - ухмыляется Донхэ, ерзая подо мной. Я лишь удивленно пялюсь на
него. Он ведь только что прочитал мои мысли и ответил на них... – Можешь делать,
что хочешь...
- Эмм... целовать? – тупо спрашиваю я.
- Для начала, - цепкие ручки обвиваются вокруг моей шеи знакомой не понаслышке
мертвой хваткой и резко прижимают к лицу так, что наши зубы стукаются друг о друга.
Шиплю ему в губы... АЙ!
- ТЫ ЗАЧЕМ МЕНЯ УКУСИЛ?! – ну и зубы у него...
- Я любя, - Хэ заботливо подул на прокушенное место. – Хочешь, вставим тебе туда
пирсинг?
- А больше тебе ничего не вставить? – разозлился я и только спустя полсекунды
понял, что сказал.
- Давно бы так, - улыбнулся мой художник, а глазах вспыхнули крошечные огонечки.
Интересно, у него под волосами нигде рожки не проклюнулись?! Дьяволенок...
Решив проверить это на месте, вплетаю пальцы в его разноцветные волосы и нежно
массирую кожу головы... Ага, вот, есть! Рогулечки! Или это мне только кажется?..
- Перестань выдергивать мне волосы, они и так выпадают! – насупился Хэ. Ситуация
довольно комичная получается: мы лежим друг на друге, я лапаю его голову в поисках
несуществующих рогов, а он читает мне лекцию о выпадении волос?! – На, - в ладонь
мне тыкается холодный тюбик. Видя мое смущение, Донхэ хихикает в присущей ему
манере – как нашкодивший десятилетний ребенок, когда за шалость наказали кого-то
другого, а не его. – Ты хоть знаешь, что это такое? – в мгновение ока он становится
серьезным и делает фирменные «бровки домиком», ухитряясь еще и руки на груди
сложить.
- Да, - отвечаю я.
- Тогда предлагаю похерить игру в поцелуи* и все-таки нормально потрахаться... Ты
как?
- ???
Донхэ прильнул к моим губам так неожиданно, что я выронил смазку.
- Как там в пословице говорится? – томно прошептал он, не размыкая глаз. – Делу -
время, потехе – час? Так вот, потехи закончились... – он вобрал в рот мою нижнюю
губу и осторожно всосал, стараясь не причинить мне боль, используя при этом большое
количество слюны, которая пузырящейся струйкой потекла по моему подбородку прямо в
яремную ямку.
Слюна постепенно смывала краску с наших губ, заставляя снова чувствовать ее
неприятную горечь теперь еще и вперемешку с моим семенем, засохшим на его лице, но
мы не в силах оказались разорвать поцелуй. Это был наш первый настоящий поцелуй...
не игрушечный, я бы так сказал. Мой Донхэ открывался мне с новой стороны – ранимой
и одновременно страстной, просящей и дарящей ласки, умоляющей быть нежным... Он
тихо и долго дышал мне в губы, то ли шепча что-то, то ли просто вздыхая. Я сквозь
ресницы смотрел на его грязное лицо, но он словно чувствовал это, и пресекал новым
крышесносным поцелуем. Я опустил руки на его ширинку и потянул вниз. Помогая мне,
Хэ засучил ногами, стаскивая с джинсы вместе с трусами... А у него «Calvin Klein»,
ничего себе... Мысли о дорогом белье выветрились из моей головы, когда его твердый
член уперся мне в бедро. Я застонал, как бы ответно кусая его губу, Донхэ прохныкал
что-то, перебираясь языком с моих губ по линии подбородка к ушку и тоже нежно
прикусывая. Уши – моя эрогенная зона, об этом я узнал примерно лет в тринадцать,
когда впервые начал ласкать себя. Стоило мне дотрагиваться до ушей, как крышу
уносило в противоположном направлении от пункта «Разум». Хэ подался вперед, трясь
о мою белую кожу своим нехилым возбуждением. Его нога оказалась у меня на спине,
прижимая наши тела еще крепче друг к другу.
- Еще, - в предвкушении прошептал я.
Он принялся покусывать мое ухо по всей раковине, иногда проникая языком в
дырочку, а я гладил его бедра... До сего момента я думал, что шелк – это ткань, из
которой шьют, например, то же постельное белье, но я ошибся: его кожа была в сотни
раз глаже и приятнее на ощупь, чем какая-то ткань. Пальцы ненасытно скользили по
внутренней стороне его бедра, ощущая, как приятно касается их легкий пушок в его
паху. Хэ уткнулся мне в шею, обжигая мою чувствительную кожу прерывистым дыханием.
Я несмело погладил его по ягодице, такой мягкой и упругой, подобравшись к заветной
расселине.
- Не бойся, - промурлыкал мне в ухо Донхэ, прижимаясь губами прямо к слуховому
проходу, отчего у меня по ногам побежали мурашки. – Я тебе скажу, что нужно делать,
– вкрадчиво заверил он, пробегаясь ноготками по моей шее. – Поиграем? – лизнул
мочку... До ужаса приятно, но еще приятнее было бы, если б в нее продета сережка,
но дырочки давно уже заросли... Я чуть не разрыдался, поняв, что упустил, перестав
носить серьги около года назад. – Я буду говорить тебе, а ты вы-пол-няй, -
сладостно протянул Донхэ по слогам. – Идет? – вторая нога обхватила мою спину.
- У тебя синяк под глазом, - пошутил я, нежно поглаживая пальцем испачканную
синей краской кожу.
- Это краска, - не понял моей шутки Донхэ. – А теперь растяни меня... ммм...
только немного, - добавил он после короткой паузы.
- Растя... нуть? – повторил я.
- Да, всовываешь мне в дырку пальцы и растягиваешь! – выдал он, с улыбкой
наблюдая, как я покрываюсь румянцем. – Я понятно объясняю?! – справляется он.
- Довольно доходчиво, - буркнул я.
Я осторожно подвел палец к его заду, тихонько надавливая. Как можно в такое
узкое отверстие ввести палец, что уж говорить о... Мне и ЭТО туда запихивать
придется?!
- И это тоже, - проницательный Донхэ. Меня это уже почему-то не удивляет.
Надавливаю сильнее. Мышцы резко сжимаются, преграждая мне путь. Там слишком
сухо, чтобы даже подобраться...
- Глупый, смазка-то тебе на что?! – с умным видом Донхэ вручает мне маленький
тюбик с лубрикантом, предварительно сняв крышечку. – Вот, - он выдавливает немного
прозрачного геля мне на пальцы. – На сухую, знаешь ли, больно, - Хэ сделал жалобное
личико.
- А так не больно? – я аккуратно прикоснулся пальцами к коже. Сфинктеры заметно
расслабились, а мои пальцы стали достаточно скользкими, я надавил посильнее и тут
же оказался внутри на пол пальца, Хэ музыкально застонал мне в ухо. Там было очень
узко и тепло, стенки такие же скользкие. Я ввел палец глубже...
- Добавь второй, - учительским тоном произнес Донхэ, прогибаясь в спине. – Вот
так... да! – его расслабленные мышцы с легкостью пропустили внутрь еще один мой
палец, я продвинулся еще немного, но Хэ уже сам стал насаживаться на меня. Вдруг я
ощутил кончиком пальца что-то мягкое, похожее на бугорок... – Надави... – прошептал
Хэ дрожащими губами. – Увидишь, что будет...
Я даже испугался, о чем это он? Я неуверенно надавил посильнее и, кажется,
слегка задел бугорок ногтем. Хэ рванулся, закидывая голову назад, протяжно
застонал, и впился ногтями мне в спину, буквально сдирая верхний слой кожи.
- Еще! Еще... – взмолился он мне на ухо, продолжая всхлипывать.
Я выполнил его просьбу, глядя, как его сводит очередная конвульсия, безумные
глаза закатываются, что я вижу одни белки, в какой-то момент он схватил мое лицо в
ладони и притянул к себе для поцелуя.
- Третий... палец... – прошептал он, обводя мои десны языком.
- А...
- Молчи! Замолчи! – он крепко сжал мои волосы на макушке.
Я с легкостью добавил третий палец. Хэ вздрогнул и заскулил:
- М... милый, я сейчас кончу... Хочу... тебя в себе, - поцелуй. Короткий, но
страстный. Между губами натягивается прозрачная слюнка, у меня краснеют щеки.
- Донхэ...
- Нет, пожалуйста... Скорее, - он прикрыл глаза, разводя бедра шире. Я был уже
готов, но... он выглядел так невинно, что мою голову заполонили сомнения типа «а
что если ему будет больно?», «вдруг я порву его?» - Быстрее, идиот, - процедил Хэ
сквозь зубы, уже собственноручно подводя мой член к своей дырочке.
Я подался вперед, но ничего не вышло, мне даже стыдно стало, Донхэ с досадой
открыл глаза.
- Сначала подаешь вперед тело, - объяснил он, кладя руки мне на талию. – Потом
бедра. Понял?!
Я кивнул.
- Ну отлично, - он вернулся в прежнее положение.
Я склонился к нему еще ниже и толкнулся бедрами вперед, но так сильно, что
вошел почти на половину длины, мышцы резко объяли меня, не давая пройти дальше, а
Хэ вскрикнул, больно кусая меня за плечо. Ему больно? Он с такой заботой зализывает
красный след от укуса... Я прикрываю глаза и снова толкаюсь, он вскрикивает, воздух
с шумом выход из моих легких, получается очень громкий «ох». Он пытается ускорить
темп, выбранный им самим, а мне приходится подстраиваться. От напряга я начинаю
потеть, впрочем, все лицо Хэ уже давно прокрыто прозрачными бисеринами пота. Я
чувствую, как он катится по спине, сначала по капельке, потом струями, нестерпимо
жаля кожу. Его рука пробирается между нашими телами и обнимает мои яички, начиная
играть с ними, то поглаживая, то разминая в ладони. От удовольствия я закусываю и
без того истерзанный и мой и Донхэ язык, резче подаюсь вперед. В ответ обхватываю
пальцами возбуждение Хэ и начинаю наглаживать, безуспешно пытаясь попасть в свой же
ритм. Сверху ложится мокрая ладонь Донхэ, помогая мне подстроиться.
- Еще чуть-чуть, - шепот мне в ухо. – Чуть-чуть... – обрывается на полуслове,
понимаю, что мой милый уже ловит свой экстаз... – Давай, Хекки, еще раз... два... –
он считает мои толчки. – Я стискиваю зубы, еще мгновение и все... – Три. – Хэ
царапает мне спину так, что под ногтями остаются ошметки кожи, я замираю, перед
глазами словно мерцает...
Оргазм. Комок в животе разрывается, сладострастие от оргазма смешивается с
болью от ногтей Донхэ. Я не в силах выдержать такого купажа, падаю, придавливая Хэ
всем телом к кровати, лишая его последних крупиц воздуха, он начинает спихивать
меня, но я уже ни жив, ни мертв, откатываюсь на самый край постели, шелковое белье
липнет в окровавленной спине, член еще дергается после такого мощного излияния, на
синем я вижу белую лужицу, медленно вытекающую прямо из его тела.
Душ. Вода. Вся кожа стянута и горит, Хэ рядом всхлипывает от нестерпимой
боли, причиняемой раздражением от красок и пота, ведь теперь уже эта боль ничем не
заглушаема. Нащупываю в складках перевернутой постели его горячую вспотевшую руку.
Он крепко сжимает мою.
- Пойдем, - наклоняюсь над ним и поднимаю на руки. А он легкий, оказывается. Как
пушинка.
Включаю прохладную воду и захлопываю двери просторной душевой кабинки. Хэ
подставляется крепким струям, со спины стекает оставшаяся краска, я начинаю
осторожно намыливать его тело, он оборачивается и прижимается к моей груди, сонно
опуская голову.
- Домоемся сначала, потом спать, - заверил я, капая шампунь на его всклокоченные
волосы.
 Хэ валится с ног, пока я перестилаю белье на чистое, хлопковое, чтобы коже
было поспокойнее. Практически без чувств мой художник валится на белую постель.
Спина у него вся красная от раздражения. Он что-то невнятно бормочет насчет
заживляющего лосьона, я открываю первый попавшийся ящик, в котором и оказывается
маленькая баночка с полупрозрачным кремом. Донхэ блаженно постанывает, пока я
смазываю его спину. Ложусь рядом, мой Донхэ тут же льнет ко мне.
- Сладких снов, - пробормотал он, целуя меня в грудь.
- И тебе, - шепчу я, проводя пальцами по его мокрым волосам.
- И чтобы больше никакого художества во время секса, - мило бормочет одними
губами.
- Как будто это я начал! – наигранно возмущаюсь я.
- Ну хорошо, это я... Я больше буду, - Хэ тянется к моей щеке за поцелуем. Чмок,
и он снова в полудреме на моем плече. – В искупление своей вины, завтра я тебе
расскажу... а может, и покажу, что такой вкусный секс на завтрак... без всякого
творчества... – некоторые слова проглатывались, и его бормотание делалось вдвойне
смешным.
- Буду ждать, - пообещал я, тоже медленно погружаясь в сон.
- Спи, девственник, - у Хэ хватило сил, только что бы слабо щелкнуть меня по
носу. Дальше я слышал только размеренное сопение.
В комнате было темно и прохладно. Отдаленный шум машин внизу успокаивал, я
засыпал. Эксперимент есть эксперимент. Больше такого не будет, кстати, надо будет
подарить Хэ новый набор постельного белья... Хочу голубое, как небо... Интересно,
ему понравится?.. Для начала бы кровать побольше... Здесь мои мысли оборвались, все
вокруг стихло, все, кроме сладкого сопения над ушком, так нежно щекочущего мне кожу
на груди.

Рыбак рыбака видит издалека* - отсылка к песне группы Rammstein "Mann gegen mann",
в которой поднимается проблема гомосексуализма.
...предлагаю похерить игру в поцелуи* - фраза из книги Набокова "Лолита".

========== Глава 5. "О важности деталей" ==========

Снилось мне нечто темное, но спокойное. Сердце еще не унялось с вечера, и

даже сквозь сон слышны его глухие удары, к утру немного стихнувшие и ставшие более
чистыми и гулкими. Я проснулся от ощущения до чертиков приятного покалывания и
тепла где-то в районе шеи. Я кое-как разлепил ресницы, и первым, что я увидел, была
взлохмаченная макушка Донхэ, в которой утреннее солнце играло легкой бронзовой
рыжинкой. От его волос пахло хвойным шампунем. Хэ ластился к моей шее, сонно
потираясь о нее носом и шумно вдыхая. По дрожащим векам, я понял, что этот жулик не
спит, а втихушку наслаждается моим запахом спросонья. В порыве нежности я вплел
пальцы в его волосы и начал ласково ворошить, пока не услышал тихие, сдавленные
стоны, заглушаемые подушкой. Не успел я еще отойти от его вчерашнего «оперного
концерта», как с утра пораньше он, еще даже окончательно не проснувшийся, нагло
соблазняет меня своими ахами и охами прямо мне в ушко. По телу прокатилась волна
приторного тепла, от лица до самых пальцев ног, а потом вернулась, остановившись на
полпути, а именно, там.
- Совсем стыд потерял, ХекДже-а, - промурлыкал мне в ухо сонный художник. Я даже
не врубился, о чем это он, хотя принимая во внимание его «паранормальные
способности» по чтению мыслей и рентген-глазам, он вполне мог узнать, о чем я
думаю... Собственно, ни о чем «таком» я до последней секунды не думал, неужели эти
его нервные импульсы круче скорости света?!
- М? – хмыкнул я.
- Одеяло, ХекДже-а, посмотри перед собой, - проглатывая последние слоги, он
прикоснулся губами к уху. Боженька, ну в чем я сейчас-то провинился?! Я недоуменно
глянул перед собой, и, кажется, волосы на макушке встали дыбом... И не только
волосы. И не только на макушке. Моя утренняя бледнота резко сменилась пунцовым
оттенком, внезапно я услышал тихий смех прямо за спиной. Хэ, развалившись на добрых
двух третях кровати и подперев голову рукой, переводил «смущенный» взгляд с моей
алой физиономии на довольно заметный бугор под одеялом в районе моего паха.
- Клюковка, - поддразнил он, сложив губы трубочкой.
- ЧТО?! – «вскипел» я, резко толкая его на спину, но не тут-то было. Узкая
кровать и просто огромное тяжелое одеяло были ему только на руку. Никто не хотел
грохаться на пол, и мы просто запутались в одеяле, в конце концов, ЭТОТ каким-то
чудесным образом оказался на мне. Ну конечно, это же его одеяло... блин!
Донхэ с умным видом устроился у меня на бедрах, болезненно прижав мой
утренний стояк своими костлявыми бедрами.
Честно говоря, у меня сие явление отнюдь не редкость... Класса с восьмого
утро встречает меня не только ярким солнышком и пением птичек, но и еще одной
проблемой... Хотя как проблемой... Это с какой стороны посмотреть. Если, например,
ты продрых школу, а у тебя еще и стоит – вот это проблема, а так – проснулся минут
на десять пораньше и в душ.
Донхэ дразняще поерзал и уселся, уперевшись руками мне в грудь.
- С утречком, - пропел Хэ, постукивая пальчиками по моей груди.
- И тебя, - нахмурился я.
- А что мы такие кислые?.. – Хэ вскинул брови. – Ах, да, у нас тут маленькая
проблемка образовалась, - хищно улыбнулся Донхэ, снова елозя своей попой по одеялу,
которое все еще разделяло нас. Я плотно сжал губы, дабы не застонать. А очень
хотелось. Он так похотливо смотрел на меня, что терпеть было уже просто нереально.
Но я герой – я терпел. – Кажется, я тебе что-то обещал с вечера?.. М? – сладенько
пропел он. – Ну да бесплатный сыр только в мышеловке бывает... – сейчас придумает
какую-нибудь глупость... или похуже чего. – С тебя чашечка кофе, идет?
- Ты мне сделку предлагаешь? – снова нахмурился я.
- Нет, просто секс за кофе, – без задней мысли ответил он, уже явно поглаживая
меня своими теплыми пальцами. Я сжал зубы, отчего они жутко заскрипели.
- Я и сам могу бесплатно, - блин, я не только над ним, но и над собой издеваюсь.
Еще минута и сперма точно потечет у меня из ушей. Или из других отверстий. Его
ладони гладили мой торс от живота до шеи, слегка задевая красноватые горошинки
сосков. – Что... ты делаешь? – проскрипел я, сжимая простынь под собой.
- Эротический массаж, или ты настолько девственник... или просто тупой? –
покосился на меня Донхэ, не прекращая своих умопомрачительных движений. Они
становились все слаще из-за трения кожи, в глазах уже появились темные блики, а пах
сводило от напряга. – Допустим, ты уже не девственник, - продолжал Хэ своим
философские мысли вслух. – Тогда точно тупой!
- Сам ты... ммм... – пропищал я, прикусывая губу.
- Я что-то не расслышал, котеночек, повтори-ка? – Хэ наклонился чуть ближе ко
мне. От его близости и ощущения его запаха мне хотелось визжать. Краска залила все
лицо и шею, помидор называется. Овощ.
Донхэ уже совсем склонился к моей груди, чуть касаясь разгоряченной кожи
кончиком носа. Я перестал дышать, а вернее сказать, просто забыл, как это делается.
Легкие невесомые поцелуи самыми краешками губ слились во влажную дорожку, так нежно
прокладываемую им к правому соску. Хэ глубоко вдохнул аромат чуть вспотевшей кожи с
нотками травяного геля и осторожно объял кругленькую горошинку губами. Внутри меня
что-то оборвалось, голова погрузилась в мягкую подушку. Донхэ любовно трогал сосок
язычком, оттягивал губами, и ненавязчиво прикусывал, пока я изнывал от своего
возбуждения.
- Ну что ж ты так ноешь, - посетовал Хэ, на мгновение отстраняясь от меня.
- Д... Донхэ... – я почувствовал, как на губе проступила свежая кровь.
- Нечего кусать! - Хэ шлепнул меня ладошкой прямо по раненой губе. Я чуть не
взвыл от боли. – Тебе надо быть более раскрепощенным, - после чего раздалось
досадное цыканье.
- М... – заскулил я, трясь своим членом о его бедро сквозь одеяло.
- Терпи, - приказал он, потянувшись к тумбочке за смазкой. После чего снова
уютненько расположился на моих бедрах. – Вот так, - на его пальцах заблестел
прозрачный гель. Хэ игриво выдавил капельку прямо на головку и стал тщательно
размазывать ее по всей длине, подключив остальные пальцы. Возбужденный, я ощущал
все его прикасания в стократном объеме и когда ноготком он невзначай задевал какую-
нибудь вспухшую венку, перед глазами мерцало. – Так, - сказал он, замедлив темп, я
стиснул зубы. Поначалу он неловко пристраивался ко мне, подвел головку к узкому
несмазанному проходу.
- А... тебе не больно будет? – вдруг опомнился я.
- У тебя есть силы на разговоры? – одна бровь взлетела вверх. – Что ж, я учту!
Одно резкого рывка ему хватило, чтобы насадиться на меня во всю длину, лицо
Хэ исказилось гримасой боли, а их глаз мне на грудь брызнули слезы, он протяжно
завыл, но мне эти стоны приносили лишь наслаждение. Ритмичное сокращение его мышц
стимулировало меня. Еще раз я убедился в том, как же внутри него горячо. Мои руки
легли на его узкие бедра, нежно оглаживая идеальные упругие ягодицы, поднимаясь все
выше по вспотевшей спине. Дальше я царапал его спинку ногтями, пока он скакал на
мне, захлебываясь своими громкими визжащими стонами. Ладонью я водил по его члену,
пока белая жидкость обильно не сбрызнула мне живот. Мой Донхэ сильно зажмурился, и
закусил губу, когда я излился в него, ударив по чувствительной простате в последний
раз. На грудь мне рухнула тяжесть с характерным хлюпаньем его же спермы. Тело
сотрясало мелкой дрожью, легкие не успевали перерабатывать воздух, сжимались,
причиняли боль. Я в практически паническом состоянии хватался за его взмыленную
спину.
Унять эту дрожь удалось еще не скоро. Солнце заливало уже всю комнату, когда
мой Хэ предпринял первую попытку подняться. Вернее, не подняться, а дотянуться до
моего раскрытого рта и крепко поцеловать, откатываясь на другой край кровати и
блаженно зарываясь в прохладном одеяле. На его губах играла удовлетворенная улыбка
довольного котяры, обожравшегося свежей сметанки.
- Хекки, принеси мой кофе, - изящная ручка махнула в сторону двери.
ХЕККИ?! Значит, я уже теперь «Хекки, принеси мой кофе»?! А завтра что?
«Хекки, свари-ка мне борщичка» и «Хекки, где мои трусы»?! Но это все юмор. На самом
деле это было нежное теплое наслаждение видеть его таким счастливым... Да, в
предвкушении чашечки кофе, конечно!.. Я не удержался и поцеловал его. Так нежно-
нежно, почти что как мать сына. Хотя кто тут по документам кому еще мать! Донхэ
поежился, закутываясь еще больше в ватное одеяло. Улыбка стала еще шире. Чмокнув
уголок этот сладкого ротика, я нехотя поднялся и пошел на кухню, не зная,
собственно даже, где у него кофе. После недолгих, но ожесточенных поисков и лазаний
по шкафам кофе был найден. Теперь попробуй, разберись, как пользоваться этим чудом
техники – кофеваркой. Мама, конечно, очень любила кофе, но я ни разу не видел,
чтобы отец ей его варил... У них все было так, спокойно и без излишеств. Но мне
кажется, что жизнь наша и складывается из вот таких деталей – улыбок, солнечный
лучей и кофе в постель. Насилу как разобравшись с этой хитрой механикой, я выбрал
самую маленькую чашечку с золотыми краями... Опять же – детали... От запаха кофе и
не менее соблазнительной пенки у меня потекли слюнки, но это было не мне – Донхэ.
Ему будет гораздо приятнее... Когда я вошел в спальню, Хэ сидел на постели,
откинувшись на свою гигантскую подушку, и ждал меня. Он протянул ко мне руки и,
лучезарно улыбаясь, обнял за шею. Кофе – тоже всего лишь деталь.
- Спасибо, - прошептал он, беря чашечку из моих рук. – На самом деле, - произнес
он, отхлебывая горячий напиток. – Я кофе не очень люблю... – увидев мою отпавшую
челюсть, он замотал головой, чуть не расплескав кофе по белому белью. – Нет, нет,
нет, очень вкусно, просто... я чай больше люблю... Но ты все равно самый лучший! –
Хэ потянулся за поцелуем. Я подставил щеку и устроился рядом с ним, молча
отвоевывая у него краешек одеяла. – Ты опять опоздал в школу, - констатировал он,
бросая взгляд на еле тикающие настенные часы. – А если меня вызовут к твоему
классному руководителю?!
- Не вызовут, - вздохнул я, ложась Донхэ на колени.
- Не собираюсь краснеть за тебя!
- Кто за кого краснеть будет... – улыбнулся я.

- Что сегодня будем делать? – бодрый голос прямо над ухом вывел меня из сладкой
дремы.
- Попытаемся захватить мир*? – шутканул я, вспомнив фразу из известного мультика.
- Очень даже может быть... – наивность Донхэ, с одной стороны, прикалывает, с
другой – просто умиляет. – Хэ повертел в руках пустую чашку, из которой все еще шел
приятный аромат кофе. – Точно!!! – его светлую голову озарила очередная гениальная
идея, правда, вспоминая его последнее «озарение», я как-то стал их побаиваться...
Донхэ уже было схватил меня под руку, но я его остановил.
- ХЭ! – я чуть не вывихнул ему палец. – Ты бы хоть оделся...
Оделся он чуть ли не как небезызвестный Рассеянный с Бассейной, благо,
сковороды под рукой не оказалось. В рубахе нараспашку и недозастегнутых штанах он и
меня едва ли не в чем мать родила (успел натянуть только штаны) потащил в студию,
на бегу хватаясь за карандаш.
- Ты... это... не мешай мне, будь моим вдохновением... – мечтательно произнес Хэ,
устанавливая холст на мольберт.
- Чего?!
- Будь моей музой, ХекДже-а... Пожаааалуйста! – кот из Шрека отдыхает, блин!
- А... а что я должен делать? – честно говоря, я очень смутно представляю, как
это, быть музой, и гораздо смутнее, как я вообще мог его на что-то вдохновить.
- Сиди рядом и помалкивай... если что-то нужно будет, я у тебя попрошу... ладно?
– но, ему, кажется, было уже по барабану. Рука сама вырисовывала что-то на чистом
листе. Я решил не отвлекать его и уселся рядом, но просидеть долго мне не удалось.
Нет, не шило в заднице, а с точностью до наоборот. Я уснул. Просто задрых. Утренний
секс – это, конечно, здорово, но неужели всегда вот так выматываешься? И хочется
спать? Хотя в таком виде я гораздо меньше мешаю ему. До меня доносились запахи
красок, тихие матюки, изредка моих волос касались его пальцы, но лишь на мгновение.
Значит, он обращал на меня внимание, еще какое.

- ХекДже-а? – нежный шепот над ухом, так приятно щекочущий кожу. – ХекДже-а,
просыпайся... поужинаем что ли...
- ПОУЖИНАЕМ?!!! – я вскочил как ошпаренный. – УЖИН?!!!
- Да... правда, уже девять... Ты... может, хочешь спагетти?
- А... а... – заикался я, пытаясь понять, что он все это время, не сходя с места,
рисовал. И мне не терпелось увидеть его работу. Я вертел головой по сторонам, пока
не нашел глазами мольберт. Это было что-то. На деревянном столике, залитом солнцем,
на фоне светлого окна стояла маленькая чашечка кофе на серебряном подносе, а рядом
лежала красная роза с несколькими опавшими лепестками. – Это... это ты нарисовал?!
– недоумевал я.
- Ага, - улыбнулся он. – «Завтрак в постель», нравится? Она твоя, ХекДже-а, я
тебе ее дарю! – Донхэ засмущался.
- Мне?! За что?! – еще больше удивился я. Мне раньше картин как-то не дарили.
- За... за самого себя, - подмигнул Донхэ. – Я пойду, сварю спагетти, а ты...
побудь со своим подарком...
Я долго рассматривал картину, буквально минуты назад вышедшую из-под кисти
художника, и понимал, что вся она состоит из деталей, вот почему она так
примечательна и... по-своему очень красива. Солнечный лучик, пенка на кофе, слегка
подвявшая роза – все это реалии жизни, но как они могут быть прекрасны. Любая, даже
самая маленькая деталь способна пробудить в человеке порой необъяснимые чувства. Хэ
слишком эмоционален, поэтому детали для него так важны.
Я сидел, подперев голову локтем, глядя на его творение с разных ракурсов и
сторон...
- ХекДже-а! Макароны готовы! Ты там уже, небось, слюной исходишь, иди сюда! –
радостный голос из кухни.
- Ага, - промычал я не в силах оторваться от картины. В ней весь Донхэ. Светлый и
счастливый, состоящий из таких вот деталей, солнечный и яркий как личность.
Наверное, это еще один мой шаг к разгадке его характера, к пониманию его
непредсказуемости и некой инфантильности, сочетающейся с совсем не детской
страстностью и сексуальностью.

========== Глава 6. "Я не смогу" ==========

Когда я вошел на кухню, Донхэ уже сидел за столом. На чистой скатерти стояла
одна (!) тарелка со спагетти, щедро политыми красным соусом, два высоких бокала и
бутылка какого-то вина, я в этом не разбираюсь... Хэ улыбался своей самой
счастливой улыбкой «до ушей, хоть завязочки пришей», глаза сияли, ну честное слово,
как у ребенка, в руках он нервно мял кухонное полотенце.
- Привет! – Хэ неожиданно вскочил со своего места, бокалы покачнулись, и едва не
разбились, Донхэ успел поймать их на пути к полу. – Садись, - Хэ указал ножкой
бокала на стул. Я сел, и тут же хотел поинтересоваться, почему тарелка только одна,
но Донхэ, видимо, думая, что так и надо, с улыбкой протянул мне вилку.
- Эээ... – протянул я. – А... где моя порция?
- Как где?! – всполошился Донхэ. – Вот, - он пододвинул тарелку на сантиметр
ближе ко мне. – Наша порция, - чем-то это напомнило мне мультик «Леди и Бродяга»...
Ладно, они были собаки, но жрать с одной тарелки с человеком... Слава Богу, вилки у
нас в наличии, можно и потерпеть.
- Эээ... Донхэ-а, у тебя что, больше нет тарелок?!
Донхэ посмотрел на меня, как на врага народа. Обиженно. Выпятив нижнюю губку,
как он это всегда делал.
- Целый шкаф, - пробурчал недовольный Хэ, кивая головой в сторону сушилки.
- Ну так в чем причина? – я не хотел его добивать, просто... ну это же самый
простой вопрос, что тут такого? Для обычного человека, может, ничего «такого» и
нет, но ключевое слово здесь «обычный». И Хэ явно не подходит под это определение.
- Ну и ешь из своей тарелки, раз ты такой неромантичный! – Донхэ изобразил самого
что ни на есть реалистичного мыша «на крупу» и отвернулся.
- Хэ... Ну Хэ, я ведь...
- Ты противный! – буркнул он, еще крепче сжимая руки на груди.
- Я не противный, - попытался оправдаться я.
- Нет! Ты самый-самый противнющий!
- Ну... – я уже понял, чтобы разжалобить или успокоить его, надо просто делать
как он... И на удивление мне это приносит не меньшее удовольствие, чем ему. – Хэ? –
я набрал на вилку как можно больше спагетти и поднес к его лицу.
- М? – промычал он, кося глазами на вилку. Голодный он так долго не протянет,
ведь, насколько я знаю, он не ел ничего с утра, кроме кофе.
- Хэ, съешь ложечку за маму! – он медленно повернул голову, и моя вилка тут же
оказалась у самого его рта.
- Нет у меня никакой мамы, - недовольно процедил он, сглатывая подступившие
слюни. На щеках у него уже образовались синеватые прожилки, ужас, как он вообще
держится?!
- Тогда хоть за меня съешь, ты весь посинел! – не выдержал я. Он, может, жрать
хочет, как я не знаю кто, а я тут с ним играюсь... И вообще – искусство страшная
сила в то отношении, что мой художник сегодня и маковой росинки в рот не брал.
- Еще чего – за тебя есть!
- Ну... хоть просто так... – взмолился я. Он только нервно закатил глаза и,
кажется, не жуя проглотил макароны с вилки.
- Покорми меня, - Хэ вальяжно развалился на стуле.
- А... – наглость? А может, он действительно просто устал... Я захлопнулся и,
набрав на вилку побольше макарон, принялся кормить Донхэ, которому оставалось
только жевать и балдеть. Мне же досталась последняя вилочка.
- Ням, - Хэ утерся полотенцем и довольный откинулся на спинку стула. – Пошли
гулять?
- ЧЕГО? На ночь глядя?! – не очень-то мне хотелось вспоминать последние свои
попойки в компании Хичоля... Хичоль. Такое чувство, что я забыл о чем-то важном...
- Пойдем, покажу тебе город, - Хэ нарочито лениво поднялся со стула... глаза его
стали мечтательными-мечтательными... – Там столько классных мест! Ух! – он
крутанулся несколько раз вокруг себя.
- Да... представляю... – пробурчал я.
- Нет, нет, я покажу тебе такие места... такие... Закачаешься!
Да... один раз с Хичолем я уже закачался... что еле потом откачали... А от Хэ
можно ждать чего угодно...
- Может, не стоит... – промямлил я.
- Это будет... не то, о чем ты подумал, вот! – вывел Донхэ. – Ну пожаааалуйста! –
блики в его глазах задрожали, предвещая подступавшие слезы.
- Ммм...
- Молчанье – знак согласия, - просиял Донхэ, хватая меня за руку. – Пошли, я
наряжу тебя!
- ЭЭЭ! Не надо меня наряжать! – запротестовал я.
- Пошли, будет весело! – ему окончательно, как я понял, сорвало башню. Весь свой
скудный гардероб он вывалил прямо на ковер, ногами и руками разгребая кучу мятой
неопрятной одежды. По большей части это были свободные джинсы и старые рубашки с не
отстиравшимися пятнами краски. Через несколько минут бесстрашных поисков он всучил
мне единственные, наверно, чистые черные джинсы и белую в клеточку рубашку, тоже
чистую. – Вот, приведи себя в порядок, - ой, кто бы говорил, - пока я сам
оденусь... Ну, чего стоишь?! Ванная в твоем распоряжении!
Значит, как трахаться голым – пожалуйста, а как переодеваться при мне –
стесняемся. Я только пожал плечами и пошел в ванную. Его брюки оказались мне
немного тесноваты, но это мелочи. Рубашка села, как влитая. Я умыл заспанное лицо
ледяной водой и принялся с особым остервенением расчесывать свои свалявшиеся белые
колтуны на голове, пока, кажется, не выдрал себе все волосы. На расческе осталось
несколько противных пуков, зато волосы легли ровно и аккуратно. На полочке под
зеркалом я обнаружил черный карандаш для глаз. Раньше я никогда не пользовался
косметикой, она ведь для девчонок, впрочем, после знакомства с Хичолем все мои
моральные устои заметно пошатнулись. Я осторожно прикрыл один глаз и начал бережно
подводить его дрожащей рукой. Потом второй. Я посмотрел на себя в огромное зеркало.
Ну прям ягодка, а не парень...
- Конфетка! – воскликнул Хэ из-за спины. Я едва не описался от неожиданности,
когда он, резко подскочив ко мне, повис на моей шее, как обезьянка, мусоля влажными
губами... да он их блеском намазал!!! мою лилейную шейку. – А я? – Я кое-как
высвободился от его объятий и окинул взглядам его прикид. Темно-синие джинсы в
обтяг, видно буквально каждый изгиб, облегающая футболка с глубоким вырезом и что-
то вроде деревянных бус с амулетом на шее. От него пахло тонким изысканным
парфюмом.
- Потрясающий, - выдохнул я.
- Спасибо, спасибо, спасибо! – Хэ возрадовался, как ребенок, снова прыгая ко мне
на шею. – Пошли, мы сейчас все самое интересное профукаем!
Пребывая где-то в своем мире и изредка повякивая что-то невнятное, Хэ с
сияющей лыбой на все лицо вытащил меня из квартиры и дальше по лестнице, треща без
умолка про красоты ночного города и про свое вдохновение. Путь с тридцатого этажа
занял у нас чуть меньше часа, ибо через каждый этаж Хэ резко останавливался и
прилипал носом к огромному окну, восхищаясь то цветными окнами, то красными огнями
телебашен, то сине-фиолетовым небом, на котором виднелись первые летние звезды.
- Оно волшебное, правда?! – воскликнул он, в который раз прижимаясь лицом и
ладонями к окну.
- Кто?.. – переспросил я.
Наверное, мне никогда не понять его и не разгадать. Слишком разный,
слишком... он слишком счастливый, чтобы быть обычным человеком, как я или еще шесть
миллиардов... Во всем этом - в россыпи электрических лампочек и самом привычном для
нас небе - он видел нечто магическое и сверхъестественное. Что? Почему он такой?
Что он видит, когда смотрит? Что стоит у него перед глазами? Мне ужасно хотелось об
этом узнать, но разве он скажет? Разве можно вообще его об этом спросить?
- Они... – Донхэ кивнул головой в сторону неба. – ПОЙДЕМ СКОРЕЕ! – я едва успел
сообразить, что тащит он меня в обратном направлении – наверх. Добравшись до
последнего этажа, где оказался выход на крышу, Хэ спокойно откинул открытый люк и
вышел на бетонную площадку.
Ветер раскидал мои волосы в разные стороны, от холода все тело покрылось
мурашками, но я уже не думал об этом. Над моей головой расстилалось нечто огромное
и недосягаемое, но такое притягательное.
- Они мерцают... – прошептал Донхэ одними губами. Его взгляд был устремлен туда,
ввысь, но на что он там смотрел, увы, я не понимал. – Смотри... – прикосновение
горячих пальцев к моей застывшей руке. От такого контраста я вздрогнул. Хэ уже
крепко держал меня за руку.
 - Я... я не вижу, - признался я, опуская глаза.
- Все ты видишь, ХекДже-а, только не хочешь, - набычился он.
- Но если его там нет! – воскликнул я.
- А его – это кого? – спокойно спросил Донхэ.
- Ну... на что ты смотришь...
- Я смотрю на небо, ХекДже-а, это называется «небо», - хихикнул Донхэ. – Может,
таких вещей ты не понимаешь... пока... – грустно произнес он. – Но мы попробуем...
тебя научить! – он улыбнулся и еще крепче сжал мою руку. – Стоит начать с чего-
нибудь попроще... Пойдем в город? – он дернул меня к люку. И стоило из-за одной
минуты стояния здесь тащить меня по лестнице вверх, когда мы были уже на пути вниз?
Нет, я не смогу его понять...

До знакомых стеклянных дверей мы шли молча и не останавливались больше ни у

одного окна. Хэ словно погрузился в самого себя: взгляд стал сухим или даже пустым,
стеклянным, а движения резкими и порой неуклюжими – то спотыкался о ступеньку, то
не вписывался в косяк. И куда мы идем на ночь глядя? Хотя спать совсем не хочется,
не знаю, как ему. Вроде ни в одном глазу.
- Куда мы идем? – наконец спросил я. Ну нельзя же просто так шататься вдоль улиц.
- В ночной клуб, - ответил Хэ, не поднимая головы.
- КУДА?! – а предупредить нельзя было? Я вообще-то завтра утром в школу
собирался! И вообще, нет у меня особого желания шляться по подобным заведениям.
- Это не простой ночной клуб, - а что еще бывают золотые, по-твоему?
- Еще не хлеще – бордель! – выпалил я.
- Никакой это не бордель, а элитный клуб...
- Знаем мы ваши элитные...
- В таком ты точно не был, - подметил Хэ, как-то странно улыбаясь. Не нравится
мне ЭТА улыбка.
- И что же в нем такого особенного? – мне уже как-то страшновато стало.
- Увидишь... – заговорщически прошептал Донхэ.
- Может... не надо? – знаем мы все эти ваши «увидишь», «потом расскажу» и тому
подобное. Ничего хорошего, а уж тем более приятного, под такими словами
подразумевать не следует. Если, конечно, перед вами Ли Донхэ...
Он не отвечал. Просто молча шел вперед. С одной стороны, мне не хотелось
вновь его разочаровывать, с другой – надо было позаботиться о себе и своей
безопасности, мало ли куда он меня там тащит... Но опять же не хотелось, чтобы он
устроил истерику посреди улицы. Такое ощущение, что Я опекаю и забочусь о нем, а не
он обо мне... Хотя по документам должно быть именно так!
Вдалеке уже замерцали огни неоновых вывесок, тысяч фонарей и фар, но едва я
начал любоваться городским пейзажем, Донхэ резко свернул куда-то в очень не
привлекательную темную подворотню, утягивая, естественно, меня за собой.
- Эй-эй-эй! Ты куда?! – черные кирпичные стены давили на меня с обеих сторон, в
нос ударил знакомый запах отходов. Тошнотный рефлекс взял свое.
- Сюда, - передо мной распахнулась тяжелая железная дверь, Хэ небрежно втолкнул
меня в темноту коридора и захлопнул дверь за собой.
- Да здесь же глаз коли! Куда ты меня... – я не успел договорить, как меня чуть
не снесло с ног ударной волной, исходящей откуда-то... оттуда, где мы оказались.
Мне показалось, что я даже оглох от той самой волны бешеной музыки, что
обрушилась на меня в первые секунды. Я чувствовал его руку и больше ничего. Только
пятна перед глазами начали рассеиваться, как стало трудно дышать. Хэ, впившись
ногтями мне в ладонь, протискивал меня сквозь озверевшую толпу, от которой несло
потом и развратом. И только потом я понял, почему. Наконец я ощутил вокруг себя
немного свободного пространства, но меня тут же поволокли по лестнице куда-то на
второй этаж, где, как оказалось, для нас было уже все готово. Музыка грохотала где-
то внизу, более менее, чтобы можно было слышать собеседника или для начала хотя бы
чувствовать пространство. Это было что-то наподобие ложи, я точно не могу сказать,
накрытый стол с множеством таких блюд, которые я видел впервые в жизни, и
несколькими бутылками вина. За столом сидел мужчина в дорогом черном костюме (не
знаю, как я это определил, но неспроста же он тут сидит, значит, он либо хозяин
этого престранного заведения, либо уж точно какой-нибудь начальник), примерного
одного с Хэ возраста. Сразу же он мне не понравился, как, собственно, и вся эта
ситуация, в которой я сейчас находился. Его черные жирно подведенные глаза словно
метали молнии в каждого, кто посмеет в них посмотреть, может быть, красивые губы
были сжаты в тонкую линию. Лицо его не выражало ничего, кроме дикого холода.
Заметив нас, он резко встал так, что бокалы на столе дрогнули и зазвенели и подошел
прямо к Донхэ, вставая буквально вплотную к нему, и склоняясь к его уху. Я
напрягся, чтобы различить хотя бы слово из их короткого диалога, и понял, что речь
шла обо мне.
- Какой хорошенький, - парень в черном еще раз убийственно зыркнул на меня, но
теперь уже словно лапая глазами. – Раз уж, Донхэ-ши, ты, как оказалось, у нас
неимоверный собственник, то развлекайтесь, ребятки... прайс-лист принесет вам одна
из моих девочек, - на мгновение, черный глаз зажмурился в хитром подмигивании, и
этот странный, неприятный тип будто растворился во тьме и облаке сигаретного дыма.
- Что... что все это значит? – я заикался то ли от перегара, то ли от возмущения,
переполнявшего меня в тот момент.
- Это Ким Чонун, не смотри ему в глаза, иначе прожжет, а так вполне сносный
парень, - от этого заявления Донхэ я выпал в осадок. Сносный, говоришь? Да он меня
глазами лапать пытался!
- Что... за Ким Чонун? – спросило вслух мое юношеское любопытство.
- Мой одноклассник, ныне – владелец сети ночных клубов по всему Сеулу... Его
заведения пользуются невероятной популярностью, хотя и не совсем легальны... –
«прорекламировал» Донхэ, усаживаясь на мягкое кресло за столом. – Садись... – он
указал мне взглядом на место напротив, но я не мог сдвинуться с места.
- За... зачем... мы здесь?! – выпалил я свой главный наболевший вопрос.
- Просто так... – брови Хэ сдвинулись друг к другу, образовывая смешной домик. –
Тебе здесь не понравилось, - сказал он, печально глядя на меня. Конечно, мне здесь
не понравилось! Еще спрашивает...
- А... нельзя было просто так остаться дома, или хотя бы пойти в недорогой
ресторанчик, заказать там по бокалу и... или хотя бы в парк, считать звезды? Или
пройтись по магазинам в поисках ночных скидок?! Нельзя было... – разошелся я.
Я размахивал руками перед его лицом, а глаза начали увлажняться. Ли Донхэ, ты
жуткий эгоист и сумасшедший! Ты... Я кашлянул от наплыва дыма и, развернувшись,
пошел прочь, в темноту, сквозь полуобнаженную толпу, на воздух. Опять ушел я.
Убежал, как истеричная девчонка, оставив его одного. Не в первый раз. Я только что
высказал ему все, о чем думал нашим первым утром, любуясь его сонной улыбкой. Это
были мои смутные мечты и фантазии о звездах, прогулках по центру... Он всегда делал
так, как хочет, но если между нами что-то есть, а оно есть, не должны ли мы как-то
совместно решать, как проводить время? Знаю, веду себя, как недовольная и лишенная
половой жизни женушка, но ведь Хэ, он... Он хотел как лучше. Просто нужно
пытаться... Приложить немного усилий, ведь чувства они... зависят от нас.
Я не заметил, как сошел с тротуара на проезжую часть, и в сознание меня
привел лишь яркий свет фар и скрип шин. Авто остановилось в нескольких миллиметрах
от меня, а дальше послышался такой отборный мат, показавшийся мне смутно
знакомым... Я проморгался и посмотрел на обладателя столь пронзительного и
запоминающегося голоса. Черные волосы, уложенные в обычную, но довольно
замысловатую, прическу растрепались от возмущения, а щеки пылали ярче запрещающего
сигнала светофора. Такие бурные эмоции я видел только...
- ХИНИМ! – я бросился на бывшую когда-то родной шею, сразу ощущая запах дамских
духов, которыми он так любил поливаться в свое время.
- Господи, я тебя чуть не задавил, - строгий голос с нотками досады. Люблю его
театральность. Яркая личность. Запоминающаяся и так... Я так соскучился. Просто по-
человечески соскучился. Мы не виделись уже несколько месяцев, а тут вот так... Ему
пришлось подтащить меня к тротуару, чтобы кто-нибудь не задавил нас уже вместе, а
то по ночам мало ли кто лихачит... – Хекки, что ты делаешь на улице в такое время?!
– Хичоль всплеснул руками, когда волна «обнимашек» медленно отступила. – У ТЕБЯ
ГЛАЗА КРАСНЫЕ, ТЫ ЧТО, ПЛАЧЕШЬ?! – вспотевшие ладони обхватили мое лицо и вплотную
прижали к чужому носу. Я наморщился, как делал это раньше... Беспардонный Хиним...
Ведь люди могут подумать, чтобы целуемся... Это даже не из-за того, что он парень,
ведь у меня есть Донхэ... Был... до последнего момента. – Хекки, да ты весь
дрожишь!
Хичоль и раньше так трясся надо мной. Мне это приятно. Я был единственным
ребенком в семье, и мне часто не хватало того, что у меня не было старшего брата. А
Хи... стал таковым. Мы в каком-то смысле дополняли друг друга: когда он в стельку
напивался и вваливался в квартиру с оравой друзей, я выпроваживал их, а потом
отчитывал самого виновника «торжества», а он частенько журил меня по всяким
пустякам, как бы в отместку. Иногда доходило до смешного: мы оба накачивались
сожду, а с утра ругали друг друга, придумывали обидные прозвища, кидались подушками
или даже посудой... Я не думал ни о каких отношениях, странностях, вообще не было
никаких забот, кроме, конечно, смерти родителей, которую я пережил, благодаря
одному Хи. От воспоминаний слезы невольно хлынули из глаз, но, видимо, почувствовав
на плече мокроту, Хиним не без труда отлепил меня от себя и строго погрозил
пальцем, что не вызвало у меня ничего, кроме легкой улыбки:
- Только посмей испортить мою рубашку, и я оставлю тебя здесь на произвол судьбы,
усек?! – нахмурился Хи, тут же улыбаясь.
- Обязательно испорчу, - я шмыгнул носом. С Хи забываешь обо всех своих проблемах
– такая вот волшебная сила.
- Полезай в машину, горюшко мое, поедем домой баиньки, - Хичоль ласково потрепал
меня по и без того взъерошенным волосам.
- ХЕКДЖЕ?! – надрывающийся голос одернул меня, едва я успокоился. Мы с Хичолем
обернулись. На его лице вспыхнула такая гримаса ненависти, какую я у Хинима еще не
видел никогда, а ситуации у нас бывали разные... Опухшее от слез лицо, дрожащие
губы – все это, конечно, умиляло, заставляло душу чуть ли не наружу рваться и
трепетать, но... весь мир не сошелся на этом клином. Романтика, любовь – это лишь
часть его, которой иногда приходится жертвовать хотя бы ради собственного
достоинства, как бы эгоистично это с моей стороны не звучало.
- Донхэ... – в горле комом застряло имя стоящего передо мной парня, с лица
которого градом катился пот, смешивающийся со слезами последнего отчаяния и, в
некоторой степени, даже понимания того, что это все. Мы были знакомы всего три дня,
но уже этого хватило мне, чтобы разобраться в нем и разобраться в себе.
- ХекДже, прости меня за мое... – сдавленный, почти неслышный за шумом дороги
голос. Голос, перед которым я растаял бы, но в любой другой момент. Не сейчас.
- Я... я не могу, - ответил я, разворачиваясь к гудящей машине Хичоля, где он уже
сидел на водительском сидении и нервно барабанил пальцами по панели.
- По... почему? – прошептал Хэ одними губами. – Я... я ничего тебе не сделал! –
истинно детское восприятие ситуации. «За что, я ведь ничего не сделал». Ему словно
четырнадцать, а не двадцать семь.
- Потому что я прощу тебя сейчас, прощу еще раз, но уже больше не смогу, - я
сказал правду, чего там таить... Так происходило бы из раза в раз, когда он
поступал бы по-своему, хотя это касалось бы нас обоих. Может, даже и не специально,
но в силу своего характера, с которым, как я понял, ужиться я просто не смог бы.
С этими словами я развернулся и сел в машину, падая на переднее сидение рядом
с Хи и обессилено утыкаясь носом в его плечо.

========== Глава 7 (последняя). "Настоящая улыбка Ли Донхэ" ==========

Три года спустя

Так закончились эти три дня. Три дня, которые я до сих пор вспоминаю, скорее,
как самые сумасшедшие в своей жизни, но, в то же время, и самые счастливые. Я не
приехал к Донхэ забрать свои вещи, ни разу ему больше не позвонил, хотя знал о нем
едва ли не все: в последние месяцы почти все газеты и телеканалы пестрили заметками
и репортажами о «восходящей звезде современного изобразительного искусства» Ли
Донхэ. Хичоль кривился, слыша такие новости. Да, кстати, он поведал мне ту историю
о рисунках и портрете. И о той ночи. Донхэ и Хиним встречались, но когда Хи было
всего шестнадцать. Это было очередное увлечение молодого художника, по словам
Хичоля – просто поиски вдохновения. Это было всего лишь несколько совместных ночей,
несколько набросков, которые Хэ почему-то бережно хранил. Потерянная девственность,
реки слез и моральное опустошение – больше ничего эта связь Хичолю не принесла. Я
его искреннее жалел, хотя понимал, что он тоже чего-то недоговаривает. Хичоль по
натуре слишком ветреный, так что не один Донхэ был инициатором их разрыва. Свои
мысли об этом я предпочитаю хранить при себе, учитывая эмоциональность Хи. Да и
вообще все свои переживания. Когда по телевизору показывают его фотографии, я
невольно нажимаю стоп-кадр и долго смотрю на его спокойное, холодное лицо, почему-
то раньше оно не было таким... или это просто фотошоп? А потом приходит Хичоль,
качает головой, выплевывает несколько своих фирменных ругательств, а я молча
вглядываюсь в это изменившееся лицо: «лапки» в уголках глаз чуть пожелтевшая,
наверняка, от частого курения кожа, небрежно уложенные волосы, плотно сжатые губы.
Это не мой Ли Донхэ, если я еще вправе так его называть. Это совершенно другой
человек. Нет того блеска в глазах и живости, присущей настоящему Хэ. Хочется
думать, что это просто двойник, а настоящий Донхэ сейчас сидит в своей домашней
студии в перепачканной белой рубашке и широченных, явно великих ему джинсах, по
локоть в краске и с блаженной улыбкой на лице, которую я видел, когда он работал.
Все чаще я ловлю себя на мысли, что сожалею о сказанном в тот вечер. Любой
другой бы уже забыл и радовался жизни, а я... Кажется, что я врал даже самому себе,
когда сказал «не смогу». Мы бы вместе преодолели любые неурядицы, решили бы любые
конфликты, я уверен, что Хэ понял бы меня. А я простил его. За что прощать-то? За
необдуманный поступок? За какую-то глупость. Может, если бы мы подольше были
вместе... Слишком часто я говорю в условном наклонении. Я любил мечтать, и что из
этого вышло? «Бы, бы, бы»... Могло бы быть, что угодно, поступи я иначе. Но разве
не говорят, что сделанного не воротишь? Да, кажется, так. Путешествовать во времени
тоже еще не научились. Тогда возможно попытаться исправить свои ошибки в
настоящем...

Постепенно я стал как-то отходить от этих мыслей. Они оказались лишними

просто в жизни. Университет. Почему я поступил на факультет искусств? (А я туда
все-таки поступил) Не знаю, просто я метался между юридическим и факультетом
искусств, а тут открылась новая выставка современных художников, куда меня припер
Хи, видите ли, он заделался любовником местного художника-портретиста. Честно
говоря, увидев на этой выставке его работы, я сплошь и рядом краснел. Хичоль,
конечно, хорошая модель, но не до такой же степени... Хотя обнаженная натура этому
парню действительно удалась. Хиним у нас теперь рыжий-бесстыжий, так что... Увидев
на нескольких картинах свою рыжую бестию в не очень-то потребном виде, я залился
краской, а многие ценители искусства, пришедшие на выставку, естественно, узнали
его, как не узнать копну таких рыжих волос? Мы долго ходили от картины к картине, а
Хичоль сиял, словно ему подарили дом на Мальдивах, о котором он так мечтал чуть ли
не с самого детства. Пока Хиним купался в лучах своей пятиминутной славы, на него
напала кучка журналистов, чему он оказался несказанно рад. На Хи градом посыпались
яркие вспышки, чем я и воспользовался, отойдя в самый дальний угол выставочного
зала, где не было ни души. Дышать сразу стало гораздо легче, тут и окно было
открыто. Вокруг висело несколько картин, на которые я сперва даже не обратил
внимания, а потом просто начал рассматривать от нечего делать. Некоторые показались
мне слишком мрачными, на них были изображены то могильные кресты, то пустая постель
с белыми шелковыми простынями и яркими кровавыми пятнами посередине. Мой взгляд
поплыл дальше, но больше всего внимание привлекла одна картина, одиноко висевшая в
углу зала – единственное светлое пятно. Если присмотреться, на ней была изображена
чашка кофе с пенкой... Ммм... Я подошел к картине, и бросил взгляд на маленькую
табличку внизу с именем автора и названием. «Ли Донхэ. «Завтрак в постель». 2010
г.».
- Интересная картина, но лишь тогда она обретает смысл, когда рядом с ней ее
истинный обладатель, - спокойный разменный голос вызывал череду мурашек по спине.
От страха и неожиданности все тело затрясло мелкой дрожью, а на лбу проступил
ледяной пот. Я боялся обернуться, да что, даже пошевелиться. Неужели... – Может...
вам чаю налить, а то вы как-то раскисли, - добродушие. Все что было в нем всегда и
не менялось. Единственная его черта, которая не была подвержена его изменчивому
характеру и всевозможным закидонам.
Он протянул мне маленькую фарфоровую чашечку на блюдечке, от горячего напитка
приятно пахло клубникой. Я окунулся в самые яркие воспоминания, прокручивая в
голове одно за одним: громадная связка ключей, нет, скорее брелоков, глупая, как
мне показалось, улыбка, зеленые пятна на ковре, беспорядок в доме, чай в сахаре,
детская неуклюжесть и искренняя доброта настоящего Донхэ. Я медленно обернулся, он
все еще протягивал мне чашку, глядя в свое отражение в чаю. Я неуверенно протянул
руку.
- Я... я не думал, вы не любите клубничный? – вдруг всполошился он, его рука
дрогнула и чашка разлетелась на тысячу мелких кусочков, встретившись с полом. – Ай,
черт, простите, я... – Донхэ присел на корточки и стал судорожно собирать осколки.
Внутри него словно что-то щелкнуло и он поднял голову. Я не мог не смотреть на
него. В эти по-детски виноватые глаза и слегка приоткрытый рот.
- Люблю... – проговорил я одними губами.
- Тогда, может... – он встал, отряхивая руки от пыли. – Тут есть кафешка... за
углом... – впалые щеки засветились румянцем, а в глазах промелькнула надежда. - Мы
бы могли поговорить... там, - он слишком мило заикался.
Но нам не о чем говорить. Я скажу ему «прости» и здесь. И без чая. Просто так
возьму за руку, почувствую тепло его пальцем и скажу:
- Прости.
Я несколько секунд перебирал его пальцы, на которых чувствовались мозоли от
кистей, а потом... Это был простой целомудренный поцелуй без намеков на язык или
нечто подобное. Донхэ приподнялся на цыпочки, чтобы дотянуться до меня. Как в
первый раз. Интересно, он тоже почувствовал себя юным пятнадцатилетним мальчиком?
Судя по цвету лица – да. Он держал меня за руки и не отпускал. Не отпускал, и в то
же время весь трясся, как неопытная школьница. Но держался молодцом. Его руки в
моих немного ослабли, я ощутил, как наши губы разлучаются, а он, подарив мне
последнее, самое сладкое прикосновение, устроил голову у меня на плече, прикрыв
глаза. Во рту у меня все еще чувствовался привкус клубники. Боже, как вкусно...
- Я знаю, что любишь... – запоздало ответил он.
- Что? – не понял я.
- Клубничный чай, - пояснил Хэ, потираясь щекой о ткань моего свитера.
- Глупенький, - сказал я тридцатилетнему дяденьке, неуклюже пытаясь коснуться
губами его виска, но, как назло, в рот мне полезли только жестковатые волосы, опять
же немного навязчиво пахнущие клубникой. Донхэ поежился и сплел свои пальцы с моими
в «замок» на каждой руке. Я посмотрел в окно, где в стекле отражалось его лицо,
такое спокойное и... такое совсем нисколечко не изменившееся... Доброе, юное,
искрящееся легкой улыбкой одним краешком рта.
Возможно, это расставание пошло на пользу нам обоим. Мне - чтобы понять, как
сильно я люблю его. Ему – чтобы понять, как важно ценить чувства других, но в
первую очередь свои. Думать о них. Разбираться в них. Понимать самого себя.
Каждое утро я разлепляю глаза и смотрю, как он, прислонившись спиной к
подушке, рисует что-нибудь, время от времени поглядывая то на меня, то в окно,
запивая свои мысли клубничным чаем или кофе «Ирландские сливки». Смотря что он
рисует. Если я чувствую запах чая, то это наброски к моему портрету, который, еще
пока незаконченный, стоит в его студии, и тогда Хэ лучше не мешать, а то получишь
подушкой по макушке, если же кофе, это какие-нибудь легкие зарисовки – цветы,
фрукты, за появлением на бумаге которых я с удовольствием наблюдаю сонными глазами,
а Хэ улыбается той единственной настоящей улыбкой Ли Донхэ, моего немного
легкомысленного и яркого художника.