Язык и Мышление 2021

ISSN 2071-9639
МИНИСТЕРСТВО НАУКИ И ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ РФ

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ ЯЗЫКОЗНАНИЯ РАН
ТАМБОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ИМЕНИ Г.Р. ДЕРЖАВИНА
НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ
УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ Н.А. ДОБРОЛЮБОВА
РОССИЙСКАЯ АССОЦИАЦИЯ ЛИНГВИСТОВ-КОГНИТОЛОГОВ
КОГНИТИВНЫЕ
ИССЛЕДОВАНИЯ ЯЗЫКА
Выпуск № 3 (46)
ЯЗЫК И МЫШЛЕНИЕ
В ЭПОХУ ГЛОБАЛЬНЫХ ПЕРЕМЕН
Материалы Международной научной конференции
по когнитивной лингвистике
2–4 июня 2021 года
Москва – Тамбов – Нижний Новгород

2021
УДК 81’33 Серия включена в Перечень рецензируемых научных изданий, рекомендован-
ББК 81.1 ных ВАК Министерства науки и высшего образования РФ для публикации
К57 результатов диссертаций.
Зарегистрирована Федеральной службой по надзору в сфере связи, информаци-
онных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор), свидетельство о
регистрации ПИ № ФС77-52638 от 25 января 2013 г.
Редакционный совет:
Болдырев Н.Н., доктор филологических наук, профессор (гл. редактор);
Иванов А.В., доктор филологических наук, профессор (отв. редактор выпуска);
Демьянков В.З., доктор филологических наук, профессор;
Новодранова В.Ф., доктор филологических наук, профессор;
Бабина Л В., доктор филологических наук, профессор;
Виноградова С.Г., доктор филологических наук;
Панасенко Л.А., доктор филологических наук;
Шарандин А.Л., доктор филологических наук, профессор;
Златев И., доктор филологии, профессор (Лунд, Швеция);
Талми Л., доктор филологии, профессор (Буффало, США);
Дзюба Е.В., доктор филологических наук (отв. секретарь выпуска);
Козлова Е.А., кандидат филологических наук (отв. секретарь)
Когнитивные исследования языка / гл. ред. Н.Н. Болдырев ; М-во науки и

К57 высш. обр. РФ ; Рос. акад. наук, Ин-т языкознания РАН ; Тамб. гос. ун-т им. Г.Р. Дер-
жавина ; Рос. ассоц. лингвистов-когнитологов. – Москва : Ин-т языкознания РАН ;
Тамбов : Издательский дом ТГУ им. Г.Р. Державина, 2008.
ISBN 978-5-89016-442-1
Вып. № 3 (46): Язык и мышление в эпоху глобальных перемен : материалы Между-
народной научной конференции по когнитивной лингвистике. 2–4 июня 2021 г. / отв.
ред. вып. А.В. Иванов. – Москва : ФЛИНТА, 2021. – 960 с.
ISBN 978-5-9765-4606-6
В этом выпуске периодического издания «Когнитивные исследования языка» представ-
лены материалы Международной научной конференции по когнитивной лингвистике,
в которых освещаются теоретические и методологические проблемы изучения языка и
сознания в междисциплинарной парадигме исследований, проблемы когнитивного модели-
рования, вербальных форматов знания, концептуализации и категоризации мира в языке,
когнитивные аспекты текста и дискурса, проблемы метаязыка науки и терминологии с
когнитивных позиций, проблемы когнитивной прагматики, когнитивной этно-, социо- и
психолингвистики, когнитивного переводоведения, взаимодействие языка и культуры.
Издание адресовано филологам, специалистам в области гуманитарного знания и
смежных областей, а также всем, кто интересуется проблемами соотношения языка,
мышления и действительности.
УДК 81’33
ББК 81.1
ISBN 978-5-9765-4606-6 (Вып. № 3 (46)) © Коллектив авторов, 2021
ISBN 978-5-89016-442-1 © ФГБОУ ВО «Тамбовский государственный университет
имени Г.Р. Державина», 2021
© ФГБОУ ВО «Нижегородский государственный лингви-
стический университет имени Н.А. Добролюбова», 2021
© Российская ассоциация лингвистов-когнитологов, 2021
© Издательство «ФЛИНТА», 2021
ISSN 2071-9639
MINISTRY OF SCIENCE AND HIGHER EDUCATION

OF THE RUSSIAN FEDERATION
RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES
INSTITUTE OF LINGUISTICS OF RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES
TAMBOV STATE UNIVERSITY NAMED AFTER G.R. DERZHAVIN
NIZHNY NOVGOROD STATE LINGUISTICS UNIVERSITY
THE RUSSIAN COGNITIVE LINGUISTS ASSOCIATION
COGNITIVE STUDIES
OF LANGUAGE
Volume 3 (46)
LANGUAGE AND THINKING

IN THE AGE OF GLOBAL CHANGES
Papers of the International Conference on Cognitive Linguistics

June 2–4, 2021
Moscow – Tambov – Nizhny Novgorod

2021
The publication is included in the List of publications recommended by Higher Assessment Board
of Ministry of Science and Higher Education of the Russian Federation for publishing the results
of candidate and doctoral dissertations.
Registered by the Federal Service for Supervision in the Sphere of Communication,
Information Technologies and Mass Comminications (Roscomnadzor),
Certificate of Registration PI No. FS77-52638.
Editorial Board:
Boldyrev N.N., Doctor of Philology, Professor (editor-in-chief);
Ivanov A.V., Doctor of Philology, Professor (volume editor-in-chief);
Demyankov V.Z., Doctor of Philology, Professor;
Novodranova V.F., Doctor of Philology, Professor;
Babina L.V., Doctor of Philology, Professor;
Vinogradova S.G., Doctor of Philology;
Panasenko L.А., Doctor of Philology;
Sharandin А.L., Doctor of Philology, Professor;
Zlatev J., Doctor of Philology, Professor (Lund, Sweden);
Talmy L., Doctor of Philology, Professor (Buffalo, USA);
Dzyuba E.V., Doctor of Philology (volume executive secretary);
Kozlova E.A., Candidate of Philology, Associate Professor (executive secretary)
Cognitive studies of language / editor-in-chief N.N. Boldyrev ; Ministry of Science and Higher
Education of the Russian Federation, Russian Academy of Sciences, Institute of Linguistics of
Russian Academy of Sciences, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, The Russian
Cognitive Linguistics Association. – Moscow : Institute of Linguistics of Russian Academy of
Sciences ; Tambov : Publishing House of TSU named after G.R. Derzhavin, 2008.
ISBN 978-5-89016-442-1
Vol. 3 (46): Language and Thinking in the Age of Global Changes : Papers of the International
Conference on Cognitive Linguistics. June 2–4, 2021 / volume editor-in-chief A.V. Ivanov. –
Moscow : Flinta Publishers, 2021. – 960 p.
ISBN 978-5-9765-4606-6
The issue of the “Cognitive Studies of Language” presents the materials of the International
Conference on Cognitive Linguistics. The collected papers cover theoretical and methodological
problems of studying language and cognition within the interdisciplinary framework, problems of
cognitive modelling, verbal formats of knowledge, world conceptualization and categorization in
language, cognitive aspects of text and discourse, problems of scientific metalanguage and terminology,
cognitive pragmatics, cognitive ethno-, socio- and psycholinguistics, cognitive translation studies,
interrelations of language and culture.
This collection of papers will be welcomed by university scholars, linguists and all specialists
who are interested in language, cognition and reality interface.
ISBN 978-5-9765-4606-6 (Vol. 3 (46)) © Authors of the articles, 2021

ISBN 978-5-89016-442-1 © FSBEIHE «Tambov State University named after G.R.
Derzhavin», 2021
© Nizhny Novgorod State Linguistics University, 2021
© The Russian Cognitive Linguists Association, 2021
© FLINTA Publishers, 2021
Содержание
СОДЕРЖАНИЕ
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ
ПРОБЛЕМЫ КОГНИТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКИ
Бабенко Л.Г., Степанова А.Н. Парадокс как способ познания мира и выражения новых
знаний о нем (на материале поэтического подкорпуса Национального корпуса русского
языка) ................................................................................................................................................ 22
Болдырев Н.Н. Взаимодействие первичных и вторичных структур в языковой
картине мира как фактор ее динамики........................................................................................... 26
Голубева Н.А. Вторичная оценка как лингвистическая категория .............................................. 31
Grigoryeva V.S. Vom Verstehen zur Überzeugung ........................................................................... 34
Заботкина В.И. Когнитивные механизмы перевода .................................................................... 40
Ikonnikova O.N. On the issue of methodology of cognitive studies of Salish languages
in areal diachronic typological perspective ........................................................................................ 44
Клепикова Т.А. Эпистемическая провокация и эпистемическая бдительность:
дискурсивная практика эпохи пост-правды .................................................................................. 47
Кобенко Ю.В. Язык и мышление в эпоху постструктурализма: популярные мифы ................ 53
Колесов И.Ю. Языковые структуры как предмет грамматики конструкций ............................. 57
Краева И.А. Соотношение категории градуальности со смежными категориями .................... 60
Лукошус О.Г. Использование возможностей search engines при описании семантики слова .. 64
Магировская О.В. Жестовый язык: проблемы статуса, организации и региональной
вариативности .................................................................................................................................. 67
Майорова О.А. Концепт в аспекте теории концептуальной деривации ..................................... 71
Никонова Ж.В. Иллокутивные знания в когнитивном аспекте ................................................... 73
Панасенко Л.А. Функциональный формат интерпретирующего потенциала лексики
(на материале английского языка).................................................................................................. 78
Песина С.А. Когнитивная инвариантная модель репрезентации структуры
многозначного слова........................................................................................................................ 81
Сулейманова О.А., Фомина М.А. Категория оценки в идеализированной модели мира .......... 85
Цзинь Т. Полисемия: путь к познанию естественного интеллекта ............................................. 88
Черкасова А.А. К вопросу о метафоризации как механизме познания ...................................... 92
Шкуран О.В. Концепт ВЕНЕЦ: дискурсивное исследование ...................................................... 96
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ И КАТЕГОРИЗАЦИЯ РЕАЛИЙ

МЕНЯЮЩЕГОСЯ МИРА В ЯЗЫКЕ
Акимова О.А. Апеллятивация прагмонимов как элемент отражения когнитивно-

коммуникативной деятельности человека................................................................................... 100
Антонова Е.Н. Поликультурная полярность добра и зла в паремиологическом
субдискурсе .................................................................................................................................... 103
Ару Адем. Когнитивная модель ситуации «дружба» и ее языковое воплощение
в современной русской речи ......................................................................................................... 106
Бабина Л.В. Концептуализация размера в сложных зоонимах: когнитивные механизмы
и модели .......................................................................................................................................... 110
Быкова О.И. Интерпретирующий потенциал оценочной категории реалий
в социокультурном контексте ....................................................................................................... 114
Верещагина А.В. Вербализация множественных языковых картин мира греческих
авторов (на материале лексики, образованной от цветообозначений «белое / черное») ........ 117
5
Воронина Т.М. Механизмы и динамика косвенной номинации речевого воздействия
в русском языке .............................................................................................................................. 120
Гасымова Г.М. Концепт РОДИНА в языковом сознании турецких мигрантов второго
поколения во Франции .................................................................................................................. 124
Гоу Яньминь. Отражение концептуальной дихотомии «счастье – несчастье» в русских
и китайских приметах .................................................................................................................... 127
Гусева О.А., Попова Е.А. Не смешно! .......................................................................................... 131
Дудорова М.В. Концептуализация волосяного покрова живого существа в синонимико-
антонимических комплексах ........................................................................................................ 134
Енина А.Д. Особенности концептуализации и метафорической синтаксической
репрезентации отношения quality of an object ............................................................................. 137
Иванова С.В. Языковое сознание учащихся и учебник: интеграция и дезинтеграция
ментальных пространств ............................................................................................................... 140
Иванова Т.К. Тенденции использования феминитивов в медиадискурсе:
русский и английский языки в аспекте перевода ....................................................................... 144
Казакова Е.В. Социокультурная обусловленность французских новообразований
2020 года ......................................................................................................................................... 147
Калинина Л.В. Актуальная лексика 2020 года в свете семантики неуловимого ..................... 150
Касимова Д.И. Нейрофизиологические основания концептуализации с позиции
когнитивной лингвистики ............................................................................................................. 154
Кузнецова Е.А. Признаки двухмерности и трехмерности в концептуализации
пространственных ситуаций (на примере локативных конструкций с предлогами
в английском и русском языках) .................................................................................................. 157
Купцов А.Е., Милосердова Е.Е. Кельтские топонимические концепты
как составляющие топонимической системы Испании ............................................................. 161
Кшеновская У.Л. Когнитивно-коммуникативный аспект лингвокреативности
(на примере англоязычного массмедийного дискурса).............................................................. 164
Левицкий А.Э., Никульшина Т.Н. Цвет «серый»: проблема категоризации и вербализации
(на материале русского и английского сказочных дискурсов) .................................................. 168
Ломакина О.В. Концептуализация общечеловеческих ценностей в пословицах
(на материале русского, узбекского и таджикского языков) ..................................................... 172
Лось А.Л. Универсальные и культурно-специфические смыслы, связанные с внутренним
миром человека, сквозь призму перцептивных характеристик................................................. 176
Манерко Л.А. «Каскад» метафор и мультимодальная метафора в научном дискурсе ............ 179
Мухина И.К. Противопоставленные когнитивные признаки в когнитивно-
пропозициональных структурах ................................................................................................... 184
Налдеева Л.Е. Создание английских двухкомпонентных зоонимов
по пропозициональным когнитивным моделям ......................................................................... 188
Никитина В.В. Когнитивная интерпретация синтаксических моделей типа
«X shudders to V»............................................................................................................................ 191
Никонова Ж.В., Салаев П.В. Ценностные доминанты концепта СЧАСТЬЕ
в современном русском языке ...................................................................................................... 195
Нильсен Е.А., Малышева Е.А. Отражение концепта HAPPINESS в паремиологическом
фонде английского языка .............................................................................................................. 198
Новикова В.П. Медиаконцепт ГИГ-ЭКОНОМИКА как ключ к пониманию нового
экономического ландшафта .......................................................................................................... 202
Оспанова Ж.Т. Метафорическое переосмысление категории «эмоция»
в рамках концепта ПОЛОЖЕНИЕ В ПРОСТРАНСТВЕ ........................................................... 206
Петрова И.М. Концептуализация значения биномов, состоящих из существительных
с семантикой время, в русском и английском языках ................................................................ 209
Петрова Н.Е. Концептуализация знания перцептивной лексикой полей «видеть»
и «слышать».................................................................................................................................... 213
Полянчук О.Б. Композиционные особенности стилистически маркированных
производных слов (на материале французского языка) ............................................................. 216
6
Померанцева Т.П. Когнитивные механизмы концептуальной метафоризации лексемы
«человек» в современном русском языке .................................................................................... 220
Попова Н.С. Образное языковое представление ментальной единицы «время»
как одной из реалий меняющегося мира ..................................................................................... 224
Рахманкулова С.Е. Концептуальная метафора: лингводидактический аспект ........................ 228
Рыжкина Е.В. Переоценка ценностей в зеркале лексико-семантических инноваций
в современном английском языке: опыт корпусного исследования ......................................... 231
Сафина М.Р. Механизмы языковой репрезентации ситуации падения
(на материале английского языка)................................................................................................ 235
Сергеева Е.П. «Sprichst du coronisch?»: немецкий язык в условиях пандемии Ковид-19....... 238
Сироткина Т.А. Концепт ЮГРА: опыт моделирования ............................................................ 242
Слаутина М.В. Синонимико-антонимическая парадигма «здоровье – болезнь»
в русском языке .............................................................................................................................. 246
Стефанович М.В. К вопросу о соотносительных и различительных признаках
категории, концепта и концептосферы ........................................................................................ 249
Струзик А.А. Концептуализация информации о пользователе в социально-
информационном приложении Instagram .................................................................................... 254
Сурмятова Ю.В. Симболарий цветового фразеологического корпуса немецкого языка ...... 257
Суханова А.С. Развитие концепта ENVIRONMENT в экологическом дискурсе..................... 260
Сюй Лили. Этимологический анализ концептов УПОРСТВО и УПРЯМСТВО
в русском языке .............................................................................................................................. 263
Турбина О.А. Языковое представление пространства по оси лица: концептуализация
и категоризация .............................................................................................................................. 267
Федяева Е.В. Научное знание как источник количественной интерпретации качества
в языке ............................................................................................................................................. 270
Финская Т.Е. Роль событий-аттракторов в создании концептосферы французского
медиадискурса ................................................................................................................................ 274
Фурс Л.А., Финаева Е.А. Когнитивный подход к анализу воспитательной деятельности
с учетом характеристик концепта UPBRINGING в современном английском языке ............ 277
Хомякова Е.Г. Интерпретация концепта RUSSIAN ARTIST в англоязычном тексте............. 281
Шемаева Е.В. Когнитивная метонимическая модель лексикализации «содержимое –
вместилище (контейнер)» в английском и русском языках ...................................................... 284
Шершукова О.А. Концептуализация невидимого в языке: обозначение микроорганизмов .. 288
Юздова Л.П., Безногова Т.Г. Неологизмы как отражение реалий меняющегося мира
в языке ............................................................................................................................................. 291
Янь Кай. Категоризация концепта УДИВЛЕНИЕ в русском языковом сознании:
психолингвистический аспект ...................................................................................................... 294
КОГНИТИВНО-ДИСКУРСИВНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
В ЗЕРКАЛЕ ГЛОБАЛЬНЫХ ПЕРЕМЕН
Баженова Я.Г. Манипулятивные речевые стратегии в диалогической коммуникации

на русском языке: когнитивно-дискурсивный аспект ................................................................ 300
Мамонова Н.В. Англицизмы в молодежном медиадискурсе Челябинской области............... 304
Постерняк К.П. Трансформация оценочной составляющей образа-концепта РОССИЯ
в британском медиадискурсе ХХ – ХХI вв. ................................................................................ 307
Сидорова Т.А., Болгова Н.С. Производные от имен собственных как смыслоформы
политического дискурса ................................................................................................................ 310
Скрынникова И.В. Спорные метафоры российского патриотизма ........................................... 314
Хомутова Т.Н. Структура дискурса: интегральный подход ..................................................... 318
Шелепова Н.В. Мифологические репрезентации и формы их объективации
в современном английском языке ................................................................................................ 321
Янченко Я.М. РАСИЗМ как один из опорных концептов хип-хоп дискурса ........................... 325
7
КОГНИТИВНАЯ ЛИНГВИСТИКА И МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
Бухарова А.А. Интерпретация значения трехкомпонентной лексико-грамматической

конструкции XYZ с прецедентными номинациями ................................................................... 329
Ван Тяньцзяо. Модели концептуальной метафоризации концептов ДОБРО и ЗЛО
в русской фразеологии .................................................................................................................. 332
Денисова Н.В. Концептуальное искусство как способ консолидации коллективной
памяти ............................................................................................................................................. 335
Зимарева О.Л. Конфигурация признаков в ментальном лексиконе ......................................... 339
Измаилян Д.Б. Методологические возможности когнитивно-корпусного подхода
к реконструкции фреймов в массмедиа-дискурсе ...................................................................... 342
Коканова Е.С., Пак Н.С. Когнитивный подход в исследовании постредактирования
машинного перевода ...................................................................................................................... 346
Колмогорова А.В. Когнитивные стратегии оценки эмоции в тексте ........................................ 351
Комкова Н.И. Концепт СМЕРТЬ в прозе Б.В. Шергина: особенности репрезентации .......... 354
Коновалова А.А., Петрова Т.Е. и др. Оценка рекламных плакатов подростками
и взрослыми: психолингвистическое исследование на материале русского языка ................ 358
Костина Н.Н., Зеркина Н.Н. Аббревиатурные единицы и когнитивнo-семантический
анализ .............................................................................................................................................. 363
Кохан Н.А., Рахманкулова С.Е. Синтаксическая типология в аспекте когнитивной
лингвистики и лингводидактики .................................................................................................. 366
Коцюбинская Л.В. Междисциплинарный подход в исследовании современного
информационного противоборства .............................................................................................. 369
Кочетова М.Г. Условия формирования и развития когнитивных способностей,
или что хочет знать HR-специалист ............................................................................................. 373
Кошкарова Н.Н., Солопова О.А. Лингвоаксиологический вектор исследования
топонимической системы Южного Урала ................................................................................... 377
Кремнева А.В., Головина Т.А. О взаимодействии вербального и визуального кодов
в художественном тексте (на примере сказки Л. Кэрролла «Alice’s Adventures
in Wonderland») .............................................................................................................................. 380
Москвина Ю.А. Коммуникативные стратегии и речевые тактики протестантского
дискурса .......................................................................................................................................... 384
Нелюбова Н.Ю. Аксиологические концептосферы французов и русских: из опыта
анализа паремиологических словарей ......................................................................................... 387
Павлова Д.С. Образы российских городов в языковом сознании школьников ....................... 391
Пахомов Л.В. Опыт моделирования области-мишени метафоры как способ вербализации
цели дискурса ................................................................................................................................. 395
Петрова Е.В. Лингвистический контекст как механизм формирования прецедентности ..... 398
Позднякова Е.М., Суворина Е.В. Корпусный анализ языковых репрезентаций
когнитивных изменений в сознании человека под влиянием пандемии Covid-19 .................. 402
Серова И.Г. Междисциплинарность как неизбежность: конструирование гендера
в европейском дискурсе гуманитарных и естественных наук................................................... 405
Топорова В.М., Корнева Е.В. Когнитивная метафора в контексте реалий
меняющегося мира ......................................................................................................................... 412
Хвесько Т.В., Басуева Н.Ю. Концепт как проявление культурных несовпадений .................. 414
Яременко В.И., Сулейманова О.А. Научная статья как средство реализации когнитивного
подхода при обучении иностранному языку магистрантов технического вуза ...................... 418
КОГНИТИВНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ТЕКСТА И РАЗНЫХ ТИПОВ ДИСКУРСА
Байко В.А., Некрасова М.Ю. Роль концептуальной метафоры «война – это игра»
в британском публичном дискурсе Крымской войны................................................................ 423
Беляева С.В., Кирколуп О.В. Модели интерпретации медиасобытия пользователями
сети Интернет (на примере издания «Libération») ...................................................................... 426
8
Беляева Е.И., Синеокова Т.Н. Сложноподчиненные предложения с придаточными
изъяснительными и времени при воспроизведении текстов на L1 и L2 .................................. 430
Берзина Г.П. Виды информации, актуализируемые в военном дискурсе ................................ 433
Беспалова Е.В. Ландшафтные концепты в Интернет-дискурсе: формирование
экологического сознания ............................................................................................................... 437
Богданова-Бегларян Н.В. О ксенопоказателях в русском языке / речи:
лексикографическая традиция и современные процессы .......................................................... 440
Болсуновская Л.М. Когнитивно-лингвистические и социокультурные аспекты
англоязычного инженерного дискурса ........................................................................................ 444
Борботько Л.А. Авторская идентичность в кинорецензии: лингвокогнитивный аспект ....... 448
Бурменкова Ю.А. Когнитивные метафоры с компонентом «братство» в современном
русском языке ................................................................................................................................. 451
Валуйская О.Р. Однозначность и неоднозначность интерпретации текстов массово-
информационного дискуса ............................................................................................................ 454
Вашунина И.В., Ильина В.А. Возможности корректировки смыслового восприятия
текста путем его креолизации ....................................................................................................... 457
Водяницкая А.А. Лингвоаксиологические аспекты академического дискурса:
потенциал цифровых технологий ................................................................................................. 461
Воейкова А.А., Балабас Н.Н., Борисова И.В. Когнитивные аспекты экспрессивного
синтаксиса в романе Э. Гилберт «Ешь, молись, люби» ............................................................. 464
Воронцова Г.Н. Концептуальная дихотомия «добро – зло» в тувинских народных
сказках ............................................................................................................................................. 467
Воронцова Ю.А. Интерпретация концепта ПРАВОНАРУШИТЕЛЬ в публицистическом
дискурсе .......................................................................................................................................... 471
Гришаева Л.И. Факторы, обусловливающие варьирование текста в коммуникации ............. 474
Гудкова К.В. Когнитивные основы выбора языковых единиц в юридическом дискурсе
(на материале речей защиты и обвинения в уголовном судопроизводстве) ............................ 478
Гэвин П.И. Стилистическое выражение фигуро-фоновых отношений в художественных
репрезентациях картин (на материале романов Д. Рубиной и М. Этвуд) ................................ 482
Дубровская О.Г. Возрастные аспекты интерпретации ............................................................... 486
Егорова В.Н. О некоторых средствах интенсификации при реализации иллокутивной
функции в современном немецком языке ................................................................................... 489
Заболотнева О.Л. Интертекстуальные включения в университетских романах .................... 491
Иванова Е.А. Идеологема «западные ценности» как инструмент манипулирования
общественным сознанием в американском медиадискурсе ...................................................... 495
Ильин М.И. Диалог народа и власти в Twitter и Facebook ......................................................... 499
Исаева С.Н. Кинетические особенности реализации уклончивых речевых актов
в теледискурсе ................................................................................................................................ 503
Калинин О.И. Метафорические модели репрезентации эпидемии коронавируса
в китайских СМИ ........................................................................................................................... 507
Катермина В.В. Неологизмы дискурса моды в английском языке: когнитивный аспект ..... 511
Киосе М.И. Лингвокреативность и диахронические модификации дискурса детской
прозы 1930 – 2020 годов: лингвокогнитивные новации дискурса ............................................ 515
Клейменова В.Ю. Категоризация фикционального социума в фэнтези ................................... 519
Кожухова И.В. «Говорят, что из Китая идет смертельный вирус»:
лингвопрагматический анализ комментариев ............................................................................. 523
Козлова Л.А. Онтологическая метафора и способы ее репрезентации в художественном
тексте ............................................................................................................................................... 526
Кострова О.А. Концепт КАУЗАЛЬНОСТЬ и его когнитивно-прагматическое членение
в романе «Faserland» ...................................................................................................................... 529
Крижановская Е.М. Анализ индивидуального стиля политического журналиста
как подход к изучению языковой личности ................................................................................ 533
Кун Ч. Об «осторожных стратегиях» прочтения трудных слов (на материале русской
речи носителей китайского языка) ............................................................................................... 537
9
Курочкина М.А., Кушнерук С.Л. Когнитивно-семантический анализ контекстов
с лексемой «climate» в экологическом дискурсе ........................................................................ 541
Кушнерук С.Л. Медийная репрезентация славян на фоне брексита ......................................... 544
Лаенко Л.В., Душкова А.М. Полимодальная метафора в пространстве дескриптивного
фрагмента художественного текста ............................................................................................. 548
Левина А.О. Языковые средства репрезентации категории пространства
в рассказах Э. Манро ..................................................................................................................... 552
Леонтьева А.В. Специфика вербализации аромата в рамках создания и восприятия
парфюмерного продукта ............................................................................................................... 555
Литвиненко Т.Е. Категоризация случайного как способ представления знаний
в интертексте .................................................................................................................................. 558
Логунова Е.А. Когнитивные аспекты исследования дискурса на тему
«WTO and the emerging business» ................................................................................................. 562
Макарова А.С. Концепт РАЙ в православном медиадискурсе: когнитивно-дискурсивный
аспект .............................................................................................................................................. 565
Макарова С.О. Проблема полисемии имен собственных во французских медийных
текстах ............................................................................................................................................. 569
Медведева С.Н. Семантическая вариативность коллострукций
«go / turn + прилагательное» ......................................................................................................... 572
Минченков А.Г. Языковая картина события как результат его субъективно-оценочной
интерпретации ................................................................................................................................ 576
Миньяр-Белоручева А.П. Метафора как средство конструирования исторического
дискурса .......................................................................................................................................... 579
Москвитина Т.Н. Свойства и функции ключевых слов в различных типах дискурса ........... 583
Мячинская Э.И. Тактика идеологизации в жанре рецензии на русское и советское
изобразительное искусство ........................................................................................................... 587
Ненашева Ю.А. Лексические праймы – средство фасилитации просодической
организации высказывания в дискурсе (на примере чтения вслух) ......................................... 590
Олизько Н.С. Метафорическое моделирование как средство актуализации
прецедентных феноменов в медиадискурсе (на примере протестных выступлений
движения «Стоп ГОК») ................................................................................................................. 594
Патиева М.М. Семиотическая актуализация концепта СЕМЬЯ в индивидуально-
авторской картине мира И.М. Базоркина .................................................................................... 597
Петухова Т.И. Ценностная когнитивная доминанта как вектор интерпретации русского
изобразительного искусства в англоязычном искусствоведческом дискурсе ......................... 600
Подолько А.С. Роль прецедентных текстов в заголовках статей, посвященных
санкционной политике (журнал «The Economist») ..................................................................... 603
Пономарева О.Б. Полимодальность в рекламном дискурсе ...................................................... 607
Порохницкая Л.В., Седова Н.К. Система концептуально-метафорической репрезентации
в англоязычном спортивном дискурсе ......................................................................................... 612
Постникова С.В. Сравнение в ментальном и дискурсивном пространстве ............................ 615
Прокаева В.О., Зубов В.И. и др. Параметры, влияющие на восприятие текста
как статического или динамического .......................................................................................... 618
Рябых Е.Б., Кузьмина Е.А. Влияние взаимосвязи контекстов знаний на формирование
метафоры в социальной рекламе .................................................................................................. 622
Сабирова С.Г. Идеологический и манипулятивный потенциал терминов
экономического дискурса русского языка ................................................................................... 629
Самарина А.Г. Особенности реализации интерпретирующего потенциала концептуально-
тематической области «живая и неживая природа» в рекламных текстах (на материале
русского и английского языков) ................................................................................................... 632
Свиридова Е.И. Специфика репрезентации концепта отрицания словообразовательными
средствами в трилогии Э. Базена «Семья Резо» ......................................................................... 636
Сивова Т.В. Доминанты цвета флористического пространства прозы К.Г. Паустовского .... 639
Соколова В.Л. Концептуальные основания и коммуникативные стратегии удержания
внимания аудитории в различных дискурсивных формах ........................................................ 643
10
Сороколетова Н.Ю., Цинкерман Т.Н. Лингвокогнитивные механизмы реализации
речевого акта просьбы в англоязычной лингвокультуре ........................................................... 646
Сунь Сяоли. Слово «самый» как компонент устойчивых сочетаний в русском языке
и речи............................................................................................................................................... 650
Тамразова И.Г. Эристика как категория когнитивной риторики .............................................. 653
Таскаева А.В., Питина С.А. Лингвокогнитивный подход к типологизации героев................ 657
Токарева К.Д. Текстотипологические характеристики мемуарного текста: семантика,
структура и прагматика ................................................................................................................. 661
Трощенкова Е.В. Коммуникативные стратегии индуцирования страха и стыда
в англоязычных мемах периода пандемии Covid-19: опорные ценности
и их трансформация ....................................................................................................................... 666
Тун Чжан, Петрова Т.Е. Поликодовый текст: взаимодействие и взаимообусловленность
вербального и невербального ....................................................................................................... 670
Тырыгина В.А. О категориях суперструктуры жанра ресторанной рецензии.......................... 672
Урусова Н.А. Когнитивный диссонанс в англоязычном биофикциональном дискурсе ......... 676
Ушакова А.П., Шишкина С.А. Актуализация концепта СЛОВО в индивидуально-
авторской картине мира Горана Петровича ................................................................................ 680
Федотова Е.А. Когнитивная схема специального текста (на материале анализа
немецкоязычных текстов LSP «Безопасность производства и технологических
процессов») ..................................................................................................................................... 683
Фомин А.Г., Карачева Н.С. Когнитивная природа языковых средств репрезентации
образа Иисуса Христа в христианской и исламской традициях ............................................... 687
Хохлов А.А. Репрезентация концепта ПОЛИТИКА фразеологическими средствами
в СМИ .............................................................................................................................................. 690
Чемодурова З.М. Стратегия экспрессивизации повествования в микропрозе......................... 694
Чес Н.А. Концептуальная метафора в политическом медиадискурсе: многообразие
универсального (на материале английского и французского языков)...................................... 697
Ширяева Т.А., Литвишко О.М. Когнитивно-дискурсивные механизмы генерирования
нового знания в англоязычных научно-популярных изданиях ................................................. 701
Шмелева Е.С. Метадискурсивная реализация лингвокреативности в статьях
англоязычных медиа ...................................................................................................................... 705
Шноль К.Э. Вербальные средства когнитивного воздействия в современных
американских президентских предвыборных дебатах (на материале предвыборной
кампании на пост президента США 2020 г.) ............................................................................... 708
Эльстон-Бирон А.В. Когнитивно-дискурсивный маркер «да или нет» (на материале
произведений А.П. Чехова) ........................................................................................................... 713
Яловенко М.А. О когнитивном потенциале паратекста современной автобиографии
(на материале произведения Дейва Эггерса “A Heartbreaking Work of Staggering Genius”) .. 716
КОГНИТИВНАЯ ПРАГМАТИКА
Асмус Н.Г. Когнитивно-прагматические особенности Интернет-комментария

как отражение социальных проблем города (на примере медиапортала 74.ru) ...................... 720
Гранева И.Ю. Когнитивные механизмы выражения разных ролей субъекта
в употреблении русского личного местоимения «я».................................................................. 724
Макурова Д.А. Актуализация языковой личности дезинформатора в американском
политическом дискурсе ................................................................................................................. 727
Попова Г.Е. Субъектность и объектность разделяемой когниции в коммуникативной
интеракции ...................................................................................................................................... 731
Смирнова У.В. Глаголы to defend и to love как наследники архетипического смысла ........... 734
Таймур М.П. Do expectations always hurt?, или Почему малафоры ведут себя
непредсказуемо .............................................................................................................................. 736
Трубочкин А.В. Номинативные особенности конструкции X-IN (на материале
английского языка) ........................................................................................................................ 739
11
У Сяохун. Речевые стратегии и тактики в текстах российских СМИ, отражающих
сотрудничество Китая и России в борьбе с коронавирусом......................................................743
КОГНИТИВНОЕ ПЕРЕВОДОВЕДЕНИЕ
Алексеева Л.М., Мишланова С.Л. Когнитивные основы локализации в переводе ..................748

Боровицкая Е.Н. О когнитивно-эмоциональных аспектах поэтического творчества
Орхана Вели в интерпретации В.А. Моляко (на материале стихотворного перевода
Радия Фиша) ...................................................................................................................................751
Епимахова А.С. Проблема передачи неноминативных культурно-обусловленных единиц
в переводе .......................................................................................................................................755
Заботкина В.И. Когнитивные механизмы перевода ..................................................................759
Леонтьева К.И. Гендер как доминанта перспективы переводчика ..........................................763
Лютянская М.М., Лютянский В.М. Когнитивные основания трудностей перевода
слов широкой семантики...............................................................................................................766
Овчинникова А.С. Отражение концепта ДУША в переводах поэзии В.С. Высоцкого
на французский язык .....................................................................................................................769
Огнева Е.А. Когнитивная доминанта в кросскультурной текстовой модели (на материале
романа У. Теккерея «Pendennis») .................................................................................................773
Ремхе И.Н., Нефедова Л.А. Понятие переводческого рефрейминга в техническом
переводе .........................................................................................................................................776
Сдобников В.В. Когнитивная психология и когнитивная педагогика в подготовке
преподавателей перевода ..............................................................................................................780
Чистова Е.В. Когнитивный менеджмент как метод анализа мультимодальной
коммуникации (на примере работы синхронных переводчиков) .............................................784
Шамилов Р.М. Что не так со стратегией терциарного перевода? .............................................787
Шлепнев Д.Н. К вопросу об определении перевода: дескриптивный подход .........................791
КОГНИТИВНАЯ СОЦИО-, ЭТНО- И ПСИХОЛИНГВИСТИКА
Баландина И.Д. Англоязычные топонимы-прозвища как часть топонимической

концептосферы ...............................................................................................................................796
Доценко Т.И., Лещенко Ю.Е., Остапенко Т.С. Кодовые переключения при национально-
русском билингвизме: экспериментальное моделирование межъязыковых связей
в двуязычном сознании .................................................................................................................799
Ильина В.А., Вашунина И.В. Семантическое поле «время» как объект
экспериментального исследования ..............................................................................................803
Карданова-Бирюкова К.С. Выстраивание коммуникативного пространства носителями
русского языка: универсальное и индивидуальное ....................................................................806
Кольцова Е.А. Когнитивная метафора в период пандемии: перлокутивный эффект..............810
Лещенко Ю.Е. Психолингвистическое исследование адаптивных свойств внимания
с позиций теории когнитивных преимуществ билингвов..........................................................814
Лямзина С.А. Использование корпусных методов в разработке речевых упражнений
для реабилитации пациентов с афазией.......................................................................................818
Маслова Н.А. Репрезентация концепта ТРУД в диалектных фразеологизмах
с компонентом «рука» (на примере южнорусского говора) ......................................................821
Пешкова Н.П. Время и эмоции в тексте и в сознании его адресата .........................................824
Пигалева М.В. Прецедентные феномены сферы «искусство» в языковом сознании
русских и китайских студентов ....................................................................................................828
Товкес М.Ю. Лексико-семантическая модель репрезентации содержательных
и структурных характеристик концепта ЖЕНЩИНА ...............................................................831
Umerenkova A.V. Shaping discourse of anti-covid social advertising: Communicative
strategies and culture specific content .............................................................................................835
Шестак Л.А. Славянские языковые картины мира: когнитивные модели номинации..........837
12
КОГНИТИВНЫЕ ПОДХОДЫ И РЕШЕНИЯ
В СОВРЕМЕННОМ ТЕРМИНОВЕДЕНИИ
Бурдина О.Б. Когнитивные основы моделирования терминологии в профессиональном

дискурсе ......................................................................................................................................... 841
Галактионова М.А. Метафорическое терминообразование: когнитивный язык науки ........ 844
Glazyrina Ye.S. Cognitive metaphor in terms with anthropomorphic elements
(On the example of aviation English) ............................................................................................. 848
Иванов А.В. Полисемия в фонетической и метрической терминологии ..................................851
Иванов А.В., Иванова Р.А. Семантическая структура термина «акцент»
и его производных в историко-этимологическом и лексикографическом аспектах...............855
Калинина С.В. Вербализация понятий технического знания в отраслевой периодике...........862
Киселева С.В., Миронова М.Ю. Комбинирование метафоры и метонимии
в терминологии ..............................................................................................................................866
Рылов С.А. Когнитивное содержание чешской грамматической терминологии на фоне
русской ............................................................................................................................................869
Шемчук Ю.М. Когнитивный подход к исследованию металингвистических параллелей.....873
Юзефович Н.Г. Межкультурный научный дискурс: проблемы концептуального
взаимодействия ..............................................................................................................................876
КОГНИТИВНАЯ ЛИНГВИСТИКА И МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ:

ТОЧКИ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ И ВЗАИМООБОГАЩЕНИЯ
Балабас Н.Н., Николаева М.Н. Национально-культурная специфика фразеологизмов

с антропонимом в немецком и английском языках ....................................................................880
Бушуева Л.А. Эвфемистическая репрезантация измены в английской лингвокультуре ........885
Димогло М.С. Репрезентация концепта ЧЕЛОВЕК в гагаузских фразеологических
единицах и паремиях .....................................................................................................................888
Ефименко Т.Н. Компьютерно-игровой дискурс как взаимодействие языковых сознаний
коммуникантов...............................................................................................................................892
Климова Т.А. Концепт HOME / HOUSE и его отражение в языковом сознании билингва
(на материале романа Кадзуо Исигуро «When We Were Orphans»)..........................................894
Колотнина Е.В. Метафорическая репрезентация образа мигранта в сознании
современной молодежи .................................................................................................................898
Левина О.М. Когнитивно-дискурсивный анализ медиавоздействия в контексте
межкультурной коммуникации ....................................................................................................902
Сергиенко Н.А. Лингвокогнитивная категоризация и концептуализация
лингвоментальной субсферы «печаль» в британской и американской лингвокультурах ......905
КОГНИТИВНО-ИНФОРМАЦИОННАЯ ПАРАДИГМА В ОБРАЗОВАНИИ
Богданова М.А., Абросимова Л.С. Болонские реформы и создание компетентностной

парадигмы в образовании: когнитивное измерение ...................................................................910
Питолина Н.В. Информационный буклет как способ продвижения образовательной
программы вуза ..............................................................................................................................914
Шлепнев Д.Н. О некоторых целях и принципах, которые полезно осознавать
начинающему преподавателю перевода ......................................................................................917
Сведения об авторах....................................................................................................................922
13
Contents
CONTENTS
THEORETICAL AND METHODOLOGICAL PROBLEMS

OF COGNITIVE LINGUISTICS
Babenko L.G., Stepanova A.N. Paradox as a way of the world cognnition and expressing
new knowledge about it (Based on the poetry subcorpus of the National corpus
of the Russian language) .................................................................................................................... 26
Boldyrev N.N. Interaction of primary and secondary structures in the language picture
of the world as a factor of its dynamics ............................................................................................. 31
Cherkasova A.A. Reflections on metaphorization as a cognitive mechanism ................................... 96
Golubeva N.A. Secondary evaluation as a linguistic category ........................................................... 34
Grigoryeva V.S. Vom Verstehen zur Überzeugung ........................................................................... 34
Ikonnikova O.N. On the issue of methodology of cognitive studies of Salish languages
in areal diachronic typological perspective ........................................................................................ 44
Klepikova T.A. Epistemic provocation, epistemic vigilance: Discourse practices
in post-truth era .................................................................................................................................. 53
Kobenko Yu.V. Language and thinking in the poststructural era: Popular myths .............................. 56
Kolesov I.Yu. Language structures viewed in a construction grammar perspective .......................... 60
Krayeva I.A. Correlation of the gradation category with related categories ...................................... 63
Lukoshus O.G. Applying search engines in semantics description.................................................... 67
Magirovskaya O.V. Sign language: The issues of status, organization and regional variation ......... 71
Mayorova O.A. Concept in the aspect of conceptual derivation theory ............................................ 73
Nikonova Zh.V. Illocutive knowledge in the cognitive aspect ........................................................... 77
Panasenko L.A. Functional format of the interpretative potential of lexis (Based on English) ......... 81
Pesina S.A. Cognitive invariant model for representation of the structure of a polysemous word ... 84
Shkuran O.V. The concept VENETS: A discursive research ............................................................ 99
Suleymanova O.A., Fomina M.A. The category of evaluation in an idealized model of the world ... 88
Tszin T. Polysemy: the path to understanding innate intelligence ..................................................... 92
Zabotkina V.I. Cognitive mechanisms of translation / interpreting ................................................... 44
CONCEPTUALIZATION AND CATEGORIZATION

OF THE CHANGING WORLD IN LANGUAGE
Akimova O.A. Word trademaks genericization as the element of the reflection

of the human cognitive-communicative activity.............................................................................. 102
Antonova Ye.N. Polycultural polarity of good and evil in paremiological subdiscourse ................. 106
Aru Adem. The cognitive model of situation “druzhba” (“friendship”) and its language
representation in modern Russian speech ........................................................................................ 110
Babina L.V. Conceptualization of size in compound zoonyms: cognitive mechanisms
and models ....................................................................................................................................... 113
Bykova O.I. Interpreting potential of the evaluative category of realities in a sociocultural
context .............................................................................................................................................. 116
Dudorova M.V. Conceptualization of the hair cover of a living being in synonymic-antonymic
complexes......................................................................................................................................... 137
Fedyayeva Ye.V. Scientific knowledge as a source of quantitative interpretation of quality
in language ....................................................................................................................................... 273
Finskaya T.Ye. The role of attractor events in creating the French media discourse
conceptosphere ................................................................................................................................. 277
Furs L.A., Finayeva Ye.A. Cognitive approach to the analysis of educational activities
on the basis of the concept UPBRINGING in modern English ....................................................... 280
14
Contents
Gasymova G.M. The MOTHERLAND concept in the linguistic consciousness of Turkish
second-generation migrants in France ............................................................................................. 127
Gou Yanmin. Reflection of the conceptual dichotomy “happiness – unhappiness” in Russian
and Chinese superstitious beliefs ..................................................................................................... 130
Guseva O.A., Popova Ye.A. No laughing matter.............................................................................. 134
Ivanova S.V. Students’ language consciousness and student’s book: mental space integration
and disintegration ............................................................................................................................. 144
Ivanova T.K. Trends in the use of feminitivs in media discourse: Russian and English
in the aspect of translation ............................................................................................................... 147
Kalinina L.V. Actual vocabulary 2020 in the light of the semantics of the imperceptible .............. 154
Kasimova D.I. Neurophysiological foundations of conceptualization from the perspective
of cognitive linguistics ..................................................................................................................... 157
Kazakova Ye.V. Sociocultural conditionality of the French new words in 2020 ............................. 150
Khomyakova Ye.G. Interpretation of the concept RUSSIAN ARTIST in Anglophone text ........... 284
Kshenovskaya U.L. Cognitive communicative aspect of linguistic creativity (On the example
of the English mass media discourse) .............................................................................................. 168
Kuptsov A.Ye., Miloserdova Ye.Ye. Celtic toponymic concepts as components
of Spanish toponymic system .......................................................................................................... 163
Kuznetsova Ye.A. The features of two-dimensionality and three-dimensionality
in conceptualization of the spatial situations (The case study of locative constructions
with prepositions in English and Russian) ....................................................................................... 160
Levitskiy A.E., Nikulshina T.N. “Grey” colour: Categorization and verbalization in Russian
and English fairy tale discourse ....................................................................................................... 172
Lomakina O.V. Conceptualization of general human values in addresses (On the material
of Russian, Uzbek and Tajik languages) .......................................................................................... 175
Los’ A.L. Universal and cultural-specific meanings related to the inner world of individual
through the prism of perceptive characteristics ............................................................................... 179
Manerko L.A. “Cascade” of metaphors and multimodal metaphors in scientific discourse ............ 184
Mukhina I.K. Contrasted cognitive signs in cognitive propositional structures .............................. 187
Naldeyeva L.Ye. Creating english two-component zoonyms based on propositional cognitive
models .............................................................................................................................................. 191
Nikitina V.V. Cognitive interpretation of syntactic models like “X shudders to V” ........................ 194
Nikonova Zh.V., Salayev P.V. Value dominants of the concept of HAPPINESS
in modern Russian ............................................................................................................................ 198
Nilsen Ye.A., Malysheva Ye.A. Representation of HAPPINESS concept
in the English paroemiological fund ................................................................................................ 202
Novikova V.P. Media сoncept GIG-ECONOMY as a clue to understanding
of a new economic landscape........................................................................................................... 206
Ospanova Zh.T. Metaphorical rethinking of the category “emotion”
within the POSITION IN SPACE concept ...................................................................................... 209
Petrova I.M. Conceptualization of the meaning of binomials, consisting of nouns with time
semantics, in Russian and English ................................................................................................... 212
Petrova N.Ye. Conceptualizing knowledge by the perceptual vocabulary of the fields “to see”
and “to hear” .................................................................................................................................... 216
Polyanchuk O.B. Compositional features of stylistically marked derivatives (On the material
of the French language).................................................................................................................... 219
Pomerantseva T.P. Cognitive mechanisms of conceptual metaphorization of the lexeme
“chelovek” (person) in the modern Russian language ..................................................................... 224
Popova N.S. Image language presentation of the mental unit of time as one of the realities
of the changing world ...................................................................................................................... 227
Rakhmankulova S.Ye. Conceptual metaphor: language teaching perspective ................................. 231
Ryzhkina Ye.V. Revision of values as reflected in the lexical-semantic innovations
in modern English: A corpus-based study ....................................................................................... 234
Safina M.R. Means of representation of a fall in the English language ........................................... 238
15
Contents
Sergeyeva Ye.P. “Sprichst du coronisch?”: The German language during the Covid-19
pandemic .......................................................................................................................................... 242
Shemayeva Ye.V. Cognitive metonymical model of lexicalization “contents – container”
in English and Russian ..................................................................................................................... 287
Shershukova O.A. Conceptualizing the invisible: Microorganism denomination ........................... 291
Sirotkina T.A. YUGRA concept: Modeling experience ................................................................... 245
Slautina M.V. The synonimic-antonimic paradigm health – disease in the Russian language ........ 248
Stefanovich M.V. Related and distinctive properties of category, concept and concept sphere ...... 254
Struzik A.A. User data conceptualization on Instagram ................................................................... 257
Sukhanova A.S. Development of the concept ENVIRONMENT in ecological discourse .............. 263
Surmyatova Yu.V. Simbolyary of the color phraseological basis in the German language ............. 260
Turbina O.A. Language representation of space along the face axis: Conceptualization
and categorization ............................................................................................................................ 270
Vereschagina A.V. Verbalization of multiple language pictures of the world by Greek authors
(Based on the vocabulary formed from the color terms “white / black”) ........................................ 120
Voronina T.M. Mechanisms and dynamics of indirect nomination of speech affect
in the Russian language.................................................................................................................... 123
Xu Lili. Etymological analysis of the concepts of PERSISTENCE and STUBBORNNESS
in the Russian language.................................................................................................................... 266
Yan Kai. Categorization of the concept of SURPRISE in the Russian linguistic consciousness:
Psycholinguistic aspect .................................................................................................................... 299
Yenina A.D. Conceptualization and metaphoric syntactic representation of the quality
of an object relation.......................................................................................................................... 140
Yuzdova L.P., Beznogova T.G. Neologisms as a reflection of the realities of the changing
world in language ............................................................................................................................. 294
COGNITIVE STUDIES OF DISCOURSE IN LIGHT OF GLOBAL CHANGES
Bazhenova Ya.G. The manipulative speech strategies in Russian dialogic communication:

Cognitive-discursive aspect ............................................................................................................. 303
Khomutova T.N. The structure of discourse: An integral approach ................................................. 321
Mamonova N.V. Anglicisms in youth mediadiscourse of the Chelyabinsk region .......................... 307
Posternyak K.P. Transformation of the evaluative component of the image-concept RUSSIA
in the British mediadiscourse of the 20th – 21st centuries ................................................................ 310
Shelepova N.V. Mythological representations and forms of their embodiment in the modern
English language .............................................................................................................................. 325
Sidorova T.A., Bolgova N.S. Derivatives of proper names as semantic forms of political
discourse........................................................................................................................................... 314
Skrynnikova I.V. Contested metaphors of the Russian patriotic discourse ...................................... 318
Yanchenko Ja.M. RACISM as one of the basic concepts of hip-hop discourse .............................. 328
COGNITIVE LINGUISTICS AND INTERDISCIPLINARY STUDIES
Bukharova A.A. Interpretation of XYZ constructions with precedent names .................................. 331
Denisova N.V. Conceptualist art as a way to consolidate collective memory ................................. 339
Izmailyan D.B. Towards methodological application of a cognitive corpus approach
to reconstructing frames in mass media discourse ........................................................................... 346
Khvesko T.V., Basuyeva N.Yu. Concept as a manifestation of cultural divergences ....................... 417
Kochetova M.G. Conditions for formation and development of cognitive reserve,
or what an HR-specialist wants to know .......................................................................................... 377
Kokanova Ye.S., Pak N.S. Cognitive approach in post-editing machine translation studies ........... 351
Kokhan N.A., Rakhmankulova S.Ye. Syntactic typology in cognitive linguistics and language
teaching ............................................................................................................................................ 369
Kolmogorova A.V. Cognitive strategies of text emotion assessment ............................................... 354
16
Contents
Komkova N.I. The concept DEATH in prose of Boris Shergin: Features of representation ........... 358
Konovalova A.A., Petrova T.Ye. Subjective scoring of advertising posters by Russian teenagers
and adults: A psycholinguistic study ............................................................................................... 362
Koshkarova N.N., Solopova O.A. Linguoaxiological approach to research into South Ural
toponymy ......................................................................................................................................... 380
Kostina N.N., Zerkina N.N. Abbreviation units and cognitive-semantic analysis ........................... 366
Kotsyubinskaya L.V. Multidisciplinary approach to modern information warfare .......................... 372
Kremneva A.V., Golovina T.A. The interaction of verbal and visual codes in fiction
(Illustrated by L. Carroll’s “Alice’s Adventures in Wonderland”) .................................................. 384
Moskvina Yu.A. Communicative strategies and tactics of speech in Protestant discourse .............. 387
Nelyubova N.Yu. Axiological conceptospheres of the French and Russians:
On the experience of paremiological dictionaries analysis .............................................................. 391
Pakhomov L.V. Experience of modeling metaphor target domain as a method for verbalizing
of discourse purpose......................................................................................................................... 398
Pavlova D.S. Geo-concepts of Russian cities in linguistic consciousness of students .................... 395
Petrova Ye.V. Linguistic context as a device for the formation of precedence ............................... 402
Pozdnyakova Ye.M., Suvorina Ye.V. Corpus analysis of the cognitive changes in human
consciousness under the Covid-19 pandemic .................................................................................. 405
Serova I.G. Interdisciplinarity as inevitability: Constructing gender in the European discourse
of humanities and science ................................................................................................................ 411
Toporova V.M., Korneva Ye.V. Cognitive metaphor in the context of the realities
of the changing world ...................................................................................................................... 414
Wang Tianjiao. Models of conceptual metaphorization of the concepts GOODNESS
and EVILNESS in Russian idioms .................................................................................................. 335
Yaremenko V.I., Suleymanova O.A. Scientific paper as a tool in realizing cognitive approach
in teaching foreign language to graduate technical students............................................................ 422
Zimareva O.L. Semantic components configuration in the mental lexicon ..................................... 342
COGNITIVE STUDIES OF TEXT AND DISCOURSE
Bayko V.A., Nekrasova M.Yu. The role of conceptual metaphor ‘war is game’ in the British
discourse of the Crimean war........................................................................................................... 426
Belyayeva S.V., Kirkolup O.V. The media events interpretation models of the Internet users
(As exemplified by the “Libération”) .............................................................................................. 429
Belyayeva Ye.I., Sineokova T.N. Complex sentences with subordinate object and time clauses
when text reproduction in L1 and L2 ............................................................................................... 433
Berzina G.P. Types of information actualized in the military discourse ......................................... 437
Bespalova Ye.V. Concepts of landscape in the Internet discourse: Developing of environmental
conscience ........................................................................................................................................ 440
Bogdanova-Beglaryan N.V. Xenomarkers in the Russian language / speech:
Lexicographic tradition and modern processes ................................................................................ 444
Bolsunovskaya L.M. Cognitive linguistic and socio-cultural aspects of the English
engineering discourse ....................................................................................................................... 447
Borbotko L.A. Cognitive linguistics approach to identity in film review ........................................ 451
Burmenkova Yu.A. Cognitive metaphors with the “brotherhood” component
in modern Russian ............................................................................................................................ 454
Chemodurova Z.M. The strategy of the narrative expressivization in microfiction ........................ 697
Ches N.A. Conceptual metaphor in mediatized political discourse: Universal vs. Specific
(British and French discourses compared) ....................................................................................... 700
Chunxia Kong. “Cautious strategies” for reading difficult words (Based on material
of the Russian speech of Chinese speakers)..................................................................................... 540
Dubrovskaya O.G. Age-related interpretation differences .............................................................. 488
Eleston-Biron A.V. Cognitive-discursive marker “yes or no” (Based on A.P. Chekhov’s works) .. 716
17
Contents
Fedotova Ye.A. Cognitive scheme of special text (On the material of the German LSP texts
“Safety of manufacture and technological processes”).................................................................... 687
Fomin A.G., Karacheva N.S. Cognitive characteristics of Jesus Christ’s representation
in the Christian and Islamic tradition ............................................................................................... 690
Gavin P.I. Stylistic manifestation of figure-ground relationships in fictional representations
of paintings (In novels by D. Rubina and M. Atwood).................................................................... 485
Grishayeva L.I. Factors of variation of texts in communication ..................................................... 478
Gudkova K.V. Cognitive grounds for the choice of lexical items in legal discource:
A case study of the defense and procecution speeches in criminal proceedings ............................. 482
Ilyin M.I. Dialogue between individuals and the government on Twitter and Facebook ................ 502
Isayeva S.N. A problem of the evasive speech acts in the television discourse:
Non-verbal aspects ........................................................................................................................... 506
Ivanova Ye.A. Ideologem “Western values” as a tool to manipulate public consciousness
in American media discourse ........................................................................................................... 499
Kalinin O.I. Metaphorical models of coronavirus epidemic’s representation
in the Chinese media ........................................................................................................................ 511
Katermina V.V. Neologisms of the discourse of fashion in the English language:
Cognitive aspect ............................................................................................................................... 514
Khokhlov A.A. Representation of the concept POLITICS by phraseological means in the media .. 693
Kiose M.I. Linguistic creativity and diachronic modifications in children’s prose
of 1930 – 2020s.: Linguo-cognitive discourse innovations ............................................................. 519
Kleymenova V.Yu. Fictional community categorization in fantasy ................................................. 522
Kostrova O.A. Concept KAUSALITY and its cognitiv and pragmatic division in the novel
“Faserland”....................................................................................................................................... 533
Kozhukhova I.V. “They say a deadly virus comes from China”: Linguistic and pragmatic
analysis of comments ....................................................................................................................... 526
Kozlova L.A. Ontological metaphor and the means of its representation in fiction text .................. 529
Krizhanovskaya Ye.M. Analysis of the individual style of a political journalist as an approach
to the study of a linguistic personality ............................................................................................. 537
Kurochkina M.A., Kushneruk S.L. Cognitive and semantic analysis of the contexts containing
the lexeme “climate” within environmental discourse .................................................................... 544
Kushneruk S.L. Media representation of Slavs against the backdrop of Brexit ............................... 548
Layenko L.V., Dushkova A.M. Multimodal metaphor in the space of descriptive fragment
in fiction ........................................................................................................................................... 551
Leontyeva A.V. Fragrance verbalisation as a part of perfumery product creation
and interpretation ............................................................................................................................. 558
Levina A.O. The language means of representation of the category of space in the stories
by A. Munro ..................................................................................................................................... 555
Litvinenko T.Ye. Categorization of non-essential knowledge in the intertext .................................. 562
Logunova Ye.A. Cognitive aspects of discourse research by the example
of “WTO and the emerging business aspects” ................................................................................. 565
Makarova A.S. The concept of PARADISE in Orthodox mediascourse:
A cognitive-discursive aspect .......................................................................................................... 568
Makarova S.O. The problem of proper names polysemy in French media texts ............................. 572
Medvedeva S.N. Semantic variativity of “go / turn + adjective” collostructions ............................. 576
Minchenkov A.G. Verbal representation of an event as a result of its subjective evaluative
interpretation .................................................................................................................................... 579
Minyar-Beloroucheva A.P. Metaphors as a means of historical discourse construction ................. 583
Moskvitina T.N. Properties and functions of key words in different types of discourse ................. 586
Myachinskaya E.I. Ideologizing tactics in an English language art review of Russian
and Soviet painting........................................................................................................................... 590
Nenasheva Yu.A. Lexical primes – facilitation means to prosodic organization in discourse
(On reading aloud evidence) ............................................................................................................ 593
Olizko N.S. Metaphorical modelling as a tool to actualize the precedent phenomena
in media discourse (By the example of “Stop GOK” movement) ................................................... 596
18
Contents
Patiyeva M.M. Semiotic actualization of the concept FAMILY in I.М. Bazorkin’s individual
picture of the world .......................................................................................................................... 600
Petukhova T.I. Value cognitive dominant and the interpretation vector of Russian painting
in Anglophone art discourse ............................................................................................................ 603
Podolko A.S. The role of precedent texts in the articles on the policy of sanctions
(“The Economist” magazine) ........................................................................................................... 607
Ponomareva O.B. Pultimodalty in advertising discourse ................................................................ 611
Porokhnitskaya L.V., Sedova N.K. The system of conceptual metaphorical representation
in English sports discourse ............................................................................................................... 615
Postnikova S.V. Comparison in mental and discursive space .......................................................... 618
Prokayeva V.O., Zubov V.I. et al. Text parameters that affect its perception
as static or dynamic .......................................................................................................................... 622
Ryabykh Ye.B., Kuzmina Ye.A. The influence of the interrelation of knowledge contexts
on the formation of metaphors in social advertising ........................................................................ 628
Sabirova S.G. Ideological and manipulative potential of the terms in the Russian language
economic discourse .......................................................................................................................... 632
Samarina A.G. The features of realization of the interpretive potential of thematic
and conceptual domain as wild and inanimate nature in advertising texts (Based on the material
of the Russian and English languages) ............................................................................................ 635
Shiryayeva T.A., Litvishko O.M. Cognitive-discourse mechanisms of generating
new knowledge in English-language popular science editions ........................................................ 704
Shmelyova Ye.S. Metadiscursive ealization of linguistic creativity in English language media ..... 708
Shnol K.E. Verbal technoques of using cognitive mechanisms in contemporary American
presidential debates (Based on the 2020 U.S. presidential election campaign) ............................... 712
Sivova T.V. Color dominants of the florist space of Paustovsky’s prose ......................................... 643
Sokolova V.L. Conceptual foundations and communicative strategies of maintaining
the attention of the audience in different discursive forms .............................................................. 646
Sorokoletova N.Yu., Tsinkerman T.N. Linguo-cognitive mechanisms for realizing
the request speech act in English linguo-culture .............................................................................. 649
Sun Xiaoli. The word “samyj” as a component of stable combinations in the Russian language
and speech ........................................................................................................................................ 653
Sviridova Ye.I. Concept of denial representation specifics with word-forming means
in H. Bazin’s trilogy “The Rezeau Family” ..................................................................................... 639
Tamrazova I.G. Eristic as a category of cognitive rhetoric ............................................................. 657
Taskayeva A.V., Pitina S.A. Linguocognitive approach to a typology of heroes ............................. 661
Tokareva K.D. Textotypological characteristics of memoir text: Semantics, structure
and pragmatics ................................................................................................................................. 666
Tong Zhang, Petrova T.Ye. Polycode text: interaction and interoperability of verbal
and non-verbal components ............................................................................................................. 672
Troshchenkova Ye.V. Communicative strategies of inducing fear and shame in English memes
during Covid-19 pandemic: Supporting values and their transformation ........................................ 669
Tyryguina V.A. On the superstructure categories in the genre of restaurant review ........................ 676
Urusova N.A. Cognitive dissonance in English biofictional discourse............................................ 679
Ushakova A.P., Shishkina S.A. Concept WORD in the worldview of Goran Petrovich ................. 683
Valuyskaya O.R. Unambiguity and ambiguity of mass media texts interpretation.......................... 457
Vashunina I.V., Ilyina V.A. Opportunities to correct the semantic perception of a text
by creolizing it ................................................................................................................................. 460
Vodyanitskaya A.A. Linguistic and axiological aspects od academic discourse: Digital tools
in action ............................................................................................................................................ 464
Vorontsova G.N. The conceptual dichotomy of “good – evil” in the Tuvan folk tales ................... 471
Vorontsova Yu.A. Interpretation of the concept THE OFFENDER in the publicistic discourse ..... 474
Voyeykova A.A., Balabas N.N., Borisova I.V. Cognitive aspects of expressive syntax
in the novel “Eat, prey, love” by E. Gilbert ..................................................................................... 467
Yalovenko M.A. Cognitive functions of paratext of contemporary autobiographies (Reading
Dave Egger’s “A Heartbreaking Work of Staggering Genius”) ...................................................... 719
19
Contents
Yegorova V.N. On some means of intensification in the implementation of the illocutionary
function in modern German .............................................................................................................491
Zabolotneva O.L. Intertextual references in university novels ........................................................495
COGNITIVE PRAGMATICS
Asmus N.G. Cognitive-pragmatic features of Internet commentary as a reflection of social

problems of the city (On the example of the media portal 74.ru) ....................................................723
Graneva I.Yu. The cognitive mechanisms of actualization of various subject roles in usage
of Russian personal pronoun “ya” (“I”) ...........................................................................................727
Makurova D.A. Disinformer’s communicative behavior in the American political discourse........730
Popova G.Ye. Subject and object in shared cognition in communicative interaction .....................734
Smirnova U.V. The verbs “to defend” and “to love” as connected to the archetype .......................736
Taymour M.P. Do expectations always hurt? Or why malaphors behave unpredictably ................739
Trubochkin A.V. Nominative features of X-IN constructions in modern English ...........................743
Wu Xiaohong. Speech strategies and tactics in texts of Russian media reflecting cooperation
of China and Russia in the fight against coronavirus.......................................................................746
COGNITIVE TRANSLATION STUDIES
Alekseyeva L.M., Mishlanova S.L. Cognitive foundations of localization in translation.................751

Borovytska Ye.N. Cognitive emotional aspects of the poetic creation of Orchan Veli
interpreted by V.O. Moliako (Using the poetic translation by Radiy Fish).....................................755
Chistova Ye.V. Cognitive management as a method for analyzing multimodal communication
(On the example of simultaneous interpreters) ................................................................................787
Epimakhova A.S. Translation of non-nominative culture-specific words........................................758
Leontyeva K.I. Gender as a dominant of the translator’s perspective..............................................766
Lyutyanskaya M.M., Lyutyanskiy V.M. Cognitive foundations for the difficulties of translating
words of broad semantics.................................................................................................................769
Ogneva Ye.A. Cognitive dominant in the cross-cultural text model (Based on the novel
“Pendennis” by W. Thackeray)........................................................................................................776
Ovchinnikova A.S. Reflection of the concept of SOUL in the French translations
of V.S. Vysotsky’s poetry ................................................................................................................772
Remkhe I.N., Nefedova L.A. The definition of translation reframing applied to technical
translation ........................................................................................................................................ 780
Sdobnikov V.V. Cognitive psychology and cognitive pedagogy in translation teachers training ....783
Shamilov R.M. What is wrong with the strategy ot tertiary translation? .......................... 791
Shlepnev D.N. Defining translation: a descriptive approach ...........................................................795
Zabotkina V.I. Cognitive mechanisms of translation/interpreting ...................................................762
COGNITIVE SOCIO-, ETHNO- AND PSYCHOLINGUISTICS
Balandina I.D. English toponym-nicknames as a part of toponymical sphere of concepts ............799

Dotsenko T.I., Leshchenko Yu.Ye., Ostapenko T.S. Code switches and national-Russian
bilingualism: Experimental modeling of cross-lingual connections in bilingual consciousness.....803
Ilyina V.A., Vashunina I.V. Experimental study of the semantic field “time”.................................806
Kardanova-Biryukova K.S. Communicative practices of Russian native speakers: Universal
and individual features .....................................................................................................................810
Koltsova Ye.A. Cognitive metaphor in Covid-19 pandemic: Perlocutionary effect.........................814
Leshchenko Yu.Ye. Psycholinguistic study of attention adaptability from the standpoint
of cognitive advantage hypothesis ...................................................................................................817
Lyamzina S.A. Using corpus methods in the development of speech exercises for rehabilitation
of aphasic patients............................................................................................................................821
20
Contents
Maslova N.A. The concept of LABOR in phraseological units with the component-
somatism “arm” (On the example of the South Russian dialect).....................................................824
Peshkova N.P. Time and emotions in the text and consciousness of its addressee .........................827
Pigaleva M.V. Precedent phenomena of the “art” sphere in the language consciousness
of Russian and Chinese students......................................................................................................831
Shestak L.A. Slavic language pictures of the world: Cognitive models of the nomination .............840
Tovkes M.Yu. Lexico-semantic model of content and structural characteristics
of the concept WOMAN ..................................................................................................................834
Umerenkova A.V. Shaping discourse of anti-covid social advertising: Communicative
strategies and culture specific content .............................................................................................835
COGNITIVE APPROACH IN MODERN TERMINOLOGICAL STUDIES
Burdina O.B. The cognitive foundations of terminological modeling in the professional discourse .... 844
Galaktionova M.A. Metaphorical term formation: The cognitive language of science ...................848
Glazyrina Ye.S. Cognitive metaphor in terms with anthropomorphic elements
(On the example of aviation English) ............................................................................................. 848
Ivanov A.V. Polysemy in phonetic and metrical terminology..........................................................855
Ivanov A.V., Ivanova R.A. Semantic structure of the term “accent” and its derivatives
in historical-etymological and lexicographic aspects ......................................................................862
Kalinina S.V. Technical knowledge concepts’ verbalization in industry sector periodicals ...........866
Kiseleva S.V., Mironova M.Yu. Combining metaphor and metonymy in terminology ...................869
Rylov S.A. Cognitive contents of the Czech grammatical terminology against the Russian one.....873
Shemchuk M.Yu. Cognitive approach to the study of metalinguistic parallels ................................875
Yuzefovich N.G. Issues of conceptual interaction in intercultural scientific discourse....................879
COGNITIVE LINGUISTICS AND CROSSCULTURAL COMMUNICATION:

POINTS OF INTERACTION AND MUTUAL ENRICHMENT
Balabas N.N., Nikolayeva M.N. National and cultural specifics of phraseological units
with anthroponyms in German and English.....................................................................................885
Bushuyeva L.A. Euphemisms of adultery in English .......................................................................888
Dimoglo M.S. Representation of the HUMAN concept in Gagauz phraseological units
and paroemias ..................................................................................................................................892
Klimova T.A. The distinctive nature of bilingual linguistic consciousness in literary text:
The concept of HOME / HOUSE in Kazuo Ishiguro’s “When We Were Orphans”.......................898
Kolotnina Ye.V. Metaphorical representation of the image of a mirant in the minds
of young people................................................................................................................................901
Levina O.M. Cognitive and discoursive analysis of media influence in the context
of intercultural communication........................................................................................................905
Sergiyenko N.A. Linguo-cognitive categorization and conceptualization of linguo-mental
subsphere “sadness” in British and American linguo-cultures ........................................................909
Yefimenko T.N. Computer and game discourse as interaction of communicators’ language
consciousness ...................................................................................................................................894
COGNITIVE-INFORMATION PARADIGM IN EDUCATION
Bogdanova M.A., Abrosimova L.S. Bologna reforms and the competence paradigm
in education: A cognitive dimension ...............................................................................................913
Pitolina N.V. Information booklet as a way to promote a university study programme
effectively.........................................................................................................................................917
Shlepnev D.N. On some aims and principles that novice translator trainers should bear in mind...921
Information about authors ............................................................................................................922
21
Теоретические и методологические проблемы когнитивной лингвистики
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ

КОГНИТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКИ
Л.Г. Бабенко (Екатеринбург, Россия)

Уральский федеральный университет
lgbabenko@yandex.ru
А.Н. Степанова (Екатеринбург, Россия)
stepanovaalenaaa@yandex.ru
ПАРАДОКС КАК СПОСОБ ПОЗНАНИЯ МИРА

И ВЫРАЖЕНИЯ НОВЫХ ЗНАНИЙ О НЕМ
(на материале поэтического подкорпуса
Национального корпуса русского языка)*
Актуальность темы обусловлена обращением к исследованию парадоксальности как особого

типа познания мира, основанного на когнитивных механизмах ментальной интеграции – со-
пряжения когнитивных структур, базирующихся на когнитивной оппозитивности и когнитив-
ном тождестве одновременно; в результате этого формируются комплексные когнитивные
структуры, выражающие принципиально новые знания о мире.
Ключевые слова: парадокс, ментальные слияния, эмотивная семантика, комплексные когни-
тивные структуры
В настоящее время особую актуальность приобрели вопросы, связанные с

изучением отображения, восприятия и осознания разного рода взаимодействия си-
туаций, событий, фактов действительности, знания о которых оформляются в
виде сложных концептуальных структур. Активно разрабатываются теории ком-
позиционности и интегративности (Н.Н. Болдырев, В.З. Демьянков, О.К. Ирисха-
нова, В.И. Заботкина и др.), призванные прояснить природу сопряжения менталь-
ных пространств.
В ряду подобных вопросов, важных для рассмотрения с позиций когнитоло-
гии, – ментальная природа парадоксальных мыслительных структур как особым
образом организованных высказываний, суждений. Изучая парадокс как когни-
тивный феномен, основное внимание мы уделяем выявлению его когнитивной
сущности как особого способа познания действительности и специфического
формата репрезентации знаний, полученных в результате познания мира. Пара-
докс как компонент мыслительной деятельности обусловливает и парадоксаль-
ность – характерную черту самого процесса мышления и его результата – сужде-
ний, выражающих знания о мире и оформленных особым образом: в них соеди-
няются несовместимые явления, при этом внутренняя оппозитивность, явно име-
ющаяся в отображаемых фактах действительности, нередко одновременно
*
Исследование выполнено за счет гранта РФФИ (проект № 19-012-00458).
22
утверждается и отрицается в их содержании. По этому поводу М.В. Ляпон заме-
чает, что «парадокс ставит знак равенства там, где стереотипное мышление ви-
дит несовместимые вещи, он отрицает очевидную оппозицию, опровергает без-
условную антитезу, доказывает равнозначность антиподов. Парадокс – это кон-
куренция двух сущностей, которая оборачивается то конфликтом, то компромис-
сом. Модель парадокса – лента Мебиуса: встреча полярных смыслов и их логи-
ческое примирение» [Ляпон 2001: 95].
Соединение в когнитивной структуре парадоксальных высказываний несо-
единимых и противоположных смыслов позволяет говорить о парадоксальной
синтагматике, в линейной структуре которой наблюдается слияние и отождеств-
ление противоположных ментальных структур, оппозитивность которых в ре-
зультате интеграции смягчается, актуализируя их тождество, сходство, содержа-
щееся в неявной форме.
Парадоксальность мышления в большей степени свойственна творческому
процессу, в том числе и литературно-художественному. Материалом наблюде-
ний в данной статье являются контексты с эмотивной семантикой, извлеченные
из подкорпуса поэтической речи Национального корпуса русского языка [НКРЯ]
и содержащие парадоксальные поэтические высказывания. Наряду с экспрессив-
ностью, выразительностью, подобные контексты интересны в плане анализа ко-
гнитивных механизмов выражения оригинальных, необычных, странных сужде-
ний о мире эмоций, они побуждают к поиску скрытого интегрирующего при-
знака, послужившего основанием антонимического сопряжения эмоций с дру-
гими полярными эмоциями или иными сущностями внутреннего мира. Резуль-
таты анализа позволили выявить разные когнитивные стратегии и модели подоб-
ного парадоксального совмещения, которое наблюдается при соединении в од-
ной синтагме элементов, находящихся вне контекста, в словаре в антонимиче-
ской оппозиции друг к другу, но при этом являющихся частью общего эмотив-
ного пространства. Например, И звуки, мыслящие в шаге, / придавят в тягост-
ном веселье / шероховатости бумаги / невозмутимой нонпарелью (А.В. Ере-
менко). В данном контексте обнаруживается ментальное пересечение двух про-
тивоположных эмоций: веселья и тягости, которые в результате интеграции
формируют ментально целостное по сути, но внутренне противоречивое полито-
нальное комплексное чувство – тягостное веселье, осмысляемое в контексте как
радость, вероятно, достаточно длительная, отягощенная, пронизанная непри-
ятным чувством, доставляющим огорчение, муку. Веселье приобретает в тексте
признак печали, угнетенности, того, что уже наскучило, надоело, доставляет
муку и переживание. При репрезентации этой ментальной структуры использу-
ется модель адъективно-субстантивного подчинительного словосочетания. По-
добная парадоксальная структура чрезвычайно частотна в поэтической речи; см.:
едкая радость (Е.В. Шварц), радость отдаленья (Б.А. Ахмадуллина), радость
горьких слез (П.Я. Зальцман) и т.д.
Когнитивная структура, передающая знания о сложном чувстве мучитель-
ной радости, не единична, она может быть выражена и по-другому, например,
…как тягостно в радости, весело в горе… (С.В. Кекова). В этой поэтической
фразе семантика тягостного веселья представлена аналитически в структуре без-
личного предложения, в котором безлично-предикативный центр передает
23
смысл мучительного состояния, а сирконстант с локативным значением пред-
ставляет чувство радости как пространственную сферу: в радости. Указанный
смысл усилен контактным повтором аналогичной структуры, но с противопо-
ложным порядком следования компонентов-синонимов позитивной и негатив-
ной оценочной семантики, иначе акцентирующих тождественный предыдущему
смысл: весело в горе. Наблюдается развернутое парадоксальное суждение с двой-
ной двучленной антонимией – бипарадоксальность (тягостно – весело, в радо-
сти – в горе) и формируемой на их основе текстовой синонимией – тождеством
словосочетаний, передающих внутренне противоречивые комплексные эмоции
тягостной радости и веселого горя. При этом в первом случае негативно интер-
претируется радость, а во втором – положительно характеризуется горе, что еще
более усиливает парадоксальность поэтических строк. Подобное переплетение
парадоксальных связей не единичный случай, например, Я радость находил в
раскаянье, / И силу слабость мне давала (С.И. Липкин). Переменными в этих
структурах являются лишь номинации разных эмоций и других сопрягаемых с
ними явлений.
Еще один вариант парадоксальной репрезентации комплексного, внутренне
противоречивого чувства – субстантивное подчинительное словосочетание.
Например, Лоб чтенье претерпел с восторгом отвращенья (Б.А. Ахмадулина).
Чувства восторга и отвращения противоположны по эмотивному содержанию,
оценке, направленности: восторг – необыкновенный подъем радостных чувств,
восхищения; отвращение – крайне неприятное чувство, сильная неприязнь. Со-
единяясь вместе, они передают комплексное чувство, основанное на парадок-
сальном сопряжении сильного отвращения и восторга, достигшего высшей сте-
пени, равного восхищению (см. также: радость горьких слез (П. Зальцман)). Для
поэтической речи в целом чрезвычайно показательно соединение противополож-
ных чувств и в сочинительных словосочетаниях. Чувство радости, к примеру,
регулярно сопрягается с эмоциями горя, муки, грусти, тоски, страдания, злобы и
др. (см.: реальны радость и страданье (Л. Баргольд), боль и радость этой
встречи (А. Твардовский), Ты и радость, ты и страданье (Д. Самойлов)).
Более развернуто комплексные внутренне оппозитивные эмоции репрезен-
тируются в высказываниях афористического типа: О, значит, радость есть во
зле! (Ю.П. Кузнецов); в высказываниях с семантикой тождества: Ты радость
утренних огней, / Печаль моя (Р.Ч. Мандельштам). Зачастую авторы сами интер-
претируют механизм формирования подобных эмоций: Прислушайся к песне
старинной, / Где слиты и радость, и грусть (Вс.А. Рождественский); И на еди-
ное мгновение / Сольются радость и печаль (В.А. Злобин); А жизнь влила в бие-
нье крови / Печаль и радость, явь и сны (Вс.А. Рождественский). Если чудо –
говори о чуде, / Сочетавшем радость и печаль (М.С. Петровых); Боже, / Ты влил
мне в душу / едкую радость / и тоску без предела (Е.В. Шварц). В данных кон-
текстах сигналом целостности новых внутренне оппозитивных эмоций, образуе-
мых парадоксальными сочетаниями полярных эмоций, является лексика с семан-
тикой соединения. Кроме того, наличие, бытование подобных парадоксальных
комплексных эмоций зачастую интерпретируются самим лирическим субъек-
том, как в следующем контексте: Я так скажу: жестокий жизнь сюжет / и го-
рестный, – живи, рыдай на радость. / Я грустно-счастлив, это смехо-плач
(В.А. Соснора). Здесь причина эмоциональных антиномий и их сопряжения в
24
единое целое видится в жестокости и горестях самой жизни, порождающей
грустно-счастливое состояние, выражающееся в смехо-плаче, что оправдывает
их существование. Авторские аргументации бытия противоположных эмоций в
их сопряжении могут содержать интерпретации и модального типа: В мире
нужны человеку и радость, и горе (В. Блаженный), в которых утверждается необ-
ходимость переживания подобных эмоций.
Парадоксальность наблюдается не только при интеграции базовых противо-
положных эмоций, но и при интерпретации их конкретизирующих когнитивных
признаков, противоречащих обычным, традиционным представлениям, вслед-
ствие чего происходит переосмысление характеризующих признаков эмоций, за-
мена их на признаки противоположной тональности. Например, В этот темне-
ющий год / даже надежды темны (М.Н. Айзенберг). В этой поэтической фразе
надежда – положительное, светлое чувство, обычно связанное с оптимизмом,
верой в лучшее будущее, предстает как темное, безотрадное, при этом семан-
тика безысходности подчеркивается в контексте и характеризацией текстового
времени: этот темнеющий год, и усиливается употреблением частицы даже. В
результате ожидаемое будущее предстает как темное, безрадостное, а надежда
лишается признаков веры и оптимизма, становится ожиданием чего-то неясного,
смутного, темного.
Еще одна модель парадокса в поэтической речи – развернутое суждение, ос-
нованное на парадоксальной образной ассоциации, как в следующей поэтиче-
ской фразе: Если б в самом начале я не выбросил первый портрет, / я бы тоже
висел, как застывших страстей комплект, – / комбинация заданных кем-то
смыслов и правил (Н. Байтов). Портрет предстает в тексте не как изображение
внешности человека, ее психологических особенностей, а как вещь, предмет,
комплектующие части которого – застывшие страсти, комбинация заданных
кем-то смыслов и правил. Сопрягается отвлеченно-абстрактное представление о
внутреннем мире лирического субъекта с конкретно-предметным материальным
представлением о нем. При этом страсть – интенсивное, сильное переживание,
динамическое по своему характеру, предстает статическим как нечто материаль-
ное, утратившее свои качества: застывшая страсть. Еще пример образного
представления эмоций: Радость крылья сложила / И глядит оборотной, тоск-
ливой своей стороной. / Чем душа дорожила, / Стало мукой сплошной.
(А.С. Кушнер). Здесь двойственный характер эмоций, в которых слиты воедино
светлые и темные их сущности, передается в образе радости-птицы, крылья ко-
торой – в открытом или сложенном состоянии – выражают полярные чувства:
радость или тоску, муку.
Итак, внутренне оппозитивные эмоции, которые репрезентируются раз-
ными вариантами модели биполярной когнитивной структуры парадокса, с од-
ной стороны, являются поиском и описанием подобных эмоций, возникающих в
жизненных ситуациях и обусловленных самой сутью жизни (см.: Бытие, все его
категории, / жизнь, и смерть, и сладость, и боль, / радость точно так же, как
горе, / я впитываю, как море – соль (Б. Слуцкий). С другой стороны, они имеют
субъективно-антропологическую природу, порождающую в процессе их воспри-
ятия совмещение полярных эмоций: С другим – как проволоки нить, / вы смо-
жете соединить / свое волненье, / радость, / боль, любовь, / существенную
столь! (С. Кирсанов); Под высоким солнцем медленно иду, / Ощущая радость
25
остро, как беду (Л.А. Алексеева).
Слияние в одно нерасторжимое психологическое единство двух противопо-
ложных эмоций объясняется их природой, тем, что они существуют не дис-
кретно: они совмещаются, пересекаются, взаимодействуют, создавая пережива-
ние комплексного характера, а парадоксальные структуры, основанные на меха-
низмах ментальной интеграции, вскрывают подобные устойчивые взаимосвязи,
обнаруживая сложные, противоречивые по сути эмоции.
Литература
Ляпон М.В. К изучению семантики парадокса // Русский язык в научном освещении.
2001. № 2. С. 91-106.
Lyudmila G. Babenko (Yekaterinburg, Russia)

Ural Federal University
Alena N. Stepanova (Yekaterinburg, Russia)
PARADOX AS A WAY OF THE WORLD COGNNITION

AND EXPRESSING NEW KNOWLEDGE ABOUT IT
(Based on the poetry subcorpus of the National corpus of the Russian language)
The research appeals to the study of paradoxes as a special type of the world cognition based on
cognitive mechanisms of mental integration, i.e. pairing cognitive structures based on opposition and
identity at the same time. As a result, complex cognitive structures are formed that express funda-
mentally new knowledge about the world. The material of observations is poetic speech.
Keywords: paradox, mental mergers, emotive semantics, complex cognitive structures
Н.Н. Болдырев (Тамбов, Россия)

Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина
boldyrev@tsutmb.ru
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ПЕРВИЧНЫХ И ВТОРИЧНЫХ СТРУКТУР

В ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ МИРА КАК ФАКТОР ЕЕ ДИНАМИКИ
Рассматривается роль вторичных структур в развитии языковой картины мира на концепту-

альном и языковом уровнях. Анализируются процессы концептуальной и языковой дерива-
ции, связывающие первичные и вторичные структуры, их обусловленность интерпретирую-
щей природой языка и сознания, а также необходимостью отражения меняющегося облика
окружающего мира и современных тенденций общественного развития.
Ключевые слова: первичные и вторичные структуры, концептуальная и семантическая дерива-
ция, языковая картина мира
Современное общество характеризуется стремительным развитием техноло-

гий, рождающих новые объекты материального и духовного характера, новые
научные понятия, а также появлением новых средств коммуникации и, как след-
ствие, все возрастающим потоком информации, который требует постоянной об-
работки. Поскольку значительная нагрузка при этом ложится на естественный
Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 20-18-
00372) в Тамбовском государственном университете им. Г.Р. Державина.

26
язык, ограниченный конечным набором средств для передачи и хранения новых
данных, то возникает потребность в постоянном обновлении и адаптации имею-
щихся языковых единиц и категорий. Главным условием при этом является сохра-
нение системности языка, без которой он утратил бы свою функциональность. Ло-
гично предположить, что возможность такого обновления заложена в самой при-
роде языка, в его интерпретирующей функции (см. подробнее об интерпретирую-
щем характере языка и языкового сознания в [Болдырев 2017, 2018]), в принципах
его организации и репрезентации мира. Как представляется, это можно проиллю-
стрировать на примере взаимодействия первичных и вторичных структур в язы-
ковой картине мира, что и является целью настоящей публикации.
Языковая картина мира как система знаний о мире, представленная в языко-
вой форме, включает три основных типа элементов: структуры, представляющие
окружающий мир в его базовых сущностях (первичные репрезентирующие
структуры), структуры, интерпретирующие мир во всем многообразии его объ-
ектов, событий и их характеристик (вторичные репрезентирующие, они же пер-
вичные интерпретирующие структуры), и структуры, интерпретирующие зна-
ния о мире, уже представленные в том или ином формате на концептуальном и
языковом уровнях (вторичные интерпретирующие структуры). Между всеми
этими элементами обнаруживается сеть различных межконцептуальных связей
причинного характера, которая, с одной стороны, объединяет их в единое целое –
систему, а с другой, – обеспечивает безграничный функциональный потенциал
этой системы, что неоднократно подчеркивалось многими отечественными и за-
рубежными учеными, см., например, в [Павиленис 1983; Кубрякова 2004; Dennett
1991].
Первичные репрезентирующие структуры (единицы знания и обознача-
ющие их языковые единицы) появляются в результате познания мира на базовом
уровне в ходе практического взаимодействия с окружающими человека живыми
и неживыми объектами: мама, папа, машина, кукла, тарелка, дом, дерево, цве-
ток, собака и т.д. Уже на этом уровне частично появляются и вторично-репре-
зентирующие (первично-интерпретирующие) элементы, передающие многооб-
разие объектов и явлений, которые лишь по функции видовой интерпретации от-
личаются от первичных структур (и поэтому иногда трудно поддаются четкому
отграничению от первично-репрезентирующих элементов): собака бывает боль-
шой или маленькой, лохматой, черной, гавкает или лает, облизывает, с ней
можно играть, нужно гулять, ее можно гладить. Вторичный характер этих эле-
ментов лишь формально обусловлен их концептуальной связью с первичной
структурой знания как когнитивным ориентиром (доминантой), в данном случае:
СОБАКА → внешний вид → субъект и объект действий. Или: телефон – стаци-
онарный – дисковый – кнопочный – беспроводной – мобильный – радиотелефон
– сотовый – смартфон – айфон – планшет.
Появление вторично-интерпретирующих когнитивных и языковых струк-
тур и вторичных функций у базовых элементов обусловлено не столько новыми
сведениями о мире первичного характера, сколько интерпретацией уже имею-
щихся знаний в плане их разного конфигурирования и оценки, т.е. вторичной язы-
ковой интерпретацией. Вторичная языковая интерпретация в силу своей спе-
цифики практически не ограничена ни в плане объекта (объектом интерпретации
могут стать сами вторичные структуры как результат предшествующей вторичной
27
интерпретации), ни по количеству интерпретаций, каждая из которых условно
считается вторичной по отношению к исходной структуре, поскольку ее объек-
том всегда является не сама сущность, а знания о ней, известные или уже мно-
гократно проинтерпретированные. Такого рода элементы связаны с первичными
структурами определенными деривационными отношениями концептуального
или языкового плана: звонить; позвонить; перезвонить; дозвониться; отзво-
ниться; обзвониться; названивать; сделать дозвон; набрать (номер); звякнуть;
брать / поднимать / класть / бросать трубку; связаться по сотовому; сидеть на
телефоне; Пусть люди, которые Вам не подходят, к Вам не подходят и т.д.
Обусловленность и закономерность образования вторичных структур самой
природой языка и сознания, а также процессами их развития подтверждаются дан-
ными других наук: философии, психологии, семиотики. В качестве достаточных
аргументов могут, в частности, служить утверждения о бесконечности процессов
интерпретации [Dennett 1991: 111], дифференциация двух систем, используемых
в познавательной деятельности: логических операций, с одной стороны, и оценки
эмоционального значения и глубинного смысла – с другой [Лурия 1998: 258], пси-
хофизиологическая теория доминанты [Ухтомский 2002], разграничение семан-
тики и прагматики как отдельных научных областей [Моррис 1983], введение по-
нятия интерпретанты [Пирс 2000]. Лингвистическим подтверждением является
обоснование доминантного принципа организации языка и языкового сознания
(см. подробнее: [Болдырев 2020]), а также наличие специальных систем модусной
концептуализации и категоризации в языке (см.: [Болдырев 2005]).
Процессы формирования вторичных структур приводят к двум основным
тенденциям в изменении языковой картины мира, которые условно можно обо-
значить как концептуально-языковые и формально-языковые. Концептуально-
языковые тенденции связаны с изменением структуры и содержания энциклопе-
дических и, как следствие, языковых знаний, формально-языковые – с появле-
нием новых языковых единиц и выражений.
Динамика языковой картины мира определяется способностью вторичных
структур по-новому конструировать знания о мире, т.е. их интерпретирующим по-
тенциалом. Новое конструирование знаний о мире в языке отражает аналогичные
процессы концептуального характера, основанные на общем принципе концепту-
альной деривации – получение нового знания на базе существующего и уже
представленного в языке. Различные варианты взаимодействия первичных и вто-
ричных структур и формируют в итоге интерпретирующий потенциал последних.
Это взаимодействие по-разному проявляется на концептуальном и языковом
уровнях. В первом случае оно обусловлено процессами концептуальной дерива-
ции трех основных типов: 1) сохранение формата исходного знания при измене-
нии его структуры и конфигурации, 2) изменение самого формата знания, 3) изме-
нение концептуальной области определения, или когнитивного контекста.
Сохранение исходного формата означает формирование другого концепта
на базе исходного по принципу оппозиции: КОНЦЕПТ – АНТИКОНЦЕПТ, ОН-
ЛАЙН – ОФЛАЙН, КРАСИВЫЙ – НЕКРАСИВЫЙ, аналогии или подобия:
СТИЛЬ – СТИЛИЗАЦИЯ, СХЕМА – СХЕМАТИЗАЦИЯ, метафоры или метони-
мии: КРАСНАЯ ЗОНА, ВОЛНЫ НЕЖНОСТИ, МАРКС – МАРКСИЗМ – МАРК-
СИСТ, изменения концептуального содержания за счет уточнения, добавления,
устранения или нейтрализации каких-либо характеристик (функциональных,
28
статусных, оценочных): ГЛУПЫЙ – ГЛУПОВАТЫЙ – ГЛУПОСТЬ – ГЛУ-
ПОТА, УБОРЩИЦА – ТЕХНИЧКА и т.д.
Изменение концептуального формата предполагает образование новой
структурной единицы в сравнении с исходной, например, сложной концептуаль-
ной структуры, фрейма или пропозиции на базе одного или нескольких элемен-
тарных концептов: ЯСНЫЙ – ОБЪЯСНЯТЬ / ПОЯСНЯТЬ (‘кто, кому, что’), ГРА-
НИТНЫЙ ВОЖДЬ; КАМЕННЫЙ ЛЕВ (‘что-то, сделано из какого-материала,
напоминающее по форме или внешнему виду кого-то или что-то’), категории (обо-
значение целого класса предметов): ТОВАР – ТОВАРЫ – ЭЛЕКТРОТОВАРЫ –
ТОВАРОПРОИЗВОДИТЕЛИ, когнитивной матрицы: ЗОЛОТАЯ РЫБКА НА КУ-
РЬИХ НОЖКАХ (‘кафе «Золотая рыбка» в доме с подпорками, который в повсе-
дневном общении жителей города получил прозвище «Дом на курьих ножках»’).
Изменение концептуальной области определения влечет за собой пере-
конфигурацию межконцептуальных связей в результате подмены понятий и, как
следствие, образование вторичных когнитивных структур (ВЗЯТКА – БЛАГО-
ДАРНОСТЬ, ОБУЧЕНИЕ – ОКАЗАНИЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ УСЛУГ;
ВАХТА – РЕСЕПШН) или как результат перенесения понятий, например, из об-
ласти животного или растительного мира на область человека с целью его образ-
ной характеристики: ГОЛУБЬ, ЯСТРЕБ, ДУБ, БЕРЕЗКА, МУХОМОР.
Зависимость вторичных структур от исходных единиц на языковом уровне
проявляется в процессах семантической, морфологической и синтаксической де-
ривации, которые обеспечиваются различными языковыми механизмами: вторич-
ной номинацией, использованием синонимов и омонимов, моделями грамматиче-
ского словоизменения и словообразования, лексикализацией, грамматизацией,
фразеологизацией, моделями сочетаемости, коммуникативными формами органи-
зации текста и дискурса.
Семантическая деривация предполагает формирование производного значе-
ния на базе какого-либо другого, исходного значения. Данный процесс означает
не только изменение структуры или содержания исходного значения, но и сохра-
нение той или иной его части, которая обеспечивает связь между значениями
вторичной и исходной языковыми структурами. Наследуемая часть в семантике
вторичной языковой единицы выполняет одновременно отсылочную функцию к
базовой структуре и связанному с ней концептуальному содержанию – функцию
внутриязыковой референции.
На формально-языковом уровне деривационные связи между вторичными и
исходными структурами проявляются в разных моделях словообразования: мор-
фологических (учить – выучить – разучить – обучить – отучить – переучить –
недоучить – учение – обучение – недоучка), синтагматических (автокрановщик;
водонагреватель; электропечь), синтаксических (ни-на-что не годный; умали-
шенный; всезнайство), лексикализации (снега; масла; широты) и делексикали-
зации (страшно похожий; ужасно приятный; выразить озабоченность), фра-
зеологизации (одной ногой; как здравствуйте; он вам еще покажет) и дефразео-
логизации (ни одной ногой; не надо нам ничего показывать), грамматикализации:
трижды; якобы; казаться вежливым; проснуться знаменитым.
Концептуальные и семантические деривационные связи могут быть явно не
представлены, и их актуализация становится возможной лишь в конкретном кон-
тексте за счет инференции, в том числе на основе знания иностранных слов, и за
29
счет конкретной сочетаемости слов, частей сложного предложения, синтаксиче-
ских и коммуникативных моделей предложения, метафорических и метонимиче-
ских конструкций: оптимайзер; воркшоп; коврик для мыши; мозги плавятся;
Стану я ему еще объяснять.
Вторичная интерпретация на уровне текста и дискурса связана преимуще-
ственно с индивидуальным, авторским представлением тех или иных событий:
минус 1 ощущается как минус 8; Свобода кончается там, где начинается от-
ветственность (С. Капица); На уроке истории… мадам Анри рассказывала нам
о смерти Тутанхамона так, словно сама была с ним рядом (М. Леви).
Импликация деривационных связей в результате нарушения правил семан-
тической сочетаемости и языковой синтагматики приводит к смысловым казу-
сам, которые никак нельзя считать фактором развития языковой картины мира:
Всех больных закапывать в 7 утра (объявление в глазном отделении больницы);
В связи с ремонтом парикмахерской укладка женщин будет производиться в
мужском зале; Дети до пятилетнего возраста приходят в цирк на руках. Де-
вушка по имени Лена, которую я встретил 12 октября неподалеку от станции
«Кузьминки» … Твои белокурые волосы и красное пальто – все, что у меня оста-
лось; Кондитерская фабрика приглашает на работу двух мужчин: одного для
обертки, другого для начинки.
Таким образом, одним из основных факторов динамического развития язы-
ковой картины мира, обеспечивающего отражение меняющегося облика окружа-
ющего мира и современных тенденций изменения общества, является взаимо-
действие первичных и вторичных структур, основанное на деривационных про-
цессах концептуального и языкового характера. Границы распространения этих
процессов определяются возможностью вторичной интерпретации исходного
концептуального содержания в плане его полного или частичного переформати-
рования, а также изменения или установления новых внешних связей с другими
концептами или концептуальной областью.
Болдырев Н.Н. Модусные категории в языке // Когнитивная лингвистика: Ментальные
основы и языковая реализация. Ч.1. Лексикология и грамматика с когнитивной точки зрения:
сб. статей к юбилею проф. Н.А. Кобриной. СПб.: Тригон, 2005. С. 31-46.
Болдырев Н.Н. Язык как интерпретирующий фактор познания // Интерпретация мира в
языке: коллективная монография. Тамбов: Издательский дом ТГУ им. Г.Р. Державина, 2017.
С. 19-81.
Болдырев Н.Н. Язык и система знаний. Когнитивная теория языка. М.: Издательский дом
ЯСК, 2018.
Болдырев Н.Н. Доминантный принцип организации языка и языкового сознания // Ко-
гнитивные доминанты языкового сознания: коллективная монография. Тамбов: Принт-Сер-
вис, 2020. С. 21-79.
Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когни-
тивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М.: Языки славянской культуры, 2004.
Лурия А.Р. Язык и сознание. М.: Издательство МГУ, 1998.
Моррис Ч.У. Основания теории знаков // Семиотика. М.: Радуга, 1983. С. 37-89.
Павиленис Р.И. Проблема смысла: современный логико-философский анализ языка. М.:
Мысль, 1983.
Пирс Ч.С. Избранные философские произведения: пер. с англ. М: Логос, 2000.
Ухтомский А.А. Доминанта. Статьи разных лет. 1887-1939. СПб.: Питер, 2002.
Dennett D. Consciousness Explained. New York: Back Bay Books, 1991.
30
Nikolay N. Boldyrev (Tambov, Russia)
Derzhavin Tambov State University
INTERACTION OF PRIMARY AND SECONDARY STRUCTURES

IN THE LANGUAGE PICTURE OF THE WORLD AS A FACTOR OF ITS DYNAMICS
The article focuses on the role of secondary structures in the development of the linguistic picture of
the world at the conceptual and linguistic levels. The author analyses processes of conceptual and
linguistic derivation between primary and secondary structures as conditioned by the interpreting
nature of language and consciousness, as well as by the need to reflect the changing appearance of
the surrounding world and modern trends in social development.
Keywords: primary and secondary structures, conceptual and semantic derivation, language picture
of the world
Н.А. Голубева (Нижний Новгород, Россия)

Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н.А. Добролюбова
nagol@mail.ru
ВТОРИЧНАЯ ОЦЕНКА КАК ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ
Статья посвящена анализу ведущего объекта аксиологической лингвистики – модусной кате-

гории оценки. На примере определенного кластера фразеологической системы немецкого
языка дается методологическое обоснование вторичной оценки как прецедентной аксиологи-
ческой сущности – категориально значимой знаковой величины.
Ключевые слова: ценность, вторичная оценка, прецедентная аксиологическая сущность, ин-
терпретация, сравнение
Оценка в лингвистическом смысле берет свое начало в аристотелевской ри-

торике, если говорить об онтологии метафоры, когнитивной основой которой яв-
ляется имплицитное сравнение. Термин «оценка», как и однокоренные термины
«ценность», «цена», являются ключевыми во многих гуманитарных науках и об-
ластях знания – от экономики до педагогики; ср. фразу «цена вопроса», которая
в наши дни стремительно набирает психологический заряд.
Цель статьи – показать категориальную релевантность вторичной оценки на
примере когнитивно-функционального анализа устойчивых (образных) сравне-
ний, паремий и цитат в современном немецком языке. Актуальность и новизна
видятся в описании функциональной этимологии оценки как значения квалифи-
кативной понятийной категории – смысловой основы субъективной модально-
сти. Сравнение предстает в двух методологических векторах его понимания.
Прежде всего, как номинативная языковая единица, синтаксическое построение
(aussehen wie Milch und Blut / wie gewonnen, so zerronnen). Вместе с тем когнитив-
ной основой таких языковых единиц является перенос свойств и качеств одного
объекта на другой, в этом случае сравнение – прием восприятия и концептуали-
зации действительности, то есть когнитивный механизм.
Аксиологическая категоризация пришла в мир вместе с его концептуализа-
цией – способностью человека познавать мир и интерпретировать его с позиции
конкретного индивидуума (его личная оценка) и с позиции конкретного обще-
ства, представителем которого является индивидуум (норма – общепринятая /
коллективная оценка). Следовательно, a priori онтология любой оценочной кате-
гории производна от естественной, то есть, вторична, а ее когнитивной основой
31
является первичная абсолютная оценка. Ее предметом является один объект
внимания.
Но оценка может выражаться путем сопоставления двух объектов и их
свойств, состояний, тогда возникает компаративная или сравнительная / отно-
сительная оценка:
(1) Dieser Student ist begabter, als es seine Kommilitonen sind.
Если в абсолютной оценке хорошо / плохо содержится имплицитное сравне-
ние, основанное на общности социальных стереотипов, то в компаративной
лучше / хуже эксплицируется сопоставление объектов друг с другом [Вольф
2002: 15]. Первичность и вторичность оценки имеет и другие ракурсы рассмот-
рения, имеющие отношение к формированию категории вторичной оценки. Оце-
ночная категория основывается на концепте, который, будучи «связан знаком»,
является значением [Никитин 2004: 57], то есть оценочное значение есть когни-
тивная основа категории. Абсолютная оценка как психолингвистический фено-
мен обусловливает существование первичного оценочного значения. Оно выра-
жается через собственно оценочные слова с широким значением. В контексте
они наполняются дескриптивно-эксплицирующей информацией, где обнаружи-
вается вторичное, дескриптивное, оценочное значение. Так, для первичного зна-
чения «хорошо» дескриптивными значениями могут быть «чисто», «быстро»,
«халявно» и др. Поэтому дескриптивное оценочное значение является вторич-
ным по отношению к первичному. Осмыслить этот постулат помогает известное
стихотворение В.В. Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо».
Существуют два типа категорий, основывающихся на оценке, – собственно
оценочные категории и категории оценочных слов с репрезентацией своего типа
знаний для каждого типа. Оба типа категорий как аксиологические явлены в
нашем языковом сознании как форматы оценочной концептуализации и оценоч-
ной категоризации мира и принадлежат к числу вторичных – модусных [Болды-
рев 2008].
В аксиологической сфере заметное место занимает когнитивно-тематиче-
ская область негации. Так, без труда мы соотносим «плохо» с аксиологическим
знаком «нехорошо»:
(2) Er stand nicht auf, zog sich nicht an, frühstückte nicht, ging zum Unterricht
nicht.
В (2) отрицание реализует когнитивно-эмотивную «выделенность». Здесь
налицо отступление от привычного хода вещей (ценности в виде традиций и
обыкновений). Nicht может объективировать эту «выделенность» синтаксиче-
ским способом, когда дезавуируется актуальность представленного в последую-
щей пропозиции содержания и имплицируется метакоммуникативный предикат:
Mit etw. ist nicht gemeint / gesagt (Этим … не имеется в виду), что в аксиологиче-
ском плане означает (Это есть неправильно):
(3) Mir schien, als wüßte er nicht weiter. – (Nicht:) Mir schien, wie es mir schei-
nen würde, wenn er nicht mehr weiterwüßte. [Duden 1984: 686]
Возвращаясь к пониманию значения вторичной оценки, уточним, что здесь
интерпретативному анализу подлежат устойчивые сравнения, паремии и выска-
зывания (цитаты), которые передают переосмысленную, а потому прецедентную
оценку сущностей, в терминах теории языковой прецедентности [Голубева 2010].
В них отражена система ценностей, которая формируется, как представлено в
32
[Арутюнова 1988, Kuße 2012; Карасик 2015], по разным логико-философским и
лингвокультурным критериям.
Первый уровень формируют витальные ценности, которые кроются в физи-
ческой, духовной красоте и здоровье человека, его профессиональном и жизнен-
ном успехе, силе характера. Пресуппозицией фразеологизмов этого уровня вы-
ступают символы здоровья человека – цвет лица, настроение, условия жизни.
Они переосмысляются в крепость дерева (ein Kerl wie ein Baum), благоприятную
среду обитания (gesund wie ein Fisch im Wasser), состояние после несчастного
случая (sich fühlen wie gerädert, daliegen wie ein geprellter Frosch) и др.
Второй уровень формируют утилитарные ценности, выражающие коллек-
тивную оценку в ходе обыденного познания предметов и событий на уровне ми-
роощущений и умозаключений: приятно / неприятно – нравиться / не нра-
виться. Пресуппозицией фразеологических единиц являются черты характера,
способности, вкус, предпочтения, заинтересованность, выражающиеся в непре-
рывном говорении (reden wie ein Buch), неуклюжем поведении (sich benehmen wie
ein Elefant im Porzellanladen), (не)опрятном виде (aussehen wie geleckt), жизни в
достатке (leben wie Gott in Frankreich), осведомленности в деле (wissen, wie der
Hase läuft), осторожности в поведении (schleichen wie die Katze um den heißen
Brei), показной надменности (stolz wie ein Pfau), несусветной глупости (dümmer,
als die Polizei erlaubt), вычурности (geputzt wie ein Pfingstochse), медлительности
действий (langsam wie eine Schnecke).
К третьему уровню относятся христианские поведенческие ценности, свя-
занные с альтруизмом, жертвенностью, филантропическими идеями, определя-
ющими этические и морально-нравственные качества человека или коллектива
во благо ближнего, окружающего социума и, шире, общества. Пресуппозицией
фразеологизмов данного уровня являются модель поведения человека (Wie ge-
wonnen, so zerronnen; Zustände wie im alten Rom; Wie die alten sungen, so zwitschern
auch die Jungen; Je höher der Mensch steht, umso stärkere Schranken hat er nötig,
welche die Willkür seines Wesens bändigen; Fremde Fehler beurteilen wir als Staats-
anwälte, die eigenen als Verteidiger); отношение к окружающему миру (Wie man in
den Wald hineinruft, so schallt es wieder heraus; Ein Rezensent, das ist ein Mann, der
alles weiß und gar nichts kann; Erziehen heißt natürliche Anlagen entwickeln), трудо-
любие (Wie man den Karren schmiert, so fährt es; Wie die Saat, so die Ernte; Wie die
Arbeit, so der Lohn), удовлетворенность результатом труда (Wie man sich bettet, so
schläft man), истина дружбы (Je kürzer die Rechnung, je länger die Freundschaft).
Четвертый уровень создают терминальные ценности (самоценности), их
нельзя обосновать более общими или более важными ценностями. Они состав-
ляют смысл жизни каждого человека. Пресуппозицией фразеологизмов и цитат
этого уровня выступают любовь, счастье, безопасность, удовольствие, внутрен-
няя (дис)-гармония (Die sauersten Äpfel haben die schönsten Bäckchen; Der Kaffee
soll schwarz wie die Nacht, heiß wie das Feuer, süß wie die Liebe sein), чувство за-
вершенности (Doppelt genäht, hält besser; Zwei Köpfe sind besser als einer), муд-
рость (Nichts ist so elend wie ein Mann, der alles will und nichts kann), спасение (Der
bessere Teil der Tapferkeit ist Vorsicht), Reden ist Silber, Schweigen ist Gold),
(не)комфортная жизнь (Leben wie Gott in Frankreich; arm wie eine Maus; Zustände
wie im alten Rom), воодушевление (Es wird nicht so heiß gegessen, wie gekocht;
Mehr Inhalt; weniger Kunst!), свобода (Nur der verdient sich Freiheit wie das Leben,
33
der täglich sie erobern muss!), (не)признание, (не)уважение (Ein Onkel, der Gutes
mitbringt, ist besser als eine Tante, die bloß Klavier spielt); Nichts ist so elend wie ein
Mann, der alles will und nichts kann), надежная семья, равенство (Gleich und gleich
gesellt sich gut; Gleiche Brüder, gleiche Kappen).
Таким образом, вторичное оценочное значение – это прецедентная аксиоло-
гическая сущность, которая реализуется в аксиогенных ситуациях на уровне
осмысления первичного абсолютного значения: 1) в контекстуальных значениях
и 2) при трансформации первичных смыслов. Оно является когнитивной основой
лингвистической категории вторичной оценки.
Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. М.: Наука, 1988.
Болдырев Н.Н. Оценочные категории как формат знания // Когнитивные исследования
языка. Вып. III. 2008. С. 25-37.
Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. 2-е изд., доп. М.: Эдиториал УРСС,
2002.
Голубева Н.А. Грамматические прецедентные единицы в современном немецком языке.
Нижний Новгород: ООО «Типография «Поволжье», 2010.
Карасик В.И. Языковая спираль: Ценности, знаки, мотивы. Волгоград: Парадигма, 2015.
Никитин М.В. Развернутые тезисы о концептах // Вопросы когнитивной лингвистики.
2004. № 1. С. 53-64.
Duden = Die Grammatik. 4., völlig neu bearb. u. erw. Aufl. Mannheim, Leipzig, Wien, Zürich:
Dudenverlag, 1984.
Kuße H. Kulturwissenschaftliche Linguistik. Eine Einführung (= UTB-Band-Nr. 3745). Göt-
tingen: Vandenhoeсk & Ruprecht, 2012.
Nadezhda A. Golubeva (Nizhny Novgorod, Russia)

Nizhny Novgorod State Linguistics University
SECONDARY EVALUATION AS A LINGUISTIC CATEGORY

The article is devoted to the analysis of the main object of evaluative linguistics – the modus category
of estimation. The methodological basis of secondary evaluation as a precedent axiological entity –
categorically significant sign value is considered on the example of the definite cluster that belongs
to the phraseological system of the German language.
Keywords: value, secondary evaluation, precedent axiological entity
В.С. Григорьева (Тамбов, Россия)

Тамбовский государственный технический университет
grigoriewa@mail.ru
VOM VERSTEHEN ZUR ÜBERZEUGUNG

Bei der Untersuchung der Sprachinteraktion wird die Aufmerksamkeit der Wissenschaftler durch
zwei Hypostasen erregt: die Organisation der Sprache des Sprechers und die Technik, den Hörer zu
verstehen. In diesem Artikel wird versucht, eine Hierarchie von Stufen des Verstehens vom Missver-
ständnis bis zum vollständigen Verstehen und Überzeugung zu etablieren, die mit der Entwicklung
von Ideen in der kognitiven Linguistik und der Absonderung der Interpretationsfunktion der Sprache
möglich wurde. Die Arbeit beleuchtet und beschreibt die folgenden Stufen des Verstehens: konzep-
tuelles Verständnis; propositionales oder direkt kognitives Verständnis; Signifikanz-Verständnis und
Verstehen auf der Ebene der Absichten.
Schlüsselwörter: Verständnis, Interpretationsfunktion, konzeptuelles Verständnis, Sinn der Aussage,
Absicht, Kommunikation
34
Einer der wesentlichen Aspekte des Problems der Sprachinteraktion ist das Prob-
lem des Verständnisses des Gesprächspartners. Dies ist die erste Phase, um den Adres-
saten zu überzeugen. Es sind die verstandenen Informationen, die als Wahrheit wahr-
genommen werden können, ein Wert, der in eine Überzeugung umgewandelt werden
kann. Bei der Untersuchung der Sprachinteraktion wurde die Aufmerksamkeit der For-
scher in der Regel auf die Untersuchung der Sprache des Sprechers gelenkt. Den Prob-
lemen des Sprachverständnisses waren einzelne Abschnitte solcher Wissenschaften ge-
widmet, wie Psycholinguistik (N. Chomsky, L.V. Schtscherba, N.I. Zhinkin, L.S. Vy-
gotsky, A.A. Zalevskaya usw.), Hermeneutik (H.G. Gadamer, A.A. Brudny, G.I. Bogin
und andere), semiosoziale Psychologie (T.M. Dridze) und andere. Die Definition des
Verstehens wurde hauptsächlich auf seine Bestimmung als universelle Denkoperation
reduziert, die mit der Assimilation neuer Inhalte verbunden ist, seiner Einbeziehung in
das System etablierter Ideen und Vorstellungen. Der Schwerpunkt der Sprachfor-
schung, die sich mit den Problemen des Verstehens befasste, lag hauptsächlich auf den
Bedingungen für eine erfolgreiche Kommunikation und den Gründen für Kommuni-
kationsfehler. Mit der Entwicklung der Ideen der kognitiven Linguistik und der Defi-
nition der Interpretationsfunktion der Sprache als einer der Hauptkomponenten der
Sprachfunktionen neben der kognitiven und kommunikativen [Болдырев 2014б: 21]
wurde es möglich, den Prozess des Verstehens als „eine spezifische Art der Beherr-
schung und Erkenntnis der äußeren und inneren Welt der menschlichen Realität“ zu
erklären. Das Verstehen stellt sicher, dass eine Verbindung zwischen den offenbarten
neuen Eigenschaften des Erkenntnisobjekts und den dem Subjekt bereits bekannten
Eigenschaften hergestellt wird, die Bildung der operativen Bedeutung der neuen Ei-
genschaften des Objekts und die Bestimmung ihres Platzes und ihrer Rolle in der Struk-
tur der geistigen Aktivität [Григорьева 2018: 159].
In diesem Artikel werden wir versuchen, die Arten des Verstehens zu identifizie-
ren und ihre Hierarchie auf dem Weg vom Missverständnis zum Verständnis von
Wahrheit und Überzeugung zu etablieren, um die kognitiven Mechanismen aufzude-
cken, die der Adressat verwendet, um die Bedeutung des Gesagten zu verstehen und
zu extrahieren. Es ist zu beachten, dass bei der Implementierung der Sprachinteraktion
die Aufgabe des Adressanten bei der Übertragung von Informationen: nicht weniger
schwierig ist als die Aufgabe des Adressaten bei der Wahrnehmung der übertragenen
Informationen, da das angemessene Lesen sowohl des Inhalts als auch der Bedeutung
des Ausdrucks direkt von dessen Gestaltung abhängt.
Der Prozess des Verstehens von dem Zuhörer kann in Form folgender Stufen dar-
gestellt werden: 1) konzeptuelles Verständnis, dessen Kern die Auswahl thematischer
Konzepte im Wissenssystem des Adressaten ist, die mit dem entsprechenden Objekt,
der Aktion und dem Merkmal in der Weltanschauung des Adressaten korrelieren; 2)
propositionales oder direkt kognitives Verständnis, d.h. Einbetten der empfangenen
Informationen in das Wissenssystem des Empfängers; 3) Signifikanz-Verständnis,
d.h. Extraktion des Sinnes der Aussage von dem Hörer mit Hilfe bestimmter kognitiver
Mechanismen; 4) Verstehen auf der Ebene der Absichten, d.h. Erkennen der Absicht
des Adressaten, Ausfüllen der „pragmatischen Lücke“ (Begriff von L.G. Vasiliev:
[Васильев 1985: 33-34]).
Die erste Ebene des Verständnisses ist eng mit der Interpretationsfunktion der
Sprache verbunden, die darauf abzielt, sprachliche und Rede-Tatsachen zu erklären,
und unter solchen Aspekten wie der Interpretation von Objekten und Ereignissen
35
durchgeführt wird, indem verschiedene Verbindungen zwischen bestimmten Wissens-
bereichen hergestellt (konstruiert) werden (sieh auch: [Григорьева 2006]). „Jede
sprachliche Aktivität einer Person ist mit Interpretation verbunden, und sprachliche
Interpretation erscheint als eine Art kognitiver Aktivität, ein Prozess und das Ergebnis
des Verstehens und Erklärens einer Person der Welt und sich selbst in dieser Welt“
[Болдырев 2015: 5]. Die Richtung des „Interpretationismus“ wurde 1970-1980 in der
Philologie gebildet. Unter Hinweis auf die Mehrdeutigkeit des Begriffs „Interpreta-
tion“ in den allgemeinen Sprachkonzepten dieser Zeit hat V.Z. Demyankov die dop-
pelte Ausrichtung des Interpretationismus betont: 1) die Tatsachen von Rede und Spra-
che durch das Konzept der Interpretation zu erklären und 2) die Mechanismen der In-
terpretation in der Kommunikation zu klären (sieh: [Демьянков 1989: 7]). Die primäre
und sekundäre Interpretation unterscheidend, betont N.N. Boldyrev, dass es die Inter-
pretationsfunktion der Sprache ist, die es ermöglicht, die Dynamik der Sprachinterak-
tion, die Veränderung des individuellen Weltbildes jedes der Kommunikanten, sein
Wissen, seine Ideen, Meinungen und seinen emotionalen Zustand in jeder Phase der
Kommunikation zu erklären. Diese Art der Interpretation wird hauptsächlich im Sys-
tem der Moduskategorien und der funktionalen Variation von Spracheinheiten und Ka-
tegorien verschiedener Ebenen dargestellt: Negation, Approximation, Ausdruckskraft,
Tonalität, Sicherheitsunsicherheit, Beweiskraft in bewertenden Konzepten und Kate-
gorien (sieh: [Болдырев 2015: 9-10]).
Die zweite Ebene des Verständnisses, propositionale, entsteht, wenn Schwierigkei-
ten bei der Beherrschung des Inhalts, d.h. der „Prädikationen, die den Satzstrukturen
zugrunde liegen, aus denen der Text besteht“ [Богин 2001: 8] überwunden werden. Der
Adressat modelliert die Kommunikation basierend auf der beabsichtigten individuellen
Sicht auf die Welt des Adressaten, indem er experimentelles Wissen und prädiktive Be-
wertung korreliert. Da jeder Kommunikationsteilnehmer seine eigene Lebenserfahrung
und sein eigenes Wissen über die Welt hat, kann dieselbe Lebenssituation in der
Sprachinteraktion durch unterschiedliche Kontexte dargestellt werden. Die Interpreta-
tionsfunktion der Sprache manifestiert sich in der unterschiedlichen Struktur und dem
unterschiedlichen Wissensinhalt (ihren konzeptuellen und thematischen Bereichen) von
Kommunikanten als kognitive Wahrnehmungs- und Interpretationsschemata der Welt
und des Wissens über die Welt, und dies steht in direktem Zusammenhang mit Sprach-
variationen. „Der Anthropozentrismus der Sprache als kognitive Fähigkeit des Men-
schen bestimmt die Übertragung der Besonderheiten der menschlichen Wahrnehmung
von Objekten und Phänomenen, der Struktur der Welt, der Zuordnung spezifischer As-
pekte und Merkmale, d.h. dessen, wie der Mensch die Welt um sich herum in seinem
Bewusstsein konstruiert (und nicht nur reflektiert)“ [Болдырев 2014a: 33]. Aufgrund
des angemessenen Vergleichs der Wissenskomplexe wählen die Kommunikanten nomi-
native und kommunikative Strategien und Interaktionstaktiken aus, die ihrer Meinung
nach den tatsächlichen diskursiven Bedingungen angemessen sind.
Die dritte Art des Verstehens ist das Verstehen des Sinnes der Aussage. Nach
G.P. Schtschedrovitsky ist der Sinn „die Konfiguration von Verbindungen und Bezie-
hungen zwischen verschiedenen Elementen der Aktivitäts- und Kommunikationssitu-
ation, die von einer Person erstellt oder wiederhergestellt wird, wenn diese Person den
Text der Nachricht versteht“ [Щедровицкий 1974: 91]. Unter Verwendung bestimm-
ter kognitiver Mechanismen bestimmt der Adressat die in der Nachricht angegebene
36
konzeptionelle Entität und interpretiert die Bedeutung des Gesagten. Die Rolle des In-
terpretationsfaktors bei der Kommunikation von Individuen kann am Beispiel eines
Auszugs aus dem Roman von Y. Polyakov „Der Gips-Trompeter oder das Ende des
Films“ gezeigt werden. Auf Kokotovs Frage, warum der Meister nachts jedes Mal die
Gedenktafeln von den Bänken abschraubt, antwortet er: „Es sind ja Buntwaren!“
[Поляков 2009: 35]. Die Verwendung der Interpretationsfunktion der Sprache, des
kognitiven Vergleichsmechanismus und des spezifischen Wortbildungsmodells hilft
dem Empfänger, die Bedeutung der Aussage zu verstehen. Der Vergleich des Wortes
Buntwaren mit dem Wort Pelzwaren legt nahe, dass es sich um den Diebstahl von
Nichteisenmetallen handelt, der in jenen Jahren ein Handel war, eine Existenzweise für
gewöhnliche Menschen wie für ihre Vorfahren – die Gewinnung eines Pelztiers.
Die vierte Art des Verstehens ist mit dem Erkennen der Absicht des Adressaten
verbunden. Bekanntlich enthält jede Sprachinteraktion eine bestimmte Kommunikati-
onsabsicht des Autors, d.h. das allgemeine Ziel, dessen Lösung sich aus der Aussage
ergibt: seine eigenen Gefühle, Einstellungen auszudrücken und gleichzeitig den Ge-
sprächspartner zu bestimmten Handlungen zu bewegen, bei ihm eine bestimmte Reak-
tion auszulösen. Und die Aufgabe des Adressaten besteht darin, nach Klärung der Be-
deutung des Gesagten festzustellen, warum und zu welchem Zweck diese Sprachinter-
aktion durchgeführt wurde, auch wenn der Zweck der Äußerung vom Adressaten ex-
plizit ausgedrückt wird, da er möglicherweise falsch ist. Bei der Analyse von Sprach-
aktionen anhand der Beziehung einer Aktion zu einer anderen wurde festgestellt, dass
bestimmte Arten von Sprachäußerungen bei der Umsetzung von Strategien unter-
schiedliche Rollen spielen können [Motsch 1985; Rehbein 1977: 316]. Die assertori-
schen Aussagen können also die Funktion der Argumentation, Rechtfertigung, Korrek-
tur erfüllen und auch als Vorwürfe, Ablehnungen, Beleidigungen usw. wirken. Das
eindeutige Lesen einer Sprachaktion wird durch eine Sprachstrategie festgelegt, in der
bestimmte Persönlichkeitseinstellungen realisiert werden. Die Sprachstrategie be-
stimmt eine bestimmte Abfolge der Aktionen des Sprechers gemäß dem Plan oder der
Einstellung. Die Struktur der Sprachstrategie wird durch die Systeme von Werten,
Überzeugungen, sozialen Normen und Konventionen beeinflusst, die zusammen die
Disposition des Individuums bilden. Eine bestimmte Art von Sprachstrategie legt die
bestimmte Syntax für Sprachaktionen fest.
Aus Sicht der Sprachstrategien können bestimmte Arten von Sprachaktionen da-
her anders interpretiert werden als in traditionellen Taxonomien. Die Informationen,
die der Adressat im Verlauf der Kommunikation erhält, werden mithilfe kognitiver
Analoga, die im menschlichen Geist vorhanden sind, gefiltert und interpretiert. Zu-
nächst wird verarbeitet, was der Gesprächspartner sagt, was für ihn wichtig und inte-
ressant ist. Wenn der Adressat das Gesagte mit dem kollektiven Wissen über die Welt
vergleicht und dabei die Muster verwendet, die er als Mitglied einer bestimmten
sprachlichen Gemeinschaft für die Verarbeitung von Informationen hat, interpretiert er
das Gesagte durch das Prisma der Besonderheiten seines eigenen individuellen Welt-
bildes und des von ihm assimilierten Wertesystems. Die erhaltenen Informationen kön-
nen gemäß Prototypen in verschiedenen Personen auf unterschiedliche Weise gruppiert
und klassifiziert werden, was auf die unterschiedliche Kombination, die individuellen
Merkmale eines einzelnen Wahrnehmungsobjekts und die Besonderheiten der Infor-
mationen zurückzuführen ist, über die der Adressat verfügt. Wie V.Z. Demyankov be-
37
tont, ist «jede Äußerung gleichzeitig: a) unausgesprochen, weil sie weniger als erfor-
derlich kommuniziert; b) überflüssig, weil sie mehr spricht als geplant“ [Демьянков
1989: 41]. Die kognitive Diskursanalyse des Originaltextes, die kognitiven Mechanis-
men der Interpretationsfunktion der Sprache bedingen das genaueste Verständnis von
Bedeutung und Sinn des Ausdrucks und sorgen für den Erfolg der Kommunikation.
Die Analyse kultureller und kognitiver Faktoren trägt wiederum zur Lösung der Prob-
leme der Kommunikationseffizienz in der interkulturellen Kommunikation bei.
In diesem Fall ist Überzeugung ein wesentlicher Indikator für die Wirksamkeit
der Sprachinteraktion. Ihr Ziel ist es, das „Weltbild“ des Kommunikanten zu verän-
dern, zu transformieren, zu modifizieren, das nur ein Teil des objektiven Bildes der
Situation ist und Wissen, Überzeugungen, Glauben, emotionalen und intellektuellen
Zustand des Kommunikanten darstellt. Die Wirksamkeit der Überzeugung, ihr Erfolg
oder Misserfolg als absichtlicher Schritt reflektiert in der Antwort des Empfängers
durch nonverbale Handlung (oder Nichterfüllung) der Handlung. Solche Reaktion
kann durch eine verbale Handlung bestätigt werden. Die Notwendigkeit, „überzeu-
gende“ Aussagen zu verwenden, tritt auf, wenn es einen Unterschied zwischen dem
„Weltbild“ des Sprechers und dem „Weltbild“ des Hörers gibt.
Eine sprachliche Persönlichkeit ist in der Regel nicht geneigt, sich leicht von sei-
nem Wissen und seinen Überzeugungen zu trennen, die er im Verlauf seiner sozialen
Praxis erworben hat, und noch mehr, in seinen täglichen Aktivitäten gegen die vorherr-
schenden Einstellungen und stereotypen Ideen zu handeln, weshalb in jedem spezifi-
schen Fall eine spezifische Taktik von Überzeugungen gebraucht wird: Analyse der
Situation und des Zuhörers, einschließlich solcher Parameter, wie Bildungsstand und
Bewusstsein. Die Wirksamkeit des Kommunikationsakts „Überzeugung“ hängt auch
vom Inhalt der propositiven Information, von den psycholinguistischen Merkmalen,
dem sozialen Status, den sozialen und Rollenfunktionen des Sprechers und Zuhörers,
der Zeit und dem Ort des Kommunikationsakts sowie von der Form der Informations-
präsentation ab, die sowohl verbal als auch nonverbal sein kann. Die Integrierbarkeit
der konzeptuellen Interaktion auf thematischer, interaktiver, persönlicher, soziokultu-
reller, ethnokultureller und sprachlicher Ebene bestimmt den Grad der Wirksamkeit
der verbalen Kommunikation. Die wichtigste Rolle spielt dabei die sprachliche Gestal-
tung von Überzeugungen. Sprache als Mittel zur sinnvollen Kommunikation enthält in
ihren Struktureinheitensolche Einheiten, die Absicht des Sprechers am vollständigsten,
rationalsten verkörpern und seine strategischen Ziele am effektivsten umsetzen kön-
nen. Ganz richtig betont E.S. Kubryakova: „Die Funktionen sprachlicher Kategorien
bestehen darin, durch das Auftreten ihrer einzelnen Vertreter einen bestimmten Inhalt
zu kennzeichnen, seinen Typ zu signalisieren und damit nicht nur Informationen zu
ordnen, sondern auch ihre Übertragung und Wahrnehmung zu erleichtern“ [Кубрякова
1998: 10]. „Die Untersuchung spezifischer Mechanismen und verschiedener sprachli-
cher Mittel, die die Bildung verschiedener funktionaler Bedeutungen (funktionale Ka-
tegorisierung eines Wortes) in ihrer Interaktion ermöglichen, erlaubt, die Fähigkeiten
der Sprache als funktionales System und Kommunikationsmittel vollständig aufzude-
cken“ [Болдырев 1998: 118].
Богин Г.И. Обретение способности понимать: Введение в филологическую герменев-
тику. Тверь, Тверской гос. ун-т, 2001.
38
Болдырев Н.Н. О функционально-семиологическом подходе к анализу языковых единиц
// Когнитивная лингвистика: Современное состояние и перспективы. Ч. 1. Тамбов: ТГУ им.
Г.Р. Державина, 1998. С. 116-119.
Болдырев Н.Н. Концептуально-тематические области языковой картины мира и их ин-
терпретирующая функция // Когнитивные исследования языка. 2014а. Вып. XVII. С. 33-39.
Болдырев Н.Н. Интерпретация мира и знаний о мире в языке // Когнитивные исследова-
ния языка. 2014б. Вып. XIX. С. 20-28.
Болдырев Н.Н. Антропоцентрическая сущность языка в его функциях, единицах и катего-
риях // Вопросы когнитивной лингвистики. 2015. № 1. С. 5-12.
Васильев Л.Г. Некоторые аспекты языковой деятельности // Прагматические и семанти-
ческие аспекты синтаксиса: сб. науч. трудов. Калинин: Калининский гос. ун-т, 1985. С. 28-35.
Григорьева В.С. Тематическая организация диалогического дискурса // Язык. Текст. Дис-
курс: Межвузовский научный альманах. Вып. 4. Ставрополь; Пятигорск: Пятигорский гос.
лингв. ун-т, 2006. С. 184-190.
Григорьева В.С. Интегративность формата речевого взаимодействия в диалогическом
дискурсе (на примере бытовых дискурсивных жанров): дис. … д-ра филол. наук. Тамбов, 2018.
Демьянков В.З. Интерпретация, понимание и лингвистические аспекты их моделирова-
ния на ЭВМ. М.: Изд-во МГУ, 1989.
Кубрякова Е.С. О двоякой сущности языковых категорий и новых проблемах в их изуче-
нии // Общие проблемы строения и организации языковых категорий: Мат-лы науч. конф. 23-
25 апреля 1998 г. М.: Ин-т языкознания РАН, ТГУ им. Г.Р. Державина, Московский гос. пед.
ун-т, 1998. С. 7-10.
Поляков Ю. Гипсовый трубач, или Конец фильма. М.: Астрель: АСТ, 2009.
Щедровицкий Г. П. Смысл и значение // Проблемы семантики. М., 1974.
Motsch W. Sprechaktanalyse: Versuch einer kritischen Wertung // Deutsch als Fremdsprache.
1985. Jg. 22. № 1. S. 1-8.
Rehbein J. Komplexes Handeln: Elemente zur Handlungstheorie der Sprache. 1. Aufl. Stuttgart:
Metzler, 1977.
Valentina S. Grigoryeva (Tambov, Russia)

Tambov State Technical University
FROM UNDERSTANDING TO CONVICTION

While studying speech interaction, scientists pay attention to two issues: the organization of the
speaker's speech and the listener’s technique of understanding. In this article, an attempt is made to
establish a hierarchy of understanding stages from misunderstanding to complete understanding and
belief, which became possible with the development of cognitive linguistics ideas and highlighting
the interpreting function of language. The work sorts out and describes the following stages of un-
derstanding: conceptual understanding; propositional or directly cognitive understanding; semantic
understanding and understanding at the level of intentions.
Keywords: understanding, interpreting function, conceptual understanding, meaning of a statement,
intention, communication
ОТ ПОНИМАНИЯ К УБЕЖДЕНИЮ
При исследовании речевого взаимодействия внимание ученых привлекают две ипостаси: орга-
низация речи говорящего и техники понимания слушающего. В настоящей статье осуществлена
попытка установить иерархию этапов понимания от непонимания к полному пониманию и
убеждению, что стало возможным с развитием идей когнитивной лингвистики и выделением
интерпретирующей функции языка. В работе выделены и описаны следующие этапы понима-
ния: концептуальное понимание; пропозициональное, или непосредственно когнитивное пони-
мание; смысловое понимание и понимание на уровне интенций.
Ключевые слова: понимание, интерпретирующая функция, концептуальное понимание, смысл
высказывания, интенция, коммуникация
39
В.И. Заботкина (Москва, Россия)
Российский государственный гуманитарный университет
zabotkina@rggu.ru
КОГНИТИВНЫЕ МЕХАНИЗМЫ ПЕРЕВОДА
Статья посвящена рассмотрению когнитивных механизмов, задействованных в процессе пе-

ревода. Мы анализируем перевод с одного языка на другой с точки зрения взаимодействия
концептуальных картин мира двух культур. Мы утверждаем, что между двумя картинами мира
происходит концептуальное проецирование на нескольких уровнях: i) на уровне концептуаль-
ных и языковых картин мира двух культур; ii) на уровне отдельных концептов; iii) на уровне
отдельных концептуальных признаков.
Ключевые слова: когнитивные механизмы, перевод, концептуальная картина мира, концепту-
альные признаки, концептуальное проецирование
Статья посвящена рассмотрению когнитивных механизмов, задействован-

ных в процессе перевода. Мы исходим из того, что в основе перевода с одного
языка на другой лежит перевод с концептуальной картины мира одной культуры
на концептуальную картину мира другой культуры. Данная проблема рассмат-
ривается в рамках более широкой проблемы соотношения культуры, языка и ко-
гниции, а также влияния культуры на процессы концептуализации, категориза-
ции и ословливания мира; ср.: [Severi, Hanks 2017]. В последние десятилетия
сформировался новый подход к анализу взаимодействия когниции, языка и куль-
туры на основе интеграции культурной психологии, когнитивной антропологии,
нейронаук и когнитивной лингвистики [Han 2017].
Мы анализируем процесс перевода как процесс одновременной активации
концептуальных структур фрейма своей культуры и фрейма чужой культуры.
Мы утверждаем, что при синхронном переводе в сознании переводчика проис-
ходит одновременная соактивация языковых и концептуальных структур двух
культур и языков. Как следствие, переводчик работает одновременно в билинг-
вальном и биконцептуальном режиме [Smith 2017].
В процессе перевода иногда происходит асинхронизация активации концеп-
туальных и языковых структур: слова и когнитивные структуры родного языка
активизируются быстрее, чем соответствующие языковые и концептуальные
структуры иностранного языка.
Между двумя концептуальными и языковыми картинами мира происходит
концептуальное проецирование. Данный процесс происходит на нескольких
уровнях: i) на уровне концептуальных и языковых картин мира; ii) на уровне от-
дельных концептов; iii) на уровне отдельных концептуальных признаков.
Концептуальные картины мира различных культур во многом совпадают в
результате глобализации, однако в каждой культуре есть свои культурно-специ-
фические концепты, отсутствующие в других культурах (ср. ксенизмы – заим-
ствования, отражающие культурно-специфические концепты, напр. шейх, шах).
При совпадении концептов могут не совпадать отдельные концептуальные при-
знаки. Как известно, в структуре любого концепта выделяются три уровня: i)
универсальный, ii) культурно-специфический, iii) личностный / когнитом (по
Анохину – весь индивидуальный субъективный опыт индивида) [Анохин 2017].
40
Наибольшую сложность при переводе вызывают концептуальные признаки вто-
рого и третьего уровня. Кроме того, все концептуальные признаки могут быть
представлены в виде регрессивной последовательности по степени их централь-
ности / периферийности, устойчивости / подвижности, по степени инферентного
потенциала [Zabotkina, Boyarskaya 2018].
Наибольшую сложность при переводе вызывают концептуальные признаки
с низким уровнем инферентного потенциала, т.е. те концептуальные признаки,
которые связаны с национально-специфическими ассоциациями и требуют до-
полнительных знаний о практике использования предмета в чужой / незнакомой
культуре и о системе ценностей.
Здесь неизбежно возникает вопрос об аксиосфере культуры и о тех концеп-
туальных признаках, которые несут эту информацию; см. в [Заботкина, Коннова
2017]. Основой формирования аксиосферы является категория ценности, в рам-
ках которой происходит структурирование событийного опыта социокультурной
общности. Аксиологический пласт репрезентации событий основывается на ми-
ровоззрении, определяющем особенности восприятия действительности коллек-
тивным сознанием в определенную эпоху.
Являясь основанием всякой человеческой активности, ценности различа-
ются своим содержанием, интенсивностью, качеством, иерархическим статусом,
характером интерпретации [Заботкина, Коннова 2017]. В контексте происходя-
щей в настоящее время деаксиологизации массового сознания происходит стре-
мительная смена ценностных ориентиров. Как следствие происходит «ядерное
расщепление» культурных доминант картины мира. В современной медиацен-
тричной культуре происходит рокировка «внешнего» и «внутреннего» как тер-
мов топоса целостности: в центр бытия выдвигается терм «внешнее», вытесняя
собой на периферию терм «внутреннее», соотносимый с тем, что ранее представ-
лялось наиболее ценностным и значимым [Там же].
Ценность события определяется по-разному, в зависимости от точки обзора
/ перспективы (vantage point theory) [Barsalou 1983; MacLaury 1987; 1995; Aoyagi
1995] (ср. с термином Болдырева «система координат говорящего»). Несмотря
на всплеск публикаций, посвященных понятиям точки обзора, точки зрения и
перспективы, работы, посвященные репрезентации событий не столь многочис-
ленны [Ирисханова 2016]. Среди последних работ в данной области можно упо-
мянуть исследования таких ученых как Б. Дансигер, Е. Свитсер и др. [Dancygier,
Sweetser 2012; Dancygier, Lu, Verhagen 2016]. Особенностью данных работ явля-
ется то, что они концентрируются на мультимодальности точки обзора (воспри-
ятие события осуществляется с помощью пяти органов чувств). Очевидно, ре-
презентация событий с точки зрения участника будет отличаться от репрезента-
ции наблюдателя за событием. Недавние исследования зарубежных когнитоло-
гов подтверждают данную точку зрения [Chatterjee, Quandt 2015]. По данным
Чаттерджи и Квандта, существуют различия при восприятии события участни-
ком и наблюдателем: отмечается активизация различных участков головного
мозга в зависимости от точки обзора. В случае восприятия события первым ли-
цом активизируются лобно- теменные доли головного мозга, у наблюдателя за
событием активизируются затылочные доли головного мозга. Иногда участник
41
события превращается в наблюдателя и наоборот. У переводчика, который явля-
ется одновременно участником и наблюдателем события, очевидно, происходит
активация сразу двух долей головного мозга (лобно-теменной и затылочной).
Вопрос о системе ценностей тесно связан с оценкой, в том числе с эмоцио-
нальной оценкой. Напомним в этой связи высказывание Ю.С. Степанова о том,
что «нет знания вне эмоций» [Степанов 2007: 114], а также напомним известное
положение Н.Д. Арутюновой о том, что «когниция эмоциогенна» [Арутюнова
1988]. Перед переводчиком стоит сложная задача перевода эмоциональной
оценки, которая может не совпадать в двух культурах.
Как справедливо отмечает Е.С. Кубрякова, «когнитологи должны были при-
нять во внимание тонкие различия между когнитивно осознаваемым и неосозна-
ваемым, необходимость специального анализа такой составляющей сознания,
как эмоции и интенции, но, конечно, главное, – связь сознания с концептуально
освоенной реальностью и природой концептов, характеризующих сознание
[Кубрякова 2012: 29].
В последние годы изучение эмоций стало одним из отдельных направлений
нейронаук. Исследования таких ученых как Экман [Ekman 2004], Домасио
[Damasio 1999, 2010] и др. показали, что любое исследование сознания и мозга
не должно игнорировать особую роль эмоций. Именно эмоции очень часто лежат
в основе такого когнитивного процесса как принятие решений. Длительное
время считалось, что эмоции и когниция должны быть рассмотрены отдельно
друг от друга, однако, как показывают исследования последних лет, ментальные
и нейронные процессы, лежащие в основе обработки эмоций, и когниция тесно
переплетены [Smith 2017; Damasio 1999].
Ученые-нейрофизиологи по-разному трактуют нейронную природу аф-
фекта. Традиционно считалось, что часть нейронной сети, отвечающая за обра-
ботку эмоций, расположена в средней доле головного мозга, однако в последние
годы ученые пришли к консенсусу по поводу того, что в этом процессе задей-
ствованы гораздо более обширные участки головного мозга [LeDoux 1996]. Еще
одним достижением в этой области является исследование эмоций с точки зре-
ния их когнитивной осознаваемости. Как правило, эмоции анализировались как
нечто осознаваемое человеком, однако результаты последних исследований по-
казали, что они могут быть как осознаваемыми, так и неосознаваемыми. По мне-
нию отдельных ученых, осознаваемые эмоции или чувства могут иметь подсо-
знательный компонент [Zajonc 2000].
Как известно, концептуализированные и вербализированные эмоции и
оценки локализуются в прагматической доле значения слова. Напомним в этой
связи, что совокупная семантика слова состоит из чисто семантической доли и
прагматической доли [Заботкина 2014]. Концептуальные структуры, лежащие в
основе как семантической, так и прагматической долей семантики слова, отли-
чаются по своей сложности. Концептуальная структура прагматической состав-
ляющей более сложна по сравнению с чисто семантической составляющей зна-
чения слова.
Для того, чтобы декодировать прагматические смыслы иноязычного слова,
требуется более сложная концептуальная / когнитивная обработка со стороны
переводчика, так как в этот процесс вовлекается более сложная сеть ассоцииро-
42
ванных концептуальных структур и различного рода прагматических инферен-
ций. Декодирование прагматической доли значения слова основывается на кон-
цептуальной обработке не только лингвистического контента, но и всей ситуа-
ции общения. Таким образом, переводчик должен применить больше когнитив-
ных усилий для инферирования прагматической информации, содержащейся в
иноязычном тексте.
Дальнейшее изучение когнитивных механизмов перевода требует более
глубокого изучения взаимодействия культуры, когниции и языка и более деталь-
ного рассмотрения вопроса о том, до какой степени культура влияет на нейрон-
ные процессы, вовлеченные в перевод.
Анохин К.В. Мозг, сознание, интеллект: проект «когнитома» // Александр Зиновьев и ак-
туальные проблемы логики и методологии / Под ред. О.М. Зиновьевой, Ю.Н. Солодухина, В.А.
Лепихина, К.А. Зиновьевой. М.: Канон+, 2017. С. 230-236.
Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. М.: Наука, 1988.
Заботкина В.И. И. Слово и смысл. 2-е изд., испр. и доп. / В.И. Заботкина. М.: РГГУ, 2014.
Заботкина В.И. Категоризация событий с позиции аксиосферы культуры // Когнитивные
исследования языка. 2018. Вып. 33. С. 56-61.
Заботкина В.И. К вопросу о соотношении когниции и эмоции в процессе концептуализа-
ции: междисциплинарный подход // Когнитивные исследования языка. 2018. Вып. 35. С. 31-37.
Заботкина В.И., Коннова М.Н. К вопросу о ценностях и антиценностях в авторской кар-
тине мира Б.Л. Пастернака (на материале стихотворения «Быть знаменитым некрасиво») / В.И.
Заботкина, М.Н. Коннова // Новый филологический вестник. 2017. № 3 (42). С. 160-171.
Ирисханова О.К. Перекатегоризация в дискурсе как способ повышения новостного ста-
туса события // Когнитивные исследования языка. Вып. XXIV: Личность. Язык. Сознание: сб.
науч. трудов, посвящ. юбилею проф. Н.Н. Болдырева. 2016. С. 341-354.
Кубрякова Е.С. В поисках сущности языка: Когнитивные исследования / Ин-т. языкозна-
ния РАН. М.: Знак, 2012.
Степанов Ю.С. Концепты. Тонкая пленка цивилизации. М., 2007.
Aoyagi М. Selection of Japanese categories during social interaction // Language and the Cog-
nitive Construal ot'lhe World / ed. by J.R. Taylor, R.E. MacLaury. Berlin: Mouton de Gruytcr, 1995.
P. 331-364.
Barsalou L. Ad hoc categories // Memory and Cognition. 1983. 11. P. 211-227.
Damasio A.R. Self comes to mind: Constricting the conscious mind. New York: Pantheon
Books, 2010.
Damasio A.R. The feeling of what happens: Body and emotions in the making of consciousness.
New York: Harcourt Brace, 1999.
Dancygier В., Lu. W., Varhagen A. Viewpoint and the fabric of meaning: form and use of view-
point tools across language and modalities. Berlin: Walter de Gruyter, 2016.
Dancygier В., Sweetser E. Negation, stance verbs, and intersubjectivity / Viewpoint in lan-
guage: a multimodal persprctive. Cambridge: CUP, 2012. P. 69-93.
Ekman P. Emotions revealed: Understanding faces and feelings. New York: Phoenix Press, 2004.
Han Sh. The Sociocultural Brain. Oxford: OUP, 2017.
LeDoux D. The emotional brain. New York: Simon and Schuster, 1996.
MacLaury R.E. Coextensive semantic ranges: different names for distinct vantages of one cat-
egory // CLS. 1987. 23/1. P. 268-282.
MacLaury R.E. Vantage theory // Language and the Cognitive Construal of the World / ed. by
J.R. Taylor. R.E. MacLaury. Berlin: Mouton deGruyter, 1995. P. 231-276.
Severi C., Hanks W. Introduction / Translating worlds. The epistemological Space of Transla-
tion // ed. by C. Severi, W.F. Hanks. 2015.
Smith M. Mechanisms of the Mind. In Introducing Language and Cognition: A Map of the
Mind. Cambridge: CUP, 2017.
43
Zabotkina V.I., Boyarskaya E.L. Conceptual coherence and the challenge of polysemy // SGEM
International Multidisciplinary Scientific Conference on Social sciences and Arts. 2018. V. 5. Issue
3.6. P. 137-142.
Zajonc R.B. Feeling and thinking: Closing the debate over the independence of affect // Feeling
and thinking: The role of affect in social cognition / ed. by J.P. Forgas. New York: CUP. P. 31-58.
Vera I. Zabotkina
Russian State University for the Humanities (Moscow, Russia)
COGNITIVE MECHANISMS OF TRANSLATION / INTERPRETING

The article concentrates on the mechanisms of translation / interpreting. We analyze the translation /
interpreting within the framework of interaction between the conceptual worldviews of two cultures.
We hold that there is a conceptual mapping taking place between the two worldviews at several levels:
i) the level of the conceptual worldviews and linguistic maps of the two cultures in contact; ii) the
level of separate concepts; iii) the level of conceptual features / attributes.
Keywords: cognitive mechanisms, translation / interpreting, conceptual worldview, conceptual fea-
ture, conceptual mapping
Olga N. Ikonnikova (Taganrog, Russia)

Rostov Institute of Imroving Teachers’ Qualification and Professional Retraining
iconolga@mail.ru
ON THE ISSUE OF METHODOLOGY OF COGNITIVE STUDIES

OF SALISH LANGUAGES IN AREAL DIACHRONIC TYPOLOGICAL
PERSPECTIVE
The author concludes that interdisciplinarity and transdisciplinarity together with the typological
method of characterology are to be considered a new methodology of cognitive studies of Salish
languages in areal diachronic typological perspective to reveal the areal grammatical strategies rele-
vant to the reconstruction of diachrony of substantives.
Keywords: Salish languages, interdisciplinarity, transdisciplinarity, diachronic typological studies,
typological method of characterology, substantive
For cognitive linguistics the diachronic aspect of language description is relevant

along with the synchronic one. In order to explain and understand linguistic phenomena
and structures an appeal to their origin becomes one of the research strategies.
The Salishan languages are endangered little studied languages of North America.
We consider these languages archaic to demonstrate that research on Salish languages
can contribute to the study of cognitive linguistics, diachronic linguistics and typology,
namely to the problems of cognitive conceptualization of the world at the initial stage
of the language development.
Salish languages of North America offer the varieties of linguistic form that is
crucial to any general understanding of the phenomenon of language in its diachronic
and typological perspective.
Cognitology is considered to be a complex interdisciplinary direction, it is ‘a fed-
eration of sciences that study the human mind and intelligent systems’ («федерация
наук, исследующих человеческий разум и разумные системы») [Демьянков 2012:
28]. A.M. Starostin puts forward the philosophy of cognitology, he defines it as “an
integral part of cognitology as an interdisciplinary direction of research that performs
44
the functions of methodological reflection and contributes to the promotion of integra-
tive processes in the cognitive complex of scientific disciplines” («составную часть
когнитологии как междисциплинароного направления исследования, выполняю-
щего функции методологической рефлексии и способствующего продвижению
интегративных процессов в когнитологическом комплексе научных дисци-
плин») [Старостин 2014: 22].
Thus, we consider interdisciplinarity and transdisciplinarity to be a new method-
ology of cognitive studies of Salish languages [Иконникова 2018].
According to our findings, diachronic typological linguistic studies should be based
on two types of interdisciplinarity: the first type occurs at the intersection of linguistics
and its related sciences, linguistics and philosophy in particular, the second type is the
interaction of linguistics and unrelated sciences, linguistics and geology, in particular; in
the latter case, a collaboration of scientists from different subject areas is required.
Due to the interdisciplinary synthesis of philosophy and linguistics, we have es-
tablished that the native speakers of the Salish languages have mythological conscious-
ness that determines the archaic nature of the language system [Иконникова, Заикин
2016]. The interdisciplinary synthesis of geomythology and linguistics allows us to
come to the hypothetical conclusions that the history of the Salish languages lasts at
least 10-15 thousand years [Иконникова, Рубан 2018]. In this respect it is possible to
believe that the Salish languages are archaic and most valuable for the reconstruction
of the diachronic processes of language development.
The transdisciplinary approach allows us to explore the object at the metatheoret-
ical level in its integrity and versatility and in the interrelation of both extralinguistic
and linguistic factors. In context of transdisciplinary strategy we interpret the Salish
local culture in context of ethno-psychological, cultural and ecological approaches. In
terms of the parameters of the local civilization construct – spatial and conative
[Лубский 2015] – we can state that the local Salish culture is territorially isolated with
a civilization matrix based on mythological consciousness.
The typological method of characterology as ‘a structural comparison of related
languages within a group or family’ (“структурное сопоставление родственных
языков в пределах группы или семьи”) [Рыбаков 2006] is relevant in light of inter-
disciplinarity and transdisciplinarity. As noted by G. Klimov, the research is charac-
terological if it establishes the characteristics of residual language groups with no re-
gard to the language type in the course of one’s own typological study [Климов 2009].
It is generally recognized that ‘the Northwest, with Salish at its heart, constitutes
a distinctive linguistic area’ [Czaykowska-Higgins, Kinkade 1998: 50]. Here we side
with V.A. Plungyan that grammatical typology of areal systems is relevant, which al-
lows you to set a small number of compact types of grammatical strategies in relation
to the universal typological set. In this case he considers appropriate to make a more
global comparison of languages not directly between separate languages, but between
different types of areal strategies that these languages demonstrate («более
глобальное сопоставление языков целесообразнее в таком случае производить не
напрямую между отдельными языками, а между разными типами ареальных
стратегий, которыми оказываются представлены эти языки») [Плунгян 2011].
Thus, the role of the areal factor in the formation of genetic language groups is increas-
ing and, accordingly, the relevance of areal diachronic typological studies of Salish
45
languages is of current interest which allows us to reveal the areal grammatical strate-
gies relevant to the reconstruction of diachronic model of the nominal formation.
We believe that cognitive areal interpretation of the world by native speakers of
Salish languages, areal cognitive grammatical strategies of expressing nominals can
reveal the mechanism of the universal diachronic tendency and represent stages on a
diachronic path towards the substantive, given that each language takes its place in
diachrony of the language development.
According to our research the areal cognitive grammatical strategies of expressing
substantives in the Interior Salish languages make it possible to reveal the mechanisms
of diacrony of substantives: the transformation of syntactic structures (subordinate sen-
tences) into lexical ones (morphological formation of nominalized verbal predicates)
[Иконникова 2019]. Derivational models of the formation of substantives in Salishan
languages also indicate that the majority of substantives go back to verbal roots which
give us additional material in favour of the hypothesis about the primacy of verbal
vocabulary in comparison with the substantive one in the parts-of-speech diachrony of
the language.
Thus, we come to the conclusion that the methodology of cognitive studies of
Salish languages in areal diachronic typological perspective is to be based on interdis-
ciplinarity and transdisciplinarity together with the typological method of characterol-
ogy to reveal the areal grammatical strategies relevant to the reconstruction of dia-
chrony of substantives.
Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего под-
хода // Вопросы языкознания. 1994. № 4. С. 17-31.
Иконникова О.Н. Междисциплинарность и трандисциплинарность в когнитинных иссле-
дованиях бесписьменных салишских языков // Восьмая международная конференция по ко-
гнитивной науке. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2018. C. 440-442.
Иконникова О.Н. Ареальные когнитивные грамматические стратегии выражения суб-
стантивов в диахроническом аспекте (на материале внутреннесалишских языков) // Когнитив-
ные исследования языка. 2019. Вып. 38. С. 391-400.
Иконникова О.Н., Заикин А.А. Отражение мифологического сознания в архаичном языке
(на материале сэлишских индейских языков) // Проблемы операционализации и интерпрета-
ции междисциплинарного знания в контексте современной прикладной философии. Ростов-
на-Дону: Изд-во ЮРИУ РАНХиГС, 2016. С. 296-311.
Иконникова О.Н., Рубан Д.А. Междисциплинарный синтез геомифологии и лингвистики:
к вопросу о датировке салишских языков // Вестник Воронежского гос. ун-та. Серия: лингви-
стика и межкультурная коммуникация. 2018. № 1. С.131-136.
Климов Г.А. Принципы контенсивной типологии. М.: ЛИБРОКОМ, 2009.
Князева Е.Н. Трансдисциплинарные стратегии исследований // Вестник ТГПУ. 2011. № 10
(112). С. 193-201.
Лубский А.В. Междисциплинарность и трансдисциплинарность в современном научном
дискурсе // Междисциплинарность в современном социально-гуманитарном знании. Ростов н
/ Д: ЮФУ, 2015. C. 93-100.
Плунгян В.А. Универсальный грамматический набор как инструмент грамматической ти-
пологии // Международная конференция, посвящ. 50-летию Петербургской типологической
школы. СПб.: Нестор-История, 2011. C. 141-145.
Рыбаков М.А. Задачи, методы и актуальные проблемы типологической лингвистики //
Вестник РУДН. Серия: лингвистика. 2006. № 8. С. 37-46.
Старостин А.М. Философия когнитологии: эскизный набросок // Современная когнито-
логия и когнитивная аналитика в контексте современной инноватики: монография / науч. ред.
46
проф. А.М. Старостин. Ростов/Д: Изд-во ЮРИУ РАНХиГС, 2014.C. 7-23.
Czaykowska-Higgins E., Kinkade D. M. Salish languages and linguistics // Salish languages and
linguistics: Theoretical and descriptive perspectives / ed. by E. Czaykowska-Higgins, D.M. Kinkade.
Berlin; New York: Mouton, 1998. P. 1-70.
О.Н. Иконникова (Таганрог, Россия)

Ростовский институт повышения квалификации
и профессиональной переподготовки работников образования
К ВОПРОСУ О МЕТОДОЛОГИИ КОГНИТИВНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

СЭЛИШСКИХ ЯЗЫКОВ В АРЕАЛЬНО-ДИАХРОНИЧЕСКОЙ
ТИПОЛОГИЧЕСКОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ
Автор приходит к выводу, что междисциплинарность и трансдисциплинарность вместе с ти-
пологическим методом характерологии должны рассматриваться как новая методология ко-
гнитивных исследований сэлишских языков в ареально-диахронической типологической пер-
спективе для выявления ареальных грамматических стратегий, релевантных для диахрониче-
ской реконструкции субстантивов.
Ключевые слова: сэлишские языки, междисциплинарность, трансдисциплинарность, диахрони-
ческие типологические исследования, типологический метод характерологии, субстантивация
Т.А. Клепикова (Санкт-Петербург, Россия)

Санкт-Петербургский государственный экономический университет
tklepikova@gmail.com
ЭПИСТЕМИЧЕСКАЯ ПРОВОКАЦИЯ
И ЭПИСТЕМИЧЕСКАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ:
ДИСКУРСИВНАЯ ПРАКТИКА ЭПОХИ ПОСТ-ПРАВДЫ
В статье рассматриваются когнитивно-вербальные механизмы, характерные для дискурса

эпохи «пост-правды» – эпистемическая провокация и эпистемическая бдительность. Концеп-
туальным основанием данных механизмов является противопоставление интуитивных и
контр-интуитивных концептуальных сущностей в результате интерпретационной когнитивно-
познавательной деятельности.
Ключевые слова: эпистемическая провокация, эпистемическая бдительность, интуитивные /
контр-интуитивные концепты, интерпретационное обязательство
Интеракциональная природа сознания и коммуникации имеет определенные

«побочные эффекты», к которым относится продукция так называемой «недобро-
совестной коммуникации»: дезинформация, фейк, пост-правда, теории заговора,
подстрекательство, кликушеское моделирование информации, пранкинг. Объемы
такого рода коммуникации сегодня достигли критической отметки [Lazer et al.
2018; Wakehan 2017; Petrocelli et al. 2020], в связи с чем становится популярен тер-
мин «инфодемия» (infodemic) [Andersen, Godoy 2020]. Девиация концептуального
содержания «правды» и «истины», внедрение параметрического признака «отно-
сительность» в приложении к данным концептам привели к возникновению осо-
бого явления в политической, медийной и иной коммуникационных культурах –
постправды [Bermúdez 2018]. Коммуникационные риски, связанные с недосто-
верностью информации и недобросовестной коммуникацией – неизбежный и
неотъемлемый признак человеческого общения, так как обман, манипулирование,
искажение информации соприродны коммуникации в целом [Демьянков 2018].
47
Поступающая информация сегодня предъявляет повышенные требования к
интерпретационным компетенциям коммуникантов: участники коммуникации
должны быть способны дифференцировать манипулятивные воздействия, оце-
нивать информацию как значимую / незначимую, достоверную / недостоверную,
прогнозировать эмоциональные, когнитивные и поведенческие последствия ре-
зультатов такой интерпретации.
Нельзя отрицать и наличие естественных барьеров для адекватной оценки
воспринимаемой информации на предмет достоверности. Помимо критических
объемов поступающей информации, что играет определенную роль в невозмож-
ности произвести адекватную оценку, аудитория не обязательно обладает необ-
ходимыми компетенциями для формирования суждения о достоверности посту-
пающих данных. Кроме того, целевая аудитория чаще всего не имеет необходи-
мой мотивации, чтобы провести такую оценку. Существенную роль играют и из-
вестные когнитивные искажения, специфика обыденной эпистемологии, измене-
ние отношения к знанию (редукция доверия к экспертам), вариабельность истин-
ностных параметров информации («пост-правда»), влияющие на адекватное вос-
приятие и корректную интерпретацию информации.
В качестве помех можно указать как неблагоприятные условия коммуника-
ции (недобросовестная коммуникация, риск обмана), так и недостаточность вер-
бальных / невербальных данных для мгновенной и исчерпывающей квалифика-
ции транслируемой информации как достоверной или недостоверной. Опреде-
ленную роль играют условность связи символа и содержания, неполнота экспли-
кации (умолчание, скрытые смыслы, пре / пост / кон / синсуппозиции), когнитив-
ные перегрузки при обработке отдельных форматов репрезентации (каламбур,
ирония, сарказм, намек, блеф, пранкинг), а также своего рода «дискурсивный
цейтнот» и информационные перегрузки.
Сказанное убеждает в высокой социальной цене адекватной обработки ин-
формации на предмет достоверности / недостоверности, необходимости разра-
ботки проблематики концептуальной / эпистемической безопасности и – не в по-
следнюю очередь – в значимости эффективных диагностических эвристик при
обработке провокационных языковых форматов, о цивилизационных рисках как
негативных последствиях сбоя в работе когнитивного регулятора доверия к ин-
формации. В качестве когнитивно-вербального механизма диагностики валидно-
сти и достоверности поступающей информации выступает эпистемическая бди-
тельность [Sperber 2010; Klepikova 2011; Клепикова 2011, 2012; Padilla Cruz 2020]
как совокупность интерпретационных эвристик, регулятивный алгоритм, филь-
трующий информацию, поступающую в процессе речевого общения.
Природу коммуникационных рисков при недобросовестной коммуникации
следует квалифицировать не только с этической точки зрения, но прежде всего с
когнитивно-познавательной. Известно, что когниция человека предназначена как
раз для решения сложных интерпретационных задач «выхода из трудных ситуа-
ций», а инстинкт самосохранения (как совокупность поведенческих эффектов ин-
терпретационных процессов) является стимулом для решения таких задач. Зако-
номерности гомеостаза, позволяющие любой системе поддерживать определен-
ный баланс и оставаться жизнеспособной, позволяют утверждать, что если ком-
муникативная система выработала механизмы обмана, дезинформации, манипу-
48
ляций различного рода, то она имеет и механизмы распознавания обмана, дезин-
формации, фейка и так далее. Иными словами, если есть лингвистика лжи, то
должна быть и лингвистика защиты от лжи.
В реестр дискурсивных практик, связанных с актуализацией когнитивно-
вербального механизма оценки информации как недостоверной, входит такой
тип дискурса как эпистемическая провокация. Стандартное понимание провока-
ционного поведения в социуме (буллинг, травля (bulling), пранкинг (рranking),
хейтерство (hating), конфликтогенное поведение в целом) квалифицирует цель
провокации как дестабилизация эмоционального состояния. В языке провокация
имеет вполне законные и одобряемые лингвокультурным сообществом цели: эс-
тетическое или прагматическое воздействие. «Модель обмана» используется в
языковой игре, метафорических номинациях, в прагматически обусловленной
вариативности фокуса [Ирисханова 2014], стилистических приемах (выдвиже-
ние, сцепление, конвергенция, гиперболизация и т.д.), аргументативном дис-
курсе и т.д. Любое отклонение от нормы есть, по сути, провокация в отношении
действующей продуктивной модели языковой концептуализации / категориза-
ции и ее регулярных продуктов. Нельзя не отметить, что провокация как нару-
шение нормативных установок тесно связана с креативностью в языке.
Дифференцировать провокацию как отклонение от нормы можно с разных
точек зрения: с позиций характера нормы (языковой, социальной, эпистемиче-
ской), с позиций искажения языковой репрезентации (ее формата или содержа-
ния), с позиций типа коммуникации (добросовестная / недобросовестная), а
также с позиций цели (привлечение внимания, эпистемические / поведенческие
/ эмоциональные сдвиги).
В настоящей статье мы обратимся к явлениям, характеризуемым как прово-
кационное речевое поведение, связанное с креативным использованием особен-
ностей строения, структуры, функционирования и динамики знания, то есть к
эпистемическим провокациям, призванным в краткосрочной или долгосрочной
перспективе видоизменить систему наших знаний. В качестве примеров эписте-
мически провокационных текстов приведем следующие.
x Не спастись: Великобритания обрекла на страдания миллионы граждан
России (заголовок новостной заметки РИА-новости 27.12.2020, https://ria.ru/
20201227/velikobritaniya-1591035212.html).
x Работу слонов по предотвращению парникового эффекта оценили в 43
миллиарда долларов. И это несмотря на то, что они выделяют парниковые газы,
ломают и объедают деревья (https://nauka.tass.ru/nauka/6815423).
x Кота спасли из мешка – и он стал заместителем министра… Спасенный в
мусорном сепараторе кот стал заместителем министра природы Ульяновской об-
ласти. ... Накануне его назначили заместителем руководителя Минприроды Уль-
яновской области. https://meduza.io/shapito/2020/12/24/kota-spasli-iz-meshka-i-on-
stal-zamestitelem-ministra.
Такого рода заголовки обычно останавливают от прочтения собственно но-
вости или заметки в силу несоответствия содержания «привычным» знаниям, а
сам текст квалифицируется как блеф, бред, «чего только не напишут». Однако
(лингвистическое) любопытство и остатки доверия к определенным новостным
сайтам (РИА-новости, nauka.tass.ru, medusa.io) заставляют прочесть содержание
и обнаружить, что речь не о блефе, не о дезинформации, не о манипуляции
49
нашими знаниями, а о своего рода провокационном дискурсивном приеме.
Первоначальная реакция «эпистемического отторжения» (‘этого не может
быть’) на поступающую информацию имеет широкий реестр вербальных мани-
фестаций, что свидетельствует о надежной работе механизма эпистемической
бдительности (bullshit, LOL, look, who’s talking, хрень, фуфло, бред собачий, кто
бы говорил, нашли кого слушать, скажешь тоже и т.д.):
• Щенков она еще допускала, но ― негритенка?! ― Это хрень какая-то,
Танька! ― А я говорю ― законы генетики! [НКРЯ / Д. Рубина. Несколько тороп-
ливых слов любви (2001) // «Новый Мир», 2003].
• Никогда еще фуфломицин не стоил так дорого.
• ― Национальная программа по культивированию национального коло-
рита, ― все же начинаю перечислять я, ― программа поддержки национальной
литературной традиции ― кстати, не поясните, что это за хрень? [НКРЯ / С. Ди-
гол. Три фута под землей // «Волга», 2012].
• Всю мою врачебную жизнь боролся с изобретателями средств против
рака ― бред собачий! [НКРЯ / Н. Амосов. Голоса времен (1999)].
• – Да потому, что ваши роты явились с вечера и до чиста обобрали наш
район. – Ну, знаете… кто бы говорил. Я вот сейчас заходил в лавку за церко-
вью, видел, как ваши офицеры ящики разбивают… [НКРЯ / А.И. Деникин.
Очерки русской смуты (1922)].
• – Великобритания и ЕС достигли исторического соглашения о рыбе. Ура,
теперь 1 января – точно «Брекзит»! – Подождите! Какая рыба? Какой «Брекзит»?
У меня дежавю? (https://meduza.io/amp /paragraph/2020/12/24/velikobritaniya-i-es-
dos-tigli-istoricheskogo-so-glasheniya-o-rybe-ura-teper-1-yanvarya-tochno-brekzit).
• Did you even take an economics course???? LOL What a bunch of gar-
bage!!!!!!! (COCA)
• Romney believes four years is “enough time” to straighten out the hellish mess
Bush left us in after EIGHT years of really bad management. Bullshit! It would take
GOD more than four years to fix this mess! (COCA)
• – Don’t try to shut me up. – You’re just afraid to commit, that’s all. – Look
who’s talking! You don’t want commitment. You want to dominate me like all you
men do with their women (COCA).
Механизм эпистемической бдительности имеет экспериментальное под-
тверждение – например, увеличивается время на содержание определенных эле-
ментов информации в эпизодической памяти [Hunt 1995], усиливается концен-
трация и фокусировка внимания, обнаруживается приоритет в обработке инфор-
мации, которая не согласуется с существующей концептуальной системой ко-
гнитивного субъекта. В качестве триггера механизма эпистемической бдитель-
ности в психологических экспериментах использовалась информация, которая
по умолчанию должна «насторожить» адресата – например, информация, нару-
шающая стереотипные представления о социальных группах, противоречащая
ожиданиям, а также элементам базового знания (см. обзор в [Mermelstein et al.
2020]). Таким образом, экспериментально доказанные «когнитивные затраты»,
связанные с работой механизма эпистемической бдительности, демонстрируют
безусловную и непосредственную связь данного механизма с познавательными
процессами, концептуализацией и категоризацией. Интересно отметить, что од-
50
ной из причин «отключения» механизма эпистемической бдительности» и в ре-
зультате принятия «на веру» многого из того, что сегодня принято называть фей-
ком, является когнитивная леность, когда когнитивные субъекты отказываются
размышлять, оценивать, производить операции концептуализации и категориза-
ции [Pennycook, Rand 2019].
Результаты психологических экспериментов позволяют прийти к выводу,
что человечество не столь легковерно, как кажется на первый взгляд [Mayo 2019;
Mercier 2017, 2020]. Исследователи отмечают, что наше доверие или отсутствие
доверия фейковым новостям, политической пропаганде, теориям заговора есть
следствие совпадения или несовпадения информации (a function of its fit or lack
thereof) с уже существующими в нашем сознании концептуальными конструк-
тами (убеждениями и мотивациями) [Lewandowsky et al. 2012]. Такого рода кон-
цептуальная дихотомия получила в литературе терминологическое обозначение
как «интуитивные и контр-интуитивные концепты». Идея дифференциации кон-
цептуальных координат (или убеждений) как факторе, оказывающем непосред-
ственное влияние на работу механизма эпистемической бдительности, была вы-
сказана Д. Спербером еще четверть века назад [Sperber 1997]. В дальнейшем ис-
пользование данной идеи в социальных и психологических экспериментах дока-
зало наличие определенной связи между доверием субъекта к информации и при-
надлежностью коммуницируемых концептов области «интуитивных» или
«контр-интуитивных», то есть противоречащих или чуждых собственной кон-
цептосфере [Sperber et al. 2010; Mercier 2017].
В системе координат «освоенная / неосвоенная концептосфера» интуитивные
концепты квалифицируются как освоенная область концептосферы, свое, знако-
мое, известное, близкое, понимаемое, одобряемое, приемлемое. Соответственно,
контр-интуитивные концепты представляют собой НЕ-освоенную концептуально
зону, чужое, незнакомое, неизвестное, непостижимое, недоступное, неодобряе-
мое, неприемлемое. В качестве причин появления контр-интуитивных концептов
укажем культурную обусловленность процессов осмысления мира и представле-
ния знаний о нем [Болдырев 2021], существование индивидуальной концептуаль-
ной системы, которая обрабатывает знание, интерпретирует его в соответствии с
коллективными и индивидуальными представлениями о системе норм, идеалов,
стереотипов, оценок, что обусловливает личностные конструкты (определенные
шаблоны, трафареты, модели интерпретации) [Болдырев 2017а: 43], «конфликт-
ные отношения» между обыденным и научным знанием [Болдырев 2017б].
Представляется, что провокационная дискурсивная практика использует
именно оппозицию «интуитивные / контр-интуитивные концепты» в сознании ад-
ресатов, что делает ее весьма успешной. Соответственно, эпистемическая бди-
тельность как реакция на эпистемическую провокацию представляет собой интер-
претационную эвристику в поле концептуально-освоенной (интуитивной) vs. кон-
цептуально неосвоенной (контр-интуитивной) реальности. Интерпретационное
обязательство (Interpretative Commitment [Boldyrev 2020]), предполагающее выде-
ление, помимо когнитивной и коммуникативной, третьей функции языка – интер-
претативной, позволяет дать определение эпистемической бдительности как ко-
гнитивно-дискурсивной категории интерпретационной природы, функция кото-
рой заключается в реализации когнитивно-языковых эвристик оценки адресатом
51
поступающей информации как достоверной или недостоверной на основе квали-
фикации концептуального содержания информации как контр-интуитивного.
Болдырев Н.Н. Феномен производности в культуре и языке // Вестник Московского уни-
верситета. Серия 19: лингвистика и межкультурная коммуникация. 2021. № 2.
Болдырев Н.Н. Интерпретирующий фактор языка в познании и коммуникации // Когни-
тивные исследования языка. Вып. XXIX. 2017а. С. 40-47.
Болдырев Н.Н. Конфликт обыденного и научного знания в научных исследованиях // Ко-
гнитивные исследования языка. Вып. XXX. 2017б. С. 35-39.
Демьянков В.З. Языковые средства когнитивной манипуляции в гуманитарных науках //
Когнитивные исследования языка. Вып. XXXIII. 2018. С. 48-52.
Клепикова Т.А. Категоризация интеракциональности в языке: эпистемическая бдитель-
ность // Когнитивные исследования языка. Вып. VIII. 2011. С. 386-393.
Ирисханова О.К. Игры фокуса в языке. Семантика, синтаксис и прагматика дефокусиро-
вания. М.: Языки славянской культуры, 2014.
Клепикова Т.А. О доверии к сказанному или эвиденциальная семантика метарепрезента-
ционных предикатов // Актуальные проблемы лингвистики. СПб., 2012. С. 274-288.
Andersen A., Godoy E. Infodemic in Pandemic Times: Invisible Battles with Immeasurable
Casualties. Preprint. May, 2020. https://www.researchgate.net/publication/341079725_INFO-
DEMIC_IN_PANDEMIC_TIMES_INVISIBLE_BATTL ES _WITH_IMMEASURABLE_CASU-
ALTIES
Bermúdez J.P. The post-truth temperament: What makes belief stray from evidence? And what
can bring them back together? // America’s Post-Truth Phenomenon: When Feelings and Opinions
Trump Facts and Evidence / ed. by C.G. Prado. 2018. Р. 87-109.
Boldyrev N.N. The interpretive dominant in the cognitive theory of language // European Pro-
ceedings of Social and Behavioural Sciences. 2020. DOI: 10.15405/epsbs.2020.04.02.1
Hunt R.R. The subtlety of distinctiveness: What von Restorff really did // Psychonomic Bulletin
& Review. 1995. Vol. 2. P. 105-112.
Klepikova T.A. Linguistic coding of epistemic vigilance // Abstracts of the Third Conference of
the Scandinavian Association for Language and Cognition (SALC III). Copenhagen, June 14-16th
2011. P. 74-75.
Lazer D.M., Baum M.A., Benkler Y., Berinsky A.J., Greenhill K.M., Menczer F., Schudson M.
The science of fake news // Science. 2018. Vol. 359 (6380). P. 1094-1096.
Lewandowsky S., Ecker U.K., Seifert C.M., Schwarz N., Cook J. Misinformation and its correc-
tion: Continued influence and successful debiasing // Psychological Science in the Public Interest.
2012. Vol. 13 (3). P. 106-131.
Mayo R. Knowledge and distrust may go a long way in the battle with disinformation: Mental
processes of spontaneous disbelief // Current Directions in Psychological Science, 2019. P. 409-414.
Mercier H. How gullible are we? A review of the evidence from psychology and social science
// Review of General Psychology. 2017. Vol. 21(2). P. 103-122.
Mercier H. Not born yesterday: The science of who we trust and what we believe. Princeton
University Press, 2020.
Mermelstein S., Barlev M., German T.C. She told me about a singing cactus: Counterintuitive
concepts are more accurately attributed to their speakers than ordinary concepts // Journal of Experi-
mental Psychology: General. Advance online publication. 2020 https://doi.org/10.1037/xge0000987
Padilla Cruz M. Evidential participles and epistemic vigilance // Relevance Theory, Figuration,
and Continuity in Pragmatics / ed. by A. Piskorska. Amsterdam: John Benjamins, 2020. P. 69-94.
Pennycook G., Rand D.G. Lazy, not biased: Susceptibility to partisan fake news is better ex-
plained by lack of reasoning than by motivated reasoning // Cognition. 2019. Vol. 188. P. 39-50.
Petrocelli J.V., Watson H.F., Hirt E.R. Self-Regulatory Aspects of Bullshitting and Bullshit
Detection // Social Psychology. 2020. Vol. 51 (4). P. 239-253.
Sperber D. Intuitive and reflective beliefs // Mind and Language. 1997. Vol. 12 (1). P. 67-83.
Sperber D., Clément F., Heintz C., Mascaro O., Mercier H., Origgi G., Wilson D. Epistemic
52
vigilance // Mind and Language. 2010. Vol. 25 (4). P. 359-393.
Wakeham J. Bullshit as a Problem of Social Epistemology // Sociological Theory. 2017. Vol.
35(1). P. 15-38.
Tatyana A. Klepikova (St. Petersburg, Russia)

Saint Petersburg State University of Economics
EPISTEMIC PROVOCATION, EPISTEMIC VIGILANCE:

DISCOURSE PRACTICES IN POST-TRUTH ERA
The article deals with cognitive-linguistic mechanisms of epistemic provocation and epistemic vigi-
lance as characteristic of ‘post-truth’ discourse. The mechanisms are based on discrimination between
intuitive and counter-intuitive concepts as a result of interpretative cognitive processes.
Keywords: epistemic provocation, epistemic vigilance, intuitive / counter-intuitive concepts, inter-
pretative commitment
Ю.В. Кобенко (Томск, Россия)

Национальный исследовательский Томский политехнический университет
serpentis@list.ru
ЯЗЫК И МЫШЛЕНИЕ В ЭПОХУ ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМА:

ПОПУЛЯРНЫЕ МИФЫ
В статье дается критическая оценка постструктуралистским течениям, основанным на ряде
некоторых мифов о природе языка и мышления. В центре внимания находятся мифы о пер-
вичности мышления, роли когнитивной метафоры в вопросах познания и так называемом
«дискурсе», которые получают объективную оценку.
Ключевые слова: язык, речь, мышление, постструктурализм, популярные мифы
В отличие от фундаментального системно-структурного языкознания, мно-

гократно доказавшего, что между словарными элементами языка, отбираемыми
из системы для речевой комбинаторики, и самой системой, в которой элементы
упорядочены предметно-тематически (ономасиологически), пролегает не «ко-
гнитивность» или «ментальное пространство» с «концептами» и «фреймами», а
банальная гипо-гиперонимическая структура по принципу подчинения част-
ного общему, эпоха постструктурализма не является ни научной парадигмой в
силу отсутствия у нее самостоятельных исследовательских векторов, аппаратов
и походов, ни тем более научной формацией. Это – своего рода постнаучный пе-
риод существования языкознания без самого языкознания, больше напоминаю-
щий религию, главным признаком которой выступает исповедование канониче-
ских догм, никем никогда не доказанных и не подлежащих пересмотру и кри-
тике. Появление докторских диссертаций (не говоря уже о кандидатских) с
названиями «Когнитивная гармония» и «Ментальное пространство такого-то
дискурса» с обязательной отраслевой привязкой «филологические науки» не
только дискредитирует языкознание в глазах представителей дисциплин есте-
ственнонаучного цикла, но и убедительно доказывает тупиковость гуманитар-
ного (антропоцентрического) подхода к приросту научного знания, во главе ко-
торого монументально установлен витрувианский человек Да Винчи с горизон-
тально и вертикально равными пропорциями как произведение искусственного
отбора и, следовательно, целиком искусственное явление. Как и любой массовый
53
феномен, постструктурализм зиждется на ряде популярных мифов, существую-
щих благодаря коллективному творчеству людей с узким научным кругозором.
Фактически, постструктуралистское творчество есть обычная реакция академи-
ческой общественности на захват научно-образовательного пространства химе-
рой рыночной экономики: потребность в получении корочек кандидата и док-
тора наук присутствует, а времени на осмысление материала и подготовку уче-
ного – нет, в результате чего появляется благодатная почва не для подготовки
кадров, а для имитации учености. Остановимся в данной работе на некоторых
постструктуралистских мифах, прочно обосновавшихся в головах многочислен-
ных адептов данной религии российского образца.
Миф первый: мышление появляется раньше языка. К сожалению, логика
давно не преподается в школах, иначе бы постструктуралисты знали главный ее
постулат: основой любого мышления является язык [Виноградов, Кузьмин 1954:
7-8]. Мышление же, как «опосредованное и обобщенное познание действительно-
сти» (опосредованное и обобщенное исключительно языком), есть не что иное,
как производная языка. Язык старше и потенциально крупнее словарного запаса
(прожиточного языкового минимума) каждого из нас. Слова «делать», «хоро-
ший», «дом» не придуманы каждым носителем русского языка по отдельности, а
являются коллективным достоянием, пришедшим в нашу голову извне, т.е. из зву-
чащей речи вокруг нас, из среды. Традиция внегеномной (средовой) передачи
языка и культуры, основанной на подражании, о которой писал Р. Земон еще в
начале XX в. [Semon 1912: 32], – вот что отличает русского от немца, француза от
англичанина и т.д. Любому из современных языков больше лет, чем любому из
его носителей. Языки – долгожители, и наше человеческое бытие весьма мало зна-
чит для созидания их богатств, мы – лишь обычные прижизненные пользователи
данными богатствами. Постструктуралисты должны задать себе вопрос: сколько
слов родного языка они придумали и успешно ввели в оборот? Результат будет
нулевым по той простой причине, что язык – явление коллективное, а не индиви-
дуальное. Если бы мышление действительно предшествовало языку, то каждый из
нас говорил бы на своем, понятном только ему самому идиолекте, по своим соб-
ственным правилам грамматики, а многие бы, учитывая нейрофизиологическую
потребность нашего мозга экономить усилия [Савельев 2014: 11], и вовсе предпо-
чли бы молчать. Происхождение данного мифа – в обыденном софизме. Человек
приобрел качество говорящего благодаря роли среды, научился бытовому стихо-
сложению (темно – светло) и праздно рассуждает о том, что мышление – основа
его речевого творчества. Опасность такого идеалистического софизма в том, что
он не только презрел научный материализм (т.е. понимание того, что ничто не
возникает из ничего), но и сеет опасную религиозную мысль о том, что «сначала
была «духовность» (концепт), а потом на него нанизался бисер языка» (сначала
был дух (божий), а потом уж появилась бренная плоть). Эти вредные для общества
антинаучные воззрения на корню разбиваются познанием о судьбе так называе-
мых homo ferus, т.е. маугли (раньше в Индии так избавлялись от ненужных детей):
если ребенка растить вне говорящей среды, то никакого языка у него не появится,
каким бы развитым ни было его основное инстинктивно-гормональное мышление
в условиях естественного отбора. Мы получим мычащее животное, которое
весьма точно проиллюстрирует нам истоки происхождения языка: в животном
54
мире. Сначала было не слово и даже не «концепт», а крик как инстинктивное опо-
вещение об опасности, тревоге, радости, спаривании и т.п., а уже после крик при-
обрел строгую семиотическую и звуковую природу, стал воспроизводиться чле-
нами стада с точностью и осознанной последовательностью, что и легло в основу
рассудочного мышления, которое неотделимо от социального бытия индивида и
его социально обусловленного сознания.
Миф второй: когнитивная метафора – основа познания. Метафора явля-
ется одним из двух тропов и выразительным средством создания образности. Она
не когнитивная, а стилистическая, так как реализует экспрессивную функцию
языка, и ее роль в процессах словообразования сильно преувеличена: по данным
английской неологии метафорические (семантические) способы словопроизвод-
ства значительно уступают лексическим (аффиксации, контаминации и пр.)
[Снисар 2018: 16]. Можно сколько угодно рассуждать о том, что в русском слово
«белье» произошло от «белый», в немецком – от глагола «стирать» (waschen →
Wäsche), а в английском – от «носить» (wear → wear), это всего лишь удачные
морфологические способы номинации, которые попали в головы современников
из звучащей среды и используются ими в речи исключительно неосознанно, ме-
ханически. Что познают говорящие, включающие данные лексемы в речевой по-
ток, совершенно неясно. Очевидно, метафора, будучи излюбленным объектом
творчества постструктуралистов, является средством познания языка самими
постструктуралистами, яростно отрицающими структурный детерминизм языка.
Миф третий: дискурс – это язык, погруженный в жизнь. Данное умозаклю-
чение является, пожалуй, самым растиражированным на территории постсовет-
ского пространства. Не будем вдаваться в подробности его появления на страни-
цах «Лингвистического энциклопедического словаря» (1990), а сразу обратимся к
критике. Астронавты NASA, ведущие поиски жизни на экзопланетах, пользуются
следующим определением жизни С. Беннера: «Жизнь – это самовоспроизводяща-
яся химическая система в дарвиновском смысле» [Benner 2010: 1021]. Следует от-
метить, что определение должно быть весьма точным и практичным, чтобы ис-
пользовать его в практике исследования космоса. Если язык – семиотическая си-
стема, а жизнь – химическая, то как можно погрузить знак в химию? Очевидно,
автор данного умозаключения совершенно не озадачивался таким вопросом, что,
однако, не мешает его многочисленным прозелитам перепечатывать данный трю-
изм на бесконечно терпеливой бумаге тиражом, которому позавидовал бы даже
«Капитал» К. Маркса. Итак, язык нельзя погрузить, он – симптом и индикатор
определенной среды, как совокупности условий и инструментов искусственного
отбора. «Нет языка без среды и нет среды без языка» [Кобенко 2017: 201] – вот
что нужно говорить аспирантам вместо процитированного умозаключения. Что
же касается самого термина «дискурс», то он нашел достойное применение в ка-
честве универсального гомеонима для абсолютно любого верифицированного тер-
мина системно-структурного языкознания: язык, речь, коммуникация, текст, тер-
минология, стиль – у постструктуралистов это все «дискурс». Термин, который
еще в XIX в. использовался как синоним полемике, дискуссии, был подхвачен
охотниками за научными сенсациями в дебрях французского постмодернизма, на
голову разбитого американской школой экспериментальной физики А. Сокала, и
– совершенно бессистемно – объявлен главенствующим термином языкознания.
55
При этом все выводы дискурсологических исследований лежат в области стили-
стики, которая, как центральная дисциплина функциональной лингвистики и мак-
родисциплина языкознания, безусловно, весьма тяжела для мифологического со-
знания постструктуралистов, ведь понимание природы стиля как единства языка
и сферы его использования требует прочтения серьезных языковедческих источ-
ников, зачастую на иностранных языках, что автоматически превосходит квали-
фикацию подавляющего числа постструктуралистов-антропоцентристов. Следу-
ющий вопрос поможет поставить любого «дискурсолога» в тупик: где в иерархии
явлений функциональной лингвистики от выразительного средства до функцио-
нального репертуара нашлось место для дискурса? Перечисляем снизу-вверх: вы-
разительное средство (фигура речи) → жанр → стиль → функциональный стиль
→ функциональный репертуар.
Из такого несложного развенчания центральных мифов постструктурализма
следует, что образующим его течениям еще только предстоит пройти серьезную
апробацию, причем не в собственных рядах, а в кругах представителей других
направлений языкознания или науки в целом. Однако наибольшие проблемы ко-
гнитивистики и дискурсологии связаны не столько с апробацией многочислен-
ных работ, сколько с верификацией публикуемых положений и определением их
места в анизотропии научных знаний.
Виноградов С.Н., Кузьмин А.Ф. Логика: учебник для средней школы. М.: Учпедгиз, 1954.
Кобенко Ю.В. Язык и среда. Опыт систематизации данных междисциплинарных иссле-
дований. Томск: Изд-во ТПУ, 2017.
Лингвистический энциклопедический словарь / ред. В.Н. Ярцева. М.: СЭ, 1990.
Савельев С.В. Нищета мозга. М.: ВЕДИ, 2014.
Снисар А.Ю. Специфика неолексики американских СМИ XXI века: автореф. дис. … канд.
филол. наук. Барнаул, 2018.
Benner S.A. Defining life // Astrobiology. 2010. Vol. 10. P. 1021-1030.
Semon R. Das Problem der Vererbung „erworbener Eigenschaften“. Leipzig: W. Engelmann,
1912. S. 45.
Yuriy V. Kobenko (Tomsk, Russia)

National Research Tomsk State University
LANGUAGE AND THINKING IN THE POSTSTRUCTURAL ERA: POPULAR MYTHS

The article provides a critical assessment of the poststructuralist trends based on a number of anti-
scientific myths about the nature of language and thinking. The focus is on the myths about the pri-
macy of thinking, the role of the cognitive metaphor in matters of cognition and the so-called «dis-
course», which receive due debunking.
Keywords: language, speech, thinking, poststructuralism, popular myths
56
И.Ю. Колесов (Россия, Барнаул)
Алтайский государственный педагогический университет
kolesov_iy@altspu.ru
ЯЗЫКОВЫЕ СТРУКТУРЫ
КАК ПРЕДМЕТ ГРАММАТИКИ КОНСТРУКЦИЙ
В статье рассматриваются приемы анализа грамматических конструкций как механизма по-
строения языковых структур. Грамматические конструкции охватывают не только явления
грамматики, но и лексики, их анализ опирается на функцию категоризации структурообразу-
ющего признака.
Ключевые слова: грамматика конструкций, грамматическая конструкция, категоризация
Развивающаяся с конца XX в. грамматика конструкций охватывает поня-

тием «грамматические конструкции» фонологию, лексикон, словообразование,
грамматический строй и наделяет единицы разных уровней свойствами кон-
струкций. В этих условиях востребованы методологические установки и приемы
анализа, адекватные предмету когнитивной версии грамматики конструкций.
Поскольку грамматические конструкции представляют собой определенный
структурно-семиотический формат языковых элементов и выражений, не являю-
щихся однородными, их анализ в когнитивной лингвистике нуждается в разра-
ботке как общих, так и частных приемов и установок.
Грамматика конструкций направлена на объяснение неразложимых (без по-
тери как общего содержания, так и его части), идиоматических структур, что свя-
зано с тесной связанностью компонентов внутри конструкций, например, обу-
словленной комбинаторными свойствами компонентов, принципами их соеди-
нения и ограничениями на присоединение других элементов.
Обратимся к словообразовательным структурам английского языка, рас-
сматриваемым в качестве конструкций, где в аффиксальном словообразовании
легко обнаруживаются как ограничения, так и общие свойства в присоединении
аффиксов к производящим корневым морфемам. Например, у суффиксов -less и
-ness избирательность очевидна в том, что -less для образования прилагательных
сочетается с субстантивными (motherless, speechless), либо глагольными про-
изводящими основами (countless, useless), а -ness для образования абстрактных
существительных присоединяется к адъективным и причастным основам
(greatness, selfishness, willingness, drunkenness, nakedness). Данные продуктивные
суффиксы участвуют в разных видах категоризации признаков: имена / глаголы,
присоединяя суффикс -less, образуют прилагательные, а прилагательные / при-
частия в сочетании с -ness образуют имена существительные. Структурообразу-
ющая грамматическая техника обеспечивает два вида категоризации признаков:
субстантивную категоризацию признака, абстрагируемого от своего но-
сителя (абстрактные имена существительные с суфффиксом -ness), и
адъективную категоризацию признака отсутствия предмета или отсут-
ствия возможности (т.е. неосуществимость) какого-либо действия / события
(прилагательные с суффиксом -less).
Существительные с морфемой -ness выражают признак, имеющийся в при-
лагательных, от которых они образованы, но различия заключаются в категори-
57
зации признака. В результате субстантивной категоризации признак абстрагиру-
ется и выражается как абстрактное свойство чего-либо вообще, например, an ar-
ticulate thought «ясная, четко выраженная мысль» – articulateness «четкая форму-
лировка, членораздельность»: These are the skills used to develop the database nec-
essary for developing tactics. Information search, articulateness, listening skills, wan-
dering about, identifying information points, tuning into the informal structure, and
networking are all part of this process (BNC).
Высокая продуктивность словообразовательных аффиксов в грамматике
конструкций должна переосмысляться как их категоризующая функция. Это
находит подтверждение в том, что оба суффикса не теряют данной функции в
единичных, окказиональных конструкциях, которые имеют и вид, и функцию
слов, но в полном смысле это – конструкции, которые обладают названной кате-
горизующей функцией:
Education is another area that seems, so far, to have been Clintonless (surpris-
ingly, given his experience in the subject as a governor) (BNC). The anonymous, pro-
noun-less protagonist is a ‘colourless’ man who divides his time between the shack
where he lives with his wife and the Labour Exchange where he goes in search of em-
ployment (BNC). <…> Coleridge lamenting that Wordsworth was unwilling to believe
in local superstitions, ‘and that there was a something corporeal, a matter-of-fact-
ness, a clinging to the palpable, or often to the petty, in his poetry, in consequence’
(BNC). Accepting that “if the Slovaks want to live in an independent state, they have
the right to do so”, he said nevertheless that he saw “no indication” that a majority of
Slovaks wanted to secede, and he urged them to remain within the federation and not
to succumb to “nationalist narrowmindedness” (BNC).
Наличие такой функции в структурах-дериватах, более похожих на лекси-
ческие единицы, контрастирует с грамматическими структурами, основанными
на морфологических формах, где категоризующая функция (субстантивации
признака) вынесена в контекст. Например, в непроизводных словах, совпадаю-
щих с корнем, категоризующая функция не в самом слове, а в грамматическом
контексте. Как отмечает И.В. Арнольд, “In the phrases a morning’s drive, a morn-
ing’s ride, a morning’s walk the words drive, ride and walk receive the lexico-gram-
matical meaning of a noun not due to the structure of their stems, but because they are
preceded by a genitive” («В словосочетаниях a morning’s drive, a morning’s ride, a
morning’s walk слова drive, ride и walk получают лексико-грамматическое (кате-
гориальное – И.К.) значение имени существительного благодаря тому, что перед
ними использована форма генитива, а не в связи со структурой основы слова (пе-
ревод и курсив наш – И.К.) [Арнольд 1986: 79].
Другим важным аспектом анализа выступают ограничения – принципы,
накладываемые «системой языка» (включая традиционно закрепившиеся) и вхо-
дящие в учебники в качестве прескрипций: суффикс -ness сочетается с большим
количеством основ адъективов, практически без ограничений, встречается даже
существительное youngness, однако его антоним *oldness отсутствует в словарях,
но есть в выборке из языкового корпуса: The task they were set was to decide which
were the oldest buildings in the street. This apparently simple exercise raised all sort
of issues and problems. “How do you know how old it is?” Pupils had to construct
criteria for “oldness”, and create hypotheses (BNC). They were sitting near a huge
open fire in the lounge of a pub of that kind of indeterminate oldness which is the sign
58
of constant use and development over many years (BNC).
По той же причине нельзя «по умолчанию» назвать гостью *a guestess по
аналогии с моделью host – hostess, названия жителей городов или представителей
национальностей тоже получили номинации по определенным «привязанным» к
референтам моделям, например, a Muscovite, a Viennese, an Athenian, a Londoner,
an Armenian, a Portuguese, an Israeli и т.п.
Поскольку соответствия между формой и значением устанавливаются в
грамматике языка, в условиях, когда отсутствуют жесткие разграничения между
лексическими единицами и синтаксическими структурами (в частности, в ан-
глийском языке присоединение морфологической формы генитива к словосоче-
таниям и предложениям [The guy I know]’s son или так называемая «фразовая де-
ривация» [kind-heart]ed), грамматические конструкции должны стать значимым
инструментом лингвистического анализа, так как в них соединенные формы и
значения не интерпретируются композиционно, по частям [Kay, Michaelis 2019],
но имеют идиоматические, функциональные и возможно, иные маркеры своего
языкового статуса.
Специфическая идиоматика широко употребляемых английских way-
конструкций, выражающих значение способа действия (либо синкретично дей-
ствие и способ его осуществления) основана на соединении адвербиального су-
ществительного way, местоимения, кореферентного субъекту действия, обстоя-
тельства направления перемещения, и глагола, которые участвуют в категори-
зации способа достижения результата действия, что в конструкции реализу-
ется как фиктивное перемещение, вызывая метафору встроенного в конструкцию
глагола: The IRA should have no illusions that it can bomb and shoot its way to the
conference table, for it can not. No one who seeks to impose his will by terror can have
a constructive role to play in the resolution of the conflict in Northern Ireland (BNC).
Way-конструкцию мы рассматриваем еще и в связи с ее категоризующей
функцией в дискурсе: ее семиотический статус связан с имеющимися у говоря-
щих знаниях отдельных участков картины мира. Например, в новостном дис-
курсе о задержанных полицией мошенниках, способ действия выражен глаго-
лами, содержащими семы «обман», «хитрость», «хитроумный план», «вовлече-
ние хитростью»: A woman tricked her way into an elderly woman’s Co Down home
and stole money, police revealed today (BNC). A WOMAN clutching a baby stole an
elderly woman's purse after conning her way into the pensioner’s home (BNC). He
tricked his way into her home on Norman Road in the Gorse Hill area of Swindon by
pretending to be a new neighbor (BNC). A LODGER strangled his landlady after
charming his way into her bedroom and having sex with her (BNC). The killings came
after Laing duped his way into the home of Matthew Manwaring, 62, pretending he
wanted to buy a car the family had advertised (BNC). Two men talked their way into
the home of two elderly sisters, pretending that they had come on behalf of neighbours
to cut down trees in the garden (BNC).
Данные примеры еще раз подкрепляют мысль основоположника теории
грамматики конструкций А. Голдберг о том, что в конструкции содержится опре-
деленная концептуализация, семантическое построение (semantic construal), ко-
торое актуализируется только благодаря всем компонентам вместе [Goldberg
1995]. Нетривиальность семантических свойств конструкций побуждает пола-
59
гать, что ведущими видами анализа должны быть семантический и концептуаль-
ный, выявляющий функцию конструкции в категоризации структурообразую-
щего признака – лексического (в словообразовании), морфологического и син-
таксического (в грамматике словосочетания и текста).
Арнольд И.В. Лексикология современного английского языка. М.: Высшая школа, 1986.
Goldberg A. Constructions: A Construction Grammar Approach to Argument Structure. Chi-
cago: University of Chicago Press, 1995.
Kay P., Michaelis L.A. Constructional meaning and compositionality // Semantics – Interfaces
/ ed. by C. Maienborn, K. Heusinger, P. Portner. Berlin; Boston: De Gruyter, 2019. P. 293-324.
Источник иллюстративного материала

BNC – British National Corpus. URL: http://www.natcorp.ox.ac.uk.
Igor Yu. Kolesov (Russia, Barnaul)

kolesov_iy@altspu.ru
LANGUAGE STRUCTURES VIEWED

IN A CONSTRUCTION GRAMMAR PERSPECTIVE
The article discusses some principles for analyzing grammatical structures as a tool for constructing
language structures. Grammatical constructions can include not only grammatical expressions, but also
vocabulary units; their analysis locks on the function of categorizing the structure-forming feature.
Keywords: Construction Grammar, grammatical construction, categorization
И.А. Краева (Москва, Россия)

Московский государственный лингвистический университет
irinakraeva@linguanet.ru
СООТНОШЕНИЕ КАТЕГОРИИ ГРАДУАЛЬНОСТИ

СО СМЕЖНЫМИ КАТЕГОРИЯМИ
В статье рассматривается актуальный вопрос о соотношении языковой категории градуально-

сти со смежными с ней категориями. Особое внимание уделяется взаимосвязи категории гра-
дуальности с категорией интенсивности. Подчеркивается, что взгляд на градуальность как
концепт позволил выявить возможные пути развития рассматриваемой категории. Для иллю-
страции высказанных положений приводятся примеры из лексикографических источников и
корпусные данные.
Ключевые слова: когнитивная лингвистика, концепт, языковая категория, понятийная катего-
рия, градуальность, интенсивность
Онтологические категории (количества, качества, градуальности, оценки,

интенсивности и др.) находятся в центре внимания ученых разных областей на
протяжении всей истории научной мысли, поскольку имеют для мышления че-
ловека и его изучения непреходящее значение. Как известно, «учение о катего-
рии принадлежит Аристотелю, который видел в категории наиболее общий род
высказываний и утверждал, что все категории (качество, количество, действие и
т.п.) – высказывания относительно такого подлежащего, как «сущность» [Кубря-
кова 1996: 45].
Одной из основополагающих понятийных (смысловых) категорий является
60
градуальность. В настоящее время существует большое количество работ по
градуальности (в основном на материале русского языка). Однако до последнего
времени изучение градационных отношений, предполагающих увеличение или
уменьшение проявления признака, сводилось к описанию отдельных лексиче-
ских и морфологических средств. Впервые попытка их комплексного и систем-
ного рассмотрения на материале русского языка была предпринята сравнительно
недавно: в работах С.М. Колесниковой все разноуровневые средства русского
языка с градуальной функцией впервые подверглись комплексному исследова-
нию [Колесникова 1999; 2016; 2018].
В большинстве исследований по проблеме градуальности данная категория
предстает как функционально-семантическая, актуализируемая в языке разно-
уровневыми средствами, выражающими некий изменяемый признак.
К базовым категориям, безусловно, относятся диалектически взаимосвязан-
ные категории количества и качества, онтологический характер которых вытекает
из особенностей мышления человека, который воспринимает окружающий мир и
себя в этом мире через оценивание и измерение. В реализации первых участвуют
несколько понятийных категорий, в том числе категория градуальности.
Можно выделить наиболее актуальные задачи современной лингвистики в
плане изучения понятийных категорий:
– определение принципов выделения понятийной категории;
– всестороннее изучение понятийной категории и создание на основе этого
обобщенного описания смыслового строя конкретного языка;
– определение места и роли каждой из категорий в реализации количе-
ственно-качественных отношений.
Немаловажную роль в решении указанных задач играют способы представ-
ления языковых категорий, объективирующих в языке соответствующие поня-
тийные категории. На протяжении длительного времени приоритетной формой
представления категории градуальности остается представление данной катего-
рии в виде функционально-семантического поля. Несомненно, в результате та-
кого видения категории градуальности, а также использования механизмов шка-
лирования, профилирования, обеспечивающих горизонтальное членение (легкий
– тяжелый) были достигнуты значительные результаты при исследовании от-
дельных языковых групп, например, синонимов и антонимов.
На сегодняшний день остаются актуальными и некоторые вопросы, касаю-
щиеся изучения непосредственно категории градуальности. В первую очередь
это касается определения четких границ категории в языке и понятийной сфере,
четкого определения ее статуса в области количественно-качественных отноше-
ний, разработки терминологического аппарата, применимого только для описа-
ния рассматриваемой категории. И, несомненно, актуальным остается вопрос о
соотношении категории градуальности не только с крупными «базовыми» поня-
тийными категориями количества и качества, но и с более узкими категориями,
также играющими большую роль в активных градационных процессах, напри-
мер, с категориями оценки и интенсивности.
Градуирование происходит в ходе операции сравнения, каждый шаг которой
сопровождается оценкой (признака, действия, состояния) – оценкой количества,
оценкой качества. При этом градуирование всегда предшествует оцениванию. У
ученых не вызывает сомнения тот факт, что градуальность и оценка – понятия
61
смежные, но не равнозначные, так как градуальность указывает на степень при-
знака, состояния, действия, а оценка предполагает определенное суждение (по-
ложительное или отрицательное).
Что касается соотношения понятий градуальности и интенсивности, то мы
разделяем мнение тех лингвистов, кто полагает, что интенсивность входит в
смысловое пространство градуальности. Однако эти два понятия не тожде-
ственны, поскольку градуальность разнообразнее и в смысловом плане, и в плане
ее выражения в языке.
Неслучайно, на наш взгляд, в современных исследованиях предпринима-
ются попытки оперировать новыми терминами, демонстрирующими взаимо-
связь понятий градуальности и интенсивности. Так, С.В. Десятская, исследуя ка-
тегорию интенсивности (на материале семантического анализа имен прилага-
тельных) как стилистическую категорию, как средство выразительности в совре-
менном английском художественном тексте, ввела термины градационная ин-
тенсивность и неградационная интенсивность: «Неградационная интенсив-
ность выражает максимальное значение интенсивно-маркированного словесного
компонента вне градации меры. Градационная интенсивность выражает мень-
шую или большую степень силы (интенсивности) выражения значения интен-
сивно-маркированного словесного компонента» [Десятская 2018: 7]. При этом
градационная интенсивность достигается путем использования степеней сравне-
ния качественных прилагательных, образованных синтетическим или аналити-
ческим способом, и сочетаний имени прилагательного с наречиями степени [там
же: 14], что, как мы знаем, типично для эксплицитного выражения градуальности
в английском языке.
Как показало проводимое нами в русле когнитивной лингвистики исследо-
вание развития языковой категории градуальности, объективирующей концепт
ГРАДУАЛЬНОСТЬ в современном английском языке (см. в [Краева 2020]), в
настоящее время в данной категории происходят процессы, ведущие к актив-
ному пополнению функционального класса модификаторов степени (в другой
терминологии – интенсификаторов, квантификаторов, кванторов, квалификато-
ров, градуаторов, градаторов). Происходит это за счет наречий, созданных на ос-
нове качественных прилагательных, имплицитно выражающих очень высокую
степень признака, в результате чего в английском языке частотными словосоче-
таниями являются такие словосочетания как dazzlingly / astonishingly / incredibly
/ wonderfully / staggeringly / startingly / strikingly / stunningly / unbelievably / breath-
takingly beautiful; desperately / horribly / mortally afraid; glaringly / immediately /
instantly apparent; amazingly / remarkably / surprisingly / uncannily accurate и др.
При этом все чаще встречаются словосочетания прилагательных с наречи-
ями, где оба компонента выражают высокую (или очень высокую) степень при-
знака, что несколько лет назад считалось ненормативным явлением: absolutely
freezing, completely absurd, pretty annoyed, deeply / extremely / very shocking, terri-
bly / very fascinating, extremely chic и др.
Исследование вербализации концепта ГРАДУАЛЬНОСТЬ в английском
языке позволило выявить области, далеко выходящие за пределы понятия интен-
сивности. Например, в результате процесса модусной перекатегоризации ряд от-
носительных прилагательных приобретает качественные значения, т.е. входит в
зону градуальности. Такие прилагательные не имеют пока степеней сравнения,
62
они передают некие сложные смыслы; сравнение в этом случае идет с неким
сложным эталоном как нормой для данного вида объектов.
Приведем несколько примеров из данных корпуса COCA с относящимся к
рассматриваемой группе прилагательным British:
● «…(with Moore’s blessing) established what type of character Constantine was
– very British, self-contained, for mature readers, etc.» /...(с благословения Мура)
установил, каким персонажем был Константин – настоящий британец, замкну-
тый, для зрелых читателей и т.д.;
● «… This is a Lennon tune – a bit vintage, a bit British. All this talk of disap-
pearing countries with “Oh, Woe”…» / Это мелодия Леннона – немного винтажная,
немного британская. Все эти разговоры об исчезающих странах с “О, горе”…;
● «... the argument is that I might be misremembering or, worse, remembering a
very British way of speaking foreign languages» / … аргумент заключается в том,
что я, возможно, неправильно помню или, что еще хуже, помню очень британ-
ский способ говорить на иностранных языках.
Вышесказанное позволяет сделать вывод о том, что категория градуально-
сти функционирует в тесной взаимосвязи с такими смежными с ней категориями
как категория количества, качества, оценки. Особое место в этих отношениях за-
нимает категория интенсивности, которая входит в смысловое пространство гра-
дуальности, но не тождественна ему. Исследование градуальности в русле ко-
гнитивной лингвистики, рассмотрение данного феномена как концепта позво-
лили выявить возможные пути развития концепта ГРАДУАЛЬНОСТЬ, выходя-
щие за рамки смежных с ним понятий.
Десятская С.В. Категория интенсивности как средство выразительности в современном
английском художественном тексте (на материале семантического анализа имен прилагатель-
ных): автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 2018.
Колесникова С.М. Категория градуальности в современном русском языке: дис. … д-ра
филол. наук. Тамбов, 1999.
Колесникова С.М. Градуальность: связи и отношения в системе русского языка. 2-е изд.,
исправл. М.: Изд-во «Флинта», 2016.
Колесникова С.М. Градуальность в системе русского языка: монография. М.: Изд-во
«Флинта», 2018.
Краева И.А. Некоторые особенности развития категории градуальности в современном
английском языке // Вопросы когнитивной лингвистики. 2020. № 4. С. 26-32.
Кубрякова Е.С. Концепт // Краткий словарь когнитивных терминов. М.: МГУ, 1996.
COCA – Corpus of Contemporary American English. URL: http://corpus.byu. edu/coca. (Дата
обращения: 189.12.2020).
Irina A. Krayeva (Moscow, Russia)

Moscow State Linguistic University
CORRELATION OF THE GRADATION CATEGORY WITH RELATED CATEGORIES

The article looks into an acute issue of correlation of the gradation category with its related categories.
Special attention is paid to the interrelationship of the gradation category with the category of inten-
sity. It is stressed that the view of graduality as a concept allowed the author to identify possible ways
of development of the category under consideration. The author gives illustrative examples selected
from both lexicographic sources and corpus data.
Keywords: cognitive linguistics, concept, language category, conceptual category, graduality, intensity
63
О.Г. Лукошус (Москва, Россия)
Московский городской педагогический университет
LukoshusOG@mgpu.ru
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ВОЗМОЖНОСТЕЙ SEARCH ENGINES

ПРИ ОПИСАНИИ СЕМАНТИКИ СЛОВА
В статье рассматривается потенциал так называемых поисковых систем – search engines, типа
Google и корпусов текстов, при описании семантики слова. Автор отмечает возможности при-
менения поисковой системы Google для уточнения частотности использования английского
прилагательного tricky, а также возможности корпуса COCA для выдвижения гипотезы о диф-
ференциальных признаках исследуемой единицы.
Ключевые слова: search engines, Google, корпус текстов, семантика слова
О семантике в настоящий момент написано и сказано немало, так же, как и

о прилагательном, которое выступает объектом многочисленных исследований
(см., например, работы [Афанасьева 1992; Мичугина 2003, 2005; Титова 2016;
Novikova et. al. 2018]). Существует также большое число исследований когни-
тивных оснований описания семантической структуры слова и предложения [Су-
лейманова 1999; Сулейманова и др. 2012]. Однако особое место в XXI в. следует
уделить новым методам семантического описания. Современная лингвистиче-
ская наука, как верно отмечает Е.В. Рахилина, «столкнулась с совершенно новым
типом данных, так называемыми большими данными (big data), а их не охватить
человеческим глазом» [Рахилина 2017: 120]. XXI век укрепил ученых во мнении,
что так называемые корпусы естественных языков служат валидным и эффек-
тивным ресурсом для решения различных исследовательских задач. Среди ис-
следовательских технологий, служащих решению поисковой исследовательской
задачи, выделяют так называемые search engines, к которым относятся корпусы
текстов, а также ресурсы типа Google.
Рассмотрим более подробно возможности использования поисковой си-
стемы Google и корпуса современного американского английского языка (Corpus
of Contemporary American English – COCA) при описании семантики прилага-
тельного tricky как этапов проведения семантического эксперимента (об экспе-
рименте подробнее в [Селиверстова 1988; Сулейманова 2019]).
Прилагательное tricky является производным от существительного trick, по-
явилось в языке в 1786 г. и имело значение characterized by tricks. В 1868 г. у
слова появилось второе значение deceptively difficult. Лексема претерпела незна-
чительные изменения в написании, раньше слово писалось, как tricksy.
Появление второго значения может быть обусловлено тем, что как раз с се-
редины XIX в. наблюдается рост популярности данной словарной единицы, это
отражено на Графике 1, построенном с помощью запроса в поисковой системе
Google. За 150 лет постепенного роста популярности частота использования дан-
ного прилагательного стала больше в 10 раз, однако в настоящее время, начиная
с 2004 г. наблюдается снижение популярности прилагательного tricky, хотя в ча-
стотном словаре английского языка, описанном ранее, слово занимает 2261 по-
зицию, что говорит о его по-прежнему высокой популярности.
64
График 1. Частотность появления языковой единицы tricky

в печатных источниках в период с 1800 по 2008 гг.
График 2, построенный с опорой на COCA, отражает частоту встречаемости
исследуемого прилагательного в различных сферах устной и письменной речи.
Как показывает график, слово чаще всего встречается в журналах и блогах, при-
чем в журналах слово пользуется примерно равной популярностью среди таких
категорий как: научные, детские, женские / мужские и спортивные.
График 2. Использование исследуемого прилагательного tricky

в различных разделах письменных текстов и транскриптов устной речи
COCA позволяет исследователю на этапе выдвижения гипотезы о диффе-
ренциальных признаках определить коллокации и кластеры для изучаемого при-
лагательного, основанные на данных конкорданса вышеупомянутого корпуса.
Так, данные Таблиц 1 и 2 позволяют сделать выводы о некоторых признаках,
характеризующих семантику данного прилагательного. Можно предположить,
что описываемый исследуемым прилагательным объект X или субъект Y харак-
теризуется следующими признаками: обман (коллокации с juggle, прилагатель-
ными slippery и treacherous), а также продуманность действий (коллокации с jug-
gle и прилагательным clever), сложность исполнения (кластеры tricky balancing
act, tricky to pull off и tricky to work with).
Таблица 1. Основные коллокации для прилагательного tricky
Коллокации с суще- part, business, situation, dick, task, proposition, balance, spot
ствительными
Коллокации с глаго- navigate, prove, negotiate, diagnose, master, rock, tackle, juggle
лами
65
Коллокации с прилага- clever, steep, sticky, delicate, slippery, time- consuming, treacherous,
тельными inductive
Коллокации с наречи- little, bit, especially, particularly, somewhat, notoriously, politically
ями
Таблица 2. Кластеры для прилагательного tricky
tricky • tricky part, tricky business, tricky thing. tricky for, tricky one, tricky question, tricky
situation, tricky in
• tricky very tricky, little tricky, bit tricky, get tricky, gets tricky, really tricky, little trickier,
more tricky
tricky •• tricky to get, tricky to find, tricky balancing act, tricky thing about, trickier than it,
tricky because it, tricky for me, tricky to use
•• tricky can be tricky, a little tricky, a bit tricky, a little trickier, it gets tricky, could be
tricky, it was tricky, a bit trickier
tricky ••• tricky to figure out, tricky thing to do, tricky to pull off, tricky when it comes, trickier
than it sounds, tricky to work with, tricky to set up, tricky issues relating to
••• tricky it can be tricky, can be a tricky, going to be tricky, where it gets tricky, one of the
trickiest, it is a tricky, a little bit tricky, it was a tricky
Опираясь на данные, полученные посредством использования search engines,
представляется возможным выдвинуть гипотезу о дифференциальных признаках
значения слова tricky: tricky 1 вносит информацию о том, что объект Х или субъект
Y использует продуманные уловки с целью обмануть людей, зачастую ради раз-
влечения. Пример: There are times when the only way to win is by a tricky reinterpre-
tation of the rules. Tricky 2 описывает объект Х, которому присущи следующие ка-
чества: сложность (вы/ис)полнения при кажущейся легкости, наличие определен-
ного набора навыков. Пример: a tricky path through the swamp. Для дальнейшей
верификации гипотезы необходимо провести анализ контекстов употреблений ис-
следуемой лексической единицы, которые предлагаются в COCA. Иными сло-
вами, вместо того, чтобы опрашивать информантов-носителей языка в семантиче-
ском эксперименте о правильности / неправильности предлагаемых высказыва-
ний, можно направить запрос на исследуемое сочетание в COCA, получить стати-
стические данные об употребляемости / неупотребляемости запрашиваемого сло-
восочетания. Таким образом, search engines выступают в качестве коллективного
информанта и позволяют верифицировать постулируемую гипотезу.
Подводя итог, согласимся с О.А. Сулеймановой, которая отмечает следую-
щие возможности search engines: они предоставляют материал для исследования
(хотя и с некоторыми ограничениями); служат источником статистических дан-
ных о частотности исследуемой единицы, которые позволяют сделать достаточно
надежные выводы о свойствах описываемого объекта [Сулейманова 2019: 427].
Афанасьева О.В. Имена прилагательные в системе кардинальных частей речи англий-
ского языка. М., 1992.
Мичугина С.В. Цветообозначения и картина мира // Филология и культура. 2003. С. 67-68.
Мичугина С.В. Модели лексикографического описания в языке // Проблемы и методы
современной лингвистики. 2005. С. 86-98.
Novikova I.N., Popova L.G., et al. Lexical and semantic representation of the linguistic and
cultural concept “rest” in the English, German, and Russian languages // Opcion. 2018. Т. 34. № 85-
2. С. 237-256.
Рахилина Е.В. Экспериментальная и корпусная лингвистика: рецензия на сборник статей
66
к юбилею О.А. Сулеймановой «Контенсивные аспекты языка: константность и вариатив-
ность» // Вестник МГПУ. Серия: филология. Теория языка. Языковое образование. 2017. № 3
(27). С. 119-128.
Селиверстова О.Н., Сулейманова О.А. Эксперимент в семантике // Известия Академии
наук СССР. Серия: литература и язык. 1988. Т. 47. № 5. С. 431-443.
Сулейманова О.А. Проблемы русского синтаксиса: семантика безличных предложений.
М., 1999.
Сулейманова О.А. Семантический эксперимент: новые возможности в системе коорди-
нат Big Data // Когнитивные исследования языка. 2019. Вып. 36. С. 427-432.
Сулейманова О.А., Беклемешева Н.Н. и др. Грамматические аспекты перевода. М., 2012.
Титова О.А. Оценочная категоризация лиц по внешним и внутренним параметрам по-
средством английских фразеологизмов-антропономинантов // Филологические науки. Во-
просы теории и практики. 2016. № 2/2 (56). С. 151-154.
Oksana G. Lukoshus (Moscow, Russia)

Moscow City Pedagogical University
APPLYING SEARCH ENGINES IN SEMANTICS DESCRIPTION

The article explores the potential of so-called search engines, such as Google and text corpora in
semantics description. The author reveals possible ways to apply Google to study the word frequency
(a case study of English lexeme tricky) and COCA to verify hypothesis on differential features of the
lexeme under study.
Keywords: search engines, Google, text corpora, semantics
О.В. Магировская (Красноярск, Россия)

Сибирский федеральный университет
magirovskayaov@yandex.ru
ЖЕСТОВЫЙ ЯЗЫК: ПРОБЛЕМЫ СТАТУСА, ОРГАНИЗАЦИИ

И РЕГИОНАЛЬНОЙ ВАРИАТИВНОСТИ
Вследствие недостаточной изученности жестового языка как самостоятельной семиотической

системы концептуализации в статье обозначаются основные проблемы, требующие научного
решения: проблемы терминологического разграничения жестового языка и языка вербаль-
ного, понимания сущности жестового языка, особенностей его языковой организации и воз-
можностей жестовой концептуализации мира как на уровне национального жестового языка,
так и его региональных вариантов.
Ключевые слова: жестовый язык, жест, жестовая концептуализация, национальный жестовый
язык, региональный вариант национального жестового языка
С ростом общественного интереса к социальным группам, сосуществую-

щим с доминирующими, одной из актуальных областей лингвистических иссле-
дований становится изучение жестового языка как самостоятельной семиотиче-
ской системы, отличной от вербальной.
Специфика жестовых языков закреплена терминологически. В качестве ос-
новных критериев при этом выступает противопоставление жестового языка
Исследование выполнено при поддержке Российского фонда фундаментальных иссле-
дований, проект № 20-012-00321 «Региональные жестовые языки: мультимодальный элек-

тронный корпус (на материале коммуникативного пространства Восточной Сибири)».
67
языку вербальному (вербальный язык / невербальный язык) и указание на сущ-
ность материального носителя знака (звучащий язык / визуальный язык). При ка-
жущейся четкости такого разграничения категория «невербальный / визуальный
язык» включает наряду с жестовым языком все другие системы жестовой фикса-
ции значений (язык жестов, мимика, взгляд), несмотря на их различную природу
и системную организацию.
Данный факт во многом объясняется тем, что до недавнего времени жесто-
вым языкам отказывали в статусе самостоятельности и отмечали только их пер-
вичность. Жестовый язык рассматривался в качестве одной из самых древних зна-
ковых систем коммуникации, которая возникла гораздо раньше вербального
языка (до того, как человек научился пользоваться голосом, он умел пользоваться
жестом как непроизвольным, инстинктивным, физически несложным движе-
нием). Как следствие, жестовый язык определялся как знаковая система, лежащая
в основе вербальной коммуникации (устной и письменной, начинающейся с пик-
тограмм) и служащая одним из этапов ее эволюции. Такая траектория осмысления
двух семиотических систем привела к тому, что именно вербальный язык стали
анализировать и описывать как самостоятельную семиотическую реальность с
присущими ей механизмами знаковой репрезентации действительности и всем ар-
сеналом средств, составляющих основу культуры этносов. Факт высокой степени
исследованности вербальных языков обусловлен также тем, что по сравнению с
жестовыми языками, выступающими единственной системой коммуникации для
отдельной социальной группы (группы глухих и слабослышащих людей, а также
тех, кто вступает с ними в непосредственный контакт в процессе жизнедеятельно-
сти), вербальные языки выступают языками огромных лингвокультурных терри-
торий, которыми пользуется преобладающее большинство их представителей.
Несмотря на то, что существование жестового языка на определенной тер-
ритории всегда предполагает ситуацию тесного и, как правило, интенсивного
языкового контакта с вербальным языком(-ами) доминирующего (говорящего)
социума, жестовые языки проявляют наивысшую степень своей семиотической
автономности. Имеющиеся исследования подтверждают, что жестовые языки не
являются мануальной репрезентацией языков вербальных, т.е. не являются про-
изводными от них. Они имеют собственную структуру, часто кардинально отли-
чающуюся от структуры сосуществующих с ними вербальных языков [Zeshan,
Palfreyman 2017]. Данное наблюдение доказывает теоретическое положение о
том, что язык – очень адаптивная и гибкая система, подстраивающаяся под лю-
бые физические возможности человека, способная существовать в различных
форматах (как интегративно взаимодействующих, так и существующих от-
дельно). Необходимость в данной системе знакового взаимодействия человека с
миром и обществом обусловлена необходимостью концептуализации знаний и
их передачи / обмена в процессе коммуникации.
Для носителей жестового языка отсутствие и невозможность опыта звуко-
вого контакта с миром, выступающего необходимым фактором ориентации в
пространстве и основой вербального (звукового) взаимодействия, компенсиру-
ется другими (визуально-кинестетическими) возможностями. Это проявляется в
том, что жестовые языки задействуют весь арсенал мануального воспроизведе-
ния знака, а также дополнительные (немануальные) физические возможности, а
именно мимику, различные положения головы и тела, которые можно распознать
68
с помощью органов зрения как основным каналом восприятия знака. В отличие
от вербального знака, в основе которого лежит последовательность букв или зву-
ков, жест представляет собой поликомпонентный знак, включающий конфигу-
рацию кисти, ее ориентацию, локализацию жеста, характер (качество) и направ-
ление движения, а также немануальный (мимический или артикуляционный)
компонент, с которым он условно ассоциируется. Каждый компонент значим, и,
соответственно, изменение одного из них чаще всего создает другой жест, име-
ющий другую семантику [Там же].
Концептуальная информация, которая фиксируется жестом, передается на
различных уровнях данной семиотической системы. Как самостоятельная си-
стема коммуникации жестовый язык имеет свою уровневую организацию, каж-
дый уровень имеет свою специфику, обусловленную типом кодирующей си-
стемы, что, в свою очередь, проявляется в способах репрезентации знаний на
данных уровнях, а также в арсенале языковых средств и категорий.
Лексический уровень жестового языка (так же, как и вербального) в силу
свой аналоговой сущности репрезентирует те сущности реальной действитель-
ности, которые являются наиболее важными для данной социальной группы. Он
фиксирует основные энциклопедические знания о мире. Подобно вербальным
языкам разных лингвокультурных общностей жестовые языки репрезентируют
мир относительно системы восприятия мира определенной социальной группой.
Особые физиологические (невозможность воспринимать звук) и социальные
(обособленность, малая степень социализации с доминирующим социумом) ха-
рактеристики носителей жестового языка обусловливают тот факт, что понятий-
ная составляющая концептов, подлежащих лексической концептуализации, в
вербальном и жестовых языках представителей одного этноса могут суще-
ственно отличаться. Например, концепт ANGER выступает одним из базовых
концептов категории «эмоции и чувства» у американцев. Тем не менее, в вер-
бальном языке он представлен как чувство, когда человек испытывает злость из-
за плохих действий другого человека (he or she has done something bad), вслед-
ствие чего ему хочется накричать на источник злости (the feeling that
you want to shout at someone) и/или сделать ему больно, нанести ответную рану
(the feeling that you want to hurt him or her [The Cambridge Essential American Eng-
lish Dictionary]). В свою очередь, в американском жестовом языке эксплициру-
ется признак внутреннего переживания данного чувства как чувства, раздираю-
щего человека изнутри (жест исполняется по направлению к исполняющему, он
не имеет направленности на потенциального обидчика: четыре пальца двух рук
согнуты в фалангах, большой палец отведен в сторону, ладони повернуты к
груди; одновременно двумя руками совершается резкое движение от центра к
сторонам, рисующее четверть окружности, от центра к сторонам). Другим при-
мером, подтверждающим автономность жестовой лексической репрезентации
мира, выступает факт несовпадения жестовых коррелятов для полисемичных
слов вербального языка. Например, каждое из значений прилагательного right,
семантически указывающего как на правильность, так и на сторону ориентации
относительно тела человека, противоположную левой стороне, передается в аме-
риканском жестовом языке разными жестами.
Грамматический уровень жестового языка как уровень регулярного морфо-
69
логического и синтаксического выражения наиболее общих абстрактных смыс-
лов также имеет свою специфику. Грамматические значения в жестовых языках
передаются преимущественно аналитически (как отдельными жестами, так и от-
дельными компонентами жестов). Например, в американском жестовом языке
обозначение времени с помощью наречий синтаксически обусловлено: они ста-
вятся в начале предложения, очерчивая временнỳю рамку концептуализации.
Вследствие того, что репрезентация грамматического уровня жестового языка
обусловлена мануально-кинестетическим модусом данной семиотической си-
стемы, мотивированность средств грамматической фиксации значений часто
эксплицитна (например, движение корпуса вперед или назад для обозначения бо-
лее далекого будущего или прошлого соответственно).
Специфика каждого из уровней проявляется также на уровне региональной
вариативности. Она гораздо выше по сравнению с вариативностью вербальных
языков. Это во многом объясняется не только территориальным признаком (тер-
ритория регионального диалекта вербального языка может быть очень значи-
тельной), но прежде всего плотной концентрацией социума глухих и слабослы-
шащих на конкретной территории и их преимущественно обособленным суще-
ствованием внутри своей социальной группы вследствие низкой степени социа-
лизации в ситуации малого внимания доминирующего социума к ним, отсут-
ствия масштабных мероприятий и др. Соответственно, даже в рамках отдельно
взятой страны карта региональных вариантов национального жестового языка,
как правило, намного репрезентативнее по сравнению с картой вербальных язы-
ков мира и их диалектов.
Таким образом, жестовый язык необходимо рассматривать как самостоя-
тельную семиотическую систему, которая имеет равноправный семиотический
статус с вербальным языком, так как по своей функциональной направленности
обслуживает определенную социальную группу, которая пользуется данным
языком как единственной системой кодирования знаний и коммуникации между
людьми. Понимание этого значительно расширит границы лингвистической
науки и ее возможности описания сложной и многогранной языковой реально-
сти, в которой существует человек. В этой связи высказывание А.А. Кибрика мо-
жет служить серьезным обоснованием дальнейших исследований жестовых язы-
ков: «… лингвистика, не учитывающая и, напротив, учитывающая существова-
ние жестовых языков, дает соответственно плоское и объемное изображение
языковой реальности. Полный учет жестовых языков как второго равноправного
типа языка позволит в будущем более точно понять реальность человеческих
языков и по-новому взглянуть на звучащие языки» [Кибрик, 2009].
Кибрик А.А. О важности лингвистического изучения русского жестового языка. 2009.
URL: http://signlang.ru/science/read/kibrik1.
The Cambridge Essential American English Dictionary. URL: https://dictionary.cam-
bridge.org/dictionary/essential-american-english/.
Zeshan U., Palfreyman N. Typology of Sign Languages // Cambridge Handbook of Linguistic
Typology / ed. by A.Y. Aikhenvald, R.M.W. Dixon. Cambridge: CUP, 2017. P. 178-216.
70
Oksana V. Magirovskaya (Krasnoyarsk, Russia)
Siberian Federal University
SIGN LANGUAGE: THE ISSUES OF STATUS,

ORGANIZATION AND REGIONAL VARIATION
Due to insufficient research of sign language as an autonomously functioning semiotic system of
conceptualization, the article states the key problems to be urgently regarded. These are primarily the
issues of terminological differentiation between sign language and verbal language, as well as under-
standing the nature of sign language, the characteristic features of its organization, and the potential
of sign conceptualization of the world by both the national sign language and its regional variants.
Keywords: sign language, sign, sign conceptualization, national sign language, regional variant of
national sign language
О.А. Майорова (Уфа, Россия)

Башкирский государственный медицинский университет
gamka1@yandex.ru
КОНЦЕПТ В АСПЕКТЕ ТЕОРИИ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ ДЕРИВАЦИИ
Рассматривается феномен концепта с позиций теории концептуальной деривации Н.Н. Болды-

рева, имеющей точки соприкосновения с двухуровневой системой работы мозга Д. Канемана:
система 1 работает быстро в фоновом режиме, не требуя осознавания; система 2 – требует ак-
тивного участия наблюдателя (обладателя мозга), действует медленнее за счет включения про-
цесса мышления.
Ключевые слова: концептуальная деривация, познание, мышление, двухуровневая работа
мозга, смыслотворение, адаптивный механизм
Как отмечает М.Н. Эпштейн [Эпштейн 2016: 44-46], традиционно в науке

пальма первенства отдается знанию – его добыванию и систематизации (само по-
нятие «science» происходит от лат. «scire» – знать), и в этом плане оно соотносится
с процессом познания, в ходе которого формируются, сохраняются и приумно-
жаются новые понятия, а отработанные отвергаются. Мышление «не сводится к
познанию и не укладывается в формы знания», поскольку между «знать» и «мыс-
лить» существуют глубокие различия, которые заключаются в следующем:
– мышление – это динамическая работа с теми понятиями, которые статично
представлены в форме знания;
– «мыслить» – значит совершать в уме действия с понятиями, сочетать их,
разъединять, соединять на новом уровне;
– мышление содержит в себе то приращение к знанию, которое создает вто-
рую действительность, рукотворный и мыслетворный мир, включая идеи и цен-
ности, науку и технику;
– мышление не только следует за знанием, но и предшествует ему, создает
сам предмет и возможность знания;
– знание можно определить как адаптивный механизм мышления, посред-
ством которого мышление координирует себя со средой для того, чтобы тем вер-
нее ее трансформировать, приспособить к себе.
Несмотря на перечисленные различия (а их может быть значительно
больше) знание и мышление образуют, согласно М.Н. Эпштейну, «общее поле»,
71
которое ученый предлагает «обозначить как мыслезнание (thinknowledge) (кур-
сив автора – О.М.)», подчеркнув при этом, что данная «эпистемологическая ка-
тегория указывает на соотношение мышления и знания как двух форм интеллек-
туальной деятельности и на способы их взаимоперехода» [Там же: 47]. Описан-
ный процесс «смыслотворения» (термин М.Н. Эпштейна), на наш взгляд, удачно
соотносится с понятием «процессы концептуальной деривации», введенным
Н.Н. Болдыревым применительно к «образованию новых концептуальных
сущностей при формировании новых смыслов» [Болдырев 2018: 39].
Эвристичным представляется разграничение двух уровней языковой интер-
претации – первичной и вторичной: «Первичная языковая интерпретация явля-
ется результатом первичной концептуализации мира и фиксирует появление но-
вых единиц знания. Вторичная языковая интерпретация основывается на вторич-
ной концептуализации знаний о мире, т.е. процессах порождения новых знаний
на базе существующих концептов, что можно рассматривать как процесс кон-
цептуальной деривации (выделено автором – О.М.)» [Там же]. В этом можно
усмотреть дальнейшее творческое развитие идеи лауреата Нобелевской премии
Д. Канемана о взаимодействии двух режимов работы человеческого мозга –
«быстрого» и «медленного» (“fast and slow”) [Канеман 2018: 41].
Первая, самая быстрая – это система 1: она всегда работает в фоновом ре-
жиме, без активного участия нашего сознания. Система 2 требует активного уча-
стия владельца мозга и поэтому более требовательна и работает гораздо медлен-
нее. Именно она обеспечивает «нелинейность (топологичность) концепта, вос-
полняя недостаток в пространственно-телесных способах описания моделирую-
щих практик» (см. подробнее в [Майорова: 71].
Важно отметить, что указанная концепция продуктивно разрабатывается ав-
тором в ряде других работ, в частности, применительно к понятию концепта,
обеспечивая «формирование новых единиц знания (концептов) (выделено нами
– О.М.)…» [Болдырев 2018: 37].
В этой же работе Н.Н. Болдырев отмечает, что «факт концептуальной дери-
вации и доминантный характер ее моделей подтверждается «возможностью об-
разования новых слов по определенным моделям с единым концептуальным ос-
нованием», например, -тель – ‛деятель’ учитель, писатель создатель и др. [Там
же: 37]. Добавим к этому, что образуются не только новые лексические единицы,
но еще и издавна существующие в языке слова обретают необычный лексиче-
ский статус. Подобное развитие коснулось, к примеру, слова «наблюдатель»,
обозначающего человека, который обладает телесностью (так называемым «те-
лом творца») и наделяется в квантовой физике функцией «сознательного изме-
рительного прибора», вокруг которого «собирается (конструируется) мир в зави-
симости от той информации, которая может в нем «записаться». Исследования
ведутся на самых разных уровнях: морфофизиологическом, психофизическом,
психологическом, теоретико-познавательном, клеточном, феноменологическом,
фонографическом. Изучаются филогенез, онтогенез восприятия, функциональ-
ное развитие восприятия и процессы его восстановления и т.д.
При этом ученые приходят к выводам исключительной важности, среди ко-
торых особо выделим следующие два: 1) основная функция мозга и нервной си-
стемы, как это ни парадоксально звучит, – не отражение окружающей действи-
72
тельности, а защита, своеобразный барьер, призванный оградить нас от огром-
ного объема информации, поступающей извне; 2) человеческое тело (как резуль-
тат эволюции) можно считать инструментом познания окружающей реальности.
Оно «отвердевает» одновременно с окружающим миром по мере декогеренции,
в результате чего становится возможным развитие индивидуального сознания
[Доронин 2010: 48-49].
Обобщая, можно заключить, что лингвистический концепт представляет со-
бой сложное многослойное образование, существующее в модусе квантовой су-
перпозиции, порождая то, что мы, в конечном итоге, можем обозначать в каче-
стве «осознаваемой реальности», извлекаемой и достраиваемой путем «охвата
вех альтернативных классических реальностей» [Прыгин 2017: 333] на основе
концептуальной деривации.
Болдырев Н.Н. Концептуальная деривация как основа вторичной языковой интерпрета-
ции // Когнитивные исследования языка. 2018. Вып. XXXIII. С. 37-42.
Болдырев Н.Н. Взаимодействие мыслительных и языковых структур как фактор динамики
языковой картины мира // Когнитивные исследования языка. 2018. Вып. XLII. С. 35-41.
Доронин С.И. Квантовая магия. СПб.: ИГ «Весь», 2010.
Канеман Д. Думай медленно… решай быстро / пер. с англ. М.: Изд-во АСТ, 2018.
Майорова О.А. Онтологический статус концепта: пространственно-телесные аспекты //
Когнитивные исследования языка. 2018. Т. XXXIV. С. 70-73.
Прыгин Г.С. Квантовые концепции сознания: возможности и перспективы развития пси-
хологической науки // Вестник Удмуртского университета. Серия: философия. Психология.
Педагогика. 2017. Т. 27. Вып. 3. С. 329-338.
Эпштейн М.Н. От знания – к творчеству. Как гуманитарные науки могут изменять мир.
М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив. 2016.
Kahneman D. Thinking, Fast and Slow. Penguin, 2011.
Olga A. Mayorova (Ufa, Russia)

Bashkir State Medical University
CONCEPT IN THE ASPECT OF CONCEPTUAL DERIVATION THEORY

The article reviews the phenomenon of a concept from the point of view of N.N. Boldyrev’s concep-
tual derivation theory, which has a lot in common with a D. Kahneman’s two-level system of brain-
work: System 1 is always working in the background, without our conscious mind being actively
involved, System 2 requires active participation by the owner of the brain and is therefore much more
demanding and much slower.
Keywords: conceptual derivation, cognition, thinking, two-level brainwork, sense creation, adaptive
mechanism
Ж.В. Никонова (Нижний Новгород, Россия)

nikonova@lunn.ru
ИЛЛОКУТИВНЫЕ ЗНАНИЯ В КОГНИТИВНОМ АСПЕКТЕ

В статье проводится анализ иллокутивной составляющей речевого акта в когнитивном аспекте.
Приводятся точки зрения зарубежных и отечественных языковедов относительно процессов
формирования и реализации иллокутивного акта. Выявляются его ментальные основания и роль
иллокутивных знаний в формировании его поверхностной структуры. Делается вывод о том, что
73
языковые средства, используемые говорящим в речевом акте, выполняют дейктическую функ-
цию по отношению к смысловым компонентам его иллокутивной составляющей.
Ключевые слова: когнитивная прагматика, речевой акт, иллокутивный акт, иллокутивная со-
ставляющая речевого акта, иллокутивные знания
Очевидным в современной науке о языке является тот факт, что процесс

формирования иллокутивной семантики речевого акта является ведущим в об-
щем процессе речемыслительной деятельности человека. Речевая ситуация осо-
знается говорящим на основе имеющихся у него на данный момент энциклопе-
дических и фоновых знаний, коммуникативных и языковых компетенций, миро-
воззренческих и личностных установок, а также фактического физического и
психического состояния.
Анализ теоретических источников по проблеме дискурсивной реализации ре-
чевого акта дает основание считать, что в сознании говорящего при формирова-
нии концептуального пространства речевого акта формируется когнитивная до-
минанта как совокупность концептуальных признаков отражаемой ситуации ре-
альной действительности, вызывающих в памяти говорящего соответствующий
концепт типовой ситуации речевого общения. Лингвистами подобные концепты
описываются как культурные (этикетные) скрипты – кванты знания о норматив-
ных предписаниях, определяющих выбор коммуникативного поведения в рамках
определенной лингвокультуры и воплощенные в речевых формулах (А. Вежбиц-
кая, В.И. Карасик и др.). При этом обращается внимание на три стороны культур-
ного скрипта: стереотипность – поведение по заданному образцу, сценарность –
алгоритмизация коммуникативного события и прескриптивность – выбор опреде-
ленных поведенческих ходов в соответствии с ценностями и нормами культуры,
которые соотносятся с тремя сторонами концепта – понятийной, образной и цен-
ностной [Карасик 2007]. Роль фоновых знаний, заключенных в культурном
скрипте как кванте знания о ситуации речевого акта определенного типа и нормах
речевого поведения в такой ситуации, представляется для ученых основополага-
ющей для адекватного осуществления речевого акта на конкретном языке.
Формирование концепта речевого акта в связи с этим выступает когнитив-
ным событием, возможным при совпадении в сознании говорящего концептуаль-
ных признаков отражаемой речевой ситуации и активируемого в памяти скрипта
типовой ситуации общения. Образ отражаемой коммуникативной ситуации со-
поставляется говорящим с имеющимися в его памяти образами типичных ситуа-
ций общения. Ключевые когнитивные признаки подобных ситуаций, описанные
в теории Дж. Серля как конститутивные правила речевого акта, «примеряются»
говорящим к условиям текущей коммуникативной ситуации. Их совпадение дает
возможность субъекту речевого акта воспринимать отражаемую ситуацию как
речевую, соотносимую с определенным спектром иллокуций.
Такой вид знаний получил в современной лингвистике название «иллокутив-
ных» (В.З. Демьянков, А.А. Романов и др.), находящихся в определенной взаимо-
связи с другими разновидностями знаний. Как справедливо отмечает А.А. Рома-
нов, если языковые знания представляются на уровне грамматической и – шире –
языковой компетенции, т.е. только на уровне одной из составляющей коммуника-
тивной компетенции говорящего, а энциклопедические знания указывают лишь
на принципы и условия соединения смысловых комплексов в горизонтальном и
74
вертикальном ракурсах типового текста, то иллокутивные знания призваны рас-
крывать целевые параметры использования речевых произведений. Другими сло-
вами, иллокутивные знания представляют собой такой вид информации о речевых
произведениях, который указывает на знания о целях, достигаемых определен-
ными речевыми и иллокутивными действиями, на знания о коммуникативно-со-
циальных последствиях, связанных с реализацией речевых и иллокутивных дей-
ствий, на знания, положенные в основу образования иллокутивных комплексов в
тексте и формирования в нем иллокутивной доминанты [Романов 1986: 12-14].
Иллокутивные знания актуализируют языковые и энциклопедические зна-
ния в рамках той глобальной или же типовой для конкретного акта общения
цели, которую собеседник стремится достичь при помощи своей коммуникатив-
ной деятельности. Поэтому можно считать, что каждая из составляющих ком-
плекса интерактивных знаний реализуется (оформляется и конституируется) на
фоне других разновидностей знаний. Причем любая из указанных разновидно-
стей знания манифестируется определенным образом в структуре самого текста,
построенного в результате коммуникативной деятельности собеседников для до-
стижения глобальной цели [Романов 2006].
Выход в концептуальную сферу носителей языка при выявлении и описании
значения речевого акта является закономерным, поскольку традиционные линг-
вистические методы не дают ответа на вопросы о закономерностях языкового
выражения акторечевого значения. Исследования в рамках теории речевых актов
показали, что фактически мало оснований «отождествлять осмысленность язы-
кового выражения с правильностью его употребления, понимание смысла – со
знанием правил его употребления. Такая редукция делает необъяснимым как
усвоение языка, так и его использование для обретения новой информации, воз-
можность осмысленного использования одних и тех же языковых средств в раз-
ных (новых) ситуациях и контекстах для выражения разных, в том числе несов-
местимых, представлений носителей языка о мире» [Павиленис 1986: 387].
Единицей представления иллокутивных знаний в системе комплекса интер-
активных знаний является иллокутивное действие, раскрывающее способ реали-
зации коммуникативного намерения (способ воздействия) участника общения в
конкретном речевом действии и реализующееся через его языковую сущность
[Романов 2006].
Способность осуществлять иллокутивные действия (акты) в соответствии с
ситуацией общения составляет иллокутивную компетенцию говорящего, под ко-
торой в лингвистике понимается знание прагматических условностей исполне-
ния нужных функций языка (Л.Ф. Бахман и др.).
Некоторые языковеды считают, что знания об иллокутивных типах речевых
актов и правилах их осуществления хранятся в языковом сознании носителей
языка в виде «фреймов» (типовых ситуаций) или «сценариев» (делающих акцент
на развитие ситуаций), которые позволяют адекватно использовать языковые
средства для достижения типовых иллокутивных целей и правильно интерпре-
тировать коммуникативное поведение других людей.
Однако вопросы актуализации иллокутивных знаний в дискурсе и форми-
рования коммуникативного смысла речевого акта остаются до настоящего вре-
мени открытыми.
75
Принимая во внимание «осмысление как процесс конфигурации знаний» и
его «уровневое проявление (первичное (понятийное) осмысление и осмысление
вторичное (субъективное)» [Болдырев, Магировская 2009: 10], а также положе-
ния современной лингвистической прагматики о внешней и внутренней струк-
туре речевого акта, отметим, что процесс субъективно-индивидуальной концеп-
туализации, лежащий в основе реализации иллокутивного акта, являет собой ин-
теграцию двух разных видов когнитивной деятельности субъекта.
С одной стороны, говорящий осмысляет текущую ситуацию, оперируя мен-
тальными пространствами прошлого и будущего, реальных и гипотетических ситу-
аций, ситуаций возможных миров, а также абстрактных категорий. Эти ментальные
пространства, имеющие чисто когнитивный статус и не существующие вне мыш-
ления, структурируются с помощью различных когнитивных моделей: образно-
схематических (вместилище, часть-целое, верх-низ и т.д.), пропозициональных
(пропозиция, сценарий или скрипт, пучок признаков, таксономия, радиальная кате-
гория), метафорических, метонимических, символических [Болдырев 2000].
С другой стороны, говорящий осмысляет свою роль в текущей ситуации,
идентифицируя себя как субъект речевого акта и осознанно или неосознанно
принимая решение об осуществлении речевого акта и способе его осуществле-
ния в зависимости от выделенных им в качестве релевантных компонентов рече-
вой ситуации и фоновых знаний.
В связи с этим следует подчеркнуть, что многочисленные факторы и компо-
ненты речевой ситуации оказывают непосредственное влияние на формирование
плана содержания и плана выражения речевого акта. Однако, чтобы речевой акт
действительно осуществился, необходимо главное условие – активная деятель-
ность говорящего, направленная на изменение самой ситуации посредством ре-
чевого действия, в частности, через реализацию задаваемой говорящим иллоку-
тивной силы по отношению к определенному пропозициональному содержанию.
Подобное представление иллокутивной составляющей речевого акта полно-
стью соответствует постулатам современной лингвистической прагматики о
дейктическом центре речевого акта (называемом в лингвистической литературе
также «ориго»), лежащем в основе каждой из его дейктических категорий, кото-
рые воплощаются в вербальном корреляте речевого акта. Многие языковеды ука-
зывают при этом на тот факт, что дейктический центр речевого акта представляет
собой не простую совокупность компонентов смысла, находящих воплощение в
акте коммуникации, а интегративное целое в ментальном пространстве говоря-
щего, которое есть результат субъективно-индивидуальной концептуализации,
измеряемый в координатах внешней и внутренней структуры речевого акта.
При формировании коммуникативного смысла речевого акта когнитивная
деятельность говорящего как субъекта вторичного осмысления (интерпретация
и оценка) «предполагает опору на его собственное мнение и определенный ко-
гнитивный опыт взаимодействия с миром, а также способность к оценке и эмо-
циональному восприятию. Конфигурация знаний в рамках процессов концепту-
ализации и категоризации... осуществляется относительно выбранной коммуни-
кативной цели и не затрагивает онтологии мира <...>. Оперируя сформирован-
ными на уровне понятийного осмысления концептами и языковыми моделями
их репрезентации, субъект вторичного осмысления ориентируется на собствен-
76
ное стереотипное знание», формируя «систему индивидуального видения окру-
жающего мира <…>. В результате обеспечивается возможность функционирова-
ния системы языка как первично-базовой когнитивной деятельности. Это озна-
чает, что весь имеющийся в языке набор отдельных лексических единиц и грам-
матических моделей их базовой конфигурации используется в собственных ко-
гнитивно-коммуникативных целях» [Болдырев, Магировская 2009: 14].
Вышеизложенное позволяет говорить более глобально о смысловых компо-
нентах иллокутивной составляющей речевого акта (наряду с компонентами про-
позиционального смысла) и выдвинуть в свете вышеизложенного гипотезу о
том, что иллокутивная составляющая речевого акта есть дейктическая составля-
ющая иллокутивного акта в совокупности универсальных смысловых компонен-
тов, облигаторно представленных в любом речевом произведении, выступаю-
щим вербальным коррелятом речевого акта, и актуализируемых в речи посред-
ством различных языковых средств.
Из изложенного следует, что концептуальные смыслы иллокутивного акта
облигаторно представлены в речевом произведении, выступающем вербальным
коррелятом речевого акта, и актуализируются в речи посредством различных
языковых форм и средств, выполняющих дейктическую функцию по отношению
к различным аспектам совершенного говорящим иллокутивного акта. Выявление
и описание данных сущностей языка возможно на современном этапе развития
науки о языке, методами когнитивного, в частности, фреймового, анализа, поз-
воляющими получить доступ к уровню смысла, лежащего в основе вербализации
иллокутивного акта.
Болдырев Н.Н. Фреймовая семантика как метод когнитивного анализа языковых единиц
// Проблемы современной филологии: межвуз. сб. науч. трудов. Вып. 1. Мичуринск: МГПИ,
2000. С. 36-45.
Болдырев Н.Н., Магировская О.В. Языковая репрезентация основных уровней познания
// Вопросы когнитивной лингвистики. 2009. № 2. С. 7-16.
Павиленис Р.И. Понимание речи и философия языка // Новое в зарубежной лингвистике.
1986. Вып. 17. С. 380-388.
Романов А.А. Иллокутивные индикаторы прямых и косвенных речевых актов // Речевые
акты в лингвистике и методике: межвуз. сб. науч. трудов. Пятигорск: ПГПИИЯ, 1986. С. 195-
200.
Романов А.А. Лингвистическая мозаика: Избранное. Серия: динамическая модель диа-
лога. М.: ИЯ РАН, ТвГУ, ТГСХА, Агросфера, 2006.
Zhanna V. Nikonova (Nizhny Novgorod, Russia)

ILLOCUTIVE KNOWLEDGE IN THE COGNITIVE ASPECT

The article analyses the illocutive component of the speech act in the cognitive aspect. The points of
view of foreign and domestic linguists regarding the processes of formation and implementation of an
illocutive act are given. Its mental bases and the role of illocutive knowledge in the formation of its
surface structure are revealed. It is concluded that the language means used by the speaker in the speech
act perform a deictic function in relation to the semantic components of its illocutive component.
Keywords: cognitive pragmatics, speech act, illocutionary act, illocutionary component of the speech
act, illocutionary knowledge
77
Л.А. Панасенко (Тамбов, Россия)
laptop74@mail. ru
ФУНКЦИОНАЛЬНЫЙ ФОРМАТ
ИНТЕРПРЕТИРУЮЩЕГО ПОТЕНЦИАЛА ЛЕКСИКИ
(на материале английского языка)
В статье рассматривается когнитивная основа реализации функционального формата интер-

претирующего потенциала лексических единиц. На материале английского языка показаны
принципы, когнитивные механизмы и интерпретирующие признаки как структуры знания,
обеспечивающие формирование вторичных значений и смыслов лексических единиц.
Ключевые слова: лексические единицы, интерпретация, функциональный формат, когнитив-
ные механизмы
Когнитивное описание языковой системы позволяет моделировать когни-

тивные основания вторичных языковых явлений с позиции механизмов, обеспе-
чивающих разного рода операции со структурами знания, выступающими базо-
выми когнитивными паттернами, определяющими формирование вторичных,
интерпретирующих смысловых структур. Проведенное исследование позволило
описать когнитивный процесс реализации интерпретирующего потенциала лек-
сических единиц таких онтологических категорий, как «животные», «растения»,
«артефакты».
Анализ дискурсивной реализации соответствующих языковых единиц дает
возможность изучать лингвокреативные аспекты человеческого сознания, в ос-
нове которых лежит интерпретирующая функция языка. Лексические категории,
объективирующие онтологию мира, представляют знание, данное человеку в его
опыте взаимодействия с миром. Это знание, спроецированное в концептуальное
основание лексической категории, становится интерпретирующим понятийным
субстратом. Это значит, что лексические единицы онтологических категорий от-
крывают доступ к ментальным структурам, представляющим собой определен-
ные конфигурации фрагментов мира. Формирование вторичных, интерпретиру-
ющих значений и смыслов опирается на операции с этими ментальными образо-
ваниями, в ходе которых реализуется вторичная интерпретация, когда знание об
объектах, выраженное разнообразными признаками, служит основой для реали-
зации единицами лексических категорий функции интерпретации знаний о мире
[Болдырев 2019].
В основе реализации интерпретирующего потенциала лексических единиц
онтологических категорий и формирования у них вторичных значений и смыс-
лов лежит принцип концептуального согласования, предполагающий активиза-
цию в процессе интерпретации аналогичных признаков у объектов категорий,
принадлежащих интерпретирующей и интерпретируемой областям. Концепту-
альное согласование делает возможным установление межконцептуальных свя-
зей, что обеспечивает вторичную интерпретацию. Вторичная интерпретация
обусловлена осмыслением выделенных признаков у объектов онтологических
00372).
78
категорий в проекциях разных когнитивных контекстов или интерпретируемых
областей, что обеспечивает формирование вторичных, интерпретирующих зна-
чений у лексических единиц. В качестве интерпретирующей базы выступают
признаки объектов, осмысляемые человеком как опытное знание о мире, форми-
руемое в ходе его взаимодействия с ним. Соответственно, выбор интерпретиру-
ющего признака определяется принципом когнитивной релевантности.
В психологии это подтверждается деятельностным принципом познания,
представленным в работах С.Л. Рубинштейна, А.Н. Леонтьева, согласно кото-
рому «переработка информации превращается в познание, адекватное окружаю-
щему миру, только в том случае, если перерабатывается информация, предназна-
ченная для удовлетворения того, что полезно, что вредно, а что – безразлично»
[Ушаков 2009: 7]. Поскольку когниция и интерпретация онтологически связаны,
то интерпретирующая деятельность оказывается ориентирована на «жизненные
интересы» человека. Выбор интерпретирующего признака детерминируется как
рамками психофизических особенностей человека, так и его активным взаимо-
действием с миром. С учетом выявленных принципов можно выделить формат
перцепции, формат наблюдения, формат экспериенциальных эффектов, формат
функции, формат операционального опыта [Панасенко 2014].
Формат функции представлен утилитарным назначением объектов мира,
посредством которых они включаются в деятельностное пространство человека,
заполняя определенную нишу его жизненных интересов, тем самым оказываясь
в фокусе интерпретации. К числу признаков данного формата относятся функ-
ции артефактов, частей (органов) тела человека, а также утилитарное назначение
объектов животного и растительного мира.
Создаваемые в входе интерпретации вторичные смысловые структуры спо-
собны называть определенные фрагменты действительности, выполняя номина-
тивную функцию, в чем проявляется идентифицирующий характер интерпрета-
ции, или реализовывать оценку, эмотивное отношение говорящего к предмету
мысли, что представляет характеризующую интерпретацию.
В качестве интерпретирующей базы вторичных смысловых структур высту-
пают признаки функционального формата, которые на основе когнитивных ме-
ханизмов метонимии, метафоры, сравнения репрезентируют объекты целевых
областей интерпретации.
Так, например, признак функционального формата «утилитарное назначе-
ние объекта» для категории «птицы» активизируется в ходе метонимического
осмысления объектов категории «продукты питания». В результате лексемы
chicken, duck, pheasant, turkey, grouse, partridge, goose формируют вторичные
структуры идентифицирующего характера, передающие значение «мясо птицы»
[MD]. Признак «функциональное назначение объекта» для категории «части рас-
тения» в ходе метафорической концептуализации служит идентификации объек-
тов категорий «организации» и «живой организм»: branch – a shop or office rep-
resenting a large company or organization in a particular area; bud – a part of a living
thing that grows from it before separating and becoming a new organism [MD].
Признаки объектов категории «части строения» – «обеспечение опоры зда-
ния», «обеспечение связанности элементов, «регулирование контакта с окружа-
ющей средой» – выступают интерпретирующей базой для формирования харак-
79
теризующих смысловых структур при метафорической концептуализации объ-
ектов категории «человек» и «событие»:
1. Constance was accepted because Nora was a pillar of the Women’s Voluntary
Service and worked closely with Lady Wardley in the war effort [BNC].
2. She admired her mother’s sister for moving up the social ladder [BNC].
3. We never close the door on a successful series [BNC].
4. …it did not prevent him from opening a window on the West Indian past [BNC].
Вторичная смысловая структура включает характеристику статуса человека
в структуре (1), принцип организации структуры как социальной иерархии (2),
качественную характеристику события, а именно профилирование начальной (4)
и конечной (3) фаз события.
Признаки объектов категории «объекты литературы» – «репрезентация эмо-
ционального плана», «репрезентация интеллектуального плана» – служат харак-
теристике объектов категории «концептуальные артефакты» за счет когнитив-
ного механизма сравнения:
5. As Campbell observed, art is like myth in that they both preach “the ultimate
oneness of all things” – … [COCA].
6. They said the book did not work like a novel: that is, it was not engaging, ex-
hilarating, or compelling [COCA].
7. In other words, Our Universes, like the other permanent exhibitions, functions
more like poetry than prose by asking readers to consider the tone, the language, and
the rhythm and to find their own meanings within the piece as a whole [COCA].
Вторичная смысловая структура включает характеристику функциональной
составляющей артефактов, что обеспечивается использованием глаголов preach,
work, function. Признак «репрезентация эмоционального плана» используется
для интерпретации эмоциональной функциональной составляющей артефакта в
контексте лексических единиц engaging, exhilarating, compelling (6). Признак
«репрезентация интеллектуального плана» активизируется говорящим для ха-
рактеристики интеллектуальной функциональной составляющей артефакта (5) и
(7), при этом детализация функции обеспечивается контекстом (to consider the
tone, the language, and the rhythm and to find their own meanings) (7).
Таким образом, в ходе анализа было установлено, что в основе образования
вторичных, интерпретирующих значений лексики за счет признаков функцио-
нального формата лежит процесс активизации концептуальных связей между
объектами разных категорий. Это становится возможным в результате профили-
рования и вывода в единое операционное пространство признаков, которые яв-
ляются интегральными для объектов разных категорий.
Болдырев Н.Н. Язык и система знаний. Когнитивная теория языка. 2-е изд. М.: Изд. Дом
ЯСК, 2019.
Панасенко Л.А. Интерпретирующий потенциал лексических категорий: дис. … д-ра фи-
лол. наук. Тамбов, 2014.
Ушаков Д.В. Когнитивная система и развитие // Когнитивные исследования: Проблема
развития. Вып. 3 / под ред. Д.В. Ушакова. М.: Институт психологии РАН, 2009. С. 5-12.
BNC – British National Corpus. URL: http://www.natcorp.ox.ac.uk.
MD – Macmillan Dictionary and Thesaurus Online. URL: http://www.macmillandictionary.com.
COCA – Corpus of Contemporary American English. URL: http://corpus.buy.edu/coca.
80
Lyudmila A. Panasenko (Tambov, Russia)
Tambov State University named after G.R. Derzhavin
FUNCTIONAL FORMAT OF THE INTERPRETATIVE POTENTIAL OF LEXIS

(Based on English)
The article considers the cognitive grounds of realizing the functional format of the interpretative
potential of lexical units. Principles, cognitive mechanisms and interpretative features as knowledge
structures producing secondary meanings of lexical units in English are defined.
Keywords: lexical units, interpretation, functional format, cognitive mechanisms
С.А. Песина (Магнитогорск, Россия)

Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И. Носова
spesina@bk.ru
КОГНИТИВНАЯ ИНВАРИАНТНАЯ МОДЕЛЬ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ

СТРУКТУРЫ МНОГОЗНАЧНОГО СЛОВА
В статье представлен инвариантно-компонентный анализ английского полисеманта arm, выпол-

ненный с целью определения инвариантных кластеров, обеспечивающих семантико-структур-
ную целостность слова. Выведен лексический инвариант как совокупность базовых ядерных
компонентов. Исследование инвариантно связанных значений слова имеет ряд преимуществ пе-
ред «списочной теорией» и может существенно дополнить теорию «общего значения».
Ключевые слова: когнитивная лингвистика, многозначное слово, лексический кластер, лекси-
ческий инвариант, семантика, значение
В последнее время получила подкрепление критикуемая в 1980-1990-е гг.

«списочная теория» представленности слов в лексиконе (sense enumeration lexi-
con hypothesis), в соответствии с которой различные значения многозначного
слова хранятся в ментальном лексиконе в виде простого перечня. Это подтвер-
ждается тем, что время, затрачиваемое на определение необходимого значения,
одинаково как внутри структуры полисемантов, так и у омонимичных вариантов
[Foraker, Murphy 2012]. Представленные данные в пользу списочной теории хра-
нения слов вступают в противоречие с результатами многолетних исследований
в области «семантической общности» многозначных слов, проводившихся уче-
ными с начала XX в. В настоящее время в рамках когнитивной лингвистики для
описания семантической общности внутри семантической структуры слова ис-
пользуется иной терминологический аппарат – «содержательное ядро», «семан-
тический центр», «инвариант» и др. Предпринимаются попытки многоуровне-
вого описания семантики многозначных слов [Беляевская 1987; Кобозева 2016;
Тур 2020 и др.] (хотя исследования по выявлению семантической общности по-
лисемантов нельзя назвать многочисленными).
Наши экспериментальные данные показывают, что опрашиваемые не могут
воспроизвести даже половины из имеющихся значений полисемантов, которые
зафиксированы в корпусах. Информантам предлагались воспроизвести не специ-
фические малоизвестные термины, а хорошо известные частотные значения (по-
лисеманты категории «растения»: лист, корень, зерно, дерево и т.д.) [Песина, Зи-
марева, Баклыкова 2019]. По всей видимости, мы не храним слова в виде списков
81
или складов, так как существуют более эффективные формы представления зна-
чений: в виде семантических сетей, фреймов, модулей, логических моделей и др.
Структурно-семантическое единство слова определяется многими факторами и
представляет собой гибкую систему со многими выходами.
Предлагаемая нами инвариантно-кластерная гипотеза – это только одна из
возможных моделей функционирования многозначных слов в лексиконе чело-
века. В ее основе лежит тезис о том, что у полисеманта со временем формируется
обобщенное содержательное ядро, которое позволяет носителю языка эффек-
тивно ориентироваться в окружающей среде в коммуникативном цейтноте, так
как для «схватывания» контекстуального значения иногда достаточно одного
или несколько общих (инвариантных) признаков. Это содержательное ядро но-
сит динамический характер и в зависимости от контекстных употреблений со
временем трансформируется.
Предложенное нами понятие «Лексический инвариант» (ЛИ) в качестве
содержательного ядра многозначного слова не приравнено к первому значению
и не объясняет всех без исключения переносных значений (например, метонимия
или фразеологизмы успешно толкуются напрямую через первое значение). Мы
понимаем ЛИ как абстрактную языковую сущность, кластер семантических
компонентов, которые в одной из своих конфигураций лежат в основе всех или
ряда значений полисеманта в соответствии с интуицией среднего носителя
языка. ЛИ противопоставлен термину «вариант», который функционирует на ре-
чевом уровне как контекстная реализация инварианта. Данное противопоставле-
ние встроено в дихотомию язык – речь [Pesina, Yusupova 2015].
В качестве иллюстрации функционирования предложенной модели лекси-
ческого инварианта представим эмпирический инвариантно-компонентный ана-
лиз многозначного английского слова arm. ЛИ будет получен посредством ре-
конструкции процессов семиозиса на основе инвариантно-компонентного ана-
лиза словарных дефиниций и контекстных реализаций с учетом когнитивных об-
разов и «вынесения за скобки» признаков тривиального характера.
Так, метафорическое значение аrm of angles (any of the usually two parts of a
chromosome lateral to the centromere) основано на схематическом представлении
луча (в геометрии), проходящего через одну точку и образующего стороны угла.
При этом поднятые под углом руки человека, вполне могут напоминать такую
геометрическую фигуру как комбинацию двух полулинейных лучей с общей точ-
кой. В основе семантики этого значения можно выделить следующие компо-
ненты: a combination of two half-lines / rays, with a common endpoint.
Метафора arm of a chromosome (одна из двух латеральных нитевидных
структур нуклеиновых кислот, несущих генетическую информацию) представ-
ляет собой любую из двух боковых частей хромосомы, которая визуально также
уподоблена руке человека. Для нее релевантны компоненты one of the two thread-
like structures of nucleic acids, carrying genetic information. Метафора arm of an
anchor построена на сравнении человека с отведенными в стороны руками, сим-
волизирующего часть якоря от его «макушки к лапе».
Следующие значения представляют интерес, поскольку полностью верифи-
цируют тот факт, что данное многозначное слово передает о понятие любом объ-
екте, внешний вид которого (включая положение и форму), а также его функция,
полностью антропоморфичны: аrm is a thing comparable to an arm in a form or
82
function; anything considered to resemble an arm in appearance, position, or function:
arm of a counterweight / completed machine / cables / stabilizer / cultivators / bridge
/ tractor / robotic / sea / record player etc. – «все, что похоже на руку по внешнему
виду, положению или функциям: ручка троса, ручка стабилизатора, ручка проиг-
рывателя ручка культиватора, ручка противовеса, рука моста / трактора / робота
/ машины / моря и т.д.».
Исходя из базовых доминантных инвариантных компонентов все значения
можно разделить на два семантических кластера:
x something long, narrow, lateral, projecting from a larger structure (e.g.
arm of water / land; аrm of an angle; аrm of a ship mast; аrm of an anchor; аrm of a
chromosome; аrm of a counterweight / completed machine / cables / stabilizer / culti-
vators / bridge / tractor / robotic / landing / sea / record player etc.);
x а division from a larger structure (e.g. аrm of a company / organization).
Результаты анализа, которые мы схематически представили выше, позво-
ляют предвосхитить вектор развития семантики слова и вскрыть важнейший эле-
мент, а именно, верифицировать то, какие именно семантические признаки
скрепляют все значения этого слова, не давая ему распасться на омонимы.
Осуществленный инвариантно-компонентный анализ полисеманта arm поз-
волил установить его информативное содержательное ядро (ЛИ). Оно мини-
мально, но достаточно для идентификации значений, входящих в структуру:
something long, narrow, lateral, projecting from a larger structure or а division from
a larger structure. Данный ЛИ предположительно отражает антропоморфное ми-
ровоззрение носителя языка о том, что рука – это важнейшая функциональная
составная часть более сложного и большего по размеру объекта. Это боковое от-
ветвление, которое отходит от более крупной структуры, подобно руке человека,
растущей из тела. Становление ЛИ осуществляется в процессе обобщения мета-
форических признаков и абстрагирования от конкретных контекстуальных
смыслов по линии схематизации переносных значений. Возникает новая когни-
тивная модель, идеальный конструкт, который носит абстрактный характер и
стремится абстрагироваться от своего источника.
Выявленный абстрактный схематический контур семантики слова аrm поз-
воляет зафиксировать стереотипное антропоморфное отражение человеком объ-
ектов и явлений, соответствующих как наивной, так и научной (аrm of angles –
maths) картинам мира. Этот преломленный человеком мир, как субъективное от-
ражение реальности, может рассматриваться как «слепок» определенного пери-
ода развития национально окрашенного сознания [Pesina, Solonchak 2015].
Виду того, что лексема содержит выявленные антропоцентрические компо-
ненты, связанные с человеческим телом, способным генерировать новые ассоци-
ации, можно предположить, что анализируемый полисемант продолжит свое ан-
тропоцентрическое развитие в направлении лексического инварианта. В связи с
этим можно привести высказывание Дж. Тейлора, который в контексте теории
Р. Ленэкера о разноуровневой представленности семантики многозначного слова
отмечает, что «представляется вполне вероятным, что носитель языка может од-
новременно хранить в памяти и набор конкретных употреблений слова, и более
абстрактные репрезентации, общие для этих употреблений. В самом деле, нет
никаких изначальных причин, по которым носитель языка не мог бы хранить в
памяти значения разных уровней абстракции» [Taylor 1995: 283].
83
Представленный инвариантно-кластерный анализ выявил многоуровневую
структуру значений слова arm: определены ключевые признаки, лежащие в ос-
нове каждого переносного ЛСВ полисеманта, формирующие его глубинную се-
мантическую сеть. Далее, значения сгруппированы в кластеры на основе общих
инвариантных признаков. Наконец, суперординатный уровень представлен лек-
сическим инвариантом, охватывающим семантику всего многозначного слова.
Результаты проведенного исследования позволили сделать вывод о том, что
сохранение семантической целостности структуры слова и процесс формирова-
ния новых значений происходит с участием инвариантных семантических ком-
понентов. На глубинном уровне, соединяясь с ЛИ, компоненты образуют кон-
текстные значения и индивидуальные смыслы. ЛИ, формирующийся в резуль-
тате многократного использования метафорических кластеров значений, позво-
ляет носителю языка эффективно ориентироваться в окружающей среде в ком-
муникативном цейтноте, так как для «схватывания» контекстуального значения
иногда достаточно одного или несколько общих (инвариантных) признаков.
Беляевская Е.Г. Семантика слова: учеб. пособие. М.: Высшая школа, 1987.
Кобозева И.М. Лингвистическая семантика. М.: УРСС, 2016.
Песина С.А., Зимарева О.Л., Баклыкова Т.Ю. Экспериментальное исследование семан-
тической структуры слова в свете антропоцентрического подхода // Гуманитарно-педагогические
исследования. 2019. Т. 3. № 4. С. 34-38.
Тур В.В. Тождество и отдельность лексического значения (на примере семантики англий-
ской лексемы tail ‘хвост’) // Журнал Белорусского государственного университета. Филоло-
гия. 2020. T. 2. С. 52-63.
Foraker S., Murphy G.L. Polysemy in sentence comprehension: effects of meaning dominance
// J. Memory Lang. 2012. No. 67. P. 407-425.
Pesina S., Solonchak T. Word Functioning in Communication Process // Procedia – Social and
Behavioral Sciences. 2015. Vol. 192. 24. P. 346-351.
Pesina S., Yusupova L. Words Functioning in Lexicon // Procedia – Social and Behavioral Sci-
ences. 2015. Vol. 192. 24. P. 38-43.
Taylor J.R. Linguistic categorization: prototypes in linguistic theory. New York: Clarendon
Press, 1995.
Svetlana A. Pesina (Magnitogorsk, Russia)

Nosov Magnitogorsk State Technical University
COGNITIVE INVARIANT MODEL FOR REPRESENTATION

OF THE STRUCTURE OF A POLYSEMOUS WORD
We have come up with a hypothesis of a polysemous word integrity and defined a lexical invariant
of the English polysemous word “arm” with the use of the invariant-component method. The lexical
invariant is defined as a set of basic components that form the semantic core of the word. The repre-
sentation of the semantic structure of words in the form of lexical invariants has a number of ad-
vantages over the “list theory”, it can significantly complement the theory of “general meaning”.
Keywords: cognitive linguistics, polysemous word, lexical cluster, lexical invariant, semantics, meaning
84
О.А. Сулейманова (Москва, Россия)
olgasoul@rambler.ru
М.А. Фомина (Москва, Россия)
marinafomina7@gmail.com
КАТЕГОРИЯ ОЦЕНКИ В ИДЕАЛИЗИРОВАННОЙ МОДЕЛИ МИРА
В статье рассматривается категория оценки в сопоставлении с категорией экспрессивности.

Предлагается выделить особый тип оценки, в основе которого лежит иная когнитивная опера-
ция соотнесения описываемого положения дел (объекта, ситуации) с нормой (и констатация
соответствия норме) и не оцениваемого по шкале «хорошо – плохо», как это, например, пред-
ставлено в прилагательных типа настоящий.
Ключевые слова: оценка, экспрессивность, эмотивность, предметно-логическое содержание
Категория оценки как ключевая категория аксиологии неизменно находится

в фокусе внимания лингвистической науки (ср., например, [Вольф 1985; Череми-
син 2014; Воронцова 2014; Дзюба 2014; Водяницкая 2018 и мн. др.]), и в области
ее изучения лингвистика движется по спирали, развивая и уточняя соотносимые
с ней представления. Как отмечала Е.С. Кубрякова, лингвистика постоянно воз-
вращается к обсуждению одних и тех же проблем, из-за чего возникает представ-
ление, что лингвистика топчется на месте, что не так [Кубрякова 1995] − на оче-
редном витке происходит продвижение к более точной интерпретации явления.
Одной из таких категорий, к которым лингвистика регулярно обращается на но-
вых витках своего развития, является категория оценки. Лингвисты отмечают,
что данная категория имеет сложную структуру [Болдырев 2014: 177].
В статье рассматриваются, во-первых, базовые представления теории
оценки, и проводится разграничение языковой оценки, ее типов и вербализации
эмоций; во-вторых, рассматривается особый тип оценки, характеризующий нор-
мативное положение дел и представляющий собой оценку особого типа.
Обратимся к базовым представлениям об оценке. Базовые представления об
оценке отражены в отмеченном В.Н. Телией терминологическом плюрализме:
например, разграничение рациональной и эмоциональной / эмотивной оценки [Те-
лия 1996: 31] или оценочности и экспрессивности [Шмелев 2006], соотнесение экс-
прессивных средств и их эмотивности [Телия 1996]. Ср. примеры В.Н. Телия Что
он мог покупать в дрянном магазине? Что он мог покупать в дрянном магазинишке
(Булгаков), где, по мнению В.Н. Телия, «к оценке рациональной «приращивается»
за счет стимулирующего чувство − отношение пренебрежения − суффикса -ишк
оценка эмоциональная или эмотивная» [Телия 1996: 33]; или эмоционально
нейтральную, но оценочную маркированную дескрипцию Жадный человек!
Ср. также, напротив, отнесение к эмоциональной оценке прилагательных
радостный, приятный в работе [Арутюнова 1976] (в отличие от интеллектуаль-
ной: интересный, увлекательный), когда эмоциональная оценочность приписана
единице на основе лексического значения слова, обозначающего эмоцию, с чем
сложно согласиться.
Здесь возникает закономерный вопрос, «связано ли предметно-логическое
содержание слова с экспрессивной значимостью последнего? ... Эмоциональная
85
окраска таких слов, как любить, ненависть и т.д., целиком определяется их
«предметной» направленностью, а именно тем, что данные слова непосред-
ственно обозначают различные эмоции, настроения и т.д. Если считать эти слова
как таковые «эмоциональными», то такое понимание эмоциональных моментов
в лексике будет основано не на лингвистических категориях, а на характеристике
самих предметов и явлений» [Шмелев 2006: 245-246].
Д.Н. Шмелев последовательно разграничивает данную лексику, оценочную
лексику типа хороший, негодяй и экспрессивность (эмоциональное отношение),
например, хорошенький, где не только дается оценка, но и привносится экспрес-
сивный компонент.
В работе [Вольф 1985] оценочность интерпретируется в терминах «хорошо
– плохо», или + / –. Ср. тж. представление оценки в работе [Мустайоки и др. 2019]
«на шкале хорошо – плохо» [Там же: 406]. Несмотря на то, что оценка может
даваться по различным признакам («добро − зло», «полезно − вредно», «красиво
− некрасиво», «удобно − неудобно» и пр.), основными значениями этого моди-
фикатора являются: «хорошо (+) − нейтрально / безразлично (+ / –) – плохо (–)»
[Там же: 405]. Обратим внимание на то, что в работе выделяется оценка
нейтрально / безразлично, однако не приводятся примеры такой оценки, и по-
тому остается непонятным, какие языковые средства можно отнести к средствам
выражения нейтральной оценки. Как представляется, даже оценка события как
безразличного – Мне безразлична его реакция − все-таки вносит оценку, скорее
всего со знаком минус.
В целом исследователи, кажется, согласны (при отмеченных расхождениях
в терминологии) в том, что в категории оценки различается рациональная (ин-
теллектуальная) и эмоциональная оценка − Как жаль! Какой негодяй!, а также
эмотивная (экспрессивная), причем такие единицы, как радостный, любовь,
ненависть скорее вносят информацию о переживаемой эмоции в качестве своего
предметно-логического содержания и не оценочны по сути.
Далее, для получения представления о категории оценки значимым оказа-
лось универсальное, системно проводимое в работе [Вольф 1985] соотношение
оценочности с нормативным положением дел, относительно которого и осу-
ществляется оценка в сторону + или –.
Наряду с этим есть единицы, которые ряд исследователей относит к оценоч-
ным: например, прилагательное настоящий. Мы, однако, полагаем, вслед за
О.Г. Лукошус, что такие слова, как настоящий можно отнести к оценочным (что
и делается в ряде работ) только в особом смысле, а именно: объект Х характери-
зуется как соответствующий требованиям, предъявляемым к объектам класса Х, с
тем, чтобы можно было отнести их именно к данному классу объектов. Иными
словами, устанавливается соответствие между описываемым объектом и соответ-
ствующим классом объектов, и только в этом смысле можно говорить об оценке,
однако речь не идет о характеристике объекта как либо плохого, либо хорошего.
Оценочность в высказывании может присутствовать у существительных, опреде-
лением к которым выступает слово настоящий и, «таким образом, оценочная ха-
рактеристика указана в самом тексте или домысливается из общего контекста или
знаний о мире, что делает возможным сочетания типа настоящий негодяй или
настоящий герой» [Лукошус 2015: 19], ср. ты настоящий демагог и ты настоя-
86
щий друг. Мы полагаем, что сходным образом «устроены» синонимы слова насто-
ящий – подлинный, истинный, которые также не содержат (+ / –) оценочности, а
только констатируют соответствие описываемого объекта нормативным пред-
ставлениям: мы осознали истинное / действительное / настоящее положение дел,
действительный статский советник. Фактически это «категоризаторы» в чистом
виде (см. о категоризации работу [Сулейманова и др. 2020]). В работе [Болдырев
2014] проводится разграничение между естественной категоризацией и оценоч-
ной категоризацией, причем последняя фактически интерпретируется как вторич-
ная категоризация в рамках уже иных, ценностных представлений, что представ-
ляется отражающим положение дел в оценочной сфере и хорошо согласуется с
развиваемым в данной работе представлением.
Далее, прилагательное фальшивый устанавливает несоответствие (что в
принципе создает эффект обманутого ожидания, и потому вся ситуация оцени-
вается как отрицательная).
Такая «оценка», специально имплицирующая соответствие или несоответ-
ствие норме, образует особый класс оценок. Так, говорящий может акцентиро-
вать результат когнитивной операции уподобления / расподобления некоторого
объекта Х и класса объектов У: объект может характеризоваться как мнимый,
ложный, отличный от, подобный, фиктивный, похожий, приблизительный, при-
мерный, сходный, аналогичный, схожий и даже как идентичный (практически
совпавший с объектами класса У, но протагонист пока не относит его к классу
Х-ов [Сулейманова и др. 2020]. В таких случаях речь не идет об оценке. Ср. также
характеристику объекта по степени соответствия требованиям, предъявляемым
к членам класса – настоящий, типичный, точный, действительный, истинный,
канонический, несомненный, (полностью) соответствующий, нормальный,
обычный, неподдельный, полноценный, бесспорный, банальный, и даже отъяв-
ленный, неоспоримый.
При констатации слабого соответствия объекта Х тем свойствам, которые
определяют его отнесенность именно к данному классу – это «худший» предста-
витель класса: заурядный, захудалый, никудышный, однако осуществляется
оценка объекта «плохо».
Принадлежность объекта к классу может также характеризоваться как варь-
ирующая по степени и качеству выделенности – отчетливый, разборчивый,
внятный, видимый, выраженный (но не выразительный!), невнятный, невразу-
мительный, явный, явственный, неразличимый, приметный.
Таким образом, представление о норме, или идеализированной модели мира
[Болдырев 2014: 181], лежащее в основе любой оценочности, относительно ко-
торой и дается оценка объекта / положения дел по шкале «хорошо − плохо», и
экспрессивности, определяемой отношением субъекта к положению дел, «дик-
тует» еще один тип оценочности.
Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл: Логико-семантические проблемы. М.: Наука,
1976.
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика. Введение в когнитивную лингвистику: курс лек-
ций. Тамбов: Издательский дом ТГУ им. Г.Р. Державина, 2014.
Водяницкая А.А. Когнитивные основания оценки в академическом дискурсе // Когнитив-
ные исследования языка. 2018. Вып. XXXIII. С. 181-186.
87
Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. М.: Наука, 1985.
Воронцова Т.А. Когнитивные аспекты формирования и функционирования оценочной
метафоры // Когнитивные исследования языка. 2014. Вып. XVIII. С. 506-509.
Дзюба К.А. Оценочный потенциал наименований торговых марок парфюмерии, косме-
тики и бытовой химии // Когнитивные исследования языка. 2014. Вып. XVIII. С. 512-516.
Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине ХХ века (опыт па-
радигмального анализа) // Язык и наука в конце ХХ века. М.: Институт языкознания РАН,
1995. С. 144-238
Лукошус О.Г. Проблема выделения инварианта в семантической структуре многозначных
прилагательных с общим значением настоящий: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2015.
Мустайоки А., Сабитова З.К., Парменова Т.В., Бирюлин Л.А. Функциональный синтак-
сис русского языка: учебник для вузов. М.: Юрайт, 2019.
Сулейманова О.А., Водяницкая А.А., Фомина М.А. Когнитивный сценарий процесса язы-
ковой категоризации // Вестник Санкт-Петербургского университета. Язык и литература.
2020. № 17 (2). С. 309-322.
Телия В.Н. О различии рациональной и эмотивной (эмоциональной) оценки // Функцио-
нальная семантика: оценка, экспрессивность, модальность. М.: Институт языкознания РАН,
1996. С. 31-38.
Черемисин А.Н. Оценка социальной сферы жизни человека пространственными прилага-
тельными английского языка // Когнитивные исследования языка. 2014. Вып. XVIII. С. 486-488.
Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики. М.: URSS, 2006.
Оlga A. Suleymanova (Moscow, Russia)

Marina A. Fomina (Moscow, Russia)
THE CATEGORY OF EVALUATION IN AN IDEALIZED MODEL OF THE WORLD

The paper focuses on the category of evaluation in comparison with the category of expressiveness.
The authors suggest a special type of evaluation that relies on a different cognitive operation – the
object / denotative situation is referred to the norm instead of being ranked on a ‘good – bad’ scale
(cf. the semantic structure of Russian adjectives nastojashhij, istinnyj, podlinnyj, dejstvitel'nyj).
Keywords: evaluation, expressiveness, emotiveness, subject-logical content
Т. Цзинь (Москва, Россия)

Российский университет дружбы народов
tszin_t@pfur.ru
ПОЛИСЕМИЯ:
ПУТЬ К ПОЗНАНИЮ ЕСТЕСТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТА
В статье анализируется эпистемологическая ограниченность понятия «культурная вариатив-

ность» для познания интеллекта через семантику. Обосновывается необходимость признания
созидательной и синхронизирующей функций языка для перехода к выявлению допустимой
«когнитивной вариативности» человека как биологического вида.
Ключевые слова: полисемия, неэквивалентность, функция языка, культурная вариативность,
когнитивная вариативность
С установлением когнитивизма задача лингвистики видится как «моделиро-

вание естественного интеллекта по данным естественного языка» [Рябцева 2005:
37] или «моделирование языковой способности человека» [Беляевская 2006: 80],
т.е. на уровне определения своей задачи в лингвистике совершился «поворот к
88
человеку», и когнитивная семантика претендует на ведущую позицию в мульти-
дисциплинарном исследовании человеческой когниции: «единственно надеж-
ный доступ к сознанию обеспечивает только язык» [Болдырев 2019: 26]. Однако
говорить о том, что «поворот к человеку» совершился и на практическом уровне,
в частности, при исследовании неэквивалентности полисемантов из разных язы-
ков, пока еще не приходится.
В общих чертах можно выделить два вида неэквивалентности полисеман-
тов: 1) значение полисеманта из одного языка дифференцируется в другом языке
несколькими полисемантами; 2) семантика полисемантов из разных языков схо-
дится в одном или одних значениях, но расходится в остальных значениях. Ис-
следование первого вида неэквивалентности пока сосредоточено на выявлении
степени языковой дифференциации опыта человека перцептивного характера
(при номинации объектов, видов движения и деятельности и т.п.). Применяется
«фреймовый подход», выявляется «внутренняя форма». Несмотря на то, что
стали учитывать субъективность восприятия человека, неизменным осталось
представление о репрезентирующей или кодирующей функции языка: суще-
ствует некая «окружающая действительность» и языки по-разному расчленяют
эту действительность [см. Финикова 2019], или же каждый язык кодирует «куль-
турно обусловленную информацию» [Денисова, Проскурина 2019: 844], т.е. объ-
яснение сводится к «культурной вариативности».
Объяснение второго вида неэквивалентности в целом также сводится к раз-
личию культуры. Такой вывод неизбежен, когда полисемант фактически рас-
сматривается как категория, а его лексико-семантические варианты – как члены
данной категории. В этом случае исследование, так или иначе, направлено на
выявление «общего» между отдельными лексико-семантическими вариантами.
Как бы ни различался подход к поиску этого «общего» и ни различалась бы тер-
минология («прототип» [Башкирцева 2008] «лексический инвариант» [Песина,
Латушкина 2014] или «суперконцепт» [Кошелев 2008]), оно будет различаться
для псевдоэквивалентных полисемантов из разных языков. Такой вывод также
естественен, когда полисемия исследуется в рамках «семантической деривации»
и возникновение более абстрактных значений рассматривается как результат
«семантических сдвигов»: поскольку у полисемантов из разных языков, имею-
щих схожее значение перцептивного характера, значения неперцептивного ха-
рактера не совпадают, то какими бы процессами ни обеспечивались сдвиги – ме-
тафорическими или метонимическими, придется признать, что сдвиги происхо-
дят по-разному, т.е. за ними стоит «культурная вариативность».
Но «культурная вариативность» не решает вопрос о когниции человека.
Ведь когнитивизм предполагает, что человек познает мир благодаря наличию у
него разума (интеллекта), а тезис о зависимости разума (интеллекта или языко-
вой способности) от культуры, заведомо абсурден. Более того, антропология и
генетика указывают на общее происхождение всех людей и на то, что у наших
прародителей до их расселения по всему миру уже возник язык. Хронологически
появление когниции, интеллекта и языковой способности предшествует возник-
новению языков и культур. Следовательно, различия между языками и различия
между культурами – это различия одного разряда. Они взаимосвязаны, но НЕ
ВЗАИМООБЪЯСНЯЮТСЯ. По сути, «культурная вариативность» есть новая
версия гипотезы о «языковой относительности», но обогащенная гораздо более
89
обширными языковыми материалами. Главное значение новой версии заключа-
ется в том, что роль человека-субъекта познания в формировании семантики уже
неоспорима. Но очевидно, что для «перехода науки на новый уровень ее развития
становится необходимым отказ от некоторых привычных научных постулатов,
уже ставших “научными предрассудками”» [Залевская 2007: 5]. Для того, чтобы
выйти за рамки замкнутого круга взаимосвязанных феноменов «язык – куль-
тура» и открыть новый путь к познанию когниции через семантику, необходимо
переоценить ряд постулатов, не позволяющих осуществить истинный «поворот
к человеку».
Прежде всего пересмотру подлежит представление о репрезентирующей
или кодирующей функции языка. Некий объективный мир, скорее всего, и суще-
ствует, но он мало имеет отношение к языкам. Дело не только в том, что каждый
конкретный язык мог формироваться только определенной группой людей в спе-
цифичной среде их обитания. Самое главное, мозг человека не просто регистри-
рует сигналы. Как экспериментально доказано в современной нейрофизиологии,
мы «видим» не мир, а его модели, которые создает наш мозг [Фрит 2011]. Более
того, воспринимаемое органами чувств для человека – лишь небольшая часть
мира, которым он живет. Мир человека состоит большей частью из того, что
имеет значение только для человека, и в его формировании непосредственно
участвует язык. Языки не по-разному репрезентируют одну и ту же действитель-
ность и не кодируют некую информацию (или знание), сформированную каким-
то образом культурой, языки сами по себе являются кодами для создания разных
миров человека. «Созидательная функция» языка есть естественное проявление
созидательного начала интеллекта, а семантическая неэквивалентность – есте-
ственный результат работы интеллекта, ибо семантика каждого полисеманта об-
ладает уникальностью.
С представлением о кодирующей функции языка непосредственно связано и
представление о коммуникации как обмене информацией между людьми. Линг-
висты, придерживающиеся эволюционных взглядов на языковую способность че-
ловека, отмечают, что в представлении о языке как системе знаков, служащей ин-
струментом для обмена мыслями (информацией) между людьми, традиционная
лингвистика не задается вопросом о биосоциальной природе языковой способно-
сти и роли языка в эволюционном развитии человека как биологического вида; см.
в [Кравченко 2016]. «Кодирование информации – передача – декодирование ин-
формации» отражает суть коммуникации между компьютерами, а не между
людьми. Язык никак не обеспечивает передачу мыслей одного человека другому,
но он действительно обеспечивает «понимание» внутри языкового коллектива на
достаточно высоком уровне несмотря на индивидуальность восприятия отдель-
ного человека. С точки зрения эволюции, язык не появился бы без ряда условий и,
в первую очередь, без прирожденного стремления к кооперативным взаимодей-
ствиям, которое, в свою очередь, обусловлено или усилено изменениями на био-
логическом уровне (например, появлением зеркальных нейронов, побуждающих
к сопереживанию; см. в [Риццолатти, Синигалья 2012]). Еще до появления языка
эволюция уже снабжала наших предков умением определять «позицию» и угады-
вать «видение ситуации» друг у друга. Благодаря языку «принятая позиция» и
«принятое видение» могли зафиксироваться, и каждое последующее поколение
90
уже в ходе взаимодействия с взрослыми перенимает то «видение», которое стано-
вится привычным для данного коллектива, т.е. язык синхронизирует «видение»
людей и обеспечивает интерсубъективность созданного им мира. При таком
взгляде на язык уже несостоятелен постулат о том, что полисемия формируется в
результате «семантических сдвигов». Причина проста: если новое значение фор-
мируется в результате некой умственной операции над каким-то другим значе-
нием, то какой тогда механизм должен обеспечить условия, чтобы эта довольно
сложная операция происходила одинаковым образом у разных людей? Положе-
ние, сформированное Л.С. Выготским, о развитии значений слов у ребенка за счет
обобщения [Выготский 1935: 41] еще не означает, что «обобщение» происходит
именно за счет семантической переработки некоего первоначального значения.
Нет основания заранее исключить, что «обобщение» может происходить как ин-
туитивное улавливание «видения» взрослых в ходе сопереживания ситуации, по-
сле чего те ситуации, к которым применим определенный полисемант, «видятся»
ребенком, так же, как и взрослым, как «нечто одно и то же».
Итак, при признании созидательной и синхронизирующей функций языка
межъязыковая неэквивалентность полисемантов из разряда явлений, требующих
объяснения, превращается в явление, объясняющее нам работу когниции (интел-
лекта или языковой способности). Можем уже отметить принцип и возможную
перспективу ее исследования.
Во-первых, когниция работает единым образом независимо от объекта по-
знания. Стремление ученых разных областей к моделированию изучаемого объ-
екта косвенно указывает на общую когнитивную стратегию как «постижение че-
рез моделирование». На роль «созидательного начала» формирования полисе-
мии может претендовать созданная мозгом «модель».
Во-вторых, мозг обладает определенной свободой при создании «модели» и
неэквивалентность полисемантов, применяемых к схожим перцептивно воспри-
нимаемым ситуациям, свидетельствует о возможной модификации «модели»,
т.е. сравнение уникальной семантики таких полисемантов откроет нам возмож-
ность определить допустимую «когнитивную вариативность» для человека как
биологического вида.
Башкирцева О.А. Прототипический денотат как основа когнитивной схемы, реализован-
ной в семантической структуре многозначного слова (на примере лексемы гора) // Вопросы
когнитивной лингвистики. 2008. № 2. С. 55-64.
Беляевская Е.Г. Семантика в трех парадигмах лингвистического знания: (Критерии вы-
бора метода) // Парадигмы научного знания в современной лингвистике: сб. науч. трудов /
РАН. ИНИОН. М., 2006. C. 67-85.
Болдырев Н.Н. Язык и система знаний. Когнитивная теория языка. 2-е изд. М.: Издатель-
ский дом ЯСК, 2019.
Выготский Л.С. Мышление и речь. М.-Л., 1934.
Денисова Э.С., Проскурина А.В. Внутренняя форма языка как детерминанта его лексиче-
ского своеобразия (на материале паремий русского и телеутского языков) // Вестник РУДН.
Серия: теория языка. Семиотика. Семантика. 2019. Т. 10. № 4. С. 841-859.
Залевская А.А. Динамика общенаучных подходов к проблеме знания и некоторые задачи
психолингвистических исследований // Вопросы психолингвистики. 2007. № 5. С. 4-12.
Кошелев А.Д. Об основных парадигмах изучения естественного языка в свете современ-
ных данных когнитивной психологии // Вопросы языкознания. 2008. № 4. С. 15-40.
91
Кравченко А.В. Эпистемологическая ловушка языка // Вестник Томского государствен-
ного университета. Филология. 2016. № 3 (41). С. 14-26.
Песина С.А., Латушкина О.Л. Лексический инвариант как содержательное ядро полисе-
манта // Вопросы когнитивной лингвистики. 2014. № 1. С. 105-108.
Риццолатти Дж., Синигалья К. Зеркала в мозге: О механизмах естественного действия
и сопереживания. М.: Языки славянских культур, 2010.
Рябцева Н.К. Язык и естественный интеллект. М.: Academia, 2005.
Финикова И.В. Содержательный и функциональный потенциал понятия языковая кар-
тина мира в современных лингвистических исследованиях // Вестник Московского государ-
ственного лингвистического университета. Гуманитарные науки. 2019. № 1. С. 342-356.
Фрит К. Мозг и душа: как нервная деятельность формирует наш внутренний мир / пер.
с англ. П. Петрова. М.: Астрель: CORPUS, 2011.
Tao Tszin (Moscow, Russia)

RUDN University
POLYSEMY: THE PATH TO UNDERSTANDING INNATE INTELLIGENCE

The article analyzes the epistemological limitations of semantic “cultural variation” in the study of
cognitive intelligence. It substantiates the need to recognize the creative and synchronizing functions
of language in understanding acceptable human “cognitive variability”.
Keywords: polysemy, the non-equivalence, function of language, cultural variation, cognitive varia-
bility
А.А. Черкасова (Тамбов, Россия)

antonina-cherkasova@mail.ru
К ВОПРОСУ О МЕТАФОРИЗАЦИИ КАК МЕХАНИЗМЕ ПОЗНАНИЯ
Рассмотрен процесс метафоризации в качестве мотивированного, наиболее емкого и наименее

энергозатратного способа фиксации и передачи смысла. Обоснована взаимосвязь процесса ме-
тафоризации с системой внутреннего поощрения человека.
Ключевые слова: метафоризация, интерпретация, концептуальная метафора
Согласно теории Дж. Лакоффа и М. Джонсона [Lakoff, Johnson 1980], кон-

цептуальная метафора является ментальной операцией, позволяющей познавать,
структурировать и объяснять окружающий мир. В качестве познавательной дея-
тельности мы признаем любую деятельность человека как способ выживания и
сохранения вида, поэтому мы предполагаем, что концептуальная метафориза-
ция является мотивированно реализуемым через инструменты языка (вербально
и невербально) механизмом познания мира, и являющимся наиболее емким и
наименее энергозатратным способом фиксации и передачи смысла, необходи-
мым условием, без которого познавательная деятельность, а потому и выжи-
вание, были бы невозможны. Рассмотрим такую характеристику метафоризации
более подробно и попробуем раскрыть суть каждой из составляющих.
А) Метафоризация как способ сохранения энергии или путь наименьшего
сопротивления. Наше предположение состоит в том, что механизм концептуали-
зации и метафоризации выступает одним из жизнеобеспечивающих процессов, а
потому он универсально обусловлен возможностями человеческого организма к
92
фиксации и сохранению информации только в необходимом количестве. В каче-
стве инструмента выживания человек использует свою способность накапливать,
использовать и транслировать полученный опыт. Такой опыт можно обозначить,
как знание конкретных предметов, явлений и их свойств, которые всегда осмыс-
ляются не отдельно, а через их использование в познании того, что находится во
внимании человека. Это знание, по сути, является системой ментальных ощуще-
ний от испытанных эмоций и создается на основе впечатлений, вызванных взаи-
модействием с реальностью и ее производными, и терминологически именуется
как концепт. Концепты, таким образом, являются системой инструментариев или
источников, самоорганизующейся под влиянием личности, где метафоризация
выполняет координирующую функцию между элементами, создавая множество
дополнительных или новых значений, или смыслов. Иначе говоря, метафоризация
– это процесс генерирования дополнительных смыслов на основе уже существу-
ющих и заключенных в имеющейся знаковой системе, обнаружение которых, од-
нако, часто и не случайно сопровождается эвристическим удовлетворением. В ка-
честве иллюстрации возьмем обратную систему, в которой бы человеческое со-
знание использовало для обозначения каждого предмета отдельное слово (учиты-
вая потенциал знаковых систем языков возможно генерирование огромного мно-
жества и разнообразия буквосочетаний). Очевидно, что при таком способе фикса-
ции опыта было бы невозможно эффективно передавать и использовать информа-
цию из-за ее множественности. Более того, пришлось бы переименовывать объ-
екты и явления в зависимости от новых условий взаимодействия с ними. Таким
образом, невозможны были бы ни категоризация, ни даже элементарное усвоение
какой бы то ни было информации о мире. Процесс денотативной номинации был
бы единственной активностью человека, а речь реализовывала бы себя в качестве
бесконечного не закрепляемого перечня непрерывно создаваемых наименований.
Из этого примера становится понятным, что язык коррелирует с мыслительным
процессом только при условии, что лексемы могут фиксироваться в сознании, а
потому сохраняться, осознаваться, т.е. являться не переменными, а постоянно ис-
пользуемыми единицами языка. Чем проще сама лексема, тем она онтологичней,
и тем более обширным является относящийся к ней концептообразущий опыт. В
таких условиях сознание тратит меньше усилий и, соответственно, эффективнее
осуществляет фиксацию и оперирование образами, генерируя новые смыслы. Со-
ответственно, для процесса метафоризации части познаваемого (осмысливаемого)
предмета или явления должны быть хорошо знакомы, т.е. существовать в созна-
нии фиксированно в виде проекции образа или некой символьной взаимосвязи. В
таком случае творческому инструменту сознания – воображению доступна ма-
нипуляция данными образами с целью переноса их свойств на другой объект,
чтобы познать его наименее энергозатратным образом. Использование простых
(часто употребляемых) слов в процессе метафоризации, о чем применительно к
политическому дискурсу упоминал А.П. Чудинов [Чудинов 2003], обосновано, по
нашему мнению, тем, что сознание естественным образом стремится к ясности,
иначе его функция как познавательного, а потому жизнеобеспечивающего, меха-
низма, не имела бы смысла. Подбирая сферы-источники для познания, когнитив-
ный процесс протекает по пути путь наименьшего сопротивления, т.е. наиболее
легкое решение возникающей задачи, поэтому, как правило, сферы-источники
93
представлены понятиями, используемыми наиболее часто. В свою очередь, обиль-
ная терминология перегружает разум, так как ее осмысление является излишне
энергозатратным, зачастую вызывающим затруднения в понимании словесной
формулировки того, что является понятным на интуитивном уровне. Метафори-
зируя, наш разум решает сложную когнитивную задачу и выбирает при этом
путь наименьшего сопротивления, определяя наиболее емкое, но простое и ясное
данной концептосфере соотношение образов. Этот процесс является энергосбе-
регающим и подкрепляется чувством удовлетворения, которое, на наш взгляд, иг-
рает в данном случае одну из ключевых ролей. Так как мозг непрерывно занима-
ется решением задач разной сложности и контролирует функционал всего орга-
низма в целом, выбор пути наименьшего сопротивления является естественной
необходимостью и обеспечивает защиту от перегрузки.
Б) Метафоризация как мотивированный акт. Известно, что поощрение
является средством моделирования поведения. Чувство удовлетворения (удо-
вольствия), будучи одним из элементов внутренней системы мотивации чело-
века, является поощрением за нахождение решения некоей задачи. Процесс по-
ощрения инициируется самим организмом в случае, если определенные дей-
ствия, совершаемые человеком, ему выгодны. Так, познание нового нивелирует
дискомфорт, связанный с неизвестностью, а потому с ощущением опасности, и
вызвано необходимостью следовать инстинкту сохранения вида. Для эффектив-
ного выполнения данной задачи, человеку необходим механизм быстрой и емкой
передачи смысла, а потому метафоризация является наиболее выгодной страте-
гией ментального оперирования.
В процессе познания простая номинация не всегда дает удовлетворение, так
как наши когнитивные реакции не будут полностью отражаться в речевом акте.
Потому процесс познания может принести удовлетворение в том случае, если
будет задействован интерпретационный потенциал многих областей концепту-
ального знания. Это делает процесс познания максимально емким и результатив-
ным, а также регулярно стимулирует память для сохранения и обновления ин-
формации. Так возникает процесс концептуальной деривации [Болдырев 2011:
12], при котором каждое последующее умозаключение коррелирует с ранее при-
обретенным знанием и вступает в рекуррентное взаимодействие, обусловливая
возникновение новых понятий, смыслов. Процесс корреляции происходит по-
средством использования интерпретационного потенциала человека, а результа-
том рекурсии является эвристический акт (акт познания, формирования нового
знания), результаты которого также становятся частью ментальности. Здесь
важно отметить, что смысл метафоры (вывод ментальной операции) сохраня-
ется, даже если мы не фиксируем логический канал связи от сферы-источника к
сфере-цели (концептуальные знания) в кратковременной памяти. Это означает,
что мы можем забыть сказанное или услышанное, но мы помним смысл передан-
ной или полученной информации.
Процесс интерпретации концептуальной метафоры, на наш взгляд, отлича-
ется тем, что не концепт, обозначающий какой-либо предмет, а понимание и
синергические ощущения от понимания и являются ценностью для человека. По-
этому в данном случае смысл не является тождественным значению, и сами ощу-
щения от восприятия сообщения или генерации умозаключения превалируют над
знаниями, которые оно дает. Синергия мыслеязыковой деятельности, которую
94
обеспечивают концептуализация, интерпретация и метафоризация, является энер-
гетически выгодной и обеспечивает наиболее результативное получение знаний с
целью сохранения и оптимизации существования человека, а организм стимули-
рует использование именно этого способа мышления с помощью провоцируемой
дофаминовыми рецепторами системы поощрения в виде удовольствия (удовле-
творения), которое выступает в роли вознаграждения за выбор именно этой стра-
тегии познания. Таким образом, процесс интерпретации, который лежит в основе
метафоризации в том числе, является вознаграждаемым мотивированным актом.
Интерпретация как «языковая познавательная активность преимущественно от-
дельного индивида», так и как «мыслительная операция, направленная на получе-
ние знания коллективного уровня» [Болдырев 2011: 9] является стереотипным
процессом адаптивного поведения, включенным в программу функций жизне-
обеспечения человека наряду с инстинктами продолжения рода, пищевым и др.
В) Метафоризация как механизм обеспечения существования. Механизм
метафоризации – это наиболее емкий трансмиттер простых и сложных умоза-
ключений и эмоций, так как информация, которую передает метафора, дает мно-
гократное умножение знаний об объекте, задействуя интерпретационный потен-
циал огромного количества периферических знаний. Метафора, такими образом,
является когнитивной структурой, позволяющей осуществлять контроль над ре-
альностью, так как она дает информацию не только о самом явлении реальности
или ее производных (эмоции, чувства), но и об его устройстве, его свойстве и его
положении в системе существующего, а также открывает и освещает новые про-
явления уже известного. Мы получаем новую информацию, коррелирующую с
имеющейся, трансформируем, храним ее и, безусловно, непрерывно передаем
другим участникам дискурса, так как распространение информации – это про-
цесс, необходимый для выживания группы людей, а потому человечества в це-
лом. Мы осваиваем и концептуализируем реальность на основе существующих
концептов того общества, в котором мы родились и сформировались как лич-
ность. Рационально то, что наши интеллектуальные усилия осуществляются в
пределах той интерпретативной системы, которая составляет основу стратегий
мышления в данной группе, и обусловлены адаптацией механизмов выживания
к той среде, в которой они осуществляются. Таким образом, механизм метафо-
ризации – это мотивированный механизм, призванный оперировать информа-
цией о мире и конструировать индивидуальный и коллективный когнитивный
опыт, позволяющий осуществить более тесное взаимодействие с реальностью,
познать и интерпретировать ее, чтобы снизить вероятность угрозы или увели-
чить осведомленность о ней с целью ее избежать.
Болдырев Н.Н. Концептуализация функции отрицания как основа формирования катего-
рии // Вопросы когнитивной лингвистики. 2011. № 1. С. 5–14.
Чудинов А.П. Метафорическая мозаика в современной политической коммуникации: мо-
нография. Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т., 2003.
Lakoff G., Johnson M. Metaphors we live by. Chicago: Chicago University Press, 1980.
95
Аntonina A. Cherkasova (Tambov, Russia)
REFLECTIONS ON METAPHORIZATION AS A COGNITIVE MECHANISM

The process of metaphorization is considered as a motivated, most capacious and least energy-con-
suming way of fixing and transmitting meaning. The relationship between the process of metapho-
rization, as a cognitive phenomenon and the internal reward system has been justified.
Keywords: metaphorization, interpretation, conceptualization, conceptual metaphor
О.В. Шкуран (Луганск, Украина)

Луганский государственный педагогический университет
oksana.shkuran@mail.ru
КОНЦЕПТ ВЕНЕЦ: ДИСКУРСИВНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ
В статье проведен синхронный анализ появления новых сем концепта ВЕНЕЦ и их актуализа-
ции в медиадискурсе, образующих концептуальное поле с конструктивными (созидающими)
смыслами. Рассматривая эволюцию информационной картины мира, мы акцентируем внима-
ние на дискусивных трансформациях, ведущих к десакральному пониманию дефиниций ис-
следуемого концепта.
Ключевые слова: концепт, дискурсивный анализ, новые семы, семантическая трансформация,
сакральность, десакральность
Современная когнитивная лингвистика фокусирует свое внимание на от-

дельных фрагментах языковой картины мира, отображая в языке русского этноса
особую действительность информационной культуры. Многоаспектный анализ
основных единиц, концептов, позволяет раскрыть специфические черты нацио-
нальной языковой системы, особенности менталитета и духовной культуры
народа в современных текстах, что и обусловливает цель данного исследования
– рассмотреть концепт ВЕНЕЦ и его актуализацию в медиадискурсе с новыми
семами, образующими концептуальное поле с конструктивными (созидающими)
смыслами. Как подчеркивает О.В. Ломакина, «символьное наполнение предмета
позволяет говорить об обретении словом новых смыслов, порой скрытых, при
этом анализируемая лексема характеризуется лабильностью и может выступать
когнитивной базой» [Ломакина 2017: 205] для появления фразеологических еди-
ниц (ФЕ) и паремий. Такой процесс дает возможность отобразить в символах
культуры, православных традициях архетипы языковой формы исследуемого
концепта ВЕНЕЦ и семантико-когнитивное продолжение новых сем, образую-
щих концептуальное поле с созидающими смыслами. Дискурсивный анализ кон-
цепта ВЕНЕЦ выявит особенности современного понимания, репрезентирует
уровень развития культуры и мировосприятия русского человека. Данный син-
хронный симбиоз в исследовании является ключом к вскрытию ментально наци-
онально-специфического образования, иллюстрирующего нравственные ценно-
сти, накопление человеческого опыта в прошлом и настоящем.
В лестнице земных творений человек занимает господствующее место, при-
ближаясь своими дарованиями к небесным существам, владычествует над види-
мым миром: И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и подобию
96
Нашему [Библия 2010: 6]. Поэтому высокое предназначение человека и его сход-
ство с первообразом аккумулируется в изречении Св. Амвросия Медиоланского
Человек – венец творения [Адамов 1915: 423] и диверсифицируется в поэзии,
например, у А. Блока: Народ – венец земного цвета, Краса и радость всем цве-
там: Не миновать господня лета Благоприятного – и нам [Блок 1983: 127]. Ак-
тивное внедрение ФЕ в современные тексты повышает устойчивое культурное
потребление и открывает динамический процесс структурных трансформаций:
Поездка на Олимпиаду – венец карьеры любого спортсмена [Лента.Ру: URL].
Фразеологические выражения Человек – венец творения; Что есть чело-
век: венец творения или брак природы?; Человек – венец природы (точнее ее по-
гребальный венок); Человек – венец природы. Homosapiens – человек разумный и
др. иллюстрируют структурно-семантические расширения с введением дополни-
тельных компонентов; Конец – и делу венец; Добрый конец – всему делу венец!
все чаще используются журналистами медиатекстов для привлечения внимания
читателей в качестве Интернет-мемов или заголовков. Как подчеркивает
О.В. Ломакина, «современный заголовок с учетом все увеличивающейся времен-
нóй компрессии выполняет и информативную функцию, представляя собой свер-
нутый текст: читатель должен представлять картину дня, лишь просмотрев заго-
ловки» [Ломакина 2019: 37-41].
Венец имеет несколько дефиниций, зафиксированных в словаре ХIХ ст.: 1)
‘наивысшая точка’; 2) ‘терновый’ (символ страдания, мученичества); 3) ‘круг го-
ловы святого на иконах’; 4) ‘брачный’; 5) ‘символ бессмертия, блаженства, славы
на небе’; 6) ‘царский’; 7) ‘девичий’ [Дьяченко 1899: 114], и сохранил ядерные
семы с пометой ‘устаревшее’ в ХХ в., получив дополнительные значения: ‘свет-
лое радужное кольцо вокруг солнца, луны или ярких звезд’; ‘каждый горизон-
тальный ряд бревен’ [МАС: 148].
Как видим, в концептуальное поле концепта ВЕНЕЦ входят дефиниции, со-
держащие сакральный смысл, определяющий «ценностно-смысловое существо-
вание гуманитаристики в этическом, эстетическом, правовом, политическом
смысле, в которых присутствует вера и доверие к Богу и миру» [Шкуран 2019:
205] и секуляризированный смысл, наполненный научными знаниями и особен-
ностями бытовой жизни.
ФЕ под венец – один из значимых, интеллектуально и эмоционально пере-
живаемых образов со времен классической литературы, который современный
человек встраивает в свою языковую практику с различными формами репрезен-
тации, например, с легкой иронией ‘нецеломудренный брак’: В обновленную про-
грамму спектакля включен также фарс «из-под стола под венец» [Неизвест-
ный: URL] или ‘как процесс вступления женщины в ряды влиятельных партий и
выхода из них’: напр.: Мы развенчались, – говорит она. – Сгинь ты мой оранже-
вый венец [Богомолов 2005: URL]. Прагматический аспект подвижного социаль-
ного дискурса изменил содержательную формулу культурного понимания
(А.С. Пушкин «Русалка») и трансформировал сакральную семантику в деса-
кральную, утратив свою первоначальную особенность постоянства.
Информационно-новостная деятельность Интернета повышает контексту-
альную модификацию смысла слов и обновляет образную основу ФЕ: Неслу-
чайно в свое время она отвергла приглашение вернуться во Францию, предвидя
97
сибирский венец своей жизни [Смирнов 2018: URL]. Выражение сибирский ве-
нец мотивировано информационным воздействием на встречное сознание поль-
зователя, что, возможно, простимулирует долгосрочное употребление с дефини-
цией ‘тяжелая судьба’. Во внутренней форме адъектива сибирский скрыты осо-
бенности суровой жизни в условиях холодного климата, понятные русскому че-
ловеку, попавшему в новый языковой формат.
Потребности современного читателя иллюстрируют новые правила конвер-
тации смысловых пространств, снижающих ценностный регистр концепта: Не
хочет, чтобы я – кровавый венец творения, редиской обжирался! [Мешков
2012: URL]. Мы видим, что медийный дискурс объединяет в себе словесные
формы разного качества, руководствуясь спросом культурно преобразованного
социального субъекта, иллюстрируя десакральный смысл.
Такое многообразие становится предметом рефлексии многих читателей. От
качественного содержания медиадискурса зависит ключевая особенность совре-
менной речевой культуры. В данной ситуации «необходимо видеть старую и но-
вую культуры как один континуум» [Соловьев 2009: 53], что прослеживается в
некоторых дискурсах, напр.: Никакое поругание не в силах осквернить священ-
ный венец Победы [Вольтер 2012: URL]. Выражение священный венец Победы –
это лингвистическая вариация первоначального общего смысла ‘высшая точка’
– традиционная интенция к постоянному позитивному пониманию: жертвенный
венец – одна из высших христианских ценностей; ср.: Нет больше той любви,
как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15: 13) [Святое Евангелие
2019: 261]; защита Родины – это священный долг каждого гражданина страны;
Победа – это уничтожение нацизма в годы Великой Отечественной войны.
Таким образом, данное дискурсивное исследование концепта ВЕНЕЦ про-
иллюстрировало один континуум культуры – симбиоз архаичного понимания
культурных традиций и семантико-когнитивного продолжения новых сем, обра-
зующих концептуальное поле с конструктивными (созидающими) и десакраль-
ными смыслами. Такой динамичный процесс является ключом к вскрытию мен-
тально национально-специфического образования, иллюстрирующего нрав-
ственные ценности, накопление человеческого опыта в прошлом и настоящем. В
языке есть все смыслы для построения картины мира русского человека и сохра-
нения генетической памяти общества.
Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. В русском переводе с па-
раллельными местами и приложениями. М.: Российское библейское общество, 2010.
Святое Евангелие. М.: Сибирская Благозвонница, 2019.
Адамовъ И.И. Св. Амвросій Медіоланскій. Сергіевъ Посадъ: Типографія Св.-Тр. Сер-
гіевой Лавры. 1915.
Блок А.А. Стихотворения и поэмы. М.: Художественная литература, 1983.
Дьяченко Г. Полный церковно-славѧнскiй словарь. М.: Типография «Вильде», 1899.
Ломакина О.В. От языкового символа – к символике художественного текста // Известия
высших учебных заведений. Серия: гуманитарные науки. 2017. Т. 8. № 3. С. 205-207.
Ломакина О.В. Крылатые единицы в роли современного газетного заголовка: состав, тен-
денции употребления // Русский язык за рубежом. 2019. № 1. С. 37-41.
МАС – Словарь русского языка. В 4-х т. / АН СССР; Ин-т рус. яз. / под ред. А.П. Евгень-
евой. 3-е изд. стереотип. М.: Русский язык, 1985-1988. Т. I. А-Й. 1985.
Соловьев А.В. Новая эстетика информационной эпохи: искусство как база данных //
98
Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: философия. Со-
циология. Право. 2009. № 8. С. 50-55.
Шкуран О.В. Сакрально-прагматическая константа в паремии Не в деньгах [только] сча-
стье // Вестник Чувашского гос. пед. ун-та им. И.Я. Яковлева. 2019. № 3 (103). С. 204-211.
Электронные ресурсы
Богомолов Ю. О репертуарном театре Юлии Тимошенко. URL: https://ria.ru/20050922/
41471008.html. (Дата обращения: 08.12.2020).
Вольтер Ш.П. Не повторяйте ошибок Горбачева. URL: https://www.donetsk.kp.ru/daily/
25884.4/2846042.
Лента.Ру. URL: https://lenta.ru/articles/2017/12/09/find_money.
Мешков А. Другой взгляд. URL: https://kp.ru›daily/25881/2844375.
НКРЯ – Национальный корпус русского языка. URL: http://ruscorpora.ru.
Ким Смирнов. Преодоление. Отец, профессор Сорбонны, дал ей русское имя – Вера. Из
личного дневника // Новая газета. 2018.09.14. URL: https://processing.ruscorpora.ru.
Oksana V. Shkuran (Lugansk, Ukraine)

Lugansk State Pedagogical University
oksana.shkuran@mail.ru
THE CONCEPT VENETS: A DISCURSIVE RESEARCH

The article provides a synchronous analysis of the emergence of new semes of the concept VENETS
and their actualization in media discourse, which form a conceptual field with constructive (creative)
meanings. Considering the evolution of the informational picture of the world, we focus on the disput-
able transformations leading to a desacral understanding of the definitions of the concept under study.
Keywords: concept, discourse analysis, new semes, semantic transformation, sacrality, desacrality
99
Концептуализация и категоризация реалий меняющегося мира в языке
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ И КАТЕГОРИЗАЦИЯ РЕАЛИЙ

О.А. Акимова (Москва, Россия)

Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
akimova@mgubs.ru
АПЕЛЛЯТИВАЦИЯ ПРАГМОНИМОВ КАК ЭЛЕМЕНТ ОТРАЖЕНИЯ

КОГНИТИВНО-КОММУНИКАТИВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЧЕЛОВЕКА
В статье рассматриваются этапы процесса апеллятивации словесных товарных знаков и ана-

лизируется когнитивно-коммуникативная деятельность человека как причина изменения ис-
ходного значения данных лексических единиц.
Ключевые слова: апеллятивация, прагмоним, словесный товарный знак, коммуникация, когниция
Словесные товарные знаки обозначают материальные объекты и явления, ха-

рактеризующие образ жизни определенного социума, совокупность результатов
всех сфер человеческой деятельности. Современное общество имеет тенденцию к
накапливанию материальных ценностей, что выражается в языковой реальности
через постоянное появление новых и изменение существующих языковых единиц,
дающих наименование данным ценностям. Если появление новых товарных зна-
ков обусловлено, прежде всего, юридическими, экономическими и маркетинго-
выми факторами, то вхождение существующих словесных товарных знаков в ос-
новной словарный состав языка, т.е. апеллятивация, является следствием когни-
тивно-коммуникативной деятельности человека. В результате данной деятельно-
сти у апеллятивированных прагмонимов появляется новая или дополнительная
смысловая нагрузка и ассоциации, формирующие новое значение, зачастую осно-
ванное на свойствах и качествах, изначально характеризующих товар.
Когнитивно-коммуникативный потенциал словесных товарных знаков
можно объяснить их уникальной языковой природой. Прагмоним, или, другими
словами, словесный товарный знак, репрезентирует знания человека об окружа-
ющем его материальном мире и явлениях действительности, и трансформиру-
ется вместе с ними. В процессе апеллятивации словесных товарных знаков их
новое значение формируется носителями языка с учетом функционально-комму-
никативных потребностей социума.
При создании словесного товарного знака его основной функцией является
выделение товара одного производителя среди подобных товаров других произ-
водителей, т.е. идентификация референта. В процессе апеллятивации «конкрет-
ность именуемого объекта, становится неочевидной, наблюдается тенденция пе-
рехода собственного имени в нарицательное» [Суперанская 1969: 113-114]. В ре-
зультате поступательного усвоения новой языковой информации процессы даль-
нейшей категоризации и концептуализации приводят сначала к ситуативному
употреблению прагмонима в речи отдельными индивидами, а в дальнейшем – к
100
вхождению апеллятивированного словесного товарного знака в основной словар-
ный состав языка. Таким образом, А.В. Суперанская выделяет частичную (ситуа-
тивную) апеллятивацию и полную [Суперанская 2002: 9], в результате которой
происходит «конвенционализация (усвоение обществом) и лексикализация (усво-
ение системой языка)» апеллятивированного прагмонима [Заботкина 1999: 8].
Более подробное изучение феномена апеллятивации встречается в работах
И.А. Кондаковой. Она выделяет четыре этапа перехода имени собственного в ос-
новной словарный состав в качестве имени нарицательного: речевой, переход-
ный, языковой – соответствующие ситуативной (частичной) апеллятивации у
А.В. Суперанской – и знаковый этапы [Кондакова 2006: 113]. На последнем –
знаковом этапе – происходит полная деонимизация.
На речевом этапе апеллятивации в результате ослабления функции иденти-
фикации референта наблюдается отождествление апеллятивированного прагмо-
нима с другими прагмонимами, обозначающими товары данного класса. Рас-
смотрим пример: When Creed asked Robert California for some coke instead of “a
coke” [Reddit.com]. В посте пользователи обсуждают (устную) просьбу Крида
Брэттона принести ему газировки, иронично намекая на то, что при использова-
нии неопределенного местоимения some перед апеллятивированным прагмони-
мом coke, фраза может приобрести совсем другое значение (сoke сокращение от
cocaine). Для нас интересным представляется тот факт, что и в начальной
просьбе, и в исправленной фразе апеллятивированный прагмоним coke обозна-
чает любой вид газированной воды, хотя очевидно, что в данном случае языковая
единица образована от товарного знака Coca-Cola. При постоянном употребле-
нии апеллятивированного прагмонима в речи в функции имени нарицательного
и широком распространении данного явления в социуме, словесный товарный
знак в виде нового концепта «занимает определенную ячейку в сознании чело-
века и включается в существующую классификационную ранжировку» [Ма-
нерко 2000: 40], происходит расширение первоначального значения за счет но-
вых ассоциаций, начинается второй этап апеллятивации – переходный.
На переходном этапе употребление прагмонима для обозначения всего
класса объектов приобретает массовый характер. A Somali-American supermodel
has become the first Muslim model to appear in Sports Illustrated wearing a burkini
[BBC.com]. Прагмоним burkini в статье обозначает не купальный костюм, произ-
веденный компанией Ахеды Дзанетти (именно ей принадлежит товарный знак
burkini), а любой закрытый купальный костюм, который обычно носят женщины,
исповедующие ислам.
На языковом этапе прагмоним заносится в словарный источник. Составители
одних словарей оставляют написание прагмонима с прописной буквы, в других
словарях прописная буква меняется на строчную, однако сохраняется помета, что
языковая единица является товарным знаком. Например, в Collins English Diction-
ary прагмоним Taser имеет значение ‘1) (noun) a brand of weapon that fires electri-
cal probes that give an electric shock, causing temporary paralysis, 2) (verb)
to stun (someone) with a Taser’, написание дается с заглавной буквы, но апелляти-
вированный прагмоним приводится не только в качестве имени существитель-
ного, но и образованного от него глагола. Через некоторое время после включения
апеллятивированного прагмонима в словарный источник возможно наступление
последнего этапа апеллятивации – знакового.
101
На знаковом этапе «полный переход имен собственных в имена нарицатель-
ные сопровождается разрывом первоначальной связи «имя – объект» и обрете-
нием имени связи с новым понятием, при этом прописная буква заменяется на
строчную» [Суперанская 2002: 9]. Примерами таких апеллятивированных товар-
ных знаков являются: 1) aqualung – “breathing apparatus used by divers, etc., con-
sisting of a mouthpiece attached to air cylinders strapped to the back”; 2) linoleum –
“a floor covering which is made of cloth covered with a hard shiny substance” [Collins
English Dictionary] и др.
Рассматривая апеллятивацию прагмонимов как четырехэтапный процесс,
можно проанализировать концептуальные трансформации, происходящие в со-
знании носителей языка, ведущие к изменению языковой картины мира. Данные
изменения происходят вследствие коммуникативной деятельности человека и
когнитивной природы этой деятельности. Апеллятивированные товарные знаки
являются не только «категоризаторами языкового опыта…, но и … категориза-
торами опыта, приобретаемого человеком и осмысливаемого им в процессе вза-
имодействия с окружающим миром» [Позднякова 2006: 48-49]. В процессе по-
знания человек отождествляет прагмоним с определенным товаром, но при со-
вокупности экстралингвистических факторов в процессе коммуникации прагмо-
ним получает дополнительные новые ассоциации, постепенно трансформирую-
щие и расширяющие его значение, распространяя его на целый ряд однородных
предметов, что впоследствии способствует включению новой языковой единицы
в основной словарный состав языка.
Заботкина В.И. Когнитивно-прагматический подход к неологии // Когнитивно-прагма-
тические аспекты лингвистических исследований. Калининград, 1999. С. 3-9.
Кондакова И.А. Динамика топонимического образа // Актуальные проблемы лингви-
стики XXI века. Киров: Изд-во ВятГГУ, 2006. С. 112-116.
Манерко Л.А. Новая методика исследования категоризации в лингвистике // Вестник
Моск. ун-та. Серия 9: филология. 2000. № 2. С. 39-52.
Позднякова Е.М. Креативность действия в зеркале лингвокреативной деятельности че-
ловека // Вопросы когнитивной лингвистики. 2006. № 3. С. 43-49.
Суперанская А.В. Структура имени собственного. (Фонология и морфология). М., 1969.
Суперанская А.В. Эволюция теории имени собственного в Европе // Вопросы филологии.
2002. № 3 (12). С. 5-17.
BBC.com. URL: https://www.bbc.com/ news/48071948.
Reddit.com. URL: https://www.reddit.com/r/DunderMifflin/comments/izp23u/when_creed_
asked_robert_california_ for_some_coke/.
Collins English Dictionary. URL: https://www.collinsdictionary.com/dictionary/english/taser.
Collins English Dictionary. URL: https://www.collinsdictionary.com/dictionary/english/linoleum.
Collins English Dictionary. URL: https://www.collinsdictionary.com/dictionary/english/aqualung.
Olga A. Akimova (Moscow, Russia)

Lomonosov Moscow State University
WORD TRADEMAKS GENERICIZATION AS THE ELEMENT OF THE REFLECTION

OF THE HUMAN COGNITIVE-COMMUNICATIVE ACTIVITY
The article studies the stages of the process of word trademarks genericization and analyses human
cognitive-communicative activity as the reason for changing the initial meaning of the lexical items
under consideration.
Keywords: genericization, pragmonym, word trademark, communication, cognition
102
Е.Н. Антонова (Москва, Россия)
Государственный университет по землеустройству
stchl@yandex.ru
ПОЛИКУЛЬТУРНАЯ ПОЛЯРНОСТЬ ДОБРА И ЗЛА

В ПАРЕМИОЛОГИЧЕСКОМ СУБДИСКУРСЕ
Когнитивная направленность данного исследования основана на поиске полярных конфигура-

ций в паремиологическом субдискурсе. Совокупность субдискурсивных устойчивых единиц
охарактеризована с позиций структурно-семантических особенностей и эстетического функ-
ционала. Принципы вхождения паремий в поликультурную среду освещены на примере дихо-
томии добра и зла.
Ключевые слова: лингвокультура, субдискурс, паремиология, концептуальный подход, струк-
турно-семантическая полярность
Паремии в современном русском языке можно сравнить с вербально-кон-

цептуальными фотографиями, отражающими лингвокультурную целостность и
в то же время влияние различных культур друг на друга. Поликультурные коды,
зафиксированные в языке в целом и во фразеологии в частности, свидетель-
ствуют о когнитивном взаимодействии, противостоянии, параллельном сосуще-
ствовании концептов меняющегося мира. По замечанию О.В. Ломакиной, «функ-
ционально-прагматический аспект изучения фразеосредств демонстрирует дина-
мический характер фразеологии, доказывая ее роль в порождении дискурса» [Ло-
макина 2019: 76-77]. В результате лингвокультурологической динамики просле-
живается языковая полярность, характеризующая парадигматические отноше-
ния между компонентами дискурса и его подтипов. Учение о дискурсе как пара-
метрической системе нашло отражение в трудах многих исследователей, вклю-
чая как понимание самого термина, так и характеристику понятия, определение
его видов, разработку «дискурсивных форм аналитической работы в структури-
рованном языковом пространстве» [Антонова 2017: 78]. Являясь сложным язы-
ковым образованием, дискурс может быть разделен на более мелкие лингвисти-
ческие блоки, «частные разновидности (субдискурсы)» [Голованова 2013: 33].
Поликультурная (то есть основанная на множественности взаимодействую-
щих культур) полярность в настоящей работе рассматривается на материале суб-
дискурса современной паремиологии. Эмпирическим материалом послужили па-
ремии, выбранные из «Большого словаря русских поговорок» В.М. Мокиенко и
Т.Г. Никитиной [Мокиенко, Никитина 2007], отражающие извечную мировоз-
зренческую оппозицию добра и зла. Паремиологические комплексы с семанти-
ческими центрами «добро» [Там же: 192-193] и «зло» [Там же: 254-255] в ука-
занном издании представлены словарными статьями, посвященными разно-
структурным паремиям. Помимо стилистических помет и дефиниций, приво-
дятся сведения о более ранних лексикографических источниках, фиксирующих
данные языковые единицы, их локационная характеристика, этимологическая
справка, иные замечания.
Поликультурный подход позволяет обратить внимание на паремии, возник-
шие не только в разных говорах и наречиях, но даже у разных народов, на что
указывают стилистические пометы, например, Доброго добра кому! Яросл. ʽПри-
103
ветствие гостюʼ. С добра. Сиб. 1. Олон., Приамур. ʽС согласия родителей (выхо-
дить замуж). 2. По-хорошемуʼ. Белое добро. Перм. ʽСахарʼ. Одно [да] добро. Дон.
ʽ1. Одно и то же. 2. Только и всего, ничего другогоʼ. Брать / взять добром.
Крив., Приамур. ʽСватать невесту, брать в жены с согласия родителейʼ. Жить
чужим добром. Морд. ʽЖить за чужой счетʼ. С добром. 1. Башк., Ср. Урал. ʽТо
же, что с добраʼ. 2. Сиб. Одобр. ʽХороший, высокого качестваʼ. Свое доброе. Ряз.
ʽНажитое своим трудомʼ. Войти в (на) добрые (добры). Алт., Барнаул., Волг.,
Кар., Пинеж., Сиб., Ср. Урал. ʽЗаслужить чье-л. расположение, симпатию, уста-
новить хорошие отношения с кем-л.ʼ. Давать зла кому. Сиб. ʽЗлить, раздражать
кого-л.ʼ. Ни зла ни ума у кого. Курск., Прикам. ʽОб очень молодом, неопытном
человекеʼ. Во зле. Морд. ʽВ порыве раздраженияʼ. Во зло. Пск. ʽОчень сильно,
безжалостно (разорять кого-л.)ʼ. Волочить зло на кого. Прибайк. ʽСплетничать,
наговаривать на кого-л.ʼ. Зло завязалось. Морд. ʽИспортились отношения между
кем-л.ʼ. Изнести зло на кого. Алт. ʽТо же, что выкласть злоʼ. Нести (понести)
зло. ʽ1. Кар. Испытывать гнев, досаду, обиду. 2. Приамур. Приносить несчастье
кому-л.ʼ. Оставить зло. Сиб., Приамур. ʽО недопитом вине, водкеʼ. Гнать
(знать) злобу. Сиб., Забайк. ʽЗлобствовать, вымещать зло на ком-л.ʼ. Войти в
злость. Арх., Прикам. ʽСильно рассердитьсяʼ.
Общекультурная полярность, базирующаяся на основополагающем аксио-
логическом антагонизме, имеет условное выражение посредством паремиологи-
ческого субдискурса. Примером тому могут послужить такие семантические
корреляции, основанные на принципе антонимии: Добром поминать кого. Разг.
ʽИспытывать благодарность к кому-л. и проявлять ееʼ – Держать зло про себя.
Пск. ʽЗатаив злобу, замышлять недоброеʼ. Войти в добро. Горьк. ʽУстановить
хорошие отношения с кем-л.ʼ – Выкласть зло на кого. Кар. ʽВыругать кого-л.
напрасно, выместить зло на ком-л.ʼ. Давать / дать добро. Разг. ʽДавать согла-
сие, разрешать, одобрятьʼ – Творить злыдни. Волг. Неодобр. ʽЗлобствовать, со-
вершать подлостиʼ. Оппозиция может быть заложена в самой структуре на лек-
сическом уровне: Ни добро ни лихо. Коми. Ни добром ни лихом. Кар. ʽНикаким
способом, никакими средствами (о невозможности договориться с кем-л. о чем-
л., уговорить кого-л.)ʼ – семантика зла выражена лексемой ʽлихоʼ. Антонимиче-
ские отношения возникают и на одном из полюсов рассматриваемой дихотомии,
часто наблюдается структурная схожесть: Давать / дать добро. Разг. ʽДавать
согласие, разрешать, одобрятьʼ – Получать / получить добро. Разг. ʽПолучать
разрешение, согласие на что-л., одобрениеʼ. Брать / взять добром – Идти доб-
ром. Кем. ʽВыходить замуж с согласия родителейʼ. Кошачьи злыдни чего. Волог.
ʽО крайне малом количестве чего-л.ʼ – До зла. Сиб. ʽО чрезмерно большом коли-
честве чего-л.ʼ, До злыдня чего. Том. ʽО большом количестве чего-л.ʼ.
Обнаруживается также синонимия паремий (часто при включении лексиче-
ских антонимов): Чужое добро подпирает ребро кому. Смол. Неодобр. ʽО зави-
сти человека к достатку другогоʼ – Зло давит (издавило) кого. Сиб. ʽО состоянии
обиженного, озлобленного человекаʼ. Оскалять зло. Сиб. ʽНесправедливо обру-
шивать на кого-л. свой гнев, раздражениеʼ – Сгонять зло на ком. Сиб. ʽВыме-
щать гнев, раздражение на ком-л.ʼ.
Относительно их структурной характеристики стоит отметить, что встреча-
ются единицы предикативного (Чужое добро подпирает ребро; Зло завязалось)
104
и непредикативного типа (Милого добра; Ни зла ни ума у кого). При этом схо-
жие конструкции присущи как изображению добра, так и проявлению зла в кон-
тексте народной мудрости: Войти в (на) добрые (добры) – Войти в злость; До
зла, До злыдня чего.; Во зле, Во зло – С добра; С добром.
Концептуальный подход к паремиологической полярности охватывает раз-
ные онтологические сферы:
1) речевые формулы обихода: Добро пожаловать! Разг. ʽВежливое при-
ветствие и гостеприимное приглашение прийти, приехать, войти в дом и т.п.ʼ.
Добре сказать. Ряз. ʽПожалуйʼ. Будь добр (будьте добры)! Разг. ʽЭтикетная
формула вежливости, вежливое обращение к кому-л. с просьбой сделать что-л.ʼ.
Зла не хватает. Прост. ʽВыражение досады, раздражения, гневаʼ. Злоба дня.
Публ. ʽТо, что в данное время особенно важно, актуально, интересует и волнует
всехʼ (На злобу дня);
2) оценочность в повседневном общении: Куда с добром. ʽ1. Прост.
Одобр. О чем-л. отличном, превосходном. 2. Перм., Сиб. Одобр. Очень хорошо,
прекрасно. 3. Прикам. Выражение сомнения. 4. Прибайк. Выражение удивле-
нияʼ. По доброволью. Яросл. ʽБез принужденияʼ. Нагонять зло. Кар. ʽДелать
что-л. назло кому-л.ʼ. Злодейка с наклейкой. Разг. Шутл.-ирон. ʽВодка или са-
могонʼ. От зла-горя. Сиб. ʽСо злости, будучи в состоянии гнева, раздраженияʼ;
3) характеристика человека, отношений между людьми, их образа
жизни и т.д.: Китайский доброволец. Жарг. угол., Разг. Шутл.-ирон. ʽТрудолю-
бивый, исполнительный работникʼ. Злости полные кости. Волг. Неодобр. ʽО
сердитом, жестоком человекеʼ. Уничтожать / уничтожить зло. Жарг. мол.
Шутл. ʽПить спиртноеʼ. Злыдни обсели кого. Одесск. ʽО человеке, измученном
бедностью, нищетойʼ. Водить злыдню. Новг. ʽСплетничать, оговаривать кого-
л.ʼ. Лопаться от злости. Разг. ʽБыть в состоянии гневаʼ (антропологический
принцип исследования используется в филологических работах разного темати-
ческого диапазона [Сычева 2014] и часто включает разбор паремиологических
ресурсов при описании человека);
4) изображение качества, количества: Милого добра. Сиб. Одобр. ʽХоро-
ший, высокого качестваʼ. Ни злыдни ни калива. Смол. ʽАбсолютно ничего нет у
кого-л., где-л.ʼ. До зла-горя назлить кого. Сев.-Двин. ʽСильно досадить кому-л.,
разозлить кого-л.ʼ. На весь злыд. Сиб. ʽОчень громкоʼ (в народной интерпрета-
ции наблюдается тенденция чаще изображать большое количество посредством
вербальных средств с негативной семантикой);
5) смысловой переворот (обычно за счет вербально выраженного отри-
цания позитивных значений) с целью достижения наибольшей образности:
Не к добру. Разг. Не перед добром. Перм. Не на добро. Кар. ʽК беде, к несча-
стьюʼ. Не в добрых. Сиб. ʽНа плохом счетуʼ. Ни в добре ни в славе. Сиб. Ирон.
ʽО жизни в нищете, в нужде, в бедах и горестяхʼ.
Поликультурный подход на уровне лексикографии заключается в том числе
в этимологическом описании некоторых языковых средств. Так, в словаре
В.М. Мокиенко и Т.Г. Никитиной объясняется лексема ʽзлыдень (злыдня)ʼ, в со-
временном русском языке воспринимаемая в ироничном ключе и зафиксирован-
ная в ряде паремий. Примечательно, что языковая единица встречается в бело-
русском, украинском и польском языках при номинации нечистой силы, в то
105
время как в русском языке произошло переосмысление семантики – слово ис-
пользуется при обозначении нехорошего человека.
Рассуждая о «сокровищнице народной мудрости», В.М. Мокиенко и Т.Г. Ни-
китина отводят пословицам, поговоркам и т.п. «особое место» и называют их
«сгустками древнейшей образности и новейшего языкового остроумия», наиболее
точными индикаторами меняющейся действительности [Мокиенко, Никитина
2007: 3]. Паремиологический субдискурс в многообразии полярных конфигура-
ций, градуальных свойств, параллельных ракурсов представляет собой продук-
тивное исследовательское поле, изучение которого всегда будет актуальным в
силу его поликультурной природы.
Антонова Е.Н. Прагматика современного стихотворческого процесса в свете дискурс-ана-
лиза филологической поэзии // III Фирсовские чтения. Лингвистика в XXI веке: Междисципли-
нарные парадигмы. Материалы докладов и сообщений Международной научно-практической
конференции. 2017. С. 78-83.
Голованова Е.И. Профессиональный дискурс, субдискурс, жанр профессиональной ком-
муникации: соотношение понятий // Вестник Челябинского государственного университета.
Филология. Искусствоведение. 2013. № 1 (292). Вып. 73. С. 32-35.
Ломакина О.В. Реализация функционального потенциала крылатики в современной рос-
сийской публицистике // Филология и культура. 2019. № 1 (55). С. 76-79.
Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Большой словарь русских поговорок. М.: ЗАО «ОЛМА
Медиа Групп», 2007.
Сычева Е.Н. «Человеческая» афористика в поэтической онтологии Ф.И. Тютчева // Вест-
ник Пятигорского государственного лингвистического университета. 2014. № 3. С. 119-124.
Yelena N. Antonova (Moscow, Russia)

State University of Land Use Planning
POLYCULTURAL POLARITY OF GOOD AND EVIL

IN PAREMIOLOGICAL SUBDISCOURSE
The cognitive focus of this study is based on the search for polar configurations in the paremiological
subdiscourse. The set of subdiscursive stable units is characterized from the standpoint of structural
and semantic features and aesthetic functionality. The principles of the entry of paremias into a mul-
ticultural environment are illustrated by the example of the dichotomy of good and evil.
Keywords: linguoculture, subdiscourse, paremiology, conceptual approach, structural and semantic
polarity
Ару Адем (Нижний Новгород, Россия)

Национальный исследовательский университет им. Н.И. Лобачевского
adem.aru@hotmail.com
КОГНИТИВНАЯ МОДЕЛЬ СИТУАЦИИ «ДРУЖБА» И ЕЕ ЯЗЫКОВОЕ

ВОПЛОЩЕНИЕ В СОВРЕМЕННОЙ РУССКОЙ РЕЧИ
Работа посвящена лингвокогнитивному анализу концепта ДРУЖБА и его языковой репрезен-

тации в современной русской речи. «Дружба» рассматривается как когнитивная модель ситу-
ации в формате фрейма, в качестве обязательных слотов которого выступают субъекты
дружбы, чувство дружбы, отношения дружбы и основания для дружеских чувств / отношений.
Импликативными компонентами фрейма «дружба» являются наличие позитивной оценочно-
сти и наличие добрых дел со стороны субъектов дружбы.
106
Ключевые слова: когнитивная модель ситуации, концепт ДРУЖБА, фрейм, слот, вербальная
репрезентация, современная русская речь
Работа продолжает начатое нами комплексное лингвокогнитивное описание

концепта ДРУЖБА в русской языковой картине мира. Современная когнитивная
лингвистика дает нам надежные инструменты для изучения особенностей позна-
ния окружающей действительности человеком [Langacker 1987; Talmy 2000]. Кон-
цепт является одним из главных форматов знания, который образуется в резуль-
тате языковой категоризации мира [Болдырев 2016; Радбиль 2018]. Изучение клю-
чевых концептов национальной культуры помогает нам понять особенности мен-
талитета и характера народа по его языку [Степанов 1997; Русский язык начала
XXI века]. Концепт ДРУЖБА, несомненно, относится к числу таких русских куль-
турных концептов. При этом он отличается значительным национально-культур-
ным своеобразием в русской языковой картине мира [Вежбицкая 1997].
Концепт ДРУЖБА очень сложно устроен. Его можно рассматривать как ко-
гнитивную модель ситуации в русле работы [Кустова 2004]. Когнитивная модель
ситуации представляет собой мыслительную структуру, состоящую из элемен-
тов, вступающих в разнообразные связи и отношения. В последнее время когни-
тивные структуры подобного рода принято характеризовать как фрейм, опреде-
ленную динамичную концептуальную схему, содержащую обязательные компо-
ненты – узлы, которые называются слоты [Болдырев 2016; Радбиль 2018]. Язы-
ковое воплощение фрейма осуществляется посредством слова – имени концепта
(в нашем случае это – ДРУЖБА), а также другими словами, семантически и сло-
вообразовательно соотнесенными с именем концепта (в нашем случае мы рас-
смотрим только однокоренные слова – друг, дружить, дружеский и под.). Мате-
риалом исследования в нашей работе являются контексты употребления этих
слов из Национального корпуса русского языка (НКРЯ).
Анализ словарных толкований слова дружба по разным словарям дает в об-
щем схожие результаты: «Дружба, -ы, ж. Отношения между кем-л., основанные
на взаимной привязанности, духовной близости, общности интересов и т.п.»
[МАС 1985]. В целом мы можем наметить примерно следующую структуру
фрейма «дружба». Обязательными компонентами – слотами являются:
(1) субъекты дружбы – как минимум, два, но возможно и больше;
(2) чувство привязанности каждого из субъектов дружбы;
(3) добрые отношения между субъектами дружбы;
(4) наличие оснований для добрых чувств и/или отношений (взаимная при-
вязанность, духовная близость, общность интересов и пр.);
(5) область или среда, в которой реализуются добрые чувства и отношения
– по умолчанию это область бытового, обиходного общения, неспециализиро-
ванная, неофициальная сфера межличностных отношений.
Реализация фрейма «дружба» в контекстах из Национального корпуса рус-
ского языка представлена в двух версиях:
– когда акцент делается на дружбе как чувстве: Прощаясь с тобой, дорогой
Дмитрий, я хочу сказать, что ты в моей жизни являешься тем редким человеком,
в котором чувство дружбы никогда не исчезает [Даниил Гранин. Зубр (1987)];
– когда акцент делается на дружбе как особом типе отношений между
107
людьми: Хотя порой казалось, что дружба между двумя большими арти-
стами по-прежнему незыблема [Сати Спивакова. Не все (2002)].
Но часто встречаются и контексты, в которых нейтрализуется тонкое разли-
чие между дружбой-чувством и дружбой-отношением: Так теплая дружба и пре-
данность [дружба-чувство] становились счастьем, потому что каждый пони-
мал каждого [дружба-отношение] и каждый не требовал от другого больше
того, что он может дать [Гавриил Троепольский. Белый Бим черное ухо (1971)].
Необязательными, факультативными компонентами фрейма «дружба», ко-
торые также достаточно широко представлены в НКРЯ, являются:
– указание на интенсивность дружбы (крепкая дружба): У Ольги Леонар-
довны мы теперь иногда бывали вместе, и она была очень ласкова с Николаем
Ивановичем, а у Софьи Ивановны с ним сразу завязалась крепкая дружба [Софья
Пилявская. Грустная книга (2000)];
– указание на продолжительность дружбы (проверенная временем дружба):
Его сын Александр (1921–2000) стал крупным физиком. Нас связывала долгая
дружба [С.П. Капица. Мои воспоминания (2008)];
– указание на ее подлинных или ложный характер (настоящая дружба): И
в процессе трудной, изнуряющей работы возникает истинная дружба и кре-
пится, «схватывается», как будто хорошим раствором [Алла Боссарт. Капля в
море // «Юность», 1971].
В ряде контекстов могут одновременно проявиться два указанных компо-
нента, например, указание и на интенсивность дружбы, и на ее продолжитель-
ность: Опять удивительная и причем многолетняя крепкая дружба этой семьи
с моей Миночкой, которая посвящена во все тайны дома и сада [А. А. Тахо-Годи.
Жизнь и судьба: Воспоминания (2009)]. – Есть случаи, когда реализуются одно-
временно все три компонента: И последние лет двадцать это была самая насто-
ящая дружба – верная и искренняя [Василий Катанян. Лиля Брик. Жизнь (1999)].
Г.И. Кустова, рассматривая устройство когнитивной модели ситуации, вво-
дит понятие импликации – смыслового компонента, которого нет в самой ситу-
ации, но который закономерно выводится в результате ее осмысления говоря-
щими. Есть два вида импликаций: импликация в зоне субъекта, когда с самим
субъектом что-то происходит при реализации ситуации, и он это ощущает; им-
пликация в зоне объекта, когда осмысляется результат проявления или реализа-
ции ситуации [Кустова 2004].
Применительно к фрейму «дружба» под импликацией в зоне субъекта мы по-
нимаем положительную оценочную реакцию на переживание чувства дружбы или
дружеских отношений, которая не отмечается словарями для этого слова, но ко-
торая явно присутствует в речевой практике людей: Дружба ― это хорошо!
Дружба – это хорошее чувство, которое испытывают люди и животные, ко-
торое позволяет людям делать друг другу хорошее…» [Б.В. Зейгарник. Патопси-
хология (1986)]; Нет, дружба – это не доверие, купленное ценой испытаний, а
доверчивость до всяких испытаний, вместе с тем это наслаждение, счастье от
самой полноты душевной отдачи близкому человеку [Фазиль Искандер. Летним
днем (1969)].
Импликацией в зоне объекта мы считаем такие проявления дружбы, как «доб-
рые дела», поступки людей, продиктованные чувством дружбы или дружескими
отношениями: Сколько себя помню, старался делать людям, друзьям моим,
108
добро, как-то помогать, поддерживать [В.Д. Алейников. Тадзимас (2002)];
Мимо гробницы великого Дария; на ней было написано: «Я – Дарий, царь великий,
царь царей, царь персов, царь народов; никто не сделал столько добра друзьям и
зла врагам своим; я мог все» [М.Л. Гаспаров. Занимательная Греция (1998)].
Когнитивная модель ситуации «дружба» может подвергаться семантиче-
ским преобразованиям, за счет чего происходит семантическое расширение объ-
ема концепта. Согласно концепции семантической деривации Е.В. Падучевой,
перенос значения в результате переосмысления ситуации может осуществляться
за счет изменения таксономического класса участника ситуации (например, оду-
шевленного на неодушевленного), за счет изменения тематического класса отно-
шения, состояния, процесса и пр. [Падучева 2004].
Так, изменение таксономического класса участников ситуации «дружба» с
одушевленного на неодушевленного ситуация дружбы переосмысляется как доб-
рые отношения между народами или государствами (дружба народов): Это мо-
нументальное сооружение станет подарком от дружественной столицы Ка-
захстана Москве. Дружба народов – дело святое [Леонид Смирнов. Парк
Дружбы станет садом камней // «Известия», 2002.05.16].
Для такого репрезентанта концепта ДРУЖБА как слово друг мена таксоно-
мического класса на неодушевленный обусловливает новое значение ʽсторон-
ник, защитник, приверженец чего-л. или кого-л.ʼ (Друг истины, свободы и т.п.):
Так полагал и Пестель, Друг человечества и Друг свободы [Юрий Давыдов. За-
говор, родивший мышь (1993)].
Изменение тематического класса отношений для лексемы друг приводит к
появлению нового значения ʽлюбимый человек, возлюбленный (по отношению
к женщине)ʼ: И неплохо бы, конечно, чтобы сладкий голос пел, чтобы милый
друг сердечный тут же рядышком сопел! [Тимур Кибиров. Хорошо бы сложить
стихи // «Дружба народов», 1999.09.15]
Изменение тематической сферы реализации ситуации дружба (по Е.В. Па-
дучевой – компонент «Среда» [Падучева 2004]) с бытовой на специализирован-
ную, например, военную, для слова друг делает возможным развитие значения
ʽсоратник, товарищ по оружиюʼ: Спешите же с ответами, мои друзья по ору-
жию и идее! [Ю.В. Трифонов. Отблеск костра (1965)].
В заключение отметим, что когнитивная модель ситуации «дружба» прояв-
ляет богатые возможности для смыслового обогащения и развития. Это говорит
о значительной «культурной разработанности» [Вежбицкая 1996] концепта
ДРУЖБА в русской языковой картине мира, о его большой значимости в языко-
вом сознании русских людей.
Болдырев Н.Н. Когнитивная лингвистика. М.; Берлин: Директ-Медиа, 2016.
Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание / пер. с англ.; отв. ред. и сост. М.А. Кронгауз.
М.: Русские словари, 1996.
Кустова Г.И. Типы производных значений и механизмы языкового расширения. М.:
Языки славянской культуры, 2004.
МАС –– Словарь русского языка: В 4-х т. / под ред. А.П. Евгеньевой. М.: Русский язык,
1985-1988. Т. 1. 1985.
Падучева Е.В. О семантической деривации: слово как парадигма лексем // Русский язык
сегодня: сб. статей / отв. ред. Л.П. Крысин. М.: Азбуковник, 2000. Вып. 1. С. 395-417.
109
Радбиль Т.Б. Когнитивистика: учеб. пособие. Нижний Новгород: ННГУ им. Н.И. Лоба-
чевского, 2018.
Русский язык начала XXI века: лексика, словообразование, грамматика, текст: коллектив-
ная монография / под ред. Л.В. Рацибурской. Нижний Новгород: ННГУ им. Н.И. Лобачев-
ского, 2014.
Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Языки
русской культуры, 1997.
Langacker R.W. Foundations of Cognitive Grammar. Vol. 1. Theoretical Prerequisites. Stan-
ford: SUP, 1987.
Talmy L. Toward a Cognitive Semantics. Cambridge: MIT Press, 2000.
Aru Adem (Nizhny Novgorod, Russia)

Lobachevsky National Research University
THE COGNITIVE MODEL OF SITUATION “DRUZHBA” (“FRIENDSHIP”)

AND ITS LANGUAGE REPRESENTATION IN MODERN RUSSIAN SPEECH
The paper is devoted to the linguo-cognitive analysis of the concept “druzhba” (“friendship”) and its
language representation in modern Russian speech. “Druzhba” is analyzed as a cognitive model of a
situation in a frame format, the obligatory slots of which are the subjects of friendship, the feeling of
friendship, the relationship of friendship and the basis for friendly feelings / relationships. The im-
plicative components of the frame “druzhba” (“friendship”) are the presence of positive evaluative-
ness and the presence of good deeds on the part of the subjects of friendship.
Keywords: cognitive model of situation, the concept “druzhba” (“friendship”), frame, slot, verbal
representation, modern Russian speech
Л.В. Бабина (Тамбов, Россия)

ludmila-babina@yandex.ru
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ РАЗМЕРА В СЛОЖНЫХ ЗООНИМАХ:

КОГНИТИВНЫЕ МЕХАНИЗМЫ И МОДЕЛИ
В статье рассматривается концептуализация размера в сложных зоонимах. Описываются ко-

гнитивные механизмы и модели, определяющие создание английских сложных зоонимов в
процессе концептуальной деривации. Выявляются характеристики, на основе которых форми-
руется семантика сложных зоонимов.
Ключевые слова: английские сложные зоонимы, концептуальная деривация, когнитивные ме-
ханизмы, метафорическая когнитивная модель, концептуальные характеристики
Изучению сложных слов уделяется особое внимание в рамках когнитивной

лингвистики, центральными вопросами которой, как отмечает Е.С. Кубрякова,
становится «вопрос о представлении знаний в голове человека, об их репрезента-
ции, а также положение о том, что совокупность подобных представлений форми-
рует разум и интеллект человека» [Кубрякова 2012: 17]. Сложные слова рассмат-
риваются как особый способ языкового закрепления различных структур знания,
которые появляются в актах познания и оценки человеком окружающего мира.
В статье ставится цель рассмотреть сложные зоонимы английского языка,
семантика которых включает представления о размере. В ходе ее решения, во-
00372).
110
первых, дается представление о когнитивном процессе, определяющем создание
сложных зоонимов, во-вторых, выявляются когнитивные механизмы, модели и
концептуальные характеристики, на основе которых данные единицы создаются.
Полагаем, что формирование сложных зоонимов определяет концептуальная
деривация, в ходе которой происходит объединение исходных концептов, переда-
ваемых компонентами сложных слов, в концептуальные структуры, внутри кото-
рых исходные концепты выступают как согласованные по тем или иным концеп-
туальным характеристикам друг с другом (cм. в [Бабина, Налдеева 2020]). Кон-
цептуальная деривация предполагает осуществление процессов вторичной кон-
цептуализации и вторичной категоризации, при которой происходит субкатегори-
зация, то есть детализация категории через отношения центр / периферия, за счет
определенных когнитивных механизмов и моделей.
В ходе исследования было выявлено, что представления о размере переда-
ются сложными зоонимами, первым компонентом которых являются наимено-
вания других животных, имена мифических и библейских героев, наименования
титулов. Когнитивный механизм «концептуальная метафора» определяет фор-
мирование семантики рассматриваемых единиц, метафорическое проецирование
осуществляется по нескольким моделям. ANIMAL – ANIMAL:
– ‘size’: eagle owl “a very large owl with ear tufts and a deep hoot” [COED 2006:
449], животные сравниваются по размеру; elephant bird “an aepyornis or related
extinct giant bird” [COED 2006: 462], отмечается большой размер птицы, достаточ-
ный, чтобы схватить слона; kit fox “a small nocturnal fox found in the south-western
US” [COED 2006: 786], первый элемент является аббревиатурой от kitten;
– ‘size’, ‘external similarity’: eagle ray “a large ray with long pointed pectoral
fins, a long tail, an a distinct head” [COED 2006: 449], отмечаются размер и внешнее
сходство с птицей; elephant seal “a large seal that breeds on the west coast of North
America and around Antaetia, the male of which has a very thick neck and an inflatable
snout” [COED 2006: 463], указываются размер и наличие носа, напоминающего
хобот слона; mouse hare “small short-eared burrowing mammal of rocky uplands of
Asia and western North America” [https://www.definitions.net], помимо размера,
наблюдается внешнее сходство животного с грызунами;
– ‘size’, ‘behavior peculiarities’: squirrel monkey “a small South American
monkey with a non-prehensile tail, typically moving through trees by leaping” [COED
2006: 1402], отмечается, что обезьянка маленькая и древесная;
– ‘size’, ‘external similarity’, ‘behavior peculiarities’: mousebird “a small
gregorous African bird with drab plumage, a crest, and a long tail” [COED 2006: 934],
указываются поведение, сходное с поведением млекопитающих, особенности
строения ног; mouse deer “any small timid ruminant artiodactyl mammal of the genera
Tragulus and Hyemoschus, of S and SE Asia: family Tragulidae. They resemble rodents,
and the males have long tusklike upper canines” [https://www.collinsdictionary.com],
олени внешне напоминают грызунов, в том числе из-за своего размера; leopard
seal “a large grey Antarctic seal which has leopard-like spots and preys on penguins and
other seals” [COED 2006: 816], тюлень получает название из-за пятнистой шкуры,
а также хищного поведения.
Рассмотренные примеры свидетельствуют о том, что представления о раз-
мере животного, как большом, так и маленьком, могут передаваться за счет срав-
111
нения животного с другим животным. При этом в фокус попадает не только ин-
формация о размере животного, с которым осуществляется сравнение, но и ин-
формация об особенностях строения и/или поведения животного, сравниваются
и другие физические параметры животных.
ANIMAL – MYTHICAL CREATURE/BIBLICAL (FAIRYTALE) CHARACTER:
– ‘size - length, weight, strength’: giant squid “a deep-sea squid which is the
largest known invertebrate, reaching a length of 18 m or more” [COED 2006: 599],
сравнение осуществляется с персонажем сказок, высоким, сильным, жестоким
существом, напоминающим человека; Goliath beetle “a very large tropical Вbeetle,
the male of which has a forked horn on the head” [COED 2006: 612], животное по-
лучило название из-за сравнения с библейским героем по размеру, объему и весу;
Goliath frog “a giant frog of West Central Africa” [COED 2006: 612], как и в преды-
дущем случае при сравнении учитывается размер; Hercules beetle “a very large
tropical American rhinoceros beetle, the male of which has two long curved horns
extending from the head and one from the thorax” [COED 2006: 666], животное срав-
нивается с Геркулесом по таким характеристикам, как размер, сила, длина.
Проанализированные примеры свидетельствуют, что метафорическое про-
ецирование также осуществляется по ряду характеристик, которые поддаются
измерению. Вместе с тем следует отметить, что при осмыслении названий жи-
вотных, одним из компонентов которых служит название другого животного, до-
статочно обыденных знаний о тех животных, с которыми осуществляется срав-
нение. Осмысление же названий животных, одним из компонентов которых яв-
ляется имя собственное, требует привлечения особых фоновых знаний, связан-
ных с культурными текстами.
ANIMAL – HUMAN BEING:
– ‘size’: emperor moth “a large moth of the silk moth family, with eyespots on all
four wings” [COED 2006: 467], при сравнении учитывается размер бабочки, это
самая большая бабочка Европы (в русском языке бабочка называется большой
ночной павлиний глаз из-за 4 круглых пятен, напоминающих глаз, находящихся
на крыльях); emperor penguin “the largest kind of penguin, which breeds in the
Antarctic and has a yellow patch on each side of the head [COED 2006: 467], пингвинов
называют императорскими из за их размера, так как их рост достигает 120 см.
Интересно отметить, в случае со сложными зоонимами, включающими в ка-
честве одного из компонентов слово emperor, метафорическое проецирование
может осуществляться не только на основе характеристики ‘size’, но и на основе
характеристики ‘colour’. Например, emperor angelfish “Pomacanthus imperator
(family Pomacanthidae), which has a striking colour pattern dominated by blue and
yellow stripes” [https://www.lexico.com], при сравнении фокусируется информа-
ция об окраске рыбы, в которой преобладает синий цвет, считающийся цветом
императорской или королевской особы.
Другую многочисленную группу примеров составляют слова, одним из ком-
понентов которых является слово king.
– ‘size’: king cobra “a brownish cobra native to the Indian subcontinent, the larg-
est of all venomous snakes” [COED 2006: 784]; king crab “a large spider crab of Eu-
rope [https://mnemonicdictionary.com]; kingfish “a large sea fish, valued for food or
sport” [COED 2006: 784]; king prawn “a large edible prawn” [COED 2006: 784]; king
penguin “a large penguin native to Antarctic islands as well as the Falklands and other
112
subantarctic islands” [https://www.lexico.com].
Вместе с тем, как и в случае с примерами, одним из компонентов которых
является слово emperor, встречаются примеры, в которых учитываются и другие
характеристики. Так, в сложном зоониме kingbird “a large American tyrant
flycatcher, typically with a grey head and back and yellowish or white underparts”
[COED 2006: 784], принимается во внимание не только размер, но и характери-
стика ‘behavior peculiarities’, поскольку птица нападает на других, больших по
размеру птиц.
Данные примеры отличаются тем, что метафорическое проецирование осу-
ществляется не только по модели ANIMAL – HUMAN BEING, но и по модели
PHYSICAL – SOCIAL. Представление о социальной характеристике, а именно о
могуществе власти, осмысляется как физическое свойство. При этом отмечается,
что император могущественнее короля, поскольку пингвинов больших по раз-
меру называют императорскими, а пингвинов, которые чуть меньше по размеру,
называют королевскими. Кроме того, наличие довольно большого количества
примеров, составляющими которых является слово king, в том числе сложного
слова king-sized “of a larger size than the standard; very large” [COED 2006: 784],
позволяет предположить, что формирование семантики рассматриваемых слов
может определяться и другими механизмами, а именно механизмами «фокуси-
рование», «дефокусирование» и «генерализация». Механизм «фокусирование»
обеспечивает в ходе концептуальной деривации помещение в фокус характери-
стики ‘the large size of power’, при этом другие характеристики концепта, репре-
зентируемого существительным king, отходят на задний план за счет механизма
«дефокусирование». При помощи механизма «генерализация» осуществляется
мысленное выделение определенной части характеристики ‘the large size of
power’, ее обобщение до характеристики ‘large (size)’.
Подводя итог, можно сказать, что сложные зоонимы способны передавать
представления о большом или малом размере животного. При их создании ис-
пользуются разные когнитивные механизмы и модели, однако в качестве веду-
щего выступает механизм «концептуальная метафора».
Бабина Л.В., Налдеева Л.Е. Метафтонимия при формировании английских двухкомпо-
нентных зоонимов // Когнитивные исследования языка. 2020. Вып. XLII. С. 96-101.
Кубрякова Е.С. В поисках сущности языка: Когнитивные исследования. М.: Знак, 2012.
COED – Concise Oxford English Dictionary. Oxford: Oxford University Press, 2006.
https://www.definitions.net. (Дата обращения: 26.10.2020).
https://www.collinsdictionary.com. (Дата обращения: 26.10.2020).
https://www.lexico.com. (Дата обращения: 26.10.2020).
Lyudmila V. Babina (Tambov, Russia)

Derzhavin Tambov State University, Tambov
ludmila-babina@yandex.ru
CONCEPTUALIZATION OF SIZE IN COMPOUND ZOONYMS:

COGNITIVE MECHANISMS AND MODELS
The article deals with conceptualization of size in compound zoonyms. The cognitive mechanisms and
models that determine the creation of English complex zoonyms in the process of conceptual derivation
are described. The characteristics that form the semantics of complex zoonyms are identified.
113
Keywords: English compound zoonyms, conceptual derivation, cognitive mechanisms, metaphorical
cognitive model, conceptual characteristics
О.И. Быкова (Воронеж, Россия)

Воронежский государственный университет
olga.bykowa@rambler.ru
ИНТЕРПРЕТИРУЮЩИЙ ПОТЕНЦИАЛ ОЦЕНОЧНОЙ КАТЕГОРИИ

РЕАЛИЙ В СОЦИОКУЛЬТУРНОМ КОНТЕКСТЕ
В статье рассматриваются когнитивные основания вторичной интерпретации и роли оценива-

ющей функции в национальном языковом сознании. Представленный анализ позволяет вы-
явить интерпретирующий потенциал оценочной категории лексических единиц немецкого
языка в социокультурном контексте политического дискурса.
Ключевые слова: интерпретирующая функция, оценка, коннотация, концепт, метаконцепт, со-
циокультурный контекст, дискурс
Лингвокультурологическая направленность концептологии с позиции ко-

гнитивно-дискурсивного подхода к исследованию ориентирована на выявление
когнитивной природы интерпретативной функции языка. Это заслуживает осо-
бого внимания при исследовании коннотации как одной из универсальных кате-
горий языка, где проявляется глубинная сущность языкового сознания в резуль-
тате корреляции структур языковой интерпретации действительности, в частно-
сти, оценочной интерпретации, и сознания. Н.К. Рябцева отмечает «наличие им-
плицитных смыслов в содержании языковых единиц: пресуппозиций, коннота-
ций, импликаций и др., которые отражают оценочное, модальное, интенциональ-
ное и рефлексивное отношение субъекта к объекту» [Рябцева 2005: 402].
Наибольшим интерпретирующим потенциалом обладают лексические кате-
гории. Их специфика заключается в том, что они:
1) выполняют роль когнитивного контекста;
2) дают возможность устанавливать содержательные межконцептуальные и
межкатегориальные связи между различными предметными областями;
3) на уровне глубинной семантики приобретают функцию вторичной интер-
претации знаний [Болдырев 2019: 304-305].
Интерпретирующий потенциал лексических категорий проявляется на
функциональном уровне. Вторичная интерпретация знаний о мире связана с про-
цессами вторичной концептуализации и вторичной категоризации. Можно гово-
рить о модусном аспекте языковой интерпретации.
Относительно референциальной соотнесенности вербального знака в контек-
сте культуры важно отметить, что познающий мир человек оперирует уже суще-
ствующими вербализованными концептами. В контексте культуры может осу-
ществляться расширение референциальной соотнесенности лексической единицы
за счет актуализации одних и тех же элементов смысла одной и той же концепту-
ально-тематической области. Вторичная концептуализация и вторичная кон-
цептуализация осуществляется в рамках другой системы координат. В качестве
факторов интерпретации содержания, при классификации и оценке того или иного
объекта или события Н.Н. Болдырев предлагает рассматривать метаконцепты:
114
РОЛЬ, СТЕРЕОТИП, ЯЗЫКОВОЙ ОПЫТ, ЦЕННОСТЬ, НОРМА, ПРОСТРАН-
СТВО и ВРЕМЯ как схем структурирования интерпретации содержания дискурса.
«Они фокусируют внимание адресата на наиболее значимых с точки зрения субъ-
екта признаках и границах его собственного опыта, формируя соответствующий
социокультурный контекст его интерпретации» [Болдырев 2019: 326].
Проиллюстрируем интерпретирующий потенциал оценочной коннотации
па примере функционирования многозначной лексемы der Trittbrettfahrer в
немецкоязычном культурном пространстве. В основе переосмысления признака
«человек, совершающий к.-л. действие» лежат фреймовые структуры сценария,
предполагающие последовательность действий: человек поступает таким обра-
зом, поэтому его называют так. Это имена лиц, действия которых могут интер-
претироваться как элементы типизированных сценарий.
(1) Der Trittbrettfahrer, дословно: едущий на подножке общественного
транспорта человек.
В данном случае метаконцепты РОЛЬ, СОЦИАЛЬНЫЙ СТАТУС характе-
ризуют речевое поведение субъекта при актуализации признака микрофрейма
«поведение человека в транспорте» в обиходном, повседневном дискурсе.
(2) Der Trittbrettfahrer, jmd., der an Unternehmungen anderer Anteil hat, da-
von zu profitieren versucht, ohne etw. dafür zu tun [DUW 1996: 1562]; der Nutznießer
ohne Entgegenleistung [Küpper 1993: 849], человек, извлекающий выгоду из общего
дела (общих идей), не прикладывая собственных усилий.
Вторичная интерпретация осуществляется при репрезентации признаков
микрофрейма «извлекать выгоду», «без оплаты проезда» в результате действия
когнитивного механизма метафоризации на основании признака «поведение в
общественной жизни».
(3) Der Trittbrettfahrer, der Nichtgewerkschaftsmitglied, der bei Tarifverein-
barungen dieselben genießt wie die organisierten Arbeitnehmer [Küpper 1993: 849],
не член профсоюза, пользующийся в договорах о тарифах оплаты труда наравне
с членами профсоюза теми же преимуществами.
Метаконцепты СОЦАЛЬНЫЙ СТАТУС и ЦЕННОСТЬ формируют и опре-
деляют дискурс субъекта, в данном случае политический дискурс, с точки зрения
его системы ценностных концептов и категорий, т.е. оценочных координат субъ-
екта высказывания. В немецкой лингвокультуре этот вербализованный концепт
функционирует с 1935 г., а с 1955 г. входит в употребление в политическом дис-
курсе и маркирован пейоративной оценкой.
(4) Der Trittbrettfahrer в современном политическом дискурсе, в статье
под названием „Die Trittbrettfahrer“ журнала „Der Spiegel“ мы наблюдаем актуа-
лизацию концепта ПОЛИТИЧЕСКИЙ ДЕЯТЕЛЬ: „ In der Pandemie treiben Minis-
ter und Behörden Projekte voran, die längst abgeschrieben waren. <… >. Sie setzen
auf den starken Staat – in der Wirtschaft, am Arbeitsmarkt und in der Innenpolitik. Sie
sind in gewisser Weise politische Trittbrettfahrer der Corona-Pandemie. Die Frage
ist nur: Kommen die Züge, auf die sie aufgesprungen sind, auch tatsächlich ans Ziel?“
[Der Spiegel 2020: 44]: «Во время пандемии министерства и учреждения продви-
гают проекты, которые давно списаны. Они делают ставку на сильное государ-
ство – в сфере производства, рынка труда и внутренней политики <… > Они яв-
ляются определенным образом политическими деятелями, извлекающими соб-
115
ственную выгоду из эпидемии коронавируса. Вопрос состоит только в том: При-
будут ли поезда, на которые они (на ходу) запрыгнули, действительно к цели?»
(перевод мой – О.Б.).
В основе переосмысления лежит когнитивный механизм концептуальной
интеграции, не сводимый к сумме значений интегрируемых единиц: «человек
определенного рода деятельности» и «политика». Признак микрофрейма «поли-
тический деятель» актуализирует новый смысл реалии в современном политиче-
ском дискурсе.
Результаты проведенного нами анализа, учитывающего основные посту-
латы когнитивной лингвистики, позволяют сделать следующие выводы:
1. Вторичная интерпретация знаний и представлений лингвокультурной
общности на основании действия когнитивных механизмов метафоризации и ко-
гнитивной интеграции дает возможность выявить глубинные структуры нацио-
нального языкового сознания в процессе порождения новых смыслов коннота-
тивно маркированных реалий меняющегося мира.
2. Оценочная коннотация смыслообразующих лексических единиц интен-
ционально обусловлена определенной дискурсивной заданностью их функцио-
нирования в социокультурном контексте под влиянием различных факторов, в
том числе и внеязыкового характера.
3. Интерпретирующий характер оценочной категории реалий является отра-
жением схем структурирования интерпретации содержания дискурса в рамках
определенной системы координат, характеризующих языковое поведение пред-
ставителя культуры.
Болдырев Н.Н. Язык и система знаний. Когнитивная теория языка. М.: Изд. Дом ЯСК, 2019.
Рябцева Н.К. Язык и естественный интеллект / РАН. Ин-т языкознания. М.: Academia, 2005.
Der Spiegel. 2020. Nr. 21 / 16.5. S. 44.
DUW – Duden Deutsches Universalwörterbuch A-Z / hrsg. und bearb. vom Wissenschaftlichen
Rat und den Mitarbeitern der Dudenredaktion. 3. Aufl. Mannheim: Dudenverlag, 1996.
Küpper H. Pons-Wörterbuch der deutschen Umgangssprache. 1. Aufl., Nachdr. Stuttgart; Dres-
den: Klett, Verlag für Wissen und Bildung, 1993.
Olga I. Bykova (Voronezh, Russia)

Voronezh State University
INTERPRETING POTENTIAL OF THE EVALUATIVE CATEGORY

OF REALITIES IN A SOCIOCULTURALCONTEXT
The article examines the cognitive foundations of the secondary interpretation and the role of the
evaluating function in the national linguistic consciousness. The presented analysis reveals the inter-
pretive potential of the evaluative category of lexical units of the German language in the sociocul-
tural context of political discourse.
Keywords: interpreting function, assessment, connotation, concept, meta-concept, socio-cultural con-
text, discourse
116
А.В. Верещагина (Москва, Россия)
linaanghelina@mail.ru
ВЕРБАЛИЗАЦИЯ МНОЖЕСТВЕННЫХ ЯЗЫКОВЫХ КАРТИН МИРА

ГРЕЧЕСКИХ АВТОРОВ (НА МАТЕРИАЛЕ ЛЕКСИКИ,
ОБРАЗОВАННОЙ ОТ ЦВЕТООБОЗНАЧЕНИЙ БЕЛОЕ / ЧЕРНОЕ)
Исследование посвящено сравнению древнегреческой и новогреческой языковой картины

мира, а также языковых картин мира различных греческих авторов. Материалом исследования
являются лексемы, образованные от цветообозначений белое / черное в греческом языке в диа-
хроническом разрезе. Удалось проследить изменения в вербальном выражении цветообозна-
чений белое / черное в греческом языке.
Ключевые слова: языковая картина мира, белое / черное, древнегреческий язык, новогреческий
язык, диахрония
Цветообозначения относятся к ключевым понятиям языковой картины мира

не только греческого, но и других языков мира. Неслучайно, исследованию цве-
тообозначений посвящены труды многих ученых [Аникеева 2018; Кулакова, Па-
ленова, Лю 2017; Матасова, Уфимцева 2019; Солопов 2016; Талапина 2014; Щи-
това, Щитов, Хуа 2018], в том числе в большинстве случаев в сравнительном ас-
пекте. Исследуются также непосредственно понятия белое / черное [Аджапарова
2018; Гончарова 2017; Зеремская, Солодовникова 2019; Талапина 2008]. Верба-
лизация цветообозначений разрабатывалась и на материале греческого языка
[Норманская 2016; Садыкова 1975; Durbeck 1977].
В настоящем исследовании проводится сравнительный анализ греческой
лексики, образованной от цветообозначений белое / черное в диахроническом
аспекте и у различных древнегреческих авторов, особенно с точки зрения дери-
вационного потенциала. Материалом данной работы послужил материал основ-
ных словарей греческого языка [Дворецкий 1958; Хориков, Малев 1993].
I. В древнегреческом языке зафиксировано 4 лексемы для обозначения бе-
лого / черного, причем одна для обозначения белого цвета и 3 – черного.
1. От λευκός «светлый, белый» в древнегреческом языке зафиксировано 86
производных. Причем 45 слов – сложные слова, среди которых больше всего
прилагательных (29 из 35). Ср.: λευκώλενος «с белыми локтями, белорукий» (Го-
мер); λευκέρυθρος «красный с белым или светло-красный, румяный» (Аристо-
тель); λευκοστεφής «обвитый белой шерстью» (Эсхил). Среди сложных суще-
ствительных можно выделить имена собственные (7 из 39), среди которых па-
троним Λευκιππίδες «Левкиппиды, дочери Левкиппа» (Еврипид), антропоним
Λεύκιππος «Левкипп (греческий философ)» (Аристотель, Диоген Лаэртский),
теоним – Λευκοθέα «Левкотея, «Белая Богиня» (культовое имя Ино), название
ветра – Λευκόνοτος «левконот, белый нот (южный ветер)» (Аристотель). Слож-
ные нарицательные имена существительные (6 из 15) включают, в том числе фи-
тонимы (λευκόφυλλος «левкофилл, белолист (растение)» (Аристотель, Плутарх)),
зоонимы – (λευκερωδιός «белая цапля» (Аристотель)). Из 7 глаголов – 3 глагола
являются сложными. См.: λευκανθίζω «быть покрытым белым, быть побелен-
ным» (Геродот, Бабрий) и λευκογραφέω «рисовать на белом фоне» (Аристотель)).
117
2. Среди древнегреческих лексем для обозначения черного цвета самая про-
дуктивная – μέλας «черный», от которой образовано 91 производное слово. В
данном случае представлен наибольший процент сложных слов – 74 лексемы.
Самую многочисленную группу составляют сложные прилагательные (57 из 58):
μελαμβαθής «чернеющий своей глубиной» (Эсхил, Еврипид); μελανοκάρδιος «с
черным сердцем, страшный» (Аристофан); μελανόμματος «черноокий» (Платон,
Аристотель); μελανόστολος «одетый в черное» (Плутарх). Сложных существи-
тельных 14 из 36. Среди них этноним Μελάγχλαινοι «меланхлены, «одетые в чер-
ное (скифское племя)» (Геродот), антропоним – Μελανώπη «Меланопа, мать Го-
мера» (Лукиан), зооним μελαγκόρυφος «черноголовка, птица» (Аристофан, Ари-
стотель), μελάγχειμα (μελάγχιμα) «проталины, досл. черная земля» (Ксенофонт)).
Сложных глаголов 3 из 8. Ср.: μελανειμονέω «быть одетым в черное» (Аристо-
тель, Плутарх) и μελανέω «становиться черным».
3. Согласно данным словарей, лексемы κελαινός «черный» и ἐρεμνός «чер-
ный» являются малоупотребительными в древнегреческом языке. Слово κελαινός
«черный» послужило основой для образования лишь 14 слов, из которых 10 –
сложные прилагательные (например, κελαινοφαής «темноблещущий, непрогляд-
ный» (Аристофан); κελαινόφρων «питающий черные замыслы, преступный» (Эс-
хил); κελαινοχρώς «чернокожий, черный; κελαινώπης «мрачный, злобный» (Со-
фокл); κελαινώψ «смуглолицый» (Пиндар)). Прилагательное ἐρεμνός «темный,
черный» не дало деривационной активности в древнегреческом языке. По-
скольку отмечается низкий деривационный потенциал данных малоупотреби-
тельных лексем, связанных с обозначением черного цвета, поэтому логично, что
они не присутствуют в новогреческом языке.
II. В новогреческом языке, наряду с λευκός «светлый, белый», появляется
разговорный вариант άσπρος «белый», который, вероятно, вытеснит λευκός в бу-
дущем.
1. От λευκός в новогреческом языке зафиксировано 68 лексем. Среди них
сложных слов – 34 лексемы. Среди них больше всего существительных-терми-
нов (15), в том числе фитонимы и зоонимы (λευκάκανθα «боярышник»,
λευκάνθεμον «нивяник обыкновенный», λευκογαλή и λευκοϊκτίς «белый горно-
стай», λευκοδερμία «лейкодермия», λευκόχρυσος «платина»), а также прилага-
тельных 8 из 17 (λευκοβαφής «окрашенный в белый цвет», λευκωματούχος «со-
держащий белок», λευκόφαιος «светло-серый», λευκοφόρος «одетый в белое»).
Сложных глаголов лишь 2 из 6. См.: λευχειμονώ «быть одетым в белое» и
λευκοφορώ «быть одетым в белое».
2. Лексема άσπρος «белый, светлый» дает в новогреческом языке 43 дери-
вата. Следует отметить, что 35 лексем – сложные слова. Так, 17 из 19 прилага-
тельных являются сложными (ασπρομάλλης «седой, седовласый». ασπροκόκκινος
«розовый», ασπροντυμένος «одетый в белое»). Имена составляют большую часть
дериватов, а сложных глаголов всего 5 из 6 (например, ασπροντύνομαι «одевать в
белое» и ασπρογαλιάζω «быть голубовато-белого цвета»).
3. Что касается «черного цвета», то из существовавших в древнегреческом
языке лексем в новогреческом языке остается только μέλας и ее вариант μελανός
«черный, темный». Лексемы μέλας и μελανός «черный» в новогреческом послу-
жили образованию 44 производных. Среди всех производных – сложных слов –
118
22 лексемы, их которых 10 прилагательные (из 13) (μελανόμαυρος «очень чер-
ный», μελανόμορφος «темнолицый; смуглый»), 9 существительные (из 26) (фито-
ним μελάμπυρον «плевел опьяняющий, зооним μελάνουρος «меланури (рыба)»,
μελαγχολία «меланхолия, уныние»; μελάγχρωμα «смуглость, потемнение кожи»,
μελαχρ(ο)ινούλα «брюнеточка»), 3 глагола из 5 (μελαγχολώ «впадать в меланхо-
лию, грустить», μελανηφορώ «уст. быть одетым в черное; носить траур»).
4. В новогреческом языке появляется новая лексема для обозначения чер-
ного цвета широкого употребления – μαύρος «черный», которая дает в новогре-
ческом языке 61 производную.
Следует отметить, что в древнегреческом языке эта лексема μαῦρος обозна-
чала «мавра», также зафиксирован глагол μαυρόω «затемнять, затмевать, омра-
чать» (и его вариант ἀμαυρόω), прилагательное ἀμαυρός «темный, затуманен-
ный» и еще несколько производных.
Среди всех дериватов в новогреческом языке – сложные слова – 42 лексемы.
Среди них – имена собственные (топонимы и этнонимы (5)) – Μαυροβούνιος «жи-
тель Черногории», Μαυροβούνιο «Черногория», Μαυροβουνιώτισσα «жительница
Черногории», 17 нарицательных существительных (из 30), в том числе фитонимы
(6) – μαυραγάνι «пшеница (один из сортов)»; μαυροκερασιά «дикая черешня (де-
рево)», зоонимы (3) – μαυροπούλι «скворец»; μαυρόκοττα «лысуха (птица)» и пр. –
μαυροπίναξ «классная доска». Так, 15 из 18 прилагательных – сложные
(μαυροφόρος «одетый в черное; носящий траур»; μαυροθαλασσίτικος «черномор-
ский»; μαυροκίτρινος «мертвенно-бледный (о лице)»), а кроме того, 3 глагола (из
8) – μαυροφορώ «одевать в черное, в траур; приносить горе; быть одетым в черное,
носить траур», μαυρολογώ «чернеть, становиться черным»; μαυροφέρνω «казаться
черным».
Таким образом, удалось проследить, что языковая картина мира в греческом
языке меняется. Кроме того, можно выделить множественность языковых картин
мира греческих авторов. Происходит переориентация цветообозначений белое /
черное в греческом языке с сохранением вариативности, несмотря на исчезнове-
ние отдельных лексем.
Аджапарова М.Д. Белый и черный цвета при описании человека в казахском языке в
сравнении с английским и русским языками // Вестник Кемеровского гос. ун-та. 2018. № 1
(73). С. 160-167.
Аникеева Т.Р. Функционирование прилагательных цветообозначения в английской слен-
говой лексике // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2018. № 7/1 (85). С. 93-97.
Гончарова К.Д. Полисемия колоронимов «Белый» и «Черный» в английском, немецком,
русском и украинском языках // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2017. №
8/1 (74). С. 69-73.
Дворецкий И.Х. Древнегреческо-русский словарь. М., 1958.
Зеремская Ю.А., Солодовникова О.В. Эволюция дихотомии «Черный-белый» в нацио-
нальной специфике цветообозначения // Филологические науки. Вопросы теории и практики.
2019. Т. 12. Вып. 6. С. 219-222.
Кулакова Н.А., Паленова Т.П., Лю Хвей Фразеологические обороты с цветовым компо-
нентом (используемые в мокшанском, русском и китайских языках) // Мир науки, культуры,
образования. 2017. № 4 (65). С. 251-256.
Матасова О.В., Уфимцева О.А. Лексико-семантическая группа цветообозначений в со-
временных германских языках // Известия Саратовского университета. Серия: филология.
119
Журналистика. 2019. № 3. С. 293-297.
Норманская Ю.В. Цветообозначения в древнегреческом языке // Наименование цвета в
индоевропейских языках: Системный и исторический анализ. М.: ЛЕНАНД, 2016. С. 54-65.
Садыкова Н.К. Цветообозначения у Гомера. М., 1975.
Солопов А.И. Цветообозначения в латинском языке // Наименование цвета в индоевро-
пейских языках: Системный и исторический анализ. М.: ЛЕНАНД, 2016. С. 66-76.
Талапина М.Б. Лексико-семантическое варьирование прилагательных белый / черный,
white / black как способ концептуализации фрагмента лингвоцветовой картины мира // Изве-
стия Российского гос. пед. ун-та им. А.И. Герцена. 2008. № 74/1. С. 474-478.
Хориков И.П., Малев М.Г. Новогреческо-русский словарь. М., 1993.
Щитова О.Г., Щитов А.Г., Хуа Кай. Когнитивное моделирование цветообозначения в
русском и китайском языках // Вестник Томского гос. пед. ун-та. 2018. № 6 (195). С. 81-87.
Durbeck H. Zur Charakteristik der Griechischen Farbenzeichnungen. Bonn, 1977.
Anguelina V. Vereschagina (Moscow, Russia)

VERBALIZATION OF MULTIPLE LANGUAGE PICTURES OF THE WORLD

BY GREEK AUTHORS
(Based on the vocabulary formed from the color terms white / black)
This study is devoted to comparing the ancient and modern Greek language picture of the world, as
well as language pictures of world of various Greek authors. The material of the research is lexemes
formed from the color designations white / black in the Greek language in the diachronic section. It was
possible to trace changes in the verbal expression of the color designations white / black in Greek.
Keywords: language picture of the world, white / black, ancient Greek, Modern Greek, diachrony
Т.М. Воронина (Екатеринбург, Россия)

tmv313@yandex.ru
МЕХАНИЗМЫ И ДИНАМИКА КОСВЕННОЙ НОМИНАЦИИ

РЕЧЕВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Статья посвящена анализу семантики лексических единиц, репрезентирующих речевое воз-

действие, на материале противопоставленных синонимических рядов со значением похвалы /
критики. Рассмотрены вопросы о том, каковы границы расширения синонимического ряда,
каковы механизмы и возможности концептуализации речевого воздействия средствами кос-
венной номинации.
Ключевые слова: лексика со значением речевого воздействия, косвенная номинация, сино-
нимы, антонимы, идеографический словарь
Современная языковая ситуация в России характеризуется тенденциями и

явлениями различного характера. В частности, одной из таких тенденций может
быть названо расширение возможностей синонимических замен, которое иссле-
дователи связывают «с появлением новых номинаций, с актуальной для наших
дней установкой участников массовой коммуникации на обновление языка, с
максимальной вариативностью речевого ряда, с минимальными ограничениями
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ (проект № 19-012-00458
«Отношения тождества и противоположности: интеграция ментальных пространств в лекси-

кографическом, структурно-семантическом и когнитивно-дискурсивном освещении»).
120
со стороны стилистической нормы (раскрепощенность современной речи, мас-
сированное продвижение субстандартной лексики во все типы текстов, экспан-
сия заимствований» [Черняк 2007: 43]. Эта тенденция может быть рассмотрена и
в когнитивном аспекте. Нельзя не согласиться с тем, что «сам факт существова-
ния в словарном составе языка множества номинаций одного и того же объекта
– это показатель существенности, выделенности, выдвижения данной категории
для той или иной нации, показатель релевантности стоящих за ней концептов»
[Бабенко 2005: 13]. Кроме того, существуют и собственно языковые закономер-
ности, обусловливающие активное пополнение синонимических рядов. Эти за-
кономерности, в частности вопросы о том, каковы механизмы непрямой номина-
ции в рамках синонимического ряда, каковы границы расширения синонимиче-
ского ряда, существуют ли они вообще и насколько возможно предсказать появ-
ление новых членов ряда, и стали предметом нашего рассмотрения.
Одним из отмеченных синонимическими отношениями фрагментов кар-
тины мира является сфера речевой деятельности. Так, в «Словаре-тезаурусе си-
нонимов русской речи» [2007] в данной сфере отмечено более 70 синонимиче-
ских рядов, примерно треть из них имеют в своем составе более чем 10 слов.
Рассмотрим в качестве примера синонимический ряд с доминантой КРИТИКО-
ВАТЬ (45 слов): КРИТИКОВАТЬ, бичевать, бранить / выбранить, клеймить,
клясть, осуждать / осудить, ругать, неодобр. критиканствовать, книжн. порицать,
разг. выговаривать, разг., сов. выругать, разг. греть / взгреть, разг. громить / раз-
громить, разг. грызть, разг. журить, разг. жучить, разг. обругивать / обругать,
разг. отчитывать / отчитать, разг. песочить / пропесочить, разг. пилить, разг. по-
ругивать, разг. пробирать / пробрать, разг. продергивать / продернуть, разг. про-
рабатывать / проработать, разг. протаскивать / протащить и др. Большое количе-
ство единиц синонимического ряда обусловлено, во-первых, значимостью соот-
ветствующего концепта для русского сознания (для сравнения: противопостав-
ленный данному синонимический ряд с доминантой ХВАЛИТЬ имеет в своем
составе 14 глаголов). Во-вторых, рассматриваемый ряд ярко демонстрирует тен-
денцию к обновлению лексических средств за счет маркированных единиц (раз-
говорных, разговорно-сниженных, жаргонных). Отметим, что большинство гла-
голов входят в ряд КРИТИКОВАТЬ во вторичных значениях, что является ре-
зультатом синонимической иррадиации. Термин «синонимическая иррадиация»
(или, по-другому, «синонимическая аналогия», «синонимическая деривация»)
поясняется в [Апресян 1995: 225-226] со ссылкой на С. Креша: «Слово X со зна-
чением A развивает значение B. Аналогичным образом слово Y, тоже имеющее
значение A и являющееся синонимом X, развивает значение B». В данном случае
значение ‘критиковать’ в качестве вторичного развивают глаголы следующих
лексико-семантических групп: нанесения удара (бичевать, взгреть, взбучить,
вздрючить), обработки (клеймить, прорабатывать, отделывать, утюжить),
физического отрицательного воздействия на объект (громить, пробирать, про-
хватывать, разносить, пушить, шерстить), перемещения и помещения объ-
екта (протягивать, продергивать, протаскивать, строить).
Однако анализ показывает, что не любой глагол, входящий в состав назван-
ных лексико-семантических групп, может получить вторичное значение ‘крити-
ковать, ругать’. Например, возможно (хотя не всегда отмечается словарями) та-
121
кое значение для глаголов нанесения удара задать, оттрепать, вздуть, нада-
вать, накостылять и т. п. (Да, задаст шеф X-у, когда прочитает его статью),
а в отношении глаголов типа дубасить, колошматить, мутузить, тыкать, то-
пать, грохать и т.п. такой перенос затруднен; видимо, ему препятствует наличие
семы конкретного способа или орудия действия (хотя и эти семы могут в контек-
сте нейтрализоваться: Тяжело ему приходится: колошматят в газетах и справа,
и слева). Возможно значение ‘критиковать’ для глаголов отрицательного воздей-
ствия на объект налететь, заесть, накидываться, нападать, обрушиваться, за-
клевать, загрызть (Что ты накинулся на него с замечаниями?); думается, этому
способствует актуализация пространственной образной схемы «сверху вниз»,
поскольку глаголы ряда КРИТИКОВАТЬ являются социально асимметричными;
невозможно значение ‘критиковать’ для глаголов поджигать, глушить, просту-
жать и т.п. Аналогично двум вышеназванным группам ведут себя глаголы об-
работки: переходу их в группу речевого воздействия способствуют отсутствие
конкретных сем (прорабатывать, отделывать, разделывать) или реализация
пространственной схемы «сверху вниз» (утюжить, клеймить, строгать, шли-
фовать; ср.: Здорово его отшлифовали на собрании); ср. невозможность исполь-
зования в значении речевого воздействия глаголов типа дезинфицировать, раз-
гребать и т.п. Глаголы перемещения, ориентированного относительно промежу-
точного пункта, протягивать, продергивать, протаскивать развивают вторич-
ное значение отрицательного речевого воздействия за счет наличия в их семан-
тике компонента ‘волоком, таща, задевая за что-л., повреждая’.
Интересно, что в состав синонимического ряда с доминантой ХВАЛИТЬ сло-
вари не включают лексем, в основных значениях относящихся к группе положи-
тельного физического воздействия. Однако можно отметить довольно активное
использование в последнее время, прежде всего в устной и Интернет-коммуника-
ции, в такой функции лексемы поглаживание (также реализующей схему «сверху
вниз»), первоначально функционировавшей в рамках психологического дискурса,
ср. примеры из русскоязычных Интернет-корпусов Aranea Web Corpora Project
(http://aranea.juls.savba.sk/): В то же время научный работник может пребывать
в прекрасном моральном и физическом состоянии, получая лишь одно «поглажи-
вание» в год от уважаемого им коллеги (2013-04-06, http://nkozlov.ru/library/
psychology/d1966/); Сегодня же легкие социальные «поглаживания» в соцсетях
(«Молодчина, книжку написал!») подталкивают многих дебютантов, скажем
так, к недостаточному напряжению в выделке текста (2019-02-10, https://www.
znak.com/2017-02-15/kak_stat_uspeshnym_pisatelem_in-strukciya_ot_kritika_otkryv-
shego_alekseya_ivanova); В ответ на психологическое поглаживание – например,
комплимент или подчеркивание какого-то достоинства, – человек из благодарно-
сти постарается вернуть должок тем же способом (2013-04-07, http://akazak.ru/
mytv/moi-knigi-izdannye/prosvetlyayushhaya-kniga/569-xo-chesh-zhit-v-soglasii-sog-
lashajsya.html). Это позволяет говорить о том, что законы иррадиации действуют
как в сфере синонимии, так и в рамках целостного синонимико-антонимического
комплекса (о синонимико-антонимических комплексах см., например, в [Бабенко
2020]).
Отметим также, что в значении ‘критиковать’ практически без ограничений
могут выступать глаголы синонимических рядов, по семантике связанных с рас-
сматриваемым метонимически. Так, это значение могут приобретать все глаголы
122
ряда ОСУЖДАТЬ из сферы «Эмоции»: ‘выражать неодобрение, считать кого-л.,
что-л. дурным’ – путем специализации способа выражения неодобрения (ср.: В
душе я осуждал этот поступок. – Он не задал ни одного вопроса, не одобрил и
не осудил доклад Крымова. – В. Гроссман; НКРЯ: ruscorpora.ru); аналогичная си-
туация наблюдается со специализацией значения глагола ОДОБРЯТЬ ‘хвалить’.
Все глаголы ряда РУГАТЬ ‘словесно выражать недовольство, используя грубые,
бранные слова’: ругать, бранить, клясть, кричать, обругивать, поноси́ть, ко-
стерить, костить, материть, припечатывать, хулить, честить, крыть, обкла-
дывать, чистить, чихвостить и др. могут реализовать значение критики, наобо-
рот, путем снятия специализации способа речевого действия (ср.: Бочкова тот-
час начала бранить Маслову и называть каторжной. – Л. Толстой. – Поначалу
он высмеивал своих сотрудников, бранил за нечистые опыты. – Д. Гранин;
НКРЯ: ruscorpora.ru).
Таким образом, семантическая иррадиация при косвенной номинации рече-
вого воздействия может осуществляться метафорическим и метонимическим пу-
тями; не только в сфере синонимии, но и в рамках синонимико-антонимического
комплекса; ее направления можно предсказать, если учитывать ограничения,
накладываемые семантикой ряда.
Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т. 1. Лексическая семантика (синонимические средства
языка). 2-е изд., испр. и доп. М.: Языки рус. культуры; Вост. лит. РАН, 1995.
Бабенко Л.Г. Русские синонимы в когнитивном освещении: новый идеографический сло-
варь синонимов // Новая Россия: новые явления в языке и науке о языке: Материалы всерос.
науч. конф., 14-16 апреля 2005, Екатеринбург, Россия / под ред. Л.Г. Бабенко. Екатеринбург:
Изд-во Урал. ун-та, 2005. С. 12-17.
Бабенко Л.Г. Антонимия в контексте синонимии: принципы лексикографического опи-
сания в новом идеографическом словаре // Филологический класс. 2020. Т. 25, № 1. С. 7-17.
DOI: 10.26170/FK20-01-01.
Словарь-тезаурус синонимов русской речи / под ред. Л.Г. Бабенко. М.: АСТ ПРЕСС
КНИГА, 2007.
Черняк В.Д. Системоцентрический vs текстоцентрический подходы к синонимии: эво-
люция интерпретаций // Теоретическая семантика и системная лексикография: эволюция ин-
терпретаций на рубеже веков: Тезисы докл. и сообщ. всерос. науч. конф., посвящ. 80-летию
Э.В. Кузнецовой, 8-9 ноября 2007 г., Екатеринбург, Россия / под ред. Л.Г. Бабенко. Екатерин-
бург: Изд-во Урал. ун-та, 2007. С. 41-43.
Tatyana M. Voronina (Yekaterinburg, Russia)

MECHANISMS AND DYNAMICS OF INDIRECT NOMINATION

OF SPEECH AFFECT IN THE RUSSIAN LANGUAGE
The article analyzes semantics of lexical units representing speech affect, using as the material the
opposite synonymic sets that mean praise / criticism. We considered the questions of what are the
boundaries of the expansion of the synonymic set, what are the mechanisms and capabilities of con-
ceptualizing speech affect by indirect nomination.
Keywords: lexical field of speech affect, indirect nomination, synonyms, antonyms, ideographic dic-
tionary
123
Г.М. Гасымова (Москва, Россия)
gulnara.gasymova@yandex.ru
КОНЦЕПТ РОДИНА В ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ ТУРЕЦКИХ

МИГРАНТОВ ВТОРОГО ПОКОЛЕНИЯ ВО ФРАНЦИИ
В статье проведен анализ языкового представления концепта РОДИНА у турецких мигрантов

второго поколения, проживающих во Франции. Исследование проведено на материале соци-
альных сетей, что позволяет выявить актуальность данного концепта в языковом сознании ту-
рецкой молодежи, а также особенности его репрезентации во французском и турецком языках,
используемых ее представителями в процессе общения.
Ключевые слова: концепт РОДИНА, миграция, турецкие мигранты, социальные сети, язык ми-
грантов
Концепт является связующим звеном важных для человека знаний о мире.

Благодаря системе концептов, отражающих картину мира, человек понимает ре-
альность. Концепт является «ментальной единицей» [Прохоров 2009:18]. Язык и
реальный мир связывает человеческое сознание. С лингвокогнитивной точки зре-
ния, концепт отражает знания и опыт человека и «содержание результатов чело-
веческой деятельности и познания мира в виде неких «квантов» знания» [Кубря-
кова 1997: 90]. Будучи лингвокультурным явлением, концепт представляет собой
«сгусток культуры в сознании человека» [Степанов 2001: 40-41]. Е.С. Кубрякова
«совокупность всех концептов, данных уму человека, их упорядоченное объеди-
нение» называет концептуальной системой, а способность к образованию концеп-
тов считает врожденной функцией человека [Кубрякова 1997: 90]. Часть этой спо-
собности состоит из знания «неких правил образования концептуальных струк-
тур» [Кубрякова 1997: 90], развитие которых зависит от человеческого и языко-
вого опыта.
В настоящее время в условиях глобализации и усиления миграционных про-
цессов возрастает интерес к изучению концептосферы мигрантов и отражению
особенностей их культуры как в титульном, так и в родном языке.
Цель данного исследования – представить краткий анализ языковой репре-
зентации концепта РОДИНА у турецких мигрантов второго поколения, прожи-
вающих во Франции, проведенный на материале социальных сетей.
Для достижения поставленной цели необходимо в первую очередь выявить
лексические единицы, отражающие концепт РОДИНА в языковом сознании ис-
следуемого этноса. Приведем определения понятия родина, данные в турецком
и французском толковых словарях. Турецкое слово vatan (родина) означает bir
halkın üzerinde yaşadığı, kültürünü oluşturduğu toprak parçası ‘участок земли, на
котором люди живут и создают свою культуру’ [TDK Uyumlu Güncel Türkçe
Sözlük: URL]. Турецкая языковая ассоциация определяет vatan (родина) как bir
kimsenin doğup büyüdüğü yer ‘место, где родился и вырос человек’ [Türkçe Sözlük
Ara-Bul: URL]. Во французском словаре Larousse слово patrie (родина) опреде-
ляется как pays où l'on est né ou auquel on appartient comme citoyen, et pour lequel
on a un attachement affectif ‘страна, в которой человек родился или гражданином
которой является, и к которой у него существует эмоциональная привязанность’
[Dictionnaire de français Larousse: URL].
124
О важности понятия родина у турецких мигрантов первого и второго поко-
лений свидетельствуют определенные исторические предпосылки, а также вы-
бор Франции как места миграции. Начиная с 1965 г., после подписания двусто-
роннего соглашения с Францией о найме рабочей силы, многие турки стали уез-
жать туда на заработки. С каждым последующим годом количество приезжаю-
щих увеличивалось. Некоторые турецкие источники предполагают, что в 2020 г.
турецкое население во Франции составляло 1,9 млн человек [Bedir: URL]. В ре-
зультате масштабной миграции турки образовали диаспору, важной задачей ко-
торой является сохранение культурных, национальных ценностей и любви к Ро-
дине и турецкому языку. Кроме того, во Франции существует множество турец-
ких ассоциаций и организаций: La Fédération française des Turcs, Migration et
cultures de Turquie (ELELE), Le comité de coordination des musulmans turcs en
France, Le groupement des Entrepreneurs Franco-Turcs (FATIAD), распространяю-
щих информацию о турецкой миграции и способствующих интеграции турецких
мигрантов во французское общество.
С целью выявления лексических единиц, отражающих концепт РОДИНА,
был привлечен материал, общий объем которого составил 600 комментариев,
примеров переписки и сообщений в популярных социальных сетях Instagram,
Facebook и Twitter. Каждая единица анализа состоит из 3-10 слов. Основными
языками коммуникации турецких мигрантов второго поколения в сети является
турецкий (40%) и французский (60%).
В рамках исследования была создана авторская картотека лексических еди-
ниц, отражающих концепт РОДИНА. Были также выявлены лексемы, выражаю-
щее оценочность по отношению к рассматриваемому понятию.
Представим французские лексемы в порядке убывания частотности их упо-
требления: turc – турок, турчанка (50): Je suis tellement fièr de mes origines et je
suis turс [Twitter, Les Turcs, 2019] ‘Я так горжусь своим происхождением, я ту-
рок’; Turquie – Турция (42): Moi aussi j’ai envie d’aller en Turquie [Instagram, Nous
les Turcs Official, 2020] ‘Я тоже хочу поехать в Турцию’; peuple – народ (29): Un
peuple vraiment incroyable [Twitter, Les Turcs, 2020] ‘Действительно невероятный
народ’; drapeau – флаг (15): Je me sens tellement bien quand je vois le drapeau turc
[Instagram, Nous les Turcs, 2020] ‘Я себя чувствую так хорошо, когда вижу турец-
кий флаг’; patrie – родина (10): Ce drapeau signifie le sang de tous les gens qui se
sont battus pour notre patrie [Instagram, Nous les Turcs, 2020] ‘Этот флаг символи-
зирует кровь всех тех, кто сражался за нашу Родину’; communauté – община (7):
Je compte sur vous ma communauté [Instagram, Nous les Turcs, 2020] ‘Я расчиты-
ваю на вас, моя община’; famille – семья (4): Nous sommes une grande famille
ensemble, ne l’oubliez pas [Instagram, La famille turque, 2019] ‘Вместе мы большая
семья, не забывайте этого’.
Среди турецких лексем можно выделить следующие: türk – турок, турчанка
(47): Ne mutlu türküm diyene [Instagram, Les Turcs, 2019] ‘Я счастлив, что турок’;
vatan – родина (39): Vatan sağolsun, vatan bölünmez [Twitter, Les Turcs, 2020] ‘Да
здравствует Родина, Родина неделима’; Türkiye – Турция (30): Bizim için her yer
Türkiye [Instagram, Nous les Turcs Official, 2019] ‘Для нас любое место – Турция’;
bayrağ – флаг (24): Övünmek gibi olmasin, dünyanin en güzel bayrağina, vatanina
sahibiz [Instagram, Nous les Turcs, 2019] ‘Я не хвастаюсь, но у нас самый красивый
флаг и Родина в мире’; ülke – страна (7): Bizdeki birlik bitmedikçe Allah’in izni ile
125
bu ülkeyi, kimse dize getiremez [Instagram, Les Turcs, 2020] ‘Волей Аллаха никто
не сможет поставить эту страну на колени, пока мы едины’.
Общее количество слов, содержащих оценку, составило 5 единиц, из кото-
рых 2 французские и 3 турецкие. Все лексемы выражают положительную оценку.
Приведем примеры оценочных лексем в порядке убывания их частотности: fièrté
– гордость (40): Je suis fière de ce pays et tout ce qui va aveс [Instagram, Nous les
Turcs, 2019] ‘Я горжусь этой страной и всем, что с ней связано’; plaisir – удо-
вольствие (24): C’est plus qu’un plaisir d’être turc [Instagram, Nous les Turcs, 2020]
‘Быть турком – более чем удовольствие’; gurur – гордость (37): Vatanimiz ile
gurur duyurorum [Instagram, Nous les Turcs, 2020] ‘Я горжусь нашей Родиной’;
mutluluk – счастье (33): Vay arkadaş türk olduğumdan o kadar mutluyum ki Allahim
Yarrabim iyiki türküm [Twitter, Les Turcs, 2019] ‘Вау, друг, я так счастлив, Боже,
что я турок’; özlem – тоска (15): Ben çok özledim Türkiyemi [Instagram, Nous les
Turcs, 2020] ‘Я очень сильно соскучилась по своей Турции’. Частотность упо-
требления данных лексем и их как внеконтекстуально, так и контекстуально по-
ложительная коннотация, свидетельствует о том, что родина может рассматри-
ваться как безусловная ценность для представителей молодых турецких мигран-
тов, проживающих во Франции. Понимание ценности в данном случае может
быть определено как «обобщенный образ значимого для национального сообще-
ства <….> концепта» [Паремиология 2020: 81]. Кроме того, изучаемый концепт
представляет собой пример не только универсального компонента определенной
лингвокультуры, «актуального для существования в глобализованном мире, но и
индивидуально-специфического, позволяющего этносу сохранить свою иден-
тичность» [Нелюбова 2020: 80].
Проведенный анализ показал, что концепт РОДИНА является ключевым и
ценностно значимым в языковом сознании турецкой молодежи во Франции. Оце-
ночные лексемы гордость, счастье, тоска, удовольствие, выражающие положи-
тельную оценку, часто употребляются представителями турецкой молодежи по
отношению к своей Родине, с которой они сохраняют постоянную и неразрыв-
ную связь. Самой частотной лексемой является «турок, турчанка», что наиболее
явно свидетельствует о сильно развитом чувстве патриотизма у мигрантов –
представителей турецкой молодежи.
Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитив-
ных терминов. М.: Филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, 1997.
Нелюбова Н.Ю. Особенности ценностных ориентиров носителей французского и рус-
ского языков и их представление в пословицах (на материале словарей) // Вестник Северного
(Арктического) федерального университета. Серия: гуманитарные и социальные науки. 2020.
№ 5. С. 79-88.
Паремиология без границ: монография / Е.Н. Антонова, М.А. Бредис, Т.Е. Владимирова,
Л.Н. Гишкаева, Е.Е. Иванов, Е.И. Зиновьева, Д.Д. Комова, О.В. Ломакина, А.С. Макарова, В.М.
Мокиенко, Н.Ю. Нелюбова, Е.К. Николаева, Е.И. Селиверстова, Н.Н. Семененко, Ф.Г. Фаткул-
лина, Р.Х. Хайруллина, Ц. Цао; под ред. М.А. Бредиса, О.В. Ломакиной. М.: РУДН, 2020.
Прохоров Ю.Е. В поисках концепта. 2-е изд. М.: Флинта: Наука, 2009.
Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. 2-е изд., испр. и доп. М.: Акаде-
мический проект, 2001.
Bedir A. “Kirli hesaplar”. Haber7. Fransa’da yaşayan 1 milyon dokuz yüz bin Türk. URL:
https://www.haber7.com/yazarlar/ akif-bedir/3009653-kirli-hesaplar. (Дата обращения: 27.12.2020).
126
Современный турецкий словарь при Турецком лингвистическом сообществе. TDK
Uyumlu Güncel Türkçe Sözlük. URL: https://nedirara.com/vatan. (Дата обращения: 04.01.2021).
Турецкий словарь Ara-Bul при языковой ассоциации. Türkçe Sözlük Ara-Bul Dil Dernegi. URL:
http://www. dildernegi.org.tr/TR,274/turkce-sozluk-ara-bul.html. (Дата обращения: 04.01. 2021).
Словарь французского языка Larousse. Dictionnaire de français Larousse. URL: https://
www.larousse.fr/dictionnaires/ francais/patrie/58696. (Дата обращения: 04.01.2021).
Gulnara M. Gasymova (Moscow, Russia)

RUDN University
THE MOTHERLAND CONCEPT IN THE LINGUISTIC CONSCIOUSNESS

OF TURKISH SECOND-GENERATION MIGRANTS IN FRANCE
The article analyzes the linguistic representation of the MOTHERLAND concept of Turkish second
migrants’ generation living in France. The study is carried out on the basis of social networks, which
makes it possible to reveal the relevance of this concept in the linguistic consciousness of Turkish
youth, as well as the features of its reflection in French and Turkish used by its representatives in
communication process.
Keywords: MOTHERLAND concept, migration, Turkish migrants, social networks, language of mi-
grants
Гоу Яньминь (Москва, Россия)

yan04min06@gmail.com
ОТРАЖЕНИЕ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ ДИХОТОМИИ

«СЧАСТЬЕ – НЕСЧАСТЬЕ» В РУССКИХ И КИТАЙСКИХ ПРИМЕТАХ
Статья посвящена рассмотрению концептуальной дихотомии «счастье – несчастье». В каче-

стве репрезентантов рассматриваются китайские и русские приметы. Показана универсаль-
ность когнитивной базы примет.
Ключевые слова: концепт СЧАСТЬЕ, концепт НЕСЧАСТЬЕ, примета
Концептуальная дихотомия «счастье – несчастье» присутствует в жизни лю-

бого народа, вне зависимости от вероисповедания, государственного строя и
других социально-политических условий. Несмотря на абстрактность данных
понятий язык содержит конкретные рекомендации для каждого человека. Паре-
мии «представляют устойчивые интерпретативно-оценочные высказывания, в
которых запечатлен обширный когнитивный опыт народа, объединяющий ре-
зультаты предыдущих этапов когнитивной деятельности – эмпирического позна-
ния окружающего мира и понятийного осмысления полученной информации»
[Кулькова 2012: 61].
Паремиологическое пространство обширно: оно включает пословицы, при-
меты, загадки, скороговорки и др. Приметы – один «из древнейших типов паре-
мий», особое явление в национальной культуре» [Русские… 2008: 74], поэтому
могут помочь при воссоздании макроконцепта ЧЕЛОВЕК.
Цель данной статьи – показать, какие русские и китайские приметы отра-
жают концепты СЧАСТЬЕ и НЕСЧАСТЬЕ.
Концепты СЧАСТЬЕ и НЕСЧАСТЬЕ, несмотря на абстрактность обозначен-
ного ими понятия, антропоцентричны и универсальны: нацеленность на человека
127
как венца мироздания выделяется во всех естественных языках. Желанием жить
счастливо было продиктовано появление в различных лингвокультурах наблюде-
ний, зафиксированных в суеверных приметах.
Различные предметы нередко выступают «когнитивной базой» для фразео-
логических единиц и паремий [Ломакина 2017: 205]. Радуга как явление природы
привлекала внимание людей с древних времен. Согласно Библии, радуга стала
символом окончания Всемирного потопа. Христиане считали радугу знаком Бо-
жьим в небесах и «рассматривали ее как символ надежды», а также «мостом
между обиталищем людей и домов богов», по которому «проходили души умер-
ших в рай в сопровождении своего ангела-хранителя» [Никитина, Рогалева, Ива-
нова 2009: 547].
Материалом для исследования послужили лексикографические источники:
«Большой словарь примет» Т.Г. Никитиной, Е.И. Рогалевой и Н.Н. Ивановой, «Сло-
варь русских суеверий, заклинаний, примет и поверий» Е.А. Грушко, Ю.М Медве-
дева, «Пословицы русского народа» В. И. Даля, «Пословицы и поговорки русского
народа» В.И. Зимина и А.С. Спирина, ୰ᅜ封寔⤎待⅟Ɲ待㵞䈯 / ➃ᨻ୺份.ୖᾏ
㎡ṍ⇡䈯䤥 («Большой словарь китайских пословиц» В. Дуаньчжэна), ➃ᨻ. ಑
寔10000᮲. ୖᾏ: ୖᾏ㎡ṍ⇡䈯䤥 («10000 поговорок» В. Дуанчжэна), ีỌỤ. 㯭
澀㱆封寔. 㯭澀㱆ạ㯸⇡䈯䤥 («Словарь хэйлунцзянских пословиц» Лю Юнцзяна),
⏣ᐙ஬⾜忰憱. Ụ劶䛨⻡㸽⎦ˣ䔗⮝ṻ堳ˤ忰憱⯶享 / ፀඖ♩份. ໭ி:୰⌵ṍⰧ
(«Избранный комментарий пяти земледельческих стихий»), ಑寔⤎待⅟Ɲ㸐䫖㔦
Ḣ份.໭ி㸸ၟ⊈⍗ṍ業 («Большой словарь поговорок» В. Дуаньчжэна).
С радугой носители русского языка связывали суеверные представления. «В
народных толкованиях радуга не просто знак, а некое живое существо, чаще
всего змей» [Белова, Кабакова 2020: 331], поэтому очевидно основание, выяв-
ленное для классификации, – взаимосвязь со сновидениями. Согласно распро-
страненному в народе мнению, «увидеть радугу – это хорошая примета», что
находит подтверждение в трех русских приметах: Радуга снится к счастью, Ра-
дуга снится – к добрым вестям, обещаниям, надеждам; Видеть во сне радугу –
к ложному страху. Таким образом, радуга, увиденная во сне, предвещает счастье
и предупреждает о ложном страхе, т.е. успокаивает человека. Варианты примет
показывают, что добрые вести, обещания, надежды являются видовыми поня-
тиями по отношению к родовому понятию счастье.
В китайской лингвокультуре также распространены приметы, связанные с
радугой [Гоу 2020]. Однако лишь одна примета, связанная с радугой, содержит
негативный прогноз: ḃ噠Ṹ⽐奦噠曏Ə⌾噠⇡㝌⌽Ω⥚ (букв. Радуга с восточ-
ной стороны – к солнечной погоде; с западной – к дождю; с южной – к несча-
стью). В событийной части содержатся названия сторон света, от которых зави-
сит прогноз: структура приметы основывается на знании о солнце, которое дви-
жется с востока на запад. Возникновение радуги с юга не влечет за собой изме-
нения в погоде и предвещает несчастье.
«Зоонимические компоненты в разных языках вмещают часто те качества,
которые являются определяющими для того или иного народа, что говорит об
128
индивидуальности его образного мышления и свидетельствует о сложном ассо-
циативно-психологическом процессе», а наблюдения за повадками и реакцией
животных легли в основу многих русских и китайских примет [Гоу, Коровина
2020: 28]. Рассмотрим, какие животные служат добрым или дурным предзнаме-
нованием в русских и китайских приметах для репрезентации концептуальной
дихотомии «счастье – несчастье».
В русской культуре с образами мыши и крысы связаны многие легенды и по-
верья, в которых этим животным приписываются дьявольские черты. Русская па-
ремиология содержит приметы, которые содержат компоненты, указывающие на
взаимосвязь мыши с дурными предзнаменованиями: 1) указывают на смерть:
Мыши изгрызут одежду (платье) – к смерти, Изгрызут одежду или обувь – к
смерти того человека; 2) указывают на предстоящий голод: Мышь одолевает пе-
ред голодным годом, Мыши развозились, мыши пищат – к голоду, Мышь одоле-
вает – перед голодом; мыши из дому выбираются – перед пожаром, Ранний цвет
гречихи, вой волков стадами, много мышей, либо мышь совьет гнездо во ржи – к
голоду; 3) указывают на болезнь: Если мыши поедят неубранные остатки ужина,
будут у хозяина болеть зубы, Если поедят неубранные остатки ужина, у хозяев
будут болеть зубы, Если мыши поедят неубранные остатки ужина, у хозяина
будут болеть зубы; 4) указывают на бедствие неприродного характера: Тараканы
(или: мыши) из дому ползут – перед пожаром, Мыши из дому бегут – перед по-
жаром, Мышь одолевает – перед голодом; мыши из дому выбираются – перед
пожаром; 5) указывают на несчастье в целом: Если мышь попадет за пазуху, то
быть большой беде, Нетопырь залетает в дом – к беде, Укусит кого-нибудь в
доме – к неприятностям или несчастью, Осмелели, вьют гнезда в доме в явных
местах – хозяев выживают, Одолели крысы – к несчастью, Когда в доме их
(крыс) появилось много, возможно, тварь эту домовой напустил, чтобы выжить
хозяев, Мышь за пазуху попадет – быть беде. Как видно из примеров, в русских
приметах концепт НЕСЧАСТЬЕ представлен рядом согипонимов: смерть, голод,
болезнь, пожар, которые предвещает встреча с мышью / крысой или их действия.
В отличие от русской, в китайской культуре с древних времен мышь наде-
ляли уникальными умственными способностями, смышленостью и находчиво-
стью. Мышь представляет волю злых и добрых духов и является божеством, спо-
собным проходить через небо и землю, считаясь символом достатка, предзнаме-
нуя урожайный год, и плодовитости. Этим можно объяснить появление следую-
щих китайских примет: ⪖Ꮚฟᇛ㸪⅐䥟ḛ族˛ (букв. Мыши покидают город ––
беда у ворот), ᅤሥୖ㔝㰡∐Ἶ㸪୺᭷Ỉ㸪ᚲ฿ᡤ∐⣫㖠㭉˛ (букв. Полевая
мышь перелезает по грязи через межу –– к наводнению, [причем, уровень воды не
превысит тот уровень, на который взобралась мышь).
Несмотря на большое количество в русской и китайской паремиологии при-
мет с зоонимом кошка, лишь немногие репрезентируют концепт СЧАСТЬЕ или
НЕСЧАСТЬЕ. В русской лингвокультуре кошка – одно из самых распространен-
ных домашних животных, которое допускалось в избу и занималось отловом мы-
шей, символ житейской мудрости и хитрости. Связь концепта СЧАСТЬЕ с семей-
ным благополучием указана в приметах: При переходе в новый дом наперед пус-
кают ночевать кошку и петуха; Говорят, кто в новый дом первый ступит, тот
до году умрет, потому и пускают первыми кошку или петуха. Примета Черная
129
кошка перебежала дорогу – пути не будет связана с влиянием европейской тра-
диции на русскую лингвокультуру, поэтому «русская культура гораздо меньше
восприняла представление о связи кошки с дьяволом» [Тимошина 2012: 32].
В китайской культуре образ кошки также носит двойственный характер: это
животное является символом плодородия и долголетия, хранителем достатка, а
также китайцы связывают кошку с миром мертвых и наделяют ее сверхъесте-
ственными возможностями принимать разные обличья и общаться с духами.
Группа примет, указывающих на взаимосвязь кошки со смертью: ⊦᮶䩞⮝Ə䊾
㝌⮳⮝Ə䌒㝌⭄⮝˛ (букв. Свинья приносит в дом бедность, собака – богатство,
кошка – траур), ⊧ඒ᮶㸪⸍溢ⷪ˛ (букв. Кошка с собой приносит траурную
одежду), ⊧ඒ᮶⪖ᐙࠋ (букв. Кошка приносит в дом траур).
Проведенный анализ русских и китайских примет позволил показать, как
отражается дихотомия «счастье-несчастье». Наблюдения за природными явле-
ниями, повадками животных, отраженные в приметах, позволяют предостеречь
от смерти, катаклизмов (пожара, наводнения), болезни, т.е. не сделать человека
несчастным. Примет, предопределяющих счастье, в количественном отношении
меньше, что доказывает предостерегающий потенциал этого паремиологиче-
ского жанра.
Белова О.В., Кабакова Г.И. Радуга // Восточнославянские этиологические сказки и ле-
генды: Энциклопедический словарь / под общ. ред. Г.И. Кабаковой. М.: Неолит, 2019. С. 331.
Гоу Я. Репрезентация концепта «погода» в китайской и русской лингвокультурах (на ма-
териале примет) // Когнитивные исследования языка. 2020. Вып. XLII. С. 112-116.
Гоу Я., Коровина С.Г. Образ собаки в русских и китайских приметах (на лексикографи-
ческом материале) // Вестник Чувашского гос. пед. ун-та им. И.Я. Яковлева. 2020. № 3 (108).
С. 26-37.
Кулькова М.А. Русские и немецкие паремии: когнитивно-дискурсивный подход к изуче-
нию. Казань: Печать-Сервис-XXI век, 2012.
Ломакина О.В. От языкового символа – к символике художественного текста // Известия
высших учебных заведений. Серия: гуманитарные науки. 2017. Т. 8. № 3. С. 205-207.
Никитина Т.Г., Рогалева Е.И., Иванова Н.Н. Радуга. Большой словарь примет: около
15000 единиц. М.: АСТ: Астрель, 2009. С. 547-548.
Русские паремии: новые формы, новые смыслы, новые аспекты изучения: коллективная
монография / науч. ред. проф. Т.Г. Никитина. Псков: ПГПУ, 2008.
Тимошина Н.В. Этнокультурный компонент «кошка» в английской, французской и рус-
ской фразеологии // Актуальные проблемы современной науки: пути и перспективы развития.
М: МГИ им. Е.Р. Дашковой. 2012. С. 29-35.
Gou Yanmin (Moscow, Russia)

RUDN University
REFLECTION OF THE CONCEPTUAL DICHOTOMY “HAPPINESS – UNHAPPINESS”

IN RUSSIAN AND CHINESE SUPERSTITIOUS BELIEFS
The article is devoted to the consideration of the conceptual dichotomy “happiness – unhappiness”.
Chinese and Russian omens are considered as representatives. The universality of the cognitive base
is shown.
Кeywords: concept, HAPPINESS concept UNHAPPINESS, superstitious belief, concept “weather”,
Chinese linguoculture, Russian linguoculture
130
О.А. Гусева (Москва, Россия)
gouseva_olga80@mail.ru
Е.А. Попова (Москва, Россия)
o-genia@yandex.ru
НЕ СМЕШНО!
Статья посвящена исследованию устойчивых словосочетаний с ключевым компонентом, обо-

значающим смех / улыбку в английском и испанском языках. Изучаемые единицы представ-
ляют собой немногочисленный, но яркий и разноплановый пласт выражений с различными
видами ассоциативных связей (метафора, метонимия и др.). Представлена попытка моделиро-
вания стоящих за ними образов, характерных для носителей двух языков.
Ключевые слова: смех, улыбка, устойчивые словосочетания, картина мира
Фразеологическая картина мира представляет огромный интерес с точки зре-

ния когнитивной лингвистики, которая исходит из того, что познавательные ме-
ханизмы и структуры сознания регулярно выражаются в языке. Язык, таким обра-
зом, признается ценным источником сведений о ментальной «инфраструктуре»
человека, средством выявления и объяснения общих аспектов когниции
[Fauconnier 1999: 102; цит. по Скребцова 2011: 22], что особенно ярко проявляется
в устойчивых сочетаниях (фразеологизмах, пословицах, поговорках), поскольку
они отражают многовековой народный опыт как с культурологической, так и с
собственно языковой точки зрения.
Исследование посвящено устойчивым словосочетаниям в английском и ис-
панском языках, в которых ключевым компонентом является лексема, передаю-
щая значение смеха / улыбки (в виде существительного или глагола). В предыду-
щих работах мы уже рассматривали аналогичные сочетания, однако теперь обра-
тим внимание на так называемые «переосмысленные» идиомы (согласно терми-
нологии А.В. Кунина [Кунин 1970]). Общее значение таких единиц в корне отли-
чается от значения ключевого компонента: например, во фразе «смеяться до
упаду» речь идет о смехе и его интенсивности, тогда как в английской идиоме
laugh at the carpet (букв. «смеяться на ковер») значение ушло от буквального (пол-
ностью переосмыслено), и теперь это сочетание означает to vomit («тошнить»).
В английском и испанском языках согласно данным ряда авторитетных сло-
варей, зарегистрировано примерно равное количество устойчивых словосочета-
ний (14 и 10 соответственно) глагольного и номинативного типа, в большей сте-
пени отвечающих нашим критериям отбора.
В целом можно сказать, что семантика данных сочетаний основывается на
таких приемах, как метафора, метонимия, эвфемия, ирония и др. Что касается
передаваемого смысла, то смех может являться основой для описания ситуаций
и поведения человека. Например, в английском языке это такие выражения, как
to have the last laugh (букв. «иметь последний смех») – «в итоге оказаться в вы-
игрышном положении»; to be laughing all the way to the bank (букв. «смеяться всю
дорогу по пути в банк») – «получить выгоду за чей-либо счет»; to laugh (out) of /
on the other side / corner of one’s face / mouth (букв. «смеяться с другой стороны
лица / рта») – «плакать»; «в итоге оказаться в проигрышной позиции» (ср. рус.
131
«наплачешься еще») [The Free Dictionary: URL]. В испанском таких фраз больше:
ande yo caliente, y ríase la gente (букв. «пусть я буду ходить горячим и люди [надо
мной] смеются») – «буду вести себя, как хочу, и чужое мнение меня не интере-
сует» [Iribarren 2005: 302]; guardar (la) risa para la llora (букв. «сохранять смех
для плача») – «предвидеть неудачу» [LAROUSSE: URL]; al freír será el reír (y al
contar / pagar será el llorar) – букв. «когда будешь жарить – настанет время сме-
яться (а когда будешь считать / платить – время плакать)» – «время все расставит
по своим местам»; reírse en la fila (букв. «смеяться в ряду») – «вести себя непо-
добающим образом» – Чили [RAE amer: URL].
Смех также может быть основанием для описания внешности человека и его
характера. Примерами, на наш взгляд, могут служить всего 4 выражения (2 в ан-
глийском и 2 в испанском языке): to wear nothing but a smile (букв. «не иметь на себе
ничего, кроме улыбки») – «быть обнаженным» [LAROUSSE: URL]; laughing boy
(букв. «смеющийся мальчик») – «ворчун», «мрачный тип», «человек c чересчур се-
рьезным видом» [Dictionary of Contemporary Slang: URL]; tentado a / de la risa (букв.
«соблазненный смехом») – «влюбчивый»; «похотливый» [RAE: URL]; boca de risa
(букв. «рот из смеха») – «приветливость, вежливость» [RAE: URL].
Примечательно, что можно выделить и третью группу выражений, в кото-
рых лексемы со значением смеха переосмыслены и направлены на описание
предметов и явлений, а также могут участвовать в формировании научных тер-
минов. В испанском языке всего один пример: el de reír y llorar (букв. «и для
смеха, и для плача») – единственный костюм, обычно у бедняков (ср. рус. «на
все случаи жизни», «и в пир, и в мир, и в добрые люди») – Эль Сальвадор [RAE
amer: URL]. В английском языке таких примеров достаточно много: noise smile
(букв. «улыбка шума»), smile artifact («артефакт-улыбка») – «миграционная
дуга» (сейсм., геофиз.) [Multitran]; liquid laugh (букв. «жидкий смех») – «рвота»;
laughing academy (букв. «смеющаяся академия») – «сумасшедший дом»; laughing
gear (букв. «смеющаяся упряжка») – «рот» [Dictionary of Contemporary Slang:
URL]; laughing / soup / juice / water (букв. «смеющийся суп / сок / смеющаяся
вода»), giggle water / goo (букв. «хихикающая вода / жижа») – «алкоголь»
[Dictionary of Contemporary Slang: URL; Multitran: URL]; giggle bottle (букв. «хи-
хикающая бутылка») – «бутылка алкоголя»; giggle hat (букв. «хихикающая
шляпа») – «панама»; giggle smoke (букв. «хихикающий дым / сорняк») – мариху-
ана [Multitran: URL].
Необходимо подчеркнуть, что в испанском языке, в отличие от английского,
фактически существует лишь один корень со значением смеха / улыбки, в связи с
чем и в переосмысленных сочетаниях, найденных нами в 6 испаноязычных слова-
рях (включая 2 словаря латиноамериканизмов), фигурируют только компоненты
risa («смех») и reír («смеяться»). Анализ устойчивых фраз испанского языка с ис-
следуемым компонентом в целом дает основание говорить о меньшей, по сравне-
нию с английским языком, степенью их переосмысленности. Многие из отобран-
ных идиом обнаруживают определенные изначальные ассоциации со смехом.
В большинстве случаев, однако, за устойчивым выражением скрывается це-
лая ситуация, для верной расшифровки которой необходимы фоновые культуро-
логические знания, несмотря на то, что происхождение и первоначальное значе-
ние многих представленных здесь выражений весьма туманно. Ярким примером
может послужить абсолютно немотивированная для современного испанского
132
языка перуанская фраза quedarse riendo (букв. «остаться смеющимся») – «быть
обезглавленным / казненным», для понимания которой необходимо знать ее про-
исхождение: согласно легендам индейцев кечуа, головы убитых бросали в воду,
по которой те плыли, постепенно превращаясь в голые черепа с оскалом [Richard
2006: 462].
Интересным представляется и тот факт, что некоторые из таких выражений
имеют как «первичное», так и «вторичное» переносные значения: например, иди-
ома morirse de risa – это не только ‘умереть со смеху’, но и ‘бездействовать’
(permanecer inactivo), если речь идет о человеке, а также ‘остаться брошенным,
позабытым, нерешенным’ (estar abandonada, olvidada y sin resolver) – о вещи или
проблеме / вопросе [RAE: URL]. Если первое значение имеет непосредственную
связь с физическим смехом, выражая его интенсивность, то второе и третье
можно отнести к полностью переосмысленным. К данной группе, на наш взгляд,
относится и фраза reírse (alguien) hasta de su (propia) sombra (букв. «смеяться
даже над собственной тенью»): 1) ‘высмеивать все и всех вокруг’ (reírse de todo
y todos) и 2) ‘превращать все в фарс, даже если ситуация требует полнейшей се-
рьезности’ (tomarse todo a broma, aunque la situación requiera total seriedad)
[Buitrago 2005: 620-621], хотя в этом случае мотивированность присутствует и во
«вторичном» переносном значении.
В английском языке примерами словосочетаний, репрезентирующих целую
ситуацию, могут стать следующие: to laugh (out) of / on the other side / corner of
one’s face / mouth и to be laughing all the way to the bank. В первом случае задей-
ствована модель, требующая многоступенчатой интерпретации. Судя по дефи-
ниции, его можно толковать как ожидание негативных перемен в будущем. Не
менее сложные связи и во втором случае – видимо, носителю языка предельно
ясна ситуация: некто идет в банк с целью получить легко заработанные (или по-
лученные у кого-то обманом) деньги. Нельзя не отметить также весьма изящное
выражение to wear nothing but a smile (букв. ‘не иметь на себе ничего, кроме
улыбки’) – «быть обнаженным», которое, по нашему мнению, может служить
прекрасным примером именно британского юмора.
На основании имеющегося материала представляется возможным сделать
вывод, что в английском языке наблюдается более метафоричная репрезентация
действительности, нежели в испанском. Иными словами, в испанском языке сте-
пень переосмысления устойчивых словосочетаний значительно ниже. В некото-
рых случаях невозможно провести границу между наличием и отсутствием в зна-
чении отобранных английских и испанских устойчивых выражений смыслового
компонента смеха / улыбки, но перед нами не стоит такая конкретная задача. Ин-
терес представляет сама палитра образов, которые закрепились в переосмыслен-
ных идиомах с указанным компонентом и практически не пересекаются в двух
языках.
Кунин А.В. Английская фразеология: теоретический курс. М.: Высшая школа, 1970.
Скребцова Т.Г. Когнитивная лингвистика: курс лекций. СПб.: СПбГУ, 2011.
Buitrago A. Diccionario de dichos y frases hechas. Madrid: Espasa Calpe, 2005.
Iribarren J.M. El porqué de los dichos. Pamplona: Castuera, 2005.
LAROUSSE: Diccionario de la lengua española. URL: http://www.diccionarios.com. (Дата
обращения: 09.12.2020).
133
Multitran: Электронный словарь. URL: www.multitran.ru. (Дата обращения: 09.12.2020).
RAE amer: Diccionario de americanismos. Real Academia Española. URL: http://lema.rae.es/
damer. (Дата обращения: 09.12.2020).
RAE: Diccionario de la lengua Española. Real Academia Española. URL: http://rae.es. (Дата
обращения: 09.12.2020).
Richard R. et. al. Diccionario de hispanoamericanismos no recogidos por la Real Academia.
Madrid: Lavel, S.A., 2006.
The Free Dictionary. URL: http://idioms.thefreedictionary.com/laugh. (Дата обращения:
09.12.2020).
Olga A. Guseva (Moscow, Russia)

Yevgeniya A. Popova (Moscow, Russia)
NO LAUGHING MATTER
In this article we present the analysis of English and Spanish set phrases with “laugh / smile” as a key
element, and an attempt to model, on the one hand, the mechanisms underlying the phrases in question,
and on the other hand – the imagery typical of native speakers. The phrases under analysis are not
numerous, but bright and various in the types of associative ties – metaphor, metonymy, analogy and
others.
Keywords: laugh, smile, set phrases, worldview
М.В. Дудорова (Екатеринбург, Россия)

primrose81@yandex.ru
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ВОЛОСЯНОГО ПОКРОВА ЖИВОГО

СУЩЕСТВА В СИНОНИМИКО-АНТОНИМИЧЕСКИХ КОМПЛЕКСАХ
В статье рассмотрены когнитивные признаки, номинируемые в группе «Особенности волося-

ного покрова живого существа», описаны синонимико-антонимические комплексы в составе
группы, а также регулярные модели и параметры для описания волосяного покрова организма
живого существа.
Ключевые слова: концептуализация, когнитивные признаки, синонимия, антонимия, синони-
мико-антонимические комплексы
Исследование выполнено в рамках работы над идеографическим словарем си-

нонимико-антонимических комплексов (далее – САК) русского языка, создавае-
мым членами Уральской семантической школы под руководством профессора Л.Г.
Бабенко: «Впервые в представляемом словаре объектом лексикографического опи-
сания стали уникальные лексические объединения – синонимико-антонимические
комплексы, являющиеся компонентами когнитивно-дискурсивного пространства,
связанного с одновременным отображением отношений тождества и противопо-
ложности в их единстве. Они имеют специфически организованную комплексную
интегративную семантику и особую структурную организацию, в которой имеются

кографическом, структурно-семантическом и когнитивно-дискурсивном освещении»).
134
базовые антонимические оппозиции, формирующие САК, регулярные варианты,
организующие подгруппы САК, а в их составе – частные синонимико-антонимиче-
ские оппозиции» [Бабенко 2021]. Группа «Особенности волосяного покрова живого
существа» представляет шестой классификационный уровень в составе денота-
тивно-идеографической сферы «Живая природа» (Живое существо – Живое суще-
ство (человек и животное) как организм – Форма и строение организма живого су-
щества – Особенности внешнего строения организма живого существа) (классифи-
кация приведена в соответствии с синопсисом, разработанным Л.Г. Бабенко на ос-
нове комплекса словарей, подготовленных учеными Уральской семантической
школы [Бабенко 2015: 29]).
Рассмотрим антонимические пары и синонимико-антонимические ком-
плексы в составе группы «Особенности волосяного покрова живого существа».
Группа организована двумя базовыми противопоставлениями, представленными
лексемами различных частей речи:
Волосатый – лысый (3 САК);
Светловолосый – темноволосый (4 САК).
Микрогруппа Волосатый – лысый организована САК с оппозициями, выра-
женным прилагательными и глаголом. Основанием для противопоставления в мик-
рогруппе Волосатый – лысый является признак «наличие / отсутствие волосяного
покрова». САК микрогруппы представляют признак в следующих оппозициях:
Волосатый – лысый (о человеке),
Мохнатый – безволосый (о животном),
Волосистый – голый (о месте на теле человека или животного),
Обрастать / обрасти – лысеть / облысеть и полысеть (процесс приобре-
тения признака).
Члены САК дополнительно номинируют признак с точки зрения:
– густоты волос (лохматый, мохнатый, пушистый),
– степени проявления признака (плешивый, облезлый, оголенный (частичная
потеря волос) – лысый, безволосый (полное отсутствие волос)
– состояния волос (косматый, кудластый, кудлатый, патластый, патлатый),
– приобретения признака (облыселый, облезлый),
– место появления признака (хохлатый – плешивый (голова), оголенный
(участок тела или конечности).
Отметим, расширение значения лексемы лысый в современном использова-
нии: появление новых пород кошек, лишенных шерсти, создает необходимость
в их номинации, что порождает сочетания лысые породы и лысые кошки, функ-
ционирующие наравне с аналогичными по значению безволосые породы и безво-
лосые кошки.
Микрогруппа Светловолосый – темноволосый организована адъективными
и субстантивными САК.
Прилагательные представлены двумя комплексами, различающимися объ-
ектами номинации – человек с волосами определенного оттенка и волосы опре-
деленного оттенка. Отметим, что рассмотрение не антонимических пар, но сино-
нимико-антонимических комплексов, показывает несимметричность отношений
тождества и противопоставления. Так, САК Светловолосый – темноволосый
имеет симметричную организацию оппозиций, дифференцированных по прин-
135
ципу объекта, который выдвигается на первый план в номинации; такими объек-
тами являются волосы (светловолосый – темноволосый; беловолосый, белоку-
рый, белобрысый – черноволосый), кудри (светлокудрый – чернокудрый, темно-
кудрый), цвет (светлый – темный; белый – черный), голова (белоголовый, свет-
логоловый – черноголовый); не образует оппозитивного признака определенный
оттенок волос (златовласый, золотоволосый; златокудрый, золотокудрый).
Аналогичная ситуация наблюдается в противопоставлении Светлый – темный
(о волосах), несимметричность обусловлена образными номинациями в левой
(льняной, пшеничный) и правой (смоляной) частях, которые не имеют антонимич-
ности исходных объектов переосмысления; однако в метафорическом значении
единицы номинируют определенный оттенок волос и их противопоставление со-
относится с базовым для доминанты САК (‘По оттенку близкий к белому, не со-
держащий пигмента, придающего темный оттенок’ – ‘По оттенку близкий к чер-
ному, содержащий пигмент, придающий темный оттенок’).
Ряды существительных номинируют носителя признака Брюнет – блондин
и Брюнетка – блондинка, отметим, что в рассматриваемой группе это единствен-
ный пример оппозиций, номинирующих носителя признака; эти оппозиции би-
нарны и строго симметричны.
Помимо базовых противопоставлений, образующих микрогруппы с типо-
вой семантикой, представлены одиночные оппозиции, члены которых номини-
руют признаки, связанные с наличием / отсутствием волосяного покрова на лице.
Этот признак представлен оппозициями:
Бородатый – безбородый (‘Имеющий бороду’ – ‘Не имеющий бороды’),
Усатый – безусый ('Имеющий усы – ‘Не имеющий усов’).
Оппозиции характеризуются симметричностью и двучленностью, как в со-
ставе, так и в выражении базового признака.
В оппозиции Бровастый – безбровый маркируется степень проявления при-
знака: ‘Имеющий широкие или густые брови’ – ‘Не имеющий бровей или с едва
заметными бровями’, эта оппозиция симметрична по форме, но не симметрична
по семантике, так как правая часть содержит два признака (наличие / отсутствие
волосяного покрова и степень проявленности признака), а левая часть только
признак степени проявленности.
В САК Гладкий – растрепанный представлен признак расположения воло-
сяного покрова относительно кожи; номинируется расположение волос / шерсти
с точки зрения полного (гладкий) или неполного (клочковатый, непричесанный,
нечесаный, вихрастый, лохматый) прилегания, а также подчеркивается каузация
признаков, названных в правой и левой части оппозиции (зализанный, пригла-
женный, прилизанный – растрепанный, взлохмаченный, взъерошенный, разлох-
маченный, всклокоченный, встрепанный, раскосмаченный, трепаный).
Признак длины волос / шерсти представлен двумя симметричными двучлен-
ными оппозициями: Длинноволосый – коротковолосый, Длинношерстый – корот-
кошерстый; оппозиции четко разделены по объекту номинации (человек / живот-
ное).
Признак фактуры волосяного покрова представлен САК Кудрявый – прямой
левая часть оппозиции содержит единицы, называющие различную степень про-
явления неровной фактуры – от незначительной (волнистый, вьющийся) до мак-
136
симальной (курчавый, кудреватый). Оппозиция демонстрирует также несиммет-
ричность относительно называемых объектов, так, в рассмотренной выше мик-
рогруппе Волосатый – лысый наблюдается регулярность образования оппози-
тивных значений относительно объекта номинации, в данном случае левая часть
представляет синонимический ряд, номинирующий как структуру волоса, так и
человека-обладателя таких волос, однако антонимическую пару создает только
номинация фактуры волоса.
Таким образом, САК, входящие в группу Особенности волосяного покрова
живого существа характеризуют организм с точки зрения таких параметров как
наличие / отсутствие волосяного покрова (на голове, лице или других частях тела),
расположение волосяного покрова относительно кожи, длина, фактура и цвет во-
лос; все признаки представлены в связи с объектом номинации (дифференциация
проходит по принципу отнесения признака к человеку или животному). САК ор-
ганизуется вокруг базовой оппозиции, однако не всегда имеет симметричную
структуру с точки зрения регулярности отражения какого-либо параметра; такая
нерегулярность обусловлена наличием единиц, номинирующих не только базо-
вый, но и ряд добавочных признаков. Однако САК рассмотренной группы демон-
стрируют тенденцию к симметричности оппозиций.
Бабенко Л.Г. Синопсис (свод) идеографической классификации русской лексики (общая
глобальная структура словаря) // Универсальный идеографический словарь русского языка:
проспект / под общ. ред. Л.Г. Бабенко. М.-Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2015. С. 22-42.
Бабенко Л.Г. Концепция, структура и основные лексикографические параметры словаря
// Большой толковый идеографический словарь синонимико-антонимических комплексов: ма-
териалы словаря / под общ. ред. Л.Г. Бабенко. М.; Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2021.
Mariya V. Dudorova (Ekaterinburg, Russia)

CONCEPTUALIZATION OF THE HAIR COVER OF A LIVING BEING

IN SYNONYMIC-ANTONYMIC COMPLEXES
The article considers the cognitive features nominated in the group “Features of the hair cover of a
living being”, describes synonymic-antonymic complexes in the group as well as regular models and
parameters for describing the hair cover of a living creature.
Keywords: conceptualization, cognitive features, synonymy, antonymy, synonymic-antonymic com-
plexes
А.Д. Енина (Магнитогорск, Россия)

annadmenina@gmail.com
ОСОБЕННОСТИ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ И МЕТАФОРИЧЕСКОЙ

СИНТАКСИЧЕСКОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ ОТНОШЕНИЯ
QUALITY OF AN OBJECT
Рассматриваются синтаксические средства английского языка, репрезентирующие отношение
quality of an object на основе механизма концептуальной метафоры. Предпринимается попытка
проанализировать основания метафорического переноса в приведенных структурных схемах
и, следовательно, особенности концептуализации исследуемого отношения.
137
Ключевые слова: концептуальная метафора, синтаксическая репрезентация, пропозиция,
структурная схема, качество предмета
Ситуация наделения предмета некоторым качеством входит в число фунда-

ментальных ситуаций действительности, является базовым элементом описания че-
ловеческого опыта. Аристотель одним из первых выделил качество (quality) как
одну из основных «категорий» или же один из семантических классов предикатов
[ФЭС 1983: 36]. Многие лингвисты также различают предикаты качества (свойства
/ признака), например, О.Н. Селиверстова, Т.В. Булыгина, Е.М. Вольф в [Семанти-
ческие типы предикатов 1982], Ю.Д. Апресян в [Апресян 2003]. Языковеды схо-
дятся во мнении, что прототипической синтаксической конструкцией, репрезенти-
рующей качество предмета выступает структурная схема SPlink+adj. Однако в силу
широкой распространенности ситуации наделения предмета качеством логично
предположить, что язык располагает множеством средств, в частности синтаксиче-
ских, для объективации отношения качество предмета.
В рамках проводимого исследования были проанализированы синтаксические
модели, используемые для объективации отношения quality of an object в современ-
ном английском языке. Материалом исследования послужили художественные
произведения англоязычных авторов, а также корпусы английского языка.
Когнитивная лингвистика на современном этапе признает, что синтаксическая
модель репрезентирует определенное концептуальное содержание [Jackendoff
1989: 70; Волохина 2003; Фурс 2004; Кузьмина 2015]. Опираясь на данное положе-
ние, мы делаем вывод о том, что за структурной схемой SPlink+adj. закреплено кон-
цептуальное содержание quality of an object или пропозиция Кто есть какой.
Например, They were polite and innocent enough [McEwan 2012] или He was truly at-
tentive and skillful [McEwan 2012]. Приведенные примеры, построенные по схеме
SPlink+adj, представляют собой нейтральное, прототипическое средство объектива-
ции ситуации приписывания качества предмету на языковом уровне.
В ходе исследования, наряду со схемой SPlink+adj, были выявлены иные
структурные схемы английского языка, объективирующие отношение quality of
an object метафорически:
SP My breeziness and exclamation marks had dissolved [McEwan 2012].
SPODir The people I most respected in my life were people who had courage
[COCA].
There There was something rather formal about the way he stood [McEwan
PLink+N 2001].
Использование вышеупомянутых структурных схем для отражения пропо-
зиционального содержания quality of an object является результатом действия ме-
ханизма концептуальной метафоры, который заключается в переосмыслении
опыта из одной области на основе другой, как правило, более знакомой и кон-
кретной (source domain и target domain) [Лакофф 2004]. Как известно, метафори-
ческий перенос может действовать на разных языковых уровнях, в том числе на
уровне грамматики (включая синтаксис) [Голубева 2010; Кузьмина 2010]. Дей-
ствие механизма концептуальной метафоры на синтаксическом уровне заключа-
ется в употреблении структурной схемы, за которой прототипически закреплено
определенное концептуальное содержание, для отражения другой, нетипичной
138
для нее пропозиции.
Так, структурная схема SP традиционно репрезентирует ситуацию, где ак-
тивный агенс совершает действие. Применительно к ситуации наделения пред-
мета качеством данная схема выносит качество (quality) на позицию агенса:
Her certainty frightened me [McEwan 2012].
Forgiveness softened her tone [McEwan 2001].
Подобное очеловечивание свидетельствует о переосмыслении качества как
конкретной, активной, автономной сущности, готовой к восприятию органами
чувств. Иными словами, персонификация качества указывает, по-видимому, на
то, что качество так же реально и осязаемо для говорящего, как человек.
В некоторых случаях синтаксический концепт, репрезентируемый метафо-
рически, реализует оттенок выразительности, а иногда даже «художественной
избыточности», особенно если речь идет о повторяющихся метафорах или ярких
персонификациях [Власкин 2019: 41]. Однако в рамках настоящего исследования
метафора рассматривается лишь как механизм, а не как художественный прием.
Структурная схема SPODir, где P – глагол с посессивной семантикой, отра-
жает ситуацию обладания неким предметом. В метафорическом употреблении
предметом обладания становится качество.
He had kindness in his eyes [COCA].
В данном случае качество (kindness) предстает в роли осязаемого объекта,
принадлежащего субъекту. Притом, качество, репрезентируемое данной струк-
турной схемой, воспринимается, по-видимому, в меньшей степени присущим
субъекту, чем в случае объективации данной ситуации прототипической струк-
турной схемой SPlink+adj. (ср.: He had kindness in his eyes и His eyes were kind).
There PLink+N таким же образом представляет качество как материальную
сущность, находящуюся где-либо (как правило, в субъекте):
There was wildness in her smile. [COCA].
Подобные случаи свидетельствуют о возможности переосмысления каче-
ства как конкретного объекта, заключенного в субъекте-контейнере.
Таким образом, синтаксическая репрезентация отношения quality of an ob-
ject на основе концептуальной метафоры обнаруживает некоторые важные осо-
бенности концептуализации данного отношения в англоязычной культуре, среди
которых представление качества:
– как активной сущности, независимой от обладателя данным качеством;
– как конкретного, осязаемого объекта собственности;
– как конкретного объекта, хранимого в субъекте.
Употребление той или иной структурной схемы, очевидно, определяет уро-
вень значимости, выделенности качества для говорящего, а также бóльшую или
меньшую степень «присутствия» данного качества, его «спаянности» с субъектом.
Репрезентация отношения quality of an object в английском языке осуществ-
ляется на синтаксическом уровне рядом структурных схем. Употребление боль-
шей части структурных схем для репрезентации отношения quality of an object
становится возможным благодаря механизму концептуальной метафоры. Список
структурных схем, приведенных в настоящей работе, не является полным. Ис-
следование синтаксических средств объективации отношения quality of an object
имеет весомое значение, так как позволит пролить свет на процессы концептуа-
139
лизации отношения quality of an object и в дальнейшем создать фонд структур-
ных схем репрезентации исследуемого отношения, необходимый как в теорети-
ческом, так и практическом плане (переводческая практика, машинный перевод).
Апресян Ю.Д. Фундаментальная классификация предикатов и системная лексикография
// Грамматические категории: иерархии, связи, взаимодействие: материалы международной
научной конференции. СПб., 2003. С. 7-21.
Власкин А.П., Рудакова С.В., Зайцева Т.Б. Художественная избыточность в философском
содержании произведений Ф.М. Достоевского // Libri Magistri. 2019. № 2 (8). С. 39-50.
Волохина Г.А., Попова З.Д. Синтаксические концепты русского простого предложения.
Воронеж, 2003.
Голубева Н.А. Грамматические прецедентные единицы в современном немецком языке:
автореф. дис. … д-ра филол. наук. Нижний Новгород, 2010.
Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем / пер. с англ.; под ред. и с
предисл. А.Н. Баранова. М.: Едиториал УРСС, 2004.
Кузьмина С.Е. Концептуальная метафора и метафорический синтаксический концепт (на
материале английского языка) // Вестник Пятигорского гос. лингв. ун-та. 2010. № 3. С. 74-77.
Кузьмина С.Е. Простое предложение современного английского языка как средство ре-
презентации синтаксического концепта: дис. ... д-ра филол. наук. Нижний Новгород, 2015.
Семантические типы предикатов / под. ред. О.Н. Селиверстовой. М.: Наука, 1982.
Фурс Л.А. Синтаксически репрезентируемые концепты: автореф. дис. ... д-ра филол.
наук. Тамбов, 2004.
ФЭС – Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1983.
COCA – Corpus of Contemporary American English. URL: https://www.english-corpora.org/coca.
Jackendoff R. What is a Concept, that a Person May Grasp It? // Mind & Language. 1989. Vol.
4. No. 1 & 2. P. 68-102.
McEwan I. Atonement. London: Jonathan Cape, 2001.
McEwan I. Sweet Tooth. New York: Nan A. Talese / Doubleday, 2012.
Anna D. Yenina (Magnitogorsk, Russia)

CONCEPTUALIZATION AND METAPHORIC SYNTACTIC REPRESENTATION

OF THE QUALITY OF AN OBJECT RELATION
The paper focuses on the syntactic means of the English language representing the quality of an object
relation through conceptual metaphor. The author attempts to analyze the basis for the metaphoric
transfer in the structural schemes cited and, consequently, conceptualization mechanisms of the rela-
tion in question.
Keywords: conceptual metaphor, syntactic representation, proposition, structural scheme, quality of
an object
С.В. Иванова (Санкт-Петербург, Россия)

Ленинградский государственный университет им. А. С. Пушкина
svet_victoria@mail.ru
ЯЗЫКОВОЕ СОЗНАНИЕ УЧАЩИХСЯ И УЧЕБНИК:

ИНТЕГРАЦИЯ И ДЕЗИНТЕГРАЦИЯ МЕНТАЛЬНЫХ ПРОСТРАНСТВ
В работе рассматриваются особенности ментального пространства обучающихся в проекции
к ментальному пространству учебника. Исследование ментального пространства учащегося
необходимо для того, чтобы выявить насколько оно интегрируется с ментальным простран-
ством «идеального / виртуального ученика», которое актуализировано в материале школьного
140
учебника английского языка. В основе работы лежит эксперимент, направленный на выявле-
ние ассоциативных реакций учащихся.
Ключевые слова: языковое сознание, ментальное пространство, учебник, репрезентация знаний
Когнитивная лингвистика, поставившая во главу угла человека познаю-

щего, не может не выходить на проблемы обучения как с точки зрения осмысле-
ния когнитивных стилей познающего субъекта, так и с точки зрения организации
самого контента обучения. Тесно связана с предметным полем когнитивной
науки и проблематика обучения иностранным языкам как предмета, направлен-
ного на формирование коммуникативной компетенции на иностранном языке. В
свете когнитивистики чрезвычайный интерес представляет проблема формиро-
вания контента учебника иностранного языка и его соответствия ментальному
пространству и когнитивным стилям учащегося. В фокусе данной работе – мен-
тальное пространство учащегося в отношение к ментальному пространству учеб-
ника, которое создается за счет тем (так называемых топиков), представленных
учащимся для проработки и отработки.
Гипотезой данного исследования послужило предположение о том, что
учебник должен выходить на ментальное пространство обучающегося, то есть в
идеале должна происходить интеграция ментальных пространств реального уча-
щегося и виртуального ученика, воссоздаваемого контентом учебника. Соответ-
ственно, была поставлена цель выявить особенности ментального пространства
реального учащегося, которые должны в той или иной форме найти отражение в
репрезентации знаний о мире в учебнике. Для этого был задуман и проведен экс-
перимент, направленный на воссоздание ментального пространства учащегося
через обращение к его языковому сознанию.
В основе данной работы лежит понимание языкового сознания как совокуп-
ности «образов сознания, формируемых и овнешняемых при помощи языковых
средств – слов, свободных и устойчивых словосочетаний, предложений, текстов и
ассоциативных полей» [Тарасов 2000]. Таким образом, языковое сознание служит
опредмечиванию ментального пространства, представляющего собой высоко
сложную концептуально взаимосвязанную сеть, которая воссоздается в процессе
речемыслительной деятельности. Эти концептуальные сети или, другими сло-
вами, домены образуются в рабочей памяти и расширяются в процессе концепту-
ализации. При их использовании языковые единицы служат триггерами для вос-
производства ментальных пространств. Именно эти единицы в дальнейшем кон-
струируют дискурсы [Golshaie 2011: 45] или, иначе, речевую деятельность.
Исходя из того, что языковое сознание определяется «способностью рефлек-
сии языкового коллектива над путями оформления неязыкового материала в языке»
[Портнов 1998: 41-43], была поставлена задача проведения ассоциативного экспе-
римента, который является проверенным способом проникновения в языковое со-
знание. Для исследования были отобраны 13 слов-стимулов ДОМ, ОБЩЕНИЕ,
ЛЮБОВЬ, РАБОТА, ТЕХНОЛОГИИ, СЕМЬЯ, ХОББИ, МУЗЫКА, ДРУЖБА,
ВРЕМЯ, ДЕНЬГИ, ЗДОРОВЬЕ, УЧЕБА. Данные слова соответствуют тематиче-
ским доминантам (topics) учебных модулей, представленных в виде тем для обсуж-
дения в учебниках английского языка для школы (Spotlight, Upstream, Gold). Дан-
ные номинативные единицы представляют собой концептуальные узлы, в которых
актуализирована информация об одноименных концептуальных областях.
141
Испытуемым был предложен тест «16 ассоциаций», концепцию которого
разработал К.Г. Юнг. По мнению Юнга, именно данная методика помогает
наиболее точно раскрыть реакции на «проблемное слово». Данная методика со-
стоит из нескольких этапов. На первом этапе применяется метод свободных ас-
социаций, в рамках которого к каждому слову-стимулу обучающиеся записы-
вали свободных 16 ассоциаций. Имеющиеся 16 ассоциаций предлагается разбить
на пары (в том порядке в каком они уже написаны) и каждую пару объединить в
ассоциацию (ключевое слово). Получившиеся восемь ассоциаций необходимо
также разделить на группы по два слова и прописать к каждой паре еще одну
ассоциацию. По окончании данного этапа остаются четыре слова, которые, в
свою очередь, требуется разбить на две пары и написать к ним две ассоциации.
В оригинальном тестировании Юнга существует еще один этап, когда к остав-
шимся двум словам нужно написать ассоциацию, которая и является конечным
результатом. Но психиатр использовал этот метод для выявления главной про-
блемы или трудностей у клиентов. В данном исследовании последний этап не
проводился, так как целью эксперимента являлось не выделение проблемы или
трудности, а, напротив, раскрытие понятий, представляющих концептуальные
области. В итоге каждому слову-стимулу соответствует две ассоциации.
Количество респондентов, участвующих в опросе, составило 90 человек: 34
учащихся 5-го класса (возраст 11-12 лет), 33 учащихся 9-го класса (возраст 14-15
лет) и 23 учащихся 11-го класса (возраст 17-18 лет). Эти возрастные группы были
выбраны с той целью, чтобы, с одной стороны, установить наличие или отсут-
ствие у них различий в реакциях на слова-стимулы, а с другой, чтобы выстроить
ментальные пространства соответствующих возрастных групп. В силу ограни-
ченности объема данной публикации остановимся лишь на ключевых моментах,
которые отражают особенности ментальных пространств исследуемых групп.
Прежде всего, выделяются концептуальные области, которые не демонстрируют
больших различий в данных возрастных группах, с одной стороны, и не отходят
от того, как они раскрываются в учебнике. Вторая группа концептуальных обла-
стей показывает заметную динамику по возрастам, что, соответственно, требует
от составителей учебников разного подхода к подбору учебного материала. Тре-
тья группа концептуальных областей радикально отличается от того, как данные
понятия раскрываются в учебниках. Здесь выделяются две подгруппы: понятия,
вызывающие остро негативную реакцию неприятия самого явления от нежела-
ния / невозможности его с чем-либо ассоциировать до понятий, свидетельствую-
щих о конфликтном характере восприятия самого явления.
Показательным примером концептуальной области, которая не вызывает
противоречивых чувств ни у одной возрастной группы, что подтверждают дан-
ные эксперимента, служит стимул ТЕХНОЛОГИИ. Вне зависимости от возраста
данное слово-стимул предполагает три группы ассоциаций по уровню абстрак-
ции: роботы, машины, компьютеры; что-то новое; будущее, развитие, рост, про-
гресс, прорыв. В этой же группе конвенциональных ассоциаций находятся кон-
цептуальные области, вербализуемые посредством номинаций ХОББИ, МУ-
ЗЫКА, ЗДОРОВЬЕ.
Примером второй группы является концептуальная область, вербализато-
ром которой служит слово-стимул ДОМ. Здесь можно проследить возрастную
динамику в репрезентации знаний. В 11-12 лет ДОМ ассоциируется с папой и
142
мамой (5,8% исп), родителями (2,9%), семьей (14,7%), родиной, миром, любовью
(11,7%). 2,9% охарактеризовали дом как любимый. Для 72% ДОМ – это квартира,
место жительства. В отличие от обучающихся пятых классов ДОМ у четырна-
дцати-пятнадцатилетних подростков все меньше и меньше ассоциируется с ма-
мой и папой, что может быть обусловлено естественными процессами подрост-
ковой идентификации. ДОМ для них – это квартира, комната, коттедж, вилла. Он
приобретает такие характеристики как «уютный», «красивый», «страшный».
Увеличение доли абстрактных реакций обнаруживается в старшей возрастной
группе. К слову-стимулу ДОМ 52,1% опрошенных дают реакции абстрактного
типа: уют, любовь, родина. 17,3% показывают определительные реакции: квар-
тира, мотель, жилище, адрес. Есть и характеризующие реакции: светлый, уют-
ный, родной. В эту же группу понятий, испытывающих влияние возрастной ди-
намики восприятия мира, входит и такая концептуальная область, как ОБЩЕ-
НИЕ: реакции «друзья, друг, подруга, дружба» (52,9%) сменяются ассоциаци-
ями, связанными с наименованиями мессенджеров и соцсетей, от характеризую-
щих реакций у младших – лицемерное, доброе, хорошее – до превалирующего
результата более высокой степени абстракции в виде: ОБЩЕНИЕ – связи, вни-
мание, забота, развитие (56% старших школьников).
Наиболее контрадикторной является третья группа, которая совершенно не
совпадает с ментальным пространством учебника. Она включает такие понятия
и, соответственно, концептуальные области как РАБОТА, УЧЕБА, СЕМЬЯ.
Даже у 11-12-летних респондентов РАБОТА – это усталость, ненависть (17,7%).
У 34,3% испытуемых отмечена определительная реакция: РАБОТА – труд. У
39,2% обучающихся ассоциациями к слову-стимулу РАБОТА являются названия
определенных профессий. У учащихся 9-х классов к слову-стимулу РАБОТА вы-
явлено больше эмоционально-оценочных реакций, чем у 5-х классов. (63,6% ис-
пытуемых показали результаты «скучно», «усталость», «ненависть»). 12,8% ре-
спондентов дают определительные реакции: РАБОТА – труд, деятельность, по-
строение карьеры. По-иному распределяются реакции на данный стимул у стар-
шеклассников: отмечается 39,1% реакций эмоционально-оценочного типа (РА-
БОТА – усталость; лучше школы; рабство). При этом, 34,7% реакций относятся
к определительным: труд, деятельность. Также имеются реакции абстрактного
типа (РАБОТА – свобода, ответственность, обязанность). В этой же контрадик-
торной категории находится концептуальная область УЧЕБА. Причем усиление
отрицательных реакций нарастает с возрастом: для 5-х классов УЧЕБА – это
скука, скукота, трудности, мучения, напряжение, слезы, так себе (52,9%). Во вто-
рой возрастной группе слово-стимул УЧЕБА порождает еще больше эмоцио-
нально-оценочных реакций по сравнению с 5 классом: 63,6% ассоциируют ее с
мучениями, отстоем, нервными срывами, слезами. В старшей возрастной группе
подавляющие 82,6% реакций являются эмоционально-оценочными: нервы,
слезы, надоело, мука, не спать ночами. Большинство из этих ассоциаций идут в
связке с ассоциацией «ЕГЭ».
Таким образом, языковое сознание может служить хорошим инструментом
для структурирования создаваемого в школьном учебнике некоего идеального
ментального пространства. Нет сомнений, что проблемы, которые экстериоризи-
руются при исследовании языкового сознания учащихся, должны найти отраже-
ние и адекватный ответ со стороны учителя и того учебного материала, который
143
используется в учебном процессе.
Портнов А.Н. Сознание, язык, смысл: в поисках новой научной парадигмы // Философ-
ский альманах. 1998. № 1-2. С. 41-43.
Тарасов Е.Ф. Актуальные проблемы анализа языкового сознания // Языковое сознание и
образ мира: сб. науч. статей / отв. ред. Н.В. Уфимцева. М.: Институт языкознания РАН,
2000. URL: https://ilingran.ru/library/psylingva/sborniki/Book2000/html_204/1-3.html#. (Дата об-
ращения: 01.12.2020).
Golshaie R. Representing Mental Spaces and Dynamics of Natural Language Semantics //
Brain. Broad Research in Artificial Intelligence and Neuroscience. 2011. 2. P. 44-58.
Svetlana V. Ivanova (St. Petersburg, Russia)

Pushkin Leningrad State University
STUDENTS’ LANGUAGE CONSCIOUSNESS AND STUDENT’S BOOK:

MENTAL SPACE INTEGRATION AND DISINTEGRATION
The paper discusses the results of an experiment conducted in order to establish the features of
knowledge representation through the study of the students’ linguistic consciousness. The study of
the student’s mental space is necessary in order to reveal how much it integrates with the mental space
of the “ideal / virtual student”, that is reconstructed with the material of the English textbook. The
study is based on an experiment aimed at identifying students’ associative reactions to keywords that
correspond to the main topics proposed in English textbooks for secondary schools.
Keywords: language consciousness, mental space, student’s book, knowledge representation
Т.К. Иванова (Казань, Россия)

Казанский (Приволжский) федеральный университет
Tatiana.ivanova@kpfu.ru
ТЕНДЕНЦИИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ФЕМИНИТИВОВ

В МЕДИАДИСКУРСЕ: РУССКИЙ И АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫКИ
В АСПЕКТЕ ПЕРЕВОДА
В современном русскоязычном медиадискурсе усиливаются тенденции использования ген-

дерно-ориентированных обозначений агентивов, что вызвало появление новых наименований
по профессии, которые ранее не использовались в русском языке, тогда как в английском
языке система обозначений «женских» профессий достаточно традиционна. В статье сделана
попытка установления закономерностей использования и перевода феминитивов при наличии
традиционных приемов и профессиональных обозначений на основе существительных муж-
ского рода с общим значением.
Ключевые слова: феминитив, агентив перевод, медиадискурс, словообразование, английский
и русский языки
В нашем исследовании рассматриваются характерные особенности образо-

вания и перевода феминитивов русского и английского языков, на основе кото-
рых создаются наименования агентивных существительных, используемых в
публицистическом дискурсе.
Работа базируется как на синхронном изучении состояния современного
словотворчества в медийном дискурсе [Ильясова 2018; Коновалова 1997; Lus-
chützky 2011], так и на теоретических работах по английскому и русскому сло-
вообразованию диахронного плана [Еременко 1998; Соловьева 2019; Baugh and
144
Thomas 2005; Dolberg 2010; Hogg 2001].
Данные агентивные существительные женского рода в русском и англий-
ском языках были отобраны методом сплошной выборки из статей Интернета и
печатных изданий, содержащих гендерно-маркированную лексику, и перепрове-
рены по Корпусу современного американского английского языка (КСААЯ) и
Национального Корпуса русского языка (НКРЯ) на предмет включения в соот-
ветствующую лексическую систему. Поиск феминитивов был произведен по ба-
зам новостных изданий «New York Times», «BBC News», «The Guardian» и др.
как на языке оригинала, так и перевода. Переводные эквиваленты выявлялись
путем сопоставления существующих переводных текстов или поиска вариантов
через существующие программы бесплатного перевода текста и сопоставления с
вариантами перевода отдельных слов. Объем выборки за период с 2010 по 2020
гг. составил около 200 официально зарегистрированных в словарях соответству-
ющего языка агентивных наименований женского пола.
В ходе работы мы столкнулись с тем, что значительная часть феминитивов
русского языка в оригинале используется в гендерно-нейтральном варианте, по-
этому нельзя сказать, что выбранные для анализа наименования профессий носят
исключительно форму женского рода. Полученные результаты фиксировались
количественно и были разделены на три группы:
x агентивные существительные английского языка, употребляющиеся с жен-
ским суффиксом, при переводе которых доминантной формой стал русский феми-
нитив (например, слово suffragette, переводимое как суфражистка; saleswoman
преимущественно переводимое как продавщица и однократно – продавец);
x другой группой слов стали лексемы, английский вариант которых пред-
ставляет форму существительного с гендерно-нейтральным значением, при пе-
реводе на русский язык получающей форму феминитива (например, aviatrix – в
переводе трижды было использовано слово летчица и один раз – женщина-авиа-
тор; наименования comic, comedian, standup – в переводе на русский язык коми-
кесса и женщина-стандапер);
x третьей группой являются агентивные существительные английского
языка, при переводе которых используется форма мужского рода, причем в ори-
гинале эти существительные могли быть образованы при помощи агентивных
суффиксов женского или мужского рода, однако в русскоязычном варианте пре-
валировали лексемы так называемого общего рода (например в оригинальном
тексте слово headmistress , а также headteacher – при переводе на русский язык
зафиксировано три варианта феминитива директриса и семь лексем директор;
лексема administrator как лицо женского пола получило гендерно-нейтральное
соответствие администратор при переводе).
Следует отметить, что при переводе с английского языка на русский в совре-
менном медиадискурсе агентивы русского языка женского рода являются доста-
точно распространенным способом передачи половой принадлежности лица по
тексту оригинала. Наименования профессий с суффиксами женского рода -ка, -ис-
тка, -ица, -ца и -есса традиционны и могут быть названы востребованными при
передаче феминитивов, чего нельзя сказать о суффиксах -ша, -иса и -ница. В рамках
нашего исследования образования с такими суффиксами в языке перевода в коли-
чественном соотношении уступили формам гендерно-нейтрального существитель-
ных, однако такой эффект может быть связан с ограниченной выборкой слов.
145
На основании сопоставления можно считать, что русский и английский
языки являются системами, в которых отсутствует строгое ограничение употреб-
ления феминизированных форм агентивных существительных. Хотя историче-
ски использование наименований женского лица было узким и обусловленным
социальными факторами, в обоих языках фиксируются словообразовательные
модели обозначений женщины как в стилистически нейтральном, так и маркиро-
ванном контексте.
Контекстуальное употребление феминитивов обнаруживает тенденцию ан-
глийского языка к нейтрализации гендера и стремление русского языка к его под-
черкнутому обозначению. Подробно изучив Интернет- и печатные издания рус-
ского и английского языка, содержащие феминитивы или гендерно-маркирован-
ную лексику, а также Корпус современного американского английского языка и
Национальный корпус русского языка, мы установили, что при переводе аген-
тивных существительных английского языка, словоформа которых соответ-
ствует женскому роду, их форма в большинстве случаев будет гендерно-
нейтральной, в то время как русскоязычный аналог с большей степенью вероят-
ности будет стилистически маркированным феминитивом.
Следует отметить и тот факт, что сегодня журналисты русскоязычных изда-
ний не боятся создавать неологизмы и переводить иностранные статьи более но-
ваторски, чем традиционно [Виноградов 2001]. Это утверждение подкрепляется
стремительным ростом употребления суффикса -ка для образования феминити-
вов в средствах массовой информации [Рацибурская 2020], особенно путем рас-
пространения публикаций в нерецензируемых авторских блогах и аккаунтах со-
циальных сетей. Современный процесс перевода агентивов должен осуществ-
ляться особенно внимательно, с учетом социальных изменений языка и преобла-
дающей тенденции подчеркивания женского рода обозначений.
Подводя итоги исследованию, можно утверждать, что особенности пере-
вода феминизированной лексики с английского языка на русский – обширная
тема для изучения, которая только начинает свое развитие.
Виноградов В.С. Введение в переводоведение (общие и лексические вопросы). М.: Изда-
тельство института общего среднего образования РАО, 2001.
Евсеева И.В. Лексико-словообразовательное гнездо: когнитивное моделирование: моно-
графия. Красноярск: Сиб. федер. ун-т, 2018.
Еременко О.И. Наименования лиц женского пола в русском литературном языке XIX
века: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Воронеж, 1998.
Ильясова С.В. Языковая игра в коммуникативном пространстве СМИ и рекламы: моно-
графия / С.В. Ильясова, Л.П. Амири. 6-е изд., стереотип. М.: ФЛИНТА, 2018.
Коновалова Н.И. Имена существительные в русском языке, обозначающие профессию
женщины // История русского языка: Словообразование и формообразование. Казань, 1997.
Рацибурская Л.В. Специфика современного медийного словотворчества: учеб. пособие /
Л.В. Рацибурская, Н.А. Самыличева, А.В. Шумилова. 3-е изд. М.: ФЛИНТА, 2020.
Соловьева Н.С. Динамика тендерных стереотипов в английской и русской языковых кар-
тинах мира (на материале фразеологии): монография. 3-е изд. М.: ФЛИНТА, 2019.
Baugh A., Thomas C. A History of the English Language. Upper Saddle River, New York;
London: Prentice Hall, Routledge; Taylor and Frances Group, 2005.
Dolberg F. Gender Change from Old to Middle English // Selected Papers from the 16th Inter-
national Conference on English Historical Linguistics (ICEHL 16), Pécs, 23-27 August 2010.
146
Hogg R.M. et al. The Cambridge history of the English language // Journal of English Linguis-
tics. 2001. Vol. 29. No. 1. P. 83-92.
Luschützky H.C., Rainer F. Agent-noun polysemy in a cross-linguistic perspective. STUF-Lan-
guage Typology // Universals Sprachtypologie und Universalienforschung (Language Typology and
Universals): Vol. 64 (4). Berlin: De Gruyter, 2011. P. 287-338.
Tatyana K. Ivanova (Kazan, Russia)

Kazan Federal University
TRENDS IN THE USE OF FEMINITIVS IN MEDIA DISCOURSE:

RUSSIAN AND ENGLISH IN THE ASPECT OF TRANSLATION
In the modern Russian media discourse trends in the use of gender-oriented designations of agents
are increasing. It has caused the emergence of new names for professions that were not previously
used in the Russian language, while in English the system of designations for ‘female’ professions is
still quite traditional. The article attempts to establish the regularities of the use and translation of
feminitives in the presence of traditional techniques and professional designations based on masculine
nouns with a common meaning.
Keywords: feminitive, agentive, translation, media discourse, word-formation, English and Russian
languages
Е.В. Казакова (Нижний Новгород, Россия)

kazakova.e.v@gmail.com
СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ
ФРАНЦУЗСКИХ НОВООБРАЗОВАНИЙ 2020 ГОДА
Окказионализмы, относящиеся к теме COVID, самоизоляция и социальное дистанцирование

представляют исследовательский интерес не только и не столько с точки зрения особенностей
задействованных словообразовательных моделей, но с точки зрения отражения в новых рече-
вых феноменах особенностей языковой категоризации картины мира, что, несомненно, опре-
деляется менталитетом, культурными установками и потенциями языковой системы.
Ключевые слова: окказионализм, пандемия, экспрессивная лексика, словообразование, теле-
скопные образования, французский язык
Беспрецедентная ситуация, сложившаяся в мире в 2020 г. не могла не найти

лингвистического выражения в каждом языке и спровоцировала словообразова-
тельный бум. «Словарный запас» каждой нации пополнился стандартным спис-
ком терминов или переосмысленных слов и выражений, описывающих новые ре-
алии и предписывающих новые нормы. Однако каждая культура и, соответ-
ственно, язык ее выражения, отреагировали на изменения по-своему, исходя из
возможностей системы языка и национально-культурной специфики восприятия
действительности. Это отражается в семантике и в экспрессивной окрашенности
новообразований.
Во французском языке появилось значительное количество инноваций, со-
зданных по некоторым словообразовательным моделям и относящихся по своей се-
мантике к различным тематическим группам, а также обладающих различной кон-
нотацией. Среди проанализированных слов встречаются единицы, иллюстрирую-
щие все способы образования неологизмов: заимствования (из английского языка),
147
переосмысленные лексические единицы, неологизмы и словообразовательные ок-
казионализмы.
Особенностью приводимых в статье новых номинаций является то, что
большая их часть создана по продуктивным словообразовательным моделям те-
лескопного образования слов, что способствует созданию экспрессивно-стили-
стической лексики, часто для достижения комического эффекта [Баженова 2012:
20]. Эффект достигается за счет игры слов или наложения семантически несов-
местимых номинаций. Обнаруживаются также и слова, образованные аффик-
сальным способом, при помощи аффиксоидов, путем словосложения и по анало-
гии. Приведем некоторые их них, распределив их сразу же по тематическим
группам.
Работа. Télétravailleur, -euse = télétravail ‘удаленная работа’ + суффикс -eur,
euse = ‘человек, работающий удаленно’ (télétravail – неологизм, вошедший в сло-
варь в 2019 г. (префиксоид греческого происхождения télé- со значением ‘уда-
ленный, на расстоянии’ + travail ‘работа’); s’enconfiner = возвратная частица se +
глагольный префикс en- ‘начало действия или состояния’ + confiner ‘изолиро-
вать’; сonfinemanche = confinement ‘самоизоляция’ + dimanche ‘воскресенье’
(единственный день на неделе в период самоизоляции, ничем не отличающийся
от других, но когда можно дольше спать по утрам); lundimanche = lundi ‘поне-
дельник’ + dimanche ‘воскресенье’ (в период самоизоляции все дни как один);
télésaluer = télé + saluer ‘приветствовать’; télépause = télé + pause ‘пауза’; se
télédéconnecter = se déconnecter ‘отключаться, отстраняться’ + télé (префиксоид,
сужающий значение слова).
Встречи и выход в свет. Téléfête = télé + fête ‘праздник’; skypéro = Skype +
apéro (апокопа от apéritif); coronapéro = coronavirus + apéro; zoombar = Zoom +
bar; whatsapéro = WhatsApp + apéro.
Спорт. Immobésité = immobilité ‘неподвижность’ + obésité ‘тучность, чрез-
мерная полнота’; сoronabdos = coronavirus + abdos (апокопа от abdominaux)
‘мышцы пресса’ (снижение тонуса мышц и набор веса из-за отсутствия подвиж-
ности по причине самоизоляции).
Совместное и раздельное проживание периода самоизоляции. Confinage
= confinement + concubinage ‘сожительство’ (используется также в качестве
названия спектакля на соответствующую тему); covider (la cave ‘подвал’) = пре-
фикс co- ‘совместное действие’ + vider ‘опустошить’ (вместе выпить все вино в
доме за время самоизоляции) одновременно является омонимом непереходного
глагола-окказионализма covider ‘болеть ковидом’; сorona boomers, по аналогии
с papy boomers, ‘большое количество детей, зачатых в период самоизоляции’;
сoronials, по аналогии с millénial, поколение людей, рожденных вскоре после пе-
риода самоизоляции.
Отношение к происходящему. Solidaritude = solidari(té ‘солидарность’ +
soli)tude ‘одиночество’; confinette = confinement + уменьшительно-ласкательный
суффикс -ette, дающий положительную коннотацию; сovideprimer = covid +
déprimer ‘впадать в депрессию’; paranovirus = parano (апокопа от paranoïaque) +
virus (тот, кто боится заболеть коронавирусом); hypoconfiniaque = префиксоид
hypo- + confin(ement + man)iaque (тот, кто чрезмерно строго соблюдает и пропа-
гандирует самоизоляцию); сovidiot = covid + idiot; сonfini = con ‘дурак’ + fini ‘пол-
ный, законченный’ (тот, кто не соблюдает требований в период пандемии);
148
quaranthaine = quarantaine ‘карантин’ + haine ‘ненависть’; coronacircus =
coronavirus + cirque ‘цирк’.
Повседневность (рутина). Confinature = confinement + (à la) nature ‘на при-
роде’; homezage = home + bronzage ‘загар’ (загар на балконе); vingt heures ‘20
часов’ / «clap clap» o’clock / сlapping (время ежедневного приветствия врачей в 8
часов вечера); poubéliser = poubelle ‘урна, мусорный бак’ + глагольные суффиксы
-is, -er; casseroliser = casserole ‘кастрюля’ + -is, -er; vuvuzéliser = vuvuzela ‘афри-
канский музыкальный инструмент’ + -is, -er; coronaphonie = coronavirus +
cacophonie; сacovirus = cacophonie + virus (эффект от приветственных звуков).
По структурно-семантическому признаку выделенные слова возможно раз-
делить на следующие группы:
– окказионализмы, появившиеся в контексте эпидемии и содержащие в своем
составе элементы «covid» (центральный акроним 2020 года, входит в состав слож-
ных слов и телескопных образований; в составе новых слов, производных от него,
теряет свою изначальную графическую оформленность, обозначается пропис-
ными буквами) и «confinement» в полном или усеченном виде;
– окказионализмы, появившиеся в контексте эпидемии, но не имеющие в
своем составе элемента с эксплицитно выраженной семантикой;
– существующие в системе языка лексические единицы, получившие пере-
осмысление или сужение значения в контексте эпидемии;
– новообразования, появившиеся ранее (в основном термины информаци-
онно-технической сферы), получившие широкое распространение в период огра-
ничений, связанных с эпидемией.
Количество новых слов на тему COVID во французском языке значительно,
поскольку внутриязыковые факторы обеспечивают возможность не только вы-
ражения оценки ситуации, связанной с пандемией, но и слияния в одном слове
двух понятий или ситуаций, обусловленного влиянием экстралингвистической
реальности текущего момента. Новообразования 2020 года на данную тему яв-
ляются по большей части окказионализмами, поскольку, исходя из определения
термина, неразрывно связаны с определенным контекстом и понятны прежде
всего в нем. Некоторым из них характерна функциональная одноразовость, од-
номоментность, зависимость от контекста и подчеркнутая функция экспрессии
[Лыков 1990: 79]. Примером окказионального слова, просуществовавшего не-
долго, но широко использовавшегося, можно считать vingt heures, вытесненное
в течении двух месяцев англицизмами «clap clap» o’clock и сlapping и вышед-
шими, в свою очередь, из употребления, вместе с прочими сопутствующими те-
матическими речевыми окказионализмами, приведенными выше с исчезнове-
нием означаемого.
Исходя из факторов узуализации новых слов [Плотникова, 2001: 196] боль-
шое количество приведенных в статье инноваций отвечают некоторым условиям
вхождения в литературный язык, а именно: они социально обусловлены; семанти-
чески емкие; функционально целесообразны; соответствуют требованиям языко-
вой нормы. Степень устойчивости данных слов, т.е. частотность их употребления
в разных контекстах будет являться определяющим фактором в сохранении новых
слов в речи и дальнейшем закреплении их в системе языка, а также дополнитель-
ным показателем важности той или иной идеи для французской культуры. Соци-
149
окультурная мотивированность новых лексических единиц акцентирует куль-
турно-значимые для социума установки: разумное соблюдение установленных
норм и правил поведения, потребность в общении и разделении досуга, забота о
физической форме и психологическом состоянии, а также указывает на особенно-
сти отношения к тем или иным ситуациям и нормам, возникшим в обществе. Со-
поставительный анализ новообразований 2020 года в других языках и их социо-
культурной мотивированности позволит подчеркнуть национально-культурные
векторы в восприятии и проживания действительности и видение места предста-
вителя анализируемой культуры в социуме.
Баженова Т.М. Телескопия как один из способов словообразования современного фран-
цузского языка. Лингвистическая природа телескопии // Проблемы романо-германской филоло-
гии, педагогики и методики преподавания иностранных языков. 2012. № 9. URL: https://cyber-
leninka.ru/article/n/teleskopiya-kak-odin-iz-sposobov-slovoobrazovani-ya-sovremennogo-frantsu-
zskogo-yazyka-lingvisticheskaya-priroda-teleskopii. (Дата обращения: 19.12.2020).
Лыков А.Г. Русское окказиональное слово в аспекте теории и методики // Лексикология.
Тезисы 2-й межвузовской конференции. М., 1990. С. 76-80.
Плотникова Л.И. Процесс узуализации: причины и условия // Русский язык: историче-
ские судьбы и современность: междунар. конгресс исследователей русского языка, Москва,
МГУ. 13-16 марта 2001 г. Труды и материалы. М. 2001. С. 196.
Скоробогатова Т.И., Суралева О.Ю. Об истории изучения телескопных образований и
определении их статуса в современном французском языке // Филологические науки. Вопросы
теории и практики. 2019. № 4. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ob-istorii-izucheniya-
teleskopnyh-obrazovaniy-i-opredelenii-ih-statusa-v-sovremennom-frantsuzskom-yazyke. (Дата об-
ращения: 19.12.2020).
Yekaterina V. Kazakova (Nizhny Novgorod)

SOCIOCULTURAL CONDITIONALITY OF THE FRENCH NEW WORDS IN 2020

Occasionalisms related to the topic of COVID, self-isolation and social distancing are of research
interest not only and not so much from the point of view of the features of the word-formation models
involved, but from the point of view of the reflection in new speech phenomena of the features of the
linguistic categorization of the picture of the world, which is undoubtedly determined by the mental-
ity, cultural attitudes and the potentialities of the language system.
Keywords: occasionalism, pandemic, expressive vocabulary, word formation, telescopic formations,
French
Л.В. Калинина (Киров, Россия)

Вятский государственный университет
grifon.kalinina@yandex.ru
АКТУАЛЬНАЯ ЛЕКСИКА 2020 ГОДА

В СВЕТЕ СЕМАНТИКИ НЕУЛОВИМОГО
Анализ употребления слов, связанных с пандемией коронавируса, показывает, что способ-

ность кого-чего-либо быть неуловимым оценивается по-разному. Если неуловимым является
«враг» (коронавирус), ситуация оценивается отрицательно. Однако для самого человека в
условиях ограничения свободы передвижения и цифрового контроля (локдаун) «право на
неуловимость» актуализируется и осознается как ценность.
150
Ключевые слова: актуальная лексика, семантика неуловимого, милитарная метафора, оценоч-
ные семы, коннотации, язык медиа
У прилагательного неуловимый словарями отмечаются два основных значе-

ния. В прямом смысле неуловимым называется «такой, которого не удается, не-
возможно поймать», в переносном – «неясный, еле заметный, не поддающийся
определению, выражению» [ТСРЯ 1938: 563]. Актуальная лексика 2020 года дает
особый повод осмыслить, какую роль может играть «неуловимое» (в прямом и
переносном смысле) в мировосприятии человека.
Ключевые слова 2020 года, зафиксированные в ходе выбора так называе-
мого «слова года» на основе мониторинга мировых СМИ и Интернет-запросов,
связаны прежде всего с пандемией коронавируса. Так, по версии американского
Merriam-Webster Dictionary «словом года» стала пандемия (pandemic), опередив
такие слова-претенденты, как коронавирус (coronavirus), карантин (quarantine),
бессимптомный (asymptomatic) (https://www.merriam-webster.com/). По версии
британского Collins English Dictionary, это локдаун (lockdown), с которым конку-
рировали коронавирус (coronavirus), социальное дистанцирование (social
distancing), самоизолироваться (self-isolate) (https://blog.collinsdictionary.com/).
Oxford English Dictionary назвал 16 «слов года», среди которых локдаун
(lockdown), самоизоляция (shelter-in-place), коронавирус (coronavirus), COVID-
19, социальное дистанцирование (social distancing) (https://languages.oup.com/). В
России Государственный институт русского языка им. Пушкина назвал два
«слова года»: самоизоляция и обнуление (https://pushkininstitute.ru/). Как отмечает
М.В. Ларионова, «слова года представляют собой своего рода языковые фено-
мены, которые отражают процессы развития познавательной и коммуникатив-
ной деятельности людей и фиксируют появление новых реалий и понятий… Пер-
спектива их исследования позволяет… раскрыть роль, которую играет язык в
мыслительных процессах, с одной стороны, и в коммуникативных, – с другой»
[Ларионова 2020: 279-280].
В настоящей статье мы на материале примеров из СМИ и Интернета рас-
смотрим актуальные лексемы бессимптомный, карантин, коронавирус (ковид,
COVID-19), локдаун, пандемия, самоизоляция как отражающие отношение чело-
века к такому качеству как «способность быть неуловимым». Это отношение раз-
личается в зависимости от того, кто или что является носителем, обладателем
данного качества.
Прежде всего отметим, что сама пандемия часто метафорически концепту-
ализируется в СМИ как война, ср.: Почти как война: как пандемия ломает
устоявшиеся экономические модели (https://www.forbes.ru/); Премьер Польши
приравнял пандемию коронавируса к мировой войне (https://www.ukrinform.ru);
Пандемия – такая же война, только без пуль и гранат (https://tamlife.ru/) и др.
На этой войне происходит противостояние человека и нового вируса. Вирус яв-
ляется врагом человека, невидимым и неуловимым: Коронавирус: враг № 1
(https://www.youtube.com/); На войне враг виден, но коронавирус (COVID-19) –
невидимый враг (https://gkb4.ru/); Неуловимый враг. Что припасено против ко-
ронавируса у российских военных (https://lt.sputniknews.ru/); Мы воюем – не с дру-
гой армией или нацией. Наш враг невидимый, неуловимый… Борьба с ним тре-
бует нашей всеобщей мобилизации [из речи Э. Макрона 16.03.2020] (https://www.
151
the-village.me/).
Представление пандемии коронавируса как войны с неуловимым врагом
позволяет дополнить изучение семантики неуловимого [ср., напр., Калинина
2016] аксиологическим аспектом: во-первых, хорошо или плохо иметь дело с не-
уловимым, незаметным объектом; во-вторых, с какими ценностями соотносится
(не)возможность самому быть неуловимым, неподконтрольным. В соответствии
с этим рассматриваемые лексемы можно разделить на две группы: 1) слова, ко-
торые употребляются в контекстах, характеризующих отношение человека к
«неуловимому врагу»: коронавирус, ковид, COVID-19, бессимптомный и их си-
нонимы; 2) слова, которые употребляются в контекстах, характеризующих отно-
шение человека к ограничению его права на свободу передвижения: самоизоля-
ция, карантин, локдаун и их синонимы.
Слова первой группы связаны с пониманием неуловимого как «еле замет-
ного, неясного» (ср. первое словарное значение), не воспринимаемого или с тру-
дом воспринимаемого органами чувств и другими средствами обнаружения. Рас-
смотрим, из чего складывается «неуловимость» коронавируса и/или его симпто-
мов и как она оценивается говорящими.
Коронавирус, как и любой другой вирус, невидим и неуловим прежде всего
из-за своих микроскопических размеров: Размер вириона порядка 50–200 нано-
метров (https://ru.wikipedia.org/ wiki/SARS-CoV-2); Большинство вирионов невоз-
можно увидеть в световой микроскоп (https://ru.wikipedia.org/wiki/Вирусы).
Семы ‘маленький’, ‘незаметный’, ‘скрытый’, ‘недоступный для непосредствен-
ного восприятия’ по отношению к вирусу являются объективными и потому безо-
ценочными, нейтральными.
Другой причиной «неуловимости» коронавируса являются его многочислен-
ные мутации, ср.: Covid-мутанты: что мы знаем о разных штаммах коронави-
руса? (https://www.bbc.com/russian/); Европу атаковал новый испанский коронави-
рус-мутант: чем опасен и как действует (https://www.obozrevatel.com/); Биолог:
коронавирус мутировал и стал еще опаснее (https://www.rosbalt.ru/); Мутация за
мутацией: коронавирус становится все заразнее (https:// www.vesti.ru/); Найдена
первая мутация коронавируса, против которой бессильны антитела
(https://rg.ru/). В такого рода примерах к нейтральным характеристикам «неулови-
мого коронавируса» добавляются семы ‘изменчивый’, ‘недоступный для четкой
фиксации’, однако в контексте представления коронавируса как врага они регу-
лярно сочетаются с отрицательнооценочными коннотациями ‘опасный’, ‘представ-
ляющий угрозу’.
Наконец, в некоторых случаях «неуловимость» коронавируса объясняют
просто его отсутствием или же отрицанием исходящей от него опасности. Ср.: 5
версий, почему коронавируса не существует (https://yandex.ru/turbo/); Похоже,
коронавирус – прикрытие совсем другой «эпидемии» (http://ruspravda.info/); Ко-
ронавирус – это самая масштабная провокация в истории человечества
(https://finance.rambler.ru/); Коронавирус – фейк всемирного масштаба (https://
fishki.net/). В такого рода контекстах характеристику «неуловимого врага» со-
провождают отрицательные коннотации ‘мнимый’, ‘ложный’, ‘не то, чем ка-
жется’.
Такое явление, как бессимптомное (то есть неуловимое, неявное) носитель-
152
ство коронавируса, представлено в СМИ противоречиво. Как правило, оно оцени-
вается отрицательно – как ‘скрытая опасность’, ‘скрытая угроза’, ср.: Бессимп-
томные и переболевшие особенно опасны (https://стопкоронавирус.рф/); Ученые
выяснили, что бессимптомные пациенты с COVID-19 более заразны
(https://profile.ru/); Бессимптомные носители коронавируса оказались более
опасными для окружающих (https://www.vedomo-sti.ru/). Однако есть и контек-
сты, в которых лексема бессимптомный обнаруживает коннотативные семы ‘не-
опасный’ или ‘мнимо опасный’, ср.: ВОЗ: бессимптомные носители коронави-
руса не заразны (https://coronavirus-monitor.ru/ru/); Главное ноу-хау в коронабесии
– бессимптомные носители… Любого человека можно сделать потенциально
виноватым в заражении других людей и посадить в тюрьму (https://
bulochnikov.livejournal.com/). Последний контекст позволяет перейти к рассмотре-
нию слов второй группы, в связи с которыми актуализируется иное понимание
природы «неуловимого» и иное оценочное отношение к нему.
Ко второй группе актуальных лексем относятся самоизоляция, карантин,
локдаун. Общей семой для этих слов является ‘ограничение свободы передвиже-
ния’, ‘принуждение к пребыванию в указанном месте’, то есть, по сути, отрица-
ние возможности быть «таким, которого не удается, невозможно поймать» (ср.
первое словарное значение прилагательного неуловимый). Как известно, наруше-
ние режима самоизоляции карается штрафами, для предотвращения нарушений
власти применяют меры не только полицейского, но и цифрового контроля за
населением. Эти меры часто воспринимаются людьми болезненно и оценива-
ются отрицательно, так как человек лишается права на свободу передвижения и
круглосуточно ощущает себя подконтрольным. Ср., напр.: Исследования психо-
логов показали, что… в период карантина или изоляции человек может испы-
тать… гнев и негодование по отношению к тем, от кого исходят распоряже-
ния, повлекшие изоляцию (http://psyrus.ru/); Самое удручающее – объявленный
по всей стране с 22 часов комендантский час. Это, конечно, лучше, чем пол-
ный локдаун, но, когда одна из столиц Европы пустеет в «детское время», да
еще перегораживается полицейскими кордонами, это погружает в уныние
(Огонек. 2020. № 45); Недовольные вторым заточением в собственных квар-
тирах люди начали выходить на акции протеста (https://www.tvr.by); При всем
моем понимании к мерам самоизоляции, это [электронные пропуска – Л.К.]
омерзительно! (https://www.autonews.ru/); Передовая система борьбы с корона-
вирусом или цифровой концлагерь? (https://siapress.ru/). Слова типа комендант-
ский час, полицейские кордоны, концлагерь, заточение, протест вновь позво-
ляют говорить о концептуализации ситуации с коронавирусом с помощью мили-
тарной метафоры, но в данном случае «противником» обычного человека высту-
пает уже не сам вирус, а власти, жестко ограничивающие свободу людей. Сво-
бода передвижения, судя по приведенным контекстам, представляется как боль-
шая ценность даже по сравнению со здоровьем. Резко отрицательное отношение
к способам виртуального контроля за человеком может интерпретироваться как
актуализировавшееся вследствие запретов осознание личностью своего «права
на неуловимость», права быть тем, кого «не удается, невозможно поймать» без
его собственного согласия.
Таким образом, анализ ряда актуальных лексем 2020 года показывает, что
отношение субъекта к способности быть неуловимым различается в зависимости
153
от того, кто или что проявляет это качество. Если неуловимым (незаметным, из-
менчивым, неочевидным) является некий враг (коронавирус), это оценивается от-
рицательно. В то же время для самого человека «право на неуловимость» осозна-
ется как ценность, а лишение этого права (локдаун) приравнивается к покушению
на свободу и оценивается отрицательно.
Калинина Л.В. Изучение семантики неуловимого как лингвистическая и когнитивная
проблема // Вестник ВятГГУ. 2016. № 3. С. 63-67.
Ларионова М.В. Слово года как современный языковой феномен: сравнительный анализ
лингвистического своеобразия (на материале русского, испанского и английского языков) //
Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2020. Т. 13. Вып. 6. С. 278-284.
ТСРЯ – Толковый словарь русского языка / под ред. Д.Н. Ушакова. В 4 т. Т. 2. М.: Гос.
изд-во иностранных и национальных словарей, 1938.
Lyudmila V. Kalinina (Kirov, Russia)

Vyatka State University
ACTUAL VOCABULARY 2020 IN THE LIGHT OF THE SEMANTICS

OF THE IMPERCEPTIBLE
An analysis of the use of words related to the coronavirus pandemic shows that the ability of someone
to be imperceptible is evaluated differently. If the “enemy” (coronavirus) is imperceptible, the situa-
tion is evaluated negatively. However, the “right to invisiblity” is actualized and recognized as a value
for the individual in conditions of restricted freedom of movement and digital control (lockdown).
Keywords: actual vocabulary, semantics of the imperceptible, military metaphor, evaluative semes,
connotations, media language
Д.И. Касимова (Москва, Россия)

kasimova.di@gmail.com
НЕЙРОФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ

С ПОЗИЦИИ КОГНИТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКИ
Статья посвящена изучению вопроса концептуализации с учетом нейрофизиологического ас-

пекта. Рассматриваются нейрофизиологические наблюдения в качестве доказательной базы
фундаментального закона языкознания о дуализации языкового объекта с последующим про-
ведением лингвокогнитивного анализа таких феноменов, как концепт, сцена и фрейм.
Ключевые слова: когнитивная лингвистика, фрейм, концепт, сцена, когниция
В статье рассматривается создание ментального конструкта мира или, иначе

говоря, концептуализация с учетом нейрофизиологического аспекта, так как мы
полагаем, что анализ подобных явлений невозможно проводить без понимания
задействованных в этом процессе основных ментальных операций.
Начало исследованиям взаимосвязи между языком и мышлением положили
ученые нейрофизиологи, психологи (П. Брока, К. Вернике, И.М. Сеченов, В.М. Бех-
терев, И.П. Павлов и др.). Таким образом, благодаря нейрофизиологическим иссле-
дованиям стало очевидно, что разные виды языковой деятельности связаны с ра-
зыми отделами мозга.
Сформулированный Ф. де Соссюром фундаментальный закон языкознания
154
об означаемом и означающем как психических сущностях плана содержания и
плана выражения подтверждается наблюдениями нейрофизиологов. Так, согласно
нейрофизиологическим исследованиям дуальная природа языкового знака обу-
словлена основным свойством мозга конструировать элементы подобного типа.
Языковая дуализация обусловлена семиотической структурой мозга, которая со-
здает языковые единицы по своему образу и подобию.
С целью подтверждения или опровержения данной гипотезы необходимо об-
ратиться к данным нейрофизиологии. Так, в нейрохирургии для сокращения ин-
тенсивности эпилептических приступов применяется практика надрезания мозо-
листого тела, соединяющего оба полушария головного мозга. В результате иссле-
дований нейрофизиологических последствий данного хирургического вмешатель-
ства было замечено, что вслед за ослабевшей межполушарной связью пациенты
испытывали не только существенное снижение когнитивных способностей, но и
затруднения, связанные с анализом триединой знаковой структуры, состоящей из
денотата, имени и концепта. Так, когда испытуемому предлагался к анализу в пра-
вом поле зрения вербализированный образ означающего, фиксировалась активная
работа правого полушария, но крайне низкая активность левого. Вследствие низ-
кой правополушарной активности испытуемый сталкивался с затруднениями вос-
приятия прочитанного слова. И наоборот, левой рукой испытуемый мог собрать
некоторый объект при активно действующем правом полушарии, но при этом дать
наименование этому объекту уже был не способен, так как левое полушарие оста-
валось неактивным [Сова 2014: 10].
Результаты исследований, проводимых с участием пациентов с неповрежден-
ным, здоровым мозгом, также подтверждают гипотезу о том, что мозолистое тело
синтезирует информацию, поступающую из левого и правового полушарий. Так,
при демонстрации слова правое полушарие испытуемых не анализирует получен-
ный образ, а вместо этого отправляет посредством мозолистого тела полученную
информацию в левое полушарие. Таким образом, слово воспринимается целиком,
вероятно, после осуществления процесса восприятия означающего и установле-
ния связи с означаемым.
Вышеизложенные исследования указывают на то, что правое полушарие ана-
лизирует довербальные компоненты означаемого при помощи органов чувств, в
то время как левое полушарие обрабатывает вербальную составляющую означа-
ющего, а создание концепта или осмысление происходит посредством мозоли-
стого тела, которое выступает в качестве медиатора в данном процессе. Данные
наблюдения позволяют сделать вывод о том, что триединая знаковая структура
обусловлена прежде всего соответствующим устройством мозга.
Помимо исследований, посвященных анализу нейробиологической основы
одного из фундаментальных лингвистических постулатов Ф. де Соссюра об озна-
чающем и означаемом, далее мы рассматриваем основное положение когнитивной
науки о том, что человек воспринимает поступающую извне информацию посред-
ством создания ментального образа окружающей действительности, или же кон-
структа мира, чье отражение зафиксировано в языке.
Информация о внешнем мире, поступающая через сенсорные рецепторы,
обрабатывается особым образом в мозге, после чего складывается определенный
ментальный конструкт мира. Поступающая из внешнего мира информация про-
ходит многоступенчатый этап переработки и интерпретации. Несмотря на то, что
155
в этом исследовании нас интересует вербальная реакция как конечный этап дан-
ного процесса, безусловно вербализация не относится к единственной цели мно-
гокомпонентного анализа и обработки поступающей информации.
Мозг расчленяет и структурирует всю поступающую внешнюю информацию
на отдельные компоненты для последующего извлечения опыта. В современной
когнитивной лингвистике выделяются две основные модели структурирования
опыта – концепты, сцены и фреймы.
Нет сомнений в том, что модели организации и структурирования поступаю-
щей информации формируются в сознании по мере накопления опыта. Таким об-
разом, содержательные и структурные различия моделей ментального конструкта
мира обусловливают то, что каждый человек по-разному видит и воспринимает
окружающую действительность. Согласно постулатам лингвистической когнити-
вистики, концепты формируют знание о предметах, в то время как сцены структу-
рируют знания о событиях. Мозг сжимает поступающую информацию в некий
пласт моделей, а затем преобразует полученные данные в отражение мира. Процесс
концептуализации заключается в определенном способе синтезирования получен-
ного опыта, когда одно и тоже событие, типовая ситуация, сцена имеет различную
интерпретацию [Кураков 2003: 100]. Сцены предстают первичными этапами обра-
ботки информации, будучи далее интерпретированными более абстрактными
фреймовыми структурами.
Фреймовые структуры позволяют дифференцировать то или иное событие
безотносительно к его частным характеристикам, но отражают типовую ситуа-
цию и возможные события, в то время как сцены отражают непосредственно
само событие. Фреймы лежат в основе категоризации событий, представленных
в сценах. Следовательно, фреймы, сформированные на основе приобретенного
опыта, детерминируют отношения между участниками сцены. Можно утвер-
ждать, что сцены являются единицами классификации окружающей действи-
тельности, а фреймы могут быть отнесены к единицам осмысления сцен. Сцены
позволяют дифференцировать акторов той или иной ситуации, а фреймы струк-
турируют отношения между участниками сцены [Кураков 2003: 101].
Каждый человек структурирует окружающую действительность, используя
универсальные фреймы, которыми оперирует все человечество, а также уникаль-
ные, собственные фреймы, возникшие на основе личного опыта. Универсаль-
ность обусловлена тем, что, во-первых, человечество объединяет одна и та же
окружающая действительность, а во-вторых, мозгу человека свойственно аб-
страгировать полученные знания. Благодаря ментальной концептуализации че-
ловеческий мозг способен воспринимать, обрабатывать и хранить удивительно
большие объемы информации, поступающие извне.
На первом этапе обработки поступающей извне информации мозг как бы
разбивает на отдельные фрагменты недискретный внешний мир, а затем струк-
турирует и воссоздает ментальный прототип полученной информации, или,
иначе говоря, ментальный конструкт. Примечательно также то, что человече-
скому мозгу свойственно фрагментировать внешний мир на первых этапах ко-
гнитивного развития уже в раннем детстве. Бесспорным также является тот факт,
когниции каждого отдельного взятого человека претерпевают значительное из-
менение в течение всей жизни.
156
Подводя итог вышесказанному, мы можем утверждать, что триединая знако-
вая структура, состоящая из денотата, имени и концепта обусловлена семиотиче-
ской структурой мозга. С позиции когнитивной лингвистики концептуализацию
можно интерпретировать как операцию над различными типами ментальных ре-
презентаций, существующих в сознании адресата – моделями концепта, сцены, а
также фреймовыми структурами. Концептуализация может реализовываться по-
средством добавления новых элементов или изменения уже существующих связей.
Волкова Я.А., Панченко Н.Н. Деструктивность в политическом дискурсе // Вестник
РУДН. Серия: лингвистика. 2016. № 4. С. 161-178.
Кураков В.И., Дементьева О.В. Когнитивные и онтологические истоки глагольного управ-
ления // Вестник ВолГУ. Серия 2: языкознание. 2003. С. 97-103.
Сова Л.З. Фундаментальные законы языкознания и искусственный интеллект. М.; Бер-
лин: Директ-Медиа, 2014.
Соссюр Ф. Труды по языкознанию. М: Прогресс, 1977.
Diana I. Kasimova (Moscow, Russia)

RUDN University
NEUROPHYSIOLOGICAL FOUNDATIONS OF CONCEPTUALIZATION

FROM THE PERSPECTIVE OF COGNITIVE LINGUISTICS
The article is devoted to the study of the issue of conceptualization from the perspective of the neu-
rophysiological aspect. We consider neurophysiological studies as the evidence base for the linguistic
fundamental law for the dualization of a language sign, with a subsequent linguo-cognitive analysis
of such phenomena as concept, scene and frame.
Keywords: cognitive linguistics, frame, concept, scene, cognition
Е.А. Кузнецова (Барнаул, Россия)

kuznetsova_ea@altspu.ru
ПРИЗНАКИ ДВУХМЕРНОСТИ И ТРЕХМЕРНОСТИ

В КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ ПРОСТРАНСТВЕННЫХ СИТУАЦИЙ
(на примере локативных конструкций с предлогами
в английском и русском языках)
В статье рассматриваются признаки двухмерности и трехмерности, содержащиеся в простран-

ственном образе, как отражение типов концептуализации локативных ситуаций «Контейнер»
и «Поверхность». Особое внимание уделено когнитивно-семантическому анализу русских и
английских локативных конструкций с предлогами в, на, in, on.
Ключевые слова: пространственные ситуации, концепт, контейнер, поверхность, двухмерность,
трехмерность, локативные конструкции
Концептосфера народа, ее непосредственная связь с языком и отражение в

нем представляют широкое поле для исследования когнитивных процессов. Ре-
презентация в языках концепта КОНТЕЙНЕР зависит от восприятия у того или
иного народа того, что является и что не является пространством или вместили-
щем, что, следовательно, отображается и в языке. В данной статье с помощью
157
метода когнитивно-семантического анализа сопоставляются русские и англий-
ские локативные конструкции по параметру «трехмерность / двухмерность» про-
странственного образа в рамках семантико-когнитивного подхода на примере
русских предлогов в, на и английских in, on.
Каждый отдельно взятый язык представляет собой сложную взаимосвязан-
ную систему единиц и категорий, изменения в которой происходят и укореня-
ются довольно медленно, поэтому детальное рассмотрение этих процессов воз-
можно только в диахронии. Проблема репрезентации концепта КОНТЕЙНЕР до-
статочно подробно изучалась в работах Е.В. Рахилиной и Е.С. Кубряковой [Куб-
рякова 2004: 475-491; Рахилина 2010]. Однако если в исследовании Е.С. Кубря-
ковой в большей мере рассматривается природа данного концепта, то Е.В. Рахи-
лина в своих работах приводит классификацию конкретных конструкций, репре-
зентирующих концепт КОНТЕЙНЕР. В данной статье за основу анализа взяты
локативные конструкции с предлогами, отражающими статические ситуации.
Как свидетельствует исследование А. Пеетерс-Подгаевской, параметр «трех-
мерности / двухмерности» пространственного образа в ментальности говорящих
на русском языке не был устойчивым в развитии русского языка, поэтому концеп-
туализация ситуаций в локативных конструкциях по модели контейнера, репре-
зентируемая в языке предлогом в, могла изменяться на модель поверхности, и ре-
презентироваться соответственно предлогом на, и наоборот. Выявленные А. Пее-
терс-Подгаевской пространственные категории, в частности, «части дома / зда-
ния», «здания-учреждения», «участок поверхности с вертикальными границами»,
«географическое пространство с (четкими) территориально-административными
границами», и подобные, соотнесены как с контейнерными, так и с поверхност-
ными типами концептуализации [Пеетерс-Подгаевская 2003: 325].
На основе анализа содержания концептуальных категорий, связанных с
включением в пространственный образ объекта двухмерного или трехмерного
признака, и изучения этимологии предлогов в и на можно выделить главные при-
знаки данных типов концептуализации. Так, главные признаки, соотносимые с
концептом КОНТЕЙНЕР (требуют предлога в), включают: 1) закрытость про-
странства, 2) четкие границы, 3) наличие мысленной или реальной вертикальной
границы. Основными признаками, которые соотносятся с концептом ПОВЕРХ-
НОСТЬ и требующими предлога на, являются: 1) отсутствие границ и наличие
протяженности, 2) развертывание действия на поверхности, 3) непосредствен-
ный контакт объекта с поверхностью [ЭСРЯ].
Обращение к данным этимологического словаря английского языка Online
Etymology Dictionary [OED] и проведенный анализ примеров одноязычных сло-
варей позволяют охарактеризовать современное употребление предлогов in и on
в локативных конструкциях, называющих статические ситуации. В диахрониче-
ском ракурсе следует отметить, что в древнеанглийский период значения пред-
логов in и on, восходящих к протогерманскому an, пересекались, что служило
причиной взаимозаменяемости данных предлогов. В среднеанглийский период
значения данных предлогов дифференцировались: предлог in стал более специ-
фицированным в значениях ‘within’, ‘inside’ («внутри»), характерных для кон-
цепта КОНТЕЙНЕР, предлог on – в значении ‘in a position above and in contact
with’ («поверх чего-л.»), которое соотносится с концептом ПОВЕРХНОСТЬ.
Таким образом, функции и признаки рассматриваемых русских и английских
158
предлогов в локативных конструкциях, отражающих статические ситуации, ча-
стично совпадают. Среди отличий можно выделить использование предлога на в
значении «развертывание действия на поверхности» [ЭСРЯ]. Так, в русском
языке, возможно использование обоих предлогов (например, на квартире – в квар-
тире).
Помимо взаимозаменяемости предлогов, есть и другие отличия, основанные
на восприятии носителями языков ряда концептов: так имеет место варьирование
предлогов в локативных конструкциях, в которых актуализируется содержание
таких концептов, как НЕБО, ИЗОБРАЖЕНИЕ (фото, рисунок, картина и др.),
ДЕРЕВО.
При анализе языковых репрезентаций неба доминирующими признаками,
на первый взгляд, являются отсутствие видимых границ и наличие протяженно-
сти, в результате чего небо может концептуализироваться как поверхность, с ко-
торой соприкасается объект:
(1) День – сияющий, ни облачка на небе… [Азольский: НКРЯ];
(2) И луна уже блестит на небе, и звезды садятся вокруг нее кружком [Коз-
лов: НКРЯ].
В то же время, нельзя отрицать, что воспринимаемые взглядом границы у
неба есть, а определенной поверхности нет, поэтому носители русского языка
могут концептуализировать небо как контейнер, что показано в следующих при-
мерах (3, 4):
(3) Ночами по рассеянному зареву в небе им казалось в их заточении, что
Москва вся – блещет, что она – ослепительна [Солженицын: НКРЯ];
(4) Все стороны горизонта были затянуты дымкой, и никаких признаков
светил в небе не было [Улицкая: НКРЯ].
В английском языке соответствующий концепт SKY в данных ситуациях со-
относится исключительно с контейнерным типом концептуализации, что было
выявлено в результате сплошной и целенаправленной выборки примеров:
(5) ... the Sun sits in the sky like a yellow beach ball… [COCA];
(6) … both a moon and a sun sitting high in a sky that was sugar almond and shot
with gold…. [Honeyman 2017: 192].
Таким образом, соотнесенность данного концепта с контейнерным типом
концептуализации и его трехмерность очевидны в английском языке; в русском
о конкретной отнесенности понятия к одному типу концептуализации вывод сде-
лать нельзя. Изображения на плоскости (фото, рисунок, картина и др.) в русском
языке можно однозначно отнести к случаям актуализации концепта ПОВЕРХ-
НОСТЬ:
(7) Храм, который вдали на картине виднеется, сейчас стал музеем по-
двига Ивана Сусанина [Соколов: НКРЯ].
Изображение в данном примере (7) для носителя русского языка двухмерно
по признаку «отсутствие мысленной или реальной вертикальной границы», т.е.,
даже если картина висит на стене, мы все равно подразумеваем отсутствие допол-
нительной оси координат. В английском языке изображения воспринимаются
трехмерно, если имеется в виду непосредственно то, что на них изображено:
(8) But I digress, all of our living room furniture was pretty much clustered to-
gether as you can see in the photo below [COCA].
159
Концепт ДЕРЕВО отличается от предыдущих концептов в аспекте «двух-
мерности / трехмерности» пространственного образа. Обратимся к примерам:
(9) Шаули оторвал взгляд от минаретов, наведенных с земли, как ракеты, и
перевел его на Калдмана, за чьей сутулой спиной в золоченых рамах висела па-
рочка истошных пейзажей: зеленые водопады, желтые скалы, красный леопард
на дереве [Рубина: НКРЯ].
В предложении (9) позиция леопарда на дереве связывается не с самой вер-
хушкой дерева, а с веткой как с поверхностью – леопард сидит поверх ветки.
Благодаря переносу части на целое дерево как единое целое воспринимается как
двухмерная поверхность. Носители английского языка воспринимают данную
ситуацию иначе: on the tree осмысляется буквально как «на верхушке дерева», а
in the tree – больше соотносится со значением ‘в кроне, на одной из ветвей кроны,
т.е. внутри образуемого кроной пространства’, поэтому английский концепт от-
носится к случаям актуализации концепта КОНТЕЙНЕР и воспринимается трех-
мерно:
(10) She was obviously sitting in the tree at that moment... [COCA].
На основе проведенного анализа можно сделать вывод, что типы концепту-
ализации в локативных конструкциях с предлогами, обозначающих статические
ситуации, более четко определены в английском, в то время как в русском языке
иногда наблюдается переходность типов. Параметр трехмерности при описании
как объемных объектов действительности, так и плоских изображений домини-
рует в английском языке, а в русском те же референты воспринимаются и кон-
цептуализируются в локативных конструкциях с помощью предлогов, указыва-
ющих на двухмерное восприятие референтных ситуаций и их концептуализацию
как поверхности.
Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке. Части речи с когни-
тивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М., 2004.
НКРЯ – Национальный корпус русского языка. URL: https://ruscorpora.ru.
Пеетерс-Подгаевская А. Проблемы расхождений в пространственной концептуализации
физических локальных объектов в современном русском литературном языке и некоторых
русских диалектах // Studies in Slavic and General Linguistics. 2003. Vol. 30. P. 289-330.
Рахилина Е.В. Лингвистика конструкций / отв. ред. Е.В. Рахилина. М., 2010.
ЭСРЯ – Этимологический словарь русского языка. URL: https://vasmer.slovaronline.com.
COCA – Corpus of Contemporary American English. URL: https://www.english-cor-
pora.org/coca.
Honeyman G. Eleanor Oliphant is Completely Fine. Harper Collins Publishers, 2017.
OED – Online Etymology Dictionary. URL: https://www.etymonline.com.
Yevgeniya A. Kuznetsova (Barnaul, Russia)

Altai State Pedagogical University
kuznetsova_ea@altspu.ru
THE FEATURES OF TWO-DIMENSIONALITY AND THREE-DIMENSIONALITY

IN CONCEPTUALIZATION OF THE SPATIAL SITUATIONS
(The case study of locative constructions with prepositions in English and Russian)
The problem under discussion is the features of two-dimensionality and three-dimensionality con-
tained in the spatial image as the reflection of the types of conceptualization of the locative situations
‘Container’ and ‘Surface’. Russian and English locative constructions and their cognitive-semantic
160
analysis are in the focus of our attention.
Keywords: spatial situations, concept, container, surface, two-dimensionality, three-dimensionality,
locative constructions
А.Е. Купцов (Ярославль, Россия)

Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинского
kupcov.a@mail.ru
Е.Е. Милосердова (Ярославль, Россия)
Международная академия бизнеса и новых технологий (МУБИНТ)
milosserdova-elena@yandex.ru
КЕЛЬТСКИЕ ТОПОНИМИЧЕСКИЕ КОНЦЕПТЫ

КАК СОСТАВЛЯЮЩИЕ ТОПОНИМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ ИСПАНИИ
Изучение топонимов находится в последние десятилетия в центре внимания многих ученых,

однако при всем разнообразии исследований многие вопросы остаются еще не до конца изу-
ченными. С точки зрения структуры топонимический концепт представляет собой ментальное
образование, в котором содержится весь потенциал значений географического названия, ин-
вариант значений словообразовательного гнезда, разнообразные ассоциативные приращения,
обусловленные социокультурным и лингвокультурным фоном.
Ключевые слова: топонимическая система Испании, кельтский топонимический плат, топони-
мический концепт
Топонимы Испании отражают историческое прошлое, взаимодействие эт-

носа и культур, национальную специфику, а также лингвокультурное наследие
испанского народа. Географические названия также позволяют выявить границы
поселения народов, прежнее распределение языков на данной территории, по-
скольку многие испанские названия сохраняют диалекты и архаизмы, относящи-
еся к языковому субстрату. Этноязыковые и этнокультурные закономерности
также содержатся в географических названиях страны, что позволяет определить
семантические особенности топонимов, а также выявить типологическое разно-
образие происхождения географических названий Испании.
Исследование топонимов основывается на теории топонимического кон-
цепта. Топонимические концепты дают возможность проследить ход когнитив-
ных процессов в языке, так как в географических названиях с наибольшей силой
проявляются экстралингвистические факторы. Среди них можно выделить рас-
пространение науки и религии, территориальные перемещения носителей языка.
По мнению целого ряда исследователей, влияние экстралингвистических факто-
ров на язык огромно [Купцов 2012; Егорова, Купцов 2013; Соколова 2019: 28].
Как известно, история становления топонимов ярко демонстрирует влияние
общества на язык. Топонимы различных регионов Испании были созданы более
тысячи лет назад и связаны с различными сферами человеческой деятельности.
В процессе исторического развития одна из «топонимических волн» сменяла
другую, формируя, таким образом, исторические слои всей топонимической си-
стемы Испании. Различные языки, исторические события, а также и географиче-
ские характеристики оказали влияние на структуру и состав топонимии регионов
Испании [Сударь 2004: 74].
161
Таким образом, многие топонимы Испании в настоящее время отражают
природные и географические особенности ее территории (например, особенно-
сти рельефа, водные ресурсы), исторические процессы и экономические (с/х, ре-
месло), а также этнолингвистические и культурные особенности населения на
данной территории. Целостная топонимическая система, проявляясь в формиро-
вании этимологических типов в каждую историческую эпоху, стремится поддер-
живать стабильность, несмотря на влияние географических, исторических и
экстралингвистических факторов [Kuptsov, Kondakova 2018].
Представляется довольно трудной задачей восстановить хронологию появле-
ния топонимов, так как некоторые языковые их формы развивались постепенно,
другие были созданы для определенного объекта; многие топонимы были либо
унаследованы от других народов, проживающих на этой территории, или заим-
ствованы.
Современная топонимика Испании – это результат многовекового развитие
имен, сформированные под влиянием разных языков и связанные с самыми раз-
ными сферами человеческой деятельности, в конечном итоге привели к единой
системе имен, состоящей из множества разнородных компонентов. Э.М. Мур-
заев указывает на тот факт, что «всякое рождение топонима вызывается истори-
ческими условиями, географическое средой и осуществляется средствами
языка» [Мурзаев 1974: 80].
Проникновение кельтов явилось следствием миграционных потоков из Цен-
тральной Европы в центральную и западную часть Иберийского полуострова
приблизительно в первом тысячелетии до нашей эры. Появление кельтских пле-
мен на полуострове связывают с использованием металла как орудия труда с но-
вой культурой погребения («campos de urnas») и новой традицией поселений
(briga). География расселения кельтов составляла обе зоны плоскогорья до реки
Guadiana – на юге, северное побережье Испании – Кантабрия до Атлантического
побережья – на западе. Кельтский язык служил языком общения и стоял на более
низкой ступени развития, нежели иберийский язык. Таким образом, для записей
кельты пользовались иберийской письменностью [Сударь 2004].
Следует отметить, что типичные кельтские географические названия содер-
жат формант – briga («укрепление, город»), которые сохранились в современной
топонимической системе Испании и, как правило, встречаются в северо-запад-
ной части Пиренейского полуострова:
Brea < briga или brigo: «крепость»; Brías < briga или brigo: «населенный
пункт»; Segóbriga < sego + briga: «вершина»; Segovia < seghos + briga: «победа
+ город»; Berga < berg: «гора», возможно происходит от briga «защищенный го-
род на вершине холма».
Типичная особенность более позднего периода являются географические
названия, содержащие кельтский формант -dunum, dunon («укрепленное место»),
встречающихся в сложных топономинациях: Navardún < dunum: «крепость»;
Verdú < (Virodonum или Bisoldonum); Canal de Berdún < dunum: «крепость»;
Salardú < sal + dunum: «форель» + «крепость».
На территории Испании также встречаются топонимы, содержащие топоос-
нову Tala, значение которой выяснить пока не удается: Talavera de la Reina; Tala-
drid; Talamanca.
162
Названия водных объектов сохраняются веками и тысячелетиями, поэтому
гидронимы имеют очень высокую лингвоисторическую ценность для исследова-
ния. Еще одним топоформантом кельтского происхождения на территории Ис-
пании является -ab, означающий «вода», -ar – «река» и -uta – «вода»: Abiegos <
ab + -iego (< -eccus): «вода» или «небольшой ручей»; Abongo < ab + ongo: «вода
+ источник»; Aramio < ar; Utande < uta; Utebo < uta.
Как показал лексико-семантический анализ топонимического материала, в
структуру кельтских топонимов на территории Испании входят лексемы, отра-
жающие физико-географические особенности территории, например, природ-
ный ландшафт, объекты местности, элементы рельефа -bur, -burr («холм, вер-
шина»), -kanto («камень»), -llama («болотистое место»); -tar («холм, скала»); -
baria, barea («берег»); -bera (место, спускающее вниз); -sam («высота, подъем»):
Burón < bur, burr + -on, -onna: «холм + вода»; Burricios < bur, burr + -etum: «холм
+ склон»; Cantallops < kanto + lup: «камень + река, вода»; Cantalpino < kanto:
«камень, скала, утес»; Llamazares < llamazar < llamaza; «трясина, болото»;
Tariego < tar + -eco (суффикс): «холм, скала».
Итак, каждое географическое название – это знак культуры, который отра-
жается в языке. Топонимы являются языковыми знаками, за которыми стоит
огромный информационный потенциал и составляют значительную часть всякой
национальной концептосферы, отражая в себе многие исторические аспекты, фи-
зико-географические особенности территории, а также этнолингвистические и
культурные особенности населения. Топонимы как памятники духовной куль-
туры человечества несут в себе историю цивилизации.
Егорова О.С., Купцов А.Е. Коммуникативно-синтаксическая типология предложения,
включающих частицы (на материале русского и испанского языков) // Ярославский педагоги-
ческий вестник. 2013. Т. 1. № 4. С. 166-174.
Купцов А.Е. Лексические средства выделения темы в предложении (на материале испан-
ского языка) // Когнитивные исследования языка. 2012. Вып. XI. С. 383-385.
Мурзаев Э.М. Очерки топонимики. М.: Мысль, 1974.
Соколова А.Ю. Изменчивость языка: факторы, влияющие на развитие грамматического
строя // Вестник МГОУ. Серия: лингвистика. 2019. № 2. С. 24-31.
Сударь Г.С. Топонимия Испании как объект лингвокультурологического исследования:
дис. ... канд. филол. наук. М., 2004.
Kuptsov A., Kondakova T. Peculiarities of formation of some place names of Portugal // Prac-
tical Geography and XXI Century Challenges. International Scientific and Practical Conference:
Commission sessions: Cultural Regionalism and Regional Identity, 4-6 June 2018, Moscow. Confer-
ence Book. Moscow: Institute of Geography, Russian Academy of Sciences, 2018. P. 537.
Aleksandr Ye. Kuptsov (Yaroslavl, Russia)

Yaroslavl State Pedagogical University named after K.D. Ushinsky
Yelena Ye. Miloserdova (Yaroslavl, Russia)
International Academy of Business and New Technologies (MUBINT)
CELTIC TOPONYMIC CONCEPTS AS COMPONENTS

OF SPANISH TOPONYMIC SYSTEM
The study of place names has been in the focus of many scientists in recent decades, however, with
all the variety of researches, many questions are not fully studied. From the point of view of the
structure, toponymic concept is a mental formation which contains the full potential of geographical
163
names, the invariant of the meanings of the word-formation, various associative increments due to
the socio-cultural and linguistic-cultural background.
Keywords: toponymic system of Spain, Celtic toponymic layers, toponymic concept
У.Л. Кшеновская (Новосибирск, Россия)

Новосибирский государственный педагогический университет
sj@ngs.ru
КОГНИТИВНО-КОММУНИКАТИВНЫЙ АСПЕКТ
ЛИНГВОКРЕАТИВНОСТИ
(на примере англоязычного массмедийного дискурса)
В статье рассматривается феномен лингвокреативности в когнитивно-коммуникативном ас-

пекте. С когнитивной точки зрения лингвокреативные процессы концептуализируют и верба-
лизуют реалии меняющегося мира, реализуя номинативную функцию языка. При этом линг-
вокреативные единицы служат трансфером нового знания об изменениях в окружающей дей-
ствительности. Дискурс выступает коммуникативным событием и создает условия для успеш-
ной передачи и распространения нового знания. В качестве примера рассматриваются лингво-
креативные единицы медийного дискурса, которому свойственна способность мгновенно ре-
агировать на малейшие сдвиги в общественной жизни.
Ключевые слова: лингвокреативость, типы лингвокреативности, массмедийный дискурс, ко-
гнитивный и прагматический анализ, Covid-19
В современной лингвистике в анализе дискурсивного использования языка

наблюдается сближение когнитивного и прагматического подходов. Согласно
Е.С. Кубряковой, дискурс как когнитивное явление, т.е. как форма создания и
репрезентации различных видов знания, определяет речевые стратегии комму-
никантов и влияет на выбор конкретных языковых форм в процессе дискурсив-
ной практики [Кубрякова 2000]. Ментальные модели, лежащие в сознании язы-
ковой личности (термин Ю.Н. Караулова [Караулов 1987]), предоставляют ос-
нову для отбора и/или создания необходимой коммуникативной информации в
процессе формирования дискурса.
За каждым типом дискурса всегда стоит некая особая ментальность, моде-
лирующая свою версию действительности – реальной или, как в случае, напри-
мер, с художественным дискурсом, воображаемой – и стремящаяся вербализо-
вать максимально точно предметы и явления этой действительности из «вполне
определенных черт языка, из существующего альтернативного ряда средств, из
имеющегося набора разных возможностей и приемов» [Кубрякова 2004: 531].
Данный постулат коррелирует с понятием лингвокреативности в широком
смысле как врожденной способности личности продуцировать и понимать не-
определенное количество новых фраз и предложений, регулярных и воспроизво-
димых, из конечного числа слов в коллективной и индивидуальной речевой дея-
тельности [Chomsky 1965].
При отсутствии в языковой системе готовых единиц для вербализации ин-
новационных концептов языковая личность, стремясь к максимально точной пе-
редаче своей коммуникативной интенции, пытается заполнить лакуну и в про-
цессе лингвокреативной деятельности проявляет собственную творческую ком-
петенцию в реализации потенциальных языковых возможностей.
164
В работах отечественных лингвистов лингвокреативность рассматривается
не только как процесс создания новых единиц, но и как творческое преобразова-
ние языка (например, [Козлова 2020], [Колесов 2020], [Лингвистика креатива
2013] и др.). В рамках нашего исследования лингвокреативность понимается как
«творческая способность языковой личности создавать в ходе дискурсивной де-
ятельности инновационные единицы из заложенных языковой системой средств
по аналогии с существующими моделями или отступая от них, для передачи по-
средством языкового знака ментальных конструктов знания о реальной или кон-
струируемой действительности» [Кшеновская 2020: 17].
Таким образом, с когнитивной точки зрения лингвокреативные процессы
концептуализируют и категоризируют (в терминах Н.В. Болдырева [Болдырев
2020]) реалии меняющегося мира в языке, выполняя номинативную функцию
языка, при этом они служат трансфером нового знания об окружающей действи-
тельности, реализуя коммуникативную функцию языка. Дискурс выступает ком-
муникативным событием и создает условия для успешной передачи и распро-
странения нового знания.
Дискурс может соотноситься как с типовыми ситуациями, так и отдельными
фрагментами действительности, отсюда выделяются разные виды дискурсов (см.
[Карасик 2000]), отдельные разновидности определенного дискурса, гибридные
дискурсы. Следует отметить, что дискурс практически всегда зеркало своей
эпохи, так как его «особенности определяются состоянием общества» [Кубря-
кова 2004: 526], при этом массмедийный дискурс наиболее чувствителен к изме-
нениям окружающей действительности. Именно поэтому лингвокреативность
реализуется в разных типах дискурса, однако, именно в массмедийном дискурсе
наблюдается высокая плотность лингвокреативных единиц, появляющихся
прямо пропорционально изменениям, происходящим в мире, так как этот тип
дискурса призван отражать актуальные изменения в обществе от частных про-
блем частного характера до глобальных перемен мирового масштаба.
При этом следует подчеркнуть акцент массмедийного дискурса на комму-
никативном аспекте языка, сближении адресанта и адресата, автора и потенци-
ального реципиента. Адресанту необходимо создать условия для успешной ин-
терпретации своего сообщения адресатом. Автор ограничен в своих эксперимен-
тальных манипуляциях с языком смысловой целенаправленностью своего сооб-
щения. Созданные в процессе лингвокреативной деятельности единицы должны
успешно декодироваться получателем информации, так как «чем выше ответ-
ственность слушателя за выбор контекстуальных допущений и эффектов, тем
слабее коммуникация» [Blakemore 1992: 157]. Это означает, что чем больше воз-
можных интерпретаций у сообщения, тем слабее оказывается коммуникация как
форма связи между адресантом и адресатом. Именно поэтому в ходе дискурсив-
ной деятельности адресант стремится к успешной интерпретации адресатом
своей интенции, следуя в связи с этим по большей части принятым языковым
нормам, используя конвенциональные языковые знаки, отступая от них исклю-
чительно в рамках смысловой целенаправленности. При этом, чем удачнее вы-
браны языковые средства, тем легче осуществляется узнавание лингвокреатив-
ной единицы адресатом. Дискурсивное оформление необходимо не только для
уточнения смысла и снятия размытости, но и для включения индивидуального
осмысления в систему коллективного знания.
165
Рассмотрим примеры новых единиц, появившихся в результате изменив-
шейся реальности в период сложившейся пандемии. Массмедийный дискурс
первым отреагировал на изменившуюся действительности, транслируя термины
из медицинского дискурса и конструируя инновационные номинации для раз-
личных сфер общения, так как пандемия приобрела глобальный характер и пере-
стала быть объектом пристального внимания только медицинского дискурса.
В частности, произошло пополнение языковой системы
1) терминами в результате
– аббревиации: COVID (corona virus disease), ARDS (acute respiratory stress
syndrome), SARS (severe acute respiratory syndrome), MERS (Middle East respiratory
syndrome), PUI (person under investigation), PPE (personal protective equipment:
gloves, gowns, aprons, masks, N95 respirators, goggles, face shields);
– конверсии: pre-symptоmatic, (n) (an infected person but not yet showing symp-
toms of COVID), asymptomatic (n) (an infected person not showing any symptoms of
COVID);
2) сленговыми единицами в результате
– аббревиации: WFH (work from home);
– усечения: ‘rona;
– конверсии: zoom (v) (to communicate using the software application Zoom);
– словосложения: zoom shirt (a top one keep at hand to look presentable during
a zoom or any other video meeting), zoomraiding (unwanted, disruptive intrusion) =
zoombombing, zoombomber (an uninvited participant of a video conference), coronab-
aby (a baby conceived during the Covid-19 self-isolation), coronababy-boom, COVID-
party (a gathering with the intention of catching COVID-19), COVID-bubble (a limited
group of people one communicates with during the Covid-19 self-isolation), corona-
virus-divorce (a divorce caused by lockdown) = corona divorce, COVID 10 (weight
gain during the Covid-19 self-isolation) = quarantine 15 (Ср. нем. coronaspeck), doom
scrolling (reading dystopian news on the screen);
– контаминации: smize (smile + eyes, smile with one’s eyes), covidiot (covid +
idiot) = maskhole, moronavirus (moron + coronavirus), maskne (mask + acne),
covideoparty (covid + videoparty), quarantini (quarantine + martini, any alcoholic drink
consumed while stay at home), coronapocalypse (corona + apocalypse), covidivorce
(covid + divorce) = corona-divorce, quaranteen (quarantine + teen) = coronials (corona
+ millennials), quaranteam (quarantine + team), covexit (covid + exit, the strategy for
exiting lockdown), zump (zoom + dump, be dumped over a zoom call), coronacation
(corona + vacation), staycation (stay +vacation), Blursday (blur + (Thurs)day);
3) диалектными единицами в результате
– замены словами или словосочетаниями, которые образуют рифму с заме-
ненными: кокни Miley Cyrus (virus).
Интересным представляется тот факт, что контаминация (блендинг, стяже-
ние, сращение), т.е. объединение структурных элементов двух языковых единиц
на базе их структурного подобия или тождества, функциональной или семанти-
ческой близости, оказался наиболее востребованным среди способов словообра-
зования, именно потому, что конечная единица с языковой точки зрения обла-
дает совмещенной структурой, а с когнитивной – совмещенной семантикой, что
соотносится с концептуальным смешением исходных единиц, т.е. при смешении
166
структура исходных ментальных пространств проецируется на отдельное, «сов-
мещенное» ментальное пространство.
Кроме того, языковая система, испытывая давление со стороны изменив-
шейся действительности, подвергла переосмыслению существующие языковые
единицы. Так, например, произошла переоценка слов и выражений, в частности,
лексические единицы, вызывавшие ранее у носителей языка негативные ассоци-
ации, получили положительное оценочное значение: lockdown, shutdown,
isolation, quarantine, social distancing.
Наблюдается также расширение значений у имеющихся в языковой системе
единиц: intensivist (a physician who provides special care for critically ill patients; a
patient hospitalized in an intensive care unit), super-spreader (an unusually contagious
individual who has been infected; a highly contagious virus).
Отмечается появление новых коллокаций: new normal, key worker, shaming,
contact tracing, long hauler, essential business, non-essential business, contactless de-
livery, community spread, superspreader event.
Следует заметить, что языковая система старается фиксировать изменения,
происходящие в окружающей действительности, однако не все созданные язы-
ком единицы являются лингвокреативными в нашем понимании. Подчеркнем,
что следует различать лингвокреативность как творческую способность языко-
вой личности создавать новые единицы для передачи новых концептов, которые
еще не были объективированы языком, и лингвистической генеративностью
(уточняя термин лингвокреативности, предложенный Н. Хомским) как процес-
сом порождения новых единиц (на уровне слова, словосочетания или предложе-
ния), не производя новых значений, регулярных и воспроизводимых. Таковыми
являются, в частности, приведенные выше термины, полученные путем аббреви-
ации, усеченные единицы, а также коллокации. К собственно лингвокреативной
деятельности можно отнести лингвокреативную продуктивность (создание еди-
ниц для обозначения инновационных концептов по регулярным языковым моде-
лям), лингвокреативное расширение (расширение значения лексической еди-
ницы, инновационное сочетание единиц и т.п.) и лингвокреативную девиацию
(случаи нарушения системных закономерностей, проявляющиеся в каламбурах,
языковой игре, оксюморонах, зевгмах, транспозициях и т.п.).
Таким образом, лингвокреативные процессы являются одновременно ко-
гнитивными и коммуникативными: с одной стороны, осуществляется конструи-
рование инновационной номинации, с другой – реализация определенной рече-
вой интенции в конкретном дискурсе. Языковые личности в процессе коммуни-
кации выступают и участниками, и экспертами лингвокреативной деятельности,
сама же лингвокреативность выполняет не только и не столько орнаментальную
функцию, сколько прагматическую, выступая трансфером нового знания и таким
образом реализуя коммуникативную функцию языка.
Болдырев Н.Н. Доминантная роль грамматики в системе языка и в его использовании //
Язык. Культура. Личность: сб. науч. трудов, посвящ. юбилею д.ф.н., проф. Л.А. Козловой / под
ред. И.Ю. Колесова. Барнаул: АлтГПУ, 2020. С. 24-34.
Карасик В.И. О типах дискурса // Языковая личность: институциональный и персональ-
ный дискурс. Волгоград: Перемена, 2000. С. 5-20.
Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987.
167
Козлова Л.А. Аналогия как фактор, регулирующий лингвокреативную деятельность язы-
ковой личности // Когнитивные исследования языка. 2020. Вып. XLI. С. 1026-1030.
Колесов И.Ю. Проявления интерпретирующей функции языка в номинациях простран-
ства и восприятия // Язык. Культура. Личность: сб. науч. трудов, посвящ. юбилею д.ф.н., проф.
Л.А. Козловой / под ред. И.Ю. Колесова. Барнаул: АлтГПУ, 2020. С. 59-79.
Кубрякова Е.С. О понятиях дискурса и дискурсивного анализа в современной лингви-
стике // Дискурс, речь, речевая деятельность. РАН Институт научн. информации по обще-
ственным наукам. Функциональные и структурные аспекты. М.: Институт научной информа-
ции по общественным наукам РАН, 2000. С. 5-13.
Кубрякова Е.С. Язык и знание: на пути получения знаний о языке. Части речи с когни-
Кшеновская У.Л. Когнитивно-дискурсивная сущность лингвокреативности // Евразий-
ский гуманитарный журнал. 2020. № 2. С. 16-21.
Лингвистика креатива-1: коллективная монография / под ред Т.А. Гридиной. 2-е изд.
Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т, 2013.
Blakemore D. Understanding Utterances: an introduction to pragmatics. Oxford: Blackwell, 1992.
BNC – Media. URL: http://www.nat-corp.ox.ac.uk. (Дата обращения: 20.11.2020).
Chomsky N. Aspects of the Theory of Syntax. Cambridge: MIT Press, 1965.
Ulyana L. Kshenovskaya (Novosibirsk, Russia)

Novosibirsk State Pedagogical University
COGNITIVE COMMUNICATIVE ASPECT OF LINGUISTIC CREATIVITY

(On the example of the English mass media discourse)
The paper features the phenomenon of linguistic creativity from cognitive communicative perspec-
tive. From the cognitive point of view, linguocreative processes conceptualize and verbalize the real-
ities of the changing world, realizing the nominative function of language. At the same time, lin-
guocreative units serve as a transfer of new knowledge about changes in the surrounding reality.
Discourse acts as a communicative event and creates conditions for the successful transfer and dis-
semination of new knowledge. The article brings examples from mass-media discourse, which is most
susceptible to the changing social context.
Keywords: linguistic creativity, linguistic creativity types, mass media discourse, cognitive and prag-
matic analysis, Covid-19
А.Э. Левицкий (Москва, Россия)

andrelev@list.ru
Т.Н. Никульшина (Донецк, Украина)
Донецкий национальный технический университет
tan_n-n@mail.ru
ЦВЕТ СЕРЫЙ: ПРОБЛЕМА КАТЕГОРИЗАЦИИ И ВЕРБАЛИЗАЦИИ

(на материале русского и английского сказочных дискурсов)
Статья посвящена выявлению изоморфных и алломорфных особенностей использования се-

рого цвета в русском и английском сказочных дискурсах. Цветономинации, обозначающие
серый, имеет ограниченную сферу использования, выявляя взаимодействие белого и черного.
Этот цвет считается периферийным.
Ключевые слова: категоризация, вербализация, цветономинации, сказочный дискурс, сопо-
ставление языков
168
Учитывая возрастающую заинтересованность лингвистического сообщества
в изучении когнитивных особенностей человека как носителя определенного
языка и культуры, можно говорить о росте интереса к исследованию роли катего-
ризации получаемой информации из внешнего мира. Важность, в частности, при-
обретает выявление особенностей информации, передаваемой цветовой гаммой и
находящей свое отражение в языке с помощью цветономинаций. Они представ-
ляют собой один из способов образного представления действительности, играю-
щий важную роль в обществе, который помогает ориентироваться в пространстве
и времени, регулируя отношения между людьми. Цвет окружает нас повсюду, он
воспринимается с помощью зрительных рецепторов, что вместе с другими орга-
нами чувств (слуха, осязания и обоняния) способствует созданию полноценной
картины окружающего мира. Именно их взаимодействие служит ориентиром по-
ведения индивида в мире. Вместе с тем, трудно переоценить роль как каждого из
каналов передачи информации, так и значимость категоризации тех квантов зна-
ния, которые мы получаем. Они незаменимы для передачи культурогенной ин-
формации, отсюда их ценность в сказочном дискурсе, который призван аккуму-
лировать вербализованный опыт от поколения к поколению, способствуя аккуль-
турации подрастающего поколения, сохраняя основы национальной картины
мира. Таким образом, цветономинации как результат категоризации и последую-
щей вербализации зрительной информации обладают ярко выраженной нацио-
нально-культурной спецификой. Именно поэтому разработка проблемы цветоно-
минаций становится одним из актуальных направлений лингвистических иссле-
дований. Так, цветономинации рассмотрены в русле когнитивной лингвистики
(см., например, в [Алымова 2007, Вежбицкая 1996, Rosch 1975]) и лингвокульту-
рологии (см. в [Жаркынбекова 2003]). Однако при всем разнообразии существую-
щих работ, проблема отражения и восприятия цвета в различных дискурсивных
практиках вызывает еще много вопросов, оставляя пространство для дальнейших
разработок, например, категоризации и вербальной объективации серого.
В алгоритме системного описания лексической группы слов, обозначающих
цвет, серый определяется на последнем этапе формирования цветовой картины
мира [Berlin, Kay 1969]. Лексемы grey и серый, характеризующиеся обобщающим
значением и эмоционально-оценочной нейтральностью, имеют статус универ-
сальных наименований данного цвета в английских и русских сказках.
Английские лексикографические источники идентифицируют цветообозна-
чение grey как «the colour that is a mixture of black and white, the colour of rain
clouds» [DC]; «the colour of ashes or of clouds on a rainy day» [CD]. В русской
лингвокультуре серый рассматривается как «цвет пепла, дыма» [ТСО] или «сме-
шение черного с белым» [ТСРЯ]. Анализ словарных дефиниций лексем grey и
серый позволил вычленить симметричный признак, составляющий содержатель-
ный минимум и конкретизирующий исследуемый цвет как для носителей ан-
глийского, так и русского языков – не светлый. Хотя в обеих лингвокультурах
серый цвет трактуется через смешение черного с белым, все же по приведенным
в лексикографических источниках референтам (ashes, rain clouds; пепел, дым) се-
рый ближе к темному (но не темный!), чем к светлому. Серый цвет интересен
тем, что он, в отличие от других базовых цветов [Вежбицкая 1996: 231-291], свя-
зан посредством зрительных категорий с определенными универсальными об-
разцами-моделями (желтый – солнце, зеленый – растительный мир, синий –
169
небо, белый – день и черный – ночь), лишен модели, составляющей его основную
точку референции. В английских и русских сказках серый цвет выражается пу-
тем прямого называния (grey stone; серые утицы), или путем вербальной экспли-
кации объекта, цветовой признак которого закреплен в быту или культуре на
уровне традиции. Имплицитность выражения серого цвета реализуется посред-
ством номинаций предметов из металлов или сплавов, используемых для удовле-
творения хозяйственных нужд (iron bolts, iron key, iron crook; железный молот)
или выполняющих защитную функцию (iron javelin, to be armed with a hugeous
crow bar of iron; ограда чугунная, булатный меч). В английских и русских сказках
прототипическое употребление серого цвета связано как с артефактами (iron
gate, silver dishes; железные ворота, серебряная ложка), так и фауной (mouse;
волк). Серый цвет используется как маркер финансового и социального положе-
ния: Усмехнулся барин, усмехнулись и гости; видят – мужик-то сер, да ум-то у
него не волк съел. Для англичан этот цвет также негативно маркирован (‘чужой’,
‘непохожий’ о духах – a grey man (a miserable looking little man […] of elfish
origin)’; ‘болезненный’ – pale grey ‘старый’ – grey hair ‘седые волосы’), хотя есть
и нейтрально-оценочные номинации (grey herons ‘серые цапли’) для обозначения
объектов природы. Отрицательно-оценочный характер серого цвета для русских
обусловлен его эстетической непривлекательностью (мужичок-серячок) и оли-
цетворением бедности (Сам знаешь: к тебе придут купцы в сапогах да в шубах,
а я в лаптях хожу да в худеньком сером кафтанишке). Несмотря на эмоциональ-
ную периферийность в английских сказках, в отличие от русских, серый цвет ка-
тегоризируется по насыщенности (pale grey) и яркости (silvery grey). В англий-
ских и русских сказках сочетания серого цвета с другими цветами не являются
характерными, за исключением фрагментарных примеров в русском языке: От-
куда ни взялась скоробогатая птица, погуменная сова – серы бока, голубые
глаза; Вдруг идут семь серых волков, восьмой – белый.
В дискурсе русских сказок диминутивы (серячок, серенький) характерны не
для данного базового цвета, который лишен добавочного экспрессивно-эмоцио-
нального оттенка значения уменьшительности, сочувствия, а для оценки верба-
лизуемых объектов: серенький волчок; кот-коток, серенький лобок; мужичок-
серячок. Этот цвет, эксплицируемый посредством ключевых лексем grey и се-
рый, используется для детализации ряда характеристик человека, природы и
сверхъестественных существ. Так, для описания человека с его помощью уточ-
няется информация о: 1) внешности (волосы) – grey hair, silvery grey hair; в рус-
ском языке примеры отсутствуют, 2) одежде – a grey cloak, в худеньком сером
кафтанишке и 3) сооружениях – an old grey church, в русских сказках такие при-
меры не зафиксированы. Для передачи информации о природе рассматриваемый
цвет фиксируется для детализации информации о: 1) горных породах – grey stone,
серый камень, 2) атмосферных явлениях – grey evening; в русском языке примеры
не зарегистрированы и 3) представителях фауны – grey ox; серый волк, серый
кот, лошадь серая, гуси мои серые. Для русской лингвокультуры характерна
также детализация серого для конкретизации части туловища: кот-серый лоб,
волчок-серый бочок. Сверхъестественное существо может также быть серого
цвета в английских сказках о духах (Colman Grey – имя главного героя, фейри,
неприятного представителя иного мира) и русских – о персонажах со сверхъесте-
ственными способностями (Обернулась Василиса Премудрая серой кукушкой).
170
Оттеночные обозначения серого цвета в русских сказках узуально закреп-
лены. Так, лексическая единица сизый используется для обозначения птиц –
группы теплокровных яйцекладущих позвоночных животных (сизая горлица, си-
зокрылый орел). Сфера употребления номинаций сивый и сивко немного шире:
экспликация преклонного возраста (сивый старик) и масти лошадей (сивый ме-
рин, сивко, кобыла сивая, Сивка-бурка, Начинается сказка, начинается побаска
– сказка добрая, повесть долгая, не от сивки, не от бурки, не от вещего каурки).
Лексема седой номинирует не столько старшее поколение (в русских сказках для
обозначения преклонного возраста используются преимущественно лексемы
старик и старуха), сколько вербально репрезентирует представителей потусто-
роннего мира: Как только настанет полночь, выходит из воды косматый, седой
старик; старичок белобородый – борода большая, седая; Оттого, – говорит, –
я и сед, что чертов дед!
Оттеночная семантика серого в английских сказках незначительна и очер-
чивает сферу деятельности, связанную с металлами и сплавами, имеющими раз-
ные оттенки: silver → grey and white [СD]; iron → silver and grey, silver and white
[СD]; lead → grey [СD]; steel → grey, bluish and grey [DC]. В английских сказках
оттеночное цветообозначение серого цвета silvery grey ‘серебристо-седой’ нахо-
дится на пересечении лексико-семантических групп silver и grey. В русском
языке периферийно-диффузными оттеночными цветономинациями являются си-
зый ‘темно-серый цвет с синевато-белесым отливом’, сивый ‘вороная с просе-
дью’ (о масти лошади) и седой (седой, как лунь. Некоторые виды луней окрашены
в голубовато-пепельно-серые цвета, так что издали на полете кажутся белесыми).
В русских сказках, в отличие от английских, оттеночное цветообозначение сивый
передается через другую оттеночную номинацию – седoй, которая широко ис-
пользуется для описания пожилого человека.
Выводы. Серый / grey не локализован в ядре цветообозначений, которые в
сказочном дискурсе англичан и русских маркируют диапазон цветового про-
странства, имеющий ограниченный спектр для номинации объектов природы и
артефактов. Он занимает последнюю позицию в последовательности вербализа-
ции цветовых категорий в языках мира. С точки зрения семантики серый катего-
ризуется как промежуточный между черным и белым, являясь частным случаем
взаимодействия ‘светлого’ / ‘белого’ и ‘темного’ / ‘черного’.
Алымова Е.Н. Цвет как лингвокогнитивная категория в русской языковой картине мира:
автореф. дис. … канд. филол. наук. СПб., 2007.
Вежбицкая А. Обозначения цвета и универсалии зрительного восприятия // Язык. Куль-
тура. Познание. М., 1996. С. 231-291.
Жаркынбекова Ш.К. Ассоциативные признаки цветообозначений и языковое сознание //
Вестник Московского ун-та. Серия 9: филология. 2003. № 1. С. 109-124.
Berlin В., Kay P. Basic Color Terms: Their Universality and Evolution. Berkley and Los An-
geles: University of California Press, 1969.
Rosch E. Cognitive Reference Points // Cognitive Psychology. 1975. Vol. 7. P. 532-547.
Лексикографические источники
CD – URL: https://www.collins-dictionary.com.
DC – URL: https://www.dictionary. cambridge.org.
ТСО – Толковый словарь Ожегова. URL: https://slovarozhegova.ru.
171
ТСРЯ – Толковый словарь русского языка. URL: https://slovar. cc/rus/ushakov.
Список иллюстративного материала

Briggs K.M. A Dictionary of British Folktales in the English Language incorporating the F.J. Col-
lection. L.: Routledge & Kegan Paul, 1991.
English Fairy Tales / Retold by Joseph Jacobs. L.: David Nutt, 1890. URL: http://www.sacred-
texts.com/neu/eng/eft/index.htm.
Folk Tales of England / ed. by K.M. Briggs and R.L. Tongue. L.: Routledge and Kegan Paul
Limited Broadway House, 1964.
Riordan J. Folktales of British Folktales. М.: Радуга, 1987.
РНС1 – Русские народные сказки. URL: http://lukoshko.net/storyList/russkie-narodnye-
skazki.htm.
РНС2 – Русские народные сказки. URL: http://hyaenidae.narod.ru/.
Аndrey E. Levitskiy (Moscow, Russia)

Тatyana N. Nikulshina (Moscow, Russia)
Donetsk National Technical University
GREY COLOUR: CATEGORIZATION AND VERBALIZATION

IN RUSSIAN AND ENGLISH FAIRY TALE DISCOURSE
The article deals with singling out isomorphic and allomorphic features of grey colour designated in
Russian and English fairy tale discourse. Designation of grey colour through a limited usage in both
languages reveals its blend of white and black. This colour is treated as a peripheral one.
Keywords: categorization, verbalization, colour names, fairy tale discourse, language comparison
О.В. Ломакина (Москва, Россия)

Свято-Тихоновский гуманитарный университет
Московский государственный педагогический университет
rusoturisto07@mail.ru
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ

В ПОСЛОВИЦАХ
(на материале русского, узбекского и таджикского языков)
Статья посвящена изучению концептуализации общечеловеческих ценностей в пословицах. В
качестве материала исследования выступают русские, узбекские и таджикские пословицы, из-
влеченные приемом сплошной выборки из словарей. Выделена семантика, объединяющая по-
словицы разных языков, которые репрезентируют отношение к Богу, семье, гостям и чувство
коллективизма в рассматриваемых лингвокультурах.
Ключевые слова: общечеловеческие ценности, пословица, русская лингвокультура, узбекская
лингвокультура, таджикская лингвокультура
«Система ценностных координат каждого народа заложена в различных

языковых единицах, но наиболее ярко она представлена в паремиологическом
фонде языка, в котором пословица является наиболее распространенным клас-
сом» [Ломакина 2020: 81]. В пословичном фонде различных языков вне зависи-
мости от их генетической классификации выделяется семантический конденсат
Публикация выполнена при поддержке Программы стратегического академического
лидерства РУДН.
172
(Е.И. Селиверстова), семантические доминанты (О.В Ломакина, В.М. Моки-
енко), или аксиологема (Л.К. Байрамова) – семантика, объединяющая паремии
как одного, так и нескольких языков, позволяющая выразить основные смыслы
и морально-нравственные установки.
Одним из направлений лингвоаксиологии является сравнительно-сопоста-
вительная лингвоаксиология, которая «ставит своей целью определение цен-
ностных констант и ценностных переменных, для чего требуется на материале
языковых единиц представить иерархию ценностей в “кресте реальности” (В.Н.
Телия)» [Ломакина, Мокиенко 2018: 305].
Современное общество базируется на духовно-нравственных и морально-
этических постулатах, содержащихся как в религиозных сводах (Библия, Коран,
Тора), так и юридических кодексах (Конституция). По мнению Е.Ф. Тарасова,
такие «мировоззренческие универсалии, которые называются общечеловече-
скими ценностями: безопасность, вера, власть, внимание к людям, достаток,
дружба, здоровье, семья, покой, порядочность», определяют «сферу общения
членов социума друг с другом и с самим социумом» [Тарасов 2012: 9]. Высокий
уровень межличностных отношений составляет основу любого общества и ха-
рактеризует ряд обозначенных ценностей. «Значимой особенностью ценностей
является их связь с культурой и ее носителями» [Шимко 2019: 23].
Цель данной статьи – показать, как паремиологический фонд русского, уз-
бекского и таджикского языков отражает общечеловеческие ценности, проком-
ментировать эти представления положениями из Библии и Корана как основных
религиозных сводов русских, узбеков и таджиков.
Материал исследования был извлечен приемом сплошной выборки собран
из следующих паремиографических источников: «Большой словарь русских по-
словиц» В.М. Мокиенко, Т.Г. Никитина, Е.К. Николаева (2010), «Таджикские по-
словицы и поговорки в аналогии с русскими» Я.И. Калонтарова (1965), «Муд-
рость трех народов (таджикские, узбекские, русские пословицы, поговорки и
афоризмы в аналогии)» Я.И. Калонтарова (1989).
Вера в Бога – одна из ценностных доминант христианской и мусульманской
культуры, которая формирует духовный опыт не только конкретной личности,
но и всей нации. Бог признается высшей силой, символом власти: тадж. Худо ҳар
касро ба нияташ медиҳад (букв. Бог дает каждому по намереньям); Худо ди-
хандааст – на гиранда (букв. Бог дает, но не берет), рус. Все мы под Богом ходим;
Только за Богом долг не пропадает; Христос все видит, кто кого обидит. Эти
положения находят отражение в религиозных сводах. Согласно Корану, Аллах
является защитником и справедливым судьей одновременно: «И не найдет он,
кроме Бога, ни покровителя, и ни помощника себе» («Ан-Ниса», аят 4: 123). В
Библии говорится: «Все пути Господни – милость и истина» (Пс. 24: 10).
Вера опирается на дела, а не на слова человека: рус. Вера без дел мертва
есть, это константа жизни человека: рус. Вера горами двигает, Вера животво-
рит, Менять веру – менять и совесть.
Несмотря на доминантное положение веры в рассматриваемых мусульман-
ских лингвокультурах там признаются и материальные ценности: тадж. Аввал
нон, баъд имон (букв. Сначала хлебом накорми, а потом о вере спроси). Посту-
лируется также роль человека в своей судьбе: тадж. Аз дин гарду аз роҳ не (букв.
От веры отступай, а с пути своего не сворачивай).
173
Уважительное отношение к родителям характерно как для христианского,
так и для мусульманского мира.
В исламе считается, что после веры в Бога следует почтительное отношение
к родителям, которое отражается в узбекской пословице Ота рози – худо
рази (букв. Если отец доволен, то и Бог доволен) и в таджикской пословице Мо-
дар рози – худо рози (букв. Если мать довольна, то и Бог доволен). В Коране го-
ворится: «Твой Господь предписал вам не поклоняться никому, кроме Него, и
делать добро родителям…» («аль-Исра», аят 23).
Долг каждого христианина – почитание родителей: рус. Кто родителей по-
минает (почитает), тот вовеки (вовек) не погибает; Родителей кормить – что
старые долги платить, что сопрягается с пятой заповедью: «Ибо Моисей сказал:
почитай отца своего и мать свою; и: злословящий отца или мать смертью да
умрет» (Марк 7:10).
Отношение детей к родителям представляет собой одно из преломлений се-
мьи как ценности. В русской паремиологии положительно характеризуется се-
мья, живущая в единстве и согласии: В семье любовь да совет, так и нужды нет;
В родной семье и каша гуще; В семье все за одного и один за всех; Одному тесно,
а семьей уютно; Семья вместе – и душа на месте.
Гостеприимство в рассматриваемых лингвокультурах оценивается по-раз-
ному. В русских пословицах выражено положительное отношение к материаль-
ному состоянию гостя (Богатому гостю – хорошее место), уровню его поведе-
ния и воспитания (Редкому гостю – двери настежь; Хорош гость, когда редко
ходит; Редкий гость никогда не в тягость).
Смысл узбекской пословицы Меҳмон – ҳар кӣ бошад, хона – ҳар чӣ бошад
(букв. Гость всякий, кто бы ни пришел; угощенье – то, что в доме есть) объясня-
ется следующим положением Корана: «Кто верует во Всевышнего и Судный
День, тот пусть говорит только благо, либо молчит! Кто верует во Всевышнего и
Судный День, тот пусть не причиняет боли и обид своему соседу! Кто верует во
Всевышнего и Судный День, тот пусть оказывает почет своему гостю» (Хадис 15).
Хорошее отношение к гостю сопровождает и доброе отношение к его детям:
тадж. Агар меҳмонро хурсанд кардан хоқй, бачаашро иззат кун (букв. Если хо-
чешь порадовать своего гостя, уважай его ребенка), его животным: узб. Эгасини
сийлаган итига суяк ташлар (букв. Кто почитает хозяина, тот бросит кость его
собаке), Эгасини сийласанг, кучугини сизсира (букв. Коль уважаешь гостя, то и к
его собаке обращайся на «вы»), рус. Кто гостю рад, тот собачку его накормит.
Коллективное начало обозначено в следующих пословицах: тадж. Аз як
даст садо (овоз) иамебарояд (букв. Одной рукой в ладоши не хлопнешь), Ба як
даст гиреҳ натавон бает (букв. Одной рукой узла не завяжешь), узб. Елғиз йи-
гит алп бӯлар, алп бўлса-да, калб бӯлар букв. Один джигит может быть богаты-
рем, но будь он и богатырь, он (богатырь) не настоящий), Бир кўлдан товуш чик-
майди (букв. Хлопнешь одной рукой, звука не получится), рус. В одиночку не
одолеешь и кочку, артелью – и через гору в пору; Один в поле не воин, Один и у
каши загниет. Подобную семантику содержат и другие пословицы, построенные
на образах животных, насекомых, фитонимов, путем артефактов: узб. Елғиз от-
нинг чанги чиқмас, чанги чикса хам, донги чикмас (букв. Один конь пыли не под-
нимает, а если даже и поднимет, то славы этим не добудет); Якка отнинг йӯрғаси-
дан чиқарми чанг? (букв. Разве поднимется пыль от иноходи одного коня?); Якка
174
отнинг чанги чикмас (букв. Один конь пыль не поднимает); рус. Одним конем
всего поля не изъездишь; Один гусь поле не вытопчет; Одна пчела немного меду
натаскает; Одинокое дерево ветра боится; Одна головня и в печи гаснет. При-
веденные примеры позволяют говорить о русской, узбекской и таджикской куль-
турах как коллективистских, поскольку в представленных пословицах «речь идет
о человеке не как личности, а как части сообществ, основным из которых оказы-
вается семья» [Нелюбова 2020: 86].
Анализ собранного паремиологического материала русского, узбекского и
таджикского языков показал, что вера в Бога, почитание родителей, отношение
к гостям, коллективизм находят отражение в данных лингвокультурах, что поз-
воляет говорить о таких ценностных константах, как вера, семья, гостеприим-
ство, коллективное начало, труд. Информация о ценностных константах – «мен-
тальных постоянных, характерных для того или иного народа, сформулирован-
ных им в виде паремий, которые выступают как ретрансляторы традиций, мен-
талитета, национального характера, социального опыта» [Ломакина, Мокиенко
2018: 313] – позволяет представить иерархию ценностей того или иного народа.
Библия. URL: https://bibleonline.ru.
Коран. URL: quran-online.ru.
Ломакина О.В. Понятие веры в системе ценностных координат народа (на паремиологи-
ческом материале русского, турецкого, русинского и алтайского языков) // Вопросы современ-
ной лингвистики и изучения иностранных языков в эпоху искусственного интеллекта: сб.
науч. трудов Междунар. науч. форума, посвящ. Всемирному дню науки за мир и развитие (10-
12 ноября 2020 г., Москва). М.: РУДН, 2020. С. 81-86.
Ломакина О.В., Мокиенко В.М. Ценностные константы русинской паремиологии (на
фоне украинского и русского языков) // Русин. 2018. № 4 (54). С. 303-317.
(Арктического) федерального университета. Серия: гуманитарные и социальные науки. 2020.
№ 5. С. 79-88. DOI: 10.37482/2227-6564-V051.
Тарасов Е.Ф. Проблема анализа содержания общечеловеческих ценностей // Вопросы
психолингвистики. 2012. № 15. С. 8-17.
Шимко Е.А. Экспликация культурных ценностей в лексико-фразеологических системах
родственных языков: дис. … д-ра филол. н. Мытищи, 2019.
Olga V. Lomakina (Moscow, Russia)

RUDN University
St. Tikhon’s Orthodox University
Moscow State Pedagogical University
CONCEPTUALIZATION OF GENERAL HUMAN VALUES IN ADDRESSES

(On the material of Russian, Uzbek and Tajik Languages)
The article is devoted to the study of the conceptualization of universal human values in proverbs.
The material of the research is Russian, Uzbek and Tajik proverbs, extracted by the method of con-
tinuous sampling from dictionaries. Semantics is highlighted that unites proverbs of different lan-
guages, which represent the attitude towards God, family and guests a sense of collectivism in the
considered linguocultures.
Keywords: universal human values, proverb, Russian linguoculture, Uzbek linguoculture, Tajik lin-
guoculture
175
А.Л. Лось (Москва, Россия)
Национальный исследовательский университет «МИЭТ»
al_los24@mail.ru
УНИВЕРСАЛЬНЫЕ И КУЛЬТУРНО-СПЕЦИФИЧЕСКИЕ СМЫСЛЫ,

СВЯЗАННЫЕ С ВНУТРЕННИМ МИРОМ ЧЕЛОВЕКА,
СКВОЗЬ ПРИЗМУ ПЕРЦЕПТИВНЫХ ХАРАКТЕРИСТИК
В статье исследуется репрезентация внутреннего мира человека в русском и английском язы-

ках посредством перцептивных признаков. Выявлены универсальные и национально специ-
фические перцептивные признаки, участвующие в описании лексем, передающих психоэмо-
циональное состояние человека, как важный элемент его внутреннего мира.
Ключевые слова: национально-специфические смыслы, психоэмоциональное состояние, соче-
таемость, языковая репрезентация, перцептивный признак
Исследования языковой репрезентации смыслов как универсальных для

ряда культур, так и национально-специфичных, существующих в рамках одной
культуры и определяющих ее национальную идентичность и неповторимость,
сохраняют свою актуальность. Изучение передачи уникальных смыслов с одного
языка на другой с целью усвоения нового смысла представителя другой куль-
туры является важным направлением лингвистических исследований (см.,
например, [Захарова 2014; Танков 2019]).
В данном исследовании изучалась сочетаемость слов-репрезентантов пси-
хоэмоционального состояния индивида, таких как глаза, улыбка, смех, взгляд,
душа, характер, ум и их английских эквивалентов eyes, smile, laugh, look, soul,
character, mind, c перцептивными признаками (ровный характер, светлый ум,
ясная улыбка) с целью выявить универсальные и национально-специфические
средства описания психоэмоционального состояния, как составной части внут-
реннего мира человека.
Универсальные средства выражения психоэмоциональных характеристик
основаны на сходстве когнитивных позиций. Общие когнитивные позиции, в
свою очередь, обусловливают наличие точки пересечения культурных образов.
Исследование сочетаемости лексем глаза, улыбка, смех, взгляд, душа, харак-
тер, ум и их английских эквивалентов eyes, smile, laugh, sight, soul, character,
mind проводилось методом сплошной выборки контекстов их употребления в
корпусах текстов: Национальный корпус русского языка (НКРЯ), British National
Corpus (BNC), Corpus of Contemporary American English (COCA).
Глаза в русском языке могут быть описаны следующими визуальными пер-
цептивными характеристиками: светлые / ясные / яркие / тусклые / сияющие /
блестящие / потухшие / водянистые / пустые / бездонные глаза. Большинство
перцептивных качеств, присваиваемых лексеме глаза, указывают на то, что глаза
в русской языковой картине мира (ЯКМ) представлены как источник излучения
психической энергии (ясные / яркие / тусклые / сияющие / блестящие / потухшие
глаза). Все качества, за исключением потухшие, имеют положительную эмоци-
ональную и оценочную окраску. Лексема глаза может также быть описана так-
тильными перцептивными признаками: влажные, холодные, колючие. В англий-
ском языке были выявлены следующие контексты, в которых лексеме eyes
176
(глаза) присвоены визуальные, тактильные и обонятельные перцептивные при-
знаки: bright / clear / glowing / watery / blank / wide / fresh / keen / sharp / soft / cold
/ sultry eyes. Основные различия в описании лексем глаза и eyes перцептивными
качествами состоят в том, что в английской ЯКМ лексеме eyes может быть при-
своена обонятельная характеристика: fresh eyes (букв. *свежие глаза), а также
тактильные перцептивные характеристики soft eyes (*мягкие глаза) и sultry eyes
(*жаркие / ?страстные глаза), не имеющие аналога в русском языке. (Здесь и
далее неправильные высказывания отмечены знаком «*»). Не нашлось также од-
нозначного английского эквивалента выражению колючие глаза. При этом бóль-
шую часть перцептивных качеств, которые присваиваются лексеме глаза и ее ан-
глийскому аналогу eyes, можно отнести к универсальным: bright (яркие); clear
(ясные, чистые); glowing (сияющие, сверкающие); watery (водянистые); blank
(пустые); keen (проницательные); sharp (пронзительные,); cold (холодные).
Признаки, участвующие в описании лексемы взгляд в русском языке имеют
сходство с перцептивными признаками, которые присваиваются лексеме глаза, с
небольшими отличиями: ясный / светлый / свежий / чистый / пустой / ледяной /
мягкий / бездонный / колючий взгляд. В английском языке лексема look, (взгляд),
описывается следующими перцептивными признаками: bright / clear / blank / cold
/ soft / sharp / smooth / sweet look. Можно заметить совпадение русских и англий-
ских перцептивных признаков, участвующих в описании лексемы взгляд и ее ан-
глийского эквивалента: свежий (fresh) / ясный, чистый (clear) / пустой (blank) /
холодный (cold) / ледяной (icy) / мягкий (soft) / бездонный (hollow). В русской
ЯКМ, в отличие от английской, есть сочетание светлый взгляд, репрезентирую-
щее духовную чистоту и невинность. Также не выявлено английского эквива-
лента сочетанию колючий взгляд, в котором взгляд представлен как оказывающий
интенсивное тактильное воздействие на воспринимающего субъекта. При этом в
русском языке нет эквивалента английскому выражению sweet look (букв. *слад-
кий взгляд. Частично смысл выражения sweet look может быть передан русским
словосочетанием приятный / добрый взгляд.
Улыбка как один из важных индикаторов психоэмоционального состояния
человека описывается в русской ЯКМ следующими качественными перцептив-
ными прилагательными, репрезентирующими зрительное восприятие: ясная /
светлая / яркая / сияющая / сверкающая / бледная / тусклая / туманная / широкая
улыбка. В описании лексемы улыбка в русском языке могут участвовать и каче-
ства, отвечающие за вкусовые ощущения: кислая / горькая / слащавая улыбка.
В английской ЯКМ есть совпадение по следующим визуальным качествам,
которые могут быть присвоены понятию, описываемому лексемой smile
(улыбка): bright / sparkling / shining / pale / dim / wide smile. Среди контекстов со
словом smile не выявлено аналога русским примерам ясная / светлая улыбка, ко-
торые репрезентируют высоконравственное духовое состояние индивида. Выра-
жение туманная улыбка также не имеет однозначного эквивалента в английском
языке. Вкусовые перцептивные признаки, описывающие улыбку в английском
языке, такие же, как в русском: sweet (сладкая) / sour (кислая) / bitter (горькая)
smile. Отличие состоит в том, что английская фраза sweet smile имеет положи-
тельную эмоционально-оценочную окраску, поскольку лексема sweet в сочета-
нии sweet smile означает ‘милая / добрая’, ср.: He knew the young girl with a sweet
smile and kind heart (Он знал ту девушку с милой улыбкой и добрым сердцем). В
177
русской ЯКМ слащавая улыбка характеризуется отрицательной эмоционально-
оценочной окраской. Ср. при этом: сладкий сон, сладко улыбаться во сне, где
признак сладкий несет положительную эмоционально-оценочную окраску.
При изучении перцептивных признаков (за исключением аудиальных), ко-
торые описывают лексемы смех и laugh в русском и английском языках, выяв-
лены следующие типичные контексты употребления: горький / светлый / ясный
/ мрачный смех; sharp / soft / bitter / grim / big / little laugh. Трудно передать на
русский язык выражения big / little laugh (букв. *большой / *маленький смех),
sharp laugh (?пронзительный смех) и soft laugh (?слабый / ласковый смех; букв.:
*мягкий смех), которые не имеют однозначного русского эквивалента, ср.: He
gave a big laugh (?Он многозначительно рассмеялся); a little laugh (легкий сме-
шок). В английской ЯКМ нет аналога русским сочетаниям светлый / ясный смех,
где признак светлый означает ‘чистый духом, духовно прекрасный’, а слово яс-
ный репрезентирует невинность, жизнерадостность. К сходным признакам, опи-
сывающим лексемы смех и laugh в русском и английском языках, относятся горь-
кий (bitter) и мрачный (grim).
Для описания лексемы характер и ее английского эквивалента character ис-
пользуются следующие перцептивные признаки: мягкий (soft); твердый (firm);
ровный (smooth); мрачный (gloomy). Перцептивный признак dark (темный / чер-
ный), присваиваемый лексеме character, репрезентирует темную сторону чело-
веческой натуры, ср.: He’s a very dark character who’s done a tremendous amount
of really dark things (?Это ужасный человек! Он вершил очень темные дела). В
русской ЯКМ данный признак не нашел выражения.
Душа как еще один неотъемлемый элемент внутреннего мира человека опи-
сана в русском языке визуальными и тактильными перцептивными признаками:
ясная / светлая / чистая / мягкая / нежная душа. Ср. также: грязная душонка. В
английском языке выявлены следующие контексты с лексемой soul (душа): ten-
der / soft / dirty / little / clean soul. К сходным признакам, которые присваиваются
лексемам душа и soul, относятся нежный (tender), мягкий (soft), чистый (clean) и
грязный (dirty). В английских корпусах текстов не найдены эквиваленты русским
фразам ясная / светлая душа, которые объективируют высокое духовно-нрав-
ственное состояние человека, его невинность, чистоту и святость. Возможно, в
английской ЯКМ эти качества выражаются иными языковыми средствами, кото-
рые требуют дополнительного исследования.
Лексема ум в русском языке описывается следующими признаками: светлый
/ ясный / яркий / острый / блистательный / недалекий / тонкий / светлый / чистый
ум. В английском языке были выявлены следующие сочетания слова mind (ум) с
перцептивными признаками: clear / sharp / brilliant / bright / clear / narrow / dark
mind. В обоих языках ум описывается как ясный (clear) / яркий (bright) / острый
(sharp) / блистательный (brilliant). Различия в описании репрезентированы выра-
жениями светлый ум, тонкий ум в русском языке и dark mind (букв. *темный ум)
в английском языке. При этом у признака bright, присваиваемого лексеме mind, в
английском корпусе выявлено значение, близкое к русскому признаку чистый в
сочетании чистые помыслы, ср.: He has bright mind (very honest) and kind heart (У
него чистые помыслы (он всегда честен) и доброе сердце).
В итоге были выявлены универсальные перцептивные признаки, описыва-
ющие психоэмоциональную сторону духовного мира человека в английской и
178
русской ЯКМ. Это говорит о том, что в русской и в английской культурах есть
психоэмоциональные культурные образы, которые пересекаются и обусловли-
вают взаимопонимание. Вместе с тем, перцептивные признаки светлый, ясный
характерны только для русской ЯКМ и не используются для описания англий-
ских лексем, репрезентирующих «светлую» сторону психоэмоционального мира
человека. Признак светлый в русской ЯКМ имеет значение ‘нравственно чи-
стый, духовно прекрасный, жизнерадостный’, качество ясный характеризует
невинность и чистоту. Не выявлено однозначного русского аналога английскому
перцептивному признаку dark (dark mind / dark character), выражающего «тем-
ную» сторону психоэмоционального мира человека в английской ЯКМ. Специ-
фические культурные смыслы, репрезентирующие внутренний мир человека по-
средством перцептивных признаков светлый, ясный, dark, требуют дальнейшего
изучения, в том числе на материале других языков.
Захарова У.С. Лексическая репрезентация «ориентации на отношения / на себя» как од-
ного из смыслов культурной доминанты «маскулинность / фемининность» (на материале ан-
глийского и русского языков) // Вестник Томского государственного университета. Филология.
2014. № 1 (25). С. 22-30.
Танков Е.В. Кросс-культурное сравнение концептов TRAUM и DREAM // Вопросы ко-
гнитивной лингвистики. 2019. № 3. С. 120-127.
Национальный корпус русского языка. URL: http://www.ruscorpora.ru/new/search-main.html.
British National Corpus. URL: http://www.natcorp.ox.ac.uk.
Corpus of Contemporary American English. URL: https://www.english-corpora.org/coca.
Aleksandra L. Los’ (Moscow, Russia)

National Research University of Electronic Technology
UNIVERSAL AND CULTURAL-SPECIFIC MEANINGS RELATED

TO THE INNER WORLD OF INDIVIDUAL THROUGH THE PRISM
OF PERCEPTIVE CHARACTERISTICS
The paper considers representation of the inner world of individual by means of perceptive signs in
the Russian and English languages. The study reveals both universal and national-specific perceptive
signs describing the lexemes reflecting person’s psychic and emotional state as important element of
his inner world.
Keywords: national-specific meanings, psychic and emotional state, combinability, language repre-
sentation, perceptive sign
Л.А. Манерко (Москва, Россия)

wordfnew@mail.ru
«КАСКАД» МЕТАФОР И МУЛЬТИМОДАЛЬНАЯ МЕТАФОРА

В НАУЧНОМ ДИСКУРСЕ
Статья раскрывает особенности создания метафор в научном дискурсе английского языка.

Рассмотрены структуры знания преднамеренной метафоры, фиксирующейся в текстах науч-
ных статей по лингвистике, далее представлены примеры мультимодальной метафоры в науч-
ной речи и показаны семантические и семиотические особенности мультимодальной мета-
форы на примере нейрофизиологической области знания.
179
Ключевые слова: специальный дискурс, структуры знания, метафора, преднамеренная мета-
фора, языковые средства, мультимодальность
В последние три десятилетия в рамках когнитивно-дискурсивной пара-

дигмы лингвистического знания развивается теория дискурса, построенная на
осознании того, что человеческая коммуникация представляет собой речемысли-
тельную деятельность, которая предполагает постоянное движение и развитие
мысли. Эта идея воплощается вербально посредством концептуализации и кате-
горизации, и концентрируется вокруг основного концепта, связанного с другими
опорными единицами в тексте посредством отношений, способных отразить из-
менения в структуре концепта и структурах знания. Из подобных взаимосвязей
рождается системность языка и речи.
Среди всех других дискурсов особенно выделяется специальный научный
текст и связанный с ним академический дискурс. Научность – это черта, которая
характерна почти для каждого научного текста, который описывает событие, свя-
занное с открытием или рассмотрением какого-либо явления или закономерно-
сти. Понятие научности всегда формировалось на основе точного знания, генезис
которого рождался из незнания и непонимания какой-либо особенности в кон-
кретной области деятельности человека. По мнению Г.А. Диановой, «незнание
породило знание. Оно произошло путем ограничения объекта знания; прежде та-
ким объектом была вселенная; потом вселенная, изучаемая с какой-либо опреде-
ленной точки зрения…» [Дианова 2010: 11]. Из подобного генезиса знания рож-
дается его дифференциация, деление на более частные науки и технологии, ко-
торые находятся на службе обществу. Американский лингвист Р. Джекендофф
полагает, что «появление рационального мышления у людей в процессе эволю-
ции представляет собой не только функцию мозга, которая направлена на реше-
ние более обширных задач (“a function of the brain growing larger”), но скорее
всего связана с абстрагированием и идеализацией более обыденных способно-
стей, необходимых человеку для существования в физическом мире и общении
с другими людьми» [Jackendoff 1996: 20].
Для научного текста и специального дискурса характерным является ряд важ-
ных черт – среди них называют интеллектуальность, теоретичность, концептуаль-
ность, конфликтность, гипотетичность и пр. Но помимо указанных свойств, в по-
следние годы указывается еще и метафоричность мышления. Метафора в научном
дискурсе обусловлена потребностью «передачи нового знания о познаваемом объ-
екте» и ориентирована на адресата, «поскольку понимание метафоры всегда зара-
нее планируется» [Алексеева и др. 2013: 23]. Следовательно, в научном тексте она
создается специально и называется преднамеренной (deliberate metaphor).
По мнению Дж. Лакоффа, метафоры бывают «первичными», они рождаются
на основе «физического взаимодействия человека с действительностью» [Lakoff
1993: 5]. Они «являются частью когнитивного бессознательного», используются
в буквальном смысле, задействуя концепты базового, сенсорно-моторного
уровня и те, которые раскрывают пространственные отношения [Lakoff, Johnson
1999: 56, 58]. Например, одна из глав в монографии Р. Джекендоффа озаглавлена
следующим образом: “What is a concept, that a person can grasp it?” [Jackendoff
1996: 21] («Что такое концепт, который человек может осознать?»). Первона-
чальное значение глагола to grasp определяется словарем английского языка
180
как ‘схватывать предмет рукой и крепко держать’ (‘to quickly take (something)
esp. in your hand(s) and hold it firmly’ [Cambridge International Dictionary of English
1995: 619]. Это первое и буквальное значение. Развитие значения слова происхо-
дит посредством метафоры, когда процесс понимания (осознания) происходит
при концептуальном переносе с физического действия на ментальный процесс,
осуществляемый человеком при обобщении в практической деятельности чело-
века. Ср. значение, представленное в тексте: ‘to understand (esp. something diffi-
cult)’ [Cambridge International Dictionary of English 1995: 619]. При этом из разно-
образия «наблюдаемых и воображаемых явлений» рождается единое представ-
ление, которое позволяет «хранить знания о мире», становящиеся «строитель-
ными элементами концептуальной системы» человека [КСКТ 1996: 90].
Более сложные ментальные механизмы строятся на простых концептуаль-
ных метафорах, которые «формируют молекулы» смысла [Lakoff, Johnson 1999:
60]. В сложных метафорах наблюдается соединение физического и социокуль-
турного опыта, как в следующем примере, когда понимание человеческого со-
знания, относящихся к одному из самых сложных понятий когнитивной науки
вообще, ассоциируется с величайшей тайной: Consciousness is the biggest mystery.
It may be the largest outstanding obstacle in our quest for a scientific understanding
of the universe [Chalmers 1996: 5], причем областью-источником является созна-
ние, а областью-целью выступает тайна, причем понимание разума человека вы-
ступает одновременно и целью достижения. Все было бы замечательно, если бы
в тексте научной монографии не было бы второго предложения, которое нани-
зывает на область-цель еще несколько основных образных схем. Главенствую-
щей схемой является ИСТОЧНИК-ПУТЬ-ЦЕЛЬ, которая указывает на научное
понимание вселенной как конечную цель научного изучения вселенной (scientific
understanding of the universe). Вселенная представляет собой КОНТЕЙНЕР (ра-
зум человека также идентифицируется как вместилище, которое так трудно ана-
лизировать), путь к познанию вселенной проходит через ПРЕПЯТСТВИЕ (the
largest outstanding obstacle). Схемы ИСТОЧНИК-ПУТЬ-ЦЕЛЬ и ПРЕПЯТ-
СТВИЕ предполагают понятийные корреляции (a cross-domain mapping), отсы-
лающие к путешествию ради (in our quest for) научного осмысления (A PUR-
POSEFUL LIFE IS A JOURNEY METAPHOR), где ЧЕЛОВЕК, изучающий созна-
ние, воспринимается как путешественник (A person living a life is a traveller), а
достижение цели представляет собой место назначения (Life goals are destina-
tions) [Lakoff, Johnson 1999: 61].
Именно за подобное нанизывание нескольких метафор на одну основную,
отсылающих к определенным доменам знания, связываемых физическим опы-
том и образными схемами, Дж. Лакофф назвал их «каскадными» (cascade) мета-
форами на 4-м международном конгрессе по когнитивной лингвистике Велико-
британии (Лондон, июль 2012 г.).
Не менее сложные процессы, задействующие преднамеренно создаваемые
метафоры фиксируются у британского лингвиста М.А. Хэллидея, когда он пишет
о речи, которая может быть понята только в конкретной ситуации, где язык по-
казывается как «семиотическая система и процесс»: Speech-in-situation opens a
window to the soul of language as semiotic system and process [Halliday 2005: 63].
Образная схема КОНТЕЙНЕР выделенная в начале примера (Speech-in-situation
181
opens a window), рекуррентно указывает на физический опыт человека, связан-
ный с открыванием окна как устранением ПРЕПЯТСТВИЯ. Далее еще одна ме-
тафора, основанная на метонимии в образной схеме ЧАСТЬ-ЦЕЛОЕ, указывает
на человека и его душу, проецируется на язык (the soul of language «душа
языка»). Цепочка последовательно располагающихся концептуальных структур
способствует наращиванию признаков двух подряд метафор, способных напра-
вить внимание читающего к прагматическим характеристикам, выделенных ав-
тором научного дискурса.
Мультимодальные метафоры, то есть те, которые имеют отношение к муль-
тикодовости передачи человеческого знания [Манерко 2016], призваны объеди-
нить образы, выраженные вербально с теми, которые представлены в виде визу-
альной и слуховой информации.
«Мультимодальность» (the quality of
being modal) как качество обладания
разной формой (modes), имеет отно-
шение к отдельным семиотическим
системам для выражения значения с
помощью специфических средств
[Kress, Leuwen 2001: 54] в коммуни-
кации, начала изучаться с 90-х гг. ХХ
в. Особенно важным оказывается со-
четание вербального и визуального
компонентов при восприятии и ко-
гнитивной обработке информации,
что часто происходит при знаком-
стве с научно-популярной лекцией на
Рис. 1. Пример бленда объема и веса учеб-
ника по нейронауке и таких же данных чело- английском языке (TED lectures).
веческого мозга из речи С. Фирестайна Приведу два примера из лекции
нейрофизиолога С. Фирестайна. Пер-
вый пример связан со следующими словами, произносимыми ученым для присут-
ствующей в зале публики: But at the same time, it’s my responsibility to teach a large
course to undergraduates on the brain, and that’s a big subject, and it takes quite a while
to organize that, and it’s quite challenging and it’s quite interesting, but I have to say, it’s
not so exhilarating. So what was the difference? Well, the course I was and am teaching is
called Cellular and Molecular Neuroscience – I. (Laughs). It’s 25 lectures full of all sorts
of facts, it uses this giant book called “Principles of Neural Science” by three famous
neuroscientists. This book comes in at 1,414 pages, it weighs a hefty seven and a half
pounds. Just to put that in some perspective, that’s the weight of two normal human
brains. В произносимом отрывке ученый сразу обращает внимание на то, что он
читает курс лекций выпускникам университета о мозге (to teach a large course to
undergraduates on the brain). Затем описывается учебник о принципах нейронауки
(см. Рис. 1) на основе аллюзии на работу И. Ньютона «Philosophiæ Naturalis Principia
Mathematica» (обычно переводимой с латинского на русский как «Математические
начала натуральной философии»). А далее нанизывается бленд, представляющий
интеграцию концептов объема учебника и его веса (7,6 фунтов = 3,5 кг) на основе
182
сопоставления с объемом и весом мозга двух людей, способных вместить столько
знаний из изучаемой науке.
Еще одна аналогия наблюдается в речи С. Фирестайна при указании на фото
Марии Кюри, когда обыгрывается не фотографический эф-
фект, а то, что эта женщина-ученый, открывшая совместно
с мужем радий и полоний, занималась исследованием ра-
диоактивности: I have to point out this has always been one of
my favorite pictures of Marie Curie, because I am convinced
that that glow behind her is not a photographic effect. (Laugh-
ter) That’s the real thing. It is true that her papers are, to this
day, stored in a basement room in the Bibliothèque Française in
a concrete room that’s lead-lined, and if you’re a scholar and
you want access to these notebooks, you have to put on a full
radiation hazmat suit, so it’s pretty scary business. И здесь фо-
тографический эффект свечения на портрете, обыгрывае-
мый через радиоактивное излучение, исходящее от трудов
женщины-исследователя, хранимых в Национальной биб-
лиотеке Франции, требует специального скафандра. А вы- Рис. 2. Фотография
М. Кюри и введение
водное знание отсылает нас к тому, что ореол над головой вербального и визу-
появляется при изображении святых (Рис. 2). ального бленда
Таким образом, в статье были рассмотрены метафоры,
характерные для академического дискурса английского языка. В работе автор опи-
рался на когнитивную методологию, помогающую раскрыть структуры знания,
приводящие к появлению новых типов знания посредством метафоры или сочета-
ния метафоры с метонимией, образными схемами, блендами, выводным знанием.
В статье анализировались случаи сложных «каскадных» метафор и мультимодаль-
ных метафор в академическом дискурсе.
Алексеева Л.М., Ивинская Н.П., Мишланова С.Л., Полякова С.В. Метафора в дискурсе.
Пермь, 2013.
Дианова Г.А. Термин и понятие: проблемы эволюции. М.: Р. Валент, 2010.
Кубрякова Е.С. и др. Краткий словарь когнитивных терминов / под общ. ред. Е.С. Кубря-
ковой М.: Филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, 1996.
Манерко Л.А. Мультимодальность дискурса как основа для междисциплинарных когни-
тивных исследований // Когнитивные исследования языка. 2016. Вып. XXVII. С. 720-730.
Cambridge International Dictionary of English. Cambridge: CUP, 1995.
Chalmers D.J. The conscious mind: In search of a fundamental theory. Oxford: OUP, 1996.
Firestein S. The Pursuit of knowledge. URL: https://www.ted.com/talks/stuart_firestein_the_pur-
suit_of_ignorance/transcr-ipt.
Halliday М.А.К. Introduction // The collected works of M.A.K. Halliday. Vol. 7. / ed. by J.J.
Webster. L.: Bloomsbury Academic, 2005.
Jackendoff R. Languages of the mind: Essays on mental representations. 4th ed. Cambridge: The
MIT Press; A Bradford book, 1996.
Kress G., Leeuwen van T. Multimodal discourse: The modes and media of contemporary com-
munication. L.: Edward Arnold, 2001.
Lakoff G. The Contemporary Theory of metaphor // Metaphor and Thought. Cambridge, 1993.
P. 202-251.
Lakoff G., Johnson M. Philosophy in the Flesh: The Embodied mind and its challenge to West-
ern Thought. Perseus Books Group: Basic Books, 1999.
183
Larissa А. Manerko (Moscow, Russia)
“CASCADE” OF METAPHORS AND MULTIMODAL METAPHORS

IN SCIENTIFIC DISCOURSE
The article reveals the peculiarities of metaphors in scientific discourse of the English language.
Knowledge structures of deliberate metaphor fixed in texts of scientific article of linguistics are re-
vealed, as well as bases of multimodal metaphor in scientific speech, where semantic and semiotic
features of multimodal metaphor in neurophysiological domain of knowledge are shown.
Keywords: special discourse, knowledge structures, language means, metaphor, deliberate metaphor,
multimodality
И.К. Мухина (Екатеринбург, Россия)

Уральский федеральный университет им. первого Президента России Б.Н. Ельцина
golst@e1.ru
ПРОТИВОПОСТАВЛЕННЫЕ КОГНИТИВНЫЕ ПРИЗНАКИ

В КОГНИТИВНО-ПРОПОЗИЦИОНАЛЬНЫХ СТРУКТУРАХ
Статья посвящена описанию позиций когнитивно-пропозициональных структур, формирую-
щих антонимические прототипы синонимов денотативно-идеографических групп «Рождение
/ жизнь» и «Смерть» в идеографическом словаре синонимов русского языка и функциониру-
ющих как способы хранения информации в сознании носителей языка.
Ключевые слова: прототип, когнитивно-пропозициональная структура, синонимы, синоними-
ческий ряд, отношения противоположности
В когнитивных науках когнитивно-пропозициональные структуры (далее –

КПС) являются важнейшим средством репрезентации семантической памяти,
поскольку экспериментальные данные доказали, во-первых, связь КПС с памя-
тью человека, во-вторых, то, что человеческая память сохраняет в первую оче-
редь именно КПС [Панкрац 1996: 136].
Понятие пропозиции в когнитивной лингвистике пересекается с психолинг-
вистическим понятием схемы ситуации, которая выполняет особую роль в орга-
низации индивидуального и социального опыта и представляет собой, по мне-
нию А.А. Залевской, «обобщенный каркас возможных реализаций с заполнением
тех или иных позиций схемы варьирующимися компонентами, конкретный вы-
бор которых определяется текущими условиями места и времени, спецификой
мотивации и индивидуального опыта» [Залевская 1992: 21].
Когнитивный подход к интерпретации семантики лежит в основе создавае-
мого авторским коллективом под руководством профессора Л.Г. Бабенко «Боль-
шого толкового словаря синонимов русской речи» [Бабенко 2008] и воплощен в
лексикографической практике в наличие в словарных статьях слов одного сино-
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ (проект № 19-012-
00458 «Отношения тождества и противоположности: интеграция ментальных пространств в

лексикографическом, структурно-семантическом и когнитивно-дискурсивном освещении»).
The work was supported by Act 211 Government of the Russian Federation, contract No.
02.A03.21.0006. Работа выполнена при финансовой поддержке постановления № 211 Прави-
тельства Российской Федерации, контракт № 02.A03.21.0006.
184
нимического ряда (далее – СР) обобщенного типового образа, связанного в со-
знании русского человека со всеми его членами, – прототипа – это «устойчивый
мыслительный образ: ряд структурно выстроенных когнитивных признаков, ко-
торые рассматриваются в аспекте их значимости: ядерные, повторяющиеся, ча-
стотные – периферийные, редкие» [Там же]. Идеографический принцип лекси-
кографического представления синонимов заключается в том, что прототипы СР,
входящих в одну денотативно-идеографическую группу, имеют однотипную
структуру, что предполагает, во-первых, выделение сходных по содержанию ко-
гнитивных признаков (далее – КП), во-вторых, описание КП через выделение бо-
лее и менее значимых для передачи общей семантики СР.
Рассмотрим общие КП прототипов СР, входящих в денотативно-идеографи-
ческую сферу «Физиология живого существа» в антонимические группы «Рож-
дение / жизнь» и «Смерть». В денотативно-идеографической подгруппе «Рожде-
ние / жизнь» представлены два субстантивных СР: жизнь, бытие и разг. бытие,
существование, устар. бытность, книжн. бытование, устар. живот и заро-
дыш, плод, спец. эмбрион. В качестве дифференцирующих выступают категори-
ально-лексические семы, объединяющие все лексемы сравниваемых СР: «физио-
логическое состояние живого организма» – для лексем СР с доминантой жизнь;
«организм человека или животного» – для лексем СР с доминантой зародыш.
Прототипы в денотативно-идеографической группе «Рождение / жизнь»
объединяются на основе следующих ядерных КП.
КП «Физиологические процессы»: «Физиологическое состояние живого
организма со всеми физиологическими процессами, со всем тем, что связано с
функционированием и состоянием живого организма в стадии роста, развития и
разрушения в благоприятной или неблагоприятной среде обитания. Живой орга-
низм развивается в физиологическом, психическом, интеллектуальном (о чело-
веке) отношении, проходя этапы становления перечисленных качеств, их рас-
цвета и угасания» – СР с доминантой жизнь; «организм, заключенный в яйцевые
или зародышевые оболочки и живущий до выхода из тела матери (у человека или
животных) или из яйца (у животных) за счет материнского организма либо пита-
тельных веществ в яйцеклетке» – СР с доминантой зародыш.
КП «Временнóй компонент» связан с периодами развития живого суще-
ства и репрезентируется в прототипах как «физиологическое состояние живого
организма в период от рождения до смерти; во временнóм отношении жизнь жи-
вого организма может быть длительной или короткой» (СР жизнь); «организм
человека или животного на самой ранней ступени своего развития; внутриутроб-
ное развитие человека подразделяется на эмбриональный (когда проходит
начальная стадия развития зародыша) и плодный периоды (когда происходит за-
кладка основных органов и систем)» (СР зародыш).
В оппозитивную к проанализированной денотативно-идеографическую
группу «Смерть» объединяются четыре субстантивных СР покойник, мертвец,
мертвый, новопреставленный, покойный, умерший, высок., устар. почивший, вы-
сок., устар. усопший, разг.-сниж. мертвяк, разг.-сниж. упокойник, разг.-сниж.
упокойный, жарг. жмурик «Тот, кто закончил существование, перестал жить»;
высок. останки, кости, мощи, высок. прах «Тело (части тела) умершего человека
или животного, а также то, что остается от его тела по прошествии времени»;
туша, мясо, разг.-сниж. убоина «Освежеванное и выпотрошенное тело убитого
185
животного»; падаль, мертвечина, разг.-сниж. дохлина, разг.-сниж. дохлятина,
разг.-сниж. мертвятина «Разлагающийся труп животного».
Общим для всех прототипов СР денотативно-идеографической группы
«Смерть» является КП «Мертвое тело». В данной денотативно-идеографиче-
ской группе выделяются подгруппы, объединенные общими семантическими
компонентами «мертвое тело человека» и «мертвое тело животного» (при этом
семантическая идея СР с доминантой останки строится на объединении обоих
семантических компонентов «мертвое тело человека или животного»), следова-
тельно, КП прототипов также будут различаться.
Прототипы СР с доминантами покойник и останки объединяют следующие
КП. КП «Физиологические признаки смерти»: «в организме мертвого чело-
века прекращаются биохимические процессы жизни, перестает функциониро-
вать центральная нервная система, кровообращение, сердце и головной мозг» –
СР с доминантой покойник; «физиологическими признаками разложения тела яв-
ляются: появление трупных пятен на коже умершего; гниение, высыхание кож-
ного покрова вплоть до его исчезновения; впоследствии гниение плоти, связок,
сухожилий, поедание останков червями, микроорганизмами до полного оголе-
ния отдельных костей и скелета в целом; иссыхание, деформация и полный рас-
пад костного вещества» – СР с доминантой останки.
КП «Способ захоронения»: «по русской традиции тело умершего человека
укладывают в гроб и предают земле или кремируют (сжигают в крематории)
обычно на третий день после смерти» (СР покойник); «тело подвергается захоро-
нению (похоронный обряд): его укладывают в гроб и закапывают в землю или
кремируют (сжигают в крематории)» (СР останки).
КП «Общекультурологические ассоциации», связанные с религиозными
представлениями и стереотипами массового сознания: «в православии и католи-
честве высохшие мумифицировавшиеся останки (иногда отдельные кости) лю-
дей, почитаемых святыми, считаются нетленными, по представлениям верую-
щих имеют чудодейственную силу и являются объектом поклонения» (СР
останки); «существуют представления о том, что мертвецы могут фантастиче-
ским образом оживать и превращаться в зомби» (СР покойник).
Дифференциальные КП для СР с доминантой покойник – КП «Причины
физиологического состояния» («вследствие старости, тяжелой болезни,
травмы»); для СР с доминантой останки – КП «Особые следственные дей-
ствия» («может проводиться эксгумация – извлечение останков из места захоро-
нения для проведения экспертизы с целью выяснения обстоятельств смерти,
установления личности умершего»).
Прототипы СР с доминантами туша и падаль объединяет КП «Внешние
признаки»: «освежеванное и выпотрошенное тело убитого животного» (СР
туша); «разлагающийся труп животного (трупы животных)» (СР падаль).
Различительными КП выступают КП «Употребление в пищу»: «может упо-
требляться или не употребляться в пищу, при этом такой пищевой продукт имеет
обычно красноватый цвет, может быть жирным или постным, с костями или без и
применяется для приготовления первых и вторых блюд» (СР туша); КП «Физио-
логические процессы»: «вследствие разложения в трупе происходит выделение
ядовитых веществ, возникает сильный неприятный запах, способный привлекать
животных, которые поедают падаль (гиены, грифы, вороны)» (СР падаль); КП
186
«Способ захоронения»: «трупы животных подвергаются захоронению, их сжи-
гают или засыпают известью» (СР падаль). Как видим, данные КП обладают аб-
солютной различительной силой, поскольку для человека полностью недопу-
стимо употребление в пищу разложившегося тела.
Для обобщения мыслительного представления ситуаций жизни / смерти вы-
деленные КП можно объединить в две КПС: КПС, объединяющая КП прототи-
пов в денотативно-идеографической группе «Рождение / жизнь»: Временнóй
компонент – Физиологические и другие процессы; КПС, объединяющая КП
прототипов в денотативно-идеографической группе «Смерть», по подгруппам,
связанным со смертью человека или животного: 1) Мертвое тело – Физиологи-
ческие признаки смерти – Способ захоронения – Общекультурологические
ассоциации; 2) Мертвое тело – Внешние признаки.
Для ментального представления обобщенных ситуаций жизни / смерти, по-
лучающих отображение в синонимической картине мира русского языка, харак-
терна оппозитивность, проявляющаяся как в противопоставленности денота-
тивно-идеографических групп «Рождение / жизнь» и «Смерть» с входящими в
них СР, так и в различии КПС двух основных подгрупп в составе денотативно-
идеографической группы «Смерть», связанных с синонимическим обозначением
мертвого тела человека и животного.
Возможные трансформации КПС в рамках прототипов различных СР одной
денотативно-идеографической группы определяются меняющимися формами
объективации и вербализации инвариантного содержания [Панкрац 1996: 137],
отраженного в определенной КПС. При этом сама КПС прототипов одной дено-
тативно-идеографической группы объединена иерархической организацией
своих смысловых компонентов – когнитивных признаков – и существует в со-
знании в совокупности всех способов своего выражения.
Бабенко Л.Г. Концепция, структура и основные лексикографические параметры словаря
// Большой толковый словарь синонимов русской речи: идеографическое описание, антонимы,
фразеологизмы / под общ. ред. проф. Л.Г. Бабенко. М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2008. С. 13-26.
Залевская А.А. Индивидуальное знание: Специфика и принципы функционирования.
Тверь: ТГУ, 1992.
Панкрац Ю.Г. Пропозиция // Краткий словарь когнитивных терминов. М.: Филологиче-
ский факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, 1996. С. 137-139.
Irina K. Mukhina (Yekaterinburg, Russia)

Ural Federal University named after First President of Russia B.N. Yeltsin
CONTRASTED COGNITIVE SIGNS IN COGNITIVE PROPOSITIONAL STRUCTURES

The article is devoted to describing the positions of cognitive-propositional structures that form an-
tonimic prototypes of synonyms of the denotative-ideographic groups “Birth / Life” and “Death” in
the ideographic dictionary of synonyms of the Russian language and functioning as methods of stor-
ing information in the minds of native speakers.
Keywords: prototype, cognitive propositional structure, synonyms, synonymic series, oppositional
relationships
187
Л.Е. Налдеева (Тамбов, Россия)
naldeeva@inbox.ru
СОЗДАНИЕ АНГЛИЙСКИХ ДВУХКОМПОНЕНТНЫХ ЗООНИМОВ

ПО ПРОПОЗИЦИОНАЛЬНЫМ КОГНИТИВНЫМ МОДЕЛЯМ
Рассматриваются когнитивные модели, имеющие вид пропозиций, которые определяют фор-

мирование семантики английских двухкомпонентных зоонимов.
Ключевые слова: английские двухкомпонентные зоонимы, концептуальная деривация, вторич-
ная интерпретация, пропозициональная когнитивная модель
В последние десятилетия возрастает интерес ученых к изучению зоонимов,

поскольку в речи носителей любого языка встречаются названия животных и
слова, образованные от них. Эта группа слов составляет весомую часть нацио-
нальной языковой картины мира, давая представление о национальном своеобра-
зии, передавая знания о верованиях, обычаях и т.п. Внимание к изучению данного
пласта лексики также уделяется в рамках когнитивного подхода, в котором изуче-
ние познания человеком окружающего его мира осуществляется через язык.
Целью статьи является рассмотрение двухкомпонентных зоонимов как ре-
зультата концептуальной деривации, предполагающей интерпретацию концеп-
тов, репрезентируемых компонентами сложных зоонимов, и создание «нового
концепта, репрезентируемого сложным словом, внутри которого исходные кон-
цепты выступают как согласованные по тем или иным концептуальным характе-
ристикам друг с другом» [Бабина 2020]. Концептуальная деривация осуществля-
ется при помощи определенных когнитивных механизмов и моделей, одной из
которых является пропозициональная когнитивная модель. При изучении ан-
глийских двухкопонентных зоонимов ставится задача выявить пропозициональ-
ные когнитивные модели их создания.
В своем исследовании мы исходим из того, что образование сложных слов
осуществляется, в подавляющем большинстве случаев, по словообразователь-
ным моделям, исторически сложившимся в языке, а также из того, что между
словообразовательными моделями как шаблонами создания новых производных
единиц и когнитивными моделями как ментальными репрезентациями прово-
дится определенная аналогия. Когнитивная модель может иметь вид пропози-
ции, рассматриваемой как конструкт, связывающий концепты [Кубрякова 2004].
В состав пропозиции входят аргументы, в качестве которых выступают предмет-
ные переменные, соответствующие ролям участников ситуации, и базовый пре-
дикат, отображающий свойства данных участников и отношения между ними. В
качестве предиката пропозиции может выступать атомарный предикат или опе-
рациональный концепт. Е.С. Кубрякова считает, что атомарный предикат либо
указывает на наличие типа связи, либо на самый обобщенный и абстрактный тип
связи, который не нуждается в конкретизации [Кубрякова 1981: 119]. Атомарный
предикат, по ее мнению, не может быть восстановлен произвольно, так как это
своего рода функция, которая задается аргументом пропозиции и соотносится с
производным словом. К числу атомарных предикатов могут быть отнесены гла-
голы to live, to do, to involve, to cause и другие. Операциональный концепт (OPER
/ BE OPER) – это обобщенный предикат, указывающий либо на само действие,
188
либо сам по себе является средством связи концептов в концептуальную струк-
туру, стоящую за определенной группой производных слов [Позднякова 1999:
199]. В состав пропозиции входит гиперконцепт ACTOR, выявляемый из-за «бо-
лее высокой степени активности той предметной сущности, которая соотносится
с первым аргументом по сравнению с той, которая соотносится со вторым аргу-
ментом» [Позднякова 1999: 90]. Концепт OBJECT обладает характеристиками
субъекта, на которого направлено действие различного характера. OBJ является
концептом базового уровня, который находится в партитивных отношениях с
концептами OBJECT и PATIENT. Концепт PLACE обозначает локализованное
представление о предмете или лице. Концепт GOAL имеет тесную связь с кон-
цептами ACTOR, OBLECT и передает информацию о целевом назначении суще-
ства, предмета.
В результате исследования были выявлены следующие пропозициональные
когнитивные модели:
Словообразовательное Пропозициональная
N+N
значение структура
bagworm, bedbug, earthworm,
Kodiak bear, Komodo dragon, One who lives somewhere ACTOR – LIVE – PLACE
lake trout, land crab
Для выявления словообразовательного значения двухкомпонентных слов об-
ратимся к их словарным дефинициям: bagworm “an American moth, the caterpillar
and flightless female of which live in a portable case constructed out of plant debris”
[COED 2006: 99], bedbug “a bloodsucking wingless bug which sucks the blood of sleep-
ing humans” [COED 2006: 120], earthworm “a burrowing annelid worm that lives in
the oil(soil)” [COED 2006: 450], Kodiak bear “a large brown bear of a race found on
Kodiak and other Alaskan islands” [COED 2006: 790], Komodo dragon “a very large
monitor lizard native to Komodo and neighbouring Indonesian islands” [COED 2006:
790], lake trout “a European brown trout of a large race [COED 2006: 798], land crab
“a crab that lives in burrows on land and migrates to the sea to breed [COED 2006: 800].
Учитывая данные дефиниции, выявляем следующее словообразовательное значе-
ние: somebody (bear, dragon, trout, worm, etc) lives somewhere (Kodiak, Komodo, lake,
bag, etc). Следовательно, первым аргументом пропозиции является концепт AC-
TOR, а вторым – концепт PLACE. Используя семантический вывод, а также сло-
вообразовательное значение слов, можно выявить атомарный предикат LIVE и
восстановить саму пропозицию: ACTOR – LIVE – PLACE.
N+N
bollworm, fish eagle, fruit bat,
fruit fly One who eats something
ACTOR – EAT – OBJECT
N+N(v) (someone)
bee eater, bloodsucker
Обратимся к словарным дефинициям слов: Bee-eater “a brightly coloured in-
sectivorous bird with a downcurved bill and long central tail feathers” [COED 2006:
120], blood-sucker “an animal or insect that sucks blood, especially a leech or a mos-
quito” [COED 2006: 148], bollworm “a moth caterpillar which is a pest of cotton and
other crops in North America” [COED 2006: 156], fruit bat “a large at which feeds
189
chiefly on fruit or nector, found mainly in the Old World tropics” [COED 2006: 572],
fruitfly “ a small fly which feeds on fruit in both its adults and larval stages” [COED
2006: 572], fish eagle “an eagle that preys largely on fish” [COED 2006: 537]. Слово-
образовательное значение этих сложных слов следующее: someone (fly, worm,
eagle, etc.) eats something (someone) (blood, fruit, fish, etc.). Из вышеизложенного
следует, что в качестве первого аргумента пропозициональной структуры, репре-
зентируемой этой группой производных существительных, выступает концепт
ACTOR, а второго – концепт OBJECT. Используя метод семантического вывода
и словообразовательное значение производных слов, можно выявить атомарный
предикат EAT и восстановить пропозицию: ACTOR – EAT – OBJECT.
N+N
booklouse, budworm, fish
One who causes damage ACTOR –CAUSE DAMAGE
louse, furniture beetle, gape-
something – OBJECT
worm
Рассмотрим дефиниции: booklouse “a minute insect with no or rudimentary
wings, capable of causing damage to books and paper” [COED 2006: 159], budworm
“a moth caterpillar that is destructive to buds, especially of spruce and other conifers”
[COED 2006: 182], fish louse “a parasitic crustacean which attaches itself to the skin
or gills of fish” [COED 2006: 537], furniture beetle “a small brown beetle, the larva of
which bores holes in dead wood” [COED 2006: 577], gapeworm “a parasitic nematode
worm that infests the trachea and bronchi of birds, causing the gapes” [COED 2006:
586]. В качестве первого аргумента пропозициональной структуры, репрезенти-
руемой этой группой производных существительных, выступает концепт AC-
TOR, второго – концепт OBJECT, атомарный предикат CAUSE DAMAGE.
Словообразовательное Пропозицинальная
N+N
Carthorse, candlefish, dray
One who is used for / with ACTOR – BE USED –
horse, bloodhound, foxhound,
purpose to GOAL
coonhound, fox terrier
Обратимся к некоторым словарным дефинициям данных сложных слов:
carthorse “a large strong horse suitable for heavy work” [COED 2006: 217], candlefish
“a small edible marine fish with oily flesh, occurring on the west coast of North Amer-
ica” [COED 2006: 203], dray horse “a large powerful horse used to pull heavy loads”
[COED 2006: 435], bloodhound “a large hound of a breed with a very keen sense of
smell, used in tracking” [COED 2006: 147], foxhound “a dog of a smooth-haired breed
with drooping ears, trained to hunt foxes in packs” [COED 2006: 562], coonhound “a
dog of a black-and-tan American breed, used to hunt raccoons” [COED 2006: 314],
fox terrier “a terrier of a short-haired or wire-haired breed originally used for unearth-
ing foxes” [COED 2006: 562]. Cловообразовательное значение данной группы
сложных слов – someone used for some goal. В качестве первого аргумента про-
позициональной структуры выступает концепт OBJECT, второго – концепт
GOAL, атомарный предикат – BE USED FOR.
Таким образом, формирование английских двухкомпонентных зоонимов
может определяться разными пропозициональными когнитивными моделями.
190
Бабина Л.В. Концептуальная деривация как процесс создания вторичных структур в язы-
ковой картине мира // Культура в зеркале языка и литературы: материалы Восьмой Междуна-
родной научной конференции). Тамбов: Издательский дом «Державинский», 2020. С. 14-22.
Кубрякова Е.С. Типы языковых значений. Семантика производного слова. М.: Наука, 1981.
Кубрякова Е.С. Язык и знание. На пути получения знаний о языке: Части речи с когни-
Позднякова Е.М. Категория имени деятеля и пути ее синхронного развития в когнитивном
и номинативном аспекте (на материале английского языка): дис. … д-ра филол. наук. М., 1999.
COED – Concise Oxford English Dictionary. Oxford: Oxford University Press, 2006.
Lyudmila Ye. Naldeyeva (Tambov, Russia)

CREATING ENGLISH TWO-COMPONENT ZOONYMS

BASED ON PROPOSITIONAL COGNITIVE MODELS
The author of the article finds out some cognitive models that have propositional form and influence
the formation of semantics of English two-component zoonyms.
Keywords: English two-component zoonyms, conceptual derivation, secondary interpretation, prop-
ositional cognitive model
В.В. Никитина (Москва, Россия)

veronikademch@gmail.com
КОГНИТИВНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ СИНТАКСИЧЕСКИХ

МОДЕЛЕЙ ТИПА X SHUDDERS TO V
В статье рассматриваются особенности семантической структуры английских глаголов типа shud-

der, которые реализуются в двух синтаксических моделях X shudders / shivers / quivers to V и X
shudders / shivers / quivers. Представленный когнитивно-семантический анализ исследуемых мо-
делей позволил проиллюстрировать механизмы языковой концептуализации и категоризации.
Ключевые слова: когнитивно-семантический анализ, триангуляция, категоризация, коннота-
тивный компонент значения
«В языке нет ничего кроме значения»

О.А. Сулейманова
Как отмечается многими лингвистами, категоризация значения языковых

единиц предполагает триангуляционное описание, иными словами, включает
лексическую, грамматическую и модусную категоризацию [Болдырев 2007]. Со-
поставим данные принципы категоризации, поскольку именно данный аспект
представляется ключевым при разграничении двух типов синтаксических моде-
лей реализуемыми глаголами shudder 1 и shudder 2.
Методология анализа способов выражения эмоций в языке различна, в том
числе с точки зрения семантических особенностей разных частей речи: в данной
статье мы отделяем исследуемые синтаксические модели, как выражающие пси-
хофизические реакции (X shudders / shivers / quivers to V – Х дрожит, содрога-
ется от); синтаксические модели, которые выражают физическое действие (X
shudders / shivers / quivers – Х дрожит от); и синтаксические модели, которые
191
выражают состояние (Х is sad / Х грустный, печальный). Данное различие, в
первую очередь, основано на дифференциации типов предикатов и совместимо-
сти компонентов, заполняющих данные модели. Следовательно, необходимо вы-
делить семантические признаки дифференцируемых в настоящем исследовании
моделей, иными словами «отождествить когнитивное содержание с лингвисти-
ческим значением» [Селиверстова 1982: 9].
Согласно типологии О.Н. Селиверстовой, общей особенностью предикатов
состояния является то, что они описывают не свойства, а явления; при этом, дан-
ные предикаты описывают временны́е стадии существования предмета, которые
актуальны именно для определенного отрезка времени. Состояния характеризу-
ются свойствами статичности, длительности, неконтролируемости [Селивер-
стова 1982: 30-40; Vendler 1967: 143-160], тогда как особенностью предикатов
действия является наличие компонента воли, намерения [Селиверстова 1982].
Кроме того, в представленных синтаксических моделях отражаются психи-
ческие процессы – эмоции и чувства, которые отражают индивидуальную (субъ-
ективную) значимость внешних и внутренних денотативных ситуаций для жиз-
недеятельности субъекта и реализуются в форме переживаний. При этом психо-
логи отмечают нетождественность данных явлений, что является значимым для
различения исследуемых синтаксических моделей. Под чувствами в данной ра-
боте мы понимаем «более длительные, чем эмоции, психические состояния, име-
ющие четко выраженный предметный характер. Они отражают устойчивые от-
ношения к каким-либо конкретным объектам (реальным или воображаемым)»
[Маклаков 2016: 396].
Во-первых, эмоции, как правило, бывают неопределенными и недостаточно
осознаваемыми, иными словами, они вносят первичную информацию о недо-
статке или избытке чего-либо, как например, Отчего он грустил и что предчув-
ствовал? он грустил нехорошею грустию [НКРЯ], в то время как чувства пред-
метны и конкретны [Маклаков 2016: 396]. Более того, осознанность чувства вно-
сит дополнительную информацию о личностной оценке денотативной ситуации
субъектом: I shudder from fear / Я содрогаюсь от холода (shudder 1) и вводит
аксиологическую модальность, иными словами субъект оценивает денотатив-
ную ситуацию с позиции хорошо или плохо. Например, одна и та же денотатив-
ная ситуация Я неожиданно начал дрожать от лихорадки (shudder 1) может рас-
цениваться различно: если предположить, что данное положение вещей имеет
место перед важным событием, которое субъект расценивает как положитель-
ное, следовательно, субъект Х оценивает ситуацию отрицательно, тогда как
если бы данное положение вещей имело место относительно события, которое
субъект расценивает как отрицательное, субъект Х оценивал бы ситуацию поло-
жительно. Следовательно, испытываемые чувства, вызванные идентичным по-
ложением вещей, осознаются субъектом, при этом могут расцениваться раз-
лично. При этом, несмотря на то, что в синтаксической модели I shudder to think
what we might have in common / Я содрогаюсь при мысли, что у нас могло бы
быть общего (shudder 2), на первый взгляд, положение вещей достаточно пред-
метно, представляется, что речь идет о другом положении вещей, поскольку дан-
ная ситуация, которая осознается субъектом, не предполагает различной интер-
претации положения дел субъектом, следовательно, информация вносится о
внутреннем психофизиологическом состоянии субъекта, каузируемом им самим.
192
Таким образом, речь идет не о чувствах, а о психофизиологической реакции на
определенное положение дел: «Психическое состояние является результатом
приспособительной реакции организма и личности в ответ на изменение внеш-
них и внутренних условий, направленный на достижение положительного ре-
зультата деятельности и выражающийся в степени мобилизации функциональ-
ных возможностей и переживаниях человека» [Ильин 2008: 19].
Во-вторых, отмечаются различия в функционировании. Эмоции связаны с
биологическими процессами, с удовлетворением естественных потребностей, в
то время как чувства связаны с эмоциональной сферой и возникают при удовле-
творении высших социальных, духовных потребностей [Маклаков 2016: 396].
В-третьих, отмечается связь эмоций с бессознательным, тогда как чувства
опосредуются сознанием. Иными словами, они связаны с определенными знани-
ями, пониманием объекта, включают память, процессы мышления и воли. Кроме
того, чувства человека всегда имеют более яркое внешнее проявление, а эмоции
чаще всего нет, ср.; Я грущу (1); Я дрожу от холода (2) – shudder 1; Я содрогаюсь
от страха (3) – shudder 2.
Так, например, в высказываниях с указанием на локализованность в про-
странстве Он сидел и грустил, когда зазвонили в дверь [НКРЯ] (1); Он сидел и
дрожал (содрогался) от страха, когда зазвонили в дверь (shudder 1) (2); *Он
сидел и содрогался при мысли, когда зазвонили в дверь (3), в первой синтаксиче-
ской модели Он сидел и грустил, когда зазвонили в дверь вносится информация
об эмоциональном состоянии субъекта, которое может быть не вполне осознава-
емо субъектом. Во второй синтаксической модели Он сидел и дрожал (содро-
гался) от страха, когда зазвонили в дверь (shudder 1) вносится информация о
том, что субъект испытывает чувство страха, при этом из денотативной ситуации
становится очевидным, что данное положение вещей (чувство опасности) осо-
знается субъектом. Более того, во втором случае мы можем наблюдать физиоло-
гическую реакцию (как например, дрожь, учащение пульса, сердцебиение), тогда
как проявление состояния грусти и печали четко не фиксируется физически, пря-
мое наблюдение гипотетически доступно косвенно лишь по мимике субъекта.
Кроме того, в третьей синтаксической модели *Он сидел и содрогался при
мысли, когда зазвонили в дверь (shudder 2), когда вносится информация о психо-
физиологическом состоянии субъекта в связи с осмыслением некоторого когни-
тивного события, реализуемого им самим, возможность прямого наблюдения не
имеет места, поскольку задействованы только мыслительные процессы, иными
словами, наблюдаемые проявления эмоций или чувств отсутствуют. Следова-
тельно, локализованность в пространстве для данной синтаксической модели не-
возможна. Иными словами, ощущения индивида являются репрезентацией пере-
живания как реакции на денотативную ситуацию [Рубинштейн 2002].
Исследование О.А. Сулеймановой показывает, что реализация психофизио-
логической реакции протагониста в связи с осмыслением некоторого когнитив-
ного события, реализуемого им самим, сопровождается не-локализованностью
во времени [Сулейманова: 1999]; ср.: (*One shudders to think of parliaments in
which the main criterion of membership is to belong to a group in need of affirmative
action yesterday / Можно содрогнуться от мысли о парламенте, главный кри-
терий отбора в который – принадлежность к меньшинству вчера, хотя вполне
употребимо: I shudder to think what they’re going to do to this photograph tomorrow
193
/ И я содрогаюсь при мысли о том, что они сделают с этой фотографией зав-
тра). И как было отмечено выше, для передачи семантики состояния необхо-
дима локализованность некоего события Р во времени: X was sad yesterday.
Далее, для разграничения семантики состояния / оценки важны характери-
стики придаточной части [Сулейманова 1999: 138]. В исследуемой конструкции
X shudders / shivers / quivers / shakes / quakes to V психологический субъект обо-
значается либо глаголами когнитивной деятельности, либо глаголами физиче-
ского восприятия, либо глаголами физического действия (редко). Согласно ис-
следованию Ю.Д. Апресяна, глаголы физического действия имеют валентность
на показатель времени и места [Апресян 1980], тогда как у ментальных глаголов
валентность на место отсутствует (*знаю где-то, *считаю где-то) [Апресян
1980]. Следовательно, для концептуализации исследуемых конструкций необхо-
димо выявить семантические признаки входящих в нее предикатов.
Таким образом, исследование показало, что значимыми оказываются две
структуры: X shudders / shivers / quivers to V (shudder 2) и X shudders / shivers /
quivers (shudder 1). В первом случае оценка вносится на основании чувственного
восприятия He shudders to think, во втором случае описывается объективная си-
туация, выраженная глаголом физического восприятия: The Earth shudders.
Апресян Ю.Д. Типы информации для поверхностно-семантического компонента модели
«Смысл Текст» // Wiener Slawistischer Almanach. Bd. 1. Wien, 1980.
Болдырев Н.Н. Прототипы в языковой репрезентации знаний // Проблемы представления
(репрезентации) в языке: Типы и форматы знаний: сб. науч. трудов. М.: Изд-во ИЯ РАН; ТГУ
им. Г.Р. Державина, 2007.
Ильин Е.П. Психофизиология человека. СПб.: Питер, 2008.
Маклаков А.Г. Общая психология: учебник для вузов. СПб.: Питер, 2016.
НКРЯ – Национальный корпус русского языка. URL: http://www.ruscorpora.ru.
Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. СПб.: Питер, 2002.
Селиверстова О.Н. Семантические типы предикатов. М.: Наука, 1982.
Сулейманова О.А. Проблемы русского синтаксиса: Семантика безличных предложений:
монография. М.: Диалог-МГУ, 1999.
Сулейманова О.А., Демченко В.В. Использование big data в экспериментальных лингво-
когнитивных исследованиях: анализ семантической структуры глагола shudder // Когнитивные
исследования языка. Вып. XXXII. 2018. C. 466-472.
Vendler Z. Verbs and times // Vendler Z. Linguistics in Philosophy. Ithaca, 1967.
Veronika V. Nikitina (Moscow, Russia)

Moscow City Teachers’ training University
COGNITIVE INTERPRETATION OF SYNTACTIC MODELS LIKE X SHUDDERS TO V

The article focuses on the features of the semantic structure of English verbs of the shudder type,
which are implemented in two syntactic models: X shudders / shivers / quivers to V and X shudders /
shivers / quivers. The presented cognitive and semantic analysis of the models under study allowed
us to illustrate the mechanisms of language conceptualization and categorization.
Keywords: cognitive and semantic analysis, triangulation, categorization, connotative component of
meaning
194
Ж.В. Никонова (Нижний Новгород, Россия)
nikonova@lunn.ru
П.В. Салаев (Нижний Новгород, Россия)
pvsalaev@gmail.com
ЦЕННОСТНЫЕ ДОМИНАНТЫ КОНЦЕПТА СЧАСТЬЕ

В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ
В работе освещается ассоциативная составляющая концепта СЧАСТЬЕ в современном рус-

ском языке. Авторами на основе результатов ассоциативного эксперимента выявляются цен-
ностно-смысловые доминанты, ассоциируемые носителями русского языка с именем исследу-
емого концепта. Особое внимание обращается на иерархические связи ценностно-смысловых
компонентов внутри ассоциативного ряда, ярко характеризующие индивидуальные особенно-
сти менталитета носителей русского языка.
Ключевые слова: лингвокультурная концептология, концепт, ассоциативный эксперимент,
ценностно-смысловые доминанты концепта, концепт СЧАСТЬЕ
Осмысление роли языка в формировании и функционировании основных

механизмов когниции человека остается на протяжении многих десятилетий ак-
туальным направлением лингвистических исследований. При этом язык рассмат-
ривается не только как средство коммуникации, но, прежде всего, как культур-
ный код нации, определяющий лингвокультурную специфику ее бытования и
особенности менталитета носителей языка.
Современная когнитивная лингвистика накопила богатый инструментарий
для описания ментальных сущностей, формирующих картину мира представите-
лей той или иной лингвокультуры. Особая роль в этом отношении принадлежит
одной из ее центральных теорий – лингвоконцептологии, которая характеризуется
отечественными учеными как продолжение и развитие классической, структур-
ной и функциональной семантики [Карасик 2013: 93], обогащенной данными ко-
гнитологии, культурологии, истории, социологии и других гуманитарных наук.
В фокус исследовательского интереса лингвоконцептологии входит, в отли-
чие от семантики, план содержания не конкретных языковых единиц, а текстовых
и дискурсных образований, отражающих семантические признаки изучаемых
ментальных единиц – концептов. Лингвокультурная концептология, сформиро-
вавшая благодаря исследованиям А. Вежбицкой, Н.Д. Арутюновой, Ю.С. Степа-
нова и других лингвистов, постулирует концепт в качестве базовой единицы куль-
туры, ее концентрата.
В.И. Карасик, вслед за Ю.С. Степановым, отмечает, что в структуру линг-
вокультурного концепта «входит все то, что и делает его фактом культуры – ис-
ходная форма (этимология); сжатая до основных признаков содержания история;
современные ассоциации; оценки и т.д.» [Карасик 2004: 96].
Ассоциативная модель концепта как процесса языкового ассоциирования
предлагается Г.Г. Слышкиным [Слышкин 2004: 33]. По мнению ученого, в про-
цессе функционирования концепта происходит непрерывная номинация и рено-
минация объектов, появление новых и утрата старых ассоциативных связей
между языковыми единицами и номинируемыми объектами.
195
Одним из самых востребованных методов изучения концепта в лингвокуль-
турной концептологии в связи с этим становится ассоциативный эксперимент,
заимствованный из психолингвистики, поскольку он считается эффективным
способом исследования языкового сознания и его национально-культурной спе-
цифики, позволяя выявить, какие ментальные образы мира присущи представи-
телям того или иного этноса.
Ассоциативный эксперимент является наиболее разработанной техникой
психолингвистического анализа семантики, вскрывающего объективно суще-
ствующие в психике носителя языка семантические связи слов, языковые стерео-
типы – все то, что помогает впоследствии обобщить как «специфические черты
менталитета» [Архипова 2011: 6], в том числе путем выявления ценностно-смыс-
ловых доминант концепта в языковом сознании носителя языка.
В настоящее время, когда система ценностей в разных лингвокультурах под-
вергается существенным изменениям, в том числе и в связи с последствиями пан-
демии, исследование ассоциативного поля базовых концептов в разных языках
следует отнести к актуальным направлениям научного поиска. Одним из таких
концептов, конечно же, выступает лингвокультурный концепт СЧАСТЬЕ
(С.Г. Воркачев, А.А. Зализняк, Д.Д. Лагаева и др.).
В эволюции концепта СЧАСТЬЕ последовательно прослеживается субъек-
тивизация и перемещение вовнутрь «локуса контроля»: изначально счастье – это
судьба, рок, затем случай, везенье – нечто сугубо внешнее и не зависящее от че-
ловека, и, наконец, это – «деятельность души в полноте добродетели» (Аристо-
тель), а быть или не быть добродетельным зависит исключительно от воли чело-
века, и в этом смысле – каждый кузнец своего счастья [Воркачев 2003: 264].
Как сложное ментальное образование концепт СЧАСТЬЕ включает «следу-
ющие компоненты: понятийные – благоденствие, здоровье, благополучие,
потомство, труд, успех, деньги, спокойствие; образные составляющие образу-
ются в результате метафоризации определенных значений (движение, имеющее
определенное направление, цветовая составляющая); аксиологические связаны с
положительной оценкой счастья как важнейшего компонента человеческой
жизни, осознание которого происходит на фоне противоположного чувства —
несчастья, мучений» [Лагаева 2009: 6].
По данным лексикографических источников, в русском языке имя концепта
СЧАСТЬЕ имеет чаще всего следующие значения: ‘1) состояние довольства, бла-
гополучия, радости от полноты жизни, от удовлетворения жизнью; 2) успех,
удача (преимущественно случайная); 3) участь, доля, судьба’.
Проведенный авторами работы ассоциативный эксперимент позволил вы-
явить ценностно-смысловые доминанты концепта СЧАСТЬЕ в языковом созна-
нии носителей русского языка на современном этапе.
Эксперимент проводился в конце января 2021 г. с участием 100 респонден-
тов. Средний возраст – 39 лет. Гендерный состав: 88% женщин, 12% мужчин.
Участникам эксперимента предлагалось дать последовательно 10 свобод-
ных ассоциаций к имени концепта СЧАСТЬЕ.
В результате обработки данных установлено, что абсолютными доминантами,
указанными респондентами на первых трех позициях ассоциативного ряда, высту-
пают (по частотности упоминания) «здоровье», «любовь», «семья / дети». При этом
196
самой частотной ценностно-смысловой доминантой стало по результатам экспери-
мента «здоровье». Очевидно, что 2020 год стал триггером изменений в системе цен-
ностей представителей многих лингвокультур. Здоровье стало для подавляющей
части людей главной ценностью, неотъемлемой от переживания счастья.
Кроме упомянутых, в числе ценностных смыслов, ассоциируемых участни-
ками эксперимента с именем концепта СЧАСТЬЕ, оказались:
– в первой позиции: «радость» (6%), «гармония» (5%), «спокойствие» (4%),
«умиротворение» (4%), «свобода» (4%), «безопасность» (3%), «удача» (2%), а
также «тепло», «теплота» (3%), «солнце» (2%), «огонь» (1%), «рассвет» (1%),
«утро» (1%), «тишина» (1%), «естественность» (1%) и «сон» (1%), «деньги» (1%);
– во второй позиции: «дружба», «друзья» (3%), «жизнь» (1%), «свет» (1%),
«солнце» (1%), «независимость» (1%), «справедливость» (1%), «покой» (1%),
«безмятежность» (1%), «размеренность» (1%), «благополучие» (1%), «путеше-
ствия» (1%);
– в третьей позиции: «природа», в том числе «цветы», «животные»,
«кошки», «лошади», «мурчание» (6%), «полет», «парение» (2%), «любимая ра-
бота», «результат» (2%), «поддержка», «единомышленники» (2%).
Периферийная зона ценностных смыслов, выделенных участниками экспери-
мента в качестве ассоциативных по отношению к имени концепта СЧАСТЬЕ,
представлена также такими вербальными репрезентантами, как «Бог», «красота»,
«благодарность», «позитивное мышление», «хорошее настроение», «полнота
жизни», «преодоление», «примирение», «уверенность в себе», «достаток», «йога».
Вышеприведенные и другие понятийные и образные составляющие ассоци-
ативного поля имени концепта СЧАСТЬЕ в языковом сознании носителей рус-
ского языка, выявленные в ходе ассоциативного эксперимента, показывают все
многообразие конкретных смыслов, формирующих концептуальное простран-
ство исследуемого концепта в языковом сознании носителей современного рус-
ского языка. Результаты лингвистического анализа показывают, что так или
иначе многие из них восходят к пониманию счастья как состоянию довольства,
радости от полноты жизни, от удовлетворения жизнью.
Особый исследовательский интерес вызвали в ходе проведения экспери-
мента иерархические связи между ценностно-смысловыми доминантами, выде-
ленными респондентами на основе их ассоциаций к имени концепта СЧАСТЬЕ.
Они показывают индивидуальную картину мира носителя языка.
Например, участник Татьяна (51 год) указывает, что счастье для нее – это 1)
естественность, 2) гармония, 3) любимая работа, 4) добрая крепкая семья, 5) до-
статок, 6) отдых, 7) реализованные планы, 8) здоровье, 9) положительные эмо-
ции, 10) взаимопонимание с людьми.
Для Яны (27 лет) – это 1) здоровье, 2) семья, 3) гармония, 4) увлечения, 5)
друзья, 6) дом, 7) улыбка, 8) объятия, 9) любовь, 10) мгновение.
У Лены (18 лет) счастье вызывает такие ассоциации, как 1) любовь, 2) семья,
3) беззаботность, 4) свобода, 5) момент, 6) разочарование, 7) боль, 8) время, 9)
заслуга, 10) ответственность.
Петр (39 лет) ассоциирует со счастьем: 1) деньги, 2) отдых, 3) семья, 4) лю-
бимый человек, 5) хобби, 6) любимая работа, 7) чтение, 8) вкусная еда, 9) деньги,
10) деньги.
197
Здесь мы наблюдаем не только включение различных, иногда противопо-
ложных ценностно-смысловых компонентов в ассоциативный ряд вербальных
средств по отношению к имени концепта СЧАСТЬЕ, но и разный удельный вес
аксиологической и прагматической составляющих в ответах респондентов.
Общие итоги показывают, прагматическая составляющая (например,
деньги, достаток, вкусная еда и пр.) доминирует в ответах 9% респондентов.
Изучение иерархии доминант и взаимосвязи различных ценностно-смысло-
вых компонентов в ассоциативном поле имени концепта СЧАСТЬЕ входит в пер-
спективы исследования.
Архипова С.В. Ассоциативный эксперимент в психолингвистике // Вестник Бурятского
госуниверситета. 2011. № 11. С. 6-9.
Воркачев С.Г. Концепт счастья в английском языке: значимостная составляющая / С.Г.
Воркачев, Е.А. Воркачева // Массовая культура на рубеже ХХ – ХXI веков: Человек и его дис-
курс. М.: Азбуковник, 2003. С. 263-275.
Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М.: Гнозис, 2004.
Карасик В.И. Языковая матрица культуры. М.: Гнозис, 2013.
Лагаева Д.Д. Лингвокультурный концепт «счастье» в калмыцком и английском языках:
автореф. дис. … канд. филол. наук. Элиста, 2009.
Слышкин Г.Г. Лингвокультурный концепт как системное образование // Вестник ВГУ.
Серия: лингвистика и межкультурная коммуникация. 2004. № 1. С. 29-34.
Zhanna V. Nikonova (Nizhny Novgorod, Russia)

Pavel V. Salayev (Nizhny Novgorod, Russia)
VALUE DOMINANTS OF THE CONCEPT OF HAPPINESS IN MODERN RUSSIAN

The article is devoted to the associative component of the concept of HAPPINESS in modern Russian.
Based on the results of the associative experiment, authors identify value-sense dominants associated
by native speakers of the Russian language with the name of the studied concept. Particular attention
is paid to the hierarchical connections of value-sense components within the associative series, clearly
characterizing the individual features of the mentality of native speakers of the Russian language.
Keywords: linguistic-cultural conceptology, concept, associative experiment, value-sense dominants
of concept, the concept of HAPPINESS
Е.А. Нильсен (Санкт-Петербург, Россия)

Санкт-Петербургский Государственный Экономический Университет
janenilsen@mail.ru
Е.А. Малышева (Санкт-Петербург, Россия)
Санкт-Петербургский Государственный Экономический Университет
lizagrem@mail.ru
ОТРАЖЕНИЕ КОНЦЕПТА HAPPINESS

В ПАРЕМИОЛОГИЧЕСКОМ ФОНДЕ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА
В статье исследуются языковые средства репрезентации концепта HAPPINESS в английских

пословицах и поговорках и делаются выводы о том, что для носителей английского языка сча-
стье зачастую недостижимо в реальном мире; не связано с материальными благами; дости-
198
жимо, только если человек приложит максимум усилий для саморазвития и самосовершен-
ствования.
Ключевые слова: счастье, концепт, английские пословицы и поговорки
Концепт является квантом знания, как правило, хранящим культурно значи-

мую информацию [Нильсен 2010]. «Концепт – это единица концептуального со-
держания, выделяемая человеком с целью последующей передачи ее в языковой
форме или дальнейшего накопления знаний о мире» [Болдырев 2016: 18]. Как
правило, концепт выражается в языке с помощью отдельных слов, словосочета-
ний, предложений и даже текстов, однако концепт нельзя отождествлять с язы-
ковыми значениями. Во-первых, потому, что человек имеет невербальный харак-
тер мышления, а во-вторых, люди часто владеют словами именно на уровне кон-
цептов, а не на уровне их лексических значений [Болдырев 2001: 26]. В языковых
единицах отражается наивная картина мира носителей языка, а лексическое зна-
чение языковых единиц передает обыденное сознание людей, и в лексическом
значении фиксируется история нации, опыт познавательной деятельности чело-
века, его психология и мировоззрение. Этнический менталитет нации закреплен
в паремиологическом фонде языка: в пословицах, поговорках и различных фор-
мах народного творчества [Воркачев 2004: 67]. Пословицы и поговорки – это
языковые единицы, которые отображают смысловые и ценностные модели мира,
специфику восприятия людьми жизненных ценностей, исторического опыта и
памяти языкового коллектива.
Одними из самых сложных концептов считаются концепты, выражающие аб-
страктные понятия, например, эмоции и чувства. Несмотря на то, что всю сово-
купность эмоций можно разделить на положительные и отрицательные, каждый
человек по-своему ощущает эти эмоции, и даже такая сильная положительная
эмоция, как счастье, для разных людей будет означать разное. Как пишет
С.Г. Воркачев, любой человек понимает, что такое счастье, пока его об этом не
спросят [Воркачев 2004: 71]. Слово счастье вызывает в сознании людей множе-
ство разных положительных ассоциаций, а иногда людям кажется, что счастья не
существует. Однако у каждой нации есть некое общее представление об этом мно-
гогранном концепте, и, как в случае с любым культурно значимым концептом, это
представление отражено в пословицах и поговорках. Таким образом, цель данной
статьи – рассмотреть языковые средства выражения концепта HAPPINESS на ма-
териале пословиц и поговорок английского языка и выявить основные свойства
счастья, оязыковляемые в паремиологическом фонде английского языка.
Основным лексическим репрезентантом концепта HAPPINESS в англий-
ском языке является существительное happiness, образованное от прилагатель-
ного happy при помощи прибавления суффикса -ness. В Оксфордском словаре
английского языка представлено следующее значение лексемы happy.
Happy adj. (-ier, -iest).
1. feeling or showing pleasure or contentment.
2. a fortunate; characterized by happiness [Murray 1989].
В словарной статье, представленной выше, прилагательное happy и образо-
ванное от него существительное happiness определяются как «выражение удо-
вольствия, удовлетворения чем-либо» или «удача». В англоязычной языковой
картине мира «счастье» – это эмоциональная оценка, связанная с ощущением
199
удовольствия, радости или удовлетворения, либо наличием удачи. Таким обра-
зом, для изучения представления концепта HAPPINESS в паремиологическом
фонде английского языка следует обратиться к рассмотрению пословиц и пого-
ворок, содержащих лексемы happy, happiness, pleasure, contentment и fortune.
Материалом для исследования послужил Оксфордский словарь пословиц
английского языка [Oxford Dictionary of Proverbs 2008], а также толковый сло-
варь английских пословиц Р. Райдаута и К. Уиттинга [Райдаут, Уиттинг 1997].
Методом сплошной выборки из этих лексикографических источников были ото-
браны пословицы и поговорки, содержащие перечисленные выше лексические
единицы и дающие представление об особенностях восприятия концепта HAP-
PINESS носителями английского языка.
В первую очередь в исследуемом материале концепт HAPPINESS представ-
лен как некая абстрактная идея, ценность, которая у каждого своя, и достигнуть
состояния счастья можно только при условии, если человек прилагает к этому уси-
лия и обладает определенными качествами. В пословице «Every man is the architect
of his own fortune» («Каждый сам кузнец своего счастья») [Oxford Dictionary of
Proverbs 2008: 203] идея состоит в том, что каждый человек сам ответственен за
свое счастье, для каждого оно «свое», человек сам его создает, исходя из своих
представлений о счастье. Похожее значение также выявляется в пословицах
«Fortune favors the brave» («Удача сопутствует смелым») [Oxford Dictionary of
Proverbs 2008: 203] и «He is happy that thinks himself so» («Счастлив тот, кто верит,
что он счастлив») [Райдаут, Уиттинг 1997: 67]. Эти выражения говорят нам о том,
что человек должен обладать некоторыми важными качествами, которые прине-
сут ему счастье в жизни: быть храбрым («Fortune favors the brave») и верить в воз-
можность быть счастливым («He is happy that thinks himself so»).
Пословица «If you would be happy for a week take a wife; if you would be happy
for a month kill a pig; but if you would be happy all your life plant a garden» [Oxford
Dictionary of Proverbs 2008: 241] также говорит о праве выбора: человек сам дол-
жен решать, каким о видит свое счастье, сколько труда он готов вложить в то,
чтобы стать счастливым. Безоблачное семейное счастье представляется недолго-
вечным: вскоре после свадьбы начнутся проблемы, связанные с бытом, разногла-
сия, ссоры. Нужно будет приложить усилия, чтобы остаться счастливым в браке.
Материальное благополучие, «сытость» тоже приносят лишь врéменное удовле-
творение от жизни, человек лишь некоторое время чувствует себя счастливым, а
потом приходит разочарование. А чтобы всю жизнь быть счастливым, нужно
вложить в это много труда, как писал Вольтер, «Надо возделывать свой сад»,
совершенствоваться, созидать. Только тогда человек может по-настоящему стать
счастливым.
Идея о том, что истинное счастье состоит не в материальных благах, кото-
рые могут быть у человека в изобилии, но не принести ему счастья, отражена и
в пословице «Money can’t buy happiness» [Oxford Dictionary of Proverbs 2008:
241]. Здесь представление о счастье связано с материальными благами – день-
гами (money): за деньги счастья не купишь, т.е. деньги, богатство, не делают че-
ловека счастливым. Счастье приносят духовные ценности, такие как любовь,
дружба, поддержка близких и т.д., иначе говоря, то, что купить нельзя.
В паремиологическом фонде английского языка есть и пословицы, в кото-
рых счастье представлено как нечто недостижимое в реальной жизни. Пословица
200
«Call no man happy till he dies» [Райдаут, Уиттинг 1997: 38] утверждает, что
нельзя судить о том, счастлив ли человек, пока он не умрет. В жизни случается
слишком много плохого, и, если кто-то сегодня кажется счастливым, завтра его
могут настигнуть беды, и он станет несчастным. Только после смерти человека
можно с уверенностью сказать, что ничего плохого с ним больше не случится, и
судить о том, был ли человек счастлив в земной жизни. Более того, смерть изба-
вит человека от забот и проблем, которые обременяют его, пока он жив, и, воз-
можно, именно смерть сделает его счастливым.
В пословице «Happy is the country which has no history» [Райдаут, Уиттинг
1997: 86] речь идет уже о целой стране. Страна, а значит, и народ, у которых нет
истории – счастливый народ, поскольку история большинства стран и народов
состоит из войн, революций, борьбы, лишений и страданий. Если нет серьезных
социальных потрясений, историкам не о чем писать. Как говорил Томас Джеф-
ферсон, «Blest is that nation whose silent course of happiness furnishes nothing for
history to say» [Райдаут, Уиттинг 1997: 86]. Но в реальной жизни не существует
страны или нации без истории, а значит, не существует и счастливого народа.
Счастливый брак тоже представляется чем-то почти нереальным: «A deaf
husband and a blind wife are always a happy couple» [Oxford Dictionary of Proverbs
2008: 242]. Таким образом, в идеальной паре муж должен быть глухим, чтобы не
слышать криков и брани своей сварливой жены, а жена должна быть слепой,
чтобы не видеть неблаговидных поступков своего мужа.
Даже предсвадебный период ухаживаний, обычно приносящий радость, не
должен долго длиться, чтобы не успеть превратиться из радостного и приятного
процесса в нечто обыденное и скучное: «Happy is the wooing that is not long a
doing» [Oxford Dictionary of Proverbs 2008: 242].
Но все-таки у людей остается надежда на счастье: «Happy is the bride that the
sun shines on» [Oxford Dictionary of Proverbs 2008: 242]. Если во время бракосо-
четания на невесту упали лучи солнца, то это хорошая примета – девушка будет
счастлива в браке. Очевидно, что издревле солнечные лучи ассоциировались с
чем-то благоприятным, дарящим радость и благоденствие, обещающим моло-
дым счастливую, «солнечную» совместную жизнь, и у человека есть шанс стать
счастливым, если, конечно, он приложит к этому усилия и будет постоянно со-
вершенствовать свой внутренний мир.
Итак, рассмотрев паремиологические единицы английского языка, содержа-
щие лексические репрезентанты концепта HAPPINESS, можно прийти к выводу
о том, что для носителей английского языка счастье:
1) зачастую недостижимо в реальном мире;
2) не связано с материальными благами;
3) достижимо, только если человек приложит максимум усилий для само-
развития и самосовершенствования.
Болдырев Н.Н. Концепт и значение слова // Методологические проблемы современной
лингвистики / под ред. И.А. Стернина. Воронеж: Воронежский гос. ун-т, 2001. С. 25-36.
Болдырев Н.Н. Типология концептов и языковая интерпретация // Новая Россия: тради-
ции и инновации в языке и науке о языке. Материалы докладов и сообщений Международной
научной конференции, посвящ. юбилею Заслуженного деятеля науки РФ, д.ф.н., проф. Л.Г. Ба-
бенко. Екатеринбург: УрФУ, 2016. С. 16-25.
201
Воркачев С.Г. СЧАСТЬЕ как лингвокультурный концепт. М.: Гнозис, 2004.
Нильсен Е.А. Концепт как базовое понятие когнитивной лингвистики // Homo Loquens: ак-
туальные вопросы лингвистики и методики преподавания иностранных языков: сб. науч. статей.
Вып. 2. СПб.: Изд-во «Ютас», 2010. С. 24-30.
Райдаут Р., Уиттинг К. Толковый словарь английских пословиц / пер. А.П. Нехая. СПб.:
Лань, 1997.
Murray J. The Oxford English Dictionary. Oxford: OUP, 1989. – Vol. 1-20.
Oxford Dictionary of Proverbs / ed. by J. Speake. New York: OUP, 2008. P. 625.
Yevgeniya A. Nilsen (St. Petersburg, Russia)

Yelizaveta A. Malysheva (St. Petersburg, Russia)
REPRESENTATION OF HAPPINESS CONCEPT

IN THE ENGLISH PAROEMIOLOGICAL FUND
Abstract: the article examines the linguistic means which represent HAPPINESS concept in the Eng-
lish proverbs and sayings. The conclusion is made that for English speakers, happiness is often unat-
tainable in the real world; happiness is not associated with material benefits; happiness is achievable
only if a person makes every effort for self-development and self-improvement.
Keyword: happiness, concept, English proverbs and sayings
В.П. Новикова (Челябинск, Россия)

Южно-Уральский государственный гуманитарно-педагогический университет
veranovik@mail.ru
МЕДИАКОНЦЕПТ ГИГ-ЭКОНОМИКА КАК КЛЮЧ

К ПОНИМАНИЮ НОВОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО ЛАНДШАФТА
В статье анализируется материал, посвященный вопросам гиг-экономики («gig-economy») в
британских СМИ в период с января 2017 по август 2019 г. По итогам анализа 270 статей вы-
деляются два ведущих фрейма: «Отношения между работодателем и работником» и «Безрабо-
тица и экономический кризис», в рамках которых происходит ассоциативно-смысловое раз-
вертывание медиаконцепта ГИГ-ЭКОНОМИКА («GIG-ECONOMY»). Описываются актуаль-
ные модификаций, которым подвергается содержательный объем данного медиаконцепта в
текстах, репрезентирующих отношения между участниками рыночных отношений.
Ключевые слова: метафорическая модель, гиг-экономика, медиаконцепт, фрейминг, коммуни-
кативная стратегия, медиадискурс
В результате ускоренного развития высокотехнологического сектора все

чаще делаются заявления о том, что сегодня формируется новая модель
экономики – «гиг-экономика» или «экономика совместного пользования» (англ.
«gig-economy»). Термин гиг-экономика получил широкое распространение
начиная со времен финансового кризиса 2008–2009 гг. В «гиг-экономике»
компании с помощью приложений нанимают фрилансеров, представителей
малого бизнеса, которые заинтересованы быстрее выполнить работу и получить
оплату по факту. В наши дни наблюдается рост сервисов, соединяющих
заказчиков услуг и исполнителей, которые согласны работать попроектно, без
какого-либо официального трудового соглашения. К сервисам, работающим в
русле тренда «гиг-экономики», относятся AirBnB, Amazon, Bringo, BlaBlaCar,
Deliveroo, Mechanical Turk, Instacart, Instamart, YouDo, Gigwalk, OneLane,
202
CrowdSystems, Taskrabbit, Uber и т.д. В настоящее время интерес к проблемам
«гиг-экономики» настолько велик, что смело можно утверждать, что она стала
объектом медийной повестки дня («agenda-setting») [McCombs 1972].
Несмотря на отдельные исследования, утверждающие, что общественное
мнение по экономическим вопросам формируется в первую очередь под влиянием
личного опыта [Казун 2009], технологическое развитие медиапространства
приводит к увеличению возможностей широкого доступа к информации, в том
числе к социально-экономическим фактам и различным точкам зрения на них.
Таким образом, СМИ не только репрезентируют, но и формируют картину мира
для большей части населения. Особую роль в коммуникативно-когнитивной
организации медиадискурса играют вербально-ментальные феномены особого
рода – медиаконцепты, являющиеся, в отличие от концептов, образованных в ходе
многовековой культурно-языковой эволюции (констант культуры), результатом
отраженной в текстах СМИ коллективной мировидческой рефлексии над
современностью [Орлова 2010: 83]. При этом ключевыми характеристиками этих
лингвокогнитивных структур являются два взаимосвязанных параметра:
жизненный цикл и миромоделирующий потенциал медиаконцепта [Орлова 2010:
78]. Теория фреймов в медиа-исследованиях основывается на предположении, что
при освещении различных вопросов журналисты могут делать более заметными
одни аспекты, отвлекая внимание читателей от других, а также влиять на
восприятие информации аудиторией посредством используемых формулировок.
Фреймы формируются на основании господствующих социальных и
политических взглядов и передаются через общие для автора и аудитории
смыслы. Выделение фреймов производилось в качественной методологии в соот-
ветствии с индуктивным подходом, согласно которому фрейм может включать
следующие четыре компонента (однако необязательно все): определение
проблемы; каузальная интерпретация; моральная оценка; средства решения
проблемы. Наряду с этим анализировались основные сюжетные линии, метафоры,
сравнения и аллюзии [Казун 2009]. Выделение фреймов, в рамках которых имело
место ассоциативно-смысловое развертывание концепта ГИГ-ЭКОНОМИКА,
проходило, в том числе, в результате анализа заголовков или подзаголовков. Одна
статья могла содержать несколько фреймов, так как за единицу анализа брались
мнения. Особое внимание при анализе уделялось метафорам, которые, c точки
зрения Т.Г. Добросклонской, предоставляют возможность углубить содержание
медийных текстов путем вовлечения запоминающихся оценочных, часто особых
для культуры образов [Добросклонская 2014: 138].
Медиаконцепт GIG-ECONOMY, объективируемый в англоязычном медиа-
дискурсе, охватывает широкий спектр фактуальной информации, совпадающей
с энциклопедическим знанием о рынке труда, которая, среди прочего, подразу-
мевает структуру занятости. Неформальный рынок труда, который генерирует
«гиг-экономика», по своей структуре неоднороден. С одной стороны, в него во-
влечены неформально занятые по найму, а с другой, – неформальные самозаня-
тые (микропредприниматели). Оценочная информация, формирующая представ-
ление о лингвоконцепте GIG-ECONOMY, реализуется в рамках фрейма «Отно-
шения между работодателями и работниками». Данные отношения традиционно
рассматриваются с точки зрения координации уровня зарплаты и условий труда.
203
Неформально занятые по найму представляют собой уязвимую и слабоконку-
рентную группу (with poor bargaining power) с небольшим доходом: Of course,
many gigs – making deliveries, cleaning and taxi-driving – are not lucrative [The
Economist, 2018.10.06.] For lowskilled workers with poor bargaining power, the gig
economy has an important downside [The Economist, 2018.04.10].
Незащищенными, однако, оказываются не только курьеры по доставке
пиццы или независимые подрядчики. Из-за возрастания подобного типа занято-
сти растет угроза кибер-атак и технических сбоев: Hiring more short-term workers
means that businesses may be more vulnerable to cyber breaches – so can we stay safe
in an open economy? [The Telegraph, 12.07.2017]. По мнению аналитиков, «золо-
той век» «гиг-экономики» приходился на 2013 год, когда компании забирали
себе лишь небольшую часть от заработанного фрилансерами. Сейчас конкурен-
ция очень высока. В условиях «гиг-экономики» компании, стремящиеся не упу-
стить клиента и получить максимальную прибыль, нанимают слишком много ис-
полнителей, при этом зарплата последних становится все меньше и меньше: Tens
of millions of workers around the world endure cripplingly long hours in “gig” jobs,
suffering exhaustion, sleep deprivation and social isolation in exchange for low
wages. Even the best workers struggle to raise their wage rate because of intense com-
petition [The Telegraph, 11.08.2018].
Использование глаголов (suffer, endure), существительных (exhaustion, sleep
deprivation, isolation), эпитетов с негативной коннотацией (sham self-employ-
ment,bad employers, rogue bosses, unscrupulous employer), фразеологизма (use
every trick in the book ‘использовать все доступные средства’) и исторической ал-
люзии на времена Дикого Запада, ассоциируемых с беззаконием, создает условия
для реализации эмоционального заряда нескольких метафорических моделей од-
новременно: «гиг-экономика» – это жесткая конкуренция, «гиг-экономика» – это
хаос, «гиг-экономика» – это зло. Условия труда неблагоприятны не только вслед-
ствие высокой конкуренции нечистоплотности работодателей, но и психологи-
ческого давления из-за возможности получить низкую оценку за качество ока-
занных услуг, которую пользователь услуги оставляет в приложении: In the past,
a pat on the back from the boss might have helped. But the gig economy runs on rat-
ings, and millennials talk of being stressed by the constant feedback. Unless they have
done something very wrong, I always give my Uber drivers five stars, because I know
that if their rating drops below a certain level they will be blocked from the app.<…>
Many in the gig economy are being appraised every single day, or even multiple times
an hour [The Guardian, 17.10.2017].
Атмосфера тревоги и непредсказуемости достигается за счет использования
стратегии создания психологического напряжения: тексты СМИ, посвященные
современному состоянию «гиг-экономики», изобилуют эпитетами с негативной
коннотацией: The government should take action to end the “rampant injustice” fac-
ing some workers in the gig economy, according to a report by the independent MP
Frank [The Guardian, 24.03.2019]; экспрессивно-окрашенными метафорами
«краха» и «неопределенности»: For many, the “gig economy”, in which short-term
jobs are assigned via online platforms, is a potent symbol of how modern capitalism
has failed [The Economist, 2018.10.06]. Automation and the gig economy are com-
bining to create a glut of low-paid workers without bargaining power (in Britain, such
204
workers have been dubbed the “precariat”) [The Economist, 2018.05.12]. This uncer-
tainty about what risks are covered is prevalent across the gig economy [The Guard-
ian, 20.03.2018].
«Гиг-экономика» предстает в образе механизма, который генерирует неза-
щищенность и буквально выхолащивает права рабочих: On this reading, the gig
economy turbocharges insecurity and the erosion of workers’ hard-won rights [The
Economist, 2018.10.06], а сам рабочий класс метафорически сравнивается с водо-
проводным краном, который можно включить и выключить: Speaking at the
Cannes film festival, where his new film, Sorry We Missed You, premiered on Thurs-
day, the veteran film-maker said support for the free market from centre-left figures
had resulted in the rise of the gig economy and a working class that is “weak and can
be turned on and off like a tap” [The Guardian, 17.05.2019].
Многие считают такой тип экономики откатом в прошлое, а не скачком в
будущее: The rise of the “gig economy” means that, for many people, employment no
longer entails a nine-to-five job in a factory or office with a single employer. Instead,
they find themselves in a version of the old “putting out” system in which textile work-
ers worked at home, conducting specific tasks for a piece rate.
В целом можно сделать вывод, что рамках фрейма «Отношения между ра-
ботодателем и работником» медиаконцепт ГИГ-ЭКОНОМИКА не только нара-
щивает свой признаковый объем, но и актуализирует негативные ценностные
установки. Лингвоконцепт предстает как агрессивная экономическая среда с вы-
соким уровнем конкуренции, незащищенности, психологического дискомфорта
и беззакония. Наиболее активными метафорами, детерминирующими понимание
этого сложного социально-экономического явления, являются метафоры злой
силы, ненадежного механизма и хаоса. Данный медиаконцепт порождает дис-
курс, где преобладают тактики обличения и противопоставления (традиционная
рыночная экономика vs. «гиг-экономика») наряду со стратегиями запугивания и
дискредитации. Очень важно помнить, что метафорические модели смыслообра-
зования, с одной стороны, служат отражением того, как журналисты и политики
видят проблемы «гиг-экономики» в контексте современной жизни общества, а с
другой стороны, формируют определенные стереотипы у читателей – рецепто-
ров метафорических высказываний [Новикова 2016]. В условиях многократной
актуализации в медиакоммуникации данный концепт реализует свой миромоде-
лирующий потенциал, включающий негативную оценку.
Добросклонская Т.Г. Медиалингвистика: системный подход к изучению языка СМИ. Со-
временная английская медиаречь. М.: Флинта, 2014.
Казун А.Д., Дорофеева О.Е. Патриотизм, лоббизм, демонстративность... Фреймирование
импортозамещения в российских печатных СМИ // Мир России. 2019. Т. 28. № 3. С. 132-154.
Новикова В.П. Метафорическое отражение проблем миграции в публицистическом тек-
сте // Вопросы когнитивной лингвистики. 2016. № 3. С. 141-148.
Орлова О.В. Жизненный цикл и миромоделирующий потенциал медиаконцепта // Вест-
ник ТГПУ. 2010. Вып. № 6 (96). С. 78-83.
McCombs M., Shaw D. The agenda-setting function of mass media // Public opinion quarterly.
1972. Vol. 36. No. 3. P. 176-187.
The Daily Telegraph. URL: https://www.telegraph.co.uk. (Дата обращения: 07.09.2019).
The Economist. URL: https://www.economist.com. (Дата обращения: 07.09.2019).
The Guardian. URL: http://www.theguardian.com/international. (Дата обращения: 5.09.2019).
205
Vera P. Novikova (Chelyabinsk, Russia)
South Ural State Humanitarian Pedagogical University
MEDIA СONCEPT GIG-ECONOMY AS A CLUE TO UNDERSTANDING

OF A NEW ECONOMIC LANDSCAPE
The article analyzes the material on the gig-economy in the British media from January 2017 to Au-
gust 2019. Based on the analysis of 270 articles, two leading frames are evident: “The relationship
between employer and employee” and “Unemployment and the economic crisis”, within which the
associative and semantic potential of the media concept GIG-ECONOMY is being deployed. This
article focuses on the latest modifications of this media concept in the texts representing the relations
between the participants of the market economy.
Keywords: metaphorical model, gig-economy, media concept, framing, communicative strategy, me-
dia discourse
Ж.Т. Оспанова (Нур-Султан, Казахстан)

Евразийский гуманитарный институт
zhanna19@list.ru
МЕТАФОРИЧЕСКОЕ ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ КАТЕГОРИИ «ЭМОЦИЯ»

В РАМКАХ КОНЦЕПТА ПОЛОЖЕНИЕ В ПРОСТРАНСТВЕ
В данной статье проводится исследование процессов метафорической концептуализации эмо-

циональных состояний сквозь призму положения в пространстве на материале глаголов поло-
жения в казахском языке. В ходе анализа выделяются образные схемы и концептуальные ме-
тафоры, лежащие в основе метафоризации исследуемого предмета.
Ключевые слова: метафорическая концептуализация, концептуализация эмоций, глаголы по-
ложения, репрезентация эмоций
Согласно Дж. Лакофф и М. Джонсон, метафоричность абстрактных катего-

рий, к которым принято относить события, мысли, деятельность, а также эмоции,
в большинстве случаев не осознается нами [Lakoff, Johnson 2003]. Их осмысление
осуществляется посредством терминов физических сущностей в виду того, что
метафорическая концептуализация представляет собой процесс транспонирова-
ния (перенесения) смыслового содержания из сферы источника в сферу цели.
При определении концептуальных сфер в процессе метафоризации наряду с
принципами однонаправленности и инвариантности выделяется принцип законо-
мерности. Так, согласно З. Ковечеш, сферы источника заимствуются из следую-
щих областей: ТЕЛО (человека), ЕДА, СИЛЫ или ФИЗИЧЕСКИЕ ВЗАИМОДЕЙ-
СТВИЯ, ЖИВОТНЫЕ и РАСТЕНИЯ, что объясняется мотивированностью на ос-
нове телесного (воплощенного) опыта. При этом метафорическая проекция чаще
направлена на такие сферы цели как ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ, МЫШ-
ЛЕНИЕ, МОРАЛЬ, ВРЕМЯ и ЭМОЦИИ [Kövecses 2005].
В подтверждение этому приведем также в качестве примера результаты ис-
следования известного психолога Х. Вернера, который еще в начале ХХ в. зани-
мался изучением истоков метафоры и рассматривал ее как сознательную замену
(нем. ein bewußter Ersatz). Ученый утверждал, что эмоции и чувства представля-
ются сложным психическим процессом, вследствие чего они подчеркиваются на
физическом уровне ощущениями органов [Werner 1919: 4], т.е. происходит пре-
образование из психического в физическое, что находит далее свое отражение в
206
языке. Рассмотрим далее, как это происходит в казахском языке.
Материалом для исследования послужили метафорические выражения, в ос-
нове которых лежат глаголы положения в пространстве (отыр ‘сидеть’, тұр ‘сто-
ять’, жатыр ‘лежать’), описывающие эмоциональные состояния человека в рам-
ках концепта ПОЛОЖЕНИЕ В ПРОСТРАНСТВЕ. Источником послужил Алма-
тинский корпус казахского языка [http://web-corpora.net/KazakhCorpus/search/?in-
terface_language=ru], содержащий преимущественно художественные произведе-
ния писателей и поэтов XX–XXI вв.
Анализ эмпирического материала показал, что представления об эмоциях в
казахском языке в рамках исследуемого концепта основаны на перцептивном,
психическом, физическом и культурном опыте восприятия пространства. Эмо-
циональным состояниям человека приписываются признаки положения в про-
странстве.
Это объясняется, в первую очередь, антропоцентричностью языка – именно
человек описывает ту или иную ситуацию, определенное состояние или конкрет-
ное пространство, в которых он находится, и, исходя из своего опыта, проеци-
рует пространственные характеристики на эмоциональные состояния. При этом
основу метафоризации составляют такие образные схемы как ВЕРХ-НИЗ, ВЕР-
ТИКАЛЬ-ГОРИЗОНТАЛЬ, КОНТЕЙНЕР и др.
Во-вторых, на концептуальном уровне состояния характеризуются посред-
ством метафоры с использованием терминов пространства [Kövecses 2005: 204],
в выборе которых важную роль играют культурно-когнитивные и ситуативные
факторы [Болдырев, Григорьева 2020: 105].
В казахском языке такие эмоции как үміт ‘надежда’, сенім ‘доверие’,
сенімсіздік ‘доверие’, қорқыныш ‘страх, испуг’ концептуализируются как объ-
екты, находящиеся в положении стоя, т.е. им приписывается вертикальная
направленность:
Жоқ, оларға қарағанда осы Əбілқайырда бір үміт тұр ма, қалай? ‘Нет, по
сравнению с ними, Абулхаир надеется на что-то? (букв. Нет, по сравнению с
ними, у Абулхаир одна надежда стоит, как?)’.
Билікке сенім бəрінен де биік тұр ‘Доверие к правительству превыше всего’,
букв. Доверие к правительству стоит выше всего.
Сонда мұның түп-төркінінде қазіргі медицинаға деген сенімсіздік тұр ‘В
основе этого (букв. стоит) – недоверие к современной медицине’.
На имплицитном уровне состояние испуга или удивления репрезентируется
через описание вертикально расположенных органов или частей тела: шашы тік
тұрды ‘волосы дыбом встали’, төбе шашымыз тік тұрды ‘волосы на голове
дыбом встали’. Данные метафорические выражения позволяют предположить,
что в их основе лежит пространственная метафора УДИВЛЕНИЕ И СТРАХ
НАПРАВЛЕНЫ ВВЕРХ.
В основе приведенных выше примеров лежит кратковременность: недове-
рие и страх внезапно появляются и зачастую быстро исчезают.
На наш взгляд, это связано также с тем, что признаки глагола тұр, обозна-
чающего не только положение сидя, но и транслирующего информацию об акту-
альности, сиюминутности и непродолжительности в казахском языке, транспо-
нируются на такие эмоциональные состояния как надежда, доверие, недоверие,
испуг и др.
207
Ревность объективируется как сущность, глубоко и долго сидящая в чело-
веке: Қызғаныш кеудесінде отырды ‘В нем росла зависть’, букв. зависть сидела
в его груди. Чувство ревности рассматривается как некий объект, который зреет,
находится в сидячем положении в глубине человеческого тела, которое высту-
пает в данном случае контейнером. Это указывает также на скрытый характер:
человек не показывает открыто своих чувств. Выбор глагола отыр объясняется
тем, что с его помощью описывается как прочное, устойчивое сидячее положе-
ние объекта в пространстве, так и относительно продолжительное состояние, в
котором находится ревнивый человек.
Различные настроения, длящиеся продолжительное время, концептуализи-
руются как объекты в положении лежа. Состояние грусти, печали или пребыва-
ние в хорошем настроении репрезентируются в казахском языке с помощью гла-
гола жатыр:
Жүзінде мұң жатыр ‘на лице печаль’, букв. На лице лежит печаль;
Біздің көңіл қайда жатыр? ‘От чего зависит наше настроение?’, букв. где
лежит наше настроение?
В основе метафоризации лежит «протяженность» печали, которая занимает
всю поверхность лица, следовательно, данному состоянию приписывается гори-
зонтальное расположение, т.е. грусть видится как лежащий длительное время
объект. Опечаленный человек пребывает в таком состоянии длительный период,
вследствие чего выбор глагола жатыр объясняется тем, что в основе метафори-
ческого отображения лежат признаки «протяженность» и «длительность».
Можно также предположить, что, пребывая в печали, человек находится в поло-
жении лежа, следовательно, и лицо, представленное в виде образной схемы ПО-
ВЕРХНОСТЬ, на которой расположена печаль, «лежит».
Хорошее настроение представляется как лежачий объект в различных вме-
стилищах, непредназначенных для данного положения: Арғымақ мың теңгелік
тайда (‘в дорогом скакуне’); ел қонбаған сайда (‘в нетронутой, безлюдной лож-
бине’); қапаланған жарда (‘внутри / в сердце у расстроенного возлюбленного’).
Как видим, для настроения в качестве КОНТЕЙНЕРА могут выступать дорогой
предмет, чистый природный объект или тело влюбленного.
Наряду с этим эмоции сами тоже могут выступать в качестве вместилища
для человека:
...қирай бастаған үй иесі қорқыныш құшағында отыр ‘...хозяин аварийного
дома боится (букв. хозяин аварийного дома сидит в объятиях страха)’.
В основе подобных метафорических отображений лежит онтологическая
метафора ЭМОЦИИ – КОНТЕЙНЕР.
Обобщая результаты анализа эмпирического материала отметим, что в казах-
ском языке в основе метафорической концептуализации эмоций выделяются об-
разные схемы КОНТЕЙНЕР, ПОВЕРХНОСТЬ, ВЕРХ, ориентиры ВЕРТИКАЛЬ-
ГОРИЗОНТАЛЬ. В основе метафоризации эмоциональных состояний лежат онто-
логические метафоры: ЭМОЦИИ – ОБЪЕКТЫ, ЧЕЛОВЕК / ТЕЛО – КОНТЕЙ-
НЕР ДЛЯ ЭМОЦИЙ и ориентационная метафора УДИВЛЕНИЕ И СТРАХ
НАПРАВЛЕНЫ ВВЕРХ.
Придавая эмоциям то или иное положение, носители казахского языка ис-
ходят из своего опыта, конструируя окружающую действительность и проецируя
208
при этом пространственные характеристики на эмоциональные состояния. Разу-
меется, представленное исследование демонстрирует процессы метафоризации
эмоций в рамках одного концепта.
Перспективой предпринятого исследования является изучение метафориче-
ской концептуализации эмоций в рамках определенного дискурса и включением
нескольких концептов.
Lakoff G., Johnson M. Metaphors we live by. Chicago: The University of Chicago Press, 2003.
Kövecses Z. Metaphor in Culture: Universality and Variation. Cambridge: CUP, 2005.
Werner H. Ursprünge der Metapher. Leipzig: W. Englemann, 1919.
Алматинский корпус казахского языка. URL: http://web-corpora.net/KazakhCorpus/ search/
?interface_language=ru.
Болдырев Н.Н., Григорьева В.С. Доминантный принцип и интегративность формата рече-
вого взаимодействия в диалогическом дискурсе: монография / науч. ред. В.З. Демьянков; М-во
науки и высш. обр. РФ, ФГБОУ ВО «Тамб. гос. ун-т им. Г.Р. Державина». Тамбов: Принт-Сер-
вис, 2020.
Zhanna Т. Ospanova (Nur-Sultan,Kazakhstan)

The Eurasian Humanities Institute
METAPHORICAL RETHINKING OF THE CATEGORY “EMOTION”

WITHIN THE POSITION IN SPACE CONCEPT
This article explores the processes of metaphorical conceptualization of emotional states through the
prism of position in space on the material of position verbs in the Kazakh language. In the course of
the analysis figurative schemes, conceptual metaphors, which underlie in the metaphorization of the
studied subject, are identified.
Keywords: metaphorical conceptualization, conceptualization of emotions, verbs of position, repre-
sentation of emotions
И.М. Петрова (Москва, Россия)

miinna@yandex.ru
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ЗНАЧЕНИЯ БИНОМОВ,

СОСТОЯЩИХ ИЗ СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ С СЕМАНТИКОЙ ВРЕМЯ,
В РУССКОМ И АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКАХ
В статье представлены результаты экспериментального исследования процесса концептуали-
зации биномов, в состав которых входят существительные с семантическим значением время.
Анализ экспериментального материала показал, что данной группе биномов присуща когни-
тивная категоризация на основе метонимической модели в рамках структуры «часть – целое»,
реализуемая посредством когнитивной деривации и лексикализации структуры, при этом ва-
риативность когнитивного фокуса биномов не влияет на данный процесс.
Ключевые слова: концептуализация, когнитивная деривация, лексикализация, когнитивный
фокус, биномы
Лексикализация как процесс превращения сочетания слов в устойчивое со-

четание, функционирующее в языке в качестве эквивалента отдельного слова,
является источником возникновения производной лексики, которая обеспечи-
209
вает говорящего такими ресурсами, как «схемы соединения определенных струк-
тур знания с определенными словообразовательными конструкциями, механиз-
мами словообразовательного моделирования и стратегиями извлечения семан-
тики из ее единиц, процедурами обработки новых данных и т.п.» [Кубрякова
2004: 393]. Это, в свою очередь, способствует развитию концептуальной системы
человека, которая включает знания разного типа и характера.
Появление новой структуры знания в концептуальной системе человека на
основе существующих концептов и концептуальных структур определяется как
процесс концептуальной деривации. Предполагается, что после того, как кон-
цепты, составляющие концептуальную систему человека, уже были каким-либо
образом поименованы, в языке возникли предпосылки для их дальнейшего объ-
единения в новые концептуальные структуры, которые обладают новыми языко-
выми значениями. В процессе концептуальной деривации происходит «объеди-
нение исходных концептов в концептуальные структуры, внутри которых исход-
ные концепты выступают как согласованные по тем или иным концептуальным
характеристикам друг с другом» [Бабина 2007: 87]. Действие концептуальной де-
ривации обеспечивает объединение концептов в концептуальную структуру, ле-
жащую в основе семантики производного слова и имеющую вид пропозиции.
В рамках данной публикации представлены результаты исследования, посвя-
щенного тому, каким образом происходит процесс концептуальной деривации и
возникает новое концептуальное значение. Данное явление изучается на матери-
але биноминальных единиц, состоящих из существительных семантикой время, а
точнее – интервал времени, например, часы и минуты, месяцы и годы и др.
Цель исследования – установить особенности процесса концептуализации
биноминальных образований. Материалом исследования выступают текстовые
реализации биномов, актуализирующие разный когнитивный фокус, например,
(1) Бывают минуты, за которые можно отдать месяцы и годы (А.П. Чехов)
и (2) Мы насчитываем годы и месяцы времени, проведенного впустую. Мы осо-
знаем, до какой степени мы были несознательны и эгоистичны. [http://www.tra-
nspersonal.lv/index.php/lv/pub]. Выделенные фразы относятся нами к реляторным
структурам, состоящим из трех элементов, релятора (R) – союз и и двух реляту-
мов (r) – месяцы (r1) и годы (r2). Согласно исследованию, посвященному изуче-
нию механизма когнитивного фокусирования в подобных структурах [Петрова
2020], первая позиция, занимаемая релятором (r1), служит указанием на диапа-
зон рассматриваемых значений в системе структуры и отражает концентрацию
внимания говорящего на данном объекте реальности. Данная концентрация вни-
мания трактуется как когнитивный фокус.
Решение поставленных в исследовании задач достигается использованием
экспериментального подхода, который позволяет получить необходимый эмпи-
рический материал и провести его анализ. Отбор исследовательского материала
осуществлялся в несколько этапов: на первом этапе были выявлены коррелиру-
ющие в русском и английском языке частотные существительные со значением
время на основе Частотного словаря русского языка [http://dict.rus-lang.
ru/freq.php] и Британского национального корпуса [https://www.english-corpo-
ra.org/bnc], был сформирован список из 6 единиц: год, день, час, минута, месяц,
век / year, day, century, month, hour, minute (существительные расположены в по-
рядке убывания частотности). Далее данные существительные объединялись в
210
биномы, существование которых было проверено с помощью эксперименталь-
ной процедуры на основе конкурирующих запросов в Google. Валидность ис-
пользования поисковой системы в качестве эффективного аналога корпусной
базе данных обоснована в [Suleimanova, Petrova 2020 и др.].
Основой лингвистического эксперимента послужила методология выявле-
ния когнитивного фокуса, предложенная в работе [Петрова 2020], основанная на
исследовании проблем категоризации, концентрации внимания и позициониро-
вания элементов структуры [Talmy 2007; Langacker 1990 и др.].
Согласно данной методике, две формы реляторной структуры: Фраза 1 месяцы
и годы и Фраза 2 годы и месяцы задаются в качестве конкурирующих единиц в по-
исковую систему Google. Формат поискового запроса ограничен фильтром: точный
порядок слов и текст в формате RTF. Таблица отражает результаты поискового за-
проса. Отметим, что в данной работе представлены результаты только для биномов,
состоящих из существительных во множественном числе, поскольку именно эти
формы продемонстрировали стабильную реализацию в тексте в двух языках.
Таблица. Количество текстовых реализаций биноминальных структур
Количество Количество
Фраза 1 Фраза 2
вхождений вхождений
1. дни и часы 1 490 часы и дни 478
days and hours 2 120 hours and days 1 380
2. часы и минуты 880 минуты и часы 222
hours and minutes 754 minutes and hours 484
3. месяцы и годы 368 годы и месяцы 199
months and years 3 240 years and months 1 220
Источник: Google 10.12.2020, filters: «», filetype: rtf.
Анализ исследовательского материала позволил заключить, что биномы, со-
стоящие из существительных во множественном числе, демонстрируют устойчи-
вую тенденцию к концептуальной деривации, например, в дискурсах «уведомле-
ний», ср.: (3) Часы и дни работы лаборатории устанавливает исполком город-
ского (районного) Совета народных депутатов [http://www.arriah.ru/sites/ins-
truction/00537.rtf ] и (4) Public hours and days of operation are 8 a.m. to 4:30 p.m.,
Monday through Friday. [https://www.legis.iowa.gov/docs/iac/rule/.rtf]. Оба предло-
жения описывают время работы организации, однако в примере (3) описание стро-
ится на указании структурных особенностей организации, тогда как в (4) инфор-
мация содержит точное указание времени, тем не менее, в обоих случаях общим
концептуальным значением биномов выступает деятельность организации.
Фраза месяц и год отличается вариативностью биномиальной структуры в
обоих языках. Анализ дискурса показывает, что эта структура часто использу-
ется в различных формах, чтобы подчеркнуть длительность временного интер-
вала, например, в предложении (5) The computer prints only a year and a month for
the expiry date [https://lesotholii.org/ls/judgment/court-appeal.rtf] когнитивный фо-
кус этого бинома сосредоточен на более длинном временном интервале – a year,
тогда как в (6) Muireadhach Bolgrach spent a month and a year in the sovereignty of
Ireland, and he fell, at the end of that time, by Enda Dearg, son of Duach.
[http://www.edwinhopper.com.rtf], напротив, более короткий временной интервал
211
– a month представляется более значимым для описания ситуации с позиции го-
ворящего. Единое концептуальное значение бинома – актуальное время, высту-
пает как элемент структуры «часть – целое», присущей метонимической модели
категоризации [Болдырев 2014: 148].
В русском языке также существует тенденция использовать обе фразы в кон-
тексте передачи концепта ВРЕМЯ, но в отличие от английского, акцентируется
большая продолжительность временнóго интервала, например, (7) Мы насчиты-
ваем годы и месяцы времени, проведенного впустую. Мы осознаем, до какой сте-
пени мы были несознательны и эгоистичны [https://psy.wikireading.ru/119755] и (8)
Мы рассмотрели дело о картеле и вынесли решение о нарушении антимонополь-
ного законодательства. На это у нас уходят месяцы и годы [https://fas.gov.
ru/news/30892/export_to_file.rtf]. Хотя оба примера подчеркивают длительность пе-
риода времени, как и в примерах (5) и (6), когнитивный фокус в русских фразах
дополнен эмфатическим усилением за счет лексикализации, которая актуализирует
концептуальное значение этих биномов – длительный период времени.
Таким образом, проведенное исследование позволило установить, что бино-
мам, состоящим из существительных с семантикой временны́х интервалов, свой-
ственна когнитивная категоризация на основе метонимической модели в рамках
структуры «часть – целое», реализуемая посредством когнитивной деривации и
лексикализации структуры. Вариативность когнитивного фокуса биномов не
влияет на данный процесс.
Бабина Л.В. Проблема когнитивной деривации // Вопросы когнитивной лингвистики.
2007. № 4. С. 86-91.
ций. Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина, 2014.
Петрова И.М. Механизм когнитивного фокусирования (на примере реляторных струк-
тур русского и английского языков). М.: Языки народов мира, 2020.
Langacker R.W. Concept, image, and symbol: The cognitive basis of grammar. Berlin: Mouton
de Gruyter, 1990.
Suleimanova О.A., Petrova I.M. Using big-data experiments in cognitive and linguo-cultural
research in English and Russian // Journal of Siberian Federal University. Humanities & Social Sci-
ences. 2020. No. 13 (3). P. 392-400.
Talmy L. Attention phenomenon // The Oxford Handbook of Cognitive Linguistics. Oxford:
OUP, 2007. P. 264-293.
Inna M. Petrova (Moscow, Russia)

CONCEPTUALIZATION OF THE MEANING OF BINOMIALS,

CONSISTING OF NOUNS WITH TIME SEMANTICS, IN RUSSIAN AND ENGLISH
The article presents the results of an experimental study of the process of conceptualization of binomials,
which include nouns with the semantic of time. The analysis of the experimental data showed that this
group of binomials is characterized by cognitive categorization based on the metonymic model within the
framework of the “part-whole” structure, implemented through cognitive derivation and lexicalization of
the structure, while the variability of the cognitive focus of binomials does not affect this process.
Keywords: conceptualization, cognitive deprivation, lexicalization, cognitive focus, binomials
212
Н.Е. Петрова (Нижний Новгород, Россия)
Нижегородский государственный педагогический университет им. К. Минина
petrova_ngpu@mail.ru
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ЗНАНИЯ ПЕРЦЕПТИВНОЙ ЛЕКСИКОЙ

ПОЛЕЙ ВИДЕТЬ И СЛЫШАТЬ
В статье рассматривается концептуализация знания лексикой зрительного и слухового вос-
приятия. Показано, что ментальные значения зрительных номинаций подразумевают выра-
ботку нового знания, но могут быть связаны с семантикой скрытой истины. Номинации слу-
хового восприятия подразумевают получение готовой информации или «сочувственное»
включение внешней информации в свое ментальное пространство.
Ключевые слова: перцептивная лексика, интерпретация, знание, ментальный, концептуализация
Когнитивный подход к исследованию семантики языковых единиц ставит

во главу угла вопрос о посреднических функциях этих единиц в процессе взаи-
модействия человека как познающего субъекта и реальности как объекта позна-
ния. Процесс познания опирается на чувственную природу человека и осуществ-
ляется в форме перцептивно-предметной деятельности, которая, в свою очередь,
служит основой для понятийного и «интерпретативно-оценочного» осмысления
результатов чувственного взаимодействия со средой обитания, что обеспечивает
«интегрированный характер процесса познания» [Магировская 2013: 104]. Пред-
ставляется, что понятийное осмысление тоже можно отнести к интерпретацион-
ной деятельности человеческого сознания, и язык, отражая все виды когнитив-
ной деятельности человека, необходимым орудием выступает именно в процес-
сах рациональной и эмоционально-оценочной интерпретации.
Перцептивная лексика интересна тем, что ее первичные значения отражают
процессы чувственного восприятия мира, а вторичные – когнитивную интерпре-
тацию результатов этих процессов. Не случайно, по замечанию Е.В. Падучевой,
«большинству глаголов восприятия нормально иметь семантический дериват в
классе ментальных глаголов» [Падучева 2001: 38]. Семантическая структура пер-
цептивной лексики позволяет судить о связи тех или иных каналов чувственного
восприятия человека с характером интерпретационной деятельности сознания.
Например, в [Виноградова, Кашкин 2016] приводятся данные о способности ан-
глийских номинаций отсутствия зрения и слуха развивать вторичные значения.
Из этих данных следует, что лексемы blind (слепой) и deaf (глухой) «использу-
ются для передачи нежелания замечать что-либо», но только лексема blind (сле-
пой) демонстрирует связь с семантикой случайности или отсутствия знания [Ви-
ноградова, Кашкин 2016: 94]. В целом цитируемые авторы делают вывод, что
«лексемы поля слепой в большей степени склонны развивать семантические
сдвиги, чем лексемы поля глухой» [Виноградова, Кашкин 2016: 96]. Таким обра-
зом, можно сказать, что лексемы отсутствия зрения шире, чем лексемы отсут-
ствия слуха, используются для интерпретации других признаков, в том числе
признака познаваемости. Далее мы проанализируем характер связи русской лек-
сики полей зрения и слуха с семантикой знания на примере групп видеть, види-
мый, видно, с одной стороны, и слышать, слышимый, слышно, – с другой.
В [Падучева 2001] процесс трансформации зрительного восприятия в мен-
тальную интерпретацию описан в виде двух этапов: 1) физиологический этап
213
(зрительный образ объекта восприятия), 2) этап «таксономической идентифика-
ции» объекта восприятия [Падучева 2001: 33], ср.: вижу тебя → вижу в тебе
твою мать. Условный третий этап для глагола видеть представляет собой сдвиг
к семантике знания, представленной в следующих разновидностях: знание, ос-
нованное на анализе (вижу выход из создавшегося положения); понимание
(вижу, что ты согласен); интеллектуальное ощущение (вижу, что мы не успеем)
[Падучева 2001: 38]. Ментальная семантика глагола видеть получает своеобраз-
ное преломление в семантике производных номинаций – прилагательного види-
мый и предикатива видно.
Прилагательное видимый имеет два вторичных значения, отражающих интер-
претационную деятельность субъекта говорения: ‘заметный, очевидный’ и ‘кажу-
щийся, внешний’ [ТСРЯ: 91]. Значение ‘заметный, очевидный’ содержит оценоч-
ную интерпретацию предмета по параметру его значимости или интенсивности
проявления: Попытки расшифровать сообщение не дали видимых результатов;
Он согласился с видимым раздражением. Значение ‘кажущийся, внешний’ подра-
зумевает противопоставление чувственного (внешнего) восприятия и аналитиче-
ской интерпретации одной и той же ситуации, что хорошо выражает конструкция
при видимом N6: Но мы страдаем от недостатка многих биологически активных
веществ и при видимом благополучии резко подтачиваем свое здоровье («Вечер-
няя Москва». 2002.02.07 – НКРЯ). Можно сказать, что вторичные значения прила-
гательного видимый образуют своеобразную когнитивную структуру: то, что имеет
доступные внешнему наблюдению проявления, может быть очевидным, даже зна-
чительным, но одновременно обманчивым, скрывающим истину.
Предикатив видно способен выражать семантику знания как в чистом виде
(1), так и в сочетании с перцептивным компонентом (2). Чаще всего эта способ-
ность реализуется в конструкции видно, что:
(1) По рассказу Олега Цингера видно, что самые близкие Зубру люди не по-
нимали, что с ним творится (Даниил Гранин. Зубр (1987) – НКРЯ).
(2) Из данных таблицы 1 видно, что сокращение масштабов миграции в
России сопровождается изменением ее структуры («Вопросы статистики».
2004 – НК РЯ].
Таким образом, глагол видеть и предикатив видно концептуализируют зна-
ние по модели перцептивного процесса. При этом знание интерпретируется не
как имеющийся готовый продукт (ср.: известно, что; знаю, что), а как результат
творческого процесса осмысления объекта / ситуации или взаимосвязи объектов
/ ситуаций. У прилагательного видимый с семантикой знания тесно связано зна-
чение ‘кажущийся, внешний᾽. Эта оценка подразумевает знание скрытых истин-
ных свойств или признаков тех предметов, отношений, ситуаций, с которыми че-
ловек взаимодействует.
Теперь рассмотрим аналогичные по структуре номинации слухового вос-
приятия: слышать, слышимый, слышно. По данным словарей, базовый глагол
слышать имеет вторичные значения, связанные с получением определенной ин-
формации на основе интерпретации услышанного: ‘интеллектуально восприни-
мать на слух’ (слушать оперу, слушать чтение), ‘получать какие-то сведения,
узнавать’ (давно не слышал о тебе) [ТСРЯ 2007: 901]. В то же время в речи но-
сителей языка глагол слышать / услышать нередко употребляется с особой се-
214
мантикой – ‘принимать во внимание, воспринимать сочувственно’: Глава Ката-
лонии Карлес Пучдемон заявил, что жители провинции заслужили право на со-
здание собственного государства: «Мы заслужили, чтобы нас слышали, чтобы
нас уважали, чтобы нас признали… (lenta.ru, 2017.10.02 – НКРЯ). Это же значе-
ние выражается и прилагательным слышимый: В середине 1990-х голос право-
славных националистов был практически единственным слышимым политиче-
ским голосом православия («Неприкосновенный запас». 2003.11.11 – НКРЯ). В
том и другом случае знание концептуализируется как интериоризированная ин-
формация, пришедшая извне, причем подразумевается исключительно вербаль-
ный источник информации (устная или письменная речь).
Предикатив слышно выражает два значения, связанных с получением инфор-
мации. Одно отмечено в словаре – ‘есть сведения, доходят вести’: Я осторожно
поинтересовался, что слышно про амнистию (Дмитрий Каралис. Автопортрет
(1999) – НКРЯ). Второе значение не отмечено в словаре, но реализуется в речевой
практике носителей языка – ‘≈ понятно’: Но по голосу было слышно, что не в своей
он тарелке: чем-то озабочен, даже подавлен… (Д. Рубина. Русская канарейка.
Блудный сын. – НКРЯ). Оба значения содержат семантику знания и одновременно
в той или иной степени связаны с перцептивным компонентом: первое предпола-
гает знание на основе вербально выраженной информации, второе предполагает
интеллектуальное осмысление услышанного. Этот перцептивный компонент у
предикатива слышно, в отличие от предикатива видно, при семантических сдвигах
в сторону «ментального» не может элиминироваться полностью.
Подведем итоги. Как отмечает Н.Н. Болдырев, «объектом языковой интер-
претации может быть либо непосредственно окружающий мир, либо уже верба-
лизованные знания о мире. В первом случае ее целью является отражение мно-
гообразия объектов, событий и их характеристик <…> Во втором случае имеется
в виду интерпретация уже имеющихся знаний с целью их уточнения, классифи-
кации или оценки…» [Болдырев 2016: 13]. Рассмотренная здесь лексика полей
зрения и слуха выполняет интерпретационные функции, обозначая определен-
ное знание и актуализируя связь интеллектуальной деятельности человека с его
перцептивным опытом. Данная лексика используется для когнитивной интерпре-
тации как реальных объектов и целых ситуаций, так и уже закодированной (не
обязательно вербальной) информации.
Лексемы видеть, видно концептуализируют знание, которое «добывается»
человеком, знание как результат локализованного во времени ментального про-
цесса. Однако когнитивная схема зрительного восприятия при концептуализа-
ции знания может приводить к формированию смысла ‘недостоверный᾽, о чем
свидетельствует семантика прилагательного видимый. Данное слово, обозначая
когнитивную оценку интенсивности проявления или значимости объекта, имп-
лицирует определенное недоверие к знаниям, основанным на внешних проявле-
ниях объекта осмысления.
Перцептивная лексика поля слышать тоже способна развивать ментальные
значения, подразумевающие рациональные формы познавательной деятельно-
сти. Когнитивная схема слухового восприятия концептуализирует знание, с од-
ной стороны, как владение готовой информацией, полученной извне, а с другой,
– как включение чужой информации в свое ментальное пространство и готов-
ность адекватно ее интерпретировать.
215
Болдырев Н.Н. Когнитивные схемы языковой интерпретации // Вопросы когнитивной
лингвистики. 2016. № 4. С. 10-20.
Виноградова О.И., Кашкин Е.В. Что видит слепой и слышит глухой: к лексической типо-
логии слов для отсутствия чувственного восприятия // Вестник Воронежского государствен-
ного университета. Серия: лингвистика и межкультурная коммуникация. 2016. № 3. С. 92-98.
Магировская О.В. Концептуальное форматирование знаний: системный и функциональ-
ный, аспекты // Когнитивные исследования языка. 2013. Вып. XIV. С. 103-108.
Падучева Е.В. К структуре семантического поля «восприятие» (на материале глаголов
восприятия в русском языке) // Вопросы языкознания. 2001. № 4. С. 23-44.
ТСРЯ – Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов
/ отв. ред. Н.Ю. Шведова. М.: Издательский центр «Азбуковник», 2007.
Nataliya Ye. Petrova (Nizhny Novgorod, Russia)

Kozma Minin Nizhny Novgorod State Pedagogical University
CONCEPTUALIZING KNOWLEDGE BY THE PERCEPTUAL VOCABULARY

OF THE FIELDS TO SEE AND TO HEAR
The article deals with the conceptualization of knowledge by the vocabulary of visual and auditory
perception. It is shown that the mental meanings of visual nominations imply the development of new
knowledge, but can be associated with the semantics of hidden truth. Auditory perception nomina-
tions imply receiving ready-made information or “sympathetic” inclusion of external information into
your mental space.
Keywords: perceptual vocabulary, interpretation, knowledge, mental, conceptualization
О.Б. Полянчук (Воронеж, Россия)

bollona@mail.ru
КОМПОЗИЦИОННЫЕ ОСОБЕННОСТИ
СТИЛИСТИЧЕСКИ МАРКИРОВАННЫХ ПРОИЗВОДНЫХ СЛОВ
(на материале французского языка)
Статья посвящена исследованию процесса концептуализации в аспекте актуализации суффик-

сальных комплексных знаков средствами французского языка. Указывается на тот факт, что
комплексные знаки, отражая реалии меняющегося мира, в процессе своего формирования от-
ражают целый комплекс закономерностей, связанных с такими явлениями, как концептуаль-
ная интеграция, семантическое дефокусирование и такими параметрами комплексного знака,
как словообразовательное и стилистическое значения.
Ключевые слова: стилистическое значение, концептуальная интеграция, концептуализируемый
признак, семантическое дефокусирование, словообразовательное значение, идиоматичность
Исследование стилистически маркированных производных слов является ак-

туальным с точки зрения анализа процессов концептуализации, лежащих в основе
из формирования. В частности, необходимо указать на взаимосвязи, существую-
щие между словообразовательными, стилистическими и композиционными осо-
бенностями производных слов (комплексных знаков, далее – КЗ). Целью настоя-
щего исследования является классификация французских суффиксальных КЗ с
учетом особенностей их композиционной семантики как основы типа стилистиче-
ской маркированности. Объектом исследования являются французские производ-
ные слова с пейоративным значением как наиболее яркие «представители» реалий
216
меняющегося мира. Наиболее продуктивные стратегии, используемые при изуче-
нии словообразования связаны с композиционной семантикой и когнитивной
лингвистикой, так как они помогают понять внутренние процессы, стоящие за
производными словами [Кубрякова 2004]. Из данного положения следует, что в
процессе формирования КЗ с пейоративным значением важную роль играет спе-
цифика концептуализируемого признака и особенности процесса семантического
дефокусирования, который особенно ярко проявляется при образовании КЗ. Аф-
фиксальное словообразование эмоционально-оценочных комплексных знаков не
ограничивается процессом сложения аффикса и словообразовательной основы, а
подкрепляется трудным для понимания познавательным процессом и особенно-
стями аксиологического познания. Такие особенности имеют неразделимую связь
с двумя компонентами: с рациональным и эмоциональным. Такие компоненты мо-
гут соответствовать рациональным либо эмоциональным характеристикам при-
знаков концептов, лежащих в основе формирования КЗ. Для классификации типов
формирования исследуемых КЗ и их словообразовательных и семантических ха-
рактеристик нами были выбраны следующие критерии: характеристика концепту-
ализируемого признака (эмоциональный / рациональный), характер семантиче-
ского дефокусирования при вербализации признака, степень выраженности сти-
листического значения (пейоративности). На основании перечисленных крите-
риев были выявлены следующие типы семантической композициональности КЗ.
1. Комплексные знаки, производящая основа которых стилистически мар-
кирована и присоединена в процессе словообразования к суффиксу нейтрального
значения.
2. Комплексные знаки, эмоциональная оценочность которых связана исклю-
чительно со стилистической маркированностью суффикса.
3. Комплексные знаки, стилистическая маркированость которых объясняется
наличием эмоциональной оценки у производящих основ и суффиксов одновре-
менно.
4. Комплексные знаки, формирование которых происходит параллельно с
процессом переосмысления.
5. Комплексные знаки, рассматриваемые в своих производных значениях
(развитие полисемии на базе КЗ) [Полянчук 2008, 2009]
В рамках первого типа мы отмечаем наличие эмоциональной характери-
стики концептуализируемого признака (КП) формирующего производящую ос-
нову и рациональную характеристику КП, формирующего словообразователь-
ный формант. Например, существительное magouilleur (m), образованное по сло-
вообразовательной модели [V + -eur]N означает qui aime à magouiller – «любя-
щий заниматься махинациями, мошенник». Производящая основа стилистически
маркирована, суффикс стилистически нейтрален. Что касается словообразова-
тельных характеристик КЗ, то в данном случае он полностью мотивирован и
имеет слабую степень идиоматичности.
В рамках второго типа эмоциональная характеристика КП связана с суффик-
сом, а КП, формирующий словообразовательный формант, обладает рациональ-
ной характеристикой. Например, существительное soûlard, построенное по слово-
образовательной модели [Adj + -ard]N означает рersonne qui a l’habitude de
s’enivrer- «человек, который имеет пристрастие к алкоголю, алкаш». КЗ полно-
217
стью мотивирован и имеет слабую степень идиоматичности. Производящая ос-
нова стилистически нейтральна, суффикс стилистически маркирован.
В случае третьего типа оба КП отражают эмоциональные характеристики.
Например, комплексный знак flemmard был образован от существительного фа-
мильярного регистра flemme «лень» и стилистически маркированного пейоратив-
ного суффикса -ard по модели [N + –ard]Adj. Данное слово является мотивиро-
ванным и имеет слабую степень идиоматичности. Однако такая степень, остава-
ясь слабой, оказывается более высокой, чем в предыдущих случаях. Таким обра-
зом, с теоретической точки зрения, можно утверждать, что существует несколько
подуровней слабой идиоматичности. На наш взгляд, этому способствует повы-
шенная эмоциональная нагрузка, представленная сразу двумя эмоциональными
КП, а далее, в процессе вербализации, двумя стилистически маркированными
словообразовательными элементами. Таким образом, степень выраженности
стилистического значения оказывается повышенной. Например, существитель-
ное soiffard, построенное по модели [N + -ard]N означает рersonne qui aime à
boire, qui boit trop de boissons alcoolisées – «человек, который очень любит вы-
пить, алкаш». Данный КЗ относится к разряду пейоративной лексики. Стилисти-
ческое значение в данном случае не может ассоциироваться с каким-либо слово-
образовательным элементом, а является результатом их переосмысления. Таким
образом, на вербальном уровне мы наблюдаем повышенную степень семантиче-
ской композициональности, что выражается в наличии процесса семантического
дефокусирования (один фокус, а не два, как в случае 1-3). В данном случае
наблюдается значительная идиоматичность КЗ и имплицитность словообразова-
тельного значения.
Что касается типа 5, то в данном случае речь пойдет об аналогичных типу 4
словообразовательных параметрах и типе семантического дефокусирования
(1 фокус-результат переосмысления словообразовательных элементов). Однако,
процесс словообразования и процесс семантической деривации происходят не
параллельно. Речь идет о развитии многозначности на базе КЗ. Степень семан-
тической композициональности и степень выраженности стилистического зна-
чения, как и в предыдущем случае, оказываются повышенными. Например, су-
ществительное tireur, построенное по модели [V+eur]N означает в ЛСВ1
personne qui tire à l’aide d’une arme à feu – «человек, который стреляет из огне-
стрельного оружия, стрелок», а в ЛСВ 2 – «вор-карманник, щипач».
В результате анализа когнитивных, словообразовательных, композиционных
и стилистических параметров французских комплексных знаков с пейоративным
значением мы пришли к следующим выводам.
1. Степень интеграции концептуализируемых признаков, соотносящихся со
словообразовательными формантами, определяет тип семантической компози-
циональности КЗ: при низкой степени интегративности (тип 1-2) наблюдается
сохранение двух фокусов, при повышенной степени концептуальной интеграции
мы имеем дело с процессом семантического дефокусирования (1 фокус, тип 3-5).
2. Характер концептуализируемого признака (эмоциональный или рацио-
нальный) определяет направление процесса концептуальной интеграции. В част-
ности, если один из концептуализируемых признаков является рациональным, а
другой – эмоциональным, степень концептуальной интеграции будет опреде-
218
ляться как низкая (тип 1-2), а если оба концептуализируемых признака оказыва-
ются эмоциональными, наблюдается тенденция к повышению степени концеп-
туальной интеграции (тип 3-5).
3. Повышение степени концептуальной интеграции приводит, в свою оче-
редь, к активизации семантических процессов (тип 3-5).
4. Степень концептуальной интеграции обратно пропорциональна степени
выраженности словообразовательных параметров: при низкой степени концеп-
туальной интеграции словообразовательные параметры эксплицитны, а при вы-
сокой – имплицитны.
5. Степень выраженности стилистического значения также системно свя-
зана с перечисленными выше параметрами. При низкой степени концептуальной
интеграции, отсутствии процесса дефокусирования, эксплицитности словообра-
зовательных параметров и сочетании эмоциональной и рациональной характери-
стик концептуализируемого признака стилистическое значение, будучи пред-
ставленным одним из словообразовательных элементов, выражено частично.
Можно утверждать, что степень его эксплицитности низкая. При повышении
степени концептуальной интеграции, включении процесса семантического дефо-
кусирования и наличии двух эмоциональных характеристик концептуализируе-
мого признака степень выраженности стилистического значения постепенно уве-
личивается (от типа 3 при промежуточном повышении степени идиоматичности
КЗ до типов 4-5 при достижении КЗ значительной идиоматичности).
Таким образом, существует цепочка закономерностей, характеризующих
отношения между типом и характером концептуальной интеграции, типом се-
мантической композициональности, словообразовательными и стилистическими
параметрами комплексного знака с суффиксами пейоративного значения.
Кубрякова Е.С. Язык и знание: на пути получения знаний о языке. Части речи с когни-
тивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М.: Ин-т языкознания РАН, 2004.
Полянчук О.Б. Динамические аспекты анализа производного слова. Воронеж: ИПЦ
ВГУЦ, 2008.
Полянчук О.Б. Перспективные направления анализа динамических аспектов комплекс-
ного знака // Вопросы когнитивной лингвистики. 2009. № 1 (18). С. 87-95.
Olga В.Polyanchuk (Voronezh, Russia),

COMPOSITIONAL FEATURES OF STYLISTICALLY MARKED DERIVATIVES

(On the material of the French language)
The article deals with the process of conceptualisation in terms of actualization aspect suffixed of
complex characters by means of the French language. It is pointed out that complex signs reflect the
realities of the changing world, while their formation reflect a whole set of patterns. These patterns
are associated with such phenomena as conceptual integration, semantic defocusing, also with word-
formation and stylistic meanings as parameters of a complex sign.
Keywords: stylistic meaning, conceptual integration, conceptualized feature, semantic defocusing,
word-formation meaning, idiomaticity
219
Т.П. Померанцева (Нижний Новгород, Россия)
pomer.satan@mail.ru
КОГНИТИВНЫЕ МЕХАНИЗМЫ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ

МЕТАФОРИЗАЦИИ ЛЕКСЕМЫ ЧЕЛОВЕК
В работе на материале Национального корпуса русского языка рассматриваются когнитивные

механизмы речевой реализации концепта ЧЕЛОВЕК в русской языковой картине мира. На ос-
нове анализа особенностей сочетаемости лексемы человек выявляются основные модели ее
концептуальной метафоризации по типу овеществления и/или уподобления объектам живот-
ного и растительного мира.
Ключевые слова: лексема человек, концептуальная метафора, овеществление, когнитивные ме-
ханизмы, лингвокультурология, русский язык
Работа посвящена выявлению особенностей языкового воплощения кон-

цепта ЧЕЛОВЕК в русской речи, которые видятся нам в особенностях речевой
реализации лексемы человек в контекстах, в которых объективируются разнооб-
разные модели концептуальной метафоризации данной лексемы. Концептуаль-
ная метафора является одним из важнейших когнитивных механизмов языковой
категоризации мира [Langacker 1987; Болдырев 2006]. Концептуальная мета-
фора, согласно теории Дж. Лакоффа и М. Джонсона [Лакофф, Джонсон 2004],
двухчастна, она предполагает наличие в сознании говорящего области источника
и области цели, в процессе метафорической проекции, структурирующейся по
его образцу. Она позволяет представить понятия одной сферы, более сложной, в
терминах другой, более простой и наглядной. Концептуальная метафора вопло-
щается в речи в особых типах контекстов, по которым мы можем судить об опре-
деленных процессах уподобления объекта-цели объекту-источнику. Это могут
быть контексты глагольной и атрибутивной сочетаемости, генитивной сочетае-
мости и пр. [Чернейко 1997; Радбиль 2018].
В центре нашего исследования – контексты концептуальной метафоризации
лексемы человек, в которых человек осмысляется как чувственно воспринимае-
мый объект (вещь), как механизм (устройство), как вещество разного типа или
уподобляется биологическим сущностям нечеловеческого типа (животного или
растительного мира). Материалом для исследования являются данные Нацио-
нального корпуса русского языка (НКРЯ).
В контекстах метафорического овеществления лексема человек, сочетаясь с
предикатами, в норме присущими неодушевленным сущностям, выражает пред-
ставление о человеке как о конкретном, чувственно воспринимаемом объекте,
вещи:
Если интеллигентный человек по размышлении приходит к другим мыслям,
чувствуя свою неправоту, особенно в вопросах, связанных с моралью, – это его
не может уронить [Дмитрий Лихачев. О русской интеллигенции (1993)];
Вот у твоей Маши и неудачная любовь – радость, а здесь и взаимность –
только тяжесть и злодейство. От такой любви человек гнется, гибнет. Вот
если бы эту мысль мне удалось донести, она бы и была ключом к моей роли [Ю.О.
Домбровский. Леди Макбет (1970)].
220
Причем человек может быть метафорически представлен как в виде объекта
естественного, так и сотворенного рукотворно, построенного, «устроенного».
Одна из самых распространенных моделей метафоризации человека в мировой
культуре связана как раз с таким, несколько обездушенным переосмыслением
человека как изделия с предикатами указанной семантики:
Человек устроен психологически так, что предназначен для труда, любви,
семьи [Дмитрий Литовкин. Броня крепка. Генштаб отказывается реформировать
армию // «Известия», 2002.09.27];
Мы из прошлого. Человек так устроен. Его психика, сознание многослойны.
–– Исходя из данных последних опросов, возможна ли в России деприватизация?
[Елена Костюк. Сверхбедные против свербогатых // «Время МН», 2003.07.30].
Разновидностью подобного представления является переосмысление чело-
века как механизма, устройства: По мнению президента Союза «За химическую
безопасность» Льва Федорова, эти газы похожи, так как и анестезиологи, и
военные мыслят одинаково: отключить человека как можно скорее! [Влади-
мир Демченко. Террористов подсчитали // «Известия», 2002.10.29].
Широко представлены в нашем материале разные виды переосмысления че-
ловека как вещества (субстанции) – онтологическая метафора, согласно Дж. Ла-
коффу и М. Джонсону [Лакофф, Джонсон 2004], – если слово употребляется с
предикатами физического воздействия на соответствующий объект «веществен-
ной» семантики: Время перекраивает и перемалывает людей по-своему, и че-
ловек, даже самый неподходящий для целей и задач своего времени, даже усколь-
знувший от советских ужасов в эмиграцию, начинает говорить на его языке
[Александр Кушнер. Почему они не любили Чехова? // «Звезда», 2002].
Это может быть вещество по типу ткани, материи – в генитивной метафоре:
Я старого покроя человек, мое дело – буквальное исполнение, да и так нехорошо
– ну, как же, видишь, что человек украл, вор есть, а тут пойдет… да он от
голоду украл, да мать больна, да отец умер, когда ему было три года, он по миру
с тех пор ходил, привык бродяжничать… и конца нет; так вора и оставить без
наказания? [А.И. Герцен. Мимоездом (1846)].
Это может модель переосмысления человека в качестве полезного питатель-
ного вещества, продукта питания – в наших примерах этот тип когнитивной ме-
тафоризации реализован в контекстах
– атрибутивной сочетаемости:
Сырой человек, но с претензиями ко всем людям, ко всему миру [Виктор
Астафьев. Обертон (1995-1996)]; Но что она с собой сотворяет, свежий чело-
век, впервые глянув, может остаться заикой на всю жизнь [Г.Я. Бакланов. В
месте светлом, в месте злачном, в месте покойном (1995)];
В который раз он повторяет себе, что Алевтина глупа, и взбалмошна, и
неразборчива в людях, и вообще млеет от высоких слов, как млеет дикий и неот-
цеженный человек, который жизнь целую был диким и неотцеженным и
только-только вчера услышал и почувствовал, что есть небо, и красота, и Бог
[Владимир Маканин. Отдушина (1977)];
Шофер видел через окно, как прокисший человек развернул крошечный узе-
лок и Адольф Задер рассматривал, щурясь от дыма сигары, камни и перстни,
надел два кольца на палец, бросил пачку денег и вышел, посвистывая [А.Н. Тол-
стой. Черная пятница (1924)];
221
– субъектно-предикатной сочетаемости: Впрочем, в любом случае она (то
есть жизнь) в конце концов перемалывает человека в никому не нужный фарш
[Андрей Волос. Недвижимость (2000) // «Новый Мир», 2001].
Человек может переосмысляться как жидкое вещество (похожее на воду),
когда лексема человек употребляется с предикатами с семантикой ʽтечь, литьсяʼ
и их производными:
Девять веков назад люди подобного сорта толпами стекались в буйный
Рим под знамя удачливого Ромула [Сергей Смирнов. Конец серебряного века.
Anno Domini 180 // «Знание – сила», 2003]; Один из уроков, вынесенных мной из
жизни: счастливый человек, довольный собой, гармонично сливающийся с ми-
ром, распространяет свое счастье и на других [И. Грекова. Перелом (1987)];
Гагин, наконец, решил, что он «сегодня не в ударе», лег рядом со мной, и уж
тут свободно потекли молодые наши речи, то горячие, то задумчивые, то вос-
торженные, но почти всегда неясные речи, в которых так охотно разливается
русский человек [И.С. Тургенев. Ася (1858)].
Человек может переосмысляться как светоносная сущность, источник света
– с предикатами с семантикой ʽсветиться / гаснутьʼ:
Бабушка была человек детски-простодушный, она вся светилась ровным
светом своей доброты [Марина Палей. Поминовение (1987)];
«Вот как потухает изорванный человек, – подумал я, – тут уж ничего не
сделаешь…» [М.А. Булгаков. Полотенце с петухом (1926)]; Все светлело в мозгу,
и вдруг без всяких учебников, без советов, без помощи я сообразил – уверенность,
что сообразил, была железной, – что сейчас мне придется в первый раз в жизни
на угасающем человеке делать ампутацию [М.А. Булгаков. Полотенце с пету-
хом (1926)].
По аналогии с предыдущим примером – человек может осмысляться как
огонь, пламя: Еще минуту назад застывшие в горестном молчании люди вспых-
нули от негодования и в одно мгновение окружили нас плотным кольцом [Елена
Самойлова. «Любого мента поколотить могу!» // «Коммерсантъ-Власть», 2002].
Еще один тип онтологической метафоры в наших примерах – это осмысле-
ние человека как вместилища (трехмерного контейнера), который может запол-
няться каким-либо содержимым (предметами или веществами). В этой связи ме-
тафора контейнера может актуализоваться:
– со стороны характеристики самого контейнера – его измерений: И больше
того: Он Сам стал Человеком, Сам Живой Бог облекся в плоть и явил нам не
только, что человек так просторен, так велик, так глубок, что может со-
единиться с Богом, стать участником Божественной природы, но что само
тело наше способно быть духоносным, поистине богоносным [митрополит Ан-
тоний (Блум). О теле (1986)],
– со стороны особенностей содержимого:
Так вот, этот человек несет в себе зерно спектакля [С.Д. Кржижановский.
Пьеса и ее заглавие (1939) // «Новое литературное обозрение» № 52 (2001), 2001];
Человек лишается всякого содержания, ему не к чему восходить [Н.А.
Бердяев. Новое средневековье (1924)].
Метафора контейнера может также реализоваться и со стороны описания
самого процесса заполнения вместилища (емкости):
222
Человек отдыхал и наполнялся счастьем попутного покоя; его инстру-
менты – теодолит и мерная лента – лежали в траве, их спешно обследовали
муравьи и сухой паучок, проживающий от скупости всегда единолично [А.П.
Платонов. Государственный житель (1929)];
Но другой: немощи гибкой, послушной души, немощи, которая заполняет
человека, когда сила Божия через него и в нем действует [митрополит Антоний
(Блум). Вознесение Господне (1971)].
В наших примерах широко представлены разные виды так называемой
«биологической метафоры», когда человек уподобляется разным сущностям из
области мира природы, животного или растительного мира. Например, человек
может метафорически концептуализироваться как домашнее животное – посред-
ством генитивной метафоры с существительным порода: Как странно, даже
противоестественно, что в мире существует порода людей, отмеченных бо-
жественным даром жить только воображением [В.П. Катаев. Алмазный мой
венец (1975-1977)].
Очень распространенной в мировой культуре является метафора, представ-
ляющая человека как птицу – в контекстах употребления с лексемами лексико-
семантического поля ʽлетатьʼ: Встретившись с ними глазами, я посылал им
улыбки, какие мог бы посылать на землю человек, внезапно воспаривший в пре-
красную, но крайне неустойчивую высь [Фазиль Искандер. Письмо (1969)].
Контексты употребления с предикатами, в норме приписываемыми миру
насекомых, обусловливают метафору «человек = (вредное) насекомое»:
Здесь завелся некий человек, который подкарауливает обывателей и настав-
ляет на них страшный пистолет [Похититель душ // «Криминальная хроника»,
2003.06.24];
Далеко внизу копошились люди, казавшиеся крохотными букашками с вы-
соты, белели хатки, церкви, мелькали целые города, селения [Л.А. Чарская. Га-
лина правда (1912)];
– Смотрите, – воскликнул он, показывая на людей, облепивших стойку, –
здорово, правда? [Василий Аксенов. Пора, мой друг, пора (1963)].
Контексты употребления с предикатами, которые обычно приписываются
элементам растительного мира, обусловливают метафору «человек = растение».
Так, люди могут уподобляться растениям, в отношении которых осуществляется
действие ʽкоситьʼ: – Идти по европейскому пути мы не можем, так как уже
опоздали – наркотики буквально косят людей [Георгий Летов. Героиновая шка-
тулка // «Еженедельный журнал», 2003.04.08].
«Растительная метафора» может быть реализована со стороны стадии разви-
тия растения – например, цветения: – Она будто послушалась его, поднялась и по-
шла, но напоследок бросила: – Люди цветут, а мы… [Б. Екимов. Пиночет (1999)],
– или со стороны части растения – например, корня: У каждого человека
есть корни, и чем дольше несемся мы по жизни, тем эти корни глубже и осно-
вательнее притягивают нас, как будто заставляя оглядываться назад [Сати
Спивакова. Не все (2002)].
К разновидностям «биологической метафоры» можно отнести модели
осмысления человека как источника болезни, заразы – когда лексема человек со-
четается с предикатами с семантикой распространения инфекции: Ему, впервые
223
попавшему на фронт, пока очень смутно представлялось, каким образом он, не-
ловкий, близорукий человек, будет заражать мужеством [А.А. Бек. В послед-
ний час (1942)].
В целом проанализированный материал демонстрирует значительное разно-
образие моделей концептуальной метафоризации человека в русском языке, в
которых человек осмысляется как вещь, механизм, вещество, вместилище или
уподобляется разного рода биологическим объектам вне мира человека. Это мо-
жет свидетельствовать о сложности и содержательном богатстве, о существен-
ной степени значимости, ценностной отмеченности концепта ЧЕЛОВЕК в рус-
ской языковой картине мира, о значительной степени его культурной разрабо-
танности в языковом сознании русских людей.
Болдырев Н.Н. Языковые категории как формат знания // Вопросы когнитивной лингви-
стики. 2006. № 2. С. 5-22.
Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем / пер. с англ. М.: УРСС, 2004.
НКРЯ –– Национальный корпус русского языка. URL: http://www.ruscorpora.ru.
Радбиль Т.Б. Когнитивистика. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ, 2018.
Чернейко О.Л. Логико-философский анализ абстрактного имени. М.: МГУ, 1997.
Langacker R.W. Foundations of Cognitive Grammar. Vol. 1. Theoretical Prerequisites. Stan-
ford, SUP, 1987.
Tatyana P. Pomerantseva (Nizhny Novgorod, Russia)

COGNITIVE MECHANISMS OF CONCEPTUAL METAPHORIZATION

OF THE LEXEME CHELOVEK (PERSON) IN THE MODERN RUSSIAN LANGUAGE
Based on the data of the National Corpus of the Russian language, the work examines the cognitive
mechanisms of the speech implementation of the concept “chelovek” (“person”) in the Russian lan-
guage picture of the world. Based on the analysis of the compatibility features of the lexeme human,
the main models of its conceptual metaphorization by the type of reification and / or assimilation to
objects of the animal and plant world are revealed.
Keywords: the lexeme chelovek (person), conceptual metaphor, cognitive mechanisms, reification,
linguo-culturology, Russian language
Н.С. Попова (Воронеж, Россия)

Воронежский государственный лесотехнический университет им. Г.Ф. Морозова
popovans08@ mail.ru
ОБРАЗНОЕ ЯЗЫКОВОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ МЕНТАЛЬНОЙ

ЕДИНИЦЫ ВРЕМЯ КАК ОДНОЙ ИЗ РЕАЛИЙ МЕНЯЮЩЕГОСЯ МИРА
Рассматриваются и анализируются индивидуально-авторские образы ментальной единицы
ВРЕМЯ в поэтических текстах конца XVIII –– первой половины XX в. (поэзия «пушкинской
поры» –– поэзия «серебряного века»). Автор приходит к выводу, что взаимодействие мысли-
тельных и языковых структур является важным фактором их динамического развития.
Ключевые слова: ВРЕМЯ, образное языковое представление, реалия меняющегося мира
Идеи В. фон Гумбольдта о промежуточной позиции языка между человеком

и внешним миром (Zwischenwelt) привели к созданию в современной лингви-
стике концепций, в основе которых лежит мысль о том, что язык – это отражение
224
мировидения и мировосприятия носителей языка [Гумбольдт 1984].
Рассуждения о взаимодействии объективного мира, мышления и языка поз-
воляют лингвистам выдвинуть следующего рода предположение: регулярно по-
вторяющиеся базовые типы событий в реальном мире приводят к формированию
некоторого мыслительного образа. Этот мыслительный образ закрепляется в со-
знании за когнитивной структурой, которая представляет логически организо-
ванные отношения между сущностями объективного мира в виде своего рода
мыслительных опор, необходимых человеку для ориентирования в окружающем
мире [Болдырев, Фурс 2004: 68].
Таким образом, исследование процессов осмысления окружающего мира в
их языковом преломлении остается одной из главных задач когнитивной линг-
вистики на современном этапе ее развития. Достаточно убедительным результа-
том взаимодействия когнитивных и языковых структур являются образные сред-
ства языка. Под образностью в языке понимается национально и культурно-ис-
торическая система образов, метафорически реализованная в семантике языко-
вых единиц и формирующая языковую картину мира.
Образная лексика репрезентирует результат метафорического моделирова-
ния различных сфер внеязыковой действительности. Минимальными языковыми
единицами выступают образные слова и выражения, участвующие в категориза-
ции и концептуализации, моделировании средств внеязыковой действительности.
Образность слова активно взаимодействует с оценочностью, экспрессией, эмоци-
ональностью, т.е. коннотативными признаками. Источниками для коннотации
служат вызываемые предметом оценки, ощущения, эмоции, появляющиеся в ре-
зультате соприкосновения с реалиями окружающего мира [Кубрякова 1996].
Среди образных средств важную роль в познании и художественном осмыслении
мира играют эпитеты, сравнения и метафоры. Художественное значение слова
всегда индивидуально, так как в полной мере может быть раскрыто только в пре-
делах художественного произведения, которое всегда уникально [Левина 2008].
Важную роль в формировании художественной (поэтической) картины
мира играет, в свою очередь, индивидуальная образная система автора, которая
репрезентируется языковыми единицами, обозначающими определенные явле-
ния внеязыковой действительности в ассоциативной связи с другими явлениями,
не тождественными обозначаемым явлениям, на основе их реального или мни-
мого сходства. Совокупность образных средств в их взаимодействии друг с дру-
гом составляет систему.
Н.В. Павлович определяет эту индивидуальную образную систему автора
или, другими словами, «парадигму образов» как «инвариант ряда сходных устой-
чивых смыслов, связанных отношением отождествления». «Парадигмы поэтиче-
ских образов создают для нас единый поэтический мир…» [Павлович 2004].
Как отмечают исследователи, невозможно выразить в человеческой речи без
помощи метафор умопостигаемые и «добываемые» разумом (по определению
Е.С. Кубряковой) абстрактные понятия, одним из которых является концепт
ВРЕМЯ. Концепт – категория мыслительная и ненаблюдаемая, что дает простор
для ее толкования [Попова, Стернин 2007: 29]. Е.С. Кубрякова приходит к выводу
о том, что возникновение абстрактных имен «знаменует креацию в языке таких
новых объектов, которые служат не «отражению», а интерпретации мира, его
осмыслению» [Кубрякова 2006: 12-13]. Время относится к тем реалиям, которые
225
издревле определяли смысловое поле человеческого мировосприятия. Время, го-
ворит Аристотель, всегда представляется каким-то движением и изменением.
Проведенный анализ образного языкового представления ментальной еди-
ницы ВРЕМЯ в поэтических текстах конца XVIII – первой половины XX в. (по-
эзия «пушкинской поры» – поэзия «серебряного века») показал следующее:
1. В русской поэзии конца XVIII – первой половины XIX в. части суток НОЧЬ,
ДЕНЬ представлены в основном общенародными или традиционными, универсаль-
ными образами (человека, текущей воды, летящих птиц, пространства).
2. Отдельные индивидуально-авторские образы частей суток (НОЧЬ,
МНОЖЕСТВО ДНЕЙ) – характерные для одного конкретного поэта, одного кон-
кретного произведения – впервые появляются в русской поэзии второй поло-
вины XIX в.:
МНОЖЕСТВО ДНЕЙ – хоровод румяных девушек, пригоршня цветов, груда
обломков, плывущий дым;
НОЧЬ – зверь стоокий.
3. Развитие индивидуально-авторских образов частей суток (НОЧЬ,
ДЕНЬ, ДНИ, МНОЖЕСТВО ДНЕЙ) наблюдается только в поэтических текстах
первой половины XX в. (поэзия «серебряного века»):
НОЧЬ – овца, НОЧЬ – кошка;
НОЧЬ – тюрьма, НОЧЬ – смерть;
ДЕНЬ – страница книги, ДЕНЬ – стеклянный страз, ДЕНЬ – мякина;
ДЕНЬ – облако, ДЕНЬ – лед, ДЕНЬ – солнце, ДЕНЬ – синее небо;
ДЕНЬ – огонь, звезды; ДЕНЬ – ветер;
ДНИ – стекольный ящик, ДНИ – тяжелые бочки; ДНИ – лани;
МНОЖЕСТВО (вереница) ДНЕЙ – стая летающих насекомых, стада бегу-
щих оленей.
4. Не менее интересное развитие индивидуально-авторских образов первой
половины XX в. отмечено и среди поэтических образов времен года (ОСЕНЬ,
ЗИМА) и месяцев (ИЮЛЬ, ФЕВРАЛЬ, СЕНТЯБРЬ, ОКТЯБРЬ):
ОСЕНЬ – волчица, ЗИМА – ощерившийся зверь;
ОКТЯБРЬ – волчица, зверь;
ИЮЛЬ – яспис, СЕНТЯБРЬ – нож, ФЕВРАЛЬ – хлопок;
ОСЕНЬ – дерево, СЕНТЯБРЬ – дерево.
5. Индивидуально-авторские образы промежутков и единиц исчисления
времени (ВЕК, СТОЛЕТИЯ, ГОДЫ, МИНУТЫ, МГНОВЕНИЯ) также получают
свое заметное развитие в поэтических текстах первой половины XX в.:
ВЕК – хищный зверь, ВЕК – волкодав;
ВЕК – хрящ ребенка;
ВЕК – версты;
СТОЛЕТИЯ – фонарики, СТОЛЕТИЯ – баржи (каравана);
ГОДЫ – катящееся яблоко, ГОДЫ – опавшие листья, ГОДЫ – свиток;
ГОДА – версты, ГОДА – некая преграда, препятствие;
МИНУТЫ – кружевная ткань; МГНОВЕНИЯ – пряжа.
6. Среди поэтических образов обобщенных номинаций времени (ВРЕМЯ,
ВЕЧНОСТЬ) в русской поэзии первой половины XX в. также отмечены индиви-
дуально-авторские образы:
ВРЕМЯ – ткань; ВРЕМЯ – мельница с крылом, ВРЕМЯ – плуг;
226
ВРЕМЯ – дым, ВРЕМЯ – солнце, ВРЕМЯ – земля, ВРЕМЯ – ветер;
ВРЕМЕНА – летучие мыши; ВРЕМЕНА – свиток;
ВЕЧНОСТЬ – стекла дома, ВЕЧНОСТЬ – святочная елка.
Таким образом, из наших наблюдений над образным языковым представле-
нием ментальной единицы ВРЕМЯ в поэтических текстах конца XVIII – первой
половины XX в. можно сделать следующие выводы.
1. Метафорические модели представления ВРЕМЕНИ в языке разнообразны
и многочисленны. Однако, несмотря на это, большинство существующих в языке
метафор может быть сведено к ограниченному количеству базовых метафориче-
ских моделей времени (ВРЕМЯ – человек, ВРЕМЯ – текущая вода, ВРЕМЯ –
пространство, ВРЕМЯ – птица), среди которых ведущая роль принадлежит ан-
тропоцентрической модели времени, что особенно заметно на примере языко-
вого анализа частей суток и времен года.
2. Индивидуально-авторские образы ментальной единицы ВРЕМЯ посте-
пенно нарастают в русской поэзии, начиная со второй половины XIX в. до сере-
дины XX в., и имеют явно выраженную тенденцию к динамике развития. В ос-
нове формирования индивидуально-авторских образов ментальной единицы
ВРЕМЕНИ как одной из реалий меняющегося мира лежит взаимодействие мыс-
лительных и языковых структур, что и является важным фактором их динамиче-
ского развития.
Болдырев Н.Н., Фурс Л.А. Репрезентация языковых и неязыковых знаний синтаксиче-
скими средствами // Филологические науки. № 3. 2004. С. 67-74.
Гумбольдт В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное раз-
витие человечества // В. фон Гумбольдт. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 34-298.
Кубрякова Е.С. В генезисе языка, или размышления об абстрактных именах // Вопросы
когнитивной лингвистики. 2006. № 3. С. 5-14.
Левина В.Н., Пискунова С.В. Взаимодействие реального и художественного мира как от-
ражение ментального пространства // Междунар. конгр. по когнитивной лингвистике: сб. ма-
териалов / отв. ред. Н.Н. Болдырев. Тамбов, 2008. С. 565-568.
Павлович Н.В. Язык образов. Парадигмы образов в русском поэтическом языке. М. 2004.
Попова З.Д., Стернин И.А. Когнитивная лингвистика. Золотая серия. Лучшие работы ве-
дущих российских специалистов. М.; АСТ: Восток-Запад, 2007.
Попова Н.С. Индивидуально-авторская репрезентация абстрактного концепта ВРЕМЯ в
художественной картине мира (на материале русской поэзии «серебряного века») // Когнитив-
ные исследования языка. 2015. Вып. XX. С. 883-888.
Nina S. Popova (Voronezh, Russia)

Voronezh State University of Forest and Technologies named after G.F. Morozov
IMAGE LANGUAGE PRESENTATION OF THE MENTAL UNIT OF TIME

AS ONE OF THE REALITIES OF THE CHANGING WORLD
The author examines and analyzes the individual author’s images of the mental unit TIME in the
poetic texts of the late 18th – first half of the 20th century (poetry of the “Pushkin’s time” – poetry of
the “Silver Age”). The author comes to the conclusion that the interaction of mental and linguistic
structures is an important factor in their dynamic development.
Keywords: TIME, figurative linguistic representation, the reality of the changing world
227
С.Е. Рахманкулова (Нижний Новгород, Россия)
tsvet.sveta@yandex.ru
КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ МЕТАФОРА:
ЛИНГВОДИДАКТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
В докладе обсуждается лингводидактический потенциал положений когнитивной лингви-
стики: рассматриваются возможности применения сведений о реализации механизма концеп-
туальной метафоры для объяснения межъязыковых различий в значении и употреблении еди-
ниц разных языковых уровней и для экспликации связей между значениями и употреблениями
полисемичных единиц одного (изучаемого) языка.
Ключевые слова: когнитивная лингвистика, концептуальная метафора, лингводидактика
В русле современной тенденции к междисциплинарности исследований в

последнее время появился ряд работ, поддерживающих идею интеграции линг-
водидактики с лингвистической теорией, в частности актуальными теориями ко-
гнитивной лингвистики (см.: [Беляевская 2013; Мотов 2019; Langacker 2008; Llo-
pis-Garcia 2016; Tyler 2012; и др.; обзор см. в: [Рахманкулова 2020; Hijazo-Gascón,
Llopis-García 2019]).
Важное положение когнитивной семантики и грамматики, которое пред-
ставляет непосредственный интерес для лингводидактики, заключается в при-
знании прототипического принципа организации значений языковых единиц: от
базового, наиболее «чистого» значения, отражающего некую отправную точку в
категоризации действительности (наиболее типичного «представителя класса»,
наиболее важного для практики человека объекта или явления, события) к мно-
гообразным новым значениям, отражающим осмысление новых фрагментов
опыта. К основополагающим когнитивным механизмам расширения значения
единицы относят механизм концептуальной метафоры (conceptual metaphor), под
которой в типичном случае понимают способ структурирования абстрактных
сущностей и отношений по образцу конкретно-предметных объектов и ситуаций
и, шире, структурирование того или иного фрагмента опыта по уже сформиро-
вавшемуся образцу [Lakoff, Johnson 1980].
Обращение к концептуальной метафоре, как представляется, предлагает но-
вые возможности для объяснения учащимся устройства иностранного (и своего
родного) языка на всех языковых уровнях и новые действенные способы работы
с языковым материалом.
Как различиями в метафорической концептуализации мира носителями раз-
ных языков могут быть эффективно объяснены различия между родным и ино-
странным языком. Так, различным метафорическим видением явления обуслов-
ливаются многочисленные расхождения в объеме значений соотносимых языко-
вых единиц двух языков и, соответственно, в функционировании (сочетаемости)
данных единиц. Например, для носителя русского языка холодный ветер ‘обжи-
гает’, ‘кусает’ (как природная, животная стихия), а для носителя английского
языка – ‘бьет’, ‘сечет’, ‘хлещет’ (как человек, физически воздействующий на
объект): Меня обожгло ледяным ветром. – The icy wind whipped my face.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного про-
екта № 20-013-00361.
228
Ели обратиться к концептуальной метафоре, наглядно предстают различия
в значении и функционировании не только лексических единиц разных языков,
но и тех единиц, для которых до недавнего времени в традиционной лингвистике
их собственная семантика признавалась второстепенной, например, служебных
слов (в частности, предлогов). Известно, что в результате действия психологиче-
ского механизма переноса навыка (в результате интерференции) учащиеся
склонны отождествлять объемы значений предлогов родного языка (например,
предлога «через») со всем объемом значений одного предлога иностранного
языка, соотносимого с русским предлогом только в одном своем значении
(например, английского предлога through). Как следствие, в речи возникают
ошибочные построения наподобие *I walked through the street (подразумевалось:
‘Я перешел через улицу’) или *He jumped through the wall (‘Он перепрыгнул че-
рез стену’) вместо правильных I walked across the street и He jumped over the wall.
Однако можно достаточно просто объяснить различия в значении этих предло-
гов, если «восстановить» прототипическую ситуацию, для обозначения которой
«создан» предлог through, и структура которой метафорически проецируется на
иные ситуации. Можно объяснить, что предлог through изначально обозначает
движение через отверстие или насквозь через некую субстанцию (среду, которая
может создавать препятствия для движения) – to look through the whole; to walk
through the wood; to push through the crowd). Во всех своих употреблениях пред-
лог сохраняет прототипическое значение, поэтому он не применим к ситуациям,
обозначаемым русскими выражениями через площадь, через забор или через од-
ного: в этих ситуациях нет какой-либо среды, физической или умозрительной,
сквозь которую проходит субъект. Наоборот, любые абстрактные ситуации, в ко-
торых имеет место как бы прохождение через некую среду, преодоление ее «со-
противления», могут метафорически обозначаться выражениями с предлогом
through: You don’t know what we went through; He didn’t live through the night; We
couldn’t get through to him; I am not through yet, I have one more task to do. Для
русского предлога через прототипическими смыслами являются ‘движение через
отверстие’ и ‘преодоление препятствия поверх’: перепрыгнуть через ручей,
пройти через ворота в сад, переступить через принципы. Такие нюансы не опи-
сываются в традиционных структурных грамматиках.
Аналогичным способом могут быть эксплицированы содержательные разли-
чия в синтаксической структуре высказываний, сообщающих об одном фрагменте
мира, но строящихся по разным синтаксическим моделям. Например, в русском
языке высказывание о содержании любого письменного источника (книги,
письма, статьи, этикетки, указателя и т.п.). строится по безличной локативной мо-
дели: В письме говорится о… (написано, что…). Источник концептуализируется
как место, «контейнер», в котором содержится информация. В английском языке
книга, письмо и т.п. репрезентируются: а) как собственно источник информации,
активный субъект (The letter says that…); б) как некое место, в котором некий не-
определенный субъект сообщает данную информацию (It says in the letter that…).
Эти модели метафорически проецируются и на новые области опыта: несколько
десятков лет назад они начали использоваться для сообщения о содержании элек-
тронных источников информации, например, сайтов и личных профилей в соцсе-
тях: У меня на странице указано, что… . – It says on my page that… . С другой
229
стороны, опора на механизм концептуальной метафоры позволяет объяснить си-
стемность значений и употреблений одной языковой единицы в одном языке и
таким образом облегчить обучение речи, показав, что в многообразных речевых
употреблениях реализуется ограниченное число метафорических моделей языка.
Например, при изучении предлогов и фразовых глаголов английского языка,
в том числе идиоматических сочетаний с ними, вместо изучения бесконечных
списков слов и правил, можно усвоить прототипическое значение предлога, бе-
рущее начало в физическом опыте человека, и метафорическую модель, по кото-
рой создаются переносные значения этой единицы. Так, если знать, что для пред-
лога down одним из прототипических значений является ‘движение вниз’, и по-
нимать ориентационную концептуальную метафору ‘движение вниз – это умень-
шение количества / ухудшение состояния чего-либо’, то можно быстрее, напри-
мер, освоить и надежнее сохранить в памяти такие фразовые глаголы как be down
(‘плохо себя чувствовать’, ‘грустить’, be / get down (with a disease) (‘слечь (забо-
леть)’), cut down (‘урезать (сократить)’), cool down (‘остыть’), и многочисленные
значения фразового глагола go down (‘спускаться’, ‘лезть в горло (о пище)’, ‘то-
нуть (опускаться на дно)’, ‘пасть (быть низвергнутым)’, ‘уменьшаться, сни-
жатьcя, сокращаться’ и др.). Ср. подход объяснению фразовых глаголов в:
[Yasuda 2010]. См. также объяснение значений полисемичных единиц, в том
числе предлогов, модальных глаголов, некоторых конструкций с опорой на кон-
цептуальные метафоры в [Беляевская 2013; Мотов 2019; Littlemore, Low 2006;
Llopis-Garcia 2016; Veliz 2017].
Этот же подход применим к обучению синтаксису. Например, если объяс-
нить, что конструкцией с глаголом-сказуемым с семантикой движения и лока-
тивным комплементом (или, проще говоря, моделью типa ‘someone goes some-
where’) выражается не только прототитипическое значение ‘перемещение в фи-
зическом пространстве’ (He went to the woods), но и метафорические значения
‘переход в иное состояние’, ‘попадание в некое положение’ (She went into a rage;
He went into debt), ‘вхождение в состав чего-либо’ (2 goes into 6 three times) и т.д.,
могут быть созданы новые глубокие связи между выражениями, ранее представ-
лявшимися разрозненными, что в свою очередь позволит учащимся быстрее из-
влекать из памяти единицы, необходимые для выражения мысли. Понимание
того, что одна единица иностранного языка за счет реализации универсального
когнитивного механизма (в данном случае концептуальной метафоры) использу-
ется для бесконечного числа конкретных высказываний, может способствовать
более глубокому пониманию устройства языка, более психологически комфорт-
ному его изучению, а значит, и более эффективному овладению им.
Беляевская Е.Г. Когнитивная лингвистика и преподавание иностранных языков // Вест-
ник МГИМО. 2013. № 5 (32). С. 76-83.
Рахманкулова С.Е. Использование данных когнитивной лингвистики в преподавании
грамматики иностранного языка // Вестник НГЛУ. 2020. № 1 (49). С. 86-103.
Hijazo-Gascón A., Llopis-García R. Applied cognitive linguistics and foreign language learn-
ing. Introduction to the special issue // International Review of Applied Linguistics in Language
Teaching. 2019. 57 (1). P. 1-20.
Lakoff G., Johnson M. Metaphors We Live by. Chicago: The University of Chicago Press, 1980.
230
Langacker R. The relevance of cognitive grammar for language pedagogy // Cognitive Ap-
proaches to Pedagogical Grammar. New York: Mouton de Gruyter, 2008. P. 7-36.
Littlemore J., Low G. Metaphoric competence, second language learning, and communicative
language ability // Applied Linguistics. 2006. 27 (2). P. 268-294.
Llopis-García R. Using cognitive principles in teaching Spanish L2 grammar // Nuevas
perspectivas en la enseñanza del español como lengua extranjera. Hesperia. 2016. XIX (2). P. 29-50.
Tyler A. Cognitive Linguistics and Second Language Learning. New York: Routledge, 2012.
Veliz L. A route to the teaching of polysemous lexicon: benefits from cognitive linguistics and
conceptual metaphor theory // International Journal of Applied Linguistics & English Literature.
2017. Vol. 7. No. 1. P. 211-217.
Yasuda S. Learning phrasal verbs through conceptual metaphors: A case of Japanese EFL learn-
ers // TESOL Quarterly. 2010. 44 (2). P. 250-273.
Svetlana Ye. Rakhmankulova (Nizhniy Novgorod, Russia)

Nizhniy Novgorod State Linguistics University
CONCEPTUAL METAPHOR: LANGUAGE TEACHING PERSPECTIVE

The paper discusses the benefits of applying cognitive linguistics and namely the conceptual meta-
phor theory to language teaching: the ways to explain cross-language differences in the meaning and
use of various language units and the ways to show the relations between the multiple meanings of
units in a foreign language.
Keywords: cognitive linguistics, conceptual metaphor, foreign language teaching
Е.В. Рыжкина (Москва, Россия)

phraseologinya@mail.ru
ПЕРЕОЦЕНКА ЦЕННОСТЕЙ В ЗЕРКАЛЕ ЛЕКСИКО-

СЕМАНТИЧЕСКИХ ИННОВАЦИЙ В СОВРЕМЕННОМ АНГЛИЙСКОМ
ЯЗЫКЕ: ОПЫТ КОРПУСНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
В работе представлены результаты корпусного исследования подвижек в лексико-фразеоло-

гической системе современного английского языка, отражающих динамику системы ценно-
стей, свойственных англоязычной картине мира. При этом особое внимание уделяется вторич-
ной языковой интерпретации, в ходе которой модифицируются или формируются новые
структуры знаний и, как следствие, происходит обновление языковых средств. Последнее рас-
сматривается в основном на примере неологизмов, созданных по аналогии.
Ключевые слова: ценность, концептуализация, вторичная языковая интерпретация, лингвокре-
ативность, неологизм, языковая аналогия, корпусное исследование
Как известно, в процессе познания человек заново осмысливает уже имею-

щиеся у него знания и представления о мире, что приводит к формированию вто-
ричных структур знания и, как следствие, вторичных языковых явлений [Болды-
рев 2020: 35]. Принцип создания новых концептов путем модификации суще-
ствующих, получивший в лингвистике название концептуальной деривации,
служит основой обновления и языковых средств, ибо языкотворчество, несо-
мненно, обусловлено творческим характером нашего мышления, и новациям в
языке и речи предшествуют творческие процессы на уровне когниции (см.,
например, в [Бабина 2003; Langacker 1987]).
С другой стороны, в силу своей интерпретирующей функции язык не слу-
жит лишь инструментом механистического обозначения готовых концептов, но
231
вовлечен в процессы осмысления и образования знания (Н.Н. Болдырев,
Е.С. Кубрякова, Ю.С. Степанов, Н.В. Уфимцева, A. Wierzbicka и др.), поэтому
связь языкового творчества и мышления на деле сложнее и не всегда линейна.
Например, создание ряда наименований видовых модификаций какого-либо объ-
екта / явления по модели аналитических дескрипций Noun + Noun (digital clock,
analogue clock, atomic clock, carriage clock, grandfather clock и т.д. – всего по дан-
ным современных ресурсов около 40 единиц) обусловлено фактом дробления по-
нятия (clock / часы) в результате когнитивного усложнения мира. В свою очередь
образование подобных единиц оказывает влияние на организацию и содержание
исходного концепта и способствует формированию в его структуре новых смыс-
лов. Так, возникновение пары антонимов digital clock (цифровые часы) и ana-
logue clock (механические часы) создало дополнительный ярус родовидовых от-
ношений в структуре понятия «clock» и, более того, привнесло в его содержание
новые смысловые оттенки (подробнее см. в [Рыжкина 2008]).
Когнитивно-ориентированные исследования лингвокреативности свиде-
тельствуют о том, что динамика языковых изменений и мыслительные процессы
диалектически связаны и взаимообусловлены. Сложность этих отношений
можно проиллюстрировать на примере английских неологизмов, отражающих
подвижность ценностной системы англоязычной культуры.
Ценность как «отношение соответствия объекта представлению о нем» субъ-
екта [ФЭ]), т.е. оценочное отношение, является продуктом интерпретирующей де-
ятельности сознания и в языковом преломлении трансформируется в ценностный
или оценочный компонент семантики единиц языка. В социокультурной перспек-
тиве ценностью обычно называется «положительная или отрицательная значи-
мость объектов окружающего мира для человека, социальной группы, общества в
целом, определяемая <…> их вовлеченностью в сферу человеческой деятельно-
сти, интересов и потребностей» [БЭС]. Критерии оценки этой значимости полу-
чают выражение в духовных идеалах, нравственно-этических принципах, нормах
и установках общества. Интерпретация ценностей в национальном контексте со-
здает ценностные концепты, наиболее значимые элементы национальной концеп-
туальной системы. Так, для британской культуры базовыми традиционно счита-
ются такие ценности как FREEDOM, JUSTICE, WORK, FAMILY, PRIVACY и т.д.
Среди фундаментальных британских ценностей провозглашается демокра-
тия и ее важнейший аспект – TOLERANCE, терпимость к иному образу мысли,
жизни, поведения, хотя на деле общеизвестны британское «островное» сознание,
национализм и врожденная подозрительность, если не сказать нетерпимость, ко
всему чужому, небританскому. (Достаточно вспомнить книгу Джорджа Микеша
«How To Be an Alien» или произведения Агаты Кристи, герой которых бельгиец
Эркюль Пуаро нередко становился первым подозреваемым в преступлении,
только потому что он был иностранцем). Так или иначе, в современном британ-
ском обществе наблюдаются определенные подвижки в сторону толерантности
не только в политической риторике, но на уровне обыденного сознания граждан,
что получило отражение в ряде новообразований.
Наиболее ярким примером в этом отношении является серия неологизмов с
компонентом rainbow. Следует отметить, что радуга является древним симво-
лом, смысл которого – примирение человека с Небом – восходит к известному
библейскому тексту о Великом потопе (Быт. IX, 13), где упоминается радуга как
232
знамение завета Бога с Ноем [БЭ]. В современной западной культуре произошла
реконтекстуализация данного символа, и вследствие вторичной интерпретации
радуга / rainbow стала эмблемой толерантности. Вокруг компонента rainbow в
его новом прочтении стала выстаиваться серия неологизмов по модели именной
фразы Noun + Noun. Первым в этой серии возник оборот rainbow nation (перво-
начально в южноафриканском варианте английского языка), означающий
страну, которая стала общим домом для разноплеменного населения. В основе
номинации лежит воплощенная в символе идея единения всех красок мира, гар-
монии в многообразии, что обусловливает позитивную оценку, закрепленную в
значении этой единицы. Однако, по данным англоязычных корпусов, в частно-
сти, BNC, оборот rainbow nation часто используется в ироничном смысле, что
отражает скепсис относительно реального состояния общества.
Созданные по аналогии выражения rainbow family, rainbow alliance, rainbow
party и ряд окказионализмов [BNC], по сути, являются видовыми модификациями,
которые конкретизируют родовое понятие «единение представителей разных рас
/ национальностей, мировоззрений, пристрастий и т.д.». Например, неологизм
rainbow family (семья, в которой приемные дети принадлежат к разным народам и
воспитываются в духе толерантности), очевидно, был образован от авторского вы-
ражения Rainbow Tribe (букв. «радужное племя»), придуманного Жозефин Бей-
кер, темнокожей танцовщицей и правозащитницей, которая усыновила 12 детей,
рожденных в разных странах, и намеренно воспитывала их в различных культур-
ных и религиозных традициях. Ее целью было доказать, что подобное сообщество
людей может жить в мире и согласии. Анализ контекстов, представленных в кор-
пусе, показывает, что лексико-семантическая вариативность единиц данного ряда
связана с концептуальным признаком «основание для различия» (раса, религия,
ориентация и пр.), который определяет объем концептуального содержания, сто-
ящего за каждым новообразованием, и его интерпретацию. Но в целом они все
передают общее значение разнообразия и терпимости, которое вписывается в цен-
ностную парадигму современного западного общества.
Следует коснуться и другого аспекта демократии – равенства / равноправия,
который занимает не менее важное место в британской системе ценностей. Ана-
лиз корпусных данных указывает на устойчивую тенденцию в развитии англий-
ской лексической системы в сторону гендерного равновесия, т.е. на основе
наименования лица мужского пола создается аналогичное наименование лица
женского пола. Эта тенденция распространяется и на фразеологию.
Так, от фразеологизма alpha dog (доминантный член группы, вожак) образо-
валось деривационное гнездо неологизмов: alpha female / woman, alpha mom, alpha
child и др. Сам фразеологический прототип был заимствован из языка науки: alpha
dog / male – это прежде всего биологический термин – «альфа-самец в стае (вол-
ков, собак и др.)». В результате вторичной интерпретации данного фрагмента зна-
ния сформировался новый концепт, который соотносится с характеристикой че-
ловека. Примечательно, что данная единица представляет один из важнейших
ценностных концептов английской культуры – COMPETITIVENESS (стремление
к первенству, конкурентоспособность). В традиционном британском обществе он
обычно ассоциировался с маскулинностью, отсюда и маскулинная референция ис-
ходного фразеологизма. Однако в условиях провозглашенного равенства и равных
233
возможностей для всех членов общества неизбежно происходит переинтерпрета-
ция и расширение первоначального понятия до «человек (любого пола и возраста),
занимающий доминирующее положение в группе». Его последующее дробление
по признакам «пол» и «возраст» приводит к формированию более узких, видовых
концептов, которые получают объективацию посредством языкотворчества по
аналогии. При этом левый компонент alpha, соотносимый с признаком «домини-
рование в группе», сохраняет константность во всех новообразованиях этого типа,
а вся вариативность приходится на правый компонент, который воплощает ре-
зультаты перепрофилирования концепта. Например, неологизм alpha female слу-
жит для обозначения стереотипа сильной и независимой женщины, волевой, са-
моуверенной, деловой, умной и одновременно привлекательной, сексуально ак-
тивной [UD]. Этот стереотип, очевидно, восходит к образу доминантной самки в
стае коллективных животных, таких как гиены. Выражение alpha mom передает
образ очень активной, честолюбивой и властной матери, которая через успехи
своих детей стремится реализовать собственные амбиции. Еще один неологизм,
alpha child (ребенок-тиран), сфокусирован на таких признаках, как необоснован-
ная требовательность, стремление командовать, деспотичный и строптивый нрав.
Безусловно отрицательная оценка последнего новообразования свидетельствует о
том, что британское общество в целом по-прежнему придерживается традицион-
ных взглядов на воспитание детей и осуждает либеральный стиль воспитания с
его акцентом на «правах ребенка».
Таким образом, переосмысление ценностей, вызываемое объективными из-
менениями в жизни общества, приводит в действие механизмы вторичной интер-
претации, которые продуцируют вторичные концептуальные структуры на базе
существующей системы концептов и одновременно привлекают языкотворче-
ство для выражения нового знания.
Бабина Л.В. Когнитивные основы вторичных явлений в языке и речи: монография. Там-
бов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2003.
Болдырев Н.Н. Взаимодействие мыслительных и языковых структур как фактор динамики
языковой картины мира // Когнитивные исследования языка. 2020. Вып. XLII. С. 35-41.
БЭ – Библейская энциклопедия. М.: ТЕРРА, 1990.
БЭС – Большой энциклопедический словарь. URL: https://slovar.cc/enc/bolshoy/ 2130772.
Рыжкина Е.В. Когнитивно-номинативные и социокультурные основания семантики ан-
глийских сверхсловных ретронимов // Вестник МГЛУ. 2007. Вып. 537. С. 27-44.
ФЭ – Философская энциклопедия. URL: https://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/.
BNC – British National Corpus. URL: https://www.english-corpora.org/bnc/.
Langacker, Ronald W. Foundations of Cognitive Grammar, Vol. I, Theoretical Prerequisites.
Stanford: Stanford University Press, 1987.
UD – Urban Dictionary. URL: https://www.urbandictionary.com/define.php?term=Alpha%20
Femalealpha#best#top#dominant#strong_women.
Yelena V. Ryzhkina (Moscow, Russia)

REVISION OF VALUES AS REFLECTED IN THE LEXICAL-SEMANTIC

INNOVATIONS IN MODERN ENGLISH: A CORPUS-BASED STUDY
The work highlights the results of a corpus-based study into the dynamics of modern English lexis
that refract the current revision of the values typical of English speakers’ worldview. Prominence is
234
given to the phenomenon of secondary linguistic interpretation that underlies the modification and
formation of new structures of knowledge and as a consequence the renovation of the lexical means
of the language. The study focuses on English neologisms formed by analogy.
Keywords: value, conceptualization, secondary linguistic interpretation, linguistic creativity, neolo-
gism, analogy, corpus-based study
М.Р. Сафина (Нижний Новгород, Россия)

Marinasafina22@gmail.com
МЕХАНИЗМЫ ЯЗЫКОВОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ СИТУАЦИИ ПАДЕНИЯ

В статье анализируются механизмы языковой репрезентации ситуации падения в английском

языке. На материале сплошной выборки высказываний, обозначающих падение, выявляются
типы предикатов, служащих для репрезентации падения; исследуются особенности функцио-
нирования концептуальной метафоры и метонимии на уровне синтаксической структуры вы-
сказывания.
Ключевые слова: ситуация падения, пропозиция, синтаксическая модель простого предложе-
ния, концептуальная метафора, концептуальная метонимия
Основными механизмами концептуализации мира в языке являются концеп-

туальная метафора и концептуальная метонимия [Lakoff, Johnson 1980]. В насто-
ящей статье пойдет речь об особенностях языковой концептуализации ситуации
падения. Термин «ситуация» в данном случае трактуется в широком смысле,
применительно ко всему, что может быть описано с помощью предложения, для
обозначения «совокупности элементов, присутствующих в сознании говорящего
в объективной действительности в момент сказывания» [Гак 1998]. Ситуация
действительности закрепляется в сознании человека в виде сложного концепта,
структурируемого посредством типовой пропозиции, которая в свою очередь
отображается в языке при помощи синтаксической модели простого предложе-
ния [Goldberg 1995; Фурс 2004; Кузьмина 2015]. На уровне типовой пропозиции
и синтаксической модели простого предложения метафорический перенос за-
ключается в структурировании ситуации одного вида посредством типовой про-
позиции, характерной для ситуации другого вида. Механизм концептуальной ме-
тонимии, в свою очередь, заключается в когнитивной проекции одного концеп-
туального пространства на другое или в замещении одного концептуального про-
странства другим, при условии наличия между осмысливаемыми явлениями ка-
кой-либо связи в действительности: пространственной, временнóй, причинно-
следственной. Стоит отметить, впрочем, что, несмотря на то, что механизмы кон-
цептуальной метафоры и метонимии функционируют по-разному, взаимоисклю-
чающими два этих явления не являются [Goossens 2002: 350].
В качестве глагола с прототипическим значением для ситуации падения был
выбран глагол «to fall» ((of a person) lose one’s balance and collapse standing
(OALD)). Валентности глагола подразумевают участника-деятеля, а также дирек-
тивный локативный комплемент – обстоятельство, репрезентирующее направле-
ние / конечную точку движения (падения) (Somebody falls somewhere – SPA-
Dir.Loc). В качестве критерия отбора высказываний также выделен неагентивный
235
характер одушевленного субъекта, выраженного, соответственно, псевдо-аген-
сом или экспериенцером. Сама по себе такая ситуация может классифициро-
ваться как неконтролируемая, происшествие.
Материалом исследования послужили простые предложения английского
языка, тем или иным способом репрезентирующие ситуацию падения. Примеры
получены методом сплошной выборки из текстов художественной литературы,
периодики (новостные заметки, описывающие инцидент, произошедший с тре-
нером «Тоттенхэм Хотспур» Жозе Моуринью на вбрасывании шайбы в матче
КХЛ); использованы примеры из British National Corpus.
Часть примеров выборки имеет в качестве предиката глагол «to fall» или
другие со значением падения, например, ‘to tumble’ (OALD: to fall downwards,
often hitting the ground several times, but usually without serious injury; to make some-
body / something fall in this way); ‘to stack it’ (OALD: to fall over or off something,
especially in a way that makes you look silly) и пр.
Такие высказывания могут репрезентироваться при помощи прототипиче-
ской синтаксической модели с субъектом и директивным локативным компле-
ментом: Jose Mourinho falls over red carpet after face-off in Russian ice hockey
match (mirror.co.uk). Существуют и непрототипические репрезентации ситуации
падения, образующиеся в результате метафорического переноса на уровне син-
таксической структуры высказывания:
1) построенные по модели SP (субъект и предикат), в которой отсутствует
директивный локативный компонент: He fell at a hockey game in Russia
(bbc.co.uk); It is not the first time Mourinho has tumbled in public (telegraph.co.uk);
2) по модели SPODir (субъект, предикат, прямое дополнение): he took a spec-
tacular tumble when starting a game (The Sun); The Portuguese took an embarrass-
ing fall at Wembley in September last year (telegraph.co.uk); It's not the first time he's
had a bit of a fall (bbc.co.uk). Для передачи падения используются структуры со
значением получения предмета («take») или обладания предметом («have»).
Само падение («fall», «tumble») выступает в качестве объекта действия и нередко
сопровождается атрибутивными элементами («spectacular», «embarrassing», «a
bit of»), характеризующими ситуацию. В некоторых случаях использование та-
кой модели обусловлено особенностями сочетаемости глагола. Так, в предложе-
нии he turned to walk back to the side and stacked it (telegraph.co.uk) использован
глагол «to stack», требующий обязательного прямого дополнения в виде место-
имения «it»;
3) по модели SPComp.Nom (субъект и составное именное сказуемое): The former
Manchester United manager was the fall guy once again in an unfortunate incident in
Russia (mirror.co.uk). В данном случае «падение» входит в состав предикативного
комплекса и показано не как динамическая ситуация, а как свойство субъекта.
Ситуация падения может быть репрезентирована не только прототипиче-
скими средствами, но также и при помощи концептуальной метонимии, как на
уровне лексики, так и на уровне синтаксической структуры. Механизм концеп-
туальной метонимии в данном случае заключается в описании ситуации через
одну ее стадию. Так, рассматривая ситуацию падения, как минимум можно гово-
рить о начальной точке (событии, каузирующем происшествие), промежуточном
этапе и конечной точке. В отличие от высказываний, образовавшихся впослед-
ствии работы механизма концептуальной метафоры, высказывания-метонимы,
236
как правило, не создают грамматических и логических аномалий, в связи с чем
плохо идентифицируются вне контекста [Warren 2006: 8-10].
Рассмотрим для начала ситуации падения, выраженные глаголами, которые
описывают отдельные стадии протекания ситуации, но в определениях которых
заложена семантика падения (как возможной причины или следствия приведен-
ного события): «to land» (OALD: to come down somewhere after jumping, falling or
being thrown), «to slip» (OALD: to slide a short distance by accident so that you fall or
nearly fall), «to trip» (OALD: to catch your foot on something and fall or almost fall).
Большинство найденных нами примеров построено по модели SPADir.Loc.
Высказывания, описывающие каузирующее событие, имеют субъект, предикат и
директивное обстоятельство, обозначающее объект, послуживший причиной по-
тери равновесия (скользкий пол; предмет, стоящий на пути) либо одиночные
наречия пространственной ориентации «up», «over» и т.д. В случае с высказыва-
ниями, репрезентирующими «приземление», присутствуют субъект, предикат и
директивный локативный комплемент, обозначающий конечную точку движе-
ния: he slips up when trying to start the match between SKA and Avangard (The Sun);
She takes a step back and trips over the sports bag (Hannah); I try to block her path,
but she shoves me hard. I land on the bed on top of my bag (Hannah); She’d landed
on top of him (Hannah). Первые два примера при этом могут рассматриваться не
только как метонимы, но и как случаи ориентационной метафоры.
Наконец, фазы ситуации могут быть описаны посредством единиц, не со-
держащих в своих дефинициях значения падения, при помощи модели:
1) SPADir.Loc, где в качестве локативного комплемента выступает причастие: he
went flying at the opening face-off (mirror.co.uk). Данное высказывание описывает
промежуточную фазу ситуации падения. В качестве локативного комплемента вы-
ступает цель движения. Или при помощи модели SPODirADir.Loc в высказывании he
got his feet tangled up (The Sun), передавая событие, которое является каузантом си-
туации падения: при этом в качестве объекта выступает часть тела субъекта, ноги,
а в качестве локативного комплемента – состояние потери устойчивости (подобная
метафорическая интерпретация составного глагольного сказуемого и сложного до-
полнения рассматривалась, например, в [Goldberg 1995: 83-84]);
2) SP, выражающей ненаправленное действие, передается статический ре-
зультат ситуации: Travis McMichael fired two shots. The next thing they knew, Ar-
bery was lying face down on the pavement dead (chicagotribune.com);
3) SPLink + AStat.Loc (субъект, предикат, выраженный глаголом-связкой, обсто-
ятельство места): My headache just grew and grew and suddenly the light faded and
I could not see a thing. The next thing I knew I was on the floor (BNC); They were big
and I registered the yob uniform -– jeans and bomber jackets. The next moment I was
on the floor and one was kicking me and the other was hitting me in the face (BNC); I
THOUGHT I was still standing and then I realised I was on the floor (BNC).
В приведенных высказываниях, как и в примере из пункта 2, падение, бу-
дучи по своей сути динамической ситуацией, выражено через описание статиче-
ского явления – местоположения как результирующего этапа ситуации падения,
при этом как таковая динамическая фаза или выраженная начальная фаза отсут-
ствуют (за исключением некоторых предпосылок: ухудшающееся самочувствие
в первом примере, приближение угрожающего вида людей – во втором). Стоит
237
отметить, что такие метонимы зачастую вводятся специальными фразами, ком-
пенсирующими резкий переход от одной стадии ситуации к другой: «and then I
realised», «the next moment», «the next thing I knew».
В статье выявлено существование различных видов предикатов, используе-
мых для передачи ситуации падения: 1) предикаты с семантикой падения; 2) пре-
дикаты с семантикой этапа ситуации падения; 3) предикаты, связь которых с си-
туацией падения определяется контекстом. Проанализированы механизмы син-
таксической репрезентации падения: выявлен состав прототипической ситуации
падения, а также приведены непрототипические способы ее выражения, напри-
мер, в виде ситуации обладания или свойства субъекта – в результате работы
механизма когнитивной метафоры; весь процесс через его этап – посредством
работы механизма когнитивной метонимии; выявлены высказывания, в которых
задействованы механизмы и метафоры, и метонимии.
Гак В.Г. Языковые преобразования: монография. М.: Языки русской культуры, 1998.
Кузьмина С.Е. Простое предложение современного английского языка как средство ре-
презентации синтаксического концепта: дис. … д-ра филол. наук. Нижний Новгород, 2015.
Фурс Л.А. Синтаксически репрезентируемые концепты: дис. … д-ра филол. наук. Там-
бов, 2004.
Goldberg A. Constructions: a Construction Grammar Approach to Argument Structure. Chi-
cago; London: The University of Chicago Press, 1995.
Goossens L. Metaphtonymy: The interaction of metaphor and metonymy in expressions for
linguistic action / Metaphor and metonymy in comparison and contrast. Berlin; New York, 2002. P.
350-377.
Lakoff G. Johnson M. Metaphors We Live By. Chicago: University of Chicago Press, 1980.
Warren B. Referential metonymy. (Scripta Minora Regiae Societatis Humaniorum Litterarum
Lundensis). Kungliga Humanistiska vetenskapssamfundet i Lund, 2006.
Marina R. Safina (Nizhny Novgorod, Russia)

MEANS OF REPRESENTATION OF A FALL IN THE ENGLISH LANGUAGE

The article analyses cognitive mechanisms involved in the representation of falls in English. Based
on the selection of utterances describing falls, the types of predicates used to represent falls are de-
termined; the work of conceptual metaphor and metonymy at a sentence pattern level is studied.
Keywords: fall, proposition, sentence pattern, cognitive metaphor, cognitive metonymy
Е.П. Сергеева (Липецк, Россия)

Липецкий государственный технический университет
serg-bel@rambler.ru
«SPRICHST DU CORONISCH?»:
НЕМЕЦКИЙ ЯЗЫК В УСЛОВИЯХ ПАНДЕМИИ КОВИД-19
Пандемия коронавируса изменила не только нашу жизнь, она сильно повлияла на язык. Social
Distancing, R-Wert, Herdenimmunität, lokaler Hotspot – корона-лексикон немецкого языка со-
держит около 600 слов и выражений, которые вошли в немецкий язык из-за распространения
болезни.
238
Ключевые слова: лексика немецкого языка, языковые изменения, неологизмы, языковая кар-
тина мира, пандемия коронавируса
15 апреля 2020 г. Олаф Шольц, министр финансов, вице-канцлер и кандидат

на пост канцлера ФРГ от Социал-демократической партии Германии выступил
на пресс-конференции по новым правилам жизни в условиях пандемии со сло-
вами: «Мы на пути к новому представлению о нормальности жизни (neue Nor-
malität) (перевод мой. – Е.С.)».
Ни одно социальное, политическое или экономическое потрясение не втор-
галось до сего времени так мощно в язык, как вызванный пандемией корона-кри-
зис (Corona-Krise). Распространение вируса повлекло за собой не только изме-
нения в образе жизни людей, но и масштабные языковые изменения, которые
потребовались, чтобы называть все объекты, явления, отношения новой реаль-
ности. Само понятие neue Normalität можно отнести к новым словам этого кри-
зисного времени.
Немецкий язык не стал исключением. Институт немецкого языка имени
Лейбница (Leibnitz-Institut für Deutsche Sprache, IDS), занимающийся изучением
состояния современного немецкого языка, фиксирует с самого начала пандемии
появление целого ряда слов, связанных с распространением болезни. Так назы-
ваемый «корона-лексикон» насчитывает уже около 600 слов и выражений и по-
стоянно пополняется [IDS Neologismenwörterbuch 2020]. Начинается перечень
неологизмом Abstrichzentrum (пункт сдачи мазка на выявление вируса Covid-19),
а ближе к концу алфавитного списка мы обнаруживаем глагол zoomen, который
означает дистанционный формат проведения совещаний, лекций и других заня-
тий в режиме онлайн-конференции. На сайте института гражданам, которые хо-
тят предложить новое слово или выражение, предлагается оставить свою заявку.
Специалистам IDS известны еще 29 лексиконов, составленных в ходе пандемии,
например, списки слов от газеты «Süddeutsche Zeitung», Университетской кли-
ники Ганновера и т.д. [Möhrs 2020]
Процесс систематизации новых слов в самом разгаре. Некоторые слова за-
имствованы из английского языка: Containment (отслеживание цепочки контак-
тов инфицированных для сдерживания распространения вируса), другие образо-
ваны по словообразовательным моделям немецкого языка, например, сложное
слово Gabenzaun («забор с подарками»). Это гражданская инициатива, которая
получила распространение во времена пандемии. Граждане подвешивают па-
кеты с едой, средствами гигиены и теплыми вещами в общественно-доступных
местах для помощи бездомным и другим нуждающимся. Третьи, например, Exit,
которые уже использовались ранее, получили новые значения: «Die Bundeskanz-
lerin musste die Deutschen [...] um Geduld bitten. Doch wird die Debatte um einen
baldigen „Exit“ weiter Fahrt aufnehmen» (www.faz.net; datiert vom 02.04.2020). Не-
которое количество слов и словосочетаний перешло в общеупотребительную
лексику из какого-то специального языка, например, Social Distancing, хотя тер-
мин может ввести в заблуждение. Речь идет не о том, чтобы прервать все кон-
такты, как в случае больных проказой, а соблюдение физической дистанции в
общественных местах и ограничение на организацию вечеринок. Как раз этим
запретом можно объяснить появление в языке слова Coronaparty: «In ganz
239
Deutschland soll es in den vergangenen Tagen zu sogenannten Corona-Partys gekom-
men sein. [...] Dort soll nach dem Motto gefeiert worden sein: „Wir trotzen dem Vi-
rus!“» (www.bento.de, datiert vom 20.03.2020).
В СМИ во много раз увеличилось упоминание некоторых федеральных
учреждений и организаций, ответственных за распространение информации и
просвещение в условиях пандемии: Bundesgesundheitsministerium и Robert
Koch-Institut.
В рамках данной статьи мы хотим показать наиболее репрезентативные при-
меры «коронных» слов и выражений, сгруппированных по основным темам.
1. Собственно вирус и симптомы: das/der Virus, Covid-19, die Grippe, CO-
VID-19, Coronafuß, Coronazeh, Covidzeh, Hyperinflammationssyndrom, Kawasaki-
syndrom, MIS-C, PIMS, PIMS-TS.
2. Способ распространения вируса: Aerosolübertragung, Weaning.
3. Масштаб и область распространения: die Epidemie, die Pandemie, das Risi-
kogebiet.
4. Связанные с распространение вируса панические настроения: Coronoia,
Corona-Hysterie, (и другие слова по той же модели -Angst, -Drama, -Gau, -Ge-
schrei, -Panik, -Schock, -Tsunamie, -Wahnsinn, -Wut, -Zyklon).
5. Влияние, оказанное на общественную жизнь в целом: Shutdown, Lock-
down, Lockdownchen (шутл. «маленький» карантин), Jo-Jo-Lockdown (повторное
введение ограничительных мер после ослабления карантина летом), gelockdownt
(закрытый на карантин), Pop-up-Radweg (велосипедные дорожки с соблюдением
всех мер безопасности), KRITIS (Kritische Infrastrukturen – пер. с англ. критиче-
ская инфраструктура) и systemrelevant (обозначение для областей деятельности
и профессий, которые системно значимы для поддержания общественной жиз-
недеятельности, например, врачи, полиция, транспортные перевозки, водоснаб-
жение, сети розничной торговли и т.п.).
6. Средства личной гигиены и правила поведения в общественных местах:
Ellenbogengruß, Mundschutz, Behelfsmaske, Gesichtskondome (шутл.).
7. Названия медицинских учреждений: Corona-Station, Abstrichzentrum,
Corona-Drive-in, Drive-in-Test, Fieberambulanz, Fieberzentrum,; обозначения ин-
фицированных людей: Nullpatienten, Kontaktperson, Superspreader, Virenschleu-
der, Risikoeinreisender (пассажир, прибывший из неблагополучной по коронави-
русу страны), и связанных с мероприятиями по преодолению пандемии и учету
случаев заражения: Krankschreibung per Telefon, Corona-Impfstoff, Herdenimmu-
nität (коллективный иммунитет), Corona-Risikogruppe, Corona-Fall, Corona-Pati-
enten, infiziert, Neuinfektionen, Covid-19-Infizierte, Tote [Klosa-Kückelhaus 2020].
8. Обозначения предпринятых мер по стабилизации обстановки:
Containment, Heimquarantäne, Selbstquarantäne, Quarantäne, Social Distancing,
Mindestabstand, Abstandhalten, Isolierung; связанный с этим комендантский час и
т.п. ограничения: Ausgangssperre oder -beschränkung, Kontaktverbot, Kontaktblase
(в Бельгии группа до пяти человек, с которыми можно поддерживать личный
контакт), а также Hashtags #flattenthecurve #WirbleibenZuhause, #stayathome.
9. Влияние, оказанное на личную и/или семейную жизнь, Hygiene-Ritter
(шутливое обозначение людей ревностно соблюдающих правила гигиены), Lock-
down-Speck (шутл. лишний вес, набранный за время самоизоляции), Masken-Pi-
ckel и Maskne (раздражение на коже, от ношения маски), Niesetikette (правила
240
чихания в общественных местах), Corona-Babys, Coronials, Generation Corona
(возрастная группа молодых специалистов, которым пандемия усложнила
начало профессиональной деятельности), overzoomed (шутл. провести слишком
много времени в Zoom и устать от этого), в том числе организация удаленной
работы: Homeoffice, digital, die Kurzarbeit, Mobilarbeit (работа с использованием
современных мобильных устройств из любого места), изменений в организации
школьного обучения: die Kita- und Schulschließung, Corona-Ferien, Corona-School,
Corona-Abitur, digitaler Fernunterricht и в университете: Ausnahmesemester,
Nichtsemester, Kreativsemester (разные названия летнего семестра 2020), hybrides
Semester, Geistervorlesungen (дистанционные лекции на онлайн-платформах), ор-
ганизацию свободного времени: Balkonkonzert, AHA-Erlebnis (мероприятие с со-
блюдением всех норм гигиены, AHA = Abstand, Hygiene, Alltagsmaske), Autokon-
zert, Geisterveranstaltung (мероприятие, которое проводится без присутствия жи-
вых зрителей).
10. Обеспечение основных потребностей населения, например, в продук-
тах питания и связанные с этим понятия и т.п.: Klopapier, Hamsterkauf, plündern,
Kassenumhausung или Spuckwand (защитные ограждения из плексигласа на кас-
сах магазинов и т.п.), kontaktlose Lieferung, Maskomat (автомат, где продается од-
норазовая маска).
11. Наименование явлений или людей, противодействующих вводимым
ограничительным мерам: Corona-Partys, Querdenkerbewegung, Anticoronademo, -
demonstrant, -demonstration, Corona-Sünder, Maskenmuffel и Maskenverweigerer
(человек, принципиально не надевающий маску), Nacktnase (человек, который не
прикрывает маской нос).
12. Язык СМИ чрезвычайно обогатился клишированными фразами, обра-
зованными по аналогии с английским словообразованием: Corona-Debatte,
Corona-Politik, Corona-Rubriken, Corona-Update, Corona-Ticker, Corona-Kabinett-
sitzung, (и т.д. по той же модели -Zeitplan, -Krisenbewältigung, -Krisenkabinett, -
helfer, -Berichterstattung, -Lockerung), Schlafschaf (человек, который безогово-
рочно верит сообщениям СМИ).
13. Обозначения из экономической сферы: Corona-Bonds, Corona-Hilfen,
BGE – Bedingungsloses Grundeinkommen (безусловный базовый доход, дискуссия
о котором приобрела в условиях пандемии особое значение) и шутливый сино-
ним к этому понятию: Helikopter-Geld.
Среди словообразовательных моделей, по которым создаются новые слова,
преобладает модель образования сложного слова Corona+Substantiv. Тем больше
бросается в глаза глагол coronisieren и прилагательное coronafrei. Попытка психо-
логической переработки отрицательных эмоций и панических настроений нашей
жизни в условиях кризиса прослеживается в создании шутливых, ироничных слов
и выражений с переосмысленным значением, например, Jo-Jo-Lockdown,
Gesichtskondome, Geistervorlesungen и т.п.
При создании этого обзора корона-лексикон IDS использовался в своей пря-
мой функции, т.е. как источник справочной информации. Конкретные слова и вы-
ражения, собранные в тематические группы, были собраны в публикациях из сети
Интернет в период весны-осени 2020 г. и не претендуют на исчерпывающий харак-
тер, но обозначают общую тенденцию языковых изменений. Ограниченный объем
статьи позволил сделать ссылку на источник примера всего в нескольких случаях.
241
IDS Neologismenwörterbuch. Neuer Wortschatz rund um die Coronapandemie. URL:
https://www.owid.de/docs/neo/list-en/corona.jsp#. (Дата обращения: 4.12.2020).
Klosa-Kückelhaus A. Medizinisches Vokabular rund um die Coronapandemie. URL:
https://www1.ids-mannheim.de/file-admin/aktuell/Coronakrise/Klosa_medizinisches_Vokabular.pdf.
(Дата обращения: 4.12.2020).
Möhrs C. Grübelst du noch oder weißt du es schon? – Glossare erklären Corona-Schlüsselbe-
griffe. URL: https://www1. ids-mannheim.de/fileadmin/aktuell/Coronakrise/moehrs_glossare.pdf.
Yelena P. Sergeyeva (Lipetsk, Russia)

Lipetsk State Technical University
“SPRICHST DU CORONISCH?”:
THE GERMAN LANGUAGE DURING THE COVID-19 PANDEMIC
Not only has the coronavirus pandemic changed our life, but it has also had a great impact on lan-
guage. Social Distancing, R-Wert, Herdenimmunität, lokaler Hotspot – the corona-lexicon of the
German language contains about 600 words and phrases that have entered the German language due
to the spread of the disease.
Keywords: German lexicon, language change, neologisms, linguistic picture of the world, coronavirus
pandemic
Т.А. Сироткина (Сургут, Россия)

Сургутский государственный педагогический университет
sirotkina71@mail.ru
КОНЦЕПТ ЮГРА: ОПЫТ МОДЕЛИРОВАНИЯ
Целью статьи является описание структуры и содержания концепта ЮГРА. Материалом для
исследования послужили словари диалектной речи, поэтические тексты местных авторов, ре-
зультаты ассоциативного эксперимента. Проведенный анализ показал, что с течением времени
меняется концептуальная установка носителей языка: если в ХIХ в. Югра воспринималась как
регион, практически непригодный для жизни, то в сознании современных жителей это регион,
богатый природными ресурсами, стремительно развивающийся, комфортный для прожива-
ния. Новизна исследования состоит в том, что попытка конструирования данного концепта
является первой в лингвистике. Поэтому очевидны перспективы продолжения данного иссле-
дования, связанные с расширением круга анализируемых источников, проведением психо-
лингвистических экспериментов, привлечением данных электронных корпусов и словарей.
Ключевые слова: концепт, Югра, когнитивная лингвистика, топоним, концептуальная модель
Одним из актуальных направлений современного языкознания является ко-

гнитивная лингвистика, исследующая взаимодействие языка и сознания чело-
века. Понятие концепта – основополагающее в рамках данного направления.
Формирование любого концепта лингвисты определяют как «процесс редукции
результатов опытного познания действительности до пределов человеческой па-
мяти и соотнесения их с ранее усвоенными культурно-ценностными доминан-
тами, выраженными в религии, идеологии, искусстве и т.д.» [Слышкин 2000: 10].
Основным концептом лингвокультурного пространства ХМАО-Югры явля-
ется, безусловно, концепт ЮГРА. Как отмечают современные лингвисты, некото-
рые топонимы (чаще, на наш взгляд, макротопонимы) обладают богатыми кон-
242
цептуальными возможностями, поскольку способны формировать в сознании че-
ловека различные образы и ассоциации. ЮГРА – это один из региональных кон-
цептов, который сформировался под влиянием культурно-исторических процес-
сов и отражает ментальность жителей региона. Поэтому целью статьи стала по-
пытка моделирования данного концепта с помощью обращения к текстам различ-
ных дискурсов.
Материалом для исследования послужили словари диалектной речи, поэти-
ческие тексты местных авторов, результаты ассоциативного эксперимента. Для
описания семантики названного концепта нами была использована методика мо-
делирования семантики онима, предложенная М.В. Голомидовой [Голомидова
1998: 16].
1 этап построения концептуальной модели – выделение общей категориаль-
ной семантики: Югра – это обширная территория, которая является частью Тю-
менской области, и вместе с тем – отдельным субъектом Российской Федерации.
2 этап – описание частной категориальной семантики, связанной с этимоло-
гией имени: 1) это слово фиксируется в древнерусских источниках в ХI в.; 2)
слово «Югра» происходит, по наблюдениям лингвистов, от прапермского jogra
«население нижнего Приобья».
3 этап – выявление частной характеризующей и индивидуальной семантики.
В поэтических текстах югорских авторов выявляется следующая индивидуаль-
ная семантика топонима Югра: тайга, нефть и газ, северное сияние, Ермак, по-
кой, красота и др.
4 этап – выявление фреймов (несобственно языковых знаний), отражающих
значимые для языкового коллектива фоновые знания о специфике применения
имени. По наблюдениям Е.Л Березович, «фреймовым компонентом прагматиче-
ская информация не исчерпывается. В рамках прагматической зоны могут быть
выделены еще как минимум два компонента. Один из них связан с реализацией
эмотивной функции языка и может быть обозначен как эмотивный. Другой ком-
понент прагматической зоны – коннотации» [Березович 2001: 7].
«К коннотациям, – пишет Е.Л. Березович, – примыкает ассоциативный фон
топонима» [Березович 2001: 8]. Результаты ассоциативного эксперимента, про-
веденного нами в группе студентов (выявлялись реакции на стимул «Югра»),
позволяют говорить о том, что концепт ЮГРА в языковом сознании современ-
ных жителей региона складывается из следующих концептуальных областей:
– «качество жизни» (реакции: заработки, высокая зарплата, льготы);
– «коренные жители» (реакции: коренные жители, манси, ханты);
– «личное отношение» (реакции: мой край, красивые зимние вечера);
– «природа» (реакции: болота, леса, Обь, природа, тайга);
– «природные ресурсы» (реакции: газ, нефть, черное золото);
– «промыслы» (реакции: охота, рыболовство);
– «промышленность» (реакции: промышленность, «Роснефть», «Сургут-
нефтегаз»);
– «руководство» (реакции: губернатор, Комарова, Шувалов);
– «символика» (реакция: герб);
– «территория» (реакции: округ, региона, Сибирь, Урал);
– «условия жизни» (реакции: зима, холод, снег, короткое лето, холод соба-
чий, нехватка кислорода, мало света);
243
– «фауна» (реакции: белки, заяц, лиса, медведь, олени, рысь);
– «флора» (реакции: брусника, грибы, мох, ягоды).
Как мы видим, в языковом сознании современных жителей региона ведущей
является концептуальная установка «Югра – регион, комфортный для прожива-
ния, поскольку здесь красивая природа, богатые природные ресурсы, хорошие
условия для жизни людей». Однако такая установка сложилась лишь в конце ХХ
в., в период активного освоения территории.
В языковой картине мира русских жителей России, например, ХIХ в. преоб-
ладала концептуальная установка «Югра – место, практически непригодное для
жизни», связанная с малоосвоенностью данного пространства, служившего, к
тому же, местом ссылки.
В текстах воспоминаний сургутских политических ссыльных ХIХ в. актуа-
лизируется концептуальная область «Погода», репрезентантами которой в кон-
кретных контекстах служат языковые единицы:
– мороз: «Морозы нередко по неделям стоят в сорок градусов» [Тобольский
Север: 31]; «Случается, что зимою, несколько недель сряду, стоят морозы не ме-
нее сорока градусов, двадцатиградусные же считаются чуть ли не оттепелью»
[Тобольский Север: 36];
– холода: «Зимние холода наступают в конце сентября, реже с половины ок-
тября и прекращаются лишь в мае» [Тобольский Север: 36];
– ветры: «Резкие северо-восточные ветры делают сургутский холод оконча-
тельно нестерпимым, убийственно действующим на непривычного человека»
[Тобольский Север: 36].
Удручающее впечатление производили на приезжающих в Югру местные
дороги (вернее, их отсутствие): «На свежего человека, да еще не знакомого с си-
бирскими захолустьями, Сургут производит впечатление убогой, всеми забытой,
затерявшейся в лесу деревушки. Это впечатление затерянности еще усиливается
отсутствием грунтовых дорог: для сургутянина и летом, и зимою одна дорога –
его широкая, богатая река, по которой в летние месяцы он ездит в лодках, зимою
на лошадях и оленях, весною же и осенью, с наступлением распутицы, всякое
сообщение Сургута с внешним миром прекращается, и тогда-то особенно он при-
нимает до крайности гнетущий вид чего-то жалкого, убогого, закинутого в лес-
ную трущобу на край света» [Тобольский Север: 38].
Как мы видим, тексты воспоминаний политических ссыльных в совокупно-
сти создают образ Севера Западной Сибири как холодного, малонаселенного про-
странства, трудности существования в котором преодолевают местные жители.
Современное представление о Югре изменилось благодаря активному осво-
ению данной территории во второй половине ХХ в. Сейчас топоним Югра в со-
знании жителей России связывается с такими ключевыми понятиями, как нефть,
газ, богатая территория.
О том, что данный топоним является одним из ключевых в языковом созна-
нии жителей региона, говорит его активное функционирование в качестве эрго-
нима, в качестве ключевого слова поэтических текстов.
Так, в ономастическом пространстве региона многочисленны эргонимы с
компонентом Югра- (Югория-): магазин и банк «Югра», торговый центр «Югор-
ский», детский сад «Югорка», компания «Югрател», автосервис «Югранд Авто»,
частное предприятие «ЮграСтальСервис», страховая компания «Югория-Мед»,
244
стоматология «Югория-Дент» (Сургут); страховая компания «Югория».
Местные поэты и писатели, используя топоним Югра в своих текстах, пере-
дают личное отношение к родному краю. Словосочетания «Югра ненаглядная»,
«первозданная Югра», «зеленая Югра», «щедрая Югра», «хантыйская Югра»,
«древняя Югра» (Леонид Гайкевич), «влюбленная Югра» (Георгий Ешимов) со-
здают панорамный образ этой северной территории, формируя в сознании чита-
теля определенное концептуальное поле. Широкий спектр ассоциаций представ-
лен в рифмах к топониму Югра: Югра – не на семи буграх (М. Антохин), Югра
– добра (Н. Бакалов), Югра – пора, Югра – щедра (Ю. Верин), Югра – игра (Л.
Гайкевич), Югра – с утра (В. Дадыкин), Югория – история (В. Калинушкин),
Югра – ветра (Т. Тенева). Как мы видим, концептуальное поле «Югра» в регио-
нальной поэзии состоит из различных концептуальных областей, репрезентиру-
ющих данное географическое пространство как уникальную среду со своей ис-
торией, природными особенностями, со своим характером.
Таким образом, неизменными составляющими концепта ЮГРА в диахрони-
ческом плане (от воспоминаний ссыльных ХIХ в. до языковой картины мира со-
временных жителей региона) можно считать концептуальную область «террито-
рия с уникальной природой». Принципиальные изменения состоят в том, что
концептуальная установка «практически непригодный для жизни» сменяется к
концу ХХ – началу ХХI в. на видение Югры как региона, богатого природными
ресурсами, активно развивающегося благодаря усилиям власти и населения.
Березович Е.Л. К построению комплексной модели топонимической семантики // Изве-
стия Уральского гос. ун-та. 2001. № 20. С. 5-13.
Голомидова М.В. Искусственная номинация в ономастике. Екатеринбург, 1998.
Гуров С.А. Восприятие, образ, имидж, стереотип, бренд территории: сопоставление катего-
рий // Уч. зап. Крымского федер. ун-та им. В.И. Вернадского. География. Геология. 2016. № 2 (68).
Замятин Д.Н. Гуманитарная география: Пространство и язык географических образов.
СПб., 2003.
Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Известия РАН. Серия: литература и язык.
1993. Т. 52. № 1.
Слышкин Г.Г. Лингвокультурные концепты прецедентных текстов М.: Асademia, 2000.
Тобольский Север глазами политических сcыльных ХIХ – начала ХХ века. Екатерин-
бург: Средне-Уральское книжное изд-во, 1998.
Tatyana А. Sirotkina (Surgut, Russia)

Surgut State Pedagogical University
YUGRA CONCEPT: MODELING EXPERIENCE

The purpose of the article is to describe the structure and content of the concept UGRA. The material
for the research was the dictionaries of dialect speech, poetic texts of local authors, the results of the
associative experiment. The analysis showed that the conceptual attitude is changing over time: if in
the 19th century Ugra was perceived as a region practically unsuitable for life, then in the minds of
modern native speakers it is a region rich in natural resources, rapidly developing, comfortable for
living. The novelty of the research lies in the fact that the attempt to construct this concept is the first
in linguistics. Therefore, there are obvious prospects for the continuation of this study, associated
with expanding the range of analyzed sources, conducting psycholinguistic experiments, using data
from electronic corpuses and dictionaries.
Keywords: concept, Ugra, cognitive linguistics, toponym, conceptual model
245
М.В. Слаутина (Екатеринбург, Россия)
Уральский федеральный университет им. первого Президента РФ Б.Н. Ельцина
mslautina@yandex.ru
СИНОНИМИКО-АНТОНИМИЧЕСКАЯ ПАРАДИГМА
ЗДОРОВЬЕ – БОЛЕЗНЬ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
В статье рассматривается синонимико-антонимическая парадигма «Здоровье – Болезнь» в рус-

ском языке как репрезентант соответствующих оппозитивных концептов. Выявлено, что асим-
метричность структуры определяется соотношением с нормой. Особое внимание уделено се-
мантическим отношениям между членами исследуемой парадигмы.
Ключевые слова: синонимы, антонимы, синонимико-антонимический комплекс, оппозитив-
ные концепты
Взаимосвязь отношений тождества и противоположности, отражающая ба-

зовые логические операции человеческого мышления, на лексико-семантиче-
ском уровне реализуется в существовании микропарадигм, включающих сино-
нимические ряды с противоположным значением. Очевидно, что такие синони-
мико-антонимические парадигмы (далее – САП) являются основными репрезен-
тантами базовых оппозитивных концептов, как универсальных, так и имеющих
лингвоспецифический характер.
В рамках нашего исследования мы обратимся к САП «Здоровье – Болезнь»
в русском языке и рассмотрим ее структурные и семантические особенности.
С точки зрения организации, САП «Здоровье – Болезнь» реализует асиммет-
ричный тип структуры. Симметричное построение САП – достаточно редкое яв-
ление, которое можно наблюдать в САП, включающих словообразовательные ан-
тонимы: Прибыльный, выгодный, доходный, рентабельный, разг.-сниж. прибы-
точный – Неприбыльный, бездоходный, невыгодный, нерентабельный, убыточ-
ный; Логичный, последовательный – Нелогичный, непоследовательный, книжн.
алогичный. В этом случае каждый член одного синонимического ряда является
антонимом к каждому члену противоположного ряда и ко всему ряду в целом.
В большинстве случаев тип структурной организации САП можно охарак-
теризовать как семантическую асимметрию. Однако сама асимметричность лек-
сической парадигмы проявляется по-разному. В САП, образованных градацион-
ными рядами типа Богатство – Бедность, Умный – Глупый, Толстый – Тонкий
и т.п., противоположные семантические признаки располагаются относительно
«оси нормы», таким образом реализуя контрарный тип антонимии. Логическая
операция градуирования признака является одной из универсальных способно-
стей человеческого мышления. По мнению Э. Сепира, градуирование связано с
установлением нормы в «определенном месте открытой серии», размещением
значений ‘выше’ и ‘ниже’ нормы и образованием непрерывной шкалы между
этими значениями [Сепир 1985: 44]. Выделение антонимической пары как репре-
зентанта двух крайних относительно нормы признаков, по сути, является первым

кографическом, структурно-семантическом и когнитивно-дискурсивном освещении»), а
также при поддержке Программы повышения конкурентоспособности УрФУ на 2013–2020 гг.
(номер соглашения 02.А03.21.0006).
246
этапом в выстраивании градационного ряда, что обусловливает понимание САП
как лексической группировки, организованной именно на основе градуирования.
Так, Ю.В. Федосов под «антонимо-синонимическим блоком» понимает «объеди-
нение антонимов и синонимов, ядром которого является антонимическая пара,
возглавляющая два синонимических ряда, упорядоченных посредством единой
для всего объединения градуальностью в значении» [Федосов 2001: 17].
Наблюдения над конкретным языковым материалом показывают, однако,
что многие САП не соответствуют этому определению. Так, в САП «Здоровье –
Болезнь» градуированию подвергаются признаки, относящиеся к «отрицатель-
ному полюсу». Ср.: БОЛЬНОЙ, болезненный, нездоровый, некрепкий, слабый, хи-
лый, разг. хлипкий, разг. чахлый, разг.-сниж. дохлый, разг.-сниж. квелый, разг.-
сниж. хворый.; СЛАБАК, разг.-сниж. доходяга, разг.-сниж. задохлик, разг.-
сниж. задрыга, разг.-сниж. замухрыга, разг.-сниж. замухрышка, разг.-сниж.
мозгляк, разг.-сниж. хиляк, разг.-сниж. хлюпик. Семантические признаки, отно-
сящиеся к «положительному полюсу», соотносятся с понятием нормы и не обра-
зуют градационные цепочки. Этим обусловлен, в частности, меньший объем си-
нонимических рядов со значением ‘здоровье, здоровый’. Ср. синонимические
ряды, оппозитивные по отношению к приведенным выше: ЗДОРОВЫЙ, крепкий;
ЗДОРОВЯК, разг. силач, разг. крепыш, разг. кряж.
САП «Здоровье – Болезнь» в русском языке представлена 22 синонимиче-
скими рядами с доминантами Здоровье – Болезнь, Выздоравливать / Выздороветь
– Заболевать / Заболеть, Здоровый 1 – Больной 1 (о человеке), Здоровый 2 – Больной
2 (о состоянии, внешнем виде), Болезненный – Безболезненный, Болезненность –
Безболезненность, Болезненно – Безболезненно, Целебный – Болезнетворный, Це-
лебность – Болезнетворность, Целебно – Болезнетворно, Излечимый – Неизлечи-
мый, Излечимость – Неизлечимость, Излечимо – Неизлечимо, Здоровяк – Слабак,
Крепкий – Слабый и др. Представляется необходимым рассмотрение в составе па-
радигмы производных рядов, включающих отадъективные существительные и
наречия, хотя в лексикографической практике они традиционно не заслуживают от-
дельного описания. В этом случае мы придерживаемся подхода Уральской семан-
тической школы: САП понимается как совокупность оппозитивных синонимиче-
ских рядов, связанных отношениями производности (см. в [Бабенко 2019: 42-60]).
Спорным представляется включение в САП синонимических рядов, не име-
ющих соответствия на противоположном семантическом полюсе, хотя для опи-
сания соответствующих оппозитивных концептов они важны. Как правило, та-
кие ряды включают терминологическое обозначение болезни, проявления болез-
ненного состояния и общеупотребительные и/или стилистически маркирован-
ные слова: Белокровие, лейкемия; Судорога, конвульсия, спазм, разг. корчи и т.п.
Кроме того, были выявлены синонимические ряды, занимающие промежу-
точное положение между двумя семантическими полюсами, т.е. совмещающие в
семантике противоположные компоненты. Сюда можно отнести синонимиче-
ские ряды, называющие процесс лечения, выздоровления, способы лечения, ме-
дицинские учреждения. Например, Лечить / вылечить и излечить, книжн. вра-
чевать / уврачевать, книжн. исцелять / исцелить, устар. пользовать / выполь-
зовать, разг. поднимать / поднять (‘воздействовать на человека какими-либо
средствами для возвращения или улучшения его здоровья, ухудшившегося в ре-
247
зультате болезни’); Больница, клиника, устар. лазарет, устар. лечебница (‘ме-
дицинское учреждение, занимающееся лечением больных, диагностикой и про-
филактикой заболеваний’).
Важным критерием включения той или иной лексической единицы в состав
САП является способность ее вступать в антонимические отношения со всеми
членами противоположного ряда. Так, из состава САП были исключены лекси-
ческие единицы устар. недугующий, устар. недужливый, устар. скорбный, от-
носящиеся к синонимическому ряду Больной, так как они не образуют антони-
мических пар с членами противоположного ряда. Из соответствующего оппози-
тивного ряда по той же причине были исключены синонимы крепкотелый, разг.
цветущий, разг.-сниж. ядреный. Приведенный пример иллюстрирует общую
тенденцию: как правило, не вступают в антонимические отношения стилистиче-
ски маркированные члены оппозитивных рядов.
Как показывает исследуемый материал, в русской синонимико-антонимиче-
ской картине мира в большей степени разработано представление о болезни, бо-
лезненном состоянии. Отметим, что сам базовый глагол болеть и его синонимы
не имеют в русском языке оппозитивного соответствия: состояние здоровья не
представлено в глагольной лексике однословным обозначением, что, очевидно,
связано с представлением о норме, которая не может быть вариативна, не пред-
полагает какую-либо степень своего проявления.
САП «Здоровье – Болезнь», с одной стороны, иллюстрирует способ освое-
ния мира в рамках оппозитивных категорий, когда противоположные понятия
«выстраиваются на шкале соответствий» относительно друг друга, не могут быть
поняты и интерпретированы изолированно, без учета противоположной семан-
тики. С другой стороны, изучение подобных САП уточняет понятие нормы, ко-
торая может не занимать центрального положения на «оппозитивной шкале», а
совпадать с одним из ее полюсов.
Бабенко Л.Г. Проект словаря синонимико-антонимических комплексов: проблемы лек-
сикографической интерпретации типовой семантики и пути их решения // Научный диалог.
2019. № 10. С. 42-60.
Сепир Э. Градуирование: семантическое исследование // Новое в зарубежной лингви-
стике. 1985. Вып. 16. С. 43-78.
Федосов Ю.В. Принципы построения идеографического антонимо-синонимического
словаря русского языка: монография. Волгоград: Перемена, 2001.
Marina V. Slautina (Yekaterinburg, Russia)

Ural Federal University named after the first President of Russia B.N. Yeltsin
THE SYNONIMIC-ANTONIMIC PARADIGM HEALTH – DISEASE

IN THE RUSSIAN LANGUAGE
The article considers the synonimic-antonimic paradigm “Health – Disease” in the Russian language
as being representative of the corresponding appositive concepts. It is revealed that the asymmetry of
the structure is determined by its relation to the norm. Special attention is paid to the semantic rela-
tionships between the members of the studied paradigm.
Keywords: synonyms, antonyms, synonymic-antonymic complex, opposing concepts
248
М.В. Стефанович (Новосибирск, Россия)
Новосибирский государственный педагогический университет
maria_stefanovich@mail.ru
К ВОПРОСУ О СООТНОСИТЕЛЬНЫХ И РАЗЛИЧИТЕЛЬНЫХ

ПРИЗНАКАХ КАТЕГОРИИ, КОНЦЕПТА И КОНЦЕПТОСФЕРЫ
В статье предпринимается попытка рассмотрения категории как особой структуры знания че-
рез ее соотношение с такими структурами когнитивной системы человека, как «концепт» и
«концептосфера».
Ключевые слова: концепт, категория, когниция, когнитивная структура, концептосфера
Органическая взаимосвязь языка, мышления и познания проявляется в том,

что в процессе познания (чувственного и рационального) мышление выступает
неким алгоритмом операций по извлечению, переработке, форматированию и
продуцированию знаний о мире, которые далее через язык, знаковый опосредо-
ватель мышления, систематизируются и вербализуются.
Фундаментальная основа познания, сложнейшего процесса отражения ре-
альной и воображаемой действительности, формируется посредством концепту-
ализации и категоризации, которые протекают в результате согласованного
функционирования всех форм восприятия, задействованных в контексте ре-
чемыслительной деятельности. Завершающий этап указанных процессов знаме-
нуется образованием концептов и категорий, характеризующихся особыми отно-
шениями и положением среди прочих концептуальных структур. Целью данной
статьи является рассмотрение категории как особой структуры знания через
призму соотносительных и различительных признаков, существующих между
категорией, концептом и концептосферой.
Среди общих для концепта и категории признаков критически важно отме-
тить их основополагающую взаимосвязь как результат того, что номинация и ка-
тегоризация участвуют в отражении предметов реальной действительности и от-
ношений между ними [Алефиренко 2010: 217].
Известно, что восприятие нового опыта / знаний о мире осуществляется из-
начально как единство признаков-атрибутов, которые далее дифференцируются
по отдельности. Затем новые знания подвергаются систематизации и соотно-
сятся с когнитивными образованиями, сформированными ранее. Прослеживае-
мая первичность концептуализации и вторичный характер категоризации, в ко-
торой участвуют сформированные ранее концепты, предопределяют конечный
результат – образование разнопорядковых обобщенно-абстрактных структур,
т.е. когнитивных феноменов условно простейшего и более высокого уровня ор-
ганизации (концептов и категорий), которые, претерпевая вербальное кодирова-
ние, обретают статус лингвоментальных сущностей.
Прочная связь между концептом, категорией и внешним миром опосредо-
вана восприятием и психомоторной деятельностью человека в процессе взаимо-
действия с окружающей средой, а их участие в формировании семиотической
модели мира обусловлено процессами вербального кодирования, которому под-
вергаются данные единицы. Это составляет суть их диалектической природы:
концепт и категория одновременно являются и определенными формами хране-
249
ния знаний, и знаковыми производными когнитивной разнонаправленной клас-
сифицирующей деятельности человека.
Совокупная глобальная система знаний о мире упакована в человеческом
сознании в мельчайшие ненаблюдаемые дискретные ячейки, минимальные со-
держательные оперативные единицы памяти, или концепты, которые организу-
ются по принципу множественности, связи и целостности в ментальные струк-
туры и характеризуются «двойным измерением»: по горизонтали и вертикали. В
частности, альтернативные методики описания смысловой структуры концепта
в горизонтальной проекции, подчеркивая тот факт, что структура концепта вос-
производит сложнейшую сферу ментальных смыслов, определяют ее как набор
иерархически организованных (ядерных и периферийных) когнитивных призна-
ков: в ядро входят важнейшие дифференциальные признаки концептуального со-
держания, а периферия выявляет результаты переосмысления человеком ядер-
ных концептуальных признаков.
Помимо предметной отнесенности, смысловое содержание концепта отра-
жает динамичное взаимодействие сознания, языка, текста и культуры [Пименова
2016: 196], маркируется ценностным характером, сопровождается наличием оце-
ночных коннотаций и, как результат, определяет место данного концепта в кон-
цептосфере [Слышкин 2004: 215]. Соответственно, концепт можно определить
как мельчайший фрагмент картины мира носителя языка, в котором объединя-
ется вся коммуникативно значимая информация [Воркачев 2014: 18]: логиче-
ские, культурные, психологические, эмоциональные, художественные, бытовые
составляющие различных ситуаций [Кузьмина 2011: 205], определяющие высо-
кую чувствительность концептуального содержания к тому, что находится в цен-
тре внимания участников коммуникативной деятельности.
Все вербализованные концепты, сформированные носителями того или
иного языка и хранящиеся в их памяти, объединяются в единое сложноорганизо-
ванное пространство концептосферы, которая представляет собой целостный мен-
тальный феномен, уникальный «каталог» всего умственного богатства нации.
В своем широком (первоначальном) значении термин «концептосфера»,
введенный в научный узус в работах Д.С. Лихачева, подразумевает онтологиче-
скую триаду языка (концептосфера языка), культуры (концептосфера культуры)
и личности (идиосфера) [Лихачев 1999: 157-162] и обладает значительным экс-
планаторным потенциалом в вопросах изучения непосредственно самой языко-
вой системы, процессов ее формирования и развития как результатов познава-
тельной и культурной деятельности человека [Зыкова 2015: 15]. Обращение к
концептосфере позволяет частично реконструировать когницию в ее языковом
отражении, и воссоздать и культурное, и языковое пространство бытия человека,
а также учесть, эксплицировать и объяснить весьма сложные процессы их взаи-
модействия [Зыкова 2015: 17].
Узкое осмысление данного термина предполагает описание концептосферы
как особой ментальной дискретной структуры, специализированной понятийно-
тематической сферы, которая выделяется в ценностной картине мира на основа-
нии определенного тематического признака, объединяет некую совокупность
концептов (например, этическая, религиозная, юридическая концептосферы) и
является фрагментом концептосферы национального языка. Будучи именован-
ным носителем информации, данная структура представляет собой хранилище
250
тематически заданного концептуального содержания.
В лингвистических исследованиях, посвященных рассмотрению разных ви-
дов концептосферы, ее горизонтальное измерение описывается в терминах асим-
метричной многосложной сущности, структурируемой делением на ядро и пери-
ферию, в которой ядро представлено рядом концептов, а периферия формируется
множеством концептов, коррелирующих по своим отдельным признакам как с
ядерными концептами, так и с концептами, входящими в другие концептосферы,
что обеспечивает континуальность всего содержательного пространства концеп-
тосферы.
Наличие в концепте многообразных признаков (смысловых составляющих)
закрепляет за ним статус составной единицы и наделяет его классифицирующей
функцией, которая актуализирует необходимость вхождения концептов в си-
стему разных концептуальных структур и позволяет объединять концепты, ми-
нимальные ячейки заархивированных знаний, хранящихся в сознании человека,
в категории [Володина 2018: 16]. Это оставляет суть вертикальной таксономиче-
ской классификации концептов, основанной на принципе включения и обобще-
ния, и подчеркивает неразрывность процессов концептуализации и категориза-
ции: вербализуя концепт, слово не только фиксирует выделяемые в концептуа-
лизованном предмете действительности свойства и признаки, выражает концеп-
туальные связи и отношения с другими объектами концептосферы, но и относит
концепт к той или иной категории [Алефиренко 2010: 140], дает ей имя, систе-
матизируя выводные знания, составляющие опыт о мире.
Имя категории предопределяет описание ее смыслового наполнения: кате-
гория принимает в свои члены исключительно репрезентирующие ее концепты.
Соответственно, знание той или иной категории обеспечивает человека значи-
тельным объемом подробной информации о конституирующих ее концептах.
Равным образом, концепты, соорганизуясь в концептосферу, представлены кате-
гориями, каждая из которых соответствует определенному фрагменту экстра-
лингвистического опыта.
Поэтому среди разнообразных ментальных процедур, участвующих в про-
цессе идентификации категории, решающее значение имеет специализированная
операция абстрагирования, связанная с выбором среди многочисленных и разно-
родных оснований категоризации единственного, определяемого именем катего-
рии и контекстом коммуникативной деятельности. Логично предположить, что в
ситуации выбора соблюдение последовательности этапов, определяющих конеч-
ный результат указанной операции, для категорирующего человека может быть
важнее знания имени категории, поскольку именно индивидуальный опыт катего-
ризации как процесса мышления помогает успешно реконструировать ассоциа-
тивные связи между концептуализированными фрагментами окружающего мира.
Данная идентифицирующая процедура выявляет устойчивые отношения,
существующие между определенным концептом и прочими концептами (гори-
зонтальные видовые), входящими в данную категорию, а также между опреде-
ленным концептом и данной категорией (вертикальные родовидовые). То, что
отнесение концепта к той или иной категории всегда является индивидуальной
реализацией мыслительного процесса, одновременно с тем, что категория объ-
единяет в устойчивый конгломерат концепты, характеризующиеся разнообраз-
ным переплетением признаков, создает благоприятные условия для включения
251
одного и того же концепта в разные категории в зависимости от актуализирован-
ного в процессе коммуникативной деятельности основания категоризации.
Системные отношения сходства, различия и иерархии, в которые вступают
концепты [Попова 1999: 18], позволяют заключить, что в сознании человека ор-
ганизация системы концептосферы иерархически структурирована тремя верти-
кальными уровнями. Низший или субординатный уровень состоит из разнооб-
разных субконцептов или микроконцептов, которые объединяют в своих рубри-
ках под определенным именем субкатегории (особые содержательные элементы,
которые категория может обнаруживать в своей внутренней архитектонике). На
базовом уровне располагаются базовые категории и конституирующие их базо-
вые концепты, обладающие наибольшей значимостью и востребованностью с
точки зрения объема представленных знаний о мире, их проработанности и
структурированности. Высший или суперординатный уровень представлен су-
перконцептами (мегаконцептами или макроконцептами), соответствующими
макро- или гиперкатегориям; последние демонстрируют способность категории
выступать в роли содержательного элемента и включаться в когнитивные фено-
мены более высокого уровня организации, которые, в свою очередь, интегриру-
ются в ментальные сферы, субсферы [Дзюба 2015: 102] или концептосферы.
Это связано с тем, что система концептов не задается человеку от рождения,
равно как категоризация является не врожденным, а усваиваемым навыком
[Cohen, Lefebvre 2005: 12]. Поэтому постепенно у человека формируется относи-
тельно устойчивая концептосфера (индивидуальная концептуальная система),
обусловленная динамичным функционированием концептов, в процессе кото-
рого их содержание преобразовывается и некоторые признаки трансформиру-
ются, дополняясь новыми. Это приводит к структурным изменениям в катего-
риях и появлению новых членов, проявлению свойств гибкости и градуальности,
а также к образованию новых категорий.
В частности, одновременно с включением в единую категорию предметов и
явлений, обладающих всеми общими признаками в качестве обязательного усло-
вия (классические категории), субъективно-мотивационная направленность че-
ловеческого мышления на интерпретацию и оценку, вносит во внутреннюю ка-
тегориальную организацию свои коррективы и способствует созданию прототи-
пически устроенных асимметричных таксономий вне четких границ. К послед-
ним также относят акцидентные (неконвенциональные) категории: основанием
для ситуационной модели категоризации становится прагматическая направлен-
ность потребностей человека в коммуникативной деятельности, которая опреде-
ляется произвольностью его выбора. Ценностный признак, положенный в основу
их создания, выступает в качестве универсального критерия категориальной це-
лостности [Ма 2010: 376].
То, что категория, в отличие от концепта, лишена образной составляющей,
не связана с модальностью и, как результат, не отражает субъективное отноше-
ние человека к объекту посредством эмоциональных реакций, морально-этиче-
ских норм [Kalyan 1012: 544], определяется такими существенными характери-
стиками категории как объективность, над-индивидуализированность и распро-
странение на определенные классы объектов [Болдырев 2014: 56]. Указанные ха-
рактеристики предопределяют назначение категории: как особая форма и орга-
низация процесса мышления, направленные на упорядочивание опыта в систему
252
[Болдырев 2016: 97], категория представляет собой специальный логико-содер-
жательный формат хранения знаний о мире, оперативный способ архивации кон-
цептов и компрессии знаний без информационных потерь.
Таким образом, категория, организующая вертикальные связи концепто-
сферы, используется для мысленного воспроизведения фрагмента упрощенной
модели окружающего мира: данный формат обеспечивает человека возможно-
стью адаптировать, систематизировать, фиксировать знания о мире и способ их
получения, а также оперативно извлекать усвоенные знания из памяти и эффек-
тивно их использовать в коммуникативной деятельности. Формат категории мен-
тально эргономичен, поскольку сжатая форма представленности знаний, объеди-
ненных на основании неких существенных для данной категории признаков
(«признаков фамильного сходства»), позволяет зафиксировать значимые этапы
мыслительного процесса и задействовать незначительный объем оперативной
памяти. Как только категории через конституирующие их концепты обретают
языковую реализацию и воплощаются в конкретные языковые средства, появля-
ется возможность оперативно манипулировать существенными массивами ин-
формации, и, как результат, транслировать максимальное количество информа-
ции за минимальную единицу времени.
Алефиренко Н.Ф. Лингвокультурология. Ценностно-смысловое пространство языка:
учеб. пособие. М.: Флинта: Наука, 2010.
ций. Тамбов: Издательский дом ТГУ им. Р.Г. Державина, 2014.
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: курс лекций по английской филологии: учеб. по-
собие. М.; Берлин: Директ-Медиа, 2016.
Володина Н.В. Концепт в системе когнитивного литературоведения: опыт методологиче-
ского подхода // Вестник РГГУ. Серия: литературоведение. Языкознание. Культурология.
2018. № (2-1). С. 9-19.
Дзюба Е.В. Лингвокогнитивная категоризация в русском языковом сознании: моногра-
фия. Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т, 2015.
Зыкова И.В. «Концептосфера культуры» как базисная единица метаязыка лингвокульту-
рологии // Вопросы когнитивной лингвистики. 2015. № 2 (043). С. 13-24.
Кузьмина С.Е. Понятие «концепт» в лингвокогнитивных исследованиях // МОСТ (язык
и культура), 2011. № 27. С. 24-25.
Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Очерки по философии художественного
творчества. СПб.: Блиц, 1999. С. 147-165.
Ма Т.Ю. Классические, прототипические и акцидентные категории // Вестник Нижего-
родского университета им. Н.И. Лобачевского. 2010. № 5 (1). C. 373–377.
Попова З.Д. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж: Истоки, 2001.
Попова З.Д. Понятие «концепт» в лингвистических исследованиях. Воронеж, 1999.
Рыкунов Р.И. Концептосфера эмоций англоязычной культуры // Известия Российского
гос. пед. ун-та им. А.И. Герцена, 2007. Т. 16. № 40. C. 232-236.
Степанов В.Н. Об энтропии понятия «концепт» в современной лингвистике / В.Н. Сте-
панов, О.А. Кирияк // Иностранные языки в высшей школе: научный журнал, 2009. Вып. 3
(10). С. 34-41.
Handbook of Categorization in Cognitive Science / ed. by H. Cohen, C. Lefevre. Amsterdam:
Elsevier, 2005.
Kalyan S. Similarity in linguistic categorization: The importance of necessary properties // Cog-
nitive Linguistics. 2012. Vol. 23 (3). P. 539-554.
253
Mariya V. Stefanovich (Novosibirsk, Russia)
Novosibirsk State Pedagogical University
RELATED AND DISTINCTIVE PROPERTIES OF CATEGORY,

CONCEPT AND CONCEPT SPHERE
The paper dwells on a number of relevant issues concerning the category as a special knowledge
structure in its immanent correlation with such structures of the human cognitive system as “concept”
and “concept sphere”.
Keywords: concept, category, cognition, cognitive structure, concept sphere
А.А. Струзик (Красноярск, Россия)

annnastruzik@gmail.com
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ИНФОРМАЦИИ О ПОЛЬЗОВАТЕЛЕ

В СОЦИАЛЬНО-ИНФОРМАЦИОННОМ ПРИЛОЖЕНИИ INSTAGRAM
В статье рассматриваются особенности концептуальной организации знаний о пользователях

приложения Instagram на основе информации в биографическом блоке приложения. Анализи-
руется поликодовость организации приложения, совмещающего графическую и текстовую ин-
формацию. Выделяются основные концептуальные блоки, позволяющие пользователю фор-
мировать и трансформировать образ своей личности.
Ключевые слова: Instagram, самопрезентация, концептуализация, концептуальный блок ин-
формации
В современном мире обращение к Интернету обусловлено новыми потреб-

ностями человека, освоением электронных и интерактивных пространств. Необ-
ходимость представить себя и поддержать контакт с другими коммуникантами в
текущих условиях привела к изменению в восприятии информации и появлению
различных социальных платформ (Instagram, Twitter, Snapchat, TikTok и т.д.) в
виде уникальных форматов коммуникации.
Одной из наиболее персонально ориентированных социальных платформ
выступает приложение Instagram [Карпоян 2015; Щурина 2016], которое предо-
ставляет большой спектр возможностей для конструирования личности пользо-
вателя в онлайн-среде. Наряду с большим количеством внутренних инструмен-
тов одним из первичных и доступных каждому пользователю выступает инстру-
мент «шапка».
Данный инструмент предоставляет возможность пользователю указывать
ключевую информацию о себе, осуществляя ее индивидуальное формирование. От-
носительно своей концептуальной организации блок «шапка» включает текстовое
поле, изображение и метаданные. Все элементы внедряются пользователем само-
стоятельно таким образом, что он сам конструирует свой образ у аудитории, делая
акцент на наиболее значимых для него характеристиках [Amirudin, Sulis 2018]. Этот
блок, несмотря на наличие текстовой информации, всегда включает изображение и
цифровую информацию. Наиболее часто изображение представлено портретом ав-
тора; в свою очередь, цифровая информация – в виде числа подписчиков, подписок
и постов, что позволяет определить популярность и активность человека в ранжи-
руемой системе всех пользователей приложения (см. Рис.).
254
Рис. Пример раздела о профиле личности пользователя в Instagram

В рамках проведенного исследования c применением методов концептуаль-
ного анализа, мультимодального дискурс-анализа и метода анализа цифровых
данных (Media Digital Analysis) были определены наиболее значимые категории,
используемые пользователем Instagram для самопрезентации в ознакомительном
разделе данного приложения. Для этого была осуществлена выборка англоязыч-
ных пользователей и проведен анализ раздела «о себе» каждого из них. Основное
внимание уделялось тем частям раздела, которые получили свою обязательную
актуализацию, а также основным концептуальным параметрам, которые пред-
ставлены пользователем Instagram в его электронной биографии в качестве
наиболее важных. Это позволило выделить и систематизировать основные кате-
гории, относительно которых осуществляется концептуально целостная саморе-
презентация пользователя в Instagram.
Анализ 80 личных и рабочих профилей англоговорящих пользователей пока-
зал, что все элементы, доступные в блоке «о себе», заполняются большинством
авторов. Это в значительной мере объясняется тем, что в своей совокупности они
позволяют пользователю Instagram сформировать наиболее благоприятный образ
себя уже на первоначальном, достаточно формальном этапе саморепрезентации.
Рассматривая поликодовую природу приложения, важно отметить интегра-
цию визуальной составляющей в его текстовые разделы. Данный феномен реа-
лизуется не только в постах пользователей. Он также непосредственно присут-
ствует в сегментах ознакомительного раздела профиля пользователя – блоке «о
себе» – в виде представления изображения, использования «эмодзи» и других
графических символов, включения метаданных в концептуальные блоки раздела.
Исследование показало, что наиболее распространенными выступают сле-
дующие блоки концептуальной информации: графические элементы (изображе-
ние) и текст (100%), указание базовой информации и ссылки на социальные сети
(95%), дополнительная информация (78%), графические элементы – эмодзи и
смайлы (39%), почтовый адрес (27%) и рекламные ссылки (15%).
Исследование также позволило выявить, что изображение всегда включено
в профиль, и текстовый блок никогда не оставляется пустым. Данный факт ука-
зывает на открытость пользователей, с одной стороны, и стремление сформиро-
вать максимально полный образ с помощью всех предложенных инструментов
приложения, – с другой стороны.
В 95% профилей включается базовый блок информации, предполагающий
указание на имя пользователя, пол, род деятельности и форму блога. Данная ин-
255
формация выстраивается пользователями вертикально вниз, часто с разделитель-
ными маркерами для визуального оформления по основным концептуальным
блокам. Первыми всегда упоминаются имя пользователя и его псевдоним, что
имитирует собой электронный паспорт или визитку пользователя Подобный тип
информации допустимо представить как базовую, так как в ней содержатся об-
щие социально обусловленные факты о человеке.
Дополнительная информация включается в текстовый блок у 78% пользова-
телей (это прежде всего информация о собственных интересах или высказыва-
ния, характеризующие их). У 39% в этом разделе используется дополнительная
информация наряду с фактами о себе, которые рассматриваются как определяю-
щие их индивидуальность (интересы, цитаты, символы-определители). Вслед-
ствие этого используемые в этом блоке графические изображения в виде
«эмодзи» кратко и символически описывают взгляд пользователя на собствен-
ную личность (например, знак зодиака).
Указание в данном разделе почтового адреса характерно для 27% пользова-
телей, что преимущественно релевантно для рабочих профилей. Это в значитель-
ной мере обусловлено тем, что почтовый адрес или номер телефона относятся к
контактной информации, которая ориентирована на взаимодействие с пользова-
телем вне приложения без предоставления добавочных фактов о человеке.
Наряду с базовой и контактной информацией используется транзитивный
концептуальный блок, который представлен в виде ссылок на другие социальные
платформы для дополнительного расширения знания о конкретном человеке.
Расширенный анализ показал, что подобная информация часто дублирует ин-
формацию из указанных сайтов в Instagram. Кроме того, транзитивный блок в
15% профилей представлен сообщениями, содержащими дополнительную ин-
формацию и рекламу продукта, с распространителями которого пользователи со-
трудничают в коммерческих целях. Наиболее частым примером является вставка
реферальной ссылки на предоставление скидки от пользователя.
Одним из полученных результатов стало определение контактоустанавливаю-
щей функции внутри данного блока. Эта функция актуализируется, когда пользо-
ватели предоставляют ресурсы, с помощью которых можно с ними связаться или
получить дополнительную информацию о человеке или его деятельности.
Таким образом, анализ первичного и наиболее формального раздела про-
филя пользователя Instagram позволяет показать важность самопрезентации для
человека, включенного в данный формат коммуникации. Несмотря на то, что
«шапка профиля» не является самым важным продуктом пользователя приложе-
ния, она концептуально выстраивает основной вектор формирования первого
впечатления об авторе блога. Наряду с оформлением данного раздела пользова-
тели работают с созданием постов и видео-историй, что представляет отдельный
исследовательский интерес, так как в данных наиболее содержательных аспектах
представлен гораздо больший спектр средств и инструментов, доступных поль-
зователю для конструирования собственного образа в режиме онлайн.
Карпоян С.М. Instagram как особый жанр виртуальной коммуникации // Филологические
науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота. 2015. № 12 (54). C. 84-88.
Щурина Ю.В. Жанровое своеобразие социальной сети Instagram // Жанры речи. 2016. №
1. С. 156-168.
256
Amirudin A., Sulis T. Expositive Acts on Instagram: Knowing What People Intent to «Write»
on their Captions through Pragmatics Perspective // International Journal of Applied Linguistics and
English Literature. 2018. No. 7 (4). Р. 129-137.
Anna A. Struzik (Krasnoyarsk, Russia)

USER DATA CONCEPTUALIZATION ON INSTAGRAM

The article examines the features of the conceptual knowledge organization about Instagram users
based on personal information in the bio section. It analyzes the application’s multimodal nature re-
sulting from integration of graphic and textual information. The research highlights the main concep-
tual blocks that allow the user to form and transform the self-image.
Keywords: Instagram, self-presentation, conceptualization, conceptual block of information
Ю.В. Сурмятова (Тюмень, Россия)

Тюменский индустриальный университет
surmjatovajv@tyuiu.ru
СИМБОЛАРИЙ ЦВЕТОВОГО ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКОГО КОРПУСА

НЕМЕЦКОГО ЯЗЫКА
Статья посвящена изучению национально-культурного компонента фразеологических единиц

немецкого языка путем интерпретации сложившихся моделей национального восприятия
мира через цветовые архетипы. Предпринята попытка анализа происхождения фразеологиз-
мов с цветокомпонентом.
Ключевые слова: симболарий, лингвокультурологический анализ, фразеологизмы с цветоком-
понентом
Процесс воссоздания ментального опыта народа – естественный результат

необходимости познания инокультурных ценностей и норм для разумного и
естественного взаимодействия этносов. Инструментарием в этом случае избира-
ется язык, как средство кооперации опыта, интеллектуальной деятельности и со-
циальной организации человечества. Однако мотивации значимых смыслов за-
частую не просто определить посредством рядового обмена информацией, по-
этому приходится изыскивать архетипы, мифологемы, стереотипы, образцы вос-
приятия, стандарты и символы, которые прививаются каждому носителю языка
как средство самосознания и формируют речевой коллектив. Аккумуляция дан-
ных, разноязыковое соотнесение, изучение эмпирического материала и анализ
механизмов осмысления и репрезентации представлены во множестве трудов по
лингвокультурологии и когнитивной лингвистике.
Процесс закрепления культурных обоснований можно постичь посредством
симболария, который позволяет структурировать и связать мировосприятие и куль-
туру. Вслед за В.Н. Телия мы понимаем симболарий как «флуктуирующий в про-
странственно-временнóм измерении набор ментальных структур, отображающий
окультуренное миросознание и выработанные в нем установки жизненных прак-
тик, характерных для культурного сообщества» [Телия 1999: 21]. Фразеологиче-
ский фонд наиболее ярко передает и закрепляет глубинные слои мышления, образ-
ные ассоциации, религиозные и временны́е коды мировосприятия. Одной из групп
или квантов знаний, оперативных единиц памяти, ментального лексикона, картины
257
мира, являются фразеологизмы с цветокомпонентом. По мнению Л.В. Гатаулли-
ной, цвет может аккумулировать в себе значительную информацию, становится для
человека не просто объективной характеристикой мира, но категорией морально-
нравственной и эстетической, выражающей оценки, нормы, и установки, насыщен-
ной экспрессивно-оценочными коннотациями, выступает в качестве одной из клю-
чевых категорий культуры [Гатауллина 2005: 1].
Многие стороны жизни человечества эксплицитно и имплицитно связаны с
цветом, однако каждый национальный язык несмотря на схожесть ассоциаций и
традиций выявляет лакунарные либо специфические категории восприятия тех
или иных цветообозначений. Целью данной работы является определение немец-
ких социокультурных архетипов, ассоциаций и предпочтений в плане цвета.
Влияние на формирование отношения носителей языка к тому или иному коло-
рониму обусловливается не только лингвистическими факторами, но порой и
обычаями, историческими событиями, отдельными фактами объективной реаль-
ности. Процесс субституции или конверсии смысла колоронима происходит от
конкретного к символистическому за счет метафоризации и коннотированности.
Значимым для нас остается факт, что национальная языковая личность немцев
формирует самостоятельную специфическую линвоцветовую картину мира.
При помощи языка цветовая картина мира реализуется в лингвоцветовой кар-
тине мира, которая, в свою очередь, выражается отдельными лексемами, свобод-
ными сочетаниями слов, фразеологизмами, паремиями и прочими средствами.
Лингвоцветовая картина мира относительно стабильна, организуется на базе
национального языка и является национально обусловленной системой. Кодифи-
кация этого процесса осуществляется различными путями, однако наиболее до-
стоверным следует считать фиксацию значений в лексикографических источни-
ках. Нами были проанализированы следующие фразеологические словари:
Афонькин Ю.Н. Русско-немецкий словарь крылатых слов (2003), Байер Х. Немец-
кие пословицы и поговорки (1989), Бинович Л.Э. Немецко-русский фразеологиче-
ский словарь (1975), Мальцева Д.Г. Немецко-русский словарь современных фра-
зеологизмов (2003), Семенова О.А. 2000 русских и 2000 немецких идиом, фразео-
логизмов и устойчивых словосочетаний (2003), Шекасюк Б.П. Новый немецко-
русский фразеологический словарь (2019), Duden. Redensarten (2007), Herzog А.
Idiomatische Redewendungen von A bis Z (1993), Krüger-Lorenzen К. Deutsche Re-
densarten und was dahinter steckt (2001), Landenscheid 1000 deutsche Redensarten
(1981), Petermann J. Russisch-deutsches phraseologisches Wörterbuch (1995).
Отправной точкой употребления колоронимов можно считать сравнение, либо
эксплицитное указание на цвет соответствующих распространенных предметов
или объектов природы: «как молоко», «как снег» (белый), «как сажа» (черный).
Изучение цвета как структурного компонента немецкого фразеологизма, по-
мимо традиционного сочетания прилагательное в полной форме + существитель-
ное, может выявлять лакунарные особенности немецкого словообразования в
плане композитного существительного: der Blaubart (Синяя Борода / жено-
убийца / перен. соблазнитель), der Blaustrumpf (синий чулок), das Purpursegel
(Алые паруса), der Braunarbeiter (гомосексуалист / букв. коричневорабочий), das
Brauhemd (фашист / букв. коричневорубашеник), das Blauhemd (член Союза сво-
бодной немецкой молодежи / букв. синяя блуза). При изучении текстов обнару-
258
живаются и композитные прилагательные – цветообозначения: zartrosa, dämmer-
blau, schamrot, alebasterweiß, hochblau, grauweiß, bordeauxrot, korallenrot и мно-
гие другие, однако являясь производными, в компонентный состав фразеологиз-
мов они не входят, поскольку во внимание, на наш взгляд, принимаются только
прототипические значения.
Рассмотрим основные источники происхождения «цветовых» фразеологиз-
мов немецкого языка. Одной из исходных констант миропонимания у всех наро-
дов было примитивное противопоставление света и тьмы. Дихотомия «Licht /
Dunkelheit» своими корнями уходит в эпитезу базовых понятий «жизнь – смерть»
и выявляет тотемическое прошлое этноса: «Wo viel Licht ist, ist viel Schatten» /
«где много света, там гуще тень», «das Gesicht des Menschen erkennst du bei
Licht, seinen Charakter im Dunkeln» / «лицо человека узнаешь на свету, а характер
в темноте», «еin Lichtstrahl im finsteren Reich» / «луч света в темном царстве».
Следующим ресурсом образования фразеологии, характеризующей цвето-
понимание мира немцами, можно назвать библейскую / христианскую культуру.
Теологические представления оценки цвета можно проследить в идиомах: graue
Eminenz (серый кардинал, лицо, обладающее большим политическим влиянием,
но остающееся в тени), der rote Sonnabend (красная суббота, последний день
Страстной недели перед днем Пасхи), die grüne Hölle (Зеленый ад, заболоченные
тропические леса), die schwarze Kunst (черное искусство, колдовство, черная ма-
гия), die schwarze Seele (черная душа).
Большое количество фразеологизмов восходит к устному народному твор-
честву: auch ein kleines Licht leuchtet in der Finsternis (букв. даже маленький свет
светит во мраке), auch wießer Wein macht eine rote Nase (букв. даже белое вино
делает нос красным), а также к художественной литературе, т.е. они изначально
являются авторскими: der rote Faden (лейтмотив; главная мысль, букв. красная
нить ) – восходит к известной фразе из романа Гете «Родственные натуры»; etwas
zieht sich wie ein roter Faden hindurch; graue Theorie (разг. только теория , не про-
веренная практикой; букв. серая теория) обязан своим происхождением цитате
из драмы Гете «Фауст»:
Grau, teurer Freund, ist alle Theorie
Und grün des Lebens goldner Baum.
Ich weiß, dass ich mich verdächtig mache mit meinem Gerede, aber ich bleibe dabei, denn ich
sehe die Welt, wie sie ist, nicht so, wie sie nach grauer Theorie sein soll.
Исторический опыт народа, а также материальная культура также часто мо-
тивируют фразеологическую базу языка: der weisse Rock macht keinen Müller
(букв. белая юбка не сделает мельником), auch das schönste Grün wird einmal Heu
(букв. самая прекрасная зелень тоже станет однажды сеном), zu grauen Haaren
passen keine grünen Gedanken (букв. зеленые мысли не подходят серым волосам),
aus den roten Zahlen (heraus) kommen (букв. выйти из красных чисел) (снова) ста-
новиться прибыльным; получать прибыль.
Подводя итог, следует отметить, что конвенциональное значение различных
цветов не всегда влияет на метафорику и семантику идиом в немецком языке.
Семантические сдвиги по прошествии времени утрачиваются и первоначальные
смыслы забываются, становясь устойчивыми / персистентными. Фразеология,
как форма индикации культуры, при правильном толковании дает возможности
глубже проникнуть / познать этническое самосознание, историко-культурный
259
фон, что зачастую помогает в изучении иностранного языка и построении эф-
фективной коммуникации. Фразеологические единицы с цветокомпонентом об-
разуют важную часть симболария фразеологического корпуса немецкого языка.
Гатауллина Л.Р. Роль цветообозначений в концептуализации мира: дис. ... канд. филол.
наук. Уфа, 2005.
Телия В.Н. Первоочередные задачи и методологические приемы исследования фразеоло-
гического состава в контексте культуры // Фразеология в контексте культуры / отв. ред.В.Н.
Телия. М.: Языки русской культуры. С. 13-25.
Yuliya V. Surmyatova (Tyumen, Russia)

Tyumen Industrial University
SIMBOLYARY OF THE COLOR PHRASEOLOGICAL BASIS

IN THE GERMAN LANGUAGE
The article is devoted to the study of the phraseological units’s national-cultural component into the
German language. It is peformed by interpreting the existing models of the world’s national percep-
tion throughout color archetypes. The attempt to analyze the origin of phraseological units with a
color component is presented.
Keywords: simbolyary, linguistic and cultural analysis, phraseological units with a color component
А.С. Суханова (Москва, Россия)

angelina.october@gmail.com
РАЗВИТИЕ КОНЦЕПТА ENVIRONMENT

В ЭКОЛОГИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
Статья посвящена исследованию развития концепта ENVIRONMENT и представлений об

окружающей среде в английском языке. Описан процесс развития и преобразования концепта
и представлены результаты дефиниционного и контекстуального анализа современного кон-
цепта ENVIRONMENT в экологическом дискурсе.
Ключевые слова: концепт, экология, дискурс, экологический дискурс, environment
В XXI в. проблема поддержания и сохранения окружающей среды приобре-

тает особую остроту. Формируется «экологический дискурс» представляющий
собой «совокупность устных и письменных текстов различных функциональных
стилей и жанров, обусловленных ситуацией общения на экологические темы»
[Иванова 2007: 4]. Одним из ключевых понятий экологического дискурса явля-
ется окружающая среда – environment.
Данный концепт можно отнести к концептам, определяющим пространство,
а также его качественные признаки. Он сам фиксирует определенные простран-
ственные отношения. Он представляет особый интерес, описывая особые свой-
ства специального пространства, одного из базовых концептов мировосприятия:
«Пространственный опыт является самым важным этапом в познавательной де-
ятельности человека, так как накладывает отпечаток на его сознание и опреде-
ляет мышление» [Манерко 2000: 107]. Однако лексема environment далеко не
сразу приобрела специализированное значение ‘окружающей среды’.
260
Рассмотрение этимологии слова помогает раскрыть соотнесенность его с
другими концептами и их мотивирующую роль в формировании семантики но-
вой производной единицы, поэтому мы обратимся к этимологическим словарям.
Слово environment происходит от французского глагола “environner”, означав-
шего ‘окружать’; см. в [A Concise… 1882: 167]. С середины XIV в. встречается
существительное “environ” в значении ‘encompass, circuit’ (охватывать, окру-
жать), а с начала XV в. глагол “to environ”, который предположительно является
результатом конверсии существительного “environ”. Данный основообразую-
щий глагол to environ изначально имеет связь с греческим предлогом “ιν”, имею-
щим значение “in” и существительным “γύρος” со значением ‘a circle’ (круг), а
также с латинским “gyrus”; см. в [Johnson 1805]. С XVI в. зарегистрирован глагол
“envire” (окружать, создавать кольцо вокруг чего-либо), который также исполь-
зуется для обозначения не только физического окружения, но и окружающих об-
стоятельств или условий. С 1665 г. во множественном числе “environs” также
приобретает значение ‘outskirts, surrounding districts of a town’, то есть ‘окрестно-
сти города’. А с 1823 г. зафиксировано существительное “environ” в текстах в
единственном числе в значении ‘surroundings’ (см. [OED 1933: 230]).
Представляется, что от глагола to environ образовано существительное
environment. «Модель V+ment=N образует многочисленные существительные,
обозначающие действие» [Мешков 1976: 62]. Это подтверждается и значением
существительного environment, зафиксированным в источниках к началу XVII в.:
‘the action of environing’ (действие окружения). О.Д. Мешков отмечает, что слова,
образованные с помощью суффикса -ment предрасположены к лексико-семанти-
ческому словопроизводству и могут развивать значения предмета, совокупности
предметов, группы лиц, места.
Учитывая наличие в языке на тот период слова surroundings, можно утвер-
ждать, что с появлением environment формируется новый концепт, так как «по-
явление слова равносильно объективации какого-либо концепта, служит доказа-
тельством его осознания человеком» [Кубрякова 2004: 357]. С появлением и осо-
знанием целостного environment в отличие от дискретного surroundings образу-
ется новый концепт пространства. На дискретность surroundings указывает сло-
воизменительная флексия -s, которая «служит для образования множественного
числа, т.е. для обозначения двух или более однородных предметов, взятых в от-
дельности без какой-либо идеи совокупности, общности» [Мешков 1976: 29].
В 1827 г. Томас Карлайл впервые использует слово environment в значении
‘the conditions or influences under which any person or thing lives or is developed’
для перевода с немецкого ‘Umgebung’ (описывающее пограничное понятие
между природным и духовным окружением) в эссе о И.В. фон Гете: «…with such
an environment of circumstances, with studies and tastes of this sort…».
Вторичная репрезентация окруженного пространства проявляется в виде но-
вого концепта социального окружения. Такое употребление было связано с возоб-
новлением в начале XIX в. обмена литературными и философскими идеями между
Германией и Великобританией. Сочетание интеллектуального, лингвистического
и международного в создании environment представляет собой попытку объедине-
ния множества референтов в едином концепте, который в определенной степени
будет внутренне противопоставлен редукционистской логике механицизма; см. в
[Jessop 2012: 711-714]. До середины XIX в., что мы наблюдаем у Т. Карлайла, все
261
еще не существовало понятия единого окружения как целостности.
Главной причиной появления environment как единого целого стало фило-
софское переосмысление природы жизни, повлекшее за собой создание дихото-
мии между организмом и его окружением, и авторство этой идеи принадлежит в
англоязычном мире Г. Спенсеру, который обратил внимание на важность влия-
ния внешних обстоятельств (неживой природы и живых организмов) в трудах
французских ученых Ж.Б. Ламарка, Ч. Лайеля и О. Конта. Впервые в его трудах
environment обозначает идею взаимодействия определенной абстрактной сущно-
сти (организма) с другой абстрактной сущностью (единой средой). Спенсер ча-
сто использует “circumstances” в качестве синонима “environment”, но переход от
грамматического множественного числа к единственному обозначил серьезные
изменения для методологии исследований и метафизического описания. Образо-
ванное в единственном числе новое понятие позволило биологам говорить об об-
щих причинах изменений, происходящих в организмах, а не о множестве факто-
ров, требующих детального описания; см. в [Pearce 2010: 241-248].
И только к 1956 г. environment обретает специальное экологическое значе-
ние. Новое понимание «окружающей среды» выходило за привычные рамки
«природы», под которой обычно понимались вода, воздух, земля и живые суще-
ства. Нововведение стирало бинарную оппозицию между природой и человече-
ской цивилизацией; см. в [Caradonna 2014].
Анализ словарных дефиниций и статей по экологической тематике с науч-
ной платформы Science Direct позволил выявить базовые признаки современного
концепта ENVIRONMENT в экологическом дискурсе:
Признак ПРОСТРАНСТВО реализуются существительными surroundings,
circumstances, place, conditions, area. Он соотносится с образной схемой «вмести-
лище» и может выражаться в контекстах с помощью различных предлогов (in,
through, out of, in, into): «…compounds are widespread in the marine environment
and can be a serious threat to organisms in all levels of aquatic food webs…» [Science
Direct: URL].
На признак ЦЕЛОСТНОСТЬ указывают в дефинициях complex, aggregate,
totality, combination и атрибутивные компоненты overall, general, general set / en-
tire set.
Признак ВОЗДЕЙСТВИЕ выражается в принятии лексемами концептуаль-
ной области environment разных семантических ролей. Среда выступает в качестве
агенса: «The Mediterranean Basin is expected to be more strongly affected by ongoing
climate change than most other regions» [Science Direct: URL]. Или пациенса: «…ore
processing had a significant impact on the Alpine environment in the last 5000 years»
[Science Direct: URL].
Воздействующие ФАКТОРЫ среды часто получают подробную эксплика-
цию в контекстах: «…Environmental factors affect GC (gastric cancer – прим.) from
the aspects of water, soil, air, radiation, and geology» [Science Direct: URL].
Обнаруживается возможность психологического воздействия среды на объ-
екты с точки зрения психологических характеристик при описании искусствен-
ной среды: «…test-persons in neutral-warm environments preferred the simulated nat-
ural wind» [Science Direct: URL].
Итак, концептуальная область ENVIRONMENT основывается на образе
окружения, пространства, вмещающего объект и имеющего характеристики в
262
виде набора факторов, однако сохраняющего свою целостность. Концепт
ENVIRONMENT развился от физического окружения до единства взаимодей-
ствия объекта со средой и социальных условий.
Иванова Е.В. Метафорическая концептуализация природных катастроф в экологическом
дискурсе: на материале медийных текстов: дис. ... канд. филол. наук. Челябинск, 2007.
Манерко Л.А. Язык современной техники: ядро и периферия. Рязань, 2000.
Мешков О.Д. Словообразование современного английского языка. М.: Наука, 1976.
A Concise Etymological Dictionary of the English Language / by the rev. Walter W. Skeat.
Oxford: At the Clarendon Press, 1927.
Caradonna J.L. Sustainability: A history. Oxford: OUP, 2014.
Johnson S. A Dictionary of the English Language: In which the Words are Deduced from Their
Originals, and Illustrated in Their Different Significations, by Examples from the Best Writers, to
which are Prefixed a History of the Language, and an English Grammar. 1805. Vol. II. URL:
https://play.google.com/books/reader?id=RaQRAAAAIAAJ&hl=ru&pg=GBS.PP11. (Дата обра-
щения: 20.09.2020).
Jessop R. Coinage of the term environment: a word without authority and Carlyle’s displace-
ment of the mechanical metaphor // Literature Compass. 2012. 9 (11). P. 708-720.
OED – The Oxford English Dictionary being a corrected reissue with an introduction, supple-
ment, and bibliography of a new English dictionary on historical principles founded mainly on the ma-
terials collected by the Philological Society. Vols. II, III, VII, X. Oxford: At the Clarendon Press, 1933.
Pearce T. From ‘circumstances’ to ‘environment’: Herbert Spencer and the origins of the idea
of organism-environment interaction // Studies in History and Philosophy of Biological and Biomed-
ical Sciences, 2010. No. 41 (3). P. 241-252.
Science Direct. URL: https://www.sciencedirect.com. (Дата обращения: 25.10.2020).
Angelina S. Sukhanova (Moscow, Russia)

DEVELOPMENT OF THE CONCEPT ENVIRONMENT IN ECOLOGICAL DISCOURSE

The article is devoted to the development of the concept ENVIRONMENT and ideas about the envi-
ronment in the English language. The process of development and transformation of the concept is
described and the results of definitional and contextual analysis of the modern concept environment
in ecological discourse are presented.
Keywords: concept, ecology, discourse, ecological discourse, environment
Сюй Лили (Нижний Новгород, Россия)

lili1324559882@outlook.com
ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ КОНЦЕПТОВ

УПОРСТВО И УПРЯМСТВО В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Статья является частью исследования особенностей языковой репрезентации концептов
УПОРСТВО и УПРЯМСТВО в русском языке. На материале лексикографических источников
рассматриваются внутренняя форма и историческое происхождение ключевых лексем-репре-
зентантов концептов УПОРСТВО и УПРЯМСТВО. В результате исследования выявляется
первоначальное смысловое содержание исследуемых концептов.
Ключевые слова: концепт, этимологический анализ, упорство, упрямство, когнитивный признак
263
Общепризнано, что концептуальные исследования уже стали неотъемлемой
частью современной когнитивной лингвистики. В настоящее время в научной
литературе используются разнообразные методы и приемы описания концептов,
среди которых одним из важнейших является этимологический анализ, который
дает возможность «развернуть хронологические характеристики номинантов,
вербализующих соответствующие концепты» [Красавский 2001: 135], помогает
открыть «занавес тайны первых шагов жизни концепта» [Потебня 1997: 44] и
выявить «последовательность семантического развития концепта» [Попова,
Стернин 2001: 102].
Этимологическое значение представляет «направление мысли человека»
[Потебня 1997: 51], передает информацию о «способах мировосприятия и специ-
фике ментальных процедурах» [Ильская 2007: 19]. По мнению Ю.С. Степанова,
исследование эволюции содержания концепта начинается именно с анализа эти-
мологии – с определения источника появления ключевого слова и установления
его внутренней формы. Этимологическое значение опосредованно существует в
содержании концепта и служит основой остальных слоев значения [Степанов
1997: 45-49]. Е.С. Яковлева полагает, что наличие у слова этимологической пер-
спективы не только помогает воспринять его с разных стороны, но и способствует
«расширению возможностей его употребления в соответствии с этимологическим
спектром значений» [Яковлева 1995: 65]. Таким образом, использование метода
этимологического анализа в описании концепта, с одной стороны, позволяет уста-
новить определенную часть содержательного минимума концепта, передаваемую
внутренней формой ключевой лексемы-репрезентанта концепта, а, с другой сто-
роны, обеспечивает проникновение в «раннюю историю концепта» и восстанав-
ливает «динамику возникновения или исчезновения семантических признаков, со-
ставляющих содержание концепта» [Валюкевич 2011: 155].
Цель настоящего исследования заключается в выявлении этимологических
семантических признаков духовных концептов УПОРСТВО и УПРЯМСТВО.
Актуальность исследования обусловлена высокой значимостью этих концептов
в концептосфере русского народа и недостаточностью существующих лингви-
стических исследований по этой проблеме. Новизна исследования заключается в
том, что с семантико-когнитивных позиций впервые проводится этимологиче-
ский анализ концептов УПОРСТВО и УПРЯМСТВО в русском языке.
Прежде всего, существительные упорство и упрямство как ключевые лек-
семы-репрезентанты исследуемых концептов образованы от прилагательных
упорный, упрямый и суффикса -ство, который в русском языке имеет значения
‘свойство, качество, признак’ и ‘действие, поведение, поступок’. Далее подробно
рассматривается этимология лексем упорный и упрямый на основе источников
ряда этимологических словарей русского языка [Фасмер 1987: 164-165; Свири-
дова 2014: 414; Шапошников 2010: 458-460; Цыганенко 1989: 451; Карантиров
2001: 376].
По лексикографическим данным, как слово упорный, так и слово упрямый
по происхождению являются общеславянскими [Свиридова 2014: 414], появля-
ются в русском языке в XI–XVII вв. и регистрируются в словарях с 1704 г. [Ша-
пошников 2010: 458-460]. Имя прилагательное упорный образовано от основы
существительного упор при помощи суффикса -н- и связано с глаголом упереть,
производным от слова переть. Для установления этимологического смыслового
264
содержания концепта УПОРСТВО необходимо изучить семантические особен-
ности этих слов. В толковом словаре русского языка предлагаются следующие
значения глагола переть: ‘1) идти (обычно куда-либо далеко, на большое рассто-
яние) || идти, двигаться, не считаясь с препятствиями, с запрещением, ломиться
|| идти, двигаться в большом количестве, массой; 2) давить, напирать на что-либо,
упираться во что-либо; 3) выбиваться, лезть наружу, выпирать || проявляться, об-
наруживаться со всей очевидностью; 4) с силой выталкивать откуда-либо; 5) уве-
личивать в объеме, делать толще, распирать; 6) нести, тащить что-либо тяжелое,
громоздкое; 7) красть, воровать’ [Евгеньева 1987: 102-103]. В семантическую
структуру упереть включаются следующие значения: ‘1) прижать, придавить,
приткнуть что-либо концом, краем к чему-либо, создав тем самым опору || опе-
реть на что-либо часть тела (приняв какое-либо положение, позу); 2) устремив,
остановить на ком-либо, чем-либо (глаза, взор, взгляд), вперить; 3) настоятельно
указать на что-либо, подчеркнуть значение чего-либо; 4) уйти куда-либо; 5) уне-
сти что-либо тяжелое, громоздкое’ [Евгеньева 1988: 501-502]. Обобщая все пред-
ставленные выше значения, отметим, что этимологическое содержание концепта
УПОРСТВО можно разделить на два основных направления. В первом направ-
лении смысловой акцент делается на направленном движении. С одной стороны,
репрезентируется признак «перемещение чего-либо тяжелого, громоздкого, при-
ложение усилий». С другой стороны, выражается смысл «продолжение своего
действия, не считаясь с препятствиями, преградами, запретами». Во втором
направлении подчеркивается физическое состояние, в котором субъект держится
за прочную опору, неподвижно остается на месте. В этом случае выделяемыми
компонентами являются «неподвижность», «неизменность». Именно поэтому в
современном русском языке концепт УПОРСТВО может выражать два основные
смысловые аспекты: 1) настойчивое стремление к достижению поставленной
цели; 2) твердое отстаивание своей позиции и мнения, неуступчивость, несго-
ворчивость. Таким образом, можно утверждать, что семантическое развитие кон-
цепта УПОРСТВО в этимологическом аспекте происходит через метафориче-
ский переход: от внешнего материального мира к внутреннему духовному мира.
По данным этимологических словарей, слово упрямый образовано от при-
лагательного прямой с приставкой у- в усилительном значении и буквально обо-
значает ‘очень прямой, открытый, откровенный’. Следует подчеркнуть, что
слово прямой в русском языке изначально выражает физический признак пред-
мета – «ровно вытянутый в каком-либо направлении, без изгибов», поэтому упо-
требление этого слова для выражения духовного качества также имеет метафо-
рический характер. Кроме того, концепт УПРЯМСТВО этимологически связан с
положительной характеристикой (как прямота, откровенность), а впоследствии
в связи с чрезмерной степенью ее проявления развивается современное значение
‘несговорчивость, неуступчивость, стремление поступить по-своему, поставить
на своем вопреки необходимости и здравому смыслу’, которое в большей сте-
пени характеризуется отрицательной оценкой.
Подводя итоги, отметим, что этимологический анализ является необходи-
мым этапом для выяснения внутренних мотивирующих признаков и историче-
ских культурных признаков концепта, которые составляют важный слой в мно-
гослойной структуре концепта. Анализ этимологии слов упорный и упрямый поз-
265
волил выявить существенное различие между близкими концептами УПОР-
СТВО и УПРЯМСТВО. В содержании концепта УПОРСТВО в основном под-
черкиваются «действие перемещения чего-либо тяжелого» и «статическое состо-
яние, в котором субъект держится за прочную опору, неподвижно остается на
месте», а для концепта УПРЯМСТВО выделяются «положительные свойства:
прямой, открытый, откровенный» и «сильная степень проявления свойства». Ин-
тересно, что оба слова переть и прямой изначально описывают реальные, физи-
ческие объекты внешнего мира, а существительные упорство и упрямство как
ключевые лексемы-репрезентанты концептов в настоящее время выражают пре-
имущественно духовные волевые качества человека. Это свидетельствует о тен-
денции метафорического моделирования внутреннего мира человека по образцу
внешнего, материального мира. Как отмечает Дж. Лакофф, «наша концептуаль-
ная система в значительной степени метафорична, тогда как мы думаем, что мы
испытываем, и что мы делаем каждый день – все это тесно связано с метафорой»
[Лакофф 2004: 25].
Валюкевич Т.В. Семантико-этимологический анализ лингвокультурного концепта
«внешность» // Вестник Харьковского национального университета. 2011. № 973, С. 155-159.
Евгеньева А.П. Словарь русского языка: В 4-х т. Т.1-4. М.: Русский язык, 1985-1988.
Ильская Т.М. Значимость исторического анализа в современных когнитивных исследо-
ваниях // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2007. Вып. 2
(65). С. 19-22.
Карантиров С.И. Этимологический словарь русского языка для школьников. М.: Дом
Славянской Книги, 2001.
Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах. Вол-
гоград: Перемена, 2001.
Лакофф Дж. Метафоры, которыми мы живем: пер. с англ. М.: УРСС, 2004.
Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж: Истоки, 2001.
Потебня А.А. Мысль и язык // Русская словесность. От теории словесности к структуре
текста: антология. М.: Academia, 1997. С. 51-65.
Свиридова М.Н. Этимологический словарь современного русского языка. М.: Аделант, 2014.
Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 1997.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4-х т. Т. 3. М.: Прогресс, 1987.
Цыганенко Г.П. Этимологический словарь русского языка: более 5000 слов. 2-е изд., пе-
рераб. и доп. Киев: Радянська школа, 1989.
Шапошников А.К. Этимологический словарь современного русского языка: в 2 т. Т. 2.
М.: Флинта: Наука, 2010.
Яковлева Е.С. Час в русской картине времени // Вопросы языкознания. 1995. № 6. С. 54-76.
Xu Lili (Nizhny Novgorod, Russia)

ETYMOLOGICAL ANALYSIS OF THE CONCEPTS OF PERSISTENCE

AND STUBBORNNESS IN THE RUSSIAN LANGUAGE
Thе article is a part of the study of the peculiarities of the linguistic representation of the concepts
PERSISTENCE and STUBBORNNESS in the Russian language. The internal form and historical
origin of the key lexemes-representatives of the concepts PERSISTENCE and STUBBORNNESS
are considered on the basis of lexicographic sources. As a result of the research, the initial semantic
content of the studied concepts is revealed.
Keywords: concept, etymological analysis, persistence, stubbornness, cognitive feature
266
О.А. Турбина (Челябинск, Россия)
Южно-Уральский государственный университет
(Национально-исследовательский университет)
turbina371@mail.ru
ЯЗЫКОВОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ПРОСТРАНСТВА ПО ОСИ ЛИЦА:

КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ И КАТЕГОРИЗАЦИЯ
Статья обращена к рассмотрению проблемы концептуализации – результата уточнения,

конкретизации какого-либо значения, уточнения смысла (имеет структуру сети) – и языковой
категоризации – результата обобщения смыслов, предельного абстрагирования, отвлечения от
мотивации явлений / объектов универсума (имеет полевую структуру). Автор анализирует два
этих взаимообусловленных и взаимонаправленных когнитивно-семиотических процесса с
позиции психосистематики на примере оформления в системе языка местоименных парадигм,
кодирующих представление о Пространстве.
Ключевые слова: концептуализация, категоризация, языковое представление, местоимение,
категория лица
Принципы формирования структуры языка, согласно общей когнитивной

организации языка и мышления, соответствуют принципам восприятия и
представления универсума, которое складывается на основе представления о
Пространстве и о Времени. В этой связи известный французский лингвист
Г. Гийом указывал на дихотомию языкового представления, в основе которой
лежат антиномичные способы категоризации универсума: категоризация по типу
Пространство, формирующая (порождающая) в системе языка класс имен и
категоризация по типу Время, формирующая (порождающая) класс глаголов
[Гийом 1992: 114]. Р. Ленэкер в своем двухтомнике «Основы когнитивной
грамматики», анализируя единицы (и категории) языка, в том числе и части речи,
использует метафорическую «модель бильярда», на примере которой, так же, как
и Г. Гийом, связывает природу имени с осмыслением Пространства, а природу
глагола – с осмыслением Времени [Langacker 1987: I, 1-8]. По мере углубления и
расширения познания (в филогенезе), развития мышления и языков языковое
представление совершенствуется, а языковая категоризация усиливается, что
проявляется в растущей формализации языкового семиозиса и в развитии внутри
каждого класса (именного и глагольного) «внутрисловных» формантов (средств
словообразования и словоизменения), и главное – «квази-знаменательных» слов,
способных быть десигнаторами неисчислимого количества десигнатов (место-
имения) и служебных слов.
Формализация языкового представления Пространства наиболее заметна в
процессах оформления в системе языка местоименных парадигм, кодирующих
результаты процессов концептуализации и категоризации универсума по оси
лица. Иными словами, система местоимений – это по сути результат
концептуализации категориальных значений пространственных объектов
(одушевленных и неодушевленных), а парадигма личных и приглагольных
местоимений – это результат языковой категоризации универсума по оси лица.
Концептуализация универсума начинается с осознанного восприятия
окружающего мира, в единстве и совокупности всего его объективного
содержания (природы, неживых и живых объектов), включая самого «субъекта
категоризации», мыслящего себя частью окружающего мира в ряду прочих его
267
объектов. Онтологические основания и принципы развития категоризации
пространства по оси лица / персональности изложил А.Ф. Лосев в монографии
«Знак. Символ. Миф», где он описал длившийся на протяжении сотни тысяч лет
процесс развития мышления и языка от изначального представления мира, когда
«всё во всем», и когда бытует «понимание неодушевленного как одушевленного,
безличностного как личностного» [Лосев 1982: 260-262] – до номинативного
мышления, где «обозначение лица есть понимание (и, следовательно, выражение)
чего бы то ни было как лица» [Там же: 339-354], в силу чего не-лицо в ряде
европейских языков обрело «семиотическую прописку» в парадигме личных
местоимений, подчиняясь фундаментальному принципу психосемиологии. Он
состоит в том, что идея, повинуясь закону экономии, не может изобрести для себя
новый знак и поэтому ищет для себя подходящий знак в уже имеющейся
семиологии [Гийом 1992: 75]. Таким знаком, как правило, становятся формы
личного, или указательного местоимений 3-го лица ед. числа: фр. il, ce (в
демонстративе c’est); нем. es; англ. it. Однако, здесь следует обратить внимание на
то, что если идея заимствует из системы некий знак, то в норме он может за идеей
закрепиться только при условии потери прежнего соответствия [Там же]. Почему
же идея не-лица не вытеснила из местоимений 3-го лица ед. числа идею лица?
Дело в том, что изначальный и универсальный (ибо он остается в мышлении
на протяжении всей истории его развития от «все во всем» и до современных
языков) способ концептуализации пространства порождает языковое
представление об универсальном объекте. Г. Гийом обозначил этот
универсальный объект термином «объективное логическое лицо» – языковое
воплощение обобщенного представления об окружающем мире, включающем
все возможные потенциальные объекты живой и неживой природы. В языковом
представлении оно репрезентируется через 3-е лицо (‘оно’; ‘это’; ‘нечто’; ‘все то,
что...’). Именно поэтому семы не-лица и лица в ряде языков не вытеснили друг
друга и уживаются в общем знаке: они объединены онтологическим родством.
В общем смысле логическое лицо – это отсутствующее в речевой ситуации,
но неизменно объективно присутствующее в языковом сознании 3-е лицо; на его
фоне в процессе развития речемыслительных операций в филогенезе и при
актуализации языковых единиц и конструкций (семантем, морфем и моделей) в
речи вычленяются 1-е и 2-е л., обозначающие участников речевого акта. Схожее
мнение о статусе 3-го лица в системе языкового представления категории лица /
персональности высказывают отечественные и зарубежные лингвисты.
Например, Э. Бенвенист, противопоставляя значения 1-го и 2-го лиц значению 3-
го лица как собственно-личные несобственно-личным, отмечает, что 3-е лицо
уже в силу своей структуры является «не-лицом» [Бенвенист 1974: 254]. А.В.
Бондарко, характеризует категорию лица как грамматический центр поля
персональности, где формы 1-го и 2-го лица представляют центральную сферу
семантики персональности, а формы 3-го лица – «сферу переходную от центра к
периферии (при обозначении «третьих лиц») и собственно периферийную (при
обозначении предметов и при выражении безличности» [Бондарко 1991: 20].
Различие в том, что исследователи, как правило, рассматривают 3-е лицо (лицо и
не-лицо, главным образом – не-лицо, или – делокутивное, непорядковое лицо) как
отсутствующее в речевой ситуации, а Г. Гийом – как постоянно и неизменно
присутствующее в сознании говорящих, ибо именно оно является «исходной
268
точкой», от которой (и на фоне которой) разворачиваются механизмы
актуализации значения лица / не-лица в речевой ситуации.
Заметим (и это не случайно), что в языках, где представлена двоичная
местоименная парадигма, сему 3-го лица способны включать все приглагольные
(безударные) местоимения, кроме приглагольных местоимений 1-го и 2-го лица
(ср. фр.: nous = я + он / они / вы; vous = ты + он / они), и все самостоятельные
(так называемые ударные) местоимения, включая местоимения 1-го и 2-го лица
(moi = ‘это есть я’; toi = ‘это есть ты’). Сема 3-го лица заложена в ударных
местоимениях изначально в силу их происхождения от объектных форм.
Объектное представление субъекта все более распространяется и в современном
английском языке, где форма me заметно вытесняет форму I не только в функции
предикатива (It’s me), но и функции подлежащего (Why me?); в выражениях типа:
You and I will take a walk разговорная речь все чаще предпочитает объектную
форму: You and me will take a walk, а в анафорической обособленной функции me
закрепилось окончательно: Me, I think..., ср. фр.: Moi, je pense..., где I, как и je во
французском, остается в приглагольной позиции.
В языках, способных выражать лицо формой глагольной флексии, обходясь
без служебных приглагольных местоименных форм, сему третьего лица
сохраняют (точнее, хранят в глубинной семантике) даже личные местоимения 1-
го и 2-го лица ед. числа, которая определяет их речевую актуализацию в
обособленной позиции (ср. рус: Я, бежать?!), где концептуально-семантическая
структура таких употреблений разворачивается в модель: ‘это я (-то)’, в силу
чего данные местоимения способны формировать отдельную клаузу: Я?
Бежать? Ср. фр.: Moi? M’enfuir?, где сема третьего лица выражена эксплицитно
объектной формой субъекта.
Еще больший интерес с точки зрения концептуализации и актуализации
(знаковой материализации) значения третьего лица представляют «конструкции
указания на субъект» типа: Ты сам откуда?, или еще более эксплицитно: Ты сам-
то откуда?, где референция на объективное логическое лицо определяется
опорой на существительное сам и/или усиливается (как во втором случае)
указательным местоимением, ср.: Я-то знаю. Современный английский по этой
линии концептуализации продвинулся еще дальше. В нем конструкции
местоимений с существительным self лексикализовались, образовав парадигму
«акцентированных» местоименных форм: myself; yourself... и т.д., в которых 3-е
лицо объектных местоимений (с притяжательным значением) дублируется 3-м
лицом, заключенным в концептуально-семантической схеме имени: Anne and
yourself...; Goodbye, myself... и т.д. Во входящих в парадигму местоименных
субститутах – десигнаторах одушевленных и неодушевленных объектов
универсума: himself, herself, itself и т.д. – сема 3-го лица представлена трижды: в
форме порядкового лица, в объектной форме местоименного компонента и в
именном компоненте. Здесь стоит обратить внимание на тот факт, что в
«акцентированной» местоименной форме 3-го л. ед. ч. для неодушевленных
объектов, в отличие от форм для одушевленных объектов, закрепился не
косвенный падеж (притяжательный), а номинатив: The work itself was not difficult,
что объясняется маргинальной позицией местоимения it в семантическом поле
персональности и центральной в поле имперсональности, в силу чего в системе
местоимений it более формализовано и характеризуется большей степенью
269
отвлеченности от конкретных объектов. По этой же причине в местоименной
парадигме лица / персональности оно закрепилось для выражения не-лица, т.е.
как безличное. Еще более интересно то, что it, будучи субъектной формой,
вербализует значение объективного лица, воплощающего обобщенное
представление об окружающем мире, являя собой, таким образом, субъектное
представление универсального объекта, что выявляет новый уровень
концептуализации и категоризации Пространства по оси лица.
Таким образом, если следовать за идеей А.В. Бондарко и представить
категорию лица в модели полевой структуры с позиции когнитивной
психосемиологии Г. Гийома, то 3-е лицо в ней будет не окружать 1-е и 2-е лица
(как в концепции А.В. Бондарко), а определять основу поля как целого, его
исходную семантику, пронизывая поле категории лица как некое εΐδος –
первооснова, сама исконная идея лица.
Бенвенист Э. Общая лингвистика / под ред. Ю.С. Степанова. М.: Прогресс, 1974.
Бондарко А.В. Персональность // Теория функциональной грамматики. СПб.: Наука, 1991.
Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. М.: Прогресс, 1992.
Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. М.: Изд-во Московского университета, 1982.
Langacker R.W. Foundations of cognitive grammar. Vols. 1-2. Stanford: Stanford University
Press, 1987-1988.
Olga A. Turbina (Chelyabinsk, Russia)

South Ural State University (National Research University)
LANGUAGE REPRESENTATION OF SPACE ALONG THE FACE AXIS:

CONCEPTUALIZATION AND CATEGORIZATION
The article deals with the problem of conceptualization – the result of clarification, concretization,
clarification of meaning (has a network structure) – and with the problem of language categorization –
the result of generalization of meanings, extreme abstraction, distraction from the motivation of
phenomena / objects of the universe (has a field structure). The author analyzes these two interdependent
and mutually aligned cognitive-semiotic processes from the standpoint of psychomechanics of language,
using the example of the design of pronominal paradigms in the language system that encode the idea of
Space.
Keywords: conceptualization, categorization, language representation, pronoun, category of person
Е.В. Федяева (Новосибирск, Россия)

Новосибирский государственный технический университет
fedyaeva_lena@mail.ru
НАУЧНОЕ ЗНАНИЕ КАК ИСТОЧНИК КОЛИЧЕСТВЕННОЙ

ИНТЕРПРЕТАЦИИ КАЧЕСТВА В ЯЗЫКЕ
В статье рассматриваются некоторые аспекты концептуализации качественных характеристик

на основе актуализации научного знания о количественно-качественных соотношениях дей-
ствительности. Показано, что элементы научного знания являются эффективным инструмен-
том процесса метафорической оценочности.
Ключевые слова: научное знание, количество, качество, интерпретация, сравнение
270
В современных когнитивных исследованиях феномену знания как неотъем-
лемой составляющей процесса познания придается особая значимость, о чем
свидетельствует наличие разных по своему содержанию теорий (см., например,
в [Barsalou 2008; Paivio 1971, 1986; Pylyshyn 1980]), связанных с попыткой объ-
яснить соотношение между сознанием и знанием, сознанием, знанием и языком.
Это свидетельствует не только в пользу актуальности подобного рода исследо-
ваний, но и в пользу признания когнитивной и антропоцентрической природы
языка – феномена, включающего знания и опыт многих поколений человечества,
различных культур и каждого отдельного индивида.
По мнению С.Д. Кацнельсона, знания являются основными элементами или
единицами индивидуального со-знания [Кацнельсон 2002: 110]. Осмысление
мира вещей и происходящих в нем событий становится частью концептуальной
системы индивида и когнитивной основой семантики языковых единиц, в кото-
рых объективируется понимание устройства окружающей человека действитель-
ности. Следовательно, осмысление природы самого знания невозможно, по мне-
нию А.В. Кравченко, без изучения того, где и в каком виде эти знания материа-
лизованы, т.е. без изучения языка как особой области когнитивных взаимодей-
ствий (см. подробнее: [Кравченко 2006]).
Р. Солсо отмечает, что внутренние репрезентации реальности – это не то же
самое, что сама внешняя реальность, – т.е. они не изоморфны и наша внутренняя
репрезентация реальности имеет лишь некоторое сходство с реальностью
внешне (см. подробнее: [Солсо 20011: 37]). Ментальная и языковая форма репре-
зентации поступившей извне информации, подчеркивает Н.Н. Болдырев, «не яв-
ляется зеркальным отражением объектов, событий и их характеристик. Она пе-
редает то, как человек осмысливает окружающий мир на концептуальном и язы-
ковом уровнях. Другими словами, человек конструирует мир в своем сознании
во всем многообразии форм его проявления, что предполагает его определенную
интерпретацию, в том числе с помощью языка» [Болдырев 2017: 19].
Реализация интерпретирующей функции языка заключается в возможности
обращения не только к энциклопедическим знаниям, полученным в ходе познания
действительности, но и ко всей системе знаний индивида, включая специфические
знания, приобретенные в рамках определенной лингвокультуры, и знания, выте-
кающие из собственного когнитивного опыта. Система энциклопедических зна-
ний, как известно, представляет собой систему знаний универсального характера,
разделяемых всем человеческим коллективом. Научное знание как основа энцик-
лопедических знаний формируется в процессе развития общества, вбирая в себя
эмпирический и теоретический опыт предшествующих поколений, общие прин-
ципы и законы организации природы и общества. Влияние научного знания, под-
черкивает Е.Г. Беляевская, оказывается одним из значимых источников интерпре-
тации знаний о мире в языке (см. подробнее в [Беляевская 2017: 84]).
По словам А. Пуанкаре, научное знание предоставляет человечеству гото-
вый продукт – некую компрессию предшествующих опытных проверок, выводов
и доказательств, являясь средством экономии усилий и четким алгоритмом дей-
ствий (см. подробнее в [Пуанкаре 1990]). Так, например, научное знание о коли-
чественно-качественных свойствах объектов представлено в языке определен-
ными числовыми инвариантами, используемыми в физике и математике для
271
оценки свойств самих веществ, а также для оценки качества протекания различ-
ных процессов («число Рейнольдса», «число Струхаля» и т.д.). Так, число Пранд-
тля (P), например, как материальная константа вещества в зависимости от его
типа (качества) имеет разные значения: у газов – порядка единицы, у очень вяз-
ких жидкостей P может достигать очень больших значений (например, вода –
6,75; спирт – 16,6; глицерин – 7250) [Ландау, Лифшиц 1986].
Очевидно, что приведенные примеры количественно-качественных соотно-
шений являются примером специального знания в области теоретической физики
и не являются частью концептуальной системы среднестатистического человека.
Однако существует достаточное количество других примеров актуализации зна-
ния научного типа в сфере количественно-качественных соотношений, которые,
прочно укоренившись в обыденном сознании, указывают на отсутствие четких
границ между «научным» и «ненаучным». Это, прежде всего, представленные в
языке единицы измерения пространства, времени, веса, силы и мощности элек-
трического тока и т.д.
Эти единицы измерения как элементы научного знания зачастую становятся
основой для индивидуального осмысления и интерпретации отношений действи-
тельности и инструментом метафорической оценочности. В целом метафориче-
ское переосмысление представляет собой одну из форм познания действитель-
ности. По словам Ф. Ницше, «нет никакого «реального» выражения или «реаль-
ного» знания без применения метафоры… Знание – это не что иное, как работа с
любимыми метафорами, подражание, которое не должно больше считаться под-
ражанием» [Ницше 1990: 319].
Учитывая, что метафора есть скрытое или сжатое сравнение, можно гово-
рить о том, что сравнение является одним из ключевых когнитивных механизмов
процессов категоризации и интерпретации действительности, выступающее од-
новременно в функции механизма адаптации к среде и механизма реализации
творческой природа сознания, его способности к воображению. Рассмотрим сле-
дующие примеры.
1. He gave her the thousand-yard stare she’d grown up with… At a certain stage
of drunkenness, the stare would go from angry to pure in a millisecond. Once, Dara
had known the precise difference between those two stares. She’d worked it out, as if
it were a mathematical formula studied at CERN: x + y = disaster / mild indifference,
with a variant of k [Kelly 2012: 297-298].
2. She let me have the full thousand watts of those brown eyes and I felt the old
knees buckle a fraction [Faulks 2014: 55].
3. “All right,” she conceded, softening the glare a lumen or so [Holt: URL].
В приведенных примерах переосмысление специфических характеристик,
присущих процессу невербальной передачи информации с помощью глаз чело-
века, осуществляется на основе сравнения с единицами измерения пространства
(1), мощности (2) и величины светового потока (3). Так, в примере (1) количе-
ственно-пространственные показатели (thousand-yard stare) обусловливают
осмысление взгляда в терминах ‘отрешенный’, ‘отсутствующий’, ‘холодный’. В
примере (2) на базе языковой репрезентации показателей мощности электриче-
ского тока (thousand watts of those brown eyes) формируются интерпретирующие
характеристики ‘пронзительный’, ‘убийственный’. В примере (3) снижение ин-
тенсивности процессуального признака, репрезентированное единицей измерения
272
светового потока – люменом (softening the glare a lumen) является индикатором
изменения эмоционального состояния индивида.
Анализ фактического материала показывает, что в качестве средств индиви-
дуальной интерпретации количественно-качественных характеристик могут ис-
пользоваться и другие единицы-элементы научного знания.
Таким образом, научное знание, инкорпорированное в коллективные схемы
знания, является основой для процесса индивидуальной интерпретации. Использо-
вание элементов научного знания в качестве инструмента метафорической оценки
характеристик объектов, явлений, событий действительности указывает на общий
уровень эрудиции и степень лингвокреативности языковой личности.
Беляевская Е.Г. Интерпретация знаний о мире в языке: методы изучения // Интерпретация
мира в языке: коллективная монография. Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина, 2017. С. 82-157.
языке: коллективная монография. Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина, 2017. С. 19-81.
Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление: 2-е изд. М.: УРСС, 2002.
Кравченко А.В. Является ли язык репрезентативной системой? // Язык и познание: мето-
дологические проблемы и перспективы. Вып. 1. М.: Гнозис, 2006. C. 135-156.
Ландау Л.Д., Лифшиц Е.М. Гидродинамика. Теоретическая физика: Т. VI. М.: Наука, 1986.
Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. М.: Сирин, 1990.
Пуанкаре А. О науке / под ред. Л.С. Понтрягина. 2-е изд. М.: Наука, 1990.
Солсо Р. Когнитивная психология. 6-е изд. СПб.: Питер, 2011.
Barsalou L. W. Grounded cognition // Annu. Rev. Psychol. 2008. V. 59. P. 617-645.
Paivio A. Imagery and verbal process. New York: Holt, Rinehart, and Winston, 1971.
Paivio A. Mental representations: A dual coding approach. New York: OUP, 1986.
Pylyshyn Z. Computation and Cognition: issues in the foundations of cognitive science // The
Behavioral and Brain Sciences. 1980. No. 3. P. 111-169.
Список источников иллюстративного материала

Holt T. May Contain Traces of Magic. URL: https://books.google.ru/books?id=5BXY-
QV_oiIUC&pg.
Faulks S. Jeeves and the Wedding Bells. London: Arrow Books, 2014.
Kelly C. Once in a Lifetime. London: Harper, 2012.
Yelena V. Fedyayeva (Novosibirsk, Russia)

Novosibirsk State Technical University
SCIENTIFIC KNOWLEDGE AS A SOURCE OF QUANTITATIVE INTERPRETATION

OF QUALITY IN LANGUAGE
The paper deals with certain conceptualization aspects of qualitative properties based on the scientific
knowledge about the real life correlation between quantity and quality. The elements of scientific
knowledge are demonstrated to serve an efficient tool for metaphorical evaluation process.
Keywords: scientific knowledge, quantity, quality, interpretation, comparison
273
Т.Е. Финская (Москва, Россия)
Taya_finskaya5554@mail.ru
РОЛЬ СОБЫТИЙ-АТТРАКТОРОВ В СОЗДАНИИ КОНЦЕПТОСФЕРЫ

ФРАНЦУЗСКОГО МЕДИАДИСКУРСА
Статья посвящена описанию роли событий-аттракторов в создании концептосферы французского

медиадискурса. Материалом исследования стали газетные статьи и блоги 2019–2020 гг., что поз-
волило сделать выводы о современном наполнении обозначенной концептосферы. Показано, за
счет каких лексем происходит актуализация выявленных концептов в современном французском
языке.
Ключевые слова: концептосфера, современный французский медиадискурс, концепт, событие-
аттрактор
Сравнение современных массмедиа с полигоном «для разного рода языко-

вых экспериментов» [Макарова 2017: 574] находит подтверждение в современ-
ных медиатекстах, изучение которых «в деятельностном ключе предполагает его
анализ в тесной связи с реальными обстоятельствами» [Дускаева 2018: 74]. По
аналогии с концептосферой писателя, когда анализируются его тексты разных
жанров, различной тематики и отражающие систему ценностей автора [Лома-
кина 2019: 781], считаем возможным говорить о том, что материалом для созда-
ния концептосферы медиадискурса являются разножанровые тексты, отражаю-
щие события-аттракторы.
Целью данной статьи является рассмотрение основных концептов, состав-
ляющих концептосферу современного французского медиадискурса. В своем ис-
следовании мы исходим из того, что концепт состоит из трех компонентов: по-
нятийного, образного и ценностного [Карасик 2002: 187].
Для достижения поставленной цели мы проанализировали статьи из фран-
коязычных блогов и газет, так как именно СМИ «формируют общественное мне-
ние, влияют на различные процессы и создают особые настроения в обществе»
[Дубовицкая 2020: 117], обусловливая восприятие человеком отдельных понятий
и даже концептов. Материал исследования составили 23 статьи, отобранные из
франкоязычных блогов The Conversation, блог Perrico, блог Marc Lev: le blog,
BBC NEWS Afrique и газет Élysée, Le Parisien, Le Monde и Le Figaro за 2019–2020
гг. с аутентичными новостями. Тематика материалов носит детерминирована со-
бытиями-аттракторами, преимущественно носящими отрицательный характер.
Дискурсивный метод и количественный анализ позволили выявить отражаю-
щие антиценности современного общества концепты: GUERRE (война),
VIOLENCE (насилие), TERRORISME (терроризм), VICTIME (жертва), ATTENTAT
(теракт, покушение), ATTAQUE (нападение), CRIME (преступление), ASSASSINAT
(убийство), LUTTE (борьба), которые составляют концептосферу французского
медиадискурса.
Представим лексические и фразеологические средства репрезентации обо-
значенных концептов в табличном виде (см. Табл. ниже).
Проведенный анализ выявил самую высокую частотность употребления лек-
семы guerre (война), актуализирующим, в первую очередь, одноименный концепт
(примеры 1, 2, 3, 4, 5, 9, 12, 13). Важно отметить широкий контекст ее употребления,
274
в том числе в составе фразеологических единиц: мировая (пример 3), ядерная (при-
мер 4), холодная (пример 5). Словосочетание война с COVID-19 (пример 1) является
потенциальным фразеологизмом, который в зависимости от экстралингвистиче-
ских обстоятельств фразеологизируется. Примеры 8, 9, 10 выявляют серьезную со-
циальную проблему, усугубившуюся ситуацией пандемии: насилие в семье. Лек-
сема violence (насилие), вторая по числу употреблений, входит одновременно не
только в тематику войны в семьях, но и войны с терроризмом. Одноименная еди-
ница является третьей по употребительности в нашем материале (примеры 6, 7),
реализуя соответствующий концепт только в контексте борьбы с терроризмом.
Следующей на шкале частотности является единица victime (жертва) (примеры 7, 8,
9, 10). Контексты ее употребления мотивированы тематически: насилие в семье и
терроризм. В последнем примере встречаются лексемы criminel (преступный), as-
sassinat (убийство) и lutte (борьба) (примеры 11, 12, 13, 14, 15), репрезентирующие
соответствующие концепты.
Таблица. Репрезентация основных концептов современного французского медиадискурса
Кол-во
Лексико-фразеологические средства
Концепты употреб-
репрезентации концептов
лений
GUERRE (1) Le monde est en Guerre contre le Covid-19 (Мир находится в 26
(война) состоянии войны с COVID-19) (Perrico);
(2) Les émeutes, ça ne sert à rien. Ca va plus aggraver le problème,
ça va provoquer une nouvelle guerre» (Мятеж бесполезен. Он еще
больше усугубит проблему, спровоцирует новую войну) (The
Conversation, 29.10.2020);
(3) La guerre 14-18: Première guerre mondiale (Война 14-18: Пер-
вая мировая война) (Canalblog);
(4) La Corée du Nord promet de déclencher
une guerre nucléaire totale (Северная Корея обещает развязать
всемирную ядерную войну) (Canalblog);
(5) USA-Russie: Retours de guerre froide? Non, prémices
de guerre chaude (США-Россия: возвращение холодной войны?
Нет, предчувствие горячей войны) (Catalblog)
VIOLENCE (6) La violence terroriste au nom du prophète: ce que les jeunes 11
(насилие) Français musulmans en pensent vraiment (террористическое
насилие во имя пророка: что на самом деле об этом думают
молодые мусульмане) (The Conversation)
TER- (7) Alors, pourquoi Samuel fut-il tué? Pourquoi? Vendredi soir, j’ai 7
ROROSME d’abord cru à la folie aléatoire, à l’arbitraire absurde: une victime
(терроризм) de plus du terrorisme gratuit (Так почему же Самюэль был убит?
Почему? В пятницу вечером я поверил в случайное безумие, в аб-
сурдный произвол: еще одна жертва беспричинного терро-
ризма) (Élysée, 21.10.2020)
VICTIME (8) «Je savais qu’il était dangereux», explique-t-elle, notamment. 7
(жертва) Victime de ce mari violent, elle assure avoir prévenu les autorités
(«Я знала, что он опасен» – пояснила она (Le Figaro)
Жертва жестокого мужа уверяет, что предупреждала ответ-
ственных должностных лиц);
(9) Covid-19 confinement: des filles et des femmes victimes de vio-
lences domestiques (Covid-19 локдаун: девочки и женщины,
ставшие жертвами насилия в семье) (BBC NEWS Afrique);
(10) «Je croyais qu'il nous tuerait tous». L’ex-épouse de l’homme qui
275
a tué trois gendarmes lors d’une opération de secours d’une femme
victime de violences conjugales s’est exprimée jeudi 24 décembre
(«Я думала, что он убьет нас всех». Бывшая жена человека, ко-
торый убил трех полицейских при исполнении операции по спа-
сению женщины, пострадавшей от насилия в семье, рассказала
свою историю в четверг, 24 декабря) (Le Figaro, 26.12.2020)
ATTENTAT (11) Ce soir, je ne parlerai pas du cortège de terroristes, de leurs 4
(теракт, по- complices et de tous les lâches qui ont commis et rendu possible cet
кушение) attentat (Сегодня я не буду говорить о террористах, их сообщни-
ках и всех трусах, которые совершили и сделали возможным
этот теракт) (Élysée)
ATTAQUE (12) Les djihadistes s’attaquent à la France en espérant des réactions 2
(нападение) des identitaires d’extrême droite, des attaques contre des mosquées,
des représailles, destinées à provoquer une guerre civile et à sortir le
pays des règles démocratiques (Джихадисты нападают на
Францию, надеясь на реакцию ультраправых, нападения на
мечети, репрессии, призванные спровоцировать гражданскую
войну и вывести страну из демократического образа жизни) (Le
Parisien, 30.10.2020)
CRIME (13) Le lendemain, le procureur de Clermont-Ferrand, Eric 2
(преступле- Maillaud, évoquait une véritable «scène de guerre» et qualifiait les
ние) faits d’“horreur criminelle”. (На следующий день прокурор Клер-
мон-Феррана Эрик Майо напомнил настоящую «сцену войны» и
назвал факты «криминальным ужасом») (Le Figaro)
ASSASSINAT (14) L’attentat commis par les frères Kouachi contre la rédaction du 1
(убийство) journal satirique Charlie Hebdo et, plus récemment, l’assassinat
d’un professeur d’histoire-géographie, Samuel Paty... (Террористи-
ческий акт в редакции сатирической газеты Charlie Hebdo, со-
вершенный братьями Куачи, и, совсем недавнее убийство 16 ок-
тября 2020 года преподавателя истории и географии Самуэля
Пати) (The Conversation)
LUTTE (15) Trois attentats islamistes en quelques semaines. C’est le constat 1
(борьба) d’échec de notre politique de lutte contre le terrorisme? (Три исла-
мистских теракта за несколько недель. Означает ли это, что
наша политика по борьбе с терроризмом провалилась?) (Le Pa-
risien)
Большинство выявленных единиц выражают изначально негативную
оценку: violence (насилие), terrorisme (терроризм), victime (жертва) и др. При
этом нейтральные единицы могут приобретать негативную коннотацию в кон-
тексте фразеологизмов: прилагательное froide (холодная) в примере 5, где отри-
цательная оценка усиливается и с помощью антитезы холодная / горячая. Образ-
ное употребление прилагательных в данном контексте подчеркивает и усиливает
опасность, которую несет любая война, а «концентрация» нескольких единиц
сразу в пределах одного предложения, свидетельствует о тесной взаимосвязи
рассматриваемых концептов.
События-аттракторы современного общества носят отрицательный харак-
тер, что влияет на концептосферу современных французских медиатекстов. Ана-
лиз материала показал, что ее ядром являются концепты GUERRE (война), TER-
RORISME (терроризм), VIOLENCE (насилие), VICTIME (жертва), ATTENTAT
(теракт), а ATTAQUE (нападение), CRIME (преступление), ASSASSINAT (убий-
ство), LUTTE (борьба) – ее периферию. Все обозначенные концепты выражают
276
отрицательную оценку даже вне контекстуальной репрезентации, которая может
усиливаться в контексте за счет образности слов и фразеологизмов, а в лингво-
аксиологическом плане выступают как антиценности современного общества.
Дубовицкая Е.Ю. Концепт-сценарий ВОЙНА и средства его вербализации в английском
и русском языках // Когнитивные исследования языка. 2020. Вып. XLII. С. 117-121.
Дускаева Л.Р. Медиатекст // Медиалингвистика в терминах и понятиях. М.: ФЛИНТА –
Наука, 2018. С. 74-79.
Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002.
Ломакина О.В. Фразеологические средства вербализации концепта «смерть» в творче-
стве Л.Н. Толстого // Когнитивные исследования языка. 2019. Вып. XXXVII. С. 780-785.
Макарова А.С. Амбивалентность функционального потенциала крылатого выражения Я
– Шарли // Вопросы теории и практики журналистики. 2017. Т. 6. № 4. С. 566-577. DOI:
10.17150 / 2308-6203.2017.6(4).566-577.
Taisiya Ye. Finskaya (Moscow, Russia)

RUDN University
THE ROLE OF ATTRACTOR EVENTS

IN CREATING THE FRENCH MEDIA DISCOURSE CONCEPTOSPHERE
The article is devoted to the description of the role of attractor events in the creation of the French media
discourse conceptosphere. The material of the study was newspaper articles and blogs of 2019-2020,
which allowed us to draw conclusions about the current content of the designated conceptosphere. It is
shown at the expense of which lexemes the identified concepts are updated in modern French.
Keywords: conceptosphere, modern French media discourse, concept, attractor event
Л.А. Фурс (Тамбов, Россия)

liudmila.furs@gmail.com
Е.А. Финаева (Тамбов, Россия)
liza.finaeva@yandex.ru
КОГНИТИВНЫЙ ПОДХОД К АНАЛИЗУ ВОСПИТАТЕЛЬНОЙ

ДЕЯТЕЛЬНОСТИ С УЧЕТОМ ХАРАКТЕРИСТИК КОНЦЕПТА
UPBRINGING В СОВРЕМЕННОМ АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ
В статье рассматриваются направления воспитательной деятельности на основе выявления ха-

рактеристик концепта UPBRINGING, и определяются средства их репрезентации в современ-
ном английском языке.
Ключевые слова: когнитивный подход, концепт, концептуальная характеристика, воспитатель-
ная деятельность
Когнитивный подход к изучению языковых явлений предполагает установ-

ление взаимодействия между когнитивными и языковыми структурами в процес-
сах познания окружающей действительности. Целью данного исследования яв-
ляется изучение когнитивной основы воспитательной деятельности на материале
современного английского языка. Воспитательная деятельность в основном
определяется как «вид практической педагогической деятельности, целью кото-
277
рой является человек, имеющий необходимую совокупность социальных лич-
ностных качеств, определенных воспитательной программой. Воспитательная
деятельность изначально направлена к воспитаннику, зависима от ответной дея-
тельности воспитанника и может быть осуществлена только во взаимодействии
деятельности воспитателя и деятельности воспитанника» [ТП]. Видом воспита-
тельной деятельности считается воспитание, целью которого является доведение
до должного или возможного уровня того или иного социального качества вос-
питанника [Там же].
Проблема воспитания неоднократно находилась в центре философской
мысли. Так, И. Кант утверждал, что человек становится единым благодаря вос-
питанию. В понятие «воспитание» он включал «уход» (присмотр, попечение),
«дисциплинирование» (становление поведения) и «обучение» наряду с «форми-
рованием нравственного облика» [Кант: URL]. На возможность формирования
личности человека в ходе воспитания указывал и Сократ (цит. по: [Джуринский
1998]). Чтобы определить сущность данного понятия в английском языке обра-
тимся к концептуально-дефиниционному анализу лексемы upbringing
[www.dictionary.cambridge.com; www.collinsdictionary.com]. В ходе анализа вы-
явлены такие концептуальные характеристики как: 1) обращение родителей с
детьми в период их детства (the treatment received by a child from its parents
throughout its childhood); 2) обучение детей родителями в период их детства (the
instruction received by a child from its parents throughout its childhood); 3) обучение
детей (teach – to cause to know something).
С учетом выявления в дефиниции лексемы upbringing смыслового компо-
нента «educate» установлены дополнительные концептуальные характеристики:
4) образование посредством привития навыков и профессиональных умений (to
train by formal instruction and supervised practice especially in a skill, trade, or pro-
fession); 5) развитие интеллектуальных, моральных и эстетических навыков (to
develop mentally, morally, or aesthetically); 6) предоставление информации (to pro-
vide with information) (см. educate в: [www.merriam-webster.com]).
Выявленные концептуальные характеристики представляют содержательный
план концепта UPBRINGING. Концепт как «квант» знания [Кубрякова 2004] струк-
турирует осмысление определенного явления. В данном случае концепт
UPBRINGING представляет собой декларативное знание, раскрывающее направле-
ния, по которым организуется воспитательная деятельность (о декларативном зна-
нии см. в [Фурс 2018]). Для решения поставленной цели исследования необходимо
установить средства репрезентации различных характеристик этого концепта:
The poor teacher has to teach one form first or the other one first. In the past it
was the V form [COCA].
В этом примере посредством глагола to teach репрезентируется концепту-
альная характеристика «обучение детей». На основе контекста ситуации проеци-
руется лицо, осуществляющее этот вид деятельности – преподаватель, а также
предмет обучения.
University in offering a Commercial Driver's License program to train people in
operating trucks. He says the course would assist those interested in... [COCA].
В данном случае глагол to train репрезентирует характеристику «образова-
ние посредством привития навыков и профессиональных умений». Анализ кон-
текста ситуации позволяет установить того, кто эту деятельность организует
278
(university), а также область, в которой развиваются профессиональные умения
(operating trucks), и образовательную программу.
The college will need an additional teacher to instruct the boys in cooking
[www.sentencedict.com].
Значимой в этом случае также является характеристика «образование по-
средством привития навыков и профессиональных умений», а средством ее ре-
презентации выступает глагол to instruct. На основе контекста проецируется
субъект, осуществляющий данную деятельность, при этом на основе метоними-
ческих отношений достигается его конкретизация «колледж – преподаватель». В
данной ситуации воспитательной деятельности значимость для говорящего
имеет также указание на область применения развиваемых профессиональных
умений (cooking).
Students are divided into teams and work together to develop their ideas into
presentations that are judged by local entrepreneurs [COCA].
Значимость для говорящего в этом примере имеет характеристика «развитие
интеллектуальных, моральных и эстетических навыков», репрезентируемая гла-
голом to develop. В контексте эксплицируется объект, на который направлена де-
ятельность по развитию данных навыков (students), а также результат развивае-
мых навыков (into presentations).
This course will provide the knowledge and skills that are fundamental to grant
writing [www.textranch.com].
Характеристика «предоставление информации» является значимой для гово-
рящего в этом случае. Средством ее репрезентации выступает словосочетание pro-
vide the knowledge. Контекст раскрывает цель предоставления информации (grant
writing), а также в какой форме эта информация предоставляется (this course).
The job of our public schools is to educate [www.merriam-webster.com].
В этом примере посредством глагола to educate репрезентируется характе-
ристика «образование посредством привития навыков и профессиональных уме-
ний». Контекст эксплицирует исполнителя данной деятельности – образователь-
ные учреждения (public schools).
The sooner you treat your son as a man, the sooner he will be one [www.sen-
tencedict.com].
Посредством глагола to treat репрезентируется характеристика «обращение
родителей с детьми в период их детства», при этом контекст эксплицирует также
и манеру обращения родителей с детьми (as a man).
Необходимо отметить, что в ряде случаев воспитательная деятельность рас-
сматривается сквозь призму оценочности.
They treat their children very badly [www.sentencedict.com].
На пересечении объективной характеристики «обращение родителей с детьми
в период их детства» и представлений говорящего о норме формируется негативная
оценка этого положения дел, которая усиливается градуатором (very badly).
He’s had a tough upbringing and a lifetime of people letting him down [www.dic-
tionary.cambridge.com].
Посредством оценочного прилагательного tough репрезентируется негатив-
ная оценка характерного для родителей обращения с детьми в период их детства
(a tough way of life or period of time is difficult or full of suffering
[www.collinsdictionary.com]). Компонент смысла «full of suffering» раскрывает
279
причину негативной оценки говорящего. Она вызвана тем, что родители причи-
няли много страданий своему ребенку.
Who can argue with the healthy upbringing of happy children? [dictionary.cam-
bridge.org].
В этом случае также оценивается обращение родителей с детьми в период
их детства. Характер оценки позитивный, так как воспитательная деятельность
родителей оценивается как успешная (a healthy organization or system is successful
[www.collinsdictionary. com]). Показателем успешности этой деятельности явля-
ется тот факт, что дети растут счастливыми (happy children).
Таким образом, фактологический анализ подтвердил, что направления вос-
питательной деятельности осмысляются на основе характеристик концепта
UPBRINGING. При этом значимым для говорящего является указание на того,
кто эту деятельность организует (учебное заведение, преподаватель), предмет
обучения, образовательную программу, область развития профессиональных
умений, объект воспитательной деятельности (студенты), результат развивае-
мых навыков, цель и форму предоставления знаний, манеру обращения родите-
лей с детьми. В ряде случаев воспитательная деятельность оценивается с точки
зрения соответствия утвержденным нормам. Характерным является формирова-
ние как позитивной, так и негативной оценки.
Джуринский А.Н. История зарубежной педагогики. М: ФОРУМ – ИНФРА-М, 1998.
Кант И. О воспитании URL: https://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/kant/pedag.php.
Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке. Части речи с когни-
ТП – Теория педагогики. Системный словарь терминов. URL: http://teoria.ru/sistemnyj-
slovar-terminov.
Фурс Л.А. Взаимодействие когнитивного и метакогнитивного уровней в формировании
комплексного знания // Вопросы когнитивной лингвистики. 2018. № 2. С. 74-78.
Cambridge Dictionaries Online. URL: http://www.dictionary.cambridge.org/.
Collins English Dictionary. URL: http://www.collinsdictionary.com/dictionary/english.
COCA – Corpus of Contemporary American English. URL: http://corpus.byu.edu coca.
Merriam-Webster Dictionary. URL: http://www.merriam-webster.com/dictionary.
Sentence Dictionary Online. URL: www.sentencedict.com.
TextRanch. URL: www.textranch.com.
Lyudmila A. Furs (Tambov, Russia)

Yelizaveta A. Finayeva (Tambov, Russia)
COGNITIVE APPROACH TO THE ANALYSIS OF EDUCATIONAL ACTIVITIES

ON THE BASIS OF THE CONCEPT UPBRINGING IN MODERN ENGLISH
The article considers the directions of educational activities on the basis of the concept UPBRING-
ING characteristics and the means of their representation in modern English are defined.
Keywords: cognitive approach, concept, conceptual characteristics, educational activity
280
Е.Г. Хомякова (Санкт-Петербург, Россия)
Санкт-Петербургский государственный университет
e.khomyakova@mail.ru
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ КОНЦЕПТА RUSSIAN ARTIST

В АНГЛОЯЗЫЧНОМ ТЕКСТЕ
В работе предпринимается попытка выявления лингвокогнитивных оснований использования

слова «русский» для языковой актуализации концепта RUSSIAN ARTIST в отношении худож-
ников-эмигрантов с учетом закономерностей формирования в определенном национально-
культурном контексте языкового сознания художника, мировоззрение которого репрезенти-
руется в создаваемом им художественном тексте.
Ключевые слова: сознание, язык, культура, концепт, текст, значение
Целью работы является определение своеобразия языковой репрезентации

концепта RUSSIAN ARTIST («русский художник») в контексте англоязычного
текста, выявление, каким образом становление художественной личности, форми-
рование сознания и художественного языка влияет на ее национально-культурную
самость.
Если установить временны́е рамки искусства советского и постсоветского
периода не представляет труда с помощью формального подхода (произведения
изобразительного искусства, созданные с 1922 по 1991 г. относят обычно к со-
ветскому, а после 1991 г. – к постсоветскому периоду), то определить нацио-
нально-культурную принадлежность художника значительно сложнее, прини-
мая во внимание неизменную склонность представителей этой профессии к
смене места жительства, мультикультурному творчеству, к вынужденному или
добровольному поиску новых геополитических пространств в силу распростра-
ненной среди людей искусства идеологии космополитизма. В связи с этим важно
отметить, что для одного английского слова Russian в русском языке присут-
ствуют два слова с различной семантикой: russkiy и rossiyskiy, различие которых
в англоязычных искусствоведческих текстах не всегда столь очевидно.
Что касается культурно-национальной и геополитической отнесенности
наших художников-эмигрантов, то русское искусство всегда было отмечено дол-
гой и динамичной историей культурных контактов и обменов. Так, например, Рос-
сийская Академия художеств еще при Петре I отправляла наиболее талантливых
студентов на учебу в Европу, а с 1917 по 1922 годы многие русские художники
эмигрировали за границу. Среди них были такие известные как М. Шагал, В. Кан-
динский, Н. Рерих, М. Ларионов, Н. Гончарова и другие, некоторые из которых
позднее продолжали работать, как в Европе, так и в советской России, где они
жили и творили, покидали ее, порицали и прославляли. С изменением политиче-
ской ситуации в стране и в мире изменилось и отношение к эмигрантам из Совет-
ского Союза, из России, что еще больше усложнило понимание концепта RUS-
SIAN ARTIST, выявление его содержательных границ и структуры. Вместе с тем,
даже неискушенному созерцателю произведений искусства, созданных нашими
екта № 20-012-00276.
281
соотечественниками в России, Советском Союзе или за рубежом, знакомо осозна-
ние русскости наблюдаемого, чувство сопереживания, вспоминания, узнавания
увиденного, хотя иногда бывает достаточно трудно определить, репрезентируют
работы этих авторов русскую, советскую или может быть западную культуру, при-
нимая во внимание скрытую в работах полиэтничность и мультинациональность.
Причина тому может быть скрыта, как в национальной принадлежности худож-
ника, месте его рождения, так и месте, где он жил и творил уже в зрелом возрасте.
Поскольку интерпретация значений слова Russian не является у зарубежных
искусствоведов однозначной, необходимо сравнить варианты его перевода на
русский язык и контексты употребления. Слово Russian как прилагательное в ка-
честве определения передает национальную отнесенность культурных характе-
ристик, традиций и обычаев, как, например, в сочетаниях Russian culture, Russian
customs, the Russian language и переводится «русская культура, русские обычаи,
русский язык».
Собирательное имя существительное the Russians «русские» употребляется,
как и слова the English, the Chinese, для обозначения представителей определенной
национальности. Часто встречаемое выражение Russian born, «урожденный рус-
ский», «русский по своему происхождению», маркирует национальную принад-
лежность и используется в английском языке для обозначения человека, рожден-
ного в России, являющегося носителем ее культурных ценностей, но проживаю-
щего обычно за рубежом. В разное время сочетание Russian born употреблялось в
отношении русских эмигрантов, хотя подобное обозначение уместно также и для
людей, рожденных в любом другом государстве, например, German born.
В отношении лиц, проживающих на территории Российской Федерации, в
последнее время распространен официальный термин, обладающий, скорее, гео-
политической значимостью, но не имеющий отношения к национальной и куль-
турной принадлежности – rossiyanin «россиянин», т.е. гражданин России. Пере-
вод прилагательного Russian как «российский», а не «русский» соотносится с по-
нятиями государства и государственности, с символами, знаками, эмблемами
государства, как, например, в сочетаниях Russian flag «российский флаг», Rus-
sian passport «российский паспорт». Оно употребляется также в отношении того,
что принадлежит Российскому государству и находится на его территории, как
например, Russian gas, или олицетворяет достижения государства в техническом
и промышленном развитии Russian icebreaker, или Russian vaccine.
Прилагательное Russian в значении ‘российский’ употребляется и в отноше-
нии людей, осуществляющих государственную деятельность: Russian deputy,
Russian prime minister. Оно используется также для обозначения лиц, способству-
ющих достижению успехов государственной значимости, которые противопо-
ставляются зарубежным, например, в науке Russian scientists, в технике Russian
cosmonauts, для выступающих на международных платформах: конференциях,
международных соревнованиях – Russian sportsmen, Russian winners, а также в
отношении тех людей, которые представляют страну за границей и чья профес-
сиональная деятельность сопряжена с постоянными зарубежными контактами:
Russian journalists «российские журналисты», Russian diplomats «российские ди-
пломаты».
Как мы видим, каждое из двух значений слова Russian, имеет свои контексту-
282
альные ограничения и, если в сочетаниях с названиями одних профессий опреде-
ляющим является маркер национальной, культурной принадлежности – ‘русский’,
то для других он не релевантен, и на первое место выступает отнесенность к гос-
ударству, т.е. доминирует понятие государственности, что может объясняться как
лексико-семантическим своеобразием самого слова Russian, так и различиями, ко-
торые существуют в характере профессиональной деятельности людей, ее при-
роде и истоках.
Согласно трудам философов, культурологов, психо- и социолингвистов, фор-
мирование картины мира у человека происходит в процессе его познавательной
деятельности в течение всей жизни и сопровождает становление его языкового
сознания в пространственно-временнóм и социокультурном континууме уже с
первых дней жизни. Познавательная деятельность человека, основы которой за-
кладываются в начальный период развития сознания, непосредственно связана с
процессом восприятия окружающего мира, его интерпретации и оценки (Хомя-
кова 2005). И здесь важно подчеркнуть ту особую роль, которая принадлежит осо-
знанию человеком своей эголокации на разных этапах познавательной деятельно-
сти в процессе формирования сознания и осознания своего Я (Hall 1966). Такие
лингвофилософские категории как «окружающий мир и эголокация» тесно взаи-
модействуют с понятиями «культура и геополитическое пространство». Нацио-
нально отмеченная информация об окружающем мире, которую человек воспри-
нимает и оценивает, аккумулируется в его сознании в качестве когнитивного
опыта. Как носитель знаковой системы и репрезентант культуры художник ис-
пользует художественный язык произведения искусства, чтобы передать свои зна-
ния, оценки, эмоции в рамках определенного культурно-исторического и нацио-
нально-политического контекста. Понятие художественного языка как разновид-
ности знаковой системы можно определить как инструмент художественной дея-
тельности личности художника, обладающей актуальной способностью порожде-
ния художественных смыслов в создаваемом им произведении искусства, кото-
рый можно рассматривать как пример художественного текста. В трудах искус-
ствоведов художественная деятельность рассматривается как своеобразная речь,
преобразование общих художественных смыслов в индивидуальные, эмоцио-
нально-оценочные. С их помощью художник отражает, осмысливает и оценивает
окружающий мир.
Художественная интерпретация окружающей действительности является ре-
зультатом креативной деятельности художника в процессе познания мира и выра-
жает отношение художника к культуре, носителем и репрезентантом которой он
выступает. Культурно маркированное содержание картины мира художника
транслируется в процессе коммуникации со зрителем в виде невербальных знако-
вых образований в текстах его художественных произведений, его картин. Здесь
уместно вспомнить слова И. Репина о том, что знание художественного языка чер-
пается из общения с произведениями не только профессионального искусства, но
и народного, бытового, не только и не столько музейного, сколько из воздействия
культурно и национально маркированного окружения, среды (архитектуры, пред-
метов быта, природы), т.е. окружающего мира в его национально-культурном
своеобразии. Можно заключить, что становление художественной личности все-
гда сопровождается бессознательным приобщением к системе художественного
283
языка. Произведение искусства, неотделимо от национальной картины мира и от-
ражает национально-отмеченное мировоззрение его создателя, сквозь призму ко-
торого воспринимается, осмысливается и оценивается действительность, отобра-
жаемая им в произведениях искусства.
Таким образом, становление языкового сознания человека как художествен-
ной личности происходит в определенных культурно и национально маркиро-
ванных условиях, воздействующих определенным образом на процесс познания
окружающей действительности и формирование его картины мира, ценностных
концептов, образов, идей. Следовательно, художник изначально принадлежит
своей культуре, носителем которой выступает и которую отражает в своих худо-
жественных текстах, а перевод слова Russian в сочетаниях Russian poet или Rus-
sian born artist, т.е. «русский» в отношении людей искусства, корректен и обу-
словлен тем, что в своих художественных текстах имплицитно или эксплицитно
он передает национально-культурное своеобразие художественных образов,
сформированных в его сознании под воздействием национальной культуры, ко-
торая формировала его менталитет и мировоззрение.
Репин И.Е. Далекое Близкое. М.: Азбука. 2019.
Хомякова Е.Г. Эгоцентризм речемыслительной деятельности. Санкт-Петербург, 2005.
Hall E.T. The Hidden Dimension. Cambridge: CUP, 1966.
Yelizaveta G. Khomyakova (St. Petersburg, Russia)

Saint Petersburg State University
INTERPRETATION OF THE CONCEPT RUSSIAN ARTIST IN ANGLOPHONE TEXT

The work deals with the problem of correlation of the concept RUSSIAN ARTIST with the words
russkiy, and rossiyskiy in Anglophone texts of art critics and aims at revealing the role of cultural and
national context in the process of consciousness formation and representation of art language and
artistic mentality in the works of Russian painters living abroad.
Keywords: consciousness, art image, national culture, worldview
Е.В. Шемаева (Белгород, Россия)

Белгородский государственный национальный исследовательский университет
shemaeva@bsu.edu.ru
КОГНИТИВНАЯ МЕТОНИМИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ ЛЕКСИКАЛИЗАЦИИ

«СОДЕРЖИМОЕ – ВМЕСТИЛИЩЕ (КОНТЕЙНЕР)»
В АНГЛИЙСКОМ И РУССКОМ ЯЗЫКАХ
Статья посвящена исследованию процесса формирования семантики лексикализованных

форм множественного числа существительных на основе когнитивной метонимической мо-
дели «содержимое – вместилище (контейнер)» в английском и русском языках. Процесс лек-
сикализации моделируется с опорой на основные положения современных когнитивных тео-
рий. Автор акцентирует внимание на том, что возможность форм множественного числа су-
ществительных получать самостоятельные лексические значения обеспечивается интерпрета-
тивной деятельностью человеческого мышления.
Ключевые слова: модель, лексикализация, множественное число существительных, концепту-
альная деривация, идентифицирующая интерпретация, концептуальная метонимия
284
Когнитивная метонимическая модель «содержимое – вместилище (контей-
нер)» является базовой при формировании лексикализованных значений форм
множественного числа конкретных имен существительных. К существительным,
наиболее наглядно демонстрирующим процесс лексикализации в соответствии с
данной моделью, относятся следующие: trunk – trunks в английском языке, пол-
зунок – ползунки в русском языке. Исходные формы единственного числа указан-
ных существительных обозначают человека (ползунок) и части его тела (trunk).
Как правило, существительные, входящие в эту группу, образуют формы множе-
ственного числа со значением простого множества идентичных объектов:
1. Several human limbs, heads and trunks lay scattered over a wide area; other
human remains, accompanied by tattered shreds of uniform, hung grotesquely from the
remaining tree branches [BNC].
2. Ползунки и те, взволнованные собранием, задирали головы и застывали
[НКРЯ].
Однако в ходе дискурсивной деятельности формы множественного числа
trunks и ползунки могут приобретать новое лексическое значение, отличающе-
еся от значения простого множества подобных предметов, то есть подвергаться
лексикализации.
Рассмотрим процесс формирования значения лексикализованных форм
множественного числа имен существительных trunks и ползунки, относящихся
к этой группе, на конкретных примерах:
3. Stanford Blatch is sitting out by the pool in a paisley Armani cabana suit. A
short-sleeved jacket and tight-fitting trunks. He’s on the phone again to Robert Mor-
riskin [Bushnell 2008: 118].
4. He was in bathing trunks, more tanned than he was in real life, his body glis-
tening with suntan oil, and she was aware that she, although she dared not picture
herself, was in a bikini [BNC].
5. И никто не страдал оттого, что коляски у всех были одинаково оранже-
вые, ползунки – голубые, махровые, погремушки – с одинаковыми трехцветными
бубенчиками [НКРЯ].
6. А я стирала ползунки и радовалась: вот вырастет глубокий, цельный че-
ловек [НКРЯ].
В первую очередь, проанализируем содержание концептов, передаваемых
формами единственного числа существительных trunk и ползунок. Исходная
форма единственного числа trunk имеет дефиницию «the main part of the human
body apart from the head, arms and legs» [Hornby 1995: 1281]. Толкование исходной
формы единственного числа ползунок следующее: «ребенок (или детеныш), ко-
торый еще не умеет ходить, а только ползает» [Ожегов 1986: 477]. Сопоставле-
ние данных словарных толкований позволяет говорить о наличии в содержании
концептов, вербализуемых существительными trunk и ползунок, общей концеп-
туальной характеристики «содержимое» (тело человека, которое обычно покры-
вают или защищают одеждой).
Лексикализованная форма множественного числа trunks имеет следующее
толкование: «shorts worn by men or boys for swimming, boxing, etc.» [Hornby 1995:
1281]. Дефиниция лексикализованной формы множественного числа ползунки –
«специальный костюм для детей, которые еще не умеют ходить, а только пол-
285
зают» [Ожегов 1986: 477]. Очевидно, что данные словарные толкования указы-
вают на наличие в содержании концептов, определяющих семантику лексикали-
зованных форм множественного числа trunks и ползунки, общей концептуальной
характеристики «вместилище (контейнер)» (одежда, которой обычно покрывают
или защищают тело человека). На наш взгляд, процесс формирования смыслов,
передаваемых лексикализованными формами множественного числа trunks и
ползунки, происходит поэтапно и может быть представлен следующим образом.
На начальном этапе в процессе морфологической репрезентации формиру-
ется смысл «дискретная множественность», передаваемый обычными формами
множественного числа trunks и ползунки. В основе семантики данных форм ле-
жит морфологически передаваемый концепт ЧИСЛО, в содержании которого
присутствует концептуальная характеристика «множество» и концептуальная
характеристика «содержимое», наследуемая от концептов, репрезентируемых
исходными формами единственного числа trunk и ползунок.
На следующем этапе в ходе концептуальной деривации в содержании кон-
цептов, передаваемых обычными формами множественного числа trunks и пол-
зунки, активизируется концептуальная характеристика «содержимое», наследу-
емая от исходных концептов, вербализуемых формами единственного числа
trunk и ползунок. Далее активизировавшаяся концептуальная характеристика
«содержимое» профилируется, попадает в фокус внимания. В результате дей-
ствия когнитивного механизма метонимии активизировавшаяся и спрофилиро-
ванная концептуальная характеристика «содержимое» замещается смежной кон-
цептуальной характеристикой «вместилище (контейнер)».
На заключительном этапе структурирование концептуального содержания
на основе сочетания замещающей концептуальной характеристики «вместилище
(контейнер)» и характеристики «множество» приводит к образованию производ-
ных концептов нового формата. Данные концепты определяют семантику лекси-
кализованных форм множественного числа trunks и ползунки.
Формирование новых смыслов «спортивные трусы, плавки» и «специаль-
ный детский костюм», передаваемых лексикализованными формами множе-
ственного числа trunks и ползунки, происходит на уровне предложения-выска-
зывания и обеспечивается идентифицирующей интерпретацией, а также дей-
ствием контекстуального фактора.
В каждом конкретном случае интерпретация смыслов «спортивные трусы,
плавки» и «специальный детский костюм» осуществляется за счет различных
средств контекста. В примере 3 смысл «спортивные трусы, плавки», передавае-
мый лексикализованной формой множественного числа trunks, получает интер-
претацию благодаря действию механизма прямой номинации (a cabana suit – a
jacket and trunks) и использованию препозитивного определения, выраженного
прилагательным соответствующей семантики tight-fitting ((of a garment) fitting
close to and showing the contours of the body).
В примере 4 использование предлога in, одним из значений которого явля-
ется указание на одежду, а также препозитивного определения, выраженного су-
ществительным bathing, подтверждает, что в данном случае речь идет о спортив-
ных шортах, предназначенных для плавания.
Смысл «специальный детский костюм» в примере 5 интерпретируется благо-
даря использованию в качестве именной части составного именного сказуемого
286
прилагательных голубые, махровые, семантика которых в данном случае указы-
вает на цвет и качество ткани, из которой изготовлена детская одежда (ползунки).
Кроме того, существительные коляски и погремушки, являющиеся однородными
подлежащими, как и лексикализованная форма множественного числа ползунки,
номинируют предметы, предназначенные для ухода за маленькими детьми.
В примере 6 лексикализованная форма множественного числа ползунки вы-
полняет синтаксическую функцию прямого дополнения и сочетается с переход-
ным глаголом соответствующей лексической семантики стирала (стирать –
мыть (одежду, изделия из ткани)) в функции сказуемого, что позволяет сделать
вывод о том, что имеется в виду детская одежда.
Как видно из анализа, лексикализованные формы trunks и ползунки пере-
дают смысл «партитивная множественность», тем самым обозначая единичный
предмет, состоящий из двух частей, то есть предмет парного состава. При этом
значение множественности сохраняется, но в данном случае множественность
подразумевает не множество предметов, а множество частей данного предмета.
Проведенный анализ позволяет сделать вывод о том, что концептуальная
деривация обеспечивает фиксацию лексикализованными формами множествен-
ного числа trunks и ползунки нового фрагмента знания в определенной конфи-
гурации, а именно знания о предмете одежды, состоящем из двух частей. Вслед-
ствие наращивания денотативного потенциала данные формы начинают обозна-
чать совершенно новый класс объектов: спортивные плавки (trunks) и специаль-
ный детский костюм (ползунки).
НКРЯ – Национальный корпус русского языка. URL: http://www.ruscorpora.ru/search-
main.html.
Ожегов С.И. Словарь русского языка / под ред. Н.Ю. Шведовой. М.: Русский язык, 1986.
BNC – The British National Corpus. URL: http://www.natcorp.ox.ac.uk/.
Bushnell C. Sex and the City. New York: Grand Central Publishing, 2008.
Hornby A. Oxford Advanced Learner’s Dictionary of Current English. Oxford: OUP, 1995.
Yelena V. Shemayeva (Belgorod, Russia)

Belgorod National Research University
COGNITIVE METONYMICAL MODEL OF LEXICALIZATION

CONTENTS – CONTAINER IN ENGLISH AND RUSSIAN
The article deals with the study of the process of formation of semantics of lexicalized plural nouns
on the basis of the cognitive metonymical model “contents – container” in English and Russian. The
process of lexicalization is modeled relying on the principal assumptions of the modern cognitive
theories. The author lays special emphasis on the fact that the possibility for plural nouns to acquire
their own lexical meanings is provided by the interpretative activity of human thought.
Keywords: model, lexicalization, plural nouns, conceptual derivation, identifying interpretation, con-
ceptual metonymy
287
О.А. Шершукова (Москва, Россия)
Дипломатическая академия МИД России
okshera@yandex.ru
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ НЕВИДИМОГО В ЯЗЫКЕ:

ОБОЗНАЧЕНИЕ МИКРООРГАНИЗМОВ
В статье анализируются особенности концептуализации микроорганизмов на примере прототи-
пических названий (микробы, бактерии, вирусы) в португальском языке в сопоставлении с рус-
ским языком. Особое внимание уделено обозначению коронавируса в португальском языке.
Формы единственного и множественного числа могут передавать целый спектр значений.
Ключевые слова: концептуализация, дискретный, недискретный, названия микроорганизмов,
единственное и множественное число
Знаменитое латинское выражение «Tempora mutantur, et nos mutamur in illis»

(Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними) как нельзя лучше подходит
для характеризации происходящего в наши дни. Но меняется не только мир и
люди, но и язык, который отражает происходящие изменения. По мнению Е.С.
Кубряковой, «связи в триаде “действительность – язык – человек” надо рассмат-
ривать в историческом ракурсе, поскольку на разных этапах эволюции человека
они подвергались существенным изменениям» [Кубрякова 2012: 152].
Поскольку задача любой науки, в том числе и науки о языке, по мнению
Н.Н. Болдырева, состоит в том, «чтобы объяснить, как устроен мир и сам чело-
век, каковы причины и последствия тех или иных физических, физиологических
и психических явлений и процессов», то задача когнитивной семантики, являю-
щейся основным разделом когнитивной лингвистики, заключается в изучении
того, «как человек воспринимает и осмысливает окружающий мир и как его опыт
познания реализуется в значениях языковых выражений» [Болдырев 2014: 25,
33]. Не будет преувеличением сказать, что для лингвистов-когнитологов пред-
ставляет несомненный интерес отражение в сознании и языке событий ушедшего
2020 года, связанных с коронавирусной пандемией. Поэтому многие слова, в том
числе и медицинские термины, прочно вошли в бытовой дискурс, а многие из
этих слов возглавили рейтинги употребительности, в частности «вирус SARS-
CoV-2, или КОВИД-19». В этой связи нас заинтересовало, как же происходит
концептуализация и категоризация не видимых для человеческого глаза объек-
тов физического мира, в частности микроорганизмов, прототипическими пред-
ставителями которых являются микробы, бактерии и вирусы, которые по исто-
рическим меркам были открыты не так давно благодаря появлению микроскопа.
В традиционной лингвистике названия различных типов и видов микроорга-
низмов входят в семантическую зону «животный мир», т.е. обозначают живые су-
щества, кроме людей. В плане этимологии многие эти обозначения используют в
качестве терминоосновы либо латинские, либо греческие корни, причем это ха-
рактерно для медицинской и биологической терминологии. В плане морфологи-
ческого оформления названия практически всех широко известных микроорганиз-
мов (микробы, бактерии, вирусы) во многих языках представлены, как правило,
формами обеих чисел. Так, в португальском языке исходной словарной формой
является единственное число, например, micróbio [DE 1984: 667] «ser vivo, mi-
croscópico, produtor de doenças» (живое, микроскопическое существо, возбудитель
288
болезней); bactéria [Там же: 126] «microorganismo vegetal; micróbio» (раститель-
ный микроорганизм, микроб); vírus [Там же: 1039] «agente (microorganismo) infec-
cioso de muitas doenças» (возбудитель (микроорганизм), вызывающий многие за-
болевания). Аналогичная ситуация отмечается и в русском языке: микроб [Оже-
гов 2007: 343] «микроорганизм, бактерия»; бактерия [Ожегов 2007: 35] «микро-
организм, вид микроба»; вирус [Ожегов 2007: 82] «мельчайший микроорганизм,
возбудитель заразной болезни». Интересно замечание Ю.С. Степанова, отмечаю-
щего, что «степень индивидуализации имен животных зависит от той роли, кото-
рую обозначаемые играют в хозяйственно-экономической жизни носителей
языка» (цит. по: [Уфимцева, 1986: 113]). Поэтому многие названия представите-
лей животного мира либо дефектны по числу, либо имя преимущественно упо-
требляется только в одной форме; особенно это касается названий мелких биоло-
гических особей, которые воспринимаются как совокупность (мошка mosco ср.
мошкара moscaria, тля pulgão, моль traça).
Естественно, возникает вопрос о значении единственного и множественного
числа у данных имен, поскольку количество микроорганизмов даже одного вида в
небольшом объеме неисчислимо, хотя в лабораторных условиях при проведении
анализа с помощью микроскопа это количество может быть исчислено. Если для
«общей языковой (“обыденной”, ориентированной на макромир) модели мира» ха-
рактерна диффузность некоторых его фрагментов, в которой отсутствует четкое
разграничение «всех объектов на “дискретные” и “недискретные”» [Руденко 1996:
192-193], то объекты, формирующие микромир, изначально недискретны. Исходя
из этой логики, данные имена существительные должны бы были иметь дефектную
по числу парадигму, как классические собирательные имена нелиц.
Если сравнивать по количеству употреблений соответствующих слов в
форме единственного и множественного числа, представленных в Национальном
корпусе португальского языка (НКПЯ) [http://linguateca.pt/CETEMPublico/], то
мы имеем следующее соотношение: micróbios (100) / micróbio (40); bactérias
(837) / bacteria (737), свидетельствующее о превалировании формы множествен-
ного числа над единственным. Ввиду совпадения форм единственного и множе-
ственного у существительного virus (конкретное числовое значение формы
можно определить либо по артиклю, либо по детерминативу), то из общего ко-
личества употреблений в Корпусе (7267), большинство приходилось на форму
единственного числа. Очевидно, что формой единственного числа конкретного
названия преимущественно репрезентируется собирательное значение, которое
в то же время может указывать на один вид или подвид: …uma transmissão do
vírus de animais para pessoas / …передача вируса животных людям; …a
hipertensão é causada pela bactéria «Chlamydia pneumoniae», um micróbio vulgar /
…гипертония вызывается бактерией «Chlamydia pneumoniae», обычным мик-
робом; O vírus Ébola transmite-se por contacto direto com sangue / Вирус Эбола
передается непосредственно через кровь; Este micróbio é facilmente transmitido
dos doentes infectados aos profissionais de saúde / Этот микроб легко передается
от зараженных больных медперсоналу. В ряде случаев для демонстрации про-
цесса жизнедеятельности микроорганизмов или механизма воздействия на них
используется форма единственного числа, указывающая на единичный элемент:
A vacina contém um anticorpo especificamente dirigido contra a molécula que a bac-
289
téria fabrica / Вакцина содержит антитело, направленное на молекулу, кото-
рую вырабатывает эта бактерия; A bactéria, que tem mais de meio milímetro de
comprimento, um milhão de vezes maior do que as bactérias habituais / Эта бакте-
рия, размером более полмиллиметра, в миллион раз больше обычных бактерий.
Форма множественного числа названий микроорганизмов может репрезентиро-
вать как чисто количественное значение, так и видовое: Os cientistas descobriram
que passados três minutos não havia quaisquer micróbios nas tábuas de madeira, en-
quanto as bactérias sobreviveram e multiplicaram-se / Ученые обнаружили, что
спустя три минуты на деревянных досках не было никаких микробов, тогда как
бактерии выжили и размножились; Os vírus e bactérias que habitam naturalmente
os animais sem provocar sintomas / Вирусы и бактерии обычно присутствуют
бессимптомно в организме животных. Если в контексте нет указания на видовое
значение, то форма множественного числа может одновременно репрезентиро-
вать количественное и видовое значения.
Свою специфику имеет обозначение коронавируса в португальском языке.
Поскольку в португальском Корпусе информация об этом слове отсутствует, мы
обратились к публикациям текущей прессы, в частности к текстам крупнейшей
общенациональной газеты Португалии Diário de Notícias. Как и родовое понятие
«vírus», так и видовое понятие «coronavírus» представлено существительным
мужского рода, которое имеет полночисловую парадигму: …a esmagadora maioria
da população não sofre consequências graves com este coronavírus … / этот коро-
навирус не дает тяжелых осложнений для подавляющего большинства населе-
ния; ср. …a presença de vários tipos de coronavírus nesses morcegos, muitos deles
próximos dos coronavírus humanos / …существует нескольких типов коронави-
руса у летучих мышей, многие из которых близки к коронавирусам человека.
Более интересна гибридная форма COVID-19; Covid-19; Covid, которая обо-
значает коронавирусное заболевание (a doença), поэтому данное название оформ-
ляется артиклем женского рода, но встречаются случаи употребления в мужском
роде, что происходит либо по аналогии с «о virus», либо свидетельствует о суб-
стантивации аббревиатуры, требующей в португальском языке оформления муж-
ским родом: …a covid não é o sarampo / …ковид это не корь; ср. O covid-19 (…) a
verdadeira peste do nosso tempo / Ковид-19 (…) это настоящая чума нашего вре-
мени; ...deve agir para evitar a propagação do covid-19 / ….действия с целью избе-
жать распространения ковид-19. Поскольку это и новое явление, и новое назва-
ние, то мы видим колебание в его морфологическом оформлении.
Но в условиях современной Интернет-коммуникации происходит визуали-
зация вербального контента, в частности, коронавирус, который является микро-
организмом и не виден невооруженным глазом, предстает уже «во всей своей
красе»: его изображения в богатой цветовой гамме тиражируются в огромных
количествах на страницах Интернета. Так, на наш поисковый запрос на его изоб-
ражения (картинки и фото) Яндекс выдал 17 млн. результатов. То есть невидимое
и недискретное стало не только видимым, но и дискретным благодаря детализа-
ции изображения отдельных элементов, словно мы все смотрим в микроскоп.
ций. Изд. 4-е, испр. и доп. Тамбов: Издательский дом ТГУ им. Г.Р. Державина, 2014.
290
Ожегов С.И. Словарь русского языка. М.: Оникс: Мир и Образование, 2007.
Руденко Д.И. Количественность и семантика имени. // Теория функциональной грамма-
тики. Качественность. Количественность. СПб.: Наука, 1996. С. 181-214.
Уфимцева А.А. Лексическое значение. Принципы семасиологического описания лек-
сики. М.: Наука, 1986.
DE ‒ Dicionário de Português. Dicionários do Estudante. Porto: Porto Editora, 1984.
Oksana A. Shershukova (Moscow, Russia)

Diplomatic Academy of the Russian Foreign Ministry
CONCEPTUALIZING THE INVISIBLE: MICROORGANISM DENOMINATION

The article analyzes the specifics of conceptualizing microorganisms using as examples prototypical
names (microbes, bacteria, viruses) in Portuguese as compared with Russian. Special attention is paid
to Covid-19 denomination in Portuguese. Singular and plural forms might convey a whole spectrum
of meanings.
Keywords: conceptualization, discreet, continuous, names of microorganisms, singular and plural forms
Л.П. Юздова (Челябинск, Россия)

uzdovalp@cspu.ru
Т.Г. Безногова (Озерск, Россия)
Озерский технологический институт (филиал Национального исследовательского
ядерного университета МИФИ)
prof.bezn@mail.ru
НЕОЛОГИЗМЫ КАК ОТРАЖЕНИЕ РЕАЛИЙ

В статье рассматривается процесс появления в языке неологизмов в связи с необходимостью
обозначения реалий меняющегося мира и выражения к ним своего отношения. Процесс появ-
ления неологизмов в языке ускоряется в периоды общественных потрясений, в связи обострен-
ным восприятием происходящего в мире.
Ключевые слова: неологизм, неологизация, стабильность, изменчивость, ковид, коронавирус
Язык – живой организм, который в силу своей специфики постоянно обнов-

ляется, обновление объясняется когнитивно-коммуникативными потребностями
представителей социума. Существование любого языка основано, с одной сто-
роны, на относительной стабильности, устойчивости его наполнения, с другой
стороны, на относительной изменчивости, обновляемости. Благодаря стабильно-
сти язык адаптируется к потребностям его носителей, а благодаря изменяемости
язык остается всегда современным для носителей в определенный период вре-
мени. Появление неологизмов – один из фактов языкового обновления. Носителю
языка требуются все новые и новые лексемы для реализации процесса вербализа-
ции продуктов познания реалий меняющегося мира, а также для фиксации интел-
лектуальной, эмотивно-оценочной деятельности носителей языка. Неологизация
языка есть свидетельство его динамичности. От поколения к поколению язык ме-
няется, и чем больше времени проходит, тем все более язык разных периодов сво-
его развития отличается от предшествующих своих же вариантов. Изменяется
язык вместе с преобразованием общества, одновременно являясь следствием и
291
причиной этих преобразований.
Неологизмы нельзя рассматривать без обращения к анализу деятельности
человека, культуры определенного периода развития общества. Безусловно, по-
явление новых лексем в языке – это реализация потребностей носителей языка,
результат осмысления и интерпретации реалий мира.
Для современной науки актуален когнитивный подход к анализу языка, он
заключается в фиксации и интерпретации фактов концептуализации и категори-
зации, отражающихся в языке. Концептуализация представляет собой организа-
цию представлений, знаний носителя языка об определенном предмете или пред-
метах, определение набора когнитивных признаков, характеризующих предмет.
Концептуализация позволяет носителю языка сохранять в сознании информа-
цию об определенном объекте окружающего мира. Неологизм может представ-
лять собой отдельный концепт или входить в другой концепт элементом пред-
ставления об объекте. Концепт может быть представлен как в узком, так и в ши-
роком плане. Концепт есть результат познавательной деятельности человека.
Возникновение новых номинаций – результат освоения и интерпретации дей-
ствительности. Категоризация – неотъемлемый процесс как для образования
концепта, так и для последующей обработки концептов и включения их в си-
стему номинаций, представленных в языке. Изучение процессов концептуализа-
ции, категоризации связано с исследованием языковой картины мира, которая
складывается в сознании носителей языка исторически и представляет собой и в
целом представление о мире, и способ восприятия мира. Языковая картина мира
у носителей разных языков характеризуется одновременно универсальностью и
специфичностью. Универсальность связана с общечеловеческим восприятием
действительности, а специфичность с языковыми различиями. Каждому отдель-
ному языку соответствует уникальная языковая картина мира.
Язык постоянно пополняется неологизмами, этот процесс ускоряется в пе-
риоды общественных изменений в связи с необходимостью обозначить новые
реалии мира. В зависимости от того, насколько активно носители языка исполь-
зуют ту или иную лексему, неологизмы проделывают определенный путь с раз-
личной скоростью: одни из них относительно быстро переходят в разряд обще-
употребительных слов, перестав быть неологизмами, другие остаются неологиз-
мами более продолжительное время, а третьи из разряда неологизмов переходят
в разряд узкоупотребительных слов, устаревают.
Известно, что лексемы образовываются или непосредственно в языке, или
заимствуются из других языков, все они первоначально являются неологизмами.
Время функционирования лексемы в языке в качестве неологизма ограничено в
любом случае, однако для одних лексем это непродолжительный период, для
других более продолжительный. Все зависит от частотности употребления слова,
от востребованности большим количеством носителей языка. Если лексема-
неологизм используется носителями языка активно, то ее новизна непродолжи-
тельна. Если лексема-неологизм перестает быть актуальной в плане использова-
ния, то она быстро уходит на периферию языка, переходит в разряд узкоупотре-
бительных слов. Так, например, произошло с лексемой ваучер в значении ‘при-
ватизационный чек’, который в 1992 г. бесплатно выдали населению как свиде-
тельство на собственность части имущества России. Лексема быстро перестала
активно употребляться по объективным обстоятельствам, и слово стало сначала
292
общеупотребительным, позже перешло в разряд узкоупотребительных слов. В
периоды интенсивного развития общества, а также в периоды общественных по-
трясений процессы неологизации языка идут активно; особую роль в настоящее
время играют современные средства коммуникации, в частности «массмедиа
стали той сферой, через которую особенно активно проникают иноязычные
слова» [Русский язык в массмедиа 2013: 57].
Рассмотрим неологизмы, появившиеся в русском языке в конце ХХ в. в
связи с пандемией и возникшей ситуацией общественного напряжения по этому
поводу. Появились лексемы-неологизмы ковид (аббревиатура от англ.
COronaVIrus Disease 2019) и коронавирус (от латинского слова «coronaviridae»),
а также образованные от них лексические единицы. В Национальном корпусе
русского языка (НКРЯ) неологизм ковид не фиксируется, а неологизм коронави-
рус фиксируется с 2002 по 2006 год (дата нашего обращения к НКРЯ – 8.11.2020
г.) в специализированных изданиях. Почему именно в это время? Причина есть:
«Серьезные опасения возникновения коронавирусных инфекций появились [...]
в 2002–2003 гг., когда в Китае была зафиксирована вспышка атипичной пневмо-
нии или тяжелого острого респираторного синдрома (ТОРС, SARS). Это заболе-
вание инициировал коронавирус SARS-CoV» [Кудрявцева, Шишкин В.И., Шиш-
кин В.В. 2020: 27]. Оба неологизма уже к середине 2020 г. становятся общеупо-
требительными словами в связи с тем, что названая ими болезнь получила ши-
рокое распространение. Неологизм ковид сначала употреблялся в иноязычном
графическом оформлении (COVID-19). В настоящее время стабилизируется и
ударение, если первоначально были варианты кóвид и кови́д, то сейчас массово
произносят кови́д. Однако пока нормативны оба варианта кóвид и кови́д.
Носители языка осваивали неологизмы, употребляя их и их производные в раз-
личной сочетаемости. Устоявшейся к настоящему времени можно считать следую-
щую сочетаемость прилагательного ковидный: ковидный (больной, врач, занавес,
кашель, костюм, ликбез, мор, морг, паспорт, пациент, протокол, телефон, хвост,
центр, язык), ковидная (бригада, диета, пневмония, поликлиника, скорая, темпера-
тура, эпоха), ковидное (осложнение, отделение), ковидные (выплаты, деньги,
пальцы, симптомы). Существительное ковид послужило основой доля образования
других неологизмов: ковидный, постковидный, противоковидный, ковидник (номи-
нация и больницы, и больного), ковидиал, ковидиот (слово образовано путем нало-
жения одного корня на другой), ковидла, ковид-диссиденты, ковид-больной, ковид-
центр, ковид-врач, ковид-бригада, ковид-каникулы, ковидно-карантинный, ко-
видно-зараженный, ковидно-масочный, пост-ковидник, ковидарий.
Неологизм коронавирус также «оброс» сочетаемостью и образовал другие
неологизиы: коронапокалипсис, корониалы, коронагеддон, коронаскептик, коро-
надессидент, коронаэнтузиаст, коронойя, коронафейк, коронапаника.
Таким образом, можно констатировать, что лексемы ковид и коронавирус
успешно прошли пути от неологизмов к общеупотребительным словам. Это под-
тверждается их широкой сочетаемостью и употребляемостью. Отметим, что значи-
тельную роль в быстром распространении неологизмов сыграли средства массовой
информации: «Активный словарь современного медиадискурса ежедневно попол-
няется лексическими новациями, которые довольно быстро переходят в общеупо-
требительную лексику, что, несомненно, может служить иллюстрацией особенно-
стей словообразовательных процессов, происходящих в языке» [Зотова 2016: 6].
293
В целом процесс неологизации – это процесс необходимого обновления лек-
сико-семантической системы языка в связи с обновлением представлений, цен-
ностных ориентиров носителей языка, с изменениями, связанными с когнитивно-
прагматическими потребностями человека. Носители языка постоянно пере-
осмысливают, номинируют реалии окружающей действительности, создавая язы-
ковую картину мира, единицами которой являются новые слова и новые значения,
осуществляя процесс обновления ценностно-смыслового содержания языка. Та-
ким образом, «тенденция к изменчивости и обновлению – глобальное свойство
языковой системы, без осмысления которого невозможно подлинное понимание
динамики языковой картины мира с точки зрения когнитивно-дискурсивных усло-
вий и факторов неологизации» [Касьянова 2009: 3].
Зотова А.С. Словообразование в современном медиадискурсе. Владимир: Калейдоскоп, 2016.
Касьянова Л.Ю. Когнитивно-дискурсивные проблемы неологизации в русском языке
конца XX – начала XXI века: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Астрахань, 2009.
Кудрявцева Г.В., Шишкин В.И., Шишкин В.В. Коронавирус апокалипсиса. СПб.: ВВМ, 2020.
Русский язык в массмедиа. Из наблюдений над функционированием языковых единиц:
очерки. СПб.: Высш. школа журн. и мас. коммуникаций, 2013.
Lyudmila P. Yuzdova (Chelyabinsk, Russia)

Tatyana G. Beznogova (Ozersk, Russia)
Ozersk Technological Institute (Branch of the National Research Nuclear University MEPhI)
NEOLOGISMS AS A REFLECTION OF THE REALITIES

OF THE CHANGING WORLD IN LANGUAGE
The article examines the process of the appearance of neologisms in the language in connection with
the need to identify the realities of the changing world, to express one’s attitude towards them. The
process of the appearance of neologisms in the language is accelerated during periods of social up-
heaval, due to the heightened perception of what is happening in the world.
Keywords: neologism, neologization, stability, variability, covid, coronavirus
Янь Кай (Гуанчжоу, Китай)

Университет им. Сунь Ятсена
ky_710@126.com
КАТЕГОРИЗАЦИЯ КОНЦЕПТА УДИВЛЕНИЕ В РУССКОМ

ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ: ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Статья посвящена рассмотрению проблемы категоризации эмотивного концепта УДИВЛЕ-
НИЕ в русском языковом сознании с учетом психолингвистического и лингвокогнитивного
подходов. По данным Русского ассоциативного словаря (РАС) в статье выстраивается ассоци-
ативное поле на стимул удивление, формируются когнитивные модели эмотивного концепта
УДИВЛЕНИЕ, выделяются основные когнитивные категории указанного концепта в русском
Статья подготовлена в рамках гранта «Лингвокультурология: образование, состояние и

перспектива» (19 wkpy 26) Университета им. Сунь Ятсена. ᮏᩥ⣔ 2019 ᖺᗘ୰ᒣ኱Ꮫ㟷ᖺᩍⷯ
⟠備桠䛕 “ಂ伾㖖ƌ寔姧㕮⋽⭍䟻䩝Ɲ⽉ㇷ˚䎗䊝᷵⎸ⰼ (19 wkpy 26)” ◊✲ᡂᯝ с опорой на
собственную кандидатскую диссертацию [Янь Кай 2018].
294
языковом сознании.
Ключевые слова: категоризация, концепт, языковое сознание, эмоция, психолингвистика
В современной лингвистике исследования, посвященные анализу концепта

и его когнитивных категорий, ведутся в рамках семантического, лингвокогни-
тивного, лингвокультурологического и психолингвистического подходов.
Н.Н. Болдырев считает, что человек познает мир с момента рождения с помо-
щью родного языка и культуры. В результате у нас формируются общие понятия
и представления, которые затем объединяются в систему знаний о мире, образуя
его концептуальную систему [Болдырев 2014: 39]. По мнению И.М. Кобозевой,
«концепт моделируется на теоретической базе когнитивной семантики, в рамках
которой слово рассматривается как экспонент концепта, задающего лексическую
категорию (класс) в виде нечеткого множества, элементы которого находятся
между собой в отношениях семейного сходства» [Кобозева, Захаров 2016: 106].
Е.С. Кубрякова отмечает, что «процесс концептуализации направлен на выделе-
ние минимальных содержательных единиц человеческого опыта, структур зна-
ния, а процесс категоризации – на объединение сходных или тождественных еди-
ниц в более крупные разряды, категории» [КСКТ 1996: 93].
В данной статье нами были рассмотрены когнитивные категории эмотивного
концепта УДИВЛЕНИЕ в русском языковом сознании с учетом психолингвисти-
ческого и лингвокогнитивного подходов. В этом случае эмотивный концепт пони-
мается как «единица ментального лексикона, выражающаяся языковыми знаками
различной структуры: словами, словосочетаниями, фразеологическими едини-
цами и текстами, содержащими культурные смыслы, – с помощью которой чело-
век познает и оценивает мир и с помощью которой формируется (эмотивно-)язы-
ковая картина мира» [Янь 2018: 60]. При этом когнитивные категории понима-
ются как «концептуальное объединение, или организация, каких-либо объектов
по определенным семантическим признакам / свойствам» [Там же].
Для выявления когнитивных категорий концепта УДИВЛЕНИЕ в русском
языковом сознании было построено ассоциативное поле (далее – АП) на стимул
удивление в русском языке. В данном конкретном случае были привлечены ма-
териалы на стимул удивление из Русского ассоциативного словаря (далее – РАС)
[ЭР: РАС] (см. Табл. 1).
Таблица 1. Реакции на стимул удивление по убыванию частотности
№ Реакции Частота Частотность Ранг
1. большое 9 ≈ 8.6% 1
2. сильное 6 ≈ 5.7% 2
3. восторг 5 ≈ 4.8% 3
4. отказ от ответа 4 ≈ 3.8% 4
5. восхищение 4 ≈ 3.8%
6. выразить 3 ≈ 2.9% 5
7. искреннее 3 ≈ 2.9%
8. испуг 3 ≈ 2.9%
9. на лице 3 ≈ 2.9%
10. радость 3 ≈ 2.9%
11. брови 2 ≈ 1.9% 6
12. изумление 2 ≈ 1.9%
13. неожиданное 2 ≈ 1.9%
295
14. неожиданность 2 ≈ 1.9%
15. полное 2 ≈ 1.9%
16. сюрприз 2 ≈ 1.9%
17. чудо 2 ≈ 1.9%
18. ваше 1 ≈ 0.9% 7
19. возможно 1 ≈ 0.9%
20. всему 1 ≈ 0.9%
21. всех 1 ≈ 0.9%
22. встреча 1 ≈ 0.9%
23. вызывать 1 ≈ 0.9%
24. выпученные глаза 1 ≈ 0.9%
25. голубой 1 ≈ 0.9%
26. да 1 ≈ 0.9%
27. диво 1 ≈ 0.9%
28. дома 1 ≈ 0.9%
29. друзей 1 ≈ 0.9%
30. знакомая 1 ≈ 0.9%
31. и ужас 1 ≈ 0.9%
32. искренние 1 ≈ 0.9%
33. истинное 1 ≈ 0.9%
34. к чему бы? 1 ≈ 0.9%
35. когда 1 ≈ 0.9%
36. кошмар 1 ≈ 0.9% 8
37. крайнее 1 ≈ 0.9%
38. лицо 1 ≈ 0.9%
39. на приведение 1 ≈ 0.9%
40. наивное 1 ≈ 0.9%
41. народа 1 ≈ 0.9%
42. нежданное 1 ≈ 0.9%
43. непредвиденное 1 ≈ 0.9%
44. несказанное 1 ≈ 0.9%
45. новизна 1 ≈ 0.9%
46. новое известие 1 ≈ 0.9%
47. обезьяны 1 ≈ 0.9%
48. огромно 1 ≈ 0.9%
49. огромное 1 ≈ 0.9%
50. по поводу 1 ≈ 0.9%
51. поступку 1 ≈ 0.9%
52. прелесть 1 ≈ 0.9%
53. приятно 1 ≈ 0.9%
54. приятное 1 ≈ 0.9%
55. проходит 1 ≈ 0.9%
56. разочарование 1 ≈ 0.9%
57. редкое 1 ≈ 0.9%
58. рот 1 ≈ 0.9%
59. событие 1 ≈ 0.9%
60. странное 1 ≈ 0.9%
61. твое 1 ≈ 0.9%
62. умиление 1 ≈ 0.9%
63. человека 1 ≈ 0.9%
64. чрезвычайное 1 ≈ 0.9%
65. шепотом 1 ≈ 0.9%
296
Опираясь на анализ приведенных реакций, мы построили ассоциативное поле
на стимул удивление, которое представим (по количественному параметру) в виде
иерархической структуры: 1) ядро АП представлено самой частотной реакцией:
большое: 9 (≈ 8.6%); 2) центр АП представлен наиболее частотными реакциями:
сильное: 6 (≈ 5.7%), восторг: 5 (≈ 4.8%), восхищение: 4 (≈ 3.8%), выразить, искрен-
нее, испуг, на улице, радость: 3 (≈ 2.9%); брови, изумление, неожиданное, неожи-
данность, полное, сюрприз, чудо: 2 (≈ 1.9%); 3) периферия АП представлена еди-
ничными реакциями (одиночные реакции на стимул слова удивление: 48).
С опорой на ранее представленные данные РАС были построены некоторые
когнитивные модели концепта УДИВЛЕНИЕ в русском языковом сознании, ос-
нованные на статистических данных о количестве стимулов-реакций с учетом их
частоты и частотности в различных тематических группах, что позволило рас-
пределить ассоциации на стимул удивление по следующим когнитивным катего-
риям (см. Табл. 2).
Таблица 2. Распределение реакций на стимул удивление по когнитивным категориям
№ Когнитивные категории Реакции на стимул удивление
1 чувство и состояние:23 (≈22%) восторг: 5 (≈ 4.8%);
восхищение: 4 (≈ 3.8%);
испуг: 3 (≈ 2.9%);
радость: 3(≈ 2.9%);
изумление: 2 (≈ 1.9%);
и ужас: 1 (≈ 0.95%);
приятно: 1 (≈ 0.95%);
приятное: 1 (≈ 0.95%);
кошмар: 1 (≈ 0.95%);
разочарование: 1 (≈ 0.95%);
умиление: 1 (≈ 0.95%);
2 свойство:15 (≈14.3%) искреннее: 3 (≈ 2.9%);
неожиданное: 2 (≈ 1.9%);
искренние: 1 (≈ 0.95%);
истинное: 1 (≈ 0.95%);
крайнее: 1 (≈ 0.95%);
наивное: 1 (≈ 0.95%);
нежданное: 1 (≈ 0.95%);
непредвиденное: 1 (≈ 0.95%);
несказанное: 1 (≈ 0.95%);
странное: 1 (≈ 0.95%);
редкое: 1 (≈ 0.95%);
чрезвычайное: 1 (≈ 0.95%);
3 причина:15 (≈14.3%) неожиданность: 2 (≈ 1.9%);
сюрприз: 2 (≈ 1.9%);
чудо: 2 (≈ 1.9%);
встреча: 1 (≈ 0.95%);
диво: 1 (≈ 0.95%);
знакомая: 1 (≈ 0.95%);
на приведение: 1 (≈ 0.95%);
новизна: 1 (≈ 0.95%);
новое известие: 1 (≈ 0.95%);
по поводу: 1 (≈ 0.95%);
прелесть: 1 (≈ 0.95%);
проступку: 1 (≈ 0.95%);
297
4 объем:13 (≈12.4%) большое: 9 (≈ 8.6%);
полное: 2 (≈ 1.9%);
огромно: 1 (≈ 0.95%);
огромное: 1 (≈ 0.95%);
5 часть тела человека:8 (≈7.7%) на лице: 3 (≈ 2.9%);
брови: 2 (≈ 1.9%);
выпученные глаза:1 (≈ 0.95%);
лицо: 1 (≈ 0.95%);
рот: 1 (≈ 0.95%);
6 принадлежность:7 (≈6.7%) ваше: 1 (≈ 0.95%);
всему: 1 (≈ 0.95%);
всех: 1 (≈ 0.95%);
друзей: 1 (≈ 0.95%);
народа: 1 (≈ 0.95%);
твое: 1 (≈ 0.95%);
человека: 1 (≈ 0.95%);
7 интенсивность: 6 (≈5.7%) сильное: 6 (≈ 5.7%);
8 действие:5 (≈4.7%) выразить: 3 (≈ 2.9%);
вызывать: 1 (≈ 0.95%);
проходит: 1 (≈ 0.95%);
9 другие:13 (≈12.4%) Æ: 4 (≈ 3.8%);
возможно: 1 (≈ 0.95%);
голубой: 1 (≈ 0.95%);
да: 1 (≈ 0.95%);
дома: 1 (≈ 0.95%);
к чему бы: 1 (≈ 0.95%);
когда: 1 (≈ 0.95%);
обезьяны: 1 (≈ 0.95%);
событие: 1 (≈ 0.95%);
шепотом: 1 (≈ 0.95%);
Как видно из таблицы, реакции, отнесенные к категории «чувство и состо-
яние», встречаются наиболее часто – 23 реакции, что составляет ≈ 22% от общего
числа реакций – 105 (100%); затем следуют реакции групп «свойство»: 15
(≈14.3%), «причина»: 15 (≈ 14.3%), «объем»: 13 (≈12.4%), «часть тела человека»:
8 (≈7.7%), «принадлежность»: 7 (≈ 6.7%), «интенсивность»: 6 (≈ 5.7%), «дей-
ствие»: 5 (≈ 4.7%) и, наконец, «другие»: 13 (≈ 12.4%). На основе анализа обоб-
щенных данных РАС мы выделили три когнитивных слоя: ядерный («чувство и
психологическое состояние»: 23 (≈ 22%)), промежуточный (по частоте и частот-
ности от 2% до 23%) и периферийный (по частоте и частотности ниже 2%).
С опорой на данные проведенного анализа были выявлены следующие ос-
новные когнитивные категории эмотивного концепта УДИВЛЕНИЕ в русском
языковом сознании: 1) чувство и состояние; 2) свойство; 3) причина; 4) объем; 5)
часть тела человека; 6) принадлежность; 7) интенсивность; 8) действие; 9) другие.
В заключение отметим, что 1) анализ ассоциативных словарей дает возмож-
ность выявить содержание образа языкового сознания, стоящего за словом в раз-
личных лингвокультурах; 2) выявление когнитивных категорий эмотивного кон-
цепта УДИВЛЕНИЕ в русском языковом сознании отражает культурно-нацио-
нальные особенности категоризации и концептуализации окружающего мира но-
сителями данного языка и культуры; 3) все полученные в результате анализа дан-
298
ные актуальны для психолингвистических, лингвокогнитивных, лингвокульту-
рологических и сопоставительных исследований.
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика. Введение в когнитивную лингвистику. Тамбов:
Издательский дом ТГУ им. Державина, 2014.
Кобозева И.М., Захаров Л.М. Когнитивно-семантическая модель переспроса как линг-
воспецифичного элемента русской таксономии речевых актов и типология переспросов // Ко-
гнитивное моделирование: труды Четвертого международного форума по когнитивному мо-
делированию / отв. ред. С.И. Масалова, В.Н. Поляков, В.Д. Соловьев. Т. 1. 2016. С. 106-116.
КСКТ – Краткий словарь когнитивных терминов / под общ. ред. Е.С. Кубряковой. М.:
Изд-во Московского университета, 1996.
РАС – Русский ассоциативный словарь / Ю.Н. Караулов, Г.А. Черкасова, Н.В. Уфимцева,
Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тарасов. Т. 1. М.: АСТ-Астрель, 2002. URL: http://www.tesaurus.ru/
dict/dict.php. (Дата обращения: 11.01. 2019).
Янь К. Анализ лексических средств выражения эмоций в современном русском языке и
в художественных текстах И.А. Бунина (радость, удивление, страх): дис. ... канд. филол. наук.
М., 2018.
Yan Kai (Guangzhou, China)

Sun Yat-Sen University
CATEGORIZATION OF THE CONCEPT OF SURPRISE

IN THE RUSSIAN LINGUISTIC CONSCIOUSNESS: PSYCHOLINGUISTIC ASPECT
The article is devoted to the problem of categorization of emotive concept of SURPRISE in the Rus-
sian linguistic consciousness in the light of the psycholinguistic approach according to the associative
dictionary of Russian language. The paper identifies the main cognitive categories of the concept of
SURPRISE in the Russian linguistic consciousness.
Keywords: categorization, concept, language consciousness, emotion, psycholinguistics
299
Когнитивно-дискурсивные исследования в зеркале глобальных перемен
КОГНИТИВНО-ДИСКУРСИВНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
В ЗЕРКАЛЕ ГЛОБАЛЬНЫХ ПЕРЕМЕН
Я.Г. Баженова (Нижний Новгород, Россия)

nusya-777@mail.ru
МАНИПУЛЯТИВНЫЕ РЕЧЕВЫЕ СТРАТЕГИИ

В ДИАЛОГИЧЕСКОЙ КОММУНИКАЦИИ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ:
КОГНИТИВНО-ДИСКУРСИВНЫЙ АСПЕКТ
Работа посвящена когнитивно-дискурсивному анализу основных моделей манипулятивной

диалогической коммуникации в русской устной речи. Материалом исследования являются
текстовые данные Национального корпуса русского языка. Рассматривается специфика интен-
циональных состояний коммуникантов, стоящих за речевыми стратегиями манипулятивного
ухода от темы, манипулятивного переспроса, перебива и подхвата, манипулятивной перемены
темы, манипулятивного отказа от коммуникации, демонстративного молчания и пр.
Ключевые слова: языковое манипулирование, речевые стратегии, речевое взаимодействие,
диалогический дискурс, когнитивно-дискурсивный подход, русская устная речь
Диалог как комплексный феномен человеческой мыслительной, коммуни-

кативной и вербальной деятельности может быть объектом изучения с разных
сторон. В последнее время значительно активизируется так называемое когни-
тивно-дискурсивное направление [Кубрякова 2004; Болдырев 2016] в изучении
речевого взаимодействия, в котором совмещается коммуникативно-прагматиче-
ский подход к анализу речевого общения [Падучева 1982; Баранов, Крейдлин
1992] и принципы современного дискурс-анализа [Матвеева 1994; Макаров
2003]. Это направление связано в научной традиции прежде всего с идеями Т.
ван Дейка, который доказывает, что для интерпретации любого типа дискурса, в
том числе –– диалогического, необходимо учитывать план когнитивной актив-
ности человека говорящего, его способность проецировать вовне свои менталь-
ные состояния и активировать ментальные репрезентации [Дейк 1989]. В отече-
ственном диалоговедении также утверждается понимание речевого взаимодей-
ствия как дискурса особого типа –– диалогического дискурса, который тракту-
ется как «эмпирически наблюдаемый и фиксируемый в тексте поток речевого
поведения коммуникантов» [Борисова 2009: 10]. Это динамически развиваю-
щийся процесс обмена высказываниями, вписанный в социальный контекст и
обусловленный изменениями когнитивных состояний коммуникантов. И.Н. Бо-
рисова говорит о четырех аспектах диалогического дискурса: коммуникативно-
ситуативный, когнитивный, психолингвистический, собственно дискурсивный
(речеповеденческий) [Борисова 2009: 9]. Участники диалогического взаимодей-
ствия в процессах порождения и понимания реплик осуществляют сложную де-
ятельность, включающую набор необходимых мотиваций (интенциональных со-
стояний), соответствующих им мыслительных операций, коммуникативных
300
стратегий и моделей интеракций, которые получают конвенциональное речевое
воплощение [Радбиль 2017, 2018].
Конвенции диалогической коммуникации могут сознательно или бессозна-
тельно игнорироваться, нарушаться говорящими. Тогда мы имеем дело с девиа-
циями в области кооперативности диалога как взаимной установки его участни-
ков на коммуникативное сотрудничество на каждом из этапов его осуществления
[Грайс 1985]. В принципе возможны два типа некооперативной диалогической
коммуникации –– конфликтная и манипулятивная [Русский язык начала XXI
века 2014; Радбиль 2017]. В настоящей работе мы рассмотрим только манипуля-
тивные речевые стратегии реализации диалогического дискурса в речевой прак-
тике современных носителей русского языка. Материалом для исследования яв-
ляются текстовые данные Национального корпуса русского языка (НКРЯ). Раз-
личные аспекты манипулятивных интеракций и соответствующих им когнитив-
ных состояний коммуникантов в диалоге исследуются в работах [Булыгина,
Шмелев 1997; Иссерс 1999; Радбиль 2017; и др.]. В нашей работе рассматрива-
ются речевые стратегии ухода от темы, переспроса, перебива, подхвата, умыш-
ленной перемены темы, отказа от коммуникации, демонстративного молчания и
пр. Ниже мы приведем некоторые показательные примеры из Национального
корпуса русского языка.
Стратегии манипулятивного ухода от неудобной для говорящего темы мо-
гут быть выражены в ответной реплике специальными метаязыковыми марке-
рами Что об этом говорить?; (Мы) не будем об этом говорить? и пр.: ― Ма-
рина, а не кажется ли тебе странной бритая наголо девушка из этой группы?
// ― Маша, давай не будем об этом говорить: прочтет какой-нибудь бюрократ
и на основании ее «лысости» «прикроет» группу. Или поставит условие, немед-
ленно изменить прическу, а то… [Марина Александрова, Маша Мусина. «Если
ты спросишь меня...» // «Работница», 1988]. –– В этих случаях, в рамках прин-
ципа вежливости, отвечающий, не привлекая к этом внимания инициатора, нена-
вязчиво избегает обсуждения проблемы.
Стратегия манипулятивного переспроса в ряде случаев также имеет специ-
альный метаязыковой маркер типа Какой такой Х: ― Если же я хочу жизни дру-
гой? // ― Какой такой ты жизни хочешь? Я слышал, у тебя мать ― известная
певица в Москве [Виктор Астафьев. Обертон (1995-1996)]. –– В таких случаях
внешняя тавтологичность в ответе маскирует неприятие отвечающим затронутой
темы и позиции инициатора в целом.
Стратегия манипулятивного перебива может маркироваться внедряющейся
в высказывание инициатора репликой с фигурой отрицания с Нет, не и др.: ―
Ладно, это потом решим, вообще-то здорово, что она такая… великодушная,
что ли? // ― Нет, ты не понимаешь. Просто ей так удобно. У нее две борзых,
с ними совсем не просто… [Людмила Улицкая. Казус Кукоцкого [Путешествие
в седьмую сторону света] // «Новый Мир», 2000]. –– Здесь перебив выполняет
функцию перевода регистра обсуждения в область, удобную для отвечающего.
Перед нами типичный случай манипулятивной смены стратегии de dicto на стра-
тегию de re, что традиционно рассматривается как прием «речевой демагогии»
[Булыгина, Шмелев 1997].
Стратегия отказа от неудобного вопроса в ответной реплике может верба-
301
лизоваться указанием на нежелание обсуждать данный вопрос с помощью глаго-
лов молчать, умолчать, умолкать в I л., ед. ч.: –– Риточка, ты можешь помол-
чать? // – Молчу-молчу-молчу… – быстро затараторила Рита. – Я что хочу
сказать? [А.В. Рондарев. Беседы о прекрасном // «Знамя» №2, 1996]. –– Здесь
интересно логическое и прагматическое противоречие между вербализованной в
начале ответной реплики установкой на молчание (Молчу) и эксплицитным
намерением тут же продолжить коммуникацию в ее финальной части (Я что хочу
сказать). Подобные явления в норме не осознаются слушающими, потому что
воспринимаются как фигура речи.
Стратегия манипулятивного подхвата может вводиться формулой возраже-
ния под видом согласия по формуле Да, но…: ― Но негативную информацию не
исключить, тем более если плохое случается каждый день. // ― Да, но подавать
ее нужно по-другому. Вот в некоторых странах запрещают писать в метро:
«Выхода нет» [Д. Соколов. Нет больше сил терпеть безнадегу // «Витрина чита-
ющей России», 2002.10.25].
Манипулятивный подхват может сопровождаться «зеркальным» повтором
инициальной реплики в ответе, который меняет регистр общения и переводит
разговор в удобную для отвечающего тональность: –– Что ты сказал? ― Сергей
подскочил к Лаптю. // ― А что я сказал? [Анатолий Мельник. Авторитет
(2000)]. –– В таких случаях внешняя неинформативность и бессодержательность
ответной реплики на самом деле отражает глубинную когнитивную установку
отвечающего –– нежелание развивать конфликт, но при этом ни в чем не усту-
пить инициатору диалога. Именно неинформативная тавтологическая избыточ-
ность является важным когнитивным отличием манипулятивного подхвата от
стандартного кооперативного подхвата, который несет новую информацию и
служит средством подтверждения или усиления мысли спрашивающего, уточне-
ния позиций коммуникантов и под.
Стратегия умышленной перемены темы не имеет специальных языковых
маркеров: ― Алешенька сразу после школы хочет идти куда-то зарабатывать
деньги, становиться главой семьи. // ― Да, он мне говорил то же самое. // ― А
я думаю, ему нужно продолжать учиться, получать образование. Как-нибудь
проживем [С.И. Шуляк. Квартира номер девять. Роман с чертовщиной //
«Волга», 2013]. –– В данных случаях, как правило, завуалировано выражается
возражение или несогласие, и отвечающий ненавязчиво переключает разговор в
нужном ему направлении, выражает уже свою позицию.
Часто в подобных манипулятивных явлениях в реактивной реплике исполь-
зуется полемическая уловка «чтение в сердцах», когда второй участник сам фор-
мулирует, что, по его мнению, должен был бы делать говорящий: –– Бог даст, в
Игарку уеду, люди добрые, Бог даст, снова не оставят на ветру, снова в интер-
нат определят на казенное содержание. // ― Тебе бы лучше было у бабушки
остаться. Аль уж одному скитаться. Каки мы тебе родители? Сами свою
жисть запутали, хоть в петлю лезь [Виктор Астафьев. Последний поклон
(1968-1991)]. –– Здесь мы видим, как собеседник под видом совета излагает со-
бытия своей жизни, чтобы вызвать сочувствие, соучастие инициатора диалога.
Интересно также манипулятивное использование «стратегии выхода на ме-
тауровень», когда вместо информации, требуемой по логике продолжения диа-
лога, собеседник обсуждает значения слов, употребленных инициатором диалога:
302
–– Да, так вот, если следователь не способен понять всего этого, ему у нас де-
лать нечего, пусть идет в милицию. Там всегда нужда в честных и исполнитель-
ных. А нам нужны творцы. // ― Так, значит, следователь ― творец? ― спро-
сила она [Ю.О. Домбровский. Факультет ненужных вещей, часть 5 (1978)].
Баранов А.Н., Крейдлин Г.Е. Иллокутивное вынуждение в структуре диалога // Вопросы
языкознания. 1992. № 2. С. 84-99.
Борисова И.Н. Русский разговорный диалог: структура и динамика. М.: Книжный дом
«ЛИБРОКОМ», 2009.
Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской
грамматики). М.: Языки русской культуры, 1997.
Грайс Г.П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 16. Линг-
вистическая прагматика / Сост. и вступ. ст. Н.Д. Арутюновой и Е.В. Падучевой; общ. ред. Е.В.
Падучевой. М.: Прогресс, 1985. С. 217-237.
Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация / пер. с англ. В.В. Петрова. М.: Прогресс, 1989.
Иссерс O.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. Омск: Омский гос. ун-
т, 1999.
Кубрякова Е.С. Язык и знание. На пути получения знаний о языке. Части речи с когни-
тивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М.: ЯСК, 2004.
Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М.: ИТДГК «Гнозис», 2003.
Матвеева Т.В. Непринужденный диалог как текст // Человек –– Текст –– Культура: кол-
лективная монография / под ред. Н.А. Купиной, Т.В. Матвеевой. Екатеринбург: ИРРО, 1994.
С. 125-140.
Падучева Е.В. Прагматические аспекты связности диалога // Известия АН СССР. Серия:
литература и язык. 1982. Т. 41. № 4. С. 305-313.
Радбиль Т.Б. Язык и мир: парадоксы взаимоотражения. М.: ЯСК, 2017.
Радбиль Т.Б. Когнитивистика: учеб. пособие. Нижний Новгород: Нижегородский гос-
университет, 2018.
ная монография / под ред. Л.В. Рацибурской. Нижний Новгород: ННГУ им. Н.И. Лобачев-
ского, 2014.
Yana G. Bazhenova (Nizhny Novgorod, Russia)

THE MANIPULATIVE SPEECH STRATEGIES

IN RUSSIAN DIALOGIC COMMUNICA-TION: COGNITIVE-DISCURSIVE ASPECT
The paper presents the cognitive-discursive analysis of the main models of manipulative dialogical
communication in Russian oral speech. The research material is the text data of the Russian National
Corpus. The specificity of the intentional states of communicants laid behind the speech strategies of
manipulative deviation from the topic, manipulative questioning, interrupting and picking up, manip-
ulative change of the topic, manipulative refusal of communication, demonstrative silence, etc. are
analyzed in the paper.
Keywords: language manipulation, speech strategies, speech interaction, dialogical discourse, cogni-
tive-discursive approach, Russian oral speech
303
Н.В. Мамонова (Челябинск, Россия)
Челябинский государственный университет
natalya-mamonova@rambler.ru
АНГЛИЦИЗМЫ В МОЛОДЕЖНОМ МЕДИАДИСКУРСЕ

ЧЕЛЯБИНСКОЙ ОБЛАСТИ
В статье рассматриваются изменения, происходящих в русском языке под действием смены

культурно-ценностных ориентиров с национальных на англоязычные (глобальные). Этот фе-
номен анализируется на материале публикаций массмедиа Челябинской области для молодеж-
ной аудитории.
Ключевые слова: англицизм, национальное языковое сознание, медиадискурс, глобализация,
молодежь74, Челябинская область
Язык как живой организм пронизывает все сферы деятельности человека.

Благодаря языку наши мысли приобретают речевую форму, самоорганизуя наши
идеи, образы, представления об окружающем мире и его устройстве. Язык пред-
ставляет собой живую память народа, в которой фиксируются все исторические,
экономические, научные и многие другие события и феномены. В устной и пись-
менной речи зеркально отражается наше языковое сознание, сублимируя когни-
тивные признаки явлений нашего мира.
Процессы глобализации, безусловно, оказывают влияние и переформати-
руют национальную память и национальное языковое сознание, зафиксирован-
ное в языке. Особенно ярко и наглядно можно отследить процессы изменений и
постепенной трансформации национального сознания в глобальное в медиадис-
курсе. Эти изменения имеют накопительный характер и кажутся малозначитель-
ными до определенного момента, момента набора критической массы, когда ко-
личество переходит в новое качество.
Наиболее наглядно эти феномены проявляются среди молодежи. В первую
очередь это отражается на самой чувствительной к изменениям прослойке обще-
ства – молодежи, наиболее восприимчивой ко всему новому и в то же время транс-
лирующей интенции и векторы инерционного развития более старших поколений.
Социальная сеть Инстаграм является одной из самых популярных социальных
сетей среди молодежи и подростков на данный момент. Многие сетевые издания и
газеты, в том числе и в Челябинской области, ведут свои страницы в Инстаграм,
привлекая молодежную аудиторию и публикуя новостные тексты с картинками.
Рассмотрим частотность употребления лексем и их смысловую самооргани-
зацию в данной категории публикаций с хештегом #молодежь74, выясним, что
же входит в ядерную зону концепта МОЛОДЕЖЬ74. Ядро данного концепта от-
ражает культурно-ценностную матрицу, транслируемую в медиадискурсе, и сте-
пень ее подверженности влиянию глобализационных процессов. Материалом по-
служили публикации медиа ресурсов Челябинской области в социальной сети
Инстаграм. Вот некоторые примеры: «mmo_logos 30 ноября 2020 года руководи-
тель Молодежного миссионерского общества «LOGOS» Глеб Бляшон провел
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Челябинской области в
рамках научного проекта № 20-412-740004.

304
лекцию по социальному проектированию в Челябинском государственном уни-
верситете в рамках лекционных встреч Штабной Академии СО ЧелГУ. В своем
выступлении спикер рассказал о развитии молодежных инициатив на примере
работы Молодежной Палаты и Молодежного центра «LOGOS»; «forum_med Со-
бираем мысли в кучку после насыщенного дня. Успели все записать за спике-
рами? Мы тоже сделали пару пометок! Давайте освежим память и структури-
руем полученные знания. Что рассказала нам @chichinaalina(@setters.me) – Клю-
чевая ошибка многих брендов – они хотят «быть в тренде» = как все»;
«chelsso174 Как сделать ТОПовое мероприятие? Рассказала дельные советы Ма-
рина Аминева – комиссар штаба студотрядов ЮУрГУ с 2018 года. За ее спиной
десятки успешных смен в детских лагерях, отрядные игры, областные конкурсы
и самые яркие идеи, которые не заканчиваются и сегодня» [Инстаграм].
В первом образце упоминается миссионерское общество «LOGOS», где
название передано при помощи латиницы и отображено графически при по-
мощи прописных букв. Лексема «спикер» стала общеупотребительной, причем
данная лексема звучит более весомо и престижно, чем лексемы «оратор» или
«докладчик». Совсем другие коннотации связаны с данными единицами, звуча-
щими уже не так современно или вовсе устаревшими, отсюда и постепенно те-
ряющие свою привлекательность и актуальность. Молодые люди более чутко
улавливают колебания микросмыслов лексических единиц, отражая как индика-
тор изменения в национальном сознании, с легкостью воспринимая новые гло-
бальные ценности, отказываясь от прежних:
«molodezh_magnitki Продолжается регистрация на Южно-Уральский граж-
данский форум-2020 Он пройдет 8-9 декабря в онлайн-формате»;
«dbabushkin74 Проходим курсы юного блогера на работе. Освоили световое
кольцо. А вообще пост не о блогерстве, а просто симпатичная фотка
Better late than never Друзья,
от @elizabeth_schetinina»; «volonters_74
слова доброволец или волонтер сегодня у всех на слуху. Волонтер – это человек,
который добровольно и безвозмездно занимается общественной работой и де-
лает он ее в свое свободное время. Стать волонтером может каждый независимо
от статуса, профессии, возраста, взглядов на жизнь» [Инстаграм].
Приведенные примеры изобилуют англицизмами, используемыми для про-
движения идей и привлечения аудитории. Английская пословица «Better late than
never» (рус. «Лучше поздно, чем никогда») предлагает читателю присоединиться
к волонтерской деятельности сейчас или потом. Английский вариант пословицы
преподносит аудитории английскую мудрость как особую ценность и предлагает
принять ее как ценность англосаксонскую, глобальную.
Многие англицизмы (форум, онлайн-формат, блогер, блогерство) укрепи-
лись настолько в обыденной речи, что уже едва ли данные лексические единицы
воспринимаются в качестве заимствований, разве что на уровне подсознания.
Особенно примечательна следующая публикация с заложенным в ней противо-
поставлением русского и англосаксонского языкового сознания:
«mmo_logos НАГРАЖДЕНИЕ ВОЛОНТЕРОВ АКЦИИ «МЫ ВМЕСТЕ».
Поздравляем всех волонтеров с международным Днем добровольца! » [Ин-
стаграм].
305
В данном примере четко прослеживается репрезентируемая смысловая до-
минанта, представленная лексемой «волонтер», активно противопоставляемой
русскому аналогу лексемы «доброволец».
Так, волонтер согласно Cambridge dictionary это «a person who does some-
thing, especially helping other people, willingly and without being forced or paid to do
it» [Cambridge dictionary]. По С.И. Ожегову, доброволец – это «чeлoвeк,
дoбpoвoльнo вcтyпивший в дeйcтвyющyю apмию» или «тoт, ктo дoбpoвoльнo
взял нa ceбя кaкyю-нибyдь paбoтy» [Ozhegov.TextoLogia.ru]. Это противопостав-
ление увеличивает экспрессивность высказывания. Очень часто на уровне бессо-
знательного информация, передаваемая при помощи англицизмов, считывается
как более качественная, высокотехнологичная, образцовая, приемлемая для под-
ражания или обладающая более выигрышным эмоциональным фоном (когда от-
сутствуют лингвокультурные коннотации, уменьшающие значимость и актуаль-
ность данной лексемы на уровне культурно-исторической памяти).
Несомненно, использование англицизмов оправданно, если в русском языке
нет соответствующего аналога или значение отражается не в полной мере или
неточно. Это присутствует в таких модных темах как сфера информационных
технологий (хакатон, Интернет вещей, использование словосочетаний на ан-
глийском языке), психология (прокрастинации) или развлечения (пазл, свайпай,
комбо-предложение): «molodezh_magnitki АНО «Агентство инновационного
развития» организует онлайн-хакатон Social Regional IT Hack. Проект рассчи-
тан на разработчиков в сфере NB-IoT. «Интернет вещей» и Smart City »;
«molodezh74 Продуктивность, лень, мотивация, дисциплина – информации о
прокрастинации много, а толку? В этих карточках наша редакция решила со-
брать пазл: детально разобраться, почему мы начинаем игнорировать важные
дела и как перестать это делать »; «friendly_eda Новое вкусное комбо во
Friendly: сырники + капучино за 199☕ Свайпай и выбирай лучшее комбо-пред-
ложение для тебя➡» [Инстаграм].
С развитием цифровых технологий и с наступлением четвертой научно-тех-
нической революции в десятки раз ускорился процесс изменения языкового со-
знания. Сможет ли языковая система скомпенсировать поток трансформаций и
удержаться в точке равновесия? Экспансия англосаксонского языкового созна-
ния никогда не достигала таких объемов и скорости распространения во всех
сферах жизни, преобразуя национальное языковое сознание, прививая и форми-
руя глобальное мировидение с новыми установками и с обновленной языковой
картиной мира.
Микросмыслы каждой отдельной лексической единицы подменяются но-
выми, глобальными микросмыслами и формируют под действием креативных
аттракторов мегауровня, задаваемых доминирующей культурно-ценностной
матрицей, с помощью так называемой мягкой силы, когда микросмысл за мик-
росмыслом постепенно меняют мировидение как отдельного индивида, так и це-
лых групп. Таким образом, микросмыслы под действием аттракторов, форми-
руют нашу текущую реальность, наше языковое сознание, нашу систему куль-
турно-ценностных координат, воплощенных в языке.
Материальные (товары, активы) и нематериальные (информация, знания)
продукты глобализации пронизывают нашу повседневность.
306
Нам представляется, что национальное языковое сознание являет собой
часть языкового сознания каждого отдельного представителя нации и характери-
зуется общностью представлений и знаний о мире, общей культурно-ценностной
матрицей. Эта общность ассоциируется с частью своего языкового «Я», и именно
поэтому успех или неуспех представителей нации воспринимается как свой соб-
ственный.
Культурно-ценностная матрица играет важную роль в самоопределении и
самосознании каждого индивида. Подмена или миграция культурных ориенти-
ров начинается незаметно, с малых вещей (нового слова, модной надписи, вещи,
образе жизни, представлениях о добре и зле, гендерном распределении ролей,
моделей социального взаимодействия и пр.). Эти изменения фиксируются в
текстах новостей, передающих повседневные заботы, события, проблемы, пуб-
ликуемые ежедневно в средствах массовой информации. Отказ от своей нацио-
нальной культурно-ценностной матрицы и принятие англоязычных ориентиров
ведет к формированию глобального языкового сознания, обедняет национальное
языковое сознание и может привести в конечном счете к его ликвидации.
Инстаграм. URL: https://www.insta-gram.com/?hl=ru. (Дата обращения: 10.12.2020).
Сambridge dictionary. URL: https://dictionary.cambridge.org/ru/%D1%81%D0%BB%D0%
BE%D0%B2%D0%B0%D1-%80%D1%8C/D0%B0%D0%BD%D0%B3%D0%BB%D0%B8%
D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9/volunteer. (Дата обращения: 10.12.2020).
Ozhegov.TextoLogia.ru. Тoлкoвый cлoвapь pyccкoгo языкa. URL: https://ozhegov.textolo-
gia.ru/definit/dobrovolec/?q=742&n=170508. (Дата обращения: 10.12.2020).
Natalya V. Mamonova (Chelyabinsk, Russia)

Chelyabinsk State University
ANGLICISMS IN YOUTH MEDIADISCOURSE OF THE CHELYABINSK REGION

The article examines the changes in the Russian language under the influence of transformation of
cultural values from the national to English (global) ones. This phenomenon is analyzed on the basis
of mass media publications of the Chelyabinsk region for the youth audience.
Keywords: anglicism, national linguistic consciousness, media discourse, globalization, youth74,
Chelyabinsk region
К.П. Постерняк (Ростов-на-Дону, Россия)

Южный федеральный университет
ksenik89@yandex.ru
ТРАНСФОРМАЦИЯ ОЦЕНОЧНОЙ СОСТАВЛЯЮЩЕЙ ОБРАЗА-

КОНЦЕПТА РОССИЯ В БРИТАНСКОМ МЕДИАДИСКУРСЕ ХХ–ХХI ВВ.
Рассматривается оценочная составляющая образа-концепта РОССИЯ в переходные периоды

для нашего государства в ХХ–XXI вв. Актуальность исследования обусловлена информаци-
онной войной, в которой язык используется как главное оружие против других государств.
Основными теоретическими предпосылками являются работы по когнитивной лингвистике,
имагологии и лингвокультурологии.
Ключевые слова: концепт, образ, образ-концепт, Россия, медиадискурс, оценка
307
Информационная война, которая ведется сейчас в сфере медиадискурса раз-
ных стран, и в том числе Великобритании, выявляет важную роль языка как ин-
струмента воздействия на общественное сознание, реализующего установки по-
литической и государственной власти этой страны по отношению к другим гос-
ударствам в зависимости от международной обстановки и межгосударственных
отношений. При создании медиатекстов происходит отбор определенных языко-
вых средств, которые, обладая яркой лексической выразительностью и иллоку-
тивной силой, способствуют формированию образов-концептов других госу-
дарств в ключе, заданном руководящей элитой этих стран. В период ухудшения
межгосударственных отношений образ-концепт другого государства может при-
обретать резко отрицательную окраску, в период их нормализации – нейтраль-
ную или положительную.
Изучение образов-государств находится сегодня в центре внимания пара-
дигм многих наук – лингвистической концептологии, политической лингвистики
и лингвистической имагологии, в рамках которых образ концепт-государства,
создаваемый в СМИ, представляет собой целенаправленно формируемое в про-
цессе идеологически детерминированной творческой деятельности журналистов
динамическое вербально-ментальное образование с ярко выраженной эмоцио-
нальностью и аксиологичностью. В своем исследовании мы опираемся на мне-
ние многих ученых (В.В. Красных, В.И. Карасик, Н.Ф. Алефиренко и др.) утвер-
ждаюших, что концепт является как минимум трехмерным образованием, вклю-
чающим понятийный, предметно-образный и ценностный компоненты. В данной
работе мы остановимся на последнем аспекте.
В информационном пространстве государства, особенно противостоящие
друг другу, становятся центральными объектами оценки, которая является диамет-
рально противоположной в зависимости от того, освещают ли СМИ позицию сво-
его государства или его оппонента. Огромную роль в этом процессе играет аксио-
логическая лексика как важный компонент ценностной составляющей концепта.
Рассматривая Россию в качестве лингвокультурологического концепта, мы
опираемся на положение С.Г. Воркачева, утверждаюшего, что «под ценностной
составляющей лингвокультурного концепта понимается его культурная значи-
мость…, культурная доминанта» [Воркачев 2016: 20]. В свою очередь, ценност-
ные доминанты «образуют определенный тип культуры, поддерживаемый и со-
храняемый в языке [Карасик 2004: 105]».
Оценка является языковой универсалией и в ее основе лежит оппозиция
«хорошо / плохо», устанавливающая ценностное отношение между субъектом
оценки и ее объектом. Важно отметить, что если оценочность – это свойство язы-
ковой единицы, то оценка – это действие субъекта, демонстрация его отношения
к объекту [Марьянчик 2011: 101].
Анализ медиадискурса показывает, что категория оценочности является од-
ним «из характерных свойств политического дискурса СМИ и одним из лексиче-
ских средств манипулирования» [Бабаева 2015: 7].
В данной работе мы проследили формирование и динамику вербализации
оценочной составляющей образа-концепта РОССИЯ в британском медиадис-
курсе на протяжении ста лет, начиная с 1916 г. и заканчивая 2020 г., выделив в
нем три важных, с исторической точки зрения, периода.
В первый период 1916–1922 гг. – в России свершились две революции, одна
308
из которых свергла царское самодержавие, а в результате второй был установлен
новый тип государственного устройства – власть Советов и сформировано новое
государство Советский Союз, доминантной республикой которого была Россия.
Следующий переломный момент в развитии нашего государства 1991–1993
гг., когда советский этап завершился распадом Советского Союза, и на его месте
образовались новые государства, в том числе и новая Россия, лишенная комму-
нистической идеологии.
И последний рассматриваемый период 2013–2020 гг., когда Россия смогла
укрепить свои позиции и внутри страны, и на международной арене. Это резко
изменило отношение к ней в западных политических кругах, и в британских в
том числе, объявивших ее агрессивной супердержавой, стремящейся к мировому
господству.
В ходе исследования нами были проанализированы 1100 статей британских
СМИ, представленных в 1916–1922 гг. в изданиях «The Times», «The Manchester
Guardian», «The Western Daily Press», «The Mansfield Reporter», «The International
Woman Suffrage News», «The Freedom», «The Birmingham Daily Post», «The Daily
Herald», «The Globe», «The Daily Record».
Второй период (1991-1993) был представлен информацией из газет «The
Times», «The Financial Times», «The Guardian», «The Observer», «The Morning
Star», «The Daily Telegraph» и «The Daily Mail».
Для исследования среза британской прессы за 2013-2020 годы были взяты в
основном те же источники, которые были подвергнуты анализу в предыдущих пе-
риодах, а именно: «The Times», «The Guardian», «The Observer», «The Financial
Times», «The Daily Telegraph», «The Daily Mail», «The Daily Mirror», «The Independ-
ent», журналы «The Economist», «The Standpoint», «The Spectator», а также такие
сайты как bbc.uk, theconversation.com, calvertjournal.com, blogs.reuters.com и gov.uk.
В результате сравнительного и контекстологического анализа британской
прессы за все три периода мы выявили следующие оценочные характеристики
образа-концепта РОССИЯ. В начале ХХ в. Россия характеризовалась британ-
скими журналистами, прежде всего, как бедное и отсталое аграрное государство,
находящееся в разорении и хаосе в результате войн и революций. Для этого ис-
пользовались такие оценочные прилагательные с негативной коннотацией:
darkest, ruined, unhappy, worn out, anxious, undecided, brutally treated, not united,
less powerful, weak, chaotic, not philanthropic, barbaric, distracted. Но были и
надежды на светлое будущее России, которое выражалось в оценочных прилага-
тельных с положительной коннотацией free, independent, purified and
reinvigorated, well-governed, law-abiding and peaceful, democratic, cleaner and
stronger, happy and contented.
Во втором анализируемом периоде (1991-1993), чтобы подчеркнуть бед-
ственное положение страны, побежденной в холодной войне, британский медиа-
дискурс также использовал в большинстве своем эпитеты с негативным подтек-
стом, формируя образ страны на перепутье, уставшей от внутренних проблем:
poor, tired, angry, confused, uncertain, но не потерявшей самоуважение (proud).
Так же, как и в начале века, журналисты Британии надеются на светлое будущее
России, которая будет дружественна и послушна западной доктрине (more
honest, fairer Russia, more civilized, supposedly friendly country).
Оценочный компонент заключительного рассматриваемого периода 2013–
309
2020 гг. отражает общую тенденцию британских СМИ в отношении России в но-
вом веке – формирование негативного образа России с помощью прилагательных
с отрицательными коннотациями, которые сами по себе являются противоречи-
выми. С одной стороны, эти эпитеты указывают на слабость нашей экономики
(economically weak, less powerful). А с другой стороны, Россия, с их точки зрения,
опасна, агрессивна, амбициозна, неуправляема (dangerous, aggressive, hostile,
defiant) и даже порочна(rotten). Положительных эпитетов по отношению к нашей
стране в этот период почти не выявлено.
Таким образом мы проследили трансформацию оценочной составляющей
образа-концепта РОССИЯ в британских СМИ, который менялся в зависимости
от исторических событий в нашей стране в и целенаправленно детерминирован-
ной творческой деятельности британских журналистов, оценивающих эти собы-
тия с позиции взаимоотношений наших стран.
Бабаева Р.Г. Лексические средства манипулирования в публикациях англоязычных СМИ
о политике президента России В.В. Путина // Экономика и социум. 2015. № 6 (19). С. 6-7.
Воркачев С.Г. Ex pluribus unum: лингвокультурный концепт как синтезное образование
// Вестник РУДН. Серия: лингвистика. 2016. № 2. С. 17-30.
Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. 2-е изд. М.: Гнозис, 2004.
Марьянчик В.А. Оценка как категория текста // Вестник Северного (Арктического) федер.
ун-та. Серия: гуманитарные и социальные науки. 2011. № 1. С. 100-103.
Kseniya P. Posternyak (Rostov-on-Don, Russia)

Southern Federal University
TRANSFORMATION OF THE EVALUATIVE COMPONENT

OF THE IMAGE-CONCEPT RUSSIA IN THE BRITISH MEDIADISCOURSE
OF THE 20TH – 21ST CENTURIES
The evaluative component of the image-concept RUSSIA in the transitional periods for our state in
the 20th – 21st centuries is considered. The relevance of the study is due to information war, where
language is used as the main weapon against other states. The main theoretical premises are works
on cognitive linguistics, imagology and cultural linguistics.
Keywords: concept, image, image-concept, Russia, media discourse, evaluation
Т.А. Сидорова (Архангельск, Россия)

Северный (Арктический) федеральный университет им. М.В. Ломоносова
t.sidorova@narfu.ru
Н.С. Болгова (Архангельск, Россия)
natali609@yandex.ru
ПРОИЗВОДНЫЕ ОТ ИМЕН СОБСТВЕННЫХ КАК СМЫСЛОФОРМЫ

ПОЛИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА
Цель исследования – выявление особенностей функционирования производных от имен соб-
ственных в современном политическом дискурсе. Доказывается, что в них интегрируются
идеи, обусловленные как языковыми, так и экстралингвистическими факторами. Выделяются
принципы формирования таких производных, когнитивные механизмы, модели номинации.
Определяются роль производных в процессе формирования и интерпретации смысла полити-
310
ческого дискурса, новые свойства имен собственных, функционирующих в качестве произво-
дящих основ.
Ключевые слова: имя собственное, производное слово, политический дискурс, структура зна-
ния, смыслоформа, когнитивные механизмы, концептуализация, категоризация
Актуальность исследования обусловлена возрастающим интересом к изуче-

нию языковых фактов новых дискурсивных практик в аспекте когнитивно-дис-
курсивной парадигмы знаний. К таким языковым фактам мы относим и производ-
ные от имен собственных. Исследуя семантику таких производных, российские
лингвисты обращают внимание и на когнитивно-дискурсивный аспект номинаций
(Л.В. Бабина, И.В. Бочкарева, Л.В. Рацибурская, Е.М., Щербак А.С. Позднякова и
др.). Однако в работах названных ученых не учитываются дискурсивный характер
ментального компонента внутренней формы производных, специфика их мотива-
ционного кода, корреляция области референции имени собственного с его конно-
тативным пространством. Как отмечает Т.И. Вендина, «сам выбор того или иного
объекта словообразовательной детерминации свидетельствует о его значимости
для носителей языка» [Вендина 1998: 8]. При этом внутренняя форма становится
способом осмысления объекта мира в момент создания производного от имени
собственного. Поэтому принцип антропоцентризма является доминирующим в
анализе материала. Такой принцип позволяет исследовать производные с учетом
не только ассоциативно-вербальной сети, объективно существующей в сознании
человека, но и ассоциативно-деривационной сети, включающей смыслы, стоящие
за морфемами, их связями и отношениями между ними.
Производные от имен собственных (фамилий) имеют фразеологизирован-
ную морфемную структуру, а ментальный компонент их внутренней формы
имеет дискурсивный характер, так как в его основе лежат не отдельные признаки
объекта, а события, пресуппозиции, пропозиции, ситуации и т.п.
Объект исследования – производные от фамилий известных политических
деятелей.
Основная задача исследования – определение роли производных от имен
собственных как особых смыслоформ в формировании концептуального про-
странства политического дискурса.
Производные от имен собственных являются формой выражения когнитив-
ного сознания адресанта и объективируют его идеологию. Их дискурсивный
смысл аксиологичен и усиливает личностный характер политического дискурса.
Поэтому выбор той или иной смыслоформы политического дискурса обусловлен
определенным историческим, социальным и культурным контекстом [Дридзе
1980], а также внутренним миром, ценностными ориентирами, мировоззрением
адресанта дискурса.
Материал исследования – политические статьи Интернет-дискурса, в кото-
рых функционируют производные от фамилий известных политических деяте-
лей, используемых в качестве средства воздействия на адресата. В то же время
такие производные являются способом выражения отношения адресанта дис-
курса к обозначаемому феномену.
В качестве основного метода исследования используется когнитивно-дис-
курсивный анализ. Наряду с основным методом реализуются ономасиологиче-
ский подход к словообразовательному значению как значению модели в целом,
311
а не к сумме значений компонентов; компонентный анализ; концептуальный ана-
лиз внутренней формы производного от имени собственного; мотивационный
анализ. Производные от имен собственных в политическом дискурсе включа-
ются в систему средств объективации политической реальности и становятся
способом интерпретации новых структур знаний, возникающих на рефлексив-
ном уровне сознания дискурсивной личности. Чисто лингвистический подход к
анализу таких средств не приемлем, так как они содержат особый лингвокуль-
турный код, подчиненный авторской рефлексии. Для декодирования смысла та-
ких производных релевантным становится интерпретационный анализ.
Исследование показало, что основными когнитивными механизмами фор-
мирования новых структур знаний являются профилирование, концептуальная
интеграция и инференция. Производные от имен собственных в политическом
дискурсе репрезентируют новый деривационный смысл как единицу ментальной
информации, за которой стоит определенная структура знаний. Эти смыслы яв-
ляются компонентами концептуального пространства политического дискурса,
т.е. его смыслоформами. Особенностью такой смыслоформы является ее лингво-
ментальный характер. Смысл таких производных детерминируется лингвистиче-
ским и экстралингвистическим (психологическим, социокультурным, когнитив-
ным, прагматическим, коммуникативным) контекстами. Попадая в политиче-
ский дискурс, производные от имен собственных подвергаются новой концепту-
ализации и категоризации, так как становятся способом воплощения, репрезен-
тации и интерпретации дискурсивного смысла. Основываясь на выделении пер-
вичной и вторичной интерпретации [Болдырев 2015: 9], считаем, что посред-
ством таких смыслоформ адресант осуществляет вторичную интерпретацию,
оценивая политическое событие, политика, его деятельность в соответствии со
своим мировоззрением. Знания, стоящие за смыслоформами, носят интерпрета-
ционный характер, поскольку детерминируются дискурсивной личность. Под
смыслоформой политического дискурса мы понимаем языковую форму как спо-
соб формирования, репрезентации смысла, передающего интенции адресанта.
Принципы организации смысла детерминируются факторами, влияющими на
выбор производящей фамилии.
Основной фактор – высокая степень известности фамилии (производящего)
какому-либо сообществу. Учитывается роль личности, стоящей за фамилией, в
истории, культуре, социальной, политической жизни.
Принципы организации знаний, стоящих за смыслоформой, – формальная
совместимость производящей основы и форманта; коннотативность имени соб-
ственного и форманта; доминирование знаний экстралингвистического харак-
тера; профилирование знаний, релевантных мировоззрению адресанта дискурса,
объективация социокультурного языкового сознания. Поскольку знания, стоя-
щие за смыслоформой, имеют инферентный характер, необходимо учитывать
языковое значение словообразовательной модели и вариантное дискурсивное
значение производного. Формирование смысла осуществляется на уровне взаи-
модействия концептуальных сущностей, стоящих за производящими фамили-
ями, формантом и дискурсом в целом.
Объем вербализованного знания в производных от имен собственных зна-
чительно меньше объема знаний экстралингвистического характера. Способы
312
представления (объективации) знаний – внутренняя форма производного, кон-
цептуальная структура, стоящая за формантом, лингвистический и экстралинг-
вистический контексты дискурса. Ограниченность объема публикации не позво-
ляет проиллюстрировать все варианты формирования смыслоформ. Остано-
вимся только на производных от одной фамилии Чубайс.
Например, высказывание С. Михеева «Полный отрыв от действительно-
сти характеризует этих новых чубайсят» (т/п Вечер с Владимиром Соловье-
вым (т/п «Вечер с Владимиром Соловьевым» т/к Россия 1 07.03.2018) содержит
смыслоформу «чубайсята». Модусная часть номинации объективируется суф-
фиксом, который становится маркером ироничности и пренебрежительности:
меняется направление концептуализации (нравственно-этическая сфера). Чубай-
сята – это не *дети Чубайса, а ʽлюди, полностью оторванные от действительно-
сти, ничего не делающие полезного, но приближенные к правительствуʼ. Таково
контекстное прочтение номинации. Такие люди характеризуются свойством
«диванного активизма» (slacktivism / clicktivism) [Penney 2017: 131-133].
Фамилия Чубайс становится производящей базой и для номинации «чубай-
сятина». См., например, статью «Чубайсятина как светоч слов и дел медвепутии»
(Г. Кандауров. Proza.ru. 29 октября 2019). Негативно-оценочный характер произ-
водного маркируется не только суффиксом -атин/а (бредятина, пошлятина, отсе-
бятина), но и контекстом, в котором актуализируются коннотации, закрепившиеся
за фамилией Чубайс: рыжий разоритель России, характер алчный, антирусский,
антинародный; глупость, халатность, пренебрежение всеми и всем, вседозволен-
ность, безнаказанность; власть прощает миллиардные убытки в чубайсовском
РосНАНО. Адресант дискурса предлагает авторскую дефиницию производного:
нечто непотребное, имеющее крайне отрицательное значение слово, как по
смыслу, так и по звучанию; являющееся синонимом разнузданного, пошлого мата.
Дискурсивный смысл производного формируется путем интеграции различных
концептуальных признаков: негативная оценка социально-политического явле-
ния, характеризующегося вседозволенностью, расхождением слова с делом и при-
водящего к деградации и криминализации общества. В дискурсе Андрея Михай-
лова (РИА Новости, rianru. 18 января 2019 г.) это же явление отождествляется с
заразной болезнью власти: Чубайсятиной хронически болеет президент. Наше
время – это эпоха чубайсятины. Лечится она мантрой «Смотрите, а король-то
голый». Как видим, посредством производных, образованных от одной фамилии,
могут объективироваться разные концептуальные сферы: определенный тип лю-
дей (чубайсики), общественно-политическое явление (чубайсятина), болезнь об-
щества / власти (чубайсятина), объект-результат (чубаучер).
Таким образом, в политическом дискурсе как виде социально-речевого по-
ведения [Иссерс 2015] формируются новые дискурсивные практики, отражаю-
щие мировоззрение адресанта, использующего исследуемые нами смыслоформы
в качестве агональных знаков вербальной агрессии. Производные от фамилий
приобретают статус смыслоформ как компонентов концептуального простран-
ства политического дискурса и являются маркерами новой дискурсивной прак-
тики, так как становятся средством интерпретации и оценки социополитического
пространства.
При этом имена собственные как производящие базы производных подвер-
гаются вторичной концептуализации и категоризации. В исследовании доказано,
313
что в смыслоформах интегрируются идеи, обусловленные как языковыми, так и
экстралингвистическими факторами при доминировании последних.
Болдырев Н.Н. Антропоцентрическая сущность языка в его функциях, единицах и катего-
риях // Вопросы когнитивной лингвистики. 2015. № 1. С. 5-12.
Вендина Т.И. Русская языковая картина мира сквозь призму словообразования (макро-
косм). М.: Индрик, 1998.
Дридзе Т.М. Язык и социальная психология / Т.М. Дридзе, А.А.Леонтьев. М.: Высшая
школа, 1980.
Иссерс О.С. Дискурсивные практики нашего времени. 2-е изд., испр. М.: ЛЕНАНД, 2015.
Penney J. The Citizen Marketer. Promoting Political Opinion in the Social Media Age. Oxford:
OUP, 2017.
Tatyana A. Sidorova (Arhangelsk, Russia)

Lomonosov Northern (Arctic) Federal University
Natalya S. Bolgova (Arhangelsk, Russia)
DERIVATIVES OF PROPER NAMES AS SEMANTIC FORMS

OF POLITICAL DISCOURSE
The purpose of the study is to identify the features of the functioning of derivatives of proper names
in modern political discourse. It is proved that these names integrate ideas conditioned both by lin-
guistic and extralinguistic factors. The principles of the formation of such derivatives, cognitive
mechanisms, and nomination models are highlighted. The role of derivatives in the process of for-
mation and interpretation of the meaning of political discourse, the new properties of proper names
functioning as derivation bases are determined.
Keywords: proper name, derivative word, political discourse, knowledge structure, semantic form,
cognitive mechanisms, conceptualization, categorization
И.В. Скрынникова (Волгоград, Россия)

Волгоградский государственный университет
i.skrynnikova@volsu.ru
СПОРНЫЕ МЕТАФОРЫ РОССИЙСКОГО ПАТРИОТИЗМА
В статье российский патриотизм рассматривается как спорный концепт политического и мас-

смедийного дискурса и обосновывается ключевая роль образного языка в дискурсивном кон-
струировании российской национальной идентичности. Опираясь на теорию критического
анализа дискурса и корпусные методы, исследование выявляет доминирующие метафоры пат-
риотизма, указывая на вариативность преференциальных метафорических моделей.
Ключевые слова: патриотизм, спорные концепты, национальная идентичность, дискурсивное
конструирование, метафора, корпус, преференциальная концептуализация
Определяя значение и жизненное пространство многих народов, идея пат-

риотизма кажется универсальной для разных культур. Она подразумевает привя-
занность и любовь ко всему отеческому (истории, языку, традициям) и защиту
отечества. Традиционно понимаемый как чувство принадлежности к своей
стране, патриотизм обрел в последнее время поразительно неоднозначное пони-
мание. Способы трактовки патриотизма, а также связанные с ним социальные
практики различаются от страны к стране, что имеет далеко идущие последствия
314
как для людей внутри отдельных сообществ, так и для их отношений с другими
(иностранными) сообществами.
Возникает вопрос, как зарождаются и выражаются патриотические чувства?
Некоторые заявляют, что они представляют собой не что иное, как «специфические
реакции на стимулы, исходящие из физического окружения, культурной среды, в
которой человек живет, и людей, с которыми он живет» [Kecmanovich 1996; Evans
& Kelley 2002]. Другие предполагают, что многомерный характер патриотизма при-
водит к его разнообразным интерпретациям в разных контекстах [Ariely 2017]. Но
что именно заставляет людей особенно гордиться своей нацией?
С одной стороны, идея безусловного патриотизма, происходящего из архаич-
ных нарративов (устных легенд и письменных фольклорных источников) и поддер-
жание духовно-нравственного самосознания, пронизывает русскую национальную
идентичность. С другой стороны, именно патриотизм подвергся значительной дис-
кредитации в результате хаоса, вызванного политической и социально-экономиче-
ской трансформацией российского общества в постсоветскую эпоху.
В этих условиях патриотизм, на наш взгляд, можно рассматривать как спор-
ный концепт. Принимая во внимание критическую роль языка, который служит
дискурсивным прагматическим механизмом, выдвигающим на первый план опре-
деленный взгляд на патриотизм, а также интерпретирующий и объяснительный по-
тенциал образного языка в осмыслении абстрактных концептов, считаем, что мета-
фора является мощным проводником патриотизма, а также средством (ре)фрей-
минга как в политическом дискурсе, так и в опосредованной коммуникации.
Язык служит ключевым элементом в определении идентичности людей.
Критическая роль образного языка и метафоры в решении широкого круга соци-
ально-политических проблем неоднократно подтверждалась. Исследования, по-
священные анализу метафор и метафорических моделей для обсуждения поли-
тических вопросов, охватывают борьбу с коррупцией [Budaev, Chudinov 2008],
иммиграционный кризис [Quinsaat 2014], политику ЕС [Musolff 2006], финансо-
вые вопросы [Charteris-Black & Musolff 2004], а также мультимодальные мета-
форические репрезентации патриотизма [Скрынникова, Пермякова 2019]. Более
того, большинство политических фреймов носят метафорический характер, од-
нако, метафорические модели, используемые для описания политических и со-
циальных проблем, динамичны и изменчивы. Например, журналисты чаще всего
прибегают к использованию фрейма спорта / игры и освещают политические со-
бытия, используя спортивные или военные метафоры. Это подразумевает кон-
цептуальное представление политиков либо как спортсменов в игре (матче),
либо как военачальников, работающих на поле боя. Использование образного
языка для фрейминга политических событий делает политику более привлека-
тельной, взывающей к чувствам людей и более понятной для целевой аудитории.
Но одной из важнейших функций метафоры в социальном и политическом дис-
курсе, несомненно, остается ее способность способствовать принятию реципи-
ентом определенной (желаемой) позиции по конкретным вопросам.
Настоящее исследование опирается на комбинацию методов когнитивной
лингвистики и теории концептуальной метафоры, корпусных методов и крити-
ческого дискурс-анализа метафор. На начальном этапе исследования проводился
анализ коллокаций со словом «патриотизм(-изм)», представленных в газетном
подкорпусе Российского национального корпуса (РНК). Чтобы выявить набор
315
метафор политического и массмедийного дискурса, был составлен и проанали-
зирован подкорпус из 1248 статей (статей), охватывающих период с 2000 г. по
настоящее время, и отражающих текущие метафорические способы концептуа-
лизации патриотизма и национальной гордости в России. Эти годы охватывают
такие события, как празднование годовщины Победы в Великой Отечественной
войне, сопровождаемое увеличением числа государственных инициатив по пат-
риотизации, проведение Олимпийских игр 2014 г. в Сочи и чемпионата мира по
футболу 2018 г., украинский кризис и последующее присоединение Крыма, бое-
вые действия в Сирии, наращивание военных объектов, экономические санкции,
введенные Западом, и т.д. Статьи, включающие политические выступления, но-
востные репортажи и интервью, отражают различные взгляды на то, в чем ви-
дится российский патриотизм глазами представителей различных политических,
возрастных, профессиональных групп.
Следующим шагом является создание конкордансов для каждого из слово-
сочетаний для определения метафорического использования. Сфера-источник
указывается для каждого случая, например, такие слова как загорелый, здоровый,
сытый и т.д. были причислены к домену ТЕЛО. Впоследствии был составлен
список метафорических выражений, относящихся к каждой сфере-источнику.
Процедура идентификации концептуальных метафор (кросс-доменных со-
ответствий между сферой-источником и сферой-мишенью) в корпусе подразу-
мевает решение определенных проблем, поскольку концептуальные соответ-
ствия (cross-domain mappings) не ограничиваются конкретным набором лингви-
стических форм, а скорее различными наборами. Выявление метафорических со-
ответствий включает идентификацию тех речевых появлений сферы-мишени,
которые указывают на метафорический статус.
Заключительный этап исследования основан на анализе моделей преферен-
циальных способов концептуализации, предложенных Ковечешем [Kovecses
2005: 70], применяемых для выявления конкурирующих способов концептуали-
зации патриотизма и связанных с ним концептов. Это означает, что мы количе-
ственно сравниваем репертуар сфер-источников, поскольку некоторое отклоне-
ние от преференциальных способов концептуализации становится критическим
вопросом для текущего исследования.
Выявление доминирующих метафорических моделей патриотизма предпо-
лагает не только определение преобладающих сфер-источников, но и анализ их
частотности, что отражает систематические модели концептуализации патрио-
тизма. В таблице указан репертуар сфер-источников российского патриотизма,
их частотность в подкорпусе.
PATRIOTISM /
(%)
BEING Examples Translation
N=674
PATRIOTIC is
1 BUILDING 9,2 Основа общества, в осно- Foundation, shelter, pil-
вании патриотизма, прибе- lar
жище, опора общества
2 SPORTS / GAME or 26,1 набрать (принести) очки, to score, a (gamble)
GAMBLING фишка в азартной игре, chip, to bet, to sort out
делать ставку на П., cards, patriotic games
разыграть карту П., патри-
отические игры
316
3 HUMAN BODY 7,3 Загорелый П., сытый П., Tanned, full (stomach),
здоровый, клеймить П.,
4 MARKET COM- 10,3 Запрос на П., монополия Demand for, monopoly
MODITY / BUSI- на П., патиотический биз- on, patriotic business,
NESS нес, расходы на патрио- spending on patriotism
тизм
5 BEING (IM)MORAL 12,5 Полицейский П., вульгар- Police-style, vulgar,
ный П., отсталый П., ис- sincere, naïve, aggres-
кренний П., наивный П., sive
агрессивный П.,
6 SPACE 9,1 П. простирается, уклон в To spread, to decline,
П., П.
7. FORCE / PRESSURE 6,1 Давить патриотизмом, To crush with P., to
насаждать П. force
8. FOOD 4,2 Кормить патриотизмом, Feed with P., be fed up
быть сытым по горло пат- with P.
риотизмом
9. GARDENING / 15,2 Прививать П., вырастить и To graft P., to grow and
BREEDING воспитать патриотов, се- breed patriots, to sow
ять патриотические patriotic feelings, to
настроения, прорастает в grow in one’s soul
душе
Полученные данные корпуса позволяют предположить, что патриотические
дискурсы сильно различаются, поскольку они опираются на расходящиеся пат-
риотические нарративы, что порождает конкурирующие метафорические мо-
дели патриотизма. Полученные данные были проанализированы в основном ко-
личественно, а качественный анализ большинства результатов еще предстоит
провести. Тем не менее, некоторые первоначальные соображения говорят в
пользу оспариваемого характера российского патриотизма, что отражено во
взглядах как политиков, так и государственных чиновников, а также представи-
телей СМИ и социальных сетей.
Будаев Э.В., Чудинов А.П. Зарубежная политическая метафорология. Екатеринбург: Урал.
гос. пед. ун-т, 2008.
Скрынникова И.В., Пермякова T.M. Мультимодальная метафорическая репрезентация
российского патриотизма // Когнитивные исследования языка. 2019. Вып. XXXVII. С. 377-382.
Ariely G. Evaluations of patriotism across countries, groups, and policy domains // Journal of
Ethnic and Migration Studies. 2017. DOI: 10.1080/1369183X. 2017.1319761.
Charteris-Black J., Musolff A. “Battered hero” or “innocent victim”? A comparative study of
metaphors for euro trading in British and German financial reporting // English for Specific Purposes.
2003. 22. P. 153-176.
Evans M., Kelley J. National pride in the developed world: Survey data from 24 nations // In-
ternational Journal of Public Opinion Research 14 (3). 2002. P. 302-338.
Kecmanovic D. National and Patriotic Feeling // The Mass Psychology of Ethnonationalism.
Path in Psychology. Boston: Springer, 1996. https://doi.org/10.1007/ 978-1-4899-0188-0_1.
Kovecses Z. Metaphor in Culture: Universality and Variation. Cambridge: CUP, 2005.
Musolff A. Metaphor and political discourse // Analogical Reasoning in Debates about Europe.
Basingstoke. 2004. 14.
Musolff A. Metaphor scenarios in public discourse // Metaphor and symbol. 2006. 21 (1). P. 23-38.
Quinsaat S. Competing News Frames and Hegemonic Discourses in the Construction of Con-
temporary Immigration and Immigrants in the United States // Mass Communication and Society.
317
2014. 17. P. 573-596. https://doi.org/10.1080/1520 5436.2013.816742.
Inna V. Skrynnikova (Volgograd, Russia)

Volgograd State University
CONTESTED METAPHORS OF THE RUSSIAN PATRIOTIC DISCOURSE

The article treats Russian patriotism as a contested concept of political and mass media discourse and
substantiates the key role of the figurative language in the discursive construction of Russian national
identity. Based on the theory of critical discourse analysis and corpus methods, the study reveals the
dominant metaphors of patriotism, pointing out to the variation in preferential metaphorical models.
Keywords: patriotism, controversial concepts, national identity, discursive construction, metaphor,
corpus, preferential conceptualization
Т.Н. Хомутова (Челябинск, Россия)

(Национальный исследовательский университет)
khomutovatn@susu.ru
СТРУКТУРА ДИСКУРСА: ИНТЕГРАЛЬНЫЙ ПОДХОД
Рассматриваются различные подходы к исследованию структуры дискурса. С позиций инте-

грального подхода структура дискурса трактуется как единство когнитивной, языковой, куль-
турной, социальной и коммуникативной структур, получающих актуализацию в процессе ком-
муникации. Особое внимание уделяется когнитивной структуре дискурса, ее тематической
структуре и макроструктуре. Намечаются перспективы исследования.
Ключевые слова: структура дискурса, интегральный подход, когнитивная структура, темати-
ческая структура, макроструктура, суперструктура
Введение
Одним из актуальных вопросов современной лингвистики является вопрос
структуры дискурса. Этот вопрос не имеет однозначного решения, поскольку
дискурс как сложный и многоаспектный феномен исследуется с разных сторон и
в рамках различных подходов, что с неизбежностью приводит к многообразию
точек зрения на его структуру и определенным терминологическим несоответ-
ствиям. Цель настоящей статьи – определить понятие структуры дискурса и дать
ей непротиворечивое объяснение в рамках современного интегрального подхода.
Методы
На необходимость интегрального подхода к анализу языка одной из первых
в отечественной лингвистике указала Е.С. Кубрякова [Кубрякова 1995: 230]. Как
показал наш анализ, интегральный подход в лингвистике можно трактовать в об-
щем и частном смысле. В общем смысле – это любое междисциплинарное, много-
аспектное исследование [Кубрякова 1995; Хомутова 2010]. Интегральный подход
в частном смысле – это такой подход, в котором объединяются различные точки
зрения на объект исследования в целях его целостного, разностороннего представ-
ления. При таком подходе любая языковая единица, в том числе дискурс, может
рамках научного проекта № 20-412-740011 (The research was funded by RFBR and Chelyabinsk
Region, project number 20-412-740011).
318
рассматриваться как интегральный рассредоточенный объект, единство четырех
секторов: когнитивного, социального, языкового и культурного. Единицы всех
секторов актуализуются при помощи пятой составляющей – коммуникативной де-
ятельности [Хомутова 2010; 2014].
В основе принятого в данной работе гибкого «рассредоточенного» понима-
ния дискурса лежит понятие «рассредоточенных явлений», разрабатываемое
коннекционистским направлением современной когнитивистики. Рассредото-
ченный объект – это цельный объект, который рассредоточен в разных областях.
Мы не можем сказать: дискурс – это язык, или дискурс – это мыслительные опе-
рации, или дискурс – это культура, или дискурс – это социум, или дискурс – это
коммуникация. Это и то, и другое, и третье, и четвертое, и пятое – это единое
целое, существующее равнораспределенным по всем этим областям.
Вслед за основоположником всеобщей интегральной теории К. Уилбером
[Wilber 1997] мы используем интегральный подход в частном, авторском смысле
в применении к анализу языка, текста, дискурса, в том числе их структуры [Хо-
мутова 2010; 2014; 2018].
Результаты
Под структурой дискурса мы понимаем сложное интегральное единство
структур, относящихся к разным аспектам дискурса [Хомутова 2010; 2014; 2018].
В когнитивном секторе – это тематическая структура и макроструктура дис-
курса как структуры, организующие знание. Тематическая структура дискурса
представляет собой целостную организацию наиболее общих, глобальных тем, о
которых читатель узнает из текста; это модель предметной области данного тек-
ста, которая выявляется посредством свертывания информации текста (А.С. Герд,
Т. ван Дейк, Т.Н. Хомутова и др.). Тематическая структура организует деклара-
тивное знание в виде тем, подтем, топиков, денотатов и т.д. Макроструктура
представляет собой процедурное знание в паттернах эпистемической ситуации и
ее элементов, таких как «проблема-решение», «общее-частное», «частное-общее»,
«основная мысль – детали», «хронологическая последовательность», «список» и
т.д. Под эпистемической ситуацией понимается «целостный комплекс внешних по
отношению к тексту экстралингвистических факторов познавательно-речевой де-
ятельности, которые в соответствии с законами текстообразования «превраща-
ются» во внутренние, собственно-речевые, текстообразующие» [Баженова 2001:
4]. Эпистемическая ситуация, которая стоит за дискурсом, позволяет вычленить
основные этапы познавательной деятельности, они и составляют его макрострук-
туру. Макроструктура как структурированное процедурное знание организует
тематическую структуру дискурса [Хомутова 2010: 168].
Следует отметить, что термин «макроструктура» широко используется в со-
временной лингвистической литературе, однако его трактовки имеют суще-
ственные различия. Макроструктура в нашей трактовке отличается от макро-
структуры в известной трактовке Т. ван Дейка [Дейк 1989]. У Т. ван Дейка мак-
роструктура – это глобальная семантическая структура дискурса в терминах тем,
топиков и пропозиций, то есть собственно тематическая структура, характеризу-
ющаяся связностью, краткое содержание дискурса. Макроструктура – это то зна-
чение, или пропозициональная структура, которое является результатом приме-
нения к линейной смысловой структуре текста серии отображений, свертываю-
319
щих эту смысловую структуру в макроструктуру, последняя служит кратким вы-
ражением содержания текста [Дейк 1989: 228-239]. Иначе говоря, Т. ван Дейк
подводит под понятие макроструктуры совокупность тематической и пропози-
циональной структур дискурса.
Отличие нашей трактовки макроструктуры от трактовки Т. ван Дейка за-
ключается в том, что мы разделяем декларативное и процедурное знание и орга-
низующие их структуры. Сходство в трактовках макроструктуры Т. ван Дейка и
нашей состоит в том, что в обоих случаях мы относим макроструктуру к когни-
тивной структуре дискурса.
Широко известна трактовка макроструктуры Дж. Суэйлза [Swales 1990]. Но
у Суэйлза макроструктура – это схематическая структура, то есть суперструк-
тура в трактовке ван Дейка и автора данной статьи.
В интегральной трактовке суперструктура относится к структурам языко-
вого сектора. Термин «суперструктура» употребляется нами в смысле формы,
организующей тематическую структуру и макроструктуру дискурса. Су-
перструктура состоит из набора специфических категорий и правил их построе-
ния, структурирует этапы познавательной деятельности, формирующие макро-
структуру. Ее основными блоками являются вводный, основной и заключитель-
ный [Хомутова 2010: 174-175].
Наша трактовка суперструктуры фактически совпадает с трактовкой ван
Дейка, у которого «суперструктура» – это глобальная схематическая структура
дискурса, форма, организующая тематическую структуру в терминах функций,
стандартная нарративная схема, по которой строится конкретный дискурс [Дейк
1989]. Для новостного дискурса ван Дейк вводит такие категории и соответству-
ющие им подкатегории суперструктуры, как «краткое содержание (заголовок,
вводка)» – «главное событие» – «фон (предшествующее событие, контекст)» –
«комментарий» [Дейк 1989: 245]. Нетрудно заметить сходство суперструктуры
новостей в трактовке ван Дейка с традиционной, используемой нами, су-
перструктурой «введение – основная часть – заключение» [Хомутова 2010: 174].
У Суэйлза схематическая структура научного дискурса, которую он назы-
вает макроструктурой, включает такие элементы, как «Introduction – Меthods –
Results – Discussion» (IMRD) [Swales 1990], которые, в целом, совпадают с рас-
смотренными выше элементами суперструктур.
Вопрос о структурах культурного и социального секторов интегральной
структуры дискурса нуждается в специальном рассмотрении. В самом общем
виде можно сказать, что в культурном секторе структура дискурса представляет
собой совокупность культурных ценностей той или иной культуры, таких как от-
ношение к природе, времени, пространству и т.д., а в социальном – это социаль-
ные концепты, такие как участники коммуникации, их характеристики (пол, воз-
раст, образование, профессия и др.) и отношения между ними.
Коммуникативная структура дискурса, как нам представляется, включает
его коммуникативные стратегии и нуждается в системном рассмотрении. Си-
мультрекинг единиц интегральной структуры дискурса является важной пер-
спективой лингвистических исследований.
Выводы
Cтруктура дискурса представляет собой сложный интегральный феномен,
320
совокупность когнитивной, языковой, культурной, социальной и коммуникатив-
ной структур, изучение которого далеко не исчерпало себя, а бросает новые вы-
зовы исследователям разных школ и направлений. Перспективным представля-
ется интегральное изучение структуры дискурсов различных типов на материале
различных языков и их контрастивное исследование, которое сможет помочь вы-
явить универсальные и культурно-специфические особенности когнитивного,
языкового, социокультурного и коммуникативного структурирования дискурса,
а также взаимообусловленность и взаимозависимость различных структур в вы-
ражении дискурсивной информации.
Баженова Е.А. Научный текст в аспекте политекстуальности. Пермь: Пермский ун-т, 2001.
Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация: пер. с англ. / под ред. В.И. Герасимова.
М.: Прогресс, 1989.
Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине ХХ века (опыт па-
радигмального анализа) // Язык и наука конца ХХ века. М.: Изд-во РГУ, 1995. С. 144-238.
Хомутова Т.Н. Научный текст: интегральный подход. Челябинск: ЮУрГУ, 2010.
Хомутова Т.Н. Типология дискурса: интегральный подход // Вестник ЮУрГУ. Серия:
лингвистика. 2014. Т. 11. № 2. С. 14-22.
Хомутова Т.Н., Силкина О.М. Макроструктура научной аннотации // Вестник ЮУрГУ.
Серия: лингвистика. 2018. № 4. С. 21-30.
Swales J.M. Genre Analysis. English in аcademic and research settings. Cambridge: CUP, 1990.
Wilber K. An Integral Theory of Consciousness // Journal of Consciousness Studies. 1997. No.
4 (1). P. 71-92.
T.N. Khomutova (Chelyabinsk, Russia)

THE STRUCTURE OF DISCOURSE: AN INTEGRAL APPROACH

Different approaches to the study of discourse structures are discussed. An integral approach allows
to interpret the structure of discourse as a unity of its cognitive, language, cultural, social and com-
municative structures actualized in the process of communication. A special emphasis is placed on
the cognitive structure of discourse, its thematic structure and macrostructure. Perspectives of further
research are outlined.
Keywords: structure of discourse, integral approach, cognitive structure, thematic structure, macro-
structure, superstructure
Н.В. Шелепова (Астрахань, Россия)

Астраханский государственный технический университет
shelepova1976@mail.ru
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ И ФОРМЫ

ИХ ОБЪЕКТИВАЦИИ В СОВРЕМЕННОМ АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ
В эпоху глобальных перемен, как это ни парадоксально, все чаще и чаще имеет место обраще-
ние к знаниям, восходящим своими корнями к глубокой древности. В этих знаниях хранится
интеллектуальный и эмоциональный опыт предшествующих поколений, который становится
востребованным в современном мире. К такому опыту относится мифологическое знание, ко-
торое объективируется в языке в различных формах, включая не только обыденную лексику,
но и названия реалий различных областей науки и техники.
321
Ключевые слова: мифологические репрезентации, мифологическое знание, сознание, мифоло-
гема, метафоризация, номинация, специальное знание
Известно, что мифологическое знание занимает важное место в культурной,

духовной и социальной жизни любого народа. Оно не является чем-то реликто-
вым, а потому редко встречаемым в современных цивилизациях. Наоборот, ми-
фологические представления регулярно объективируются в различных формах,
включая художественную литературу, публицистику, кинематограф, живопись,
скульптуру и т.д. Анализ данного знания помогает глубже проникнуть в природу
человека и понять его место не только в социуме, но и в окружающем мире, ко-
торый так стремительно меняется сегодня.
Будучи специфичным по своей природе, мифологизированное обыденное
знание на языковом уровне находит свое выражение в мифологемах, за кото-
рыми на ментальном уровне стоят мифологические представления. Именно их
изучение является актуальным, поскольку позволяет приблизиться к ответу на
вопрос, касающегося интерпретирующего характера сознания человека и языка,
на котором он говорит, что, в свою очередь, находит выражение в языковой кар-
тине мира, как отдельного индивида, так и целого народа.
Итак, рассматривая мифологические репрезентации с позиций когнитивной
лингвистики, в настоящей статье затронем, в первую очередь, вопрос о специ-
фике мифологического сознания как такового, поскольку последнее является
«средой, субстратом», порождающим их.
Само понятие «сознание» имеет ряд трактовок и изучается с позиций раз-
личных наук. Согласно традиционному подходу, оно «создается» мозгом путем
активации специальных процессов или модулей. С позиций гипотезы существо-
вания квантового сознания, разум следует рассматривать как некую форму кван-
товых вычислений. При этом сознание имеет волновую природу и порождается
квантово-волновой активностью мозга [Hameroff, Penrose 1998: 1870]. Следую-
щая, но не последняя из существующих теорий, объясняет природу сознания с
точки зрения ее интерсубъективного происхождения. Данная теория утвер-
ждает, что в истории человечества развитие коммуникативных способностей
привело к «появлению нового типа сотрудничества, основанного на равенстве
(среди кочевых охотников-собирателей)… этот новый уровень сотрудничества
породил расширенную форму сознания» [Cortina, Liotti 2010: 291]. Современный
разум – «я» или эго-комплекс – это продукт социального взаимодействия и язы-
кового общения [Nixon 2016: 180]. Самосознание предполагает способность от-
личать себя от других людей и ощущать собственное существование – «как я
среди других я, – интерсубъективность» [Там же]. Основные признаки самосо-
знания – овладение языком и общение с использованием символов. Язык позво-
ляет людям расширить понимание межличностного и материального мира, «со-
здавая новую форму эволюции, основанную на передаче знаний, ритуалов и со-
циальных норм от поколения к поколению» [Cortina, Liotti 2010: 310].
Придерживаясь позиции, что сознание есть результат интерсубъективной
коммуникации и сотрудничества, будем полагать, что в ходе данного символи-
ческого взаимодействия сформировался язык, и представилось возможным «рас-
крытие» мифической реальности, сопровождающееся выявлением связи мифо-
логического мышления с личным опытом (сознательным и бессознательным).
322
В настоящее время следы этого древнего мифологического сознания улавли-
ваются не только в сновидениях как в форме работы бессознательного, но и в
весьма «осязаемых» произведениях искусства и языке. В последнем эту функцию
выполняют мифологемы. Они продолжают объективировать мифологическое зна-
ние, основными характеристиками которого являются антропоморфность, симво-
личность, метафоричность, синкретизм, глубокая эмоциональность и др.
Однако, хотя инструменты сознания первобытного и современного человека
схожи, есть существенное различие в метафоричности выражения, присущего
тому мышлению и настоящему. Так, А.А. Потебня писал, что для нас метафора –
это сравнение, в котором удерживается различие «между субъективным началом
познающей мысли и тем ее течением, которое мы называем действительностью,
миром, объектом», а для человека в мифическом периоде сознания – «это полная
истина до тех пор, пока между сравниваемыми предметами он (древний человек –
Н.Ш.) признает несущественную разницу» [Потебня 1905: 590].
Сегодня употребление мифологем в метафорическом значении приобретает
новые интересные нюансы. Так, хорошо всем известная мифологема «chimera»,
пришедшая в английский язык из греческой мифологии и имеющая значение ‘a
fire-breathing she-monster in Greek mythology having a lion’s head, a goat’s body,
and a serpent’s tail’, может употребляться в переносном значении ‘an illusion or
fabrication of the mind’ [MWOa]. В электронном корпусе Лидского университета
находим следующий пример:
Even today the two-headed chimera “Pound-Eliot” (not in all ways chimerical)
still stalks at large in literary discourse [Intellitext]. Речь идет об Э. Паунде и Т.
Элиоте, которые несмотря на значительные идеологические разногласия остава-
лись друзьями, и чье влияние в литературе продолжает оставаться колоссальным.
В свете политических событий конца XIX – начала XX вв. также стало воз-
можным употребление указанной мифологемы в следующем контексте:
It was upon the advice of the Crown’s United Kingdom ministers that the chimera
of the Commonwealth was invented and installed [Intellitext]. Здесь химере уподоб-
ляется Содружество наций (The Commonwealth of Nations), представляющее со-
бой добровольное объединение суверенных государств, включающих Велико-
британию и почти все ее бывшие доминионы, колонии и протектораты.
Мифологема chimera также легла в основу многих современных названий,
например, Chimera Research Ltd – консалтинг в области информационных техно-
логий (экологические приложения); Chimera (computing) – бесплатный веб-брау-
зер Mac OS X; Chimera (gaming) – видеоигра, аркада, заключающаяся в прохож-
дении изометрического лабиринта; Chimera (biology) – организм (в особенности
растение), содержащий ткани от ни менее двух генетически различных родите-
лей; Chimera (chimeric proteins) – гибридные (химерные) белки, созданные путем
соединения двух или более генов, которые изначально кодировали отдельные
белки; Chimera (spacecraft) – космический корабль НАСА, миссия которого за-
ключается в исследовании ледяных («химерных» по своему составу) тел малого
размера во внешней части Солнечной системы (2025–2026 гг.).
Другая мифологема – «dwarf» – принадлежит к германской мифологии и
обозначает «a small legendary manlike being who is usually misshapen and ugly and
skilled as a craftsman», в переносном значении – «an insignificant person». В про-
323
цессе преобразования существительного в глагол появились следующие значе-
ния: to dwarf ‘1: to cause to appear smaller or to seem inferior (подчеркивать малые
размеры или незначительность по контрасту (чего-л.); затмевать; создавать впе-
чатление меньшего размера)’; ‘2: to restrict the growth of (останавливать рост, раз-
витие, мешать росту)’ [MWOb]. Интересно заметить, что этимологически слово
dwarf происходит от др.-англ. dweorg, что означало ‘crooked’ (сгорбленный, изо-
гнутый, корявый, а также порочный, извращенный в англосакс. варианте
thweorg). От этого же корня произошел современный глагол thwart (расстраи-
вать, мешать, препятствовать чьим-л. планам, желаниям).
Кроме того, лексема dwarf, как и giant, широко используется в качестве
научных терминов в астрономии с 1914 г. (предложены датским астрономом Эй-
наром Герцшпрунгом), к примеру: a yellow dwarf «желтый карлик»; an orange
dwarf «оранжевый карлик» a red dwarf «красный карлик»; a blue dwarf «голубой
карликов»; a white dwarf «белый карлик»; a black dwarf «черный карлик»; a brown
dwarf «коричневый или бурый карлик», a sub-brown dwarf or planetary-mass
brown dwarf «субкоричневый карлик или коричневый субкарлик», a dwarf planet
«карликовая планета», a dwarf star «карликовая звезда», a dwarf galaxy «карли-
ковая галактика» и др.
Образование терминов здесь сопровождается процессами метафоризации в
одном из компонентов, протекающей при взаимодействии обыденного (в данном
случае мифологизированного) и научного форматов знания в ходе языковой ре-
презентации реалий научной картины мира (см. в [Новодранова 2007]). При этом
имеет место перенос номинаций из области общеупотребительной лексики в об-
ласть специального знания на основе сходства по размеру.
Таким образом, древние мифологические представления продолжают жить
и сегодня, будучи активно испольуемы в различных сферах современной жизни
и позволяя раскрыть не только особенности природы человека, но и его практи-
чески безграничные возможности.
Новодранова В.Ф. Репрезентация научного и обыденного знания в терминологии // Про-
блемы представления (репрезентации) в языке. Типы и форматы знаний. М.-Калуга: ИП Ко-
шелев А.Б. (Издательство «Эйдос»), 2007. С. 62-66.
Потебня А.А. Из записок по теории словесности. Харьков, 1905.
Cortina M., Liotti G. The intersubjective and cooperative origins of consciousness: an evolu-
tionary-developmental approach // Journal of The American Academy of Psychoanalysis and Dy-
namic Psychiatry. 2010. Summer, 38(2). P. 291-314.
Hameroff S., Penrose R. Orchestrated objective reduction of quantum coherence in brain mi-
crotubules: The “Orch OR” model for consciousness // Philosophical Transactions of the Royal So-
ciety of London. 1998. V. 356. P. 1869-1896.
Intellitext (University of Leeds). URL: http://corpus.leeds.ac.uk. (Дата обращения: 10.01.2020).
Nixon G.M. Consciousness, Origins of // The SAGE Encyclopedia of Theory in Psychology.
Thousand Oaks, CA: Sage Publications. 2016. Vol. 1. P. 176-181.
MWOa – Chimera. – Merriam-Webster Dictionary. URL: https://www.merriam-webster.com/
dictionary/chimera. (Дата обращения: 15.12.2020).
MWOb – Dwarf. – Merriam-Webster Dictionary. URL: https://www.merriam-webster.com/
dictionary/dwarf. (Дата обращения: 15.12.2020).
324
Natalya V. Shelepova (Moscow, Russia)
Astrakhan State Technical University
MYTHOLOGICAL REPRESENTATIONS AND FORMS OF THEIR EMBODIMENT

IN THE MODERN ENGLISH LANGUAGE
In an era of global changes, paradoxical as it may seem, more and more often there is an appeal to
knowledge that goes back to ancient times. This knowledge stores the intellectual and emotional ex-
perience of previous generations, which is becoming in demand in the modern world. This experience
includes mythological knowledge, realized in various linguistic forms, extending from everyday vo-
cabulary, to the nomination of different scientific and technological realities.
Keywords: mythological representations, mythological knowledge, consciousness, mythologeme,
metaphorization, nomination, special knowledge
Я.М. Янченко (Красноярск, Россия)

yanchenko.ya.m@gmail.com
РАСИЗМ КАК ОДИН ИЗ ОПОРНЫХ КОНЦЕПТОВ

ХИП-ХОП ДИСКУРСА
Материал посвящен анализу концепта РАСИЗМ в дискурсе хип-хоп культуры. Приводится

теоретическая справка о понятии опорного концепта. Представлены основные причины опре-
деления данного концепта как опорного и концептуальные смыслы. Кроме того, обозначены
основные языковые средства репрезентации исследуемого концепта в хип-хоп дискурсе.
Ключевые слова: хип-хоп дискурс, концептуализация, опорный концепт, концепт РАСИЗМ,
концептуальное значение
Дискурс как явление когнитивное является продуктом сложного и много-

мерного процесса концептуализации. Данный процесс, наряду с категоризацией,
лежит в основе познавательной деятельности и связан с осмыслением информа-
ции в виде особых представлений о мире – концептов.
Процесс концептуализации в дискурсе реализуется на основе опорного кон-
цепта («топик дискурса» [Демьянков 2003], базовый концепт), за счет которого
формируется содержание дискурса [Там же]. Как следствие, исследование опре-
деленного когнитивно-дискурсивного пространства невозможно без анализа
опорных концептов.
Хип-хоп дискурс как один из жанров песенного дискурса, в основе которого
лежит комплексное культурное направление хип-хопа, развертывается вокруг
нескольких опорных концептов. Одним из самых фундаментальных является
концепт РАСИЗМ, что обосновывается историческим и культурным аспектами
развития хип-хопа.
Несмотря на то, что в современном хип-хоп дискурсе, как и в современном
американском обществе, число таких случаев значительно уменьшилось, кон-
цепт РАСИЗМ, согласно проведенному исследованию, остается основным.
Именно вокруг данного концепта формируется дискурс хип-хопа. Подтвержде-
нием ведущей роли концепта РАСИЗМ выступает целый ряд причин. В качестве
основных представляется возможным выделить следующие:
● частота обращений исполнителей к теме расизма и высокий уровень по-
пулярности данных текстовых произведений;
325
● включение темы расизма в произведения с другой основной тематикой;
● быстрая реакция участников хип-хоп дискурса на события, связанные со
случаями расизма в американском обществе;
● стабильный уровень распространенности концепта РАСИЗМ и репрезен-
тирующих его концептуальных смыслов при диахроническом анализе в произ-
ведениях хип-хоп дискурса.
В основе реализации концепта РАСИЗМ в дискурсе хип-хопа лежит убеж-
дение, что в США полиция необоснованно и предвзято применяет насильствен-
ные меры к людям с черным цветом кожи, что, в свою очередь, трансформиро-
валось в стереотип «все афроамериканцы – преступники». Тема полицейского
произвола по отношению к афроамериканскому населению в рамках рассматри-
ваемого концепта является ключевой для культуры хип-хопа на протяжении су-
ществования рассматриваемого направления и лежит в основе следующих кон-
цептуальных смыслов, выступающих основными в хип-хопе:
● готовность полицейскими убить только из-за темного цвета кожи;
● отношение большинства полицейских к представителям чернокожего
населения как к преступникам;
● установка, что «афроамериканцы до сих пор рабы».
Наиболее часто репрезентируемым в текстах рассматриваемого жанра явля-
ется концептуальное значение ‘готовность полицейскими убить только из-за
темного цвета кожи’.
Так, одним из революционных произведений в данной тематике является
песня Fuck tha Police группы N.W.A, выпущенная в 1988 г. Весь текст построен
на данном концептуальном значении:
A young nigga got it bad ‘cause I'm brown // And not the other color, so police
think // They have the authority to kill a minority.
В данном примере указание на афроамериканское население осуществля-
ется с помощью лексем, обозначающих цвет (brown, not the other color), суще-
ствительным minority, семантически указывающим на расовое меньшинство.
Кроме того, в описываемом контексте используется вульгаризм nigga (a way of
saying or writing nigger; offensive [Cambridge Dictionary 2020]). Несмотря на то,
что в хип-хоп культуре, представленной афроамериканцами, данная лексема
имеет менее негативную коннотацию вследствие ее употребления самим испол-
нителем песни, который, в свою очередь, относится к данной расе, что харак-
терно для большинства песенных произведений хип-хоп дискурса, она высту-
пает лексической единицей этнического оскорбления чернокожих людей. Дан-
ная система номинаций реализует категорию самоидентификации, или катего-
рию свой-чужой, посредством которой участники изучаемого дискурса считы-
вают принадлежность к тому или иному сообществу.
Другим наиболее часто встречающимся концептуальным смыслом высту-
пает убеждение, что каждый представитель чернокожего населения – преступ-
ник, по мнению полиции.
В тексте Fuck tha Police группы N.W.A есть строчки, где исполнитель пере-
дает мысли полицейского, что каждый афроамериканец продает наркотики. С
помощью модели предпочтения определенного события (would rather) выража-
ется желание полицейских посадить исполнителя в тюрьму pen (slang for
penitentiary [Cambridge Dictionary 2020]):
326
Searchin’ my car, lookin’ for the product // Thinkin’ every nigga is sellin’ nar-
cotics // You’d rather see me in the pen // Than me and Lorenzo rollin’ in a Benzo.
Рэпер Эминем (Eminem) как представитель европеоидной расы в своей
песне Untouchable (2017 г.) использует прием, в котором ставит себя на место
полицейских с расистскими взглядами и обращается к афроамериканцам: We
know you're hidin’ that Heidi Klum // On you another drug charge, homie, it’s back
inside for you. В данном контексте используется прецедентное имя Хайди Клум
(Heidi Klum) – модель, рожденная в Германии. Оно выступает ассоциативным
стилистическим средством указания на наркотики, номинация которых в англий-
ском языке возможна также за счет эвфемизма white girl. Создаваемая прецедент-
ным именем ассоциативная связь между моделью европеоидной внешности и
устойчивым сленговым эвфемистическим выражением позволяет имплицитно,
но с высокой степенью художественной изобразительности репрезентировать
нужный концептуальный смысл.
В обоих примерах для выражения концептуального значения, которое осно-
вывается на стереотипе, что каждый афроамериканец занимается преступной де-
ятельностью, используется модель репрезентации уверенности полицейских в
своем мнении (police think; we know), что указывает на устойчивую веру в данное
убеждение. Данная конструкция является основным языковым средством репре-
зентации рассматриваемого смысла:
They still think I'm sellin’ crack, uh (What’s free, Meek Mill);
Police think I’m of the underworld (Chanel, Frank Ocean);
Polices think I’m crazy, scared a nigga gon’ strike me (Asap, T.I.);
And the police think we snitchin’ or something like we finna talk to the feds (Co-
deine Crazy, Juice WRLD);
The police know it’s homicides every time that we ride (Blue Opps, Quando Rondo).
Концептуальный смысл стереотипного восприятия афроамериканского
населения как рабов передается с помощью отсылок к рабству в США, отменен-
ному в 1865 г.
Например, хип-хоп группа Public Enemy в 1988 г. выпустила песню Black
Steel in the Hour of Chaos, в которой прослеживается протест против современной
государственной системы США и критика тюрем из-за их переполненности. Ис-
полнители сравнивают это с условиями жизни рабов (например, Four of us packed
in a cell like slaves, oh well).
В песне Black America Again певца Common также сопоставляется количе-
ство рабов на плантациях во время трансатлантической работорговли с числом
заключенных в современных тюрьмах: The new plantation, mass incarceration.
В песенном тексте Modern Day Slavery (2007) исполнителя Джоела Ортиса
(Joell Ortiz) отождествление современного состояния чернокожих с их положе-
нием, когда рабство в США было легальным, осуществляется за счет использо-
вания лексемы plantation в значении плантаций, для работы на которых покупа-
лись и продавались рабы:
The foundation of a new civilization // And overthrow the plantation.
Рэпер Вик Менса (Vic Mensa) в 16 shots (2016 г.) в строчке I ain’t a motha-
fuckin’ slave, keep your chains off me сравнивает наручники с оковами рабов.
Кендрик Ламар (Kendrick Lamar) также метафорично сопоставляет физиче-
скую боль от цепей и плетей с современным положением дел в США в тексте
327
The Blacker the Berry. Для этого используются лексические единицы концепту-
ального поля «рабство» (slave, chain, whip):
I said they treat me like a slave, <…> // And man a say they put me inna chains,
cah’ we black <…> // How you no see the whip, left scars ’pon me back.
Таким образом, развертывание хип-хоп дискурса вокруг опорного концепта
РАСИЗМ характеризует данный концепт как доминирующий вектор восприятия
окружающей действительности участниками изучаемого дискурса. Он представ-
лен целым рядом концептуальных значений (готовность полицейскими убить
только из-за темного цвета кожи; отношение большинства полицейских к пред-
ставителям чернокожего населения как к преступникам; установка, что «афро-
американцы до сих пор рабы»; расизм как системное институциональное обра-
зование) и является отражением жизни современного общества США. Лингви-
стически рассматриваемый концепт реализуется посредством эмоционально
окрашенной лексики для интерпретации своего отношения к теме расизма, сни-
женной лексики для репрезентации неблагоприятных условий жизни, стилисти-
ческих фигур для более экспрессивной передачи своих мыслей и устойчивых
синтаксических моделей для выражения системности проблемы. Выявленная си-
стема языковых средств указывает на специфику хип-хоп дискурса, который ак-
туализируется за счет стилистически и семантически маркированных единиц,
подходящих только для определенного регистра общения.
Демьянков В.З. Интерпретация политического дискурса в СМИ // Язык СМИ как объект
междисциплинарного исследования. М.: Изд-во Московского государственного университета
им. М.В. Ломоносова, 2003. С.116-133.
Олешков М.Ю. Лингвоконцептуальный анализ дискурса (теоретический аспект) // Дис-
курс, концепт, жанр: коллективная монография / отв. ред. М.Ю. Олешков. Нижний Тагил,
НТГСПА, 2009. С. 68-85.
Селиванова Е.А. Основы лингвистической теории текста и коммуникации. К.: ЦУЛ, «Фи-
тосоциоцентр», 2002.
Cambridge Dictionary. URL: https://dictionary.cambridge.org/ru. (Дата обращения: 7.10.20200).
Yana M. Yanchenko (Krasnoyarsk, Russia)

RACISM AS ONE OF THE BASIC CONCEPTS OF HIP-HOP DISCOURSE

The text analyzes the concept of racism in the discourse of hip-hop culture. A theoretical material on
the basic concept is given. The author presents the main reasons for defining this concept as a basic
one and conceptual meanings based on the theme of racism in hip-hop. In addition, the main linguistic
means of representing the analyzed concept in hip-hop discourse are identified.
Keywords: hip-hop discourse, conceptualization, basic concept, concept of racism, conceptual meaning
328
Когнитивная лингвистика и междисциплинарные исследования
КОГНИТИВНАЯ ЛИНГВИСТИКА
И МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
А.А. Бухарова (Москва, Россия)

monmaransi15@yandex.ru
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ЗНАЧЕНИЯ ТРЕХКОМПОНЕНТНОЙ

ЛЕКСИКО-ГРАММАТИЧЕСКОЙ КОНСТРУКЦИИ XYZ
С ПРЕЦЕДЕНТНЫМИ НОМИНАЦИЯМИ
В статье предпринимается попытка обосновать лингвокреативность при использовании низко-

и среднепрецедентных номинаций в составе лексико-грамматической конструкции XYZ и
проанализировать процесс концептуальной интеграции, лежащий в основе ее семантики.
Ключевые слова: концептуальная интеграция, когнитивная лингвистика, лексико-
грамматическая конструкция, бленды, прецедентная номинация, имя собственное
К одному из проявлений лингвокреативности относятся случаи

употребления в пределах лексико-грамматической конструкции (ЛГК) имен
собственных из различных областей знания. Под ЛГК мы понимаем единство
грамматической структуры с варьирующимся семантическим наполнением,
которое имеет общее концептуальное значение [Рахилина 2010]. В данной статье
рассматривается отдельный вид ЛГК – X [СОР] [det] Y of Z (Vienna is the Mecca
of the music world), включающий три компонента, обозначаемые XYZ. В составе
слота Y используется имя собственное в качестве прецедентного.
С когнитивных позиций имена собственные рассматривает теория
прецедентности [Гудков 1999; Нахимова 2007; Косиченко 2010]. Имя собственное
составляет основу прецедентного имени. Прецедентное имя (ПИ) – это имя
собственное, перешедшее в разряд нарицательного, знакомое носителям данной
культуры, и связанное с широко известной прецедентной ситуацией, текстом или
речью. Однако опираясь на критерии ПИ, иногда становится трудно с
уверенностью отнести к последним то или иное имя собственное, поскольку
степень его прецедентной мотивированности – известности среди большой
социальной группы – вызывает сомнения. Такие случаи можно отнести к
языковому творчеству, окказиональному употреблению имен собственных
(переходящих в категорию нарицательных) в качестве прецедентных с целью
сравнения, описания другого объекта по некоему набору дифференциальных,
«эталонных» признаков (Galicia, in the far western corner, was the Ireland of Spain; I
want to be the Budweiser of Europe in 10 years’ time). Как справедливо отмечает Е.С.
Степанов, в современной науке нет точного перечня терминов, которые бы могли
описать и классифицировать все феномены прецедентности [Степанов 2017].
Поэтому представляется целесообразным ввести новый термин – прецедентная
номинация (ПН), который будет трактоваться более широко, нежели прецедентное
имя, а именно – любое имя собственное, использованное в качестве источника
329
прецедентности и используемое частотно или окказионально для описания
объекта на основе сжатого набора признаков. Таким образом, ПН может быть как
низко-, средне-, так и высокопрецедентной. Ее источником может служить любая
сфера жизни. Степень известности и очевидности набора дифференциальных
признаков ПН также варьирует. Термин прецедентная номинация позволяет
расширить материал для лингвистических исследований, включив в него также
средне- и низкопрецедентные номинации, которые изучены в недостаточной мере,
но по данным современных языковых корпусов частотны в современном
английском языке (BNC, COCA, The Movie Corpus, iWeb и др.). В данной статье
мы попытаемся обосновать границы допустимости языкового творчества при
использовании таких ПН и предположить, что у пользователей языка они могут
характеризоваться различным уровнем понимания. В качестве методологической
основы исследования нами используется грамматика конструкций, а также теория
концептуальной интеграции [Fauconnier, Turner 2002].
Рассмотрим трехкомпонентную ЛГК – X [СОР] [det] Y of Z (Milka is the
Mercedes of chocolates), где слот Y заполнен именем собственным в качестве
прецедентного (Mercedes), а слоты Х (Milka) и Z (chocolates) заполнены именем
собственным и нарицательным в прямом значении. Руководствуясь теорией
концептуальной интеграции, проведем анализ взаимодействия слотов внутри
данной конструкции. Milka, бренд шоколада, и слово chocolates относятся к
одному ментальному пространству – шоколад и его изготовление. Mercedes,
марка автомобиля, относится к ментальному пространству автомобилестроение.
То есть, слоты X и Z репрезентируют одно ментальное пространство, а слот Y –
отличное от него. Mercedes представляет собой прецедентную номинацию,
используемую в качестве основы для описания бренда Milka. Хотя сферы
изготовления шоколада и автомобилестроение на первый взгляд не имеют
ничего общего, эти ментальные пространства объединяются между собой в
рамках данного концептуального бленда на основе единого родового
пространства – «бренд-представитель некой сферы товаров и производства».
Входные пространства эксплицитно обозначены языковыми средствами: первое
входное пространство – марка автомобиля и ее характеристики, а второе – бренд
шоколада и его характеристики. Рассмотрим подробнее эмерджентное
пространство бленда.
Поскольку входные пространства формируются именами собственными,
нельзя не отметить, что в процесс создания бленда вовлечены индивидуальные
знания данных брендов и связанные с ними ассоциации у говорящего.
Соответственно, этапы развития и завершения концептуальной интеграции
возможны исключительно с опорой на информацию и знания в долгосрочной
памяти носителя языка [Grady, Oakley 1999]. Можно сделать предположение о
существовании нескольких уровней гибридизации в рамках конструкции XYZ с
низко- и среднепрецедентными номинациями. Гибридизация первого уровня
«проекция черт Мерседеса на бренд Милка», носит поверхностный характер и
дает лишь общее представление о чертах шоколада Милка. Это можно
обозначить как первый, начальный семантический уровень. Второй
семантический уровень заключается в конкретном толковании бленда с опорой
на знания о бренде Мерседес и его свойствах. На втором семантическом уровне
гибридизации возможны варианты конкретизации значения бленда, например
330
«товар класса люкс», или «товар, чья стоимость не соответствует качеству»,
«товар, который держится лишь на имидже». Не владея подробной информацией
о марке Мерседес, пользователь языка испытает трудности при толковании
данного высказывания. На наш взгляд, опорой первого семантического уровня
является аналогия со схожим наполнением данной конструкции
высокопрецедентными номинациями в позиции Y – the Bible of Z, the Mecca of Z,
the Eden of Z, толкование которых не вызывает сомнений в силу известности и
авторитетности эталонных сравнений.
Резюмируя, необходимо отметить, что процесс концептуальной интеграции,
лежащий в основе семантики конструкций X [COP] [det] Y of Z с низко- или
среднепрецедентными номинациями в позиции эталонного камертона сравнения
(Y) протекает на двух (или более) уровнях детализации в зависимости от
полноты знания о ПН. Процесс гибридизации протекает как минимум на двух
семантических уровнях понимания в зависимости от объема индивидуальных
знаний говорящего о свойствах ПН. Как правило, вне зависимости от степени
прецедентности номинаций в данной конструкции в ее слотах используются
имена собственные (имеющие тенденцию стать нарицательными) из разных
контекстов.
Болдырев Н.Н. Категории как форма репрезентации знаний в языке // Концептуальное
пространство языка: сб. науч. трудов. Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина. 2005. С. 16-39.
Гудков Д.Б. Прецедентное имя и проблемы прецедентности. М.: МГУ, 1999. C. 149.
Косиченко Е.Ф. Имя Нарицательное и имя символ в свете теории прецедентности //
Вестник МГЛУ. 2010. № 22. С. 55-64.
Нахимова Е.А. Прецедентные имена в массовой коммуникации. Екатеринбург: Урал. гос.
пед. ун-т, 2007. C. 207.
Лингвистика конструкций / отв. ред. Е.В. Рахилина. М.: Издательский центр «Азбуковник»,
2010. С. 584.
Рыжкина Е.В. Прецедентность имени в английской фразеологии // Вестник МГЛУ. 2013.
№ 20. С. 112-123.
Степанов Е.С. Участие прецедентного имени в процессе концептуального блендинга //
Вестник Южно-уральского государственного университета. 2017. № 1. С. 72-76.
Brdar M. Intensification and metonymy in some XYZ constructions // Language, Mind, Culture
and Society. 2017. No. 1. P. 110-134.
Fauconnier G., Turner M. The Way We Think: Conceptual Blending and the Minds Hidden
Complexities. New York: Basic Books, 2002.
Grady J. E., Oakley Т.. Blending and Metaphor. Philadelphia: John Benjamins, 1999.
Lakoff G., Johnson M. Metaphors we live by. Chicago: University of Chicago Press, 1980.
The Cambridge Handbook of Metaphor and Thought / ed. by. R.W. Gibbs. Cambridge: CUP, 2008.
Anna A. Bukharova (Moscow, Russia)

INTERPRETATION OF XYZ CONSTRUCTIONS WITH PRECEDENT NAMES

The article seeks to provide theoretical explanation as to the use of proper names with low and average
degree of precedency within XYZ constructions as well as to analyze the process of conceptual blend-
ing underlying the semantics of the latter.
Keywords: precedent nominations, conceptual blending, cognitive linguistics, construction grammar,
blend space, proper names
331
Ван Тяньцзяо (Нижний Новгород, Россия)
931515224@qq.com
МОДЕЛИ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ МЕТАФОРИЗАЦИИ КОНЦЕПТОВ

ДОБРО И ЗЛО В РУССКОЙ ФРАЗЕОЛОГИИ
В работе приводится описание и сопоставление моделей концептуальной метафоризации кон-

цептов ДОБРО и ЗЛО в русской фразеологии с компонентами ‘добро’ и ‘зло’. Показано, что во
фразеологизмах добро и зло представлены как овеществленный предмет, как предмет со специ-
фическими функциями типа яблока, товара и денег. Делается вывод, что добро и зло не только
находятся в антонимических отношениях в ментальном и языковом планах, но и имеют тесную
связь между собой, и что модели метафорического представления добра и зла во многом вопло-
щают национально-культурную специфику фрагмента русской языковой картины мира.
Ключевые слова: когнитивные модели, концептуальные метафоры, концепт ДОБРО, концепт
ЗЛО, русские фразеологизмы, русская языковая картина мира
Данная работа посвящена описанию и сопоставлению моделей концепту-

альной метафоризации концептов ДОБРО и ЗЛО в русской фразеологии с ком-
понентами ‘добро’ и ‘зло’.
Цель исследования – выявление не только национально-культурной, но и
когнитивной специфики представления о добре и зле в русской языковой кар-
тине мира, и сопоставление их моделей концептуальной метафоризации, отра-
женных имплицитно во фразеологизмах с компонентами ‘добро’ и ‘зло’.
В качестве методов исследования использован метод традиционного линг-
вистического описания, методы концептуального анализа и сопоставительный
метод.
Со времени Аристотеля изучение метафоры привлекает к себе огромное
внимание исследователей из разных областей науки, но в которых метафора рас-
сматривается либо в лексико-семантическом плане как словесное обозначение
[Петров 1990:135], либо в стилистическом плане как риторический троп
[Ungerer, Schmid 2001: 153]. Иначе говоря, метафора является либо лингвистиче-
ским дефицитом [Tendahl 2009: 114], либо интерпретируемой аномалией [Ар-
утюнова 1999: 346]. Однако в когнитивной лингвистике возникновение когни-
тивного подхода к метафоре дает нам возможность понимать метафору не только
как особый формат знаний о мире [Попова, Стернин 2007: 7-8], но и как необхо-
димую составляющую мышления человека [Кубрякова и др. 1996: 55]. Это со-
всем иное понимание метафоры прежде всего отражается в когнитивной теории
метафоры [Lakoff, Johnson 2003], в которой суть метафоры составляет осмысле-
ние одного концепта в терминах другого концепта, более сложного явления –– в
терминах более простого, уже известного в сознании и в действительности
[Kovecses 2010: 7]. Таким образом, метафора как особая когнитивная модель,
сдваивающая представление о разных классах объектов [Арутюнова 1990: 6], во-
площает в себе как базовые способы постижения действительности, так и специ-
фику этого процесса.
Из выше показанной сути концептуальной метафоры хорошо видно, что
концепты являются не только предметом метафорического исследования, но и
332
мощным средством для описания метафоризации. Тем самым в когнитивных ис-
следованиях сомнения не вызывает особое место изучения народно-культурных
концептов, на которых тоже акцентируется исследовательское внимание в совре-
менной лингвокультурологии. Но здесь следует отметить, что концепты по сути
своей представляют собой как бы сгустки культурной среды в сознании человека
[Степанов 2004: 42], поэтому в этих направлениях науки о языке исследуются не
столько культурные концепты, сколько культурные реалии этноса, его система
ценностей и когнитивные модели. В связи с этим этические концепты типа добра
и зла, ориентированные на нравственно-ценностную составляющую совокуп-
ного духовного мира личности и этноса, оказываются в фокусе нашего исследо-
вательского внимания.
Тот факт, что в национальной языковой картине мира совершенно особое
место занимают фразеологизмы, рассматриваемые как носители культурных
смыслов нации и отражающие мировоззрение этноса, его этические нормы и си-
стему ценностей [Верещагин, Костомаров 1990: 68], позволяет нам не только вы-
явить, но и сопоставить когнитивные модели представления концептов ДОБРО
и ЗЛО в русских фразеологизмах с компонентами ‘добро’ и ‘зло’. Здесь нелишне
будет указать, что фразеологизмы в нашем исследовании понимаются в широком
смысле и при этом включают все устойчивые обороты.
Первая когнитивная модель, исследуемая в нашей научной работе, –– это
концептуально-метафорическая модель овеществления абстракции концептов
ДОБРО и ЗЛО, т.е. модель представления добра и зла как настоящего конкрет-
ного предмета, реализованная в русских фразеологизмах с компонентами ‘добро’
и ‘зло’: добром не кончится, дерево познания добра и зла, не к добру, зло злом
губится, не плати злом за зло. Причина рассмотрения добра и зла как настоящего
конкретного предмета заключается в том, что все абстрактные концепты в дено-
тативном слое никак не могут быть восприняты сенсомоторными органами че-
ловека – с одной стороны, с другой – в языковой картине мира этноса обязатель-
ному овеществлению по моделям концептуальной метафоризации подлежит лю-
бой абстрактный концепт [Радбиль 2018: 131]. В связи с этим концептам ДОБРО
и ЗЛО посредством данной когнитивной модели приписаны признаки конкрет-
ного предмета, полученные человеком из эмпирического опыта телесного взаи-
модействия с окружающей средой, чтобы ему было легче представить себе суть
этих концептов. Поэтому вполне понятно, что в языковом плане слова, употреб-
ляемые в норме для описания характеристик реальных вещей, можно использо-
вать для выражения признаков добра и зла, воплощенных именно в упомянутых
выше фразеологизмах с компонентами ‘добро’ и ‘зло’.
Вторая когнитивная модель, изучаемая в нашем исследовании, –– это
субмодель первой когнитивной модели, т.е. концептуально-метафорическая мо-
дель представления добра и зла как реального предмета со специфическими
функциями, реализованная во фразеологизмах типа дерево познания добра и зла,
зло злом губится, не плати злом за зло, за добро платят злом. Здесь следует
отметить, что данная концептуальная метафора по сути своей является когнитив-
ной моделью, которая совместно с первой моделью находится на вышестоящем
уровне категоризации и в рамках которой вполне можно создать ряд моделей
концептуальной метафоризации, находящихся на базовом уровне категоризации.
Так, например, когнитивная модель представления добра и зла как яблока,
333
выраженная в явном виде во фразеологизме дерево познания добра и зла, эксплу-
атирует культурный фон всех говорящих по-русски, а именно –– их знания рели-
гиозно-христианского сюжета о грехопадении Адама и Евы, которая, по науще-
нию искуситель-змея, вкусила яблоко от дерева познания добра и зла. Эта когни-
тивная модель, на самом деле, еще имплицитно указывает на другую модель, т.е.
модель представления нравственно-ценностной шкалы как дерева, плодами ко-
торого являются добро и зло, бросающиеся сразу в глаза как представительные
составляющие этого дерева.
На основе второй когнитивной модели можно создать еще одну когнитив-
ную модель события продажи, в которой добро рассматривается как товар, а зло
–– как средство платежа, т.е. деньги, и которая реализована именно во фразеоло-
гизмах не плати злом за зло, за добро платят злом. В данном случае добру при-
писаны присущие товару когнитивные признаки, и злу –– присущие деньгам ко-
гнитивные характеристики. Другими словами, в сознании русского народа
вполне возможно использование зла в качестве средства платежа для завершения
продажи добра и даже самого зла. Тем самым синтаксическая структура пла-
тить за что-л. чем-л. применяется не только к описанию этой когнитивной мо-
дели события, но и к выражению тесной взаимной связи между концептами
ДОБРО и ЗЛО.
Таким образом, посредством второй когнитивной модели познание добра и
зла может быть поглубже проявлено и закреплено не просто в ментальном плане
носителей русского языка, но и в языковой картине мира русского этноса.
В заключение отметим, что в ходе описания и сопоставления моделей кон-
цептуальной метафоризации концептов ДОБРО и ЗЛО мы получаем возмож-
ность говорить не только о некоторых представлениях о добре и зле в русской
фразеологии с компонентами ‘добро’ и ‘зло’, но и о их взаимной связи. Это
прежде всего когнитивные модели овеществленного представления добра и зла
как настоящего конкретного предмета, в том числе и как предмета со специфи-
ческими функциями, например, как яблока, товара и денег. Получается, что кон-
цепты ДОБРО и ЗЛО не только являются этической антонимической парой как
в ментальном плане, так и в языковом плане, но и воплощают и дополняют друг
друга. Таким образом, в русских фразеологизмах отражаются не только особен-
ности национальной духовной и материальной культуры русского народа, но и
прежде всего –– его определенные форматы знаний о мире, когнитивные модели
представления абстрактных концептов типа добра и зла в русской языковой кар-
тине мира этноса.
Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры / под общ. ред. Н.Д. Арутюно-
вой, М.А. Журинской. М.: Прогресс, 1990.
Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Язык русской культуры, 1999.
Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура: лингвострановедческое в препода-
вании русского языка как иностранного. М.: Русский язык, 1990.
Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных
терминов. М.: Филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, 1996.
Петров В.В. Метафора: от семантических представлений к когнитивному анализу // Во-
просы языкознания. 1990. № 3. С. 135-146.
Попова З.Д., Стернин И.А. Когнитивная лингвистика. М.: ACT; ВОСТОК-ЗАПАД, 2007.
334
Радбиль Т.Б. Когнитивистика: учеб. пособие. Нижний Новгород: Изд-во Нижегород-
ского госуниверситета, 2018.
Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. 3-е изд. М.: Академический про-
ект, 2004.
Kovecses Z. Metaphor: A Practical Introduction. Oxford: OUP, 2010.
Lakoff G., Johnson M. Metaphor We Live By. Chicago: The University of Chicago Press, 2003.
Tendahl M. A Hybrid Theory of Metaphor: Relevance Theory and Cognitive Linguistics. Lon-
don: Palgrave Macmillan, 2009.
Ungerer F., Schmid H.J. An Introduction to Cognitive Linguistics. Beijing: Foreign Language
Teaching and Research Press, 2001.
Wang Tianjiao (Nizhny Novgorod, Russia)

MODELS OF CONCEPTUAL METAPHORIZATION OF THE CONCEPTS

GOODNESS AND EVILNESS IN RUSSIAN IDIOMS
This paper described and compared the models of conceptual metaphorization of the concepts
GOODNESS and « EVILNESS expressed in the Russian idioms with components ‘goodness’ and
‘evilness’. It’s shown that in idioms these two concepts are presented as materialized object, as object
with specific functions such as apple, goods and money. It’s concluded that goodness and evilness
are not only in antonymic relations on mental and linguistic levels, but also have a close connection
with each other, and that the models of metaphorical representation of these two concepts in many
ways are able to embody the national and cultural specifics of one fragment of the Russian language
picture of the world.
Keywords: cognitive models, conceptual metaphors, concept GOODNESS, concept EVILNESS,
Russian idioms, Russian language picture of the world
Н.В. Денисова (Санкт-Петербург, Россия)

n.denisova@spbu.ru
КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ ИСКУССТВО КАК СПОСОБ КОНСОЛИДАЦИИ

КОЛЛЕКТИВНОЙ ПАМЯТИ
Статья выполнена в русле междисциплинарного направления исследований памяти. Предпри-

нимается попытка анализа интерпретаций художественных проектов, посвященных памяти
двух представителей Московского концептуализма: Гриши Брускина и Вадима Захарова. По-
казано, как посредством перформативного искусства художники строят когнитивную модель
будущей оценки прошлого и консолидируют коллективную память.
Ключевые слова: концептуализм, консолидация памяти через искусство, коллективная и куль-
турная память, перцепция, поликодовый текст, когнитивный отпечаток
Последние двадцать лет ознаменовались расцветом исследований памяти

(memory studies), являющих собой «удивительное по степени диверсификации
исследовательское поле, не имеющее общего понятийного аппарата» [Сафро-
нова 2018: 26] и вместе с тем, представляющих один из «парадигмальных ‘пово-
ротов’ в гуманитарной науке конца XX – начала XXI века» [Крокинская 2016:
екта № 20-012-00276.
335
147]. Исследователи, стоявшие у истоков изучения феномена памяти: культур-
ной, исторической, социальной, коллективной (Э. Дюркгейм, М. Хальбвакс, В.
Беньямин и др.), показали, что это явление необходимо рассматривать за рам-
ками индивидуального человеческого существования. При всем многообразии и
междисциплинарности направлений исследований феномена памяти, можно вы-
делить для них общее определение центрального понятия: «память – это способ
конструирования людьми своего прошлого» [Сафронова 2018: 16]. В этой связи
представляется уместным обратиться к одному из определений культуры, пред-
ложенных Ю.М. Лотманом: «культура представляет собой коллективный интел-
лект и коллективную память, т.е. надындивидуальный механизм хранения и пе-
редачи некоторых сообщений (текстов) и выработки новых. В этом смысле про-
странство культуры может быть определено как пространство некоторой общей
памяти» [Лотман 1992: 200]. Говоря о «креативной» памяти искусства, Лотман
приходит к выводу, что культурная память панхронна и противостоит времени,
сохраняя прошедшее как пребывающее [Лотман 1992: 201].
Авторы вступительной статьи к монографии Performing Memory in Art and
Popular Culture предлагают рассматривать феномен памяти как сочетание трех
необходимых элементов: перформанса (performance), поскольку память – это
творческий акт, предполагающий наличие агенса, посредничества (mediation),
так как для передачи воспоминаний необходим посредник, и пространственно-
сти (spatiality), поскольку память / воспоминание всегда привязаны к определен-
ному месту. Таким образом, акцент на агентивности и творческом акте вспоми-
нания помогает понять репрезентацию памяти в искусстве как процесс динами-
ческий, способный навести мост между прожитым прошлым и воображаемым
будущим. Вместе с тем возникает вопрос, как объекты искусства воплощают
прошлое в настоящем, как они связаны с понятием «архива». Ссылаясь на
М. Хальбвакса, авторы констатируют, что воспоминания формируются контек-
стом поколения, а также социальным и культурным контекстами, поэтому
крайне важно понимать память в исторической перспективе с учетом институци-
онализированных дискурсов, культурных практик и технологических артефак-
тов [Plate, Smelik 2013: 2-5].
Изобразительное искусство, рассматриваемое как особый вид когнитивного
проектирования, создается в контексте распределенной когниции и воспринима-
ется как активное построение когнитивных моделей и картины мира. Искусству
присуща метакогниция и саморефлексия, благодаря чему оно вносит вклад в кол-
лективные процессы мышления, памяти и перцепции [Donald 2006: 4-6]. Дей-
ствительно, обращаясь к феномену памяти, представители искусства с помощью
саморефлексии и оценки экстраполируют собственный пережитый опыт – часто
травматичный – на целое поколение, передавая его посредством, например, пер-
формансов, как это делают многие художники концептуального направления
(И. Кабаков, И. Макаревич и Е. Елагина, Г. Брускин, В. Захаров и др.). Для них
характерна репрезентация индивидуального и социокультурного опыта как по-
средством живописных знаков, так и путем вербализации концептуально значи-
мых смыслов. В результате создается поликодовый текст – сложное семиотиче-
ское пространство, функционирование которого обусловлено взаимодействием
вербальных и невербальных знаков.
336
Цель статьи – показать, как по-разному работают с темой памяти два пред-
ставителя «московского концептуализма»: Гриша Брускин и Вадим Захаров.
В статье, посвященной выставке Гриши Брускина «Гибель богов», Б. Гройс
отмечает, что в последние 20 лет ускорился процесс забывания; связано это и с
исчезновением Советского Союза, державшегося за память о марксизме XIX в.;
с концом же страны Советов процесс забывания освободился от исторического
препятствия, а советский коммунизм стал «частью новой, современной древно-
сти». Гриша Брускин как настоящий художник «стремится противостоять забве-
нию и вносит прошлое в современность» [Groys]. «Гибель богов» – часть много-
летнего «советского проекта» Брускина, эстетика его связана с советской парко-
вой скульптурой, которую сам художник называет «фигурами памяти, театром
памяти, ars memoria» [Брускин 2013:20]. Создавая свой «Фундаментальный лек-
сикон» в 1986 г., Гриша Брускин хотел послать весть человеку будущего, но
весть ложную, «так как настоящим артефактом коммунистического мифа явля-
ется искусство этот миф творящее – социалистический реализм» [Bruskin]. Уже
тогда художник демонстрировал советскую реальность как вещь из прошлого.
Фигуры «Фундаментального лексикона» – фантомы типичных представителей
советского населения, пребывающие в «абстрактном пространстве идеологиче-
ских знаков», благодаря чему сама картина имеет «квазиархеологическое изме-
рение» [Groys]. Как бы там ни было, но будущее слишком быстро наступило, и
Брускин сам стал тем человеком будущего, для которого отправлял послание.
Через некоторое время художник решает создать «Коллекцию археолога» (при
этом художник-археолог выступает в качестве mediator, посредника между про-
шлым и будущим), для которой он использовал образы из «Фундаментального
лексикона», слепив модели из глины, разрушив их, отлив из бронзы и закопав на
годы в Тоскане (performance). Место захоронения скульптур (spatiality) выбрано
неслучайно: по словам самого художника, он хотел привезти в Италию, где уже
покоятся останки первых двух империй, руины третьей, эксплицируя тем самым
исторические связи. Таким образом, выставка «Коллекция археолога» – раско-
панные и предъявленные зрителю скульптуры вместе со съемками раскопок и
трансляцией текстов Брускина на стенах – «рассказывает о рождении, бытова-
нии, гибели и жизни после смерти мифа – мифологической, но не мифической
империи» [Брускин 2013: 20], гибель которой – величайшая травма для россий-
ского общества [Bruskin]. По словам Б. Гройса, Брускин наблюдает за упадком
имперского величия с сочувствием и признает, что сам является частью этого
процесса. Он воспроизводит историю как осознанный фарс, т.е. как искусство,
возвращая то, что когда-то было историей, как художественное событие, как пер-
форманс [Groys]. Таким образом, индивидуальная память выходит на надынди-
видуальный уровень посредством художественного перформанса, призванного
построить когнитивную модель будущей оценки прошлого: «История кончится.
<...> возродится будущий человек <...> и возлюбит руины и примется по-новой
воспевать величие холодеющих могил» [Bruskin].
Согласно У.Л. Чейфу, существует два входа в сознание: через перцепцию и
через извлечение из памяти [Чейф 1983]. Можно, очевидно, констатировать, что
«Фундаментальный лексикон» – это вербализация восприятия стимула, по-
скольку во время его создания художник жил в СССР и «рассказывал» о настоя-
щем человеку будущего, а «Коллекция археолога», созданная много позже, есть
337
вербализация извлеченного из памяти опыта.
Совсем иной подход к консолидации коллективной памяти у московского
«младоконцептуалиста» Вадима Захарова. Уже в эмиграции, в 1997 г., Захаров
проводит акцию «Убийство пирожного ‘Мадлен’», которая была призвана обра-
тить коллективный опыт «незаконного ареста и расстрела» знаменитого прустов-
ского образа против коллективной культуры памяти. Вкусив знаменитых пирож-
ных вместе с художниками-эмигрантами, находящимися в поисках утраченного
времени, художник и его друзья написали тексты – своего рода книгу «коллек-
тивного подсознательного московских концептуалистов» [Zwirner], после чего
символ воскрешения воспоминаний был расстрелян как недейственный.
Еще один проект В. Захарова заслуживает особого внимания. «На одной
странице» представляет собой отпечатанные одна поверх другой все страницы
«Ада» Данте (1998), «Маленького принца» Экзюпери (1998) и «Ста русских вол-
шебных сказок» в пересказе Афанасьева (2001). Каждое из произведений отпе-
чатано на одной золотой странице так, что все буквы сливаются в сплошной не-
читаемый текст, похожий на рельеф. Это тексты, «вписанные» в нашу культур-
ную память, в наши воспоминания, которые зачастую становятся нечеткими, не-
читаемыми, «сконденсированными» в одном тексте-образе на золотом фоне,
ставшем своего рода иконой. Таким образом, художник показывает «плотность»
структуры нашей культурной памяти [Zwirner]: тексты культурного кода хра-
нятся в нашей памяти, но лишь как яркие неразборчивые образы, когнитивные
отпечатки, извлекаемые из памяти едиными блоками.
Таким образом, выступая посредником между прошлым и будущим, про-
ецируя собственный опыт памяти на все поколение, художник может создавать
когнитивную модель будущей оценки прошлого, консолидировать коллектив-
ную память с помощью художественных перформансов; кроме того, через яркие
концептуальные образы художник может визуализировать когнитивные отпе-
чатки нашей культурной памяти.
Брускин Г.Д. «Все мое искусство родилось из чтения». Гриша Брускин о своей «Коллек-
ции археолога» // Коммерсантъ Weekend № 17 от 08.05.2013. С. 20.
Крокинская О.К. Культурная память и опыт в практиках конструирования будущего обы-
денным сознанием // Журнал социологии и социальной антропологии. 2016. Т. XIX. № 4 (87).
С. 142-158.
Лотман Ю.М. Память в культурологическом освещении // Избранные статьи. Т. 1. Тал-
линн, 1992. С. 200-202.
Сафронова Ю.А. Третья волка memory studies: двадцать три года против шерсти // Поли-
тическая наука. 2018. № 3. С. 12-27.
Чейф У.Л. Память и вербализация прошлого опыта // Новое в зарубежной лингвистике.
Вып. XII. Прикладная лингвистика. М.: Радуга, 1983. С. 35-73.
Bruskin G. An Archeologist Collection. The artist reads the introductory text for the exhibition.
URL: https://fineart-biblio.com/videos/43610/grisha-bruskin-an-archeologist-collection-the-artist-
reads-the-introductory-text-for-the-exhibition. (Дата обращения: 15.12.2020).
Donald M. Art and Cognitive Evolution // The Artful Mind. Cognitive Science and the Riddle
of Human Creativity / ed. by M. Turner. Oxford: OUP, 2006.
Groys B. Soviet Antiquities. URL: https://fineartbiblio.com/critique/boris-groys/44387/soviet-
antiquities. (Дата обращения: 15.12.2020).
Plate L., Smelik A. (Eds.) Performing Memory in Art and Popular Culture. London; New York:
Routledge, 2013.
338
Zwirner D. Vadim Zakharov: Don Quixote against the Internet. URL: https://www.vadimzakh-
arov.com/dorothea-zwirner. (Дата обращения: 15.12.2020).
Natalya V. Denisova (St. Petersburg, Russia)

CONCEPTUALIST ART AS A WAY TO CONSOLIDATE COLLECTIVE MEMORY

The present paper is in line with the now popular memory studies. The paper analyzes the interpreta-
tions of artistic projects by two conceptualist artists from the Moscow circle: Grisha Bruskin and
Vadim Zakharov. It is argued that by performing memory in art artists build a model of the future
evaluation of the past or consolidate a collective memory.
Keywords: memory studies, performing memory in art, collective memory, cultural memory, Mos-
cow conceptualism, perception and recall, polycode text, cognitive imprint
О.Л. Зимарева (Магнитогорск, Россия)

olgalatushkina87@mail.ru
КОНФИГУРАЦИЯ ПРИЗНАКОВ В МЕНТАЛЬНОМ ЛЕКСИКОНЕ
Целью статьи является рассмотрение значения многозначного слова с точки зрения конфигу-
рации признаков, устанавливающих связи как внутри семантической структуры слова, так и
за ее пределами. Переосмысление признаков первого значения происходит за счет «подтяги-
вания» признаков других лексических групп при взаимодействии слов в тексте или речи, что
позволяет декодировать неизвестные значения.
Ключевые слова: значение, сетевая модель, переосмысление, сетевая структура, семантическая
структура, полисемант
Термин значение является одним из основных понятий теоретического аппа-

рата не только когнитивной лингвистики, но и психологии и связан с решением
проблем языка и мышления. Зачастую возникают споры по поводу того, каким
образом люди оперируют значениями многозначных слов, так как нередки ситуа-
ции, когда, владея двумя значениями полисеманта, носитель, однако, способен по-
нять предъявляемое ему незнакомое значение. В этом случае происходит пере-
осмысление имеющихся данных. Мы полагаем, что люди запоминают значения
не списками, а скорее создают связи между значениями, которые, в свою очередь,
представляют собой частотные устойчивые связи между компонентами, входя-
щими в семантическую структуру слова. Переосмысление невозможно на основе
нулевых данных, для этого в ментальном лексиконе необходимо иметь базовый
спектр семантических компонентов. Семантическая структура слова может быть
вплетена в более объемную сетевую организацию посредством имеющихся при-
знаков.
Семантические компоненты формируют своего рода кластеры, в основе ко-
торых лежит общий принцип объединения (образ, функциональный компонент,
коннотативный аспект), что позволяет им образовывать своего рода сеть. Значе-
ние в такой системе представляет собой совокупность признаков, но в отличие
от словарного представления, эти признаки образуют связь в момент активации
слова. По утверждению Б.Ю. Нормана, в семантической структуре отношения
между семами могут иметь не только иерархические отношения, но возможны
339
ситуации, когда признаки «уступают» друг другу, когда возникновение одного
компонента влечет за собой череду других признаков (если Х, то У) [Норман
2018: 36]. Семантическая структура в таком ключе подстраивается под нужды
говорящего, реализуя каждый раз вариативный набор компонентов, составляю-
щих в процессе речи своего рода значение, которое осознается говорящим на том
уровне, какой ему позволяет объем сложившейся семантической структуры.
К. Анохин вводит понятие «когнитом», указывающий на совокупность по-
знавательных способностей мозга. Мозг представляет собой сетевую структуру,
которая обладает гиперсетевой функцией [Анохин 2015]. Согласно данному под-
ходу, семантическая структура может быть рассмотрена как сеть признаков, ко-
торая входит в бóльшую сеть признаков и их различных сочетаний и вариаций.
Взаимодействие формируется на основе множественного пересечения факторов
(первое значение, опыт взаимодействия со словом в речи, наличие в сознании
опорного образа и пр.) Наиболее частотные связи становятся наиболее замет-
ными (яркими) в сети, что ведет к их более быстрому обнаружению, а, следова-
тельно, и более четкому декодированию
Каким образом формируется подобная сеть? Б.Ю. Норман [Норман 2018:
35] приписывает семантической структуре функции матрицы (математической).
Так, в математике матрица является структурой, представляющей собой сово-
купность строк и столбцов, на пересечении которых находятся данные. По ана-
логии в семантической структуре формируются пересечения признаков, образу-
ющие понятия и значения. Б.Ю. Норман также указывает на тот факт, что слово
может включать как признаки, обозначающие форму, материал, величину и др,
так и «пустые клетки» – так называемые нереализованные комбинации призна-
ков, что является резервом системы. Так, слово «стакан» (в качестве примера он
рассматривает лексико-семантическую группу «разновидности посуды для пи-
тья») представляет собой совокупность признаков «сосуд для питья + стеклян-
ный + цилиндрической формы». Но на практике встречается стеклянный фужер
на тонкой ножке с ручкой (стакан для фарисея: Pharisaerglas). В русском языке
для него нет названия, в то время как в немецком языке стакан входит в форму
сложного слова. Данный пример показывает, что слово имеет определенный по-
тенциал развития, в котором ведущую роль играют конфигурации семантиче-
ских компонентов.
Развитие семантической структуры начинается с усвоения базовых компо-
нентов значения, а именно эмоционального компонента речи, после которого в
середине младенческого возраста проявляется предметное понимание речи [Сер-
кин 2008: 65-67], что является причиной формирования предметных значений.
А.П. Стеценко определяет значение слова как единство его вербальных и невер-
бальных компонентов, называя предметное и операциональное (которым он опе-
рирует в процессе жизнедеятельности) предшествующими вербальному значе-
нию [Стеценко 1984]. В семантической структуре слова, помимо очевидных се-
мантических и образных компонентов, наличествует пласт компонентов, кото-
рые участвуют в декодировании, но могут быть опущены словарями. Их можно
обнаружить при анализе переносных значений, когда теневой компонент в одном
значении выходит на первый план в фигуральном значении.
Возьмем к примеру с предложение They learn about science, plant bulbs and
watch them grow, and identify birds who visit the birdhouses [dictionary.com]. Данное
340
предложение не вызывает проблем с идентификацией значения полисеманта
‘Plant’, так как реализуются семантические признаки главного значения (a living
thing, grows in earth / water / on other plants, usually has a stem / leaves / roots /
flowers, produces seeds). На первое значение нас выводят индикаторы в самом
предложении: plant, to grow, birds. Данные слова относятся к лексико-семантиче-
скому полю «Plants and nature». В этом случае нет необходимости прибегать к
раскрытию всей семантической сети признаков полисеманта, так как группа
включает идентифицирующий компонент plant. Слово в тексте, таким образом,
многогранно, так как с одной стороны, оно полисемно, с другой стороны, – мо-
жет выступает в роли идентификатора (признака) и способствует фильтрации не-
нужных компонентов.
Однако не всегда бывает легко идентифицировать значение ввиду интерфе-
ренции основных идентифицирующих семантических компонентов. Рассмотрим
следующий пример: He insisted that the money was a plant. В данном контексте
возможны два варианта перевода. С одной стороны, plant – это растение, и ведет
к тому, что деньги делают из растительного материала. Однако, наличие артикля
уводит нас от значения ‘material’ (неисчисл.). Другой вариант интерпретации
возможен, если мы внимательно взглянем на компоненты первого значения, ко-
торые не просто переосмысляются, а начинают подтягивать признаки других
лексем (группы признаков других семантических структур). Этот процесс можно
проследить посредством словаря. Так, в Cambridge Dictionary мы находим ком-
понент grow in earth, входящий в структуру первого значения полисеманта plant.
В свою очередь, в одном из значений лексема to grow включает признаки exist
and develop smth (что говорит о его влиянии на окружающее). Далее develop ак-
туализирует признак cause smth change. Этимологически существительное plant
восходит к выражению «вбивать что-либо ногами в землю», что подразумевает
какое-то внешнее грубое действие и ведет к возникновению негативного конно-
тативного оттенка (злое намерение). Другими словами, переосмысленный вари-
ант значения может иметь следующий вид: a plant – нечто, подложенное наме-
ренно со злым умыслом, т.е. деньги были подложены с недобрым намерением.
Считается, что механизмами образования значений являются процессы аб-
страгирования и обобщения [Выготский 1982; Рубенштейн 1989; Ильенков 1984;
Давыдов 1986; и т.д.], то есть умение выделять какие-либо связи (отношения,
признаки) явлений, отвлекаясь от остальных. В.П. Серкин полагает, что необхо-
димо рассматривать процесс образования значений, учитывая не только про-
цессы абстрагирования и обобщения, но и содержание деятельности, в которой
эти значения формируются [Серкин 2008: 49], так как изучение значений вне де-
ятельностного контекста ведет к потере содержательных детерминант.
При моделировании человеческого опыта необходимо учитывать, что чело-
век не перебирает и не рассматривает множество альтернатив. Основа построе-
ния систем значений является не группа объектов, а группа действий и отноше-
ний (смыслов).
Таким образом, значение оказывается не фиксированным, диффузным об-
разованием, связанным с другими элементами языковой системы посредством
эпидигматических связей, образованных в процессе речевого и языкового опыта,
но включено в структурные отношения с элементами лексико-семантического
поля, к которому оно принадлежит.
341
Анохин К.В. Когнитом: сетевое расширение теории функциональных систем // Современ-
ные проблемы системной регуляции физиологических функций: материалы конференции,
Москва, 17-18 сентября, 2015. C. 3-5.
Выготский Л.С. Мышление и речь // Собр. соч. Т. 2. М.: Педагогика, 1982. С. 361.
Давыдов В.В. Проблемы развивающего обучения. М.: Педагогика,1986.
Ильенков Э.В. Диалектическая логика. М.: Политиздат, 1984.
Норман Б.Ю., Куссе Х. Лингвистика в саду. Введение в теорию семантической инвари-
антности. Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2018.
Рубенштейн С.Л. Основы общей психологии. М.: Педагогика, 1989.
Серкин В.П. Методы психологии субъективной семантики и психосемантики: учеб. по-
собие для вузов. М.: ПЧЕЛА, 2008.
Стеценко А.П. К вопросу о психологической классификации значений // Вестник МГУ.
Серия 14: психология. 1983. № 1. С. 22-30.
Olga L. Zimareva (Magnitogorsk, Russia)

SEMANTIC COMPONENTS CONFIGURATION IN THE MENTAL LEXICON

The purpose of the article is to consider a polysemous word meaning as a configuration of semantic
components that establish connections both within the semantic structure of a word and outside it.
Reconsideration of the first meaning features occurs due to the “pulling” of other lexical groups com-
ponents as the interaction of words in the text or speech takes place, which makes it possible to decode
unknown meanings.
Keywords: meaning, network model, rethinking, network structure, semantic structure, polysemous
word
Д.Б. Измаилян (Москва, Россия)

Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ
diana.izma@gmail.com
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ВОЗМОЖНОСТИ КОГНИТИВНО-

КОРПУСНОГО ПОДХОДА К РЕКОНСТРУКЦИИ ФРЕЙМОВ
В МАССМЕДИА-ДИСКУРСЕ
В статье объясняется теоретически-методологическая связь между количественными и каче-

ственными методами анализа фреймовых структур в массмедиа-дискурсе. Систематизиро-
ваны преимущества корпусно-ориентированного дискурсивного подхода, позволяющего сде-
лать вывод о доминирующих дискурсивных практиках и когнитивно-коммуникативных
структурах, стоящих за использованием языка в текстовых структурах.
Ключевые слова: фрейм, фреймовый анализ, массмедиа-дискурс, массмедиа-текст, корпусно-
ориентированный дискурсивный анализ
Понятие фрейма восходит к прикладным исследованиям в области социаль-

ной психологии середины XX в., однако сегодня фреймовый подход к репрезен-
тации знаний о мире широко применяется во многих социогуманитарных науках,
в т.ч. в политической коммуникации и исследованиях СМИ. В сфере эмпириче-
ских исследований массмедиа и его влияния на общественное мнение актуаль-
ность применения фреймов определяется их связующей ролью между произво-
дителем и реципиентом текстов массовой информации [Touri, Koteyko 2014]. По-
342
скольку фреймовые структуры вплетены в ткань массовой коммуникации на раз-
ных ее уровнях, в т.ч. публичного дискурса, процесса производства сообщений
и восприятия информации аудиторией, анализ фреймов позволяет классифици-
ровать определенным образом темы и сюжеты, созданные СМИ, осмысливать и
интерпретировать освещаемые ими социально значимые события, а также оце-
нивать их потенциальное воздействие на общественное сознание [Van Gorp
2010]. Так, фрейм можно рассматривать как когнитивную структуру, используе-
мую при кодировании, интерпретации и извлечении информации; эта структура
активируется в ходе передачи информации от адресанта адресату и реализуется
в текстовой структуре коммуникативного процесса; и таким образом, процесс
фреймирования, обусловленный типическими особенностями и профессиональ-
ными нормами СМИ, можно изучать как стратегию построения и обработки мас-
смедиадискурса [Pan, Kosicki 1993].
Несмотря на отсутствие в социогуманитарных науках единого исследова-
тельского инструментария для выявления и операционализации фреймов в мас-
смедиа-дискурсе, зачастую методологические подходы к анализу фреймов раз-
деляют на дедуктивный vs индуктивный и количественный vs качественный. Де-
дуктивные методы апеллируют к более ранним теоретическим и эмпирическим
знаниям и уже принятым категориям фреймов, таким как ключевые слова
[Entman 1993] или общие фреймы (generic frames): фрейм конфликта, фрейм ин-
дивидуальных интересов, фрейм экономических последствий, моральный фрейм
и др. [Semetko, Valkenburg 2000]. Опора на уже установленные рамки способ-
ствует более формализованному анализу содержания текста; однако предзадан-
ность фреймов также является и ограничением данного подхода, так как влечет
за собой риск упущения важного, возможно скрытого, контента, а также новых
фреймов, не включенных в заранее определенные категории. Индуктивные ме-
тоды применяют для извлечения из текста широкого спектра специфических
фреймов в зависимости от целей исследования, контекста и изучаемой тематики
(issue-specific frames). Иными словами, целью индуктивного подхода является
реконструкция заложенных в основе текста всевозможных фреймовых структур,
проявляющихся в ходе анализа языковых фактов в связи с данным культурным
контекстом. С одной стороны, гибкость данного подхода способствует более
глубокому анализу и более детальному описанию фреймов; с другой стороны,
интерпретативная направленность индуктивного инструментария нередко вы-
двигает на первый план вопросы, связанные с объективностью, доказательно-
стью и реплицируемостью полученных результатов.
Исходя из характера индуктивного и дедуктивного методов анализа фрей-
мов, в подавляющем большинстве качественных исследований фреймы выделя-
ются индуктивно (напр., посредством дискурсивного анализа), а в количествен-
ных – дедуктивно (напр., контент-анализа или анализа с использованием алго-
ритмов машинного обучения). Несмотря на эффективность количественных ме-
тодов в вопросах повышения достоверности за счет снижение возможного субъ-
ективного влияния исследователя, необходимость применения фоновых куль-
турных знаний для интеграции контекстуального значения в процесс выявления
и анализа фреймов требует дальнейшей̆ исследовательской проверки на интер-
претируемость результатов. Так, «абстрактная природа фреймов», состоящих не
343
только из эксплицитных элементов текста, но и из имплицитного скрытого зна-
чения, требует объединения качественных, интерпретативных и количествен-
ных, эмпирических подходов [Van Gorp 2010].
Соединение инструментариев корпусной̆ лингвистики и дискурсивно-ори-
ентированных подходов (corpus-assisted discourse studies CADS) рассматривается
как одна из наиболее эффективных методологических возможностей анализа
текстовых структур, при которой достигается необходимый баланс между интер-
претативными и формализованными подходами к выявлению и анализу фреймов
в массмедиа-дискурсе. Дискурсивно-ориентированный анализ – это каче-
ственно-ориентированный анализ, глубинно- и макросемантический, вскрываю-
щий глубинные связи высказываний, не обязательно лежащие на поверхности.
Корпусно-ориентированный анализ – количественный, демонстрирующий глав-
ным образом лексический уровень в тексте и настраивающий исследовательский
фокус на то, что в языковом употреблении обеспечивает содержательное един-
ство. Так, анализ представительных массивов данных, возможный с помощью
компьютерного инструментария корпусных методов, расширяет объяснитель-
ные возможности дискурсивного подхода в той мере, в какой количественная
подтверждаемость показывает достоверную эмпирическую основу для суще-
ствования в языке определенного явления как части серийной дискурсивной
практики [Чернявская 2018].
В рамках корпусно-ориентированного дискурсивного подхода продуктив-
ными для реконструкции фреймовых структур в массмедиа-тексте являются та-
кие функционально-методологические инструменты корпусных менеджеров как
Keywords, Collocates и Concordances, позволяющие анализировать состав ключе-
вых слов, их сочетаемость и ближайшие контекстуальное окружение в корпусе
текстов. Ключевые слова выделяются через статистически значимую частот-
ность в гомогенном корпусе, что позволяет статистически достоверно обозна-
чить центральные элементы в содержании текста или корпуса и определить их
как ключевые по отношению к этому тексту или корпусу. Эти ключевые эле-
менты, хоть и не выявляют тотчас же фреймовые структуры, но указывают на
приоритетные темы и понятия, вокруг которых фреймы конструируются. Следу-
ющая методологическая процедура основана на вычислении статистически зна-
чимых коллокатов – высокочастотных языковых единиц, расположенных в пре-
делах указанного диапазона слева и справа от ключевого слова. Возможности
выявления коллокаций, а именно регулярно повторяющихся и типичных для дан-
ного текста или корпуса лексических сочетаний в связи с выделенными ранее
ключевыми темами и понятиями, позволяют сделать вывод о тех значениях и ас-
социациях, которые использовались участниками коммуникации снова и снова
для осмысления и интерпретации освещаемых вопросов или событий. И наконец,
функция, отображающая конкордансы (контексты) языковых единиц, применя-
ется для более детального изучения ближайшего окружения извлеченных
прежде ключевых слов и их коллокатов, выявления повторяющихся случаев сло-
воупотребления в широких контекстах и автоматического сбора выделенных
фрагментов текста для последующего интерпретативного фреймового анализа.
Интерпретативные возможности фреймового анализа, позволяющего сделать
вывод о доминирующих дискурсивных практиках и когнитивно-коммуникатив-
344
ных структурах, стоящих за использованием языка в текстовых структурах, осно-
ваны на кодировании извлеченных посредством корпусного инструментария
фрагментов текста. Процедура кодирования происходит в несколько этапов. На
первом этапе в каждом фрагменте текста выделяются приемы фреймирования
(framing devices) и приемы аргументации (reasoning devices). Приемы фреймиро-
вания – это элементы лексического уровня текста, выраженные эксплицитно и ор-
ганизующие риторическую структуру сообщения; приемы аргументации отра-
жают глубинные причинно-следственные связи высказываний, чаще выраженные
имплицитно. На втором этапе приемы фреймирования и приемы аргументации
объединяются в коды на более высоком уровне абстракции. Это обусловлено тем,
что фреймы должны иметь достаточно высокий уровень абстракции с целью при-
менения их в других исследованиях. Общая идея, логично связывающая воедино
выделенные приемы фреймирования и приемы аргументации на данном уровне
абстракции, и представляет собой реконструированный фрейм [Van Gorp 2010].
Таким образом, корпусно-ориентированный дискурсивный подход к рекон-
струкции фреймовых структур в текстах массмедиа рассматривается как сово-
купность методологических возможностей, состоящих из последовательных ана-
литических этапов, переходящих от количественных к качественным методам
анализа. Каждый предыдущий этап последовательно дополняет последующий и
приводит к появлению концептуальных категорий, или фреймов. Данные кате-
гории, отражая основную сюжетную линию и наполняя смысловым значением
массмедиа-сообщения, дают теоретическое обоснование того, каким образом ин-
терпретируются и оцениваются в СМИ освещаемые ими сюжеты и какое потен-
циальное воздействие они имеют на аудиторию.
Чернявская В.Е. Дискурсивный̆ анализ и корпусные методы: необходимое доказательное
звено? Объяснительные возможности качественного и количественного подходов // Вопросы
когнитивной̆ лингвистики. 2018. № 2. С. 34-37.
Кочетова Л.А., Кононова И.В. Когнитивно-корпусный подход к анализу конструирова-
ния ценностных смыслов в рекламном дискурсе // Вопросы когнитивной лингвистики. 2019.
№ 2. С. 65-74.
Entman R. M. Framing: Toward clarification of a fractured paradigm // Journal of Communi-
cation. 1993. 43. P. 51-58.
Pan Z., Kosicki G. Framing analysis: An approach to news discourse. Political Communication.
1993. 10. P. 59-79.
Semetko H.A., Valkenburg P.M. Framing European politics: A content analysis of press and
television news // Journal of Communication. 2000. 50. P. 93-109.
Touri M., Koteyko N. Using corpus linguistic software in the extraction of news frames: towards
a dynamic process of frame analysis in journalistic texts // International Journal of Social Research
Methodology. 2014. 18 (6). P. 601-616.
Van Gorp B. Strategies to take subjectivity out of framing analysis // Doing news framing anal-
ysis: Empirical and theoretical perspectives / ed. by P. D’Angelo, J. Kuypers. New York: Routledge,
2010. P. 84-109.
345
Diana B. Izmailyan (Moscow, Russia)
The Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (RANEPA)
TOWARDS METHODOLOGICAL APPLICATION OF A COGNITIVE CORPUS

APPROACH TO RECONSTRUCTING FRAMES IN MASS MEDIA DISCOURSE
The theoretical approach proposed in the paper combines quantitative and qualitative methods of
analyzing frames in mass media discourse. According to the current state of research and theory, the
corpus-assisted discourse approach has been presented as a strong explanatory theory and an effective
analytical tool enabling an analyst to draw conclusions about the dominant discursive practices and
cognitive structures represented in the language use of the inquired text.
Keywords: frame, framing analysis, mass media discourse, mass media text, corpus-assisted discourse
studies
Е.С. Коканова (Архангельск, Россия)

e.s.kokanova@narfu.ru
Н.С. Пак (Архангельск, Россия)
n.pak@narfu.ru
КОГНИТИВНЫЙ ПОДХОД В ИССЛЕДОВАНИИ

ПОСТРЕДАКТИРОВАНИЯ МАШИННОГО ПЕРЕВОДА
Актуальность исследования обусловлена обращением к исследованию постредактирования

машинного перевода в рамках когнитивного подхода. Постредактирование рассматривается
как сложный когнитивный процесс, включающий принятие переводческого решения, пере-
водческое чтение, оценку качества перевода и т.д. Используется метрика BLEU для анализа
когнитивных усилий при постредактировании машинного перевода.
Ключевые слова: постредактирование, машинный перевод, когнитивный подход, переводче-
ское решение, переводческое чтение, оценка качества перевода, метрика BLEU
В статье рассматривается постредактирование машинного перевода как

сложная мыслительная деятельность человека. Изучение различных аспектов
постредактирования невозможно без когнитивного подхода, который успешно
используется в научных исследованиях. Он объединяет многие научные области
и имеет непосредственную связь с естественным языком [Болдырев 2020: 17].
Когнитивная деятельность переводчика при постредактировании машин-
ного перевода (МП) отличается тем, что он уже имеет перед глазами готовый
вариант перевода, выполненный машиной. Его задача заключается в том, чтобы
«согласиться» с этим вариантом или внести изменения. При этом значение имеет
не только правильность, но и скорость принятия переводческого решения, так
как объем текста для постредактирования на единицу времени всегда намного
больше, чем для перевода [Коканова, Берендяев, Куликов, Пак 2020]. Принятие
решения о постредактировании зависит от психических, физиологических и
нейрофизиологических особенностей переводчика. Переводчик должен уметь
оценить, каким вариантам перевода можно доверять (владеть навыками оценки
качества МП, знать наиболее типичные ошибки конкретной системы МП на
текстах конкретного жанра и тематики). Рассмотрим процесс принятия перевод-
ческого решения при постредактировании в зависимости от типа ошибки:
346
(1) When a patient is suspected of having or is confirmed to have certain patho-
gens or clinical presentations, additional precautions are implemented by the health
care worker, in addition to routine practices [Doyle 2015].
Нейронный машинный перевод (НМП): Когда пациент подозревается в
наличии или подтверждении наличия определенных патогенных микроорганиз-
мов или клинических проявлений, медицинский работник применяет дополни-
тельные меры предосторожности в дополнение к обычной практике.
Постредактирование: Если у пациента имеется предположение на наличие
определенных патогенных микроорганизмов (или подтверждено их наличие) или
имеются клинические проявления, медицинский работник применяет дополни-
тельные меры предосторожности в дополнение к стандартным мерам.
Как можно увидеть, грамматическая ошибка в придаточном предложении
при НМП (слово «подтверждение» должно относиться к пациенту, а не к слову
«подозревается») распознается переводчиком без обращения к оригиналу, на ос-
новании того, что получившаяся конструкция «подозревается в подтверждении
наличия» нарушает нормы переводящего (русского) языка и является нелогичной
с точки зрения смысла. Для редактирования конструкции может понадобиться об-
ращение к исходному тексту и анализ логической структуры предложения. Ана-
логичным образом происходит исправление согласования словосочетания «кли-
нические проявления». Клинические проявления не могут «подозреваться» или
«подтверждаться», они либо имеются, либо нет. Для того, чтобы разделить два
смысловых блока – «подозрение или подтверждение заражения» и «наличие кли-
нических проявлений», второй блок выделяется в отдельное придаточное предло-
жение. Что касается терминологической ошибки «обычные практики» (в англо-
язычном тексте под «routine practices» подразумеваются стандартные меры предо-
сторожности), она может быть исправлена без обращения к исходному тексту, так
как термин часто встречается в данном тексте и переводческое решение в подоб-
ных случаях принимается только в первый раз, а далее дублируется. Таким обра-
зом, при постредактировании данного предложения наибольших когнитивных
усилий требует исправление грамматической несогласованности (необходимо об-
ращение к исходному тексту и анализ структуры). Скорость принятия переводче-
ского решения в данном случае может быть снижена.
Безусловно, если переводчик обучен работе с системами МП и знает, какие
ошибки ожидать от конкретной системы, ему потребуется меньше времени и уси-
лий на анализ, так как за структурой, выданной машиной, он увидит структуру ис-
ходного текста. Поэтому при работе со студентами-переводчиками важно обращать
внимание на сильные и слабые места систем МП, анализировать ошибки.
Перевод, выполненный человеком, по-видимому, предполагает более глубо-
кое понимание исходного текста (ИТ), требует больших усилий на подготовитель-
ном этапе (при восприятии текста). Переводческое чтение отличается от других
видов чтения тем, что уже на этапе восприятия текста на исходном языке перевод-
чик выявляет в тексте главное для перевода, определяет (а иногда и заранее ре-
шает) потенциальные проблемы понимания и передачи содержания [Shreve 1993:
22-36]. Замена переводческого чтения другими видами чтения ввиду необученно-
сти данному виду чтения ведет к повышению когнитивной нагрузки на этапе пе-
ревода и появлению большого количества переводческих ошибок [Коканова, Лю-
тянская 2019: 432-435, Лютянская, Коканова 2019: 1087-1089].
347
При постредактировании обращение к ИТ часто происходит уже во время
выполнения постредактирования, чтобы проверить, является ли МП адекватным
воспроизведением ИТ. Безусловно, в этом случае тоже требуется глубокое пони-
мание ИТ, но, как правило, время на прочтение ИТ ограничено (так как требуется
высокая скорость принятия переводческого решения), и переводчик обращается
к исходному тексту фрагментарно, прочитывая только ту часть ИТ, где возникли
сомнения в адекватности МП.
(2) The US Health Professionals Study showed similar, dramatic risk reductions
in men from adopting these same lifestyle behaviors [Rippe 2019].
НМП: Исследование, проведенное специалистами в области здравоохране-
ния в США, показало аналогичное резкое снижение риска у мужчин в результате
принятия такого же образа жизни.
Постредактирование: В исследовании состояния здоровья работников здра-
воохранения США показано аналогичное большое снижение риска заболевания у
мужчин, что связано с ведением здорового образа жизни.
Сомнения в адекватности МП вызывает тот факт, что в предыдущем пред-
ложении говорилось об исследовании состояния здоровья медсестер, то есть
была указана целевая группа, а не авторы исследования. Для проверки предпо-
ложения об ошибке необходимо обращение к ИТ, однако, лишь к отдельно взя-
тому предложению. После подтверждения ошибки и осуществления редактиро-
вания работа продолжается над текстом перевода без обращения к ИТ. Рассмот-
рение примеров из реальной практики позволяет сделать вывод о том, что пере-
водческое чтение имеет большую важность как для перевода, так и для постре-
дактирования, но в каждом случае будет разная цель, требования к скорости и
глубине прочтения, а также к целостности восприятия.
Исследование когнитивных процессов во время постредактирования нахо-
дится на пересечении когнитивной лингвистики, нейролингвистики, психолинг-
вистики, компьютерной лингвистики, психологии, нейрофизиологии и других
наук. С точки зрения переводческой практики, актуальность исследований в этой
области обусловлены тем, что эффективность постредактирования (снижение за-
трат времени и усилий при сохранении качества перевода) является важным ин-
дикатором применимости той или иной системы МТ. С точки зрения когнитив-
ного подхода к постредактированию машинного перевода, когнитивная нагрузка
и когнитивные усилия при постредактировании представляют большой интерес
для исследований.
Одним из методов оценки качества МП с точки зрения когнитивных усилий
на постредактирование может являться применение автоматической метрики
BLEU и инструмента оценки глубины внесенных изменений, интегрированного
в Memsource [Коканова, Берендяев, Куликов, Пак 2020]. Метрика BLEU разра-
ботана для оценки качества МП на основе сравнения с профессиональным пере-
водом человека [Papineni 2002: 311-318], но принцип ее работы позволяет ее ис-
пользовать для того, чтобы оценить степень близости МП и постредактирован-
ного варианта перевода. Далее приведем результаты сравнения двух вариантов
МП и «человеческого» перевода (см. Рис. 1).
348
Рис. 1. BLEU (сравнение с переводом человека)

Обе системы получили 28-29 из 100, что в переводе на стандартный способ
представления результатов BLEU (когда полное совпадение принимается за 1)
означает оценку 0,28-0,29. МП сильно отличается от профессионального пере-
вода.
Если же вместо человеческого перевода взять текст МП после постредакти-
рования тем же переводчиком, степень близости к МП, выполненному той же си-
стемой существенно возрастает (см. Рис. 2).
Рис. 2. BLEU (сравнение с результатом постредактирования)

Результат 66 из 100 (0,66 из 1) больше чем в 2 раза превосходит результат срав-
нения с человеческим переводом. Таким образом, можно предположить, что основу
349
постредактированного текста все же составляет текст МП, и переводчик в ряде слу-
чаев принимал решение оставить текст МП без изменения, либо внести отдельные
изменения (добавления, замены) не требующие обращения к ИТ, что является це-
лесообразным с точки зрения экономии времени и усилий переводчика.
Материал исследования показывает, что как процесс перевода, так и про-
цесс постредактирования требует больших когнитивных усилий. Различные
типы ошибок в МП требуют разных действий переводчика. При исправлении
смысловых и логических ошибок необходимо обращение к ИТ, его вниматель-
ное прочтение и понимание смысла. Исправление грамматических ошибок также
требует в ряде случаев обращения к ИТ, но уже с целью анализа грамматических
конструкций, с помощью которых эксплицирован этот смысл. Редактирование
ошибок, не искажающих смысл (ошибки сочетаемости, нарушения узуса), а
также механических ошибок (например, неправильное использование заглавной
и строчной буквы, ошибки форматирования – выравнивание, деление на абзацы
и др.) не требует обращения к ИТ. Такие переводческие решения должны прини-
маться быстро и не требовать от переводчика больших усилий. Для того чтобы
различать, где необходимо обращение к ИТ, где текст МП можно оставить без
изменения, а где можно внести изменения без обращения к ИТ, переводчику
необходимо учиться быстро обрабатывать зрительную информацию и сохранять
когнитивный контроль как можно дольше.
Таким образом, экспериментальные исследования постредактирования ма-
шинного перевода имеют большое значение для оценки когнитивных усилий пе-
реводчика при постредактировании, так как от качества МП и типов ошибок за-
висит стратегия постредактирования, которую выбирает переводчик. Однако с
помощью средств автоматической оценки мы можем оценить лишь количествен-
ные данные о внесенных изменениях. Для того чтобы получить данные о процес-
сах, сопровождающих принятие переводческого решения при постредактирова-
нии, необходимо использовать методы нейролингвистики, психолингвистики,
психологии (мышление вслух, айтрекинг, кейлоггинг, ЭЭГ и т.д.).
Болдырев Н.Н. Когнитивный подход в лингвистике и смежных областях знания // Во-
просы когнитивной лингвистики. 2020. № 2. С. 5-25.
Коканова Е.С., Берендяев М.В., Куликов Н.Ю., Пак Н.С. Особенности постредактирова-
ния нейронного машинного перевода медицинского научного текста с английского языка на
русский // Развитие Северо-Арктического региона в гуманитарной сфере: локальное и гло-
бальное: материалы научной конференции профессорско-преподавательского состава, науч-
ных сотрудников и аспирантов Северного (Арктического) федерального университета им.
М.В. Ломоносова. 2020. C. 157-162.
Коканова Е.С., Лютянская М.М. Методика айтрекинга в изучении переводческого чте-
ния // Магия ИННО: интегративные тенденции в лингвистике и лингводидактике: сб. науч.
трудов. Т. 2. 2019. C. 432-436.
Лютянская М.М., Коканова Е.С. Методика айтрекинга в исследовании процесса приня-
тия переводческого решения при переводе с листа // Когнитивные исследования языка. 2019.
Вып. XXXVII. С. 1085-1090.
Doyle G.R., McCutcheon J.A. Clinical Procedures for Safer Patient Care. Victoria, BC: BCcam-
pus, 2015.
Papineni K., Roukos S., Ward T., Zhu W. BLEU: a Method for Automatic Evaluation of Ma-
chine Translation // Proceedings of the 40th Annual Meeting of the Association for Computational
Linguistics (ACL). 2002. P. 311-318.
350
Rippe J.M. Are We Ready to Practice Lifestyle Medicine? // The American Journal of Medi-
cine. 2019. No. 1. P. 6-8.
Shreve G.M. et al. Is there a special kind of ‘reading’ for translation? // Target. 1993. No. 5 (1).
P. 21-41.
Yelena S. Kokanova (Arkhangelsk, Russia)

Natalya S. Pak (Arkhangelsk, Russia)
COGNITIVE APPROACH IN POST-EDITING MACHINE TRANSLATION STUDIES

The paper is devoted to the study of post-editing machine translation within the cognitive approach.
Post-editing is defined as a complex cognitive process including translation decision making, trans-
lation reading, machine translation quality assessment, etc. BLEU metric is used for the analysis of
cognitive efforts during post-editing machine translation.
Keywords: post-editing, machine translation, cognitive approach, translation decision, translation
reading, translation quality assessment, BLEU metric
А.В. Колмогорова (Красноярск, Россия)

nastiakol@mail.ru
КОГНИТИВНЫЕ СТРАТЕГИИ ОЦЕНКИ ЭМОЦИИ В ТЕКСТЕ
В статье анализируются наблюдения, сделанные в ходе проведения процедуры оценки эмоции

в русскоязычных текстах из социальной сети ВКонтакте с участием 2000 информантов. За-
фиксированы 4 повторяющиеся стратегии оценки эмоции в тексте: стратегия одной эмоцио-
нальной вершины, стратегия двух вершин, радикальная стратегия и сбалансированная. Дела-
ется предположение о том, что подобные стратегии имеют когнитивный характер, а их выбор
информантом фундирован в характеристиках и свойствах его эмоционального интеллекта.
Ключевые слова: эмоция, Интернет-текст, когнитивная стратегия, эмоциональная оценка тек-
стов, эмоциональный интеллект
Развитие технологий, направленных на создание условий для полноценного

взаимодействия человека и искусственного интеллекта, способствовало формиро-
ванию целого ряда трендов, связанных с изучением роли аффективного компо-
нента в таком взаимодействии ‒ так называемые эмоциональные компьютерные
технологии (Affective Computing) [Daily et al. 2017: 2013]. Одна из ветвей Affective
Computing – это сентимент-анализ, под которым понимают вид автоматического
анализа текстовых данных, целью которого является приписывание тексту, как
правило, двух тональностей: позитивной / негативной либо объективной / субъек-
тивной. В последние пять лет наблюдается смещение исследовательского инте-
реса с таких бинарных классификаций на более дробные, направленные на пред-
сказание конкретной эмоции в тексте – из недр сентимент-анализа появился и стал
быстро развиваться эмоциональный анализ текстов [Bruna et al. 2016].
Задачей выполняемого нашей исследовательской группой проекта является
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ, проект № 19-012-00205
«Разработка классификатора русскоязычных Интернет-текстов по критерию их тональности

на основе модели эмоций “Куб Левхейма”».
351
разработка многоклассового компьютерного классификатора русскоязычных
Интернет-текстов по критерию выражаемой в них эмоции. В качестве основы
используется восьмичленная классификация эмоций шведского нейрофизиолога
Г. Левхейма [Lövheim 2012]: грусть, радость, отвращение, удивление, воодушев-
ление, гнев, стыд, страх. Девятый класс в нашем классификаторе – нейтральный.
Поскольку обучение классификатора требует использования обучающего
множества (коллекции текстов, для каждого текста в которой эмоциональный класс
уже известен), была разработана и проведена процедура недискретной эмоциональ-
ной разметки 3920 эмоциональных текстовых фрагментов из пабликов «Подслу-
шано», «Карамель» и «Палата № 6» (по 490 текстов из 8 эмоциональных классов),
в которой приняли участие 2000 информантов-носителей русского языка.
В ходе процедуры ассессмента информантам предлагалась следующая ин-
струкция и 4 шкалы (Рис. 1): Внимательно прочитайте текст. Если необходимо,
прочитайте его несколько раз. Какие эмоции автор выражает в тексте? На
каждой из шкал поставьте отметку ближе к той эмоции, которая сильнее вы-
ражена в тексте. Поставьте отметку настолько близко, насколько очевидна и
сильна эта эмоция в тексте. Например, 1 шаг от центра – оттенок эмоции
присутствует, но выражен слабо; 3 шага – если эмоция явно присутствует; 5
шагов – если эмоция, без сомнения, доминирует. Если в тексте нет эмоций, обо-
значенных на шкале, оставьте отметку в среднем положении.
Рис. 1. Интерфейс для оценки эмоции в тексте

Полученный датасет был использован для обучения классификатора на раз-
ных моделях и алгоритмах, но с исследовательской точки зрения обратили на
себя внимание 4 основные стратегии, которыми пользовались информанты при
оценке текстов.
Под когнитивной стратегией мы понимаем, вслед за А.А. Залевской законо-
мерности «в принятии решений в ходе когнитивной деятельности человека» [За-
левская 1996: 121]. Ниже перечислены выявленные стратегии:
1. Стратегия одной эмоциональной вершины: информант для большинства
текстов четко выделяет доминирующую эмоцию с максимальной позицией на
шкале (например, +5), а на остальных шкалах отмечает слабо выраженное при-
сутствие других эмоций.
2. Стратегия двух вершин: информант в большинстве случаев склонен вы-
делять одну главную эмоцию, давая ей максимальные оценки, и одну – лишь
352
слегка уступающую ей по выраженности; на остальных же двух шкалах отмеча-
ется слабая выраженность каких-либо эмоций.
3. Радикальная стратегия: на всех шкалах информант склонен ставить ради-
кальные оценки (отмечать крайние точки как влево, так и вправо от нейтральной
срединной метки).
4. Сбалансированная стратегия: информант дает очень сдержанные, близ-
кие по диапазону оценки на каждой из шкал.
Например, относительно оценки следующего текста (пример 1) стратегии
распределились следующим образом (см. Диаграмму 1).
1) Перед днем рождения мой муж спросил меня, что я хочу получить в по-
дарок. Для того, чтобы ему было легче, написала список. Подумала, что выбе-
рет то, что считает наиболее важным и нужным. Но я никак не ожидала, что
муж подарит мне все из этого списка!
%
15% 21%
Ст.одной вершины
35% Ст. двух вершин

29%
Радикальная ст.
Сбалансированная ст.
Диаграмма 1. Распределение когнитивных стратегий при оценке примера 1

Очевидно, что последовательное применение одной из стратегий одним и
тем же информантом к нескольким текстам является эффектом действия некото-
рых глубинных когнитивных механизмов, простирающихся несколько дальше,
нежели сфера собственно речевой деятельности (понимание письменной речи).
В одном из экспериментов было установлено, что на характер оценок, давае-
мых разметчиком, оказывает влияние его индивидуальный уровень эмпатии. В
этой связи представляется обоснованным обратиться к понятию эмоционального
интеллекта. Он определяется как «способность отслеживать собственные и чужие
чувства и эмоции, различать их и использовать эту информацию для направления
мышления и действий» [Salovey, Mayer 1990; цит. по: Люсин, 2004: 30].
С этой точки зрения, утверждение В.И. Шаховского, основоположника оте-
чественной эмотиологии, о том, что «весь язык эмотивен», что «не существует
нейтральной лексики» [Шаховский, 2019: 25], приобретает новую трактовку: по-
видимому, эмоциональность имманентна самому тексту лишь в некоторой сте-
пени –большей же частью она детерминируется уровнем сформированности,
спецификой эмоционального интеллекта индивида-реципиента текста.
Таким образом, стратегии когнитивной обработки потенциально эмоцио-
нального текста могут стать объектом самостоятельного анализа как в рамках
направления Affecting Computing, так и в эмотивной лингвистике, в лингвопер-
сонологии, поскольку выбор одной из стратегий оценки эмоции в тексте инфор-
мантом может характеризовать когнитивный уровень его языковой личности.
353
Залевская А.А. Введение в психолингвистику. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999.
Люсин Д.В. Современные представления об эмоциональном интеллекте // Социальный
интеллект: Теория, измерение, исследования. М.: Институт психологии РАН, 2004. С. 29-36.
Шаховский В.И. Обоснование лингвистической теории эмоций // Вопросы психолингви-
стики. 2019. № 1 (39). С. 22-37.
Bruna O., Avetisyan H., Holub J. Emotion models for textual emotion classification // Journal
of Physics: Conference Series. 2016. Vol. 772. DOI http://dx.doi.org/10.1088/1742-6596/772/1/
012063.
Daily S.B., James M.T., Cherry D., Porter J.J., Darnell Sh.S., Isaac J., Roy T. Affective
Computing. Historical Foundations, Current Applications, and Future Trends // Emotions and Affect
in Human Factors and Human-Computer Interaction, Academic Press. 2017. P. 213-231.
https://doi.org/10.1016/B978-0-12-801851-4.00009-4.
Lövheim H. A New Three-Dimensional Model for Emotions and Monoamine Neuro-transmit-
ters // Medical Hypotheses. 2012. Vol. 78. P. 341-348.
Salovey P., Mayer J.D. Emotional intelligence // Imagination, Cognition, and Personality. 1990.
V. 9. P. 185-211.
Anastasiya V. Kolmogorova (Krasnoyarsk, Russia)

COGNITIVE STRATEGIES OF TEXT EMOTION ASSESSMENT

The article focuses on the observations made while the procedure of emotional assessment of texts in
Russian taken from the social network VKontakte and assessed by 2000 informants. The analysis
showed the presence of four strategies of emotion in text assessment: one top strategy, two tops strat-
egy, radical strategy and balanced strategy. We argue that such strategies have cognitive nature, and
their choice is deeply rooted in properties and features of informant individual emotional intellect.
Keywords: emotion, internet-text, cognitive strategy, emotional text assessment, emotional intellect
Н.И. Комкова (Тула, Россия)

Тульский областной колледж культуры и искусства
lingvo_2012@mail.ru
КОНЦЕПТ СМЕРТЬ В ПРОЗЕ Б.В. ШЕРГИНА:

ОСОБЕННОСТИ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ
Статья посвящена изучению концепта СМЕРТЬ как фрагмента концептосферы Б.В. Шергина.
На материале рассказов разных лет выявлено, какие лексемы участвуют в репрезентации кон-
цепта, как они помогают раскрыть образы ключевых героев, определить превалирующие цен-
ности в жизни поморов.
Ключевые слова: концепт, лексема, концептосфера, язык Б.В. Шергина, художественный
текст, язык поморов
Центральным объектом текста художественной литературы с позиций ко-

гнитивистики является концепт. Описание концептосферы любого автора «под-
разумевает последовательное рассмотрение отдельных концептов в контексте
всего творческого наследия писателя» [Ломакина 2019: 781].
Произведения Б.В. Шергина пронизывает не только узуальная лексика и
фразеология, но и окказиональная, «появившаяся под влиянием топоса – Архан-
гельского края» [Комкова 2019: 200]. Собирание по крупицам наследия преды-
дущих поколений позволяет писателю не только сформировать у читательской
354
аудитории представление о том или ином герое, но и расширить спектр средств
художественной выразительности [Комкова 2020: 238]. Морские и корабельные
промыслы поморов, которым они посвящали свою жизнь, отдавали все силы без
остатка, неразрывно связаны с мотивами осмысления себя в этом мире, итогов
своего земного бытия и, как следствие, понимания закономерной тленности че-
ловеческого существования. Смерть – неотвратимый итог, дающий понимание
того, что успел человек за отмеренное ему время: будет ли это степенное окон-
чание жизни в преклонные годы, гибель от руки врага или жертва ради спасения
жизни другого человека.
Цель данной статьи – проанализировать средства репрезентации концепта
СМЕРТЬ в прозе Б.В. Шергина.
Материалом исследования служат следующие рассказы: «Двинская земля»,
«Для увеселения», «Любовь сильнее смерти», «Золотая сюрприза», «Ваня Дат-
ский», «Пафнутий Анкудинов».
В рассматриваемых рассказах одним из лексических средств репрезентации
концепта СМЕРТЬ является одноименная лексема. Согласно «Словарю русского
языка» (МАС), лексема смерть имеет три лексико-семантических варианта: «1.
Прекращение жизнедеятельности организма и гибель его. 2. Прекращение суще-
ствования человека, животного. 3. со знач. сказ. разг. плохо, нехорошо; горе,
беда» [МАС: 185].
Представим примеры из рассказа «Любовь сильнее смерти», в заголовок
которого входит одноименная лексема, что позволяет Б.В. Шергину достичь мак-
симальной репрезентации рассматриваемого концепта в данном произведении.
Рассказывая о гибели Кирика, испытывавшего постоянное чувство вины из-за
смерти лучшего друга Олеши, Б.В. Шергин подчеркивает неотвратимость конца
жизненного пути: «О былина, о песня, веселье поморское! Проходят века, а Двин-
ская земля поет, поминает под гусли Олешу и Кирика. Смерть не все возьмет –
только свое возьмет» («Любовь сильнее смерти»). Ал. Горелов сравнивал пе-
сенные воспоминания о двух друзьях с «мелическим плачем русской души», ха-
рактерной для «Слова о полку Игореве» [Горелов 1984: 4]. Но если монолог Яро-
славны настраивает читателя на возвращение героя из плена к родному очагу,
тождественному объятьям жены, то «мелодичный рассказ о товарищах близких
навсегда породнил их друг с другом и пучиной морской» [Горелов 1983: 8].
Предложение «Смерть не все возьмет – только свое возьмет», построенное на
повторе (глагольная форма возьмет и фразеологизм свое возьмет), настраивает
читателя на неотвратимость смерти и в то же время подчеркивает ее своеобраз-
ную закономерность, окончание бренной жизни, то есть лексема смерть репре-
зентирована в рассказе во втором значении – ‘прекращение жизни’.
Смерть для Б.В. Шергина – «не злая коварная судьба, но песня, молитва
жизни»: чтобы радоваться каждому дню, необходимо ощущать конечность бы-
тия [Горелов 1984: 8]. В рассказе «Для увеселения» читатель узнает о гибели му-
жественных братьев Личутиных, которые свою гибель превратили в народную
песню о храбрости и мужестве, передаваемую поморами из поколения в поколе-
ние: «Не крик, не проклятие судьбе оставили по себе братья Личутины… Чуд-
ное дело! Смерть наступила на остров, смерть взмахнулась косой, братья ви-
дят ее – и слагают гимн жизни, поют песнь о красоте. И эпитафию они себе
355
слагают в торжественных стихах» («Для увеселения»). Данный отрывок по-
строен по принципу антитезы: репрезентантами концепта СМЕРТЬ выступают
фразеологизм гимн жизни, а также словосочетание песнь о красоте, что можно
квалифицировать как авторскую семантизацию в рамках писательского метаязы-
кового комментария; подробнее в [Ломакина 2017]. Репрезентантом является
также лексема эпитафия, что характерно для обозначенного концепта. Отрица-
ние страха смерти, достигнутое посредством частицы не отчасти нивелирует это
противопоставление: смерть – этап жизненного пути, о братьях будут помнить
по их делам, по песне об их судьбе, ставшей народной. Название рассказа «Для
увеселения» настраивает читателя на понимание смерти как части жизни, воспе-
той благодарными потомками.
Русские писатели зачастую привлекают пословицы для раскрытия фрагмен-
тарных частей концептосферы в целом, при этом паремии могут иметь сугубо
локальный характер [Зализняк 2010: 155]. В рассказе «Двинская земля» Б.В.
Шергин описывает летние месяцы как самые счастливые в жизни поморов:
«Этого светлого летнего времени любим и хотим, как праздника ждем. С конца
апреля и лампы не надо. В солнечные ночи и спим мало. Говорим: “Умрем, дак
выспимся”» («Двинская земля»). «Частица дак в значении ‘так, вот’, характер-
ная для северного наречия, придает языку просторечность, а оттого некую ис-
кренность и даже задушевность» [Зализняк 2010: 155]. Пословицу Умрем, дак
выспимся мы не находим в словарях, что свидетельствует о ее сугубой локаль-
ности, характерности использования лишь в рамках конкретного эндемического
ареала – Поморского края [Комкова 2020: 119].
Паремия Умрем, дак выспимся употребляется и в других произведениях Б.В.
Шергина, что свидетельствует о незримом присутствии мотива смерти или ги-
бели как естественного этапа в судьбе каждого человека [Горелов 1984: 8]. По-
словица вложена в уста Аграфены Ивановны во время ее разговора с горожа-
нами: «Горожане удивились на Аграфену:
– Ты, Ивановна, спишь ли когда? Утром рано и вечером поздно одну тебя и
слыхать. Будто ты колокол соборный.
– Умрем, дак выспимся, – отвечала Аграфена. – Я тружусь, детище свое
воспитываю» («Ваня Датский»).
Устаревшие лексемы слыхать и детище позволяют погрузить читателя в
«Архангельскую глубинку», добиться максимальной достоверности происходя-
щего [Горелов 1983: 11], нерасторжимой связи жизни и кончины (детище – про-
должение жизни матери). Лексема смерть вновь выступает во втором значении,
представленном в МАС.
Смерть порой необходимый исход: чтобы спасти человека зачастую прихо-
дится жертвовать собственной жизнью. В рассказе «Золотая сюрприза» Иван
Широкий пожертвовал своей судьбой ради друга Марко Дудина, отдал трофей-
ные часы (золотую сюрпризу) и добровольно сдался в плен, зная, что его ждет
неминуемая гибель: «Отдал Иванушко немцу золотую сюрпризу, купил доброму
человеку свободу, а себе, старику, горькую смерть… О смертном и славном
труде Ивана Широкого узнали в деревне от Марка… Безвестно уснул Иван, а
слава его полетела на золотых крыльях» («Золотая сюрприза). Адъективы
смертный и славный даны в контексте синонимичного ряда: смерть перестает
быть «горькой», ибо цена ей – сохраненная жизнь и «слава на золотых крыльях»
356
истинному герою Ивану Широкому. Лексема смерть выступает здесь во втором
значении, но семантические границы в данном рассказе значительно расширя-
ются: смерть не столько прекращение жизни, сколько обретение нового пути в
лице спасенного Иваном друга.
Своеобразный итог своих размышлений о смерти Б.В. Шергин подводит в
рассказе «Пафнутий Анкудинов», венчая рассуждения известной северной по-
словицей: «Весь народ северный вдохновенно отдается всякой игре, всякой игре,
всякой обрядности – «театру для себя». Любимая пословица: “Чем с плачем
жить, лучше с песнями умереть”» («Пафнутий Анкудинов»). Пословица по-
строена по принципу антитезы жизнь – смерть, которая «заметно стирается по-
средством радостного созерцания жизни» [Горелов 1984: 5], смерть не страшит
человека, если жизнь полна «песен». Смерть не столько гибель, сколько этап об-
щего пути человеческой судьбы.
Таким образом, концепт СМЕРТЬ в рассказах Б.В. Шергина вербализован
как лексически, так и паремиологически: однокоренными словами, одноименной
лексемой, чаще всего репрезентированной во втором значении, представленном
в МАС, или в третьем, если необходим некий аллегорический подтекст. Исполь-
зование паремий позволяет писателю объяснить народное понимание смерти: ги-
бель не всегда горе, если человек прожил достойную жизнь, полную труда и ра-
дости, если он пожертвовал собой ради друга. Концепт СМЕРТЬ в прозе Б.В.
Шергина максимально приближен к лингвокультурной репрезентации: смерть
лишь этап, переход на новую ступень, смерти нельзя бояться, о ней надо слагать
песни, тогда память о человеке останется в веках.
Горелов Ал. Поморское узорочье // Шергин Б., Писахов С. Сказы и сказки. М.: Современ-
ник, 1983. С. 6-15.
Горелов Ал. «Словесный жемчуг» Бориса Шергина // Шергин Б. Повести и рассказы. Л.:
Лениздат, 1984. С. 3-9.
Зализняк А. А. Из заметок о любительской лингвистике. М.: Русский Мiр, 2010.
Комкова Н.И. Лексические средства репрезентации концепта «мастер» в прозе Б.В. Шер-
гина // Когнитивные исследования языка. 2020. Вып. XLI. С. 236-239.
Комкова Н.И. Паремии в роли заглавия художественного произведения (на материале
рассказов Б.В. Шергина) // Славянские лингвокультуры в пространственном и временном кон-
тинууме: сб. науч. статей. Гомель: ГГУ им. Ф. Скорины, 2019. С. 198-201.
Комкова Н.И. Функционирование окказионализмов в прозе Б.В. Шергина // Перспектив-
ные направления современной лингвистики: сб. науч. трудов Международной научно-теоре-
тической конференции. Москва, РУДН, 15–16 октября 2020 г. / под ред. В.В. Воробьева, Д.С.
Скнарева, М.Л. Новиковой. М.: Изд-во РУДН, 2020. С. 109-119.
Ломакина О.В. Писательский метаязыковой комментарий и его роль в понимании текста
(на примере произведений русской литературы XIX в.) // Вестник РУДН. Серия: теория языка.
Семиотика. Семантика. 2017. № 1. С. 130-137.
Ломакина О. В. Фразеологические средства вербализации концепта «смерть» в творче-
стве Л.Н. Толстого // Когнитивные исследования языка. 2019. Вып. XXXVII. С. 780-785.
МАС – Словарь русского языка: в 4-х т. / под ред. А.П. Евгеньевой. М.: Русский язык,
1981-1984. Т. 4. С-Я.
357
Nina I. Komkova (Tula, Russia)
Tula Regional College of Culture and Arts
THE CONCEPT DEATH IN PROSE OF BORIS SHERGIN:

FEATURES OF REPRESENTATION
The article is devoted to the consideration of the concept DEATH as a fragment of the conceptual
sphere of Boris Shergin. It was revealed which lexemes are involved in the representation of the
concept on the basis of stories from different years that helps to reveal the images of key characters,
to determine the prevailing values in the life of the Pomors.
Keywords: concept, lexeme, conceptual sphere, language of Boris Shergin, literary text, Pomor lan-
guage
А.А. Коновалова (Санкт-Петербург, Россия)

a.konovalova@spbu.ru
Т.Е. Петрова (Санкт-Петербург, Россия)
t.e.petrowa@spbu.ru
К.В. Беспалова (Сочи, Россия)
Образовательный центр «Сириус»
А.В. Митина (Сочи, Россия)
ОЦЕНКА РЕКЛАМНЫХ ПЛАКАТОВ ПОДРОСТКАМИ

И ВЗРОСЛЫМИ: ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ
НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОГО ЯЗЫКА
В статье представлены результаты психолингвистического исследования, направленного на

экспериментальную проверку эффективности использования различных типов языковой игры
при создании поликодовых рекламных плакатов. С помощью методики семантического диф-
ференциала выявлены различия между восприятием современной рекламы взрослыми носи-
телями русского языка и подростками.
Ключевые слова: рекламный плакат, выразительные средства языка, восприятие рекламы, се-
мантический дифференциал
Изучение рекламного текста является одним из актуальных вопросов экспе-

риментальной лингвистики и когнитивной науки в целом. Маркетинговые иссле-
дования последних лет показали, что в современном мире информативность ре-
кламы постепенно отходит на второй план: это связано с тем, что предложение
стало превышать спрос. В поисках новых способов привлечения внимания поку-
пателей маркетологи часто обращаются за помощью к лингвистам, которые ис-
следуют непосредственно сам язык рекламы (напр., [Пирогова 2000; Ильясова,
Амири 2018] и др.), а также различные языковые и стилистические приемы, спо-
собствующие повышению привлекательности и запоминаемости рекламного
текста. Показано, что выразительные средства используются на всех уровнях
Работа выполнена при поддержке СПбГУ, грант № 53362375 на проведение междисци-
плинарных НИР (This work is supported by Saint Petersburg State University (research grant No
53362375 for interdisciplinary research)).
358
языка, а неоднозначность играет текстообразующую роль в отдельных видах ре-
кламы [Амири 2007; Исаева 2011].
Необходимо отметить, что печатная реклама в исключительно вербальном
виде отошла на второй план, уступив место поликодовой – рекламным баннерам,
афишам, постерам, рекламе на страницах журналов и т.д. Поликодовые реклам-
ные плакаты представляют собой «тексты, фактура, которых состоит из двух не-
гомогенных частей: вербальной (языковой / речевой) и невербальной (принадле-
жащей к другим знаковым системам, нежели естественный язык)» [Сорокин, Та-
расов 1990: 180-181]. Рекламный заголовок – ключевой компонент плакатной ре-
кламы. Около 80% читателей пробегают глазами только его, «не утруждая себя
чтением основного рекламного текста» [Бернадская 2008: 15], поэтому заголовок
должен быть емким, понятным, легко запоминающимся и интригующим.
Один из способов создания привлекательного рекламного плаката – исполь-
зование различных приемов языковой игры как внутри самого текста рекламы,
так и между его вербальными и невербальными компонентами [Амири 2007;
Konovalova, Petrova 2020]. Актуальным является вопрос о том, какие именно
средства языка являются наиболее эффективными при восприятии рекламы раз-
ными социальными группами людей. Показано, что разные категории покупате-
лей по-разному реагируют на язык рекламы. В исследовании [Лещук 2002] по-
лучены данные об особенностях восприятия рекламы подростками с учетом их
возрастных и индивидуально-типологических особенностей. Однако экспери-
ментальной проверки того, существуют ли различия в восприятии рекламных
плакатов с разными выразительными средствами подростками и взрослыми на
материале русского языка до сих пор не проводилось. Данное исследование при-
звано восполнить этот пробел.
Цель эксперимента – выявить отличия в восприятии рекламных плакатов с
разными выразительными средствами, а также выяснить, реклама с каким выра-
зительным средством наиболее эффективна, т.е. оценивается реципиентами бо-
лее положительно.
Материалом исследования послужили 49 рекламных плакатов семи видов
разных товаров и услуг, представленных на российском рынке (мебель, фастфуд,
кредитные организации (банки) и страховые компании, кондитерские изделия,
напитки, услуги мобильной связи и доставки). Отбор и предварительную оценку
плакатов проводили воспитанники Образовательного центра «Сириус» (г. Сочи)
в октябре 2020 г. С помощью поисковых систем Google и Яндекс для каждого из
рекламируемых продуктов было подобрано семь плакатов: шесть плакатов, со-
держащих одно из шести выразительных средств языка, и один плакат, создан-
ный без использования какого-либо типа языковой игры. Все плакаты были оди-
наковыми по размеру, содержали крупный заголовок, логотип бренда, а также
небольшой текст рекламного характера. Приведем примеры заголовков реклам-
ных плакатов с разными выразительными средствами.
1. Неологизм («Всем кревет!»: неологизм кревет (креветка + привет); ре-
клама меню с креветками ресторана фастфуда Burger king).
2. Лексическая неоднозначность («Вырастим капусту вместе», слово капу-
ста в данном тексте имеет два значения: жарг. ‘деньги’ и буквальное значение
‘капуста, овощ’, которое поддерживается изображением детей с кочанами и ли-
стьями капусты; реклама вкладов в банке Траст).
359
3. Обыгрывание известных фраз («Молчать нельзя комментировать» обыг-
рывание фразы Казнить нельзя помиловать; реклама мобильного Интернета Би-
лайн).
4. Побудительные предложения («Цени свое время – не стой в очереди!»,
реклама доставки продуктов).
5. Графические средства («НеобыЧАЙное приключение», капитализация букв
внутри слова привносит в него дополнительное значение; реклама чая Lipton).
6. Рифма («Молоко вдвойне вкусней, если это – Милки Уэй»; реклама шоко-
ладного батончика Milky Way).
7. Без средств («Зимняя распродажа. Выгодные скидки»; реклама мебели).
Участниками исследования стали 317 подростков в возрасте от 12 до 18
лет и 414 взрослых носителей русского языка в возрасте от 35 до 60 лет, сбалан-
сированные по полу и уровню образования.
Методика проведения эксперимента
На базе Google Forms были созданы семь протоколов опроса, которые рас-
пространялись с помощью социальных сетей. Каждый протокол содержал семь
плакатов с неповторяющимися рекламируемыми продуктами и выразительными
средствами. Участникам исследования было необходимо оценить каждый из
представленных рекламных плакатов по шкале от 1 до 5 (где 1 – самая низкая
оценка, 5 – самая высокая) по следующим критериям: насколько реклама при-
влекает внимание, оригинальная, понятная.
Метод обработки результатов
Оценки участников из каждого протокола были объединены в две группы
(подростки и взрослые). Для каждой группы по трем шкалам (привлекатель-
ность, оригинальность, понятность) был вычислен коэффициент согласия оценок
и медиана по формулам [Фрумкина, Василевич 1971]. Коэффициент согласия по-
казывает, в какой мере совпадают оценки участников, и равен полуинтерквар-
тильному размаху (Q), который вычисляется по формуле:
Q = (Q3 – Q1) / 2,
где Q3, Q1 – третья и первая квартиль соответственно.
Квартили вычисляются по следующим формулам:
Q1 = Li + ki * ((N / 4 – N1) / N2);
Q3 = Li + ki * ((3N / 4 – N1) / N2),
где i – вариант ответа, который выбрали наибольшее количество опрошенных;
Li – нижняя граница i; ki – ширина шага между соседними значениями шкалы
(равняется единице); N – общее количество опрошенных; N1 —количество опро-
шенных, давших ответ ниже i; N2 – количество опрошенных, выбравших ответ i.
Для качественной оценки меры согласия оценок использовались следующие
критические величины: Q ≤ 0,6 – единогласная оценка, 0,61 ≤ Q ≤ 1,1 – хорошее
согласие, 1,11 ≤ Q – среднее и плохое согласие. Для последующего анализа были
отобраны только те группы оценок, где согласие оказалось выше среднего. Для
них были вычислены медианы (Ме), которые показывают наиболее выбираемую
оценку даже при ненормальном распределении. Медина вычислялась по формуле:
Ме = Li + ki * ((N / 2 – N1) / N2)
(обозначения те же, что в формуле Q).
Результаты
Все значения медиан были сгруппированы по типу выразительного средства,
360
содержащегося в рекламном плакате. Для медиан в каждой группе были вычис-
лены средние значения.
Рекламные плакаты с использованием графики в качестве выразительного
средства получили наиболее высокие оценки по шкале «привлекательность» как
среди подростков, так и среди взрослых (см. Табл.). Наименее привлекатель-
ными подростки посчитали плакаты без использования каких-либо средств вы-
разительности, а взрослые – плакаты, содержащие неологизмы.
Таблица. Средние значения, вычисленные для медиан, среди оценок, которые под-
ростки и взрослые ставили рекламным плакатам, по трем шкалам
Вырази- Шкала оценки
тельное Насколько реклама Насколько реклама ори- Насколько реклама по-
средство в привлекает внимание? гинальная? нятная?
рекламном
плакате Подростки Взрослые Подростки Взрослые Подростки Взрослые
без средств 3 3,4 2,2 2,6 4,5 4,1
графика 3,6 3,6 2,7 3,1 4,5 -
известная 4,4
фраза 3,2 3,4 3,0 2,9 -
неодно- 4,3
значность 3,4 3,1 3,4 2,4 -
неологизм 3,4 3 3,2 2,6 3,9 2,8
побудит. 3,8
предл. 3,3 3,2 2,1 2,4 -
рифма 3,4 3,4 3,9 3,2 4,5 -
По шкале «оригинальность» выше всего оцениваются плакаты с рифмой.
Наименее оригинальными и подростки, и взрослые считают плакаты, содержащие
побудительные предложения, видимо, расценивая их как шаблонные и избитые.
По шкале «понятность» подростки в целом оценивают все рекламные плакаты
высоко (все группы плакатов имеют оценки 3,8 и выше), самые «понятные» пла-
каты для подростков – плакаты с графическими средствами, рифмой и, как и ожи-
далось, плакаты без использования средств выразительности. Взрослые оценивают
плакаты с точки зрения их понятности очень несогласованно, поэтому сложно трак-
товать полученные данные. Из 49 плакатов подростки согласованно оценили 33
плаката, в то время как взрослые согласованно оценили лишь 15 плакатов.
Обсуждение результатов
Результаты проведенного исследования показали, что рекламные плакаты
без использования средств языковой выразительности подростками и взрослыми
расцениваются как менее привлекательные и менее оригинальные по сравнению
с плакатами, где языковая игра присутствует. Наиболее эффективным средством
языковой игры является использование рифмы. Несмотря на пренебрежительное
отношение специалистов по рекламе к рифме (она «увеличивает запоминаемость
в полтора раза», но «ухудшает вовлечение более чем в полтора раза», поскольку
ассоциируется с «рифмоплетством») [Бернадская 2008: 69], реклама с данным
Полужирным шрифтом в таблице выделены максимальные значения для каждого
столбца; пропусками обозначены группы медиан, среднее значение для которых невозможно
посчитать из-за того, что для данного выразительного средства количество плакатов с хоро-
шим согласием оценок было ниже трех.
361
фонетическим средством высоко оценивается как привлекающая внимание и
оригинальная обеими группами респондентов.
Результаты сопоставительного анализа оценок взрослых и детей согласуются
с выводами [Лещук 2002: 3] о том, что «возрастные различия выражаются в более
терпимом к ней отношении со стороны подростков, а также в большей степени
доверия и внимания к рекламной продукции». Подростки в целом оценивают ре-
кламные плакаты несколько выше по всем шкалам, чем взрослые. Полученные
нами данные свидетельствуют о том, что подростки понимают рекламу лучше,
чем взрослые, и оценивают рекламные плакаты более согласованно.
Перспективой данного исследования может быть проверка того, какой фак-
тор оказывает большее влияние на оценки респондентов: фактор типа вырази-
тельного средства, содержащегося в рекламе, или фактор рекламируемого про-
дукта. Прикладная задача исследований подобного рода состоит в необходимо-
сти разработки рекомендаций по созданию оригинальных и запоминающихся ре-
кламных текстов с учетом социальных факторов и характеристик рекламируе-
мого продукта.
Амири Л.П. Языковая игра в российской и американской рекламе: автореф. … дис. канд.
филол. наук. Ростов-на-Дону, 2007.
Бернадская Ю.С. Текст в рекламе: учеб. пособие. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2008.
Ильясова С.В., Амири Л.П. Языковая игра в коммуникативном пространстве СМИ и ре-
кламы. М.: ФЛИНТА: Наука, 2018.
Исаева Л.В. Языковая игра в поликодовом рекламном тексте: автореф. дис. … канд. фи-
лол. наук. Тверь, 2011.
Лещук Н.С. Психологические особенности восприятия рекламы подростками: автореф.
дис. … канд. психол. наук. М., 2002.
Пирогова Ю.К. Речевое воздействие и игровые приемы в рекламе // Рекламный текст.
Семиотика и лингвистика. М., 2000. С. 167-190.
Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф. Креолизованные тексты и их коммуникативная функция //
Оптимизация речевого воздействия. М.: Высшая школа, 1990. С. 180-186.
Фрумкина Р.М., Василевич А.П. Получение оценок вероятностей слов психометриче-
скими методами // Вероятностное прогнозирование в речи. М., 1971. С. 7-28.
Konovlova A., Petrova Т. Lexical Ambiguity in Slogans: Does It Make a Polycode Text Easier
to Recognize? // Proceedings of the 4th International Conference on Neurobiology of Speech and Lan-
guage. 2020. St. Petersburg: Skifiya-print. P. 54-55.
Anastasiya А. Konovalova (St. Petersburg, Russia)

Tatyana Ye. Petrova (St. Petersburg, Russia)
К.V. Bespalova (Sochi, Russia)
Educational Сenter “Sirius”
А.V. Mitina (Sochi, Russia)
Educational Сenter “Sirius”
SUBJECTIVE SCORING OF ADVERTISING POSTERS BY RUSSIAN TEENAGERS

AND ADULTS: A PSYCHOLINGUISTIC STUDY
This study investigates the effectiveness of using various types of language expressive means in pol-
ycode texts. The semantic differential technique was used to reveal the differences in processing and
evaluation of 49 advertising posters between teenagers and adult speakers of Russian.
Keywords: advertising poster, language expressive means, advertising perception, semantic differential
362
Н.Н. Костина (Магнитогорск, Россия)
Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И.Носова
rakitina_n@mail.ru
Н.Н. Зеркина (Магнитогорск, Россия)
Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И.Носова
Agatik01@mail.ru
АББРЕВИАТУРНЫЕ ЕДИНИЦЫ
И КОГНИТИВНO-СЕМАНТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
В статье рассматриваются аббревиатурные единицы как сложное когнитивно-семантическое

явление современного коммуникационного пространства со сложной полевой структурой, де-
лящейся на ядро и периферию, которое может изучаться и управляться средствами анализа
когнитивной лингвистики.
Ключевые слова: аббревиатурные единица, семантика, когнитивная лингвистика, когнитивный
анализ, лингвокультурологический анализ
Аббревиатурные единицы (АЕ) представляют собой сложное семантиче-

ское явление, некая монолитность их формы и значения предопределена «меха-
нической» суммой семантики компонентов АЕ. АЕ очень популярны в современ-
ном коммуникационном пространстве так как полностью отвечают его основ-
ным требованиям: максимальная передача информации при минимальных затра-
тах времени и пространства. «Аббревиатурные единицы представляют собой
языковые универсалии, их номинативная функция возрастает, поскольку они
дают новые имена хорошо известным понятиям и объектам» [Zerkina et al. 2015:
137]. Но что стоит за этим сложным процессом «порождения новых смыслов» и
можно ли им управлять?
К настоящему моменту развития когнитивной лингвистики, методологии не
разработан алгоритм когнитивно-семантического анализа АЕ, поэтому когни-
тивная аббревиация нуждается в методике моделирования когнитивных струк-
тур, лежащих в основе значения АЕ.
На основе содержащихся в работах по когнитивной семантике приемов ана-
лиза концептов, таких как дефинирование, контекстуальный анализ, этимологи-
ческий анализ, анализ синонимических рядов и антонимических пар аббревиа-
турных единиц, репрезентирующих концепт, анализ репрезентации смысла в ин-
дивидуально-авторских аббревиатурных единицах и др., можно провести когни-
тивно-семантический анализ АЕ.
Существуют два подхода анализа концепта: когнитивный и культурологи-
ческий.
По мнению Е.С. Кубряковой, «цель когнитивного анализа – выявить некие
смыслы, интегрированные языковым знаком и объясняющие особенности его ис-
пользования» [Кубрякова 2004: 130].
Когнитивный подход связан с изучением аббревиатурного материала с при-
влечением данных других наук (психолингвистики, этнолингвистики и т.д.).
Культурологический подход к анализу концепта начинается с этимологии:
определяется источник появления АЕ и способ образования АЕ. Для анализа аб-
бревиатурного концепта и определения его внутренней формы необходимо
также обратиться к этнокультурной информации (мировоззрение, архетипы и
363
т.п.). Эта составляющая будет являться постоянной величиной и не будет оказы-
вать влияния на семантику.
Чтобы проанализировать концепт, можно комбинировать эти два подхода.
При этом источниками когнитивного анализа АЕ являются словарные дефини-
ции, прецедентные тексты, прецедентные высказывания отдельных выдающихся
деятелей, политиков, тексты периодических изданий и т.д., что будет вносить
новые оттенки в значение АЕ, то есть в процессе «жизни» АЕ будет расширять
свой семантический багаж.
В методике когнитивно-семантикого анализа можно выделить два прин-
ципа: текстоцентрический и полевый.
Когнитивная методика анализа АЕ является текстоцентрической. Аббреви-
атурный концепт как культурно-семиотический феномен обладает текстообразу-
ющим потенциалом и рассматривается как «свернутый текст».
Мы допускаем, что структура аббревиатурного концепта может быть поле-
вой, т.е. будет делиться на ядро и периферию. Близость к ядру определяется цен-
ностью того или иного смыслового элемента для выражения основной идеи кон-
цепта. Периферия не менее важна. Смысловые изменения когнитивно-семанти-
ческого содержания АЕ зарождаются на периферии, и там же устанавливаются
системообразующие связи данного концепта и другими когнитивными образова-
ниями концептосферы того или иного языка. В периферийной зоне аббревиатур-
ного концепта сосредоточены культурный и прагматический смыслы.
Поэтому анализ аббревиатурного концепта предполагает его лингвокульту-
рологическую интерпретацию, связанную с привлечением данных языковой се-
мантики, культуры, истории и т.д. Когнитивный анализ позволяет расширить
рамки содержательного анализа аббревиатур и придает большую глубину и эф-
фективность исследованиям аббревиатурной семантики.
В основе когнитивной стратегии анализа аббревиатурного материала лежит
выявление связей АЕ с дискурсивным пространством, которое ее породило.
«В этом отношении когнитивный анализ использует идеи лингвосинергетики,
основополагающим принципом которой является «открытость» исследуемой си-
стемы, что как раз и предполагает ее «челночную» связь с дискурсивной средой.
Понятие дискурсивной среды включает отраженную сознанием и интерпретиро-
ванную языком внешнюю и внутреннюю по отношению к познающему человеку
действительность, ставшую его идеальным миром» [Алефиренко 2008: 131].
Следовательно, когнитивный анализ предназначается для исследования аб-
бревиации как средства организации, обработки, интерпретации, хранения и пе-
редачи интеллектуально-эмотивной информации.
Метод когнитивного анализа АЕ состоит в ретроспективном моделировании
концепта на базе ранее выявленной в ее семантической структуре информации.
Лингвокреативный концепт АЕ является продуктом лингвокреативного
мышления, основным способом и средством организации, обработки и передачи
информации. Такой концепт вербализуется АЕ.
Методика лингвокогнитивного анализа АЕ предполагает разнообразные ис-
следовательские приемы обнаружения аббревиатурных концептов и выявления
их сущностных признаков.
Первый прием – определение стержневого лексического компонента, с ко-
торым ассоциируется исследуемый аббревиатурный концепт. После выбора
364
ключевого лексического компонента дальнейшие операции производятся над са-
мой АЕ, представляющей данный концепт:
1) составление картотеки контекстуальных употреблений АЕ, определение
основных смысловых элементов аббревиатурного концепта;
2) анализ словарных толкований АЕ по разным словарям и их
сопоставление с ранее выявленными контекстуальными смыслами для более
объективного смыслового содержания аббревиатурного концепта;
3) определение ядерного или периферийного статуса данной АЕ.
Поскольку аббревиатурный концепт совмещает результаты коллективного
и индивидуального познания, отражающий личный опыт человека, то необхо-
димо найти приемы выявления в семантике АЕ субъективных смыслов. Для
этого проводится ассоциативный эксперимент.
С помощью лингвокогнитивного подхода представляется возможным про-
анализировать национально-культурную составляющую АЕ в дискурсе.
Техника когнитивного анализа позволяет реконструировать представления
человека о внешнем мире, его симпатии (антипатии), ценностные воззрения, а
также позволяет судить о политической ситуации, так как внутренние модели
мира лидера оказываются частью объективной картины политической ситуации.
Лингвокогнитивный анализ, по мнению М.В. Гавриловой, призван выяс-
нить, «как в лингвистических структурах проявляются структуры знаний чело-
века о мире; политические представления, присущие человеку, социальной
группе или обществу в целом»; цит. по: [Тихонова 2006: 447].
Следует подчеркнуть, что наше исследование не будет полным без лингво-
культурологического анализа АЕ, т.е. без привлечения реалий.
Так, например, человеком, не знающим географических реалий, реалия D.C.
(Distric tof Columbia) – «округ Колумбия» будет восприниматься как Колумбия.
Таким образом, когнитивный, культурологический, лингвокогнитивный и
прочие разработанные и апробированные анализы и подходы к изучению языко-
вых единиц, могут быть успешно применены в «управлении» аббревиатурным
фондом языка, способны раскрыть и скорректировать семантику АЕ, зафиксиро-
вать ее лексикографически, а значит, управлять процессом словотворчества и по-
рождения новых смыслов.
Алефиренко Н.Ф. Фразеология и когнитивистика в аспекте лингвистического постмодер-
низма. Белгород: Изд-во БелГУ, 2008.
Тихонова С.А. Концепт “зло” в российском политическом дискурсе (понятийный компо-
нент) // Новое в когнитивной лингвистике: материалы I Междунар. науч. конф. Кемерово,
2006. С. 446-452.
Zerkina N., Kostina N., Pitina S. Abbreviation Semantics // Procedia –Social and Behavioral
Sciense. 2015. Vol. 199. P. 137-142.
365
Nataliya N. Kostina (Magnitogorsk, Russia)
Natalya N. Zerkina (Magnitogorsk, Russia)
ABBREVIATION UNITS AND COGNITIVE-SEMANTIC ANALYSIS

The article considers abbreviation units as a complex cognitive-semantic phenomenon of modern
communication space with a complex field structure, divided into a core and a periphery, which can
be studied and controlled by means of analysis of cognitive linguistics.
Keywords: abbreviations, semantics, cognitive linguistics, cognitive analysis, linguistic and cultural
analysis
Н.А. Кохан (Нижний Новгород, Россия)

Нижегородский государственный лингвистический университет
kokhann@yandex.ru
С.Е. Рахманкулова (Нижний Новгород, Россия)
Нижегородский государственный лингвистический университет
tsvet.sveta@yandex.ru
СИНТАКСИЧЕСКАЯ ТИПОЛОГИЯ В АСПЕКТЕ КОГНИТИВНОЙ

ЛИНГВИСТИКИ И ЛИНГВОДИДАКТИКИ
В докладе на материале русского и английского языков предлагается подход к сопоставитель-

ному изучению синтаксиса разных языков, основанный на понимании системы синтаксиче-
ских моделей предложения как ограниченного набора воспроизводимых знаков – репрезен-
тантов пропозициональных концептов, с одной стороны, и нацеленный на преодоление про-
блемы синтаксической интерференции при обучении синтаксису иноязычного высказывания,
– с другой.
Ключевые слова: когнитивная лингвистика, синтаксическая типология, языковая интерферен-
ция, обучение иностранному языку, синтаксическая модель предложения, ситуация, пропозиция
В настоящее время сопоставительная типология ставит перед собой задачу

не только (и не столько) каталогизировать межъязыковые сходства и различия,
но и объяснить их причины – выявить этнокультурные, социокультурные фак-
торы языкового сходства и языкового многообразия и связать функционирова-
ние языковых средств с особенностями протекания когнитивных процессов (см.
в [Ажеж 2003; Вежбицкая 1997; Goddard 2004; Heine 1997; Tomlin 1995]; и др.].
Первый аспект исследования позволяет объяснить специфику языковой си-
стемы, «инвентаря» единиц конкретных языков, а второй – понять факты речи –
выбор языковых форм при «онлайн» построении высказывания.
Когнитивно-ориентированная синтаксическая типология, как представля-
ется, должна быть нацелена на выявление коммуникативно-мыслительных
структур, отражающих этнокультурные, этнопсихологические характеристики
носителя языка и лежащих в основе высказывания в разных языках, и механиз-
мов, с помощью которых на разных языках происходит формирование и сообще-
ние мысли. В соответствии с пониманием синтаксической модели предложения-
екта № 20-013-00361.
366
высказывания как языкового знака такая синтаксическая типология предпола-
гает выявление концептов, репрезентируемых синтаксическими моделями пред-
ложения – выработанных языком пропозициональных структур для представле-
ния ситуации, о которой говорится в высказывании.
Для того чтобы использовать данные подобной синтаксической типологии
в лингводидактических целях, для обучения речи на иностранном языке и пре-
одоления интерференции родного языка, необходимо не только дать учащимся
представление об «инвентаре» структурных моделей предложения и стоящими
за ними концептуальными структурами, но и объяснить специфику использова-
ния синтаксических моделей сопоставляемых языков в высказывании. Для этого
необходимо показать, по каким синтаксическим моделям строятся русские и ан-
глийские высказывания об одном и том же фрагменте мира (ср.: [Копров 2016]),
так как именно в сообщении о некотором положении дел в действительности и
состоит суть высказывания.
Материал для сравнения, по-видимому, должен включать смысловые и син-
таксические структуры, соответствующие вполне конкретным и интуитивно по-
нятным (в силу представленности в обыденном опыте) событиям действительно-
сти. При этом материал должен быть достаточно полным, учитывающим много-
образие типов ситуаций, релевантных для повседневной разговорной практики.
Например, как свидетельствует опыт преподавания английского языка, даже в
речи студентов, свободно говорящих на английском языке, весьма типичны
ошибки в высказываниях о содержании устного или письменного источника (*It
is written on the sign вместо The sign says; *It is written in my profile вместо It says on
my profile): многие студенты не имеют представления о том, что этот тип ситуации
репрезентируется в русском и английском языках по-разному.
Одновременно с этим выделенные ситуации не должны быть слишком спе-
цифичными, чтобы описание репрезентаций одних и тех же ситуаций в двух язы-
ках не было чрезмерно объемным. Пользуясь принятой системой категоризации
предметов и явлений окружающего мира, такие ситуации можно назвать элемен-
тами базового уровня, в противопоставлении суперординатному и субординат-
ному уровням категоризации: например, «некто (человек) перемещает (двигает)
предмет» vs «субъект воздействует на объект» («субъектно-объектное отноше-
ние») или «человек подбрасывает предмет вверх». Именно категории базового
уровня задействованы в процессах обыденного мышления, в силу чего не требуют
специальных теоретических знаний, они интуитивно понятны и воспринимаются
гештальтно [Болдырев 2002; Rosh 1978]. Иными словами, отбор материала, соот-
ветствующего базовому уровню категоризации, позволяет передать необходимое
количество информации при наименьших когнитивных усилиях. Для практиче-
ских дидактических целей также важен факт, что категории базового уровня, как
правило, репрезентируются стилистически нейтральными единицами, которые
широко используются в процессе каждодневного общения [Croft, Cruise 2004].
Не менее важно с практической точки зрения, с помощью какого метаязыка
описывается материал, предъявляемый обучаемым. Нетрудно предположить,
что в сознании носителя языка информация о пропозициональных и синтаксиче-
ских моделях, структурирующих фрагменты мира, представлена не в виде тер-
минологического описания, которое традиционно приводится в лингвистиче-
ских типологических работах и грамматических пособиях, а как совокупность
367
простых понятий – о человеке, о неодушевленном предмете, о свойстве, о состо-
янии, о расположении или перемещении в пространстве и т.п. Эти понятия
можно сформулировать с помощью единиц обыденного языка (КТО, ЧТО, КА-
КОЙ, ГДЕ, ЕСТЬ, ДВИГАЕТСЯ и т.п.). В самоочевидной форме на родном для
обучаемых языке можно сформулировать (и в дальнейшем в идеале «сформиро-
вать» в сознании изучающих иностранный язык) пропозициональные модели
иноязычного предложения, отразив количество, тип и порядок следования их
элементов, например, КТО / ЧТО ЕСТЬ КАКОЙ(ОЕ), КТО / ЧТО ЕСТЬ ГДЕ,
КТО ДВИГАЕТСЯ КУДА и т.п.
При этом важно дать понять обучаемым, что набор базовых структур, отра-
жающих различные фрагменты мира в обоих языках, принципиально конечен;
что с помощью системы из нескольких базовых моделей простого предложения
можно построить высказывание (хотя и простое) о любом фрагменте реальной
или воображаемой действительности, не прибегая к другим синтаксическим
средствам выражения мысли. Осознание этого факта во многом снимает страх
обучаемых перед речью на иностранном языке, сообщением о некоторой новой
для говорящего ситуации.
Необходимо также подчеркнуть, что в отличие от русского языка в англий-
ском языке каждый элемент таких структур выражается словом (сочетанием слов
и т.п.), а порядок следования элементов неизменен; что эмоционально нейтраль-
ное высказывание начинается (если не учитывать возможное указание на время
события) со слова (сочетания слов), называющего предмет, о котором говорится
(КТО / ЧТО), на котором сосредоточено внимание говорящего; что для носителя
английского языка в событии с несколькими предметами человек, как правило,
оказывается наиболее значимым участником. В лингвистических работах (но не
в методических пособиях) причины такой особенности английского языка неод-
нократно объяснялись спецификой мировосприятия в англоязычной культуре, в
которой человек наделяется ролью активного начала, деятеля (см., например, в
[Вежбицкая 1997]). Обучаемым также может быть полезно знать, что в соответ-
ствии с психологическими особенностями порождения высказывания наиболее
значимый участник отражается в речи единицей в начале высказывания – подле-
жащим; назвав этого участника в начале, им проще далее выстраивать высказы-
вание на иностранном языке.
Несомненно, необходимы объяснения конкретных межъязыковых различий
в системе и узусе синтаксических моделей, подчиняющихся системным законо-
мерностям восприятия и концептуализации мира и его синтаксической репрезен-
тации в изучаемом языке. Например, тот факт, что при осмыслении одного фраг-
мента мира с наиболее значимым участником – человеком, для носителя рус-
ского языка может быть более значима его деятельность, а для носителя англий-
ского языка – «идентифицированность» субъекта: Он постоянно опаздывает. –
He is such a late comer; Я много ем (люблю поесть). – I am a big eater; и т.п. Од-
новременно с этим целесообразно объяснять различия в социокультурных и
прагматических факторах выбора синтаксической модели, а также закономерно-
стях выбора лексики для наполнения модели, в том числе идиоматических выра-
жений, обусловленных спецификой мыслительных структур, лежащих в основе
значения данных единиц и их сочетаний, спецификой метафорической интерпре-
тации мира, самой логикой действительности – в том виде, как она предстает
368
носителю данного языка.
Разъяснение причин, определяющих форму высказывания, безусловно, спо-
собствует осознанию системности языковых фактов и более глубокому понима-
нию специфики иностранного языка и культуры, что в свою очередь, наряду с
доступностью и простотой предъявляемого материала, уверенностью в обуслов-
ленности иноязычной речи простыми закономерностями, возможности модели-
ровать процесс концептуализации и репрезентации мира носителем иного языка,
повышает интерес к изучению языка (о чем свидетельствуют результаты опро-
сов), создает психологический настрой, при котором сопоставительное изучение
синтаксиса двух языков будет наиболее эффективным.
Ажеж К. Человек говорящий: Вклад лингвистики в гуманитарные науки / пер. с фр. М.:
Едиториал УРСС, 2003.
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: курс лекций по английской филологии. Тамбов:
Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002.
Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание / пер. с англ. М, 1997.
Копров В.Ю. Семантико-функциональная грамматика русского и английского языков.
М.: ФЛИНТА: Наука, 2016.
Croft D., Cruise W.A. Cognitive Linguistics. Cambridge: CUP, 2004.
Goddard C. Ethnosyntax, Ethnopragmatics, Sign-Functions, and Culture // Ethnosyntax. Ex-
plorations in Grammar and Culture. Oxford: OUP, 2004. P. 52-73.
Heine B. Cognitive Foundations of Grammar. New York; Oxford: OUP, 1997.
Rosh E. Principles of Categorization // Cognition and Categorization / ed. by E. Rosh, B.B.
Lloyd. Hillsdale: Erlbaum, 1978. P. 27-48.
Tomlin R. Focal Attention, Voice and Word order: An Experimental Cross-linguistic Study // Word
Order in Discourse / ed. by P.A. Downing and M. Noonan. Amsterdam: Benjamins, 1995. P. 517-554.
Nadezhda A. Kokhan (Nizhniy Novgorod, Russia)

Svetlana Ye. Rakhmankulova (Nizhniy Novgorod, Russia)
SYNTACTIC TYPOLOGY IN COGNITIVE LINGUISTICS AND LANGUAGE TEACHING

The paper proposes an approach to the contrastive study of Russian and English syntax that is based
on understanding sentence patterns of a language as a limited set of signs – representers of proposi-
tional concepts, on the one hand, and is aimed at preventing native syntax interference while teaching
students to build utterances in a foreign language – on the other hand.
Keywords: cognitive linguistics, syntactic typology, language interference, foreign language teach-
ing, sentence pattern, situation, proposition
Л.В. Коцюбинская (Санкт-Петербург, Пушкин, Россия)

Ленинградский государственный университет им. А.С. Пушкина
l.kocubinskaya@lengu.ru
МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЙ ПОДХОД В ИССЛЕДОВАНИИ

СОВРЕМЕННОГО ИНФОРМАЦИОННОГО ПРОТИВОБОРСТВА
В статье анализируются языковые и экстралингвистические процессы, обусловленные ролью

и местом информации в современном обществе. Обосновывается необходимость использова-
ния принципа «разумной междисциплинарности» при изучении в лингвистическом ракурсе
369
феномена международного информационного противоборства.
Ключевые слова: язык, информационное противоборство, воздействие, междисциплинарность
В середине ХХ в. происходят изменения в социальной структуре общества.

Эти изменения обусловлены эволюцией индустриального общества в постинду-
стриальное, где основным ресурсом выступает информация [Сухов 2011: 101].
Человечество, по замечанию И.Н. Панарина и Л.Г. Панариной, вступило в эпоху
интенсивного освоения данного глобального и неистощимого ресурса [Панарин,
Панарина 2003: 12].
Значение информации в современном мире трудно переоценить, об этом сви-
детельствуют процессы, происходящие как в языковой, так и неязыковой среде.
По утверждению А.П. Чудинова, кардинальные социальные изменения всегда вы-
зывают крупные преобразования в языке [Чудинов 2003: 22]. На современном
этапе в языковой картине мира фиксируются такие лексико-фразеологические
единицы, как: «информационный бум», «информационный поток», «информаци-
онный вирус», «информационная безопасность», «информационная война», «ин-
формационные технологии», «информационная задача», «информационная
сеть», «информационная поддержка», «информационные потребности» и целый
ряд других. Активно функционируя в речи, эти выражения только становятся
предметом языковедческого внимания. Следует признать, что их теоретическое
осмысление отстает от практического применения.
В то же время анализ данных Национального корпуса русского языка дает
основание утверждать, что структурно-семантическая модель «прилагательное
(информационный) + существительное» характеризуется продуктивностью и ча-
стотностью. Так, например, за период с 2000 по 2018 г. число зафиксированных
случаев употребления словосочетаний с компонентом «информационный» (и его
словоформ) увеличилось почти в девять раз: с 5893 случаев до 43568. Этот коли-
чественный показатель говорит о всевозрастающей роли информации, подтвер-
ждая мысль о том, что информационная среда становится новой средой обитания
человека наряду с социальной и экологической [Калинкина 2010: 495].
Неязыковыми маркерами, указывающими на значимость информации, яв-
ляется наличие международных и внутренних законодательных актов: Окинав-
ской хартии Глобального информационного общества, Женевской декларации
принципов построения информационного общества, закона РФ «Об информа-
ции, информационных технологиях и о защите информации» и др.
Будучи стратегическим ресурсом, информация становится целью, равно как
и средством международного противостояния. По утверждению И.Н. Панарина,
в мире, создано «единое глобальное информационное пространство всей пла-
неты», в котором развернулось геостратегическое информационное противобор-
ство между ведущими странами мира за достижение превосходства в мировом
информационном пространстве [Панарин 2000: 20]. На смену вооруженной при-
ходит информационная борьба, в которой, по наблюдением военного эксперта
В.А. Золотарева, в той или иной форме участвует каждый человек, военный или
гражданский [цит. по Щекотихин 2011: 159]. Поэтому важность и актуальность
исследования информационного противоборства не вызывает сомнений.
Интерес к информационному противоборству в лингвистическом аспекте,
учитывающем в нем роль языка, не только не угасает, но и активно развивается
370
в последнее время. Важным этапом в этом направлении является формирование
и становление политической лингвистики, в фокусе внимания которой находится
теория и практика анализа политической коммуникации [Чудинов 2003]. Другой
существенный шаг связан с появлением лингвистики информационно-психоло-
гической войны – научного направления языкознания, «объектом изучения ко-
торого является специфика использования языка как средства ведения информа-
ционно-психологических войн» [Сковродников 2017: 16]. Вместе с тем глубокое
и всестороннее исследование информационного противоборства невозможно без
привлечения данных других научных дисциплин.
Э.В. Будаев замечает, что междисциплинарность отражает общую тенден-
цию в эволюции современной лингвистики наряду с антропоцентризмом и прин-
ципами методологического плюрализма [Будаев 2010: 16]. В этом контексте осо-
бое значение приобретает проблема, затронутая профессором Н.Н. Болдыревым
на Х Международном конгрессе по когнитивной лингвистике, о «разумной меж-
дисциплинарности» [Болдырев 2020: 57]. Вопрос междисциплинарности в линг-
вистике, по убеждению Н.Н. Болдырева, неизбежно сталкивается с необходимо-
стью определения ее границ и корректностью ее реализации [Там же]. Разумная
междисциплинарность, констатирует ученый, проявляется в единстве объекта,
цели и методологии исследования [Болдырев 2020: 58]. Привлекая данные дру-
гих наук, заключает ученый, крайне важно помнить о цели лингвистического ис-
следования [Там же].
При изучении информационного противоборства исследователю-лингвисту
следует руководствоваться принципом «разумной междисциплинарности». Так,
например, признавая сознание (индивидуальное и/или массовое) объектом ин-
формационного воздействия, необходимо исходить из основополагающего по-
стулата когнитивной лингвистики о том, что доступ к сознанию открывает язык.
Е.С. Кубрякова замечает, что лингвист может заниматься репрезентацией тех
или иных категорий или концептов в сознании человека исключительно только
после того, как он обнаружил их в естественном языке путем лингвистического
анализа представленных в нем языковых форм [Кубрякова 2006: 29]. Таким об-
разом, именно методы лингвистического анализа станут надежным средством,
обеспечивающим достоверность полученных данных.
Вместе с тем, изучение информационного (языкового) воздействия, как уже
замечалось, требует привлечения результатов других научных областей, в част-
ности при решении вопроса о валидном методологическом инструменте, позво-
ляющем «измерить» воздействие. Справиться с этой задачей возможно с опорой
на социологию, где воздействие определяется как «действие, направленное на
кого-нибудь с целью добиться чего-нибудь, внушить что-нибудь» [Краткий сло-
варь по социологии, 1989]. При таком подходе поведенческие маркеры могут
служить убедительным доказательством в пользу наличия / отсутствия информа-
ционного воздействия. Результаты выполненного лингвокогнитивного исследо-
вания говорят о том, что отказ части английских болельщиков от поездки в Рос-
сию на чемпионат мира по футболу 2018 г. является результатом информацион-
ного воздействия, осуществляемого посредством англоязычных СМИ [Коцю-
бинская 2019]. Другой пример связан с событиями 2016 г., когда на летних Олим-
пийских играх 2016 г., проходивших в Рио-де-Жанейро российская мужская ко-
371
манда по плаванию была освистана болельщиками, присутствующими на три-
буне. Такое поведение, как было доказано в ходе исследования, явилось резуль-
татом информационной кампании зарубежных СМИ по формированию негатив-
ного образа российского спорта [Коцюбинская 2017].
Еще одно замечание относится к наименованию информационного проти-
воборства. Ученые используют разные термины: «информационно-психологиче-
ская война», «информационная война», «психологическая война». Представля-
ется, что употребление единицы с компонентом «психологический» предопреде-
ляет необходимость обращения в первую очередь к методам психологического
исследования, поэтому в рамках лингвистических исследований кажется целесо-
образным сделать выбор в пользу термина «информационная война».
Итак, важность информационной составляющей общества проявляется на
вербальном и невербальном уровнях. Изучение информационного противобор-
ства требует междисциплинарного подхода с соблюдением принципа «разумной
междисциплинарности».
Болдырев Н.Н. Междисциплинарная доминанта когнитивных лингвистических иссле-
дований // Когнитивные исследования языка. 2020. № 41. С. 55-61.
Будаев Э.В. Междисциплинарные истоки политической метафорологии // Политическая
лингвистика. 2010. № 2. С. 15-25.
Краткий словарь по социологии / Д.М. Гвишиани и др. М.: Политиздат, 1989.
Калинкина Н.Н. Контуры формирования информационного общества в России: инфор-
матизация общества и развитие информационной инфраструктуры // Вестник Нижегородского
университета им. Н.И. Лобачевского. 2010. № 3 (2). С. 494-499.
Коцюбинская Л.В. Эффективность «информационной атаки»: к постановке проблемы //
Политическая коммуникация. 2017. № 1 (61). С. 74-78.
Коцюбинская Л.В. Модель поведения как результат информационного воздействия. Ко-
гнитивные исследования языка. 2019. Вып. XXXVII. С. 216-221.
Кубрякова Е.С. Что может дать когнитивная лингвистика исследованию сознания и разума
человека // Международный конгресс по когнитивной лингвистике: сб. материалов (Тамбов, 26-
28 сентября 2006 г.) / отв. ред. Н.Н. Болдырев. Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина, 2006. С. 26-31.
Панарин И.Н. Информационная война и Россия. М.: Мир безопасности, 2000.
Панарин И.Н. Панарина Л.Г. Информационная война и мир: Информационное противо-
борство в современном мире. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003.
Сковродников А.П. Лингвистика информационно-психологической войны: монография.
Кн. 1 / под ред. проф. А.П. Сковородникова. Красноярск: Сиб. федер. ун-т, 2017.
Сухов Е.И. Информационное общество как новое общество // Теория и практика обще-
ственного развития. 2011. № 7. С. 101-103.
Чудинов А.П. Российская политическая лингвистика: этапы становления и ведущие направ-
ления // Вестник ВГУ. Серия: лингвистика и межкультурная коммуникация. 2003. № 1. С. 19-31.
Щекотихин В.М. Информационная война. Информационное противоборство: теория и
практика: монография / под общ. ред. В.М. Щекотихина. М.: Академия ФСО России, ЦАТУ, 2011.
Lyubov V. Kotsyubinskaya (St. Petersburg, Russia)

MULTIDISCIPLINARY APPROACH TO MODERN INFORMATION WARFARE

The article deals with the linguistic processes and extralinguistic factors caused by the role and place
of information in modern society. It considers the “reasonable multidisciplinary” approach to the
phenomenon of information warfare.
Keywords: language, information warfare, impact, multidisciplinary
372
М.Г. Кочетова (Москва, Россия)
mgkochetova@yandex.ru
УСЛОВИЯ ФОРМИРОВАНИЯ И РАЗВИТИЯ КОГНИТИВНЫХ

СПОСОБНОСТЕЙ, ИЛИ ЧТО ХОЧЕТ ЗНАТЬ HR-СПЕЦИАЛИСТ
В работе показано, что когнитивные способности генетически детерминированы и могут

наследоваться; они манифестируются вербально – с помощью языка, а на их развитие влияет
как гормональный фон человека, так и его образ жизни: здоровье, питание и образование. Из-
ложенный междисциплинарный материал может быть непосредственно использован специа-
листами по подбору персонала и теми, в поле интереса которых находится человек и его ин-
теллектуальный потенциал.
Ключевые слова: когнитивные способности, язык, мышление, генетика, гормоны, диета, образ
жизни
Вопросы развития и реализации мыслительных, или когнитивных, способ-

ностей человека занимают ученых разных профессий – психологов, лингвистов,
философов, социологов, нейрофизиологов, генетиков, а также бихевиористов,
HR-специалистов, маркетологов, переводчиков, политтехнологов, и целого ряда
других. Они, так или иначе, изучают поведение людей и вербальную реализацию
заложенных в них способностей. Они задаются вопросом не только о том, в чем
проявляются когнитивные способности человека, но и, главное, – чем они опре-
деляются и как развиваются. Им важно знать, чем интеллектуальный и образо-
ванный человек отличается от того, кто таковым не является, и как это свойство
находит свое вербальное выражение.
Учитывая актуальность этой тематики и ее очевидную практическую значи-
мость, чтобы лучше понимать природу и свойства когнитивных способностей
человека, представляется важным проанализировать, все ли люди рождены с
одинаковым мыслительным потенциалом и что именно может повлиять на его
манифестацию. Этому и посвящена данная работа.
Для понимания того, что является основополагающим фактором в форми-
ровании когнитивного запаса и, как следствие, – когнитивных способностей,
необходимо, в первую очередь, учитывать факторы наследственности. Сравни-
тельно недавно была показана главенствующая роль генетики в развитии когни-
тивного запаса человека. Были определены конкретные локусы в хромосомах,
которые отвечают за язык и коммуникативные навыки, формирование, развитие
и сохранение памяти, способности к обучению и применению полученных зна-
ний и умений и многие другие. Например, точечный полиморфизм (единичные
изменения – прим. автора) в одних генах может привести к трудностям с запо-
минанием информации, а в других – к снижению скорости ее мыслительной об-
работки [Azeredo 2017].
Генетически предопределены также и языковые способности человека. Ген
FOXP2, отвечающий за формирование и развитие языка, присутствует в геноме
как человека, так и приматов. Однако благодаря единичной точечной мутации в
этом гене, человек развивает способность к речи, а приматы – нет [Кочетова
2009; Enard et al. 2002]. Таким образом, роль генетических факторов в развитии
373
когнитивных функций очевидна: достаточно даже единичной мутации для про-
явления или, наоборот, утери одного из ведущих показателей интеллектуальных
способностей человека – его языка.
Под действием генетических факторов, влияющих на скорость старения
клеток организма и, как следствие, самого организма в целом, может изменяться
(снижаться) уровень когнитивных способностей. Основным маркером интеллек-
туальных способностей и когнитивного запаса являются их возрастные измене-
ния. По мнению ученых, у большинства людей к семидесяти годам уровень ин-
теллекта снижается примерно на 20% [Powell 1994]. Это среднее значение – у
кого-то он снижается более существенно, а у кого-то может не измениться во-
обще и остаться на прежнем уровне. От чего это зависит и чем определяется ко-
гнитивный запас индивида?
Срок жизни клеток зависит от длины теломеры в хромосоме (теломера –
концевой, защитный, участок хромосомы – прим. автора). После каждого деле-
ния клетки размер теломеры уменьшается. Когда теломера достигает мини-
мально возможной длины, клетка подвергается апоптозу и погибает. [Cawthon et
al. 2003: 394; Kljajevic 2011]. То же относится и к нервным клеткам. Было пока-
зано, что люди с ранним старческим слабоумием имели меньшее соотношение
длины теломеры к длине всей хромосомы, чем здоровые люди того же возраста
[Honig et al. 2006]. Поэтому укороченная теломера в хромосоме является генети-
ческим фактором меньшей продолжительности жизни и более низкого ее каче-
ства из-за возможных когнитивных нарушений в зрелом возрасте в виде сниже-
ния скорости реакции, ухудшения памяти, что, естественно, находит свое отра-
жение в вербальном выражении мысли.
Рассмотрим фенотипические признаки, определяющие когнитивный запас
индивида. Самый очевидный из них – это объем головного мозга (ГМ). Большой
объем ГМ – это очевидный благоприятный признак наличия большего количе-
ства нейронов – клеток нервной ткани, ответственных, среди прочего, и за мыс-
лительную деятельность. При прочих равных условиях индивиды с бóльшим
объемом нервной ткани ГМ с возрастом сохраняют больший когнитивный по-
тенциал, чем те, у кого объем ГМ был меньше [MacLullich et al. 2002: 173].
Существует еще ряд факторов, которые наряду с генетическими оказывают
влияние на наши умственные способности. Это – факторы эндокринной системы
организма, или его гормональный фон.
Одним из важных исследованных гормонов, принимающих участие в раз-
витии и сохранении когнитивной функции, является эстроген – стероидный гор-
мон человека. Его функция состоит в поддержании женской фертильности, од-
нако он присутствует и в мужском организме как естественный продукт катабо-
лизма мужского полового гормона тестостерона. Помимо своей основной функ-
ции – регуляции обмена веществ в организме, эстроген играет важную роль в
поддержании мыслительных функций мозга в гиппокампе и базальных отделах
переднего мозга [Brace and McCauley 1997: 284; Yaffe et al. 2000; Zitzmann 2006].
И хотя между мужчиной и женщиной нет разницы в интеллектуальных способ-
ностях, существуют все же различия на уровне определенных когнитивных
функций и их манифестации. Показано, например, что у женщин лучше развита
память и языковые способности, а у мужчин – пространственные и аналитиче-
ские способности [Hamson and Galea 2016].
374
Достаточный уровень половых гормонов в крови является благоприятным
фактором для интеллектуального развития и здоровья человека.
Что касается характера влияния эстрогена на развитие когнитивных дис-
функций, то его роль заключается не в изменении уже начавшихся необратимых
возрастных изменений в ГМ, а в их торможении на ранних стадиях их развития.
Его эффект является кумулятивным, т.е. накопительным и проявляется в продол-
жительном по времени воздействии и в замедлении развития когнитивных со-
стояний [Henderson et al. 2000].
Наследственные и гормональные факторы следует рассматривать в неот-
рывной связи с факторами окружающей среды, оказывающими существенное
влияние на развитие интеллектуальных способностей человека. Большую роль в
этом играет питание человека, особенно в пренатальном периоде его развития и
в раннем постнатальном.
На сегодняшний день изучено влияние недостаточного питания на различ-
ные функции организма, в том числе – на умственные способности. Анализиро-
вались различные низкокалорийные диеты, в том числе с низким содержанием
питательных веществ и жизненно-важных витаминов. Исследовалось также вли-
яние неполноценного питания у детей и школьников на их способности к обуче-
нию и на развитие у них когнитивных расстройств, таких как память и речь, в
зрелом возрасте.
На примере развивающихся стран было показано, что более половины про-
живающих там детей страдают от острой нехватки фолиевой кислоты в рационе.
Кроме того, ее дефицит, как правило, сопровождается недостатком в рационе ви-
таминов группы В, влияющих на формирование нервной трубки в пренатальном
периоде и развитие нервной системы в целом в постнатальном периоде
[Khodarahimi 2017; Sanchez 2017]. Дефицит в рационе и, как следствие, в орга-
низме человека витаминов группы В и фолиевой кислоты приводит к недостаточ-
ному развитию и неправильному функционированию центральной нервной си-
стемы.
Показано, что недостаток питания, недополучение с пищей жизненно важ-
ных питательных веществ, особенно в раннем возрасте, может повышать у чело-
века риск развития когнитивных дисфункций в зрелом возрасте [Bryan et al.
2004.; Luchsinger and Mayeux 2004]. Поэтому здоровое и полноценное питание
для человека крайне важно, так как оно способствует правильному формирова-
нию и реализации его когнитивных способностей.
Важную роль в развитии когнитивных способностей играют образователь-
ные и досуговые составляющие. Считается, что люди умственного труда и твор-
ческих профессий, обладающие богатым языковым запасом, накопленным за
годы «тренировки» языковых центров ГМ, ведущие разнообразный и насыщен-
ный образ жизни, в меньшей степени страдают от возрастных изменений мыш-
ления и памяти [Pool and Weuve 2016; Stern et al. 1994]. Это может быть связано
как с благополучной наследственностью, привычками, уровнем достатка в семье
и воспитанием, косвенно способствующими соответствующей тренировке /
нагрузке важных нервных центров (получение визуальных, вербальных и
аудиальных стимулов), так и с разнообразной и достаточной по интенсивности и
продолжительностью нагрузкой на ГМ, которые в сумме своей положительно
сказываются на «душевном здоровье» и способствуют сохранению умственной
375
деятельности на должном уровне.
На основании проведенного анализа можно сделать следующие выводы. Ос-
новой для формирования когнитивных способностей человека являются фак-
торы наследственности. А его образ жизни определяют то, как они будут в даль-
нейшем развиваться. Головному мозгу для правильного функционирования
нужно постоянно получать нагрузку. Полноценное питание, богатое полезными
веществами, имеет непосредственное отношение к развитию эндокринной и
нервной систем, поддержанию уровня гормонов в крови, необходимого для пра-
вильного функционирования организма в целом, включая его когнитивную
функцию. Понимание этого позволит специалистам сделать правильные выводы
относительно когнитивных способностей конкретного индивида.
Кочетова М.Г. Язык в междисциплинарном аспекте: сб. трудов молодых ученых. МГУ
им. М.В. Ломоносова. Вып. 4. М.: КДУ, 2009. С. 122-128.
Azeredo L.A. et al. The brain-derived neurotrophic factor (BDNF) gene Val66Met polymor-
phism affects memory performance in older adults // Brazilian Journal of Psychiatry, 2017. Vol. 39.
No. 2. P. 90-94
Brace M., McCauley E. Oestrogens and Psychological Well-being // Annals of Medicine, 1997.
Vol. 29. No. 4. P. 283-290.
Bryan J. et al. Nutrients for cognitive development in school-aged children // Nutrition Re-
views, 2004. Vol. 62. No. 8. P. 295-306.
Cawthon R.M., Smith K.R., O’Brien E., Sivatchenko A., Kerber R.A. Association between telo-
mere length in blood and mortality in people aged 60 years or older // Lancet. 2003. Vol. 361. No.
9355. P. 393-395.
Enard W. et al. Molecular evolution of FOXP2, a gene involved in speech and language //
Nature. 2002. No. 418. P. 869-872.
Hamson D.K., Galea L.A.M. Sex hormones and cognition: neuroendocrine influences on
memory and learning // Comparative physiology, 2016. Vol. 6. No. 3. P. 1295-1337.
Henderson V.W. et al. Estrogen for Alzheimer’s disease in women: randomized, double-blind,
placebo-controlled trial // Neurology. 2000. Vol. 54. No. 2. P. 295-301.
Honig L.S. et al. Shorter telomeres are associated with mortality in those with APOE epsilon4
and dementia // Annals of Neurology, 2006. Vol. 60. No. 2. P. 181-187.
Khodarahimi S. Nutrition, Diet and Mental Functions // Theranostics of brain, spine and neural
disorders. 2017. Vol. 2. No. 2. P. 00-15.
Kljajevic V. From cell to cognition: can changes in telomere length indicate patterns of cogni-
tive aging? // Clinical Science. 2011. Vol. 121. No. 7. P. 313-314.
Luchsinger J.A., Mayeux R. Dietary factors and Alzheimer’s disease // Lancet Neurology. 2004.
Vol. 3. No. 10. P. 579-587.
MacLullich A.M. et al. Intracranial capacity and brain volumes are associated with cognition in
healthy elderly men // Neurology. 2002. Vol. 59. No. 2. P.169-174.
Pool L.R., Weuve J. Occupational cognitive requirements and late-life cognitive aging // Neu-
rology. 2016. Vol. 86. No. 15. Р. 1041-1050.
Powell D.H., Whitla D.K. Profiles in cognitive aging. Cambridge: Harvard University Press, 1994.
Sanchez A. The structural relationship between early nutrition, cognitive skills and non-cogni-
tive skills in four developing countries // Economics and human biology. 2017. Vol 27 (A). P. 33-54.
Stern Y. et al. Influence of education and occupation on the incidence of Alzheimer’s disease //
Journal of American Medical Association. 1994. Vol. 271. No. 13. P. 1004-1010.
Yaffe K. et al. Cognitive decline in women in relation to non-protein-bound oestradiol concen-
trations // Lancet. 2000. Vol. 356. No. 9231. P. 708-712.
Zitzmann M. Testosterone and the brain // The aging male. 2006. Vol. 9. No. 4. P. 195-199.
376
Mariya G. Kochetova (Moscow, Russia)
CONDITIONS FOR FORMATION AND DEVELOPMENT OF COGNITIVE RESERVE,

OR WHAT AN HR-SPECIALIST WANTS TO KNOW
This work shows cognition to be genetically determined and manifested through language; it may be
inherited and influenced by hormones and lifestyle. Health, nutrition and education are important fac-
tors for the development of cognitive reserve. The outlined interdisciplinary material may be directly
used by HR-specialists and those whose profession concerns people and their intellectual capacity.
Keywords: cognitive function, cognition, language, genetics, hormones, diet, life style
Н.Н. Кошкарова (Челябинск, Россия)

studiumjuvenis@mail.ru
О.А. Солопова (Челябинск, Россия)
o-solopova@bk.ru
ЛИНГВОАКСИОЛОГИЧЕСКИЙ ВЕКТОР ИССЛЕДОВАНИЯ

ТОПОНИМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ ЮЖНОГО УРАЛА
Статья посвящена рассмотрению теоретических основ исследования топонимической си-

стемы Южного Урала. Авторы приходят к выводу о возможности исследования региональной
топонимики в русле лингвоаксиологии, анализа ценностей лингвокультурного сообщества в
когнитивно-дискурсивном ракурсе.
Ключевые слова: топонимика, региональный топоним, Южный Урал, лингвоаксиология, дис-
курс, когнитивно-дискурсивный подход
Топонимика является той областью научного знания, где наиболее ярко про-
слеживается междисциплинарный подход, так как топонимика представляет со-
бой гибридное научное направление, развивающееся на стыке географии, исто-
рии, лингвистики. Одним из направлений общей топонимики является региональ-
ная топонимика, когда изучается и описывается топонимический комплекс от-
дельного региона. Направления такого исследования включают: 1) описание при-
надлежности названия к географической реальности: горе, реке, городу и т.д.; 2)
изучение времени и обусловленности его возникновения; 3) анализ принадлежно-
сти к тому или иному языку; 4) воссоздание содержания и этимологии; 5) рассмот-
рение морфологии; 6) научное обоснование отображения при передаче с языка на
язык и правильного написания на родном языке; 7) выделение области распро-
странения, когда выясняются ареал названия, пути его миграции [Басик 2006: 13].
Изучение региональной топонимики созвучно лингвоаксиологическому
вектору развития современной науки о языке, когда анализируются ценности
определенного лингвокультурного сообщества в когнитивно-дискурсивной па-
радигме. Когнитивно-дискурсивный поворот в развитии топонимики прослежи-
вается в изучении прецедентных онимов [Нахимова 2011], анализе топонимов в
377
политико-аксиологическом аспекте [Пеньков 2013], описании топонимов поли-
тического дискурса [Иссерс 2014], рассмотрении гуманитарно-географического
аспекта топонимов [Корнев 2014], выявлении взаимосвязи лингвистических при-
знаков и факторов экстралингвистического порядка при функционировании то-
понимов [Ильин 2008], обобщении трансформации топонимики в историко-
культурном аспекте [Дмитриев 2007], определении антропологического аспекта
топонимики [Голев, Дмитриева 2004], выделении когнитивных критериев искус-
ственного онимического наречения [Хвесько 2008], раскрытии когнитивных ос-
нований формирования топонимического концепта [Беляев 2019].
Зарубежные исследования топонимики включают рассмотрение следующих
вопросов: практики наименования мест как во времени, так и в пространстве
[Kelly 1999], регионального распространения определенных типов топонимов
[Sims-Williams 2006], модели расселения как во времени, так и в пространстве
[Campbell 1991; Sims-Williams 2006], геоморфологии региона [Watkins 2011],
грамматики и синтаксиса топонимов [Little 1978; Long 1969; McMillan 1949;
Zinkin 1969], регионального распределения типов имен [McDavid 1958; Cheshire
2011; Watkins 2011], влияния имен на стоимость собственности [Norris 1999]. Как
видно из приведенного списка, зарубежные фундаментальные исследования в
области топонимики пока уступают аналогичным отечественным разработкам.
Зарубежные ученые в указанной области главным образом сосредоточивают
свое внимание на топонимике как отражении изменений в жизни общества, его
опыта, традиций, культурной и социально-экономической деятельности [Tent
2015]. При этом топонимы рассматриваются как знаки или системы навигации
[Houaiss & Villar 2001], как средство указания и распознавания места [Uebele
2007], как средство контроля над территорией в колониальный период [Wanjiru
Mwita & Giraut 2020]. В контексте тенденций современного развития топонимы
рассматриваются как маркетинговая стратегия и инструмент идентификации в
глобальном мире [Nurhayati 2018].
Топонимика имеет богатую историю развития, используя достижения раз-
личных научных парадигм: истории, географии, лингвистики. Однако как научно-
прикладная дисциплина топонимика не стоит на месте, обогащается архивным и
современным топонимическим материалом. Отечественные и зарубежные иссле-
дования топонимов имеют много общего, но при этом отражают национально-
культурную специфику того или иного лингвокультурного сообщества.
К центральным понятиям лингвоаксиологии как направления языковедче-
ских исследований относятся ценности, которые, с одной стороны, «детермини-
руются внешними обстоятельствами культурного бытия социума и личности, ис-
торией народа, условиями проживания, с другой стороны, они производны от
базовых принципиальных установок личности» [Карасик 2015: 70]. Сказанное
будет верным и для топонимической системы, которая трансформируется вместе
с изменениями ценностных приоритетов общества. Единство топонимической
системы и аксиологических предпочтений того или иного национально-культур-
ного сообщества детерминировано «обращением к сознанию, мышлению, осо-
бенностям психологии и культурно-ценностным ориентирам носителя топони-
микона» [Казакова 2011: 4]. Например, южно-уральские топонимы представ-
ляют собой отражение природного разнообразия прошлого, меняющегося с те-
378
чением времени; прошедших исторических событий, полиэтнического и много-
национального своеобразия региона, что может стать основой изучения куль-
турно-исторического наследия, прогнозирования развития в будущем и форми-
рования имиджа Южного Урала на федеральном и мировом уровнях.
Таким образом, региональная топонимика выполняет следующие функции в
аксиологическом пространстве региона: системообразующую, дифференцирую-
щую, идентифицирующую, семантическую, социолингвистическую. Функцио-
нальный аспект топонимической системы будет варьировать в зависимости от
конкретной дискурсивной реализации. Топонимы проявляют свои особенности в
различных типах институционального дискурса: в политическом, деловом, публи-
цистическом. В этом отношении важным является корректная дефиниция терми-
нов «когнитивная топонимика», «когнитивный топоним» и привлечение когни-
тивно-дискурсивного анализа, ориентированного не только на экспликацию ко-
гнитивного механизма дискурса, но и на учет социолингвистического и лингво-
культурного факторов, что позволяет свести воедино различные ракурсы исследо-
вания топонимики Южного Урала и дает возможность выявления всего комплекса
особенностей функционирования топонимов в названных типах дискурса.
Басик С.Н. Общая топонимика: учеб. пособие для студентов географического факуль-
тета. Минск: БГУ, 2006.
Беляев А.Н. О топонимическом концепте // Вестник Челябинского государственного уни-
верситета. 2019. № 1 (423). Филологические науки. Вып. 115. С. 13-21.
Голев Н.Д., Дмитриева Л.М. Единство онтологического и ментального бытия топоними-
ческой системы (к проблематике когнитивной топонимики) // Вопросы ономастики. 2008. № 5.
С. 5-17.
Дмитриев А.В. Водская топонимика в историко-культурном аспекте // Псковский регио-
нологический журнал. 2007. № 4. С. 110-118.
Ильин Д.Ю. Системообразующие и социолингвистические параметры описания топони-
мика региона // Вестник ТГУ. 2008. Вып. 7 (63). С. 78-85.
Иссерс О.С. Политическая топонимика 2012: знаки текущего момента // Вестник Ом-
ского университета. 2014. № 1. С. 91-94.
Карасик В.И. Языковое проявление личности. М.: Гнозис, 2015.
Казакова С.Л. Прагмалингвистический аспект английской урбаномии (на материале
названий английских пабов): автореф. дис. ... канд. филол. наук. Пятигорск, 2011.
Корнев И.Н. География и топонимика в контексте гуманитарного дискурса // Географи-
ческий вестник. 2014. № 1 (28). С. 41-45.
Нахимова Е.А. Прецедентные онимы в современной массовой коммуникации: теория и
методика когнитивно-дискурсивного исследования. Екатеринбург, 2011.
Пеньков В.Ф. О политико-аксиологичексих аспектах тамбовской топонимики // Вестник
ТГУ. 2013. Вып. 9 (125). С. 315-321.
Хвесько Т.В. Когнитивное описание формирования топонимов // Язык и культура. 2008.
№ 3. С. 77-82.
Campbell J.C. Stream Generic Terms as Indicators of Historical Settlement Patterns // Names.
1991. No. 39 (4). Р. 333-365.
Cheshire J. Naming Rivers and Places. Spatial.ly. URL: http://spatialanalysis.co.uk/2011/
08/namingrivers-and-places. (Дата обращения: 01.11.2020).
Houaiss A., Villar M.S. Dicionário Houaiss da língua portuguesa, I-VI. Círculo de Leitores.
Lisboa, 2001.
Kelly M.H. Regional Naming Patterns and the Culture of Honor // Names. 1999. No. 47 (1). Р.
3-20.
Little G.D. Internal Grammar in Amharic Place-Names // Names. 1978. No. 26 (1). Р 3-8.
379
Long R.B. The Grammar of English Proper Names // Names. 1969. No. 17 (2). Р. 107-126.
McDavid R.I. Linguistic Geographic and Toponymic Research // Names. 1958. No. 6 (2). Р.
65-73.
McMillan J.B. Observations on American Place-Name Grammar // American Speech. 1949.
No. 24 (4). Р. 241-248.
Norris D.A. Unreal Estate: Words, Names and Allusions in Suburban Home Advertising //
Names. 1999. No. 47 (4). Р. 365-380.
Nurhayati N. Toponymy and Branding of Modern Residential Sites in Semarang // The 3rd In-
ternational Conference on Energy, Environmental and Information System. 2018. Vol. 73. Р. 1-4.
Sims-Williams P. Ancient Celtic Place-names in Europe and Asia Minor. Oxford: Blackwell
(for the Philological Society), 2006.
Tent J. Approaches to Research in Toponymy // Names. 2015. No. 63 (2). Р. 65-74.
Uebele A. Signage systems & information graphics: a professional sourcebook. Thames & Hud-
son: Nova Iorque, 2007.
Watkins D. Inundated with Place Names. Mapping generic terms for streams in the contiguous
United States. 2011. URL: http://derekwatkins.wordpress.com / 2011 / 07 / 25 / generic-stream-terms.
Zinkin V. The Syntax of Place-Names // Names. 1969. No. 17 (3). P. 181-198.
Natalya N. Koshkarova (Chelyabinsk, Russia)

South Ural State University
Olga A. Solopova (Chelyabinsk, Russia)
South Ural State University
LINGUOAXIOLOGICAL APPROACH TO RESEARCH

INTO SOUTH URAL TOPONYMY
The paper explores theoretical foundations of the research into South Urals toponymy. The authors
argue that the research into regional toponymy can be held on the lines of linguoaxiology, values
analysis in the cognitive-discursive paradigm.
Keywords: toponymy, place name, South Urals, linguoaxiology, discourse, cognitive and discourse
approach
А.В. Кремнева (Барнаул, Россия)

Алтайский государственный технический университет им. И.И. Ползунова
annakremneva@mail.ru
Т.А. Головина (Барнаул, Россия)
Алтайский государственный технический университет им. И.И. Ползунова
gol-an-ta@mail.ru
О ВЗАИМОДЕЙСТВИИ ВЕРБАЛЬНОГО И ВИЗУАЛЬНОГО КОДОВ

В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ
(на примере сказки Л. Кэрролла «Alice’s Adventures in Wonderland»)
В статье дается краткое описание основных типов интермедиальных отношений, проводится
интермедиальный анализ сказки «Alice’s Adventures in Wonderland» Л. Кэрролла и иллюстра-
ций к ней, выполненных разными художниками. Выделяется три типа интермедиальных от-
ношений между художественным текстом и иллюстрацией к нему.
Ключевые слова: интермедиальность, поликодовый текст, комплементарность, гармония / дис-
гармония
Интегративный характер лингвистики в контексте когнитивной парадигмы

способствовал активизации интереса к взаимодействию различных способов ре-
380
презентации смысла, что, в конечном счете, выводит нас в более широкую об-
ласть взаимодействия вербального и невербального видов мышления. В устной
коммуникации это взаимодействие находит выражение в характере отношений
между словом и жестом, мимикой и иными невербальными способами передачи
смысла. В художественном тексте это выражается в сочетании слова и визуаль-
ного образа, что приводит к созданию поликодового текста. Хотя синтез искус-
ств был присущ культуре с самого момента ее возникновения, в последнее время
в связи с развитием новых технологий тенденция к созданию поликодовых про-
изведений культуры получает все большее распространение. Так, современные
текстовые практики характеризуются тенденцией к органическому сочетанию
слова и картинки, слова и музыки, что придает тексту визуальный или «звуча-
щий» характер. Необходимость теоретического осмысления подобных тексто-
вых практик привела к возникновению теории интермедиальности, в основе ко-
торой лежит принцип интерсемиотичности, т.е. взаимодействия различных ко-
дов в процессе смыслопорождения.
Объектом нашего исследования является поликодовый текст, в котором со-
четаются текст и иллюстрация, в качестве предмета исследования выступает ха-
рактер взаимодействия между вербальным и визуальным кодами и его вклад в
процесс смыслопорождения. В качестве материала исследования было выбрано
произведение Л. Кэрролла «Alice’s Adventures in Wonderland» как широко из-
вестный текст, который был многократно различными художниками, исповеду-
ющими разные эстетические кредо. Основным методом исследования является
интермедиальный анализ, т.е. установление и описание специфики взаимодей-
ствия между различными кодами в тексте.
Сегодня «интермедиальность» это термин, относящийся к широкому полю
трансдисциплинарных исследований. Для лингвиста-когнитолога ее изучение
представляет особый интерес, поскольку показывает участие различных видов
мышления в процессах мировосприятия. Существует несколько классификаций
интермедиальных отношений, основанных на различиях в способах и формах ме-
диавзаимодействия. Анализ работ различных авторов [Синельникова 2017; Ти-
машков 2007; Hansen-Löve 1983; и др]. позволяет выделить следующие типы ин-
термедиальных взаимодействий: 1) медиальная транспозиция – трансформация
одного медиапродукта в другой, например, создание спектакля или фильма на
основе книги или словесное описание картины или музыкального произведения,
традиционно определяемое в стилистике как экфрасис; 2) синтез медиа – сочета-
ние различных медиасредств, т.е. различных кодов, традиционной формой та-
кого синтеза является поликодовый текст, сочетающий текст и иллюстрацию к
нему. Главным условием такого синтеза медиасредств является тот факт, чтобы
они были концептуально связаны, а не противопоставлены друг другу: два или
более медиасредства вступают во взаимодействие, при этом каждое вносит свой
вклад в трансляцию смысла; 3) трансмедиальная интермедиальность – воплоще-
ние одной и той же темы средствами различных видов искусства. Например, биб-
лейские сюжеты находят свои воплощения в живописи, прозе и поэзии. Этот вид
интермедиальности находит проявление и в том, что одно и тоже направление
реализуется в различных видах искусства, например, импрессионизм, который
нашел свое воплощение в живописи, музыке и литературе; 4) онтологическая ин-
381
термедиальность, выражающаяся в наличии общих черт у разных форм искус-
ства, что находит проявление в музыкальности, живописности или кинематогра-
фичности прозы или поэзии [Hansen-Löve 1983: 325].
Объектом нашего анализа является второй тип интермедиальности − синтез
медиа, простейшим примером которого может служить текст и иллюстрации к
нему. Однако, если в научном, учебном и политическом дискурсах отношения
между текстом и сопровождающими его иллюстрациями носят исключительно
гармоничный характер, то в рамках художественного дискурса между вербаль-
ным и невербальным кодами могут складываться разные типы отношений. Об-
ратимся к анализу книги Л. Кэрролла «Alice’s Adventures in Wonderland». Из-
вестно, что первоначальные иллюстрации к ней выполнил сам Кэрролл, но остав-
шись недовольным своей работой, он обратился к художнику Джону Тенниелу.
Отношения Кэрролла и Тенниела, сложившиеся в процессе работы, можно было
охарактеризовать как «вежливо-непримиримые и взаимовыгодные»: Кэрролл да-
вал многочисленные указания художнику, но и сам прислушивался к его мне-
нию. Такое сотрудничество не могло не принести свои плоды: по мнению Дж.
Падни, такого единства слова с рисунком, какое было достигнуто в этом творче-
ском союзе, мир еще не видел [Падни 1982: 85-86]. В итоге отношения между
вербальным и визуальным кодами носят характер абсолютной гармонии, а ил-
люстрация усиливает эффект словесного кода, создавая большую степень экс-
прессии текста.
Заслуживает интереса и еще один вид гармонических отношений между те-
стом и иллюстрацией, который имеет место в «Алисе в стане чудес». Порой ри-
сунки Тенниэла, сопровождающие текст, выполняют комплементарную функ-
цию, передавая с помощью визуального кода то, что трудно выразить словом
(Рис. 1). Этот процесс можно рассматривать как вариант интерсемиотического
перевода, т.е. передачи смысла с помощью иного кода, в данном случае с помо-
щью рисунка.
Например, в главе «The Mock Turtle’s Story» появляется персонаж Грифон,
вводя которого, автор предлагает нам взглянуть на картинку, в случае, если мы
не знаем, как выглядит это мифологическое существо: They very soon came upon
a Gryphon, lying fast asleep in the sun (If you don’t know what a Gryphon is, look at
the picture) [Carroll 1998: 138].
Рис. 1. Грифон. Автор Дж. Тенниэл Рис. 2. Рука Алисы. Автор С. Дали
382
Существует свыше ста комплектов иллюстраций к сказкам об Алисе, и эти
иллюстрации, выполненные художниками, исповедующим разные кредо в искус-
стве, вступают в разные типы отношений с текстом Кэрролла. Так, широко из-
вестны 12 гелиогравюр, сделанные к «Алисе в стане чудес» в 1969 г. Сальвадором
Дали (Рис. 2). Если в иллюстрациях Кэрролла и Тенниэла существует гармония
между текстом и рисунком, то иллюстрации Дали демонстрируют иной тип отно-
шений между вербальным и визуальным кодами. Художник предлагает собствен-
ную трактовку смысла произведения, и его рисунки, это уже не иллюстрации того
смысла, которые передавал автор: они «навеяны» текстом, но при этом носят ав-
тономный, преимущественно эротический характер. Как отмечает Р. Губерт, по-
добные отношения между текстом и иллюстрацией были характерными не только
для Дали, но для многих художников-иллюстраторов ХХ в.: если ранее иллюстра-
торы стремились сохранить авторский смысл, то художники нового времени ис-
пользовали иллюстрации к текстам прежде всего для того, чтобы передать содер-
жание «собственной творческой вселенной» [Hubert 1990: 193]. Таким образом, в
данном случае отношения между текстом и рисунком можно охарактеризовать
как дисгармоничные, так как иллюстрации «отбрасывают свет» на текст, предла-
гая иные интерпретации смысла текста, созвучные философским и эстетическим
принципам художника. Именно так произошло с трактовкой смысла «Алисы в
стране чудес» в эпоху постмодернизма, в контексте которого это произведение
получало фрейдистское толкование. Можно полагать, что иллюстрации Сальва-
дора Дали также могли вносить определенный вклад в такую трактовку смысла
этой замечательной книги.
Подведем краткие итоги. Интермедиальность представляет широкое поле ис-
следований, лежащих в различных областях гуманитарного знания, что обуслов-
ливает необходимость трансдисциплинарного подхода к изучению данного фено-
мена. Основные типы интермедиальных отношений включают медиальную транс-
позицию, синтез медиа, трансмедиальную интермедиальность и онтологическую
интермедиальность. Одним из вариантов синтеза медиа выступает иллюстриро-
ванный текст, при этом внутри него могут возникать различные типы отношений
между вербальным и визуальным кодами. Интермедиальный анализ материала,
представленный в статье, позволил выделить гармоничные, комплементарные и
дисгармоничные отношения между вербальным и визуальным кодами иллюстри-
рованного художественного текста. Очевидно, список таких отношений не явля-
ется закрытым и в дальнейшем может быть дополнен другими типами.
Падни Дж. Льюис Кэрролл и его мир / пер. с англ. В. Харитонова. М.: Радуга, 1982.
Синельникова Л.Н. Ризома и дискурс интермедиальности // Russian Journal of Linguistics.
2017. Vol. 21. No. 4. P. 805-821.
Тимашков А.Ю. К истории понятия интермедиальности в российской и зарубежной науке
// Žmogus ir žodis. 2007. № 11. С. 21-26.
Carroll L. Alice’s Adventures in Wonderland. Chicago, 1998.
Hansen-Löve A.A. Intermedialität und Intertextualität. Probleme der Korrelation von Wort-und
Bildkunst. Am Beispiel der russischen Moderne // Dialog der Texte. Hamburger Kolloquium zur
Intertextualität: Wiener Slawistischer Almanach. Wien, 1983. P. 291-360.
Hubert R.R. The Illustrated Book: Text and Image // Intertextuality. Theories and Practice / ed.
by M. Worton, J. Still. Manchester; New York: Manchester University Press, 1990. P. 177-195.
383
Anna V. Kremneva (Barnaul, Russia)
Polzunov Altai State Technical University
Tatyana A. Golovina (Barnaul, Russia)
Polzunov Altai State Technical University
THE INTERACTION OF VERBAL AND VISUAL CODES IN FICTION

(Illustrated by L. Carroll’s “Alice’s Adventures in Wonderland”)
The article gives a short overview of basic types of intermediality. An intermedial analysis of “Alice’s
Adventures in Wonderland” by L. Carroll and illustrations to it made by various artists is carried out.
Three main types of intermedial relationships of fiction and illustrations to it are distinguished.
Key words: intermediality, polycode text, complementarity, harmony / disharmony
Ю.А. Москвина (Екатеринбург, Россия)

Уральский государственный университет путей сообщений
moskvina_yuliya@bk.ru
КОММУНИКАТИВНЫЕ СТРАТЕГИИ И РЕЧЕВЫЕ ТАКТИКИ

ПРОТЕСТАНТСКОГО ДИСКУРСА
Протестантский дискурс рассматривается как разновидность религиозного дискурса. Сово-

купность приемов (коммуникативных стратегий и речевых тактик), используемых протестант-
ской церковью и ее миссионерами, позволяет осуществлять психологическое воздействие на
адресата для достижения своих целей.
Ключевые слова: протестантский дискурс, коммуникативные стратегии, речевые тактики,
лингвопрагматика, перлокутивный эффект
Объектом изучения лингвопрагматики служит речевое поведение коммуни-

кантов. Любая интеракция представляет собой речевое воздействие, является це-
ленаправленным, обусловленным и совершается с позиции одного из коммуни-
кантов, именуемого субъектом воздействия, в отличие от объекта воздействия –
партнера по коммуникации [Тарасов 1990: 5].
В зависимости от типа адресата внутри дискурса достижение целей религи-
озного общения реализуется с помощью определенных коммуникативных стра-
тегий – общих планов реализации коммуникативных задач адресанта, необходи-
мых для максимально эффективного достижения целей общения и осуществляе-
мых посредством активизации в тексте определенного набора тактик. Стратегии,
в свою очередь, определяются целями воздействия на адресата.
Стратегия реализуется при помощи тактик; следует также определить и дан-
ное понятие. Тактика – это: 1) часть стратегии, имеющая конкретные задачи –
располагать силами; 2) часть, охватывающая непосредственную деятельность, а
также деятельность различных сил по подготовке и ведению боя как части стра-
тегии или стратегического плана; 3) линия текущего поведения; совокупность
средств и приемов для достижения намеченной в недалеком будущем цели; 4)
совокупность приемов и способов ведения борьбы, которая применима не только
в военном искусстве, но и в другой деятельности, в частности, в политической
борьбе. О.С. Иссерс считает, что речевая стратегия – это комплекс речевых дей-
ствий, направленных на достижение коммуникативной цели [Иссерс 1999: 112].
Следует выделить протестантский дискурс как разновидность дискурса рели-
384
гиозного. Мы понимаем протестантский дискурс как дискурс, создаваемый проте-
стантскими деноминациями, посредством ее агентов – как самих верующих, так и
печатных органов, материалы которых посвящены деятельности протестантов.
Протестантский дискурс характеризуется набором следующих коммуника-
тивных стратегий: 1) манипулятивные стратегии; 2) конвенциональные страте-
гии; 3) презентационные стратегии; 4) стратегии алиенации.
В протестантском дискурсе можно, например, выделить следующие тактики
манипулятивных стратегий: тактика устрашения и угрозы, тактика апелляции
к «Абсолюту».
Так, тактика устрашения помогает держать адресата в повиновении, вну-
шает правила и нормы поведения и предостерегает их от совершения дурных по-
ступков. Рассматриваемая тактика характеризуется употреблением эмоциональ-
ных отрицательно окрашенных слов. Понятие «вражда» выражает специфически
религиозное понимание вины перед Богом, поскольку связано с нарушением за-
поведи Божьей: «Не убий».
В протестантском дискурсе тактика угрозы выражена эксплицитно на лек-
сическом уровне, а агрессивный прагматический потенциал контекстуально под-
держан призывами и обещаниями пресвитера всевозможных кар при нарушении
законов Божьих.
Глагольные формы будущего времени (‘ищет’, ‘придется … отвечать’) не
только репрезентируют тактику угрозы, экстраполируют размышления пресвите-
ров о будущем, что дает основание квалифицировать данный текст как прогности-
ческое высказывание. В данном случае тактика угрозы реализуется через такую
прагматическую характеристику текста, как темпоральность: высказывание пред-
ставляет рефлексию по поводу будущего положения дел и маркировано лексико-
грамматическими показателями будущности.
Другой отличительной особенностью тактики угрозы в данном материале
является соблюдение определенных условий для элиминации последствий
угрозы; с этой целью используются придаточные определительные предложения
(‘кто …, тот).
Тактика апелляции к «Абсолюту», будь это власть или Бог, чрезвычайна по-
пулярна в религиозном дискурсе. В центре христианского вероучения – сын Бо-
жий, Иисус Христос. Персона Иисуса Христа, несомненно, служит образцом для
живущим по канонам Нового Завета. С точки зрения риторики этот образец упо-
требляется в качестве иллюстрации желаемого поведения и признанного автори-
тета. С другой стороны в группе коммуникантов «верующий-неверующий», для
атеиста подобным авторитетом будет выступать официальная власть.
Характерное для религиозного дискурса применение безличных конструк-
ций связано по теории речевых актов с оправданием недостаточной аргумента-
ции высказывания через ссылку на непререкаемый авторитет «Абсолюта».
Задача конвенционального типа стратегии лежит в обеспечении коммуни-
кации между различными сегментами коммуникационной среды, в получении
через целую цепь консенсусов определенного результата, а именно конвенции,
т.е. такого содержательного договора «внутри определенного сегмента или даже
целого общества, который будет, с одной стороны, воплощать в жизнь исключи-
тельно практические задачи (реализовать какой-либо проект), с другой – произ-
водить некоторую структуру коммуникационной среды, которая будет позволять
385
воспроизводить конвенциональный коммуникационный процесс в дальнейшем
и противостоять манипуляционным коммуникационным стратегиям.
Конвенциональный тип стратегии в религиозном дискурсе может реализо-
вываться, например, в таких частных практиках как тактики совета и интегра-
ции.
Определим тактику совета как речевое действие, состоящее из одного или
нескольких коммуникативных ходов, побуждающее адресата к совершению не-
облигаторного для адресата или желаемого для адресанта действия. Тактика со-
вета реализует конвенциональную стратегию протестантского дискурса со-
гласно ее иллокутивной цели (дать рекомендацию), а также глобальную страте-
гию убеждения слушающего в принятии курса действий согласно ее перлокутив-
ным эффектам (оказание воздействия на установки, ценности, мнения и поведе-
ние адресата).
C точки зрения П. Браун и С. Левинсона, совет является «ликоугрожаю-
щим» речевым актом – говорящий заявляет эксплицитно или имплицитно, что
слушающему следует совершить некоторое действие A [Brown 1987: 66].
Тактики интеграции – пограничные тактики взаимодействия, которые мо-
гут быть реализованы в любой группе коммуникантов. Целеполагание тактики
интеграции связано со сближением с представителями власти, миссионерством,
единением с Богом, единством с приверженцами христианской веры.
Конвенциональное и презентационное взаимодействия включают доверие и
толерантность адресата как характеристики, определяющие его содержание, по-
этому данные стратегии реализуются лишь в группе «верующий-верующий».
По мнению А.В. Олянича, движущей силой презентационной организации
структуры дискурса является презентационная функция языка, задача которой –
транспортировка в дискурс воздейственных языковых элементов, способных из-
менить поведение воздействуемого с выгодой для воздействующего. Кластеры
этих элементов именуются презентемами [Олянич 2004: 372]. В рамках презен-
тационных стратегий в религиозном дискурсе могут быть использованы тактики
изменения и расширения коммуникативного пространства.
Тактика изменения (имиджмейкинг) и расширения коммуникативного про-
странства раскрывается путем использования пресвитером вербальных лингво-
семиотических интертекстуальных презентем – цитем (цитаты из Библии), обла-
дающих суггестивным потенциалом.
Применение презентационных стратегий в религиозном дискурсе связано с
проповеднической миссией пресвитеров и религиозным воспитанием как ново-
обращенных, так и давних адептов.
Стратегия алиенации проявляется в тактиках порицания, критики, осужде-
ния и предостережения.
Дихотомия «свой – чужой» проявляется не только в сфере политического
сознания и поведения людей, но и в религиозной сфере, где она также выполняет
определенные функции / дисфункции в социуме. Применительно к представлен-
ному дискурсу позиции «чужой – свой» реализуются в группе «верующий – не-
верующий». Нередко конфликт может разворачиваться и внутри одной конфес-
сии. В этом случае «свой» внезапно превращается в «чужого», что можем наблю-
дать в период раскола внутри баптистов [Григоренко 2006: 62]. Например, целью
тактик порицания, критики и осуждения является выражение отрицательного
386
суждения об иноверцах, в нашем случае – сектантах, указание на их недостатки.
Зачастую этим приемом пользовались представители власти в описании «изу-
верств» протестантов.
В качестве объекта критики религиозных сект может, например, выступать
их претензия на исключительность их роли в обществе, их доктрины и ценно-
стей. Зачастую манипулятивные стратегии и стратегии алиенации как агрессив-
ные стратегии воздействия реализуются в группе коммуникантов «верующий-
неверующий». Таким образом, протестантский дискурс характеризуется опреде-
ленным набором коммуникативных стратегий, которые реализуются через си-
стему речевых тактик.
Григоренко А.Ю. Проблема толерантности сквозь призму культурной антропологии и
социологии // Религиозная толерантность. Историческое и политическое измерения / сост. и
общ. ред. А.А. Красикова и Е.С. Токаревой. М.: Московское бюро по правам человека;
Academia, 2006. С. 60-67.
Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. Омск, 1999.
Олянич А.В. Презентационная теория дискурса: монография. Волгоград: Парадигма, 2004.
Тарасов Е.Ф. Речевое воздействие: методология и теория // Оптимизация речевого воз-
действия. М.: Наука, 1990. С. 5-18.
Brown P., Levinson S. Politeness: Some Universals of Language Usage. Cambridge: CUP. 1987.
Yuliya A. Moskvina (Yekaterinburg, Russia)

Ural State University of Railway Transport
COMMUNICATIVE STRATEGIES AND TACTICS OF SPEECH IN PROTESTANT

DISCOURSE
Protestant discourse is viewed as a part of religious discourse. The combination of techniques (com-
municative strategies and tactics speech) used by the Protestant Church and its missionaries allows
to have a psychological impact on the addressee.
Keywords: protestant discourse, communicative strategies, tactics of speech behavior, linguoprag-
matics, perlocutionary effect
Н.Ю. Нелюбова (Москва, Россия)

nat.nelubova@mail.ru
АКСИОЛОГИЧЕСКИЕ КОНЦЕПТОСФЕРЫ ФРАНЦУЗОВ И РУССКИХ:

ИЗ ОПЫТА АНАЛИЗА ПАРЕМИОЛОГИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ
Статья посвящена анализу аксиологических концептосфер французов и русских, основанному

на изучении паремиографических источников, включающих тематические классификации. На
примере концептосферы «Материальные блага» представлено функционирование основных и
сопредельных ценностей как ядра и периферии системы.
Ключевые слова: паремиологические словари, аксиологические концептосферы, ценность, ан-
тиценность, сопредельная ценность, французские пословицы, русские пословицы
Современный контекст антропоцентрически направленных лингвистиче-

ских исследований определяет актуальность изучения, описания и анализа функ-
ционирования систем ценностей различных этносов и их представления в языке.
387
Репрезентативным в данном ракурсе является материал паремиологических сло-
варей, наиболее полно фиксирующих знания о человеке.
Придерживаясь тезиса о соответствии тематического потенциала пословиц
доминантам не только традиционной, но и современной жизни, а тем, обозначен-
ных в паремиографических источниках, – основным концептосферам [Моки-
енко, Никитина 2011: 11], учитывая ведущую роль ценностного компонента в
концептах [Нелюбова 2020а: 166], мы предлагаем употреблять термин аксиоло-
гические концептосферы, под которым понимаем сочетание концептов, пред-
ставляющих ценностно важные области жизни, внутри которых действуют те
или иные ценности или антиценности. Сочетание и взаимное влияние последних
зависят от конкретной концептосферы. Уточнить перечень ценностей, выделив
ядро и периферию состава, позволяет инвентаризация языкового (прежде всего,
паремиологического) материала [Ломакина, Мокиенко 2018: 306]. Следова-
тельно, детальное изучение функционирования ценностей в пределах различных
концептосфер, предполагающее выявление основных и сопредельных ценно-
стей, помогает определить особенности функционирования каждой ценности
внутри системы.
В рамках аксиологических исследований необходимо отметить многомер-
ность категории оценки, которая может рассматриваться в четырех измерениях.
К первому относится объект оценивания (ценность). Второе – предполагает от-
несенность данного объекта с помощью определенных суждений к разряду пло-
хого или хорошего, желанного или отвергаемого, ценного или осуждаемого (то,
что мы называем ценностью и антиценностью). Третье – подразумевает то, что
ценность становится нормой, предписанием определенной линии поведения, а
четвертое – что представителем данных ценностей может быть как отдельный
человек, так и небольшие группы людей или целые социальные группы. Таким
образом, оценочное суждение предполагает взаимодействие объекта, источника
и ситуации оценивания [Jackiewicz 2014: 5].
Наиболее лаконичной, но в то же время емкой языковой единицей, обеспе-
чивающей подобное взаимодействие и максимально объективно отражающей
ценностный опыт поколений, является пословица, поскольку она выражает ло-
гику суждений, поступков с точки зрения определенной морали, не вступающей
в противоречия с принятой в обществе системой ценностей. Анализ названий те-
матических объединений пословичных единиц в словарях позволяет выделить
основные аксиологические концептосферы этноса, а количественный состав дает
возможность определить степень важности, а следовательно, выстроить их отно-
сительную иерархию. Детальный анализ ключевых лексем, метафорических об-
разов и в целом оценочной семантики пословиц внутри каждой тематической
группы выявляет особенности ценностно-антиценностных отношений, суще-
ствующих в пределах одной или нескольких аксиологических концептосфер.
Анализ названий и количественного состава тематических рубрик двух
французских [Montreynaud, Pierron, Suzzoni 2006; http://www.linternaute.fr/pro-
verbe/theme/] и двух русских [Мокиенко, Никитина 2011; Зимин 2020] словарей
показал, что к универсальным ценностям относятся «богатство (деньги), работа
(труд), семья, дружба, счастье, любовь. В таком порядке данные ценности рас-
положены на полученной нами ценностной шкале представителей французской
388
лингвокультуры. В русском языковом сознании на первом месте стоит труд, да-
лее следуют семья, богатство, счастье, дружба, любовь. Указанные ценности
в их пословичной реализации могут трансформироваться в антиценности: про-
тивоположности в своем единстве могут переходить одна в другую и наоборот»
[Нелюбова 2020б: 86], что позволяет нам говорить о данных темах не просто как
о ценностях, а именно об аксиологических концептосферах, внутри которых цен-
ности функционируют как часть системы, взаимодействуя с антиценностями и
сопредельными ценностями. Для большей репрезентативности нами были рас-
смотрены только общие в пределах каждого языка пословицы, найденные в двух
французских и двух русских словарях.
Рассмотрим в качестве примера первую концептосферу, связанную с богат-
ством и деньгами. «Богатство представляет собой одну из ценностных доминант
общечеловеческого характера, поскольку экономические (материально-утили-
тарные) ценности составляют основу любого общества» [Ломакина 2020: 406].
Исходя из наименований тематических рубрик и подрубрик четырех словарей,
наиболее адекватно ее будет отражать номинация «Материальные блага». Во
французских источниках она представлена рубриками «Les échanges et les biens»
(обмен и блага) [Montreynaud, Pierron, Suzzoni 2006] и подрубриками в рубрике
«Société» (общество): «Argent» (деньги), «Fortune» (состояние) и «Richesse / mi-
sère» (богатство / бедность); в русских словарях – рубриками «Богатство и бед-
ность» [Мокиенко, Никитина 2011] и «Достаток» [Зимин 2020]. Анализ названий
подрубрик и их содержания выявляет в основном функционирование элемента
«деньги», а также частей аксиологической диады «богатство – бедность», состав-
ляющих ядро концептосферы, реализуясь в названиях тем и соответствующих
ключевых лексемах пословиц и их диалектического взаимодействия. Дуальность
прослеживается и в названиях рубрик, и в пределах отдельных единиц, в боль-
шей степени проявляясь в русских пословицах, где распространена антитеза: (1)
Бедность учит, а богатство портит; (2) Богатому и на мягкой перине не
спится, а бедняк и на соломе уснет; (3) D’injuste gain juste daim [dommage] (рус.:
Лихом нажитое прочно не бывает). Для последних характерна большая степень
назидательности. Оценка денег и богатства противоречива. В качестве средств
ее выражения часто выступают аксиологические маркеры, преобладающие в рус-
ском материале и характеризующие не только рассматриваемую диаду, но и со-
предельные ценности и антиценности. Среди маркеров отметим различные части
речи оценочной семантики (существительные: (4) L’argent ne fait pas le bonheur
(Не в деньгах счастье); глаголы: (5) Abondance des biens ne nuit pas (Обилие благ
не повредит; рус.: Кашу маслом не испортишь); прилагательные: (6) Plaie d’ar-
gent n’est pas mortelle (Денежные раны не смертельны; рус.: Деньги – дело
наживное); и наречия (7) Запасливый лучше богатого)), яркие метафорические
образы: (8) Мужик богатый – что бык рогатый: в тесные ворота не влезет; (9)
Богат как Крез, а живет как пес и др.).
Большая часть пословиц не выражает положительной или отрицательной
оценки, а несет общую информацию (79% французских и 51% русских посло-
виц), предлагая рациональные способы поведения в жизненных ситуациях, име-
ющих отношение к рассматриваемой тематике. Единицы данной группы взы-
вают к здравому смыслу как регулятору необузданных желаний: (10) Gouverne
ta bouche selon ta bourse (Протягивай ножки по одежке); (11) Не по достатку
389
еда – та же беда. При этом французские пословицы носят более обобщенный
характер, чем русские, и отражают глубокую привязанность к личным благам,
понятие общего блага в них либо отсутствует, либо воспринимается иронично:
(12) Qui donne au commun ne donne pas à un (Кто дарит всем, не дарит никому).
В русском материале находит отражение ориентированность на коллектив,
группу людей: (13) Не с деньгами жить, а с добрыми людьми; (14) Ищи себе
прибыли, а другому не желай гибели.
Следующие пословицы, как и некоторые из приведенных выше, позволяют
выявить периферийную зону – сопредельные ценности – рассматриваемой кон-
цептосферы: жизнь и здоровье: (15) Mieux vaut corps que bien (Лучше жизнь
(тело), чем блага); (16) Здоров буду, и денег добуду; семья (в русских послови-
цах): (17) Бедному зятю и тесть не рад; труд (в русских пословицах): (18) Тру-
довая копейка крепка; счастье (19) Не в деньгах счастье, а в добром согласье
(см. также пример 4); (20) совесть и справедливость: Хоть мошна пуста, зато
совесть чиста (см. также примеры 3, 14); дружба: (21) Les bons comptes font les
bons amis (рус.: Счет дружбы не портит); (22) Денег не стало – и друзей не
бывало; вера и религия: Богатый душу черту закладывает.
Проведенный анализ французского и русского паремиографического матери-
ала, выбранного из четырех словарей, показал, что ядерную зону аксиологической
концептосферы «Материальные блага» составляет элемент «деньги», который
может выступать как ценность и антиценность, аксиологическая диада «богатство
– бедность», реализующаяся как в названиях рубрик и подрубрик словарей, так и
внутри самих пословиц с помощью различных языковых средств. К периферии
относятся сопредельные указанным универсальные ценности, занимающие веду-
щие, но не всегда одинаковые позиции на ценностной шкале двух этносов (жизнь,
здоровье, семья, труд, счастье, совесть, справедливость, дружба, вера, религия).
Зимин В.И. Словарь-тезаурус русских пословиц. Поговорок и метких выражений. М.:
АСТ-ПРЕСС ШКОЛА, 2020.
Ломакина О.В. Концептуальная дихотомия «богатство-бедность» в творчестве Л.Н. Тол-
стого (на материале паремий) // Когнитивные исследования языка. 2020. Вып. XLII. С. 405-410.
Ломакина О.В., Мокиенко В.М. Ценностные константы русинской паремиологии (на
фоне украинского и русского языков) // Русин. 2018. № 4 (54). С. 303-317.
Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Народная мудрость. М.: ЗАО «ОЛМА Медиа Групп», 2011.
Нелюбова Н.Ю. Репрезентация концепта ТРУД в русских и французских пословицах:
ценностный аспект // Когнитивные исследования языка. 2020а. № 3 (42). С. 165-171.
(Арктического) федерального университета. Серия: гуманитарные и социальные науки. 2020б.
№ 5. С. 79-88. DOI: 10.37482/2227-6564-V051
Jackiewicz A. Études sur l’évaluation axiologique: présentation // Langue française. 2014. 84
(4). P. 5-16. https://doi.org/10.3917/lf.184.0005.
Montreynaud F., Pierron A, Suzzoni F. Dictionnaire de proverbes et dictons. P.: Le Robert, 2006.
390
Nataliya Yu. Nelyubova (Moscow, Russia)
RUDN University
AXIOLOGICAL CONCEPTOSPHERES OF THE FRENCH AND RUSSIANS:

ON THE EXPERIENCE OF PAREMIOLOGICAL DICTIONARIES ANALYSIS
The article is devoted to the analysis of axiological conceptospheres of the French and Russians,
based on the study of paremiographic sources, including thematic classifications. The functioning of
the main and correlated values as the core and periphery of the system is presented on the example
of the conceptosphere “Material wealth”.
Keywords: paremiological dictionaries, axiological conceptospheres, value, anti-value, correlated
value, French proverbs, Russian proverbs
Д.С. Павлова (Пермь, Россия)

Пермский государственный национальный исследовательский университет
pavlovads@mail.ru
ОБРАЗЫ РОССИЙСКИХ ГОРОДОВ

В ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ ШКОЛЬНИКОВ
В статье рассматривается проблема моделирования геоконцепта города в языковом сознании

школьников. Материалом исследования стали 2117 реакций, полученные в ходе цепного ассо-
циативного от 152 информантов – воспитанников образовательного центра «Сириус» (г.
Сочи). Работа выполнена в рамках исследований в области «наивной географии». Анализ ма-
териалов позволил выявить основные черты, определяющие образы исследуемых городов в
языковом сознании школьников, а также выделить источники их формирования.
Ключевые слова: когнитивная наука, языковое сознание, образ города, ассоциативный экспе-
римент, классификация, моделирование
Довольно давно представления людей об окружающем их макропростран-

стве рассматриваются в рамках теории «наивной географии» [Egenhofer, Mark
1995; Saarinen 1988]. Наивная география – экспериментальная наука, источником
данных которой являются зафиксированные в виде вербальных реакций или ри-
сунков непрофессиональные географические рефлексии о географических объ-
ектах разного масштаба: от уровня локализованного пространства населенного
пункта до уровня страны и мира в целом. Характер представлений о геообъектах
не означает, что наивная география – это география невежественных или просто-
душных людей, или же людей образованных или необразованных; это география
«здравого смысла» [Egenhofer, Mark 1995]. Сами представления о географиче-
ских объектах отражают особенности представлений об окружающей среде и по-
ведения в ней различных социальных групп, выделяемых по возрастному, ген-
дерному, национальному, религиозному и другим признакам [Kaplan 2011;
Taylor 2001].
В рамках когнитивной науки геопространственные представления об объек-
тах макропространства можно рассматривать с помощью понятия геоконцепта,
который в гуманитарной географии понимается как «любое значимое для опре-
деленного сообщества место, обладающее устойчивым образом» [Калуцков
2012: 27]. Однако содержание одного и то же геоконцепта может заметно варьи-
ровать в зависимости от региона проживания информантов, социальной группы
и др., что продемонстрировано в работах [Зелянская и др. 2016; Zelianskaia et al.
391
2020]. Рассматривая же геоконцепт в рамках «наивной», а не «культурной» гео-
графии, т.е. конструируя с помощью семантических методов систему менталь-
ных репрезентаций геообъектов обыденного сознания, мы приходим к тому, что
модели геоконцептов могут быть разных типов. Самая простая модель может
быть получена в результате вербального опроса информантов об интересующих
исследователей географических объектах. В то же время и представляемый ма-
териал содержит потенциал к вариативному представлению геоконцептов в за-
висимости от места проживания респондентов и их социальных параметров.
Предметом настоящего исследования являются геоконцепты российских го-
родов, только формирующиеся в языковом сознании молодой, одаренной, вос-
приимчивой ко всем каналам информации аудитории – старшеклассников – вос-
питанников образовательного центра «Сириус» (г. Сочи).
Экспериментальное моделирование геоконцептов городов проходило в не-
сколько этапов. На первом этапе осуществлялся сбор материала с помощью ме-
тодики цепного ассоциативного эксперимента, в котором приняли участие
152 воспитанника образовательного центра «Сириус». Все информанты – учащи-
еся 7–11 классов школ из разных городов России. Эксперимент проходил в пись-
менном виде. Участникам предлагалось написать 3–5 слов и/или словосочета-
ний, которые возникают у них на стимулы – города России: Челябинск, Якутск,
Екатеринбург, Омск, Сочи, Казань, Калининград, Новосибирск, Владивосток,
Севастополь, Москва, Санкт-Петербург. Данные города России были выбраны в
качестве стимулов по результатам голосования участников проектной команды,
участвовавших в сборе материала. В результате эксперимента было получено и
проанализировано 2117 реакций.
На втором этапе полученные реакции экспортировались в информационную
систему «Семограф» (подробнее о системе см. в [Белоусов, Зелянская, Баранов
2012]). Для анализа данных был разработан двухуровневый классификатор, со-
стоящий из 18 тематических полей. Важно, что примененная классификация до-
пускала размещение одной реакции сразу в нескольких полях, например, реакция
Олимпийские игры вошла и в поле СПОРТ, и в поле СОБЫТИЯ.
На третьем этапе осуществлялась автоматическая обработка данных, осно-
ванная на проведенном полевом анализе. Были получены объемы тематических
полей и рассчитаны семантические карты, фиксирующие силу связи между по-
лями (связность полей возникает вследствие наличия у одного информанта реак-
ций, приписанных данным полям).
На четвертом этапе визуализация полученных данных осуществлялась с по-
мощью программы Gephi и веб-приложения SciVi. В первом случае получились
неориентированные графы, отражающие объем и связи семантических полей, а во
втором случае – круговые графы, представляющие общую систему семантических
полей, характерных для каждого города.
Данные об объемах тематических полей, полученных в результате анализа
реакций, представлены в таблице.
Из таблицы видно, что в геоконцептах всех городов актуализировано мно-
жество тематических полей, однако степень актуализации полей различна. На
актуализацию тех или иных полей оказали влияние такие факторы как знание
информантами истории и географии, культурных особенностей; наличие общих
фоновых знаний о регионе, упоминаний о данных городах в медиапространстве,
392
наличие связанного с этим городом личного опыта и др.
Таблица. Объем тематических полей геоконцептов городов, %*
Город
Екатеринбург
С.-Петербург
Новосибирск
Калининград
Владивосток
Севастополь
Челябинск
Темати- Москва
Якутск
Казань
Омск
Сочи
ческие
поля
Военная
тематика 0,8 0 3,9 0 0,5 1,7 0 0 29,7 0 0 0
Геогра-
фия 6,4 40,3 88,3 48 20,7 80,8 68,5 23,9 60 94,6 58,4 77,4
Досуг 1,7 4,6 0 7 4,9 2,3 4 0,5 1,3 27,9 2.4 0
Еда и
напитки 0,4 6,7 7,1 2,5 21,7 1,7 0,7 5,3 1,3 7,8 2,4 1,4
Инфраст-
руктура 22 7,1 8,4 11 12,5 6,4 19,5 1,6 9 8,5 4,8 1,4
История
11 21,4 1,3 25 8,2 20,9 1,3 8,5 25,2 38,8 37,3 0
Культура
85,6 82,8 5,2 20,5 53,3 8,1 4 1,6 15,5 14,7 3,6 2,1
Личный
опыт 6,8 9,2 9,7 24 8,2 10,5 12,1 6,9 14,8 91,5 21,1 8,9
Люди
17,8 18,9 9,1 36 34,2 13,4 8,1 9 6,5 3,9 6,6 11
Образо-
вание / 22,9 8,4 5,2 9 22,3 8,7 25,5 9 6,5 77,5 6 2,1
наука
Оценка
30,5 22,3 41,6 24,5 27,7 32 26,8 34 16,8 35,7 41,6 12,3
Политика 11 0,8 0 2,5 0,5 0 0 0 9 0 0 2,1
Спорт 4,2 5 4,5 7,5 7,6 1,7 2,7 16,5 0 45,7 12 0
Статус
города 28 8,4 5,2 5,5 1,6 1,2 4,7 4,8 21,9 14,7 2,4 1,4
Транс-
порт 14,8 1,3 13 2,5 1,1 1,2 6 12,2 4,5 0,8 3,6 0,7
Цвет 3,4 3,4 1,3 2,5 3,8 1,2 6,7 2,1 1,3 0,8 4,2 1,4
Эконо-
мика 18,6 2,9 1,9 8 2,7 2,3 4,7 8,5 2,6 0 38 1,4
Этногра-
фия 3,4 0 4,5 1 58,2 2,3 0,7 3,2 1,9 2,3 0 33,6
*Проценты рассчитывались от общего количества реакций для данного города.

Самым разносторонним из рассмотренных городов оказался Сочи. Только на
стимул Сочи не было зарегистрировано ни одного отказа. Одним из объемных и
значимых стало поле ГЕОГРАФИЯ (субтропики, море, Кавказ, горы и др.). Важ-
ными стали поля ЛИЧНЫЙ ОПЫТ (хорошие условия, детство, в Сочи-Парке
вкусное мороженое, свободная жизнь, друзья и др.) и ОБРАЗОВАНИЕ И НАУКА
(Сириус, обучение, много талантов выращено), поскольку именно в Сочи прохо-
393
дил эксперимент, там информанты находились на протяжении смены в образова-
тельном центре «Сириус». Кроме того, большими по объему оказались поля
СПОРТ (Олимпийские игры, Зимняя Олимпиада, Формула 1, хоккейный клуб Сочи,
сборная до 16 лет и др.), ИСТОРИЯ (события, связанные с Зимней олимпиадой)
и ДОСУГ (пляж, аттракционы, туризм, Сочи парк, каникулы и др.).
Отметим, что тесно связанными между собой (т.е. компоненты вошли одно-
временно в оба поля) оказались поля КЛИМАТ и ПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ
ОЦЕНКА. Так как большая часть респондентов проживает в центральной части
России, информанты положительно оценили теплую и сухую сочинскую погоду
в октябре. Тесная связь видна между полями СПОРТ и ИСТОРИЧЕСКИЕ СО-
БЫТИЯ, которую легко можно объяснить упомянутой респондентами Зимней
Олимпиадой, являющейся одновременно событием и истории, и спорта. Кроме
того, все информанты – воспитанники ОЦ «Сириус» и приехали в Сочи для уча-
стия в образовательных программах центра, поэтому сильную связь образовали
поля ЛИЧНЫЙ ОПЫТ и ОБРАЗОВАНИЕ И НАУКА.
Таким образом, проведенный ассоциативный эксперимент, анализ получен-
ных в ИС «Семограф» результатов, а также анализ построенных графов позволяют
сделать некоторые выводы. Во-первых, информанты хорошо описывают города
своего региона. Во-вторых, наибольшее количество ассоциаций информанты дали
на стимулы Москва, Санкт-Петербург, Казань и Сочи; отказов больше всего было
на стимулы Омск, Новосибирск, Калининград и Владивосток. В-третьих, респон-
денты негативно оценили Челябинск и Омск, позитивно – Казань, Санкт-Петер-
бург, Сочи; оценка Москвы оказалась амбивалентной. В-четвертых, наиболее объ-
емным и ярко выраженным полем в геоконцептах ЯКУТСК и КАЗАНЬ (столицах
национальных республик) оказалось поле ЭТНОГРАФИЯ. В-пятых, на формиро-
вание геоконцептов городов оказывают влияние школьное образование и медиа-
пространство, включающее мемы, песни, мультфильмы, сериалы, шоу и т.д.
Белоусов К.И., Зелянская Н.Л., Баранов Д.А. Концептуально гипертекстовая модель
управления контентом в ИС «Семограф» // Вестник Оренбургского государственного универ-
ситета. 2012. № 11. С. 56–61.
Зелянская Н.Л., Баранов Д.А., Белоусов К.И. Наивная география и топология геоменталь-
ных карт // Социо- и психолингвистические исследования. 2016. № 4. С. 126-136.
Калуцков В.Н. Геоконцепты в географии // Культурная и гуманитарная география. 2012.
Т. 1. № 1. С. 27-36.
Egenhofer M.J., Mark D.M. Naive Geography // Spatial Information Theory: A Theoretical
Basis for GIS. Berlin: Springer-Verlag, 1995. P. 1-15.
Saarinen T.F. Centering of Mental Maps of the World // National Geographic Research. 1988.
No. 4 (1). P. 112-127.
Taylor S.P. Place identification and positive realities of aging // Journal of Cross-Cultural Ger-
ontology. 2001. No. 16. P. 5-20.
Kaplan D.H., Herb G.H. How geography shapes National Identities. National Identities, 2011.
Vol. 13. No. 4. P. 349-360.
Zelianskaia N.L., Belousov K.I., Galinskaia T.N., Ichkineeva D.A. Naive Geography: Geocon-
ceptology and Topology of Geomental Maps // Heliyon. 2020. Vol. 6, Iss. 12. P. 1-14.
394
Darya S. Pavlova (Perm, Russia)
Perm State National Research University
GEO-CONCEPTS OF RUSSIAN CITIES

IN LINGUISTIC CONSCIOUSNESS OF STUDENTS
The paper deals with the problem of modeling the geo-concept of a city in the linguistic consciousness
of schoolchildren. The material of the research was 2,117 reactions obtained in the course of the chain
associative from 152 informants – students of the educational center “Sirius” (Sochi). The work was
carried out within the framework of research in the field of “naive geography”. The analysis of the
materials made it possible to identify the main features that determine the images of the cities under
study in the linguistic consciousness of schoolchildren, and also to highlight the sources of their for-
mation.
Keywords: cognitive science, linguistic consciousness, the image of the city, associative experiment,
classification, modeling
Л.В. Пахомов (Пермь, Россия)

pahomov_l@mail.ru
ОПЫТ МОДЕЛИРОВАНИЯ ОБЛАСТИ-МИШЕНИ МЕТАФОРЫ

КАК СПОСОБ ВЕРБАЛИЗАЦИИ ЦЕЛИ ДИСКУРСА
Статья посвящена моделированию области-мишени когнитивной метафоры, реализующейся

в вокально-педагогическом дискурсе. Моделирование проводилось при помощи метода фрей-
мовой семантики. В исследовании доказывается, что структура области-мишени вокальной
метафоры отражает тематику и цель вокально-педагогического дискурса – физиологичность
пения при координации работы органов вокального аппарата для наиболее полного раскрытия
возможностей звучания голоса.
Ключевые слова: когнитивная метафора, дискурс, метафорическое пространство, вокально-пе-
дагогический дискурс, область-мишень когнитивной метафоры
Когнитивная метафоризация – это механизм человеческого мышления, свя-

зывающий отдельные концептуальные сферы и позволяющий организовать ре-
зультаты опыта в единое целое.
Метафора как результат метафоризации может быть закреплена в языковой
форме; в таком случае концептуальная область-источник и область-мишень фик-
сируются в определенных языковых значениях и/или семантических полях. Ме-
тафора контекстуально зависима, и контексты употребления метафоры обычно
связаны с определенным типом дискурса.
В данном исследовании в качестве способа организации системы метафор
предлагается метафорическое пространство дискурса, под которым понимается
часть семантического пространства дискурса, единое целое, основанное на слож-
ном взаимоотношении семантических пространств источника и мишени, а также
семантических областей внутри этих пространств, во всем множестве метафор
дискурса.
Моделирование метафорического пространства дискурса проводилось на
примере вокально-педагогического дискурса. Вокально-педагогический дискурс
представляет собой разновидность педагогического дискурса, реализующуюся
при преподавании вокала.
395
Исследование метафор в вокально-педагогическом дискурсе проводилось в
период 2013–2015 гг. Были проанализированы 8 аудиозаписей занятий по соль-
ному пению. В качестве информантов были привлечены четыре преподавателя
сольного пения Пермского государственного института культуры. Общее число
метафор, выделенное в текстах, составило 465 метафорических выражений.
В рамках исследования представим часть модели метафорического простран-
ства дискурса – модель области-мишени вокальной метафоры. Модель строится
на основе фреймовой семантики. Метод позволяет моделировать «принципы
структурирования и отражения определенной части человеческого опыта, знаний
в значениях языковых единиц, способы активации общих знаний, обеспечиваю-
щих понимание в процессе языковой коммуникации» [Болдырев 2004: 29].
Определение слотов фреймов области-мишени вокальных метафор прово-
дилось на основании данных таких словарей как «Толковый идеографический
словарь русских глаголов» [Бабенко 2007] и «Большой толковый словарь рус-
ских существительных» [Бабенко 2005] под редакцией Л.Г. Бабенко.
В результате анализа области-мишени было выделено два фрейма: «АКУ-
СТИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА» и «ФИЗИОЛОГИЯ ПЕНИЯ».
Фрейм-1 «АКУСТИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА» описывает акустические харак-
теристики звучания, осмысленные метафорически. Так, объективные акустиче-
ские характеристики, такие как частота колебания, сила, время звучания, спектр
звука, реализуются слотами «общее качество звука», «сила звука», «тембр», «ре-
гулярность волны», «воздушная среда», «высота звука», «темп» (см. Табл. 1).
Таблица 1. Частота слотов в структуре фрейма-1 «АКУСТИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА»
области-мишени вокальной метафоры, абс.
Слоты фрейма
Частота слота
«АКУСТИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА»
Тембр 120
Общее качество звука 63
Воздушная среда 46
Высота звука 36
Сила звука 23
Темп 19
Регулярность волны 16
ВСЕГО 323
Фрейм-2 «ФИЗИОЛОГИЯ ПЕНИЯ» области-мишени представлен наимено-
ваниями органов и мест вокализации в их связи с работой, положением, состоя-
нием: «работа органа / органов», «положение органа / органов», «состояние ор-
гана / органов», «ощущение певца» (см. Табл. 2).
Таблица 2. Частота слотов в структуре фрейма-2 «ФИЗИОЛОГИЯ ПЕНИЯ»
области-мишени вокальной метафоры, абс.
Слоты фрейма
Частота слота
«ФИЗИОЛОГИЯ ПЕНИЯ»
Работа органа / органов 170
Положение органа / органов 145
Состояние органа / органов 47
Ощущение певца 24
ВСЕГО 386
396
Для характеристики области-мишени необходимо определить соотношение
слотов фрейма-1 «АКУСТИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА» и слотов фрейма-2 области-
мишени «ФИЗИОЛОГИЯ ПЕНИЯ». Результаты подсчетов частоты сочетаний
слотов представим ниже (см. Табл. 3).
Таблица 3. Частота сочетаний слотов фрейма-1 «АКУСТИЧЕСКИЕ ВОЙСТВА»
и фрейма-2 «ФИЗИОЛОГИЯ ПЕНИЯ», абс.
Слоты фрейма-2
Слоты Нет
Работа Положение Состояние Ощущение
фрейма-1 сочетания
органов органов органов певца
Тембр 24 58 2 21 13
Общее качество 26
21 11 6 –
звука
Воздушная среда 17 22 3 – 1
Высота звука 7 2 3 – 25
Сила звука 16 3 – – 4
Темп 14 – – – 4
Регулярность 1
15 – – –
волны
Нет сочетания 56 48 35 2 –
Представим соотношение слотов области-мишени в виде неориентирован-
ного графа (см. Рис. 1).
Рис. 1. Схема соотношения слотов области-мишени вокальной метафоры

Кроме частотности соотношений мы рассчитали процент отсутствия соот-
ношений слота одного фрейма с другим слотом. Данный процент высчитывался
по отношению ко всем возможным 465 метафорам. Такое отсутствие возможно
в тех случаях, когда метафора направлена либо на акустический, либо на физио-
логический аспект пения. Отсутствие взаимодействия со слотом другого фрейма
позволяет говорить о самостоятельности слота.
В структуре фрейма-1 слоты «работа органа / органов» и «положение органа
/ органов» оказались самыми автономными. Преподаватели употребляют мета-
форы типа отбросить челюсть или гортань ползает, чтобы акцентировать вни-
мание на неправильной работе или положении конкретного органа.
Во фрейме-2 наиболее самостоятельны слоты «общее качество звука» и
«высота звука». Например, метафоры звучать корявенько и нота могла сразу
встать описывают только общие качества звучания и высоты соответственно
без обращения к физиологическим процессам пения.
В структуре области-мишени происходит соотношение слотов фрейма-1
397
«АКУСТИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА» и фрейма-2 «ФИЗИОЛОГИЯ ПЕНИЯ». Без-
условно, пение является акустико-физиологическим процессом, однако вокаль-
ная метафора позволяет как передать взаимосвязь акустических и физиологиче-
ских характеристик, так и разделить эти сферы. На начальных этапах постановки
голоса большее внимание уделяется «настраиванию» аппарата, поэтому вокаль-
ная метафора является более физиологической, что статистически отражается в
большей частотности слотов фрейма-2 «ФИЗИОЛОГИЯ ПЕНИЯ» по сравнению
с частотностью слотов фрейма-1 «АКУСТИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА» (323 против
246 из 465), а также в большей самостоятельности слотов фрейма-2 «ФИЗИОЛО-
ГИЯ ПЕНИЯ».
Таким образом, область-мишень вокальной метафоры репрезентирует пе-
ние как акустико-физиологический процесс и соответствует целям вокально-пе-
дагогического дискурса – физиологичности пения при координации работы ор-
ганов вокального аппарата для наиболее полного раскрытия возможностей зву-
чания голоса. Соотношения слотов фреймов области-мишени позволяют пере-
дать взаимосвязь акустических и физиологических характеристик, а отсутствие
соотношений – разделить эти сферы.
Болдырев Н.Н. Концептуальное пространство когнитивной лингвистики // Вопросы ко-
Большой толковый словарь русских глаголов: Идеографическое описание. Синонимы.
Антонимы. Английские эквиваленты / под ред. Л.Г. Бабенко. М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2007.
Большой толковый словарь русских существительных: Идеографическое описание. Си-
нонимы. Антонимы / под ред. Л.Г. Бабенко. М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2005.
Leonid V. Pakhomov (Perm, Russia)

EXPERIENCE OF MODELING METAPHOR TARGET DOMAIN

AS A METHOD FOR VERBALIZING OF DISCOURSE PURPOSE
The article is devoted to modeling of cognitive metaphor target domain in vocal pedagogical dis-
course. Modeling was carried out using the method of frame semantics. The issue proves that vocal
metaphor structure of target domain reflects theme and purpose of vocal-pedagogical discourse: the
physiological nature of singing with coordinating work vocal apparatus for the most complete sound-
ing the voice.
Keywords: cognitive metaphor, discourse, metaphorical space of discourse, vocal-pedagogical dis-
course, target domain of cognitive metaphor
Е.В. Петрова (Лесосибирск, Россия)

Филиал СибГУ им. М.Ф. Решетнева в г. Лесосибирске
1986kateM@rambler.ru
ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ КАК МЕХАНИЗМ

ФОРМИРОВАНИЯ ПРЕЦЕДЕНТНОСТИ
Концептуальная структура прецедентных имен рассматривается в статье относительно когни-

тивно-матричного формата своей организации. Ядерный компонент данной структуры пред-
ставлен понятийной составляющей концепта ИМЯ СОБСТВЕННОЕ. Он по-разному осмыс-
ливается в периферийных элементах матрицы, профилируя при этом нужные прецедентные
398
характеристики. В статье доказывается, что основным механизмом формирования прецедент-
ности выступает лингвистический контекст.
Ключевые слова: когнитивная матрица, концепт, концептуальная структура, лингвисти-
ческий контекст, прецедентные имена
На современном этапе развития когнитивной лингвистики особую значи-

мость приобретает проблема интерпретации и переосмысления концептов, спе-
цифика их вторичной номинации. Одну из сторон данной проблемы отражает
процесс приобретения именами собственными статуса прецедентности.
В научной литературе прецедентные имена характеризуются как имена-
символы, указывающие на некоторые эталонные совокупности определенных
качеств, либо индивидуальные имена, связанные с каким-либо прецедентным
текстом или прецедентной ситуацией [Гудков 2003]. Они рассматриваются как
сложные и многоаспектные явления интегративного формата.
Концепты подобной интегративной структуры в когнитивной лингвистике
принято представлять в виде когнитивной матрицы – системы взаимосвязанных
когнитивных контекстов или областей концептуализации объекта [Болдырев
2014]. Ядро когнитивной матрицы прецедентного имени образует понятийная
составляющая концепта ИМЯ СОБСТВЕННОЕ (или концепта ОНИМ).
Указанное ядерное содержание по-разному осмысливается в различных ко-
гнитивных контекстах, которые выступают периферийными компонентами мат-
рицы. Именно в рамках данных периферийных областей формируется прецедент-
ность конкретного онима. Когнитивно-матричный анализ структуры прецедент-
ного имени позволяет выделить семь основных когнитивных контекстов осмыс-
ления прецедентных имен: внешний вид; характер, поведение; чувства; деятель-
ность, результат деятельности; ситуация, событие; текст и высказывание.
Главным механизмом формирования прецедентности имен собственных
выступает лингвистический контекст. Употребление тех или иных языковых
единиц в контексте с прецедентным именем позволяет ониму эксплицировать
необходимые прецедентные характеристики и указывает на конкретный кон-
текст осмысления. Основной функцией использования прецедентных онимов в
дискурсе является придание контексту образности и/или его детализация.
В рамках концептуальной области ВНЕШНИЙ ВИД прецедентные имена
осмысливаются с позиции внешнего вида прецедента. Указанные характери-
стики чаще всего эксплицируются благодаря употреблению в контексте глаголов
с семантикой указания на определенный внешний вид (look, выглядеть), а также
существительных, номинирующих части тела, особенности внешности, пред-
меты одежды, аксессуары и т.д. Например,
1) Now look at Brandon. Brandon looks a little like Jim Carrey (COCA);
2) Плотный круглолицый человек с маленькими, как у Чарли Чаплина, ры-
жими усиками подошел,… без приглашения сел напротив (НКРЯ) и т.д.
В контексте (1) на область осмысления ВНЕШНИЙ ВИД указывает слово-
сочетание looks like, полная форма которого дополняется прецедентным именем
Jim Carrey. В контексте (2) словосочетание маленькими усиками наряду со срав-
нительным оборотом как у Чарли Чаплина позволяет эксплицировать конкрет-
ную деталь внешнего вида прецедента (маленькие усы).
Прецедентные имена осмысливаются в рамках концептуальной области
399
ХАРАКТЕР, ПОВЕДЕНИЕ благодаря употреблению в контексте языковых еди-
ниц, репрезентирующих определенные черты характера, или глаголов действия,
номинирующих поведение. Например,
3) … the Negro had to be college-bred, one of history’s greatest all-around ath-
letes, as honest as Jesus … merely to get a chance to play a mere sport (COCA);
4) Нельзя требовать от монаха, чтобы он вел себя как Дон Жуан (НКРЯ).
Употребление прецедентного имени Jesus внутри сравнительного оборота с
прилагательным honest указывает на нужный контекст осмысления, объективи-
руя такие черты характера как честность и непогрешимость. Сочетание языко-
вых единиц вел себя как и прецедентного имени Дон Жуан эксплицирует харак-
теристики поведения дамского угодника и ловеласа.
Как правило, в рамках концептуальной области ЧУВСТВА прецедентность
имен собственных формируется при помощи словосочетаний feel like и чувство-
вать как, а также прилагательных и существительных, номинирующих различ-
ные чувства, эмоции и ощущения, переживаемые прецедентом:
5) I’m single, in my late 40s and have no children…well, I sort of felt like Carrie
Bradshaw in that Sex & the City episode… a bit tired of paying for wedding and baby
gifts for everyone else (COCA);
6) Это бормотание культурологических джунглей зачаровывало меня
точно так же, как зачаровывало шипение Каа несчастных бандерлогов (НКРЯ).
В контексте (5) чувства прецедента объективируются при помощи языковых
единиц feel, tired of, сравнительного оборота like Carrie Bradshaw и описания пре-
цедентной ситуации. В свою очередь, контекст (6) репрезентирует ощущения
прецедента, схожие с состоянием гипноза. Механизмом формирования преце-
дентности в данном случае выступает глагол зачаровывает.
В рамках концептуальной области ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, РЕЗУЛЬТАТ ДЕЯ-
ТЕЛЬНОСТИ прецедентность имен собственных реализуется на основании ха-
рактеристик, связанных с профессией, хобби, заслугами, достижениями, пораже-
ниями, особенностями образа жизни и т.п. Например,
7) First I would write steamy novels about my own hot love life, eventually be-
coming world famous like Grace Metalious (COCA);
8) – Да, я вполне допускаю, что ислам, если он завоюет Европу, через пять-
сот – семьсот лет даст великую живопись, собственного Леонардо (Собесед-
ник № 50 (1736) 26.12.2018-1.01.2019: 12) и т.д.
В указанных контекстах прецедентные имена осмысливаются с позиции
профессии, занятия. Прецедентное имя Grace Metalious объективирует профес-
сию писателя, чему способствует лингвистический контекст write, novels about,
love life. В свою очередь, прецедентный оним Леонардо осмысливается как вели-
чайший художник и живописец, на нужный контекст осмысления указывает сло-
восочетание великая живопись.
Реализуя свой когнитивный потенциал в рамках концептуальной области
СИТУАЦИЯ, СОБЫТИЕ, прецедентный оним, как правило, объективирует од-
ного из основных участников конкретной прецедентной ситуации:
9) … the resulting dossier, would shake the American community and cause a
political earthquake not seen since the dark days of Richard Nixon and Watergate (The
Guardian 15.11.2017: https://clck.ru / CA9mN);
400
10) Вот только возить их будут по Красноярску мимо так называемых «по-
темкинских деревень» – недостроенных и недокрашенных зданий (не успели, что
поделаешь?) забранных красивой драпировкой (Красноярский рабочий № 16
(27411) 1.03.2019: 3);
Прецедентный онимы Richard Nixon и Watergate объективируют прецедент-
ную ситуацию Уотергейтского скандала, что достигается при помощи лингви-
стического контекста: dossier, cause a political earthquake. В контексте (10) ре-
презентируется ситуация установки бутафорских деревень, которые были якобы
выстроены князем Потемкиным по маршруту следования Екатерины II. Меха-
низмом формирования прецедентности онима выступают языковые единицы: де-
ревни, здания, красивая драпировка.
Прецедентное имя осмысливается с позиции прецедентного ТЕКСТА, если
источником прецедентной ситуации (одной или нескольких) выступает сюжет
литературного произведения:
11) … he had a momentary vision of the free world’s foreign ministers sit-
ting like Robin Hood’s gang around a flickering campfire, greasy lumps of venison in
their fingers, arguing about who should be permanent members of the Security Council
(COCA);
12) Вот если бы у меня была дача в Малаховке, мечтала Маня по дороге на
кухню… Отчасти Маня Поливанова напоминала самой себе помещика Манилова
из Гоголя, который желал, чтоб непременно был пруд, а через пруд чтоб мост…
(Устинова Т. Один день, одна ночь. – М.:ЭКСМО, 2012: 16) и т.д.
В указанных контекстах прецедентные имена Robin Hood, Манилов, Гоголь
объективируют характеристики прецедентных текстов английских средневеко-
вых баллад и романа Н. Гоголя «Мертвые души» соответственно.
Особое место в структуре концепта ПРЕЦЕДЕНТНОЕ ИМЯ занимает об-
ласть ВЫСКАЗЫВАНИЕ. Чаще всего внутри указанной концептуальной обла-
сти прецедентное имя осмысливается как лицо, произносящее прецедентное вы-
сказывание. При этом основную смысловую нагрузку несет лингвистический
контекст. Основной функцией прецедентного онима является функция придания
контексту образности. Например,
13) If your child has done abysmally in an examination, for example, instead of
getting angry, ask questions that may turn wrong choices into learning opportunities…
As wise old Dumbledore put it, «It is our choices, Harry, that show what we truly are,
far more than our abilities» (COCA);
14) Как говаривал старина Винни-Пух, «никогда не знаешь, что случится,
если имеешь дело с пчелами!» (НКРЯ) и т.д.
Таким образом, концепт ПРЕЦЕДЕНТНОЕ ИМЯ (ПРЕЦЕДЕНТНЫЙ
ОНИМ) – это сложный ментальный конструкт матричной структуры. Ядро ко-
гнитивной матрицы прецедентного имени представлено понятийной составляю-
щей концепта ИМЯ СОБСТВЕННОЕ (или ОНИМ). Элементы ядерного содер-
жания реализуют свой когнитивный потенциал в семи концептуальных областях:
внешний вид; характер, поведение; чувства; деятельность, результат деятельно-
сти; ситуация, событие; текст и высказывание. Основным механизмом формиро-
вания прецедентности имени собственного выступает лингвистический кон-
текст. Он коррелирует с прецедентным именем, помогая объективировать кон-
кретные прецедентные характеристики.
401
ций. Изд. 4-е, испр. и доп. Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина, 2014.
Гудков Д.Б. Теория и практика межкультурной коммуникации. М.: ИТДГК «Гнозис», 2003.
Yekaterina V. Petrova (Lesosibirsk, Russia)

The branch of Siberian State University named after M.F. Reshetnev in Lesosibirsk
LINGUISTIC CONTEXT AS A DEVICE FOR THE FORMATION OF PRECEDENCE

The article states that the conceptual structure of precedent names has a cognitive matrix format. The
core of this structure is represented by the notion component of the proper name concept. Proper
names are differently interpreted in the peripheral elements of the matrix. They explicate necessary
precedent characteristics while interacting with definite linguistic context. This is the main mecha-
nism for the formation of precedence of precedent names.
Keywords: cognitive matrix, concept, conceptual structure, linguistic context, precedent names
Е.М. Позднякова (Москва, Россия)

Московский государственный институт международных отношений (университет) МИД РФ
helenpozdnyakova@yandex.ru
Е.В. Суворина (Москва, Россия)
SuvorinaEV@mgpu.ru
КОРПУСНЫЙ АНАЛИЗ ЯЗЫКОВЫХ РЕПРЕЗЕНТАЦИЙ

КОГНИТИВНЫХ ИЗМЕНЕНИЙ В СОЗНАНИИ ЧЕЛОВЕКА
ПОД ВЛИЯНИЕМ ПАНДЕМИИ COVID-19
В статье представлены результаты анализа изменений языковых репрезентаций в конструкциях
типа any adjective + feeling of и feeling of + any noun для корпусов iWeb и Coronavirus Corpus.
Показана высокая скорость изменения лингвокогнитивных особенностей слов в современной
информационной среде при воздействии стрессовых экстралингвистических факторов.
Ключевые слова: лингвистический корпус, коллокация, лексический профиль, критерий вза-
имной информации, когниция, пандемия коронавируса
Продолжающаяся пандемия коронавируса COVID-19 оказывает сильней-

шее воздействие на социальное и психологическое состояние людей, что, без-
условно, влияет на когнитивные процессы и их отражение в языке. При общем
консенсусе относительно собственно самого факта такого влияния, существует
необходимость получения количественных оценок обнаруженных когнитивных
изменений [Chen 2020; Di Corrado 2020; Buzzi 2020; Xie 2020]. Решение этой за-
дачи возможно с применением методов корпусной и когнитивной лингвистики.
Ранее была показана возможность идентификации когнитивных процессов
методами корпусной лингвистики с привлечением статистических критериев и
корпусных веб-менеджеров [Суворина 2014; Позднякова, Суворина 2015].
Для анализа в настоящей работе использованы два корпуса, которые пред-
ставлены на сайте http://www.english-corpora.org: iWeb и Coronavirus Corpus.
Выбор корпуса Coronavirus Corpus очевиден: он охватывает период строго после
начала пандемии и собран на основе сетевых источников (блоги, краткие сооб-
щения, веб-страницы). Такая несбалансированность корпуса по источникам
402
определила выбор сопряженного корпуса для анализа. Вместо стандартного под-
хода с привлечением корпуса СОСА, был выбран постоянно пополняемый кор-
пус iWeb, также, как и COCA, созданный до начала пандемии.
Из всех возможных вариантов современного анализа лексических единиц
был выбран метод изучения лексического профиля слова. Этот подход основан
на классическом варианте построения естественных лексических профилей для
конструкций a feeling of + any noun и any adjective + feeling, представленном в
работе [Позднякова, Суворина 2015], в двух корпусах, их дальнейшем сравнении
и интерпретации. В таблице приведены естественные лексические профили для
корпусов iWeb и Coronavirus Corpus.
Таблица. Естественные лексические профили до (iWeb) и в ходе пандемии (Coronavirus)
a feeling of + any noun any adjective + feeling
iWeb Coronavirus iWeb Coronavirus
1 accomplishment effects general strange
2 fullness pinch overall different
3 freedom impact great strong
4 security pressure overwhelming weird
5 love symptoms strong overwhelming
6 satisfaction pain real bad
7 dread strain wonderful eerie
8 safety heat constant amazing
9 warmth anxiety intense best
10 well-being loss deep nagging
11 guilt stress good overall
12 space brunt warm special
13 relief isolation true growing
14 peace helplessness strange horrible
15 community fear slight real
16 excitement amazing
17 helplessness certain
18 pride distinct
19 comfort uncomfortable
20 power
Деформация естественных профилей абсолютно ясна в конструкции a feel-
ing of + any noun. Коллокатами в Coronavirus Corpus выступают слова, связанные
с болезнью (pressure, symptoms, pain и т.д.). Анализируя полученный лексиче-
ский профиль можно также отметить ряд коллокатов, значение которых связано
с переживаниями людей, находившихся в изоляции (stress, isolation, fear, help-
lessness). В конструкции any adjective + feeling присутствуют преимущественно
коллокаты с негативным значением.
Следующим этапом анализа стала визуализация когнитивных изменений в
трехмерном наборе дихотомий pleasure-pressure, optimistic-pessimistic, stress-re-
laxation в двух корпусах с использованием адаптивных лексических профилей,
построенных для указанных выше дихотомий с конструкцией feeling of.
Для визуализации и количественного анализа когнитивных изменений, вы-
раженных в используемых лингвистических корпусах, были построены адаптив-
ные лексические профили [Позднякова, Суворина 2015] для слова feeling cо сле-
дующими парами слов, задающих положительное и отрицательное направление
403
вдоль соответствующей оси координат: pleasure – pressure, optimistic – pessimis-
tic, stress – relaxation. До начала анализа была выдвинута гипотеза о том, что пан-
демия могла, в первую очередь вызвать когнитивные сдвиги по этим осям. Ре-
зультаты расчета адаптивного профиля с использованием критерия взаимной ин-
формации представлены на рисунке ниже.
Рис. Изменение адаптивного профиля слова feeling в 2020 г.

На рисунке показано, что пандемия привела к резкому сдвигу в паре пере-
менных stress-relaxation в сторону декларации стрессового состояния (что, хотя
и является ожидаемым результатом, в данном случае получает и количественную
оценку). Практически отсутствуют изменения в паре pleasure-pressure. Неожи-
данным является одновременный рост критерия взаимной информации в паре
optimistic-pessimistic. Это может быть интерпретировано как заметный рост по-
лярности настроений. Скорее можно было бы ожидать безудержного оптимизма
(пандемия скоро закончится) или безусловного пессимизма (все плохо и будет
еще хуже). Согласно данным исследования [Sara 2015] оптимизм отвечает за пси-
хологический компонент реакции на стресс, в то время как пессимизм связан с
конкретной оценкой текущей обстановки, то есть является следствием высших
когнитивных аналитических процессов. Одновременный рост показателей по
критерию взаимной информации свидетельствует о запуске в обществе адапта-
ционных процессов, вследствие стресса, вызванного пандемией, и начале их про-
явления в лингвокогнитивных процессах.
Таким образом, сравнительный анализ данных iWeb и Coronavirus Corpus
английского языка подтверждает связь между экстралингвистическими факто-
рами и когнитивными процессами. Кроме того, необходимо указать на ускоре-
ние отклика языка на внешние факторы в сетевой среде. Если в классических
корпусах типовой шаг по времени был 5-10-30 лет, то в современном корпусе он
измеряется в месяцах. Когнитивные процессы в условиях стресса отражены в со-
ответствующих языковых репрезентациях. Статистические методы корпусной
лингвистики для обработки данных современного пополняемого репрезентатив-
ного лингвистического корпуса позволяют разработать достаточно универсаль-
404
ный количественный метод измерения уровня стресса в популяции, определяе-
мой срезом корпуса, избавившись от ограничений, присущих ограниченным
субъективным выборкам в клинической психологии и социологии.
Позднякова Е.М., Суворина Е.В. Исследование структуры ментального лексикона: вклад
компьютерно-корпусной лингвистики // Методы когнитивного анализа семантики слова: ком-
пьютерно-корпусный подход. М., 2015. С. 185-242.
Суворина Е.В. Концепция лексического профиля и ее применение для решения задач ко-
гнитивной лингвистики // Когнитивные исследования языка. 2014. Вып. XVIII. С. 96-98.
Di Corrado D., Magnano P., Muzii B. et al. Effects of social distancing on psychological state
and physical activity routines during the COVID-19 pandemic // Sport Sci Health. 2020. 16. Р. 619-
624. https://doi.org/10.1007/s11332-020-00697-5.
Buzzi C., Tucci M., Ciprandi R. et al. The psycho-social effects of COVID-19 on Italian ado-
lescents’ attitudes and behaviors // Ital J Pediatr. 2020. 46. 69. https:// doi.org/10.1007/s11332-020-
00697-5.
Xie L., Luo H., Li M. et al. The immediate psychological effects of Coronavirus Disease 2019
on medical and non-medical students in China // Int J Public Health. 2020. 65. Р. 1445-1453.
https://doi.org/10.1007/s00038-020-01475-3.
Chen B., Li Qx., Zhang H. et al. The psychological impact of COVID-19 outbreak on medical
staff and the general public // Curr Psychol. 2020. https:// doi.org/10.1007/s12144-020-01109-0.
Sara Puig-Perez, Carolina Villada, Matias M Pulopulos, Mercedes Almela, Vanesa Hidalgo,
Alicia Salvador. Optimism and pessimism are related to different components of the stress response
in healthy older people // Int J Psychophysiol. 2015. https://doi.org/10.1016/j.ijpsycho.2015.09.002.
Yelena M. Pozdnyakova (Moscow, Russia)

Moscow State Institute of International Relations (University)
Yekaterina V. Suvorina (Moscow, Russia)
CORPUS ANALYSIS OF THE COGNITIVE CHANGES IN HUMAN CONSCIOUSNESS

UNDER THE COVID-19 PANDEMIC
The article presents the results of the changes in linguistic representations in such lexical construc-
tions as: any adjective + feeling, a feeling of + any noun by means of iWeb and Coronavirus Corpus.
The results show a high rate of change in the lexical profiles caused by the stressful external factors.
Keywords: a corpus, a collocation, a lexical profile, mutual information (MI), cognition, coronavirus
pandemic
И.Г. Серова (Санкт-Петербург, Россия)

irina_serova@list.ru
МЕЖДИСЦИПЛИНАРНОСТЬ КАК НЕИЗБЕЖНОСТЬ:

КОНСТРУИРОВАНИЕ ГЕНДЕРА В ЕВРОПЕЙСКОМ ДИСКУРСЕ
ГУМАНИТАРНЫХ И ЕСТЕСТВЕННЫХ НАУК
В статье рассматриваются способы конструирования гендера в европейском дискурсе гумани-

тарных и естественных наук. Структура концептуально-тематической области «гендер» в дис-
курсе соответствующих наук анализируется на основе выделения ряда оппозиций.
Ключевые слова: концептуально-тематическая область, конструирование, гендер, дискурс, гу-
манитарные науки, естественные науки, оппозиция
405
Гендерные исследования, получившие популярность в середине прошлого
века, сформировали особую концептуально-тематическую область на периферии
традиционных научных дисциплин. Как «место встречи» гуманитарных и есте-
ственных наук, эти исследования связаны, с одной стороны, с изучением биоло-
гической данности, а, с другой стороны, – с социокультурными трансформациями
этой данности, поэтому в трактовке гендерных проблем неизбежно обращение к
конструированию гендера лингвистическими средствами в дискурсе таких наук
как философия, биология, социология, психология и культурология, когнитивная
и коммуникативная лингвистика, а также «на перекрестках» этих дискурсов.
Концептуализация мужского и женского начал и гендерных отношений про-
слеживается уже в философском дискурсе античности. Для этого периода харак-
терно доминирование рационалистической тенденции, в связи с чем разум и дух
оказываются однозначно приоритетными сферами, в то время как телесно-чув-
ственная сторона рассматривается как нечто низменное, как едва ли не животный
атавизм, который человеку предстоит преодолевать всю сознательную жизнь. Ду-
ализм души и тела, интеллекта и материи, конструируется уже в ранних работах,
в которых задается парадигма души и тела, рациональности и эмоциональности.
Противопоставление активной творческой формы и пассивной инертной ма-
терии характерно для работ Аристотеля [Аристотель 1984]. Аристотель заявляет,
что в связи со своей репродуктивной функцией женщина играет по существу
только материальную роль. Такая подавляющая материальность женщин явля-
ется, согласно воззрениям Аристотеля, причиной их морального несовершенства.
Наиболее определенно свою позицию Аристотель выразил в «Политике»
[Там же]. По Аристотелю, полис-государство («общение политическое») явля-
ется высшим типом человеческого объединения. Анализируя отношения между
людьми (в частности между мужчиной и женщиной), Аристотель проводит ана-
логии между государственной властью и подчиненными, с одной стороны, и ду-
шой, разумом и телом, с другой: во всяком живом существе, прежде всего, можно
усмотреть власть господскую и политическую. Душа властвует над телом как
господин, а разум над нашими стремлениями как государственный муж. Аристо-
тель отождествлял познание и рациональность с активным мужским началом, а
хаотичную материю – с женским.
Критикуя взгляды Аристотеля, С. Фриланд [Freeland 1994: 145-146] отмечает,
отмечает, что мизогинистские высказывания Аристотеля вряд ли можно считать
заблуждением или же просто желанием легитимировать политическую ситуацию
в Афинах, где жизнь полиса предполагала как рабство, так и неравенство женщин
и мужчин. Метафизика Аристотеля базируется на его теории души, которая сфор-
мулирована в гендерных терминах, трактуя женщину как существо, в силу осо-
бенностей физиологии не воплощающее в полной мере природу человека.
Половую дифференциацию Аристотель рассматривал не с биологической, а
с онтологической точки зрения: низший принцип должен быть отделен от выс-
шего. Женщина дает ребенку тело, а мужчина – душу, а душа божественнее тела.
Женщин Аристотель считал низшими существами, «поскольку в них отсутствует
принцип «души», тождественный у Аристотеля рациональности» [Воронина
2001: 30].
Доктрина Аристотеля с некоторыми модификациями превратилась в хри-
406
стианскую доктрину. Два ведущих ранних мифа западной культуры – это клас-
сическая легенда о ящике Пандоры и библейская история о грехопадении. В
обоих мифах представления о женщине, которая несет зло, обретают литератур-
ную форму и становятся влиятельными суждениями. Миф о грехопадении, счи-
тает К. Миллетт [Миллетт 1994], является самым совершенным из всех мифов на
подобные темы. Когда Адам и Ева попробовали запретный плод, они были из-
гнаны из Эдема – мира грез. Ева первой уступила соблазну и лишь после этого
пал мужчина, а вместе с ним – человеческая природа. Таким образом, этот миф
обосновывает Адамово проклятие – труд «в поте лица», который мужчины свя-
зывают с развитием цивилизации, а проклятие Евы – рожать детей «в болезни»,
привязанность к мужу и подчиненное положение. Здесь, как и в античной фило-
софии, находятся истоки стереотипной отрицательной коннотации образа жен-
щины, хотя степень негативности женского образа варьирует от культуры к куль-
туре; см., напр., в [Берн 2004].
Тем не менее, представление о женщине как о Другом, сконструированное
западно-европейской культурой в античные и библейские времена, сохраняется
в большинстве культур сегодняшнего дня.
Знание о гендере как фрагмент культуры, изучаемый культурологией, отра-
жает процесс мифотворчества на тему мужского и женского начал, который про-
должается столетиями. С. де Бовуар писала в 1949 г.: «Женщина представлялась
как несущественное, которое никогда не станет существенным, как абсолютно
Другой в одностороннем порядке. Все мифы о сотворении мира выражают это
ценное для мужчины убеждение, и среди прочих – легенда «Бытия», которая че-
рез христианство утвердилась в западной цивилизации» [Бовуар 1997: 181].
«Каждый раз, когда мужчина благодарит бога за то, что он дал ему женщину, он
подчеркивает тот факт, что его присутствие в этом мире – факт неизбежный, его
право, а присутствие женщины – просто случайность, но случайность счастли-
вая. Она – Другой, определенный как объект в глазах субъекта. Поскольку сами
женщины не полагали себя как Субъект, они не создали и мужского мифа, в ко-
тором отразились бы их проекты – у них нет ни религии, ни поэзии, которые
принадлежали бы собственно им» (Там же).
Благодаря исследованиям в области лингвокультурологии было установ-
лено, что мужское и женское понимаются в культурологии в рамках оппозиции
свой-другой-(чужой), получая многоаспектную культурно-философскую интер-
претацию, общим свойством которой является помещение женщины в позицию
Другого. Так, маргинализация женского субъекта выразилась в структуре репре-
зентации оппозиции мужского и женского как правого и левого. Структура оп-
позиции левого и правого, исследованная на основе этимологического анализа и
анализа деривационных гнезд, характеризуется следующим образом: правое –
мужское, хорошее, подлинное, ловкое, прямое, соответствующее порядку; левое
– женское, плохое, фальшивое, неловкое, кривое, беспорядочное [ван Лейвен-
Турновцова 2001: 244].
Конструирование гендера в биологии и социологии связано с двумя проти-
воборствующими теориями, такими как биологический детерминизм и социаль-
ный конструктивизм. Биодетерминистские концепции популярны среди иссле-
дователей, которые, как Л. Тайгер и Р. Фокс [Tiger, Fox 1971: 333], полагают, что
разделение сфер деятельности между мужчинами и женщинами неизбежно, как
407
неизбежно и доминирование мужских особей, так как оно заложено в биологи-
ческих программах приматов и человека. Пытаясь полностью устранить социо-
культурные факторы и ссылаясь на теорию Ч. Дарвина, ученые, работающие в
этом направлении, объясняют различие в мужском и женском поведении тем,
что каждый биологический пол использует различные способы для увеличения
своих шансов в процессе естественного отбора.
В отечественной науке к биодетерминистким концепциям относят инфор-
мационную теорию В.А. Геодакяна [Геодакян 1989: 171-188]. Эта теория назы-
вается теорией асинхронной эволюции. Изучая способы существования живых
организмов в их эволюционном развитии, можно прийти к выводу, что до опре-
деленного этапа существования органической жизни разделения на мужское и
женское не существовало. Затем оно появилось, что способствовало бурному
развитию вида. В.А. Геодакян исходил из предположения о том, что эволюция
базируется на двух противоположных тенденциях, а именно: сохранить то, что
уже создано, закрепить выгодные признаки и передать их по наследству, с одной
стороны, и искать изменения, то есть новые признаки, которые позволят расши-
рить среду обитания. Этим обусловлена половая дифференциация: женщины
важны для консервации и передачи выгодных признаков, на мужчинах же «при-
рода пробует все новое».
Биологические свойства и устоявшиеся гендерные социальные роли обу-
словливают и психологические сходства, и различия между мужчинами и жен-
щинами. Эта тема вызывает интерес в самых широких научных кругах и посто-
янно является предметом оживленной дискуссии. В настоящее время соответ-
ствующие науки располагают значительными и достаточно противоречивыми
данными [Бендас 2005; Берн 2001], что позволяет приходить к различным, ино-
гда диаметрально противоположным выводам, поэтому этими фактами опери-
руют специалисты, зачастую придерживающиеся противоположных взглядов.
До середины прошлого века публичность мужского существования и приват-
ность женского считались абсолютно очевидными, поскольку предполагалось,
что роль домохозяйки являлась продолжением биологических свойств женщины,
так же, как роль охотника и добытчика соответствовала биологическим свойствам
мужчины. Однако социолог Э. Дюркгейм отмечал, что чем больше мы углубля-
емся в прошлое, тем меньше наблюдаемое различие между мужчиной и женщи-
ной. Женщины отдаленных времен вовсе не были слабыми созданиями. Доисто-
рические останки людей свидетельствуют о том, что различие между силой муж-
чины и женщины было гораздо незначительнее, чем теперь. Например, многие пу-
тешественники сообщают, что в некоторых южноамериканских племенах, кото-
рых не коснулась цивилизация, мужчина и женщина демонстрируют по общему
виду сходство, превосходящее то, что можно увидеть в других местах.
Археологи свидетельствуют, что разница между средней величиной чере-
пов современных парижан и парижанок почти вдвое больше разницы, наблюда-
емой между женскими и мужскими черепами жителей древнего Египта [Дюрк-
гейм 1947: 58]. Можно считать, что разница в физиологических и анатомических
особенностях организма не так безусловна, как мы привыкли думать по инерции.
Парсонсианство не предусматривало никаких иных ролей для женщины,
кроме роли домохозяйки с присущими ей свойствами «домашности», «привле-
кательности», «хорошего партнерства». Т. Парсонс [Parsons, Bales 1955] считает
408
сегрегацию по полу функциональной, то есть обеспечивающей стабильность со-
циальной системы. Функциональный подход казался американским cоциологам
середины прошлого века чрезвычайно удобным – они были избавлены от необ-
ходимости формулировать вопросы и искать на них ответы и не испытывали
угрызений совести, если факты не укладывались в рамки теоретической системы.
Однако биологический эссенциализм (теория, имеющая целью зафиксиро-
вать неизменную женскую сущность на основе некой «данности») потерпел по-
ражение, когда биологическому полу был противопоставлен гендер как социаль-
ная конструкция: «гендер – это разделение по половому признаку, обусловлен-
ное социально» [Rubin 1975]. Г. Рубин была одной из первых, кто экономически
обосновал существование системы пол / гендер.
Социальный же конструктивизм как направление возник на базе нескольких
теорий: теория П. Бергера и Т. Лукмана, этнометодология Г. Гарфинкеля и теория
драматического интеракционизма И. Гоффмана [Зравомыслова, Темкина 2000].
Из них наиболее существенной и влиятельной представляется теория социологи-
ческого (драматургического) интеракционизма И. Гоффмана. Осмысливая про-
цесс конструирования гендера в конкретной ситуации межличностного взаимо-
действия, И Гоффман вводит понятие гендерного дисплея [Goffman 1997]. В ком-
муникации лицом к лицу обмен информацией сопровождается фоновым процес-
сом отнесения собеседника к категории мужчин или женщин, то есть категориза-
цией по признаку пола. Имя, внешний облик, тембр голоса, манеpа речи и движе-
ния, стиль выражения чувств – все эти множественные пpоявления сводятся в еди-
ную картину, представляющую собой гендерный дисплей. По утверждению Гоф-
фмана, гендерный дисплей является основным механизмом создания гендера на
уровне межличностного взаимодействия лицом к лицу [Там же].
Используя понятие гендерного дисплея, предполагающее многообразие
представления и проявления мужского и женского во взаимодействии, конструк-
тивисты вслед за И. Гоффманом, утверждают, что гендерные отношения невоз-
можно свести к исполнению половых ролей, что механизмы гендера более тонки,
и гендер сросся с телами агентов взаимодействия. Гендерный дисплей как пред-
ставление половой принадлежности во взаимодействии (как спектакль) тонок и
сложен, и его исполнение не может быть сведено к определенным репликам, ко-
стюмам, гриму и антуражу.
Итак, рассуждения о том, что женщина самой природой предназначена к де-
ятельности в приватной сфере, связанной с рождением и воспитанием детей, воз-
можно, не лишены основания, однако, к сожалению, от этого утверждения лишь
один шаг до дискриминации женщин. Внушаемая женщине гендерная роль пред-
полагает усвоение ролей и форм поведения, основанных на полоролевых ожида-
ниях, которые показывают, что дихотомия полов раз и навсегда «смоделирована
и продолжает моделироваться культурой» [Шорэ, Хайдер 1999: 16].
Если анализ репрезентации женского и мужского начал с точки зрения ген-
дерных исследований представлен в философии в свете заданных христианской
европейской культурой оппозиций сознание-материя, тело-дух, то в социологии
и биологии противопоставление находится в прямой зависимости от оппозиции
природа / культура [Ortner 1974].
Не менее перспективным для рассмотрения представления знаний о гендере
является литературоведческий дискурс.
409
Литература существует в обстоятельствах маркирования мужским призна-
ком, а женщины либо находят свое место в границах определенного жанра или
манеры письма, либо пишут под чужим, чаще всего мужским, именем. Анализ
сферы живописи и литературы показывает, что женщины, сделав попытку
взяться за перо, обнаруживают, что женщина и женственное уже являются объ-
ектами мужского дискурса: они находят себя уже «изображенными» с мужской
точки зрения. Пытаясь высказаться, женщины обязаны одобрять то простран-
ство, откуда им дана возможность говорить, а оно оказывается чисто мужским.
В нем высшие достижения «по умолчанию» определяются как «равные муж-
ским», хотя провозглашается принципиальное отсутствие подразделения на
мужское / женское. Наивысшим комплиментом критика для женщины-автора яв-
ляется оценка типа «N. владеет словом, … жестким мужским стилем», «у N. су-
ровое мужское перо» [СГТ 2002: 98].
Р. Барт писал, что в литературной критике мужчина «подобен небосклону,
горизонту, верховной власти, которая одновременно и определяет, и содержит в
себе статус женщины» [Барт 1994:65-66]. Таким образом, в литературоведческом
дискурсе женское всегда предстает как объект (муза, модель), а мужское – как
субъект (поэт, художник, критик).
В феминистской теории понятие «женское письмо» занимает особое место:
оно понимается как письмо, которое должно освободить женщин от мужского
типа языка. Акт женского письма призван децентрировать систему традицион-
ных (мужских) значений, и тогда женщина может стать субъектом, а не объектом
в искусстве.
Гендерные различия в практиках реализации английского и других языков,
начиная с 20-х годов прошлого века, освещаются в зарубежной и отечественной
лингвистике, давая импульс многочисленным социолингвистическим и лингво-
культурологическим исследованиям.
Без сомнения, пол носителей языка определенным образом связан с исполь-
зованием языка – за последние десятилетия гендерная вариативность языков по-
дробно описана на всех уровнях. Однако в настоящее время лингвисты все более
склоняются к мнению, что различия в мужской и женской речи связаны не с тем,
что мужчины и женщины говорят так, потому что они мужчины и женщины. Со-
гласно конструктивистской точке зрения, люди строят свое лингвистическое по-
ведение так, а не иначе, так как они желают, чтобы их отнесли к лицам того или
иного пола. Более логичным, как полагает Х. Коттхофф [Kothoff 2001], было бы
говорить не о мужском и женском языке, а о маскулинном и фемининном стилях
общения, характеризуя эти стили на основании когнитивно-коммуникативных
различий по линии публичное / приватное.
Мужчины демонстрируют стили, направленные на создание имиджа неза-
висимой личности, открыто заявляя о своих статусных претензиях, в то время
как женщины обнаруживают ориентацию на группу и придают большое значе-
ние интимности и эмпатии в групповом общении, что согласуется с нормами
приватной коммуникации.
Как показали исследования мужской и женской речи, в общении мужчин
доминирует коммуникативный стиль, соответствующий нормам публичной ком-
муникации, а женщины демонстрируют стиль, характерный для ситуаций при-
410
ватного общения. Конструирование гендера в ходе коммуникативной речемыс-
лительной деятельности осуществляется с опорой на оппозицию вовлеченность
/ отстраненность.
Аристотель. Политика // Собр. соч. в 4-х т. Т. 4. М., 1984.
Барт Р. Избранные работы: семиотика, поэтика. М.: Прогресс: Универс, 1994.
Бовуар С. де. Второй пол: Пер. с франц. М.: Прогресс; СПб.: Алетейя, 1997.
Бендас Т.В. Гендерная психология: учеб. пособие. СПб.: Питер, 2005.
Берн Ш. Гендерная психология. СПб: Еврознак, 2001.
Воронина О.А. Универсализм и релятивизм культуры в конструировании гендерной си-
стемы // Теория и методология гендерных исследований: курс лекций. М.: МФФ, 2001. С. 13-28.
Геодакян В.А. Теория дифференциации полов в проблемах человека // Человек в системе
наук / отв. редактор И.Т. Фролов. М.: 1989. С. 171-188.
Дюркгейм Э. О разделении общественного труда // Метод социологии. М.: Наука, 1991.
С. 56-64.
Здравомыслова Е., Темкина А. Социальное конструирование гендера // Социологический
журнал. 2000. № 3-4. С. 171-182.
Лейвен-Турновцова И. Левое и правое как женское и мужское (европейский ареал) // Ген-
дер: язык, культура, коммуникация. Доклады Первой Международной конференции. М.:
МГЛУ, 2001. С. 233-244.
Миллет К. Теория сексуальной политики // Вопросы философии. 1994. № 9. С. 147-172.
CГТ – Словарь гендерных терминов / под ред. А.А. Денисовой / Региональная общественная
организация Восток Запад: Женские Инновационные Проекты. М.: Информация XXI век, 2002.
Шорэ Э., Хайдер К. Женственность, феминизм, пол и гендер // Пол. Гендер. Культура.
М.: РГГУ, 1999. С. 14-16.
Freeland C. Nourishing Speculation: A Feminist Reading of Aristotelian Science // Engender-
ing Origins: Critical Feminist Readings in Plato and Aristotle / ed. by Bat-Ami Bar On. Albany: State
University of New York Press, 1994.
Goffman E. The Arrangement between Sexes // Theory and Society. No. 4. 1977. P. 301-331.
Kothoff H. New Perspectives on Gender Studies in Discourse Analysis // Гендер: язык, куль-
тура, коммуникация. Доклады Первой международной конференции. М.: МГЛУ, 2001. С. 11-32.
Ortner Sh.B. Is Female to Male as Nature is to Culture? // Woman, Culture and Society. Stan-
ford: Stanford Univ.Press, 1974. P. 67-88.
Parsons T., Bales R. Family, Socialization and Interaction Process. New York: The Free Univ.
Press, 1955.
Rubin G. The Traffic in Women: Notes on the “Political Economy of Sex” // Towards Anthro-
pology of Women. Reiter R. (eds.) New York; London: Monthly Review Press, 1975. P. 169-183.
Tiger L., Fox R. The Imperial Animal. New York: Holt, Rinehart & Winston, 1971.
Irina G. Serova (St. Petersburg, Russia)

INTERDISCIPLINARITY AS INEVITABILITY: CONSTRUCTING GENDER

IN THE EUROPEAN DISCOURSE OF HUMANITIES AND SCIENCE
The article tackles the possibilities of constructing gender in the discourse of European humanities
and science. The inner structure of the gender thematic conceptual domain is described by way of
revealing a number of underlying oppositions.
Keywords: thematic conceptual domain, constructing, gender, discourse, humanities, science, oppo-
sitions
411
В.М. Топорова (Воронеж, Россия)
vtoporova@mail.ru
Е.В. Корнева (Воронеж, Россия)
el_korneva@mail.ru
КОГНИТИВНАЯ МЕТАФОРА
В КОНТЕКСТЕ РЕАЛИЙ МЕНЯЮЩЕГОСЯ МИРА
В работе рассматриваются особенности метафорической репрезентации реалий, отражающих

глобальные динамические процессы современного цивилизационного периода; выявляются
основные категории и понятия, составляющие базу осмысления и концептуальной оценки яв-
лений изменяющегося мира.
Ключевые слова: неопределенность, деструктивность, разрушение, концептуальная картина
мира, перезагрузка, переформатирование
В контексте глобальных изменений, происходящих в современном мире и за-

трагивающих все аспекты настоящего цивилизационного периода, ярко проявля-
ется актуальность многих проблем, стоящих в центре когнитивных исследований
в различных областях науки. В круг наиболее актуальных проблем когнитивно-
ориентированного описания языка в когнитивной лингвистике, нейролингви-
стике, в социо- и психолингвистике входят особенности концептуально-языковой
репрезентации динамических процессов и аспектов изменяющегося мира, отража-
ющие признаки «перезагрузки» и «переформатирования» концептуальной кар-
тины мира, фиксируемые и закрепляемые, репрезентируемые в языке.
Исследование особенностей языковой репрезентации данных процессов вы-
являет возрастающую роль концептуальной метафоры при формировании и
осмыслении соответствующих данным процессам концептуальных реалий [Бол-
дырев 2013; Баранов 2014]. Изменения уклада жизни в связи с пандемией затра-
гивают основы «социальности», социальной сути человеческого существования,
внося новые форматы виртуального общения, меняя форматы речевой коммуни-
кации, осуществления речевого акта, характер речевой реакции, ее временны́е
параметры во всех сферах бытовой, образовательной и производственной жиз-
недеятельности людей.
Формат и структура социального пространства утрачивают многие стан-
дартные черты, признаки, зафиксированные в структурах сознания в виде фрей-
мов, концептов и концептуальных связей различных семантических и ассоциа-
тивно-символических полей. Собственно говоря, сама система пространственно-
практической ориентации, встроенная в сознание, также приходит в определен-
ное столкновение с форматом восприятия при переносе ее на почву виртуального
пространства, редуцирующего трехмерность восприятия при гипертрофирован-
ной актуализации принципа смешанного масштабирования воспринимаемых ви-
зуально образов объектов мира.
В задачу нашего исследования входит определение круга категорий и поня-
тий, связанных с описанием семантических полей, воплощающих особенности
языковой картины современного состояния меняющегося мира. Рассмотрение
когнитивных оснований метафорической актуализации явлений меняющегося
412
мира открывает доступ к механизмам переформатирования концептуальных
установок сознания на основе формирования новых структурных связей, порож-
даемых новой реальностью, новым миропорядком.
Внедрение материализованной вторичной реальности (вымышленного, не-
реального, фантазийного, метафорического) в реальность данного физического
существования человека, в реальность физического восприятия мира вступает в
противоборство со сложившимися установками концептуальной картины мира в
сознании человека, что находит воплощение в широком распространении мета-
форы, реализующей семантику разрушения мира и установленного миропо-
рядка, превращаемого в хаос: апокалипсис, разрушение цивилизации, вирусная
революция, переформатирование.
Подчеркивается глобальность разрушения (вынужденный глобальный экс-
перимент, глобальная кризисная трансформация) и глубина деструктивных из-
менений (тектонические сдвиги, трансформация человека). Высокую степень
разрушения, непредсказуемость и внезапность проявления воплощают мета-
форы, актуализирующие семантику катастрофичности: катастрофа, стихийное
бедствие; крупнейший обвал рынков в современной истории, цунами банк-
ротств; «рай» рухнул внезапно, превратил страну из рая в ад; медицинский
форс-мажор; поражать как громом; Бог играет в кости (покер); лететь на ко-
леснице, запряженной Черными лебедями. Последние два примера приводит
Нассим Талеб, называя «Черными лебедями» редкие, непрогнозируемые собы-
тия, катастрофы, обладающие огромной силой воздействия как на ход истории,
так и на жизнь отдельного человека [Талеб 2020: 3].
К наиболее распространенным категориям, связанным с концептуально-ме-
тафорической оценкой состояния меняющегося мира можно отнести неопреде-
ленность и связанные с ней категории специального знания, а также бытового
сознания: вероятность, возможность, нестабильность, неустойчивость, внезап-
ность проявления, непредсказуемость, катастрофичность, бренность существо-
вания [Падучева 1995]. Особую актуальность в восприятии современного состо-
яния мира приобрела категория неопределенности как неопределенности жиз-
ненной перспективы в контексте разрушения привычного уклада жизни: Жизнь
сошла с наезженной колеи. Человек оказался в опасной зоне турбулентности.
В концептуально-метафорическом поле категории неопределенности акту-
ализируется семантика неустойчивости, ярко выраженная в метафоре потеря
социальных якорей (о потере работы, достатка, привычного ритма общения).
С когнитивной точки зрения представляет интерес эффект материализации
метафорических образов, концептуальных реалий на базе восстановления дено-
тативной аутентичности образов переосмысления – источников метафориче-
ского значения на основе актуализации (репрезентации) прямого смысла элемен-
тов реальной ситуации:
Мир на ИВЛ.
Война с невидимым врагом (вирусом).
Пандемия страха.
Вирус страха.
Таким же образом в картину мира нашего дня вписывается невероятным об-
разом новый фрейм – сценарий фильма-катастрофы, воспринимавшийся ранее в
виде виртуальной реальности событий, не укладывающихся в рамки стандартов
413
структурированного сознания: Засуха, вирус и голод одновременно – перебор
даже для посредственного фильма-катастрофы. Но сценарий 2020 года напи-
сан разнузданными двоечниками Голливуда… (Русская служба Би-Би-Си).
Баранов А.Н. Дескрипторная теория метафоры и типология метафорических моделей.
М.: Языки славянской культуры, 2014.
Болдырев Н.Н. Интерпретационный потенциал концептуальной метафоры // Когнитив-
ные исследования языка. 2013. Вып. XV. С. 12-22.
Падучева Е.В. Неопределенность как семантическая доминанта русской языковой кар-
тины мира // Determinatezza… Firence. 1995. С. 163-185.
Талеб Н.Н. Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости. М.: КоЛибри, 2020.
Valentina M. Toporova (Voronezh, Russia)

Yelena V. Korneva (Voronezh, Russia)
COGNITIVE METAPHOR IN THE CONTEXT OF THE REALITIES

OF THE CHANGING WORLD
The article deals with the features of metaphorical representation of realities, reflecting the global
dynamic processes of the modern civilization period, identifies the main categories and concepts that
form the basis for understanding and conceptual assessment of the phenomena of the changing world.
Keywords: uncertainty, destructiveness, destruction, conceptual picture of the world, reset, reformatting
Т.В. Хвесько (Тюмень, Россия)

Тюменский государственный университет
t.v.khvesko@utmn.ru
Н.Ю. Басуева (Тюмень, Россия)
n.y.basueva@utmn.ru
КОНЦЕПТ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ КУЛЬТУРНЫХ НЕСОВПАДЕНИЙ
В статье рассматривается процесс структурирования концепта в составе фразеологических

единиц. Особая роль отведена интерпретации концепта в связи с коллективным опытом и лич-
ностными характеристиками субъекта познания, а также культурологическими особенно-
стями этноса. Сравнительный анализ формирования концептов на основе верований, народ-
ных традиций и обрядов в национальных языковых картинах мира позволил авторам выявить
универсальные закономерности иноязычной концептуализации и категоризации.
Ключевые слова: концепт, культура, познание, концептуальная интеграция, языковая картина
мира, идиомы, фразеологизмы
Когнитивная лингвистика, в центре внимания которой находится язык как

общий когнитивный механизм, включает определенный круг научных дисци-
плин, объединившихся для междисциплинарного изучения процессов, связан-
ных с получением и переработкой, хранением и использованием, организацией
и накоплением структур знания, а также с формированием этих структур в мен-
тальной сфере человека. По мнению основателя этого перспективного направле-
ния в России Е.С. Кубряковой, особое внимание в процессе познания должно
414
уделяться роли интерпретации и ее связи с коллективным опытом и личност-
ными характеристиками индивида, а также социальными и культурологиче-
скими особенностями этноса [Кубрякова 2008].
Целью нашего исследования является попытка показать, как вербализация
концепта формируется в языке в зависимости от социальных и культурологиче-
ских особенностей этноса, когда несмотря на различия лексических и граммати-
ческих языковых систем доминируют когнитивные механизмы концептуализа-
ции и категоризации знаний. Взгляд с позиции культурологии предполагает вы-
явление как универсальных, так и уникальных явлений исходя из этнической
обусловленности функционирования языковых фактов. Базовым понятием линг-
вистической культурологии является концепт, заключающий в себе культурные
установки, своеобразно проявляющиеся у носителей разных культур. Разнообра-
зие форм познания определяет разные способы структурирования концептов в
сознании человека: на основе чувственного опыта, т.е. в результате восприятия
окружающего мира непосредственно органами чувств: через зрение, слух, обоня-
ние, осязание и вкус; на основе предметно-практической деятельности; на основе
экспериментально-познавательной деятельности; на основе мыслительной дея-
тельности; на основе вербального и невербального общения [Болдырев 2014].
Другими словами, языковая вербализация является отражением структур чело-
веческого сознания, мышления и познания.
Следует отметить, что когниция непосредственно связана с конкретным
языком, поскольку именно культура формирует языковую картину мира. Языко-
вая картина мира отражает культурные особенности видения мира, своеобразие
менталитета языковой общности [Хвесько 2006]. Сознание носителя националь-
ной языковой картины мира структурировано особым образом, выдвигая на пер-
вый план доминантные, превалирующие в сознании концепты и категории.
Структурированное особым образом сознание и будет определять вербальное и
невербальное поведение человека, которое естественным образом может отли-
чаться от поведения носителя языковой картины иной этнической общности.
Очевидно, что процесс конструирования иноязычной картины мира имеет
специфический характер. Определяя доминанты их речевого взаимодействия,
авторы отмечают, что интегративность речевого взаимодействия характеризу-
ется совпадением концептуальных систем в структурном и содержательном
плане, соответствием механизмов формирования смыслов высказывания. [Бол-
дырев, Григорьева 2020]. Национальная языковая картина мира складывается у
носителя языка естественным образом на протяжении всей его жизни, она пере-
дается от поколения к поколению через освоение коллективных знаний, миро-
воззрения, правил поведения, образа жизни, системы оценок неосознанно. Дж.
Лакофф утверждает, что представления человека о мире проектируют его языко-
вое поведение: то, о чем человек говорит и как он это делает, зависит в конечном
итоге не только от его фиксированных потребностей, глубинных и извечных
стремлений, но и от генетической наследственности [Lakoff 2001].
Особенности культуры народа, его истории, народные представления о тех
или иных традициях и явлениях, национально обусловленные стереотипы вос-
приятия окружающего мира наиболее ярко отражены в идиомах и фразеологиз-
мах. Национально своеобразными являются и концепты, формирующиеся на ос-
нове верований, народных обычаев и обрядов. Так, фразеологизм как рукой
415
сняло, связан с верой в способность некоторых людей исцелять больных с помо-
щью движений рук над больным местом; выражение перемывать косточки – яв-
ляется одной из самых древних идиом русского языка. Речь в данном случае идет
о забытом обряде перезахоронения: спустя три года после смерти покойника из-
влекали из могилы, очищали кости от тлена и заново хоронили. Это действие
сопровождалось воспоминаниями о покойном, оценкой его характера, дел и по-
ступков. Однако в наши дни соседи и знакомые предпочитают не ждать так долго
и перемывают кости живым людям; идиома – остаться с носом на самом деле
имеет значение ‘остаться с ношей’ (ноша, нести). Человек оставался с носом,
если его подношение (как правило, взятка) не было принято.
При восприятии иноязычной картины мира полезно сравнение националь-
ных языковых картин, что способствует постижению особенностей иноязычной
концептуализации и категоризации. Несоответствие объема содержания концеп-
тов в иностранном и родном языках показывает национальную специфику зна-
чений языковых единиц, например, многие русские фразеологизмы не имеют
аналогов в английском языке: повесить нос, один как перст, без царя в голове,
душа в пятки ушла, губа не дура, на лбу написано, а Васька слушает да ест,
слона-то я и не приметил, рыльце в пуху, мартышкин труд, медвежья услуга –
все они заимствованы из произведений русских писателей.
Cравнительный анализ некоторых фразеологизмов в английском и русском
языках показал сходство в строении, образности и стилистической окраске:
сливки общества – the cream of society; игра стоит свеч – the game is worth the
candle; играть с огнем – to play with fire; сжигать мосты – to burn bridges; нет
дыма без огня – there is no smoke without fire; трудолюбивый, как пчела – busy as
a bee. Названия частей тела, участвующих в образовании фразеологизмов, имеют
символический характер и создаваемые образы понятны для носителей и рус-
ского, и английского языков: to have a good head on the shoulders – иметь голову
на плечах; to wash one’s head – намылить голову (шею); one’s hair stood on end
– волосы дыбом встали; to be all eyes – смотреть в оба; not to see beyond the end
of a nose – не видеть дальше собственного носа; to look down a nose at somebody
– задирать нос; a tooth for a tooth – зуб за зуб; to have lost a tongue – язык прогло-
тить. Таким образом, если языки восходят своими заимствованиями к одному
первоисточнику, то можно говорить об их образной и стилистической схожести.
Однако при переводе часто происходит смена образности. Это интересное
явление для английского и русского языков можно назвать блендингом или кон-
цептуальной интеграцией, когда два образа из разных языков имеют общий ха-
рактерный для них концепт. По мнению М. Тернера, блендинг не выводится из
структуры составляющих компонентов, а возникает в результате умозаключения
[Fauconnier, Turner 1998].
Так, наблюдаемые различия образов в указанных фразеологических едини-
цах (борода-кулак, поросенок-кот, голова-глаз, горошины-капли, ложка-сорочка
и т.д.) в результате переосмысления приводят к созданию характерного для
обеих ситуаций концепта: to laugh in the beard (смеяться в «бороду») – смеяться
в кулак (общий концепт – надсмехаться); to buy a pig in a poke (купить «поро-
сенка» в мешке) – купить кота в мешке ( общий концепт – ПРОДЕШЕВИТЬ);
head to head, face to face (голова к голове, лицо к лицу) – с глазу на глаз (общий
416
концепт- наедине); as two peas (как две «горошины») – как две капли воды (об-
щий концепт – СХОДСТВО); to be born with a silver spoon in the mouth (родиться
с серебряной ложкой во рту) – родиться в сорочке (общий концепт – СЧАСТ-
ЛИВЧИК); not worth a bean (не стоить и боба) – гроша ломаного не стоить (об-
щий концепт – ПУСТОЕ); the rotten apple injures its neighbours (гнилое яблоко
портит соседние) – паршивая овца все стадо портит (общий концепт – ПОРЧА);
as cool as a cucumber (холодный как огурец) – спокоен, как удав (общий концепт
– БЕЗ ЭМОЦИЙ). Даже такие разные по лексическому составу фразеологизмы
как «You made your bed, now lie in it» (в дословном переводе «Сам постелил, вот
теперь и ложись») и «Сам заварил кашу, сам и расхлебывай» имеют общий кон-
цепт ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ПРОСТУПОК.
Планомерная работа по сравнению национальных языковых картин и спо-
собов их репрезентации привела нас к выводу о том, что процесс структурирова-
ния концептов в сознании коммуниканта имеет общие для любых языковых си-
стем механизмы – когнитивные, которые, несомненно, будут совершенство-
ваться, развиваться по мере приобретения новых языковых и культурных знаний.
Эффективность межкультурного общения требует от коммуникантов не
только владения набором знаний о лексическом и грамматическом строе языка,
но и необходимого знания способов восприятия мира представителями иной язы-
ковой общности, его способами концептуализации действительности, понимания
когнитивных доминант языковой картины мира. Сознательный выбор структури-
рования процесса познания с позиций когнитивной лингвистики позволяет встать
на путь успешного решения проблемы концептуализации и категоризации мира.
ций. Изд. 4-е, испр. и доп. Тамбов: Издательский дом ТГУ им. Г.Р. Державина, 2014. С. 19-41.
Болдырев Н.Н., Григорьева В.С. Доминантный принцип и интегративность формата ре-
чевого взаимодействия в диалогическом дискурсе: монография. Тамбов: «Принт-Сервис»,
2020. С. 157-164.
Кубрякова Е.С. Номинативный аспект речевой деятельности. М.: Изд-во ЛКИ, 2008.
Хвесько Т.В. Страноведение: история топонимии Великобритании: учеб. пособие. Тю-
мень, 2006.
Хвесько Т.В. Имя в сознании человека. Когнитивные исследования языка. 2016. Вып.
XXIV. С. 696-704.
Fauconnier G., Turner M. Conceptual Integration Networks // Cognitive Science. 1998. Vol.
22 (2). Р. 133-187.
Lakoff G. How the Science of Mind Changes Our Understanding of the World // Embodied
Mind, Embodied Philosophy. The Gifford Lectures. University of Glasgow, 2001. P. 3-20.
Происхождение английских фразеологизмов. URL: http://uchionline.ru/pom/paf/index.html.
Русский фразеологический словарь. URL: http://glossword.info/index.php/list/6-russkiij-fra-
zeologicheskiij-slovar-/xhtm.
Tamara V. Khvesko (Tyumen, Russia)

Tyumen State University
Nadezhda Yu. Basuyeva (Tyumen, Russia)
CONCEPT AS A MANIFESTATION OF CULTURAL DIVERGENCES

The article discusses the process of structuring a concept as part of phraseological units. A special
role is assigned to the interpretation of the concept in connection with the collective experience and
417
personal characteristics of the subject of cognition, as well as the cultural characteristics of the ethnic
group. A comparative analysis of the formation of concepts based on beliefs, folk traditions and rituals
in the national linguistic pictures of the world allowed the authors to identify universal patterns of
foreign language conceptualization and categorization.
Keywords: concept, culture, cognition, conceptual integration, linguistic picture of the world, idioms,
phraseological units
В.И. Яременко (Москва, Россия)

Научно исследовательский университет МИЭТ
veraj@mail.ru
О.А. Сулейманова (Москва, Россия)
olgasoul@rambler.ru
НАУЧНАЯ СТАТЬЯ КАК СРЕДСТВО РЕАЛИЗАЦИИ

КОГНИТИВНОГО ПОДХОДА ПРИ ОБУЧЕНИИ
ИНОСТРАННОМУ ЯЗЫКУ МАГИСТРАНТОВ ТЕХНИЧЕСКОГО ВУЗА
В статье рассмотрены некоторые практические подходы при обучении магистрантов работе с
научными статьями как инструментом реализации задачи дальнейшего развития языковых и
речевых навыков на основе профессионально ориентированных текстов на иностранном
языке. Описываются основные характерные особенности научной статьи. Предложенная си-
стема заданий имеет целью активизировать познавательную деятельность и мотивацию обу-
чающихся.
Ключевые слова: мотивация, когнитивная функция языка, профессионально ориентированный
подход, языковая компетенция магистрантов, научная статья
Современные процессы, направленные на модернизацию и оптимизацию под-

ходов к обучению иностранному языку студентов-магистрантов, указывают на пе-
реход к качественно новым методам и технологиям. И если на уровне бакалавриата
преподавание иностранного языка ставит целью овладение им как средством обще-
ния в рамках обсуждения глобальных проблем, умения использовать иностранный
язык в различных жизненных ситуациях и приобретения навыков запроса и обмена
информацией, на этапе магистратуры обучение иностранному языку направлено на
его интегрирование в систему обучения профильным дисциплинам. Очевидно, что
когнитивная, познавательная функция иностранного языка приобретает особенное
значение как мотивирующий фактор в условиях необходимости преодоления труд-
ностей при работе над серьезными неадаптированными текстами по специально-
сти, превращая их в инструмент доступа к профессионально ориентированному со-
держанию средствами иностранного языка. От магистранта требуется не только ак-
тивизация всех ранее освоенных языковых ресурсов, но и приложение дополни-
тельных усилий по освоению новой терминологии и специальных синтаксических
форм. Качественно новый уровень изучаемых материалов в виде научных статей
стимулирует познавательную деятельность магистрантов и повышает их само-
оценку как личностей в научной среде.
Общепринятой практикой преподавания иностранного языка в магистратуре
является сочетание аудиторной работы по учебным пособиям (см., например, в
[Полякова 2013; Сулейманова 2014]) и самостоятельной работы студентов, со-
418
ставляющей львиную долю от общего количества часов, отведенных на дисци-
плину. В первом случае дальнейшее углубление знаний по иностранному языку
реализуется на основе методически четко обоснованной последовательности
учебных заданий для подготовки выпускников технических вузов, готовых к при-
менению иностранного языка как средства международного профессионально
ориентированного общения, обмена научным опытом и собственного профессио-
нального роста. Самостоятельная работа в основном строится на изучении науч-
ных текстов и статей на иностранном языке с целью выработать навыки быстрой
выборки профессионально важной информации, обобщения прочитанного в виде
логических рассуждений, сопоставления и критического анализа научных фактов
для их дальнейшего использования при подготовке научных обзоров, написании
выпускной работы, выступлений на конференциях и т.п. Эффективность самосто-
ятельной работы студентов в значительной степени зависит от ее организации и
следования указаниям со стороны преподавателя, чтобы создаваемый устойчивый
фундамент знания языка мог быть использован для возможного дальнейшего обу-
чения на более высоких уровнях (в аспирантуре, в докторантуре), и для возмож-
ности получения образования за рубежом.
Как отмечалось выше, бóльшая часть времени, предназначенного для само-
стоятельной работы магистрантов по иностранному языку, отводится работе с
текстами по специальности, которые отбираются по усмотрению студента и при
консультации преподавателя с точки зрения стилистики текста, соответствую-
щей целям изучения иностранного языка. Самостоятельность студента в выборе
текста развивает профессионально ориентированные компетенции студентов,
которые, по определению И.Б. Костылевой, представляют собой способность
выпускника магистратуры применять приобретенные знания и навыки для
успешной деятельности в определенной предметной области [Костылева 2011].
Как правило, в процессе учебы в магистратуре студентам приходится иметь
дело с различными источниками информации по выбранному научному направ-
лению. К таковым относятся учебные пособия, монографии, сборники научных
трудов, авторефераты научных диссертаций, справочные издания и т.п. Однако
наиболее распространенным источником научной информации является научная
статья как способ взаимодействия и сотрудничества ученых в конкретной обла-
сти и возможность представить научному сообществу новые достижения и наме-
тить дальнейшие направления исследований. Поскольку языком международ-
ного общения ученых является английский, уже с первых аудиторных занятий
перед студентами ставится задача совершенствовать знания иностранного языка
для критического анализа, точного понимания и интерпретации описываемых в
статье научных и экспериментальных данных, с тем чтобы ссылаться на них или
использовать их в своей научной работе.
При всей очевидности понимания студентами структурных характеристик
научной статьи необходимо выделить некоторые особенности работы с текстом
статьи, который отличается такой плотностью и насыщенностью информацией,
что бывает сложно осознать ее после первого прочтения. Общепринятая структура
научной статьи позволяет быстро находить информацию или данные в определен-
ном разделе, однако понимание существа вопроса в одном разделе часто требует
возврата в предыдущий раздел или прочтения последующего раздела. В любом
случае в классическом варианте требуется читать статью 3-4 раза, чтобы прийти к
419
заключению о ее релевантности и важности для собственного исследования.
На одном из занятий на начальном этапе изучения дисциплины «Иностран-
ный язык» следует ознакомить студентов с рекомендациями о том, как быстро и
эффективно читать научную статью, опираясь на знание ее классической струк-
туры, состоящей из следующих разделов: Abstract / Резюме, из которого видны
конкретные результаты исследования и их соотнесенность с темой собственного
исследования и, следовательно, читать этот текст надо в режиме изучающего
чтения; Introduction / Введение, где дается фоновая информация о заявленной в
статье научной проблеме со ссылками на ранее опубликованные источники. Из
этого раздела можно сделать вывод о необходимости читать остальную часть
статьи. Следующий раздел Methods, Materials, Procedures / Методы, Матери-
алы, Процедуры описывает экспериментальное оборудование, используемые ма-
териалы, то, как были получены данные и какие проблемы приходилось решать
в процессе исследования; название следующего раздела Results / Результаты го-
ворит само за себя, и здесь представлены таблицы, схемы, графики и т.п. с зави-
симыми и независимыми переменными величинами и их соотнесенность с дру-
гими значениями и данными; раздел Conclusion / Выводы обосновывает значи-
мость полученных результатов, дает ответ на вопрос, поставленный в гипотезе,
и намечает возможные следующие этапы исследования; Acknowledgements /
Слова благодарности не является обязательным разделом статьи, однако если он
присутствует, упоминаются конкретные имена тех, кто помогал практическим
советом или спонсировал научный проект; и завершает статью раздел References
/ Библиография, где упоминаются не только все цитированные источники, но и
другие изученные материалы, послужившие фоновой информацией для более
глубокого понимания проблемы.
Наглядной иллюстрацией вышесказанного может служить РР презентация
с демонстрацией специально подобранной статьи, содержащей все отмеченные
выше разделы. Ознакомление студентов с таким подробным руководством по
содержанию статьи не означает сведение сложного процесса вовлеченности в
интеллектуальное занятие до уровня механической работы, не лишает студентов
возможности проявить собственную логику мышления и оценочный подход к
важности представленной информации. Наоборот, это означает приобретение
навыка использования процедурного знания о том, как читать по своей дисци-
плине с целью перехода в дальнейшем к концептуальным знаниям о содержании
и связях понятий внутри текста. Общей рекомендацией по эффективному крити-
ческому с профессиональной точки зрения прочтению научной статьи является
ознакомление с разделом Резюме, из которого сразу становится ясно, стоит ли
тратить время и усилия на дальнейшее чтение, и если стоит, тогда следует бегло
ознакомиться с информацией во Введении, чтобы убедиться, что тема исследова-
ния, термины, понятия и концепции не вызывают сомнения в их понимании. По-
сле беглого ознакомления с методами исследования и с тем, как проводились
эксперименты становится понятно, что конкретно было выполнено авторами, и
тогда все экспериментальные данные и их интерпретация, приведенные в раз-
деле Результат, заслуживают самого пристального внимания читающего.
Именно данные в этом разделе будут объектом для сравнения с собственными
результатами, или на них будут строиться собственные гипотезы, а приведенные
420
цифры и другие показатели лягут в основу четкого и точного представления соб-
ственных данных. Что касается раздела Обсуждение, этот раздел не подлежит
обязательному чтению в случае уверенного понимания предмета исследования
при знакомстве с текстом во Введении.
Перейдем от общих рекомендаций о том, как работать с текстом научной
статьи, к конкретным заданиям по содержанию и особенностям употребления
языковых средств. Вероятная очевидность некоторых заданий не исключает их
практическую значимость в рамках единой, последовательной системы упраж-
нений в качестве руководства для понимания научного текста как единого смыс-
лового целого, т.е. собственно чтения для извлечения информации и возможного
применения приобретенных навыков при написании собственной статьи или ан-
нотации к ней на английском языке.
К заданиям с целью общего ознакомления с содержанием или тематикой
текста можно отнести следующие: 1) при закрытом в учебных целях заглавии
текста прочитайте раздел Резюме и выберите из трех предложенных вариантов
наиболее подходящее заглавие к статье; 2) по наличию разделов статьи и заго-
ловков к ним определите, является ли статья обзорной (review paper) или иссле-
довательской (primary research paper),содержащей оригинальные факты и вы-
воды о проведенных экспериментальных исследованиях с приведенными дан-
ными; 3) в каком из разделов вы найдете следующую информацию: suggestions
for further research; hypothesis; where you got the idea for the experiment; description
of the relationship between the variables; equipment used; information the reader needs
to have in order to understand the research; 4) какие из приведенных характеристик
не относятся к стилю изложения научной статьи: а) компактный объем текста (5-
10 печатных страниц); б) обращения к эмоциям или жизненному опыту читателя;
в) строгость, лаконичность и однозначность формулировок; г) персонифициро-
ванный, эмоционально окрашенный стиль изложения; д) строгая структура; 5)
представьте структуру и содержание статьи в виде блок-схемы, формулируя ос-
новную идею содержания по каждому разделу; 6) при закрытом в учебных целях
разделе Резюме составьте на русском языке (или на английском языке) свой ва-
риант текста для этого раздела на основе ознакомления с другими разделами ста-
тьи; 7) подберите русскую статью, посвященную той же проблеме, и напишите
текст раздела Выводы на английском языке; 8) подготовьте текст соответствую-
щих разделов статьи для краткой устной презентации научной проблемы, как по-
тенциальный участник конференции; 9) выполните письменный перевод фраг-
мента статьи, проявляя профессиональный подход к формулированию предло-
жений и употреблению специальных терминов; 10) составьте глоссарий из слов
и сочетаний по тексту, группируя их по категориям, например, термины; слова,
относящиеся к сфере научной деятельности / общенаучной лексики; фразы, по-
казывающие логику изложения; интернациональные слова и т.п.
Отметим также, что достижение общей цели, заключающейся в развитии
навыка понимания содержания текста и использования информации из него для
решения собственных научных задач, не исключает необходимости развития
умения членораздельного чтения вслух с целью передачи информации другому
лицу (или лицам). Учеба в магистратуре предполагает участие студентов в раз-
личного рода конференциях, в том числе проводимых в онлайн-формате, где им
421
придется делать устные сообщения. Как правило, такое выступление заключа-
ется в зачитывании ранее написанного текста. В связи с этим, чтение вслух фраг-
ментов текста научной статьи должно стать обязательным заданием, направлен-
ным на отработку произношения слов и чтения с правильной интонацией при
соблюдении временнóго регламента.
Такие подходы к работе с текстом научной статьи одновременно заклады-
вают основы для развития навыков письменной речи на основе заданий по резю-
мированию и реферированию содержания «словами текста» и по свертыванию
текста в более концентрированную форму на базе общепринятых выражений и
клишированных фраз типа As is seen from the title the text is devoted to…, The prob-
lem under consideration…., Experiments paved the way to…, Research has shown
that…, The conclusion of the study is as follows…, и т.п.
Обобщенный в статье практический опыт когнитивного подхода к работе
над содержанием научной статьи по специальности может служить одним их ре-
альных и эффективных методов профессионально ориентированной технологии
обучения иностранному языку студентов магистрантов. Автономная учебная де-
ятельность, основанная на научно-исследовательской работе, и регулярные ауди-
торные занятия, на которых отрабатываются навыки сочетать умение чтения с
навыками говорения, слушания и письма, взаимно дополняют друг друга в фор-
мировании профессиональных компетенций для успешной профессиональной
деятельности выпускника магистратуры.
Костылева И.Б. Компетентностный подход к профессиональной подготовке магистран-
тов в технических вузах // Вестник БФУ им. И. Канта. 2011. № 11.
Полякова Т.Ю., Алипичев А.Ю. и др. Английский язык для академической мобильности.
М.: Издательский центр «Академия», 2013.
Сулейманова О.А., Карданова К.С. и др. Практикум по культуре речевого общения. Т. 2.
М.: Издательский центр «Академия», 2014.
Vera I. Yaremenko (Moscow, Russia)

Scientific Research University MIET
Olga A. Suleymanova (Moscow, Russia)
SCIENTIFIC PAPER AS A TOOL IN REALIZING COGNITIVE APPROACH

IN TEACHING FOREIGN LANGUAGE TO GRADUATE TECHNICAL STUDENTS
Some practical approaches in enhancing GS’s language skills through reading scientific technical
papers are discussed with the aim to teach the would-be scientists not only using the information in
their research work, but also developing their speaking skills when talking about scientific problems.
The structure and features of the scientific paper are analyzed. The suggested system of tasks facili-
tates critical reading and motivates students to further develop their reading strategies.
Keywords: motivation, cognitive function of the language, professionally oriented approach, graduate
student’s competence
422
Когнитивные исследования текста и разных типов дискурса
КОГНИТИВНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ТЕКСТА

И РАЗНЫХ ТИПОВ ДИСКУРСА
В.А. Байко (Севастополь, Россия)

Севастопольский государственный университет
beskar_valeria@inbox.ru
М.Ю. Некрасова (Севастополь, Россия)
Севастопольский государственный университет
nekramar@mail.ru
РОЛЬ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ МЕТАФОРЫ «ВОЙНА – ЭТО ИГРА»

В БРИТАНСКОМ ПУБЛИЧНОМ ДИСКУРСЕ КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ
Статья раскрывает особенности когнитивной метафоры «ВОЙНА – это ИГРА» в дискурсе бри-
танских газет середины XIX в. В работе рассматриваются варианты вербализации метафори-
ческого переноса игры и их роль в характеристике событий военной политики Крымской
войны. Основное внимание уделяется видам и типам игры, которые репрезентируют отноше-
ние политических элит Великобритании к конфликту.
Ключевые слова: публичный дискурс, концептуальная (когнитивная) метафора, метафора
«Война – это игра», метафорический перенос, Крымская война
Концепт ВОЙНА является одним из популярных объектов исследований со-

временной когнитивной лингвистики как сложный феномен враждебного проти-
востояния. Особый интерес представляет изучение механизмов его репрезента-
ции, в том числе посредством когнитивной (концептуальной) метафоры. Мета-
форические проекции являются отражением концептуальных структур, участву-
ющих в формировании языковых значений. Соответственно, посредством изуче-
ния метафорической модели можно предположить, каков характер взаимодей-
ствия человека с окружающим миром.
На основании теории концептуальной метафоры Дж. Лакоффа и М. Джон-
сона наши поступки, мысли, разговоры напрямую зависят от повседневной ре-
альности, где формируются понятия и категории базового уровня. Для расшире-
ния структуры существующих категорий мы используем концептуальную мета-
фору, которая позволяет осмыслить новую абстрактную область действительно-
сти – область-цель (target domain) – в терминах базовых понятийных структур –
области-источника (source domain). Результатом механизма метафоры является
появление нового знания [Лакофф, Джонсон 2008]. По характеру смыслового пе-
реноса концептуальные метафоры могут быть ориентационными (наделяют по-
нятие пространственной ориентацией), онтологическими (позволяют восприни-
мать абстрактные понятия как материальные сущности), структурными (дают
возможность концептуализации абстрактных сущностей через опыт) [Лакофф,
Джонсон 2008; Болдырев 2014].
К наиболее распространенным военным метафорам можно отнести струк-
423
турную метафору «ВОЙНА – это ИГРА». Данная статья посвящена анализу раз-
личных проявлений области-источника (ИГРА) на основе общей области-цели
(ВОЙНА) с целью раскрыть особенности когнитивной метафоры «ВОЙНА – это
ИГРА» в публичном дискурсе Крымской войны на материале газет The Times и
The Daily News середины XIX в. Под публичным дискурсом Крымской войны в
данном случае понимается дискурс передовых британских статей, освящающих
и комментирующих события Крымской войны, в которой столкнулись террито-
риальные и экономические интересы России и ведущих европейских держав:
Турции, Великобритании, Франции и Италии.
Метафора «ВОЙНА – это СОРЕВНОВАНИЕ / ИГРА» была выделена
Дж. Лакоффом при анализе политического дискурса о войне в Персидском за-
ливе. В его работе ВОЙНА репрезентируется как спортивное соревнование (шах-
маты, футбол, бокс), с признаками: победитель, проигравший, стратегия, подго-
товка, команда, зрители и др. [Лакофф 2006]. В исследовании Л.Н. Венедиктовой
на материале газетных статей о войне в Ираке когнитивная метафора «ВОЙНА
– это СОРЕВНОВАНИЕ / ИГРА» представлена фреймами «война – это игра в
шахматы» и «война – это азартная игра» [Венедиктова 2004: 118]. В работе
Н.В. Рабкиной к упомянутым терминам добавляется «война – это компьютерная
игра» [Рабкина 2009: 160].
Анализируя игровую метафору с точки зрения политических событий, А.П.
Чудинов отмечает, что «игра изначально воспринимается как имитация деятель-
ности, а не как сама деятельность» [Чудинов 2001: 129]. Военно-политические
события середины XIX в. также представлены в британской прессе посредством
метафор игры, не обязательно спортивной, но опасной и азартной.
The game, we should imagine, is far from a safe one as far as the Russians are
concerned, even if the Generals and Admirals of the allies endeavour to prevent re-
prisals [The Times, 16.06.1855].
Когнитивная метафора «ВОЙНА – это ИГРА» репрезентирует Крымскую
кампанию путем номинации и характеристики различных игр, распространен-
ных среди британцев. Рассмотрим эти игры.
Шахматы:
There was so much progress and improvement in everything, in the science of
war, in the comforts of the soldier, in all kinds of mechanical inventions, in the mutual
courtesy of nations, and everything else, that people fancied battles would be fought as
cleanly and as smoothly as a game of chess … [The Times, 20.10.1854].
Благодаря техническому прогрессу и длительному состоянию мира, в кото-
ром пребывала Великобритания, все настолько отвыкли от военных действий,
что отождествляют войну с шахматами, и относятся к ней несерьезно.
Карты.
A man may learn whist in a real game by the aid of three other whistplayers …
but he must be a very sharp fellow, with immense internal resources, if he can learn
whist with three dummies … It is learning the art of war by means of dummies [The
Times, 07.04.1855].
Посредством метафоры игры в вист, британские газеты имплицитно пыта-
ются подчеркнуть превосходство над союзниками, ассоциируя их с неопытными
игроками, от которых нет никакой пользы.
Настольная игра.
424
On every table in Europe a map of the Crimea enables the reader to trace the
movements of the game, and it is impossible to evade the scrutiny to which such state-
ments as these are subjected [The Times, 01.11.1854].
Карта Крыма предстает в роли игрового поля, на котором разворачиваются
основные действия, а армии репрезентируются как игрушечные армии солдати-
ков, или просто игровые фишки, которые передвигаются по полю игроками.
Шары.
War is a rough game, in which serious reverses must occasionally be looked for.
There is an old proverb to the effect that “they who play at bowls must expect to meet
with rubbers” [The Daily News, 25.06.1855].
Игра в шары – традиционная английская игра, в которой на поле заняты
асимметричные шары, предназначенные для броска к небольшому белому шару
(«китти»). Цель игры – подкатить резиновые шары как можно ближе к «китти»,
что совсем непросто, так как траектория их движения изогнута. Для выигрыша
необходимо хорошо знать свойства резины. Отсюда поговорка – they who play at
bowls must expect to meet with rubbers (Взявшись за гуж, не говори, что не дюж).
Эта метафора снова подчеркивает серьезность войны и важную роль Великобри-
тании в событиях.
Скáчки / азартная игра.
When the Derby is in progress, and the select horses are nearing the distance-
post at full stride, when the blood of the most apathetic spectator boils, and every nerve
tingles with, emotion … Why on the great arena of the world should such things be?
[The Times, 29.08.1855].
… and the nations whose existence is the real stake of the tremendous game stand
by with listless apathy, and think they have done much if they duly congratulate us on
our victories… [The Times, 16.11.1854].
Данный вариант игровой вербализации метафорически отображает концеп-
туальный смысл вовлеченности в конфликт, степень заинтересованности, в том
числе и материальной. Причем в эти скáчки играют ведущие мировые державы,
а ставками является существование некоторых государств.
Таким образом, Крымская война не является исключением из ряда между-
народных конфликтов, освещаемых в прессе, и также репрезентирована метафо-
рой «ВОЙНА – это ИГРА». Основные характеристики соревнования, азарта,
риска играют роль исходных доменов, в то время как целевым доменом является
военная кампания. Рассматриваемая концептуальная метафора связывает поли-
тическую обстановку с ассоциативными образами игры в шахматы, карты,
настольной, спортивной, азартной игры и метафорически отображает смысл
опасности, зрелищности и превосходства Британии в конфликте.
Венедиктова Л.Н. Концепт «война» в языковой картине мира: Сопоставительное иссле-
дование на материале английского и русского языков: дис. ... канд. филол. наук. Тюмень, 2004.
Лакофф Дж. Метафора и война: система метафор для оправдания войны в заливе // Совре-
менная политическая лингвистика. Екатеринбург, 2006. С. 59-71.
Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем / под ред. А.Н. Баранова. М.:
Изд-во ЛКИ, 2008.
425
Рабкина Н.В. Концепт WAR в англоязычной военной поэзии: дис. … канд. филол. наук.
Иркутск, 2009.
Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политиче-
ской метафоры (1991-2000): монография / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 2001.
The Daily News. London, 1854-1855.
The Times. London, 1854-1855.
Valeriya A. Bayko (Sevastopol, Russia)

Sevastopol State University
Mariya Yu. Nekrasova (Sevastopol, Russia)
Sevastopol State University
THE ROLE OF CONCEPTUAL METAPHOR ‘WAR IS GAME’

IN THE BRITISH DISCOURSE OF THE CRIMEAN WAR
The article tackles the principal features of the cognitive metaphor ‘WAR is GAME’ in the discourse
of the British newspapers of the mid-XIXth century. The paper describes verbal options of metaphor-
ical transfer of the notion ‘game’ to the events of the Crimean war politics. Much attention is paid the
types of game, which represent the attitude of the British elite to the conflict analysed.
Keywords: public discourse, conceptual (cognitive) metaphor, metaphor ‘WAR is GAME’, meta-
phorical transfer, the Crimean War
С.В. Беляева (Барнаул, Россия)

svb-svetlana@mail.ru
О.В. Кирколуп (Барнаул, Россия)
olga.kirkolup@gmail.com
МОДЕЛИ ИНТЕРПРЕТАЦИИ МЕДИАСОБЫТИЯ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯМИ

СЕТИ ИНТЕРНЕТ (НА ПРИМЕРЕ ИЗДАНИЯ LIBÉRATION)
Предметом исследования в статье являются основные модели интерпретации медиасобытия

на материале обыденного медиадискурса (Интернет-комментариев франкоязычных пользова-
телей сети), представленного на официальных страницах медиаиздания Libération в социаль-
ных сетях Facebook и Instagram. Общее количество проанализированных интерпретирующих
высказываний – 300. На основе эмпирического материала выделены и проанализированы сле-
дующие универсальные и этноспецифичные для французской лингвокультуры модели интер-
претации медиасобытий в обыденном дискурсе: прагматическая, творческая, идеологическая,
эмотивно-оценочная.
Ключевые слова: Интернет-коммуникация, медиасобытие, обыденный медийный дискурс, Ин-
тернет-комментарий, модели интерпретации
Целью нашего исследования является выявление и описание основных мо-

делей интерпретации медиасобытия на материале обыденного медиадискурса
(Интернет-комментариев франкоязычных пользователей сети), представленного
на официальных страницах французского медиаиздания в социальных сетях.
При этом медиасобытие понимается нами как новостное событие, распространя-
емое в средствах массовой информации и связанное с различными сферами
Материалы подготовлены по результатам научного проекта № 20-012-00375, поддер-
жанного РФФИ.
426
жизни общества, а понятие медиадискурса рассматривается как совокупность
текстов, функционирующих в сфере массовой коммуникации. Обыденный ме-
диадискурс производится рядовыми представителями лингвокультуры, в отли-
чие от профессионального, субъектом которого является журналист. Наше ис-
следование посвящено изучению интерпретации вторичного медиатекста, то
есть текста комментариев.
Исследование проведено на основе Интернет-комментариев читателей
французского медиаиздания Libération. Для анализа были отобраны 300 коммен-
тариев к медиасобытию «Победа сборной Франции на Чемпионате мира по фут-
болу 2018 года». Функция комментирования статей непосредственно на офици-
альном сайте издания отключена, поэтому комментарии пользователей были
взяты с официальных страниц в социальных сетях наиболее популярных среди
франкоговорящих пользователей (Facebook и Instagram).
С точки зрения степени изученности процесса интерпретации, следует от-
метить, что эта тема интересует представителей многих научных направлений и
рассматривается с разных точек зрения, поэтому до сих пор остается актуальной
областью исследования. В своем общем значении интерпретация понимается как
восприятие и мысленная обработка человеком представленного образа описыва-
емого события в процессе восприятия информации (чтения, слушания). В совре-
менной лингвистике под интерпретацией текста понимается раскрытие смыслов
речевого произведения или наделение его определенным смыслом, а в качестве
иллюстративного материала используются обычно художественные тексты, од-
нако в последние годы внимание ученых все чаще привлекает интерпретативный
потенциал медиатекста, поскольку именно в процессе интерпретации формиру-
ется образ медиасобытия, его восприятие представителями лингвокультуры.
Ю.А. Луговая предлагает следующую классификацию моделей интерпрета-
ции события: прагматическая, деятельностная, творческая, идеологическая [Лу-
говая, 2014], подчеркивая, что в основном все эти интерпретационные модели
носят смешанный характер, так как во время коммуникации каждый выбирает
подходящую для него информацию, и как следствие, сохраняет и усваивает
только ее. Е.Г. Беляевская, изучая проблемы интерпретации новостного медиа-
дискурса, выделяет четыре когнитивные модели интерпретации события: введе-
ние эмотивно-оценочной лексики в текст с целью выражения своего отношения
к событию; использование концептуально-метафорической репрезентации для
объединения в маленьком дискурсном отрывке нескольких образов и подчерки-
вания одновременно нескольких смыслов; использовании цитации с целью яв-
ного или скрытого выражения отношения к событию; введение новых оценоч-
ных шкал, что способствует преломлению или кардинальному изменению отно-
шения аудитории к событию [Беляевская, 2015: 9-13]. В свою очередь Н.Н.
Шпильная, занимаясь исследованием обыденного русскоязычного медиадис-
курса, обосновывает следующие модели интерпретации медиасобытия: пропози-
ционально-фреймовая модель, при которой слоты внутри фрейма организуются
в форме пропозиций; пропозициональная модель, когда отдельные слоты собы-
тия образуют пропозицию [Шпильная, 2020: 22-28].
Проанализировав комментарии пользователей сети Интернет на тему «По-
беда сборной Франции на Чемпионате мира по футболу 2018 года», мы зафикси-
427
ровали наличие нескольких моделей интерпретации. Ниже приведем их описа-
ние в порядке частотности их употребления во франкоязычном обыденном ме-
диадискурсе.
Самой распространенной оказалась эмотивно-оценочная модель интерпре-
тации, распространенная в силу высокой степени эмоциональности футбольной
тематики во французских СМИ и эмоциональной значимости описываемого ме-
диасобытия. Отметим, что комментарии носят как положительный, так и отри-
цательный оценочный характер, что проявляется в выборе лексических единиц
(gênant, rageux, jouissif, honte). Эмотивность выражается не только лингвистиче-
скими средствами, но и экстралинг-вистическими элементами обыденного дис-
курса (заглавные буквы, графические символы, смайлики, эмотиконы, капслок),
служащими для эмоционального акцентирования: (1) Bravo!!!; La France est
championne du monde, BRAVO LES BLEUS...; Vive la sélection d’Afrique; (2)
HAHAHAHA les rageux sont de sorties mais nous on vous entend pas, on célèbre cette
deuxièmes étoiles et si ça vous fait chier c’est encore plus jouissif
HAAAAAAAAHAHAHAHAHAHA ALLEZ LES BLEUS!!!!!; (3) Étouffe toi avec ta
honte et fais pas chier! On est champions du mooooonde!!!
Следующей по частотности является идеологическая модель интерпретации
медиасобытия, которая используется комментаторами медиатекста для выраже-
ния своих политических и идеологических намерений.
(4) Vive les clubs français qui savent choisir leurs joueurs et ne passent pas leur
temps en corruptions et maraboutages divers; (5) Une équipe joue et l autre gagne, c est
comme quand les pays africains produisent et la France la pique...même au foot la
France arnaque; (6) Ces derniers jours la France a peu parlé des immigrants et de leurs
couleurs.. normal, avec une équipe de lait au chocolat c’eut été gênant! Profitons-en, le
FN attend son tour et c’est pas Macron qui s’en plaindra. Мы отмечаем, что текстах-
реакциях появляется лексика, связанная с политическими и экономическими дей-
ствиями: corruptions, les pays africains produisent et la France la pique, le FN attend
son tour et c’est pas Macron qui s’en plaindra, les 49-3; имена политических деяте-
лей, не имеющих прямого отношения к обсуждаемой теме: Valls, Hollande,
Macron; политические противопоставления: Une équipe joue et l autre gagne, что
отражает идеологический настрой против мигрантов, политики правительства, со-
циальной, политической и экономической несправедливости. Обобщенным поня-
тием la France пользователи объединяют и руководителей страны, и ее граждан.
Для этих моделей характерно использование восклицательных и вопроси-
тельных знаков, многоточий, междометий, звукоподражаний, разговорной (ино-
гда обсценной) лексики, клишированных эпитетов и синтаксических конструкций
(сослагательное наклонение subjonctif в форме vive! или повелительное наклоне-
ние impératif в форме allez!), простых неполных предложений, отклонений от
грамматической и пунктуационной нормы.
Далее следует прагматическая модель интерпретации медиасобытия, отра-
жающая использование полученной информации в личных целях: (7) J’ai donné
les bleus favoris depuis 1 / 8 de final; (8) Bravo la france. mes felicitation les Bleus;
(9) Merci juste merci fier de vous; (10) Une vrai esprit d’équipe j’aime cette équipe;
(11) merci de nous regaler; (12) merci pour notre pays, для которой характерно ис-
пользование личных местоимений (je, mes, nous, notre), прилагательных (fier) и
глаголов (regaler), показывающих личное отношение комментаторов.
428
Завершает перечень выделенных нами моделей интерпретации медиасобы-
тия творческая модель, которая характеризуется обращением к прецедентным фе-
номенам, цитации, заимствованиями, сравнительными оборотами: (13) Et pour
fêter ça augmentation, des impôts pour tout le monde!!! Panem et circenses; использо-
ванием образных сравнений и эпитетов: (14) Afrique mon Afrique. Afrique des fière
guerriers dans les savanes russes; (15) grosso modo évitez de propager des paroles
extrémistes, haineuse et racistes... on est pas obligés de monter en épingle les pires.
Интерпретационный анализ медиатекста позволяет выявить события и по-
нятия, представляющие интерес для читателя, являющегося соавтором медиатек-
ста через комментарий, что вписывается в общую диалогическую направлен-
ность современных исследований, подразумевающую соучастие в базовой три-
аде интерпретации: автор-текст-читатель. Отметим, что в процесс интерпрета-
ции медиасобытия часто вмешиваются и сторонние процессы, искажающие пер-
вичную интерпретацию (человек слушает музыку, думает о других, волнующих
в его данный момент делах). Часто реципиенты воспринимают не весь объем
представленной в медиатексте информации, а только его часть (заголовок, пер-
вый абзац, ключевые слова, иллюстративный материал и пр.)
В заключение отметим, что на интерпретацию медиасобытий через призму
французской лингвокультуры влияют такие факторы как пол, возраст, социаль-
ное положение и личная заинтересованность субъекта, объект, время, социокуль-
турный фактор, политические взгляды, изучение влияния которых является це-
лью нашего дальнейшего исследования франкоязычного обыденного медийного
дискурса.
Беляевская Е.Г. Медийный дискурс: когнитивные модели интерпретации события (на ма-
териале английского языка) // Вопросы когнитивной лингвистики. 2015. № 3 (44). С. 5-13.
Луговая Ю.А. Интерпретация массмедийной информации в современной социокультур-
ной среде // Теория СМИ и массовой коммуникации. 2014. Вып. № 4.
Шпильная Н.Н. Модели интерпретации политического медиасобытия в профессиональ-
ном и обыденном медиадискурсе // Политическая лингвистика. 2020. № 5 (83). С. 22-28
Svetlana V. Belyayeva (Barnaul, Russia)

Altay State Pedagogical University
Olga V. Kirkolup (Barnaul, Russia)
Altay State Pedagogical University
THE MEDIA EVENTS INTERPRETATION MODELS OF THE INTERNET USERS

(As exemplified by The Libération)
The subject of the investigation is the basic interpretation models of media events as exemplified in
ordinary media discourse (the Internet commentaries of the French-speaking network users) presented
on the Libération publication official pages in Facebook and Instagram social networks. The total
amount of the interpreting statements analyzed is 300. On the basis of the empirical data the following
universal and ethnospecific for the French linguoculture interpretation models in ordinary discourse
have been distinguished and analyzed: pragmatic, creative, ideological, emotional-evaluative.
Keywords: the Internet communication, media event, ordinary media discourse, the Internet commen-
tary, interpretation models
429
Е.И. Беляева (Нижний Новгород, Россия)
ekat.belyaeva@mail.ru
Т.Н. Синеокова (Нижний Новгород, Россия)
tatyana.sineokova@gmail.com
СЛОЖНОПОДЧИНЕННЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ
С ПРИДАТОЧНЫМИ ИЗЪЯСНИТЕЛЬНЫМИ И ВРЕМЕНИ
ПРИ ВОСПРОИЗВЕДЕНИИ ТЕКСТОВ НА L1 И L2
В статье анализируются результаты эксперимента по изучению особенностей речи на родном

и иностранном языках студентов-переводчиков начального этапа обучения. Дается описание
и интерпретация специфики реализации сложноподчиненных предложений с последователь-
ным подчинением придаточных изъяснительных и времени.
Ключевые слова: предложения с последовательным подчинением, родной язык, иностранный
язык
В настоящее время сложноподчиненные предложения вновь становятся

объектом пристального внимания в лингвистике. При этом наблюдается инте-
грация классического структурно-семантического подхода с когнитивным [Иль-
ичева 2014; Бурдаева 2020]. Фокус внимания, таким образом, смещается на опи-
сание когнитивных схем конструирования сложного предложения, выявление
межконцептуальных связей внутри него, типологизацию тематических и опера-
ционных концептов, анализ языковых механизмов репрезентации иерархически
организованных смыслов [Виноградова 2016].
Одним из важных направлений изучения сложноподчиненных предложений
в рамках когнитивного подхода можно назвать исследование познавательного
опыта человека и выявление причин, которые заставляют говорящего выбрать ту
или иную индивидуальную стратегию презентации его элементов с помощью
языка. Учет роли говорящего в презентации смыслов является, безусловно, отра-
жением антропоцентрического принципа современных научных исследований.
Так, например, в [Болдырев, Виноградова 2018] показано, что одним из факторов
выбора того или иного типа сложного предложения в процессе коммуникации
может быть логически или эмоционально обусловленный концептуальный при-
знак, отражающий тесную взаимосвязь событий, интерпретируемых индивидом.
В то же время встает вопрос, всегда ли выбор типа сложноподчиненного
предложения определяют личностные предпочтения или существуют факторы,
под воздействием которых уникальная для говорящего система классификаторов
воспринимаемых объектов и их индивидуально обусловленных репрезентантов
в речи может меняться.
Ниже обсуждаются результаты эксперимента, которые, как представляется,
хотя и не дают однозначного ответа на этот вопрос, могут быть стимулом к даль-
нейшим исследованиям в данной области.
Эксперимент проводился со студентами 1-го курса Высшей школы перевода
екта № 20-013-00361.
430
Нижегородского государственного лингвистического университета им. Н.А. Доб-
ролюбова (см. подробное описание в [Belyaeva, Sineokova 2020]). Каждому из 14
испытуемых предъявлялись 6 текстов на родном (русском, L1) и на иностранном
(английском, L2) языке. При этом варьировались условия предъявления текстов
(графический вариант, звуковой вариант и смешанный вариант предъявления) и по-
рядок их предъявления на L1 и L2 при каждом условии. Все 12 текстов содержали
одинаковое количество предложений; количество разных структурных типов пред-
ложений (5 простых, 5 сложносочиненных и 5 сложноподчиненных) также совпа-
дало. Хотя основной целью исследования было выявление речевых затруднений
(speech disfluencies) в речи студентов-переводчиков начального этапа обучения при
воспроизведении текстов на L1 и L2, эксперимент позволил выявить ряд интерес-
ных общих и индивидуальных закономерностей относительно реализации различ-
ных структурно-семантических типов предложений.
Одна из таких закономерностей – совместное использование испытуемыми
придаточных изъяснительных и времени при их последовательном подчинении.
Этот случай представляет особый интерес, поскольку только один стимульный
текст (его варианты на русском и английском языках) содержал подобное наложе-
ние придаточных: Когда старик понял, что она согрелась, он остановил лошадь;
When the old man understood that she had warmed herself, he stopped the horse.
Ниже в таблице приведены количественные характеристики реализации
данного типа предложений.
Таблица. Количественные характеристики совместной реализации придаточных изъяс-
нительных и времени при воспроизведении текстов на L1и L2
Испытуемый, № L1 L2
1. 1 1
2. 1 1
3. — 1
4. 1 2
5. — 2
6. 1 —
7. 1 1
8. 2 1
9. 1 —
10. 2 1
11. 1 1
12. 1 1
13. 1 1
14. — 1
Итого 13 14
Приведенные в таблице результаты показывают следующее.
1. Рассматриваемую конструкцию используют все без исключения испыту-
емые.
2. В плане сравнения языков трое испытуемых не использовали данные кон-
струкции при воспроизведении текстов на L1, двое других – на L2.
3. Два раза данные конструкции реализованы двумя испытуемыми при вос-
произведении текстов на L1 и два раза другими испытуемыми – на L2.
431
Как видим, наблюдается достаточно регулярное использование конструк-
ций с последовательным подчинением рассматриваемого типа. Примечательно,
что подобные конструкции испытуемые выбирают исключительно при воспро-
изведении данного текста; в остальных 10 текстах (где, подчеркнем, их не было
в текстах стимульных) они не зарегистрированы.
Анализ результатов на содержательном уровне позволяет выявить некото-
рые качественные закономерности реализации рассматриваемого типа предло-
жений.
1. Последовательность клауз при воспроизведении текстов на обоих языках
совпадает с их последовательностью, заданной стимульными текстами: сначала
реализуется придаточное времени, затем – зависимое от него придаточное изъ-
яснительное, в конечной позиции стоит главное предложение.
2. В тех случаях, когда конструкция повторяется два раза (см. таблицу), т.е.
используется для презентации других фрагментов знания, не вербализуемых по-
добным образом в стимульных текстах, последовательность клауз также сохра-
няется.
Представляется, что выявленная закономерность отражает универсальные
когнитивные и языковые механизмы восприятия специфических ситуаций и пре-
зентации знаний о них. Речь идет о последовательности событий, при осмысле-
нии которых временны́е связи могут одновременно интерпретироваться как
связи причинные. Можно предположить, что естественная для восприятия логи-
ческая цепочка «причина – следствие» сохраняется и воспроизводится при реа-
лизации последовательности «(придаточное времени + подчиненное ему прида-
точное изъяснительное) + главное предложение». Та же тенденция проявляется
при использовании трех степеней подчинения в случае включения в конструк-
цию данного типа еще одной подчинительной клаузы: ...когда понял, что жен-
щина настолько замерзла, что она начала терять сознание, он взял у нее ре-
бенка и неожиданно вытолкнул ее из саней (испытуемый 8). Формально выде-
ленный фрагмент представлен придаточным меры и степени, однако может трак-
товаться также как придаточное следствия.
3. Если представленное выше высказывание является единичным случаем
усложнения структуры рассматриваемого типа предложений за счет введения
еще одной степени подчинения, более частотным (2 и 3 случая на L1 и L2 соот-
ветственно) стало включение его в состав сложного предложения, репрезентиру-
ющего как подчинительные, так и сочинительные связи между клаузами. Реали-
зация подобных структур может свидетельствовать о том, что информация при
воспроизведении текстов на L1 и L2 студентами начального этапа обучения не
сегментируется на небольшие смысловые отрезки, а членится на достаточно
крупные когерентные смысловые пучки, отражающиеся в потоке речи путем
присоединения дополнительных уточняющих деталей.
4. В тех случаях, когда придаточные рассматриваемого типа испытуемыми
не используются, были зарегистрированы два варианта речевых стратегий: 1) го-
ворящий «выбрасывает» уточняемую с помощью одного или обоих придаточных
информацию; 2) информация сохраняется, но выражается с помощью иных син-
таксических средств (сложносочиненных предложений, причастных и деепри-
частных оборотов в простом предложении, их сочетания).
432
Можно предположить, что при несомненно существующих индивидуаль-
ных предпочтениях в языковых презентациях смыслов, в тех случаях, когда за-
дается некий вербализованный стандарт, паттерн для подражания, он интерио-
ризуется в качестве речевого образца и становится доминантой языкового созна-
ния при решении определенной задачи.
Болдырев Н.Н., Виноградова С.Г. Когнитивно-доминантный принцип формирования
смысла сложного предложения // Образы языка и зигзаги дискурса: сб. науч. статей к 70-летию
В.З. Демьянкова. М.: Культурная революция. 2018. С. 261-277.
Бурдаева Т.В. Сложноподчиненное предложение как знаково-коммуникативная единица:
концептуальный подход (на материале научно-технических текстов немецкого языка). М.: Ру-
сайнс, 2020.
Виноградова С.Г. Когнитивные основы коммуникативного членения сложного предло-
жения: автореф. дис. … д-ра филол. наук. Тамбов, 2016.
Ильичева Е.Г. Анализ сложноподчиненного предложения в традиционной и когнитивной
лингвистике // Язык и культура. 2014. № 11. С. 178-182.
Belyaeva E.I., Sineokova T.N. Speech Disfluency in L1 and L2 of Trainee Interpreters: Problem
Statement // Теоретические и прикладные аспекты изучения речевой деятельности. 2020. Вып.
6 (13). Нижний Новгород: НГЛУ. С. 116-124.
Yekaterina I. Belyayeva (Nizhny Novgorod, Russia)

Tatyana N. Sineokova (Nizhny Novgorod, Russia)
COMPLEX SENTENCES WITH SUBORDINATE OBJECT AND TIME CLAUSES

WHEN TEXT REPRODUCTION IN L1 AND L2
The article presents the results of the experiment studying the peculiarities of speech in native and
foreign languages of first-year students, trainee interpreters. Description and discussion of the specific
features of sentences with consequent subordination of object and time clauses are given.
Keywords: sentences with consequent subordination, native language, non-native language
Г.П. Берзина (Новосибирск, Россия)

Новосибирский военный институт им. генерала армии И.К. Яковлева
войск национальной гвардии РФ
bgp55@mail.ru
ВИДЫ ИНФОРМАЦИИ,
АКТУАЛИЗИРУЕМЫЕ В ВОЕННОМ ДИСКУРСЕ
Статья посвящена результатам исследования видов информации, которая актуализируется в

военном дискурсе. Было установлено, что в разных жанрах текстов военного дискурса актуа-
лизируется тематическая, эксплицитная, имплицитная, общедоступная, профессионально-
личностная, дейктическая, намеренно и непреднамеренно сообщаемая информация.
Ключевые слова: дискурсивная информация, дейктическая информация, военный дискурс, во-
оруженные силы, коммуникация
Междисциплинарное понятие дискурс широко используется в современной

лингвистике как лингвокультурное явление, как некое единство языковых и ко-
433
гнитивных структур, как вербальный продукт коммуникативного взаимодей-
ствия в определенном социально-культурном контексте, как «существенная со-
ставляющая социокультурного взаимодействия, характерные черты которого –
интересы, цели и стили» [Дейк 1989: 53]. В рамках когнитивного подхода к дис-
курсу проблема видов знаний рассматривается в терминах представленной в
структурах знания и актуализируемой в дискурсе информации, необходимой для
осуществления дискурсивного взаимодействия людей и обеспечивающей взаи-
мопонимание участников общения в процессе коммуникации.
В современной отечественной лингвистике выполнено множество исследо-
ваний, посвященных типам дискурса. Так, например, согласно классификации
В.И. Карасика, военный дискурс входит в рамки институционального дискурса
[Карасик 2009: 278]. Под военным дискурсом понимается совокупность речевых
произведений, функционирующих в различных видах коммуникативной органи-
зации картины мира военнослужащих, отражающих закономерности внеязыко-
вого устройства жизни военных, характеризующиеся исторической изменчиво-
стью [Уланов 2014; Юсупова 2009 и др.].
Но вместе с исторической изменчивостью военный дискурс обладает рядом
особенностей, характеризующих общение в его рамках как строго институцио-
нальное. В первую очередь, речь идет о субординации в армейской жизни, кото-
рая определяет статусно-ролевые отношения коммуникантов, во-вторых, четко-
стью и структурированностью процесса коммуникации (постановки задач под-
чиненным, формулировки приказания и т.д.), военных текстов, включающих раз-
личные виды военно-профессиональной информации. Для текстов военного дис-
курса характерно обилие клише и штампов, уставных формулировок, обще-
принятых команд, терминов милитаристского подъязыка, наличие сложных син-
таксической конструкций.
Следует подчеркнуть, что вооруженные силы представляют собой один из
важнейших социальных институтов каждого государства, поэтому многоаспект-
ное исследование военного дискурса является необходимым и актуальным. Цель
статьи – выявить виды информации, присутствующие в военном дискурсе. Мате-
риалом для исследования послужили тексты различных жанров военного дис-
курса.
Анализируя функциональное предназначение текстов современного воен-
ного дискурса, исследователи традиционно рассматривают два типа / жанра во-
енных текстов: тексты, регламентирующие военно-профессиональную деятель-
ность вооруженных сил (воинские уставы, приказы, распоряжения, донесения,
сводки и др.) и тексты информационного содержания (военно-научные, военно-
технические, военно-информационные и военно-публицистические). Регламен-
тирующие и информационные тексты отличаются высокой степенью стандарти-
зации, императивностью, четкостью, информативной насыщенностью, логично-
стью излагаемой мысли и образуют ядро военно-профессиональной коммуника-
ции и военного дискурса.
Периферийные жанры современного военного дискурса представлены тек-
стами военно-художественной литературы, военной публицистики, военно-по-
литических материалов, научных трактатов о войне, текстами средств массовой
информации, освещающих военные конфликты и военно-бытовую сторону
жизни военнослужащих. В текстах периферийных жанров военного дискурса
434
наблюдается переход от статусно-ориентированного к личностно-ориентирован-
ному общению.
Когнитивный подход к изучению текста исходит из понимания языка как
основного средства выражения знаний о мире (Т.А ан Дейк, Е.С. Кубрякова, Б.А.
Серебрянников и многие другие). Информативность в лингвистике текста – это
основная категория текста, включающая различную по своему прагматическому
назначению информацию: 1) содержательно-фактуальную; 2) содержательно-
концептуальную; 3) содержательно-подтекстовую. Содержательно-подтексто-
вая информация – это скрытая информация, извлекаемая из содержательно-фак-
туальной благодаря способности единиц языка порождать ассоциативные и кон-
нотативные значения. Содержательно-концептуальная информация текста сооб-
щает об отношениях, передаваемых содержательно-фактуальной информацией,
манифестирует понимание причинно-следственных связей, отношения между
индивидуумами [Гальперин 1981: 27-28].
По форме представления в военном дискурсе информация может быть тек-
стовой, графической (карты, схемы), электронной, комбинированной, видеоин-
формация. Военный дискурс как «языковое существование» включает в свое со-
держание в обязательном порядке лингвистическую, экстралингвистическую,
прагматическую информацию.
Важным видом дискурсивной информации является тематическая инфор-
мация, присущая также военному дискурсу как связному речевому произведе-
нию в разных жанрах, регистрах и типах общения. Характерной особенностью
тематической информации военного дискурса является ее глобальная иерархи-
ческая организация. Основанием глобальной темы военного дискурса выступает
когнитивная схема, представляющую собой базовую структуру репрезентации
знаний о военно-референтной дискурсивной ситуации, которая определяет цели,
планирование, процесс производства сообщения, восприятия, понимания опре-
деленного жанра военного дискурса, а также хранение и воспроизведение при
необходимости тематической информации.
При исследовании дискурсивной информации военного текста, как и у дру-
гих разновидностей институционального дискурса, выявляется эксплицитная
информация, имеющая языковое выражение и связанная с пропозициональным
смыслом или семантической репрезентацией, которая восстанавливается в про-
цессе декодирования высказывания, и имплицитная, подтекстовая информация,
выводимая из языковых единиц дискурса. Имплицитная информация связыва-
ется с выражением коммуникативного намерения говорящего.
В военном дискурсе можно выделить также общедоступную и профессио-
нально-личностную информацию, которая связана со знаниями коммуникантов
о контекстуальных условиях репрезентации высказываний и базируется на праг-
матических пресуппозициях в процессе милитаристской коммуникации. В дан-
ном случае речь идет об общем фонде знаний коммуникантов, что рассматрива-
ется как главное условие для успешной совместной деятельности в военно-про-
фессиональной сфере и в процессе порождения и восприятия военного дискурса.
В средствах массовой информации военный дискурс выполняет две основ-
ные функции: ориентирующую и манипулятивную (средство воздействия на
массовое сознание). С целью манипулирования общественным сознанием в во-
435
енный дискурс иногда включается намеренно сообщаемая информация, способ-
ная побудить адресата к совершению определенных манипулятором действий,
не совпадающих с теми, которые адресат мог бы выполнить самостоятельно.
Включение такой информации в дискурс рассчитано на то, что адресат чаще
всего не имеет опыта боевых действий, не сталкивался раньше с проведением
военных операций, и поэтому не в состоянии качественно оценить истинность
или ложность сообщаемой информации.
Намеренно сообщаемая информация вводится в коммуникативный процесс
говорящим / адресантом в соответствии со своими интенциями. Для этого под-
бираются нужные факты, которые интерпретируются с использованием опреде-
ленных языковых средств в соответствии с целями и задачами сообщения.
Непреднамеренная сообщаемая информация создается реципиентом / адре-
сатом в процессе интерпретации текста военного дискурса и является результа-
том получения его личных выводных данных в процессе обработки информации.
При этом адресат / реципиент с привлечением широкого социокультурного кон-
текста и богатых фоновых знаний может вывести смыслы из содержания сооб-
щения, отличные от задуманных адресантом / говорящим. Не вызывает сомнения
тот факт, что в процессе дискурсивной деятельности идет постоянная обработка
информации, поступающей из самого военного дискурса, внутренних когнитив-
ных запасов коммуникантов и внешней ситуации общения.
Прагматические характеристики речевых ситуаций, обращение к координа-
там коммуникативных актов (участники военного дискурса, присутствующие, ме-
сто действия, время) военного дискурса позволяют выявить специфические виды
дейктической информации, среди которых предметная, пространственная, пред-
метная, ролевая, социальная и др. Социально-дейктическая информация может
быть относительной и абсолютной. Относительная социально-дейктическая ин-
формация распространяется в четырех направлениях к референту, адресату, слу-
шателям (присутствующим), к обстановке или ситуации в целом. Абсолютная со-
циально-дейктическая передает социальные роли коммуникантов, имеющих в
рамках военного института особый статус (начальник – подчиненный).
Сказанное выше позволяет сделать вывод о том, что в анализ военного дис-
курса должны вовлекаться разные виды дискурсивной информации, которые пе-
редаются высказываниями в процессе общения как осознанно, так и неосо-
знанно, как эксплицитно, так и имплицитно. Все перечисленные выше виды дис-
курсивной информации, представленные в структурах знания участников мили-
таристской коммуникации и актуализируемые в военном дискурсе, необходимы
для осуществления дискурсивного взаимодействия военнослужащих и обеспе-
чивают их взаимопонимание в процессе общения.
Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. М.: Прогресс, 1989.
Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: Наука, 1981.
Карасик В.И. Языковые ключи. М.: Гнозис, 2009.
Уланов А.В. Русский военный дискурс XIX – начала XX века: структура, специфика, эво-
люция: автореф. дис. … д-ра филол. наук. Омск, 2014.
Юсупова Т.С. Структурные особенности военного дискурса // Известия Самарского
научного центра РАН. 2009. Т. 11. Вып. 4. С. 1055-1057.
436
Galina P. Berzina (Novosibirsk, Russia)
Novosibirsk Military Institute named after General of the Army I. Yakovlev
of the National Guard Troops of Russian Federation
TYPES OF INFORMATION ACTUALIZED IN THE MILITARY DISCOURSE

The article is devoted the results of study of the types of information that is actualized in the military
discourse. It was found that in different genres of texts of military discourse is actualized thematic,
explicit, implicit, public, professional-personal, deictic, intentionally and unintentionally communi-
cated information.
Keywords: discursive information, deictic information, military discourse, armed forces, communication
Е.В. Беспалова (Самара, Россия)

Самарский национальный исследовательский университет им. академика С.П. Королева
ek_vik_bespalowa@bk.ru
ЛАНДШАФТНЫЕ КОНЦЕПТЫ В ИНТЕРНЕТ-ДИСКУРСЕ:

ФОРМИРОВАНИЕ ЭКОЛОГИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ
В статье рассматриваются способы вербализации ландшафтных концептов в Интернет-дис-
курсе сайтов национальных парков ФРГ. Автор анализирует актуализируемые признаки ланд-
шафтных концептов в рекламном, научно-популярном и правовом субдискурсах в аспекте
формирования экологического сознания.
Ключевые слова: экологическое сознание, Интернет-дискурс, дискурс веб-сайта, когнитивное
взаимодействие, когнитивное столкновение, субдискурс, признак концепта
В современном мире огромное значение имеет экология, понимаемая не

только как сохранение природного многообразия, но шире как весомый компо-
нент глобального концепта устойчивого развития, определяемого в философских
исследованиях как поддержание «стабильности соотношения между социаль-
ными параметрами человечества и природной средой его обитания» [Зеленков
2015: 26]. В связи с поставленными перед социумом задачами остро встает вопрос
о формировании так называемого экологического сознания. Важно отметить, что
развитие сознания включает не только «обогащение его содержания, роста числа
представлений и понятий об окружающем мире и о самом себе, но и процесс раз-
вития сознательности, чувства ответственности» [Ульянова 2007: 60], что озна-
чает в том числе и чувство ответственности перед коллективом, способность пред-
видеть последствия своих поступков. Формирование сознания связывают с суще-
ствующими общественными отношениями, требующими подчинения жизни ин-
дивида «специально фиксированной системе потребностей, обязанностей, дисци-
плине поведения, выражаемых и регулируемых с помощью языка, исторически
сложившихся обычаев и нравов» [Там же]. По мнению психологов, экологическое
сознание может быть сформировано с помощью комплексного воздействия на раз-
ные сферы культуры: политическую, эстетическую, нравственную [Там же].
Объектом рассмотрения в нашей статье выступают способы вербализации
ландшафтных концептов в Интернет-дискурсе сайта природного парка Шварц-
вальд (https://naturparkschwarzwald.de) и Национального парка Шварцвальд
(https://www.nationalpark-schwarzwald.de). Дискурс веб-сайта можно вслед за
Е.А. Кожемякиным определить как «тематически сфокусированную, социокуль-
437
турно обусловленную речемыслительную деятельность в массмедийном про-
странстве» [Кожемякин 2010: 16]. Мы рассмотрим социолингвистические ас-
пекты дискурса сайтов: цели и участников дискурсивного процесса. Нашей зада-
чей является проследить возможности формирования экологического сознания
участников Интернет-коммуникации на сайтах национальных парков Германии.
Материалы сайтов Природного и Национального парков объединяет при-
надлежность к единому информационно-тематическому пространству «Природ-
ный парк», внутри которого, благодаря когнитивности – одному из ведущих
признаков Интернет-дискурса – можно проследить многотемность (ландшафт,
туризм, спорт, детские программы, заповедники, фотография и т.д.), наличие
разных субдискурсов, дискурсивных образований, подчиненных глобальному
дискурсу (ср. [Горина 2015]), вступающих в когнитивное взаимодействие, ко-
торое выражается, в частности, в том, что концептуальные характеристики ланд-
шафтов одного субдискурса «накладываются» на концептуальные характери-
стики ландшафтов другого субдискурса (красоты пейзажа для фотографа и огра-
ничение передвижения по территории заповедника). В результате подобного ко-
гнитивного столкновения – наложения одного субдискурса на другой – осу-
ществляется воздействие на участников, инициирующее изменения в их концеп-
туальной картине мира.
Цели дискурсивного процесса на сайте – информировать о программах,
предлагаемых парками для граждан, вовлекая их в процессы общения и взаимо-
действия с природной средой и оказывая тем самым воздействие в плане форми-
рования экологического сознания. Основной характеристикой участников дис-
курса сайтов является их коллективный характер: авторы большинства текстов
не указываются, адресатом может явиться любой пользователь.
Рассмотрим рекламный, научно-популярный и правовой субдискурсы.
Внутри каждого из них выделим способы вербализации ландшафтных концеп-
тов, актуализируемые признаки, соотнося их с целями дискурсов и характери-
стиками участников. Отметим случаи когнитивных столкновений. Проанализи-
руем воздействие на участников в плане изменения концептуального содержания
их картины мира и воспитания осознанности.
В рекламном субдискурсе актуализируется комплекс когнитивных призна-
ков ландшафта Шварцвальда: его воздействие на эмоциональную сферу воспри-
ятия через метафору встречи «древнейших магических сил» и «нежного волшеб-
ства», его географическая локализация (Средний и Северный Шварцвальд), со-
пряженность его природных и культурных характеристик (композиты с общим
компонентом Natur- und Kulturlandschaft), размеры (один из самых больших пар-
ков), его утилитарные свойства (возможность открыть что-то новое, пережить
новые впечатления и насладиться природой для туристов и местных жителей),
конкретные ландшафтные формы (лес, поле, луг):
(1) Wo sich magische Urkraft und sanfter Zauber begegnen. Entdecken Sie einen
der größten Naturparke Deutschlands. Die Natur- und Kulturlandschaft im mittleren
und nördlichen Schwarzwald lädt Gäste und Einheimische zum Erleben und Genie-
ßen zwischen Wald, Weide und Wiese ein.
Выделенные признаки соответствуют целям рекламного дискурса – кратко
и емко представить рекламируемый объект, сочетая как можно больше смыслов
438
и образов в одном коротком тексте. Текст последовательно апеллирует к эмоци-
ональной сфере получателя, его осведомленности в области культуры, эконо-
мики и географии, очерчивает широкий круг возможных клиентов от любителей
природы, ценителей культурных традиций, местных жителей до гостей региона.
Концептуальное столкновение осуществляется при переходе по ссылке с
главной страницы на страницу «Natur schützen und erlebbar machen», где пред-
ставлен научно-популярный субдискурс. В примере (2) вербализация ланд-
шафтных концептов осуществляется преимущественно через термины, актуали-
зируются такие признаки ландшафтных концептов как их ценность в качестве
среды обитания охраняемых видов животных и растений; характерные формы
ландшафта (болота, каровые озера, источники, Grinden – округлые вершины
средневысотных гор), ценность в природоохранном аспекте:
(2) Besonders wertvolle Lebensräume, mit einer großen Zahl gefährdeter Tier
und Pflanzenarten...;
– Moore und Moorwälder...;
– Karseen – die dunklen Augen des Schwarzwalds...;
– Grinden – durch jahrhundertelange Beweidung entstandene waldfreie Heide-
flächen auf den Bergkuppen...;
– vielen Feucht- und Nasswiesen, Quellen und Fließgewässer im Naturpark...;
– Viele dieser Lebensräume genießen seit Jahren besonderen Schutz durch das
Naturschutzrecht.
Выделенные признаки соответствуют целям научно-популярного дискурса
– сообщать знания об объекте, используя элементы объяснения (парафраз к лек-
семе Grinden) и наглядности (парафраз к Karseen – die dunklen Augen des
Schwarzwalds).
Блоки рекламного субдискурса могут быть ориентированы на определен-
ную группу реципиентов (туристы, любители активного отдыха, фотографы).
Так, в следующем отрывке содержатся советы фотолюбителям для зимней
съемки в Национальном парке. Актуализируемые признаки ландшафтных кон-
цептов – цвет (белоснежный), фактура (мелкие детали хвойных деревьев), соот-
ношение фигуры и фона, фантазийность образов деревьев и кустарников:
(3) SCHÖNE AUSSICHTEN IM WUNDERLAND. Bäume: Besonders die blatt-
losen Laubbäume, aber auch verschneite Nadelbäume, kommen im Winter vor einem
schneeweißen Hintergrund besonders detailreich zur Geltung. Tief verschneite Bü-
sche und Nadelbäume werden dann zu Fantasiegestalten…
Они в полной мере соответствуют целям участников – сделать эффектные и
необычные снимки. Концептуальное столкновение осуществляется при переходе
по ссылке от рекламного блока к блоку правил осуществления съемки, являюще-
муся примером правового субдискурса. Актуализируемые признаки ланд-
шафтных концептов – наличие правил поведения в Национальном парке (передви-
жение только по разрешенным дорожкам) (4), которые в свою очередь согласу-
ются с Законом о национальных парках, принятым в земле Баден-Вюртемберг (5):
(4) Im Nationalpark Schwarzwald besteht ein Wegegebot, deshalb müssen Sie
auch beim Fotografieren auf den ausgewiesenen Wegen bleiben.
(5) Für alle Besucherinnen und Besucher gilt im Nationalpark Schwarzwald das
am 3. Dezember 2013 vom Landtag Baden-Württemberg beschlossene Nationalpark-
gesetz (NLPG).
439
К правовым блокам можно отнести правила для посетителей парка, в кото-
рых одним из главных признаков ландшафтных концептов является их понима-
ние как редких, нуждающихся в охране биотопов, для сохранения которых необ-
ходимо максимально ограничить воздействие человека. Правила могут содер-
жать подробные запреты нарушения целостности водоемов:
(6) Bitte betreten und befahren Sie die Gewässer nicht – weder badend, tauchend
noch zu Fuß oder mit Schwimmkörpern aller Art. Die Bäche, Flüsse und Seen des
Nationalparks sind seltene und sehr sensible Biotope.
Таким образом, в рамках Интернет-дискурса ландшафтные концепты пред-
стают как единицы экологического сознания, за счет чего осуществляется ком-
плексное воздействие на реципиентов. Возможности формирования экологиче-
ского сознания через Интернет-коммуникацию реализуются благодаря консти-
тутивным признакам Интернет-дискурса, его апелляции к когнитивности и со-
циально-культурному фону участников.
Горина Е.В. Дискурс Интернета в аспекте воздействия на пользователя // Политическая
лингвистика. 2015. № 2 (52). С. 150-155.
Зеленков А.И. Устойчивое развитие как концепт и социальная технология // Гуманітар-
ний вісник ЗДІА. 2015. № 60. С. 25-36.
Кожемякин Е.А. Массовая коммуникация и медиадискурс: методология исследования //
Научные ведомости. Серия: гуманитарные науки. 2010. № 12 (83). Вып. 6. С. 13-21.
Ульянова Н.В. Экологическое сознание и экологическая культура (проблемы и перспек-
тивы) // Вестник ТГПУ. 2007. № 6. С. 57-61.
Yekaterina V. Bespalova (Samara, Russia)

Samara National Research University named after Academician S.P. Korolev
CONCEPTS OF LANDSCAPE IN THE INTERNET DISCOURSE:

DEVELOPING OF ENVIRONMENTAL CONSCIENCE
The paper deals with different verbalization ways of landscape concepts in the Internet discourse on
the sites of Germany National Parks. The author shows actually signs of concepts in promotional,
popular science and law subdiscourses from the viewpoint of environmental conscience development.
Keywords: environmental conscience, Internet discourse, web site discourse, cognitive interaction,
cognitive collision, subdiscourse, sign of concept
Н.В. Богданова-Бегларян (Санкт-Петербург, Россия)

n.bogdanova@spbu.ru
О КСЕНОПОКАЗАТЕЛЯХ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ / РЕЧИ:

ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ И СОВРЕМЕННЫЕ ПРОЦЕССЫ
В статье приводится достаточно полный перечень «новых» прагматических маркеров-ксено-
показателей (в контекстах), вводящих в повествование чужую (в широком смысле) речь или
маркирующих «говорящее» поведение другого человека. Многие единицы фиксируются в
Исследование выполнено при поддержке гранта РНФ (проект № 18-18-00242 «Система
прагматических маркеров русской повседневной речи»). (The study was supported by the Russian
Science Foundation, project No. 18-18-00242 “Pragmatic Markers in Russian Everyday Speech”).
440
этой роли впервые.
Ключевые слова: категория эвиденциальности, грамматикализация, прагматикализация, праг-
матический маркер, ксенопоказатель, монолог, диалог
Термином «ксенопоказатель» Н.Д. Арутюнова назвала «знаки чужого го-

лоса, отчуждаемой речи, чужого мира», основная функция которых «состоит в
маркировке присутствия Другого» [Арутюнова 2000; 437, 448]. Термин чужая
речь (ЧР) при этом обозначает не только реальную чужую, но и свою собствен-
ную речь, сказанную ранее или планируемую на будущее, а также собственные
или чужие мысли и даже речевое, «говорящее», поведение другого человека, его
реакции и т.д. [Левонтина 2010: 284].
Обычно о передаче ЧР говорят в рамках категории эвиденциальности, кото-
рая представляет собой «набор грамматических или лексических значений, вы-
ражающих эксплицитное указание на источник сведений говорящего относи-
тельно сообщаемой им ситуации» [Плунгян 2003: 321] (см. также в [Якобсон
1972; Evidentiality… 1986; Плунгян 2011]). В русском языке данная категория не
грамматикализована, поэтому эвиденциальное значение выражается лексически
или синтаксически. Ксенопоказатели как раз и могут быть отнесены к лексиче-
ским средствам выражения этой категории (о сомнениях в справедливости та-
кого отнесения см.: [Плунгян 2008]).
Помимо ксенопоказателей, говорят также о маркерах цитатива или ренар-
ратива, показателях косвенной засвидетельствованности [Плунгян 2011],
граммемах заглазности [Кибрик 1977], индирективах или медиативах [Плунгян
2003: 323]). В настоящей статье используется термин «ксенопоказатель».
Классические маркеры-ксенопоказатели – мол, де, дескать – появились
в русском языке в результате процесса грамматикализации, т.е. постепенного
перехода одного грамматического элемента в другой, в результате чего рожда-
ются новые грамматические единицы [Hopper, Traugott 2003: 1]. Этимологически
они восходят к глагольным формам ед. ч. прошедшего времени [Арутюнова
2000: 437; Михайлова 1996: 165; Копотев 2014]. В ходе развития языка эвиден-
циальное значение этих частиц «обросло» модальной семантикой и даже отодви-
нулось на второй план.
Обращение к устной речи значительно расширило круг единиц, которые
можно причислить к классу ксенопоказателей [Левонтина 2020], а также позво-
лило рассматривать их как результат еще одного активного процесса современ-
ной устной речи, тесно связанного с грамматикализацией, – прагматикализации.
В результате единицы практически утрачивают свое исходное лексическое и/или
грамматическое значение и приобретают прагматическое, т.е. выполняют в дис-
курсе только определенные функции, в числе которых (ксенопоказатели) и ввод
в повествование ЧР (см. подробнее о разных типах прагматических маркеров
(ПМ) в [Прагматические маркеры… 2021]). Ксенопоказатели как ПМ ближе
всего к традиционным частицам, «остановившимся» на этапе грамматикализа-
ции, но все же отличаются от них, поскольку часто сохраняют «атавизмы» грам-
матики: изменяемость по роду и числу (такой / такая / такие) или по лицу и
числу (грю, грит, грим и под.). К ПМ, а не к частицам относит ксенопоказатели
и Б. Фрезер [Fraser 1996].
441
Ниже приводятся примеры различных, в той или иной степени «новых» ксе-
нопоказателей, выявленных на материале устного подкорпуса НКРЯ (УП), кор-
пуса повседневной русской речи «Один речевой день» (ОРД) и корпуса русской
монологической речи «Сбалансированная аннотированная текстотека» (САТ)
(подробнее о последних двух корпусах см. в [Прагматические маркеры… 2021]).
Все иллюстрации должным образом атрибутированы и приводятся в алфавитном
порядке маркеров, в соответствии со словарем ПМ [Там же], представляющим
полный набор прагматических маркеров русской речи, во всех их возможных
функциях. Вопрос о количественном соотношении единиц, способных стано-
виться ПМ-ксенопоказателями (ПМК), следует пока считать открытым. ЧР во
всех контекстах подчеркнута, даны некоторые комментарии.
1) Вы пришли в булочную и Вас там у кассы облаяли / потому что видите
ли у Вас крупная бумага / а у них сдачи нет (УП) (в употреблении данного ПМК
можно усмотреть экспрессивно-оценочную коннотацию);
2) я подошел к тренеру и говорю ему так и так вот я занимался водным
поло / энное количество лет / я хочу попасть в команду (САТ) (в роли ПМК вы-
ступает цепочка маркеров);
3) какой будет / прогноз ? *П # да вроде у нас теплеет (ОРД) (ПМК марки-
рует информацию, полученную из газет или с телевидения);
4) Вот / И говорят / что да нет / он этот новый / а / агрегат / но в общем
/ Вы не беспокойтесь вроде того [нрзб] (УП) (ПМК одновременно является фи-
нальным маркером, «закрывающим» реплику);
5) вот один из них спросил таким / *К *П так / это просто со странным
немножко (...) отношением и взглядом / *П а зачем ? *П ну вроде того что их
интересует только живая / (...) музыка // живой фольклор (ОРД) (в контекстах
(3) – (5) налицо цепочка структурных вариантов ПМК: вроде – вроде того –
вроде того что);
6) ну вот // *В я говорю говорю / я говорю / барышня ! говорю / какая вы
молодца говорю // правильно / () а то / я некрасивая ! сделайте меня покрасивше
говорю (ОРД) («застывший» в финитных формах базовый глагол говорения го-
ворить часто предстает в речи как ПМК, обычно в редуцированных формах грю,
грит и под.);
7) и(:) Наталья_Георгиевна% мне (э) все говорила / знаешь / их тогда никто
не обойдет на(:) этапе поставки (ОРД) (ПМК одновременно является маркером
старта в чужой речи);
8) он такой / понял короче / по... посмеялся / поулыбался // *Н без темы //
*П ну вот / я помогу короче (ОРД) (ПМК еще и маркер финала реплик);
9) и он блин мне написал слушай сорри не могу (ОРД) (в передаче письмен-
ной ЧР маркер слушай никак не может быть одновременно маркером ее старта,
что подтверждает его статус как ПМК);
10) ну да / женщина уже посмотрела на нас так / угу / с*ки (ОРД) («гово-
рящим» в данном контексте является взгляд женщины);
11) Машина стояла на дворе / на ней кто-то уехал. Он знал / кто это / то
есть. Потом видел эту машину. Ну / тоже пришел в милицию / так и так /
номера записал. А ему сказали / фигня / не будем разбираться (УП);
12) Вот / пишет мне типа ну вот так и так / типа перевод / я говорю /
«Ну деньги сначала / да / там все дела» (УП) (ЧР водится цепочкой ПМК);
442
13) ну или надо посмотреть где арен… в аренду парики сдают / ну там же
не будет так сказать ой нам надо всего на десять минут дайте нам его / за сто
рублей и они скажут идите в ж-ж*пу может быть (ОРД);
14) я вчера их встречаю / на улице / ну в «Пятерочку» / я шла как раз в
магазин / а был вечер / полдесятого // я такая / о-о / вы приехали // а у вас завтра
занятия будут? / они такие / будут / я говорю / да-а / не повезло мне // а что
такое ? // а у меня завтра у вас три ... два семинара (ОРД);
15) и она как на нас налетела ! вот там ты-ты-ты-ты-ты-ты / да мы
алкаши там / ну что-то там такое / я не помню (ОРД) (цепочка ПМК);
16) Ну / она [нрзб] когда отвечаю / то в окно смотрит там / то лицо та-
кое делает / типа я тупая (УП) (маркер «говорящего» выражения лица);
17) Она грит / что после того / как твоя мама сказала / что я / мать-
деспот / типа того / я говорю / думаю / что у тебя есть шансы все наладить
(УП) (ПМК одновременно является маркером финала реплики);
18) и тут звонок в дверь // стоит этот мужик // *П типа того что блин
/ давайте общаться ! (ОРД) (в контекстах (16) – (18) налицо цепочка структур-
ных вариантов ПМК: типа – типа того – типа того что);
19) Ее / на сутки позже / принесли на кормление… Его оживляли тоже.
Бук… буквально оживляли. В общем я там взволновалась / но они / очень боялись
что у меня там молоко пропадет / то се / «не волнуйтесь / не волнуйтесь» (УП)
(ПМК одновременно является маркером-заместителем члена ряда перечисле-
ния);
20) Если взять так / тот же Билл Гейтс / якобы образовавший компанию
«Майкрософт» / который самый богатый человек… (УП).
Приведенные примеры показывают, сколь широк круг маркеров-ксенопока-
зателей (часто полифункциональных) в современной русской речи, демонстри-
руют их «отрыв» от глаголов говорения, а также явное преобладание в диалоге
по сравнению с монологом. Особенно высокой оказалась частота ПМК говорит
(в разных, по преимуществу редуцированных, формах). Полный перечень таких
маркеров может быть полезен в самых разных прикладных аспектах лингви-
стики: преподавание РКИ, практика перевода, лингвистическая экспертиза, ав-
томатическая обработка речи, лингвокриминалистика.
Арутюнова Н.Д. Показатели чужой речи де, дескать, мол // Язык о языке: сб. статей /
под общ. рук. и ред. Н.Д. Арутюновой. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 437‑452.
Кибрик А.Е. Опыт структурного описания арчинского языка. Т. 2. Таксономическая грам-
матика. М.: МГУ, 1977.
Копотев М.В. Эволюция русских маркеров ренарратива: синтаксис или лексика? //
ACTA LINGUISTICA PETROPOLITANA. Труды Института лингвистических исследований
РАН. Т. X. Ч. 2. Русский язык: грамматика конструкций и лексико-семантические подходы.
СПб.: Наука, 2014. С. 712-740.
Левонтина И.Б. Пересказывательность в русском языке // Компьютерная лингвистика и
интеллектуальные технологии: По материалам ежегодной Междун. конференции «Диалог.
Вып. 9 (16). М.: РГГУ, 2010. С. 284-289.
Левонтина И.Б. Об арсенале ксенопоказателей в русском языке // Вопросы языкознания.
№ 3, 2020. С. 52-77.
Михайлова О.А. Жизнь чужого слова в живой речи горожан // Русская разговорная речь как
явление городской культуры / отв. ред. Т.В. Матвеева. Екатеринбург: АРГО, 1996. С. 153-167.
443
Плунгян В.А. Общая морфология: Введение в проблематику. М.: Едиториал УРСС, 2003.
Плунгян В.А. О показателях чужой речи и недостоверности в русском языке: мол, якобы
и другие // Lexikalische Evidenzialitäts-Marker in Slavischen Sprachen // Wiener Slawistischer Al-
manach, Sonderband 72 / B. Wiemer, V.A. Plungjan (eds). München: Sagner, 2008. S. 285-311.
Плунгян В.А. Введение в грамматическую семантику: грамматические значения и грам-
матические системы языков мира. М.: РГГУ, 2011.
Прагматические маркеры русской повседневной речи. Словарь-монография / сост., отв.
ред. и автор предисловия Н.В. Богданова-Бегларян. М.: Языки славянских культур, 2021. (В
печати).
Якобсон Р.О. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол / сост. О.Г. Ревзина.
Принципы типологического анализа языков различного строя. М.: Наука, 1972. С. 95-113.
Evidentiality: the Linguistic Coding of Epistemology // Advances in Discourse Processes XX /
ed. by W. Chafe, J. Nichols. Norwood, New Jersey, 1986.
Fraser B. Pragmatic Markers // Pragmatics. 1996. Vol. 6 (2). P. 167-190.
Hopper P.J., Traugott E.C. Grammaticalization. 2nd ed. Cambridge: CUP, 2003.
Natalya V. Bogdanova-Beglaryan (St. Petersburg, Russia)

XENOMARKERS IN THE RUSSIAN LANGUAGE / SPEECH:

LEXICOGRAPHIC TRADITION AND MODERN PROCESSES
The article provides a sufficiently complete list of “new” pragmatic xenomarkers (in contexts) that
introduce someone else’s (in a broad sense) speech into the narrative or mark the “speaking” behavior
of another person. Many units are registered in this role for the first time.
Keywords: category of evidentiality, grammaticalization, pragmaticization, pragmatic marker, xeno-
marker, monologue, dialogue
Л.М. Болсуновская (Томск, Россия)

Томский политехнический университет
bolsunovskl@tpu.ru; bolsunovskaya@inbox.ru
КОГНИТИВНО-ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ И СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ
АСПЕКТЫ АНГЛОЯЗЫЧНОГО ИНЖЕНЕРНОГО ДИСКУРСА
Статья посвящена анализу языковых средств, участвующих в создании прагматического по-

тенциала научно-технического текста. В работе используется когнитивно-лингвистический и
коммуникативно-прагматический подходы, поскольку прагматическая значимость формиру-
ется в определенных речевых ситуациях, а их интерпретация является контекстно-обуслов-
ленной. Актуальность данной работы определяется необходимостью систематизации накоп-
ленного исследовательского опыта в области описания коммуникативно-прагматических,
структурно-системных и функционально-нормативных особенностей̆ языкового корпуса ин-
женерного дискурса.
Ключевые слова: инженерный дискурс, научно-технический стиль, прагматический потен-
циал, когнитивные исследования
Четвертая промышленная революция или «Индустрия 4.0» в корне изме-

нила не только архитектуру производства, сферу услуг и связанные с ними про-
цессы, но и расширила познания о мире, об уже существующих и вновь появля-
ющихся видах и отраслях инженерной деятельности. Как и все социальные и эко-
номические изменения, «знания человека о мире и языке также находятся в про-
444
цессе постоянного изменения» [Болдырев 2009: 25-77]. В связи с этим без пре-
увеличения можно сказать, что актуальной задачей современной науки о языке
и языковых явлениях является не только анализ уже существующих систем, но и
анализ сложных фактов изменения языка науки и технологий. Актуальность та-
ких исследований обосновывается еще и тем, что они способствуют упорядочи-
ванию знаний и концепций, обеспечению передачи научно-технической инфор-
мации, а также созданию условий для хранения информации [Felber 1984].
В начале третьего тысячелетия английский язык выступает в качестве меж-
дународного языка международных симпозиумов, конференций и семинаров, а
также языка специализированных научных публикаций, в которых ученые инже-
нерных направлений представляют свои разработки и изыскания. Жанры пись-
менного и устного общения инженеров образуют лингвистическое социально-
культурное явление в рамках социума. При этом «эффективность или неэффек-
тивность взаимодействия коммуникантов зависит от различных факторов онтоло-
гии мира, сознания и языка в процессе вербального общения» [Болдырев 2009: 25-
77]. Когнитивно-дискурсивный подход, по мнению В. Заботкиной, основан на
утверждении, что каждая единица языка должна анализироваться с точки зрения
познания и общения в их единстве и тесном взаимодействии [Заботкина 2014: 55].
Английский язык научно-технического общения предстает как очень ограни-
ченный специализированный регистр или как определенный язык в заданном кон-
тексте использования [Biber, Finegan 1994: 4], соответствующий определенным
лингвистическим и дискурсивным параметрам социального взаимодействия. В
исследовательском фокусе данной работы находится языковая система инженер-
ного дискурса с позиций интегрированного подхода. В статье проводится анализ
текстов научно-технического характера и выделяются некоторые дискурсивные и
риторические характеристики, подтверждающие социальные аспекты конкрет-
ного профессионального дискурса. Цель настоящей̆ статьи заключается в том,
чтобы проанализировать обширный эмпирический материал и выявить наиболее
значимые когнитивно-лингвистические особенности современного английского
инженерного дискурса. Корпус анализируемых научно-технических текстов
включает 15 статей из журналов по тематике «Natural Resources Engineering», вхо-
дящих в базу данных Scopus и Web of Science за последние пять лет. Тематические
статьи отбирались с учетом классического научного письменного жанра. Допол-
нительными критериями послужили: целевая аудитория, временнóй период напи-
сания статьи и социальные вопросы, рассматриваемые в статьях. Были проанали-
зированы только вводный и заключительный разделы отобранных статей. Чтобы
представить доказательства социальных и институциональных последствий, свя-
занных с текстовой практикой, в работе проиллюстрировано повторяющееся ис-
пользование следующих прагматических особенностей: риторические ходы во
вступлениях, роль дискурсивных маркеров в качестве риторических указателей,
эпистемическая модальность или позиция автора, убеждение и аргументация,
хеджирование и прагматичная вежливость. Как социальная группа любое интер-
претирующее сообщество характеризуется относительной однородностью в вы-
ражении своей теоретической мысли [Alcaraz 2000: 21]. Согласно последним под-
ходам в исследованиях по научно-техническому письму [Wilkinson 1991;
Eisenberg, 1993; Rollinson 1996; Bazerman, et al. 2005], письменные тексты рассмат-
риваются не только с точки зрения содержания, но и со ссылкой на представление
445
этого содержания. В свете этих подходов, по-видимому, необходимо углубить по-
нимание темы риторики и междисциплинарного изменения технических жанров,
чтобы понять социальные и прагматические последствия, связанные с построе-
нием формальной архитектуры технической коммуникации. Как и в любом дру-
гом виде взаимодействия, презентация инженерных исследований опирается на
два прагматических параметра: коммуникативную цель и специализированную
аудиторию. В анализ были включены только научные тексты, с целью дальнейшей
оценки того, как специалисты-исследователи в данной области неявно принимают
определенные прагматические правила и как профессиональные дискурсы, в
нашем случае, связанные с инженерными технологиями в области природных ре-
сурсов воспринимаются как риторические [Hyland 2000; Flowerdew 2002]. Наряду
с объективностью и концептуальной точностью, о которых заявляют риториче-
ские руководства для ученых и инженеров, в техническом дискурсе практикуется
очень тонкое использование языка. Очевидно, что профессиональные тексты – это
не просто серия предлагаемых утверждений о фактах, как это кажется на первый
взгляд, а скорее риторическое упражнение, основанное на убедительном изложе-
нии фактов. Такое изложение фактов основано на предварительных дисциплинар-
ных исследованиях и, в конечном счете, на приемлемости теорий коллегами-экс-
пертами. Успех публикации во многом зависит от того, насколько хорошо авторы
заявляют об актуальности своих исследований и насколько хорошо они убеждают
аудиторию в достоверности исследования. Исследовательское сообщество опре-
деляется как своего рода социально-нравственный порядок, чья внутренняя струк-
тура основана на сети доверия и убежденности. Соответственно, техническая ком-
муникация не только включает расшифровку данных в ясной и объективной
форме, но также убеждает аудиторию в обоснованности определенных требова-
ний и предложений. Например, использование выражений окончательности, а
также причинно-следственных связей, по-видимому, становится повторяющи-
мися риторическими чертами в тематических статьях с целью убедить читателей
в актуальности исследования или подходе, предложенном в статье. С прагматиче-
ской точки зрения, эти грамматические структуры служат авторам для обоснова-
ния своих экспериментальных процедур, для предоставления обоснованных объ-
яснений их утверждений и для доказательства их подходов. Эти методы могут
быть поняты как тонкая риторическая попытка подтвердить актуальность и объем
своих исследований и, в некотором смысле, избежать возможных опровержений
или контраргументации. Как показано в корпусе, вводные разделы тематических
статей содержат последовательное использование риторических структур, движе-
ний и дискурсивных указателей для облегчения обработки информации. Кроме
того, анализ разделов выводов оказывается более идеологически ограниченным в
отношении институционального сообщества и социологии дисциплинарных зна-
ний, как показано в периодическом использовании убеждения, хеджирования,
причинно-следственной аргументации и межличностного вмешательства автора в
текст. Как и во вводных разделах выбранного корпуса, определенные риториче-
ские приемы используются в выводах по различным социальным и прагматиче-
ским причинам. Наиболее очевидным является использование грамматических и
лексических структур, убеждающих аудиторию в обоснованности рассматривае-
мого исследования, теории или технологического применения.
446
В попытке соотнести язык, познание и культуру мы выделяем контексту-
альную основу познания, предполагая, что составляющая обработки языка
должна быть изучена и описана со ссылкой на социальное и контекстуальное
взаимодействие фактического использования языка. Таким образом, анализ ин-
женерного дискурса может рассматриваться как отражение сложных реалий
мира институционального общения, а также как эффективный и удобный ин-
струмент для разработки программ обучения языку. Предполагается, что прове-
дение исследования лексико-семантического корпуса текстов инженерной тема-
тики будет способствовать более полному описанию вариативных и инвариант-
ных моделей сочетаемости лексико-семантических единиц инженерного дис-
курса, а также социокультурных аспектов, оказывающих влияние на процесс его
создания. Кроме того, когнитивно-лингвистический подход позволяет прояснить
содержание понятий и наметить новые перспективы исследования с точки зре-
ния анализа инженерного дискурса.
Болдырев Н.Н. Концептуальная основа языка // Когнитивные исследования языка. 2009.
Вып. IV. С. 25-77.
Заботкина В.И. Когнитивная парадигма как основа преподавания языковых дисциплин
// Вестник МГУ. Серия 19: лингвистика и межкультурная коммуникация. 2014. № 2. С. 52-60.
Alcaraz E. Elinglés profesional y académico. Madrid: Alianza Editorial, 2000.
Bazerman Ch., Little J., Bethel L., Chavkin T., Fouquette D., Garufis J. Guide to Writing across
the Curriculum. Parlor Press LLC, West Lafayette, Indiana, 2005.
Biber D., Finegan E. Sociolinguistic Perspectives on Register. Oxford Studies in Sociolinguis-
tics. New York: OUP, 1994.
Eisenberg A. Effective Technical Communication. Singapore: McGraw-Hill International Edi-
tions, 1993.
Felber H. Terminology manual. Paris: UNESCO; Infoterm, 1984.
Academic Discourse / ed. by J. Flowerdew. Harlow: Pearson Education Limited, 2002.
Hyland K. Disciplinary Discourses. Social Interactions in Academic Writing. Harlow: Pearson
Education Limited, 2000.
Rollinson P. An Introduction to Academic Writing. Madrid: Ediciones de la Universidad
Autónoma de Madrid, 1996.
Wilkinson A. The Scientist’s Handbook for Writing Papers and Dissertations. New Jersey:
Prentice Hall, 1991.
Lyudmila M. Bolsunovskaya (Tomsk, Russia)

National Research Tomsk Polytechnic University
COGNITIVE LINGUISTIC AND SOCIO-CULTURAL ASPECTS

OF THE ENGLISH ENGINEERING DISCOURSE
The research focus of this work is the engineering discourse from the perspective of integrated analysis,
which includes elements of cognitive linguistic, linguo-pragmatic and sociocultural approaches. The
presented paper analyzes texts of a scientific and technical nature and highlights some discursive and
rhetorical characteristics that confirm the social aspects of a specific professional discourse. The rele-
vance of this work is determined by the need to systematize the accumulated research experience in the
field of describing communicative pragmatic, structural-systemic, and functional-normative features of
the language corps of engineering discourse. It is assumed that the study will contribute to a more com-
plete description of the variant and invariant models of compatibility of the lexical and semantic units
of engineering discourse, as well as sociocultural aspects that influence the process of its creation.
Keywords: engineering discourse, linguopragmatic and cognitive research, interaction, rhetoric
447
Л.А. Борботько (Москва, Россия)
ludmilaborbotko@gmail.com
АВТОРСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ В КИНОРЕЦЕНЗИИ:

ЛИНГВОКОГНИТИВНЫЙ АСПЕКТ
Статья посвящена анализу проблемы проявлений идентичности автора кинорецензии как

жанра массмедиального дискурса. Изучению подвергаются ключевые способы авторской са-
модемонстрации в тексте рецензии и приемы убеждения читателя в валидности высказывае-
мой точки зрения. Маркеры оценки понимаются как текстообразующие для жанра кинорецен-
зии, одновременно будучи используемыми автором как для создания определенного когни-
тивного фона, так и для учета имеющейся у читателя когнитивной базы.
Ключевые слова: идентичность, кинорецензия, оценочность, тактики убеждения
Современная лингвистика, функционируя и базируясь на принципах антро-

поцентризма как методологического принципа, определяющего направление ра-
боты с конкретным языковым материалом «в аспектах его порождения (позиция
адресанта), понимания (позиция адресата) и воздействия на адресата»
[Zheltukhina et al. 2017: 88] стремится к осмыслению образов homo lingualis – че-
ловека в языке (Е.Ф. Серебренникова) в рамках различных типов коммуникации.
При этом важно, что вне зависимости от вариабельности коммуникативных ти-
пов когнитивная подоплека данного процесса предполагает построение комму-
никантами «совместной» структуры коммуникативных знаний, «хотя бы вре-
менно отличающейся от тех структур знаний, которыми обладали они порознь»
[Демьянков 2018: 53].
Актуальность исследования обусловлена релевантностью рассмотрения
языковой идентичности автора текстового материала в ее дихотомии: осознание
себя как индивидуальности в противовес корреляции с «другими» (otherness)
[Zheltukhina et al. 2016: 10419] на фоне «отражения в языке проблемы стереоти-
пизированных представлений о мире» [Чупрына 2017]. Эмпирическим материа-
лом, иллюстрирующим и подразумевающим демонстративное выражение пози-
ции автора, выступили кинорецензии.
Дифференциация на уровне автора конкретного текста (зд.: кинорецензии)
и на уровне реципиента сообщения (читателя рецензии) являет собой одно из
принципиальных условий для реализации массмедиального дискурса, в частно-
сти, кинодискурса. Читатель естественным образом заинтересован во мнении ав-
тора рецензии (журналиста) и на основании предоставляемой информации – лич-
ного мнения рецензента – составляет собственное мнение о кинокартине или вы-
бирает одну из точек зрения, отраженную в СМИ. Чем авторитетнее издание, тем
наибольшей аудиторией обладает журнал и, соответственно, мнение кинорецен-
зентов журнала представляется наиболее значительным для широкой публики
[Чернышова 2005].
Одной из характерологических особенностей рецензии является адресная
направленность, а также ориентация на собственную аудиторию [Чернышова
2005]. Очевидным становится тот факт, что автор определенным образом «под-
страивается» под потенциального читателя в целях налаживания контакта и воз-
можности впоследствии оказать нужное воздействие на адресата.
448
В то же время, помимо отбора конкретных факторов, посредством которых
события окружающей действительности отражаются под определенным углом,
одним из очевидных проявлений взаимодействия автора с текстом рецензии яв-
ляется оценка, которую автор дает конкретным событиям.
Оценочность представляет собой «формирование ценностного отношения»,
что в преломлении к жанру кинорецензии позволяет считать оценочность
«жанро- и текстообразующей категорией кинорецензии» [Гаранина 2013: 28].
Другими словами, оценочность является одним из основополагающих концепту-
альных элементов кинорецензии, без которого существование данного жанра не-
возможно.
В свою очередь, в тексте модальность может иметь разные формы. Напри-
мер, наличие определенного стиля, который отличает автора от всех остальных
и создает эффект «узнавания» конкретного рецензента среди прочих, использо-
вание большого количества оценочной лексики, используемой для создания ко-
гнитивного фона и выражения авторской позиции и т.д. [Щелкунова 2004].
Отметим, что формируемый когнитивный фон демонстрирует тесную взаи-
мосвязь оценки с нормами или устоями, принятыми в том или ином обществе.
Социальные интересы, мировоззрение, мода, нормы поведения – эти и многие
подобные факторы прямым образом «влияют» на реализацию оценки [Арутю-
нова 1988: 6].
Что касается выражения авторской позиции, то помимо изложения соб-
ственных мыслей и точки зрения о кинокартине, автор кинорецензии выполняет
еще некоторый ряд функций. Ключевая из них состоит в оказании определенного
воздействия на адресата текста с целью убедить последнего в правильности вы-
двигаемых автором-рецензентом положений и его субъективной точки зрения
или же посредством эмоциональной напряженности высказывания вызвать у чи-
тателя желаемую реакцию на сказанное (в данном случае, посмотреть или не по-
смотреть кинофильм) [Гальперин 1981]. Во втором случае логически обоснован-
ная аргументация не играет существенной роли, так как перед автором стоит
иная цель, и, как следствие, способы и методы достижения поставленной цели
тоже будут отличаться.
Изучение особенностей репрезентации автора в тексте рецензии подтвер-
ждает тот факт, что несмотря на существование определенного алгоритма изло-
жения текста и структуры кинорецензии, общепринятого способа ее организации
не существует. Следовательно, композиция кинорецензии напрямую зависит от
проявлений авторской идентичности в тексте.
Как уже было отмечено выше, одна из основных задач рецензента – убедить
читателя в валидности и правильности своей точки зрения. В частности, суще-
ствует несколько тактик убеждения, которых придерживается автор рецензии
[Гаранина 2013: 29]:
1) общие (цитирование, привлечение внимания читателя, пересказ, паралле-
лизм и т.д.): (The good news is that I know the recipe; You do the math. You solve one
problem. And then you solve another. And then another. Solve enough and you stay
alive);
2) специальные (прямая и косвенная оценки): (extraordinary collaboration;
funny as hell; marvelous adventure).
Среди основных способов воздействия на адресата и выражения авторской
449
позиции были выделены стилистические приемы и средства выразительности, а
также оценочная лексика. Так, в рецензии на фильм «Призрачная красота»
(«Collateral Beauty») общее количество слов составляет 784 слова, в то время как
количество оценочных единиц составляет 199 слов:
Collateral Beauty is a movie that insists grief can be beautiful. In the service of
this extraordinarily bland, empty message, it takes the subject most likely to pro-
voke an emotional response—the death of a child—and treats it cheaply, employing
pseudobabble, chicken-soup-for-the-soul platitudes, and naked manipulation to
tug at its audience’s heartstrings. It’s transparently cynical, with no apparent end-
game in mind other than simple profit. <…> [URL: http: www.theatlantic.com]
В процентном соотношении количество оценочных лексем составляет при-
мерно четверть от всех слов в тексте (25,4%) – значительную часть кинорецен-
зии. Тем не менее отметим, что количество лексем с оценочным значением варь-
ирует от текста к тексту, так как количество слов определяется автором рецензии
и/или редактором журнала.
Авторская идентичность эксплицируется в тексте посредством разнообра-
зия языковых средств (средства выразительности и стилистические приемы). В
рецензии на фильм «Боги Египта» («Gods of Egypt») авторская позиция и стрем-
ление воздействовать на адресата проявляются в языковых средствах, выражаю-
щих явное неодобрение картины: so bad it’s entertaining, unevenly realized, a
campy quasi-parody, often sloppy, fails, a fatal mistake, no consistency, the awfulness
of his performance и т.д. Вышеперечисленные примеры имеют негативную кон-
нотацию, что раскрывает отношение автора к кинофильму. Отметим, что зача-
стую авторы подобных рецензий используют иронию и сарказм в целях усилить
негативное впечатление. Так, в данной рецензии автор иронично отзывается о
картине как so bad it’s entertaining.
Таким образом, в соответствии с позицией автора и оценкой кинофильма
формируется лексико-синтаксический облик рецензии, который в свою очередь
является социально обусловленным. Рецензент намеренно учитывает определен-
ный когнитивный фон: имеющиеся у читателей рецензии знания, фокусность и
направленность выражаемого мнения на определенную группу лиц, возможный
«вклад», который делает кинокартина в культуру как общемировой феномен и
отдельные ее ответвления.
Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений. Оценка, событие, факт. М.: Наука, 1988.
Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: Наука, 1981.
Гаранина Э. Ю. Оценочность в жанре кинорецензии // Вестник Кемеровского государ-
ственного университета. 2013. № 2 (54). Т. 2. С. 28-31.
Демьянков В.З. Коммуникативное знание в когнитивной и коммуникативной компетен-
циях // Когнитивные исследования языка. Вып. XXXIV. 2018. С. 52-55.
Чернышова Т.В. Тексты СМИ в ментально-языковом пространстве современной России.
Барнаул: ЛКИ, 2005.
Чупрына О.Г. Идентичность в пространстве языка и культуры // Диалог культур. Куль-
тура диалога: Человек и новые социогуманитарные ценности: коллективная монография. М.,
2017. С. 301-326.
Щелкунова Е.С. Публицистический текст в системе массовой коммуникации: специфика
и функционирование. Воронеж: ВГУ, 2004.
450
Zheltukhina M.R., Vikulova L.G., Serebrennikova E.F., Gerasimova S.A., Borbotko L.A. Iden-
tity as an element of human and language Universes: Axiological ASPECT // 54 International Journal
of Environmental and Science Education. 2016. Т. 11. No. 17. Р. 10413-10422.
Zheltukhina M.R., Vikulova L.G., Mikhaylova S.V., Borbotko L.A., Masalimova A.R. Communica-
tive theatre space in the linguistic and pragmatic paradigm // XLinguae. 2017. Т. 10. No. 2. Р. 85-100.
Lyudmila A. Borbotko (Moscow, Russia)

COGNITIVE LINGUISTICS APPROACH TO IDENTITY IN FILM REVIEW

The article regards the issue of identity in film review being a mass media discourse genre. The focus
is on the ways the reviewer represents themselves through text as well as on the persuasive techniques
aimed at ensuring the reviewer’s competence while forming the readers’ outlook. Evaluation marks
proves mandatory for the review being relevant for structuring the cognitive background of the reader.
Keywords: identity, film review, evaluation, persuasive techniques
Ю.А. Бурменкова (Нижний Новгород, Россия)

little-bu@mail.ru
КОГНИТИВНЫЕ МЕТАФОРЫ С КОМПОНЕНТОМ «БРАТСТВО»

В статье рассматриваются структурные и семантические особенности когнитивных метафор с

компонентом «братство» в современном русском языке на материале обиходно-бытового, пуб-
лицистического и художественного дискурсов. Доказано, что группа когнитивных метафор с
компонентом «братство» во всех типах дискурса содержит идею единения, связи, близости
группы людей.
Ключевые слова: когнитивная лингвистика, когнитивная метафора, метафора, братство, концепт
Уровень развития современной теории языка во многом обусловлен возрос-

шим интересом к когнитивной лингвистике, в рамках которой стало возможным
толковать и по-иному объяснять языковые явления, в том числе метафоры. Мета-
фора привлекает лингвистов не только как стилистическая фигура, но и как слож-
ный языковой феномен, отражающий взаимосвязь языка и мышления. Исследова-
тели отмечают активное участие метафоры в построении когнитивной картины
мира и процессах порождения текста: «В метафоре стали видеть ключ к понима-
нию основ мышления и процессов создания не только национально-специфиче-
ского видения мира, но и его универсального образа» [Арутюнова 1990: 5].
По мнению Э. Маккормака, создавшего собственную теорию метафоры в
рамках когнитивного подхода, метафора возникает как результат сопоставления
семантических концептов (на первый взгляд, несопоставимых) с помощью опре-
деленных организованных операций [Маккормак 1990]. Метафору справедливо
считают результатом вербализации мышления о мире, а язык – «самой показа-
тельной формой объективации метафор» [Кульчицкая 2013: 118].
Анализ метафорической сочетаемости слов абстрактной семантики, к кото-
рым относится лексема «братство», является одним из распространенных приемов
реконструкции языковой картины мира.
Т.Г. Лобова считает, что братство – это явление концептуального плана и
451
пример архаического опыта, эксплицированного в мифологическом сознании, а
также воплощенного в братчине и братовщине [Лобова 2014: 90]. По мнению
исследователя, исторически братские союзы представляли собой объединения
мужчин, базирующиеся на солидарности и дружбе, единой цели и готовности
умереть за тех, кто в братстве, а затем – с секретными, тайными религиозными
обществами.
Если мы обратимся к значению слова «братство» в толковых словарях, то
увидим, что в «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И. Даля вы-
делены четыре значения лексемы «братство».
1. Братское родство; состояние в этом родстве, по разным его степеням и
значениям.
2. Товарищество, дружба, приязнь, тесная связь.
3. Общество или община, братский союз.
4. Союз по житейским отношениям, по целому составу общества, сословия;
дух братства, товарищества, чувство взаимности сослуживцев, связь их по духу,
чувству, круговая порука, esprit dе corps. В.И. Даль отмечает: «Дух братства не-
редко понимается превратно, как и долг чести. В этих войсках нет духа братства,
единодушия, единомыслия. В этом полку благородное братство. Это значение
братства у нас утрачено, а заменить его нечем и надо ввести» [Даль 1955].
Большой академический словарь дает следующие значения слова «брат-
ство» [БАС 1981].
1. Содружество, единение, союз.
2. Устар. Родственное отношение между братьями родными, двоюродными
и т.п.
3. Истор. Общество людей, составляющих союз для какой-либо цели и под-
чиненных одним общим правилам, установленным данным обществом, группою
людей.
4. Церк. Общество монахов, принадлежащих к одному монастырю или од-
ному монашескому ордену (союзу).
В «Толковом словаре русского языка» С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой
представлены два значения слова «братство» [Ожегов 1994].
1. То же, что содружество (в 1 знач.) (высок.).
2. Название некоторых монашеских орденов, религиозных организаций, об-
ществ.
В «Словаре русского языка» под редакцией А.П. Евгеньевой приведены те
же значения, но с уточнением: в сочетании с определением слово «братство»
имеет значение ‘люди, которых объединяет общая цель, общая деятельность,
труд и т.д.’ [Словарь русского языка 1981].
Таким образом, анализ слова «братство» позволяет выделить следующие об-
щие для всех значений семы: единение, единство, люди, связь, близость.
Когнитивные метафоры с компонентом «братство» отражают способность
человека соединять в своем сознании разные области на основе ассоциаций, да-
леко не всегда явных.
Синее братство – ‘алкоголики, пьяницы’. Метафора основана на «цвете»
внешнего вида человека, регулярно принимающего алкогольные напитки и име-
ющего серо-синие мешки под глазами, сизый нос, покрытый темной сетью сосу-
дов. Она позволяет идентифицировать принадлежность человека к определенной
452
социальной группе.
Группа когнитивных метафор с компонентом «братство» содержит идею
единения, связи, близости группы людей, основания для которых заключено в
определении, обычно прилагательном, выражающим цвет.
Красно-белое братство – ‘болельщики футбольного клуба «Спартак
Москва»’. Красный и белый – традиционные клубные цвета «Спартака», вслед-
ствие чего игроков футбольного клуба часто называют «красно-белыми», а их
болельщиков – «красно-белым братством».
Зеленое братство – ‘сотрудники пограничной службы’ (цвет формы погра-
ничников – зеленый). Название «Зеленое братство» носила также основная
группа секты «Племя акаданов», осуществлявшая свою деятельность в России в
1993–1994 гг. Ее последователи считали себя проводниками «Силы Великого
Духа», которые единственными выживут после экологической катастрофы.
Кроме того, члены секты носили зеленые одежды – эльфийские плащи.
Следующие две метафоры – яркий пример «мистериального» опыта брат-
ства [Лобова 2014: 90], связанный с закрытыми религиозными культами или тай-
ными учениями.
Белое братство – ‘в эзотеризме и оккультизме: члены духовной иерархии,
правители земной цивилизации с высших духовных уровней’. Аналогичные мета-
форические названия носит и ряд других сект, в том числе запрещенных в России.
Черное братство – ‘в эзотеризме и оккультизме: черные маги и колдуны,
ведомые личным эгоизмом при применении сверхъестественных дарований’.
Все указанные метафоры выстроены на ассоциациях, передающих реально
существующие у предмета или явления признаки.
Метафоры с компонентом «братство» часто встречаются в заголовках худо-
жественных произведений, публицистических статей и названий фильмов. Это
связано с тем, что подобные названия, вследствие невозможности их букваль-
ного понимания, интригуют и привлекают аудиторию. В большинстве случаев
такие метафоры выстроены по модели «братство + генитив»:
Название французского фильма «Le Pacte des loups» (дословно – «Пакт
волка») на русский язык было передано как Братство волка: во-первых, против
загадочного зверя в фильме выступают побратимы, а во-вторых, за самим волком
стоит неведомая сила, управляющая им.
Братство бомбы – сериал об истории научных исследований и поисков, ко-
торые привели к созданию атомного и водородного оружия.
Братство танца – драма о противостоянии двух университетских братств
из-за степа.
Данные когнитивные метафоры концептуализируют неизвестные объекты
по аналогии с уже сложившейся индивидуальной системой понятий.
Метафоры с компонентом «братство» часто выступают как названия сооб-
ществ в социальных сетях (Братство стали, Братство меча и пера, Братство
котла, Железное братство), что вполне объяснимо: сообщества предполагают
объединение людей со схожими интересами, целями и т.п., то есть заключают в
себе идею братства.
В заголовках СМИ метафоры с компонентом «братство» направлены на
привлечение внимания читателей и создание интриги:
453
Братство конца – название статьи – рецензии на книгу С. Кинга «Противо-
стояние» о борьбе с пандемией (Коммерсантъ, № 43 от 18.12.2020).
Братство шашлыка – заголовок статьи о новосибирских бизнесменах, от-
крывших более 30 шашлычных заведения по России (РБК, 16.01.2017).
Таким образом, когнитивные метафоры с компонентом «братство» обозна-
чают непредметную сущность идеи единения, общности в обиходно-бытовом,
публицистическом и художественном дискурсах, создавая новые концепты, ко-
торые другим, неметафорическим, способом выразить сложно.
Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры / под ред. Н.Д. Арутюновой и
М.А. Журинской. М.: Прогресс, 1990. С. 5-32.
БАС – Словарь современного русского литературного языка: в 17 т. / Акад. наук СССР,
Ин-т рус. яз. М.: Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1948-1965: В 17 т. Т. 1. М.; Л.: Изд-во Акад. наук
СССР, 1950.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. Т. 1. А-З. М.: ГИС, 1955.
Кульчицкая Л.В. Когнитивная метафора – концептуальная метафора – метафорическая
модель: онтологический статус понятий // Личность. Культура. Общество. 2013. Т. XV. Вып.
1 (77). С. 117-124.
Лобова Т.Г. Братство как концепт // Омский научный вестник. 2014. № 2. С. 89-93.
Маккормак Э. Когнитивная теория метафоры // Теория метафоры / под ред. Н.Д. Арутю-
новой и М.А. Журинской. М.: Прогресс, 1990. C. 358-386.
Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеоло-
гических выражений. 2-е изд., испр. и доп. М.: АЗЪ, 1994.
Словарь русского языка: В 4-х т. Т. 1. А-Й. М.: Русский язык, 1981.
Yuliya A. Burmenkova (Nizhny Novgorod, Russia)

COGNITIVE METAPHORS WITH THE BROTHERHOOD COMPONENT

IN MODERN RUSSIAN
The article examines the structural and semantic features of cognitive metaphors with the “brother-
hood” component in modern Russian. Research materials are spoken, journalistic and other dis-
courses. It has been proved that the group of cognitive metaphors with the “brotherhood” component
in all types of discourse contains the idea of unity, connection, proximity of a group of people.
Keywords: cognitive linguistics, cognitive metaphor, metaphor, brotherhood, concept
О.Р. Валуйская
olgaval@volsu.ru
ОДНОЗНАЧНОСТЬ И НЕОДНОЗНАЧНОСТЬ ИНТЕРПРЕТАЦИИ

ТЕКСТОВ МАССОВО-ИНФОРМАЦИОННОГО ДИСКУСА
Рассматривается интерпретация текстов медийного дискурса, имеющих большое жанровое
разнообразие, что и обусловливает их специфику с точки зрения глубины как содержательной
текстовой категории, имеющей градуальный характер. Анализируются однозначно и неодно-
значно интерпретируемые тексты в соответствии с количеством интерпретативных шагов,
восстанавливающих скрытый смысл.
Ключевые слова: массово-информационный дискурс, интерпретация, интерпретативный шаг,
скрытый смысл
454
В современном научном гуманитарном знании уделяется много внимания
вопросам восприятия и понимания текста, а также его последующей интерпрета-
ции реципиентом. При этом на первый план выводятся проблемы разграничения
восприятия текста, его понимания и вербализации понимания, которая и пред-
ставляет интерпретацию текстовой информации получателем. Герменевтиче-
ский и интерпретационный подходы рассматриваются в рамках философских,
литературоведческих и лингвистических исследований. В основе философского
подхода лежат идеи, связанные с герменевтическими основаниями в толковании
текста (при этом герменевтика трактуется как в самом широком смысле, так и
как филологическая методология). Так, например, Р.Е. Палмер, анализируя сущ-
ность интерпретации, подходит к рассмотрению целого ряда аспектов, таких как
максимально широкий подход к пониманию текста, введение субъектно-объект-
ной схемы в понимании текста, определение понимания текста с точки зрения
герменевтического опыта интерпретатора; при этом предлагается учитывать, что
такой опыт носит исторический, лингвистический, онтологический и объектив-
ный характер [Palmer 1969: 223-243]. Рассматривая интерпретацию как основу
для понимания письменного текста, Р. Ван де Велде приходит к заключению, что
интерпретация может иметь разные формы в зависимости от природы текста, от-
ношений между продуцентом текста и реципиентом, от намерений / мотивов /
аргументов продуцента, от способностей / системы ценностей / убеждений / по-
зиции / преференций реципиента текста, а также от объективной реальности, к
которой принадлежит текст. Такая трактовка интерпретации реципиента уста-
навливает ее когнитивный характер, поскольку устанавливается индивидуаль-
ный характер интерпретации, которая соотносится с субъективным восприятием
текста реципиентом. Таким образом, устанавливаются следующая последова-
тельность: продуцент текста – текст – реципиент текста (или интерпретатор) –
результат интерпретации. Автор в своей работе использует слова «текст» и «дис-
курс» как взаимозаменяемые, исходя из того, что текст всегда «помещен» в си-
туацию общения между продуцентом и реципиентом [Van de Velde 1992: 4-5].
Аргументированным в современных гуманитарных теориях является подход, ко-
гда постулируется ведущая роль читателя при интерпретации текста, а интенции
автора выводятся на второй план [Harris 1988: 135].
Рассмотрение интерпретации с учетом лингвистического, литературоведче-
ского и философского подходов дает возможность согласовать различные точки
зрения и определить суть интерпретации, которую можно определить как мно-
гокомпонентную совокупность, включающую процесс понимания текста, после-
дующую вербализацию понимания текста реципиентом, то есть результат этого
понимания, а также установку интерпретатора. Появляется возможность обосно-
вать такой взгляд на интерпретацию, когда она «становится реальным инстру-
ментом не только при осуществлении проектов лингвистического исследования,
но и при анализе филологических теорий» [Демьянков 1989: 42]. Если исходить
из допущения, что текст может быть всегда интерпретируемым, то тогда резонно
сделать вывод о том, что текст как способ передачи закодированной информации
обладает потенциальным свойством, которое можно назвать интерпретативно-
стью [Валуйская 2012: 215]. Интерпретативность текста соотносится с его содер-
жательно-прагматическими категориями, к числу которых относятся точность,
455
ясность, а также глубина текста. Глубина текста как категориальная характери-
стика текста может быть представлена необходимым набором объяснительных
трансформаций, представляющих собой последовательность интерпретативных
ходов, требующихся интерпретатору для принципиального восстановления
смысла текста до уровня индивидуальной однозначности. Глубина текста как со-
держательная категория предполагает обязательную вариативную интерпрета-
тивность текстов. При этом можно разделить тексты на однозначно интерпрети-
руемые с минимальным количеством интерпретативных шагов, до амбивалент-
ных текстов, которые остаются закрытыми для реципиента. Тексты массово-ин-
формационного дискурса занимают на этой условной шкале интерпретативности
промежуточное положение. Неоднозначность интерпретации этих текстов объ-
яснятся их дуалистичной сущностью. С одной стороны, эти тексты должны быть
доступны пониманию широкой аудитории, с другой стороны, допускается, что
среди реципиентов должна быть группа таких интерпретаторов, которые спо-
собны извлечь дополнительный скрытый смысл из сообщений.
Неоднозначность интерпретации рассматриваемых текстов обусловлена и
их жанровым разнообразием, к которым традиционно относят информационные,
аналитические и публицистические тексты. Жанровое богатство и характер тек-
стов, которые относятся к информационным, аналитическим или публицистиче-
ским, влияют на стратегии интерпретации и на количество интерпретационных
шагов, которые необходимо предпринять интерпретатору для восстановления
скрытого смысла текста. Наименьшее количество интерпретационных шагов по-
требуется реципиенту для восстановления смысла текстов, которые определя-
ются как тексты информационных жанров. Такие тексты носят принципиально
фактуальный характер, им не свойственна метафоричность, которая требует до-
полнительных интерпретативных шагов для восстановления скрытого смысла.
Тексты художественно-публицистического жанров, к которым традиционно от-
носят фельетоны, эссе, очерки, памфлеты, существенно отличаются от информа-
ционных жанров в основном за счет наличия в них образно-выразительных
средств, несущих дополнительные смысловые нагрузки, которые и являются ос-
новой для появления большего количества интерпретативных шагов при восста-
новлении скрытого смысла. Жанровое многообразие текстов массово-информа-
ционного дискурса подчиняется принципу создания текстов с относительной
прозрачностью смысла, имеет место и направленность на однозначное понима-
ние и восприятие реципиентами информации, что определяется принципами
средств массовой информации.
Специфической особенностью текстов информационных сообщений явля-
ется прозрачность и объективность. Вопрос о достижении абсолютной объектив-
ности проблематичен, так как у любого текста как продукта есть продуцент, ко-
торый привносит свой субъективный смысл в текст. Привнесенная субъектив-
ность смысла является сигналом для реципиента и сообщает о необходимости
раскрытия скрытого смысла, возникает необходимость дополнительных интер-
претационных шагов со стороны интерпретатора для восстановления смысловой
глубины текста. Подбор информационных материалов, их последовательность,
рубрикация, тематизация, заголовок, подзаголовок, резюмирующая часть текста
статьи зачастую несут в себе скрытые смыслы и суждения. Необходимо отме-
тить, что тексты массово-информационного дискурса имеют ограниченную
456
насыщенность тропами и фигурами речи, что позволяет интерпретатору одно-
значно восстановить смысл посредством интерпретативных шагов.
Рассмотрение всего разнообразия текстов массово-информационного дис-
курса с точки зрения интерпретативности позволяет установить уровневую ор-
ганизацию глубины, которая носит градуальный характер. Представляется, что
глубина текста – имманентное свойство, создаваемое продуцентом при форми-
ровании текста, но раскрываемое реципиентом. Множественность интерпрета-
ций, возникающая при вербализации понимания скрытых смыслов, зависит от
целого ряда факторов, среди которых не только языковые особенности и автор-
ский талант, но и интерпретационные способности реципиента, которые выраба-
тываются на основе сформированных когнитивных способностей.
Валуйская О.Р. Интерпретативность как потенциальное свойство текста // Вестник Вол-
гоградского государственного университета. Серия 2: языкознание. 2012. № 2. С. 210-215.
Демьянков В.З. Интерпретация, понимание и лингвистические аспекты их моделирова-
ния на ЭВМ. М., 1989.
Harris W.V. Interpretive acts // Search of Meaning. Oxford: Clarendon Press, 1988.
Palmer R.E. Hermeneutics: Interpretation Theory in Schleiermacher, Diltey, Heidegger, and
Gadamer. Evanston: Northwestern University Press, 1965.
Van de Velde R.G. Text and Thinking: On Some Roles of Thinking in Text Interpretation. Ber-
lin; New York: Walter de Gruyter, 1992.
Olga R. Valuyskaya (Volgograd, Russia)

UNAMBIGUITY AND AMBIGUITY OF MASS MEDIA TEXTS INTERPRETATION

The author focuses on a spectrum of issues dealing with the interpretation of mass media texts which
have a diversity of genre representation leading to the specific character from the standpoint of textual
deepness defined as text meaningful category that displaces it distinctive gradual disposition. The
analysis of unambiguous and ambiguous media texts is given via a range of interpretive moves dis-
closing the implicit textual senses.
Keywords: mass media discourse, interpretation, interpretive move, implicit sense
И.В. Вашунина (Москва, Россия)

Российский университет Дружбы народов
vashunina@yandex.ru
В.А. Ильина (Москва, Россия)
Российский новый университет
violette-viola@inbox.ru
ВОЗМОЖНОСТИ КОРРЕКТИРОВКИ СМЫСЛОВОГО ВОСПРИЯТИЯ

ТЕКСТА ПУТЕМ ЕГО КРЕОЛИЗАЦИИ
В статье представлены результаты экспериментального исследования, проведенного с целью

выявления изменения смыслового восприятия вербального текста под воздействием иллю-
страции. Выявлены возможности создания и корректировки температурных ощущений (хо-
лода и тепла), яркости / бледности, светлоты / темноты, приятности, спокойствия / беспокой-
ства, простоты / сложности путем варьирования параметров изображения.
457
Ключевые слова: креолизованный текст, смысл, корректировка восприятия, параметры иллю-
страции, практические рекомендации
В результате нескольких серий экспериментов было установлено, что до-

бавление изображения к вербальному тексту (его иллюстрирование) является
креолизацией текста. Это означает, что в результате возникает сложный объект,
характеризующийся свойством системности (подробнее см. в [КТ 2020: 51-54]),
то есть, восприятие вербального текста становится неразрывно связанным с вос-
приятием изображения. Наличие этой особенности креолизованных текстов поз-
воляет влиять на смысловое восприятие вербального текста путем варьирования
параметров иллюстрации.
Анализ реакций реципиентов делает возможным сформулировать конкрет-
ные рекомендации в целях корректировки восприятия некоторых аспектов тек-
ста. Эти рекомендации базируются на имеющихся данных о семантике визуаль-
ных параметров и являются результатом экспериментальной проверки.
Корректировка восприятия текста как холодного / теплого
Установлено, что в первую очередь на температурные ощущения влияет
эмоционально-смысловая доминанта текста [Белянин 2016]. Ощущение холода
связано с темно-печальной эмоционально-смысловой доминантой, а ощущение
тепла – со светло-веселой. Поскольку качества вербального текста считаются за-
данными (рассматриваются случаи корректировки восприятия конкретного вер-
бального текста), то варьирование эмоционально-смысловой доминанты невоз-
можно. Однако визуальные параметры изображения могут также в определенной
степени повлиять на эту характеристику. Ощущение холода создается при ис-
пользовании минорной (цвета отрицательной стороны спектра по И.В. Гете [Гете
2012]) и черно-белой цветовой гаммы, объектов, не вызывающих интереса у ре-
ципиентов и, с большой вероятностью, оставляющих их равнодушными. Для со-
здания ощущения тепла рекомендуется использование мажорной цветовой
гаммы и объектов, которые могут вызвать интерес и теплые чувства.
Ощущение холода / тепла можно также создать, изображая объекты, кото-
рые в сознании носителей лингвокультуры связаны с температурными ощуще-
ниями. В первую очередь это, конечно, температурные эталоны (например, лед,
огонь). Список таких объектов на самом деле гораздо шире, потому что с холо-
дом / теплом могут ассоциироваться разные объекты действительности (напри-
мер, в ходе одной из серий экспериментов было установлено, что как «холод-
ный» воспринимается Урал [Вашунина 2007]). Обнаружение таких объектов воз-
можно экспериментальным путем как проверка гипотезы экспериментатора.
Корректировка восприятия текста как яркого / бледного и светлого / темного
Эти ощущения создаются путем варьирования параметров изображения.
Как яркие ощущаются в первую очередь мажорные цвета (цвета положительной
стороны круг по И.В. Гете [Гете 2012]). Использование графики (черно-белая
цветовая гамма) воспринимается как бледное. Однако эта рекомендация не уни-
версальна. Если вербальный текст имеет светло-веселую эмоционально-смысло-
вую доминанту, то тривиальная (хотя и яркая) иллюстрация понизит его «яр-
кость», а светлота тона не вызовет оценку текста как более светлого. Для текстов
с темно-печальной эмоционально-смысловой доминантной действие визуальных
параметров не имеет исключений (на нашем материале).
458
Корректировка восприятия текста как приятного / неприятного
Приятны тексты с реалистическими иллюстрациями, если объект не вызы-
вает отрицательных эмоций. В таком случае ощущение приятности снижается,
если используются цвета, не естественные для объекта. При наличии в вербальном
тексте объекта и/или описания, вызывающего негативные чувства, использование
реалистического изображения не рекомендуется. Иллюстрация должна быть до
некоторой степени фантастична (насколько фантастична, должно решаться в кон-
кретном случае и, вероятно, экспериментальным путем).
В самом общем виде можно констатировать, что неприятны тексты с темно-
печальной эмоционально-смысловой доминантой, темные мрачные тона, грязно-
ватые тона (с примесью серого). Более приятны тексты со светло-веселой эмоци-
онально-смысловой доминантой и светлые тона.
Корректировка восприятия текста как спокойного / беспокойного
Ощущения спокойствия создают синий цвет и округлые плавные формы
изображения. Понятность иллюстрации (легкая идентифицируемость объектов)
является условием восприятия текста как спокойного. Угловатые формы, нечет-
кое изображение (например, бледная графика), непонятное изображение вызы-
вают ощущение беспокойства.
Корректировка восприятия текста как сложного / простого
Контрастное изображение большого количества объектов создает ощуще-
ние сложности. Это ощущение возникает и при непонятности, сложной иденти-
фицируемости объектов на иллюстрации. Ощущение простоты может созда-
ваться за счет абсолютной понятности изображения, невозможности его альтер-
нативного толкования, а также путем визуального представления простых форм
и единичных объектов.
Корректировка восприятия текста как тяжелого / легкого
Изображение крупных форм (особенно в верхней части композиции и кон-
трастное), темные и насыщенные цвета вызывают ощущение тяжести. Ощуще-
ние легкости можно создать с помощью тонких линий, небольших форм, неярких
цветов, отсутствия контрастов.
Корректировка восприятия текста как обычного / необычного
Тривиальная реалистическая иллюстрация (как бы ожидаемая реципиен-
тами) создает ощущение обычности. Ожидаемой иллюстрацией является изоб-
ражение, соответствующее прототипическому образу сознания, возникающему
в сознании представителей данной лингвокультуры при восприятии определен-
ной информации. Нетривиальное изображение обычно повышает оценку не-
обычности текста.
Корректировка восприятия текста как твердого (жесткого) / мягкого
Прямые, угловатые, резкие формы изображения создают ощущение твердо-
сти (жесткости). Ощущение мягкости вызывает использование плавных округ-
лых форм, мягких приглушенных цветов с неконтрастными переходами.
Корректировка восприятия текста как сильного / слабого
Яркие насыщенные цвета, высокая контрастность изображения, толстые ли-
нии создают ощущение силы. Ощущение слабости создается путем использова-
ния бледных ненасыщенных тонов, слабых контрастов.
Приведенные рекомендации ни в коем случае нельзя рассматривать как сто-
459
процентно эффективные. Существует неисчислимое количество креолизован-
ных текстов, характеризующихся разными параметрами вербальной и визуаль-
ной составляющих. Поэтому каждый раз возникает новый «сплав» конституен-
тов и их характеристик. Данные рекомендации имеют вероятностный характер и
подлежат проверке в каждом конкретном случае. Их практическая ценность за-
ключается в том, что они дают направление корректировки, так как базируются
на установленных экспериментальным путем закономерностях.
Нужно также четко осознавать, что существует примат содержания вербаль-
ного текста. Определяющую роль в смысловом восприятии текста играет объект
описания, сюжет, стиль и манера описания, эмоционально-смысловая доминанта.
Креолизация текста может изменить отдельные аспекты только до определенной
степени. Например, путем добавления иллюстрации можно сделать текст менее
сложным, более спокойным и т.д. Однако экстремально оцениваемый по одной из
характеристик текст невозможно сделать воспринимаемым с противоположной ха-
рактеристикой. То есть, максимально «холодный» (в оценках реципиентов) текст
сделать «теплым» невозможно, его можно сделать менее «холодным». Эта возмож-
ность корректировки также имеет большое практическое значение, потому что по-
лезным может быть ослабление / усиление интенсивности качества.
Одним из главных выводов, которое позволяет сделать проведенное иссле-
дование, является обнаруженная возможность корректировки смыслового вос-
приятия вербального текста путем варьирования невербальных характеристик –
визуальных параметров изображения. За счет эффекта креолизации семантика
визуальных параметров при восприятии креолизованного текста добавляется к
содержанию вербального текста не как семантика изображения, а как его (вер-
бального текста) собственное содержание, полноправно участвуя в смыслообра-
зовании. Это происходит потому, что реципиент не осознает креолизованность
текста и считает, что воспринимает информацию вербального текста. Таким об-
разом, возможность незаметной корректировки смыслового восприятия вербаль-
ного текста остается открытой.
Белянин В.П. Психологическое литературоведение. М.: Генезис, 2016.
Вашунина И.В. Взаимодействие визуальных и вербальных составляющих при восприя-
тии креолизованного текста. Нижний Новгород: НГПУ, 2007.
Гете И. Учение о цвете. Теория познания. М.: Либроком, 2012.
КТ – Креолизованный текст: Смысловое восприятие: коллективная монография / отв.
ред. И.В. Вашунина. М.: Институт языкознания РАН, 2020.
Irina V. Vashunina (Moscow, Russia)

RUDN University
Violetta A. Ilyina (Moscow, Russia)
Russian New University
OPPORTUNITIES TO CORRECT THE SEMANTIC PERCEPTION OF A TEXT

BY CREOLIZING IT
The article presents the results of an experimental study conducted to identify changes in the semantic
perception of a verbal text under the influence of illustration. The possibilities of creating and cor-
recting temperature sensations (cold and heat), brightness / pallor, lightness / darkness, pleasantness,
calmness / anxiety, simplicity / complexity by varying the image parameters are revealed.
460
Keywords: creolized text, semantics, perception correcting, illustration parameters, practical recom-
mendations
А.А. Водяницкая (Москва, Россия)

avodyanickaya@yandex.ru
ЛИНГВОАКСИОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ АКАДЕМИЧЕСКОГО

ДИСКУРСА: ПОТЕНЦИАЛ ЦИФРОВЫХ ТЕХНОЛОГИЙ
В работе рассматривается оценочная составляющая отзывов студентов о процессе обучения в

университете, и проводится анализ неосознаваемого воздействия фоносемантики данных тек-
стов с помощью платформы Vaal-mini. Выявляется взаимосвязь между содержащимися в от-
зыве оценочными значениями и фоносемантическими характеристиками текста. Цифровые
технологии расширяют возможности анализа оценочной семантики и позволяют вскрыть ко-
гнитивные механизмы функционирования оценки в академическом дискурсе.
Ключевые слова: академический дискурс, цифровые технологии, оценка, оценочные смыслы,
Vaal-mini
Введение. Проблемой исследования является изучение оценочных и цен-

ностных характеристик отзыва студента-выпускника об обучении в универси-
тете, а также анализ взаимосвязи между содержанием отзыва и его неосознавае-
мым фоносемантическим воздействием.
На настоящее время в лингвистике и педагогике накопилось достаточное
количество исследований о влиянии обратной связи со стороны преподавателя
на процесс постижения наук студентами. Отзыв студента о работе преподавателя
попал в фокус внимания исследователей сравнительно недавно. Так, например,
изучается влияние обратной связи со стороны студентов на качество работы пре-
подавателя [Husein 2016], в том числе в долгосрочной перспективе (спустя год
после получения отзыва) [Buurman et al. 2020], причем подчеркивается положи-
тельное влияние подобных отзывов на процесс преподавания [Mandouit 2018].
Ценностная проблематика широко представлена в современной лингви-
стике (см., например, в [Викулова 2015]).
Важной составляющей отзыва студентов о работе преподавателей являются
оценочные высказывания, с помощью которых они выражают отношение к учеб-
ному процессу. В настоящем исследовании на материале отзывов студентов ма-
гистратуры и бакалавриата (35 текстов) кафедры языкознания и переводоведения
Института иностранных языков МГПУ изучается взаимосвязь фоносемантики
текста и семантики оценочных высказываний. Изучение неосознаваемого воз-
действия текста (фоносемантика) осуществляется с помощью программы Vaal-
mini. Цифровые технологии используются в данном исследовании как research
engines [Сулейманова, Водяницкая 2020].
Методика исследования. На первом этапе исследования из отзывов выде-
лялись оценочные высказывания, которые анализировались с точки зрения типо-
логии оценочных значений, предложенной Н.Д. Арутюновой [1988]. В рамках
данного исследования под оценкой мы понимаем «информацию о ценностном от-
ношении субъекта речи к одному из свойств обозначаемого» [Телия 1986: 54]. При
461
таком подходе рассматриваются целостные оценочные высказывания с точки зре-
ния выражаемых ими ценностей: телеологических, этических, эстетических и дру-
гих. Данный подход представляется релевантным и с точки зрения «поиска оце-
ночных смыслов» [Болдырев 2010].
На следующем этапе анализировалась фоносемантика текстов отзывов с по-
мощью платформы Vaal-mini.
На завершающем этапе проводился сравнительный анализ фоносемантики
отзывов и их оценочной составляющей.
Результаты исследования. Как показал анализ, в отзывах студентов пре-
обладают
– телеологические оценки: именно университет помогает сформировать
компетентную личность, направленную на развитие и стремящуюся полу-
чить определенные знания и навыки в профессиональной сфере; данный вуз
способен предоставить огромное количество возможностей для многопла-
нового развития. Все преподаватели без каких-либо исключений очень сильны
в данной области, знают свое дело и способны научить своих студентов мно-
гим вещам, которые пригодятся в необозримом будущем. С момента начала
обучения прорабатываются навыки переводчиков-синхронистов, чтобы быть
востребованным специалистом на рынке профессий и конкурировать с
опытными и профессиональными переводчиками.
– этические оценки: на занятиях всегда царит положительная атмо-
сфера, что способствует установлению контакта между преподавателем и
аудиторией. За все четыре года обучения мне ни разу не довелось наблюдать
конфликтных ситуаций между преподавателем и студентом.
Положительно ценным для студентов явилось написание научных работ:
для меня это был новый, бесценный опыт в написании научных работ.
Как показал анализ отзывов с помощью платформы Vaal-mini, неосознавае-
мое фонетическое воздействие отзывов неодинаково. Более 80% отзывов, содер-
жащих имена преподавателей и, соответственно, адресованную оценку их дея-
тельности, характеризуются программой как величественные, нежные, светлые,
радостные, хорошие, простые. Данные характеристики являются ярко выражен-
ными, о чем говорят числовые показатели (Рис. 1).
Рис. 1. Результат анализа текста с адресованной оценкой на платформе Vaal-mini

Отметим, что отзывы, в которых отсутствует адресованная оценка, лишены
462
ярко выраженных фоносемантических характеристик (Рис. 2): программа выде-
ляет такие показатели, например, как светлый, красивый, хороший, спокойный и
др., однако они распределены по тексту в равной степени; таким образом, они не
влияют на восприятие текста в той мере, в какой влияют адресованные тексты.
Рис. 2. Результат анализа нейтрального, с точки зрения оценочности, текста

Выводы. Как показало исследование, отзывы студентов об обучении в уни-
верситете являются ценным источником для исследования лингвоаксиологиче-
ской составляющей академического дискурса. Цифровые методы исследования
позволяют расширить возможности анализа семантики текста и проследить вза-
имосвязь между наличием в тексте оценочных высказываний и ярко выражен-
ными фоносемантическими характеристиками данного текста. Выявленная вза-
имосвязь между нейтральным с точки зрения оценочной семантики отзывом и
отсутствием в нем ярко выраженного фоносемантического воздействия является
перспективой для исследования когнитивных механизмов, лежащих в основе
оценочной деятельности участников академического дискурса.
Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. М.: Наука, 1988.
Болдырев Н.Н. В поисках оценочного смысла // В поисках смысла: сб. науч. трудов, по-
свящ. памяти проф. А.А. Худякова. СПб.: СПГУЭФ, 2010. С. 39-53.
Викулова Л.Г. Аксиологическая лингвистика в поле междисциплинарной антропологиче-
ской рефлексии о ценностях современного общества // Лингвокультурные ценности в полиэт-
ническом обществе: коллективная монография / отв. ред. В.И. Карасик, Е.А. Журавлева. Волго-
град: Парадигма, 2015. С. 43-71.
Сулейманова О.А., Водяницкая А.А. Сетевые технологии в системе обучения learning by
doing // Общество. Коммуникация. Образование. 2020. Т. 11. Вып. 1. С. 90-99. doi: 10.187-
21/JHSS.11107.
Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М.: Наука, 1986.
Buurman M., Delfgaauw J., Durc R., Zoutenbierd R. When do Teachers respond to Student
Feedback? Evidence from a field experiment // Labour Economics. 2020. Vol. 65. URL: https://
doi.org/10.1016/j. labeco.2020.101858.
Husain M., Khan S. Students’ Feedback: An Effective Tool in Teachers’ Evaluation System //
International Journal of Applied Basic Medical Research. 2016. No. 6 (3). P. 178-181. doi:10.
4103/2229-516X.186969.
Mandouit L. Using Student Feedback to Improve Teaching // Educational Action Re-
search. 2018. No. 26 (5). P. 755-769. doi:10.1080/09650792.2018.1426470.
463
Albina A. Vodyanitskaya (Moscow, Russia)
LINGUISTIC AND AXIOLOGICAL ASPECTS OD ACADEMIC DISCOURSE:

DIGITAL TOOLS IN ACTION
The paper focuses on the evaluative component of students' feedback on the process of studying at
the university and analyzes the unconscious impact of phonosemantics of these texts using the Vaal-
mini platform. The relationship between the estimated values contained in the review and the phono-
semantic characteristics of the text is revealed. Digital technologies expand the possibilities of eval-
uative semantics analysis and contribute to revealing the cognitive mechanisms of evaluation pro-
cesses in academic discourse.
Keywords: academic discourse, digital technologies, evaluation, evaluative meanings, Vaal-mini
А.А. Воейкова (Москва, Россия)

Российский экономический университет им. Г.В. Плеханова
a.voejkova@list.ru
Н.Н. Балабас (Москва, Россия)
balnani@mail.ru
И.В. Борисова (Москва, Россия)
Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации
ivb66@yandex.ru
КОГНИТИВНЫЕ АСПЕКТЫ ЭКСПРЕССИВНОГО СИНТАКСИСА

В РОМАНЕ Э. ГИЛБЕРТ «ЕШЬ, МОЛИСЬ, ЛЮБИ»
Работа посвящена рассмотрению вопроса, как язык литературного произведения (а именно,

его синтаксический уровень) способствует актуализации когнитивно-эмоциональных меха-
низмов читателя, направленных на интерпретацию идеи художественного произведения. При-
ведены примеры разных средств экспрессивного синтаксиса, как традиционных, так и отлича-
ющих авторский стиль повествования.
Ключевые слова: когнитивность, эмоциональность, экспрессивный синтаксис, художествен-
ный текст, Э. Гилберт
В последние годы серьезно возросло внимание к изучению когнитивно-эмо-

циональных процессов, происходящих во внутреннем мире человека [Велихов и
др. 2018]. Среди большого количества теорий и подходов можно четко различить
наметившуюся тенденцию рассматривать эмоции и когницию не как автономные
структуры, а как единую интерактивную модель, базирующуюся на общих прин-
ципах [Manstead и др. 2004: 263-267]. Эмоции включены в структуру сознания и
мышления и связаны неразрывной связью с когнитивными процессами и с так
называемым «mental style».
Текст любого содержания (в том числе, безусловно, художественный) вы-
ражает как мысли, так и чувства своего создателя. Осмысление действительно-
сти автором носит эмоциональную окраску, и понимание замысла автора чита-
телем невозможно без эмоционального отклика с его стороны.
Все уровни языковой системы обладают экспрессивным потенциалом, и
синтаксис – яркий тому пример. Согласно О.А. Турбиной, на формирование ка-
464
тегорий экспрессивного синтаксиса оказывает влияние вторжение эмоционально-
сти в коммуникативно-когнитивные процессы, что, в свою очередь, приводит к
изменению характера обычных мыслительных операций. В результате происхо-
дит эмоциональное осмысление денотативной ситуации, переоценка пропозиции
и нарушение механизмов актуализации. В конечном итоге мы имеем изменение
грамматической (синтаксической) структуры высказывания [Турбина 2013: 5-6].
Таким образом, категория экспрессивного синтаксиса трактуется с точки
зрения способности выражать и проявлять эмоции, а также волевые усилия го-
ворящего. В художественном произведении таким говорящим является автор, и,
с точки зрения прагматики, эмоциональность теста – это не что иное, как заинте-
ресованность пишущего в том, чтобы произвести впечатление на читателя, вы-
звать в нем чувство эмпатии.
Рассмотрим на примере романа Э. Гилберт «Ешь, молись, люби» как экс-
прессивность использованных автором синтаксических структур способствует
когнитивно-эмоциональному восприятию текста.
Обратимся к основной синтаксической единице – словосочетанию, пред-
ставленной в романе тремя разновидностями. Коннотативные словосочетания
позволяют читателю почувствовать живое присутствие автора и его эмоциональ-
ное отношение к провальному браку (failed marriage), ужасающему, бесконеч-
ному разводу (devastating, interminable divorce). Ее новый дом на о. Бали – вос-
хитительное место (miraculous space), с пленительным садом (enchanting garden)
и живописными розовыми орхидеями (spectacular pink orchid).
Авторская речь максимально приближена к разговорному неформальному
стилю, напоминая дружескую беседу с читателем, в том числе благодаря кли-
шированным и идиоматическим словосочетаниям: “I pulled myself together
enough to go on”, “Here are the facts: single mom, precocious child, hand-to-mouth
business”. Использование разговорных клише, сленга, сниженной лексики также
придает повествованию дополнительную экспрессию: “God bless Brazilians”,
“Dear God, it had been ages”,“I’m the biggest bullshitter in Ubud”.
Эмоции автора прекрасно выражают парантетические внесения, представ-
ляющие собой некие вводные конструкции и элементы, носящие субъективный
экспрессивно-оценочный характер:
1) отсылка: “As I have said, I discovered Giovanni a few weeks after I’d arrived
in Rome”;
2) экземплификация: “Giovanni is ten years younger than I am, and – like most
Italian guys in their twenties – he still lives with his mother”;
3) делиберативность, позволяющая выражать:
– сомнение (“Given all this, I’m not sure how much of the Balinese worldview
I’m going to be able to incorporate into my own worldview”;
– сожаление (“… and then I have hung on to the relationship for a long time
(sometimes far too long) waiting for the man to ascend to his own greatness”;
– радость (“Elaborate spiritual ceremonies are conducted all throughout life, in
order to protect the soul from the 108 vices (108 - there’s that number again!)”;
– собственное мнение (“I think that the Neapolitans are the easiest people for
me to understand in Italy”;
– коррекцию, уточнение (“He was – is – a gorgeous young man”.
465
Парцеллированные, усилительные и параллельные конструкции тради-
ционно выполняют экспрессивную функцию, способствуя семантическому вычле-
нению определенных элементов текста, вынесению их в более сильную (маркиро-
ванную) позицию. Так, парцеллированные конструкции нередко используются ав-
тором для отображения потока сознания героя: привлечения внимания к тому, что
вызывает в нем глубокое переживание (волнение, страх и т.д.). Вот как автор опи-
сывает Дэвида, в которого была влюблена: “A rebel poet-Yogi from Yonkers. God’s
own sexy rookie shortstop. Bigger than life. Bigger than big. Or at least he was for me”.
Усилительные и параллельные конструкции также придают высказыванию
дополнительную эмфатичность и выражают, например, пылкость чувств: “I do
love that great teacher of peace who was called Jesus”; всепоглощающую тоску,
вызванную одиночеством: “I am alone. I am all alone. I am completely alone”; му-
чительные размышления героини о причинах ее душевного смятения: “Was it
psychological? Was it genetic? Was it cultural? Was it astrological?”.
Одной из ярких особенностей авторского повествования Э. Гилберт является
«разговорный» стиль речи, отличающийся особой простотой языка, максимально
приближенного к бытовой манере изложения. Этому способствует особое постро-
ение предложений: простые двусоставные неосложненные синтаксические
конструкции (“Now we are at my door. We face each other. He gives me a warm hug”),
эллипсис (“A lovely evening of new idioms and fresh mozzarella”), обилие восклица-
тельных (“And I was flirting!”) и вопросительных предложений (в том числе ри-
торических вопросов) (“I couldn’t wake him to share in my distress – what would be
the point?”, “Of course God already knows what I need. The question is – do I know?”)
Интересно отметить, что манера изложения в романе напоминает не моно-
лог, а диалог автора с читателем, где автор – обычный человек, с его радостями,
горестями, ошибками и искренними размышлениями. Характерно, что подобный
стиль повествования как нельзя лучше соответствует особенностям американ-
ского национального характера, которому свойственна простота и прямолиней-
ность в общении [Воейкова 2009: 9]. К примеру, она обращается с вопросом к
своему читателю: “…the drama of David – the guy I fell in love with as I was taking
leave of my marriage. Did I say that I “fell in love” with David?”. Вот она как будто
говорит сама с собой: “But I had to get back there. Didn’t I? Hadn’t he foretold it?”.
Пунктуация Э. Гилберт эмоционально «нагружена», она передает целый
спектр авторских чувств и помогает осмыслить содержание произведения. Так,
наибольшее распространение в романе имеет использование заглавных букв. И
их помощью героиня выражает радость и облегчение от того, что ее зачислили
сразу на второй уровень на курсах итальянского языка (“The skinny Italian teacher
selects my class level: Level TWO”), надежду услышать от своего бывшего возлюб-
ленного просьбу вернуться к нему снова (“I’m trying to ignore the part of me that
is dying to find that he has replied: “COME BACK! DON’T GO! I’LL CHANGE!””),
ярость, вызванную местным мальчишкой, который мешает ей остаться наедине
с собой и своими мыслями (“I’m not talking because I’m on a friggin’ spiritual jour-
ney, you nasty little punk – now go AWAY”).
Для выделения особо важных и значимых мыслей автор прибегает к подчер-
киванию отдельных частей предложения: “I will protect you until you die, and after
your death I will still protect you”.
466
Другим характерным приемом является умолчание, графически выражае-
мое при помощи многоточия, позволяющее читателю самому закончить мысль
автора, актуализируя когнитивно-эмоциональное восприятие: “Аnd it’s still such
a wonderful possibility that he might actually do it right now … and he might just bend
down…and…and…”.
Таким образом, проведенный анализ показывает, что экспрессивный син-
таксис романа Э. Гилберт «Ешь, молись, люби», представленный широким набо-
ром единиц и структур, облегчает процесс ментального восприятия и анализа
данного произведения.
Велихов Е.П., Котов А.А, Лекторский В.А., Величковский Б.М. Междисциплинарные ис-
следования сознания: 30 лет спустя // Вопросы философии. 2018. № 12. С. 5-17.
Воейкова А.А. Национально-культурная специфика рекламных текстов: аксиологический
аспект (на материале русской и американской рекламы): автореф. дис. … канд. филол. наук.
М., 2009.
Турбина О.А. Природа эмотивного синтаксиса и его категорий // Вестник Южно-Ураль-
ского государственного университета. Серия: лингвистика. 2013. Т. 10. № 2. С. 4-9.
Gilbert E. Eat, Pray, Love. New York: Riverhead Books, 2006.
Manstead A., Frijda N., Frischer A. Feelings and Emotions. The Amsterdam Symposium. Cam-
bridge: CUP, 2004.
Anna A. Voyeykova (Moscow, Russia)

Plekhanov Russian University of Economics
Natalya N. Balabas (Moscow, Russia)
Inna V. Borisova (Moscow, Russia)
Financial University
COGNITIVE ASPECTS OF EXPRESSIVE SYNTAX

IN THE NOVEL “EAT, PREY, LOVE” BY E. GILBERT
The following article deals with the expressive syntax of the language of fiction which enhances the
reader’s cognitive processes thus enabling the reader to interpret the plot and the message better. The
article records various expressive syntactic means (both common ones and those characteristic of the
author’s style).
Keywords: cognitivity, emotion, expressive syntax, fiction, E. Gilbert
Г.Н. Воронцова (Москва, Россия)

galin-voroncova@yandex.ru
КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ ДИХОТОМИЯ ДОБРО – ЗЛО

В ТУВИНСКИХ НАРОДНЫХ СКАЗКАХ
Статья посвящена анализу концептов ДОБРО и ЗЛО в тувинских народных сказках. Эта кон-
цептуальная дихотомия является формирующей для сказочного дискурса. Концепты ДОБРО
и ЗЛО в тувинских народных сказках обладают национальной спецификой, в них находит от-
ражение кочевая культура и тип хозяйства.
Ключевые слова: концепт ДОБРО, концепт ЗЛО, народная сказка, тувинская сказка, языковая
репрезентация, языковая картина мира
467
Термин концепт широко распространен в современной филологии, но не
имеет однозначной трактовки, что связано с различным пониманием этого тер-
мина и областью его применения. В данном исследовании мы рассматриваем кон-
цепт в русле лингвокультурологического направления, ярким представителем ко-
торого был Ю.С. Степанов. Описание концептосферы фольклорных текстов поз-
воляет описать концепты культуры и постичь национальную специфику этноса.
Цель статьи состоит в выявлении особенностей репрезентации концептуаль-
ной дихотомии «добро – зло» в фольклорных текстах. Материалом исследования
выступают тувинские народные сказки. Выбор жанра сказки детерминирован
тем фактором, что это древний фольклорный жанр, формирующий систему цен-
ностей народа и базовые концепты культуры данного этноса.
Концепты ДОБРО и ЗЛО традиционно рассматриваются как дихотомия, что
находит отражение в теоретических исследованиях [Бухарова 2008; Лотря 2004],
лингвоаксиологической методике ценностного шкалирования [Ломакина 2006].
В языке противоположные концепты образуют бинарную оппозицию, представ-
ляя собой весь спектр нравственных установок, они являются основой мировос-
приятия и культурной универсалией.
Чтобы получить наиболее полные сведения о репрезентации концептуаль-
ной дихотомии «добро – зло», следует рассмотреть разные типы тувинских
народных сказок: волшебные, новеллистические, или бытовые, сказки о живот-
ных и кумулятивные сказки.
Традиционным этапом изучения концепта, помогающим проанализировать
его понятийное содержание, является рассмотрение трактовки понятия в толко-
вых словарях.
В.И. Даль в «Толковом словаре живого великорусского языка» сначала приво-
дит «вещественное» значение лексемы «добро» – ‘имущество или достаток, стяжа-
ние, добришко, движимость’, а лишь во вторую очередь приводит «духовное» зна-
чение слова «добро» – ‘благо, что честно и полезно, все чего требует от нас долг
человека, гражданина, семьянина; противоположно худу и злу’ [ТСД: 1099-1100].
В ХХ в. происходит трансформация данного понятия за счет расширения
лексического значения, что зафиксировано в «Толковом словаре русского языка»
Д.Н. Ушакова: «1. положительное начало в нравственности, ант. зло; 2. то, что
хорошо, полезно, приятно; 3. доброе дело, добрые поступки. 4. личное имуще-
ство, пожитки; 5. дрянь, что-нибудь негодное» [ТСУ: 726].
Представим толкования лексемы зло в этих же словарях.
«Толковый словарь живого великорусского языка» В.И. Даля определяет
«зло» как «худое, лихое, худо, лихо; противоп. добро. Духовное начало двояко:
умственное и нравственное; первое относится к истине, а противоположно ко
лжи; второе к добру (благу) и к худу, ко злу. Всякое зло противно божескому
порядку. В отвлеченном виде, зло олицетворяется духом тьмы» [ТСД: 1704]. В
«Толковом словаре русского языка» Д.Н. Ушакова зафиксированы следующие
значения лексемы зло: ‘1. дурное, греховное, вредное; ант. добро; 2. беда,
напасть, несчастье; 3. злость, злое чувство, досада’ [ТСУ: 1101].
В проанализированных нами тувинских народных сказках лексема добро,
являющаяся ядром концепта и дающая ему название, встречается 17 раз: 6 раз в
сказке «Хеверик», 5 – в сказке «Оскюс-оол и Золотая царевна», 2 – в сказке
«Птичка Чиж», 2 – в сказке «Оскюс-оол и Дилгижек», 2 – в сказке «Хитрый и
468
богатый». При этом в 16 из 17 случаев вербализации лексемы добро в тувинских
народных сказках она употреблена в своем «вещественном» значении – ‘имуще-
ство, вещи’, что не представляет интерес с позиций рассмотрения дихотомии
«добро-зло».
Только в одном случае (сказка «Птичка Чиж») лексема добро употреблена в
значении “добрый поступок”: Просит она со слезами: «Мамочки-мамочки,
старшие сестры мои, пожалейте меня, выньте, пожалуйста, занозу у меня из
груди, а я добром отплачу – шерсть вам стану сбивать». Этот пример содержит
семантизацию, т.е. в нем выражено понимание того, что добрый поступок – это
участие в совместном деле, помощь (сбивать шерсть).
Приядерную зону концепта ДОБРО формируют синонимы и дериваты лек-
семы добро: добрый, довольный, счастливо, милость. Важной в структуре кон-
цепта ДОБРО является лексема золотой, в проанализированных нами тувинских
сказках она встречается 92 раза и всегда связана с обозначенной тематикой.
Периферия концепта ДОБРО формируется морфологически разнородными
репрезентантами, имеющими ассоциации со словом добро: хорошо, радоваться,
удалой, счастье, душа.
На текстовом уровне репрезентацией концепта ДОБРО может выступать об-
раз главного героя, здесь можно говорить о реализации уровня концепт-образ
[Левитская, Ломакина 2004: 64]. В сказке «Оскюс-оол и Золотая царевна» это
удалой молодец, он ухаживает за пожилым отцом, выполняет его волю, готов
помочь и имеет доброе сердце. В начале сказки, как правило, подчеркивается
бедность героя, но в конце он обретает богатство (И скота у них становилось
все больше и больше).
Периферию концепта ДОБРО составляют фразеологизмы-фольклоризмы и
словосочетания: Возликовал народ. Долго и счастливо жил Оскюс-оол со своей
царевной («Оскюс-оол и Дилгижек»); Сжег его Аргалыг и стал себе спокойно
жить-поживать («Хитрый и богатый»); Остался Боралдай у старухи, и стали
они жить без нужды и горя («Боралдай»).
Победа добра над злом вербализуется не только в приведенных выше при-
мерах, но и в семантически информативных лексемах: хан, например, оказыва-
ется посрамленным, царевна его проучила, т.е. концепт ДОБРО выступает как
концепт-идея [Левитская, Ломакина 2004: 64].
Лексема зло, которая составляет ядро одноименного концепта, встретилась
в анализируемых нами текстах тувинских народных сказок лишь в сказке «Хан-
Хулюк и его конь Хан-Шилги»: Это ядовитый зверь, враг, который ни одного
человека к себе не подпустит, – сказала старуха. – Кто-то в твоем аале хочет
тебе зла, тебя послали на верную смерть. Из этого примера мы видим, что в
структуру концепта ЗЛО входят лексемы зверь, враг, выступающие контексту-
альными синонимами, и фразеологизм посылать на верную смерть.
Национальная специфика концепта ЗЛО проявляется в том, что в его струк-
туру входит, например, лексема шулбус – злой одноглазый дух, выступающая эт-
нолингвомаркером [Ломакина 2010] и требующая лингвокультурного коммента-
рия. В анализированных нами тувинских народных сказках эта лексема встреча-
ется 24 раза. Например, Это не простые мальчики, это страшные шулбусы, ко-
торые с расстояния дня езды чуют запах человеческих подмышек, с расстояния
469
полудня езды чуют запах плесени («Хан-Хулюк и его конь Хан-Шилги»); Одна-
жды невесть откуда налетел злой дух – одноглазый Шулбус и стал пожирать
скот («Боралдай»). Примечательно, что во втором примере значение слова
шулбус семантизировано.
Приядерную зону концепта ЗЛО формируют синонимы и дериваты лексемы
зло: злость, злой, худой, недобрый, беда, ярость, досада, страшный, нужда,
горе. Если в структуру концепта ДОБРО входит словосочетание доброе сердце,
то в структуру концепта ЗЛО – волчье сердце.
Наибольший интерес представляет то, что в проанализированных текстах
тувинских народных сказок прилагательное злой / злая чаще всего употребляется
вместе с лексемой хан / ханша (40% случаев), еще в 50% случаев употребление
этой лексемы связано со словами или действиями хана, которые оцениваются
негативно, поэтому слово хан занимает важное место в структуре рассматривае-
мого концепта и выступает этнолингвомаркером. Приведенные фольклорные со-
четания, характеризующиеся устойчивостью, отражают национальную специ-
фику концепта ЗЛО. В проанализированных нами тувинских сказках земные
ханы злые, а морской царь Далай-хан, в отличие от них, добрый.
Периферия концепта ЗЛО формируется репрезентантами, имеющими ассо-
циации с одноименной лексемой: сердиться, умирать, убивать, плакать, гне-
ваться, завидовать, леность, гордость, жадный, испугаться и др.
Таким образом, концептуальная дихотомия «добро – зло» является смысло-
образующей для сказочного дискурса. Концепты ДОБРО и ЗЛО в тувинских
народных сказках обладают национальной спецификой, в них находит отраже-
ние кочевая культура и тип хозяйства народа, поэтому требуется лингвокульту-
рологический комментарий для понимания лексем-этнолингвомаркеров. Одной
из перспектив исследования является сопоставление концептов ДОБРО и ЗЛО в
фольклорной традиции других народов.
Бухарова Г.Х. Этические параметры «добро» – «зло» в мифопоэтической модели мира //
Вестник Челябинского государственного университета. 2008. № 12. С. 17-29.
Левитская Н.А., Ломакина О.В. Анализ мифологем и концептов как путь к пониманию
литературного произведения // Жанрологический сборник. Вып. 1. Елец: Елецкий гос. ун-т им.
И.А. Бунина, 2004. С. 62-65.
Ломакина О.В. Паремии в текстах Л.Н. Толстого: лингвокультурологический коммента-
рий // Вестник Орловского государственного университета. Серия: новые гуманитарные ис-
следования. 2010. № 6. С. 217-221.
Ломакина О.В. Фразеология народных драм Л.Н. Толстого: состав и особенности упо-
требления: дис. … канд. филол. наук. Белгород, 2006.
Лотря Л.В. Концептуальная оппозиция «добро-зло» в этноязыковой картине мира (на ма-
териале русского и чувашского языков): автореф. дис. … канд. филол. наук. Чебоксары, 2004.
Самдан З. Песни тайги. Тувинские народные сказки. М.: Марджани, 2017.
ТСД – Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4-х т. Т. 1. А-З / под
ред. проф. И.А. Бодуэна де Куртенэ. М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 1998.
ТСУ – Толковый словарь русского языка: в 4-х т. Т. 1 / под ред. Д.Н. Ушакова. М.: ТЕРРА,
1996.
Тувинские народные сказки. М.: Детская литература, 2019.
470
Galina N. Vorontsova (Moscow, Russia)
RUDN University
THE CONCEPTUAL DICHOTOMY OF GOOD – EVIL IN THE TUVAN FOLK TALES

The article is devoted to the analysis of the concepts of GOOD and EVIL in the Tuvan folk tales.
This conceptual dichotomy is formative for fairytale discourse. The concepts of GOOD and EVIL in
the Tuvan folk tales have national specifics, they reflect the nomadic culture and type of economy.
Keywords: concept GOOD, concept EVIL, folk tale, Tuvan tale, linguistic representation, linguistic
worldview
Ю.А. Воронцова (Белгород, Россия)

Белгородский юридический институт МВД России им. И.Д. Путилина
vorontsova73@mail.ru
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ КОНЦЕПТА ПРАВОНАРУШИТЕЛЬ

В ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
В статье рассматриваются языковые средства, связанные с номинацией правонарушителя как

социального явления и как юридического понятия, выявляются особенности текстовой актуа-
лизации концепта ПРАВОНАРУШИТЕЛЬ в публицистическом дискурсе, определяются ко-
гнитивные признаки и референциальные свойства номинаций правонарушителя в публици-
стическом тексте.
Ключевые слова: концепт ПРАВОНАРУШИТЕЛЬ, публицистический дискурс, когнитивные
признаки
Современный публицистический дискурс постоянно находится в зоне ис-

следовательского интереса, так как представляет собой одну из самых интенсив-
ных сфер функционирования языка. В публицистическом дискурсе создаются
условия для формирования, бытования и репрезентации концептов. В связи с
этим обратимся к характеристике концепта ПРАВОНАРУШИТЕЛЬ и способам
его интерпретации в публицистическом дискурсе. Учитывая особенности совре-
менного коммуникативного пространства, в качестве иллюстративного матери-
ала мы использовали тексты электронных СМИ, новостные сайты.
Слово правонарушитель (нарушитель) в лексикографических источниках
используется для обозначения лица, виновного в правонарушении, и в качестве
семантически тождественного синонима термину преступник [СРЯ].
В современном русском языке лексема правонарушитель определяется как
«лицо, совершившее правонарушение (проступок, преступление)», относится к
«книжной» лексике [ТСРЯ]. Отметим, что в праве содержание дефиниции пра-
вонарушитель не сформировано, данный термин имеет широкую понятийную
сферу, используется для обозначения субъекта любого противоправного деяния.
Поэтому функционирование лексемы правонарушитель в качестве номинатив-
ной единицы в рамках юридического дискурса ограничено.
Когнитивно-прагматическое формирование образа правонарушителя в тек-
сте является результатом взаимодействия юридического и публицистического
дискурсивных векторов. Поэтому в публицистическом тексте, как правило, при-
сутствует профессиональная и обыденная репрезентация концепта ПРАВОНА-
РУШИТЕЛЬ.
471
Средствами языковой репрезентации концепта ПРАВОНАРУШИТЕЛЬ яв-
ляются:
Лексемы: Также преступник ранил ножом в спину и живот 47-летнюю
женщину (https://www.kp.ru). В ходе возникшего конфликта злоумышленник но-
жом нанес несколько ударов оппоненту, после чего скрылся с места происше-
ствия (https://www.bel.kp.ru). Нарушитель продолжил движение в сторону Не-
хотеевки (https://www.bel.kp.ru). Злоумышленник нанес более 10 ударов по раз-
личным частям тела. Женщину спасли две ее коллеги. Они <…> оттащили
нападавшего от раненной супруги, тем самым спасли ей жизнь
(https://www.stav.kp.ru). Бандиты снарядили во Владимирской области мощную
бомбу с поражающими элементами, чтобы взорвать людей в Москве
(https://www.bel.kp.ru). Предусмотренные законом меры ответственности не
останавливают беспредельщиков (https://bel.ru/news). Злодей скрылся с места
событий (https://www.kp.ru). Жулика задержали по горячим следам
(https://www.bel.kp.ru).
Фразеологические единицы терминологического характера: Сегодня участ-
ники уголовного процесса приступили к ознакомлению с материалами след-
ствия (https://www.bel.kp.ru). Все участники организованной группы осуж-
дены к различным срокам наказания (https://www.bel.kp.ru).
Концепт ПРАВОНАРУШИТЕЛЬ является юридически маркированным и
транслируется в текстах чаще всего с помощью лексических единиц злоумыш-
ленник, фигурант, грабитель, бандит, преступник, нарушитель, нападавший,
мошенник, подозреваемый, злодей, жулик и др. Лексическая вербализация кон-
цепта ПРАВОНАРУШИТЕЛЬ формирует основу прагматического значения, де-
монстрирующего негативную оценку через эксплицитные номинации. «Чем зна-
чимее определенный концепт для человеческого мышления, тем более сложной
системой языковых форм он может быть выражен. Для объективации сходного
содержания, для описания одного и того же объекта, для отражения одной и той
же ситуации в языке существуют, как правило, разные конкурирующие
формы...» [Кубрякова 2004: 313].
Актуализация разнообразных концептуальных признаков, релевантных для
текста, определяется коммуникативно-прагматическими условиями. В содержа-
нии концепта ПРАВОНАРУШИТЕЛЬ объективируются следующие когнитив-
ные признаки.
Характер участия в противоправном деянии: Соучастники были задер-
жаны (https://bel.ru / news).
Процессуально-правовой статус участника противоправного деяния: Похи-
щенное подозреваемый сложил в пакет и скрылся (https://belnovosti.ru). Фигу-
ранту предъявлено обвинение (https://bel.ru / news).
Наименование правонарушителя в зависимости от вида совершенного проти-
воправного деяния (грабеж, мошенничество, подстрекательство и т.п.): Граби-
тели нагрянули в дом тихих пенсионеров (https://www.bel.kp.ru). 63-летняя жи-
тельница Белгородской области отдала мошенникам деньги, полученные от про-
дажи квартиры (https://www.bel.kp.ru). Получены объективные доказательства
того, что подстрекателем именно силового метода выяснения отношений
стала женщина, оскорбившаяся сообщениями в групповом чате (https://www.
bel.kp.ru). Убийцей оказался сожитель погибшей (https://bel.ru / news).
472
Наименование правонарушителя по местности: В отделе полиции ранее су-
димый за кражи 31-летний краснодарец признался, что похитил гаджет для
личного пользования (https://kubnews.ru).
Социальный статус правонарушителя: 70% преступлений совершаются ли-
цами без источника дохода (https://bel.ru / news).
Отсутствие сведений о правонарушителе: В поле неизвестный убил чело-
века и серьезно ранил еще двоих (https://www.kp.ru).
Вид преступления: Убийство из-за ссоры в родительском чате: зачинщицу
конфликта <…> будут судить за подстрекательство и пособничество
(https://www.bel.kp.ru).
Профессия (сфера деятельности, место работы и т.п.): Таксисты массово
калечили, грабили и насиловали пассажиров (https://www.pravda.ru). В последние
несколько месяцев заметно участились случаи нападения водителей на клиен-
тов (https://lenta.ru). В ходе расследования уголовного дела следователями СКР
был установлен еще один факт совершения аналогичных противоправных дей-
ствий другим сотрудником больницы в отношении малолетнего ребенка
(https://yandex.ru/news).
Национальность: Потерпевшие запомнили его приметы: азиатская внеш-
ность… (https://www.kp.ru).
Родственные (семейные) связи: Родственница ребенка и ее сожитель си-
стематически истязали девочку (https://www.bel.kp.ru).
Возраст: Весь Новосибирск уже несколько дней обсуждает банду малолет-
них преступников, жестоко избивших таксистку (https://www.bel.kp.ru). Ком-
пания молодых хулиганов отбивали своего друга, пойманного за неподчинение
требованию остановиться (https://yandex.ru/news).
Гендерный фактор: Парень решил уйти от преследования
(https://www.bel.kp.ru). <…> разъяренный мужчина напал с ножом на одну из
медицинских сестер (https://www.stav.kp.ru).
Некоторые когнитивные признаки могут репрезентироваться одновре-
менно, при этом очередность их объективации не является фиксированной,
например, личные сведения, место проживания, социальный статус, гендер и
т.д.: Полицейские выяснили, что пенсионер сдает комнату ранее судимому
местному жителю. Квартирант незаметно похитил сбережения, после чего
ушел в магазин. После этого злоумышленник вернулся к застолью. Когда поли-
цейские заподозрили парня, он признался и показал, где закопал деньги
(https://bel.ru/news).
В семантической структуре слова правонарушитель выделяются компо-
ненты значения: ‘правонарушение, проступок, преступник, злоумышленник, зло-
дей, бандит, головорез, насильник, подозреваемый, нападавший, хулиган, ранее
судимый’ и др., которые реализуются в публицистическом дискурсе в качестве
прямой номинации лица. Представление о правонарушителе основывается на
внутренней форме слова, семантическом поле лексем-экспликаторов. Смысловое
наполнение концепта ПРАВОНАРУШИТЕЛЬ во многом определяется семанти-
ческими признаками лексем, вербализующих этот концепт. В результате форми-
руется семантическое, типологическое, концептуальное многообразие номина-
ций. Концепт ПРАВОНАРУШИТЕЛЬ является значимой составляющей языко-
вой картины мира, в которой аккумулируются соответствующие образы, понятия,
473
представления, морально-нравственные и этические установки и оценки.
Таким образом, обозначение правонарушителя в современном публицисти-
ческом дискурсе осуществляется посредством лексических единиц с синонимич-
ным значением, но не зафиксированных в качестве юридических терминов,
например, ‘злоумышленник, фигурант, грабитель, бандит, нарушитель, злодей’
и др. В концепте ПРАВОНАРУШИТЕЛЬ можно выделить общенациональный и
специфический (юридический) компонент, поскольку в его интерпретации при-
сутствует явное «соотношение языковых единиц и стоящих за ними структур
профессионального (теоретического и практического) знания» [Голованова, Го-
лованов 2019: 435].
Различные номинации лица, совершившего противоправное деяние, отра-
жают представление о правонарушителе в языковой картине мира. Специфика
когнитивно-прагматического представления образа правонарушителя в публи-
цистическом дискурсе связана с многомерностью объекта номинации и диффе-
ренцируется по составу преступления.
Голованова Е.И., Голованов И.А. Сочетание когнитивного подхода с лингвокультуроло-
гическим и прагматическим при анализе специальной лексики // Когнитивные исследования
языка. Вып. XXXVII. 2019. С. 434-439.
Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: части речи с когни-
СРЯ – Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 19. М.: Наука, 1994.
ТСРЯ – Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М.: ООО «А
ТЕМП», 2006.
Yuliya A. Vorontsova (Belgorod, Russia)

The Belgorod Law Institute of the Ministry of Internal Affairs in Russia named after I.D. Putilin
INTERPRETATION OF THE CONCEPT THE OFFENDER

IN THE PUBLICISTIC DISCOURSE
The article deals with the language means connected with the nomination the offender as the social
phenomenon and as a legal concept. In the article it is come to light the features of text updating of a
concept THE OFFENDER in a publicistic discourse and defined the cognitive signs and referential
features of the nominations of the offender in the publicistic text.
Keywords: concept THE OFFENDER, publicistic discourse, cognitive signs
Л.И. Гришаева (Воронеж, Россия)

grischaewa@rgph.vsu.ru
ФАКТОРЫ, ОБУСЛОВЛИВАЮЩИЕ ВАРЬИРОВАНИЕ ТЕКСТА

В КОММУНИКАЦИИ
В фокусе рассмотрения находится потребность объяснить содержательное, формальное, функ-

циональное разнообразие текстов в коммуникации. Для этого необходимо осознать, с одной
стороны, степень закономерности и/или случайности содержательного и формального варьи-
рования в коммуникации текста того или иного типа и, с другой стороны, охарактеризовать
влияние на организацию текстовой ткани факторов, внешних и внутренних по отношению к
474
порождаемому и воспринимаемому тексту. Это позволит осмыслить процессы конвенциона-
лизации в языковой культуре типов текста как инвариантов, исторически сложившихся в куль-
туре в качестве образцов решения некоторой коммуникативной и когнитивной задачи разно-
образными языковыми средствами, которые выбирают из набора изофункциональных комму-
никанты определенных категорий.
Ключевые слова: варьирование инварианта, семантическая и синтаксическая организация тек-
ста на микро- и макротекстовом уровне, факторы-ингибиторы, факторы-катализаторы, внеш-
ние и внутренние по отношению к тексту факторы, обусловливающие варьирование текста
Осознание того факта, что каждый реальный текст представляет собой один
из многочисленных потенциально возможных вариантов инварианта, что каж-
дый текст фиксирует с помощью разноуровневых языковых средств и разными
способами образцы решения некоторой коммуникативной и когнитивной задачи
коммуникантами определенных категорий с теми или иными свойствами, при-
водит к необходимости высказаться относительно четырех комплексов вопро-
сов, прежде чем делать значимые обобщения.
Во-первых, требуется охарактеризовать текст как вариант инварианта. Это
означает описать с разных позиций инвариант как таковой, а также осмыслить
особенности варьирования инварианта в различных условиях. С этой точки зре-
ния в пристальном лингвистическом внимании нуждается семантическая, син-
таксическая, функциональная организация текста на микро- и макроуровне. Вы-
ражаясь иначе, предметом анализа становятся закономерности образования тек-
стовой ткани, а также соотношение при этом универсальных, культурно специ-
фических и идиостилистических особенностей реализации закономерностей по-
рождения и рецепции порождаемого текста.
Результатом подобного анализа оказываются выявленные особенности ор-
ганизации того или иного типа текста как в одном культурном пространстве, так
и в разных языковых культурах.
Для микроуровня текста наиболее значимым становится описание как
средств и способов выражения той или иной пропозиции, так и способов их со-
членения в более сложных коммуникативных образованиях. Для макроуровня
фокусом анализа являются: (1) выявление принципов сочленения в текстовом
целом макрокомпонентов текста, т.е. единиц, более сложных, чем сверхфразовое
единство, и менее сложных, чем текст; (2) последовательность обязательных и
факультативных макрокомпонентов в текстовом целом в содержательном, син-
таксическом и функциональном отношении; (3) степень детализации объективи-
руемых в конкретном макрокомпоненте механизмами вербализации сведений о
мире, как это принято и ожидаемо в определенной языковой культуре примени-
тельно к той или иной коммуникативной и когнитивной задаче; (4) степень вы-
раженности в определенном типе текста вероятных корреляций между характе-
ром текстового макрокомпонента (обязательный или факультативный), с одной
стороны, и типом объективируемых этим макрокомпонентом сведений, с другой.
Во-вторых, необходимо применительно к определенному типу текста, с од-
ной стороны, и к конкретному культурному пространству, с другой стороны, вы-
явить семантические и/или синтаксические структуры, наиболее чувствительные
к содержательной, функциональной и/или формальной вариативности. Результа-
том изучения принципов организации текстов под обозначенным углом зрения
становится лингвистически выверенная верификация такого свойства каждого
475
текста как культурная специфика применительно к тому или иному типу текста.
Это чаще всего постулируется в качестве аксиомы, но редко доказывается как по
причине неразработанности соответствующих надежных целенаправленных про-
цедур, так и объективной сложности и объемности текстового анализа на макро-
и микроуровне относительно семантической и синтаксической структуры текстов
разного типа за исключением малоформатных текстов (ср. типы текста «репор-
таж», «интервью», «жалоба», «постановление», «закон», «указ», «роман» и пр.).
В-третьих, изучение семантической, синтаксической, функциональной ва-
риативности текста того или иного типа на микро- и макроуровне подводит к
необходимости охарактеризовать исторически сложившиеся в конкретной язы-
ковой культуре конвенции относительно организации соответствующих типов
текста, а также пределы содержательного и синтаксического варьирования, за
которыми носители культуры воспринимают порождаемый текст: (1) либо как
«непривычный», «неправильный», «странный», «интересный» и пр., но как все-
таки вариант одного и того же известного в культуре инварианта; (2) либо как
новый, появившийся в языковой культуре тип текста, для которого в культуре
пока еще нет инварианта, как способ решения новой для общества коммуника-
тивной и когнитивной задачи; (3) либо как заимствованный из инокультурного
пространства текст; (4) либо как пародию на имеющийся в культуре тип текста,
как реализацию людических стратегий со стороны homo ludens; и др.
Дальнейшие шаги предполагают рассматривать данные, полученные под
обозначенным углом зрения, с учетом диалектики общего и частного, в диахро-
ническом контексте на фоне комплекса системных, суперсистемных и субси-
стемных для конкретного типа текста связей, значимых для постижения принци-
пов конвенционализации текста как продукта речемыслительной деятельности,
как образца достижения цели деятельности в определенных условиях с помощью
разнородных языковых средств, которыми располагает язык в конкретный пе-
риод своего существования.
Данный аспект анализа текстовой организации чрезвычайно значим, потому
что для современного этапа развития языка характерны главным образом изме-
нения, выявляемые на текстовом уровне – в отличие от предыдущих этапов раз-
вития языка, для которых были свойственны изменения на фонетическом, мор-
фологическом, синтаксическом уровнях языковой системы. Это обусловливает
такие яркие тенденции в текстовой организации, как гибридизация, расщепление
типа текста на несколько самостоятельных типов с последующей их дифферен-
циацией на определенные дискурсивные условия, образность, креолизация,
уплотнение информационного потока, конденсирование информации, интенси-
фикация обращения к прецедентным феноменам, проникновение смеховой куль-
туры в коммуникативные сферы, не свойственные ей до сих пор, и др.
Наконец, следует учитывать и необходимость исчисления факторов, обуслов-
ливающих содержательное, формальное, функциональное варьирование текста
того или иного типа как в одной культуре, так и в разных культурных простран-
ствах, а также сферу «ответственности» этих факторов. Сказанное предполагает
принимать во внимание (1) природу факторов, (2) этиологию такого рода факторов,
(3) характер их влияния на содержательную и/или формальную структуру, (4) сте-
пень их обязательности для той или иной текстовой структуры, (5) степень интен-
сивности их влияния, (6) длительность их влияния в языковой культуре.
476
Столь разветвленный анализ факторов, обусловливающих варьирование
текста в коммуникации, вызван тем, что организация текстовой ткани подвер-
жена влиянию разнородных и разнонаправленных факторов, которые все еще
изучены фрагментарно, атомистически, хотя нуждаются в полноценном ком-
плексном и многоаспектном, холистическом анализе при статическом и динами-
ческом подходе.
По своей природе такого рода факторы могут быть внешними или внутрен-
ними по отношению к порождаемому и/или воспринимаемому тексту. Предпри-
нятое разграничение значимо потому, что тем самым можно в процессе анализа
определить сферу влияния изучаемых факторов: внешние по отношению к тек-
сту факторы характеризуют главным образом ситуацию, в которой порождается
и/или воспринимается конкретный текст; внутренние по отношению факторы
обусловливают выбор средств и способов содержательной, формальной, функ-
циональной организации текста на микро- и макроуровне.
Учет этиологии анализируемых факторов позволяет проследить влияние
факторов, дифференцируемых с той или иной степенью детализации в зависимо-
сти от целеустановок исследования и уровня развития лингвистического знания:
когнитивных, психологических, социологических, коммуникативных и др.
Рассмотрение характера влияния описываемых факторов на организацию
содержательной и/или формальной структуры обусловлено тем, что решение от-
дельных коммуникативных и когнитивных задач способствует варьированию
текста либо относительно содержания, либо формы, либо и формы, и содержа-
ния; ср. организацию типа текста «лекция», «учебное пособие» и др.
С этой точки зрения правомерно разграничивать также факторы-катализа-
торы и факторы-ингибиторы, способствующие или препятствующие варьирова-
нию содержательных и/или формальных изменений текстовой организации. По-
добное решение вызвано тем, что те или иные изменения в структуре текста раз-
виваются в языковой культуре с разной скоростью: ср., например, изменения со-
держания и формы типа текста «страховка», наблюдаемые буквально помесячно
на протяжении пары лет в постсоветский период существования русского языка.
Предпринимаемый анализ побуждает также учитывать степень обязатель-
ности изучаемых факторов для варьирования той или иной текстовой структуры
как на микро-, так и на макроуровне. Необходимость изучения данного аспекта
влияния факторов, внешних и внутренних по отношению к порождаемому и ре-
ципируемому тексту, связано с тем, что те или иные изменения текстовой ткани
при варьировании текста в коммуникации обязательны, а некоторые – факульта-
тивны. Это касается прежде всего степени детализации объективируемых с по-
мощью разнородных и разноуровневых языковых средств сведений о мире, ре-
левантных в конкретных коммуникативных условиях.
Степень интенсивности влияния рассматриваемых факторов целесообразно
изучать в силу того, что для варьирования текста в коммуникации значение
имеет отнюдь не весь набор факторов и не при решении каждой коммуникатив-
ной и когнитивной задачи. Для осмысления закономерного и/или случайного ва-
рьирования содержательной и/или формальной структуры имеет значение также
учет длительности влияния названных выше факторов. Это связано с тем, что
отдельный тип текст имеет свою историю существования в языковой культуре:
477
некоторые появляются (смс-сообщения), некоторые исчезают (телеграмма), не-
которые существенно трансформируются как в содержательном, так и в фор-
мальном отношении (личное письмо, в особенности письмо в компьютерно-опо-
средованной коммуникации) и т.д. Поэтому в качестве фактора, обусловливаю-
щего варьирование текстовой структуры, можно назвать, к примеру, также и тех-
ническое коммуникационное устройство.
Lyudmila I. Grishayeva (Voronezh, Russia)
FACTORS OF VARIATION OF TEXTS IN COMMUNICATION

The paper focuses on the necessity to explain variation of texts in communication in terms of their
meaning, form and functions. On the one hand, one should be aware of the degree of regularity and / or
randomness of variation in form and meaning of a certain type of texts. On the other hand, it is necessary
to characterize the impact of internal and external factors on the organization of textual substance. This
will lead to understanding of the processes of conventionalization of types of texts in a particular cul-
ture. The term “types of texts” refers to invariants that historically emerge in a culture and are shaped
as model texts used for solving specific communicative and cognitive tasks. To solve these tasks, lan-
guage users choose a variety of language means from isofunctional categories.
Keywords: variation of the invariant, semantic and syntactic organization of the text on the micro-
and macro-textual levels, inhibiting factors, accelerating factors, external and internal factors leading
to variation of texts
К.В. Гудкова (Санкт-Петербург, Россия)

gudkovakira@bk.ru
КОГНИТИВНЫЕ ОСНОВЫ ВЫБОРА ЯЗЫКОВЫХ ЕДИНИЦ

В ЮРИДИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
(на материале речей защиты и обвинения в уголовном судопроизводстве)
В статье рассматривается роль интерпретирующей функции языка в юридическом дискурсе
речей защиты и обвинения перед жюри присяжных. На материале слушаний в уголовном су-
допроизводстве проводится анализ когнитивных стратегий, лежащих в основе выбора сторо-
нами языковых единиц при интерпретации общей референтной ситуации. Рассматриваются
стратегии профилирования, генерализации, классификации и модусной категоризации.
Ключевые слова: интерпретирующая функция, убеждение, профилирование, модусная катего-
ризация, юридический дискурс
Убеждение является одним из видов вербальной деятельности человека,

распространенной во всех сферах общения. Люди постоянно пытаются убедить
друг друга в той или иной точке зрения, тем самым склоняя других к своему ви-
дению той или иной проблемы, причем эти проблемы могут охватывать широкий
круг вопросов начиная от чисто бытовых, житейских и заканчивая спорами о фи-
лософских, фундаментальных понятиях. Убеждение же в определенной точке
зрения естественным образом ведет к изменению мнений и верований людей,
которых мы пытаемся убедить в чем-либо. Соответственно изменение мнений
логически приводит к изменению поведения. Таким образом, можно сказать, что,
убеждая людей в той или иной позиции, мы тем самым пытаемся изменить их
478
поведение, склонить к определенным действиям. То есть вербальная, персуазив-
ная, деятельность приводит к реальным невербальным результатам.
Лингвистов, в частности, интересует языковая сторона процесса, то есть
язык в его интерпретирующей функции: как и каким образом выбор языковых
выражений позволяет интерпретировать ту или иную ситуацию в нужном гово-
рящему русле, как выбор языковых единиц определяет принятие или непринятие
реципиентом того или иного положения. Поскольку процессы убеждения – это
прежде всего процессы когнитивные, которые напрямую связаны с мышлением,
лингвисты, анализируя языковые структуры персуазивного дискурса, пытаются
понять связь языковых выражений со структурами мыслительными, на какие
мыслительные структуры ориентируются авторы дискурсивного персуазивного
общения, выбирая языковые выражения.
Следует отметить, что убеждение как вербальная деятельность охватывает
два когнитивных процесса с участием мышления. С одной стороны, эта деятель-
ность включает выбор определенных персуазивных стратегий и соответственно
выбор языковых средств, реализующих эти стратегии. С другой стороны, убежде-
ние предполагает своего рода прогнозирование, в том смысле, что, убеждая кого-
либо в том или ином положении, мы пытаемся спрогнозировать будут ли выбран-
ные нами средства убедительными или нет, то есть пытаемся «проникнуть» в ко-
гнитивную систему другого человека, понять систему его ментальных репрезен-
таций, его ценностей, чтобы выбрать соответствующие языковые средства для
убеждения.
Cледует также отметить, что убеждение деятельность дискурсивная, в том
смысле что осуществляется в дискурсе. Любой же дискурс являет собой отраже-
ние некой референтной ситуации, причем язык как сущность дискретная, не мо-
жет отразить указанную референтную ситуацию в полном объеме ее свойств и ха-
рактеристик.
Исследователи подчеркивают, что дискурсивная деятельность основыва-
ется на ментальных операциях, в том смысле, что говорящий вербализует свою
ментальную модель ситуации. [Dijk 1998: 205; Cotrell 2011: 1]. Однако в персуа-
зивном дискурсе, целью которого является убеждение в определенной позиции,
говорящий также ориентируется и на ментальные модели другой стороны, и то,
насколько убедительными будут его аргументы зависит не только от построения
убеждающего дискурса, но и от ментальных моделей хранящихся в голове у вос-
принимающей стороны, то есть зависит от тех знаний, которыми они обладают
и мнений, которые они разделяют.
При вербализации референтной ситуации говорящий пользуется арсеналом
языковых средств, причем у него есть возможность выбирать языковые единицы
разных уровней категоризации: выбирать более общие, абстрактные слова для
характеризации объектов, то есть лексику суперординатного уровня, либо опи-
сывать ситуацию используя лексику базового или субординатного уровней. И
такой выбор языковых единиц служит целям дискурсивного убеждения. Еди-
ницы более высоких уровней языковой категоризации, как правило, более широ-
кой семантики, отличаются абстрактным, расплывчатым значением. Единицы же
низких уровней более конкретно описывают объекты и ситуации, характеризуют
объект или ситуацию с точки зрения присущих им характеристик.
479
В процессе построения убеждающего дискурса задействована также модус-
ная категоризация. Категории модусного типа обеспечивают возможность раз-
личной интерпретации того или иного концептуального содержания и формиро-
вания на основе этого новых смыслов [Болдырев 2014: 159].
Материалом для практического анализа послужили речи обвинителей и за-
щитников, выступающих перед жюри присяжных заседателей в уголовных про-
цессах из американских фильмов в жанре courtroom drama. Фильмы основаны на
реальных уголовных процессах и частично включают фрагменты действительных
речей сторон.
Суд присяжных представляет собой особый состав суда с участием, как пра-
вило, двенадцати граждан, которые по роду своей деятельности не являются про-
фессиональными судьями, однако призываются к отправлению правосудия за
разрешением вопроса о виновности или невиновности подсудимого.
Решение присяжных выносится на основании принципа справедливости, ко-
торый отражает высшие ценности, существующие в обществе. Все, что направ-
лено на общественное благо, есть добро и хорошо. Все что направлено против об-
щества, есть зло и плохо. Поступок человека, который стал предметом судебного
разбирательства, оказывает влияние на общество в целом. Поэтому и давать
оценку поступку следует обществу. Таким образом, присяжные выносят свой вер-
дикт в рамках бинарной оппозиции общей аксиологической оценки: добро – зло.
Присяжные выносят вердикт на основании своих мнений и верований, ко-
торые содержат в себе не только коллективные понятия о «хорошо-плохо», но и
индивидуальные мнения и верования, разделяемые как отдельной социальной
группой, так и отдельными людьми, иными словами, на основании общих и част-
ных модусных категорий. И сторона защиты, и сторона обвинения строят свои
речи ориентируясь на присяжных, их основная цель убедить присяжных. А для
этого нужно попытаться понять, каковы их ценности, убеждения, верования, по-
скольку люди обычно выносят решения на основе своих убеждений и верований.
Таким образом, важной дискурсивной стратегией убеждения является ко-
гнитивное профилирование, которое представляет собой некое составление
портрета ментальных моделей, хранящихся в голове жюри присяжных, их цен-
ностей, верований и мнений. При этом во внимание принимаются многие фак-
торы: социальный статус членов жюри, расовая принадлежность, возраст, ген-
дерные характеристики и пр.
Основой для сюжета многосерийного фильма «The People vs. O.J. Simpson»
(2016) послужило резонансное уголовное дело знаменитого футболиста и актера
афроамериканца О.Дж. Симпсона, который был обвинен в убийстве своей су-
пруги и ее приятеля, т.е. в преступлениях, за которые подсудимый может быть
приговорен к смертной казни. Все улики указывали на спортсмена, причем улики
были неопровержимы: «The shoe prints at Bundy were from a size-12 Bruno Magli
shoe. The defendant wears a size 12. Hair from the defendant was on the knit cap at
Bundy. Hair from the defendant was on Ron Goldman’s shirt. The glove found at Rock-
ingham contains fibers that match Ron’s hair. The glove contains fibers that match
Nicole’s hair. It has Nicole’s blood. It has Ron’s blood… A drop of blood in the Bundy
driveway matches the defendant at a rate of one-in-170-million. Nicole's blood was on
the defendant’s sock. This was a match at the rate of one-in-6.8-billion. The blood on
the rear gate at Bundy matches the defendant at rate of one-in-57-billion. There are
480
only five billion people on the planet. That, ladies and gentlemen, is an identification».
Тем не менее футболисту был вынесен оправдательный приговор. Жюри
присяжных состояло в основном из чернокожих, и сторона защиты разыграла
расистскую карту, обосновав свою позицию тем, что офицер полиции, который
был вызван на место преступления и первым собрал основные улики, был заме-
чен в расистских высказываниях: «They have entrusted this case to a man who says
he’d like to see all niggers gathered together and killed. That is genocide. That man
speaks like Adolf Hitler».
На основании проведенного анализа можно выделить когнитивные страте-
гии выбора языковых репрезентаций убеждения. Во-первых, это стратегия клас-
сификации. На основании расистских замечаний офицера защита относит его к
категории расистов «Cause he’s a hardened racist». Выбранная языковая репрезен-
тация представляет собой классифицирующую номинативную структуру с не-
определенным артиклем в его классифицирующей функции. В ментальных ре-
презентациях жюри присяжных офицер помещается в класс расистов.
Во-вторых, используется стратегия модусной категоризации. Офицер ха-
рактеризуется как «the personification of evil», употребляются абстрактные лек-
сические единицы суперординатного уровня, осуществляется языковая катего-
ризация, которая относит офицера к категории «зла». Для того чтобы дискурс
был убедительным, следует оперировать общими модусными категориями, то
есть категориями, которые можно приложить к широкому спектру ситуаций. Ка-
тегория «зла» относится к общим модусным категориям.
В-третьих, используется стратегия генерализации, на основании расистских
высказываний одного офицера полиции делается обобщение относительно всех
офицеров: «Mark Fuhrman represents the entire LAPD». Таким образом, в менталь-
ной картине жюри присяжных, которые являются представителями чернокожего
населения действительность интерпретируется следующим образом: расисты вер-
шат суд над очередным представителем чернокожей расы, как происходило и про-
исходит на протяжении многих лет. Верить расистам нельзя, поэтому все собран-
ные улики не являются достаточным основанием для вынесения приговора.
Наконец, защита обращается к присяжным: несправедливость повторяется
снова и снова, и вы можете эту несправедливость остановить: «You are empowered.
Your decision has a major implication both in this courtroom and outside of it. Things
happen for a reason in life. Maybe that’s why we’re gathered together. Something in
your background, your character, helps you to know that this is wrong. Maybe you’re
the right people at the right time to be able to say, “No more. We can’t have this”».
В данном отрывке также используется стратегия модусной категоризации,
защита относит присяжных к классу «правильных людей», которые не только
понимают (ощущают на уровне ментальных репрезентаций) разницу между
«добром» и «злом» (right / wrong), но имеют на это достаточное право, поскольку
были избраны для осуществления правосудия. Также используется стратегия фо-
кусирования, то есть высвечивания определенных аспектов ситуации. Следует
отметить, что в реальности присяжные выбираются случайным образом, в силу
самой сути суда присяжных, то есть референтная ситуация является ситуацией
случайного выбора, не маркированного никакими ценностными категориями. За-
щитой же эта ситуация выбора интерпретируется в аспекте «избранности», то
есть задается определенный угол рассмотрения.
481
Таким образом, выявленные когнитивные модели, лежащие в основе выбора
языковых средств это стратегии профилирования, классификации, генерализа-
ции и модусной категоризации.
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика. Введение в когнитивную лингвистику. Тамбов,
2014.
Cottrell S. Critical Thinking Skills. Palgrave Macmillan, 2011.
Dijk T. A. van Ideology: A Multidisciplinary Approach. London, Sage, 1988.
Kira V. Gudkova (St. Petersburg, Russia)

COGNITIVE GROUNDS FOR THE CHOICE OF LEXICAL ITEMS

IN LEGAL DISCOURCE: A CASE STUDY OF THE DEFENSE AND PROCECUTION
SPEECHES IN CRIMINAL PROCEEDINGS
The article deals with the interpretive function of language in legal discourse of the speeches of de-
fense and prosecution. This is a case study of oral arguments in criminal proceedings that analyses
the cognitive strategies that underlie the choice of lexical items by the parties in interpreting the same
referential situation. Profiling, generalization, classification and mode categorization are considered.
Keywords: interpretative function, persuasion, profiling, mode categorization, legal discourse
П.И. Гэвин (Тюмень, Россия)

polinagavin@gmail.com
СТИЛИСТИЧЕСКОЕ ВЫРАЖЕНИЕ ФИГУРО-ФОНОВЫХ

ОТНОШЕНИЙ В ХУДОЖЕСТВЕННЫХ РЕПРЕЗЕНТАЦИЯХ КАРТИН
(на материале романов Д. Рубиной и М. Этвуд)
В данной статье рассматривается стилистическое выражение фигуро-фоновой организации

картин в художественных произведениях Дины Рубиной и Маргарет Этвуд. Актуальность ис-
следования заключается в применении современных методов когнитивной стилистики для
изучения взаимосвязей между вербальным и визуальным медиумом, представленных в виде
феномена экфрасиса в художественных текстах.
Ключевые слова: экфрасис, фигура, фон, аттрактор, резонанс
Фигура экфрасиса в художественном произведении определяется как «опи-

сание какого-либо предмета визуальных искусств» [Журбина 2017: 293]. С пози-
ции риторики экфрасис включает «способы, с помощью которых пространство и
время участвуют в различных формах взаимодействия действительности, текста
и изображения» [Hollander 1995: 5]. В настоящее время феномен экфрасиса по-
дробно исследован в сферах литературоведения, изобразительного искусства и
лингвистики [Cheeke 2010; Hollander 1995; Krieger 2019; Брагинская 1977; Геллер
1997; Рубинс 2003]. Однако подавляющее большинство существующих работ
фокусируется на интертекстуальной составляющей экфрасиса, тем самым остав-
ляя в стороне текстуальную выраженность объекта искусства в художественном
произведении. В отличие от других литературоведческих и лингвистических
482
подходов, в данном исследовании мы рассматриваем стилистику экфрасиса в ас-
пекте восприятия объекта искусства читателем.
В основе нашей работы лежит когнитивный принцип рассмотрения литератур-
ного текста не как статичного объекта с определенной «предпочтительной» интер-
претацией, а динамического процесса, заданного читателем [Stockwell 2019: 2].
В качестве методологической основы работы выступают дихотомия отно-
шения «фигура – фон» [Ungeger & Schmid 2013] и модель литературного резо-
нанса [Stockwell 2009a, 2009b].
В когнитивном литературоведении применение дихотомии «фигура – фон»
связано с явлениями актуализации («foregrounding») [Шкловский 1929: 13]. П.
Стоквелл говорит об остранении читателя от мира действительности как функ-
ции литературы в целом [Stockwell 2019: 33]. Таким образом, актуализация опре-
деленного события, персонажа или объекта в читательском восприятии подразу-
мевает его выделение посредством грамматических, синтаксических, пунктуаци-
онных, семантических или стилистических средств как «фигуры» по сравнению
с остальным «фоном» текста.
При анализе экфрастического отрывка мы сконцентрируемся на том, как
языковые средства отражают фигуро-фоновые отношения объекта искусства, ак-
центируя внимание читателя на объекте или сцене и выстраивая ментальную ре-
презентацию художественного произведения. Подобные элементы П. Стоквелл
обозначает как аттракторы в своей модели литературного резонанса («attention –
resonance model»).
Модель литературного резонанса адаптирует механический процесс резо-
нанса и когнитивную теорию селективного внимания к процессу чтения текста.
Под резонансом П. Стоквелл подразумевает «читательский эффект, который
производят некоторые впечатляющие литературные тексты» [Stockwell 2009b:
27]. Ученый утверждает, что внимание читателя «откликается» на определенный
элемент в тексте (аттрактор), актуализируя его концептуализацию и таким обра-
зом превращая в «фигуру». Аттрактор привлекает внимание читателя при первом
прочтении, однако нуждается в постоянном поддержании фокуса путем референ-
ции или обновления стилистических средств, в противном объект возвращается
в сферу автоматизма восприятия, становится «фоном» [Stockwell 2019: 77].
П. Стоквелл выделяет специфические характеристики, благодаря которым
аттракторы «захватывают» внимание читателя [Stockwell 2019: 79]. Данные кри-
терии мы используем в когнитивно-стилистическом анализе экфрастических от-
рывков для определения наиболее выразительных языковых средств, составляю-
щих фигуро-фоновые отношения в описании объекта искусства.
Роман «На солнечной стороне улицы» Дина Рубина посвятила советскому
Ташкенту как городу своего детства, рассказав о становлении художницы Веры
Щегловой. Рассмотрим экфрастическую репрезентацию одной из картин глав-
ной героини: «Справа, на фоне пылающей оранжевыми дынями бахчи, сидела
Маруся в шальварах из хан-атласа, в своей косынке, повязанной на пиратский
манер, – с четырьмя грудями, к каждой из которых был привязан колокольчик
для школьных звонков…» [Рубина 2012: 467].
Имя главного персонажа создает отсылку к сюжетной линии нарратора, в
роли которого выступает автор произведения. Еще в детстве она встречает муже-
подобную узбечку Марусю. Описание их встречи в романе возвращает читателя к
483
объекту искусства, концентрируясь на описании внешности персонажа: «шаро-
вары из хан-атласа», «пестрый платок, повязанный на голове на пиратский манер»
в восприятии лирической героини и «шальвары из хан-атласа» и «косынка, повя-
занная на пиратский манер» в экфрастическом отрывке. Образ Маруси занимает
положение фигуры в организации картины, что эксплицитно выражается через
определение «пылающей оранжевыми дынями бахчи» как фона, который синтак-
сически представлен читателю раньше фигуры, более перманентно локализован и
как следствие, представляет меньший интерес для читателя.
В сцене встречи с девочками образ Маруси выполняет роль главного аттрак-
тора, поскольку «захватывает» внимание читателя сразу по нескольким крите-
риям: агентность и топикальность выраженная на синтаксическом уровне; высо-
кий уровень когнитивной эмпатии; целостность образа героя, создающаяся за счет
детальности описания и включающая в себя семантические параметры яркости и
крупности. Таким образом, нарративные связи имитируют визуальную организа-
цию картины художницы и выдвигают на первый план персонаж Маруси.
Роман М. Этвуд «Кошачий глаз» («Cat’s Eye») рассказывает историю фор-
мирования личности художницы Элейн, в детстве страдавшей от травли своей
школьной подруги. Зная, что родители не смогут ее понять, Элейн обращается к
Деве Марии, прося в своих молитвах помочь ей.
«The last painting is Unified Field Theory. It’s a vertical oblong, larger than the
other paintings. Cutting across it a little over a third up is a wooden bridge. (…)
Positioned above the top railing of the bridge, but so her feet are not quite touch-
ing it, is a woman dressed in black, with a black hood or veil covering her hair. Here
and there on the black of her dress or cloak there are pinpoints of light. The sky behind
her is the sky after sunset; at the top of it is the lower half of the moon. Her face is
partly in shadow.» [Atwood 1990: 481].
Экфрастический отрывок содержит множество интратекстуальных рефе-
ренций к судьбоносному случаю из детства Элейн, который едва ли не стоил ей
жизни. Видение Девы Марии стало единственным, что спасло ее.
Описание картины начинается с изображения моста как фона изображения,
определяя локацию сюжета. В качестве фигуры на картине выступает персонаж
Девы Марии, однако отрывок не называет ее имени, а повторяет процесс «узна-
вания» читателем персонажа. Яркой характеристикой сверхъестественности об-
раза становится тот факт, что она не стоит на мосту, а находится над ним. Данная
референция отсылает читателя к воспоминаниям Элейн, описывающей манеру
движения фигуры: «...she’s coming down toward me as if walking, but there’s
nothing for her to walk on». Далее экфрастический отрывок фокусируется на опи-
сании самого персонажа, одетого в черную одежду с вуалью или капюшоном,
покрывающим волосы.
Экфрасис картины более статичен, он не передает динамики мыслей девочки,
пытающейся разглядеть черты показавшейся вдали женщины: «I can see the long
skirt now, or is it a long cloak?»; «the dark scarf or hood around her head, or is it hair?».
Сомнения девочки в данном контексте выражены с помощью риторических во-
просов, однако данное значение теряется в экфрастическом описании картины,
где персонаж Девы Марии представлен более определенно. Параллелизм кон-
струкций экфрасиса и воспоминаний художницы дополняется упоминанием о
бликах света. Подобно им, от образа Девы Марии также исходил свет: «...one of
484
the yellowish-green lights is behind it, coming out in rays from around the head».
Визуальная организация картины имитирует фигуро-фоновое текстуальное
построение сюжета, произошедшего с Элейн на мосту. Синтаксические и семан-
тические аттракторы выделяют персонаж Девы Марии как центральный, что по-
вторяется в картине, где ее образ занимает главенствующее положение.
Таким образом, когнитивно-стилистический анализ показал закономер-
ность в организации фигуро-фоновых отношений в описаниях картин и контек-
сте их создания. Центральный персонаж, функционирующий как ярко выражен-
ная фигура в сцене, также занимает центральное положение в визуальной орга-
низации картины. На уровне лингвистического анализа эта черта выражена па-
раллелизмом конструкций, изображающих персонажей как в сюжете повество-
вания, так и в экфрастических отрывках. Литературная фигура экфрасиса симво-
лически реализуется в художественном тексте с помощью различных семанти-
ческих, синтаксических и грамматических языковых средств и дополняет кон-
цептуальное восприятие романа читателем.
Брагинская Н.В. Экфрасис как тип текста (к проблеме структурной классификации) //
Славянское и балканское языкознание. 1977. С. 259-283.
Геллер Л. На подступах к жанру экфрасиса. Русский фон для нерусских картин // Wiener
Slawistischer Almanach. 1997. Спец. вып. 44. С. 151-171.
Журбина А.В. Экфрасис // Большая российская энциклопедия. Т. 35. М., 2017.
Рубина Д. На солнечной стороне улицы. М.: Эксмо, 2012.
Рубинс М. Пластическая радость красоты: Экфрасис в творчестве акмеистов и евро-
пейская традиция. СПб.: Академический проект, 2003.
Шкловский В.Б. О теории прозы. М.: Ардис, 1929.
Atwood M. Cat’s Eye. London: Virago Press, 1990.
Cheeke S. Writing for art: The aesthetics of ekphrasis. Manchester: Mancherster University
Press, 2010.
Hollander J. The gazer’s spirit: poems speaking to silent works of art. Chicago: University of
Chicago Press, 1995.
Krieger M. Ekphrasis: the illusion of the natural sign. Baltimore: John Hopkins University Press,
2019.
Stockwell P. Texture: A cognitive aesthetics of reading. Edinburgh: Edinburgh University Press,
2009a.
Stockwell P. The cognitive poetics of literary resonance // Language and cognition. 2009b. 1 (1).
P. 25-44.
Stockwell P. Cognitive poetics: An introduction. 2nd ed. London: Routledge, 2019.
Ungeger F., Schmid H.-J. An introduction to cognitive linguistics. London: Longman, 2013.
Polina I. Gavin (Tyumen, Russia)

STYLISTIC MANIFESTATION OF FIGURE-GROUND RELATIONSHIPS

IN FICTIONAL REPRESENTATIONS OF PAINTINGS
(In novels by D. Rubina and M. Atwood)
This work examines stylistic manifestation of figure-ground relationships in paintings in novels by
Dina Rubina and Margaret Atwood. The research topicality lies in the application of the latest cogni-
tive stylistic methods to approach the interconnection of verbal and visual media presented in the
form of the ekphrasis in literary texts.
Keywords: ekphrasis, figure, ground, attractor, resonance
485
О.Г. Дубровская (Тамбов, Россия)
o_dubrovskaya@inbox.ru
ВОЗРАСТНЫЕ АСПЕКТЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
В статье рассматриваются особенности интерпретации, которые обусловлены возрастом

участников коммуникации. Анализ материала позволяет заключить, что интерпретация мира
и конструирование дискурса у детей осуществляется с опорой на социальный опыт личного и
внутреннего пространства, тогда как интерпретация мира у взрослых ориентирована на язы-
ковой опыт.
Ключевые слова: интерпретация, социальный и языковой опыт, возраст, концептуальные си-
стемы
Известно, что внимание многих наук и научных направлений обращено на

изучение взаимосвязи возраста человека и особенностей восприятия мира, кото-
рые реализуются человеком с помощью языковой системы. Вербальное кодиро-
вание и декодирование тех или иных событий у представителей различных воз-
растных категорий исследуются в рамках возрастной психологии, межкультур-
ной коммуникации, психолингвистики, когнитивной лингвистики и др. В част-
ности, научный интерес представляют проблемы онтолингвистики (вопросы ста-
новления грамматики, освоения словарного состава языка, письма и др.), меж-
личностного общения, особенности концептуализации и категоризации мира в
речи детей и взрослых. Эти, а также иные смежные проблемы и вопросы форми-
руют область научного поиска в рамках антропоцентрической парадигмы совре-
менного знания и ее социокогнитивного направления в частности.
С точки зрения психологии, выявляются такие особенности мышления до-
школьников и взрослых, которые проявляются в качестве и степени гипотетико-
дедуктивного типа рассуждения, планирования, рефлексии (характерно для
взрослых), а также восприятия мира как совокупности непротиворечивых проти-
воположностей и эгоцентричности (эгоцентризма в иной терминологии) (харак-
терно для детей). С точки зрения усвоения языка и производства дискурса, осо-
бенности выявляются на уровнях освоения абстрактных понятий, метафориче-
ских, метонимических и иных моделей и т.д.
Цель данной работы – выявить особенности интерпретации мира детьми (на
фоне интерпретации мира взрослыми), заданные конкретным словом, репрезен-
тирующим знания о фрагменте действительности. Материалом послужили фраг-
менты интеллектуальной телевизионной игры «Устами младенца» за октябрь –
декабрь 2020 г., которые в самой игре формируют ее часть под названием «Рас-
суждалки» (детям предлагается объяснить то или иное явление, названное сло-
вом). Однако в качестве иллюстративных примеров в данной работе приводятся
данные выпуска телеигры от 06.12.2020 г.
Важно заметить, что в рамках телеигры «Устами младенца» дети порождают
дискурс, тогда как у взрослых по сценарию основным видом речевой деятельно-
сти является понимание речи. Это обстоятельство накладывает определенный от-
печаток на некоторые выводы, к которым мы приходим в заключительных абзацах
работы. Отметим, однако, что как порождение, так и понимание обеспечиваются
486
интерпретацией, в связи с чем наши выводы согласуются с базовыми положени-
ями теории языковой интерпретации, разработанной Н.Н. Болдыревым [Болдырев
2019]. В данной работе мы представляем предварительные итоги исследования,
но отметим, что они обнаруживают универсальный характер в части изученного
материала. Результаты исследований являются значимыми, так как позволяют
углубить наши представления об особенностях восприятия мира, его интерпрета-
ции субъектами разных групп. Важно также заметить, что данное исследование не
ставит целью разграничить гендерные особенности в восприятии и интерпретации
мира взрослыми и детьми, но подразумевает их существование.
Результаты. Интерпретация мира и конструирование дискурса у детей осу-
ществляется с опорой на социальный опыт наблюдаемого пространства в про-
цессе познания мира: семьи, детского садика или начальной школы, а также соб-
ственных внутренних (оценочных) переживаний (эгоцентризм):
– семьи (объяснение слова «деликатес»): Это когда человек танцует /
например / женщина // Она танцует / танцует / вся такая модная и говорит /
это слово //
В сознании ребенка выстраиваются концептуальные взаимосвязи между
признаками «уникальность», «кушанье», «изысканность» и социальным опытом
семьи (танцуют обычно после застолья);
– детского садика или начальной школы (объяснение слова «биография»):
Магеллан родился / и сначала у него этого не было / а потом он сделал необычное
и великое дело // У актрис есть это слово //...
Лексема «биография» репрезентирует признак «жизнеописание», а в рамках
школьной программы предполагается знакомство с биографией, как правило, из-
вестных в истории людей;
– собственных внутренних переживаний (объяснение слова «закаливание»):
У меня так бывает / я сама себе это говорю / но не выполняю // Это такая вещь
/ которую хотят изменить в себе все люди // Я себе говорю / например / так //
завтра я точно это сделаю / а на следующий день я уже про это забываю и
продолжаю есть одно сладкое // Это когда люди начинают с собой бороться и
вести себя с собой очень строго-строго // Начинают запрещать себе вкусняшки
/ хотя я не понимаю / почему они запрещают себе вкусняшки // Начинают
меньше тратить денег / начинают баловаться / делать домашнюю работу /
там / больше учиться / и они становятся совершенно другими людьми / уже
воспитанными / добрыми и не такими жадными // Это как воспитание //...
В качестве доминантных в процессе интерпретации у ребенка могут изби-
раться периферийные признаки: вкусняшки, воспитание – при объяснении слова
«закаливание». Примечательно, что сладкое концептуализируется как неблаго-
приятный фактор окружающей действительности (ср.: закаливание – «способ по-
вышения устойчивости организма к действию неблагоприятных факторов окру-
жающей среды» [slovar.cc.rus.efremova], а завтра ассоциируется с новым дей-
ствием (известно, что приступать к процедурам закаливания лучше утром).
Обращает на себя внимание предикативность опыта через событийность с
наличием составляющих и оценки происходящему (человек, нервы, полезно и
тд.) (объяснение слова «закаливание»): Это такая штука / когда человек // В
общем стоит человек / и ему вот эту штуку хотелось / чтобы у него так были
нервы такие крепкие // Ну / это полезно то / что у человека // Тогда у человека
487
нервы укрепляются / и тогда он не дрожит после съемок / а спокойно идет // Ну
/ характер можно сделать // Ты хорошо себя ведешь / и так каждый день // И
так постепенно укрепляешь свой характер // И у тебя все получается больше /
больше / больше // Но трудности нужны // Вот / на работе есть трудности /
чтобы зарабатывать деньги // Вот / если ты хотел этой штукой укрепить свой
характер / у тебя будет постепенно все улучшиваться и улучшиваться // Но
нельзя переносить тому человеку / который уже болеет //...
Взрослые, напротив, ориентируются на языковой опыт (писать историю;
шел-шел, остановился и записал истории; сняли фильм, основанный на истории
о чем-либо; писать дневник – языковые единицы, используемые взрослыми
участниками телеигры для объяснения слова «биография»; даю себе обещание;
ставлю себе цель – для объяснения слова «закаливание»). Примечательно, что
интерпретация у взрослых осуществляется по модели номинативных единиц
(словосочетаний, как правило). Показательна также языковая реакция взрослых
на «детскую» интерпретацию лексемы «закаливание» (еще и болеет! См.: под-
черкнутое выше объяснение слова «закаливания») как ожидание наиболее ти-
пичных концептуальных признаков, репрезентируемых лексемой «закалива-
ние». Именно закаливание репрезентирует признак «здоровый», «не заболел», но
в процессе интерпретации мира ребенком этот признак активизируется в заклю-
чительном высказывании у ребенка и служит доминантным признаком для отга-
дывания слова «закаливание» в процессе интерпретации у взрослого.
Таким образом, на изученном материале интерпретация у взрослого базиру-
ется на языковом опыте в частности. Выбор, классификация и оценка концепту-
альных признаков для наименования явления осуществляется на основании ори-
ентирующей функции языка (по Е.С. Кубряковой) [Кубрякова 2012]: языковой
опыт во многом является «ведущим» в процессе интерпретации мира взрослым
человеком. В отличие от взрослых, дети интерпретируют мир с точки зрения со-
циального опыта. Этим в частности объясняется непонимание и несовпадение
концептуальных систем взрослых и детей. Именно языковые «ловушки» (дис-
тракторы от англ.: distracters) выступают маркерами непонимания (не дрожать
после съемок – см. пример выше) в процессе коммуникации представителей раз-
ных возрастных категорий (взрослых и детей). Наоборот, наличие некоторого
прототипического образца выступает маркером понимания и свидетельствует о
«сближении» двух концептуальных систем (взрослых и детей).
Болдырев Н.Н. Язык и система знаний. Когнитивная теория языка. М.: ЯСК, 2019.
Кубрякова Е.С. В поисках сущности языка. Когнитивные исследования. М.: Знак, 2012.
Olga G. Dubrovskaya (Tambov, Russia)

AGE-RELATED INTERPRETATION DIFFERENCES

The article discusses the problem of how participants of different age interpret the world. We con-
clude that children interpret the world and construct their discourse within social experience of per-
sonal and internal space, while adults focus on their linguistic experience.
Keywords: interpretation, social space, linguistic experience, age, conceptual systems
488
В.Н. Егорова (Нижний Новгород, Россия)
viktoria-egorova@yandex.ru
О НЕКОТОРЫХ СРЕДСТВАХ ИНТЕНСИФИКАЦИИ

ПРИ РЕАЛИЗАЦИИ ИЛЛОКУТИВНОЙ ФУНКЦИИ
В СОВРЕМЕННОМ НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ
В исследовании рассматриваются особенности использования языковых средств, воздейству-

ющих на интенсификацию высказывания в немецком языке при реализации некоторых илло-
кутивных функций, таких как оценка, утверждение / мнение, аргументация / объяснение. Уча-
стие данных средств связано с субъективно-оценочной направленностью иллокутивных вы-
сказываний.
Ключевые слова: интенсификация, иллокутивная функция, оценка, прагматика, дискурс
Коммуникативная цель высказывания является определяющей характери-

стикой любого речевого акта, реализуется согласно иллокутивному намерению
адресанта и предусматривает адекватную интерпретацию со стороны адресата.
Достижение этой цели возможно в определенных контекстуальных условиях
межличностного общения [Серль 1986: 180].
В рамках коммуникативно-деятельностного подхода [Никонова 2019: 267]
представляет интерес прагматический потенциал интенсивов с точки зрения уси-
ления или ослабления проявления признака. При этом особый интерес представ-
ляют случаи использования в высказывании интенсифицирующих средств при
реализации некоторых иллокутивных функций, таких как оценка, утверждение /
мнение, аргументация / объяснение, по отношению к которым данные средства
используются достаточно активно, о чем свидетельствует анализ фактологиче-
ского материала.
Так, при реализации иллокутивной функции «оценка» достаточно широко
используются лексикализованные единицы-интенсификаторы, которые привно-
сят в высказывание субъективно-оценочную коннотацию:
“Wi wollen damit auf die äußerst schwierige Einkommenssituation in der Land-
wirtschaft hinweisen“, sagte der Präsident des Bauernverbands, Joachim Rukwied,
der dpa [Die Zeit 2016, Nr. 13].
Или „Es ist so unfassbar bitter“, sagte Schad [Die Zeit 2015, Nr. 04].
Важную роль в ходе реализации данной иллокутивной функции играют:
– словосложения, прежде всего прилагательные с детерминированным пер-
вым компонентом – именем существительным, в значениях которых выделяются
определенные усилительные признаки, что и позволяет определить данный ком-
позит как интенсив:
De Blasis stand goldrichtig [Die Zeit 2015, Nr. 46];
– дериваты:
Hypernervös und empfindsam wirkt die Komponistin Anna Thorvaldsdottir im
Gespräch: eine zerbrechliche Person, deren behutsame, fast tänzerische Bewegungen
zugleich eine gewisse Zähigkeit ausstrahlen [Die Zeit 2015, Nr. 38].
Cложные существительные-интенсивы также способны участвовать в реа-
лизации указанной функции:
Bald berichteten Medien im In- und Ausland, Harris' BuchBlack Horse Odyssee
489
wurde in China ein Bombenerfolg [Die Zeit 2013, Nr. 18].
Следующая по частотности реализации иллокутивная функция
«утверждение / мнение», признаком которой является наличие в высказывании та-
ких слов-индикаторов как meinen, denken, glauben, finden, behaupten, scheinen,
wahrscheinlich, vielleicht, möglich(erweise), meiner Meinung nach, es ist + Adjektiv /
Substantiv и др. [Helbig, Buscha 2000: 86, 94, 191-192], также сопровождается ин-
тенсификаторами словообразовательного уровня (для немецкого языка при реали-
зации данной функции характерно также использование модальных глаголов и
Konjunktiv I).
Здесь прежде всего наблюдается использование слов-интенсификаторов [Os
1989: 239]:
Es ist aber auch eine Tatsache, dass sich in meiner Stammkneipe bis auf die Ein-
führung von Bratkartoffeln nicht allzu viel geändert hat [Die Zeit 2010, Nr. 02].
Или Wer das Gegenteil behauptet unterschätzt den Weltgeist maßlos [Die Zeit
2015, Nr. 03].
Композиты (прилагательные и существительные), а также дериваты, являю-
щиеся интенсивами, также участвуют в реализации данной функции:
Dem Klischee entspricht haargenau nur die NPD [Die Zeit 2016, Nr. 42].
Es ist schwer, bei dem Anblick der modern wirkenden überschlanken Statuette
nicht an die berühmten Figuren Giacomettis der Serien von „Die Frauen von Venedig“
zu denken [Die Zeit 2011, Nr. 38].
Nach der Bullenhitze in der Vorwoche mit Temperaturen von über 30 Grad, wer-
den in dieser Woche kaum Höchsttemperaturen von über 20 Grad erreicht, wie der
Deutsche Wetterdienst voraussagt [Die Zeit 2013, Nr. 30].
Что касается иллокутивной функции «аргументация / объяснение», то она
характеризуется наличием в высказывании прежде всего таких слов-индикато-
ров как deshalb, darum, deswegen, weil, denn, da, wegen, (auch) wenn / falls, doch,
aber, sondern и др. [Helbig, Buscha 2000: 238-247]. Слова-интенсификаторы также
являются наиболее употребляемыми и при реализации данной функции:
Die Wähler wollen diese Schritte (noch) nicht, auch wenn sie bitter nötig sind
[Die Zeit 2010, Nr. 46].
Не последнюю роль в ходе реализации данной иллокутивной функции иг-
рают и словосложение (прилагательные и существительные), у которых первый
компонент (существительное или прилагательное) привносит сему интенсивно-
сти в лексическую единицу:
Und weil wir, die Leser von Karine Tuil, in der Lage sind, selber Zeitung zu lesen
und Nachrichten im Fernsehen zu schauen, treffen wir ständig auch alte Bekannte und
denken uns bei jedem neuen, brandaktuellen Thema, das die Autorin anschneidet [Die
Zeit 2017, Nr. 28].
Или Doch regelmäßig wird der Heidenlärm mit Versatzstücken aus gälischen
Volksmusiken versüßt [Die Zeit 2010, Nr. 16].
Анализируемый эмпирический материал позволяет предположить, что в
немецком языке средства интенсификации высказывания задействованы в еди-
ничных вариантах при реализации таких иллокутивных функций как «поздрав-
ление», «извинение», «благодарность», «просьба».
На основании вышеизложенного можно сделать вывод, что интенсивы про-
дуктивно используются при реализации различных иллокутивных функций, что
490
объясняется прагматическим намерением адресанта оказать определенное воз-
действие на адресата и тем самым достичь установленной им цели коммуника-
ции. Наиболее часто интенсификаторы используются при реализации следую-
щих иллокутивных функций: «оценка», «утверждение / мнение», «аргументация
/ объяснение», что можно объяснить, в частности, наличием субъективно-оце-
ночного компонента в высказывании.
Никонова Ж.В. Интерпретирующий потенциал иллокуции // Когнитивные исследования
языка. Вып. XXXVII. 2019. С. 267-271.
Серль Дж. Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистике: тео-
рия речевых актов. Вып. XVII. М., 1986. С. 170-194.
Helbig G., Buscha J. Übungsgrammatik Deutsch. Berlin: Langenscheidt, 2000.
Os Ch. Aspekte der Intensivierung im Deutschen // Studien zur deutschen Grammatik, 37. Tü-
bingen: Gunter Narr Verlag, 1989.
Die Zeit. Auf der Suche nach dem, was wir sind. Nr. 02, 2010.
Die Zeit. Heidenlärm. Nr. 16, 2010.
Die Zeit. Bad Godesberg gesucht. Nr. 46, 2010.
Die Zeit. Sah sich Giacometti als der letzte Etrusker? Nr. 38, 2011.
Die Zeit. Chinas Kampf um Rom. Nr. 18, 2013.
Die Zeit. Legende Siebenschläfertag: Aussagekraft eher gering. Nr. 30, 2013.
Die Zeit. Mehr Laizismus wagen. Nr. 03, 2015.
Die Zeit. Schad verpasst Medaille bei den X-Games nach Kollision. Nr. 04, 2015.
Die Zeit. So surreal wie das Nordlicht. Nr. 38, 2015.
Die Zeit. Hecking enttäuscht nach 0:2 in Mainz – Rot für Draxler. Nr. 46, 2015.
Die Zeit. Bauern protestieren gegen Niedrigpreise für Lebensmittel. Nr. 13, 2016.
Die Zeit. Trumpenproletariat. Nr. 42, 2016.
Die Zeit. So brandaktuell. Nr. 28, 2017.
Viktoriya N. Yegorova (Nizhny Novgorod, Russia)

ON SOME MEANS OF INTENSIFICATION IN THE IMPLEMENTATION

OF THE ILLOCUTIONARY FUNCTION IN MODERN GERMAN
The study examines the features of the use of language tools that affect the intensification of utterance
in the German language in the implementation of certain illocutionary functions, in particular: assess-
ment, statement / opinion, argumentation / explanation. The participation of these tools is associated
with the subjective evaluation of illocutionary statements.
Keywords: intensification, illocutionary function, evaluation, pragmatics, discourse
О.Л. Заболотнева (Челябинск, Россия)

zoxl@mail.ru
ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫЕ ВКЛЮЧЕНИЯ
В УНИВЕРСИТЕТСКИХ РОМАНАХ
В статье рассматриваются некоторые особенности университетского дискурса, а именно жан-
ровая специфика романа «The Secret History» Донны Тартт. На данном этапе исследования
анализируются такие интертекстуальные включения как упоминание и цитация, которые в
процессе интерпретации художественного текста выполняют определенные функции.
491
Ключевые слова: интертекстуальные включения, упоминание, цитация, референтивная, эмо-
ционально-экспрессивная и апеллятивная функции
Университетские романы анализируются с точки зрения стереотипизации

персонажей, изображения языковой личности профессора и студента, описания
методов преподавания и типичных моделей коммуникации в эпоху глобализации
и переосмысления образовательных традиций и ценностей. Вбирая в себя черты
других жанров (эпистолярная проза, модернистский роман и роман воспитания),
университетский роман является уникальным, недостаточно исследованным, жан-
ром. Место действия (кампус университета) и герои (профессорско-преподава-
тельский состав, студенты, персонал) играют роль отправной точки в достоверно-
сти изображения реального мира при добавлении к нему нереального (вымысла).
Жанровая специфика романа «The Secret History» Донны Тартт заключается
в совмещении специфических черт детектива, триллера и одновременно психоло-
гического романа, так как огромное внимание уделяется описанию характеров
персонажей и их внутренних переживаний. В романе обсуждаются актуальные
темы в сфере образования и науки, искусства и литературы, немало внимания уде-
ляется философским вопросам, нравственным и семейным ценностям, поднима-
ется тема одиночества, взросления и умения нести ответственность за свои по-
ступки.
В ходе исследования мы опирались на уже имеющиеся в данной области
труды лингвистов, литературных критиков и литературоведов О.Ю. Анцыферо-
вой, А.Н. Безрукова, А.Е. Гараниной, О.А. Куцепаловой, Н.С. Олизько, Е.Н. Сер-
дюк, Г.Г. Слышкина, Т.Н. Хомутовой, Е.Н. Черноземовой, Э. Шоултер и др.
Ранее мы уже писали, в частности, о ликоугрожающих речевых актах в уни-
верситетских романах, которые показывают все многообразие ситуаций, чреватых
угрозой лицу (от конвенционализированных высказываний до более частных,
уникальных коммуникативных ситуаций) и проявляют возможные способы мити-
гации / аггравации коммуникативного давления (О.Л. Заболотнева, И.В. Кожу-
хова, 2019).
В данной статье будет предпринята попытка рассмотреть университетский
дискурс с точки зрения интертекстуальности, а именно, упоминания и неатрибу-
тированной цитации, которые наряду с прямой цитацией, квазицитацией, аллю-
зией и продолжением являются одними из основных видов интертекстуальных
включений. Упоминание – это «апелляция к концепту прецедентного текста пу-
тем прямого (нетрансформированного) воспроизведения языковой единицы, яв-
ляющейся именем данного концепта» [Олизько 2015: 35]. Такой единицей слу-
жит заглавие произведения или имя автора.
В романе «The Secret History» Донны Тартт интертекстуальные включения,
вплетаясь в текст произведения, выполняют референтивную, эмоционально-экс-
прессивную и апеллятивную функции и позволяют понять не только культурно-
ценностные ориентиры главных героев, но и художественные вкусы и предпочте-
ния самого автора. В произведении нередко упоминается имя известного древне-
греческого философа Платона. Являясь учеником Сократа, Платон, как и его учи-
тель, верил, что благодаря путешествиям можно знакомиться и общаться с инте-
ресными людьми, и, следовательно, обрести мудрость и знания. Благодаря учени-
кам труды Платона знамениты во всем мире. Именно учения Платона вдохновили
492
главных героев романа к осуществлению своего замысла. Философ также рассуж-
дал о четырех видах божественного безумия или исступленности, одна из кото-
рых, мистериальная или ритуальная, заинтересовала Генри Винтера настолько,
что он убедил друзей воплотить задуманное. В «Тайной истории» это действо по-
ложило начало трагической веренице событий, которые привели к убийству двух
ни в чем неповинных людей и самоубийству одного из главных героев.
Так, упоминание трудов великого ученого древности выполняет в произве-
дении референтивную функцию. Ритуал, в котором участвовали обезумевшие
молодые люди, явился причиной жестокой расправы над фермером, случайно
оказавшимся на их пути. Пытаясь оправдать себя и найти причину своих неудач,
Генри, Фрэнсис, Ричард, Чарльз и Камилла неоднократно вспоминают данное
событие: “Do you remember last fall, in Julian’s class, when we studied what Plato
calls telestic madness? Bakcheia? Dionysiac frenzy?” [Tartt 1993: 182]. «Помнишь,
минувшей осенью мы обсуждали с Джулианом то, что Платон называл мисте-
риальной исступленностью? Иными словами, дионисийское неистовство – bak-
cheia» [Тартт: URL].
Так, можно утверждать, что в произведении присутствует внутренняя ин-
тертекстуальность. По взаимному соглашению молодых людей упоминание этой
истории происходило тайно, с использованием эвфемизмов, намеков и жестов.
Однако в момент прозрения и переосмысления происшедших с ними событий
главные герои начинают называть вещи своими именами: “Except that my life, for
the most part, has been very stale and colorless. Dead, I mean. The world has always
been an empty place to me. I was incapable of enjoying even the simplest things. I felt
dead in everything I did.” […] “But then it changed,” he said. “The night I killed that
man.” I was jarred – a little spooked, as well – at so blatant a reference to something
referred to, by mutual agreement, almost exclusively with codes, catchwords, a hun-
dred different euphemisms...” [Tartt 1993: 556]. «Просто долгое время моя жизнь
была бесцветной и скучной. Мертвой. Даже простейшие вещи, которыми
наслаждаются все, и те не доставляли мне удовольствия. Я чувствовал, что все
мои действия пропитаны тлением. […] – Но все изменилось. Той ночью, когда я
убил человека. Я был ошарашен и даже немного напуган столь откровенным за-
явлением – по негласному договору, если мы и касались этой темы, то исключи-
тельно иносказаниями и многозначительными намеками» [Тартт: URL].
В начале своего знакомства Эдмунд Коркоран советует Ричарду, как распо-
ложить к себе Джулиана Морроу и записаться на курс к эксцентричному препо-
давателю: “Go see him again, why don’t you,” Bunny said. “Take him some flowers
and tell him you love Plato and he’ll be eating out of your hand” [Tartt 1993: 22].
«Почему бы тебе снова с ним не встретиться? Принеси ему цветочков, скажи,
что ты без ума от Платона, и потом можешь смело вить из него веревки»
[Тартт: URL].
Изучая античность и древнегреческий язык, студенты неоднократно цити-
руют и обсуждают учения Платона. Профессор высоко ценил тех, кто разби-
рался в его предмете. Более того, он был большим эстетом, его вдохновляли до-
рогие роскошные вещи, изысканные блюда и цветы.
Генри Винтер, любимый и самый талантливый ученик профессора Морроу,
также увлекается философскими доктринами знаменитого ученого. Являясь зна-
493
током книг и разносторонне образованным человеком, Генри отличается от дру-
гих студентов. Он далек от интересов и увлечений своих сверстников. Пытаясь
объяснить это, Банни Коркоран вновь упоминает Платона: “See, his mind doesn’t
work the same way yours and mine do. He’s always up in the clouds with Plato or
something” [Tartt 1993: 56]. «Видишь, у него голова работает по-другому, чем у
нас с тобой. Вечно витает в облаках со своим Платоном и со всем остальным»
[Тартт: URL].
Таким образом, упоминание имени Платона, помимо референтивной, вы-
полняет и эмоционально-экспрессивную функцию, так как у читателя складыва-
ется наиболее полное представление о культурно-ценностных ориентирах и ху-
дожественных вкусах главных героев, их понимании философии, красоты и гар-
монии античной культуры.
Для цитации, основанной на прецедентном тексте, характерна имплицит-
ность, то есть отсутствие ссылки на источник цитирования в расчете на то, что
адресат вспомнит текст-источник. Неатрибутированные цитаты, то есть не выде-
ленные графически, без указания автора, но легко узнаваемые цитаты, как пра-
вило, модифицируются автором, подчиняются тому контексту, в который они
включены [Олизько 2015: 37].
При полном прочтении цитата из Евангелия от Иоанна (19:30) звучит сле-
дующим образом: «Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: свершилось! И, пре-
клонив главу, предал дух» [СЕ 2019: 563]. В романе предсмертный возглас
Иисуса Христа на кресте цитируют дважды. Во время прогулки с Ричардом по
озеру Камилла случайно наступила на кусок стекла и сильно поранилась. Генри
Винтер был единственным среди молодых людей, кто смог оказать ей первую
помощь: “Camilla flinched, her eyes wide; Henry held up the curved piece of glass in
one bloody hand. ‘Consummatum est,’ he said.” [Tartt 1993: 109]. «Глаза Камиллы
распахнулись, она дернулась, но Генри уже держал в руке изогнутый кусок
стекла. – Consummatum est» [Тартт: URL].
Убийство Банни Коркорана было спланировано и продумано, но в послед-
ний момент молодым людям не хватает решительности. Генри Винтер сам завер-
шает задуманное. Ричард Пэйпен вспоминает о том, как быстро все произошло,
словно кадры в документальном фильме: “A Barrage of frightened crows explodes
from the underbrush, cawing and dark against the sky. Cut to Henry, stepping back
from the edge. Then the film flaps up in the projector and the screen goes black. Con-
summatum est” [Tartt, 1993, 310]. «Из подлеска, как черные комья земли во время
артобстрела, в небо взметаются с карканьем вороны. Камера резко переходит
на Генри, который отступает на шаг от края ущелья. Затем пленка обрыва-
ется, и экран гаснет. Consummatum est. [Тартт: URL].
Роман построен на оппозициях, и в данном контексте цитата из Святого Еван-
гелия подчеркивает жестокость совершенного убийства. Не чудо совершилось в
тот день и не прекращение мучений и пыток, не исполнение пророческих пред-
сказаний, а спланированное заранее, хладнокровное убийство. Неатрибутирован-
ная цитата (в которой отсутствует лексическая и пунктуационная атрибуция) вы-
делена курсивом и выполняет апеллятивную функцию. Предполагается, что чита-
тель знаком с цитируемым первоисточником, в данном случае, Библией, понимает
смысл слов, произнесенных на латинском языке, и способен интерпретировать за-
мысел автора.
494
Олизько Н.С. Интертекстуальный анализ художественного произведения: учеб. пособие.
Челябинск: Энциклопедия, 2015.
СЕ – Святое Евангелие на церковнославянском языке с параллельным переводом на рус-
ский язык. М.: ООО «Духовное преображение», 2019.
Тартт Д. Тайная История. URL: https://mir-knigi.info/books. (Дата обращения:
20.12.2020).
Tartt D. The Secret History. Novel. London: Penguin Books, 1993.
Oksana L. Zabolotneva (Chelyabinsk, Russia)

INTERTEXTUAL REFERENCES IN UNIVERSITY NOVELS

Some specific features of university discourse, namely the genre peculiarities of the novel “The Secret
History” by Donna Tartt are considered. At this stage of our research we analyze such intertextual
references as allusion and citation, which perform certain functions in the process of interpreting a
literary text.
Keywords: intertextual references, allusion, citation, referential, emotionally expressive and appella-
tive functions
Е.А. Иванова (Челябинск, Россия)

ivanovaea3@cspu.ru
ИДЕОЛОГЕМА ЗАПАДНЫЕ ЦЕННОСТИ КАК ИНСТРУМЕНТ

МАНИПУЛИРОВАНИЯ ОБЩЕСТВЕННЫМ СОЗНАНИЕМ
В АМЕРИКАНСКОМ МЕДИАДИСКУРСЕ
Статья посвящена рассмотрению идеологического аспекта дискурса с позиций теории идео-

логем. В фокусе нашего внимания в настоящем исследовании будет медийный дискурс, дис-
кретными единицами которого являются медиатексты. Целью исследования является анализ
различных приемов манипулирования общественным сознанием в американских СМИ с ис-
пользованием идеологемы «западные ценности» в качестве инструмента воздействия.
Ключевые слова: идеологема, манипулирование, общественное сознание, медиадискурс, меди-
атекст, дискурсивный анализ, идеологическая война
В ходе новейшей истории человечества, когда информационное воздей-

ствие СМИ только усиливается, мы становимся свидетелями такого масштаб-
ного явления, как развертывание «информационно-психологической войны», ко-
торая сталкивает интересы разных сторон (стран, политических и военных аль-
янсов, политических партий, правящих элит) и неизбежно приобретает глобаль-
ный характер. Размывается сама суть процесса информирования. «Создается си-
туация, когда слово становится важнее реальности. Манипуляция общественным
мнением происходит через дискурс присвоения безусловных (для коллективного
бессознательного) ценностей» [Лингвистика и аксиология 2011: 12]. В настоя-
щее время в СМИ нарастает интерес к субъективному повествованию, к тому,
что в английском языке принято называть термином softnews, где «художествен-
ное» донесение материала выходит на передний план, иногда даже заслоняя ин-
формационную суть. Таким образом, «журналистика факта» (hardnews), которая
495
предполагает сухое и отстраненное изложение деталей, цифр, сообщений, усту-
пает место «журналистике мнения», где автор создает историю, мастерски жон-
глирует фактами, задает риторические вопросы, создавая иллюзию диалога с чи-
тателем, и все это ради выполнения сверхзадачи – передачи главной идеи.
В фокусе нашего внимания в настоящем исследовании будет медийный дис-
курс, дискретными единицами которого являются медиатексты. «Медиадискурс
– это совокупность процессов и продуктов речевой деятельности в сфере массо-
вой коммуникации во всем богатстве и сложности их взаимодействия» [Доброс-
клонская 2008: 152]. Вслед за И.В. Рогозиной определим медиатекст как «вер-
бальное речевое произведение, созданное с целью осуществления опосредован-
ной коммуникации в сфере средств массовой информации и характеризующееся
явно выраженной прагматической направленностью, основной целью которой
является социальная регуляция» [Рогозина 2003: 127].
В работе мы рассматриваем идеологический аспект медийного дискурса с
позиций теории идеологем. Вслед за Е.Г. Малышевой под идеологемой пони-
маем «особого типа многоуровневый концепт, в структуре которого (в ядре и на
периферии) актуализируются идеологически маркированные концептуальные
признаки, заключающие в себе коллективное, часто стереотипное и даже мифо-
логизированное представление носителей языка о власти, государстве, нации,
гражданском обществе, политических и идеологических институтах» [Малы-
шева 2009: 35]. Мы рассмотрим идеологему «западные ценности» как инстру-
мент манипулирования общественным сознанием в СМИ. Манипулирование со-
знанием в работе трактуется как «психологическое воздействие, нацеленное на
изменение направления активности другого человека, выполненное настолько
искусно, что остается незамеченным им» [Гаврилов 2012: 52].
Итак, американский медийный дискурс активно муссирует информацию о
нарастающей угрозе западным ценностям. Характерной чертой западных и, в
частности, американских СМИ в настоящее время является определенная склон-
ность к саморефлексии. Часть американского общества в лице некоторых журна-
листов начинают задаваться вопросом: почему западные ценности теряют свою
привлекательность? Достаточно посмотреть на заголовки некоторых статей: «The
crisis of Western civilization», «Are western values losing their sway?», «The Coming
Clash of Civilizations Or, the West Against the Rest», «Defending Liberal Democracy
Is Not the Same as Defending ‘the West’», «The debate over universal values». Не-
смотря на универсальный характер идеологемы «западные ценности» она харак-
теризуется смешанным аксиологическим модусом значения. Какую-то часть аме-
риканского медийного дискурса можно охарактеризовать термином soul-searching
discourse (дискурс переоценки ценностей), для которого актуальными остаются
вопросы поиска национальной идеи, критического переосмысления идеологиче-
ских установок, определяющих национальное самосознание.
Однако, для большинства американских СМИ, которые так или иначе свя-
заны с политическими силами и правящими элитами, западные ценности остаются
позитивно маркированной идеологемой, а также мощным инструментом манипу-
ляции массовым сознанием. И, следовательно, осознавая внешнюю и внутреннюю
угрозу идеологическим ценностям, американцы, в частности, через медиаканалы
проводят стратегическую политику по защите своих интересов. Прежде всего
496
смысл и последствия угрозы необходимо донести до сознания обывателя. Во мно-
гих статьях называются конкретные страны и лидеры государств, которые прово-
дят неугодную Вашингтону политику, чтобы у американского читателя сложился
«правильный» образ врага. «It’s amazing what far-reaching effects this has had. It is
as if a prevailing wind, which powered all the ships at sea, had suddenly ceased to blow.
Now various scattered enemies of those Western values have emerged, and there is ap-
parently nobody to defend them» [Brooks 2017] / «Удивительно, к каким серьезным
последствиям это (потеря веры в ценности западной идеологии) привело. Как
будто попутный ветер, раздувающий паруса кораблей, вдруг перестал дуть. И
теперь вдруг появились различные враги западных ценностей, и нет, очевидно,
того, кто бы мог их защитить» (здесь и далее перевод автора – Е.И). Для адре-
сата создается образ объективной угрозы, который усиливается метафорой дрей-
фующих в море кораблей. В заключительной части предложения, где звучит
мысль о том, что некому защищать западные ценности, адресат имплицитно по-
лучает сигнал к действию, ведь это уже вопрос национальной безопасности, и ни-
кто не может оставаться в стороне.
Важнее распространения западной идеологии для США сейчас является
удержание авторитета Запада в тех странах, которые уже попали под его влия-
ние, но по какой-то причине в настоящий момент решили пересмотреть свои по-
литические и идеологические взгляды. Показательной в этом плане может быть
статья «The Battle Line for Western Values Runs Through Poland» [Kupchan 2018],
в которой речь идет о том, что необходимо предпринять все усилия, чтобы сдер-
жать антилиберальные настроения в Польше и сохранить страну в стане своих
идейных сторонников. Чтобы выполнить миссию Америке требуется союзник, и
она находит его в лице Евросоюза. Так, в статье реализуется прием модификации
релевантной аудитории (термин Д. Зарефски [Zarefsky, 2014], ведущего амери-
канского специалиста по речевому воздействию в области политической комму-
никации), когда происходит смещение акцента на моральную ответственность
европейцев ввиду того, что усилий одних американцев будет недостаточно. «As
the temptations of nationalist populism spread, Europe has responsibility for holding
down the Western fort... The European Union needs to take a firm stand in defense of
Western values» / «С распространением националистического популизма, Европа
должна принять ответственность по удержанию своих западных границ… Ев-
росоюз должен принять решительные меры по защите западных ценностей».
Такой лингвистический инструментарий как использование военной лексики
(the battle line / линия фронта; to hold down its Western fort / удерживать свои
западные границы; to be under siege from the same forces / быть под осадой; to
have other arrows in its quiver / в колчане есть и другие стрелы) формирует у
адресата уже привычное языковое сознание (war-mentality), распределяет дей-
ствующих лиц конфликта с позиции «свой – чужой», закрепляет определенные
роли в этом «театре боевых действий». О бездействии администрации Белого
дома автор публикации также говорит, пользуясь военной терминологией: «With
the United States missing in action, it is up to the European Union to defend the prin-
ciples and practices of democratic society» / «США пропали без вести, теперь
именно Евросоюз должен защитить принципы и подходы демократического об-
щества». Однако США оставляют за собой право контролировать деятельность
497
европейцев, диктовать им свои требования. Манипулятивный эффект достига-
ется имплицитно за счет использования субъективной модальной лексики. «The
European Union must keep the pressure on to reverse Poland’s illiberal turn» / «Евро-
пейский союз должен оказать давление, чтобы изменить антилиберальную по-
литику Польши»; «But the European Union can no longer afford to treat wayward
members with kid gloves» / «Но Евросоюз больше не может себе позволить цере-
мониться с несговорчивыми членами ЕС»; «Brussels should make clear its inten-
tion» / «Брюсселю следует четко дать понять свои намерения», «European Union
officials and their member-state counterparts should deliberately isolate Warsaw» /
«Чиновники Евросоюза и их коллеги в странах-членах ЕС должны намеренно изо-
лировать Варшаву». Стратегия убеждения в дискурсивном пространстве нераз-
рывно связана с оценкой. Автор использует оценочные ассертивы, высказыва-
ния, представляющие собой мнение говорящего как важный компонент модели-
руемой реальности. Основной иллокутивной целью использования ассертивов
является побудить адресата присоединиться к оценке. Приведем пример оценоч-
ного ассертива из данной статьи. «A failure to do so will only undermine the union’s
effort to demonstrate that it is a civic community held together by democratic values,
not just a distant, unaccountable bureaucracy – exactly what the populists claim» /
«Если Евросоюз потерпит неудачу, то это подорвет усилия ЕС по поддержа-
нию имиджа гражданского общества, сплоченного демократическими ценно-
стями, и превратит его в удаленный непонятный бюрократический орган –
именно таким его изображают популисты». В данном случае оценка носит опе-
режающий прогностический характер, так как моделируется возможная ситуа-
ция неудачи ЕС по сдерживанию Польши. Исход такой ситуации может быть
неутешительным для Евросоюза. Добиваясь своих целей, США играют на эмо-
циях европейцев, убеждают их в том, что раскол ЕС – это крах для всей Европы.
Заканчивается статья словами: «The fate of Poland, Europe and the West is on the
line» / «Судьба Польши, Европы и Запада поставлена на карту».
К числу укоренившихся в сознании и менталитете американцев относится
идеологема «западные ценности», представляющая собой многоуровневый кон-
цепт, содержащий прочные, в чем-то стереотипные представления о базовых
принципах американской культуры, о специфике восприятия американцами
«своих» и «чужих». Ключевой задачей американских СМИ является убедить чи-
тателя в существовании внешней и внутренней угрозы идеологическим ценно-
стям и провести стратегическую политику по защите своих интересов. Манипу-
лятивный эффект чаще всего носит имплицитный характер и достигается разно-
образными приемами, в частности, с помощью приема модификации релевант-
ной аудитории, с помощью использования субъективной модальной лексики,
оценочных ассертивов, аксиологически сильных прецедентных феноменов и
ряду других приемов.
Гаврилов А.А. Средства воздействия СМИ на общественное сознание в условиях инфор-
мационного общества // Молодой ученый. 2012. № 8. С. 152-155.
Добросклонская Т.Г. Медиалингвистика: системный подход к изучению языка СМИ: со-
временная английская медиаречь. М.: Наука, 2008.
Лингвистика и аксиология: этносемиометрия ценностных смыслов: коллективная моно-
графия. М.: ТЕЗАУРУС, 2011.
498
Малышева Е.Г. Идеологема как лингвокогнитивный феномен: определение и классифика-
ция // Политическая лингвистика. 2009. № 4 (30). С. 32-40.
Рогозина И.В. Медиа-картина мира: когнитивно-семиотический аспект: монография. М.;
Барнаул: изд-во АлтГТУ, 2003.
Brooks D. The crisis of Western Civ // The New York Times. 2017. 21 апреля. URL: https://
www.nytimes.com/2017/04/21/ opinion/the-crisis-of-western-civ.html. (Дата обращения: 29.07 2019).
Kupchan C.A. The battle line for Western values lies through Poland // The New York Times.
2018. 10 января. URL: https://www.nytimes.com/2018/01/10/opinion/europe-western-values-po-
land.html. (Дата обращения: 20.07.2019).
Zarefsky D. Rhetorical Perspectives on Argumentation. New York: Springer, 2014.
Yekaterina A. Ivanova (Chelyabinsk, Russia)

IDEOLOGEM WESTERN VALUES AS A TOOL TO MANIPULATE

PUBLIC CONSCIOUSNESS IN AMERICAN MEDIA DISCOURSE
The article deals with the ideological aspect of the discourse in the light of the theory of the ide-
ologems. The paper focuses upon the media discourse with media texts as its discrete elements. The
purpose of the research is the analysis of the methods of manipulation of public consciousness in the
American mass media with the use of the ideologem “Western values” as a tool of influence.
Keywords: ideologem, manipulation, public consciousness, media discourse, media text, discourse
analysis, ideological warfare
М.И. Ильин (Санкт-Петербург, Россия)

Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена
michaelilian93@gmail.com
ДИАЛОГ НАРОДА И ВЛАСТИ В TWITTER И FACEBOOK
В статье рассматриваются особенности вербального / невербального поведения англоязычных

(американских и британских) коммуникантов в рамках диалога народа и власти в социальных
сетях Twitter и Facebook, выявляются коммуникативные стратегии и тактики, используемые
пользователями при вступлении в диалог с политиком.
Ключевые слова: диалог, политический дискурс, коммуникативное поведение, Twitter, Facebook
Естественной формой человеческого общения является, как известно, диа-

лог, в ходе которого происходит соотнесение сознаний двух или более коммуни-
кантов и порождение ими индивидуальных дискурсов, взаимно детерминирую-
щих появление друг друга [Гурочкина 2009]. Иными словами, диалогический
дискурс всегда обусловлен различными видами индивидуального дискурса
(например, политическим) и возникает при реагировании (с появлением второй
стороны в общении) на исходный тип дискурса, проявленный в инициирующем
сообщении [Плахотная 2014].
Политическая дискурсивная деятельность, движущим мотивом которой яв-
ляется борьба за власть, чрезвычайно важна для человеческого общества и, как
отмечают исследователи, значительно изменилась с развитием Интернет-комму-
никации [Creech 2020]. В связи с этим представляется актуальным рассмотреть,
как происходит диалог народа и власти в таких популярных социальных сетях,
как Twitter и Facebook, т.е. как народ реагирует на исходный политический дис-
499
курс и пропозиции политиков, комментирует их, учитывая национальную спе-
цифику коммуникативного поведения общающихся субъектов.
Реагируя на предлагаемые политиком пропозиции, коммуниканты в Twitter и
Facebook, как свидетельствуют отобранные для исследования комментарии бри-
танцев и американцев, выбирают в качестве главной прежде всего установку на
кооперативное или некооперативное взаимодействие в зависимости от желания
избежать конфликта, придерживаясь принципа вежливости П. Браун и С. Левин-
сона, принципа релевантности Д. Спербера и Д. Уилсона и др., или, наоборот, до-
стичь прагматической цели любой ценой. При этом они преимущественно исполь-
зуют одну из трех рассмотренных ниже стратегий.
Стратегия сотрудничества предполагает стремление сформировать впе-
чатление созвучия взглядов, устремлений, желаний, интересов общающихся.
Данная стратегия в исследованном материале реализуется преимущественно пу-
тем применения тактик солидаризации и частичного согласия.
Тактика солидаризации подразумевает применение вербальных и невер-
бальных средств, демонстрирующих одобрение и разделение одних и тех же
взглядов, устремлений, интересов обоими коммуникантами. Так, в ответ на твит
Ч. Шумера о необходимости прекратить робозвонки, Karen LTaylor пишет:
“Exactly right! The elderly do not need these pesty calls”. Большинство подобных
высказываний в Twitter и Facebook при реализации данной тактики демонстри-
руют широкое использование эмоционально-оценочной лексики, показывающей
положительное отношение автора (good, great, wonderful, love). Из эмодзи ком-
муниканты предпочитают «большой палец вверх» и «хлопающие ладони».
Также широко используется экспрессивная пунктуация, включая прием разбие-
ния высказывания точками на части для придания ему большей экспрессивности,
«выделенности» (“Love. It.”; “BEST. PM. SINCE. MARGARET”). При этом кар-
тинки, мемы, видео используются мало.
Другой достаточно частотной тактикой актуализации стратегии сотрудниче-
ства является тактика частичного согласия, согласно которой реагирующий комму-
никант формирует высказывания, предлагающие новые взгляды на обсуждаемую
проблему, отличающиеся от продемонстрированных политиком, но дополняющие,
а не отрицающие их. Например, в ответ на твит К. Стармера, в котором он говорит
о необходимости лейбористов объединиться против нового премьер-министра и
его политики, Phil Hook отмечает: “The problem the new will face is uniting a clearly
split party. That will take years to achieve, unfortunately”. В подобных комментариях
авторы не высказываются против мнения политика, а иногда даже цитируют его
слова, но при этом ответное высказывание демонстрирует развитие предложенной
в начале диалога темы. Данное «развитие» может обнаруживаться в неожиданном
вопросе, демонстрации собственного мнения, детальном разборе ситуации. При
этом используются преимущественно вербальные средства.
Стратегия оппозиционирования используется коммуникантами в реак-
тивном тексте с целью эксплицитного выражения чуждости позиций, демонстра-
ции отстраненности, непринятия принадлежащих политику взглядов, устремле-
ний и действий. Данная стратегия в основном реализуется посредством тактик
дискредитации и критики.
Тактика дискредитации подразумевает применение коммуникантом средств,
позволяющих подорвать авторитет дискредитируемого субъекта, очернить его в
500
глазах аудитории, а также задеть его чувства. Так, в ответ на сообщение М. Мак-
коннелла в Facebook о том, что он принял участие в разработке AGED Spirits Act,
который должен способствовать развитию производства бурбона в Кентукки, от
Jill Smith последовала реакция: “Please GET OUT of politics you are a scathing
crook!” При реализации данной некооперативной разновидности тактики дискре-
дитации широко используются грубые слова и выражения, демонстрирующие
максимальную враждебность и неприязнь со стороны реагирующего коммуни-
канта, и даже обсценная лексика. Помимо вербальных элементов, при реализации
данной тактики широко используются различные изображения, видео и эмодзи,
демонстрирующие максимально негативную реакцию коммуниканта, а также
представляющие политика в неприглядном, порочащем его авторитет виде.
Наблюдается устойчивая связь реализации данной тактики и распространения от-
дельных мемов. Так, мем «Московский Митч», подразумевающий связь с Россией
и лоббирование интересов России в ущерб интересам граждан США, демонстри-
руется, в основном, в рамках реализации данной тактики, путем размещения изоб-
ражений М. Макконнелла (в том числе анимированных) в российской униформе,
рядом с российскими политиками, а также посредством использования хештега
#MoscowMitch. Помимо некооперативной тактики дискредитации, используется
и кооперативная тактика дискредитации – высмеивание деятельности, слов и по-
ступков политика без нарушения принципов успешной коммуникации. Вместе с
тем, высмеивая политика, коммуникант подрывает его имидж, что свидетель-
ствует об оппозиционности взглядов инициатора диалога и реагирующего лица.
Например, в ответ на упомянутый твит М. Макконнелла Robert Gaidzik отмечает:
“I’m aged and full of Kentucky distilled spirits, can I have a tax break also?” Тем самым
автор намекает, что есть граждане, которым тоже нужны налоговые льготы, но
М. Макконнелл ничего не делает в этом направлении.
Тактика критики демонстрирует создание высказываний, не просто выража-
ющих несогласие с политиком, но включающих аргументы и факты, вступающие
в противоречие с тем, о чем говорит политик. Так, в ответ на твит Д. Трампа о
подписании огромного «законопроекта по обороне» (Defence Bill) и получении
финансирования для возведения «стены Трампа», пользователь CHIDI® напи-
сал: “Trump – “I will eliminate the national debt in 8 years.” He raised it by $2 Trillion
+… (Далее следует соответствующая диаграмма)”. При реализации тактики ши-
роко используются ссылки на статьи, чужие сообщения, таблицы, диаграммы.
Подобные высказывания обычно эмоционально ненасыщены, что позволяет со-
здать впечатление беспристрастности, избежать напряженности и придать сво-
ему мнению больший вес в глазах других.
Стратегия смены темы используется реагирующим коммуникантом с це-
лью ориентировать политика на решение его (коммуниканта) конкретных праг-
матических задач через отказ от дальнейшего развития исходной темы, представ-
ленной в инициирующем сообщении политика, и экспликацию новой темы, свя-
занной с деятельностью и выступлениями политика. Данная стратегия в сообще-
ниях реализуется, как правило, посредством тактик учета ориентиров политика
и акцентирования проблем коммуниканта.
Например, в ответ на твит Д. Трампа, в котором он поздравляет граждан с
наступлением Нового Года и обещает большое количество положительных изме-
нений в следующем году, Erin Nash пишет: “President Trump, could you please look
501
into the GM jobs in Youngstown, Ohio. Unfortunately so many people in Youngstown
depend on the Lordstown GM jobs. Can you please help the people of Youngstown? I’m
one of them!!” В данном случае исходные темы не получают соответствующего
развития в сообщении комментатора, автор обращается к предыдущим выступле-
ниям политика, насыщенным обещаниями оказания помощи своей стране в лю-
бых ситуациях, и на основании этого пытается переориентировать президента на
решение проблем с трудоустройством, которые важны как для страны в целом,
так и самого коммуниканта. Соответствующую тактику мы предлагаем называть
тактикой учета ориентиров политика.
Тактика акцентирования проблем коммуниканта подразумевает создание вы-
сказываний на тему, отличающуюся как от темы, предложенной политиком ранее,
так и от его глобальных тем. Данную тактику нередко применяют при размещении
в общем диалоге сообщений рекламного характера (например, с предложением ку-
пить у продавца футболки). Ответная реакция автора направлена не на инициатора
диалога, а на других его участников, которые захотят ознакомиться с сообщениями
пользователей в рамках дискуссии. Соответствующие сообщения обычно красочно
оформлены: в них много эмодзи, изображений, ссылок. Также тактику нередко ис-
пользуют иностранцы, добиваясь от политика решения личных проблем.
Анализ сообщений в социальных сетях Facebook и Twitter показал, что ком-
муникативное поведение британцев отличается от поведения американцев целым
рядом особенностей. Так, британцы любят выказывать одобрение политику-ини-
циатору дискуссии на фоне критики других политиков (тактика некооперативной
солидаризации) или сравнения с ними, что у американцев практически не встре-
чается. В отличие от американцев, британцы не склонны использовать тактику не-
кооперативной дискредитации и в целом ведут себя сдержаннее, избегают излиш-
ней напряженности, что обусловлено нормами и традициями национальной куль-
туры и правилами национального, социального, коммуникативного поведения.
Гурочкина А.Г. Диалогический дискурс как среда и результат межличностного взаимо-
действия // STUDIA LINGUISTICA XVIII. СПб.: Политехника-сервис, 2009. С. 43-48.
Плахотная Ю.И. Когнитивно-прагматическая модель диалогического дискурса // Когни-
тивные исследования языка. 2014. Вып. XVIII. С. 154-157.
Creech B. Fake news and the discursive construction of technology companies’ social power //
Media, Culture & Society. 2020. No. 1. P. 1-17.
Mikhail I. Ilyin (St. Petersburg, Russia)

Herzen Russian State Pedagogical University
DIALOGUE BETWEEN INDIVIDUALS AND THE GOVERNMENT

ON TWITTER AND FACEBOOK
This article deals with characteristics of verbal / non-verbal behavior of English-speaking (American
and British) communicants within the framework of interaction between individuals and the govern-
ment on Twitter and Facebook. It also attempts an analysis of the features of communicative strategies
and tactics used by participants.
Keywords: dialogue, political discourse, communicative behavior, Twitter, Facebook
502
С.Н. Исаева (Москва, Россия)
Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации
Isaevasn27@gmail.com
КИНЕТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ РЕАЛИЗАЦИИ

УКЛОНЧИВЫХ РЕЧЕВЫХ АКТОВ В ТЕЛЕДИСКУРСЕ
В статье автор рассматривает проблему уклончивых речевых актов через призму когнитивных
механизмов (де)фокусирования. Целью работы является выявление не столько вербальных
средств, задействованных при производстве уклонений, но и невербальных. Устанавливается,
что кинетические средства служат дополнительным модусом перенаправления внимания с
первичного фокуса на вторичный.
Ключевые слова: уклонение, теледискурс, когнитивные механизмы, жесты, ударения, вербаль-
ные и невербальные модусы
Одним из свойств коммуникации является интерсубъективность [Zlatev et al.

2008] или способность участников коммуникации настраиваться на мнение друг
друга относительно определенных объектов или событий. Противопоставляя /
сравнивая между собой свою точку зрения и точку зрения собеседника, говоря-
щий идентифицирует себя с другими людьми, строит свое коммуникативное по-
ведение в соответствии с конвенциональными нормами, принятыми в обществе.
Однако, нередки случаи, когда говорящий пытается отклониться от выраже-
ния своего мнения, маскируя данную интенцию при помощи манипуляций с опре-
деленными вербальными и кинетическими модусами передачи информации. В
нашем исследовании данный процесс уклонения [Ирисханова 2014; Galasinski
2000; Partington 2003] тесно связан с (де)фокусированием [Ирисханова 2014] или
«широким классом лингвокогнитивных процессов, в ходе которых происходит из-
менение фокуса внимания говорящих / носителей языка, приводящее к понижению
степени выделенности конструируемой ситуации или объекта, т.е. к перемещению
этих элементов во вторичный фокус или фон» [Ирисханова 2014: 78].
Степень выделенности тех или иных элементов высказывания может усили-
ваться при помощи невербальных средств [Ekman, Friesen 1969; McNeill 1992;
Cienki 2004]. Так, продуцируя уклонение, участник коммуникативной ситуации
стремится вывести ключевые моменты вопроса в фон, при этом выделяя жестами
те лексемы в ответе, которые относятся к новому фокусу. Кроме того, некоторые
авторы рассматривают жесты как «надежные свидетельства когнитивных процес-
сов, проходящих в мозгу говорящего», которые «могут в случае неопределенности,
двусмысленности, энантиосемичности высказывания служить хорошим маркером
для определения того, что именно имел в виду говорящий» [Гришина 2017: 12].
В данном исследовании нашей целью является выявление закономерностей
функционирования одного из видов иллюстративных движений – ударений – че-
рез призму когнитивных процессов (де)фокусирования в уклонении.
При этом следует отметить, что у данного вида жеста не существует единой
общепризнанной терминологии. Некоторые исследователи называют его
«batons» [Efron 1972; Ekman, Friesen 1969], другие «beats» [McNeill 1992; Kendon,
2004] или «rhythmic gestures» [McClave 1991]. Различия в терминологии обуслов-
ливают аналогичным образом и некоторые различия в интерпретации данного
вида жеста. Например, некоторые авторы описывают ударения как движения,
503
выделяющие те или иные аспекты в вербальном высказывании [Ekman, Friesen
1969]; при этом данные движения являются исключительно речевыми и утрачи-
вают свой смысл вне высказывания [Efron 1972]. Другие исследователи пишут о
том, что ударения являются целенаправленными движениями, однако при этом
они не часто отражают контекстуальное значение [Kendon 2004]. Здесь уместно
также обратить внимание на то, что ударения по большей части представляют
собой короткие, быстрые или резкие [Blake et al. 2008] вертикальные движения
рукой / руками сверху вниз [Гришина 2017] или снизу-вверх. Рассмотрим их
функционирование в уклончивых речевых актах более детально.
Для этой цели мы проанализировали различные телешоу общей продолжи-
тельностью 2106 минут («А поговорить», «Большое интервью Соловьева», «Ве-
черний Ургант», «На ночь глядя», «Наедине со всеми», «ОМ», «Познер»,
«Судьба человека», «Тает лед»). На следующем этапе в вопросно-ответных кла-
стерах нами были сопоставлены определенные лексико-семантические и синтак-
сические элементы с целью определения первичного и вторичного фокусов. На
основе данного сопоставления выявлялись механизмы (де)фокусирования и
обобщались языковые и неязыковые средства, их реализующие. Отметим, что
разметка вербальных и невербальных элементов высказываний осуществлялась
в ELAN [Wittenburg et al. 2006].
В результате кинетического анализа, произведенного в данной программе, мы
обнаружили, что ударения наиболее частотны, чем другие иллюстративные движе-
ния (1020 случаев употребления из 1436, что составляет 71% от общего количества
иллюстраторов в уклонении). При этом наиболее распространенными жестами-
ударениями являются вертикальные движения рукой сверху вниз (Рис. 2) / снизу-
вверх (Рис. 1б, 1в) и горизонтальные движения рукой в сторону (Рис. 1а). Опираясь
на количественные данные, полученные в ходе анализа в ELAN, отметим, что уда-
рения большей частью выполняют функцию ударения определенных лексем в вы-
сказывании, а также функцию интенсификации вторичного фокуса:
1. Б. Берман: Являетесь ли Вы… Чувствуете ли Вы себя рабом популярно-
сти когда-нибудь? Было ли такое?
С. Шнуров: Популярность это… Ну, для меня, это когда ты идешь на по-
воду у зрителя, да? Когда ты предполагаешь, что они хотят от тебя услышать
и увидеть. Был, да [На ночь глядя, эфир от 16.03.2010].
В данном вопросно-ответном кластере интервьюер, используя метафориче-
ское выражение «раб популярности», намеревается узнать, шел ли когда-нибудь
интервьюируемый на поводу у зрителя. В ответных репликах мы видим реализа-
цию когнитивного механизма сужения фокуса: говорящий помещает на первый
план лексему «популярность», при этом игнорируя другой ключевой компонент
метафоры «раб». Тем самым, он выделяет тему популярности, широко используя
при этом контрвопросы и еще больше акцентируя внимание интервьюера на вто-
ростепенном фокусе. Тем не менее в конце высказывания говорящий, употребляя
форму прошедшего времени глагола «быть», отвечает утвердительно на вопрос
интервьюера. Помимо вербальных элементов ухода от ответа, интервьюируемый
задействует и невербальные. При произнесении слова «популярность» в начале
реплики говорящий совершает горизонтальное движение рукой в сторону, ладонь
при этом открыта (Рис. 1а).
504
Рис. 1
Тем самым он выделяет данную лексему и сужает внимание собеседника до
проблемы популярности как таковой. Кроме того, говорящий выделяет существи-
тельное «зрителя» путем совершения вертикального движения рукой снизу-вверх,
ладонь при этом открыта (Рис. 1б). Аналогичное движение-ударение сопровождает
и глагол «предполагаешь» (Рис. 1в). Данные жесты призваны сфокусировать вни-
мание интервьюера на второстепенном фокусе и затемнить при этом первичный.
2. Ф. Конюхов: Я даже скажу, что я видел такие неопознанные предметы.
Ф. Конюхов: Да. Я видел.
О. Меньшиков: Где, где, где, где, где?
Ф. Конюхов: Много где. Ну, не много, но было. И с командой… и с командой
видел, и в одиночку видел, да [ОМ Олега Меньшикова, выпуск от 15.12.2018].
В данном вопросно-ответном комплексе ведущий задает вопрос относи-
тельно того, в каком месте интервьюируемый видел НЛО. В ответной реплике
говорящий, путем использования наречия «много» обобщает локации, в которых
ему встречались данные объекты. Иными словами, он прибегает к использова-
нию когнитивного механизма расширения фокуса вопроса, так как высказыва-
ется относительно множества мест, в которых ему доводилось видеть НЛО. При
этом отметим, что в его ответе не присутствуют названия каких-то конкретных
локаций. На невербальном уровне говорящий использует жест-ударение, а
именно вертикальное движение рукой сверху вниз (ладонь открыта) при произ-
несении слов «много», «было», «в одиночку» (Рис. 2). Данное движение выде-
ляет определенные аспекты ситуации (видел «много», это «было», видел «в оди-
ночку»), уводит собеседника от основного фокуса вопроса.
Рис. 2
Таким образом, в результате анализа различных вопросно-ответных класте-
ров с уклонением в телешоу мы пришли следующим выводам: в процессе произ-
водства уклончивых ответов участник коммуникативной ситуации использует
505
различные когнитивные механизмы (де)фокусирования, приводящие к затемне-
нию основного фокуса и интенсификации второстепенного. При (де)фокусирова-
нии на первый план выдвигаются менее значимые вербальные элементы, которые
не коррелируют в фокусными вербальными элементами вопроса. Дополнитель-
ным средством усиления второстепенного фокуса могут выступать движения-уда-
рения, представляющие собой преимущественно вертикальные движения руками
сверху вниз / снизу вверх, либо различные горизонтальные движения. Основной
целью использования говорящим ударений в уклонении является выделение опре-
деленных вербальных элементов в высказывании, которое впоследствии фокуси-
рует внимание собеседника на новом фокусе и затемняет старый.
Ирисханова О.К. Игры фокуса в языке. Семантика, синтаксис и прагматика дефокусиро-
вания. М.: Языки славянской культуры, 2014.
Гришина Е.А. Русская жестикуляция с лингвистической точки зрения. Корпусные иссле-
дования. М.: Языки славянской культуры, 2017.
Blake J., Myszczyszyn D., Jokel A., Bebiroglu N. Gestures accompanying speech in specifically
language-impaired children and their timing with speech // First Language. 2008. No. 28. P. 237-253.
Cienki A. Bush’s and Gore’s language and gestures in the 2000 US presidential debates: A test
case for two models of metaphors // Journal of Language and Politics. 2004. No. 3. P. 409-440.
Ekman P., Friesen W. The Repertoire of Nonverbal Behavior: Categories, Origins, Usage, and
Coding // Semiotica. 1969. No. 1 (1). P. 49-98.
Efron D. Gesture and Environment. New York: King’s Crown Press, 1972.
Galasinski D. The Language of Deception: A discourse analytical study. California: SAGE
Publications, 2000.
Kendon A. Gesture: Visible action as utterance. Cambridge: CUP, 2004.
McNeill D. Hand and Mind: What Gestures Reveal about Thought. Chicago: University of Chi-
cago Press, 1992.
McClave E. Intonation and gesture. Washington: Georgetown University, 1991.
Partington A. The Linguistics of Political Argument. London; New York: Routledge, 2003.
Zlatev J., Racine T., Sinha Ch., Itkonen E. (ed.). The Shared Mind: Perspectives on intersubjec-
tivity. Amsterdam: John Benjamins, 2008.
Wittenburg P., Brugman H., Russel A., Klassmann A., Sloetjes H. ELAN: a Professional Frame-
work for Multimodality Research // Proceedings of LREC 2006, Fifth International Conference on
Language Resources and Evaluation.
Snezhana N. Isayeva (Moscow, Russia)

Financial University under the Government of the Russian Federation
A PROBLEM OF THE EVASIVE SPEECH ACTS IN THE TELEVISION DISCOURSE:

NON-VERBAL ASPECTS
The author focuses on the problem of evasive speech acts in the television discourse taking into con-
sideration cognitive mechanisms of (de)focusing. The goal of the study is to examine some verbal
and non-verbal means involved in the production of evasions. The analysis shows that manual ges-
tures (batons) as well as some key verbal elements can serve as an additional mode of redirecting
attention from the primary focus to the secondary one.
Keywords: evasion, television discourse, cognitive mechanisms, gestures, batons, gesture–speech re-
lationship
506
О.И. Калинин (Москва, Россия)
Военный университет Министерства обороны
okalinin.lingua@gmail.com
МЕТАФОРИЧЕСКИЕ МОДЕЛИ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ

ЭПИДЕМИИ КОРОНАВИРУСА В КИТАЙСКИХ СМИ
В статье исследуются вопросы метафорической репрезентации «нового коронавируса» в китай-
ских СМИ. В качестве материала для исследования используется 710 заголовков и лидов но-
востных сообщений, опубликованных в период с 9 января до 9 февраля 2020 г. Эмпирический
материал исследуется на при помощи методик критического дискурс анализа на базе теории
когнитивной метафоры. Полученные результаты показывают четыре доминирующих модели
(ВИРУС – это военный враг, стихийное бедствие, животное, причина страха), при этом анализ
метафорических импликаций наиболее частотной модели со сферой-источником ВОЙНА, де-
монстрирует целенаправленную государственную политику по противоборству болезни.
Ключевые слова: коронавирус, метафорические модели, концептуальная метафора, метафори-
ческая импликация, медиадискурс
Введение. Начало второго десятилетия XXI в. ознаменовалось новыми вызо-

вами и угрозами для человечества, среди которых наиболее значимым, пожалуй,
можно назвать вспышку эпидемии коронавируса в Китае, который на момент
написания статьи унес жизни более 900 человек [https://voice.baidu.com/act/new-
pneumonia] при общем количество заболевших в 40 тысяч человек. Новый вирус
в СМИ уже окрестили «чумой XXI века», а его стремительное распространение
стало причиной для тревоги и беспокойства всех жителей планеты. Очевидно,
угрозы здоровью в виде вирусной эпидемии не несут непосредственного матери-
ального разрушения, как например природные катаклизмы или техногенные ката-
строфы, однако они затрагивают сознание людей возможно еще сильнее, так как
информация о них поступает ежедневно через все возможные средства массовой
информации. Вирус распространяется не только на тех, кто находится в непосред-
ственной близости к очагу его возникновения, через массмедиа он «заражает» тре-
вогой и беспокойством всех реципиентов этой информации. Иногда невозможно
защититься от невидимой смертоносной болезни, так же, как невозможно защи-
тить свое сознание от информации о ней.
Борьба с вирусной инфекций всегда отличается многоуровневостью, она
включает санитарно-эпидемиологические мероприятия, научные исследования,
решения политического характера и реакцию людей как в зоне заражения, так и
вне ее. Не последнюю роль в борьбе с вирусом играют также СМИ, которые од-
новременно с распространением информации о болезни, формируют определен-
ное отношение к ней, создавая или трансформируя концепт «вируса» в сознании
людей. Во многом именно тексты СМИ, сообщающие нам о любой вирусной ин-
фекции, позволяют предотвратить панику или, напротив, ее усилить, формируют
представление о болезни и месте ее возникновения, т.е. либо помогают, либо ме-
шают бороться с распространением инфекции.
При этом образ болезни в СМИ создается сочетанием различных методик и
зависит от множества экстралингвистических факторов. Одним из наиболее эф-
фективных способов создания образа вируса и формирования представления
507
борьбы с ним, на наш взгляд, является использование концептуальной метафо-
рической проекции. Когда автор текста статьи или репортажа переносит черты
вируса (сфера-цель) на другие области человеческого знания (сферы-источники),
он, вне всякого сомнения, затрагивает глубинные когнитивные структуры своих
читателей, оказывая мощное воздействие по созданию образа.
Основной целью данного исследования является анализ образа эпидемии но-
вого коронавируса в текстах китайских СМИ через выявление концептуальных
метафорических моделей со сферой-целью вирус. Основным материалом иссле-
дования явились заголовки и лиды, то есть основное содержание новости в одном-
двух предложениях, которое всегда следует после заголовка. Мы исследовали 710
новостных сообщений, которые появились в китайских Интернет-изданиях в пе-
риод с 9 января по 9 февраля 2020 г.
Для достижения поставленной выше цели мы решили ряд исследователь-
ских задач:
x провести контент-анализ заголовков и лидов;
x выявить основные метафорические модели, используемые для репрезен-
тации нового коронавируса.
На наш взгляд, данный анализ позволит не только получить представление
о том, как формируется образ о новом вирусе в массмедийном дискурсе КНР, но
и понять, какова роль СМИ в борьбе с вирусными эпидемиями. Кроме того, по-
лученные результаты могут быть использованы в сопоставительном ключе, что
позволит проанализировать сходство или различие в репрезентации образа мас-
совой вирусной эпидемии (Эбола, свиной грипп, СПИД) в разных странах в раз-
ные периоды времени.
Теоретические основы исследования. Методология, используемая в ис-
следовании, сочетает критический дискурсивный анализ (CDA) [van Dijk 1993;
Weiss, Wodak 2003; Wodak, Meyer 2009] и теорию концептуальной метафоры
(CMT) [Lakoff, Johnson 1980]. Критический дискурс анализ коренным образом
ориентирован на исследование конструктивных элементов дискурса и их связи с
неязыковыми сферами жизни общества, проявлением социальных проблем в
языке. Данная методология всегда была ориентирована на отражение реальной
жизни в языке. Теория концептуальной метафоры базируется на рассмотрении
какой-либо метафорической модели как неотъемлемой части концептуальной
системы человека. Метафора изучается как важный инструмент, с помощью ко-
торого человек осмысливает повседневную реальность. Структурно метафори-
ческий перенос представляет собой осмысление концептуальных особенностей
одной сферы (сферы-цели) через другую (сферу-источник), обычно в основе
этого концептуального осмысления лежит корреляция человеческого опыта в
этих двух областях.
В последнее время ряд ученых выступают за включение когнитивных ис-
следований в критический дискурс анализ, что позволит соединить изучение
идеологически направленных моделей дискурса и их концептуализации [Wodak,
2006; Hart, Lukes 2007; Hart 2011]. Р. Водак подчеркивает важность когнитивных
исследований «как посредника между дискурсом и обществом, так как процессы
производства и понимания текста зависят от имеющихся в сознании реципиента
информации когнитивных моделей и рамок, которые связаны с социальными
стереотипами и предрассудками». [Wodak, 2006: 182]. Синергия между СДА и
508
когнитивными исследованиями была принята главным образом в метафориче-
ских исследованиях [Charteris-Black, 2004; Koller, 2004], которые рассматривают
метафорические лингвистические выражения как материализацию идеологиче-
ски заложенных метафорических концепций.
Результаты исследования. В результате анализа 710 новостных сообще-
ний (заголовков и лидов) нам удалось выявить четыре наиболее характерные ме-
тафорические модели для концептуализации нового коронавируса в массмеди-
альном дискурсе Китая: ВИРУС – ВРАГ (БОРЬБА с вирусом – это ВОЙНА), ВИ-
РУС – ЖИВОЕ СУЩЕСТВО, ВИРУС – ПРИРОДНОЕ БЕДСТВИЕ, ВИРУС –
причина СТРАХА.
Прежде чем дать полноценное описание каждой из моделей приведем коли-
чественное распределение данных моделей по новостным сообщениям.
Таблица. Частотность метафорических моделей вируса
250
200
150
100
50
0
Война - 203 Бедствие - 119 Животное - 15 Страх - 73
Мы видим, что наиболее частотной стала метафорическая модель, рассмат-

ривающая вирус как врага, а борьбу с ним как боевые действия. В самих заголов-
ках новостей и в последующих лидах военная лексика чрезвычайно частотна: ᣍ
࠱kàngjī «контратаковать, ударить защищаясь; дать отпор»; ࣞ઎ dòngyuán «мо-
билизовывать; приводить в боевую готовность»; ⎾⚣xiāomiè «стирать с лица
земли; уничтожать, ликвидировать»; ᵶ⚣shāmiè «уничтожать, истреблять» и
другие. Стоит отметить появление неологизма, который стал появляться в более
новостях в конце января и становился все более частотным – ᡎ⯡ zhànyì –
«война с эпидемией». Всего он встретился в 710 новостных сообщениях 17 раз.
В целом, использование образа войны в качестве основы для концептуализа-
ции вируса вполне понятно и объяснимо. Подобная метафора использовалась в
масс медиальных дискурсах разных стран для описания всех известных пандемий
и массовых заболеваний: рак [Camus 2009], СПИД [Sandahl 2001], свиной грипп
[Larson, Nerlich, Wallis 2005], Эбола [Trčková 2015], атипичная пневмония [Washer
2004] и др. В целом, сталкиваясь с проблемой или трудностью, мы всегда стре-
мимся ее «побороть, преодолеть». Кроме того, метафора войны позволяет вооду-
шевить население на общее единение в борьбе с болезнью.
Наиболее интересно детальное рассмотрение метафорических импликаций
(metaphorical entailments) данной модели. Именно в разных проявлениях мета-
форы состоит различие в понимании любого явления, которое подвергается ме-
тафоризации. В случае с метафорой ВОЙНЫ в дискурсе китайских массмедиа
мы выявили ряд интересных импликаций.
509
Наиболее значимыми были вариант метафоры «Борьба с вирусом – это за-
щита от врага» (87 упоминаний) и «Борьба с вирусом – это нападение на врага»
(64 упоминания). При этом нельзя не отметить, что метафорическая импликация
«защиты от врага» была более характерна для более раннего периода появления
новостных сообщений, тогда как метафора «контратаки, нападения на врага»
стала появляться только в начале февраля. На наш взгляд, это явно свидетель-
ствует о том, что есть четкий план описания борьбы с вирусом в КНР «внезапное
нападение – защита – контратака – нападение – полная победа». Такую модель
презентации развития событий руководство Китая выбрало для освещения своих
действия по противоборству вирусной инфекции.
На любой войне должны быть свои герои, и метафорическая импликация
«медицинские работники – герои войны» (33 упоминания) являются тому под-
тверждением. Нами было выявлено еще две менее значимые импликации
«борьба с вирусом – общая война» (10 упоминаний) ни «Китай (Ухань) – поле
боя» (9 упоминаний).
Второй значимой метафорической моделью стала модель «ВИРУС – ПРИ-
РОДНОЕ БЕДСТВИЕ», где болезнь описывается через сферу-источник стихий-
ного бедствия, неконтролируемого и смертоносного, от которого нет спасения,
но в появлении которого никто не виноват. Важно отметить, что конкретные
сравнения вируса с ураганом (2 упоминания) или землетрясением (1 упомина-
ние) были крайне редки, и мы столкнулись преимущественно с двумя основными
метафорическими импликациями «вирус – это неожиданная природное бед-
ствие» (72 упоминания), «вирус свирепствует как природное бедствие» (47 упо-
минаний).
Весьма интересной была метафоризация вируса через сферу-источник «жи-
вое существо». Китайская культура известна развитой мифологией и традицион-
ными верованиями, которые предполагают наличие большого количества мифи-
ческих существ, окружающих человека в его повседневной жизни. Осмысление
вирусной инфекции через подобных существ, равно как и олицетворение бо-
лезни, во многом отражает характерные для китайской культуры мифологиче-
ские особенности.
В отдельную метафорическую модель мы выделили «ВИРУС – причина
СТРАХА», так как в данном случае основой для переноса было только следствие
«появление страха», при этом источник страха не упоминался.
Выводы. Выявленные в результате исследования метафорические модели,
свидетельствуют о сходстве описания нового коронавируса в СМИ КНР с опи-
санием многих других пандемий, в частности, с описанием вируса Эбола
[Trčková 2015] и атипичной пневмонии [Washer 2004], где также ключевой мета-
форической моделью явилась модель «ВИРУС – это военный ВРАГ».
Однако выявленные метафорические импликации и их распределение по
времени публикации в СМИ свидетельствуют об определенной стратегии в ре-
презентации образа вируса. Использование метафоры войны не только позволяет
привлечь внимание общественности к вопросам гигиены и санитарии, но также
продемонстрировать успешность модели управления обществом в условиях «во-
енного положения».
510
Camus J. Metaphors of cancer in scientific popularization articles in the British press // Dis-
course Study. 2009. Т. 11. No. 4. P. 465-495.
Van Dijk T.A. Principles of critical discourse analysis // Discourse Soc. 1993. Т. 4. No. 2. P.
249-283.
Hart C. Force-interactive patterns in immigration discourse: A cognitive linguistic approach to
CDA // Discourse Soc. 2011. Т. 22. No. 3. P. 269-286.
Hart C., Lukes D. Cognitive linguistics in critical discourse analysis: Application and theory.
Newcastle: Cambridge Scholars Publishing, 2007.
Lakoff G., Johnson M. Metaphors we live by. Chicago: The University of Chicago Press, 1980.
Larson B., Nerlich B., Wallis P. Metaphors and biorisks: The war on infectious diseases and
invasive species // Sci. Commun. 2005. Т. 26. P 3. P. 243-268.
Sandahl C. Performing metaphors: AIDS, disability, and technology // Contemp. Theatr. Rev.
Perform. Disabil. Spec. Issue. 2001. Т. 11. P. 49-60.
Trčková D. Representations of Ebola and its victims in liberal American newspapers // Top.
Linguist. 2015. Т. 16. No. 1. P. 29-41.
Washer P. Representations of SARS in the British newspapers // Soc. Sci. Med. 2004. Т. 59.
No. 12. P. 2561-2571.
Weiss G., Wodak R. Critical discourse analysis: Theory and interdisciplinarity. Basingstoke:
Palgrave Macmillan, 2003.
Wodak R. Mediation between discourse and society: Assessing cognitive approaches in CDA //
Discourse Stud. 2006. Т. 8. No. 1. P. 179-190.
Wodak R., Meyer M. Methods of critical discourse analysis. 2nd ed. London: Sage, 2009.
Oleg I. Kalinin (Moscow, Russia)

Military University of the Ministry of Defence
METAPHORICAL MODELS OF CORONAVIRUS EPIDEMIC’S

REPRESENTATION IN THE CHINESE MEDIA
This article examines the metaphorical representation of the “new coronavirus” in the Chinese media.
The material for the study is represented by 710 headlines and leads of news messages published in the
period from January 9 to February 9, 2020. The empirical material is investigated using the methods of
critical discourse analysis based on the theory of cognitive metaphor. The results obtained show four
dominant models (VIRUS is a military enemy, natural disaster, animal, cause of fear), while the analysis
of the metaphorical implications of the most frequent model with the source sphere WAR, demonstrates
a purposeful state policy to combat the disease.
Keywords: coronavirus, metaphorical models, conceptual metaphor, metaphorical implication, media
discourse
В.В. Катермина (Краснодар, Россия)

Кубанский государственный университет
veronika.katermina@yandex.ru
НЕОЛОГИЗМЫ ДИСКУРСА МОДЫ В АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ:

КОГНИТИВНЫЙ АСПЕКТ
В статье рассматриваются когнитивные особенности англоязычных неологизмов дискурса

моды. Проведенный анализ данных электронных словарей позволил выявить влияние неоло-
гизмов дискурса моды на мировосприятие англоязычного общества посредством экспликации
определенных институционально заданных ценностей в дискурсе, обслуживающем данную
сферу деятельности.
Ключевые слова: неологизмы, дискурс, мода, когниция, аксиология
511
Слова несут на себе печать времени, и лексические новообразования демон-
стрируют это особенно ярко. Даже очень недолго живущие номинации дина-
мично характеризуют тот или иной период в истории языка и общества. Изуче-
ние новых слов находится в кругу важнейших вопросов современной лингви-
стики, поскольку «исследование состава новообразований, их структурных осо-
бенностей, функционального предназначения способствует решению многих
проблем лексикологии, словообразования, грамматики, стилистики» [Катермина
2017: 84]. Изучение новых слов на основе комплексного междисциплинарного
подхода как актуальная научная потребность позволяет «изучить способы номи-
нации новых социальных феноменов, структурные и функциональные особенно-
сти новообразований в различных языках, выявить типологию их образования и
сопоставить продуктивные средства словообразования, установить когнитивные
механизмы, лежащие в основе словотворчества и восприятия новой лексики,
идентификации лексических инноваций» [Избицкая 2020: 4].
Интерес к индустрии моды во всем мире растет и проникает во многие
сферы человеческой жизни, «отражая социокультурные установки общества,
находя выражение в устной и письменной коммуникации. Мода становится од-
ним из самых известных феноменов социальной жизни, неизменно пользую-
щихся интересом со стороны разных категорий потребителей. Институт моды
имеет свою языковую репрезентацию, свой собственный набор речевых собы-
тий, собственные четко различимые место и ситуацию общения, предопределяет
модели общения» [Чернышова 2018: 554]. По мнению И.В. Поповой, язык моды
представляет собой «подсистему естественного (национального) языка, обслу-
живающую сферу общения в индустрии моды» [Попова 2007: 22].
Феномен моды принадлежит к ценностным формам проявления эстетических
отношений культуры. Мода – это существующее в определенный период и обще-
признанное на данном этапе отношение к внешним формам культуры: стилю
жизни, обычаям, поведению, одежде. При употреблении слова «мода» обычно мы
имеем в виду одежду, поэтому между ними ставится знак равенства. Именно
одежда в отличие от других предметов и форм культуры универсальна в исполь-
зовании и легко изменяется. Она является тем объектом, в котором человек непо-
средственно выражает свое художественное мировоззрение. Идеология «обще-
ства потребления» способствует росту ее престижа в обществе, так как одежда
лучше всего отвечает требованиям знаковых функций в социальной системе.
Мода регулирует отношения между людьми, занимающими различное положение
в социальной иерархии, поэтому она является одним из значительных социальных
феноменов. Мода чувствительна к малейшим изменениям в обществе и выступает
в роли своеобразного «камертона» ритма эпохи [Косицкая 2014: 22].
В данной статье нами будут рассмотрены когнитивные особенности англо-
язычных неологизмов в дискурсе моды на материале электронных словарей
неологизмов, как, например, Wordspy, Macmillan Buzzword Dictionary, Urban Dic-
tionary, Cambridge Dictionaries Online Blog.
Прежде всего, остановимся на единицах, обозначающих понятия, связанные
с названием одежды и обуви: girlfriend shorts – denim shorts made to resemble cut-
off jeans, with the pockets protruding from below the hem; shacket – a light jacket,
similar to a shirt; swacket – a sweater-like jacket; stack sandal – a type of sandal with
high heels and a platform under the toes.
512
В данных неологизмах отражена тенденция совмещения в одной вещи двух
составляющих. В указанных единицах это отражено при помощи слов resemble,
similar to, look like. Girlfriend shorts напоминают обрезанные джинсовые шорты с
торчащими карманами; stack sandal – сандалии на высоком каблуке с платфор-
мой под пальцем ноги; shacket – это легкий жакет, что-то наподобие рубашки;
swacket – жакет-свитер. Первые два неологизма образованы при помощи слово-
сложения, а два последних – при помощи слияния.
К данной группе можно также отнести и следующие неологизмы: skort – a
skirt with integral shorts underneath; skirtini – an all-in-one swimming costume with
integral skirt; drouser – an item of clothing comprising a dress attached to a pair of
trousers. Эта одежда представляет собой комбинацию двух предметов: skort –
юбка и шорты; skirtini – купальный костюм и юбка; drouser – платье и пара брюк.
Все указанные единицы образуются при помощи слияния.
Важным, с нашей точки зрения, является выделение группы новых слов, со-
четающих в своих дефинициях указание на части тела – одежда либо «откры-
вает» тело человека, либо подчеркивает ту часть, на которой эта одежда должна
носиться. Так, неологизмы modest dressing – fashionable clothes that reveal little
flesh; mankle – modest dressing – fashionable clothes that reveal little flesh; mankle –
the male ankle, especially as revealed by currently fashionable short trousers; hi-driff –
the upper stomach when deliberately exposed by clothes; batty riders – very short shorts,
which allow the bottoms of the buttocks to be seenby currently fashionable short trou-
sers; hi-driff – the upper stomach when deliberately exposed by clothes; batty riders –
very short shorts, which allow the bottoms of the buttocks to be seen благодаря таким
семам как ‘reveal little flesh’, ‘the male ankle revealed’, ‘the upper stomach deliberately
exposed’, ‘the bottoms of the buttocks to be seen’ свидетельствуют о новых веяниях
в дискурсе англоязычной моды.
Следует особо отметить те неологизмы, в которых уточняется то, как нужно
носить одежду: rashie – a type of clothing for the upper body, designed to be worn in
water and to protect from sunburn and abrasions – одежда для верхней части тела,
которую носят в воде для защиты от солнечных ожогов и царапин; schmoo – a
jumper without a hole for the head to go through, intended to be wrapped around the
wearer’s shoulders – джемпер без дырки для головы, который необходимо заво-
рачивать вокруг плеч; shrobing – wearing a coat around one’s shoulders – процесс
ношения пальто на плечах.
Законы моды диктуют правила, одно из которых – одежда должна быть при-
влекательной. Неудивительно, что в англоязычных неологизмах отражены и те
единицы, которые указывают на антиценности: frankenshoes – ostentatiously ugly
shoes; mom jeans – (humorous) high-waisted jeans which are considered unfashionable
and unflattering to the person who wears them; shuber – a shoe, usually one with a very
high heel, that is too uncomfortable to walk in and so requires the wearer to take a taxi
(an Uber) to and from home. Так, в неологизме frankenshoes содержится компонент
ostentatiously ugly – нарочито уродливый; mom jeans – unfashionable and unflatter-
ing (немодный и нелестный); shuber – uncomfortable (некомфортный).
Дискурс моды неизменно связан с другими дискурсами, среди которых
стоит отметить экологический, гендерный и научно-технический дискурсы. Так,
в неологизме trashion – fashion items made from recycled materials заключена идея
513
изготовления модных вещей из переработанного материала, что не может не от-
ражаться на попытках индустрии моды участвовать в вопросах, касающихся за-
щиты окружающей среды.
Гендерный дискурс представлен такими новыми словами как beach burka –
an outfit or garment for women to swim in which conceals all or most of the body;
budgie smugglers – (Australian slang) tight-fitting men’s swimwear; dad jeans – light-
coloured, washed, loose-fitting jeans which are worn by men. В них четко дифферен-
цируется гендер «носителя» данной одежды, что выражено при помощи сем
“man” и “woman”. Отдельно стоит выделить единицу zozosuit – a close-fitting gar-
ment covered in sensors that takes precise measurements of the wearer’s body and can
then be used to buy items of clothing custom-made to the correct size. Эта плотно
прилегающая одежда, покрытая датчиками, снимает точные измерения тела вла-
дельца и затем может использоваться для покупки предметов одежды, изготов-
ленных на заказ по правильному размеру.
Таким образом, рассмотрение моделей, когнитивных стереотипов, опреде-
ляющих специфику анализируемого типа дискурса, проявляющихся в «когни-
тивной схеме» дискурса является главным подлинным идентификатором дис-
курсных разновидностей. Тип дискурса можно определить, только вскрыв мен-
тальную основу коммуникативного взаимодействия адресата и адресанта.
Избицкая М.В. Современные тенденции в неологии: типология образования неологизмов
и лексикографическая практика (на материале новой английской лексики из сферы «Куль-
тура» в электронных волонтерских словарях): дис. … канд. филол. наук. Иваново, 2020.
Катермина В.В. Культурно-интерпретирующий потенциал массмедийных неологизмов
в английском дискурсе // Вопросы когнитивной лингвистики. 2017. № 1. С. 84-90.
Косицкая Ф.Л. Дискурс моды и его жанровая дифференциация // Вестник ТГПУ. 2014.
№ 4 (145). С. 22-27.
Попова И.В. Лексико-семантические и стилистические особенности языка индустрии
моды (на материале журналов о моде): автореф. … канд. филол. наук. М., 2007.
Чернышова А.И. Средства выражения коммуникативной значимости единиц текста в
модном дискурсе (на материале англоязычных журналов мод) // Язык. Культура. Коммуника-
ция: сб. науч. трудов. М., 2018. С. 554-556.
http://dictionaryblog.cambridge.org/tag/neologisms.
http://www.macmillandictionary.com.
http://www.urbandictionary.com.
http://www.wordspy.com.
Veronika V. Katermina (Krasnodar, Russia)

Kuban State University
veronika.katermina@yandex.ru
NEOLOGISMS OF THE DISCOURSE OF FASHION IN THE ENGLISH LANGUAGE:

COGNITIVE ASPECT
The article examines the cognitive features of English neologisms of the fashion discourse. The anal-
ysis of the data of electronic dictionaries made it possible to reveal the influence of neologisms of the
discourse of fashion on the worldview of the English-speaking society through the explication of
certain values, institutionally defined in the discourse serving this sphere of human activity.
Keywords: neologisms, discourse, fashion, cognition, axiology
514
М.И. Киосе (Москва, Россия)
maria_kiose@mail.ru
ЛИНГВОКРЕАТИВНОСТЬ И ДИАХРОНИЧЕСКИЕ
МОДИФИКАЦИИ ДИСКУРСА ДЕТСКОЙ ПРОЗЫ 1930–2020 ГОДОВ:
ЛИНГВОКОГНИТИВНЫЕ НОВАЦИИ ДИСКУРСА
В работе предложена методика диахронического анализа дискурса с привлечением показате-

лей дискурсивной категории лингвокреативности. На материале детской отечественной прозы
1930–2020 гг. определяется активность разноуровневых параметров лингвокреативности. Диа-
хронические изменения активности параметров позволяют выявить ряд лингвокогнитивных
новаций, характеризующих современные формы детских произведений.
Ключевые слова: лингвокреативность, детская художественная литература, анализ дискурса,
параметрический анализ, лингвокогнитивные новации дискурса
В современной науке дискурсивная лингвокреативность предстает как до-

статочно мощный методологический инструмент: как средство «измерения» осо-
бенностей индивидуального, инновационного, интердискурсивного и субдис-
курсивного, полимодального конструирования. В настоящей работе мы рассмот-
рим еще один вариант инструментального использования лингвокреативности –
как средства измерения диахронических модификаций дискурса. В данном ас-
пекте дискурсивная лингвокреативность представлена как категория, эксплици-
рованная в виде параметров, степень активности которых соотносится с теми или
иными характерными для некоторой эпохи лингвокогнитивными новациями.
Лингвокогнитивные новации дискурса выступают как дискурс-структуриру-
ющие установки, характеризующие устойчивые изменения в языковом констру-
ировании дискурса. В отличие от литературно-художественных и социокомму-
никативных новаций, например, «взросления» детской литературы (в т.ч. введе-
ния «сложных» тем социальных и психологических коллизий), усиления негати-
визма, пренебрежения нормами литературного языка и др. (см., например, в
[Детская литература сегодня 2010; Карпухина 2015; Гридина 2018а, 2018б]), воз-
никновение которых обусловлено сменой жанровых, культурно-ценностных,
коммуникативно-ролевых парадигм современного дискурса, лингвокогнитив-
ные новации характеризуют особенности языкового конструирования дискурса
(при этом они могут дублировать или выступать как комплементарные по отно-
шению к новациям литературно-художественным и социокоммуникативным).
Их состав может быть установлен, а содержание реконструировано путем опре-
деления меняющихся тенденций в языковой репрезентации категории лингви-
стической креативности (через меняющуюся активность ее параметров).
Материалом исследования стали рассказы и повести детской отечественной
литературы, написанные в 1930–2020 гг., причем повести 1930–1980 гг. вклю-
чены в списки обязательной школьной литературы для учеников средней школы,
а повести 1990–2020 гг. – в ежегодные каталоги детских библиотек (например,
Московской городской детской библиотеки имени Аркадия Гайдара). Образцами
Исследование выполнено в Институте языкознания РАН при финансовой поддержке
Российского научного фонда (проект № 19-18-00040).

515
дискурсов стали повести и рассказы А. Гайдара, Л. Пантелеева, Ю. Яковлева, В.
Крапивина, Ю. Коваля, В. Железникова, О. Раина, А. Жвалевского и Е. Пастер-
нак и других авторов произведений детской литературы, ориентированной на
старший средний школьный возраст. При проведении анализа использовались
методы параметризации (в отношении параметров лингвокреативности), стати-
стического анализа (активности параметров), регрессионного анализа активно-
сти параметров с учетом диахронической модификации дискурса, дискурсивно-
интерпретационного анализа при определении лингвокогнитивных новаций дис-
курса (в отношении тенденций смены активности параметров).
В качестве параметров лингвокреативности рассмотрены 54 уровневых па-
раметра, 52 из которых использовались при проведении контрастивного анализа
кинодискурса и дискурса детской литературы [Зыкова, Киосе 2020]. К ним отне-
сены параметры фонологического уровня (звукоподражание, звуковой повтор,
фонетический окказионализм), морфологического уровня (категориальные нова-
ции разных частей речи), словообразовательного уровня (окказиональное слово-
сложение, окказиональное сокращение, словообразовательная ошибка), лексиче-
ского уровня (смена регистров коммуникации, смена языкового кода, стилисти-
ческий троп), синтаксического уровня (эллиптическая конструкция, синтаксиче-
ская фигура, инверсия компонентов линейной схемы), орфографического уровня
(модификации с буквами, графический акцент). Выделение двух дополнитель-
ных параметров, точнее, рассмотрение двух вариантов реализации параметра как
отдельных параметров (смена регистров коммуникации на высокий официаль-
ный и низкий разговорный, фразеологизм узуальный и модифицированный),
продиктовано их высокой дискурс-структурирующей ролью в произведениях
разного времени. По итогам аннотирования фрагментов дискурса и установле-
ния активности разных параметров был проведен регрессионный анализ в отно-
шении показателей активности всех 54 параметров, целью которого являлось
определение тенденций в изменении их активности, а именно, поступательно
растущей или снижающейся активности, нестабильной активности или стабиль-
ной активности.
В настоящей работе мы не останавливаемся на результатах количественного
анализа, а обратимся к результатам анализа качественного, более конкретно, к
качественным изменениям, реконструируемым в виде лингвокогнитивных нова-
ций в активности параметров лексического уровня (хотя и в отношении парамет-
ров других уровней отмечены значимые изменения). Среди параметров с расту-
щими показателями оказались, например, смена регистров коммуникации на
низкий разговорный, смена профессионального кода, смена языкового кода, лек-
сический экспрессив и эмотив, модифицированный фразеологизм, новации в ис-
пользовании имени собственного. Среди параметров со сниженными показате-
лями назовем смену регистров коммуникации на высокий официальный и ис-
пользование узуальных фразеологизмов. Рассмотрим новации, отражающие тен-
денции растущих показателей.
Так, если в работах первой половины XX в. смены регистров коммуникации
на низкий разговорный стиль присутствуют только в диалогических репликах
персонажей, например, И не проси. Некогда! Сижу долблю. Элероны, лонже-
роны, вибрация, деривация… (А. Гайдар), – А вот и врешь, балаболка, – сказала
старуха, потягиваясь и зевая (Л. Пантелеев), то в конце XX в. и в начале XXI в.
516
реплики в низком разговорном стиле уже используются и самим рассказчиком,
ведущим повествование от третьего лица, например, Само собой, выдумщик
Паша поминал о призраках, выползающих из домов по ночам, но в эти байки
Генка уже не верил (О. Раин), В школу тащиться страшно не хотелось, тем
более что первым уроком намечалась контрольная по математике (А. Жвалев-
ский, Е. Пастернак). Таким образом, идентичность автора как бы затушевыва-
ется, он примеряет новую (возможно, не свойственную ему) роль, соответству-
ющую социальным установкам персонажей, или структуре социальной ситуации
повествования (можно рассматривать это как вариант остранения по В.Б. Шклов-
скому [Шкловский 1990: 67] как «создание «виденья» предмета»). Такую линг-
вокогнитивную новацию можно назвать деперсонализацией автора или отка-
зом от идентичности автора. В произведениях первой половины и середины
XX в. также обнаруживаются примеры смены регистров на низкий разговорный
стиль, например, И еще я подумал, что сейчас Мишка как посмотрит на мой
дым, как прочитает его и как, вероятно, заорет: «Что я вижу? Из шашки идет
обыкновенный дым, а этот неврастеник думает о пожаре!» (В. Медведев). Од-
нако в таких случаях автор ведет повествование от лица персонажа, поэтому этот
вариант деперсонализации автора обусловлен принятием роли участника. Отме-
тим, однако, что даже в таких случаях переключение регистров на низкий разго-
ворный стиль было редким, в то время как в более поздних произведениях оно
достаточно распространено, например, Как меня все достали. В школе одни де-
билы. Что учителя, что однокласснички. Гидроцефалы. Фракийские племена.
Буйный расцвет дебилизма (А. Геласимов).
Отметим рост показателей среди новаций имени собственного. Помимо вве-
дения традиционных разговорных вариантов имен (Борька, Петька), иронич-
ных именований (например, Иван Петрович для наименования ребенка), фами-
лий при дружеском обращений (Семин, ты говоришь не на тему (Ю. Яковлев)),
прозвищ (– Звали вас? – зашептал Тимка. – Мне Клякса коленкой позвоночник
сверлит (В. Крапивин), Генька хромой, сопли рекой! (Л. Улицкая)), которые ча-
стотны во все исследуемые периоды написания произведений, появляются со-
вершенно новые возможности. Так, аллюзивно используемые имена начинают
использоваться метонимически, например, За раритеты коллекционеры давали
хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский – две
недели. Бунин – полторы (М. Гелприн) или метафорически, как в Тоже мне –
орех Кракатук нашелся! Не таких раскалывали (О. Раин), как ники в отсутствие
других имен персонажей: Отфутболив очередную волну асек и обменявшись
смайликами с Севой Мореходом, хакером новой волны, Гена на минуту задер-
жался над ответом далекой «Волчице» (О. Раин), Большой Обезьян опять раз-
ругался с Птицей (А. Жвалевский, Е. Пастернак), появляются прозвища уничи-
жительного характера, например, Диггеры пока молчали, зато объявился Паша-
Мамонт (О. Раин). Такие изменения мы связываем с установкой на усиление
мотивированности имени и, в целом, на ономасиологические новации в со-
временной литературе.
В ходе анализа отмечен рост количества модифицированных фразеологиз-
мов при общем снижении количества узуальных фразеологизмов и рост количе-
ства окказиональных метафор и метонимий, что мы связываем с установкой на
517
игровые новации современного дискурса. Так, в качестве примеров модифици-
рованных фразеологизмов произведений XX в. приведем следующие: [исх. сле-
зами горю не поможешь] Криками не поможешь, – сказал Лева (Ю. Сотник),
[исх. доказать свою правоту] На прощальном вечере у него оставалась последняя
возможность доказать свою чудаковатую правоту (Ю. Яковлев), [исх. ходить
строем] Солдаты ничего не сказали о счастье. Они сидели строем, держали пи-
лотки на коленях и хотели в кино (Р. Грачев), [исх. быть замеченным или быть
замеченным в чем-л.] Ни к тем, ни к другим Родион Иванович не принадлежал,
даже на рыбалке замечен не был (Ю. Буйда). Показательной в целом оказыва-
ется и установка на снижение регистра коммуникации, которая проявляется,
например, во введении устойчивых паттернов разговорного регистра (что не об-
наруживается в произведениях середины XX в.), например, Так что по сравне-
нию с этой контрольной все остальное было просто семечки (А. Жвалевский,
Е. Пастернак).
Наблюдается также рост показателей смены профессионального кода, при
этом расширяется количество терминосфер, участвующих в конструировании
дискурса, например, сфер профессионального образования или политической
коммуникации: В связи с излишней компьютеризированностью школьников и
для проверки их знаний учредить в конце каждого учебного года экзамены или
Да нет, – усмехнулся папа, – тут все сложнее. Помнишь, мы про «холодную»
войну говорили? (А. Жвалевский, Е. Пастернак). Таким образом, наблюдается
установка на расширение терминосферы дискурса, при этом мы также отме-
чаем тенденцию метафорической десемантизации, или тропеизации терминов,
которая ранее была менее свойственна произведениям детской литературы (в от-
личие от, например, детерминологизации). Мы зафиксировали и значимый рост
количества языковых переключений (влияние английского языка), поэтому об-
щедискурсивная установка на межсемиотический трансфер оказывается в це-
лом очень активной.
Еще одной особенностью в реализации параметров лексического уровня ста-
новится развитие энантиосемии в составе словосочетаний, результатом которой
является их некоторая алогичность: Яйца, разумеется, были куриные. Тихо ле-
жали в углу и светились во мраке системы просвещения (А. Геласимов) или Я
сел, автоматически подумав: «Перед “как” запятая не нужна, потому что тут
оно в значении ‘в качестве’» (А. Жвалевский, Е. Пастернак). Установка на ало-
гичность и разреженность дискурса проявляется также в присутствии окказио-
нальных метафор, источники которых не обнаруживаются в тексте произведения:
Кто знает эту женщину, кто она? Зачем она пришла сюда? Что думает эта
женщина в своем серьезном жакете? (Р. Грачев); Еще дальше, за линией боевого
охранения, освещаемой редкими вспышками немецких ракет, затаилась скрытая
темнотой высота 162 (В. Богомолов).
Таким образом, использование методики диахронического анализа дис-
курса с привлечением показателей дискурсивной категории лингвокреативности
позволяет установить ряд лингвокогнитивных новаций прозаических произведе-
ний современной детской литературы. К ним относятся, например, описанные в
настоящей работе установка на деперсонализацию автора, ономасиологические
и игровые новации, на расширение терминосферы дискурса и, в целом, актив-
ность межсемиотического трансфера, на снижение регистра коммуникации, а
518
также установка на алогичность и разреженность дискурса.
Гридина Т.А. «Через язык открывается дитяти сознание...»: соотношение вербального и
предметного кодов в детской картине мира // Филологический класс. 2018. № 2 (52). С. 65-70.
Гридина Т.А. Вербальная креативность ребенка: от истоков словотворчества к языковой
игре: монография. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2018.
Детская литература сегодня: сб. науч. статей. Екатеринбург: УрГПУ, 2010.
Зыкова И.В., Киосе М.И. Параметризация лингвистической креативности в междискур-
сивном аспекте: Кинодискурс vs. Дискурс детской литературы // Вопросы когнитивной линг-
вистики. 2020. № 2. С. 26-40.
Карпухина В.Н. Дискурс детской художественной литературы в процессах институали-
зации общества // Сибирский филологический журнал. 2015. № 2. С. 248-255.
Шкловский В.Б. Искусство как прием (1916) // Гамбургский счет: статьи – воспоминания
– эссе. М.: Советский писатель, 1990. С. 58-72.
Mariya I. Kiose (Moscow, Russia)

LINGUISTIC CREATIVITY AND DIACHRONIC MODIFICATIONS IN CHILDREN’S

PROSE OF 1930 – 2020S.: LINGUO-COGNITIVE DISCOURSE INNOVATIONS
The study develops the method of diachronic discourse analysis which applies the categorial repre-
sentations of linguistic creativity. The work features Russian language children’s prose of 1930–
2020s and explores the variance in linguistic creativity parametrical frequency. The diachronic
changes reveal several cognitive innovations in linguistic construal typical of newly formed chil-
dren’s prose.
Keywords: linguistic creativity, children’s literature, discourse analysis, parametrical analysis, lin-
guo-cognitive discourse innovations
В.Ю. Клейменова (Санкт-Петербург, Россия)

victoria.kleimenova@yandex.ru
КАТЕГОРИЗАЦИЯ ФИКЦИОНАЛЬНОГО СОЦИУМА В ФЭНТЕЗИ
Фикциональный социум, созданный творческим сознанием автора и репрезентированный в

тексте фэнтези, это онтологически гетерогенный ментальный конструкт. Его категоризация
осуществляется на тех же уровнях, что и категоризация естественных объектов. Языковая ре-
презентация категорий осуществляется в строгом соответствии с выбранной моделью, а сте-
пень детализации образа категории отражает его значимость для фикционального мира.
Ключевые слова: категоризация, фикция, фикциональный мир, ментальный конструкт, языко-
вая репрезентация, образ
В тексте фэнтези объективирован фикциональный мир, который является

результатом фантазийно-игровой деятельности творческого сознания и характе-
ризуется онтологической гетерогенностью: несмотря на то, что все его элементы
вымышлены, некоторые из них имеют соответствия во внетекстовой реальности,
а другие являются экзистенционально нереализуемыми и не имеют таких соот-
ветствий.
Фикциональный социум, т.е. объективированная языковыми средствами си-
стема общественной жизни персонажей, также онтологически неоднороден. С
519
одной стороны, некоторые его характеристики создают у читателя иллюзию
того, что описываемое может иметь место во внетектовой реальности. С другой
стороны, автор приписывает фантазийному ментальному конструкту характери-
стики, которые, с точки зрения современного читателя, представляются экзи-
стенционально нереализуемыми. Причем именно последние наиболее подробно
эксплицированы в тексте, что соответствует принципу М.Н. Эпштейна о наибо-
лее строгом обосновании наиболее странных утверждений, противоречащих об-
щепринятому и очевидному [Эпштейн 2001: 85]. Категоризация фикционального
социума является средством логического объяснения «странностей» и, таким об-
разом, позволяет приблизить фантазийный фикциональный мир к читателю, пе-
ревести представленное тексте из модального поля «фантастическое» в модаль-
ное поле «возможное». В процессе текстопорождения автор опирается на свои
знания об окружающем мире в том числе и на категориальный аппарат, который
используется как для конструирования вымышленной сущности, так и выбора
языковых средств ее репрезентации.
Рассмотрим уровни категоризации и модели языковой репрезентации кате-
горий фикционального социума в дилогии С. Ахерн «Клеймо» («Flawed») и
«Идеал» («Perfect»). В романах описано фантастическое государство, которое
требует от каждого жителя страны абсолютной безупречности во всем: в помыс-
лах, поступках, в принятии любых решений. Малейшее отклонение подразуме-
ваемого высокого стандарта жестоко карается. По решению специального госу-
дарственного органа (The Guild) нарушитель подвергается суровому наказанию:
его клеймят раскаленным железом и на теле остается шрам в форме буквы «F».
Представленный в тексте жестокий способ маркирования определенной катего-
рии людей имеет аналоги во внетекстовой действительности. Так, в эпоху прав-
ления Генриха VII существовал закон, который предписывал метить клеймом
лиц, совершивших различные преступления, например, B – Blasphemer (бого-
хульник), F – Felon (преступник) и т.д. [Брайен 1997: 34]. Такое сочетание болез-
ненного физического наказания с публичным унижением сохранено в фикцио-
нальном мире как проявление амбивалентности, которая, по мнению Ю. Кристе-
вой, «подразумевает проникновение истории (общества) в текст и текста в исто-
рию» [Кристева 2013: 77]. Таким образом, автор опирается на коллективное зна-
ние и выстраивает категориальную модель социума по аналогии, так как законы
мышления «требуют определенной стабильности категориальной системы, кото-
рая не может каждый раз коренным образом меняться с появлением новых дан-
ных и в то же время должна быть достаточно гибкой, чтобы адаптироваться к
изменяющимся обстоятельствам» [Болдырев 2014: 131].
В процессе тектопорождения автор осуществляет категоризацию фикцио-
нального социума на тех же уровнях, которые были предложены Э. Рош для ка-
тегоризации естественных объектов: базовый (ординатный), суперординатный и
субординатный [Rosch 1978: 27-48].
В процессе текстовосприятия читатель оперирует базовым уровнем катего-
ризации фикционального социума, который, как отмечает Н.Н. Болдырев, «осу-
ществляется гештально, то есть нерасчлененно: мы воспринимаем объекты и
оперируем их концептами неосознанно, не задумываясь об их основных харак-
теристиках и составляющих компонентов, целое в нашем восприятии проще, чем
его части, и потому доминирует над его составными частями» [Болдырев 2014:
520
133]. В дилогии С. Ахерн такой гештальтной характеристикой первичной кате-
горизации персонажей фикционального мира является Flaw (изъян, порок), т.е.
вымышленный аналог интеракционального признака, «который можно охарак-
теризовать только в терминах взаимодействия человеческих существ как части
своего окружения с этим окружением» [Лакофф 2004: 84].
Фикциональный социум описывается в рамках бинарной оппозиции, по-
строенной по дуалистическому принципу «порочное-безупречное», и, соответ-
ственно, персонажи делятся на две категории, обозначенные узуальными лекси-
ческими единицами Flawed и Flawless. В контексте произведения эти слова сле-
дует рассматривать как семантические инновации (термин В.И. Заботкиной), по-
скольку традиционная языковая форма используется для наименования индиви-
дуальной авторской базовой фикции, то есть принимаемого без доказательств
исходного допущения, на основании которого создается целостный вымышлен-
ный мир [Клейменова 2014: 61]. Категория Flawed представляет собой экзистен-
ционально нереализуемый ментальный конструкт – совокупность резидентов
фикционального мира, наделенных эксплицированным в тексте признаком (со-
вершившие ошибку): «The Flawed are regular citizens who have made moral or eth-
ical mistakes» [Ahern 2016: 5].
Категория Flawed может быть отнесена к базовому (срединному) уровню, по-
скольку она соответствует всем типам отношений, предложенным Дж. Лакоффом:
(1) восприятие, (2) функция, (3) коммуникация, (4) организация знаний [Лакофф
2004: 72]. Анализ языковых средств текстовой репрезентации фикционального со-
циума показывает, что вне зависимости от типа отношений номинативные еди-
ницы, обозначающие элементы и характеристики категории Flawed, создаются по
модели «Flawed + узуальная номинативная единица, актуализирующая свое сло-
варное значение». Так, (1) идентификация ментального образа на основании це-
лостного восприятия формы репрезентирована следующими словосочетаниями:
Flawed citizen, Flawed man, Flawed woman; (2) единая система действий с объек-
тами данной категории: to brand Flawed, the rule of aiding a Flawed, to teach the
Flawed out of children; (3) обозначение коммуникативно значимых элементов по-
вседневной жизни: Flawed birthday party, Flawed seats (on the bus), Flawed section
(in the supermarket); (4) репрезентация значительного объема информации об объ-
ектах этого уровня категоризации в рамках определенного фрейма: to find Flawed
(guilty), Flawed court system, a Flawed witness. Регулярное использование создан-
ных по данной модели номинативных единиц позволяет автору создать эффект
реальности и обеспечить правдоподобие образа фикционального мира несмотря
на то, что он содержит экзистенционально нереализуемые элементы.
На субординатном уровне категоризация персонажей группы Flawed осу-
ществляется на основании дифференциального признака type of Flaw: в зависи-
мости от того, какую ошибку совершил персонаж, клеймо наносят на разные ча-
сти тела. Система категоризации на субординатном уровне объективирована узу-
альными лексическими единицами, актуализирующими словарные значения.
«The branding location depends on their error of judgement. For bad decisions, it’s
their temple. For lying, it’s their tongue. For stealing from society, it’s their right palm.
For disloyalty to the Guild, it’s their chest, over their heart. For stepping out of line
with society, it’s the sole of their right foot» [Ahern 2016: 5]. Категориальная при-
521
надлежность персонажей всегда репрезентирована в тексте, например, «My hus-
band is Flawed. His temple and tongue» [Ahern 2016: 5]. Выбранная автором стра-
тегия детализированной репрезентации визуальных маркеров категоризации со-
циума свидетельствует о важности данного феномена для изображенного мира,
поскольку, как писала А. Вежбицкая, язык обладает богатым словарным запасом
для описания культурно значимых объектов, а разработанность словаря и частот-
ность употребления являются показателями важности называемых денотатов для
определенной культуры [Вежбицкая 2001: 30].
В то же время суперординатная категория (категория высшего порядка)
«персонаж, резидент фикционального мира» эксплицирована в тексте доста-
точно скудно: узуальными собирательными именами существительными
(community, public, society) или именами существительными, в семантической
структуре которых представлен компонент «житель» (occupants, citizens), в
форме множественного числа. Немногочисленность таких словоупотреблений в
тексте формирует у читателя представление о низкой значимости целостности
фикционального социума и косвенно свидетельствует о важности его категори-
зации для развития сюжета данных произведениях.
Таким образом, категории фикционального социума являются результатом
мыслительной интерпретирующей деятельности человека по переосмыслению и
трансформации реального мира, следовательно, эти категории разделяют свой-
ства социальных категорий реальности и занимают обширное семантическое
пространство фикционального мира. Их когнитивно-перцептивная выражен-
ность обеспечивается номинативными единицами, в структуре которых узуаль-
ные лексические единицы используются в сочетании с наименованием характе-
ристики базовой категории.
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика. Введение в когнитивную лингвистику. Тамбов:
Издательский дом ТГУ им. Г.Р. Державина, 2014.
Брайен Л. Пытки и наказания. М.: Русич, 1997.
Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М.: ЯСК, 2001.
Клейменова В.Ю. В гостях у Гарри Поттера: фикциональный мир английской литератур-
ной сказки. Псков: Псковский гос. ун-т, 2014.
Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о мыш-
лении. М.: ЯСК, 2004.
Эпштейн М. Н. Философия возможного: модальность в мышлении и культуре. СПб.:
Алетейя, 2001.
Ahern C. Flawed. HarperCollinsPublisher, 2016.
Ahern C. Perfect. HarperCollinsPublisher, 2017.
Rosch E.N. Principles of categorization // Cognition and categorization. Hillsdale: Erlbaum,
1978. P. 27-48.
Viktoriya Yu. Kleymenova (St. Petersburg, Russia)

FICTIONAL COMMUNITY CATEGORIZATION IN FANTASY

Fictional community which is represented in fantasy is the result of author’s creativity. It is an ontolog-
ically heterogeneous mental construct whose categorization is based on the same levels as the catego-
rization of real objects. Language representation of the categories is implemented in full accordance
with the set model; the number of named details of the category image depends on its importance to the
522
fictional world.
Keywords: categorization, fiction, fictional world, mental construct, linguistic representation
И.В. Кожухова (Челябинск, Россия)

vinantov@mail.ru
«ГОВОРЯТ, ЧТО ИЗ КИТАЯ ИДЕТ СМЕРТЕЛЬНЫЙ ВИРУС»:

ЛИНГВОПРАГМАТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ КОММЕНТАРИЕВ
В работе предпринята попытка анализа комментариев к первой статье, посвященной корона-

вирусу на новостном портале 74.ru. Приводится классификация комментариев в рамках стра-
тегии импульсивности. Так, прослеживается активное использование эмотивных конструк-
ций, субъективная оценка, включение регионального компонента и эмоционально-оценочное
отношение.
Ключевые слова: COVID-19, Интернет-комментарий, прагматические особенности, медиадис-
курс, стратегия восприятия
2020 год привнес значительные изменения в жизнь каждого человека: он от-

разился на образе жизни и на привычках, превратил стабильное в расплывчатую
категорию. И, безусловно, повлиял на язык, что получило заметное отражение в
научных публикациях. Так, новое явление в языке рассматривается с точки зре-
ния появления неологизмов, фейковых новостей, алармизма и других позиций.
С начала пандемии на новостном сайте Челябинской области 74.ru появилась
вкладка «Всё о коронавирусе» и на конец ноября 2020 г. по данному разделу
можно прочитать почти 3000 новостных сообщений об актуальной информации
«о ситуации с коронавирусом и самоизоляции в России и в нашем городе». Вос-
приятие новостей о коронавирусе менялось с течением времени и в рамках нашего
исследования будет предпринята попытка анализа комментариев к первой публи-
кации, посвященной коронавирусу на рассматриваемом новостном портале. Ста-
тья «Говорят, что из Китая идет смертельный вирус. Разбираемся, чего бояться»
[URL] опубликована 22 января 2020 г. и набрала относительно немного коммен-
тариев – всего 62. Комментарий «входит в сетевой жанр новостной веб-страницы,
с одной стороны, а с другой стороны, – является современным гибридным обра-
зованием, возникшим на основе бумажного жанра комментария. В сетевом вари-
анте к однозначным и устойчивым признакам жанра можно отнести лишь опреде-
ленные требования формата: наличие «ника» или псевдонима, позволяющего пуб-
ликовать опредмеченные реакции на сетевую новость и на другие комментарии, а
также соблюдение требований конкретного веб-сайта» [Мельник 2017: 198].
В статье можно выделить несколько ключевых лексем, влияющих на вос-
приятие публикации: говорят, Китай, смертельный. Данные лексемы по-разному
влияют на реципиентов, но в целом создают атмосферу отстраненности от надви-
гающейся ситуации: эпистемический маркер неполного знания «говорят» отсы-
лает к непроверенной, гипотетической ситуации; топоним «Китай» в локальном
восприятии (как покажет анализ комментариев ниже) также рассматривается как

523
далекая страна, которая в принципе не может быть источником опасности. Более
«весомый» прагматический вес имеет словосочетание «смертельный вирус», но
его звучание носит столь апокалиптичный характер, что в совокупности с двумя
предыдущими лексемами создается нереальная фантастическая картина, имею-
щая мало общего с действительностью.
Методами анализа комментариев можно считать следующие: методы ана-
лиза и синтеза были использованы в качестве базовых общенаучных методов ра-
боты над материалом исследования, материал был отобран и рассортирован при-
емом сплошной выборки, лингвистические методы прагматического и лексиче-
ского анализа были использованы при категоризации и описания характеристик
материала исследования.
Можно отметить, что большая часть комментариев реализуется в рамках
импульсивной стратегии восприятия, которая характеризуется «спонтанностью
реакции на прочитанный материал. Стремление языковой личности трансформи-
ровать рефлексию в вербализированный вариант превращается в стратегию, ре-
зультатом действия которой являются разнообразные речевые тактики и приемы
– эмотивные конструкции, высказывания-алогизмы, а также эллиптические кон-
струкции» [Там же: 200]. В примерах ниже импульсивность сопряжена со спон-
танной саркастической реакцией, реализуемой за счет включения в комментарий
эмотиконов, графонов, а также отсылке к фантастическому катастрофическому
сюжету (в примерах здесь и далее орфография и пунктуация сохранены. – И.К.):
Мы все умрем
Зомби апокалипсис)
Бегите быстрее за прививками, а то все умретиии
Другой продуктивной моделью, иллюстрирующей, с одной стороны, спон-
танность восприятия, с другой – добавляет оценочность высказывания с включе-
нием регионального компонента. Данная группа комментариев нередко носит
саркастический характер и отсылает к существующим проблемам региона (резо-
нируя с идеей о том, что «смертельный вирус» для региона с серьезными эколо-
гическими проблемами не будет представлять опасности), либо представляя ре-
гион «суровым», что, опять же, нивелирует надвигающуюся опасность:
Может отменим этот ШОС от греха
Китайцы вредное производство медной фольги для своей электроники пе-
ренесли в Кыштым. Вот чего бояться надо, а не сказочного вируса.
Нам выбросы ЧЭМК принесли больше вреда чем все вирусы вместе взятые.
Хватит выдумывать всякую ерунду! Пора бороться с реальными проблемами.
Снесем ЧЭМК!
Китайский вирус в Челябинске не выживет. здесь мы то еле еле выживаем...
Примеры выше иллюстрируют основные направления комментариев: пла-
нируемое проведение саммитов ШОС и БРИКС, подготовка к которым велась на
протяжении нескольких лет и ассоциировалась с коррупционными скандалами
(в итоге – отмена мероприятий); вредные производства (ЧЭМК, производство
медной фольги); общая неблагоприятная экологическая ситуация. Вирус пред-
ставляется «сказочной», т.е. надуманной проблемой и противопоставляется су-
ществующим проблемам региона.
Арбидол в помощь. Челябинск вирусами не напугать! :)
524
Нас тут онкология страшно убивает благодаря олигархам-промышленни-
кам, а тут напугали какое то фигней.
В обоих комментариях используется лексема «пугать» – внушать чувство
страха, при этом коронавирус сравнивается с чем-то незначительным («фигня»),
ему противопоставляется серьезность онкологических заболеваний и представ-
ление о Челябинске как о «суровом» городе.
Следующая часть комментариев касается субъективно-оценочного описа-
ния страны-происхождения вируса. Чаще всего объективируются юмористиче-
ская, саркастическая и уничижительная оценки. Частотны случаи дисфемизации,
коммуникативная импозитивность ярче всего реализуется в ветках коммента-
риев, представляющие собой «обмен», «беседу» в виде комментариев:
Просто не впускать китайцев и все...... да и сообщения прекратить инфо
на китайском в аэропорту, а включить на русском.......
Из-за зубчатой стены он идет.
У меня с Китая идет телефон.
Вездесущие китайцы, вместе со своими миллионной армией туристов, как
факт всю свою заразу привезут к нам.
Этот вирус явно из лаборатории вышел. Одна страна-паразит по всему
шарику гадит, задерживает развитие других.
Тот факт, что мы можем категоризировать рассматриваемые комментарии,
дает «возможность наблюдать и вычленять как общее, так и единичное в языко-
вом сознании человека» [Там же: 198].
К рациональным комментариям можно отнести те, в которых присутствует
апелляция к фактам, отсутствие эмоциональной лексики:
В Хабаровске госпитализировали прибывшего из Китая пассажира из-за
подозрения на новый коронавирус.
В связи с ростом числа населения идет процесс образования новых вирусов,
либо мутаций старых. Это связано и с жизнедеятельностью человечества и
вмешательством его в окружающий мир. Китай, как один из густо населенных
регионов является наиболее уязвимым.
Главное – не паниковать, а соблюдать меры предосторожности, использо-
вать маску, мыть руки, пить витамины, иммуностимулирующие. Проблема в
другом – подавляющее большинство в России не соблюдают даже эти элемен-
тарные меры.
Примеры выше иллюстрируют апелляцию к рациональному, в первую оче-
редь, за счет отсутствия в комментариях оценочной и маркированной лексики.
Тем не менее, апелляция к фактам и стремление объективно описать и объяснить
ситуацию не находит большой поддержки и является триггером для начала дис-
куссии с использованием контраргументов, нередко субьективного характера.
Исходя из вышеизложенного анализа можно сделать вывод о преобладании
субъективно-эмоциональной оценки с элементами иронии и сарказма.
Наметим перспективу исследования. Безусловно, более пристального вни-
мания заслуживает как анализ в целом, так и сопоставительный анализ коммен-
тариев к новостным сообщениям выбранной тематики в разные временны́е про-
межутки, а также в различных городах. Наибольший интерес представляют, в
частности, пограничные города с Китаем, а также Москва и Санкт-Петербург.
525
Мельник Н.В., Савельева И.В. Лингвоперсонологические стратегии восприятия текста
(на материале Интернет-комментариев к политическим статьям) // Вестник Кемеровского гос-
ударственного университета. 2017. № 4. С. 197-204. DOI:10.21603/2078-8975-2017-4-197-204.
Говорят, что из Китая идет смертельный вирус // 74.ru. Челябинск онлайн. URL:
https://74.ru/text/health/2020/01/22/66456049/comments/. (Дата обращения: 25.11.2020).
Irina V. Kozhukhova (Chelyabinsk, Russia)

“THEY SAY A DEADLY VIRUS COMES FROM CHINA”:

LINGUISTIC AND PRAGMATIC ANALYSIS OF COMMENTS
The paper attempts to analyze the comments to the first article on coronavirus on the 74.ru news portal.
The classification of comments within the framework of the strategy of impulsivity is given. This the
active use of emotive constructions, subjective assessment, inclusion of regional component and emo-
tional and evaluative attitude can be traced. At the end of the work, a research perspective is outlined.
Keywords: COVID-19, online commentary, pragmatic features, media discourse, perception strategy
Л.А. Козлова (Барнаул, Россия)

lyubovkozlova@list.ru
ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ МЕТАФОРА И СПОСОБЫ ЕЕ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ

В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ
Исходя из положения о том, что концептуальная метафора как ментальный феномен, помимо
вербального, может иметь иные формы своей репрезентации, автор рассматривает когни-
тивно-семиотическую сущность онтологической метафоры и способы ее репрезентации в тек-
сте. Основными методами анализа, используемыми в работе, являются метод интроспекции и
прием инференции.
Ключевые слова: концептуальная метафора, онтологическая метафора, когнитивно-семиоти-
ческая сущность, интроспекция, инференциальное усилие
Неослабевающий интерес исследователей к феномену метафоры, находящий

свое отражение в многочисленных публикациях, в которых метафора предстает
как многоликий феномен, имеющий различные способы своей репрезентации и
обладающий широким спектром функций, обусловлен, как нам представляется,
двумя основными факторами. Первым и основным фактором является ее «везде-
сущность» (ubiquity), т.е. ее повсеместное присутствие не только в языке, но
прежде всего в мышлении, как художественном, так и обыденном, и нашей повсе-
дневной деятельности. Из трактовки метафоры как способности нашего сознания
думать об одной сущности в терминах другой однозначно следует, что «метафора
пронизывает нашу повседневную жизнь, причем не только язык, но и мышление
и деятельность. Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы ду-
маем и действуем, по сути своей метафорична» [Лакофф, Джонсон 1980]. Можно
полагать, что именно этот тезис о метафоричности мышления и множественности
способов репрезентации метафорического смысла способствовал расширению
границ изучения метафоры: сегодня, помимо словесных, активно исследуются
способы репрезентация метафорического мышления в музыке, живописи, жестах,
526
различных артефактах, что позволяет составить представление о том, как рабо-
тают иные, невербальные формы мышления, и как эти формы могут взаимодей-
ствовать со словесными в семиотическом пространстве культуры. Таким образом,
вторым фактором, тесно связанным с первым, являются современные текстовые и
другие художественные практики, авторы которых широко используют не только
словесные, но и иные способы репрезентации метафорического смысла, который
можно извлечь только путем интроспекции, требующей определенного инферен-
циального усилия со стороны как обычного человека, воспринимающего произве-
дения словесного или иного искусства, так и со стороны лингвиста, пытающегося
дать теоретическое осмысление этих практик. Ю.С. Степанов, описывая развитие
семиотики, подчеркивал, что все новое первоначально возникает за пределами
теории в виде самих явлений словесного или иного искусства, теоретики завер-
шают процесс создания нового, обобщая его, а результатом этого обобщения яв-
ляются новые теории [Степанов 2001: 39].
Объектом исследования в статье является онтологическая метафора, а пред-
метом – ее когнитивно-семиотическая сущность и способы ее репрезентации в
тексте. Данная статья продолжает наши исследования по концептуальной мета-
форе в ее когнитивно-семиотическом осмыслении [Козлова 2020]. Под онтоло-
гической метафорой мы понимаем действие или событие реальной действитель-
ности, которое получает метафорическое осмысление, что приводит к расшире-
нию смыслового диапазона события. Такое понимание онтологической мета-
форы несколько отличается от определения, предложенного Д.Лакоффом и М.
Джонсоном, которые трактуют онтологическую метафору прежде всего как сло-
весную метафору, основанную на опыте восприятия физических объектов и ве-
щей [Лакофф, Джонсон 1980]. Вместе с тем, тезис авторов о том, метафора про-
низывает нашу повседневную жизнь, причем не только язык, но и мышление и
деятельность (подчеркнуто мною – Л.К.), дает основания для такого расширен-
ного понимания онтологической метафоры.
Покажем сущность нашего понимания онтологической метафоры на кон-
кретном примере. В 1998 г. Е.М. Примаков, занимавший пост премьер министра
РФ, летел в Вашингтон для ведения переговоров по ситуации в Югославии. По-
лучив сообщение о том, что войска НАТО, не дожидаясь результатов перегово-
ров, начали бомбежку Югославии, он принимает решение развернуть самолет и
возвратиться в Москву. Это событие, широко обсуждавшееся в средствах массо-
вой информации, приобрело статус прецедентного и стало знаком решительных
действий. В 2006 г., спустя восемь лет после этого события, журналистка, беру-
щая интервью у Примакова, обратилась к нему с вопросом о внешней политики
России, выразив его в следующей формулировке: «Может, нам стоит “развер-
нуть самолет”?» (цит. по: [Кремнева 2017: 142-143]). На данном примере мы
видим, что событие реальной действительности получает вторичную интерпре-
тацию, результатом которой является порождение метафорического смысла. Се-
годня данная метафора достаточно широко используется в языке современного
медиадискурса, т.е. получила статус конвенциональной. Как отмечает Н.Н. Бол-
дырев, человек может по-разному форматировать когнитивное содержание сво-
его высказывания с помощью языковых средств [Болдырев 2016: 10]. В данном
случае мы имеем возможность наблюдать, как новым языковым средством пере-
527
дачи смысла становится словесная метафора, возникшая в результате метафори-
ческого осмысления реального события. В любом языке существует большое
число идиом, возникших в результате метафорического осмысления событий
действительности, ставших прецедентными, например, to cross the Rubicon, сжи-
гать мосты и т.п.
С точки зрения когнитивной сущности данного явления оно представляет
собой пример вторичной интерпретации, результатом которой является порож-
дение метафорического, как правило, более обобщенного смысла посредством
когнитивной операции генерализации. С точки зрения его семиотической сущ-
ности оно представляет собой пример интерсемиотичности, т.е. передачи смысла
двумя разными кодами (невербальным и вербальным), и двойной референции,
отсылающей и к конкретной ситуации, и к более широкой проблеме.
Способы репрезентации онтологической метафоры в тексте могут разли-
чаться прежде всего степенью экспликации метафорического смысла. Покажем
это на конкретных примерах. Обратимся к отрывку из романа Г.Д. Робертса
«Шантарам», в котором описывается конфликт, возникший на религиозной
почве между двумя юношами, проживающими в одной из бомбейских трущоб, и
закончившейся дракой. Глава поселения, понимающий опасность подобных кон-
фликтов, придумывает молодым людям наказание – чистку общественного туа-
лета, но при этом он привязывает их друг к другу за ноги, сопровождая свое дей-
ствие следующими словами: «You will work in the latrine now. But first, Faroukh
and Raghuram, I will bind you together with this, my scarf. It will remind you, that you
are friends and brothers, while cleaning the latrine fill you noses with the stink of what
you have done to each other today”. He knelt then, and tied the two young men together
at the ankle, Faroukh’s right to Raghuram’s left. When it was done, he stood and told
them to go, pointing with outstretched arm in the direction of the latrine. The crowd
parted for them, and the young men tried to walk, but they stumbled at first, and soon
realized that they had to hold on tightly and walk in step if they were to make any
progress at all. They clasped their arms around one another, and hobbled away on
three legs. The crowd watched them walk, and began to chatter in praise of Qassim’s
wisdom» (G.D. Roberts. Shantaram).
В данном отрывке мы имеем возможность проследить принцип действия он-
тологической метафоры: вынуждая молодых людей передвигаться ‘на трех ногах’,
этот мудрый человек дает им возможность на основе собственного телесного
опыта осознать необходимость избегать конфликтов, для того чтобы выжить и
вместе идти дальше (they had to hold on tightly and walk in step to make any progress
at all); заставляет их почувствовать мерзкий запах, чтобы понять тяжесть совер-
шенного ими поступка ( while cleaning the latrine fill you noses with the stink of what
you have done to each other today). При этом обращает на себя внимание тот факт,
что наблюдающая за их действиями толпа не слышит слов главы поселения, но
понимает глубокий метафорический смысл придуманного им наказания (The
crowd watched them walk, and began to chatter in praise of Qasim’s wisdom).
Однако вербальное пояснение смысла онтологической метафоры не явля-
ется обязательным при ее репрезентации в тексте. Автор может лишь словесно
представить какое-либо действие, предоставляя читателю возможность самому
эксплицировать его метафорический смысл:
‘Take no notice of her,’ she hissed, all red and no knickers, as grandmother would
528
say’, ‘She is not wearing a red hat.’ ‘She is mentally’. (E. Buchan. Revenge of the Mid-
dle-Aged Woman). В приведенном отрывке представлен разговор между двумя
женщинами: матерью и дочерью, муж которой ушел к молодой любовнице. Уви-
дев эту молодую женщину, мать лишь констатирует отсутствие на ней привычной
детали ее туалета – красной шляпы, а дочь наполняет этот факт метафорическим
смыслом: красная шляпа символизирует победу соперницы. Данный пример по-
казывает, что зачастую любое, даже незначительное событие действительности
может получать как буквальную, так и метафорическую интерпретацию.
Подведем краткий итог изложенному. Концептуальная метафора как фено-
мен пространства мысли, помимо языковой, может иметь иные формы своей ре-
презентации. Одной из таких форм является онтологическая метафора, сущность
которой состоит во вторичной интерпретации ситуации действительности, при-
водящей к порождению метафорического смысла. В художественном тексте мо-
жет иметь место как подробное описание процесса возникновения метафориче-
ского смысла, так и импликация метафорического смысла, требующая от чита-
теля определенного инференциального усилия для экспликации этого смысла.
Болдырев Н.Н. Когнитивная природа языка: сб. статей. М.; Берлин: Директ-Медиа, 2016.
Козлова Л.А. Концептуальная метафора и средства ее репрезентации // Когнитивные ис-
следования языка. 2020. Вып. XLII. С. 371-375.
Кремнева А.В. Интертекстуальность как одна из форм межтекстового взаимодействия в
семиотическом пространстве культуры: монография. Барнаул: АлтГТУ, 2017.
Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. URL: http://www.metaphor.
nsu.ru/lacoff_1.htm. (Дата обращения: 23.11.2020).
Степанов Ю.С. Вводная статья. В мире семиотики // Семиотика: антология / cост.
Ю.С. Степанов. 2-е изд. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.
Lyubov A. Kozlova (Barnaul, Russia)

ONTOLOGICAL METAPHOR AND THE MEANS OF ITS REPRESENTATION

IN FICTION TEXT
Starting from the thesis that being a mental phenomenon, conceptual metaphor can have not only
verbal, but other means of its representation, the author analyses ontological metaphor, its cognitive-
semantic essence and the means of its textual representation. The main methods of analysis employed
in the article are introspective and inferential.
Keywords: conceptual metaphor, ontological metaphor, cognitive-semantic essence, introspection,
inferential effort
О.А. Кострова (Самара, Россия)

Самарский государственный социально-педагогический университет
Olga_kostrova@mail.ru
КОНЦЕПТ КАУЗАЛЬНОСТЬ И ЕГО КОГНИТИВНО-

ПРАГМАТИЧЕСКОЕ ЧЛЕНЕНИЕ В РОМАНЕ «FASERLAND»
В статье показано изменение конфигурации когнитивно-прагматического поля каузальности

в жанре поп-литературы сравнительно со структурой этого поля в источниках, созданных в
529
середине ХХ в. Доминантным репрезентантом концепта становится сложноподчиненное пред-
ложение с семантикой причины, за ним следует СПП с придаточным уступительным, уcлов-
ные СПП оттесняются на периферию.
Ключевые слова: новый жанр, когнитивно-прагматический подход, каузальность, концессив-
ность, структура поля, причины изменений
Выбор в качестве материала исследования романа К. Крахта «Faserland» обу-

словлен следующим. Роман, впервые опубликованный в 1995 г., открывает жанр
поп-литературы. По мнению литературоведов, этот роман знаменует в литератур-
ном процессе Германии «второй час ноль» [Кучумова 2010], поскольку новая ре-
альность общества потребления вызывает к жизни новый литературный типаж. В
предлагаемой статье ставится проблема мировосприятия нового героя, решаемая
на материале его интерпретации концепта КАУЗАЛЬНОСТЬ. В романе, написан-
ном от первого лица, языковая репрезентация рассматриваемого концепта отра-
жает когнитивное взаимодействие реляционно-семантических связей в его струк-
туре через языковую личность протагониста. Чтобы понять специфику конфигу-
рации этих связей, обратимся к структуре поля каузальности, представленной в
послевоенных источниках, созданных примерно до 70-х гг. ХХ в.
С позиций когнитивно-прагматического подхода концепт КАУЗАЛЬНОСТЬ,
будучи сложным ментальным образованием, репрезентируется в языке соответ-
ствующим функционально-семантическим полем, в состав которого входит не-
сколько семантико-прагматических компонентов, а именно: собственно каузаль-
ности, кондициональности, концессивности и финальности (ср. обзор метаязыка
каузальных отношений в [Голубева, Зуева 2020]). Конфигурация трех первых из
названных компонентов исследована нами ранее на материале 7 источников. При-
ведем частотность соответствующих союзных операторов по монографии [Кост-
рова 1992: 76-77] (см. Табл. 1).
Таблица 1. Частотность каузальных операторов в ситуации непосредственного общения
по источникам до 70-х гг. ХХ в.
Абсолютное Процентное
Семантика связи
количество СПП соотношение
Кондициональная 430 61,08 %
Каузальная 243 34,52%
Концессивная 31 4,4 %
ИТОГО 704 100 %
Из таблицы 1 следует, что в каузальном поле в ситуации непосредственного
общения (или приравненным к ней ситуациям, моделирующим это общение в
прямой и несобственно-прямой речи) значительно доминирует субконцепт КОН-
ДИЦИОНАЛЬНОСТЬ, почти вдвое превосходя по частотности субконцепт соб-
ственно каузальности, а субконцепт КОНЦЕССИВНОСТЬ не играет существен-
ной роли. Для когнитивно-прагматических кондициональных ситуаций типична
интенция прогнозирования, которая реализуется при гипотетическом планиро-
вании поведения, гипотетическом обещании, гипотетической оценке, угрозе, ин-
струкции и в ряде других случаев (а). Типична также интенция релятивации вы-
сказывания, которая реализуется при выражении вежливости, фокуса релевант-
ности высказывания, контактоустановления и др. (б). При употреблении ирре-
ального конъюнктива реализуется интенция контрфактического эвоцирования
530
(в). Ср. примеры, заимствованные из [Кострова 1992: 107-116]: (а) Wenn du nicht
da bist, komme ich und hole dich. (б) Wenn man es so ansieht, mag es stimmen. (в)
Wäre ich doch nie krank geworden, dann hätte mein Vater nie und nimmer Deinen
Brief lesen können.
Для собственно каузального субконцепта типична иитенция мотивации, ко-
торая реализуется в 3-х основных инвариантах: как ментально-эмоциональная
(а), качественно-оценочная (б) и пресуппозитивная (в). Ср. примеры из той же
работы: (а) Man führte nämlich in Dresden überall die Trennung zwischen Kinder-
gärten und Horten durch, weil man einsah, dass der Tageslauf dieser beiden Einrich-
tungen doch sehr unterschiedlich ist. (б) Wie heißt denn der Kuchen? – Fruchtschnitt-
kuchen, weil oben Früchte sind und unten ist der Kuchen geschnitten. (в) Zur Kirchen-
musik wäre noch zu sagen, das liegt ja nahe, da Dresden einen großen und berühmten
Chor…hat. [Кострова 1992: 116-117].
В романе К. Крахта происходит изменение конфигурации каузального поля,
отражающего ментальное пространство протагониста. Возникающие при этом
каузальные ситуации внутреннего монолога нельзя полностью приравнять к си-
туациям непосредственного общения; тем не менее, разительный контраст ча-
стотности семантико-прагматических субконцептов каузальности по сравнению
с данными Табл. 1 позволяет, на наш взгляд, говорить об изменении конфигура-
ции поля (см. Табл. 2).
Обратившись к когнитивной прагматике реализованных в романе ситуаций,
также обнаружим значительный контраст. Собственно каузальные ситуации
здесь вряд ли можно назвать мотивирующими: интенцция протагониста состоит
здесь в желании обосновать понимание собственного мысленного высказывания,
которое, как правило, содержит своего рода «предвозвестники» последующего
пояснения, нередко основанного на знании ситуации, что подтверждается упо-
треблением частиц и модальных слов. В качестве маркеров, вызывающих обос-
нование и названных нами Kausalitätsstifter, выступают в разговорной речи и ее
моделировании в художественных текстах отрицание, необычное качество,
намеренное действие, эмоциональное состояние, требование и прямой вопрос
[Kostrova 2015: 93-95]. В романе К. Крахта в несколько преобразованном виде,
со смещением смысловых акцентов, реализуются первые 4 из названных предве-
щающих маркеров. К ним добавляется маркер предположительности, который
не играл заметной роли в ранее исследованных источниках.
Таблица 2. Частотность каузальных операторов в ситуации персонального рассказчика
в романе К. Крахта «Faserland»
Абсолютное Процентное
Семантика связи
количество СПП соотношение
Каузальная 144 68,9 %
Концессивная 58 27,7 %
Кондициональная 7 3,4 %
ИТОГО 209 100 %
Протагонист романа критически настроен к прошлому и настоящему своей
страны. Это следует из развернутой когнитивной метафоры, в которой он не при-
знает за Германией, имеющей за плечами войны и газовые камеры, права безобидно
531
называться Neckaraue – пойменной лужайкой, излюбленным местом отдыха горо-
жан. На этом когнитивном фоне безобидно выглядят действия, нередко нарушаю-
щие нормы поведения. Например, он демонстративно зажигает сигарету в салоне
для некурящих, оправдывая себя тем, что это единственное место, где еще можно
настаивать на своих правах. Ср.: (1) …ich zünde mir eine Zigarette an, obwohl ich ja
im Nichtraucher sitze, aber das mache ich immer, weil es eigentlich der einzige Ort ist,
wo Menschen noch auf ihr Recht pochen, im Nichtraucher im Flugzeug, meine ich (58).
Вместе с тем, значительное место в его каузальных интерпретациях зани-
мает объяснение причин вынужденных действий (2) и действий, обусловленных
внешним воздействием (3). О вынужденности нередко сигнализирует модальный
глагол müssen. В примере (2) протагонист, отсиживая на бессмысленной вече-
ринке в неоновой кухне, объясняет свою ухмылку по поводу прозвучавшей
песни тем, что она необычайно точно резонирует с его мыслями об этой дурац-
кой кухне. Ср.: (2) Dann muss ich grinsen, weil das Lied mir so unheimlich treffend
erscheint, so richtig perfekt, für diesen Augenblick in dieser blöden Neon-Küche (43).
Свою растерянность или даже беспомощность порой в самых обычных жиз-
ненных ситуациях протагонист часто объясняет внешним воздействием. В сле-
дующем примере это воздействие передается каузативным глаголом. Тем самым
снимается в известной мере ответственность за происходящее. Ср.: (3) Das haut
mich natürlich um. Ich stehe völlig verdutzt da, und einerseits bin ich wahnsinnig froh,
andererseits erschreckt mich das zu Tode, weil ich da ja überhaupt nicht darauf vor-
bereitet bin, ihn zu treffen, meine ich (80).
Будучи в глубине души романтиком, протагонист прячется за консюмеризм.
Однако он не обходит вниманием всякую исключительность, объясняя, чем она
привлекательна для него. Например, ему нравится аэропорт в Берлине, потому
что там подчеркивается возвышенность полета. Ср.: (4) …ich denke an den Flug-
hafen Tempelhof in Berlin, der wirklich wunderbar ist, weil da auf dem Flughafen das
Erhabene des Fliegens unterstrichen wird… (55).
Отрицание во внутренней речи протагониста нередко связано с объясне-
нием чего-то невозможного. Так, воображая шум моря, он понимает, что это дру-
гой шум, поскольку он находится на другой стороне береговой полосы: (5) Ich
höre ein Rauschen im Ohr und bilde mir ein, es wäre das Meer, aber das kann es ja
gar nicht sein, weil wir hier auf der Wattseite sind (22).
Когнитивной спецификой обладает и объяснение предположений, которые
протагонист строит относительно других лиц. Предположение может иметь аль-
тернативную основу, что подчеркивается конъюнктивом. Посмотрев фильм «Имя
розы», он думает, что его друг Александр смог бы сыграть в этом фильме, потому
что он и сейчас выглядит как средневековый персонаж. Кроме того, в его мысли
об этом имплицировано условие (если бы его пригласили – О.К.). Ср.: (6) …der
Alexander hätte in diesem Film mitspielen können, weil er einfach nicht aussieht wie
aus dieser Zeit, in der wir jetzt leben, sondern eben wie aus dem Mittelalter (67).
В субконцепте КОНЦЕССИВНОСТЬ читается интенция протагониста,
направленная на выявление противоречий среды, где он не находит своего места.
Противоречивость его восприятия мира прямо выражается концессивным сою-
зом. Субконцепт индицируется перечисленными выше языковыми средствами.
В его контрастивной репрезентации союз поддерживается маркерами, выражаю-
532
щими либо намеренное действие, нарушающее норму (1), либо действие, совер-
шаемое вопреки чему-то (7):
(7) …ich trinke mein Bier aus, obwohl mir Jever eigentlich gar nicht schmeckt.
КОНДИЦИОНАЛЬНОСТЬ чаще представлена имплицитно (6), доля этого
субконцепта в каузальном поле чрезвычайно мала.
Анализ показывает, что когнитивно-прагматическое членение концептуаль-
ного поля каузальности в романе К. Крахта значительно изменилась сравни-
тельно с выявленной ранее структурой этого поля. Изменения коснулись как ча-
стотности субконцептов, так и их смыслового наполнения. Объяснение этому
следует искать не столько в авторском стиле, сколько в изменившейся социо-
культурной парадигме, повлиявшей на миропонимание протагониста.
Голубева Н.А., Зуева Е.В. Метаязык анализа концессивов (на материале современного
немецкого языка) // Современная германистика и западноевропейская литература: коллектив-
ная монография. Вып. 2. М.: ФЛИНТА, 2020. С. 5-22.
Кострова О.А. Продолженная синтаксическая форма в контактной коммуникации (на
материале современного немецкого языка). Самара: Изд-во Саратовского ун-та, Самарский
филиал, 1992.
Кучумова Г.В. Роман в системе культурных парадигм (на материале немецкоязычного
романа 1980–2000 гг.): автореф. дис. … д-ра филол. наук. Самара, 2010.
Kostrova O. Wie erfolgt eine motivierende Erweiterung: Zum Problem der Kausalitätsstifter
im Deutschen // Педагогический журнал Башкортостана. 2015. № 1 (56). С. 91-96.
Kracht C. Faserland: Roman. München: Deutscher Taschenbuchverlag, 2002.
Olga A. Kostrova (Samara, Russia)

Samara State University of Social Sciences and Education
CONCEPT KAUSALITY AND ITS COGNITIV AND PRAGMATIC DIVISION

IN THE NOVEL “FASERLAND”
In the paper, the author shows how cognitive and pragmatic field of causality changes in the pop
literature compared with the structure of this field in sources researched earlier. In the novel by Chris-
tian Kracht “Faserland”, this concept is dominant represented by compound utterances having cau-
sality semantics, after them compound sentences with concessive clauses follow and conditional ut-
terances go to periphery.
Keywords: new genre, cognitive and pragmatic approach, causality, concessive, field structure, causes
of change
Е.М. Крижановская (Пермь, Россия)

krizh@psu.ru
АНАЛИЗ ИНДИВИДУАЛЬНОГО СТИЛЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО

ЖУРНАЛИСТА КАК ПОДХОД К ИЗУЧЕНИЮ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ
В статье анализируются языковые, текстовые и риторические особенности индивидуального
стиля политического обозревателя газеты «Комсомольская правда» А.П. Гришина, которые
проявляются в процессе освещения актуального политического события и способствуют вы-
явлению отдельных характеристик его языковой личности.
Ключевые слова: политический медиадискурс, Интернет-коммуникация, языковая личность
журналиста, индивидуальный стиль, языковые средства, риторические приемы
533
СМИ, будучи мощным социальным институтом, выступают в качестве по-
средника между профессиональными политиками и обществом, являются эле-
ментом структуры управления обществом и одновременно преобразуют основ-
ные параметры публичной власти, что «обусловлено их возможностями форми-
ровать медиаповестку дня в политическом дискурсе и оказывать влияние на ме-
ханизмы принятия решений» [ПК 2004: 72]. Изучение особенностей индивиду-
альной речевой манеры современного политического журналиста как медиатора
между профессиональными политиками и электоратом, проводника определен-
ной политической позиции представляется актуальным для осознания основных
тенденций развития современного медиадискурса.
Выявленная Ю.Н. Карауловым трехуровневая структура языковой личности
предполагает, как известно, изучение и описание вербально-семантического (язы-
кового), тезаурусного (когнитивного) и мотивационного (прагматического) уров-
ней языковой личности в их единстве. Одним из возможных этапов в процессе
исследования определенной языковой личности является, на наш взгляд, изучение
индивидуального авторского стиля, в котором находят отражение лексикон лич-
ности, основные идеи и концепты, которые значимы для этого человека, а также
деятельностно-коммуникативные потребности личности. По мнению Е.А. Набие-
вой, «каждый журналист является языковой личностью, но немногие из них могут
быть квалифицированы как обладающие индивидуальным стилем» [Набиева
2009: 177]. Индивидуальный стиль автора понимается как «совокупность домини-
рующих отличительных свойств речи индивида, проявляющихся в употреблении
языковых единиц – как в качественном, так и в количественном отношениях – в
рамках данного функционального стиля, жанра, текстовой категории и т.п.» [Ко-
тюрова 2003: 96]. Наиболее важным в определении индивидуального стиля нам
представляется утверждение о том, что «индивидуальный стиль соотносится по-
этому не с языковой личностью вообще, а с языковой личностью в определенной
социальной роли субъекта речи» [Котюрова 2003: 96].
Материалом для изучения индивидуального стиля журналиста послужили
тексты публикаций Александра Гришина, размещенные им на официальном сайте
газеты «Комсомольская правда» (https://www.kp.ru) за период с 6 марта 2019 г. по
6 апреля 2019 г. Александр Павлович Гришин – это московский журналист, ко-
лумнист и штатный политический обозреватель газеты «Комсомольская правда»
(«КП»). За указанный период автором было опубликовано 50 публикаций, посвя-
щенных политической проблематике, преимущественно теме состоявшихся в
2019 г. выборов президента Украины. Для изучения особенностей индивидуаль-
ного стиля журналиста А.П. Гришина были использованы методы собственно
лингвистического анализа языковых единиц, функционально-стилистического и
риторического анализа, онлайн-программа подсчета частоты вхождений слов в
текст «Стэмминг текста», а также методы корпусного анализа текста.
Анализ размещенных на сайте «Комсомольской правды» в указанный период
публикаций показал, что в Интернет-статьях А.П. Гришина употребляются
прежде всего слова и словосочетания, принадлежащие к сфере публичной поли-
тики и идеологии, так как «абсолютное большинство специфических явлений в
политической речи относится к лексико-фразеологическому уровню и лексико-
стилистическим явлениям» [Чудинов 2008: 90]. В частности, были выявлены лек-
534
сико-фразеологические единицы политического языка, которые служат обозначе-
ниями персон, событий и процессов общественно-политической жизни. При этом
наиболее частотными среди знаменательных слов оказались следующие лексемы
(в скобках в порядке убывания указана абсолютная и относительная частота вхож-
дения слова в текст, в качестве примера приводятся только 20 слов из начала
списка): Украина (231; 0,00824), быть (179; 0,00638), Порошенко (152; 0,00542),
свой (149; 0,00531), президент (139; 0,00495), Россия (116; 0,00057), сам (106;
0,00378), kp.ru (88; 0,00313), выборы (81; 0,00288), поделиться (70; 0,00249), укра-
инский (68; 0,00242), кандидат (65; 0,00231), первый (64; 0,00228), новый (61;
0,00214), глава (60; 0,00214), суд (54; 0,00192), Гришин (53; 0,00167), Зеленский
(52; 0,00185), новость (52; 0,00185), политик (52; 0,00185) и др. Такой вид анализа
текста показал, что к наиболее частотным принадлежат не только слова, относя-
щиеся к политической сфере, но и лексемы, имеющие отношение к современной
Интернет-коммуникации (kp.ru, новость, поделиться), что совершенно законо-
мерно при исследовании текстов СМИ, имеющих электронную версию.
Сравнение частоты 4 наиболее употребляемых слов из текстов А.П. Гри-
шина (выборы, Зеленский, Порошенко, Россия, Украина) с частотой этих слов в
текстах, составлявших газетный подкорпус Национального корпуса русского
языка (https://ruscorpora.ru) в 2000–2019 гг., показало, что, к сожалению, частот-
ные лексемы из Интернет-статей журналиста не обладают данной характеристи-
кой в русскоязычных газетных текстах этого периода. Так, пик частоты лексем
«выборы» приходится на 2018 г. (объясняется актуальной политической ситуа-
цией выборов Президента России в 2018 г.), слов «Порошенко, Россия, Украина»
– на 2014–2016 гг., а лексемы «Зеленский» – на 2013–2014 гг. Полученные дан-
ные позволяют сделать вывод о том, что, несмотря на актуальность политиче-
ской проблематики, которой были посвящены тексты авторской колонки журна-
листа А.П. Гришина в 2019 г., в русском газетном дискурсе 2019 г. тема выборов
президента Украины не была особо значимой.
Необходимо отметить, что многие особенности индивидуального стиля
А.П. Гришина обусловлены спецификой его профессиональной деятельности
журналиста. В текстах статей А.П. Гришина обнаруживается постоянная реали-
зация принципа сопряжения экспрессии и стандарта как главного конструктив-
ного принципа создания публицистического текста. Так, например, журналист
активно использует устойчивые клише, штампы газетной речи, например, анти-
российские настроения, выступить в унисон с..., диктовать свою волю, запрос
на русофобство, кампания по выборам в самом разгаре, майдановцы, марио-
нетка кукловода Коломойского, украинский кризис и мн. др.
Экспрессивность стиля автора проявляется в употреблении разноуровневых
эмоционально-оценочных языковых единиц. В основном используется лексика с
пейоративной окраской, что объясняется основной прагматической установкой
автора на выражение критического отношения журналиста ко многим аспектам
деятельности официальной украинской власти, так как основной темой его пуб-
ликаций за указанный период были выборы нового президента Украины. С этой
целью журналист включает в свою речь разговорные, просторечные и жаргон-
ные слова и фразеологизмы: бухать, бывшая з/к, быть в ударе, голосовать по
приколу, женщина с пониженным уровнем социальной ответственности, отве-
точка, потерять берега, пригрозить кичей, сигнальчик и др. В то же время в
535
анализируемых текстах нередко используется и лексика высокого, книжного
стиля речи: бичевать, клеймить, коленопреклоненная молитва, направить свои
стопы, обречь на голод, пособник нацистов и др.
Наиболее употребительными синтаксическими конструкциями текстов
А.П. Гришина являются вопросительные и восклицательные предложения, ряды
однородных членов, причастные и уточняющие обороты, разнообразные по зна-
чению вводные конструкции, парцеллированные конструкции. Парцеллирован-
ные конструкции обладают большими экспрессивно-стилистическими возмож-
ностями. Другой характерной особенностью синтаксической организации тек-
стов журналиста выступает постоянное цитирование им высказываний извест-
ных политиков и государственных деятелей, сотрудников органов власти, членов
общественных организаций, в том числе международных.
Особенностью индивидуального стиля А.П. Гришина является также уме-
лое использование автором следующих средств выразительности, способствую-
щих созданию запоминающихся текстов: иронии, издевки, намека, оксюморона.
При этом иронические высказывания автора нередко перерастают в едкую из-
девку, сарказм, при помощи которых автор выражает свое резко негативное от-
ношение к существующей политической власти на Украине, отдельным ее пред-
ставителям, общественным партиям и движениям. Для колумниста А.П. Гри-
шина ирония – это не просто излюбленный стилистический прием, а способ вы-
ражения авторского отношения к миру. Этой же цели служит использование в
анализируемых текстах прецедентных феноменов, основными источниками ко-
торых служат фразы из популярных советских фильмов и анекдотов. В арсенале
журналиста находятся активно используемые риторические фигуры: риториче-
ские вопросы, антитеза, вопросо-ответные комплексы и др. Отличительной осо-
бенностью индивидуального стиля журналиста выступает прием «закавычива-
ния» им определенных речевых единиц, что позволяет автору выражать свое от-
ношение к сообщаемому и влиять на формирование мнения Интернет-пользова-
теля. Этот прием служит также средством непрямого информирования адресата
публикаций журналиста, используется в качестве намека.
В заключение хотелось бы отметить, что дальнейшее изучение индивиду-
ального авторского стиля журналиста, в котором находит отражение лексикон
личности, основные наиболее значимые идеи и концепты, мотивационные по-
требности коммуниканта, а также сравнение стиля журналиста А.П. Гришина с
индивидуальными речевым манерами других российских политических журна-
листов позволит сделать выводы об основных тенденциях формирования совре-
менной языковой личности и характера политического Интернет-медиадискурса
последнего десятилетия в целом.
Котюрова М.П. Идиостиль / Стилистический энциклопедический словарь русского языка
/ под ред. М.Н. Кожиной. М.: Флинта: Наука, 2003. С. 95-99.
Набиева Е.А. Индивидуальный стиль П. Басинского (на примере рецензий из «Литера-
турной газеты») // Вестник ВГУ. Филология. Журналистика. 2009. № 2. С. 176-181. URL:
http://www/vestnik.vsu.ru/pdf/phylolog/2010/02/ 2010-02-40.pdf. (Дата обращения: 04.03.2019).
ПК – Политические коммуникации: учеб. пособие / под ред. А.И. Соловьева. М., 2004.
Чудинов А.П. Политическая лингвистика: учеб. пособие. М.: Флинта: Наука, 2008.
536
Yelena M. Krizhanovskaya (Perm, Russia)
ANALYSIS OF THE INDIVIDUAL STYLE OF A POLITICAL JOURNALIST

AS AN APPROACH TO THE STUDY OF A LINGUISTIC PERSONALITY
The article analyzes the linguistic, textual and rhetorical peculiarities of the individual style of the
political columnist of the newspaper “Komsomolskaya Pravda” A.P. Grishin, which are manifested
in the process of covering an actual political event and contribute to the identification of individual
characteristics of his linguistic personality.
Keywords: political media discourse, Internet communication, language personality of a journalist,
individual style, language tools, rhetorical means
Ч. Кун (Санкт-Петербург, Россия)

kong.chunxia@mail.ru
ОБ «ОСТОРОЖНЫХ СТРАТЕГИЯХ» ПРОЧТЕНИЯ ТРУДНЫХ СЛОВ

(на материале русской речи носителей китайского языка)
В статье описываются «осторожные стратегии», реализуемые носителями китайского языка
при прочтении трудных слов. На материале сюжетного текста М. Зощенко выявлены особен-
ности чтения китайцев в сравнении с чтением носителей русского языка. Были также установ-
лены корреляции между этими особенностями и индивидуальными характеристиками читаю-
щих.
Ключевые слова: неподготовленное чтение, «стратегия» прочтения, пауза хезитации, повтор,
скандирование, неречевой звук, затяжка гласного, разрыв слова
Чтение, в том числе неподготовленное, традиционно рассматривается

в лингвистике как точный репродуктив, вопреки наличию в нем явных призна-
ков спонтанности. Однако существует и взгляд на чтение как на разновидность
спонтанной речи. При таком подходе тексты чтения встают в один ряд с пере-
сказами, описаниями изображения и рассказами и рассматриваются на их фоне
как устные монологи с самой высокой степенью лингвистической мотивирован-
ности и самой низкой степенью спонтанности (см. в [Степихов 2002; Сапунова
2009; Хан 2013; Звуковой корпус… 2013]). Именно с таких позиций анализиру-
ются монологи спонтанного чтения и в настоящем исследовании.
Материалом для анализа стали 20 монологов чтения рассказа М. Зощенко
«Рубашка фантази», записанных от 20 китайских информантов (блок русской ин-
терферированной речи китайцев в корпусе «Сбалансированная аннотированная
текстотека» (см. о нем подробнее в [Звуковой корпус… 2013; Богданова-Бегларян
и др. 2019]). Состав информантов был сбалансирован по полу (10 юношей и 10
девушек) и уровню владения русским языком (10 человек с более высоким уров-
нем С1 и 10 – с менее высоким уровнем В2). Все информанты – студенты и аспи-
ранты Санкт-Петербургских вузов, в возрасте (на момент записи) 23-28 лет. Они
прошли также психологический тест Г. Айзенка на китайском языке. Тест выявил
в составе информантов 9 интровертов (И), 6 амбивертов (А) и 5 экстравертов (Э).
Общий анализ монологов чтения позволил выявить и описать 14 типов «стра-
тегий», которые использовали китайские информанты при чтении незнакомых
слов в этом тексте: сначала на этапе подготовки к прочтению слова, а затем и в
537
ходе самого прочтения (см. в [Богданова-Бегларян, Кун Чунься 2020]). В настоя-
щем исследовании к трудным были отнесены 16 незнакомых или малознакомых
китайцам слов (барышни, в аккурат, голубушка, давеча, двугривенный, завсегда,
заскочил, к завтрему, напялил, прачка, пристежными, простирнуть, расста-
райся, теперича, чистоплотный и этакую), а также женское имя Лукерья Пет-
ровна, заимствованное слово фантази и три формы компаратива не самой типич-
ной для современного русского языка структуры: поприличней, покрасивей и по-
скорей – всего 21 лексическая единица и 28 их употреблений в тексте. Все эти
единицы не входят в лексический минимум для уровней В2 и С1 [Лексический
минимум 2011; 2015], что подтверждает их потенциальную трудность для чтения
носителями других языков. Известно, что во всех моделях опознания слова боль-
шую роль играет признак частотности слова; см., например, модели словоразли-
чения (word-detector models) [Selfridge, Neisser 1960; и др.], модели серийного по-
иска (serial search models) [Rubenstein et al. 1970], гибридные («активация-верифи-
кация») модели (hybrid (activation-verification) models [Paap et al. 1987] или коннек-
ционистские (основанные на когнитивных процессах обработки информации че-
ловеком) модели обучения [Seidenberg, McClelland 1989]. Именно нечастотные
слова, равно как и слова длинные, составляют главную трудность для их прочте-
ния, особенно на неродном языке.
Все 14 выявленных «стратегий» разбиваются на три класса: безошибочные,
приводящие к правильной реализации трудного слова (ТС), ошибочные, (акцен-
тологическая ошибка, произношение квазислова или замена на другое слово /
словоформу, обрыв) и «осторожные», когда говорящий, понимая, что слово ему
незнакомо и могут возникнуть трудности с его прочтением, заранее готовится к
его реализации (первый этап), а затем «осторожно» прочитывает (второй этап)
[Богданова-Бегларян, Кун Чунься 2020]. «Осторожность» чтения проявляется в
разных формах, см. примеры с комментариями:
1) на вечеринку думаю / всем ɭ барЫ... ба-рЫ-шни / кидайцы ɭ будут (И12,
жен., С1, А) (незаполненная пауза хезитации (ПХ) (ɭ) перед ТС);
2) неплохо бы ɭ думаю // а-а простинуться ее (И12, жен., С1, А) (вокализа-
ция (а-а), заполняющая ПХ перед ТС);
3) охота было ɭ знаете-е препри-ли-ичней ɭ одеться (И13, муж., С1, Э) (пауза
хезитации (ɭ) и затяжка конечного гласного предыдущего слова);
4) новые рубашки ɭ <со вздохом> теперича завсегда ɭ садятся (И8, муж., С1,
Э) (пауза хезитации (ɭ) и паралингвистический элемент) перед ТС);
5) завтра-а ɭ вечеринка // надо кы ɭ э-э завтрЕчу э-э завтрЕму (И16, муж,
В2, А) (огласовка конечного согласного предлога и две ПХ: физическая (ɭ) и за-
полненная неречевым звуком).
Все «осторожные стратегии» на этапе подготовки дают говорящему время
для передышки и обдумывания предстоящего трудного слова, хотя это не всегда
ведет к удачному преодолению коммуникативной помехи на следующем этапе.
Здесь «осторожность» говорящих проявляется не менее разнообразно:
6) после службы / за-ско-чил заскОчил ɭ я в магазин (И14, жен., В2, А) (скан-
дирование ТС и его повтор, в данном случае – с акцентологической ошибкой);
7) всего и раз... разг[о]... разговору ɭɭ дву... ɭ гри-венный (И13, муж., С1, Э)
(разрыв и скандирование ТС, а также физическая ПХ (ɭ) внутри разорванного
слова);
538
8) какую-нибудь ɭ этАкую ɭ э-э фа-ан-тАзи (И15, жен., В2, И) (затяжка глас-
ного и скандирование ТС);
9) неплохо бы думаю / прос... э-э простир-нуть ее <со смехом> (И14, жен.,
В2, А) (обрыв ТС, вокализация перед его повтором и частичное скандирование);
10) думаю все ɭ э-э барЫ-ш... э-э бырЫ-шкин барЫшни / э-э кидаться ɭ э-
э будут (И16, муж, В2, А) (повтор неправильно прочитанного ТС);
11) какую-нибуди-и ɭ этА-А... ɭ ой <тс> этАкую фан-тАнзи <смех> (И12,
жен., С1, А) (обрыв ТС, метакоммуникативное ой как реакция на ТС и звуковой
артефакт <тс>, который можно отнести к паралингвистическим элементам).
Видно, что часто в одном речевом фрагменте реализуется комбинация из
нескольких элементов, свидетельствующих об «осторожности» говорящего, ко-
торый старается прочесть трудное слово.
Всего в ходе анализа материала было выявлено 632 реализации «осторож-
ных» «стратегий» при чтении трудных слов, в том числе физические ПХ (167 ре-
ализаций, 26,4 %), повторы (161, 25,5 %), скандирование (85, 13,4 %), вставка
неречевых звуков (78, 12,3 %), огласовка (75, 11,9 %), затяжка гласных (51,
8,1 %), разрыв слова (10, 1,6 %), паралингвистические элементы (3, 0,5 %) и ме-
такоммуникативные вставки (1, 0,2 %).
Анализ «осторожных стратегий» с точки зрения их корреляции с индивиду-
альными характеристиками информантов показал, что при прочтении трудных
слов больше «осторожничают» юноши, чем девушки (54,7 vs 45,3 %); инфор-
манты с уровнем В2 (более слабые), чем информанты с уровнем С1 (более силь-
ные) (53,8 vs 46,2 %); экстраверты, чем амбиверты и интроверты (соответственно
37,6, 35,0 и 26,0 %). Различия во всех случаях, конечно, невелики, но могут рас-
сматриваться как некие тенденции. Кроме того, физическая пауза хезитации (ɭ)
оказалась «любимой» «осторожной стратегией» у юношей (30,1 % от общего ко-
личества реализованных юношами стратегий прочтения ТС), у информантов с
более высоким уровнем владения русским языком (С1) (28,1 %) и у амбивертов
(20,5%). Повтор стал самой «популярной» «осторожной стратегией» в речи жен-
щин (26,6 %), информантов с уровнем В2 (25,3 %), экстравертов (31,4 %) и ин-
тровертов (25,2 %).
Сравнение с монологами чтения тех же слов русскими информантами (см. в
[Хан 2013]) показало, что русские ожидаемо читают намного лучше китайцев.
В их речи обнаружилось всего 54 случая «осторожного» прочтения этих слов
(в 12 раз меньше, чем у китайцев!), в том числе физическая пауза хезитации (32,
59,3 %), повтор (14, 25,9 %) и единичные случаи скандирования, затяжки звука,
разрыва слова, метакоммуникации и вставки неречевых звуков. Совсем не было
обнаружено паралингвистических элементов и огласовки. Из группы в 21 ТС
только слово фантази несколько затруднило русских информантов, ср.: рубашка
фан… // фантАзии // это так и надо да / фантАзии (И7, жен., И).
В итоге можно заключить, что чтение на неродном языке не только намного
сложнее, чем на родном, но и вынуждает читающих в случае с ТС реализовать
«осторожные стратегии», которые помогают им контролировать качество своей
речи и избежать (к сожалению, далеко не всегда) речевых сбоев и ошибок.
539
Богданова-Бегларян Н.В., Блинова О.В., Зайдес К.Д., Шерстинова Т.Ю. Корпус «Сбалан-
сированная аннотированная текстотека» (САТ): изучение специфики русской монологической
речи // Труды Института русского языка им. В.В. Виноградова. Вып. 21. Национальный корпус
русского языка: исследования и разработки / гл. ред. А.М. Молдован; отв. ред. вып.
В.А. Плунгян. М., 2019. С. 111-126.
Богданова-Бегларян Н.В., Кун Чунься. «Стратегии» чтения незнакомого русского слова
носителями китайского языка // Социо- и психолингвистические исследования. 2020. Вып. 8.
С. 32-39.
Звуковой корпус как материал для анализа русской речи: коллективная монография. Ч. 1.
Чтение. Пересказ. Описание / отв. ред. Н.В. Богданова-Бегларян. СПб.: Филологический фа-
культет СПбГУ, 2013.
Лексический минимум по русскому языку как иностранному. 2-й сертификационный уро-
вень. Общее владение / ред. Н.П. Андрюшина. СПб.: Златоуст, 2011.
Лексический минимум по русскому языку как иностранному. 1-й сертификационный уро-
вень. Общее владение / ред. Н.П. Андрюшина. СПб.: Златоуст, 2015.
Сапунова Е.М. Неподготовленное чтение как вид речевой деятельности и тип устного
спонтанного монолога (на материале русского языка): дис. … канд. филол. наук. СПб., 2009.
Степихов А.А. Грамматические особенности устного текста низкой степени спонтанно-
сти: материалы XXXI Всероссийской научно-методической конференции преподавателей и
аспирантов. Грамматика (русско-славянский цикл). Вып. 17. СПб.: Филологический факультет
СПбГУ, 2002. С. 30-34.
Хан Н.А. Устные спонтанные монологи разного типа в коммуникативно-дискурсивном ас-
пекте (на материале звукового корпуса русского языка): дис. … канд. филол. наук. СПб., 2013.
Paap K.R., McDonald J.E., Schvaneveldt R.W., Noel R.W. Frequency and Pronounceability in
Visually Presented Naming and Lexical Decision Tasks // Attention and Performance 12: The Psy-
chology of Reading. Hillsdale, 1987. P. 221-243.
Rubenstein H., Garfield L., Millikan J.A. Homographic Entries in the Internal Lexicon // Journal
of Verbal Learning & Verbal Behavior. 1970. Vol. 9 (5). P. 487-494.
Seidenberg M.S., McClelland J.L. A Distributed, Developmental Model of Word Recognition
and Naming // Psychological Review. 1989. No. 96. P. 523-568.
Selfridge O.G., Neisser U. Pattern Recognition by Machines and Men // Sci. Amer. 1960.
Vol. 203. P. 60-68.
Chunxia Kong (St. Petersburg, Russia)

“CAUTIOUS STRATEGIES” FOR READING DIFFICULT WORDS

(Based on material of the Russian speech of Chinese speakers)
This article describes the “cautious strategies” used by native Chinese speakers when reading difficult
words. Using the material of the plot text of M. Zoshchenko, it was possible to examine the peculiar-
ities of reading of the Chinese speakers in comparison with the reading of the native speakers of the
Russian language. The correlations between these characteristics and the individual characteristics of
the readers were also established.
Keywords: unprepared reading, reading “strategy”, hesitation pause, repetition, chanting, non-speech
sound, vowel elongation, word break
540
М.А. Курочкина (Челябинск, Россия)
Южно-Уральский гуманитарно-педагогический университет
kma1974@yandex.ru
С.Л. Кушнерук (Челябинск, Россия)
svetlana_kush@mail.ru
КОГНИТИВНО-СЕМАНТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ КОНТЕКСТОВ

С ЛЕКСЕМОЙ CLIMATE В ЭКОЛОГИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
В статье проводится анализ контекстов с лексемой «climate» в англоязычном экологическом

дискурсе. На основе выделения семантических доминант делается вывод о ведущей стратегии
утверждения главенствующей роли человека в его отношениях с природой.
Ключевые слова: экологический дискурс, медиадискурс, семантическая доминанта, стратегии
и тактики
Экологический дискурс определяется как сложное коммуникативно-рече-

вое явление. Прежде всего, это вид социальной коммуникации, организованной
в конкретном историко-культурологическом контексте и направленной на об-
суждение тематики экологии и охраны окружающей среды. Результатом данной
коммуникации выступают экологические тексты, направленные на достижение
определенной цели [Зайцева 2014: 7]. Именно в рамках медиакоммуникации эко-
логический дискурс наиболее эффективно достигает своей цели, акцентируемый
мощной энергетикой регулятивной стратегии и стратегии модальности, ярко вы-
раженных в данном виде коммуникации.
Медиадискурс – это функционально-обусловленный тип дискурса, который
понимается как совокупность речевых практик и продуктов речевой деятельно-
сти в сфере массовой коммуникации во всем богатстве и сложности их взаимо-
действия [Добросклонская 2014: 182]. Единицей медиадискурса является медиа-
текст, который позволяет упорядочить и структурировать движение медиапо-
тока в условиях информационного общества. Теоретические основы изучения
медиадискурса представлены в трудах таких ведущих российских лингвистов,
как С.И. Бернштейна, Д.Н. Шмелева, В.Г. Костомарова, Ю.В. Рождественского,
Г.Я. Солганик, С.И. Тресковой, И.П. Лысаковой, Б.В. Кривенко, А.Н. Василье-
вой, Т.Г. Добросклонской.
Модальная стратегия медиадискурса представляет выражение авторской по-
зиции и может быть объективирована косвенно или прямо. Регулятивная стратегия
направлена на манипулирование сознанием адресата. Она чаще всего выражена
косвенно, так как получатель информации волей-неволей делает для себя опреде-
ленные выводы. Таким образом, медиадискурс направляет и формирует стратегию
деятельности и поведения реципиента [Фирстова 2008: 7]. Под тактикой вслед за
Л.А. Фирстовой понимаем способ реализации коммуникативного плана или стра-
тегии дискурса [Фирстова 2008: 7]. К основному блоку относятся тактики структу-
рирования, целеполагания и смыслообразования, которые определяются как так-
тики создания структурной, коммуникативной и смысловой целостности текста.
Тактики вспомогательного блока многочисленны и в отношении медийного дис-
541
курса включают информирование, комментирование, разъяснение, иллюстрирова-
ние, аргументирование, акцентирование внимания, саморепрезентация и другие.
Ведущей целью экологической коммуникации выступает формирование эко-
логического сознания реципиентов и закрепление норм взаимодействия человека
с окружающей средой [Зайцева 2014]. Аксиологемы ответственности – одни из
наиболее частотных для экологического дискурса публицистики, о чем говорится
в работе Н.В. Куриловой [Курилова 2013: 76]. З.В. Маньковская анализирует стра-
тегии воздействия в экологическом дискурсе [Маньковская 2008].
С целью определения направляющей стратегии современного англоязыч-
ного экологического медиадискурса проведем анализ семантики контекстов с
лексемой climate, которые широко представлены в современной медиакоммуни-
кации и репрезентируют одну из центральных тем экологического дискурса.
Анализ проводится на основе информационного бюллетеня Европейской комис-
сии, освещающего проблемы изменения климата [ER]. Выделим семантические
доминанты данных контекстов. Нами было отобрано 115 контекстов с разнооб-
разной сочетаемостью лексемы climate.
Семантически все полученные контексты с лексемой climate можно разде-
лить на две большие группы: 1) со значением ‘climate – nature’ (36); 2) ‘climate –
target of human activity’ (79).
В первой группе четко выделяются 4 подгруппы: 1) aspects of climate (18) с
доминантами air (например, effects of climate change on air pollution impacts), wa-
ter (например, climate change hydro-conflicts), forest (например, forest fires under
climate, social and economic changes in Europe); 2) locality (13) (например, North
Atlantic Climate); 3) events, transitions (7) (например, climate related natural hazards
and extreme events); 4) climate and time (3) (например, past and present extreme cli-
mate transitions); 4) climate as a system (5) (например, the Earth’s climate system).
Во второй группе можно выделить важные семантические доминанты: 1)
climate – human response (19); 2) climate – business, economy (9); 3) climate – sci-
ence + climate – knowledge, prediction (15); 4) climate – politics (7).
В подгруппе climate – human response прослеживается преобладание глаголь-
ной семантики с акцентом на глаголы, передающие мощное непреклонное воздей-
ствие (например, affecting, combating, engineering, changing) и отглагольные суще-
ствительные с аналогичной семантикой динамичного действия (например, action,
projects, responses, decisions). Делаем вывод, что климат становится сферой актив-
ного вмешательства человека. Человек стремится заменить природные закономер-
ности своими проектами, контролем, моделированием, инжиниринговой деятель-
ностью, при этом важными аспектами хозяйственной деятельности человека в
сфере климата становятся смягчение последствий изменения климата и адаптация
населения к новым климатическим условиям (например, terrestrial adaptation and
mitigation in Europe).
Климат становится сферой бизнеса и политики, где ведущими семантиче-
скими доминантами выступают такие сферы как услуги в сфере работы с климатом
(например, European climate services), подсчет расходов по работе с климатом
(например, assessment of climate change mitigation pathways and evaluation of the ro-
bustness of mitigation cost estimates), менеджмент (например, managing Caribbean
coral reefs in the face of climate change) и программирование (например, low climate
542
impact scenarios). Человек властно вытесняет и замещает природу с ее естествен-
ными процессами саморегуляции, заменяя их на активное вмешательство, домини-
рование, властное программирование климатических явлений. Климат становится
неотъемлемой частью политических программ, стратегий и целей, платформ
(например, climate policy climate targets, the EU climate-adapt platform).
В подгруппе climate – science выделяем такие семантические доминанты как
quantifying, research, assessment, science, observations, modelling, studies, scientists,
baseline climate data, climatology. Климат, а вместе с ним и природа, становятся
объектом точных измерений, моделей, наблюдений, подсчетов. Точное научное
знание становится платформой активного вмешательства человека, как бы
оправдывая и доказывая необходимость и безошибочность действий людей по
изменению климата.
Важным аспектом научного знания климата становится умение прогнозиро-
вать и предсказывать климатические изменения (например, better climate predic-
tion and projection) с целью подготовить население к необходимым мерам за-
щиты (например, European responses to climate change).
Из 115 контекстов, содержащих лексему climate, 46 представляют сочетание
climate change, что говорит о господствующем месте данного концепта в мента-
литете современного англоговорящего человека и определяет его центральное
положение в англоязычном экологическом медиадискурсе.
Проведя анализ семантики контекстов, содержащих лексему climate, с учетом
частеречной принадлежности приходим к следующим выводам. Прилагательные
в контекстах с лексемой climate акцентируют масштабность человеческого про-
никновения в климат Земли (global climate, pan-European gas-aerosol-climate inter-
action study), качество прогнозов для адаптации и контроля климата (better climate
prediction, accurate climate projections, climate change relevant policies), крайнюю
степень изменения климата (extreme climate transitions, abrupt climate change, rapid
climate events), темпоральный аспект состояния климата (post-2012 climate policy
implications, the past climate, further development of the European climate). Из 61 су-
ществительного, входящих в контексты с лексемой climate, 26 обозначают дея-
тельность человека в сфере климата (climate engineering, bridging the gap between
adaptation strategies of climate change impacts and European water policies, action on
climate change, impact of climate change on the transport, fate, and risk management
of viral pathogens in water). 13 существительных, контекстно сочетающихся с лек-
семой climate, представляют климат как науку (knowledge based climate mitigation
systems, an ecosystem approach, climate studies). 12 существительных описывают
непосредственно состояние климата (climate hazards, climate system, climate varia-
tions, climate change hydro-conflicts). 10 существительных указывают на климат,
как сферу предсказаний и прогнозов (climate impact scenarios, forecasting societies’
adaptive capacities, balance, predictability and climate).
Подытоживая проведенный анализ, скажем, что среди наиболее частотных
семантических доминант выступают доминаты знания и информации, прогности-
ческие и активного вмешательства (сфера бизнеса и политики). Диктатура чело-
века над природой, активное вмешательство, разрушение естественных экоси-
стем, жесткий контроль и учет становятся ведущими в отношениях человек – при-
рода. Парадоксально, что человек выступает в роли властелина вселенной, явля-
543
ясь лишь одним из ее звеньев. Четко прослеживается волевая составляющая (de-
cisions, responses, control, affect, water governance networks, climate change mitiga-
tion goals).
Анализ семантических доминант позволил выявить ведущую стратегию ме-
дийного экологического дискурса, которая заключается в утверждении опреде-
ляющей роли человека в формировании климата и реализуется через тактики
формирования прочного знания, четко спланированной экономической деятель-
ности, авторитетного покровительства политики.
Добросклонская Т.Г. Массмедийный дискурс как объект научного описания // Научные
ведомости. Серия: гуманитарные науки. 2014. Вып. 22. № 13 (184). С.182-187.
Зайцева А.В. Типология текстов экологического дискурса ФРГ: дис. … канд. филол. наук.
Смоленск, 2014.
Курилова Н.В. Аксиологемы современного экологического дискурса // Армия и обще-
ство. 2013. № 3 (35). С. 74-77.
Маньковская З. В. Стратегия речевого воздействия (на материале английских и амери-
канских публичных выступлений по проблемам защиты леса и охраны окружающей среды):
учеб. пособие. М.: Изд-во Московского гос. ун-та леса, 2008.
Фирстова Л.А. Дискурсивные стратегии и тактики в рамках телепублицистического дис-
курса (на материале русскоязычных и англоязычных информационных программ): автореф.
дис. … канд. филол. наук. Саратов, 2008.
ER – European research on climate change. Luxembourg: Publications Office of the EU, 2013.
Mariya A. Kurochkina (Chelyabinsk, Russia)

Svetlana L. Kushneruk (Chelyabinsk, Russia)
COGNITIVE AND SEMANTIC ANALYSIS OF THE CONTEXTS CONTAINING

THE LEXEME CLIMATE WITHIN ENVIRONMENTAL DISCOURSE
The authors of the article undertake a semantic analysis of contexts with the lexeme “climate” in the
English-language environmental discourse. Based on the allocation of semantic dominants, the con-
clusion is made about the leading strategy of asserting the dominant role of man in his relationship
with nature.
Keywords: environmental discourse, media discourse, semantic dominant, strategies and tactics
С.Л. Кушнерук (Челябинск, Россия)

svetlana_kush@mail.ru
МЕДИЙНАЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ СЛАВЯН НА ФОНЕ БРЕКСИТА

Изучены особенности медийной репрезентации восточных, западных и южных славян в бри-
танских медиа, освещающих вопросы выхода Великобритании из Евросоюза. Установлено,
544
что дискурсивный мир брексита является референциальным пространством, в котором фрей-
мируется информация и создаются негативные и нейтральные оценки славян. Выявлена огра-
ниченность и идеологизированность конструируемых образов.
Ключевые слова: медийная репрезентация, дискурсивный мир, медиадискурс, массовая ком-
муникация, британские СМИ, славяне, брексит
31 января 2020 г. Великобритания прекратила членство в Евросоюзе. Тема

выхода получила широкий резонанс в медиакоммуникации. Брексит всколыхнул
проблемы, выходящие далеко за пределы Европы. Освещение брексита обна-
жило идеологические импликации, свидетельствующие о предвзятом отноше-
нии к славянам. Изучение того, как на фоне сложного для Великобритании по-
литического процесса конструируются образы славян (в том числе младоевро-
пейцев и неевропейцев) определяет актуальность настоящей работы. Цель – вы-
делить и проанализировать фреймы, структурирующие медиаобразы славян в
британских СМИ. Материалом для исследования послужили 3090 текстов из га-
зет, опубликованных в период с 1.01.2019 г. по 31.01.2020 г.
Избранный в работе когнитивно-дискурсивный подход опирается на поло-
жения дискурсологии (Т.А. ван Дейк, Р. Водак, Н. Фэрклаф, Н. Тинчева), когни-
тивной лингвистики (Е.Г. Беляевская, Н.Н. Болдырев, В.З. Демьянков, Е.С. Куб-
рякова), фреймового анализа (Д. Тьюксбери, Д. Шефеле, Р. Энтман). Ключевые
для исследования теоретические установки: 1) язык актуализируется в коммуни-
кации, поэтому контекст имеет решающее значение для изучения медиадискурса
[van Dijk 2013]; 2) дискурсивные структуры должны рассматриваться в единстве
с когнитивными процессами и явлениями [Интерпретация… 2017]; 3) средства
массовой информации никогда не отражают социальные практики беспри-
страстно [Fairclough 1989]; 4) медиафреймы организуют социальную реальность
[Gamson & Modigliani 1987]; 5) медиадискурсы создают образы и распростра-
няют предрассудки [Kunczik 2016].
Развивая эти положения в теории когнитивно-дискурсивного миромодели-
рования (основные публикации автора представлены на сайте http://dis-
courseworld.ru/), мы обосновываем термин «дискурсивный мир брексита» для
обозначения репрезентационной структуры, объективируемой в медиадискурсе
совокупностью текстов, которые объединены тематикой выхода Британии из ЕС.
Славяне рассматриваются собирательно. Речь идет о восточных (русские, бело-
русы, украинцы), западных (поляки, чехи, словаки) и южных славянах (болгары,
сербы, хорваты, македонцы, словенцы). Дискурсивный мир Брексита выступает
референциальным пространством, в котором профилируются образы названных
групп славян.
Чаще других встречаются номинации восточных славян (54,8%). Реже об-
наруживаются упоминания о западнославянских (35,4%) и южнославянских
(9,8%) народах. Национальные образы структурируются медиафреймами – ин-
терпретационными схемами, используемыми для представления новостей. Ме-
диафрейм (далее выделены жирным курсивом) означает «центральную органи-
зующую идею или сюжетную линию, которая придает смысл череде описывае-
мых событий» (Gamson, Modigliani 1987: 143).
Восточные славяне. Этнонимы, номинирующие россиян (85%), количе-
545
ственно доминируют, заметно превосходя номинации украинцев (14%) и бело-
русов (1%). На фоне внутренних споров о выходе из ЕС фреймирование, форми-
рующее у читателей восприятие россиян, осуществляется в следующих измере-
ниях: Putin’s Russia; Russia as regime; Russia as superpower; Russia as threat;
Russia as adversary; Russia as enactor of warfare. Для описания действий России
и Президента используются лексико-семантические средства, актуализирующие
значения манипулирования (manipulate), антагонизма (antagonise), желчности
(acrimony), злонамеренности (malicious), пропаганды (propaganda), угрозы
(national security threat, existential threat to British democracy), срыва брексита
(disrupt Brexit), враждебности (adversary). Ср.:
Например, фрейм Russia as threat реализуется пропозициями, передающими
идею о вмешательстве России в брексит и попытками ослабить британскую по-
литику: «Russia used Twitter bots and trolls ‘to disrupt’ Brexit vote.» (The Times,
8.12.2019); «The UK now views Russia as a ‘tier one’ national security threat, just as
it viewed the Soviet Union during the Cold War». (The Scotsman, 16.03.2019).
Периферийные аспекты образа россиян представлены в связи с экономиче-
скими и социальными проблемами (фреймы Russia as raw materials’ source, Rus-
sia’s social problems). Подчеркивается рецессия и стагнация России по сравнению с
началом века (Russia's oil-fuelled economic growth rates of the early 2000s have been
replaced by recession and stagnation). Закрепляется представление о неблагоприят-
ной социальной обстановке, которая характеризуется высоким уровнем само-
убийств. Ср.: Russia’s suicide rate is one of the highest in the world, and in 2010 one in
ten villages in Russia had fewer than ten inhabitants. (The Spectator, 30.01.2019).
Образ украинцев представлен тремя фреймами: Ukraine as weak country,
Ukrainian president, Ukraine as victim of Russia. Последний из названных объек-
тивируется в статьях о войне против «сепаратистов». Конструируется образ бед-
ной страны, ставшей жертвой Советского Союза, которая добилась независимо-
сти, и сейчас ее возглавляет президент, безуспешно борющийся с коррупцией. Ср.:
Zelenskiy’s promise to fight corruption has resonated with Ukrainians who are fed up
with politics as usual in a country of 42 million people that remains one of Europe’s
poorest nearly three decades after winning independence from the Soviet Union.
(https://uk.news.yahoo.com/). В ряде контекстов британские журналисты подчерки-
вают, что действующий президент – комедийный актер, не имеющий достаточ-
ного политического опыта, чтобы справиться с бременем государства в ситуации
войны. Ср.: a comedian with no prior political experience into the presidency of a coun-
try at war and wanting transformational change. (Yahoo news, 21.04.2019).
Западные славяне. Наибольшее число составляют номинации поляков
(73%), реже встречаются этнонимы, обозначающие чехов (16%) и словаков
(11%). Все три страны являются членами Евросоюза. Они в первую очередь кон-
цептуализируются в отношении политики ЕС, экономики, занятости и социаль-
ной жизни. Ключевые фреймы: Poland as member of EU, Czechia as member of
EU, Slovakia as member of EU. Кластеры идей дискурсивно оформлены так,
чтобы помочь читателям понять политические устремления и интересы каждого
в ходе Брексита.
Образ поляков ограничивается этноспецифичными фреймами Migration,
Poland’s economy, Employment, Polish people. Первый активируется указанием
на статистику польских общин: «the estimated one million Poles living in the UK»,
546
«Great Britain has been home to thousands of Poles for generations». Аспектами фо-
кусировки фрейма Employment являются виды работ, которые поляки выпол-
няют для британских компаний. Это в основном черная работа в сельском хозяй-
стве, строительстве, гостиничном бизнесе, пищевой и рыбной промышленности,
на полях и фабриках: «Ninety-nine per cent of the people in the fields and the factories
were Polish» (The Independent, 2.02.2019).
Восприятие поляков (фрейм Polish people) проявляется в конкретных ком-
муникативных ситуациях через стереотипы: Ср.: Apparently it’s de rigueur for
Polish drinkers who allegedly don’t get hangovers and cautious Germans who believe
that a pickled herring or two will keep the aches and shakes away. (The Herald Scot-
land, 16.03.2019). В контексте объективируются два стереотипа: поляки пьют и у
них не бывает похмелья.
Образы чехов и словаков главным образом задаются через актуализацию
фрейма Czechoslovakia. В прагматическом плане он акцентирует внимание на
преимуществах членства Чехии и Словакии в ЕС, способствует пропаганде идеи
сохранения места Великобритании в Евросемье. Austria, Hungary, the Czech Re-
public and Slovakia are all members of the European Union, enjoying the benefits of
the single market and the free movement of people, money and goods and services
across national frontiers (The Independent, 26.06.2019).
Южные славяне. Наиболее частотными лексемами являются номинации
хорватов (34,3%), реже – болгаров (30%) и сербов (14,3%). Одинаковое число
номинаций у словенцев и македонцев (8,6%), меньше всего этнонимов, обозна-
чающих черногорцев (4,2%). Журналисты поднимают вопросы политической ак-
тивности государств-участниц ЕС (Хорватия, Болгария, Словения), обеспокоен-
ных выходом Великобритании. Фреймы Croatia as member of EU, Bulgaria as
member of EU, Slovenia as member of EU проецируют в медийное пространство
принципиальные позиции ключевых политиков.
Хотя Балканский полуостров отмечен этническим разнообразием, южные сла-
вяне представлены фреймом Balkan countries, который проецирует в дискурсив-
ный мир коллективный образ жертвы, вступлению которой в ЕС и НАТО препят-
ствует Россия. Ср.: Paul Stronski highlights in his paper ‘Russia’s game in the Balkans’
that the Kremlin’s influence in the Wester Balkans is geared towards undermining the
countries’ hopes of joining the European Union and NATO (The Express, 23.11.2019).
На фоне брексита евроцентрическая оценка славян носит отрицательный и
нейтральный характер. Идеологическая поляризация «своих» и «чужих» дости-
гает апогея в контекстах, представляющих россиян, что проявляется в экспли-
цитных формах осуждения и обусловливается возросшей ролью нашей страны в
мире. Образ Украины создается представлениями о слабом государстве, ставшем
жертвой агрессивного геополитического соседа. Среди западных славян наибо-
лее заметным является образ поляков. Он складывается в медиакартине освеще-
ния проблем миграции, экономики и занятости населения, не носит выраженной
негативной квалификации, но выявляет предубеждения. Образы чехов и слова-
ков конструируются в медиа, не поддерживающих идею выхода из ЕС, посред-
ством отсылок к историческим неудачам Чехословакии. Ключевыми для созда-
ния образов южных славян оказываются фреймы Балканские страны и Югосла-
вия. Их активация способствует визуализации развала Евросоюза в случае вы-
хода Великобритании.
547
Интерпретация мира в языке: коллективная монография. Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Держа-
вина, 2017. С. 19-81.
Fairclough N. Language and Power. London: Longman, 1989.
Gamson W.A., Modigliani A. The changing culture of affirmative action // Research in political
sociology. Vol. 3 / ed. by R.G. Braungart, M.M. Braungart. Greenwich: JAI Press, 1987. P. 137-177.
Kunczik M. Images of nations and international public relations. New Jersey, 2016.
Van Dijk T. Ideology and Discourse // The Oxford Handbook of Political Ideologies / ed. by
M. Freeden, L.Tower Sargent, M. Stears. Oxford: OUP, 2013. P. 175-196.
Svetlana L. Kushneruk (Chelyabinsk, Russia)

MEDIA REPRESENTATION OF SLAVS AGAINST THE BACKDROP OF BREXIT

In the paper, the author investigates media representations of Eastern, Western and Southern Slavs in
the British media in the context of Brexit coverage. It is argued that discourse-world of Brexit presents
a reference space, in which the images of the Slavs are silhouetted and organized by frames. It is
revealed that they are discursively constrained and biased.
Keywords: media representation, discourse-world, media discourse, mass communication, British
media, Slavs, Brexit
Л.В. Лаенко (Воронеж, Россия)

lvlaenko@mail.ru
А.М. Душкова (Воронеж, Россия)
dushkova.aleksandra@mail.ru
ПОЛИМОДАЛЬНАЯ МЕТАФОРА В ПРОСТРАНСТВЕ

ДЕСКРИПТИВНОГО ФРАГМЕНТА ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА
В статье обосновывается сущность полимодальной метафоры с позиций современной лингви-

стики. Анализируются концептуальная структура, особенности функционирования полимо-
дальных метафор в дескриптивных фрагментах англоязычного художественного текста. Пред-
ставлены наиболее регулярные типы таких метафор в анализируемом тексте сообразно автор-
скому видению интермодального взаимодействия.
Ключевые слова: полимодальность, полимодальная метафора, интермодальное взаимодей-
ствие, перцептивная интеграция, дескриптивный фрагмент, художественный текст
Полимодальная метафора (далее – ПМ) – одна из частных манифестаций яв-

ления синестезии, или интермодальной общности ощущений, трактуемой как ре-
зультат целостности чувственного отражения объективной действительности и
связанной с генетически ранними этапами эволюции сенсориума, которые харак-
теризовались недифференцированностью мозга и нерасчлененностью восприя-
тия [Величковский, Зинченко, Лурия 1973]. Смысл ПМ формируется в пределах
перцептуального пространства, или «сенсориума», в котором происходит пер-
цептивная интеграция разных модальностей. Одновременное апеллирование к
известным модусам перцепции способно актуализировать как контактные, так и
дистантные ощущения человека, что находит отражение в структуре ПМ.
548
Репрезентация в структуре ПМ контактных ощущений человека: 1) осяза-
ние + его субмодальности, актуализирующие периферийные пространственно-
объемные (The warm damp balminess of spring encompassed her sweetly with the moist
smells of new-plowed earth), гравитационные / экпериенциальные (In her face were
too sharply blended the delicate features of her mother … and the heavy ones of her
florid Irish father), тактильные (the soft muffled sound of his footsteps), температур-
ные (hot words bubbling to her lips), кинестетические ощущения (From within the
house floated the soft voice of Scarlett’s mother, her voice rising and falling, lulling and
soothing), пространственные размерные характеристики (the high tide of spring); 2)
вкус: the world smelled good enough to eat, savory odors of burning hickory logs).
Репрезентация в структуре ПМ дистантных ощущений человека: 1) зри-
тельные + соощущения цветовой и световой субмодальностей: the high silver
notes, the responses from black throats and white throats, the old and colorful phrases
of the litany; 2) слуховые: dark silent of fences gleamed faintly, She spoke in the soft
slurring voice of the coastal Georgian, liquid of vowels, kind to consonants; 3) обоня-
тельные: the rich heavy smells of roasting and redolent gravies.
Помимо этого, интермодальное взаимодействие органов чувств человека
определяет познавательные возможности человеческого интеллекта: органы
чувств не только воспринимают поступающую информацию, но и кодируют ее,
давая ей выход в сферу языка. Таким образом, познание осуществляется на ос-
нове взаимодействия чувственного и рационального начал в человеке [Залевская
2004]. В силу этого, сегодня понимание ПМ расширилось и определяется линг-
вистами как «глобальный механизм творческой концептуализации мира».
Когнитивный взгляд на полимодальную метафору привел к более широкому
пониманию данного явления как совмещения в одном образе разных коммуни-
кационных каналов или кодов. Представляется актуальным проанализировать
структуру, смысловую организацию и функциональную нагруженность ПМ в де-
скриптивных фрагментах (описание видимых субъектов / объектов и/или сцен)
отдельно взятого художественного текста – романа М. Митчелл «Gone with the
Wind», в котором, помимо отмеченной выше перцептуальной сущности ПМ,
наблюдается, например, регулярность визуализации смысла таких языковых
структур посредством вербализации не только их статического, но и динамиче-
ского аспекта с помощью, в частности, позиционирования ПМ как субъекта вы-
сказывания, способного «совершать действия» (the warmth of the April day was
ebbing into a faint but balmy chill (p.9)) и т.д., что и послужило для нас отправной
точкой для «нетрадиционного» взгляда на ПМ.
Специфика же ПМ, реализующихся в художественной речи, заключается в
их комплексном характере, что находит отражение как в плане выражения, так и
в плане содержания изучаемого явления: 1) они обладают интермодальными ха-
рактеристиками, присущими всем ощущениям – интенсивностью (силой / актив-
ностью: a faint wild fragrance of sweet shrub on the breeze) и оценкой (качеством
ощущений: velvety smells), которые выступают как интегральные амодальные ко-
ординаты полюсов семантического пространства, 2) репрезентируют эмоциональ-
ную оценку, возникающую в процессе восприятия объекта и участвующую в про-
цессе категоризации (a cold little chill set in at her heart), 3) будучи одним из типов
лексических изобразительных средств, ПМ обладают разнообразием структурно-
549
формальных и содержательных признаков, представляют собой языковое выраже-
ние различной протяженности (слово, словосочетание, включающее два и более
компонента, предложение, микроконтекст); в составе синтаксической цепочки пе-
реосмыслению подвергаются слова различных частей речи, прямые значения ко-
торых соотносятся с различными сферами сенсориума человека.
Как и всякая метафора, ПМ двучленна по своей концептуальной организа-
ции и состоит из «источника» и «адресата», принадлежащих к различным сферам
ощущений [Ullmann 1957]. То, что подвергается характеристике, является адре-
сатом. Элемент, который используется для характеристики адресата, есть источ-
ник. Выделение источника и адресата позволяет судить о том, в каком направле-
нии осуществляется синестетический перенос, сколько модальностей и субмо-
дальностей участвует в создании метафорического смысла, какие приращения
смысла актуализируются при этом в тексте. В результате в анализируемом ро-
мане, в пространстве его дескриптивных фрагментов весьма активны следующие
наиболее регулярные типы авторских ПМ сообразно направлениям интермо-
дальных переносов.
1. ОСЯЗАНИЕ – ЗВУК: From within the house floated the soft voice of Scar-
lett’s mother, Ellen O’Hara, as she called to the little black girl who carried her basket
of keys. Здесь налицо полимодальная связь между перцептивными концептами:
ощущения из разных сфер чувствительности (осязания soft и звука voice) воспри-
нимаются как нечто схожее. В данном примере ЛЕ soft в значении ‘smooth and
pleasant to touch’ в сочетании с существительным voice с семантикой слухового
восприятия приобретает значение ‘not loud, pleasant and gentle’. Так, автор при-
дает голосу Елен (матери Скарлет) осязательные характеристики для более вы-
разительного описания звучания ее голоса и тех эмоций, которое оно пробуж-
дает. Положительная коннотация, передающая что-то нежное и приятное на
слух, становится очевидна в контексте за счет использования глагола float, озна-
чающего ‘to move smoothly and attractively’.
2. ОСЯЗАНИЕ – ВКУС / ЗАПАХ – ЗВУК: Her voice was warm, rich, darkly
spiced and too huge to be coming from such a small person. В данном фрагменте
задействованы осязательные и вкусовые / обонятельные перцепции (в силу того,
что английская ЛЕ spiced амбивалентна по семантическому содержанию, ср.: 1)
flavoured, 2) savoured, 3) scented). В результате голос Скарлет позиционируется
как материальный движущийся объект (to be coming from), его можно и потро-
гать, и попробовать, и увидеть: warm and spiced voice – теплый и пряный голос.
Явление полимодальности способствует иконизации особой красоты голоса де-
вушки, передает его бархатистость, глубину и великолепие.
3. Ярким примером полимодальности является фрагмент текста, в котором
совмещены перцепции ОСЯЗАНИЕ – ТЕМПЕРАТУРА – ЗРЕНИЕ в смысло-
вой организации метафоры soft warm smile: As she looked, Melanie’s eyes opened
and a soft warm smile lit her face. В данном примере автор использует ПМ warm
smile при описании характера и внешности девушки. ЛЕ warm в значении ‘at a
fairly high temperature in a way that is pleasant, rather than being hot or cold’ в соче-
тании с существительным smile с семантикой зрительного восприятия приобре-
тает значение ‘showing affection, cordiality or sympathy’. В контексте положитель-
ная коннотация метафоры становится очевидной благодаря лексеме soft, которая
акцентирует внимание на дружелюбном отношении Мелани к главной героине
550
романа – Скарлет.
4. ЗРЕНИЕ – РЕЦЕПЦИЯ: There were pain and bewilderment in her face…
Под рецепцией понимается (от лат. receptio —прием, принятие) преобразование
энергии раздражения рецепторов в нервные импульсы, несущие информацию о
воздействии на организм раздражителя определенной модальности. ПМ репре-
зентирована совмещением визуальной перцепции и определенного типа рецеп-
ции (чувствительности). Метафора используется как способ отражения душев-
ного состояния Скарлет. Подавление душевной боли негативно отразилось и
на физическом состоянии (pain in her face) Скарлет в описываемой ситуации.
5. ЗВУК + ЗРЕНИЕ: She cupped it in her hands to keep the raindrops out, and
listened to her eyes (букв. «слушала свои глаза»). Автор использует аудиальную
(listened to ‘слушать’) и визуальную перцепции (eyes ‘глаза’). Благодаря данному
сочетанию передается высокая степень эмоциональности и напряженности опи-
сываемых событий, демонстрируется серьезность и максимальная сосредоточен-
ность героини на процессе восприятия.
В результате отметим, что ПМ в художественном тексте выполняет следую-
щие функции: она служит средством создания сложных совмещенных образов;
связана с предметным миром произведения, его сюжетом и изображаемыми реа-
лиями; является средством создания экспрессивных и оценочных эффектов в тек-
сте, будучи используема для выражения субъективной модальности; служит ис-
точником изобразительной семантики и выступает как один из способов передачи
абстрактного через конкретное и конкретного через абстрактное, участвует в фор-
мировании индивидуального стиля автора, его художественной картины мира.
Ананьев Б.Г. Теория ощущений. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1961.
Величковский В.М., Зинченко В.П., Лурия A.B. Психология восприятия. М.: Просвещение,
1973.
Залевская А.А. Телесность / корпореальность и значение слова // Языковое бытие чело-
века и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты: сб. статей. Вып. 8. М.; Барнаул:
Алтай. гос. ун-т, 2004. С. 93-101.
Ullmann S. The Principles of Semantics. Glasgow, 1957.
Mitchell M. Gone with the wind. Pan Books, 1939. URL: https://e-libra.ru/read/571497-gone-
with-the-wind.html.
Lyudmila V. Layenko (Voronezh, Russia)

Aleksandra M. Dushkova (Voronezh, Russia)
MULTIMODAL METAPHOR IN THE SPACE

OF DESCRIPTIVE FRAGMENT IN FICTION
The article justifies the essence of polymodal metaphor from the point of view of modern linguistics.
Conceptual structure, peculiarities of polymodal metaphors functioning in descriptive fragments of
English fiction are analyzed. The most frequent types of these metaphors are presented in the analyzed
text in accordance with the author's vision of intermodal interaction.
Keywords: polymodality, polymodal metaphor, intermodal interaction, perceptual integration, de-
scriptive fragment, fiction
551
А.О. Левина (Санкт-Петербург, Россия)
levinanna1992@mail.ru
ЯЗЫКОВЫЕ СРЕДСТВА РЕПРЕЗЕНТАЦИИ

КАТЕГОРИИ ПРОСТРАНСТВА В РАССКАЗАХ Э. МАНРО
В статье исследуются языковые средства репрезентации категории пространства, которое

представляет собой один из основных объектов художественного изображения в произведе-
нии. Особое внимание уделяется репрезентации пространства в рассказах Нобелевского лау-
реата Элис Манро, моделируемого автором как сложное целое, включающее культурологиче-
скую, региональную, образную, характерологическую и интертекстуальную составляющие.
Ключевые слова: категория пространства, хронотоп, топос, дом, культурологическое, локаль-
ное, индивидуальное пространство
Категория пространства принадлежит к одним из основополагающих объ-

ектов художественного изображения в произведении. Без данной категории ста-
новится невозможным существование моделирующей структуры текста, вы-
мышленного мира и фигур в нем. Пространство представляет собой сферу пред-
метности и материи. Оно статично, трехмерно и доступно чувственному воспри-
ятию. Пространство, по мнению С.М. Толстой, «локус, в котором разворачива-
ется жизнь природы и человека» [Толстая 2007: 110-119].
Сегодня в отечественной и зарубежной когнитивной лингвистике достиг-
нуты большие успехи в изучении вопросов представления языковой картины
мира. Н.Д. Арутюнова, Е.В. Рахилина, Е.С. Кубрякова определяли наиболее важ-
ные направления исследования пространства. Несмотря на то, что термин «про-
странство» является универсальным, ученые утверждают, что есть различия в
способе его восприятия представителями разных народов.
Категория пространства обладает жанровой спецификой. По мнению М.М.
Бахтина, пространственная ориентация произведения показывает главную осо-
бенность жанра [Бахтин 1976: 225]. Категория пространства носит топологиче-
ский характер, поскольку она отражает стремление автора к объективности и до-
стоверности. Ученый также работал над популяризацией понятия хронотоп, ис-
пользуя его при анализе художественных текстов. По его мнению, хронотоп –
это взаимосвязь временны́х и пространственных отношений, которые были осво-
ены в литературе [Бахтин 1975: 234].
Учеными также отмечается антропоцентризм категории пространства, отра-
жающийся в языке и культуре. По мнению В.Н. Топорова, пространство человек
может измерить телом иди действиями. «Особенности отношения к простран-
ству ярко выступают в результатах практической деятельности человека, при ко-
торой главная цель обычно состоит в том, чтобы от природы и пространства как
одного из ее аспектов «брать» нужное, а не “вслушиваться” в них, не усваивать
их язык в надежде на самораскрытие пространства как такового, на сотрудниче-
ство с ним, складывающегося в процессе обживания, оживотворения, одухотво-
рения пространства» [Топоров 1983: 230]
М.В. Никитин, изучая когнитивные основы пространства и времени, при-
шел к выводу о приоритетной роли именно категории пространства. Он предло-
552
жил новый термин – топохронос. По его словам, топохронос соотносится с хро-
нотопом как содержание (смысл) и форма сообщения. Данный термин направлен
на то, чтобы показать первичность пространства в изображении картины мира.
Характер пространственно-временны́х отношений зависит от образного пере-
осмысления его автором и читателем [Никитин 2007: 653].
А.Я. Гуревич полагает, что категория пространства «предшествует идеям и
мировоззрению, формирующимся у членов общества». Универсальность данной
категории состоит, по его мнению, в том, что она присутствует на каждом этапе
становления человечества, потому что без нее невозможны идеи, философии,
теории [Гуревич 1984: 29].
О.Ю. Шишигина отмечает, что «если предмет можно определить, как об-
ласть пространства, являющую собой обобщенный зрительный образ некоторой
бытийной сущности, то место представляет собой область пространства, являю-
щуюся формой проявления бытийных сущностей через их физическую данность.
Следовательно, предметы и места даны человеку в ощущениях и на их восприя-
тии строится индивидуальная картина мира» [Шишигина 1998: 68-69].
В любом произведении образ человека является хронотопическим, так как
не может описываться вне художественного времени или без привязки к опреде-
ленному пространству.
Л.В. Неудачина выделяет 3 вида пространства, в рамках которых происхо-
дит коммуникативная ситуация: 1) культурологическое пространство; 2) локаль-
ное пространство; 3) индивидуальное пространство [Неудачина 2018: 14-15].
Элис Манро – канадская писательница, лауреат Нобелевской премии, ма-
стер короткого рассказа, автор 17 книг, в которых центральным топосом является
дом, моделируемый практически в каждом рассказе и представляющий собой
место, которое наполнено тайнами.
Пространственные маркеры, такие как дом, мост, выступают в качестве
символов в рассказах Элис Манро. Так, Роза, героиня произведения «Кто ты соб-
ственно такая», всегда остается на пороге новой жизни, куда бы она не переехала
из своего дома.
These (houses) were gray…falling into landscape of scurb hollows, frog ponds,
cattails and nettles. В данном примере онтологическая метафора, которая способ-
ствует моделированию в рассказе пространства культурологического, локаль-
ного и индивидуального, выполняет композиционную функцию в повествовании
(по И.В. Арнольд), представляя образ героини как собирательный женский образ
многих рассказов Манро, чьи произведения часто являются автобиографичными.
Описание ландшафта характерно практически для всех рассказов Элис
Манро. Роза, родилась в провинциальном городе. Элис Манро описывает его как
«замкнутый круг», в котором люди живут очень близко друг к другу. Вымышлен-
ный город Ханратти разделен рекой на западную и восточную части не только в
географическом плане, но и социальном, репрезентируя культурологический вид
пространства. «In Hanratty the social structure ran from doctors and dentists and law-
yers down to foundry workers and factory workers and draymen: in West Hanratty it ran
from factory workers and foundry workers down to large improvement families of casual
bootleggers and prostitutes and unsuccessful thieves” [Munro 1991: 13].
Сама же главная героиня считает, что ее дом не принадлежит ни одной из
553
этих частей, и находится в пограничной зоне. Ю.М. Лотман отмечает двусмыс-
ленность понятия «границы». Для него они могут представлять собой «внешние»
границы семиосферы и внутрисемиотические границы [Лотман 2010: 174]. Эта
зона между бедностью и достатком, заботой и одиночеством. Этот собиратель-
ный персонаж не может полностью представить себя как деревенская житель-
ница, но в то же время она не видит себя и среди богатых людей города.
Элис Манро описывает пространство вымышленного городка, прибегая к ти-
пичным для нее приемам перечисления, полисиндетона, используя различные
эмоционально окрашенные эпитеты: «there were dirt roads and boggy places…
houses were to ruin…these were grey and rotted and leaning over…» [Munro 1991: 25].
Описание Британской Колумбии представляет собой антитезу к описанию
провинциального города, в котором родилась Роза, с выдвижением на первый план
значимости границы как внутрисемиотического моделирующего механизма.
«About half an acre of clipped green lawn – green in the middle of winter to Rose
– sloped down to a stone wall and a narrow pebbly beach and salt water. The house
was half stone, half stucco-and-timber. It was built in the Tudor style and others. The
windows of the living room, the dining room, the den, all faced the sea… Size was
noticeable everywhere… thickness of towels and rugs and handles of knives and forks
and silence…» [Munro 1991: 34].
Топос рассказа характеризуется стабильностью и замкнутостью. Это своего
рода доминанта, характеризующая главную героиню как персонажа, чьи мечты и
устремления вступают в конфликт с реальностью, причем моделируемое в повест-
вовании интертекстуальное пространство участвует в выражении авторской мо-
дальности, передавая достаточно мрачный взгляд Э. Манро на создаваемый ею
образ вымышленного города Хенретти и образ Британской Колумбии в целом.
Таким образом, моделируя культурологическое, локальное и индивидуаль-
ное измерения пространства, Элис Манро обобщает сложные психологические
процессы внутреннего мира персонажей, передает свое отношение к изображае-
мой действительности, выдвигая на передний план топос «дом» как доминанты
индивидуально-авторской картины мира.
Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит., 1975. С. 234-241.
Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике //
Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1976.
Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984.
Никитин М.В. Курс лингвистической семантики. СПб.: РГПУ им А.И. Герцена, 2007.
Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст. Семантика и культура / отв. ред Т.В. Цивьян.
М., 1983. С. 227-285.
Шишигина О.Ю. Этногерменевтические особенности языкового «видения» простран-
ства // Этногерменевтика. Грамматические и семантические проблемы. 1998. Вып. 1. С. 68-69.
Munro A. The beggar maid. 1991.
554
Anna O. Levina (St. Petersburg, Russia)
THE LANGUAGE MEANS OF REPRESENTATION

OF THE CATEGORY OF SPACE IN THE STORIES BY A. MUNRO
The article examines the linguistic means of representing the category of space, which is one of the
main objects of artistic depiction in a work. Particular attention is paid to the representation of space
in the stories of Nobel laureate Alice Munro, modeled by the author as a complex whole, including
cultural, regional, figurative, characterological and intertextual components
Keywords: category of space, chronotope, topos, house, cultural, local, individual space
А.В. Леонтьева (Москва, Россия)

lealesya1979@yandex.ru
СПЕЦИФИКА ВЕРБАЛИЗАЦИИ АРОМАТА В РАМКАХ СОЗДАНИЯ

И ВОСПРИЯТИЯ ПАРФЮМЕРНОГО ПРОДУКТА
В статье затрагиваются вопросы, связанные с особенностями вербализации аромата в рамках

создания и восприятия парфюмерного продукта. Кратко описываются некоторые особенности
вербальных средств репрезентации ольфакторной культуры и опыта. Номинация и цветообо-
значение аромата предстает как средство ликвидации сенсорной какофонии и упорядочивания
ольфакторного опыта.
Ключевые слова: ольфакторный, парфюмерный, дискурс, одорический опыт, номинация, вер-
бализация
Профессор парфюмерии Роже Дав, создатель марок Roja Parfums и Haute Par-
fumerie, в одном из интервью рассказывает о том, что его процесс создания духов
начинается с поиска имени аромата [Романова 2013: 52]. Перебрав не один десяток
возможных названий и, наконец, обнаружив имя, парфюмер решает, какой группе
может соответствовать новый аромат. Только после того, как найдено имя, начина-
ется подбор ингредиентов. Несмотря на то, что единой классификации ароматов не
существует, могут быть выделены основные группы, признанные большинством
экспертов. В женской парфюмерии часто выделяют: цветочные, фруктовые, цве-
точно-восточные, зеленые, также ранжируются женские и мужские ароматы: ши-
провые, цитрусовые, восточные (ориентальные), фужерные или папортниковые,
морские (океанические, озоновые), пряные, амбровые, мускусные, альдегидные,
древесные, а также кожаные, которые чаще относят к мужским. Таким образом,
процесс наименования предваряет сложный процесс создания парфюма в данном
случае, но, вероятно, не вполне правильно было бы полностью разграничить вер-
бальное и одорическое воплощение парфюмерного продукта. Эти два аспекта яв-
ляются неотъемлемой частью рождения нового аромата, одинаково значимой стра-
тегией мастера. В ракурсе рассмотрения особенностей вербализации запаха инте-
ресными становятся подходы выше названного парфюмера к аромату и его созда-
нию. Так, мастер, называя свою манеру ретроградной (несовременной), в интервью
уверенно говорит: «В моем мире царит только аромат, и он сам говорит за себя»
[Романова 2013: 53]. При этом речь идет не только о названии продукта, но и о важ-
ности индивидуализации аромата. По этой причине Роже Дав отказывается от ви-
555
зуализации аромата в рекламе. Как известно, в случае рекламирования парфюмер-
ного продукта активно используют зрительные образы, визуальное представление
сюжета, связанного с искомым ароматом. Как правило, в рекламном ролике актуа-
лизируется желаемая или востребованная ролевая маска, часто передаваемая через
образ конкретной знаменитости, как мужского, так и женского пола, с присущим
ей набором физических, психоэмоциональных свойств.
Однако мастер считает неверной тактикой ассоциировать духи с образом
знаменитости или коллекцией одежды, выступая истинным ценителем природы
аромата, не требующей посредников для того, чтобы передать сообщение от ав-
тора. Тем не менее, искусство создания аромата не может полностью обойтись
без ассоциаций. Изучение ольфакторной культуры взывает к поиску традиций и
новых интерпретаций ароматов. Представляется релевантным отметить, что в
сфере парфюмерии ассоциации и традиции могут быть глубинными, апеллиру-
ющими к природе ощущений, генетической эмоциональной памяти, а также вто-
ричными, создаваемыми в рамках реализации маркетингового хода, но так или
иначе опирающимися на некий генетический и/или социально маркированный
опыт. Если первые заложены в природе человека, в его генетическом коде, то
воссоздаваемые искусственно (вторично) наблюдаются, например, в рамках пе-
резапуска линии парфюма. Не все парфюмеры относятся к такой технологии по-
ложительно; в частности, Роже Дав считает это опрометчивым. Очевидно, что в
таких условиях и изменение наименования не требует творческого подхода, по-
скольку за основу берется прежнее имя продукта с уже приобретенным статусом
и отчасти своей аудиторией. В ряде случаев к имени аромата, завоевавшего до-
верие большой аудитории, в этом случае добавляется дополнительная вербали-
зованная характеристика или начинает фигурировать несколько измененное
название. Например, в результате перезапуска аромата 1990-х гг. «Obsession» от
Calvin Klein появились духи «Obsessed». Многочисленным трансформациям с
точки зрения формулы и номинации был подвержен аромат «Miss Dior» (1947),
переименованный в «Miss Dior Original(e)», хронологическую цепочку которого
составили следующие названия: «Miss Dior Cherie» (2005), «Miss Dior Cherie Eau
de Printemps» (весенняя версия), «Miss Dior Cherie Blooming Bouquet» (летняя
версия). В рамках подобной трансформации были периоды, когда данный аромат
сохранял название «Miss Dior Cherie» c разницей в указании степени концентри-
рованности: «Miss Dior Cherie Extrait de Parfum» как более насыщенная версия
парфюма, «Miss Dior Cherie EDT» (туалетная вода), «Miss Dior Cherie EDP» (пар-
фюмированная вода). Допустимо предположить, что подобная игра с формулой
аромата и вариантами его вербализации способна вызвать новый всплеск инте-
реса к известному парфюмерному продукту и направлена на определенную це-
левую аудиторию.
Следует отметить, что при создании аромата, а значит, и в рамках его вер-
бализации, актуальным становится не только поиск готовых ассоциаций и тра-
диций, но и переосмысление уже полученного, в том числе генетического оль-
факторного опыта. Традиционно аромат соотносят не только с одной из выше
перечисленных групп, но и с цветом. Создатель парфюма обладает способно-
стью профессионально ассоциировать аромат с определенным цветом или оттен-
ком ввиду осведомленности относительно формулы духов, доминирующих ин-
гредиентов и благодаря полученному одорическому впечатлению. Впоследствии
556
цвет используется маркетологами при создании рекламы, упаковки духов. Из-
вестно, что кодирование информации, заложенной в цвете, соотносят с бессозна-
тельным и связывают с архетипами, выделяемыми К.Г. Юнгом. Ассоциативный
потенциал отдельно взятого цвета обусловлен генетическим фоном, культурной,
исторической, национальной идентичностью, а также способен основываться и
на индивидуальном опыте. Историосемантика цвета обширна и неоднородна.
Проведенные ассоциативные эксперименты с 65 респондентами позволили кон-
статировать, что даже при отсутствии непосредственного одорического воспри-
ятия при знакомстве с текстом-описанием парфюмерного продукта реципиент
способен «увидеть» цвет и вербально актуализировать даже его оттенки. Первый
эксперимент проводился среди студентов факультета иностранных языков с ис-
пользованием текста-описания парфюмерного продукта на иностранном языке
[Леонтьева 2016], второй эксперимент проводился с подключением текста-опи-
сания на русском языке. Интересно, что подобные результаты наблюдались не
только при указании отдельных ингредиентов в тексте-описании, но и в рамках
интерпретации описания с достаточно размытым семантическим контуром, при
подаче фантазийной ситуации, демонстрации яркого образа героини определен-
ного плана в женской парфюмерии.
Восприятие аромата может быть обусловлено разными факторами: возрас-
том, полом, социальным статусом, целевой установкой, ролевой маской. Так, при
описании своих детских воспоминаний Роже Дав дает прямые ассоциации с за-
пахом кожи. Так пахли его ходунки в двухлетнем возрасте, запах смешивался с
ароматами окружающей природы, рождая ощущения спокойствия и радости. В
более зрелом возрасте родилась другая коннотация запаха кожи – атмосфера пу-
тешествий, роскоши. Можно заметить в данном случае комбинированное прояв-
ление фактора личного опыта и в какой-то степени профессионального критерия
детализированной интерпретации запаха. Как правило, физиологически острота
обоняния начинает снижаться после 45. В большинстве случаев возрастная ги-
посмия становится более заметной после 60 лет. Но так как восприятие запаха
обусловлено не только физиологической составляющей, а тесно связано с эмо-
циональной природой человека, с возрастом эмоциональное влияние запаха не
становится менее значимым. Кроме того, профессиональный опыт парфюмера
может нивелировать влияние возрастного фактора, диктуя свои особенности ин-
терпретации запаха. Вербализация запаха позволяет структурировать присущую
человеку многокомпонентную интерпретацию запаха. Согласно мнению Т.В.
Черниговской, именно язык позволяет избегать сенсорного хаоса, «который ата-
кует нас каждую миллисекунду» [Черниговская 2012: 172]. Номинация аромата
не только автоматически ликвидирует сенсорную какофонию, упорядочивает
наш опыт восприятия запаха, но и, как следует из изложенного выше, способна
запустить профессиональный процесс создания парфюма. Проведенный анализ
текстов-описаний парфюмерных продуктов, их названий и ассоциативный экс-
перимент на базе данных текстов также демонстрируют многофакторное воздей-
ствие на реципиента с возможностью вычленить не только полученное представ-
ление об аромате без опоры на непосредственные обонятельные рецепторы, но и
цвет парфюма и его оттенки, а также актуализацию определенной ролевой маски.
557
Леонтьева А.В. Ассоциативный потенциал текстов-описаний парфюмерных продуктов
на иностранном языке // Иностранный язык в образовательном пространстве России и мира:
традиции и инновации: материалы II Всероссийской научно-практической конференции (с
международным участием). 2016. С. 74-80.
Леонтьева А.В. Активация семантической емкости и ассоциативной базы слова // Новое
в переводоведении и лингвистике: материалы международной научно-практической конфе-
ренции. 2012. С. 131-135.
Романова Е. 10 вопросов Роже Даву, профессору парфюмерии, создателю марок Roja
Parfums и Haute Parfumerie // Красота и Здоровье. 2013. № 1 (154). С. 52-53.
Черниговская Т.В. Семиотика запахов: вербализация, синестезия, память // Научные чте-
ния-2003. Приложение к журналу «Язык и речевая деятельность» T. 5. СПб: Филологический
факультет СПбГУ, 2004. С. 171-176.
Alesya V. Leontyeva (Moscow, Russia)

FRAGRANCE VERBALISATION AS A PART

OF PERFUMERY PRODUCT CREATION AND INTERPRETATION
The article covers the issues, connected with the peculiarities of fragrance verbalisation as an integral
part of perfumery product creation and its interpretation. Some verbal means representing olfactory
codes are pointed out. Perfume naming and colour codes within the perfumery sphere turn out to be
a tool to avoid sensory cacophony and embody olfaction.
Keywords: olfactory, fragrance, perfumery, discourse, olfaction, naming, verbalisation
Т.Е. Литвиненко (Иркутск, Россия)

Иркутский государственный университет
littatiana0424@gmail.com
КАТЕГОРИЗАЦИЯ СЛУЧАЙНОГО КАК СПОСОБ

ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ЗНАНИЙ В ИНТЕРТЕКСТЕ
В статье поднимается вопрос о способах и пределах моделирования понятийных категорий в

художественном повествовании, рассматриваются результаты и причины влияния художе-
ственного осмысления мира на лингвофилософский и лингвокогнитивный дискурсы, раскры-
вается роль случайного в процессе формирования культурных таксономий.
Ключевые слова: категоризация, модель мира, случайный признак, выводное знание, интер-
текст
Понимание лингвосемиотического универсума как интертекста, порожден-

ного всем многообразием дискурсивных практик и текстов [Литвиненко 2008], поз-
воляет представить отраженный в нем фрагмент опыта и знания как цитату, вос-
производящую механизмы концептуализации и категоризации действительности.
Воплотившись в знаках и мирах различных текстов, каждая такая цитата
неизменно интегрирует то общее, что кодифицируют язык и традиция, с тем осо-
бенным, что определяется данной дискурсивной парадигмой, и передает то еди-
ничное / уникальное, что присуще когнитивному стилю отдельного автора.
Между тем при смене парадигм, совмещение общего и особенного, своего и чу-
жого в интертексте может порождать смысловые разрывы и парадоксы, в том
числе на уровне построения классов и категорий.
558
Примером такого разрыва может служить широко известный отрывок из
придуманной Х.-Л. Борхесом китайской энциклопедии [Borges 1992: 183-186],
включенный в важнейшие лингвофилософские и лингвокогнитивные труды его
современников – М. Фуко, Дж. Лакоффа, Э. Рош, У. Эко и др.
Очевидно, что столь высокую частотность упоминаний и научных оценок
«энциклопедии небесной империи» невозможно объяснить лишь ее странной
алогичностью и способностью вызвать смех у ее читателей. Напротив, интерес к
ней как к тексту другого связан, на наш взгляд, с тем, что приведенная в ней «ки-
тайская» категория «животные» обращена к ключевым вопросам онтологии слов
и вещей и пределов систематизации образа мира как продукта (со)знания.
О последнем свидетельствует, в частности, тот факт, что и сама «энцикло-
педия» Борхеса является интертекстом, отсылающим к трактату Дж. Уилкинса о
философском языке как об идеальном средстве коммуникации, чьи единицы, не
будучи произвольными и случайными знаками, точно соответствуют элементам
обозначаемых категорий. Предлагая свою версию совершенного языка, формы
слов и морфем которого строго мотивированы принадлежностью объекта к од-
ному из сорока классов сущностей, к четко определенным признакам из под-
класса акциденций, к ряду отличительных свойств из заранее упорядоченного
списка «различий» и т.д., Дж. Уилкинс попытался создать полный аналог или
точную вербальную копию мира. Однако этот грандиозный замысел потерпел
поражение, поскольку задача «правильного» обозначения действительности раз-
билась о саму эту действительность, вернее, об ограниченный историческими,
культурными и даже языковыми рамками образ мира автора. Стремление преоб-
разовать гештальт бытия в совокупность конечных и неизменных категорий
наткнулось на недостаток необходимых знаний о мире или, иными словами, на
сложность процесса когниции и его представления в языке.
Фатальная тщетность подобных экспериментов, подробно описанная У. Эко,
свидетельствует о том, что борхесовский апокриф лишь подтверждает положение
о произвольности и спорности любой априорной классификации мира [Eco 1994].
При этом, однако, оба исследователя не отрицают теоретическую значимость похо-
жих таксономий, считая такие модели важным источником научного знания.
Их продуктивность как источников новейшего лингвофилософского дискурса
признает и М. Фуко, рассматривающий текст Борхеса в качестве необычного об-
разца «иного способа мыслить» [Foucault 1982: 1], способа, искажающего привыч-
ный нам процесс категоризации и устраняющий саму возможность порядка.
Фиктивная системность анализируемой «категории» – a), b), c), etc. – при
очевидном отсутствии тождества и подобия у единиц класса, случайный харак-
тер несовместимых «подкатегорий» лишает ее, по мнению французского уче-
ного, главного: ее места в пространстве вещей, заменяя его местом в простран-
стве слов и текста. В свою очередь, исключительная локализация «категории» в
мире текста не допускает наличия у нее ряда базовых функций: она не может
стать средством получения, хранения и передачи знаний.
В отношении локализации следует, однако, добавить, что, подхватывая игру
в слова аргентинского претекста, Фуко обосновывает «китайскую» атрибуцию
описываемой «категории» исходя из ее явной инаковости в западном культурном
пространстве, обусловленной специфической «экзотичностью» китайского
языка. Между тем в современной лингвистике считается установленным, что
559
даже максимальная удаленность языков друг от друга не допускает образования
в них случайных категорий. Как показывает анализ, категории нуждаются хотя
бы в одном системном признаке, превращающем произвольную группу единиц
в организованный класс. При этом сам такой признак может обладать формали-
зованным лексико-грамматическим статусом, как например, именной класс в ав-
стралийском языке дьирбал, типологически отождествляемый с родом имен су-
ществительных.
По данным монографии Gender [Corbett 1991: 15-18] именно принадлежно-
стью к различным грамматическим родам объясняется семантическая гетероген-
ность классов bayi, balan, balam и bala, анализируемых Дж. Лакоффом [Lakoff
1986] вслед за подробным описанием «китайской энциклопедии» Х.-Л. Борхеса.
И именно род позволяет объединить в первый класс мужчину, кенгуру, бумеранг
и луну, во второй – женщину, огонь и опасные вещи, в третий – съедобные рас-
тения, мед, сигареты, а в четвертый – камни, язык, шум и траву.
Очевидно, что с собственно лингвистических позиций современный дьир-
бал обнаруживает много общего с другими, в частности, с индоевропейскими
языками, в которых грамматический род рассматривается как десемантизирован-
ная категория; подробнее об этом см. в [Eco 1997: 231-233]. В свете сказанного,
однако, становится понятно, что речь здесь идет о классификации слов, а не ве-
щей, причем классификации, в основе которой лежат четко осознаваемые языко-
вые закономерности. Это отделяет четыре перечисленных именных класса от по-
нятийной категории, созданной Борхесом, – категории, степень произвольности
которой значительно превосходит типологически нейтральные ряды австралий-
ских существительных.
Что же касается включения цитаты из Борхеса в работу Э. Рош [Rosch 1978],
то ее обращение к «китайской энциклопедии», согласно которой животные де-
лятся на:
а) pertenecientes al Emperador – принадлежащих Императору;
b) embalsamados – забальзамированных;
c) amaestrados – дрессированных;
d) lechones – молочных поросят;
e) sirenas – сирен;
f) fabulosos – сказочных:
g) perros sueltos – собак без поводка;
h) incluidos en esta clasificación – включенных в эту классификацию;
i) que se agitan como locos – трясущихся, как сумасшедшие;
j) innumerables – бесчисленных;
k) dibujados con un pincel finísimo de pelo de camello – нарисованных тончайшей
кистью из верблюжьей шерсти;
l) etcétera – прочих;
m) que acaban de romper el jarrón – только что разбивших кувшин;
n) que de lejos parecen moscas – издали похожих на мух [Ibid.: 185],
позволяет увидеть отличия данной категории от прототипической.
Отметим, что поставить вопрос об их сравнении нам позволяет не только
факт воспроизведения этого текста в статье Э. Рош, отстаивавшей принципы
прототипической категоризации, но и определение одной из единиц класса – h)
incluidos en esta clasificación – в качестве центральной Мишелем Фуко. Правда,
560
таковой она скорее является по своему месту в общем списке, поскольку, указы-
вая на тождество категории самой себе, функционирует как ее метаатрибут (ме-
тапризнак).
Кроме нее к метаединицам можно отнести подкатегории j) и l), свидетель-
ствующие о размытости границ этой категории, принимающей вид нечеткого мно-
жества. Однако при всей «энциклопедичности» подобных сведений очевидно, что
знания об устройстве класса ничего не сообщают нам о животных, оставляя поня-
тие неопределенным.
Очевидно, что и в целом весь этот перечень не способен образовать сигни-
фикат понятия, включая набор несущественных, случайных или, в иных терми-
нах, периферийных признаков. Благодаря им мы узнаем об устройстве общества,
в котором есть животные (а), о наличии ритуалов и техник захоронения (b), об
умении обучать животных различным навыкам (c), о формах фольклора с живот-
ными-героями (f), о физических и психических состояниях животных (i), об ани-
малистической живописи и ее инструментарии (k), о возможном уроне, наноси-
мом животными (m) и о зависимости их восприятия на расстоянии (n), но не
узнаем ничего, что позволило бы их идентифицировать.
Не решает проблемы и попытка найти самый лучший / стереотипный элемент
класса. Прежде всего потому что соответствовать базовому уровню категоризации
формально здесь будет только подкатегория sirenas, репрезентативность которой
может вызвать сомнения по другим основаниям. Что же касается молочных поро-
сят и собак, спущенных с поводка, то в концепции Э. Рош они займут место на
более низких, субординатных уровнях, а значит, не смогут представлять всю ка-
тегорию.
Впрочем, ни Борхес, ни процитировавшие его исследователи и не пытались
выдать такой пример категоризации за достоверный способ извлечения и пред-
ставления знаний о животных. То инферентное знание, которое мы получаем в
интертексте, – это прежде всего знание о себе, о человеке, о его языке как про-
странстве схождения общего и особенного, ядерного и периферийного, необхо-
димого и случайного. То есть того, что позволяет нам создавать тексты и видеть
в малиновке и воробье всех птиц мира.
Литвиненко Т.Е. Метафоры интертекста // Проблемы истории, филологии, культуры.
2008. Т. 20. С. 175-181.
Borges J.L. El idioma analítico de John Wilkins // Ficcionario. México: Fondo de cultura
económica, 1992. P. 183-186.
Corbett G.G. Gender. Cambridge: Cambridge: CUP, 1991.
Eco U. Kant y el ornitorrinco. Barcelona: Lumen, 1997.
Eco U. La búsqueda de la lengua perfecta. Barcelona: Crítica, 1994.
Foucault M. Las palabras y las cosas. Una arqueología de las ciencias humanas. Buenos Aires:
Siglo XXI, 1982.
Lakoff G. Women, fire, and dangerous things: What categories reveal about the mind. Chicago:
University of Chicago Press, 1987.
Rosch E. Principles of Categorization // Cognition and Categorization. Hillsdale: Erlbaum,
1978. P. 27-48.
561
Tatyana Ye. Litvinenko (Irkutsk, Russia)
Irkutsk State University
CATEGORIZATION OF NON-ESSENTIAL KNOWLEDGE IN THE INTERTEXT

The article discusses the methods and limits of semantic category modelling in fictional narrative,
examines the results and reasons for the influence of fictional world models on philosophical and
cognitive linguistic studies, deals with the role of non-essential data in the process of cultural taxon-
omies creation.
Keywords: categorization, model of the world, non-essential characteristics, inferential knowledge,
intertext
Е.А. Логунова (Калининград, Россия)

Калининградский государственный технический университет
pakhomovaelena@mail.ru
КОГНИТИВНЫЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДИСКУРСА

НА ТЕМУ «WTO AND THE EMERGING BUSINESS»
В статье рассматривается экономический форум как вид компьютерной конференции. Анализи-

руются основные составляющие форума, проводится когнитивное исследование представлен-
ного фрагмента дискурса. На основе проведенного анализа определяется базовый концепт –
ВТО, делаются выводы о структуре и содержании основных исследуемых концептах.
Ключевые слова: Интернет, форум, компьютерный дискурс, компьютерная конференция, кон-
цепт
Интернет как глобальное коммуникативное пространство предоставляет

огромные возможности для изучения самых различных моделей дискурсов, во-
площающихся в текстах. Одной из форм компьютерного общения является фо-
рум. Форум – сообщество пользователей, сформированное на каком-либо сайте,
специально предназначенном для коммуникации в пошаговом режиме. Компью-
терный дискурс, реализуемый на форумах, представляет собой общение в Ин-
тернет-пространстве, основанное на текстовом обилии информации в режиме
online, при котором имеют место факторы, влияющие на порождение и восприя-
тие выводной информации [Логунова 2011: 8-9].
В данной работе мы проанализируем The Business Forum Online. На форуме
указано, что он предоставляет online-информацию и обучающие услуги (The
Business Forum Online is an online information and education service) и является
независимым информационным и профессиональным источником для владель-
цев / менеджеров и предпринимателей при основании бизнеса (an independent in-
formational and professional resource centre for the owners / managers of the emerging
business and entrepreneurs).
Рассмотрим фрагмент дискурса на тему «WTO and the Emerging Business»
[http://www.businessforum.com].
В основе монологического высказывания – концепт WTO. Сообщение начи-
нается с вводной части, в которой автор рассказывает, как была основана Все-
мирная торговая организация (In December 1994, The United States Congress rati-
562
fied GAAT…After 47 years, GAAT has been supplanted with the World Trade Organ-
ization headquartered in Geneva). Из этой информации ясно, что автор обладает
определенными знаниями по данному вопросу: он отмечает, что эта организация
является преемницей ГАТТ (Генерального соглашения по таможенным тарифам
и торговле стран Атлантического союза), указывает год создания ВТО – 1995,
место расположения штаб-квартиры – Женева. В сообщении подчеркивается, что
процесс образования ГАТТ был достаточно долгим, потребовал много сил
(…after eight years of strenuous negotiations… – после восьми лет усердных пере-
говоров), говорится о достаточно долгом сроке существования ГАТТ – 47 лет
(after 47 years, GAAT ceased to exist – после 47 лет ГАТТ прекратило свое суще-
ствование). Далее используется словосочетание «sweeping Treaty» (широкий
союз), указывая на важность данной организации, ее масштаб. Объясняется, что
ВТО регулирует: тарифы (tariffs), квоты (quotas), правила лицензирования им-
порта (import-licensing rules), таможенное управление (customs), вопросы интел-
лектуальной собственности (intellectual property) и услуги (services).
Автор позитивно относится к функционированию ВТО, что подтверждается
положительной оценкой по каждому виду деятельности, которую осуществляет
организация:
– «Tariffs are being reduced by all countries by an average of one-third». Упоми-
нается, что в среднем, тарифы были снижены всеми странами-участницами на
одну треть. Очевидна заинтересованность автора, радость по поводу того, что
американские продукты будут более конкурентоспособными на мировом рынке
(American products will be much more competitive in the global market). Указыва-
ется, что, так как будут процветать основные потребители, процветать будут и
американцы (Thus, as our major customers prosper, so shall we prosper). Показаны
переживания относительно некоторых аспектов (more dramatically, no longer…).
– «Quotas may be replaced with transitional tariffs that are then to be reduced and
phased-out over a number of years». Допускается, что квоты могут быть заменены
временными тарифами, которые в будущем могут прекратить свое существование,
исчезнуть. Делается вывод, что, благодаря такому изменению квот практически все
американские компании будут процветать (almost all US companies should prosper).
– «Import-licensing rules will be simplified or eliminated totally». Обозначается,
что правила лицензирования импорта будут упрощены либо полностью ликви-
дированы, поэтому возрастет конкурентоспособность американских компаний
(this enhances the competitiveness of US companies).
– «Customs rules and regulations will be “harmonized”». Высказывается пред-
положение, что таможенные правила и нормативы будут «гармонизированы»,
что в свою очередь выгодно малому бизнесу и американским импортерам (will
be beneficial to the smaller business and to the US importer).
– «Intellectual property. The pact grants 7 years of protection for trade marks, 20
years for patents and up to 50 years for copyrights». Подчеркивается, что благодаря
закону об интеллектуальной собственности будет предоставлена защита прав: 7
лет – для торговых марок, 20 лет – для патентов, вплоть до 50 лет – для автор-
ского права, что должно сократить пиратство (to curb the rampant piracy).
– Services. «The Treaty will now bring the service sector under the international
fair trade rules». Сектор услуг будет функционировать согласно правилам между-
народной торговли, основанным на принципе взаимной выгоды.
563
Автор обобщает информацию и делает выводы: «Overall, ratification of this
GAAT Treaty was very good news for smaller business in the United States…the benefits
of this pact will raise US income by more than $100 billion. Only the chronic pessimist
can fail to be elated in a flourishing economy», – в целом показывается положительный
эффект ратификации договора, а также отмечается, что доход американской эконо-
мики вырастет. Делается акцент на том, что только «настоящий пессимист может
не пребывать в приподнятом настроении при процветающей экономике».
Обратимся к дефинициям «ВТО» в электронных словарях и на страницах
электронной энциклопедии.
«The World Trade Organization (WTO) – is an international organization de-
signed to supervise and liberalize international trade» [http://www.col-
linslanguage.com]. ВТО – это международная организация, созданная с целью
контроля и либерализации международной торговли.
«World Trade Organization – an international organization that encourages inter-
national trade and economic development, especially by reducing restrictions on trade)
[https://www.oxfordlearnersdictionaries.com/definition/english/wto?q=WTO]. ВТО –
это международная организация, которая стимулирует международную торговлю
и экономическое развитие в основном путем снижения торговых ограничений.
«The World Trade Organization (WTO) is an intergovernmental organization that
is concerned with the regulation of international trade between nations»
[https://en.wikipedia.org/wiki/World_Trade_Organization]. ВТО – это межправи-
тельственная организация, призванная регулировать вопросы международной
торговли между странами.
Анализируемый дискурс репрезентирует дополнительные смыслы концепта
ВТО, не отраженные в дефинициях. ВТО рассматривается как истинно глобальный
союз (a truly global treaty), достаточно сложный (quite complex), затрагивающий
каждый «угол» экономики (touches every corner of economy), рассматриваемый как
благо (as a boon) для больших транснациональных корпораций (to the large transna-
tional corporations), предлагающий удивительно привлекательные выгоды для биз-
неса (offers surprisingly attractive benefits) даже небольшого, который напрямую не
участвует в международной торговле (not engaged directly in international trade). ВТО
– организация, которая гармонизирует таможенные правила и нормы, заменяет
квоты транснациональными тарифами, упрощает или ликвидирует правила лицен-
зирования импорта, что выгодно для развивающегося бизнеса.
Таким образом, проведенный анализ показал, что структура и содержание
различных концептов выявляются через значения языковых единиц, репрезенти-
рующих данный концепт, их словарные толкования, речевые контексты [Болды-
рев 2000: 31]. Объем содержания концепта выходит за рамки дефиниции вслед-
ствие когнитивного опыта участников общения.
Форум (компьютерная конференция) представляет собой сервис, с помо-
щью которого можно создать виртуальные области для решения и обсуждения
различных вопросов. Компьютерные конференции в отличие от обычных, до-
ступны большому количеству людей, сохраняются довольно долго на сайтах, где
происходит их постоянное обновление. Поскольку The Business Forum Online
формируется учеными, исследовательскими центрами, то он насыщен специаль-
ной терминологией и адресован специалистам соответствующего уровня. По-
этому данный форум отличается по строению, по стилю, по составу языка.
564
Важным отличием The Business Forum Online является то, что тема обсужде-
ния подробно раскрывается автором / группой авторов, в случае если другие поль-
зователи хотят поучаствовать в обсуждении, они должны связаться непосред-
ственно с адресатами сообщений, например, по электронной почте, которая обя-
зательно указывается после каждой публикации. То есть, дальнейший дискурс
протекает в скрытой форме, и участники форума не видят сообщений друг друга:
статьи открыты для дискуссий, но вопросно-ответная форма не присутствует.
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: курс лекций по английской филологии. Тамбов:
Изд-во ТГУ, 2000.
Логунова Е.А. Реализация интерактивности на Интернет-сайтах экономических форумов
(на материале английского языка): автореф. дис. ... канд. филол. наук. Калининград, 2011.
Collins Free Dictionary. URL: http://www.collinslanguage.com. (Дата обращения: 05.10.2020).
Oxford Learner’s Dictionaries. URL: https://www.oxfordlearnersdictionaries.com/definition/
english/wto?q=WTO. (Дата обращения: 05.10.2020).
The Business Forum Online. URL: http://www.businessforum.com. (Дата обращения:
04.10.2020).
Wikipedia. URL: https://en.wikipedia.org/wiki/World_Trade_Organization. (Дата обращения:
06.10.2020).
Yelena A. Logunova (Kaliningrad, Russia)

Kaliningrad State Technical University
COGNITIVE ASPECTS OF DISCOURSE RESEARCH BY THE EXAMPLE

OF “WTO AND THE EMERGING BUSINESS ASPECTS”
The economic forum is considered as a type of a computer conference. The main components of the
forum are analyzed and a cognitive research of the presented discourse is carried out. Based on the
used analysis, the basic concept WTO is determined. The article reflects conclusions concerning
structure and content of the main concepts.
Keywords: Internet, forum, computer discourse, computer conference, concept
А.С. Макарова (Москва, Россия)

Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет
Московский политехнический университет
aleste_63@mail.ru
КОНЦЕПТ РАЙ В ПРАВОСЛАВНОМ МЕДИАДИСКУРСЕ:

КОГНИТИВНО-ДИСКУРСИВНЫЙ АСПЕКТ
Статья посвящена когнитивно-дискурсивному методу изучения речевой деятельности в сфере
массовой коммуникации. Анализ концепта РАЙ доказал, что православный медиадискурс ос-
новывается на определенной системе архетипов и концептов, которые реализуются в дискур-
сивной практике через свойственное этому дискурсу семантическое наполнение.
Ключевые слова: когнитивно-дискурсивный метод, медиапроповедь, православный медиа-
текст, православный медиадискурс
Современные медиатексты или тексты массовой информации являются са-

мой распространенной формой существования языка. Изучение текстов СМИ
565
имеет богатую традицию, поскольку вопросами функционирования языка в обла-
сти массовой коммуникации занимались и занимаются многие отечественные и
зарубежные ученые-лингвисты (Е.М. Верещагин, Т.Г. Добросклонская, В.Г. Ко-
стомаров, М.Ю. Казак, Н.И. Клушина, Г.Я. Солганик, А. Белл, Т. ван Дейк, Ж. Же-
нетт и др.). Возникновение разнообразных методов анализа медиатекстов объяс-
няется многоплановостью и многоаспектностью объекта изучения, так как «меди-
атекст – интегративный многоуровневый знак, объединяющий в единое коммуни-
кативное целое разные семиотические коды (вербальные, невербальные, медий-
ные) и демонстрирующий принципиальную открытость текста на содержательно-
смысловом, композиционно-структурном и знаковом уровнях. Ведущими призна-
ками медиатекстов можно считать медийность (воплощение текста с помощью тех
или иных медиасредств, его детерминация форматными и техническими возмож-
ностями канала), массовость (как в сфере создания, так и в сфере потребления ме-
диапродуктов), интегративность, или поликодовость, текста (объединение в еди-
ное коммуникативное целое различных семиотических кодов), открытость тек-
ста» [Казак 2011: 323]. Таким образом, различные аспекты медиаконтентов изуча-
ются методами когнитивной лингвистики, лингвистики текста, дискурс-анализа,
контент-анализа, медиалингвистики, а также в рамках таких научных направле-
ний как лингвокультурология, социолингвистика и т.д.
Медиатекст представляет собой феноменом с многоуровневой структурой,
которая определяется четкой системой параметров, что позволяет детально опи-
сать это явление, исходя из особенностей его производства, лингвопрагматиче-
ских признаков и канала распространения информации. Данная система имеет
следующие параметры:
– способ производства текста (авторский – коллегиальный);
– форма создания (устная – письменная);
– форма воспроизведения (устная – письменная);
– канал распространения (средство массовой информации – носитель: пе-
чать, радио, телевидение, Интернет);
– функционально-жанровый тип текста (новости, комментарий, публици-
стика (features), реклама);
– тематическая доминанта или принадлежность к тому или иному устойчи-
вому медиатопику [Добросклонская 2014: 183].
Интегрированный подход, учитывающий междисциплинарный характер
анализа медийного речетворчества, разработан в рамках нового лингвистиче-
ского вектора – медиалингвистики. Этот подход базируется на соединении мето-
дик разных дисциплин и включает наиболее важные и используемые методы: 1)
группа методов лингвистического анализа; 2) метод контент-анализа; 3) метод
дискурсивного анализа; 4) метод политической лингвистики; 5) метод когнитив-
ного анализа, основанный на изучении концептуального аспекта медиатекстов,
сопоставлении различных вариантов интерпретации событий в СМИ и направ-
ленный на выявление соотношения реальной действительности и ее медиарепре-
зентаций; 6) метод лингвокультурологического анализа; 7) метод медиалингви-
стический [Добросклонская 2016: 15-16].
Статья посвящена изучению православного медиатекста – медиапроповеди в
концептуальном аспекте. Отметим, что религиозный дискурс и его субдискурсы
[Макарова 2018], в данном случае православный медиадискурс, основывается на
566
определенной системе архетипов и концептов, которые реализуются в дискурсив-
ной практике через свойственное именно этому дискурсу семантическое наполне-
ние, так как «<…> православный религиозный дискурс выделяется среди прочих
типов институционального общения особой миссией, связанной с восстановле-
нием частично утраченной концептосферы, в связи с чем представляет собой ла-
куну в языковой картине мира современного россиянина» [Макарова 2019: 107].
В качестве эмпирического материала нами взята медиапроповедь, выложен-
ная 15.04.2001 г. на сайте Алексеевского ставропигиального женского мона-
стыря г. Москвы на странице «Слово духовника Алексеевской обители» протои-
ерея Артемия Владимирова, который известен как активный православный про-
поведник, писатель, педагог.
Данное обращение является Пасхальной проповедью, о чем свидетельствует
не только ее название «Обретенный рай», но и дата на сайте (Праздник Пасхи).
Перед тем, как перейти к анализу выбранного медиаконтента, обратимся к сло-
варю для уточнения семантики данной языковой единицы рай.
1. Во многих религиях: место, где души умерших праведников ведут бла-
женное существование.
2. Сад, где, по библейскому сказанию, жили Адам и Ева до грехопадения.
3. перен. (часто в сочетании с прил. «земной»). Красивое место, доставляю-
щее удовольствие, наслаждение [МАС 1984: 3; 637].
Концепт РАЙ, выступая базовым концептом православия, представлен в
данном медиаконтенте непосредственно в названии медиапроповеди и в самом
тексте, образуя насыщенный семантический контекст. Теперь перейдем к ана-
лизу реализации данного концепта в тексте медиапроповеди.
Являясь концептуальным ядром медиапроповеди, лексема рай вынесена в
заглавие и сопровождается именем прилагательным обретенный. Заголовок, бу-
дучи сильной позицией любого текста, содержит тематическую доминанту ме-
диаконтента и создает аллюзию, апеллируя таким образом к фоновым знаниям
библейской истории об изгнании первых людей из рая, то есть о потерянном рае.
«Современный заголовок с учетом всё увеличивающейся временнóй компрессии
выполняет и информативную функцию, представляя собой свернутый текст: чи-
татель должен представлять картину дня, лишь просмотрев заголовки» [Лома-
кина 2019: 37]. Однако «путь же в эту райскую страну проложен Господом
нашим Иисусом Христом посредством Креста и Воскресения» и, рай становится
обретенным. Авторский окказионализм обретенный рай образован по модели
устойчивого сочетания возвращенный рай (одноименное название поэмы ан-
глийского поэта Джона Мильтона, впервые опубликованной в 1671 г.).
Для выражения концепта РАЙ автор употребляет разные лексемы и синтак-
семы, которые образуют синонимические ряды. Использование дважды синтак-
сем Рай Господень, Райские обители и перифразы Царствие Небесное, а также
перифраз Царствие Божие, Новый Иерусалим, Рай сладости, Духовный Рай, но-
вое небо, новая земля, райская страна, райские обители, таинственный Едем и
лексемы Небеса делает медиатекст семантически насыщенным. Лексема рай в со-
четании с разными именами прилагательными в роли определений представляет
собой семантическое ядро (Обретенный Рай, Рай Господень, Рай сладости, Ду-
ховный Рай, таинственный Едем), как и синоним-лексема (Небеса), в то время
как перифразы (Царствие Божие, Царствие Небесное, Новый Иерусалим, новое
567
небо, новая земля, райская страна, райские обители) можно отнести к его пери-
ферии. Особая интертекстуальность православной проповеди прослеживается в
цитации Священного писания «”И увидел я новое небо и новую землю...” – гово-
рит тайнозритель Царства Небесного, святой Иоанн Богослов (Откр. 21, 1).
Светло тамошнее небо, девственна и прекрасна оная земля» и праздничного ир-
моса «Светися, светися, новый Иерусалиме!», который является подзаголовком
медиапроповеди, в употреблении возвышенной лексики «ниспослать Апостолам
благодать Утешителя Духа», «ведение неизреченных тайн», «всеять в сердце ху-
дые плевелы – дурные и гордостные помыслы», «неизглаголанные красоты» и пр.
Как показал проведенный анализ, концептуальное наполнение лексемы рай
в медиапроповеди зависит от тематической направленности и авторских интен-
ций. Для вербализации концепта автор использует устойчивые синтаксемы пра-
вославного дискурса, возвышенную лексику, перифразы и т.д., благодаря чему
восстанавливается связь между исторической памятью русского человека и его
национальной картиной мира.
Владимиров А. Обретенный рай. URL: http://www.hram-ks.ru/p_easter4. shtml. (Дата обра-
щения: 05.01.2021).
Добросклонская Т.Г. Массмедийный дискурс как объект научного описания // Научные
ведомости. Серия: гуманитарные науки. 2014. № 13 (184). Вып. 22. С. 181-187.
Добросклонская Т.Г. Методы анализа видео-вербальных текстов // Медиалингвистика.
2016. № 2. С. 13-25.
Казак М.Ю. Специфика современного медиатекста // Современный дискурс-анализ.
2011. № 3. С. 320-334.
Ломакина О.В. Крылатые единицы в роли современного газетного заголовка: состав, тен-
денции употребления // Русский язык за рубежом. 2019. № 1. С. 37-41.
Макарова А.С. Православная картина мира в религиозном медиадискурсе: к постановке
проблемы // Scientific Journal “West–East”. Научный журнал «West–East». 2019. Vol. 2/1. No. 1
(Оctober, 2019). P. 104-108. DOI: https://doi.org/10.33739/2587-5434-2019-2-104-108.
Макарова А.С. Православный публицистический дискурс: общая характеристика и ос-
новные направления развития // Язык. Культура. Коммуникация: изучение и обучение: мате-
риалы III Международной научно-практической конференции. Орел: ОГУ им. И.С. Тургенева,
2018. С. 366-370.
МАС – Словарь русского языка / под ред. А.П. Евгеньевой. В 4-х т. Т. 3. П-Р. М.: Русский
язык, 1984.
Aleksandra S. Makarova (Moscow, Russia)

Moscow Polytechnic University
THE CONCEPT OF PARADISE IN ORTHODOX MEDIASCOURSE:

A COGNITIVE-DISCURSIVE ASPECT
The article is devoted to the cognitive-discursive method of studying speech activity in the field of
mass communication. The analysis of the concept of Paradise proved that the Orthodox media dis-
course is based on a certain system of archetypes and concepts that are realized in discursive practice
through the semantic content characteristic of this discourse.
Keywords: cognitive-discursive method, media preaching, Orthodox media text, Orthodox media dis-
course
568
С.О. Макарова (Воронеж, Россия)
milovanova25@mail.ru
ПРОБЛЕМА ПОЛИСЕМИИ ИМЕН СОБСТВЕННЫХ

ВО ФРАНЦУЗСКИХ МЕДИЙНЫХ ТЕКСТАХ
Материалы, представленные в данной статье, посвящены анализу понятия имени собствен-

ного, разнообразию подходов к его определению. Когнитивный подход к проблеме полисемии
имен собственных раскрывает новые возможности их восприятия, что представлено в приме-
рах метонимических переносов.
Ключевые слова: медийный текст, имя собственное, полисемия, ономастический полисемант,
метонимический перенос
Современные медийные тексты представляют большой интерес для лингви-

стов, которые в своих работах освещают разнообразные языковые феномены, ко-
торыми изобилуют данные тексты. Проблема, которая нас интересует в первую
очередь, связана с понятием полисемии и возможностью ее применения к имени
собственному. Прежде всего, разберемся в понятии имени собственного. Говоря
о количественном соотношении «ономастической и апеллятивной лексики»,
можно привести слова Ю.А. Рылова, который говорит, что «…обычный человек
знает больше имен собственных, чем нарицательных. Некоторые ученые утвер-
ждают, что количество имен собственных в памяти человека на порядок больше,
чем не только имен нарицательных, но и всех остальных слов всех частей речи,
вместе взятых» [Рылов 2010: 13].
Изучая имена собственные, мы не можем не обратиться к когнитивному
подходу, так как именно он дает нам возможность определить их место в позна-
вательных процессах. Когнитивная наука дает нам понимание, что «имена соб-
ственные связаны с восприятием мира и определенным способом отражают его
познание» [Новикова 2011: 90].
Нет единого мнения о природе имени собственного и его отличительных
чертах, а также определенного мнения по вопросам семантики имен собствен-
ных, вопросам их функционирования в языке и речи. Этим проблемам посвя-
щены работы таких ученых как В.Д. Бондалетов, Ю.А. Карпенко, Э.Б. Магаза-
ник, В.Н. Михайлов, В.А. Никонов, З.П. Никулина, A.B. Суперанская, Л.М. Ще-
тинин, Н.В. Подольская. Например, В.Д. Бондалетов считает, что «имена соб-
ственные относятся к номинативным, а не коммуникативным единицам языка, и
входят в большинстве языков мира в класс конкретных имен существительных
(имен субстантивов), специфика имени собственного касается и его структурно-
языковой стороны, и функциональной [Бондалетов 1983: 20]. А.В. Суперанская
в работе «Общая теория имени собственного» говорит об именах собственных
как о «специально культивируемых словах, обозначающих независимо от других
слов и имеющих в каждом случае индивидуальное применение» [Суперанская
1973:101]. Однако многие определения объединяет то, что в них подчеркивается
выделительная, индивидуализирующая черта имен собственных.
В языке противопоставление имен собственных именам нарицательным
представлено двумя подходами к вопросу о существовании или отсутствии у
имени собственного лексического значения. Первый подход заключается в том,
569
что имена собственные лишены лексического значения и выполняют только но-
минативную функцию. Представители данного направления Дж. С. Милль, Б.
Брендаль, О.С. Ахманова, А.А. Реформаторский, К. Тогебю считают, что в отли-
чие от имени нарицательного имя собственное не выражает понятие, так как не
заключает в себе признака предмета и не обладает обобщающими качествами.
Противоположное мнение основано на том, что имя собственное имеет
лексическое значение. А.А. Живоглядов считает, что номинативное значение
имени собственного осложняется коннотациями, дополнительным логическим
значением, внутренними потенциальными связями самого имени. Он выделяет в
значении имени собственного классифицирующий компонент, позволяющий
«определенной группе онимов получить возможность участвовать в познава-
тельно-классифицирующей деятельности человека «на равных» с именами нари-
цательными» [Живоглядов 1998].
В нашей работе мы придерживаемся мнения о том, что имена собственные
– это слова и словосочетания, служащие для конкретного называния отдельных
предметов и обладающие особенностями в значении, грамматическом оформле-
нии, особенностями в функционировании. Рассматривая возникновение новых
лексических значений у имен собственных в динамическом аспекте, мы вслед за
О.Б. Полянчук особенно отмечаем «роль когнитивного подхода к производному
слову. Именно он позволяет с наибольшей четкостью и достоверностью выявить
причины и типы соотношения лексического значения и словообразовательного,
правила композициональности элементов словообразовательной структуры и
прототипические модели, характеризующие сочетание словообразовательного и
лексического аспектов исследования… Когнитивные методы исследования по-
могают более глубоко установить особенности словообразования, описать се-
мантику производного слова, а также изучить, как рождаются такие новые зна-
чения» [Полянчук 2009: 88].
Полисемия – многозначность слова, наличие у одного слова нескольких
(многих) значений. Многозначным слово становится тогда, когда разные его зна-
чения становятся известными всем говорящим, получают закрепление в толко-
вых словарях. В общем языкознании это – семантический способ пополнения
словаря путем развития у слов новых значений [Жеребило 2010: 119.]. В работе
В.В. Елисеевой полисемией слова называется «наличие у языковой единицы бо-
лее одного значения при условии семантической связи между ними или переноса
общих или смежных признаков или функций с одного денотата на другой [Ели-
сеева 2003: 17]. Вопрос о полисемии имени собственного является спорным и
представлен разными точками зрения. Ю.А. Карпенко в своей работе затрагивает
вопрос о полисемии применительно к именам собственным, считая, что «…им
не свойственна полисемия, так как ситуации, при которых различные объекты
имеют одно и то же имя, является омонимией. Таким образом, любое проявление
семантической вариативности собственных имен, соотносимое с полисемией
нарицательных названий, в сущности представляет собой отказ от сущности соб-
ственного имени, переход собственного в нарицательное или шаг к подобному
переходу» [Карпенко 2013]. С другой точки зрения, лингвисты излагают аргу-
менты в пользу возможности применения полисемии к именам собственным.
Так, например, в работе О.Е. Вороничева достаточно развернуто приводятся до-
казательства этого явления. Автор считает, что «хрестоматийное представление
570
о том, что собственные имена в отличие от нарицательных «только называют
предмет, но не выражают никакого понятия», давно обветшало» [Вороничев
2012: 3]. О.Е. Вороничев выделяет среди имен собственных ономастические по-
лисеманты. «Ономастическими полисемантами называются собственные имена,
имеющие более чем одно лексическое значение» [Вороничев 2012: 2]. Во фран-
цузских медийных текстах чаще всего полисеманты возникают при метонимиче-
ских переносах, например, при употреблении топонимов не только в известном
значении (‘Европа как часть света’), но и Европейский союз как политическая
сила: «L’Europe doit retrouver le fil d’Ariane» (Le Figaro, 17 auot 2007), «Une aneé
incertaine s’ouvre pour le renouvellement politique de l’Europe» (Le Monde, 8 juin
2009). Интересен для нашего исследования и метонимический перенос названий
улиц или конкретных зданий на названия государственных ведомств или даже
правительства, как в данных конкретных примерах, где по названию набережной
автор статьи называет министерство иностранных дел Франции: «Comment le
Quai d’Orsay pense l’après-coronavirus, entre «compétition âpre» et «emprise de la
Chine» (Le Monde, 8 juin 2009) или: «Le Kremlin éfie l’Amerique en Asie central»
(Le Figaro, 17 août 2007), где топоним le Kremlin обозначает ‘правительство РФ’.
В экспрессивно окрашенных политических текстах можно встретить мето-
нимическое употребление названия древних племен, населявших территорию со-
временной Великобритании, в качестве обозначения политических лидеров
страны или страну: «M. Monti: “Relancer l’Europe en reconciliant marche et social”
/ L’ancien commissaire europeen demande aux Anglo-Saxons d’accepter une coordi-
nation de la fiscalite pour sauver l’Etat-providence» (Le Monde, 8 juin 2009]). Все
приведенные нами примеры доказывают и то, что важна роль контекста, так как
благодаря ему можно выявить определенное значение слова, возникающее в про-
цессе его употребления. Многие медийные тексты бывают достаточно экспрес-
сивны благодаря переносным значениям имен собственных, важную роль в об-
разовании которых играют «такие инструменты когнитивной деятельности чело-
века как метафора и метонимия» [Позднякова 1998: 135]. Когнитивный подход к
изучению полисемичных имен собственных предполагает не только определе-
ние их сущности, но и определение их роли в познавательной деятельности че-
ловека, установление механизмов, по которым запускаются творческие про-
цессы мышления.
Бондалетов В.Д. Русская ономастика: учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец.
№ 2101 «Русский язык и литература». М.: Просвещение, 1983.
Елисеева В.В. Лексикология английского языка: учебник. СПб.: СПбГУ, 2003.
Жеребило Т.В. Словарь лингвистических терминов. Назрань: ООО «Пилигрим», 2010.
Живоглядов А.А. Реализация поэтической функции английских имен собственных лич-
ных. М., 1998.
Карпенко Ю.А. О семантике собственных имен. URL: http://karpenko.in.ua/wp-content/up-
loads/2013/02/O_Semantike_70.pdf.
Новикова О.Н. Аспекты когнитивного изучения имени собственного – антропонима //
Вопросы когнитивной лингвистики. 2011. № 3. С. 90-93.
Позднякова Е.М. Концептуальные основания определения границ словообразовательной
категории имен деятеля // Проблемы семантического описания единиц языка и речи. Мн., 1998.
ного знака // Вопросы когнитивной лингвистики. 2009. № 1. С. 87-95.
571
Рылов Ю.А. Системные и дискурсивные свойства антропонимов: монография. Воронеж,
2010. С. 13.
Суперанская А.В. Общая теория имени собственного. М.: Наука, 1973.
Svetlana O. Makarova (Voronezh, Russia)

THE PROBLEM OF PROPER NAMES POLYSEMY IN FRENCH MEDIA TEXTS

The materials presented in this article are devoted to the analysis of the concept of a proper name, a
variety of approaches to its definition. The cognitive approach to the problem of polysemy of proper
names reveals new possibilities of their perception, which is presented in the examples of metonymic
transfers.
Keywords: media text, proper name, polysemy, onomastic polysemant, metonymic transfer
С.Н. Медведева (Санкт-Петербург, Россия)

medvedeva.s@unecon.ru
СЕМАНТИЧЕСКАЯ ВАРИАТИВНОСТЬ КОЛЛОСТРУКЦИЙ

GO / TURN + ПРИЛАГАТЕЛЬНОЕ
Исследование выполнено в русле коллострукционной семантики. Новизна исследования за-

ключается в применении метода семантической кластеризации для определения результатив-
ных значений коллострукций go / turn + прилагательное. В результате исследования были об-
наружены и подвергнуты последующей интерпретации общие и уникальные результативные
значения коллострукций.
Ключевые слова: коллострукции, коллострукционная семантика, корпусные базы данных, гла-
голы go и turn, семантическая вариативность, семантическая кластеризация
В настоящее время одним из актуальных и перспективных направлений со-

временной отечественной и зарубежной лингвистики являются корпусные ис-
следования коллострукционной семантики, что прежде всего обусловлено актив-
ным развитием корпусных баз данных, которые содержат как массивы аутентич-
ного, регулярно пополняемого языкового материала для исследования, так и ин-
струменты обработки представленной в них языковой информации.
Под коллострукцией (понятие введено А. Штефановичем [Stefanowitsch
2003]) в данном исследовании понимается лингвокогнитивная единица, для ко-
торой характерны наличие некомпозиционального значения и слотовой струк-
туры, заполненной определенными лексико-семантическими единицами. Колло-
струкции допускают структурную и семантическую вариативность. Кроме того,
определяющим параметром для коллострукции является асимметричная аттрак-
ция ее компонентов [Трубочкин, 2019: 81] и частотность их сорасположения в
рассматриваемом корпусе. Под аттракцией понимается «сила, определяющая со-
четаемость компонентов и «допускающая» в состав конструкции необходимые
единицы номинации» [Трубочкин 2020: 151].
Представленный в корпусных базах данных языковой материал позволил ис-
следователям рассматривать языковую систему с принципиально иных позиций и
отказаться от традиционного представления языковой компетенции как биполяр-
ной модели, состоящей из лексических единиц и грамматических конструкций.
572
Так, традиционное определение понятия «языковая компетенция» приводится в ис-
следовании Т.П. Оглуздиной [Оглуздина 2011: 93]: «языковая компетенция – это
базовый компонент коммуникативной компетенции, который подразумевает зна-
ние языковой системы на всех уровнях (фонологическом, лексическом и граммати-
ческом)». Коммуникативная компетенция, в свою очередь включает умения и
навыки, позволяющие понимать и порождать высказывания на том или ином языке.
Интерпретация корпусных данных потребовала создать такую модель язы-
ковой компетенции, которая могла бы адекватно отражать лингвокогнитивные
операции, что привело к появлению основанной на языковом употреблении кон-
струкционной модели, или конструктикона. В основе данного понятия лежит
идея о том, что языковая компетенция человека представляет собой динамич-
ную, иерархически организованную сеть конструкций, претерпевающую изме-
нения по мере накопления языкового опыта индивида. Очевидно, что минималь-
ной операционной единицей конструктикона является конструкция, которую
А. Голдберг [Goldberg 2003] определяет как «совокупность формы и значения».
Актуальность настоящего исследования обусловлена ростом числа публи-
каций в отечественной и зарубежной лингвистике, посвященных изучению фор-
мальной и семантической вариативности отдельных конструкций.
Цель данной работы заключается в определении общих результативных зна-
чений коллострукций с глаголами движения turn и go в составе коллострукций
[turn] / [go] + прилагательное на материале корпусной базы данных Corpus of
Contemporary American (COCA).
Объектом настоящего исследования являются синтаксические предикатно-
объектные коллострукции GO ADJ и TURN ADJ, где GO / TURN – лемматизи-
рованная форма, включающая все грамматические формы рассматриваемых гла-
голов; ADJ – все прилагательные, стоящие после глаголов go и turn. В связи с
техническими ограничениями корпусной базы данных, связанными с высокой
частотностью глагола go, поиск коллокатов-прилагательных был произведен че-
рез меню поиска словосочетаний (вкладка string search корпусной базы COCA).
Нулевыми гипотезами исследования послужили предположения о том, что
лексико-грамматические единицы, обладающие некоторым количеством общих
компонентов значения, или сем, способны присоединять коллокаты одного и
того же лексико-семантического поля и обладать схожими результативными зна-
чениями в рамках коллострукции. Частотность коллострукции, в свою очередь,
способствует ее регистровой нейтрализации. Семантическая диффузность язы-
ковой единицы позволяет ей присоединять большее число коллокатов и обладать
высокой способностью к семантической вариации и соответственно большим ко-
личеством результативных значений. Под семантической диффузностью [Вла-
сова, 2014: 129] понимается отсутствие у языковой единицы изначально пред-
установленных сем, сужающих ее значение (например, средство передвижения
у walk и drive).
Методы исследования включают дефиниционный и параметрический ком-
понентный анализ для определения общих сем глаголов go и turn; первичная вы-
борка была произведена с помощью корпусного анализа и метода сплошной вы-
борки; классификация коллокатов-прилагательных производилась с использова-
нием метода семантической кластеризации; описание результативных значений
проводилось с помощью формализации и интерпретации.
573
Для решения поставленных задач сначала необходимо обратиться к дефи-
нициям глаголов go и turn.
TURN verb – to (cause to) change the direction in which you are facing or mov-
ing; to (cause to) become, change into, or come to be something;
GO verb – to travel or move to another place; to become; to operate; to be or stay
in a particular condition, especially an unpleasant one [Cambridge Online Dictionary].
Дефиниционный анализ показывает, что онлайн-словари активно включают
в дефиниции результативные значения глаголов в рамках наиболее частотных
коллострукций, что говорит о практической значимости исследований в области
коллострукционной семантики для актуализации сведений, представленных в
лексикографических источниках. Важно отметить, что дефиниции глаголов go и
turn содержат общее для данных глаголов вторичное значение ‘to become’.
Параметрический компонентный анализ показал, что у сопоставляемых гла-
голов go и turn отсутствует сема скорости, манеры, способа, средства, причины,
а также среды перемещения. Тем не менее сопоставляемые глаголы отличаются
тем, что глагол turn может иметь как предельное (’повернуть’), так и непредель-
ное значение (’поворачивать’), прототипическую траекторию, а также значение
каузации (ср. ’повернуть’ и ’повернуться’).
В результате исследования были выявлены следующие общие результатив-
ные значения коллострукций go / turn + прилагательное.
1. Резкое негативное изменение психологического или эмоционального со-
стояния одушевленного субъекта, которое приводит к потере контроля. При этом
глагол go насчитывает гораздо большее число прилагательных-коллокатов, обо-
значающих негативные психические и эмоциональные состояния: go crazy / mad
/ insane / berserk / ballistic / wild, в то время как у глагола turn присутствует один
коллокат violent.
2. Изменение ситуации в худшую сторону: go bad / wrong / negative; turn bad
/ deadly / serious / negative / bitter / nasty. Вероятно, семантический компонент
траектории у глагола turn, характеризующий нелинейность движения, а именно
смену направления, в результативном значении коллострукции имплицитно вы-
ражает резкое и непредвиденное изменение ситуации. В свою очередь, глагол go,
означающий линейное движение, описывает быструю, но при этом не внезапную
смену обстоятельств.
3. Изменение ситуации в лучшую сторону – коллострукция с антонимиче-
ским результативным значением, обладающая сравнительно низкой частотно-
стью (для go 1036 против 7529 случаев, turn – 29 против 743): go steady / good /
fine; turn good.
4. Изменение физических характеристик: go / turn cold / sour / dry.
5. Неконтролируемый переход одушевленного субъекта в нежелательные
состояния: go hungry / blind; turn old / ugly.
6. Относиться мягко, жалеть, вызывая неодобрение: go soft / easy, turn soft.
Коллострукции с глаголами go и turn также обладают уникальными резуль-
тативными значениями, такими как публикация и распространение информации
через определенные каналы (go public / live / online / viral). Важно отметить, что
частотность коллострукции с данным значением резко возросла примерно с 2012
г. с отметки в 136 случаев, зафиксированных в текстах корпуса с 2005 по 2009 г.,
до 396 и 751 случаев в 2010–2014 и в 2015–2019 гг. соответственно. Отмеченная
574
тенденция косвенно указывает на возросшую роль сети Интернет в качестве ин-
формационного ресурса, обеспечивающего конвергенцию СМИ. Дополнительно
можно выделить следующие результативные значения: ‘увеличиться, нарастать,
улучшаться’ (go strong / big / great / wide / higher); ‘исчезнуть’ (go missing / under-
cover / unnoticed); разориться (go bankrupt / broke / bust); ‘растеряться’ (go blank /
numb / quiet); ‘сломаться’ (о технике) (go dead); ‘проиграть в конкурентной
борьбе’ (о бизнесе) (go extinct); ‘идти наравне, соперничать’ (go head-to-head /
toe-to-toe); ‘наступать совместно как причина и следствие’ (go hand-in-hand);
‘осваивать новые технологии’ (go online / green / nuclear); ‘освободиться’ (go
free); ‘изменить цвет’ (4433 словосочетания): turn red (22%) / green (13%) / white
(12%) / blue (12%) / black (11%) / brown (8%) / gray (7%) / yellow (6%) / pink (5%)
/ purple (4%); ‘воплотиться’ (turn real); ‘перейти в другую фазу’ (о небесных те-
лах) (turn direct / full); ‘стать специалистом’ (turn pro / professional); ‘высвобо-
дить’ (turn loose).
В результате настоящего исследования была проведена семантическая кла-
стеризация прилагательных-коллокатов для коллострукций go / turn + прилага-
тельное, а также сопоставление их результативных значений.
Наличие общих сем у глаголов свидетельствует, что они обладают целым
рядом общих результативных коллострукционных значений. Графики, постро-
енные на основе количественных данных, указывают на то, что частотность не
является определяющим фактором, нейтрализующим стилистическую маркиро-
ванность словосочетания. Так, коллострукции go / turn+прилагательное наибо-
лее частотны в разговорной речи (видеоблоги, фильмы) и литературе, но чрезвы-
чайно редки в печатных СМИ и академическом дискурсе. Кроме того, рассмот-
рение данных коллострукций в диахроническом срезе показывает, что с 2014 г.
наблюдается тенденция к повсеместному уменьшению частоты их употребле-
ния. Важно также отметить, что семантически более диффузный глагол go обла-
дает развитой системой результативных значений по сравнению с глаголом turn,
однако не всегда может присоединять наибольшее число коллокатов.
Перспективы дальнейшего исследования заключаются в проведении ком-
плексного изучения коллострукционной семантики прототипических глаголов
движения на базе корпусного менеджера Sketch Engine, и более детальном рас-
смотрении коэффициента взаимной информации и методики коллострукцион-
ного анализа применительно к глагольным единицам.
Власова Л.В. Семантическая диффузия, семантическая неопределенность: определение
понятий // Вестник ЛГУ им. А.С. Пушкина. 2014. № 2. C. 128-132.
Трубочкин А.В. Явление коэрции во фразово-глагольных конструкциях // Вестник МГЛУ.
2019. № 6 (822). С. 79-90.
Трубочкин А.В. Явление взаимной аттракции во фразово-глагольных конструкциях //
Вестник МГЛУ. 2020. № 6 (835). С. 150-165.
Оглуздина Т.П. Развитие содержания понятия «Языковая компетенция» в истории линг-
вистики и теории обучения иностранным языкам // Вестник ТГПУ. 2011. № 2. С. 91-94.
Cambridge Online Dictionary. URL: https://dictionary.cambridge.org/.
Goldberg A.E. Constructions: A new theoretical approach to language // Trends in Cognitive
Sciences. 2003. No. 7 (5). P. 19-24.
Stefanowitsch A. Collostructions: Investigating the interaction of words and constructions //
International Journal of Corpus Linguistics. 2003. No. 8 (2).
575
Svetlana N. Medvedeva (St. Petersburg, Russia)
SEMANTIC VARIATIVITY OF GO / TURN + ADJECTIVE COLLOSTRUCTIONS

The current research is devoted to collostruction semantics and is aimed at defining the complex of
target meanings of go / turn + adjective collostructions. The lexical clusterisation of the adjective-
collocates made it possible to define both the shared and the unique target meanings of the collostruc-
tions under study and to provide their further interpretation.
Keywords: collostructions, collostruction semantics, corpora, go and turn verbs, semantic variativity,
semantic clusterisation
А.Г. Минченков (Санкт-Петербург, Россия)

a.minchenkov@spbu.ru
ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА СОБЫТИЯ КАК РЕЗУЛЬТАТ

ЕГО СУБЪЕКТИВНО-ОЦЕНОЧНОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
В статье на основе анализа двух историко-публицистических текстов выявляются существен-

ные различия в языковой репрезентации события Крымская война. Показано, как исходная
точка зрения автора на событие определяет выбор актантов, действий и положительных или
отрицательных характеристик, приписываемых этим актантам и действиям.
Ключевые слова: событие, текстовое событие, интерпретация, оценка, перспектива
Вследствие антропоцентрической природы языка одной из важнейших его

функций признается интерпретирующая. Языковая интерпретация может пони-
маться широко, как «любая мыслительная операция, опосредованная языком и
направленная на получение нового знания коллективного уровня», или же узко,
как «языковая познавательная деятельность отдельного индивида», результаты
которой отражают его «субъективное понимание объекта интерпретации или его
отдельных характеристик» [Болдырев 2017: 22]. Объектом языковой интерпре-
тации в узком понимании являются уже существующие и представленные в
языке коллективные знания о мире, а ее результатом оказываются новые знания,
в том числе оценочного характера, об объектах и событиях мира. Вторичная
субъективная интерпретация может быть частной и представлять собой субъек-
тивную оценку с точки зрения личных норм, ценностей и шкал оценки [Болдырев
2017]. Разные субъекты могут по-разному структурировать, моделировать одну
и ту же ситуацию, акцентировать внимание на одних объектах и действиях в
ущерб другим, по-разному оценивать одни и те же явления или события, так что
в результате языковая репрезентация того или иного объективного события не
столько определяется этим самым событием, сколько навязывается ему субъек-
том [Болдырев 2017; Langacker 1991].
Данная статья посвящена анализу различий в языковой репрезентации со-
бытия Крымская война на материале двух англоязычных историко-публицисти-
ческих текстов, авторы которых стоят на разных мировоззренческих позициях.
Цель статьи состоит в том, чтобы показать, что при одинаковости собственно
события его языковая репрезентация может существенно различаться, и выявить,
в чем проявляются отличия.
576
При рассмотрении понятия событие в лингвистике различаются собственно
событие, обозначаемое как референтное, и текстовое событие, являющееся про-
дуктом интерпретации. Текстовое событие представляет собой связанный дис-
курс, посвященный одному целому событию. Помимо пространственной и вре-
меннóй локализации, оно имеет также личностную локализацию, определяю-
щую определенную точку зрения на это событие. В текстовом событии точка
зрения или «фокус эмпатии» не меняется, и именно благодаря этому событие
воспринимается как целое [Демьянков 2002: 323]. В нашем случае референтное
событие представляет собой военные действия, которые Великобритания и
Франция вели на стороне Турции против Российской империи в Крыму в 1853–
1856 гг. Как известно, данное событие получило неоднозначную оценку истори-
ков и публицистов и до сих пор вызывает споры. Языковые средства репрезен-
тации указанного события в англоязычном дискурсе уже становились объектом
исследования ранее. В частности, было показано, как языковые средства оценки,
используемые в дискурсе британских газет середины XIX в., с одной стороны,
создают положительный образ Великобритании, защищавшей своего союзника
Турцию, а, с другой стороны, представляют несправедливыми как действия Рос-
сии, так и саму принадлежность ей Крыма [Некрасова 2019].
Первый из проанализированных нами текстов представляет собой посвя-
щенную Крымской войне главу из книги The Shadow of The Winter Palace бри-
танского журналиста и историка Э. Крэнкшо. Направление интерпретации зада-
ется автором уже в названии главы The Crimean Fiasco, содержащем негативно-
оценочную единицу fiasco, обозначающую полный и позорный провал, в данном
случае не только российской военной кампании, но, как становится ясно по мере
прочтения главы, и всей государственной политики России. В соответствии со
своей точкой зрения автор выделяет конкретных актантов события, акцентирует
конкретные действия этих актантов и определенные характеристики. При этом
он обходит вниманием или уделяет подчеркнуто мало внимания другим актан-
там, действиям и характеристикам. В фокусе внимания автора находятся неоспо-
римая, по его мнению, вина России и лично императора Николая I в возникнове-
нии военного конфликта, бездарное ведение военной кампании со стороны воен-
ного командования Российской империи, а также безусловное поражение России
и его причины. Характеристики императора, его военачальников и окружения
представлены единицами, выражающими негативную оценку, нередко крайне
негативную: prince Menshikov …was inept; Menshikov, always inadequate; if Men-
shikov had not failed so abjectly; Paskevich’s obsessive fears led to an absurd distor-
tion; Nicholas was stubborn; neither Nicolas nor Paskevich ever brought themselves
to understand the true state of affairs; this useless and unpleasantly arrogant man; a
sycophant of the bullying sort; the plan of a madman; the rules devised by stupid men
for even more stupid troops. По мнению автора, военные действия начались из-за
непомерной гордыни и амбиций императора Николая, претендовавшего на тер-
ритории, по праву принадлежавшие Турции. Перед началом военного конфликта
император вел себя на международной арене как безумец, неспособный из-за
собственной гордыни адекватно воспринимать реальность: the dark, wounded,
self-pitying pride that clouded his vision. Что касается хода военных действий, ав-
тор признает, что действия союзников против России вовсе не отличались
успешностью. Однако, он не считает нужным подробно останавливаться на этом
577
(it is not necessary to dwell on the deficiencies of the British army ... and the inepti-
tudes of the high command), поскольку со стороны России военная операция была
еще более неудачной: the notorious failures on the Allied side were matched and
surpassed by the failures of the Russians; the Russians failed absolutely; the wonder
is that the Russians in the Crimea held out. Большое внимание автор уделяет при-
чинам, по которым Крымская кампания оказалась для России провальной. Это
устаревший флот (antiquated Russian fleet), плохое вооружение (the armament and
equipment was as inadequate as training), отсутствие инициативы у солдат и их
тупое подчинение военному начальству (the infantry were peasant serfs in uniform,
drilled and savagely beaten into unquestioning obedience; the British and the French
were stronger and mentally more alert than the Russian conscripts; the least display
of initiative was frowned on), семейственность в высших эшелонах власти (owed
their promotion to family connections). Однако, главными причинами автор счи-
тает отсутствие в России свободной прессы, в результате чего, по его мнению,
истинное положение дел было скрыто от общества (a major factor was the lack of
free press to expose the true state of affairs), а также безнадежную отсталость и
сами размеры России (hopeless immensity and backwardness of the land). В целом
можно сказать, что, выделяя преимущественно российских исторических деяте-
лей и их действия и используя для их характеристики разноуровневые языковые
средства негативной оценки, автор формирует у читателя следующую картину
анализируемого события: в результате непомерных амбиций ослепленного гор-
дыней правителя отсталая и плохо управляемая страна с бездарными военачаль-
никами и отсутствием гражданских свобод оказалась втянута в неправедную
войну, которую закономерно и бесславно проиграла.
Второй из проанализированных текстов представляет собой главу из книги
The Victorians британского писателя и журналиста А.Н.Вилсона, имеющую
нейтральное название The Crimean War. Общее отношение автора к описывае-
мому событию, однако, не является нейтральным. Последнее однозначно интер-
претируется как неоправданное вторжение на чужую территорию: автор упо-
требляет сочетание the invasion of Russian soil, а затем несколько раз по тексту
единицу invasion. В фокусе внимания оказываются, прежде всего, британские
правящие круги, их авантюрные, эгоистичные и некомпетентные действия и об-
щий провальный характер военной кампании. Автор акцентирует тот факт, что
во главе страны стояли движимые русофобией представители либеральной ари-
стократии во главе с премьер-министром Палмерстоном, и характеризует их с
использованием негативно-оценочных единиц: an incompetent, not to say near
hopeless, war leader; grotesque specimens of aristocratic eccentricity; bottle-nosed
old roués; quarrelsome and incompetent old men; unite in Russophobia. Сама война
характеризуется как изначально неоправданная и ненужная большинству насе-
ления Британии: it would have been absurd to suppose that the subjects of Queen
Victoria…longed, to a man, to fight the Tsar. Большое количество негативно окра-
шенных единиц употребляется для описания действий британской стороны в
процессе военной кампании: their bungles in the Crimea; the disastrous cavalry
charge; British inefficiency and weakness; the sheer crass inefficiency; miserable,
unheroic, ramshackle campaign; the poor organization. Русские участники кон-
фликта, напротив, представлены как воевавшие за правое дело храбрые патри-
578
оты, объединенные Православной верой и преданные своему царю, который вы-
ражал их интересы: the Emperor of Russia…spoke on behalf of fifty millions of brave,
pious, devoted subjects, of whom thousands for the sake of the cause would joyfully
risk their lives. Таким образом, второй текст репрезентирует совсем иную картину
анализируемого события: либерально-аристократические правящие круги Вели-
кобритании в своих эгоистических интересах втянули страну в ненужную и
плохо подготовленную войну, вторглись на чужую территорию и провели без-
дарную и позорную кампанию, воюя против патриотически настроенного веру-
ющего населения, объединенного вокруг своего царя общим правым делом.
Проведенное исследование показывает, насколько текстовые события могут
отличаться друг от друга при интерпретации авторами одного и того же рефе-
рентного события. Отличия определяются тем, какую перспективу описания со-
бытия выбирает автор, и проявляются в выборе актантов, действий и положи-
тельных или отрицательных характеристик, приписываемых этим актантам и
действиям.
языке. Тамбов, 2017. C. 19-81.
Демьянков В.З. Событие в семантике, прагматике и в координатах интерпретации текста
// Когнитивные аспекты лексикографии. М., 2002. С. 320-329.
Некрасова М.Ю. Языковые средства оценки принадлежности Крыма России в дискурсе
британских газет середины XIX века // Когнитивные исследования языка. 2019. Вып. XXXVII.
С. 795-800.
Crankshaw E. The Shadow of the Winter Palace. New York: Penguin Books, 1981.
Langacker R.W. Concept, Image, and Symbol: The Cognitive Basis of Grammar. Berlin; New
York: Mouton de Gruyter, 1991.
Wilson A.N. The Victorians. London: Arrow Books, 2003.
Aleksey G. Minchenkov (St. Petersburg, Russia)

VERBAL REPRESENTATION OF AN EVENT AS A RESULT

OF ITS SUBJECTIVE EVALUATIVE INTERPRETATION
Based on the analysis of two popular history texts, the paper identifies significant differences in the
verbal representation of the Crimean War event. It is shown how the perspective the author initially
takes on the event affects the choice of actors, actions and positive or negative characteristics at-
tributed to these actors and actions.
Keywords: event, textual event, interpretation, evaluation, perspective
А.П. Миньяр-Белоручева (Москва, Россия)

ostvera@mail.ru
МЕТАФОРА КАК СРЕДСТВО КОНСТРУИРОВАНИЯ

ИСТОРИЧЕСКОГО ДИСКУРСА
В статье рассматриваются встроенные в исторический дискурс концептуальные метафоры,
конструирующие понятийное поле истории. Яркие образы концептуальных метафор связы-
вают в единое целое разрозненные на шкале времен исторические события и личности. Кон-
579
цептуальные метафоры исторического дискурса способствуют целостности восприятия исто-
рических событий и ситуаций.
Ключевые слова: концептуальные метафоры, исторический дискурс, виртуальный, историче-
ский мир, конструирование
Метафора является одним из непостижимых феноменов, более двух с поло-

виной тысяч лет волнующих умы ученых, которые с разных позиций подходят к
исследованию ее граней. Считая метафору «вездесущим принципом языка» и
рассматривая ее как одну из языковых универсалий, А. Ричардс соотносил ее со
способностью мыслить [Ричардс 1990: 46]. Подчеркивая синестетическое свой-
ство метафоры, ученый акцентировал внимание на ее возможности совмещать
две мысли о двух различных предметах, взаимодействующих «между собой
внутри одного-единственного слова или выражения, чье значение как раз и есть
результат этого взаимодействия» [Ричардс 1990: 46]. Именно данная специфика
позволила, уподобив метафору двуликому Янусу, единому в двух ипостасях бо-
жеству, рассматривать ее как «дуальную первосубстанцию», обладающую спо-
собностью убеждать посредством образов, осуществляющих в ментальном про-
странстве скрытую от глаз тонкую работу. Будучи одной из сложнейших само-
организующихся систем, метафора, постоянно развивая смыслы устоявшихся
концептов, обладает не поддающейся опровержению образной аргументацией и
способностью передачи знаний особым способом. Выявив метафоричность зна-
ния, Ф.В. Ницше отмечал лидирующую роль метафоры в процессе мышления.
Немецкий философ настойчивее Аристотеля подчеркивал когнитивную сущ-
ность метафоры, считая ее основой всех познавательных процессов, позволяю-
щих постичь неизвестное исходя из известного [Ницше: URL]. Концептуальная
вездесущность метафор с их комплексным механизмом проецирования доменов,
необходимых для создания «когнитивных карт», раскрытая и представленная
Дж. Лакоффом и М. Джонсоном [Лакофф, Джонсон 2004] свойственна истори-
ческому дискурсу, дискурсу историка и истории.
История – это наука, изучающая жизнь человеческого общества во всем его
разнообразии. Для познания прошлого историки обращаются к настоящему, ис-
ходя из имеющегося опыта, они создают многочисленные концептуальные кар-
тины жизни канувших в Лету веков. Исторический дискурс, являющийся неотъ-
емлемой составляющей культуры и общества, моделируется и конструируется
посредством концептуальных метафор, позволяющих понять не только уклад
жизни конкретного народа в определенный отрезок исторической действитель-
ности, но и его мировоззрение. Метафоричность пронизывает исторический дис-
курс, придавая новый смысл тому, что было навеки утрачено. Неперцептивная
история оживает посредством метафор, которые позволяют историкам с опорой
на имеющийся опыт, передавать знание об исторической действительности, об-
ратившись из настоящего в прошлое, к тому, что стало уже навеки утеряно. Кон-
цептуальные метафоры являются неотъемлемой частью концептуальной кар-
тины исторического мира, который четко структурирован и опирается на факты,
обусловленные определенной ситуацией, которые не воспринимаются вне вре-
мени, пространства и сопутствующих им типологически неоднородных метафор.
Метафоры, функционирующие в историческом дискурсе, подразделяются
580
на текстообразующие и формообразующие. Текстообразующие метафоры кон-
струируют исторический дискурс, нарратив которого отражает мировоззрение
историка, обусловленное социальной средой и идеологией. Состоящая из после-
довательных, иногда пересекающихся сюжетов, история складывается в
фреймы, состоящие из слотов, которые моделирует историк посредством кон-
цептуальных метафор. Метафора предоставляет историку возможность наиболее
глубоко погрузиться в «культурный контекст языковой деятельности» [Болды-
рев, Дубровская 2015: 14] для конструирования исторической реальности и со-
здания запоминающихся исторических образов.
Аксиологическая природа концептуальных метафор позволяет не только за-
глянуть в историческое прошлое посредством его моделирования, но и сформиро-
вать представление о конкретной стране в определенный период ее развития, вы-
явив отношение историка к воссозданным им историческим событиям. Однако,
стремясь сохранить научную объективность, давая метафорическую оценку исто-
рической личности, историки предпочитают обратиться к метафорам современни-
ков конкретных исторических персонажей. Так, характеризуя неоднозначную фи-
гуру Генриха VIII, историк приводит знаменитую метафору Томаса Мора, упо-
добляющего его льву: «If the lion knew his own strength, hard were it for any man to
rule him» [Bindoff 1974: 96]. Использование концептуальных метафор в историче-
ском дискурсе неотвратимо, поскольку в их основе «лежит некий обобщенный об-
раз или представление (generalization), которые реализуются неким множеством
языковых выражений (linguistic expressions)» [Карасик, Стернин: URL].
В историческом дискурсе, так же, как и в политическом дискурсе «мета-
форы организуют текст, служат средством связи <…>, обеспечивающим целост-
ность восприятия» [Чудинов 2004] исторических событий и личностей. Соеди-
няя несоединимое, концептуальные метафоры конструируют историческое про-
странство посредством созданных ими образов. Так, для того чтобы показать как
достижения, так и упущенные возможности кардинала Вулси – масштабной фи-
гуры, игравшей в Англии XVI в. ключевую роль в течение двадцати лет со вре-
мени вступления юного Генриха VIII на престол, историк создает «концептуаль-
ную карту» этого неординарного исторического деятеля из сложнейшего каскада
концептуальных метафор, опирающихся на мифологические образы и библей-
ские притчи, примиренные в одном высказывании: «Wolsey paid the penalty not,
as he claimed upon his deathbed, of having served his King better than his God, but of
having served himself better than his King. None the less, he had served Henry VIII
better than he could have known or claimed. Not only had he, by the herculean labours
of close on twenty years, preserved inviolate the principle of one-man rule, he had also
paved the way for that great extension of monarchical power which before his death
Henry had begun to realize. Instead of hiding in the earth of a pedestrian prudence the
talent of secular authority entrusted to his keeping, this royal servant had traded his
talents abroad and with them earned the huge dividend of the legatine authority; and
Wolsey lord, although his gratitude compared ill with that of the parable, was to prove
almost as quick to pocket both principal and interest as the man who travelled into a
far country. Wolsey had done even more» [Bindoff 1974: 87]. Концептуальные ме-
тафоры как часть ценностной картины исторического мира, свойственные пред-
ставителям конкретной культуры, вносят весомый вклад в создание образного
портрета искомой эпохи и доминантных исторических личностей.
581
История многолика. Формообразующие концептуальные метафоры истори-
ческого дискурса создают представление о сущности истории, позиционируя ее
как приключение – HISTORY AS AN ADVENTURE; путешествие – HISTORY AS
A TRAVEL; театр – HISTORY AS A THEATRE [Миньяр-Белоручева 2017], в ко-
тором идет спектакль (spectacle of human history) в постановке судьбы – бессмен-
ного режиссера исторических событий, сценарий для которого пишет историк, по
своему усмотрению трактуя свершившееся. История, находящаяся в постоянном
движении, с позиций концептуальных метафор рассматривается как поток – HIS-
TORY AS A STREAM: stream of events, historical current, confluence of develop-
ments, как дерево – HISTORY AS A TREE, ствол и ветви которого символизируют
правившие династии: family tree (Ptolemaic family tree), royal family tree, branches
of the royal family tree, в видимости пустоты межветочного пространства происхо-
дит обретение смысла истории; a корни дерева подчеркивают глубину историче-
ских событий: the roots of the events extend back to… [Little 2010: 8-9]. История,
метафорически представленная как дорога – HISTORY AS A PATHWAY [Little
2010: 10]: turning points of / in history, crossroads of history is filled with pivotal events,
the path of history (the path of world history leads us to), the road of history; the end of
history, свидетельствует о длинном пути, пройденном человечеством, и каждый
пропущенный поворот воспринимается как упущенная возможность развития че-
ловечества, давая повод для создания виртуальной истории. Подход историков к
разным формам человеческого существования как к перевернутым страницам ис-
тории (turning pages of history), которые складываются в отдельные главы (a chap-
ters in history), составляющие единое целое, дает возможность воспринимать ее
как книгу – HISTORY AS A BOOK, на полях которой (on the margins of history)
могут происходить судьбоносные события.
Подводя итог, следует отметить, что метафоры – действенный инструмент
исторического дискурса, позволяют историкам конструировать виртуальные ис-
торические миры, безальтернативно воспринимаемые реципиентами на персуа-
зивном и суггестивном уровнях.
Болдырев Н.Н., Дубровская О.Г. О формировании социокультурной специфики дискурса
// Вопросы когнитивной лингвистики. 2015. № 3. С. 14-25.
Карасик В.И., Стернин И.А. Антология концептов. Т. 1. URL: http://www.ah-
merov.com/book_1066_chapter_8_J.html. (дата доступа 10.10.2020).
Лакофф Дж., Джонсон.М. Метафоры, которыми мы живем. М.: УРСС, 2004.
Миньяр-Белоручева А.П. Метафоры в истории, история в метафорах: сб. материалов Тре-
тьего Международного научного семинара «Язык, литература и культура как грани межкуль-
турного общения». Чехия, Австрия, Германия, 4-11 июня 2017 г. Пльзень: Западночешский
университет, 2017. С. 114-120.
Ницше В.Ф. Искусство метафоры. URL: http://metaphor.narod.ru/revew/harnad.htm. (дата
доступа 11.11. 2020).
Ричардс А. Философия риторики // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 44-68.
Чудинов А.П. Когнитивно-дискурсивное исследование политической метафоры // Во-
просы когнивной лингвистики. 2004. № 1 (001). С. 95.
Bindoff S.T. Tudor England. London: Penguin Books, 1974.
Little D. New Contributions to the Study of History. Springer: Netherlands, 2010.
582
Alla P. Minyar-Beloroucheva (Moscow, Russia)
METAPHORS AS A MEANS OF HISTORICAL DISCOURSE CONSTRUCTION

The article analyzes conceptual metaphors of the historical discourse aimed at constructing the con-
ceptual field of history. Vivid images of conceptual metaphors connect historical events and person-
alities scattered on the time line of history into a single whole. Conceptual metaphors of historical
discourse contribute to the integrity of perception of historical events and situations.
Keywords: conceptual metaphors, historical discourse, historical world, mental space, modeling
Т.Н. Москвитина (Челябинск, Россия)

Южно-уральский государственный гуманитарно-педагогический университет
moskvitinatn@cspu.ru
СВОЙСТВА И ФУНКЦИИ КЛЮЧЕВЫХ СЛОВ

В РАЗЛИЧНЫХ ТИПАХ ДИСКУРСА
Статья посвящена исследованию термина «ключевые слова», различным подходам к его трак-
товке и их роли в выражении смысла в различных типах дискурса. Основное внимание уделя-
ется изучению сложностей, которые встречаются при выделении опорных слов, возникающих
при интерпретации текста. Исследование имеет целью проанализировать основные свойства
ключевых слов текстов разных типов.
Ключевые слова: дискурс, ключевые слова, понимание текста, интерпретация текста
В статье рассмотрена проблема определения феномена ключевых слов, их

значимость в разных сферах лингвистических и междисциплинарных исследова-
ний, сложности в поиске точных методов идентификации данных опорных лек-
сических единиц. Актуальность темы обусловлена возрастающим интересом к
проблеме понимания и интерпретации в рамках теории текста, теории коммуни-
кации, когнитивном анализе текста.
Уровень понимания речевого продукта определяется мотивацией читателя
или слушателя, релевантностью текста для реципиента, избирательностью его
восприятия, а также экстралингвистическими факторами, ситуацией, в условиях
которых происходит восприятие и понимание текста. В процессе понимания тек-
ста актуальна дифференциация смысла и значения языковых единиц: значение
подразумевается как явление узуальное, объективное, воспроизводимое, содер-
жащееся в языковой памяти народа, нормативное, в основном одинаково пони-
маемое носителями определенного языка. Смысл – явление контекстуальное, си-
туативное, обусловленное событийным фоном, часто субъективное. Личностные
смыслы влияют на понимание текста, интерпретационное поле, формируемое ре-
ципиентом. Понимание текста и вычленение его опорных элементов в настоящее
время является объектом междисциплинарного обсуждения – психологии, пси-
холингвистики, лингвистики, лингвокультурологии, когнитивистики, со-
циолингвистики, коммуникативной стилистики, филологического анализа тек-
ста, литературоведения.
Проблема определения, вычленения, анализа функционирования ключевых
слов связана с актуальными психолингвистическими вопросами порождения
583
речи, понимания текста, со сферами их использования, с прагматическим ком-
муникативным аспектом, с формированием полевых структур как языка, так и
отдельных текстов, с выделением ключевых слов национальных языковых кар-
тин мира. Феномен ключевых слов интерпретируется с точки зрения соответ-
ствующих научных лингвистических парадигм и может быть проанализирован
на материале разнообразного языкового и речевого материала
Итак, в современной науке термин «ключевое слово» (КС) может быть по-
разному интерпретирован в зависимости от сферы исследований, в которой дан-
ный термин используется: 1) ключевые слова рассматриваются как компоненты,
структурирующие текст; 2) ключевые слова как составляющие национальной
языковой картины мира, 3) ключевые слова художественного произведения или
идиостиля какого-либо писателя, 4) ключевые слова как конституенты семанти-
ческого поля в художественном тексте, 5) ключевые слова как конституенты кон-
цепта, 6) ключевые слова или слово как доминантный знак, центр фразового и
межфразового единства, 7) ключевые слова как конституенты жанра, 8) ключе-
вые слова в формулировании запроса или вопроса при использовании Интернет
ресурсов; 9) ключевые слова при структурировании сайта и копирайтингового
текста; 10) ключевые слова в журналистских текстах, называемые некоторыми
исследователями «ключевыми знаками» (заглавия, смысловые опорные пункты,
«семантические вехи») [Булатова 2013: 93]; 11) ключевые слова для создания
вторичных научных текстов, текстов-примитивов, рефератов и аннотаций.
Среди актуальных проблем, связанных с использованием КС в разных сферах
научной деятельности, следует выделить следующие: 1) объективная и субъектив-
ная составляющие в определении доминантности ключевых сегментов в текстах
любых жанров и стилей; 2) моделирование процесса понимания содержания тек-
стов на базе ключевых слов; 3) выявление механизма связывания в сознании чита-
теля ключевых слов в процессе восприятия и понимания текста, что входит в ареал
проблем психолингвистической науки; 4) соотношение ключевых слов и ключевых
идей или сквозных мотивов культуры, дифференциация номинантов и идей в про-
цессе анализа лингвокультурологических полей и концептов; 5) адекватность пере-
вода иноязычного текста на другой язык, связанная с пониманием данного текста,
определением универсального, наднационального и уникального, специфического
национального; 6) «… выбор каждого ключевого слова при формулировке поиско-
вого запроса оказывается обусловленным порождающей его ситуацией… учитыва-
ются как собственно лингвистические факторы, так и экстралингвистические» [По-
техина 2017: 7]; 7) нелинейность восприятия текста и обусловленность этим нели-
нейного понимания и интерпретации текста: «Одной из наиболее сложных иссле-
довательских задач в области лингвистики текста является решение проблемы ин-
терпретации содержательной стороны текста, понимания его целостного смысла и
описания семантической структуры…» [Осипова 2010: 791]; 7) несовпадение фо-
новых и энциклопедических знаний у составителя текста и его реципиента; 8) реле-
вантная роль определенных частей речи в формировании доминантных сегментов
текста, способствующих его пониманию.
Значимость ключевых слов в понимании и интерпретации текста определя-
ется и принадлежностью к определенному семантико-грамматическому классу
(в работах по проблеме понимания и интерпретации отмечается, что в качестве
КС, в основном выступают субстантивы и субстантивные словосочетания), и
584
лексическим значением, и сочетаемостью, и функцией эпизода, в котором нахо-
дятся данные ключевые слова, и ситуативным смыслом, который сформирован
экстралингвистическими факторами. Ключевыми словами, безусловно, чаще
всего являются полнозначные слова, однако нельзя не учитывать грамматиче-
ские связи и формы КС, которые также привносят дополнительные семы, диф-
ференцирующие и уточняющие, хотя их основные грамматические значения из-
вестны и предсказуемы и зафиксированы справочными пособиями.
Информативность КС – одно из универсальных свойств КС в любом типе
текста. Количество информации текста не связано с физическим объемом текста,
оно пропорционально относительной оригинальности сообщения. Ценность со-
общения определяется не его длиной, но тем, что оно новое или уже известно,
учтено адресатом и включено им в его внутреннюю структуру, избыточность при
этом дает гарантию против ошибок в передаче, так как позволяет восстановить
сообщение даже при отсутствии части элементов, исходя из структуры исполь-
зуемого языка. Одно из ведущих свойств КС – в возможности использования при
компрессии текста, сокращении объема первичного текста, что не сказывается
на качестве понимания текста при условии совпадения имеющихся фоновых зна-
ний адресата и адресанта сообщения. Адекватное понимание свернутых языко-
вых структур возможно профессионалами одной сферы или близких сфер, так
как понимание логических категорий, подразумевающихся, но не выраженных
эксплицитно, связано с энциклопедическими знаниями, с объемом тезауруса
личности и уровнем владения языковыми средствами языка. Это позволяет пра-
вильно восполнять пропущенную информацию в смысловом развитии текста и
сделать правильные выводы по прочтению текста. Знание типа коммуникации,
закономерных соответствий между параметрами и правильное его понимание
также способствует лучшему проникновению в смысл текста.
Например, при создании и оформлении сайтов, а также при формулировании
запросов требуется оптимально выбрать ключевые слова, которые бы как можно
точнее передали актуальную информацию для реципиента или были настолько
адекватны имеющейся в сети информации, чтобы пользователь Интернета мог ее
быстро получить. Определение КС значимо для составления копирайтинговых тек-
стов, презентирующих идеи, компании, продукты и услуги с целью повышения
спроса на какой-либо товар и уровня его продаж. Среди специфических критериев
определения ключевых слов SEO актуальным остается комплекс универсальных –
частотность употребления, широкая сочетаемость, включенность в идиоматиче-
ские единицы, отражение ситуативных смыслов, ареал ассоциатов.
Особенностью научного дискурса принято считать ясность выражения, одно-
значность и простоту интерпретации, отсутствие скрытых смыслов, подтекста.
Например, юридический дискурс, в силу своих специфических функциональных
особенностей, рассматривается как научный дискурс, с одной стороны, и гумани-
тарный, с другой стороны. Более того, это тот тип дискурса, который, декларируя
однозначность в интерпретации законодательных актов для соблюдения прав и
свобод в равной степени всех граждан, предполагает соревновательный аспект
при представлении интересов сторон в суде, а, следовательно, и возможность мно-
жественной интерпретации законов и подзаконных актов. Можно предположить,
что терминологическая (юридическая) лексика, сложные синтаксические кон-
струкции, имплицитная интертекстуальность – это все черты профессионального
585
подъязыка юридической науки, который нуждается в подробных комментариях,
чтобы быть понятным для обывателя, непрофессионала. В силу своих особенно-
стей, юридический дискурс охватывает весь спектр видов человеческой деятель-
ности и занимается регламентированием и предписанием в различных сферах.
Вследствие этого чрезвычайно динамичен и разнообразен комплекс ключевых
слов. Однако, основными словами, фигурирующими в юридических научных
текстах являются: справедливость, право, свобода, виновность, невиновность,
преступление, закон, безопасность, независимость, наказание, равенство, дис-
криминация; такие лексемы приобретали новые содержательные наполнения в ме-
няющейся со временем обстановке, но при этом продолжали передавать универ-
сальные или наднациональные ценностные категории.
Таким образом, определение релевантных свойств ключевых слов зависит от
области их функционирования в коммуникативном процессе. Ключевое слово
выбирается в зависимости от требований той или иной ситуации, то есть в
первую очередь этот процесс обусловлен экстралингвистическими факторами.
Для эффективного функционирования ключевых слов в тексте учитывается не
только порождающая ситуация, но и максимальное соответствие индивидуаль-
ного значения слова содержанию запроса, прагматической установке, фоновым
знаниям автора текстов и реципиентов.
Булатова Э.В. К вопросу о ключевых знаках журналистского текста // Вестник Челябин-
ского государственного университета. Серия: филология. Искусствоведение. 2013. Вып. 80. 21.
С. 92-97.
Осипова А.И. Смысловая структура текста в аспекте существующих концепций ключе-
вых слов // Известия Самарского научного центра РАН. 2010. Т. 12 № 5 (3). С. 789-792.
Потехина М.С. Критерии выбора ключевых слов при формировании поискового запроса
// Научный журнал КубГАУ. 2017. № 129 (05). С. 1-18.
Tatyana N. Moskvitina (Chelyabinsk, Russia)

PROPERTIES AND FUNCTIONS OF KEY WORDS

IN DIFFERENT TYPES OF DISCOURSE
The article studies the term “key words”, various approaches to its interpretation and its role in ren-
dering the meaning in various types of discourse. The main attention is paid to the study of the diffi-
culties of the selection of key words arising during text comprehension. The aim of the research is to
analyze the main properties of key words in texts of different types.
Keywords: legal discourse, key words, text comprehension, text interpretation
586
Э.И. Мячинская (Санкт-Петербург, Россия)
e.myachinskaya@spbu.ru, elvirivan2009@mail.ru
ТАКТИКА ИДЕОЛОГИЗАЦИИ В ЖАНРЕ РЕЦЕНЗИИ НА РУССКОЕ

И СОВЕТСКОЕ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО
В статье анализируется искусствоведческий текст, представляющий собой англоязычную ре-

цензию на выставку русской и советской живописи в Швеции в 2014 г. Характерной аксиоло-
гической чертой анализируемого текста является интерпретация работ советского периода как
производной от сталинской пропаганды и идеологического давления.
Ключевые слова: искусствоведческий дискурс, рецензия, советское изобразительное искус-
ство, тактики презентации, культурный компонент, идеологизация
Дискурсивный жанр рецензии имеет множество поджанров и их разновид-

ностей в зависимости от тематики, объекта рецензии, коммуникативного канала,
целевой аудитории и пр. Рассматриваемая нами рецензия принадлежит типу ан-
глоязычного публицистического критического искусствоведческого дискурса.
Эмпирической базой служит статья Пэра Хедстрема, посвященная выставке рус-
ского и советского искусства, проходившей в Швеции, в Национальном музее г.
Стокгольма с октября 2014 г. по январь 2015 г. под названием «От царей до ко-
миссаров: русская и советская живопись из Русского музея» [Hedström 2014].
Рецензии по определению является аксиологически и когнитивно-ориенти-
рованным жанром, нацеленным на информирование аудитории, оценочную ин-
терпретацию объектов искусства, воздействие на формирование мнения аудито-
рии. Н.Д. Арутюнова считает рецензию «монологическим видом аксиологически
ориентированных текстов» [Арутюнова 1984: 12]. В зависимости от того, направ-
лена ли рецензия на оценивание нового предмета искусства или на представление
уже известных работ, в рецензии превалирует тот или иной составляющий ее ком-
понент. А.Б. Ерохина в диссертации, посвященной англоязычной рецензии цити-
рует Гарольда Розенберга [Rosenberg 1972: 58]: «Едва ли будет преувеличением
сказать, что живопись сегодня познается ушами. <…> Нынешняя художественная
критика перевернула былую последовательность: вместо того чтобы выводить
принципы из того, что она видит, она учит глаз «видеть» принципы» (цит. по:
[Ерохина 2018: 22]). «Роль критика может стать судьбоносной для конкретного
художника, но и в целом критическая деятельность формирует общественное со-
знание» [Ерохина 2018: 34]. Очевидно, что научная, а также филологическая и гу-
манитарная компетенция критика может быть различной и достаточной или не
достаточной в зависимости от типа рецензии – сугубо научной или публицисти-
ческой. Для публицистической рецензии в гораздо большей степени релевантно
отношение автора текста к рецензируемому объекту, что выражается как в прева-
лировании выявления и языковой актуализации внешних факторов, определяю-
щих ценность работы, так и в наличии эмотивно-оценочной лексики. Проект, в
рамках которого выполнено настоящее исследование, показывает, что, «для ан-
екта № 20-012-00276.
587
глоязычного искусствоведческого дискурса, посвященного русской живописи со-
ветского периода, характерно особое внимание к историческому и культурному
контексту создания произведения искусства» [Петухова 2020: 443-444].
Организаторы рецензируемой выставки вынесли мощный историко-идео-
логический посыл непосредственно в название выставки. В отличие от традици-
онного для хронологически выстроенных выставок названия, где используются
имена художников, коллекционеров или направлений в искусстве, эта выставка
обозначает представленный период «From Tsars to Commissars» – оба рифмую-
щихся слова заимствованы в английский язык из русского для обозначения рус-
ских реалий с определенной политической коннотацией (предшествующая вы-
ставка в Швеции в 2011 г., одна из наиболее посещаемых в музее за последнее
время, называлась The Peredvizhniki: Pioneers of Russian Painting («Передвиж-
ники – пионеры русской живописи»), без какого-либо политического подтекста).
Автор анализируемой рецензии П. Хедстрем, заведующий выставочным отде-
лом музея и куратор выставки, применяет наиболее типичные тактики этого жанра,
а именно: а) выстраивается эволюция художественных направлений (реализм – мо-
дернизм / импрессионизм – русский авангард – социалистический реализм), б) от-
мечается влияние французского импрессионизма на русских художников: …Nathan
Altman’s portrait of the poet Anna Akhmatova, a painting that clearly reveals the influ-
ence of early French modernism – and especially Cézanne – on the Russian painters…;
в) выражается эмотивный компонент в том, как автор демонстрирует несомненное
восхищение ранними работами, которые упоминаются в тексте: 1) Konstantin Ma-
kovsky’s magnificent rendering, Shrovetide in St Petersburg; 2) several truly excellent
paintings from around 1910…; 3) Natalia Goncharova’s tersely simplified winter land-
scape was another magnificent work…; 4) the absolute masterpiece, Boris Grigoriev’s
dramatic portrait of the theatre director Vsevolod Meyerhold…
Презентация русского авангарда в тексте менее эмоциональна; его ценность
(для выставки) представляется тем, что он хорошо известен европейскому зрителю,
ср.: The internationally best-known part of Russian 20th century art history. Причину
такой известности автор видит в том, что внезапно эти художники оказались на
передовой линии международного авангарда: The reason for this world renown is
mainly that these artists were suddenly at the front-line of the international avant-garde.
Однако удельный вес различных тактик очень неодинаков. Превалирует
включение когнитивно-информационного компонента, главным образом поли-
тико-идеологического характера. Так, представляя портрет Мейерхольда кисти
Бориса Григорьева, П. Хедстрем дает историческую справку о театральном ре-
жиссере: Meyerhold belonged to the Russian arts scene, whose members were perse-
cuted in connection with the dogmatic Stalinist arts programme, and was imprisoned
and murdered for not embracing the official art doctrine of socialist realism.
Начиная с названия выставки, ставящего во главу угла политическую обу-
словленность искусства, как русского, так и советского, идеологический коммен-
тарий пронизывает бóльшую часть критического текста. Автор пишет, что рус-
ским художникам приходилось в течении долгих периодов работать в условиях
репрессивных режимов, резко ограничивающих форму и содержание искусства;
здесь упоминается жесткая цензура при царском режиме. Но в основном идеоло-
гизации подвергается советский период искусства. Развитие страны в целом да-
588
ется в терминах «царизм, революция, сталинская эра, сверхдержава времен хо-
лодной войны» (“from the Tsardom of the 19th century, via the revolutionary years
in the 1910s and 1920s, to the Stalin era and the Soviet superpower during the Cold
War»). Работы советского периода в стиле социалистического реализма интер-
претируются как производное режима и называются «Stalinist propaganda art»,
соцреализм именуется сталинистским стилем: The approved Stalinist style was
called socialist realism. Paintings showed Soviet progress and the resilience and de-
termination of the Soviet people.
Особая критика обрушивается на картину Аркадия Пластова «Колхозный
праздник», которая представляется как типичный образец социалистического ре-
ализма в самой ужасающей, позорной форме пропаганды (typical example of so-
cialist realism in its most flagrant propaganda version) Автор даже дает подробное
описание изображенного на картине содержания, отметив и портрет Сталина,
возвышающийся над толпой празднующих.
Интересно отметить, что тактика идеологизации, или политизации в искус-
ствоведческом дискурсе, посвященном советскому искусству, обнаруживается и
в других жанрах. Так, Н.Ю. Соколова, исследуя англоязычные биографии скуль-
птора Эрнста Неизвестного, выделяет фрагменты дискурса, которые репрезенти-
руют когнитивные блоки в сознании искусствоведов связанные с интерпрета-
цией отдельных явлений советской действительности, в частности «государ-
ственный аппарат»: КГБ, министерство культуры и пр., «социальное расслое-
ние»: ссыльные, лишенцы и пр. и другие концепты идейно-политического напол-
нения [Соколова 2020]. Т.И. Петухова, изучавшая экспертный анализ «совет-
ского импрессионизма», проведенный американскими искусствоведами, также
говорит об акценте на политическом контексте, выраженном когнитивными мар-
керами, ср.: Soviet isolationism, Iron Curtain, Stalin’s Soviet Realism, Khrushchev’s
Thaw и т.д. Автор пишет, что «эстетическая оценка произведений русских ху-
дожников-импрессионистов советского периода <…> дается с учетом историче-
ского и политического контекста, в условиях которого эти произведения созда-
вались…». В жанровом отношении, это не рецензии в собственном смысле слова,
а сообщения на сайте выставочного зала [Петухова 2020: 444].
Таким образом, мы видим, что эпоха глобальных перемен не все изменила
в диалоге культур: западного мировоззрения и советского искусства эпохи стро-
ительства коммунистического общества, эпохи ожидания лучшей жизни. В опре-
деленном смысле наблюдается столкновение стереотипов, присутствующих с
той и другой стороны. «Колхозный праздник» назван так, потому что художник
хотел показать радость жизни и показал ее. Участник диалога со стороны запад-
ной культуры, воспринимает такой вид искусства как отражение жестокого дик-
тата власти. Автор рецензии расставляет свои акценты и, используя тактику
идеологизации, воздействует на восприятие своей аудитории.
Арутюнова Н.Д. Аксиология в механизмах жизни и языка // Проблемы структурной
лингвистики. М.: Наука, 1984. С. 5-23.
Ерохина А.Б. Прагмалингвистические аспекты современного искусствоведческого дис-
курса (на материале англоязычных текстов, посвященных изобразительному искусству): дис.
... канд. филол. наук. М., 2018.
589
Петухова Т.И. Языковая репрезентация русской послевоенной живописи в англоязыч-
ном искусствоведческом дискурсе // Когнитивные исследования языка. 2020. Вып. XLII. С.
442-447.
Соколова Н.Ю. Биография художника как штрих к портрету эпохи (на материале англоязыч-
ных публикаций об Эрнсте Неизвестном) // Тезисы докладов XLIX Международной научной фи-
лологической конференции, посвящ. памяти Людмилы Алексеевны Вербицкой (1936 – 2019).
URL: https://www.conference-spbu.ru/conference/42/structure. (Дата обращения: 02.12.2020).
Hedström P. From Tsars to Commissars: Russian and Soviet Painting from the Russian Mu-
seum // Art Bulletin of Nationalmuseum, Stockholm. 2014. Vol. 21, P. 133-136.
Elvira I. Myachinskaya (St. Petersburg, Russia)

IDEOLOGIZING TACTICS IN AN ENGLISH LANGUAGE ART REVIEW

OF RUSSIAN AND SOVIET PAINTING
The paper investigates the text of an art review of the Russian and Soviet painting exhibition of 2014
in Sweden. Typical for an axiological presentation of Soviet art is introduction of political ideological
commentary and interpreting works of art of this period as derivative of Stalinist propaganda and
ideological pressurizing.
Keywords: art discourse, exhibition review, Russian and Soviet painting, presentation tactics, cultural
component, political background, ideology
Ю.А. Ненашева (Челябинск, Россия)

nenajalex@gmail.com
ЛЕКСИЧЕСКИЕ ПРАЙМЫ ⸻ СРЕДСТВО ФАСИЛИТАЦИИ

ПРОСОДИЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ВЫСКАЗЫВАНИЯ В ДИСКУРСЕ
(на примере чтения вслух)
Автор использует методологию экспериментального анализа дискурса (ЭАД) для изучения
прайминг-эффекта лексических единиц, создающих дискурсивный контекст. При чтении
вслух эти единицы выполняют функцию вспомогательного средства, направляя когнитивные
процессы отбора просодических средств. Специфика этих единиц заключается в вербализации
просодических особенностей реализуемых высказываний и активации соответствующих ме-
ханизмов отбора этих единиц.
Ключевые слова: лексические праймы, дискурс, просодия, повелительные высказывания, чте-
ние вслух
Понимание дискурса как «разветвленной структуры знания … о речи и ре-

чевой деятельности … условиях ее порождения, по ходу ее протекания» [Кубря-
кова 2012: 125] в когнитивистике обусловило появление экспериментального
анализа дискурса (ЭАД): связь речевых структур с мыслительными, возникаю-
щая в дискурсивной деятельности, обусловленность этой связи как интенциями
говорящего, так и общим замыслом всей деятельности, зависимость этой связи
от контекста создания структур в речевой деятельности – все это может быть
эффективно изучено в исследовании, находящемся в междисциплинарном про-
странства на пересечении лингвистики и психологии, где общей точкой отсчета
является когнитивистика [Федорова 2014].
Специфика когнитивно-ориентированного исследования предполагает изу-
чение речи онлайн, разворачивания ее в реальном времени. Аудиокнига – форма
590
репрезентации художественного текста и вид драматургического произведения –
может быть использована как материал в экспериментальном исследовании, по-
скольку, согласно мнению, высказанному Е.С. Кубряковой, драматургическое
произведение, демонстрирует «осуществление дискурсивной деятельности», вос-
производит живое (онлайн) общение людей [Кубрякова 2012: 134-135]; ее исполь-
зование позволяет соблюсти такие правила эксперимента как контролируемость
условий эксперимента и воспроизводимость его результатов. Специфика чтения
вслух позволяет исследовать особенности процессов речевосприятия / речепорож-
дения: непосредственно регистрируемая (онлайн) речь привязана ко времени, от-
ражает быстрые, возможно неосознаваемые процессы порождения / восприятия
речи, характеризующие особенности интерпретации текста; чтение прямой речи
персонажей воспроизводит диалог, разворачивающийся в относительно есте-
ственном внеязыковом контексте [Федорова, 2014]. Просодическая организация
высказываний прямой речи персонажей при чтении вслух опирается на когнитив-
ные механизмы понимания и интерпретации [Величковский 2006; Ахутина 2014;
Болдырев 2017]. Применение методологии ЭАД для изучения просодической ор-
ганизации высказываний при чтении вслух позволяет соблюсти два основных тре-
бования естественности данных: высказывания прямой речи персонажей не вы-
рваны из контекста, высказывания являются естественной частью дискурса [Чейф
2008]. Данная методология позволяет исследовать дискурсивный контекст и опре-
делить степень влияния создающих его единиц на процессы селекции необходи-
мых формальных средств – просодических единиц – при чтении вслух.
Изучение изучения прайминг-эффекта лексических единиц – лексических
праймов, создающих дискурсивный контекст, производилось на звуковом матери-
але повелительных высказываний, определяемых как «канонические» структуры,
в прямой речи персонажей в аудиовариантах художественных произведений
[Кибрик, Подлесская 2009: 55]. Несомненно, интенциональный принцип, лежа-
щий в основе когнитивной доминанты повелительных высказываний, обусловли-
вает специфику интерпретации письменного текста при чтении вслух [Aikhenvald
2010; Jary, Kissine 2014; Болдырев, Григорьева 2018]. Тем не менее, исследование
показало, что именно дискурсивный контекст выполняет функцию активизации
выбора необходимых просодических средств для интонационной организации вы-
сказывания, что подтверждает когнитивную мотивированность выбора средств,
его зависимость от механизма рабочей памяти говорящего, отмечаемую
А.А. Кибриком (см. когнитивная многофакторная модель референциального вы-
бора [Kibrik, 2011]), где он называет дискурсивный контекст одним из факторов
активации, потенциально влияющим на выбор говорящим того или иного сред-
ства. Лексическая единица, создающая дискурсивный контекст / прайм, – это фак-
тор активации выбора, а просодическая организация высказывания отражает ре-
зультат его воздействия в виде количественного / качественного изменения аку-
стических параметров звукового континуума. Термин «прайминг» также подни-
мает вопрос, связанный с осознанностью / неосознанностью процессов обработки
информации. Неосознанность процессов может означать их автоматичность: ма-
териал, прошедший обработку психофизиологическими механизмами памяти и
внимания в рамках контролируемых процессов (обучения), со временем может пе-
рейти на уровень имплицитного хранения, что способствует более эффективному
591
перераспределению ресурсов памяти и внимания [Schneider, Shiffrin 1977; Велич-
ковский 2006]. Это не противоречит целям исследования.
Исследование дискурсивного контекста повелительных высказываний, со-
ставляющих прямую речь персонажей, проводилось с применением методов кор-
пусного анализа, это позволило оценить относительную частотность обнаружен-
ных лексических праймов, определить их вес как факторов активации просоди-
ческой организации повелительных высказываний. Корпус исследования соста-
вили 24 художественных произведения с общим количеством более 2 млн. слов.
Из аудиовариантов текстов корпуса были составлены две выборки высказываний
(828 высказываний), содержащие канонические повелительные высказывания, с
сопровождающим их дискурсивным контекстом.
В.С. Храковский указывает на существование особых глаголов, вводящих
повелительные предложения прямой речи, – «глаголов речевой каузации типа
приказывать, требовать, просить, предлагать, запрещать, разрешать, сове-
товать, умолять, которые уточняют и конкретизируют значение волеизъявле-
ния» [Храковский 1990: 202; Храковский, Володин 2001], которым в английском
языке соответствуют глаголы ask, instruct, command, direct, order, charge, require,
request, demand, beg и др. Результаты корпусного анализа показали, что несмотря
на высокую относительную частотность этих глаголов в корпусах они доста-
точно редко являются глаголами речевой каузации, вводящими прямую речь, со-
держащую повелительные высказывания. Дискурсивный контекст повелитель-
ных высказываний, составивших первую выборку для просодического акустиче-
ского анализа, представлен следующими глаголами речевой каузации (по мере
уменьшения частотности в выборке от 11545,31 до 131,13 на млн. слов): say,
shout, snap, whisper, cry, tell, yell, bark, mutter, snarl, scream, speak, roar. Обозна-
чаемое данными глаголами речевое действие не связано с побудительностью, но
отражает специфические просодические характеристики: интенсивность / гром-
кость, тембр, тональные характеристики; дополнительным элементом семанти-
ческой структуры этих глаголов является эмфаза (кроме глаголов say, tell, speak).
Для проверки зависимости выбора просодических характеристик от дискур-
сивного контекста была использована вторая выборка канонических повелитель-
ных высказываний, вводимых глаголом речевой каузации call с коммуникатив-
ным значением ‘calling from the distance’. Статистическая оценка значений про-
содических характеристик (Mann-Whitney Rank Sum Test) показала наличие ста-
тистически значимых различий между значениями диапазона интенсивности (t-
статистика – 7,80, с t-критическим двусторонним – 1,96, p ≤ 0,001), второго квар-
тиля значений интенсивности в высказывании (t-статистика – 8,43 с t-
критическим двусторонним – 1,96, p ≤ 0,001). Оба параметра показывали более
высокие значения в выборке со значением ‘calling from the distance’: среднее зна-
чение интенсивности в высказывании для обеих выборок составляло соответ-
ственно 53,1 и 44,8 дБ, медианное значение – 52 и 44,9 дБ, стандартное отклоне-
ние значений интенсивности в высказывании 16,3 и 12,5; среднее значение вто-
рого квартиля интенсивности для обеих выборок составляло 67 и 62,8 дБ, меди-
анное значение второго квартиля– 67,6 и 63,2 дБ. Значимое повышение громко-
сти в повелительных высказываниях, связанное с изменением дискурсивного
контекста, сопровождалось увеличением значений междуслоговой длительности
во второй выборке (средние значения – 0,51 и 0,44 мсек, медианные значения –
592
0,47 and 0,4 мсек соответственно) и снижением вариативности F0 (t-статистика –
3,41 с t-критическим двусторонним – 1,96, p ≤ 0,001), среднее значение диапазона
F0 составляло 15,3 пт и 17 пт, медианные значения этого же параметра составили
14 пт и 16,5 пт соответственно.
Результаты исследования показывают, что лексические праймы – элементы
дискурсивного контекста – оказывают влияние на процессы интерпретации тек-
ста и выбор просодических средств организации повелительных высказываний.
Характеристика громкости в исследованных высказываниях варьирует в зависи-
мости от регистрируемого дискурсивного контекста: изменение прайма ведет к
изменению просодической характеристики в соответствии с коммуникативным
смыслом при соблюдении прочих формальных характеристик самого повели-
тельного высказывания: количества слогов, синтаксической структуры, наличия
эмфатических элементов и т.д.
Ахутина Т.В. Нейролингвистический анализ лексики, семантики и прагматики. М.: ЯСК, 2013.
Болдырев Н.Н. Проблемы вербальной коммуникации в когнитивном контексте // Во-
Болдырев Н.Н., Григорьева В.С. Когнитивные доминанты речевого взаимодействия // Во-
Величковский Б.М. Когнитивная наука: Основы психологии познания: в 2 т. Т. 2. М.:
Смысл: Изд. центр «Академия», 2006.
Кибрик А.А., Подлесская В.И. Рассказы о сновидениях: Корпусное исследование устного
русского дискурса М.: ЯСК, 2009.
Федорова О.В. Экспериментальный анализ дискурса. М.: ЯСК, 2014.
Храковский В.С. Повелительность // Теория функциональной грамматики. Темпораль-
ность. Модальность. Л.: Наука, 1990. С. 185-243.
Храковский В.С., Володин А.П. Семантика и типология императива: Русский императив.
М.: Едиториал УРСС, 2002.
Чейф У. Роль интроспекции, наблюдения и экспериментирования в понимании мышле-
ния // Величковский Б.М., Соловьев В.Д. Компьютеры, мозг, познание: успехи когнитивных
наук. М.: Наука, 2008. С. 163-179.
Aikhenvald A.Y. Imperatives and Commands. Oxford: OUP, 2010.
Jary M., Kissine M. Imperatives. Cambridge: CUP, 2014.
Kibrik A.A. Reference in discourse. Oxford: OUP, 2011.
Schneider W., Shiffrin R.M. Controlled and automatic human information processing: I. Detec-
tion, search, and attention // Psychological Review. 1977. 84 (1). P. 1-66.
Yuliya A. Nenasheva (Chelyabinsk, Russia)

LEXICAL PRIMES – FACILITATION MEANS

TO PROSODIC ORGANIZATION IN DISCOURSE
(On reading aloud evidence)
The author uses the methodology of experimental discourse analysis to show that lexical units that
constitute discourse context produce priming effect in reading aloud. They facilitate the cognitive
selection of proper prosodic means in intonation organization of the utterance. They are specific as
they verbalize the necessary prosodic characteristics of the said utterances and activate the choice of
these prosodic characteristics.
Keywords: lexical primes, discourse, prosody, imperatives, reading aloud
593
Н.С. Олизько (Челябинск, Россия)
olizko@yandex.ru
МЕТАФОРИЧЕСКОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ
КАК СРЕДСТВО АКТУАЛИЗАЦИИ ПРЕЦЕДЕНТНЫХ ФЕНОМЕНОВ
В МЕДИАДИСКУРСЕ
(на примере протестных выступлений движения «Стоп ГОК»)
Статья посвящена изучению прецедентных феноменов, обеспечивающих взаимодействие ко-
гнитивных систем адресанта и адресата, участвующих в процессе кодирования и декодирова-
ния информации в медиадискурсе, направленном на привлечения внимания общественности
к социальным, политическим и экологическим проблемам.
Ключевые слова: когнитивная лингвистика, медиадискурс, метафорическое моделирование,
прецедентные феномены
В рамках современной когнитивной лингвистики особое внимание уделя-

ется процессу метафорического моделирования как способу познания, объясне-
ния и оценки мира. Как известно, метафоры не только помогают человеку позна-
вать мир, но и позволяют качественно выражать свои мысли. Особенно ярко это
проявляется в медиадискурсе, представляющем собой совокупность процессов и
продуктов речевой деятельности в сфере массовой коммуникации. Медиадис-
курс как развернутый, предельно насыщенный смыслами полилог автора, чита-
теля и текста, выявляющий взаимодействие авторских интенций, сложного ком-
плекса возможных реакций читателя и текста выводит произведение в простран-
ство семиосферы. Среди системообразующих единиц, организующих простран-
ство семиосферы, выступают прецедентные феномены, под которыми понима-
ются вербальные единицы, известные значительной части представителей линг-
вокультурного сообщества и актуальные в когнитивном (познавательном и эмо-
циональном) плане. В медиадискурса основная идея автора произведения реали-
зуется в открытой (обнаруживающей связь с культурной традицией) структуре
текста, которая вызывает у читателя определенные ассоциации, способные поро-
дить отличное от исходного сообщение. Другими словами, метафорическое мо-
делирование, позволяющее обнаружить актуальный для соответствующей раз-
новидности медиадискурса список прецедентных феноменов, демонстрирует
огромный потенциал в отношении установления имплицитных значений экспли-
цитно представленных метафорических высказываний.
Необходимость изучения манипулятивного характера метафорического мо-
делирования и выявления прагматического эффекта, вызванного использова-
нием в медиадискурсе прецедентных феноменов с целью привлечения внимания
общественности к социальным, политическим, экологическим и прочим пробле-
мам, составляет актуальность данного исследования.
В качестве практического материала предлагаем обратиться к обширно пред-
ставленной в медиадискурсе экологической проблеме Челябинска, связанной со
строительством и пуском в эксплуатацию Горно-обогатительного комбината
594
«Томи́нский» (Томинский ГОК). Томинское месторождение медно-порфировых
руд было открыто в 1957 г. и является одним из крупнейших медных месторожде-
ний России, входит в топ-50 крупнейших медных месторождений мира. Томинский
ГОК – крупнейший инвестиционный проект в Челябинской области. Объем инве-
стиций в строительство комбината должен составить около 55 млрд рублей. Не-
смотря на столь внушительные цифры проект по строительству горно-обогатитель-
ного комбината вызвал протесты среди жителей города и области. ГОК расположен
в относительной близости от областного центра, и протесты населения вызваны во-
просами, касающимися последствий горно-взрывных работ, вопросами загрязне-
ния источника питьевого водоснабжения города, атмосферного воздуха и влияния
в целом на экосистему. По мнению критиков проекта, ГОК ухудшит и без того
сложную экологическую ситуацию в Челябинске. В 2014 г. было создано про-
тестное движение «Стоп ГОК». Рассмотрим особенности реализации прецедент-
ных феноменов на примере протестных выступлений движения «Стоп ГОК».
Прецедентные феномены как основные элементы когнитивной базы (под
когнитивной базой понимают совокупность знаний и представлений, релевант-
ных как для отправителя информации, так и для реципиента) находят выражение
в прецедентных ситуациях, прецедентных текстах, прецедентных именах и пре-
цедентных высказываниях.
Прецедентное имя – индивидуальное имя, связанное с широко известным
текстом (историческим, художественным и т.д.) или ситуацией и апеллирующее
не к собственно денотату, а к ассоциативным признакам, возникающим у носи-
телей языка при упоминании того или иного имени собственного.
Решение о строительстве Томинского ГОК принималось при губернаторе
Челябинской области М.В. Юревиче, а строительство начато при губернаторе
Б.А. Дубровском. На плакатах фамилия Б.А. Дубровского приобретает статус
прецедентного имени. Именно к нему как к губернатору, отвечающему за эконо-
мическую, политическую и экологическую ситуацию в области, обращаются с
призывом, что «ГОК – это ОПАСНО!».
Второй разновидностью прецедентных феноменов является прецедентное вы-

сказывание – цельная самостоятельная единица, обладающая номинативностью
или предикативностью и регулярно воспроизводимая в речи носителей языка.
Среди прецедентных высказываний выделяют цитаты как дословное воспроизведе-
ние слов другого автора. В приведенном примере мы видим прямую атрибутиро-
ванную цитату из романа польского писателя Бруно Ясенского.
595
Источником цитирования могут выступать не только художественные про-

изведения, но и юридические документы – законы и нормативные акты. На сле-
дующем плакате представлен пример маркированного цитирования с использо-
ванием лексико-пунктуационного выделения статьи 42 Конституции РФ, глася-
щей: «Каждый имеет право на благоприятную окружающую среду».
Прецедентная ситуация – «эталонная» ситуация, вызывающая у носителей
лингвокультуры определенные (индивидуальные или универсальные) ассоциации
и объективированная в тексте преимущественно посредством прецедентного
имени или прецедентного высказыва-
ния. Резервация – это территория, от-
веденная для поселения (в прошлом
насильственного) остатков коренного
населения. Резервации под разными
названиями существовали и суще-
ствуют в США, Канаде и Бразилии для
индейцев, в Австралии для аборигенов
Австралии, в ЮАР для африканцев.
Обращение к прецедентной ситуации
резервации вызывает в сознании реци-
пиентов ассоциации насилия, ограничения свободы, в том числе свободы выбора –
жить в экологически чистом или экологически неблагоприятном районе.
Подводя итог, отметим, что в медиадискурсе метафорическое моделирование
и обращение к прецедентным феноменам отражает особенности процесса концеп-
туализации действительности. Прецедентные феномены, обеспечивая взаимодей-
ствие когнитивных систем адресанта и адресата, участвуют в процессе кодирова-
ния и декодирования информации, составляющей основу медиадискурса, направ-
ленного на привлечение внимания общественности к социальным, политическим
и экологическим проблемам.
Natalya S. Olizko (Chelyabinsk, Russia)
METAPHORICAL MODELLING AS A TOOL TO ACTUALIZE

THE PRECEDENT PHENOMENA IN MEDIA DISCOURSE
(By the example of “Stop GOK” movement)
The article is devoted to the study of precedent phenomena, which provide the interaction of recipient
and addressee cognitive systems, participating in the process of information coding and decoding in
596
media discourse, aimed to attract public attention to the social, political and environmental problems.
Keywords: cognitive linguistics, media discourse, metaphorical modeling, precedent phenomena
М.М. Патиева (Тюмень, Россия)

Тюменское высшее военно-инженерное командное училище
им. маршала инженерных войск А.И. Прошлякова
mpatieva@bk.ru
СЕМИОТИЧЕСКАЯ АКТУАЛИЗАЦИЯ КОНЦЕПТА СЕМЬЯ

В ИНДИВИДУАЛЬНО-АВТОРСКОЙ КАРТИНЕ МИРА И.М. БАЗОРКИНА
В статье описывается семиотическая актуализация концепта СЕМЬЯ в индивидуально-автор-

ской картине мира И.М. Базоркина. Фреймы как семантические выражения концепта рассмат-
риваются через призму коннотативных и национально-специфических представлений о мире,
отражающих культуру в языке.
Ключевые слова: семиотика, когнитивная лингвистика, знак, концепт, фрейм, культура и язык
Целью исследования является лингвокогнитивный анализ, используемый

для комплексного представления языковых единиц, вербализирующих концепт
СЕМЬЯ в персональной концептосфере ингушского писателя Идриса Базоркина
как основе его индивидуально-авторской картины мира, семиотически репрезен-
тированной в его главном художественном произведении – романе «Из тьмы ве-
ков» [Базоркин 2001].
Наша задача заключается в том, чтобы выявить лексические единицы, т.е.
вербальные знаки, семиотически поддерживающие исследуемый концепт в пер-
сональном художественном дискурсе И.М. Базоркина, затем сопоставить их с
единицами, семиотизирующими содержание его аналога в ингушской лингво-
культуре. Это позволит полно и подробно репрезентировать роль и место кон-
цепта СЕМЬЯ в индивидуально-авторской картине мира и индивидуальной кон-
цептосфере И.М. Базоркина.
Особое место данного концепта в структуре языковой личности И.М.
Базоркина обусловлено важностью этого лингвокогнитивного феномена в
семиотике ингушской языковой картины мира.
Семиотика этики любого этноса содержит кластеры знаков, регулирующих
его поведение; это так называемые знаки-регулятивы (термин А.В. Олянича)
[Олянич 2007]. Это важнейшие элементы культуры, репрезентированные
традициями, обычаями, социальными, религиозными, экономическими и
прочими установлениями, наличествующими в хабитате того этноса, который
ими руководствуется.
Ингуши живут по Адату – неписанному закону гор. Его этическую часть
составляет так называемый Эздел – свод правил чести и достоинства ингушского
народа, который регламентирует бытие ингушей. В переводе с ингушского Эздел
означает обладание высокими духовными качествами, образец, форма для
подражания, слепок.
Семиотика этого свода правил представляет собой кластер этических знаков,
в который включены эхь – добросовестность, бехк – порядочность,
почтительность; юхь – достоинство, гIулакх – добродетельность, яхь – стремление
597
быть лучше, сий – честь; денал – смелость, сила духа, сабар – терпимость; кIахе-
там – великодушие.
Актуализация семейных ингушских ценностей согласно кодексу Эздел
предполагает исполнение неписанных установлений или максим, например,
младшим следует вставать, когда в помещение входит старший по возрасту;
младшие всегда здороваются первыми; младшие обязаны проявлять уважение в
отношении старших, выражать готовность помочь.
В народном сознании ингушей на протяжении веков формировались тради-
ции дружеских, добрососедских отношений с другими народами. В семиотике
социальных взаимоотношений ингушей отмечены также знаки-фратриативы
(вежарал – побратимство) и знаки-амициативы (доттаг1ал – дружба, друже-
ство), которые семиотизировали заключение братских и дружественных союзов
как между представителями одного народа, так и представителями разных наци-
ональностей. Обычаи вежарал и доттагIал помогали решать миром возникав-
шие конфликтные ситуации и проблемы как внутри общества, так и за его пре-
делами. Эти же идеи отражал и кавказский обычай куначества, который в свою
очередь сыграл немаловажную роль в укреплении дружеских отношений между
народами.
В то же время народам Кавказа свойственна кровная месть, семиотизирующая
основную идею – идею справедливости, которая эксплицируется знаком-вендик-
тивом нийсал и направлена на стремление выработать в каждом члене ингушского
общества мысль о том, что нельзя пренебрегать другой жизнью, другой честью.
Рассматриваемый концепт может быть представлен в виде двух основных
фреймов – нуклеарная семья и род. Рассмотрим каждый в отдельности.
Фрейм 1. Нуклеарная семья. Как показало наше исследование, наиболее
часто вербализуемым в художественном дискурсе Идриса Базоркина является
слот «Нуклеарная семья». В ингушской культуре, представителем которой явля-
ется И. Базоркин, наименьшей общественной единицей является нуклеарная се-
мья, включающая только супругов / супруга и их детей.
Фрейм вербализован лексемой семья (частотность употребления 21 раз в ро-
мане «Из тьмы веков»). И. Базоркин отмечает, что два брата с женами, живущие
под одной крышей – это две разные семьи:
…Турс целый день трудился на участке брата. Он распорядился привезти
сюда остаток навоза. А Гарак был весел и работал как никогда. Он сегодня впер-
вые узнал, что значит потерять брата и снова найти его. Он понимал, что земля
у них общая, отцовская, и поделили они ее сами. Знал, что теперь надо будет
обеим семьям кормиться вот с этого оставшегося клочка [Базоркин 2001: I, 37].
Любопытна гендерная специфика вербализации этого фрейма в ситуации
мусульманского многоженства. Одна из героинь романа – Наси, обращается к
своему мужу: Я помочь Андарко не могу. У него есть ты и есть своя мать. С
Божьей помощью вы сами что-нибудь сделаете. Но не думать о нашем сыне
мне нельзя. Ты занят службой, лавкой, у тебя еще и другая семья… А что ты и
люди, что вы скажете мне, если я пущу по пути старшего брата своего един-
ственного сына? [Базоркин 2001: I, 101].
Его отношения со второй женой она рассматривает как вторую семью. В
остальных случаях, когда высказывается мужская точка зрения (автора и персо-
нажей мужского пола), такие ситуации рассматриваются как отношения внутри
598
одной семьи.
Фрейм 2. Род.
Род – более крупная, чем нуклеарная семья, форма общественной организа-
ции. Представляет собой группу людей, возводящих свое происхождение к об-
щему предку – основателю рода или родоначальнику. Род занимает особое место
в национальной культуре ингушей, и, соответственно, в романе «Из тьмы веков».
Фрейм вербализован лексемами род, родня, родной, родовой.
Люди, увлекая за собой животных, кинулись из лощины, бросив на произвол
дикой природы старинные земли рода Эги. ... Ко многим из соседних аулов при-
шла на выручку родня [Базоркин 2001: I, 38 ].
Весьма частотны словосочетания «родной / родовой + …», например, род-
ной очаг, родовая башня:
Турс перестал играть, задумался, глядя на освещенное, негасимое пламя род-
ного очага. Когда и кто зажег его для них? И что станет теперь с его потом-
ками, для которых он сохранил этот свет и это тепло? Сумеют ли они оставить
его огонь тем, кто придет сюда следом за ними? [Базоркин 2001: I, 38].
В семиозисе фрейма «Род» своеобразно «зашиты» знаки-легислативы двух
типов – законного обладания землей и судебной ответственностью, результиру-
емой как потеря этого обладания.
Все знают, что часть земли нашего рода Эги некогда досталась роду Гой-
темира. Ею уплатили за их человека, который умер, как говорят, по вине чело-
века из нашего рода [Базоркин 2001: I, 41].
Семиотика рода предполагает наличие знаков-иерархонимов: в его струк-
туре наличествует память о давно умершем родоначальнике и присутствует его
глава – наиболее почитаемый мужчина рода.
Чем больше слушал Турс Хасан-муллу, тем темнее становилось у него на
душе. Злость и обида поднимались в нем против старшины Гойтемира, кото-
рый теперь стоял во главе своего рода [Базоркин 2001: I, 42].
В семиозисе рода отмечается значительное количество знаков-артефак-
тов, маркирующих традиционные установления внутри него: Очажная цепь,
котел, сито и деревянное блюдо для теста всегда принадлежали старшему
сыну в роду [Базоркин 2001: I, 22].
Оба фрейма семиотически переплетены друг с другом: принадлежность к
роду так же важна, как и принадлежность к нуклеарной семье.
Турс на мгновение задумался, потом громко, так, чтобы слышали все, ска-
зал: – Нет. Он не только мой сын, он сын моего рода! [Базоркин 2001: I, 69].
Таким образом, в индивидуально-авторской языковой картине мира И.М.
Базоркина одной из основных ценностей является семья, род. Подчеркивается
необходимость сплоченности, единения семьи. Все родственники, особенно
близкие, являются членами семьи, которая понимается как уменьшенная модель
общества.
Концепт СЕМЬЯ семиотически поддерживается такими кластерами знаков
как знаки-фратриативы, знаки-амициативы, знаки-вендиктивы, знаки-легисла-
тивы, знаки-иерархонимы и знаки-артефакты.
599
Базоркин И.М. Собрание сочинений: в 6 т. Т. 1, 2. Из тьмы веков. Магас: Изд-во «Сер-
дало», 2001.
Олянич А.В. Презентационная теория дискурса: монография. М.: Гнозис, 2007.
Makka M. Patiyeva (Russia, Tyumen)

A.I. Proshlyakov Tyumen Higher Military Engineering Command School
SEMIOTIC ACTUALIZATION OF THE CONCEPT FAMILY

IN I.М. BAZORKIN’S INDIVIDUAL PICTURE OF THE WORLD
The article describes the semiotic actualization of the concept of FAMILY in I.M. Bazorkin’s indi-
vidual picture of the world. Frames as the semantic expressions of the concept are viewed through
the prism of connotative and nationally specific representations of the world and reflect the phenom-
enon of culture in the language.
Keywords: semiotics, cognitive linguistics, sign, concept, frame, culture and languages
Т.И. Петухова (Санкт-Петербург, Россия)

t.petuhova@spbu.ru
ЦЕННОСТНАЯ КОГНИТИВНАЯ ДОМИНАНТА КАК ВЕКТОР

ИНТЕРПРЕТАЦИИ РУССКОГО ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО ИСКУССТВА
В АНГЛОЯЗЫЧНОМ ИСКУССТВОВЕДЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
В статье исследуется англоязычный искусствоведческий дискурс, посвященный творчеству

русских художников 50–60 гг. XX в. На основе лингводискурсивного анализа выявляется цен-
ностная когнитивная доминанта, играющая значимую роль в системе знаний англоязычного
эксперта и определяющая вектор его интерпретации русской живописи. Ценности, эксплици-
руемые в англоязычном искусствоведческом дискурсе, относятся к духовным ценностям, за-
нимающим высшую ступень в иерархии ценностей.
Ключевые слова: англоязычный искусствоведческий дискурс, русская живопись, ценностная
когнитивная доминанта, вектор интерпретации
В рамках современной когнитивной науки последовательно обосновывается

целесообразность исследования различных типов дискурса с учетом своеобразия
содержательных и структурных аспектов репрезентации в них познавательного
опыта человека. Представляя собой пространство, интегрирующее когницию и
коммуникацию, дискурс является особым форматом знаний, который обусловлен
определенной схемой своего построения и развития [Магировская 2016]. Значи-
мую роль в конструировании искусствоведческого дискурса играет профессио-
нальная деятельность искусствоведа, обусловленная знаниями определенной
структуры и особыми прагматическими интенциями. Речемыслительная деятель-
ность эксперта, актуализируемая в ходе познавательного процесса, направленного
на оценку творчества конкретного художника или целого направления в искус-
стве, основана на его индивидуальных знаниях, которые, с одной стороны, фор-
мируются на основе коллективных знаний профессионального сообщества, а, с
другой стороны, сами участвуют в формировании когнитивного потенциала
екта № 20-012-00276.
600
нации, то есть становятся частью коллективных социокультурных знаний.
Знание искусствоведа, как и любое научное знание, имеет доминантный
принцип организации. Согласно современному когнитивному подходу, в качестве
когнитивных доминант, определяющих систему знаний человека, могут высту-
пать «конкретные концепты и категории, концептуально-тематические области,
системы ценностей и оценок, стереотипы, модели и схемы восприятия и репрезен-
тации мира в языке» [Болдырев, Григорьева 2018: 15]. Когнитивные доминанты
направляют «процессы оценочной интерпретации, организуя шкалы индивиду-
ально значимых и социально разделяемых ценностей, мнений, предрассудков и
стереотипов, на основе которых реализуется оценка» [Леонтьева 2018: 38].
В данной работе предполагается рассмотреть некоторые закономерности
функционирования англоязычного искусствоведческого дискурса, посвящен-
ного деятельности советских художников 50–60 гг. XX в. Этот период так назы-
ваемой оттепели охарактеризовался ослаблением тоталитарной власти, что спо-
собствовало смене парадигмы в советском искусстве и привело к тому, что ху-
дожники почувствовали возможность не следовать строгим агитационно-пропа-
гандистским канонам соцреализма.
Анализ англоязычного искусствоведческого дискурса показывает, что од-
ной из основных когнитивных доминант, определяющих систему знаний профес-
сионального эксперта о советском искусстве рассматриваемого периода, явля-
ется ценностная когнитивная доминанта. Социокультурные ценности, которые
находят репрезентацию в изобразительном искусстве советских художников,
становятся объектом внимания и осмысления зарубежных исследователей, кото-
рые эксплицируют их на вербальном уровне в искусствоведческом тексте. Цен-
ностная доминанта может быть реконструирована на основе лингводискурсив-
ного анализа используемых искусствоведом языковых средств, репрезентирую-
щих транслируемые живописью советских художников ценности [Петухова, Хо-
мякова 2020]. Рассмотрим фрагмент искусствоведческого текста, автором кото-
рого является известный эксперт в области русской живописи, американский
профессор Верн Свенсон.
Usually official painters celebrated the proletariat through unpretentious por-
traits and images of the common worker. Pictures such as Yuri Podlyaski’s Yellow
Socks (1953) did not promote the state so much as the family, an acceptable alternative
to ideologically driven scenes such as those mentioned above. The focus on the human
condition was carried out with remarkable empathy, helping to preserve people’s dig-
nity in the face of largely inhuman social structure. In this way Social Realism became,
according to the contemporary artist Alexey Steel, “the main vehicle of people’s inter-
nal freedom and stands a testimony of insuppressible and self-preserving powers of
the human spirit” [Swanson 2007: 74-75].
Выделенные в тексте лексические единицы the family, people’s dignity, peo-
ple’s internal freedom, insuppressible and self-preserving powers of the human spirit
объективируют ценности, которые транслируются изображением. Эти ценности
выявляются и актуализируются на вербальном уровне американским искусство-
ведом на фоне характеристики произведений соцреализма предыдущего пери-
ода, для которого в большей степени была характерна идеологическая направ-
ленность (ideologically driven scenes), а также на фоне отрицательной оценки со-
циальной структуры того времени (in the face of largely inhuman social structure).
601
Говоря об иерархии ценностей, В.И. Карасик выделяет витальные, утили-
тарные, морально-этические и терминальные (духовные) ценности. Так, по ак-
сиологическому содержанию, которое отражает соотношение личного и обще-
ственного блага, различаются соответственно утилитарные и моральные ценно-
сти, а по функции, характеризующей суть жизненных ориентиров, противопо-
ставляются телесные (витальные) и духовные приоритеты [Карасик 2019]. Цен-
ности, актуализируемые в живописи периода оттепели и эксплицируемые в ан-
глоязычном искусствоведческом дискурсе, можно отнести в большинстве своем
к духовным ценностям, которые занимают высшую ступень в иерархии ценно-
стей, которую выделяет В.И. Карасик.
Ценностная когнитивная доминанта как основной вектор интерпретации
русской живописи периода 50–60 гг. XX в. выявляется и при анализе аксиологи-
ческого содержания искусствоведческого описания картины Аркадия Пластова
«Весна» американским экспертом Кэти Лок. Несмотря на то, что сами ценности
не номинируются в тексте, они могут быть реконструированы на основе концеп-
туально-дискурсивного и контекстуального анализа.
In Spring the artist depicts a typical village scene in a communal bathhouse, but
here we are witnessing a miracle. It is precisely this miracle that departs from Soviet
Realism and becomes a carefully fused message to the viewer. Painted the year after
Stalin’s death, Plastov is giving hope to the youth of Russia. The bitterness of winter
is over; now is a time of renewal of life, its beauty and truth [Locke].
К. Лок противопоставляет эмоционально-оценочное содержание двух кон-
цептов SPRING и WINTER. Отрицательная оценочность, присущая в данном
контексте концепту WINTER и объективируемая лексемой bitterness, противопо-
ставлена положительной оценочности концепта SPRING, актуализируемой в
данном фрагменте лексемами miracle, hope, renewal of life, beauty and truth. Таким
противопоставлением, обусловленным функционированием этих концептов в
данном дискурсивном фрагменте, эксперт эксплицирует для реципиента текста
такую значимую для каждого человека духовную ценность как внутренняя сво-
бода, ощущение которой сопровождается надеждой на новую, лучшую жизнь,
полную правды и красоты.
Картина “Матери» художников Алексея и Сергея Ткачевых также трансли-
рует, по мнению американского искусствоведа, глубинные ценности русского
человека. At the heart of the Tkachev brothers’ work is the drama of day-to-day life
in the countryside of Russia. The women represent various stages of life. Rather than
trying to standardize motherhood, as in Soviet Realism, the Tkachev brothers are in-
stead depicting the journey from birth to death. [Locke].
В рамках широкого социокультурного и политического контекста амери-
канский искусствовед К.Лок видит в картине глубокий ценностно значимый
смысл: тревога в глазах женщин передает опасение художников о печальной пер-
спективе русской деревни, последнем оплоте русской духовности.
In the context of the politics of Soviet Russia during the 1960s this painting took
on special meaning. The agricultural policy under Khrushchev kept farmers from mak-
ing money off of their livestock, which led to hundreds of old villages being wiped off
the map. There was a mass exodus of the population from rural areas to the cities,
primarily to work in manufacturing to support the defense industry. To the “artists of
the sixties” the village was a symbol of the last outpost of spirituality [Locke].
602
Таким образом, ценностная когнитивная доминанта служит вектором ин-
терпретации русского искусства и актуализируется экспертом в англоязычном
искусствоведческом дискурсе путем экспликации на языковом уровне социо-
культурных ценностей. Несмотря на то, что картины советских художников рас-
сматриваемого периода воспринимаются представителями стран с другим поли-
тическим устройством и культурным наследием, транслируемое ими эмоцио-
нально-оценочное содержание осознается зарубежными экспертами и трансли-
руется реципиенту искусствоведческого текста.
Болдырев Н.Н., Григорьева В.С. Когнитивные доминанты речевого взаимодействия // Во-
Карасик В.И. Ценности как культурно значимые ориентиры поведения // Гуманитарные
технологии в современном мире: сб. материалов VII Международной научно-практической
конференции. 2019. С. 22-25.
Леонтьева К.И. Доминантный принцип перевода и механизмы его реализации в дис-
курсе // Вопросы когнитивной лингвистики. 2018. № 4. С. 37-46.
Магировская О.В. Универсальные когнитивные механизмы дискурсивной организации
знания // Когнитивные исследования языка. 2016. Вып. XXVI. С. 451-454.
Петухова Т.И., Хомякова Е.Г. Новое знание и биполярность оценочной интерпретации
изобразительного искусства соцреализма в англоязычном искусствоведческом дискурсе // Во-
Locke C. Mothers, disasters and eye balls. URL: https://musings-on-art.org/contemporary-art-
in-russia-1954-1990. (Дата обращения: 11.12.2020).
Swanson V. Soviet Socialist Realism – in Utah // FineArtConnoisseur. 2007. Vol. 4. Issue 5.
Tatyana I. Petukhova (St. Petersburg, Russia)

VALUE COGNITIVE DOMINANT AND THE INTERPRETATION VECTOR

OF RUSSIAN PAINTING IN ANGLOPHONE ART DISCOURSE
The research focuses on the Anglophone art discourse devoted to Russian painting of 50s-60s of the
20th century and by means of linguistic discursive analysis reveals the value cognitive dominant,
which plays significant part in the knowledge system of an English speaking expert and defines their
interpretation vector of Russian painting. Values that are made explicit in Anglophone art discourse,
spiritual values, are considered to belong to the highest position in the hierarchy of values.
Keywords: Anglophone art discourse, Russian painting, value cognitive dominant, interpretation vector
А.С. Подолько (Челябинск, Россия)

(Национальный исследовательский университет)
podolkoas@susu.ru
РОЛЬ ПРЕЦЕДЕНТНЫХ ТЕКСТОВ В ЗАГОЛОВКАХ СТАТЕЙ,

ПОСВЯЩЕННЫХ САНКЦИОННОЙ ПОЛИТИКЕ
(журнал The Economist)
Статья посвящена исследованию прецедентных текстов в заголовках статей, освещающих ре-
ализацию санкционной политики. Материалом исследования послужили статьи журнала The
Economist (1998 – 2018). Автором предпринята попытка проследить цепочку ассоциаций, воз-
603
никающих у читателя статьи, а также описать эффект, производимый заголовком с изменен-
ными прецедентными феноменами.
Ключевые слова: санкции, санкционная политика, заголовок, прецедентные тексты
Слово «санкции» прочно вошло в нашу жизнь. Ежедневно в новостях мы

слышим о санкционных войнах, санкционной политике, санкционных мерах в
рамках геополитического кризиса.
Инициатором санкций обычно выступает большое государство, целью ко-
торого является вмешательство в политику другого государства. Основными
причинами введения санкций считаются:
– подрыв или ограничение военного потенциала целевой страны;
– предотвращение военных действий или удержание страны-адресата от
наступательных действий;
– смена политического режима или дестабилизация политической системы
страны-адресата;
– умеренное изменение политического курса страны-адресата [Тимофеев,
Махмутов 2018: 17-19].
В целом, санкционная политика предполагает продвижение демократиче-
ских прав и свобод. Страна, вводящая санкции против другой, стремится выгля-
деть миротворцем, борцом за права и свободы человека. На деле же, очень часто
происходит обратное.
Чтобы в глазах среднестатистического читателя проводимая государством
санкционная политика выглядела эффективно и оправданно, нужно сформиро-
вать общественное мнение, которое бы поддерживало применение санкций. Са-
мый быстрый способ – средства массовой информации, которые обладают нуж-
ным инструментарием для достижения этой цели. Сегодня мы можем получать
новости практически в режиме онлайн, а учитывая быстро развивающиеся тех-
нологии и доступность средств получения информации, можно представить себе
количество людей, читающих определенную новость в определенный момент
времени. Если издание считается качественным, то новости в нем воспринима-
ются как достоверные, что способствует формированию у аудитории определен-
ного взгляда на те или иные события. Издания, как правило, выражают точку
зрения правящей партии или оппозиции.
Имея целью увеличить количество читателей, а значит, и сторонников про-
водимой политики, СМИ прибегают к разным способам. Легенда американского
менеджмента Ли Якокка в своей книге «Карьера менеджера» писал: «… боль-
шинство людей не читает целиком газетные материалы, а ограничивается лишь
чтением заголовков и подзаголовков. Отсюда следует, что те, кто их формули-
рует, оказывают чертовски большое влияние на восприятие новостей читате-
лями» [Ли Якокка 1990: 21].
Заголовок, наряду с концовкой произведения, находится в «сильной пози-
ции» текста, под которой понимается «специфическая организация текста, обес-
печивающая выдвижение на первый план важнейших смыслов текста <…> уста-
новление иерархии смыслов, фокусирование внимания на самом важном, усиле-
ние эмоциональности и эстетического эффекта <…>». [Арнольд 1978: 62].
«Начало текста и заглавие – точка отсчета понятийного цикла и потому
предмет особого внимания, ключ к концептуальной структуре произведения»
604
[Романова 2001: 270].
Одним из эффективных лингвистических способов привлечь внимание чи-
тателя является использование в заголовках прецедентных текстов. Ю.Н. Карау-
лов считает прецедентными текстами «тексты, значимые для той или иной лич-
ности в познавательном и эмоциональном отношениях, имеющие сверхличност-
ный характер» [Караулов 1987: 216]. Использование «прецедентных вкрапле-
ний» в заголовке статьи позволяет установить связь с читателем, так как они
устанавливают общность – национальную, культурную, бытовую – между отпра-
вителем сообщения и реципиентом. Это побуждает его идти дальше – прочитать
статью целиком.
С точки зрения социальной значимости Г.Г. Слышкин разделяет прецедент-
ные тексты на: cоциумно-прецедентные, национально-прецедентные, универ-
сально-прецедентные.
Для средств массовой информации значение имеют последние два типа, так
как прецедентный текст первого типа может быть просто не опознан читателем,
не осознан как знакомый, что приведет к непониманию замысла автора статьи.
Г.Г. Слышкин выделяет следующие функции прецедентных текстов: номи-
нативная, персуазивная, людическая, парольная [Слышкин 2000: 92-105], а также
механизмы осознания прецедентного текста подчиняется следующим условиям:
1) осознанность адресантом факта отсылки к определенному тексту;
2) знакомство адресата с исходным текстом и его способность распознать
отсылку к этому тексту;
3) наличие у адресанта прагматической пресуппозиции знания адресатом
данного текста [Слышкин 2000: 5].
В рамках данного исследования нами методом сплошной выборки было вы-
брано 60 статей из журнала The Economist (1997 – 2018), посвященных санкциям
в отношении тех или иных государств (Ирак, Сирия, Северная Корея, Иран). По-
иск статей осуществлялся по ключевым словам sanction-sanctions. После анализа
заголовков выяснилось, что 20% из них содержат в себе трансформированный
прецедентный текст, что говорит о том, что авторы статей рассматривают дан-
ный способ привлечения внимания как эффективный. Выбранные заголовки
были далее проанализированы с целью выяснить, какую функцию выполняют в
них прецедентные тексты.
Big Brother – Sanctions on North Korea (03.03.2016)
Big Brother – персонаж романа Джорджа Оруэлла «1984», единоличный ли-
дер государства Океания и партии «Ангсоц». У читателя Большой Брат ассоци-
ируется с тотальным контролем. Вспомним слоган «Big Brother is watching you».
Санкции как таковые уже являются ограничением (политическим, экономиче-
ским). Инициатором санкций против Северной Кореи всегда выступали США,
поэтому предположение о том, что в статье речь пойдет о Соединенных Штатах,
является естественным. Но автор статьи решает обмануть ожидания читателя.
В статье речь идет о том, что Китай, заинтересованный в ужесточении санк-
ций против Северной Кореи, не торопится поддерживать данные меры, так как
из-за этого сократится товарооборот с Кореей. В статье Big Brother – это старший
брат в прямом значении. Брат, который заботится о младших. Таким образом,
происходит интерференция двух значений – общего (большой брат – старший
605
брат, защитник) и значения, заложенного в произведении (большой брат – тота-
литарный режим).
Changing camels in mid dune (22.02.2001)
Текст-источник: выражение Change horses in midstream, смысл которого
«менять коней на переправе, вносить изменения тогда, когда уже начал какое-то
дело». В заголовке статьи выражение подвергается лексической трансформации
(horses → camels; midstream → mid dune), которая создает декорации для статьи.
Речь в статье идет о резкой смене политического курса в отношении стран
Ближнего Востока, поэтому автор использует ассоциации с верблюдами и дю-
нами. Госсекретарь США Колин Пауэлл решает сместить фокус интересов США
с Палестино-израильского урегулирования на Ирак. Это выглядит странно, так
как Дж. Буш после избрания президента в ноябре 2000 г. уже обозначил гене-
ральную доктрину США во внешней политике. Автор статьи считает решение
резко поменять курс глупым.
Учитывая тот факт, что одной из целей заголовка является привлечение вни-
мания читателя, использование лексической трансформации удачно служит этой
цели. Фразеологические единицы, пословицы и поговорки – являются частью
культурного наследия и опознаются носителями данной культуры. Любое же из-
менение такого выражения привлекает внимание и вызывает желание перечитать
его как минимум еще раз.
Don’t trick or treat Saddam (4.11.1999)
Текст-источник: Trick or treat (Сладость или гадость?) Фраза, которую в Хэл-
лоуин говорят дети, выпрашивая сладости. Именно образ этого праздника возни-
кает у читателя. Автор не только распространяет устойчивое выражение именем
собственным (Saddam), но также превращает утвердительное предложение в от-
рицательное. Также можно отметить, что выбор данного выражения в качестве
основы заголовка не случаен. Речь идет о встрече американских и арабских пред-
ставителей 31 октября. Именно поэтому появляется аллюзия на Хэллоуин. Основ-
ная же мысль автора статьи в том, что не нужно угрожать Саддаму Хуссейну, под-
держивая оппозицию в Ираке, так как это может привести к непредсказуемым по-
следствиям. Текст-источник превращается в предостережение.
No nukes is fake news – The South clings to hope that North Korea is (13.09.2018)
Текст-источник: No news is good news (Отсутствие новостей – хорошая но-
вость). Данное выражение подвергается трансформации в нескольких направле-
ниях. Во-первых, лексическая трансформация: news → nukes, good → fake. Дан-
ное изменение полностью меняет значение выражения (Отсутствие ядерного
оружия – фейковая новость). Содержание статьи это подтверждает. Северная Ко-
рея продолжает нарушать договоренности о нераспространении ядерного ору-
жия. Кроме того, слова news и nukes близки по звучанию, что создает дополни-
тельный эффект «знакомости» для читателя.
Таким образом, в исследованных нами заголовках к статьям о санкционной
политике прецедентные тексты не используются авторами в чистом виде. Они
подвергаются лексическим и грамматическим трансформациям. Авторы пользу-
ются этими приемами для того чтобы создать интригу, привлечь внимание как
можно большего числа читателей, а также для того, чтобы показать свою эруди-
рованность и креативность, то есть прецедентные тексты выполняют номинатив-
ную функцию. Можно говорить также и о людической функции прецедентных
606
текстов, так как автор статьи, используя видоизмененный прецедентный текст
вовлекает читателя в игру, тем самым устанавливая с ним контакт.
Кроме того, нами было замечено, что в подавляющем большинстве случаев
заголовок сопровождается пояснительным словосочетанием, в котором обозна-
чается географическая локализация события. Это делается для того, чтобы чита-
тель сразу понимал, о какой стране (странах) пойдет речь. Данные фоновые зна-
ния помогают правильно воспринять заголовок и сэкономить время читателя.
Все эти способы позволяют поддерживать интерес аудитории к теме санкций,
которая имеет долгую историю и, возможно, не вызывает уже живого интереса.
Арнольд И.В. Значение сильной позиции для интерпретации художественного текста //
Иностранные языки в школе. 1978. № 4. С. 62.
Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. С. 216.
Романова Т.В. Заглавие как сильная позиция в концептуальной структуре текста // Тео-
рия языкознания и русистика: наследие Б.Н. Головина: сб. статей по материалам международ-
ной научной конференции, посвящ. 85-летию проф. Бориса Николаевича Головина. Нижний
Новгород: ННГУ им. Н.И. Лобачевского, 2001. С. 269-273.
Слышкин Г.Г. Лингвокультурные концепты прецедентных текстов. М.: Academia, 2000.
Тимофеев И. Н., Махмутов Т. А. Политика санкций: цели, стратегии, инструменты: хре-
стоматия. М.: НП РСМД, 2018.
Ли Якокка. Карьера менеджера / общ. ред. С.Ю. Медведкова. М.: Прогресс, 1990. С. 21.
Anastasiya S. Podolko (Chelyabinsk, Russia)

podolkoas@susu.ru
THE ROLE OF PRECEDENT TEXTS

IN THE ARTICLES ON THE POLICY OF SANCTIONS
(The Economist Magazine)
The article studies the precedent texts in the headlines of the articles covering the issue of sanctions.
All the articles were published in The Economist (1998 – 2018). The research attempts to elicit the
mechanism of how the reader perceives the headline with transformed precedent texts and the effect
the headline produces.
Keywords: sanctions, policy of sanctions, headline, precedent text
О.Б. Пономарева (Тюмень, Россия)

obponomareva@list.ru
ПОЛИМОДАЛЬНОСТЬ В РЕКЛАМНОМ ДИСКУРСЕ

В статье рассматриваются два взаимосвязанных типа полимодальности – когнитивный и вер-
бальный – как способность человека совмещать в процессе познания и коммуникации несколько
способов освоения мира и общения – вербальный, визуальный, кинетический (жестовый) и др.
Подчеркивается, что немаловажным в теории полимодальности является модальная совмести-
мость (modal affordance), которая ставит задачу выявить, какой модус нужно выбрать для того
или иного вида репрезентации. Примером полимодальной совместимости могут служить тексты
рекламного дискурса, где полимодальность носит многомерный характер и представляет собой
яркий пример множественной интерпретации как способа воздействия на адресата.
Ключевые слова: полимодальность, модальная совместимость, рекламный дискурс рекламный
слоган, принципы эффективности рекламной информации, социокультурный феномен
607
Цель настоящей статьи – рассмотреть два взаимосвязанных типа полимо-
дальности – когнитивный и вербальный – как способность человека совмещать
в процессе познания и коммуникации несколько способов (модусов) освоения
мира и общения – вербальный, визуальный, кинетический (жестовый) и др. (см.
в [Halliday 2004]).
Немаловажным в теории полимодальности является модальная совмести-
мость (modal affordance), которая ставит задачу выявить, какой модус нужно вы-
брать для того или иного вида репрезентации. Примерами сочетания модусов
могут быть сочетания рисунка и подписи; фразы и жеста, положения тела, ми-
мики и реплики; видеоряда и комментариях к нему. Согласно семиотическим
концепциям Г. Кресса и Т. ван Леyвена, любой вид коммуникации является по-
лимодальным [Kress, van Leeuwen 2010]. Примером полимодальной совместимо-
сти могут служить тексты рекламного дискурса, где полимодальность носит мно-
гомерный характер и представляет собой яркий пример множественной интер-
претации как способа воздействия на адресата.
Многие лингвисты и маркетологи, такие как Д. Лич, Г. Майерс, К.А. Ива-
нова, считают, что рекламные тексты используют в качестве продукта практиче-
ской деятельности рекламы и представляют собой словесные произведения (цит.
по: [Райгородский 2007: 351]). Такие тексты совмещают в себе два способа воз-
действия на адресата: как элемента языковой деятельности человека и как одно
из средств массовой коммуникации с использованием медиатехнологий [Добро-
склонская 2008: 71].
В средствах массовой информации рекламные тексты являются наиболее
эффективным способом воздействия на адресата. Реклама всегда включает опре-
деленное речевое воздействие коммуникантов для получения определенной
цели. Что касается структуры рекламного дискурса, то по этому вопросу суще-
ствует несколько различных мнений. К.А. Иванова, И.Ш. Резепов, Р.И. Мокшан-
цев, Т.А. ван Дейк, Д. Лич, Г. Майерс выделяют различные структурные компо-
ненты рекламного дискурса, среди которых заголовок, подзаголовок, логотип и
слоган (цит. по: [Иванова 2008: 125]). Рекламный дискурс является особым ви-
дом рекламы, который осуществляет коммуникацию между рекламодателем и
клиентом посредством влияния. Дискурс отличается от текста тем, что он имеет
определенную прагматическую направленность, то есть побуждает клиента к
действию. Рекламный слоган относится к видам рекламного дискурса и имеет
все присущие ему особенности.
После многочисленных исследований, американский маркетолог Джон Бер-
гер в своей работе сформулировал 6 принципов эффективности распространения
рекламной информации STEPPS, которым следуют почти все рекламодатели для
успешной реализации рекламируемого продукта: Social Currency, Trigger, Emo-
tion, Public, Practical Value, Stories. [Berger 2013: 43].
Social Currency – социальная значимость, способность поделиться с дру-
гими. На факт распространения информации влияет ее содержание.
Этот принцип объясняет эффективность сообщения, содержащего в себе но-
вое, неожиданное, противоречащее известным ранее фактам.
Trigger или «спусковой крючок», выступающий неким аналогом термина
ван Дейка «фрейм» (типовая, знакомая ситуация). Это может быть любой пред-
мет окружения или аллюзия на известный сюжет.
608
Emotion – вызванная эмоция. Д. Бергер выделяет 2 типа эмоций: высокоак-
тивные и низкоактивные, среди которых могут быть как положительные, так и
отрицательные эмоции.
Public – общество. Продукт рекламы должен быть направлен на определен-
ную целевую аудиторию, соблюдая позиции и свойства адресата в обществе.
Practical Value (практическая значимость) или выгода для покупателя. Та-
кая выгода не всегда заключается в цене продукта. Рекламодатель может выде-
лить уникальные особенности продукта, полезные покупателю [Там же: 158].
Stories – реальные истории. Передаваемая информация должна основы-
ваться на реальных фактах и людях, иначе адресат может скептически отнестись
к тексту рекламы.
Д. Бергер отмечает, что не все перечисленные принципы эффективности
распространения рекламной информации обязательно должны использоваться
вместе. Любой из принципов будет иметь успешный результат, если рекламное
сообщение составлено в соответствии с главной идеей продукта рекламы. Слово
«слоган» произошло от гаэльского «sluagh–ghairm», означавшего воинственный
призыв к бою. Изначально слово slogan соотносилось только с политическим ло-
зунгом, девизом. К середине XIX в. это слово стало употребляться примени-
тельно к коммерческой рекламе. «Слоган – фраза (иногда 2-3 предложения), со-
держащая основной посыл рекламного сообщения, призванная ассоциироваться
в памяти потребителя с соответствующей торговой маркой» [Бодалев 2011: 376].
Рекламный слоган является одним из самых распространенных и эффектив-
ных видов рекламного текста. По мнению ученых, слоган имеет гораздо большую
силу, чем название самого продукта или же его логотип, и запоминается легче и
быстрее. Слоган сегодня стал социокультурным феноменом, обладающим реаль-
ным влиянием и воздействием на общественное мнение в силу своей широкой рас-
пространенности и даже вездесущности [Там же: 75]. Д. Бергер в структуре печат-
ного рекламного текста слогана выделяет четыре важнейших компонента: layout
– общее расположение материала; illustrations – иллюстрации; headlines and
subheads – заголовки и подзаголовки; body-copy – основной текст [Berger 2013: 9].
Каждый из этих компонентов имеет свою собственную структуру. По мне-
нию теоретиков рекламы, первые три компонента используются главным обра-
зом для привлечения внимания к прочтению всего рекламного текста слогана
[Berger 2013: 16]. Последний компонент – основной текст, обычно расположен-
ный на обратной стороне рекламной листовки, – призван побудить читателя к
покупке, к посещению места или просмотру мероприятия.
Заголовок, прежде всего, привлекает внимание и вызывает интерес аудито-
рии, не несет в себе такой значимости, как слоган. Основной текст доносит не-
обходимую информацию до читателя, однако теряет одну из главных особенно-
стей рекламного текста – краткость [Leech 1972: 53]. Кратким сообщением, пе-
редающим самую важную информацию, как раз является рекламный слоган.
Итак, слоган является важным элементом в рекламе и имеет определенные
правила составления для достижения желаемого эффекта. Следует различать по-
нятия рекламного слогана и рекламного текста, так как слоган обязательно должен
быть кратким сообщением, способным донести до реципиента основную мысль
рекламного сообщения, а текст не имеет такой характеристики и может быть раз-
мещен дополнительно, под слоганом, чтобы передать читателю дополнительную,
609
но не обязательную информацию (см. Табл.).
Таблица. Сравнительные характеристики рекламной информации
(на материале Д. Бергера и Т. ван Дейка)
Принципы «STEPPS» Д. Бергера «Модель ситуации» Т. ван Дейка
Social Currency (социальная значимость) Знания / мнения, полученные из предыду-
щих речевых актов
Trigger («спусковой крючок») Наблюдение / восприятие коммуникативной
ситуации и находящихся в поле зрения объ-
ектов; «фрейм» (типичная ситуация)
Emotion (вызванная эмоция) –
Public (общество) Позиция адресата в обществе, его свойства
и отношения
Practical Value (практическая значимость) Паралингвистические характеристики
Stories (реальные истории) –
Согласно данным таблицы, необходимо учитывать находящиеся в поле зрения
объекты, хранящуюся в памяти информацию (общая информацию о мире), жизнен-
ный опыт зрителя, а также знать позицию и свойства адресата (то есть выявить це-
левую аудиторию). Следует также отметить необходимость рассмотрения таких
факторов как «эмоция» и «реальные истории», так как они могут являться важными
для определения направленности и эффективности рекламного текста слогана.
Рис. Рекламные постеры супермаркета «Aldi»

Рассмотрим пример рекламного слогана британского супермаркета «Aldi»:
«Spread the love with these… Spread the butter on these» [The Guardian 17.04.19,
18-19]. Рекламный постер размещен на двух страницах газеты, а слоган разбит на
две части и размещен вдоль всего разворота. На первой странице представлены
изображения букетов цветов с указанием «Spread the love with these…», на второй
– выпечки, продолжающие слоган: «…Spread the butter on these». Совмещение ви-
зуального ряда, изображающего цветы, символизирующие любовь, с визуальным
рядом, рекламирующим еду (butter) супермаркета «Aldi», структурно поддержи-
вается параллельными конструкциями, включающими различные значения поли-
семного глагола spread: ‘to distribute over an area, a period or among a group; to apply
610
on a surface’, создающими игру слов, а также цифровым рядом, своего рода, триг-
гером, включающим все выше перечисленные факторы, необходимые для успеш-
ности маркетингового хода привлечения внимания к рекламируемому товару по-
лимодальным слоганом. На визуальных изображениях в рекламном постере были
использованы ЛСВ глагола spread ‘распространить среди группы людей’ и ‘нане-
сти на поверхность’. Метафорическая модель «распространять цветы как символ
любви» и метонимическая модель «намазать масло как часть бутерброда (бу-
лочки)» создают игру слов и передают всю необходимую информацию, связывая
ранее не связанные между собой слова love и butter общим контекстом (см. Рис.).
Приведенный пример слогана демонстрирует способность человека совме-
щать в процессе познания и коммуникации несколько способов (модусов) осво-
ения мира и общения – вербальный, визуальный, цифровой и др., отвечающий
требованию «Practical Value» и позволяет доступно проинформировать реципи-
ента о предлагаемом товаре или услуге.
Бодалев А.А. Психология общения. Энциклопедический словарь. М.: Когито-Центр, 2011.
Дейк Т.А. Дискурс и власть: репрезентация доминирования в языке и коммуникации. М.:
Книжный дом «Либроком», 2013.
Добросклонская Т.Г. Язык средств массовой информации. М.: КДУ, 2008.
Иванова К.А. Копирайтинг: секреты составления рекламных и PR-текстов. СПб.: Питер, 2008.
Мокшанцев Р.И. Психология рекламы. М.: ИНФА-М; Новосибирск: Сибирское соглаше-
ние, 2007.
Райгородский Д.Я. Психология и психоанализ рекламы. Самара: Бахрах-М.: 2007.
Резепов И.Ш. Психология рекламы и PR: учеб. пособие. М.: Дашков и К., 2008.
Berger J. Contagious: why things catch on. New York: Simon & Schuster Paperbacks, 2013.
Halliday M.A.K. An Introduction to Functional Grammar. London. Arnold, 2004.
Kress G. Multimodality: a Social Semiotic Approach to Contemporary Communication. Lon-
don: Routledge, 2010.
Leech G. English in Advertising. London: Longman, 1972.
The Guardian. 17.04.19.
Olga B. Ponomareva (Tyumen, Russia)

MULTIMODALTY IN ADVERTISING DISCOURSE

The article dwells upon two interconnected types of multimodality (verbal and cognitive) as the hu-
man ability of modal affordance, i.e. making use of various modes of world perception and commu-
nication, such as verbal, visual, kinetic, jester, etc. According to the theory of multimodality the im-
portance of modus choice of different types of representation is stressed. The example of modal af-
fordance might be the texts of mass media discourse, comprising a great variety of advertising dis-
course, illustrating multimodal character and the bright examples of multimodal interpretation serving
the purpose of influencing addressees to make them potential consumers.
Keywords: multimodality, modal affordance, multimedia discourse, slogan, principles of effective-
ness of advertising discourse, sociocultural phenomenon
611
Л.В. Порохницкая (Москва, Россия)
lidie@list.ru
Н.К. Седова (Москва, Россия)
Московский государственный институт международных отношений (университет)
n.k.sedova@yandex.ru
СИСТЕМА КОНЦЕПТУАЛЬНО-МЕТАФОРИЧЕСКОЙ
РЕПРЕЗЕНТАЦИИ В АНГЛОЯЗЫЧНОМ СПОРТИВНОМ ДИСКУРСЕ
В статье показано, что в основе семантики терминологических и нетерминологических лекси-
ческих и фразеологических единиц, фигурирующих в англоязычном спортивном дискурсе, ле-
жит иерархическая система концептуальных метафор разной степени сложности. Концепту-
альный анализ современного языкового материала позволил установить репертуар продуктив-
ных метафорических концептов, репрезентирующих спортивные события, а также выявить ча-
стотные метафорические конфигурации.
Ключевые слова: спортивный дискурс, концептуальная метафора, метафорический концепт,
концептуальный блок, метафорическая конфигурация
Одним из наиболее дискуссионных вопросов, связанных с принципами но-

минации в спортивном дискурсе, остаются закономерности взаимодействия раз-
личных концептуальных механизмов при формировании семантики разнострук-
турных языковых единиц, фигурирующих в различных его жанрах. Ведущим ме-
ханизмом формирования семантики терминологических и нетерминологических
единиц в англоязычном спортивном дискурсе следует признать концептуальную
метафору (метафорический концепт).
Анализ концептуального аспекта семантики 225 языковых единиц, отобран-
ных из англоязычных аналитических статей, текстовых трансляций, новостных
сообщений и блогов, посвященных фигурному катанию и футболу и опублико-
ванных за период с января по декабрь 2020 г., позволяет констатировать, что в
основе семантики частотных лексических и фразеологических единиц, являю-
щихся принадлежностью англоязычного спортивного дискурса, лежит система
метафорических концептов.
На настоящем этапе исследования представляется возможным говорить о до-
статочно высокой продуктивности следующих концептуальных блоков: АНТРО-
ПОМОРФНЫЕ КОНЦЕПТЫ, СЛОЖНЫЕ АРТЕФАКТЫ (МЕХАНИЗМЫ) и БА-
ЗОВЫЕ КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ. Отмеченные блоки вклю-
чают определенный репертуар доменов и кластеров метафорических концептов.
Закономерным представляется тот факт, что при описании обоих видов спорта
наиболее значительным номинативным потенциалом обладают метафорические
концепты домена ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, входящего в состав блока АНТРОПОМОРФ-
НЫХ КОНЦЕПТОВ. Концепты этого домена позволяют репрезентировать спор-
тивное событие через призму различных видов человеческой активности. В струк-
туре домена ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ выделяются следующие кластеры: СОЦИАЛЬНАЯ
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, ДУХОВНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ДЕ-
ЯТЕЛЬНОСТЬ, ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ и ИГРОВАЯ ДЕЯТЕЛЬ-
НОСТЬ. Некоторые из них являются продуктивными в обоих рассматриваемых ви-
дах спорта. В частности, метафорические концепты, относящиеся к концепту ИС-
612
КУССТВО (ТЕАТР) кластера ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ, ис-
пользуются при описании спортсменов и их действий как в футболе, так и в фигур-
ном катании (например, improvisation, букв. импровизация; performance, букв.
представление; to prove a star turn, букв. стать гвоздем программы).
Активность концептов, относящихся к концепту ВОЕННОЕ ДЕЛО кластера
ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ (например, avant-garde ‘сильней-
шие спортсмены’, букв. авангард; battle ‘борьба за мяч’, букв. сражение; to shoot
‘нанести удар’, букв. выстрелить) также отмечена в обоих видах спорта, однако
более продуктивными эти концепты являются в футболе, что коррелирует с об-
щим представлением о футболе как о более агрессивном виде спорта. Важно
также отметить, что для описания действий игроков в футбольных матчах ис-
пользуются концепты кластера ЕДИНОБОРСТВА (например, a series of jabs ‘се-
рия ударов мяча по воротам противника’, букв. серия ударов [кулаком]). В дан-
ном случае речь идет о репрезентации событий одного вида спорта через мета-
форическую призму другого вида спорта.
Что касается различий в концептуально-метафорической репрезентации
спортивных событий в футболе и фигурном катании в рамках блока АНТРОПО-
МОРФНЫЕ КОНЦЕПТЫ, следует отметить, что концепты, относящиеся к кла-
стеру ВЕРБАЛЬНОЕ ОБЩЕНИЕ, демонстрируют высокую продуктивность
только при описании футбола (например, to maintain a stony silence ‘не дать про-
тивнику возможность забить гол’. букв. хранить молчание; a relentless
interrogation ‘активные атакующие действия’, букв. безжалостный допрос).
Напротив, реализация концепта ПЕРСОНИФИКАЦИЯ при репрезентации спор-
тивного события как человека отмечена только в фигурном катании (например,
[the score] left him temporarily in fourth place, букв. [оценка] временно оставила его
на четвертом месте; jumping let him down, букв. прыжки подвели его, [the competi-
tion] boasts top skaters from around the world ‘[соревнования] проходят с участием
ведущих фигуристов со всего мира’, букв. хвастаются ведущими фигуристами).
На настоящем этапе исследования можно констатировать, что еще одним
продуктивным блоком, реализуемым при описании как футбола, так и фигурного
катания, является концептуальный блок СЛОЖНЫЕ АРТЕФАКТЫ и, в частно-
сти, домен МЕХАНИЗМЫ. Речь может идти как об абстрактных механизмах
(например, automation, букв. автоматизация), так и о более конкретных, напри-
мер, автомобиль (to motor down the flank ‘пробежать по флангу, не будучи оста-
новленным противником’, букв. проехать на автомобиле по флангу), бульдозер
(to bulldoze your way to [33 wins] ‘уверенно выступать в течение сезона и одержать
победу [в 33 матчах]’, букв. проложить бульдозером дорогу [к 33 победам]), кон-
вейер (a conveyor belt of skaters ‘непрерывно появляющиеся новые фигуристы’,
букв. лента конвейера с фигуристами).
Следует отметить, что нередко концепты данного домена выступают в тесной
связи с концептами блока БАЗОВЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ и/или с концептами до-
мена (ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ) ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ блока АНТРОПОМОРФНЫХ
концептов. В частности, при участии базового концепта ОБЪЕКТИВАЦИЯ
спортсмен или команда могут репрезентироваться через метафорическую призму
механизма (например, Bayern’s sharply-honed automations ‘хорошо сыгранные иг-
роки Баварии’, букв. отточенная автоматизация Баварии, a conveyor belt of skaters).
На данном этапе исследования можно отметить, что меньшим номинативным
613
потенциалом по сравнению с вышеупомянутыми блоками отличается концепту-
альный блок ПРИРОДНЫЕ ЯВЛЕНИЯ. Некоторой активностью отмечены лишь
несколько концептов домена ЧЕТЫРЕ СТИХИИ, входящего в данный блок. В фи-
гурном катании – это концепт ПОЛЕ (field), относящийся к кластеру ЗЕМЛЯ, а в
футболе – концепт ВОЛНА (ПРИЛИВ / ОТЛИВ) (tide), относящийся к кластеру
ВОДА. Следует заметить, что, как и в случае с некоторыми концептами блока ан-
тропоморфных метафор, эти концепты также реализуются совместно с базовым
концептом ОБЪЕКТИВАЦИЯ. В данном случае, спортсмен или группа спортсме-
нов представляются в виде явления природы (например, a six-skater field ‘список
участников, включающий шесть фигуристов’, букв. поле, состоящее из шести фи-
гуристов, hold back the tide ‘остановить игрока’, букв. сдержать прилив).
Рассматривая блок БАЗОВЫХ КОНЦЕПТУАЛЬНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ,
включающий концепты, которые являются строевыми элементами вышеупомя-
нутых сложных метафорических конфигураций, на настоящем этапе исследова-
ния можно выделить несколько базовых концептов, отличающихся высокой ча-
стотностью при описании обоих исследуемых видов спорта. Прежде всего, сле-
дует отметить базовый концепт ДВИЖЕНИЕ, который часто реализуется сов-
местно с образующими оппозицию подконцептами ВВЕРХ / ВНИЗ (например,
to move up, букв. подняться [на более высокое место в турнирной таблице], to slip
down ‘опуститься [на более низкое место]’, букв. соскользнуть). Кроме того, в
некоторых случаях отмеченный концепт реализуется совместно с базовым кон-
цептом КОНТЕЙНЕР (например, to enter an event ‘участвовать в соревновании’,
букв. войти в соревнование, to exit ‘выбыть [из турнира]’, букв. выйти).
Что касается различий в использовании метафорических концептов блока
БАЗОВЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ для описания спортивных событий в футболе и
фигурном катании, можно констатировать, что только при описании действий
футболистов и футбольных команд высокой активностью характеризуется кон-
цепт НАРУШЕНИЕ ЦЕЛОСТНОСТИ. Данный концепт позволяет воссоздать
сложную метафорическую картину крупной победы над противником (напри-
мер, to destroy, букв. разрушать, to take to pieces, букв. разобрать на части).
В заключение еще раз подчеркнем, что для описания таких разноплановых
видов спорта, как футбол и фигурное катание, активизируется схожий репертуар
метафорических концептов, входящих в состав трех основных концептуальных
блоков. При моделировании семантики разноструктурных терминологических и
нетерминологических единиц, фигурирующих в различных жанрах спортивного
дискурса, отмеченные метафорические концепты во многих случаях актуализи-
руются в составе сложных метафорических конфигураций, в которых особая
роль принадлежит элементам блока базовых представлений.
Беляевская Е.Г. Номинативный потенциал концептуальных метафор (концептуально-мета-
форическая репрезентация как иерархическая система) // Актуальные проблемы современной лек-
сикологии и фразеологии: сб. науч. трудов к 100-летию проф. И.И. Чернышевой. 2011. C. 13-30.
Зарипов А.Р. Когнитивно-дискурсивный аспект изучения спортивной терминологиче-
ской лексики в спортивном Интернет-медиадискурсе: на материале англоязычных и русско-
язычных Интернет-СМИ: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Казань, 2017.
Порохницкая Л.В. Базовые концепты и их роль в определении эвфемистического потен-
циала языковой единицы // Вестник МГЛУ. 2013. № 20 (680). С. 29-39.
614
Lakoff J., Johnson M. Metaphors We Live By. Chicago: The University of Chicago Press, 2003.
Schirato T. Sports Discourse. London: Bloomsbury Academic, 2015.
Lidiya V. Porokhnitskaya (Moscow, Russia)

Nadezhda K. Sedova (Moscow, Russia)
THE SYSTEM OF CONCEPTUAL METAPHORICAL REPRESENTATION

IN ENGLISH SPORTS DISCOURSE
The article shows that the semantics of terminological and non-terminological lexical and phraseo-
logical units that appear in the English-language sports discourse are based on a hierarchical system
of conceptual metaphors of varying degrees of complexity. The conceptual analysis of modern lin-
guistic material has made it possible to establish a repertoire of productive metaphorical concepts
representing sporting events, as well as to identify frequent metaphorical configurations.
Keywords: sports discourse, conceptual metaphor, metaphorical concept, conceptual cluster, meta-
phorical configuration
С.В. Постникова (Нижний Новгород, Россия)

svetpost11@mail.ru
СРАВНЕНИЕ В МЕНТАЛЬНОМ И ДИСКУРСИВНОМ ПРОСТРАНСТВЕ

Сравнение представлено на ментальном уровне как синтаксический ассоциативный фрейм,
вербализуемый изоморфной ему прототипической синтаксической единицей. Особая роль в
устноязычном и художественном дискурсе принадлежит сравнению сходства – его способно-
стью переключаться на вторичные функции при побледнении или нейтрализации семантики
сравнительных отношений.
Ключевые слова: сравнение сходства, иллокуция, речемыслительная деятельность, ментальное
пространство, дискурс
Коммуникативно-деятельностный подход к рассмотрению принципов органи-

зации речемыслительной деятельности выдвигает в разряд ключевых проблему вза-
имообусловленности довербальных и вербальных процессов, в частности, при
творческом использовании языковых единиц в дискурсе. Немаловажную роль иг-
рают при этом не только систематизирующий, но и ряд других факторов, в том
числе антропоцентрический [Болдырев 2015]. Говорящему как «познающему и де-
ятельностному субъекту» предназначена в данном случае активная роль, которая,
по мнению Ж.В. Никоновой, «проявляется в формировании иллокутивного значе-
ния речевого акта и выборе языковых форм для его вербальной репрезентации»
[Никонова 2019: 267]. В этом плане представляют интерес дискурсивные особен-
ности реализации прагматического потенциала сравнения как средства вербализа-
ции существующих на ментальном уровне отношений означенного вида.
Систематизирующим фактором формирования сравнительных отношений
на довербальном уровне выступает синтаксический фрейм, вершинные узлы ко-
торого представлены слотами (предметными, признаковым и реляционным).
Специфика отношений между ними образует смысловой каркас стереотипной
ситуации сопоставления объектов.
Структурная организация данного фрейма наиболее полно вербализуется с
615
помощью изоморфной ему прототипической синтаксической единицы
S + (tertium comparationis – t.c.) + F (функтор сравнения) + S (эталон сравнения).
В то же время когнитивно обусловленная дифференциация сравнительных
отношений по выявлению 1) тождества или неравенства степени проявления
признака у S и S или 2) сходства между ними требует особых способов их язы-
ковой репрезентации, что, однако, не препятствует их семантико-функциональ-
ной вариабельности в дискурсивном пространстве. Так, прагматическая целе-
установка сравнения тождества / неравенства как когнитивного процесса обычно
направлена на выявление более или менее точных параметрических данных
предмета и a priori отягощена определенной субъективностью. При этом сравне-
ние неравенства, например, в зависимости от интенции эмитента, может выра-
жать неопределенную степень интенсивности проявления признака (ср. элятив-
ные образования типа eine ältere Frau). С другой стороны, значение, присущее
компаративной форме t.c. изначально, предрасполагает данную синтаксическую
модель к функциональному сдвигу в сторону выражения предельно усиленного
признака. Такие случаи возможны при иллокутивно обусловленной реорганиза-
ции компаративных фразеологических единиц со значением сравнения тожде-
ства типа stark wie Stahl, elend wie ein Hund в сравнение неравенства: Samuel
Wolfsohn war elender als ein Hund [Kellermann 1969: 126].
Ср. также: treu sein wie ein Hund (umg.) – treuer sein als ein Hund = jmdm. Sehr
treu, ergeben sein [WB 1970: 1912].
Хотя речь идет о маргинальных случаях, здесь уже просматривается своего
рода закономерность, влияющая на подобный семантико-функциональный
сдвиг: использование в роли эталона сравнения имени с максимально обобщен-
ным значением – номинанта предмета, который воспринимается коммуникан-
тами как типичный носитель признака, названного с помощью t.c.
Эта закономерность реализуется в полной мере при выражении сходства по
ассоциации. Вербализуя синтаксический ассоциативный фрейм сравнения, дан-
ный вид сравнительных отношений «наследует» и его релевантные особенности
– семантико-функциональную гибкость и открытость, которые создают предпо-
сылки для его использования либо при первичном восприятии характеризуемого
объекта, либо при неожиданном ракурсе его видения эмитентом.
В обоих случаях, как правило, присутствует субъективно-оценочный ком-
понент. Этот вид сравнения потенциально предрасположен к разнообразным
смысловым нюансам, что взаимосвязано с ассоциативной природой фрейма. Не-
удивительно поэтому, что сравнение сходства является излюбленным средством
создания художественного образа, но характерно также и для устно-речевого
дискурса. Здесь особую роль играет эталон сравнения, который, как правило, но-
минирует предметный класс в целом. Соответственно, в речевом акте возможно
выделение и актуализация существующей в обобщенном содержании имени
признаковой семы, которая дополняет, уточняет, «поддерживает» значение ос-
новы сравнения (t.c.). Последняя является своего рода смысловым «мостиком»,
допускающим «похожесть» сопоставляемых объектов.
Eine Frau in einem rotseidenen Schlafrock mit fliegenden gelben Haaren gallo-
pierte wie eine Amazone vorbei [Remarque 2007: 98].
На ментальном уровне подобный характер сравнительных отношений вле-
чет за собой некоторое сближение вершинных предметных слотов, при котором
616
слот S (эталон сравнения) как обобщенное представление о предмете сохраняет
свою дискретность, опосредованно способствуя образно-метафорической конно-
тации сравниваемого.
В то же время привлечение в роли эталона сравнения представителя класса,
контрадикторного сравниваемому, но обладающего типичным, конвенцио-
нально закрепленным за ним или актуальным в ситуации общения признаком,
уже обозначенным t.c., способствует смысловой целостности правой части срав-
нения «t.c. + S». S выступает как своеобразный, причем значение предметности
у S уходит на задний план вследствие своей нерелевантности: Das Auto saust vor-
bei wie eine Rakete [Remarque 2004: 89].
Нередко в таких случаях создаются предпосылки для элиминации t.c., по-
скольку его значение уже имплицировано в содержании S: Es war eine kleine Frau
mit Händen wie Vogelklauen… [Remarque 2007: 84].
Подобная структурно-семантическая вариантность исходной прототипиче-
ской модели имеет следствием функциональный сдвиг в сторону выражения ка-
чественно-оценочной характеристики S и использование синтаксической еди-
ницы в роли репрезентанта качественно иного фрейма «предмет + признак», где
признаковый слот по сути является результатом взаимосцепления предметного
и признакового слотов ассоциативного фрейма сравнения.
В художественном дискурсе при сравнении-сопоставлении ситуаций его ос-
нова (а это могут быть несколько признаков) зачастую имплицируется в контексте,
а эмоционально-оценочный фон зависит от контекстно-образующего фактора, как,
например, в описании последствий воздушной бомбардировки немецкого города в
конце войны – пожаров и охваченных огнем людей: Es war vorbei. Die Stadt stank
nach Brand und Tod und war voll von Feuern. Es gab feurige Tote, und es gab feurige
Verletzte, die schreiend aus den Häusern brachen und rasend im Kreise rannten … „Wie
Fackeln“, sagte jemand, der neben Graeber stand [Remarque 2007: 74].
Но для устноязычной коммуникации с ее высоким темпом обмена информа-
цией такие моменты непоказательны. Здесь большую роль играют средства, отсы-
лающие к более компактным концептуальным единицам, которые отражают скорее
эмоционально окрашенную субъективно-оценочную характеристику сравнивае-
мого. В частности, тенденция к функционально-семантическому сдвигу в сторону
выражения качественного признака, при которой семантика сравнительных отно-
шений либо нейтрализована, либо приобретает «скрытый» характер, прослежива-
ется на словообразовательном уровне, что связано не в последнюю очередь с отсут-
ствием таких функционально релевантных компонентов как t.c. и реляционного
функтора wie – моментами, которые нередко предопределяют бифункциональность
единиц. Речь идет прежде всего о субстантивных и адъективных словосложениях и
деривационных моделях прилагательных на -haft, -artig, -lich, -en, -ig и др. В слово-
сложениях при сохранении внутрикомпонентных «живых» синтаксических связей
семантика сравнения легко восстанавливается, так же, как и значение t.c. У субстан-
тивных композит оно имплицировано в обобщенном значении первого компонента,
тогда как у адъективных им является опорная основа. При этом эмоционально-оце-
ночная коннотация «скрытого» S в принципе обусловлена рассмотренными выше
закономерностями взаимосвязи компонентов сравнительных отношений, ср.: Sie
hatte ein rundes Vollmondgesicht, mehlweiß, und Negerlippen [Remarque 2004: 64] – (=
Lippen, geschwollen wie die Lippen eines Negers). И: Jedesmal wartete er immer vor der
617
Tür auf sie und sah sie mit Hundesaugen an. (= mit demütigen Blick). Свойственная де-
ривационным моделям прилагательных смысловая компрессия предопределяет их
бифункциональность.
Возможность экспликации «скрытых» отношений сравнения сходства зави-
сит у дериватов, так же, как и у субстантивных композитов, от реализации внеш-
ней валентности и при семантической конгруэнтности мотивирующей субстан-
тивной основы и определяемого – «скрытого». Например, Sie war siebzehn Jahre
alt, schlаnk, zigeunerhaft, hübsch und schlampig [Noll 1967: 25] (Sie war schlank,
hübsch und schlampig wie eine Zigeunerin). И: Um Woolfs Ohren pfiff ein eisiger Wind
([Kellermann 1969: 330] (= …pfiff ein sehr kalter Wind).
Болдырев Н.Н. Антропоцентрическая сущность языка в его функциях, единицах и кате-
гориях // Вопросы когнитивной лингвистики. 2015. № 1. С. 5-12.
Никонова Ж.В. Интерпретирующий потенциал иллокуции // Когнитивные исследования
языка. 2019. Вып. XXXVII. С. 267-271.
Kellermann B. Der Tunnel. Berlin, 1969.
Noll D. Die Abenteuer des Werner Holt. Berlin u. Weimar, 1967.
Remarque E.-M. Drei Kameraden. СПб.: КАРО, 2004.
Remarque E.-M. Zeit zu leben und Zeit zu sterben. M.: Jupiter-Inter, 2007.
WB – Wörterbuch der deutschen Gegenwartssprache. Bd. 3 / hrsg. R. Klappenbach, W. Steinitz.
Berlin: Akademieverlag, 1970.
Svetlana V. Postnikova (Nizhny Novgorod, Russia)

COMPARISON IN MENTAL AND DISCURSIVE SPACE

The comparison is presented at the mental level as a syntactic associative frame, verbalized by an
isomorphic prototypical syntactic unit. A special role in oral and artistic discourse belongs to the
comparison of similarity – its ability to switch to secondary functions when neutralizing the semantics
of comparative relations.
Keywords: similarity comparison, illocutionary act, speech-thinking activity, mental space, discourse
В.О. Прокаева (Санкт-Петербург, Россия)

valeriya.prokaeva@yandex.ru
В.И. Зубов (Санкт-Петербург, Россия)
vladzubov21@gmail.com
А.Ю. Егорова (Орел, Россия)
Н.А. Ефремова (Жуковский, Россия)
А.Д. Лезина (Челябинск, Россия)
Р.А. Родионов (Санкт-Петербург, Россия)
ПАРАМЕТРЫ, ВЛИЯЮЩИЕ НА ВОСПРИЯТИЕ ТЕКСТА

КАК СТАТИЧЕСКОГО ИЛИ ДИНАМИЧЕСКОГО
В статье рассматриваются параметры художественного текста, которые могут повлиять на сте-
пень его динамичности. Показана закономерность между оценкой текста как динамического /
статического и выделенными параметрами: количеством и типами предикатов, количеством и
618
типами рем, а также типами связей в словосочетаниях. При помощи методики набора ключе-
вых слов демонстрируется разница в восприятии статических и динамических текстов.
Ключевые слова: текст, восприятие текста, статические и динамические тексты, функцио-
нально-смысловая классификация текстов
Вступление. Проблема классификации текстов остается одной из наиболее

дискуссионных в современной лингвистике, во многом вследствие необходимо-
сти выделения объективных параметров, соответствующих тому или иному типу
текста. В рамках функционально-смысловой классификации в лингвистических
исследованиях традиционным является разделение текстов на повествование,
описание и рассуждение. (Нечаева 1974; Гвенцадзе 1986). Описание характери-
зуется использованием существительных и прилагательных, относящихся к кон-
кретной лексике, отсутствием глагольных сказуемых или их качественно-изоб-
разительным значением, синтаксическим параллелизмом в структуре предложе-
ний и др. В повествовании главную роль играет временнáя соотнесенность и од-
нотипность сказуемых (см. обзор в [Трошева 2003]). Наряду с этими определе-
ниями встречается классификация текстов, основанная на преобладающем типе
предиката, характерного для того или иного текста – динамического и статиче-
ского [Папина 2002; Petrova, Dobrego 2016]. Существование нескольких обозна-
чений для сходных явлений позволяет предположить отсутствие сформирован-
ной терминологической и эмпирической базы в этой области. Анализ научной
литературы свидетельствует о том, что зачастую подобные классификации
условны: к примеру, рассматривая типы текстов, О.А. Нечаева вводит понятие
динамического описания. Целью данного исследования стало усовершенствова-
ние классификации статических и динамических текстов посредством определе-
ния параметров, влияющих на степень динамичности и статичности текста, на
основе данных эксперимента, направленного на оценку восприятия текста.
Методы. В качестве стимульного материала были составлены четыре текста
(два статических, описательных, два динамических, повествовательных), в ос-
нове которых лежат фрагменты художественных произведений XX–XXI вв.:
«Тимур и его команда» А.П. Гайдара (далее «Тимур»), «Учитель словесности»
Г.Ш. Яхиной (далее «Симон»), «Антоновские яблоки» И.А. Бунина (далее
«Лавр»), «Сибирь» Г.М. Маркова (далее «Поля») с разным соотношением следу-
ющих параметров: типов рем [Золотова 1979], видов предикатов [Папина 2020
(2002)], типов связи в словосочетаниях (см. Табл.).
Все тексты были приведены к одному уровню читабельности, определенному
с помощью ресурса [http://ru.readability.io], чтобы исключить влияние параметра
сложности текста на его восприятие (уровень читабельности – 5,84). Было также
выравнено количество слов и предложений в текстах (число предложений – 7,
число слов – 78). К каждому тексту были составлены по 2 вопроса по содержанию.
Тексты были предложены информантам в формате Google Forms. Участ-
ники получали следующую инструкцию: Сейчас Вам нужно будет внимательно
прочитать про себя 4 текста и ответить на несколько вопросов к ним. Это
займет около 20 минут. Если Вам понятна инструкция и Вы соглашаетесь при-
нять участие в эксперименте, нажмите «Да». Тексты предъявлялись в случай-
ном порядке. После прочтения каждого текста участникам нужно было оценить
619
его по шкале от 1 до 5 по параметрам: медленный / быстрый, пассивный / актив-
ный, вялый / энергичный, сложный / простой, хороший / плохой, нравится /
не нравится, а также написать ответы на вопросы по содержанию и подобрать по
5 ключевых слов к каждому тексту. В эксперименте приняли участие 194 чело-
века, из них 32 дали менее 80% правильных ответов по содержанию были исклю-
чены из анализа. 162 участника дали 80% и более правильных ответов на во-
просы, что свидетельствовало о том, что участники внимательно прочитали и
хорошо поняли текст и их оценки могут быть использованы для анализа. Сред-
ний возраст информантов ~20,5 лет.
Результаты. В таблице представлены параметры текстов, а также резуль-
таты оценки активности / пассивности и простоты / сложности, полученные в
ходе опроса.
Таблица. Описательная статистика параметров текстов
и результаты оценки их восприятия
Параметры / оценка Лавр Симон Поля Тимур
Всего предикатов 11 16 22 24
Событийные предикаты 5 0 12 23
Процессные предикаты 6 16 10 1
Всего рем 8 10 18 14
Статуальных рем 5 4 3 1
Статуально-динамических рем 0 0 2 1
Предметных рем 0 3 4 2
Акциональных рем 1 1 8 10
Импрессивных рем 2 1 1 0
Качественных рем 0 1 0 0
Атрибутивные связи 26 8 1 15
Неатрибутивные связи 21 27 33 32
Оценка статичности / динамичности
2,13 2,82 3,13 4,17
(сумма по трем шкалам)
Оценка сложности / простоты 2,84 2,32 2,03 2,17
Оценка статичности / динамичности рассчитывалась как среднее значение
по трем шкалам (медленный / быстрый, пассивный / активный, вялый / энергич-
ный). Чем меньше значение, тем более пассивным и сложным был текст. Шкалы
хороший / плохой, нравится / не нравится использовались как филлеры и в анализ
не включались.
Небольшой набор стимулов накладывает ограничения на применение мето-
дов статистического анализа, однако полученные данные свидетельствуют о
наличии закономерности между оценкой текста как статического / динамиче-
ского и
x числом и типами предикатов в нем: тексты с бо́льшим количеством пре-
дикатов, а также с преобладающими событийными предикатами оцениваются
как более динамические;
x числом и типами рем: тексты, с бо́льшим количеством рем, а также с пре-
обладанием акциональных рем, оцениваются как более динамические, тексты с
преобладанием статуальных рем оцениваются как более статические;
620
x типами связей в словосочетаниях: тексты, в которых встречается больше
неатрибутивных связей, оцениваются как более статические.
Отметим, что более статические тексты были оценены как более сложные,
что подтверждает данные предыдущих исследований (Petrova, Dobrego 2016).
При обработке ответов участников эксперимента использовался метод опре-
деления абсолютной частоты ключевых слов. В методике, предложенной
Л.Н. Мурзиным и А.С. Штерн, оптимальным считается набор ключевых слов
(НКС), состоящий из 8-15 слов. В рамках данного исследования были выделены
малый (1-3 слова), средний (4-7 слов) и большой (8-15 слов) НКС (см. Рис.).
Рис. Графики абсолютной частотности ключевых слов в текстах

Отличия в малых и больших НКС для всех текстов оказались минимальными
– обычно малый НКС отражает главную тему-понятие, а большой детализирует эту
тему. В средних НКС, которые включают субтемы (субцельности) [Мурзин, Штерн
1991], были обнаружены различия между текстами статического и динамического
типов (см. Рис. 1). Абсолютная частотность КС в динамических текстах выше, чем
в статических. Предположительно, это свидетельствует о том, что для восприятия
текстов динамического типа более значимы отдельные микротемы, тогда как в ста-
тических текстах хорошо индексируется только основная тема текста.
Обсуждение и выводы. Таким образом, в ходе исследования обнаружен ряд
параметров, влияющих на восприятие текста как более или менее динамического.
Полученные в ходе эксперимента данные уточняют списки параметров, описыва-
ющих статические и динамические тексты и определяющих восприятие текста чи-
тателями. В ходе дальнейших исследований планируется оценить степень влияния
конкретных параметров на восприятие текста как статического или динамиче-
ского с учетом семантический свойств текста.
Гвенцадзе М.А. Коммуникативная лингвистика и типология текста. Тбилиси, 1986.
Золотова Г.А. Роль ремы в организации и типологии текста // Синтаксис текста. М. 1979.
С. 113-133.
Мурзин Л.Н., Штерн А.С. Текст и его восприятие. Свердловск: Изд-во УГУ, 1991.
621
Нечаева О.А. Функционально-смысловые типы речи. Улан-Удэ, 1974.
Папина А.Ф. Текст: его единицы и глобальные категории. Изд. стереотип. М.: Едиториал
УРСС, 2020 (2002).
Трошева Т.Б. Система функционально-смысловых типов речи в современном русском
языке (описание – повествование – рассуждение – предписание – констатация) // Филолог.
2003. № 2. URL: http://philolog.pspu.ru/module/magazine/do/mnum_2.
Petrova T., Dobrego A. Processing of static and dynamic texts: an eye-tracking study of Rus-
sian. SGEM International Multidisciplinary Scientific Conferences on Social Sciences and Arts.
STEF92 Technology Ltd. 2016. P. 991-997.
Valeriya O. Prokayeva (St. Petersburg, Russia)

Vladislav I. Zubov (St. Petersburg, Russia)
A.Yu. Yegorova (Orel, Russia)
Sirius Educational Centre
N.A. Yefremova (Zhukovsky, Russia)
A.D. Lezina (Chelyabinsk, Russia)
R.A. Rodionov (Saint Petersburg, Russia)
TEXT PARAMETERS THAT AFFECT ITS PERCEPTION AS STATIC OR DYNAMIC

The article identifies and describes text parameters that can potentially affect text perception as either
static or dynamic. It shows the pattern between the text judgment (dynamic / static) and the chosen
parameters: the number of predicates and their types, the number and types of rhemes, the types of
connections in word combinations. The application of the keyword extraction method demonstrates
the difference in the perception of static and dynamic texts.
Keywords: text, text perception, static and dynamic texts, functional text classification
Е.Б. Рябых (Тамбов, Россия)

ekaterina_ryabykh@mail.ru
Е.А. Кузьмина (Тамбов, Россия)
kelena_an@mail.ru
ВЛИЯНИЕ ВЗАИМОСВЯЗИ КОНТЕКСТОВ ЗНАНИЙ

НА ФОРМИРОВАНИЕ МЕТАФОРЫ В СОЦИАЛЬНОЙ РЕКЛАМЕ
Концептуальная метафора определяется как сопоставление между двумя различными поня-

тийными областями, и это сопоставление обнаруживается в физическом, культурном, соци-
альном и историческом опыте человека по отношению к окружающему миру. Акцент в работе
делается на том, что если концептуальная метафора – это палитра ментальных проекций
между понятийными областями и она соотносится с уровнем мышления, то существуют и дру-
гие проявления концептуальной метафоры. В связи с этим рассматривается мультимодальная
метафора. В значительной части примеров социальной рекламы кроме вербальных компонен-
00372). (The research is financially supported by the Russian Science Foundation grant (project No.
20-18-00372)).
622
тов содержатся и визуальные, причем невербальная составляющая является достаточно зна-
чимой. Анализ формирования метафоры в социальной рекламе необходимо осуществлять с
учетом ряда контекстов. Контекст ситуации относится к структуре непосредственной ситуа-
ции, в рамках которой происходит формирование метафоры. Особенно значимым представля-
ется социокультурный контекст.
Ключевые слова: концептуальная метафора, метафорическая модель, мультимодальная мета-
фора, мышление, контексты знаний, социальная реклама, рекламный дискурс
Концептуальная метафора, вне всякого сомнения, является когнитивным ме-

ханизмом интерпретации накопленных знаний о мире и его моделирования, что
осуществляется на основе вывода метафорических моделей – теоретических кон-
структов, являющихся для исследователей аналогами концептуальных метафор как
проекций между концептуальными областями. Как отмечает Л.В. Кульчицкая, упо-
требление термина «метафорическая модель» вместо «концептуальной метафоры»
допустимо в связи с тем, что в научном познании принято из-за недоступности са-
мого объекта оперировать его моделью [Кульчицкая 2013]. Метафорическая мо-
дель – вероятностная структура взаимосвязи между понятийными областями, осно-
ванная на принципе аналогии, при которой область-источник служит основой для
моделирования области-мишени. При этом любая метафорическая модель пред-
ставляет моделируемый объект в некоторой статичной форме, а не в динамике, в
результате чего в ней заложен потенциал перемоделирования, так как многие ре-
ально присущие моделируемому объекту свойства остаются за пределами фокуса
внимания, а также не используется весь потенциал исходной области.
Параллельно объекту могут приписываться также и некоторые свойства, ко-
торые не наблюдаются в реальности, что связано непосредственно с самим объ-
ектом-оригиналом, с субъектом интерпретации и моделирования мира, решае-
мой им задачей в рамках определенной ситуации с учетом присущего субъекту
феномена лингвистической креативности. Поскольку между областью-источни-
ком и областью-мишенью нет абсолютной идентичности, даже конфликтующие
исходные области могут использоваться для выделения различных свойств об-
ласти-мишени. Возможны варианты противоречивой метафорической концепту-
ализации, так как мы часто не имеем единого интегрированного представления
о сложных для восприятия объектах, эмоциях, проблемах, в частности, таких как
преступление и наказание, а скорее полагаемся на ряд разрозненных и непосле-
довательных представлений, аналогичных лоскутному одеялу, и можем, не осо-
знавая этого, динамически переключаться между ними, в особенности, погружа-
ясь в ситуативный контекст.
Следует отметить, что субъективно будет варьировать не только степень
конвенциональности, но и новизны моделей интерпретации, равно как и доми-
нантные для каждого конкретного человека форматы и модусы (рациональный,
эмотивный, оценочный, их комбинации) интерпретации мира, влияющие на про-
цесс моделирования [Болдырев 2013; Болдырев, Панасенко 2013; Панасенко
2014]. В связи с этим одному объекту может соответствовать множество обла-
стей-источников метафорического моделирования. Однако необходимо обозна-
чить и онтологические различия этих терминов, так как концептуальная мета-
фора представляет собой явление объективной реальности, в то время как мета-
форическая модель является результатом моделирования концептуальных мета-
фор на основе лингвистических метафор.
623
Концептуальная метафора определяется как сопоставление между двумя раз-
личными областями, и это сопоставление обнаруживается в физическом, культур-
ном, социальном [Yu 1998; Kövecses 2005] и историческом [Blumenberg 1998]
опыте человека по отношению к окружающему миру. Поэтому представляется воз-
можным выделение личностно-физиологического контекста, социокультурного и
исторического контекстов, а также контекста дискурса и ситуативного контекста,
которые, на наш взгляд, являются наиболее значимыми в процессе метафорической
интерпретации мира [Riabykh 2020]. Вслед за З. Ковечешем считаем, что каждый
из этих типов контекста имеет две формы: локальный контекст и глобальный кон-
текст, первый из которых предполагает индивидуально-авторские знания об окру-
жающей реальности, в то время как глобальный контекст состоит из коллективных
знаний в отношении интерпретируемого мира и роли человека в нем. Он включает
знания, которые являются общими. В ряде случаев представляется сложным про-
ведение четких границ между локальным и глобальным контекстом [Kövecses
2018]. На формирование метафоры оказывает влияние взаимосвязь контекстов зна-
ний, и определяющим является доминантный принцип [Болдырев 2019: 39].
Если принять во внимание, что концептуальная метафора – это палитра мен-
тальных проекций между понятийными областями и она соотносится с уровнем
мышления, то существуют и другие проявления концептуальной метафоры. Дей-
ствительно, если концептуальная метафора не ограничивается только областью
языка, то она должна проявляться и через другие (невербальные) способы выра-
жения. По этой причине Ч. Форсвилл [Forceville 1996, 2008, 2009a, 2009b, 2016,
2017] выдвигает теорию мультимодальной метафоры. В отличие от мономодаль-
ных метафор мультимодальные метафоры – это метафоры, область-цель и об-
ласть-источник которых представлены в различных модусах (модальностях), то
есть объекты рассматриваются в более чем одной системе знаков.
Исследователями предпринимается попытка анализа мультимодальной мета-
форы с опорой на теорию концептуальной интеграции М. Тернера и Ж. Фоконье
[Fauconnier, Turner 1998, 2008] с системой базовых четырех составляющих, где два
концепта проецируют свои компоненты друг на друга, вместо метафорической мо-
дели Дж. Лакоффа и М. Джонсона [Лакофф, Джонсон 2004], состоящей из двух
членов, где х есть у. Таким образом, в качестве элементов смешения рассматрива-
ются концепты, которые выражены в различных модусах (модальностях). Как из-
вестно, теория концептуальной интеграции сформировалась с опорой на критиче-
ский подход к теории Дж. Лакоффа и М. Джонсона для осуществления альтерна-
тивного и оптимального анализа некоторых метафор, в частности, хирург – мясник,
в связи с чем постулируется, что теория концептуальной интеграции может рабо-
тать для сложных случаев, но она не должна применяться к более простым.
Анализ формирования метафоры в рамках рассматриваемого фрагмента ре-
кламного дискурса (социальной рекламы, посвященной, в частности, защите де-
тей и тех, кто в ней нуждается, борьбы с домашним насилием, защиты окружаю-
щей среды, борьбы с курением и иными видами вредных привычек, необходи-
мости соблюдать ПДД и пр.) нужно осуществлять с учетом особенностей вида
дискурса (в данном случае рекламного), а также предыдущего материала на дан-
ную тематику. Контекст ситуации относится к структуре непосредственной си-
туации, в рамках которой происходит формирование метафоры. Значимым явля-
624
ется также социокультурный контекст. Социокультурная составляющая доста-
точно часто доминирует в рекламном дискурсе. По нашему наблюдению, исто-
рический контекст играет меньшую роль в процессе формирования метафоры в
социальной рекламе, так как историческим образам или событиям прошлого
большее значение придают в рамках коммерческой рекламы. Однако отмечается,
что вербальный, визуальный ряд конкретной рекламы может являться самостоя-
тельным социокультурным феноменом, который оказывает влияние не только на
текущие представления людей, но и на их историческую память, принимая уча-
стие в ее формировании [Савельева 2012]. Личностно-физиологический контекст
должен рассматриваться в рамках продуцирования метафоры в социальной ре-
кламе только в глобальном формате, так как реклама направлена на массы и
должна находить соответствующий отклик у реципиентов.
Темы, затронутые в социальной рекламе, сложные, и донести до адресата ту
или иную проблему бывает нелегко. В связи с этим создатели достаточно часто
прибегают к визуализации рекламного сообщения, поскольку сочетание вербаль-
ного и визуального компонентов может донести больше информации, чем просто
вербальная метафора [Рябых 2019; Таймур 2020]. Рассмотрим далее вариацион-
ные типы мультимодальных метафор, которые являются достаточно продуктив-
ными в рамках социальной рекламы (см., например, в [Forceville 1996, 2017]).
Гибридная метафора – это метафора, в которой визуализируемый объект об-
разован посредством двух частей, которые принадлежат разным понятийным обла-
стям и не являются частями единого целого. В качестве примера возьмем реклам-
ный плакат (Рис. 1), на котором изображен ствол дерева, похожий на живот бере-
менной женщины и руки, обнимающий его с текстом «Mother Nature needs care and
protection. Show her your care. By caring for your trees». Метафорическая модель
ПРИРОДА-МАТЬ, где область-мишень ПРИРОДА, а область-источник МАТЬ по-
казывает, что земля, подобно матери, оберегающей своего ребенка, заботится о нас,
а, следовательно, и нам тоже необходимо бережно к ней относиться. Здесь тексто-
вая составляющая играет важную роль, поскольку без нее было бы трудно уловить
весь смысл изображения. На втором рекламном плакате (Рис. 2) визуализирован-
ный образ не поддерживает, на наш взгляд, в полной мере аналогичную вербальную
метафору и не является гибридным типом мультимодальной метафоры.
Рис. 1 Рис. 2
Пример гибридной метафоры представлен и на следующем плакате (Рис. 3),
где в виде шарика мороженного изображен земной шар.
625
Рис. 3 Рис. 4
Примечательным является то, что, если модели мышления в рамках различ-
ных социокультур совпадают, совпадают и модели метафорического мышления
(см. Рис. 4 и 5).
Рис. 5 Рис. 6
Контекстуальная метафора имеет место в том случае, если область-источ-
ник не представлена на изображении, но она становится понятна благодаря тому,
что метафора помещается в соответствующий визуальный контекст. Вербальная
метафора ЗЕЛЁНАЯ ПЛАНЕТА – АРТЕФАКТ, дополняет визуальную так, как
это отражено на следующем плакате (Рис. 6), где земной шар предстает в каче-
стве некого артефакта, который может быть упакован в полиэтилен «Don’t pack
the blue planet with polythene».
Рис. 7 Рис. 8
626
В рамках интегрированной метафоры область-мишень может быть проде-
монстрирована в определенной, схожей с областью-источником, форме, так что
она передает область-источник визуально, как на плакате, где ТИГР – МАРИО-
НЕТКА, не управляющий своей жизнью и находящийся в состоянии подчинения,
что свидетельствует, в частности, о плохом качестве жизни животных, вырванных
из естественной для них среды обитания, подтверждением чего служит и надпись
«The Show mustn’t go on» (Рис. 7).
В продолжении этой темы была создана подборка плакатов, где визуальная
метафора поддерживается вербальной: ЖИВОТНОЕ – НЕ КЛОУН.
Рис. 9 Рис. 10
Можно сделать вывод о том, что визуальное наполнение социальной ре-
кламы осуществляется различными способами корреляции области-мишени и
области-источника метафорического моделирования и поддерживается вер-
бально, в результате чего можно говорить о мультимодальной метафоре. Вер-
бальная составляющая может служить как элементом дополнения смысла изоб-
ражения, так и являться основной частью рекламного сообщения, без которой
понять смысл изображения не представляется возможным. Она способствует
усилению, расширению или конкретизации подразумеваемого и прямо не выра-
женного смысла. Использование такого сочетания связано с гиперболизацией со-
циальной проблемы, и необходимо доходчиво показать реципиенту, что не стоит
недооценивать ее значимости.
Болдырев Н.Н. Интерпретационный потенциал концептуальной метафоры // Когнитив-
ные исследования языка. 2013. Вып. XV. С. 12-22.
Болдырев Н.Н. Доминантный принцип организации языкового сознания // Когнитивные
исследования языка. 2019. Вып. XXXVII. С. 37-44.
Болдырев Н.Н., Панасенко Л.А. Когнитивная основа лексических категорий и их интер-
претирующий потенциал // Вопросы когнитивной лингвистики. 2013. № 2 (35). С. 5-12.
Кульчицкая Л.В. Когнитивная метафора – концептуальная метафора – метафорическая
модель: онтологический статус понятий // Личность. культура. общество. 2013. Т. XV. Вып. 1
(77). C. 117-124
Лакофф М., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. М.: Едиториал УРСС, 2004.
Панасенко Л.А. Моделирование интерпретирующего потенциала лексических катего-
рий. Тамбов, 2014.
627
Рябых Е.Б. К вопросу о мультимодальной метафоре (на примере социальной рекламы) //
Когнитивные исследования языка. 2019. Вып. XXXVIII. С. 162-169.
Савельева О.О. Социокультурный дискурс рекламы и рекламная ретроспекция // Альма-
нах теоретических и прикладных исследований рекламы. 2012. № 2 (4). С. 69-86.
Таймур М.П. Смешанные вербально-графические метафоры в рекламе (на материале ан-
глийского языка) // Вестник МГЛУ. Серия: гуманитарные науки. 2020. № 6 (835). С. 127-139.
Blumenberg H. Paradigmen zu einer Metaphorologie. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1998.
Fauconnier G., Turner M. Conceptual integration networks. Cognitive Science. 1998. P. 133-187.
Fauconnier G., Turner M. Rethinking metaphor // The Cambridge Handbook of Metaphor and
Thought / ed. by R.W. Gibbs. Cambridge: CUP, 2008. P. 53-66.
Forceville C. Pictorial Metaphor in Advertising. London; New York: Routledge, 1996.
Forceville C. Metaphor in pictures and multimodal representations // The Cambridge Handbook
of Metaphor and Thought / ed. by R.W. Gibbs. Cambridge: CUP, 2008. P. 462-482.
Forceville C. Non-verbal and multimodal metaphor in a cognitivist framework: agendas for
research // Multimodal Metaphor / ed. by C. Forceville, E. Urios-Aparisi. Berlin; New York: Mouton
de Gruyter, 2009a. P. 19-42.
Forceville C. Multimodal Metaphor // Multimodal Metaphor / ed. by C. Forceville, E. Urios-
Aparisi. Berlin; New York: Mouton de Gruyter, 2009b. P. 19-40.
Forceville C. Mixing in pictorial and multimodal metaphors? // Mixing Metaphors / ed. by R.W.
Gibbs. Amsterdam: John Benjamins, 2016. P. 223-239.
Forceville C. Visual and multimodal metaphor in advertising: cultural perspectives // Styles of
communication. 2017. No. 9 (2). P. 26-41.
Kövecses Z. Metaphor in Culture: Universality and Variation. Cambridge: CUP, 2005.
Kövecses Z. Metaphor Universals in Literature // Literary Universals Project, 04.02.2018. URL:
https://literary-universals.uconn.edu/2018/02/04/metaphor-universals-in-literature.
Ning Yu. The Contemporary Theory of Metaphor: A Perspective from Chinese. Amsterdam;
Philadelphia: John Benjamins, 1998.
Riabykh E.B. Dominante Kontexte der metaphorischen Interpretation der Welt // Вопросы ко-
Yekaterina B. Ryabykh (Tambov, Russia)

Yelena A. Kuzmina (Tambov, Russia)
THE INFLUENCE OF THE INTERRELATION OF KNOWLEDGE CONTEXTS

ON THE FORMATION OF METAPHORS IN SOCIAL ADVERTISING
A conceptual metaphor is defined as juxtapositions between two different conceptual domains, and
these juxtapositions are found in a person's physical, cultural, social, and historical experience of the
world around them. The emphasis in the work is on the fact that if a conceptual metaphor is a palette
of mental projections between conceptual areas and it correlates with the level of thinking, then there
are other manifestations of the conceptual metaphor. In this connection, the multimodal metaphor is
considered. A significant part of the examples of social advertising, in addition to verbal components,
also contain visual components, and the non-verbal component is quite significant. The analysis of
the formation of a metaphor in social advertising should be carried out taking into account a number
of contexts. The context of a situation refers to the structure of the immediate situation within which
the metaphor is formed. The socio-cultural context is also particularly significant.
Keywords: conceptual metaphor, metaphorical model, multimodal metaphor, thinking, knowledge
contexts, social advertising, advertising discourse
628
С.Г. Сабирова (Душанбе, Республика Таджикистан)
Филиал Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова в г. Душанбе
ssanovbar@mail.ru
ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ И МАНИПУЛЯТИВНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ

ТЕРМИНОВ ЭКОНОМИЧЕСКОГО ДИСКУРСА РУССКОГО ЯЗЫКА
Статья посвящена когнитивно-дискурсивному анализу терминов-неологизмов в экономиче-
ском дискурсе русского языка. Идеологический и манипуляционный потенциал терминов при-
обретается в результате практического применения, неоконцептуальное значение отражает
трансформацию значения в объективной экономической действительности и ментальности.
Ключевые слова: дискурс, когнитивно-дискурсивное пространство, сегмент, концептосфера,
неоконцептуальное значение
Экономика является древнейшей областью человеческой деятельности, со-

стоит из множества отраслей и сформированной терминологии. Экономические
отрасли представляют собой матрицу экономической науки, внутри которой ак-
тивирован экономический дискурс, как ретранслятор объективной экономиче-
ской действительности и ментальности. Анализируемый дискурс представляет
собой «взаимообусловленное единство, но различающееся по функциональной
направленности конструкт, репрезентирующий пересечение прикладных и тео-
ретических дисциплин экономической науки» [Сабирова 2020: 467-468].
Освоение и познание новых объектов экономической действительности от-
ражает процесс когнитивной деятельности субъекта дискурса, специалиста
сферы экономики, который является «интерпретатором результатов мыслитель-
ного отражения действительности» [Алефиренко 2006: 36]. Субъектом экономи-
ческого дискурса выступают специалисты сферы экономики, простые обыва-
тели, так как экономический дискурс представляет собой сложившийся соци-
ально-исторический конструкт. Экономический дискурс – это «особый язык» об-
наруживающий влияние широкого спектра экстралингвистических факторов и
являющийся воплощением сложной системы экономических знаний [Томашев-
ская 2000: 7].
Экономическая интеграция отражается на словарном фонде языка, так как
терминотворческий процесс зависит от ситуативных потребностей в рамках ком-
муникативно-дискурсивного пространства. Изменения происходят в экономиче-
ском дискурсе, воздействие проявляется во всех сегментах экономического дис-
курса в достаточно ускоренном темпе, и дискурс переживает «неологический
бум» [Ткачева 1987: 6]. Термин-неологизм теряет новизну и под натиском
экстралингвистических факторов теряет свое фундаментальное, теоретические
предназначение приобретает новое идеологическое, эвфемистическое, или амеб-
ное значение. Неоконцептуальное значение репрезентирует происходящие про-
цессы, действия, данность, и причинность возникшие вопреки разработанных
теорий и практик после внедрения в профессиональную концептосферу.
Неоконцептуальное терминирование не является языковым явлением, но в
рамках экономического дискурса неологизация отражает смену политических ре-
жимов, переход экономики на другой уровень. Процесс терминирования и возник-
новения новых терминологических единиц обусловлен когнитивными факторами
и установлением новых идеологических правил, установок и манипуляций.
629
В экономических исследованиях функционируют термины, в которые зало-
жен идеологический манипулятивный, и эвфемистический смысл. Языковый
стиль передачи экономической информации, посредством неологизмов и эвфе-
мизмов, необходимы для того чтобы «замаскировать или скрыть реальное поло-
жение дел» [Бартов 2009: 1].
Синтез идеологического и манипулятивного значения репрезентирует живой
лингвосемиозис терминов в объективной экономической действительности. Не-
которые из терминов неологизмов выступают как неоконцепты несут в себе но-
вую информацию, являющуюся «критерием идентификации объекта окружаю-
щей действительности, носителем определенной концептуальной системы» [Ка-
сьянова 2009: 134]. Отличительным признаком неоконцепта является новизна тер-
мина, объективность, фиксированность в профессиональной концептосфере и в
сознании субъектов дискурса. Категоризация терминов неологизмов предполагает
переосмысление внутри профессиональной концептосферы, переход в дискурсив-
ное пространство в котором тесно переплетается экономика, политика, общество
и культура. Применение когнитивно-дискурсивного подхода предусматривает
анализ дискурса в состоянии реальной действительности с учетом экстралингви-
стических факторов. Экономический дискурс это «систематизированное особым
образом использование языка, за которым стоит идеологически и исторически
обусловленная ментальность» [Чернявская 2003: 54-55]. Для полноценной иллю-
страции семантических особенностей, практический материал классифицирован
на термины-неологизмы с идеологическим и манипулятивным потенциалом.
Термины-неологизмы с идеологическим потенциалом:
консьюмери́зм – калька с английского слова consumerism, процесс потреб-
ления, нездоровое удовлетворение от приобретения предметов материальной
культуры, основной источник доходов большинства компаний. Приобретенный
эвфемистический оттенок (шоппинг), идеологический оттенок – стремление к
постоянному потреблению товаров и услуг, максимальная трата денег как источ-
ник эмоций при наличии сильной психологической зависимости от процесса
приобретение;
монетари́зм – экономическая теория, изменение совокупного объема про-
дукта и уровня цен в зависимости от изменения предложения денег, достижение
безинфляционного роста экономики посредством контроля за обращаемой де-
нежной массой. Приобретенный эвфемистический оттенок (замена социальных
льгот у неимущих слоев населения), идеологический оттенок – деньги высту-
пают краеугольным камнем, мнимое право самостоятельного распоряжения соб-
ственными деньгами;
мáркетинг (англ. marketing – торговля, продажа, сбыт) – идеология управ-
ления, посредством эффективного удовлетворения запросов потребителей, изу-
чение покупательской способности, спроса и сбыта продукции. Приобретенный
эвфемистический оттенок (провоцирование общества потребления), идеологи-
ческий оттенок – повышение чистой прибыли, продажа некачественного товара,
выживание с рынка качественного товара, устранение мелких производителей,
создание потребительского спроса, продажа ненужных товаров и услуг.
Термины-неологизмы с манипулятивным потенциалом:
би́знес (англ. business – коммерческая деятельность) предпринимательство,
630
предпринимательская деятельность, инициативная самостоятельная деятель-
ность граждан и их объединений, направленная на получение прибыли. Приоб-
ретенный эвфемистический оттенок (эффективный менеджмент), манипулятив-
ный оттенок – дело по получению прибыли, собственное делом по зарабатыва-
нию денег с неписанными законами рынка, любая деятельность по получению
дохода, начиная от занятия проституцией, торговлей наркотиками и нелегаль-
ным оружием, до открытого похищения людей и работорговли;
дéмпинг (англ. dumping, буквально – сбрасывание) – бросовый экспорт, про-
дажа товаров и услуг на внешних рынках по ценам более низким, чем на внут-
реннем рынке, конкурентная борьба за внешние рынки, экспорт товаров по по-
ниженным ценам из стран с обесцененной валютой в страны с более стабильной
валютой. Приобретенный эвфемистический оттенок (свободная конкуренция),
манипулятивный оттенок – мощнейшее средство вытеснения отечественных
производителей товаров и услуг с внутреннего рынка, дешевая рабочая сила, за-
воз в страну дешевых импортных товаров, дешевой бытовой техники, слом эко-
номического и политического строя;
дефóлт (англ. default) – невыполнение обязательств, неспособность воспроиз-
водства своевременных процентных и основных выплат по долговым обязатель-
ствам, неспособность выполнения условий договора о выпуске облигационного
займа. Приобретенные эвфемистический оттенок (черный вторник), манипулятив-
ный оттенок – очередной грабеж населения, уменьшение финансовых сбережений.
Вышеприведенные примеры актуализируют приобретенные значения в ко-
гнитивно-дискурсивном пространстве. За манипулятивным потенциалом кроются
экономические махинации. За идеологическим потенциалом кроется система про-
фессиональных взглядов на теорию и философию устройства экономического бы-
тия в сознании субъектов дискурса, а также воздействие на развитие мира-эконо-
мики. Необходимо подчеркнуть, что терминирование, приобретение эвфемисти-
ческих, манипулятивных и идиологических оттенков является показателем кон-
стантного развития экономики Понятие «мир-экономика» было введено Ф. Бро-
делем, оно означает ‘мировое хозяйство’, ‘экономически состоятельный, самодо-
статочный кусок планеты, экономическое единство’. По Ф. Броделю, экономика –
это «реальная реальность», «неизолированная глобальная целостность» которая
предполагает экспансию, следовательно, экономический дискурс предполагает
динамику и расширение терминологического состава [Бродель 1992: 14].
Появление неоконцептуального значения репрезентирует профессиональ-
ную концептосферу дискурса, функциональная продуктивность и частотность
трансформирует его фундаментально-теоретическое предназначение как эконо-
мической категории создавая в дискурсе новые интерпретации. Формальные,
функциональные, знаковые и ситуативные интерпретации является «структур-
ными координатами, определяющие положение дискурса в языке в условиях про-
тивопоставления» теории, практики в условиях объективной экономической дей-
ствительности [Макаров 2003: 33-48].
Алефиренко Н.Ф. Проблемы когнитивно-семиологического исследования языка // Слово –
сознание – культура: сб. науч. трудов / сост. Л.Г. Золотых. М.: Флинта: Наука, 2006. С. 31-41.
Бартов А.А. «Новояз» в литературе и в жизни // Нева. 2009. № 3. С. 11-17.
631
Бродель Ф. Время мира. М.: Прогресс, 1998.
Касьянова Л.Ю. Когнитивно-дискурсивные проблемы неологизации в русском языке
конца XX – начала XXI века: дис. ... д-ра филол. наук. Астрахань, 2009.
Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М.: ИТДГК «Гнозис», 2003.
Сабирова С.Г. Функционально-стилистические особенности идиом в экономическом дис-
курсе английского языка // Когнитивные исследования языка. 2020. Вып. XLII. С. 467-472.
Ткачева Л.Б. Основные закономерности английской терминологии. Томск: Изд-во Том-
ского ун-та, 1987.
Томашевская К.В. Экономический дискурс современника в его лексическом представле-
нии: автореф. дис. … д-ра филол. наук. СПб., 2000.
Чернявская В.Е. Дискурс // Стилистический энциклопедический словарь русского языка.
М.: Наука, 2003. С. 54-55.
Sanovbar G. Sabirova (Dushanbe, Republic of Tajikistan)

Lomonosov Moscow State University in Dushanbe
IDEOLOGICAL AND MANIPULATIVE POTENTIAL OF THE TERMS

IN THE RUSSIAN LANGUAGE ECONOMIC DISCOURSE
The article is devoted to the cognitive-discursive analysis of terms-neologism in the economic dis-
course of the Russian language. The ideological and manipulative potential of terms is acquired as a
result of practical application, the neo-conceptual meaning reflects the transformation of meaning
into objective economic reality and mentality.
Keywords: discourse, cognitive-discursive space, segment, concept-sphere, neo-conceptual meaning
А.Г. Самарина (Тамбов, Россия)

stasyasamarina1994@yandex.ru
ОСОБЕННОСТИ РЕАЛИЗАЦИИ ИНТЕРПРЕТИРУЮЩЕГО

ПОТЕНЦИАЛА КОНЦЕПТУАЛЬНО-ТЕМАТИЧЕСКОЙ ОБЛАСТИ
«ЖИВАЯ И НЕЖИВАЯ ПРИРОДА» В РЕКЛАМНЫХ ТЕКСТАХ
(на материале русского и английского языков)
В статье рассматривается интерпретирующий потенциал области «ЖИВАЯ и НЕЖИВАЯ

ПРИРОДА» посредством анализа интерпретирующих смыслов в рекламе. Цель работы – вы-
явить интерпретирующие признаки и их форматы. В результате исследования выявлено, что
вышеуказанная область выступает в качестве схем вторичной интерпретации за счет аналогии
признаков объектов интерпретирующей и интерпретируемой областей.
Ключевые слова: реклама, рекламный текст, концептуально-тематическая область, интерпре-
тация, интерпретирующий признак, интерпретирующий потенциал
Механизм воздействия рекламы на подсознание человека является на сего-

дняшний момент одним из актуальных вопросов его изучения. Многие исследо-
ватели полагают, что реклама обращается к иррациональной сфере, так как ее
главная задача – привлечь и удержать внимание реципиентов, а также вызвать у
них определенную модель поведения, связав ее с когницией, в качестве которого
выступает рекламируемый товар. Согласно Д. Бернстайн, «реклама – создание и
распространение таких сведений о товаре, которые заставят потребителя купить
00372).
632
его» (цит. по: [Фостер 2001: 7]). Когнитивный компонент рекламы также связан с
тем, как поступающая информация воспринимается реципиентом посредством
ощущений, памяти, представлений, воображения, мышления и речи.
Под рекламным текстом (РТ) реципиент понимает получаемую информа-
цию в письменной или устной формах, целью которого является заинтересовать
потребителей рекламируемым товаром за счет различных когнитивных механиз-
мов, формирующих яркий, интересный и запоминающий образ объекта рекламы.
По мнению В.Ю. Липатовой, рекламный текст квалифицируют как сложный
жанр волюнтативно-информационного вида, в котором соединяются апеллята-
тивно-эмоциональные функции, свойства, репрезентативные и воздействующие
[Липатова 1997: 252]. Задача рекламного текста с когнитивной точки зрения –
создать ментальные модели, через которые реципиентам поступает закодирован-
ная копирайтером информация, вызывающая интерес и нуждающаяся в смысло-
вой расшифровке.
Интерпретация является существенным элементом сознания человека и про-
цессов его познания. Согласно Н.Н. Болдыреву, интерпретация – «процесс и резуль-
таты субъективного понимания человеком мира и себя в этом мире, процесс и ре-
зультат субъективной репрезентации мира, основанной, с одной стороны, на суще-
ствующих общечеловеческих представлениях о мире и, с другой стороны, на его
личном опыте взаимодействия с ним. Это – проекция мира, или знания о мире, по-
груженные в индивидуальное сознание человека» [Болдырев 2011: 12].
Знания о мире могут быть представлены в виде концептуально-тематиче-
ских областей (КТО), получающих объективацию в лексических категориях.
Л.А. Панасенко отмечает что, «интерпретируемые когнитивные области пред-
ставляют собой структуры знания, отображающие онтологию мира, которые по-
лучают интерпретацию в «рамочном осмыслении» категорий интерпретирую-
щих когнитивных областей. Содержание интерпретируемых областей представ-
лено когнитивными контекстами или доменами, которые выступают понятий-
ным субстратом для интерпретации. Отношения, которые устанавливаются
между категориями интерпретирующих областей и доменами интерпретируе-
мых областей, имеют характер межконцептуальных связей» [Панасенко 2014:
109]. Установление межконцептуальных связей за счет аналогии признаков и ра-
боты соответствующих когнитивных механизмов способствует формированию
особого модуса осмысления объектов рекламы.
Интерпретирующий потенциал – структуры знания интерпретирующего
характера, спроецированные в концептуальное основание лексических катего-
рий как классов языковых объектов, отражающих знание мира и репрезентиру-
ющих концептуально-тематические области. Интерпретирующий потенциал
лексических категорий характеризуется широким диапазоном признаков, кото-
рые выстраивают аналогии в процессе интерпретации [Панасенко 2014: 13, 114].
Именно эти признаки формируют внутрикатегориальные связи и определяют ин-
терпретирующий потенциал лексических категорий [Панасенко 2014: 97]. Реа-
лизация интерпретирующего потенциала связана с использованием лексических
единиц в их вторичных значениях, которые образуются на основе их первичных
значений. Анализ признаков интерпретирующих форматов знания позволяет
сделать вывод о том, что концептуально-тематические области выступают в ка-
честве схем интерпретации, они создают притягательный образ рекламируемому
633
товару, делают рекламу экспрессивной и побуждают потребителей к действию.
Концептуально-тематическая область «ПРИРОДА», характеризующаяся
интерпретирующим потенциалом, входящих в нее объектов, включает такие по-
нятийные сферы как живая и неживая природа. Живая природа – это все, что
имеет возможность расти, дышать, питаться и развиваться, она включает такие
категории как животные, растения, микроорганизмы, грибы. Неживая природа
– это своеобразный симбиоз простейших элементов, всевозможных веществ и
энергий, она включает следующие категории, обнаруживающие интерпретиру-
ющий потенциал: природные вещества, материалы, среды, объекты, явления.
Интерпретирующая база категорий данных когнитивных областей представлена
признаками форматов перцепции (зрительной, тактильной и слуховой), наблю-
дения, экспериенциальных эффектов, ассоциативного знания и операциональ-
ного формата [Панасенко 2014: 197].
Проанализируем интерпретирующий потенциал КТО «ЖИВАЯ и НЕЖИ-
ВАЯ ПРИРОДА» на материале русско- и англоязычных рекламных текстов.
В примерах 1-2 интерпретирующей базой служит понятийная сфера «ЖИ-
ВАЯ ПРИРОДА», интерпретирующие смысловые структуры формируются за
счет активизации признаков, характерных для объектов этой области.
1. «Автомастерская 911». Почини своего железного коня! [БС – реклама
автомастерской]. В данном примере мотоцикл ассоциируют с железным конем,
чтобы подчеркнуть материал, из которого он изготовлен, а также передать мощ-
ность двигателя, которая измеряется в «лошадиных силах». Смысловая струк-
тура рекламного текста формируется посредством интерпретирующего при-
знака: количество. При анализе ЛЕ «конь» следует исходить из внешнего и функ-
ционального подобия объекта живой природы (конь) и артефакта (железо) – в
данном случае актуальны форматы зрительной перцепции и функции, а «лоша-
диная сила» как характеристика мощности здесь инферируется; так реализуется
ассоциативный формат.
2. Peugeot. Live the pleasure. The drive of your life. The lion goes from strength
to strength [БС – реклама автомобиля]. Сегодня эмблема льва (lion) – это между-
народный атрибут фирмы, а изображение царя зверей стало неотъемлемым ло-
готипом концерна Peugeot. Посредством реализации интерпретирующего при-
знака внешний вид животного формируется соответствующая интерпретирую-
щая структура. Изображение льва указывает на прочность автомобиля, сравни-
ваемую с львиными клыками, а также на эластичность пластины из металла, по-
хожую на его гибкую спину. Интерпретирующий признак иллюстрирует фор-
мат зрительной перцепции.
В примерах 3-4 интерпретирующей базой служит сфера «НЕЖИВАЯ ПРИ-
РОДА», интерпретирующие смысловые структуры формируются за счет активи-
зации признаков, характерных для объектов этой области.
3. «Авент Инн», мини-отель в центре Санкт-Петербурга. Семь холмов гос-
теприимства [БС – реклама мини - отеля]. В примере гостиницу сравнивают с
холмом гостеприимства, так как она названа в честь одного из семи холмов (Авен-
тин), на котором расположен Рим. «Авент Инн» представляет собой маленькую и
уютную гостиницу, оформленную в зеленых тонах, с большим количеством жи-
вых растений. КТО репрезентируется при помощи такого интерпретирующего
признака как цветовая характеристика, форма, количество. Согласно словарю,
634
холм – форма рельефа в виде небольшой возвышенности, в плане округлой или
овальной формы, с пологими склонами и слабо выраженным подножием
[https://dic.academic.ru]. ЛЕ в сочетании с числительным интенсифицирует выше-
указанный признак, формируя интерпретирующую смысловую структуру «высо-
кое качество обслуживания». За счет механизмов инференции и метонимии (от-
сылка к Риму), а также метафоры копирайтер «объединяет» все семь холмов в од-
ном месте, это позволяет передать атмосферу уюта и гостеприимства. Интерпре-
тирующий признак репрезентирует формат ассоциативного знания.
4. Mayan Sun Salons in Victoria, Canada. The power of the sun. For everyone
[БС – реклама солярия]. В вышеуказанном примере солярий отождествляют с
солнцем за счет активизации интерпретирующего признака интенсивность из-
лучения. Он указывает на эффективность проводимой процедуры, полученный
загар не отличить от естественного. Интерпретирующий признак представлен
форматом экспериенциального эффекта.
Таким образом, проанализировав перечисленные интерпретирующие при-
знаки и их форматы в рамках концептуально-тематической области «ЖИВАЯ и
НЕЖИВАЯ ПРИРОДА» в русских и английских рекламных текстах, можно ска-
зать о том, что они способствуют созданию яркой и интересной рекламы, а также
усиливают воздействие на целевую аудиторию.
Болдырев Н.Н. Интерпретирующая функция языка // Вестник Челябинского государ-
ственного университета. 2011. № 33 (248). Филология. Искусствоведение. Вып. 60. С. 11-16.
Липатова В.Ю. Рекламный текст как апеллятивно-репрезентативный жанр информаци-
онного вида речевой деятельности // Русский язык, культура, история: сб. материалов Второй
научной конференции лингвистов, литературоведов, фольклористов. 1997. С. 251-253.
Панасенко Л.А. Интерпретирующий потенциал лексических категорий: дис. … д-ра фи-
лол. наук. Тамбов, 2014.
Фостер Н. Реклама. Притворись ее знатоком. СПб.: Амфора; Эврика, 2001.
БС – База слоганов – Textart.ru. URL: http://www.textart.ru/baza/slogan/list. html.
Академик – Dic.academic.ru. URL: https://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/128 89.
Anastasiya G. Samarina (Tambov, Russia)

THE FEATURES OF REALIZATION OF THE INTERPRETIVE POTENTIAL

OF THEMATIC AND CONCEPTUAL DOMAIN AS WILD AND INANIMATE NATURE
IN ADVERTISING TEXTS
(Based on the material of the Russian and English languages)
The article discusses the interpretive potential of the domain as “WILD and INANIMATE NATURE”
by analysis of the interpretive meanings in advertising. The aim of the work is to identify the inter-
pretive features and their formats. It is found that the above stated domain acts as the secondary
interpretation schemes through analogy of object features of the interpreting and interpreted domains.
Keywords: advertising, advertising text, thematic and conceptual domain, interpretation, interpretive
feature, interpretive potential
635
Е.И. Свиридова (Воронеж, Россия)
zhenia.korypaeva@yandex.ru
СПЕЦИФИКА РЕПРЕЗЕНТАЦИИ КОНЦЕПТА ОТРИЦАНИЯ

СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНЫМИ СРЕДСТВАМИ
В ТРИЛОГИИ Э. БАЗЕНА «СЕМЬЯ РЕЗО»
В статье рассматриваются особенности актуализации авторского концепта ОТРИЦАНИЕ в

трилогии Э. Базена «Семья Резо». Способы вербализации изучаемого концепта рассматрива-
ются с позиции теории концептуальной интеграции. Проводится анализ отличительных осо-
бенностей словообразовательных параметров комплексных знаков с префиксами dé- и in-.
Ключевые слова: концепт-оппозиция, дискурс, вербализация, префикс, словообразовательное
значение, комплексный знак
В статье рассматриваются особенности вербализации средствами словооб-

разования основного концепта отрицания трилогии Э. Базена «Семья Резо». Ис-
следование направлено на анализ закономерностей соотношения словообразова-
тельных характеристик комплексных знаков и специфики авторского концепта
отрицания. Интерес для данного исследования представляют комплексные знаки
(далее – КЗ) с французскими префиксами dé- и in-, где регулярными значениями
префикса dé- являются адверсативное, привативное и сепаративное значения, а
префикс in- обладает регулярным адверсативным значением.
В основе нашего исследования лежит теория концептуальной интеграции
Ж. Фоконье и М. Тернера, которая помогает объяснить многие когнитивные про-
цессы, в частности механизмы конструирования КЗ. Мы, вслед за авторами тео-
рии, считаем, что концептуальные сети сознания функционируют благодаря
сложной структуре аналогических и метафорических отображений, играющих
ключевую роль в синхроническом конструировании значения и его диахрониче-
ском развитии [Fauconnier 1997: 4]. Применительно к данному исследованию,
теория концептуальной интеграции дает возможность исследовать глубинные
процессы, влияющие на изменение семантики исследуемых производных слов в
рамках специфического дискурса.
В соответствии с целью нашего исследования, КЗ рассматриваются с пози-
ции композиционной семантики, влияющей на особенности семантического раз-
вития производных слов. Семантический аспект исследования неразрывно свя-
зан с когнитивным аспектом. Мы базируемся на том, что в основе модели семан-
тической деривации лежит модель концептуальной деривации, что связано с
предрасположенностью когнитивной природы значения к семантическим сдви-
гам [Полянчук 2009: 1].
Семантические компоненты ядра, входящие в дефиницию значения, рас-
крывают содержание концепта и специфику его языкового содержания. Компо-
ненты периферии отражают признаки, реализующиеся в определенных контек-
стуальных условиях. Подвижность границ между ядром и периферией позволяет
языковой единице в процессе интеграции конструировать значения [Попова,
Стернин 2007: 4].
Для достижения цели необходимо учесть доминирующие в тексте трилогии
636
смыслы, демонстрирующие специфику отражения авторского концепта сред-
ствами словообразования.
Центральным концептом трилогии Э. Базена «Семья Резо» мы считаем кон-
цепт ОТРИЦАНИЕ. Отрицание главным героем Жаном Резо связи с семьей, его
отказ от соблюдения традиционных социальных ролей являются катализатором
развития конфликтов исследуемой трилогии.
Центральным конфликтом трилогии Э. Базена «Семья Резо» мы считаем кон-
фликт главного героя с членами семьи Резо, так как сопротивление Жана Резо
навязываемым семьей ограничениям является причиной большинства поступков
героя. В данной статье мы обратим наше внимание на конфликт Жана Резо с бра-
тьями, который мы определим, как концепт-оппозицию ГЕРОЙ – БРАТЬЯ РЕЗО.
Перейдем к анализу словообразовательных средств вербализации указан-
ного концепта-оппозиции.
Основной гипотезой, которую мы предлагаем в настоящем исследовании, яв-
ляется следующее: в процессе употребления КЗ с отрицательными префиксами в
художественном тексте данные КЗ развивают полисемию, которая проявляется на
уровне дискурса, что связано с особенностями процесса концептуализации в та-
кого рода дискурсе. Другими словами, направление семантической деривации на
базе КЗ «задается» в соответствии с авторским концептом. Таким образом, в дан-
ной статье речь пойдет об ЛСВ2, не зарегистрированных словарем, а эксплициру-
емых в контексте. Анализ таких контекстуальных значений, производных от КЗ,
показал, что их словообразовательно-семантические характеристики меняются в
направлении потери прозрачности словообразовательной структуры. Приведем
несколько примеров.
Рассмотрим прилагательное démesuré в приведенном контексте: L’autre, je
veux dire notre frère, se tenait en retrait, long et discret, si long et si discret qu’il
m'apparut démesuré comme l’ombre d’un pieu au crépuscule. В данном контексте
прилагательное démesuré означает не ‘громадный’ (ЛСВ1, в соответствии со сло-
варной дефиницией), а ‘нелепый, несуразный, инфантильный’.
Главный герой подчеркивает нелепость высокого Марселя, основываясь не
только на его росте. Марсель оказывается единственным из трех братьев, остав-
шимся в родительском имении, когда остальные братья начали самостоятельную
жизнь. Марсель слишком взрослый, чтобы оставаться под опекой родителей, как
справедливо замечает главный герой – «нелепо огромный». Он иронизирует над
тем, что Марсель так и не смог покинуть родительское гнездо, хотя достаточно
вырос для этого.
Что касается словообразовательно-семантических характеристик КЗ, то мы
отмечаем, что в результате семантической деривации по типу 3 [Полянчук 2009:
2] фиксируются такие словообразовательно-семантические характеристики дан-
ного КЗ как затемненная словообразовательная мотивация, значительная идиома-
тичность, имплицитность словообразовательного значения. Префикс теряет свое
регулярное значение (в отличие от аналогичных регулярных параметров в ЛСВ1:
полная словообразовательная мотивация, прозрачность словообразовательного
значения).
Приведем еще несколько примеров такого типа.
Рассмотрим прилагательное inconnu, использованное в контексте: Différent,
inconnu, pas forcément un monstre (il faut perdre cette habitude de pousser le trait au
637
noir), bourgeois vingtième siècle, sérieux, tenace, Pluvignec par nature, Rezeau par
habitude, ce sous-lieutenant promis aux cinq ficelles sinon aux étoilesferait un
supportable demi-frère, s’il daignait s’en souvenir.
Прилагательное inconnu имеет регулярное значение ‘qu’on ne connaît pas’
или «то, что неизвестно». В контексте реализации концепта-оппозиции ГЕРОЙ
– БРАТЬЯ РЕЗО данное прилагательное развивает контекстуальную полисемию
и приобретает значение ‘чужой’. Говоря о своем брате Марселе, главный герой
имеет в виду чужого человека, так как он не чувствует эмоциональной связи с
братом, по причине того, что Марсель олицетворяет черты характера и убежде-
ния, которые главный герой отрицает. Таким образом, префикс in- теряет регу-
лярное значение. Указанный КЗ, как и в предыдущем случае, характеризуется
затемненной словообразовательной мотивацией, значительной идиоматично-
стью и имплицитностью словообразовательного значения.
Рассмотрим прилагательное incapable в следующем контексте: Entre les
deux, il y aura Fred, laissé pour compte, clochard distingué, fort désireux, mais tout à
fait incapable de retourner en bourgeoisie, probablement destiné à «s’encanailler»
comme disait mon père <…>.
Регулярное значение прилагательного incapable следующее: ‘qui n’est pas
capable (par nature ou par accident, de façon temporaire, durable ou définitive)’ или
«тот, кто не способен (по природе или случайно, временно, длительно или по-
стоянно)». Из контекста вытекает, что Фред имеет все необходимое, чтобы быть
частью «высшего» общества, но он будто индифферентен ко всем имеющимся
привилегиям. Фред не обладает сильной волей, что не позволяет ему ни разви-
ваться в рамках имеющейся системы, ни идти против нее. В данном случае, при-
лагательное incapable приобретает новое значение, не закрепленное словарем,
‘слабый’, ‘инфантильный’; префикс in- утрачивает регулярное значение, семан-
тические процессы в данном случае аналогичны процессам, указанным в преды-
дущих примерах.
Исходя из сказанного выше, нами были выявлены специфические функции
дискурса, заключающиеся в его способности «вытягивать» из концептуального
пространства, формирующего комплексный знак, имплицитные признаки, отвеча-
ющие авторскому замыслу. Сложность семантической структуры языковой еди-
ницы предопределяет возможность развития новых значений в результате измене-
ния соотношения элементов, входящих в структуру ее значения. В процессе инте-
грации взаимодействие компонентов в определенной комбинации позволяет созда-
вать новые смыслы, которые вербализуются определенной языковой единицей и
фиксируются контекстом. Словообразовательно-семантические характеристики
комплексных знаков подвергаются существенным изменениям в процессе их вто-
ричной концептуализации. В частности, наблюдается тенденция к их опрощению,
индивидуализации значения отрицания [Полянчук 2008: 3].
Таким образом, существует тесная связь между закономерностями, характе-
ризующими процесс семантического развития на базе производного слова, и спе-
цификой процесса концептуализации в рамках художественного текста.
Полянчук О.Б. Динамические аспекты анализа производного слова: монография. Воро-
неж: ИПЦ ВГУ, 2008.
638
ного знака. Тамбов, 2009. C. 87-95.
Полянчук О.Б. Французское производное слово в динамическом аспекте: автореф. дис. ...
д-ра филол. наук. Воронеж, 2009.
Попова З.Д., Стернин И.А. Когнитивная лингвистика. М.: ACT: Восток-Запад, 2007.
Fauconnier G. Mappings in thought and language. New York: CUP, 1997.
Yevgeniya I. Sviridova (Voronezh, Russia)

CONCEPT OF DENIAL REPRESENTATION SPECIFICS WITH WORD-FORMING

MEANS IN H. BAZIN’S TRILOGY “THE REZEAU FAMILY”
The article deals with actualization of the author’s concept of NEGATION in the trilogy of H. Bazin
“The Rezeau Family”. The methods of verbalization of the given concept are considered from the
point of view of the theory of conceptual integration. The analysis of the distinctive features of word-
forming parameters of complex signs with the prefixes dé- and in- is carried out.
Keywords: concept-opposition, discourse, verbalization, prefix, word-forming meaning, complex sign
Т.В. Сивова (Гродно, Беларусь)

Гродненский государственный университет им. Янки Купалы
sitavi@tut.by
ДОМИНАНТЫ ЦВЕТА ФЛОРИСТИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА

ПРОЗЫ К.Г. ПАУСТОВСКОГО
В целях комплексного описания цветовой концептосферы пространства растительного мира

прозы Паустовского выявляются доминирующие в ее формировании концепты цвета, описы-
вается авторский фитонимический фонд, устанавливается соотношение индивидуального и
национального в визуализации растительного мира, раскрываются закономерности функцио-
нирования маркированных цветом фитонимов.
Ключевые слова: лингвистика цвета, термин цвета, концепт, фитоним, идиостиль, К.Г. Пау-
стовский
Художественный и аксиологический потенциал природных описаний произ-

ведений К.Г. Паустовского обусловливает лежащий в области лингвистики цвета
(А.П. Василевич, В.Г. Кульпина, Р.М. Фрумкина, В.Г. Харченко) исследователь-
ский интерес к выявлению как функциональной специфики отдельных цветообо-
значений, их создающих [Сивова 2021], так и особенностей цветовой визуализа-
ции растений [Сивова 2020а], что может способствовать реконструкции уникаль-
ной языковой личности писателя, его языковой картины мира, описанию цветовой
концептосферы его прозы, а также созданию полной версии концептосферы цвета
русского языка (В.Г. Кульпина).
Согласно результатам наших исследований, проведенных на материале про-
изведений, включенных в Собрание сочинений, фитонимический фонд прозы
писателя представлен более чем 400 единицами, цветовой фонд репрезентиру-
ется 42 ядерными концептами цвета, организованными нами в крупные хрома-
тические категории на основе классификации Р.М. Фрумкиной [Фрумкина 1984]:
КОНЦЕПТ КРАСНОГО ЦВЕТА Красный (более 100 словоупотребл.), Розовый
(около 60), Багряный, Пурпурный, Кровавый, Алый, Пунцовый (от 10 до 20), Баг-
ровый, Карминный, Бордовый, Рдяный (менее 10); КОНЦЕПТ ОРАНЖЕВОГО
639
Рыжий (более 20), Ржавый, Оранжевый, Бронзовый (от 10 до 20), Огненный (ме-
нее 10); КОНЦЕПТ ЖЕЛТОГО Желтый (более 200), Золотой (более 130), Ли-
монный (свыше 20), Янтарный, Охряный (менее 10); КОНЦЕПТ ЗЕЛЕНОГО Зе-
леный (более 200), Изумрудный, Оливковый, Малахитовый (менее 10); КОН-
ЦЕПТ СИНЕГО Синий (более 40), Голубой (менее 15), Лазурный, Бирюзовый
(единичные случаи); КОНЦЕПТ ФИОЛЕТОВОГО Лиловый (более 40), Фиоле-
товый, Сиреневый (менее 10); КОНЦЕПТ СЕРОГО Черный (более 150), Серый
(более 40), Пепельный, Свинцовый (менее 5), примыкающие Серебристый
(около 40), Сизый (менее 10); КОНЦЕПТ БЕЛОГО Белый (более 140), Белесый
(единичный случай); КОНЦЕПТ КОРИЧНЕВОГО Коричневый, Бурый (около
15), и расширяется широким спектром лексем, демонстрирующим закономер-
ную связь цветовой и световой составляющей.
Доминируют в описаниях растительного пространства Зеленый и Желтый
(более 200); сильную позицию занимают также Черный, Белый, Золотой, Крас-
ный. Традиционно являющиеся доминантами многих произведений Паустов-
ского Черный и Белый: черный, белый, красный («Дым отечества», «Черное
море», «Повесть о жизни»), белый, красный, черный / синий («Колхида»), – не
стали доминантами растительного пространства его прозы.
Сопоставление цветовых доминант фитонимического пространства (зеле-
ный, желтый, черный) с последовательностью, репрезентирующей стандарт
русского цветового языкового сознания (белый, красный, зеленый, желтый)
[Караулов 1999: 144], позволяет сделать вывод об этнокультурной обусловлен-
ности колористической визуализации растений, с одной стороны, с другой, – о
влиянии индивидуально-авторской цветовой картины мира.
На основе анализа сочетаемости репрезентирующих ядро цветовой концеп-
тосферы цветообозначений с фитонимами опишем ядро концептосферы цвета
флористического пространства прозы Паустовского, выявив а) качественный со-
став фитонимов, б) авторские «фитонимические» реакции на цветовой стимул с
реакциями, фиксирующими русский колористический стандарт, в) специфику
авторской цветовой визуализации растений, г) динамику цветообозначения.
Характеризующийся стилистической разнородностью (разг. подсолнух,
нар.-разг. жито, мурава, трад.-поэт. пажить, уменьш.-ласк. сосенка) массив
коррелирующих с цветообозначениями, репрезентирующими КОНЦЕПТ ЖЕЛ-
ТОГО и КОНЦЕПТ ЗЕЛЕНОГО ЦВЕТА, фитонимов представлен номинациями
деревьев, кустарников, их плодов (напр., ива, магнолия, яблоко), травянистых
растений (ирис, крапива, одуванчик), луковичных (гиацинт), злаковых (овес,
пшеница), овощных (огурец, помидор), споровых (папоротник), водных (кув-
шинка), полевых (сурепка), низших растений (лишай) и, вопреки научной клас-
сификации, грибов (лисичка), а также общими названиями (гриб, дерево, трава),
партитивными фитонимами (лепесток, лист, почка, цветок), наименованиями
сообществ / совокупностей растений (клумба, лес, степь).
Желтый: акация, алыча, бархатцы, береза, березовая роща, березовый
лист, лес, бессмертник, бессмертник-иммортель, верхушка дерева, виноградная
лоза, виноградный лист, волокно репейника, крапивы, высохший тростник, гриб,
гроздь рябины, дерево, дикая рябинка, древесный гриб, дрок, дубовые заросли,
дубовый лист, дынная корка, ива, ирис, калужница, камыш, кисть таволги,
клумба, крапива, кувшинка, лепесток розы, георгины, лепесток, лес, лиана,
640
лимон, лисичка, лист вербы, акации, ивы, осины, осокоря, платана, лист, лишай,
магнолия, мальва-монашка, мать-и-мачеха, мох, нива, огурец, одуванчик,
пажить, персик, поле, почки «барашки», пыль мимозы, пыльца ореховых
сережек, ракита, ржаное поле, роза, ромашка, роща, сад, свеча каштана,
семена ольхи, сережки-баранчики, сирень, сосновая кора, игла, соцветие дикой
рябинки, сурепка, трава, тыква, хмель, цветочная пыльца / пыль, цветок тыквы,
акации, гортензии, горчицы, каштана, черемухи, цветок, чай, чайная роза,
яблоко. В полях желтели цветы горчицы [Паустовский 1981a: 193].
Золотой: апельсин, бахча, береза, березовая роща, березовое мелколесье,
вершина дерева, ветка ивы, виноградная лоза, высохший лист винограда,
гиацинт, дерево, жито, зверобой, ковыль, лес, лимон, лист, луноцвет, мимоза,
мох, мшара, пажить, плод померанца, подсолнух, пыльца, ржаное поле, роза,
роща, сад, смола, ствол сосны, степь, тополь, хвоя, хлеба, цветок
подсолнечника, дрока, цветок, цитрусовый плод, чаща, яблоко. На соснах за-
стыла ручьями золотая смола [Паустовский 1983а: 400].
Лимонный: лист березы, осины, вербы, липы, палая листва, мох, ствол
платана. В контексте: родная земля, любимая до последней прожилки на лимон-
ном листке осины, до едва уловимого курлыканья журавлей [Паустовский 1984:
235]. Корреляция с фитонимом осина носит устойчивый и высокочастотный ха-
рактер (осинник, осыпавший лимонную листву; с лимонной бледностью осин;
стряхивают лимонные листья с прибрежных осин; осина дрожала лимонными
нежными листьями), несмотря на широту цветового спектра дерева, согласно
НКРЯ (поэтический корпус): багровый, багряный, белесый, белый, болотный, бу-
рый, голубой, железный, желтый, зеленый, золотой, изумрудный, красный, ли-
монный, лисье-рыжий, медный, рдяный, розовый, руда, седой, серебряный, серый,
цинковый, червонный; пестрый, разноцветный, цветной; темный, бледный, соч-
ный, яркий и др. [НКРЯ], в чем можно усмотреть влияние цветовой манеры письма
И.А. Бунина: Осыпался осинник голый // Лимонной мелкою листвой («Пустыня,
грусть в степных просторах...»), творчество которого Паустовский высоко ценил.
Янтарный: Смола, стекавшая по сосновым стволам, превратилась в ян-
тарный камень [Паустовский 1983а: 175].
Охряный: место, где в палисаднике цветут жесткие и пыльные цветы
охряного цвета с серой шершавой листвой [Паустовский 1981a: 448].
Зеленый: акация, алыча, береза, бор, бутон, ветка, виноград, водоросли,
гай, диатомовые водоросли, ель, живучка, житняк, зостера, кактусовые
заросли, лес, листва липы, магнолий, ольхи, лист пальмы, черемухи, бузины, ивы,
каштана, ореха, плюща, розы, лозняк, луг, лук, махорка-самосад, мох, мурава,
овес, огород, ольха, папоротник, парк, пастбище, плод мандарина, плющ, поле,
помидор, почка, почка сирени, пух, пшеница, пыльцы лебеды, полыни, равнина,
ракита, роща, ряска, сад, сережка березы, сосенка, сосновое мелколесье, спелый
виноград, ствол бальзамина, стручок акации, тина, трава, трясина, ущелье,
фейхоа, чинара, шишка, шишка стрелолиста, ягода крыжовника.
Изумрудный: иголка риса, кора бамбука, лист, мох, озимые, споры
кукушкиного льна. В контексте: хотя бы прикоснуться к ворсистым стволам ко-
косовых пальм, к изумрудной коре бамбука – всегда холодной и глянцевитой, к
земле, розовой от кораллового песка [Паустовский 1982c: 220].
Оливковый: водоросли, листва, листочек омелы, стрелы-стволы дрока.
641
Там дрок укреплялся и выбрасывал в вышину, как большой дикобраз, свои темно-
оливковые стрелы-стволы [Паустовский 1982c: 134].
Малахитовый: Путаница багреца, червонного и белого золота, малахита,
пурпура и синей тьмы началась в лесных далях [Паустовский 1982a: 369].
Сопоставление выявленного спектра авторских «фитонимических реакций»
на цветовые стимулы «желтый» и «зеленый» с зафиксированными в РАС:
1) «желтый»: лист 43, лимон 24, цветок 12, апельсин 9, одуванчик 8, клен 4,
банан, гриб, дыня, листок, лютик, персик, плод, подсолнух, тюльпан 1 [РАС
2002: 194] свидетельствует о доминировании фитонимов лист / листва в обоих
реестрах, вместе с тем об утрате сильной позиции фитонима лимон, в авторском
цветовом спектре которого у Паустовского на фоне желтого (лимоны, как бы
облитые желтым цветам зари), белого (лимон зацвел белым цветком), черного
(черной от листвы лимонных деревьев), прозрачного (лимон был прозрачный),
бледного (бледный ломтик лимона), обнаруживающего переход в термин цвета
(Вода отливала бледным цветом лимона [Паустовский 1983b: 106]), превали-
рует золотой (золотели лимоны; золото в лимонах; кружок бледно-золотого ли-
мона). Ср. «лимон»: желтый, светло-желтый [РАС 2002: 294];
2) «зеленый»: лист 31, лес 27, луг 19, трава 17, лук 15, огурец 14, горошек 11,
дерево, сад 10, чай 8, дуб, перец 4, помидор 3, арбуз, бор, горох, как трава, куст,
листок 2, как огурец, кактус, мандарин, плод, поле, поляна, растение, яблок 1
[РАС 2002: 219], подтверждает сильную позицию фитонимов лист / листва, лес
в авторском реестре, однако, несмотря на прототипичность для листвы зеленого
‘цвета травы, листвы’ [Кульпина 2019: 93]; «лист» зеленый, белый, желтый, зе-
лень, багровый, белизна, желтое, зеленеющий; «листва»: зеленая, желтая, зе-
лень, желтая осень, желтая шуршит под ногами, зеленый, пожелтевшая [РАС
2002: 295], «лес»: зеленый, зелень, багряный, в зелени, густой и зеленый, зелене-
ющий, расписной, синий, точно терем расписной [РАС 2002: 291], в авторской
палитре преобладает желтый в визуализации листвы (желтый, золотой, зеле-
ный), золотой – леса (золотой, черный, зеленый) [Сивова 2020b], что во многом
обусловлено доминированием ТК «Осень» в системе темпоральных координат
произведений, разнообразием и нестереотипностью ее колористического описа-
ния (черный, золотой, желтый) [Сивова 2019: 28]. Сильная позиция лексемы луг
в авторском реестре утрачивается, однако зеленый в корреляции с фитонимом
актуализируется в значении термина цвета: море засветилось яркой, режущей
глаз луговой зеленью [Паустовский 1983b: 70], который фиксируется в современ-
ных словарях цвета: луговая зелень [Василевич 2005: 136]; луговой ‘цвет луговой
зелени’ [Харченко 2009: 232].
Желтый и зеленый цвет растений в прозе Паустовского, становясь эталоном
цвета: зеленые, как ягоды крыжовника глаза [Паустовский 1982b: 579]; вода, зе-
леная, как спелый виноград [Паустовский 1981a: 137]; желтые, как дынные
корки, берега Аравии [Паустовский 1983а: 44]; Равиньяк, высокий и желтый, как
высохший тростник [Паустовский 1983а: 74], актуализируют потенциал, реали-
зующийся в образовании терминов цвета (ср. сухой тростник, выжженный
тростник [Василевич 2005: 197], цвет дыни [Василевич 2005: 203] и др.), фик-
сация, описание механизма создания и специфики функционирования которых в
художественном дискурсе может внести определенный вклад в описание цвето-
вой концептосферы русского языка.
642
Караулов Ю.Н. Активная грамматика и ассоциативно-вербальная сеть. М.: Ин-т. рус. яз.
им. В.В. Виноградова РАН, 1999.
Кульпина В.Г. Лингвистическая цветология: от истории к современности цветовых
концептосфер. М.: МАКС Пресс, 2019.
НКРЯ – Национальный корпус русского языка. URL: https://ruscorpora.ru/old/search-po-
etic.html. (Дата обращения: 03.12.2020).
Паустовский К.Г. Собрание сочинений: в 9 т. М.: Худож. лит., 1981-1986. Т. 1: Романы
и повести. 1981a; Т. 2: Роман и повести. 1981b; Т. 3: Повести. 1982a; Т. 4: Повесть о жизни.
Кн. 1-3. 1982b; Т. 5: Повесть о жизни. Кн. 4-6. 1982c; Т. 6: Рассказы. 1983; Т. 7: Сказки. Очерки.
Литературные портреты. 1983b; Т. 8: Пьесы. Теория капитана Гернета 1984.
РАС – Русский ассоциативный словарь: в 2 т. Т. 1. От стимула к реакции / редкол.:
Ю.Н. Караулов [и др.]. М.: АСТ: Астрель, 2002.
Сивова Т.В. Авторская концептуализация осени в языковой картине мира К.Г. Паустов-
ского // Науковий часопис Національного педагогічного університету ім. М.П. Драгоманова.
Серiя 8: філологічні науки. 2019. Вип. 11. С. 24-31.
Сивова Т.В. Колористическая визуализация дендронимического пространства в языко-
вой картине мира К.Г. Паустовского. Концепт БЕРЕЗА // Когнитивные исследования языка.
2020а. Вып. XLI. С. 319-324.
Сивова Т.В. Лес в колористической картине мира К.Г. Паустовского // Неофилология.
2020b. Т. 6. № 23. С. 472-482.
Сивова Т.В. Колористические доминанты прозы К.Г. Паустовского в визуализации фи-
тонимического пространства произведений писателя: черный // Язык. Культура. Перевод.
Коммуникация: сб. науч. трудов. Вып. 3. М.: КДУ; Университетская книга, 2021. С. 260-264.
Фрумкина Р.М. Цвет. Смысл. Сходство (аспекты психолингвистического анализа). М.:
Наука, 1984.
Харченко В.К. Словарь цвета: реальное, потенциальное, авторское. М.: Лит. ин-т им.
А.М. Горького, 2009.
Цвет и названия цвета в русском языке / под общ. ред. А.П. Василевича. М: КомКнига, 2005.
Tatyana V. Sivova (Grodno, Belarus)

Yanka Kupala State University of Grodno
COLOR DOMINANTS OF THE FLORIST SPACE OF PAUSTOVSKY’S PROSE

In order to color conceptosphere of Paustovsky’s prose plant space comprehensively describe the
dominant color concepts were identified, the author’s phytonymic fund was described, the ratio of
the author’s and national in plant space visualization was established, the regularities of color-marked
phytonyms functioning in Paustovsky’s prose were revealed.
Keywords: linguistics of color, color term, concept, phytonym, individual style of writing, K. Paustovsky
В.Л. Соколова (Москва, Россия)

sokolova_mglu@mail.ru
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ И КОММУНИКАТИВНЫЕ

СТРАТЕГИИ УДЕРЖАНИЯ ВНИМАНИЯ АУДИТОРИИ
В РАЗЛИЧНЫХ ДИСКУРСИВНЫХ ФОРМАХ
В статье высказывается предположение о том, что процесс удержания внимания аудитории

основан на таких свойствах психического процесса внимания как предвосхищение и устойчи-
вость; выявляются концептуальные основания удержания внимания, связанные с этими про-
643
цессами; обозначаются наиболее продуктивные коммуникативные стратегии удержания вни-
мания в различных дискурсивных формах.
Ключевые слова: удержание внимания аудитории, антиципации, концептуальные механизмы,
механизм предвосхищения, устойчивость внимания
Любому автору и оратору известна простая истина: каким бы глубоким, ин-

формативным и убедительным ни было содержание его статьи, художественного
произведения, доклада или речи, эта информация просто не будет воспринята,
если внимание читателей или слушателей рассеяно и не настроено на восприятие
прочитанного или услышанного. Но как завладеть вниманием уже пресыщенной
от разнообразной информации аудитории? Этим вопросом неоднократно задава-
лись различные исследователи в области психологии [Задоренко: URL], журна-
листики [Сыроватская 2011], лингвистики [Никитина 2006; Витязева 2016]. При
этом концептуальные основания процессов удержания внимания, полагаем, не
получали должного освещения. Считаем, что концептуальные основания про-
цесса поддержания внимания основаны на двух свойствах данного психического
процесса: предвосхищении и устойчивости.
Роль предвосхищения в процессе переключения внимания выявляется, в
частности, в исследованиях американского психолога У. Найссера, который пи-
шет о том, что именно предвосхищение направляет наше внимание на тот или
иной объект или явление [Neisser 1979]. Полагаем, что на дискурсивном уровне
механизм предвосхищения реализуется через коммуникативные антиципации
(или ожидания), которые в свою очередь на концептуальном уровне устанавли-
ваются в процессе актуализации фрейма какого-либо явления через один или не-
сколько его терминалов.
В качестве примера реализации концептуального механизма установления
коммуникативных антиципаций, способствующих удержанию внимания аудито-
рии, можно привести неотвеченный вопрос. Например, вопрос «Кто это может
сделать?» актуализуют терминал, принадлежащий сразу нескольким фреймам
(«действия участника А», «действия участника В» и т.п.), устанавливает комму-
никативные антиципации аудитории на определенный сценарий развития дис-
курса и удерживает ее внимание, пока тот или иной из предполагаемых фреймов
не будет реализован.
Еще одним примером поддержания внимания аудитории благодаря концепту-
альному механизму установления коммуникативных антиципаций может служить
актуализация фреймов, структурирующих дискурс. Например, наличие терминала
«во-первых» актуализует фрейм, содержащий терминал «во-вторых» (и потенци-
ально другие фреймы, содержащие терминалы «в-третьих», «в-четвертых»), уста-
навливает коммуникативные антиципации аудитории на реализацию или НЕ-реа-
лизацию той или иной структуры аргументации, удерживая внимание аудитории
до полной реализации актуализованной фреймами логической структуры.
Помимо вопроса, оставшегося без ответа, и структурирующего дискурс вы-
сказывания, можно привести и другие примеры коммуникативных стратегий
удержания внимания аудитории, основанных на установлении коммуникатив-
ных антиципаций.
В первую очередь это оценочные лексические единицы или высказывания.
Оценочное высказывание неизбежно является частью фрейма, объясняющего
644
данную оценку, поэтому наличие, например, таких прилагательных как incredi-
ble, unbelievable, unprecedented, state-of-the-art, appalling в заголовке СМИ, эссе,
художественного произведения или другой дискурсивной формы может стиму-
лировать интерес читателя и его желание найти объяснение такой оценке (другие
части фрейма, содержащего оценку).
Аналогичный эффект поддержания внимания могут иметь указания на эмо-
ции или невербальные проявления (happy, sad, on edge; raised his eyebrows; glared;
smiled), которые являются частью более крупных фреймов, объясняющих при-
чины данных эмоциональных состояний.
Следует упомянуть также, что удержанию внимания могут способствовать
как новые для читателя или слушателя понятия или явления (например, название
романа Джона Гришема The Rainmaker или новеллы Стивена Кинга Riding the
Bullet), актуализующие неизвестный читателю и поэтому интригующий фрейм,
так и слишком широкие и общие понятия (например, название произведений
Дэна Брауна Angels & Demons, Inferno, Origin), одновременно актуализующие
несколько фреймов, терминалами которых являются указанные явления, и таким
образом вызывающие интерес читателя к содержанию произведения (ему может
стать интересно, какой именно из возможных фреймов будет реализован).
По нашим наблюдениям, данные коммуникативные стратегии встречаются
в самых различных дискурсивных формах (художественный дискурс, публици-
стический дискурс, медиадискурс, дискурс публичных выступлений и т.п.).
Роль второго свойства внимания как психического процесса – устойчиво-
сти – также не может быть недооценена. Рассматривая устойчивость внимания
как период концентрации внимания на определенном объекте или теме [Устой-
чивость внимания: URL], мы полагаем, что на дискурсивном уровне устойчи-
вость внимания аудитории обеспечивается благодаря переключению с одной
фреймовой структуры на другую. Однако, в данном случае идет речь не о фрей-
мовых структурах событий или явлений, а о фреймовых структурах дискурса
(например, повествования, диалога, авторского комментария и т.п.) в художе-
ственном дискурсе или полимодальных структурах (например, фото и видеоряда
в дискурсе СМИ). Представляется, что коммуникативная стратегия смены дис-
курсивной структуры противостоит монотонности коммуникации, которая в
свою очередь может привести к потере концентрации внимания аудитории.
Примечательно, что полимодальные структуры способствуют установле-
нию как дискурсивной динамичности, так и коммуникативных антиципаций, по-
скольку изображение или видеоряд программируют дискурс на актуализацию
тех или иных фреймовых структур (например, изображение человека в каске ак-
туализует фрейм «строительство», изображение города актуализует подфреймы
«дома и улицы» и т.п.).
Таким образом, в настоящем докладе высказывается предположение о том,
что поддержание внимания аудитории (как читательской, так и зрительской) осу-
ществляется за счет коммуникативных стратегий, концептуальные основания ко-
торых имеют свое происхождение в свойствах внимания как психического про-
цесса (предвосхищении и устойчивости). Дальнейшее исследование когнитив-
ных процессов, обусловливающих удержание и концентрацию внимания читате-
лей, слушателей или зрителей может способствовать более эффективной подаче
информации в различных дискурсивных формах.
645
Витязева Ю.А. Коммуникативная стратегия «Привлечение и удержание внимания» в ме-
диадискурсе на примере научно-популярного сериала // Вестник Томского гос. ун-та. 2016. 403.
URL: https://cyberleninka.ru/article/n/kommunikativnaya-strategiya-privlechenie-i-uderzhanie-vni-
maniya-v-mediadiskurse-na-primere-nauchno-populyarnogo-seriala. (Дата обращения: 19.12.2020).
Задоренко О. Управление вниманием // Искусство презентации. URL: https://www.za-
dorenko.com/holdattention. (Дата обращения: 19.12.2020).
Никитина К.В. Технологии речевой манипуляции в политическом дискурсе СМИ (на ма-
териале газет США): автореф. дис. … канд. филол. наук. Уфа, 2006.
Сыроватская Н.С. Языковые средства управления вниманием аудитории аналитического
журналистского текста (на материале немецкого языка) // Известия РГПУ им. А.И. Герцена.
2011. № 130.
Устойчивость внимания // Психологическая энциклопедия. URL: https://dic.aca-
demic.ru/dic.nsf/enc_psychology/1197/Устойчивость. (Дата обращения: 17.05.2019).
Neisser U. The control of information pickup in selective looking // Perception and its devel-
opment: a tribute to Eleanor J. Gibson / ed. by A.D. Pick. Hillsdale: Erlbaum, 1979. P. 201-219.
Vera L. Sokolova (Moscow, Russia)

CONCEPTUAL FOUNDATIONS AND COMMUNICATIVE STRATEGIES

OF MAINTAINING THE ATTENTION OF THE AUDIENCE
IN DIFFERENT DISCURSIVE FORMS
The report contains an assumption that the process of maintaining the attention of the audience is
rooted in such features of the perceptual phenomenon of attention as its anticipatory character and a
limited attention span; identifies the conceptual foundations for maintaining the attention of the au-
dience preconditioned by the above features of attention; pinpoints the most productive attention-
maintaining communicative strategies in different discursive forms.
Keywords: maintaining the attention of the audience; anticipations; conceptual mechanisms; antici-
patory mechanisms; attention span
Н.Ю. Сороколетова (Волгоград, Россия)

sorokoletovanat@volsu.ru
Т.Н. Цинкерман (Волгоград, Россия)
tsinkerman@volsu.ru
ЛИНГВОКОГНИТИВНЫЕ МЕХАНИЗМЫ РЕАЛИЗАЦИИ

РЕЧЕВОГО АКТА ПРОСЬБЫ В АНГЛОЯЗЫЧНОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРЕ
Речевой акт просьбы многократно исследовался учеными, но, являясь одним из наиболее ис-
пользуемых в речевой культуре, остается актуальным для рассмотрения. Формы и способы
репрезентации просьбы (в том числе интонационные) позволяют делать выводы о когнитив-
ных моделях и языковых механизмах англоязычной лингвокультуры.
Ключевые слова: речевой акт просьбы, лингвокультура, когнитивная модель, тональность, ин-
тонационная модель
В последнее время внимание ученых все чаще фокусируется на вопросах

идентичности личности, самоидентификации человека по социальным, гендер-
ным, лингвокультурным и другим признакам. В данной работе рассмотрены
лингвокультурные и языковые характеристики, идентифицирующие участника
646
коммуникации как представителя определенного национального сообщества.
Когнитивная картина мира каждого индивида представлена непосредственными
образами в его сознании и выражается с помощью языка, обусловленного линг-
вокультурными характеристиками данной культуры. Таким образом, языковая
картина мира человека связана с его когнитивной деятельностью и может слу-
жить инструментом для определения культурной и языковой идентичности.
Речевой акт (РА) просьбы является одним из наиболее частотных в речевой
культуре, что позволяет использовать его в качестве исследовательской еди-
ницы. Формы и способы репрезентации просьбы в языке дают возможность сде-
лать выводы о когнитивных моделях и языковых механизмах данной лингво-
культуры. Являясь иллокутивным речевым актом, речевой акт просьбы отно-
сится к классу императивов и представляет собой речевое действие, выраженное
в вежливой форме побуждения совершить какое-либо действие (ср. request – the
act of politely or officially asking for something) [Cambridge online dictionary].
РА просьбы обусловлен ценностями английской культуры и вербализуется
в англоязычной культуре определенным набором лингвистических средств,
среди которых можно выделить вопросительные конструкции с модальными гла-
голами, императивные конструкции, развернутые высказывания, просьбы-
намеки. Выбор способа вербализации будет зависеть от функции высказывания
в интеракции, интенций говорящего или слушающего, социально-психологиче-
ской дистанции между коммуникантами, выбранной стратегии высказывания.
Типичными характеристиками речевого взаимодействия в англоязычной
культуре являются эмоциональная сдержанность, гипервежливость, а также неим-
позитивность, реализуемые набором различных единиц категории модальности,
контролем за тональностью общения, интонационными моделями. Так, прагма-
тика просьбы предполагает воздействие на адресата с целью побуждения к выпол-
нению желаемого действия. Однако необходимость соблюдения социальных пра-
вил речевого взаимодействия в англоязычной лингвокультуре требует ухода от
прямого воздействия и предполагает наличие у реципиента выбора совершить
действие или отказаться от него, что достигается обращением говорящего к мо-
дальным глаголам can / could, should, would и т.д. и выражений с ними: Child: Can
I watch television now? Adult: If you can do it so it doesn’t disturb others. You decide.
Доброжелательная и дружелюбная тональности общения для выражения просьбы
наблюдается в случаях, когда говорящий стремится к смягчению императивности
принуждения к действию и поэтому прибегает к сослагательному наклонению:
Mother: Tanya, would you please help me bring in the groceries from the car? Child: I
can’t. Mother: Tanya, I would appreciate it if you would help me bring in the groceries.
(Wolf, I’d listen to…, p. 57).
Можно говорить о том, что иллокутивные акты, используемые человеком в
ежедневной коммуникации, имеют свои дифференциальные интонационные
признаки (модели), на основании которых осуществляется их распознавание в
процессе интеракции и которые обусловливают формы ответных реакций парт-
неров по общению [Григорьев, Евтеев 2017]. Именно эти интонационные (мело-
дических, темпоральных и динамических) дифференциальные характеристики
позволяют различать речевые акты перцептивно, сличать их с уже имеющимися
в сознании носителя определенной лингвокультуры образами (представлени-
ями), узнавать / не узнавать их и принимать решения об ответных реакциях.
647
Известно, что ядерный (терминальный) тон оформляет наиболее важный
элемент фразы (синтагмы), говорящий подсознательно выделяет смысловой
центр, вокруг которого реализуются остальные части синтагмы. Среди домини-
рующих мелодических характеристик реализации просьбы с модальными глаго-
лами выделяются низкий восходящий, средний восходящий, нисходяще-восхо-
дящий ядерный тон.
Семантика восходящего тона (низкого и среднего уровня, узкого и среднего
диапазона) – передать эмоциональную окраску одобрения или дружелюбного
настроя. Различные модификации данного тона настраивают слушателя на про-
должение разговора, формируют у него образ вежливой тональности просьбы.
Подобное смысловое семантическое поле вежливой просьбы формирует и нис-
ходяще-восходящий тон, в частности, при оформлении просьбы с модальным
глаголом, которая начинается с обращения и/или заканчивается интенсификато-
ром вежливости (например, please). Среди конфигураций основных тонов
именно нисходяще-восходящий тон, оформляющий просьбу, может формиро-
вать шутливую или ироническую тональность.
Периферийными мелодическими средствами реализации просьбы могут вы-
ступать ровный и высокий нисходящий тон. Ровная тональная реализация
просьбы способствует выражению сдержанной вежливости, нейтральному по-
буждению к действию; говорящий намеренно или нет может демонстрировать
незаинтересованность в результате выполнения просьбы. Тональность мелоди-
ческих моделей с высоким нисходящим ядерным тоном во многом определяется
характером шкалы: восходящая шкала передает недовольство и раздражение,
высокая скандентная шкала – нетерпение и настойчивость, а нисходящая шкала
более характерна для приказов, чем вежливых просьб.
Комплексный перцептивно-акустический анализ просьб-вопросительных
предложений с модальными глаголами доказал вариативность темпоральных
особенностей их реализации в устном дискурсе. Для исследуемых примеров ха-
рактерно как замедление, так и увеличение скорости произнесения просьбы (в
сравнении с фоновой частью высказывания). В большинстве случаев замедлен-
ный темп произнесения обусловлен необходимостью подобрать слова, проана-
лизировать полученную информацию или неуверенностью в уместности
просьбы. Высокий темп во многом обусловлен экстралингвистическим контек-
стом (например, различные социальные статусы адресата и адресанта просьбы),
коммуникативной ситуации и т.д.
Изменение скорости произнесения может быть связано с характером и ло-
кализацией пауз. Беспаузальная реализация просьбы связана, прежде всего, с
длиной вопроса. Если просьба представляет собой простое короткое предложе-
ние, то оно произносится на одном дыхании, где в паузах нет необходимости
(Сould you help me?). Средние и длинные паузы локализируются в основном по-
сле вводных слов или конструкций, а также до и после обращения к собеседнику.
Они могут усиливать степень вербального воздействия, помогают определить
намерения и эмоциональное состояние говорящего. Несколько длинных пауз мо-
гут изменить тональность просьбы (Would you just see him, (пауза) please, (пауза)
John?). Такая паузально-темпоральная растяженность способствует созданию
эффекта уговора, даже мольбы.
648
Реализация мелодического и темпорального компонентов находится в тес-
ной связи с динамическими характеристиками просьбы. Известно, что громкость
определяется как воспринимаемая сила звука, интенсивность звучания. Анализ
динамического компонента интонации показал, что в большинстве примеров ис-
пользуется средний уровень громкости речи, который является самым нейтраль-
ным при выражении просьбы, воспринимается слушающим наиболее вежливо и
спокойно. Средний уровень громкости придает просьбе уверенность, что может
положительно повлиять на результат беседы. Однако и другие уровни громкости
также имеют место быть при реализации просьбы, в том числе ввиду индивиду-
альных особенностей человека. Например, низкий уровень громкости вселяет
спокойствие, к такой речи хочется прислушиваться. Увеличение уровня громко-
сти (особенно в совокупности с другими интонационными средствами) может
восприниматься собеседником как вторжение в личное пространство, нарушение
общих конвенциональных норм общения, полностью менять тональность выска-
зывания. Повышенная динамическая выделенность может свидетельствовать о
взволнованности или раздраженности говорящего, что также не способствует ре-
ализации прагматической цели высказывания.
Проводимое нами исследование особенностей проявления языковых марке-
ров в когнитивной картине человека показывает зависимость этого процесса от
национальной лингвокультуры. Интеракция интонационных моделей и лексико-
синтаксических средств формирует определенный концепт речевого акта
просьбы, узнаваемый и воспринимаемый представителями данной лингвокуль-
туры. Кроме того, языковые, дискурсивные, интонационные характеристики РА
просьбы могут служить основанием формирования представлений о когнитив-
ной картине мира участника речевого взаимодействия и позволяют делать вы-
воды о его принадлежности к определенной лингвокультуре.
Григорьев Е.И., Евтеев С.В. Влияние интонации речи на формирование концепта
«Угроза» (экспериментально-фонетическое исследование на материале современного немец-
кого языка): монография. М.: РГСУ, 2017.
Cambridge online dictionary. URL: https://dictionary.cambridge.org/ru/словарь/англий-
ский/request. (Дата обращения: 23.09.2020).
Natalya Yu. Sorokoletova (Volgograd, Russia)

Tamara N. Tsinkerman (Volgograd, Russia)
LINGUO-COGNITIVE MECHANISMS FOR REALIZING THE REQUEST SPEECH ACT

IN ENGLISH LINGUO-CULTURE
The request speech act has been iteratively studied by scientists. However, being one of the most used
in speech culture, it remains relevant for consideration. The forms and methods of representation of
the request (including intonation) make it possible to draw conclusions about the cognitive models
and linguistic mechanisms of a linguo-culture.
Keywords: request speech act, linguo-culture, cognitive model, tonality, intonation model
649
Сунь Сяоли (Санкт-Петербург, Россия)
Sunxiaoli_smile@163.com
СЛОВО САМЫЙ КАК КОМПОНЕНТ УСТОЙЧИВЫХ СОЧЕТАНИЙ

В РУССКОМ ЯЗЫКЕ И РЕЧИ
Функционирование слова самый рассматривается в статье с использованием методики веер-

ного шкалирования. В результате процессов грамматикализации, ресемантизации, идиомати-
зации и прагматикализации местоимение становится либо частицей в составе формы суперла-
тива (самый последний → самое последнее дело), либо компонентом наречного или иного вы-
ражения (в самый раз), либо прагматическим маркером (это самое).
Ключевые слова: шкала веерной переходности, грамматикализация, устойчивое сочетание, ре-
семантизация, идиоматизация, прагматикализация, прагматический маркер
Слово самый в русском языке употребляется почти исключительно в устой-

чивых (связанных) сочетаниях. Уже в словарных дефинициях оно трактуется
только через употребление, ср.: «1. Употребляется при указательных местоиме-
ниях “тот”, “этот” для их уточнения в значении: именно, как раз. В эту самую
минуту…» (все выделения в цитате авторские – С.С.) – и т.д. [МАС 1988: 25-26].
Это в принципе свойственно местоимению как части речи, под которым пони-
мается лексико-семантический класс знаменательных слов, в значение которых
входит либо отсылка к конкретному речевому акту (к его участникам, речевой
ситуации или к самому́ высказыванию), либо указание на тип соотнесенности
слова с внеязыковой действительностью (его денотативный статус) [Крылов, Па-
дучева 2002: 294-295]. Такие употребления занимают исходную точку шкалы ве-
ерной переходности (PRON), на которой удобно рассматривать функционирова-
ние слова самый в русском языке и речи, ср. сходные рассуждения Р.Р. Шамсут-
диновой о природе лексемы ничего, в ходе которых автор отмечает ее диффуз-
ность и синкретизм и показывает, что «поэтапные “веерные” преобразования и
есть реализация ее местоименной сущности» [Шамсутдинова 2019].
В той же словарной статье МАС, в периферийной ее части (о ядре и пери-
ферии лексико-грамматической характеристики слова см. в [Богданова-Бегларян
2020]) и уже на 1-м векторе предложенной шкалы, находим результат процесса
грамматикализации (GRAM1): здесь местоимение самый, в сочетании с каче-
ственными прилагательными, начинает функционировать как компонент формы
превосходной степени (суперлатива) – фактически как формообразующая ча-
стица: самый сильный [МАС 1988: 26]. Поясним, что грамматикализация пред-
ставляет собой постепенный переход одного грамматического элемента в дру-
гой, что приводит к добавлению определенных грамматических функций слову
или конструкции, благодаря чему генерируются новые грамматические единицы
[Hopper, Traugott 2003: 1]. Понятие веерной шкалы, используемое в настоящей
работе, введено в качестве инструмента описания пути преобразований, на кото-
ром располагаются различные стадии развития исследуемой единицы – от источ-
ника к результату [Bybee et al. 1994: 39-40]. Градуальность и последовательность
– важные принципы развития языковых единиц в ходе грамматикализации [Май-
сак 2007: 145-150] и иных процессов, что поддерживает идею создания шкалы
переходности для слова самый.
650
На 2-м векторе к грамматикализации добавляется ресемантизация (GRAM1
+ RESEM), в результате чего слово самый, в сочетании уже «с относительными
прилагательными, определяющими временны́е и пространственные признаки,
указывает на крайний предел признака»: До самой последней минуты, самая за-
падная оконечность [МАС 1988: 26].
На 3-м векторе вся форма суперлатива – уже в результате процесса идиома-
тизации – становится компонентом устойчивого сочетания (самое плевое дело, в
самом черном виде) (GRAM1 + IDIOM1).
На 4-м векторе шкалы можно наблюдать новый виток грамматикализации
и новую идиоматизацию: в сочетании с существительными, наречиями, глаго-
лами, междометиями и даже с идиомами слово самый становится компонентом
наречного или иного устойчивого выражения: по самую шею, по самое некуда,
по самое не балуйся, по самое покорно благодарю, самый что ни на есть. На
этом же векторе, хотя и с более слабой степенью идиоматизированности, суще-
ствуют (функционируют) устойчивые сочетания тем самым, самое оно, в / на
самом деле, самое большее (большое, меньшее, малое), в самый раз и др., зани-
мающие самую периферийную зону словарной статьи (не обязательно на слово
самый) в толковых словарях. В составе таких сочетаний самый утрачивает изме-
няемость по роду, числу и падежу, полностью покидает класс местоимений и
приобретает (уже в составе идиомы) новую семантику. Этот 4-й вектор шкалы
можно обозначить как GRAM2 + IDIOM2.
Наконец, на 5-м векторе шкалы переходности слово самый попадает под
действие еще одного активного процесса (уже только в устной речи) – прагма-
тикализации, в результате которой единица практически утрачивает свое исход-
ное лексическое и/или грамматическое значение и приобретает прагматическое,
то есть выполняет в устном дискурсе только определенные функции. На этой ста-
дии (PRAGM) «рождается» прагматический маркер (ПМ) это самое, функцио-
нирование которого в русской речи проходит двумя разными путями, знаменуя
собой меньшую или бóльшую степень прагматикализованности.
В первом случае (меньшая степень прагматикализованности) ПМ еще со-
храняет изменяемость по роду числу и падежу – на уровне грамматических «ата-
визмов» [Богданова-Бегларян 2019], ср. (все примеры – из двух устных корпусов,
созданных в СПбГУ: корпуса русской повседневной речи «Один речевой день»
(ОРД) и корпуса монологической речи «Сбалансированная аннотированная тек-
стотека» (САТ) [Звуковой корпус… 2013]):
1) топай / топай / топай @ топ / топ / топ с фингалом под этим самым /
под глазом (ОРД);
2) а потом нас еще и повезли / как бы на эти самые ∫ на день рождения (САТ).
В примерах (1) и (2) маркер это самое выступает в роли поискового хези-
татива, который «пытается подстроиться» грамматически под искомое суще-
ствительное (в контекстах подчеркнуты). В примере (1) эта подстройка удалась
(гармония форм), в примере (2) – не удалась (дисгармония форм).
Во втором случае (3) и (4) (бóльшая степень прагматикализованности) объ-
ектом поиска является не существительное (наименование), а иная единица,
вплоть до продолжения речи после некоторой заминки, грамматическая под-
стройка здесь полностью невозможна – в этом случае используется «чистый»,
универсальный, маркер-хезитатив в форме ср. р. ед. ч. это самое:
651
3) я думаю бедных павлинов / тоже во время пло... плохих времен / тоже на
это самое ∫ пожарили наверное скорее всего (САТ);
4) ну что говорю воровали / он говорит / несли все подряд / они говорят /
даже ∫ это самое ∫ даже паркет отрывали (САТ).
Вторая функция ПМ это самое – маркер самокоррекции, функционирую-
щий только в классической форме ср. р., ед. ч., ср.:
5) сама циклевала / потом кр… / это самое покрывала пропиткой / получи-
лось просто потрясающе (ОРД);
6) яркая солнечная погода // говорить можно? так был ярк… ∫ это самое ∫ был
∫ июльский день / вот / небо было чистым / безоблачным / солнце ∫ светило (САТ).
Ошибочное (и иногда оборванное) слово (в терминах В.И. Подлесской – ре-
парандум, фрагмент, подлежащий исправлению), а также его исправленный ва-
риант (в терминах В.И. Подлесской – репаранс, откорректированный коррелят)
[Подлесская и др. 2019] во всех контекстах подчеркнуты.
Третьей функцией ПМ это самое, реализуемой в устном дискурсе, следует
признать разграничительную, также только в классической форме ср. р., ед. ч., ср.:
7) а ну тут значит тут / это самое // значит / дед // с бабушкой сидят /
беседуют / слушают радио // и обсуждают / ох конечные новости что по радио
говорят (САТ) (маркер старта; наряду с ПМ ну и значит);
8) ой / ха-ха я чего-то / я чего-то / я чего-то запомнила только конец // как
они кота накормили / это самое // он начал / это самое / э-э ну это / как его // э-
э ну з… / ж… / ну жареной свининой // значит / окунями // и он начал кататься
валять по полу // кататься и валяться по полу (САТ) (маркер-навигатор);
9) как ты переводишь ? # нет / я не могу короче (...) это самое (ОРД) (фи-
нальный маркер).
По всем примерам видно, что и в роли прагматического маркера словосоче-
тание это самое остается устойчивым, т.е. обладает цельностью, повторяемо-
стью и воспроизводимостью.
Как можно заключить из проведенного анализа, все активные процессы рус-
ской речи – грамматикализация, ресемантизация, идиоматизация и прагматикали-
зация – действуют одновременно на синхронном срезе и очевидно связаны друг с
другом, а внимание к результатам этих процессов позволяет построить шкалу пе-
реходности (цепочку веерных преобразований) для любой единицы, в том числе
для местоимения самый, и увидеть на ней специфику функционирования данной
единицы, все многообразие ее функциональных возможностей (Р.Р. Шамсутди-
нова видит на этой шкале веерной переходности реализацию разных «омоком-
плексов» – [Шамсутдинова 2019: 221]). На основе подобного анализа можно со-
здать лексикографический портрет слова самый в русском языке / речи.
Богданова-Бегларян Н.В. Грамматические «атавизмы» прагматических маркеров рус-
ской устной речи // Структурная организация языка и процессы языкового функционирования
/ гл. ред. О.И. Глазунова. М.: Изд-во УРСС, 2019. С. 436-446.
Богданова-Бегларян Н.В. Ядро и периферия лексико-грамматической характеристики
русского слова: о судьбе периферийных единиц // Мир русского слова. 2020. № 2. С. 21-29.
Звуковой корпус как материал для анализа русской речи: коллективная монография. Ч. 1.
Чтение. Пересказ. Описание / отв. ред. Н.В. Богданова-Бегларян. СПб.: Филологический фа-
культет СПбГУ, 2013.
652
Крылов С.А., Падучева Е.В. Местоимение // Лингвистический энциклопедический сло-
варь / гл. ред. В.Н. Ярцева. М.: Большая Российская энциклопедия, 2002. С. 294-295.
Майсак Т.А. Типология грамматикализации конструкции с глаголами движения и глаго-
лами позиции // Вопросы языкознания. 2007. № 2. С. 145-151.
МАС – Словарь русского языка: в 4 т. Т. IV. С-Я. М.: Русский язык, 1988.
Подлесская В.И., Коротаев Н.А., Мазурина С.И. Самоисправления говорящего в русском
монологическом и диалогическом дискурсе: опыт корпусного исследования // Компьютерная
лингвистика и интеллектуальные технологии: по материалам ежегодной международной кон-
ференции «Диалог». Вып. 18 / отв. ред. В.П. Селегей. М.: РГГУ, 2019. С. 547-561.
Шамсутдинова Р.Р. «Веерная» переходность местоимения ничего // Русская грамматика:
активные процессы в языке и речи: сб. науч. трудов / науч. ред. В.Н. Степанов; отв. ред.
Л.В. Ухова. Ярославль: РИО ЯГПУ, 2019. С. 221-228.
Bybee J.L., Perkins R.D., Pagliuca W. The Evolution of Grammar: Tense, Aspect and Modality
in the Languages of the World. Chicago: University of Chicago Press, 1994.
Hopper P.J., Traugott E.C. Grammaticalization. Cambridge: CUP, 2003.
Sun Xiaoli (St. Petersburg, Russia)

THE WORD SAMYJ AS A COMPONENT OF STABLE COMBINATIONS

IN THE RUSSIAN LANGUAGE AND SPEECH
The functioning of the word samyj is discussed in the article using the technique of fan scaling. As a
result of the processes of grammaticalization, resemantization, idiomatization and pragmaticization,
the pronoun becomes either a particle in the superlative form (samyj poslednij → samoye posledneye
delo), or a component of an adverbial or other expression (v samyj raz), or a pragmatic marker (eto
samoye).
Keywords: fan-shaped transition scale, stable combination, grammaticalization, resemantization, idi-
omatization, pragmaticization, pragmatic marker
И.Г. Тамразова (Москва, Россия)

Московский политехнический университет
ilona999@mail.ru
ЭРИСТИКА КАК КАТЕГОРИЯ КОГНИТИВНОЙ РИТОРИКИ
В перспективе когнитивной риторики предлагается рассматривать эристику как мыслитель-

ную и семиотическую интенциональность, рождающую на уровне высказывания и текста не-
отмеченное до сих пор риторическое отношение ВЫЗОВ, реализующееся через иерархиче-
скую структуру дискурсивных единиц – эристем.
Ключевые слова: теория риторической структуры, эристика, эристема, когнитивно-риториче-
ское отношение ‘вызов’
Со времен античности риторика конфликтного общения числилась за эри-

стикой, которая, наряду с диалектикой и софистикой, составляла модус речевого
взаимодействия. В настоящее время эристика «изучается в разных аспектах: ис-
торико-риторическом (приемы ведения спора, полемики), философско-культу-
рологическом (особенности активно-критического восприятия действительно-
сти в определенных общественно-значимых коммуникативных практиках), дис-
курсивно-прагматическом (различные виды речевого воздействия, характеризу-
ющиеся конфронтацией)» [Копнина 2014].
653
Эта триединая перспектива репрезентации категории эристики и «эристиче-
ского в речи» [Тамразова 2020] может быть дополнена когнитивно-семиотиче-
ским подходом, выявляющим взаимосвязь мышления и интенциональности с
процессом порождения речеязыкового знака – семиозисом.
Эристику можно рассматривать как особый вид отношения в когнитивной
риторической структуре главного речеязыкового знака – высказывания – текста.
Согласно Теории риторической структуры (Rhetorical Structure Theory)
[Mann, Thompson 1988] (далее – ТРС), текст существует за счет организующих
структурированных каузально-аргументативных и функциональных – риториче-
ских – отношений, которые определяются интенцией автора и целью, ради кото-
рой и создается текст. Именно в этом смысле – целевого воздействия – теория тек-
стовой структуры является когнитивной риторической теорией [Azar 1999].
Выделяемые типы отношений могут быть представлены как особые виды
интенциональных состояний автора на стадии замысла и осознания цели (зна-
чения, функции) той или иной части создаваемого текста (высказывания),
направленной на построение ядерной структуры (дискурсивная стратегия) через
сопутствующие микроструктуры (речеязыковые тактики) дискурса. Таким обра-
зом, ТРС «отражает уровень пре-реализации (ср. «мысленный модус» [Кибрик
2009]), т.е. то, как текст планируется и организуется в соответствии с его целью,
а не то, какими средствами достигается эта цель.
Как отмечает В. Манн, «текстовые отношения связывают не различные по-
следовательности слов, а являются реализациями более абстрактных сущно-
стей: значений и намерений, которые представлены этими последовательно-
стями слов. В этом смысле ТРС отражает, объединяет и структурирует смыслы
и намерения, но не их языковые реализации. Поэтому говоря для простоты об
отношениях между отрезками текста, мы подразумеваем отношения между аб-
страктными сущностями и их реализацией» [Mann, Matthiessen 1990: 3] (перевод
и выделение наши – И.Т.).
Согласно ТРС, в тексте выделяются текстуальные макроотношения, такие
как Последовательность (Sequence), Контраст (Contrast) и Связь (Joint), и ряд
каузально-риторических отношений: Очевидность (Evidence), Мотивация
(Motivation), Оправдание (Justify), Антитезис (Antithesis), Уступка (Concession)
и др. [Mann, Matthiessen 1990]. По определению авторов ТРС, список остается
открытым [Там же].
Эристика как проявление интенциональности говорящего (автора) создает
еще одно интенциональное отношение, определяемое нами как Вызов
(Challenge). Тогда Вызов имеет целью драматизацию, обострение противоречия,
доведение его до крайности, до абсурда, затрудняющего интерпретацию и пости-
жение смысла высказывания (текста). Вызов направлен на адресата (читателя,
слушателя, аудиторию), вовлекая его самого в решение возникающего в смысло-
вом семиозисе парадокса, дилеммы, конфликта. Вызов не имеет экспликативно-
аргументативного измерения, он прагматичен в своей персуазивности, сугге-
стивности и фасцинативности. Отношение Вызов характеризует риториче-
скую структуру острóты, иронии, каламбура, намека и пр. Как и другие типы от-
ношений, Вызов, входя в макроструктуру КОНТРАСТ и логически пересекаясь
с ядерной структурой Антитезис [Mann 1988], может реализоваться либо как nu-
654
cleus – ядерная структура (стратегическая цель), либо как satellite – сопутствую-
щая структура (тактическая цель). Мы постулируем, что риторическое отноше-
ние Вызов предполагает неочевидность выбора, осложненного для адресата
(читателя, слушающего) импликативными эристическими стратегиями автора
(семантический сдвиг, парадокс, нонсенс, ирония и т.д.
Рассмотрим риторическое отношение Вызов на примере категории мало-
форматных, «однофразовых», текстов, которая включает литературные афо-
ризмы, «крылатые фразы», иронические «мемы», содержащие противоречия и
парадоксы и являющиеся воплощением риторической структуры Вызов в свер-
нутой реализации. Приведем пример двух «одностишей» В. Вишневского:
(1) Мадам я одинок (а), но не настолько. (б);
(2) Ах вы не спонсор? (а) Положите вилку! (б).
В этих однофразовых текстах можно восстановить свернутую цепочку кау-
зально-логических отношений в терминах ТРС (а – сателлит; б – ядро):
(1) Evidence (а) Antithesis ‫( ר‬impl) Solutionhood (б);
(2) Evidence ‫ ר‬Evaluation (а) Restatement ‫ ר‬Solutionhood.
Эти отношения отражают каузальность поверхностной логико-риториче-
ской структуры [Mann 1988] – свернутого силлогизма «modus tollens» в (1) и
«modus ponens» в (2).
Глубинная структура риторического отношения, скрытого в этих текстах,
есть Вызов, поскольку между двумя семантическими частями силлогизма нет
прямой логической связи, реализуется алогизм, или логическая иррелевантность.
Адресату предлагается восстановить закодированную смысловую связь. Это
связь – когнитивно-риторическая дизъюнкция – определяется не логической
связью и не семантикой участвующих в отношении концептов и/или предикатов,
а восстанавливается из контекста:
(1) ‘ОДИНОЧЕСТВО’ ‫‘ ڀ‬НЕКРАСИВАЯ ВНЕШНОСТЬ’;
(2) ‘ОТСУТСТВИЕ СТАТУСА’ ‫‘ ڀ‬ПРАВО НА ПРИВЕЛЕГИИ’.
На каузально-риторические противоречия накладывается имплицитно вы-
раженная в текстах трансгрессия – нарушение заложенного стереотипа интер-
претативной функции [Болдырев 2019].
Именно неоднозначность такой интерпретации трактуется нами как ритори-
ческое отношение ‘ВЫЗОВ’. Это отношение отражает эристическую интенцио-
нальность автора – его остроумие, рождающее гелотогенность и афористич-
ность формы как поверхностное (формальное) свойство свернутой глубинной
прагмасемантической структуры. Кроме того, отношение Вызов превращает мо-
нологический текст-дискурс в монологический диалогичный, пронизанный поли-
фоничностью (М.М. Бахтин), смысловыми противоречиями и «диалогом» раз-
личного рода импликаций. Это дает основание использовать ТРС и в когнитив-
ных исследовании диалогического дискурса, когда дискурсивные единицы (дик-
темы) становятся репликами диалога («шагами» в рамках диалогического об-
мена) [Тамразова 2019]. Выделение в риторической структуре текста отношение
Вызов (Challenge) может быть использовано для уточнения единиц машинного
анализа эристической тональности, в частности, в исследованиях компьютер-
ной лингвистикой текстовой тональности (Sentiment analysis) и при разметке кор-
пусов текстов на основе теории риторических структур (см. в [Chetviorkin,
Loukachevitch 2013]).
655
Когнитивно-ориентированный взгляд на теорию риторической структур
(ТРС) о взаимодействии единиц текста-дискурса ставит перед нами задачу опре-
деления дискурсивной единицы, соответствующей риторико-прагматическому
отношению Вызов и структурной составляющей, и единицей анализа эристиче-
ской тональности дискурса.
Единицу эристической дискурсивной тональности – эристему – мы рас-
сматриваем на двух уровнях – диктемном и текстемном. Эристема как диктема
представляет собой в перспективе «снизу вверх» – единицу формы плана выра-
жения и синтагматическую последовательность реализации интенционального
состояния автора (говорящего). Субстанцией плана выражения становятся рече-
языковые единицы от фонопросодических и междометно-жестовых до синтак-
тико-тропеических и риторических (стилизирующх), обеспечивающих матери-
альность эристической тональности дискурса. Они реализуют четыре дискур-
сивно-текстуальные функции эристемы: номинативную, предикативно-пропози-
циональную (тематическую) и риторико-персуазивную (импрессивность и сти-
лизация). На «текстемном» уровне эристема есть отражение «сверху вниз» ин-
тенциональности адресанта, распространяющейся на актуальный дискурс (со-
здаваемый текст), состоящей в агональном, дефокусированном и асимметричном
отражении предметного содержания, парадоксальной и трансгрессивной форме
плана содержания, направленной на девиантную речевую реализацию. Таким об-
разом, эристема актуализируется в уровневой организации речи (текста, выска-
зывания) на следующих уровнях («снизу вверх»): 1) дономинативном: кванто-
эристема – мимика, жест, интонема, междометие и т.д.; 2) номинативном: мик-
роэристема – морфо-лексико-фразеологическая единица эристической тональ-
ности; 3) предикативно-речеактовом: мезоэристема эристема отражает рефе-
рентивно-пропозициональную интенциональность адресанта; 4) прагмаритори-
ческом: макроэристема реализует эристическую тональность дискурса.
Болдырев Н.Н. Язык и система знаний. Когнитивная теория языка. М.: Издательский дом
ЯСК, 2019.
Кибрик А.А. Модус, жанр и другие параметры классификации дискурсов // Вопросы язы-
кознания. 2009. № 2. С. 3-21.
Копнина Г.А. Эристика // Эффективное речевое общение (базовые компетенции): сло-
варь-справочник / ред. А.П. Сковородников. Красноярск: Сиб. федер. ун-т, 2014. С. 762.
Тамразова И.Г. Языковая эристика: эвокативное речевое поведение // Мир лингвистики
и коммуникации. 2019. № 56. С. 108-121.
Тамразова И.Г. Эристика как социокультурный вызов и тип эмоционального интеллекта
// Когнитивные исследования языка. 2020. Вып. XL. С. 251-268.
Azar M. Argumentative Text as Rhetorical Structure: An Application of Rhetorical Structure
Theory // Argumentation 13 (1), 1999. Р. 97-114.
Chetviorkin I., Loukachevitch N. Evaluating sentiment analysis systems in Russian // Proceed-
ings of BSNLP workshop, ACL, Prague. 2013. P. 12-17.
Mann W.C., Thompson S.A. Rhetorical structure theory // Text. Interdisciplinary Journal for the
Study of Discourse. 1988. Т. 8. No. 3. P. 243-281.
Mann W.C., Matthiessen C. Functions of Language in Two Frameworks // Word. 42 (3): 24.
1990. Р. 1-21.
656
Ilona G. Tamrazova (Moscow, Russia)
Moscow Polytechnic University
ERISTIC AS A CATEGORY OF COGNITIVE RHETORIC

In the perspective of cognitive rhetoric, it is proposed to consider Eristic as a mental and semiotic in-
tentionality that gives rise to a hitherto unmarked rhetorical attitude of CHALLENGE at the level of
utterance and text, which is realized through the hierarchical structure of discursive units – eristemes.
Keywords: rhetorical structure theory, the eristic, eristeme, cognitive-rhetorical relation ‘CHAL-
LENGE’
А.В. Таскаева (Челябинск, Россия)

Южно-Уральский государственный институт искусств им. П.И. Чайковского
taskaeva_anna@bk.ru
С.А. Питина (Челябинск, Россия)
sap.pitina@rambler.ru
ЛИНГВОКОГНИТИВНЫЙ ПОДХОД К ТИПОЛОГИЗАЦИИ ГЕРОЕВ

В статье приведен краткий обзор типологий героев, предложена авторская таксономия герои-
ческих типов на основе лингвокогнитивного подхода к изучению героических личностей. Ос-
нование для выделения героических типов составляют способы героизации. По уровням геро-
изации авторы различают национальную, локальную и личную героизацию. По сферам геро-
изации предлагается выделить героизацию в политической сфере, в сфере массмедиа, художе-
ственном и кинодискурсах, в профессиональной и социальной сфере.
Ключевые слова: таксономия героев, героический тип, героизация, национальный герой
Цель исследования – разработать таксономию героических типов на основе

лингвокогнитивного подхода к изучению героических личностей как результат ка-
тегоризации героического. Вслед за В.Д. Плаховым, под героическим типом мы по-
нимаем «героическую личность, которая складывается, а затем пребывает более
или менее продолжительное время в рамках каждой культурной системы, но не в
ее индивидуальном бытии, а как обобщение определенных характеристических
черт» [Плахов 2008: 24]. В жизни редко встречаются «чистые» героические типы.
К одной из первых классификаций героев можно отнести типологию герои-
ческих личностей Т. Карлейля, в которой он иллюстрирует героические типы од-
ним или несколькими примерами выдающихся людей, олицетворяющих, по мне-
нию британского писателя, публициста, историка и философа, всемирную исто-
рию человечества. Т. Карлейль в одном из самых известных его произведений «Ге-
рои, почитание героев и героическое в истории» выделяет следующие типы ге-
роев: герой как божество (Один как «главный скандинавский бог, учитель и вождь
души и тела»), герой как пророк (самый известный пророк Магомет), герой как
поэт (канонизированные «святые поэзии», составляющие «исключительную
пару» Шекспир и Данте), герой как пастырь (духовные вожди народа Мартин Лю-
тер и Джон Нокс), герой как писатель (Сэмюэл Джонсон, Роберт Бернс, Жан-Жак
Руссо), герой как вождь (Оливер Кромвель, Наполеон Бонапарт) [Карлейль 2008].

657
Рассмотрим классификацию героических типов, предложенную известным
российским философом, писателем-публицистом, социологом В.Д. Плаховым.
Ученый использует социологический подход к типологии героев и принимает во
внимание только реальные героические типы, а не вымышленные / сказочные /
мифологические. В.Д. Плахов определяет следующие героические типы: герой-
воин (воин-защитник, воин-завоеватель, воин-солдат, воин-царь, воин-полково-
дец), герой-мастер (герой труда), герой-первопроходец (герой-первооткрыватель,
герой-новатор), герой-правдоискатель (герой-вольнодумец, герой-искатель ис-
тины), герой-бунтарь (герой-созидатель и герой-деструктивист), герой-рыцарь,
герой-авантюрист, герой-богач и герой-аскет, сакральный герой (святой), герой-
великомученик (герой-жертва и герой-борец), герой-энтузиаст, герой-жертвова-
тель (жертвенный герой и герой-меценат), герой-учитель (наставник, просвети-
тель, «властитель дум»), герой-чудотворец, герой-рекордсмен [Плахов 2008].
Е.В. Иванова определяет функции культурных героев в рамках социального
поведения и рассматривает героев как результат современного мифотворчества,
определяющие смысловые координаты, являющиеся ориентирами в сферах
жизни человека. Автор выделяет такие варианты современных культурных ге-
роев, как политический мифический герой (харизматический лидер, чудесно вос-
становивший великое государство), идеологический мифический герой (цен-
тральный символ идеологического самосознания нации), религиозный герой
(объясняет социальную действительность от имени абсолюта), герой средств
массовой информации (символический носитель внешних образцов поведения,
который указывает массовому потребителю пути достижения главных ценно-
стей современного общества и тем самым управляет формированием основных
смыслов поведения человека в обществе [Иванова 2005: 112-113].
Психологический подход к классификации героических типов представлен
Е.В. Рягузовой. Критерием для классификации автор обозначила специфику си-
туации, раскрывающуюся с помощью бинарной оппозиции: «повседневность» –
«экстремальность», а также «ориентация на изменения» – «ориентация на за-
щиту, сохранение». Приняв за основу данные дифференцирующие критерии, ав-
тор выделяет следующие типы героя:
герой как воплощение жизненной миссии (описывается в терминах слу-
жения человечеству в экстремальных непредсказуемых условиях);
герой как защитник (связан с функционированием в рамках экстремальной
ситуации, но его действия направлены в большей степени на удержание достиг-
нутых позиций, на сохранение ценностей, традиций и установленного порядка);
герой как помощник (доминантой ценностных координат является цен-
ность другого, внимание к людям, их принятие и сопереживание).
герой как кумир (репрезентирует личность, ориентированную на успех в
повседневной жизни, стремящуюся максимально реализовать собственный жиз-
ненный проект [Рягузова 2012: 41].
Рассмотрим классификацию героических личностей американских психо-
логов З. Франко (Zeno Franco), К. Блау (Kathy Blau) и Ф. Зимбардо (Philip Zim-
bardo). Авторы приводят 12 типов героев и описывают ситуации, требующие от
участников героических действий. Поступок может считаться героическим
658
только в том случае, если присутствует определенная степень риска. Американ-
ские психологи разделяют физический героизм, связанный с опасностью для
жизни, и социальный героизм, связанный с «социальной жертвой». В зависимо-
сти от присутствия физического риска американские психологи выделяют сле-
дующие подтипы героев: военные и другие лица, подвергающиеся опасности по
профессии (военные и других категории работников, чья профессия связана с
риском для жизни (полицейские, пожарные, спасатели и другие) и гражданские
герои (герои, совершившие подвиг не по долгу службы, а по зову сердца, люди,
рискующие собственной жизнью ради спасения других).
В зависимости от той «социальной жертвы», на которую идет человек во
имя убеждений и идеалов, авторы различают несколько героических подтипов:
религиозные и политико-религиозные фигуры, мученики, политические лидеры
и полководцы, ученые, первооткрыватели, добрые самаритяне, «не такие как
все» (люди, преодолевшие физические недуги и другие неблагоприятные обсто-
ятельства и выступающие как образец для всех, оказавшихся в сложной жизнен-
ной ситуации), правдоискатели [Franco 2011].
Предпримем также попытку классифицировать героические типы, основыва-
ясь на практическом опыте социальной деятельности. В 2019 г. появился Интернет-
проект, созданный при поддержке Фонда президентских грантов «Карта героев» –
«карта нашей огромной страны, на которой каждый день появляются новые имена
сильных, смелых, неравнодушных людей, которые готовы пожертвовать своими
силами, временем, здоровьем, а иногда даже жизнью ради других, подчас совер-
шенно незнакомых людей» [https://kartageroev.ru/o-proekte/]. Истории, приведенные
в рамках проекта, поделены на рубрики, на основе которых выделим следующие
героические типы: герои среди нас (истории спасения), герои по призванию (исто-
рии подвигов пожарных, спасателей, полицейских, врачей), герои войны, дети-ге-
рои, преодолевшие герои (истории людей с инвалидностью, для которых их бо-
лезнь не стала приговором), герои-благотворители, герои-меценаты, герои добрых
дел (истории о добрых поступках обычных людей), герои спорта, животные-герои,
личные герои (истории героизма, о котором никто не знает).
Многолетний анализ эмпирического материала позволил предложить автор-
скую таксономию героических типов на основе лингвокогнитивного подхода к
изучению героических личностей. Основание для выделения героических типов
составляют способы героизации. Итак, по уровням героизации мы различаем
национальную, локальную и личную героизацию. При героизации на уровне
страны выделяем основной героический тип – национальный герой. Локальный
уровень подразумевает героизацию на уровне области, региона, города, поселе-
ния, основным героическим типом является локальный герой. При героизации
на уровне малой социальной группы, конкретного индивида – личный герой.
Поясним введенные терминологические единицы. Национальный герой –
устойчивый мифологический и идеологический концепт, включенный в сложную
героическую парадигму, интегрированную как в систему общечеловеческих цен-
ностей, так и в систему национальных ценностей. Национальный герой – отра-
жение коллективной самоидентификации народа, выдающаяся личность (вымыш-
ленная или реальная), символизирующая своей прошлой или настоящей социаль-
ной ролью особо важные аспекты ценностей народа, культуры, цивилизации и вы-
659
полняющая функцию передачи этих ценностей от поколения к поколению. Ло-
кальный герой – выдающаяся личность, прославляемая в нередко поликультур-
ном пространстве региона, который является местом ее/его рождения, жизни или
творчества. Личный герой – вдохновляющий и мотивирующий человек, необя-
зательно известный широкой общественности, являющийся модельной лично-
стью для отдельно взятого человека, представления о котором обусловливаются
личным опытом и субъективной оценкой поведения, которое может считаться ге-
роическим в связи с принесенной жертвой и самоотверженностью.
По сферам героизации мы предлагаем выделить следующие героические типы:
героизация в политической сфере – политический / идеологический герой;
героизация в сфере массмедиа, художественном и кинодискурсах – ме-
дийный герой;
героизация в профессиональной сфере – герой-профессионал;
героизация в социальной сфере – социальный герой, герой повседневно-
сти, преодолевающий герой.
Политический / идеологический герой – человек, наделенный властью и
влиянием в обществе или стремящийся к этому; политический лидер, символизи-
рующий идеологическое самосознание нации, объединяющий общество в единое
целое.
Медийный герой – известная публичная личность, которая использует
свою популярность в целях решения не только социально значимых задач, но и
собственных задач, привлекая внимание неожиданными, даже эпатажными по-
ступками, внешним видом, особенностями языковой личности.
Герой-профессионал – человек, достигший выдающихся результатов в
своей профессиональной деятельности и получивший общественное признание.
Социальный герой – человек, который в течение всего жизненного пути
является носителем важной для других людей и общества в целом миссии, тот,
кто совершает социально-героические поступки, деятельность таких людей ча-
сто называют «служением».
Преодолеваюший герой – человек, который преодолевает физические
недуги и другие неблагоприятные обстоятельства, не сдается и не сгибается, про-
должает ставить высокие цели и идет к их достижению, такие люди выступают
как образец для всех, оказавшихся в сложной жизненной ситуации, образец силы
духа, воли, выдержки, любви к жизни.
Герой повседневности – человек, который ежедневно проходит испытания,
решает проблемы повседневной жизни.
Полагаем, что результатом героизации является героическая парадигма, от-
крытая система героических типов.
Гусман Д.С. Герой повседневности. Размышления философа. М.: Новый Акрополь, 2010.
Иванова Е.В. Мифотворчество XX века: к проблеме определения нового культурного ге-
роя // Вестник ОГУ. 2005. № 7. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/mifotvorchestvo-xx-veka-k-
probleme-opredeleniya-novogo-kulturnogo-geroya. (Дата обращения: 08.02.2021).
Карлейль Т. Герои, почитание героев и героическое в истории. М.: Эксмо, 2008. С. 5-260.
Плахов В.Д. Герои и героизм: опыт современного осмысления вековой проблемы: моно-
графия. СПб.: КАРО, 2008.
660
Рягузова Е.В. Личностные репрезентации взаимодействия «Я – Другой»: социально-пси-
хологический анализ: автореф. дис. ... д-ра псих. наук. Саратов, 2012.
Таскаева А.В. Личный герой: особенности конкретизации героического // Когнитивные ис-
следования языка. 2020. Вып. XLI. С. 975-979.
Franco Z.E., Blau K., Zimbardo P.G. Heroism: A Conceptual Analysis and Differentiation be-
tween Heroic Action and Altruism // Review of General Psychology. 2011. Vol 15 (2). P. 99-113.
Anna V. Taskayeva (Chelyabinsk, Russia)

P.I. Tchaikovsky South Ural State Institute of Arts
Svetlana A. Pitina (Chelyabinsk, Russia)
LINGUOCOGNITIVE APPROACH TO A TYPOLOGY OF HEROES

The article provides a brief overview of existing typologies of heroes. The author’s taxonomy of
heroic types based on linguocognitive approach to the study of heroic personalities is proposed. The
taxonomy is based on heroization methods. According to the levels of heroization, the authors distin-
guish national, local and personal heroization. In terms of heroization spheres, the authors distinguish
heroization in mass media, art and film discourses, in political, professional and social spheres.
Keywords: taxonomy of heroes, heroic type, heroization, national hero
К.Д. Токарева (Санкт-Петербург, Россия)

ksenia_tokareva88@mail.ru
ТЕКСТОТИПОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ МЕМУАРНОГО

ТЕКСТА: СЕМАНТИКА, СТРУКТУРА И ПРАГМАТИКА
Данная статья посвящена сложному вопросу типологических характеристик мемуарного тек-

ста в области его «глобальных измерений»: семантики, структуры и прагматики. Научная но-
визна исследования состоит в выявлении и описании комплекса языковых и стилистических
средств, которые реализуют интеграцию обнаруживаемых в названных областях документаль-
ности и художественность, объективности и субъективности повествования, маркирующих
типологическую специфику мемуарного текста.
Ключевые слова: мемуаристика, субъективность автора, категория автора, когнитивно-рече-
вой субъект, психологизм, текстотипологические характеристики, документальность, художе-
ственность
Одной из актуальных задач описания текста и связанной с ним проблема-

тики является уточнение этого понятия, которое, несмотря на многочисленность
посвященных ему работ, трактуется неоднозначно. Произведения автобиографи-
ческой литературы (мемуаристики), находящиеся в фокусе данного исследова-
ния, изучаются в лингвистике текста.
Существует ряд определений текста, раскрывающих более и менее суще-
ственные свойства этого сложного образования.
Текст рассматривается как грамматически оформленная единица, призна-
ется продуктом речевой деятельности человека, изложенным на письме. З.Я. Ту-
раева особо выделяет свойство завершенности текста: он состоит из определен-
ных компонентов: заголовок, ряд сверхфразовых единств, которые объединены
661
различными типами лексической, грамматической, стилистической связи [Тура-
ева 2009: 11]. Н.С. Валгина называет текст «динамической единицей», на форми-
рование которой, помимо собственно лингвистических факторов, оказывают
влияние экстралингвистические; текст понимается ею как коммуникативная еди-
ница [Валгина 2003: 5]. Нередко текст интерпретируется и более широко. В част-
ности, К.А. Филиппов усматривает в нем «совокупность знаков, развертываю-
щуюся во времени и в пространстве, к примеру, обряд как текст, культура как
текст» [Филиппов 2003: 62]. И.А. Щирова уделяет особое внимание целостности
текста, подчеркивая, что данное текстовое свойство обеспечивается «совместной
деятельностью сознаний коммуникантов» [Щирова 2007: 109], т.е. видит в тексте
коммуникативное событие. Механизм такой деятельности подразумевает не-
сколько этапов. Первый из них – создание автором на основе слов общенарод-
ного языка «текстового целого» оптимально репрезентирующего сформирован-
ный в его сознании глубинный смысл. В репрезентации целостного смысла автор
ориентируется на предполагаемого читателя и возможные особенности воспри-
ятия им текста: он маркирует текст чертами целостности, придает ему модаль-
ность (ироническую, пародийную, патетическую и пр.), «прибегает к разноуров-
невым повторам как смысловым скрепам, указывает на формальные границы
текста». Воспринимая текст, читатель «исходит из презумпции его целостности»
и, используя адресованные ему интерпретативным стратегиям и тактикам, «со-
бирает» смысл. Целостный смысл, заложенный в текст автором, при восприятии,
таким образом, реконструируется читателем [Щирова 2007: 109-110].
Сложность текста, подтвержденная многообразием его определений, в ко-
торых раскрываются текстовые свойства, предопределяет сложность решения
связанных с ним задач. Таковыми, например, являются уточнение понятия «тип
текста» или построение его типологий. Например, В.Г. Адмони, с учетом сферы
функционирования текста, выделяет следующие его типы: 1) сакральные тексты;
2) утилитарные тексты: а) научные; производственные; в) административно-пра-
вовые; публицистические; 3) художественные; 4) тексты в средствах звуковой
массовой информации [Адмони 1994]. Типология речевых произведений В.Г.
Адмони во многом основывается на вычленении разных аспектов речевой ком-
муникации.
Таким образом, представленная типология текстов (речевых высказываний)
В.Г. Адмони, очевидно, основана на традиционном выделении разных функцио-
нальных сфер – производства, науки, средств массовой коммуникации, художе-
ственной и разговорной речи.
Для вычленения и систематизации типологических характеристик мемуар-
ного текста обратимся к «глобальным измерениям» текста (И.А. Щирова) – его
семантике, структуре и прагматике.
В мемуарном тексте (далее – МТ) автор моделирует собственный образ, ко-
торый, с одной стороны, воспринимается читателем, а с другой, – оценивается и
переживается автором, т.е. является опосредованной формой самопрезентации
авторской языковой личности. Он обращается к памяти и прошлому как к цен-
ностям, чтобы дать себе характеристику и представить ее читателю (Другому).
Поскольку в процессе создания МТ осуществляется самоидентификация автор-
ского Я, Другой неизменно является значимым элементом этого процесса. Дру-
гим по отношению к авторскому Я мемуариста, помимо читателя, выступают и
662
те герои, возможно, исторические персоналии, которые участвуют в описывае-
мых автором событиях прошлого (см. также в [Шамне 2013]).
Мемуарист создает текст на основе воспоминаний, он обращается к соб-
ственной памяти. В переплетении временны́х планов, в отборе событийного ма-
териала и в способах семантической и структурной организации МТ реализу-
ются авторская субъективность и интенция автора на самовыражение. Субъек-
тивность повествования как типологическая характеристика МТ может реализо-
вываться в оценочности и экспрессивности. На уровне семантической организа-
ции текста языковыми репрезентантами субъективности являются оценочно-экс-
прессивная лексика и дейктики, на стилистическом уровне – аллюзия, сравнение,
метонимия, метафора, гипербола; на уровне синтаксиса – экспрессивные кон-
струкции, повторы слов, словосочетаний и предложений, обособление второсте-
пенных членов предложения.
К типологическим характеристикам МТ целесообразно отнести сочетание
документальности и художественности. Поскольку «позиция вспоминающего
неизбежно субъективна, он представляет свою версию событий, обусловленную
его местом в происходящем, его политическими, литературными, этическими
преставлениями и т.п.» [Бушканец 2015: 20]. События и факты представляются
в составе историко-культурного контекста, т.е. соотносятся с иными общеизвест-
ными событиями, указанием точных дат и мест географического расположения.
Многочисленные маркеры документальности – точные даты, ссылки на факты,
подтвержденные другими источниками, более точными в описании информации,
чем мемуары, призваны убедить читателя в достоверности рассказа и справедли-
вости авторской оценки.
Документальность МТ не исключает его художественности. Как признак ис-
кусства художественность связана с воздействием художественного образа. Она
выражается не в фактах и событиях, а в создании художественной фантазии. При
этом художественный образ является неповторимым и конкретным. Языковые
маркеры художественности, например, языковые образные средства − мета-
форы, эпитеты, гиперболы, сравнения и пр. со всей очевидностью реализуют
уникальность личности автора как креативного и когнитивного субъекта.
Как видим, МТ сочетает в себе документальность и художественность, что
указывает на его функциональную неоднородность. МТ существует на стыке ху-
дожественного и публицистического стилей, что выражается в использовании
мемуаристом языковых средств разной стилевой принадлежности. Выразитель-
ные и образные средства сочетаются со стандартом и экспрессией: I could single-
handedly conquer Everest, land on the moon, write America’s best novel, even become
president myself (a purely hypothetical assumption), but even then “Mrs. President,
President Kennedy’s widow” would remain [Кеннеди 2011: 275].
Для подтверждения сказанному обратимся к иллюстративному текстовому
материалу − мемуарам Ж. Кеннеди [Кеннеди 2011]; в них автор рассказывает о
своей юности и жизни в семье. В свое время эта книга вызвала общественный
интерес, но ее глубокого лингвистического и художественного анализа как ме-
муарного текста до настоящего времени представлено не было.
Автор комментирует свои отношения со знаменитым супругом, используя
богатый арсенал стилистических средств: сравнения, метонимию, эпитеты, ги-
перболу и пр. Например, в цитируемом далее отрывке, автор сравнивает Кеннеди
663
с подводной лодкой с задраенными отсеками, имплицитно указывая на скрыт-
ность и холодность президента и придавая тексту художественность.
«I would compare Jack to a submarine with always battened compartments,
where everyone who was close to him knew only his own compartment. Sometimes
several friends were allowed into one of these, but no one had the right to look into the
rest. In addition, none of even the closest people knew what the whole boat was like. I
am no exception, I also had my own cabin, which could be comfortable or not, some-
times completely unbearable, but I had no idea what was going on in Jack's soul if he
did not want to open it» [Кеннеди 2011: 123].
На протяжении всего повествования автор употребляет эпитеты (smiling,
neighborly, sympathizer, terrible, rich, elite, true, acclaiming, friendly, genial, atten-
tive, benevolent, sociable, swanky, stylish, swell, beautiful, mysterious, lovely
[Кеннеди 2011], тем самым осуществляя эмоциональную оценку неоднозначной
личности героя, который характеризуется и с положительной, и с отрицательной
стороны. Сложность внутреннего мира Кеннеди передается автором с помощью
гиперболы (Jack had hundreds of hypostases, and how he turned to a person depended
on why he needed a person [Кеннеди 2011: 72]).
Сущностной особенностью художественного текста является использова-
ние метафор (президент показан одновременно и задушевным человеком и хо-
лодным, отстраненным), которые оказывают воздействие на воображение чита-
теля и способствуют его эмпатии, «в чувствованию» в текст. Метафоры обнару-
живаются и в анализируемом мемуарном тексте: able to ignite with heartfelt
speech; I was my spouse’s rear and attachment; she controlled herself perfectly; for
many relatives, mother was a monster; the mask that was put on the suffering soul; it
was not idle cats that scratched their hearts, but whole tigers; the wounds of my soul
were hidden from prying eyes [Кеннеди 2011].
Художественность текста реализуется на разных уровнях его организации:
лексическом – использование эпитетов (I know that many close friends and relatives
considered my mother a monster, and not very familiar to a charming shiny woman),
синтаксическом – использование многоточий, с целью обогащения ритмических
и интонационных особенностей текста (A man is a breadwinner, he is a master who
is free to behave as he wants, is free to bestow, order, change, not notice ... He is free
to deprive an inheritance, squander his fortune, not thinking about the family...)
[Кеннеди 2011]. С помощью многоточия в высказывание вводятся различные от-
тенки смыслов [Валгина 2003: 227]. Таким образом, автор мемуаров проявляет
себя как талантливый режиссер, делает ремарки на полях сценария, который уже
создан жизнью [Кеннеди 2011].
Мемуары пронизаны душевностью, проникновенностью: Mom always said
that I was vindictive. Probably, this is so, I remember offenses for a long time and I do
not know how to forgive, especially those who somehow offended my husband or my
children. However, I don’t forgive my insults either. The only one to whom I have for-
given everything that can and cannot even be forgiven is John Fitzgerald Kennedy, not
a president − a man [Кеннеди 2011: 28].
Элементы художественности органично сочетаются в тексте мемуаров с до-
кументальностью, маркируемой антропонимами и топонимами:
All Bouviers who claimed to be descendants of French aristocrats considered the
marriage of my father John Verne Bouvier III to my mother Janet Norton Lee as a clear
664
misalliance. However, the Lee family responded in kind to Bouvier. Bad relationships
between the two families produced amazing results, both good and terrible. My sister
and I were given middle names − Lee, to cajole a rather mischievous grandfather, but
the same grandfather demanded that my sister and I sign a waiver of any claims to
Lee’s inheritance, he did not like Bouvier so much [Кеннеди 2011: 173].
Тексты литературной мемуаристики сложны по структуре, которая содержит
рассказ автора, его размышления, описания, множественные интертекстуальные
включения. В особенностях структуры МТ репрезентируется и вышеотмеченное
сочетание художественности и документальности (образные средства и реальные
исторические факты): Of course, no matter what I do, whoever I am now, I will forever
remain the widow of the 35th President of the United States of America, John Fitzgerald
Kennedy, who was assassinated on November 22, 1963 in Dallas. I could single-hand-
edly conquer Everest, land on the moon, write the best novel in America, even become
president myself (a purely hypothetical assumption), but even then “Mrs. President, the
widow of President Kennedy” would remain [Кеннеди 1981: 15].
Итак, МТ может быть охарактеризован как языковая единица, реализующая
авторскую интенцию на передачу целостного текстового смысла, грамматически
оформленная на письме и отражающая коммуникативную ситуацию, в которой
она была создана. Предложенное понимание позволяет выделить его следующие
типологические характеристики МТ.
1. Прагматические: 1) удаленность описываемых событий во времени; 2) со-
четание в повествовании двух временны́х планов описываемого события и вре-
мени написания мемуарного текста; 3) самопрезентация в тексте авторской язы-
ковой личности; 4) значимость Другого для самоидентификации авторского Я;
5) взаимодействие объективности и субъективности, документальности и худо-
жественности повествования; 6) сложная функциональная направленность, соче-
тающая в себе функциональную направленность художественного и публици-
стического стилей.
2. Семантические: 1) использование лексики, номинирующей процессы па-
мяти; 2) использование экспрессивно-оценочной лексики и дейктиков; 3) ис-
пользование антропонимов, топонимов, номинаций времени, языковых средств,
номинирующих реально имевшие место события и факты; 4) использование чув-
ственных и метафорических образов.
3. Структурные (структурно-композиционные).
Как видим, МТ обладает рядом типологических характеристик, которые
определяют его своеобразие и интегративную природу.
Адмони В.Г. Система форм речевого высказывания. СПб.: Наука, 1994.
Бушканец Л.Е. Проблема достоверности литературных мемуаров и современные концеп-
ции нейрофизиологии памяти // Ученые записки Казанского университета. 2015. Т. 157, кн. 2.
С. 19-27.
Валгина Н.С. Теория текста: учеб. пособие. М.: Логос, 2003.
Нюбина Л.М. Воспоминание в картинах и образах (на материале немецкой мемуарной
литературы XX в.): Пособие по интерпретации текста. Смоленск: Смол. гос. пед. ун-т, 2001.
Тураева З.Я. Лингвистика текста: Текст: Структура и семантика: учеб. пособие. 2-е изд.,
доп. М.: URSS, 2009.
Филиппов К.А. Лингвистика текста: курс лекций. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2003.
665
Шамне Н.Л., Ребрина Л.Н. Лингвистическая проекция категории памяти // Вестник Вол-
гоградского государственного университета. Серия 2: языкознание. 2013. № 3 (19). С. 104-112.
Щирова И.А. Многомерность текста: понимание и интерпретация. СПб.: Изд-во РГПУ
им. А.И. Герцена, 2018.
Kennedy J. Historic Conversations on Life with John F. Kennedy. Hyperion, 2011.
Kseniya D. Tokareva (St. Petersburg, Russia)

TEXTOTYPOLOGICAL CHARACTERISTICS OF MEMOIR TEXT:

SEMANTICS, STRUCTURE AND PRAGMATICS
This article is devoted to the complicated issue of typological characteristics of the memoir text ap-
plicable to its “global dimensions”: semantics, structure and pragmatics. The scientific novelty of the
research consists in identifying and describing a complex of linguistic and stylistic means that imple-
ment the integration of the documentary and artistry, objective and subjective narrative marking the
typological specificity of the memoir text.
Keywords: memoiristics, author's subjectivity, author’s category, cognitive-speech subject, psychol-
ogism, text-typological characteristics, documentary, artistry
Е.В. Трощенкова (Санкт-Петербург, Россия)

e.troschenkova@spbu.ru
КОММУНИКАТИВНЫЕ СТРАТЕГИИ ИНДУЦИРОВАНИЯ СТРАХА

И СТЫДА В АНГЛОЯЗЫЧНЫХ МЕМАХ ПЕРИОДА ПАНДЕМИИ
COVID-19: ОПОРНЫЕ ЦЕННОСТИ И ИХ ТРАНСФОРМАЦИЯ
В статье изучаются мемы о COVID-19 в одном из сообществ Reddit, реализующие парадок-

сальную коммуникативную стратегию, которая формально направлена на консолидацию об-
щества и снижение напряженности в кризисной ситуации, но на самом деле позиционирует
целевую аудиторию как угрожающих «Других». Обсуждаются две основные схемы аргумен-
тации: 1) схема, представляющая всех американцев неспособными проявить заботу о соотече-
ственниках или глупыми, из-за чего они только способствуют ухудшению ситуации с панде-
мией; 2) схема выделения некоторых групп населения, представляемых как угроза, и поощре-
ние агрессии против них. Рассматриваются как вербальные, так и изобразительные компо-
ненты мемов в качестве средств развития указанных схем.
Ключевые слова: COVID-19, мемы, псевдоконсолидационная коммуникативная стратегия,
ценности, страх, стыд
В ситуации кризиса и острого стресса, грозящего перейти в хронический, с

которым в связи с развитием пандемии Covid-19 столкнулись граждане всех
стран, включая англоязычные, где цифры заболеваемости и смертности доста-
точно высоки, можно было бы, на первый взгляд, ожидать в общественно-поли-
тическом и медиадискурсе опору на ценности единения, взаимоподдержки и вза-
имопомощи. Это позволяло бы отдельным членам общества в сложной ситуации
почувствовать более тесную связь с широкой группой «своих», через принятие и
разделение соответствующих ценностных установок, что «самым благоприят-
ным образом сказывается на психологической атмосфере внутри группы» [Еме-
льянова 2020: 25].
Тем не менее, анализ мемов на популярной площадке Reddit в сообществе
666
CoronavirusMemes (более 95 тысячи подписчиков) – вопреки девизу сообщества
«Getting a laugh out of the Coronavirus while we still can, and spreading happiness
in a time of distress» – показывает, что ситуация более сложная. Зачастую под
маской положительных ценностей и установки на отношение к проблеме с юмо-
ром, на создание мемов ради положительных эмоций начинают эксплуатиро-
ваться темы страха и стыда. Стыд здесь можно рассматривать как своего рода
следствие одного из видов страха, возникающего у высокосоциального актора
при угрозе быть исключенным из сообщества. Получается, что при формальных
отсылках к заботе о здоровье, других членах общества, взаимопомощи в обост-
ряющихся условиях социального дистанцирования, разрыва социальных связей,
экономической напряженности, угрозы жизни зачастую на деле имплицируются
идеи прямо противоположные декларируемой цели – общественной консолида-
ции. Парадоксальным образом на примере такого типа текстов как мемы просле-
живается тенденция к развертыванию глобальной консолидационной коммуни-
кативной стратегии [Трощенкова 2019: 88-92; Трощенкова 2020] нетипичным об-
разом. Несмотря на то, что стратегия демонстрации угрозы часто применяется
для объединения своей группы против оппонентов, которые и представляются
как источник такой угрозы, здесь мы видим, как подобные средства пытаются
использовать в условиях, когда желательна консолидация всего общества.
Посмотрим на повторяющиеся в мемах схемы, которые являются основой
координационных паттернов такой псевдоконсолидационной стратегии. Первая
схема, ориентирована на обращение к сознательности всех американцев
(Рис. 1). Вербальная часть таких мемов в форме вопроса
или утверждения поднимает проблему того, насколько
американцы способны заботиться о других, причем имп-
лицируется, что такие свойства как consideration им не
свойственны. В других случаях
прямо постулируется, что
«mask exempt medical conditions
include acute selfishness, sociop-
athy, chronic disregard for oth-
Рис. 1. Вопрос о созна- ers». Рис. 2 демонстрирует эту
тельности нации же схему в еще более жестком Рис. 2. Сомнение в созна-
варианте: вербальная составля- тельности граждан
ющая – призыв заботиться о безопасности окружаю-
щих, при этом в иконической части мема помещается угрожающий персонаж, с
которым, должен самоотождествиться адресат, почувствовать себя в сложив-
шейся ситуации как он, т.е. по сути аудитории предлагается ощутить себя пси-
хопатом-людоедом, которого посадили в тюрьму, изолировали от общества, так
как он опасен для людей. Мем может быть построен на противопоставлении: ис-
ходный посыл-призыв «Why should we wear a mask? The main reason is wearing
masks can reduce transmission of the virus by as much as 50%. Those who refuse are
putting their families, their friends and their communities at risk.You wear a mask to
protect others not yourself» – описание американцев «Most Americans: I’m not in-
terested in caring about other people».
Другой вариант – обвинение всех американцев в глупости, например, через
следующий образ: надпись о том, что если бы в 2020 объявили бы об угрозе чумы
667
– картинка американцев, облизывающих крыс; аналогичный случай обыгрывание
значений слова dense – ‘густонаселенный / тупой’ в меме «The spread of coronavirus
is based on two factors. 1. How dense the population is. 2. How dense the population is».
Рис. 3. Карен Рис. 4. Клоун Рис. 5. Чумные крысы
Рис. 6. Ligma Рис. 7. Ударь

Рис. 8. Коллективный иммунитет
антимасочника
Вторая схема сужает критику от всего сообщества до отдельной группы
так называемых «ковид-диссидентов» – людей отрицающих или преуменьша-
ющих опасность, отказывающихся носить маску. Их мемы представляют как тех,
кому должно быть стыдно за свое поведение. Могут использоваться несколько
повторяющихся образов.
1. Стереотип Karen – обычно белая женщина, необоснованно претендующая
на особое к ней отношение, внимательное обслуживание, склонная жаловаться
по любому поводу, в одном из мемов (Рис. 3) ее поведение «нытика» противопо-
ставляется героической деятельности врачей.
2. Образ Clown – с посылом «Ваша позиция нелепа и потому не заслуживает
внимания», эта группа мемов часто сохраняет один и тот же визуальный ряд –
постепенное наложение клоунского грима по мере того, как человек солидари-
зируется с рядом утверждений (набор утверждений в вербальном компоненте
может варьировать).
3. Человек как угроза другому человеку – так, уже упомянутое сравнение
нынешней пандемии со средневековой чумой (Рис. 5) выливается в то, что дети
как социальная группа представляются как угроза общественному здоровью и
благополучию через сравнение с крысами-разносчиками заразы.
4. Карточка Mask exempt medical conditions, объясняющая окружающим, что
у человека, не носящего маску, есть медицинские основания для этого: мемы вы-
ражают недоверие, что проблемы этой группы людей реальны (Рис. 6). Предла-
668
гается выдуманное заболевание «Ligma» созвучное посылу «Lick my…»; тем са-
мым намекают, что человек без маски злостно игнорирует интересы других, вы-
думывая себе болезни.
При этом одобряется и даже прямо поощряется агрессивное поведение в от-
ношении этой выделенной группы «чужих» (Рис. 7). В иконическом компоненте
одного из мемов, построенного как серия картинок с историей, после того, как
один из персонажей высказывает мысль, что причиной смерти стал «вирус не
страшнее, чем грипп», его буквально выбрасывают из космического корабля в
открытый космос. Агрессия демонстрируется как вербально («motherf*cker»,
«one more goddamn time» с использованием восклицательного знака), так и в ико-
ническом компоненте: пистолет направленный на голову человека и открытый в
крике рот угрожающего (Рис. 8).
Таким образом, можно наблюдать, как изначально положительные ценно-
сти – забота о благополучии своих сограждан, солидарность – кладутся в основу
популярных текстов, вирусно распространяемых в сети, с декларацией цели сни-
жения социальной напряженности. Однако сама целевая аудитория – полностью
или частично позиционируется как ценностно чуждая группа, которая ведет себя
враждебно и представляет серьезную угрозу, требующую устранения.
Емельянова О.В. Моя референтная группа или the importance of fitting in // Текст и дискурс
в зеркале антропоцентризма. СПб.: Астерион, 2020. С. 20-26.
Трощенкова Е.В. Ценностный аспект координации мнений внутри партийной группы в
общественно-политической дискуссии (гл. 5) // Ценностная картина мира англоязычного со-
циума / под общ. ред. Е.Г. Хомяковой. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2019. С. 84-100.
Трощенкова Е.В. Координационные паттерны глобальных стратегий в условиях элек-
тронного участия пользователей в политической борьбе // Вопросы когнитивной лингвистики.
2020. № 1. С. 12-21.
Yekaterina V. Troshchenkova (Saint Petersburg, Russia)

COMMUNICATIVE STRATEGIES OF INDUCING FEAR AND SHAME

IN ENGLISH MEMES DURING COVID-19 PANDEMIC:
SUPPORTING VALUES AND THEIR TRANSFORMATION
The article studies COVID-19 memes in a Reddit community that realize a paradoxical communicative
strategy, the one that is formally aimed at consolidating the society and reducing tension in a crisis
situation, but in reality positions the target audience as threatening “Others”. Two main argumentation
schemes are discussed: 1) the scheme showing all Americans as inconsiderate or stupid and, thus, con-
tributing to the deteriorating pandemic situation; 2) the scheme singling out some population groups
that are presented as a threat and encouraging aggression against them. Both verbal and iconic compo-
nents of the memes are taken into consideration as means that help to develop these schemes.
Keywords: COVID-19, memes, pseudoconsolidating communicative strategy, values, fear, shame
669
Тун Чжан (Санкт-Петербург, Россия)
acezhangtong@mail.ru
Т.Е. Петрова (Санкт-Петербург, Россия)
t.e.petrowa@spbu.ru
ПОЛИКОДОВЫЙ ТЕКСТ: ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ И

ВЗАИМООБУСЛОВЛЕННОСТЬ ВЕРБАЛЬНОГО И НЕВЕРБАЛЬНОГО
В статье рассматриваются вопрос о механизмах восприятия поликодового текста как совокупно-

сти вербального и невербального компонентов в условиях их взаимодействия. Показаны преиму-
щества каждого из компонентов при обработке и понимании информации, заложенной в тексте.
Ключевые слова: поликодовый текст, вербальный и невербальный компоненты, восприятие
текста
В связи с быстрыми темпами развития современных научных технологий в

ХXI в. отмечается особый интерес исследователей к семиотически осложненным
текстам, которые сегодня постоянно встречаются на страницах веб-сайтов, в ре-
кламе, газетах и других СМИ. Термин «поликодовый текст» (ПТ) впервые по-
явился в 1974 г. в работе Г.В. Ейгера и В.Л. Юхта [Ейгер, Юхт 1974: 107] и с тех
пор традиционно используется во многих лингвистических исследованиях. Дру-
гой распространенной номинацией рассматриваемого понятия является «креоли-
зованный текст» (КТ), употребляющийся в качестве синонима к ПТ в отечествен-
ной лингвистике. Ю.А. Сорокин и Е.Ф. Тарасов определяют креолизованные тек-
сты как «тексты, фактура которых состоит из двух негомогенных частей (вер-
бальной языковой (речевой) и невербальной (принадлежащей к другим знаковым
системам, нежели естественный язык)» [Сорокин, Тарасов 1990: 180-181].
В структуре ПТ имеются два типа компонентов – вербальный и невербаль-
ный, которые, по мнению Е.Е. Анисимовой, «образуют одно визуальное, струк-
турное, смысловое и функциональное целое, нацеленное на комплексное прагма-
тическое воздействие на адресата» в условиях их «согласования» и «тесного вза-
имодействия» [Анисимова 2003: 17-18]. Такое взаимодействие способствует бо-
лее эффективному восприятию и пониманию информации, заложенной в тексте.
Рассмотрим механизм восприятия поликодового текста как совокупность
влияния вербального и невербального компонентов в условиях их взаимодей-
ствия. Восприятие текста происходит на двух уровнях: поверхностном и смыс-
ловом. Только после выяснения поверхностного значения текста возможна ра-
бота над содержанием, то есть сначала реципиент сталкивается с физическими
свойствами текста (размером шрифта, количеством букв, слов, предложений, фо-
нологической, морфологической, синтаксической сложностью текста), а потом
уже переходит к глубинному / смысловому уровню восприятия. Это довольно
затруднительная задача для реципиента, так как в процессе обработки текста на
зрительном или акустическом уровнях ему приходится делать остановки в целях
выяснения семантического значения слов, переводить слова в мысли. Читающий
Работа выполнена при поддержке СПбГУ, грант № 53362375 на проведение междисци-
плинарных НИР.
670
/ слушающий обрабатывает прочитанное / услышанное посредством «сличения
полученной информации с эталоном, хранящимся в долговременной памяти»
[Уварова 2018: 68] и дает интерпретацию текста. Результаты эксперименталь-
ного исследования А.Г. Сонина и П.Н. Махнина дают основания полагать, что
«при обработке вербального текста семантические презентации, связанные с
каждым из слов активируются уже после того, как в обработке были задейство-
ваны лексические сети» [Сонин, Махнин 2004: 79]. Очевидно, что восприятие
вербальной информации является долгим по времени и ресурсозатратным про-
цессом, поскольку связано с необходимостью учитывать все скрытые смыслы и
детали текста. Объем вербального текста часто «пугает» реципиента, поэтому он,
стремясь ускорить процесс перевода поверхностного восприятия в смысловое,
воспринимает и понимает текст искаженно, ошибочно интерпретируя или про-
пуская отдельные фрагменты текста.
Невербальный текст, представленный в виде статичного или динамичного
изображения, значительно более легкий для восприятия объект, поскольку обра-
ботка изображения обычно не требует рассмотрения каждой детали: невербаль-
ный компонент воспринимается почти моментально благодаря его наглядности
[Rayner et al. 2001]. Однако он не лишен недостатков, среди которых на первый
план выдвигаются его «полисемия» и «размытость семантики и границ» [Ува-
рова 2018: 69-70]. «Иконическое сообщение» часто получает «множество вари-
антов «прочтения» [Пойманова 1997: 160], поэтому может вызвать недопонима-
ние и недоумение при его осмыслении реципиентом.
При восприятии поликодового текста анализ невербального и вербального
компонентов может осуществляться параллельно, человек сам принимает реше-
ние, с какой составляющей начать обработку текста, процесс усвоения и перера-
ботки информации оказывается более эффективным. Изображение / картинка /
невербальный компонент оказывает первичное воздействие на сознание реципи-
ента, который, получив это первое впечатление о тексте, решает, читать / слу-
шать ему дальше этот текст или нет, переходить ли к изучению вербального ком-
понента. Если да, то он строит прогноз относительно замысла автора и при про-
чтении вербальной части текста проверяет, совпадают ли этот прогноз и его ожи-
дания с интерпретацией содержания, предложенной автором. Данный механизм
хорошо вписывается в теорию двойного кодирования А. Пайвио, считающего,
что человеческое познание окружающей действительности уникально именно
благодаря его способности обращения одновременно к языковым и неязыковым
объектам и событиям [Paivio 1986]. Именно в рамках данной теории видится це-
лесообразным описывать механизм восприятия ПТ как последовательного взаи-
модействия двух когнитивных подсистем обработки информации (вербальной и
изобразительной).
Невербальные компоненты поликодового текста позволяют не только при-
влечь внимание реципиента, но быстро и наглядно представить ту или иную ин-
формацию, вербальные компоненты, несмотря на свою ресурсозатратность при
обработке [Petrova, Riekhakaynen 2019], позволяют глубже и точнее проникнуть
в содержание текста, выйти на более высокий уровень понимания и осознания.
При взаимодействии компонентов (большем количестве переключений с вер-
бального на невербальное и наоборот) процесс восприятия поликодовой инфор-
мации протекает более эффективно.
671
Анисимова Е.Е. Лингвистика текста и межкультурная коммуникация (на материале кре-
олизованных текстов): учеб. пособие для студ. фак. иностр. яз. вузов. М.: Изд. центр «Акаде-
мия», 2003.
Ейгер Г.В., Юхт В.Л. К построению типологии текстов // Лингвистика текста: материалы
научной конференции при МГПИИЯ им. М. Тореза. Ч. 1. 1974. С. 103-109.
Пойманова O.B. Cемантическое пространство видеовербального текста: дис. … канд. фи-
лол. наук. М., 1997.
Сонин А.Г., Махнин П.Н. Экспериментальное исследование восприятия изобразительно-
вербальных рекламных текстов // Вопросы психолингвистики. 2004. № 2. С. 77-91.
Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф. Креолизованные тексты и их коммуникативная функция //
Оптимизация речевого воздействия. М.: Наука, 1990.
Уварова Е.А. Типологические характеристики новостного веб-сайта как поликодового тек-
ста (на примере информационного портала “The onion”»: дис. ... канд. филол. наук. М., 2018.
Paivio A. Mental Representations. New York: OUP, 1986.
Petrova T.E., Riekhakaynen E.I. Processing of verbal and non-verbal patterns: an eye-tracking
study of Russian // Advances in Intelligent Systems and Computing. 2019. Vol. 797. P. 269-
276. DOI: 10.1007/978-981-13-1165-9_24.
Rayner K., Rotello C., Stewart A., Keir J., Duffy S. Integrating Text and Pictorial Information:
Eye Movements When Looking at Print Advertisements // Journal of Experimental Psychology. 2001.
No. 7 (3). P. 219-226.
Tong Zhang (St. Petersburg, Russia)

Tatyana Ye. Petrova (St. Petersburg, Russia)
POLYCODE TEXT: INTERACTION AND INTEROPERABILITY

OF VERBAL AND NON-VERBAL COMPONENTS
The paper examines the mechanism of polycode text processing as a set of verbal and non-verbal
components. The role and advantages of each component in processing and understanding of infor-
mation contained in the text are discussed.
Keywords: polycode text, verbal and non-verbal components, interaction, text perception
В.А. Тырыгина (Нижний Новгород, Россия)

paraval@yandex.ru
О КАТЕГОРИЯХ СУПЕРСТРУКТУРЫ
ЖАНРА РЕСТОРАННОЙ РЕЦЕНЗИИ
В центре внимания настоящей статьи осмысление текстов жанра ресторанной рецензии с точки
зрения лежащей в их основании общей ментальной схемы, суперструктуры, которая может быть
репрезентирована с помощью формирующих ее набора характерных категорий. Наличие по-
следних в памяти коммуникантов облегчает процессы производства и восприятия текста.
Ключевые слова: жанр, суперструктура, категория, дескриптивная схема, восприятие, горизонт
ожидания
Тексты, принадлежащие жанру ресторанной критики несмотря на уникаль-

ность и индивидуальную речетворческую деятельность создателя отдельного тек-
ста обнаруживают общую невидимую модель, которая узнается читателем:
«…жанр – это узнаваемое коммуникативное событие» («recognizable communicative
672
event») [Bhatiа 1993: 13]. Само название жанра определяет новый незнакомый (чи-
тателю) объект в знакомое множество. запускает жанровые ожидания: «… жанры –
это горизонт ожидания для читателей» [Todorov 1978: 50]. С. Шмидт связывает ге-
незис жанра с необходимостью интерсубъектной координации коммуникативной
деятельности в обществе. Субъекты коммуникации сталкиваются с невероятной
сложностью, в виде великого множества возможностей, открывающихся перед
ними в коммуникативном пространстве, для ориентирования в котором им необхо-
димы «когнитивные инструменты» (cognitive instruments) [Schmidt, 1986: 375], по-
могающие редуцировать эту сложность (reduce complexity). Жанр выступает в ка-
честве такого когнитивного инструмента или программы действий.
На когнитивном уровне концепт жанра интерпретируется С. Шмидтом че-
рез инвариантные, когнитивно-аффективные, интерсубъектные, синреференци-
альные и иерархические характеристики. Выполняя действие впервые, затем по-
вторяя и корректируя его с помощью собственного восприятия или через взаи-
модействие с другими людьми, люди создают инвариантные программы-струк-
туры, в которых единичные действия схематизируются через фокусирование в
них наиболее общих характеристик. Схемы, которые первоначально строились
как сенсомоторные, стали когнитивными или интеллектуальными благодаря
процессам вербализации [Ciompi 1981]. Инварианты обеспечивают нашему вос-
приятию и идеям стабильность и постоянство, позволяют узнавать и знать, с од-
ной стороны; с другой стороны, они ограничивают и определяют (в конечном
счете, облегчают) дальнейшие когнитивные операции.
Для обозначения инвариантной, традиционной, культурно-обусловленной
схематической структуры, организующей глобальное содержание текста Т. ван
Дейк ввел в оборот в 1988 г. термин «суперструктура», отказываясь от термина
«схема» из-за его слишком общего и расплывчатого характера [Ван Дейк, Кинч
1988: 153-211]. В качестве примера приводится нарративная схема рассказа, ко-
торая согласно У. Лабову, стандартно строится по следующей схеме: краткое со-
держание – ориентация – осложнение – оценка – разрешение – кода. Если чита-
тель знает или догадывается, что текст, который предстоит воспринять, – рас-
сказ, то можно активизировать имеющиеся у него применительно к его культуре
конвенциональные знания о схеме рассказа. Это облегчит приписывание особых
нарративных функций соответствующим эпизодам текста. Эту схему Дейк назы-
вает суперструктурой текста, подчеркивая, что она связана не с содержанием
конкретного дискурса, а с его жанром. При этом замечает, что другие жанры дис-
курса также имеют характерные суперструктуры, но изучены гораздо хуже.
Позже он обращается к анализу дискурса новостей под суперструктурным углом
зрения. В суперструктуре корпуса новостного текста Дейк выявляет набор таких
характерных категорий как Событие, Фон, Контекст, История, Вербальные Ре-
акции или Комментарии, каждая из которых при дальнейшем анализе может
быть расчленена на более мелкие категории, например, категория Комментариев
может быть разделена на Оценку и Перспективы, где корреспондент или редак-
тор могут дать оценку событиям-новостям [van Dijk 1988: 1-30].
Рецензия – это критическая оценка текста, события, объекта или явления.
Предметом рецензии выступают информационные явления – книги, брошюры,
спектакли, кинофильмы, телепередачи, игры и т.д. Главные задачи рецензента –
информировать, ориентировать аудиторию, содействовать аудитории в выработке
673
самостоятельных оценок. После вступления в эру потребления появилось боль-
шое количество новых разнообразных товаров и услуг. Современный человек вы-
нужден каждый день делать выбор, но сориентироваться в таком многообразии
самостоятельно не представляется возможным. Ресторанная критика в высокой
степени актуальна в англоязычных странах, особенно в Америке. В этих странах
не принято питаться дома, в основном они питаются в ресторанах. Американцы
постоянно обращаются к прессе, чтобы найти информацию, имеющую отношение
к ресторанам, для них ресторанные рецензии имеют практическую значимость.
Британские и американские ежедневные периодические издания регулярно разме-
щают на своих сайтах написанные ресторанными критиками рецензии, которые
помогают читателю и потенциальному клиенту ресторана сделать выбор в пользу
определенного заведения, опираясь исключительно на рекомендации и замечания,
которые имеются в рецензии.
При анализе суперструктуры ресторанной рецензии следует исходить из
дескриптивной схемы, лежащей в ее основе. Если «рассказывать» состоит в пе-
редаче развития событий во времени, то понятию «описывать» соответствует
«остановленный взгляд» на мире, оживляя людей и объекты путем их называния,
их локализации и приписывания им качеств, которые их делают единичными в
своем роде [Костюшкина 2005: 236-237].
Суперструктура ресторанной рецензии задается таким набором категорий
как Название заведения, Локация, Тип ресторана, Клиентура, Репутация, Цена,
Кухня, Обслуживание Атмосфера. В рамках категорий можно выделять мелкие
субкатегории, например, в категории Обслуживание − субкатегорию Время по-
дачи блюд, в категории Атмосфера − субкатегории Интерьер, Комфорт, Музы-
кальное оформление и т.д.
Категории Название заведения (Type of Restaurant), Локация (Location) и Тип
ресторана (Type of Restaurant) осуществляют первое знакомство читателя с рецен-
зируемым объектом: Malibu Kitchen is a little slice of California in the City; Victoria
has long been in dire need of decent restaurants and Nova – a new foodie hub near the
station – is answering its call; Anzu is a polite, brasserie-style Japanese eatery.
Bea Vo is a stylish chicken shop with a retro music theme; On a charming street
in Marylebone, where even the launderette looks lovely, sits the latest branch of veggie
restaurant The Gate.
Маркерами первой категории являются имена собственные: Malibu Kitchen
Victoria, Bea Vo, The Gate; второй категории – распространенные субстантивные
словосочетания с пространственной семантикой: a little slice of California in the City,
предложные словосочетания near the station, on a charming street in Marylebone; тре-
тьей категории – параметрические словосочетания Japanese eatery, chicken shop,
foodie hub, vegan burger bar, veggie restaurant, American Italian Fast Food.
Из приведенных примеров видно, что объекты не только именуются
(идентифицируются): Anzu, локализуются (помещаются в пространство): near the
station, on a charming street in Marylebone, но и квалифицируются (им приписы-
вается качество): a little [slice of California in the City], stylish [chicken shop], polite,
brasserie-style [Japanese eatery], Japanese [eatery].
Категория Клиентура (Clientele): It’s a good first date restaurant; It’s good for
groups; most of its trade comes from longtime inhabitants of Bedford-Stuyvesant; but
also a hot spot for couples in the evening; You can drop in here during the break time
674
for a snack or after work for dinner with your family. В этой категории идентифи-
цируется контингент посетителей, на который ориентируется заведение: couples,
families, longtime inhabitants of Bedford-Stuyvesant, kids.
Категория Кухня (Cuisine, Food Quality) The pizza is At David’s, braised bris-
ket is sliced and stacked into hero rolls, hard rolls and rye; prefer their brisket in an-
other of its forms: pickled, as corned beef, or, better yet, brined and smoked under a
jacket of pepper and other spices, as pastrami; Still others like to combine multiple
brisket treatments in a single sandwich; fantastic place to enjoy not-so-spicy Indian
cuisine; your meal will be both healthy and hearty; the curries are exquisite, and the
fish is always fresh; the potato salad is too sweet. Для этой категории характерно
использование кулинарных терминов a jacket of pepper, hero rolls, hard rolls; глю-
тонимов (знаков пищи и ее компонентов): beef, rye, sandwich, fish, potato; прича-
стий и прилагательных, описывающих способы приготовления продуктов, их
признаки и характеристики: braised, stacked, pickled, brined, smoked, multiple
[brisket] treatments, not-so-spicy, fresh, too sweet.
Категория Атмосфера (Atmosphere): One of the other main attractions of this
restaurant is the traditional Indian décor and soft background music that provide a
perfect ambience for an enjoyable meal; There are also many fine works of art dis-
played on the walls by the dining tables. The restaurant has a number of comfortable
booths that offer privacy for a more romantic dinner as well as several tables on the
outside patio near a fountain of an elephant spurting water; The dining room has an
assortment of statues representing the restaurant’s Indian heritage; The most prominent
decorative item is the sign from the previous tenant, Wafa’s Express, brought in from
outside to hang on the wall; This attractive Bow pub is extremely cosy despite its size. В
этой категории идентифицируются объекты декора, убранства, элементы интерь-
ера и экстерьера (works of art, several tables, a number of booths, patio, fountain of an
elephant spurting water, assortment of statues); слова с обобщенной рекреативной
семантикой, ассоциирующиеся с областью отдыха: décor, [soft background]music,
privacy [for a more romantic dinner, a [perfect] ambience [for an enjoyable meal]. Опи-
сываемые объекты размещаются в пространстве: on the outside patio near a foun-
tain, brought in from outside to hang on the wall. Квалификация представляемых
объектов для данной категории особенно значима: the traditional [Indian décor],
soft background [music], perfect [ambience for an] enjoyable [meal], comfortable
[booths], [privacy for a] more romantic [dinner], extremely cosy despite its size.
Заключение. Несмотря на то, что в различных текстах-экземплярах жанра
ресторанной рецензии релевантные для ее суперструктуры категории могут ва-
рьировать в терминах объема, полноты, развернутости в зависимости от типа из-
дания, характера его позиционирования среди других медиа, его аудитории, его
редакционной политики и т.д., их по праву можно рассматривать как неотъемле-
мую составляющую жанровой компетенции пользователей языка: журналисты
(ресторанные критики) привыкли, хотя возможно, и не в такой прямой форме,
искать информацию, которая соответствовала бы данным категориям, читатели
прежде всего «выхватывают» из текста те категории (категории информации),
которые отвечают их запросам.
675
Дейк Т.А., Кинч В. Стратегии понимания связного текста // Новое в зарубежной лингви-
стике. 1988. Вып. 23. С. 153-211.
Костюшкина Г.М. Современные направления во французской лингвистике: учеб. посо-
бие. 2-е изд., испр. и доп. Иркутск: Изд-во БГУЭП, 2005.
Bhatia V.K. Analyzing Genre: Language Use in Professional Settings. London: Longman, 1993.
Ciompi L. Zur Integration von Fűhlen und Denken im Licht der “Affect logic“. Die Psyche als
Teil (eines autopoiestischen Systems) // Handbuch Psychiatrie der Gegenwart. Vol. 1. 3. Ausg. Berlin;
Heidelberg; New York: Springer, 1986. S. 373-410.
Todorov T. Les Genres du Discourse. Paris: Editions du Senil, 1978.
Schmidt S.J. Towards a Constructive Theory of Media Genre // Poetics. 1986. No. 16. P. 371-395.
Van Dijk T.A. The Analysis of News as Discourse // News Analysis. Case Studies of Interna-
tional and National News in the Press / ed. by T.A. van Dijk. Hillsdale, 1988. P. 1-30.
Valentina A. Tyryguina (Nizhny Novgorod, Russia)

ON THE SUPERSTRUCTURE CATEGORIES IN THE GENRE

OF RESTAURANT REVIEW
The focus of this article is the understanding of the texts in the genre of restaurant review in terms of
the underlying general mental scheme, the superstructure, which can be represented by the set of its
formative characteristic categories. The presence of the latter in memory of communicators facilitates
the process of text production and text perception.
Keywords: genre superstructure, category, descriptive scheme, perception, expectation horizon
Н.А. Урусова (Санкт-Петербург, Россия)

urusova308@gmail.ru
КОГНИТИВНЫЙ ДИССОНАНС
В АНГЛОЯЗЫЧНОМ БИОФИКЦИОНАЛЬНОМ ДИСКУРСЕ
В статье рассматривается явление когнитивного диссонанса в постмодернистском биографи-

ческом дискурсе, представляющем собой экспериментальную форму художественных повест-
вований. В статье анализируются характерные особенности биофикциональных произведе-
ний, которые вызывают у читателя состояние когнитивного диссонанса.
Ключевые слова: когнитивный диссонанс, биофикциональный дискурс, двойная адресация,
внешний диссонанс, внутренний диссонанс
Понятие «когнитивного диссонанса» было введено в широкий научный обо-

рот во второй половине ХХ в. американским психологом Л. Фестингером, кото-
рый использовал его для объяснения поведения человека в ситуации психологи-
ческого дискомфорта, вызванного расхождением между убеждениями индивида
и его реальным поведением [Фестингер 1999]. Это понятие оказалось чрезвы-
чайно востребованным в лингвистических исследованиях. В.З. Демьянков обра-
щается к когнитивному диссонансу, изучая медийный дискурс. На основе теории
Фестингера он разрабатывает 9 «моделей знания», объясняющих, как слушатели
/ читатели интерпретируют тексты с двойной адресацией, под которой он пони-
мает намеренное обращение автора к двум адресатам: воспринимающему сооб-
щение буквально и способному почувствовать скрытый смысл и оценить иронию
676
или даже мистификацию, заложенные в сообщении [Демьянков 2011: 33].
З.М. Чемодурова признает, что авторы-постмодернисты создают свое худо-
жественное произведение, с одной стороны, ориентируясь на «эрудированного и
подготовленного читателя», который получает удовольствие от противоречиво-
сти, семантической неопределенности, интертекстуальной иронии подобных
текстов, а с другой стороны, – «читателя, не посвященного в новые правила игры,
испытывающего явный когнитивный диссонанс и пытающегося его преодолеть»
[Чемодурова 2019: 55-56].
В нашем исследовании мы придерживаемся определения, предложенного
Т.В. Дроздовой, которая рассматривает когнитивный диссонанс как «когни-
тивно-коммуникативную категорию», в основе которой лежит «несоответствие
между когнициями (знаниями, мнениями или убеждениями) коммуникантов»,
выражающееся на языковом уровне [Дроздова 2011: 12].
Целью данной статьи является попытка определить, какие конститутивные
особенности произведений, созданных авторами-постмодернистами в экспери-
ментальном жанре художественных биографий, провоцируют когнитивный дис-
сонанс. В качестве материала исследования были выбраны постмодернистские
биографические фикциональные (биофикциональные) повествования, создан-
ные англоязычными авторами в ХХ–XXI вв.
Биофикциональное повествование представляет собой новую художествен-
ную форму, являющуюся результатом развития постмодернистской философии
и литературных экспериментов, цель которых состоит не в воссоздании истори-
ческой и биографической достоверности, а в моделировании новой реальности,
в создании нового, исторически определенного и конкретного, художественного
символа.
Одной из характерных особенностей биофикционального дискурса является
творческое преобразование автором биографических и исторических фактов. Со-
временные создатели биофикциональных повествований используют жизнь кон-
кретной исторической фигуры для создания своей собственной картины мира,
намеренно играя в семантическом поле фактологичность – фикциональность.
Несмотря на то, что многие писатели-постмодернисты заявляют о своем
намерении создать именно фикциональное повествование, оно, тем не менее, ос-
новано на жизни и особенностях характера реального исторического лица. Таким
образом, происходит наложение художественного и биографического дискур-
сов, что вызывает у читателя чувство удивления или даже негодования, психо-
логического дискомфорта, в основе которого лежит противоречие между знани-
ями субъекта о реальности и моделируемой автором текстовой реальностью.
В данном контексте следует упомянуть и о нарушении со стороны автора
читательского пакта, приводящего к реализации когнитивного диссонанса: мо-
делируя биографические и исторические данные по своему усмотрению, автор
ставит под сомнение подлинность представленной читателю биографии, тем са-
мым нарушая ожидания читателей получить достоверную историю жизни реаль-
ной исторической фигуры.
Итак, биофикцональный дискурс – это экспериментальная форма нарра-
тива, одной из конститутивных особенностей которой является интердискурсив-
ность, т.е. смешение разных типов дискурса. Приведем лишь один пример. Среди
воспоминаний Д.Д. Шостаковича, главного героя биографического романа Дж.
677
Барнса «Шум времени», о своей поездке в Нью-Йорк мы встречаем ироничный
комментарий: «Or better still, they could have just put him in a wooden crate with a
week’s supply of sausage and vodka, dumped it at LaGuardia airport and loaded it back
on the plane for their return. So, Dmitri Dmitrievich, how was your trip? Wonderful,
thank you, I saw all I wished to see and the company was most agreeable» [Barnes
2017: 62]. В первой части сообщения актуализируется биографический дискурс
(личные местоимения they, him, their), в то время как актуализация автобиогра-
фического дискурса во второй части (диалог, содержащий обращение к протаго-
нисту, местоимения 1-го и 2-го лица your, you, I) заставляет читателя сомневаться
в онтологическом статусе данного дискурса и вызывает состояние ментального
дискомфорта.
К.М. Ирисханова выделяет две разновидности когнитивного диссонанса:
внешнюю и внутреннюю [Ирисханова 2014: 9]. Под внешней разновидностью
она понимает столкновение общечеловеческого или принятого в данном сооб-
ществе социокультурного кода с выраженной в тексте авторской позицией.
Внутренняя же разновидность обусловлена самой сущностью языка художе-
ственного текста, которая «обычно ассоциируется с разнообразным набором ху-
дожественных средств, воспринимаемых как отклонение от привычного исполь-
зования языка» [Щирова 2017: 121].
Проиллюстрируем внешнюю разновидность примером из вышеназванного
романа Дж. Барнса. Как известно, каждое название города на Неве соответствует
определенному историческому периоду, однако автор-постмодернист, описывая
трагическую жизнь советского композитора, создает фрагментированное, не все-
гда хронологически стройное биофикциональное повествование. Сталкивая в
своем романе различные наименования одного и того же города, изобретая свои
собственные названия города, Барнс вовлекает читателей в игру в фикциональ-
ность-фактографичность, провоцируя у менее подготовленной части своей ауди-
тории, особенно у читателей, незнакомых с историей русского города, возникно-
вение когнитивного диссонанса: «She returned to Moscow; he and Marusya to Pet-
rograd (здесь и далее курсив мой – Н.У.)» [Barnes 2017: 17]; «They were safe there,
and once his mother was out of Leningrad and able to join them he became less anx-
ious» [Barnes 2017: 69]; «He [Tinyakov] lived in Petersburg and wrote about love and
flowers and other lofty subjects» [Barnes 2017: 119]; «While he had been awaiting
orders from the Big House in St Leninsburg (авторское игровое наименование –
Н.У.), Oistrakh had been expecting arrest in Moscow» [Barnes 2017: 63].
В качестве примера внутренней разновидности когнитивного диссонанса
приведем небольшой фрагмент из биографического романа М. Брэдбери «В Эр-
митаж». Описывая историю замысла и строительства города на Неве, повествова-
тель сообщает «Peter’s city would not be another Scythian hotchpotch: mud-based
buildings, leaking hovels, bearded boyars, rooting pigs and starving serfs. It would have
not just cathedrals and monasteries, fortresses, prisons and arsenals, but canals, palaces,
academies, museums, and stock exchanges, the glories of trade and war» [Bradbury
2012: 22]. Во-первых, использование в описании ксенонима boyars – русского
наименования представителей высшего феодального сословия, – факт, который
сам по себе может потенциально вызывать трудности декодирования сообщения
неподготовленным адресатом и приводить к когнитивному диссонансу. Во-вто-
678
рых, метафора «Scythian hotchpotch» как стилистический прием, характеризую-
щийся употреблением лексических единиц с «субъективной размытостью» [Ирис-
ханова 2014: 10], актуализирующий новый смысл, возникающий за счет интегра-
ции двух ментальных пространств: ментального пространства, содержащего изна-
чальное значение, зафиксированное в системе английского языка – a thick stew of
various meats and vegetables [Collins Online Dictionary] и ментального простран-
ства, активируемого контекстом [Fauconnier, Turner 2002], – требует больших ко-
гнитивных усилий для декодирования нового смысла, что потенциально вызывает
у читателя состояние ментального дискомфорта. Стоит отметить, что усиление
дискомфортного состояния проиходит за счет эпитета Scythian, актуализирующим
исторический дискурс и перекликающимся с ксенонимом boyars, – элементами,
характерными для внешней, в данном случае русской, культуры, реализующие со-
стояние когнитивного диссонанса.
Таким образом, можно говорить о том, что такие особенности биофикцио-
нального дискурса, как двойная адресация, наложение дискурсов, игра в семанти-
ческом поле фактологичность – фикциональность вызывают у читателя состояние
психологического дискомфорта, тем самым реализуя когнитивный диссонанс.
Демьянков В.З. Когнитивный диссонанс: когниция языковая и внеязыковая // Когнитив-
ные исследования языка. 2011. Вып. IX. С. 33-40.
Дроздова Т.В. Когнитивный диссонанс как лингвистическая проблема (на материале ан-
глийского языка): автореф. дис. ... канд. филол. наук. Белгород, 2011.
Ирисханова К.М. Когнитивный диссонанс в англоязычном поэтическом дискурсе // Вест-
ник МГЛУ. 2014. Вып 17 (703). С. 7-14.
Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса. СПб.: Ювента, 1999.
Чемодурова З.М. Когнитивный диссонанс как компонент интерпретационной про-
граммы постмодернистского художественного текста // Вопросы когнитивной лингвистики.
2019. № 2. С. 55-64.
Щирова И.А. Об особенностях реализации категории адресованности в художественном
тексте // Актуальные проблемы современной гуманитарной науки: отечественные традиции и
гуманитарная практика: материалы конференции. Симферополь, 2017. С. 117-122.
Barnes J. The noise of time. London: Vintage, 2017.
Bradbury М. To the Hermitage. London: Picador, 2012.
Collins Online Dictionary. URL: https://www.collinsdictionary.com. (Дата обращения:
10.11.2020).
Fauconnier G., Turner M. The way we think: conceptual blending and the mind’s hidden com-
plexities. New York: Basic Books, 2002.
Nadezhda A. Urusova (St. Petersburg, Russia)

National Research University “Higher School of Economics – St. Petersburg”
COGNITIVE DISSONANCE IN ENGLISH BIOFICTIONAL DISCOURSE

Our research examines the ways in which the phenomenon of cognitive dissonance is manifested in
postmodernist biographical discourse, which is viewed as an experimental form of literary texts. The
paper also analyses inherent characteristics of biofictional discourse which provoke a reader’s cogni-
tive dissonance.
Keywords: cognitive dissonance, biofictional discourse, double addressing, external dissonance; inner
dissonance
679
А.П. Ушакова (Тюмень, Россия)
apushakova@rambler.ru.
С.А. Шишкина (Тюмень, Россия),
raddoc@rambler.ru
АКТУАЛИЗАЦИЯ КОНЦЕПТА СЛОВО В ИНДИВИДУАЛЬНО-

АВТОРСКОЙ КАРТИНЕ МИРА ГОРАНА ПЕТРОВИЧА
В статье представлен лингвокогнитивный анализ концепта СЛОВО в индивидуально-автор-

ской картине мира сербского писателя Горана Петровича. Рассматриваются образная и цен-
ностная составляющая концепта.
Ключевые слова: когнитивная лингвистика, концепт, индивидуально-авторская картина мира, об-
разная составляющая концепта, ценностная составляющая концепта, концептуальный признак
В статье представлен лингвокогнитивный анализ концепта СЛОВО в инди-

видуально-авторской картине мира сербского писателя Горана Петровича [Пет-
рович 2008, 2011 и др.]. Концепт СЛОВО является одним из ключевых компо-
нентов языковой личности писателя. Один из циклов рассказов Г. Петровича был
выпущен под общим названием «Слова» [Петрович 2011].
Лингвокультурный концепт – это сложное ментальное образование, в со-
ставе которого можно установить образный, понятийный и ценностный компо-
ненты [Карасик 2005]. Мир предстает преломленным сквозь призму националь-
ного менталитета носителя языка. Объективно выделяясь в языке, ценностная
картина мира содержит систему поведенческих норм и поведенческих правил. В
ней проявляется антропоцентрическая позиция, сквозь которую воспринимается
мир. Представление о ценностях возникает как на основании знания индивида,
так и на основании опыта всего языкового коллектива.
Начнем с анализа ценностного компонента данного концепта. Концепт
СЛОВО является одним из универсальных концептов, свойственных любой
лингвокультуре. В Библии мы читаем»: «В начале было Слово». Тем не менее,
по мере вхождения в нашу жизнь Интернета, компьютерных технологий все
меньше места остается слову, его влиянию на душу человека. Появляется много
текстов, не обладающих художественной ценностью и смыслом, так называемая
«легкая» литература, рекламные слоганы, где зачастую нет логического завер-
шения мысли, нет целостного сообщения о том или ином факте, в итоге – нет
текстов, которые бы несли в себе ценностное начало. Таким образом, под влия-
нием различных внешних факторов происходит обесценивание слова.
Однако во все времена значимость слова, донесение его смысла до человека
остается актуальным. Язык неотделим от человека, его внутреннего мира и мира
внешнего, реального. Язык отражает этот мир и формирует человека и окружа-
ющий его мир [Тер-Минасова 2011: 96]. Есть темы, проходящие белой нитью
через мироощущение людей вне их принадлежности к культуре, национально-
сти. К ним относится и роль слова, его влияние на жизнь человека. Этой теме и
посвящен цикл рассказов «Слова» сербского писателя Горана Петровича [Пет-
рович 2011].
680
Исследователи отмечают, что Г. Петрович во многом следует традиции М.
Павича, в чьем творчестве реальное повествование переходит в фантастическое.
Для произведений Г. Петровича характерно использование мифологического
контекста, который часто переплетается в его творчестве с балканским фолькло-
ром и собственной фантазией писателя [Маркова, Суховей 2007: 204]. Однако за
фантастическим содержанием его произведений можно увидеть ценностные
установки автора. Одна из них вербализуется отрицательным концептуальным
признаком оскудение слова. В гротескной, метафорической форме писатель опи-
сывает негативные моменты данного процесса: «Городская суматоха поглотила
его с первых же шагов. Отовсюду навалились огрызки голосов, прогорклые куски
разговоров и червивая болтовня. Уныло плелись бесконечные жалобы. Оглушали
крикливые благодарности. Растягивались ничего не стоящие клятвы…» [Пет-
рович 2011: 66]. Действительно, «слова без капелек смысла» причиняли герою
рассказа невероятное страдание. «От боли у него вырвалось: – ТИШИНА!» [Пет-
рович 2011: 66]. В данном контексте находит яркое выражение ценностный ком-
понент концепта СЛОВО. Для автора важно, чтобы слова были насыщены смыс-
лом. В этой связи концептуальный признак тишина проходит рефреном через
весь цикл рассказов «Слова»: «Хозяйка…настроила радиоприемник на волну, на
которой передают молчание… Они, двое, сидели в третьем ряду. Он… немного
удивленный тем, что такое еще существует. Она… спокойная, поглощенная
слушаньем тишины» [Петрович 2011: 58]. Тишину автор предпочитает бессмыс-
ленному шуму ничего не значащих слов.
Персонажей Г. Петровича отличает такая особенность национального ха-
рактера сербов как верность слову, ведь еще в Душановом своде законов ложное
свидетельство осталось записанным как самое тяжкое уголовное преступление.
Перейдем к образной составляющей концепта СЛОВО в индивидуально-ав-
торской картине мира Г. Петровича.
По мнению писателя, слово несет в себе тончайшие смыслы, и автор дает
читателю возможность наглядно, почти физически, ощутимо увидеть красоту
слов, их неповторимость, необыкновенное звучание каждого из них: «Самое
крупное слово – СИЯНИЕ. За ним следуют два БЛЕСКА, затем четыре ОТ-
БЛЕСКА, а все остальные, те, что поменьше, … это МЕРЦАНИЯ» [Петрович
2011: 59]. Но в современном мире слова могут служить не только красоте, они
могут нести в себе что-то страшное: «С другой стороны, в наше время к словам
прибегают тогда, когда хотят сделать нечто совершенно противоположное
их смыслу» [Петрович 2011: 60]. И далее автор метафорически подчеркивает
силу отрицания в слове, если заменить его смысл: «Ведь если однажды вы ощу-
тите всю полноту слов, то потом все, что их недостойно, будет причинять
вам страдания!.. Эта боль может быть нестерпимой! Для некоторых она ока-
залась несовместимой с жизнью!» [Петрович 2011: 63].
Таким образом, по мысли автора, с одной стороны, слова заключают в себе
прекрасные смыслы, они благозвучны, их можно сравнить со звучащей музыкой,
с другой, они могут нести в себе отрицательное начало и принести человеку стра-
дания или же уничтожить его. Показательно в этой связи также слово благовоние,
посредством которого автор свидетельствует о хрупкости слова, необходимости
бережного к нему отношения. Мы видим рисунок, почти картину, ощущаем об-
раз слова, в контексте подчеркивается его тончайший «аромат»: «Допустим, у
681
вас есть какое-то слово. Нужно взять его за края и нежно загнуть. Но будьте
осторожны: очень нежно. Так, чтобы из него капнуло немного сути, совсем
чуть-чуть, чтобы этот сок не вытек совсем или слово не порвалось. Мои духи
сделаны из слова БЛАГОВОНИЕ» [Петрович 2011: 61].
Обратимся к роману Г. Петровича «Осада церкви Святого Спаса». Произве-
дение многопланово, оно охватывает многие моменты в истории сербского гос-
ударства. Наряду с реальными событиями в тексте представлены мифы, сказа-
ния, вымысел. Но все события связаны основным мотивом – борьбой между доб-
ром и злом, между светом и тьмой. Писатель говорит, что мир надо хранить. Зло
не ушло, оно существует и сейчас, прикрываясь лживыми словами. Автор-по-
вествователь и персонажи романа говорят о силе и важности слова, о влиянии
слова на восприятие действительности. Так, в тексте подчеркивается, что слово
любимого народом архиепископа сербского Саввы крепко и надежно, потому
что он следовал заповедям Божиим: «– Не возводи хулы! Каждое слово Савино
крепче камня! Пустых слов нет у него!» [Петрович 2008: 23]. В данном фраг-
менте романа вербализуется концептуальная метафора Слово – Камень.
О ценности евангельского слова говорится в следующем контексте: «Бери-
слава, Богужива, Благиня, спасайте молитвы наши, уносите, кто сколько смо-
жет! Икония, Спасения, Богдаша, спускайтесь на книгу Четвероевангелия! Со-
бирайте слова сущие, добродетельницы мои! – слышался голос отца Паисия с
южного клироса» [Петрович 2008: 391-392]. Здесь вербализована метафора
Слово – Материальный Предмет.
Также в романе есть развернутая метафора, где слова принимают качества
предметов, которыми они написаны:
«Как-то раз мальчик привел класс в настоящее смятение, когда посреди
урока встал и заявил, что слова, написанные ручкой или мелом, стоят не дороже
обычных каракулей.
– То есть как?! – побледнел учитель.
– Очень просто. Для каждого слова есть свое перо. Например, слово «небо»
пишут легким касанием летного пера взрослого ястреба, а «трава» – пером с
брюшка скворца, «море» – пером альбатроса, некоторые книги написаны пером
болтливой гаги, а чтобы описать ваш черный костюм, нужно писать с сильным
нажимом пером из хвоста крупной галки» [Петрович 2008].
Таким образом, ценностная составляющая концепта включает отрицатель-
ный концептуальный признак оскудение слова и положительный признак ти-
шина. Образная составляющая концепта выражена универсальными концепту-
альными метафорами Слово – Камень и Слово – Материальный Предмет, а также
индивидуально-авторскими метафорами.
Карасик В.И. Здравый смысл как лингвокультурный концепт // Концептуальное про-
странство языка: сб. науч. трудов, посвящ. юбилею проф. Н.Н. Болдырева. Тамбов, 2005.
Маркова В.А., Суховей А.Н. «Слова привести в согласие»: творчество Горана Петровича
в христианском контексте // Вiсник ХДАДМ. 2007. № 3.
Петрович Г. Остров и окрестные рассказы. СПб., 2011.
Петрович Г. Опсада цркве Светог Спаса. Народна книга. Алфа, 2008.
Тер-Минасова С.Г. Союз нерушимый языка и культуры: проблематика межкультурной
коммуникации в теории и практике преподавания РКИ // Русский язык за рубежом. 2011. № 4.
682
Ушакова А.П., Шишкина С.А. Концепт «Слово» в творчестве Горана Петровича // Про-
блемы когнитивной лингвистики и межкультурной коммуникации: материалы II Межд.
научно-практ. конф. 5-7 декабря 2012 г. Псков, 2012. С. 171-175.
Aleksandra P. Ushakova (Tyumen, Russia)

Svetlana A. Shishkina (Tyumen, Russia)
CONCEPT WORD IN THE WORLDVIEW OF GORAN PETROVICH

The article presents a cognitive linguistic analysis of the concept WORD in the worldview of Serbian
writer Goran Petrovich. The figurative and value components of the concept are considered.
Keywords: cognitive linguistics, concept, author’s worldview, figurative component of the concept,
value component of the concept, concept feature
Е.А. Федотова (Калининград, Россия)

Калининградский государственный технический университет
uea@mail.ru
КОГНИТИВНАЯ СХЕМА СПЕЦИАЛЬНОГО ТЕКСТА

(на материале анализа немецкоязычных текстов LSP
«Безопасность производства и технологических процессов»)
В статье рассматривается когнитивная схема построения содержания специального текста от-

расли научного знания «Безопасность производства и технологических процессов» (на мате-
риале немецкого языка). С точки зрения когнитивно-дискурсивной парадигмы анализируется
текст, репрезентирующий концептосферу «Эргономика», выявляется связь построения когни-
тивной карты науки со спецификой построения специального текста.
Ключевые слова: когнитивная схема, когнитивно-дискурсивное исследование текста, специ-
альный текст, когнитивная карта науки, концепт, концептуальная сфера
Проблема специфики организации информации становится особенно акту-

альной в аспекте построения модели понимания текста.
В основе текстов специального знания «Безопасность производства и тех-
нологических процессов» лежит когнитивная карта этого знания, дающая опор-
ные точки для восприятия смысла. Текст репрезентирует когнитивную карту, ре-
флектирует ее специфику [Новодранова 2009: 194-197]. На базе опорных точек
когнитивной карты как репрезентантов знания, закрепленного в ментальном про-
странстве носителей специального знания – специалистов, продуцируется новое
знание, знание динамическое, возникающее в процессе развертывания текста.
В результате анализа специальной литературы (монографии, справочная и
нормативная литература по безопасности производства, представленная в печат-
ном и электронном (Интернет) формате) мы установили, что область научного
знания «Безопасность производства и технологических процессов», исследуемая
в работе, представляет собой интеграцию концептов на основе когнитивных свя-
зей таких категорий науки, как охрана труда (der Arbeitsschutz), эргономика (die
Ergonomie), производственная медицина (die Betriebsmedizin), экология (die
Ökologie) и др. [Федотова 2011: 87-91].
Исследуя специфику научных текстов предметной области «Безопасность
683
производства и технологических процессов», мы покажем закономерности их
построения.
Рассмотрим текст, репрезентирующий концептосферу «Эргономика» (Ergo-
nomie).
«Schutzabstände und Gefahrenzonen im Betrieb
…Die Definition der Abstände bzw. der Zonen sind dem Bild 4.2 A zu entnehmen.
Bei Anlagen mit Nennspannung über 1 kV ist ein Erreichen der Gefahrenzone
(früher “Mindestabstand in Luft”) einer Berührung gleichzusetzen.
Der Schutzabstand ist der Abstand in Luft von ungeschützten, unter Spannung
stehenden Teilen. Er gilt bei bestimmten elektrotechnischen Arbeiten, wie Bewegen
von Leitern und sperrigen Gegenständen sowie bei Arbeiten auf Freileitungen. Die
Ausführung der Arbeiten ist nur durch Elektrofachkräfte (EF) oder elektrotechnisch
unterwiesene Personen (EUP) oder unter deren Aufsichtführung gestattet.
„Dy“ ist der Abstand, der die äußere Grenze der Annäherungszone festlegt.
Er gilt bei nicht elektrotechnischen Arbeiten, wie z. B. Bauarbeiten, die von elektro-
technischen Laien ausgeführt werden.
Bild 4.2 A Abstände in Luft und Zonen für Arbeiten

„Dx“ ist der Abstand, der die äußere Grenze der Gefahrenzone festlegt.
Bei Bauarbeiten und sonstigen nicht elektrotechnischen Arbeiten (z. B. Gerüst-
bauarbeiten, Arbeiten mit Hebezeugen / Baumaschinen / Fördermitteln, Montagearbei-
ten, Transportarbeiten, Anstrich- und Ausbesserungsarbeiten) dürfen diese Abstände
nicht unterschritten werden…» [Hasse, Kathrein, Kehne 2003: 71-72].
Исследуемый текст строится как точная реализация концептуальной сферы
«Эргономика» (Ergonomie), иллюстрирует типичную модель построения содер-
жания текстов научной отрасли «Безопасность производства и технологических
процессов». Категории «Abstand» и «Zone» являются ядерными, ключевыми в
рамках данного текста. Далее эти категории представлены концептами, лежа-
щими в их основе: MINDESTABSTAND, SCHUTZABSTAND и ANNÄHER-
UNGSZONE, GEFAHRENZONE. Отношения между вышеназванными концеп-
тами на языковом уровне представляют собой гипо-гипонимические и согипони-
мические отношения. Верхний уровень занимают гиперонимы «Abstand» и
«Zone», а подчиненный уровень – гипонимы «Mindestabstand» и «Schutzabstand»
684
по отношению к «Abstand» и «Annäherungszone» и «Gefahrenzone» к «Zone», ре-
презентирующие лингвистическое знание об устройстве фрагмента лексической
системы, а именно «Schutzmittel» – самый нижний уровень в иерархии концеп-
тосферы «Ergonomie».
Концепт SCHUTZABSTAND является глобальным кумулянтом сообщения.
Далее обозначена локализация «von ungeschützten, unter Spannung stehenden
Teilen» и связь с концептом ELEKTRIZITÄT более низкого уровня иерархии. Ат-
рибуты «aktiv», «unter Spannung stehende Teile» являются конкретизацией кате-
гории «Gefahr».
Одной из ключевых категорий исследуемой нами научной отрасли является
категория «опасность» (Gefahr). В тексте она представлена концептами DER AB-
STAND IN LUFT VON UNGESCHÜTZTEN, UNTER SPANNUNG STEHENDEN
TEILEN. Мы обнаруживаем описание конкретной опасности, условия, создаю-
щие опасность на производстве. Концепт GEFAHRENZONE несет негативную
коннотацию. Во избежание несчастного случая нужно соблюдать определенную
дистанцию с движущимися механизмами, предусмотренную законодательными
стандартами. Речь идет о допустимых нормативами безопасности труда дистан-
циях с опасными приборами, техникой на производстве. Мы обнаруживаем в
тексте включение понятий государственных мер защиты: «Die Ausführung der
Arbeiten ist nur durch Elektrofachkräfte (EF) oder elektrotechnisch unterwiesene Per-
sonen (EUP) …». Тем самым в категории «Gefahr» инферентно выделяется кон-
цепт нижнего уровня – ELEKTRIZITÄT.
Далее в тексте репрезентированы субконцепты: GERÜSTBAUARBEITEN,
ARBEITEN MIT HEBEZEUGEN / BAUMASCHINEN / FÖRDERMITTELN, MON-
TAGEARBEITEN, TRANSPORTARBEITEN, ANSTRICH- UND AUSBESSER-
UNGSARBEITEN, указывающие на объекты, которые представляют риск. Эта по-
дробная детализация и логичность расположения относятся к характеристикам
специальных текстов.
Автор исследуемого научного текста вторично «кодирует» сообщение, ис-
пользуя графическую (диаграммную) знаковую систему (Bild 4.2 A Abstände in
Luft und Zonen für Arbeiten). Исходя из коммуникативного задания, он исполь-
зует, помимо обычного, двойное кодирование, что в сочетании со стилистиче-
скими приемами обеспечивает связность текста, непрерывность коммуникатив-
ного акта.
Фрагмент текста содержит наряду с математическими символами («Dx» и
«Dy») диаграмму (Bild 4.2 A), которая изображает математическую формулу
языком геометрических фигур и линий. Топология диаграммы отображает внут-
реннюю структуру и внутренние связи («äußere Grenze der Gefahrenzone Dx»,
«äußere Grenze des Schutzabstands», «äußere Grenze der Annäherungszone Dy» и
«aktives unter Spannung stehendes Teil»). Таким образом, диаграммы можно счи-
тать элементом двойного кодирования.
Графики и диаграммы являются важнейшим средством отображения инфор-
мации в специальном тексте. Подобные неязыковые средства репрезентируют
определенные предметы и процессы исследуемой отрасли научного знания, не-
редко служат видом наглядности абстрактных высказываний.
Элементы диаграммы подробно описываются, приводится расшифровка
знаков кодирования: «Der Schutzabstand ist der Abstand in Luft von…», «Dy ist der
685
Abstand, der die äußere Grenze der Annäherungszone festlegt», «Dx ist der Abstand,
der die äußere Grenze der Gefahrenzone festlegt». Дескриптивная часть содержит
бинарные синтагмы Abstand Dx, Abstand Dy, наличие которых важно с точки зре-
ния декодирования, поскольку эти двухчленные структуры позволяют актуали-
зировать новую семантическую значимость в обобщенных виртуальных знаках.
Виртуально означающее Abstand в линейном ряду Abstand Dx / Abstand Dy кон-
кретизируется определяющим Dx / Dy, являя собой единство общего и конкрет-
ного. Эти важные для специального текста конструкты обеспечивают передачу
информации реципиенту (специалисту).
В результате в содержании текста происходит органическое объединение
разных видов лингвистической и экстралингвистической информации.
Исследуемый текст содержит также такие неязыковые средства, типичные
для научных текстов, как типографские (полиграфические): слова и даже пред-
ложения, выделенные жирным шрифтом (Bild 4.2 A – в абзаце 1, Der Schutzab-
stand и gilt bei bestimmten elektrotechnischen Arbeiten – в абзаце 3, Dy ist der
Abstand, der die äußere Grenze der Annäherungszone festlegt и bei nicht elektro-
technischen – в абзаце 4, Dx ist der Abstand, der die äußere Grenze der Gefahren-
zone festlegt – в абзаце 5). Осуществляется выдвижение на первый план фигуры,
т.е. обозначение того, на что нужно обратить внимание реципиенту данного со-
общения (профессиональные понятия, дефиниции, высказывания согласно их те-
матически-функциональной значимости).
Для усиления восприятия информации реципиентом в данном тексте даны
расшифровки аббревиатур:
– EF – Elektrofachkraft – специалист в области электротехники;
– EUP – Elektrotechnisch unterwiesene Person – человек, обученный навыкам
работы с электротехникой.
В тексте мы обнаруживаем следующие маркеры когерентности, характер-
ные для специальных текстов: указательное местоимение «der», в абзаце 4: «Dy
ist der Abstand, der die äußere Grenze der Annäherungszone festlegt» и в абзаце 5:
«Dx ist der Abstand, der die äußere Grenze der Gefahrenzone festlegt», указывающие
на логическую связь. В абзаце 1 встречается также указание-отсылка к диа-
грамме: «Die Definition (маркер специальных текстов) der Abstände bzw. der
Zonen sind dem Bild 4.2 A …».
Указательные местоимения (в катафорической и анафорической функции)
и местоименные наречия сигнализируют о логической связи в специальном тек-
сте, обеспечивают достижение коммуникативных целей сообщения [Fluck 1996:
209-210].
Исследуемый текст имеет иерархическую структуру, отражает стратегию
выдвижения в фигуру кумулянтов, реализует интерпретацию продуцента текста
и обеспечивает реципиенту маркировку опорных, ключевых пунктов восприятия
и понимания.
Новодранова В.Ф. Когнитивные основания распределения информации в научном тексте
// Горизонты современной лингвистики: Традиции и новаторство: сб. в честь Е.С. Кубряковой.
М.: Языки славянских культур, 2009. С. 194-198.
Федотова Е.А. Репрезентация специального знания в текстах «Безопасность производства
и технологических процессов» // Вопросы когнитивной лингвистики. 2011. № 1 (026). С. 87-91.
686
Fluck H.-R. Fachsprachen: Einführung und Bibliographie. 5., überarb. und erw. Aufl. Tübin-
gen; Basel: Francke, 1996.
Hasse P., Kathrein W., Kehne H. Arbeitsschutz in elektrischen Anlagen. Berlin; Offenbach:
VDE Verlag GmbH, 2003.
Yelena A. Fedotova (Kaliningrad, Russia)

Kaliningrad State Technical University
COGNITIVE SCHEME OF SPECIAL TEXT (ON THE MATERIAL OF THE GERMAN

LSP TEXTS “SAFETY OF MANUFACTURE AND TECHNOLOGICAL PROCESSES”)
The article considers the cognitive scheme of building of the special text in the scientific knowledge
“Safety of manufacture and technological processes” (exemplified by German). The text belonging
to the conceptual sphere “Ergonomics” is analyzed from the point of view of cognitive-discursive
paradigm. We reveale the connection of the construction of a cognitive map of science with the spe-
cifics of the construction of a special text.
Keywords: cognitive scheme, cognitive-discursive study of text, special text, cognitive map of sci-
ence, concept, conceptual sphere
А.Г. Фомин (Кемерово, России)

Кемеровский государственный университет
andfomin67@mail.ru
Н.С. Карачева (Кемерово, России)
Кемеровский государственный университет
ns_karacheva@mail.ru
КОГНИТИВНАЯ ПРИРОДА ЯЗЫКОВЫХ СРЕДСТВ

РЕПРЕЗЕНТАЦИИ ОБРАЗА ИИСУСА ХРИСТА
В ХРИСТИАНСКОЙ И ИСЛАМСКОЙ ТРАДИЦИЯХ
Статья представляет собой краткий анализ языковой репрезентации образа Иисуса Христа в
христианской и мусульманской традициях. Авторы концентрируются на степени концептуа-
лизации метафорического компонента.
Ключевые слова: концептуальная метафора, когнитивный багаж, конструкт, интерпретация
Язык отражает культуру и уникальную ментальность своего народа. Он су-

ществует в обществе и обусловливает его функционирование и само мироощу-
щение. Именно после того, как любое понятие обретает словесную форму, оно
переходит из ментального пространства в реальный мир. То, как члены группы с
более или менее одинаковой системой идей выражают элементы этого неощути-
мого мира и делают их воспринимаемыми (в устной или письменной форме), но-
минируется и описывается языком.
В религиозном дискурсе, важную роль играет ритуальный язык, характер-
ной чертой которого является особая организация языковых средств для дости-
жения перлокутивного эффекта. Каждая религия обладает своим особым зафик-
сированным в языке мироощущением и мировосприятием. Религиозные тексты
в данном контексте представляют большой интерес ввиду высокой плотности
выразительных средств и их сложной лингвокогнитивной структуры, апеллиру-
ющей к архетипическим ментальным и концептуальным конструктам. «Суще-
ствование определенной и обязательной позиции говорящего по отношению к
687
высказыванию соответствует основному тезису когнитивной лингвистики об ин-
терпретативном характере языкового мышления, когда человек не «отражает» в
своих словах окружающую действительность, а представляет ее сквозь призму
своего восприятия под определенным углом. Интерпретативный характер язы-
кового мышления предполагает существование лингвистических универсалий,
производных от лингвокреативной деятельности» [Дегтярева 2010].
В зависимости от этнокультурных особенностей адресата и его когнитив-
ного багажа религиозный текст обретает различную телеологию, при отсутствии
необходимых образов в ментальном словаре потребуются более серьезные ком-
муникативные и когнитивные усилия для извлечения смыслов. Языковые сред-
ства репрезентации варьируют в зависимости от этнокультурного пространства,
создавая многоуровневую лингвосемиотическую модель, где особые сочетания
знаков, прагматических и когнитивных связей между ними и порождают сам
текст. Являясь сложным образованием с особой организацией, такой текст под-
вергается семиотическому декодированию посредством интерпретации заложен-
ных в нем смыслов, актуализируя в сознании говорящего концептуальные онто-
логические метафоры когнитивного словаря.
Согласно учению о «внутренней форме языка», Гумбольдта, язык – это фор-
мирующий орган мысли, непрерывный творческий процесс, а словотворчество –
это еще и мифотворчество [Гумбольдт 1985]. Миф, как априорное доопытное
знание и первооснова умственной деятельности, зафиксированная средствами
языка в сознании индивида, является основополагающей категорией религиоз-
ного (сакрального) текста. Язык тесно связан с процессом мифотворчества, яв-
ляясь «сокровищницею верований и преданий, им запечатленных в памяти
народа» [Буслаев 1848: 10].
«Логика развития культуры каждого этноса детерминирована его врожден-
ными психологическими особенностями, которые воспроизводятся природой
его языка. А язык, в свою очередь, как основной элемент культуры, начинает ак-
тивно влиять на становление ее форм» [Назиров 1990].
Слово, «несет больше информации, чем наше сознание способно извлечь из
него» [Маковский 2007: 172], поэтому «коды культуры в своем проявлении в языке
отличаются высокой степенью метафоричности» [Дормидонтова 2009]. «Язык яв-
ляется уникальным архивом исторической памяти народа, отражением его образа
жизни, верований, психологии, морали, норм поведения, а языковые единицы вы-
ступают как средство хранения и передачи ментальности носителей языка, а также
как средство, продуцирующее эту ментальность» [Кошарная 2002: 26].
Таким образом, культура и язык находятся в отношениях взаимопорожде-
ния. Интерпретативный характер языкового мышления и установление соответ-
ствий декодируемых понятий с имеющимися когнитивными конструктами кор-
релирует с понятием концептуальной интеграции [Фомин, Медведев 2019].
Основоположник когнитивного подхода в лингвистике Дж. Лакофф пола-
гал, что в повседневной жизни человек мыслит через призму концептуальной си-
стемы, которая метафорична по своей природе. Таким образом, согласно Ла-
коффу, метафора не является только стилистическим приемом выражения
мысли, а особым образом руководит самим мировосприятием и мироощуще-
нием. Метафоричность не является исключительно лингвистической характери-
стикой, она запускает когнитивные процессы. Однако именно через призму
688
языка можно проследить воплощение и функционирование концептуальных ме-
тафор, потому что «поскольку общение основано на той же концептуальной си-
стеме, которую мы используем в мышлении и действиях, язык является важным
источником информации о том, на что похожа эта система» [Lakoff 2003].
Любые лингвистические средства репрезентации религиозных образов
стремятся выделить особую важность сообщаемого, апеллируя к глубинным ко-
гнитивным структурам в сознании получателя. «Метафоры как лингвистические
средства выражения возможны именно потому, что в концептуальной системе
человека есть метафоры» [Lakoff 2003]. Этим и обусловлена когнитивная при-
рода и высокая метафоричность религиозных текстов.
Христианская и исламская традиции опираются на ключевые общечеловече-
ские концептуальные понятия и ценности, которые изначально по своей природе
глубоко метафоричны – добро и зло, свет и тьма, добродетель и порок и т.д., од-
нако они разнятся по ряду фундаментальных понятий. Одно из таких понятий –
это способ репрезентации образа Иисуса в текстах Библии и Священного Корана.
Исламская традиция
Иса (Иисус), сын Марьям (Марии)
Мессия Иса (Иисус), сын Марьям (Марии)
Пророк
Христианская традиция
Господь
Сын Давида!
Свет, Путь, Истина и Жизнь
Альфа и Омега, Начало и Конец
Сын Божий
Праведник
Мессия
Помазанник
Агнец Божий
Сын Человеческий
Лев из колена Иудина
Из приведенных определений видно, что в концептуальной структуре хри-
стианства образ Иисуса представлен намного шире. Это обусловливает особый
статус в когнитивном пространстве его последователей. Фундаментальным отли-
чием и предметом споров между двумя традициями является то, что коранический
текст отрицает Божественное происхождение Иисуса, считая Его пророком и по-
сланником Бога. Метафорический компонент в кораническом тексте полностью
отсутствует. В библейском тексте наоборот, для описания Божественной природы
Иисуса используется обширное количество выразительных средств, что создает
совершенно иную концептуальную и интерпретативную среду.
Таким образом, в результате когнитивного анализа религиозных текстов
стало понятно, что метафоры не случайны. Они образуют согласованные системы,
в свете которых концептуализируется опыт. Концептуальная система понятий ре-
презентируется выразительными средствами языка. Таким образом, языковые
средства репрезентации образа подчеркивают его когнитивную природу и особую
языковую организацию, актуализируя в сознании интерпретатора концептуаль-
ные конструкты когнитивного пространства.
689
Библия (Синодальный перевод). М.: Московская Патриархия, 1988.
Буслаев Ф. О влиянии христианства на славянский язык. М., 1848.
Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985.
Дегтярева И.В. Когнитивная природа языковой модальности в становлении языковой
картины мира (на материале пословиц урду и английского языков) // Молодой ученый. 2010.
№ 12 (23). Т. 1. С. 170-173. URL: https://moluch.ru/archive/23/2367. (Дата обращения:
05.11.2020)
Дормидонтова О.А. Коды культуры и их участие в создании языковой картины мира (на
примере гастрономического кода в русской и французской лингвокультурах) // Вестник ТГУ.
2009. № 9 (77). С. 201-205.
Кошарная С.А. Миф и язык: опыт лингвокультурологической реконструкции русской
мифологической картины мира. Белгород, 2002.
Маковский М.М. Лингвистическая генетика: проблемы онтогенеза слова в индоевропей-
ских языках. 2-е изд. испр. и доп. М., 2007.
Священный Коран. URL: www.quran-online.ru.
Lakoff G., Johnson M. Metaphors we live by. Chicago: Chicago University Press, 2003.
Andrey G. Fomin (Kemerovo, Russia)

Kemerovo State University
Nadezhda S. Karacheva (Kemerovo, Russia)
Kemerovo State University
COGNITIVE CHARACTERISTICS OF JESUS CHRIST’S REPRESENTATION

IN THE CHRISTIAN AND ISLAMIC TRADITION
The article presents a brief analysis of the linguistic representation of Jesus Christ’s image in the Christian
and Muslim tradition, focusing on the conceptualization difference of the metaphorical component.
Keywords: conceptual metaphor, cognitive background, interpretation
А.А. Хохлов (Москва, Россия)

bart.reutov@list.ru
РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ КОНЦЕПТА ПОЛИТИКА

ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИМИ СРЕДСТВАМИ В СМИ
В статье рассматривается концепт ПОЛИТИКА в современном медиадискурсе. Представлены
крылатые единицы, вербализирующие обозначенный концепт в заголовках печатных изданий.
Концепт ПОЛИТИКА рассмотрен в качестве макроконцепта, включающего ряд других кон-
цептов. Проведенный анализ позволил выявить наиболее часто встречающийся способ транс-
формации крылатых единиц.
Ключевые слова: концепт ПОЛИТИКА, крылатая единица, политический медийный дискурс,
концептосфера, языковая картина мира, публицистика
Современный этап развития когнитивной лингвистики основывается на

представлении о том, что основу языка как знаковой системы составляет сово-
купность знаний о мире, формирующуюся в сознании человека в процессе его
познавательной деятельности. Язык выступает в качестве когнитивного меха-
низма, задействованного в формировании данной системы. Основным элемен-
том такой системы выступает концепт – «оперативная содержательная единица
памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга <…>,
690
всей картины мира, отраженной в человеческой психике» [Кубрякова 1997: 90].
Одним из центральных направлений когнитивной лингвистики является
рассмотрение способов репрезентации ментальных величин, среди которых вы-
деляют концепты, «из которых складывается представление об окружающей че-
ловека действительности, с использованием различных лингвистических мето-
дов» [Хохлов 2020: 183]. Одним из основных свойств концепта можно считать
отражение определенных культурно обусловленных представлений человека о
реальном мире, приобретенных «через посредство языка как орудия культуры»
[Вежбицкая 1999: 24]. В этом смысле нельзя не согласиться с утверждением, что
концепт справедливо рассматривать как результат «столкновения словарного
значения слова с личным и народным опытом человека» [Лихачев 1993: 281].
Цель данного исследования – изучение способов репрезентации концепта
ПОЛИТИКА в политическом медиадискурсе посредством крылатых единиц (КЕ)
в газетных заголовках статей, посвященных новостям мировой политики. Под по-
литическим медиадискурсом нами понимаются различные «речевые образования,
субъект, адресат или содержание которых относится к сфере политики» [Шейгал
2000: 34], относящиесяся к разновидности «институционного дискурса, объекти-
вирующегося в медиаречи» [Дускаева 2018: 55].
Материалом данного исследования послужила авторская картотека заголов-
ков статей печатных изданий. В данной статье рассматриваются заголовки следу-
ющих газет: «Коммерсантъ», «Советский спорт», «Огонек». Верификация осу-
ществлялась по лексикографическим источникам – словарям крылатых слов и вы-
ражений.
Современный газетный заголовок, как и средства его создания, справедливо
относят к предметам современных лингвистических исследований. Это обуслов-
лено тем, что заголовок представляет собой «свернутый текст» [Ломакина 2019:
37] и носит прагматический характер, связанный с привлечением внимания потен-
циального читателя, что достигается воспроизводимостью крылатых слов и выра-
жений. Данный факт позволяет рассматривать КЕ «в том числе потенциальные,
самым востребованным фразеологическим ресурсом, в отличие от идиом и паре-
мий» [Ломакина 2019: 37].
Концепт ПОЛИТИКА входит в категорию наиболее значимых социокультур-
ных концептов, что обусловлено его способностью наглядно отражать обществен-
ные процессы, происходящие в стране, эксплицируя отношение к ним носителей
языка. Это позволяет говорить о том, что данный концепт играет ключевую роль
в отражении языковой картины мира определенного временнóго отрезка.
В «Толковом словаре русского языка» слово политика рассматривается как
многозначное, общеупотребительное, имеющее несколько лексико-семантиче-
ских вариантов: «1. Деятельность государственной власти, партии или обще-
ственной группы в области внутригосударственного управления и международ-
ных отношений, определяемая классовыми интересами этой власти, партии,
группы, 2. События и вопросы внутренней и международной общественной
жизни») [МАС 1984: III, 261].
Как справедливо отмечает А.С. Макарова, в качестве основного способа
трансформации КЕ в современной публицистике выступает замена компонента
– субституция [Макарова 2017: 573]. Подобные трансформации, как правило,
объясняются контекстуально. Так, в основе заголовка «От всех болезней Трамп
691
полезней» («Коммерсантъ», 3.10.2020) лежит КЕ От всех болезней нам полезней
/ Солнце, воздух и вода из спортивного марша «Закаляйся», прозвучавшего в ки-
нофильме «Первая перчатка», а замена компонента связана с темой статьи.
Рассмотрим заголовки, в которых актуализация содержания статьи проис-
ходит с помощью компонента, ассоциирующегося с концептом ПОЛИТИКА.
Основу заголовка «А батька бряцкает, да ест» («Коммерсантъ», 15.09.2020) со-
ставляет КЕ А Васька слушает, да ест из басни «Кот и Повар» И.А. Крылова. В
данном примере наблюдается замена компонентов Васька и слушает лексемами
батька и бряцкает. Существительное батька отсылает к личности Александра
Лукашенко – президента Белоруссии, что приводит к актуализации содержания
статьи, посвященной переговорам Владимира Путина и Александра Лукашенко
по прошедшим выборам и будущим кредитам. Субституция, использованная в
экспрессивных целях, позволяет познакомить читателя с темой статьи еще до ее
прочтения. Аналогичным образом происходит образование заголовка «А был ли
шпион? Мария Бутина написала книгу о своем заключении в тюрьме США»
(«Аргументы и факты», 26.11.2020), в основе которой лежит КЕ А был ли маль-
чик? из романа «Жизнь Клима Самгина» Максима Горького. В данном заголовке
наблюдается замена компонента мальчик существительным шпион. Это позво-
ляет говорить об актуализации образовавшегося трансформа в контексте поли-
тического инцидента, в ходе которого в 2018 г. власти США, обвинив россий-
скую журналистку Марию Бутину в шпионаже, заключили ее под стражу. Статья
представляет собой рассказ о презентации книги российской активистки, посвя-
щенной ее пребыванию в местах лишения свободы в США.
Рассмотрим заголовки, в которых используется субституция не связанного
с обозначенным концептом компонента: «Расслабление смерти подобно» («Ком-
мерсантъ», 3.10.2020); ср. Промедление смерти подобно. В данном случае
наблюдается замена компонента промедление антонимичным существительным
расслабление, не связанным с исходной КЕ, что актуализирует появившийся
трансформ в контексте встречи президента России Владимира Путина с избран-
ными главами регионов России. Используемый прием является примером язы-
ковой игры, приводит не только к трансформации плана выражения, но и транс-
формации плана содержания КЕ. Заголовок «А судьи чьи?» («Огонек»,
28.09.2020) построен на трансформации КЕ А судьи кто? из комедии «Горе от
ума» (1824) А.С. Грибоедова. Субституция, в результате которой происходит за-
мена компонента кто на чьи, объясняется ситуацией с назначением нового члена
Верховного суда США, которая, по мнению журналиста, может оказать влияние
на исход выборов президента Америки. Языковая игра, посредством которой
осуществляется трансформация КЕ, позволяет не только предварительно ознако-
мить читателя с содержанием статьи, но и выразить отношение ее автора к опи-
сываемым событиям. В основе заголовка «Из реестра с чистой совестью» («Ком-
мерсантъ», 8.09.2020) лежит КЕ На свободу – с чистой совестью, что представ-
ляет собой комплексное преобразование КЕ: происходит не только лексическая,
но и синтаксическая трансформация, что приводит к актуализации исследуемого
концепта. Заменяющий компонент реестр позволяет актуализировать содержа-
ние статьи, в которой речь идет о скандальном законопроекте, запрещающем пе-
репродажу выписок из Единого госреестра недвижимости.
Как показало исследование, актуализация концепта ПОЛИТИКА может
692
осуществляться в том числе и в результате грамматических трансформаций КЕ,
входящих в состав заголовка. Так, заголовок «Дожили до понедельника» («Ком-
мерсантъ», 2.11.2020), в основе которого лежит КЕ Доживем до понедельника,
образован путем изменения грамматической категории глагола: автор статьи
намеренно использует в заголовке форму прошедшего времени, что позволяет
говорить об буквализации информации, содержащейся в статье, в которой речь
идет об изменениях в Белоруссии спустя три месяца после выборов.
Анализируя результаты исследования, можно говорить о том, что функцио-
нирование КЕ единиц в заголовках СМИ заметно расширяет область значений
концепта ПОЛИТИКА. Анализ трансформов КЕ показал, что самым популяр-
ным способом изменения является субституция – замена компонента. Репрезен-
тация концепта ПОЛИТИКА посредством КЕ наиболее часто происходит за счет
актуализации значения ‘события и вопросы внутренней и международной обще-
ственной жизни’ с помощью таких концептов как ЭКОНОМИКА, ОБЩЕСТВО,
ГОСУДАРСТВО, что позволяет считать концепт ПОЛИТИКА макроконцептом,
включающим ряд других концептов.
Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М.: Языки русской куль-
туры, 1999.
Дускаева Л.Р. Медиадискурс // Медиалингвистика в терминах и понятиях: словарь-спра-
вочник / под ред. Л.Р. Дускаевой. М.: ФЛИНТА, 2018. С. 55-61.
Кубрякова Е.С. Концепт // Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1997. С. 90-93.
Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Русская словесность: антология.
М.: Academia, 1997. С. 281.
Ломакина О.В. Крылатые единицы в роли современного заголовка: состав, тенденции
употребления // Русский язык за рубежом. 2019. № 1. С. 37-41.
Макарова А.С. Амбивалентность функционального потенциала крылатого выражения Я
– Шарли // Вопросы теории и практики журналистики. 2017. Т. 6. № 4. С. 566-577. DOI:
10.17150/2308-6203.2017.6(4).
МАС – Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А.П. Евгеньевой. 2-е изд., испр. и доп.
М.: Русский язык, 1981 – 1984.
Хохлов А.А. Репрезентация концепта СПОРТ фразеологическими средствами в СМИ // Ко-
гнитивные исследования языка. 2020. Вып. XLII. С.183-188.
Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса: дис. … д-ра филол. наук. Волгоград, 2000.
Aleksey A. Khokhlov (Moscow, Russia)

REPRESENTATION OF THE CONCEPT POLITICS

BY PHRASEOLOGICAL MEANS IN THE MEDIA
The article deals with the concept of POLITICS in the modern media discourse. Winged units that
verbalize the designated concept in the titles of printed publications are demonstrated. The concept
of POLITICS is considered as a macro concept that includes a number of other concepts. The analysis
made it possible to identify the most common method of transformation of winged units.
Keywords: concept POLITICS, winged unit, political media discourse, concept sphere, language pic-
ture of the world
693
З.М. Чемодурова (Санкт-Петербург, Россия)
zinatim@rambler.ru
СТРАТЕГИЯ ЭКСПРЕССИВИЗАЦИИ ПОВЕСТВОВАНИЯ

В МИКРОПРОЗЕ
Статья посвящена проблеме построения так называемой микропрозы, или сверхкратких рас-
сказов, ставших особенно популярными в эпоху цифровых технологий. Основное внимание в
статье уделяется стратегии экспрессивизации повествования, которая определяется в работе
как особая коммуникативно-творческая стратегия автора, целенаправленно формулирующего
свой текст (или его фрагмент) как эмоционально и логически выделенный, салиентный. В ста-
тье рассматриваются языковые механизмы реализации данной стратегии, а также доказыва-
ется ее роль в создании игрового модуса формулирования текста.
Ключевые слова: стратегия экспрессивизации; сверхкраткий рассказ, игровой модус формули-
рования, выдвижение
Исследователи единодушны в своем выводе о «глобальной экспрессивиза-

ции и эмоционализации всех видов современного общения человека – межлич-
ностного, группового, институционального, социального» [Шаховский 2013: 1],
отмечая при этом все возрастающую актуальность «выявления и описания язы-
кового поведения человека познающего и чувствующего» [Филимонова, Хомя-
кова 2012: 185].
Став популярными в век цифровых категорий, характеризующийся среди
прочего значительным сокращением у современных читателей периода концен-
трации внимания, сверхкраткие рассказы, часто длиной не более 200-300 слов,
умещаются на небольших экранах телефонов, издаются специальными сборни-
ками и включаются в университетские программы по литературе и писатель-
скому мастерству.
Целью данной статьи является анализ стратегии экспрессивизации как од-
ной из стратегий, обусловливающих, на наш взгляд, возможность оказать на ад-
ресата сильное прагматическое воздействие, вовлечь его в «интенсивную» игру
воображения, предлагаемую автором такого микрорассказа. Необходимо отме-
тить, что наряду с композиционной редукцией [Лебедева 2016: 52], с отсут-
ствием развернутых описаний пространства и времени, а также часто статич-
ными персонажами [Nelles 2012], такие микроповествования характеризуются
эксплицитной эмоциональной напряженностью, связанной, как нам представля-
ется, с последовательной реализацией в сверхкратких рассказах стратегии экс-
прессивизации. Как известно, «стратегия представляет собой когнитивный план
общения» [Иссерс 2012: 100], в данном случае способствующий реализации ав-
тором микрорассказа задачи «передать смысл текста с увеличенной интенсивно-
стью» [Арнольд 1999: 206], эмоционально и логически усилить минимальное по
объему произведение, с тем чтобы сподвигнуть читателя на «эмоциональную ре-
флексию» [Шаховский 2015: 22].
Стратегию экспрессивизации повествования, таким образом, можно опре-
делить как особую коммуникативно-творческую стратегию автора, целена-
правленно формулирующего свой текст (или его фрагмент) как эмоционально и
логически выделенный, салиентный.
694
Как становится очевидным из данного определения, языковые способы ре-
ализации стратегии экспрессивизации повествования, которые интересуют нас в
первую очередь, неразрывно связаны с так называемой «эстетической упорядо-
ченностью контекста», то есть с различными способами «фокусирования внима-
ния читателей на некоторых чертах текста», обычно описываемых в терминах
теории выдвижения [Арнольд 1999: 205-206].
Так, в рассказе «In Every Girl There Is A Forest», состоящем из 100 слов, ав-
тор целенаправленно использует такой вид выдвижения, как механизм сцепле-
ния, чтобы создать эмоционально напряженный микрорассказ: «In every forest
there is a cabin. In every cabin there is a stove. In every stove there is an ash pile. In
every ash pile there is a bone. In every bone there is a story. In every story there is a
yearning. In every yearning there is a prize. In every prize there is a cost. In every cost
there is a cut. In every cut there is a ghost. In every ghost there is a home. In every
home there is a witch. In every witch there is a girl. In every girl there is a forest»
[Cardew: URL].
Прием повтора-подхвата (анадиплосис) является в данном случае основным
механизмом экспрессивизации повествования, остраняющим его, стимулирую-
щим когнитивную активность читателя и создающим предпосылки для игровой
рефлексии адресата. Маргарет Атвуд, известная своими постмодернистскими
микропрозаическими экспериментами, в сверхкратком рассказе «Simple Murders»,
например, составляя типичный для постмодернистского автора бесконечный спи-
сок всевозможных мотивов убийства, вовлекает читателя в игровое конструиро-
вание фрагментированного повествования, проявляющего явные признаки при-
надлежности к метапрозе [Чемодурова 2013]. Экспрессивизация повествования
осуществляется при помощи множества параллельных конструкций и анафориче-
ских повторов, выдвигающих на передний план эмотивную категориальную ситу-
ацию, описывающую жажду мести и отчаяния, испытываемых персонажами: «It
was the dog hair on the back seat of the car. It was the bloodstain on the chandelier. It
was the fingernail in the pail. It was the chalice with the palace. It was the chicken that
did nothing in the nighttime. It was the one detail you always forget, and for that they
will come to get you. Aha, they will say. You thought you were so smart. This is the
worst part, just before you wake» [Atwood 2009: 99].
Благодаря ритмизации повествования, достигаемой чередой повторов, алли-
терацией, ассонансом, внимание читателей фокусируется на теме преступления
и наказания, причем использование фрагментов второличностного повествова-
ния (местоимение you) позволяет всем без исключения адресатам разделить с ав-
тором такой отрефлексированный эмоциональный опыт. Последний фрагмент
данного микрорассказа, находящийся в сильной позиции окончания повествова-
ния, построен при помощи цепочки лексических повторов, параллельных кон-
струкций, эпитетов, метонимии, парцелляции и градации, конвергентно реализу-
ющих стратегию экспрессивизации повествования и оказывающих сильное праг-
матическое воздействие на читателей: «It was the heart, the two-small heart, the
two-small devious heart, the lopsided heart, the impoverished heart, the heart someone
dropped, the heart with a crack in it. It was the heart that thought it needed to kill. To
show them all. To feel. To heal. To become whole» [Atwood 2009: 100].
Стратегия экспрессивизации повествования в современных микрорассказах
695
неразрывно связана с созданием так называемого игрового модуса формулиро-
вания повествования [Чемодурова 2017], способствующего привлечению и удер-
жанию внимания адресатов, особенно в условиях сокращения концентрации вни-
мания. В миниатюре Иона Макгрегора «The Remains», например, стратегия экс-
прессивизации повествования, в основе которой лежит механизм повтора как
лексического, так и синтаксического, обусловлена также и игровым приемом по-
строения текста, заглавие которого становится подлежащим каждого из предло-
жений данного сверхкраткого рассказа: «The Remains are believed to still be intact.
Are understood to be within an area of approximately seventeen square miles. Are be-
lieved to have been concealed» [McGregor 2013:188].
Такой игровой алгоритм построения текста, при котором сильная позиция
заглавия становится ключом для дальнейшей расшифровки смысла и стимулом
читательской активности, используется и в 100-словном рассказе К. Миллера
«Things You Can Take: ...A seat. Time off. An oath. Turns. The rap for it. It all in. A
break. Everything for granted. A moment to think about it. A different route. It all back.
A life. Your life. A joke» [Miller: URL].
В данном случае стратегия экспрессивизации реализуется за счет приема
перечисления, причем эмоциональное напряжение нарастает к концовке рас-
сказа, где автор логически и эмоционально выделяет тему драматизма нашего
существования (за счет повтора ключевой единицы «life»).
Рассмотрев, таким образом, способы реализации стратегии экспрессивиза-
ции повествования на примере современных англоязычных сверхкратких расска-
зов, мы можем сделать вывод об использовании в таких микроповествованиях
разнообразных лексических и синтаксических повторов, часто в сильных тексто-
вых позициях, а также о сочетании данной стратегии с авторской прагматиче-
ской установкой на игру. Механизмы экспрессивизации микропрозы способ-
ствуют фокусированию внимания адресатов на ключевых темах и идеях, нередко
преподносимых авторами в игровой, парадоксальной форме.
Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность: сб. статей. СПб.: СПбГУ, 1999.
Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. 6-е изд., доп. М.: Изд-
во ЛКИ, 2012.
Лебедева М.Н. Типы редукции как жанровообразующий фактор в сверхкратких рассказах
// Известия Смоленского государственного университета. 2016. № 1 (33). С. 51-57.
Филимонова О.Е., Хомякова Е.Г. Категория эмотивности в контексте современной
когнитивной лингвистики // Вестник СПбГУ. Серия 9: филология. Востоковедение.
Журналистика. СПб.: СПбГУ, 2012. № 3. С. 184-189.
Чемодурова З.М. Рефлексивная авторская игра в метапрозе // Вестник Ленинградского
государственного университета им. А.С. Пушкина. 2013. Т. 7. № 2. С. 160-171.
Чемодурова З.М. Прагматика и семантика игры в англоязычной постмодернистской
прозе 20-21 веков: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. СПб.: РГПУ им. А.И. Герцена, 2017.
Шаховский В.И. Эмотивное значение слова в лингвоэкологическом аспекте // Мир линг-
вистики и коммуникации: электронный научный журнал. 2013. № 32. С. 1-12.
Шаховский В.И. Голос эмоций в языковом круге Homo Sentiens. М.: Либроком, 2015.
Atwood M. Bones and Murder. London: Virago Press Ltd., 2009.
Nelles W. Microfiction: What Makes A Very Short Story Very Short? // Narrative. 2012. Vol.
20, No. 1. P. 87-104.
http://www.100wordstory.org.
696
Zinaida M. Chemodurova (St. Petersburg, Russia)
THE STRATEGY OF THE NARRATIVE EXPRESSIVIZATION IN MICROFICTION

The article addresses the problem of constructing the so called microfiction which has become espe-
cially popular in the Digital Age. The main attention is given to the strategy of narrative expressivi-
zation which is defined in the article as a specific communicative strategy of the author whose intent
is to formulate their microtexts as emotionally and logically salient. The language mechanisms of the
strategy implementation are viewed and the function of expressivization in creating the ludic mode
of such texts is examined.
Keywords: the strategy of expressivization, short short stories, the ludic mode of text formulation;
foregrounding
Н.А. Чес (Москва, Россия)

Московский государственный институт международных отношений
(университет) МИД России
natches@yandex.ru
КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ МЕТАФОРА В ПОЛИТИЧЕСКОМ

МЕДИАДИСКУРСЕ: МНОГООБРАЗИЕ УНИВЕРСАЛЬНОГО
(на материале английского и французского языков)
В статье представлены результаты сопоставительного исследования, направленного на выяв-

ление особенностей концептуально-метафорической репрезентации политической реальности
в медиадискурсах Великобритании и Франции; рассмотрены факторы, влияющие на выбор
концептуального и номинативного фокуса метафорических моделей в конкретных дискурсив-
ных условиях.
Ключевые слова: политический медиадискурс, метафорическая концептуализация, концепту-
альная метафора, концептуально-метафорическая модель, базовый концепт
Концептуальная метафора как один из универсальных лингвокогнитивных

механизмов, обеспечивающих концептуализацию и репрезентацию в языковой
форме элементов сфер деятельности человека, не представленных в чувственно-
перцептивном опыте, играет исключительную роль в формировании смыслового
и языкового пространства политического медиадискурса. Значительный исследо-
вательский опыт в области метафорологии, накопленный отечественными и зару-
бежными учеными, свидетельствует о том, что метафорическая концептуализация
представляет собой универсальный инструмент лингвосемиотического освоения
быстро меняющейся политической реальности в различных лингвосообществах.
В связи с этим весьма перспективным можно считать использование метода мо-
делирования концептуально-метафорических оснований политического медиа-
дискурса для проведения контрастивных (межъязыковых) исследований.
Теоретически и практически значимые выводы, сформулированные в рабо-
тах А. Барселоны, Е.Г. Беляевской, Н.Н. Болдырева, М. Джонсона, П. Карлетона,
З. Ковечеша, Е.С. Кубряковой, Дж. Лакоффа, Р. Лэнекера и других, образуют
мощный методологический фундамент современной теории концептуальной ме-
тафоры, одним из ключевых положений которой является тезис о существовании
базовых концептов и образ-схем [Lakoff 1987; Langacker 1991], которые «могут
697
выступать в качестве «строевых элементов» более сложных концептуально-ме-
тафорических представлений» [Беляевская 2011: 21]. Данный принцип исключи-
тельно значим с точки зрения контрастивных исследований дискурса, поскольку
позволяет, во-первых, предположить наличие простых концептов и образ-схем,
общих для разных лингвокультур, во-вторых, использовать установленный пе-
речень в качестве отправной точки для выявления межъязыковых сходств и раз-
личий в наборах метафорических концептов и специфике их функционирования.
Анализ репрезентантов метафорических концептов, встречающихся в ста-
тьях политической и общественно-политической тематики качественной прессы
Великобритании и Франции, показывает, что несмотря на многофункциональ-
ность метафорических концептов существует ряд концептуальных метафор и
концептуально-метафорических моделей, выполняющих в политическом медиа-
дискурсе особую функцию – обеспечение первичной концептуализации и кате-
горизации элементов политической сферы деятельности человека. Концептуаль-
ные основания современного англоязычного и франкоязычного политического
медиадискурса, таким образом, формируются прежде всего онтологическими и
ориентационными метафорами, перечни которых в обоих языках в значительной
степени совпадают. Важно отметить, что базовые концепты (ОБЪЕКТ, ВМЕ-
СТИЛИЩЕ, ДВИЖЕНИЕ) и образ-схемы (ВПЕРЕД-НАЗАД, ВЕРХ-НИЗ) обра-
зуют устойчивые, то есть регулярно воспроизводимые в дискурсе, комбинации,
которые служат основанием для построения более сложных развернутых образов
политической картины мира.
Базовые концептуально-метафорические модели, в целом демонстрирую-
щие определенную стабильность (о чем свидетельствуют диахронические иссле-
дования концептуальной метафоры [Чес 2015]), тем не менее обладают «изменя-
емой геометрией»: в зависимости от конкретной политической ситуации, праг-
матических и целевых установок отправителя сообщения в политическом медиа-
дискурсе актуализируются различные компоненты информационной структуры
одних и тех же метафорических концептов. Например, в период с 2005 по 2014
г., когда Турецкая Республика предпринимала активные попытки вступить в Ев-
ропейский Союз, ход переговорного процесса в британской и французской каче-
ственно прессе репрезентировался как ДВИЖЕНИЕ ПО ДОРОГЕ В НАПРАВ-
ЛЕНИИ ЕС. Однако, при актуализации базовой образ-схемы ПУТЬ в соответ-
ствии со складывающейся политической обстановкой в концептуальный и номи-
нативный фокус метафорического переноса в дискурсах выводились такие эле-
менты как направление и траектория движения (Turkey’s straight road to Europe.
La procédure d’intégration définit toujours la trajectoire à suivre pour le pays), цель
или ориентир (It is harder to persuade the Turks to undertake the journey if they be-
lieve they will never reach their destination. Les rapports annuels de la Commission
européenne sur les progrès accomplis sur la voie de l’adhésion <...> soulignent année
après année les pas en avant), качество дороги (Turkey faces a bumpy road to a
European future. Certes, le chemin sera long et difficile), протяженность дороги и
удаленность от цели (Turkey is travelling a long road to deliver on its commitments.
Le chemin sera long, sans doute dix ou quinze ans), наличие помех (Turkey faces a
fresh obstacle on the rocky road to joining the EU. Car de nombreux obstacles restent
encore à surmonter, tant du côté de la Turquie que de l’UE) и другие.
Как показывают результаты исследования, базовые схемы метафорической
698
концептуализации политических реалий, использующиеся британским и фран-
цузским лингвосообществами, обнаруживают значительное сходство, которое
проявляется не только в общем репертуаре базовых метафорических концептов
и образ-схем, но и в единых принципах функционирования концептуально-мета-
форических моделей в дискурсе. Переход от максимально обобщенного образ-
схематического метафорического концепта (модели) к конкретному детализиро-
ванному метафорическому представлению, отвечающему потребностям опреде-
ленной коммуникативной ситуации, обеспечивается потенциалом, заложенным
в информационной структуре концептов, выступающих в качестве области-ис-
точника метафорического переноса.
Информационное содержание концептов, включая концепты базового
уровня, представляет собой совокупность взаимосвязанных элементов (в терми-
нологии Е.Г. Беляевской – концептуально-метафорических квалификаторов); в
конкретных контекстах, как правило, актуализируется один или несколько кон-
цептуально-метафорических квалификаторов, обеспечивая необходимую сте-
пень информативности и воздействия образа, базирующегося на метафориче-
ском концепты.
Выбор концептуально-метафорического квалификатора является определя-
ющим при формировании общего концептуального основания семантики лекси-
ческих единиц, которые могут быть использованы автором сообщения для пере-
дачи информационного посыла. Сопоставительное рассмотрение репрезентан-
тов одного и того же метафорического концепта в разных языках, позволяет вы-
сказать предположение о ключевой роли экстралингвистических факторов
(идеологических установок и прагматических интенций отправителя сообщения)
в ходе принятия решения о том, какая именно лексическая единица (или еди-
ницы) будет актуализировать метафорический концепт в определенных дискур-
сивных условиях.
В частности, результаты изучения особенностей концептуально-метафориче-
ской репрезентации Турции как кандидата на вступление в ЕС в политических ме-
диадискурсах Великобритании и Франции – государств, занимавших диамет-
рально противоположные позиции в отношении возможного присоединения Тур-
ции к ЕС, показывают, что различие позиций не влияет на выбор концептуальных
метафор, но определяет их фокусировку (выбор концептуально-метафорического
квалификатора) и формы языковой актуализации. Так, базовая схема метафориче-
ской концептуализации отношений между государствами (регионами) в терминах
близко / далеко расположенных, (не)соприкасающихся и/или имеющих соедини-
тельные элементы объектов, объединяющая концепты ОБЪЕКТ, СТАТИЧНАЯ
ЛОКАЛИЗАЦИЯ, РАССТОЯНИЕ, СОЕДИНИТЕЛЬНЫЙ ЭЛЕМЕНТ, по-раз-
ному актуализируется в британском и французском политических медиадискур-
сах, когда речь идет об отношениях между Турцией и другими государствами /
регионами. В дискурсе Великобритании, считающей, что членство Турции в ЕС
будет способствовать укреплению контактов и взаимопонимания между Европой
и Азией, в номинативный фокус выводится такой концептуально-метафорический
квалификатор базового концепта СОЕДИНИТЕЛЬНЫЙ ЭЛЕМЕНТ как «цель-
ный», репрезентирующийся лексической единицей a bridge («мост»): This great
nation, with its secular tradition and strategic importance, offers a vital bridge between
699
Europe, Asia and the Middle East and an important voice in the dialogue between Chris-
tians and Muslims (The Times, 4 December 2006). СМИ Франции делают акцент на
том, что Турция как главный стратегический партнер США в ближневосточном
регионе не является самостоятельным актором, а скорее выполняет вспомогатель-
ную функцию «важного звена в (реализации) стратегии Америки на Ближнем Во-
стоке»: La Turquie <…> reste un maillon essentiel de la stratégie américaine au
Moyen-Orient (Le Monde diplomatique, février – mars 2007). Номинативный фокус
на совершенно ином концептуально-метафорическом квалификаторе базового
концепта СОЕДИНИТЕЛЬНЫЙ ЭЛЕМЕНТ – «состоящий из нескольких компо-
нентов», необходим как дополнительный аргумент, выдвигаемый Францией про-
тив вступления Турции в Евросоюз.
Таким образом, результаты сопоставительного рассмотрения концептуально-
метафорических моделей и их языковых репрезентаций, функционирующих в те-
матически схожих сегментах политического медиадискурса Великобритании и
Франции, показали, что при наличии общей номенклатуры базовых концептов и
схем в случае несовпадения точек зрения в медиадискурсах могут создаваться об-
разы, имеющие общее концептуально-метафорическое основание, но разный кон-
цептуальный и номинативный фокус, и как следствие, реализующие разный ассо-
циативный, аксиологический и прагматический потенциал.
Беляевская Е.Г. Номинативный потенциал концептуальных метафор (концептуально-ме-
тафорическая репрезентация как иерархическая система) // Актуальные проблемы современ-
ной лексикологии и фразеологии: сб. науч. трудов к 100-летию проф. И.И. Чернышевой / отв.
ред. Г.М. Фадеева. М.: ИПК МГЛУ «Рема», 2011. С. 13-30.
Чес Н.А. Моделирование концептуально-метафорических оснований политического дис-
курса: диахроническая перспектива // Когнитивные исследования языка. 2015. Вып. XXII. С.
427-429.
Lakoff G. Women, fire, and dangerous things: What categories reveal about the mind. Chicago:
Chicago University Press, 1987.
Langacker R.W. Foundations of cognitive grammar. Vol. II: Descriptive Application. Stanford:
Stanford University Press, 1991.
Natalya A. Ches (Moscow, Russia)

CONCEPTUAL METAPHOR IN MEDIATIZED POLITICAL DISCOURSE:

UNIVERSAL VS. SPECIFIC
(British and French discourses compared)
Present research into conceptual metaphors typical of British and French mediatized political dis-
courses is an attempt to develop a framework for comparative studies of metaphorical concepts by
combining cognitive linguistics and critical discourse analysis perspectives. The study shows that
conceptual metaphors tend to differ with regard to their structural complexity and the range of func-
tions they perform in cognitive processing, language and discourse.
Keywords: mediatized political discourse, metaphoric conceptualization, conceptual metaphor, con-
ceptual metaphoric model, basic-level concept
700
Т.А. Ширяева (Пятигорск, Россия)
Пятигорский государственный университет
shiryaevat@list.ru
О.М. Литвишко (Пятигорск, Россия)
Пятигорский государственный университет
olitvishko@yandex.ru
КОГНИТИВНО-ДИСКУРСИВНЫЕ МЕХАНИЗМЫ
ГЕНЕРИРОВАНИЯ НОВОГО ЗНАНИЯ
В АНГЛОЯЗЫЧНЫХ НАУЧНО-ПОПУЛЯРНЫХ ИЗДАНИЯХ
Статья посвящена анализу когнитивно-дискурсивных механизмов порождения нового знания

в научно-популярном дискурсе. Авторы отмечают гибридный характер научно-популярного
дискурса, делая вывод о том, что новая научная информация, обобщающая научные знания,
репрезентируется посредством механизмов медийного дискурса, тем самым популяризируя
их, что обусловливает выбор соответствующих лексико-семантических средств, а также ряда
стилистических приемов.
Ключевые слова: генерирование знаний, когнитивно-дискурсивный подход, когнитивная ме-
тафора, концепт, научно-популярный дискурс
Когнитивно-дискурсивная парадигма занимает сегодня одно из централь-

ных мест в лингвистике, что, прежде всего, объясняется ее междисциплинарно-
стью и антропоцентричностью. Выходя за рамки традиционной модели генери-
рования и трансфера знаний, представители российской школы когнитивистики
объединяют концептуальный анализ и дискурсивную составляющую коммуни-
кации, рассматривая дискурс «как часть лингвистической когниции», как совер-
шенно справедливо подчеркивает В.И. Заботкина, «дискурс формирует когни-
цию, и в свою очередь, когниция формирует дискурс» [Заботкина 2015: 62]. Не
вызывает сомнений актуальность применения данного методологического под-
хода к анализу отдельных типов дискурса, что подтверждается большим количе-
ством как российских, так и зарубежных исследований [Будаев, Чудинов 2008;
Ефремова 2017; Иванова 2012; Степанова 2014; Шапочкин 2013; Cap 2017;
Hampe 2017; Horst 2020].
Тем не менее, некоторые типы дискурса до сих пор остаются малоисследо-
ванными с позиций когнитивно-дискурсивной парадигмы, что обусловливает ак-
туальность предпринимаемой авторами попытки восполнить данный теоретиче-
ский пробел. Обзор современных научных публикаций показывает, что анализ
научно-популярного дискурса в большей степени сфокусирован на определении
его статуса в дискурсивной системе, выявлении его жанровых характеристик
[Вишнякова, Кузема, Шутова 2019; Воронцова 2014; Кожина 2006; Строева 2009],
исследовании различных уровней языка [Багиян, Моногарова 2018; Багиян, Ши-
ряева, Аракелова 2019; Варенинова 2017; Когут 2016; Костяшина 2009; Шамне,
Шишкина 2018], при этом немногочисленные работы посвящены анализу научно-
популярного дискурса с когнитивно-дискурсивных позиций.
Исходя из понимания научно-популярного дискурса как своеобразного ги-
бридного коммуникативного феномена, «разнородного смешения содержатель-
ных критериев непосредственно научного дискурса» [Багиян, Натхо, Ширяева
2017: 95], и лингвопрагматических установок медиадискурса [Багиян 2014: 85-
701
86], дискурса, «встроенного» в различные дискурсивные среды, например, в дис-
курс СМИ [Воронцова 2013: 26], полагаем, что его наиболее важной характери-
стикой с точки зрения когнитивно-дискурсивной парадигмы является адресован-
ность широкому кругу получателей-неспециалистов [Воронцова 2013: 26]; при
этом когнитивная составляющая данного феномена реализуется в процессе по-
знания научного знания массовым адресатом, а дискурсивная составляющая – в
участии массового адресата в процессе коммуникации, т.е. в процессе передачи
научного знания [Белошапкова 2008: 214]. Адресат воспринимает дискурс в ка-
честве процесса осмысления текстового пространства, что требует выявления
фрагментов, содержащих смыслы новой информации, интеграции этих смыслов
в единую когнитивную сущность [Нечаева 2019: 96]. Таким образом, научно-по-
пулярный текст, бесспорно, выступает источником новой научной информации,
обобщающим новые популяризованные научные знания, репрезентированные
посредством медийного дискурса.
Анализ материала исследования, который включает статьи англоязычных
научно-популярных журналов Popular Science и BBC Focus за 2020 г., входящие
в тематические области Science и Space, показал, что в процесс генерирования
знания вовлечен целый ряд механизмов, функционирующих на различных язы-
ковых уровнях. Формат данного исследования не позволяет описать весь ком-
плекс данных механизмов. Отметим, тем не менее, что отдельные механизмы, в
частности, лексико-семантические, заслуживают, по нашему мнению, особого
внимания, поскольку «соотношение языковых единиц и стоящих за ними струк-
тур профессионального (теоретического и практического) знания», а также «во-
просы формирования указанного знания и его трансляции с помощью языковых
средств» находятся в центре внимания когнитивного подхода [Голованова, Го-
лованов 2019: 435].
К числу лексико-семантических механизмов генерирования нового знания
предлагаем относить особый лексикон научно-популярного дискурса (термино-
логические единицы, прецедентные феномены, фразеологизмы, идиомы), репре-
зентирующий ментальные образы и выступающий, наряду с когнитивной мета-
форой, элементом концептосферы данного типа дискурса.
Так, в ряде статей, посвященных поиску доказательств существования вне-
земных цивилизаций, мы сталкиваемся с когнитивной метафорой планета Земля
– человек: наша планета представляется живым организмом, имеющим свой дом
– our home world [5], cosmic backyard [4], активно ищущим себе подобных в меж-
галактическом пространстве – extraterrestrial intelligence [1], twin of Earth [2], ис-
пытывающим потребность в общении с представителями других цивилизаций –
send out intentional messages in good conscience, establish relationship, signal our
existence [2].
Данная метафора актуализируется системой концептов, семантическое
пространство которых вербализуется вышеупомянутыми лексическими сред-
ствами. Так, концепт ВНЕЗЕМНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ репрезентируется терми-
нами target recipients, a prominent globular cluster of stars, an exoplanet, habitable
zone [2], navigate alien atmospheres, interplanetary transportation [3], фразеологиз-
мами push the boundaries, reach out to us [2], pose a threat [5]. Концепт ИССЛЕ-
ДОВАНИЕ представлен терминоединицами space exploration, transmit messages,
radio telescope, laser signal [3], warp drive [2], прецедентными феноменами Fermi
702
paradox [2], to rule them all [3], фразеологизмами take an approach, follow the pro-
tocols [2], raise to new heights, breakneck pace, hold one’s breath [3], идиомами read
the tea leaves [3], see with the naked eye, come out of the blue [4].
Определенный интерес, на наш взгляд, представляет использование в дан-
ном контенте метонимии, олицетворения, которые существенным образом до-
полняют концепт как «мысленный субстрат» «различными смыслами оценоч-
ного и эмотивного характера» [Подвигина 2007: 104]. Разделяя данное мнение,
Н.В. Ефремова отмечает, что «стиль научно-популярной статьи отличается от
строго научного стиля тем, что носит информативный, рекомендательный харак-
тер, является эмоционально окрашенным» [Ефремова 2017: 50]. Так, исследова-
тельское оборудование обозначается как ‘a special set of ears’ [1], сигналы из кос-
моса ‘chatter of the universe’ [1], ‘galactic conversation’ [2], космический корабль
‘a colossal rocket, a stainless steel behemoth’ [3], жизненный цикл небесных тел
сравнивается с человеком – ‘a star dies’ [4].
Таким образом, генерирование новых знаний в научно-популярном дис-
курсе происходит с использованием ряда лексико-семантических механизмов с
активным привлечением выразительных средств языка, обеспечивая доступ-
ность научного знания в кругу неспециалистов, способствуя его популяризации,
что является типичным для медийного дискурса.
Багиян А.Ю., Моногарова А.Г. Лингвопрагматическая организация современного устного
научно-популярного дискурса (на материале английского языка) // Теория языка и межкультур-
ная коммуникация. 2018. № 4 (31). С. 1-11.
Багиян А.Ю., Ширяева Т.А., Аракелова А.Р. Лингвоаксиологические характеристики
научно-популярного дискурса информационных технологий // Филологические науки. Науч-
ные доклады высшей школы. 2019. № 4. С. 33-41.
Белошапкова Т.В. Когнитивно-дискурсивная парадигма лингвистического знания: прин-
ципы анализа дискурса (на материале категории аспектуальности) // Вестник ТГУ. 2008. № 5.
С. 214-218.
Будаев Э.В., Чудинов А.П. Когнитивно-дискурсивный анализ метафоры в политической
коммуникации // Политическая лингвистика. 2008. № 26. С. 37-48.
Варенинова Ж.Б. Интонационно-семантический анализ англоязычного научно-популяр-
ного дискурса // Вестник МГЛУ. 2017. № 3 (771). С. 22-33.
Вишнякова А.В., Кузема Т.Б., Шутова О.А. Научный и научно-популярный дискурсы:
интегральные и дифференциальные признаки // Гуманитарно-педагогическое образование.
2019. Т. 5. № 3. С. 31-35.
Воронцова Т.А. Научно-популярный дискурс в современных российских СМИ (про-
блемы жанра и стиля) // Вестник ЧелГУ. 2014. № 6 (335). С. 38-42.
Воронцова Т.А. Стратегии и тактики презентации специальных знаний в научно-попу-
лярном дискурсе // Вестник ЧелГУ. 2013. № 37 (328). С. 26-29.
Голованова Е.И., Голованов И.А. Сочетание когнитивного подхода с лингвокультуроло-
гическим и прагматическим при анализе специальной лексики // Когнитивные исследования
языка. 2019. Вып. XXXVII. С. 434-439.
Ефремова Н.В. Когнитивно-дискурсивные механизмы создания медицинского текста (на
материале произведений Н.М. Амосова, Ф.Г. Углова): дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2017.
Заботкина В.И. Междисциплинарная модель порождения знания в лингвистике: когни-
тивный подход // Когнитивные исследования языка. 2015. Вып. XX. С. 58-65.
Иванова Е.С. Когнитивно-прагматические особенности текстов англоязычной Интернет-
рекламы: дис. … канд. филол. наук. М., 2012.
703
Когут С.В. Дискурсивные маркеры в научном тексте: этнокультурный и дискурсивный ас-
пекты (на русском и немецком языковом материале): дис. … канд. филол. наук. Кемерово, 2016.
Кожина М.Н. Стилистический энциклопедический словарь русского языка. М.: Флинта:
Наука, 2006.
Костяшина Е.А. Дискурсивное взаимодействие в текстовом пространстве научно-попу-
лярного медицинского журнала: дис. … канд. филол. наук. Томск, 2009.
Нечаева Н.А. Интеграционные процессы научного знания во французском языке: линг-
вокогнитивный аспект (на материале экономических текстов): дис. … канд. филол. наук. Мы-
тищи, 2019.
Подвигина Н.Б. Понятие концепта и концептосферы // Научный вестник Воронежского
государственного архитектурно-строительного ун-та. Серия: лингвистика и межкультурная
коммуникация. 2007. № 3 (3). С. 97-105.
Степанова Н.В. Англоязычные экономические медиатексты кризисного периода: когни-
тивно-дискурсивный анализ: дис. … канд. филол. наук. СПб., 2014.
Строева Ю.Ю. Жанрово-стилистические характеристики англоязычного научно-попу-
лярного дискурса (на материале периодических изданий по авиации): дис. … канд. филол.
наук. Самара, 2009.
Шамне Н.Л., Шишкина Е.В. Особенности лексического состава медицинского научно-
популярного дискурса (на материале немецкоязычных Интернет-изданий) // Вестник Волго-
градского государственного университета. Серия 2: языкознание. 2018. Т. 17. № 4. С. 170-179.
Шапочкин Д.В. Метод когнитивного анализа дискурса в лингвистике // Вестник ЧелГУ.
2013. № 10 (301). С. 101-107.
Cap P. Studying ideological worldviews in political Discourse Space: Critical-cognitive ad-
vances in the analysis of conflict and coercion // Journal of Pragmatics. 2017. Vol. 108. P. 17-27.
https://doi.org/10.1016/j.pragma.2016.11.008.
Hampe B. Metaphor: embodied cognition and discourse. Cambridge: CUP, 2017.
Horst D. Patterns ‘we’ think by? Critical cognitive linguistics between language system and
language use // Yearbook of the German Cognitive Linguistics Association. 2020. No. 8 (1). P. 67-
82. https://doi.org/10.1515/gcla-2020-0005.
Tatyana A. Shiryayeva (Pyatigorsk, Russia)

Pyatigorsk State University
Olga M. Litvishko (Pyatigorsk, Russia)
Pyatigorsk State University
COGNITIVE-DISCOURSE MECHANISMS OF GENERATING NEW KNOWLEDGE

IN ENGLISH-LANGUAGE POPULAR SCIENCE EDITIONS
The article is devoted to the analysis of cognitive-discourse mechanisms of generating new
knowledge in popular science discourse. The authors point out a hybrid character of popular science
discourse coming to the conclusion that new scientific information which summarizes scientific
knowledge is represented by means of mechanisms of media discourse thus popularizing it, which
determines the choice of lexical-semantic means as well as stylistic devices.
Keywords: knowledge generating, cognitive-discourse approach, cognitive metaphor, concept, popu-
lar science discourse
704
Е.С. Шмелева (Москва, Россия)
Институт языкознания РАН
МЕТАДИСКУРСИВНАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ ЛИНГВОКРЕАТИВНОСТИ

В СТАТЬЯХ АНГЛОЯЗЫЧНЫХ МЕДИА
Целью статьи является рассмотрение специфики реализации лингвокреативности в англоязыч-

ных медийных текстах. В ходе исследования составленного нами корпуса, 600 статей (датиро-
ванных 2000–2020 гг.) были изучены с применением методики лингводискурсивного анализа. В
результате был сделан вывод о том, что актуализация лингвокреатем в заголовках медийных
статей обусловливает формирование метадискурса всего текста. На основании этого результата
высказывается гипотеза о том, что информация о наличии или отсутствии элементов лингвокре-
ативности в медийном заголовке может иметь прагматическую ценность для читателя при фор-
мировании предположений о характеристиках статьи, следующей за заголовком.
Ключевые слова: медийный дискурс, метадискурс, лингвокреативность, заголовок
Как и любой другой тип дискурса, язык медиа характеризуется своими, при-
сущими только ему особенностями построения текстов. Не случайно существует
целый ряд книг, которые направлены на обучение журналистов практическим
азам написания медийных текстов [Davidson 2009; Morledge 2009; Waterhouse
2010]. Вместе с тем ввиду очевидной ориентации на привлечение читательского
внимания языковая форма медийного дискурса достаточно неконвенциональна
и зачастую характеризуется значительной степенью проявления такого языко-
вого феномена, как лингвокреативность. Рассмотрим данный термин подробнее.
В нашем понимании лингвокреативности мы полагаемся на определение,
данное И.В. Зыковой, которая трактует данное явление как «способность глубин-
ных (концептуальных) оснований (как результатов познания мира) системно по-
рождать разнородные знаки языка, способствуя развитию или эволюционирова-
нию последнего, и обеспечивать процесс их коммуникативной адаптации к по-
строению прагматически ориентированного дискурса, в ходе которого базовые
формы языковых знаков могут подвергаться разного рода преобразованиям, т.е.
модифицируются» [Зыкова 2017: 638]. Иными словами, лингвокреативность мы
связываем с творческим подходом к употреблению наличных средств языка и их
преобразованию на всех его уровнях. Создаваемые в результате новые языковые
формы мы, вслед за Г.А. Копниной и А.П. Сковородниковым, называем «лингво-
креатемами» [Копнина, Сковородников 2014: 103]. Представляется, что наличие в
медийном тексте лингвокреатем делает его, используя терминологию Н. Фэркло,
«гетерогенным» (heterogeneous) в противовес «однородному» (homogeneous) ха-
рактеру реализации конвенционального текста [Fairclough 1995: 60].
Мы также полагаем, что лингвокреатемы демонстрируют тенденцию к си-
стемной реализации в рамках единой медийной статьи, формируя метадискурс
медийного текста. Наше понимание данного термина соотносится с текущей ко-
гнитивно-дискурсивной парадигмой лингвистического знания, в рамках которой
Е.Г. Беляевская на примере языка художественной литературы определяет мета-
Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект №19-18-
00040) в Институте языкознания РАН.

705
дискурс как всё, что касается «авторской интонации, подбора слов, композици-
онной аранжировки передаваемой дискурсом информации, выделяемых смысло-
вых доминант» и т.д. [Беляевская 2014: 19]. Представляется возможным приме-
нение данного понятия также и в контексте дискурса СМИ. Вслед за О.А. Сус-
ской, которая применяет термин «метадискурс массмедиа», мы соотносим дан-
ное явление с широким спектром средств коммуникации, «которыми может опе-
рировать и к которым может обращаться “человек общающийся”» [Сусская
2018: 22]. Важно уточнить, что коммуникативные средства, которые формируют
метадискурс медийного текста, могут функционировать на всех языковых уров-
нях и реализовываться совместно для достижения определенного прагматиче-
ского воздействия на читателя.
Гипотезой нашего исследования стала идея о том, что языковая форма га-
зетных и журнальных заголовков и, в частности, наличие или отсутствие в них
элементов лингвокреативности нередко оказывает влияние на языковое оформ-
ление последующего текста или, иными словами, задает параметры метадис-
курса всей статьи. Изучение поставленного вопроса с целью подтверждения или
опровержения высказанной гипотезы проводилось на материале 600 медийных
статей по текущей новостной проблематике (за 2000–2020 гг.), отобранных ме-
тодом сплошной выборки из качественной англоязычной прессы (The Economist,
The Guardian, The New York Times, The Washington Post и т.д.) с использованием
методики анализа текста и дискурса.
В результате анализа языкового материала наша гипотеза нашла свое пол-
ное подтверждение. Как показало исследование на первом этапе, заголовки 91%
статей (т.е. 548 единиц текста) из отобранного нами корпуса характеризуются
наличием элементов лингвокреативности на том или ином языковом уровне
(морфология, синтаксис, лексика, стилистика) и, следовательно, в значительной
степени экспрессивны. Логичным образом, заголовки оставшихся 9% статей (т.е.
52 единиц текста) нейтральны и лишены манифестаций лингвокреативности. На
основании полученных результатов был сделан вывод о том, что заголовки ме-
дийных статей в качественной англоязычной прессе характеризуются высокой
степенью лингвокреативности.
На следующем этапе исследования мы соотнесли лингвокреатемы, выявлен-
ные в медийных заголовках, с текстами статей, следующих за данными заголов-
ками. В результате было установлено, что из 548 статей, чьи заголовки содержат
манифестации лингвокреативности, в 70% случаев (т.е. в 420 единицах текста)
аналогичные лингвокреатемы реализовывались в последующем тексте, форми-
руя метадискурс статьи. Рассмотрим соответствующие примеры.
Наиболее частотные случаи реализации элементов лингвокреативности в за-
головке медийной статьи и в метадискурсе последующего текста включают, в
частности: 1) употребление стилистических тропов (к примеру, каламбур в заго-
ловке статьи из The Economist от 27 февраля 2016 г. Power to the powerless (Власть
бесправным и без электричества), основанный на реализации единицы powerless
в двух значениях и одновременно указывающий на отсутствие электроснабжения
и бесправие жителей развивающихся стран, поддерживается каламбурной реали-
зацией лексический единицы power в подзаголовке The power of progress
((Электро)энергия прогресса), которая содержит указание на силу прогресса и на
тот факт, что прогресс осуществлен в области электроснабжения); 2) изменение
706
языкового кода посредством ввода иноязычного элемента (например, заголовок
статьи Schaffe, schaffe из The Economist от 19 сентября 2017 г. может быть непоня-
тен читателю, не обладающему, пользуясь термином В.З. Демьянкова, необходи-
мой «прекогницией (предзнанием)» [Демьянков 2020: 65], пока тот не ознако-
мится с полной версией данной немецкой поговорки и ее переводом в тексте ста-
тьи – schaffe, schaffe, Häusle baue / work, work, build your little house – работай, ра-
ботай, строй домик); 3) смену регистров коммуникации посредством ввода нефор-
мальной единицы в формальный контекст, как, к примеру, в статье из The Wash-
ington Post от 9 августа 2017 г. China and Russia go further in squelching Internet
freedom (Китай и Россия заходят дальше в топтании свободы Интернета), эле-
мент разговорного регистра squelching в заголовке поддерживается другими не-
формальными единицами уже в тексте статьи: China’s Great Firewall … has long
had a crack in it (была с трещиной); want to link up with corporate networks (под-
ключиться к); just tap the button (надави на кнопку); 4) модификацию устойчивого
словосочетания; например, модифицированный вариант фразеологической еди-
ницы light at the end of the tunnel можно наблюдать сначала в заголовке статьи из
The Economist от 3 декабря 2015 г. Light at the end of a long, dark tunnel (Свет в
конце длинного, темного тоннеля), а затем и в тексте самой статьи: a light may
at last be flickering at the end of the tunnel (свет может, наконец, мерцать в конце
тоннеля) и др.
Во всех рассмотренных выше случаях элементы лингвокреативности одина-
кового порядка реализуются сначала в заголовках, а затем в текстах статей, что
способствует формированию единообразного метадискурса статей. Вместе с тем,
в 30% статей (180 контекстов), чьи заголовки характеризуются наличием опреде-
ленных манифестаций лингвокреативности, аналогичные лингвокреатемы в по-
следующем тексте зафиксированы не были (по нашим наблюдениям, это касается,
в первую очередь, наиболее сложных неконвенциональных манифестаций линг-
вокреативности, например, словообразовательных лингвокреатем). При этом, в
статьях так или иначе реализовывались лингвокреатемы другого типа или на дру-
гих языковых уровнях. Именно поэтому, по нашему мнению, также правомерен
более широкий подход к рассмотрению роли лингвокреатем в метадискурсе ме-
дийных статей – вне зависимости от типа лингвокреатемы и принадлежности к
определенному языковому уровню при реализации в заголовке медийного текста,
ее присутствие в заданном контексте так или иначе формирует лингвокреативный
и экспрессивный метадискурс последующей статьи. Например, случай такого «ги-
бридного» взаимодействия лингвокреатем можно наблюдать в метадискурсе ста-
тьи из The Economist от 27 сентября 2018 г. Ее заголовок A spectre is haunting China
(Призрак бродит по Китаю) содержит аллюзивное указание на первую строку
«Манифеста Коммунистической партии». В рамках данной статьи выявленная
стилистическая лингвокреатема поддерживается другим стилистическим прие-
мом – метафорой: The country’s rulers tremble at the thought of a Marxist revival
(Власти страны содрогаются от); the group … will surely be kept on a short leash
(группу будут держать на коротком поводке).
В заключение отметим, что установленные нами закономерности в отношении
роли лингвокреативности в метадискурсе медийных статей также значимы с праг-
матической точки зрения и могут отражать читательские стратегии при выборе ма-
териала для ознакомления. Так, заголовок без элементов лингвокреативности, как
707
правило, соотносится с нейтральным метадискурсом статьи в целом и характерен
для информативных новостных статей. Заголовки с высоким уровнем лингвокреа-
тивности, как правило, предпосланы статьям, чей последующий метадискурс экс-
прессивен и окрашен использованием лингвокреатем (очеркам, комментариям).
Беляевская Е.Г. «Звуковые» фреймы и анализ нарративного дискурса // Вестник МГЛУ.
2014. Вып. 17 (703). С. 15-23.
Демьянков В.З. Предвидеть и предсказать: дискурс о предзнании и прекогниция // Когни-
тивные исследования языка. 2020. Вып. XLI. С. 65-72.
Зыкова И.В. Метаязык лингвокультурологии: константы и варианты. М.: Гнозис, 2017.
Копнина Г.А., Сковородников А.П. Стилистика креатива и эколингвистика: точки сопри-
косновения // Филологические науки. Вопросы теории и практики: в 2-х ч. Ч. 1. 2014. № 8 (38).
C. 101-104.
Сусская О.А. Метадискурс массмедиа: особенности, специфика, дифференциация. Бел-
город, 2018. С. 22-36.
Fairclough N. Media Discourse. London: Redwood Books, 1995.
Davidson M. A Guide for Newspaper Stringers. London and New York: Routledge, 2010.
Morledge Ph. Getting the Scoop – A Manual for Reporters, Correspondents, and Students of
Newspaper Writing. PJM Publishing, 2009.
Waterhouse K. Waterhouse on Newspaper Style. Revel Barker, 2010.
Yekaterina S. Shmelyova (Moscow, Russia)

The Institute of Linguistics, Russian Academy of Sciences
METADISCURSIVE EALIZATION OF LINGUISTIC CREATIVITY

IN ENGLISH LANGUAGE MEDIA
The article looks into the parameter of linguistic creativity with the aim of identifying its role in
English language media texts. Articles from a 600-item corpus (dated 2000 – 2020) have been exam-
ined with the application of text and discourse analysis methodology to arrive at the conclusion that
linguacreative items used in the headline tend to form the metadiscourse of the article to follow,
making it more expressive. It is thus concluded that the presence of elements of linguistic creativity
in the headline can contribute to the formation of the readers’ anticipation strategies.
Keywords: media discourse, metadiscourse, linguistic creativity, headline
К.Э. Шноль (Санкт-Петербург, Россия)

Северо-западный государственный медицинский университет им. И.И. Мечникова
ksenija_shnol@mail.ru
ВЕРБАЛЬНЫЕ СРЕДСТВА КОГНИТИВНОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ

В СОВРЕМЕННЫХ АМЕРИКАНСКИХ ПРЕЗИДЕНТСКИХ
ПРЕДВЫБОРНЫХ ДЕБАТАХ
(на материале предвыборной кампании на пост президента США 2020 г.)
В статье рассматриваются характерные особенности современных американских президентских

предвыборных дебатов с точки зрения когнитивного воздействия на избирателя. Анализиру-
ются вербальные средства воздействия, используемые Дональдом Трампом и Джозефом Байде-
ном в ходе предвыборных дебатов 2020 г. Материал данного исследования составили тран-
708
скрипты первого и второго туров дебатов на пост президента США 2020 г. Общее число симво-
лов, проанализированного текста, составляет 109176 единиц. Цель исследования заключается в
выявлении и описании средств когнитивного воздействия на электорат в рамках американских
президентских предвыборных дебатов. Представленный в статье анализ свидетельствует об ис-
пользовании вопросительных высказываний и повторов определенных лексем в качестве
средств когнитивного воздействия на электорат, позволяющих сформировать в сознании изби-
рателя определенный образ кандидата на пост президента США.
Ключевые слова: политический дискурс, политическая коммуникация, президентские предвы-
борные дебаты, вербальные средства, когнитивное воздействие
Президентские предвыборные дебаты в американской коммуникативной

культуре играют одну из ключевых ролей в формировании образа кандидата на
пост президента США в сознании избирателя. Основным отличием дебатов в рам-
ках президентской кампании является интерактивность и своеобразная диалогич-
ность, предполагающая вовлеченность электората в коммуникативное событие.
Предвыборный дискурс как одна из разновидностей политической коммуникации
содержит в себе нацеленность на оказание воздействия на адресата. «Диалогич-
ность политического текста заключается в том, что любой текст рассматривается
с точки зрения наличия такой составляющей значения, как воздействие / убежде-
ние» [Третьякова 2004]. Первостепенную роль в коммуникации с точки зрения
воздействия на бессознательное реципиента исследователи по праву приписы-
вают языку. Представление об одном и том же факте может оказаться различным
в зависимости от использованных при его описании языковых средств [Коробова
2014: 57]. Определенные вербальные средства при регулярном использования ме-
няют представление о мире в сознании реципиента [Lakoff 2018].
Результатом предвыборных дебатов 2020 г., участниками которых были До-
нальд Трамп и Джозеф Байден, стало народное голосование, на котором избира-
тели отдали свое предпочтение последнему из перечисленных кандидатов. По
мнению Дж. Лакоффа, характерной особенностью риторики Д. Трампа являются
повторы, благодаря которым политик формирует определенное мнение в созна-
нии реципиента. Исследователь полагает, что наиболее частотные лексемы в речи
Д. Трампа преднамеренно отобраны с целью формирования у реципиент опреде-
ленного мнения [Lakoff 2016]. В связи с этим представляется возможным более
подробно изучить выступление сорок пятого президента США и его оппонента в
рамках предвыборных дебатов 2020 г. с точки зрения данной особенности.
В данной статье рассматриваются вербальные средства когнитивного воз-
действия на электорат, используемые Д. Трампом и Дж. Байденом в ходе выступ-
лений на предвыборных дебатах 2020 г. Эмпирическую базу данного исследова-
ния составили транскрипты первого тура президентских предвыборных дебатов
2020 г. [Dedate Transcript 2020]. Общее число символов, проанализированного
текста, составляет 109176 единиц.
Анализ частотности употребляемой кандидатам лексики проводился при
помощи программ textanalyzer.ru и analyzemywriting.com, предоставляющих све-
дения об общих характеристиках текста и о частотности использования отдель-
ных лексем и последовательностей слов. В ходе статистического анализа исполь-
зовалась также программа Microsoft Excel.
Общее количество слов в речи Д. Трампа в ходе первого тура предвыборных
дебатов 2020 г. составило 7766 единиц, в то время как количество уникальных
709
слов в соответствующем выступлении данного кандидата составило 1082 еди-
ниц. Вместе с тем речь Дж. Байдена в ходе первого тура предвыборной гонки
2020 г. характеризуется общим количеством слов в объеме 7030 слов, 1167 из
которых оказались уникальными. В результате сопоставительного анализа было
выявлено, что процентное соотношение уникальных слов в речи кандидата от
Демократической партии превысило соответствующий показатель выступления
кандидата от Республиканской партии на 2%.
Выступления претендентов на пост 46-ого президента Америки продемон-
стрировали одинаковый показатель средней длины слова, равный 3,9 символа.
При этом показатель средней длины предложения Дж. Байдена оказался не-
сколько выше (8,7 слов), чем соответствующий параметр речи Д. Трампа (8 слов).
Максимальная длина проанализированных предложений в речи Д. Трампа соста-
вила 44 символа, в то время как в тексте выступления Дж. Байдена данный пока-
затель равен 54 словам. Полученные данные свидетельствуют о том, что высказы-
вания кандидатов в равной мере эффективно воздействуют на электорат с точки
зрения краткости употребляемых слов и длины озвучиваемых высказываний.
Согласно данным программы analyzemywriting.com, Д. Трамп употребил 63
вопроса во время рассматриваемого предвыборного события. Следует отметить,
что соответствующее выступление его оппонента содержало лишь 33 вопроси-
тельных высказывания. Таким образом, оба кандидата на пост президента США
2020 г. используют вопросы и тем самым моделируют диалог с избирателем. Од-
нако Д. Трамп несколько активнее задействует данный способ воздействия на ре-
ципиента.
Статистический анализ, проведенный при с использованием программы
textanalyzer.ru, выявил следующие наиболее частотные слова в речи Д. Трампа в
ходе первого тура предвыборных президентских дебатов 2020 г.: people (67), ve
(53), don (47), know (44), want (43), going (41), look (39), Joe (31), ll (30), think (29),
just (28), country (25), didn (24), dollars (24), did (22), left (22), million (22), like (20),
president (19).
Согласно проведенному анализу, установлены также следующие наиболее ча-
стотные последовательности слов в речи данного кандидата на пост президента
США: don’t (47), want to (32), look at (30), going to (26), didn’t (24), you know (20),
you look (20), we’ve (18), you look at (17), a lot (16), tell you (16), the way (16), I’ll (15),
t know (15), ve done (15), I don’t (14), if you look (14), you don’t (14), I think (14).
Соответствующий анализ выступления Дж. Байдена продемонстрировал
следующие частотные слова в речи данного коммуниканта: people (78), going
(54), fact (40), way (35), look (27), deal (24), president (24), did (22), true (22), number
(21), vote (21), just (20), like (20), sure (20), know (19), able (18), make (18), doesn’t
(16), don’t (16), plan (16).
Были также определены следующие частотные последовательности слов в
речи Дж. Байдена в ходе первого тура рассматриваемых предвыборных прези-
дентских дебатов: going to (51), the way (26), in fact (24), able to (17), not true (17),
by the way (16), doesn’t (16), don’t (16), people who (15), ’re going to (14), the deal
(14), want to (14), ’s going to (12), s the deal (12), the fact is (12), make sure (12),
here’s the deal (11).
В рамках дальнейшего анализа по причине нерелевантности с точки зрения
710
когнитивного воздействия из рассмотрения были исключены такие слова и по-
следовательности слов, как don’t, didn’t, doesn’t, we’ll, I’ll, ’ve, I don’t, you don’t.
Частотность перечисленных выше лексем обусловлена спецификой их функцио-
нирования в грамматическом строе английского языка.
Рис. 1. Распределение частотных слов в речи Д. Трампа и Дж. Байдена

в ходе первого тура президентских дебатов 2020 г.
Представленные на Рис. 1 количественные результаты свидетельствуют о
том, что центрообразующим ядром как речи Д. Трампа, так и Дж. Байдена в ходе
первого тура анализируемых президентских дебатов становятся понятия ‘people’
и ‘president’. Таким образом коммуниканты активизируют в сознании аудитории
образ политика, заинтересованного в интересах страны и народа. При этом в речи
первого из упомянутых кандидатов на пост президента США также довольно ча-
сто фигурирует понятие ‘country’. Тем не менее, периферийная часть поля ча-
стотных лексем каждого из оппонентов акцентирует внимания избирателя на
разных аспектах жизни страны. Представленная выше диаграмма демонстри-
рует, что в выступлении Дж. Байдена регулярно повторяются следующие слова:
fact, way, deal, true, number, sure, able, make, plan. Д. Трамп, в свою очередь, опе-
рирует повтором таких языковых единиц, как ‘dollars’, ‘million’, ‘left’, ‘just’.
Кандидаты от Республиканской и Демократической партий используют до-
вольно большое количество повторяющихся глаголов чувственного восприятия,
таких как ‘look’, ‘want’, ‘like’, что позволяет добиться эмоционального отклика
со стороны избирателя. Следует отметить, что Дж. Байден также довольно часто
использует в своей речи глагол ‘make’ и тем самым предстает в сознании элек-
тората как человек, готовый к решительным действиям.
Более подробное рассмотрение функционирования указанных лексем в тек-
сте показал, что глагол ‘vote’ в речи кандидата от Демократической партии упо-
требляется в том числе и в форме императива, что позволяет данному коммуни-
канту воздействовать на выбор избирателя. Указанная выше лексема в рамках
данного анализа была отнесена к глаголам, в связи с тем, что существительное
‘vote’ встречается в выступлении Дж. Байдена лишь 4 раза из общего числа упо-
треблений в тексте в количестве 21 повтора.
Таким образом, оба кандидата в ходе первого тура предвыборных дебатов
711
2020 г. выстраивают свою речь вокруг основ демократии, представляющих без-
условную ценность для представителей американского общества. При этом поли-
тики акцентируют внимание потенциального избирателя на разных аспектах
своей избирательной кампании. Дж. Байден благодаря рассмотренным выше вер-
бальным средствам предстает в сознании избирателя как претендент на пост пре-
зидента, обладающий четким планом в отношении политики страны, и как чело-
век, в правдивости утверждений которого не следует сомневаться. В то же время
частотные лексемы в речи Д. Трампа обращают внимание электората на финансо-
вую сторону жизни гражданина США. В качестве еще одного средства когнитив-
ного воздействия на вербальном уровне, позволяющего выстроить доверительный
диалог с аудиторией, в речи рассматриваемых коммуникантов следует отметить
вопросительное высказывание, частотность которого подтверждается проведен-
ным анализом.
Коробова О.В. Когнитивные технологии построения, трансляции и восприятия концеп-
туальных систем участников коммуникативной интеракции // Вестник Волгоградского госу-
дарственного университета. Серия 2: языкознание. 2014. № 4 (23). С. 56-63.
Третьякова Т.П. Опыт лингвистического анализа аргументации в политическом диалоге
// Коммуникация и образование: сб. статей / под ред. С.И. Дудника. СПб.: С.-Петерб. фило-
софское общество, 2004. URL: http://anthropology.ru/ru/text/tretyakova-tp/opyt-lingvisticheskogo-
analiza-argumentacii-v-politicheskom-dialoge.
Debate Transcript. September 29, 2020. URL: https://www.debates.org/voter-education/de-
bate-transcripts/september-29-2020-debate-transcript.
Lakoff G. Understanding Trump’s Use of Language // George Lakoff blog. 19.08.2016b. URL:
https://georgelakoff.com/2016/08/19/understanding-trumps-use-of-language.
Lakoff G, Duran G. Trump has turned words into weapons. And he's winning the linguistic war
// The Guardian. 13. 06. 2018. URL: https://www.theguardian.com/commentisfree/2018/jun/13/how-
to-report-trump-media-manipulation-language.
Kseniya E. Shnol (St. Petersburg, Russia)

North-Western State Medical University named after I.I. Mechnikov
VERBAL TECHNOQUES OF USING COGNITIVE MECHANISMS

IN CONTEMPORARY AMERICAN PRESIDENTIAL DEBATES
(Based on the 2020 U.S. Presidential election campaign)
The article deals with the specific features of modern American presidential debates in terms of cog-
nitive impact on the voter. Here, we examine the verbal means of cognitive impact used by Donald
Trump and Joseph Biden during the 2020 election debates. This study is based on the transcripts of
the first of the 2020 U.S. presidential debates. The text under analysis contains 109176 characters.
The purpose of this study is to identify and describe techniques of using cognitive mechanisms to
communicate to voters in the event of the U.S. presidential debates. The analysis presented in the
article shows that the candidates communicate their message to the audience by strategic use of ques-
tions and repetition of particular lexemes.
Keywords: political discourse, political communication, presidential debates, verbal techniques, using
cognitive mechanisms
712
А.В. Эльстон-Бирон (Екатеринбург, Россия)
Уральский федеральный университет им. первого Президента России Б.Н. Ельцина
eleston@mail.ru
КОГНИТИВНО-ДИСКУРСИВНЫЙ МАРКЕР «ДА ИЛИ НЕТ»

(на материале произведений А.П. Чехова)
Статья посвящена частотному высказыванию Да или нет? в произведениях А.П. Чехова. Вы-
явлено, что данное высказывание обладает функцией маркирования дискурса «Объяснения в
любви» и связано с когнитивной структурой автора. Доказано, что высказывание Да или нет?
является пограничным элементом в развитии сюжета произведения.
Ключевые слова: когнитивно-дискурсивные маркеры, дискурс «Объяснения в любви», творче-
ство А.П. Чехова
В своем творчестве А.П. Чехов неоднократно обращался к описанию ситуа-

ции «Объяснения в любви». Совокупность текстовых фрагментов, репрезенти-
рующих данное событие в его произведениях, рассматривается нами как когни-
тивно-дискурсивное множество (КДМ) [Бабенко, 2020: 26]. Данный подход поз-
волил выявить в структуре текстовых фрагментов, содержащих ситуацию «Объ-
яснения в любви», частотную конструкцию Да или нет? Дискурсивный анализ
непосредственных контекстов с вхождением данной конструкции, дает основа-
ния определить ее как маркер авторской модальности, связанный с когнитивной
структурой произведений писателя.
Авторская модальность в текстах А.П. Чехова, содержащих репрезентацию
ситуации «Объяснения в любви», имеет довольно богатый спектр. Ранние про-
изведения чаще несут в себе насмешливо-комическое отношение автора к самой
ситуации и к ее участникам. Более поздние – тяготеют к ностальгически-траги-
ческому. Одна из трудностей определения авторской оценки ситуации «Объяс-
нения в любви» самим А.П. Чеховым заключается в отсутствии формальных зна-
ков или в их неочевидности. Отчасти это происходит потому, что нарратор Че-
хова, по словам В.И. Тюпы, определяет читателю роль не пассивного адресата
замысла, но «интерактивного субъекта смысла» [Тюпа 2010: 273]. Читатель по-
стоянно улавливает на разных уровнях имплицитные сигналы, направляющие
его к авторской интерпретации ситуации. Одним из таких сигналов выступает
конструкция Да или нет? При этом она всегда либо непосредственно входит в
описание ситуации «Объяснения в любви», либо находится в ближайшем логи-
чески связанном контексте. Всего в произведениях писателя нами выявлено
одиннадцать вхождений конструкции Да или нет? Все они относятся к семи сле-
дующим текстам: «Безотцовщина» (1878), «Иванов» (1887), «Предложение»
(1888), «Медведь» (1888), «Дядя Ваня» (1897), «Человек в футляре» (1898),
«Вишневый сад» (1904).
В указанных произведениях важным в когнитивном отношении становится
то, что поставленный субъектом вопрос Да или нет? всегда означает для него во-
прос о жизни и смерти. При этом такая семантическая трактовка не обязательно
екта № 20-312-90017/20 (The reported study was funded by RFBR, project number 20-312-
90017/20).
713
осознается самим субъектом, а иногда не совсем осознается даже автором. С фор-
мальной стороны вопросительная конструкция в текстовом фрагменте побуждает
объект признания скорее дать ответ и решить вопрос о возможности или невоз-
можности совместного будущего. Однако для субъекта объяснения в трех случаях
из семи («Безотцовщина», «Иванов», «Человек в футляре») отказ приводит к тра-
гической смерти в финале произведения, а еще в двух («Предложение», «Мед-
ведь») – к реальной угрозе жизни. Все «убитые» автором (Беликов, Платонов, Ива-
нов) или доведенные им до грани жизни и смерти персонажи (Смирнов, Чубуков)
– мужчины. Отметим также и то, что часто орудием смерти выступает револьвер
в руках женщины («Безотцовщина», «Медведь», «Иванов»).
В двух оставшихся пьесах («Дядя Ваня», «Вишневый сад») женские персо-
нажи, связанные с объяснением в любви, гибнут в социально-духовном понима-
нии (Елена Андреевна Серебрякова, Любовь Андреевна Раневская). В «Дяде
Ване» на первый план автором выносится любовь Сони к Астрову. Этой сюжет-
ной линии отдано больше внимания. Однако ситуации «Объяснения в любви»
между самими героями так и не происходит. Она передается опосредовано через
Елену Андреевну, которая ставит неразрешимый для Астрова вопрос: Да или нет?
Хотя Соня, получив непрямой отказ от Астрова, остается в итоге наедине с горе-
чью неразделенной любви, она выживает благодаря своей деятельной натуре. Кра-
сота ее осталась невостребованной. Тупая беспросветная боль, окутав ее «длин-
ным-длинным рядом дней» [Чехов, 1978: 115], приведет девушку к монашескому
смирению. Но вместе с тем и к колоссальному духовному росту. Ее метафориче-
ская смерть являет собой торжество деятельной, созидательной жизни, о которой
другие лишь мечтают. Безвозвратно же гибнет в «Дяде Ване» красивая Елена Ан-
дреевна Серебрякова, которая и произносит сакраментальную фразу: «Нам только
узнать: да или нет?» [Чехов 1978: 92] Мир Елены Андреевны остается зашорен-
ным, мелко-обывательским.
Конструкция Да или нет? выступает для персонажей А.П. Чехова водоразде-
лом их будущего. Именно в момент ее возникновения в тексте автор ставит для себя
вопрос о жизни и смерти героя. Возникает же она, как уже отмечалось, либо непо-
средственно в самой ситуации «Объяснения в любви», либо в ближайшем контек-
сте. В случае сохранения жизни субъекту («Медведь», «Предложение») отношение
автора к ситуации и весь тон повествования носит явно выраженный саркастиче-
ски-насмешливый характер. Однако такие персонажи более деятельные. Они живут
и остаются жить, хотя положение их оказывается подчас весьма серьезным. Все по-
вествование о таких «живых» людях ведется А.П. Чеховым в комедийном ключе.
Если же писатель «убивает» персонажа (в любом значении), то модальность стано-
вится совершенно иной. Автор почти не высказывает личного отношения, стано-
вится лишь беспристрастным врачом, наблюдающим ход течения духовной бо-
лезни, неизбежно ведущей к смерти. Имплицитные смыслы, посылаемые читателю,
направляют интерпретацию в русло сострадания (Соня), если персонаж деятелен,
жив, способен на настоящую любовь. В русло жалости (Беликов, Платонов, Иванов,
Серебрякова), когда персонаж «футлярен», безынициативен, не способен на посту-
пок. Это позволяет трактовать конструкцию Да или нет? как когнитивно-модаль-
ный маркер ситуации «Объяснения в любви».
С учетом этой авторской когнитивной структуры, находящей отражение в
произведениях А.П. Чехова, самым сложным и интересным примером выступает
714
пьеса «Вишневый сад». С формальной стороны в ней, как и в ранее указанных
примерах, присутствуют все необходимые элементы: револьвер Епиходова, его
желание объясниться с Дуняшей о своих чувствах, жалостливое отношение де-
вушки-горничной к Епиходову, влюбленность Дуняши в молодого лакея Яшу и,
конечно, когнитивно-модальный маркер Да или нет? Однако выявленная автор-
ская когнитивная структура воплощается здесь несколько иначе.
Сцена несостоявшегося объяснения в любви Епиходова к Дуняше откры-
вает второе действие пьесы. Далее следует любовная сцена Дуняши и Якова. Мо-
жет показаться, что две эти сцены противопоставлены друг другу. Епиходов со
своей бездеятельной любовью к философии Бокля, с револьвером в кармане, с
отказом Дуняши (воплощающимся в любви к другому) может вызвать у читателя
сострадание. Этому способствует и ухаживания Яши за горничной, которые
можно вслед за Р. Бартом трактовать как «волокитство» [Барт, 1999: 16], но не
любовь. Все же, ни те ни другие отношения на самом деле не являются глубоким
чувством. Епиходов просто жалок, а Яша – неприятен, мерзок. У вооруженного
влюбленного не хватит сил на самоубийство. Смерть воплощается здесь в дру-
гом. Водораздел Да или нет? проходит в пьесе по реплике Лопахина: «Согласны
вы отдать землю под дачи или нет? Ответьте одно слово: да или нет? Только одно
слово!» [Чехов 1978: 218]. Этот разговор происходит сразу же после указанных
выше ситуаций «Объяснения в любви». Раневская так и не смогла сказать этого
единственного слова. Мужик с топором вырубил весь прекрасный сад, уничто-
жил его, уничтожил Раневскую как класс, но себя – спас. Для автора Лопахин
спас свою память, свои корни, он смог приспособиться к новым условиям. Смог
быть деятельным и решительным, в отличие от аристократии, суть которой –
наследственная преемственность. Прошлым, настоящим и будущим для Ранев-
ской (как и для Астрова) становятся только вздохи о погубленной красоте и род-
ном месте. Интересным образом преломляется в сознании автора имя «погиб-
шей» героини. Невозможно утверждать однозначно сделал ли А.П. Чехов это
нарочито или нет, но не заметить факта структурной организации текста нельзя:
«…да или нет? Только одно слово! Любовь Андреевна…» [Чехов 1978: 218]. Это
показывает, что любовь является для А.П. Чехова важнейшим связующим звеном
между жизнью и смертью, красотой и уродством, созидательным самоотвер-
женным трудом и бесплотными размышлениями о пользе. Отношение самого
автора к ситуации «Объяснения в любви» и к ее участникам находится по разные
стороны ответа на вопрос Да или нет? А.П. Чехов награждает персонажей ис-
тинной любовью, красотой души и жизнью только в том случае, когда они спо-
собны действовать. При этом сам персонаж может быть комичным (Чубуков в
«Предложении»), гротесковым (Смирнов в «Медведе») или некрасивым внешне
(Соня в «Дяде Ване»). Если же автор считает человека «футлярным», мелочным,
погрязшим в рутине, то, вкладывая в его уста вопрос Да или нет? он подписывает
ему тем самым смертный приговор. Хотя выглядят портреты таких персонажей
вполне пристойно: они красивы, обаятельны, элегантны.
Бабенко Л.Г. Типы лексических множеств в структурно-семантическом, когнитивно-
дискурсивном и лексикографическом освещении: динамика интерпретаций // Научный диа-
лог. 2020. № 9. С. 9-47.
715
Барт Р. Фрагменты речи влюбленного. М.: Ad Marginem, 1999.
Тюпа В.И. Дискурсные формации: очерки по компаративной риторике. М.: Языки сла-
вянской культуры, 2010.
Чехов А.П. Вишневый сад: Комедия в 4-х действиях // Чехов А.П. Полное собрание со-
чинений и писем: в 30 т. Т. 13. М.: Наука, 1978.
Чехов А.П. Дядя Ваня: Сцены из деревенской жизни в четырех действиях // Чехов А.П.
Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. Т. 13. М.: Наука, 1978.
Aleksandr V. Eleston-Biron (Yekaterinburg, Russia)

Ural Federal University named after the first President of Russia B.N. Yeltsin
COGNITIVE-DISCURSIVE MARKER YES OR NO

(Based on A.P. Chekhov’s works)
The article is devoted to the frequency statement Yes or no? in A.P. Chekhov’s work. It is revealed
that this statement has the function of marking the discourse “Love Explanations” and is associated
with the cognitive structure of the author. It is proved that the statement Yes or no? is a borderline
element in the development of the plot of the work.
Keywords: cognitive-discursive markers, discourse of “Love Explanations”, A.P. Chekhov’s work
М.А. Яловенко (Санкт-Петербург, Россия)

remarka123@rambler.ru
О КОГНИТИВНОМ ПОТЕНЦИАЛЕ ПАРАТЕКСТА

СОВРЕМЕННОЙ АВТОБИОГРАФИИ
(на материале произведения Дейва Эггерса
“A Heartbreaking Work of Staggering Genius”)
В статье предпринимается попытка рассмотреть феномен паратекста в контексте исследова-

ния автобиографических текстов, одной из принципиальных проблем которого является соот-
ношение правды и вымысла. Разные ментальные репрезентации, возникающие у читателей
при «вхождении» в зону паратекста, обусловлены противоположными прагматическими уста-
новками автора: установкой на достоверность и установкой на фикциональность.
Ключевые слова: паратекст, современная автобиография, референтность, фикциональность,
ментальные репрезентации, когнитивный диссонанс
«Распространение вымысла в современном обществе, в том числе и спосо-

бов нарративизации действительного, делает различие между реальностью и вы-
мыслом довольно трудно уловимым» – отмечает Э. Гиббонс, добавляя: «Такое
взаимопроникновение реального и виртуального в литературе и культуре делает
фикциональность центральным вопросом современной стилистики и нарратало-
гии [Gibbons 2014: 408] (здесь и далее перевод наш – М.Я.). Cоотношение правды
и вымысла, референтности и фикциональности находится в фокусе внимания ис-
следователей феномена автофикциональных произведений, лишь относительно
недавно ставших объектом интереса за пределами Франции; подробнее см. в [Dix
2017; Worthington 2018; Болдырева 2018].
В 1987 г. Жерар Женетт, один из исследователей в области нарратологии,
вводит понятие «паратекст» как сочетание вербальных и невербальных компонен-
тов – промежуточных инстанций между текстом и реальностью, метафорически
представляя его «воздушным шлюзом, который помогает читателю переходить из
716
одного мира в другой, не испытывая никаких респираторных проблем» [Genette
375: 1987]. Паратекст подразделяется на перитекст (тесно связанные с основным
текстом элементы: имя автора, заголовок, подзаголовок, информация об издании,
эпилоги, посвящения, благодарности и т.д) и эпитекст (более автономные эле-
менты: обзоры на книгу, интервью с автором и т.д) [Там же]. В работе «Est-il je?:
Roman autobiographique et autofiction» Филипп Гаспарини, французский исследо-
ватель автобиографии, задается вопросом, каковы функции паратекста. Первич-
ной, по его мнению, в терминах Р. Якобсона, является «фатическая» функция: «па-
ратекст направлен на установление первого контакта между потенциальным чи-
тателем и книгой» [Gasparini 61: 2004]. Н.С. Олизько отмечает, что «рамка худо-
жественного произведения (паратекст – М.Я.) является когнитивным кратчайшим
путем для адресата к пониманию текста. Выполняя функции убеждения и оценки,
паратекст в явной или имплицитной форме влияет на читателя, формируя и изме-
няя оценку текста до/после его активного прочтения» [Олизько 7: 2008].
Весьма интересным ввиду вышесказанного представляется эксперимент,
проведенный группой немецких исследователей посредством использования ме-
тода магнитно-резонансной томографии, обнаруживший, что паратекстовая
установка о том, является ли текст вымышленным или описывающим реальные
события, вызывает у читателя разные виды ментальных представлений. Его суть
состояла в демонстрации группе испытуемых коротких текстов, каждый из кото-
рых был заведомо отмечен как «реальный» или «вымышленный». Результат по-
казал, что «чтение фактических данных вызывает такие процессы ментального
моделирования, которые в основном касаются действий и их результатов, тогда
как чтение художественной литературы, по-видимому, инициирует процессы
моделирования в отношении мотивов, лежащих в основе этих действий, и, как
следствие, в отношении сознания главного героя [Altmann и др. 27: 2012]. Таким
образом, можно сказать, что паратекстовые сигналы являются стимулом к воз-
никновению ментальных репрезентаций в обоих случаях, хотя бóльшая эмоцио-
нальная вовлеченность читателя возникает вследствие установки на вымышлен-
ность. Схожим наблюдением делится и И.А. Щирова: «Текстовые миры литера-
туры, в том числе, литературы художественной, <…> являются когнитивными и
культурными конструктами (cognitive and cultural constructs). Эти динамические
ментальные репрезентации (dynamic mental representations) требуют от коммуни-
кантов большой когнитивной активности» [Щирова 2013: 126]. Это наблюдение
представляется важным еще и потому, что оно сделано в рамках рассмотрения
концепции текстовых миров (Werth 1990; Semino 1997; Gevins 2007), значимой
для нас, в том числе в русле дальнейшего исследования соотношения фактоло-
гичности и фикциональности в современной автобиографии.
Дебютное произведение американского писателя Дейва Эггерса «A Heart-
breaking Work of Staggering Genius» (2000) представляется примером того,
насколько автор «вторгается» в читательский опыт прочтения произведения по-
средством паратекста.
З.М. Чемодурова считает, что заголовок, как один из центральных перитек-
стовых элементов, «может выполнять несколько функций: он называет текст, он
может информировать читателей о макротеме текста, помогая им предопреде-
лить его развитие, или же он может вовлечь читателей в определенную игру по
расшифровке» [Чемодурова 2019: 283]. И если первую и третью функции можно
717
считать справедливыми в отношении данного заголовка, то вторая едва ли нахо-
дит здесь отражение. Амбициозный заголовок, скорее, напоминает отзыв кри-
тика, что, в терминах Женетта, является «передачей части полномочий от автора
и издателя третьему лицу – то есть аллографическим паратекстом» [Genette 9:
1989]. Оформленное как постмодернистский коллаж, повествование тем не ме-
нее представляет собой трагическую историю семьи автора, в которой с проме-
жутком в несколько недель от онкологического заболевания умирают оба роди-
теля – отец и мать, а сам автор, таким образом, остается единственным опекуном
для своего восьмилетнего брата. Своеобразным вызовом для читателя при этом
является «ироничное наслоение» [Nicol 2017: 268], создаваемое посредством па-
ратекста. Произведение, маркированное как «based on a true story», включает па-
ратекстовую зону, насчитывающую более 60 страниц, среди которых:
1) страница авторского права, на которой автор заявляет о фикциональности
данного текста, играя с читательскими ожиданиями, приводя их к ощущению так
называемого «когнитивного диссонанса» – «мотивационного феномена, возни-
кающего при восприятии целого ряда прагматически фокусированных элемен-
тов постмодернистских художественных текстов и обусловливающего усиление
когнитивной активности читателей» [Чемодурова 2019: 56]: This is a work of fic-
tion, only in that in many cases, the author could not remember the exact words said
by certain people, and exact descriptions of certain things, so had to fill in gaps as best
he could. Otherwise, all characters and incidents and dialogue are real, are not prod-
ucts of author’s imagination, because at the time of this writing, the author had no
imagination whatsoever for those sorts of things [Eggers 2001]:
2) страница с «наставлениями и рекомендациями» автора по получению
удовольствия от прочтения книги [Genette 11, 2011];
3) предисловие, в котором автор снова отмечает частично фикциональную
природу своей работы: For all the author’s bluster elsewhere, this is not, actually, a
work of pure nonfiction. Many parts have been fictionalized in varying degrees, for var-
ious purposes [Eggers 2001].
Так, элементы вымысла, по признанию автора, содержатся в диалогах, име-
нах действующих лиц и их характеристиках, времени и месте событий и т.д.
Раздел «Благодарности», написанный от третьего лица, в большом количе-
стве содержит прямые обращения к читателю, сигнализирующие о нарушении
онтологических границ, что Ж. Женетт, а следом за ним и Ян Албер в рамках
концепции «неестественной нарратологии» называют «онтологическим мета-
лепсисом» [Alber 192: 2016] или наиболее известном в визуальном искусстве
приемом «разрушения четвертой стены»: Let’s say we do this: Take the book, which
you are required to have purchased* – enclose your receipt, or a copy of the receipt –
and have someone take a picture of you reading a book… [Eggers 2001].
Издание 2001 г. также включает приложение под названием Mistakes (horrible
ones) We Knew (we meant) We Were (to make) Making, представляющее собой крат-
кий анализ текста, комментарии о процессе написания и первичной реакции на
книгу читателей и критиков. Формально приложение не является продолжением
самой книги, а начинается с ее оборотной стороны. На обложке приложения автор
в уже известной ироничной манере напоминает читателю о вымысле, описанном
в книге: This appendix, like the book it appendicizes, is not a definite account of events,
and is not meant to be used by schools or courts of law [Eggers 2001].
718
Обрамляя повествование, паратекст не только создает его «оболочку», но и
служит, в терминах Ж. Женнета, «порогом интерпретации». Так, паратекстовые
элементы автобиографического текста становятся не только важнейшей отправ-
ной точкой в отношении читателей к достоверности излагаемых событий, но и от-
вечают за возникновение у них разных видов ментальных представлений в зави-
симости от первоначальной установки (достоверные сведения / вымысел), а зна-
чит, предопределяют разного рода читательский опыт.
Эффект «когнитивного диссонанса», возникающего у читателей при обна-
ружении противоречия в рамках одной или нескольких паратекстуальных зон,
следует рассматривать в качестве «неотъемлемого компонента интерпретацион-
ной программы постмодернистских <…> текстов» [Чемодурова 2019: 55], что
задает новый вектор исследования современных автобиографических повество-
ваний в отношении репрезентации реального и вымышленного.
Олизько Н.С. Семиотико-синергетическая трактовка паратекста (на материале творче-
ства Дж. Барта) // Вестник Челябинского университета. 2008. № 3 (104). C. 67-71.
Чемодурова З.М. Когнитивный диссонанс как компонент интерпретационной про-
граммы постмодернистского художественного текста // Вопросы когнитивной лингвистики.
2019. № 2. С. 55-64.
Щирова И.А. Текст сквозь призму сложного. СПб.: Политехника-сервис, 2013.
Alber J. Unnatural Narrative. Impossible Worlds in fiction and drama. Lincoln and London:
University of Nebraska Press. 2016.
Altmann et al. Fact vs fiction: how paratextual information shapes our reading processes. Scan, 2012.
Chemodurova, Z.M. The Mechanisms and Types of Foregrounding in Postmodernist Fiction //
English Language Teaching: through the Lens of Experience. 2019.
Eggers D. A Heartbreaking Work of Staggering Genius. London: Picador, 2001.
Gasparini Ph. Est-il je? Roman autobiographique et autofiction. Paris: Editions du Seuil, 2004.
Genette G. Paratexts: Thresholds of interpretation. Cambridge: CUP, 1997.
Genette G. Seuils. Paris: Editions du Seuil, 1987.
Gibbons A. Fictionality and Ontology. The Cambridge Handbook of Stylistics / ed. by P. Stock-
well, S. Whiteley. Cambridge: CUP, 2014.
Nicol B. Eye to I: American Autofiction and Its Contexts from Jerzy Kosinski to Dave Eggers.
Autofiction in English / ed. by H. Dix. London: Palgrave Macmillan, 2018.
Mariya A. Yalovenko (St. Petersburg, Russia)

COGNITIVE FUNCTIONS OF PARATEXT

OF CONTEMPORARY AUTOBIOGRAPHIES
(Reading Dave Egger’s “A Heartbreaking Work of Staggering Genius”)
In this study we offer a cognitive approach to a literary phenomenon known as “paratext”. We argue
that paratext gives insight into ontological distortions of contemporary autobiographies as perceived
by readers: author’s intention to reveal their work’s nature by labeling it “based on a true story” or
“fiction” is responsible for creating different types of mental representations in readers’ minds.
Keywords: paratext, contemporary autobiography, fictionality, mental representations, cognitive dis-
sonance
719
Когнитивная прагматика
КОГНИТИВНАЯ ПРАГМАТИКА
Н.Г. Асмус (Челябинск, Россия)

nasmus@74.ru
КОГНИТИВНО-ПРАГМАТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ
ИНТЕРНЕТ-КОММЕНТАРИЯ КАК ОТРАЖЕНИЕ
СОЦИАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМ ГОРОДА
(на примере медиапортала 74.RU)
В статье автор рассматривает медийные характеристики и когнитивно-прагматические осо-

бенности Интернет-комментария как вторичного сетевого жанра. На примере медиапортала
выделяются 5 типов мнения коммуникантов, которые позволяют смоделировать коллективное
общественное сознание и ведут к решению насущных проблем города.
Ключевые слова: когнитивная прагматика, Интернет-комментарий, медийность, дискурсивная
позиция, массовая коммуникация, российские СМИ, проблемы городской среды
В современной лингвистике наметился кардинальный поворот в сторону

изучения механизмов репрезентации когнитивных процессов, отражающих ход
человеческой мысли по восприятию и моделирования окружающей действитель-
ности. Многое лингвисты отмечают, что только в совокупности со всеми психи-
ческими, социальными и этнокультурными установками и закономерностями
можно установить связь человека, когниции и мира. В рамках этого направления
речевая деятельность выступает как способ познания и отражения всего проис-
ходящего вокруг человека говорящего и думающего. Вопросами использования
языка в реальных коммуникативных ситуациях занимается когнитивная прагма-
тика (Клюев, Иссерс). Мы придерживаемся стратегического подхода в рамках
когнитивной прагматики, который определяет выбор говорящим определенной
коммуникативной стратегии для достижения желаемого воздействия на собесед-
ника или читателя.
Вслед за Е.И. Горошко и Е.А. Земляковой, мы определяем Интернет-коммен-
тарий как жанр 2.0 [Горошко, Землякова 2017: 95], который представляет собой
жанровый формат, возникающий под воздействием социальных медиа. Это вторич-
ный жанр виртуальной коммуникации, который совмещает в себе черты институ-
ционального и личностно-ориентированного типов дискурса и направлен на интер-
претацию и оценивание чужого мнения. Комментарии всегда выступают в диало-
говом единстве с исходной статьей, в которой автор старается вызвать ответную
реакцию у всех заинтересованных читателей, при этом направляя свое послание не
конкретному лицу, а массовому адресату, образ которого он достраивает сам.
720
Мы выделяем такие характерные черты жанра комментария в Интернет-
среде как субъективность, эмоциональность, оценочность, компрессия языковых
средств, пренебрежение нормами орфографии и пунктуации, имитация разговор-
ной речи. Письменный комментарий в Интернет-среде может содержать как вер-
бальные, так и невербальные компоненты. Мы выделяем три функции Интернет-
комментария, которые реализуются при общении коммуникантов в виртуальном
пространстве: эмотивную, конативную и фатическую. Первая функция проявля-
ется в отношении автора к объекту или субъекту коммуникации, т.е. в оценке,
вторая реализуется в воздействии на адресата, третья предполагает поддержание
контакта с аудиторией.
Пользователь из любой точки земного шара может присоединиться к неко-
торой группе людей, выставивших в сети определенную новость, и написать ми-
ровой аудитории свое мнение, осветить похожее событие, случившееся в месте
проживания участника блога или дать критическую оценку описанному. Эти
особенности определяют «медийность» блоговых текстов, под которой понима-
ется универсальное свойство текстов «быть сжатым сообщением об актуальных
и значимых событиях и фактах из жизни реальных людей» [Хорольский 2015:
46]. Признаками медийности являются: актуальность новости, неожиданность
происшествий, включенность автора в событие, апелляция к популярным кон-
цептам и актуальным на данный момент темам, экспрессия, публичная адресо-
ванность, обратная связь.
Интернет-комментарий как новая медиаплатформа предоставляет, с одной
стороны, уникальную возможность любому современному человеку открыто вы-
ражать свою позицию и активно участвовать в решении насущных проблем, с дру-
гой, путем убеждения добиться изменений в мировосприятии партнера по комму-
никации. В качестве материала возьмем комментарии к статьям с Интернет-пор-
тала 74.ru, посвященным проблемам Челябинской области. Все примеры приво-
дятся в авторской пунктуации и орфографии.
Автор комментария занимает определенную дискурсивную позицию для
выражения своей точки зрения. Под дискурсивной позицией, вслед за Д.А. По-
повой, мы понимаем «автореферентую точку зрения, определяемую картиной
мира, всей когнитивной Я-системой человека как результат его опыта познания
мира и его когнитивно-коммуникативными аксиологическими установками»
[Попова 2012: 7] и авторскими предпочтениями. Определяя общую направлен-
ность Интернет-комментария, мы констатируем идеологизированность комму-
никации, инициированный и адресованный синтез мнения и оценки, преоблада-
ние конструктивно-негативной тональности высказывания.
Наибольший резонанс вызывают материалы, посвященные действиям и ре-
шениям челябинского губернатора и местных органов власти. Горожан волнуют
проблемы, начиная от распоряжений главы правительства о введении дополни-
тельных ограничений по коронавирусу («Губернатор рассказал, что будет с ко-
видными ограничениями в праздники и после них») и отставки засидевшихся
министров («Алексей Текслер сообщил об отставке двух министров») до иници-
ативы по превращению бывшей свалки в экопарк или дендрарий («Достраивать
набережную за полмиллиарда в Челябинске будет новый подрядчик»). Рубрика
«Новый облик Челябинска», представляющая информацию о том, как благо-
устраивается Челябинск, является наиболее популярной среди жителей (имеет
721
самое большое количество просмотров и комментариев), так как выносит на об-
суждение самые злободневные проблемы, проекты и решения.
Мы выделяем 5 типов мнений, используемых коммуникантами для выраже-
ния собственной позиции в Интернет-комментариях: осуждение, совет, дискре-
дитация, эго-мнение, эмоциональная реакция.
Наиболее частотным типом мнения на портале 74.ru является осуждение (38
% от общего числа комментариев).
Челябинск все больше и больше становится похож на старую бабку, кото-
рой иногда «красят губки» протухшей оранжевой помадой
Наши деньги снова «эфективно осваивают», кто в теме очень доволен, ру-
ченки потирает.
Мэр это всегда лицо города. Наше вы знаете. Лучшим мэром был Тарасов
В.М.
Осуждение предполагает использование эпитетов, лексем с отрицательной
коннотацией, сравнительных оборотов, метафор, собственных имен. Четкое раз-
деление на «своих» и «чужих» («наши» – «ваши») осуществляется при помощи
антитезы, личных местоимений, парцелляции.
Совет любят давать практически все коммуниканты. Он оформляется в виде
руководства к действию или как вывод в конце поста (27 % от общего числа ком-
ментариев). Чаще всего используются побудительные конструкции, сослагатель-
ное наклонение глагола, вопросы.
Все ваши тендоры это просто диверсия. Создайте в городе одну организа-
цию, которая будет летом ремонтировать дороги, а зимой чистить снег, куда
проще то??? А деньгами с тендоров финансируйте свою же организацию, и ра-
бочие места в городе появятся.
Судя по опросу 80% против этого бардака на главной площади. Давайте
дружно бойкотировать эту ярмарку! В каждом районе города есть свои рынки,
вот пусть их и благоустраивают. Посидят с недельку без покупателей и сами
свернут свою торговлю. Горожане давайте уже дружно бороться против ма-
разматиков у власти.
Дискредитация занимает третье место по частотности (15 % от общего
числа комментариев). Автор комментария критикует определенное лицо, пере-
числяя вредные привычки, противоправные действия или неразумные меры,
предпринятые им. Используются прием навешивания ярлыков, сравнительные
обороты, яркие эпитеты, экспрессивные конструкции. Данный тип мнения может
выражать и оценку.
Челябинску нужен грамотный и честный мэр!
Восхитительный пример демагогии. Ему говорят, что количество парко-
вок уменьшится, а он в ответ: «Они все были плохие, парковались не по прави-
лам». Они, мистер чиновник, потому и парковались не по правилам, что по пра-
вилам в этом человейнике не запаркуешься. Ему про невозможность поставить
машину – он в ответ про инвалидов, золотце. Набор правильных и пустых слов.
Типичный чиновник 10-х – гладкий, скользкий, шоколадный... во всем правиль-
ный... прям как комсомольский комитетчик сорокалетней давности.
Следующий по частотности тип мнения − эго-мнение (12 % от общего
числа комментариев). Автор акцентирует внимание на своей точке зрения, упо-
требляя оценочные слова, эпитеты, сравнения. Как правило, данный тип имеет
722
следующую структуру: отрицательная оценка, аргумент в пользу своих убежде-
ний и вывод.
Велопарковки там не нужны! Велосипедисты постоянно гоняют, бук-
вально сшибают там пешеходов... Лучше их сделать в другом месте!
Плитка уложена безобразно, с большими перепадами, началась разру-
шаться, постоянно спотыкаешься, Почему нет никаких претензий к тем, кто
укладывал плитку? Со стороны Кировки гранитное ограждение реки надо от-
чистить от серого цвета, следующее бетонное ограждение выкрасить в беже-
вый цвет. Это портит вид набережной. Есть прекрасные набережные: Са-
мара, Казань, не говоря о Москве и Питере. Нет, как говорят, изюминка.
И последний тип мнения − эмоциональная реакция (8 % от общего числа
комментариев). Мнение представляет собой краткую констатирующую оценку в
форме оценочного прилагательного или наречия, односоставного предложения,
междометия, аббревиатуры или эмотикона. Преобладающими являются мнение-
осуждение, мнение-дискредитация.
Ностальгия...:о)
Колхоз какой то в 21 веке.
И это лицо города! Ужс.
Фото посмотрел.... воспоминания из детства )))
Итак, в результате исследования мы пришли к выводу, что активная граж-
данская позиция и возможность смоделировать коллективное общественное со-
знание помогает в решении насущных проблем и выявлении новых приоритетов.
Горошко Е.И., Землякова Е.А. Полиформатный мессенджер как жанр 2.0 (на примере
мессенджера мгновенных сообщений Telegram) // Жанры речи. 2017. № 1 (15). С. 92-100.
Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русского речи. Омск, 2003.
Клюев Е.В. Речевая коммуникация: учеб. пособие. М.: Рипол классик, 2002.
Новости Челябинска. URL: https://74.ru. (Дата обращения: 23.11.2020).
Попова Д.А. Способы репрезентации субъектности цифровой личности в жанре Интер-
нет-комментария: автореф. дис. … канд. филол. наук. Тамбов, 2002.
Хорольский В.В. Медийность и научность: сиамские близнецы или дальние родственники?
// Вестник Волгоградского гос. ун-та. Серия 8: литературоведение. 2015. № 1 (14). С. 42-51.
Nina G. Asmus (Chelyabinsk, Russia)

COGNITIVE-PRAGMATIC FEATURES OF INTERNET COMMENTARY

AS A REFLECTION OF SOCIAL PROBLEMS OF THE CITY
(On the example of the media portal 74.RU)
In this article the author examines the media characteristics and cognitive-pragmatic features of In-
ternet commentary as a secondary сybergenre. Using the example of a media portal, 5 types of com-
municants’ opinions are distinguished, which allow us to make up the collective public consciousness
and solve the pressing problems of the city.
Keywords: cognitive pragmatics, Internet commentary, media characteristicst, discursive position,
mass communication, Russian media, problems of the urban environment
723
И.Ю. Гранева (Нижний Новгород, Россия)
irina.graneva@mail.ru
КОГНИТИВНЫЕ МЕХАНИЗМЫ ВЫРАЖЕНИЯ

РАЗНЫХ РОЛЕЙ СУБЪЕКТА В УПОТРЕБЛЕНИИ
РУССКОГО ЛИЧНОГО МЕСТОИМЕНИЯ «Я»
В работе освещаются лингвокогнитивные эффекты речевой актуализации разных ролей субъ-

екта в контекстах употребления местоимения «Я». Показано, что «Я» в диалогических и мо-
нологических дискурсах способно реализовать следующие 4 типа употреблений: «Я» как
субъект дейксиса, «Я» как субъект речи, «Я» как субъект внутреннего состояния и «Я» как
субъект восприятия. Рассмотрены также случаи одномоментной реализации, т.е. совмещения
нескольких или даже всех возможных ролей в пределах одного контекста.
Ключевые слова: русские личные местоимения, местоимение «Я», когнитивные механизмы,
роли субъекта, референция, типы употребления
Работа продолжает предпринятое нами изучение референциальных свойств

русских личных местоимений и когнитивных моделей их дискурсной реализации
в рамках коммуникативно-прагматического подхода [Гранева 2008: 206-210].
Данное исследование посвящено некоторым аспектам речевой актуализации рус-
ского местоимения «Я». Категория субъекта предстает в качестве базовой и иерар-
хически организованной категории языка и мышления, отвечающей за эгоцентри-
ческую сферу языковой концептуализации мира [Talmy 2000; Болдырев 2016].
Местоимение «Я» естественным образом является одним из самых фунда-
ментальных языковых средств, отвечающих за субъектную ориентированность
языковой картины мира в целом и за субъектную координату высказывания в
частности [Падучева 1996; Маслова 2001; Радбиль 2018]. В разных типах упо-
требления местоимение «Я» реализует весьма сложные когнитивные механизмы
воплощения субъекта в языковой картине мира, причем это осуществляется по-
средством самых разнообразных концептуальных схем, которые отражают раз-
личные аспекты представленности субъекта в речевом акте. Понимание указан-
ных механизмов имеет существенную практическую значимость и разнообраз-
ные прикладные приложения, например, в области выявления механизмов язы-
кового манипулирования сознанием в медийном или рекламном дискурсе [Рус-
ский язык начала XXI века], в решении задачи авторизации текста в авторовед-
ческих экспертизах [Радбиль 2014] и пр.
Местоимение «Я», которое интуитивно предстает в качестве некой нераз-
дельной целостности, на самом деле в разных ситуациях может реализоваться в
разных субъектных ролях в зависимости от той области, которую концептуали-
зирует в тот или иной момент субъектная активность индивида. Сама возмож-
ность множественной концептуализации роли субъекта в ситуации опирается на
механизм, именуемый conceptual replacement [Человеческий фактор в языке
1992] – мысленный перенос (перемещение) позиции субъекта из одной точки
пространства и времени в другую (по типу видеокамеры). Субъект языковой кар-
тины мира в принципе неоднороден, он выступает как единство различных ас-
пектов, отражающих разные модели субъектной реакции на мир индивида, его
724
разные возможности «перемещать видеокамеру». Так, в статье Р. Муракоси «Се-
мантика говорящего: сопоставление русского, английского и японского языков»
указано, что в разных языках мира по-разному выражают себя как минимум две
противопоставленные ипостаси «Я» – «Я» внутреннее, «ментально-некоммуни-
кативное» (Я думаю), и «Я» внешнее, социальное, «общественно-коммуникатив-
ное» (Я прошу тебя спеть) [Муракоси 2006: 45]. В свою очередь В.А. Маслова
также указывает на то, что возможны Я-физическое, Я-социальное, Я-интеллек-
туальное, Я-эмоциональное, Я-речемыслительное, которые в одних когнитив-
ных схемах выступают по отдельности, а в других – могут реализоваться одно-
моментно: «Фраза Сегодня светит яркое солнце содержит следующие мысли: Я-
физическое будет испытывать благоприятное воздействие солнечных лучей; это
знает мое Я-интеллектуальное и посылает эту информацию собеседнику (Я-со-
циальное), проявляя о нем заботу (Я-эмоциональное); сообщая ему об этом, дей-
ствует мое Я-речемыслительное» [Маслова 2001: 7].
В нашей работе мы опираемся на концепцию Е.В. Падучевой, выделившей
четыре возможных роли говорящего (в том числе выраженных имплицитно): го-
ворящий как субъект дейксиса (СД), говорящий как субъект речи (СР), говоря-
щий как субъект сознания (СС) и говорящий как субъект восприятия (СВ) [Па-
дучева 1996]. Отметим, что эти четыре роли коррелируют с выделенными более
чем двадцатью годами ранее, в работе Б.А. Успенского «Поэтика композиции»,
разновидностями «точек зрения» – точка зрения в плане пространственно-вре-
меннóй характеристики, точка зрения в плане фразеологии, точка зрения в плане
оценки и точка зрения в плане психологии [Успенский 1970].
Отметим, что в концепциях Б.А. Успенского и Е.В. Падучевой речь шла
именно о позиции субъекта, которая в высказывании облигаторно присутствует
независимо от того, выражается ли она от первого языка или нет, – в виде невер-
бализованной модальной рамки любого высказывания, согласно Ю.С. Степа-
нову, обозначающей координату говорящего ʽЯ здесь / сейчас говорю тебе, чтоʼ
Сегодня светит яркое солнце [Степанов 1974]. Подлинный субъект, производя-
щий акт речи, и выражение субъекта в акте речи посредством местоимения «Я»
– это не одно и то же. Местоимение «Я» является лишь одним из вербальных
средств обозначения субъекта, которым он эксплицитно указывает на себя как
на Я в своей речи, в референциальной функции 1 лица в акте дейксиса [Бюлер
1993], но одним из самых важных, прототипических. Как мы покажем далее, кон-
цептуальное различие между указанным и четырьмя ролями говорящего полно-
стью актуально и для типов употребления местоимения «Я». Материалом для
анализа являются примеры из Национального корпуса русского языка (НКРЯ).
(1) «Я» как субъект дейксиса. Выражается в значениях эгоцентрических
элементов языка (здесь / там, сейчас / тогда, это / то и под.), которые по умол-
чанию задает говорящий, который и организует тем самым «указательное (дейк-
тическое) поле» [Бюлер 1993]. Если речь идет от I лица, то реальный субъект
совпадает с вербализованным по умолчанию: Привычное место – отметка ну-
левого километра. Я пришел сюда один. И не знаю, куда мне идти дальше [Ана-
толий Кирилин. Нулевой километр // «Сибирские огни», 2013]
(2) «Я» как субъект речи. Выражается в семантике речевых актов, т.е. в ил-
локутивной силе (коммуникативной направленности) глаголов, называющих тот
или иной тип речевых актов – просить, спрашивать, обещать, призывать и пр.
725
В их толкование входит семантический компонент ʽя говорю (тебе)ʼ [Падучева
1996]. В интересующих нас случаях употребления местоимения «Я» эти глаголы
должны быть употреблены в перформативной форме – 1 л., ед. ч., использование
которой как раз и означает непосредственное осуществление называемого рече-
вого акта: – Помоги мне. Я прошу тебя. Помоги мне. В этот момент на школь-
ном крыльце появился капитан Эдуард Андреевич [Андрей Геласимов. Фокс
Малдер похож на свинью (2001)].
(3) «Я» как субъект сознания. Выражается в использовании предикатов со
значением ментального, эмоционального, волитивного состояния, а также выра-
жающих модальность необходимости, возможности и пр.: [Падучева 1996]: Ко-
гда я думаю о том, чего мне хочется больше в старости – ощущения набранных
ролей и сделанной карьеры или сто пятьдесят внуков? – мне хочется всего
[Елена Голованова. День победы Виктории // «Домовой», 2002.08.04].
(4) «Я» как субъект восприятия. Выражается в высказываниях, которые так
или иначе имплицируют наличие «фигуры наблюдателя» [Апресян 1995], т.е.
предполагают обязательное включение в описание ситуации позицию восприни-
мающего субъекта, который что-то видит, слышит, обоняет, осязает или ощущает
по вкусу. По умолчанию «фигура наблюдателя» в случае использования 1 л., ед.ч.,
совпадает с говорящим: Помещение, в котором мы оказались, было заставлено
шкафами и ящиками. Я почувствовал запах сырости и нафталина. Над головой
мигали и потрескивали лампы дневного света [Сергей Довлатов. Чемодан (1986)]
Как уже было сказано выше, имеются концептуальные схемы употребления
«Я», которые совмещают некоторые из ролей или даже все роли в пределах кон-
текста, описывающего одну и ту же ситуацию. В следующем примере из НКРЯ
совмещены две роли – субъект дейксиса (СД) и субъект сознания (СС): Я поду-
мал о том (СС), какой я жестокий, злой, нехороший человек, и как я пришел сюда
(СД) утром, и не плакал, почти радовался (СС), что дед мой умер. [Юрий Герт.
А ты поплачь, поплачь… // «Вестник США», 2003.07.23].
Могут быть совмещены три роли субъекта, например, субъект дейксиса (СД),
субъект восприятия (СВ) и субъект сознания (СС): Здесь (СД) я почувствовал запах
(СВ) уголька и вспомнил (СС) времена своей юности, когда я работал в шахте [Н.
Драчинский. Сердечные объятия братских народов // «Огонек». № 31, 1959].
В ряде примеров концептуализируются все четыре роли субъекта: Посидели
потом (СД) на скамейке возле кладбища, Милуша стала читать мне стихи Сей-
ферта, а я следил по книге (СВ) и многое понимал (СС); но даже когда не знал
отдельных слов (СС), не спрашивал (СР) (кое-что Милуша сама объясняла) – я
слышал музыку (СВ), и эта музыка была удивительно чистая, настоящая [М. С.
Харитонов. Стенография конца века. Из дневниковых записей (1986) // М.: Новое
литературное обозрение, 2002]
Апресян Ю.Д. Избранные труды: В 2 т. Т. 2: Интегральное описание языка и системная
лексикография. М.: Языки русской культуры, 1995.
Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка / пер. с нем.; общ. ред. и ком-
мент. Т.В. Булыгиной, вступ. ст. Т.В. Булыгиной и А.А. Леонтьева. М.: Прогресс, 1993.
Гранева И.Ю. О референтном и нереферентном употреблении местоимения мы // Вест-
ник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2008. № 4. С. 206-210.
726
Маслова В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие. М.: Академия, 2001.
Муракоси Р. Семантика говорящего: сопоставление русского, английского и японского
языков // Русский язык в научном освещении. 2006. № 1 (11). С. 45-76.
Падучева Е.В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке;
Семантика нарратива). М.: Языки русской культуры, 1996.
Радбиль Т.Б. Выявление содержательных и речевых признаков недобросовестной инфор-
мации в экспертной деятельности лингвиста // Вестник Нижегородского университета им.
Н.И. Лобачевского. 2014. № 6. С. 146-149.
Радбиль Т.Б. Когнитивистика: учеб. пособие. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ им. Н.И.
Лобачевского, 2018.
ная монография / под ред. Л.В. Рацибурской. Нижний Новгород: Изд-во ННГУ им. Н.И. Лоба-
чевского, 2014.
Степанов Ю.С. Эмиль Бенвенист и лингвистика на пути преобразований // Бенвенист Э.
Общая лингвистика / ред., пер. и пред. Ю.С. Степанова. М.: Прогресс, 1974. С. 5-16.
Успенский Б.А. Поэтика композиции. Структура художественного текста. и типология
композиционной формы. М.: Искусство, 1970.
Человеческий фактор в языке. Коммуникация, модальность, дейксис. М.: Наука, 1992.
Talmy L. Toward a Cognitive Semantics. Cambridge: The MIT Press, 2000.
Irina Yu. Graneva (Nizhny Novgorod, Russia)

THE COGNITIVE MECHANISMS OF ACTUALIZATION OF VARIOUS

SUBJECT ROLES IN USAGE OF RUSSIAN PERSONAL PRONOUN “YA” (“I”)
The paper presents the linguo-cognitive effects of verbal actualization of different roles of the subject
in the contexts of using the pronoun “Ya” (“I”). It is shown that the pronoun “Ya” in dialogical and
monological discourses is capable of realizing the following 4 types of uses: “Ya” as a subject of
deixis, “Ya” as a subject of speech, “Ya” as a subject of the person’s inner state and “Ya” as a subject
of perception. Cases of simultaneous implementation, i.e. combining several or even all possible roles
within the same context, are also considered in the paper.
Keywords: Russian personal pronouns, pronoun “Ya” (“I”), cognitive mechanisms, subject roles, ref-
erence, types of usage
Д.А. Макурова (Санкт-Петербург, Россия)

dmakurova@mail.ru
АКТУАЛИЗАЦИЯ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ ДЕЗИНФОРМАТОРА

В АМЕРИКАНСКОМ ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
В работе дается определение дезинформации и рассматриваются особенности коммуникатив-
ного поведения языковой личности политика, актуализирующего дезинформацию. Отмеча-
ется, что в соответствии с выбранной установкой и интенцией, дезинформатор выстраивает
свое коммуникативное поведение, отбирая наиболее эффективные для конкретной ситуации
средства их реализации для введения реципиента в заблуждение.
Ключевые слова: языковая личность, дезинформатор, дезинформация, стратегия, тактика
Одной из ключевых составляющих современной когнитивно-коммуника-

тивной парадигмы научного знания является языковая личность, определяемая
как совокупность «способностей и характеристик человека, обусловливающих
727
создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различа-
ются степенью структурно-языковой сложности, глубиной и точностью отраже-
ния действительности, определенной целевой направленностью» [Караулов
1989: 3]. При таком подходе понятие языковой личности соотносится с понятием
мировоззрения и трактуется как «результат соединения когнитивного уровня с
прагматическим, результат взаимодействия системы ценностей личности, или
картины мира, с ее жизненными целями, поведенческими мотивами и установ-
ками, проявляющимися в порождаемых ею текстах» [Там же: 5].
В современной когнитивно-коммуникативной парадигме языковая лич-
ность определяется как человек-наблюдатель, субъект чувственного восприятия
окружающего мира, который, познавая мир (среду обитания), обращается, как
правило, к своему опыту, к сформировавшимся в процессе его жизнедеятельно-
сти феноменологическим и структуральным знаниям, системе представлений о
мире и правилах (постулатах) межличностного общения, на основе которых он
выстраивает коммуникацию.
В процессе межличностного взаимодействия в соответствии со своей интен-
цией субъекты сообщают друг другу некую информацию или дезинформацию,
представляющую собой процесс манипулирования актуальной информацией,
введение реципиента в заблуждение путем предоставления неполной информа-
ции, искажения объектов и фактов актуальной информации. В современных
лингвистических исследованиях дезинформация определяется как способ «ма-
нипулятивного воздействия, осуществляемого путем искусного использования
определенных ресурсов языка с целью скрытого влияния на когнитивную и по-
веденческую деятельность адресата» [Копнина 2014: 25].
Основополагающим аспектом дезинформирования выступает когнитивная
манипуляция – «отрицательное влияние говорящего на рациональные способно-
сти слушающего или адресата» [Деннингхаус 2008: 352]. В результате, адресат
претворяет в жизнь какое-либо действие или изменяет свое коммуникативное
поведение, которые без воздействия адресанта он бы не совершил. Иными сло-
вами, дезинформатор руководствуется дезинформирующей интенцией с целью
ввести адресата в заблуждение, создавая у него ложную систему ориентации, не-
адекватную картину мира, искаженные ценности и решения.
Таким образом, дезориентирующее воздействие – это процесс, направлен-
ный на изменение когнитивной ниши адресата с тем, чтобы вызвать ту или иную
его поведенческую реакцию, выгодную для инициатора дезинформирующей
коммуникации. Результирующий эффект такого дезориентирующего воздей-
ствия в значительной степени зависит от языкового, коммуникативного и когни-
тивного опыта адресанта. Дезинформируя, инициатор сообщения запускает фор-
мирование в сознании интерпретирующего субъекта искаженные, ложные зна-
чения и смыслы. При этом успех дезинформатора детерминирован тем,
насколько хорошо он знает своего собеседника (свою аудиторию), т.е. насколько
точно адресант понимает, каким образом и в какой ситуации можно достичь
наиболее эффективного введения в заблуждение адресата с целью выгодных для
адресанта изменений дальнейшего речевого / неречевого поведения адресата. Та-
кое знание, а также сама возможность осуществления дезориентирующего воз-
действия в значительной степени обусловлена нахождением обоих коммуникан-
тов в общей консенсуальной области.
728
В настоящее время дезинформация широко используется в медийном поли-
тическом дискурсе. Как субъект дезинформирующего дискурса политик обла-
дает, как правило, определенным тезаурусом, лексиконом и грамматиконом, а
также системой индивидуально-речевых предпочтений, которые проявляют себя
как сигналы его текстовой и дискурсивной «активности», предпочитаемых ком-
муникативно-речевых стратегий и тактик [Цуциева 2019: 3].
Рассмотрим языковую личность политика-дезинформатора на примере лич-
ности Дональда Трампа, который часто выступает в качестве автора фейковых
новостей, неподтвержденных данных, полученных от третьих лиц, и сенсацион-
ных заявлений, транслируемых им в своих социальных сетях (в частности, в
Twitter).
Пресуппозиция: в СМИ зародился слух о неамериканском происхождении
Барака Обамы и наличии у него фальшивых документов о гражданстве.
Ситуация: на страницах в своих социальных сетях, а также в интервью те-
леканалам, Трамп комментирует происхождение Обамы. Ниже приведены фраг-
менты его высказываний, сделанных в разный период.
1. I’m starting to wonder myself whether or not he was born in this country.
2. I think that tape’s going to be produced fairly soon.
3. If he does (have a birth certificate), there’s something on that certificate that
is very bad for him.
4. If he wasn’t born in this country, which is a real possibility…
5. He might have been born in America.
6. He could have been born in Kenya and gone over to the United States where
everybody wants to be a US citizen.
7. I have people that have been studying [Obama’s birth certificate] and they
cannot believe what they’re finding.
8. An ‘extremely credible source’ has called my office and told me that
@BarackObama’s birth certificate is a fraud.
9. A lot of people do not think it was an authentic certificate. ... Many people do
not think it was authentic.
10. He doesn’t have a birth certificate… [14 of Trump’s most outrageous
‘birther’ claims… URL].
Интенция политика – ввести массового адресата в заблуждение относи-
тельно происхождения своего политического оппонента, дискредитировать его
в глазах широкой общественности.
Явным языковым маркером дезинформации (1, 2) выступают ментальные
глаголы разной семантики: имплицитно-рефлексивные глаголы, глаголы мыш-
ления и глаголы предположения (I wonder, I think), которые указывают на отсут-
ствие у говорящего достаточных убедительных доказательств, что, однако, не
мешает ему высказывать свое личное мнение. В примере 2 Трамп сообщает не-
проверенную информацию о доказательствах неамериканского происхождения
Обамы, о предполагаемом наличии видеопленки, на которой бабушка Обамы го-
ворит, что он родился в Кении. Иным речевым показателем неуверенности и
доли сомнения является использование условных предложений, а также лексем
с семантикой возможности и предположительности: possible, probable, модаль-
ные глаголы may, might (3-6). Противореча самому себе (He might have been born
in America vs He could have been born in Kenya), говорящий вводит аудиторию в
729
заблуждение, каждый раз предлагая разное видение ситуации. В примере 6 Трам-
пом представлена ассерция под видом пресуппозиции – «каждый желает быть
гражданином США, и Барак Обама – не исключение», что, по мнению Трампа,
должно убедить массового адресата, что Барак Обама, как и многие эмигранты,
переехал в США в поисках лучшей жизни. В примерах 7-8 Трамп ссылается на
анонимных авторитетов (I have people that have been studying, An ‘extremely cred-
ible source’), экспертное мнение которых, как ему кажется, значимо, однако,
имена собственные конкретных личностей умалчиваются, и поэтому высказыва-
ние не поддается верификации. В примере 9, для реализации тактики ложного
обличения, задействуется прием генерализации, актуализируемый с помощью
лексем, обозначающих количество (a lot of people, many people), создавая тем са-
мым иллюзию «большинства», которое подвергает сомнению наличие сертифи-
ката, а значит, делая более эффективным дезинформирующее воздействие. Край-
ним проявлением языковой личности дезинформатора является использование
ассертивов (10), посредством которых высказывается категоричное и безапелля-
ционное мнение или оценка действительности, призванная ввести в заблуждение
и внести изменения в сознание адресата.
Таким образом, на примере высказываний Трампа о происхождении Обамы,
были рассмотрены особенности коммуникативного поведения политика-дезин-
форматора, приемы и средства реализации дезинформирующей интенции. Пер-
суазивность дезинформирующего воздействия в значительной степени обуслов-
лена нахождением дезинформатора и массового адресата в общей консенсуаль-
ной области взаимодействия, а также опорой на пресуппозиции, фоновые знания,
убеждения и ценностные ориентации адресата. Манипулируя актуальной инфор-
мацией, распространяя неверифицированные данные и искажая факты, дезин-
форматор вводит массового адресата в заблуждение, формируя неадекватную
картину действительности.
Деннингхаус С. Между ложью и иллюзией: способы дезориентации со стороны лингви-
стической семантики // Логический анализ языка. Между ложью и фантазией. М.: Издатель-
ство «Индрик», 2008. C. 344-359.
Караулов Ю.Н. Предисловие. Русская языковая личность и задачи ее изучения / Ю.Н.
Караулов // Язык и личность. М., 1989. С. 3-8.
Копнина Г.А. Речевое манипулирование: учеб. пособие. 5-е изд. М.: Флинта: Наука, 2014.
Цуциева М.А. Актуализация языковой личности политика в современном немецком по-
литическом дискурсе: автореф. дис. … д-ра филол. наук. СПб., 2019.
14 of Trump’s most outrageous ‘birther’ claims – half from after 2011. URL: https://edi-
tion.cnn.com/2016/09/09/politics/donald-trump-birther/index.html. (Дата обращения: 20.11.2020).
Darya A. Makurova (St. Petersburg, Russia)

DISINFORMER’S COMMUNICATIVE BEHAVIOR

IN THE AMERICAN POLITICAL DISCOURSE
The paper deals with the notion of disinformation and describes the peculiarities of the communica-
tive behavior of a politician who actualizes disinformation. In accordance with his intention, the dis-
informer constructs his communicative behavior, selecting the most effective strategies and adequate
means of their realization.
Keywords: linguistic personality, disinformer, disinformation, strategy, tactic
730
Г.Е. Попова (Астрахань, Россия)
Астраханский технический университет
gepopova@mail.ru
СУБЪЕКТНОСТЬ И ОБЪЕКТНОСТЬ РАЗДЕЛЯЕМОЙ КОГНИЦИИ

В КОММУНИКАТИВНОЙ ИНТЕРАКЦИИ
В перспективе интеракциональной когнитивной семиотики представлен алгоритм формирова-

ния общего смысла, возникающего у собеседников в результате речевого взаимодействия. Ав-
тором исследуется когнитивно-психологическая субъектность и объектность в формировании
общего когнитивного топоса – интерперсональной среды когнитивно-коммуникативной ин-
теракции и межличностного (интеракционального) профилирования.
Ключевые слова: диалог, когнитивный топос, коммуникативно-когнитивная интеракция, субъ-
ектность и объектность в межличностном профилировании
Процесс речевого взаимодействия (далее – РВ) часто представляется как об-

мен знаниями в «когнитивной трансакции» [Йокояма 2005]. Интеракциональная
модель РВ представляет процесс коммуникации не только как обмен информа-
цией (знаниями), но и как решение совместно поставленной задачи или про-
блемы, возникшей в процессе деятельности между партнерами по взаимодей-
ствию [Болдырев 2012]. Главным условием достижения согласия (консенсуса)
является общий, т.е. разделяемый коммуникантами (shared), смысл (ср. con-sen-
sus – ‘совместный смысл’) [Zlatev 2015].
В ряду условий успешности образования общего смысла (shared sense) пер-
вой задачей коммуникантов, проявляющейся на метауровне РВ, является форми-
рование совместного пространства взаимопонимания (коммуникативно-когни-
тивный топос, когнитивная среда [Sperber, Wilson 1989]).
Деятельностное пространство смысла включает совокупность факторов си-
туации речевого взаимодействия: обстоятельства коммуникации, статус и функ-
ции коммуникантов, отражающиеся в их речевом поведении (коммуникативный
этос) и т.д., которые проецируются на формирование РВ в определенных рамках
организации речи (дискурсивная формация [Попова 2019а; Фуко 1996], контек-
стуальная модель [Попова 2020б; Dijk 2008]), включающей объекты vs субъекты;
модальности акта высказывания; понятия; тематические выборы (стратегии)
[Фуко 1996: 77].
Таким образом, основой дискурсивного взаимопонимания является взаимо-
осознанный смысл (общность «смысла») – взаимное понимание «объекта» и со-
гласие по поводу воспринимаемой партнерами действительности (когнитивный
резонанс [Ирисханова 2018; Попова 2019б; Попова 2020а]).
Интеракциональное значение высказывания – это смысл, разделяемый ком-
муникантами (shared sense) и являющийся коммуникативно-когнитивной основой
речевого взаимодействия. Составляющие этого смысла («дискурсивная модаль-
ность») многообразны. Можно выделить как минимум пять аспектов, составляю-
щих «модальность акта высказывания» (накладывающихся на пропозицию): ин-
тенциональный (телеологический); интерперсональный (межличностный); илло-
кутивный; аргументативный; экспрессивно-дискурсивный [Попова 2019б].
Значение интеракционального дискурса (смысл высказывания) есть резуль-
тат когнитивного взаимодействия коммуникантов, которое начинается в рамках
731
определенной дискурсивной формации с динамики сенсомоторной координации
между индивидами и с формирования паттернов этой координации, а продолжа-
ется в инференциях (скрытых смыслах) и рефлексивных метарепрезентациях
(экспликациях), отражающих взаимное проникновение в когнитивную про-
грамму партнера по коммуникации (recipient design) [Newman-Norlund 2009].
Несомненно, этот процесс не может опираться только на знания (info), за-
действованы «внутренние релевантности» партнеров по коммуникации [Щюц
2004]. Интеракция это не трансакция в смысле простой передачи знания (инфор-
мации) от одного к другому, а «транзакция» в почти экономическом смысле
(сделка, торг), то есть обмен, в результате которого должна возникать взаимная
удовлетворенность «контекстуальными моделями» партнера [Dijk 2008], опира-
ющаяся на: а) дискурсивный договор по идентификации объекта-референта; б)
метадиалог «по понятиям» (согласование объема и содержания «обобществляе-
мых» понятий); в) интерперсональный мимезис (эмпатия, институциональная
деонтология); г) принимаемая партнерами-коммуникантами иллокутивная и ар-
гументативная релевантность высказывания. Интерактивная релевантность
определяется требованиями прозрачности (идентификация референта) и коге-
рентности (связности) референциально-пропозициональной информации. Ин-
теракциональная релевантность определяется перлокутивностью речевого дей-
ствия (напр., принятие решения), т.е. достижением эффекта, «перлокутивного
смысла» (ср. «Какой смысл с тобой говорить», «Перестань кощунствовать» и
т.п.) в интерперсональном (психологическом) и деятельностном (социальном)
аспектах (пространствах) речевой интеракции [Попова 2019б].
В рамках речевой интеракции можно выделить обобщенно две векторные
ипостаси речеязыкового события:
1) субъект-объектную – номинация объекта (референта);
2) субъект-субъектную – речевое (взаимо)действие – эксплицитная и/или
имплицитная интеракция (инференция). Здесь можно говорить как минимум о
двух типах когнитивно-коммуникативной интенциональности субъекта – уста-
новки на объект и установки на субъект.
I. Субъект-объектная (интерактивная) интенциональность, как правило,
заключена внутри мыследеятельности субъекта (влияние свойств объекта на ха-
рактеристики рецепции, концептуализацию, категоризацию и интерпретацию).
Эта установка на объект рассматривается как первая стадия перехода от репре-
зентации адресантом «объекта» как такового к метарепрезентации – представле-
нию об «объекте» в общей когнитивной системе «адресант-адресат», а от нее – к
внешней коммуникации (договору по поводу референта).
II. Субъект-субъектная (интеракциональная) интенциональность предпо-
лагает связь с активным коммуницирующим субъектом (речевой обмен).
В реальном речевом взаимодействии наличие предмета сообщения превра-
щает субъект-субъектные отношения в субъект-объект-субъектные отношения,
т.е. коммуникативная функция переплетается с когнитивно-интерпретативной.
Кроме того, ввиду асимметрии субъект-объект-субъектных отношений, может
происходить инверсия субъекта и объекта [Там же].
Превращение субъекта в объект происходит как с адресантом (А), так и с
адресатом (В) сообщения. Субъект-объектная инверсия адресанта может быть
представлена такой оппозицией: «Я хочу, чтобы вы...» vs «Вам надлежит...» –
732
здесь происходит десубъективизация адресанта (устранение субъекта [Алферов,
Кустова, Попова 2015]), превращение его в недифференцированный объект
(надлежит). Или объективизация собственного мнения (речевая стратегия):
«Понаехали тут!», «Житья от вас нет!» и т.п. Превращение адресата в объект
передается следующей оппозицией: «Дорогой наш Иван Иванович! От всего
сердца поздравляем Вас..» vs «А принеси-ка нам, голубчик, водочки граммчиков
сто!» – адресант превращается в «объект». Таким образом, адресант как субъект
высказывания (S1) может рассматривать адресата не как субъекта интеракции
(S2), а как «объект», например, при манипуляции (обман, невежливость, прене-
брежение и т.д.); институциональную составляющую (объект-функцию) дея-
тельности (официант, клиент, пассажир, пациент) и т.д.
И наоборот, адресант (S1) может представляться как «объект»: – в институ-
циональной дискурсивной формации: закон, установление, предписание («Вам
надлежит...»); – в манипулятивной коммуникации: объективизация мнения,
обобщенность субъекта, опущение субъекта и др. («Житья от вас нет!»). Гармо-
низация, повышение релевантности интерперсональных, иллокутивных, аргу-
ментативных аспектов интеракции является условием успешности формирова-
ния общего смысла речевого обмена (взаимопонимания). Результатом успешно-
сти и эффективности коммуникации является когнитивный резонанс, понимае-
мый как взаимодополнение и усиление концептуальных проекций предметного
и интерсубъективного содержания интеракции [Ирисханова 2018; Попова
2020а]; как формирование обоюдно согласованной (shared) ментальной репре-
зентации референциального объекта, составляющей смыслообразование в рече-
вом взаимодействии; как перевод со-направленного внимания в едино-направ-
ленное внимание (joint attention) [Battich, Geurts 2020], обусловливающее реле-
вантность когнитивно-речевой репрезентации, консенсус и последующее приня-
тие решения [Sperber, Mercier 2012].
Алферов А.В., Кустова Е.Ю., Попова Г.Е. Релевантность в концептуализации России во
французском парламентском дискурсе // Политическая лингвистика. 2015. № 2 (52). С. 57-62.
Болдырев Н.Н. Проблемы вербальной коммуникации в когнитивном контексте // Во-
Ирисханова О.К. Когнитивный резонанс и его вербальные и невербальные проявления //
Когнитивные исследования языка. 2018. Вып. XXXII. С. 334-344.
Йокояма О. Когнитивная модель дискурса и русский порядок слов. М.: Языки славян-
ской культуры, 2005.
Попова Г.Е. Когнитивно-прагматическая категория релевантности в структуре парла-
ментской коммуникации // Политическая лингвистика, 2019а. № 1 (73). С. 81-89.
Попова Г.Е. Релевантность речевой интеракции: аспектуальная и жанровая типология.
Пятигорск: Изд-во ПГУ, 2019б.
Попова Г.Е. Когнитивный резонанс как функция интеракционального энталамирования //
Когнитивные исследования языка. 2020а. Вып. XLII. С. 285-290.
Попова Г.Е. Теория релевантности: две концепции контекста // Studia Germanica,
Romanica et Comparatistica. Т. 16. № 1 (47). Донецк: ДонНУ, 2020б. С. 60-69.
Фуко М. Археология знания. Киев: Ника-Центр, 1996.
Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М.: Российская политическая энцикло-
педия (РОССПЭН), 2004.
Battich L., Geurts B. Joint attention and perceptual experience // Synthese. 2020. URL:
https://www.researchgate.net/publication/328432834.
733
Dijk T.A. Discourse and Context. A Sociocognitive Approach. Cambridge: CUP, 2008.
Newman-Norlund S.E. Recipient design in tacit communication // Cognition. 2009. No. 111 (1).
Р. 46-54.
Sperber D., Mercier H. Reasoning as a social competence // Collective wisdom: Principles and
mechanisms. 2012. Р. 368-392.
Sperber D., Wilson D. La pertinence. Communication et cognition. P.: Minuit, 1989.
Zlatev J. Cognitive semiotics // International handbook of semiotics / ed. by P. Trifonas. Dor-
drecht: Springer, 2015. Р. 1043-1067.
Galina Ye. Popova (Astrakhan, Russia)

Astrakhan State Technical University
SUBJECT AND OBJECT IN SHARED COGNITION

IN COMMUNICATIVE INTERACTION
In the perspective of interactional cognitive semiotics, an algorithm for the formation of a common
sense that occurs in the interlocutors as a result of speech interaction is presented. The author inves-
tigates cognitive-psychological representation of the subject-object opposition in the formation of a
common cognitive domain – an interpersonal environment of cognitive-communicative interaction
and interpersonal (interactional) profiling.
Keywords: dialogue, cognitive domain, communicative-cognitive interaction, subject and object in
interpersonal profiling
У.В. Смирнова (Москва, Россия)

yanasmirnova@hotmail.com
ГЛАГОЛЫ TO DEFEND И TO LOVE

КАК НАСЛЕДНИКИ АРХЕТИПИЧЕСКОГО СМЫСЛА
В статье предлагается рассмотреть употребляемые в политическом дискурсе глаголы to defend
и to love как глаголы, наследующие архетипические смыслы различения доброкачественной и
злокачественной агрессии. Обнаруживается тенденция использовать эти глаголы для ввода
смыслов, которые автор дискурса стремится сделать взаимозаменяемыми.
Ключевые слова: политический дискурс, архетип, доброкачественная агрессия, злокачествен-
ная агрессия, Дж. Буш-мл.
В свое время при анализе дискурса Дж. Буша-мл. «After 9 / 11» я обратила
внимание на глаголы, которые служат связующими элементами смысла. Целью
анализа была цепочка знаков, определяющая значение начинаемой в то время
войны Америки в Ираке.
«This new war is going to take some time. We’re in this for the long haul. After
all, we defend our nation we love. We defend the values we uphold. We love freedom.
We love freedom, we love our freedoms, and we will defend them, no matter what the
cost. The work has just begun. And what we have begun, we will finish» (G.W. Bush,
July 19, 2002).
Из анализа примера было очевидно, что знак war определяется через цепочку
отложенных значений: война определена как новая, ее главным признаком стано-
вится длительность (this war – take some time; we are in this for the long haul). Далее
по логике дискурса значение знака war трансформируется при определении цели
войны – защита Америки, защита американских ценностей, защита американских
свобод: this war – defend our nation; defend our values; defend our freedoms.
734
При наличии связующих глаголов to love и to defend (we love our nation / we
love freedom, we defend our nation / we defend our freedoms) устанавливается и
закрепляется референциальная тождественность знаков our nation и freedom:
наша страна и есть свобода; защищаем страну, значит, защищаем свободу. При
этом очень важным модификатором значения freedom становится жертвенность
– «мы защищаем свободу любой ценой» (no matter what the cost).
Говоря о «связующих» глаголах, т.е. тех, что вводят синтаксически парал-
лельные конструкции, стоит заметить, что они здесь наследуют архетипический
смысл. Э. Фромм в свое время писал о злокачественной и доброкачественной
агрессии. Если первая однозначно связана с деструктивным началом в человеке,
независима от наличия угрозы самосохранению и лежит вне связи с удовлетворе-
нием потребностей, вторая является биологически адаптивной и способствующей
продолжению жизни. В определенном отношении доброкачественная агрессия
может быть возведена к либидо: люблю, значит, защищаю. Э. Фромм отмечал,
что доброкачественная агрессия исторически свойственна американцам, хотя и
предупреждал об опасности агрессивного поведения в целом [Fromm 1973].
Следует признать, что в этом вопросе обнаруживаются много закономерных
исторических соответствий: 1) желание протестантов переселиться в Новый
Свет продиктовано миссионерскими и экономическими интересами; они прие-
хали в Америку для того, чтобы отстаивать свою свободу; 2) протестанты защи-
щали себя и свою веру по принципу «кто не с нами, тот против нас», не гнушаясь
физическим уничтожением индейцев; так, с 1703 г. начали назначаться, а в даль-
нейшем неоднократно повышаться денежные премии за индейские скальпы; это
поощрение было утверждено Законодательным Собранием; Британский Парла-
мент объявил, что жестокие преследования и скальпирование людей – это сред-
ства, дарованные Богом и природой; таким образом, утверждалось божественное
призвание убийц; 3) конкуренция (Competition), возведенная американцами в
ранг одной из шести основных ценностей, тоже является разновидностью добро-
качественной агрессии.
Подводя итог этим предварительным наблюдениям за спецификой употреб-
ления глаголов to defend и to love в связке синтаксически параллельных кон-
струкций, необходимо отметить, что 1) данные глаголы являются наследниками
архетипических смыслов, характерных для англо-американской культуры; 2) ар-
хетипические смыслы, которые можно связать с этими глаголами, восходят к
важной с точки зрения выживания человека злокачественной и доброкачествен-
ной агрессии; 3) наблюдается тенденция использовать данные глаголы для ввода
смыслов, которые автор дискурса стремится сделать взаимозаменяемыми; в этом
случае они вводят синтаксически параллельные конструкции; 4) требуется даль-
нейший анализ для выявления закономерностей обнаруженных особенностей
употребления глаголов to love и to defend в политическом дискурсе.
Fromm E. The anatomy of human destructiveness. New York: Holt, Rinehart and Winston, 1973.
735
Ulyana V. Smirnova (Moscow, Russia)
yanasmirnova@hotmail.com
THE VERBS TO DEFEND AND TO LOVE AS CONNECTED TO THE ARCHETYPE

The article aims to analyze the verbs to defend and to love in political Anglo-American discourse as
connected to archetypical meanings of malignant and benign aggression. There is a clear tendency to
use these verbs to introduce signs, referents of which the expert means to make interchangeable.
Keywords: political discourse, archetype, benign aggression, malign aggression, G.W. Bush
М.П. Таймур (Москва, Россия)

mariataymour@gmail.com
DO EXPECTATIONS ALWAYS HURT?,

ИЛИ ПОЧЕМУ МАЛАФОРЫ ВЕДУТ СЕБЯ НЕПРЕДСКАЗУЕМО
В статье ставится задача рассмотреть проблему неоднозначного восприятия малафор как под-
вида смешанных метафор на материале английского языка. Анализ результатов проведенного
среди носителей английского языка лингвокогнитивного эксперимента показал, что помимо
влияния экстралингвистических факторов может быть выявлена прямая зависимость между
эффектом обманутого ожидания и уровнем когнитивного напряжения при инференции значе-
ния малафор.
Ключевые слова: смешанная метафора, малафора, когнитивный диссонанс, бленд, эффект об-
манутого ожидания
Малафора, один из самых распространенных подвидов смешанной мета-

форы, может быть охарактеризована как гибрид метафоры и малапропизма, а
также как бленд нескольких идиоматических выражений в рамках единой мат-
рицы (напр., Nothing to shake home about). Впервые данный термин был употреб-
лен во второй половине прошлого столетия [Harrison 1976], и изначально им обо-
значались семантические ошибки, возникающие в дискурсе в результате лингви-
стической некомпетентности либо оговорки участника коммуникации. Однако,
с развитием когнитивного направления в лингвистике, в поле исследований ко-
торого входят как традиционные формы употребления языковых единиц, так и
различные отклонения от норм, смешанные метафоры в принципе и ее подвиды
в частности стали вызывать все больший интерес среди лингвистов-когнитоло-
гов. Сегодня подобные отклонения от узусного употребления языка изучаются с
помощью аппарата когнитивного анализа на теоретическом уровне (см. подроб-
нее в [Голубкова, Таймур 2019; Рыжкина 2018; Таймур 2019; Таймур 2020a; Sul-
livan 2018]) и проведения различного рода лингвокогнитивных экспериментов на
эмпирическом уровне. В данной статье поднимается проблема причин измене-
ния уровня когнитивного напряжения при восприятии реципиентами малафор,
составляющие элементы которых представляют собой более или менее высоко-
частотные идиоматические выражения, и предпринимается попытка найти ответ
на поставленный вопрос с помощью анализа результатов проведенного на носи-
телях английского языка эксперимента.
Для решения поставленной задачи в рамках данного исследования был про-
736
веден лингвокогнитивный онлайн-эксперимент, в котором приняли участие бо-
лее 100 респондентов, являющихся носителями английского языка из различных
англоговорящих стран мира (Великобритания, Соединенные Штаты Америки,
Канада, Австралия, Южно-Африканская Республика). Для обеспечения стати-
стической репрезентативности выборки к участию приглашались представители
различных профессий (студенты, инженеры, IT-специалисты, преподаватели, пе-
реводчики, менеджеры, медработники, консультанты, бизнесмены, сотрудники
торговых компаний, программисты) обоих полов в возрасте от 16 до 58 лет. Всем
участникам эксперимента был предложен ряд малафор, отобранных методом
сплошной выборки из таких англоязычных онлайн-ресурсов как новостные пе-
редачи, спортивное обозрение, социальные сети и пр. Поскольку в рамках пол-
ного исследования данной проблемы автором была разработана классификация
смешанных метафор, в т.ч. малафор (см. подробнее в [Таймур 2020b]), респон-
дентам предлагались следующие подвиды малафор: малафоры-усилители (напр.,
We pulled our heads together), малафоры-комбинаторы (напр., He smokes like a
fish), малафоры-противопоставители (напр., I want to get an elephant out of the
room) и малафоры-остроты (напр., To see the carrot at the end of the tunnel). Сперва
участники эксперимента должны были оценить малафору по шкале от 1 до 5 в
зависимости от степени необычности и непонятности (1 – strikes as unusual, 5 –
sounds quite natural), а затем описать / прокомментировать возможное значение
(или значения) выражения. Перед проведением данного лингвокогнитивного
эксперимента нами была выдвинута гипотеза, заключающаяся в следующем: чем
более «частотны» идиоматические выражения, попадающие в бленд, тем успеш-
нее должен проходить процесс инференции значения бленда и, соответственно,
тем меньший уровень напряжения должна вызывать малафора.
Полученные в результате проведенного эксперимента данные позволили оце-
нить уровень возникающего когнитивного напряжения у реципиентов при их про-
чтении каждой предлагаемой малафоры и проследить зависимость между уровнем
вызываемого выражением ментального дискомфорта и пониманием малафоры.
При столкновении англоговорящих реципиентов с такими популярными малафо-
рами-усилителями как It’s not rocket surgery, That’s the way the cookie bounces прак-
тически во всех случаях участники эксперимента успешно идентифицировали со-
ставляющие компоненты конечного бленда (It’s not rocket science + It’s not brain
surgery в первом случае и That’s the way the cookie crumbles + That’s the way the ball
bounces во втором случае). Однако подавляющее большинство респондентов от-
мечали высокий уровень когнитивного напряжения (напр., в случае с малафорой
It’s not rocket surgery – 79.3%, в случае с That’s the way the cookie bounces – 87.8%)
и указывали в комментариях, что выражение должно звучать по-другому, упоми-
ная одну из составляющих малафоры стандартных идиом. Похожий результат был
получен в результате инференции значения малафор-острот, составленных из ши-
роко известных поговорок, напр., A bird in the hand is worth two killed with one stone
= A bird in the hand is worth two in the bush + To kill two birds with one stone, где
81.7% респондентов отметили высокий или очень высокий уровень возникшего
когнитивного напряжения по пятибалльной шкале. Очевидно, во всех случаях но-
сители языка ожидали «традиционное» окончание идиоматического выражения, а
поскольку их ожидания не оправдывались, возникал определенный уровень ко-
737
гнитивного диссонанса [Демьянков 2011]. В то же самое время малафора-усили-
тель I can’t make these split-minute decisions была воспринята участниками экспе-
римента весьма благосклонно, о чем свидетельствовал довольно низкий уровень
вызванного ею когнитивного напряжения (32.7%). Здесь, можно предполагать, за
счет совпадения семантических полей блендируемых выражений (last minute deci-
sions vs split second decisions) эффект обманутого ожидания респондентов имел
значительно более низкий уровень.
По результатам эксперимента был сделан вывод о прямой зависимости
между частотностью составляющих смешанную метафору элементов и уровнем
интенсивности эффекта обманутого ожидания как «элемента малой вероятности,
нарушающего непрерывность сообщения и создающего неожиданность, которая
вызывает сопротивление восприятия, требует усилия со стороны читателя» [Сти-
листический энциклопедический словарь], опровергающий нашу первоначаль-
ную гипотезу. В то же самое время результаты проведенного эксперимента по-
казали, что ни одна из предлагаемых малафор не была воспринята носителями
английского языка однозначно негативно либо однозначно позитивно, что сви-
детельствует о влиянии характеристик личности каждого участника. Мы пред-
полагаем, что большое влияние на уровень «понятности» малафор, помимо эф-
фекта обманутого ожидания, имеет тип интеллекта респондента, влияющий на
характер проявления его лингвокреативности. В нейронауке выделяются кри-
сталлизованный и подвижный типы интеллекта. Первый тип интеллекта харак-
терен для людей не очень креативных, а вот языковые личности, обладающие
вторым типом интеллекта, способны более оперативно устанавливать новые ас-
социативные отношения, поскольку обладают большим набором ассоциативных
связей [Gruszka, Necka 2002; Rossman, Fink 2010]. Эти индивиды, соответ-
ственно, обладают более высоким потенциалом не только для успешной инфе-
ренции значения различных видов смешанных метафор, но и для их генерирова-
ния в процессе коммуникации. Более глубокое изучение данных факторов, од-
нако, лежит за пределами настоящего исследования. Также в исследовании не
присутствовали малафоры на других языках, напр., на русском (С кем пове-
дешься, так тебе и надо; Чем дольше в лес, тем своя рубашка ближе к телу;
Черным по русскому, русским по белому; На вкус и цвет все карандаши разные;
Лысый конному не пеший; Ум хорошо, а два сапога пара; Баба с возу – на кобыле
не объедешь; Слово не воробей, поймают – вылетишь; Одна голова хорошо, а
три – Змей Горыныч; Можно заставить коня войти в воду, но нельзя заставить
его валяться; Одна голова хорошо, а три некрасиво; В тихом омуте, да не в
обиде; Рыло по локоть в пуху; У семи нянек воз и ныне там; Слово не воробей,
топором не вырубишь ; Это еще бабушка надвое вилами на воде написала;
Ложка дегтя, которая сломала спину верблюда [Facebook.com]), и данный ас-
пект требует дополнительных когнитивных исследований.
Итак, анализ результатов проведенного лингвокогнитивного эксперимента
позволяет сделать вывод о том, что предсказать реакцию того или иного инди-
вида на малафоры, возникающие в коммуникации, практически не представля-
ется возможным, поскольку, помимо эффекта обманутого ожидания, на уровень
возникающего когнитивного диссонанса также влияет ряд индивидуальных осо-
бенностей реципиента.
738
Голубкова Е.Е., Таймур М.П. Факторы преодоления когнитивного диссонанса в смешан-
ных метафорах (на материале английского языка) // Когнитивные исследования языка. 2019.
Вып. XXXVI. С. 147-153.
Демьянков В.З. Когнитивный диссонанс: когниция языковая и внеязыковая // Когнитив-
ные исследования языка. 2011. Вып. IX. C. 33-40.
Рыжкина Е.В. Методология исследования фразеологической окказиональности в усло-
виях полипарадигмальности (на материале английского языка) // Вестник МГЛУ. 2018. № 811.
С. 115-131.
Стилистический энциклопедический словарь. URL: http://rus-yaz.niv.ru/doc/stylistic-dic-
tionary/index.htm. (Дата обращения: 15.10.2020).
Таймур М.П. Когнитивный диссонанс в смешанных метафорах на английском языке //
Вестник МГЛУ. Гуманитарные науки. 2019. Вып. № 829. С. 84-95.
Таймур М.П. Малафора как подвид смешанной метафоры в условиях полипарадигмаль-
ности (на материале английского языка) // Филологические науки. Вопросы теории и прак-
тики. 2020а. № 3. C. 154-158.
Таймур М. П. Классификация смешанных метафор: когнитивные предпосылки // Совре-
менная наука: актуальные проблемы теории и практики. Гуманитарные науки. 2020b. № 2. С.
176-178.
Facebook. URL: https://www.facebook.com. (Дата обращения: 10.11.2020).
Gruszka A., Necka E. Priming and acceptance of close and remote associations by creative and
less creative people // Creativity research journal. 2002.Vol. 14. No. 2. P. 193-205.
Harrison L. Searching for Malaphors // The Washington Post. USA: Washington, 06.08.1976.
P. 4-6.
Rossman E., Fink A. Do creative people use shorter associative pathways? // Personality and
individual differences. 2010. No. 49 (8). P. 891-895.
Sullivan K. Mixed Metaphors: their use and abuse. UK: Bloomsbury Academic, 2018.
Mariya P. Taymour (Moscow, Russia)

mariataymour@gmail.com
DO EXPECTATIONS ALWAYS HURT?

OR WHY MALAPHORS BEHAVE UNPREDICTABLY
The article aims to consider the problem of the ambiguous perception of malaphors as a subspecies
of mixed metaphors based on the material of the English language. The analysis of the results of a
linguo-cognitive experiment conducted among native speakers of English showed that, in addition to
the influence of extralinguistic factors, a direct relationship can be revealed between the effect of
defeated expectations and the level of cognitive tension during the inference of the malaphor value.
Keywords: mixed metaphor, malaphor, cognitive dissonance, blend, defeated expectations
А.В. Трубочкин (Москва, Россия)

nalugu@mail.ru
НОМИНАТИВНЫЕ ОСОБЕННОСТИ КОНСТРУКЦИИ X-IN

В статье рассматриваются номинативные особенности конструкции X-in с точки зрения ко-

гнитивной семантики. Триангуляция корпусного, диахронного и когнитивного анализов кон-
струкции X-in позволяет установить факторы, допускающие в состав конструкции новые еди-
ницы при условии тождественности описываемых ситуаций, облегчая задачу извлечения из
памяти необходимых единиц номинации или создания новых по модели конструкции.
739
Ключевые слова: диахронный анализ, корпусный анализ, корпусные данные, конструкция, ко-
гнитивная семантика
Статья посвящена проблеме аналогического словообразования на матери-

але субстантивных конструкций X-in в современном английском языке. Прини-
мая во внимание словообразовательную активность языковых конструкций,
среди которых часто встречаются лексические единицы схожей типологии X-in
в английском языке, такие как частотные break-in, walk-in, check-in, drive-in и ме-
нее частотные sit-in, love-in, shut-in, write-in (Рис. 1), можно предположить, что
существует некоторая модель X-in, обладающая аналогичным потенциалом сло-
вообразования.
Рис. 1. Частотность X-in в корпусе COCA

Первичные корпусные данные о вариантах X-in могут послужить подсказ-
кой, что существуют определенные факторы, влияющие на активизацию проду-
цирования, но связанные с разными словообразовательными процессами не-
смотря на то, что синтактико-грамматическая модель X-in для них является об-
щей. При этом вопрос о том, какие именно факторы влияют на процесс продуци-
рования остается открытым. Попробуем разобраться со структурой модели Х-in
и установить основные словообразовательные факторы, отраженные в индексах
частотности по корпусным данным.
Отметим, что словообразовательная морфема -in, совпадает с частицей in,
которая является постпозитивным элементом в составе фразовых глаголов, таких
как sit in, shut in, write in, отражающих типологическую характеристику англий-
ского языка как языка сателлито-ориентированного: в нем преобладает модель,
в которой направление (движения или действия) выражается приглагольным са-
теллитом (или частицей) [Talmy 1991]. Таким образом, субстантивированные
единицы модели X-in мотивированы как фразовым глаголом X in, так и некото-
рым дополнительным фактором, благодаря которому модель X-in приобретает
особенные номинативные свойства.
Предположение о существовании нескольких словообразовательных моде-
лей, различных по типу мотивации и объединенных одной синтактико-грамма-
тической формой X-in, допускает существование такой конструкции X-in, кото-
рая имела бы две разные мотивирующие основы, составляющие ее номинатив-
ную особенность – фразовый глагол типа X in и некоторый фактор X2, способ-
ствующий процессу продуцирования отглагольных имен, вовлекая новые еди-
ницы в орбиту конструкции X-in.
740
Чтобы установить фактор X2, необходимо отделить мотивирующую основу
фразового глагола омонимичной фразово-глагольной конструкции [Голубкова,
Трубочкин 2019: 604-609] X in. Для этого рассмотрим пример love-in (Рис. 1) из-
за отсутствия мотивирующего фразового глагола love in. Это позволяет выделить
характерные фактору X2 корпусные данные, выраженные низкой частотностью
отглагольного имени. На этом этапе обратимся к сопоставительному диахронному
анализу корпусных данных love-in (Рис. 2-5).
Рис. 2. Диахронный анализ love-in на корпусных данных COHA
Рис. 3. Диахронный анализ sit-in на корпусных данных COHA

Данные корпусного анализа на Рис. 2 указывают на некоторое социально
значимое событие, произошедшее в 1960-х гг. и ставшее прецедентным для об-
разования love-in. На следующем этапе анализа конструкции X-in, оценим ка-
кими лексическими единицами заполняется слот X в этот же период – в 1960-х
гг. Результаты анализа показали наивысший индекс частотности у sit в X-in (Рис.
3) 3.09 ipm (instances per million), значительно превышающий индекс частотно-
сти love-in, равный 0.21 ipm. Такое превышение подсказывает, что sit-in как лек-
сическая единица могла существовать до события, повлекшего образование love-
in, т.е. до 1960 г. Чтобы проверить это, проанализируем аналогичным способом
корпусные данные до 1960 г. На предшествующих отрезках времени, начиная с
1930 г. обнаруживается употребление тестируемой единицы sit-in с индексом не-
высокой частотности 0.04-0.12 ipm (Рис. 3).
Рис. 4. Диахронный анализ sit-down на корпусных данных COHA
Отметим также, что до 1930 г. тестируемая конструкция не встречается, т.е.
741
sit-in ранее не употреблялось. Следовательно, в 1930-х гг. также могло иметь ме-
сто некоторое значимое в обществе событие, повлекшее образование sit-in и свя-
занное с образованием love-in в 1960-х гг. одной грамматико-синтаксической мо-
делью X-in.
Анализируя корпусные данные аналогичным образом, определим какие
структурно схожие с sit-in лексические единицы приходятся на момент времени
ее появления, т.е. на 1930-е гг. Результаты анализа показывают, что с наиболь-
шей разницей в индексах частотности от 0.02 до 3.33 ipm является sit-down (Рис.
4) с наиболее частотным ее коллокатом strike (Рис. 5), что явным образом назы-
вает определенное событие в обществе sit-down strike «сидячая забастовка» с пи-
ком частотности словосочетания на 1930-х гг. по корпусным данным COHA.
Дальнейшая этимологическая проверка подтвердила исторические события в
США, связанные с протестами в 1930-х и 1960-х гг., значимость которых подкреп-
ляется данными корпусно-диахронного анализа, указывающими на соответству-
ющие изменения в языке. Это дает возможность определить фактор X2, влияющий
на мотивацию лексической единицы, как прагматический, связанный с прецедент-
ными событиями. Таким образом, мы можем вывести модель конструкции X-in,
словообразовательной особенностью которой является семантическая деривация
во взаимодействии с прагматическим фактором, продемонстрированная на при-
Рис. 5. Диахронный анализ sit-down strike на корпусных данных COHA
мерах sit-in – love-in. При этом отметим, что образованное в 1930-х гг. sit-in также
употребляется в новой ситуации в 1960-х гг., но в результате констелляции [Голу-
бева 2007: 152-168] претерпевает структурную и смысловую модификацию, обра-
зуя love-in для более точного обозначения отдельных протестных событий 1960-х
гг. и являясь лингвокогнитивным знаком такого события [Телия 1988: 173-204],
но образованное по одной грамматико-синтаксической модели X-in, что позволяет
нам рассматривать X-in с позиции когнитивной семантики как концептуальную
структуру, закрепленную в речи. С когнитивной точки зрения [Кубрякова 2004]
пример love-in, как конструкция X-in c 1937 г. передает концепт протеста / вызова
против определенных норм в обществе, приходящихся в свое время на протесты
профсоюзов, затем в 1960-х гг. модификация love-in обозначает молодежные про-
тесты, проецируя семантику слота X как образа действия на семантику конструк-
ции X-in. Другими словами, слот X передает способ (manner) осуществления про-
теста, обозначаемого конструкцией X-in.
Таким образом, конструкция X-in обладает стабильным семантическим яд-
ром, устойчивым во времени, а открытый слот X конструкции играет роль се-
мантического модификатора. Другими словами, с появлением нового значимого
742
события, язык предлагает обществу ранее заготовленный языковой инструмен-
тарий, как в примерах X-in со своей семантикой, к использованию которого, об-
щество вынуждено приспособиться, но в то же время внося свою, ранее непред-
сказуемую модификацию в семантику языка, связанную с событиями. Так, при
исследовании свойств конструкции X-in были установлены события 1930-х и
1960-х гг., послужившие триггерами всплеска частотности употребления сочета-
ний с sit и love, что «вынуждает» love искать подходящие аналогические кон-
струкции, среди которых подходящий вариант X-in был образован в языке в 1937
г. – sit-in. Так, продемонстрированная триангуляция корпусного, диахронного и
когнитивного анализов предоставляет возможность наблюдать как общество
влияет на язык и в то же время как оно зависит от него.
Голубева Н.А. Слово. Текст. Дискурс. Прецедентные единицы // Язык, коммуникация и
социальная среда. 2007. № 5. С. 152-168.
Голубкова Е.Е., Трубочкин А.В. Фразовые глаголы как грамматические конструкции (на ма-
териале английского языка) // Когнитивные исследования языка. 2019. Вып. XXXVII. С. 604-609.
Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в языковой картине мира // Человеческий фактор в
языке: Языковые механизмы экспрессивности. М., 1988. С. 173-204.
Path to Realization: A Typology of Event Integration // Papers in Linguistics. 1991. No. 1.
The Corpus of Historical American English (COHA). 400 million words of text from 1810s-
2000s. Provo: BY University, 2018.
Aleksandr V. Trubochkin (Moscow, Russia)

nalugu@mail.ru
NOMINATIVE FEATURES OF X-IN CONSTRUCTIONS IN MODERN ENGLISH

The article views nominative features of X-in lexico-grammatical constructions from the viewpoint
of cognitive semantics. The triangulation of the diachronic, corpus and cognitive analyses of corpus
data allows us to determine nominative features of the constructions, and facilitate and diversify the
naming process with the speakers.
Keywords: diachronic analysis, corpus analysis, corpus data, construction, cognitive semantics
У Сяохун (Санкт-Петербург, Россия)

Санкт-петербургский государственный университет
276443957@qq.com
РЕЧЕВЫЕ СТРАТЕГИИ И ТАКТИКИ В ТЕКСТАХ РОССИЙСКИХ СМИ,

ОТРАЖАЮЩИХ СОТРУДНИЧЕСТВО КИТАЯ И РОССИИ
В БОРЬБЕ С КОРОНАВИРУСОМ
В данной выявляются языковые средства, с помощью которых в речевых стратегиях реализу-
ется категория свой круг. Материалом исследования послужили тексты государственных рос-
сийских СМИ, освещающих сотрудничество между Китаем и Россией в борьбе с коронавиру-
сом (РИА Новости, ТАСС и Российская газета).
Ключевые слова: язык СМИ, речевые стратегии и тактики, категория «свой круг», коронави-
рус, свой-чужой
743
Из-за вспышки коронавирусной инфекции едва ли не весь мир оказался в
тяжелой ситуации. Новости о симптомах, заражениях, осложнениях, выздоров-
лениях, смерти, о том, какие усилия в борьбе с пандемией прилагает каждая
страна, заполнили мировые СМИ. Тексты сообщений на эту тему изобиловали
военной лексикой и напоминали сводки с «театра военных действий» [Крас-
нов, Дайнес 2002: 47], где человечество сражается с нападением врага – панде-
мией: медики, работающие в “красных зонах”, врачи-борцы с коронавирусом,
бороться с коронавирусом и т.д.
Когда вспышка COVID-19 обнаружилась в китайском Ухане, спор об источ-
нике коронавируса нового типа стал горячей темой в мировых СМИ. Китай не
только косвенно обвиняли, но иногда и напрямую называли виновником наме-
ренного распространения инфекции. В этот момент Россия выразила поддержку
Китаю и оказала ему помощь как моральную, так и материальную. В свою оче-
редь из Китая в Россию были направлены медицинские средства и специалисты,
как только здесь были выявлены первые случаи заболевания COVID-19.
Материалом для исследования послужили новостные статьи, опубликован-
ные в российских государственных СМИ (Российская газета, РИА Новости,
ТАСС) и освещающие сотрудничество между Китаем и Россией в борьбе с коро-
навирусом. Было проанализировано 30 новостей из этих изданий.
С тех пор как благодаря Т. ван Дейку понятие речевые стратегии вошло в
лингвистику, оно привлекло внимание многих исследователей (О.С. Иссерс, Е.В.
Клюева, Ю.А. Антонова, А.В. Ланских и др.). Так, О.С. Иссерс дает следующее
определение: «Речевая стратегия представляет собой комплекс речевых дей-
ствий, направленных на достижение коммуникативной цели» [Иссерс 2008: 54].
Е.В. Клюев рассматривает коммуникативную стратегию как «совокупность за-
планированных говорящим заранее и реализуемых в ходе коммуникативного
акта теоретических ходов, направленных на достижение коммуникативной
цели» [Клюев 1998: 11].
Наша цель – опираясь на семантическую категорию свой круг, исследовать
речевые стратегии и тактики, используя которые, адресант (автор новостей и из-
дательство СМИ) выражает свои позиции.
Семантическая категория свой круг является «одной из базовых когнитив-
ных категорий в политическом дискурсе» [Иссерс 2008: 45]. Основные концепты
этой категории представляют собой противопоставленные единицы: свой – чу-
жой, которые являются «важнейшим ориентиром в осмыслении мира» [Навасар-
тян 2016: 268] и проявляются в рамках речевых стратегий и тактик.
О.С. Иссерс указывает на то, что в этой системе координат свой – чужой
«автор осуществляет самопрезентацию, очерчивая “свой круг” и каждый раз за-
ново разграничивая “своих”, или “наших” от “чужих”» [Иссерс 2008: 202]. Таким
образом, стратегия самопрезентации представлена двумя тактиками – обозна-
чить своих и обозначить чужих.
И.В. Самарина выделила стратегию «создание круга своих», которая со-
стоит из двух тактик – тактики «солидаризация» и тактики «создание образа ге-
роя», и стратегию «создание круга чужих», которая включает тактику «создание
образа врага» и тактику «дистанцирования» [Самарина 2006: 5].
Проанализировав тексты за период с декабря 2019 г. по настоящее время с
учетом характера изданий и интенции адресанта (автора и издательства СМИ),
744
мы выделяем стратегию «самопрезентации», которая нацелена на создание об-
раза дружественных взаимоотношений между Китаем и Россией. Рассматриваем
также тактики «обозначить своих» и «обозначить чужих» и наиболее частотные
языковые средства, которые используются для их реализации.
1. Анализ материала показал, что тактика «обозначить своих» реализуется
через следующие средства:
1) использование языковых единиц со значением групповой социальной
партийной солидарности: ‘коллеги, друзья, партнерство, мы, наши страны’ и т.д.:
Китай и Россия являются крупнейшими соседями друг для друга, наши страны
связывают отношения всеобъемлющего партнерства (РИА Новости
23.04.2020); Сотрудничество с китайскими коллегами позволило российской
стороне «одной из первых приобрести важнейший опыт противодействия рас-
пространения COVID-19» (ТАСС 26.08.2020) и т.д.;
2) использование языковых единиц со значением совместности, объединен-
ности (‘с китайцами, совместный, согласовывать, объединить, договориться,
единый, единство, совместно, общий, вместе’ и т.д). Примеры: Лидеры России и
КНР скоординировали позиции в совместной борьбе с пандемией коронавирус-
ной пневмонии (РГ 17.04.2020); Главы двух государств уже второй раз за месяц
согласовывают меры борьбы с COVID-19 (РИА Новости 17.04.2020); Во время
эпидемии коронавируса Китай и Россия твердо отстаивают единую позицию
в вопросах сотрудничества, взаимной помощи и поддержки (РИА Новости
27.08.2020) и т.д.;
3) коммуникативные ходы одобрения, восхваления с помощью словосоче-
таний с положительной оценкой (крупнейшие соседи, всеобъемлющий, справед-
ливый, твердая поддержка, хороший, активный, положительный, высокий уро-
вень и т.д.). Примеры: Китай ценит объективный, рациональный и научный
подход России к вопросу о происхождении COVID-19 (РИА Новости 23.04.2020);
С самого начала эпидемии COVID-19 Россия и Китай оказывали друг другу твер-
дую поддержку (РИА Новости 23.04.2020); Они задают положительный тон
международному сотрудничеству… (РГ 17.04.2020) и т.д.
Во всех примерах «свои» – это Китай и Россия, единство в борьбе с корона-
вирусом выражены существительными (сосед, партнерство, друзья и др.), ме-
стоименными (наши, мы, нас и др.), прилагательными (взаимный, рациональ-
ный, единый и т.д.) и глаголами (объединить, скоординировать, согласовывать).
2. Тактика «обозначить чужих» реализуется с помощью таких средств как:
1) лингвистические единицы со значением отчуждения (например, битва,
борьба с кем-то / чем-то, преодоление, противостояние, преодолеть, одолеть
что-то): КНР всегда будет помнить о помощи России Китаю, которая пришла
в самый тяжелый момент битвы с эпидемией (РГ 17.04.2020); Россия и Китай
ведут борьбу с COVID-19 (РГ 17.04.2020); Китай намерен с международным
сообществом, включая Россию, прилагать усилия к преодолению трудностей
(РИА Новости 19.11.2020); В процессе противостояния эпидемии коронави-
руса Китай и Россия помогают друг другу и взаимно обмениваются опытом
борьбы с заболеванием... (РИА Новости 19.11.2020);
2) лингвистические единицы, выражающие обезразличивающее обобщение
и неопределенность [Самарина 2006: 8]; «выражаемые значения неопределенно-
745
сти и обобщения понижают социальный статус оппонента, принижают его каче-
ства и достоинства» [Самарина 2006: 16]. Таким образом представлен вирус и
его семантическое поле – как враг, статус которого обезразличивается по отно-
шению к российско-китайской общности. Например, любой, всякий, какие-то,
разные: Я уверен, что совместными усилиями России, Китая <...> победить лю-
бой вирус и добьемся окончательной победы в этой войне (ТАСС 08.05.2020); С
нашими <...> распространение вируса на разных этапах пандемии и как лечить
пациентов, которые серьезно больны (РГ 21.05.2020);
3) высказывания с отрицательной оценкой: В современной международной
обстановке, где не утихает негативное влияние эпидемии коронавируса нового
типа (РИА Новости 27.08.2020); Напомним, что Россия и КНР <...> не наме-
рены отказываться от этой цели даже несмотря на отрицательное влияние
пандемии коронавирусной пневмонии на международную торговлю (РГ
17.04.2020).
Очевидно, что «чужие» – это коронавирус. В речи используются следующие
языковые единицы: отглагольные существительные (борьба, битва, противо-
стояние и др.), глаголы и словосочетания с глаголами (бороться, преодолеть,
вести борьбу и т.д.), прилагательные (отрицательный, негативный, всякий и
др.). Они выражают противостояние «своих» и «чужих», где Китай и Россия ве-
дут борьбу с «чужим».
Итак, анализ позволил выяснить, при помощи каких именно языковых
средств реализуется категория свой круг в речевых стратегиях и тактиках текстов
СМИ, которые выражают идею сотрудничества и взаимопомощи между Китаем
и Россией, объединившихся в борьбе против общего врага – коронавирусной ин-
фекции.
Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. М.: Прогресс, 1989.
Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. М.: УРСС-ЛКИ, 2008.
Клюев Е.В. Речевая коммуникация: Коммуникативные стратегии. Коммуникативные так-
тики. Успешность речевого взаимодействия: учеб. пособие. М.: ПРИОР, 1998.
Краснов В.Г., Дайнес В.О. Русский военно-исторический словарь. М.: Олма-Пресс, 2002.
Навасартян Л. Г. Использование в СМИ коммуникативной категории «свой-чужой» в
манипулятивных целях // Филологические этюды: сб. науч. статей молодых ученых. 2016.
Вып. 19. Ч. I-III. С. 268-272.
Самарина И.В. Коммуникативные стратегии «создание круга чужих» и «создание круга
своих» в политической коммуникации: прагмалингвистический аспект: автореф. дис. ... канд.
филол. наук. Ростов/Д, 2006.
РИА Новости (сайт). URL: https://ria.ru.
ТАСС (сайт). URL: https://tass.ru.
Российская газета (сайт). URL: https://rg.ru.
Wu Xiaohong (St. Petersburg, Russia)

276443957@qq.com
SPEECH STRATEGIES AND TACTICS IN TEXTS OF RUSSIAN MEDIA REFLECTING

COOPERATION OF CHINA AND RUSSIA IN THE FIGHT AGAINST CORONAVIRUS
This article identifies the linguistic means with the help of which the category “own circle” is realized
in speech strategies. The material for the study was the texts of the Russian state media covering
746
cooperation between China and Russia in the fight against coronavirus (RIA Novosti, TASS and
Rossiyskaya Gazeta).
Keywords: language of the media, speech strategies and tactics, category “own circle”, coronavirus,
friend or foe
747
Когнитивное переводоведение
КОГНИТИВНОЕ ПЕРЕВОДОВЕДЕНИЕ
Л.М. Алексеева (Пермь, Россия)

larissapsu@gmail.com
С.Л. Мишланова (Пермь, Россия)
mishlanovas@mail.ru
КОГНИТИВНЫЕ ОСНОВЫ ЛОКАЛИЗАЦИИ В ПЕРЕВОДЕ
Статья посвящена исследованию когнитивных проблем переводоведения с учетом новой тех-

нологии локализации. Анализируется понятие локализации как механизма создания коллек-
тивного продукта. В результате применения собственных переводческих технологий выяв-
лены этапы локализации и виды локалайзеров с акцентом на понятиях «траудсорсинга», ко-
гнитивной технологии и переводящей личности
Ключевые слова: перевод, локализация, локалайзер, сетевые структуры, когнитивные техно-
логии, «траудсорсинг»
Проблема, решаемая в нашем исследовании, связана с поиском ответа на

ключевой вопрос современного переводоведения: каким образом можно преодо-
леть барьер между инструктивным и конструктивным видами переводческой де-
ятельности. Под инструктивной деятельностью перевода мы понимаем языко-
вую ориентацию в переводческой деятельности, поскольку она вытекает из оче-
видной аналогии действий в рамках двух текстов, исходного и переводного. Кон-
структивную деятельность мы относим к когнитивным практикам. Решение по-
ставленного вопроса, по нашему мнению, зависит от многих моментов.
Прежде всего, мы обусловливаем возможность решения данного вопроса с
опорой на достижения в когнитивных науках [Алексеева, Мишланова 2019; Бу-
данов 2015; Palumbo 2019; Schwab; и др.]. Известно, что предметом исследования
в современной когнитивистике становятся сложные, открытые системы, облада-
ющие очень важным свойством – способностью к самоорганизации.
Одним из признаков современного общества являются сетевые структуры,
выступающие в качестве определенных альтернатив закрытым, детерминирован-
ным, иерархическим структурам и функционирующие как открытые структуры, в
которых отсутствует единый центр [Алексеева, Мишланова 2019; Буданов 2015;
Демьянков 2016; Олескин 2016; и др.]. По мнению исследователей, сетевые струк-
туры имеют многообразные формы воплощения, а их определения получают раз-
личные модификации в зависимости от области знания.
Отмеченные свойства социальных сетей предопределяют характер многих
действий, включающих и переводческие технологии. Перевод в этом аспекте
можно, по нашему мнению, рассматривать как вид коммуникации внутри сете-
вых структур, модифицирующих переводческое пространство, а также как пути
его освоения. В век цифровых технологий важно, чтобы содержание перевода
748
отвечало требованиям его форматирования, т.е. интеграции в электронный ме-
диум [Antia, Budin, Picht, Rogers, Schmitz: URL; Gallego-Hernández 2015; и др.].
Современные технологии и тактики перевода позволяют предположить, что
границы традиционного алгоритмически заданного переводческого процесса ста-
новятся проницаемыми. Какой смысл мы вкладываем в данное утверждение? То,
что перевод становится менее зависимым от его трактовок исключительно как язы-
ковой деятельности. В рамках когнитивного переводоведения удалось выявить ос-
новное противоречие между лингвистическим знанием о переводе и профессио-
нальным знанием. Оказалось, что данные типы знания не производны, не компле-
ментарны. Поэтому дальнейший прогресс в переводе зависит от решения таких
проблем как соотношение с локализацией, краудсорсингом и коллаборацией.
Во-вторых, когнитивный взгляд на перевод формируется с опорой на новые
концепты и терминологию. Ключевым понятием в переводе становится катего-
рия исключенного третьего (beyond-category). Данное понятие связано с тем, что
содержание перевода является ориентированным ни на исходный текст (ИТ), ни
на переведенный текст (ПТ), а на то, что бы исключало противоречие между
ними, т.е. в центр исследования попадает так называемая третья категория – «пе-
ревод без границ».
Изменения в содержании предмета исследования обусловлены, прежде
всего, изменениями в обществе, которое постепенно перерастает в цифровое
[Болдырев 2016]. Компьютерная деятельность приводит к изменению продукта
перевода, принимающего форму локализованных программных продуктов. Не-
заметно меняется и сама профессия переводчика, обусловленная возросшим ко-
личеством фрилансеров. Все это явилось результатом изменения потребителей
перевода, получивших название «локалайзеров». Данное понятие определяет ха-
рактер переводческой деятельности, понимаемой как «ориентированной на поль-
зователя коммуникация» (“User Generated Communication” – UGC). Отметим, что
наша собственная практика организации проектов по коллаборативному пере-
воду выявила неоднородность локалайзеров. Среди них отмечаются лидеры-про-
вайдеры, контент-провайдеры, контент-дизайнеры, обычные локалайзеры и др.
Индустрия локализации явилась своеобразной реакцией на создавшуюся си-
туацию в переводе, выражающуюся в необходимости быстрого и приемлемого
перевода громадных массивов цифровых текстов.
К числу новых понятий можно отнести краудсорсинг (от англ. crowd –
«толпа» и sourcing – «использование», т.е. «использование ресурсов толпы»). В
этом смысле содержание краудсорсинга можно определить как коллективное ре-
шение переводческих задач, возникающих в процессе работы над текстом пере-
вода силами множества добровольцев, координирующих свою деятельность с
помощью компьютерных технологий. В самом общем смысле термин Crowd-
sourcing понимается как популяризация средствами Web 2.0 технологий приме-
нения усилий массового сотрудничества с целью архивации бизнес информации.
Это понятие соответствует термину Community Translation.
В нашем исследовании мы вводим новый термин и его дефиницию. Осно-
вываясь на современных трактовках перевода, учитывающих смысл терминов
трансфер и краудсорсинг, мы обозначаем комплекс этих понятий как траудсор-
синг, от (tr) anslation + (tr) ansfer + c (rowd-sourcing). Данная интегрированная
структура понятий предопределяет способ видения перевода как определенного
749
действия с учетом его характера и ресурсов. Очевидно, что наше обращение к
категориям трансфера и краудсорсинга имеет методологический смысл для ха-
рактеристики самой переводческой деятельности. Мы видим, что в структуре по-
нятия термина траудсорсинг реализуются принципы деятельности (кооперация)
и системности (синтез, комплексность). Подчеркнем, что траудсорсинг означает
не просто пространство перевода, включающее текст, переводчиков и электрон-
ные ресурсы, а сложное сетевое поле деятельности, в котором участники группы
имеют собственное представление о переводе.
В траудсорсинге, зависимом от инструментального знания, переводной
текст является продуктом интерактивного процесса в области конкретной отрас-
левой сферы деятельности (компьютерные игры, актуальные социальные за-
просы, инструкции и др.).
Цель траудсорсинга обусловлена стратегией локализации, поскольку свя-
зана с удовлетворением потребностей целевого пользователя перевода, создан-
ного в едином виртуальном пространстве, соотносимом с децентрализованными
(лишенными единого управляющего центра) кооперативными (включающими
как волонтеров, так и специалистов) и социальными структурами, приспособлен-
ными к решению разных задач.
Алексеева Л.М., Мишланова С.Л. Формирование переводческой компетенции в обучении
профессиональной коммуникации // Индустрия перевода: материалы VII Международной науч-
ной конференции (Пермь, 1 – 3 июня 2015 г.) Пермского национального исследовательского
политехнического университета. Пермь: Изд-во Перм. нац. исслед. политехн. ун-та, 2015. С.
126-130.
Алексеева Л.М., Мишланова С.Л. Инновационное обучение переводу // Индустрия пере-
вода: материалы IX Международной научной конференции (Пермь, 5 – 7 июня 2017 г.). Изд-
во Пермского национального исследовательского политехнического университета. Пермь:
Изд-во Перм. нац. исслед. политехн. ун-та, 2017. С. 176-182.
Алексеева Л.М., Мишланова С.Л. Трансфер знания в гуманитарных науках. Пермь: Изд-
во Перм. нац. исслед. политехн. ун-та. 2019.
Алексеева Л.М., Мишланова С.Л. Коммуникация и менеджмент зания в гуманитарных
науках: монография. Пермь: Перм. гос. нац. исслед. ун-т, 2020.
Болдырев Н.Н. Исследование феномена человека как главная миссия когнитивной науки
// Когнитивные исследования языка. 2016. Вып. XXVI. С. 33-37.
Буданов В.Г. Трансдисциплинарные дискурсы постнеклассики: познание, коммуника-
ция, самоорганизация в антропосфере // Трансдисциплинарность в философии и науке: под-
ходы, проблемы, перспективы / под ред. В. Бажанова, Р.В. Шольца. М., 2015. С. 145-159.
Демьянков В.З. Когнитивные техники трансфера знаний // Когнитивные исследования
языка. 2016. Вып. XXVI. С. 29-32.
Олескин А.В. Сетевое общество: его необходимость и стратегии построения. М.: УРСС,
2016.
Antia B., Budin G., Picht H., Rogers M., Schmitz K., Wright S. Shaping Translation: A View
from Terminology Research // Meta. 50 (4). https://doi.org/10.7202/019907. (Дата обращения:
20.11.2020).
Eppler M. Knowledge Communication Problems between Experts and Decision Makers: an
Overview and Classification // The Electronic Journal of Knowledge Management. 2007. No. 5 (3).
Р. 291-300.
Gallego-Hernández D. The use of corpora as translation resources: A study based on a survey
of Spanish professional translators // Perspectives: Studies in translatology. 2015. 23 (3). Р. 375-391.
Nicolescu B. Methodology of transdisciplinarity – levels of reality, logic of the included middle
750
and complexity // Transdisciplinary Journal of Engineering & Science. 2010. Vol 1. No. 1. Р. 19-38.
Palumbo G. The future of translation and translators in a fast-changing economic and techno-
logical landscape // Translation and localization. A guide for technical and professional communica-
tors / ed. by B. Maylath, K.St. Amant. London: Routledge, 2019. Р. 235-239.
Schwab K. The Fourth Industrial Revolution: what it means, how to respond // World Economic
Forum. 252.
https://www.weforum.org/agenda/2016/01/the-fourth-industrial-revolution-what-it-means-
and-how-to-respond. (Дата обращения: 20.11.2020).
Larisa M. Alekseyeva (Perm, Russia)

Svetlana L. Mishlanova (Perm, Russia)
COGNITIVE FOUNDATIONS OF LOCALIZATION IN TRANSLATION

The article is devoted to the research of cognitive issues of translation studies with a special emphasis
on a new localization technology. The concept of localization is regarded as a mechanism of a col-
lective product creation. As a result of our own experience in application of new translation technol-
ogies, stages and types of localizers have been discovered, using the terms of traud-sourcing, cogni-
tive technology and translation personality
Keywords: translation, localization, localizer, net structures, cognitive technology, “traud-sourcing”
Е.Н. Боровицкая (Киев, Украина)

Институт психологии им. Г.С. Костюка НАПН Украины
bolenar@mail.ru
О КОГНИТИВНО-ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ АСПЕКТАХ ПОЭТИЧЕСКОГО

ТВОРЧЕСТВА ОРХАНА ВЕЛИ В ИНТЕРПРЕТАЦИИ В.А. МОЛЯКО
(на материале стихотворного перевода Радия Фиша)
Речь идет о когнитивно-эмоциональном контексте восприятия поэзии Орхана Вели в интер-

претации психолога В.А. Моляко на материале стихотворного перевода Радия Фиша. Предла-
гается новый принцип анализа поэтического текста – принцип динамической фокусировки по-
этического восприятия как принцип когнитивной поэтики, разработанный В.А. Моляко.
Ключевые слова: поэтическое творчество, когнитивный перевод, принцип динамической фо-
кусировки поэтического восприятия, когнитивная поэтика
Исследование когнитивно-психологических особенностей поэтического

творчества малоизвестных турецких поэтов, среди которых и Орхан Вели [Вели
Орхан 1961], предоставляет нам информацию об их внутреннем мире, пережива-
ниях, которые делают доступными их мыслительные и эмоциональные векторы
уже в когнитивных переводах, которым мы обязаны довериться в процессе чте-
ния самой поэзии и всецелого погружения в ее смыслы.
В своей статье из одноименного поэтического сборника «Спасательный
круг поэзии» известный психолог В.А. Моляко обращается к творчеству Орхана
Вели [Вели Орхан 1961], одного из турецких поэтов середины ХХ в., благодаря
блестящему мастеру перевода – Радию Фишу, однако предупреждая нас о том,
что мы очень часто находимся в плену установок, стереотипов, установившихся
представлений самих переводчиков, поскольку являемся носителями стопро-
центных поэтических клише [Моляко 2011:136-167]. Таким образом, возникает
751
проблема поэтического восприятия переводного текста, которая может решаться
лишь на основании доверия к профессионализму переводчика оригинального ис-
точника.
Итак, необходимость выхода за пределы собственно текстовой структуры (в
данном случае, необходимость вхождения в так называемый контекст поэти-
ческого восприятия как понимания), в т.ч. и как методологическое условие изу-
чение феномена текста не единожды отмечалась исследователями [Кубрякова
2001; Тарасов 2009]. Заметим, Е.С. Кубрякова, определяя текст как сложный, и
даже сверхсложный знак, у которого должна быть своя интерпретанта, указывает
на обязательность выхода за пределы языковых форм, содержащихся в самом
тексте [Кубрякова 2001], что, на наш взгляд, является особо значимой проблемой
в контексте стихотворного перевода для сохранения самого авторского замысла
передачи смысла в процессе когнитивного перевода. Таким образом, волей-не-
волей происходит реконструирование текстообразующего замысла автора, что
требует обращения переводчика к когнитивно-психологическим аспектам тек-
стообразования в целом. Недаром Е.Ф. Тарасов, трактуя текст как превращенную
форму реальной действительности, обращает внимание, что в тексте, кроме соб-
ственно передаваемого сообщения, есть «информация, которая закодирована в
языковых знаках» [Тарасов 2009: 104]. Он замечает, что эта информация позво-
ляет косвенным образом на основе анализа текста получить сведения о самом
коммуникативном акте и его элементах [Тарасов 2009: 104], а значит, и о любом
событии, теме, проблеме, заключенных в стихотворную форму и выраженных в
ней. Здесь непременно следует учитывать смысл текста, который зависит от кон-
текста, а значит, и детерминируется им. Заметим, что распознавание смыслооб-
разующего замысла автора как его текстообразующего замысла возможно при
наличии у переводчика как у «декодирующего системы» представлений о пер-
вичном тексте-образце как тексте-эталоне, который выступает в терминологии
исследователей в качестве «заданного результата», «модели потребного буду-
щего» (Н.А. Бернштейн), «образа результата» (А.А. Леонтьев), «ориентировоч-
ного образа действия» (П.Я. Гальперин) или «образа-ориентира» (В.А. Моляко),
«ментальной модели» (Е.С. Кубрякова). Безусловно, здесь воплощается идея
прототипа как образа, схемы, гештальта, концепта, согласно Н.Н. Болдыреву
[Болдырев 2012: 37], или идея праобраза, согласно В.А. Моляко.
Таким образом, исходим из следующего положения: смысловая компонента
переводного текста основывается на реконструировании представлений самого
переводчика о тексте оригинале как тексте-образце, воплощающем текстообра-
зующий и смыслообразующий код, распознавание и интерпретация которого
позволяют диагностировать эффективность / неэффективность перевода как ре-
зультата поэтического восприятия как понимания при безусловном обращении к
когнитивно-психологическим аспектам текстообразования в целом.
Итак, В.А. Моляко, для того чтобы войти в поэтический мир Орхана Вели,
как он считает, не «с черного хода» пересказа, а с парадного, т.е. со стороны са-
мих стихотворений [Моляко 2011: 143-149], приводит несколько миниатюр, ка-
сающихся сущности поэтического творчества в целом, и собственно поэтиче-
ского восприятия окружающего мира в его традиционных эстетических и сугубо
прозаических преломлениях: «Все красивые женщины думали, что о любви каж-
дый стих я писал специально для них. А я страдал – вот чудак! – И эти стихи
752
писал просто так» («Просто так»). «Неужели только поэтам присуще при виде
разбитых камней мостовой размышлять об асфальте блестящем?» («Стихи на
асфальте») [Моляко 2011: 144-145]. В.А. Моляко погружает нас в когнитивно-
эмоциональный контекст восприятия пяти стихотворных строчек Орхана Вели,
акцентируя наше внимание на «извечной, скажем так, гармонической конфрон-
тации диады «красота – страдание», замечая, как автор, не отвергая красоты как
таковой (в данном случае в ее женских воплощениях), продолжает философскую
традицию Ф.М. Достоевского, гениально воплотившего в своем творчестве фор-
мулы: «красота спасет мир» и «любовь – жизнь – страдание». В.А. Моляко заме-
чает, что заодно здесь в предельно лапидарной форме показано, что тематиче-
ский диапазон поэтического творчества, поэтического восприятия значительно
шире во многом стереотипного и традиционного представления о лирике как лю-
бовной поэзии [Моляко 2011: 145]. Он замечает, что это положение находит под-
тверждение и во втором стихотворении, где прямо поставлен вопрос об уникаль-
ности творческого восприятия, преобразующего практически любые, казалось
бы, самые прозаические картины: «Как цвет у чая хорош спозаранку на свежем
воздухе! Как этот воздух хорош! Как хорош мальчишка, что чай принес! Как
этот чай хорош!» [Моляко 2011: 146]. В.А. Моляко тонко замечает, каким обра-
зом в восприятии поэта разбитые камни преобразуются в блестящий асфальт, а
обычный утренний чай, принесенный мальчишкой-рассыльным, транформиру-
ется в целое событие, объединяющее людей, воздух, утро, чай в единый прекрас-
ный мир, пусть и недлительного, но отличного настроения, когда мы смотрим на
окружающее нас сквозь «розовые очки», как это предельно кратко представлено
в другом трехстишии Орхана Вели: «Сводит с ума этот мир, эта ночь, эти
звезды и запах, эта яблоня, вся в цветах» [Моляко 2011: 146]. В.А. Моляко счи-
тает, что Орхан Вели поднимается до уровня гениальных японских мастеров
хайку, и всего лишь десятью-пятнадцатью словами в самом деле воссоздает це-
лый мир с его звездами, запахами, цветущими яблонями [Моляко 2011: 147].
Оригинальным предсталяется и психологическое исследование человече-
ских типов, характеров, индивидуальных особенностей В.А. Моляко в посмерт-
ном стихотворении Орхана Вели «Парад любви». Заметим, что название отнюдь
не пафосное, скорее, по мнению исследователя, даже ироническое и умышленно,
вне всяких сомнений, интригующее: «Была как веточка, тонкая девочка, стала
женою купца. Растолстела, как бочка, наверное, я все же хотел бы ее повидать.
Шутка сказать, – любовь моя первая» [Моляко 2011: 152-153]. В.А. Моляко го-
ворит о динамической фокусировке восприятия автором лиц и самих событий,
перед «внешним» и «внутренним» взором проходят «девочка-веточка», «жена
купца», «толстушка», его неизъяснимый внутренний порыв – увидеть свою
первую любовь, порыв, наверняка сочетающийся со всем тем, что переводимо
собственно только на язык поэзии, иногда музыки и других искусств [Моляко
2011: 155]. «Халидой вторую звали. С ней мы жили в одном квартале» [Моляко
2011: 153]. Заметим, в таком духе Орхан Вели описывает 12 своих возлюблен-
ных, казалось бы, 12 обыденных историй, 12 человеческих характеров. Однако
В.А. Моляко считает, что Орхан Вели мог бы и не перечислять свой полуреаль-
ный-полувымышленный «ретро-гарем» [Моляко 2011: 158], или же написал бы
одиннадцать совершенно самостоятельных стихотворений. Но, оказывается, по
мнению исследователя, именно заключительная строфа все ставит на свои места:
753
«Перейдем к последней моей, ни к кому я не был привязан так, как был я привязан
к ней. Не просто женщина, а человек. Ни деньги, ни тряпки, ни знатный дурак
были вовсе ей не нужны. Говорила: «Ах, если б мы были равны!» «Ах, если б нам
свободными быть!» Она умела любить людей так же, как любят жизнь...» [Мо-
ляко 2011: 153-159]. В.А. Моляко замечает, что именно на двенадцатой героине
(и кстати, как знаменательно это символическое число – двенадцать) «бикфордов
шнур» экспозиции догорает до своего рода формулы любви – настоящей, возвы-
шенной и возвышающей. Исследователь сравнивает турецкого поэта с великим
художником М. Врубелем, который поднимает свою любимую над земным ни-
зом, превращая ее в Царевну-Лебедь, и в женщину, которая «умела любить лю-
дей так же, как любят жизнь». По мнению В.А. Моляко, «это и есть творческое
поэтическое восприятие, создание творческого образа, фокусирующего в себе
все то лучшее, чем и отличается настоящая поэзия от бульварных писаний – не-
важно – рифмованных, или нет [Моляко 2011: 159]. Именно попытка анализа
В.А. Моляко поэтического творчества Орхана Вели, в частности, 12 психологи-
ческих типов его возлюбленных, и дает нам возможность представить конкрет-
ных людей в достаточно реальных контекстах как событиях реальной жизни,
иначе подобного рода интерпретации носили бы лишь произвольный характер.
Таким образом, В.А. Моляко погружает нас в когнитивно-эмоциональный
контекст восприятия поэзии Орхана Вели, открывая совершенно новый принцип
исследования поэтического текста – принцип динамической фокусировки вос-
приятия автором героев и самих событий – как принцип когнитивной поэтики,
наверняка сочетающийся со всем тем, что переводимо только на язык поэзии,
иногда музыки и других искусств. Итак, когнитивная поэтика как сфера когни-
тивных исследований открывает новую методологическую нишу в области ко-
гнитивно-психологических исследований поэтического текста как объекта пе-
реводческой деятельности, где личность переводчика играет особую роль, по-
мимо традиционных отношений «автор – художественная реальность – чита-
тель», а также способов интерпретации поэтического произведения реципиен-
том. Значительную роль здесь начинают играть и экстралингвистические фак-
торы, и ментальная специфика как поэтического творчества, так и деятельности
переводчика-интерпретатора.
Болдырев Н.Н. Теоретические аспекты языковой категоризации // Когнитивные исследо-
вания языка. 2012. Вып. Х. С. 17-120.
Вели Орхан. Стихи / пер. с турец. Р. Фиша. М.: Худ. лит., 1961.
Кубрякова Е.С. О тексте и критериях его определения // Текст: структура и семантика:
доклады VІІІ Международной конференции, 3 – 5 апреля 2001 г. Т. 1. М.: СпортАкадемПресс,
2001. С. 72-81.
Моляко В.А. Спасательный круг поэзии: поэтический сборник. Киев, 2011. С. 136-167.
Тарасов Е.Ф. К построению теории речевой коммуникации // Теоретические и прикладные
проблемы речевого общения. М.: ЛИБРОКОМ, 2009. С. 5-147.
754
Yelena N. Borovytska (Kiev, Ukraine)
G.S. Kostyuk Institute of Psychology of the National Academy of Pedagogical Sciences of Ukraine
COGNITIVE EMOTIONAL ASPECTS OF THE POETIC CREATION OF ORCHAN VELI

INTERPRETED BY V.O. MOLIAKO
(Using the poetic translation by Radiy Fish)
The article is about the cognitive emotional context of the perception of the poetry by Orhan Veli
interpreted by a psycologist Moliako, using the poetic translation by Radiy Fish. A new principle of
analysis of the poetry is suggested which is the principle of dynamic focusing on poetic perception
as a principle of cognitive poetics developed by Moliako.
Keywords: poetic creation, cognitive translation, principle of dynamic focusing on poetic perception,
cognitive poetics
А.С. Епимахова (Архангельск, Россия)

a.epimahova@narfu.ru
ПРОБЛЕМА ПЕРЕДАЧИ НЕНОМИНАТИВНЫХ

КУЛЬТУРНО-ОБУСЛОВЛЕННЫХ ЕДИНИЦ В ПЕРЕВОДЕ
В статье рассматривается специфика передачи русскоязычных культурно-обусловленных еди-

ниц в тексте, написанном для франкоязычного читателя. Данные единицы, выраженные при-
лагательными или глаголами (глагольными словосочетаниями), вероятно, не могут быть клас-
сифицированы как реалии, однако соотносятся с явлениями, присущими русской культуре.
Ключевые слова: реалии, иноязычные вкрапления, перевод и культура, передача культурно-
обусловленных единиц
Глобальные перемены, происходящие в мире, не могут не найти отражение

как в языке того или иного народа, так и в жизни конкретного человека. В рамках
настоящей работы предлагается анализ двух источников, которые объединяет,
во-первых, то, что их создатели долго прожили в СССР и в значительной степени
интегрировались в советское общество, причем восприятие происходило через
русский язык. Во-вторых, одним из авторов обеих книг являются профессио-
нальные переводчики, то есть люди, не только на высоком уровне владеющие
русским и французским языками, но и понимающие, какой культурный фон со-
провождает в них каждую языковую единицу. Представленные периоды об-
ширны: 1937–1946 гг. (А.-М. Гюблер), первая половина 1970-х гг. (Ж. и Н.
Кехаян), 1980-е гг. (Л. Гюблер), однако прослеживаются общие тенденции в ис-
пользовании переводных вкраплений и переводческих комментариев для пере-
дачи русскоязычных культурно-обусловленных единиц в тексте, написанном для
франкоязычного читателя.
Культурно-обусловленные единицы – это прежде всего реалии, под кото-
рыми с момента появления данного термина понимаются присущие той или иной
культуре предметы или явления [Федоров 1941: 26], отсутствующие в иных куль-
турах, что приводит к лакунам при переводе. Связь такой лексики с предметным
миром (хотя она может обозначать и абстрактные понятия: события, явления)
проявляется в том, что обычно эти единицы представляют собой существитель-
ные или именные словосочетания. Исключение делается для прилагательных
755
типа «аршинный» или «рублевый», генетически связанных с существитель-
ными-реалиями [Влахов, Флорин 1980: 21]. В связи с этим возникает вопрос о
том, могут ли считаться реалиями признак, действие или состояние, присущие
той или иной культуре? Вероятно, основная трудность связана с тем, что они
предполагают значительно большую степень абстракции, на них нельзя «указать
рукой», назвав на языке оригинала. Тем не менее эти единицы могут быть неотъ-
емлемы от культуры, даже если их невозможно ассоциировать с конкретным
предметом или явлением.
В рассматриваемых произведениях присутствует значительное количество
иноязычных вкраплений, в том числе собственно реалий («valenki», «avos’ka»,
«kvas» и др.), культурно-обусловленных заимствований («stakan, verre à facettes»,
«papirossy (cigarettes)» и др.), поговорок, цитат, а также фраз, которые запомни-
лись авторам на русском языке («Tchaï ne vodka, mnogo ne vypiech’. (Le thé n’est
pas de la vodka, on ne peut pas en boire beaucoup!)»; «“Ouvidich’, mama boudet
khorochaïa” (tu verras, ma mère sera bien)» [Lotte, Gubler 2014: 311, 200]. Такие
вкрапления, сопровождающиеся комментариями, указывают на расхождения
между русской и французской культурами [Епимахова 2018]. Заметно, что реа-
лии зачастую вызывают меньший интерес авторов. Так «troïka» или «isba» даже
не выделены курсивом: большинство образованных носителей французского
языка и так представляют себе, что это такое. Напротив, они стремятся расска-
зать о том, что нельзя увидеть невооруженным взглядом.
Авторы обоих произведений, будучи иностранцами, испытали на себе в
СССР повышенный интерес, который в 1930–1940 гг. сопровождался опасно-
стью, в 1970-е гг. – желанием приобрести у них импортные предметы, и в то же
время опасением, в 1980-е – любопытством и также поиском выгоды. В обоих
случаях это было выражено как «не наш(а)»: «…je suis définitivement estampillée
ne nacha, pas des nôtres» [Lotte, Gubler 2014: 290] (вывод делается на основании
того, как человек одет, как он себя ведет). С другой стороны, данное определение
может применяться к человеку, предмету или явлению, если изначально из-
вестно о его зарубежном происхождении: «Parlant d’un être humain, d’un produit
alimentaire, vestimentaire, d’une œuvre d’art, une découverte scientifique ou d’un
exploit sportif, il les qualifiera selon le cas à l’aide de ces mots “nach” et “nié nach”,
littéralement: “nôtre” et “pas nôtre”» [Kéhayan 1978: 146]. Через оппозицию «наш /
не наш» определяются «границы “мира своих”, за которыми лежит неизведанное
и потенциально враждебное пространство “чужих”» [Гранева, Наговицына 2019:
159] для советского общества. Вероятно, наибольшее значение данная смысло-
вая оппозиция имела для А.-М. Лот, которая в 1937 – 1946 гг. вынуждена была
отказаться от своей французской идентичности до такой степени, что не могла
говорить по-французски даже с собственными детьми, которые освоили язык
уже после возвращения во Францию (видимо, эта оппозиция не чужда и фран-
цузской культуре, хотя она не находит средств выражения в языке: две дочери
А.-М. Лот воспринимаются в семье немного по-разному [Lotte, Gubler 2014: 228];
старшая больше связывается с Россией, а младшая – с Францией на основании
того, что помимо внешнего сходства с отцом / матерью и имен (Ludmilla / Marie-
Anna) старшая в силу своего возраста успела лучше усвоить русскую культуру и
русский язык.
756
Кроме ключевого различия «свой-чужой», акцентируется положение чело-
века в обществе на основании того, состоит ли он в партии: «Il restait bezpartiinyi
(sans parti)» [Lotte, Gubler 2014: 110]. При этом релевантно не только противопо-
ставление «партийный / беспартийный», но и требования, которым следует со-
ответствовать для вступления в партию. Ж. Кехаян больше страницы посвящает
трактовке того, что представляет собой «культурный» советский человек, в част-
ности: «“koultourny”, … élevé, réfléchi, ne se montrant jamais sous un aspect négligé,
portant de préférence une cravate, des vêtements corrects et discrets» [Kéhayan 1978:
72]. Описание включает такие аспекты как внешний вид, поведение в различных
ситуациях и по отношению к разным людям.
Рассмотренные лексические единицы, формально представляющие собой
имена прилагательные и местоимение-прилагательное, на самом деле отражают
сложные социальные явления, присущие советскому обществу и определяющие
положение человека в нем на основании признаков социального и культурного
порядка, а также его действий и принимаемых им решений.
В воспоминаниях А.М. Лот и Л. Гюблер также обнаружено несколько
вкраплений-глаголов и глагольных словосочетаний. Два из них не соответствуют
тематике настоящего исследования, так как комментарий к ним носит почти ис-
ключительно лингвистический характер: «pit’pod roul’, boire alors qu’on va
prendre le volant, avec le soupçon de danger qui se dégage, et l’interdit aussi, que l’on
ne transgressera pas évidemment» и «prospat’ourok … ne pas se réveiller à temps et
rater le cours» [Lotte, Gubler 2014: 326].
Более интересно, когда приводятся глаголы, отражающие действия и состо-
яния, не присущие французской культуре. Два из них связаны с процессом упо-
требления алкоголя: «Opokhmelit’sia: il s’agit d’avaler, à jeun, un petit verre de la
variété d’alcool dont on a bu la plus grande quantité la veille» [Lotte, Gubler 2014: 97-
98]; «Et pour zakoussit’ (se passer la brûlure de l’alcool par une bouchée de cornichon
mariné ou de pain noir), quand on n’a rien à se mettre sous la dent, rien ne vaut une
bonne bouffée d’odeur de sa manche, dans le creux de coude…» [Lotte, Gubler 2014:
291]. Несмотря на то, что процессы описываются нейтрально, без отрицательной
оценки, мы ощущаем, как они поразили француженок. В то же время оба глагола
выражают почти ритуальное действие, которое в первом случае может даже
классифицироваться как обычай [Глушкова 2015: 151] (не имеющий, однако,
названия-существительного).
Еще один глагол – «dostat – dégoter» [Lotte, Gubler 2014: 323] и связанное с
ним словосочетание «dostat’ po blatu, obtenir par piston» [Lotte, Gubler 2014: 315]
(поразившее преподавателя Л. Гюблер по русскому языку после ее возвращения
от родственников из СССР). Н. и Ж. Кехаян пытаются придать этому понятию
номинативную форму: «obsession du «comment se procurer un vêtement, un meuble,
un livre ou une boîte de sardines…» [Kéhayan 1978: 195] и ставят его в один ряд с
такими качествами как «дефицитный» и «импортный»: «Trois mots clés dans la
bouche de deux cent cinquante millions de personnes: se procurer, déficitaire, importé»
[Kéhayan 1978: 195]. Как мы видим, одному русскому глаголу соответствуют во
французском языке три, ни один из которых не способен передать коннотативное
значение. Сама необходимость регулярно производить выраженное глаголом
действие становится одним из признаков жизни в СССР, удивительным для ино-
странцев.
757
Получается, что все цитируемые глаголы («опохмеляться», «закусить», «до-
стать (по блату)») обозначают действия, регулярно происходящие в определен-
ном культурном и социальном контексте в рамках русскоязычной культуры и не
имеющие соответствия / аналога во франкоязычной культуре.
Проанализированные признаки и действия могут быть рассмотрены более
широко – как явления, присущие советской действительности, хоть и не имею-
щие номинативного выражения в языке. Сложная семантическая структура дан-
ных единиц, вероятно, не позволит назвать их реалиями, однако они, несо-
мненно, являются лакунами и с большим трудом могут быть переданы на фран-
цузский язык, о чем свидетельствует включение данных явлений в оба произве-
дения в сопровождении обширных комментариев. Тот факт, что один из авторов
обоих рассматриваемых произведений является профессиональным переводчи-
ком, вероятно, позволяет сделать пояснения эффективными благодаря высокому
уровню владения обоими языками, глубоким культурным знаниям и умению со-
стыковать две различные картины мира, выявить потенциальные лакуны в ко-
гнитивном багаже читателя.
Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе: учеб. пособие. М.: Международные от-
ношения. 1980.
Глушкова Т.С. Стереотипы винопития в русском фольклоре // Коммуникативные иссле-
дования. 2015. № 3 (5). С. 149-156.
Гранева И.Ю., Наговицына Н.В. Личные и притяжательные местоимения русского языка
как репрезентанты концепта ПАТРИОТИЗМ // Когнитивные исследования языка. 2019. Вып.
XXXVII. С. 157-162.
Епимахова А.С. «Les gros stakan, verres à facettes»: к вопросу о факторах, влияющих на
переводческие решения при передаче культурно-обусловленных единиц // Когнитивные ис-
следования языка. Вып. XXXIV. 2018. С. 811-814.
Федоров А.В. О художественном переводе. Л.: ОГИЗ, 1941.
Gubler L., Lotte A.-M. Parlez-moi d'amour. Une française dans la terreur stalinienne. Paris:
Anne Rideau Éditions, 2014.
Kéhayan N., Kéhayan J. Rue du Prolétaire Rouge: deux communistes français en URSS. Paris:
Seuil, 1978.
Aleksandra S. Epimakhova (Arkhangelsk, Russia)

a.epimahova@narfu.ru
TRANSLATION OF NON-NOMINATIVE CULTURE-SPECIFIC WORDS

The paper analyses the translation of culture-specific words in Russian language inclusions that are
part of texts intended for French-speaking audience. These items are adjectives or verbs (verbal col-
locations) and correspond to phenomena of Russian culture.
Keywords: culture-specific words, foreign-language inclusions, translation and culture
758
В.И. Заботкина (Москва, Россия)
Российский государственный гуманитарный университет
zabotkina@rggu.ru
КОГНИТИВНЫЕ МЕХАНИЗМЫ ПЕРЕВОДА
Статья посвящена рассмотрению когнитивных механизмов, задействованных в процессе пе-

ревода. Мы анализируем перевод с одного языка на другой с точки зрения взаимодействия
концептуальных картин мира двух культур. Мы утверждаем, что между двумя концептуаль-
ными и языковыми картинами мира происходит концептуальное проецирование на несколь-
ких уровнях: i) на уровне концептуальных и языковых картин мира; ii) на уровне отдельных
концептов; iii) на уровне отдельных концептуальных признаков.
Ключевые слова: когнитивные механизмы, перевод, концептуальная картина мира, концепту-
альные признаки, концептуальное проецирование
Данная статья посвящена рассмотрению когнитивных механизмов, задей-

ствованных в процессе перевода. Мы исходим из того, что в основе перевода с
одного языка на другой лежит перевод с концептуальной картины мира одной
культуры на концептуальную картину мира другой культуры. Данная проблема
рассматривается в рамках более широкой проблемы соотношения культуры,
языка и когниции, а также влияния культуры на процессы концептуализации, ка-
тегоризации и ословливания мира. В последние десятилетия сформировался но-
вый подход к анализу взаимодействия когниции, языка и культуры на основе ин-
теграции культурной психологии, когнитивной антропологии, нейронаук и ко-
гнитивной лингвистики [Han 2017].
Мы анализируем процесс перевода как процесс одновременной активации
концептуальных структур фрейма своей культуры и фрейма чужой культуры.
Мы утверждаем, что при синхронном переводе в сознании переводчика проис-
ходит одновременная соактивация языковых и концептуальных структур двух
культур и языков. Как следствие, переводчик работает одновременно в билинг-
вальном и биконцептуальном режиме. В процессе перевода иногда происходит
асинхронизация активации концептуальных и языковых структур: слова и когни-
тивные структуры родного языка активизируются быстрее, чем соответствую-
щие языковые и концептуальные структуры иностранного языка.
Между двумя концептуальными и языковыми картинами мира происходит
концептуальное проецирование. Данный процесс происходит на нескольких
уровнях: i) на уровне концептуальных и языковых картин мира; ii) на уровне от-
дельных концептов; iii) на уровне отдельных концептуальных признаков.
Концептуальные картины мира различных культур во многом совпадают в
результате глобализации, однако в каждой культуре есть свои культурно-специ-
фические концепты, отсутствующие в других культурах (ср. ксенизмы – заим-
ствования, отражающие культурно-специфические концепты, напр. шейх, шах).
При совпадении концептов могут не совпадать отдельные концептуальные при-
знаки. Как известно, в структуре любого концепта выделяются три уровня: уни-
версальный, культурно-специфический, личностный (когнитом по Анохину –
весь личностный опыт индивида). Наибольшую сложность при переводе вызы-
вают концептуальные признаки второго и третьего уровня. Кроме того, все кон-
759
цептуальные признаки могут быть представлены в виде регрессивной последо-
вательности по степени их центральности / периферийности, устойчивости / по-
движности, по степени инферентного потенциала [Zabotkina, Boyarskaya 2018].
Наибольшую сложность при переводе вызывают концептуальные признаки
с низким уровнем инферентного потенциала, т.е. те концептуальные признаки,
которые требуют дополнительных знаний о практике использования предмета в
чужой / незнакомой культуре, о системе ценностей.
Здесь неизбежно возникает вопрос об аксиосфере культуры и о тех концеп-
туальных признаках, которые несут эту информацию (см. в [Заботкина, Коннова
2017]). Основой формирования аксиосферы является категория ценности, в рам-
ках которой происходит структурирование событийного опыта социокультурной
общности. Аксиологический пласт репрезентации событий основывается на ми-
ровоззрении, определяющем особенности восприятия действительности коллек-
тивным сознанием в определенную эпоху.
Являясь основанием всякой человеческой активности, ценности различа-
ются своим содержанием, интенсивностью, качеством, иерархическим статусом,
характером интерпретации [Заботкина, Коннова 2017]. В контексте происходя-
щей в настоящее время деаксиологизации массового сознания происходит стре-
мительная смена ценностных ориентиров. Как следствие происходит «ядерное
расщепление» культурных доминант картины мира. В современной медиацен-
тричной культуре происходит рокировка «внешнего» и «внутреннего» как тер-
мов топоса целостности: в центр бытия выдвигается терм «внешнее», вытесняя
собой на периферию терм «внутреннее», соотносимый с тем, что ранее представ-
лялось наиболее ценностным и значимым.
Ценность события определяется по-разному, в зависимости от точки обзора /
перспективы (vantage point theory) [Barsalou 1983; MacLaury 1987, 1995; Aoyagi
1995] (ср. с термином Болдырева «система координат говорящего»). Несмотря на
всплеск публикаций, посвященных понятиям точки обзора, точки зрения и пер-
спективы, работы, посвященные репрезентации событий, не столь многочисленны
[Ирисханова 2016]. Среди последних работ в данной области можно упомянуть
исследования таких ученых как Б. Дансигер, Е. Свитсер и др. [Dancygier, Sweetser
2012; Dancygier, Lu, Verhagen 2016]. Особенностью данных работ является то, что
они концентрируются на мультимодальности точки обзора (восприятие события
осуществляется с помощью пяти органов чувств). Очевидно, репрезентация собы-
тий с точки зрения участника будет отличаться от репрезентации наблюдателя за
событием. Последние исследования зарубежных когнитологов подтверждают эту
точку зрения [Chatterjee, Quandt 2015]. По данным Чаттерджи и Квандта, суще-
ствуют различия при восприятии события участником и наблюдателем: отмеча-
ется активизация различных участков головного мозга в зависимости от точки об-
зора. В случае восприятия события первым лицом активизируются лобно-темен-
ные доли головного мозга, у наблюдателя за событием активизируются затылоч-
ные доли головного мозга. Иногда участник события превращается в наблюдателя
и наоборот. У переводчика, который является одновременно участником и наблю-
дателем события, очевидно, происходит активация сразу двух долей головного
мозга (лобно-теменной и затылочной). Вопрос о системе ценностей тесно связан
с оценкой, в том числе с эмоциональной оценкой. Напомним в связи с этим вы-
сказывание Ю.С. Степанова о том, что «нет знания вне эмоций» [Степанов 2007:
760
114]. Перед переводчиком стоит сложная задача перевода эмоциональной оценки,
которая может не совпадать в двух культурах.
Как справедливо отмечает Е.С. Кубрякова, «когнитологи должны были при-
нять во внимание тонкие различия между когнитивно осознаваемым и неосознава-
емым, необходимость специального анализа такой составляющей сознания как
эмоции и интенции, но главное, – связь сознания с концептуально освоенной реаль-
ностью и природой концептов, характеризующих сознание [Кубрякова 2012: 29].
В последние годы изучение эмоций стало одним из отдельных направлений
нейронаук. Исследования таких ученых как Экман [Ekman 2004], Домасио
[Damasio 1999, 2010] и др. показали, что любое исследование сознания и мозга
не должно игнорировать особую роль эмоций. Именно эмоции очень часто лежат
в основе такого когнитивного процесса как принятие решений. Длительное
время считалось, что эмоции и когниция должны быть рассмотрены отдельно
друг от друга, однако, как показывают исследования последних лет, ментальные
и нейронные процессы, лежащие в основе обработки эмоций, и когниция тесно
переплетены [Smith 2017; Damasio 1999].
Ученые-нейрофизиологи по-разному трактуют нейронную природу аф-
фекта. Традиционно считалось, что часть нейронной сети, отвечающая за обра-
ботку эмоций, расположена в средней части головного мозга, однако в последние
годы ученые пришли к консенсусу по поводу того, что в этом процессе задей-
ствованы гораздо более обширные участки головного мозга [LeDoux 1996]. Еще
одним достижением в этой области является исследование эмоций с точки зре-
ния их когнитивной осознаваемости. Как правило, эмоции анализировались как
нечто осознаваемое человеком, однако результаты последних исследований по-
казали, что они могут быть как осознаваемыми, так и неосознаваемыми. По мне-
нию отдельных ученых, осознаваемые эмоции или чувства могут иметь подсо-
знательный компонент [Zajonc 2000].
Как известно, концептуализированные и вербализированные эмоции и оценки
локализуются в прагматической доле значения слова. Напомним в связи с этим, что
совокупная семантика слова состоит из чисто семантической доли и прагматиче-
ской доли [Заботкина 2014]. Концептуальные структуры, лежащие в основе как се-
мантической, так и прагматической долей семантики слова, отличаются по своей
сложности. Концептуальная структура прагматической составляющей более
сложна по сравнению с чисто семантической составляющей значения слова.
Для того, чтобы декодировать прагматические смыслы иноязычного слова,
требуется более сложная концептуальная / когнитивная обработка со стороны пе-
реводчика, так как в этот процесс вовлекается более сложная сеть ассоциированных
концептуальных структур и различного рода прагматических инференций. Декоди-
рование прагматической доли значения слова основывается на концептуальной об-
работке не только лингвистического контента, но и всей ситуации общения. Таким
образом, переводчик должен применить больше когнитивных усилий для инфери-
рования прагматической информации, содержащейся в иноязычном тексте.
Дальнейшее изучение когнитивных механизмов перевода требует более
глубокого изучения взаимодействия культуры, когниции и языка и более деталь-
ного рассмотрения вопроса о том, до какой степени культура влияет на нейрон-
ные процессы, вовлеченные в перевод.
761
Заботкина В.И. Слово и смысл. 2-е изд., испр. и доп. М.: РГГУ, 2014.
Заботкина В.И. Категоризация событий с позиции аксиосферы культуры // Когнитивные
исследования языка. 2018. Вып. XXXIII. С. 56-61.
Заботкина В.И. К вопросу о соотношении когниции и эмоции в процессе концептуали-
зации: междисциплинарный подход // Когнитивные исследования языка. 2018. Вып. XXXV.
С. 31-37.
Заботкина В.И., Коннова М.Н. К вопросу о ценностях и антиценностях в авторской кар-
тине мира Б.Л. Пастернака (на материале стихотворения «Быть знаменитым некрасиво») // Но-
вый филологический вестник. 2017. № 3 (42). С. 160-171.
Ирисханова О.К. Перекатегоризация в дискурсе как способ повышения новостного ста-
туса события // Когнитивные исследования языка. 2016. Вып. XXIV. С. 341-354.
Кубрякова Е.С. В поисках сущности языка: когнитивные исследования. М.: Знак, 2012.
Степанов Ю.С. Концепты. Тонкая пленка цивилизации. М., 2007.
Aoyagi М. Selection of Japanese categories during social interaction // Language and the Cog-
nitive Construal of the World / ed. by J.R. Taylor, R.E. MacLaury. Berlin: Mouton de Gruyter, 1995.
P. 331-364.
Barsalou L. Ad hoc categories // Memory and Cognition. 1983. 11. P. 211-227.
Dancygier В., Sweetser E. Negation, stance verbs, and intersubjectivity // Viewpoint in lan-
guage: a multimodal perspective. Cambridge: CUP, 2012. P. 69-93.
Dancygier В., Lu W., Varhagen A. Viewpoint and the fabric of meaning: form and use of view-
point tools across language and modalities. Berlin: Walter de Gruyter, 2016.
Damasio A.R. The feeling of what happens: Body and emotions in the making of consciousness.
New York: Harcourt Brace, 1999.
Damasio A.R. Self comes to mind: Constricting the conscious mind. New York: Pantheon
Books, 2010.
Ekman P. Emotions revealed: Understanding faces and feelings. Phoenix, NJ: Phoenix Press, 2004.
Han Sh. The Sociocultural Brain. Oxford: OUP, 2017.
LeDoux D. The emotional brain. New York: Simon and Schuster, 1996.
Smith M. Mechanisms of the Mind // Introducing Language and Cognition: A Map of the Mind.
Cambridge: CUP, 2017.
MacLaury R.E. Coextensive semantic ranges: Different names for distinct vantages of one cat-
egory // CLS. 1987. 23/1. P. 268-282.
MacLaury R.E. Vantage theory // Language and the Cognitive Construal of the World / ed. by
J.R. Taylor, R.E. MacLaury. Berlin: Mouton de Gruyter, 1995. P. 231-276.
Zabotkina V.I., Boyarskaya E.L. Conceptual coherence and the challenge of polysemy // SGEM
International Multidisciplinary Scientific Conference on Social sciences and Arts. 2018. Vol. 5. Issue
3.6. P. 137-142.
Zajonc R.B. Feeling and thinking: Closing the debate over the independence of affect // Feeling
and thinking: The role of affect in social cognition / ed. by J.P. Forgas. New York: CUP. P. 31-58.
Vera I. Zabotkina (Moscow, Russia)

Russian State University for the Humanities
COGNITIVE MECHANISMS OF TRANSLATION/INTERPRETING

The article concentrates on the mechanisms of translation/interpreting. We analyze the translation/in-
terpreting within the framework of interaction between the conceptual worldviews of two cultures.
We hold that there is a conceptual mapping taking place between the two worldviews at several levels:
i) the level of the conceptual worldviews and linguistic maps of the two cultures in contact; ii) the
level of separate concepts; iii) the level of conceptual features/attributes.
Keywords: cognitive mechanisms, translation/interpreting, conceptual worldview, conceptual feature,
conceptual mapping
762
К.И. Леонтьева (Тамбов, Россия)
ksenja_leontieva@mail.ru
ГЕНДЕР КАК ДОМИНАНТА ПЕРСПЕКТИВЫ ПЕРЕВОДЧИКА
Обоснована роль категории ГЕНДЕР как метадоминанты процессов построения перспективы

в переводе. Рассмотрены модусы и модели актуализации гендера в дискурсе переводчика.
Обозначены актуальные векторы когнитивных исследований гендера в переводе.
Ключевые слова: перевод, гендер, перспектива, когнитивная доминанта, дискурс
В исследовании [Леонтьева 2020] было показано, что переводчик не просто

не является, но в принципе не может быть нейтральным посредником и должен
рассматриваться как активный субъект дискурса – особого формата языковой
когниции, в которой в полной мере проявляется действие доминантного прин-
ципа как «modus operandi» [Ухтомский 2002] сознания-образа и сознания-дея-
тельности любого человека. Напомним, когнитивные доминанты представляют
собой когнитивные модели, схемы и механизмы структурирования опыта и фор-
матирования концептуального содержания, задающие ключевые точки референ-
ции при восприятии и интерпретации информации в дискурсе [Болдырев, Вино-
градова 2018: 267]. При этом ряд нейролингвистических данных позволяет пола-
гать, что инструментом фактической актуализации системы значимых для пере-
водчика когнитивных доминант в дискурсе, вероятно, является перспектива.
Как функция сознания перспектива – это способ интеграции семантических
продуктов работы ансамбля когнитивных механизмов, опосредующих процессы
интерпретации. Соответственно, если смысловой вектор переводческой интер-
претации мира и текста произведения определяет система субъективно значимых
когнитивных доминант, то в дискурсе эти доминанты реализует структура фено-
менологической перспективы переводчика. При этом как функция дискурса пер-
спектива является инструментом совместного внимания и совместной интенци-
ональности, вне которых невозможно взаимопонимание (интерсубъективность).
В обоих трактовках перспектива – реляционный феномен, возникающий в интер-
активном акте коммуникации, где перспектива выполняет функцию аттенцио-
нального фрейма, через языковые маркеры организуя систему отношений между
реальными и фикциональными субъектами дискурса (переводчик, автор, реци-
пиент, нарратор, персонажи), референтами знаков и различными контекстами
дискурса. Наконец, как функция нарративных структур перспектива является
структурной доминантой композиции и ситуативной доминантой процессов кон-
цептуальной интеграции, обеспечивающей связность и целостность дискурса.
Значимой доминантой, во многом предопределяющей структуру феномено-
логической и нарративной перспективы и, как следствие, дискурса и текста пе-
реводчика, является категория ГЕНДЕР. Как известно, эта категория смыкает в
единое целое биологические, когнитивные и социокультурные аспекты жизнеде-
ятельности человека и при этом в равной мере индивидуальна и социальна
00267) в Тамбовском государственном университете им. Г.Р. Державина.

763
[Litosseliti, Sunderland 2002], поскольку в той или иной форме навязывает опера-
ционально автономному субъекту познания некоторые социальные роли и фор-
маты интерпретации отношений власти и подчинения в основе социальной
структуры. Неслучайно ГЕНДЕР трактуют как особый когнитивный институт
(institution) – распределенную в пространстве и времени сеть субъектов-участни-
ков и когнитивных инструментов, расширяющих индивидуальное сознание
субъекта посредством символических техник осмысления и конструирования со-
циокультурной реальности (конвенции, нормы, аттитюды, оценки, убеждения,
социально приемлемые практики бытия-в-мире) [Merritt 2014]. С этой точки зре-
ния, ГЕНДЕР как инструмент прежде всего социальной категоризации суть спо-
соб ритуализации и стереотипизации деятельности человека. Будучи инкорпори-
рованным в структуру когнитивной системы человека, категория ГЕНДЕР моду-
лирует самые разные биологические и символические компоненты и семиотиче-
ские процессы в этой системе, что позволяет рассматривать категорию ГЕНДЕР
как доминанту метакогнитивного порядка.
Важно, что ГЕНДЕР – категория динамичная: гендерная идентичность «ис-
полняется» и существует только в акте его выражения [Ochs 1996]. Как таковая
категория ГЕНДЕР привязана к контекстуальным координатам и, подобно пер-
спективе, посредством которой ГЕНДЕР реализуется в дискурсе, есть феномен
реляционного порядка. При этом, как подчеркивают исследователи, гендерные
идентичности «подвижны, неустойчивы и по определению незавершенные»
(fluid, fluctuating and never complete) [Litosseliti, Sunderland 2002: 6]. Так, счита-
ется, что в сознании субъекта МАСКУЛИННОСТЬ и ФЕМЕНИННОСТЬ – клю-
чевые способы концептуализации гендера – образуют два измерения одного
спектрального гендера [Connell 1987; Merritt 2014]. Полагают также, что гендер-
ные идентичности конструируются на контрасте не с альтернативными генде-
рами, но с альтернативными профилями одного и того же гендера (мать среднего
vs. рабочего класса, мужчина-самец vs. мужчина-кормилец и т.п.) [Cameron
2005]. Что касается связи языка и гендера, это не однонаправленное отношение
«вначале гендер, затем язык» [Litosseliti, Sunderland 2002: 5]: язык не только тек-
стуально манифестирует ситуативно актуальный для субъекта дискурса профиль
категории ГЕНДЕР, но и непрерывно конструирует эту категорию сознания. При
этом каждое языковое действие, вероятно, реализует уникальный (в интер- и ин-
трасубъективном плане) профиль категории ГЕНДЕР.
Важно при этом различать два модуса «исполнения» гендера в дискурсе и
«бытия-человека-с-гендером» (being-with-gender) как когнитивным инструмен-
том интерпретации биологической и социокультурной реальности. В исследова-
нии [Merritt 2014] в качестве приоритетного выделен режим «ready-to-hand», в
котором гендер как инструмент (операциональная категория) феноменологиче-
ского сознания опосредует процессы интерпретации до тех пор, пока «привыч-
ные инструменты» осмысления гендера не дают сбой, и субъект вынужден кри-
тически переосмысливать гендерные автоматизмы и стереотипы. В таком случае
интерпретация переходит в рефлективный режим «present-to-hand», в котором
гендер становится уже не инструментом, но объектом познания (внимания),
условно отделяясь от телесного сознания субъекта. В деятельности переводчика
рефлективный режим, очевидно, также не является доминантным.
764
Все сказанное позволяет утверждать что, когнитивный подход к исследова-
нию гендера в переводе предполагает прежде всего анализ: 1) роли гендера как
когнитивной доминанты и инструмента интерпретации и (ре)перспективации
мира произведения в сознании, дискурсе и тексте переводчика; 2) конкретных
форматов дискурсивного «разыгрывания» (механизм гендерного позициониро-
вания) и конструирования (механизм гендерного ориентирования) в тексте пере-
водчика гендерно-маркированных ролей и идентичностей как частных профилей
категории ГЕНДЕР как структуры сознания переводчика; 3) семантических, эс-
тетических и социокультурных эффектов гендерно-модулируемых сдвигов нар-
ративной перспективы в переводе, с учетом роли гендера как композиционной
доминанты структуры произведения и доминанты социокогнитивных процессов.
При этом в сознании, дискурсе и тексте переводчика категория ГЕНДЕР, оче-
видно, находит выражение через общую структуру перспективы переводчика.
С этой точки зрения, традиционно выделяемые исследователями мускулин-
ный и фемининный дискурсивные стили реализуют разные модели построения и
фрейминга перспективы. Так, тенденции к кооперативности, диалогизму, эмпа-
тии, эвфемизации, импликативности, смягчению категоричности, повышенной
грамматичности и вежливости, стереотипно маркирующие «женскую» речь, в
целом соотносимы с выделенной в [Леонтьева 2020] моделью резистивного
фрейминга перспективы, предполагающей рефлективное подавление доминант-
ной активации идиолектных форм сознания переводчика. В свою очередь, сте-
реотипно маркирующие «мужской» гендерлект тенденции к конфликтности, до-
минации, директивности, эксплицитности, категоричности и дисфемизации со-
относимы либо с ассимилятивной моделью перспективации, предполагающей
неосознаваемую активацию индивидуальных доминант, либо с моделью агрес-
сивного рефрейминга перспективы, при которой переводчик намеренно (пара-
метр стратегии перевода) форсирует ассимилятивные тенденции в эстетических
или идеологических целях. В чистом виде ни одна модель не встречается.
Западные переводоведы выделяют две гендерные стратегии перевода –
woman-handling и man-handling, ориентированные на разные этические и эстети-
ческие максимы и разных субъектов опосредованного переводом дискурса (см.:
[Леонтьева 2015]). Вместе с тем, причисление механизмов конструирования ген-
дера в переводе к рефлективным параметрам стратегии перевода представляется
не совсем оправданным. Как инструмент концептуализации, категоризации и
конструирования социокультурной реальности, в том числе фикционального
мира произведения, категория ГЕНДЕР реализуется преимущественно в автома-
тическом режиме «ready-to-hand», что и превращает ее в метакогнитивную до-
минанту, смыкающую в единую структуру когнитивное, социокультурное и
нейробиологическое измерения языковой когниции. При этом стереотипные ха-
рактеристики мускулинного стиля прослеживаются в переводах, созданных не
только мужчинами, но и женщинами, в том числе в структуре женских образов
произведения. Фемининные характеристики также встречаются в переводах, со-
зданных и женщинами, и мужчинами. Например, подобную тенденцию отражает
частотный выбор переводчиком гендерно нетипичного формата построения нар-
ративной перспективы в части континуальных модусов перспективации «аген-
тивный – неагентивный», «статичный – динамичный», «определенный – неопре-
765
деленный», «имплицитный – эксплицитный», «эмоционально-оценочный – ра-
циональный», «модально-перцептивный – дигитально-нарративный», «гешталь-
тный – компонентный» и ряда других.
Это также свидетельствует об эмерджентном динамизме категории ГЕН-
ДЕР как доминанты процессов переводческой интерпретации текста и мира про-
изведения. Как представляется, в подобном синергетическом ключе гендерный
фактор и должен рассматриваться в рамках когнитивного подхода к переводу.
Болдырев Н.Н., Виноградова С.Г. Когнитивно-доминантный принцип формирования
смысла сложного предложения // Образы языка и зигзаги дискурса. М.: Культурная револю-
ция, 2018. С. 261-277.
Леонтьева К.И. Гендерные характеристики переводчика и их интерпретирующая роль в
теории и практике художественного перевода // Вопросы когнитивной лингвистики. 2015. № 1
(42). С. 55-62.
Леонтьева К.И. Когнитивное моделирование художественного перевода: доминанты,
перспектива, интерпретация. Тамбов: Принт-Сервис, 2020.
Ухтомский А.А. Доминанта: Статьи разных лет. СПб.: Питер, 2002.
Cameron D. Language, gender, and sexuality: current issues and new directions // Applied Lin-
guistics. 2005. Vol. 26 (4). P. 482-502.
Connell R.W. Gender and Power: Society, the person and sexual politics. Cambridge: Polity
Press; Stanford: Stanford University Press, 1987.
Litosseliti L., Sunderland J. Gender identity and discourse analysis: theoretical and empirical
considerations // Gender Identity and Discourse Analysis / ed. by J. Sunderland, L. Litosseliti. Am-
sterdam: John Benjamins, 2002. P. 3-39.
Merritt M. Making (non)sense of gender // Enactive Cognition at the Edge of Sense-Making:
Making sense of nonsense. Palgrave Macmillan, 2014. Р. 285-306.
Ochs E. Linguistic resources for socializing humanity // Re-thinking Linguistic Relativity / ed.
by J.J. Gumperz, S. Levinson. Cambridge: CUP, 1996. P. 407-437.
Kseniya I. Leontyeva (Tambov, Russia)

GENDER AS A DOMINANT OF THE TRANSLATOR’S PERSPECTIVE

The article grounds the meta-function of the category GENDER as a dominant driving the translator’s
perspective. Potential modes and models of enacting gender in the translator’s discourse are outlined
as well as some promising directions of cognitive research into gender in translation.
Keywords: translation, gender, perspective, cognitive dominant, discourse
М.М. Лютянская (Архангельск, Россия)

m.lyutyanskaya@narfu.ru
В.М. Лютянский (Архангельск, Россия)
Северный государственный медицинский университет
victorlut@gmail.com
КОГНИТИВНЫЕ ОСНОВАНИЯ ТРУДНОСТЕЙ ПЕРЕВОДА

СЛОВ ШИРОКОЙ СЕМАНТИКИ
В работе рассматриваются особенности концептуальных структур, лежащих в основе слов ан-
глийского языка, обладающих широкой семантикой. С когнитивной точки зрения обосновы-
766
ваются причины высокой контекстуальной зависимости при выявлении смысла, передавае-
мого лексической единицей, а также анализируются трудности, возникающие при переводе
рассматриваемых лексических единиц на русский язык.
Ключевые слова: слова широкой семантики, концептуальная деривация, перевод, контекст, се-
мантический сдвиг
Рассматриваемая в работе проблема перевода слов широкой семантики бази-

руется на постулате когнитивной лингвистики о том, что слово репрезентирует
лишь часть концептуальных характеристик [Болдырев 2014: 51]. Словарная дефи-
ниция не может покрыть все содержание концепта не только в силу размытости
границ самого концепта, одновременного содержания в нем как коллективного, так
и индивидуального знания, но и в силу постоянного развития человеческого знания.
Одним из механизмов фиксации нового знания являются процессы концеп-
туальной деривации, которые находят отражение в языке в виде семантических
сдвигов – сужения, расширения или смещения значения слова [Лапшина 1998].
Когнитивный механизм, лежащий в основе данных семантических процессов,
достаточно подробно изучен (см. в [Плотникова 2005; Заботкина, Боярская 2011,
2013; Беляевская 2013, 2016] и др.).
В сопоставительном аспекте, с точки зрения перевода, проблема заключается
в том, что процессы концептуальной деривации не протекают одинаково у носите-
лей разных языков и культур. Как следствие, при сопоставлении двух языков не
обнаруживается полного совпадения значений лексических единиц.
Примером может послужить слово ecosystem в английском языке, впервые
зафиксированное в языке в 1935 г. в значении ‘the complex of a community of
organisms and its environment functioning as an ecological unit’ (MW). Со временем
в значении данного слова произошел сдвиг под действием ассоциативного меха-
низма, и слово ecosystem стало означать любую общность, группу взаимосвязан-
ных элементов: ‘something (such as a network of businesses) considered to resemble
an ecological ecosystem especially because of its complex interdependent parts’ (MW).
В современном употреблении мы можем встретить слово ecosystem в целом
ряде контекстов, не имеющих отношения к живой природе, например, в сфере
информационных технологий: «There simply isn’t another tablet at this size that can
compete: the Android tablet app ecosystem is far from great, small Android tablets
usually have much slower processors…» (COCA), в сфере бизнеса: «If a startup eco-
system is a community of players that work in balance to increase the likelihood of
success, isn’t that the same symbiotic relationship displayed by military on the battle-
field?» (COCA) и для обозначения любых объединений людей по сфере их инте-
ресов: «If indies agree that a healthy, vibrant global ecosystem of many many ebook
retailers is in the best interest of authors, readers and the future of books» (COCA).
Согласно толковому словарю Т.Ф. Ефремовой, экосистема – это совокуп-
ность организмов и среды их обитания; экологическая система (СТРСЯ). Ана-
лиз контекстов употребления слова «экосистема» в Национальном корпусе рус-
ского языка (НКРЯ) показывает, что в русском языке не произошло расширения
значения этого слова: «экосистема озера», «экосистема коралловых рифов»,
«целостная экосистема (океан, лес и т.п.)», «лесная экосистема» (НКРЯ). Упо-
требление слова «экосистема» в русском языке возможно только в значении при-
родной среды обитания живых организмов.
767
Процесс перевода с когнитивной точки зрения является передачей смысла,
концептуального содержания, закрепленного за единицей языка, а не простым
подбором словарных эквивалентов. Здесь могут возникнуть трудности двух ти-
пов: переводчик понимает смысл, но испытывает сложности с подбором адек-
ватных средств его передачи в языке перевода, или переводчик (чаще неопыт-
ный) считает, что значения эквивалентных слов в двух языках совпадают, и до-
пускает смысловые искажения.
В английском языке можно выделить особую группу слов, представляющих
определенную трудность для перевода на русский язык: commitment, challenge, ef-
fectiveness, leadership, inclusive, governance и другие. Ряд исследователей трактует
подобные слова как имена этноспецифических, лакунарных концептов, попытка
адекватного перевода которых приводит к «импорту» самих концептов в другую
лингвокультуру (см. работы [Карасик 2009; Леонтович 2005; Шакин 2016]).
На наш взгляд, адекватный перевод такого рода лексических единиц должен
сопровождаться пониманием необходимости анализа их концептуального содер-
жания. Когнитивная теория многозначности рассматривает выбор смысла как
один из ключевых элементов полисемии, реализующейся в рамках экстралинг-
вистического и лингвистического контекстов. При выполнении операции выбора
смысла происходит отбор адекватного значения из числа существующих, при
этом также может создаваться и новое значение, привязанное к контексту [Dean
1988, Nunberg 1978] (цит. по: [Боярская 2010]).
При употреблении слов широкой семантики в речи носители языка каждый
раз проводят отбор того смысла, который необходимо вербализовать и передать
получателю, в этом реализуется интерпретационный потенциал данных языко-
вых единиц. Рассмотрим в качестве примера слово accountability.
В словаре Merriam Webster дается следующая дефиниция слова accountability:
«the quality or state of being accountable; especially: an obligation or willingness to ac-
cept responsibility or to account for one’s actions» (MW). В словаре Macmillan дается
более конкретизированное определение: «a situation in which people know who is re-
sponsible for something and can ask them to explain its state or quality» (MD). Мы мо-
жем выделить основной концептуальный признак концепта ACCOUNTABILITY –
responsibility.
При этом анализ контекстов употребления и коллокаций рассматриваемого
слова показывает, что в данном случае также имеет место процесс концептуаль-
ной деривации, реализуемый в языке в виде смещения значения по принципу ме-
тонимии: от абстрактного к более конкретному: «ответственность» → «органы»,
«структуры», «ответственные лица» (...knowledge in personnel , strategic oversight,
budgeting and accountability structures to meet and / or exceed the association’s
goals…; accountability framework); ответственность → контроль за выполнением
обязанностей теми, кто несет ответственность (Our systems of accountability and
evaluation are poor…; accountability gap) (COCA).
Важно подчеркнуть, что более точное понимание смысла, передаваемого
лексической единицей accountability, возможно только в широком контексте,
словарных дефиниций недостаточно для принятия правильного переводческого
решения о выборе эквивалента. В зависимости от ситуации в русском языке воз-
можны варианты: ответственность, контроль, отчетность, система произ-
768
водственных отношений, исполнительская дисциплина, недостаточное привле-
чение виновных к ответственности и т.д.
Таким образом, для достижения адекватного перевода слов широкой семан-
тики переводчику необходимо учитывать различие в процессах концептуализа-
ции, интерпретации мира в исходном языке и языке перевода. Внимательное от-
ношение к контексту позволяет правильно воспринимать смысл, реализуемый
языковой единицей в конкретной ситуации, осуществлять поиск концептуаль-
ного аналога и языкового эквивалента в языке перевода.
Боярская Е.Л. Некоторые аспекты когнитивной теории многозначности // Вестник Рос-
сийского государственного университета им. И. Канта. 2010. Вып. 2. С. 19-27.
Лапшина М.Н. Семантическая эволюция английского слова (изучение лексики в когни-
тивном аспекте). СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1998.
НКРЯ – Национальный корпус русского языка. URL: https://ruscorpora.ru.
СТРСЯ – Современный толковый словарь русского языка / под ред. Т.Ф. Ефремовой.
URL: https://www.efremova.info.
COCA – Corpus of Contemporary American English. URL: https://www.english-cor-
pora.org/coca.
MW – Merriam-Webster Dictionary. URL: https://www.merriam-webster.com.
MD – Macmillan Dictionary. URL: https://www.macmillandictionary.com.
Maya M. Lyutyanskaya (Arkhangelsk, Russia)

Viktor M. Lyutyanskiy (Arkhangelsk, Russia)
Northern State Medical University
COGNITIVE FOUNDATIONS FOR THE DIFFICULTIES

OF TRANSLATING WORDS OF BROAD SEMANTICS
This paper examines the features of conceptual structures underlying the words of the English lan-
guage, which have broad semantics. From the cognitive point of view, the reasons for the high con-
textual dependence in identifying the meaning conveyed by the lexical unit are substantiated, and the
difficulties arising in the translation of the lexical units under consideration into Russian are analyzed.
Keywords: words of broad semantics, conceptual derivation, translation, context, semantic shift
А.С. Овчинникова (Тула, Россия)

Международная полицейская академия
asovchin@gmail.сom
ОТРАЖЕНИЕ КОНЦЕПТА ДУША В ПЕРЕВОДАХ

ПОЭЗИИ В.С. ВЫСОЦКОГО НА ФРАНЦУЗСКИЙ ЯЗЫК
Статья посвящена сопоставительному анализу фрагмента концептосферы русского и француз-

ского языков на примере песенного творчества В.С. Высоцкого. Рассматривается концепт
ДУША в сопоставительном аспекте и устанавливаются сходства и различия в репрезентациях
исследуемого концепта через реализацию ядерных, дифференциальных и потенциальных сем
компонентов âme, coeur, душа в разноструктурных языках.
Ключевые слова: концепт, концептосфера, концепт ДУША, язык В.С. Высоцкого
769
Различия в системах соотношений между концептами и их выражением пе-
реводчикам приходится искать в национальных особенностях культур. В усло-
виях межкультурной интеракции выбор адекватного эквивалента в лингвокуль-
турологических полях разноструктурных языков не всегда возможен и представ-
ляет трудность в процессе подбора соответствий.
Изучение языка В.С. Высоцкого представляет несомненный интерес как для
лингвистики, так и для переводоведения. Данная работа продолжает начатые ис-
следования, посвященные сопоставительному анализу концептосферы поэзии
В.С. Высоцкого на примере русского оригинального текста и французского пе-
ревода [Овчинникова 2020].
Н.А. Левитская и О.В. Ломакина при анализе концептосферы литературного
произведения выделяют следующие уровни: концепт – идея, концепт – автор-
ский замысел, концепт – образ, концепт – художественный прием, концепт – язы-
ковой элемент. «Концепты как составные части концептуальности конкретного
произведения входят в сознание человека и преобразуют его через эмоции, сим-
патии, антипатии, ассоциативные ряды» [Левитская, Ломакина 2004: 64].
Выбор концепта ДУША в качестве элемента для изучения концептосферы
В.С. Высоцкого не является случайным, так как соотношение семного состава
компонента душа и его эквивалентов во французском языке âme и coeur рассмат-
ривается когнитологами неоднозначно.
Анализ словарных дефиниций, компонентный анализ и сравнительно-сопо-
ставительного анализа показал, что концепт ДУША в русском и французском
языках имеет ядерную сему ‘жизненное существо’, что зафиксировано в следу-
ющих словарных дефинициях: «бессмертное духовное существо, одаренное ра-
зумом и волею» [Даль 2005: 504], «principe de la vie végétative et sensitive» [Rey
2012: 57].
В следующем примере во французском и русском языках концепт ДУША
(âme) реализуется путем дифференциальной семы ‘principe spirituel de l’homme,
conçu comme séparable du corps immortel’ / ‘духовная бессмертная сущность че-
ловека, отделимая от тела’.
1. Стремилась ввысь душа твоя / Ton âme s’élevait vers des sommets; 2. Ведь,
может быть, в начальника / Душа твоя вселится / C’est peut-être dans un
président / Que ton âme ira se loger («Песенка о переселении душ» / «Métempsycose,
tr.par Bedin») [Vyssotski 2003].
Проведенный анализ позволяет утверждать, что следует не только подби-
рать французский эквивалент для отражения концепта ДУША, но и учитывать
синтаксическое моделирование концепта, которое может способствовать появ-
лению как дифференциальных, так и потенциальных сем, отсутствующих в сло-
варной дефиниции. «Выбор глагола se loger (селиться) в ближайшем будущем
времени является очень удачной находкой переводчика для передачи способа
действия, связанного с начинательностью (в-селяться), которая в русском языке
передается словообразовательным значением префикса «в-». Однако эпидигма-
тические связи концепта ДУША, отправная точка которых заложена в заглавии
«О переселении душ», позволяет считать гиперсемой ядерную сему ‘changer’
лексико-семантического варианта «déménager» (сhanger de logement)» [Овчинни-
кова 2020: 292]. Подобная интерпретация объясняется различиями в лингвокуль-
турах. В русской лингвокультуре, по свидетельству А.Д. Шмелева, «слово душа
770
широко используется не только в религиозных контекстах – душа понимается
как средоточие внутренней жизни человека, как самая важная часть человече-
ского существа» [Шмелев 2005: 30]. Примечательно, что существует выражение
русская душа, но А.Д. Шмелев говорит о неуместности словосочетаний англий-
ская душа или французская душа. Кроме того, жизнь души человека после его
смерти по-разному трактуется в различных лингвокультурах. В данном случае
происходит апелляция к ряду мировых религий (иудаизму, буддизму), в которых
реинкарнация является основным постулатом.
Дихотомия «свой – чужой» нивелируется, когда речь идет о страданиях кон-
кретного человека и всей Земли в целом. В «Песне о Земле» В.С. Высоцкий наде-
ляет Землю чертами матери, душа которой истерзана войной, что реализуется при
помощи семы ‘principe de la vie morale, conscience morale’ / ‘сущность нравствен-
ной жизни, нравственного сознания’. Отмеченная планетарность авторского виде-
ния В.С. Высоцкого нашла отражение и во французском переводе J.-J. Marie:
Ведь Земля – это наша душа, / Сапогами не вытоптать душу! C’est notre
âme la Terre, vous le savez, / Sous les bottes, une âme ne s’écrase pas! («Песня о
Земле» / «Le chant de la Terre») [Vyssotski, 2003].
Основным композиционным приемом в стихотворении «Спасите наши
души» является использование смысловой доминанты текста, в роли которой вы-
ступает заглавие. В этом стихотворении слова душа, многократно повторяемое
поэтом, показывает духовность русского человека, веру в победу измученной бо-
ями и страданиями Родины, что реализуется и во французском переводе. Анализ
текста стихотворения, направленного на сохранение жизни и высоких духовных
принципов, выработанных веками поколениями отцов и дедов и прадедов, поз-
воляет сделать вывод о том, что концепт ДУША реализуется при помощи диф-
ференциальной семы ‘жизнь’:
Спасите наши души! / Мы бредим от удушья. / Спасите наши души...
Sauvez nos âmes / L’air nous manque et nos esprits se troublent / Sauvez nos âmes
(«Спасите наши души» / « Sauvez nos âmes», tr. par M. Khan) [Vyssotski, 2003]
Однако в том же варианте перевода лексемы душа используется слово coeur,
что можно объяснить необходимостью выразить приращенные семы ‘боль, пере-
живание, сочувствие’, то есть реализуются семы французского лексико-семанти-
ческого варианта coeur как ‘le siège des sensations et des émotions’ [Rey 2012: 331]:
Наш SOS все глуше, глуше, / И ужас режет души напополам! Notre SOS est
de plus en plus sourd / Et l’horreur nous fend le cœur / En deux («Спасите наши
души» / « Sauvez nos âmes», tr. par M. Khan) [Vyssotski 2003].
В приведенном примере стоит обратить внимание на функции категории
числа во французском и русском языках: «соотнесенность обозначаемого дено-
тата с реальной единичностью или множественностью в русском языке обуслов-
лена принадлежностью к категории считаемости / несчитаемости, а во француз-
ском языке coeur / сердце переходит в категорию неисчисляемости и обозначает
абстрактное понятие» [Овчинникова 2020: 292].
Наряду с лексическими репрезентантами, важную роль для понимания кон-
цепта ДУША играют фразеологические средства. «Фразеологизмы справедливо
считаются одним из наиболее ярких проявлений этнокультурной специфики
языка» [Овчинникова 2015: 660].
Сложность перевода фразеологических единиц обусловлена асимметрией
771
внутренней формы компонентов в русском и французском языках, и часто удается
найти только частичные межъязыковые эквиваленты, как в следующем примере:
Я не люблю, когда мне лезут в душу, / Тем более, когда в нее плюют. Je ne
supporte pas que l’on entre dans mon âme, / Je ne supporte pas qu’on la couvre de
crachats («Я не люблю» / «Je n’aime pas », tr.par J.-J. Marie) [Vyssotski 2003].
Выбор варианта entrer dans l’âme не учитывает реализации приращенной
семы ‘бесцеремонно расспрашивать о личных переживаниях человека, которые
он предпочитает скрывать’. В данном контексте наибольшее соответствие сем
наблюдается у фразеологического оборота sonder le coeur, хотя полной межъязы-
ковой эквивалентности и в этом случае обнаружить не удается. Фразеологиче-
ская единица плевать в душу была переведена описательно couvrir l’âme de
crachats, что позволяет говорить о сохранении образа русской ментальности.
Как показало проведенное исследование, концепт ДУША следует отнести к
культурным концептам, под которыми, вслед за Р.Х. Хайруллиной, мы понимаем
«важнейшие понятия, актуальные для определенного народа», реализуемые «в
фольклоре, мифологии, художественной литературе» [Хайруллина 2005: 36-37].
Поэзия В.С. Высоцкого содержит как лексические, так и фразеологические ре-
презентанты рассматриваемого концепта. При переводе необходимо учитывать
смысловые нюансы, что доказывает представленный материал: расширение зна-
чение лексемы за счет потенциальных сем, реализованное В.С. Высоцким, обо-
гатило концепт ДУША в русском языке, но и усложнило поиск межъязыковой
эквивалентности при переводе с русского на французский язык.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х т. Т. 1. М.: Русский
язык-Медиа, 2003.
Левитская Н.А., Ломакина О.В. Анализ мифологем и концептов как путь к пониманию
литературного произведения // Жанрологический сборник. 2004. Вып. 1. С. 62-65.
Овчинникова А.С. Типологические особенности лингвокультуремы «душа» во француз-
ском и русском языках (на примере переводов поэзии В.С. Высоцкого) // Романские языки: вза-
имодействие литературы и культуры народов: материалы Международной научной онлайн-кон-
ференции, Москва, 2020 / отв. ред. И.В. Скуратов. М.: ИИУ МГОУ, 2020. С. 290-293.
Овчинникова Г.В. Особенности интерпретации фразеологизмов во французской и рус-
ской лингвокультурах // Древняя и Новая Романия. 2015. Т. 15. № 1. С. 659-663.
Хайруллина Р.Х. Лингвистика межкультурных коммуникаций. Уфа: Изд-во БГПУ, 2005.
Шмелев А.Д. Лексический состав русского языка как отражение «русской души» // За-
лизняк Анна А., Левонтина И.Б., Шмелев А.Д. Ключевые идеи русской языковой картины
мира. М. : Языки славянской культуры, 2005. С. 25-36.
Rey A., Rey-Debove J. Le Petit Robert. Dictionnaire alphabétique et analogique de la langue
française. P., 2006.
Vyssotski V. Ballades. P., 2003.
Asya S. Ovchinnikova (Tula, Russia)

International police Academy
asovchin@gmail.сom
REFLECTION OF THE CONCEPT OF SOUL IN THE FRENCH TRANSLATIONS

OF V.S. VYSOTSKY’S POETRY
The article is devoted to the comparative analysis of the fragment of the concept sphere of the Russian
and French languages on the example of V.S. Vysotsky’s songs. The concept of SOUL is considered
in a comparative aspect and similarities and differences in the representations of the concept under
772
study are established through the implementation of nuclear, differential and potential seme compo-
nents âme, coeur, душа in different structural languages.
Keywords: concept, conceptosphere, concept of SOUL, language of V.S. Vysotsky
Е.А. Огнева (Белгород, Россия)

Белгородский государственный национальный исследовательский университет
ogneva@bsu.edu.ru
КОГНИТИВНАЯ ДОМИНАНТА
В КРОССКУЛЬТУРНОЙ ТЕКСТОВОЙ МОДЕЛИ
(на материале романа У. Теккерея «Pendennis»)
В статье рассматривается художественный текст как информативный код, представляющий собой
проекцию индивидуально-авторской концептосферы. Обозначается различная степень предрас-
положенности номинантов лингвокультурных когнитивных доминант к кросскультурной переко-
дировке. Выявляются тенденции перевода номинативного поля лингвокультурной когнитивной
доминанты «Пейзаж Великобритании», репрезентированной в романе У. Теккерея «Pendennis».
Ключевые слова: художественный текст, концептосфера текста, перевод, когнитивные доми-
нанты, асимметрия номинантов
Теория текста развивается в тесной взаимосвязи с теорией перевода на про-

тяжении нескольких десятилетий, приоткрывая для исследователя новые интер-
претативные возможности и оставляя за горизонтом пока еще непознанные крос-
скультурные адаптивные форматы. В свете этого актуально мнение Н.Н. Болды-
рева о том, что «многие частные проблемы, связанные с переводом, могут быть
сведены к общей проблеме выбора переводчиком определенных когнитивных до-
минант» [Болдырев 2018: 34]. Когнитивные доминанты в этом случае можно опре-
делить как координаты когнитивно-сюжетной матрицы художественного текста.
Художественный текст как проекция индивидуально-авторской концепто-
сферы писателя представляет собой информативный код, компоненты которого в
различной степени трансформируются в кросскультурном поле перевода вслед-
ствие наличия в текстовом пространстве реалий, репрезентирующих лингвокуль-
турные когнитивные доминанты текста, поскольку «использование реалий в худо-
жественном тексте позволяет подчеркнуть специфику и самобытность жизни и со-
знания народа» [Епифанцева 2018: 190]. Художественный текст как информатив-
ный код представляет собой комплексную информативную модель, поскольку он
является «динамической средой, обладающей смысловой многомерностью, обу-
словленной своеобразием, выразительностью, образностью, эмоциональностью и
экспрессивностью» [Гершанова 2015: 275]. Номинанты перечисленных параметров
текста в различной степени предрасположены к их перекодированию средствами
языка перевода, то есть к их адаптации к восприятию инокультурным читателем. В
свете этого значимо мнение о том, что «в основе адаптивного перевода как способа
достижения соответствующего коммуникативного эффекта лежит представление о
том, что некоторые предметные ситуации, присутствующие в оригинальном тексте,
могут быть подвергнуты интерпретативному изменению со стороны переводчика»
[Жирова, Сунь 2020: 89], поскольку «при интерпретации текста, однако, некоторые
операции будут более или менее результативными, где результативность связана с
распознаванием авторского намерения» [Киосе 2018: 292].
773
Рассмотрение художественных произведений английской классики показало
наличие в них значительного количества реалий, репрезентирующих лингвокуль-
турные когнитивные текстовые доминанты, которые могут вызывать определенные
сложности при переводе на русский язык. Одной из лингвокультурных когнитив-
ных доминант в творчестве У. Теккерея, не вызывающих значительных сложностей
при переводе, является доминанта «Пейзаж Великобритании». Примечательно, что
писатель изображает три типа моделей пейзажа: 1) модель пейзажа без присутствия
человека, рассматриваемая как «неперсонифицированный пейзаж», 2) модель пей-
зажа, в котором присутствуе человек, рассматриваемая как «персонифицирован-
ный пейзаж», 3) модель синергии неперсонифицированного пейзажа и персонифи-
цированного пейзажа. Когнитивно-сопоставительный анализ лингвокультурной
когнитивной доминанты «Пейзаж Великобритании», выявленной в романе У. Тек-
керея «Pendennis», показал преобладание номинантов-пейзажных единиц, переве-
денных симметрично. В качестве иллюстрации приводится следующий контекст
оригинала, представляющий собой модель синергии неперсонифицированного
пейзажа и персонифицированного пейзажа, и его перевод на русский язык.
Текст оригинала: «Fairoaks lawn comes down to the little river Brawl, and on the
other side were the plantations and woods (as much as were left of them) of Clavering
Park, Sir Francis Clavering, Bart. The park was let out in pasture and fed down by sheep
and cattle <…>. At sunset, from the lawn of Fairoaks, there was a pretty sight: it and the
opposite park of Clavering were in the habit of putting on a rich golden tinge, which
became them both wonderfully <…>, the little river ran off noisily westward, and was
lost in a sombre wood, behind which the towers of the old abbey church of Clavering
(whereby that town is called Clavering St. Mary’s to the present day) rose up in purple
splendour» [http://www.gutenberg.org/files/7265/7265-h/7265-h.htm#link2HCH0002].
Текст перевода: «Лужайка в Фэроксе спускалась к речке Говорке, а на дру-
гом ее берегу тянулись саженые и естественные леса (вернее, то, что от них оста-
лось) Клеверинг-Парка, поместья сэра Фрэнсиса Клеверинга, баронета. Когда
Пенденнисы поселились в Фэроксе, поместье это сдавалось в аренду под паст-
бища, и его постепенно съедали коровы и овцы <…>. На закате с лужайки
Фзрокса открывался чудесный вид: и Фэрокс и Клеверинг-Парк за рекой наря-
жались в богатый золотистый убор, который был им обоим необыкновенно к
лицу <…>, шумливая речка убегала на запад и терялась в темном лесу, из-за ко-
торого поднимались в пурпурном великолепии башни старинной церкви Клеве-
рингского монастыря (по которому городок этот до сего дня зовется Клеверинг
Сент-Мэри)» [https://librebook.me/pendennis/vol1/4].
Когнитивно-сопоставительный анализ пейзажных единиц в вышеприведен-
ном контексте выявил следующие особенности перекодирования описания одного
из пейзажей Великобритании к восприятию русскоязычного читателя романа.
1. Пейзажная единица Fairoaks lawn comes down to the little river Brawl вклю-
чает в состав два топонима, один из которых транскрибирован: Fairoaks – Фэрокс,
а второй переведен эквивалентно: Brawl – Говорка. Единение лужайки и речки,
репрезентированное в пейзажной единице, переведено симметрично – лужайка
спускалась к речке.
2. Пейзажная единица on the other side were the plantations and woods (as
much as were left of them) of Clavering Park переведена симметрично: на другом
774
ее берегу тянулись саженые и естественные леса (вернее, то, что от них оста-
лось) Клеверинг-Парка. Симметрично передано название парка Clavering Park –
Клеверинг-Парк. Симметричны номинанты, указывающие на месторасположе-
ние парка и описывающие сочетание посаженных деревьев (персонифицирован-
ный пейзаж) и естественного леса (неперсонифицированный пейзаж).
3. Пейзажная единица the park was let out in pasture and fed down by sheep and
cattle, ее ядро, переведено асимметрично the park (парк) – поместье, т.е. писатель
заменил гипоним гиперонимом, поскольку парк – это только часть поместья; ат-
рибутив в составе пейзажной единицы переведен симметрично в плане содержа-
ния: сдавалось в аренду под пастбища, и его постепенно съедали коровы и овцы.
4. Пейзажная единица аt sunset, from the lawn of Fairoaks, there was a pretty sight
переведена симметрично: на закате с лужайки Фзрокса открывался чудесный вид.
5. Пейзажная единица it and the opposite park of Clavering were in the habit of
putting on a rich golden tinge переведена асимметрично Фэрокс и Клеверинг-Парк
за рекой наряжались в богатый золотистый убор, поскольку ядро пейзажной
единицы, местоимение it, конкретизировано лексемой Ферокс. В тексте ориги-
нала месторасположение парка обозначено через предлог the opposite, тогда как
в тексте перевода упоминается реалия ландшафта за рекой. Описание пейзажа a
rich golden tinge (богатый золотой оттенок) переведено асимметрично метафо-
рой богатый золотистый убор. По мнению Т.В. Хвесько, «cognitive metaphors
are instantiations of cultural categories» [Khvesko 2018: 15] («когнитивные мета-
форы – это примеры культурных категорий») (перевод мой – Е.О.)
6. Пейзажная единица the little river ran off noisily westward, and was lost in a
sombre wood переведена симметрично: шумливая речка убегала на запад и теря-
лась в темном лесу.
7. Пейзажная единица, маркирующая урбанизированное, т.е. персонифициро-
ванное пейзажное пространство behind which the towers of the old abbey church of
Clavering (whereby that town is called Clavering St. Mary’s to the present day) rose up
in purple splendour, переведена симметрично в плане содержания и асимметрично в
плане выражения в силу трансформации форм связи в предложении: из-за которого
поднимались в пурпурном великолепии башни старинной церкви Клеверингского мо-
настыря (по которому городок этот до сего дня зовется Клеверинг Сент-Мэри).
Таким образом, когнитивно-сопоставительное исследование номинантов
лингвокультурных когнитивных доминант художественного текста в его ориги-
нальной и переводной версиях выявляет степень трансформации информатив-
ного кода текстовой модели в процессе адаптации к восприятию инокультурного
читателя. Выявлено, что номинанты лингвокультурной когнитивной доминанты
«Пейзаж Великобритании», репрезентированной в романе У. Теккерея «Пенден-
нис», интерпретированы средствами языка перевода преимущественно симмет-
рично, что способствовало адаптации англоязычной текстовой когнитивной до-
минанты к восприятию русскоязычного читателя.
Болдырев Н.Н. Перевод как проблема выбора когнитивных доминант // Когнитивные ис-
следования языка. 2018. Вып. XXXIV. С. 33-35.
Гершанова А.Ф. Динамические процессы когнитивной оценочной семантики в художе-
ственном дискурсе // Когнитивные исследования языка. 2015. Вып. XXII. С. 275-278.
Епифанцева Н.Г. Реалии и их место в языковой картине мира // Эволюция романских
775
языков: от языка народности к языку нации: материалы конференции. 2018. С. 189-193.
Жирова И.Г., Сунь С. Лингвистическая коммуникативная модель перевода как акт дву-
язычной коммуникации // Лингвистическое наследие Л.В. Щербы в свете современной науки
о языке: сб. науч. трудов. СПб., 2020. С. 87-90.
Киосе М.И. «Удачная интерпретация» текстовой образности в современных когнитивных
концепциях // Образы языка и зигзаги дискурса. М.: Культурная революция, 2018. С. 290-315.
Теккерей У. Пенденнис. URL: https://librebook.me/pendennis/vol1/4.
Khvesko T.V. Place names metaphor in language and communication // Language and culture.
2018. No. 12. Р. 14-24.
Thackeray W. Pendennis. URL: http://www.gutenberg.org/files/7265/7265-h/7265-h.htm#link
2HCH0002.
Yelena А. Ogneva (Belgorod, Russia)

Belgorod State National Research University
ogneva@bsu.edu.ru
COGNITIVE DOMINANT IN THE CROSS-CULTURAL TEXT MODEL

(Based on the novel “Pendennis” by W. Thackeray)
The article considers the literary text as an informative code, which is a projection of the individual
author’s conceptual domain. A different degree of nominante’s predisposition in linguo-cultural cog-
nitive dominants to cross-cultural transcoding is indicated. Translation tendencies of the nominative
field of the linguo-cultural cognitive dominant “Landscape of Great Britain” reprinted in the novel
by W. Thackeray “Pendennis” are identified.
Keywords: literary text, conceptual domain of text, translation, cognitive dominants, asymmetry of
nominantes
И.Н. Ремхе (Челябинск, Россия)

rilix@mail.ru
Л.А. Нефедова (Челябинск, Россия)
lan2@mail.ru
ПОНЯТИЕ ПЕРЕВОДЧЕСКОГО РЕФРЕЙМИНГА

В ТЕХНИЧЕСКОМ ПЕРЕВОДЕ
В исследовании предлагается новый подход к переводческому анализу с позиции фреймовой
семантики и теории прототипов. Авторы дают краткое обоснование введения термина рефрей-
минг, означающего реконструирование определенных сценариев, репрезентирующих логико-
семантическую структуру текста в виде фреймов в качестве прототипических элементов.
Ключевые слова: перевод, рефрейминг, фрейм, прототипический, сценарий
При переводе текста переводчик трансформирует полученную информацию

в процессе ее переосмысления в другой системе координат. В данном случае сра-
батывает эффект переключения и интерпретации на основе комплексного ана-
лиза текста оригинала, абстрагирования, обобщения и систематизации, сравне-
ния и классификации посредством перевода из одних фреймов и фреймовых сце-
нариев в другие на языке получателя. Данные процессы укладываются в понятие

776
переводческого рефрейминга, являющегося одним из ключевых в условиях реа-
лизации когнитивно-матричной модели перевода.
Рефрейминг как средство (технология) для понимания влияния нашей речи
на сознание активно используется в области нейролингвистического программи-
рования (НЛП) [Bandler 1982]. Рефрейминг, по мнению М. Холла, отличается от
способов абстрагирования и концептуализации тем, что он побуждает собесед-
ника переместиться на более высокий уровень репрезентации информации, ос-
нованной не только на сенсорных сигналах, а на языке, который «позволяет нам
конструировать новые «реальности», задавать новые значения, усиливать новые
референтные системы, творить новые миры» [Холл 2004: 270].
Рефрейминг в НЛП составляет основу метамодели, горизонтального сдвига
на метауровне с тем, чтобы задать новый фрейм. При этом в основе лежат «зна-
чения», которые функционируют как информация об информации. Они вклю-
чают метауровневые «мысли» о «мыслях» более низких уровней. Мы называем
состояния этих уровней нейросемантическими состояниями в противополож-
ность нейролингвистическим состояниям основного уровня <…>. Мы, таким об-
разом, проводим различие между сознанием, обращенным во внешний мир, и со-
знанием, отображающим на себя» [Там же: 271].
Примеры языковых паттернов, представленных в исследовании М. Холла
(см. Рис. 1).
Рис. 1. Диаграмма модели рефрейминга [Там же]

В переводоведческих работах также отмечается интерес к использованию
процесса фреймового перехода при описании опосредованного двуязычного об-
щения. Например, в исследовании Н.С. Гусаровой используются термины транс-
фрейминг и перефрейминг.
В условиях переводческого анализа, по мнению Н.С. Гусаровой, переводчик
вынужден «создавать другой символ мысли, которая, однако, уже символизиро-
вана исходным высказыванием. Здесь с необходимостью происходит пересимво-
лизация, называемая нами трансфреймингом – трансформация между фреймами,
заключающаяся «в переходе от одной группы данных к другой» со ссылкой на
работы М. Минского. [Гусарова 2014: 16]. При этом фрейм состоит из двух тер-
миналов – «субъектного» и «предикативного» с учетом того, что «оперативный
образ сознания, и фрейм-стереотип включают элементы, соответствующие дея-
телю и действию: в ситуации – соответствующие признаки структурных элемен-
тов ментальной невербальной модели, во фрейме – соответствующие терминалы»
[Там же: 17]. В качестве примера трансфрейминга в переводе приводится как фор-
мальная замена знаков разных систем, имеющих одинаковую семантику, так и бо-
лее глубокое преобразование, заключающееся в выборе другого терминала (сле-
довательно, другого признака) для символизации [Там же]. При этом авторы об-
ращают внимание на отличие термина перефрейминг от термина рефрейминг, от-
носящегося к области нейролингвистического программирования.
777
В другом исследовании Н.С. Гусаровой в соавторстве с А.Л. Семеновым пред-
ставлено несколько иное прочтение процесса преобразования фрейма при пере-
воде, которое обозначается термином перефрейминг как «частичная замена одного
термина другим» [Гусаров 2014: 84]. Несмотря на различия в терминологии суще-
ственным выводом авторов является то, что фрейм как иерархическую структуру,
объединяющую знак и терминал, можно считать единицей перевода [Там же: 84].
Однако возвращаясь к термину рефрейминг, хотелось бы отметить, что свя-
зывать данный термин исключительно с направлением нейролингвистического
программирования не представляется обоснованным. Учитывая заимствованный
характер термина из английского языка (от слова reframe), можно найти примеры
его употребления в зарубежных исследованиях в области перевода.
В работах зарубежных ученых термин рефрейминг активно используется в
области письменного перевода новостей и устного перевода в ситуации кон-
фликта [Baker 2006, 2007]. По словам М. Бейкер, рефрейминг является активной
переводческой стратегией, при помощи которой мы участвуем в конструировании
реальности [Baker 2006: 106]. Подобное переосмысление и конструирование ре-
альности силами переводчика или переводческих агентств, безусловно, вызывает
вопросы, связанные с субъективностью восприятия, оригинальностью передачи
содержания и авторских прав, обсуждаемых в исследованиях H. Jansen и A. We-
gener [Jansen 2013], а также вопросы паратекста и интерпретации [Genette 1997].
Таким образом, термин рефрейминг может иметь несколько интерпретаций
и функциональных возможностей использования для изучения языковых явле-
ний с когнитивной точки зрения, включая рефрейминг сознания как технологию
переосмысления и перестройки механизмов восприятия, мышления и поведения
в нейролингвистической теории и переводческий рефрейминг как способ рекон-
струирования ранее конструированной реальности на языке оригинала при пере-
даче этой реальности на языке перевода.
В условиях перевода текстов технического жанра рефрейминг представляет
собой реконструирование определенных сценариев, репрезентирующих логико-се-
мантическую структуру текста, что укладывается в рамки «динамического класси-
фикационного» фрейма (см. [Ремхе 2015]) в качестве прототипических элементов.
При сравнительно-сопоставительном анализе перевода текста руководства
пользователя к смартфону Blackberry Torch 9850/9860, раздел «Устранение неис-
правностей», были выявлены прототипические сценарии, укладывающиеся в
рамки динамических фреймов «действие» и «состояние» с определенными зако-
номерностями логического распределения информации, которые в процессе ре-
фрейминга преобразуются в подобные сценарии на языке перевода за счет кла-
стерного пересечения информации, эксплицируемой переводчиком из текста, и
его собственными знаниями.
К основным возможным сценариям относим следующие:
1) [состояние] – [действие];
2) [состояние] – [условие] – [действие];
3) [действие] – [проверить состояние];
4) [действие] – [условие] – [действие].
Рассмотрим действие одного из указанных сценариев на примере.
778
Оригинал:
[состояние] [действие]
A message, attachment, or 1. Wait for a short period of time. Your blackberry smartphone
Google Mail conversation is receives long messages and attachments in sections
cut short or doesn’t appear
[условие] [действие]
2. If “More available” ap- Press the
pears at the end of the mes-
sage or attachment
Перевод:
[состояние] [действие]
Сообщение, вложение или 1. Подождите некоторое время. Смартфон blackberry®
переписка Google Mail принимает длинные сообщения и вложения большого
отображаются частично размера по частям
или не отображаются со- [условие] [действие]
всем
2. Если в конце со- Нажмите клавишу >
общения или вло- Остальное или Показать все
жения отобража- остальное
ется надпись
«Продолжение
получено»
В данном примере динамический классификационный фрейм активирует
сеть ассоциаций, обозначаемых словами «сообщение» или «переписка» в созна-
нии переводчика как носителя языка получателя, а сценарные фреймы дополня-
ются визуализацией текстового материала в виде значков на клавиатуре.
Таким образом, переводческий рефрейминг может рассматриваться как
одна из эффективных стратегий, позволяющая увидеть закономерные соответ-
ствия в переводе на основе логико-семантического распределения элементов и
выявления прототипических структур технического текста, что повышает эф-
фективность и успешность выполнения перевода.
Гусаров Д.А. Перевод: фрейм – единица мысли и речи / Д.А. Гусаров, Н.С. Гусарова, А.Л.
Семенов // Вестник РУДН. Серия: теория языка. Семиотика. Семантика. 2014. № 3. C. 79-86.
Гусарова Н.С. Фрейм – единица высказывания и перевода // Вестник РУДН. Серия: тео-
рия языка. Семиотика. Семантика. 2014. № 4. C. 15-21.
Ремхе И.Н. Переводческий процесс в аспекте когнитивного моделирования: монография.
М.: ФЛИНТА: Наука, 2015.
Холл М. Магия коммуникации. Использование структуры и значения языка. СПб.:
Прайм-Еврознак. 2004.
Baker M. Translation and Conflict: A Narrative Account. London; New York: Routledge, 2006.
Baker M. Reframing conflict in translation // Social Semiotics. 2007. Vol. 17. No. 2. P. 151-169.
Bandler R., Grinder R. Reframing: Neuro-Linguistic Programming and the Transformation of
Meaning. Real People Press, 1982.
Genette G. Paratexts. Tresholds of Interpretation. Cambridge: CUP, 1997.
Jansen H., Wegener A. Multiple translatorship // Authorial and Editorial Voices in Translation
1 / ed. by H. Jansen, A. Wegener. Montréal: Éditions québécoises de l’œuvre, 2013. P. 1-39.
779
Irina N. Remkhe (Chelyabinsk, Russia)
Liliya A. Nefedova (Chelyabinsk, Russia)
THE DEFINITION OF TRANSLATION REFRAMING

APPLIED TO TECHNICAL TRANSLATION
This study focuses on a new approach towards translation analyses based on the theory of frame
semantics and prototypes. The author introduces a new term – “translation re-framing” defined as
reconstruction of scenarios representing certain patterns of logical organization in texts in the form
of frames as their prototypical elements.
Keywords: translation, re-framing, frame, prototypical, scenario
В.В. Сдобников (Нижний Новгород, Россия)

artist232@rambler.ru
КОГНИТИВНАЯ ПСИХОЛОГИЯ И КОГНИТИВНАЯ ПЕДАГОГИКА

В ПОДГОТОВКЕ ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ ПЕРЕВОДА
В статье обосновывается необходимость организации подготовки преподавателей перевода на

основе положений когнитивной психологии и когнитивной педагогики. Указывается, что
принцип «делай, как я» не работает в подготовке преподавателей перевода и нуждается в до-
полнениях в виде определенных когнитивных операций, обеспечивающих эффективность си-
стемы когнитивного управления обучающихся.
Ключевые слова: подготовка преподавателей перевода, когнитивная психология, когнитивная
педагогика, когнитивное управление, когнитивные операции
В настоящее время перед системой образования как в России, так и за рубе-

жом, встала насущная проблема системной подготовки преподавателей пере-
вода. С точки зрения психологии речь идет о необходимости формирования лич-
ности преподавателя перевода, причем именно преподавателя перевода, а не пре-
подавателя вообще. Все дело в том, что преподаватель перевода, как и специа-
лист в любой иной сфере деятельности, должен решать специфические задачи, а
для этого ему необходимы особые личностные и профессиональные качества, а
также осознание себя как представителя особой профессии. Чтобы приобрести
такие качества и осознать себя именно преподавателем перевода, человек дол-
жен пройти по пути профессионального (и личностного) развития, совершить
определенные действия, овладеть определенными навыками и – в идеале – осо-
знать, что именно способствовало его становлению в качестве преподавателя пе-
ревода. Как писал известный психолог С.Л. Рубинштейн, «…чтобы понять путь
своего развития в его подлинной человеческой сущности, человек должен его
рассматривать в определенном аспекте: чем я был? – что я сделал? – чем я стал?
(курсив мой. – В.С.) [Рубинштейн 2008: 641]. Задача (к сожалению, пока не ре-
шаемая) заключается в том, чтобы помочь тем, кто занимается преподаванием
екта № 20-013-00149.
780
перевода, и тем, кто готовится встать на эту стезю, пройти весь путь профессио-
нального становления и осознать закономерность итога.
Несмотря на то, что возможные форматы профессиональной подготовки
преподавателей перевода еще только определяются, в частности, группой иссле-
дователей НГЛУ им. Н.А. Добролюбова, уже сейчас можно утверждать, что лю-
бой из них неизбежно будет предполагать управление познавательной, когнитив-
ной деятельностью (будущего) преподавателя перевода. Как писал С.Л. Рубин-
штейн в 1922 г., «…субъект в своих деяниях, в актах своей творческой самодея-
тельности не только обнаруживается и проявляется; он в них созидается и опре-
деляется. Поэтому тем, что он делает, можно определить, что он есть: направле-
нием его деятельности можно определять и формировать его самого (курсив
мой. – В.С.). На этом только зиждется возможность педагогики» (цит. по: [Розин
2009: 308]). Добавим, что на современном этапе формирование личности – это
одна из задач когнитивной педагогики. Авторы монографии «Когнитивная педа-
гогика» указывают, что «основные вопросы, решаемые в когнитивной педаго-
гике – как, с помощью и посредством чего человек может эффективно исследо-
вать мир, организовать себя, реализовать достойную историю своей жизни?»
[Когнитивная педагогика 2016: 10]. Несомненно, к числу таких способов органи-
зации жизни относятся системы когнитивного управления. С.Ф. Сергеев пишет,
что «под когнитивным управлением понимаются индивидуальные способы ана-
лиза, понимания и оценки ситуации. Когнитивное управление определяет стра-
тегии решения человеком познавательных задач и влияет на все аспекты воспри-
ятия и мышления» [Сергеев 2010: 45].
Можно сказать, что в подготовке преподавателей перевода сходятся два вида
деятельности: когнитивное управление, понимаемое в сугубо психологическом
смысле (как способы адаптации к ситуации), и управление, направленное на то,
чтобы задать правильный ориентир когнитивного управления. Деятельность пер-
вого типа осуществляется самим индивидом (в нашем случае – преподавателем
перевода); деятельность второго типа, внешняя по отношению к когнитивному
управлению, осуществляется теми, кто ставит перед собой задачу сформировать
личность преподавателя перевода. Успешность осуществления деятельности пер-
вого типа определяется тем, насколько системно и организованно осуществляется
деятельность второго типа, насколько определенным является ее целеполагание,
а также тем, насколько ее содержание соответствует задачам, решаемым в рамках
когнитивного управления преподавателями перевода, и условиям осуществления
ими профессиональной деятельности. Результатом этих двух видов деятельности
должна стать профессиональная пригодность преподавателя перевода, определя-
емая в общем смысле как совокупность индивидуальных особенностей человека,
влияющих на успешность освоения какой-либо трудовой деятельности и эффек-
тивность ее выполнения [Бобров 2001: 10].
Перейдем непосредственно к проблеме профессиональной подготовки пре-
подавателей перевода. В этой области возникла парадоксальная ситуация. С одной
стороны, преподавателей перевода, в отличие, например, от преподавателей мате-
матики, нигде в мире не готовят. С другой стороны, в вузах работает большое ко-
личество преподавателей перевода, что свидетельствует об их насущной необхо-
димости. Причем, согласно результатам анкетирования таких преподавателей,
проведенного группой исследователей НГЛУ им. Н.А. Добролюбова, примерно
781
половина из них не имеет базового переводческого образования: они имеют ди-
пломы филолога, преподавателя иностранных языков, специалистов в области
межкультурной коммуникации и т.п., то есть собственно переводческие навыки у
них отсутствуют или развиты слабо. Объединяет их только одно: все они владеют
иностранным языком. То есть действует ложный принцип: если знаешь иностран-
ный язык, то умеешь и переводить, и преподавать перевод. Необоснованность та-
кого подхода убедительно доказана О.В. Петровой и А.В. Ивановым [Petrova,
Ivanov 2020]. Правда, у преподавателей этой категории есть очевидное преимуще-
ство: они обучались общей дидактике, педагогике и психологии, чего не хватает
преподавателям, которые все же имеют диплом переводчика. Умея переводить,
преподаватели-переводчики не знакомы с дисциплинами психолого-педагогиче-
ского цикла. Представители обеих категорий преподавателей перевода имеют об-
щую характеристику: они никогда не обучались дидактике перевода. Из чего сле-
дует, что именно этот аспект должен стать главенствующим в подготовке препо-
давателей перевода, независимо от форматов такой подготовки. В качестве обяза-
тельного для преподавателей, не имеющих диплома переводчика, должен рас-
сматриваться такой компонент подготовки, как обучение переводу, а для препо-
давателей-переводчиков – обучение общей дидактике и педагогике.
В связи с парадоксальностью сложившейся ситуации неизбежно возникает
вопрос: чем же руководствуются представители обеих категорий преподавателей
перевода, входя в аудиторию, каких методических принципов и подходов они
придерживаются? Наиболее обоснованным предположением может быть следу-
ющее: преподаватели, имеющие переводческое образование, на занятиях по пе-
реводу стараются делать то, что когда-то делали их учителя, то есть придержи-
ваются принципа «делай, как я». Преподаватели-филологи вырабатывают соб-
ственный методический подход интуитивно, при этом опираясь на положения
теории перевода, преимущественно сугубо лингвистической, что далеко не все-
гда приводит к положительному результату. Под результатом мы имеем в виду
даже не формирование какой-то методической концепции, а уровень професси-
ональной подготовки студентов – будущих переводчиков, то есть то, ради чего и
существует сама система образования.
Принцип «делай, как я» в настоящее время рассматривается как вполне при-
годный и даже эффективный принцип профессионального (и не только) обуче-
ния. Чаще всего он предполагает организацию системы наставничества, то есть
обучение личным примером. В случае с преподавателями перевода он имеет ряд
недостатков, а проще говоря – не работает. Во-первых, те, кто преподают пере-
вод сейчас, как правило, не имеют наставников. А когда они обучались переводу,
то у них не было потребности копировать своих учителей в практической дея-
тельности и уж тем более осознать те методические принципы, на которые опи-
рались учителя. Они наблюдали лишь некую деятельность, не понимая мотивов
и даже целей этой деятельности. Во-вторых, принцип «делай, как я» должен до-
полняться объяснениями, почему данная деятельность и конкретные действия
осуществляются именно таким образом. Учащемуся профессионального колле-
джа можно показать, как на токарном станке выточить деталь, и, вероятно, он
сможет успешно повторить этот процесс. Если студенту или преподавателю про-
сто показать занятие по переводу «в исполнении» опытного преподавателя, то
782
вряд ли они смогут столь же успешно провести свое занятие. (Что, кстати, сви-
детельствует о некоторой ущербности краткосрочных курсов повышения квали-
фикации преподавателей перевода).
Нет сомнений в том, что обучающиеся по принципу «делай, как я» в процессе
обучения, в частности, присутствуя на мастер-классах опытных педагогов, совер-
шают определенные когнитивные операции (размышление, переосмысление, ло-
гический вывод, умозаключение и т.д.). И здесь мы опять возвращаемся к тому,
что сам процесс осуществления когнитивных операций должен быть управляе-
мым со стороны. Условно говоря, должно происходить «управление системой ко-
гнитивного управления» обучающегося (см. выше). Несомненно, это требует
большего времени, хотя бы потому, что потребуются объяснения всех действий
«гуру», чтобы подвести обучающихся к правильным умозаключениям. Таким об-
разом, будущие преподаватели перевода обретут, как минимум, два вида знаний
– декларативное (know about) и процедурное (know how) (по У. Риверсу).
Вышеизложенное позволяет сделать вывод о том, что методологической ос-
новой подготовки преподавателей перевода должны стать когнитивная психоло-
гия и когнитивная педагогика.
Бодров В.А. Психология профессиональной пригодности: учеб. пособие. М.: ПЕР СЭ, 2001.
Когнитивная педагогика: технологии электронного обучения в профессиональном раз-
витии педагога: монография / С.Ф. Сергеев, М.Е. Бершадский, О.М. Чоросова и др. Якутск:
СВФУ им. М.К. Аммосова, Ин-т непрерывного проф. образования, 2016.
Розин В.М. Деятельностная и культурологическая трактовки развития человека // Когни-
тивные исследования: Проблема развития: сб. науч. трудов. Вып. 3 / под ред. Д.В. Ушакова.
М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009. С. 303-328.
Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. СПб.: Питер, 2008.
Сергеев С.Ф. Инструменты обучающей среды: интеллект и когнитивные стили // Школь-
ные технологии. 2010. № 4. С. 43-51.
Petrova O.V., Ivanov A.V. Can any foreign language teacher also teach translation? // The Eu-
ropean Proceedings of Social and Behavioural Sciences (EpSBS): WUT 2020 – 10th International
Conference “Word, Utterance, Text: Cognitive, Pragmatic and Cultural Aspects”. 2020. Р. 1075-
1084. DOI: 10.15405/epsbs.2020.08.125.
Vadim V. Sdobnikov (Nizhny Novgorod, Russia)

COGNITIVE PSYCHOLOGY AND COGNITIVE PEDAGOGY

IN TRANSLATION TEACHERS TRAINING
The article argues the need to use provisions of cognitive psychology and cognitive pedagogy as the
basis for translation teachers training. It is stated that the “follow my lead” principle per se is not
instrumental in translation teachers training, and needs to be supplemented with certain cognitive
operations used to enhance the effectiveness of the cognitive process control by trainees.
Keywords: translation teachers training, cognitive psychology, cognitive pedagogy, cognitive process
control, cognitive operation
783
Е.В. Чистова (Красноярск, Россия)
kovelena82@mail.ru
КОГНИТИВНЫЙ МЕНЕДЖМЕНТ КАК МЕТОД АНАЛИЗА

МУЛЬТИМОДАЛЬНОЙ КОММУНИКАЦИИ
(на примере работы синхронных переводчиков)
В статье предлагается к рассмотрению новый метод анализа мультимодальной коммуникации,

функционирующий по «принципу матрешки» и предназначенный для аккумуляции и
извлечения неявного процедурного знания в различных профессиональных сообществах. На
примере синхронных переводчиков иллюстрируется модель интеграции информации по
различным каналам и конвертация процедурного знания в декларативное по принципу
распределенной когниции.
Ключевые слова: когнитивная наука, когнитивная лингвистика, управление знанием,
распределенное познание, когнитивный агент, синхронный перевод
Термин «когнитивный менеджмент» впервые в научной литературе встре-

чается в конце 90-х гг. ХХ в., эволюционировав из более привычного на тот мо-
мент понятия «управление знанием». Будучи востребован в теории организации,
когнитивный менеджмент интерпретируется как управление процессами акку-
муляции, распределения, накопления и использования знаний, хранящихся как в
документах и хранилищах, так и в наработанных сотрудниками компаний прие-
мах, процессах, практиках и нормах [Холден 2017].
Экстраполируя данный феномен в область когнитивной лингвистики, стоит
отметить его значимость применительно к анализу речежизненного взаимодей-
ствия (подробнее о термине см. в [Колмогорова 2017]) индивидов, в результате
которого происходит выявление неявного знания, продуцируемого различными
видами познания. Так, невозможно переоценить значимость применения данного
метода в исследованиях мультимодальной коммуникации, под которой в данной
работе подразумевается совокупность эксплицитных и имплицитных взаимосвя-
зей различных коммуникативных модальностей и семиотических модусов, отра-
жающих динамичность и взаимообусловленность создаваемых дискурсов и поз-
воляющих извлекать различные виды знания из непривычного контекста.
Таким образом, в преломлении к лингвистике под когнитивным менеджмен-
том мультимодальной коммуникации подразумевается метод анализа процессов
управления вербальными и невербальными средствами общения с целью эффек-
тивной адаптации субъектов коммуникации к окружающей среде и извлечению
потенциально высоко значимого знания из имеющегося контекста. При этом сле-
дует отметить, что в основе когнитивного менеджмента лежат принципы распре-
деленной когниции, функционирование которых происходит благодаря коллек-
тивному, ситуативному и воплощенному видам познания (см. подробнее в
[Wilson 2002]). Когнитивный менеджмент субъектов мультимодальной комму-
никации направлен на взаимодействие с другими когнитивными агентами с це-
лью получения коллективного знания, взаимодействие с различными артефак-
тами и другими материальными объектами с целью извлечения ситуативного
знания и взаимодействие с собственной кинестетической системой с целью рас-
познавания и интерпретации воплощенного познания и телесных проявлений
784
других когнитивных объектов.
На примере синхронных переводчиков как представителей высокоинтел-
лектуальной профессии рассмотрим потенциал применения метода анализа ко-
гнитивного менеджмента мультимодальной коммуникации в переводческой де-
ятельности.
Когнитивные процессы у синхронных переводчиков имеют несколько лока-
ций. Первая расположена в мозге субъекта перевода, где он оперирует имеющи-
мися на момент конкретного переводческого акта декларативными знаниями, за-
фиксированными в течение периода обучения и профессиональной деятельности
посредством укорененной когниции (см. подробнее в [Логинов, Спиридонов
2017]). Вторая локация сопряжена с телом субъекта перевода, где с помощью
кинестетических средств отражаются внутренние когнитивные процессы. Третья
локация охватывает все материальные объекты и когнитивных агентов, форми-
рующих единое с субъектом перевода информационное поле. Следует отметить,
что во второй и третьей локациях происходит извлечение процедурного знания
в соответствии с предложенными условиями переводческого акта и контексту-
альными обстоятельствами (см. Рис. ниже).
Рис. Модель когнитивного менеджмента мультимодальной коммуникации

Мультимодальная коммуникация в ходе переводческого акта в синхронном
переводе становится возможной при аккумуляции и интеграции знаний по раз-
личным каналам: а) аудиальный (звук в наушниках, посторонние шумы), б)
аудиально-вербальный канал – выступление докладчика, вопрос из зала, коллек-
тивная дискуссия, комментарии / замечания организаторов или техников (в слу-
чае потери сигнала или настройки качества перевода), реплики синхрониста-
напарника (вербальная подсказка, разделение эмоций и др.); в) визуально-вер-
бальный (доклад в письменном виде или в презентационных материалах), г) ви-
зуально-пространственный (графики, диаграммы, схемы и т.д.), д) визуально-
коммуникативный (зрительный зал через окно или на экране монитора, видео-
сюжет – все, что иллюстрирует экстралингвистический контекст коммуникатив-
785
ной ситуации и поведение коммуникантов), е) визуально-кинестетический (ми-
мика, жесты, эмоции, собственные жесты как внешние инструменты когнитив-
ной системы и т.д.).
Модель когнитивного менеджмента мультимодальной коммуникации де-
монстрирует комплексный алгоритм взаимодействия различных видов когниции
для получения различных видов знания в процессе перевода. Так, воспринимая
информацию по различным каналам (коммуникативным модальностям) со-
гласно принципам распределенной когниции, субъект перевода интегрирует ее и
в результате ментальной обработки извлекает из нее процедурное знание, необ-
ходимое для принятия решений в заданной ситуации. Далее, по окончании пере-
водческого акта процедурное знание подвергается верификации на предмет по-
лезности его применения в будущем. В случае, если устанавливается его профес-
сиональная релевантность и перспективность применения в других ситуациях,
процедурное знание трансформируется в декларативное и фиксируется в пассив-
ной памяти посредством укорененного познания. В случае необходимости это
знание вновь актуализируется и применяется в новом контексте.
Поскольку метод анализа когнитивного менеджмента носит комплексный и
системный характер, направлен на установление универсальных закономерностей
управления мультимодальной коммуникацией, то для его реализации необходимо
проводить лонгитюдные исследования с масштабированием репрезентативного
материала. В рамках подобного долгосрочного проекта целесообразно парал-
лельно исследовать более мелкие детальные фрагменты коммуникации, соответ-
ствующие, например, когнитивному событию (см. подробнее в [Чистова 2020]).
Когнитивное событие носит дискретный характер и включает когнитивные
процессы, связанные с ситуацией принятия решения для выполнения конкретной
задачи. В таком случае рамки анализа когнитивного менеджмента сужаются до
изучения отдельных когнитивных событий, имеющих четкую локализацию, вре-
менну́ю завершенность, высокую степень активности и ориентированности на
результат, выраженный в решении поставленной задачи и достигаемый за счет
речежизненного взаимодействия всех участвующих в коммуникации когнитив-
ных агентов и объектов материального мира, составляющих единую макроуров-
невую когнитивную систему, которая формируется на базе принципов распреде-
ленной когниции.
Кроме того, в комплекс методов, аккумулирующих релевантную информа-
цию для обработки в рамках когнитивного менеджмента, входит также опрос.
Основанный на непосредственном (беседа, интервью) или опосредованном (ан-
кета) социально-психологическом взаимодействии исследователя и опрашивае-
мого, опрос ориентирован как на сбор первичной информации об исследуемой
проблематике, что помогает выявить наиболее яркие аспекты дальнейшего изу-
чения проблемы, так и на сбор вторичной информации, например, на этапе вери-
фикации полученных результатов.
Таким образом, метод анализа когнитивного менеджмента представляет со-
бой комплексный метод, функционирующий по «принципу матрешки». Пресле-
дуя глобальную цель выявления неявного процедурного знания у представите-
лей той или иной социальной группы, исследователь сначала проводит проце-
дуру опроса, включающую беседы, интервью и анкетирования. Позже или ранее
786
(порядок не принципиален) анализируются отдельные когнитивные события, за-
фиксированные в процессе речежизненного взаимодействия. Аккумулировав все
данные, исследователь обобщает и легитимирует (см. подробнее в [Колмогорова
2017]), в данном случае, фиксирует в письменной форме и придает официальный
статус полученным процедурным знаниям, на основе которых становится воз-
можным их распространение среди других специалистов и внедрение в профес-
сиональную практику.
Колмогорова А.В. Languaging: язык в точке пересечения коммуникации и когниции //
Когнитивные исследования языка. 2017. Вып. XXIX. С. 95-103.
Колмогорова А.В. Легитимация как социополитический феномен и объект дискурс-ана-
лиза // Политическая лингвистика. 2018. № 1 (67). С. 33-40.
Логинов Н.И., Спиридонов В.Ф. Воплощенное познание как современный тренд разви-
тия когнитивной психологии // Вестник СПбГУ. Психология и педагогика. 2017. Т. 7. Вып. 1.
С. 25-42. DOI: 10.21638/11701/spbu16.2017.102.
Холден Н.Д. Кросс-культурный менеджмент: концепция когнитивного менеджмента:
учеб. пособие для студентов. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2017.
Чистова Е.В. Когниция и коммуникация сквозь призму когнитивного события //
Когнитивные исследования языка. 2020. Вып. XXXVII. С. 963-967.
Wilson M. Six views of embodied cognition // Psychonomic Bulletin & Review. 2002. Vol.
9. P. 625-636.
Yelena V. Chistova (Krasnoyarsk, Russia)

COGNITIVE MANAGEMENT AS A METHOD

FOR ANALYZING MULTIMODAL COMMUNICATION
(On the example of simultaneous interpreters)
The paper offers a new method for analyzing multimodal communication that functions on the
“matryoshka” principle. It is designed to accumulate and extract implicit procedural knowledge in
various professional communities. Using the example of simultaneous interpreters, the author
illustrate the model of integrating information through various channels and converting procedural
knowledge into declarative knowledge based on the principle of distributed cognition.
Keywords: Cognitive Linguistics, Cognitive Translation Theory, knowledge management, distributed
cognition, cognitive agent, simultaneous interpreting
Р.М. Шамилов (Нижний Новгород, Россия)

raviddin@mail.ru
ЧТО НЕ ТАК СО СТРАТЕГИЕЙ ТЕРЦИАРНОГО ПЕРЕВОДА?

В статье через теоретико-дидактическую призму рассматривается стратегия терциарного пе-
ревода. Устанавливается, что текущее определение стратегии терциарного перевода носит су-
губо умозрительный характер, и обосновывается необходимость его пересмотра с целью при-
дания ему практической ценности.
Ключевые слова: коммуникативно-функциональный подход, стратегия перевода, стратегия
терциарного перевода, языковое оформление переводного текста, коммуникативная ситуация
с использованием перевода
787
Коммуникативно-функциональный подход к переводу известен тем, что
рассматривает перевод как целенаправленную деятельность, осуществляемую в
рамках определенной коммуникативной ситуации с учетом характеризующих ее
совокупности экстралингвистических факторов. Специфика коммуникативной
ситуации с использованием перевода детерминирует выбор переводчиком одной
из трех стратегий перевода, способствующих достижению общей цели перевода
в рамках данной конкретной коммуникативной ситуации. Речь идет о таких стра-
тегиях перевода, выделяемых В.В. Сдобниковым, как стратегия коммуника-
тивно-равноценного перевода, стратегия переадресации и стратегия терциарного
перевода [Сдобников 2015].
Если не обращаться к определениям, предлагаемым каждому из указанных
стратегий перевода, то каждый, кто далек от переводоведения, может сделать
предположение (вполне резонное, кстати!) о том, что применение разных стра-
тегий перевода должно выражаться в разном языковом (лингвистическом)
оформлении текста перевода. Иначе, зачем вообще выделять разные стратегии
перевода? Предположение о прямой зависимости результирующего лингвисти-
ческого оформления текста перевода от избранной стратегии можно ожидать и
от студентов, которые впервые слышат о концепции трех стратегий перевода на
занятиях по теории перевода. Однако эти предположения не находят своего под-
тверждения в коммуникативно-функциональных определениях стратегий пере-
вода, и это обстоятельство становится одним из факторов, препятствующих по-
стижению сути каждой из стратегий не только студентами, только начинающими
знакомиться с понятийным аппаратом переводоведения, но порой даже самыми
доброжелательно настроенными ко всем новым веяниям в науке о переводе тео-
ретиками перевода.
Особую сложность для постижения студентами вызывает так называемая
стратегия терциарного перевода. По определению В.В. Сдобникова, стратегия
терциарного перевода – общая программа осуществления переводческой дея-
тельности, направленной на создание переводного текста, удовлетворяющего
потребности носителя переводящего языка, который играет иную коммуника-
тивную роль, нежели участники первичного коммуникативного события в куль-
туре исходного языка, и преследует цель, отличную от цели автора оригинала
[Сдобников 2015: 161-162]. Задача постижения сути терциарного перевода
усложняется и становится еще более запутанной на семинарских занятиях по
теории перевода, на которых в качестве примеров реализации указанной страте-
гии традиционно рассматриваются переводы публицистических текстов (напри-
мер, переводы Геттисбергской речи Авраама Линкольна (1863 г.) на русский
язык). Выбор подобного жанра текстов вполне логичен, ибо они принадлежат к
категории тех текстов, перевод которых априорно выполняется с иной (порой
даже с прямо противоположной исходной!) целью и, следовательно, не призван
обеспечить на своих получателей того же коммуникативного воздействия (эф-
фекта), которое оказывается на получателей исходного текста оригиналом. Но
ведь практикующие переводчики (если, конечно, они не продолжают интересо-
ваться вопросами теории перевода и после окончания университета) в своей про-
фессиональной деятельности вряд ли руководствуются категориями стратегий
перевода и переводят публицистические тексты так же, как и тексты других жан-
788
ров, а именно: точно и полностью передают особенности и содержание подлин-
ника и его языковой формы с учетом всех особенностей структуры, стиля, лек-
сики и грамматики с безукоризненной правильностью языка, на который делает
перевод [Нелюбин 2003: 138]. Аналогичным образом на практических занятиях
в рамках одной из переводческих дисциплин выполняют (не без установки пре-
подавателя, конечно) переводы публицистических (общественно-политических)
текстов и студенты. Отличие между этими двумя ситуациями осуществления пе-
реводов – с участием профессионального переводчика в одной и студентов в дру-
гой – заключается в том, что во второй благодаря недавно приобретенным зна-
ниям из теории перевода студенты осознают, что выполняемый ими перевод и
есть продукт реализации стратегии терциарного перевода. Что же касается непо-
средственно практической стороны реализации этой стратегии, то с точки зрения
принимаемых решений, применяемых переводческих действий и операций и, как
результат, общего языкового оформления переводного текста, осуществляемый
студентами как бы терциарно перевод, как и в случае с переводом, выполненным
профессиональным переводчиком, на самом деле оказывается выполненным
коммуникативно-равноценно. По крайней мере, такое впечатление может сло-
житься по причине отсутствия очевидных различий между лингвистическими
оформлениями «продуктов» перевода, полученных с использованием двух раз-
ных стратегий. Можно, конечно, предположить, что в области переводов публи-
цистики и материалов из других смежных областей такое положение дел вполне
естественно, а сама стратегия терциарного перевода носит, пожалуй, исключи-
тельно умозрительный характер, и ее практическая ценность для студентов – бу-
дущих переводчиков если не никакая, то абсолютно минимальная. В связи с этим
даже может возникнуть желание продемонстрировать солидарность с критиками
концепции трех стратегиях перевода в их упреке по поводу стратегии терциар-
ного перевода: «Остается не вполне понятным, какой же именно текст должен
появляться в результате использования этой стратегии [стратегии терциарного
перевода]. Он определяется главным образом через отрицание: он не преследует
той же цели, что оригинал, и не претендует на аналогичное воздействие. <…˃
Напрашивается вопрос: идет ли речь о характеристиках текста, который должен
создать переводчик, или о том, как этот текст будет использоваться? Ведь для
того, чтобы использовать текст (любой – как ПТ, так и сам ИТ) в разных целях,
его совершенно не обязательно каждый раз как-то менять, приспосабливая к
нуждам каждого получателя. Одну и ту же книжку можно просто почитать для
удовольствия, можно читать, чтобы познакомиться с конкретным автором,
можно изучать как отражение национальной культуры, можно использовать на
занятиях по изучению языка, можно – на занятиях по определенным аспектам
теории литературы и т.д. <…˃ Поэтому определение результата терциарного пе-
ревода через отрицание, без качественной его характеристики представляется
явно недостаточным» [Петрова, Ланчиков 2016: 44-45].
Из представленного упрека очевидна приверженность критиков текстоцен-
трическому подходу к переводу. В своих рассуждениях исследователи умело из-
бегают использования ключевого для коммуникативно-функционального и со-
всем неудобного для текстоцентрического подхода понятия «коммуникативная
ситуация с использованием перевода» и, можно сказать, следуют принципу
789
«Один перевод на все случаи жизни, а ожидания и потребности получателя пе-
ревода – это проблема получателя перевода», абсолютно противоречащему са-
мой природе осуществления переводческой деятельности. А между прочим,
именно особенности коммуникативной ситуации, в частности, потребности и
ожидания, а также цель предметной деятельности получателя перевода (и/или
заказчика) как раз-таки могут побудить переводчика «как-то менять» текст пере-
вода, «приспосабливая его к нуждам» конкретного получателя. И чаще всего,
особенно в области перевода специальных (нехудожественных) текстов (если не
брать в расчет описанные выше случаи) внесение изменений в лингвистическое
оформление исходного текста на переводящем языке как в формально-структур-
ном, так и содержательно-смысловом требуется при использовании стратегии
терциарного перевода. Можно с уверенностью утверждать, что всевозможные
разновидности перевода, с иными, отличными от присущих исходному тексту,
языковыми характеристиками и есть наиболее наглядные и не оставляющие со-
мнений даже у самых ярых сторонников текстоцентрического подхода продукты
реализации стратегии терциарного перевода. Например, к таковым можно отне-
сти известные всем из теоретических работ по переводоведению разных лет ре-
феративный перевод (перевод-реферат), выборочный перевод (в отдельных слу-
чаях), филологический перевод, семантический перевод, буквальный перевод и
др. С учетом многообразия коммуникативных ситуаций в реальной жизни, в ко-
торых может потребоваться выполнение абсолютно разных по своим языковым
характеристикам переводов, указанный перечень можно продолжить, однако
очевидно, что появление каждого из таких переводов может быть обусловлено
исключительно особой целью осуществления перевода в данной конкретной
коммуникативной ситуации. Это обстоятельство вынуждает нас вслед за против-
никами коммуникативно-функционального подхода указать на недостаточность
определения стратегии терциарного перевода, заключающуюся в имплицитно-
сти утверждения о том, что в результате применения стратегии терциарного пе-
ревода должен появиться продукт с модифицированным языковым оформле-
нием. Думается, что конкретизация определения за счет эксплицирования усло-
вия обязательной модификации языкового оформления текста перевода лишила
бы стратегию терциарного перевода кажущейся умозрительности, а обучение
студентов – будущих переводчиков специальным видам перевода с использова-
нием стратегии терциарного перевода на примере коммуникативных ситуаций, в
которых требуется создание переводных текстов с измененными языковыми ха-
рактеристиками (в формально-структурном и/или содержательно-смысловом
плане) обеспечило бы стратегии практическую ценность.
Нелюбин Л.Л. Толковый переводоведческий словарь. М.: Флинта: Наука. 2003.
Петрова О.В., Ланчиков В.К. Сколько гитик умеет перевод. Об одной концепции пере-
водческих стратегий // Мосты. 2016. № 1 (53). С. 40-50.
Сдобников В.В. Перевод и коммуникативная ситуация: монография. М.: Флинта: Наука.
2015.
790
Raviddin M. Shamilov (Nizhny Novgorod, Russia)
WHAT IS WRONG WITH THE STRATEGY OF TERTIARY TRANSLATION?

The paper views through the prism of theory and didactics the strategy of tertiary translation. The
author ascertains the pure speculativeness of the current definition of the strategy of tertiary transla-
tion and substantiates the necessity of getting the definition revisited so that it would be of practical
value.
Keywords: communicative and functional approach, translation strategy, strategy of tertiary transla-
tion, linguistic composition of target text, communicative situation of translation
Д.Н. Шлепнев (Нижний Новгород, Россия)

shlepnyev@gmail.com
К ВОПРОСУ ОБ ОПРЕДЕЛЕНИИ ПЕРЕВОДА:

ДЕСКРИПТИВНЫЙ ПОДХОД
В статье предпринята попытка дать общее определение переводу, причем в его основу поло-
жены следующие критерии: определение строго дескриптивное, оно нацелено на фиксацию
минимально необходимых дифференцирующих признаков и не опирается ни на какую «самую
лучшую» теорию, понятие перевода трактуется широко. Определение представлено в виде
набора постулатов.
Ключевые слова: перевод, определение перевода, дескриптивное определение, описательное
определение, теория перевода
Определение перевода представляет собой одну из задач (мета)теории пере-

вода, но также имеет и дидактическую значимость: необходимо понимать, чему
мы учим, не только на интуитивном уровне – это вопрос частной теоретической
компетенции преподавателя перевода. Как, известно, общепринятой дефиниции
не существует, и в настоящей статье предпринята еще одна попытка ее предста-
вить. В силу ограниченного объема здесь не производится анализ источников
(будут лишь некоторые сопутствующие замечания). Но хотелось бы подчерк-
нуть, что опыт отечественных и зарубежных предшественников, безусловно,
критически учтен.
Итак, эта попытка имеет следующие существенные характеристики: опре-
деление носит строго дескриптивный характер; оно нацелено на выявление ми-
нимально необходимого набора дифференцирующих признаков; оно не привя-
зано ни к таким теориям независимо от мнения о них автора; оно не привязано к
определенному времени или культуре; перевод трактуется широко, т.е. включает
и различные «адаптации» (широкая или узкая трактовка – этот предварительный
теоретический выбор неизбежен и необходим; в данном случае он основывается
на практике; об этом см. ниже).
Стоит помнить, что цель дескриптивного определения – дифференцировать
само явление, отделить, насколько возможно, перевод от неперевода, а отнюдь
не перечислить все мыслимые, сколь угодно важные, его характеристики и не
екта № 20-013-00149 «Основные принципы подготовки преподавателей перевода».

791
импортировать в определение милые сердцу данного теоретика положения «са-
мой правильной» теории. Кроме того, если определение заявлено как дескрип-
тивное, оно не должно незаметно для своего автора соскальзывать в прескрипти-
визм, что порой наблюдается. Так, из недавних работ, на мой взгляд, прескрип-
тивными оказываются определения В.В. Сдобникова [Сдобников 2015: 46-47], и,
по-видимому, Д.М. Бузаджи [Бузаджи 2011: 55]. При этом я вовсе не отрицаю
(что тоже встречается) ценность нормативного подхода. Просто здесь разные
цели: а) что есть само явление перевода и каковы его границы (и насколько четко
их можно – и можно ли – очертить); б) что такое хороший перевод (в т.ч. в данной
системе взглядов), в чем он должен заключаться, к чему должен быть устремлен
переводчик. Поэтому, в частности, ниже имеются ремарки, отсылающие к пре-
скриптивной составляющей.
О широкой трактовке. Хотя, по мнению многих, таковая «уводит теорию пе-
ревода на слишком зыбкую почву» [Гарбовский 2007: 291], важнее опираться на
реальность, в которой подобные виды работ поручаются переводчику в рамках его
прямых должностных обязанностей. Кстати, узкая трактовка приводит иногда к
невольному комическому эффекту: многие виды «неперевода» именуются при
этом и на практике, и в теоретических источниках именно переводом (с эпитетом).
Кроме того, важно показать городу и миру, что определенные виды деятельности,
не вписывающиеся в обывательскую картину перевода, являются именно пере-
водческими: это тоже перевод, имеющий свою специфику, в т.ч. технико-произ-
водственную. Это, впрочем, вопрос не столько определения, сколько просвети-
тельской работы. Впрочем, эволюция перевода и разнообразие «собственно пере-
вода» и переводимых материалов тоже ставит вопрос о некоторой зыбкости гра-
ниц. В случае узкой трактовки мы обязаны, давая определение перевода, задаться
двумя (а вовсе не одним) вопросами: а) что отделяет «собственно перевод» от
«адаптаций»; б) что отделяет «адаптивное транскодирование» как явление пере-
водческой природы от любой производной «фантазии на тему». На второй вопрос
сторонники узкой трактовки ответа не дают: в ученых трудах мы, как правило,
видим лишь неполный перечень различных видов деятельности. Несложно заме-
тить, что эти два вопроса отнюдь не противоречат широкой трактовке: в первом
случае речь идет об одном из видов деятельности, так сказать, переводе «по умол-
чанию», а в другом – о границе, за которой находится что-то принципиально иное.
Наконец, «общему» теоретику не следует игнорировать в своих построе-
ниях хорошо известные узким специалистам факты, виды работ и т.п.
Для заявленной цели весьма продуктивна структура, предложенная Г. Тури
[Toury 2012: 28-31], – концептуализировать перевод не через обычную дефини-
цию, а через ряд постулатов. А чтобы показать, сколь важно отсеять пусть и су-
щественные, но не минимально необходимые для дифференцирования сужде-
ния, начнем именно с таковых (поэтому идущих под номером ноль).
0. Перевод есть межкультурная коммуникация, речевая деятельность, ко-
гнитивная деятельность… Суждения важные, общепризнанные, требующие
раскрытия, но общие. Все это необходимо осознавать теоретику, переводчику и
преподавателю, но это не минимально необходимые признаки.
1. Вовлечены две (и более) семиотические системы – естественные языки и
невербальные знаковые системы (обратим по пути внимание на мультимодаль-
ность перевода, вспомним о таких явлениях, как, например, субтитрирование для
792
глухих или аудиодескрипция). Это необходимый признак. Сам по себе он тоже
общий: переключаться коммуниканты могут порой и сами – но он имеет опреде-
ляющее значение в совокупности со следующими постулатами.
2. Наличие исходного материала – пока не будет установлено обратное.
Обязательный признак: перевод является переводом лишь по отношению к не-
коему ИТ. Если установлено обратное (никакого ИТ никогда не было, а данный
текст является оригинальным), статус перевода утрачивается. Здесь экспли-
цитно, с необходимой оговоркой, учтена концепция предполагаемого перевода
(assumed translation) Г. Тури.
3. Наличие между ИТ и получателем промежуточного звена – переводчика
(и текста, им порожденного), т.е. коммуникация – опосредованная. Обязатель-
ный признак, без которого разговор о переводе бессмыслен.
4. Производство ПТ на основе ИТ. Необходимый признак (ср. «постулат
трансфера» Г. Тури или «перевод как предложение информации об ИТ» Х. Вер-
меера [Reiß, Vermeer 2014: 60-71]). Однако сам по себе он еще не определяет
перевод (ср. «фантазии на тему»). Пункты 3 и 4 можно, вероятно, представить
как две стороны медали.
5. ПТ связан с ИТ отношениями релевантного сходства – декларируемого,
предполагаемого или ожидаемого переводчиком, получателем или иным оценщи-
ком, пока не будет установлено обратное. Обязательный признак. Между ИТ и
ПТ должна существовать какая-то связь – именно и лишь ее наличие позволяет
говорить о переводе. Вопрос, как ее описать с необходимой (максимально воз-
можной) степенью полноты, но при этом не сужая трактовку и не впадая в грех
максималистского идеализма и прескриптивизма (т.е. не меняя сам характер
определения). Необходимой полноты, например, нет у Г. Тури, для которого, по
сути, перевод есть то, что принято считать переводом в данной культуре в данное
время. Кроме того, им фактически игнорируются «скрытые» (в терминологии
Ю. Хаус [House 2015: 54-62]) переводы и роль переводчика в определении ста-
туса перевода, на что указал В.Н. Комиссаров [Komissarov 1996: 371-373]. Сме-
лая идея В.Н. Комиссарова о роли переводчика требует учета. Но этой идеи все-
таки недостаточно (а его же принцип тройственного отождествления перевода
получателем оказывается неприемлемым – причем не только потому, что у него
речь идет лишь о «собственно переводе», но и потому, что в итоге тоже игнори-
руется «скрытый» перевод). Отсюда и возникает описанный выше комплекс:
сходство релевантное, но со всеми уточнениями и оговорками. Переводчик заяв-
ляет – через сам факт презентации перевода – о наличии релевантного сходства
или полагает, что таковое обеспечено, т.е. что в данном переводе предоставлен
доступ к релевантной информации. Получатель, заказчик, эксперт (не обяза-
тельно каждый из них и все они сразу – вспомним о «скрытых переводах») ожи-
дает или предполагает таковое. Терминосочетание «релевантное сходство» (см.
о его использовании в [Шлепнев 2020: 155-156]) позволяет говорить не только о
«собственно переводе», но и об иных видах переводческой деятельности. Экс-
пертиза / анализ может показать, что сходство не является релевантным (не пе-
редана релевантная информация; передана, напротив, нерелевантная…). В таком
случае возникнут два вопроса: а) это пусть и плохой, но перевод; б) это не пере-
вод, а что-то иное. Могут возникнуть несогласие и даже споры о релевантности
сходства, о релевантности тех или иных свойств текста, что мы и наблюдаем в
793
жизни с известной регулярностью (это прежде всего споры о нормах и о страте-
гических установках переводчика). Давление норм при этом очевидно, но вряд
ли абсолютно, даже в определенном временнóм промежутке: нормы могут кон-
курировать, к ним может быть разное отношение, нормы эволюционируют и ме-
няются, что происходит отнюдь не в один миг.
На практике характер релевантного сходства подлежит уточнению. И здесь
мы видим значение не только описания, но и требований, рекомендаций, дидак-
тики перевода. Релевантность текста, релевантность различных видов информа-
ции определяется отнюдь не одними лишь свойствами ИТ и исходя лишь из них,
а комплексом факторов: видом перевода, поставленной задачей (функцией ПТ),
спецификой материала и сферы его функционирования, ситуацией, фигурой по-
лучателя, специфическими требованиями и ограничениями, нормами и даже соб-
ственными установками переводчика… Отсюда возникает и правомерное вме-
шательство переводчика в текст: релевантно то, что позволяет продукту надле-
жащим образом функционировать.
6. Относительная стабильность дискурсивного «я». Идея стабильности
первого лица была предложена Э. Пимом в качестве «максимы» перевода [Pym
2004: 8-9]. Суть ее в том, что «я» текста не может принадлежать переводчику.
Сам же исследователь приводит пример нарушения этой максимы [Pym 2012: 69-
70]. Кроме того, ее смещение обнаруживается в устном переводе, когда перевод-
чик по тем или иным причинам переходит в режим комментирования. Однако
сама идея весьма плодотворна и, как представляется, ее следует использовать, но
несколько по-другому – как стабильность относительную. Относительная ста-
бильность дискурсивного первого лица означает, что «я» переводчика не смеши-
вается с «я» отправителя / составителя ИТ.
В случае «открытого» перевода (ПТ воспринимается именно как перевод):
x «я» приписывается получателем отправителю / составителю;
x если переводчик очевидным образом говорит от первого лица (как бы
полностью становясь «непрозрачным»), то его «я» не смешивается с «я» отпра-
вителя – получатель их дифференцирует;
x если переводчик обманывает, незаметно вмешиваясь в текст, то прозву-
чавшее «я» приписывается отправителю.
В «скрытом» переводе (ПТ не маркирован получателем как перевод):
x «я» текста заведомо не может ощущаться получателем как «я» пере-
водчика, а по умолчанию приписывается отправителю / составителю.
По-видимому, в общем дескриптивном определении большей точности не
достичь. Что переводчик должен совершить, чтобы перевод был хорошим (необ-
ходимая, т.е. релевантная, обработка материала) – это сфера рекомендаций и тре-
бований, действительно важных. Минимально необходимые признаки, диффе-
ренцирующие – насколько это возможно – перевод, содержатся в постулатах 1-6
(при большом желании 3 и 4 можно считать единым постулатом).
Бузаджи Д.М. К вопросу об определении понятия «перевод» // Мосты. 2011. № 2 (30). С.
44-55.
Гарбовский Н.К. Теория перевода: учебник. 2-е изд. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2007.
Сдобников В.В. Перевод и коммуникативная ситуация: монография. М.: ФЛИНТА:
794
Наука, 2015.
Шлепнев Д.Н. Теория перевода: введение в ремесло: учебник. М.: «Р-Валент», 2020.
House J. Translation quality assessment: past and present. London; New York: Routledge, 2015.
Komissarov V. Assumed translation: Continuing the discussion // Target. 1996. 8: 2. P. 365-374.
Pym A. Propositions on Cross-Cultural Communication and Translation // Target. 2004. 16. P.
1-28.
Pym A. On History in Formal Conceptualizations of Translation // Why Concepts Matter. Trans-
lating Social and Political Thought. Leiden: Brill, 2012. P. 59-72.
Reiß K., Vermeer H.J. Towards a General Theory of Translational Action: Skopos Theory Ex-
plained / trans. by Ch. Nord; English reviewed by Marina Dudenhöfer. London; New York:
Routledge, 2014.
Toury G. Descriptive Translation Studies and Beyond. Amsterdam: John Benjamins, 2012.
Dmitriy N. Shlepnev (Nizhny Novgorod, Russia)

DEFINING TRANSLATION: A DESCRIPTIVE APPROACH

This paper attempts to provide a general definition of translation. The definition is based on the fol-
lowing criteria: it is rigorously descriptive, it tries to identify the necessary minimum of differentiat-
ing features, it doesn’t rely on any “best” theory, the term “translation” is understood in a broad sense.
The definition is presented as a set of postulates.
Keywords: translation, definition of translation, descriptive definition, Translation Studies
795
Когнитивная социо-, этно- и психолингвистика
КОГНИТИВНАЯ СОЦИО-, ЭТНО- И ПСИХОЛИНГВИСТИКА
И.Д. Баландина (Челябинск, Россия)

irfrish@mail.ru
АНГЛОЯЗЫЧНЫЕ ТОПОНИМЫ-ПРОЗВИЩА
КАК ЧАСТЬ ТОПОНИМИЧЕСКОЙ КОНЦЕПТОСФЕРЫ
В статье рассматривается когнитивный подход к изучению топонимии, анализируются различ-

ные подходы к исследованию топонимического концепта. Автор подчеркивает, что фокус с то-
понима как наименования географического объекта сместился на топоним как концепт, вклю-
чающий различные уровни. Так, в топонимах-прозвищах в первую очередь актуализируются
наиболее яркие, запоминающиеся черты, вызывающие определенные ассоциации и позволяю-
щие концептуализировать пространство, разорачивая топоним-прозвище до уровня сценария.
Ключевые слова: топоним, топонимический концепт, топоним-прозвище, концептуализация,
сценарий, категоризация, номинация
Научной парадигмой последних лет является междисциплинарность и инте-

грация одной области знания в другую. Так, Интернет-дискурс изучается сейчас
не только филологами и лингвистами, но и психологами, IT-специалистами и
юристами. В этом плане интересно отметить смещение фокуса с топонимики как
сугубо практического наименования географических объектов на топонимику
как один из способов концептуализации и категоризации мира. Появилось такое
направление, как когнитивная топонимика, введены понятия «топонимический
концепт», «топонимическая картина мира».
С точки зрения когнитивной науки топонимический концепт, как и любой
другой, является способом структурирования ментальных образований. Однако
особенностью топонима является его многоплановая, интегративная структура.
Топоним выступает и в качестве языковой единицы, и единицы лингвокультуро-
логии, и даже как этнокультурное явление [Денисенко 2020: 104].
Топонимический концепт обладает определенной, усложненной относи-
тельно стандартного концепта структурой. Так, ядром топонимического кон-
цепта является объективное представление о каком-либо объекте (его величина,
отличительные черты, расположение относительно других объектов). В допол-
нительных, субъективных слоях актуализируются различные признаки (прагма-
тические, оценочные и т.п.) [Рублева 2017: 77]. При этом, если ядро топоними-
ческого концепта однозначно воспринимается всеми носителями культуры, то
субъективный слой топонимического концепта по-разному воспринимается в за-
висимости от интенций и точки зрения говорящего-слушающего. Например,
объективное ядро концепта МОСКВА – СТОЛИЦА РОССИИ, огромный мега-
полис, административный, финансовый, культурный и образовательный центр.
Периферия – «нерезиновая», «Москва-красавица», «Белокаменная», златогла-
вая, город на семи холмах. Особенно яркий и образный слой топонимического
796
концепта представлен прозвищами и народной топонимией. Примечательно, что
народная топонимия, скажем, будет непонятна не только носителям иной куль-
туры, но и жителям другой области / края этой же страны, а иногда и жителям
этой же области, но относящихся к другому поколению. Это особенно ярко про-
слеживается на территории бывшего Советского Союза, когда после пере-
стройки многим городам было возвращено их историческое название. Рассмот-
рим пример топонимического концепта ЕКАТЕРИНБУРГ. Екатеринбург (ядро,
официальное название) – Екат (сокращение, нейтральное) – Ёбург (сокращение,
грубоватое, жители города его не любят и не воспринимают, но распространено
в соседних областях, возможно, таким образом выражается зависть к более
успешному «соседу») – Екб (нейтральное сокращение, от обозначения города
при авиасообщении, чаще используется жителями соседних областей), бандит-
ский Екатеринбург (по аналогии с «бандитский Петербург», отсылая к 90-м гг.
ХХ в., когда Екатеринбург был криминогенным городом). Свердловск – топоним
– историзм, название города, существовавшее с 1924 до 1991 г., молодые жители
города могут не соотносить его с названием города, хотя область по-прежнему
остается Сверловской, не говоря уже о молодых жителях соседних городов. Как
мы видим на примере, топонимы-прозвища могут иметь самую разную природу.
Как видно из приведенного примера, топонимы-прозвища являются существен-
ной структурной частью топонимического концепта, отражая его этнокультур-
ные и лингвокультурологические особенности.
Обратимся к англоязычным топонимам-прозвищам. Нами были изучены то-
понимы-прозвища Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ир-
ландии. Полученные в результате сплошной выборки топнимы-проозвища были
классифицированы нами на несколько групп:
– прозвища, получившиеся в результате использования старого названия го-
рода / сокращенного названия. Как правило, используются кельтские / валлий-
ские корни, либо название сокращается до одного слога: Aberdare – Swift Byr-der
– небольшой город в Южном Уэльсе. Указанное прозвище помнят только старые
жители города. Kingston-upon-Hall – Hall – пример сокращенного названия. Ис-
пользованное в качестве основы для прозвища старое название города, особенно
кельтское или валлийское, подчеркивает связь поколений, большое значение, ко-
торое придается национальному языку. У жителей города сильно национальное
самосознание и чувство принадлежности к своему этносу (шотландскому / уэль-
скому / ирландскому) в отличие от английского. Неслучайно в нашей выборке
подобные топонимы-прозвища составляют 26%;
– прозвища, в которых актуализируется ведущая промышленность / род дея-
тельности жителей города: Bradford – Woolopollis; Cambridge – Silicon Fan. Вели-
кобритания – ведущая промышленная держава, и неудивительно, что прозвища, в
основе которых лежит название ведущий промышленности региона, составляют
13%. Города / местности часто узнаются в стране (а иногда – и за ее пределами)
по ведущей промышленности региона. В приведенных примерах актуализирована
ведущая промышленность викторианской эпохи – производство шерсти. Пример
прозвище Silicon Fan отсылает нас, во-первых, к топониму-прозвищу Silicon Val-
ley в США, во-вторых, подчеркивает наличие в прилегающей к городу территории
множества наукоемких и высокотехнологичных предприятий;
797
– прозвище отсылает к другому городу, с которым у данного есть опреде-
ленное сходство (внешнее, промышленное, историческое и т.п.). В нашей вы-
борке такие топонимы-прозвища составляют 23%. Так, город Basingstroke имеет
прозвище Basingrad, отсылая собеседника к советским городам со сталинской
архитектурой, имеющим тот же корень в названии. Считается, что город обла-
дает определенным архитектурным сходством с ними. Интересно, что большин-
ство подобных прозвищ обращаются к сходству с зарубежными городами. Риск-
нем предположить, что эти прозвища – относительно новые, возникшие после
того, как рядовые жители страны смогли свободно путешествовать по миру;
– прозвище возникло в результате яркого события в жизни города. Это самая
многочисленная группа в нашей выборке, она составляет 30%. И это неудиви-
тельно, поскольку давно выявлено, что самое яркое, необычное, либо обыденное,
но часто встречающееся, актуализируется в языке, получая наибольшее количество
номинаций и фиксируясь в языке в виде разветвленной структуры концепта. Так,
Belfast – Titanic Town (по месту постройки печально известного корабля); Dundee –
the City of Discovery (в честь другого, исследовательского судна Р.Ф. Скотта);
– прозвище получено в результате юмористической / уничижительной но-
минации жителей города. В таких прозвищах отражаются стереотипные пред-
ставления о типичных жителях города, то, как их видят жители других областей
и районов. Такие топонимы-прозвища составляют в нашей выборке 6%. Воз-
можно, причина относительно небольшого их количества заключается в том, что
в обществе явно наметилось стремление к толерантности и вежливости, когда
резкое или обидное прозвище может привести к серьезному конфликту, а иногда
и к нежелательным юридическим последствиям и репутационным потерям. Так,
город Bracknell имеет прозвище Cracknell, намекающее, что бедные жители го-
рода занимаются торговлей наркотиками.
На основании вышесказанного можно сделать вывод, что в топоним-про-
звище дает возможность вторичной номинации географического объекта, со-
ставляя субъективный слой топонимического концепта. Топоним-прозвище поз-
воляет изучать национальную топонимическую картину мира в диахронии, когда
официальное название служит историческим ядром топонима, тогда как в топо-
ниме-прозвище фиксируются наиболее яркие и актуальные для этноса черты, от-
ражая его субъективное восприятие и лингвокультурологические особенности.
Беляев А.Н. О топонимическом концепте // Вестник Челябинского государственного уни-
верситета. 2019. № 1 (423). С. 13-21.
Близниченко Ю.К., Биличенко В.И. Топоним-концепт как комплексная единица накопле-
ния, организации и презентации экстралингвистической информации // Язык и культура. 2013.
№ 9. С. 82-86.
Быканова В.И. О топонимическом концепте // Филологические науки. Вопросы теории
и практики. 2008. № 1-1 (1). С. 48-50.
Денисенко О.В. Когнитивные основы топонимики // Опыт и перспективы обучения ино-
странным языкам в евразийском образовательном пространстве. 2020. № 5. С. 102-107.
Рублева О.Л. К типологии концептов: топонимический концепты // Вестник Новосибир-
ского государственного университета. Серия: история. Филология. 2017. Т. 16. № 9. С. 76-84.
Ягафарова Л.Т., Глушкова С.Ю. Топонимические концепты моды (на примере русского и
китайского языков) // Вестник Вятского государственного университета. 2017. № 12. С. 163-165.
https://ru.qaz.wiki/wiki/List_of_city_nicknames_in_the_United_Kingdom.
798
Irina D. Balandina (Chelyabinsk, Russia)
irfrish@mail.ru
ENGLISH TOPONYM-NICKNAMES AS A PART

OF TOPONYMICAL SPHERE OF CONCEPTS
The article studies cognitive approach to the study of toponymy, analyzes various approaches to the
study of toponymic concept. The author emphasizes that the focus has shifted from a toponym as the
name of a geographical object to a toponym as a concept that includes various levels. So, in the
toponyms-nicknames, first of all, the most vivid, memorable features are actualized, causing certain
associations and allowing to conceptualize the space, expanding the toponym-nickname to the level
of the script.
Keywords: Toponym, toponymic concept, toponym-nickname, conceptualization, scenario, categori-
zation, nomination
Т.И. Доценко (Пермь, Россия)

Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет
naps536@mail.ru
Ю.Е. Лещенко (Пермь, Россия)
naps536@mail.ru
Т.С. Остапенко (Пермь, Россия)
Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет
osttania@yandex.ru
КОДОВЫЕ ПЕРЕКЛЮЧЕНИЯ ПРИ НАЦИОНАЛЬНО-РУССКОМ

БИЛИНГВИЗМЕ: ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ
МЕЖЪЯЗЫКОВЫХ СВЯЗЕЙ В ДВУЯЗЫЧНОМ СОЗНАНИИ
В работе представлено моделирование межъязыковых связей, репрезентированных в сознании

национально-русских билингвов (носителей коми-пермяцкого и русского / татарского и рус-
ского языков). Моделирование осуществляется на материале результатов цепочечных ассоци-
ативных экспериментов; анализируются частота и направление межъязыковых связей в ассо-
циативных цепочках; делаются выводы о статусе двух языков в сознании информантов и их
конкурентоспособности в речи.
Ключевые слова: межъязыковые взаимодействия, переключение кода, национально-русский
билингвизм, ассоциативные связи
Многочисленные исследования билингвизма наглядно демонстрируют, что

две языковые системы, представленные в едином сознании, активно взаимодей-
ствуют между собой и оказывают комплексное влияние друг на друга [Jarvis,
Pavlenko 2008]. Современная лингвистика склонна рассматривать взаимодействие
языков или межъязыковые взаимодействия в качестве так называемого «зонтич-
ного» термина, обобщающего достаточно широкий спектр языковых явлений.
Разные авторы включают в объем данного понятия различный набор языковых
Исследование выполнено при поддержке гранта РФФИ 17-29-09074 «Комбинирован-
ное триязычие и его влияние на языковую и когнитивную деятельность индивида: интегратив-

ная модель».
799
феноменов (трансфер, заимствование, калькирование, конверсию, интерферен-
цию и т.д.), однако наиболее распространенным проявлением взаимодействия
языков считается переключение кодов [Herdina, Jessner 2002; Myers-Scotton 2002].
Традиционно кодовое переключение определяется как открытое использо-
вание в речи на одном языке элементов другого языка, осуществляемое в преде-
лах единой коммуникативной ситуации [Gardner-Chloros 2009]; межъязыковые
переходы могут происходить на разных уровнях языковой системы и, следова-
тельно, иметь различные проявления в речевой деятельности. В основе меха-
низма кодовых переключений лежит сложная система связей между единицами
двух языков, репрезентированная в сознании индивида. Эти связи, с одной сто-
роны, очерчивают границы двух языковых систем, а с другой – обеспечивают
процессы их взаимодействия, во многом определяя основные свойства переклю-
чений в речи билингва.
Целью данного исследования является экспериментальное моделирование
силы и направления межъязыковых связей, функционирующих в сознании нацио-
нально-русских билингвов (на материале носителей двух разных этнических язы-
ков). В исследовании принимали участие две группы информантов в возрасте 17-
20 лет: 1) носители коми-пермяцкого и русского языков и 2) носители татарского и
русского языков. Согласно социолингвистическому опросу, все информанты усво-
или оба языка в условиях естественного языкового окружения в раннем детстве (до
3-х лет), активно используют этнический и русский языки в повседневной комму-
никации, а также имеют привычку регулярно переключаться между ними.
В качестве метода исследования применялся цепочечный ассоциативный
эксперимент. В ходе эксперимента информантам предъявлялся список из 20 вы-
сокочастотных общеупотребительных лексических единиц (существительные,
прилагательные, глаголы) с заданием отреагировать на каждое слово по порядку,
дописав к нему цепочку ассоциативных реакций (не менее 6 единиц). Экспери-
мент проводился в два этапа: сначала со стимулами этнического языка, затем со
стимулами русского языка. Список стимулов на всех трех языках (коми-пермяц-
ком, татарском и русском) включал идентичный набор лексических единиц: друг,
делать, работа, книга, знать, человек, учиться, девочка, говорить, идти, день,
думать, большой, имя, приходить, время, женщина, утро, иметь. Языковой код
ответа в задании никак не оговаривался. В результате было получено 500 ассо-
циативных цепочек на разных языках средней протяженностью от 4 до 8 единиц
(более 2800 ассоциативных реакций).
Таблица. Соотношение ассоциативных цепочек с кодовыми переключениями
и без кодовых переключений у информантов коми-пермяков и татар (%)
Коми-пермяки Татары
Стимул коми-
Стимул рус- Стимул татар- Стимул рус-
пермяцкого
ского языка ского языка ского языка
языка
Цепочки с кодо-
выми переключе- 82 17 64 40
ниями
Цепочки без кодо-
вых переключе- 18 83 34 60
ний
800
На первом этапе анализа экспериментального материала среди всех полу-
ченных ассоциативных цепочек были выделены те из них, в которых инфор-
манты актуализировали межъязыковые связи: переходы от слова коми-пермяц-
кого / татарского языка к русскому слову, либо переходы от русского слова к
коми-пермяцкому / татарскому (см. Табл.).
Как показывают данные, представленные в таблице, обе группы информан-
тов активно используют стратегию межъязыковых переходов в ходе ассоцииро-
вания экспериментальных стимулов. При этом частота кодовых переключений
во многом зависит от языка предъявления стимула: в целом и коми-пермяки, и
татары чаще переключаются от этнического языка к русскому, чем в обратном
направлении (от русского к этническому).
В то же время, количественное распределение переключений между язы-
ками существенно различается у двух групп информантов. Так, коми-пермяки
демонстрируют значительный разрыв между частотой переходов «коми-пермяц-
кое слово → русское слово» и «русское слово → коми-пермяцкое слово» (коли-
чество переключений с коми-пермяцкого языка в 5 раз превышает количество
переключений с русского языка). Что касается татарских информантов, то ча-
стота переключений в их ассоциативных цепочках является более сбалансиро-
ванной: разница в количестве переключений «татарское слово → русское слово»
и «русское слово → татарское слово» не превышает 20%.
На следующем этапе анализа мы детально проанализировали все ассоциа-
тивные цепочки, включающие кодовые переключения, с точки зрения частоты
межъязыковых переходов между звеньями отдельно взятой последовательности
реакций. В результате было выявлено три типа переключений:
1) полное переключение между стимулом и цепочкой реакций, при котором
межъязыковой переход следует непосредственно за словом-стимулом, и все зве-
нья ассоциативной цепочки представляют собой слова только одного языка;
2) частичное переключение, при котором звенья одной и той же ассоциатив-
ной цепочки выражены словами разных языков, т.е. процесс порождения ассоци-
ативных реакций включает частые последовательные переходы между коми-пер-
мяцкими / татарскими и русскими словами в пределах единой тематической
группы реакций;
3) единичное переключение, при котором лишь одно звено ассоциативной це-
почки представлено словом другого языка (обычно это перевод либо слова-сти-
мула, либо одного из звеньев цепочки).
Количественное соотношение переключений разных типов, выявленных в
материалах эксперимента, представлено на Рис. 1.
Как видим, частота кодовых переходов разных типов так же, как и общая
частота переключений, во многом зависит от языка слова-стимула и в целом сов-
падает у двух групп информантов. И коми-пермяки, и татары предпочитают да-
вать полные переключения с этнического языка, продуцируя ассоциативные це-
почки, все звенья которых являются русскоязычными словами; в то же время,
полные переключения с русского языка на этнический встречаются лишь у от-
дельных информантов. Что касается частичных и единичных переключений, то
чаще всего они реализуются на стимулы русского языка, тогда как для стимулов
этнического языка их активность ограничена (особенно редкими на стимулы эт-
нического языка являются единичные переключения).
801
Коми-пермяцкие Татарские информанты

информанты
80 70
70 60
60 50
50 40
40 30
30 20
10
20
0
10
Полные ПК Частичные Единичные
0 ПК ПК
Полные ПК Частичные Единичные
ПК ПК
К-п язык Русский язык Татарский язык Русский язык
Рис. 1. Соотношение полных, частичных и единичных переключений
в ассоциативных цепочках коми-пермяцких и татарских информантов
Полученные результаты демонстрируют несбалансированный характер
межъязыковых связей в сознании национально-русских билингвов: более силь-
ные связи в направлении от этнического языка к русскому и более слабые – от
русского языка к этническому. Устойчивый характер связей, направленных к си-
стеме русского языка, указывает на его доминантность в сознании информантов
и наличие четко очерченных границ. Что касается этнического языка, то его ста-
тус различается для коми-пермяцких и татарских билингвов. Так, слабые / неак-
тивные связи, направленные к коми-пермяцкому языку, указывают на его субдо-
минантность в двуязычном сознании и относительно низкую конкурентоспособ-
ность. В результате, даже осуществляя речевую деятельность на коми-пермяц-
ком языке, говорящий не способен долго удерживаться в системе одноязычной
коммуникации, регулярно переключаясь на русский язык. В то же время, суще-
ствование устойчивых / прочных связей, направленных к татарскому языку, поз-
воляет татарско-русским билингвам активно осуществлять речевую деятель-
ность на каждом из двух языков и в случае необходимости свободно переклю-
чать коды между ними в любом направлении.
Gardner-Chloros P. Code-switching. Cambridge: CUP, 2009.
Herdina P., Jessner U. A Dynamic Model of Multilingualism: Perspectives of Change in Psy-
cholinguistics. Clevedon; Buffalo; Toronto; Sydney, 2002.
Jarvis S., Pavlenko A. Crosslinguistic influence in language and cognition. New York: Rout-
ledge, 2008.
Myers-Scotton C. Contact Linguistics: Bilingual Encounters and Grammatical Outcomes. Ox-
ford: OUP, 2002.
Tamara I. Dotsenko (Perm, Russia)

Perm State University
Perm State Humanitarian Pedagogical University
Yuliya Ye. Leshchenko (Perm, Russia)
Tatyana S. Ostapenko (Perm, Russia)
Perm State Humanitarian Pedagogical University
802
CODE SWITCHES AND NATIONAL-RUSSIAN BILINGUALISM:
EXPERIMENTAL MODELING OF CROSS-LINGUAL CONNECTIONS
IN BILINGUAL CONSCIOUSNESS
The paper models cross-lingual connections represented in the consciousness of national-Russian bi-
linguals (native speakers of the Komi-Permyak and Russian / Tatar and Russian languages). The
modeling bases on the results of chain associative experiments; the frequency and direction of cross-
lingual connections in associative chains are analyzed; conclusions about the status of the two lan-
guages in the speakers’ consciousness and about their competitive ability in speech are made.
Keywords: cross-lingual connections, code-switches, national-Russian bilingualism, associative con-
nections
В.А. Ильина (Москва, Россия)

Российский новый университет
violette-viola@inbox.ru
И.В. Вашунина (Москва, Россия)
vashunina@yandex.ru
СЕМАНТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ ВРЕМЯ

КАК ОБЪЕКТ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
В статье анализируется содержание компонентов семантического поля время. В результате

проведенного эксперимента выделены 9 групп слов, объединенных на основе общих семанти-
ческих компонентов. Названия групп являются семами, образующими ядро (темпоральная
лексика и переживание времени) и периферию исследуемого поля (вечные и материальные
ценности, состояние).
Ключевые слова: ценность, время, языковое сознание, темпоральная лексика, чувства, семан-
тическое поле
В лингвистике время может выступать как внешний или внутренний фактор

влияния на язык. Время как внешний фактор проявляется, например, в эволюции
языков мира, а как внутренний фактор оно характеризует формальную (линейная
организация сообщения, длительность речевых процессов, ритм) и содержатель-
ную (темпоральная лексика, грамматическая категория времени) стороны языка.
В психологии время является личностной категорией, то есть психологическое
время – это темпоральная характеристика процесса переживания жизненного со-
бытия. В психолингвистике время понимается как длительность речевых процес-
сов и речевых произведений, как длительность порождения речевого сообщения,
как длительность речевого акта, а также как длительность вербального модели-
рования мысли в целом. В хронопсихолингвистике время выступает как инстру-
мент анализа эмоционального переживания, связанного с реальным или вообра-
жаемым воспоминанием индивида, то есть инструмент анализа социокультурной
памяти индивида [Хальбвакс 2007]. Одним из возможных методов анализа соци-
окультурной памяти является ассоциативный эксперимент, применение кото-
рого позволило нам описать образ времени, выраженный в речи носителей рус-
ского языкового сознания. Респондентами выступили студенты магистратуры
языковых факультетов Российского университета дружбы народов (возрастная
группа 20-25 лет). В общей сложности во всей серии пилотажных экспериментов
803
приняли участие более 200 респондентов. В одном из экспериментов 30 участ-
никам было предложено определить время одним словом, обозначив таким об-
разом свое восприятие образа времени. В результате чего нам удалось сформи-
ровать следующие группы слов, овнешняющие образ времени в языке:
x темпоральная лексика (часы (8), момент (8), мгновение (6), бесконеч-
ность (4), срок (4), течение (4), движение (4), длительность (3), продолжитель-
ность (3), скорость (3), измерение (3), путь (2), процесс (2), изменение (2), минута
(2), сутки (2), мимолетность (2), взросление (1), конечность (1), промежуток (1),
период (1), пора (1), отрезок (1), будильник (1), необратимость (1), быстротеч-
ность (1), год (1), бесконечность (1), цифра (2), спешка (1), настоящее (1), пробки
(1), дорога (1), опоздание (1), секунда (1), расписание (1), старение (1), молодость
(1), детство (1), развитие (1), стрелка (1), отсчет (1), бодрствование (1), день (1),
ночь (1), сон (1), кратность (1), ритм (1), темп (1), перемена (1), промежуток (1),
единица исчисления (1), оборот (1), процесс (1), миг (1), величина (1):
1) время суток (сутки (2), день (1), ночь (1));
2) измерение времени (часы (8), минута (2), момент (8), мгновение (6), вели-
чина (1), бесконечность (4), миг (1), мимолетность (2), цифра (2), скорость (3),
оборот (1), измерение (3), год (1), секунда (1), единица исчисления (1), период
(1), пора (1), отрезок (1), стрелка (1), ритм (1), темп (1), отсчет (1), настоящее (1));
3) возраст (взросление (1), старение (1), молодость (1), детство (1));
4) режим дня (бодрствование (1), сон (1), расписание (1), перемена (1));
5) длительность (срок (4), течение (4), процесс (2), развитие (1), изменение
(2), движение (4), длительность (3));
6) продолжительность (вечность (1), продолжительность (3), конечность (1),
промежуток (1), спешка (1), быстротечность (1), период (1), пора (1), отрезок (1));
x нематериальные (вечные) ценности (жизнь (12), время как ценность (8));
x материальные ценности (деньги (6), ресурс (3), шанс (2), работа (1), успех (1));
x отношение ко времени (дар (4), возможность (3), ответственность (1), су-
ществование (1), нематериальная валюта (1), дело (1), трата (1), занятие (1));
x восприятие времени как обыденного процесса (проблемы (1), заботы (1),
усталость (1), усилие (1));
x переживание времени (вода (5), песок (4), река (3), дети (1), птица (1), ве-
тер (1), бабочка (1), черепаха (1), мечта (1), желание (1), настроение (1), стрела
(2), испытание (1), учитель (1), сокровище (1), друг (1), враг (1), тепло (1), мрак
(1), свет (1), взлет (1), язык любви (1), пыль (1), лучший доктор (1), коварный
враг (1), водоворот (1), ткань (1), история (4), ожидание (4), сокровище (1), за-
гадка (1), память (1), смерть (1), машина времени (1), поток (2), линия (2), связь
(1), путь (2), расстояние (1)):
1) текучесть (вода (5), поток (2), водоворот (1), линия (2), река (3), пыль (1),
песок (4));
2) скоротечность / замедленность (птица (1), бабочка (1), черепаха (1));
3) пространство (расстояние (1), путь (2), машина времени (1), простран-
ство (2), ткань (1));
4) жизненный опыт (дети (1), событие (1), учитель (1), друг (1), враг (1),
лучший доктор (1), память (1), история (4), опыт (1), коварный враг (1));
5) ощущение (тепло (1), мрак (1), свет (1));
804
6) взаимоотношения (язык любви (1), связь (1));
7) неизвестность (испытание (1), непостижимость (1), необъяснимость (1),
взлет (1), загадка (1), ожидание (4), сокровище (1));
8) мимолетность (ветер (1), мечта (1), желание (1), настроение (1), стрела (2));
x эмоции и чувства (счастье (4), страх (2), уныние (1), горе (1), лень (1),
скука (1) веселье (1), воля (1), наслаждение (1), одиночество (1), эмоции (1)):
1) положительные чувства (счастье (4), веселье (1), наслаждение (1));
2) негативные эмоции и чувства (страх (2), уныние (1), горе (1), лень (1), ску-
ка (1));
x состояние (боль (1), неизбежность (1), смерть (1), умиротворение (1));
x природа времени (философия (3), реальность (1), стихия (1), свобода (1),
структура (1), материя (1), вечность (1), относительность (1), природа (1)).
Таким образом, опираясь на полученные данные, мы можем утверждать, что
ядерными компонентами семантического поля являются темпоральная лексика
и переживание времени. В качестве периферийных компонентов выступают не-
материальные / материальные ценности, восприятие времени как обыденного
процесса, состояния. Промежуточное положение занимают такие группы слов,
как эмоции и чувства, отношение ко времени, природа времени как философская
категория. Анализируя более детально содержание компонента темпоральная
лексика, мы обнаруживаем, что его образуют такие составляющие как время су-
ток, измерение времени, возраст, режим дня, длительность и продолжитель-
ность. Базовой вечной ценностью респонденты считают жизнь, что напрямую
коррелирует с текущей ситуацией в обществе. Самой частотной реакцией в
группе слов, описывающих материальные ценности, являются деньги, что не
нуждается в отдельном комментарии. Характеризуя отношение ко времени,
можно описать его одним словом как дар (подарок человеку). Отдельно выделим
группу слов, характеризующих восприятие времени как обыденного процесса
достаточно негативно, так как время ассоциируется с проблемами, заботами,
усталостью. Группа слов, описывающая переживание времени, формируется та-
кими компонентами как текучесть, скоротечность / замедленность, простран-
ство, жизненный опыт, ощущение, взаимоотношения, неизвестность, мимо-
летность. Время является компонентом содержания слов-номинантов положи-
тельных и отрицательных эмоций и чувств, а также состояний (тоже своего рода
эмоциональных переживаний), выделенных в отдельную группу. Вполне законо-
мерным нам представляется выделение группы слов, описывающих философ-
ский компонент значения времени (группа слов, описывающих природу вре-
мени). Основываясь на результатах пилотажного эксперимента, отметим, что
темпоральная лексика является основным структурным компонентом семанти-
ческого поля время, которое описывает в языке, как коллективная память влияет
на индивидуальную при оценке времени как социокультурного явления.
Хальбвакс М. Социальные рамки памяти / пер. с фр. и вступ. ст. С.Н. Зенкина. М.: Новое
изд-во, 2007.
805
Violetta A. Ilyina (Moscow, Russia)
Russian New University
Irina V. Vashunina (Moscow, Russia)
EXPERIMENTAL STUDY OF THE SEMANTIC FIELD TIME

This article deals with the semantic field time components content. As a result of the experiment 9
groups of words were identified and combined on the basis of the meaning common semantic com-
ponents. The semantic field time is formed by the word group names. Some of them (temporal vo-
cabulary and time experience) describe the main body of the field and some of them (eternal and
material values, psychological condition) define the studied field periphery.
Keywords: value, time, language consciousness, temporal vocabulary, feelings, semantic field
К.С. Карданова-Бирюкова (Москва, Россия)

kardanova81@yandex.ru
ВЫСТРАИВАНИЕ КОММУНИКАТИВНОГО ПРОСТРАНСТВА

НОСИТЕЛЯМИ РУССКОГО ЯЗЫКА:
УНИВЕРСАЛЬНОЕ И ИНДИВИДУАЛЬНОЕ
В докладе выявляются некоторые универсальные и групповые особенности коммуникатив-

ного поведения носителей русского языка. В основе исследования лежит предположение о
том, что коммуникация представляет собой постоянный процесс адаптации живой системы к
среде, в результате которого происходит эволюция живой системы (с опорой на положения
теории аутопоэза). Был организован и проведен эксперимент, результаты которого позволяют
говорить о наличии в коммуникативном поведении человека универсальных и групповых осо-
бенностей. Некоторые особенности находят отражение в докладе.
Ключевые слова: коммуникативное поведение, универсальное и индивидуальное в коммуника-
тивном поведении, теория аутопоэза, живая система, среда, экспериментальное исследование
Сложность коммуникативного взаимодействия людей в пространстве соци-

ума прежде всего связана с тем, что через речевую деятельность транслируется
система индивидуальных смыслов адресанта, при интерпретации которой адре-
сатом происходят различные искажения. В частности, это связано с различиями
структуры и содержания сознания и спецификой иерархизации элементов созна-
ния коммуникантов.
Эти и многие другие особенности коммуникативного взаимодействия спро-
воцировали огромный интерес к этому явлению ряда гуманитарных наук: фило-
софии, психологии, социологии, психолингвистики, социолингвистики и пр. Ис-
следователями, представляющими самые разные научные направления, выявля-
ются сущностные свойства коммуникации, моделируется процесс коммуника-
тивного взаимодействия, анализируются и систематизируются вербальные ре-
презентанты личностных смыслов адресанта, выстраивается модель понимания
сообщения адресатом с учетом его когнитивных особенностей и т.д. Особое вни-
мание уделяется универсальным механизмам преобразования мысли в слово, а
также индивидуальным коммуникативным особенностям (например, анализиру-
ется идиостиль коммуникантов, их индивидуальные когнитивные особенности и
характер репрезентации этих особенностей в речевой деятельности и пр.).
806
Тем не менее, многие исследовательские вопросы на текущий момент оста-
ются неразрешенными. Так, как представляется, не было в полной мере изучено
соотношение универсального и индивидуального в коммуникативном взаимо-
действии (до настоящего времени нет ответа на вопрос о том, что обеспечивает
понимание коммуникантами друг друга в процессе социальной интеракции на
фоне выраженных индивидуальных особенностей коммуникации). Этот и мно-
гие смежные вопросы актуальны для современной психо- и социолингвистики.
Представляется, что перспективный путь решения этой задачи предлагает
теория аутопоэза, разработанная чилийскими учеными У. Матураной и Ф. Варе-
лой в 70-х гг. ХХ в. Центральным понятием этой теории является живая система,
представляющая собой адаптивное, пластичное и гибкое образование. Среда, в
которой функционирует живая система, определяется ее свойствами, поэтому
можно утверждать, что среды разнопорядковых живых систем (т.е. обладающих
разной организацией) не совпадают. Сре́ды однопорядковых систем, есте-
ственно, в значительной степени пересекаются (именно это позволяет живым си-
стемам объединяться в более сложные целостности – например, «человек – со-
циум»). Однако при этом не исключены и различия: количество составляющих
эту среду факторов (средовых факторов) и их иерархия.
Проецируя эти методологические позиции на концептуальную область пси-
холингвистики, можно рассматривать коммуникацию как постоянное установле-
ние равновесных отношений между живой системой и средой, которые, однако,
постоянно нарушаются в связи с эволюцией и первого, и второго. Таким образом,
коммуникативное поведение живой системы определяется тем, какие срéдовые
факторы релевантны для нее и как происходит их иерархизация. Как представ-
ляется, изучение того, как осуществляется членение среды коммуникантом, воз-
можно экспериментальным путем.
Для проверки того, каким образом происходит ранжирование релевантных
для вступающего в коммуникацию индивида элементов коммуникативного про-
странства, был построен и проведен эксперимент, направленный на проверку ги-
потезы, согласно которой коммуникативное пространство образуется принципи-
ально динамичной совокупностью факторов, обусловленных уникальными свой-
ствами и актуальным состоянием коммуниканта (живой системы).
Для этого было разработано экспериментальное задание, в котором испыту-
емым был предложен ряд типовых ситуаций социального взаимодействия. Это
задание представляло собой задание открытого типа, в котором участникам экс-
перимента предлагалось самостоятельно продумать перечень релевантных для
них факторов и ранжировать их (в анкете ответы можно было распределить по
пяти рангам).
Ожидалось, во-первых, что различия выстроенных испытуемыми иерархий
средовых факторов продемонстрируют уникальность тех актуальных состояний,
которые характеризуют участников эксперимента в момент выполнения задания.
Во-вторых, предполагалось и совпадение / сходство ответов испытуемых, обла-
дающих однотипными социокогнитивными характеристиками (возраст, гендер,
социальный статус, уровень образования и пр.), на фоне выраженных различий
на стыке разных групп испытуемых. Для измерения этого параметра выборка ис-
пытуемых была разделена на несколько подгрупп с учетом гендерных, возраст-
ных и пр. параметров.
807
В эксперименте добровольно приняли участие 144 испытуемых в возрасте
от 17 до 24 лет. Отбор участников производился с учетом возрастного критерия
и рода деятельности (все испытуемые из этой возрастной группы являются сту-
дентами крупных вузов). В эксперимент была также введена контрольная
группа, состоящая из 24 испытуемых в возрасте от 40 до 60 лет.
В докладе рассмотрены результаты обработки ответов испытуемых, полу-
ченных при предъявлении им одной экспериментальной ситуации: Ваш научный
руководитель рекомендовал Вас для участия в конференции в известном вузе.
Вы подготовили доклад. Завтра Вам предстоит выступать.
Анализ данных, полученных экспериментальным путем, позволяет иденти-
фицировать следующие особенности коммуникативного поведения в заданной
экспериментальной ситуации, свойственные младшей экспериментальной группе.
Большинство ответов испытуемых на каждом из пяти рангов было отнесено
в кластер ПОДАЧА ДОКЛАДА (МАТЕРИАЛА) – 30,6% от общего количества
ответов. На первых четырех рангах этот кластер является доминирующим, и
только на пятом ранге занимает третью позицию после кластеров ПСИХОЛО-
ГИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ и ВНЕШНИЕ ФАКТОРЫ (ОБСТОЯТЕЛЬСТВА).
Однако это не дает основания говорить в высокой степени унификации мне-
ний испытуемых этой экспериментальной группы: в доминирующий кластер
входит только 35,9% ответов (на первом ранге), 37,5% ответов (на втором ранге)
и от 23,1% до 25,6% ответов (на рангах 3-5). Порядка 60% ответов были распре-
делены достаточно равномерно между рядом других кластеров: ПСИХОЛОГИ-
ЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ, КАЧЕСТВО ДОКЛАДА, САМОПРЕЗЕНТАЦИЯ, ВНЕШ-
НИЕ ФАКТОРЫ (ОБСТОЯТЕЛЬСТВА). Только в кластеры ЗНАЧИМОСТЬ
ТЕМЫ ДОКЛАДА, ОЖИДАНИЯ ОКРУЖАЮЩИХ и ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ
ВОПРОСЫ / ДИСКУССИЯ вошли единичные ответы. Это показывает, что ис-
пытуемые младшей возрастной группы не демонстрируют единства, ожидаемого
в группе со сходными социокогнитивными характеристиками. Более того, фак-
тически равное количество ответов, вошедших в ряд кластеров, говорит о выра-
женной неоднородности мнений: ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ (17,7% от
общего числа ответов), САМОПРЕЗЕНТАЦИЯ (16,3% от общего числа ответов),
ВНЕШНИЕ ФАКТОРЫ (ОБСТОЯТЕЛЬСТВА) (18,1% от общего числа ответов).
На разных рангах это соотношение несколько варьирует, однако не является вы-
раженно дисбалансированным.
Следует отметить сравнительно большое количество отказов в этой экспе-
риментальной группе (на 3 и 4 рангах). Это демонстрирует то, что в данной ком-
муникативной ситуации релевантными являются единичные средовые факторы
(до трех). При этом они преимущественно связаны с формальными аспектами
презентации доклада (наличием необходимых материалов, подготовкой краси-
вой презентации, раздаточных материалов и пр.), имиджевыми характеристи-
ками (внешний вид, соответствие дресс-коду, модуляция голоса и пр.), а также
психологическим настроем и комфортом докладчика (уверенность в себе, отсут-
ствие волнения и др.). Иными словами, в число факторов, релевантных для осу-
ществления подобной академической коммуникации, входят различные фор-
мальные составляющие коммуникативной ситуации, а содержательные состав-
ляющие коммуникации (качество доклада) оказываются периферийными.
808
Для того чтобы провести сопоставление результатов эксперимента, прове-
денного с двумя группами испытуемых, аналогичным образом были системати-
зированы ответы испытуемых в возрасте от 40 до 60 лет.
В ходе статистической обработки результатов эксперимента с участниками
из старшей возрастной группы была отмечена крайне высокая степень согласо-
ванности мнений испытуемых. В доминирующий кластер ПОДАЧА МАТЕРИ-
АЛА вошло 52,9% ответов на первом ранге и 33,5% ответов на втором ранге, что
говорит о том, что для представителей этой группы важны формальные состав-
ляющие академической коммуникации. Иными словами, важно эффектно пред-
ставить доклад, подготовить презентацию и раздаточные материалы, при этом
качество доклада является вторичным (17,6% ответов).
В отличие от испытуемых из младшей возрастной группы, взрослые участ-
ники эксперимента включают в число релевантных средовых факторов ожидания
окружающих, особенно если речь идет об отношениях «начальник – подчинен-
ный». В кластер ОЖИДАНИЯ ОКРУЖАЮЩИХ вошло 17,6% от общего числа
ответов на первом ранге (далее ответы этого типа исчезают, но, как известно,
именно на первых рангах проявляются наиболее выраженные доминанты).
Таким образом, сравнение ответов испытуемых из двух групп показало, что
в старшей возрастной группе обнаруживается более высокая степень согласован-
ности мнений, чем в младшей возрастной группе. Это подтверждается наличием
выраженных доминант, которые меняются на разных рангах, однако присут-
ствуют всегда. В младшей возрастной группе мнения являются менее унифици-
рованными: только на первом ранге обнаруживается выраженная доминанта, а
на остальных рангах сразу несколько кластеров содержат примерно одинаковое
количество ответов.
В старшей возрастной группе ряд кластеров остались фактически незапол-
ненными на всех рангах (ЗНАЧИМОСТЬ ТЕМЫ ДОКЛАДА; ПСИХОЛОГИЧЕ-
СКИЕ ФАКТОРЫ; ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ / ДИСКУССИЯ, кроме
первого ранга: ОЖИДАНИЯ ОКРУЖАЮЩИХ), что говорит о том, что многие
средовые факторы являются для испытуемых этого возраста нерелевантными.
Иными словами, коммуникант как живая система ориентирован на то, чтобы со-
ответствовать формальным требованиям, предъявляемым к докладчику (об этом
говорят и ответы, вошедшие в кластер ПОДАЧА МАТЕРИАЛА, и ответы, во-
шедшие в кластер САМОПРЕЗЕНТАЦИЯ). При этом значимо то, какое впечат-
ление производит докладчик на вышестоящее руководство. Для испытуемых в
возрасте 17-24 лет также значимы формальные составляющие академической
коммуникации, однако общее количество подобных средовых факторов выше:
это говорит о том, что коммуникант распознает и готов учитывать большее число
средовых факторов при осуществлении коммуникации в заданной ситуации.
Таким образом, предъявление испытуемым – носителям русского языка –
экспериментальных заданий этого типа позволяет изучать то, как выстраивают
коммуникативное пространство представители различных социальных, гендер-
ных и возрастных групп. Выявление универсальных и индивидуальных характе-
ристик их коммуникативного поведения может послужить основой конструиро-
вания динамической модели коммуникативного взаимодействия.
809
Maturana H.R. Biology of Language: The Epistemology of Reality // Psychology and Biology
of Language and Thought: Essays in Honor of Eric Lenneberg. New York: Academic Press, 1978. P.
27-63.
Kseniya S. Kardanova-Biryukova (Moscow, Russia)

COMMUNICATIVE PRACTICES OF RUSSIAN NATIVE SPEAKERS:

UNIVERSAL AND INDIVIDUAL FEATURES
The paper features the findings of the research into some universal and individual features of com-
municative behavior of Russian native speakers. Central to the research is the premise that commu-
nication can be viewed as continuous adaptation of the living system to its niche which brings about
evolution of the living system (based on the theory of autopoiesis). An experiment was carried out to
look into universal and individual features of communicative behavior of Russian native speakers.
Some of the features identified are considered in the paper.
Keywords: communicative behavior, universal and individual features of communicative practices,
autopoiesis theory, living system, niche, experiment
Е.А. Кольцова (Санкт-Петербург, Россия)

Санкт-Петербургский горный университет
elena.a.koltsova@gmail.com
КОГНИТИВНАЯ МЕТАФОРА В ПЕРИОД ПАНДЕМИИ:

ПЕРЛОКУТИВНЫЙ ЭФФЕКТ
В статье исследуется роль когнитивной метафоры в риторике власти в период пандемии. Ме-
тафора рассматривается как эффективное средство манипулятивного и эмоционального воз-
действия, как ключевой компонент в организационной структуре речей и обращений руковод-
ства страны к нации. Анализируется эффективность концептуальных метафор, их ограничения
и потенциально нежелательные эффекты в долгосрочной перспективе.
Ключевые слова: когнитивная метафора, концептуальная метафора, манипулятивное воздей-
ствие, дискурс пандемии
Неожиданная и беспрецедентная ситуация, с которой столкнулся мир в пе-

риод пандемии, внезапно и кардинальным образом изменила жизнь многих лю-
дей практически во всех странах мира. Пандемия Covid-19 подчеркнула, помимо
прочего, важность эффективного общения в чрезвычайных ситуациях между
представителями власти и социумом, а также выявила центральную роль мета-
форы в этом общении. С самого начала пандемии правительства, организации
здравоохранения и средства массовой информации во всем мире использовали
метафоры, чтобы говорить о новом вирусе, его последствиях и мерах, необходи-
мых для сокращения его распространения. Настоящая статья посвящена анализу
роли когнитивной метафоры в риторике власти в период пандемии и оценке ее
эффективности. Объектом рассмотрения выступает лингвистическая сторона
представления ситуации британскими властями.
Когнитивная метафора является одним из важнейших когнитивных меха-
низмов, метафорические выражения и обороты речи широко распространены во
многих языках. Существует значительное количество исследований, представля-
ющих не только теоретические обоснования, но и эмпирические доказательства
810
роли метафоры как ключевого когнитивного и коммуникативного инструмента
[Lakoff, Johnson 1980; Кубрякова 2009; Sishchuk, Gerasimova, Goncharova 2019;
Gural, Boyko 2014]. Метафоры позволяют нам говорить и думать о сложных или
абстрактных вещах и явлениях в более простых и понятных терминах [Lakoff,
Johnson 1980], помогают размышлять о проблеме, упрощая ее, выделяя при этом
одни ее аспекты и нивелируя другие [Thibodeau, Hendricks, Boroditsky 2017]. Та-
ким образом, метафора выполняет когнитивную функцию, позволяя людям ис-
пользовать имеющиеся в языковой картине мира знания об известных и доступ-
ных для понимания вещах или явлениях в качестве ментальной модели для раз-
мышлений о сложных предметах и проблемах, не имеющих четко очерченного
представления или определенного решения в сознании человека. Иными сло-
вами, метафоры заполняют когнитивные лакуны и, тем самым, расширяют наши
языковые возможности и концептуальные знания [Thibodeau, Boroditsky 2011;
Gibbs 2017; Вахнин 2016]. Метафорические модели и образные сравнения высту-
пают формами языкового сознания, которыми оперирует человек в процессах
ментального конструирования мира, его «первичной и вторичной языковой ин-
терпретации», реализуя интерпретирующую функцию языка в отношение объек-
тов, событий и их характеристик [Болдырев 2016: 13].
Известно, что метафоры в коммуникации не являются нейтральными спосо-
бами представления и восприятия реальности. Метафора представляет собой эф-
фективное средство общения и эмоционального воздействия [Citron, Goldberg
2014; Landau, Keefer 2014; Кольцова 2009], особенно в ситуациях, когда иллоку-
тивной целью является объяснение или убеждение собеседника / аудитории. По-
этому неудивительно, что новый неизвестный вирус, вызывающий неизученную
болезнь, приводящий к летальным случаям и требующий срочных радикальных
мер со стороны правительств и общества, описывается с помощью метафор.
Для анализа риторики власти в данной статье были взяты обращения к
нации премьер-министра Великобритании Бориса Джонсона и королевы страны
Елизаветы II. Исследование показало, что метафоры и образные сравнения в речи
премьер-министра о необходимости первого «локдауна» не просто занимают
значительное место, но являются ключевыми в организационной структуре об-
ращения. Доминирующими среди этих метафор являются метафоры войны, ко-
торые представляют вирус как врага, с которым нужно бороться и который
нужно победить (invisible enemy, to fight the disease, in this fight, we will beat it
together, victory, the moment of national emergency), врачей и медицинский персо-
нал как героев и солдат на поле битвы (doctors on the frontline, heroes, battle, re-
tired doctors are now coming back to the service), а граждан страны как бойцов на
линии фронта, которые должны быть мобилизованы для победы над общим вра-
гом (soldiers, homefront, to mobilise). Используются также метафоры и аллюзии,
сравнивающие ситуацию с природными катаклизмами: приводятся либо прямые
наименования природных явлений (tsunami, cataclysmic, perfect storm, to weather
the storm), либо в метафорической форме описываются разрушительные послед-
ствия и ущерб, который будет причинен болезнью (damage, devastating impact,
disruption, worst-case scenario, overwhelmed hospitals). Обращения премьер-мини-
стра содержат частое упоминание угрозы и смертельной опасности (the biggest
threat this country has faced for decades, the moment of real danger), неизбежности
смерти, характерных для военных и чрезвычайных ситуаций и передаваемых при
811
помощи метафорических языковых номинаций в сочетании с прямыми наимено-
ваниями (the invisible killer, death toll, more people are likely to die, many lives will
sadly be lost).
Похожие милитаристские метафоры, а также лексические единицы, описы-
вающие тяготы, горе, утрату, смерть, используются и в речи королевы Велико-
британии Елизаветы II (an increasingly challenging time, disruption in the life of our
country, grief and financial difficulties, enormous changes to the daily lives, NHS front
line, those who have lost loved ones, feel a painful sense of separation from their loved
ones, we may have more still to endure). Для усиления эффекта монарх включает в
свою речь и прямую аллюзию на военное время и лишения Второй Мировой
войны: «It reminds me of the very first broadcast I made in 1940 helped by my sister.
We as children spoke from here at Windsor to children who had been evacuated from
their homes…».
Применение подобных манипулятивных стратегий, в которых ключевую
роль играют метафорические сравнения, обусловливалось целями руководства
страны. Военные метафоры и милитаристские термины послужили сразу не-
скольким задачам: сплочению нации перед лицом угрозы, быстрой мобилизации
населения для борьбы с болезнью и устранения первой волны пандемии опера-
тивными действиями. Помимо этого, представление ситуации через призму во-
енных метафор позволило оправдать беспрецедентные шаги, предпринимаемые
для нормализации сложившейся ситуации. Вынужденные меры, вводимые пра-
вительством, нарушали базовые принципы и основы демократического обще-
ства, накладывали ограничения и запреты на свободу передвижения, свободу со-
браний, нарушали привычный уклад жизни, меняли условия работы и ставили
под угрозу финансовое благосостояние индивидов и компаний. Именно поэтому
в выступлениях и призывах лидеров в ход шли не только медицинские и стати-
стические данные, но и разнообразные языковые манипулятивные средства, при-
званные вызвать соответствующую реакцию населения, создать определенный
эмоциональный настрой для принятия проводимых мероприятий. Более того, во-
енные метафоры в имплицитной форме должны были подготовить население к
неизбежному финансовому кризису, закрытию ряда предприятий, потере рабо-
чих мест и возможным финансовым трудностям. Сравнение текущей ситуации с
надвигающимися природными катаклизмами – цунами и ураганом – создавало
впечатление неотвратимости пандемии, силы данной «стихии», ее интенсивно-
сти и отсутствия контроля над ней на данном этапе, а также неизбежности того,
что определенные группы людей будут в той или иной степени затронуты гряду-
щей болезнью.
Широко освещаемые СМИ выступления лидеров страны и используемые
ими лексические средства продолжительное время цитировались журналистами,
корреспондентами и аналитиками. Всеобщее нагнетание страха смерти, тяжелых
последствий, необходимая изоляция и невозможность привычного межличност-
ного общения, ограничения контактов с окружающим миром сыграли неодно-
значную роль. С одной стороны, примененные манипулятивные тактики позво-
лили добиться желаемого результата: население страны приняло ограничения,
нарушающие многие гражданские права и свободы, осознало экстраординарный
характер ситуации, и в большинстве своем следовало установленным «новым»
правилам. Следует отметить, что существуют психологические исследования,
812
доказывающие, что метафоры войны могут быть эффективными языковыми
средствами для передачи серьезности ситуации, необходимости единства и кол-
лективных жертв [Fuks 2009; Flusberg, Matlock, Thibodeau 2018]. С другой сто-
роны, подобная риторика привела к повышению тревожности, росту количества
разнообразных психических расстройств, отмеченных Лондонским Королев-
ским колледжем психиатров, и быстрому противодействию со стороны социума,
призывающего перестать использовать милитаристские метафоры ‘Stop calling it
a war’ [Semino 2020], что отразилось в спонтанном лингвистическом проекте в
социальной сети Twitter #ReframeCovid. Данный открытый проект занимается
сбором альтернативных метафорам войны способов лингвистического представ-
ления Covid-19. Многочисленные участники проекта по форме «краудсорсинга»
смогли собрать значительное количество мультимодальных примеров и альтер-
нативных метафорических фреймов из области спорта, противопожарной терми-
нологии, которые видятся им более перспективными и менее угрожающими.
Таким образом, когнитивная метафора, являясь универсальным свойством
человеческого мышления, служит эффективным способом манипулятивного воз-
действия и создания определенного эмоционального настроя. Однако, как пока-
зывает анализ и критическое осмысление использования образных формулиро-
вок о вирусе, его влиянии и принятых мерах, эти метафоры имеют ограничения
и потенциально нежелательные эффекты в долгосрочной перспективе.
Болдырев Н.Н. Когнитивные схемы языковой интерпретации // Вопросы когнитивной
лингвистики. 2016. № 4. С. 10-20.
Вахнин Н.А. Человек, природа, общество: синергетическое измерение // Записки Горного
института. 2016. Т. 221. С. 761-765. DOI 10.18454/PMI.2016.5.761.
Кольцова Е.А. Оценочные номинации лица: гендерный и коммуникативно-прагматиче-
ский аспекты (на материале английского языка): автореф. дис. ... канд. филол. наук. СПб., 2009.
Кубрякова Е.С. В поисках сущности языка // Вопросы когнитивной лингвистики. 2009.
№ 1. С. 5-12.
Citron F.M., Goldberg A.E. Metaphorical sentences are more emotionally engaging than their
literal counterparts // Journal of Cognitive Neuroscience. 2014. No. 26 (11). P. 2585-2595. https://
doi.org/10.1162/jocn_a_00654.
Flusberg S.J., Matlock T., Thibodeau P.H. War metaphors in public discourse // Metaphor and
Symbol. 2018. No. 33 (1). P. 1-18. https://doi.org/10.1080/10926488.2018.1407992.
Fuks A. The military metaphors of modern medicine // The meaning management challenge:
Making sense of health, illness, and disease. Oxford: Interdisciplinary Press. 2009. P. 57-68.
Gibbs R.W. Metaphor wars: Conceptual metaphors in human life. Cambridge: CUP, 2017.
Gural S.K., Boyko S.A. Analysis of the Literary Texts Conceptosphere in the Process of Teach-
ing Literary Translation // Procedia – Social and Behavioral Sciences. 2014. V. 154. P. 340-344.
Landau M.J., Keefer L.A. This is like that: Metaphors in public discourse shape attitudes //
Social and Personality Psychology Compass. 2014. No. 8 (8). P. 463-473. https://doi.org/10.
1111/spc3.12125.
Semino E. “A fire raging”: Why fire metaphors work well for Covid-19. 2020. URL:
http://cass.lancs.ac.uk/a-fire-raging-why-fire-metaphorswork-well-for-covid-19.
Sishchuk J.M., Gerasimova I.G., Goncharova M.V. Anthropocentric World Picture in German
and English Geological and Mining Metaphoric Terms // Innovation-Based Development of the Min-
eral Resources Sector: Challenges and Prospects. 2019. P. 555-560.
Thibodeau P.H., Boroditsky L. Metaphors we think with: The role of metaphor in reasoning //
PloS One. 2011. No. 6 (2). DOI: 10.1371/journal.pone.0016782.
813
Thibodeau P.H., Hendricks R.K., Boroditsky L. How linguistic metaphor scaffolds reasoning //
Trends in Cognitive Sciences. 2017. No. 21 (11). P. 852-863. https://doi.org/10.1016/j.tics.
2017.07.001.
Yelena A. Koltsova (St. Petersburg, Russia)

Saint Petersburg Mining University
COGNITIVE METAPHOR IN COVID-19 PANDEMIC: PERLOCUTIONARY EFFECT

The paper considers the role of cognitive metaphor in the rhetoric of power during the Covid-19 pan-
demic. The metaphor is viewed as an effective means of manipulative and emotional impact, as a key
component in the organisational structure of speeches and leaders’ addresses to the British nation. The
effectiveness of conceptual metaphors, their limitations and long-term undesirable effects are analysed.
Keywords: cognitive metaphor, conceptual metaphor, manipulation, pandemic discourse
Ю.Е. Лещенко (Пермь, Россия)

naps536@mail.ru
ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ
АДАПТИВНЫХ СВОЙСТВ ВНИМАНИЯ С ПОЗИЦИЙ
ТЕОРИИ КОГНИТИВНЫХ ПРЕИМУЩЕСТВ БИЛИНГВОВ
В работе представлено экспериментальное исследование адаптивных свойств внимания носи-

телей коми-пермяцкого и русского языков. Результаты исследования демонстрируют повы-
шенную активность адаптационных механизмов билингвов (по сравнению с их монолингваль-
ными сверстниками), обусловливающих более высокие показатели скорости включения в но-
вый вид деятельности, общей устойчивости внимания и сопротивляемости интерференции.
Ключевые слова: билингвизм, когнитивные преимущества, национально-русское двуязычие,
адаптивные свойства внимания
Гипотеза когнитивных преимуществ при билингвизме (Bilingual Advantage

Hypothesis) предполагает, что люди, являющиеся носителями двух языков, в це-
лом превосходят носителей одного языка (монолингвов) по уровню сформиро-
ванности когнитивных механизмов [Bialystok, Craik 2010]. Согласно этой гипо-
тезе, у билингвов особенно хорошо развиты функции когнитивного контроля и
когнитивной гибкости, необходимые для выполнения различных видов деятель-
ности, характеризующихся повышенным уровнем когнитивной сложности. В
экспериментальных условиях эффект когнитивных преимуществ проявляется, в
частности, в том, что билингвы (по сравнению с монолингвами) быстрее и с
меньшим количеством ошибок выполняют задания, требующие усиленной кон-
центрации внимания и способности отсеивать интерферирующую (иррелевант-
ную для выполнения определенного задания) информацию (подробный обзор см.
в [Antoniou 2019]).
Исследователи склонны объяснять положительное влияние двуязычия на
Исследование выполнено при поддержке гранта РФФИ 17-29-09074 «Комбинирован-
ное триязычие и его влияние на языковую и когнитивную деятельность индивида: интегратив-

ная модель».
814
общий уровень развития когнитивных функций тем, что билингвы регулярно за-
действуют механизмы мозга, отвечающие за процессы контроля, разграничения
и активации двух языковых систем. В результате когнитивные механизмы би-
лингвов получают дополнительную стимуляцию и, следовательно, в конечном
итоге оказываются «натренированными» лучше, чем аналогичные механизмы
монолингвов.
Эффект когнитивных преимуществ билингвов был выявлен на материале
экспериментальных исследований с носителями разных пар языков и на матери-
але информантов – представителей различных возрастных групп. Особенно ярко
этот эффект проявляется у детей дошкольного (2-4 года) и младшего школьного
(7-10 лет) возраста, а также у людей старше 60 лет; однако практически все экс-
периментальные исследования демонстрируют отсутствие эффекта когнитивных
преимуществ у молодых людей в возрастном диапазоне 18-25 лет [Bartolotti,
Marian 2012, Sebastian-Galles et al. 2012, Morales et al. 2013]. Авторы гипотезы
склонны объяснять данные результаты тем, что молодые люди уже находятся на
пике своих когнитивных возможностей, что уравнивает билингвов и мнолингвов
в скорости протекания когнитивных процессов. В то же время предполагается,
что когнитивные преимущества молодых билингвов могут иметь другие прояв-
ления, помимо скорости / правильности выполнения отдельных тестовых зада-
ний; выявление таких преимуществ требует проведения дальнейших экспери-
ментальных исследований с носителями билингвизма различных типов.
Целью данного исследования является проверка гипотезы когнитивных пре-
имуществ на материале молодых носителей национально-русского билингвизма;
в исследовании применяется экспериментальная методика, позволяющая оце-
нить в количественных параметрах отдельные свойства внимания, в частности,
его устойчивость и адаптивность.
В исследовании принимали участие две группы информантов в возрасте от
18 до 22 лет: 1) билингвы (носители коми-пермяцкого и русского языков) и 2)
монолингвы (носители русского языка). Участники эксперимента являются сту-
дентами 1 курса филологического факультета вуза, на данный момент обучаю-
щимися в г. Перми; при этом все они выросли и получили среднее образование
в сельской местности (в различных районах Пермского края). Группу информан-
тов-билингвов составили молодые люди, усвоившие коми-пермяцкий и русский
языки параллельно в раннем детстве (в возрасте до 3-х лет) в условиях естествен-
ной языковой среды, активно использующие оба языка в семейно-бытовой и
учебной сферах, а также имеющие привычку регулярно переключать языковые
коды в рамках единой коммуникативной ситуации.
В качестве экспериментальной методики применялся тест Бурдона (так
называемая «корректурная проба Бурдона»), использующийся для оценки
уровня концентрации внимания на фоне влияния интерферирующих воздей-
ствий. Эксперимент проводился в два этапа. На первом этапе информантам
предъявлялся экспериментальный бланк, заполненный рядами букв, расставлен-
ных в случайном порядке; в ходе выполнения задания было необходимо отме-
тить в каждом ряду определенную букву, обозначенную в начале ряда. На втором
этапе информантам предъявлялось аналогичное задание, однако вместо букв ис-
пользовались ряды случайно расставленных цифр. Эксперимент проводился в
815
онлайн-режиме; время выполнения задания на каждом этапе было фиксирован-
ным (5 минут); в ходе работы с экспериментальными бланками для каждого ин-
форманта автоматически фиксировалось количество правильно распознанных
символов (букв и цифр), а также количество пропущенных символов. После
окончания эксперимента были рассчитаны средние показатели результатов, по-
лученных от каждой группы информантов, затем показатели билингвов и моно-
лингвов были сопоставлены между собой (см. Рис. 1, Рис. 2).
Как показывают данные, представленные на диаграммах, при выполнении
первого по счету задания (тест с буквами) билингвы в среднем дают на 2,6 пра-
вильных ответов больше, чем монолингвы (102,9 и 100,3 соответственно); при
этом информанты из обеих групп допускают равное количество пропусков в дан-
ном тесте (5,8 единиц). В то же время, при выполнении второго задания (тест с
цифрами), разница между показателями билингвов и монолингвов существенно
увеличивается: среднее число правильных ответов коми-пермяцких информантов
на 13,5 единиц больше, чем аналогичное значение у русских информантов (104,7
и 91,2 символа соответственно), при этом монолингвы допускают вдвое больше
пропусков чем билингвы (4,6 и 9,8 пропущенных символов соответственно).
110
105
100
95
90
85
80
Задание 1 Задание 2
Билингвы Монолингвы
Рис. 1. Количество правильно распознанных символов в результатах теста Бурдона

у информантов – билингвов и монолингвов (абс.)
12
10
8
6
4
2
0
Задание 1 Задание 2
Билингвы Монолингвы
Рис. 2. Количество пропущенных символов в результатах теста Бурдона

у информантов – билингвов и монолингвов (абс.)
Более того, сопоставление динамических показателей двух групп информан-
тов (изменение правильности реагирования при выполнении Задания 2 по сравне-
816
нию с Заданием 1) демонстрирует наличие положительной динамики для билинг-
вов (увеличение количества правильных ответов на фоне снижения количества
пропусков) и отрицательной динамики для монолингвов (уменьшение количества
правильных ответов и увеличение количества пропущенных символов). С одной
стороны, такие результаты могли быть обусловлены дизайном эксперимента, по-
скольку переход ко второму заданию подразумевал смену кода обрабатываемых
символов (от буквенного к числовому), что могло являться более простой задачей
для билингвов, привыкших свободно переключать языковые коды. С другой сто-
роны, более высокие показатели билингвов, по всей видимости, демонстрируют
более высокий уровень адаптивности их внимания, проявляющийся в способно-
сти быстро и правильно выполнять однотипные монотонные действия, не снижая
уровень концентрации внимания при переключении от одного задания к другому.
В целом проведенное исследование указывают на то, что когнитивные пре-
имущества билингвов, относящихся к возрастной группе 18-22 года, выражаются
не столько в скорости выполнения отдельно взятого экспериментального зада-
ния, сколько в устойчивой динамике улучшения показателей скорости и пра-
вильности реагирования при выполнении двух аналогичных заданий. Данная ди-
намика указывает на активную работу адаптационных механизмов билингвов,
«настраивающих» быстрое включение в новый вид деятельности, общую устой-
чивость внимания и сопротивляемость интерференции. Мы полагаем, что повы-
шенные адаптивные способности билингвов могут определять более высокий, по
сравнению с монолингвами, уровень их способностей к обучению различным (в
том числе – неязыковым) видам деятельности.
Antoniou M. The advantages of bilingualism debate // Annual Review of Linguistics. 2019. No. 5.
P. 395-415.
Bartolotti J., Marian V. Language learning and control in monolinguals and bilinguals // Cog-
nitive Sciences. 2012. No. 36. P. 1129-1147.
Bialystok E., Craik F. Cognitive and Linguistic Processing in the Bilingual Mind // Current
Directions in Psychological Science. 2010. No. 19 (1). P. 19-23.
Costa A., Hernández M., Costa-Faidella J., Sebastián-Gallés N. On the bilingual advantage in
conflict processing: Now you see it, now you don’t // Cognition. 2009. No. 113. P. 135-149.
Morales J., Calvo A., Bialystok E. Working memory development in monolingual and bilingual
children // Journal of Experimental Child Psychology. 2013. No. 114 (2013). P. 187-202.
Sebastian-Galles N., Albareda-Castellot B., Weikum W., Werker J. A bilingual advantage in
visual language discrimination in infancy // Psychological Sciences. 2012. No. 23 (1). P. 994-999.
Yuliya Ye. Leshchenko (Perm, Russia)

PSYCHOLINGUISTIC STUDY OF ATTENTION ADAPTABILITY

FROM THE STANDPOINT OF COGNITIVE ADVANTAGE HYPOTHESIS
The paper presents an experimental study of attention adaptability peculiar for bilingual native speakers
of the Komi-Permyak and Russian languages. The results of the study demonstrate increased activity
of adaptive mechanisms of bilinguals (as compared to their monolingual peers) which determine higher
rates of performing new types of activity, general attention stability and resistance to interference.
Keywords: bilingualism, cognitive advantage, national-Russian bilingualism, attention adaptability
817
С.А. Лямзина (Красноярск, Россия)
svetlana.lyamzin@mail.ru
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ КОРПУСНЫХ МЕТОДОВ

В РАЗРАБОТКЕ РЕЧЕВЫХ УПРАЖНЕНИЙ
ДЛЯ РЕАБИЛИТАЦИИ ПАЦИЕНТОВ С АФАЗИЕЙ
В статье представлены результаты исследования, в котором используются методы корпусной

лингвистики для выявления частотных лексем и коллокаций в речи носителей языка, относя-
щихся к группе риска по афазиям, а также для разработки упражнений, предназначенных для
речевой реабилитации пациентов-афатиков.
Ключевые слова: афазия, речевая реабилитация, языковая биография, речевая биография, кор-
пусный менеджер Sketch Engine
В последнее время лидирующее место по причинам смертности и инвалид-

ности среди населения занимает острое нарушение мозгового кровообращения,
на втором месте находятся черепно-мозговые травмы, полученные в дорожно-
транспортных происшествиях [Цветкова 2011]. Одним из частых проявлений по-
вреждения головного мозга является афазия или системное нарушение речи, ко-
торое возникает при органических поражениях мозга [Цветкова 1988].
Установлено, что речевая патология при афазии характеризуется выражен-
ными чертами индивидуального «языкового портрета больных» [Визель 2002;
Газизуллина 2011].
Следовательно, знания о типичной речевой продукции индивида до афазии
играют важную роль в повышении эффективности восстановительной работы и
особенно значимы для разработки индивидуальной речевой реабилитационной
программы.
В связи с этим гипотеза нашего исследования сформулирована следующим
образом: если до афатического расстройства человек владел одним языком или
несколькими, был погружен в конкретные речевые жанры и формы, читал тот
или иной корпус текстов и был склонен к определенному типу устно- или пись-
менно-речевой коммуникации, то после наступления дефекта в реабилитацион-
ной работе подобную индивидуальную языковую и речевую историю (языковую
/ речевую биографию) необходимо принимать во внимание, так как она сформи-
ровала специфическую конфигурацию ментального лексикона пациента.
Проанализировав ряд источников, мы пришли к выводу, что речевая био-
графия – это история изменения речевых привычек человека под влиянием соци-
ального статуса, возраста, профессии и коллектива. Языковая биография пред-
ставляет собой историю становления языковой личности от этапа зарождения
индивидуальной жизни до ее конца в тесном переплетении с процессами приоб-
ретения, становления и эволюции когнитивного опыта, с мировоззрением, систе-
мой ценностей человека [Лямзина, Колмогорова 2018].
Таким образом, с целью моделирования вокабуляров, в определенной сте-
пени отражающих реальный ментальный лексикон, обусловленный речевой и
языковой биографией, в рамках нашего исследования мы выделили целевые
группы здоровых людей, попадающих в группу риска по афазиям, для их даль-
нейшего интервьюирования: 19 мужчин, монолингвов, средний возраст которых
818
составляет 52 года, со средним специальным образованием и рабочей профес-
сией (сварщик, слесарь, водитель, крановщик, электрик, мастер по изготовлению
ключей и ремонту часов, охранник, сантехник, мерчендайзер); 10 женщин, мо-
нолингвов, средний возраст которых составляет 57 лет, со средним специальным
образованием, работающих преимущественно в сфере обслуживания (офици-
антка, проводник, медсестра, бухгалтер, продавец, парикмахер).
Используя метод структурированного интервью, мы включили в него три
блока вопросов: сведения о респонденте, информацию о его языковой и речевой
биографии. Продолжительность интервью варьировала от 30 до 60 минут. При-
меры вопросов, которые были заданы во время интервью: На каких языках гово-
рили в детстве дома? Какие языки вы учили в школе, в училище или техникуме?
Используете ли их сейчас? Что любите читать? С кем чаще всего приходится
общаться? Разговариваете ли дома, как на работе? Можете ли назвать люби-
мые стихи, песни, книги, фильмы? Используете ли выражения, фразы из них в
речи? и т.д. Помимо этого, в интервью был включен блок вопросов «о жизни
респондента» для того, чтобы информанты имели возможность реализовать мо-
дель своего типичного речевого поведения.
Результаты интервьюирования позволили нам смоделировать вокабуляр, в
определенной степени отражающий реальный ментальный лексикон здоровых
людей, попадающих в группу риска по афазиям, обусловленный речевой и язы-
ковой биографией, а также выделить частотный вокабуляр интервьюентов.
Для этого скрипты собранных интервью были загружены на электронную
платформу корпусного менеджера Sketch Engine, позволившего создать репре-
зентативный корпус текстов для их дальнейшего анализа. Объем корпуса соста-
вил 16583 слова. Далее с помощью корпусного инструментария «Wordlist» и
«Word Sketch» были выявлены самые частотные словосочетания (коллокации) и
слова, соотнесенные с частями речи. Например, у мужчин со средним специаль-
ным образованием самыми частотными оказались: а) лексемы человек 55, ра-
бота 48, год 41, день 36, быть 321, мочь 66, знать 58, говорить 52, работать
35, русский 36, английский 23, рабочий 14, хороший 14, очень 66, уже 50, еще 48,
я 430, это 145, тот 100, так 98, мы 75; б) коллокация рабочий день 12. У жен-
щин со средним специальным образованием в список частотных единиц вошли:
а) лексемы работа 27, время 22, день 20, год 17, быть 96, говорить 37, работать
37, читать 34, русский 14, любимый 12, рабочий 12, английский 11, сейчас 33,
уже 23, очень 14, конечно 14, вообще 14, я 142, мы 39, все 31, это 29; б) колло-
кации на работе 27, в основном 14.
Таким образом, на основе полученных данных о частотном вокабуляре, спе-
цифике речевой рецепции и продукции изучаемых таргет-групп, их горизонте
прецедентности, ведущем коммуникативном регистре были составлены упраж-
нения разной степени сложности для речевой реабилитации пациентов-афати-
ков, которые относятся по социопрофессиональным характеристикам к таргет-
группам и имеют диагноз «комплексная моторная афазия средней степени», по-
скольку данный вид афазии встречается чаще всего в практике нейрореабилита-
ционного центра, являющегося площадкой проводимого исследования. Ниже
приводятся несколько таких упражнений, в которых используется частотные
лексемы и коллокации, выявленные в ходе корпусного анализа речи лиц из
группы риска.
819
Упражнение № 1. Составьте слова из слогов и букв.
1. бо-ра-та, ло-век-че, д-г-о, мя-вре, жка-кни, бе-ре-нок, нь-де, тек- де-тив,
род-го, вос-но-ти, зин-га-ма, чер-ве, цпло-тан-щад-ка.
2. го-раз-ри-ва-вать, н-з-а-т-ь, тать-чи, тать-ра-бо, мать-по-ни, зать-ска,
рить-во-го, чать-и-зу, и-ж-т-ь, шать-слу.
Упражнение № 2. Вставьте антоним, подходящий по смыслу к подчеркну-
тым словам.
1. Кому-то нравится отдыхать, а кому-то … (работать)
2. Выходной день проходит быстро, а (рабочий день) … долго
3. Один мой знакомый любит разговаривать, а другой любит … (работать)
Упражнение № 3. Дополните фразы, используя одно из предложенных слов.
1. (Год / род) Високосный… / Человеческий…
2. (Работа / забота) Высокооплачиваемая... / Материнская…
3. (Время / бремя) … бежит быстро. / Ты должен нести … ответственности.
Помимо данных упражнений, для тренировки навыка чтения и пересказа
были подготовлены тексты, соответствующие жанровой и информационной спе-
цифике привычной письменно-речевой рецепции пациентов до появления де-
фекта: кулинарные рецепты, советы для поддержания здоровья, рекомендации
по уходу за садом и городом, заметки о происшествиях, житейские истории
(«письмо в газету») и православные рассказы.
В настоящий момент комплексы упражнений, фрагменты которых пред-
ставлены в данной публикации, проходят апробацию в центре нейрореабилита-
ции Сибирского клинического центра ФМБА России по Красноярскому краю.
Тем не менее уже получены предварительные результаты, согласно кото-
рым упражнения, составленные нами для мужчин со средним специальным об-
разованием и рабочей профессией в целом на 20% эффективнее тех, которые
применяются логопедами в центре нейрореабилитации [Колмогорова, Лямзина,
Киселев 2020].
Таким образом, теоретическая опора на понятия языковой и речевой био-
графии в сочетании с использованием корпусного инструментария представля-
ются перспективным направлением работы в области как прикладной лингви-
стики, так и речевой терапии.
Визель Т.Г. К вопросу о природе афазии // Дефектология. 2009. № 6. С. 65-70.
Газизуллина Д.Ш. Особенности нарушений морфологического компонента речевой дея-
тельности и методы их преодоления при разных формах афазии: автореф. дис. ... канд. пед.
наук. М., 2011.
Колмогорова А.В., Лямзина С.А., Киселев И.Л. Языковая / речевая биография пациента с
афазией как фактор, определяющий специфику процесса его речевой реабилитации // Вестник
НГУ. Серия: лингвистика и межкультурная коммуникация. 2020. Т. 18. № 2. С. 103-116.
Лямзина С.А, Колмогорова А.В. Личность в зеркале языковой / речевой биографии // Фи-
лология: научные исследования. 2018. № 4. С. 220-228.
Цветкова Л.С. Афазия и восстановительное обучение. М.: Просвещение, 1988.
Цветкова Л.С. Афазиология. Современные проблемы и пути их решения. М.: МПСИ,
МОДЭК, 2011.
820
Svetlana А. Lyamzina (Krasnoyarsk, Russia)
USING CORPUS METHODS IN THE DEVELOPMENT OF SPEECH EXERCISES

FOR REHABILITATION OF APHASIC PATIENTS
The article presents results of the research where corpus methods are used to identify frequency lex-
emes and collocations in the speech of native speakers who are at risk for aphasia, and to develop
exercises for speech rehabilitation of aphasic patients.
Keywords: aphasia, speech rehabilitation, language biography, speech biography, Sketch Engine cor-
pus manager
Н.А. Маслова (Москва, Россия)

21072000z@gmail.com
РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ КОНЦЕПТА ТРУД

В ДИАЛЕКТНЫХ ФРАЗЕОЛОГИЗМАХ С КОМПОНЕНТОМ РУКА
(на примере южнорусского говора)
Статья посвящена описанию фразеологических репрезентантов концепта ТРУД. В качестве

материала исследования выступает фразеология говоров кубанских, донских и некрасовских
казаков. Проанализирована семантика фразеологизмов с компонентом-соматизмом рука, со-
ставляющих концепт ТРУД. Выделены основные группы диалектных фразеологизмов, состав-
ляющих концепт ТРУД.
Ключевые слова: концепт, труд, фразеологическая единица, соматизм, рука, говор
В результате переосмысления человеком социума в науке возникли кон-

цепты, составляющие концептосферы. Представители лингвокультурологиче-
ского подхода отмечают наличие между различными концептами особой связи,
которая определяется принадлежностью человека к определенному социальному
классу, уровнем его культуры и индивидуальными чертами характера.
Репрезентация различных концептов хорошо прослеживается во фразеоло-
гических единицах языка (далее – ФЕ), которые являются ярким показателем об-
разности, рельефности языка: «система образов, закрепленных в фразеологиче-
ском составе языка, служит своего рода «нишей» для кумуляции мировидения и
так или иначе связана с материальной, социальной или духовной культурой дан-
ной языковой общности» [Телия 1996: 2]. Во фразеологии отражена самобыт-
ность народа, его традиции, привычки. Изучение этой области науки позволяет
приблизить понимание менталитета народа, увидеть его мировоззрение и про-
следить историческое развитие. Исследование фразеологического состава языка
интересно с точки зрения выявления особенностей национального характера,
нравственных ценностей и психологического склада человека.
ФЕ позволяют осветить различную информацию о социальном устройстве,
отношениях и хозяйствовании народа. Ученые-фразеологи говорят о воздей-
ствии культурно-человеческого фактора на формирование и функционирование
ФЕ, обретения ими функции эталонов и стереотипов национальной культуры и
выделение в связи с этим определенных групп концептов, отражающих языко-
вую картину мира людей.
821
Данные сведения могут говорить об идее антропоцентричности фразеоло-
гического состава языка. Человек всегда стремился понять окружающую его дей-
ствительность через призму собственных взглядов: «процесс познания мира для
ребенка начинается с познания себя, своего внешнего вида» [Ломакина 2006:
431]. Тело служит продуктивным способом образования метафор с физической
и культурной основой. Телесная метафора, помимо состояний души, может во-
площать в себе и другие категориальные значения: темпоральность (глазом не
успеть моргнуть), пространство (рукой подать), количество (глаза мазать) и др.
Концепт ТРУД является одним из наиболее важных концептов русской кон-
цептосферы, что находит отражение в трудах М.А. Ереминой, Н.А. Косенко, Г.В.
Токарева и др. Являясь основой жизни, труд выступает в качестве основного по-
казателя морально-нравственных ценностей народа в целом. На протяжении всей
истории России труд занимал важное место в формировании национального ха-
рактера. Русский человек, идентифицируя себя в аспекте православной куль-
туры, рассматривал труд как добродетель, а безделье – как грех.
Соматизм рука в одном из своих переносных значений содержит связь с тру-
довой деятельностью: «Употребляется как символ труда, работы, действия, а
также работника, деятеля [ТСУ: 1396]. В связи с этим для рассмотрения концепта
ТРУД нами были выбраны ФЕ с компонентом-соматизмом рука.
Материалом для исследования послужила авторская картотека соматической
фразеологии в количестве 21 ФЕ с компонентом рука, источником которой явля-
ются следующие лексикографические издания: «Фразеологический словарь гово-
ров Кубани (ФСГК), «Большой толковый словарь донского казачества» (БТСДК),
«Словарь говора казаков-некрасовцев» (СГКН). «Современные региональные
словари аккумулируют такой объем этнокультурной информации, который вклю-
чает самые разные стороны диалектоносителей» [Брысина 2006: 575], поэтому яв-
ляются ценным источником для когнитологов, лингвокультурологов.
Методы и приемы проведенного анализа включают описательно-аналитиче-
ский метод для классификации ФЕ в рамках выделенного концепта ТРУД, ком-
паративный метод при сравнении ФЕ трех говоров, прием сплошной выборки с
целью отбора языкового материала из указанных выше словарей.
Рука как орган человеческого тела является средством активного восприя-
тия окружающей действительности, что находит отражение в этнолингвистиче-
ском словаре «Славянские древности»: «Рука – главное орудие труда, символ об-
ладания и средоточие социальных связей человека» [Кабакова 2012: 254]. Прак-
тически во всех сферах жизни действия человека связаны с руками, в связи чем
лексема рука входит в активный словарь [Попова 2014: 249]. Это один из важных
органов, определяющих степень активности человека, выполняет инструмен-
тально-моторную функцию многообразной деятельности человека.
Самой частотной ассоциацией человека, связанной с рукой, является трудо-
вая деятельность, что находит отражение в кубанском говоре: аж руки горят
‘иметь большое желание что-либо делать’ [ФСГК 2006: 216], руку наломать
‘приобрести навык выполнения какой-либо работы’ [ФСГК 2006: 147], не покла-
дая рук и сил ‘работать без устали’ [ФСГК 2006: 184], руки-ноги отнялись ‘устать
очень сильно’ [ФСКГ 2006: 217], не десять (сто)рук ‘об отсутствии времени для
выполнения какой-либо работы’ [ФСГК 2006: 68]. В говоре донских казаков упо-
требляются ФЕ не класть рук ‘не переставая работать, трудиться’ [БТСДК 2003:
822
218], брать к рукам ‘заниматься чем-л.’, жить на свои руках ‘жить своим тру-
дом’ [БТСДК 2003: 463].
Рассматривая руку как средство и орудие рабочей деятельности, человек
ассоциировал быстрый процесс завершения работы с количеством рук: в три
руки ‘очень быстро’, на две руки ‘очень быстро’ [БТСДК 2003: 463].
Объяснить широкое употребление соматизма рука в качестве реализации
метафоры труд можно тем фактом, что всю работу человек связывал с физиче-
ским трудом: рука – особое орудие труда, а работа рассматривается как саморе-
ализация человека в обществе [Попова 2009: 323].
Можно выделить особое качество трудолюбивого человека – способность к
разносторонней деятельности. Например, руки на все штуки ‘о деловом, масте-
ровом человеке’ [ФСГК 2006: 217], из рук ничего не выпадет ‘о человеке, умею-
щем все делать’ [ФСГК 2006: 41], гореть в руках ‘делать все быстро, умело’
[ФСГК 2006: 52]. В донском говоре эта группа представлена ФЕ горма гореть в
руках (у кого-л.) ‘о способностях кого-либо делать все быстро’ [БТСДК 2003: 114].
ФЕ с компонентом рука могут иметь значения как положительной, так и пей-
оративной оценки. Назовем ФЕ, выражающие нежелание, неспособность тру-
диться: руки выкручивать ‘мешать что-то делать’, [ФСГК 2006: 40], отсохнут
руки ‘недоброе пожелание человеку, который плохо сделал свою работу’ [ФСГК
2006: 217], руки не сжимаются ‘нет желания что-либо делать’, под конец рук ‘спу-
стя рукава’ [ФСГК 2006: 112]. Примечательно, что ФЕ под конец рук встречается
и в донском говоре с таким же значением: под конец рук ‘небрежно, спустя рукава’
[БТСДК 2003: 229], а также ломать руки ‘бездельничать’ [БТСДК 2003:267], опу-
стя (пуща) рукава ‘небрежно, кое-как, спустя рукава’ [БТСДК 2003: 339].
Таким образом, анализ ФЕ с компонентом-соматизмом рука раскрывают
концепт ТРУД во всех трех рассмотренных нами диалектах южнорусского го-
вора. Концепт ТРУД ярко и полно репрезентуется во ФЕ с компонентом рука,
которые метафорически отражают прямые функциональные действия, выполня-
емые этой частью тела, то есть указывают на способность человека к трудовой
деятельности.
Брысина Е.В. Региональный словарь как средство презентации языка культуры // Про-
блемы семантики языковых единиц в контексте культуры (лингвистический и лингвометоди-
ческий аспекты). М.: Изд-во «Элпис», 2006. С. 575-578.
БТСДК – Большой толковый словарь донского казачества. Ок. 18000 слов и устойчивых
сочетаний: [Лексика и фразеология совр. говоров Дона: Произнос. форма слова и его толкова-
ние: Граммат. и стилист. характеристика: Записи живой речи жителей станиц и хуторов]. М.:
Русские словари; Астрель, АСТ, 2003.
Кабакова Г.И. Рука // Славянские древности: Этнолингвистический словарь в 5 т. Т. 4. С
(Сказка) – Я (Ящерица) / под общ. ред. Н.И. Толстого. М.: Международные отношения, 2012.
Ломакина О.В. Роль фразеологических единиц с компонентом-соматизмом в формиро-
вании концепта «человек» (на материале народных драм Л.Н. Толстого) // Слово в словаре и
дискурсе: сб. науч. статей к 50-летию Харри Вальтера. М.: Изд-во «Элпис», 2006. С. 431-435.
Попова А.Р. Фразеологические единицы с компонентом рука, обозначающие и характе-
ризующие человека, в русских народных говорах // Труды Института русского языка им. В.В.
Виноградова РАН. 2014. № 3 (3). С. 249-258.
СГКН – Словарь говора казаков-некрасовцев / О.К. Сердюкова. Ростов/Д: Изд-во Ростов-
ского университета, 2005.
823
Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультуроло-
гический аспекты. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996.
Токарев Г.В. Лексическая объективация концептуальных связей // Известия высших
учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2003. № S7. С. 86-93.
ТСУ – Толковый словарь русского языка. В 4 т. Т. 3 / под ред. Д.Н. Ушакова. М.: ТЕРРА,
1996.
ФСГК – Фразеологический словарь говоров Кубани / В.И. Андрющенко, Р.Я. Иванова,
Т.Г. Иванова, В.М. Пелих. Армавир: РИЦ АГПУ, 2006.
Natalya A. Maslova (Moscow, Russia)

THE CONCEPT OF LABOR IN PHRASEOLOGICAL UNITS

WITH THE COMPONENT-SOMATISM ARM
(On the example of the South Russian dialect)
The article is devoted to the scientific research of the concept LABOUR within phraseological units
with the somatism arm on the patterns of the Kuban, Don, Nekrasov kozaks’ dialects. The research
of this concept proved that in folk mentality structure the concept LABOUR is performed through
somatism arm due to its metaphorical reflection of labour activity.
Keywords: concept, labour, phraseological unit, somatism, arm
Н.П. Пешкова (Уфа, Россия)

Башкирский государственный университет
peshkovanp@rambler.ru
ВРЕМЯ И ЭМОЦИИ В ТЕКСТЕ И В СОЗНАНИИ ЕГО АДРЕСАТА
В статье рассматривается триада Время – Эмоции – Субъект, воспринимающий и порождаю-

щий эмоции. Обсуждается проблема эмоционального восприятия времени адресатами в
текстах различных типов – от Библии до Интернет-текста. Автор предлагает четыре модели
эмоционального восприятия времени, формирующие смысл воспринимаемого текста.
Ключевые слова: время, эмоции, автор, адресат, восприятие / понимание, «встречный текст»,
Интернет-комментарий
Как отмечалось ранее в наших исследованиях, посвященных восприятию

перцептуального времени адресатом письменного текста, восприятие и интер-
претация текстового времени зависит от эмоционального состояния реципиента,
его переживаний и чувств [Пешкова 2019].
Нельзя не отметить, что в этом отношении время, перцептуальное и реаль-
ное, не отличается от других объектов восприятия. Реальное время как универ-
сальная форма бытия, связанная и с внешним миром, и с субъектом, восприни-
мающим окружающий мир и информацию о нем, не может не вызывать самых
разнообразных эмоциональных переживаний и чувств в субъекте восприятия.
Перцептуальное время мы определяем как проекцию реального времени на
языковое сознание адресата информации, и как любая проекция оно не может
полностью соответствовать реальности [Пешкова 2019]. Одним из факторов, не-
сущих ответственность за такое несоответствие, выступает эмоциональная сфера
вербального сознания человека.
В процессах понимания информации в форме текста любого типа при вос-
824
приятии времени продуцируется удвоенная проекция. Такое удвоение обуслов-
лено, с одной стороны, индивидуальным эмоциональным состоянием адресата и
его оценкой реального времени, иными словами, осмыслением реального вре-
мени и формированием в языковом сознании адресата его личного перцептуаль-
ного времени. С другой стороны, эта проекция зависит и от того, как адресат оце-
нивает так называемое лингвистическое время, присущее воспринимаемому тек-
сту, передаваемое авторскими языковыми средствами и способами, и отражаю-
щее перцептуальное время автора.
Таким образом, встречаются два перцептуальных времени – адресата и ав-
тора текста, происходит пересечение двух субъективных образов реального вре-
мени. Но если перцептуальное время автора, присущее его языковому сознанию,
находит материальное воплощение в лингвистическом времени текста, что поз-
воляет нам судить об авторских особенностях и намерениях, то изучение специ-
фики восприятия времени адресатом представляется более сложной задачей. Для
того, чтобы судить о перцептуальном времени адресата и о его оценках тексто-
вого времени, также необходим материальный носитель его эмоций и оценок,
или инструмент, позволяющий их материализовать, что создает определенные
проблемы для исследователя. С подобными проблемами сталкиваются и иссле-
дователи в области лингвистики эмоций, подчеркивая, что вопросы понимания
эмоций в эмотиологии до сих пор остаются недостаточно разработанными [Ша-
ховский 2019: 261].
Мы уже отмечали, что в качестве такого инструмента изучения внутренних
механизмов понимания информации и одновременно материального носителя
разного рода реакций реципиента на текстовую информацию можно использо-
вать «встречный текст» адресата, полученный путем эксперимента, организован-
ного исследователем в соответствии с методикой А.И. Новикова [Новиков 2003].
Наши последние исследования показали, что естественным аналогом «встреч-
ного текста», полученного экспериментальным путем, можно считать коммента-
рии к тексту-сообщению, порождаемые участниками Интернет-коммуникации.
По нашим наблюдениям, в Интернет-комментариях представлены все виды ре-
акций, выявленные автором метода «встречного текста» и его последователями
[Пешкова, Давлетова, Моисеева, Титлова 2017].
Нужно сказать, что главной эмоционально-смысловой доминантой автора
текста часто является его желание воздействовать на сознание адресата. Цели
такого воздействия могут быть самые разнообразные – от пробуждения в адре-
сате высоких эстетических чувств до манипулирования его сознанием в своих
интересах. Соответственно, выбор языковых средств и способов, в том числе свя-
занных с созданием эмоциональной атмосферы вокруг времени в тексте, всегда
подчинен определенной цели и направлен на ее успешную реализацию. Это озна-
чает, что представленные в тексте эмоции автора не всегда правдивы. Автор
имеет возможность их скрывать, вуалировать, подменять другими эмоциями. Та-
ким образом, текст и его лингвистическое время не всегда позволяют судить объ-
ективно об отношении автора к реальной сущности времени. Это тот самый слу-
чай «асимметрии», представленной разными вариантами отношений между эмо-
цией и ее выражением, на который указывает В.И. Шаховский. Он пишет о трех
вариантах, когда «эмоцию можно испытывать, но не выражать»; можно, напро-
825
тив, «выражать эмоцию, не испытывая ее»; и, наконец, «можно выражать эмо-
цию, отличную от той, которую испытывают» [Шаховский 2019: 262].
В этом отношении и «встречный текст» адресата, и Интернет-комментарий,
включающие эмоционально окрашенные реакции и оценки, могут представлять
для исследователя более надежный источник информации.
В триаде Время – Эмоции – Субъект (воспринимающий и порождающий
эмоции) можно выделить несколько аспектов, представляющих для нас научный
интерес. Среди них – внутренние закономерности и механизмы реализации эмо-
ций в отношении времени, создающие смысл текста, находящие отражение в раз-
личных видах реакций, образующих «встречный текст», и лингвистические сред-
ства их воплощения во внешней структуре «встречного текста».
Напомним, что в предыдущем исследовании, осуществленном на материале
«встречных текстов», представляющих собой результат понимания художествен-
ного произведения, мы, используя терминологию «хронотопической модели»
Н.С. Сергиевой [Сергиева 2010], описали две временны́е модели, присущие неза-
висимо от временнóй направленности воспринимаемого текста «встречным тек-
стам» испытуемых реципиентов – это «здесь и сейчас» и «там и тогда». Первая
имеет отношение к самому адресату, его жизни, чувствам, оценкам. Вторая свя-
зана с художественными персонажами, событиями их жизни [Пешкова 2019].
Дальнейший анализ, осуществленный на более широком материале, связан-
ном с восприятием и интерпретацией текстов Библии, глянцевых журналов и Ин-
тернет-текстов, навел на мысль о необходимости привлечения к анализу эмоци-
онального компонента и позволил выявить несколько моделей эмоционального
восприятия времени, формирующих смысл воспринимаемой информации. Ниже
мы приводим четыре наиболее частотные модели, сопровождаемые примерами
реакций из «встречных текстов» реципиентов и Интернет-комментариев. (При-
вести полностью тексты-стимулы не представляется возможным и необходимым
в силу ограниченного объема статьи, поскольку в данном случае предмет нашего
научного интереса составляют разные виды реакций «встречных текстов» и Ин-
тернет-комментариев как самостоятельный объект исследования).
1. Модель: Восприятие непосредственно времени, представленного автором
текста в длительности описываемых событий, частотности и порядке их следо-
вания, динамике процессов. Механизмами реализации этого вида восприятия яв-
ляются такие разновидности реакций, как «оценка», эксплицитная и имплицит-
ная, «мнение», как правило оценочное, «аргументация», «ассоциация», реже «ви-
зуализация», в сочетании с «оценкой». Лингвистические средства воплощения
внутренних механизмов во внешней структуре «встречного текста» включают,
наряду с глагольными формами настоящего, прошедшего и будущего времени,
эмоционально окрашенные прилагательные, наречия, существительные.
– Через неделю?! Как же долго они принимают решения.
– Индексация пенсий не реже одного раза в год. А было реже? Дурь полная.
– Мы крепки задним умом. Потом будем долго-долго жалеть, как всегда.
2. Модель: Восприятие себя и «своих» во времени или через время. В дан-
ном случае работает закономерность присутствия отношений «Я и моя жизнь –
сейчас и здесь» / «мы и наша жизнь – сейчас и здесь». Доминирует оценочный
механизм, представленный реакцией «оценки» в чистом виде и в сочетании с
разными видами реакций. Нужно также отметить преобладание во «встречных
826
текстах» форм настоящем времени.
– Всю свою недолгую жизнь я жду чего-то хорошего, хоть вроде не опти-
мист.
– У нас в России семья и дети всегда остаются главным приоритетом.
3. Модель: Восприятие других, «чужих» во времени или через время. Это
область присутствия (на уровне закономерности) отношений «они и их жизнь –
тогда и там». Здесь также доминирует оценка, эксплицитная и имплицитная,
одна или в сочетании с любыми другими видами реакций. Помимо форм про-
шлого, встречаются и формы будущего времени, часто в оценках осуждающего
характера.
– Ну, конечно, ТАМ во все времена жили лучше!
– Это они теперь со своим Джо будут нас опять учить, как жить?!
4. Модель: Восприятие объектов, описываемых в тексте через призму вре-
мени. Она мало чем отличается от приведенной выше первой модели восприятия
событий, если только это не описание-характеристика с преобладанием условно
«вневременны́х» отношений, передаваемых условно настоящим временем.
– Вечный двигатель… мечтать не вредно. Мечтать вообще полезно. Каж-
дый божий день.
Мы полагаем, что представленные выше модели эмоционального восприя-
тия времени реципиентами текстов различных типов, построенные на основе
анализа экспериментальной базы «встречных текстов» и Интернет-коммента-
риев, выявляют специфику отношений между временем и эмоциями в тексте и
языковом сознании его адресата и намечают перспективу дальнейших исследо-
ваний в данном направлении.
Новиков А.И. Текст и «контртекст»: две стороны процесса понимания // Вопросы психо-
лингвистики. 2003. № 1. С. 64-76.
Пешкова Н.П., Давлетова Я.А., Моисеева А.В., Титлова А.С. Текст как инструмент вер-
бального воздействия: психолингвистическое исследование на материале текстов различных
типов / под ред. Н.П. Пешковой. Уфа: РИЦ БашГУ, 2017.
Пешкова Н.П. Восприятие перцептуального и реального времени адресатом письмен-
ного текста // Когнитивные исследования языка. 2019. Вып. XXXVII. С. 282-288.
Сергиева Н.С. Хронотоп жизненного пути в русском языковом сознании: автореф. дис.
… д-ра филол. наук. М., 2010.
Шаховский В.И. Эмотиология о коммуникации человека в эмоциональном пространстве
языка // Эмоциональная сфера человека в языке и коммуникации: синхрония и диахрония – 2019:
материалы международной конференции. М.: Институт языкознания РАН, 2019. С. 253-264.
Natalya P. Peshkova (Ufa, Russia)

Bashkir State University
TIME AND EMOTIONS IN THE TEXT AND CONSCIOUSNESS OF ITS ADDRESSEE

The paper considers the triad Time – Emotions – Person, perceiving and producing emotions. The
problem of emotional perception of time by addressees of various text-types from the Bible to Internet
texts is discussed. The author proposes the four models of emotional perception of time which con-
tribute to generating the sense of the text perceived.
Keywords: time, emotion, author, addressee, perception / comprehension, internal “counter-text”, In-
ternet-comment
827
М.В. Пигалева (Пермь, Россия)
pigaleva-m@ya.ru
ПРЕЦЕДЕНТНЫЕ ФЕНОМЕНЫ СФЕРЫ «ИСКУССТВО»

В ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ РУССКИХ И КИТАЙСКИХ СТУДЕНТОВ
В статье на материале результатов цепного ассоциативного эксперимента со стимулом искус-

ство рассматривается представленность прецедентных феноменов в языковом сознании рус-
ских и китайских студентов. Показано, что китайцы актуализируют значительно больше
названий прецедентных феноменов, чем русские; опора на национальное искусство у китайцев
также выше, русские в большей степени оперируют феноменами европейского искусства.
Ключевые слова: прецедентные феномены, искусство, ассоциативный эксперимент, русские,
китайцы
Введение. Ментальная репрезентация, являясь одним из основополагающих

понятий современной когнитивной лингвистики, определяется в самом широком
смысле как способ представления знаний в голове человека [Кубрякова 2012; Куб-
рякова, Демьянков 2007; Трощенкова 2012; Eckardt 1999; Gardner 1985 и мн. др.]. С
точки зрения когнитивной лингвистики важным является вопрос о кодировании ко-
гнитивной системы языковыми средствами, т.е. о соотношении ментальных репре-
зентаций и вербальных репрезентаций: совокупность ментальных репрезентаций
образует память; вербальные репрезентации формируют ментальный лексикон, а
концептуальные (включающие аналоговые и символические репрезентации) – кон-
цептуальную систему (картину) мира [Краткий словарь когнитивных терминов
1997: 158]. При этом, согласно Н.Н. Болдыреву, «репрезентация знаний в системе
языка основана на категориальном принципе. …Прототипы неязыковых и языко-
вых категорий не связаны между собой отношениями репрезентации. Данные от-
ношения устанавливаются на общекатегориальном уровне, а не на уровне отдель-
ных категорий [Болдырев 2007: 26]. Однако, будучи соотнесенными с общей кате-
горией, отдельные ее представители (и языковые знаки, служащие для их выраже-
ния) также репрезентируют данную категорию [Кубрякова 2012].
Предмет, материал и методы исследования. Предмет исследования в
настоящей статье – способы репрезентации сферы (категории) «Искусство» через
прецедентные феномены, т.е. через конкретные репрезентативные образцы искус-
ства, в русском и китайском языковом сознании.
Исследование строилось как экспериментальное с применением метода цеп-
ного ассоциативного эксперимента с множественным количеством реакций. Ин-
формантами стали 40 студентов Пермского государственного национального ис-
следовательского университета: 20 китайцев с владением русским языком на
уровне не выше среднего, 20 русских (выборка информантов была сбалансиро-
вана по полу). Эксперимент проходил в письменной форме. Информантов про-
сили написать не менее 30 ассоциаций на слово-стимул искусство. Общий объем
полученного и проанализированного материала составил 1 213 реакций (610 ре-
акций на китайском языке и 603 реакции на русском языке).
Из всего полученного массива реакций были выбраны все упоминания пре-
цедентных феноменов. Прецедентные феномены определяются как «основные
элементы когнитивной базы, представляющей собой совокупность знаний и
828
представлений всех говорящих на данном языке» [Захаренко и др. 1997: 82], они
хорошо известны представителями национально-лингвокультурного сообще-
ства, актуальны в когнитивном (познавательном и эмоциональном) плане и по-
стоянно воспроизводятся в речи (в случае, если они вербальные).
Прецедентные феномены подразделяются на несколько типов: 1) преце-
дентные тексты – произведения художественной литературы, тексты песен, ре-
клам и т.д.; 2) прецедентные высказывания – пословицы, поговорки, устойчивые
выражения, цитаты, крылатые слова и т.п.; 3) прецедентные имена – индивиду-
альные имена людей, литературных героев, известных мест и т.п.; 4) прецедент-
ные ситуации – «эталонные» ситуации, обладающие набором определенных кон-
нотаций и/или дифференциальных признаков, которые входят в когнитивную
базу и могут на поверхностном уровне обозначаться через прецедентные имена
или высказывания (подробнее см. в [Там же: 83]).
Количественная характеристика прецедентных феноменов в экспери-
ментальном материале. В полученном экспериментальном материале встрети-
лось всего 78 упоминаний прецедентных феноменов (6,4% от всех реакций): 17 – у
русских информантов (2,8% от всех реакций) и 61 – у китайских (10% от всех реак-
ций) (см. Табл.). Таблица показывает, что чаще в реакциях информантов представ-
лены прецедентные высказывания (43 ед. – 55% от общего количества прецедент-
ных феноменов), а реже всего – прецедентные тексты и прецедентные ситуации,
причем первые отмечены только китайскими информантами, а вторые – только рус-
скими. Наблюдается и гендерное неравновесие: и в группе русских, и в группе ки-
тайских информантов мужчины называют большее число прецедентных феноме-
нов, чем женщины.
Таблица. Количество прецедентных феноменов в массиве реакций, абс.
Прецедентные Русские Китайцы
феномены Мужчины Женщины Мужчины Женщины
Прецедентные высказывания 2 30 11
Прецедентные имена 9 4 11 7
Прецедентные тексты 2
Прецедентные ситуации 1 1
Прецедентные феномены в языковом сознании русских студентов
У русских информантов наиболее объемной оказалась группа прецедентные
имена (13 реакций). Реакции этой группы отличаются разнообразием и называют
не только деятелей, но и произведения искусства и даже культурные объекты,
однако почти все реакции индивидуальные: Айвазовский (2), Микеланджело,
Леонардо да Винчи, Винсент ван Гог, Бродский, Иоганн Себастьян Бах; Мона
Лиза; Лувр, Эрмитаж, Третьяковка.
Оба указанных прецедентных высказывания встретились в цепочке реакций
одного информанта: Vita brevis, Ars longа; Дьявол кроется в мелочах.
Названные информантами прецедентные ситуации – Италия и Возрождение
– одновременно являются прецедентными именами. Интересно, что в реакциях
информантов упомянуты именно итальянские художники, которые творили в дан-
ное время (Леонардо да Винчи и Микеланджело).
Прецедентные феномены в языковом сознании китайских студентов
829
Среди прецедентных феноменов, выявленных в реакциях китайских инфор-
мантов, бóльшую часть занимают прецедентные высказывания (41 ед.) Группа
включает чэнъюи (40 ед.) и одну цитату, указанную двумя респондентами.
Чэнъюи – это устойчивые лексико-синтаксические единицы китайского языка,
имеющие форму четырехсложных ритмических словосочетаний и насыщенные
архаизмами, которые выразительно отражают различные понятия, актуальные ки-
тайского этноса [Чэнь 2013: 69]. Каждый четырехсложный чэнъюй имеет свою
историю возникновения, известную широкому кругу китайцев. Чэнъюй семанти-
чески монолитен и употребляется в том же виде, что и несколько столетий назад
в период его формирования. Большое количество прецедентных высказываний в
реакциях китайских студентов объясняется распространенностью таких языковых
единиц, например, ጁ➙⏕ⰼ ‘мастерски выполненное произведение’ (букв. чудес-
ный почерк создает цветы), ྜྷග↌⩚ ‘волосок коня Цзигуана и перо феникса’.
В группу прецедентных имен вошли преимущественно имена деятелей ки-
тайской культуры (氩㎿ ‘Лу Синьʼ, Ⳙゝ ‘Мо Янь’, 滸ⓑ▼ ‘Ци Байши’ и др.),
однако ряд реакций называет и деятелей искусства и культуры из России и Ев-
ропы (ᬑᕼ㔠 ‘Пушкин’, ዎ孫ኵ ‘Чехов’, ᡸ霁᪁Ὀ ‘Толстой’, ୖᮧ㞹 ‘Мура-
ками’㎹ⰷወ ‘Леонардо да Винчи’, Კ㧗 ‘Ван Гог’). Кроме того, в этой группе
упоминаются известные памятники Китая (攧ᇛ ‘Великая Китайская стена’, ᨾ
⭓ ‘Запретный город’ и др.), а также названия произведений искусства (潁斐
‘Лунмэнь’ и др.); реакции, связанные наименованиями произведений искусства
других стран, в этой группе встречаются, но они достаточно редки (например, ኳ
淭† ‘Лебединое озеро’). Названные прецедентные тексты – это китайские лите-
ратурные памятники (孢宕 ‘Лунь Юй’, 孿乷 ‘Шицзин’).
Выводы. Среди прецедентных феноменов, названных русскими информан-
тами, встретилось только четыре, связанных с русской культурой и искусством,
что составляет менее четверти всех реакций. Остальные прецедентные фено-
мены – это реалии европейского искусства. Китайские информанты, наоборот,
называют в основном феномены, связанные с Китаем и его культурой, хотя в их
ответах встречаются и названия культурных реалий других стран. Следова-
тельно, можно отметить факт большей ориентации китайских студентов на ма-
теринскую культуру, в то время как русских – скорее, на европейскую.
Язык оказывает непосредственное влияние на языковое сознание китайцев
в случае с употреблением чэньюи – обилие прецедентных высказываний в их ре-
акциях объясняется распространением этой традиции формулирования и пере-
дачи мысли.
Болдырев Н.Н. Репрезентация знаний в системе языка // Вопросы когнитивной лингви-
стики. 2007. № 4 (013). С. 17-27.
Захаренко И.В. и др. Прецедентное имя и прецедентное высказывание как символы преце-
дентных феноменов / И.В. Захаренко, В.В. Красных, Д.Б. Гудков, Д.В. Багаева // Язык, сознание,
коммуникация. Вып. 1 / ред. В.В. Красных, А.И. Изотов. М.: Филология, 1997. С. 82-103.
Краткий словарь когнитивных терминов / Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, Ю.Г. Пан-
крац, Л.Г. Лузина. М.: Филологический факультет МГУ, 1997.
Кубрякова Е.С. В поисках сущности языка. Когнитивные исследования. М.: Знак, 2012.
830
Кубрякова Е.С., Демьянков В.З. К проблеме ментальных репрезентаций // Вопросы ко-
Трощенкова Е.В. Проблемы определения понятия «ментальная репрезентация» в совре-
менной когнитивной лингвистике // Язык человека. Человек в языке / под ред. А.В. Зеленщи-
кова, Е.Г. Хомяковой. СПб: Филологический факультет СПбГУ, 2012. С. 166-208.
Чэнь Ш. Китайские идиомы (чэнъюй ᡂ宕) как компонент содержания межкультурной
компетенции // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2013.
№ 3 (23). С. 69-75.
Eckardt B. Mental representation // The MIT Encyclopedia of the Cognitive Sciences / ed. by
R.A. Wilson, F.C. Keil. Cambridge: MIT Press, 1999. P. 527-529.
Gardner H. The Mind’s New Science. A History of the Cognitive Revolution. New York: Basic
Books, Inc., 1985.
Mariya V. Pigaleva (Perm, Russia)

PRECEDENT PHENOMENA OF THE “ART” SPHERE

IN THE LANGUAGE CONSCIOUSNESS OF RUSSIAN AND CHINESE STUDENTS
The article studies the representation of precedent phenomena in the linguistic consciousness of Rus-
sian and Chinese students based on the results of a chain associative test with the stimulus art. It is
shown that the Chinese actualize significantly more names of precedent phenomena than the Rus-
sians; the reliance on national art among the Chinese is also higher, the Russians prefer to operate
with the phenomena of European art.
Keywords: precedent phenomena, art, associative test, Russians, Chinese
М.Ю. Товкес (Нижний Новгород, Россия)

Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»
tovkes.m@yandex.ru
ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ

СОДЕРЖАТЕЛЬНЫХ И СТРУКТУРНЫХ ХАРАКТЕРИСТИК
КОНЦЕПТА ЖЕНЩИНА
Исследование посвящено выявлению содержательных характеристик концепта ЖЕНЩИНА и

их иерархии с точки зрения индивидуальных реакций респондентов. Результатом стало по-
строение лексико-семантической модели, репрезентирующей когнитивно-значимые характе-
ристики с точки зрения частотности их употребления и общности денотативного компонента.
Ключевые слова: когнитивное моделирование, прототипический подход, категориальная
структура, феминный стереотип, тематическая область
В области применения когнитивной лингвистики «семантика языковых еди-

ниц рассматривается как результат определенного способа осмысления мира на
основе соотнесения языковых значений с конкретными концептами и категори-
ями, т.е. как отражение процессов концептуализации и категоризации в языке»
[Болдырев 2019: 32-33]. Цель данной статьи – с помощью выделенных респон-
дентами лексических единиц установить иерархию их семантических связей по
частотности употребления и на этой основе реконструировать содержательные
характеристики и структурные соответствия концепта ЖЕНЩИНА в его коллек-
тивной (групповой) интерпретации.
831
Основные этапы концептуализации (целостный гештальтный образ – диф-
ференциация концептуальных компонентов с ориентацией на прототип – уста-
новление их внутренней иерархии и связей с соответствующей категориальной
областью) воспроизводятся в структуре концепта, основная часть содержатель-
ных характеристик которого получает первичную репрезентацию в тематиче-
ской лексической подсистеме языка.
С точки зрения прототипического подхода, структурирование непрерыв-
ного когнитивного пространства происходит в местах скопления однотипных ха-
рактеристик, которые становятся точками референции для формирования и по-
нимания содержания концепта (базовый уровень категоризации). На данном
уровне категоризации выделяются устойчивые конститутивные признаки, обла-
дающие ярко выраженными прототипическими эффектами, профилирующие
знание об объекте и служащие фоном для понимания других концептов. Обоб-
щение признаков или их детализация происходит на суперординатном и субор-
динатном уровнях соответственно.
Лексическая репрезентация знания производится на основе логического вы-
вода (инференции) по инвариантно-вариативному принципу, выделяющему обяза-
тельные и факультативные компоненты, их основные характеристики. Инвариан-
том становится общее значение слова, зафиксированное словарной дефиницией,
которое выражает концептуальное основание объединения языковых единиц. Лек-
сические значения и основанные на них тематические группировки слов коррели-
руют с естественными концептами, образуя единый «ментальный лексикон» [Куб-
рякова и др. 1996: 97]. Иерархическое объединение тематических лексических еди-
ниц представляет собой модель языковой репрезентации концепта. Частотность вы-
деляемых концептуальных характеристик служит показателем их когнитивной зна-
чимости и основанием для обобщенной иерархической классификации.
В рамках исследования было проведено анкетирование, в ходе которого ре-
спондентам предлагалось выделить качества, наиболее типично, с их точки зрения,
характеризующие женщину. В данном опросе приняло участие 250 человек и было
получено 943 реакции, которые в дальнейшем распределялись по группам. Основ-
ным инструментарием для группировки качеств послужила частотность употреб-
ления отдельных характеристик, а также словарные дефиниции лексических еди-
ниц, обозначающих качества женщины. Выделенные качества были распределены
по базовому, субординатному и суперординатному уровням категоризации.
На первом этапе исследования составлялся перечень наиболее частотно
употребляемых качеств (от 20 раз и более), представленных однокоренными лек-
сическими единицами:
– эмоциональность (42 раза), эмоциональная (5), эмоциональные (1) =
48 реакций;
– забота (17), заботливость (17), заботливая (4), заботливые (3), заботи-
лось (1) = 42 реакции;
– доброта (28), добрая (9), добрые (1) = 38 реакций;
– нежность (28), нежная (5) = 33 реакции;
– ответственность (27), ответственные (1) = 28 реакций;
– красота (23), красивая (4), красивые (1) = 28 реакций;

Здесь и далее сохранено авторское правописание.
832
– женственность (25), женственная (2) = 27 реакций.
На основании полученных результатов можно сделать вывод, что указанные
характеристики составляют базовый уровень категоризации, по отношению к кото-
рому такое качество как женственность находится на суперординатном уровне,
поскольку имеет наиболее отвлеченное и обобщенное значение ‘обладающий каче-
ствами, присущими женщине’ [Ефремова 2000]. Остальные указанные группы ка-
честв были расширены путем сопоставления словарных дефиниций и выявления
общего денотативного компонента. Таким образом, дальнейшее распределение ка-
честв по группам представляет собой переход с базового на субординатный уро-
вень категоризации. Результаты классификации представлены на Рис. 1.
Рис. 1. Структура содержательных характеристик концепта ЖЕНЩИНА

Интересно отметить и другие менее частотные группы качеств. Так, респон-
дентами отмечается чувствительность (9) / чувствительные (3). С одной сто-
роны, данное качество понимается как душевная тонкость (ранимая (4) / рани-
мость (2), восприимчивость (3), сентиментальность и др.). С другой стороны,
отмечается способность женщины понимать эмоции других людей (эмпатия (7)
/ эмпатичность (1); сострадание (7) / сострадательность (1); понимание (3) /
понимающая (3); сопереживание (3), сочувствие (3) и др.).
Кроме того, в анкетах среди женских качеств указывается не только ум (9) /
умная (2), образованность (3) / образованная (1), интеллект (2) / интеллекту-
альность (1), но и мудрость (17) / мудрая (1). В значении лексической единицы
мудрость заложены компоненты ‘обладание большим умом, высшим знанием,
хорошим жизненным опытом’ [Ефремова 2000].
Следует отметить такие качества, как верность (17) / верная (2), которые
понимаются респондентами как постоянство (1), преданность (1), моногам-
ность (1) и стабильность (1). Можно предположить, что данное качество непо-
средственно связано с традиционными социальными ролями женщины (мать,
жена), что подтверждается частотно употребляемой группой характеристик,
маркирующих ведение домашнего хозяйства: хозяйственность (6) / хозяйствен-
ная (3) / хозяйка (1). В данную группу можно также отнести метафору храни-
тельница очага и ряд других качеств: домашняя (2), домовитость (2), материн-
ский инстинкт (2), материнство (1), мать (1), семья очень важна (1) и др.
Отдельно выделяется ряд характеристик, которые объединяются в группу
целеустремленность (13): решительность (3), упорство (1), умение добиваться
833
цели (1), настойчивые (1). В данную группу могут войти и характеристики, ко-
торые помогают достичь цели: выносливость (3), стойкость (3), выдержка (2),
сила духа (2), волевой характер (1), твердость (1). Авторы также отмечают уме-
ние достигать цели без помощи мужчин (1).
Ряд ответов акцентирует внимание на коммуникативных способностях жен-
щины. С одной стороны, отмечается расположенность к общению (болтливость
(9), общительность (5), разговорчивость (3), контактность (1), легкость в об-
щении (1)). С другой стороны, выделяются деловые коммуникативные качества:
дипломатичность (2) / дипломатия (1); договороспособность (1), умение нахо-
дить компромиссы (1) и др.
На основании проведенного исследования можно сделать следующие выводы.
1. На базовом уровне категоризации выделяются признаки, репрезентирую-
щие традиционный феминный стереотип – устойчивое максимально схематизиро-
ванное представление о женщине, хранящееся в памяти в виде готовой структуры.
В функции когнитивных доминант выступают внешние данные, внутренние эмо-
циональные состояния, традиционные женские качества характера. Вместе с тем
значимыми, но менее частотными являются качества, маркирующие целеустрем-
ленность, интеллектуальные и коммуникативные способности, верность.
2. Стереотипные феминные характеристики задают предсказуемый вектор
ассоциативных признаков на субординатном уровне, очерчивающих границы
концепта и влияющих на выбор лексических единиц.
3. Так называемые «негативные» качества (хитрость (17), зависть (3), глу-
пость (2), эгоизм (2) и др.) отмечаются респондентами реже, что может свиде-
тельствовать о том, что при ответах на вопрос авторы руководствовались неким
стереотипным образом идеальной женщины.
4. Можно предположить, что признаки суперординатного уровня в постро-
енной модели составляют самостоятельный фрагмент более крупного формата
структурирования знания – когнитивной матрицы гендерных признаков – и вза-
имодействуют с ее концептуальными областями.
Болдырев Н.Н. Язык и система знаний. Когнитивная теория языка. 2-е изд. М.: Издатель-
ский дом ЯСК, 2019.
Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. М.: Рус-
ский язык, 2000. URL: https://www.efremova.info.
ных терминов. М.: Изд-во МГУ им. М.В. Ломоносова, 1996.
Mariya Yu. Tovkes (Nizhny Novgorod, Russia)

National Research University “Higher School of Economics”
LEXICO-SEMANTIC MODEL OF CONTENT AND STRUCTURAL CHARACTERISTICS

OF THE CONCEPT WOMAN
This study is devoted to identifying the characteristics of the concept WOMAN and their hierarchy
in terms of individual respondents’ reactions. The result was the construction of a lexico-semantic
model that represents cognitively significant characteristics according to their frequency and similar-
ity of the denotative component.
Keywords: cognitive modeling, prototypical approach, categorical structure, feminine stereotype, the-
matic area
834
Anna V. Umerenkova (Kursk, Russia)
Kursk State University
anna-umerenkova@yandex.ru
SHAPING DISCOURSE OF ANTI-COVID SOCIAL ADVERTISING:

COMMUNICATIVE STRATEGIES AND CULTURE SPECIFIC CONTENT
The paper develops the problem of production and cognition of social advertisement texts, precisely,
the issues of activating culture specific knowledge and expectations shared by members of a definite
culture. The analysis of anti-Covid advertisements revealed the communicative strategies common
for discourse of social advertising as well as those critical for constructing culture specific content.
Keywords: advertising discourse, anti-COVID social advertisement, communicative strategies, cul-
ture specific content, culture specific concepts
Advertising discourse is stated as a type of institutional discourse resulting in its

dependence on social hierarchy as well as social norms and patterns of behavior
[Karasik 2000]. On the other hand, it contains culture specific component which is
crucial for reaching the pragmatic goal and particularly involves reliance on the spe-
cifics of definite peoples’ worldview, cultural values, settings and, consequently, rhet-
oric expectations.
Unlike the discourse of commercials, social advertisement discourse almost does
not entail suggestiveness and applies explicit tools of verbal expression thus making
the interpretation process free of possible difficulties caused by the ambiguity of the
text. Culturally relevant content is one of the most important components for social
advertisement discourse as soon as this very discourse type is focused on issues critical
for a definite community on the whole or for either of its social classes. Thus, social
advertisements set the goal of controlling, directing and mobilizing people to struggle
with social problems impossible to be solved with legal administrative regulations
[Anisimova et al. 2019].
In the year of 2020, overshadowed by the emergence of coronavirus, the role of
social advertisement has become invaluable for people of the whole world regardless
of nation and culture they belong to. In different parts of our planet there appeared
numerous anti-COVID social ads each culture though contributing its own specific
features while constructing the discourse of the advertisements [Danilevskaya 2015].
Researching the social ad texts by means of discourse analysis, linguocultural anal-
ysis and concept analysis we have distinguished common and culturally relevant features
of anti-COVID advertisements published online by official organizations of different
countries. Among the commonalities are the functions carried out by the texts, the key
themes raised, general communicative strategies, stylistic devices employed. Further
narration contains a deeper insight into each of the above-mentioned commonalities.
The most important function occurred to be the informative function, implying
the introduction of the up-to-date facts about coronavirus both in the country of resi-
dence and abroad, the information about preventive measures to be taken and recom-
mended patters of behavior once first symptoms of the illness appear. The next function
is interconnected with the previous one and can be called the regulative function. It
involves managing and regulating people’s behavior during the pandemic, motivating
them to be grateful to people working in healthcare system such as doctors, nurses as
835
well as volunteers and social workers and enabling them to be socially active them-
selves providing help to those who especially need it. Another function, the emotive
function, can be singled out as soon as some anti-COVID social ads are aimed at less-
ening the emotional tension connected with the feelings of fear, frustration and uncer-
tainty caused by unfamiliar situation, sharp changes in economy, healthcare and daily
routine. One could also differentiate phatic function, involving establishing contact
with the audience by means of increasing the importance of the addressee. This goal is
often reached by employing colloquial style of the language.
The themes commonly raised are family and household (care and attention to the
seniors, bonding with family members and enjoying quality time together); reconsid-
ering the value of personal contact with people; changing attitude to money spending
in favour of conscious spending; healthy lifestyle ( healthy eating and doing sports);
reconsidering spiritual being. Here is an example covering most of the issues:
When the city is on pause / When lights go on for empty seats / When there is no
night time / It’s time to look back / It’s time to think alone / It’s time to work with your
soul / It’s time to workout harder / It’s time to know more about family / It’s time to
stay at home for him / them / us [Ads of the World]
Alongside with communicative strategies and devices, common for all advertise-
ment texts, such as expectancy violation effect, one can distinguish the so-called milita-
rist rhetoric strategy which proves to be quite specific for anti-COVID social ads in par-
ticular [Dickson 2003]. It implies constructing a binary opposition “WE (the people) vs
COVID-19 (the enemy)” by verbal means which is illustrated by the following example:
All against one. All against COVID-19 (Government of Quebec) [Ads of the World].
Another feature of militarist rhetoric is the employed special vocabulary which
construct nominative field of such concepts as “WAR”, “FIGHT”, “STRUGGLE”.
Particular items of such vocabulary can be singled out in the example below:
Dear Crisis / We hope you are doing well / (FINANCIAL CRISIS, 1997) Perhaps,
that’s what we should be telling ourselves / ( THAILAND TSUNAMI, 2004 / COVID-
19, 20 / […] Thank you for knocking us down / That’s how we’ve learnt to stay calm
/ […] and to fight back. / It’s how we’ve become more resilient. […] Thailand, the
Land of Resilience (By Thailand Board of Investment) [Ads of the World]
Besides, the given example illustrates the way violated expectation works for the
sake of rhetoric effectiveness. Thanking “Crisis”, COVID-19 in particular, for all disas-
trous things it caused is obviously not the first thing to come to one’s mind thus making
a strong emotional impact on the audience. Moreover, the text introduced in the example
involves culture specific content which is critical for the people of Thailand in particular.
Here we deal with such culture specific concepts as “FINANCIAL CRISIS, 1997”,
“THAILAND TSUNAMI, 2004” which activate specific knowledge shared by the mem-
bers of definite nation and culture [Fawcett 1984; Umerenkova 2016].
Another bright example of constructing culture specific content in social ad dis-
course is the project of Murmansk Centre for Coronavirus Control and Prevention
(Russia) which published quotes from Russian classic poetry attaching up-to-date in-
terpretation on the issue of coronavirus. Among the selected poets are S. Yesenin, I.
Brodsky, V. Visotsky whose names, personalities and creative activity represent
unique cultural phenomena and are relevant to Russian culture. Moreover, the quotes
contained in the texts under discussion can be classified as precedent texts which prove
to be rhetorically effective components of advertisement discourse.
836
To sum up, the main functions of anti-COVID social ads are informative, emotive,
regulative and phatic. Among the specific features of anti-COVID social ad discourse
are transparency of pragmatic goal, militarist rhetoric, expectancy violation effect, the
employment of culture specific phenomena, such as culturally relevant precedent texts
and vocabulary naming specific concepts, mentioning of culturally significant person-
alities and historic events. Such strategies seem critical for cognition, processing and
interpreting the texts correspondingly to the rhetoric goal set by the social ads creators.
References
Anisimova T.V., Prigarina N.K., Chubay S.A. The System of Rhetorical Argumentation in Dis-
course of Social Advertising // Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 2.
Yazykoznaniye [Science Journal of Volgograd State University. Linguistics]. 2019. Vol. 18. No. 2.
P. 159-173. (in Russian). DOI: https://doi.org/10.15688/jvolsu2.2019.2.14.
Ads of the World. United Nations Ad. URL: https://www.adsoftheworld.com/collec-
tion/covid19_ads#showdelta=0.
Danilevskaya N.V. Nationally significant key meanings of modern social advertising (through
the example of Russian television texts) // Perm State University Science Journal: Russian and For-
eign Philology. 2015. No. 4 (32). P. 51-57.
Dickson P. War Slang: American Fighting Words & Phrases since the Civil War. Brassey’s, 2003.
Fawcett R. System networks, codes, and knowledge of the universe // The Semiotics of Culture
and Language. Vol. 2 / ed. by R. Fawcett, M.A.K. Halliday, S. Lamb, A. Makkai. London and Dover
N.H.: Frances Pinter, 1984. P. 135-179.
Karasik V.I. O tipah diskursa // Yazykovaya lichnost’: institutsional’nyj i personal’nyj diskurs:
sb. nauch. tr. / pod red. V.I. Karasika, G.G. Slyshkina. Volgograd: Peremena, 2000. P. 5-20.
Umerenkova A.V. Reklamnyj tekst kak sredstvo formirovaniya natsional’noy identichnosti //
Teoriya yazyka i mezhkul’turnaya kommunikaciya. 2016. No. 4 (23). P. 114-120.
А.В. Умеренкова (Курск, Россия)

Курский государственный университет
СТРАТЕГИИ ПОСТРОЕНИЯ КОНТЕНТА СОЦИАЛЬНОЙ РЕКЛАМЫ,

НАПРАВЛЕННОЙ НА БОРЬБУ С КОРОНАВИРУСОМ:
ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЙ АСПЕКТ
Работа посвящена стратегиям и приемам построения культурно-специфического контента со-
временной социальной рекламы, направленной на борьбу с пандемией коронавируса. Посред-
ством дискурс-анализа и концептуального анализа выявлены общие и культурно-релевантные
черты в конструировании текстов антиковидной рекламы, опубликованной официальными ор-
ганизациями разных стран.
Ключевые слова: рекламный дискурс, социальная реклама, коммуникативные стратегии, куль-
турно-специфический контент, культурно-специфический концепт
Л.А. Шестак (Волгоград, Россия)

Волгоградский государственный социально-педагогический университет
l_shestak@mail.ru
СЛАВЯНСКИЕ ЯЗЫКОВЫЕ КАРТИНЫ МИРА:

КОГНИТИВНЫЕ МОДЕЛИ НОМИНАЦИИ
Рассматриваются закономерности вторичной прямой и вторичной косвенной номинации в со-
временных славянских языках (русском, польском, чешском, болгарском и украинском). За-
кономерности категоризации артефактов и явлений природы устанавливаются на материале
лексической номинации типа «вид», закономерности номинации феноменов социума, истории
837
и культуры анализируются на материале метафорических моделей и паремий.
Ключевые слова: картина мира, номинация, внутренняя форма, модель, метафорика, символ
Славянские языковые картины мира являются яркой демонстрацией поэти-

ческой формулы «В корнях – биенье родников. В листве – многоголосье птичье»
(Яков Хелемский). Основываясь на общих легендах и общеславянском лексиче-
ском и фразеологическом фонде, под воздействием внешних условий славянские
языки демонстрируют историческую тенденцию к номинативной дифференциа-
ции. При этом лексическая номинация природы и быта, вещного рукотворного
космоса, строится по моделям «форма» (ручка чайника – ucho, польск.; осьминог
– chobotnice – чехи видят у него не щупальца, а хоботки), «объект действия» (ка-
менщик – murarz от mur ‘стена’, польск.), «инструмент» (гребец – весляр, болг.),
«место произрастания» (картофель – ziemniaki, польск. от ziemia ‘земля’), «время
бытования» (снегирь по-сербски – зимовка), «назначение» (больница – лiкарня,
укр.), «функция» (подлокотник – opeřadlo, чешск.; ресница – мигла, болг.), «со-
став» (ciastko ‘пирожное’ от ciasto ‘тесто’, польск.; herbata – чай, т.е. ‘трава’,
польск.), «происхождение» (русск. чай). Разница в номинации касается не только
давних именований, но и современных: компьютерный значок @ (at) в русском
языке называется собакой, а в польском – обезьяной (małpa). Выбор вторичной
прямой номинации [Способы номинации в русском языке 1982] сопровождается
аксиологизацией, создающей межъязыковую омонимию: zápach в чешском
языке означает ‘неприятную вонь’.
Лексическая номинация строится на аспектном описании предмета, выбран-
ном в качестве внутренней формы, фразеологическая номинация часто базируется
на бинарных сопоставлениях: преувеличение в русском языке вербализуется со-
поставлением мухи и слона (делать из мухи слона), в болгарском – муравья и льва
(от мравката аслан прави), в чешском – комара и верблюда (dělat’ komára z
velblouda). Концептуализация вербализуется номинацией типа «вид» [Rosh 1976].
Вторичная косвенная номинация как переименовывание уже названного
предмета апеллирует к тезаурусу: знанию истории и культуры, традиций, нацио-
нальной символики. Болгарская номинативная система сохраняет память о пяти-
сотлетнем османском иге: Минавам като през турски гробища «идти как через
турецкое кладбище», разг. ‘проходить молча, делая вид что не замечаешь кого-л.’
[Кошелев, Леонидова 1974: 140], Те ти турчин, те беля «то ты турок, то белый»
‘ты ненадежен, с тобой лучше не связываться’ [Там же: 574], хващтам / хвана
балкана разг. уходить в горы (о партизанах, гайдуках) [Там же: 45], от времето
на Балканската война «со времен Балканской войны» ‘очень давно’ [Там же], иб-
рикчия ‘лизоблюд, подхалим’, где ибрикчия ‘слуга, прислуживавший при умыва-
нии перед молитвой у турок’, живея като бей «жить как бей» ‘жить богато’.
Польская номинативная система оперирует образами пана, шляхты, князей
Великого княжества Литовского: Polski my naród, polski lud, Królewski szczep
Piastowy, польск. «Мы польский народ, польский люд, потомки королевского
рода Пястов» (Maria Konopnicka), książę Popiel, którego mysze zjadły «Князь По-
пель, которого мыши съели»; Jeden do Sasa, drugi do lasa «один к Сасу, другой в
лес» [Skorupka 1974, Т I: 375]; za króla Ćwieczka ‘w bajecznych czasach; bardzo
dawno, nigdy’ [Там же: 161]; Za króla Olbrachta wyginęła szlachta «При короле
Ольбрахте вымерла шляхта» [Там же: 279]; Za króla Sasa jedz, pij i popuszczaj
838
pasa, a za króla Polaka nie ma ani trojaka «При короле Сасе ешь, пей и расстегивай
пояс, а при короле Поляке нет ни трояка» [Stypuła 1974: 495]; За короля Саса
было и хлеба и мяса, а стал Понятовский – и хлеб не таковский [Шутковски
2009: 301]; Z Czartoryskim żyć, z Radziwiłłem pić, z Ogińskim jadać, z Rzewuskim
gadać «С Чарторыйским жить, с Радзивиллом пить, с Огинским есть, с Жевуским
болтать» [Там же]; Czego panowie nawarzą, tym się poddani poparzą «Чего паны
наварят, тем подданные ошпарятся» [Skorupka 1974, Т.I: 644]; Każdy pan za swoje
trzy grosze «За свои три гроша каждый пан» [Там же: 390]; Szlachcic na zagrodzie
równy wojewodzie «Шляхтич в усадьбе равен воеводе» [Там же: 464].
Номинация украинского языка пользуется образами козака и Запорожской
сечи: Козак на печі – ворог Січі; Козацькому роду нема переводу; Краще смерть
на полі, ніж життя в неволі; Наш Луг – Батько, а Січ – Мати – от де треба
помирати; Поки Дніпро пливе, Україна не вмре; Степ та воля – козацька доля; У
козака життя коротке, а слава вічна; Чубатий іде – лихо веде; Що буде, то
буде, а козак панщини робити не буде и т.п. [https://kozakorium.com].
В политической и массмедийной речи обусловленные глобальным
экономическим укладом современные обезличенно-функциональные номинации
(ликвидность ‘финансы’; регулятор ‘банк’; правоприменитель ‘суд’; агрегатор
‘управляющий’) соседствуют с образами недавнего советского прошлого: Пять
лет продолжается борьба Украины против российского агрессора, но за этот
период ни ТВ, ни печатные СМИ так и не создали ни единого культового образа
– защитника Родины. У нас, к сожалению, нет своего Александра Матросова,
Николая Гастелло или Зои Космодемьянской [https://uapress.info/ru/news/show/
170693]; Савченко – это как бледная поганка: в любом случае отравит. Сейчас
она пошла против истеблишмента Украины. Это как если бы Зоя Космо-
демьянская начала травить фашистов [Радио FM11.08.16 (Е. Сатановский)].
Английские лексические, фразеологические и синтаксические заимствова-
ния вводятся в речь в качестве варваризмов и калек: Офисы обустроены по типу
open space: каждый отделен шумопоглощающими перегородками [МК в Волго-
граде 20-27.02.2013:14]; Ваша одежда становится сегодня явным хитом
streetstyle-образов. Что вы скажете людям, которые утверждают, что
streetstyle-культура зашла слишком далеко? [Metro 17.03.2020: 11]; Пока в Рос-
сии, как вы выражаетесь, все точили за Трампа, в Европе все главы государств
точили за Клинтон. Теперь же им придется съесть свою шляпу [TV 12.11.2016
ТВЦ]; Коллаборация бекона с фасолевым супом – это для меня воспоминания
детства [TV Телекафе 7 12 2019 Народная кухня]; Он автор уксусных роликов
[Там же]; У нас инвайтовая система. Есть лайки и дислайки… [Радио «Маяк»
2.04.2012]; Мы хотим, чтобы он, Инфантино, был транспарентный, откры-
тый… [TV 27.02.16 Россия 1 (В. Мутко)]; У этой технологии толерантная цена
[ТВ 10.01.2014 Россия 24]; Ему очень важен этот ивент [TV Канал «Известия»
25.03.20]; Вы видите мое фэйс? Оно грустное [TV 12.11.2016 1 канал].
Аналогично в современном польском языке под влиянием английского
фиксируются расширение значений слов (wyrafinowany ‘изысканный, уточнен-
ный’ под влиянием английского sophisticated расширило свое значение до
‘усложненный’, ‘хорошего качества’, ‘с широкими возможностями использова-
ния’: wyrafinowane programy komputerowe ‘компьютерные программы с широ-
кими возможностями’); утрата оценочности (przyjaciel, ранее использовавшееся
839
для обозначения близкого друга и даже любовника под влиянием английского
friend получило нейтральный статус); изменение синтаксических позиций опре-
деления (polityczny pluralizm, wirtualna rzeczywistość); употребление в качестве
определений существительных (biznes plan вместо plan biznesowy) и даже ис-
пользование английских суффиксов (bloker ‘лицо, чья жизнь вращается вокруг
многоэтажного дома, в котором он проживает’) [https://vuzlit.ru/1428443/
vliyanie_anglitsizmov_russkiy_polskiy_yazyki].
Однако риторический вопрос лингвистов «На каком языке будет говорить
планета? На английском? На китайском?» и перспектива для большинства языков,
не имеющих статуса международного, стать домашним диалектом стимулируют
интерес к национальным языкам как тексту, в котором, по словам А.И. Герцена,
не только прошлое, «огромная исповедь бурной жизни человечества, которая
называется всемирной историей, <…> сумма истин и усилий, найденных страда-
ниями», но и «программа будущего». И изучение моделей мировосприятия, запе-
чатленных в этнической номинации, – ключ к национальному будущему.
Кошелев А.К., Леонидова М.А. Болгарско-русский фразеологический словарь. Ок. 9500
фразеологических единиц. М.; София, 1974.
Способы номинации в русском языке / отв. ред. Д.Н. Шмелев. М., 1982.
Шутковски Т. Этнокультурная специфика паремийной единицы с ономастическим ком-
понентом как объекта конфронтативных исследований // Славянские языки и культуры в совре-
менном мире: труды и материалы международного научного симпозиума / под общ. рук. М.Л.
Ремневой. М., 2009. С. 300-301.
Rosh E. Basic objets in natural сategories // Cognitive psychology. 1976. No. 7. P. 573-605.
Skorupka S. Słownik frazeologiczny języka polskiego. Warszawa: Wiedza powszechna, 1974.
Stypuła R. Słownik przysłów rosyjsko-polskich i polsko-rosyjskich. Warszawa, 1974.
https://kozakorium.com/ukrayinski-kozatski-pryslivya-aforyzmy-ta-prykazky.
https://vuzlit.ru/1428443/vliyanie_anglitsizmov_russkiy_polskiy_yazyki.
Larisa A. Shestak (Volgograd, Russia)

Volgograd State Socio-Pedagogical University
SLAVIC LANGUAGE PICTURES OF THE WORLD:

COGNITIVE MODELS OF THE NOMINATION
The article considers the regularities of secondary direct and secondary indirect nomination in modern
Slavic languages (Russian, Polish, Czech, Bulgarian and Ukrainian). The regularities of the catego-
rization of artifacts and natural phenomena are established on the basis of the lexical nomination of
the type “species”, the regularities of the nomination of the phenomena of society, history and culture
are analyzed on the basis of metaphorical models and paremias.
Keywords: world picture, nomination, internal form, model, metaphor, symbol
840
Когнитивные подходы и решения в современном терминоведении
КОГНИТИВНЫЕ ПОДХОДЫ И РЕШЕНИЯ

В СОВРЕМЕННОМ ТЕРМИНОВЕДЕНИИ
О.Б. Бурдина (Пермь, Россия)

Пермская государственная фармацевтическая академия
burdina-pfa@yandex.ru
КОГНИТИВНЫЕ ОСНОВЫ МОДЕЛИРОВАНИЯ ТЕРМИНОЛОГИИ

В ПРОФЕССИОНАЛЬНОМ ДИСКУРСЕ
Статья посвящена вопросу моделирования терминологии в гибридном дискурсе, когда в ос-

нове моделирования лежит разнородная когнитивная мотивация, а участники профессиональ-
ной коммуникации обладают разной терминологической компетенцией. Терминология про-
фессиональной коммуникации носит уровневый характер, обеспечивая оптимальные условия
для взаимодействия коммуникантов с разной профессиональной компетенцией. Моделирова-
ние терминологии должно базироваться на выявлении общих принципов построения терми-
нологии с учетом уникальности исследуемого объекта.
Ключевые слова: термин, терминология, терминосистема, дискурс смешанного типа, фарма-
цевтический дискурс, моделирование терминологии
Процесс обмена знаниями в новую эпоху требует разработки технологий,

позволяющих передать когнитивный комплекс знания из одной области в дру-
гую с минимальными смысловыми потерями. Одним из способов трансфера зна-
ния является создание когнитивного комплекса / модели / предметного поля, где
каждый элемент связан с другими предметными связями.
Моделирование терминологии специальных предметных полей получило
большое распространение в современных лингвистических исследованиях; это,
по мнению В.Д. Табанаковой, та несомненная польза, которую гуманитарные
науки могут предложить естественным и точным, поскольку моделирование
предполагает не только описание терминов (выявление дефиниционных харак-
теристик определенного научного понятия, реализуемого термином), но и вы-
страивание терминосистемы (упорядоченных связей между терминами). Изуче-
ние роли терминов в процессах получения, переработки, передачи и хранения
знаний остается актуальным, поскольку в термине воплощено не только ситуа-
тивное значение, но и зафиксирован весь терминологический путь определен-
ного научного поля, система понятий, и «через деформацию одного термина все-
гда можно выйти на всю терминосистему» [Табанакова 2013: 21].
Функция термина любого предметного поля – выразить специальное поня-
тие через языковой знак. Термин, как отмечает Л.М. Алексеева, становится ин-
струментом познания и посредником между реальной действительностью и про-
цессом познания этой действительности [Алексеева 1998: 41]. Кроме того, явля-
ясь отражением дискурсивного процесса, термин представляет собой динамиче-
ское явление в языке, связан с деятельностью человека и выступает в качестве
одного из средств трансфера знания [Алексеева, Мишланова 2019, 2020].
841
Коммуникация в рамках социального института предусматривает общение
по моделям «профессионал – профессионал» и «профессионал – непрофессионал»
(Picht 2002, Dijk 2014), что уже подразумевает неоднородность терминологии.
Кроме того, профессиональное знание актуализируется в дискурсе для разных
прагматических целей, и каждая конкретная ситуация будет обеспечена термино-
логическими единицами разной «ситуативной глубины» выражаемого понятия.
Примером такого когнитивного комплекса в медицинском и фармацевтиче-
ском дискурсе является инструкция по применению лекарственного препарата
(далее – ЛП). Для репрезентации концепта, стоящего за названием лекарствен-
ного препарата в тексте одной инструкции, может использоваться до двухсот
терминоединиц с разной «глубиной понятия» (и это без учета семантики соб-
ственного «имени» – торгового названия ЛП, в котором также могут быть отра-
жены самые разные признаки мотивации).
Для каждой категории пользователя в конкретный момент коммуникации бу-
дет актуален определенный когнитивный пласт этого комплекса. Если речь идет
о производстве ЛП, о номенклатуре в базе анатомо-терапевтико-химической клас-
сификации, то для работников фармацевтической отрасли (экспертиза, химиче-
ский анализ, кодификация в перечне Всемирной организации здравоохранения)
достаточен будет код АТХ, состоящий из буквенного обозначения нозологиче-
ской категории (заболевания, при котором применяется препарат) и цифрового
кода действующего вещества (так, например, для лекарственного препарата
«ДАИЛЛА» таким вариантом будет код G03AA12) Для информирования по спо-
собу хранения на аптечном складе актуально обозначение формы выпуска ЛП
(капсулы, таблетки, покрытые пленочной оболочкой, раствор для инфузий, по-
рошки мелкодисперсные и проч.). Для врача (при выборе способа лечения) акту-
ально указание на фармакологическую группу (терапевтическая информация);
для врача и провизора / фармацевта (например, при выписывании рецептурных
препаратов) – указание на основное действующее вещество, обозначенное МНН
– международным непатентованным наименованием (общим для нескольких тор-
говых названий лекарств), что позволяет представителям сферы здравоохранения
ориентироваться в огромном количестве ЛП на мировом рынке. Для потребителя
наиболее актуально торговое название ЛП. Так, в инструкции по применению
ЛП «ДАИЛЛА» для уровня «профессионал (врач, провизор) – непрофессионал
(пациент)» используются такие терминоединицы, как гормональный препарат,
препарат, гормон, половой гормон; для уровня «профессионал (врач) – професси-
онал (врач / провизор)» – эстрогены, экзогенные эстрогены, монофазный перо-
ральный контрацептив, пероральные контрацептивы, гормональные контрацеп-
тивы, комбинированные пероральные контрацептивы, низкодозированные ком-
бинированные пероральные контрацептивы и пр.; для уровня «профессионал
(провизор / фармацевт) – профессионал (провизор / фармацевт)»: ethinylestradiol
+ drospirenone, комбинация дроспиренон + этинилэстрадиол, G03AA12 и пр. (все
примеры терминовариантов приведены из одной инструкции по применению ЛП
«ДАИЛЛА»). Инструкция по применению лекарственного препарата может рас-
сматриваться как словарная статья словаря, где название ЛП выступает как лемма,
а вся инструкция – как дефиниция термина.
Концепт, реализуемый в заголовке инструкции названием ЛП, в тексте мо-
жет быть представлен номинативным вариантом (названием ЛП или названием
842
в сочетании с лекарственной формой); эллиптическим вариантом (названием
только лекарственной формы с подразумевающимся препаратом) или субститу-
тивным вариантом – названием кода АТХ, химическим названием, МНН, фарма-
кологической группой. Названия разных ЛП могут быть объединены общим
МНН, общей фармакологической группой, одинаковой формой выпуска ЛП: вы-
страивается когнитивная матрица номенклатуры лекарственных препаратов.
В терминологическом поле наблюдаются два разнонаправленных процесса; с
одной стороны, происходит «развертывание» термина с уточнением и детализа-
цией, с другой – свертывание до определенного профессионального пароля. Чем
выше квалификация «пользователя», тем специфичней и абстрактней становится
термин; чем ниже, тем проще форма термина. При этом наиболее многословные
терминоварианты в инструкциях по применению ЛП используются на уровне ком-
муникации профессионалов в сфере здравоохранения, но из разных сфер: «врач –
провизор / фармацевт». Тематическая, прагматическая и уровневая разнородность
терминологии порождает большое количество вариативных единиц, которые, тем
не менее, существуют не хаотично, а в строгой структурной взаимосвязи.
Экстралингвистические факторы способствуют развитию терминологиче-
ской вариативности. Если XIX и XX вв. характеризовались пассивной ролью па-
циента в вопросах лечения, то в XXI в. патерналистский подход к медицине усту-
пает принципу солидарной ответственности граждан за собственное здоровье
[Даулеткалиева, Кулов 2015: 11]. В 2013 г. Всемирная организация здравоохра-
нения вводит термин «self-care» («самопомощь»), происходит ориентация на
формирование ответственного отношения к собственному здоровью [Толпыгина
и др. 2015: 102]. Происходят изменения и в процедуре получения ЛП: с 2014 г.
врач законодательно обязан выписывать ЛП не по торговому названию, а по
МНН, то есть врач должен передать право выбора между аналогами ЛП пациенту
(с потенциальной рекомендацией / пояснениями провизора в аптеке). Кризис в
сфере здравоохранения, развитие демедикализации привели к критическому
(чаще всего, неоправданно) отношению пациента к специалистам (врачу и про-
визору), и выбор ЛП часто производится по внешним признакам (цена, вид упа-
ковки, реклама ЛП и пр.), большую роль начинает играть маркетинговая состав-
ляющая: название ЛП, оформление, форма выпуска и т.д. Так, в названиях жен-
ских гормональных препаратов доминируют лексемы, похожие на женские
имена (Диане-35, Жанин, Джесс и др.), и если реализация препарата происходит
на фармацевтическом рынке другой страны, возможен ребрендинг с целью улуч-
шить восприятие пациентом (так, гормональный ЛП для женщин Valett при вы-
пуске на российский фармацевтический рынок был переименован в «Джесс» для
устранения ассоциации с карточной фигурой).
Формирование термина, его развитие происходит под влиянием многих
факторов, и моделирование терминосистемы позволяет определить связи между
явлениями. Терминология, обеспечивающая профессиональную коммуникацию,
носит градуированный характер, сополагая несколько тематических и прагмати-
ческих пластов. Она также носит уровневый характер, учитывая, на какой «тип
пользователя» рассчитан тот или иной термин и обеспечивая оптимальные усло-
вия для коммуникативной ситуации. Моделирование терминологии должно ба-
зироваться на выявлении общих принципов построения терминологии с учетом
уникальности исследуемого объекта.
843
Табанакова В.Д. Авторский термин: знаю, интерпретирую, перевожу: монография. Тю-
мень: Изд-во Тюмен. гос. ун-та, 2013.
Алексеева Л.М. Проблемы термина и терминообразования. Пермь: Перм. гос. ун-т, 1998.
Алексеева Л.М., Мишланова С.Л. Трансфер знания // Когнитивные исследования языка.
2019. Вып. XXXVI. С. 521-528.
Алексеева Л.М., Мишланова С.Л. К истокам социотерминоведения: социокультурные
контексты функционирования термина // Сфера культуры. 2020. № 1. С. 77-86.
Dijk T.A. Discourse and knowledge: a sociocognitive approach. Cambridge: CUP, 2014.
Picht H. The Concept in Terminology: a unit of thought, knowledge or cognition? // Научно-
техническая терминология: науч.-техн. реф. сб. Вып. 2. М., 2002. C. 7-11.
Даулеткалиева Ж.А., Кулов Д.Б. Оценка ответственности граждан за свое здоровье с по-
зиции медицинских работников // Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории
медицины. 2015. № 3. Т. 23. С. 11-14.
Толпыгина С.Н., Марцевич С.Ю., Концевая А.В., Драпкина О.М. Ответственное самоле-
чение – основополагающие принципы и место в современной системе здравоохранения / Ра-
циональная Фармакотерапия в Кардиологии. 2018. № 14 (1). С. 101-110.
Olga B. Burdina (Perm, Russia)

Perm State Pharmaceutical Academy
THE COGNITIVE FOUNDATIONS OF TERMINOLOGICAL MODELING

IN THE PROFESSIONAL DISCOURSE
The article is devoted to the issue of modeling professional knowledge. The author considers the
problem of terminology modeling in a hybrid discourse, when modeling is based on heterogeneous
cognitive motivation, and participants of professional communication have different terminological
competence. Thematic, pragmatic and leveled heterogeneity of terminology gives rise to a large num-
ber of variable units that exist in a strict structural relationship. The terminology of professional com-
munication is of a level nature and provides optimal conditions for the interaction of communicants
with different professional competencies. Terminology modeling should be based on the identifica-
tion of general principles for constructing terminology, taking into account the uniqueness of the
object under study.
Keywords: term, terminology, term system, discourse of mixed type, pharmaceutical discourse, mod-
eling of terminology
Н.А. Галактионова (Тюмень, Россия)

nelli.galaktionova@yandex.ru
МЕТАФОРИЧЕСКОЕ ТЕРМИНООБРАЗОВАНИЕ:
КОГНИТИВНЫЙ ЯЗЫК НАУКИ
В статье описана проблема рассогласования терминосистем в различных науках, терминоло-

гический параллелизм. Метафоры как семантическое ядро термина рассматриваются через
призму коннотативных и национально-специфических представлений о мире, являются отра-
жением культуры в языке. Стремление к терминообразованию объясняется особенностью
функционирования психических и когнитивных процессов.
Ключевые слова: терминосистема, терминообразование, когнитивные метафоры, терминоло-
гическая рассогласованность, языки культуры
844
С ростом объема знаний углубляется дифференцированность науки, что вы-
зывает синергетические по сути явления множественности языков науки и рас-
согласованность ее языка и терминологического строя.
Терминологическая рассогласованность может быть вызвана рядом обстоя-
тельств. Например, системным сбоем научного мышления, что вызывает «не-
определенность определения» – в современных текстах подчас сложно согла-
ситься с выдвигаемыми их авторами «определениями» того или иного факта дей-
ствительности, с их пересемантизацией терминов, заимствованных из смежных
областей и т.д. Также стоит отметить постнеклассическую тенденцию «отказа
давать определения» [Галактионова 2016: 41].
Терминологическая рассогласованность может быть следствием травмиру-
ющих социокультурных и исторических обстоятельств – в истории российской
науки были времена, когда ученые-гуманитарии (философы, социологи, исто-
рики, языковеды) сознательно заменяли общеизвестные термины, поскольку они
относились к так называемой «буржуазной» науке. Известный термин получал
другое наименование, маскирующее преклонение перед Западом. Обширный
корпус советских философских и социологических работ 60–80-х гг., по сути,
следует «переводить» заново, раскрывая термины, дезавуируя их смысл. Соб-
ственно, и сам термин «социология» употреблялся только в связке с определе-
нием «буржуазная», и в 1929 г. в Институте философии коммунистической ака-
демии на заседании секции историков-марксистов в ходе дискуссии «О марк-
систском понимании социологии» участники дискуссии постановили: «социоло-
гия – это лженаука, выдуманная французским буржуазным реакционером
Огюстом Контом, поэтому данный термин «не может использоваться в марк-
систской литературе» [Воронцов 2013].
Терминологическая рассогласованность, или, в отдельных случаях, терми-
нологический параллелизм могут быть вызваны и неосведомленностью; термин
может употребляться в смежных или не смежных науках, при этом возникает
другой, дублирующий. Также есть примеры того, что ученые не используют спе-
циальный термин для обозначения некого явления, поскольку не знают, что для
описания данного явления термин существует (например, аффирмативная дис-
криминация), либо не используют его сознательно, поскольку не разделяют тер-
минологию соответствующего учения.
Еще один путь рассогласования – новое терминообразование, которое время
от времени становится массовым, поскольку возникает потребность назвать и
означить новое явление или по-новому оценить существующее. «Опоязовцы с
восторгом первооткрывателей создавали свою теорию художественной литера-
туры. От учения Гумилева их учение отличалось только большей книжностью,
университетскостью. То, что Гумилев называл неуклюжим самодельным словом
«эйдолология» (от эйдол ‘идол, образ’ – Н.Г.), они именовали вычитанным из
книжек термином «семантика» [Чуковский 1989: 62]. Как известно, в основе
научной терминологии лежит греческая и латинская лексика, а также производ-
ные от латыни языки, в частности, английский и французский.
Использование терминов из других наук – продуктивный путь в науке, ав-
тохтонное и аллохтонное население – термины из биологии вошли в лексикон
наук об обществе, в частности, в социологию, для описания коренного населения
и миграционных потоков.
845
Необходимость возникновения новых терминов очевидна, но неочевидны
способы терминообразования и область их использования. В лингвистической
науке существуют как общепринятые, так и вводимые впервые термины для обо-
значения сферы приложения научного интереса и описания разнообразных явле-
ний действительности. Нередко в основании нового термина лежит метафора.
Метафорический компонент терминосистем рассматривался через призму лек-
сико-семантического подхода в терминоведении [Мишанкина 2020: 276]. Совре-
менные исследования базируются на представлении о том, что в термине мета-
форический компонент объединяет профессиональные когниции и профессио-
нальную коммуникацию [Голованова 2011: 49]. Изучением метафоры, ее сугге-
стивным воздействием занимаются лингвисты, в числе которых Дж. Лакофф, М.
Блэк, А.П. Чудинов [Чудинов 2013], и другие. Блэк определяет метафору как вза-
имосвязанное присоединение «ассоциируемых импликаций» – принятых обще-
ством ассоциаций между главной и вспомогательной системами [Блэк 1990: 166].
Не все виды метафор получили терминологическое обоснование. Появление
новых терминов требует исследований, при этом важно изучать модели, по ко-
торым создаются новые термины, формы их функционирования. Сейчас суще-
ствует множество подходов к классификации терминообразования (Паршин,
Григоров, Бархударов, Valeontis, Кубрякова), а также дискуссионных подходов
к распознаванию терминов [Teresa, Basili, Ananiadou, Delphine]. На помощь ис-
следователю приходят словари, помогающие раскрыть значения терминов из
различных областей – от сетевого планирования до голографии и лесообработки;
на сайте http://publ.lib.ru выложен перечень выпущенных тетрадей новых терми-
нов, приближающийся к 300 наименованиям. Заслуживает внимание и словарь
под редакцией Г. Тульчинского и М. Эпштейна.
Отмечаются случаи, когда вводимый термин может быть использован оши-
бочно: антропометрический вместо антропоморфический [3]. Терминообразова-
ние как значимая научная проблема в последние годы активно развивается в об-
ласти сравнительного языкознания, которое исследует терминообразование в раз-
ных языках и сравнивает функционирование терминологии в русском, англий-
ском, французском дискурсе. К анализу метафорического ядра термина обраща-
ются также когнитивисты, филологи, исследующие концептосферу, а также новые
области функционирования языка. Например, изучая товарные знаки, З. Комолова
выдвинула новый, по ее словам, термин – прагмоним [Комолова 1971: 396].
Стремление структурировать мир, в том числе мир знаков, символов, слов, терми-
нов базируется на природе освоения мира человеком, вызвано особенностью
функционирования психических и когнитивных процессов, в основе которых ле-
жит потребность означить и оформить множественность представлений о мире.
Стремление «означить» вещь или явление характерно для способов освоения мира
в культуре.
Хатчинс утверждал: «Культура – это протекающий внутри человеческой
психики процесс познания, в котором участвует и повседневный культурно-ис-
торический опыт. Культура – источник происхождения знаков, используемых
языковым сознанием [Hutchins 1995].
Не получил в литературе достаточного освещения вопрос национально-
культурной специфики терминообразования, или означения вообще. Между тем,
культура в ментальном понимании выражается такими компонентами языковой
846
семантики как коннотативный и национально-специфический. Коннотативный
компонент семантики содержит субъективно-коллективные представления об
именуемом предмете, закрепленные в переносных значениях слов. Нацио-
нально-специфический компонент отражает особое понятийное членение кар-
тины мира [Алефиренко 2010: 371].
Культура отражается в различных прагматических контекстах: новый Вьет-
нам о Балканах. В прагматических контекстах проявляется фундаментальная
способность людей соединять «символы в новые комбинации» для достижения
нужного стилистического и смыслового эффекта, о чем писал американский пси-
холог Дж. Миллер. Через язык, через определение мира в терминах, в основе ко-
торых могут лежать метафорические модели, полнее осознаются основные функ-
ции культуры: функция освоения и преобразования мира; коммуникативная
функция; функция знакового моделирования картины мира; кумулятивная функ-
ция, организующая поведение людей в обществе; директивная функция, или
прагматическая, воздействующая, суггестивная; адаптивная функция, обеспечи-
вающая гармонию коллективного «Я» с окружающим миром.
Потребность в новых определениях и в новых терминах, безусловно, есть,
поскольку именно термин обладает необходимой смысловой определенностью,
законченностью, концептуальностью, является частью корпоративного договора
в определенном научном поле, научной или социальной отрасли. Для термина
характерна внеситуационная однозначность, что значительно облегчает понима-
ние и обеспечивает герменевтическую ясность. Не случайно в нестабильное
время интерес к терминам и терминообразованию повышается – во времена не-
стабильности особенно стремятся к ясности и однозначности хотя бы в отдель-
ной конкретной проблеме.
Алефиренко Н.Ф. Теория языка: вводный курс. М.: Академия, 2010.
Блэк М. Метафора // Теория метафоры / пер. с англ., общ. ред. Н.Д. Арутюновой и М.А.
Журинской. М.: Прогресс, 1990. С. 153-172.
Воронцов А.В. История социологии. Отечественная социология в годы советской власти.
URL: https://studme.org/105305246005/sotsiologiya/otechestvennaya_sotsiologiya_gody_sovetsk-
oy_vlasti. (Дата обращения: 12.12.2020).
Галактионова Н.А. Язык науки: рассогласованность картины мира в терминообразова-
нии // Культура и антикультура: определения и ценности . Тюмень: ТИУ, 2016. С. 40-43.
Голованова Е.И. Введение в когнитивное теминоведение. М.: Флинта: Наука, 2011.
Комолова З.П. Лексико-семантическая система прагмонимов (на материале товарных ма-
рок в СССР и США): материалы научного симпозиума «Семиотические проблемы языков
науки, терминологии и информатики». М., 1971. С. 396-399.
Мишанкина Н.А. «Вещь в науке»: как представления о вещах участвуют в создании науч-
ных понятий (на материале русской метафорической терминологии» // Когнитивные исследо-
вания языка. 2020. С. 267-284.
Проективный философский словарь: новые термины и понятия / Г.Л. Тульчинский, М.Н.
Эпштейн. М.: Алетейя, 2003.
Чудинов А.П. Очерки по современной политической метафорологии: монография. Ека-
теринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2013.
Чуковский Н.К. Литературные воспоминания. М.: Советский писатель, 1989.
Шарапа А.А. Терминообразование: изучение, обучение и коммуникация // Медицинский
журнал. 2007. № 2. С. 121-124.
Hutchins E. Cognition in the World. Cambridge: CUP, 1995.
847
Nellie A. Galaktionova (Russia, Tyumen)
METAPHORICAL TERM FORMATION: THE COGNITIVE LANGUAGE OF SCIENCE

The article describes the problem of mismatching terminological systems in various sciences, also
known as terminological parallelism. Metaphors as the semantic core of the term are viewed through
the prism of connotative and nationally specific representations of the world which are a reflection of
culture in the language. The author posits that this type of term formation is caused by the peculiarity
of the functioning of mental and cognitive processes.
Keywords: terminological system, terminology, cognitive metaphors, terminological inconsistency,
culture and languages
Yelena S. Glazyrina (Chelyabinsk, Russia)

Chelyabinsk branch of Air Force Academic and Research Centre
named after N.E. Zhukovsky and Yu.A. Gagarin
glazyr-elena@yandex.ru
COGNITIVE METAPHOR IN TERMS

WITH ANTHROPOMORPHIC ELEMENTS
(On the example of aviation English)
The paper gives a linguo-cognitive analysis of complex aviation terms containing anthropomorphic
constituents and posing a cognitive metaphor. The author’s classification of these terms is proposed.
Keywords: cognitive analysis, cognitive metaphor, aviation terminology, anthropomorphism
Terms represent the most important component of any specific language. In the
modern educational medium, acquisition of the terminology of any special lexical sys-
tem can hardly be overestimated in the aspect of professional communication
[Глазырина 2015: 299]. Aviation English is no exception. Terminology as a linguo-
cognitive category is an integral part of the language of professional communication, the
emergence of which is directly related to professional cognition. Ye.I. Golovanova be-
lieves that the term is a verbalized result of a professional thought, a significant linguo-
cognitive means of orientation used in professional communication [Голованова 2011].
Various cognitive mechanisms of a particular field of knowledge or activity are
manifested in a term. It bears structures of special knowledge that serves as a kind of
trigger in understanding this professional field and contributes to the optimal organi-
zation of specialists’ work of [Гинзбург 1979: 58].
Meanwhile, the English aviation terminological system has been formed for more
than two hundred years and has absorbed so many terms from other branches of
knowledge as no other professional terminological systems. It is this fact that brought
about its diversity at the semantic level [Асмукович 2011: 112]. At the contemporary
stage, the English aviation terminological system is developing mainly by using internal
resources of vocabulary enrichment [Денисова 2015: 80]. From the point of view of
cognitive semantics, 4 main semantic ways of forming aviation terms have been
identified: 1) nomination based on similarity of external features: wing walker
‘сопровождающий у конца крыла’ (при буксировке самолета), eye-hoisting
‘такелажное ушко’, widebody ‘широкофюзеляжное воздушное судно’; 2) nomina-
tion based on similarity of function: airbridge ‘регулярное воздушное сообщение’,
848
crew station ‘рабочее место экипажа’, eyebrow windows ‘верхние передние стекла
(кабины экипажа)’; 3) nomination by contiguity of concepts: to steer ‘держать курс’,
counter ‘счетчик, стойка’; 4) nomination by analogy of concepts: fail-safe ‘надежный,
безопасный (о полете)’, oleo leg ‘опора (шасси) с масляным амортизатором’, run-
way sweeper – runway cleaning machine, nose-low attitude ‘пикирование’.
In the above examples, one can notice that complex terms consist of several com-
ponents that act as some kind of cognitive structural units, many of which are of an-
thropomorphic origin.
Before considering aviation terminology that contains anthropomorphic elements, it
is necessary to clarify the concept of “anthropomorphism”. Anthropomorphism (trans-
lated from Greek “humanlike”) is “the endowment of animals, objects, phenomena and
mythological creatures with human qualities” [Кириленко 2002: 28]. A human-being
models the social reality surrounding him in his own likeness, this fact predetermines a
widespread use of such a model. The names of body parts are the oldest layer of vocabu-
lary that is directly related to the cognitive, sensory and functional aspects of human life.
In an attempt to convey their thoughts to the fullest extent or to create expressive-
ness of what is being said, people use the names of body parts in a figurative meaning
in proverbs, metaphors and in comparison. It is natural that a human body seems to be
the most allied to them, therefore, in fact, they compare objects of their profession to a
human body when they talk about something extremely familiar or alike.
It should be noted that the ICAO Language Proficiency Guide has attempted to
define a thesaurus for the Aviation subject area in order to develop training programs
in English for pilots and air traffic controllers. The lexical area of human body, though
being not obligatory but recommended by this guide, has generated a myriad of meta-
phors, idioms and phraseological units in the aviation English language.
If we recognize a metaphor as a cognitive mechanism that helps in structuring a sys-
tem of concepts, then one of its functions will be to link cognitive structures of our every-
day knowledge with the conceptual structures of certain subject areas. Metaphorical pro-
jection from the source area to the target area is limited by our knowledge of the source
area and the principle of invariance. The MACHINES ARE HUMAN BEINGS metaphor
demonstrates that the topology of the source area is preserved in the projection of concepts
from the source area “human body” to the target area of the “aircraft system” (cylinder
neck, hand pump, stressed skin, head of pressure, rotor head, venture throat).
J. Grady distinguishes two classes of metaphors: metaphors based on similarity
and those based on interconnection, which include primary metaphors [Grady 1999].
Unidirectionality in case of a metaphor based on relationship suggests that the
source area is always specific and precise, whereas the target area is abstract and gen-
eralized. It seems obvious that most air traffic control metaphors can be characterized
as metaphors based on similarity, since the source and target are specific and precise
(e.g., MACHINES ARE HUMAN BEINGS, AIRCRAFT IS A BIRD). In contrast to
metaphors based on relationship, metaphors based on similarity assume bi-directional-
ity, which means metaphorical projection can be carried out in any direction, in other
words, both areas can be both abstract / generalized and specific / precise.
J.M. Urena and P. Faber believe that Grady’s classification is not succinct when
it comes to describing metaphors that are based on cognitive images. They propose a
classification according to the principle of similarity / dissimilarity of metaphors,
849
and metaphors based on similarity, in their turn, can be subdivided into: static and dy-
namic ones [Urena 2010].
Based on the aforesaid classifications, we have devised our own categorization
of terms with anthropomorphic components: 1) terms formed according to the prin-
ciple of “image-similarity”: body of an airplane, body station, nose of the aircraft,
venturi throat, pitot head, rotor head, cylinder neck and 2) those formed according to
the principle of “function-similarity”: aircraft skin, stressed skin, electronic eyes, the
heart of the airspeed indicator.
Our classification reveals the linguistic realization of the metaphor based on sim-
ilarity MACHINES ARE HUMAN BEINGS, in which parts of the human body are
projected onto the construction of machines. Machines and automatic systems often
adopt characteristics and qualities of a human or living being, the functions of the hu-
man body organs are projected onto the functions of technology, and human activity is
projected onto the work of technology:
– TCAS is designed to provide a set of electronic eyes… (TCAS – traffic-alert and
collision avoidance system ‘бортовая система предотвращения столкновений’);
– The heart of the airspeed indicator is a diaphragm that is sensitive to pressure
changes;
– Movement of the aneroid element is transmitted through gears to the three hands
that indicate altitude.
Moreover, according to the service sector of a certain terminological layer, anthro-
pomorphic elements can be classified into the following. A) Terms denoting various
parts and details of aircraft (nose dome, hoisting eye – lifting eye, widebody, nose
leg), etc. B) Terms denoting certain areas (runway shoulders, taxiway shoulders,
shoulder marking, apron) and structures at the airport (pier finger terminal). They can
be attributed to metaphorical expressions within the metaphor AERODROME IS A HU-
MAN BEING (AERODROME IS A MAN). Pier finger terminal is a terminal with a
radial configuration resembling the position of fingers on an open hand, thus we can
observe an emergence of a static image-similarity, caused by this metaphorical term. The
terms runway shoulders and taxiway shoulders can be viewed as examples of a figurative
metaphor based on similarity in form and, moreover, on the principle of “function –
similarity”. C) Elements of the air traffic scheme (departure leg, base leg, upwind leg,
downwind leg, crossing leg, final leg) and standby mode (inbound leg, outbound leg)
are designated by terms that include a polysemantic anthropomorphic element leg, which
is a semantic nucleus in the meaning of “flight segment”.
Thus, complex terms with anthropomorphic constituents being based on a cogni-
tive metaphor are an integral part of the aviation terminological field.
Асмукович И.В. Формирование и развитие английской авиационной терминологии. К., 2011.
Гинзбург Р.З., Хидекель С.С., Князева Г.Ю., Санкин А.А. A Course in Modern English Lex-
icology. М.: Высшая школа, 1979.
Глазырина Е.С. Лингводидактические принципы эффективной семантизации термино-
логической лексики для студентов-регионоведов на уроках иностранного языка для специаль-
ных целей (в аспекте профессионального общения) // Когнитивные исследования языка. 2015.
Вып. XX. С. 299-306.
Голованова Е.И. Введение в когнитивное терминоведение. М.: ФЛИНТА: Наука, 2011.
Денисова О.И. К проблеме неологии в современном английском языке // Роль и место
850
иностранных языков и связей с общественностью в развитии аэрокосмической сферы Россий-
ской Федерации: сб. докладов VII Международной научной конференции ФИЯ МАИ (НИУ).
М.: Перо, 2015. С. 45-52.
Кириленко Г.Г. Философский словарь: справ. студента. М.: Слово, 2002.
Grady J. A typology of motivation for conceptual metaphor: Correlation vs. resemblance //
Metaphor in cognitive linguistics. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins, 1999. Pp. 79-100.
Urena J.M., Faber P. Reviewing imagery in resemblance and non-resemblance metaphors //
Cognitive Linguistics. 2010. No. 21 (1). P. 123-149.
Е.С. Глазырина (Челябинск, Россия)

ВУНЦ ВВС «Военно-воздушная академия им. профессора Н.Е. Жуковского и Ю.А. Гагарина»
КОГНИТИВНАЯ МЕТАФОРА В ТЕРМИНАХ

С АНТРОПОМОРФНЫМИ ЭЛЕМЕНТАМИ
(на примере авиационного английского языка)
В статье представлен лингвокогнитивный анализ сложных авиационных терминов, содержа-
щих антропоморфные компоненты и представляющих собой когнитивную метафору. Предло-
жена авторская классификация этих терминов.
Ключевые слова: когнитивный анализ, когнитивная метафора, авиационная терминология, ан-
тропоморфизм
ПОЛИСЕМИЯ В ФОНЕТИЧЕСКОЙ И МЕТРИЧЕСКОЙ

ТЕРМИНОЛОГИИ
А.В. Иванов (Нижний Новгород, Россия)

ivanov@lunn.ru
В статье анализируются причины многозначности в фонетической и метрической терминоло-

гии, выявляются основания для выявления двух и более значений у терминов, объективирую-
щих понятия этих отраслей научного знания. В ходе исследования установлено, что наиболее
частотными факторами, обусловливающими многозначность исследуемой терминологии, ока-
зываются метонимические переносы, а также применение одного термина для обозначения
процесса (явления, объекта), реализуемого в различных микротерминосистемах.
Ключевые слова: термин, полисемия, фонетика, метрика, терминологическая семантика
Семантические исследования в сфере единиц специальной номинации пред-

ставляются кране важными с точки зрения выявления причин, приводящих к мо-
дификациям значений терминов. К ряду процессов, затрагивающих терминоло-
гическую семантику, относятся синономия, омонимия, антонимия, полисемия,
различные виды семантических переносов и др.
Целью данного исследования является выявление причин многозначности в
терминологии фонетики и метрики, а также установление оснований для выявления
у терминов фонетики и метрики двух и более значений. При этом во внимание при-
нимается точка зрения Д.С. Лотте, который полагает, что многозначность в терми-
нологии допустима в случае, когда термин соотносится с понятиями, совершенно
не связанными друг с другом, а само явление полисемии проявляется в отдаленных
друг от друга системах. С другой стороны, близость понятий, овеществляемых тер-
минами, исключает полисемию [Как работать над терминологией 1968: 8]. Следует,
однако, иметь в виду, что близость понятий не тождественна близости отраслей
851
научного и иного знания, взаимодействие между которыми приводит к так называ-
емым межсистемным терминологическим заимствованиям.
Терминология фонетики и метрики, применяемая в современных европейских
языках (русском, английском, немецком, французском), была исследована с целью
выявления терминов, дефиниции которых включают два и более значений.
Статистические подсчеты (см. Табл.) показывают, что в фонетико-метриче-
ской терминологии однозначно трактуемые термины составляют более 93%
независимо от языковой принадлежности. На долю терминов многозначных, т.е.
таких, чьи дефиниции содержат два и более толкований, приходится около 7%.
Полученные данные свидетельствуют о том, что в терминах фонетики и
метрики не выполняется в полной мере закон организованной терминологии, со-
гласно которому одному понятию должен соответствовать один знак. Однако
фонетико-метрическая макротерминосистема очень близка к этому. Говоря сло-
вами И.С. Куликовой и Д.В. Салминой, «тенденция терминологии к однозначно-
сти просматривается, хотя т о л ь к о как тенденция». По их данным, получен-
ным в результате обследования на полисемантичность терминологических еди-
ниц «Краткого словаря лингвистических терминов» [Васильева, Виноградов,
Шахнарович 1995], процент многозначности оказался еще ниже, составив всего
4% [Куликова, Салмина 2002: 30].
Таблица. Количество случаев полисемии в терминологии фонетики и метрики
Количество терминов
Количество зна-
чений терминов в абсолютном в относительном
выражении выражении
Шестизначные 1 0,05%
Пятизначные 2 0,1%
Четырехзначные 6 0,3%
Трехзначные 11 0,6%
Двухзначные 117 5,9%
Однозначные 1863 93,6%
Всего 1990 100%
В ходе анализа причин возникновения полисемантичности в фонетико-мет-
рической терминологии не учитываются следующие:
1) случаи терминологической многозначности, возникающей в результате ис-
пользования термина в разных терминосистемах для названия различных поня-
тий, входящих в понятийный круг различных отраслей знания (что обусловлено
целями нашей работы и отсутствием необходимости выходить за пределы иссле-
дуемой нами терминологической системы в силу крайней ее специфичности);
2) случаи концептуальной неоднородности содержания терминируемого по-
нятия, связанной с различием лингвистических взглядов и направлений (такая
неоднородность трактуется как объективно существующее и неустранимое свой-
ство научной терминологии в целом и лингвистической терминологии в частно-
сти [Гвишиани 1990: 297; Куликова, Салмина 2002: 33; Ахманова 2004: 4-5]).
Анализ явления полисемантичности в терминологии фонетики и метрики
позволяет установить, что основаниями для вычленения у термина двух и более
852
значений могут быть следующие.
1. Развитие значения во времени, обнаруживаемое в расширении объема
значения того или иного термина под влиянием увеличения количества инфор-
мации в анализируемой сфере:
анакруза, анакруса ⸻ 1) в античной метрике: безударные слоги в начале
стиха, предшествующие тесису; 2) в современной метрике: (в)неметриче-
ский безударный слог (слоги) в начале стиха перед первым иктом (ритмиче-
ским ударением);
анапест ⸻ 1) в античной метрике: трехсложная античная стопа (–), со-
стоящая из двух кратких и одного долгого слога; 2) в современной метрике:
трехсложная стопа силлабо-тоническом стиха с ударением на третьем слоге;
диастола, долгота аномальная ⸻ 1) в метрическом (квантитативном) сти-
хосложении: удлинение краткого по природе слога (преимущественно пе-
ред цезурой) в соответствии с требованиями метрической структуры стиха
или долгое произнесение краткого слога; 2) в акцентном (тоническом) сти-
хосложении: растяжение ударного слога, или удлинение безударного слога
в соответствии с требованиями метрики стиха, сопровождающееся в неко-
торых языках (например, в английском) переносом ударения на этот слог.
2. Метонимизация:
каталектика ⸻ 1) усечение полустопы; 2) каталектическая форма стиха; 3)
раздел сравнительной метрики, предметом изучения которого являются кла-
узулы стиха и в частности, случаи несовпадения окончания стиха и оконча-
ния стопы;
гликоней ⸻ 1) стихотворный размер, названный в честь древнегреческого
поэта Гликона и состоящий из спондея, хориамба и ямба или одного спондея
и двух дактилей; схема размера, изобретение которого приписывается Гли-
кону, следующая: (––); 2) разновидность эолийского стиха, напи-
санного этим размером.
Как частные случаи реализации перечисленных выше факторов могут рас-
сматриваться следующие.
1. Применение одного термина для обозначения в рамках одной или не-
скольких микротерминосистем общего для всех исследуемых языков процесса
(явления, объекта) и качественно сходного с ним процесса (явления, объекта),
носящего частный (конкретный) характер:
аспирация, придыхание ⸻ 1) произнесение согласного звука, сопровождаю-
щееся интенсивным выдыханием струи воздуха из ротовой полости без на-
пряжения мускулатуры; 2) произнесение звука [h] или звукосочетания, со-
держащего звук [h];
размер ⸻ 1) абстрактная схема организации звукового состава в стихе
(строке), определяемая либо общим количеством слогов, образующих дан-
ный стих (в силлабическом стихосложении), либо количеством ударных сло-
гов в стихе (в тоническом стихосложении), либо тем и другим в совокупности
(в силлабо-тоническом стихосложении); 2) конкретная разновидность такой
организации, определяемая количеством одинаковых стоп в стихе (строке), а
также числом и последовательностью входящих в их состав слогов.
2. Применение одного термина для обозначения процессов (явлений, объек-
тов) по аналогии в рамках одной микротерминосистемы:
853
гравис, ударение тяжелое (~ грависное, ~ тупое), тон тяжелый, пониже-
ние тона ⸻ 1) в древнегреческом языке: тон, обозначаемый знаком (`), ха-
рактеризующийся отсутствием повышения голоса и сменяющий острый тон
на последнем слоге слова в случае, если за данным словом без знака препи-
нания следуют другие слова; в современном греческом произношении каче-
ственно не отличается от других видов ударения; 2) в церковнославянском
языке: ударение, устанавливаемое над гласной в конце слова, за исключе-
нием случая, если после слова, оканчивающегося на гласный, следуют со-
юзы æe, ábo, ëè или краткие формы личных местоимений 1 и 2 л. ед. ч. ìè@,
òè@ и др.; 3) в современном шведском языке: вид ударения, при котором на
слоге, следующем за главноударенным слогом, появляется слабое побочное
ударение; движение тона при этом является нисходяще-восходящим;
парокситон ⸻ 1) в древнегреческой акцентологии: слово с острым (акуто-
вым) ударением на предпоследнем слоге; 2) в современной акцентологии:
слово с динамическим ударением на предпоследнем слоге.
3. Применение одного термина для обозначения качественно противополагае-
мых друг другу процессов (явлений, объектов) в одной микротерминосистеме:
ударение облеченное (~ циркумфлексное, ~ циркумфлексовое, ~ сиркум-
флексное), циркумфлекс, сиркумфлекс, тон облеченный ⸻ 1) в праславян-
ском языке: ударение, при котором ударный слог выделялся понижением
тона; нисходящее ударение в середине слова падало на слог с кратким глас-
ным или кратким слоговым сонорным; 2) в современном литовском языке:
восходящая интонация (tvirtagãle), сформировавшаяся в ходе исторического
развития языка из нисходящей.
4. Применение одного термина для обозначения процесса (явления, объ-
екта), реализуемого в различных микротерминосистемах:
изосиллабизм, равносложность ⸻ 1) совпадение числа слогов в строфах
(строках) стиха; 2) равное количество слогов в составе существительных не-
которых языков в различных падежных формах.
5. Применение одного термина для обозначения не связанных друг с другом
процессов (явлений, объектов):
диэреза, диереза, диэрезис ⸻ 1) общий термин, используемый для указания
на комбинаторный фонетический процесс, заключающийся в выпадении
(исчезновении) звука (как правило, согласного) в результате ассимиляции
или диссимиляции; 2) разложение одного слога (дифтонга) на два гласных
и их последующее раздельное произношение; 3) диакритический значок
(тремá: ¨), представляющий собой две горизонтально расположенные точки,
ставящиеся над одной из двух смежных гласных с целью указания на их раз-
дельное произнесение, т.е. их фонетическую самостоятельность; 4) в антич-
ном стихе, замена в стопе долгого слога двумя краткими слогами, напр., за-
мена ямба (–) или хорея (–) трибрахием (), спондея (– –) дактилем
(–), кретика (––) пеоном I (–) и т.д.; 5) пауза между словами сти-
хотворной строки, совпадающая с окончанием стопы.
6. Применение одного термина для обозначения движущей причины какого-
либо процесса (явления) и ее следствия в рамках одной микротерминосистемы:
854
энклиза, энклизия ⸻ 1) примыкание безударного слога или слова к предше-
ствующему ударному слову или слогу; 2) смещение ударения.
Таким образом, наиболее частотными факторами, обусловливающими мно-
гозначность исследуемой терминологии, оказываются метонимические пере-
носы (в первую очередь в терминологии метрики, в частности, таких ее микро-
терминосистемах, как виды и типы стиха, стихотворные размеры и строфы), а
также характерное для фонетико-метрической терминосистемы в целом и рас-
сматриваемое в качестве частного случая применение одного термина для обо-
значения процесса (явления, объекта), реализуемого в различных микротерми-
носистемах.
Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М.: Едиториал УРСС, 2004. С. 3-19.
Васильева Н.В., Виноградов В.А., Шахнарович А.М. Краткий словарь лингвистических
терминов. М.: Русский язык, 1995.
Гвишиани Н.Б. Метаязык // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская
энциклопедия, 1990. С. 297-298.
Как работать над терминологией. Основы и методы. М.: Наука, 1968.
Куликова И.С., Салмина Д.В. Введение в металингвистику (системный, лексикографиче-
ский и коммуникативно-прагматический аспекты лингвистической терминологии). СПб.:
САГА, 2002.
Andrey V. Ivanov (Nizhny Novgorod, Russia)

POLYSEMY IN PHONETIC AND METRICAL TERMINOLOGY

The article identifies the reasons for polysemy in phonetic and metrical terminology, and establishes the
grounds for identifying two or more meanings in terminological units that objectify the concepts of these
branches of scientific knowledge. The study found that the most frequent factors that determine the am-
biguity of the terminology under study are metonymic transfers, as well as the use of a single term to
denote a process (phenomenon, object) implemented in various microterminological systems.
Keywords: term, polysemy, phonetics, metrics, terminological semantics
СЕМАНТИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА ТЕРМИНА АКЦЕНТ

И ЕГО ПРОИЗВОДНЫХ В ИСТОРИКО-ЭТИМОЛОГИЧЕСКОМ
И ЛЕКСИКОГРАФИЧЕСКОМ АСПЕКТАХ
А.В. Иванов (Нижний Новгород, Россия)

ivanov@lunn.ru
Р.А. Иванова (Нижний Новгород, Россия)
holzmann2009@yandex.ru
Статья посвящена изучению русского лингвистического термина акцент в историко-этимоло-

гическом, семантическом и лексикографическом аспектах. Анализируется этимология и се-
мантика термина с учетом хронологии возникновения четырех значимых элементов в семан-
тической структуре термина в период с начала XVIII в. до конца XIX в. Особое внимание уде-
лено производным термина.
Ключевые слова: акцент, русская лингвистическая терминология, фонетический термин, се-
855
мантическая структура термина, историко-этимологический аспект, лексикография, термино-
графия
Термин акцент вошел в русскую лингвистическую терминосистему на пра-

вах заимствованной лексической единицы. Нечастотный характер его употреб-
ления на стадии вхождения в состав терминологии лингвистики во многом объ-
ясняется предпочтениями, которые отечественные лингвисты отдавали искон-
ной терминологии, прежде всего, на начальных этапах становления и развития
терминосистемы русского языкознания. В этот период прямые иноязычные за-
имствования часто уступали место семантическим калькам, если в репертуаре
терминологических средств не обнаруживалась номинация, адекватно передаю-
щая понятие, характеризующее то или иное лингвистическое явление, или тер-
минам, образованным с привлечением ресурсов родного языка. Таковы, к при-
меру, широко распространенные и до сих пор не утратившие своей актуальности
приставка, стопа, слог, ударение, корень и пр.
С другой стороны, потребность в заполнении терминологических лакун по-
буждала лингвистов время от времени обращаться к другим языкам, выступав-
шим в качестве источников пополнения терминологического аппарата науки о
языке. Одним из таких неиссякаемых источников являлась латынь с ее развитой
лингвистической терминологией, выступавшая либо в качестве языка-источ-
ника, либо языка-посредника.
Термин акцент оказался в числе единиц специальной номинации, относи-
тельно происхождения которых мнения этимологов расходятся, причем иногда
настолько, что в одном этимологическом источнике могут быть представлены
две авторские точки зрения на появление слова в вокабуляре русского языка. К
примеру, Багриновский возможными источниками заимствования называет нем.
Akzent или франц. accent (XIII в.) [Багриновский 2020: 85]. Ряд исследователей
полагает, что слово заимствовано из латыни (accentus) непосредственно и через
французский язык (accent) [Яновский 1803, I: стб. 72; ТСРЯ 1996, I: стб. 25; СРЯ
1984: I, 41; Семенов 2003]. Черных придерживается мнения, что искомое слово,
вероятно, заимствовано из французского языка, «но с поправкой на латинское
произношение» [Черных 1993, I: 36]. Шапошников считает, что слово заимство-
вано через посредство немецкого языка (Akzent) «при вероятном влиянии на
внутреннюю и внешнюю форму со стороны франц. accent, ндл. accent и англ.
accent» [Шапошников 2010, I: 22]. Как бы то ни было, французский, немецкий,
английский и нидерландский языки, если учитывать их влияние на русскую тер-
минологию языкознания, реализовывали в этом процессе прежде всего посред-
ническую функцию, в то время как первоисточником, в котором появилось слово
в известном всем звуковом облике, все же выступает латинский язык.
Лат. accentus является калькой др.-греч. προσῳδία (prosōidíā) < προσ- + ᾠδἡ
‘песнь’, ‘песня’: accentus < ac- (< ad- в позиции перед / c / ) + -cĕntus (корень cen-
с обусловленным начальной интенсивностью изменением краткого / ă / (căntus)
на краткое / ĕ / (cĕntus) в закрытом серединном слоге [Niedermann 1906: 26]) <
cantus ‘пение’, ‘песня’ < cantus (причастие прошедшего времени) < canō, -ere
[Simeon 1969, I: 30; Webster’s 1993: 10; Дворецкий 2002: 18, 118; Иванов 2005:
72; Иванов 2011]. В латыни этот термин, выступивший в качестве этимона по
отношению к соответствующим заимствованиям в новых языках, использовался
856
античными грамматиками в трех значениях: 1) ударение как произнесение зна-
чимого элемента в слове с большей интенсивностью (силой); 2) знак ударения,
количества или придыхания (на письме); 3) повышение голоса. Последнее зна-
чение коррелирует с первым в том смысле, что под повышением голоса понима-
ется один из видов ударения, а именно, мелодическое ударение, которое было
свойственно греческому и латинскому языкам в доклассический период [Марузо
1960: 318]. Это обстоятельство отчасти объясняет, почему в источниках на ла-
тыни искомый термин встречается в основном во втором и третьем значениях,
но не в первом. К примеру, во втором значении accentus упоминается у Аристо-
теля [Дворецкий 1958, II: 1425], у Диомеда Грамматика: «accentus quidam fastigia
vocaverunt, quod in capitibus litterarum ponerentur» [DG 1857: 431]. В третьем зна-
чении обнаруживаем этот термин в Noctes Atticæ у Авла Геллия: «Accentus est
Acutæ, vel Gravis, vel Inflexæ orationis elatio... <...> Nam ut nulla vox sine vocali, ita
sine acentu nulla» [Gellius 1824, III: 1377, lib. XIII, cap. 6], у Квинтилиана: «Adhuc
diffilicior observation est per tonores <...> vel accentus, quas Graeci προσωδίας
vocant» [Quintilianus 1920: 88, lib. I, cap. 5, §§ 22, 29-31], у Сервия Гонората:
«Accentus dictus est quasi adcantus secundum Graecos, qui προσῳδίαν vocant»
[Servius 1864: 426], у Цицерона [Cicero 1884: 19, §§ 57, 58, 173]. В De Oratore
Цицерон, помимо accentus, также использует в аналогичном значении термин
percussio: «distinctio et aequalium aut saepe variorum intervallorum percussio
numerum conficit» [Cicero 1853, 187, lib. III, cap. XLVIII, § 186], который более
выражает динамические признаки ударения, чем мелодические.
Бесспорно, этимологическая информация важна при описании истории
слова, но больший интерес все же представляет развитие семантики интересую-
щего нас термина. Традиционно в семантической структуре термина акцент вы-
деляются как минимум четыре основных значения: 1) выделение посредством
голосовых средств какого-л. значимого элемента в составе слова или синтагмы
(в этом случае синонимами выступают термины ударение, устар. сила, устар. сло-
воударение); 2) знак ударения (как правило, под знаком ударения подразумева-
ется в первую очередь акут); 3) особенности произношения, отступления от
нормы в артикуляции звуков, свойственные говорящему не на своем родном
языке; 4) (устар.) наречие, выговор, национально и территориально маркирован-
ные особенности произношения группы людей. Разумеется, не все перечислен-
ные значения возникли одномоментно, поскольку развитие семантической
структуры термина обычно представляет собой процесс, растянутый во времени.
В лингвистическом значении слово акцент, по мнению Черных, известно
главным образом с середины XVIII в. [Черных 1993, I: 36] или с начала XVIII в.
[Багриновский 2020: 85]. Ранее середины XVIII в. слово предположительно
могло встречаться во втором значении в §§ 91-95, 99, 100 Грамматики Адоду-
рова, составленной в 1738-1740 / 1741 гг. Эти параграфы единственного русско-
язычного списка Грамматики, в котором Адодуров мог употребить слово ак-
цент, утрачены и восстановлены по тексту шведского издания Гренинга [Гре-
нинг 1750]: «Знаки, которые отмечают протяжение тона в произношении, назы-
ваются по-русски также акцентами» («Teknen, hwilka utmärka tonernes utwitgande
i uttalet kallas i Ryskan äfwen Accenter») [Успенский 1975: 150, 160]. В описывае-
мом значении термин акцент встречается у Ломоносова: «… употреблялъ ост-
роумный тотъ стихотворецъ <Овидий> въ стихахъ своихъ не иныя, какъ только
857
тѣ за долгiе слоги, на которыхъ акцентъ стоитъ, а прочiе всѣ за краткiе» [Ломо-
носов 1847, I: 539; СРЯ 1984, I: 41], и примерно в это же время у Богданова:
«<Гражданские книги> печатаны были церковными литерами, которые употреб-
ляются в своем виде со излишними акцентами и другими просодийческими зна-
ками» [Кобленц 1958; СРЯ 1984: I, 41]. В 1846 г. Беккер также использовал тер-
мин акцент во втором значении: «…тѣ изъ словъ, которыя заключаютъ въ себѣ
какую либо трудность въ произношеніи, означены въ словарѣ долгими или ко-
роткими акцентами…» [Беккер 1846: VII]. Первая лексикографическая фиксация
этого значения термина отмечена нами у Яновского: «…знакъ, изображаемый
черточкою и ставимый надъ гласною для показанiя, какъ произносить, или для
отличенiя смысла двухъ словъ, пишущихся одинакимъ образомъ» [Яновский
1803, I: стб. 72].
Непоследовательное, на первый взгляд, описание элементов семантической
структуры исследуемого термина объясняется тем обстоятельством, что второе
значение слова акцент зафиксировано раньше прочих. В первом (основном) зна-
чении слово акцент встречается у Ломоносова, который, по замечанию Черных,
предпочитал ему исконное слово ударение: «О подобіи падежей и акцентовъ», «о
перемѣнѣ акцента: вода́, вóды...» [Ломоносов 1952, VII: 644, 672]. Позднее, когда
в употребление вошло слово словоударение, термин акцент выступил его синони-
мом у Курганова [Курганов 1769: 382; Курганов 1793, II: 225]. Далее в исследова-
нии зияет временнáя лакуна протяженностью почти в столетие, и интересующее
нас словоупотребление обнаруживается только в 1885 г. у Грота: «Съ понятiемъ о
гласныхъ связывается понятiе объ ударенiи, или акцентѣ. Такъ называется то уси-
ленное выдыханiе воздуха, съ которымъ произносится одинъ изъ слоговъ каждаго
слова» [Грот 1885: 6]. В лексикографических источниках слово акцент в первом
значении зафиксировано в 1803 г. у Яновского: «<акцентом> у Ораторовъ назы-
вается то, когда одинъ слогъ въ какомъ либо словѣ бываетъ отличаемъ от другихъ
крѣпкимъ и выразительнымъ голосомъ» [Яновский 1803, I: стб. 73], позднее у
Рейфа: «Акцéнтъ, sm. accent m; accentuation f; der Ton, Accent; die Betonung; accent,
accentuation» [Рейф 1845: 4], в 1863 г. у Даля: «усиленное выраженiе голоса на
гласной буквѣ, на цѣломъ словѣ или на цѣлой речи; возвышенiе и пониженiе го-
лоса: тономъ или звукомъ и силою, громкостiю; ударенiе, т.е. протяжка гласной,
остановка на ней» [Даль 1994, I: 9] и в Настольном словаре у Толля: «усиленное
удареніе голоса на отдѣльном слогѣ или на цѣлом словѣ» [НС 1863, I: 56], в 1866
г. и позднее в Словотолкователе у Бурдона и Михельсона: «Акцент, <…> 1) Уда-
ренiе на словахъ...» [БМ 1866, 26; БМ 1877, 28].
В наиболее раннем общем (четвертом) и уже устаревшем значении слово
акцент встречается впервые в 1711 г. в записке кн. Б.И. Куракина: «для лутчего
акцента въ Саксонiи, то есть въ Галѣ…» [Архив 1891, II: 356; СРЯ2 1984, I: 41;
Шапошников 2010, I: 22]. Черных полагает, что это характерный для Куракина
случай индивидуального словоупотребления [Черных 1993, I: 35-36]. Словоупо-
требление Куракина едва ли можно квалифицировать как терминологическое,
если принять во внимание содержание и адресата куракинского письма, из кото-
рого взята приведенная выше цитата. Слово было использовано для характери-
стики местного саксонского произношения и лексикографировано в данном зна-
чении в Словотолкователе у процитированных ранее Бурдона и Михельсона:
«Акцент, <…> 2) Особенность въ произношенiи, свойственная цѣлому народу,
858
или одному лицу, что назыв. выговоръ» [БМ 1866, 26; БМ 1877, 28].
Производные термина акцент входят в лингвистическое употребление
позднее производящего слова. К производным следует отнести глагольную
форму акценти́ровать в значении ‘ударять, выделять с помощью ударения, про-
износить с ударением’. В этом значении слово употребляется с середины XIX в.
[Багриновский 2020: 85]. Такое словоупотребление встречается в 1863 г. у Даля
применительно к речи: «произносить съ ударенiемъ, выразительно, понижая и
повышая голосъ, усиливая или ослабляя его» [Даль 1994, I: 9; Черных 1993, I:
36]. Даль приводит устаревшую параллельную глагольную форму несовершен-
ного вида акцентова́ть, которая без соответствующей пометы включена уже в
наше время в Enciklopedijski rječnik [Simeon 1969, I: 31]. После Даля ее включают
в свой Словотолкователь Бурдон и Михельсон: «Акцентировать, <…> Пра-
вильно произносить слова, съ ударенiемъ» [БМ 1866: 26; БМ 1877: 28]. Само это
слово, вероятно, заимствовано через посредство французского языка [Черных
1993, I: 36]: рн.-франц. accentuer < ср.-лат. accentuāre. Багриновский считает ис-
точником заимствования немецкий язык (akzentieren < Akzent) [Багриновский
2020: 85]. Однако немецкая форма akzenti(e)ren встречается сравнительно редко
(см., например, в начале XVII в. у Мюлленгейма [Müllenheim 1726: 1]) и вскоре
заменяется на форму akzentui(e)ren.
Термины акценто́вка (< акцентовáть) в значении ‘система ударений’, а
также акцентоло́гия (< лат. accent(us) + -logia ‘наука’, ‘знание’, ‘(научная) дис-
циплина’ < греч. λόγος (lόgos) ‘слово’, ‘речь’) в значениях ‘раздел языкознания,
изучающий природу и функционирование словесного ударения’ и ‘система ак-
центуации’ встречаются в магистерской диссертации Брандта: «Эти различiя
могли бы лечь въ основанiе при классификацiи системъ ударенiя, или, какъ я
буду ихъ называть, акцентовокъ… <...> Боппъ въ своей Акцентологiи различа-
етъ три акцентовочные принципа…» [Брандт 1880: 2].
Термин акцентуа́ция в значениях ‘система ударений’, ‘выделение элемен-
тов высказывания с помощью ударения’ и ‘постановка ударений (в т.ч. сред-
ствами графики)’ вошел в употребление с середины XIX в. Багриновский считает
возможным источником его заимствования либо немецкий (Akzentuation), либо
французский язык (accentuation), однако первичным источником в этом случае
выступает тем не менее ср.-лат. причастие прошедшего времени accentuatus (<
accentus) [Багриновский 2020: 85]. Термин был лексикографирован впервые в
1863 г. у Даля: «ударенiе въ говорѣ, въ знач. дѣйствiя» [Даль 1994, I: 9] и в том
же году у Толля: «ударенiе въ говорѣ» [НС 1863, I: 56], позднее у Бурдона и Ми-
хельсона: «Акцентуацiя, <…> Обозначенiе ударенiя» [БМ 1866: 26; БМ 1877: 28].
Данный термин был обнаружен нами в работе Крушевского Наблюденiя над
нѣкоторыми фонетическими явленiями, связанными с акцентуацiей, опублико-
ванной в 1879 г.: «Но, не будучи в состоянии раскрыть дѣйствительную причину
даннаго измѣненія, я хочу только показать, что такому-то фонетическому
измѣненію сопутствует такая-то акцентуація» [Крушевский 1879, 93]. Как ви-
дим, интересующее нас словоупотребление встречается уже в самом названии
работы. Более ранние обследованные текстовые источники на русском языке не
содержат упоминания искомого термина. Вполне вероятно, что расширение базы
источников позволит в перспективе выявить и другие случаи использования тер-
мина акцентуация.
859
Выводы
1. Термин акцент появился в вокабуляре русского языка в начале XVIII в.,
скорее всего, через посредство немецкого языка, в который, в свою очередь, дан-
ный термин пришел из латыни. Косвенные данные дают возможность предпола-
гать, что в немецкий язык термин был заимствован также не напрямую, а через
французский язык, выступивший в роли языка-посредника.
2. Семантическая структура термина акцент демонстрирует тенденцию к по-
стоянному усложнению. Если начальных этапах вхождения в словарный фонд
русского языка термин использовался в наиболее общем (четвертом) и сейчас
устаревшем уже значении (‘национально и территориально маркированные осо-
бенности произношения группы людей’), которое с известным допущением
можно отнести к разряду терминологических, то спустя некоторое время он за-
фиксирован в своем втором лингвистическом значении (‘знак ударения’) в рабо-
тах Адодурова (предположительно), Ломоносова и Богданова. В основном (пер-
вом) значении (‘выделение части высказывания за счет большей интенсивности
(силы)’) термин появляется в грамматических работах Ломоносова и Курганова,
выступая в качестве синонима исконному термину ударение. В третьем значении
(‘отступления от нормы в артикуляции звуков, свойственные говорящему не на
своем родном языке’) в период XVIII–XIX вв. термин акцент не обнаруживается.
3. Появление первых производных исследуемого термина (акцентировать,
акцентовать, акцентовка, акцентология, акцентуация) следует отнести к сере-
дине XIX в.
Архив – Куракин Б.И. Князя Б.И. Куракина записка // Архив князя Ф.А. Куракина. Кн. II:
Бумаги князя Бориса Ивановича Куракина. СПб.: Изд.-ред. «Русской старины», 1891.
Багриновский Г.Ю. Большой этимологический словарь русского языка. М.: КоЛибри, Аз-
бука-Аттикус, 2020.
Беккер П. Гимназическiй курсъ латинскаго языка. Одесса: Печатано въ Типографiи А.
Брауна, 1846.
БМ – Бурдон И.Ф., Михельсон А.Д. Объяснительный словарь. 32000 иностранныхъ
словъ, вошедшихъ въ употребленiе въ Русскiй языкъ, съ объясненiемъ ихъ корней. М.: Типо-
графiя Ф. Iогансонъ, 1877.
БМ – Бурдон И.Ф., Михельсон А.Д. Словотолкователь. 30000 иностранныхъ словъ, во-
шедшихъ въ составъ Русскаго языка, съ означенiемъ ихъ корней. М.: Въ Университетской Ти-
пографiи (Катковъ и Ко), 1866.
Брандт Р.Ф. Начертанiе славянской акцентологiи. СПб.: тип. Имп. Академiи Наукъ, 1880.
Гренинг М.Я. Россiйская грамматика / Thet är Grammatica Russica, eller Grundelig Han-
dledning til Ryska Språket / Utgifwen uf Michael Groening, kongl. translator. Stockholm: Tryckt uti
kongl. tryckeriet hos directeuren Pet Momma, 1750.
Грот Я.К. Русское правописанiе. СПб.: Типографiя Императорской Академiи Наукъ, 1885.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. Т. 1 А-З, Т. 2 И-О, Т. 3
П, Т. 4 Р-Ѵ. М.: Терра, 1994.
Дворецкий И.Х. Древнегреческо-русский словарь. В 2 т. Т. 1 Α-Λ, Т. 2 Μ-Ω. М.: ГИС, 1958.
Дворецкий И.Х. Латинско-русский словарь. М.: Русский язык, 2002.
Иванов А.В. Словарь фонетико-метрической терминологии (латинский, древнегрече-
ский, русский, английский, немецкий, французский). М.: Academia, 2005.
Иванов А.В. К проблеме статуса греко-латинских основ в морфологической структуре
общеязыковых единиц и единиц специальной номинации // Вестник Нижегородского государ-
ственного университета им. Н.И. Лобачевского. 2011. № 6. Ч. 2. Т. 1. С. 193-198.
Кобленц И.Н. Андрей Иванович Богданов. 1692-1766. М.: АН СССР, 1958.
860
Крушевский Н.В. Наблюденiя над нѣкоторыми фонетическими явленiями, связанными с
акцентуацiей // Извѣстiя и Ученыя Записки Императорскаго Казанскаго Университета. Казань:
В Университетской Типографiи, 1879. С. 93-104.
Курганов Н.Г. Писмовникъ, Содержащий въ себѣ науку россїйскаго языка. В 2 ч. СПб.:
При Императорской Академїи Наукъ, 1793.
Курганов Н.Г. Россїйская универсальная грамматика, или Всеобщее писмословiе. СПб., 1769.
Ломоносов М.В. Материалы к Российской грамматике // Полное собрание сочинений. В
11 т. Т. 7: Труды по филологии 1739–1758 гг. М.; Л.: АН СССР, 1952.
Ломоносов М.В. Письмо о правилахъ Россiйскаго Стихотворства // Сочиненiя Ломоно-
сова. В 3 т. Т. 1. СПб.: Изданiе А. Смирдина, 1847.
Марузо Ж. Словарь лингвистических терминов. М.: ИИЛ, 1960.
НС – Настольный словарь для справок по всем отраслям знания (справочный энцикло-
педический лексикон). В 12 вып. или 3 т. Т. I А-Двина (1863), Т. II Дви-Оѳрисъ (1863), Т. III
П-Ѵ (1864) / Сост. под ред. Ф.Г. Толля. СПб.: Издание Ф. Толля, 1863-1864.
Рейф К.Ф. Новый карманный словарь русскаго, французскаго, нѣмецкаго и англiйскаго язы-
ковъ, въ пользу россiйскаго юношества. СПб.: Въ книжномъ магазинѣ Ю.А. Юнгмейстера, 1845.
Семенов А.В. Этимологический словарь русского языка. М.: Юнвес, 2003.
СРЯ – Словарь русского языка XVIII века. Вып. I А-Безпристрастие (1984), II Безпри-
страстный-Вейэр (1985), III Век-Воздувать (1987), IV Воздух-Выпись (1988) / Ред. чл.-корр.
АН СССР С.Г. Бархударов и др. Л.: Наука, 1984-1988.
ТСРЯ – Толковый словарь русского языка. В 4 т. Т. 1 А-Кюрины, Т. 2 Л-Ояловеть, Т. 3
П-Ряшка, Т. 4. С-Ящурный / под ред. чл.-корр. АН СССР проф. Д.Н. Ушакова. М.: Терра, 1996.
Успенский Б.А. Первая русская грамматика на родном языке. Доломоносовский период
отечественной русистики. М.: Наука, 1975.
Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. В 2 т. Т.
I А-Пантомима, Т. II Панцирь-Ящур. М.: Русский язык, 1993.
Шапошников А.К. Этимологический словарь современного русского языка. В 2 т. Т. 1 А-
Начальство, Т. 2 Начать-Ящик. М.: Флинта; Наука, 2010.
Яновский Н.М. Новый словотолкователь, расположенный по алфавиту. В 3 ч. Ч. I от А до
I (1803), II от К до Н (1804), III от О до Ѳ (1806). СПб.: При Императорской Академïи Наукъ,
1803-1806.
Cicero M.T. Ad M. Brvtvm orator, recensvit F. Heerdegen. Lipsiæ: in ædibvs B.G. Tevbneri, 1884.
Cicero M.T. De Oratore. Libri tres / Recognovit Rheinholdus Klotz. Lipsiæ: Sumptibus et typis
B.G. Teubneri, 1853.
DG – Diomedis Artis grammaticæ libri III // Grammatici Latini ex recensione Henrici Keilii.
Vol. I. Flavii Sosipatri Charisii Artis grammaticæ libri V, Diomedis Artis grammaticæ libri III, Ex
Charisii arte grammatica excerpta. Lipsiæ: in ædibvs B.G. Tevbneri, 1857.
Gellius A. Auli Gellii Noctes Atticæ ex editione Jacobi Gronovii, cum notis et interpretatione
in usum Delphini, variis lectionibus, notis variorum, recensu editionum et codicum, et indice
locupletissimo, accurate recensitæ. Vol. III. Londini: curante et imprimente A.J. Valpy, A.M., 1824.
Müllenheim J.E. Neu-eroerterte Polniſche Grammatica. Aus Bewehrten Polniſchen Autoribus, wie
auch eigener Ubung und Erfahrung, Gott zu Ehren und Der Creutzburgiſchen und Pitſchniſchen Schul-
Jugend. Zum ferneren Gruendlichen Unterricht Mercklich vermehret, in beſſere Ordnung gebracht.
Brieg: In Verlegung des Autoris: Gedruckt und zu finden bey Gottfried Tramp und Autore, 1726.
Niedermann M. Précis de phonétique historique du latin. Paris: Librairie C. Klincksieck, 1906.
Quintilianus M.F. The Institutio Oratoria of Quintilian, with an English translation by H.E. Butler,
M.A. In four volumes. Vol. I. London: William Heinemann; New York: G.P. Putnam’s Sons, 1920.
Servius – Servii Commentarius in artem Donati [Servii in secundam Donati editionem interpre-
tatio. Sergii in secundam Donati editionem commentarius] // Grammatici Latini ex recensione Henrici
Keilii. Vol. IV: Probi Donati Servii qvi fervntvr de arte grammatica libri ex recensione Henrici Keilii.
Lipsiæ: in ædibvs B.G. Tevbneri, 1864.
Simeon R. Enciklopedijski rječnik lingvističkih naziva. Vol. I-II. Vol. I A-O, Vol. II P-Ž. Za-
greb: Matica hrvatska, 1969.
Webster’s Third New International Dictionary of the English Language Unabridged. Cologne:
Könemann Verlagsgesellschaft MBH, 1993.
861
Andrey V. Ivanov (Nizhny Novgorod, Russia)
Rimma A. Ivanova (Nizhny Novgorod, Russia)
SEMANTIC STRUCTURE OF THE TERM ACCENT AND ITS DERIVATIVES

IN HISTORICAL-ETYMOLOGICAL AND LEXICOGRAPHIC ASPECTS
The article is devoted to the study of the Russian linguistic term accent in historical-etymological and
lexicographic aspects. The etymology and semantics of the term are analyzed taking into account the
chronology of the appearance of four significant elements in the semantic structure of the term in the
period from the beginning of the 18th century to the end of the 19th century. Special attention is paid
to the derivatives of the term.
Keywords: accent, Russian linguistic terminology, phonetic term, semantic structure of the term, his-
torical-etymological aspect, lexicography, terminography
С.В. Калинина (Кириши, Россия)

movable@yandex.ru
ВЕРБАЛИЗАЦИЯ ПОНЯТИЙ ТЕХНИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ

В ОТРАСЛЕВОЙ ПЕРИОДИКЕ
Статья посвящена понятийной систематизации актуальной специальной лексики, функциони-

рующей в периодике нефтегазового подъязыка. Категориальный анализ языковых единиц,
проведенный в рамках когнитивного подхода, соотносится с логико-гносеологической клас-
сификацией понятий технического знания.
Ключевые слова: техническое знание, подъязык нефтегазовой отрасли, узкоспециальный
текст, специальная лексика, категоризация, классификация
Современный постнеклассический этап развития науки с присущими ему

междисциплинарными связями доказывает, что техническое знание становится
основой для развития остальных наук [Ястреб 2013: 217]. Актуальная когни-
тивно-дискурсная парадигма лингвистического знания рассматривает термин
как результат когнитивной деятельности специалиста, как «конструируемую
единицу текстового характера, предназначенную для вербализации новизны по-
лученного научного знания» [Алексеева 1998: 66]. Изучая отраслевую перио-
дику, выступающую полигоном для сферы функционирования лексических еди-
ниц подъязыка, можно проследить понятийную обусловленность их дериваци-
онных процессов для наиболее полного номинирования специфических характе-
ристик технического знания.
Когнитивной наукой установлено, что человек познает мир путем категори-
зации и концептуализации, классификационной деятельности, различающейся
лишь по конечному результату и/или цели. Процесс концептуализации направ-
лен на выделение минимальных содержательных единиц человеческого опыта,
структур знания, а процесс категоризации – на объединение сходных или тожде-
ственных единиц в более крупные разряды, категории [Болдырев 2001: 22; Же-
ребило 2016: 142, 165; Клестер 2012: 173].
Знание выражается системой научных понятий. Система терминов соотно-
сится с системой научных понятий. Степень соотнесенности системы терминов с
862
системой научных понятий является показателем отражения ею знания. Изучение
соотношения между понятием технического знания и номинирующим его терми-
ном позволяет моделировать структуру конкретного знания. [Никитина 2014: 43-
48]. В дополнение к традиционному пониманию термина когнитивное терминове-
дение рассматривает его как «необходимое условие существования, хранения,
дальнейшего развития и совершенствования профессионально-научного знания»
[Клестер 2012: 173].
Вопросы взаимоотношений системы понятий технического знания и си-
стемы значений терминов привлекают внимание исследователей. В организации
содержания специальной лексики определяются несколько «предельно широких
по значению семантических групп – категорий: процессов, предметов, свойств,
величин, единиц измерения, наук, отраслей, профессий и т.п.» [Канделаки 1977:
9]. На основании логико-гносеологических характеристик понятия технического
знания разделяются: по объекту отражения (технические объекты и техноло-
гии), характеру содержания (статические и динамические), характеру объема
(общие и единичные), уровню познания (теоретические и эмпирические) [Стуль,
Суханов: 1984].
Поскольку, помимо термина, к специальной лексике можно отнести «тер-
миноиды, предтермины, квазитермины, прототермины, профессионализмы и
профессиональные жаргонизмы», именуем материал исследования единицами
специальной лексики [Гринев-Гриневич 2014: 21]. Из отраслевой периодики [Oil
and Gas Journal 2019-2020] отобраны 382 узкоспециализированные единицы, вер-
бализирующие понятия нефтегазового знания. Среди них 154 многокомпонент-
ных, 147 двухкомпонентных единиц и 81 аббревиатура, что говорит об усложне-
нии понятий данной области знания и неспособности однокомпонентных единиц
отразить все нюансы появляющихся понятий. Специальная лексика, являясь
средством закрепления результатов познания в области технического знания,
способна менять свою семантику и форму.
«Термин появляется в тексте, в котором излагается теория, концепция, описы-
вается новый технический объект, и только затем он фиксируется в тексте словаря,
стандарта, классификатора» [Лейчик 2007: 147-148]. Действительно, термины [Кед-
ринский 2004] представлены в материале исследования незначительно (22 двух-
компонентных, 3 многокомпонентных и 3 аббревиатуры), подтверждая, что «сово-
купность понятий, извлекаемая из текста, гораздо богаче совокупности терминов»
[Никитина 2014: 44]. Поскольку у бόльшего количества единиц специальной лек-
сики в материале исследования нет переводных соответствий, автором, на основа-
нии контекста и фоновых знаний, представлены субъективные дефиниции.
В рамках статьи категории, тематические группы специальной лексики со-
относятся с классификацией понятий технического знания, чтобы проследить,
каким образом узкоспециальные языковые средства выражают неязыковой фраг-
мент действительности. Специальную лексику рассматриваем как «динамиче-
ское явление, которое рождается, формулируется, углубляется в процессе позна-
ния (когниции), перехода от концепта – мыслительной категории – к вербализо-
ванному концепту, связанному с той или иной теорией, концепцией, осмысляю-
щей ту или иную область знания и (или) деятельности» [Лейчик 2007: 21-22].
Установлено, что специальная лексика соотносится с восемью категориями:
предмет (247 единиц), процесс (78 единиц), состояние (14 единиц), свойство (13
863
единиц), величина (13 единиц), единица измерения (9 единиц), место (5 единиц),
профессия (3 единицы). Когнитивным основанием классификации является дея-
тельность человека по добыче и переработке природного сырья.
Понятия технического знания технические объекты номинируются едини-
цами превалирующей категорией предмет: offshore hub (центральный технологи-
ческий комплекс на шельфе), DIB (deisobutanizer) (колонна для отгонки изобу-
тана), octane-boosting unit (установка повышения октанового числа); charge pump
(сырьевой насос), cutter stock (дистиллятный нефтепродукт), off gas (отходящий
газ). Понятия технологии преимущественно вербализируются единицами катего-
рии процесс: slurry-bed hydroprocessing (гидроочистка слоем взвешенного осадка),
milder cracking process (процесс мягкого крекинга), moving bed regeneration process
(процессы регенерации на подвижном слое), optimized single mixed refrigerant liq-
uefaction technology and process (улучшенная технология и процесс сжижения од-
ного компаундированного хладагента). Понятия статические и динамические по
большей части номинируются единицами категорий предмет: mud pump и про-
цесс: proprietary ebullated-bed residue hydrocracking technology (лицензионная тех-
нология гидрокрекинга остатка в расширенном слое). Общие и единичные понятия
в основном, вербализируются единицами категорий свойства: emerging alterna-
tives (перспективные альтернативные виды топлива), предмет: pressure relief valve
(предохранительный клапан), величина: age of oil (возраст нефти). Теоретические
и эмпирические понятия номинируются, в большинстве, единицами категорий со-
стояние: gas-oil contact (газонефтяной контакт) и величина – LHSV – Liquid Hourly
Space Velocity (часовая объемная скорость жидкости).
Дальнейшая классификация категориальной структуры специальной лек-
сики вскрывает особенности номинирования понятий технического знания.
Лингвистами подмечено, что онтологические отношения между единицами тер-
миносистемы не иерархичны и межкатегориальны, а внутрикатегориальные
связи подчинены иерархии [Суперанская 2012: 144; Cabre 1999: 103]. Основа-
нием для внутрикатегориальной классификации единиц является принцип родо-
видовых отношений. Так, в превалирующей категории предмет, вербализирую-
щей понятие технический объект обнаружены следующие родовые единицы:
unit, product, plant, complex, catalyst. Приведем примеры: water-softening unit (во-
доумягчительная установка), LRCCU (long-residue catalytic cracking unit – уста-
новка каталитического крекинга остатка атмосферной перегонки); eco-friendly
refinery by-products (экологически чистые побочные продукты НПЗ), bottom-of-
the-barrel crude products (тяжелые остаточные нефтепродукты). Примечательно,
что эти же единицы обнаруживают себя и в межкатегориальных отношениях:
PHD unit (propane dehydration unit – установка обезвоживания пропана) – верба-
лизация понятия по объекту отражения → технические объекты и по харак-
теру содержания → статические octane-boosting unit (установка повышения ок-
танового числа).
Преимущество (335 / 47 единицы) конкретных (WGC wet gas compressor –
компрессор жирного газа) над абстрактными (oil frenzy – нефтяное неистов-
ство) доказывает, что познание действительности движется от созерцания аб-
страктных понятий к воспроизведению конкретных объектов.
В ходе исследования показано, что когнитивный подход проливает свет на
864
единство процессов номинации языковыми единицами объектов действительно-
сти и классификации понятий технического знания, что еще раз характеризует
терминосистему как «когнитивно-логическую модель» области человеческого
знания [Голованова 2017: 45]. Особая роль в формировании картины мира отво-
дится словообразованию. Деривационные способности специальной лексики в
превалирующих категориях предмет и процесс терминосистемы нефтегазового
подъязыка позволяют наиболее полно вербализовать единичные динамические эм-
пирические понятия отраслевого знания о технических объектах и технологиях.
Родовидовые отношения единиц одной и той же категории могут проявляться на
разных уровнях технического знания, подтверждая динамический характер семан-
тики, зрелость нефтегазовой терминосистемы и мобильность содержания знания.
Проведенное исследование может служить основой для составления актуального
тезауруса отраслевой специальной лексики, словаря с концептуальным входом и
семантическими связями между единицами [Никитина 2014: 52].
Алексеева Л.М. Термин и метафора. Пермь: Изд-во Пермского университета, 1998.
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: курс лекций по английской филологии. Изд. 2-е,
стереотип. Тамбов: ТГУ, 2001.
Голованова Е.И. Введение в когнитивное терминоведение: учеб. пособие. М.: Флинта, 2017.
Гринев-Гриневич С.В., Сорокина Э.А. Язык как средство изучения познания и эволюции
человека (К 10-летней годовщине появления антрополингвистики) // Вестник МГОУ. Серия:
лингвистика. 2014. № 5. С. 12-25.
Жеребило Т.В. Словарь лингвистических терминов и понятий. Изд. 6-е, испр. и доп.
Назрань: Пилигрим, 2016.
Канделаки Т.Л. Семантика и мотивированность терминов. М.: Наука, 1977.
Кедринский В.В. Англо-русский словарь по химии и переработке нефти. Изд. 6-е, стерео-
тип. М.: РУССО, 2004.
Клестер А.М. Когнитивный подход к изучению межотраслевой терминосистемы // Ом-
ский научный вестник. 2012. № 4 (111). С. 171-174. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/ko-
gnitivnyy-podhod-k-izucheniyu-mezhotraslevoy-terminosistemy (Дата обращения: 09.09.2020).
Лейчик В.М. Терминоведение: предмет, методы, структура. Изд. 3-е. М.: Изд-во ЛКИ, 2007.
Никитина С.Е. Семантический анализ языка науки: на материале лингвистики / отв. ред.
Н.А. Слюсарева. Изд. стереотип. М.: Книжный дом «Либроком», 2014.
Стуль Я.Е., Суханов К.Н. Понятия технического знания и их развитие. Философские во-
просы технического знания: сб. статей / АН СССР, Институт философии. М.: Наука, 1984.
URL: https://gt-market.ru/laboratory/expertize/6200. (Дата обращения: 08.09.2020).
Суперанская А.В., Подольская Н.В., Васильева Н.В. Общая терминология: Вопросы тео-
рии / отв. ред. Т.Л. Канделаки. 6-е изд. М.: Книжный дом «Либроком», 2012.
Ястреб Н.А. Техническое знание в системе наук // Исторические, философские, полити-
ческие и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики.
Тамбов: Грамота, 2013. № 2 (28): в 2-х ч. Ч. 1. С. 214-217. URL: https://www.gra-mota.net/
articles/issn_1997-292X_2013_2-1_54.pdf. (Дата обращения: 04.09.2020).
Cabre M. Terminology: Theory, methods and application / M. Teresa Cabre Castellvi; ed. by
J.C. Sager. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins B.V., 1999. URL: https://play.google.com/
books/reader?id= HXovykLjp-IC&pg=GBS.PA82. (Дата обращения: 07.09.2020).
Oil and Gas Journal. International Petroleum News and Technology. PennWell Corporation, Tulsa,
USA. January, 2019 – September, 2020. ISSN 1944-9151. URL: https://digital.ogj.com/ogjournal/2020
1214/MobilePagedReplica.action?utm_source=newsletter&utm_medium=email&utm_campaign=TX
OGJO201211003&utm_content=gtxcel&pm=2&folio=Cover#pg1. (Дата обращения: 07. 09.2020).
865
Svetlana V. Kalinina (Kirishi, Russia)
TECHNICAL KNOWLEDGE CONCEPTS’ VERBALIZATION

IN INDUSTRY SECTOR PERIODICALS
The article is devoted to conceptual classification of actual special lexis that functions in the oil and
gas sublanguage periodicals. The presented categorical analysis of the language units, performed
within cognitive approach, correlates with the logical-epistemological classification of technical
knowledge concepts.
Keywords: technical knowledge, oil and gas industry sublanguage, highly specialized text, special
lexis, categorization, classification
С.В. Киселева (Санкт-Петербург, Россия)

svkiseljeva@bk.ru
М.Ю. Миронова (Санкт-Петербург, Россия)
mkpr@yandex.ru
КОМБИНИРОВАНИЕ МЕТАФОРЫ И МЕТОНИМИИ

В ТЕРМИНОЛОГИИ
Статья посвящена рассмотрению когнитивно-семантических характеристик метафтонимии
как явления когнитивного комбинирования приемов метафоры и метонимии. Цель исследова-
ния – провести анализ метафоро-метонимических процессов в инвестиционной терминологии.
Представлен обзор классификаций анализируемого явления, приведены точки зрения ученых,
определен новый тип метафтонимических отношений – комбинирование.
Ключевые слова: метафора, метонимия, метафтонимия, термин, фразеологизм, комбинирование
Выступая различными когнитивными феноменами, метафора и метонимия,

тем не менее, не являются взаимоисключающими и взаимодействуют как в об-
щеупотребительном языке, так и в терминологических сочетаниях. Несмотря на
то, что многие отечественные и зарубежные ученые занимаются исследованием
метафоро-метонимического взаимодействия, проблема описания и классифика-
ции метафтонимических моделей остается малоизученной.
Концептуальные метафора и метонимия – это ментальные механизмы, об-
разовавшиеся в результате взаимодействия двух или более понятийных обла-
стей. Образовываясь в результате семантического переосмысления, метафора и
метонимия, становятся единицами вторичной косвенной номинации и позво-
ляют мыслить об одной содержательной области, используя понятия другой об-
ласти. Рассматриваемые когнитивные явления основаны на ассоциативном прин-
ципе, в результате чего один и тот же объект может рассматриваться и метони-
мически, и метафорически [Шарманова 2009]. Существуют две основные клас-
сификации метафтонимии. Л. Гуссенс выделяет 4 типа концептуальной интегра-
ции метафоры и метонимии: метафора из метонимии, метонимия внутри мета-
форы, метафора внутри метонимии, деметонимизация внутри метафоры
[Goossens 1990]. Ф. Руиз де Мендоза также выделяет 4 разновидности метафто-
нимии и дает им следующие наименования: метонимическое расширение сферы-
источника метафоры, метонимическое сужение сферы-источника метафоры, ме-
тонимическое расширение сферы-цели метафоры, метонимическое сужение
сферы-цели метафоры [Ruiz de Mendoza 2011].
866
В настоящей работе произведен анализ модели интеграции и реализации ме-
тонимии и метафоры в терминах-фразеологизмах инвестиционной сферы. Сле-
дует отметить, что термин-фразеологизм является специальным типом термино-
логической номинации, обладает когнитивной спецификой и выступает «особым
способом вербализации профессионально значимой информации – на стыке про-
фессионального и обыденного знания» [Голованова 2013: 70]. Термины-фразео-
логизмы образуются в профессиональной среде в виде устойчивых идиоматиче-
ских сочетаний и отражают «сложные с точки зрения познания объекты и явления
профессиональной деятельности, которые не могут быть обозначены однослов-
ным наименованием» [Голованова 2013: 71]. «Закрепляясь в качестве терминов,
данные словосочетания, как бы они ни были просты по внешнему облику, превра-
щаются в устойчивые словосочетания» [Лейчик 2009: 133]. Когнитивная струк-
тура термина-фразеологизма выявляется через его компонентную структуру.
Так, при анализе терминологического фразеологизма to dress up a portfolio,
становится очевидным существование двух проекций: метонимической и мета-
форической. Словари инвестиционных терминов определяют выражение to dress
up a portfolio следующим образом: «причесывать портфель»: менять содержимое
инвестиционного портфеля в конце отчетного периода для того, чтобы наилуч-
шим образом представить результаты своей работы (например, продать акции,
которые падали в цене или приобрести ценные бумаги, которые лидировали в
данном квартале) и оказать успокаивающий эффект на инвесторов [https://
www.nasdaq.com/glossary/d/dressing-up-a-portfolio]. Для того, чтобы более де-
тально проследить метафоро-метонимическое взаимодействие, необходимо про-
вести анализ словарных дефиниций лексем, входящих в состав исследуемого
термина-фразеологизма.
С целью определить, почему именно глагол to dress up (наряжать, наря-
жаться, приодеть) вошел в состав исследуемого термина-фразеологизма, и на ос-
новании какого признака произошел перенос значения, обратимся к определе-
ниям лексической единицы to dress up, которые предлагают толковые словари
общеупотребительной лексики: 1. «1) to wear special clothes for fun, or to put spe-
cial clothes on someone, 2) to wear clothes that are more formal than the ones you
would usually wear, 3) to make something more interesting or attractive»
[https://www.ldoceonline.com/dictionary/dress-up]; 2. «1) to wear clothes that are
more formal than those you usually wear, 2) to put on special clothes, especially to
pretend to be somebody / something different, 3) to present something in a way that
makes it seem better or different» [https://www.oxfordlearnersdictionaries.com/defini-
tion/english/ dress-up?q=dress+up]; 3. «1) to put on formal clothes for a special occa-
sion, 2) to wear special clothes in order to change your appearance, usually for a game
or party» [https://dictionary.cambridge.org/dictionary /english-russian/dress-up]. Так,
основными семантическими компонентами глагола to dress up выступают: spe-
cial, more interesting, more attractive, more formal, to pretend, different, a special oc-
casion, to change. Выявленные семантические компоненты позволяют сформули-
ровать метафорическое значение глагола to dress something up, реализуемое им в
составе терминологического фразеологизма to dress up a portfolio: to make some-
thing look better than it is / to improve something.
Лексический и контекстуальный анализ слова portfolio показал, что в дан-
ном семантическом окружении у него актуализируется не прямое номинативное
867
значение ‘a large flat case used especially for carrying pictures, documents’
[https://www.ldoceonline.com/ dictionary/portfolio], а метонимическое, основанное
на переносе «содержимое – содержащее / контейнер», поскольку речь идет не о
самом портфеле / папке для важных бумаг или документов, а о его содержимом,
а именно, инвестиционных продуктах: ‘grouping of financial assets such as stocks,
bonds and cash equivalents’ [http://investment_terms.enacademic.com/10989]. Упо-
требление лексической единицы в метонимическом значении подтверждается
корпусными данными: 1) «Don’t devote your entire portfolio to these investments»
[COCA Money 1990]. 2) «Last year’s portfolio fell 6.7% vs. the S &P's; 30.1% drop»
[COCA Fortune 2009]. 3) «If you do decide to include riskier investments, you may
be better off putting that part of your portfolio in funds, despite the higher long-term
costs» [COCA Money 1990].
Таким образом, в исследуемом термине-фразеологизме можно наблюдать
присутствие и метафоры, и метонимии (Рис. 1).
Метафора и метонимия, взаимодействуя в блендинге, оказываются связую-

щими элементами извлечения смысла выражения to dress up a portfolio. Перепле-
тение значений элементов словосочетания приводит к тому, что в реальности
фраза не является в чистом виде ни метафорой, ни метонимией, а служит приме-
ром слияния метафорических и метонимических проекций. Только при анализе
бленда, состоящего из метафоро-метонимических связей, становится возмож-
ным дать правильную интерпретацию термина-фразеологизма to dress up a port-
folio – to improve financial assets.
Поскольку данный пример не относится ни к одному из типов метафтони-
мии, предлагаемым Л. Гуссенсом и Ф. Руизом де Мендозой, представляется не-
обходимым предложить новый тип метафоро-метонимического взаимодействия
– комбинирование, когда метафора и метонимия существуют на абсолютно рав-
ных правах в составе термина-фразеологизма.
В заключение хотелось бы отметить, что изучение существующих, а также
выявление новых метафтонимических моделей представляются эффективным
способом познания окружающего мира и мышления через язык. Исследование
процессов метафтонимизации и способов их реализации в профессиональной де-
ятельности позволяет проникнуть в глубины образного мышления и понять, какие
ассоциации лежат в основе исследуемого терминологического словосочетания.
868
Голованова Е.И. Особый статус терминов-фразеологизмов в метаязыке науки // Вестник
Омского университета. 2013. № 1 (67). С. 69-75.
Лейчик В.М. Терминоведение: предмет, методы, структура. 4-е изд. М.: Книжный дом
«ЛИБРОКОМ», 2009.
Шарманова О.С. Параметры различия метафоры и метонимии в немецкоязычных СМИ
// Языковая реальность познания: сб. науч. трудов. Иркутск, 2009. С. 229-235.
Cambridge Dictionaries Online. URL: https://dictionary.cambridge.org/dictionary/eng-
lish/cook. (Дата обращения: 11.11.2020).
Corpus of contemporary American English. URL: http://corpus.byu.edu/coca/. (Дата обраще-
ния: 16.11.2020).
Dictionary of contemporary English. New edition. Longman, 2009.
Goossens L. Metaphtonymy. The interaction of metaphor and metonymy in linguistic action //
Cognitive Linguistics. 1990. 1 (4). P. 323-340.
Investment Dictionary. URL: http://investment_terms.enacademic.com/10989. (Дата обраще-
ния: 21.11.2020).
Nasdaq. Daily Stock Market Overview. URL: https://www.nasdaq.com/glossary/d/dont-fight-
the-tape. (Дата обращения: 21.11.2020).
Oxford Leaner’s Dictionaries. URL: https://www.oxfordlearnersdictionaries.com/defini-
tion/english/cook_1?q=cook. (Дата обращения: 11.11.2020).
Ruiz de Mendoza F. Going beyond metaphtonymy: metaphoric and metonymic complexes in
phrasal verb interpretation / F. Ruiz de Mendoza, A. Galera Masegosa // Language Value. 2011. No.
3 (1). P. 1-29.
Svetlana V. Kiseleva (St. Petersburg, Russia)

Saint-Petersburg State University of Economics
Marina Yu. Mironova (St. Petersburg, Russia)
Saint-Petersburg State University of Economics
COMBINING METAPHOR AND METONYMY IN TERMINOLOGY

The article analyzes the cognitive and semantic characteristics of conceptual metaphtonymy as a phe-
nomenon of cognitive combination of metaphor and metonymy. The purpose of the research is to
analyze metaphor-metonymic processes in investment terminology. The authors present a review of
the classifications of the analyzed phenomenon, give different scientists’ points of view on the issue,
and identify a new type of metaphtonymic relations.
Keywords: metaphor, metonymy, metaphtonymy, a term, an idiom, combining
С.А. Рылов (Нижний Новгород, Россия)

standap46@mail.ru
КОГНИТИВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ЧЕШСКОЙ ГРАММАТИЧЕСКОЙ

ТЕРМИНОЛОГИИ НА ФОНЕ РУССКОЙ
Под когнитивным содержанием термина, которое тесно связано с его номинацией и мотиви-
рованностью, понимаются содержательные свойства термина, позволяющие ему адекватно
обозначать сущность научного понятия. Установлено, что собственно чешские грамматиче-
ские термины в большей степени, чем русские, ориентированы концептуально и обладают
прозрачным когнитивным содержанием, что является важным в лингводидактике.
Ключевые слова: грамматическая терминология, чешский язык, русский язык, номинация, ко-
гнитивное содержание термина, мотивированность, лингводидактика
869
Для современной лингвистики стало определяющим фактором вхождение в
когнитивную парадигму знаний, которую интересуют в первую очередь катего-
ризация человеческого опыта, находящая выражение в языковых формах, и их
содержательные аспекты, исследование конструирования значения, его дина-
мики. Поэтому далеко не случайно возникновение в 90-х гг. XX в. особого
направления терминологических исследований – когнитивного терминоведения,
основывающегося на идеях В.М. Лейчика [Лейчик 2007]. Когнитивный подход,
несомненно, открывает новые перспективы в изучении термина и терминологии,
позволяет по-новому взглянуть на номинацию терминов, выявить их смысловое
содержание.
Особый интерес с точки зрения когнитивной лингвистики представляет
грамматическая терминология (сокращенно – ГТ), которая в сопоставительном
плане на материале славянских языков, в том числе чешского и русского, до
настоящего времени изучена недостаточно [Bauer 1972: 32-34].
Предметом исследования в настоящей работе явились чешские грамматиче-
ские термины: простые (однословные) и составные (двусловные, трехсловные),
выражающие основные понятия морфологии и синтаксиса, – в сопоставлении с
эквивалентными им русскими терминами. Цель исследования – выявить специ-
фические особенности когнитивного содержания чешских грамматических тер-
минов, показать их важную роль в лингводидактике, в преподавании чешского
языка как иностранного в русской аудитории. В случае родственных языков, ка-
ковы чешский и русский, сопоставление и понимание различий в номинации
грамматических явлений и в когнитивном содержании терминов способствуют
более глубокому постижению самих грамматических понятий. Источником чеш-
ской ГТ послужили «Slovník lingvistických termínů pro filology» E. Lotko [Lotko
2003], «Slovník spisovné češtiny pro školu a veřejnost» [Slovník 2005], а также но-
вейшие учебники чешского языка, изданные в Чешской республике. Всего про-
анализировано в когнитивном плане около 600 терминоединиц, в т.ч. 46 обще-
грамматических, около 320 терминов морфологии, 230 терминов синтаксиса.
Чешская ГТ, как и русская, – весьма развитая терминосистема, которая фор-
мировалась на протяжении нескольких столетий, начиная с XVI–XVII вв., путем
буквального перевода (калькирования) соответствующих древнегреческих и ла-
тинских терминов на чешский, путем заимствований из древних языков, а также
в результате влияния западноевропейской лингвистической традиции. Так что и
чешская, и русская ГТ выражают систему понятий традиционной грамматиче-
ской науки и обнаруживают значительную общность. С другой стороны, ГТ,
несомненно, отражает концептуальный аппарат национальных грамматических
школ, национальные научные традиции, национально-специфическую менталь-
ность. Это ярко проявляется в чешской ГТ, которая занимает совершенно особое
место, поскольку – в силу ряда исторических факторов – была ориентирована
прежде всего на собственные (славянские) языковые ресурсы. И в настоящее
время, как показал проведенный анализ, значительная часть чешских граммати-
ческих терминов представляет собой оригинальные образования на базе соб-
ственно чешского языка. Исконные термины более информативны [Сложени-
кина 2016: 10], имеют, как правило, ясную содержательную мотивацию. Поэтому
чешская ГТ обладает, в сравнении с русской, рядом национально-специфических
особенностей, в частности и в когнитивном плане.
870
Когнитивная структура термина основывается на значении как условном обо-
значении одного из признаков данного понятия в определенной сфере науки, так
что значение термина – это когнитивный феномен, за которым стоит определен-
ная структура знания [Зяблова 2009: 120-121]. Поэтому когнитивное содержание
термина составляют «такие содержательные свойства термина, которые позво-
ляют ему выполнять функции элемента определенной теории <...>, адекватно обо-
значать общие понятия, характерные для данной области и релевантные в рамках
некоторой теории» [Сложеникина 2009: 324]. Когнитивное содержание термина
тесно связано с его номинацией и мотивированностью. Именно когнитивная па-
радигма позволила осознать то, что терминологическая номинация концептуально
ориентирована, при этом внутренняя форма термина предстает как сложная «си-
стема воплощения научной мысли в слове-термине, а мотивированность – как «ре-
ально видимая» производность терминов» [Комарова 2009: 176].
Важно, что в основу номинации термина кладутся, как правило, существен-
ные признаки научного понятия, поскольку научные понятия формируются в ре-
зультате обобщений, полученных в процессе познания существенных признаков
реалии и отвлечения от признаков малосущественных. При этом образование
собственно национального термина чаще всего связано с лексикой общенарод-
ного языка. Так термин получает содержательную мотивацию, ярко выражен-
ное когнитивное содержание. Мотивированность собственно чешских граммати-
ческих терминов – это важный фактор проявления самобытности чешской ГТ,
выражение национальной ментальности. Ввиду мотивированности собственно
чешские термины имеют, как правило, ясное когнитивное содержание, про-
зрачны, в той или иной мере ориентируют на обозначаемые ими понятия, отра-
жают своей языковой формой необходимые и достаточные признаки понятия,
позволяют лучше понимать значение термина, не прибегая к его дефиниции. Это
и обусловливает специфичное когнитивное содержание чешской ГТ.
Таковы собственно чешские названия частей речи, членов предложения, мно-
гих грамматических категорий и форм. Некоторые термины своим когнитивным
содержанием ориентируют на какую-либо черту обозначаемого понятия, напри-
мер, структуру, как у термина souvětí («сложное предложение») – по отношению
к термину věta («предложение»). У других когнитивное содержание указывает на
включенность понятия и термина в систему, как у специфически чешских назва-
ний падежей: druhý pád, třetí pád, čtvrtý pád, pátý pád и т.д. Когнитивное содержа-
ние может также выражать соответствие (полное или частичное) лексическому
значению исходного слова. Так, термины časovat, časování от čas («время») выра-
жают не только изменение глагола в соответствии с грамматическим временем, но
и лицо, число, наклонение, залог. Показательным когнитивным примером явля-
ются чешские грамматические термины stupňování, první stupeň, druhý stupeň, třetí
stupeň, которые своей внутренней формой отчетливо выражают, в отличие от рус-
ской грамматики, сам алгоритм образования соответствующей формы имен при-
лагательных (или наречий), а именно, ‘последовательную ступенчатость про-
цесса’; ср.: krásný → krásnější → nejkrásnější. В русском языке при образовании
этих форм не наблюдается последовательная ступенчатость, так как превосходная
степень образуется чаще всего от формы положительной степени, ср: самый
быстрый < быстрый. Интересно, что когнитивное содержание и исходного одно-
словного термина stupňování (отглагольное образование при помощи суффикса -
871
ní со значением процессуальности) отчетливо выражает ‘определенную ступенча-
тость, последовательность’ данного грамматического процесса. В русском языке
нет прямого эквивалента чешскому термину stupňování, которому могут соответ-
ствовать и «степени сравнения в целом», и «образование степеней сравнения», и
«изменение по степеням сравнения».
Ясное когнитивное содержание, в отличие от соответствующих русских тер-
минов, имеют и многие синтаксические термины чешского языка. Так, чешский
узловой термин skladba означает ‘то, что складывается в последовательность’,
тогда как соответствующий ему заимствованный термин syntax, как и русский
термин синтаксис, не имеет содержательной мотивации (нулевая мотивация).
Прозрачным является когнитивное содержание и чешского узлового термина
věta, образованного от устаревшего чешского глагола větiti – ‘mluvit’ (‘говорить,
разговаривать’) [Rejzek 2001: 708]. Русский эквивалент предложение, представ-
ляющий собой кальку с латинского propositio (от многозначного глагола propono
– ‘предлагать, рассказывать, повествовать, упоминать’), не имеет ясной содер-
жательной мотивации. Прозрачными в когнитивном плане, по сравнению с рус-
скими эквивалентами, оказываются и другие чешские синтаксические термины:
slovosled, vsuvka, větný vzorec, větný útvar, syntaktická dvojice, jednoduchá věta,
vedlejší věta, souvětí, větosled, holá věta. Каждый из них благодаря отчетливой
внутренней форме прямо ориентирует на определенное когнитивное содержа-
ние. Ср.: slovosled < slovo + sled – «souvislé pořadí, posloupnost» [Slovník 2005:
392]; в переводе с чешского: ‘связанные между собой слова, в их следовании друг
за другом’; vsuvka < vsunout – «co je vsunuto, vřaděno; slovo nebo věta vsunutá do
jiné věty a mluvnicky do ní nezapojená» [Slovník 2005: 501]; в переводе с чешского:
‘то, что вставлено; слово или предложение, вставленное в другое предложение и
грамматически в него не включенное’.
Итак, чешская ГТ, для которой типичным является номинирование одного
и того же понятия, наряду с заимствованным, «своим», собственно чешским, тер-
мином, в когнитивном плане обнаруживает существенные отличия от русской
ГТ. Национальная чешская ГТ, в сравнении с русской, в большей степени кон-
цептуально ориентирована и обладает прозрачным когнитивным содержанием.
Это важно в лингводидактическом плане. Как показывает наш опыт, «проникно-
вение» в когнитивное содержание чешской ГТ необходимо в преподавании чеш-
ского языка как иностранного. Именно собственно чешский, а не иноязычный
термин имеет ясную содержательную мотивацию, чтó помогает студентам его
лучшему освоению, способствует осознанному представлению понятийной от-
несенности термина. Таким образом, когнитивный аспект грамматической тер-
минологии составляет важную часть грамматической и коммуникативной ком-
петенции обучающихся.
Зяблова О.А. Перспективы когнитивно-дискурсионного подхода к определению и ана-
лизу термина // Современные тенденции в лексикологии, терминоведении и теории LSP: сб.
науч. трудов. М., 2009. С. 118-128.
Комарова З.И. Проблема мотивированности термина в различных научных парадигмах
// Современные тенденции в лексикологии, терминоведении и теории LSP: сб. науч. трудов.
М., 2009. С. 170-179.
Лейчик В.М. Терминоведение: Предмет, методы, структура. М., 2007.
872
Сложеникина Ю.В. В.М. Лейчик и теория терминоведения // Современные тенденции в
лексикологии, терминоведении и теории LSP: сб. науч. трудов. М., 2009. С. 324-329.
Сложеникина Ю.В. Основы терминологии: Лингвистические аспекты теории термина.
М., 2016.
Bauer J. Konfrontační a srovnávací studium české a polské syntaxe // J. Bauer. Syntactica slav-
ica.Vybrané práce ze slovanské skladby. Brno, 1972. С. 31-34.
Lotko E. Slovník lingvistických terminů pro filology. Olomouc, 2003.
Rejzek J. Český etymologický slovník. Praha: LEДА, 2001.
Slovník – Slovník spisovné češtiny pro školu a veřejnost. Praha, 2005.
Stanislav A. Rylov (Nizhny Novgorod, Russia)

COGNITIVE CONTENTS OF THE CZECH GRAMMATICAL TERMINOLOGY

AGAINST THE RUSSIAN ONE
The cognitive content of a term, which is closely related to its nomination and motivation, is under-
stood as the content properties of a term that allow it to adequately denote the essence of a scientific
concept. It is established that Czech grammatical terms are more conceptually oriented than Russian
ones and have transparent cognitive content, which is important in linguodidactics.
Keywords: grammatical terminology, the Czech language, the Russian language, nomination, cogni-
tive content of a term, motivation, linguodidactics
Ю.М. Шемчук (Москва, Россия)

shemchuk.j@mail.ru
КОГНИТИВНЫЙ ПОДХОД К ИССЛЕДОВАНИЮ

МЕТАЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ПАРАЛЛЕЛЕЙ
Металингвистические параллели исследуются в аспекте когнитивного подхода, предполагаю-

щего учитывать теорию категоризации и теорию концептуализации. Рассматриваемый корпус
металингвистических параллелей представляет собой специальные лингвистические знания,
которые формируются как общенаучный опыт под влиянием механизмов языковой категори-
зации и зависят от языковой личности.
Ключевые слова: термин, лингвистический термин, концепт, когнитивный подход, категори-
зация, концептуализация, когнитивное терминоведение, языковая личность, металингвисти-
ческие параллели
Исследование металингвистического параллелизма привлекает внимание

ученых, как с точки зрения описания его отдельных терминополей [Иванов
2005], так на материале отдельных языков [Иванов, Иванова 2016], рассматрива-
ются также особенности проявления металингвистических параллелей в науч-
ном, академическом и бытовом дискурсах [Шемчук, Раевич 2020], специфика
металингвистического параллелизма в Интернет-пространстве [Шемчук, Раевич
2018], без внимания не остается такое смежное явление, как метаязыковая омо-
нимия [Шемчук 2018]. В настоящей статье металингвистические параллели бу-
дут представлены в когнитивном аспекте, что составляет новизну работы. «В
рамках когнитивного подхода язык рассматривается как когнитивная способ-
ность человека, обеспечивающая его существование, адаптацию, ориентацию и
развитие в окружающей физической и социальной среде» [Болдырев 2020: 6].
873
Целью работы является изучение металингвистических параллелей в их вза-
имосвязи с познавательными процессами: концептуализацией и категоризацией.
В «Кратком словаре когнитивных терминов» под редакцией Е.С. Кубряко-
вой под концептом понимаются те «смыслы, которыми оперирует человек в про-
цессах мышления и которые отражают содержание опыта и знания, содержание
всей человеческой деятельности и процессов познания мира в виде неких «кван-
тов» знания» [Кубрякова, Демьянков, Панкрац, Лузина 1996: 90], то есть в про-
цессах размышления над какой-либо языковедческой проблемой общенаучный
опыт формируется в специальных знаниях, которые представляют собой корпус
металингвистических параллелей, и процесс познания мира лингвистики можно
представить в виде квантов профессионального знания.
Концептуальный анализ металингвистических параллелей следует прово-
дить в рамках нового направления научного знания: когнитивного терминоведе-
ния, которое стало развиваться в последние годы в работах [Володина 1998: Лей-
чик 2007; Архипова, Железнова 2019; Соловьева 2019; Федюченко 2019; Голова-
нова 2020; Кулешова 2020] и др.
Когнитивный подход к феномену металингвистического параллелизма де-
монстрируется в научном дискурсе и профессиональных терминологических си-
стемах. При этом языковые личности ученых по-разному структурируют мен-
тальное знание, объективируемое в системе металингвистических параллелей.
Сформированные определенной языковой личностью терминологические
единицы, помимо номинативной, выполняют идентификационную функцию,
включающую систему глубоких онтологических знаний о человеке, категоризи-
рующем целевые области, репрезентирующие специальные концепты професси-
онального дискурса лингвиста.
Металингвистические параллели неразрывно связаны с общенаучным опы-
том, который представлен в описываемой системе терминов как языковое прояв-
ление профессионального мировоззрения.
Когнитивный подход позволяет связать внутреннюю форму металингвисти-
ческих параллелей с понятием и проследить, как это понятие превращается в зна-
чение, реализуясь в определенном контексте. Именно языковая личность и кон-
текст влияют на механизмы языковой категоризации с присвоением своего мар-
кера при общей концептуализации специальных знаний.
Когнитивный подход к исследованию металингвистических параллелей в
терминоведении смещает акцент с вопроса определения свойств терминов как
лексических единиц на проблему представления квантов знаний, внутренней
формы терминов, связанной с профессиональным познанием и научной деятель-
ностью отдельной языковой личности, использующей ментальный механизм ка-
тегоризации для формирования концептуальной структуры, принимающей
форму металингвистического параллелизма.
Исследование металингвистических параллелей в аспекте когнитивного
подхода позволяет:
– установить взаимосвязь между явлением металингвистического паралле-
лизма и специальными знаниями в языковедении, возникновением и распростра-
нением в нем идей, представляющих трансформацию существующих знаний;
– представить металингвистические параллели как часть семиотической си-
стемы профессиональной коммуникации и деятельности языковедов;
874
– изучать языковую личность языковеда как субъекта создания и развития
специального лингвистического знания, участника профессионального общения;
– исследовать проблему функционирования металингвистических паралле-
лей в индивидуальном дискурсе;
– изучить особенности представления самых важных гносеологических ка-
тегорий в металингвистике в зависимости от языковой личности.
Архипова Е.И., Железнова Ю.В. Когнитивные аспекты терминологии маркетинга // Вест-
ник Удмуртского университета. Серия: история и филология. 2019. Т. 29. № 5. С. 773-777
Болдырев Н.Н. Когнитивный подход в лингвистике и смежных областях знания // Во-
Володина М.В. Когнитивно-информационная природа термина и терминологическая но-
минация: дис. … д-ра филол. наук. М., 1998.
Голованова Е.И. Сближение проблематики когнитивного терминоведения и социолинг-
вистики // Когнитивные исследования языка. 2020. Вып. XLII. С. 531-536.
Иванов А.В. Метаязык фонетики и метрики: автореф. дис. … д-ра филол. наук. М., 2005.
Иванов А.В., Иванова Р.А. Немецкий язык как язык науки: проблемы и перспективы //
Вестник Вятского государственного университета. 2016. № 7. С. 69-77.
ных терминов. М.: Филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, 1996.
Кулешова В.О. Когнитивный подход к комплексному анализу терминосистем (на мате-
риале терминологии фотонных кристаллов) // Вестник Кемеровского государственного уни-
верситета. 2020. Т. 22. № 3 (83). С. 841-848.
Лейчик В.М. Когнитивное терминоведение – пятый этап развития терминоведения как
ведущей научной дисциплины рубежа ХХ-ХХ1 веков // Когнитивная лингвистика: новые про-
блемы познания. М.; Рязань, 2007. С. 121-132.
Соловьева А.Е. Термины военной авиации в контексте когнитивного терминоведения //
Проблемы модернизации современного высшего образования: лингвистические аспекты.
Лингвометодические проблемы и тенденции преподавания иностранных языков в неязыковом
вузе: сб. материалов V Международной научно-методической конференции. 2019. С. 119-122.
Федюченко Л.Г. Определение понятия «термин» в рамках когнитивного терминоведения
// Вестник Московского государственного областного университета. Серия: лингвистика.
2019. № 3. С. 29-36.
Шемчук Ю.М. Метаязыковые омонимы в немецкой терминологической системе // Акту-
альные вопросы современной лингвистики: материалы V региональной научно-практической
конференции «Иностранные языки в межкультурном пространстве: методы исследования и тех-
нологии обучения». 2018. С. 97-101.
Шемчук Ю.М., Раевич А.И. Металингвистические параллели: особенности проявления в
научном, академическом и бытовом дискурсах // Вестник Московского государственного об-
ластного университета. Серия: лингвистика. 2020. № 4. С. 61-70.
Шемчук Ю.М., Раевич А.И. Особенности металингвистического параллелизма в Интер-
нет-пространстве // Актуальные вопросы современной лингвистики: материалы VI региональ-
ной научно-практической конференции. 2018. С. 65-71.
Yuliya M. Shemchuk (Moscow, Russia)

COGNITIVE APPROACH TO THE STUDY OF METALINGUISTIC PARALLELS

Metalinguistic parallels are investigated in the aspect of the cognitive approach, which assumes to
take into account the theory of categorization and the theory of conceptualization. The considered
corpus of metalinguistic parallels is a special linguistic knowledge that is formed as a general scien-
tific experience under the influence of mechanisms of language categorization and depends on the
language personality.
875
Keywords: term, linguistic term, concept, cognitive approach, categorization, conceptualization, cog-
nitive terminology, language personality, metalinguistic parallels
Н.Г. Юзефович (Санкт-Петербург, Россия)

Санкт-Петербургский гуманитарный университет профосоюзов
yuzefovich_2005@mail.ru
МЕЖКУЛЬТУРНЫЙ НАУЧНЫЙ ДИСКУРС:

ПРОБЛЕМЫ КОНЦЕПТУАЛЬНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
Межкультурное научное общение (публикации, конференции) на английском языке стало тра-

дицией, и это дает основания предполагать, что достижение концептуального взаимодействия
не вызывает сложностей, поскольку ученые разных стран объединены единым языком комму-
никации. Препятствием эффективности коммуникации при этом является неадекватный пере-
вод терминологии.
Ключевые слова: концептуальное взаимодействие, разделенные знания, терминологическая
вариативность
Английский язык в функции lingua franca научного дискурса в современную

эпоху никого не удивляет: ученые разных лингвокультурных сообществ на кон-
ференциях, в научных журналах излагают свои научные результаты по-англий-
ски, как на родном (первом) языке, так и на втором или иностранном.
Российским лингвистам, подчас такое общение не представляется затрудни-
тельным, поскольку в отечественной системе образования еще и в советский пе-
риод обучение теоретических дисциплин проводилось на английском языке. Раз-
личные лингвистические теории излагались по-английски, но учебники большей
частью создавались на основе, принятой в отечественной науке, термины перево-
дились, при этом ограниченный доступ к англоязычным аутентичным словарям и
научным изданиям не давал возможности проверить, соответствует ли толкование
русского термина его формальному соответствию в другом языке. Ни в коей мере
не умаляя действительно выдающиеся труды отечественных ученых, считаю, од-
нако, необходимым обратить внимание на когнитивный дисбаланс, который про-
является при погружении некоторых терминов в межкультурную англоязычную
среду. Как представляется, сложности адекватной передачи научного термина с
русского языка на английский недооцениваются, в большей степени внимание об-
ращается на форму, но не на концептуальное содержание, соответственно, в такой
ситуации научное межкультурное взаимодействие проблематично.
В докладе предпринимается попытка проанализировать перевод на англий-
ский язык и толкование ряда научных терминов, препятствующих концептуаль-
ному взаимодействию (лингвокультурология, публицистика, лингвистика, пар-
целляция, концепт).
Адекватный перевод концепта, который в когнитивном переводоведении
является единицей перевода, необходим в целях концептуального взаимодей-
ствия в межкультурном научном дискурсе. Соответственно, важно не только рас-
крыть его наиболее значимые концептуальные характеристики, но и выявить ос-
новные параметры концептуального взаимодействия в процессе коммуникации.
По мнению Н.Н. Болдырева, следует выделить следующее:
876
«1) структурное соответствие концептуальных систем коммуникантов, 2)
содержательное соответствие этих систем, 3) адекватность оценки концептуаль-
ной системы собеседника, 4) степень владения коллективным знанием и языко-
вым опытом, 5) соответствие принципов и механизмов формирования и понима-
ния смыслов, используемых коммуникантами» [Болдырев 2012: 39].
Игнорирование вышеназванных параметров неизбежно будет препятство-
вать общению коммуникантов. Так, перевод на английский язык термина отече-
ственной лингвистики концепт, который в самом общем смысле трактуется в как
«ментальная структура», термином concept, который означает ‘a thought, idea, or
principle, notion’ [Longman 1998: 263] не представляется адекватным. В частных
беседах зарубежные ученые предложили вариант conceptual structure, который
позволяет развести концепт и concept. В публикациях ряда отечественных уче-
ных довольно часто используется именно concept, что также возможно, если объ-
яснить его специфику в отечественном дискурсе.
Следует выделить и стилистический термин парцелляция (разделение син-
таксической структуры), который, как может показаться, легко переводится на
английский язык как parceling. В Интернете встречается немало статей на ан-
глийском языке, где студенты и магистранты, не задумываясь, рассуждают о
тропе, стилистическом приеме parceling, однако, если бы они обратились к ан-
глоязычным толковым словарям и научным публикациям, то узнали бы, что для
описания стиля такого рода используется термин sentence fragment. Истоки тер-
мина parceling в фермерстве: деление земли на участки: The act of separating into
parts and distributing [Collins: URL].
Считаю необходимым обратить внимание на перевод термина публици-
стика калькированием publicistic style, в такой форме он существует уже давно
и переходит из учебника в учебник. Если обратиться к англоязычному аутентич-
ному дискурсу, то очевидно, что данный перевод является ложным другом пере-
водчика, поскольку publicistic style характерен для деятельности специалистов
сферы общественных отношений. Термином publicist называют пиар-менеджера:
one who publicizes, especially a press or publicity agent [Cambridge: URL].
Термин публицистика передается как journalism, возможные варианты po-
litical journalism, social and political journalism – запросы через поисковые си-
стемы предлагают данные варианты, вполне адекватные варианты, в то время
как студенты, выучив некорректно переведенные термины, используют их и в
дальнейшей научной работе.
Пояснения, на мой взгляд, требует и термин лингвистика, который в отече-
ственном дискурсе объясняется нередко через синонимичный термин языкозна-
ние; полное определение приведено в «Новом литературном словаре» Т.Н. Гурь-
евой: «Лингвистика – наука, изучающая язык в самых разнообразных аспектах,
(язык как система, функции языка и т.п.). Лингвистика также может обозна-
чаться как языковедение или языкознание» [Гурьева 2009: 154].
В западном научном дискурсе дефиниция термина linguistics включает
наименования научных лингвистических направлений, которые у нас изучаются
как отдельные предметы, т.е. это своего рода зонтиковый термин.
В зарубежных университетах изучают различные лингвистические направ-
ления (квантитативное, когнитивное и пр.), в отечественных вузах изучают со-
ставные дисциплины лингвистики: теоретическая фонетика (грамматика и т.д.).
877
Ср.: «Linguistics is the scientific study of language and its structure, including the
study of grammar, syntax, and phonetics. Specific branches of linguistics include soci-
olinguistics, dialectology, psycholinguistics, computational linguistics, comparative
linguistics, and structural linguistics» [Lexico: URL].
Возможно, такие расхождения кто-нибудь назовет терминологической вари-
ативностью, однако, если варианты относятся к разным коммуникативным сфе-
рам, то не являются ли они примерами некорректного перевода? Не беру на себя
смелость делать категорические выводы, поэтому обратимся к мнению западных
специалистов, которых заботят сложности концептуального взаимодействия, обу-
словленные некорректным переводом и толкованием терминов. Так, M.H. Heim
and А.W. Tymowski в руководстве «Guidelines for The Translation of Social Science
Texts» особо выделяют специфику перевода текстов гуманитарных наук, сложно-
сти перевода терминологии; вариативность терминологии, что сопровождается
концептуальными расхождениями: оригинальный текст и его вариант в переводе
отличаются несовпадающей смысловой нагрузкой [Heim 2006: 4-13].
Важности понимания концептуальных разногласий, препятствующих
концептуальному взаимодействию, посвящено исследование австралийского
ученого Б. Питерса (В. Peeters). В частности, он подчеркивает, что ряд
устоявшихся терминов, используемых в лингвокультурологии, концептуально
отличается от западной терминологии, что приводит к неадекватному переводу.
Терминологическая вариативность может создать ложное впечатление наличия
структурного соответствия концептуальных систем коммуникантов, того, что их
отличают разделенные знания. Так, традиционно трактуемые как соответствия
термины лингвокультурология (linguoculturology) и cultural linguistics требуют
разъяснения: «What we are witnessing here is anything but terminological variation.
It is terminological indifference of a kind that is common in most areas of scholarly
activity, not in the least among linguists, many of whom use identical terms for
different purposes, and different terms for identical purposes, thereby stifling progress
instead of inviting dialogue, and promoting indifference rather than engaging in
collaborative efforts» [Peeters 2019: 6].
Ученый говорит о необходимости объединить опыт западных и российских
ученых для формирования метаязыка науки (a common metalanguage), о том, что
необходимо разработать единые определения основных терминов (common
definitions of basic terms).
Полностью разделяя данную точку зрения, хотелось бы надеяться, что
совместный проект по унификации и стандартизации базовых терминов
лингвистики в направлениях «русский → английский» и English → Russian будет
создан, поскольку мы все заинтересованы в научном взаимодействии.
Болдырев Н.Н. Проблемы концептуального взаимодействия в процессе вербальной ком-
муникации // Когнитивные исследования языка. 2012. Вып. XI. С. 39-45.
Гурьева Т.Н. Новый литературный словарь. Ростов н/Д, Феникс, 2009. URL: http://
ponjatija.ru/taxonomy/term/2622.
Cambridge Dictionary. URL: https://dictionary.cambridge.org.
Collins Dictionary. URL: https://collinsdictionary.com.
Heim M.H., Tymowski А.W. Guidelines for the Translation of Social Science Texts. New York:
American Council of Learned Societies, 2006. URL: https://www.acls.org/sstp.htm.
878
Lexico. URL: https://www.lexico.com/definition/linguistics.
Longman Dictionary of English Language and Culture. Longman, 1998.
Peeters B. On Linguoculturology and Cultural Linguistics // Vestnik NSU. Series: Linguistics
and Intercultural Communication. 2019. Vol. 17. No. 4. P. 6-11.
Natalya G. Yuzefovich (St. Petersburg, Russia)

Saint Petersburg University of the Humanities and Social Sciences
ISSUES OF CONCEPTUAL INTERACTION

IN INTERCULTURAL SCIENTIFIC DISCOURSE
The fact that intercultural scientific communication, both written and oral (conferences, publications
in journals) makes us think that one language, i.e. English used by the scholars of different countries,
helps conceptual interaction. I wish it were always true but the obstacle is created by lost-in-transla-
tion terminology.
Keywords: conceptual interaction, shared knowledge, terminological variation
879
Когнитивная лингвистика и межкультурная коммуникация
КОГНИТИВНАЯ ЛИНГВИСТИКА
И МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ:
ТОЧКИ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ И ВЗАИМООБОГАЩЕНИЯ
Н.Н. Балабас (Москва, Россия)

balnani@mail.ru
М.Н. Николаева (Москва, Россия)
marinik2@yandex.ru
НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНАЯ СПЕЦИФИКА ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ

С АНТРОПОНИМОМ В НЕМЕЦКОМ И АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКАХ
Целью исследование является выявление и анализ фразеологизмов, содержащих антропо-

нимы, в немецком и английском языках. Исследование проведено в русле лингвокультуроло-
гии, относящейся к современным направлениям лингвистики. Изучение антропонимов входит
в поле антропоцентрической парадигмы. Фонд фразеологизмов с антропонимом ярко отра-
жает национальную самобытность самого народа и его языка. Вызовы современности приво-
дят к когнитивному переосмыслению ценностей, обращению обществ к своей этнической
идентичности и национальной культуре, что обусловливает актуальность исследования.
Ключевые слова: лингвокультурология, фразеология, национально-культурная специфика, ко-
гнитивное переосмысление, фразеологизмы с антропонимом, усечение
Изменения, происходящие в общественно-политической жизни стран,

непременно отражаются на лингвистических процессах. Так, например, «возник-
новение Евросоюза с единым экономическим пространством, свободным пере-
мещением и единой денежной системой способствует сближению народов, что
сказывается на обогащении словарного состава языков» [Балабас 2014: 29].
Кроме того, повсеместное распространение идеологии глобализации привело к
обратному эффекту, повышенному интересу к самобытности народов.
В последнее десятилетие возросла доля лингвистических исследований, по-
священных национально-культурной специфике. Фразеологический фонд, явля-
ясь сокровищницей языка, своего рода национально-культурным кодом, отра-
жает прежде всего национально-культурные особенности.
Фразеологической картине мира присущи как изоморфные, так и алломорф-
ные черты. Национально-культурная специфика является проявлением алломор-
физма [Федуленкова 2017]. «Антропонимы «обрастают» коннотациями, превра-
щаются в нарицательные существительные, фразеологизируются, становятся ча-
стью фольклора, образуя тот национально-культурный фон, который известен с
детства …» [Рылов 2006: 262].
Антропонимы отражают национальную идентичность этноса, особенно те,
которые в своем составе имеют исконную основу, сохранившую внутреннюю
форму. Более обширной является группа, в которой мотивированность слова
880
либо стерта совсем за счет изменений, происшедших с течением времени в древ-
негерманских языках (в древневерхненемецком и древнеанглийском), либо едва
угадывается, например, имена, вышедшие из употребления: Adelheid от Adalheit
(двн.): adal ‘благородный’ + heit ‘сословие’, Edwald от Adalwald (двн.) / Æðelwald
(да.): adal / ædel ‘благородный’ + wald ‘власть, владеющий’, Baldomar от Baldmāri
(двн.): bald ‘смелый’ + māri ‘знаменитый’; Ethelbald от Æðelbald (да.): ædel ‘бла-
городный’ + bald ‘смелый’, Gudrun от Gundrūna (двн.): gund ‘битва’ + rūna ‘кол-
довство или тайна’, Engelbert от Angilberaht (двн.): angil ‘ангел’ + beraht ‘знаме-
нитый или блестящий’ и др.
В таких европейских языках как немецкий и английский отмечается боль-
шое количество мотивированных слов, то есть тех слов, значение которых можно
вывести из их составляющих частей. В антропонимах содержится признак наци-
онально-языковой принадлежности [Николаева 2007]. Именно антропоним явля-
ется кодом, говорящим о национальной идентичности этноса, например, древне-
германские имена, сохранившие этимон, первоначальное значение и форму
слова. Ср.: в древневерхненемецком Waldeburga – от walten ‘править’ и burg ‘за-
мок, крепость’; Wolfried – от wolf ‘волк’ и fridn ‘мир’; Landolf – от land ‘земля’ и
wolf ‘волк’; или древнеанглийское имя Edmund от ædel ‘благородный’ и mund
‘защита, защитник’.
Нередко антропонимы можно встретить в золотом запасе национального
языка, кладезе народной мудрости, которым является его фразеологический
фонд, куда в данном исследовании относятся пословицы и поговорки. Среди ан-
тропонимов, встречающихся во фразеологизмах немецкого и английского язы-
ков, можно встретить как простые, так и прецедентные имена, то есть имена ве-
ликих людей или знаменитых персонажей, за которыми «скрывается значитель-
ный пласт информации – культуроведческой и лингвистической» [Николаева
2012: 54]. Семантику и коннотацию таких фразеологических единиц определяют
ассоциации, связанные с конкретным именем. При этом восприятие фразеоло-
гизма-антропонима во многом зависит от фоновых знаний реципиента. Напри-
мер, имя и фамилия великого поэта, философа и драматурга Фридриха Шиллера
известны не только в Германии, но и во всем мире, благодаря его выдающемуся
вкладу в литературу:
– das ist ein Gedanke von Schiller – это блестящая мысль;
– so was lebt und Schiller musste sterben – и такого дурака еще земля носит,
буквально такой вот дурак живет, а Шиллер умер.
Для понимания нижеследующих выражений нужно обратиться к немецкой
истории, что позволит пролить свет на происхождение фразеологизмов:
– nach Adam Riese – абсолютно точно, дословно – по Адаму Ризе (немец-
кий математик, выдающийся учитель арифметики (1492-1559);
– frei nach Knigge – по правилам хорошего тона (Адольф Книгге, немецкий
писатель, автор свода законов практической жизненной мудрости «Über den
Umgang mit Menschen» (1752-1796).
В английском языке также встречаются национально-окрашенные фразео-
логизмы, содержащие антропонимы и имеющие историческое происхождение:
– Tumbledown Dick – неудачник (это прозвище употребляется для характе-
ристики людей, которые никогда ничего не делают хорошо; первоначально упо-
треблялось в отношении Ричарда Кромвеля, сына лорда Протектора Оливера
881
Кромвеля в XVII в. Имя Dick – краткая форма от Richard. После смерти Оливера
Кромвеля в 1658 г. лордом Протектором стал Ричард Кромвель, однако в мае
1659 г. он был вынужден уйти в отставку по требованию армии, на этом его по-
литическая карьера закончилась). Происхождение этого фразеологизма связы-
вают с неудачной политической карьерой Ричарда Кромвеля.
– Merry Andrew – шут, фигляр (от имени придворного врача Генриха VIII Тю-
дора Эндрю Борда (Andrew Borde, ум. 1549), который наряду с традиционными ме-
тодами лечения использовал шутки и игровые моменты как дополнительные сред-
ства, воздействующие на психику пациента). Сейчас трудно сказать, насколько эф-
фективна была его методика лечения в XVI в., сейчас доказано о благоприятном
влиянии положительных эмоций на состояние больного. Однако во времена Ген-
риха VIII вряд ли подобные методы лечения воспринимались серьезно.
Интересна этимология происхождения выражения:
– dazu hat Buchholz kein Geld – на это у него (у меня) денег нет, буквально
на это у Бухгольца денег нет. (Бухгольц был казначеем короля Пруссии Фридриха
II во время Семилетней войны (1756-1763), на просьбы выделить деньги его ответ
«на это у Бухгольца денег нет» звучал столь часто, что данное выражение стало
пословицей. С этой исторической личностью связан еще один фразеологизм:
– da kennen Sie Buchholzen schlecht – плохо Вы его (меня) знаете, дословно
плохо Вы знаете Бухгольца!
Благодаря другой личности, Карлу Виктору Хазе (Karl Victor von Hase),
немецкому юристу (1834-1860) возникло следующее выражение:
Mein Name ist Hase, ich weiß von nichts – моя хата с краю, я ничего не знаю
или знать не знаю и ведать не ведаю. История происхождения фразеологизма. В
1854 г. в Гейдельберге однокурсник Карла фон Хазе на дуэли застрелил человека
и вынужден был бежать во Францию, но у него не было документа, удостоверя-
ющего личность. Он попросил помочь Хазе. Тот якобы потерял на границе свое
студенческое удостоверение, которое благополучно нашел его однокашник, и
после пересечения границы снова потерял. Удостоверение было передано в уни-
верситетский суд. При допросе в суде Карл Виктор фон Хазе ответил: «Mein
Name ist Hase, ich verneine die Generalfragen, ich weiß von nichts» (Меня зовут
Хазе, я отрицаю общие вопросы, я ничего не знаю). Произошло усечение сред-
ней части выражения и в таком виде изречение вошло в поговорку. Следует от-
метить, что усечение является распространенным языковым процессом, полу-
чившим особенное распространение в XXI в.
Интересно происхождение такого фразеологизма в английском языке как
Parkinson’s Law – Закон Паркинсона: численность чиновников растет незави-
симо от объема работы. Писатель Сирил Паркинсон (1909-1993) впервые сфор-
мулировал свой «закон» в английском журнале «The Economist» в 1955 г. Позже
он уточнил, расширил и дополнил его. Все его юмористические «законы» отно-
сятся к миру бизнеса и экономики.
Наиболее частотным именем, встречающимся во фразеологизмах немец-
кого языка, является Hans:
Данное имя используют для обозначения черт характера с отрицательной
коннотацией:
– Hans Liederlich – ветреник;
– Hans Gluck-in-die-Luft – разиня;
882
– Hans Hasenfuß – трусишка;
– Hans Ohnesorge – беззаботный, беспечный человек;
– Hans Taps – увалень, неловкий человек;
– Hans Ungeschick hat selten Glück – на бедного Макара все шишки валятся,
досл.: неудачливому Гансу редко выпадает счастье;
Hans и Hänschen употребляется в значении ‘взрослый’ и ‘ребенок’:
– wer Hans liebt, liebt auch Hansens Hund – любишь меня, люби и моего
цыганенка, досл.: – кто любит Ганса, тот любит также собаку Ганса;
– was Hänschen nicht lernt, lernt Hans nimmermehr – учи, пока поперек
лавки укладывается, а вовсю вытянется – не научишь, досл.: что не выучил
Гансик, Ганс никогда не выучит;
– was Gros Hans sündigt, muss Klein Hans büßen – отцы ели кислый вино-
град, а у детей на зубах оскомина, досл.: в чем согрешил Ганс, в том должен по-
каяться Гансик.
В английском языке самым частотным именем в составе фразеологизмов яв-
ляется Jack, которое нередко содержит оценочную коннотацию:
– Jack-in-office – напыщенный, самовластный и самовольный мелкий чи-
новник, бюрократ, чинуша;
– Every man Jack of them – все до одного, все без исключения;
– Jack out of office – потерявший работу, безработный;
– Jack in a pinch – человек, готовый немедленно выполнить любое пору-
чение;
– Jack (at) of all trades and master of none – за все браться и ничего толком
не уметь делать;
– before you could say Jack Robinson – моментально, в два счета, в мгнове-
ние ока;
– Jack is (wants to be) as good as his master – каков хозяин, таков и работ-
ник; каков поп, таков и приход;
– Jack-the-lad – «парень Джек», мужчина, более удачливый, умный и при-
влекательный, чем другие;
– Jack of (on) both sides – человек, который служит и нашим, и вашим;
– to raise Jack – (амер.) поднимать шум, скандалить;
– Jack and Jill – неразлучная пара, влюбленные и мн. др.
Женское имя Liese, и его уменьшительная форма Lieschen было типичным
для простого народа, так часто называли домашнюю прислугу, поэтому фразео-
логизмы, имеющие в своем составе данное имя, приобретают отрицательную
коннотацию и содержат пренебрежительный оттенок:
– eine dumme Liese – глупая, дурочка;
– eine liederliche Liese – неряха;
– ein vergebliches Lieschen – рассеянная (все забывает).
– Lieschen Müller – собирательный образ недалекого и глупого обывателя.
В английском языке очень мало фразеологизмов, в составе которых присут-
ствуют женские имена:
– Pretty Fanny’s way – капризы, причуды, сумасбродные выходки;
– The Black Maria – тюремная карета;
– Bloody Mary – Мария Кровавая. Так была прозвана королева Мария Тю-
883
дор. Прозвище ей дали протестанты, которых она жестоко преследовала. В раз-
говорной речи данный фразеологизм употребляется совершенно в ином значе-
нии: «Кровавая Мэри» – это коктейль, приготовленный из водки с добавлением
томатного сока и льда [Котова: 2014: 204].
Итак, в противовес глобализации, которая ведет к стиранию национальных
черт и обезличиванию культуры, в последнее время в мире возрастает интерес к
национально-культурной специфике языка, что обусловливает актуальность рас-
сматриваемой темы.
Фразеологизмы-антропонимы представляют собой национально-культур-
ный фонд языка, говорящий о культуре, традициях и истории народа. Многие
имена становятся нарицательными и служат для обозначения черт характера.
Восприятие фразеологизма-антропонима, содержащего прецедентное имя,
зависит от степени известности данного имени среди населения. Для осознания
этимологии фразеологических единиц, содержащих подобные имена, необхо-
димо обратиться к историческим данным.
Усечение – процесс, получивший широкое распространение в любом языке
[Балабас 2014]. Усечению подвергаются как слова, так и фразеологизмы, приоб-
ретающие более компактную и упрощенную форму. Данное явление подчинено
закону наименьшего усилия и принципу экономии в языке, сформулированному
французским лингвистом Мартине, целью которого является сведение к мини-
муму затраченных усилий [Мартине 2004: 188-189]. Благодаря сокращению ком-
понентов фразеологическая единица приобретает более лаконичное звучание.
Усечение способствует семантической эволюции фразеологизма и раскрытию
его когнитивного потенциала за счет увеличения сочетательной способности.
Балабас Н.Н. Влияние процесса глобализации на расширении словарного состава фран-
цузского языка // Актуальные проблемы взаимодействия в XXI веке: материалы IX междуна-
родной научно-практической конференции. М.: МИЛ, 2014. С. 29-30.
Балабас Н.Н. Усечение как средство пополнения словарного состава французского языка
(на материале современной французской прессы) // Вестник МГОУ. Серия: лингвистика. 2015.
№ 3. С. 54-60.
Граф А.Е. Словарь немецких и русских пословиц. СПб.: Лань, 1997.
Котова Е.Г. Английские фразеологические единицы с национально-культурной состав-
ляющей // Вестник Ленинградского гос. ун-та им. А.С. Пушкина. 2014. Т. 1. № 3. С. 200-205.
Локетт Б. Английский язык: вчера, сегодня и завтра: англо-русский словарь. 3-е изд,
перераб. и доп. М.: Рус. яз. – Медиа, 2008.
Мартине А. Основы общей лингвистики. М.: УРСС, 2004.
Николаева М.Н. Антропонимы в контексте межкультурного общения // VI Степановские
чтения. Язык и культура. На материале романо-германских и восточных языков: материалы
докладов и сообщений Международной конференции. М: РУДН, 2007. С. 406-408.
Николаева М.Н. Прецедентные имена диккенсовский персонажей как феномен межкуль-
турной коммуникации // Вестник Московского института лингвистики. 2012. № 2. С.52-57.
Рылов Ю.А. Аспекты языковой картины мира: итальянский и русский языки. М. Гнозис, 2006.
Федуленкова Т.Н. Изоморфизм и алломорфизм некоторых системных связей в фразеоло-
гии английского, немецкого и шведского языков // Актуальные проблемы германистики, ро-
манистики и русистики. 2017. № 2. С. 33-39.
Штраймель В.Ш. Немецкие пословицы и их русские аналоги. Русские пословицы и их
немецкие аналоги. М.: Едиториал УРСС, 2004.
884
Natalya N. Balabas (Moscow, Russia)
Marina N. Nikolayeva (Moscow, Russia)
NATIONAL AND CULTURAL SPECIFICS OF PHRASEOLOGICAL UNITS

WITH ANTHROPONYMS IN GERMAN AND ENGLISH
The purpose of the study is to identify and analyze phraseological units with anthroponyms in German
and English. The research was conducted in the perspective of the linguistic culture studies. The study
of anthroponyms is part of the anthropocentric paradigm. The bulk of phraseological units with an-
throponyms clearly reflects the national identity of the people and their language. The challenges of
contemporary time lead to a cognitive rethinking of values, the appeal of societies to their ethnic
identity and national culture, which determine the importance of the research.
Keywords: linguistic culture studies, phraseology, national-cultural specificity, cognitive reinterpre-
tation, phraseological units, anthroponym, shortening
Л.А. Бушуева (Нижний Новгород, Россия)

sebeleva@yandex.ru
ЭВФЕМИСТИЧЕСКАЯ РЕПРЕЗАНТАЦИЯ ИЗМЕНЫ

В АНГЛИЙСКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРЕ
В работе исследуются эвфемистические единицы, связанные с ситуацией поступка «измена»

в английском языке. Исследование осуществляется в рамках когнитивного подхода, согласно
которому эвфемизация рассматривается как когнитивная операция, в ходе которой в фокус
внимания намеренно выводятся признаки, акцентирующие выгодный аспект явления и смяг-
чающие эффект высказывания.
Ключевые слова: эвфемизм, стигма, фрейм, поступок, измена
Тенденция к иносказанию, политкорректности, вуалированию и маскировке

высказываемой точки зрения объясняет активную позицию эвфемизации в числе
других языковых механизмов. На данный момент теория эвфемии характеризу-
ется достаточно глубокой проработкой таких вопросов как связь эвфемии и табу,
мотивы появления и сферы использования эвфемии, способы образования и
прагматические функции эвфемизмов. В рамках социолингвистического, психо-
логического, лингвопрагматического направлений разработаны тематические
классификации эвфемизмов (Л.П. Крысин, А.М. Кацев), классификации эвфе-
мизмов по частям речи (Н.Д. Арутюнова, Л.П. Крысин), по сферам употребления
(Л.П. Крысин, А.М. Кацев), по языковым способам образования (Б.А. Ларин,
Л.П. Крысин, Б. Уоррен, С. Видлак) и др.
Среди функций эвфемизмов в коммуникации выделяются смягчение неприят-
ного, пугающего или неприличного; маскировка «неудобного» или пугающего;
представление себя, своего собеседника или третьей стороны в наиболее выгодном
свете (face-saving tactics) [Порохницкая 2014: 41]. То, что считается нормальным и
естественным для той или иной группы людей, определяется обществом. Принятая
в обществе система моральных и этических норм выступает в роли регулятора по-
ведения людей и определяет систему стигм – социально неприемлемых понятий
885
или явлений. Таким образом, эвфемизм употребляется как способ вуалирования де-
нотата, маскировки обличительного контекста непрямой номинацией.
На протяжении долгого времени в кодексе ценностей находит осуждение не-
честное поведение, к которому относится измена. В фокусе внимания данного ис-
следования находится измена в значении ‘нарушение супружеской верности или
верности в любви’. Для исследования особенностей эвфемистической репрезента-
ции ситуации измены в английском языке были использованы дефиниционный
анализ, метод сплошной выборки, контекстуальный анализ.
Дефиниционный анализ показал, что в качестве прямой номинации в ан-
глийском языке используется единица adultery: «adultery – if a married person
commits adultery, they have sex with someone that they are not married to» [Collins
dictionary: URL].
С помощью метода сплошной выборки из «A dictionary of euphemisms»
[Holder 2002], анализа контекстов British National Corpus [BNC: URL], были ото-
браны номинации, косвенно обозначающие измену.
Представим ситуацию поступка «измена» в виде фрейма. Фрейм – концеп-
туальная структура, предназначенная для представления декларативных знаний
о типизированной тематически единой ситуации [Баранов 2003: 14]. В данном
фрейме выделяются типовые слоты, получающие эвфемистическую номинацию
в английском языке.
Имя фрейма: прямая номинация – adultery; эвфемистическая номинация – ad-
venture, affair, amour, assignation, bed and breakfast, consensual relationship, disloy-
alty, double-time, extramarital excursion, faithlessness, favours, fling, fornication, frailty,
free love, hanky-panky, indecency, indiscretions, infidelity, jolly, liaison, left-handed hon-
eymoon, long-term relationship, love affair, open marriage, personal services, romance,
solace, spur of the moment passion, straying, straycation, thing going, two-timing.
Слот «Агент поступка» подразумевает активного участника ситуации, целе-
направленно совершающего поступок. Прямая номинация: adulterer, adulteress;
эвфемистическая номинация: fornicator, player, two-timer.
Слот «Действие как проявление поступка». Под действием понимается реа-
лизованный акт воли человека – любой поступок в своей основе имеет действие.
Прямая номинация: to commit adultery (with); эвфемистическая номинация: to be-
tray, to break a commandment, to carry on with, to cheat, to chase / to chase tail, to
commit misconduct, to corrupt, co creep around, to dally, to debauch, to defile, to do
the dirty on, to do wrong, to err, to fall, to go with, to horn, in flagrante delicto, to fool
around, to get someone on the side, to have it away, to have a bit on the side, to hike
the Appalachian trail, to hook up, to mess, to mess around, to misbehave, to misuse, to
play away / away from home, to play hooky, to play the field, to run around on some-
one, to shack up with, to sin, to sleep around, to sleep on the other side of the bed, to
sleep over, to sneak around, to sneak off with another woman, to step out on, to stray,
to take up with, to take up a lover, to violate, to yield.
Слот «Контрагент поступка» актуализирует активного участника, задей-
ствованного в агентивной ситуации. Эвфемистическая номинация: admirer,
amour, bedfellow, co-respondent, company, dear friend, friend, girlfriend, john, lass,
lover, mistress, more than a (good) friend, other woman, riding master, Sancha, San-
cho, secretary, steady company, sweet man, woman named, woman friend.
886
Слот «Оценка поступка, агента поступка» репрезентирует отношение к по-
ступку, установление его соответствия нормам и принципам морали. Прямая номи-
нация: adulterous; эвфемистическая номинация: disloyal, faithless, unfaithful, untrue.
Слот «Мотив поступка». Под мотивом понимается действие, состояние,
свойство или положение вещей, объясняющее, почему агентивный участник со-
вершает данный поступок, но не являющееся его причиной. Эвфемистическая
номинация: seven-year itch.
Слот «Место» подразумевает участок пространства, где локализуется ситу-
ация поступка. Эвфемистическая номинация: on the side.
Как показало проведенное исследование, многие эвфемистические приемы
базируются на смещении фокуса. Эвфемистическая гиперболизация сводится к
намеренному завышению оценки денотата путем соотнесения его с ассоциатом,
характеризующимся ярко выраженной положительной коннотацией в языковом
социуме. При этом денотат и сигнификат эвфемистического наименования пред-
ставляют собой понятия, принадлежащие к разным категориям. Ср.: adventure,
amour, extramarital excursion, favours, free love, jolly, romance, solace.
Механизм смещения фокуса является важным приемом словообразователь-
ной эвфемизации. В некоторых случаях приставка или суффикс берут на себя
эвфемистическую нагрузку, смещая акцент с табуированного понятия, выражае-
мого словообразовательной основой: infidelity, faithlessness – эвфемизмы, обра-
зованные от соответствующих антонимов, основанные на отрицании противопо-
ложного, выражают «сдержанное порицание» для отрицательно оцениваемых
свойств [Апресян 1995: 312]. Эвфемистичность таких единиц обусловлена тем,
что сигнификат, антонимичный денотату, как бы «оттягивает» на себя внимание,
нейтрализуя отрицательный префикс или суффикс.
В случае эвфемистической генерализации проявляется механизм метони-
мии. Важную роль когнитивный механизм метонимии играет при образовании
эвфемизма посредством сужения / расширения значения слова. Так, to commit
adultery является гипонимом по отношению к to cheat, to betray, to violate. Эвфе-
мизация измены может осуществляться через соотнесение ее с системой религи-
озных ценностей. Из религиозного культурного фона черпают свою образность
единицы fornication, fornicator, to break a commandment, to sin. В единицах to
break a commandment, to sin также наблюдается широкая семантика, характерная
для эвфемизмов.
Одной из ключевых эвфемистических стратегий можно считать метоними-
ческую репрезентацию измены как отношений вообще: extramarital relations, ex-
tramarital affair, liaison. Данные эвфемизмы выводят на первый план идеи есте-
ственности и легальности осуществляемого поступка, выступают в языке в роли
«законного» прикрытия для «незаконной» связи.
Высоким маскировочным потенциалом обладают эвфемизмы-метафоры.
Многие эвфемистические слова и выражения, репрезентирующие ситуацию из-
мены, основаны на метафорических образах любви и дружбы, которые подчер-
кивают «нефизический», платонический характер номинируемых отношений,
душевную близость между людьми: amour, free love, long-term relationship, love
affair, romance, dear friend, friend, girlfriend, lover, more than a (good) friend,
woman friend.
Маскировочной способностью в английском языке обладают эвфемизмы,
887
имеющие в своей основе метафорический концепт ИГРА: to be a player, to play
away / away from home, to play the field. Данные выражения позволяют выразить
идеи естественности и непредосудительности измены.
Таким образом, проведенное исследование показало, что эвфемизмы ак-
тивно используются для репрезентации поступка «измена» в английской лингво-
культуре, что объясняется сложностью и деликатностью данной темы. Избыточ-
ная лексикализация различных аспектов ситуации «измена», о чем свидетель-
ствуют выявленные слоты фрейма «измена», свидетельствует в пользу отрица-
тельного отношения современных представителей анализируемого языкового
социума к данному явлению.
Апресян Ю.Д. Лексическая семантика: Синонимические средства языка. М., 1995.
Баранов А.Н. Введение в прикладную лингвистику. М.: Едиториал УРСС, 2003.
Порохницкая Л.В. Концептуальные основания эвфемии в языке (на материале англий-
ского, немецкого, французского, испанского и итальянского языков): дис… д-ра филол. наук.
М., 2014.
BNC – British National Corpus. URL: https://www.english-corpora.org/bnc. (Дата обраще-
ния: 10.12.2021).
Collins – Collins Dictionary. URL: https://www.collinsdictionary.com. (Дата обращения:
16.12.2020).
Holder R.W. How not to say what you mean. A dictionary of Euphemisms. Oxford: OUP, 2002.
Lyudmila A. Bushuyeva (Nizhny Novgorod, Russia)

EUPHEMISMS OF ADULTERY IN ENGLISH

This paper investigates euphemisms underlying the situation of adultery in English from the approach
of cognitive linguistics. Euphemization is viewed as a cognitive operation which is about placing
greater focus on those features and aspects which help to soften the impact of an uncomfortable topic.
Keywords: euphemism, stigma, frame, deed, adultery
М.С. Димогло (Москва, Россия)

gargalik0894@mail.ru
РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ КОНЦЕПТА ЧЕЛОВЕК

В ГАГАУЗСКИХ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦАХ И ПАРЕМИЯХ
Статья посвящена рассмотрению концепта ЧЕЛОВЕК в гагаузской лингвокультуре. В каче-

стве репрезентантов рассматриваются гагаузские фразеологические единицы и паремии с ком-
понентами-анимализмами: собака, кошка, мышь, овца, козел, свинья, корова, лошадь, осел.
Данные анимализмы, вербализирующие концепт ЧЕЛОВЕК, делятся две группы: с негативной
коннотацией (лицемерие, воровство, алчность, упрямство, подозрительность, опрометчи-
вость, распущенность, развязность) и положительной коннотативной оценкой (стойкость, вы-
носливость, прозорливость, проницательность, трудолюбие).
Ключевые слова: фразеологические единицы, паремии, концепт ЧЕЛОВЕК, гагаузский язык,
лингвокультура
888
Когнитивная лингвистика занимает одно из ведущих направлений в совре-
менной лингвистике. По мнению Н.Н. Болдырева, концептуализацией является
«осмысление поступающей информации, мысленное конструирование предме-
тов и явлений, которое приводит к образованию определенных представлений
о мире в виде концептов (т.е. фиксированных в сознании человека единиц зна-
ния)» [Болдырев 2014: 37].
Антропоцентризм как ведущий принцип когнитивистики предполагает изу-
чение концепта ЧЕЛОВЕК, представляющего собой «совокупность физического,
биологического, интеллектуального, психического, этического, социального, ду-
ховного, эмоционального» [Сычева 2012: 206]. Данный концепт универсален,
свойствен разным лингвокультурам, однако может содержать особенности, от-
раженные при помощи национально маркированных вербализаторов. Например,
для русской лингвокультуры важными являются христианские понятия, выража-
емые такими лексемами как смирение и смиренномудрие, характеризующими не
только отношение человека к православной вере, но и к другому человеку [Ло-
макина 2020].
Как справедливо подчеркивает О.В. Ломакина, ФЕ и паремии «являясь ре-
презентантами национальной картины мира, помогают осознать национальную
специфику и дополнить данные о языковой картине мира» [Ломакина 2010: 217].
Фразеологические единицы (ФЕ) и паремии с компонентом-зоонимом, которые
репрезентирует концепт ЧЕЛОВЕК, демонстрируют историю и культуру народа,
его быт, мировоззрение и мировосприятие, а также особенности языка опреде-
ленной нации. ФЕ и паремии с анималистическими компонентами выбраны не
случайно. Человек так или иначе взаимодействует с животным миром, и такие
отношения дают возможность человеку сравнивать себя с животными. Согласно
Т.А. Лариной, «человеку свойственно описывать сложные, абстрактные, незри-
мые сущности и явления, используя сравнения с чем-либо очевидным и доступ-
ным» [Ларина 2018: 98].
Фразеологический и паремиологический фонды гагаузского языка содержат
большое количество ФЕ и паремий с анимализмами, репрезентирующими кон-
цепт ЧЕЛОВЕК. Необходимость дальнейшей разработки фразеологической си-
стемы гагаузского языка и его концептосферы обусловлена актуальностью дан-
ного исследования.
Материал анализа составила авторская картотека, полученная путем сплош-
ной выборки из лексикографического источника (T. Zanet «Gagauzların kayıp
olandilinin hem kultura adetlerinin Moldova da korunması. Gagauz türküleri, söley-
işleri, bilmeceleri. Gagauz songs, Proverbs, Riddles. Cântece, proverbe, ghicitori
găgăuze. Гагаузские песни, пословицы, загадки») и записей информантов, вклю-
чающих более 250 ФЕ и паремий с компонентами-зоонимами собака, кошка,
мышь, овца, козел, свинья, корова, лошадь, осел.
В разных лингвокультурах анималистические компоненты нацелены на ха-
рактеристику человека. Так, в гагаузском устойчивом сравнении Sansin köpek
cannı (букв.: Как будто с собачьей душой) [запись 2019 г.] человек сравнивается
с собакой, т.е. человек предстает таким же стойким и выносливым, как собака.
Так характеризуется человек, который прошел жизненные испытания, поэтому
только он сам знает, какова цена успеха. Паремия Kıştan çıkmamış köpek yokmuş,
889
ama deris ibiler (букв.: Не вышедших из зимы собак не бывает, но как они вы-
жили, только их шкура знает) [Zanet 2017: 539] употребляется, когда хотят ска-
зать, что только тот человек, который преодолел испытания, знает сложность их
прохождения. В основе пословицы Salmayan köpektän, susan insandan sakın
(букв.: Берегись нелающей собаки и молчаливого человека) [Zanet 2017: 571] ле-
жит ситуация, когда человек молчит и не высказывает свои мысли, при этом мо-
жет в любой подходящий для него момент все высказать; данная паремия пока-
зывает человека-лицемера.
В гагаузской лингвокультуре женщина сравнивается с кошкой Karılar kedi
gibi, evdä gerdilär – yuva yapêrlar (букв.: Женщины как кошки, вошли в дом – тут
же гнездышко сооружают) [Zanet 2017: 536]. Данная пословица демонстрирует,
что женщины, подобно кошкам, любят тепло и уют. Человеку нужны комфортные
условия круглый год, на что указывает пословица Kışın olsam kedi, yazın olsam
köpek (букв.: Зимой хочется быть кошкой, а летом собакой) [Zanet 2017: 539].
Еще одним зоонимом, встречающимся в гагаузских паремиях, является
мышь, которая предстает маленьким и неприглядным животным. Так, малень-
кого неказистого человека характеризует гагаузское устойчивое сравнение
Küҫük nicӓ sıҫancık (букв.: Маленькая как мышка) [запись 2019 г.] Пословица
Sıçan çıktı delii biler (букв.: Мышь помнит щель, через которую выходит) [Zanet
2017: 575] употребляется, когда речь идет о человеке-воре, который способен
что-то украсть. В основе пословицы Sıçan tülendikçe üşürmüş (букв.: Чем больше
мышка покрывается шерстью, тем больше она замерзает) [Zanet 2017: 575] лежит
ситуация, в которой говорится о человеке ненасытном, алчном: сколько бы че-
ловек ни имел богатства, все ему мало.
Об упрямом человеке, который не прав, но настаивает на своем мнении, го-
ворится в паремии Nası da çevirsän, keçihepbeş (букв.: Как ни крути, коз все равно
пять) [Zanet 2017: 554]. Гагаузская пословица Biyaz koyunun da kara kuzusu
olurmuş (букв.: И у белой овечки черный ягненок рождается) [Zanet 2017: 479]
демонстрирует опасного, не внушающего доверия человека, который прича-
стен к какому-либо подозрительному делу. Характеристика человека, который
видит то, чего не видят другие, зафиксировано в паремии Gecä kara koyunu çifttä
görer (букв.: Ночью черную овцу на пахоте видит) [Zanet 2017: 509], которая упо-
требляется для характеристики проницательного, прозорливого человеке.
В пословице Beygirdä —dört ayak ama oda köstekleneer (букв.: У коня четыре
ноги, но и он спотыкается) [Zanet 2017: 475] дается характеристика человеку, ко-
торый может ошибиться несмотря на то, что он стоит крепко на ногах. Человека-
труженика, который много работает, но его труд никем не ценится, отражает по-
словица: Çekän beygiri herkerä kamçılêrlar (букв.: Всегда бьют ту лошадь, которая
сильнее тянет) [Zanet 2017: 487].
В гагаузской лингвокультуре к лошади проявляется уважительное отноше-
ние, в то время как осел не получает никакого признания. Гагаузская паремия
Attan indi eşää pindi (букв.: Слез с коня и взобрался на осла) [Zanet 2017: 468] дает
описание действий человека: променял коня на осла, т.е. понизил свой статус,
что характеризует человека непредусмотрительного, опрометчивого. Как было
упомянуто выше, осел не пользуется уважением, его вспоминают только тогда,
когда от него что-то нужно. В паремии Eşää düünä çaardısalar orada ya su bitti,
ya odun (букв.: Если осла на свадьбу приглашают, то там или вода закончилась,
890
или дрова) [Zanet 2017: 505] человек сравнивается с ослом. Данная пословица
употребляется, когда речь идет о человеке, не имеющем авторитета в обществе,
который необходим только в качестве рабочей силы.
Серия паремий с компонентом-зоонимом свинья демонстрирует развязного
человека, который ведет себя распущенно и нагло, не зная приличий: Utanma,
domuz gibi da uzanma (букв.: Не стесняйся, но и как свинья не потягивайся) [Zanet
2017: 588], Kolver domuzu sofra altına, aktarsın onu (букв.: Пусти свинью под стол,
чтобы она перевернула его) [Zanet 2017: 543], Domuzları birerdä gütmedik (букв.:
Мы с тобой свиней не пасли) [Zanet 2017: 496].
Анализ ФЕ и паремий показывает, что вышеперечисленные животные
имеют широкое распространение в гагаузской лингвокультуре. Человек часто
наблюдает за характерными чертами и поведенческими особенностями живот-
ных и сравнивает себя с животными, что находит отражение во фразеологизмах
и паремиях исследуемого языка. Приведенные гагаузские ФЕ и паремии с ани-
мализмами, вербализирующими концепт ЧЕЛОВЕК, можно разделить на две
группы: с отрицательной коннотативной оценкой (лицемерие, воровство, алч-
ность, упрямство, подозрительность, опрометчивость, распущенность, развяз-
ность) и с положительной коннотативной оценкой (стойкость, выносливость,
прозорливость, проницательность, трудолюбие). Данный материал демонстри-
рует, что в гагаузской фразеологии и паремиологии наблюдается асимметрия от-
рицательно окрашенных ФЕ и паремий в количественном отношении, что объ-
ясняется антропоцентрическим фактором: ФЕ и паремии помогают образно по-
казать негативные черты, присущие человеку.
Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика. Введение в когнитивную семантику: курс лек-
ций. Изд. 4-е, испр. и доп. Тамбов: Издательский дом ТГУ им. Г. Р. Державина, 2014.
Ларина Т.А. Концепт характер человека в английской языковой картине мира на матери-
але английских фразеологизмов с компонентами-наименованиями животных // Филологиче-
ские науки. Вопросы теории и практики. 2018. № 6 (84). Ч. 1. C. 97-100.
Ломакина О.В. Паремии в тестах Л.Н. Толстого: лингвокультурологический коммента-
рий // Вестник Орловского государственного университета. Серия: новые гуманитарные ис-
следования. 2010. № 6. С. 217-221.
Ломакина О.В. Роль толкового словаря в переводе культурно маркированных единиц: к
проблеме выбора лексикографического источника (на примере лексем смирение и смиренно-
мудрие) // Образ мысли: актуальные вопросы русско-испанского и испано-русского перевода
/ Modos de pensar: Cuestiones actuales de traducción Ruso-Español / Español-Ruso: материалы
Первой международной научно-практической конференции (6 – 7 сентября 2019 г., Испания,
г. Малага) / ред. кол.: В.Е. Багно, Р. Гусман Тирадо, А.В. Коротышев, Н.В. Брунова. СПб.:
МАПРЯЛ, 2020. С. 175-178.
Сычева Т.В. Вербализация концепта «человек» фразеологическими единицами с компо-
нентом – названием вещества в русском языке // Альманах современной науки и образования.
2012. № 9 (64). C. 205-209.
Zanet T. Gagauz larınkayıpolandilininhemkulturaadetlerinin Moldovadakorunması. Gagau-
ztürküleri, söleyişleri, bilmeceleri. Gagauz songs, Proverbs, Riddles. Cântece, proverbe, ghici-
torigăgăuze. [Гагаузские песни, пословицы, загадки]. Chişinău: Pontos, 2017.
891
Marianna S. Dimoglo (Moscow, Russia)
REPRESENTATION OF THE HUMAN CONCEPT

IN GAGAUZ PHRASEOLOGICAL UNITS AND PAROEMIAS
The article is devoted to the consideration of the concept of HUMAN in the Gagauz linguistic culture.
Gagauz phraseological units (PU) and paroemias with animalistic components dog, cat, mouse, sheep,
goat, pig, cow, horse, donkey are considered as representatives. These animalisms, verbalizing the
concept of HUMAN, are divided into two groups: with negative connotations (hypocrisy, theft, greed,
stubbornness, suspicion, recklessness, licentiousness, swagger) and positive connotative assessment
(stamina, endurance, perspicacity, insight, hard work).
Keywords: phraseological units, paroemias, the concept of HUMAN, Gagauz language, linguistic culture
Т.Н. Ефименко (Москва, Россия)

tefimenko@mail.ru
КОМПЬЮТЕРНО-ИГРОВОЙ ДИСКУРС КАК ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ

ЯЗЫКОВЫХ СОЗНАНИЙ КОММУНИКАНТОВ
В статье рассматривается компьютерно-игровой дискурс как ситуация общения, опосредован-

ная виртуальной реальностью, в процессе которой происходит взаимодействие, взаимообога-
щение и формирование языковых сознаний игроков. Анализ языковых единиц позволяет де-
кодировать не только смысл сообщения, но и эмоциональное состояние игрока.
Ключевые слова: компьютерно-игровой дискурс, взаимодействие языковых сознаний, вирту-
альная реальность, игроки
Изучение компьютерно-игрового дискурса является сравнительно новой

проблемой в лингвистике. Интернет предоставляет всем участникам коммуника-
ции (независимо от местонахождения) не только доступ к потенциально безгра-
ничному источнику информации, но и возможность общаться с людьми. Таким
образом, Интернет создал внутри себя совершенно новую коммуникативную
среду, новую форму и специфичную культуру общения, что способствовало по-
явлению новых видов дискурса. Когнитивное изучение дискурса вытекает из
конструктивной природы ментальных процессов: понимание конкретного дис-
курса представляет собой процесс, который всегда происходит здесь и сейчас
(online) и побуждает к постоянному переосмыслению [van Dijk 1997: 18].
Компьютерно-игровой дискурс представляет собой текст в ситуации обще-
ния, который обладает свойствами виртуальной символической реальности, со-
зданной на основе компьютерной техники [Часовский 2020: 12] и реализующий
принципы взаимодействия языковых сознаний коммуникантов. Он (дискурс)
ограничен сферой виртуальной реальности определенной видеоигры. В такой
виртуальной реальности у геймеров формируется языковое сознание и опреде-
ленный тип языковой личности. При взаимодействии в определенной коммуни-
кативной среде и с целью реализации когнитивной и коммуникативной задач иг-
роки используют «свой» язык, специфичный для данной игровой субкультуры,
«свои» коммуникативные коды, элементы «своего» языкового сознания. По-
скольку язык является когнитивным механизмом формирования знаний человека
об окружающем мире и отражением этих знаний, можно допустить, что именно
892
языковые единицы позволяют выявить, понять и объяснить особенности языко-
вых сознаний коммуникантов (в частности игроков), дают возможность декоди-
ровать не только смысл лексической единицы, но и эмоциональное состояние
участников общения. В языковых единицах происходит опредмечивание челове-
ком объективного мира, связанного с его непосредственной деятельностью, с об-
разом жизни.
Во время игры, как и в процессе любого общения, происходит взаимодей-
ствие языковых сознаний, и, следовательно, взаимообогащение знаниями. Из-
вестно, что сознание геймера характеризуется высокой степенью поглощенности
виртуальной деятельностью, в его сознании создается определенный мир (как
совокупность реального и нереального), для которого характерен специальный
тезаурус, специфичное поведение. В своей книге «Bad Language» Ларс Андерсон
справедливо отмечает, что «одной из многих целей использования специфичных
слов и выражений является самоидентификация индивида с какой-либо социаль-
ной группой» [Andersson 1992: 16], то есть признание себя представителем опре-
деленного сообщества с подобными коммуникативными установками, взгля-
дами и примерно одинаковыми знаниями.
В процессе игры участники формируют неформальные группы (добро-
вольные группы, объединенные общими интересами, в данном случае – игрой) и
у них появляется свой особый стиль общения, который позволяет им выделить
себя среди других похожих сообществ. Кроме того, при взаимодействии членов
группы, наблюдается специфическое речевое поведение данной субкультуры:
преобладают оценочные, характеризующие деятельность слова и выражения.
Стратегии и тактики речевого взаимодействия предполагают определенную ком-
позиционную структуру коммуникативного процесса, способов и тактик для до-
стижения коммуникативной цели. В некоторых случаях создается своя термино-
логия, номинирующая объекты, события, действия. Язык, используемый игро-
ками, отражает статус говорящего, его ролевую задачу, национальную и профес-
сиональную принадлежность к сообществу (группе) и саму коммуникативную
ситуацию. Таким образом, происходит формирование идентичности (социаль-
ной, национальной), когда человек идентифицирует себя как представителя дан-
ной группы [Hogg 2006: 20]. О. В. Трунова и И. А. Бубнова подчеркивают, «что
основные признаки, объединяющие людей в рамках определенного общества
(«социума»), – это общая территория, общая идентичность и общая культура»
[Трунова 2017: 63].
Поскольку в процессе игры происходит пересечение коллективного (зна-
ния данной субкультуры) и индивидуального знания (знания отдельного игрока),
специфика языковых единиц постоянно конкретизируется, подстраивается под
данную коммуникативную ситуацию. То есть имеет место непрерывный процесс
развития когнитивных способностей и сознания человека, который предполагает
не только систематизацию полученных знаний, но и их обновление в ходе интер-
претационной деятельности [Демьянков 1994: 27]. Являясь представителями раз-
ных национально-культурных сообществ, игроки как правило, общаются на «од-
ном» языке.
В результате происходит утрата своей национальной идентичности, под-
мена ценностей в соответствии с ролевым статусом, «формирование клипового
893
(мозаичного, фрагментарного, нецелостного, несистемного) мышления, облегча-
ющего искусственное внедрение определенных эмоций, ментальных установок
и поведения, проявляющихся на всех языковых уровнях» [Часовский 2020:15],
которые необходимы для реализации неформальной Интернет-коммуникации.
В заключение следует подчеркнуть, что языковые единицы игрового сленга
репрезентируют особенности определенной субкультуры, языкового сознания
геймеров, их интересов и ценностей. При коммуникации у игроков возникает вза-
имообмен не только информацией, элементами знания о мире, культурными ко-
дами, происходит взаимодействие языковых сознаний коммуникантов. Именно
общность интересов, коммуникативных установок (целей, задач), общность языка
и принадлежность одной субкультуре способствуют увеличению области пересе-
чения языковых сознаний, и, следовательно, лучшему пониманию.
Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего под-
хода // Вопросы языкознания. 1994. № 4. С. 17-33.
Трунова О.В., Бубнова И.А. Язык как показатель социального статуса и фактор нацио-
нальной идентичности // Вестник МГПУ. Серия: филология. Теория языка. Языковое образо-
вание». 2017. № 2 (26). 2017. С. 62-71.
Часовский П.В. Социопсихолингвистический анализ компьютерно-игрового дискурса:
автореф. дис. …д-ра филол. наук. Челябинск, 2020.
Andersson L., Trudgill P. Bad Language. London: Penguin Books, 1992.
Dijk T.A. van. The study of discourse // Discourse studies: A multidisciplinary introduction: In
2 vol. Vol. 1. Discourse as structure and process / ed. by T.A. van Dijk. L.: Sage, 1997. P. 1-34.
Hogg M.A., Reid S.A. Social Identity, Self-Categorization, and the Communication of Group
Norms // Communication Theory. 2006. No. 16. P. 7-30.
Tatyana N. Yefimenko (Moscow, Russia)

COMPUTER AND GAME DISCOURSE AS INTERACTION

OF COMMUNICATORS’ LANGUAGE CONSCIOUSNESS
The article scrutinizes computer and game discourse as a communicative situation intermediated by
virtual reality with the interaction, cross-fertilization and building of game players’ language con-
sciousness take place. Language units analysis provides further insight not only into the idea of the
message the game players send but also into their emotional states.
Keywords: computer and game discourse, interaction of language consciousness, virtual reality, game
players
Т.А. Климова (Барнаул, Россия)

klimova.tania@gmail.com
КОНЦЕПТ HOME / HOUSE И ЕГО ОТРАЖЕНИЕ

В ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ БИЛИНГВА
(на материале романа Кадзуо Исигуро «When We Were Orphans»)
Одним из центральных понятий при изучении языкового сознания является концепт, репре-
зентация которого приобретает определенную специфику при его осмыслении языковым со-
знанием билингва. Целью настоящей работы является анализ функционирования концепта
894
HOME / HOUSE в авторской англо-японской картине мира на примере романа английского
писателя японского происхождения Кадзуо Исигуро When We Were Orphans («Когда мы были
сиротами»).
Ключевые слова: языковое сознание, билингвизм, бикультурализм, концепт, художественный
концепт
Одним из основных вопросов, связанных с трактовкой сущности концепта

как центрального понятия когнитивной лингвистики, является вопрос о том, яв-
ляется ли концепт достоянием индивидуального или национального сознания. В
психолингвистике концепт трактуется как достояние индивида, которое подчи-
няется закономерностям психической жизни отдельно взятого человека [Залев-
ская 2001: 39]. Лингвокультурология подчеркивает надиндивидуальность и об-
щекультурную ценность концептов: в трактовке Ю.С. Степанова концепт – это
«сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в мен-
тальный мир человека» [Степанов 1997: 40-41].
В другой работе Ю.С. Степанов выделяет так называемый «художествен-
ный» концепт, который не имеет оппозиции в языке и является «абсолютным
изолятом» [Степанов 2007: 17], т.е. идеей, характерной и уникальной для кон-
кретного автора. В то же время, художественный концепт «стремится окружить
себя какими-то концептами других авторов, быть рядом с ними, в контактах с
ними, – одним словом, он с о з д а е т себе контекст» [Степанов 2007: 137]. Та-
ким образом, можно утверждать следующее: несмотря на то, что художествен-
ный концепт отражает субъективный авторский опыт осмысления действитель-
ности, он неразрывно связан с национальной языковой картиной мира.
Концепт HOME / HOUSE является одним из базовых культурных концеп-
тов, поскольку он символизирует пространство, в котором человек чувствует
себя в безопасности. Ю.С. Степанов относит концепт ДОМ к числу культурных
констант – т.е. концептов, существующих «постоянно или, по крайней мере,
очень долгое время» [Степанов 1997: 76-77].
Аксиоматический тезис о связи билингвизма и бикультурализма (to be bilin-
gual is to be bicultural) позволяет провести аналогию между бикультуральной
личностью билингва и его языковым сознанием. Языковое сознание Кадзуо Ис-
игуро сформировалось под влиянием двух миров, в которых он жил и воспиты-
вался: англоязычного «внешнего» (социум) и японоязычного «внутреннего» (се-
мья). Однако, по нашему мнению, специфика языкового сознания Исигуро не-
сколько выделяется на фоне его коллег – писателей-билингвов по той причине,
что он долгое время был не в состоянии полностью идентифицировать себя ни с
английской, ни с японской культурой, на что указывает следующая цитата из его
Нобелевской лекции: «My parents’ original intention had been that we return to Ja-
pan after a year, perhaps two. In fact, for our first eleven years in England, we were
in a perpetual state of going back ‘next year’» [Ishiguro 2017] (выдел. нами – Т.К.).
Описывая опыт проживания в двух мирах в интервью с японским писателем Кэн-
дзабуро Оэ, Исигуро также утверждает следующее: «I wasn’t a very English Eng-
lishman, and I wasn’t a very Japanese Japanese either» [Ishiguro, Ōe 1991: 115].
Вслед за Ф. Грожаном, мы считаем, что билингв – это не удвоенный моно-
лингв, а целостная языковая личность с уникальной языковой конфигурацией,
сформировавшаяся под влиянием двух постоянно взаимодействующих языков
895
[Grosjean 1985: 471]. Идею Грожана в определенной мере подтверждает и сам
Исигуро в одном из интервью, хотя и с точки зрения человеческой психологии:
«People are not two-thirds one thing and the remainder something else. Temperament,
personality, or outlook don’t divide quite like that. The bits don’t separate clearly. You
end up a funny homogeneous mixture» [Swift 1989: 22].
Объектом данной статьи является концепт HOME / HOUSE, а предметом –
специфика его отражения в билингвальном языковом сознании. Материалом для
исследования послужил роман Кадзуо Исигуро When We Were Orphans («Когда
мы были сиротами»), действие которого разворачивается в Шанхае и Лондоне
первой половины XX в. Детектив Кристофер Бэнкс, главный герой романа, в вос-
поминаниях часто возвращается в Шанхай. Его дружба с японским мальчиком
по имени Акира – яркий пример межкультурного взаимодействия и дуальности,
которые прослеживаются в романе. Например, в одном из воспоминаний мы ви-
дим, что несмотря на внешние культурные различия и некоторый языковой ба-
рьер (Акира общается на ломаном английском) между ними существовало взаи-
мопонимание: «I had a feeling we acted out scenes from Ivanhoe, which I was reading
at that time – or perhaps it was one of Akira’s Japanese samurai adventures» [Ishiguro
2000: 127]. В этих словах прослеживается приоритет содержания над формой:
Кристоферу не важен культурный первоисточник игры, поскольку для него цен-
ность имеет культурная универсальность историй, сценки из которых он и Акира
разыгрывали.
Значительная роль в раскрытии содержания концепта HOME / HOUSE в
романе принадлежит описанию дома, в котором жил Акира. Стоит отметить, что
повествование в романе ведется от лица Кристофера, и вербальная репрезента-
ция концепта в описываемом нами случае ограничивается лексемой house, кото-
рая, в отличие от лексемы home, не содержит эмоциональных коннотаций. Для
Акиры же домом с точки зрения эмоциональной привязанности является именно
дом в Шанхае, поскольку из поездки в Японию он возвращается не просто в зда-
ние (house), а домой (home): «In the end, so profound was his unhappiness, his
parents had been obliged to bring him home in the middle of a school term» [Ishiguro
2000: 106].
С архитектурной точки зрения, дом Акиры представляет собой образец ду-
альности. По словам Кристофера, и дом Акиры, и его собственный строился од-
ними и теми же британскими подрядчиками, и оба были очень похожи внешне,
но разительно отличались внутренним устройством. Специфичность последнего
проявлялась именно в обстановке, т.е. в том, насколько эксцентрично (с точки
зрения Кристофера) родители Акиры обращались с типичными для западного
быта вещами: «Rugs I would have expected to see on floors were hung on walls; chairs
would be at odd heights to tables; lamps would totter under overly large shades»
[Ishiguro 2000: 85]. Как известно, для традиционного японского жилища нехарак-
терно наличие мебели и декоративных элементов в их западном понимании, по-
скольку они лишь загромождают пространство комнаты, которая традиционно
призвана служить и спальней, и столовой, и кабинетом.
Внутренние различия устройства двух образцов западной архитектуры не
ограничиваются одной эксцентричностью расположения предметов мебели – са-
мыми удивительными чертами дома Кристофер называет две японские комнаты,
которые родители Акиры обустроили на верхнем этаже дома. Особого внимания
896
заслуживает описание этих комнат: «the pair of ‘replica’ Japanese rooms… small but
uncluttered… with Japanese tatami mats fitted over the floors, and paper panels fixed to
the walls, so that once inside – at least according to Akira – one could not tell one was
not in an authentic Japanese house made of wood and paper» [Ishiguro 2000: 85]. Мы
считаем, что в данном случае глаголы fitted over the floors и fixed to the walls явля-
ются своеобразной метафорой наслоения Востока на Запад, «английскости» на
«японскость», и наоборот. Хотя эти комнаты и представляют собой имитацию
Японии в миниатюре, ее репродукцию внутри английского дома, «японскость» и
«английскость» не изолированы друг от друга, поскольку, как известно, у комнат
есть двери: «I can remember the doors to these rooms being especially curious; on the
outer, ‘Western’ side, they were oak-panelled with shining brass knobs; on the inner,
‘Japanese’ side, delicate paper with lacquer inlays» [Ishiguro 2000: 85] (выдел. нами
– Т.К.). Двери в данном случае метафорически представляются как своеобразное
лиминальное пространство, которое находится между двумя мирами и не позво-
ляет им столкнуться. Они не являются буквальной границей двух миров, вместо
этого представляя собой точки взаимодействия. Анализ описательных элементов
показывает, что такой образ мог сформироваться только на основе взаимодей-
ствия традиционных английской и японской культур. Как известно, дуб считается
национальным деревом Англии, и именно им отделаны стены всего дома. Внутри
же японской комнаты дверь покрыта структурными элементами седзи, которые в
традиционной японской архитектуре могут служить как дверью, так и окном или
межкомнатной перегородкой.
Сказанное позволяет нам сделать вывод о том, что подобное непротиворе-
чивое совмещение образов, заимствованных из двух культур, обусловлено спе-
цификой языкового сознания билингва. Представленное в романе осмысление
концепта HOME / HOUSE в определенной мере отражает личный опыт писателя,
а именно воспоминания о родном доме в Нагасаки, в котором Исигуро жил до
отъезда в Англию в возрасте пяти лет, и на верхнем этаже которого была ком-
ната, обставленная португальской мебелью [Yamakawa 1990: 18; цит. по:
Taketomi 2013].
Таким образом, наполнение концепта HOME / HOUSE в романе Кадзуо Ис-
игуро основывается не на оппозиции «английскости» и «японскости», а на их
непротиворечивом совмещении. В данном случае наполнение концепта не
только отражает субъективный авторский опыт осмысления действительности,
но и неразрывно связан с билингвизмом автора и его принадлежностью к двум
национальным культурам.
Залевская А.А. Текст и его понимание. Тверь: Тверской гос. ун-т, 2001.
Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Школа
«Языки русской культуры», 1997.
Степанов Ю.С. Концепты. Тонкая пленка цивилизации. М.: Языки славянских культур,
2007.
Grosjean F. The Bilingual as a Competent but Specific Speaker-Hearer // Journal of Multilin-
gual and Multicultural Development. 1985. No. 6. P. 467-477.
Ishiguro K. My Twentieth Century Evening – and Other Small Breakthroughs: Nobel Lecture.
December 7, 2017.
Ishiguro K. When We Were Orphans. London: Faber and Faber Limited, 2000.
897
Ishiguro K., Ōe K. The Novelist in Today's World: A Conversation // Duke University Press:
boundary 2. 1991. Vol. 18, No. 3. Japan in the World. P. 109-122.
Swift G. Kazuo Ishiguro // BOMB Magazine. 1989. No. 29. P. 22-23.
Taketomi R. Kazuo Ishiguro and Japanese Films: Concerning the Visual and Auditory Effects
and Images of Danchi // Comparatio. 2013. 17. P. 7-20.
Yamakawa M. Kazuo Ishiguro zutto Nihon ni aijo wo mochi tsuzukete kita (Kazuo Ishiguro has
been holding deep affection towards Japan) // CAT, December 1990.
Tatyana A. Klimova (Barnaul, Russia)

klimova.tania@gmail.com
THE DISTINCTIVE NATURE OF BILINGUAL LINGUISTIC CONSCIOUSNESS

IN LITERARY TEXT: THE CONCEPT OF HOME / HOUSE IN KAZUO ISHIGURO’S
“WHEN WE WERE ORPHANS”
While interacting within a bilingual linguistic consciousness, the English and Japanese languages and
cultures syncretize, helping the concepts and images on both sides to coexist without contradicting
each other. The paper explores how the concept of HOME / HOUSE manifests itself in a literary text
produced by a bilingual linguistic consciousness: When We Were Orphans, a novel by a Japan-born
English writer Kazuo Ishiguro.
Keywords: linguistic consciousness, bilingual, bicultural, concept, artistic concept
Е.В. Колотнина (Екатеринбург, Россия)

Уральский государственный медицинский университет
elena_kolotnina@mail.ru
МЕТАФОРИЧЕСКАЯ РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ ОБРАЗА МИГРАНТА

В СОЗНАНИИ СОВРЕМЕННОЙ МОЛОДЕЖИ
Статья выполнена в русле когнитивной лингвистики и посвящена исследованию способов ре-

презентации образа мигранта в РФ и Европе, существующих в сознании современного сту-
дента, проживающего в РФ и являющегося носителем российской ментальности и культуры.
Автор анализирует способы метафорического представления образа мигранта в рамках теории
метафорического моделирования.
Ключевые слова: метафора, метафорическая модель, метафорическая репрезентация, продук-
тивная метафора
Статья подготовлена в русле теории когнитивной лингвистики и межкуль-

турной коммуникации и содержит анализ метафор, репрезентирующих образ ми-
гранта в РФ и Европе. Трудовые мигранты и отношение, формирующееся к ним в
обществе – актуальная и болезненная тема современного мира, в особенности в
свете событий последних лет. Десятки и сотни тысяч граждан находятся в поиске
более благоприятных условий жизни, к чему их подталкивают причины полити-
ческого, социально-экономического, религиозного и культурного характера.
Материалом для анализа послужили данные, полученные в ходе экспери-
мента, в ходе которого были выявлены лингвокультурологические особенности
восприятия и определены различия в репрезентации образа мигранта в России и
Европе. В эксперименте приняли участие студенты ВУЗов в возрасте 18-19 лет.
Участники эксперимента – граждане РФ, проживающие на ее территории. Все
898
участники изучают экономические науки, иностранные языки, читают матери-
алы СМИ как на русском, так и на иностранных языках, имеют опыт краткосроч-
ного пребывания за рубежом в качестве туристов.
В ходе исследования участники ответили на вопрос о том, с кем или чем они
могут сравнить мигрантов в РФ и с кем или чем они могут сравнить мигрантов в
Европе и пояснить, почему они приводят в ответе указанный метафорический
образ.
Для описания метафор, репрезентирующих образ мигранта, используется
когнитивная теория метафорического моделирования, а также лучшие достиже-
ния смежных теорий, например, теории регулярной многозначности [Апресян
1971; Шмелев 1973; Чудинов 2001].
Общепризнано, что метафорические словоупотребления выполняют раз-
личные функции и отражают специфику национальной картины экономической
реальности.
В качестве основного принципа построения тезауруса А.Н. Баранов и Ю.Н.
Караулов выделяют иерархически-координативный принцип, что позволяет до-
биться логико-понятийной упорядоченности [Баранов 1991: 6]. При характери-
стике метафорической модели, ее составляющих в рамках данной работы ис-
пользуется методика анализа метафорической модели, предложенная А.П. Чуди-
новым [Чудинов 2001].
Метафорическая модель – это существующая и/или складывающаяся в со-
знании носителей схема связи между понятийными сферами [Чудинов 2003:70].
Система фреймов одой ментальной сферы служит основой для моделирования
системы другой сферы.
Как подчеркивает А.П. Чудинов, при когнитивном анализе метафорических
моделей элиминируются все ограничения, определяющие особенности традицион-
ного структурного подхода, в том числе не только требования о принадлежности
рассматриваемых элементов к одной лексико-семантической группе или хотя бы к
одной части речи, но и ограничения, связанные с уровнем языка [Чудинов 2001: 41].
Анализ материала показал, что наиболее частотными оказываются мета-
форы с исходной семантической сферой «механизм».
Ср.: Мигранты в РФ – человек-метла, потому, что большинство работают
дворниками и метут дворы. Мигранты в РФ – часовые механизмы, которые ра-
ботают в любое время, они все «идут и идут». Мигранты в РФ – это инструменты,
которые нужны для уборки и строительных работ. Мигранты в РФ – это машины,
которые работают сутками напролет. Мигранты в РФ – это винтики, без которых
экономика не работает. Мигрант в РФ – это лопата, которая копает ямы и канавы
на дорогах. Мигрант в РФ – это робот, который действует по заложенной в него
программе.
Значимой метафорой, репрезентирующей образ мигранта, является зо-
оморфная метафора, представляющая человека в образе животного или расте-
ния. Для репрезентации образа мигранта использованы пейоративно окрашен-
ные образы саранчи, пиявок. Используется образ лошади, подчеркивающий го-
товность мигрантов выполнять тяжелую, низкооплачиваемую работу.
Ср.: Мигранты в РФ – это трутни, потому что пользуются всеми ресурсами
(здравоохранение, образование). Мигранты в РФ – назойливые мухи, которые
899
получают то, что хотят. Мигранты в РФ – пиявки, высасывающие финансы. Ми-
гранты в РФ – саранча, перелетающая с места на место в поисках корма. Ми-
гранты в РФ – это рабочие муравьи, квалификация которых оставляет желать
лучшего. Мигранты в РФ – птицы, выпавшие из гнезда, потому, что покидают
свой дом, птицы, вынужденные совершать сезонные перелеты. Мигранты в РФ
– рабочие лошади, ломовые лошади, выполняющие тяжелую работу. Мигранты
– загнанные лошади, потому что всегда выглядят уставшими и спят в обществен-
ном транспорте. Мигранты в РФ – пчелы, перелетающие из улья в улей в поисках
более сладкого нектара. Мигранты в РФ – это термиты, потому что заселяют це-
лые кварталы. Мигранты – это цирковые звери, за ними нужно смотреть, иначе
они не будут работать.
Еще один способ репрезентации образа мигранта – физиологическая мета-
фора, при помощи которой образ мигранта репрезентируется чаще всего как
«больной организм».
Ср.: Мигранты в РФ – это микробы и вирусы, которые множатся и распростра-
няются, потому что их много. Мигранты в РФ – сыпь, покрывающая тело человека,
разрушающая его снаружи, и пробирающаяся все глубже внутрь. Мигранты в РФ –
это раковые клетки в слабом организме, если их много – они неконтролируемы.
Мигранты – это бактерии, они могут быть полезными и вредоносными. Отдельно
можно выделить образ мигранта – больного, потерявшегося ребенка.
Менее продуктивной моделью, репрезентирующей образ мигранта, стала
метафора дома.
Ср.: Мигранты в РФ – это гвозди и молотки, без них ничего нельзя постро-
ить. Мигранты в РФ – шпатлевка, заполняющая, закрывающая все трещины в
строительной отрасли.
Анализ позволяет подтвердить выводы о существовании узкого круга ко-
гнитивных метафор (зооморфная, антропоморфная), репрезентирующих образ
мигранта, сделанные Е.Г. Кабаченко [Кабаченко 2007].
Репрезентация образа мигрантов в Европе показывает, что доминирующей
становится метафора, представляющая миграцию в Европу как стихийное бед-
ствие. Очевидно, это связано с последними событиями, происходящими в Европе.
Ср.: Мигранты в Европе – ураган, нахлынувший на континент, который все
сносит на своем пути. Мигранты в Европе – наводнение. Оно требует пособий и
не стремится ассимилироваться. Мигранты в Европе – это вихрь, сносящий все
вокруг, цунами, которое обрушивается на города Европы. Мигранты в Европе –
опасное стихийное бедствие, они не уважают культуру, традиции стран, в кото-
рые попали. Мигранты в Европе – оползень, сметающий на своем пути суще-
ствующие системы, внедряющий свои правила.
Значимой становится физиологическая метафора, репрезентирующая образ
мигранта как больной организм.
Ср.: Мигранты в Европе – это зараза и чума, разрушающая всю европейскую
систему. Мигранты в Европе – это вирус, распространяющийся высокими тем-
пами, поражающий отдельные органы общества. Мигранты – это инородные
тела, которые всем мешают и устанавливают свои правила.
Мигранты в Европе представлены и при помощи зооморфной метафоры. В
большинстве случаев используются пейоративно окрашенные образы, подчерки-
вающие нежелание работать, лень.
900
Ср.: Мигранты в Европе – это пиявки, которые делать ничего не хотят, хотят
пить кровь из государства в виде пособий. Мигранты в Европе – ленивцы, кото-
рые висят на дереве и жуют финансовые листья. Мигранты в Европе – это ни-
кому не нужные ростки. Их впустили, посадили, за ними ухаживают. Они растут
и требуют все больше ухода. Если им отказать – их снова кто-нибудь пожалеет.
Они должны расти на родной земле, развивать собственную экономику.
Материал позволяет сделать выводы об отличиях представления образа ми-
гранта в РФ и Европе. Во-первых, метафоры различны по степени продуктивно-
сти. Наиболее встречаемой в репрезентации мигранта в РФ становится метафора
«механизм», а в представлении мигранта в Европе – метафора «стихийное бед-
ствие, катаклизм». Зооморфная метафора используется при репрезентации как
образа мигранта в РФ, так и Европы, но мигрант в Европе чаще репрезентируется
при помощи образов животных-паразитов, пользующихся ресурсами; мигрант в
РФ чаще репрезентируется при помощи образа муравья, лошади, пчелы, занятых
тяжелым физическим трудом. В составе образов метафоры «больной организм»
в репрезентации образа мигранта в РФ и Европе значимых различий не выявлено.
Мигранты как в РФ, так и в Европе представляются в виде опасных болезней,
вирусов, бактерий. Представление мигрантов в РФ свидетельствует о существо-
вании отношения к ним как к безликой массе. Представление образа мигрантов
в Европе позволяет сделать вывод об активном неприятии, осуждении и непри-
язни к мигрантам, отношении к ним как к угрозе. Смена существующей пара-
дигмы возможна при условии отказа от ложных стереотипов, более глубокого
знакомства с национальной культурой других народов, снижения уровня соци-
альной напряженности в обществе и др. Доминирующими моделями, репрезен-
тирующими образ мигранта, становятся модели «Миграция – это представители
животного мира», «Механизм», «Больной организм».
Апресян Ю.Д. О регулярной многозначности // Известия АН СССР. Отделение литера-
туры и языка. 1971. Т. XXX. Вып. 6. С. 509-523.
Баранов А.Н. Очерк когнитивной теории метафоры // Русская политическая метафора
(материалы к словарю) / А.Н. Баранов, Ю.Н. Караулов. М., 1991.
Кабаченко Е.Г. Метафорический портрет мигранта // Изучение русского языка и приоб-
щение к русской культуре как путь адаптации мигрантов к проживанию в России: материалы
международной научной конференции. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2007. С. 107-109.
Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политиче-
ской метафоры. Екатеринбург, 2001.
Чудинов А.П. Метафорическая мозаика в современной политической коммуникации.
Екатеринбург, 2003.
Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики: на материале русского языка.
М.: Наука, 1973.
Yelena V. Kolotnina (Yekaterinburg, Russia)

Ural State Medical University
METAPHORICAL REPRESENTATION OF THE IMAGE OF A MIRANT

IN THE MINDS OF YOUNG PEOPLE
The article is made under the cognitive linguistics concepts and is devoted to the study of the ways
of representing the image of a migrant in Russia and Europe in the minds of young people living in
the Russian Federation. The author analyzes the ways of metaphorical representation of the image of
901
a migrant in the framework of the metaphorical models theory.
Keywords: metaphor, metaphorical model, metaphorical representation, productive metaphor
О.М. Левина (Москва, Россия)

olesya.levina@gmail.com
КОГНИТИВНО-ДИСКУРСИВНЫЙ АНАЛИЗ МЕДИАВОЗДЕЙСТВИЯ

В КОНТЕКСТЕ МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ
В статье рассматривается эффект деструктивного воздействия средств массовой информации

(медиадискурс) при опосредованной межкультурной коммуникации с позиции когнитивного
и дискурсивного подходов. Проведенное исследование медивоздействия со стороны иноязыч-
ного адресанта позволяет обосновать необходимость учета манипулятивного воздействия при
взаимодействии разных лингвокультур, осуществления рефлексии собственного коммуника-
тивное поведения, а также мотивов и стратегий межкультурного коммуниканта.
Ключевые слова: медиадискурс, межкультурная коммуникация, медиавоздействие, манипуля-
тивное воздействие, речевая манипуляция
В свете восприятия современного общества как информационного (Й. Ма-

суда, У. Мартин и пр.), в котором перспективы социальных изменений, развития
в экономике зависят от производства и потребления информации, «где работа с
информацией, ее воспроизводство, хранение и использование … является не про-
сто областью производства, а частью повседневной жизни каждого современ-
ного человека», рассмотрение дискурса средств массовой информации (медиа-
дискурса) как своего рода новой среды обитания человека представляется нам
особо актуальным [Малахова 2019: 37]. Несмотря на наличие ряда исследований,
посвященных анализу проблематики интерпретации и природы дискурса (В.Ю.
Андреева, Н.Д. Арутюнова, В.В. Богданов, Т.А. Дейк, В.З. Демьянков, В.А. Зве-
гинцев, В.И. Карасик и др.), дискурса массмедиа (А.И. Дубских, В.И. Карасик,
М.Р. Желтухина и др.), по нашему убеждению, недостаточно детально рассмот-
рен вопрос об определении медиадискурса в контексте взаимодействия несколь-
ких иноязычных лингвокультур с точки зрения его (медидискурса) речевоздей-
ствующего потенциала, поскольку информация, «преобразуя свое содержание не
в созидательную, а в разрушительную силу, расширяет поле своего воздействия
в мировом масштабе благодаря развитию средств массовой информации»
[Левина 2019: 48]. В свете современной геополитической обстановки (этноцен-
тризм, лингвистический империализм и пр.) особую актуальность представляет
исследование медиавоздействия в процессе межкультурной коммуникации,
направленного на широкую, в особенности иноязычную, аудиторию, с позиции
когнитивного и дискурсивного подходов.
Межкультурный подход, рассматриваемый в последнее время как доми-
нанта культуросообразной парадигмы, предполагает взаимодействие коммуни-
кантов непосредственно на арене глобальной иноязычной и инокультурной ком-
муникации. Цель исследуемого подхода заключается в расширении горизонта
общения в контексте разных культур, в том числе среди коммуникативных парт-
неров. Проблемное поле для исследования межкультурной коммуникации пред-
902
ставляет медиадискурс, отличающийся отказом от открытой оценочности и уста-
новкой на завуалированное манипулирование массовым сознанием [Желтухина
2008; Данилова 2009]. Данный дискурс отличает его цель «воздействовать на
массового адресата, сделать его активным участником описываемых событий,
повлиять на его общественное сознание» [Дубских 2015: 32], сформировать «но-
вые ценности, в том числе путем навязывания индивиду определенных устано-
вок» [Ермакова 2018: 31].
С позиции настоящего исследования в рамках межкультурного подхода мы
рассматриваем медиадискурс как системный процесс транслирования ценностно-
мировоззренческой национальной культурной картины мира с помощью СМИ, в
том числе медиадискурс, потенциально направленный на реализацию манипуля-
тивного воздействия в совокупности манипулятивных коммуникативных страте-
гий и тактик [Левина 2019: 269]. Нам представляется, что одной из основных
функций медиадискурса, особенно с учетом межкультурного характера коммуни-
кации, является медиавоздействие.
Общепризнанным научным трудом по теории медиавоздействия является
книга «Основы воздействия СМИ» Дж. Брайанта, который провел критический
анализ истории исследования природы медиавоздействия, а также существую-
щих концепций и теорий данного явления. Ученый в контексте исследования фе-
номена медианасилия и негативного влияния новостей определяет данное явле-
ние как психологическое воздействие на сознание в целом и на мнение потреби-
теля массовой информации в частности, исходящего из информационного поля
медиадискурса [Брайант 2004: 27].
Позволим себе предположить, что при рецептивном восприятии англоязыч-
ного медиатекста, рассматриваемого нами в данном исследовании в качестве
коммуникативного пространства опосредованной межкультурной иноязычной
коммуникации с иной лингвокультурой, закладывается базис дальнейшего «пат-
терна» взаимодействия, который в первую очередь складывается из «привива-
ния» вербально-семантического кода воспринимаемого языка, то есть «языковой
картины мира» носителя этого языка [Зелинский 2008: 46]. Применительно к ис-
следованию манипулятивного воздействия в контексте межкультурной комму-
никации информация об иностранном языке, иной национальной картине мира,
иных мыслях и ценностях, транслируемая адресантом и усвоенная адресатом, от-
кладывается в «пластах» подсознания, а затем переходит в сознание. На уровне
подсознания полученная от адресанта информация формирует паттерны поведе-
ния и психологические установки, означающие ‘запрограммированость’ пси-
хики человека на выполнение тех или иных действий (мыслей, желаний, поступ-
ков), которые управляют таким человеком [Зелинский 2008: 57]. Воздействие на
партнера в рамках опосредованной межкультурной иноязычной коммуникации
(в рамках медиадискурса) представляет собой трансформацию контекста стрем-
лений, мотивов адресата, «зачастую навязывание новой стратегии поведения и
ведения коммуникации, отягощенной определенной мотивационной нагрузкой»
[Левина 2018: 281].
Полагаем, что запрограммированный образ фиктивной реальности, пред-
ставленный в медиадискурсе, позволяет адресанту достичь глобальной цели сво-
его манипулятивного воздействия и «привести к искажению национальной кар-
тины мира адресата» [Левина 2018: 282].
903
Реализация медивоздействия со стороны иноязычного адресанта сообщения
происходит следующим образом: формулирование коммуникативного намере-
ния (речевой интенции) оказать некое манипулятивное воздействие на реципи-
ента сообщения → деление глобальной речевой интенции на конкретные (ло-
кальные) интенции, нацеленные на достижение перлокутивных задач стратеги-
ческой линии → вербализация локальных речевых интенций в оболочке речевых
актов → транслирование манипулятивной коммуникативной стратегии → дости-
жение / не достижение глобальной цели манипулятивного воздействия.
Избежать процесса размывания картины мира лингвокультуры при меди-
воздействии на этапе «распредмечивания» манипулятивной коммуникативной
стратегии можно посредством формирования сознательного отношения к факту
речевой манипуляции в коммуникативном пространстве СМИ с помощью иден-
тификации речевой манипуляции при декодировании сообщения, интерпретации
скрытого содержания медиадискурса, осознания собственной позиции при мани-
пулятивном воздействии и рефлексии собственных гипотетически предприня-
тых действий по преодолению речевой манипуляции при опосредованной меж-
культурной коммуникации [Левина 2020: 85]. При этом адресату манипулятив-
ного сообщения следует объективно детерминировать мотивы, желания, комму-
никативные стратегии адресанта, проводить самонаблюдение и самоконтроль
собственных личностных установок по отношению к иной лингвокультуре (сте-
реотипное мышление и пр.), стремиться искать рациональное объяснение ком-
муникативному поведению партнера по межкультурному общению и проявлять
уважение и эмпатию.
Таким образом, проведенное исследование медиавоздействия при опосре-
дованной межкультурной коммуникации с позиции когнитивного и дискурсив-
ного подходов позволяет говорить о том, что необходимым условием эффектив-
ной межкультурной коммуникации в условиях медиавоздействия является выяв-
ление и учет возможного манипулятивного воздействия, понимание процесса ре-
ализации медиавоздействия со стороны адресанта сообщения и стремление под-
вергать рефлексии собственное коммуникативное поведение и мотивы, страте-
гии межкультурного коммуниканта.
Брайант Дж., Томпсон Д. Основы воздействия СМИ / пер. с англ. В.В. Кулебы и Я.А. Ле-
беденко. М.: Издательский дом «Вильяме», 2004.
Данилова А.А. Манипулирование словом в средствах массовой информации: моногра-
фия. М.: Добросвет, 2011.
Дубских А.И. Диалогический массмедиальный дискурс как сфера реализации журналист-
ских интенций // Современная филология: теория и практика. М.: Институт стратегических
исследований, 2015. С. 32-37.
Желтухина М.Р. Массмедиальный дискурс и массовая культура // Науковi записки Лу-
ганського нацiонального унiверситету. Серiя: фiлологiчнi науки. 2008. С. 145-156.
Зелинский С.А. Манипулирование личностью и массами: монография. СПб.: Скифия, 2008.
Ермакова Л.В. Манипулятивные технологии как способ реализации модусной категории
персуазивности в дискурсе СМИ // Вестник Костромского государственного университета им.
Н.А. Некрасова. 2015. С. 141-144.
Левина О.М. Коммуникативная стратегия манипулятивного воздействия: проблема иска-
жения национальной картины мира в условиях межкультурной коммуникации: сб. науч. ста-
904
тей XX Международной конференции «Россия и Запад: диалог культур» / отв. ред. А.В. Пав-
ловская. М.: Центр по изучению взаимодействия культур, 2018. С. 278-284.
Левина О.М. Коммуникативная стратегия манипулирования как объект дидактизации в
межкультурном языковом образовании: коллективная монография // Диалектика современ-
ного межкультурного иноязычного образования: векторы и смыслы / под общ. ред. В.А. Гон-
чаровой, И.Н. Столяровой. М.: Библио-Глобус, 2018. С. 123-132.
Левина О.М. Конвенциональная компетенция в целеполагании межкультурного ино-
язычного образования в условиях речевой манипуляции // Мир науки, культуры, образования.
Горно-Алтайск, 2019. С. 269-271.
Левина О.М. Проблема речевой манипуляции в контексте межкультурного иноязычного
образования // Мир науки, культуры, образования. Горно-Алтайск, 2019. С. 48-50.
Левина О.М. Состав терминосистемы манипулятивного медиавоздействия при опосре-
дованной межкультурной коммуникации (в контексте медиадискурса) // Вестник Гуманитар-
ного факультета Санкт-Петербургского государственного университета телекоммуникаций
им. проф. М.А. Бонч-Бруевича. 2020. № 12. С. 84-90.
Малахова В.Г., Бокова Т.Н. Особенности образования в информационном обществе //
Alma mater (Вестник высшей школы). М.: Инновационный научно-образовательный и изда-
тельский центр «Алмавест». 2019. С. 36-40.
Olesya M. Levina (Moscow, Russia)

COGNITIVE AND DISCOURSIVE ANALYSIS OF MEDIA INFLUENCE

IN THE CONTEXT OF INTERCULTURAL COMMUNICATION
The article considers a destructive effect of influence in mass media (media discouse) in the context
of indirect intercultural communication from the point of view of cognitive and discoursive ap-
proaches. On-going research of media influence realized by intercultural foreign-language commu-
nicant allows us to define the necessity of comprehending manipulative influence within interaction
of different linguocultures, reflection of our own communicative behaviour and motives, communi-
cative strategies of the partner of intercultural communication.
Keywords: media-discourse, intercultural communication, media-influence, manipulative influence,
verbal manipulation
Н.А. Сергиенко (Сургут, Россия)

Сургутский государственный университет
nas_surgut@mail.ru
ЛИНГВОКОГНИТИВНАЯ КАТЕГОРИЗАЦИЯ
И КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ЛИНГВОМЕНТАЛЬНОЙ СУБСФЕРЫ
ПЕЧАЛЬ В БРИТАНСКОЙ И АМЕРИКАНСКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРАХ
В статье на основе анализа лексикографических и фразеологических источников, а также кор-

пусов английского языка проанализированы особенности лингвокогнитивной категоризации
и концептуализации лингвоментальной субсферы ПЕЧАЛЬ в британской и американской
лингвокультурах. Выделены лингвокогнитивные семы в структуре репрезентантов данной
субсферы, определены категориальные семантические группы ее выражения.
Ключевые слова: лингвоментальная субсфера ПЕЧАЛЬ, особенности лингвокогнитивной ка-
тегоризации и концептуализации, британская и американская лингвокультуры
В современной лингвистике эмоций уже не вызывает сомнения тот факт,

что эмоции тесно связаны с когнитивными процессами человека и включены
непосредственно в структуру его сознания и мышления [Шаховский 2013: 13].
905
Поэтому в настоящее время вопросы языковой концептуализации и лингвоко-
гнитивной категоризации эмоций все больше привлекают внимание исследова-
телей-лингвистов.
Лингвокогнитивная категоризация трактуется нами как специфический для
разных лингвокультур (в лингвистическом и культурологическом плане), но уни-
версальный (в когнитивном отношении) процесс вербализованного упорядочения
знаний и представлений человека о реальном (и нереальном) мире [Сергиенко
2018: 132].
В структуре эмотивной субсферы ПЕЧАЛЬ в британской и американской
лингвокультурах основной номинацией является лексема sadness, производная от
sad.
Sadness (n) early 14c., “seriousness”, from sad + -ness. Meaning “sorrowful-
ness” is c. 1500, perhaps c. 1400.
Sad (adj) Old English sæd “sated, full, having had one’s fill (of food, drink,
fighting, etc.), weary of”, from Proto-Germanic *sathaz (source also of Old Norse saðr,
Middle Dutch sat, Dutch zad, Old High German sat, German satt, Gothic saþs “sati-
ated, sated, full”), from PIE *seto-, from root *sa- “to satisfy”.
Sense development passed through the meaning “heavy, ponderous” (i.e. “full”
mentally or physically), and “weary, tired of” before emerging c. 1300 as “unhappy”.
An alternative course would be through the common Middle English sense of “stead-
fast, firmly established, fixed” (as in sad-ware “tough pewter vessels”) and “serious”
to “grave”. In the main modern sense, it replaced Old English unrot, negative of rot
“cheerful, glad”.
Meaning “very bad” is from 1690s. Slang sense of “inferior, pathetic” is from
1899; sad sack is 1920s, popularized by World War II armed forces (specifically by
cartoon character invented by Sgt. George Baker, 1942, and published in U.S. Armed
Forces magazine “Yank”), probably a euphemistic shortening of common military
slang phrase sad sack of shit.
Семантически близкие репрезентации составляют лексемы grief и sorrow.
Grief (n) early 13c., “hardship, suffering, pain, bodily affliction”, from Old
French grief “wrong, grievance, injustice, misfortune, calamity” (13c.), from grever
“afflict, burden, oppress”, from Latin gravare “make heavy; cause grief”, from gravis
“weighty” (from PIE root *gwere- “heavy”). Meaning “mental pain, sorrow” is from
c. 1300. Good grief as an exclamation of surprise, dismay, etc., is from 1912.
Sorrow (n) Old English sorg “grief, regret, trouble, care, pain, anxiety”, from
Proto-Germanic *sorg- (source also of Old Saxon sorga, Old Norse sorg, Middle Dutch
sorghe, Dutch zorg, Old High German soraga, German sorge, Gothic saurga), perhaps
from PIE *swergh- “to worry, be sick” (source also of Sanskrit surksati “cares for”,
Lithuanian sergu “to be sick”, Old Church Slavonic sraga “sickness”, Old Irish serg
“sickness”). Not connected etymologically with sore (adj.) or sorry.
В околоядерную зону репрезентантов в структуре эмотивной субсферы
ПЕЧАЛЬ в британской и американской лингвокультурах входит ряд синонимов
вышеуказанных лексем и их дериватов: sadly, sadden, trist, droopy, sorrowful,
weary, dreary, plaintive, heaviness, longing, anger, grievous, grievance, griever,
mourning, harm, misbefall, heartbreak, nepenthe, bitterness, sorrowful, rue, woeful,
condole, pain и т.д.
В словарях английского языка приведены следующие толкования слова sad:
906
1) unhappy: unhappy, especially because something unpleasant has happened to you or
someone else, 2) something that makes you sad: sad event, situation etc. makes you feel
unhappy, 3) not satisfactory: very bad or unacceptable, 4) lonely: a sad person has a dull,
unhappy, or lonely life, 5) boring: boring or not deserving any respect [Longman].
Таким образом, можно выделить два основных понимания печали в бри-
танской и американской лингвокультурах: 1) чувство скорби, грусти, горести,
нерадостное настроение; 2) источник скорби, горести.
Эмоциональное состояние человека обычно определяется обстоятель-
ствами, в которых находится человек, или событиями, происходящими в его
жизни. Однако из словарных определений видно, что понимание печали как чув-
ства в британской и американской лингвокультурах является первичным по от-
ношению к печали как горестному событию и образовано путем метонимиче-
ского переноса «следствие –причина», что нередко встречается в семантической
деривации [Бадеева, 2004; Козлова, 2001, 2006]: чувство горести (следствие) –
несчастье, горестное событие (причина).
Печаль как эмоция субъекта данного эмоционального состояния в британ-
ской и американской лингвокультурах представлена в следующих лексико-се-
мантических и метафорических номинациях: be a shadow of your former self, be
as miserable as sin, be cast down, be cut up about, be down in the dumps, be down in
the mouth, begrudge, be hurting, be in a [blue] funk, be in a mood, not be looking
yourself, be in low spirits, be in mourning, be in the doldrums, be on a downer, be on
the ragged edge, be out of your element, be out of your mind with grief, be / feel put
out, be sad, be sick at heart, be sick as a parrot, be sorry, be sorry, be sunk in gloom /
apathy / misery, bewail, blow a gasket / fuse, cloud over, come unglued, cry your eyes
/ heart out, darken, droop, eat your heart out, smb’s face fell, feel rotten, get into a
mood / state, get the hump, grieve, groan, have a long face, howl, not know whether to
laugh or cry, lament, languish, leave a bad / nasty taste in your mouth, miss и т.д.
Печаль как источник эмоции в толковых и фразеологических словарях ан-
глийского языка представлена следующими языковыми единицами: annoy, break
smb’s heart, cast a cloud, crush, cut to the bone / heart / quick, dampen smb’s spirits,
darken, depress, desolate, devastate, disappoint, dismay, distress, gall, get down, get
smb. into a mood / state, get to, give the hump, grieve, hurt, kill, pain, sadden, shake,
shake up, shock, tear apart, tear at smb’s heart, tear smb’s heart out, upset, work up,
blow, cloud, grief, despair, downer, Job’s comforter, pathos, shock, sorrow, tragedy.
Номинации эмоционального состояния печали прямо называют данную
эмоцию. Они репрезентированы в материале исследования четырьмя частями
речи: существительными, прилагательными, наречиями и глаголами. Например,
The man paused, his grief almost tangible (Dan Brown); What is it? You look sad. (Jill
Gregory, Karen Tintori); At least he invited you, Maggie said ruefully (Danielle Steel);
They bemoaned the moment but relished the fact that they’d had a great streak going
(Harlan Coben). Среди номинаций вербализация эмотивной субсферы ПЕЧАЛЬ
осуществляется чаще всего с помощью имен прилагательных и существитель-
ных, значительно реже – с помощью глаголов и наречий. Максимальную частот-
ность употребления имеет существительное pain и прилагательное sad. Однако в
отличие от pain лексема sad находится в минимальной зависимости от контекста.
Ср.: Now he was lying there cold on stone, the expression of pain on his face reserved
only for those who die completely alone (James Patterson, Michael Ledwidge); There
907
was pain, but Rochester’s knuckles probably felt worse (Harlan Coben); Quinn looked
sad when they went to bed that night (Danielle Steel). В первом примере существи-
тельное pain указывает на горе для кого угодно умереть в одиночестве; во втором
– на физическую боль от травмы. В третьем примере прилагательное sad харак-
теризуется нейтральностью своего значения и обозначает обычное ощущение пе-
чали, равно как и производное от него существительное sadness, которое высту-
пает именем концепта ПЕЧАЛЬ в современной британской и американской линг-
вокультурах.
Номинации причин эмоционального состояния печали прямо называют ис-
точник, который вызывает эмоцию печали. Они представлены в современных
корпусах существительными, прилагательными, глаголами и наречиями. Напри-
мер, He could see the pain and loneliness of her loss (Dan Brown); Her smile was
heartbreaking (Harlan Coben); What made you stop? he asked casually, and was star-
tled and saddened by her answer (Danielle Steel). Среди номинаций причин данного
эмоционального состояния языковая реализация субсферы ПЕЧАЛЬ осуществ-
ляется преимущественно с помощью прилагательных, несколько реже – суще-
ствительных; глаголы и наречия встречаются крайне редко. Обозначаемые этими
лексемами причины эмоционального состояния печали являются контекстно за-
висимыми и неоднородно распределенными в подвыборках. Основные причины
печали в современной британской и американской лингвокультурах охватывают
следующие: а) разлука с близким человеком: No matter how painful for both of
them, he had to leave her (Danielle Steel); б) смерть человека: A sudden heart attack,
Mrs. Brewster said. How very sad. General Kennard Nash was a servant to his nation.
Missed by his friends. (John Twelve Hawks); в) крах надежд: As Langdon stared at
the list, another disheartening thought occurred to him. The title of the sculpture he
was looking for might not even contain the word Fire (Dan Brown).
Анализ фразеологического фонда английского языка позволяет нам выде-
лить следующие идиоматические репрезентанты универсально-эмотивной суб-
сферы ПЕЧАЛЬ в британской и американской лингвокультурах: a sad state of
affairs – a particularly unfortunate, unpleasant, and / or upsetting situation or set of
circumstances. Their company has been in a sad state after Jonathan took over. It’s a
sad state of affairs when you can no longer be sure how you’re going to feed your
children each night; sadder but wiser – knowledgeable or experienced after having
gone through something unpleasant or unfortunate. We came through the economic
disaster sadder but wiser, hopefully better prepared for such disasters in the future. I
left the dinner sadder but wiser, understanding just how entrenched her family’s big-
otry still is; disappointed at someone or something – becoming sad because of some-
one or something. I am really disappointed at what you did. I am very disappointed in
you. That was a terrible thing to do. They were disappointed in the outcome; It’s a
poor (sad) heart that never rejoices – prov. Even a habitually sad person cannot be
sad all the time. (Sometimes used to indicate that a habitually sad person is happy about
something) Jill: I’ve never seen Sam smile before, but today, at his retirement party,
he smiled. Jane: It is a poor heart that never rejoices; sad sight – a sight that one
regrets seeing; someone or something that is unpleasant to look at. Well, aren’t you a
sorry sight! Go get cleaned up and put on some fresh clothes; sad sack – a singularly
inept person, as in Poor George is a hopeless sad sack. This term alludes to a cartoon
character, Sad Sack, invented by George Baker in 1942 and representing a soldier in
908
ill-fitting uniform who failed at whatever he tried to do. It was soon transferred to
clumsily inept civilians; a sad (poor) reflection on something – a thing which dam-
ages somebody’s / something’s reputation: The increase in crime is a sad reflection on
our society today.
Таким образом, эмотивная субсфера ПЕЧАЛЬ в британской и американ-
ской лингвокультурах имеет понятийное, ценностное и образное содержание и
актуализируется путем номинации, дескрипции и экспрессии. Ценностная со-
ставляющая эмотивной субсферы неразрывно связана с понятийной и образной
вследствие ее аксиологической природы. Номинативные средства вербализации
данной субсферы охватывают ее имя, члены синонимического ряда, сформиро-
ванные на их основе свободные словосочетания, а также фразеологизмы и иди-
омы. Образный компонент субсферы актуализируется свободными словосочета-
ниями, которые воплощают конвенциональные метафоры.
Перспективным представляется проведение сопоставительного анализа осо-
бенностей лингвокогнитивной категоризации и концептуализации лингвомен-
тальной субсферы ПЕЧАЛЬ в лексикографической, образной и наивной языковых
картинах мира представителей британской и американской лингвокультур.
Сергиенко Н.А. Формирование субсферы СЕМЬЯ в русской и украинской лингвокульту-
рах // Вопросы когнитивной лингвистики. 2018. № 2. С. 132-139.
Шаховский В.И. Эмоции: Долингвистика, лингвистика, лингвокультурология. Изд. 2-е.
М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2013.
Longman Dictionary of Contemporary English. URL: http://www.ldoceonline.com.
The British National Corpus. URL: http://www.natcorp.ox.ac.uk.
The Corpus of Contemporary American English (COCA). URL: https://www.english-cor-
pora.org/coca.
Natalya A. Sergiyenko (Surgut, Russia)

Surgut State University
LINGUO-COGNITIVE CATEGORIZATION AND CONCEPTUALIZATION

OF LINGUO-MENTAL SUBSPHERE SADNESS
IN BRITISH AND AMERICAN LINGUO-CULTURES
The article deals with the analysis of the peculiarities of linguo-cognitive categorization and concep-
tualization of the linguo-mental subsphere SADNESS in the British and American linguo-cultures
based on lexicographic and phraseological sources. Linguo-cognitive semes and categorial groups
have been revealed in the structure of the analyzed linguo-mental subsphere.
Keywords: linguo-mental subsphere SADNESS, peculiarities of linguo-cognitive categorization and
conceptualization, British and American linguo-cultures
909
Когнитивно-информационная парадигма в образовании
КОГНИТИВНО-ИНФОРМАЦИОННАЯ ПАРАДИГМА
В ОБРАЗОВАНИИ
М.А. Богданова (Ростов-на-Дону, Россия)

maraleks27@mail.ru
Л.С. Абросимова (Ростов-на-Дону, Россия)
lara.abrossimova@mail.ru
БОЛОНСКИЕ РЕФОРМЫ И СОЗДАНИЕ КОМПЕТЕНТНОСТНОЙ

ПАРАДИГМЫ В ОБРАЗОВАНИИ: КОГНИТИВНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ
В рамках Болонского соглашения развитие компетенций провозглашается целью образования.

Образование трактуется как получение компетенций, позволяющих индивиду быть конку-
рентным и эффективным на рынке труда, тогда как проблемы развития личности остаются за
скобками образовательных структур в силу их затратности и нерентабельности для бизнеса. В
статье выдвигается тезис о том, что компетентностный подход в сфере университетского об-
разования ведет к развитию когнитивных деформаций учащихся.
Ключевые слова: Болонская декларация, компетентностная парадигма, компетенции, универ-
ситетское образование, когнитивные деформации
Более 20 лет прошло с подписания Болонской декларации, в которой был

провозглашен курс на создание единого европейского образовательного про-
странства (European Higher Education Area – EHEA) с целью повышения его кон-
курентоспособности, рентабельности и привлекательности в мире (по отноше-
нию к американскому и китайскому образованию).
Главным заказчиком столь масштабной реформы европейского образования
стали крупные европейские промышленные корпорации, объединенные в орга-
низацию под названием Европейский круглый стол (European Round Table-ERT),
считающих необходимым ликвидацию всех барьеров на пути создания единой
общеевропейской экономики. В докладе ERT «Образование и компетентность в
Европе» проводится мысль, что образование– это важнейший стратегический ре-
сурс развития конкурентной промышленности, а потому необходимо «впустить»
промышленные корпорации в образовательный процесс (воздействие на образо-
вательные программы учебных заведений исходя из потребностей рынка; мони-
торинг деятельности университетов; оценка работодателями «качества» выпуск-
ников; ориентация на прикладные исследования). Стало очевидным, что идея
Гумбольдта об «идеальном европейском университете», где системообразую-
щим элементом выступали теология, и гуманистика, а целью являлось формиро-
вание духовно-свободной и целостной личности, не соответствует «духу капита-
лизма» и безнадежно устарела [Abrossimova, Bogdanova, Snezhko 2020].
После начала болонской реформы в области образования, направленной на
приспособление образования к рынку, ключевым словом в системе подготовки
910
кадров высшей квалификации становится слово «компетенция», а не «знание».
Создание единого образовательного пространства, как цели Болонского
процесса, наталкивается на сопротивление национальных систем образования.
Для преодоления сопротивления национальных систем образования, имеющих
собственные образовательные стандарты, необходимо было разработать обще-
европейский профиль специалиста – наборы компетенций. Компетенции пред-
ставляют собой некие отчужденные утверждения (дескрипторы) относительно
того, что будет знать и уметь обучаемый по завершении образовательного цикла,
и как эти знания и умения могут быть использованы на рынке труда. Поэтому
описание компетенций – дело не столько академического сообщества, сколько
профессионального (крупных промышленных корпораций).
Таким образом, компетентностный (профильный) подход как новая образо-
вательная модель означает смещение акцентов результатов образования с инте-
ресов человека и общества на интересы производственных корпораций, которые
выступают за практическую ориентированность образования – обучение под за-
данные функции. В соответствии с компетентностной парадигмой, идеальный
выпускник – это не эрудит с широким кругозором, а специалист, легко вписыва-
ющийся в производственный процесс, эффективно исполняющий свой функци-
онал и приносящий прибыль работодателю.
«Болонизация», взявшая курс на создание единой зоны образования как ос-
новы конкурентоспособности Европы, вызвала необходимость глубоких транс-
формаций всех аспектов систем национального образования: целей, задач, содер-
жания образования, средств и методов обучения и оценивания, механизмов
управления образовательным процессом. Особенно серьезные изменения косну-
лись средств и методов обучения и систем оценивания знаний студентов: широ-
кое внедрение онлайн образования, образовательные интенсивы, модульно-кре-
дитное членение дисциплин, тестовая система проверки знаний, сокращение гу-
манитарной подготовки и др. В этих условиях сложно удерживать высокую
планку образовательного уровня, напротив ее приходиться снижать, что отве-
чает запросам бизнеса, но не личности и общества.
Считаем опасным «зафиксировать все содержание образования как пере-
чень компетенций и компетентностей» [Андреев 2005: 7]. В связи с тем, что в
системе гуманитарного образования обучение неотрывно от воспитания, его
важнейшие результаты не могут быть описаны и измерены как компетенции.
Считаем, что сфера применимости компетентностного подхода в системе гума-
нитарного образования весьма ограничена: во-первых, «расщепление» (операци-
онализация) образования на усвоенные компетенции выглядит абсурдным; во-
вторых, проблематичным является вопрос об измеримости компетенций, в-тре-
тьих, сам выбор компетенций (особенно общекультурных) и их формулировка
представляется надуманной.
Проиллюстрируем свои суждения конкретными примерами.
Согласно ФГОС, девять ОК (общекультурных компетенций) у филологов
(направление подготовки 45.03.01) и философов (направление подготовки
47.03.01) совпадают почти слово в слово. Среди них имеются следующие: ОК-8
– способность использовать методы и средства физической культуры для обес-
печения полноценной социальной и профессиональной деятельности и ОК-9 –
способность использовать приемы первой помощи, методы защиты в условиях
911
чрезвычайных ситуаций. Возникает вопрос: как данные компетенции могут быть
сформированы на занятиях филологов и философов, содержание которых пред-
полагает работу с текстами и смыслами?
Обратимся к компетенции ОК-5 – способность к коммуникации в устной и
письменной формах на русском и иностранном языках для решения задач меж-
личностного и межкультурного взаимодействия. На наш взгляд, данная компе-
тенция весьма размыта и абстрактна. Дело в том, что способностью к общению
и коммуникации люди овладевают раньше – в раннем детском возрасте. Стан-
дарт должен требовать конкретного уровня сформированности данной компе-
тенции, при этом возникают трудности операционализации параметров комму-
никации и оценки уровня сформированности данной компетенции в количе-
ственных параметрах по требованию ФГОС. Как, например, измерить способ-
ность толерантно воспринимать социальные, этнические, конфессиональные и
культурные различия, чего требует ОК-6?
Другая сторона проблемы оценки формирования компетенций – это вопрос
о том, кто должен разрабатывать оценочные средства. Согласно отчету по ре-
зультатам деятельности участников международного проекта AHELO
(Assessment of Higher Education Learning Outcomes), действующего в рамках Бо-
лонского процесса и включающего около двух десятков стран, «разработать за-
дания, которые максимально погружали бы студента в реальную профессиональ-
ную практику, позволяя применять имеющиеся знания и навыки к решению кон-
кретных задач… не удалось» (цит. по: [Кудрина 2015: 109]) и продолжение работ
– под вопросом, так как проект оказался «очень дорогим и сложным» [Там же],
хотя оцениваемых компетенций было немного. Основной фокус в ходе исследо-
вания был сделан на оценку не теоретических знаний, а умений их применения
в контекстах, максимально приближенных к будущей профессиональной прак-
тике. Специалисты посчитали, что задача релевантной оценки таких кон-
текстных профессиональных компетенций трудновыполнима и дорогостояща, и
руководство российских ВУЗов переложило разработку оценочных средств на
преподавателей.
Серьезные возражения вызывает у академического сообщества кредитно-
модульное распределение учебного материала на обязательный и вариативный.
Гуманитарные дисциплины чаще всего, в силу своей принципиальной неутили-
тарности, относят к вариативному компоненту, что порождает фрагментарность
и бессистемность мировоззрения студента, компетентность (сиюминутная функ-
циональность) вытесняет фундаментальность знания.
Если в России реформаторские процессы осуществлялись в обязательном по-
рядке, с очевидным снижением качества образования и, как следствие, падением
репутации многих российских вузов, то в Европе внедрение Болонской системы
было добровольным, и ряд университетов с мировым именем (Оксфорд, Кем-
бридж, Парижский университет политических наук) к ней не присоединились.
Чтобы смягчить негативные последствия выхолащивания гуманитарного
образования и воспитания, в Германии, например, подготовка по специально-
стям государственного (общенационального) блока – юриспруденция, педаго-
гика, медицина – осуществляется в традиционной «не болонской» форме.
В 2005 г. студенческое сообщество – Национальный союз студентов Европы
912
(ESIB), включающее несколько десятков стран, представил «Черную книгу Бо-
лонского процесса» [Васкевич 2017], в которой собраны материалы очевидных
его провалов: ухудшение качества образования, неэффективность кредитной си-
стемы, увеличение платы за учебу, недостижимость мобильности студентов, не-
признание дипломов.
Таким образом, узкопрагматический подход к образованию лишает и обще-
ство, и экономику дальнейшего прогресса, а специалистов, получивших «усечен-
ное», фрагментарное образование, жизненных перспектив и ценностных ориен-
таций; отсутствие социальной составляющей в образовательных программах
приводит к дегуманизации образования и образовательно-нравственной деграда-
ции молодого человека; кредитно-модульное распределение учебного материала
является причиной когнитивной рассогласованности и фрагментарной бесси-
стемности мировоззрения студента; тестовая система проверки знаний, рейтин-
говые технологии, образовательные интенсивы и онлайн-образование приводят
к когнитивным деформациям, связанным с потерей фундаментальности образо-
вания в обмен на компетенции.
Андреев А. Знания или компетенции // Высшее образование в России. 2005. № 2. С. 3-11.
Васкевич Т.В. Унификация национальных образовательных систем Европы как след-
ствие Болонского процесса: проблемы и утраты // Современное образование. 2017. № 4. С. 85-
100. URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=24916.
Кудрина Е.А. Компетентностный подход: «за» и «против» // Проблемы интеграции обра-
зовательных систем России и Беларуси в гуманитарном хронотопе постсоветского простран-
ства: сб. науч. статей. Курск: Юго-Западный государственный университет: Университетская
книга, 2015. С. 102-112.
Abrossimova L., Bogdanova M., Snezhko G. Classical university crisis: new challenges and
prospects of Russian higher education // International Journal of Cognitive Research in Science, En-
gineering and Education (IJCRSEE). 2020. № 8 (3). (AiP).
Marina A. Bogdanova (Rostov-on-Don, Russia)

Larisa S. Abrosimova (Rostov-on-Don, Russia)
BOLOGNA REFORMS AND THE COMPETENCE PARADIGM IN EDUCATION:

A COGNITIVE DIMENSION
Within the framework of the Bologna Agreement, the development of competencies is declared as
the goal of education. Education is interpreted as the process of obtaining competencies that allow
individuals to be efficient in the labor market, while the problems of personality development remain
outside universities due to their cost and unprofitability for business. The article puts forward the
thesis that the competence-based approach in university education results in the development of stu-
dents’ cognitive deformations.
Keywords: Bologna Declaration, competence paradigm, competencies, university education, cogni-
tive deformations
913
Н.В. Питолина (Псков, Россия)
Псковский государственный университет
peanut278@yandex.ru
ИНФОРМАЦИОННЫЙ БУКЛЕТ КАК СПОСОБ ПРОДВИЖЕНИЯ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ ПРОГРАММЫ ВУЗА
Статья посвящена исследованию прикладного характера. Речь идет о технологии создания ин-
формационного буклета образовательной программы вуза, который представляется эффектив-
ной формой рекламной коммуникации, синтезирующей различные кодовые системы (вербаль-
ную и невербальную).
Ключевые слова: буклет, образовательная программа, семиотическая система, рекламная ком-
муникация
В статье представлена технология создания буклета образовательной про-

граммы вуза, основной задачей которого является привлечение внимания потен-
циального абитуриента к реализуемой вузом образовательной программе. В этом
смысле печатный (или онлайн) информационный буклет видится эффективной
формой рекламной коммуникации, так как позволяет задействовать знаки раз-
личных семиотических систем с целью воздействия на читателя.
Обращение к данной теме обусловлено современными тенденциями, кото-
рые происходят в системе высшего образования – глобализация, маркетизация,
коммерциализация, цифровизация. Данные процессы порождают соответствую-
щую терминологию типа «рынок образовательных услуг», «конкурентоспособ-
ность образовательной программы», «потребитель», «клиент», «товар», и даже
«продажность образовательной программы».
Такая риторика в отношении деятельности вуза, который по праву считается
«храмом науки», вызывает неоднозначное, критическое отношение, и не может
объективно отражать то взаимодействие, которое происходит между студентами
и преподавателями, работодателями и другими сотрудниками вуза, как будто вы-
холащивая исконный посыл образовательной и научной деятельности, направ-
ленной на «получение и (или) применение новых знаний, в том числе результа-
тов интеллектуальной деятельности, которые способствуют технологическому,
экономическому, социальному и духовному развитию общества, включая фун-
даментальные, поисковые и прикладные научные исследования» [Проект Феде-
рального Закона, ст. 2 (1)].
И как бы не хотелось сводить образовательную и научную деятельность к
данным понятиям, нужно признать, что отмеченные тенденции носят четко обо-
значенный и сложившийся характер, а значит, вынуждают участников образова-
тельного процесса адаптироваться и трансформировать свое профессиональное
мышление с тем, чтобы успешно решать современные задачи. Не избежать дан-
ной бизнес-терминологии и в настоящей статье, так как она опосредованно свя-
зана с объектом нашего исследовательского интереса – информационным букле-
том образовательной программы.
Понятие «образовательная программа» становится в новых условиях кон-
цептуальной доминантой высшей школы. Именно образовательные программы
являются отправными точками деятельности кафедр, факультетов (институтов),
914
вуза и показателями их эффективного функционирования и развития. Именно
образовательную программу выбирает современный абитуриент и именно с ней
связывает свою будущую профессиональную карьеру.
При этом успешно реализуемая образовательная программа есть показатель
грамотного менеджмента, большого труда, интеллектуальных и творческих уси-
лий, а также высокого профессионализма разработчиков. И как любой продукт,
созданная образовательная программа нуждается в продвижении.
Существует множество форм продвижения продукции (реклама, прямой
маркетинг, телемаркетинг, пресс-информация, печатные материалы). Все формы
целесообразно рассматривать во взаимодействии, так как они усиливают эффект
друг друга. Подробно остановимся на печатной продукции, а именно на инфор-
мационном буклете, подразумевая, что последний может быть одним из вспомо-
гательных инструментов образовательного маркетинга.
Ежегодно вуз печатает классические буклеты, которые дают представление
о самом вузе в целом, о деятельности факультетов (институтов) и кафедр. Дан-
ные буклеты носят не только информационный, но и рекламный характер, так
как формируют и поддерживают имидж вуза, а также используются в профори-
ентационных целях, привлекая абитуриентов. Однако с учетом отмеченной роли
образовательной программы в современном высшем образовании и в системе
подготовки высококвалифицированных специалистов актуален вопрос разра-
ботки информационного буклета именно образовательной программы.
В настоящей статье представлен пример создания рекламного буклета обра-
зовательной программы по направлению подготовки 45.03.02 Лингвистика (ба-
калавриат), которая реализуется в Псковском государственном университете.
Несмотря на то, что буклет – это творческий продукт, который предполагает
свободу реализации замысла автора, есть ряд общих правил, которых нужно
неуклонно придерживаться при его создании. Сюда относятся четкая структура
буклета, определяющая наименования информационных модулей; элементы ти-
тульной страницы; предназначение буклета; дизайн буклета (тип фальцовки, вы-
бор шрифта, цветовые решения, невербальные элементы, расположение текста и
т.д.); элементы обратной связи (контактное лицо, адрес, телефон, адрес сайта).
Для иллюстрации технологии создания буклета по направлению подготовки
45.03.02 Лингвистика оформим все шаги в виде алгоритма действий:
1-й шаг: осознание цели буклета образовательной программы, которую в са-
мой упрощенной форме можно свести к следующей схеме, отражающей извест-
ные функции буклета (информативная, рекламная, императивная): привлечение
внимания → поддержание интереса → побуждение к действию → принятие ре-
шения → действие.
2-й шаг: разработка содержания буклета образовательной программы, раз-
мышления над информационными материалами для буклета. Здесь мы восполь-
зовались уже имеющейся структурой рекламы образовательных программ, пред-
ставленных на сайте ПсковГУ с небольшой редакцией, выделив следующие ин-
формационные рубрики: цель образовательной программы, преимущества об-
разовательной программы, портрет выпускника, достижения студентов,
партнеры образовательной программы, контактная информация.
3-й шаг: выбор графического редактора. Было выбрано удобное приложение
для работы с печатной продукцией Microsoft Publisher.
915
4-й шаг: выбор вариантов фальцовки. Был выбран наиболее популярный тип
фальцовки – евробуклет (лифлет), который получается из сложенного по двум
параллельным сгибам листа А4. Он идеально подходит под евроконверт, по-
этому оптимален для рассылки. Такой вариант фальцовки позволяет также раци-
онально и эффективно разместить информацию в отведенном пространстве.
5-й шаг: расположение текстов на полосах буклета в соответствии со струк-
турой буклета и особенностями фальцовки.
6-й шаг: работа с вербальным текстом (стилистика текстов, объем представ-
ляемой информации, ключевые слова). Данный шаг, возможно, наиболее трудо-
емкий, так как связан с текстопостроением и необходимостью выбора исключи-
тельно той информации, которая станет коммуникативно успешной в процессе
декодирования адресатом.
7-й шаг: работа с невербальным текстом. Задача – творческая, но и ответ-
ственная. Здесь стоит помнить о том, что невербальная семиотика работает в бук-
лете по принципу компенсации / комплементарности, заменяя, дополняя или
обогащая вербальные средства. Например, цвет фона – наиболее простое и эф-
фективное средство привлечения внимания потенциального абитуриента.
Наиболее логично выбрать цвета, уже используемые в символике вуза или цвета,
вызывающие позитивные ассоциации. То же можно сказать и в отношении вы-
бора иллюстраций, которые тематически должны быть связаны с университетом,
студенческой жизнью, будущей профессией, карьерой.
8-й шаг: тестирование буклета в рамках профориентациионных мероприя-
тий вуза.
Работа над созданием буклета заданной тематики выявила некоторые линг-
вистические нюансы, которые могут играть немаловажную роль в обмене инфор-
мацией, привлекая и располагая адресата. Например, в предлагаемом буклете та-
ким нюансом стала стилистика диалога, а именно использование личных место-
имений 2-го л. ед. ч. в рубрике ПОРТРЕТ ВЫПУСКНИКА: Что ты будешь
уметь? Где ты сможешь работать?, а также предпочтение форм действитель-
ного залога и использование местоимений 1-го л. мн. ч. в рубрике ПРЕИМУЩЕ-
СТВА: Мы предлагаем студентам освоить профессионально-ориентированные
элективные курсы.
Нюансом может стать и невербальный элемент, например, иллюстрация, гра-
фика, расположение фрагмента текста на полосе, включение картинки с тематиче-
ской цитатой (например, «Сколько языков ты знаешь – столько раз ты человек»).
Важно, чтобы все элементы буклета были представлены органично как с
технической точки зрения, так и в аспектах семантики и прагматики текста. Ведь,
именно единство формы и содержания информационного буклета наполняет
данный продукт когнитивным и коммуникативным потенциалом, а значит, мо-
жет гарантировать его эффективность.
Подводя итог, отметим, что становясь продуктом интеллектуального и биз-
нес-творчества, образовательная программа призвана решить целый ряд серьез-
ных задач – сначала привлечь внимание абитуриента, затем гарантировать пол-
ноценный образовательный результат и, наконец, способствовать успешному
трудоустройству выпускника. Не последнюю роль в этом играют средства ре-
кламной коммуникации.
916
Проект Федерального Закона «О научной, научно-технической и инновационной дея-
тельности в Российской Федерации», ст. 2 (1). URL: https://profsobranie.ru/assets/files/проект-
федерального-закона.pdf. (Дата обращения: 5.12.2020).
Nataliya V. Pitolina (Pskov, Russia)

Pskov State University
INFORMATION BOOKLET AS A WAY TO PROMOTE

A UNIVERSITY STUDY PRO-GRAMME EFFECTIVELY
The article presents the technology of creating an information booklet of a university study pro-
gramme. The booklet is considered to be an effective form of advertising communication since it
combines various semiotics (verbal and non-verbal).
Keywords: booklet, study programme, semiotic system, advertising communication
Д.Н. Шлепнев (Нижний Новгород, Россия)

Нижегородский государственный лингвистический университет им. Н.А.Добролюбова
shlepnyev@gmail.com
О НЕКОТОРЫХ ЦЕЛЯХ И ПРИНЦИПАХ, КОТОРЫЕ ПОЛЕЗНО

ОСОЗНАВАТЬ НАЧИНАЮЩЕМУ ПРЕПОДАВАТЕЛЮ ПЕРЕВОДА
В настоящей статье предпринята попытка изложить некоторые существенные принципы пе-

реводческой подготовки. Первый раздел посвящен источникам, по которым можно ознако-
миться с набором компетенций преподавателя перевода. В следующих разделах рассматрива-
ются: цель подготовки и необходимость профессионализации образования, цель любого курса
специального перевода, цель отдельного занятия.
Ключевые слова: подготовка преподавателей перевода, компетенции преподавателя перевода,
дидактика перевода, принципы переводческой подготовки
Подготовка преподавателей перевода – проблема острая. Очевидно, что пре-

подаватель должен обладать целым набором профессиональных знаний, пред-
ставлений, способностей. В настоящей статье предлагается сосредоточить наше
внимание на некоторых из таких представлений, которыми необходимо обзаве-
стись преподавателю перевода. Разумеется, речь не идет о сколь-нибудь полном
их списке. Скорее, предлагается взглянуть на те из них, важность которых весьма
велика и которые, вероятно, формируют своего рода базис.
1. Понятно, что преподавателю перевода (как представителю любой профес-
сии) необходимо иметь соответствующие компетенции. Но как узнать, чему ты
должен соответствовать? Для ответа на этот вопрос можно предложить не-
сколько разных, но совместимых (не противоречащих друг другу) источников:
модель Д. Келли [Kelly 2005: 150-151; 2008: 105-110], перечень группы экспертов
European Master’s in Translation [EMT] и мою схему [Шлепнев 2020а]. Достоин-
ство модели Д. Келли – лаконизм, четкость и внятность. Перечень EMT стре-
мится к большей детализации: он оказывается, таким образом, подробным, спра-
екта № 20-013-00149 «Основные принципы подготовки преподавателей перевода».

917
вочным аппаратом, тоже имеющим модульную структуру. Моя же общая рамоч-
ная конструкция, в дополнение к названным моделям, призывает нас вниматель-
нее взглянуть на некоторые существенные аспекты, в частности, на необходи-
мость выделения (= осознания) тех специально-дидактических компетенций, ко-
торые не выводятся напрямую из общедидактических, и на наличие компетенций
общих и частных, что важно осознавать самим преподавателям, составителям
учебных планов, руководству, открывающему новые программы подготовки,
распределяющему нагрузку и т.д.
Отдельного упоминания – и известности – заслуживают работы Д. Гуадека,
в данном случае [Gouadec 2003; Gouadec 2007: 327-360], но не только эти публи-
кации. Указанную здесь книгу 2007 г. стоило бы во всяком случае прочесть и
начинающему переводчику, и начинающему преподавателю перевода.
2. В чем цель переводческого образования в вузе? Формально все просто:
обеспечить овладение выпускником соответствующими компетенциями, зафик-
сированными известно где (к сожалению). Но что это значит на языке обычном
и в реальной жизни, а не в бумажном царстве? Здесь ответ может быть только
один, и вузу его надо предельно четко осознавать. Не овладеть «трансформаци-
ями». Если тот перевод, которому мы должны учить, есть профессиональная де-
ятельность, то выпускник должен быть способным выйти на рынок труда и за-
рабатывать на жизнь – вот конечная цель обучения. Не стоит забывать, что ра-
бота переводчика должна быть, безусловно, качественной, эффективной и при
этом рентабельной (для него самого).
В своих выступлениях И.С. Алексеева неоднократно повторяла, что вуз не
может подготовить специалиста «под ключ». Почему-то эти слова порой воспри-
нимаются как посягательство на устои: это верно, причем так обстоит дело с лю-
бой профессией, и переводчик не исключение. Переводчик учится всегда, всю
жизнь – таковы условия бытования ремесла. Но этот факт совершенно не проти-
воречит (не должен противоречить) названной цели: выпускник должен быть
способным встроиться в рынок, в профессию – и да, совершенствоваться, наби-
раться опыта, добирать недостающее. Но делать это эффективно и с умом. Пере-
водчик должен оказаться готовым к нормальной, эффективной адаптации, к
нормальному, эффективному развитию в требуемом для его профессиональной
жизни, его индивидуальной траектории направлении. Такова вторичная, и неиз-
бежная, цель. А для этого нужно обеспечить условия – дать надлежащие основы.
3. Следствие. Необходима профессионализация переводческого образова-
ния. Это вопрос больной, комплексный и требует отдельного разговора. Но ву-
зам, создателям учебных программ и преподавателям необходимо понимать, что,
если открыта программа подготовки переводчиков, мы должны готовить не не-
долингвистов, которые еще и переводить немного умеют, а именно переводчи-
ков. «Недолингвист» сказано здесь, кстати, еще и потому, что лингвистика
(настоящая) – это серьезное занятие, требующее серьезной же подготовки.
4. В чем цель любого специального курса перевода? Попутно замечу, что
курса «перевод всего» с единой оценкой за все быть не должно (даже если внутри
он гласно или негласно подразделен на «аспекты» – это неудобно и непрак-
тично). Целью как таковой не может быть выучивание тем (а это довольно рас-
пространенный подход), овладение трансформациями по теме (что это?), ни
даже, к сожалению, овладение вообще всеми узуальными формулировками в
918
данной предметной области (на это просто не хватит никакого времени: весь узус
науки и техники / права / экономики… за n = немного часов?).
Ранее я попытался сформулировать цель курса юридического перевода
[Шлепнев 2020б: 428]. Можно обобщить: цель – формирование корректного
представления о специфике данного вида перевода, структуре и взаимосвязи его
проблем и о возможных путях их решения для производства качественного про-
дукта; формирование способности принимать ответственные обоснованные
стратегические (глобальные) и тактические (локальные, частные) решения,
приемлемые для данных материалов в данных ситуациях.
То же, но проще и структурно чуть по-иному: освоение специфики матери-
алов в данной области; освоение специфики работы с материалами (для данных
целей и в данных ситуациях); приобретение способности принимать ответ-
ственные обоснованные – «работающие» – решения.
Совершенно необходимо понимание реально встречающихся проблем и
освоение путей их решения. Это подразумевает освоение наработанных перевод-
ческим сообществом принципов работы с таким-то материалом, для таких-то це-
лей, освоение принципов решения проблем и т.д., что несводимо к чисто линг-
вистическим трансформациям и подстановкам. Это подразумевает и работу пе-
реводчика по поиску любой необходимой ему для работы информации (как и где
ее искать, как это делать эффективно), и освоение профессионального узуса
(необходимо понимание, что таковой существует, сколь он важен и, конечно, его
изучение и овладение им, но не менее важно осознание того, как работать над
его освоением, как искать соответствующую информацию – именно потому, что
если ты уже не специалист, то весь его ты не знаешь и не освоишь сразу). Дей-
ствительно, переводчик параллельно расширяет и пополняет свой багаж лингви-
стических и энциклопедических (профильных) знаний – это столь же необхо-
димо, сколь и неизбежно. Почему, например, необходимо владеть множеством
узуальных формулировок и клише (ср. тот же договор), а не говорить, что, де-
скать, любое из них можно всегда посмотреть (ведь и правда можно)? Откуда
такое требование преподавателя? Потому что он строгий? Потому что «выучил,
и порядок»? Простой жизненный ответ таков: в профессиональной жизни это во-
прос профессионализма, эффективности и рентабельности (а попутно, кстати,
укрепления собственного статуса). Таков же, как правило, должен быть ответ на
вопрос «почему нужно знать то-то и то-то».
5. Смежный вопрос – как строить такой курс? Полагаю, и здесь можно
обобщить и экстраполировать сказанное ранее о юридическом переводе. Оста-
новлюсь лишь на одном аспекте. На изложенных выше основаниях построение
курса должно следовать не тематическому («а сегодня у нас машиностроение /
черная металлургия / уголовное право…»), а, скорее, дискурсивно-жанровому
принципу, базироваться на жанрах (или группах жанров) и видах дискурса (кто-
то скажет – на типах текста, имея в виду то же самое), ср.: инструкция, патент,
научная статья, договор(ы), судебный дискурс и судебное решение, продающие
тексты… Догматиком и формалистом быть нельзя – что лучше работает, тем сле-
дует и руководствоваться: отдельные ли жанры, их группы или виды дискурса.
Причем и выделять их нужно в соответствии не с отвлеченной теорией (она пре-
следует собственные цели; кстати, особенно заметен здесь дефект узколингви-
919
стического подхода, в отвлечении от специфики функционирования материа-
лов), а практикой, и в целях практических. Говорю об этом еще и потому, что
некоторое время назад довелось ознакомиться с докладом о классификации не-
коего специального дискурса. Были произнесены все мантры, употреблены уче-
ные термины, но классификация была бесполезной. Случай не очень-то единич-
ный. Не говоря уж о том, что в некоторых специальных областях такие разра-
ботки имеются, и ими нужно пользоваться – с поправками, если необходимо, на
специфику нашей деятельности. Общая теория, к сожалению, любит игнориро-
вать такие частные разработки.
6. Какова цель отдельного занятия по переводу? Этот вопрос недавно начал
снова «всплывать» на наших конференциях и круглых столах, хотя ответ на него
мне давно представлялся банальным (ср. [Шлепнев 2007: 316-317]). Интересно,
впрочем, что аберрация здесь возможна как у университетского преподавателя,
не занимавшегося преподаванием перевода, так и у практика, впервые пришед-
шего в вуз. Целью здесь не является ни производство хорошего (идеального,
«правильного») перевода самого по себе, ни демонстрация умения преподава-
теля. Последнее особенно наглядно способно сводиться еще к одному дефекту –
к постоянной тривиальной подгонке всех студенческих переводов к варианту
преподавателя – самому, разумеется, правильному и лучшему (непонятно,
правда, что придется делать, когда другой профессионал придет к несколько дру-
гому варианту). Цель в целом – освоение технологии, т.е. того, как прийти к
качественному «работающему» решению, к качественному «работающему»
продукту – как, почему и зачем могут или должны приниматься те или иные
решения для этого материала, что для этого делать, какие риски возможны и
как их оценивать и т.д. Это сложнее. К качественному продукту мы, действи-
тельно должны в результате прийти – но важно увидеть и понять путь к
нему…Тогда это будет работать и на будущее.
Вообще же (применительно к пп. 3-6) здесь имеются вопросы в т.ч. и дис-
куссионного характера – о содержании и структуре переводческой подготовки и
переводческих дисциплин и занятий. А это, в свою очередь, отсылает нас к це-
лому комплексу проблем системного свойства. Нам вместе необходимо их уви-
деть, осознать и попытаться решить, а это сложно именно в силу их системности
(ср. хотя бы проблему отсева в нынешних условиях, а ведь для обучения пере-
воду такая строгость необходима…). И это вновь приводит нас к вопросу о про-
фессионализации переводческого образования, о его структуре, об уровнях об-
разования и поставленных в связи с этим задачах.
Шлепнев Д.Н. Некоторые типичные проблемы и ошибки преподавателя письменного пе-
ревода // Вестник НГЛУ им. Н.А. Добролюбова. 2007. № 1. С. 315-327.
Шлепнев Д.Н. К вопросу о компетенциях преподавателя перевода: попытка общей мо-
дели (рамочной конструкции) // Переводческий дискурс: междисциплинарный подход: мате-
риалы IV международной научно-практической конференции, Симферополь, 23-25 апреля
2020 г. / гл. ред. М.В. Норец. Симферополь: ИТ «АРИАЛ», 2020а. С. 422-427.
Шлепнев Д.Н. Общие методические принципы курса «юридический перевод»: контроль-
ный список // Переводческий дискурс: междисциплинарный подход: материалы IV междуна-
родной научно-практической конференции, Симферополь, 23-25 апреля 2020 г. / гл. ред. М.В.
Норец. Симферополь: ИТ «АРИАЛ», 2020б. С. 427-432.
920
EMT – EMT Expert Group. The EMT Translator Trainer Profile. Competences of the Trainer
in Translation [online]. 2013. URL: http://docplayer.net/14445272-The-emt-translator-trainer-pro-
file-competences-of-the-trainer-in-translation.html. (Дата обращения: 11.12.2020).
Gouadec D. Notes on translator-training (replies to a questionnaire) // Innovation & E-Learning
in Translator Training / ed. by A. Pym, C. Fallada, J.R. Biau, J. Orenstein. Intercultural Studies Group,
Universitat Rovira i Virgili. 2003 [online]. P. 11-19. URL: http://www.intercultural.urv.cat/media/
upload/domain_317/arxius/Innovation/innovation_book.pdf. (Дата обращения: 11.12.2020)
Gouadec D. Translation as a Profession. Amsterdam; Philadelphia: John Benjamins, 2007.
Kelly D. A Handbook for Translator Trainers: A Guide to Reflective Practice. Manchester: St
Jerome, 2005.
Kelly D. Training the Trainers: Towards a Description of Translator Trainer Competence and
Training Needs Analysis // TTR: Traduction, Terminologie, Rédaction. 2008. No. 21 (1). P. 99-125.
Dmitriy N. Shlepnev (Nizhny Novgorod, Russia)

ON SOME AIMS AND PRINCIPLES

THAT NOVICE TRANSLATOR TRAINERS SHOULD BEAR IN MIND
The paper attempts to outline some of the vital principles of translator training. The first section fo-
cuses on sources from which one can get information about translator trainer competences. The fol-
lowing sections deal with a) the aim of translator training at university, b) the problem of (and need
for) the professionalization of translator training, c) the general aim of any specialized translation
course and d) the aim of a classroom session.
Keywords: translator trainer training, translator trainer competence, didactics of translation, principles
of translator training
921
Сведения об авторах
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
INFORMATION ABOUT AUTHORS
Абросимова д.ф.н., доцент Южный федеральный университет

Лариса Сергеевна
Larisa S. Abrosimova PhD (advanced) in Southern Federal University
Philology,
Associate Professor
Акимова к.ф.н. Московский государственный универ-
Ольга Александровна ситет им. М.В. Ломоносова, факультет
Высшая школа бизнеса
Olga A. Akimova PhD (advanced) Lomonosov Moscow State University,
in Philology Business School
Алексеева д.ф.н., профессор Пермский государственный националь-
Лариса Михайловна ный исследовательский университет,
факультет современных иностранных
языков и литератур, кафедра лингводи-
дактики
Larisa M. Alekseyeva PhD (advanced) Perm State National Research University,
in Philology, Faculty of Modern Foreign Languages and
Professor Literatures
Антонова к.ф.н. Государственный университет по земле-
Елена Николаевна устройству, юридический факультет, ка-
федра русского и иностранных языков
Yelena N. Antonova PhD (advanced) State University of Land Use Planning,
in Philology faculty of law, Department of Russian and
Foreign languages
Ару Адем аспирант Национальный исследовательский уни-
верситет им. Н.И. Лобачевского, Инсти-
тут филологии и журналистики
Aru Adem Postgraduate Lobachevsky National Research Univer-
Student sity, Institute of Philology and Journalism
Асмус к.ф.н., доцент Челябинский государственный универ-
Нина Геннадьевна ситет, факультет лингвистики и пере-
вода, кафедры теории и практики ан-
глийского языка
Nina G. Asmus PhD in Philology, Chelyabinsk State University, Faculty of
Associate Professor Linguistics and Translation, Department of
Theory and Practice of English
Бабенко д.ф.н., профессор Уральский федеральный университет
Людмила Григорьевна им. первого Президента РФ Б.Н. Ель-
цина, департамент «Филологический
факультет», кафедра фундаментальной
и прикладной лингвистики и текстове-
дения
Lyudmila G. Babenko PhD (advanced) Ural Federal University named after the
in Philology, first President of Russia B.N. Yeltsin, Ural
Professor Humanitarian Institute, Department of Phi-
lology School of a bachelor degree, Chair
of fundamental and applied linguistics and
textology
922
Бабина д.ф.н., профессор Тамбовский государственный универси-
Людмила Владимировна тет им. Г.Р. Державина, факультет фи-
лологии и журналистики, кафедра зару-
бежной филологии и прикладной линг-
вистики
Lyudmila V. Babina PhD (advanced) Derzhavin Tambov State University, Fac-
in Philology, ulty of Philology and Journalism, Depart-
Professor ment of Foreign philology and Applied
Linguistics
Баженова преподаватель Национальный исследовательский уни-
Яна Георгиевна верситет им. Н.И. Лобачевского, Инсти-
тут филологии и журналистики, ка-
федра зарубежной лингвистики
Yana G. Bazhenova Assistant Lobachevsky National Research Univer-
sity, Institute of Philology and Journalism,
Department of Foreign Linguistics
Байко к.ф.н. Севастопольский государственный уни-
Валерия Александровна верситет
Valeriya A. Bayko PhD in Philology Sevastopol State University
Балабас к.ф.н., доцент Российский экономический университет
Наталья Николаевна им. Г.В. Плеханова, факультет «Между-
народная школа бизнеса и мировой эко-
номики», кафедра иностранных языков
№3
Natalya N. Balabas PhD in Philology, Plekhanov Russian University of Econom-
Associate Professor ics, International Business School
Баландина к.ф.н. Южно-Уральский государственный гу-
Ирина Давидовна манитарно-педагогический универси-
тет, факультет иностранных языков, ка-
федра английского языка
и методики обучения английскому
языку
Irina D. Balandina PhD in Philology South Ural State Humanitarian Pedagogi-
cal University, Foreign Languages Faculty,
Department of English and Methods of
Teaching English
Басуева к. социол. н., Тюменский государственный универси-
Надежда Юрьевна доцент тет, Центр иностранных языков и ком-
муникативных технологий
Nadezhda Yu. Basuyeva PhD in Sociology, Tyumen State University, Center of for-
Associate Professor eign languages and communicative tech-
nologies
Безногова старший Озерский технологический институт –
Татьяна Гарриевна преподаватель филиал Национального исследователь-
ского ядерного университета МИФИ,
кафедра гуманитарных дисциплин
Tatyana G. Beznogova Senior Lecturer Ozersk Technological Institute – a branch
of National Research Nuclear University
MEPHI, Department of Humanities
Беляева к.ф.н. Нижегородский государственный линг-
Екатерина Ивановна вистический университет им. Н.А. Доб-
ролюбова, Высшая школа перевода, ка-
923
Yekaterina I. Belyayeva PhD in Philology Nizhny Novgorod State Linguistics Uni-
versity, Higher School of Translation, Eng-
lish Language Department
Беляева к.п.н. Алтайский государственный педагоги-
Светлана Владимировна ческий университет, Лингвистический
институт, кафедра французского языка
Svetlana V. Belyayeva PhD in Pedagogy Altay State Pedagogical University, Lin-
guistic institute, Department of French
Берзина к.ф.н., доцент Новосибирский военный институт
Галина Петровна им. генерала армии И.К. Яковлева войск
национальной гвардии Российской Фе-
дерации, кафедра перевода и переводо-
ведения
Galina P. Berzina PhD in Philology, Novosibirsk Military Institute named after
Associate Professor General of the Army I. Yakovlev of the
National Guard of Russian Federation, De-
partment of Translation and Translation
Studies
Беспалова к.ф.н., доцент Самарский национальный исследова-
Екатерина Викторовна тельский университет им. академика
С.П. Королева (Самарский универси-
тет), кафедра немецкой филологии
Yekaterina V. Bespalova PhD in Philology, Samara National Research University
Associate Professor named after Academician S.P. Korolev
(Samara University), Department of Ger-
man Philology
Беспалова К.В. учащийся Образовательный центр «Сириус»
Bespalova K.V. schoolchild Educational Сenter “Sirius”
Богданова д.ф.н., доцент Южный федеральный университет
Марина Александровна
Marina A. Bogdanova PhD (advanced) Southern Federal University
in Philology,
Associate Professor
Богданова-Бегларян д.ф.н., профессор Санкт-Петербургский государственный
Наталья Викторовна университет, филологический факуль-
тет, кафедра русского языка
Natalya V. Bogdanova- PhD (advanced) Saint Petersburg State University, Russian
Beglaryan in Philology, Department
Professor
Болгова аспирант Северный (Арктический) федеральный
Наталья Сергеевна университет им. М.В. Ломоносова, Выс-
шая школа социально-гуманитарных
наук и международной коммуникации
Natalya S. Bolgova Postgraduate Lomonosov Northern (Arctic) Federal Uni-
Student versity, Higher School of Social Sciences
and Humanities and International Commu-
nication, Department of Russian Language
and Speech Culture
Болдырев д.ф.н., профессор, Тамбовский государственный универси-
Николай Николаевич Заслуженный тет им. Г.Р. Державина, директор цен-
деятель науки РФ тра когнитивных исследований
Nikolay N. Boldyrev PhD (advanced) Derzhavin Tambov State University, Di-
in Philology, rector of the Cognitive Research Center
Professor
924
Болсуновская к.ф.н., доцент Национальный исследовательский Том-
Людмила Михайловна ский политехнический университет,
Школа базовой инженерной подго-
товки, отделение иностранных языков
Lyudmila M. Bolsunovskaya PhD in Philology, National Research Tomsk Polytechnic
Associate Professor University, Core Engineering School, Di-
vision for Foreign Languages
Борботько к.ф.н. Московский городской педагогический
Людмила Александровна университет, Институт иностранных
языков, кафедра языкознания и перево-
доведения
Lyudmila A. Borbotko PhD in Philology Moscow City Pedagogical University, In-
stitute of Foreign Languages, Department
of Linguistics and Translation
Борисова к.ф.н., доцент Финансовый университет при Прави-
Инна Владимировна тельстве Российской Федерации, депар-
тамент английского языка и профессио-
нальной коммуникации;
Московский городской педагогический
университет, кафедра зарубежной фило-
логии
Inna V. Borisova PhD in Philology, Financial University, Department of Eng-
Associate Professor lish for Professional Communication, Mos-
cow City Pedagogical University, Depart-
ment of Foreign Philology
Боровицкая к. филос. н., Институт психологии им. Г.С. Костюка
Елена Николаевна доцент НАН Украины, лаборатория психологии
творчества
Yelena N. Borovytska PhD in Philosophy, G.S. Kostyuk Institute of Psychology of
Associate Professor the National Academy of Pedagogical Sci-
ences of Ukraine
Бурдина к.ф.н., доцент Пермская государственная фармацевти-
Ольга Борисовна ческая академия Минздрава России, ка-
федра латинского языка и фармацевти-
ческой терминологии
Olga B. Burdina PhD in Philology, Perm State Pharmaceutical Academy of
Associate Professor the Ministry of Health of the Russian Fed-
eration, Department of Latin Language and
Pharmaceutical Terminology
Бурменкова соискатель Национальный исследовательский уни-
Юлия Александровна верситет им. Н.И. Лобачевского, Инсти-
федра теоретической и прикладной
лингвистики
Yuliya A. Burmenkova Researcher Lobachevsky National Research Univer-
Department of Theoretical and Applied
Linguistics
Бухарова преподаватель Московский государственный техниче-
Анна Аркадьевна ский университет им. Н.Э. Баумана, Фа-
культет Лингвистика, кафедра Л2 «Ан-
глийский язык для приборостроитель-
ных специальностей»
Anna A. Bukharova Assistant Bauman Moscow State Technical Univer-
sity, Department of Linguistics
925
Бушуева д.ф.н. Национальный исследовательский уни-
Людмила Александровна верситет им. Н.И. Лобачевского, Инсти-
Lyudmila A. Bushuyeva PhD (advanced) Lobachevsky National Research Univer-
in Philology sity, Institute of Philology and Journalism,
Быкова д.ф.н., доцент Воронежский государственный универ-
Ольга Ильинична ситет, факультет романо-германской
филологии, кафедра немецкой филоло-
гии
Olga I. Bykova PhD (advanced) Voronezh State University, Germanic and
in Philology, Romanic Languages Philology Faculty,
Associate Professor German Philology chair
Валуйская к.ф.н., доцент Волгоградский государственный уни-
Ольга Руслановна верситет, Институт филологии и меж-
культурной коммуникации, кафедра ан-
глийской филологии
Olga R. Valuyskaya PhD in Philology, Volgograd State University, Institute of
Associate Professor Philology and Intercultural communica-
tion, Department of English Philology
Ван Тяньцзяо Национальный исследовательский уни-
верситет им. Н.И. Лобачевского, Инсти-
федра современного русского языка и
общего языкознания
Wang Tianjiao Lobachevsky National Research Univer-
sity, Institute of Philology and Journalism
Вашунина д.ф.н., доцент Московский государственный лингви-
Ирина Владимировна стический университет, факультет
немецкого языка, кафедра истории и
грамматики немецкого языка; Россий-
ский университет Дружбы народов, Ин-
ститут иностранных языков, кафедра
теории и практики иностранных языков
Irina V. Vashunina PhD (advanced) Moscow State Linguistic University, Fac-
in Philology, ulty of German, Department Grammar and
Associate Professor History of German;
RUDN University, Institute of Foreign
Languages, Department of Theory and
Practice of Foreign Language
Верещагина к.ф.н., доцент Московский государственный лингви-
Ангелина Васильевна стический университет, кафедра класси-
ческой филологии
Anguelina V. Vereschagina PhD in Philology, Moscow State Linguistic University, De-
Associate Professor partment of Classical Philology
Водяницкая к.ф.н. Московский городской педагогический
Альбина Александровна университет, Институт иностранных
доведения
Albina A. Vodyanitskaya PhD in Philology Moscow City Pedagogical University, In-
stitute of Foreign Languages, Chair of Lin-
guistics and Translation Studies
926
Воейкова к.ф.н. Российский экономический университет
Анна Андреевна им. Г.В. Плеханова, факультет «Между-
номики», кафедра иностранных языков
№3
Anna A. Voyeykova PhD in Philology Plekhanov Russian University of Econom-
ics, International Business School
Воронина к.ф.н., доцент Уральский федеральный университет
Татьяна Михайловна им. первого Президента РФ Б.Н. Ель-
дения
Tatyana M. Voronina PhD in Philology, Ural Federal University named after the
Associate Professor first President of Russia B.N. Yeltsin, Ural
Humanitarian Institute, Department of Phi-
textology
Воронцова аспирант Российский университет дружбы наро-
Галина Николаевна дов, филологический факультет
Galina N. Vorontsova Postgraduate RUDN University, Philological Faculty
Student
Воронцова к.ф.н., доцент Белгородский юридический институт
Юлия Александровна МВД России им. И.Д. Путилина, ка-
федра гуманитарных и социально-эко-
номических дисциплин
Yuliya A. Vorontsova PhD in Philology, Putilin Belgorod Law Institute of the Min-
Associate Professor istry of Internal Affairs in Russia, Chair of
Humanities and Socio-Economic Disci-
plines
Галактионова к.ф.н., доцент Тюменское высшее военно-инженерное
Нелли Анатольевна командное училище им. маршала инже-
нерных войск А.И. Прошлякова, ка-
федра русского языка
Nellie A. Galaktionova PhD in Philology, A.I. Proshlyakov Tyumen Higher Military
Associate Professor Engineering Command School, Depart-
ment of the Russian Language
Гасымова преподаватель Российский университет дружбы наро-
Гульнара Мансуровна дов, филологический факультет, ка-
федра иностранных языков
Gulnara M. Gasymova Assistant RUDN University, Philological Faculty,
Foreign Languages Department
Глазырина к.п.н., доцент ВУНЦ ВВС «Военно-воздушная акаде-
Елена Сергеевна мия им. профессора Н.Е. Жуковского и
Ю.А. Гагарина в г. Челябинске, 5-я ка-
Yelena S. Glazyrina PhD in Pedagogy, Chelyabinsk branch of Air Force Aca-
Associate Professor demic and Research Centre named after
N.E. Zhukovsky and Yu.A. Gagarin, the
Fifth Chair of Foreign Languages
Головина к.ф.н. Алтайский государственный техниче-
Татьяна Анатольевна ский университет им. И.И. Ползунова,
Гуманитарный институт, кафедра «Ино-
странные языки»
927
Tatyana A. Golovina PhD in Philology I.I. Polzunov Altai State Technical Univer-
sity, Humanities Institute, Foreign Lan-
guages Chair
Голубева д.ф.н., доцент Нижегородский государственный линг-
Надежда Александровна вистический университет им Н.А. Доб-
ролюбова, Высшая школа лингвистики,
педагогики и психологии, кафедра тео-
рии и практики немецкого языка
Nadezhda A. Golubeva PhD (advanced) Nizhny Novgorod State Linguistics Uni-
in Philology, versity, Higher School of Linguistics, Ped-
Associate Professor agogics and Psychology, Department of
German
Гоу Яньминь аспирант Российский университет дружбы наро-
дов, филологический факультет
Gou Yanmin Postgraduate RUDN University, Philological Faculty
Student
Гранева к.ф.н. Национальный исследовательский уни-
Ирина Юрьевна верситет им. Н.И. Лобачевского, Инсти-
федра теоретической и прикладной
лингвистики
Irina Yu. Graneva PhD in Philology Lobachevsky National Research Univer-
Department of Theoretical and Applied
Linguistics
Григорьева д.ф.н., доцент Тамбовский государственный техниче-
Валентина Сергеевна ский университет, кафедра «Иностран-
ные языки и профессиональная комму-
никация»
Valentina S. Grigoryeva PhD (advanced) Tambov State Technical University, De-
in Philology, partment “Foreign Languages and Profes-
Associate Professor sional Communication”
Гриценко д.ф.н., профессор Национальный исследовательский уни-
Елена Сергеевна верситет «Высшая школа экономики»,
факультет гуманитарных наук, департа-
мент прикладной лингвистики и ино-
странных языков
Yelena S. Gritsenko PhD (advanced) National Research University “Higher
in Philology, School of Economics”, Department of Ap-
Professor plied Linguistics and Foreign Languages
Гришаева д.ф.н., профессор Воронежский государственный универ-
Людмила Ивановна ситет, факультет романо-германской
гии
Lyudmila I. Grishayeva PhD (advanced) Voronezh State University, Germanic and
in Philology, Romanic Languages Philology Faculty,
Professor German Philology chair
Гудкова к.ф.н., доцент Санкт-Петербургский государственный
Кира Владимировна университет, факультет иностранных
языков, кафедра английского языка в
сфере филологии искусств
Kira V. Gudkova PhD in Philology, Saint Petersburg State University, Foreign
Associate Professor Languages Faculty
Гусева к.ф.н., доцент Московский государственный
Ольга Андреевна
928
лингвистический университет, факуль-
тет английского языка, кафедра лекси-
кологии английского языка
Olga A. Guseva PhD in Philology, Moscow State Linguistic University
Associate Professor
Гэвин аспирант Тюменский государственный универси-
Полина Ивановна тет, Институт социально-гуманитарных
наук, кафедра английского языка
Polina I. Gavin Postgraduate Tyumen State University, Institute of So-
Student cial Sciences and Humanities, Department
of the English Language
Денисова к.ф.н., доцент Санкт-Петербургский государственный
Наталья Викторовна университет, филологический факуль-
тет, кафедра английской филологии и
лингвокультурологии
Natalya V. Denisova PhD in Philology, Saint Petersburg State University, Depart-
Associate Professor ment of English Language and Culture
Studies
Димогло аспирант Православный Свято-Тихоновский гу-
Марианна Семеновна манитарный университет, филологиче-
ский факультет, кафедра общего языко-
знания и славистики
Marianna S. Dimoglo Postgraduate St. Tikhon’s Orthodox University, Faculty
Student of Philology, Department of General Lin-
guistics and Slavic Studies
Доценко к.ф.н. Пермский государственный гумани-
Тамара Ивановна тарно-педагогический университет, ка-
федра общего языкознания
Tamara I. Dotsenko PhD in Philology Perm State Humanitarian Pedagogical Uni-
versity, General Linguistics Department
Дубровская д.ф.н., доцент Тамбовский государственный универси-
Ольга Георгиевна тет им Г.Р. Державина, Сетевой научно-
образовательный центр
Olga G. Dubrovskaya PhD (advanced) Derzhavin Tambov State University, Re-
in Philology, search and Education Center
Associate Professor
Дудорова к.ф.н. Уральский федеральный университет
Мария Владимировна им. первого Президента РФ Б.Н. Ель-
дения
Mariya V. Dudorova PhD in Philology Ural Federal University named after the
first President of Russia B.N. Yeltsin, Ural
textology
Душкова аспирант Воронежский государственный
Александра Михайловна университет, факультет романо-герман-
ской филологии; Приднестровский гос-
ударственный
университет им. Т.Г. Шевченко, фило-
логический факультет
929
Aleksandra M. Dushkova Postgraduate Voronezh State University, Department of
Student Romano-Germanic Philology; Pridnestro-
vian State University named after
T.G. Shevchenko
Егорова А.Ю. учащийся Образовательный центр «Сириус»
Yegorova A.Yu. schoolchild Educational Сenter “Sirius”
Егорова преподаватель Национальный исследовательский уни-
Виктория Николаевна верситет им. Н.И. Лобачевского, Инсти-
Viktoriya N. Yegorova Assistant Lobachevsky National Research Univer-
Енина преподаватель Магнитогорский государственный тех-
Анна Дмитриевна нический университет им. Г.И. Носова,
институт гуманитарного образования,
кафедра языкознания и литературоведе-
ния
Anna D. Yenina Assistant Nosov Magnitogorsk State Technical Uni-
versity, Institute for the Humanities, De-
partment of Linguistics and Literature
Епимахова к.ф.н., доцент Северный (Арктический) федеральный
Александра Сергеевна университет им. М.В. Ломоносова, выс-
наук и международной коммуникации,
базовая кафедра технологий и автомати-
зации перевода в бюро переводов
«АКМ-Вест»
Aleksandra S. Yepimakhova PhD in Philology, Lomonosov Northern (Arctic) Federal Uni-
Associate Professor versity, Higher School of Social Sciences,
Humanities and International Communica-
tion, Department of Translation Technol-
ogy and Practice at AKM-WEST
Ефименко к.ф.н., доцент Московский городской педагогический
Татьяна Николаевна университет, Институт иностранных
языков, кафедра английской филологии
Tatyana N. Yefimenko PhD in Philology, Moscow City Pedagogical University, In-
Associate Professor stitute of Foreign Languages, English Phi-
lology Department
Ефремова Н.А. учащийся Образовательный центр «Сириус»
Yefremova N.A. schoolchild Educational Сenter “Sirius”
Заболотнева к.ф.н. Челябинский государственный универ-
Оксана Леонидовна ситет, факультет лингвистики и пере-
вода, кафедра теории и практики ан-
Oksana L. Zabolotneva PhD in Philology Chelyabinsk State University, Faculty of
Linguistics and Translation, Department of
Заботкина д.ф.н., профессор Российский государственный гумани-
Вера Ивановна тарный университет;
проректор по международному сотруд-
ничеству, директор Научно-образова-
тельного центра когнитивных программ
и технологий
930
Vera I. Zabotkina PhD (advanced) Russian State University for the Humani-
in Philology, ties; Vice-Rector for International Cooper-
Professor ation, Director of the Center for Cognitive
Programs and Technologies
Зеркина к.ф.н., доцент Магнитогорский государственный тех-
Наталья Николаевна нический университет им. Г.И. Носова,
кафедра иностранных языков по техни-
ческим направлениям
Natalya N. Zerkina PhD in Philology, Nosov Magnitogorsk State Technical Uni-
Associate Professor versity, Foreign Languages for Engineer-
ing Chair
Зимарева к.ф.н. Магнитогорский государственный тех-
Ольга Леонидовна нический университет им. Г.И. Носова,
Институт Гуманитарного образования,
кафедра лингвистики и перевода
Olga L. Zimareva PhD in Philology Nosov Magnitogorsk State Technical Uni-
versity, Institute of Humanitarian Educa-
tion, Linguistics and Translation Depart-
ment
Зубов преподаватель Санкт-Петербургский государственный
Владислав Иванович университет, филологический факуль-
тет, кафедра общего языкознания им.
Л.А. Вербицкой
Vladislav I. Zubov Assistant Saint Petersburg State University, Faculty
of Philology, L.A. Verbitskaya Department
of General Linguistics
Иванов д.ф.н., профессор Нижегородский государственный линг-
Андрей Владимирович вистический университет им Н.А. Доб-
ролюбова, НИЛ «Фундаментальные и
прикладные лингвистические исследо-
вания»
Andrey V. Ivanov PhD (advanced) Nizhny Novgorod State Linguistics Uni-
in Philology, versity, Scientific Laboratory “Basic and
Professor Applied Linguistic Research”
Иванова к.ф.н. Южно-Уральский государственный гу-
Екатерина Александровна манитарно-педагогический универси-
и методики обучения английскому
языку
Yekaterina A. Ivanova PhD in Philology South Ural State Humanitarian Pedagogi-
Teaching English
Иванова к.ф.н., доцент Нижегородский государственный линг-
Римма Анваровна вистический университет им Н.А. Доб-
ролюбова, Институт дистанционного
обучения
Rimma A. Ivanova PhD in Philology, Nizhny Novgorod State Linguistics Uni-
Associate Professor versity, Distance Learning Institute
Иванова д.ф.н., профессор Ленинградский государственный уни-
Светлана Викторовна верситет им. А.С. Пушкина, факультет
иностранных языков, кафедра романо-
германской филологии и лингводидак-
тики
931
Svetlana V. Ivanova PhD (advanced) Pushkin Leningrad State University,
in Philology, School of Foreign Languages, Department
Professor of Romance and Germanic Philology and
Linguodidactics
Иванова д.ф.н., доцент Казанский федеральный университет,
Татьяна Константиновна Институт международных отношений,
кафедра иностранных языков в сфере
международных отношений
Tatyana K. Ivanova PhD (advanced) Kazan Federal University, Institute of In-
in Philology, ternational Relations, Department of For-
Associate Professor eign Languages in the field of International
Relation
Измаилян к.ф.н., доцент Российская академия народного хозяй-
Диана Борисовна ства и государственной службы при
Президенте РФ (РАНХиГС), Институт
экономики, математики и информаци-
онных технологий (ИЭМИТ), кафедра
политико-правовых дисциплин и соци-
альных коммуникаций
Diana B. Izmailyan PhD in Philology, Russian Presidential Academy of National
Associate Professor Economy and Public Administration
(RANEPA), Institute of Economics, Math-
ematics and Information Technologies
(IEMIT)
Иконникова к.ф.н. Ростовский институт повышения квали-
Ольга Николаевна фикации и профессиональной перепод-
готовки работников образования, ка-
федра педагогики
Olga N. Ikonnikova PhD in Philology Rostov Institute of Improving Teachers’
Qualification and Professional Retraining
Ильин аспирант Российский государственный педагоги-
Михаил Игоревич ческий университет им. А.И. Герцена,
Институт иностранных языков, кафедра
английской филологии
Mikhail I. Ilyin Postgraduate Herzen Russian State Pedagogical Univer-
Student sity, Institute of Foreign Languages, De-
partment of English Philology
Ильина д.ф.н. Российский новый университет, Инсти-
Виолетта Александровна тут гуманитарных технологий, кафедра
теории и практики перевода
Violetta A. Ilyina PhD (advanced) Russian New University, Institute of Hu-
in Philology manities technologies, Department of the-
ory and practice translation
Исаева преподаватель Финансовый университет при Прави-
Снежана Николаевна тельстве Российской Федерации
Snezhana N. Isayeva Assistant Financial University under the Govern-
ment of the Russian Federation
Казакова к.ф.н. Национальный исследовательский уни-
Екатерина Владимировна верситет им. Н.И. Лобачевского, Инсти-
тут филологии и журналистики
Yekaterina V. Kazakova PhD in Philology Lobachevsky National Research Univer-
sity, Institute of Philology and Journalism
Калинин к.ф.н. Военный университет Министерства
Олег Игоревич обороны, факультет иностранных язы-
ков, кафедра дальневосточных языков,
932
Московский государственный лингви-
стический университет, кафедра китай-
ского языка
Oleg I. Kalinin PhD in Philology Military University of the Ministry of De-
fence, Foreign Languages Faculty, Depart-
ment of Far Eastern Languages, Moscow
State Linguistic University, Chinese Lan-
guage Department
Калинина д.ф.н., доцент Вятский государственный университет,
Людмила Викторовна кафедра русского языка, культуры речи
и методики обучения
Lyudmila V. Kalinina PhD (advanced) Vyatka State University, department of
in Philology, Russian, standard of speech and technique
Associate Professor of training
Калинина аспирант Ленинградский государственный уни-
Светлана Валентиновна верситет им. А.С. Пушкина
Svetlana V. Kalinina Postgraduate Pushkin Leningrad State University
Student
Карачева аспирант Кемеровский государственный универ-
Надежда Сергеевна ситет, Институт филологии, иностран-
ных языков и медиакоммуникаций, ка-
федра переводоведения и лингвистики
Nadezhda S. Karacheva Postgraduate Kemerovo State University, Institute of
Student Philology, Foreign Languages and Media
Communications, Interpreting and Linguis-
tics Department
Карданова-Бирюкова к.ф.н., доцент Московский городской педагогический
Ксения Суфьяновна университет, Институт иностранных
доведения
Kseniya S. Kardanova-Biryu- PhD in Philology, Moscow City Pedagogical University, In-
kova Associate Professor stitute of Foreign Languages, Chair of Lin-
Карташкова д.ф.н., профессор Ивановский государственный универси-
Фаина Иосифовна тет, кафедра зарубежной филологии
Faina I. Kartashkova PhD (advanced) Ivanovo State University, Foreign Philol-
in Philology, ogy Chair
Professor
Касимова аспирант Российский университет дружбы наро-
Диана Ильдусовна дов, Институт иностранных языков
Diana I. Kasimova Postgraduate RUDN University, Institute of Foreign
Student Languages
Катермина д.ф.н., профессор Кубанский государственный универси-
Вероника Викторовна тет, кафедра английской филологии
Veronika V. Katermina PhD (advanced) Kuban State University
in Philology,
Professor
Киосе д.ф.н., доцент Московский государственный лингви-
Мария Ивановна стический университет, Институт язы-
кознания РАН
Mariya I. Kiose PhD (advanced) Moscow State Linguistic University, Insti-
in Philology, tute of Linguistics, Russian Academy of
Associate Professor Sciences
933
Кирколуп старший препода- Алтайский государственный педагоги-
Ольга Валерьевна ватель ческий университет, Лингвистический
институт, кафедра французского языка
Olga V. Kirkolup Senior Lecturer Altay State Pedagogical University, Lin-
guistic institute, Department of French
Киселева д.ф.н., доцент Санкт-Петербургский государственный
Светлана Владимировна экономический университет, гуманитар-
ный факультет, кафедра теории и прак-
тики английского языка и перевода
Svetlana V. Kiseleva PhD (advanced) Saint Petersburg State University of Eco-
in Philology, nomics, Department of the theory and
Associate Professor practice of the English language and trans-
lation
Клейменова д.ф.н., доцент Российский государственный педагоги-
Виктория Юрьевна ческий университет им. А.И. Герцена,
Viktoriya Yu. Kleymenova PhD (advanced) Herzen Russian State Pedagogical Univer-
in Philology, sity, Institute of Foreign Languages, Eng-
Associate Professor lish Philology Department
Клепикова д.ф.н., доцент Санкт-Петербургский государственный
Татьяна Альбертовна экономический университет, гумани-
ный факультет, кафедра теории и
практики английского языка и перевода
Tatyana A. Klepikova PhD (advanced) Saint Petersburg University of Economics,
in Philology, Humanities Faculty, Department of the
Associate Professor English Language Theory, Practice and
Translation Studies
Климова старший Алтайский государственный педагоги-
Татьяна Андреевна преподаватель ческий университет, Лингвистический
институт
Tatyana A. Klimova Senior Lecturer Altai State Pedagogical University, Lin-
guistic Institute
Кобенко д.ф.н., профессор Национальный исследовательский Том-
Юрий Викторович ский политехнический университет,
Школа базовой инженерной подго-
товки, отделение иностранных языков
Yuriy V. Kobenko PhD (advanced) National Research Tomsk Polytechnic
in Philology, University, School of Core Engineering
Professor Education, Division of Foreign Languages
Кожухова к.ф.н., доцент Челябинский государственный универ-
Ирина Владимировна ситет, факультет лингвистики и пере-
вода, кафедра теории и практики ан-
Irina V. Kozhukhova PhD in Philology, Chelyabinsk State University, Faculty of
Associate Professor Linguistics and Translation, Department of
Козлова д.ф.н., профессор Алтайский государственный педагоги-
Любовь Александровна ческий университет, Лингвистический
институт, кафедра английской филоло-
гии
Lyubov’ A. Kozlova PhD (advanced) Altai State Pedagogical University, Lin-
in Philology, guistic Institute, English Philology Depart-
Professor ment
934
Коканова к.ф.н., доцент Северный (Арктический) федеральный
Елена Сергеевна университет им. М.В. Ломоносова, Выс-
базовая кафедра технологий и автомати-
зации перевода в бюро переводов
«АКМ-Вест»
Yelena S. Kokanova PhD in Philology, Lomonosov Northern (Arctic) Federal Uni-
Associate Professor versity, Department of Translation Tech-
nology and Practice at AKM-West
Колесов д.ф.н., доцент Алтайский государственный педагоги-
Игорь Юрьевич ческий университет, Лингвистический
институт
Igor Yu. Kolesov PhD (advanced) Altai State Pedagogical University
in Philology, Linguistic Institute
Associate Professor
Колмогорова д.ф.н., профессор Сибирский федеральный университет,
Анастасия Владимировна кафедра романских языков и приклад-
ной лингвистики
Anastasiya V. Kolmogorova PhD (advanced) Siberian Federal University, Department of
in Philology, Romance Languages and Applied Linguis-
Professor tics
Колотнина к.ф.н., доцент Уральский государственный медицин-
Елена Владимировна ский университет, кафедра иностранных
языков
Yelena V. Kolotnina PhD in Philology, Ural State Medical University, Department
Associate Professor of Foreign Languages
Кольцова к.ф.н., доцент Санкт-Петербургский горный универси-
Елена Александровна тет, факультет фундаментальных и гу-
манитарных дисциплин, кафедра ино-
Yelena A. Koltsova PhD in Philology, Saint Petersburg Mining University, Fac-
Associate Professor ulty of Humanities and Sciences, Depart-
ment of Modern Languages
Комкова аспирант Тульский областной колледж культуры
Нина Илькамовна и искусства
Nina I. Komkova Postgraduate Tula Regional College of Culture and Arts
Student
Коновалова аспирант Санкт-Петербургский государственный
Анастасия Алексеевна университет, филологический факуль-
тет
Anastasiya A. Konovalova Postgraduate Saint Petersburg State University, Philo-
Student logical Faculty
Корнева к.ф.н., доцент Воронежский государственный универ-
Елена Владимировна ситет, факультет романо-германской
гии
Yelena V. Korneva PhD in Philology, Voronezh State University, Department of
Associate Professor German Philology
Костина к.ф.н., доцент Магнитогорский государственный тех-
Наталия Николаевна нический университет им. Г.И. Носова,
управление по международной деятель-
ности
Nataliya N. Kostina PhD in Philology, Nosov Magnitogorsk State Technical Uni-
Associate Professor versity, International Affairs Department
935
Кострова д.ф.н., профессор Самарский государственный социально-
Ольга Андреевна педагогический университет, факультет
иностранных языков, кафедра немец-
кого языка
Olga A. Kostrova PhD (advanced) Samara State University of Social Sciences
in Philology, and Education, Department of Foreign
Professor Languages, German chair
Кохан к.ф.н., доцент Нижегородский государственный линг-
Надежда Александровна вистический университет им. Н.А. Доб-
ролюбова, Высшая школа перевода, ка-
Nadezhda A. Kokhan PhD in Philology, Nizhny Novgorod State Linguistics Uni-
Associate Professor versity, Higher School of Translation, Eng-
lish Language Department
Коцюбинская к.ф.н., доцент Ленинградский государственный уни-
Любовь Вячеславовна верситет им. А.С. Пушкина, кафедра пе-
ревода и переводоведения
Lyubov’ V. Kotsyubinskaya PhD in Philology, Pushkin Leningrad State University,
Associate Professor Translation and Translation Studies De-
partment
Кочетова к.ф.н., доцент Московский государственный универ-
Мария Германовна ситет им. М.В. Ломоносова, факультет
иностранных языков и регионоведения,
кафедра английского языка для гумани-
тарных факультетов
Mariya G. Kochetova PhD in Philology, Lomonosov Moscow State University,
Associate Professor Faculty of Foreign Languages and Area
Studies, Department of the English Lan-
guage for the Humanities Faculties
Кошкарова д.ф.н., доцент Южно-Уральский государственный
Наталья Николаевна университет, Институт лингвистики и
международных коммуникаций
Natalya N. Koshkarova PhD (advanced) South Ural State University (National Re-
in Philology, search University), Institute of Linguistics
Associate Professor and International Communications
Краева к.ф.н., доцент Московский государственный лингви-
Ирина Аркадьевна стический университет, ректор
Irina A. Krayeva PhD in Philology, Moscow State Linguistic University, Rec-
Associate Professor tor
Кремнева д.ф.н., доцент Алтайский государственный техниче-
Анна Валерьевна ский университет им. И.И. Ползунова,
Гуманитарный институт, кафедра «Ино-
странные языки»
Anna V. Kremneva PhD (advanced) I.I. Polzunov Altai State Technical Univer-
in Philology, sity, Humanities Institute, Foreign Lan-
Associate Professor guages Chair
Крижановская к.ф.н., доцент Пермский государственный националь-
Елена Мечиславовна ный исследовательский университет,
филологический факультет, кафедра
журналистики и массовых коммуника-
ций
Yelena M. Krizhanovskaya PhD in Philology, Perm State National Research University,
Associate Professor Journalism And Mass Communications
Department
936
Кузнецова преподаватель Алтайский государственный педагоги-
Евгения Александровна ческий университет, Лингвистический
институт, кафедра перевода и межкуль-
турной коммуникации
Yevgeniya A. Kuznetsova Assistant Altai State Pedagogical University
Кузьмина к.ф.н., доцент Тамбовский государственный универси-
Елена Анатольевна тет им. Г.Р. Державина, факультет фи-
лологии и журналистики, кафедра зару-
бежной филологии и прикладной линг-
вистики
Yelena A. Kuzmina PhD in Philology, Derzhavin Tambov State University, Fac-
Associate Professor ulty of Philology and Journalism, Depart-
ment of Foreign philology and Applied
Linguistics
Кун Чунься аспирант Санкт-Петербургский государственный
университет, филологический факуль-
тет
Kong Chunxia Postgraduate Saint Petersburg State University, Philo-
Student logical Faculty
Купцов старший Ярославский государственный педаго-
Александр Евгеньевич преподаватель гический университет им. К.Д. Ушин-
ского, факультет иностранных языков,
кафедра иностранного языка как второй
специальности
Aleksandr Ye. Kuptsov Senior Lecturer Ushinsky Yaroslavl State Pedagogical Uni-
versity
Курочкина к.ф.н. Южно-Уральский государственный гу-
Мария Анатольевна манитарно-педагогический универси-
федра английской филологии
Mariya A. Kurochkina PhD in Philology South Ural State Humanitarian Pedagogi-
cal University, Faculty of Foreign Lan-
guages, Chair of the English Philology
Кушнерук д.ф.н., профессор Южно-Уральский государственный гу-
Светлана Леонидовна манитарно-педагогический универси-
федра английской филологии; Челябин-
ский государственный университет, фа-
культет лингвистики и перевода, ка-
федра теории и практики английского
языка
Svetlana L. Kushneruk PhD (advanced) South Ural State Humanitarian Pedagogi-
in Philology, cal University, Faculty of Foreign Lan-
Professor guages, Chair of the English Philology;
Chelyabinsk State University, Faculty of
Linguistics and Translation, Department of
Кшеновская Новосибирский государственный педа-
Ульяна Леонидовна гогический университет, факультет ино-
странных языков, кафедра английского
языка
Ulyana L. Kshenovskaya Novosibirsk State Pedagogical University,
Foreign Languages Department, English
Chair
Лаенко д.ф.н., профессор Воронежский государственный
937
Людмила Владимировна университет, факультет романо-герман-
ской филологии, кафедра английской
филологии
Lyudmila V. Layenko PhD (advanced) Voronezh State University, Department of
in Philology, Romano-Germanic Philology, Chair of
Professor English Philology
Левина аспирант Российский государственный педагоги-
Анна Олеговна ческий университет им. А.И. Герцена
Anna O. Levina Postgraduate Herzen Russian State Pedagogical Univer-
Student sity
Левина старший Московский городской педагогический
Олеся Михайловна преподаватель университет, Институт иностранных
языков
Olesya M. Levina Senior Lecturer Moscow City Pedagogical University, In-
stitute of Foreign Languages
Левицкий д.ф.н., профессор Московский государственный универ-
Андрей Эдуардович ситет им. М.В. Ломоносова, факультет
иностранных языков и регионоведения,
кафедра лингвистики, перевода и меж-
культурной коммуникации
Andrey E. Levitskiy PhD (advanced) Lomonosov Moscow State University
in Philology,
Professor
Лезина А.Д. учащийся Образовательный центр «Сириус»
Lezina A.D. schoolchild Educational Сenter “Sirius”
Леонтьева к.ф.н., доцент Московский городской педагогический
Алесья Вячеславовна университет, Институт гуманитарных
наук, кафедра зарубежной филологии
Alesya V. Leontyeva PhD in Philology, Moscow City Pedagogical University, In-
Associate Professor stitute of Humanities, Department of For-
eign Philology
Леонтьева к.ф.н., старший Тамбовский государственный универси-
Ксения Ивановна научный тет им. Г.Р. Державина, Сетевой
сотрудник научно-образовательный центр когни-
тивных исследований
Kseniya I. Leontyeva PhD in Philology, Derzhavin Tambov State University, Re-
Senior Researcher search-Education Centre for Cognitive
Studies
Лещенко к.ф.н. Пермский государственный националь-
Юлия Ефимовна ный исследовательский университет,
кафедра теоретического и прикладного
языкознания
Yuliya Ye. Leshchenko PhD in Philology Perm State National Research University,
General and Applied Linguistics Depart-
ment
Литвиненко д.ф.н., доцент Иркутский государственный универси-
Татьяна Евгеньевна тет, факультет иностранных языков, ка-
федра романо-германской филологии
Tatyana Ye. Litvinenko PhD (advanced) Irkutsk State University, Faculty of For-
in Philology, eign Languages, Department of Romance
Associate Professor and Germanic Philology
Литвишко к. полит. н. Пятигорский государственный универ-
Ольга Михайловна ситет, кафедра английского языка и
профессиональной коммуникации
938
Olga M. Litvishko PhD in Political Pyatigorsk State University, Chair of the
Science English Language and Professional Com-
munication
Логунова к.ф.н., доцент Калининградский государственный тех-
Елена Андреевна нический университет, факультет гума-
нитарной подготовки, кафедра ино-
Yelena A. Logunova PhD in Philology, Kaliningrad State Technical University
Associate Professor (KSTU), Foreign Languages Department
Ломакина д.ф.н. Свято-Тихоновский гуманитарный уни-
Ольга Валентиновна верситет, кафедра славянской филоло-
гии; Российский университет дружбы
народов, филологический факультет, ка-
федра иностранных языков; Москов-
ский государственный педагогический
университет, кафедра русского языка
Olga V. Lomakina PhD (advanced) St. Tikhon’s Orthodox University, Depart-
in Philology ment of Slavic Philology; RUDN Univer-
sity, Philological Faculty, Foreign Lan-
guages Department; Moscow State Peda-
gogical University, Department of Russian
Лось к.ф.н., доцент Национальный исследовательский уни-
Александра Львовна верситет «МИЭТ», Институт лингвисти-
ческого и педагогического образования
Aleksandra L. Los’ PhD in Philology, National Research University of Electronic
Associate Professor Technology, Institute of Linguistic and
Pedagogical Education
Лукошус к.ф.н. Московский городской педагогический
Оксана Геннадьевна университет, Институт иностранных
языков, кафедра методики обучения ан-
глийскому языку и деловой коммуника-
ции
Oksana G. Lukoshus PhD in Philology Moscow City Pedagogical University, In-
stitute of Foreign Languages, Department
of Teaching English and Business Com-
munication
Лютянская к.ф.н., доцент Северный (Арктический) федеральный
Майя Михайловна университет им. М.В. Ломоносова, Выс-
кафедра перевода и прикладной лингви-
стики
Maya M. Lyutyanskaya PhD in Philology, Lomonosov Northern (Arctic) Federal Uni-
Associate Professor versity, Higher School of Social Sciences,
tion, Applied Linguistics and Translation
Department
Лютянский к.ф.н., старший Северный государственный медицин-
Виктор Михайлович преподаватель ский университет, кафедра иностранных
языков и русского языка как иностран-
ного
Viktor M. Lyutyanskiy PhD in Philology, Northern State Medical University, De-
Senior Lecturer partment of Foreign Languages and Rus-
sian as a Foreign Language
939
Лямзина аспирант Сибирский федеральный университет,
Светлана Алексеевна Институт филологии и языковой комму-
никации, кафедра романских языков и
прикладной лингвистики
Svetlana A. Lyamzina Postgraduate Siberian Federal University, Department of
Student Romance Languages and Applied Linguis-
tics
Магировская д.ф.н., доцент Сибирский федеральный университет,
Оксана Валериевна Институт филологии и языковой комму-
никации, кафедра теории германских
языков и межкультурной коммуникации
Oksana V. Magirovskaya PhD (advanced) Siberian Federal University, School of Phi-
in Philology, lology and Language Communication, De-
Associate Professor partment of Germanic languages theory
and intercultural communication
Майорова к.ф.н., доцент Башкирский государственный медицин-
Ольга Анатольевна ский университет Минздрава России,
кафедра иностранных языков с курсом
латинского языка
Olga A. Mayorova PhD in Philology, Bashkir State Medical University, Depart-
Associate Professor ment of Foreign Languages with the
Course of Latin
Макарова к.ф.н. Свято-Тихоновский гуманитарный уни-
Александра Стефановна верситет, богословский факультет; РЭУ
им. Г.В. Плеханова, факультет «Между-
номики»; Московский политехнический
университет, Высшая школа печати и
медиаиндустрии, факультет базовых
компетенций
Aleksandra S. Makarova PhD (advanced) St. Tikhon’s Orthodox University, Depart-
in Philology ment of Foreign Languages; Plekhanov
Russian University of Economics, Depart-
ment of Foreign Languages No 3; Moscow
Polytechnic University, Graduate School
of Press and Media Industry
Макарова соискатель Воронежский государственный универ-
Светлана Олеговна ситет, факультет романо-германской
филологии, кафедра французской фило-
логии
Svetlana O. Makarova Researcher Voronezh State University, Faculty of Ro-
mano-Germanic philology, Chair of
French philology
Макурова аспирант Российский государственный педагоги-
Дарья Андреевна ческий университет им. А.И. Герцена,
Darya A. Makurova Postgraduate Herzen Russian State Pedagogical Univer-
Student sity, Institute of Foreign Languages, De-
partment of English Philology
Малышева аспирант Санкт-Петербургский государственный
Елизавета Алексеевна экономический университет, Институт
подготовки и аттестации научно-педаго-
гических кадров
940
Yelizaveta A. Malysheva Postgraduate Saint Petersburg State University of Eco-
Student nomics
Мамонова к.ф.н., доцент Челябинский государственный универ-
Наталья Васильевна ситет
Natalya V. Mamonova PhD in Philology, Chelyabinsk State University
Associate Professor
Манерко д.ф.н., профессор Московский государственный универ-
Лариса Александровна ситет им. М.В. Ломоносова, Высшая
школа перевода (факультет)
Larissa A. Manerko PhD (advanced) Lomonosov Moscow State University,
in Philology, Higher school of Translation and Interpret-
Professor ing
Маслова студент Православный Свято-Тихоновский гу-
Наталья Алексеевна манитарный университет, историко-фи-
лологический факультет
Natalya A. Maslova Student St. Tikhon’s Orthodox University, Faculty
of History and Philology
Медведева преподаватель Санкт-Петербургский государственный
Светлана Николаевна экономический университет, гуманитар-
Svetlana N. Medvedeva Assistant Saint Petersburg State University of Eco-
nomics, Faculty of Humanities, Depart-
ment of the English Language and Transla-
tion
Милосердова старший Международная академия бизнеса и но-
Елена Евгеньевна преподаватель вых технологий (МУБИНТ), кафедра
массовых коммуникаций
Yelena Ye. Miloserdova Senior Lecturer International Academy of Business and
New Technologies (MUBINT)
Минченков д.ф.н., доцент Санкт-Петербургский государственный
Алексей Генриевич университет, факультет иностранных
языков, кафедра иностранных языков в
сфере физических и химических наук
Aleksey G. Minchenkov PhD (advanced) Saint Petersburg State University, Faculty
in Philology, of Foreign Languages, Department of For-
Associate Professor eign Languages in the Field of Physical
and Chemical Science
Миньяр-Белоручева д.ф.н., профессор Московский государственный универ-
Алла Петровна ситет им. М.В. Ломоносова, историче-
ский факультет, кафедра иностранных
языков
Alla P. Minyar-Beloroucheva PhD (advanced) Lomonosov Moscow State University,
in Philology, History Faculty, Department of Foreign
Professor Languages
Миронова к.ф.н. Санкт-Петербургский государственный
Марина Юрьевна экономический университет, гуманитар-
ный факультет, кафедра английского
языка № 2
Marina Yu. Mironova PhD in Philology Saint Petersburg State University of Eco-
nomics, English language Department No
2
Митина А.В. учащийся Образовательный центр «Сириус»
Mitina A.V. schoolchild Educational Сenter “Sirius”
941
Мишланова д.ф.н., профессор Пермский государственный националь-
Светлана Леонидовна ный исследовательский университет,
факультет современных иностранных
языков и литератур, кафедра лингводи-
дактики
Svetlana L. Mishlanova PhD (advanced) Perm State National Research University,
in Philology, Faculty of Modern Foreign Languages and
Professor Literatures
Москвина преподаватель Уральский государственный универси-
Юлия Александровна тет путей сообщений, кафедра «Ино-
странные языки и межкультурные ком-
муникации»
Yuliya A. Moskvina Assistant Ural State University of Railway
Transport, Department of foreign lan-
guages and intercultural communications
Москвитина старший Южно-Уральский государственный гу-
Татьяна Николаевна преподаватель манитарно-педагогический универси-
федра английской филологии
Tatyana N. Moskvitina Senior Lecturer South Ural State Humanitarian Pedagogi-
cal University, Faculty of Foreign Lan-
guages, Chair of the English Philology
Мухина к.ф.н., доцент Уральский федеральный университет
Ирина Константиновна им. первого Президента России
Б.Н. Ельцина, Уральский гуманитарный
институт, департамент «Филологиче-
ский факультет» школы бакалавриата,
кафедра фундаментальной и приклад-
ной лингвистики и текстоведения
Irina K. Mukhina PhD in Philology, Ural Federal University named after the
Associate Professor first President of Russia B.N. Yeltsin, Ural
textology
Мячинская к.ф.н., доцент Санкт-Петербургский государственный
Эльвира Ивановна университет, филологический факуль-
тет
Elvira I. Myachinskaya PhD in Philology, Saint Petersburg State University, Faculty
Associate Professor of Philology
Налдеева аспирант Тамбовский государственный универси-
Людмила Евгеньевна тет им. Г.Р. Державина
Lyudmila Ye. Naldeyeva Postgraduate Derzhavin Tambov State University
Student
Некрасова старший Севастопольский государственный уни-
Мария Юрьевна преподаватель верситет
Mariya Yu. Nekrasova Senior Lecturer Sevastopol State University
Нелюбова к.ф.н., доцент Российский университет дружбы наро-
Наталия Юрьевна дов, филологический факультет, ка-
Nataliya Yu. Nelyubova PhD in Philology, RUDN University, Philological Faculty,
Associate Professor Foreign Languages Department
Ненашева к.ф.н., доцент Южно-Уральский государственный гу-
Юлия Александровна манитарно-педагогический универси-
тет, кафедра английской филологии
942
Yuliya А. Nenasheva PhD in Philology, South Ural State Humanitarian Pedagogi-
Associate Professor cal University, English Philology Depart-
ment
Нефедова д.ф.н., профессор Челябинский государственный универ-
Лилия Амиряновна ситет, факультет лингвистики и пере-
вода
Liliya A. Nefedova PhD (advanced) Chelyabinsk State University, Faculty of
in Philology, Linguistics and Translation
Professor
Никитина старший Московский городской педагогический
Вероника Владимировна преподаватель университет, Институт иностранных
доведения
Veronika V. Nikitina Senior Lecturer Moscow City Pedagogical University, In-
stitute of Foreign Languages, Chair of Lin-
Николаева к.ф.н., доцент Московский городской педагогический
Марина Николаевна университет, Институт иностранных
языков, кафедра английской филологии
Marina N. Nikolayeva PhD in Philology, Moscow City Pedagogical University, The
Associate Professor Institute of Foreign Languages, English
Philology Department
Никонова д.ф.н., доцент Нижегородский государственный линг-
Жанна Викторовна вистический университет им. Н.А. Доб-
ролюбова, ректор
Zhanna V. Nikonova PhD (advanced) Nizhny Novgorod State Linguistics Uni-
in Philology, versity, Rector
Associate Professor
Никульшина д.ф.н., доцент Донецкий национальный технический
Татьяна Николаевна университет, Автомобильно-дорожный
институт, факультет «Транспортные и
информационные технологии», кафедра
«Иностранные языки»
Tatyana N. Nikulshina PhD (advanced) Donetsk National Technical University,
in Philology, Automobile and Highway Engineering In-
Associate Professor stitute,
Faculty of Transport and Information
Technologies, Department of Foreign Lan-
guages
Нильсен д.ф.н., профессор Санкт-Петербургский государственный
Евгения Александровна экономический университет, гуманитар-
Yevgeniya A. Nilsen PhD (advanced) Saint Petersburg State University of Eco-
in Philology, nomics, Department of Theory and Prac-
Professor tice of the English Language and Transla-
tion
Новикова к.ф.н. Южно-Уральский государственный гу-
Вера Павловна манитарно-педагогический универси-
федра английского языка и методики
обучения английскому языку
Vera P. Novikova PhD in Philology South Ural State Humanitarian Pedagogi-
943
Teaching English
Овчинникова старший Международная полицейская академия,
Ася Сергеевна преподаватель кафедра лингвистики, гуманитарных и
естественно-научных дисциплин
Asya S. Ovchinnikova Senior Lecturer International Police Academy, Department
of Linguistics, Humanities and Natural
Sciences
Огнева д.ф.н., доцент Белгородский государственный нацио-
Елена Анатольевна нальный исследовательский универси-
тет, кафедра иностранных языков
Yelena A. Ogneva PhD (advanced) Belgorod State National Research Univer-
in Philology, sity, Department of Foreign Languages
Associate Professor
Олизько д.ф.н., профессор Челябинский государственный универ-
Наталья Сергеевна ситет, кафедра теории и практики ан-
Natalya S. Olizko PhD (advanced) Chelyabinsk State University, Department
in Philology, of Theory and Practice of English
Professor
Оспанова к.ф.н. Евразийский гуманитарный институт,
Жанна Толюбаевна кафедра иностранных языков
Zhanna T. Ospanova PhD in Philology The Eurasian Humanities Institute, Depart-
ment of the Foreign Languages
Остапенко к.ф.н. Пермский государственный гумани-
Татьяна Сергеевна тарно-педагогический университет, ка-
федра романо-германских языков и
межкультурной коммуникации
Tatyana S. Ostapenko PhD in Philology Perm State Humanitarian Pedagogical Uni-
versity, Roman-German Languages and
Cross-cultural Communication Department
Павлова к.ф.н., доцент Пермский государственный националь-
Дарья Сергеевна ный исследовательский университет,
филологический факультет, кафедра
теоретического и прикладного языко-
знания
Darya S. Pavlova PhD in Philology, Perm State National Research University,
Associate Professor Philological Faculty, Department of Theo-
retical and Applied Linguistics
Пак Северный (Арктический) федеральный
Наталья Санг Дуковна университет им. М.В. Ломоносова, Выс-
наук и международной коммуникации
Natalya Sang D. Pak Lomonosov Northern (Arctic) Federal Uni-
versity, Higher School of Social Sciences,
tion
Панасенко д.ф.н., доцент Тамбовский государственный универси-
Людм

Язык и Мышление 2021

Загружено:

Сведения о документе

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Язык и Мышление 2021

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

ISSN 2071-9639

МИНИСТЕРСТВО НАУКИ И ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ РФ

Москва – Тамбов – Нижний Новгород

Когнитивные исследования языка / гл. ред. Н.Н. Болдырев ; М-во науки и

MINISTRY OF SCIENCE AND HIGHER EDUCATION

LANGUAGE AND THINKING

Papers of the International Conference on Cognitive Linguistics

Moscow – Tambov – Nizhny Novgorod

ISBN 978-5-9765-4606-6 (Vol. 3 (46)) © Authors of the articles, 2021

КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ И КАТЕГОРИЗАЦИЯ РЕАЛИЙ

Акимова О.А. Апеллятивация прагмонимов как элемент отражения когнитивно-

Баженова Я.Г. Манипулятивные речевые стратегии в диалогической коммуникации

Бухарова А.А. Интерпретация значения трехкомпонентной лексико-грамматической

КОГНИТИВНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ТЕКСТА И РАЗНЫХ ТИПОВ ДИСКУРСА

Асмус Н.Г. Когнитивно-прагматические особенности Интернет-комментария

Алексеева Л.М., Мишланова С.Л. Когнитивные основы локализации в переводе ..................748

КОГНИТИВНАЯ СОЦИО-, ЭТНО- И ПСИХОЛИНГВИСТИКА

Баландина И.Д. Англоязычные топонимы-прозвища как часть топонимической

Бурдина О.Б. Когнитивные основы моделирования терминологии в профессиональном

КОГНИТИВНАЯ ЛИНГВИСТИКА И МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ:

Балабас Н.Н., Николаева М.Н. Национально-культурная специфика фразеологизмов

КОГНИТИВНО-ИНФОРМАЦИОННАЯ ПАРАДИГМА В ОБРАЗОВАНИИ

Богданова М.А., Абросимова Л.С. Болонские реформы и создание компетентностной

THEORETICAL AND METHODOLOGICAL PROBLEMS

CONCEPTUALIZATION AND CATEGORIZATION

Akimova O.A. Word trademaks genericization as the element of the reflection

COGNITIVE STUDIES OF DISCOURSE IN LIGHT OF GLOBAL CHANGES

Bazhenova Ya.G. The manipulative speech strategies in Russian dialogic communication:

COGNITIVE LINGUISTICS AND INTERDISCIPLINARY STUDIES

COGNITIVE STUDIES OF TEXT AND DISCOURSE

Asmus N.G. Cognitive-pragmatic features of Internet commentary as a reflection of social

COGNITIVE TRANSLATION STUDIES

Alekseyeva L.M., Mishlanova S.L. Cognitive foundations of localization in translation.................751

COGNITIVE SOCIO-, ETHNO- AND PSYCHOLINGUISTICS

Balandina I.D. English toponym-nicknames as a part of toponymical sphere of concepts ............799

COGNITIVE APPROACH IN MODERN TERMINOLOGICAL STUDIES

COGNITIVE LINGUISTICS AND CROSSCULTURAL COMMUNICATION:

COGNITIVE-INFORMATION PARADIGM IN EDUCATION

ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ

Л.Г. Бабенко (Екатеринбург, Россия)

ПАРАДОКС КАК СПОСОБ ПОЗНАНИЯ МИРА

Актуальность темы обусловлена обращением к исследованию парадоксальности как особого

В настоящее время особую актуальность приобрели вопросы, связанные с

Lyudmila G. Babenko (Yekaterinburg, Russia)

PARADOX AS A WAY OF THE WORLD COGNNITION

Н.Н. Болдырев (Тамбов, Россия)

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ПЕРВИЧНЫХ И ВТОРИЧНЫХ СТРУКТУР

Рассматривается роль вторичных структур в развитии языковой картины мира на концепту-

Современное общество характеризуется стремительным развитием техноло-

Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект № 20-18-

00372) в Тамбовском государственном университете им. Г.Р. Державина.

INTERACTION OF PRIMARY AND SECONDARY STRUCTURES

Н.А. Голубева (Нижний Новгород, Россия)

ВТОРИЧНАЯ ОЦЕНКА КАК ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ КАТЕГОРИЯ

Статья посвящена анализу ведущего объекта аксиологической лингвистики – модусной кате-

Оценка в лингвистическом смысле берет свое начало в аристотелевской ри-

Nadezhda A. Golubeva (Nizhny Novgorod, Russia)

SECONDARY EVALUATION AS A LINGUISTIC CATEGORY

В.С. Григорьева (Тамбов, Россия)

VOM VERSTEHEN ZUR ÜBERZEUGUNG

Valentina S. Grigoryeva (Tambov, Russia)

FROM UNDERSTANDING TO CONVICTION

КОГНИТИВНЫЕ МЕХАНИЗМЫ ПЕРЕВОДА

Статья посвящена рассмотрению когнитивных механизмов, задействованных в процессе пе-