Григорий Кваша
Поиски империи. Исторический структурный гороскоп
Предисловие
Хотите верьте, хотите нет, но структурный гороскоп
пришел к нам не из Китая, не из Вавилона, и даже не из Ев-
ропы. Он вообще ниоткуда к нам не приходил, а родился
здесь, в России, в Москве. Было это в 1986–1988 годах, ко-
гда три друга (Юрий Порембский, Александр Кутинов и ав-
тор предисловия) решили сообща разобраться со знаками
восточного гороскопа. В те годы мы не думали о проблемах
авторства или о процентах участия. Если и думали о послед-
ствиях своих гороскопических занятий, то только о негатив-
ных, ведь горбачевская перестройка только из-за бугра ви-
делась в розовом цвете, а мы-то прекрасно понимали, что
КПСС полномочий никому еще не сдала и зорко следит за
идеологической чистотой нашей жизни. (Первые астрологи-
ческие публикации пошли в 1989 году.)
Настроенные на долгую подпольную, самиздатовскую де-
ятельность, мы не помышляли о публикациях, издавали свой
альманах тиражом четыре экземпляра. Но тут явился чет-
вертый «мушкетер», нарушивший идиллический диссидент-
ский порядок в нашем сообществе. Сергей Петухов, войдя в
группу по созданию структурного гороскопа, практически
мгновенно нарушил конспирацию, умудрившись в самом
начале 1987 года опубликовать крошечную заметку в шах-
матном журнале о шахматистах, родившихся в год Кота.
Стоит ли говорить, что крошечная заметка по своей значи-
мости перевесила тома альманаха. С тех пор у структурного
гороскопа началась публичная история, все его достижения,
все открытия, все относилось в ту или иную редакцию и с
тем или иным опозданием публиковалось. Таким образом,
получилось, что лишь первая пара лет истории структурного
гороскопа скрыта в недрах альманаха, а все остальные ре-
шающие трансформации новой системы происходили на
страницах изданий. Единственно по этим публикациям и
можно понять тот путь, что был пройден к «Поискам Импе-
рии».
Тот самый Сергей Петухов, который в дальнейшем, к
огромному моему сожалению, ушел из структурного горо-
скопа (уехал за границу), но, как теперь выясняется, был ка-
тализатором многих процессов, однажды принес удивитель-
ный листок бумаги. На этом листке было написано всего 5
дат: 1905 год, 1917 год, 1929 год, 1941 год, 1953 год. Каждая
дата была снабжена достаточно банальным комментарием,
ничего особенного в этой бумажке не было, но именно ей
была уготована судьба той искры, из которой возникло пла-
мя исторического гороскопа.
Знал ли я сам об этой череде дат? Безусловно. О ней зна-
ли буквально все. Я прекрасно помню, как об этой прогрес-
сии мне поведал мой сверстник накануне 1965 года (нам бы-
ло по 11 лет). Об этой последовательности писал поэт Ан-
дрей Вознесенский и многие другие... Не обратить внимания
на эти числа я не мог, ибо занимался не каким-то там зодиа-
кальным гороскопом, а годовым, то есть периодичностью в
12 лет. Парадоксально, но заняться этой периодичностью я
не торопился, во-первых, потому, что не слишком интересо-
вался историей, во-вторых, потому, что совершенно не мог
себе представить, при чем тут Змея (все эти даты – именно
годы Змеи), а самое главное – было не понятно, при чем тут
гороскоп вообще, ибо данный ряд оставлял в песне лишь
одно слово: Змея, Змея, Змея... выкидывая остальные один-
надцать слов.
Список дат, составленный одним моим однокурсником
(Петуховым), я понес другому однокурснику (Пантину), с
которым у меня был намечен серьезный разговор о фило-
1
софской трактовке понятия «воли». И тут искра, которая до
сих пор много раз гасла, вдруг родила огонь. Оказалось, что
Владимир Пантин и его друг (еще один наш однокурсник)
Владимир Лапкин давно уже раскрутили эту тему и обнару-
жили в ней огромный смысл. Собственно, я им был не ну-
жен, в гороскоп они верили не слишком, публиковаться не
торопились. Однако чем-то я их все-таки заинтересовал, а
может быть, сказалась элементарная научная порядочность:
Владимиры решили открыть мне великую тайну.
Услышанное, без всякого преувеличения, потрясло меня –
оказывается, дело вовсе не в 12-летнем ритме, перечислен-
ные переломы не равноценны, легко увидеть, что 1917 и
1953 годы много важнее, чем 1905, 1929 или 1941-й в вопро-
се власти в стране. Главное же было в существовании изна-
чальной даты – 1881 года, ровно на 36 лет отстоящей от
1917 года.
Нас так долго воспитывали в убеждении, что наша исто-
рия началась именно в 1917 году (в лучшем случае, как не-
кую тренировку будущей революции разрешалось вспоми-
нать подавленную революцию 1905 года), что не многим
пришло в голову увидеть изначальную (первичную) рево-
люцию в, казалось бы, рядовой (для истории) смене одного
императора на другого (всего-то дел, что вместо Александра
II стал Александр III – добавилась одна палочка). Открытие,
сделанное Пантиным и Лапкиным, было настолько завора-
живающим, что, мне кажется, я поверил в него сразу. Дей-
ствительно, с чего бы вдруг страна так бурно рванула в 1917
году? Для взрыва нужно накопить энергию. Сколько лет
нужно копить энергию? Год, два, три?., А может быть, 36 –
столько, сколько длятся периоды одного типа правления?
Итак, первая (скрытая) фаза длится 36 лет (1881–1917),
потом идет ленинско-сталинская революционная фаза, она
также длится 36 лет (1917–1953), наконец, следует третья
фаза (1953–1989). А разговоры все эти наши происходили в
1988 году, за год до предполагаемого грандиозного перево-
рота. И грош бы цена всем этим абстрактно-цифровым раз-
говорам, если бы все мы печенками-селезенками не чувство-
вали, как близко подошла страна к концу коммунистической
власти. Кого бы в такой ситуации не захватил азарт исследо-
вателя, кто бы удержался от соблазна пролезть в пророки?
Короче говоря, тройственный союз был заключен. Началось
бесконечное согласование текстов и бесконечная беготня по
редакциям. Ажиотаж был настолько велик, что на какое-то
время я даже перестал предлагать редакциям гороскопиче-
ские тексты, целиком сосредоточившись на тройственном
проекте.
Бастионы пали 9 ноября 1989 года. Именно в этот крас-
ный день календаря «Советский цирк» (название-то каково!)
опубликовал статью Владимира Пантина, Владимира Лап-
кина и Григория Кваши под названием «Солнечные часы ис-
тории». Формальным поводом (тогда еще нужны были по-
воды) стала необходимость ответить некому профессору 3.
Филлеру, замыслившему связать ход истории с солнечной
активностью (отсюда и название статьи). Во всем остальном
статья была вполне самостоятельна. Самым замечательным
образом она доказывала, что цикл форсированной индустри-
ализации России начался именно в 1881 году, не раньше, но
и не позже. Что было с Россией до 1881 года, статья не объ-
ясняла, предполагалось, что до того Россия жила в обычном,
нефорсированном режиме. Такой подход нам казался нор-
мальным, почему бы не существовать нескольким режимам
бытия. Однако потом выяснилось, что для большинства
ритмологических теорий именно внезапное включение но-
вого ритма является самой страшной крамолой. Большин-
ство ритмологов, так же как и гелеоисториков, подобно
язычникам, предпочитают иметь дело со сквозными ритма-
ми.
Другим откровением для внимательного читателя должно
было стать уверенное предсказание четвертой фазы (1989–
2025). Идею с четвертой фазой также родили два Владими-
ра, но я им помог сделать обоснование, ибо к тому времени
уже родилась в структурном гороскопе новая ветвь (как по-
том выяснится, самая толстая) – исторический гороскоп.
Первым открытием исторического гороскопа стала расшиф-
ровка внутреннего строения четырехлетия. Оказалось, что
четырехлетие подобно строению дня (утро-день-вечер-ночь)
либо строению года (весна-лето-осень-зима). Первым идет
логический год, год принятия решения (Змея, Петух, Бык),
он подобен планированию утра или весны. Вторым идет во-
левой год, год осуществления решений (Лошадь, Собака,
Тигр), он подобен мощному продвижению дня или лета.
Третьим идет созерцательный год подведения итогов и при-
нятия псевдорешений (Коза, Кабан, Кот), он подобен подве-
дению итогов, сбора урожая, вечера или осени. Наконец, на
закуску, идет мистический год (Обезьяна, Крыса, Дракон).
Это год вещих снов истории, он как бы стирает проблемы
предыдущих трех лет, чем уподобляется ночи либо зиме.
Найденная мною логика казалась универсальной, и, ни-
чтоже сумняшеся, я решил ее перекинуть на логику 144-
летнего цикла. Первое 36-летие – планирование, второе 36-
летие – реализация, третье 36-летие – подведение итогов,
наконец, четвертое 36-летие – это отрицание трех предыду-
щих. Казалось, все логично, все здраво. Однако впослед-
ствии выяснилось, что у 144-летия совсем другая, т. н. об-
ратная логика.
Подводя промежуточный итог, следует сказать, что в рас-
крытии первого имперского цикла, самого важного как для
структурного гороскопа, для всей нашей жизни, так и для
предлагаемой рукописи «Поисков Империи», мое личное
участие, участие структурного гороскопа, было очень
скромным, если не сказать ничтожным. Однако преимуще-
ство хорошей теории (каковой, безусловно, оказалась теория
структурного гороскопа) в том, что со временем она переве-
сит любую степень образованности и продвинутости (нет
ничего практичнее хорошей теории), и уже к следующей
нашей публикации наше (мое и теории) участие было прак-
тически решающим.
Сейчас В. Пантин и В. Лапкин продолжают самостоя-
тельно вести ритмологические исследования, мы не вместе
начинали и не вместе продолжаем свой путь постижения ис-
тории. Однако две статьи, которые мы опубликовали сов-
местно, останутся, я уверен, краеугольными в современных
попытках создать периодическую систему истории.
Вторая статья триумвирата вышла в январе 1991 года в
«Науке и религии» под названием «Ритмы истории». Со
времени создания первой статьи прошел год, и это был год
бурного развития всей страны, взрывного выхода астроло-
гии на российские просторы, столь же взрывного выхода
структурного гороскопа на страницы газет и журналов.
Внутри самого структурного гороскопа также произошли
мощные трансформации. Почти все структуры получили
привязку к историческим ритмам. В частности, внутренние
изменения в 36-летии были связаны с чередой (по 12 лет)
стихий открытых, ортодоксальных и закрытых знаков
(«Гражданские войны», 16 августа 1990 года). Появилось
наконец объяснение, почему, собственно, революции проис-
ходят именно в годы Змеи. Оказалось, что это привилегия
лишь имперского ритма, в то время как на Западе револю-
ции происходят в год Петуха, а на Востоке – в годы Быка. Из
этого незатейливого на первый взгляд открытия проистекло
огромное учение о трех мирах, которое я частично смог
опубликовать лишь в августе–сентябре 1992 года все в той
2
же «Науке и религии». Таким образом, я уже не только чув-
ствовал, но и знал, что структурный гороскоп уходит значи-
тельно дальше достаточно уже элементарной для него зада-
чи поиска и описания 144-летних циклов. И тем не менее за-
дача эта оставалась и в «Ритмах истории», наш триумвират
продолжил ее решение. Наша первая статья, наш первый
144-летний цикл был пусть очень интересной, но все же ги-
потезой. Когда мы нашли второй цикл и провели сравни-
тельное описание, то на наших глазах родилась уже наука.
Сравнение Петра I и большевиков, сравнение Алексея Ти-
шайшего и Александра III, сравнение елизаветинских вре-
мен с брежневскими – все это было очень убедительно и за-
вораживающе красиво. Однако появился еще один элемент
принципиальной новизны. У нас впервые в руках оказалась
четвертая фаза, которой при описании первого цикла мы не
имели. Появилась уникальная возможность предсказывать
не только на основании голой теории, а еще и на основании
исторических аналогий, что намного убедительнее и ярче.
Из-за многочисленных согласований (все-таки очень
трудно в одно целое собрать трех разных людей) статья по-
лучилась несколько сумбурной. Однако имеющий уши да
услышит, и на статью пришло огромное количество откли-
ков, иногда письма, иногда целые трактаты. Оказалось, что
огромное количество людей по всей стране занято поиском
теории истории. Видимо, просто пришло время. Главным
недостатком всех этих вариаций было то, что теория (как
правило, родившаяся интуитивно) всегда бежала впереди
фактов, как бы становилась осью, на которую нанизываются
факты, а фактов в истории очень много, есть из чего вы-
брать. Преимуществом исторического гороскопа было то,
что в определенный момент он как бы разделился на две ча-
сти – чисто теоретическую, которая развивалась достаточно
бурно, ибо для развития теории иногда достаточно каранда-
ша и листа бумаги, а иногда и без них можно обойтись, и на
эмпирическую, собственно поиск имперских циклов. Со
второй частью было сложней. Здесь листом бумаги не обой-
дешься, нужны были дополнительные знания, книги, иногда
очень редкие, а главное – время и энтузиазм. Надеяться на
Владимиров не приходилось, они, как и я, более тяготели к
чистой теории. Так постепенно возник новый авторский со-
юз, представленный вашему вниманию в данной книге. Что
касается В. Пантина и В. Лапкина, то, по моей версии, не-
смотря на плодотворное двухлетнее сотрудничество, мы так
и не научились думать одинаково, что, в общем, совершенно
естественно. Но, как бы там ни было, именно их я считаю
первооткрывателями первого имперского цикла и полно-
правными соавторами открытия второго (петровского) им-
перского цикла.
Что касается принципов поиска имперских циклов, то тут
навряд ли они сами будут претендовать на свой приоритет,
ибо принципы эти целиком в рамках структурного гороско-
па. Во-первых, необходимо искать революции в годы Змеи,
во-вторых, необходимо, чтобы разница между этими рево-
люциями была не 60, не 48, а именно 36, 72, 108 лет. Далее
необходимо, чтобы во всем имперском 144-летии был бес-
прецедентно высокий уровень решения политических задач,
проще говоря, власть должна быть точна, сильна и опере-
жать весь мир на два-три шага. Имперский цикл должен воз-
вышать государство над всеми соседями, делать его осью,
вокруг которой вращается весь остальной современный мир.
Далее, что очень важно, имперский цикл, как изолированное
144-летие, идущее по годам Змеи, не должен был быть свя-
зан с другими (восточными и западными) циклами и волен
был появляться в любой момент у богоизбранных народов (в
основном у народов, связанных с развитием единобожия).
Все это и многое другое после долгих редакционных утря-
сок было опубликовано (а сколько еще сократили при редак-
тировании) в августе–сентябре 1992 года в «Науке и рели-
гии» («Исторический гороскоп»). А уже в 1993 году та же
«Наука и религия» (февраль–май–август) публиковала наше
совместное (с Ж. Аккуратовой) описание всех четырех рос-
сийских имперских циклов. В неизменном виде это описа-
ние («Темное время», «Время собирать камни») вошло как в
издание «Структурного гороскопа», так и в предлагаемое
издание «Поисков Империи».
Важнейшим моментом, определившим судьбу поисков
Империи, стало открытие обратной логики в чередовании
36-летий. Решающая статья была опубликована мною 6 ап-
реля 1993 года («Знаки мистической стихии») в 4-м номере
«Зазеркалья», издания, созданного в самом конце 1992 года.
Смысл обратной логики понять непросто, нарочно ее, как
говорится, не придумаешь. Даже когда факт ее существова-
ния стал очевиден, сознание долго отказывалось ее прини-
мать, ибо мы привыкли к природным аналогиям и не можем
смириться с существованием того, что не имеет аналогий в
природе. Представьте себе, что за ночью следует вечер, за
вечером день, за днем утро. Однако оказалось, что именно в
такой обратной логике можно породить нечто принципиаль-
но новое, ибо прямая природная логика всегда стремится к
тому, чтобы процессы шли по замкнутому кругу, возвраща-
ясь на ноль и ничего не оставляя в сухом остатке.
В любом случае порядок стихий в 144-летии таков: сна-
чала идет сновидческое, мистическое 36-летие, затем терро-
ристическое завершительско-разрушительное второе 36-
летие (вечер), третье 36-летие соответствует стихии воли, с
ее созидательным энтузиазмом, наконец, завершающее, чет-
вертое, 36-летие ничего, по сути, не завершает, ибо стано-
вится утром новой эпохи, планом грядущего устройства
страны, народа, мира. Отсюда ясно, что имперский цикл, яв-
ляясь изолированным историческим образованием, на деле
всегда водораздел между эпохами, переходное состояние от
одного мира к другому. При этом первая фаза еще сохраняет
лицо старого мира, четвертая фаза имеет лицо нового мира,
а у второй и третьей фаз вообще нет лица (точнее, есть некое
фальшивое, маскировочное лицо – маска). Надеюсь, в книге
достаточно примеров, подтверждающих сказанное.
Еще одно важное понятие, без которого нельзя постиг-
нуть смысл некоторых имперских эволюции, возникло в
1995 году, опубликовано мной 30 марта 1995 года в 27-м
номере «Зазеркалья». Статья называлась так же, как и само
новое понятие, «Тоталитарный двойник». Необходимо ска-
зать, что понятие придумано не мною (да и можно ли что-
нибудь придумать в год псевдорешений). Это понятие ввел
некий американский ритмолог польского происхождения,
ввел для объяснения противостояния СССР и США. Разуме-
ется, что в его представлении тоталитарным двойником был
СССР. Вскоре, когда удалось обнаружить, что каждый им-
перский цикл порождает некоего двойника, некую тень, этот
термин обрел новую жизнь. Без введения этого понятия не-
возможно постичь ни историю гитлеровской Германии, ни
историю наполеоновской Франции, ни историю Австро-
Венгерской империи.
Теоретический смысл тоталитарного двойника несколько
туманен, впрочем, очевидно, что Империя, осуществляя
свою политическую экспансию, обязана породить некий по-
люс реакционности, мракобесия, всего, что связано с уми-
рающим миром, дабы на его фоне продемонстрировать свои
новации. Физический смысл, видимо, в том, что если где-
либо появляется положительный полюс, то непременно
должен возникнуть полюс отрицательный (по крайней мере,
у магнитов это так, и монополь* до сих не обнаружен).
* Гипотетическая частица, обладающая одним магнитным
полюсом.
3
Хорошо бы еще вогнать в это предисловие всю теорию
эволюции, учение о двухклассовом обществе, представление
о трех типах религии – природных-языческих, социальных-
единобожеских, индивидуальных религиях будущего... Од-
нако все это предметы более подробного и спокойного рас-
смотрения в будущем. Пока же для нормального понимания
предлагаемого текста достаточно просто знать, что челове-
чество движется от состояния глобального Востока к состо-
янию глобального Запада, но по какой-то причине (не будем
пока думать об этой причине) не может плавно перетечь из
одного сосуда в другой, а лишь пройдя третье, т. н. импер-
ское состояние. Как бывшему химику, мне удобно предста-
вить роль имперских циклов как роль неких катализаторов,
способствующих реакции, не способной пройти в обычных
условиях. В этом смысле заслуги имперских циклов неверо-
ятно велики – именно они породили весь Запад, придумали
для него единый стиль бытия, создали для него единую ре-
лигию. Не беда, что порожденный Империями Запад не ис-
пытывает к своим родителям теплых чувств: дети всегда
нахальны и самонадеянны. Главное, чтобы мы сами нащупа-
ли корни всего явившегося в наш мир. Двадцать имперских
циклов – это не только двадцать уникальных, новаторских
явлений мировой истории, это еще и двадцать ключей к по-
ниманию того, что, собственно, такое наша история вообще.
В определенном смысле до имперских циклов истории не
было вообще и с окончанием последнего имперского цикла
снова не будет. По крайней мере, самые главные события
мировой истории всегда связаны с имперскими циклами.
Для тех, кто не интересуется историей вообще, не любит
абстрактных размышлений о судьбах человечества, пусть
эта книга станет всего лишь лабораторным отчетом о поиске
и обнаружении 20 уникальных, ни на что не похожих между
собой циклов, однако имеющих массу сходств. Таким лю-
дям, видимо, будет интересно найти 21-й цикл (если такой
существует) или, напротив, отвергнуть доказательства по
одному из описанных 20 циклов. А может быть, стоит у ка-
кого-нибудь цикла переставить даты?
Ну и, наконец, для любителей русской истории хотелось
бы сказать, что при описании всех 16 нерусских циклов
мысль о России не покидала авторов и везде искались анало-
гии именно с четвертым, в крайнем случае с третьим рос-
сийским имперским циклом.
Что касается неравномерности в описании циклов, в раз-
личном акцентировании то одних групп доказательств, то
других, необходимо напомнить, что книга писалась очень
долго (с начала 1994 года до конца 1997 года) и отражает
как в зеркале трансформации и времени, и теории.
Что касается персональной ответственности соавторов за
тот или иной цикл, то мною полностью написаны 3-я и 4-я
Англия, Османы, Моголы, Иран; Иудея написана в большей
степени мною; Рим, Византия, Халифат, 1-я и 2-я Англия
написаны в большей степени Ж. Аккуратовой.
Г. Кваша
Преддверие поисков
Россия. Темное время
Итак, история России – это в первую очередь история во-
левых рывков, история переиначивания всего жизненного
уклада, история мучительных разрывов с прошлым и созда-
ния нового строя жизни. Каждый раз этот новый строй – от-
кровение. Неожиданность для всего мира и для самой Рос-
сии тоже. Неизменно в волевых рывках лишь одно – безого-
ворочная победа государственного интереса, установление
сильной власти, доминирование политики над иными стихи-
ями.
 Напомним, что «волевой рывок» – это 144-летие, в нем
четыре фазы по 36 лет. Особенное место принадлежит 72
срединным годам, умещающимся между двумя революция-
ми, – вторая и третья фазы рывков. Вторая фаза – страшная,
насильственная, в ней больше уничтожается, нежели созда-
ется. Третья фаза не многим лучше, в ней насилие сменяется
бесконечным бюрократическим ограничением. Тем более
поразительно рождение в четвертой фазе, после стольких
обид народу от всесильного государства, нового и прекрас-
ного уклада. Четвертым – «золотым» – фазам мы уделим
внимание в нашей книге дальше. А пока хочется сказать –
«не было бы счастья, да несчастье помогло». Сейчас Россия
вступает в четвертую фазу четвертого рывка (1881–2025), и
в предстоящие три десятилетия дух человеческий взлетит в
нашей стране необычайно высоко. Но своей свободой мы
обязаны несвободе отцов и дедов. Склоним голову перед те-
ми, кто лепил нашу волю, жертвуя своей жизнью и волей
ради воли государственной.
«Темное время». Нет света, нет неба, страна заковывается
в броню, отгораживаясь от всего мира. 72 года темного вре-
мени можно уподобить выращиванию гомункулуса в ретор-
те – зрелище не для слабых. Но вот синтез окончен – и миру
является нечто прямо противоположное тому, что замышля-
лось или предполагалось. Помните сказки о Коньке-
Горбунке и о многом другом в этом духе?
72 года. В историческом масштабе это мгновение, для
нашей страны, для народа каждое такое мгновение не может
изгладиться в памяти.
Такое мощное явление, как Советская власть, все поме-
стилось в 72 года темного времени: 1917–1989.
Безукладность
909–945. В первое 36-летие волевых рывков старый уклад
хотя и тает на глазах, но все еще сохраняется. Сохранялся
родовой уклад в 36-летие князя Игоря, хотя уже была оче-
видна потребность перемен, растущая энергия перед взры-
вом.
1353–1389. Победа Дмитрия Донского на Куликовом поле
формально ничего не принесла, но энергия перемен нараста-
ла, росла сила народа – и революция становится неизбеж-
ной. Татаро-монгольское иго заканчивается.
1653–1689. Не изменился уклад и при Алексее Тишай-
шем, он всего лишь «создал в русском обществе XVII века
преобразовательное настроение» (В. О. Ключевский).
1881–1917. То же можно сказать и о времени Александра
III. Старый уклад трещит по швам, начинается промышлен-
ная революция. И тем не менее уклад этот жив. Существуют
могучее (количественно) крестьянство, казачество, дворян-
ство, купечество, церковь – все те, кого безжалостно сметет
1917 год.
О второй и третьей фазах можно сказать: старый дом раз-
рушен, новый не построен. Эта ломка делает страну макси-
мально незащищенной, она не уверена в своем месте в ми-
ровом сообществе. И потому возводится некий липовый фа-
сад, вывеска, не соответствующая реальному процессу пе-
ремен. Страна надевает маску, которая заменяет уклад. В
«темное время» возникает воистину бесклассовое общество:
старые классы умерли, а новые только зарождаются, претер-
певая несколько мучительных трансформаций.
Безукладность темного времени мучительна для обще-
ства. Сын не наследует отцу ни материально, ни профессио-
нально, ни духовно. Государственный интерес не оставляет
места для простых человеческих радостей, поднимает чело-
века над обыденностью, так как некоторое время его внима-
ние поглощено фальшивыми идеалами вывески, заменяю-
щей уклад, или, как говорили, «классовое мышление». Вот
4
тогда-то и формируется новый невиданный человек, человек
вообще – без корней, без родины, даже без отца и матери.
В негативе такой человек становится палачом, садистом,
пустозвоном, хамелеоном, перекати-поле и т. п. В позитиве
же это новатор, первооткрыватель, максимально незашорен-
ный, непредвзятый человек, космополит, правдоискатель,
борец за истину.
Вот почему «темное время», рождая злодеев, рождает и
гениев. Расцвет гениальности происходит уже в золотом ве-
ке – в четвертой фазе, но рождаются гении именно в «тем-
ное время». Объяснять это можно, например, так: сладкая
жизнь не стимулирует работу души и ума; мучения же «тем-
ного времени» лишь укрепляют сильную душу.
Революционный год
Переломные годы истории полны таинственных совпаде-
ний, непонятных случайностей. 36 лет накопления энергии
делают разряд неизбежным, но формы его кажутся случай-
ными. А потому возникают вопросы.
Как бы пошла история, если бы князь Игорь не отправил-
ся в третий раз брать дань с древлян и не спровоцировал тем
самым их восстание и свою гибель? (945 год.)
Почему вдруг умер Дмитрий Донской – сильный, сорока-
летний мужчина? (1389 год.)
Если бы в 1689 году Петру I не исполнилось 17 лет и он
не стал совершеннолетним, сошлись бы в решительной
схватке противоборствующие партии?
Ну а случайность и фатальность событий 1917 года стала
притчей во языцех, в особенности это касается октябрьского
переворота. Совершенно очевидны лишь два положения –
сам факт революции и ее насильственный характер. Идейное
и классовое направление революции, конечно, тоже не слу-
чайны, но они не столь очевидны. Исторические часы оказа-
лись прибором не менее точным, чем часы астрономические,
хотя еще раз напомним – астрономического 36-летнего рит-
ма не существует.
945, 1389, 1689, 1917 года – четыре революции, поло-
жившие начало четырем темным 72-летиям.
945-й потряс современников, поразил летописцев. Месть
Ольги древлянам... Взяв Искоростень, Ольга «старейшин го-
родских взяла себе; из остальных некоторых отдала в рабы
дружине, других оставила на месте платить дань. Дань
наложена была тяжкая...» Предание гласит, что сразу после
мести Ольга с сыном и дружиной «пошла по их земле, уста-
навливая уставы и уроки».
Понимать надо так, что была ликвидирована племенная
верхушка; военная дань, наложенная на племя, превраща-
лась в постоянный государственный налог центральной ки-
евской власти, впервые в истории было произведено адми-
нистративное деление территории племени и создана систе-
ма государственных контролеров (княжеских заказчиков),
которые должны были следить за сбором налогов. Таков ре-
зультат жестокой, хитрой мести. И поразил именно он.
Революция 1389 года еще ждет своего истинного описа-
ния. Пока можно лишь сказать о смерти Дмитрия Донского
и начале правления Василия I. И еще раз подивиться точно-
сти исторических часов. Василий I во всех датах жизни ров-
но на 300 лет опережает Петра I. Петру I посвящены горы
исследований. Василий I остался в тени. Теория объясняет
это так: ведь 36 лет правления этого князя приходятся на
вторую фазу второго рывка, а потому они дважды темные.
1389 год – это год начала создания православного само-
державия как нового вида политической власти. Власть
начинает концентрироваться в точке в одном лице. А потому
основную роль в революции 1389 года играл сам Василий I,
подавлению (а подчас и уничтожению) подлежала не такая
уж многочисленная, к тому же связанная родственными
узами прослойка удельных князей.
В 1389 году Василий I устанавливает окончательный кон-
троль Москвы над Владимирским княжеством (владение
Владимиром давало право великого княжества на Руси), он
выкупает, впервые в русской истории, ярлык на нижегород-
ское княжение и карательными мерами приводит к повино-
вению его князей, подчиняет своего дядю князя Владимира
Андреевича. Такова емкость революционного года.
Революции 1689 года, как и положено, предшествовали
12 лет межпартийной борьбы, начавшейся после смерти
Алексея Тишайшего, но гром грянул именно в 1689 году.
«Отношения к началу августа 1689 года стали до того
натянутыми, что все ждали открытого разрыва; но ни та ни
другая сторона не хотели быть начинающей, зато обе стара-
тельно готовились к обороне... приход к власти Петра летом
1689 года стал разрешением давно зревшего политического
кризиса, вызванного неестественным состоянием фактиче-
ского двоевластия» (С. Ф. Платонов).
К власти пришли Нарышкины, юный Петр I сделался са-
модержцем, его сестра Софья заключена в монастырь. Не
обошлось и без насилия, ведь страшная насильственная фаза
начинается с насильственной революции.
Насильственной была и вся революция 1917 года. Но был
очень важный нюанс – большевики пытались опираться на
технократический класс (пролетариат), и это во многом
определило их победу: ведь 144-летие, в котором соверша-
лась эта революция, – время создания индустриализирован-
ной, пролетаризированной державы. Теперь мы видим ре-
зультаты работы 72 лет: все население страны, включая и
жителей сельской местности, превращено в пролетариев
(рабочих), над которыми властвует класс технократов.
Четыре перечисленных революционных года претендуют
на самое большое значение в истории России. Воистину это
поворотные годы. Самые скромные события этих лет впо-
следствии многократно разрастаются, как вырастает боль-
шой кристалл, повторяющий форму своего зародыша.
Фактически все «темное время» в своих внешних прояв-
лениях копирует год революционный.
Революционный террор
Разрушение старого уклада, строительство нового невоз-
можно без насилия. Степень его может быть различной, но
неизменно активное сопротивление новым властям, что
очень хорошо объясняется очевидной противозаконностью
действий власти.
Очевидно, что главными действующими лицами в столь
жаркое время становятся «рыцари» сыска и надзора, начина-
ется разгул репрессий и т. д.
Во времена Ольги и Василия I эта сила была представлена
главным образом пирамидой различных наместников.
В Киевской Руси наместник (дружинник) получал во вла-
дение не землю, а определенный процент с государственных
доходов от этой земли. Вся пирамида наместников корми-
лась с «десятины». Естественно, что они были непосред-
ственно заинтересованы в максимальном охвате своим кон-
тролем населения. Тиуны рыскали везде, где можно, описы-
вая имущество, выслеживая недовольных и непокорных. В
Московской Руси Василий I создал еще более грозную пи-
рамиду – «кормленщиков». Московский боярин с уставной
грамотой приезжал в уезд, который создавался на новых
землях Москвы, и осуществлял там, как сказали бы теперь,
всю полноту власти. Но при этом он находился на «кормах»
данного уезда. Мандат «кормленщику» давался на один-два
года (о безукладность!), естественно, что за этот срок он
стремился максимально обогатиться, а это, кроме всего про-
5
чего, требовало активности, жесткости и доскональной ин-
формации.
Главным детищем Петра I была гвардия (цените политика
по созданным им структурам!). Два отборных полка, прак-
тически никогда не воевавших.
Сферой деятельности гвардейских полков оказалась по-
литика. Гвардия Петра была его опорой в борьбе за власть и
в удержании власти, она была его «кузницей кадров». Гвар-
дейские офицеры и сержанты выполняли любые поручения
царя – от организации горной промышленности до контроля
высшего генералитета.
Петр впервые ввел фискально-террористическую струк-
туру в законченные организационные рамки. Были, напри-
мер, созданы «майорские сыскные канцелярии». В 1715–
1718 годах образовалась целая сеть этих гвардейских след-
ственных органов, подотчетных только Петру и возглавляв-
шихся лично ему преданными лицами.
Кроме того, вместе с Сенатом был создан и институт фис-
калов – государственных контролеров. (Подробнее об этом в
работе Якова Гордина «Власть и гвардия».)
Ну и, конечно, наш ГУЛАГ. ВЧК была создана в декабре
1917 года (не главное ли это событие революционного го-
да?). Дальнейшие трансформации этой организации только
усиливали ее. Уже к 20-м годам ОГПУ обладало властью
большей, чем ВКП(б), а уж к 30-м годам карательные орга-
ны царили надо всем, уничтожив своих конкурентов.
Власть репрессивных организаций была безгранична.
Огромная часть строительства, промышленности и даже
науки контролировалась системой ГУЛАГа. Незначительное
понижение степени контроля над армией было во время
войны. Но после войны вожжи были снова натянуты.
Но пожалуй, главной властью означенных органов была
власть над душами людей. Повальное доносительство, бди-
тельность как девиз жизни, всеобщее недоверие и подозри-
тельность.
Ураган, поднимаемый во второй фазе, свергает былых
кумиров и возносит новых. Князь Святослав брал в свою
дружину любого, не обращая внимания на звание и титул,
но только на способности.
Летописец писал о Думе Василия I, что «не было больше
в Думе княжеских старых бояр и обо всех делах начали со-
ветоваться молодые».
«В эпоху Петра старое московское дворянство пополняет-
ся из всех слоев общества, даже из иноземцев, людьми раз-
ных чинов... «Табель о рангах» 1722 года широко открывает
этим «разночинцам» служебные двери в «лучшее старшее
дворянство» – так писал Ключевский.
Что же тогда говорить о времени, созданном 1917 годом?
И гражданская война, и коллективизация, и индустриализа-
ция подняли к управлению жизнью людей с самых низов,
если не сказать «со дна». Этот процесс не мог не сопровож-
даться уничтожением дворянства, казачества, интеллекту-
альной элиты дореволюционного времени.
Связь времен исчезает. Ничто не должно напоминать о
прошлом. Ольга принимает христианство, открывая путь к
крещению Руси. Святослав хочет перенести столицу госу-
дарства из Киева в Переславль на Дунае. При Василии I бы-
ло изменено летосчисление; вышли из употребления старые
славянские имена; Русь впервые познакомилась с водкой.
При Петре I перенесена столица, изменено летосчисление,
принята другая азбука, подвергся ревизии образ жизни,
вплоть до одежды и рациона, появились новые праздники.
«Рубили» окно в Европу, но рубили по живому.
После 1917 года вновь переносится столица, вновь меня-
ются летосчисление и азбука. В употребление входят новые
имена, сплошь и рядом переименовываются города. Разру-
шаются храмы. Страна меняет облик до неузнаваемости. А
ведь сколько энергии на все это требовалось! Видно, велика
была сила ненависти к прошлому.
Во все перечисленные правления идут бесконечной чере-
дой войны, люди перемещаются с насиженных мест – доста-
точно вспомнить сталинские «переселения народов».
Насилие, однако, не является привилегией лишь волевых
рывков. В любом 144-м периоде вторая фаза всегда окраше-
на насилием. В частности, правление Ивана Грозного и вве-
дение опричнины также приходятся на вторую фазу, хотя и
в ортодоксальном (восточном) 144-летии.
Вождь. Бог. Тиран.
Столь радикальные изменения, столь глобальное самоот-
речение народа невозможны в обычном, здравом состоянии.
Это происходит, когда нация в возбужденном состоянии,
почти в психозе, который чем-то сродни массовому гипнозу
(не на это ли намекал нам Михаил Булгаков в своем романе,
описывая вечер в небезызвестном варьете?). Но гипноз тре-
бует гипнотизера. Петр I и Ленин, безусловно, были тако-
выми. Но дело даже не в конкретных личностях, а в том, что
народ ждет прихода такой личности. Лишаясь родных отцов
и матерей, связи с родом-племенем, народ ищет единого от-
ца. Вождь становится богоподобным. И здесь не важно, что
он мал ростом, сухорук, что у него рябое лицо, этого никто
не видит, как не замечаются и грубые политические просче-
ты или трусость и глупость. Что же касается жестокости, то
она даже становится желанной. Таковы исторические зако-
ны.
Любовь к вождю слепа. Но в ней нет обмана. Вождь ста-
новится воплощением народного идеала. Он не представляет
интересы господствующего класса, поскольку такового еще
нет, он напрямую связан с народом. От такого отца родного
чего только не стерпишь.
«Когда князь Святослав вырос и возмужал, то начал
набирать воинов многих и храбрых, водя легко, как барс,
много воевал. Идя в поход, возов с собой не возил, шатра у
него не было, а спал он на конском потнике, подложивши
седло под голову; так вели себя и все его воины».
Ну а царь-плотник Петр I в этом смысле, пожалуй, просто
уникален. Его «хождения в народ» были беспрестанны, и,
конечно, это не было политическим расчетом – император
находится в гармонии со своим временем.
Вспомним пресловутую ленинскую простоту, да и Сталин
не был любителем чрезмерной роскоши.
Вожди нечеловечны, а потому склонны и к детоубийству.
Не спас своего сына Сталин, убил своего сына Петр I. (Дру-
гой детоубийца – Иван Грозный – также из второй фазы).
Окончание второй фазы отмечается, как правило, смер-
тью вождя, и страна встречает ее в шоке, унынии и слезах.
«Очевидцы, свои и чужие, описывают проявления скорби,
даже ужаса, вызванные вестью о смерти Петра», – пишет
Ключевский.
Теми же словами можно сказать о смерти Ленина и осо-
бенно Сталина. Реакция на смерть полубога...
Маскировка. Затемнение
Все четыре фазы каждого волевого рывка имеют одну и
ту же суть, и в этом смысле 144-летний рывок – цельное ис-
торическое событие, хотя внешнее проявление глубинных
процессов всякий раз меняется. В первой фазе – старый
уклад, в четвертой фазе – новый уклад, а во второй и третьей
фазе – некий фальшивый, маскировочный псевдоуклад,
псевдопорядок. Причем, как уже говорилось, эта маскировка
затемняет истинный смысл происходящих изменений.
Например, пролетарская революция, породившая 72 года так
называемого социализма, в конечном счете привела лишь к
6
количественному преобладанию пролетариата. В остальном
же рабочий класс становится максимально закрепощен, не-
самостоятелен и чрезвычайно далек от реальной власти.
Выявление смысла этого маскировочного языка фактиче-
ски и есть главная задача при изучении темного времени.
Маскировочный образ настолько силен, что в него верят
даже внутри государства, мир же просто не сомневается в
его долговечности. Вот почему окончание 72 темных лет во-
левых рывков соседи или даже все мировое сообщество
встречают возгласом: «Проморгали!»
Маскировку темных лет можно понимать и буквально.
Василий I и Василий II действительно спрятались между
Дмитрием Донским и Иваном III, все лавры победы над чу-
жеземным игом и становление московского царства оставив
им.
Ни Василий I, ни Василий II не возглавляли военные по-
ходы. Если Москва подвергалась какому-нибудь нашествию,
то они уезжали в спокойное место. Василий I возобновил
выплату дани татарам и скромно занимался делами Северо-
Восточной Руси, оставляя своему тестю, великому князю
Витовту, вершить судьбы «Всея Руси». При Василии II Се-
веро-Восточная Русь вообще погрязла в усобице.
Образ слабой политики вводил в заблуждение всех. Одна-
ко за этой ширмой шли очень мощные процессы, династия
была сохранена, единство было достигнуто, государствен-
ный интерес окреп и затмил все иные интересы, и при Иване
III это дало замечательные плоды.
Маскировочный образ петровской России, как послушно-
го ученика культурной Европы, думается, был очень убеди-
тельным. «Онемечивание» России шло столь стремительно и
мощно, что ко времени правления Петра III никто не сомне-
вался в том, что у России нет ни своих интересов, ни своих
амбиций. 72 года она добросовестно играла роль младшей
сестры Европы, предоставляла свою армию для разрешения
европейских споров, ничего не требуя взамен. Россия с ис-
кренней верой хотела войти в Европу, стать стопроцентным
европейским государством.
Но вот кончилось «темное время», смыт грим, и изумлен-
ная Европа видит свергнутого Петра III, всесильную гвар-
дию, мощное насквозь военизированное государство, а во
главе его императрицу, обладающую абсолютно независи-
мым от чьего-либо влияния мышлением.
Особая тема – это разговор о так называемой диктатуре
пролетариата и «развитом социализме». 72 года Советской
власти совсем недавно окончились, и жизнь еще должна до-
казать положения нашей теории. В любом случае образ
«империи зла», в который крепко поверил Запад, – это чи-
стая маскировка, абсолютная липа. Мы не злые. Страдания
темного времени не опустошили и не озлобили нас, они
лишь отучили нас от сытой и самодовольной жизни, сделали
менее зависимыми от жизненных благ. Образ вооруженного
до зубов, агрессивного монстра вскоре растает как снег. Да,
но что же останется? Останется индустриальный гигант с
полностью технократизированным населением и колоссаль-
ным интеллектуальным потенциалом.
Очень скоро окажется, что к предстоящей всемирной
схватке за информационное господство лучше всех готова
именно Россия. Вот так, под прикрытием ракет и танков, со-
здавалось, может быть, самое пацифистское общество в ми-
ре.
Номенклатура
Маскировка и безукладность – общие для всех 72 лет, для
всего темного времени черты. Однако вторая и третья фазы
достаточно хорошо различимы. Власть репрессивных орга-
нов во второй фазе сменяется властью бюрократии в треть-
ей. И это правило действует не только в волевых 144-летиях,
но и во всех других. Вторая фаза всегда насильственная,
третья – всегда бюрократическая.
981–1017. Дружина при Владимире не столько осталась
военной силой, сколько превратилась в «совет министров»
при князе. Он обо всем советовался с ней. Решения прини-
мались коллегиально.
«Если бы дурен был закон греческий, то бабка твоя Ольга
не приняла бы его, а она была мудрее всех людей», – напут-
ствовали старшие дружинники Владимира в его греческий
поход.
1425–1461. Московские бояре после смерти Василия I
стали проводить самостоятельную политику по защите ма-
лолетнего князя Василия II, вступили в борьбу за великое
княжение.
1725–1761. В империи речь уже о гвардии. Историк Яков
Гордин пишет в статье «Власть и гвардия»: «Первое само-
стоятельное выступление гвардии как политической силы
произошло сразу же после смерти первого императора». А
стало быть, сразу, как началась третья фаза – добавим от се-
бя.
Смерть Сталина, случившаяся день в день по историче-
ским часам, очень быстро продвинула вперед партийную
номенклатуру. ГУЛАГ начал рассыпаться. Шаг за шагом
крепла власть мощного бюрократического аппарата, сначала
защитившего своего ставленника – Хрущева, а позже безжа-
лостно его сместившего.
Кулуарная, аппаратная борьба, интриги, заговоры – вот
стиль, пришедший на смену террору. Так было при князе
Владимире, так было при Василии II.
1425–1461. Регентский совет: Софья Витовтна, боярин
Всеволожский, митрополит Фотий. Именно с регентским
советом вступил в борьбу за власть, за великое княжение
сын Дмитрия Донского Юрий Дмитриевич и его сыновья
Василий Косой и Дмитрий Шемяка. Московская усобица
длилась несколько десятилетий. Это были не открытые во-
енные действия, а интриги, разорение уделов соперников,
насылание кочевников на эти земли, ослепления, отравле-
ния, заточения и проч. Коалиции в процессе этой борьбы со-
здавались и разваливались, были князья-перебежчики, кото-
рые торговали своим словом – кто больше заплатит.
1725–1761. В Российской империи послепетровский пе-
риод попросту называется «эпохой дворцовых переворотов».
1953–1989. «Мудрая политика КПСС», разумеется, также
не обошлась без череды загадочных убийств, самоубийств,
бесконечных интриг, альянсов и мезальянсов. Власть По-
литбюро по-своему уникальна, всех подробностей механиз-
ма власти этого коллективного мозга мы не знаем и по сию
пору.
Однако бюрократизация – не самоцель. Цель иная, куда
более значительная: вовлечь в бюрократическую, а стало
быть, в государственную систему все население страны.
Всех поголовно сделать государственными людьми, искоре-
нить всякую попытку противопоставления себя государству.
В каком-то смысле это время не менее страшно, чем преды-
дущие насильственные 36 лет. Там можно было сломаться
из страха за жизнь. В бюрократические годы реальной угро-
зы жизни не было, сопротивление гасилось ощущением бес-
перспективности и бессмысленности бунта.
В третьих фазах есть свой размах и широта. Поголовное
огосударствление народа требует массовых кампаний.
981–1017. Такой кампанией было массовое переселение
славян на южные рубежи. Но главным событием подобного
рода во времена Владимира было, безусловно, крещение Ру-
си. Размах действа был грандиозен. Брали штурмом города,
разрушали языческие капища, «отбирали детей у лучших
граждан и отдавали их в книжное учение» – описывал все
это историк С. М. Соловьев.
7
А «богатырское застолье» тех лет стало легендарным.
Каждое воскресенье задавал Владимир пиры своей дружине,
где все ели серебряными ложками. Аскетизм вышел из мо-
ды, появляется дистанция между народом и вождем, про-
стые люди на княжеские пиры не допускались. Исчезает бо-
жественный ореол князя.
1425–1461. Времена Василия II – времена усобицы, одна-
ко» и пиры были, и пышные свадьбы, и долгие богомолья.
Нередко родственные встречи на пирах и свадьбах станови-
лись поворотными моментами в усобице. Так, ссора из-за
пояса Дмитрия Донского на свадьбе Василия II привела к
коренной перестановке в противостоящих партиях. Дмитрий
Шемяка захватил и ослепил Василия II, когда тот совершал
богомолье.
1725–1761. Череда императриц третьей фазы. «Вырвав-
шись из бедной митавской трущобы на широкий простор
безотчетной русской власти, она (Анна Иоанновна. – Авт.)
отдалась празднествам и увеселениям, поражавшим инозем-
ных наблюдателей мотовской роскошью и безвкусием» (В.
О. Ключевский).
«... С правления царицы Софьи никогда на Руси не жи-
лось так легко, ни одно царствование до 1761 года не остав-
ляло по себе такого приятного впечатления... нескончаемой
вереницей потянулись спектакли, увеселительные прогулки,
куртаги, балы, маскарады, поражавшие ослепительным
блеском и роскошью до тошноты», – писал историк о вре-
мени Елизаветы.
И это веселье уже не для простых, петровское панибрат-
ство кончилось.
Хрущевско-брежневское застолье было, может, и по-
скромнее, да стол был длиннее. Номенклатура была огромна
– и с большими аппетитами. Много водки утекло.
Но размах присутствовал не только в застольях и увесе-
лениях. Мы полетели в космос, перекрыли Енисей. Размах
проектов рос, дошло уже до поворота рек. Задача технокра-
тизации всех ресурсов была выполнена на сто процентов. По
цифрам мы вышли на первые места. И конечно, много бес-
толковщины натворено в этой гонке. Но на то и существует
четвертая фаза, чтобы все упорядочить.
Несмотря на довольно сносное житье и глобальный раз-
мах третьей фазы, остается от нее все же ощущение прими-
тивности и туповатости. Не блистал талантами Василий II,
убогое впечатление оставила Анна Иоанновна и ее Бирон, не
блистал интеллектом Брежнев. Да и не в них дело. Власть
бюрократии, власть серой массы – вот откуда это ощущение.
Серые начинают и выигрывают – таков девиз эпохи. Но
именно эта эпоха – время вызревания великих идей золотого
века.
Подготовка золотого века
К концу темного времени мир по-прежнему видит фаль-
шивую картинку, маску. Да и в самом деле, и пьянство, и
сонная одурь продолжаются. Внутри же начинается прозре-
ние, новые силы уже выходят к старту, тщательно затачивая
соответствующее предстоящим сражениям оружие.
Длительное возмужание в условиях тотального запрета
готовит мощных бойцов. Длительное интеллектуальное за-
творничество дает уникальные плоды. Сколько прочитано в
годы застоя, сколько передумано, переговорено!..
Кабы не застой, все мы давно бы реализовались, но по ка-
кой-нибудь мелочи. Бесконечная перекристаллизация за-
претного времени ведет к укрупнению кристаллов мысли и
дела.
Подготовительный характер третьих фаз замечен многи-
ми исследователями.
Соловьев приводит слова летописи: «подобно тому, как
если бы кто-нибудь распахал землю, а другой посеял, а иные
стали бы пожинать и есть пищу обильную, так и князь Вла-
димир распахал и умягчил сердца людей, посвятивши их
крещением; сын его Ярослав насеял их книжными словами,
а мы теперь пожинаем, принимая книжное учение...» «Вла-
димир не читал сам священных книг, он мог только слушать
Священное писание; сын его Ярослав сам читал книги, был
представителем нового поколения грамотных христиан, вы-
ученных при Владимире, которые могли находить для себя
утверждение в вере, в книгах священных...» (С. М. Соловь-
ев.)
Это поколение «грамотных христиан» и приведет к рас-
цвету Киевскую Русь во времена Ярослава Мудрого.
О Московской Руси времени Василия II пишет историк А.
А. Зимин: «Бояре возглавляли государев двор как военно-
административную корпорацию. Они выполняли отдельные
общегосударственные поручения... Постепенно у них скла-
дывается круг функций, который станет традиционным в
более позднее время... Именно двор стал организатором по-
бед Василия II и кузницей кадров для администрации рус-
ского государства».
Ну а подготовительное значение царствования Елизаветы
отметили без исключения все историки. Приведем то, что у
Соловьева: «Время Елизаветы подготовило многое для бле-
стящей деятельности Екатерины и внутри, и вне России. Та-
ким образом, историческое значение времени Елизаветы
определяется его подготовительной ролью по отношению к
следующей эпохе...»
И были названы, наконец, благословенные хрущевско-
брежневские времена. Те, кто презрительно, образован щи-
ной, стали теперь огромным и мощным классом, готовым
возглавить страну.
Именно в номенклатурные времена росло и росло произ-
водство; несколько книжных бумов превратили страну в
бесконечную домашнюю библиотеку; все увеличивался вы-
пуск фильмов и выпуск инженеров. Времена эти не дали
лишь одного – качества. Теперь пришла пора вершинного
творчества – ненужное придется зачеркнуть.
Все мы вышли из темного времени, однако это не значит,
что мы не должны бороться с его тенями.
Окончание темного времени заставило Ярослава идти на
Киев (1018), чтобы отвоевать право на великое княжение.
Окончание темного времени (1462) заставляет Василия II
впервые показать себя мощным самодержцем. Окончание
темного времени (1762) убило Петра III и поставило на вер-
шину власти Екатерину II. Окончилось и наше «темное вре-
мя» (1989). Что же происходит с нами последние годы?
Коммунистическая перестройка внезапно становится демо-
кратической. Незыблемая в течение 72 лет коммунистиче-
ская маска от легкого дуновения ветра времени растворяется
в небытие.
У государства и его народа разные судьбы. Судьба народа
трагична и бесхитростна. Судьба государства блестяща и
лукава. 72 года государство просто водило народ за нос. Те-
перь наступает время прозрения, время слияния государ-
ственного и народного интересов. Забудем былые обиды.
Государство – это мы. Нас ждет золотой век. О нем и пого-
ворим дальше.
Время собирать камни
144 года – таков срок решения любой исторической зада-
чи в жизни России. Быстрее не решить, но и дольше ждать
не приходится. Главное – пройти как положено три фазы и
добраться до четвертой. В истории России был уже период с
оборвавшимся на полдороге циклом (1801–1873), но были и
шесть законченных циклов, три из них шли по ритму Восто-
ка (революции в годы Быка) и три по имперскому ритму (ре-
волюции в годы Змеи). В начале XXI века заканчивается
8
четвертый имперский цикл (начавшийся в 1881 году), и ре-
зультаты двухвекового развития очень скоро предстанут
нашим глазам.
Всю вторую эпоху развития человечества, а это 16 веков,
именно империи (государства, чья история развивается по
имперским циклам) являются центром мира, лишь в них (на
западе они или на востоке – не важно) правда времени. Та-
ким образом, Россия как последняя крупная мировая импе-
рия в начале XXI века подведет итог не только своему 1000-
летнему развитию, но и всему развитию человечества в ис-
торической (второй) эпохе.
Обо всем этом необходимо помнить для того, чтобы по-
нять, что сравнительное описание трех заключительных
(четвертых) 36-летий трех имперских циклов не даст нам
полного представления о масштабах наступающих времен.
Однако оценить степень ожидающего нас величия мы смо-
жет.
Величие, слава, триумф
Четвертые 36-летия имперских циклов внешне похожи
чрезвычайно, их легко выделить в череде исторических пе-
ремен. Единый властитель, единый порядок, стабильность
власти, громкие победы, решение всех мыслимых проблем и
одновременно грандиозные планы на будущее. Убедимся в
этом путем краткого их обзора.
1017–1053. Таковы в нашей теории годы четвертой фазы
первого имперского цикла. 1019–1054 – сроки правления
Ярослава Мудрого. Заметим, что после Ярослава наступает
бесконечная череда коротких правлений, разборов, разделов
и т.д.
1461–1497. Таковы в теории годы четвертой фазы второго
имперского. цикла. 1462–1505 – сроки правления Ивана III
Великого. И вновь после Ивана III идут сомнения, раздоры,
нет твердой власти, длительного единого правления...
1761–1797 – четвертая фаза третьего имперского цикла.
1762–1796 – время правления Екатерины II Великой. После
нее – убийство Павла, декабрьское восстание, общественное
оцепенение...
Таким образом, четвертые фазы имперских циклов на ис-
торической шкале видны даже при поверхностном взгляде.
35 лет Ярослава, 43 года Ивана III, 34 года Екатерины II.
Лучше них, пожалуй, никто и не правил. И имена соответ-
ствуют – Мудрый, Великий, Великая.
«Блестящий век, покрывший Россию бессмертной, все-
светной славой ее властительницы, время героев и героиче-
ских дел, эпоха широкого, небывалого размаха русских сил,
изумившего и напугавшего вселенную», – писал о временах
правления Екатерины II В. О. Ключевский. Не было ли здесь
преувеличения? Пожалуй, если учесть, что вселенная в то
время ограничивалась Европой и что XIX век, полностью
подчинившийся Британии, был еще впереди.
А вот если эти же слова перенести на предстоящие нам
годы, то никаких сомнений – здесь преувеличения уже не
будет. При Екатерине II решались вопросы русских границ с
Турцией, Швецией, Польшей. Теперь вопросы уже действи-
тельно мировые, вселенские: Китай, Индокитай, Ближний
Восток.
Триумф внешней политики
Запад осуществляет экономическую экспансию. Восток
осуществляет экспансию идеологическую. Каждый экспор-
тирует то, в чем силен. И сколько бы ни говорили, что поли-
тическая экспансия неблагородное дело, можно доказать,
что она благо, если исходить от Империи, а не из стран Во-
стока или Запада. Политическая экспансия оправданна лишь
в то время и в том месте, где власть слишком слаба или во-
обще отсутствует. Направление политической экспансии
Империи – почти всегда восток.
Сильная экономика умирает без мощного товарного экс-
порта, также и сильная политика невозможна без значитель-
ного перевеса внешних политических интересов над внут-
ренними. Внутренний порядок в Империи всегда основан на
всеобщем увлечении внешними делами. Особенно же ярко
эти, в общем-то очевидные, истины проявляются в четвер-
тых фазах имперских циклов, когда реализуются самые сме-
лые планы.
1017–1053. У Карамзина читаем: «Ярослав заслужил в ле-
тописях имя государя мудрого; не приобрел оружием новых
земель, но возвратил утраченное Россиею в бедствиях меж-
доусобия... Внешняя политика Ярославова была достойна
монарха сильного: он привел Константинополь в ужас за то,
что оскорбленные россияне требовали и не нашли там пра-
восудия; но, отомстив Польше и взяв свое, великодушной
помощью утвердил ее целость и благоденствие... Мы сказа-
ли, что Ярослав не принадлежал к числу завоевателей; одна-
ко ж вероятно, что в его княжение область Новгородская
распространилась на восток и север. Жители Перми, окрест-
ностей Печорских, Югра были уже в XI веке данниками
Новгородскими... завоевание столь отдаленное не могло
вдруг свершиться, и россиянам надлежало прежде овладеть
всеми ближайшими местами Архангельской и Вологодской
губерний...»
Итак, успех везде – колонизация на Севере, укрепление и
выравнивание отношений с Византией, ну и, конечно, поль-
ский вопрос, который, видимо, решать России всю свою ис-
торию. А Ярослав не только вернул русские земли, захва-
ченные поляками, но посадил на королевский престол свое-
го ставленника – короля Казимира. И, наконец, Ярослав
полностью устранил опасность набегов кочевников: в 1036
году он разгромил печенегов под Киевом, и они больше не
тревожили русские рубежи.
Политическая мощь и воля Киевской Руси во времена
Ярослава всюду сеяли мир, покой, а одним из важнейших
видов политической экспансии стали династические браки,
связывающие родственными узами Русь с Польшей, Норве-
гией, Венгрией, Францией, Византией, Саксонией и т. д.
Не менее впечатляюще выглядит внешняя политика Ива-
на III Великого.
1461–1497. Историк Ю. Г. Алексеев писал о ней: «Для
стратегии Ивана Васильевича характерно стремление дей-
ствовать на разных направлениях, на широком фронте с ко-
нечной целью выхода к главному политическому центру
противника. С таким размахом военных действий, с такой
постановкой задач, с таким упорством в их достижении мы
встречаемся в русской истории впервые».
В результате этой стратегии вассалом Москвы стало Ка-
занское ханство; было окончательно сброшено татаро-
монгольское иго («стояние на Угре», 1480); разбиты войска
Ливонского ордена. И это все несмотря на то, что Русское
государство стояло перед реальностью войны на три фронта:
Литва, орден, Орда.
Мощь Москвы была столь велика, что Иван III поставил
задачу объединения вокруг нее всех православных земель в
пределах древнерусского государства. Две войны с Великим
княжеством Литовским положили начало этому процессу –
православное население переходило на территорию Русско-
го государства.
Была поставлена и решена на данном этапе и новая задача
– выход к Балтийскому морю и участие в морской торговле
без посредников.
Второй брак Ивана III с наследницей византийских импе-
раторов Софьей Палеолог утвердил политическое могуще-
ство Русского государства. «Цесаревна, как наследница
павшего византийского дома, перенесла его державные пра-
9
ва в Москву, как в новый Царьград, где и разделяет их со
своим супругом» (В. О. Ключевский).
1761–1797. Так же, как и при Ярославе и Иване III, при
Екатерине II, казалось бы, идет сражение со всем миром.
Россия перестала быть чьим-то постоянным союзником, ее
политика сделалась абсолютно самостоятельной. Риск был
велик – сумей Европа объединиться против России, при-
шлось бы тяжко. Но разъединенная Европа, как заворожен-
ная наблюдала фантастический парад российских побед.
Может быть, позволили именно потому, что не верили в си-
лу русского оружия, в реальность российской национальной
политики – ведь все «темное время» (1689–1761) не было
заметно ни силы, ни самостоятельности России. Но и Ру-
мянцев, и Суворов, и Ушаков одерживали свои победы над
многократно превосходящим противником.
«Екатерина отвоевала у Польши и Турции земли с насе-
лением до семи миллионов душ обоего пола, так что число
жителей ее империи с 19 миллионов в 1762 году возросло к
1796 году до 36 миллионов», – писал В. О. Ключевский.
Дело, конечно, не в новой географии России, а в том, что
на всех своих границах она обрела гарантированное спокой-
ствие. Отныне ей больше не грозят ни Турция, ни Польша,
ни Швеция. Будущее покажет, что врагу России придется
идти к ней издалека.
И все же ошибается тот, кто отнесет имперские успехи на
счет грубой военной силы. Нет, это была победа всего
нового и передового и в военном искусстве, и в диплома-
тическом. В четвертой фазе империя оказывается впереди
всех, и в конце концов наступает доминирование во всех
сферах. Князь Безбородко, завершая свою дипломатическую
карьеру, говорил молодым русским дипломатам: «Не знаю,
как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без
позволения нашего выпалить не смела». Увы, как только
имперский цикл закончился (1797), политическая мощь Рос-
сии стала падать, контрольный пакет политических акций
перешел к Британии на весь XIX век, когда все войны закан-
чивались к ее пользе.
Что касается XX века, то контроль над миром вновь осу-
ществляет Россия (СССР). Все войны, революции, противо-
стояния свершались и, главное, завершались к пользе Рос-
сии, приводили ко все большему ее политическому присут-
ствию в мире. Влияние России распространилось на те реги-
оны, где раньше и имени ее не знали. Не только Ближний
Восток, но и Африка, Латинская Америка, а фактически весь
мир стал сферой российских интересов. Однако истинную
свою мощь Россия явит лишь в четвертой фазе нынешнего
имперского цикла (1989– 2025), то есть в ближайшие деся-
тилетия. Внешняя политика, свободная от идеологических
догм, станет и мощней, и честней, и полезней для всего ми-
ра, чем она была в предыдущих имперских циклах. Самое
сложное здесь – как можно точней определить, кто нуждает-
ся в нашей политической помощи, а кто сам справится со
своими проблемами. Скорее всего, ни балканский, ни ближ-
невосточный, ни афгано-пакистанский узлы без России раз-
вязаны не будут. Это на ближайшие годы. А впереди (при-
мерно 2009 год) маячит сверхмощный китайский кризис,
разрешить который предстоит также России. Наш тотали-
тарный двойник (США) к этому времени будет чрезвычайно
слаб (нижняя точка – 2005 год).
Не следует думать, что разрешение всех этих конфликтов
неизбежно потребует участия армии. И хотя гарантировать,
что армия не потребуется, мы не можем, все-таки главную
роль в распространении благотворного российского влияния
будет играть не армия, а информационная мощь, диплома-
тия, наука, коммуникации, индустриальная помощь, в конце
концов.
 Освобождение
Уже не один век существует целый пакет заблуждений
относительно всесилия денег, главенства экономики, пред-
почтительности рынка и т. д.
По этой логике, в войне побеждают те, у кого больше де-
нег на войну. По этой же логике, политическая мощь – след-
ствие внутреннего богатства. История многократно опровер-
гала эту логику, наиболее мощная политика у империй осо-
бенно в четвертой фазе, но ни богатства, ни какого-то чрез-
мерного изобилия, ни народного благоденствия не наблюда-
ется. Как объяснить этот парадокс?
Дело в том, что в империи силы всегда сконцентрирова-
ны. Так, от Алексея Тишайшего до Екатерины II все было
подчинено одному – построению военного государства. Вот
почему еще задолго до своих великих побед, в 1763 году,
Екатерина говорила: «У меня лучшая армия в целом мире...»
Аналогичная ситуация сегодня. От Александра III до
наших дней Россия строила мощную государственную ин-
дустрию, и только ее, забросив все остальное. На счету этой
индустрии (не путать с экономикой) победа в великой войне,
когда против нашей молодой индустрии сражалась инду-
стрия всей Европы (кроме Британии, в Европу не входящей);
создание космического комплекса, энергетической, транс-
портной и прочих систем. И сейчас мы можем с екатеринин-
ской уверенностью сказать: «У нас лучшая индустрия в ми-
ре...» И не беда, что как у Екатерины поначалу не было де-
нег на содержание армии, так и у нас пока не хватает денег
на содержание нашей гигантской индустрии.
Наша индустрия никогда не была связана по рукам и но-
гам рыночной необходимостью выпускать только ширпо-
треб и могла сконцентрироваться на действительно важных
и крупных делах. Теперь требуется лишь одно: развязать ру-
ки ведущему классу – технократии.
Вернемся в екатерининские времена. Еще не произошел
переворот, у власти незадачливый муж Екатерины Петр III, а
уже произнесено главное слово четвертой фазы: «Дворянам
службу продолжать по своей воле, сколько и где пожелают».
В Манифесте 18 февраля 1762 года призналась «польза
службы и учения, которые устранили грубость и невежество
и укореняли благородные мысли, а потому нет необходимо-
сти принуждать дворян к службе». Разрешалось даже слу-
жить за границей(!).
Так что три фазы взращивают гомункулуса, а четвертая
освобождает его из реторты. В этом разгадка всех чудес чет-
вертой фазы.
Именно сочетание полной внешней свободы с сохранени-
ем внутренней преданности государству (а не себе лично)
дает высшие достижения всей мировой истории. Ключев-
ский писал по поводу екатерининского «Наказа»: «Государ-
ство в вас самих и в ваших домах, а не в казармах и канце-
ляриях, в ваших мыслях, чувствах и отношениях».
Государственная идея наиболее эффективна не в первой
фазе, когда она ощущается смутно и как бы подсознательно;
и не во второй, когда она навязывается насильственно; не в
третьей, когда от нее не дают избавиться и убежать; а имен-
но в четвертой, когда она становится осознанной необходи-
мостью.
Однако дело не только в осознании и неконтролируемом
добровольном служении государству. Абстрактной предан-
ностью не получишь столь мощных плодов.
Крестьяне служат дворянам, поскольку те служат госу-
дарству, но при освобождении дворян от службы и кресть-
яне вроде бы должны освободиться, но не тут-то было...
Екатерина II подумывала об освобождении крестьян, но
время для этого еще не пришло.
Аналогичные процессы можно видеть и сейчас. Техно-
кратия и рабочий класс – вот две стороны нашей жизни,
10
причем технократия получает свободу от прямой службы
государству. Теперь технократы вольны заниматься гумани-
тарными проблемами, коммерцией, вернуться на землю, да-
же «уехать за границу». Рабочий же класс по-прежнему при-
кован к квартире, зарплате, трудовой книжке, пенсии и т.д.
Сказанное касается только метрополии, а метрополия, ис-
тинная Россия – это то место, где стоят фабрики и заводы,
где есть аграрные территории, на которых производство ста-
ло поточным, а крестьянин превратился в служащего, проле-
тария.
Так и войдем в золотой век: химики, ушедшие в коммер-
цию, физики, занятые политикой. И математики, ведающие
идеологией... А что удивляться, разве не военный класс
(дворянство) в свое время создал великую литературу, да и
все остальное заодно.
Вот историк Сергей Платонов пишет о дворянстве: «Гра-
мотою 1785 года (в нашем цикле это будет 2013 год. – Авт.)
завершен тот процесс сложения и возвышения дворянского
сословия, какой мы наблюдаем на всем пространстве XVIII
века. При Петре Великом дворянин определялся обязанно-
стью бессрочной службы и правом личного землевладения,
причем это право принадлежало ему не исключительно и не
вполне. При императрице Анне дворянин облегчил свою
государственную службу и увеличил землевладельческие
права. При Елизавете он достиг первых сословных привиле-
гий в сфере имущественных прав и положил начало сослов-
ной замкнутости; при Петре III снял с себя служебную по-
винность и получил исключительные личные права. Нако-
нец, при Екатерине II дворянин стал членом губернской
дворянской корпорации, привилегированной и державшей в
своих руках местное управление».
То же, почти не меняя слов, можно будет со временем
сказать о технократии, директорском корпусе, конструкто-
рах, инженерах, ученых. Хотя, возможно, дело не только в
близости человека к заводу, а в особом способе работы с
информацией, так же как в дворянстве не все решали воен-
ные заслуги.
Мы еще не знаем истинного предназначения созданной у
нас индустрии. Несомненно, что ей предстоят задачи по-
крупнее запуска космических спутников, можно лишь пред-
положить, что главная ее задача – создание единого инфор-
мационно-транспортного обеспечения земного шара. Очень
важно, что в четвертой фазе главенствуют формализуемые
стихии, к которым относятся и армия, и информация, а еще
мультипликация, архитектура, право.
Право
Все, что так безоглядно разрушается во второй фазе, в
четвертой создается, но уже на новом уровне.
Вот, скажем, Петр I уничтожает столичное благолепие,
перенеся столицу, что называется, в болото, но уже в чет-
вертой фазе, при Екатерине II, новая столица приобретает в
полной мере столичный блеск.
Чего только не разрушили во второй фазе (1917–1953)
большевики – все на новом уровне восстановится в четвер-
той. В частности, во второй фазе уничтожаются старые за-
коны, наступает беззаконие, а в четвертой фазе, практически
все 36 лет, законы творятся. Причем законы эти не столько
для четвертой фазы (пока имперский цикл не кончился, за-
коны не работают), сколько на будущие времена.
1017–1053. Древнейшее собрание наших гражданских
уставов известно под именем «Русская правда». Карамзин
пишет: «Блестящее и счастливое правление Ярослава оста-
вило в России памятник, достойный великого монарха...
Ярослав... первый издал законы письменные на языке сла-
вянском».
 «Русская правда» законодательно закрепила все измене-
ния в славянском обществе, где на место родов и племен
пришли сословия.
«Бояре и тиуны княжеские занимали первую степень.
Люди военные, придворные, купцы и земледельцы свобод-
ные принадлежали ко второй степени; к третьей, или ни-
жайшей, холопи княжеские, боярские и монастырские, кото-
рые не имели никаких собственных прав гражданских».
В основном же в «Русской правде» содержались нормы
уголовного и гражданского права.
Эпохе Ярослава принадлежит и введение церковного суда
(святотатство, еретичество, волшебство, идолопоклонство).
1461–1497. После того как кончилась власть Орды (1480),
можно было вводить свои собственные законы. Первым
правовым актом единого Русского государства была Бело-
зерская уставная грамота (март 1488). Подобными грамота-
ми снабжались другие уезды Русского государства.
Все в этом документе было впервые: и установление точ-
ного размера «кормов» наместников; и запрет на произволь-
ные поборы; и точное определение состава наместнического
аппарата; и суд наместника впервые стал представитель-
ским, а не закрытым от простых граждан, которые получили
право подавать иск на наместника в случае его самоуправ-
ства.
И поистине грандиозным итогом законотворческого 36-
летия стал «Судебник», принятый в 1497 году.
Впервые узаконен центральный суд Русского государства
– суд бояр и окольничих, причем он вменялся в обязанность
боярину. Впервые же были официально запрещены взятки –
«посулы». Впервые точно фиксируется размер судебных
пошлин. Впервые введен принцип опроса представителей
местного населения в случае, когда против подозреваемого в
преступлении нет бесспорных улик.
«Судебник» практически приравнивал ранее почти бес-
правного холопа к крестьянину. Был установлен единый по
всему государству день выхода крестьян от помещика
(Юрьев день). «Судебник» впервые законно оформил новый
тип землевладения – поместье.
Любое новое приобретение Русского государства сразу
же входило в систему административного учета. Так,
например, после присоединения Великого княжества Твер-
ского его земли были сразу описаны по-московски в «сохи»
и обложены налогом.
1761–1797. Немалые достижения в сфере права произо-
шли во времена Екатерины II. Начиная с указа о вольности
дворянства в 1762 году и кончая уже павловским актом о
престолонаследии 5 апреля 1797-го – все 36-летие было
строительством и становлением нового правового порядка.
Императрица сама называла свое время «эпохой законобе-
сия» (особенно это относится к срединному 12-летию –
1773–1785 гг.).
Манифест 19 сентября 1765 года о государственном ме-
жевании «произвел великое потрясение умов и всех дере-
венских владельцев заставил непрерывно много мыслить и
хлопотать о своих земельных имуществах...» (В. О. Ключев-
ский).
Другой историк, С. Платонов, написал коротко и ясно:
«Екатерина II желала законности и порядка, беспорядок гос-
подствовал и в правлении, и в законодательстве».
Важнейшими, видимо, надо считать учреждения 1775 го-
да. «Губернские учреждения Екатерины II составили эпоху в
истории управления России», – писал Платонов.
И далее: «Таким образом, с 1775 года вся страна уже
управлялась дворянством от низу до верху. 1775 год дал
дворянству сословную организацию и административное
значение».
11
Ну и, конечно, жалованная грамота дворянству в 1785 го-
ду, ставшая «систематическим изложением ранее существо-
вавших прав и преимуществ».
Напомним, что в четвертой фазе, как и во всем имперском
цикле, все еще идет не по закону, а по правде жизни, законы
создаются для будущего, когда правды уже не будет, но
останется лишь ее закон. Вспомним «Наказ» Екатерины II,
который был составлен для Комиссии об Уложении, осно-
ванной в 1767-м (шестом году четвертой фазы). Вспомним,
что немало передовых идей западных мыслителей вошло в
«Наказ» и что через год под предлогом начала Турецкой
войны работа комиссии была прервана.
Так что нас, живущих в четвертой фазе имперского цикла,
ждут еще долгие годы законотворчества, а отнюдь не один-
другой месяц на принятие конституции. Западные идеи у нас
не привьются, не будет у нас пока и работающего парламен-
та. Законы создаст сама жизнь, задача властителей их зафик-
сировать. Это будет самое передовое и самое современное
право на земле, и немудрено, что оно станет образцом для
большинства стран мира. Окончательно же сформируется и
заработает это право лишь к 2025 году, хотя в целом уже бу-
дет существовать к 2013-му.
Строительство
Во вторых фазах разрушаются не только право, мораль,
литература, философия, но и вполне реальные физические
объекты. (Стоит ли напоминать о невероятном числе разру-
шенных с 1917 по 1953 год храмов, памятников архитекту-
ры, монументов и т.д.).
В четвертой фазе все восстанавливается, строится заново.
1017–1053. До крещения Руси сколько-нибудь значитель-
ных архитектурных сооружений у нас не было. При Яросла-
ве Мудром был создан Печорский монастырь, ставший ду-
ховным центром Киевской Руси, построена Святая София –
главное церковное и общественное сооружение Киевской
Руси (заложен собор в 1037 году). Софийский собор в Нов-
городе сооружен в 1045–1050 годах.
Киев времен Ярослава заслужил название второго
Царьграда за красоту своих церквей, домов, княжеских по-
коев. По всему государству развернулось каменное строи-
тельство, шла закладка новых городов. Об этом написано
много, есть что почитать.
1461–1497. Архитектурный бум Ивана III Великого тоже
достаточно описан. Вновь, как и при Ярославе Мудром, ар-
хитектура как бы отражала политические изменения в госу-
дарстве. Статус Москвы, как столицы единого Русского гос-
ударства, требовал соответствующего ее облика. Началось
на новом уровне собирание камней. Строится митрополичий
центр – Успенский собор (1475–1479). Возглавил строитель-
ство Аристотель Фьораванти, приглашенный на баснослов-
ное жалованье (10 рублей в месяц; целую деревню можно
было купить за 2–3 рубля). Он же строил Благовещенский
собор (1484–1489), Грановитую палату (1487–1491) и другие
объекты Кремля, который в обновленном виде на многие ве-
ка стал символом России.
Обновлялись и старые города, закладывались новые. В их
возведении участвовали великие архитекторы мира.
«Столица Русского государства приглашала и привлекала
мастеров со всей Европы. Приезжали мастера «стенные и
полатные», пушечные и серебряных дел, приехал даже «ор-
ганный игрец», августинский монах, вскоре женившийся в
Москве и принявший православие», – пишет Ю. Г. Алексеев.
Об этом времени говорил Н. М. Карамзин: «Иоанн, чувствуя
превосходство других европейцев в гражданских искус-
ствах, ревностно желал заимствовать от них все полезное,
кроме обычаев, усердно держась русских...»
 Но и в эпоху Екатерины II, несмотря на многочисленные
войны и далеко не сладкое житье народа, строительство
приняло общенациональный масштаб. Особый блеск приоб-
ретала столица. Обратимся снова к В. О. Ключевскому, пи-
савшему о Екатерине II: «Она хотела стоять в уровень с ум-
ственным и художественным движением века. Санкт-
Петербургский Эрмитаж со своими картинами, ложами Ра-
фаэля, тысячами гравюр, камей – монументальный свиде-
тель ее забот о собирании художественных богатств, а в са-
мом Петербурге и его окрестностях, особенно в Царском
Селе, сохранились еще многие сооружения работавших по
ее заказу мастеров – Тромбара, Кваренги, Камерона, Кле-
риссо, Чевакинского, Баженова и многих других».
Разумеется, что-то строилось и во вторые и третьи фазы
(при Петре I – Петергоф, при Сталине – Университет на Ле-
нинских горах и т. д.), однако именно в четвертой фазе
строительство наиболее развито, широко и органично. Во
второй же фазе, как уже говорилось, больше разрушается,
чем строится, и «великие стройки» часто заканчиваются
провалом, как, например, строительство Дома Советов.
Три раза строилась столица России, каждый раз новая –
Киев, Москва, Санкт-Петербург. Поскольку четвертой сто-
лицы у нас не предвидится, то строиться будет... столица
мира. У нас. И ничего здесь удивительного – столицы мира
строятся только в империях, на Западе предпочитают сто-
личные города делать маленькими и спокойными (Бонн,
Вашингтон и т. д.).
В принципе, строительство уже началось. Все кругом еще
еле дышит, власть зыбка, экономика в ступоре, а строитель-
ство идет полным ходом. Чего не хватает Москве, чтобы
стать столицей мира? Гостиниц, ресторанов, спортсооруже-
ний, пешеходных зон – все это ясно. Но важнее, видимо,
другое. Москва, наверное, впервые в мире готова к превра-
щению в эдакую «город-деревню», где городские коммуни-
кации будут сочетаться с деревенским пейзажем. Радиус та-
кого города – одна-другая сотня километров. Впрочем, это
уже из области мечтаний. Но вполне осуществимых.
Великое строительство, сверхмощная политика, всемир-
ное покровительство, счастье и радость бытия при среднем
материальном достатке. Возможно ли все это, нет ли ошиб-
ки в наших расчетах? Давайте вернемся к реалиям и сверим
ход исторических часов. Шутка ли – мы уже четыре года
живем в четвертой, золотой, фазе четвертого имперского
цикла России*.
--------------
* Написано в начале 1993 года.
Гражданское противостояние
Уже четыре года – и всего четыре года. Все великие со-
бытия впереди; это, однако, не должно влиять на сам факт –
четвертая фаза уже с нами, и ее прелести и недостатки уже
должны проявиться.
Недостаток, хотя и временный, – прекращение властного
давления, а это гражданам, привыкшим к кнуту, представля-
ется как отсутствие власти. В. О. Ключевский пишет об об-
становке, предшествовавшей перевороту 1762 года: «Языки
развязались, как бы не чувствуя страха полицейского; на
улицах открыто и громко выражали недовольство, без опа-
сения порицая государя. Ропот незаметно сложился в воен-
ный заговор, а заговор повел к новому перевороту».
Вспомним, что с появлением у власти Горбачева очень
быстро развязались языки. Но реально до 1989 года ни от-
крытого недовольства, ни ропота, ни заговора не было.
(Вспомним, какой страх сковал наши демократические из-
дания весной 1988 года, когда опубликовала свое письмо
Нина Андреева.) Лишь к 1989 году началось открытое не-
подчинение коммунистической власти и постепенное пере-
12
текание власти в новые структуры, что и спровоцировало ав-
густовский путч 1991 года.
Однако, несмотря на видимое безвластие, четвертая фаза
отличается высочайшей самодисциплиной, тем более высо-
кой, чем ближе столица. 36 лет террора, затем 36 лет повсе-
местного регламентирования и ограничений вырастили
чрезвычайно организованный народ, которому никакая ви-
димость безвластия не страшна. Приведу слова В. О. Клю-
чевского о перевороте 1762 года: «Революция самая веселая
и деликатная из всех нам известных, не стоившая ни одной
капли крови».
Путч 1991 года многие называли опереточным, шутов-
ским. В любом случае введение войск в 10-миллионный го-
род в любое другое время, кроме как в четвертой фазе, при-
вело бы к рекам крови. Для четвертой же фазы характерно,
что и смерть трех юношей была отмечена реками слез. Во
второй фазе убийства, казни были ежедневной реальностью,
в третьей фазе все события такого рода тщательно скрыва-
лись (пример: Новочеркасск, 1962).
Слезы, судя по всему, нам еще предстоят в больших ко-
личествах, но слезы умиления. Ключевский: «...плакали при
встречах императрицы, при чтении ее манифестов и «Нака-
за», плакали за парадными обедами в ее присутствии, плака-
ли от радости при мысли, что бироновское прошлое уже не
вернется; никогда, кажется, не было пролито в России
столько радостных политических слез, как в первые годы
царствования Екатерины II». А быстро ли устанавливались
величие и порядок во времена Ярослава и Ивана III?
Четыре года до революции и четыре после нее – сплош-
ная чехарда и неразбериха. В 1018-м, спустя год после рево-
люции, Ярослав еще собирался бежать в Скандинавию, и
лишь в 1019 году, уже два года пребывая в четвертой фазе,
он, разгромив печенегское войско Святополка на реке Альта,
окончательно укрепился на Киевском престоле.
Да и настроение от непрекращающегося братоубийства,
надо полагать, было прескверное. Святополк убил Бориса и
Глеба, Ярослав – Святополка; все отягчалось еще и постоян-
ным присутствием иностранных войск, поляков и печенегов
(Святополк), варягов (Ярослав). Но именно тогда начинался
самобытнейший период русской истории.
Революция 1461 года началась с массовых казней князем
Василием Темным; московский князь открыто заявил о сво-
ем праве на единодержавие. Не только никакого блеска и
расцвета, напротив, кругом одно беспокойство и неустрой-
ство. В Большой Орде к власти пришел энергичный и често-
любивый Ахмат, мечтающий возродить былой блеск держа-
вы Чингизидов. Над восточным рубежом нависает новое Ка-
занское ханство, держава сыновей Улу-Мухаммада. Обост-
ряется конфликт с Великим Новгородом. Неспокойно в
Пскове, на вече произошло драматическое событие –
наместника «спихнули» со степени. Оскорбленный князь
поехал жаловаться в Москву. Новый митрополит Феодосий,
жесткий и суровый аскет, руководствуясь требованиями
церковной дисциплины, вздумал приструнить московских
посадских священников. Церкви стояли без попов, отрешен-
ных от службы. Посад роптал.
Так что наши нынешние, якобы смутные, времена ничем
особым не отличаются от других вхождений в четвертую
фазу. Правда, большинство сегодняшних историков и поли-
тологов с испугу ищут аналогии с длительными смутами,
тянувшимися десятилетиями. Не смута у нас, а просто раз-
минка перед золотым веком.
Сложнейшие клубки проблем доставались и Ярославу, и
Ивану III, и Екатерине II, и распутывали они их с необычай-
ной скоростью и изяществом. Однако не в личностях здесь
главное. Конечно, ни Горбачев, ни Ельцин не «тянут» на
Ярослава Мудрого, как далеко было до него и Петру III, что,
однако, не помешало именно Горбачеву начать реформы.
Это при нем (как некогда при Екатерине II) упразднили
Тайную канцелярию, позволили вернуться раскольникам,
вышел указ о вольности дворянства.
И теперь, независимо от слабости лидеров, все необходи-
мые изменения в политике и экономике происходят в свое
время. Например, освобождение технократии от политиче-
ского (1990), военного (1991) и ведомственного (1992) кон-
троля в кратчайшие сроки, несмотря на явное недоверие ин-
формационной и демократической властей к директорам.
Даже наша инфляция, как и в екатерининские времена, –
это не изъяны экономики, а следствие некоей революцион-
ной эйфории, когда на радостях раздали слишком много де-
нег.
Однако кризис налицо, и нам важнее видеть интеллекту-
альные и образовательные блики четвертой фазы.
Действительно, если во второй фазе правит бал чернь, а в
третьей – серость, интеллект становится страшным грехом,
то в четвертой фазе, напротив, профессионализм, блеск ума,
гении становятся желанными как для власти, так и для наро-
да. Элитарность становится легальной.
Ключевский заметил по поводу Екатерины II, что «обой-
тись без книги и пера ей было так же трудно, как Петру I без
топора и токарного станка». Вот ясное противопоставление
второй и четвертой фаз.
Екатерина II писала: «Я не боюсь чужих достоинств,
напротив, желала бы иметь вокруг себя одних героев и все
на свете употребляла, чтобы сделать героями тех, в ком ви-
дела малейшее к тому призвание».
Вспомним и мы, что единственный лидер нашей револю-
ции, академик Сахаров, – для политики интеллектуал
беспрецедентного уровня. Вспомним, скольких интеллек-
туалов удалось за несколько лет поднять из безвестности.
Культ серости, безусловно, канул в прошлое, даже апологе-
ты серости стараются подобрать себе лидеров поярче.
Еще один признак: замена карательной функции государ-
ства на благодетельную. Ключевский: «Из грозной силы, го-
товой только карать, о которой страшно было говорить и
думать, власть превращалась в благодетельное, попечитель-
ное общество, о котором не могли наговориться, которым не
умели нахвалиться».
Может быть, мы еще не дошли до того уровня, но уже
сейчас видно, как разные ветви власти соревнуются между
собой не в суровости кар, а в том, кто больше пообещает
благ, кто сильнее облагодетельствует стариков, ветеранов и
т. д.
В завершение хотелось бы напомнить график перехода от
смут и сомнений к решающим успехам и блеску побед.
1993 год – победа новой власти, начало экономической
реформы, выход новой политики на международную арену.
1997 год – окончание экономической реформы, внешнепо-
литические победы, начало идеологической революции.
2001 год – окончательная стабилизация власти; слияние
всех ветвей информационной власти. Завершится время «со-
бирания камней», и, может быть, тогда и начнется самое
важное строительство для себя и для всего человечества –
единого дома и единого закона.
Иудея
Империя – торжество разума, власти, центр мира, непод-
властный разрушениям и тлену. Все вечное, живое, продук-
тивное – все рождено Империей. То, что мы называем куль-
турой, также порождение Империи. Условно разделив жизнь
современного мира на три сферы, мы должны признать, что
власти нас учил Рим, экономике – Лондон, религии – Иеру-
салим. Таким образом, три величайшие Империи создали
13
современный мир. Мир будущего создаст четвертая Импе-
рия – Москва, Россия.
Но пока до нового мира (третьей эпохи) есть еще время,
мы должны разобраться с миром уходящим. И наиважней-
шим в прошлой истории является история первой Империи,
Империи Духа – Иерусалима.
Существование этой Империи само по себе кажется неве-
роятным. Находясь в тисках языческих держав, Иерусалим,
казалось бы, не оказывал никакого влияния на окружающий
мир, всегда оставаясь одной из провинций очередной сверх-
державы.
Однако факт налицо: могучие державы исчезали одна за
другой, Израиль же продолжал жить. Важнейший признак
Империи – создание Слова. Таким Словом стала Библия –
величайшая книга человечества.
Признаком законченности Империи стало идеологическое
чудо – рождение религии, породившей Прогресс. Христиан-
ство, перестав быть религией евреев, превратилось в миро-
вую религию.
Две величайшие религии современности – христианство и
ислам – корнями своими уходят не в Индию, не в Китай, не
в Египет и не в Грецию, корни их в Империи Духа, Иеруса-
лиме. Так что территория первой Империи гораздо шире,
чем территория древней Иудеи, практически вся Америка,
Европа, Африка, часть Азии...
Современное состояние теории позволяет объяснить
скромное существование (по сравнению с последующими
Империями) первой Империи. Все ее существование прошло
в первой эпохе в окружении государств, идущих по ритму
Востока, стало быть, в военном отношении для Империи
непобедимых. Главное же состоит в том, что Империя в
первую эпоху, в принципе, не может играть центральную
роль и смотрится очень бледно на фоне великих стран Во-
стока. Потому древний Израиль прожил незаметную жизнь,
сохранив себя для истории только своими долгожительством
и Вечной книгой.
И все же Империя есть Империя. И даже в первой эпохе
она отличается принципиально более высокой энергетикой
существования, принципиально иным народом. Напомним:
на Западе народ – политик, на Востоке народ – коммерсант и
лишь в Империи народ – идеолог. А потому для нас не было
секрета: Иерусалим был первой Империей.
Еще один важный признак Империи: существование веч-
ного города – Иерусалима.
«Иерусалим не потерял притягательной силы за тридцать
веков, за него борются, как боролись во времена Тита, кре-
стоносцев или Саладина. Город был взят тридцать шесть
раз, при этом по крайней мере два раза завоеватель сравнял
его с землей. Но он всякий раз снова возникал – этот город,
более вечный, чем Рим» (Г. Соден).
И все же признаки для структурного гороскопа не равно-
сильны доказательству. Необходимо было найти в истории
ветхозаветной Империи все четыре имперских 144-летних
цикла. Только такая находка могла снять все вопросы о су-
ществовании первой Империи.
1 Иудея (1072–928)*
2 Иудея (748–604)
3 Иудея (472–328)
4 Иудея (148–4)
* Все даты ветхозаветной истории – до нашей эры.
1 Иудея (1072–928)*
Первый волевой рывок – начало всех начал, однако воле-
вой рывок не может начаться на пустом месте. В русской ис-
тории до первого имперского цикла был Рюрик, в еврейской
истории был Моисей. Легендарные фигуры, не давшие, од-
нако, государственного устройства, создавшие националь-
ное тело, но не заставившие биться сердце имперского рит-
ма.
«Моисей не дал союзу колен никакого политического
устройства. Все его управление было основано на Завете с
Богом и религиозном единении. Даже религиозный центр не
был определен им...» (А. Мень.)
Однако жизнь требовала укрепления власти, создания
государственного ритма:
«Гедеон (Иероваал) был первым, кого израильтяне захо-
тели избрать царем. Они чувствовали, что централизованная
власть есть надежная защита от врагов. Однако, как гласит
предание, Гедеон отказался принять титул царя. "Пусть Ягве
царствует над вами”, – сказал он. Вероятно, этот отказ имел
чисто религиозное основание. В Моисеевой религии полно-
стью отсутствовало учение о светской власти. Истинные
ягвисты никогда не могли примириться с идеей монархии.
Они были уверены, что Закон Божий и «судьи», которые бы
судили людей по этому закону, вполне достаточная гарантия
для процветания народа» (А. Мень).
Противоречие заложено не только в нежелании светской
власти и одновременно желании покоя. Другим противоре-
чием является стремление к единобожию и лишь духовной
власти. Дело в том, что в ритме Востока при духовной вла-
сти всегда велика идеологическая терпимость, идет сосуще-
ствование различных верований, требование к единой вере
невозможно без имперского развития.
Сочетание двух этих факторов спровоцировало наступле-
ние первого (в истории человечества?) имперского рывка.
Первая фаза (1072–1036, 1 Иудея)
В 1080 году, за восемь лет до начала имперского рывка,
на сирийское побережье пришли филистимляне (от них
пошло название Палестины).
«Кто мог остановить эту волну? Вооруженные чем попало
крестьяне разбегались, едва заслышав грохот боевых колес-
ниц и завидев пернатые шлемы» (А. Мень).
Таково положение перед самым началом имперского
рывка. «Переживший глубокий духовный кризис Израиль
оказался теперь лишенным и политической независимости»
(А. Мень).
Как не удалось пока найти событие 909 года, послужив-
шее началом российской истории, так же пока и не удалось
найти событие 1072 года, послужившее началом еврейской
истории. Однако толчок, безусловно, есть и об этом недву-
смысленно пишет А. Мень: «Все эти события послужили как
бы внешним толчком, способствовавшим возникновению
нового религиозного движения, которое носило довольно
странные формы, но благодаря которому Израиль вышел из
состояния упадка и духовного умирания».
Как и полагается, в первой, сновидческой, мистической
фазе Движение Сынов пророческих было насквозь мистиче-
ским, но уже по-имперски массовым:
«Если раньше ясновидцы и прорицатели выступали как
одинокие посланцы Неба, то теперь новые пророки собира-
лись толпами на богослужения, ходили по дорогам страны,
распевая боевые псалмы и призывая народ к верности Богу-
отцов. Прорицатели нередко приходили в состояние исступ-
ления или экстаза; их энтузиазм легко передавался окружа-
ющим. Зачастую стоило им где-нибудь появиться, как к ним
присоединялись все даже случайные прохожие, увлеченные
бешеным ритмом их пляски, завороженные свистом флейт и
ритмичными ударами бубнов».
36 лет уходит на накопление энергии, вызревает идея бо-
лее прочной государственной системы. Национальным ли-
дером становится Самуил, неявно, исподволь превращаясь
14
во властителя народа. Именно перед Самуилом старейшины
впервые поставили вопрос о необходимости избрать царя.
«Поставь над нами царя, чтобы он судил нас, как у прочих
народов» (1 Царств, 8, 5).
Вторая фаза (1036–1000, 1 Иудея)
К сожалению, дата 1036 года не документирована так
точно, как соответствующий ей в русской истории 945 год.
Мы можем лишь представить, что была одержана победа
над филистимлянами, налажено взаимодействие между ко-
ленами. Вторая фаза уже лишена мистицизма, в ней берет
верх реальная и очень жесткая политика. О Самуиле второй
фазы А. Мень говорит: «Мы никогда не видим его впадаю-
щим в восторженное состояние или экстаз. Это трезвый,
дальновидный человек с характером непреклонным и власт-
ным».
Но, конечно, истинным вождем второй фазы становится
Саул. Поначалу «нелюдимый, застенчивый, отличающийся
странным порывистым характером», Саул становится ти-
пичным вождем второй фазы, с одной стороны, простым и
доступным, с другой – недосягаемо великим. Даже внеш-
ность его под стать эпохе: «Когда его вывели перед всеми и
народ увидел его мужественную красоту и огромный рост –
раздались восторженные крики: «Да здравствует царь!» (А.
Мень).
«Застенчивый» Саул очень скоро показал свою силу, вер-
нее, силу второй, насильственной фазы. Когда потребова-
лось собрать войско, Саул «заколол на месте своих волов и,
разрезав на части, дал куски кровавого мяса послам. Эти
куски мяса он велел нести спешно по городам как боевой
призыв: «Так будет поступлено с волами тех, кто не пойдет
за Саулом и Самуилом!» Угроза возымела действие. К царю
собралось значительное ополчение; ему удалось быстрым
маршем достичь Ябеша и нанести поражение амонитянам.
Этот первый успех показал всем, что Саул может быть
настоящим царем-воином, в котором так нуждался Изра-
иль!» (А. Мень).
Можно найти черты Саула, равняющие его с иными фи-
гурами второй фазы (Святослав, Петр I, Сталин). Оставаясь
«крестьянином с узким кругозором и деревенскими привыч-
ками» (А. Мень), он, с другой стороны, «изображал из себя
какое-то высшее, недоступное для простых смертных суще-
ство... сам возложил на себя золотую корону и не снимал ее
даже в походах» (Г. Грец).
Так же как и другие вожди второй фазы, Саул имел свою
гвардию. «Особый класс царских слуг представляли «скоро-
ходы», или «телохранители», послушные исполнители цар-
ских приказов, одновременно исполняющие обязанности
полицейских служителей и палачей. Эта вооруженная ко-
манда во главе со своим начальником подчинялась лишь ца-
рю; по одному его мановению она со спокойной совестью
могла вырезать целый город» (Г. Грец).
Так же, как Петр I и Сталин, Саул не был психологически
уравновешен – страдал припадками тяжелой душевной бо-
лезни. И все же главную задачу царя-воина Саул выполнил,
народ поднялся, государственное строительство началось.
«У него не было ни хорошего оружия, ни настоящей столи-
цы, ни людей, пригодных занимать административные
должности» (А. Мень). Все это появится лишь в третьем 36-
летии имперского цикла.
Третья фаза (1000–964, 1 Иудея)
Правление Давида наконец-то датировано, причем в клас-
сических имперских рамках – от 1000 до 965 года, от года
Змеи до года Дракона 35 лет. Аналогичное правление в рус-
ской истории Владимира – 980–1015 – шло также 35 лет (от
года Дракона до года Кота). На этом сходство двух правле-
ний не ограничивается. И Владимир, и Давид начали актив-
ную политическую жизнь еще во второй фазе. Здесь у них
есть еще один интересный аналог – Никита Хрущев актив-
ный политик сталинских времен.
Но ни Владимиру, ни Давиду (ни Хрущеву) во второй фа-
зе успеха достичь не удалось, они были созданы для третьей
фазы, для времени более аппаратного, менее жестокого.
Давид «наголову разбивает филистимское войско, его с
триумфом встречают восторженные толпы, а женщины сла-
гают песнь в честь его победы, в которой он ставится выше
Саула. Иными словами, Давид в глазах всех становится как
бы антиподом мрачного царя, терзаемого злыми духами... В
припадках ярости Саул несколько раз метал копье в Давида,
когда тот играл на арфе» (А. Мень).
Символичное столкновение второй и третьей фаз – копье
против арфы...
Владимир во второй фазе княжил в Новгороде и боролся с
Ярополком, Давиду пришлось скрываться от Саула, попро-
сив убежище у филистимского царя.
Главное сходство, разумеется, в типе правления. Время
царей-воинов прошло, в третьей фазе приходит время царей-
правителей.
«Если Саул был просто военным вождем, то Давид про-
явил себя одаренным правителем. Он уделял много времени
ведению судебных дел и прославился как справедливый су-
дья. Он умел ослаблять сепаратизм колен, оказывал покро-
вительство хананеянам, которых признавал равноправными
членами общества. В состав его армии входили отряды
наемников... Давид создает необходимые государственные
должности, при его дворе появляются секретарь и летопи-
сец, он проводит всеобщую перепись. Военные успехи Да-
вида привели к созданию империи, объединившей не только
родственные евреям народы – амонитян, идумеев и маови-
тов, но и области арамеев-сирийцев до самого Кадеша на
Оронте. Северные соседи – финикийцы – вступили с Дави-
дом в дружественный союз» (А. Мень).
Какое поразительное преображение за каких-то сто лет!
Но не простых, а имперских, где каждый год освещен целе-
направленностью и смыслом.
Важнейшим достижением Давида было создание общеиз-
раильской столицы. Владимир укрепил и застроил Киев, Да-
вид – Иерусалим.
Около седьмого года правления (988) Владимир крестил
Русь, около пятого года правления (995) Давид переносит
Ковчег в новую столицы. «К стенам Града Давидова стека-
лись многотысячные толпы со всех концов страны. Народ
восторженными криками сопровождал процессию...» (А.
Мень). Оба эти события из одного ряда: народное ликование
третьей фазы.
Точно такую же координату имел 1961 год. Тогда ликова-
ли по поводу полета Гагарина. Но дело не в поводе. Именно
в третьей фазе (на восьмом ее году) начинается идеологиче-
ский подъем, народ сознает, что чудо свершилось, преобра-
зования были не напрасны.
По прихоти судьбы, именно правители третьих фаз про-
славлены религией: Владимир Красное Солнышко канони-
зирован православной церковью, Давид также почитался
идеальным царем. «Народ при нем чувствовал себя сильным
не только материально, но и духовно, сознавая, что он носи-
тель великого Божественного учения... Великие деяния Да-
вида, его справедливость, кротость и богобоязненность при-
дали его образу черты идеального царя» (Г. Грец). Прибавим
красоту и обаяние и как раз получим Давида Красное Сол-
нышко.
Однако А. Мень считает, что следует различать Давида
легенды и Давида истории. «Легенда, приписывая Давиду
всю книгу Псалмов, превратила его в мистика-
15
индивидуалиста и чуть ли не в христианского святого.
Ополчаясь против этой легенды, некоторые увлекающиеся
критики готовы были изображать Давида бесчестным раз-
бойником и свирепым язычником (ничего себе диапазон! –
Авт.). Обаятельный и щедрый, беззаветно отважный, вели-
кодушный, хранящий свято любовь и дружбу, пламенно-
религиозный, поэтичный и страстный. Искусный тактик, не-
обузданный и властный человек, беспощадный к врагам, не
пренебрегающий порой сомнительными средствами для до-
стижения своих целей».
Одним словом, достойный лидер третьей фазы, человек,
угодный народу, человек, равный народу, не разрушитель
старого уклада (вторая фаза), но и не новый человек, под-
нявшийся над обществом (четвертая фаза).
Четвёртая фаза (964–928, 1 Иудея)
С Соломоном искателям ветхозаветной империи повезло
еще больше, чем с Давидом. В любой энциклопедии указаны
года его правления (965–928), 37 лет от года Дракона до года
Змеи. Точно так же, как и 35 лет Давида, 37 лет Соломона на
своих границах отмечены революционной нестабильностью,
что не оставляет сомнений в цельности фазы во времена Со-
ломона. Единственное сомнение могло бы возникнуть по
поводу номера фазы. Однако и эти сомнения легко развеять
и по характеру Соломонова правления, и по последовавшим
за этим правлением событиям.
Итак, Соломоновы годы в русской истории соответствуют
временам Ярослава Мудрого. Аналогия уже в именах, оба
правителя стали символами жизненной и политической муд-
рости.
«Соломон поднял израильское государство до такого не-
виданного дотоле могущества и блеска, что позднейшие по-
коления долго еще согревались в лучах ослепительного сия-
ния, исходившего от его царствования» (Г. Грец).
«Прежде всего он в течение всего своего царствования
поддерживал в стране мир и не вел никаких войн, хотя при
тех военных ресурсах, какими он располагал, ему нетрудно
было делать новые завоевания... продолжительным миром
он умножал благосостояние народа; он правил народом
мудро и справедливо и беспристрастно творил суд между
отдельными лицами и целыми коленами; он основал много
городов и заботился о безопасности дорог и следовавших по
ним караванов; он украсил Иерусалим великолепными со-
оружениями и во славу Бога Израиля воздвиг роскошный
храм; он поощрял занятия искусством и поэзией и тем внес в
жизнь народа новый облагораживающий элемент...» (Г.
Грец.)
По части мирной политики полнейшее сходство с Яро-
славом, который, как мы помним, «не приобрел оружием
новых земель, но возвратил утраченное Россиею в бедствиях
междоусобия».
Полнейшее сходство в методах ведения внешней полити-
ки. Союз с Египтом был скреплен браком с дочерью египет-
ского царя. Но главное сходство конечно же в сфере куль-
турного подъема.
Сходство настолько разительное, что даже А. Мень не
удержался и упомянул об этом сходстве: «Со времен Соло-
мона начинается стремительный взлет культуры Израиля.
Народ, еще совсем недавно перешедший к оседлости, с по-
разительной быстротой догоняет своих соседей. Подобные
примеры хорошо известны в истории. Достаточно указать на
Киевскую Русь, культурный расцвет которой наступил вско-
ре после эпохи полупервобытного и родового общества».
(Речь, разумеется, о Ярославе, ведь «Владимир распахал и
умягчил сердца людей, просвятивши их крещением; сын его
Ярослав насеял их книжными словами».)
 Мень также дает объяснение этому феномену, очень
близкое к пониманию структурного гороскопа: «Духовный
подъем Израиля в правление Соломона вышел не из пусто-
ты. Как мы знаем, еще из пустыни были принесены семена
высоких религиозных постижений и поэтического творче-
ства... Когда же после победы Давида и воцарения Соломона
кончилась многолетняя раздробленность и борьба с врагами,
подавленные войной творческие силы народа как бы вырва-
лись на свободу».
Тут почти нечего добавить, идеологическое чудо четвер-
той фазы имперского рывка возможно лишь благодаря силь-
нейшему прессу государства во второй и третьей фазах.
Итак, во времена Соломона никому не известное еще не-
давно государство становится одной из сильнейших торго-
вых и военных держав. Удобное географическое положение,
мощный экспорт, надежное политическое устройство, богат-
ство народа, красивейшая архитектура. Казалось бы, роди-
лось еще одно мощное светское государство.
Однако это была лишь видимость. Стоило закончиться
имперскому 144-летию (со смертью Соломона – 928), как
государство начало разваливаться и уже в 922 году, через
шесть лет после имперского цикла, единству Израильского
царства был положен конец. «В политическом отношении
раскол был губительным. Началась цепь братоубийственных
войн. Палестина снова стала добычей соседей» (А. Мень).
(Аналогичный 1061 год в русской истории Карамзин отме-
чает словами: «С сего времени начинаются бедствия Рос-
сии».)
Первый (легендарный) имперский рывок закончен, Изра-
иль не стал могучей светской державой, ему была уготована
иная судьба, может быть, очень печальная, но и великая.
Стать духовной империей, империей, которая породит всю
вторую эпоху – эпоху прогресса, эпоху становления разума
человечества.
2 Иудея (748–604)
Рассматривая русскую историю, мы использовали схему,
по которой первые два рывка (Ярослав, Иван III) были вхо-
дом в православие, а третий (Екатерина II) и четвертый –
выходом из православия и подготовкой к крещению всего
мира новым учением. По этой же схеме можно рассматри-
вать историю Израиля. Первые два рывка – углубление и
укрепление национальной религии, третий и четвертый ры-
вок – открытие в национальной религии всемирности и под-
готовка почвы для рождения христианства, которым был
крещен мир.
Можно использовать и другую схему, проводя аналогию с
четырьмя фазами 144-летия, когда второй и третий рывки
являются «темным временем». Неудивительно, что второй
рывок, а особенно третий в истории еврейского государства
гораздо менее ярки и с трудом видны сквозь толщу веков.
Между концом первого рывка (928) и началом второго
(748) прошло 180 лет, не принесших почти ничего нового в
жизнь двух еврейских государств. Мир же тем временем не
стоял на месте. «Две великие державы, Ассирия и Египет,
много лет готовились к решительной схватке... необходимо
было выбрать свою позицию между молотом и наковаль-
ней» (А. Мень).
Возможно, что именно такое положение, при котором
существовала угроза самому существованию народа и госу-
дарства, послужило толчком к началу второго имперского
рывка. Однако не будем забывать, что история ветхозавет-
ной империи – это в первую очередь история империи Духа,
и причиной начала рывка мог стать и духовный застой:
«Дух самодовольства и пошлости, свойственный всякой
узконационалистической вере, воцарился в Израиле. Все
были убеждены, что благоволение Божие неизменно и что
16
День Ягве не за горами» (А. Мень). Во всем царил застой,
характерный для государства, идущего по ритму Востока.
«Глашатаи Ягве, пророки, нередко превращались теперь в
царских слуг: через них монархи вопрошали Божество перед
войнами. Многие из этих прорицателей быстро деградиро-
вали и становились угодливыми приспешниками двора. Они
постоянно ждали подачек и строили свои предсказания так,
чтобы получить одобрение властелина» (А. Мень).
Вера, давшая такие замечательные плоды во времена Да-
вида и Соломона, теперь превратилась в «добродушную бы-
товую религию, в которой народ видел свое, исконное, род-
ное и которая помогала ему снимать с себя бремя тревог и
забот. В ее стоячей воде, казалось, уже не могло родиться
ничто великое, и жертвенный дым как бы означал, что све-
точ погас навсегда» (А. Мень).
И все-таки, по словам А. Меня, «произошло чудо, дух
прорвался через наслоения лубочного крестьянского благо-
честия». И чудом этим, безусловно, было начало второго
имперского рывка.
Первая фаза (748–712, 2 Иудея)
События вокруг 748 года больше связаны не с политиче-
скими изменениями, а с появлением пророков. Неожиданной
и великой силы в эти годы написана книга пророка Амоса.
Как всегда в первом (сновидческом) 36-летии, события как
бы не имеют ни причин, ни следствий: «Мы не знаем, были
ли учителя у Амоса, не знаем ни его единомышленников, ни
близких, ни прямых последователей. Вообще облик этого
великого реформатора едва различим в истории. Он необъ-
яснимая загадочная личность, явившаяся, подобно грозный
комете, на небосклоне и исчезнувшая столь же быстро и
внезапно, как появилась» (А. Мень).
Впервые в истории человечества, по мнению А. Меня,
была произнесена нравственная проповедь: «Вавилонские
поэты прославляли богатырей, египетские – богов, фараонов
и женщин, Гомер воспевал доблесть своих героев и их ору-
жие; Амос отворачивался от всего этого, ибо им владеет од-
но: мысль о Божественной справедливости. Правда – его
единственная царица и героиня, только о ней его вдохновен-
ное слово. Будду, выступившего через полтора века после
Амоса, потрясло царящее в мире физическое зло: болезни,
старение, смерть. Иудейского же пастуха, взвесившего мир
на весах Правды, ужаснуло зло нравственное, ужаснула ни-
зость и греховность человека».
За Амосом следует пророк Осия, он «говорит слово, кото-
рого еще не слышало человеческое ухо, он открывает миру
Бога любви и милосердия». За Осией следовал пророк Ис-
айя, который «на протяжении почти полувека оставался ду-
ховным отцом Иерусалима, советником царей, неподкупной
совестью нации» (А. Мень).
Образ Исайи – это образ вождя, возможного лишь в им-
перских циклах: «В биографических фрагментах и в его соб-
ственных проповедях ясно вырисовывается личность проро-
ка: волевая, сильная, богато одаренная. Он, несомненно, об-
ладал призванием вождя. Мы редко видим его колеблющим-
ся; его целеустремленность не знает себе равных. Перед ли-
цом величайших опасностей, в обстановке всеобщего смяте-
ния он со спокойной уверенностью следует своим путем.
При этом он чужд фанатического упорства и не боится из-
менить точку зрения, когда видит, что она основана на
ошибке» (А. Мень).
По мнению Ж. Ренара, «Исайя представлял собой почти
единственный пример великого творца религиозной систе-
мы, который был в то же время великим писателем».
Если мы обратимся к аналогичному примеру в русской
истории, то увидим очень похожую фигуру Сергия Радо-
нежского – духовного лидера страны именно в первой фазе
второго имперского цикла. Согласно преданию, Богородица
явилась старцу и предрекла победу русского воинства на
Куликовом поле. Были и на Руси пророки!
Пророки первой фазы планировали все идеологические
чудеса четвертой фазы, однако до этих чудес еще должно
пройти 72 года темного времени.
Но прежде чем Иудея вступила во вторую фазу имперско-
го рывка, сокрушительный удар был нанесен Северному
царству (Израиль).
Церковный раскол привел к расколу политическому,
Иерусалим вступил на имперский путь, Северное царство
осталось в ритме Востока, в этом причина катастрофы 722
года, которой Иерусалиму за счет более дальновидной поли-
тики удалось избежать.
Очень похожая ситуация перед вторым волевым рывком
на Руси. В то время как Северо-Восточная Русь начинает
второй имперский цикл, Юго-Западная разделена между
Польшей и Литвой (1352) и лишена независимости, а с нею
и государственного ритма.
Вторая фаза (712–676, 2 Иудея)
«Отныне уделом Божиим осталась одна Иудея, пустынная
и гористая. Ягве умалил свой народ. Для любого из языче-
ских богов это было бы поражением...» (А. Мень). Но для
имперского народа такая концентрация сил большая победа.
В самые тяжелые времена даже огромные империи ужима-
ются до своей столицы, концентрируя в ней все свои силы; и
когда пружина сжата до отказа, начинается возрождение.
Переселенцы с севера привезли с собой свою веру и свои
книги. А. Мень отмечает, что эти переселенцы не были про-
сто беженцами. Шла целенаправленная централизация,
неизбежная в имперском цикле.
«Постепенно вокруг Исайи и его учеников образовалась
своего рода «партия реформ» (А. Мень). В нее входили лю-
ди, которые не желали пассивно наблюдать за событиями,
но стремились внедрить в маленькой стране дух Моисеева
Завета. Программа этой группы, сводилась к двум основным
пунктам: соблюдение чистоты веры и требование социаль-
ной справедливости. Поборники реформ сумели привлечь на
свою сторону сына Ахаза (правил с 735 по 715 год), цареви-
ча Езекию.
В 715 году Езекия стал царем, до революции оставалось
три года, однако реформы начались сразу.
«Езекия в первый же год своего правления объявил о все-
народном и торжественном праздновании Пасхи в городе
Давида... все уцелевшие от руки царей ассирийских призы-
вались в Иерусалим на пасхальные торжества. Храм был
очищен от изваяний и фетишей, поставленных там при Аха-
зе и других иудейских царях. Всевозможные реликвии, даже
те, которые в глазах народа относились к культу Ягве, из-
влекались на свет Божий и без колебаний уничтожались» (А.
Мень).
Как всегда во второй фазе безудержное насилие сочета-
лось с безудержным восторгом.
«После долгого перерыва открылись ворота храма и дым
всесожжений поднялся над жертвенником. Обряд был об-
ставлен со всей возможной торжественностью: гремели тру-
бы, хор левитов пел гимны. Пораженный неожиданным зре-
лищем, народ кричал от восторга; многие падали на коле-
ни... Не вернулись ли времена Давида и Соломона? Празд-
ник кончился тем, что народ во славу царя разобрал город-
ские алтари Ягве в знак приверженности к Дому Господню»
(А. Мень).
«На эти меры многие смотрели как на насилие, так как
свобода веры искони была в правах израильтян» (Г. Грец).
17
«Впоследствии ассирийцы, пытаясь подорвать авторитет
Езекии, напоминали иудеям об этом разрушении народных
святынь» (А. Мень).
Но главная задача второй фазы имперского цикла не
столько в сломе образа жизни, сколько в полной смене
национальной элиты.
«Иудейский престол при Ахазе (первая фаза. – Авт.) был
окружен преступниками, плутами, интриганами, клеветни-
ками, пустыми гордецами и вообще всякого рода алчущими
и жаждущими. От всех этих креатур Ахаза Езекия решил
очистить свой двор, сгруппировав вокруг себя «верных зем-
ли» и в особенности осудивших себя на бедность и смирение
«кротких» и «терпеливых» (Г. Грец).
А теперь вспомним аналогичные времена на Руси. Дмит-
рий Донской разбил татаро-монголов (первая фаза), но эта
победа лишь предвестие настоящей победы, которая осуще-
ствится в четвертой фазе. А во второй при Василии I иго
продолжалось, дань выплачивалась.
Точно так же и при Езекии владычество Ассирии про-
должилось, дань выплачивалась. Нам, впрочем, интересно
не это, а то, как Иерусалиму удалось избежать полного раз-
грома.
711 год. «Что произошло – неизвестно» (А. Мень). Как
можно было поднять восстание, но избежать кары – неиз-
вестно. Мень пишет, что «по-видимому, в последний момент
Езекия отказался от участия в войне». Загадка...
701 год. Страна разорена, полное поражение, чудом уда-
лось откупиться, сохранив Иерусалим.
688 год. «Синахериб вторично вторгся в Иудею. На этот
раз Езекии рассчитывать было не на что, он знал, что Си-
нахериб не успокоится, пока не истребит мятежную иудей-
скую столицу... Тайна и доныне окутывает дальнейшие со-
бытия похода Синахериба. Мы знаем лишь одно: «какие-то
загадочные обстоятельства спутали и разрушили все планы
завоевателя» (А. Мень).
Такова сила имперской столицы, сила ее кажется сверхъ-
естественной.
В другой стране через 26 веков, также в год Змеи, также
на 24-м году второй фазы завоеватель будет стоять у стен
имперской столицы, но так и не войдет в нее. И это тоже бу-
дет чудо, хотя потом у этого чуда появятся фамилии (Жуков,
Панфилов), единственное его имя – Империя. Даже с со-
жженной столицей Империя непобедима, пока не пройдет
все четыре своих имперских цикла, после чего Империя
умирает, а народ ее становится бессмертным.
Концовка второй фазы была отмечена, как это чаще всего
и бывает, реакцией. Езекию сменяет его сын Менаше. По
словам Иеремии, который в детстве еще застал эти репрес-
сии, «меч пожирал пророков, как лев». А автор
Книги Царств говорит, что и Менаше пролил столько не-
винной крови, что «наполнил ею Иерусалим от края до
края» (Иер. 2, 30; 4 Цар. 21, 16).
«Святой град превращается в Содом. Вместе с реформами
были отвергнуты и социальные требования пророков. Безза-
кония и произвол воцарились в стране. Процветали ростов-
щичество, незаконный захват земель, обращение должников
в рабство» (А. Мень).
Третья фаза (676–640, 2 Иудея)
Переход из второй в третью фазу не так уж крут и может
пройти при одном правителе, однако отменить сам переход
нельзя, и следы его история сохранила: "Книга "Паралипо-
менон" содержит рассказ, указывающий как будто бы на то,
что перемены стали ощущаться уже к концу царствования
Менаше. В ней говорится о том, что царь был отведен под
конвоем в Вавилон, но потом возвращен, после чего раска-
ялся" (А. Мень).
 Однако "темное время" продолжалось, с близкого взгляда
разница между Василием I и Василием II, между Сталиным
и Брежневым велика, но издалека эта разница почти не вид-
на.
"В 642 году трон Менаше наследовал его сын Аммон, он
оставался верен политике своего отца. Томительная ночь в
Иудее продолжалась, и конца её, казалось, не было видно"
(А. Мень).
На самом же деле до спасительной революции оставалось
всего два года. Все "темное время" верхушка Иудеи вела
проассирийскую политику, но как только кончилось "темное
время", сразу же спадает маска.
В российской истории второго имперского рывка именно
усобица в третьей фазе воспитала в населении яростное же-
лание единодержавия и спокойствия, которое гарантирует
такая власть. В четвертой фазе Иван III Великий и стал та-
ким правителем.
И ещё раз хочется сказать, что никакие чудеса четвертой
фазы были бы невозможны без мистического предвиденья
первой фазы, без насилия второй фазы и беспросветной се-
рости третьей фазы. В истории ничего хорошего на пустом
месте не родится.
Четвёртая фаза (640–604, 2 Иудея)
В русской истории даты жизни и правления Василия I и
Василия II очень точно очертили прохождение темного вре-
мени (второй и третьей фаз). Второй ветхозаветный рывок
вырисован датами жизни хуже, однако и здесь есть точные и
несомненные рубежи, надежно документирующие импер-
ский рывок. Во втором цикле такая дата безусловно 640 год.
«Иудейская аристократия в течение полувека привыкла
ориентироваться на Ниневию (столица Ассирии. – Авт.), но
постепенно многие стали замечать симптомы болезни, разъ-
едавшей империю. Видимо, с этими переменами был связан
заговор 640 года, жертвой которого пал иудейский царь Ам-
мон. Вдохновителями переворота были, вероятно, царедвор-
цы, замышлявшие восстание против Ассура. Но когда,
умертвив царя, они решили посадить на трон кого-то из сво-
их, в городе вспыхнуло возмущение. «Народ земли», про-
стые иудеи встали на защиту дома Давидова, в котором ви-
дели символ нации и залог ее будущего. После расправы с
заговорщиками старейшины Иудеи провозгласили царем
сына Аммона – Иосию, который в то время был еще восьми-
летним мальчиком» (А. Мень).
В XIX веке в России гвардейцы на входе в четвертую фа-
зу, умертвив мужа, поставили править жену; здесь же иудеи,
умертвив отца, поставили сына. Вот так странно начинаются
блестящие, фантастические четвертые фазы.
Итак, в год Змеи (640) принято политическое решение.
Через восемь лет (632), в год Быка, должно быть принято
идеологическое решение, которое окончательно сбросит иго
«темного времени».
«Ослабление Ниневии и проповеди Софонии произвели
глубокое впечатление на молодого царя Иосию. Когда ему
исполнилось 16 лет (632), он впервые всенародно объявил,
что отвергает иноземные культы и будет отныне следовать
вере своего праотца Давида» (А. Мень).
«Вчера еще жестоко гонимая вера и нравственный про-
тест лучших людей неожиданно вновь обрели свой голос»
(А. Мень).
«Однако резко повернуть курс после полувекового заси-
лья проассирийской партии было нелегко. Борьба при дворе
длилась четыре года. В 628 году (год Змеи. – Авт.) сторон-
ники реформ и религии Ягве, вероятно, почти полностью
победили. Это видно из того, что Иосия приказал выбросить
из храма все изваяния ассирийских богов и разрушить их ал-
тари» (А. Мень).
18
«Борьба за духовное возрождение шла рука об руку с
борьбой за независимость и объединение страны. Когда в
626 году (14-й год четвертой фазы. – Авт.) пришло известие,
что правитель Вавилона Набопаласар порвал с Ниневией и в
союзе с мидийцами начал войну против нее, Иосия решил,
что время приспело: он повел свое войско на север и изгнал
оттуда ассирийские гарнизоны. Поход сопровождался низ-
вержением языческих эмблем. Впервые после разделения
царств Палестина обрела единство, как при Давиде и Соло-
моне» (А.Мень).
Для сравнения с русской имперской историей вспомним,
что дань платить Орде Иван III отказался на 15-м году чет-
вертой фазы, а «стояние на Угре» было на 19-м году четвер-
той фазы (1480). Те же годы, та же фаза, тот же рывок, одна
лишь разница – минуло более двух тысячелетий. Кстати,
разгромил Золотую Орду вовсе не Иван III, a Тамерлан. В
величайших своих победах империи всегда загребают жар
чужими руками. Ну и, конечно, самое главное идеологиче-
ское чудо четвертой фазы – законническое творчество. При
Иване III, как известно, был создан «Судебник» (грандиоз-
ный итог законотворческого 36-летия). В эти же годы, по-
видимому, создавались «Домострой», «Четьи-Минеи». У ев-
реев в аналогичный период появляется Тора.
«Многознаменательная книга, которая должна была вос-
соединить блуждавший во тьме народ с его Богом и нацио-
нальным вероучением, умственно поднять его и нравственно
очистить, по справедливости носит название Торы («Поуче-
ние»), ибо она имеет целью преподать народу наставление о
том, как он в разных случаях жизни должен поступать, мыс-
лить, чувствовать. Преобладающий характер ее, во всяком
случае, законодательный. Но она отнюдь не представляет
сухого перечисления или свода законов, а, скорее, является
сборником назидательных поучений» (Г. Грец).
Символично, что Тора была найдена при перестройке
храма. Объединились три главных направления четвертой
фазы: строительство, изгнание чужой веры и создание пись-
менного закона.
Отныне Тора стала всем для Иудеи: «и гражданским, и
религиозным кодексом, а следовательно, дух справедливо-
сти, которым Тора была проникнута, становится отныне
идеалом Иудейского царства. Впервые в истории государ-
ство приняло столь человечные законы, защищавшие инте-
ресы беднейших слоев населения» (А. Мень).
«Тора впоследствии была названа «Книгой книг», потому
что она в неприкрашенных и все же возвышенных речах ре-
гулирует религиозно-нравственную жизнь народа, освещает
ее со всех сторон и возвеличивает веру в единого Бога и в
точности указывает народу, что он должен считать правдой
и что ложью» (Г. Грец).
Все в четвертой фазе расцветает одновременно – полити-
ка, идеология, экономика, что, однако, не мешает при жела-
нии искать причины и следствия.
«Неудивительно, что влияние Второзакония привело Из-
раиль к быстрому расцвету. Города снова стали многолюд-
ными, возродились ремесла, торговля, земледелие. О благо-
денствии страны при Иосии свидетельствуют даже раскоп-
ки» (А. Мень.)
Кроме того, в той же четвертой фазе создан так называе-
мый Закон святости, обнимающий главы 17–26 книги Левит,
регламентирующий обрядовую сторону веры.
За пять лет до окончания имперского цикла Иосия поги-
бает. «Вся страна как бы оцепенела в горе и недоумении:
тот, кого почитали лучшим из царей Иудеи, кому была
предсказана мирная кончина, нашел преждевременную
смерть на поле боя!» (А. Мень.)
Четвертая фаза еще идет, но кризис уже налицо. «При
Иоакиме (сын Иосии. – Авт.) от политической мудрости и
идеологического величия Иудеи осталась лишь тень. Он
удовлетворял свои амбиции грандиозным строительством,
разыгрывая второго Соломона» (Г. Грец).
Ну а когда имперский цикл кончился, то все с таким тру-
дом заработанное мгновенно исчезло. В битвах между Вави-
лоном и Египтом так понадобилась бы евреям имперская
мудрость, но ее уже нет.
604 год – признается власть Вавилона.
Январь 597 года – Навуходоносор уже под Иерусалимом.
3 марта 597 года – ворота открылись... вся верхушка уве-
дена в Вавилон.
587 год – город разрушен, храм разгромлен и сожжен...
вавилонский плен.
Если до сих пор мы довольно уверенно проводили анало-
гию между российской и иудейской Империями, то с третье-
го рывка аналогия становится все более условной. В чем
причина? О главных уже говорилось: Иудея существовала в
языческом мире, в котором доминировали государства Во-
стока; Россия существовала во второй эпохе, мире Империй,
и потому могла доминировать сама. Иудейская Империя бы-
ла чисто духовной, все политические достижения имперских
циклов (Давид, Соломон, Иосия) мгновенно исчезали по
окончании волевых рывков. Сама иудейская вера отвергала
светскую власть. Российская Империя сочетала в себе и ду-
ховные, и светские устремления, а потому и после Ивана III,
и особенно после Екатерины II, достижения в государствен-
ном строительстве не были утеряны, а во многом даже при-
умножились.
Есть еще несколько предполагаемых причин, порождаю-
щих отличия: иные интервалы между имперскими циклами,
разные типы развития между имперскими циклами. Очень
важное отличие в степени затемненности имперских циклов.
В русской истории рекордсмен по затемненности второй
цикл, особенно его вторая и третья фазы (Василий I и Васи-
лий II). В ветхозаветной истории второй и третий циклы за-
темнены примерно в равной степени, как, собственно, и
должно быть.
3 Иудея (472–328)
Из всех имперских циклов даты этого наименее доказа-
тельны, и принять их можно лишь предположительно, могут
даже возникнуть сомнения, был ли на самом деле этот им-
перский цикл. Однако предполагать, что государcтво могло
возродиться после пленения без имперского цикла, нереали-
стично. Остается лишь искать. Искать в море исторического
безвластия 144 года жесткой власти, искать идеологическое
чудо, сопровождающее имперские циклы.
Первая фаза (472–436, 3 Иудея)
Начинать поиски нужно со времен окончания вавилон-
ского плена.
Уже в 538 году иудеям разрешено возвращаться на роди-
ну. Вавилон пал, а персы и к евреям, и к вере относились ло-
яльно. Более того, покоритель Вавилона Кир предписал
начать восстановление Сионского «Дома Божия», еврейским
старейшинам вернули храмовую утварь, выдали средства
для постройки храма.
Но уже в 530 году Кир погиб, финансирование прекрати-
лось, «романтические настроения сменились унынием и
разочарованием... вместо расцвета и благоденствия нищета,
вместо храма недостроенный фундамент, вместо великого
Богоявления духовный упадок. Было отчего опустить руки»
(А. Мень).
В 515 году храм был освящен, однако движения не было.
Персы перестали ставить «сынов Давидовых» правителями
Иудеи. «О периоде межу 515 и 445 годами Библия молчит»
(А. Мень), а потому сказать, в чем состоял импульс 472 года,
19
трудно. Можно лишь предположить, что внешней причиной
для этого импульса стала именно потеря даже тени незави-
симости, Иудея подчинялась теперь правителю Самарии.
«Подавленные нуждой, налогами и отсутствием перспекти-
вы, иудеи влачили нищенское существование. Само поло-
жение Иерусалима наглядно свидетельствовало о глубоком
упадке Общины. По-прежнему почти пустой город стоял без
стен, и только храм возвышался там как памятник несбыв-
шимся надеждам. В те времена город, лишенный акрополя,
был как бы домом без запоров и дверей. Любые враждебные
банды беспрепятственно могли проникнуть туда и держать
жителей в страхе и подчинении. Поэтому большинство
иудеев предпочитало жить в селах, которые меньше привле-
кали внимание грабителей и где легче было прокормиться»
(А. Мень).
Таково положение на момент начала третьего волевого
рывка.
Очень туманно, расплывчато, но А. Мень все же обрисо-
вывает явление мощного перелома: «Книга Ионы указывает
на то, что пророков в Израиле сменяют новые учителя: муд-
рецы и книжники. Но это не было результатом медленных и
незаметных процессов: напротив, начало нового этапа отме-
тил резкий, крутой поворот. Что-то произошло в духовной
жизни Ветхого Завета, выдвинув на первый план иные
направления, иные формы учительства, иные устремления».
Как всегда, реализацию этих устремлений даст лишь чет-
вертая фаза.
Еще одно туманное указание на слабые попытки возрож-
дения: «Одно время нашлись было смельчаки, решившие
восстановить стены крепости, но осуществить свой замысел
им не удалось. Подстрекаемые самарянским наместником,
который хотел удержать власть над Егудом, персидские чи-
новники донесли царю, будто иудеи снова готовят мятеж, и
тот запретил строительство. Явившиеся из Самарии отряды
разрушили то, что было уже сделано, и сожгли все город-
ские ворота» (А. Мень).
Казалось бы, еще немного – и Израилю суждено исчез-
нуть. Но уже включен имперский хронометр, время начина-
ет сгущаться, как в вихревую воронку втягивая в себя энер-
гию для будущих преобразований.
Вторая фаза (436–400, 3 Иудея)
Герои второй фазы известны: Эзра и Нехемия. Даты их
жизнедеятельности известны, казалось бы, никаких проблем
с обрисовкой второй фазы не будет. Однако сомнения оста-
ются.
«У персидского царя Артаксеркса I (465–425) был при-
ближенный иудей по имени Нехемия. Библия рисует этого
человека горячим патриотом, исполненным глубокой веры.
В Сузы, где он жил при дворе, дошли вести об отчаянном
положении Иерусалима. В своих записях, вошедших в книгу
Нехемии, он рассказывает: «Услышав эти слова, я сел, и за-
плакал, и печален был несколько дней, и постился, и молил-
ся перед Богом небесным». Царь заметил уныние на лице
Нехемии и, узнав о причине его горя, спросил, чего бы тот
желал. Нехемия ответил, что его мечта – поехать в город,
«где могилы его отцов», и «обстроить» его. Артаксеркс и его
жена были расположены к Нехемии и доверяли ему. Царед-
ворец был вскоре же назначен наместником Иудеи... В де-
кабре 445 года облеченный полномочиями Нехемия отбыл в
Палестину» (А. Мень).
Но означает ли это, что в 445 году уже шла вторая фаза?
Думается, что нет, вчитаемся в текст: «По приезде он (Нехе-
мия) сначала действовал тайно, так как был уверен, что вла-
сти Самарии будут ему всячески препятствовать. Ночью,
объехав город, он осмотрел остатки стен и развалины башен
(А. Мень). Больше похоже на окончание сновидческой пер-
вой фазы. В России в такое же время к власти приходит ца-
ревна Софья.
Длительность противостояния местной знати еще один
довод в пользу того, что началом революции можно считать
436 год. Лишь в 433-м (конец гражданского противостояния)
удалось пресечь сопротивление самарийских начальников и
местной знати.
«Укрепив Иерусалим и приняв меры к его заселению,
сделав таким образом иудейскую общину крепким, способ-
ным к сопротивлению организмом, Нехемия должен был
еще вдохнуть в этот организм душу. Всеми перечисленными
мерами Нехемия таким образом почти из ничего создал гос-
ударство, назначение и обязанности которого, по его мысли,
состояли в том, чтобы жить по закону. Для того чтобы иуде-
ев обучить закону, Нехемии необходимо было содействие
знатоков религиозной письменности, в которой он сам не
был достаточно силен...» (Г. Грец). Эту роль сыграет книж-
ник из Вавилона Эзра.
По современным воззрениям библеистов, приход Эзры
относится не к седьмому году Артаксеркса (Езд. 7,7), т.е. 458
году, а к 37-му году Артаксеркса (В. Олбрайт), т.е. 428 году.
Если эта дата реальна, то все встает на свои места, ибо 428
год (год Быка) – это восьмой год второй фазы. Год принятия
революционного идеологического решения.
«Эзра – священник, всю жизнь посвятивший изучению
Закона... по духу особенно был близок к тому кругу, из ко-
торого вышла священническая Тора. Основным условием
спасения Израиля Эзра считал строгое обособление его от
языческого мира. В распоряжении книжника находилась То-
ра, которая, вероятно, соответствовала нынешнему тексту
Пятикнижия... Эзра стал фанатическим приверженцем этой
священной книги. Человек железной воли, неукротимый и
настойчивый, как Кальвин или протопоп Аввакум, он за-
мышляет совершить полный переворот в Общине. Одержи-
мый этой идеей, книжник обращается к Артаксерксу с
просьбой назвать его религиозным главой иудеев как в Па-
лестине, так и в Рассеянии. Возможно, что Нехемия во время
своего посещения Суз (433) подготовил почву для благопри-
ятного ответа со стороны царя. Около 428 года Эзре был
вручен документ, дающий огромные права» (А. Мень).
«Ты же, Эзра, по премудрости Бога твоего, которая в руке
твоей, поставь правителей и судей, чтобы они судили весь
народ за рекою, всех, знающих законы Бога твоего, а кто не
знает, тех учите. Кто же не будет исполнять закон Бога твое-
го, закон царя, над тем немедленно пусть произведут суд, на
смерть ли, или на изгнание, или на денежную пеню, или на
заключение в темницу» (Езд. 7, 25–26).
Нехемия и Эзра легко встанут в ряд любых деятелей вто-
рой фазы – фанатичных, жестоких преобразователей. Чего
стоит борьба со смешанными браками. «Тора между тем во-
все не требовала от израильтян такого обособления... Но эта
строгость была по тому времени необходима, чтобы малень-
кая Иудея не была раздавлена другими народами и лишена
своих умственных и нравственных приобретений... Была со-
здана комиссия, которая собирала сведения о смешанных
браках. Иудеев поочередно вызывали в Иерусалим по спис-
кам, где каждый должен был заявить о своем разводе и при-
нести очистительную жертву» (Г. Грец).
В своем втором приходе (между 430 и 424 годами) Нехе-
мия сравнивается с «огнем литейщика и щелоком щелиль-
щика» для всей Иудеи. Такие сравнения ни в сновидческой
первой фазе, ни в бюрократической третьей фазе не были бы
возможны.
Жестокие реформы Эзры и Нехемии, как это полагается,
не встретили общего признания, было оказано сильное по-
литическое и экономическое противодействие, начался Ре-
лигиозный раскол.
20
Нехемия и Эзра «так укрепили высокую стену, отделяв-
шую иудеев от соседних народов, что пробить ее оказалось
совсем невозможным. Те, которые были недовольны всеми
этими мерами, должны были оставить иудейскую общину.
Они образовали особую секту» (Г. Грец).
Таким образом, и в религиозном расколе две великие Им-
перии схожи между собой, у обоих раскол датируется треть-
им имперским циклом.
Третья фаза (400–364, 3 Иудея)
Как и во втором имперском цикле, о третьей фазе почти
нечего писать. Нет ни дат, ни событий (спокойное, стабиль-
ное, сытое время), однако есть сообщения о том, что сразу
после Эзры и Нехемии, а стало быть, в третьей фазе, был со-
здан Верховный совет, состоящий из 71 члена.
«Этот своеобразный институт, который держался до са-
мого конца еврейского государства, был стражем закона и
временами получал большое значение, был создан, без со-
мнения, в это время... Никакое время так не благоприятство-
вало учреждению подобного института, как то, которое сле-
довало за Нехемией... Великое собрание, при Нехемии кото-
рое лишь однажды было создано для принятия обязанно-
стей, превратилось в постоянное учреждение для разреше-
ния важнейших религиозных и бытовых вопросов...» (Г.
Грец).
Легко заметить, что реформы продолжаются Советом уже
на аппаратном, бюрократическом уровне, руководство ста-
новится коллективным, что характерно для третьей фазы. В
России со смертью Петра I властью облечен был Тайный со-
вет.
«Первые же шаги Совета были направлены к развитию
дела, начатого Эзрой и Нехемией, путем введения «иудей-
ства», или закона в повседневный обиход и привычки наро-
да. Неуклонно следуя по этому пути, Совет... мало-помалу
осуществил идею Эзры во всем объеме и тем довел до конца
задуманный им мирный переворот» (Г. Грец).
Именно тогда были созданы школы по изучению священ-
ного Писания молодыми людьми; было введено регулярное
публичное чтение Пятикнижия. Одним словом, вновь в тре-
тьей фазе идет «распашка и умягчение сердец». Каков-то
будет посев четвертой фазы?
Четвёртая фаза (364–328, 3 Иудея)
Самым невероятным и одновременно самым основным
феноменом Империи является одновременное существова-
ние достаточно деспотичной власти и высочайшей идеоло-
гии. Тот, кто не поймет, как в Империи сосуществуют неве-
роятный взлет идеологии и жесткий прессинг власти, не
поймет механизма существования Империи, механизма
рождения идеологического чуда четвертой фазы.
Нам ли не знать, как во времена бесноватого Сталина пи-
сал Михаил Булгаков и другие гении спокойного поиска со-
кровенной истины, а во времена простоватого и буйного
Хрущева творил в затворничестве Борис Пастернак.
В истории ветхозаветной империи противопоставление
светской власти и духовного поиска еще сильнее. Если в
первом и втором имперских циклах идеологическое чудо
четвертой фазы рождалось во взаимодействии с властителя-
ми (Соломон – первый цикл, Иосия – второй цикл), то в тре-
тьем цикле идеологическое чудо идет вне связи со властью,
как бы само по себе. Народ-идеолог с каждым шагом стано-
вится все самостоятельнее. В четвертом цикле при царе
Ироде идеологическое чудо уже свершится как бы вопреки
властителю.
Книга Руфь, Книга Иова по времени написания относятся
к первой фазе третьего цикла (около 445 года), потом сто лет
молчания и новый творческий всплеск, подобного которому
давно не знал еврейский народ.
Во-первых, происходит качественная перемена в творче-
ской ориентации народа. Обратимся в А. Меню: «После
Эзры мудрецы, раввины и книжники окончательно приходят
на смену пророкам, миссия которых в истории как бы за-
вершается. Пророки были «боговидцами» и «друзьями Бо-
жиими», трепет близости Неисповедимого пронизывает
каждое их слово. Между тем преемники их сознают себя
Уже в ином положении. Мудрецы опираются на повседнев-
ный человеческий опыт, а толкователи Закона кладут в ос-
нову внешний авторитет письменной Торы. Это может пока-
заться снижением религиозного уровня, и в каком-то смысле
так оно и было. Но следует помнить, что призвание учите-
лей состояло в пастырстве, в постоянном наставлении рядо-
вого человека».
Такое же точно снижение религиозности было и в России
во времена Петра I и Екатерины II. Однако энергия в импер-
ском развитии не рассеивается и не пропадает, потеряв на
религиозном уровне, империя рождает светское искусство.
Так было в русской истории, так было и в ветхозаветной ис-
тории.
Казалось бы, судя по «темному времени» (вторая и третья
фазы), в стране доминируют законники, однако А. Мень
приходит к выводу, что «авторитет мудрецов не уступал ав-
торитету законников. Примечательно, что если от трудов
Мужей Собора не осталось ничего, кроме нескольких изре-
чений, то писания хакамов бережно хранились и часть их
была включена в Библию. Мудрецы не выступали против
Торы, устной и письменной, но они решительно отказыва-
лись примириться с узким пониманием ее принципов».
Но ведь точно так же и русская литература конца XVIII –
XIX веков не отрицала православия, а лишь расширяла его
рамки, опираясь, как и хакамы, на повседневный человече-
ский опыт.
«У хакамов редко говорится о видениях, таинственных
зовах и повелениях возвещать людям волю Творца. Нет в их
книгах слов «Так говорит Господь», столь характерных для
Закона и Пророков. На мистиков или провидцев хакамы во-
обще походили очень мало, Светские люди (! – Авт.), не свя-
занные ни с Храмом, ни со школами Торы, ориентировались
на повседневный человеческий опыт. У них почти нигде не
упоминается Моисей, их мало волнует священная история
избранного народа и его мессианские чаяния. Даже само
слово «Израиль» отсутствует в большинстве книг. Языче-
ских соблазнов они больше не боятся, ибо в те дни вера Из-
раиля стояла уже незыблемо. Это позволяло хакамам без
опасения изучать литературу Востока. У них можно найти
идеи, сходные со взглядами писателей Египта, Вавилона,
Персии, даже прямые цитаты из книг» (А. Мень).
Как быстро укрепил имперский цикл веру! Какое отличие
от разрухи и упадка VI века! Ну а главное, как сильно напо-
минает Россию XIX века, смело бросившуюся во всемирный
литературный и философский процесс, смелыми заимство-
ваниями из европейской литературы.
От А. Меня не скрылась и эта историческая параллель, и о
книге Иова он говорит, что «по беспощадности и силе, с ка-
кой в ней ставится вопрос о страдании, ее можно сравнить
лишь с произведениями Достоевского».
Вслед за этим пишется Экклезиаст, может быть, самая из-
вестная и популярная составляющая Ветхого Завета. «Эк-
клезиаст представляет собой род внутренней автобиографии
писателя, исповедь живой души... духовный портрет одного
человека» (А. Мень).
Дата его написания, по мнению А. Меня, соответствует
последним десятилетиям IV века, то есть в районе конца
рывка, около 328 года.
21
«Экклезиаст, если брать его в отрыве от всего Писания,
выглядит прямо-таки антиподом веры и надежды». Но ведь
и наша классика XIX века (Пушкин, Лермонтов, Гоголь)
весьма пессимистична.
К тем же годам относят и написание Апокалипсиса Исайи
(24–27 главы Книги Исайи) – первое ветхозаветное учение о
посмертье.
Кто властвовал в это время в Иерусалиме, какие полити-
ческие события происходили, неизвестно. Лишь самый ко-
нец имперского цикла, как всегда, отмечен признаками раз-
рушения. Еще в 330-х годах признаки имперской непобеди-
мости налицо, сам Александр Македонский двинулся на
Иудею, но не посмел ее тронуть, заявив, что видел сон, по-
будивший его воздать почести Богу иудеев. Но сразу после
смерти Александра Македонского (323 год) Иудея потеряла
неприкосновенность, с ней повторилось то же, что было во
времена борьбы между фараонами и царями Месопотамии.
По меткому сравнению Иосифа Флавия, земля Израиля ста-
ла похожа на корабль, на который со всех сторон обруши-
ваются волны. Семь раз переходила она из рук в руки, и в
чью бы пользу ни клонилась победа, страна неизменно под-
вергалась разорению. Такова плата за прекращение импер-
ского цикла.
4 Иудея (148–4)
В данной работе мы обращаемся лишь к имперским Цик-
лам, пропуская все, что было в промежутках между ними,
однако, чтобы осознать высоту взлета в имперском 144-
летии, очень важно точно представлять начальные условия.
Кроме того, описывая начальные условия, мы, может быть,
обнаружим причины, вызвавшие внезапное начало импер-
ского цикла.
«Осенью 168 года Антиох IV (Эпифан) велел прекратить
службу в иерусалимском Храме и разослал по городам
эмиссаров с указами: все живущие во владениях царя от-
ныне должны считаться «одним народом и оставить свой за-
кон». Евреям строго воспрещается читать Писание, соблю-
дать субботу, совершать обрезание и даже просто называть-
ся «иудеями». Ослушников ждет смертная казнь. Большин-
ство уцелевших жителей Иерусалима предпочло бросить
свои дома, но не отступить от веры. Люди разбегались, ни-
что не могло удержать их в городе; он стал «чужим для
народа своего, и дети его оставили его»... Во дворе святи-
лища был сооружен жертвенник Зевсу Олимпийскому. В
жертву были принесены свиньи, чтобы показать, что с
иудейскими обычаями покончено. Вместо левитов в поме-
щениях Храма теперь поселились вакханки, когда наступил
день Диониса, жалкую толпу отступников, увенчанных
плющом, заставили идти в шествии, прославляя бога вина.
Худшего унижения невозможно было придумать» (А.
Мень).
Не в этих ли унижениях причина четвертого имперского
рывка? Напомним, что унизительная для России Крымская
война, возможно, вызвавшая преждевременный четвертый
имперский цикл, также прошла за двадцать с небольшим лет
до начала четвертого имперского цикла.
«Только чудо (?! – Авт.) могло воскресить Израиль после
нанесенного ему удара. Но вот однажды в тайных убежи-
щах, где писцы прятали свитки Библии, появилась новая
книга. Она подоспела очень вовремя. Ее с жадностью чита-
ли, переписывали и пересказывали... Она рассеивала мрак и
возвращала доверие к Промыслу Божию. Книга носила имя
Даниила и предвещала приход Царства Божия, которое раз-
рушит все царства, а само будет стоять вечно. Даниил не
звал евреев браться за оружие, но его книга, подобно труб-
ному звуку, пробудила в людях боевой дух« (А. Мень).
 И вот в 166 году начинается восстание Иуды Маккавея. В
164 году он входит в Иерусалим, в 163-м сдает его боевым
слонам, в 160 году (март) Иуда вторично занял Храм. Одна-
ко имперский цикл еще не начался.
«Далеко идущие планы вождя (Иуды) не встречали среди
иудеев того сочувствия, какого можно было ожидать. У рев-
нителей Закона преобладали совсем другие настроения. Они
все больше склонялись к мысли, что время земных войн во-
обще прошло, что нужно надеяться не на Рим, а на Мессию,
который скоро явится в Иерусалим» (А. Мень).
Уже в апреле 160 года войска Селевкидов снова вторг-
лись в страну. Иуда убит. Победители яростно преследовали
участников восстания. Однако наступление имперских вре-
мен уже неотвратимо. Религиозные притеснения прекраща-
ются, а через десять лет братья Маккавея осуществили его
мечту об освобождении страны.
Первая фаза (148–112, 4 Иудея)
Что конкретно было в 148 году, чем было отмечено нача-
ло первой фазы, не ясно. Однако разворачивалась фаза по
обычному сценарию: первые четыре года (148–144) еще по-
ложение зыбко, но уже первосвященник Симон (143) рас-
ширил границы почти до пределов Соломонова царства и
провозгласил полную независимость Иудеи.
В 140 году (идеологическое решение) «Симон получил
наследственное звание первосвященника, стратега и этнар-
ха, сосредоточив таким образом в своих руках верховную
религиозную, военную и гражданскую власть» (Иосиф Фла-
вий).
«Так была основана Хасмонейская династия. Однако в
отличие от Маккавея наследники стали светскими правите-
лями и не отличались религиозным рвением Иуды. Сохраняя
основы культа, Хасмонеи охотно перенимали греческие
обычаи и тем самым открыли дорогу новой волне эллиниза-
ции» (А. Мень).
Времени правления в России Николая II (1894–1917) со-
ответствует правление Иоханана Гиркана I (134–104).
«Иоханану достались все три высших дара: главенство над
народом, первосвященство и пророческий дар. Божествен-
ное откровение так часто снисходило на него, что ничто из
будущего не было от него сокрыто» (Иосиф Флавий).
Сказать то же самое о Николае II мы не можем, но на
фоне последующих правителей (Ленин, Сталин) он может
действительно показаться святым.
Перед тем как перейти к «темному времени», стоит
напомнить, что сновидческое пророчество об идеологиче-
ском чуде четвертой фазы должно быть явлено в первой фа-
зе. И если в России таким пророчеством стало рождение в
конце XIX века могучей русской религиозной философии
(Флоренский, Карсавин и др.), то в ветхозаветном варианте
истории таким предзнаменованием стала жизнь Учителя
праведности.
«Общность имущества, братские трапезы, ночные бдения,
мессианские толкования Библии и, наконец, вера в скорую
гибель мира – все это роднит ессеев и первохристиан. У тех
и других сходная терминология. Кумранцы, как и ученики
Иисусовы, назвали себя «бедняками», «сынами света», «об-
щиной Нового Завета». В одной из книг встречается извест-
ное евангельское выражение «нищие духом». Символика
двух миро» света и тьмы характерна и для ессейских и для
новозаветных авторов» (А. Мень).
Вождя секты (Учителя праведности) некоторые историки
даже называют «Христом до Христа». Умер он около 110
года, а вторая фаза кончилась в 112 году.
Нашему 1917 году соответствует 112 год. Не исключено,
что именно о нем так странно пишет Г. Грец: «Зависть к
счастью Иоханана и его сыновей вызвала внутренние беспо-
22
рядки. Многие соединились для борьбы с ними и не успоко-
ились до тех пор, пока не вспыхнуло открытое восстание, в
котором, однако, заговорщики потерпели поражение».
Вторая фаза (112–76, 4 Иудея)
И вновь кровь, террор, принуждение – такова вторая фаза
имперских циклов.
«Аристобул, возложив на себя корону, первый принял
царский титул... Братьев он бросил в темницу, закованными
в кандалах, даже родную мать, оспаривавшую у него власть,
вследствие того что по завещанию Иоханана она, собствен-
но, и была названа главной руководительницей государ-
ственными делами, Аристобул подверг заточению и так да-
леко зашел в своей жестокости, что заставил ее умереть в
темнице голодной смертью» (Иосиф Флавий).
Напомним, что в такое же время в России у власти нахо-
дился Иосиф Сталин, комментарии, как говорится, излишни.
Впрочем, не всем удается выдержать кровавое веление
времени, и Аристобул, «терзаемый угрызениями совести,
начал быстро чахнуть, болезненные припадки все больше
учащались, и, наконец, во время одного припадка с ним слу-
чилось сильное кровоизлияние», после которого он скончал-
ся.
Аристобула у власти сменил Александр Яннай, отличаясь
от своего предшественника лишь отсутствием угрызений
совести. «Современник Суллы, он был столь же жесток и
деспотичен, как и римский диктатор. За свои зверства Яннай
был прозван "фракийцем"» (А. Мень).
Однако, анализируя события четвертого имперского цик-
ла как в Иудее, так и в России, не стоит слишком много
внимания уделять личности монарха, у власти находятся мо-
гучие организации, монарх лишь главный в этих организа-
циях. Сталин руководил репрессиями, но прекратить их он
не смог бы. Так же и Александр Яннай всего лишь олице-
творение времени, а не реальная сила. Силой, подобной
нашим чекистам или гвардейцам Петра, были, по-видимому,
саддукеи. «Вместе с Яннаем саддукеи ходили в военные по-
ходы, которые, как правило, кончались успешно» (А. Мень).
Противолежащей силой были фарисеи. Они возглавили
восстание против Александра, а затем призвали в Иудею
Селевкидов. Однако в критический момент патриотизм взял
верх над ненавистью, и многие вновь перешли в Яннаево
войско. Эта ситуация чрезвычайно напоминает нашу отече-
ственную войну, когда народ, несмотря на жесткие притес-
нения «своих», все-таки встал на защиту родины. Самое же
главное, что и даты совпадают. 88-й год – это как раз 24-й
год второй фазы, как и 1941 год в России.
Расправа с восставшими была ужасна: «Восемьсот за-
чинщиков были распяты в центре города в то время, когда
жены и дети казненных были изрублены на их же глазах.
Сам Александр созерцал эту кровавую резню, пиршествуя в
сообществе своих наложниц» (Иосиф Флавий).
Подавляя другие восстания, Александр истребил не менее
пятидесяти тысяч человек. Огромное количество иудеев по-
гибло в многочисленных войнах Александра. Как видим, и
тут аналогий со сталинскими временами хватает.
Так же, как и Сталин, Александр Яннай умудрился уме-
реть в точном соответствии с историческими часами в 76 го-
ду.
«По окончании похода, длившегося целых три года,
Александр возвратился в Иудею, где за свои военные подви-
ги был радушно встречен народом. Отдых после войн поро-
дил в нем болезнь... Полагая, что кипучая военная деятель-
ность избавит его от болезни, он предпринял преждевремен-
ный поход; но... напрягая через меру свои силы, он в этом
новом мероприятии нашел свою смерть. Он умер в самом
разгаре военной сутолоки, после 27-летнего царствования»
(Иосиф Флавий).
Что ж, своевременная и достойная смерть героя и палача,
яркого аналога Сталина.
Третья фаза (76–40, 4 Иудея)
Удивительная, однако, вещь: Сталин умер вроде бы вне-
запно, но за год до смерти, как будто предвидя новые време-
на и новую жизнь, попытался усилить роль партии, дал ей
новое звучное имя (КПСС), заменил Политбюро на Прези-
диум, как бы завещая передачу власти от карателей к бюро-
кратам.
Так ведь и Александр Яннай умер внезапно, но успел сво-
ей жене завещать опираться не на саддукеев, а на фарисеев.
«С тех пор положение в стране резко изменилось. Садду-
кеи были отстранены от власти, а те, что подстрекали царя
расправиться с фарисеями, наказаны. При Саломее партия
Симона бен-Шетах достигла господства. Симон смягчил и
улучшил уголовное право, основал школы для обучения де-
тей Торе. Талмуд называет его "восстановителем Торы, вер-
нувшим короне Закона ее прежний блеск". Фарисеи доби-
лись и того, чтобы духовная и светская власть были разде-
лены» (А. Мень).
Ну а у нас в такие же годы (1953–1960) восстанавлива-
лись «ленинские нормы» партийной жизни.
Однако «темное время» не кончилось; Иудея, как военная
держава, набирала силу. «Набирая все больше и больше вой-
ска внутри страны и вербуя немало наемников извне, она
(Саломея) вдвое увеличила вооруженные силы своего госу-
дарства и сделалась страшной даже для соседних князей.
Так она господствовала над другими, а над нею самой фари-
сеи» (Иосиф Флавий).
В 69 году Саломея скончалась, что соответствует прибли-
зительно прекращению хрущевских реформ.
Дальнейшая история Иерусалима тесно переплетается с
историей Рима, поскольку их имперские ритмы отличаются
всего лишь на 12 лет. Совместные интриги, борьба за власть.
10 октября 63 года в Иерусалим вошел Помпеи. По
просьбе фарисеев монархия не была восстановлена, а сын
Саломеи Гиркан II сохранил звание первосвященника. В
«Псалмах Соломоновых» приход Помпея «изображался фа-
рисеями как справедливый Божий приговор» (А. Мень).
Вот так и шла третья фаза: Гиркан II (фарисеи) все борол-
ся с Аристобулом II (саддукеи). В конце фазы все больше
влияния появляется у соратника Гиркана Антипара, отца бу-
дущего правителя Иудеи Ирода. Ситуация, достаточно зна-
комая по другим третьим фазам, будь то времена Василия II
или время дворцовых переворотов в периоде между правле-
ниями Петра I и Екатерины II в России...
Причем, что важнее всего, все эти интриги – следствие
некоего кланового правления, власти некоего аристократи-
ческого слоя. Иосиф Флавий так и пишет: «Народ с радо-
стью увидел себя освобожденным от единовластия, которое
уступило место аристократическому правлению».
Конечно, в 1953 году народ радовался освобождению от
единовластия и началу более коллегиального правления
партии. Но за 36 лет партийное правление также надоело, и
уже к 1989 году ожидался совсем новый тип управления.
Какой? Обратимся к ветхозаветному аналогу.
Четвёртая фаза (40–4, 4 Иудея)
Как мир уверовал, что Россия (СССР) – это военная дер-
жава со сверхвоенизированной индустрией и воинственным
населением, так и Иудея до Ирода Великого представлялась
страной, занятой только войнами, внутренними и внешними,
своими и чужими.
23
Но стоит начаться четвертой фазе, как маска «темного
времени» сходит и открывается истинное лицо государства.
«За свой престол Ироду пришлось вести жестокую войну
более трех лет» (А. Мень).
В истории России этому трехлетию соответствует период
с 1989 по 1992 годы, и если не война, то борьба в эти годы
была отчаянной.
«Иудея, лежавшая в развалинах, была объявлена союзни-
цей Рима, царством, свободным от имперских податей» (А.
Мень).
Ворон ворону глаз не выклюет. Если сосуществуют две
Империи (событие в мировой истории редкое), то они не
воюют между собой, да и вообще мир становится много ста-
бильнее.
Мало кому из правителей в мировой истории достался
столь странный жребий – править в четвертой фазе четвер-
того имперского рывка (гарантированное величие). Но
именно в этой фазе народ максимально независим от власти
и не обращает никакого внимания на старания властителя.
А. Мень говорит о том же: «Ирод сделал Иудею суверенным
государством, расширил ее границы, но, несмотря на это,
народного признания не добился. Царь и народ словно жили
в разных мирах».
Не исключено, что и в России победившая власть, не-
смотря на свои успехи, не дождется всеобщей народной
любви: слишком самостоятельным стал народ, слишком ве-
лика многовековая усталость от всяческой власти. А. Мень
вместе с иудейским народом не готов верить в искренность
Иродовых устремлений: «Все свои незаурядные способно-
сти Ирод отдал тому, чтобы превзойти соседних властителей
и доказать (? – Авт.), что он заслуживает царского звания.
Он восстанавливал города, строил крепости, дворцы, иппо-
дромы. Его энергия и фантазия были неистощимы. Август
признавал, что Ирод создан владеть всей Сирией и даже
Египтом».
Но в том-то и дело, что Ирод хотел владеть землями и го-
родами, а народ жаждал Нового мира на всей земле.
«Надеясь снискать любовь набожных людей, царь при-
ступил к осуществлению грандиозного проекта: полной ре-
конструкции Храма. Никогда еще Дом Божий не достигал
такого великолепия... Красота Иродовой столицы поражала
не только паломников-иудеев, но и иностранцев, приезжав-
ших в Иерусалим. Многие из них, например, консул Агрип-
па и полководец Виттелий, приносили жертвы в Храме, где
для язычников был отведен особый двор. Сам Август при-
сылал в дар Храму драгоценные сосуды. Жители могли гор-
диться своим городом и его жемчужиной –Домом Господ-
ним» (А. Мень).
Так что очень скоро, буквально на наших глазах, Москва
превратится в красивейший город мира. Восстановят все
разрушенные храмы, уберут из города лишнюю промыш-
ленность, вернутся чистота и покои в московские дворики...
«Конечно, бурное строительство Ирода ложилось бреме-
нем на плечи народа, но царь вовремя успевал снижать
налоги и тем успокаивать недовольных. В неурожайные го-
ды он развивал кипучую деятельность, снабжая Иудею им-
портным хлебом. Пекся царь и об интересах диаспоры. В
своей внешней политике Ирод тоже бывал почти всегда
удачлив. Он обладал верным чутьем и неизменно держал
сторону римлян. Искусно лавируя между Антонием и Окта-
вианом, Ирод добился поддержки и дружбы обоих. Тщетно
Клеопатра пыталась соблазнить его, чтобы увлечь в свои се-
ти: Ирод, обычно порывистый и страстный, устоял и тем
спас голову и корону. В больших и малых войнах царь, как
правило, выходил победителем. Его отвага была известна
повсюду; даже в Риме прибегали к помощи его войск» (А.
Мень).
 Полная и законченная картина деятеля четвертой фазы. И
Иван III, и Екатерина II не лучше и не хуже, но тут не просто
четвертая фаза, а еще и четвертый имперский цикл, не про-
сто Империя, а Империя Духа, а потому просто блестящий
правитель это еще не все, что нужно.
«Каждый народ склонен прощать грехи победителям; так
бывало не раз в Иудее. Но теперь картина изменилась. Хотя
и находились льстецы, объявлявшие Ирода Мессией, обще-
ство, воспитанное на Законе, уже трудно было подкупить
показным блеском. Оно хотело видеть в монархе помазан-
ника, на котором почил Дух Божий, защитника справедли-
вости, а не эллинистического царька, заявлявшего: «В соб-
ственной стране я волен делать что угодно». В отличие от
римлян подданные Ирода искали не «твердой руки», а прав-
ды и верности Закону. Меж тем Ирод был поклонником гре-
ко-римской культуры. В его свите находились эллинские
философы и литераторы, царь устраивал гладиаторские иг-
ры, возводил храм в честь Августа. Царю были, конечно,
благодарны за его заботы, особенно в дни голода или когда
он очищал дороги от грабителей. Но все же и его самого
считали чем-то вроде разбойника, восседавшего на престоле
Давида. Жизнь царского двора – а она ни для кого не была
секретом – вызывала всеобщее отвращение. Вокруг Ирода
день и ночь плелись интриги» (А. Мень).
Так что есть о чем задуматься нашим правителям, осо-
бенно поклонникам греко-римской... извините, англо-
американской культуры.
Смерть постигла Ирода, как и Янная, точь-в-точь по им-
перским часам, в год Змеи, через 36 лет после начала прав-
ления. В 4 году до нашей эры страшная водянка и мучитель-
ные язвы приковали Ирода к постели. Смерть его символич-
на: попытка самоубийства, казнь сына, которого он пережил
на пять дней.
Окончание имперского цикла очень быстро привело
Иудею к упадку и потере политической самостоятельности.
Так было после каждого имперского цикла. Но этот цикл
был четвертым, стало быть, последним, а потому возродить-
ся ветхозаветной Империи уже было не дано. Евреи стали
вечным народом, а свершившееся идеологическое чудо ста-
ло уже не еврейским, а всемирным достоянием.
Последнее чудо империи (Иудея)
Точно так же, как теперь, все пророки говорят, что свет
новой истины просияет из России, так и в те времена все
ждали подобного чуда от Иерусалима. «На Востоке,– гово-
рит Светоний,– было давнее и твердое убеждение, что Судь-
бой предназначено в эту пору выходцам из Иудеи завладеть
миром». В сходных выражениях мессианские чаяния Азии
описывает и Тацит.
А Мень очень точно показывает и всемирную направлен-
ность этого чуда и одновременно иудейские корни его:
«Евангелие – всемирное благовестие, живое во все времена
и обращенное к каждому народу, и все же при этом оно
несет на себе печать места, где прозвучало впервые... Нагор-
ная проповедь и Молитва Господня выросли на почве Биб-
лии, а не Вед или Махабхараты... Иисус не входил ни в ка-
кой орден, не принадлежал к школе... «Школой» Ииcуca с
детства была только Библия...»
Также и в России XXI века родится всемирное учение, но
корни его будут в православии, в великой литературе, рож-
денной православием.
Мы уже писали об этом: Россия крестит мир в третью
эпоху. Но о самой третьей эпохе будет отдельный разговор.
Рим
24
Если причисление к миру Империй древней Иудеи не
могло не вызвать сомнений, то поиски имперских циклов в
истории Древнего Рима безусловны и очевидны. Собствен-
но, само слово «империя» латинского происхождения, уже
по одному этому мимо Рима не пройти, хотя есть множество
и других признаков. Главное же состоит в том, что Древний
Рим для всей современной политической истории человече-
ства задал рамки противодействия. Можно сказать, что ис-
тория Рима – это сотворение политического лица человече-
ства, так же как история Британии – сотворение для челове-
чества экономической структуры. (Иудея и Россия это соот-
ветственно план и реализация в поисках человечеством ис-
тины, а стало быть, две стороны человеческого духа.)
Однако очевидность имперской сердцевины Древнего
Рима не сделала историю этой империи завершенной. Если
Российская и Иудейская империи имели начало и конец,
полностью прошли вновь имперский путь и породили две
величайшие модели человеческого бытия, то Римская импе-
рия вместо четырех имперских циклов прошла всего два,
тем самым породив могучий исторический казус. Нет рим-
ского народа, мертва латынь, но в то же время Рим все время
с нами в республиканском ли, в имперском ли обличье.
1 Рим (580–436)
Имперское 144-летие – это всегда слом старого уклада и
прорыв в новое, неизведанное пространство, причем первое
36-летие идет на фоне еще старого уклада, в следующие 72
года следует так называемое «темное время» и лишь в за-
ключительном 36-летии проявляется новый уклад.
Первая фаза (580–544, 1 Рим)
Вторая фаза (544–508, 1 Рим)
Третья фаза (508–472, 1 Рим)
Четвёртая фаза (472–436, 1 Рим)
Первая фаза (580–544, 1 Рим)
История Рима начинается с семи царей. Если раньше лич-
ности самих царей и традиционные даты римской истории
вызывали у историков недоверие, то теперь твердо установ-
лено, что по крайней мере три последних римских царя были
реально существовавшими личностями. Большего нам и не
потребуется. Рассчитанная дата начала первой фазы (580
год) почти точно совпадает с началом правления шестого
римского царя Сервия Туллия (578 – год Козы).
Ярким доказательством того, что с началом правления
Сервия Туллия Рим вступил в имперский рывок, стало нача-
ло ожесточенной борьбы за власть. Предшественник Сервия
пятый римский царь Тарквиний Древний просто пришел в
Рим и попросил царской власти у его граждан. Благодарные
граждане с радостью дали ему царские полномочия. Факти-
чески такая же история произойдет через полторы тысячи
лет на Руси с призванием Рюрика. И там и тут развитие бу-
дущих империй еще идет по ритму Востока, а в этом ритме
за светскую власть не слишком-то держатся. Куда важнее
власть духовная, жречество было всесильно, и в противосто-
янии Тарквиния и авгура Атта Навия победил последний.
Сервий Туллий стал первым римским царем и вообще госу-
дарственным деятелем, которому власть досталась в поли-
тической борьбе. В ее ходе он отстранил от власти всех пре-
тендентов, которые к тому же имели гораздо больше прав на
царский титул в Риме. Это были сыновья четвертого рим-
ского царя Анка Марция и сыновья самого Тарквиния Древ-
него. Сервий же был всего лишь зятем Тарквиния и имел
прав меньше других. Тем не менее царем стал он – узурпа-
тор, не утвержденный народным собранием.
 Так начинаются имперские циклы, в которых правит за-
кон силы и никому ничего не гарантировано.
Вторая фаза (544–508, 1 Рим)
Содержание первого 36-летия скрыто от нас пеленой ве-
ков, ничем не отмечена и дата 544 года, однако именно на
середину VI века до н. э. историческая наука относит начало
реформ Сервия Туллия.
Нам следует эти реформы сравнивать с реформами кня-
гини Ольги, и сравнение это вполне уместно. Престарелый
Сервий своими реформами разрушил родовой строй римлян
и создал первые государственные структуры. Точно так же,
как Ольга, провел он административное деление территории
и всего народа. Были организованы четыре территориальные
трибы, которые не совпадали со старыми родо-племенными.
К ним приписывалось все население без разбору, будь то
патриций или плебей. Таким образом было подорвано мо-
гущество старой родовой знати. (Не правда ли, характерно
для вторых фаз империи?) К пользованию общественным
полем Рима были допущены плебеи, они получили предста-
вительство в народном собрании.
Далее все население в территориальных трибах делилось
на пять классов по имущественному цензу. Отныне главную
роль в социальном положении играло не происхождение, а
состоятельность. Как знать, может быть, именно эта рефор-
ма стала первым шагом к будущему зарождению ритма За-
пада, который, напоминаем, в VI веке до нашей эры еще ни-
когда не существовал в истории человечества, представляв-
шего собой глобальный Восток.
В зависимости от ценза каждый класс выставлял опреде-
ленное количество центурий в римское войско. Таким обра-
зом, военная обязанность становилась единой для всего
населения, место родового войска начинало занимать народ-
ное ополчение. Так рождался новый уклад.
Разумеется, что рождение нового уклада могло происхо-
дить только при высочайшей концентрации политической
власти в одних руках, при разрыве как с духовной властью,
так и со старым классом правителей. В этом отношении сын
рабыни Сервий Туллий вполне точно предвосхитил более
близких нам по времени и месту Петра I или, скажем, Лени-
на, хотя более всего должен был бы напоминать нам Свято-
слава, того самого, что «возов с собой не возил, шатра не
имел, а спал на конском потнике». И действительно, Сервий
опирался на выдвиженцев из простых людей, провел ряд зе-
мельных конфискаций у знати (чем не Ленин?) и наделил
землей бедняков. Своей политикой он заслужил в преданиях
определение «крестьянского» царя, считался правителем
строгим, но одновременно защитником бедных. «Из грязи в
князи» – таков лозунг всех вторых фаз.
Двенадцатилетие реформ Сервия заканчивается его убий-
ством. Тарквиний Молодой, впоследствии получивший про-
звище Спесивого (Гордого), сын Тарквиния Древнего, без-
жалостно расправляется со своим тестем. Жена Тарквиния и
соответственно дочь Сервия полностью поддерживает свое-
го мужа и даже переезжает труп отца на колеснице. Таркви-
ний Гордый становится седьмым царем Рима, но он, как и
его предшественник, не избран народом и не утвержден се-
натом. Имперское беззаконие – вернее, главенство закона
силы продолжается.
Казалось бы, к власти пришел представитель старой ди-
настии, и с ним вернутся старые добрые времена. Но импер-
ские часы не знают остановки. Время Тарквиния Гордого –
это 24 года жесточайшего террора. Чтобы нам легче было
представить происшедшее, вспомним о 24-летии с 1929 по
1953 год в России, когда безраздельно властвовал Сталин
(тот же фрагмент второй имперской фазы).
25
Новый царь обрушил репрессии на родовую знать. За его
правление число сенаторов уполовинилось. Расправу и суд
вершил он лично либо через ближайших приближенных
(«содалы»). Народные собрания не созывались, сенат не
функционировал. Сколько еще раз все это повторится во
вторых фазах новых имперских 144-летий, пока весь мир не
будет переведен империями на ритм Запада.
Чем больше перемен во второй фазе, тем лучше: бей,
круши, реформируй... И все это для того, чтобы прервать
связь времен, уничтожить даже намек на преемственность.
Оплот родового строя – традиционные верования, на Руси в
первом имперском цикле языческие верования были замене-
ны единобожием, что конечно же было гигантским шагом
вперед. В Древнем Риме религиозные реформы были куда
скромнее, традиционная триада богов Юпитер – Марс –
Квирин была заменена на новую: Юпитер – Юнона – Ми-
нерва. Но и такие скромные изменения ре шали задачи цен-
трализации. В честь новой триады строится храм на Капито-
лии, запрещаются церемонии на местах ослушавшихся же-
стоко преследуют. Это, конечно, еще не единобожие, но уже
пролог к нему. В конце книги мы подведем арифметический
итог и легко увидим связь империй с победным шествием
единобожия по Земле. Пока же просто создалась сугубо гос-
ударственная религия, молиться можно было лишь на Капи-
толии, жрецы назначаются лишь самим Тарквинием. Былая
самостоятельность, жреческих коллегий растаяла как дым,
царь даже приобрел Сивиллины книги, по которым произво-
дились гадания. Предсказаниями теперь занялись люди,
лично преданные царю и, естественно, им же и назначенные
на должность (дуумвиры).
Однако время не стоит на месте, точно так же, как и при
Петре I, и при Сталине, шли одновременно два противопо-
ложных процесса, казалось бы, народ все покорнее, все без-
ропотнее, терпит все большие издевательства, на деле же
зреет недовольство, шепот переходит в ропот, приближается
третья фаза.
Третья фаза (508–472, 1 Рим)
Свержение тирана произошло за год до начала третьей
фазы (509 год). Такой порядок свидетельствует о том, что
цели свержения достаточно сильно расходятся с реальными
последствиями. И действительно, планировался мощнейший
переворот во всей жизни, но революция вышла очень мяг-
кая, как и полагается на переходе из террористической вто-
рой фазы в бюрократическую третью.
Хотя страдали от тирании более всего народные массы,
вся революция свелась к обретению власти более широким
слоем правящего класса. Так же как после смерти Петра I
власть перешла к гвардии, а после смерти Сталина к партии,
так же и теперь власть перешла к патрициям. Единоличное
правление заменила коллегиальность: «Такая организация
консульства была следствием соперничества знатных родов;
благодаря ей надеялись, что эту могущественную власть в
случае надобности можно обессилить, пользуясь ею же са-
мой как оружием» (К. Нич). Разумеется, такая власть слабее
и возможна лишь при очень высокой сплоченности ведуще-
го класса. Такая сплоченность имела место, а потому пере-
ход и вышел мягким. «С превращением монархии в респуб-
лику в римском общинном быту, как видно, почти все оста-
лось по-старому; эта революция была консервативна... и она,
в сущности, не уничтожила ни одной из главных основ об-
щинного быта» (Т. Моммзен).
С другой стороны, не стоит забывать, что это был всего-
то третий имперский цикл в истории человечества, и новиз-
на рождающегося строя была безусловна. Причем необхо-
димо помнить, что черты нового строя проглядывают имен-
но в третьей фазе. Так, власть гвардии стала видна именно
после смерти Петра I, а власть технократии стала видна
лишь при Брежневе. Так же и теперь. Именно третья фаза
явила миру республиканский строй. «В установленные дни
на площадь собирались все полноправные граждане, носив-
шие оружие. По их воле власть на год вручалась двум кон-
сулам. Постоянным правительством стал патрицианский се-
нат» (А. Мень). Таковы формы очередного открытия, полу-
ченного в результате поисков первой римской империи.
От родовых связей и власти царя, основанной на них, Рим
торжественно отрекся. Первый консул Юний Брут взял со
всего населения города клятву, что впредь не будет допуще-
на царская власть ни под каким видом. Впоследствии обви-
нение в стремлении к царской власти стало политическим
клише и способом устранения противников в политической
борьбе.
Правящий класс с приходом к власти отделил себя от
остального общества. Юний Брут пополнил число сенато-
ров, ряды которых сильно поредели после террора Таркви-
ния, доведя их число до 300. На этом круг патрициев за-
мкнулся. «Господствующая аристократия замкнулась, веро-
ятно, вскоре после установления республики, и таким обра-
зом доступ в сословие патрициев прекратился» (К. Нич).
В этой замкнутой правящей касте не терпели индивиду-
альности и таланта, здесь господствовала серость. Выде-
лившихся ждала смерть. К примеру, талантливый полково-
дец и государственный деятель Спурий Кассий был обвинен
в стремлении к тирании и сброшен с Тарпейской скалы. Че-
рез 25 веков за волюнтаризм и стремление к личной власти
снимут Хрущева, претендовавший на его место Шелепин
окажется слишком ярок, а вот Брежнев будет в самый раз.
Таковы законы третьей фазы.
Впрочем, серость времени компенсируется усиленной
мифотворческой работой.' Вспомним хотя бы легендарный
героизм Гая Муция Сцеволы, который добровольно сжег
свою правую руку, чтобы доказать этрусскому царю Пор-
сене, что римский гражданин не боится пыток и смерти. В
русской истории именно на время правления Владимира
Красное Солнышко приходятся былинные сюжеты, в иудей-
ской истории легендарны времена Давида.
Итак, за третью фазу военно-крестьянский уклад получил
государственное оформление. За сословиями была признана
одна государственная обязанность (военная). Сословия со-
здали свои институты представительства, чтобы начать диа-
лог между собой в четвертой фазе и привести Рим к граж-
данскому миру, где все общество объединено ради единой
цели – военной службы.
Четвёртая фаза (472–436, 1 Рим)
На следующий год после начала четвертой фазы (471)
был принят закон народного трибуна Волерона Публилия.
«Закон Публилия самый богатый последствиями из всех, ка-
кие встречаются в римской истории» (Т. Моммзен). Этим
законом организовывались плебейские собрания по трибам
(избирательным округам)... Этим законом признавалось, что
политические права в Риме имеет только собственник земли
(крестьянин). Закон дал организационные рамки будущему
«военному крестьянству», основе римских легионов. Так
было начато законодательное 36-летие (четвертая фаза) и
так была закончена работа, начатая Сервием Туллием. Со-
здавался уклад, которому суждено без особых изменений
сохраниться до следующего волевого рывка. «Сословия за-
ключили между собой мир, но ни одно из них не покинуло
своей обособленной позиции» (К. Нич).
Впервые в истории вместо многоступенчатых пирамид
восточных деспотий появилось двуклассовое общество с
четко определенным порядком взаимоотношений. (Двуклас-
совость – феномен имперского развития. При ней общество
26
делится не по родовому или экономическому принципу, а по
своим правам и обязанностям по отношению к государству).
Законотворчество шло, как и полагается в четвертой фазе,
с большой интенсивностью все 36 лет. К примеру, законы,
записанные комиссией децемвиров (комиссией из 10 чело-
век), опубликованы в виде 12 таблиц и стали законодатель-
ным памятником первого римского волевого рывка. Они
стали основой всего римского права, а через него и основой
всего европейского законодательства. Было зафиксировано
окончательное разрушение родового строя, объявлена сво-
бода завещания. Было сведено воедино уголовное, граждан-
ское и судебное право.
Окончательным примирением двух полюсов военного
крестьянства (патрициев и плебеев) стал закон Канулея
(445), отменяющий запрещение браков между патрициями и
плебеями.
Гражданский мир сословий, укрепление внутриполитиче-
ской жизни позволили Риму решить все свои внешние про-
блемы. Армия, состоящая из свободных военных крестьян,
победила эквов, сабинов, вольсков. С окончанием волевого
рывка римляне отвоевали к 431 году «старую пограничную
линию латинского союза» (К. Нич).
«Эти войны были чрезвычайно популярны среди плебса:
расширение общинной земли служило крестьянским интере-
сам, так как уже тогда плебс имел право совместно с патри-
циями пользоваться общинными землями... После восста-
новления внутреннего порядка плебс наконец вступил в ста-
дию своего развития, которую мы можем назвать стадией
завоевательной политики... Перед этой задачей отступили на
второй план политические интересы, которые вплоть до де-
цемвирата (время работы комиссии децемвиров. – Авт.) яв-
лялись основной чертой характера плебса» (К. Нич).
Как видим, в данном имперском цикле, так же как в рос-
сийских и иудейских циклах, именно четвертая фаза прино-
сит государству максимальные успехи, в том числе и воен-
ные. Более того, успехи четвертых фаз не выглядят случай-
ными, они подготовлены реформами предыдущих фаз и
очень жестко связаны с ними. Первые три фазы государство
сдавливает пружину народной воли, что в четвертой фазе
приводит к небывалому расцвету талантов, выплеску энер-
гии и просто везению. «Энергия нации, сдавленная государ-
ственным механизмом, неизбежно искала выхода во внеш-
ней экспансии. От защиты Рима республика перешла к
наступательным действиям. Неодолимая жажда завоеваний,
казалось, толкала римский народ постоянно расширять ру-
бежи страны» (А. Мень).
Таким образом, ружье, появившееся в первом акте, в чет-
вертом стреляет. Необходимо лишь помнить, что в первом
российском и иудейском циклах при всех военных успехах
военная тема все же не звучала так громко. Тут явная спе-
цифика Рима – значительно менее идеологической и одно-
временно более политической империи. Как знать, может
быть, именно отсутствие сверхзадачи сгубило Римскую им-
перию и не дало ей возможности вступить в третий импер-
ский цикл. Политическая и военная мощь, если это не сред-
ство, а самоцель, губительны в долговременном историче-
ском плане. А может быть, все дело в том, что в первом
рывке римляне остались язычниками, в то время как импе-
рии безусловно созданы для единобожия.
Три века республики (432–144, Рим)
Хотелось бы напомнить, что в восточном ритме угнетен-
ной стихией является политика, в имперском развитии – в
загоне экономика, ну а западный ритм практически не раз-
вивает идеологию. Если мы предположим, что пространство
между двумя имперскими циклами заполняют два 144-
летних цикла по ритму Запада (плюс 12 лет, переходных с
ритма на ритм), то мы должны увидеть упадок идеологии и
достаточно неожиданный для того времени расцвет частно-
собственнического интереса. Кроме того, в четвертых фазах
этих циклов (324–288 и 180–144) должно наблюдаться так
называемое политическое чудо.
«Коммерческий дух охватил всю нацию, или, вернее, что
стремление к приобретению капиталов, которое, впрочем, не
было в Риме новостью, настолько проникло теперь во все
сферы деятельности и поглотило их, что и земледелие и гос-
ударственное управление стали превращаться в предприятия
капиталистов. Сохранение и увеличение состояния вошли в
число требований и общественной, и домашней морали» (Т.
Моммзен).
«Вдовья доля наследства, пожалуй, и может уменьшиться,
но мужчины должны увеличивать свое состояние; только те
из них достойны похвалы и преисполнены божественного
духа, после смерти которых оказывается из их счетных книг,
что они нажили более того, что получили по наследству»
(Катон).
Все это сказано о времени, наступившем после окончания
первого имперского цикла. 300 лет экономического развития
не прошли даром, натуральное крестьянское хозяйство эво-
люционировало до образцовых вилл Катона, основанных на
рабском труде и ориентированных на рынок. Возникает де-
нежно-ростовщический капитал, появляется прослойка вли-
ятельных римских финансистов – всадников. От чеканки
медного аса дошли до золотых монет. Политическая экспан-
сия шла одновременно с экономической. «Римский динарий
не отстает ни на шаг от римских легионов» (Т. Моммзен).
Можно найти и политические метаморфозы, то, что в тео-
рии называется политическим чудом.
В 338 году (середина третьей фазы западного цикла) за-
кончилась Латинская война, после чего Латинский союз пе-
рестал существовать, ближайшие к Риму города вошли в его
состав. В 316 году (восьмой год четвертой фазы) наступил
перелом в Самнитской войне. В 296 году (28-й год четвертой
фазы) одержана решительная победа в третьей Самнитской
войне, «которая, в сущности, определила судьбу Италии»
(Н. Машкин). «После блестящей победы римлян в битве при
Вадимонском озере (288 год) галльские племена были от-
брошены на север, а этрусские города принуждены были за-
ключить с Римом союз» (Н. Машкин). Так закончился пер-
вый цикл западного ритма.
В 190 году (конец третьей фазы) наголову разбит Антиох
III Великий, монархия Селевкидов потеряла свое значение.
В 168 году (12-й год четвертой фазы) разбит Персей, Маке-
дония потеряла самостоятельность. Ну и, наконец, в 146 го-
ду взят Карфаген. Так закончился второй цикл западного
ритма. Вполне убедительные концовки.
В самом Риме в результате эволюции военно-
крестьянского уклада появилась каста прирожденных поли-
тиков – нобилитет. Политическая карьера была пределом
мечтаний каждого римлянина. Форум, сенат, где шла беско-
нечная политическая борьба, были средоточием жизни горо-
да. Ведь в отличие от Востока, где политика дело презирае-
мое, или Империи, где политика дело узкого клана, на Запа-
де политика – сфера всеобщего внимания и участия. Един-
ственной областью общественной жизни, которая не разви-
валась, была, как и ожидалось, идеология. 300 лет меж двух
рывков Рим пользовался идеологическими достижениями
первого волевого рывка, превращая их в догму. Все призна-
ки религиозной инертности налицо: чтили своих богов, но
охотно молились и чужим. Жречество было ординарной ма-
гистратурой и не оказывало значительного влияния на жизнь
общества.
«Право родилось не из идеи справедливости, а из рели-
гии. Судебная казуистика первоначально была частью обря-
да, и нарушить ее считали таким же кощунством, как изме-
27
нить любую из частей ритуала. Однако, питая гражданское и
правовое сознание Рима, религия его сама сильно пострада-
ла от развития юридического духа. Формальный долг, как
главный стимул действия, воцарился у латинян и в области
веры, обедняя и сковывая ее. Предстоя Высшему, человек
только выполнял своего рода повинность. Сердце его при
этом оставалось почти безучастным» (А. Мень).
Западным типом развития объясняется и невероятная по
тем временам подверженность культурному влиянию извне,
в частности воздействию эллинства. Литераторами, музы-
кантами, поэтами как раз и были в основном греки, а также
вольноотпущенники, рабы, ибо в западном ритме нет ничего
менее престижного и более презираемого, чем занятие ис-
кусством, наукой, литературой. «Танцы, музыка, поэзия сде-
лались уделом самых низких классов римского гражданства
и преимущественно иностранцев» (Т. Моммзен).
Интересно сравнить Древний Рим и Россию. У обеих им-
перий между первым и вторым волевыми рывками ровно
300 лет. Однако у России (Руси) по ритму Востока, а у Рима
по ритму Запада: Россия ковала идеологию, Рим – экономи-
ку. Основой русского народа стало православие, закрепи-
лось положение тождества: русский – это православный,
православный – это русский. Рим в свои межимперские 300
лет создал понятие гражданства, основанного на экономиче-
ском цензе, владении определенным участком земли в опре-
деленном месте. Русские отделяли себя от других народов
своей религией, Рим – системой экономических запретов.
2 Рим (136 год до н.э. – 9 год н.э.)
Если в русской истории 300 лет после первого имперско-
го цикла прошли в ритме Востока и чрезвычайно ослабили
политическую власть, то в истории Рима 300 лет западного
развития полностью развалили уклад общества (идеология).
Второй имперский цикл спас Русь от полного закабаления,
вернул политическое сознание нации. Второй имперский
цикл должен был спасти Рим от дезорганизации общества,
должен был подарить новый уклад.
«Уничтожив свою старую военную организацию, правда,
налагавшую тяжелые жертвы на граждан, государство само
разрушало свою опору, так как в конце концов покоилось
только на своем военном превосходстве» (Т. Моммзен).
«Исчезновение крестьянского среднего сословия означало
для римского государства вместе с тем и крушение военного
устройства» (К.Нич).
Итак, старый уклад полностью размыт, новый уклад мо-
жет дать только имперский цикл, который, как всегда,
начался малозаметно, без лишнего шума, ибо первая фаза –
это сон, начало накопления имперской энергии.
Первая фаза (136–100, 2 Рим)
Вторая фаза (100–64, 2 Рим)
Третья фаза (64–28, 2 Рим)
Четвёртая фаза (28 год до н.э. – 9 год н.э., 2 Рим)
Первая фаза (136–100, 2 Рим)
Во многом накопление энергии – это накопление недо-
вольства старым укладом. Так, например, Югуртинская вой-
на (111–105) продемонстрировала степень гнили и продаж-
ности аристократии. «Мирные договоры и трибунское право
интерцессии (род запрета. – Авт.), лагерный вал и жизнь
солдат – все это аристократия готова была продать за день-
ги. Уезжая из Рима, Югурта сказал, что, будь у него доста-
точно денег, он мог бы купить весь город; эти слова вполне
соответствуют истине. Вся внутренняя и внешняя политика
тогдашнего Рима носила ту же печать дьявольского ничто-
жества» (Т. Моммзен).
 Стоит напомнить, что в нашем последнем имперском
цикле времени Югуртинской войны соответствовал период
русско-японской войны и начала первой мировой, также де-
монстрировавший гнилость царского режима.
Первое столетие второго имперского рывка Рима называ-
ют эпохой гражданских войн, и открыла эту эпоху первая
Сицилийская война рабов (136–132). До 136 года система
рабского труда была рентабельной и прекрасно функциони-
ровала, после 136 года Рим пережил две сицилийские войны
рабов, восстание Спартака и множество мелких восстаний.
Тучи сгущались, энергия всеобщего недовольства росла.
Как и положено имперскому времени, появились яркие
лидеры, в первую очередь братья Гракхи. «Столетняя рево-
люция, ведущая от Гая Гракха свое начало, была его созда-
нием, насколько она вообще могла быть делом рук одного
человека... В римской монархии нет почти ни одной полити-
ческой идеи, которая не восходила бы к Гаю Гракху» (Т.
Моммзен). Точно так же в третьем российском рывке все
идеи императорской России так или иначе восходили к
Алексею Тишайшему. С братьев Гракхов возобновилась по-
литическая борьба не на жизнь, а на смерть, что выдает им-
перский характер времени, ведь на Западе политика – это
лишь фасад могучего экономического предприятия.
Фактически реформы Гракхов приходятся на первое два-
дцатилетие первой фазы, после чего наступает реакция (Гай
Гракх умер в 121 году), что очень напоминает времена
Александра III из первой фазы нынешнего российского рыв-
ка.
Гай Гракх показал своим управлением преимущество
концентрации власти в одних руках. Но он искал опоры в
народных собраниях, в старых государственных институтах
и не видел этой опоры в армии. Он был лидером, но не был
военачальником. Таков один из зародышей будущей импер-
ской власти.
Другой зародыш – это все большая самостоятельность
полководцев. Гай Марий, избранный против воли сената
главнокомандующим в Югуртинской войне, открыл галерею
полководцев-политиков. «Для правительства аристократии
наступил конец с того момента, когда для каждого популяр-
ного военачальника открылась возможность законным пу-
тем возводить себя самого в главнокомандующие. В этих
предварительных кризисах выступил только один новый
элемент: вовлечение военных и армии в политическую рево-
люцию» (Т. Моммзен). «Толпа называла Гая Мария третьим
Ромулом и вторым Камиллом; в его честь наравне с богами
совершались жертвенные возлияния» (Т. Моммзен). Дело
оставалось за малым – соединить все новые элементы обще-
ственной жизни в единое целое: полководца, армию, поли-
тического лидера с определенной программой. Время этого
соединения наступило с началом второй фазы, а пока армия
не видела в полководце политического лидера; политиче-
ские лидеры не видели в армии опору для своих преобразо-
ваний.
Таким образом, первая фаза воистину подобна сну, ре-
формы идут, идеи витают, но государство еще слепо, оно
отказывается от революционного пути, ибо для настоящей
революции энергия еще не накоплена.
Вторая фаза (100–64, 2 Рим)
Итак, сотый год до нашей эры, теперь уже энергия накоп-
лена, часы бьют, можно начинать... Армия Мария, состояв-
шая из пролетариев и добровольцев, разгромившая кимвов и
тевтонов, «желала быть уравненной также и в политических
правах с другими гражданами» (К. Нич). Полководец посчи-
тал себя обязанным выполнить политические требования
своих легионов.
28
«Чтобы провести требования своих солдат, Марий соеди-
нился с трибуном Аппулеем Сатурнином и претором Серви-
лием Главцией» (К. Нич).
Борьба за законопроект о наделении землей ветеранов
Мария была ожесточенной, и дело решили «дюжие солдаты
Мария, которые массами нахлынули в Рим для этого голосо-
вания и бросились на городскую толпу, и, таким образом,
удалось довести до конца голосование законов Ап-пулея на
вновь отвоеванном поле сражения» (Т. Моммзен).
«Прежние конституционные методы борьбы оказались
несостоятельными. Борющиеся группы прибегают к самым
разнообразным средствам, вплоть до разгона собраний и
убийства неугодных кандидатов. Политическая борьба в 100
году перешла в гражданскую войну. В этом году военный
вождь, возвысившийся благодаря поддержке плебса, подав-
лял вооруженной силой демократическое движение: это яв-
ление можно считать одним из первых симптомов падения
республики и утверждения военной диктатуры в форме мо-
нархии» (Н. Машкин).
Чтобы уничтожить республику, надо было уничтожить
все: сенат, аристократию, республиканские магистратуры,
нобилитет, всадников, римское гражданство, союзников и
т.д. и т.п. Будущий единый правитель мог управлять только
единым обществом, где все подданные равны перед цен-
тральной властью. В 100 году в Риме началась эпоха терро-
ра, которому за 36 лет подверглось все общество. Начало
этому процессу положил сам Гай Марий, когда направил
войска на бывших союзников Аппулея Сатурнина и Глав-
цию. Аппулей Сатурнин и Главция были убиты, их сторон-
ники подверглись преследованиям. «10 декабря 100 года на
форуме произошел бой. За все существование Рима это был
первый бой внутри городских стен» (Т. Моммзен).
Репрессии стилем своим вполне соответствовали фазе и
нам более всего напоминают большевистские действия.
«Так, например, Секст Титий был осужден не столько за
свой аграрный законопроект, сколько за то, что имел у себя
в доме портрет Сатурнина. Гай Аппулей Дециан был осуж-
ден за то, что, будучи народным трибуном, называл проти-
возаконными меры, принятые против Сатурнина» (Т. Момм-
зен).
Дальнейшая история Рима, борьба Мария и Суллы,– это
история всепобеждающего террора. Господство марианцев
или диктатура Суллы приводили все к большему числу
жертв. По Моммзену, жертвами Мария стали 50 сенаторов и
1000 всадников, Суллы – 90 сенаторов и 2600 всадников.
Диктатура Суллы – это 82–79-й годы. В переводе на совре-
менную российскую историю – это 1935– 1938 годы. Вполне
красноречивая аналогия.
Сравним образы Суллы и Сталина: «Сам Сулла был чело-
век надменный, с холодным и ясным умом. В его глазах су-
веренный римский народ был сборищем черни, а сам Рим
городом без гарнизона и с полуразрушенными стенами, ко-
торым было гораздо легче овладеть, чем Нолой...» (Т.
Моммзен). При Сулле «немедленно развилось организован-
ное шпионство и самое беспощадное предательство...» (К.
Нич).
«В самом Риме Сулла опирался на 10 тысяч корнелиев.
Так назывались отпущенные на волю и наделенные правами
гражданства рабы осужденных и погибших во время про-
скрипций граждан. Через них Сулла мог оказывать давление
на народные собрания» (Н. Машкин). Так во вторых фазах
торжествует чернь, и в будущей истории империй в этом
смысле ничего не изменится, будь то времена Петра 1 и его
гвардейцев или Сталина и его энкавэдэшников.
В глазах полностью деморализованного населения един-
ственной опорой государства стал военный диктатор, ведь
«последний кризис отнял у сената почти всех его выдаю-
щихся представителей, сенат меньше, чем когда-либо, обла-
дал силами и талантами для проведения каких-либо реформ»
(К. Нич).
В 82 году (наш аналог 1935 год) Суллу назначают дикта-
тором на неопределенное время. Официальный титул гла-
сил: «Диктатура для издания законов и введения порядка в
государстве». Нам через двадцать с лишним веков вполне
понятно, какие это были законы и какие были установлены
порядки. «Абсолютная власть, не ограниченная сроком и
коллегиальным характером, была не чем иным, как старой
царской властью, которая тоже была основана на добро-
вольном обязательстве граждан повиноваться одному из-
бранному из среды абсолютному правителю» (Т. Моммзен).
«Будучи правителем, Сулла распоряжался жизнью и соб-
ственностью миллионов людей, по его знаку рубили головы,
на каждой улице Рима, в каждом городе Италии у него были
смертельные враги; он довел до конца дело преобразования
государства, нарушая при этом тысячи интересов и взгля-
дов...» (Т. Моммзен.)
«Сулла не гнушался использовать свое положение для то-
го, чтобы собрать огромное состояние. Первый абсолютный
монарх в Риме, он соблюдал основной принцип абсолютиз-
ма, что законы не связывают монарха: он сам тотчас же
нарушал свои же законы о нарушении супружеской верно-
сти и об ограничении роскоши...» (Т. Моммзен).
«Проскрипции Суллы деморализовали римское общество.
Он привлекал к себе сторонников быстрым их обогащением.
И если старую аристократию тоже нельзя освободить от
упрека в корыстолюбии, то новая прежде всего искала
наслаждений... Крупные капиталы тратились бесполезно и
бесцельно; молодые, большей частью лишенные всяческого
образования люди развивали безумную роскошь и проматы-
вали совершенно невероятные суммы» (К. Нич). Какое рази-
тельное несходство с тем же Римом, но времен главенства
западного ритма.
Однако, говоря о всевластии Суллы, стоит все же пом-
нить, что его власть не была освящена «божественным
предначертаньем» и целиком зависела от армии. В военной
монархии отсутствовал принцип наследования власти. Вое-
начальник мог взять власть, мог ее отдать, мог потерять в
борьбе с удачливым конкурентом.
Так своеобразно преобразовались в военной монархии
Рима принципы выборности и коллегиальности Римской
Республики, созданные в первом волевом рывке. Только те-
перь высшую власть (принцепса – первого гражданина) вы-
бирали не из всего населения, а из ряда полководцев. Выбор
производило опять-таки не все общество, а легионы римской
армии.
При таком положении вещей, как только слабела связь
полководца с его легионами, он сразу же должен был добро-
вольно или принудительно (свергнут соперниками-
полководцами) покинуть высший пост в государстве.
Этот специфический момент нового уклада проявился в
последние годы жизни диктатора Суллы. В 79 году он доб-
ровольно слагает с себя диктаторские полномочия и удаля-
ется в частную жизнь.
«Сулла был обязан своим положением армии, а армия, в
свою очередь, зависела от своих полководцев... Наибольшим
значением в армии пользовались: Помпей, Лукулл и Красс.
Их отношения к Сулле нисколько не представляли без-
условного подчинения. Оппозиционное движение захватило
и армию, его не мог искоренить сам Сулла, а во главе оппо-
зиционного движения все более и более стал выдвигаться
Помпей» (К. Нич).
Политический гений Суллы проявился еще раз в том, что
он почувствовал ослабление своего влияния на армию, а
следовательно, и конец своей политической диктатуры. Он
вовремя ушел и поэтому не был свергнут честолюбивыми
29
подчиненными, и остался в глазах всех грозным тираном и
диктатором.
Тирания – стиль второй фазы.
И дело не в том, что Сулла или Сталин были плохие лю-
ди. Другие были ведь не лучше. «Марий вел войско, а Мария
вело властолюбие. Эти люди, никому не дававшие покоя,
сами не ведали покоя, будучи подобны смерчам, которые
все захватывают своим вращением, но прежде сами приве-
дены во вращение и потому налетают с такой силой, что над
собой не властны. Явившись на беду многим, они на себе
чувствуют потом губительную силу, которой вредят другим.
И не следует думать, будто кто-нибудь стал счастливым че-
рез чужое несчастье» (Сенека). Под такое описание вполне
подошли бы и Троцкий, и Ленин, и Петр 1. Кстати, смерть
Суллы, последовавшая уже после ухода в частную жизнь в
78 году, по грандиозности похорон предвосхищала похоро-
ны Ленина или Сталина, а Аппиан писал, что Сулла «был
страшен даже после своей смерти».
Но если смерть Сталина означала конец второй фазы, то
Сулла умер раньше времени. Однако сути это не изменило.
«Вышедший из плебейских низов Гай Марий и кровожад-
ный аристократ Луций Корнелий Сулла оружием подавили
свободу, заменив ее самовластием. Явившийся им на смену
Гней Помпей Магн был ничем не лучше, только действовал
более скрытно; и с этих пор борьба имела одну лишь цель –
единовластие» (Тацит).
Красс и Помпей, будучи консулами в 70 году, не распус-
кали свои армии. После их формального примирения и ро-
спуска армий наступило время чрезвычайных полномочий
Помпея. Общество уже не видело другого способа управле-
ния государством, как наделение удачливого полководца
чрезвычайными диктаторскими полномочиями.
Третья фаза (64–28, 2 Рим)
Казалось, в лице Помпея Рим обретает нового диктатора,
но в 64 году началась третья фаза. Политика перестала де-
латься на площадях, постепенно уходя в кулуары. Сенат, но-
вую аристократию стало пугать усиление Помпея. Если во
второй фазе все жаждали диктатора, то сейчас его стали бо-
яться, опасаясь за свое положение и богатство. «Эти успехи
Помпея (победа над Митридатом. – Авт.) в 66 году оказали
обратное действие и на отношения в Риме. Освобождение
Италии от военных сил и, с другой стороны, необходимость
быстро использовать момент привели в движение тайные
планы молодой разорившейся аристократии. Только с этого
года начинается эпоха заговоров, в особенности 65–63 годы
до Р.Х. отмечены все новыми попытками тайных заговоров,
каких не было ни раньше ни после» (К. Нич).
Заговор Сергия Катилины (65–63) совершенно не похож
на гражданскую войну сулланцев и марианцев, на открытое
противостояние легионов Красса и Помпея из второй фазы,
здесь все покрыто мраком как для современников, так и для
историков. «Салюстий рассказывает о том, что существова-
ло мнение, по которому тайной главой этих планов перево-
рота был Красс, который не мог перенести соперничество
Помпея» (К. Нич). Но это опять-таки не доказано.
Заговоры 65 и 63 годов были раскрыты Цицероном при
«помощи успешного сыска» (К. Нич). Начались процессы
против катилинариев. Все это открыло дорогу партийной
борьбе внутри новой аристократии. Все хотели участвовать
в дележе абсолютной власти военного монарха. «...В Риме
тогда стояли друг против друга или друг подле друга три
движения – «катилинарное, антикатилинарное и антипомпе-
янское» (К. Нич). Различные перегруппировки этих сил и
определили политическое развитие Рима в третьей фазе.
Стоит, видимо, напомнить, что 65 и 63 годы во втором рим-
ском рывке соответствуют 1952 и 1954 годам в нашей со-
временной истории. А это те годы, когда закладывался фун-
дамент коллективного партийного руководства, вырабаты-
валась сама мораль коллективной ответственности, или, что
то же самое, коллективной безответственности.
Вершиной коллективного руководства, когда каждый хо-
чет добиться преимущества для себя, но боится при этом
пропустить вперед соперника, стали триумвираты политиче-
ских лидеров Рима этого времени. Первый триумвират: Це-
зарь, Красс, Помпей (60–53). (Так и хочется вспомнить наш
триумвират: Брежнев, Косыгин, Подгорный.) Цезарь при
помощи Красса и Помпея добивается консульства и прово-
дит в жизнь все требования Помпея, которому раньше в их
выполнении отказывал сенат. За это Цезарь получает, по ис-
течении срока своего консульства, в управление богатую
провинцию (Цизальпинскую Галлию и Иллирию) и начинает
там одну из крупнейших войн, которую когда-либо вел Рим
в своей истории. Красс получает Сирию и право вести войну
с Парфией, Помпей – Испанию и ее серебряные рудники.
Статус-кво нарушается с гибелью Красса в битве при
Каррах (53 год – одиннадцатый год третьей фазы, у нас в та-
ком же по счету году сняли Хрущева). Триумвират распада-
ется, начинаются интриги. Усиление Цезаря, который выиг-
рал Галльскую войну, приводит Помпея к союзу с сенатом
(раньше триумвиры были в оппозиции к нему). В 49 году
сенат лишает Цезаря всех полномочий, Цезарь «переходит
Рубикон», и начинается война цезарианцев и помпеянцев по
всему миру (Греция, Испания, Африка). Цезарь побеждает и
становится диктатором. 17 марта 44 года Цезаря убивают
его же сподвижники. Кажется, должна наступить новая эпо-
ха. Нет. Сенат, с одной стороны, амнистирует убийц, с дру-
гой – оставляет в силе все преобразования Цезаря. Оказыва-
ется, не нравилась сама фигура Цезаря, а не его действия. Он
заслонял дорогу другим желающим попробовать власти. Не
так ли и престарелый Брежнев мешал более молодым чле-
нам Политбюро, хотя, по сути, вполне всех устраивал.
После гибели диктатора начинается новый виток внутри-
партийных разборок. Власть делят наследники Цезаря, им
противостоят бывшие заговорщики (Децим Брут, Кассий).
Политики объединяются, разъединяются, выступают в оппо-
зиции, приходят к соглашению и т.д. и т.п.
В 43 году Марк Антоний двинулся против Децима Брута.
Сенат объявляет Антония врагом отечества и высылает про-
тив него армию, где пропретором Октавиан. Антония разби-
вают. Однако после того как сенат не удовлетворяет требо-
ваний Октавиана, тот сближается с Антонием. В результате
в 43 году Октавиан, Антоний и Лепид объявляют себя три-
умвирами с неограниченными полномочиями на пять лет.
Начинаются репрессии второго триумвирата. Однако если
Сулла или марианцы во второй фазе рубили под корень,
террор был направлен на целое сословие, группу населения,
город, то проскрипции второго триумвирата носили «лич-
ный» характер. Устранялись потенциальные противники в
борьбе за власть.
Однако и второй триумвират приказал долго жить, к 36
году (до конца фазы остается восемь лет) Антоний и Окта-
виан остаются один на один. Их спор решается в морской
битве 31 года, Антоний разбит. До конца фазы остаются
считанные годы, царят развал и беспринципность, но одно-
временно ощущается предчувствие скорых перемен. Серое
время третьей фазы исчерпало свои ресурсы, нужны были
новые люди, новые идеи, и такие люди вскоре появятся.
Блеск четвертой фазы всегда поражает после серых «карди-
налов» третьей фазы. Есть, правда, представление о Цезаре
как о яркой и мощной фигуре, однако вряд ли он сильно вы-
бивается из ряда других вождей третьей фазы (Давид, Вла-
димир Красное Солнышко, Елизавета Петровна, Саломея,
Хрущев, Брежнев, Горбачев). Был он «демагогом без твер-
30
дых принципов, сначала марианцем, затем союзником сул-
ланцев; расточительный, как самый удачливый сулланский
офицер, только без соответствующих капиталов; ловкий,
упорный, неистощимый в средствах и неутомимый, как Ка-
тон, только без всяких нравственных достоинств» (К. Нич).
Под стать ему было и окружение Цезаря: «Преобразование
сената привело к тому, что туда попала масса незначитель-
ных и совершенно неопределенных элементов. Такой же не-
определенностью отличались и сами цезарианцы» (К. Нич).
Однако хоть третья фаза и не являет исторического об-
разца для подражания, тем не менее очень важна на своем
месте и в свое время тем, что готовит все достижения чет-
вертой фазы. В интригах, заговорах и непрерывных кутежах
Рим окончательно превращался из республиканского полиса
в государство с мощным аппаратом, профессиональной ар-
мией и единоличной властью. В третьей фазе от старого
уклада фактически уже ничего не остается, а новый обретает
плоть и кровь. Цезарь вел активную романизацию провин-
ций, он начал давать римское гражданство целым областям,
разросся государственный аппарат, упорядочено админи-
стративное деление, налажена налоговая система, была про-
ведена перепись населения. Цезарь учредил надзор за жиз-
нью граждан при помощи законов о роскоши. Ими регули-
ровалось все, вплоть до формы одежды и распределения
продуктов питания. Частным лицам запрещено было поки-
дать Италию. Как все это знакомо нам по брежневским вре-
менам.
Но если в брежневские времена все так или иначе дела-
лось в угоду нарождающейся технократии, то в Римской им-
перии главный закон нового уклада служил интересам ар-
мии. Полководец-правитель может что угодно делать с госу-
дарством и населением, но обязан удовлетворять любое тре-
бование легионов. Все лидеры третьей фазы это прекрасно
понимали, и не было ни одного, кто бы нарушил этот не-
гласный закон нового уклада. Более того, войско станови-
лось все самовольнее. Так, например, «при Тапсе легионы
ринулись на врага, не дожидаясь приказания идти в атаку, и
на глазах Цезаря, несмотря на его просьбы, изрубили бегле-
цов, собравшихся на холме и моливших победителей о по-
щаде» (К. Нич). Легионы заставили Октавиана, Лепида и
Антония заключить второй триумвират, так как не желали
сражаться друг с другом. «Сила Антония и Октавиана за-
ключалась в том, что они все соображения подчиняли инте-
ресам легионов» (К. Нич).
Под новые взаимоотношения легионов и полководца-
монарха была преобразована экономика государства. Вместо
мелкого землевладения (военно-крестьянский уклад, рож-
денный первым имперским циклом) основным видом земле-
владения стали средние участки, которые давались ветера-
нам в целиком укомплектованном состоянии, с инвентарем,
рабами, обустроенные для хозяйствования и жизни. Граж-
данское население было беззащитно рядом с «сомнительны-
ми толпами ветеранов» (К. Нич). Ветераны вели себя по от-
ношению к старым жителям как завоеватели, захватывали
лучшие земли, самовольно превышали размеры участков,
оставаясь при этом неподсудными. Объяснение простое:
ведь именно они были опорой власти и поднимались по пер-
вому зову полководца-правителя.
Подготовительный характер третьей фазы сказался и в
том, что в ее пространстве прошла политическая и военная
закалка будущего правителя Рима – Октавиана. Он вступил
в политическую борьбу в возрасте 19 лет, став одним из
наследников Цезаря по завещанию. Из неопытного юноши,
которого никто не воспринимал всерьез, превратился в рас-
четливого политика, удачливого полководца, за которым
стояли преданные ему легионы. Им он подарил Египет, они
ему власть в Риме.
 В 29 году (за год до начала четвертой фазы) он вернулся в
Рим, одолев всех своих врагов. В этом году он отпраздновал
свой тройной триумф и стал во главе обновленного государ-
ства, пользуясь полным доверием народа.
Четвёртая фаза (28 год до н.э. – 9 год н.э., 2 Рим)
С началом четвертой фазы военная монархия стала реаль-
ностью, Октавиан удовлетворял всем требованиям нового
уклада: был удачливым полководцем, щедрым правителем,
наследником Цезаря по завещанию. В его фигуре общество
увидело гарантию спокойствия и процветания. «После мно-
голетних гражданских войн, сопровождавшихся проскрип-
циями, конфискациями земель, принудительными налогами,
наборами в армию, бегством рабов и господством солдатчи-
ны, италийское общество стремилось прежде всего к миру, к
восстановлению нормальной жизни. "Римский мир" был ло-
зунгом, объединившим различные группировки общества»
(Н. Машкин). Разве нельзя то же самое сказать о российском
обществе девяностых годов XX века? Кажется, что един-
ственная мысль всего нашего народа – мир и восстановление
нормальной жизни.
«Римский мир» в сознании общества крепко был связан с
именем Октавиана. Его победа над Антонием и Клеопатрой
положила конец смутным временам, а вернее, «темному
времени» второй и третьей фаз. Октавиану воздавали не-
слыханные почести, имя включали в сакральные песнопения
наряду с именами богов, день его возвращения в Рим дол-
жен был стать праздником на все времена. Был торжествен-
но закрыт храм Януса: по всей Римской державе водворился
гражданский мир. (Во время войн ворота храма Януса
оставляли открытыми.)
Пользуясь поддержкой общества, используя дарованную
им неограниченную власть, Октавиан удивительно быстро
навел порядок в государстве, где дотоле среди бела дня бро-
дили шайки разбойников, а свободных людей хватали на до-
рогах и объявляли рабами. Октавиан расставил на дорогах
караулы, произвел ревизию рабов, своей волей уничтожил
списки должников казны, прекратил затянувшиеся судебные
процессы, отдал спорные земельные участки их держателям.
В 27 году официально оформлена новая система власти –
принципат. Октавиан принял новое имя, олицетворяющее
эту власть, император Цезарь Август, сын божественного.
Слово «император» указывало на личную связь верховной
власти с армией; «Цезарь» – прозвище одного из ответвле-
ний патрицианского рода Юлиев теперь становилось родо-
вым именем династии, и, наконец, «Август» давал своему
носителю качества священности, подателя всеобщего благо-
получия.
Введение принципата стало фактическим завершением
революционного процесса преобразования уклада, начатого
в скрытом виде при Гракхах и уже более открыто при Сулле
и Цезаре. Точно так же, как созданная в первом рывке рес-
публика просуществовала три века, принципат, созданный
во втором рывке, просуществует те же три века. Однако
очень важно понять, что новый тип монархической власти
не был простым откатом назад, к монархии дореспубликан-
ской; имперский ритм – это всегда движение вперед, и новая
власть – это скорее синтез монархии и республики, уклад,
соединяющий политические достоинства двух полюсов по-
литических моделей всего современного мира.
И все же, выйдя из республиканского строя, принципат
постепенно убивает республиканские структуры, вместо них
появляется имперский государственный аппарат.
Армия стала основой всевластия принцепса. Рим контро-
лировался его преторианской гвардией. Все провинции Рим-
ской империи были разделены на внутренние «сенатские»
(управлялись сенатом) и пограничные имперские, где стояли
31
войска. Такое разделение обеспечило принцепсу контроль
над всей державой.
Сенаторы полностью зависели от принцепса, так как по-
следний имел право проводить ценз и таким образом выво-
дить неугодных ему лиц из сената. К этой мере, чтобы лик-
видировать оппозицию, Август прибегал три раза за годы
своего единовластного правления. Важнейшие дела обсуж-
даются в узком кругу доверенных лиц принцепса. Функцио-
нировал совет принцепса, провинции управлялись админи-
страцией принцепса, префектами, прокураторами и т. д. При
этом новый строй остается неизмеримо далек от монархии с
ее жесткой системой наследования власти. Если, например,
Павел I поставил точку имперской политической вольнице,
восстановив в 1797 году старый порядок престолонаследо-
вания, то Август этого не сделал, военный уклад требовал
выбора сильнейшего полководца. Политически такой поря-
док перехода власти очень опасен, ибо, как только кончится
имперский ритм и политика перестанет быть главной жиз-
ненной сферой, путь к власти откроется достаточно случай-
ным людям, что послеавгустовская история Рима много-
кратно подтвердит. Ну а пока Август жив, пока жив импер-
ский ритм, а главное, идет четвертая фаза, все прекрасно,
успех гарантирован Риму во всех сферах, сбываются его са-
мые сладкие мечты.
Величие, слава, триумф. Ну, этого во времена Августа
было предостаточно, может быть, его правление было са-
мым триумфальным за всю историю человечества, как в об-
щем значении, так и в буквальном, ибо изначально триумф
означал торжественное вступление в Рим войск во главе с
полководцем-победителем. Собственно, сама четвертая фаза
началась с тройного триумфа Августа (29-й год), в дальней-
шем триумфальность его правления становится все более
очевидной*. Испания, Египет, Германия завершают созда-
ние Римской империи в ее разумных географических преде-
лах.
------------
* Более 30 полководцев при Августе получили полные
Триумфы.
Величия Августа хватило бы на всех будущих имперских
триумфаторов, вместе взятых. «Диктаторскую» власть народ
предлагал ему неотступно, но он на коленях, спустив с плеч
тогу, обнажив грудь, умолял его от этого избавить» (Г. Све-
тоний). «Имя отца отечества было поднесено ему всем наро-
дом, внезапно и единодушно. Первыми это сделали плебеи,
отправив к нему посольство в Анций, а после его отказа –
приветствуя его в Риме при входе в театр огромной толпою
в лавровых венках...» (Г. Светоний). «В Италии некоторые
города день, когда он впервые их посетил, сделали началом
нового года. Многие провинции не только воздвигали ему
храмы и алтари, но и учреждали пятилетние игры чуть ли не
в каждом городке. Цари, его друзья и союзники основывали
каждый в своем царстве города под названием Цезарея, а все
вместе, сложившись, намеревались достроить и посвятить
гению Августа храм Юпитера Олимпийского в Афинах, за-
ложенный еще в древности; и не раз они покидали свои цар-
ства, чтобы повседневно сопровождать его не только в Риме,
но и в провинциях, без царских отличий, одетые в тоги, при-
служивая ему, как клиенты» (Г. Светоний). Продолжать
можно до бесконечности.
Легко увидеть Августа в ряду правителей четвертых фаз и
по длительности счастливого и спокойного правления. 35
лет Ярослава, 43 года Ивана III, 34 года Екатерины II, 37 лет
Соломона, 36 лет Ирода. В этот ряд теперь можно поставить
и 42 года Августа Октавиана (36 лет четвертой фазы и 6 лет
сверх того).
Что касается триумфа внешней политики, то главными
были не военные победы, а достигнутый мир. «Никакому
народу он не объявлял войны без причин законных и важ-
ных. Он настолько был далек от стремления распространять
свою власть или умножать воинскую славу, что некоторых
варварских вождей он заставлял в храме Марса Мстителя
присягать на верность миру, которого они сами просили...»
(Г. Светоний).
«С тех пор как единовластие перешло к Августу, он осво-
бодил италийцев от трудов, лишил их оружия и окружил
державу укреплениями и военными лагерями, поставив
нанятых за определенное жалованье воинов в качестве огра-
ды Римской державы; он обезопасил державу, отгородив ее
великими реками, оплотом из рвов и гор, необитаемой и не-
проходимой землей» (Геродиан).
«Царства, которыми он владел по праву войны, он почти
все или вернул прежним их властителям, или передал Дру-
гим иноземцам. Союзных царей он связывал друг с другом
взаимным родством, с радостью устраивая и поощряя их
брачные и дружеские союзы. Он заботился о них как о ча-
стях и членах единой державы, приставлял опекунов к мало-
летним или слабоумным, пока они не подрастут или не по-
правятся, а многих царских детей воспитывал или обучал
вместе со своими» (Г. Светоний).
Какое разительное сходство со стилем правления Соло-
мона или Ярослава. По сути, такое правление – прообраз бу-
дущего Британского постимперского содружества, а также
того типа отношений, что складываются сейчас между Рос-
сией и многими азиатскими республиками. Кстати, с того и
началась наша нынешняя четвертая фаза (1989– 2025), что
царства, которыми Россия владела по праву войны, отдаются
прежним властителям и другим иноземцам.
Что касается успехов в области права, то надо сказать, что
Август был одержим идеей упорядочивания всех и вся. Нам,
современным жителям России, уже несколько лет страдаю-
щим от парламентского словоблудия, приятно будет узнать,
что подобные же проблемы решал и божественный Август.
Вчитаемся: «Сенат давно уже разросся и превратился в без-
образную и беспорядочную толпу – в нем было больше ты-
сячи членов и среди них люди самые недостойные, приня-
тые после смерти Цезаря по знакомству или за взятку, кото-
рых в народе называли «замогильными сенаторами» (Г. Све-
тоний). Не такими ли «замогильными» депутатами забиты и
наша государственная дума, предшествовавший ей парла-
мент и верховный совет. Август «вернул сенат к прежней
численности и к прежнему блеску, дважды произведя пере-
смотр списков: в первый раз выбор делали сами сенаторы,
называя друг друга, во второй раз это делал он сам... Неко-
торых он усовестил, так что они добровольно отреклись от
звания...» (Г. Светоний).
Впрочем, в четвертой фазе главная задача состоит не
столько в создании новых законов, сколько в упорядочива-
нии старых. Логическая стихия, управляющая четвертой фа-
зой, принуждает формализовать все понятия, все, что можно
расписать, разделить, разбить на подразделения. Так, Рим им
был разделен на районы и кварталы, он наладил админи-
стративное деление в Империи, уточнил взаимоотношения
сословий. Был даже прообраз информационного прорыва,
присущего четвертой фазе. «Желая быстрее и легче полу-
чать вести и сообщения о том, что происходит в каждой
провинции, он сначала расположил по военным дорогам че-
рез небольшие промежутки молодых людей, а потом расста-
вил и повозки, чтобы можно было в случае надобности лич-
но расспросить тех гонцов, которые доставили донесение
прямо с мест» (Г. Светоний). Хочется напомнить, что ин-
формационный бум, рождаемый четвертой фазой, в совре-
менной России должен привести к созданию информацион-
ной власти на 36 лет, а также к созданию глобальных ин-
формационных систем.
32
Естественно, навел порядок Август и в судебном деле,
следил, «чтобы никакое преступление или судебное дело не
оставалось без наказания и не затягивалось...» (Г. Светоний.)
Сам же он «правил суд с большим усердием, иногда даже
ночью; если же бывал болен – то с носилок, которые ставили
возле судейских мест, или даже дома, лежа в постели» (Г.
Светоний).
Другая идея – фикс четвертой фазы – это строительство.
Бацилла строительства поражает все население, и как только
наша страна перешагнула через 1989 год, мы все почувство-
вали на себе воздействие этой бациллы. Правда, в первые
несколько лет строительный бум в основном охватил Моск-
ву и ближнее Подмосковье, однако невооруженным взгля-
дом видно, как заболевает этой изумительной и долгождан-
ной болезнью вся страна.
Августовское время, разумеется, не стало исключением.
«Вид столицы еще не соответствовал величию державы, Рим
еще страдал от наводнений и пожаров. Он так отстроил го-
род, что по праву гордился тем, что принял Рим кирпичным,
а оставляет мраморным; и он сделал все, что может предви-
деть человеческий разум для безопасности города на буду-
щие времена» (Г. Светоний). Удивительно, вернее знамена-
тельно, что расцвет строительства объясняют прекращением
военной экспансии практически для всех четвертых фаз.
Например, Е. В. Федорова пишет: «Резкое ограничение заво-
евательной политики дало возможность Августу развернуть
широкое строительство как в Риме, так в других городах. Он
украсил Рим многими великолепными зданиями, отделан-
ными мрамором, и создал новую площадь – форум Августа,
главным композиционным элементом которого был рос-
кошный храм Марса Мстителя, что должно было напоми-
нать об Августе как о мстителе за убийство Юлия Цезаря».
Ну и, наконец, знаменитое противопоставление второй и
четвертой фаз. Помните Ключевский об Екатерине II:
«Обойтись без книги и пера ей было так же трудно, как Пет-
ру 1 без топора и токарного станка». И в этом смысле Август
– идеальная иллюстрация интеллектуального времени. «Он
написал много прозаических сочинений разного рода: тако-
вы «Поощрение к философии» и сочинение «О своей жиз-
ни» в тридцати книгах, доведенное только до кантабрийской
войны. Поэзии он касался лишь бегло. Сохранилась одна
книга, написанная гекзаметрами и озаглавленная «Сици-
лия», сохранилась и другая книга, маленькая, «Эпиграммы»,
которые он по большей части сочинял в бане при купании.
За трагедию он было взялся с большим пылом, но не совла-
дал с трагическим слогом и уничтожил написанное» (Г. Све-
тоний). А мы еще удивляемся, почему это у нас после 1989
года вся политическая верхушка, включая и тех, кто проси-
дел наверху пару месяцев, обязательно отметилась кто кни-
гой, а кто и двумя.
Впрочем, большую литературу творили, разумеется, не
Екатерина II и не Август Октавиан, а иные гении. «Совет-
ская энциклопедия», к примеру, пишет, что правление Авгу-
ста «совпало также с расцветом римской литературы («золо-
той век» – творчество Вергилия, Горация, Овидия, Тибулла,
Проперция, Тита Ливия и других)». Мы то конечно же по-
нимаем, что никаких совпадений тут быть не может и,
напротив, «золотой век» литературы для четвертой фазы
весьма закономерное явление, ведь именно в четвертой фазе
имперского цикла происходит идеологическое чудо, и идео-
логия, которая была в длительном упадке меж двух импер-
ских циклов, наконец поднялась на должную высоту.
Фактически созданное во времена Августа искусство ста-
ло той осью, вокруг которой вращалось все европейское ис-
кусство, сначала разбивая классические образцы, потом, из-
бавившись от комплексов, создав шедевры Возрождения, за-
тем уже на основе Возрождения создавая новые направле-
ния.
 Таков диапазон идеологических преобразований импер-
ского цикла: литература, искусство из занятий презираемых
превращаются в важнейшие. Имя друга Августа, Гая Циль-
ния Мецената, стало нарицательным в истории, символом
высокого отношения к искусству, имперским и постимпер-
ским стилем жизни.
Можно было бы еще долго говорить о признаках четвер-
той фазы (любовь к зрелищам) или о признаках имперского
ритма (раздача хлеба и денег), однако не будем забывать,
что цель книги не полноценное описание эпохи, а всего
лишь поиск имперских 144-летий. Более того, для нас было
бы важнее, чтобы читатель сам добывал недостающие ана-
логии, нельзя вдохнуть весь воздух, надо оставить и другим.
Уверяем вас, что поднятые на поверхность аналогии это
лишь малая их часть.
Подводя итог описанию четвертой фазы, наиболее для нас
интересной, ибо сами мы вступили в четвертую фазу, хочет-
ся привести слова, ключевые для понимания блеска этого
времени: «Август не обладал талантом полководца, но его
подлинный талант заключался в том, что он умел осознать
ограниченность своих способностей и старался не браться за
дела, которых не разумел. Поэтому он очень заботился о
том, чтобы иметь при себе талантливых и преданных по-
мощников, выгодным людям он был непоколебимо верен»
(Е. Федорова). Как это замечательно перекликается со сло-
вами Екатерины II: «Я не боюсь чужих достоинств, напро-
тив, желала бы иметь вокруг себя одних героев и все на све-
те употребляла, чтобы сделать героями тех, в ком видела
малейшее к тому призвание». Именно в этом и есть главный
ключ к успехам четвертой фазы, ибо ее значение синтетиче-
ское – собрать по крохам все, на что способен народ. В этом
ее кардинальное отличие от второй фазы, в которой все раз-
рушается, а все, кто хоть чуть-чуть умнее и ярче главаря (то-
го же Сталина), безжалостно уничтожаются. Так что нам
сейчас нужны не столько гениальные лидеры, сколько лиде-
ры, опекающие чужую гениальность.
Конец империи (Рим)
Хоть от природы Август был слаб здоровьем, дожил он до
76 лет и скончался 19 августа (в свой именной месяц) 14-го
года, на пять лет пережив имперский ритм, но трех лет не
дожив (в отличие от Ивана III) до года Быка, в котором, ви-
димо, и начался следующий цикл Рима, на этот раз уже в
ритме Востока. Человечество вступило в самый невероят-
ный четвертый возраст, который весь прошел без имперских
циклов (от конца второго римского рывка до начала первого
византийского), а стало быть, обошелся без божественного
вмешательства.
Как знать, может быть, именно вхождение человечества в
сверхсамостоятельный возраст и стало главной причиной
невозможности продолжения римской имперской истории.
В любом случае факт налицо: вместо четырех имперских
циклов, как у России и Иудеи, у Рима их было всего лишь
два. Так и не сумев войти в третий рывок, Рим исчез, не
оставив ни вечного народа, ни модели жизни для всего чело-
вечества.
Однако причина никогда не бывает единичной, в истори-
ческом процессе примитивная причинно-следственная це-
почка не работает, причины одного и того же явления рас-
сыпаны по оси времени и находятся в причудливом взаимо-
действии. Нам же остается перечислить их без всякой
надежды выделить главную причину и второстепенные.
Важнейшей причиной видится отсутствие в Риме едино-
божия и мощной идеологии. Если Иудея в первый свой ры-
вок вступала в союзе с единым Богом, если Россия в первом
же своем рывке обрела этот союз, то для Рима даже языче-
ские верования всегда были делом малозначительным и
33
обыденным, а идеологические чудеса четвертых фаз в
первую очередь носили светский характер гульбища, игри-
ща, светская литература, архитектура и т.д. Империя и мо-
нотеизм практически неразрывны, что показывает история
Иудеи, России, исламских империй, да и Англии тоже.
Другой причиной невозможности вхождения в третий ры-
вок могло стать отсутствие оси наследования власти, ибо,
начав с мощной династии Юлиев-Клавдиев, империя закон-
чила «солдатскими императорами».
Те же причины можно сформулировать по-другому. Рим в
своем движении шел как бы назад. Родившись в первую
эпоху, когда вокруг главенствовал ритм Востока, Рим после
первого же рывка впервые в истории человечества породил
ритм Запада (республика, выборы, коллегиальность). Однако
после второго рывка, когда Европа уже готовилась перейти в
ритм Запада, Рим вернулся в восточное состояние главен-
ства идеологии и презрения к политическим институтам. Ра-
зумеется, что движение вспять привело Рим к исчезновению.
Еще одну причину можно было бы сформулировать как
отсутствие внешнего импульса. Энергия империй – это все-
гда энергия нереализованных возможностей. Очень часто
имперские рывки начинаются в момент уязвления нацио-
нального самолюбия. Рим уже имел в своей истории столь
грандиозные успехи, что с ним фактически некого было со-
поставлять, так что энергии неудовлетворенности, своеоб-
разных комплексов государственной неполноценности у не-
го уже не оставалось.
И все же перечисленные причины не составляют пока
полного ответа, и загадка исчезновения империи Рима оста-
ется. Мажет быть, более вразумительный ответ даст история
двух волевых рывков Византии, державы, зеркально проти-
воположной Риму. Если Рим обладал мощнейшей политикой
без какой-либо серьезной идеологической базы, то Визан-
тия, напротив, обладала мощнейшей духовностью и очень
инертной политикой. Рим и Византия – две половинки одно-
го целого, которым так никогда и не удалось соединиться.
Разве что России в своем четвертом имперском рывке удаст-
ся соединить духовность Византии и политический гений
Рима.
Византия
От Древнего Рима поиски империи перешли к Византии.
И это закономерно, ибо именно Византия была истинной
преемницей Рима, хотя и нужно оговориться, что между по-
следним имперским циклом Рима и первым византийским
прошло четыре века и говорить о преемственности импер-
ских традиций довольно трудно.
Означенные четыре века – один из самых загадочных пе-
риодов в человеческой истории, ибо, вобрав в себя один из
ключевых возрастов человечества, они полностью обошлись
без имперских циклов. Впрочем, это тема другой книги,
наша же задача пока очень скромна – всего лишь обнару-
жить и обозначить все имперские циклы.
Итак, пройдено четыре цикла Древней Иудеи и два цикла
Древнего Рима. Одни создали идеологическую основу еди-
ного человечества, другие – политическую, наступило время
синтеза этих двух сторон жизни государства. Начать этот
синтез суждено было Византии.
Рим после «золотого века» Августа, хоть и верится в это с
трудом, вернулся на рельсы восточного ритма.
Политическая мощь исчезла почти сразу же. Рим уже не
думал о завоеваниях. Как всякое восточное государство, он
всего лишь пытался обороняться, что ему удавалось все
меньше и меньше. Варвары теснили империю со всех сто-
рон.
 Интерес к политике исчез и в самом государстве. Импера-
тор Калигула прославился как прекрасный танцор, импера-
тор Нерон больше думал о своей славе великого драматиче-
ского артиста, чем о славе великого политика. Идеология,
как основа развития восточной модели, вступала в свои пра-
ва. Вместо конкуренции политиков в волевых рывках нача-
лась конкурентная борьба идеологов. Эта борьба вылилась в
противостояние язычества и христианства, многобожия и
единобожия. В постимперском развитии Римской империи
христианство сформировалось как культ, обретя служителей
и паству, ритуалы и праздники, создав церковную иерархию.
В жесткой конкурентной борьбе, в преследовании христиан
оно выжило и доказало свое превосходство над языческими
культами.
Оформление новой религии (новой идеологии) в совокуп-
ности с политическим кризисом самой империи и вызвало к
жизни новый восточный цикл (христианский), который по
фазам совершенно не совпадал с исконным римским и стал
предвестником новой империи – Византии.
Сколько раз потом в мировой истории это деление ритма
на части породит исторические казусы. Например, Киевская
Русь – общая праматерь России, Украины, Белоруссии, но
лишь одна Россия продолжила имперскую традицию.
Вспомним также, как выжила Иудея, но погиб Израиль. Вот
и теперь разделение ритмов спасло одну часть некогда цель-
ного государства.
Последние яркие личности на римском императорском
престоле: Константин 1 Великий (306–337) и Феодосии I
Великий (379–395) – это деятели именно нового христиан-
ского восточного ритма (269–413), предтечи имперского
развития Византии. Первый был лидером II фазы цикла
(305-341). Второй – IV фазы (377–413).
Новый восточный ритм порвал с язычеством раз и навсе-
гда. Константин Великий прекратил преследования христи-
ан (Миланский эдикт, 313 г.). Все последующие уклонения
(деятельность по восстановлению язычества императора
Юлиана Отступника, 361–363) не поколебали господствую-
щего положения христианства в обществе.
Несовпадение фаз развития двух частей государства стало
четко видно после официального разделения империи между
сыновьями Феодосия Великого в 395 году. Западная часть,
под управлением императора Гонория, деградировала. Рим
был взят варваром Аларихом. Ворота завоевателю открыли
рабы. Варвары расселялись по Италии, Европе, Африке...
В 449 году ритм Древнего Рима пресекся. В 476 году За-
падная римская империя перестала существовать официаль-
но, когда Одоакр низложил последнего римского императо-
ра Ромула Августула и отослал знаки императорского до-
стоинства в Константинополь, в котором уже шестьдесят лет
шел настоящий имперский цикл.
Другая судьба была у восточной части империи, которая
досталась Аркадию.
С 398 года на Востоке разворачивается бурная деятель-
ность епископа Иоанна Златоуста, «который создал для кон-
стантинопольской кафедры совершенно исключительное
положение, поставив для нее самостоятельные задачи и
вполне независимо разрешив капитальный в истории хри-
стианской церкви вопрос о национальных языках в богослу-
жении» (Ф. Успенский). (Разрешено служение на нацио-
нальных языках.)
Запад исчезал под напором варваров, а Восток в это время
начинает идеологическую экспансию христианства на этих
же варваров. Более того, объединив все силы, Византия вы-
стояла против нашествия готов и даже осуществила гранди-
озное строительство (все-таки она проходила IV фазу своего
восточного цикла) оборонительных укреплений Константи-
нополя (Стены Феодосия, 413 г.).
34
Мир с Персией и безопасность восточных границ были
обеспечены тем, что император Аркадий назначил персид-
ского царя Йездегерда I (399–420) опекуном своего мало-
летнего сына Феодосия. Восточная модель (даже если это
предимперский цикл) не отступила от своих стереотипов –
приглашение на царство. Славяне приглашали варягов, ин-
дусы – моголов, а вот византийцы взяли в опекуны персов.
Последним событием восточной истории Византии было
добровольное сложение с себя регентских полномочий при
императоре Феодосии префектом претория Анфимием, про-
званного за свою государственную деятельность Великим
(обычный титул для деятелей любой четвертой фазы) в 414
г. Регентшей и августой была провозглашена Пульхерия,
сестра Феодосия. Длительнейшее царствование Феодосия
(408–450), который взошел на престол ребенком, таким об-
разом, объединило окончание восточного цикла и начало
имперского развития Византии.
1 Византия (417–561)
Промежуточный восточный цикл (569–713, Византия)
2 Византия (717–861)
Постимперское развитие (869–1453, Византия)
1 Византия (417–561)
Один из парадоксов имперского развития в том, что в са-
мом имперском цикле светская власть безусловно главен-
ствует над духовной, однако целью имперского цикла может
быть именно подъем идеологии на новую высоту. Весь цикл
посвящен становлению православия, но не столько право-
славия как доктрины, сколько православия как государ-
ственной религии. Так в империи политика буквально навя-
зывает одну-единственную идеологию всему миру или хотя
бы одной стране.
Первая фаза (417–453, 1 Византия)
Вторая фаза (453–489, 1 Византия)
Третья фаза (489–525, 1 Византия)
Четвёртая фаза (525–561, 1 Византия)
Первая фаза (417–453, 1 Византия)
Новое развитие идет на фоне старого уклада. Византия
усиленно поддерживает иллюзию, что Римская держава
едина. Однако различие уже не просто в фазах восточного
ритма, теперь уже различаются сами типы ритмов. Пропасть
растет. Феодосий II из Византии управляет Римом.
Впрочем, Рим защищать уже поздно, дай-то Бог самому
от врагов отбиться... Вандалы, арабы, эфиопы, персы, гунны
– угроза исходит со всех сторон, а имперский цикл только
начался, силенок еще маловато. Надежды в основном на ди-
пломатию. «Во все продолжительное царствование Феодо-
сия Византия выходила с большим или меньшим успехом из
всех политических затруднений» (Ф. Успенский).
Диапазон политических методов того времени был ши-
рок. Так, Феодосий посылал посольство к предводителю
гуннов – Атилле – с целью договориться о мире или... под-
готовить убийство великого завоевателя.
Массы потянулись к политике. В борьбу церковников,
придворных клик активно начали вмешиваться партии (пра-
сины и венеты). Их роль повысилась именно во времена
Пульхерии и Феодосия. При них партии обзавелись активи-
стами, группами давления, дело доходило до вооруженных
столкновений между ними.
В идеологическом плане первая фаза, как и положено,
была двойственной – старый уклад сосуществует с нарож-
дающимся. «Строгий тон благочестия, царивший при дворе,
и неукоснительное соблюдение христианских праздников,
обязательное для всего населения империи, не являлось пре-
пятствием для процветания народных увеселений на иппо-
дроме» (Ю. Кулаковский). До глубокой христианизации со-
знания византийцев было далеко: не было запрещено от-
правление языческих культов, в империи господствовал
«религиозный индифферентизм, формальное восприятие
христианства» (Г. Курбатов).
Разумеется, что по главной линии имперского цикла (хри-
стианизация) наибольшее продвижение на вершине власти.
«Властная и энергичная Пульхерия отличалась пламенным
благочестием... Под воздействием Пульхерии император-
ский двор, по свидетельству современников, стал походить в
своем внутреннем обиходе на монастырь» (Ю. Кулаков-
ский). Пульхерия и ее сестры дали обет безбрачия, дни во
дворце начинались с пения псалмов. По средам и пятницам
строго соблюдались посты. Посещались церковные службы.
Сам Феодосий II был ревностным христианином, но он
«получил далеко не одно духовное образование. Он изучал
греческую и латинскую языческую литературу, астрономию,
математику, естественные науки. За искусство письма он
получил прозвище Каллиграфа» (С. Шестаков). Основав в
425 году константинопольский университет, он даже не удо-
сужился ввести туда богословие как отдельный предмет.
Типичный деятель первой фазы, культурен, образован, при-
емлет старый мир, но и о новом подумывает.
Однако империя есть империя, и восточной веротерпимо-
сти она не приемлет. В 416 году язычникам было запрещено
поступать на государственную службу, в 418-м этот запрет
распространился на иудеев. Потом еретикам и иноверцам
было запрещено иметь свои храмы в столице, отправлять
культ.
Христианство, а вместе с ним имперский ритм формиру-
ют новое отношение к власти, новый тип власти. Император
отныне не бог и не сын божий, он так же, как и все люди,
«раб божий». Однако сама власть от Бога и богохранима.
Так кресло становится важнее самого властителя, главным
же достоинством императора, по сведению византийских
источников, был «страх божий».
«Как известно, отсутствие точного закона престолонасле-
дия не раз ставило империю в крайне опасное положение, но
нельзя отрицать и того, что это же обстоятельство часто от-
крывало дорогу к власти самым способным государствен-
ным людям» (Ф. Успенский). Сказано о Византии, но могло
бы быть сказано о петровской России или о СССР, ведь это
формулировка закона именно имперского развития. Другое
дело, что, как только имперский ритм кончается, подобный
закон буквально убивает постимперское государство.
Ну а пока налицо один из важнейших признаков импер-
ского развития – долгое и мощное правление. «Нельзя не
признать время правления этого императора чрезвычайно
важной вехой в судьбах восточной империи. Уже сама про-
должительность этого царствования имела большое значе-
ние в смысле установления традиций. В течение сорока двух
лет одно лицо стояло во главе правления и утверждало мо-
нархическую идею на основе христианских воззрений и
принципов... Феодосии сердцем чувствовал долг государя и
скрепил своим жизненным подвигом свою империю, кото-
рая сознавала себя единой христианской державой» (Ю. Ку-
лаковский).
Одной из главных линий всего имперского цикла стало
противостояние несториан и монофизитов. Заложено это
противостояние было, естественно, в мистической первой
фазе. Константинопольский патриарх Несторий (428–431)
создает учение о личности Иисуса Христа, которое было
названо по его имени несторианством. Несторий считал, что
Иисус рожден был человеком и божественную природу при-
нял лишь впоследствии. Реакцией на несторианство стало
монофизитство. Оно трактовало соединение двух начал в
35
личности Иисуса Христа как поглощение человеческого бо-
жественным. Утвердившись на территории Сирии, Палести-
ны, Египта, монофизитство стало знаменем сепаратизма.
Эти территории требовали большей автономии от центра, в
перспективе маячило отделение.
Империя бурлила, активизировалось монашество. «В этот
чисто богословский спор вовлекались широкие массы. Вся
империя пришла в волнение» (С. Сказкин).
В мистической первой фазе не сразу обозначается буду-
щий победитель. В 431 году (14-й год фазы, псевдорешение)
на Эфесском соборе несторианство было осуждено.
Монофизиты поднялись высоко, требуя все больших и
больших прав территориям. На «разбойничьем» соборе 449
года (32-й год фазы, четыре года до революции) в том же
Эфесе монофизиты избивали своих противников, сгоняли их
с мест, не давали вести протокол и т.д. В государстве во-
сточного ритма все это закончилось бы развалом, для госу-
дарства с имперским ритмом это был всего лишь набор
энергии.
Предвестьем революции стал Халкидонский собор (451
год). На нем был выработан православный символ веры (Бог
един в трех лицах; Иисус Христос (Бог-сын) единосущен
Богу-отцу. Две природы (божественная и человеческая) су-
ществуют в нем в «неслиянном единстве», ставшем государ-
ственным вероисповеданием; осуждено монофизитство. Се-
паратизм в религиозной форме был запрещен и стал наказу-
ем. На этом соборе восточная церковь получила свою окон-
чательную организацию. В политическом плане церковь бы-
ла подключена к церемонии избрания императора. Впервые
(!) в мировой истории в 451 году в храме святой Софии им-
ператор Маркиан (450–457) был венчан на царство патриар-
хом. «Обряд коронации с тех пор постепенно входит в обы-
чай во всех европейских государствах» (Ф. Успенский). Так
Византия постепенно создавала для всей Европы политиче-
скую модель, по сути, модель бытия.
Однако не будем забывать, что духовная власть в импер-
ском цикле лишь прикрытие власти политической. «Таким
образом, следует принять, что к половине V века в подго-
товлявшийся на Востоке строй вошел новый элемент, всту-
пивший в тесный союз с империей, это был константино-
польский патриархат. Никак нельзя терять из внимания, что
создание константинопольского патриархата есть дело цар-
ской власти и что в дальнейшем патриарх Константинополя
испытывал на себе следствия исключительных условий, при
которых происходили его образование и рост» (Ф. Успен-
ский).
Говоря о резком усилении политики, о смыкании идеоло-
гии с политикой, не следует забывать и о третьей сфере –
экономике, единственной сфере, несущей в имперском цик-
ле очевидные потери. Особенно хорошо провал имперской
экономики должен быть виден на фоне экономического чуда
четвертой фазы (если она, конечно, была) предшествовавше-
го цикла по ритму Востока. Зрелища, развлечения, дань
Атилле, огромные средства на благоустройство столицы, в
которой было устроено даже ночное освещение, деньги по-
текли рекой, но без думы о будущем, без экономии.
«Как никогда ранее, Константинополь высасывал соки из
провинций, разорял местных рабовладельцев и доводил
страну до частых голодовок...» (С. Сказкин).
В дальнейшем экономический беспредел только нарастал,
то чрезмерные траты, то, напротив, чрезмерная экономия.
Так Анастасий из третьей фазы (491–518) собрал в казне
огромные суммы в золоте, при этом полностью вывел его из
оборота, что сократило рынок, торговлю, обескровило эко-
номику. Ремесленное население потеряло работу из-за со-
кращения строительства, отмены зрелищ. Оно медленно
разорялось. Анастасию пришлось даже отменить хрисаргир
– налог на все доходы, собиравшийся раз в четыре года. Со-
бирать было попросту не с кого.
Юстин и Юстиниан растратили «кубышку» Анастасия как
раз к началу четвертой фазы на праздники, зрелища, подар-
ки и угощения. Нам все это напоминает траты Екатерины II
по поводу наступления великих времен, а также горбачев-
ско-рыжковские повышения зарплаты, вызвавшие в самом
конце третьей фазы взрыв инфляции и резкое понижение
уровня жизни.
Кстати, нам, обитателям четвертой фазы, очень полезно
знать, что взлет государства при Юстиниане Великом (527-
565) отнюдь не сопровождался экономическим подъемом.
Напротив, казна была вечно пуста, долг государства огро-
мен, ну а население нищало. Так что тем, у кого свет в окне
копейка, лучше поискать места побогаче.
Юстиниан – создатель государства нового типа, христи-
анской монархии, на вновь отвоеванных территориях Ита-
лии и Африки, где господствовали отношения частной соб-
ственности, пытался возродить рабство, ставшее экономиче-
ски совершенно бессмысленным.
Пусть любители отождествлять сильную политику с
сильной экономикой объяснят, как при величайшем и муд-
рейшем политике Юстиниане Иоанн Капподокийский До-
думался до налога на воздух (пространство?) – это ли не
символ экономической беспомощности на все времена.
Вторая фаза (453–489, 1 Византия)
Халкидонский собор (451) – апофеоз сновидческой пер-
вой фазы, он был задуман как акт примирения всех террито-
рий империи, всех ее вероисповеданий, но «теперь халки-
донское вероопределение было началом не мира, а жестокой
вражды и разногласия» (Ю. Кулаковский). Такой разворот
может принести только вторая фаза, всегда взрывная, всегда
внезапная. Монофизитские территории (Египет, Палестина,
Сирия) поднялись против центра. Население отказывалось
признать халкидонское вероопределение, свергало иерархов,
поставленных Константинополем. Начались сражения мона-
хов и ополченцев из сочувствующего населения с регуляр-
ными войсками.
«После Халкидонского собора весь Восток пришел в
брожение, и только военная сила заставляла местное населе-
ние признавать церковную иерархию... Народные волнения
в Египте, Сирии, Палестине приобрели невиданный размах.
Во главе монахов стоял Шенуте, фактически руководивший
боевой организацией. Монахи терроризировали византий-
ских чиновников и их местных приспешников» (С. Сказкин).
Из Александрии было изгнано халкидонское (православ-
ное) духовенство, александрийский патриарх, поставленный
Константинополем, Протерий был повешен и изрублен на
куски монофизитами, в Антиохии кафедру дважды силой
занимал их ставленник Петр Кнафей. Для его низложения
правительству пришлось вводить войска.
Таким образом, остатки двойственности первой фазы во
второй уничтожены сразу, борьба жестокая и бескомпро-
миссная. Вторая фаза это еще не созидание, а только уни-
чтожение...
Указы императора Маркиана от 452 года фактически от-
крыли эпоху террора. Указы объявляли преследования за
споры по вопросам веры. Для еретиков была закрыта госу-
дарственная служба, их сочинения подлежали сожжению,
собрания запрещены, их посещение каралось палками,
огромными штрафами, конфискацией имущества, ссылкой,
запрещалось устройство монастырей, отправление культа по
негосударственному вероопределению.
Борясь за единообразие религии, императорская власть
сама поставила себя во главе церкви. Маркиан, Лев, Зинон,
императоры второй фазы, уже не смиренные христиане, а
36
яростные бойцы, утверждающие истинную веру силой ору-
жия.
«После Халкидонского собора влияние императора на
церковные дела значительно усилилось. Маркиан держал
себя так, как будто он был патриархом Константинополя.
Права государства на церковное имущество признавались
неоспоримыми» (С. Сказкин).
Преемник Маркиана император Лев (457–474) продолжил
борьбу императорской власти за единство имперской рели-
гии. «Получив в наследство от Маркиана заботу об утвер-
ждении халкидонского вероопределения, он оказал твердую
поддержку православию в борьбе с монофизитством в Егип-
те и Сирии» (Ю. Кулаковский). Этот император повел
непримиримую борьбу и с остатками язычества в повсе-
дневной жизни населения. Он издал указ о праздновании
воскресного дня (469 год, 16-й год фазы). Воскресные дни
всем православным предписывалось проводить «в молитвах
и делах благочестия; запрещены были всякие забавы и му-
зыка на всех инструментах» (Ю. Кулаковский).
То же касается и Зинона, боровшегося с узурпаторами
(Василиск, Маркиан). «Когда восстановлением своим на
престоле Зинон обязан был православной партии, он считал
себя вынужденным в своих правительственных действиях
высказаться определенно по церковному вопросу» (Ф.
Успенский).
Накал этих политико-идеологических страстей был столь
силен, а борьба столь бескомпромиссной, что неудачу по-
терпела попытка Зинона и патриарха Акакия примирить
церковные партии изданием в 482 году (29-й год фазы) акта
о единении – «Знитоки». «Акт имел целью примирить враж-
дующие церковные партии, но намерения Зинона и патриар-
ха Акакия не оправдались. Монофизиты остались им недо-
вольны за то, что он прямо не высказывался против Халки-
донского собора; православные ставили Зинону в вину то,
что он принял на себя смелость решать вопросы веры без
собора. Таким образом, следствием этого акта внутри импе-
рии получилось еще большее разделение: вместо двух пар-
тий явилось три, две крайних и одна средняя» (Ф. Успен-
ский). Чувствуется уже дыхание приближающейся аппарат-
ной третьей фазы.
Было еще одно следствие принятия «Энитоки», начался
официальный раскол с римским папой, длившийся до 519
года (почти до конца третьей фазы). Это очень характерный
признак второй фазы, ставится забор, ширма, ведь идет
«темное время», время, в котором один уклад (старый) раз-
рушается, а другой (новый) только закладывается.
Ну а теперь о главном – о власти политической. Еще до
начала имперского цикла, а также в первой его фазе в Ви-
зантии усиливалось влияние «готской партий» варварских
вождей, находившихся на службе империи. Главой импер-
ской гвардий был гот Аспар. Он поставил на трон Маркиана,
заставив Пульхерию после смерти Феодосия выбрать про-
стого воина себе в мужья и соправители. По преданию, он
же отравил Маркиана, чтобы поставить новую фигуру на
престол – Льва. «Несомненно следует признать то, что в V
веке была в Византии серьезная попытка захватить полити-
ческую власть и сделать царский престол игрушкой в руках
предводителей варварских военных дружин, состоявших на
службе империи» (Ф. Успенский).
Аналогичный поворот дел, собственно, и привел Запад-
ную Римскую империю к гибели, но в Византии уже вовсю
работал ритм с гораздо более сильным инстинктом государ-
ственного самосохранения. «Чрезмерное возвышение недав-
них варваров встретило недовольство в сенате и народе» (Ф.
Успенский).
В противовес готам Лев создает свою гвардию из пред-
ставителей воинственного горного племени исавров. В 471
году (18-й год второй фазы – Сталин в такое же время убил
Кирова) Лев убивает Аспара и двух его сыновей. За это он
получает неофициальное прозвище «мясника», что говорит о
характере этого убийства. Император Зинон завершил нача-
тое дело, депортировав готов в Италию, подтолкнув этот
народ-войско к походам за новыми землями...
Будущее политическое величие, в первой фазе дававшее
еще очень робкие ростки, во второй уже должно пусть грубо
и несуразно встать в полный рост. Признаков если не поли-
тической зрелости, то уж самостоятельности и мощи предо-
статочно. Так, например, первым делом Маркиана по прихо-
де к власти стал отказ платить дань Аттиле. «Как человек
военный Маркиан считал оскорбительным для империи то
приниженное состояние в отношений к варварам, какое
установилось при Феодосии» (Ю. Кулаковский). Однако от-
каз платить дань должен был навести на Византию полчища
Аттилы, но этого не случилось, Маркиан выбрал очень
удачный момент, Аттиле было не до Византии, он замышлял
поход на Запад. Смерть же завоевателя (случайно или нет)
совпала с моментом начала второй фазы Византии (453) и
вовсе сняла опасность с северных границ. «Теперь на север-
ной границе империи настали новые отношения, менее тяж-
кие, чем прежде, так как варварские народы не были объ-
единены сильной единой властью, а преемники и наследни-
ки Аттилы разбились на улусы» (Ю. Кулаковский).
Вспомните, как достаточно слабая в военном отношении
Иудея во время имперских циклов умудрялась отвести от
себя разорительные нашествия. Такое впечатление, что им-
перию и Бог хранит, впрочем, вспомним поговорку: «Бере-
женого и Бог бережет». Энергетика государства с импер-
ским ритмом на порядок выше вяло текущей пульсации во-
сточных и западных государств, а стало быть, сам факт су-
ществования имперского государства пугает и отгоняет по-
тенциальных агрессоров.
У внешней политики Византии появился масштаб, новой
задачей ее стала защита православных по всему миру. Лев I
осуществил, правда неудачно, экспедицию в Северную Аф-
рику в королевство вандалов, дабы вандалы-ариане не при-
тесняли православных.
Напоминаем, что именно во вторую византийскую фазу, в
476 году (23-й год фазы) Одоакр отослал знаки достоинства
западного императора в Константинополь. Это сейчас мы
подзабыли, где был центр мира в V веке, а тогда это стано-
вилось яснее с каждым годом.
Таким образом, мы имеем достаточное количество дока-
зательств рождения нового имперского цикла. Разумеется,
что вторая фаза еще не несет особых благ – это мучитель-
ный кровавый период становления империй. Набеги сара-
цин, гуннов, готов, внутренняя политическая борьба, вос-
стания монофизитов – одним словом, обычная вторая фаза.
Ну и какая вторая фаза без вождя, тирана, предводителя
всесильной гвардии, созданной тираном и всем ему обязан-
ной? В данном случае речь идет об исаврийцах. Исаврийцы
Льва имели огромные привилегии и подсудны были лишь
императору. Времена Зинона стали периодом засилья ис-
аврийской военщины. «С приходом к власти Зинона высшие
должности в империи перешли к исаврийской военной
знати... Опираясь на сильный гарнизон иса-вров, Зинон пра-
вил самовластно, отстранив сенат от дел... Правление Зино-
на ознаменовалось массовыми конфискациями владений оп-
позиционной аристократии. Отнятые у знати поместья по-
полнили фонд имперских земель, доходы от которых шли на
содержание двора и не подлежали ведению местных вла-
стей» (С. Сказкин).
Как видим, все признаки второй фазы налицо.
Тирания исаврийцев Зинона была столь ужасной, что при
воцарении на несколько месяцев узурпатора Василиска в
475 году (22-й год фазы) византийцы воспользовались
«удобным случаем для сведения старых счетов с исаврийца-
37
ми. Произошло колоссальное избиение последних («неска-
занный убой») в столице» (С. Шестаков).
Возвращение Зинона на императорский престол сопро-
вождалось ужесточением режима, террором, конфискация-
ми. Население было бессильно перед властью, перед гвар-
дейцами.
Что касается необходимой для второй фазы атмосферы
всеобщего доноса и сыска, то и с этим все было как положе-
но: запрет монофизитства, кары за еретические уклонения –
вот основа для доноса. Ну а если добавить еще и материаль-
ную заинтересованность доносчика, которому перепадала
часть конфискованного имущества... Дело, конечно, не в
деньгах, донос – вещь универсальная, можно убрать неугод-
ного начальника, соседа... Главное – обвинить в монофизит-
стве...
Император Лев, удовлетворяя желания информаторов,
повесил на свою статую в Константинополе «нечто вроде
почтового ящика, куда просители опускали свои челобит-
ные, и каждую неделю один из чиновников вынимал их и
предоставлял императору» (С. Шестаков).
Кстати, исаврийский народ ничего не выиграл от власти
Зинона, так же как и грузины ничего не выиграли от власти
Сталина. Само племя исавров прозябало точно так же, как и
другое население империи. Зинон потопил в крови восста-
ние своих соплеменников, казнил многих из тех, кто помо-
гал ему вернуть трон.
Кажется невероятным обыденному сознанию, но лидеры
второй фазы сочетают в себе святость и тиранство. Импера-
тор Лев – «столп православия» и «мясник»; император Зи-
нон – вдохновитель «Энитоки» и «скопище пороков», счи-
тавший, что «предаваться порокам втайне низкое занятие,
другое дело на глазах у других – дело царское и приличное»
(Евагрий).
Третья фаза (489–525, 1 Византия)
В те века имперские часы еще не были столь изощренно
точны (причина – размеры и масса государства), однако
смерть Зинона вполне сравнима со смертью Сталина. В 491
году Зинон пал жертвой тщательно спланированного загово-
ра. Его похоронили мертвецки пьяного и засыпали могилу,
несмотря на то что оттуда были слышны крики. Не так ли и
в 1953 году в далекой России не пускали врачей к цепляв-
шемуся за жизнь тирану, словно закапывали заживо.
Вдова императора Ариадна сразу же объявила о своем
желании выбрать в мужья и соправители пожилого чинов-
ника, имевшего должность силенциария и происходившего
из незнатной семьи, – Анастасия Дикора.
Император Анастасий (491–518) был близок к сенатор-
ским кругам и являлся ставленником высшей знати, которая
не хотела продолжения террора Зинона или Льва, точно так
же, как Хрущев и особенно Брежнев были ставленниками
партаппарата, не желавшего нового Сталина.
«В приведенной официальной записи о восшествии на
престол Анастасия этот важный акт государственной жизни
проходит при полном единодушии всех участников... Если
дело сладилось так быстро и с видимым единодушием, то,
очевидно, оно было подготовлено заранее и имя Анастасий,
как преемника Зинона, было намечено задолго до события.
Недаром Зинон знал о том, что его преемник будет силенци-
арий, и старался убить такового, вопреки велению судьбы»
(Ю. Кулаковский).
Уже церемония венчания на царство показала, что воен-
но-тираническая эпоха ушла в прошлое. В частности, сама
церемония проходила на Ипподроме, а не на Военном поле,
как раньше при Маркиане, Льве и Зиноне.
Ослабление армии шло параллельно с усилением церкви.
«Определеннее, чем прежде, выступает участие патриарха в
этом событии: принятого войсками через возложение цепи и
уже провозглашенного избранника он облекает в порфиру и
возлагает на его голову царский венец» (Ю. Кулаковский).
Еще один новый элемент – Анастасий, ставший кандидатом
в императоры, но еще не провозглашенный им, дает присягу
«сановникам двора и членам синклита в том, что, облекаясь
новой властью, он предает забвению все старые личные от-
ношения, которые должны с этого момента потерять всякое
значение» (Ю. Кулаковский), что-то среднее между пионер-
ской клятвой и экзаменом по уставу КПСС.
Воцарение Анастасия было столь блестящей интригой и
совершилось столь мгновенно, что исавры ничего не смогли
ей противопоставить. Они оказались побежденными более
сильной группировкой константинопольской знати. А все
дело в том, что время сменило окраску, теперь в цене был
уже не боец, а чиновник.
Придя к власти, Анастасий немедленно уничтожил все
привилегии исавров: прекратил денежные выплаты, изгнал
их из столицы, конфисковал имущество и продал его с аук-
циона.
Развенчанию подвергся и культ личности Зинона. Все его
имущество, вплоть до одежды, было распродано.
Противостояние исавров и нового императора продолжа-
лось семь лет. В конечном счете верные правительству вой-
ска разгромили бывших гвардейцев. Таковы парадоксы
«темного времени». Варварскими руками и варварскими ме-
тодами строится самое цивилизованное христианское госу-
дарство.
«Будучи миролюбив по характеру и имея большую опыт-
ность в государственных делах, Анастасий не желал никаких
новшеств... Его заботы были сосредоточены в том, чтобы
устранить смуты и водворить глубокий мир между своими
народами. Поэтому он был против всяких разделений и пре-
реканий, как церковных, так и гражданских» (Евагрий). Ну
разве нельзя то же было сказать о Брежневе или Елизавете
Петровне? Классика третьей фазы.
Однако, как и при Брежневе, при Анастасии при внешнем
затишье внутренние процессы шли очень мощно – идея хри-
стианской монархии обретала плоть и кровь.
Важнейшей задачей третьей фазы является вовлечение
максимально большого количества людей в сферу государ-
ственного строительства. Для этого необходима максималь-
ная бюрократизация всех сфер жизни.
«Анастасий установил государственный бюджет, водво-
рил строгую отчетность и прилагал самое внимательное от-
ношение к соответствию расходов и приходов» (Ю. Кула-
ковский). Натуральные повинности были заменены универ-
сальными денежными налогами. Был создан аппарат для
централизованного сбора налогов – виндики. Теперь все де-
нежные средства шли в казну, а не оседали на местах, как
ранее, когда налоги собирали местные власти. Конечно,
виндики «поступали с населением не лучше, чем враги»
(Иоанн Лидиец), но золото стекалось в казну, укрепляя по-
ложение императорской власти.
Анастасий не только свел все нити управления в руки им-
ператора, он окончательно застолбил для императорской
власти и место христианского учителя нации, преобразова-
теля ее сознания. «Его совестливость не позволяла ему уго-
ждать распущенной черни в ее разнузданных и варварских
забавах, к коим она привыкла и которые вели происхожде-
ние еще от поры язычества. Так, он запрещает борьбу с ди-
кими зверями, остаток обычаев языческого Рима, являвший-
ся в христианском обществе анахронизмом... Анастасий от-
казал также в разрешении отправлять ночные празднества,
которые давали повод к похотливым оргиям (майский
праздник Брита, "когда не надо стесняться"). В связи с бес-
порядками в городе 491 года Анастасий изгнал также плясу-
38
нов, а позднее издал общее запрещение этого вида увеселе-
ний» (С. Шестаков).
Наконец, самой бурной активностью отмечена сфера
идей. Так же, как и мы в тихие брежневские времена в бес-
конечных кухонных спорах искали истину, во времена Ана-
стасия народ искал правду. Речь, разумеется, о религии,
Христе, православии. «В ту пору был другой человек, кото-
рый ничего не сказал нам об Анастасии, но явился лучшим
выразителем его времени в духовном отношении и отразил в
своем творчестве эпоху подъема религиозного духа, кото-
рым была согрета вся жизнь императора. То был Роман-
сладкопевец... В это время тяжких и ожесточенных споров
об истине диалектического изъяснения естества Богочелове-
ка Роман в своем религиозном экстазе поднялся выше
условных понятий и определений и с дивным дарованием
поэта излил богатство своего религиозного чувства в своих
навсегда живых творениях» (Ю. Кулаковский).
Времена Анастасия – это и образовательный бум в Визан-
тии. Раздутый центральный государственный аппарат, идео-
логическое противостояние, где без определенной подготов-
ки не победишь,– все это служило интересам развития обра-
зования в Византии. В это время были подготовлены и обу-
чены все блестящие деятели времен «золотого века», времен
Юстиниана Великого.
«Широко образованный, владевший обоими языками им-
перии, Анастасий любил общество образованных людей и
оказывал внимание людям, посвятившим себя науке, прояв-
ляя по отношению к ним царскую щедрость...» (Ю. Кула-
ковский). Следовавший за Анастасием император Юстин
(518–527) был простым солдатом, не получившим никакого
образования, но и он действовал в том же направлении –
«понимал важность образования и покровительствовал раз-
витию наук, искусств, строительству храмов...» (Ф. Успен-
ский).
Таким образом, лидеры третьей фазы еще не интеллекту-
алы, ведь выросли в грубые времена второй фазы, но уже и
не безмозглые солдафоны, ведь им растить интеллектуалов
четвертой фазы. Сказанное относится и к большинству пра-
вителей России 1953–1989 годов – людям образованным, но
простоватым.
Смерть Анастасия пришлась на 29-й год третьей фазы, в
нашем недалеком прошлом таковым был 1982 год, и это по-
чти точно совпадает с датой смерти Брежнева. Анастасий не
оставил официального наследника и поверг «столицу в пу-
чину борьбы придворных клик. Законным наследникам, в
том числе племяннику покойного императора Ипатию, про-
тивостоял всесильный временщик Амантий, который, бу-
дучи евнухом, не мог занять трон сам и поэтому выдвинул в
качестве своей креатуры Феокрита. Для осуществления это-
го хитрого плана Амантий решил использовать Юстина, ко-
торый пользовался популярностью у солдат дворцовой гвар-
дии; к тому же он был уже в прекрасном возрасте, не прояв-
лял честолюбия и не казался ему опасным. Амантий пору-
чил Юстину подкупить войско, однако Юстин обманул сво-
его покровителя и употребил данные ему деньги в свою
пользу» (С. Сказкин).
Придя к власти, Юстин казнил Амантия, Феокрита, убил
другого возможного претендента на престол – Вителиана...
С другой стороны, были возвращены из ссылки многие гос-
ударственные деятели, попавшие в немилость у Анастасия.
Им были даны высокие посты в государственном аппарате.
Однако, как мы помним по своей истории, смерть Бреж-
нева не пресекла застой, ни Андропов, ни тем более Чернен-
ко жизнь не оживили. «Царствование Юстина не было бога-
то событиями, так как его неспособность к государственным
делам исключала широкую инициативу» (С. Шестаков).
Страна застыла в ожидании взлета. В томительном ожи-
дании, в увеселениях, пирах, зрелищах на Ипподроме про-
водили время новые люди. Для будущего императора Юсти-
ниана время правления его дяди превратилось в непрекра-
щающийся праздник: были разрешены вновь бои с дикими
зверями, плясунов и мимов воротили на подмостки.
Четвёртая фаза (525–561, 1 Византия)
Золотой век начался с объединительного визита в Кон-
стантинополь римского папы Иоанна (525 год). Император
Юстиниан оказал папе необыкновенно торжественный при-
ем, была проведена пасхальная служба в храме святой Со-
фии. Весьма символичное событие для конца «темного вре-
мени» и возвращения к открытой политике. Однако откры-
тая политика, если такая и бывает, возможна лишь в том
случае, когда государство разобралось со своими внутрен-
ними делами. Позади монофизитская третья фаза, отныне
никаких сомнений, разброда и шатаний, на мировой арене
появилось государство нового типа – христианская монар-
хия.
Основой политики этого государства стали распростране-
ние и защита православия во всем мире. Не будем забывать,
что своим тысячелетним существованием Россия обязана
рождению этой политики. Через государственное вероиспо-
ведание христианская монархия определяла теперь, кто ее
враги, кто друзья, с кем надо вступать в союз, кого надо
уничтожать.
Четвертые фазы императорских циклов – это всегда чудо.
Современников и потомков поражает быстрота преобразо-
ваний, широта охвата, блеск свершений... Хорошо бы при
этом не забывать, что чудеса эти оплачены кровью второй
фазы, мозолями третьей, блужданием во тьме первой фазы.
Внуки собирают камни, разбросанные отцами и дедами,
строя новое здание государства.
«Юстиниан начертал блестящую скрижаль в летописи
Византии» (Ю. Кулаковский), но его гений возник не из воз-
духа. «Исследования последних лет показывают, что многое
из того, что было в завершенной форме осуществлено в его
правление, делалось уже его предшественниками, следова-
тельно, Юстиниана следует рассматривать не столько как
новатора, сколько как умелого реализатора, в какой-то мере
завершителя определенных тенденций предшествующего
развития...» (Г. Курбатов).
Со смертью Брежнева как будто упала пелена с глаз, ста-
ло ясно, что сколько веревочке ни виться... «Со смертью
Анастасия в 518 году начинает подготовляться радикальная
перемена во внутренних внешних делах империи, появляют-
ся новые люди на исторической сцене, выдвигаются новые
задачи... Потребовались обширные материальные средства и
талантливые люди для осуществления вновь выдвинутых
событиями задач – и империя доставила средства и людей,
способных привести в исполнение такие сложные и трудные
предприятия, которые напоминали лучшие эпохи угасшей
Римской империи» (Ф. Успенский).
«Юстиниан – одна из самых ярких, колоритных, силь-
ных... фигур на византийском престоле. Умный, властный и
энергичный правитель, неутомимый труженик, инициатор
многих реформ... натура беспощадная...» (3. Удальцова).
Так-то оно так, однако главная слава властителей четвертой
фазы – это не их личные таланты, а таланты их окружения.
Екатерину прославили Суворов, Ушаков, Румянцев, нынеш-
них российских правителей прославят идеологи третьей
эпохи, которая начнет свой ход именно из России. Точно так
же и Юстиниана «играла» свита.
Жена Юстиниана, императрица Феодора, «в молодости
была актрисой цирка и куртизанкой, но, став благодаря ред-
кой красоте и необычайному обаянию императрицей, про-
явила недюжинный государственный ум, твердую волю, ак-
39
тивно участвовала в управлении страной, принимала послов,
вела дипломатическую переписку» (3. Удальцо-ва).
Жена – это сверх плана, по плану же должны быть вели-
кие архитекторы, полководцы, законники и так далее...
«Благосклонная судьба послала Юстиниану двух великих
архитекторов, которые стояли на высоте технического зна-
ния и умения тех лет. Оба они родом из Малой Азии, Анфи-
мий – из Тралл, Исидор – из Милета» (Ю. Кулаковский). Эта
же судьба послала Юстиниану двух гениальных полковод-
цев Велисария и Нарсеса, которые завоевали для него весь
мир; талантливейшего географа и писателя Косьму Инди-
коплова (автор «Христианской топографии»); гениального
финансиста Иоанна Капподокийского и гениального же
юриста Требониана. При всем нерасположении к двум по-
следним официальный летописец Юстиниана Прокопий в
своей «Тайной истории» называет каждого «самым сильным
по уму человеком из всех тех, кого приходилось ему встре-
чать в своей жизни».
Ну и, конечно, грандиозным делам и людям-великанам
должна соответствовать вселенская идея (что тут следствие,
а что причина?). Такая идея, разумеется, была: «Соединить
целый мир в императорском и христианском единстве – та-
кова безграничная перспектива», открывавшаяся перед им-
ператорским честолюбием и находившаяся в согласии с ве-
рованиями и настроениями современников Юстиниана...
Воспринятая Юстинианом теория восстановления Римской
империи соответствовала настроениям эпохи и была под-
держана всеми средствами византийского государства».
Военные и политические успехи империи в четвертой фа-
зе потрясают. Юстиниан ведет тотальное наступление на
варварский мир. К середине 50-х годов VI века византийские
войны подходили к своему завершению. Территория импе-
рии увеличилась вдвое. Средиземное море опять преврати-
лось в Римское озеро.
Однако военные успехи никак не следствие милитариза-
ции общества. Напротив, с военными не очень-то считались.
От полков со старыми военными традициями перешли к
наемникам-федератам, на армии экономили, ее сокращали,
не выплачивали жалованье и выслуги, выгоняли ветеранов
без выходного пособия. «По расчетам современников для
нормальной охраны государства император Юстиниан дол-
жен был иметь в конце своего царствования 645-тысячную
армию, у него было 150 тысяч...» (Ю. Кулаковский).
Армию Византии составляли варвары, добровольцы,
люмпены и т.д. «Делом величайшего искусства было дер-
жать такую армию в повиновении. Люди шли на войну в
надежде на добычу и наживу... После каждой победы все
рассыпались на грабеж, и Велисарий не раз переживал
большие тревоги в опасении, что неприятель, оправившись в
беспрепятственном бегстве, соберет свои силы и вырвет у
него победу» (Ю. Кулаковский).
Так что пусть не переживают сторонники военных тради-
ций: хоть и станет Россия самым мирным государством, но
никаких поражений в четвертой фазе имперского цикла, а
стало быть до 2025 года, не будет. Империя непобедима во-
обще, в четвертой же фазе особенно. Разумеется, что боль-
ший упор следует делать на дипломатические усилия. Ви-
зантия так и поступала. На восточных границах был нейтра-
лизован Иран. Эта восточная деспотия не смогла ничего
противопоставить дипломатическим успехам Византии у
арабских племен, в Крыму, на Кавказе, в Абиссинии, в стра-
нах Азии. Византийские купцы-миссионеры-дипломаты до-
шли аж до Китая, где выкрали секрет производства шелка
(два монаха вынесли в своих полых посохах коконы шелко-
вичных червей).
Таким образом, впервые в истории человечества создава-
лась универсальная политическая модель, универсальное
государство, системы которого подходили любому народу и
любой нации. Через несколько столетий подобную универ-
сальную модель государства создаст Халифат (первый из
исламских волевых рывков).
Гигантская метаморфоза произошла с последним идеоло-
гическим чудом Иудеи, с христианством. В новых условиях
в Византии исповедание единого Бога потребовало уже еди-
ной власти (императорской), единой религии, единых зако-
нов, единого общества.
Юстиниан стал первым лицом на византийском престоле,
который осознал вселенское значение Титула императора.
Межу ним и смиренным христианским императором Феодо-
сием II из первой фазы пролегла пропасть.
«Преисполненный сознания величия императорской вла-
сти Юстиниан стал у кормила правления и с присущим ему
чувством великого поднял блеск особы императора и его
ближайшего окружения» (Ю. Кулаковский).
Юстиниан впервые в истории ощутил себя верховным
правителем всех подданных независимо от их происхожде-
ния, богатства, заслуг. Сенат не обладал в правление Юсти-
ниана никакими правами. По свидетельству Прокопия, часто
бывало, что постановления Сената, поступавшие затем на
утверждение императора, в конце концов получали у него
совершенно противоположное решение». Прокопий же со-
общает и о многочисленных конфискациях имущества сена-
торов во время правления Юстиниана (хорошо бы об этом
помнить тем, кто, позабыв все на свете, рвется в парламент-
ский отстойник очередного созыва).
Единственной попыткой противодействия установлению
автократической власти стало восстание «Ника» 532 года (7-
й год фазы). Сенаторы, народ захотели видеть на престоле
более демократического правителя. Восстание закончилось
полным разгромом партий Ипподрома и сенаторского со-
словия. Думается, прямую аналогию тут проводить опасно,
перечитайте все главы, посвященные четвертым фазам, и
убедитесь, что системы нет, ну а главное нет смысла, в чет-
вертой фазе каждый день за год идет, и тратить время на по-
давление восстаний просто обидно.
Впрочем, не одни лишь сенаторы оказались отодвинуты
от власти. Торжество православия, ради которого и сверши-
лось имперское 144-летие, пока еще целиком во власти по-
литики. «Власть императора в вопросах религии казалась
почти абсолютной. Император созывал соборы когда он не
мог лично присутствовать на заседаниях собора, его пред-
ставляли высшие чиновники, он утверждал решения «отцов
церкви», и эти решения приобретали силу закона лишь по-
сле ратификации императора... Юстиниан писал длинные
трактаты для обоснования своего мнения по тому или иному
вопросу религии» (Ш. Диль).
Юстиниан дал православной церкви свое законодатель-
ство со строгой регламентацией прав и обязанностей епи-
скопов и членов клира. Церкви было дано право особой
юрисдикции, определены правила вступления в монахи,
сроки послушничества и т. д. Юстиниан своей волей опре-
делил в 545 году ранговые отношения предстоятелей хри-
стианской церкви: папа, константинопольский патриарх,
александрийский патриарх, антиохийский патриарх, иеруса-
лимский патриарх. При покровительстве императора быстро
рос фонд церковного землевладения. Миссионерская дея-
тельность стимулируется и поддерживается государством.
Единый закон, как и единая вера, стал основой христианской
монархии.
«Забота о насаждении единого истинного богопочитания
и вероучения была в сознании Юстиниана первою обязанно-
стью императора перед Богом и людьми. Этому принципу
он оставался верен все свое долгое царствование» (Ю. Кула-
ковский).
Религиозный террор времен Юстиниана сравним разве с
преследованием самих христиан времен римского импера-
40
тора Диоклетиана (284–305), времен языческого Рима. Юс-
тиниан считал, что «справедливо лишать земных благ того,
кто неправильно поклоняется Богу». Другим его тезисом
было: «Нет ничего приятнее Богу как сосредоточение всех
христиан в одно стадо».
Впоследствии все создатели универсальных государств
взяли на вооружение беспощадную религиозную политику
Юстиниана. Карл Великий, император франков, огнем и ме-
чом крестил саксов, в результате такого крещения поло-.;
вина племени исчезла вообще. Отгон I Великий (первый им-
ператор священной Римской империи) таким же образом
крестил западных славян. Наш Владимир Креститель не от-
ставал от них, желая привести всех своих столь разнообраз-
ных подданных (кривичей, вятичей, полян и т. д.) к единой
вере.
Для Юстиниана мир должен был объединиться в христи-
анстве православного вероисповедания. Поэтому вандаль-
ское и остготское королевства, исповедующие арианство
(учение созданное в IV веке Арием, по которому Христос,
как творение Бога-Отца, – существо, ниже его стоящее), бы-
ли стерты с лица земли.
Обезлюдела Сирия и Палестина из-за гонений на монофи-
зитов, которые традиционно проживали в этих районах.
Против язычников полководцы Юстиниана совершали
карательные экспедиции с насильственным крещением
населения по православному образцу. Так в Египте было
разрушено святилище Изиды. Эта страна со временем стала
центром рождения монашества. В Афинах была закрыта
школа античной философии и т. д. и т. п.
Но и это еще не все. «Тревоги войны с персами и дипло-
матические сношения с ними, заботы об искоренении языче-
ства, борьба с самарянами, церковное законодательство,
напряженные усилия осуществить единство веры в империи,
роскошная суетливая жизнь двора и всенародные увеселе-
ния столицы – все это тяжкое, сложное, многообразное дело
правления не поглощало всех сил Юстиниана. Лично руко-
водя всем и все направляя, он был в то же время занят вели-
ким делом, создавшим ему навеки неувядаемый венец сла-
вы. То была кодификация римского права» (Ю. Кулаков-
ский).
«Русская правда» Ярослава, «Судебник» Ивана III, «эпоха
законобесия» Екатерины II, Тора времен Иосии... В этот же
ряд становится и «Храм правовой науки» Юстиниана.
«Для духа времени знаменательно, что, когда, как в ко-
дексе Феодосия, указы, касающиеся религии, составляли по-
следнюю, 16-ю книгу, в кодексе Юстиниана им отведено
первое место, и они заполняют 23 главы первой книги, а
первый титул носит заглавие: «О верховной Троице и вере
католической и чтобы никто не дерзал публично состязаться
с ней» (Ю. Кулаковский). (То, что сейчас называется като-
лической верой, возникло в XI веке.)
«Великое дело Юстиниана имело значение, далеко выхо-
дящее за кругозор античного человечества, и новая Европа
начала свое историческое бытие с идеалом правового госу-
дарства, который воздействовал на европейские народы.
Прошли века, и право Юстиниана стало живым и действу-
ющим во всех западноевропейских государствах. Наряду с
единым универсальным исповеданием веры христианской
стало единое универсальное римское право как великое
наследие будущему от древнего мира» (Ю. Кулаковский).
Законодательство Юстиниана обязано своим бессмертием
именно своему универсальному характеру. Оно подошло
всем странам и народам, которые брали его на вооружение
и, отталкиваясь от него как от фундамента, строили уже свое
законодательство.
«Эволюция правовой доктрины... в законодательстве Юс-
тиниана проявилась прежде всего в выработке понятия уни-
версального права, распространяемого на все человечество.
Юридическая теория освобождалась от узких рамок учения
об особом праве одного, господствующего народа. Ранее
существовавшее разделение права на различные системы
(цивильное, преторское, право народа), соответствовавшие
делению населения империи на римских граждан и нерим-
лян, теперь было уничтожено. В законодательстве Юстини-
ана все правовые системы сливаются в единую универсаль-
ную систему, созданную для всего свободного населения
империи» (С. Сказкин).
«Храм правовой науки» Юстиниана состоял из кодекса –
основных установлений действующего римского права, Ди-
гест – обширного сборника правовых положений, заимство-
ванных у римских юристов, Инструкций – короткого руко-
водства по юриспруденции и Новелл – новых законов, из-
данных самим Юстинианом. В частности, было выработано
понятие о неприкосновенности частной собственности, со-
здано новое семейное право (исчез запрет на браки в зави-
симости от гражданства), облегчен процесс освобождения от
рабства, впервые права хозяина по отношению к рабу стали
рассматриваться не как право по отношению к вещи, а право
по отношению к лицу, на смену римской исключительности
пришла христианская исключительность и т. д.
«Римское право в кодексе Юстиниана стало универсаль-
ным правом всех культурных европейских народов – в этом
историческое и культурное значение вопроса о законода-
тельной деятельности Юстиниана» (Ф. Успенский).
В пример европейским государствам была создана и гос-
ударственная юридическая система: три школы права в Кон-
стантинополе, Риме и Бейруте, в обязанность которых вхо-
дило следить «за чистотой права и заниматься научной раз-
работкой юридических памятников» (Ф. Успенский).
Юстиниан всячески пытался превратить подвластную ему
империю в законопослушное государство. С подачи импера-
тора не раз проводились в административном аппарате госу-
дарства кампании «чистые руки», были отменены офици-
альные взятки при вступлении в должность, на службу при-
нимались только православные. Они приносили клятву вер-
ности императору и долгу на четырех Евангелиях при сви-
детелях.
Расцвет государственной жизни шел при Юстиниане по
всем направлениям. Константинополь, ранее безвестная гре-
ческая колония Византия, превратился при нем в столицу
империи, Царьгород, «Око света», мечту Запада и Востока.
Более того, впервые столица империи являет собой не про-
сто центр мира, но и центр равновесия между Востоком, жи-
вущим по ритму Востока, и Западом, живущим по ритму За-
пада. Именно такой будет картина мира всю предстоящую
вторую эпоху (V–XXI века), только центр мира будет все
время перемещаться Киев, Лондон, Москва, Санкт-
Петербург...
«Именно при Юстиниане Константинополь стал подлин-
ным интеллектуальным центром империи. Осуществление
всех намеченных им программ требовало массы специали-
стов самых разных областей знаний, архитекторов, инжене-
ров, ученых, ремесленников. Все они съезжались или специ-
ально выписывались, приглашались в Константинополь и,
как правило, оседали там. При Юстиниане завершается ста-
новление многого, ставшего типично византийским в архи-
тектуре, живописи, идеологии, эстетике Константинополь-
ской школы в самом широком смысле этого слова» (Г. Кур-
батов). Чисто имперское явление, невозможное в другом
ритме.
Что касается архитектурных шедевров, то и тут результат
превосходит ожидания. «И в наше время поражают мону-
ментальностью и величием крепостные стены и башни Кон-
стантинополя, сложная система акведуков и цистерн, воз-
двигнутых для снабжения огромного города водой. При Юс-
тиниане была построена великолепная цистерна, настоящий
41
подземный дворец, украшенный множеством колонн и
наполненный прозрачной водой. Турки после завоевания
Константинополя, пораженные красотой цистерны, назвали
ее «Тысяча и одна колонна». В IV–V вв. Константинополь –
Новый Рим – украсился дворцами императоров и домами
знати. На самом берегу Мраморного моря вырос Большой
императорский дворец – целый комплекс зданий, превос-
ходный архитектурный ансамбль дворцов с парадными за-
лами, терм, жилых помещений, окруженных садами и фон-
танами. Закрытые переходы соединяли его с ипподромом и
вели непосредственно в императорскую ложу-кафисму... ин-
терьеры дворца были отделаны мозаиками, прославляющи-
ми победы Юстиниана над варварами...» (3. Удальцова).
Всенародной стройкой стало строительство храма святой
Софии, сожженного во время восстания Ника. Сама собой
напрашивается аналогия с началом нашей четвертой фазы,
когда при продолжающемся спаде производства страна, а
особенно Москва бросилась восстанавливать храмы, хотя,
напоминаем, наше 144-летие к православной вере прямого
отношения не имеет. Первый камень в фундамент Софии за-
ложил Юстиниан, на стройке одновременно трудились 10
000 человек, украшения для вновь отстроенного храма сво-
зились со всей империи.
Для шестого века этот храм был истинным чудом. «Вся-
кого входящего в этот храм для молитвы сразу охватывает
сознание, что он не есть создание человеческой мощи или
искусства, а творение Божьей силы» (Прокопий). От себя
добавим, что в каком-то смысле Прокопий прав – имперские
циклы и все, что в них происходит, в гораздо большей сте-
пени под божьим контролем, хотя бы из-за особой важности
для судеб мира.
«Святая София была чудом света, и ее сооружение повли-
яло на подъем всех видов искусства и художественного
творчества. Не прекращающееся с тех пор строительство
стягивало в столицу таланты отовсюду и возбуждало твор-
чество. С этих пор Византия стала на целый ряд веков цари-
цей искусства, и из нее исходили лучи, будившие дремав-
шие еще инстинкты варварского и варваризованного запада»
(Ю. Кулаковский).
Концовка, как всегда, немного грустная: ни один празд-
ник не длится вечно. Юстиниан пережил рамки имперского
цикла на четыре года. Эти последние годы великого импера-
тора отмечены падением его интереса ко всем сторонам гос-
ударственной жизни, его занимали только богословские
споры со старцами-монахами. И это уже было начало, вер-
нее, предвестие совсем другого времени: Византия возвра-
щалась в колею восточного ритма.
Промежуточный восточный цикл (569–713, Византия)
Катастрофами отмечено окончание двух первых импер-
ских циклов России, столь же печальны события после
окончания имперских циклов Иудеи. Византия не могла
стать исключением, праздник окончен, национальные ресур-
сы исчерпаны, наступает похмелье.
«По смерти Юстиниана долго не видим талантливых лю-
дей, аристократы почти все вымерли или погибли и визан-
тийская администрация стала пополняться людьми без обра-
зования, без подготовки и, наконец, без понятия о долге и
чести. Даже на престол вступают люди, ничем до того не из-
вестные и не приносившие с собой никаких традиций...
Нужно было пройти долгому периоду, пока народились но-
вые люди и пока образовалась новая историческая обстанов-
ка, в которой можно было изучаемому нами византинизму
снова вступить на путь правильного развития» (Ф. Успен-
ский).
VII век стал «кризисным» для Византии, по признанию
всех историков. За это время сменилось десять императоров,
которые убивали, оскопляли, резали носы и уши, замуровы-
вали живьем друг друга. Причем самое ужасное в этом по-
литическом беспределе – его полная безыдейность. Факти-
чески то же мы наблюдали и в русской истории, в частности
во времена после правления Ярослава Мудрого. За его смер-
тью последовало 300 лет междоусобиц князей, развал госу-
дарства, перенесение центра имперского развития в другое
место (Москва).
Помимо внутренней неразберихи и Византии и России
пришлось решать сложные международные задачи. Россия
перемалывала татаро-монгольскую проблему. Перемычка
Византии совпала с имперским рывком Халифата, с между-
народной экспансией новой единобожеской религии – исла-
ма и с появлением новой универсальной политической мо-
дели – исламского государства.
Византия в годы своей перемычки, подчиняясь необходи-
мости, «встает под ружье». Мы помним, что сам византий-
ский уклад был отнюдь не военный. Но теперь на место про-
винций времен Юстиниана приходят фемы (военно-
административные округа), возглавляемые стратигами (вое-
начальниками), которые обладают всей полнотой власти в
своем округе.
Противостояние Византии и халифата длилось весь VII
век. Византия пассивно оборонялась, арабы каждый год
осаждали Константинополь с моря и суши.
Правда, в конце концов удалось заключить с арабами мир
на достаточно приемлемых условиях (во многом благодаря
изобретению «греческого огня»). Произошло это в 678 году,
как раз по окончании злополучной для восточного цикла
третьей фазы. Договор на 30 лет. Однако успехом назвать
это с учетом былого величия трудно. Увы, восточная поли-
тика – очень часто глухая оборона: не до величия, быть бы
живу... Территория страны тем временем сократилась втрое.
Как во времена татаро-монгольского ига и бесконечных
княжеских усобиц, государственная идея Руси хранилась
лишь церковью, так же и в Византии церковь все более вое-
низируется и политизируется, хотя теоретически правильнее
говорить, что все сферы, в том числе властная и военная,
становятся все более подчинены идеологам, то есть церков-
никам.
Византийская христианская монархия шла путем усиле-
ния религиозного элемента уклада. Византийские императо-
ры превратились в василевсов, что выдвинуло на первый
план элемент «богоизбранности» верховной власти. Кон-
стантинопольские патриархи, исходя из своего фактического
государственного положения, стали именовать себя «все-
ленскими», несмотря на бурные протесты римских пап,
наместников престола апостола Петра.
Патриархи, по решению императорской власти, часто вы-
полняли функции гражданских вице-императоров, руково-
дили обороной столицы и т. д. Чрезвычайно укрепилось
церковно-монастырское землевладение, что дало повод ис-
торикам создать теорию «монастырского феодализма» в Ви-
зантии.
За 144 года гигантская христианская империя Византии
превратилась в компактное средневековое государство, «го-
раздо меньшее по своим размерам, но зато отличавшееся
большим этническим единством, политической и религиоз-
ной сплоченностью» (3. Удальцова).
Византия стала преимущественно греческим государ-
ством. Греческий язык стал государственным, заменив на
этом месте латынь из первого византийского рывка.
То есть при полном провале в политической области в
идеологической области государства шло бурное развитие,
кипела борьба.
Как реакция на монофизитство, поднявшее голову после
репрессий первого волевого рывка, появляется монофелит-
42
ство (у него Иисус Христос обладает двумя природами, но
одной волей – богочеловеческой).
Споря друг с другом, православные христиане объедини-
лись в преследовании несториан, ариан, язычников. За эти
годы произошла глубокая христианизация сознания всего
населения. Эллинизм, наследие античной культуры, был
окончательно отождествлен с язычеством и уничтожен. Зна-
ние превратилось в веру. Вершителями судеб людей стали
не античные философы, а монахи и «святые люди». И вновь
мы подходим к самому загадочному и таинственному мо-
менту. Как пресекается один ритм и возникает другой? Есть
ли причина рождения нового имперского цикла и какова
она?
Недоумение и восторг испытываешь каждый раз, сталки-
ваясь с этим чудом: как после вековых унижений вышел
народ на Куликово поле, как после вавилонского пленения
вновь отстраивается Иерусалим. «Каким образом среди пол-
ной дезорганизованности и общественного расстройства
государственного порядка, какое замечается в конце VII ве-
ка, могла образоваться такая способная и энергичная сила,
какую представляет Лев Исавр, – это остается неразрешимой
загадкой...» (Ф. Успенский.)
2 Византия (717–861)
Второй цикл по ритму империи – это всегда начало наци-
ональной истории. Если, скажем, первый русский имперский
цикл, закончившийся Ярославом Мудрым, был общим про-
шлым по крайней мере трех народов (русские, украинцы,
белорусы), то уже второй имперский цикл, закончившийся
Иваном III, был уже чисто русским, а стало быть, нацио-
нальным. Если в первом цикле Византия была государ-
ственным воплощением всемирного христианства, то во
втором цикле христианство уже вышло за границы Визан-
тии, а потому речь может идти только о становлении нацио-
нального византийского христианства.
И если для Руси родоначальники национального самосо-
знания Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, то для Ви-
зантии это Лев Исавр.
Первая фаза (717–753, 2 Византия)
Вторая фаза (753–789, 2 Византия)
Третья фаза (789–825, 2 Византия)
Четвёртая фаза (825–861, 2 Византия)
Первая фаза (717–753, 2 Византия)
Уже второй год имперского ритма принес успех – арабы
снимают осаду Константинополя, длившуюся год, и удаля-
ются восвояси. Имперский ритм покидает первое государ-
ство ислама, и вновь возвращается Константинополь. Вме-
сте с ритмом возвращается сила. Носителем новой силы ста-
новится Лев Исавр и конечно же народ, вдруг ощутивший
себя народом.
«В это время Новый Рим явился в своей роли оплота хри-
стианской Европы и 718 год – «вселенский год» (С. Шеста-
ков).
Такого яркого начала имперского цикла не было в исто-
рии других государств, ведь первая фаза – это всего лишь
набор энергии, а потому обычно первые годы первой фазы
не кажутся слишком революционными. Даже воцарение
Александра III в 1881 году мало кто считает революцион-
ным, что уж говорить о других датах российской истории
(909, 1353, 1653) и уж совсем затуманенных имперских
вступлениях Иудеи и Древнего Рима.
Наиболее резко переход проявился в политической сфере.
У руля государства встал всеми признанный национальный
лидер император Лев III Исавр. С ним на многие десятиле-
тия на престоле утвердилась Исаврийская династия (717–
802). Император взял курс на централизацию государства, на
упорядочение работы государственных структур. Был издан
законодательный сборник «Эклога» (726), выборка из зако-
нодательства Юстиниана (Византия вспомнила свое импер-
ское прошлое). Через всю «Эклогу» проходит идея Государ-
ственно-религиозного патриотизма, объединения сил обще-
ства в борьбе за свое государство и за свою веру.
Началась жесточайшая борьба с сепаратизмом. Фемы (во-
енно-административные округа), со времен прошлого им-
перского цикла ставшие полунезависимыми государствами,
разукрупнялись, права стратига ограничивались. Судебная
власть, сбор налогов отдавались в руки чиновников цен-
трального аппарата. У городов было отобрано право само-
стоятельно, без указаний сверху, возводить городские
укрепления.
«Железная рука» Константинополя – веление имперского
ритма. Однако периферия ритма еще не чувствует, начались
сепаратистские волнения в Сицилии, Южной Италии, Гре-
ции, был раскрыт заговор в Фессалониках, имевший целью
вернуть на престол слабовольного Анастасия II (713-715).
Кардинально изменилась внешняя политика, удалось
направить арабов на Хазарию, своего давнего союзника по
борьбе с арабами. «Используя затруднения арабского войска
в Хазарии, Лев III отправился в поход против арабов и в ге-
неральном сражении у Акроина одержал в 740 году блестя-
щую победу. Она явилась переломным моментом в визан-
тийско-арабских отношениях. С этого времени византийское
фемное войско стало в свою очередь вести постепенное, но
неуклонное продвижение в области, занятые арабами в Ма-
лой Азии и Сирии. Граница Византии, которая в течение
многих десятилетий фактически была открытой, теперь ока-
залась хорошо защищенной» (С. Сказкин).
Хазары тоже оказались не внакладе. Арабы ушли из Ха-
зарии, хазары отказались от навязанного им ислама, союз-
ные отношения с Византией продолжались весь VIII век.
Так бодро начинает имперский цикл свой бег, еще неве-
домы ни кровь второй фазы, ни тупость третьей, ни чрез-
мерный блеск четвертой фазы, а самое главное неизвестно,
ради чего затевается эта полуторавековая мясорубка, пере-
кручивающая старый уклад, старую идеологию и рождаю-
щая нечто совершенно новое.
Главным орудием в создании нового стало иконоборче-
ство.
«Иконоборческий период есть период реформ, глубоких и
разнообразных перемен во всех условиях религиозной,
гражданской и политической жизни византийского государ-
ства . Иконоборческая эпоха задела за живое самые чувстви-
тельные струны человеческого существа, тогда люди боро-
лись не на живот, а на смерть из-за отвлеченного принципа,
живо интересуясь ходом религиозной борьбы и жертвуя для
торжества идеи самыми дорогими интересами» (Ф. Успен-
ский).
Иногда инструмент имперского переустройства и конеч-
ная цель преобразований напрямую не связаны. Мы с вами
сейчас в 144-летии индустриализации, но инструментом
этой индустриализации было построение социализма. Связь
менее чем очевидна. Также и во втором имперском цикле
Византии создание национального христианства шло через
иконоборчество, которое в целом к конечному результату
прямого отношения не имело. Главное – это вывести народ в
область высоких энергий, заменить тихую эволюцию на
взрыв, разорвать связь времен.
Конкретным истоком иконоборчества, быть может, стало
появление на мировой арене нового вида единобожия – ис-
лама. «Прежде всего следует снова отдать отчет в том, что
мусульманство составляло для Льва Исавра и его современ-
ников страшную угрозу и такого противника, который коле-
43
бал самые устои христианской империи не только тем, что
выставил против нее громадные материальные средства, но
и тем, что начал систематическую литературную и словес-
ную пропаганду на почве вероучения» (Ф. Успенский). Под
напором ислама распространение икон, иконопочитание
стало представляться уклонением в язычество. Мир очень
изменился со времени пришествия Спасителя, ислам со сво-
им строжайшим запретом на изображение Божественной
сущности бросил вызов христианству.
Лев Исавр 17 января 730 года собрал заседание синклита
и предложил высшей знати, без каких-либо обсуждений,
подписать эдикт, запрещающий иконопочитание. Император
выбрал религиозный курс государства, и никто не имел пра-
ва высказывать свое неодобрение по этому поводу. Патри-
арх Гермоген, объявивший иконоборчество злостной ере-
сью, был смещен. На его место поставлен иконоборец Ана-
стасий.
Иконоборчество стало причиной церковного раскола Ри-
ма и Константинополя. Папа объявил Льва Исавра схизма-
тиком, Лев издал эдикт, по которому вывел из-под юрисдик-
ции папы Сицилию, Калабрию, некоторые области Балкан-
ского полуострова (Эпир, Иллирию, Македонию, Фессалию,
Дакию) и тем самым провел границу между «греческой и ла-
тинской национальностями» (С. Шестаков), заложил первый
камень в ту стену, что разделит затем два вероисповедания.
В этой ситуации папа перестал ориентироваться на Констан-
тинополь, заключил союз с франкским королем Пипином
Коротким. Этот союз и стал «зарождением идеи западной
империи» (Ф. Успенский). Мы бы сказали псевдоимперии, а
вернее, тоталитарного двойника. Из империи Карла Велико-
го (коронован в 800 году) затем вышли три крупнейших ев-
ропейских государства – Франция, Германия, Италия. Так
Византия через свой сверхмощный ритм формировала поли-
тическое строение всей Европы.
Параллельно с очень мощным подъемом в политике и
идеологии наблюдался спад в экономике. Именно такое со-
четание изменений вернее всего указывает на начало импер-
ского времени. «VIII век был апогеем аграризации и натура-
лизации хозяйства Византии. Наблюдалось вздорожание и
нехватка металлических орудий труда, заметная примитиви-
зация ремесленных изделий по сравнению с VII веком
(предымперский восточный цикл. – Авт.)... Город перестал
быть постоянным центром обмена городской окрути... Тор-
говая площадь, как правило, исчезает, а торговые ряды не-
редко выносятся за пределы поселения» (Г. Курбатов).
Так же как и в первом имперском цикле Византии, все 144
года в той или иной степени творился экономический бес-
предел, сопутствующий силовой политике. Государство по-
лучало деньги за счет конфискации имущества монастырей,
враждебной императору знати. Никифор I из третьей фазы
занимался переплавкой в монеты золотых окладов икон,
священной посуды и т.д. Все это золото он потом складывал
в подвалах и не думал пускать в оборот. То же самое было в
предыдущем имперском цикле при Анастасии I. Следующий
за ним Михаил I раздал все скопленное Никифором на по-
дарки монастырям, церкви и т. д. И это было в первом цик-
ле. Что уж говорить о престиже коммерции... Император
Феофил из четвертой фазы когда узнал, что его жена, импе-
ратрица Феодора, имеет торговый корабль, тут же сжег его
вместе с товаром, дабы не подрывался авторитет император-
ской фамилии. Однако императоры VII века, конца IX–X ве-
ков с удовольствием спекулировали зерном, занимались
иной коммерцией и ничего зазорного в этом не находили,
ибо в их время шел восточный ритм. Типично имперскую
экономическую идею выдвинул Феодор Студит. Он ратовал
за самоизоляцию монастырей, их самообслуживание и само-
обеспечение. Невооруженным глазом видно, насколько эта
идея хороша политически и ужасна экономически.
 Еще одним признаком включения имперского ритма ста-
ло оскудение провинции и все больший подъем Константи-
нополя, страна сжималась в один кулак, как когда-то Иудея
в Иерусалим, как в будущем Россия в Москву. «С упадком
ремесленного производства в провинциях императорская
власть оказалась вынуждена концентрировать его в столице.
Уже с середины VIII века началось привлечение ремеслен-
ников в Константинополь» (Г. Курбатов). Вся страна –это
один «богохранимый город», а все остальное – глухая про-
винция.
Очень важно понять, что, хоть имперский хронометр уже
запущен, революционной ломки еще нет. Иконоборчество
идет, но репрессии еще не начались. «Что касается фактиче-
ского преследования при Льве против иконопочитателей
святых икон, то следует свести его мероприятия, в сущно-
сти, к немногим случаям. В IX веке, по восстановлении пра-
вославия, составлен был список мучеников за иконы. Из их
числа только 10 человек должны быть отнесены ко времени
Льва, но и между ними большинство пострадало на площади
Халики во время поругания, нанесенного изображению
Христа» (Ф. Успенский).
События на площади Халики, гибель людей во время дра-
ки и давки – аналог нашей давки на Ходынском поле. По-
скольку оба события произошли в первой, мистической, фа-
зе, они могут считаться пророчеством будущих зверств в
одном случае большевиков, в другом – иконоборцев.
В целом же на фоне будущих потрясений первая фаза вы-
глядит очень тихой. До 753 года «Константинополь и импе-
рия хранили выжидательное положение» (Ф. Успенский).
Впрочем, были события, напоминающие нам 1905 год (24-й
год фазы). Речь идет о 16-месячной гражданской войне 741–
743 гг. (24–26-й годы фазы). Артавазд восстановил почита-
ние икон, Константин, отвоевав власть, отменил. Так иконо-
борческий процесс был запланирован на весь цикл. Ну а что
у нас запланировал 1905 год, думается, понятно.
Вторая фаза (753–789, 2 Византия)
«В византийских источниках нет более презренного име-
ни, чем Константин V Копроним. Победившая партия ико-
нопочитателей полностью овладела историографией, и
вплоть до конца Византии все хроники единогласно прояв-
ляют лютую ненависть к Константину V» (С. Сказкин). Ему
дали прозвище Копроним (гноеименитый), утверждая, что
он обмарался в купели при крещении, его обзывали Кавал-
линос (кобылятник) за любовь к лошадям. Столь энергичная
оценка вызвана, естественно, сверхэнергичной деятельно-
стью самого Константина. Вторая фаза превратила обычного
человека в террориста и яростного революционера. «Царь
Константин, не считавшийся вообще с препятствиями во
внешней политике, не менее страстности и прямолинейно-
сти внес в церковный вопрос... В высшей степени трудно
выяснить мотивы, руководившие Константином в его цер-
ковной политике... Можно думать, что он не вполне оценил
последствия иконоборческой политики и не понял, что она
заведет его так Далеко» (Ф. Успенский).
Навряд ли Константин что-то анализировал. Вторая фаза
не оставляет времени на размышления, революционный
вихрь втягивает в себя постепенно все население При этом
кто не с нами, тот против нас, и если враг не сдается, то его
уничтожают. На пути преобразований стояло монашество,
требовавшее по старой привычке свободы и от церковной
иерархии, и от государства, а также значительная часть ду-
ховенства.
С 752 года Константин начинает создавать свою гвардию
иконоборцев из части духовенства и провинциальной знати.
Для этого он воспользовался предвыборными собраниями,
где избирались члены Собора 754 года. «Чтобы подготовить
44
умы к указанным вопросам, император воспользовался
предвыборными собраниями, устраиваемыми в различных
местах, и до известной степени создал себе партию среди
высшего духовенства» (Ф. Успенский).
Революция грянула. Иконоборческий собор 754 года за-
седал с 10 февраля по 27 августа. После столь продолжи-
тельной работы «338 представителей церкви единогласно
приняли положение о том, что иконопочитание возникло
вследствие козней сатаны. Писать иконы Христа, Богомате-
ри и святых – значит оскорблять их "презренным эллинским
искусством". Запрещалось иметь иконы в храмах и частных
домах... Все "древопоклонники и костепоклонники" (то есть
почитавшие мощи святых) предавались анафеме и особенно
Иоанн Дамаскин и Герман» (С. Сказ-кин). Чтобы пресечь
любое недовольство политикой императорской власти, Кон-
стантин V заселил Константинополь «преданными импера-
тору элементами»: военными гарнизонами с семьями из са-
мых верных императору фем – Анатолика и Фракисия. В
«гвардию» императора кроме того вошла фемная знать, до-
казавшая свою верность, иконоборческий клир. Иконобор-
ческий собор 754 года стал началом 36-летия террора, сыска,
доносов. Слова летописи свидетельствуют: «Открылась в
это время широкая дорога для доносов; кто желал выслу-
житься перед правительством, обвинял своих близких и зна-
комых в поклонении иконам. Многие из служилого сословия
подверглись вследствие того различным наказаниям».
Борьба против монашества открылась громким делом
святого Стефана. Он был «подвергнут и присужден к тем-
ничному заключению; наконец, связав его веревками по но-
гам, тащили его по городу и бросили его тело в предместье
Пелагия, где погребались преступники» (Ф. Успенский).
Константин V задался целью истребить эту «ненавистную»
расу, как он определял монашество, «носящую одеяния
тьмы». Из-за репрессий правительства около 50 000 человек
бежали на восток, в Южную Италию, Сицилию. Еще больше
попалось в руки «гвардейцев» Константина V. «Святой Сте-
фан в темнице фиалы в Константинополе нашел 340 мона-
хов, из них многих без глаз и с вырванным носом, с отруб-
ленными руками и ушами...» (Ф. Успенский). А таких тюрем
по всей Византии было множество. Мятежные монастыри
закрывались, превращались в казармы и мастерские. Непо-
корных монахов казнили, ссылали, насильно возвращали в
мир.
Особой жестокостью отличался стратиг фемы Фракисий
Михаил Лаханодракон. Михаил согнал всех монахов в глав-
ный город фемы Эфес и объявил им, что «кто не хочет быть
ослушником царской воли, пусть снимет темное одеяние и
немедленно возьмет себе жену, в противном случае будет
ослеплен и сослан на остров Крит» (Ф. Успенский). Многие
монахи приняли мученический венец, но многие предпочли
ссылке и членовредительству светскую жизнь. Михаил за-
жег костры, где сжигались монастырские книги, мощи свя-
тых, богослужебная утварь. Наказанию подвергались не
только монахи, но и те, у кого были обнаружены эти пред-
меты. Все монастырское имущество в этой феме было кон-
фисковано и распродано. Средства перечислены в царскую
казну.
В столице один за другим шли монашеские погромы, в
которых принимало участие все население. Монахов выво-
дили партиями на Ипподром и подвергали публичному
осмеянию и избиению. Иконоборческие монастыри суще-
ствовали более или менее спокойно, но контролировались
специальными государственными чиновниками, которые
Должны были пресекать любые отклонения в отправлении
культа.
Хуже всех было монахам, но досталось и всем остальным.
Власть императора над жизнью и душами подданных была
безгранична. После окончания Собора Константин потребо-
вал от всех подданных всеобщей присяги на верность ико-
ноборческим постановлениям. Клялся даже сам патриарх.
С 752 года берет свое начало переселенческая политика
Константина (далекое провозвестие сталинских переселений
народов). Павликан, христиан-еретиков, из Малой Азии во
Фракию, славян, напротив, в Малую Азию, переселялись
греки, армяне, в Константинополь переселялись ремеслен-
ники всех национальностей. Смысл всех переселений в ис-
торическом плане очевиден: необходимо разорвать связь
времен, сломать традиции. Ну а конкретно понять смысл
сталинских или Константиновых планов достаточно трудно.
Мы-то с вами до сих пор распутываем сталинские нацио-
нальные клубки. Абхазы, чеченцы, немцы, калмыки, крым-
ские татары для империи всего лишь пешка в шахматной иг-
ре. Но самим-то народам от этого не легче.
За Константином V закрепилось прозвище «угнетатель
крестьян». В его правление возросли повинности этого слоя
населения. Они строили укрепления, дороги... Сбор налогов
превратился в настоящее бедствие: устанавливались очень
жесткие сроки уплаты, и крестьяне были вынуждены прода-
вать продукты своего труда за бесценок, только бы уложить-
ся в эти сроки.
Император не оставил в покое и своих ближайших сорат-
ников. Иконоборческий патриарх и тезка императора Кон-
стантин по подозрению в участии в заговоре против импера-
тора в 765 году (12-й год фазы) был низложен, отлучен (при
зачитывании обвинительного акта в храме святой Софии его
после каждого пункта били по лицу). Затем бывшего патри-
арха одели в шутовской наряд, посадили задом наперед на
осла, дали в руки ему ослиный хвост (животное вел племян-
ник патриарха с вырванными ноздрями) и повезли в цирк. В
цирке патриарх был оплеван толпой, избит... Через несколь-
ко дней его обезглавили, три дня голова висела на площади,
тело было сброшено в ров, где погребали преступников.
Большего унижения своему сану константинопольский пат-
риарх не испытывал никогда. На место бывшего соратника
Константин назначил евнуха Никиту, инородца, славянина
по происхождению. Для нас, отцов и наших дедов, всех, кто
пережил вторую имперскую фазу (1917–1953), все эти ужа-
сы не историческая абстракция, все это было у нас каких-то
пять–шесть десятков лет назад.
Но точно так же, как и у нас, ужасы террора не повергли
народ в состояние растерянности и смуты, так же, как и у
нас, во времена Константина V и Льва IV Хазара ощущение
прочности и мощи государства было всеобщим. Истоки
внутренней политической стабильности в империи всегда
заложены в успехах внешней политики. Отражены набеги
болгар и арабов, поставлена под контроль внутренняя жизнь
Болгарского царства.
К концу террористического 36-летия революционный
вихрь стихает, и чистка общества приобретает изощренный
характер. В наше время развлекался Берия, сочиняя очеред-
ную кровавую каверзу. Развлекался, быть может, и Лев IV
(775–780), который прикинулся сначала иконопочитателем,
собрал досье на своих «друзей», ну а потом все последовало
из того же репертуара: бичевание, тюрьма, смерть...
За девять лет до конца фазы Лев IV был отравлен соб-
ственной женой. Императрица Ирина прекратила преследо-
вание иконопочитателей, но не прекратила вторую фазу,
продемонстрировав достаточную жесткость в подавлении
заговора пяти дядей своего малолетнего сына Константина
VI. «Царица Ирина на этом первом важном деле своего цар-
ствования обнаружила в достаточной степени и свою жесто-
кость, и свою настойчивость. Все замешанные в заговоре
были подвергнуты телесным наказаниям, пострижены в мо-
нахи и сосланы в заточение» (Ф. Успенский).
Сторонники пяти кесарей в разных частях империи были
уничтожены.
45
Нам может показаться странной смена идеологической
ориентации посреди, вернее, в конце второй фазы. Но разве
не поменял идеологическую ориентацию тот же Сталин,
вспомнивший вдруг про Александра Невского, Кутузова,
Нахимова, вернувший погоны, фуражки, лампасы и прочее...
Ну чем не возврат к иконопочитанию! Аналогия тем более
уместная, что восстанавливались порядки и вспоминались
лики именно предыдущего, третьего, имперского рывка, по-
священного, как известно, военной теме.
Впрочем, восстановить иконопочитание было не так-то
просто, иконоборчество имело многочисленных сторонни-
ков, в том числе и в армии. Реально иконопочитание восста-
новлено было лишь за два года до конца фазы, в 787 году
(год псевдорешений) в Никее на VII Вселенском соборе. Ра-
зумеется, речь не идет о победе идеологов. Напротив, поли-
тики еще раз продемонстрировали свою абсолютную власть.
Что бы ни придумали политики (императорская власть),
идеологи тут же брали под козырек. Нам это вполне знакомо
по коммунистическим временам. Вымолив у императорской
власти смену курса, восстановление иконопочитания, цер-
ковь, патриархат заплатили за это полной потерей самостоя-
тельности. Патриархат, с которым до конца так и не смог
справиться Константин V, стал верным слугой императоров
при Ирине. Собор 787 года помимо осуждения иконоборче-
ства принял ряд решений, ставивших под контроль импера-
тора церковную и монастырскую собственность, всю дея-
тельность церковных иерархов и монастырей.
Третья фаза (789–825, 2 Византия)
С начала третьей фазы исчезают с политической арены
тираны-преобразователи, наступают более спокойные вре-
мена, но одновременно исчезает масштаб деяний. Рассеива-
ется чернота, но ее место занимает серость. Особенно инте-
ресно наблюдать это перерождение на примере людей, отме-
тившихся и в той и в другой фазе. Талантливый полководец
Ирины евнух Ставракий, разбивший арабов и болгар во вто-
рой фазе, в третьей погряз в ссорах с евнухом Аэцием. Сама
Ирина потерялась как крупный политический деятель.
Жизнь государства с 790 года заполнилась «неестественной
борьбой Ирины с сыном и планами соперничающих евну-
хов» (С. Шестаков).
790-й год, вход в третью фазу, стал годом заговоров. Вес-
ной 790 года Ирина раскрывает заговор своего сына с целью
устранения ее от власти. Константин VI сажается под до-
машний арест, его друзья-заговорщики отправлены в ссыл-
ку. Ирина объявляет себя полновластной императрицей,
принимает клятву верности от фемного войска, «но уже в
декабре 790 года, опираясь на фемное войско, молодой Кон-
стантин VI отстраняет мать от власти. Советники Ирины
были удалены, и во главе правительства оказались молодые
представители фемной знати. Борьба снова обострилась» (С.
Сказкин).
Оговоры, интриги, заговоры стали содержанием 36-летия.
Власть постоянно переходила от одной группировки знати к
другой. Императоры, сменявшие друг друга, были всего
лишь их ставленниками.
Константин отстраняет мать от власти (790–797). Ирина
свергает Константина и ослепляет его (797–802). Ирину
свергают константинопольские верхи и возводят на престол
Никифора I (802–811), Никифор I погибает, возвращаясь из
похода против болгар. Патриарх и его группировка ставят
сына Никифора Ставракия (811), Ставракий умирает от ран.
Патриарх возводит на трон Михаила I Рангаве (811–813),
Михаил отрекается от престола под давлением фемной
знати. Императором становится Лев V (813–820), Льва V
свергает Михаил II Травл (820– 829). За 36 лет семь импера-
торов, даже для третьей фазы многовато. Впрочем, от Хру-
щева до Горбачева было пять генсеков, не намного меньше.
Было и нечто подобное Политбюро. Например, пять бра-
тьев Льва IV, пять кесарей, участвовавших в большинстве
заговоров. Быть может, тяга к заговорам объяснялась и от-
носительно мягким наказанием заговорщиков. Так, братья за
свои заговоры подвергались достаточно суровым наказани-
ям, вплоть до ослепления и усечения языка, но казнены не
были.
Умные или глупые, волевые или безвольные, деятели тре-
тьей фазы всегда люди средних способностей, ведь их глав-
ная задача представлять правящий класс, быть не хуже и не
лучше, чем любой представитель класса. После «отца
нации» – человека-полубога из второй фазы – лидер третьей
фазы выглядит серым и блеклым. Константин IV, по Ф.
Успенскому, «легкомысленный и слабовольный». Михаил I,
по «Истории Византии» С. Сказкина, «безвольный и недале-
кий придворный Михаил II Травл (Шепелявый) – выслу-
жившийся крестьянин-стратиот, почти неграмотный. На их
фоне более мощно выглядят Никифор I и Лев V, но и им
трудно равняться с деятелями второй или четвертой фаз.
Точно так же, скажем, Елизавета на фоне других импера-
триц третьей фазы (Екатерина I, две Анны) выглядит вну-
шительнее, но значительно уступает в мощи правления и
Петру I (вторая фаза), и Екатерине II (четвертая фаза).
Интриги, борьба честолюбий заслоняют государственный
интерес, Ирина и ее приспешники «сделали безуспешной
экспедицию против сарацин, предпринятую Константином в
797 году. Важно было помешать ему приобрести популяр-
ность военною славой» (С. Шестаков). По этой же причине
плачевно закончился и поход Константина на болгар в 792
году. Внешняя политика Никифора I была неудачна во мно-
гом из-за того, что «фемная знать была настроена против не-
го» (С. Сказкин).
Как подчас трудно отделить политику русских импера-
триц от политики аристократии, а политику генсеков от по-
литики партократии, так и политика обсуждаемых нами им-
ператоров неотделима от политики правящего класса. Такая
власть – это коллективное творчество. В царствование Ни-
кифора I «особенно трудно отделить то, что принадлежит
личной инициативе и самостоятельному почину Никифора,
от унаследованного из предыдущего времени и обязательно-
го для него, как члена партии, производившей государ-
ственный переворот» (Ф. Успенский). То же самое можно
сказать и об Ирине. Так, например, окружение заставило ее
отказаться от предложения Карла Великого... А ведь след-
ствием брака должно было стать объединение двух империй.
Придя к власти, та или иная группировка начинала гра-
бить страну, одновременно начиналась борьба внутри самой
группировки. При Ирине обогащались монастыри, получая
подарки, налоговые льготы; при Никифоре I руку в казну за-
пустила константинопольская знать; Михаил I отдал все
скопленное Никифором тем же монастырям; при Льве V все
забрала фемная иконоборческая знать.
Политическая мощь уходила. «Узкая прослойка придвор-
ных подхалимов, евнухов и монахов, проявившая такое
упорство и смелость в интригах, оказалась во главе с Ири-
ной совершенно неспособной управлять государством» (С.
Сказкин). Поневоле начинаешь задумываться, могло ли та-
кое ослабление политики происходить в разгар имперского
ритма. Ослаблялось и внешнее положение Византии –
наступление арабов, набеги болгар, недостаток денег на то,
чтобы откупиться от тех и других, слабеет войско, хиреет
экономика. И все же Византия начала IX века – это настоя-
щая империя. Просто в третьей фазе имперские процессы
идут подспудно, скрыто, надо отдохнуть от революционных
изменений второй фазы и приготовиться к свершениям чет-
вертой. Отрыв от Европы становится все более существен-
46
ным, забывается античное, римское прошлое, забываются
универсальные тенденции Юстиниана Великого. Но взамен
вселенского замаха первого имперского цикла приходит
ощущение своей национальной индивидуальности, заверша-
ется формирование национальной веры, утверждается един-
ство государства и религии, то самое единство, которое впо-
следствии унаследует от Византии Русь.
Уже Никифор I выдвинул идею главенства «интересов
государства» над всеми остальными. Феофан писал о Ники-
форе I: «Всецело отрицая Промысел, он утверждал, что ни-
что не может противостоять державному государю, если
только он сумеет воспользоваться находящеюся у него вла-
стью». Михаил II Травл вообще запретил споры об иконах,
приказав сохранить статус-кво на момент его восшествия на
престол. Он написал такой ответ на докладную записку пат-
риарха Никифора с просьбой восстановить иконопочитание:
«... Мы же в таком положении нашли церковь и в том и за-
благорассудили оставить ее. Посему мы определяем, чтобы
никто не дерзал поднимать слово против икон, ни за иконы,
и да не будет и слуху – как будто их никогда, не бывало – о
соборах Тарасия, Константина и Льва, и да будет соблю-
даться глубокое молчание по отношению к иконам».
Не такой ли заговор молчания творился в нашем застое
вокруг самых важных вопросов истории, литературы, миро-
понимания, вокруг ключевых имен национальной культуры?
Нам запрещалось говорить и думать о Мандельштаме, Набо-
кове, Пастернаке, Стругацких, о десятках величайших со-
временников и классиков. Вырывались из памяти целые
пласты культуры, такие, как русская религиозная философия
конца XIX века.
В обществе шло глубокое слияние светского и духовного,
политики и религии, что в конечном счете и составило но-
вый общественно-политический уклад – византийское пра-
вославие. Императоры занимались вопросами религии, пат-
риархами становились светские деятели, выходцы из кон-
стантинопольской аристократии. Существование в двухпо-
люсном мире напрягало умственные и духовные способно-
сти нации. У власти иконоборцы, в подполье иконопочита-
тели, и наоборот. Одним словом, никто не мог почивать на
лаврах, перестать думать, спорить, страдать. Параллельно
развивалось светское (иконоборческое) и духовное (иконо-
почитательское – иконопись) искусство.
На фоне политических интриг, засилья серости в идеоло-
гии блистали две личности – идеолог иконопочитания Фео-
дор Студит и идеолог иконоборства Иоанн Грамматик.
Иоанн поражал современников «необычными знаниями». «К
нему посылали на исправление и собеседование более влия-
тельных исповедников православия (иконопо-читателей.–
Авт.). Литературное и ученое имя, каковое признают за ним
и недоброжелатели, было приобретено им в этот ранний пе-
риод деятельности» (Ф. Успенский). С 814 года Иоанн был
настоятелем дворцовой церкви Сергия и Вакха, именно он
получил право разбирать личные дела, проводить в жизнь
официальную линию, клеймить уклонистов и запутавшихся.
В некотором роде официальный идеолог страны.
В авангарде иконопочитателей находился Феодор Студит,
игумен Студийского монастыря. «Настоятельные требова-
ния правительства, чтобы Феодор не писал и не отсылал
своих сочинений к друзьям, не достигали своих целей; даже
угрозы телесных наказаний не приводили его в смущение.
Своему ближайшему ученику Навкратию он писал раз: «Ес-
ли император вздумает совершенно лишить меня языка, и
тогда я найду способы взывать, окрыляемый духом. Я буду
писать всем находящимся в изгнании ...я готов взывать даже
до последних пределов вселенной» (Ф. Успенский). Остает-
ся и нам признать, что в третьей фазе наибольшего успеха
добились оппозиционные властям творцы – Солженицын,
Галич, Высоцкий...
 Далее Никифор I закрывает Студийский монастырь, Фео-
дора ссылают в Малую Азию, братия рассеяна по стране,
однако результат прямо противоположен желаемому. «Уче-
ники и почитатели Студита, рассеявшись по разным городам
империи и частью переселившиеся в Рим и Южную Италию,
сделались глашатаями славы своего учителя и ревностными
защитниками православия. Своим гонением на студитов
правительство действительно подготовляло в них громад-
ную нравственную силу, которая равномерно распределя-
лась по империи... Своими письмами, речами и беседами он
(Феодор.– Авт.) постоянно держал в напряжении партию
иконоборцев и поддерживал надежду на лучшее будущее в
тех, кто слабел под гнетом преследования» (Ф. Успенский).
И все-таки, отдавая симпатии гонимому Феодору, надо пом-
нить, что его иконопочита-ние не могло стать государствен-
ной доктриной национальной державы, ибо Феодор призна-
вал главенство римского папы, требовал абсолютной свобо-
ды монашества и от государства, и от патриархата, доказы-
вал неоспоримость приоритета духовной власти над свет-
ской.
Конец третьей фазы, как и положено, явил углубление
кризиса. Последние пять лет фазы шло восстание Фомы
Славянина (820–825). Конец восстания положил конец тре-
тьей фазе – времени бесконечного спора, бесконечного про-
тивостояния, перетягивания каната. Надвигалась четвертая
фаза, в которой будет не до споров и противостояний, необ-
ходимо будет действовать, закладывать основу будущих ве-
ковых устоев. Однако титаны четвертой фазы всегда родом
из третьей. «Основатель Аморийской династии Михаил II
Травл (820–829.– Авт.) ничем не выдавался из среды обык-
новенных военных людей, но в Большом дворце императо-
ров накопилось достаточно культурных преданий, которые
легко возобладали над Михаилом II и побудили его дать
своему сыну и наследнику престола самое лучшее по тому
времени образование, приставив к нему в качестве воспита-
теля известнейшего ученого и ритора Иоанна Грамматика...»
(Ф. Успенский). Речь идет о Феофиле (829–842), будущем
императоре, которому суждено было прорезать мглу третьей
фазы и увидеть свет четвертой.
«В последний период иконоборческой эпохи народились
и подготовились новые люди с новыми задачами... Как про-
изошел перелом и как объяснить появление людей с боль-
шой инициативой и с творческим духом среди того обще-
ства, которое, казалось, погрузилось в беспробудную спячку
и погрязло в невежестве и суевериях, это остается неподда-
ющейся разрешению проблемой» (Ф. Успенский).
Четвёртая фаза (825–861, 2 Византия)
Казалось бы, четвертая фаза подводит итоги полутораве-
ковому развитию государства и вся должна быть обращена к
прошлому, однако обратная логика исторического развития
такова, что четвертая фаза – это скорее мечта о будущем,
замах на долгие годы стабильного существования. И если
вторая фаза своей главной задачей ставит уничтожение
прошлого, разрыв связи времен, уничтожение всего, что
превышает уровень убожества, то задача четвертой фазы
противоположна – создание благоприятнейших условий для
всякого таланта, ведь предстоит наработать идеи на долгие
века. Таланты в такой обстановке процветают. По сути,
начинается фестиваль одаренности.
Император Феофил (829–842) «далеко оставляет позади
себя ближайших предшественников как по благородству ха-
рактера, так и по сознанию ответственности, которая лежала
на нем как на государе» (Ф. Успенский). Под стать Феофилу
его жена Феодора – регентша при малолетнем Михаиле II
(842–856), «умная и практичная женщина, умевшая оценить
ближайшие пользы и потребности данного времени», и в де-
47
ле восстановления православия, и в организации государ-
ственного управления, и в особенности в наблюдаемом ей
порядке расходования государственных средств» (Ф. Успен-
ский). Еще один лидер – кесарь Варда, брат Феодоры, пра-
витель Византии во время самостоятельного стояния Миха-
ила III (856–866). «Как способный и образованный человек,
Варда прекрасно мог направлять политику государства и
принимать меры к успокоению внутренних смут, имея подле
себя верного и надежного человека для военных предприя-
тий в лице своего брата Петроны и впоследствии сына Ан-
тигона...» (Ф. Успенский).
Во всю мощь своей гениальности развернулся в четвертой
фазе Иоанн Грамматик (возведен на патриарший престол в
832 году), но более него прославился патриарх Фотий. «По
высокому научному образованию и по талантливости Фотий
представляет собой совершенно неожиданное и до извест-
ной степени чрезвычайное явление... В шесть дней Фотий из
светского звания прошел все степени церковной иерархии и
возведен в константинопольские патриархи. Но это был
князь церкви исключительного характера, вызывавший на
открытый бой всех, кого он считал врагами своими и цер-
ковными. Время его управления церковью нужно считать
эпохой разрушения старого и созидания новых устоев для
вселенского патриархата...» (Ф. Успенский).
С началом четвертой фазы меняется политическая атмо-
сфера в стране, очищение идет и в высших сферах власти.
Прекращаются заговоры и интриги. Феофил вступает на
престол «по естественному преемству власти от отца к сыну,
которая казалась окончательно забытой в Константинополе»
(Ф. Успенский). Смерть Феофила, воцарение малолетнего
Михаила III, правление при последнем регентского совета
(Феодора, Феоктист, Мануил, Варда), кажется, повторяет
ситуацию с Константином VI и его матерью Ириной. Однако
разница принципиальная, нет заговоров и мятежей, регент-
ский совет в полном единодушии правит страной. «При
оценке ее (Феодоры.– Авт.) отношений к Михаилу часто де-
лают сравнение ее с царицей Ириной, но при этом забывают,
что Феодора ни разу не прибегла к интриге и к жестоким
мерам и спокойно уступила свое место в управлении госу-
дарством недостойному сыну, когда поняла, что обстановка
сложилась не в ее пользу» (Ф. Успенский). Смена правите-
лей при Михаиле в 856 году с Феодоры на кесаря Варду не
стала потрясением для государства. Варда оставил Михаилу
«придворные интриги, борьбу мелких честолюбий, увеселе-
ния и пьяные пирушки» (Ф. Успенский), а сам вплотную за-
нялся правительственной деятельностью. Быть может, пре-
данность делу и чистота политической атмосферы в четвер-
той фазе и сгубили Варду в тот момент, когда фаза кончи-
лась. Через пять лет после окончания имперского цикла
Варда был обвинен в измене и убит на глазах Михаила.
Впрочем, все события, лежащие за пределами четвертой фа-
зы, пока нас не интересуют.
Вернемся к четвертой фазе. Как известно, ее основные
Достижения в законотворчестве, архитектуре, военном ис-
кусстве, во всех видах деятельности, подчиненных логиче-
ской стихии. Оживление законотворчества в первую очередь
повлияло на церковное законодательство (Правила соборов
843, 861 годов). Радость законопослушания вновь вернулась
на землю Византии. «Источники отмечают любовь Феофила
к правосудию, во имя которого он не допускал никаких изъ-
ятий, даже по отношению к самым близким лицам» (Ф.
Успенский). Варде в особую заслугу ставили то, что он лич-
но «наблюдал за отправлением правосудия и оживил изуче-
ние права» (Ф. Успенский).
Что касается военной сферы, то ждать от Византии осо-
бых успехов, как, скажем, от Древнего Рима или России, не
приходится. Однако военные неудачи и неприятности треть-
ей фазы пресеклись. От глухой обороны Византия перешла к
наступлению. Ничего особенного, конечно, не захватили, но
силу продемонстрировали. Необходимо все же учитывать,
что Византия, как и Древняя Иудея, была духовной импери-
ей и в воинственности значительно уступала своим соседям
– болгарам, арабам, славянам. Византия предпочитала менее
грубые методы противостояния. Так, например, Феофил
оказывал поддержку крестьянской войне под руководством
Бабека внутри Халифата, дабы ослабить последний. Насту-
пательную политику Феофила продолжили регент Феоктист
и кесарь Варда. «Хотя наступательные действия против ара-
бов на суше и на море, под начальством канцлера Феокти-
ста, не сопровождались удачей и не содействовали славе
этого члена регентства, но все же они показали общее
направление политики правительства, желавшего не отсту-
пать перед напором арабов. Так, Феоктист предпринял по-
ход на Кавказ с целью покорения авазгов в древней Колхи-
де; затем он снарядил экспедицию на остров Крит с целью
изгнания арабов, недавно захвативших этот остров» (Ф.
Успенский).
Не имея сил в одиночку сражаться с миром ислама, Ви-
зантия родила идею общехристианских европейских похо-
дов на восток. Так закладывалось военное противостояние
двух миров единобожия. Одной из форм этого противостоя-
ния стали крестовые походы.
Об архитектуре поговорим позже, а пока обратимся к
идеологическому чуду, положенному империи в четвертой
фазе. Таким чудом можно считать прекращение религиоз-
ных раздоров и создание единой веры.
Первые черты единого вероисповедания появились сразу
же после подавления восстания Фомы Славянина в 825 году.
Окончательно вышла на первый план идея национального
государства, спор из-за икон был прекращен. «Михаил стре-
мился не разжигать религиозных споров и предоставлял
каждому относиться к иконам так, как тот хочет. Иконы не
конфисковывались, однако требовалось, чтобы в храмах их
привешивали достаточно высоко во избежание извращенных
форм поклонения. Все споры об иконах были запрещены.
Выдвигались идеи компромисса...» (С. Сказкин).
Во времена иконоборца Феофила ситуация сложилась
умилительная до анекдотичности. Считая иконопочитателей
людьми убогими, он вынужден был тем не менее мириться с
иконопочитанием своей жены и ее родственников. Лидера
иконопочитателей, монаха Мефодия, он всегда держал при
себе и даже брал с собой, когда покидал столицу, как гово-
рится, от греха подальше. Презирая монахов, Феофил тем не
менее имел собственные монастыри, постригал в монахи не-
угодных вельмож. Изгнание монахов из Константинополя
лишь способствовало развитию сети провинциальных мона-
стырей.
Так же при Екатерине II начался исход в провинцию
высшего дворянства, а при Ельцине – высшей технократии.
Дальше больше: со смертью Феофила в 843 году иконо-
почитание было восстановлено. Но это не была победа од-
ной партии над другой. Из иконопочитания времен Феодора
Студита было взято только поклонение иконам, реабилити-
рованы образы и святые мощи... Организация византийского
православия была целиком взята из иконоборчества. Визан-
тийское православие признало главенство императора над
патриархатом, а патриархата над монашеством. Иконобор-
ческим, а вернее, имперским, можно считать отношение к
своей вере, далекое от фанатизма, но столь же далекое от ве-
ротерпимости убеждение в единственности православия как
истинного христианства.
Победа иконопочитания на соборе 843 года стала победой
национального духа, триумфом национального единения.
«Благополучно совершившаяся и не вызвавшая внутренних
потрясений церковная реформа 842–843 годов до такой сте-
пени соответствовала желаниям большинства населения им-
48
перии и так горячо была поддержана самым влиятельным и
популярным сословием – монашествующим духовенством,
что она скоро сделалась предметом монастырской и народ-
ной легенды и в разукрашенном фантазией виде вошла в
жизнеописания деятелей и героев, имевших отношение к
этому важному перевороту» (Ф. Успенский).
Восстановление иконопочитания стало одним из круп-
нейших праздников православной церкви, а 11 марта – днем
восстановления ее единства. Учрежден был обряд анафемат-
ствования всех ересей... «Во время этого праздника импера-
тор с патриархом торжественно вступали в храм святой Со-
фии, как бы символизируя единство государства и церкви»
(С. Сказкин).
В церкви, как в важнейшем государственном ведомстве,
была установлена строжайшая иерархия (собор 861 года).
Правила требовали строжайшего подчинения митрополитов
и епископов патриарху, монастыри были поставлены под
контроль епископов, монахам запрещалось покидать свои
обители, в противном случае их следовало водворять на ме-
сто. Монашество – этот выбор души человека – окончатель-
но превратилось в государственную должность с определен-
ными обязанностями и правами.
Огромные исторические последствия имела миссионер-
ская деятельность. Собственно, один из главных способов
поиска империи состоит в поисках всемирных последствий
имперских циклов. Нет ни одной империи, след которой не
тянулся бы по всей истории. «Миссионерская деятельность
Кирилла и Мефодия совпадает с годами царствования Ми-
хаила и первого патриаршества Фотия (857– 867)... Просве-
тители славян Кирилл и Мефодий были ближайшими уче-
никами и приверженцами патриарха Фотия, они играют
первую и выдающуюся роль во всех важнейших миссиях его
времени. По воле царя и патриарха, отправляясь в языческие
страны с культурной и христианской миссией, они исполня-
ли возложенное на них политическое и церковное дело и
были орудиями апостольской миссии вселенского патриар-
хата» (Ф. Успенский).
За это время Византия крестила Болгарию, святыми бра-
тьями была создана славянская азбука (кириллица), начался
перевод священных книг на языки крещеных народов и их
соседей-язычников. Разве это не идеологическое чудо? «Из-
брание и отправление на проповедь Кирилла и Мефодия и
разрешение вопроса о применении славянского языка к бо-
гослужению и переводу святых книг составляет вечную за-
слугу Фотия. Он дал, таким образом, толчок развитию
народного языка славян, благодаря которому они несокру-
шимы» (Ф. Успенский).
Не будем забывать, что ровно через 48 лет после оконча-
ния второго византийского имперского цикла начался пер-
вый русский имперский цикл, породивший то мощнейшее
всемирное государство, в котором мы живем. В каком-то
смысле мы все последствие чуда, совершенного Михаилом,
Фотием, Кириллом и Мефодием...
Еще одна грань идеологического чуда – расцвет искус-
ства. Не надо быть провидцем, чтобы представить, как сня-
тие запретов и объединение противостоящих идей привело к
взрыву художественного вдохновения. Достаточно вспом-
нить об эффекте слияния религиозного и светского искус-
ства. «Иконоборческое движение послужило стимулом к но-
вому взлету изобразительного искусства и архитектуры Ви-
зантии. Питаемые политической доктриной божественности
императорской власти и избранности Византийской импе-
рии возродились с невиданной силой традиции римского
триумфального монументализма. В ту эпоху императорские
дворцы и общественные здания украсились декоративными
мозаиками и фресками, прославлявшими победы императо-
ров над варварами, развлечения василевсов, их пиры и охо-
ты, ристания на ипподроме. В правление императора-
иконоборца Феофила (829–842) в Константинополе широко
развернулось строительство на территории Большого двор-
ца, расположенного на берегу Золотого Рога. В короткий
срок был создан целый комплекс великолепных зданий, сре-
ди которых выделялся причудливой архитектурой тронный
зал... Но самой удивительной достопримечательностью но-
вого дворцового ансамбля был зал Мистерион, обладавший
необычной акустикой,– все, что в нем говорилось тихо в од-
ном углу, отчетливо было слышно в другом. Это акустиче-
ское чудо достигалось при помощи особых механических
приспособлений, сохранявшихся в тайне. Возможно, в его
создании участвовал знаменитый ученый Лев Математик,
украсивший другой тронный зал – Магнавру – различными
механическими диковинками» (3. Удальцова). К «диковин-
кам» относились золотое дерево с грифонами и львами, зо-
лотой орган, золотой трон императора. Постройки царя Фе-
офила «имеют совершенно исключительное значение как в
истории искусств, так и в культурном отношении», они слу-
жили «предметом удивления для современников и ино-
странцев, посещавших Константинополь в X и XI веках» (Ф.
Успенский).
Говоря о втором византийском имперском цикле, необхо-
димо напомнить, что духовное, религиозное развитие никак
не ограничивало иные сферы национального любопытства.
Так, например, в высшей Магнаврской школе «математиче-
ских наук» под руководством Льва Математика обучали фи-
лософии, грамматике, геометрии, астрономии... а вот бого-
словия среди ее предметов не было. Можно вспомнить и бо-
лее центральные имена, и тут мы не увидим чрезмерной ре-
лигиозности. Феофил до тонкости знал латинский и грече-
ский языки, астрономию, естественную историю, занимался
рисованием, сочинял музыку. На этом, пожалуй, остановим-
ся и подведем некоторые итоги.
Вновь мы пронеслись сквозь полтора столетия в жизни
отдельного государства. Вновь мы увидели череду времен,
никак не напоминающую череду времен года. За зимой пер-
вой фазы следовала осень второй, лето третьей и, наконец,
весна четвертой фазы. Задача, поставленная в данной рабо-
те, выполнена, несомненна не только последовательность
фаз, но и даты их прохождения. Однако совершенно от-
влечься от общемирового масштаба, забыть о том, что было
и что будет, невозможно. Хотя бы несколько слов о смысле
всего 144-летия все же необходимо сказать.
Легче всего говорить о смысле 144-летий в истории Древ-
ней Иудеи, Англии, России, поскольку эти три государства
прошли полный имперский курс, и каждый цикл занял свое
место. Куда сложнее ситуация с Древним Римом и Византи-
ей, они прошли по два цикла, не смогли вступить в третий и
покинули реестр мировых держав. Указать однозначную
причину теория пока не может. Наиболее солидно выглядит
идея об однобокости этих империй, мол, Рим был слишком
политичен, а Константинополь слишком идеологичен, что и
не позволило им набрать достаточный запас энергии для
третьей и четвертой имперской ступени. Однако Иудее
идеологичность не помешала пройти все четыре цикла...
Другая причина заключена, как представляется, в отсут-
ствии достаточно сильного угнетающего фактора, который
бы вынудил государство вступить в третий цикл. Иудеев
третий цикл вывел из вавилонского плена, Британию сделал
владычицей морей, Россию – крупнейшей державой мира.
Как знать, может быть, излишнее самомнение не позволило
Риму и Константинополю продлить имперское существова-
ние. Однако, придумывая все новые и новые причины, необ-
ходимо все же признать, что имперский цикл – слишком
редкое явление в мировой истории, чтобы иметь обыденные
причины для своего рождения. Не будем утверждать, что
одному Богу ведомо, когда и кому вступать в имперский
цикл, но божественное предначертание ближе всего именно
49
к империям. Империя подобна оси вращения, а ось может
быть лишь одна. И в этом смысле появление в 909 году рус-
ского имперского цикла могло стать главной причиной ухо-
да Византии с мировой арены. Если это так, то главная роль
Византии в истории – это подготовка прихода на мировую
арену великой России. Можно даже сказать, что Византия
решила за Россию часть идеологических задач, что позволи-
ло сосредоточиться на политических задачах. Точно так же
значение Рима можно свести к созданию мира Запада (Евро-
пы). Впрочем, разница колоссальна, наследница Византии
смогла выступить единой силой, наследница Рима долгие
годы была раздираема бесконечными войнами и лишь в
конце XX века приступила к воссоединению в единую Ев-
ропу.
Есть, наконец, еще одно интересное предположение, да-
ющее дополнительный смысл имперским циклам Византии.
Быть может, имперские взрывы Византии смогли оживить,
запустить западный ритм Европы через механизм индуциро-
вания тоталитарных двойников. Самой же Византии не суж-
дено было изведать развития по западному ритму, для за-
падного ритма Византия была слишком духовна, слишком
идеологична.
Постимперское развитие (869–1453, Византия)
Восемь лет (861–869) уходит на перемену ритма, именно
в эти годы убивают выдающегося политика Варду. С 869 по
1013 год проходит первый цикл по ритму Востока, с 1013 по
1157 год – второй цикл, с 1157 по 1301 год – третий цикл,
ну, и наконец, с 1301 по 1445 год – последний полный цикл
Византии.
Первый постимперский цикл можно считать удачным, и
это немудрено, ведь дорога, накатанная империей, еще пря-
мая и гладкая. Правление Македонской династии (867–1056)
– время расцвета средневекового византийского государ-
ства. «К счастью для Византийской империи, ею в эти сто
пятьдесят лет управляли выдающиеся императоры: Василий
I, основавший новую династию (убийца кесаря Варды и Ми-
хаила III. – Авт.), затем узурпаторы Роман Лекапин, Ники-
фор Фока, Иоанн Цимисхий, сохранившие, однако, жизнь
законным представителям династии и уважавшие их права,
и, наконец, Василий П. На рубежах империи эти правители
достигли выдающихся успехов. В Азии граница после
наступления на мусульман отодвинулась от Галиса до Ев-
фрата и Тигра, была завоевана северная Сирия, и Иоанн
Цимисхий довел свои победоносные полки до ворот Иеруса-
лима. Отвоевание Крита возвратило Византии господство в
восточном Средиземноморье. В Европе Василий II в резуль-
тате тридцатилетней войны (986–1014) разрушил болгарское
царство, оспаривавшее в Византии при царях Симеоне и Са-
муиле гегемонию на Балканском полуострове. Никогда со
времен Юстиниана Византийская империя не знала подоб-
ной экспансии. Она простиралась от Дуная до Антиохии и
Сирии, от присоединенной Армении до южной Италии; во-
круг империи группировались вассальные государства: ита-
льянские и славянские, кавказские и армянские; Русь, обра-
щенная в христианство с 989 года, вошла целиком в сферу
влияния Византии» (Ш. Диль).
Как заботливый садовник закладывает сад на долгие го-
ды, так и имперский цикл выковывает мощь будущих вре-
мен. Силен был Рим после Августа, сильна была Русь после
Ивана III (вторые имперские циклы), основные территори-
альные приращения России сделаны не во время имперского
цикла, а сразу после него. Однако истоки мощи все же в им-
перском цикле, сумевшем поставить и решить задачи госу-
дарственного существования, сумевшем сформулировать
смысл существования государства. Смысл существования
Византии – идея, давшая силу сражаться, идея истинности
православной веры.
Экспансия постимперской Византии была насквозь идео-
логической. Она несла свет христианства варварским наро-
дам, отвоевывала у мусульман святыни своей религии. Все-
ленское, апостольское, византийское православие уже не
могло сосуществовать мирно с западным христианством. В
868 году, на входе в восточный цикл, патриарх Фотий напи-
сал энциклику (окружное послание) восточным патриархам,
где обвинял «латинян» во всех мыслимых и немыслимых
грехах (не так служат, не так крестятся и т. д.).
На основе этой энциклики во втором цикле (1013– 1157)
постимперского развития произошло разделение церквей на
православную и католическую (1054).
Следующий восточный цикл, по сути, уже не является
постимперским, имперские постижения уже прошлое, энер-
гия ушла. «После смерти Василия II (1025) нетрудно было
бы при твердом разумном правлении продлить это замеча-
тельное процветание. К несчастью, управление империей
попало в руки женщин и посредственных правителей, и ско-
ро начался упадок» (Ш. Диль). Конечно, женщины тут со-
вершенно ни при чем. У Византии началась столь свой-
ственная восточной эволюции политическая деградация. В
XI веке на троне сменилось 14 императоров. Разразилась,
как говорили современники, «аномалия власти». Начали
набирать силы тенденции к разделению территории госу-
дарства. Когда в 1204 году крестоносцы захватили Констан-
тинополь, Византия мгновенно развалилась на несколько
государств.
Как и полагается обычному восточному государству, Ви-
зантия после взятия Константинополя крестоносцами еще
несколько раз возрождалась и опять погибала. С каждой та-
кой пульсацией ее восточный ритм угасал. Попытки послед-
них византийских императоров в стереотипах восточной мо-
дели сохранить государство – уния с католичеством, с при-
знанием главенства римского папы над константинополь-
ским патриархом (1439) – оказалась безрезультатной.
Окончательно Константинополь пал лишь в 1453 году под
ударами еще одной империи ислама (Османская империя).
Но прежде чем обратиться к империям ислама, нам пред-
стоит проследить имперскую карьеру второго вечного наро-
да – англичан.
Англия
После незавершенных империй (Древний Рим и Визан-
тия) мы вновь обращаемся к полному циклу имперского раз-
вития (Россия, Иудея). В этом смысле задача поиска британ-
ских имперских 144-летий облегчается. В полном цикле есть
начало и конец, есть логика развития, есть план и есть реа-
лизация этого плана.
Однако в поисках и описании британских имперских цик-
лов есть иные сложности. Если имперские циклы Иудеи, Ви-
зантии и России, переплетаясь с ритмами Востока, тяготеют
к решению всемирных идеологических проблем, то Брита-
ния, оторвавшись от Востока, оторвалась и от идеологиче-
ских сверхзадач. Ее уделом стало создание всемирной эко-
номической системы. Об этом необходимо помнить, изучая
имперские 144-летия Британии, самой прозападной, если так
можно выразиться, империи.
1 Англия (825–969)
Безвременье (973–1045, Англия)
2 Англия (1053–1197)
Три века западного ритма (1201–1465, Англия)
3 Англия (1473–1617)
Становление капитализма (1621–1753, Англия)
50
4 Англия (1761–1905)
Первая фаза (825–861, 1 Англия)
На территории острова образовались семь королевств
(гептархия). Саксы образовали Уэссекс, Суссекс, Эссекс;
англы – Мерсию, Нортумбрию, Восточную Англию; юты –
Кент.
Королевства гептархии вели бесконечную войну друг с
другом. В VII веке успех пришел к Нортумбрии, в VIII – к
Мерсии, затем к Уэссексу. К концу века из семи королевств
остались только эти три. Таким образом, процесс централи-
зации начался еще до имперского цикла. Но ведь и Киевская
Русь образовалась до 909 года. Более того, не начнись про-
цесс централизации, нечего было бы имперскому ритму де-
лать на Британских островах. Имперский ритм – слишком
редкое явление и приходит лишь туда, где к его приходу го-
товы.
Одним из факторов, подготовивших приход имперского
ритма, быть может, стала христианизация Британии (начало
VII века), борьба между ирландским и римским христиан-
ством.
В начале IX века процесс централизации усилился, реши-
тельного перевеса добился Уэссекс, началась история Ан-
глии.
В 825 году король Уэссекса Эгберт (802–839) после не-
скольких побед присоединяет окончательно к своему коро-
левству застарелого врага Уэссекса Мерсию.
«Короли кентский и эссекский, бывшие клиентами Мер-
сии, сделались тогда клиентами Эгберта; Суссекс и Восточ-
ная Англия подчинились его верховной власти; Нортумбрия
стала платить ему дань. С другой стороны, он напал на вал-
лийские владения, завладел Чечтером... Корнуолльские
кельты восстали, он отразил их нападение и подчинил своей
власти (835). Он умер увенчанный славой в 839 году и счи-
тался восьмым «бретвальдой» (Э. Лависс, А. Рамбо).
Но каким бы он ни был «бретвальдой», Эгберт стал пер-
вым королем Англии. Таким образом, дата рождения Ан-
глии (829) практически совпадает с датой рождения импер-
ского цикла. Случайностью такое совпадение не объяснишь.
Последующее тысячелетие всему миру показало масштаб
той энергии, что родилась при объединении Англии в пер-
вые годы первого имперского цикла.
В этой книге мы еще вернемся к первой фазе первого им-
перского цикла Киевской Руси, расскажем об аналогичных
событиях в русской истории, о русском аналоге Эгберта –
Олеге, о возникновении понятия Руси, Земли Русской.
Очень важно проследить, как изменилась жизнь правите-
ля при переходе с восточного ритма на имперский. Олег в
старом ритме правил 30 лет, а в новом три года. Эгберт пра-
вил в старом ритме 23 года, в новом 14 лет. До имперского
цикла Эгберт мог покинуть свои владения, жить на конти-
ненте... После начала имперского цикла англосаксы, объ-
единенные Уэссексом, начали защищать свое государство не
на жизнь, а на смерть. Датские нашествия показали это осо-
бенно ярко.
«Пока в Уэссексе продолжалось владычество Эгберта
(802–839), викингам приходилось довольствоваться высад-
ками с целью грабежа в одних только северных княжествах,
где они обирали церкви и монастырские обители. В послед-
ний год своего правления Эгберт нанес им и их союзникам,
кельтам Корнавалля, жестокое поражение» (М. Ковалев-
ский).
Весь остаток первой фазы после Олега простоял у власти
Игорь (912–945). Точно так же весь остаток первой фазы по-
сле Эгберта простоял Этельвульф (839–858).
Этельвульф «ревностно защищал свое государство. Он
лично предводительствовал своими войсками против мор-
ских разбойников; он усмирил также северных уэльсцев, ко-
торые подняли против него оружие... Новое тяжелое пора-
жение скандинавов повлекло за собой небольшую передыш-
ку, и в 858 году Этельвульф умер в мире, и на восемь лет
норманны оставили страну в покое...» (Дж. Грин).
Однако, как мы уже убеждались многократно, первая фа-
за, давая имперскую энергию и имперскую политическую
силу, не в состоянии решить окончательно ни одной про-
блемы, поскольку нет еще ни осознания целей, ни инстру-
мента для их осуществления. Первая фаза – это блуждание
во тьме.
В этой исторической тьме на англосаксонское королев-
ство следовали один за другим бесконечной чередой скан-
динавские десанты. Речь шла уже не о грабежах, а о жела-
нии осесть на острове. Эгберт, а затем Этельвульф наносили
захватчикам поражение за поражением, но остановить поток
так и не смогли.
«Невзирая на то что скандинавы терпели поражение за
поражением, опасность все-таки росла из года в год» (Дж.
Грин).
Таким образом, именно в первой фазе уже проглядывают
контуры будущих проблем и будущего величия Британии. В
отражении датских набегов рождался национальный харак-
тер тех, кто со временем отразит нашествие «Непобедимой
армады», сделает Британию владычицей морей.
Датские набеги были той необходимой внешней силой, в
борьбе с которой ковалась имперская воля Британии. «Разо-
ряемые датскими набегами англосаксонские крестьяне вы-
нуждены были искать «покровительства» у крупных земле-
владельцев и превращались в зависимых от них людей. (Так
формировалось имперское общество. – Авт.) В борьбе с дат-
чанами формировалось тяжеловооруженное конное войско –
основа англосаксонского рыцарства. (Так формировалась
военная сила. – Авт.) С другой стороны, следствием наше-
ствия датчан явилось увеличение количества свободных
элементов в феодализирующемся англосаксонском обще-
стве, так как основу населения, осевшего в Англии, состав-
ляли свободные крестьяне-воины. (Так рождался суровый
имперский народ. – Авт.) Создались предпосылки для поли-
тического объединения страны, обусловленного как необхо-
димостью преодолеть растущее сопротивление крестьянских
масс закрепощению, так и потребностями обороны в тяже-
лой борьбе с датчанами» (Е. Косминский, Я. Левицкий).
Разумеется, все волнения и бури первой фазы покажутся
полным штилем, когда мы перейдем к событиям второй фа-
зы.
Вторая фаза (861–897, 1 Англия)
Пик датских нашествий пришелся на начало второй фазы.
Три брата будущего короля Альфреда Великого погибли,
отражая нашествия.
В 867 году на Англию обрушилась «Великая Армия» под
началом восьми датских королей и двадцати ярлов. Нортум-
брия была опустошена, за ней настал черед Восточной Ан-
глии. Страна была поражена ужасом, датчане вырезали
население, разрушали монастыри, грабили церкви. В одно-
часье были перечеркнуты все достижения первой фазы. В
который уже раз вторая фаза начинается с полного развала,
что, конечно, субъективно ужасно, но объективно неизбеж-
но. Причем для национального сознания, конечно, легче
принимать развал от иноземных захватчиков, чем от соб-
ственных братьев, как это было у нас после 1917 года.
«В течение четырех лет вся работа Эгберта была уничто-
жена и Англия к северу от Темзы насильственно отторгнута
от власти Уэссекса... Теперь для Уэссекса настало время
борьбы уже не за верховенство, а лишь за существование...»
(Дж. Грин).
51
Обескровленный народ встал на защиту страны. Сканди-
навы были военными людьми – потомственные вояки, луч-
ше вооруженные, умелые, отважные, безжалостные. Однако
на этот раз им пришлось иметь дело с имперским народом,
народом-идеологом. Казалось, что победа захватчиков близ-
ка, англосаксонское ополчение рассеяно, король Альфред
(пока еще не великий, а просто так...) безнадежно застрял в
болотах, но оказалось, что это не конец, а начало.
В 871 году Альфред из своих болот призывает страну:
«Все на борьбу с иноземными захватчиками». Под его зна-
мена становятся сомерсетские тэны (дружинники), по пути к
полю Эдингтонской битвы к отряду короля присоединяются
все новые и новые воины, просто люди... Картина, напоми-
нающая кадры из «Александра Невского» в сопровождении
музыки Прокофьева: «Вставайте, люди русские...».
«Потом он вступил в битву со всей "армией". Он обратил
ее в бегство и преследовал до крепости, которую потом дер-
жал в блокаде в течение 14 дней. Тогда "армия" выдала ему
заложников, поклялась уйти из королевства и обещалась,
что ее король примет крещение. Эти обещания были в точ-
ности исполнены» (Э. Лависс, А. Рамбо).
Так что победа одержана была не только политическая, но
и идеологическая, предводитель датчан, язычник Гутрум,
крестился.
«Уэдморский мир спас, в сущности, только Уэссекс, но,
спасая Уэссекс, он спасал всю Англию. Паника начала про-
ходить, прекратились и опустошительные набеги с севера...»
(Дж. Грин). Англия была разделена на датскую территорию
(Восточная Англия, Эссекс, Нортумбрия, восток Мерсии) и
Уэссекс короля Альфреда (Уэссекс, Суссекс, Кент, запад
Мерсии).
Стало ясно, что объединение первой фазы, не скреплен-
ное ни кровью, ни делом, ни словом, было лишь предвести-
ем истинного объединения. «Такое быстрое завоевание Нор-
тумбрии, Мерсии, Восточной Англии датчанами было воз-
можно только благодаря самому характеру отношений по-
бежденных королевств к Уэссексу. Для них покорение их
датчанами было не более как просто сменой повелителей, и
могли даже встречаться люди, предпочитавшие владычество
датчан владычеству вестсаксонцев. Это было новым доказа-
тельством страшной трудности слияния королевств в еди-
ный народ» (Дж. Грин).
Не будем забывать, что ни одна историческая задача не
решается раньше чем за 144 года, причем каждое 36-летие
вносит в решение задачи свой специфический вклад. Во вто-
рой фазе разрушается вековой уклад, дети забывают законы
отцов и дедов. За неимением личных отцов всему народу
предоставляется единый отец. В данном случае речь об
Альфреде Великом (871–899).
Он наполнил новым содержанием королевскую власть.
Теперь она действительно приняла на себя заботу обо всем
населении, стала последней инстанцией в разборе любого
конфликта, основой государства. Да и куда мог теперь обра-
титься англосакс за защитой, если датчане истребили роды,
семьи, кланы... Король стал единственной защитой и опо-
рой. На смену «общественному миру» пришел «королевский
мир». В системе «королевского мира» на новых основаниях
вошли старые родоплеменные структуры. Народные собра-
ния общин стали собраниями графств, округов, подчинен-
ных центральной власти. Здесь решались вопросы местного
самоуправления, население знакомилось с королевскими по-
становлениями. Для соблюдения «королевского мира» на
места были отправлены шерифы. Так королевская власть
охватила своим контролем всю страну, и Альфред из короля
Уэссекса превратился в «короля англов и саксов».
Так закладывалась основа могучей государственности в
государстве тщедушном и эфемерном. Англия, отвоеванная
Альфредом у датчан, «сводилась к узкой полосе земли в
юго-западной части острова» (М. Ковалевский).
Постоянная угроза внешней агрессии заставила Альфреда
превратить страну в военный лагерь. Она была разделена на
округа, которые были обязаны посылать определенное ко-
личество воинов в королевскую дружину. Было развернуто
строительство укрепленных пунктов, которые заселялись
гарнизонами из мобилизованных граждан. «Эти крепости
явились первыми городами Англии, благодаря им англичане
перестали быть чисто сельским народом» (А. Мортон).
Наконец, тысячелетняя гордость Британии – флот – также
создается при Альфреде. Россия лишь в третьем имперском
цикле смогла добраться до большой воды. Островной дер-
жаве без флота никак нельзя, а потому все обошлось без из-
лишней водобоязни и общенациональных истерик. Это все
равно как научиться плавать в детстве, еще не умея бояться
глубины. Чтобы «оградить государство от вторжений в бу-
дущем... Альфред построил корабли, превосходящие по сво-
им качествам датские: без малого вдвое длиннее тех, быст-
роходнее, устойчивее и выше» (Д. Мортон).
Народное ополчение англосаксов было разгромлено дат-
чанами. Собрать роды воинов, вооружить их за счет короля
стало невозможным. Центральная власть призвала на воен-
ную службу средних и мелких землевладельцев, которые яв-
лялись на войну со своими припасами и вооружением. Они
призывались на службу сами по себе, а не как представители
какого-либо рода. Они и составили основу нового служило-
го класса англосаксонского государства, феодального ры-
царства (тэнов), которые давали клятву верности королю и
государству, а не роду или племени.
Наградой для новой аристократии почти всегда служит
раздача земли во владение, которая всегда во второй фазе
оказывается бесхозной, точнее, монопольно общегосудар-
ственной. Прогнав датчан, король стал владеть всей землей,
теперь он ее раздавал в управление тэнам. «Таким путем ко-
роль награждал своих тэнов за службу, а чаще обеспечивал
себе эту службу... При отсутствии достаточных денежных
средств (а когда и где они у империи были? – Авт.) это был
один из самых верных способов обеспечения «непроизводи-
тельного» труда классов, отправлявших в обществе военную
функцию» (Д. Петрушевский).
Однако это лишь одна сторона дела. Чтобы обрабатывать
землю, чтобы получать с нее налоги и пошлины, нужны бы-
ли люди. Королевская власть, с одной стороны, давая мак-
симальную свободу и привилегии военному классу, с другой
стороны – всемерно ускоряла процесс закрепощения об-
щинного англосаксонского крестьянства на тех землях, куда
распространялась власть тэнов. Таким образом, шел кри-
стально чистый имперский маневр по созданию двухклассо-
вого общества.
«Класс свободных мелких землевладельцев мало-помалу
исчезал, они были принуждены отдавать и самих себя и свои
земли под покровительство более сильных людей... И те
земли, которые были опустошены датчанами и снова посту-
пили во владение англичан, были заселены преимуществен-
но тэнами, которые снабжали своих ленников домашним
скотом и землевладельческими орудиями, требуя за это ис-
полнения рабских повинностей. Старую систему землевла-
дения заменили такие порядки, что земли незнатных людей
стали присоединяться к поместьям людей знатных» (Э. Ла-
висс, А. Рамбо).
Разумеется, сложившаяся система была идеальна для кон-
троля и слежки. «Государственная власть наложила на них
(тэнов. – Авт.) обязанности общественного характера, сде-
лала их ответственными за поведение их людей... и создала
таким образом свои полицейские органы» (Д. Петрушев-
ский).
52
Для полноты сравнения Альфреда Великого и Петра Ве-
ликого необходимо сказать, что Альфред был не только во-
ин, но и просветитель, хотя и на свой силовой манер. Любо-
му знатному молодому человеку было приказано «не расста-
ваться с книгой до тех пор, пока он не будет в состоянии по-
нимать английского письма» (Дж. Грин). Король лично
надзирал за преподаванием в школе для детей придворных.
Как тут не вспомнить насильственный засыл русских дво-
рянских недорослей на учебу в Европу, обыгранный всеми,
кто описывал и воссоздавал в кино петровскую эпоху.
«Альфред призвал иностранных ученых в английские
школы, озаботился переводом на язык саксов многих латин-
ских сочинений и предпослал этим переводам свои краткие
предисловия» (М. Ковалевский).
Возрождается в англосаксонском королевстве традиция
писаного права, пресекшаяся в конце VII века. Альфред из-
дает судебник, но уже не отдельного королевства, а общий
на всех. «Время существования отдельных законов для раз-
личных народностей Англии прошло, и кодексы Уэссекса,
Мерсии и Кента заменились кодексом Англии» (Дж. Грин).
Другим рубежом стало рождение в 887 году единой хроники
на саксонском языке.
Для описания второй фазы иногда достаточно описать
политического лидера, ведь именно лидер, а не лидирующий
класс, который еще только-только зарождается, определяет
особенности этой фазы. Так было в Иудее при Александре
Яннае, в Византии при Зиноне, в Риме при Сулле, в России
при Петре I, в СССР при Сталине.
«Он жил исключительно для блага своего народа. Это
был первый пример христианского государя, руководство-
вавшегося в своих поступках не побуждениями личного че-
столюбия, но мыслью о благе тех, во главе которых он сто-
ял. В его устах "жить достойным человека образом" значило
посвятить жизнь делам справедливости, воздержания и са-
мопожертвования» (Дж. Грин). Английский историк Флет-
чер пишет, что Альфред стал «первым из королей, с кото-
рым связано* определенное представление как об одном из
действительных основателей английской монархии».
Страна, преобразованная железной рукой короля-
диктатора, поднялась с колен. Через несколько лет после
Уэдморского мира она смогла дать отпор новому нашествию
датчан.
«Война на этот раз была непродолжительна, так как в 886
году Альфред одержал над датчанами блестящую победу и
заключил с ними новый мир, по которому граница Уэссекса
продвинулась внутрь государства Гутрума, и кроме того,
датчане были принуждены возвратить Альфреду Лондон и
половину прежнего восточносаксонского королевства. С
этого момента датчане из положения наступающих перешли
к положению обороняющихся, и эту перемену ясно почув-
ствовали и сами англичане. Было положено основание новой
национальной монархии. «Взоры всех англичан, – гласит ле-
топись того времени, – обратились к Альфреду...» (Дж.
Грин).
Стоит провести несколько параллелей. 886 год – это 25-й
год фазы. В нашей новейшей истории этот год соответствует
1942 году. В петровской России он соответствует 1714 году.
Напомним, что в 1709 году Карл XII «сгорел» под Полтавой.
1714-й – победа флота при Гангуте.
Третья фаза (897–933, 1 Англия)
Смерть короля-реформатора пришлась на второй год тре-
тьей фазы. Отцу наследовал сын – король Эдуард Старший
(899–925).
Первые имперские циклы носят легендарно-былинный
характер. Может быть, поэтому в них не так видна «кроваво-
террористическая суть второй фазы либо торжество серости
в третьей фазе. Вспомним некоторых лидеров третьих фаз
первых имперских циклов: в Иудее – Давид, на Руси – Вла-
димир, Анастасий в Византии. Все они достаточно яркие и
мощные личности, про них не скажешь, что они затерялись в
истории. Эдуард Старший не затерялся даже на фоне своего
великого отца. Он сделал реальным единое англосаксонское
королевство, которое с таким героизмом пытался создать
Альфред Великий.
«Объединение Англии под властью одного правителя со-
вершилось не ранее правления Эдуарда Старшего (899–
925), сына Альфреда. Он завершил дело отца, разбив наго-
лову последнего из королей восточной, датской, половины
острова в 921 году, после чего и царства его были инкорпо-
рированы Уэссексом. К концу правления Эдуарда не только
вся страна к югу от реки Гумбера сосредоточилась в руках
англосаксов, но и датчане Нортумбрии признали их короля
своим верховным правителем; мало этого, шотландцы про-
возгласили его отцом и господином на многолюдном собра-
нии в Дюре в 924 году...» (М. Ковалевский).
Но парадокс третьей фазы в том, что в ней лидерство од-
ного человека не может быть безоговорочным. Мы уже
сталкивались с триумвиратами третьих фаз. На этот раз аль-
тернативным центром кристаллизации стала сестра Эдуарда
Этельфлид, единственная и полноправная правительница
Мерсии, куда Эдуард не смел соваться. Она независимо от
брата завоевала свою часть Денло (датская часть Англии).
«В то время как он сам обуздывал восточную Англию захва-
том южного Эссекса... слава Мерсии была в надежных руках
ее «Леди». Этельфлид обратила свою деятельность на завое-
вание «Пяти городов», грубой датской конфедерации, заме-
нившей собою восточную половину прежней Мерсии...»
(Дж. Грин).
Этельфлид «умерла в разгаре своей славы» (Дж. Грин). Ее
смерть предотвратила выяснение отношений между двумя
государственными деятелями и их партиями. А может быть,
скоропостижная смерть королевы-воительницы и была след-
ствием выяснения отношений. Как знать... Отголоски меж-
партийной борьбы доносятся до нас в известиях о том, что
после смерти Эдуарда его сын Этельстан (925–939) «насле-
довал ему не без некоторых препятствий» (Э. Лависс, А.
Рамбо).
Для нас очень важно заметить преемственность фаз, но
еще важнее заметить смену методов в решении одной и той
же задачи. Взрывные и внезапные действия второй фазы
должны смениться кропотливым и планомерным давлением
третьей.
Действительно, характер объединения государства изме-
нился. Альфред проводил молниеносные военные рейды, его
дети предпочитали медленную военную колонизацию и по-
литические интриги. Апофеозом тайной дипломатии Эдуар-
да стало мгновенное признание всем севером его власти.
«Из средней Британии король достаточно осторожно про-
двигался к Нортумбрии и взял уже Манчестер, когда вдруг
весь север сам добровольно пал к его ногам. Не только Нор-
тумбрия, но и Шотландцы и Бритты «избрали его своим от-
цом и повелителем» (Дж. Грин). Причиной такого успеха
Эдуарда стало использование им «внутренних раздоров сре-
ди самих подчинившихся» (Дж. Грин).
В войне Эдуард и Этельфлид заменили «прежнюю систе-
му набегов и битв системой осад и возведения крепостей»
(Дж. Грин). Так шло заполнение пустоты, своеобразное
освоение целины, постепенное стирание национальных,
языковых, политических границ. Пошел процесс, который
невозможно было представить во времена Альфреда, слия-
ние датчан и англосаксов в единый народ, управляемый сак-
сонской королевской династией. Появилась новая общность
людей.
53
В этом особенность исторической логики, вторая фаза
оказывает неожиданное и мощное воздействие на среду, что,
естественно, вызывает мощное противодействие, к концу
фазы среда устает бороться, и когда третья фаза сбрасывает
давление, снижает напряжение, то среда уже не имеет сил к
сопротивлению, уступая таким образом гораздо меньшей,
хотя и более настойчивой силе. Так рождаются новые укла-
ды, новые общности, новые типы власти. Сброс давления в
хрущевской «оттепели» похоронил идеи сопротивления вла-
стям, крестьянская Россия уже не имела сил для самосохра-
нения, и через несколько десятилетий родилась новая общ-
ность, новая Россия, в которой больше не было крестьян,
были городские и сельские служащие и рабочие.
Можно сказать и по-другому. Третья фаза лишает народ
героизма, а раз нет героизма, то необходимо для всеобщего
удовольствия уступить сильнейшему и ждать втихаря новых
времен (что мы и делали в застойные брежневские времена).
Одновременно с объединением страны шло и админи-
стративное оформление государства. Появляются новые
должности в королевской администрации. К казначею и
коннетаблю (военачальник) Альфреда прибавляется верхов-
ный судья. Судья объединил в своих руках и исполнитель-
ную, и судебную власть. Появление такой должности гово-
рит об усложнении административных задач центральной
власти, о росте госаппарата. Этельстан (925–939) вводит
единую монету, создает двенадцать пунктов ее чеканки, ко-
торые контролируются короной.
Нам, жителям России конца XX века, номенклатурно-
бюрократические порядки третьей фазы могут показаться
однозначно негативными. Но будем справедливы: историче-
ски третья фаза не только оправданна, но во многом и пре-
красна, ибо устанавливает тот самый порядок, который по-
ведет страну к величию в четвертой фазе и в целом сохра-
нится и после нее. Да, коррупция, бюрократизм, торжество
серости, но одновременно и порядок, порядок, органично
пронизывающий всю страну, все население.
В третьей фазе Англия уже не собранная на скорую руку
страна, единство которой обеспечено военной силой; перед
нами государство с тщательно организованным феодальным
укладом. Тэны превратились в глафордов, крупных земле-
владельцев, пользующихся иммунитетом на своей земле
(личной неприкосновенностью и правом судебной и адми-
нистративной власти). Королевская власть окончательно от-
дала в их руки местное самоуправление.
«В X столетии объединение Англии в единое королевство
идет рука об руку с разделением страны на графства, где
глафорд превращается в полунезависимого магната» (А.
Мортон).
Крестьянство при новом порядке неизбежно закрепоща-
лось. «Прежняя общественная организация, основой которой
был союз фрименов (свободных людей. – Авт.), заменилась
новой, состоящей из лордов и зависимых от них вилланов. С
течением времени «человек без господина» стал чем-то вро-
де бродяги или человека, находившегося вне закона, и
прежний фримен, знавший лишь Бога да закон, все более и
более превращается в виллана, обязанного службой своему
господину, шедшего по его приказанию на войну, подсудно-
го его суду, отбывающего барщину на его земле. Теряя
прежнюю свободу, фримен лишался постепенно и участия в
государственном управлении» (Дж. Грин).
Последнюю точку в этом процессе утвердило постанов-
ление короля Этельстана от 930 года, где предписывалось
каждому человеку в определенные сроки найти себе лорда.
По истечении отпущенного времени свободный человек
приравнивался к вору и преступнику, его ждало наказание и
даже смерть. Такой вот шедевр имперской мысли за три года
до наступления четвертой фазы.
 «Частная власть сильных людей все развивается, захваты-
вая все большую и большую территорию и все резче и резче
расчленяя англосаксонское общество на глафордов и их лю-
дей... К выполнению правительственных функций был та-
ким образом привлечен класс в той или иной мере крупных
землевладельцев, превращенный, таким образом в государ-
ственное и правящее сословие, в то время как англосаксон-
ская масса, уже не способная экономически выставлять не-
обходимые военные контингенты, все более и более пре-
вращалась в крестьянское сословие, обеспечивающее этому
правящему и военному сословию отправление военной и
правительственной функции» (Д. Петрушевский).
Согласно теории, формирование двухклассового обще-
ства в конце третьей фазы указывает на то, что после окон-
чания имперского цикла начнется западный ритм. Таким об-
разом, почти одновременно возникшие две суперимперии –
английская и русская – пошли разными дорогами. Англий-
ский имперский цикл (825–969) с ходу повел народ от Во-
стока через империю к Западу. Русский же имперский цикл
(903–1053) вернул народ на старую дорогу поиска духовной
власти, только лишь после третьего имперского цикла
(1653–1797) Россия впервые встала на западный ритм. Так
дорожки двух практически одновременно родившихся им-
перий разошлись: Англия форсированно шла на Запад, Русь
на годы и годы оставалась на Востоке.
Ну а пока, на пороге четвертой фазы, мы видим вполне
жизнеспособное и обустроенное государство, король во гла-
ве «могущественных родов», послушное и управляемое
население, разрушенные родовые и национальные препоны.
Одним словом, корабль готов к плаванию, остается отдать
швартовы и отправиться в путь. Сигнал должен был дать 933
год.
Четвертая фаза (933–969, 1 Англия)
Однако мы-то знаем, что четвертая фаза не торопится
преподносить свои дары. Ранее восьмого года фазы ничего
сверхординарного ожидать не приходится. Как раз пер-вые
шесть лет приходятся на окончание жизни Этельстана Эти
годы ушли на кризис перехода (в современной России это
1989–1995), а кризис – это всегда ослабление центральной
власти, а стало быть, кратковременное усиление центробеж-
ных тенденций.
Давление Уэссекса (дань, обязательная служба в войске)
вызвало решительное сопротивление в покоренных Нортум-
брии, Уэльсе, Шотландии. Решительная битва между старым
и новым (по теории, это битва нового уклада с псевдоукла-
дом темного времени) произошла в 937-м при Брунанбурге.
В современной российской транскрипции это события осени
1993-го, когда был дан последний бой демагогам и агитато-
рам «темного времени» и окончательно утвердилась власть
прагматиков-технократов.
Ну а при Брунанбурге Этельстан разгромил союзные вой-
ска шотландцев, бриттов и датчан. Это была самая крово-
пролитная битва, которую когда-либо вели короли династии
Альфреда. Значение ее для молодого государства было столь
велико, что предание о ней сохранилось наравне с победами
Альфреда над датчанами. После этой победы, в полном со-
ответствии с теорией, наступило время расцвета англосак-
сонского королевства.
Этельстан правил последние восемь лет третьей фазы и
первые шесть лет четвертой фазы и в памяти остался уже
под настроения четвертой фазы. «Весь народ сожалел о его
кончине. Он улучшил внутреннее устройство своих владе-
ний, повсюду вводил ассоциации для охраны мира и поощ-
рял церковные преобразования. Он был во всех отношениях
достоин названия первого короля Англии; титулы, которыми
54
он украшал себя в своих грамотах, не были только выраже-
нием тщеславия» (Э. Лависс, А. Рамбо).
За Этельстаном последовали Эдмунд (939–946), Эдред
(946-955), Эдви (955-959), Эдгар Миролюбивый (959-975),
которые «были хорошими солдатами и администраторами»
(А. Мортон). Но, как это бывает в четвертой фазе, главным
фактором становится не талант самого правителя, а стрем-
ление окружить себя талантами, терпимость к чужому ге-
нию и даже любовь к чужому гению.
Первым среди первых стоит Святой Дунстан – «великий
администратор, совершивший дело полного устроения Уэс-
секса» (Дж. Грин). Он был министром всех королей четвер-
той фазы (от Этельстана до Эдгара). Рядом с Дунстаном ра-
ботал «великий сотрудник», «настоящий отец монахов», ос-
нователь Абингдонского монастыря Этельвульд. Еще один
«великий сподвижник» – это основатель исторической шко-
лы в Уочестере Освальд.
Но даже более проявлений гениальности поражает и уми-
ляет в четвертых фазах дух всеобщего примирения, общий
созидательный настрой. «Эдгар, вступивший на престол, ко-
гда ему было шестнадцать лет, сначала управлял под опекой
Дунстана. Как человек, не лишенный личных достоинств, он
скоро освободился от этой опеки, но от этого не ослабла
дружеская связь между королем и его министром. Их дея-
тельность, направленная к охране внутреннего спокойствия
и к введению реформ, была до такой степени однородна, что
в настоящее время трудно решить, что следует приписать
заслугам короля и что заслугам его министра...» (Э. Лависс,
А. Рамбо).
Победа при Брунанбурге дала англосаксонскому королю
мировое признание. Его стали считать «самым могуще-
ственным правителем на Западе Европы; все соседние коро-
ли искали его союза» (М. Ковалевский). Этельстан через ди-
настические браки своих сестер породнился со всеми могу-
щественными королевскими фамилиями Европы. (Ну чем не
Ярослав Мудрый на английский манер!) Появилась возмож-
ность влиять на континентальную политику. Так, в 936 году
Этельстан помог своему племяннику Людовику Заморскому,
сыну свергнутого Карла Простоватого, вернуть трон Каро-
лингов.
Четвертая фаза не умирает от скромности и свои успехи
стремится зафиксировать в титулах, званиях, звонких сло-
вах. Этельстан свой титул Короля англов и саксов сменил на
новый, более отвечающий исторической координате,– Мо-
нарха всей Британии, Базилеуса английского, императора
королей и наций, живущих внутри границ Британии.
Таким образом, из разрозненных королевств гептархии
перед имперским циклом уже к четвертой фазе образуется
единое государство для всех народов, населяющих остров.
Коронация Эдреда, брата трагически погибшего в 946 го-
ду (13-й год фазы) Эдмунда, стала «первым национальным
избранием, в котором одинаково участвовали бритты, дат-
чане и англичане; его коронация была делом вполне нацио-
нальным, так как в торжестве ее участвовали впервые при-
масы севера и юга, возлагая совместную корону на голову
того, чьи владения теперь простирались от Форта до Ла-
манша» (Дж. Грин).
Эдред, подобно Этельстану, назвал себя Цезарем всей
Британии. Недовольных таким первенством бывших уэс-
секских королей не осталось.
В четвертой фазе был решен главный внешнеполитиче-
ский вопрос всего имперского цикла. К 954 году (21-й год
фазы) у датчан была отвоевана вся территория. Если в пер-
вой и второй фазах нашествия датчан сравнивались с карой
божьей за грехи, с моровой язвой, то теперь в четвертой фа-
зе сражения с теми же датчанами стали «славным событием
первой половины X столетия» (Э. Лависс, А. Рамбо). Такие
изменения в оценке показывают очень ярко, как слабо было
государство англосаксов в первой фазе цикла и сколь сильно
стало оно к четвертой фазе.
Максимального могущества англосаксонское государство
достигло во времена Эдгара Миролюбивого (959–975). Само
прозвище короля вынуждает проводить аналогии с времена-
ми миролюбия в иных четвертых фазах. Мир установился в
Киевской Руси при Ярославе Мудром, за «римский мир»
были благодарны соотечественники божественному Авгу-
сту, мирным было 37-летие Соломона и т.д.
Война не цель, лишь средство достижения определенной
цели. Если достигнуты все цели имперского цикла, то войны
становятся не нужны. Тогда можно позволить себе миролю-
бие, но происходит оно не от слабости или страха перед
войной, а от силы и четкого понимания смысла войн. «Эдгар
был миролюбивым королем. Многочисленный флот охранял
его берега; он почти ежегодно делал объезды всего острова...
В одной легенде Эдгар представлен сидящим подле руля
барки, которую тащили на буксире по реке Ди восемь коро-
лей, плативших ему дань, этим рассказом только разукрашен
действительный факт; он дает твердое понятие о престиже
саксонской королевской власти, достигшей своего апогея»
(Э. Лависс, А. Рамбо).
Очень важно представлять, что время в государственном
развитии неравномерно. Государство может прожить в рит-
ме Востока 5-6 веков и не претерпеть никаких серьезных
трансформаций. Но стоит пройти один имперский цикл,
чтобы перейти на совершенно новый уровень государствен-
ного устройства, принципиально более сложный и совер-
шенный. Так, король VI или VII века полагал, что «новая
победа над бриттами, приобретение нового уголка заселен-
ной ими территории настолько возвысило его значение, что
он вправе изменить титул олдермена на титул короля». Ну а
англосаксонский король X века, «непосредственно правив-
ший всей Англией, был лицом, не похожим на своего пред-
ка. Он был королем в полном смысле этого слова. Королю
принадлежало право издания законов, право пожалований,
право назначения на должность» и т.д. (Э. Фриман, В.
Стебс).
Очень важная особенность имперского развития в его
наднациональности. Имперский, государственный интерес
главенствует над всем. Настоящая империя не боится при-
влекать иноземцев на самые ответственные работы или
должности. Так было в имперских циклах Древнего Рима
или Византии, в петровско-екатерининские времена и т. д.
Святого Дунстана «обвиняли в том, что он давал слишком
много власти датчанам, слишком сильно любил иностран-
цев, но это-то и служит лучшим доказательством беспри-
страстности его администрации. Он принимал датчан на
государственную службу, продвигал их на высшие государ-
ственные и церковные должности... оставил за ними все их
старые права...» (Дж. Грин).
Политика национального, вернее, интернационального
объединения на государственных началах стала основой
подъема страны. «Никогда еще Англия не была так могуще-
ственна и не пользовалась таким миром, как в это время
(правление Эдгара. – Авт.). Ее флот совершенно очистил бе-
рега от пиратов, ирландские датчане превратились из врагов
в друзей...» (Дж. Грин).
Столицей Уэссекса и первой столицей в имперском раз-
витии Англии был Винчестер. Но в годы четвертой фазы из
небытия поднимается Лондон (бывшая столица Эссекса),
превращаясь в общеевропейский центр торговли. «Торговля
потекла широким потоком, и на улицах Лондона показались
купцы из Нижней Лотарингии, прирейнских стран и Руана.
Со времен именно Дунстана Лондон получил то торговое
значение, которое он удерживает и до наших дней» (Дж.
Грин).
55
Страна переживала и культурный подъем. Правительство
во главе с королем Эдгаром провело реформу монастырей.
После нее английское монашество считало это время «нача-
лом своего непрерывного существования» (Дж. Грин). Од-
нако реформа имела не столько религиозное, сколько об-
щекультурное значение. По мнению Дунстана, главное со-
держание реформы заключалось не только в улучшении
нравов духовенства, «но также в подготовке образованных и
привыкших к дисциплине должностных лиц для королев-
ской администрации» (Э. Лависс, А. Рамбо). Для этой цели
были открыты школы в Глестонбери, Абингтоне, Уочестере.
В страну был приглашен знаменитый ученый из Галлии –
Аббон.
Религиозное оживление вполне сочеталось с оживлением
в сферах искусства, в основном в литературе. И здесь вновь
впереди фигура Дунстана. «Мы видим его окруженным це-
лой свитой учеников, занимавшихся литературой, игрой на
арфе и живописью... Натура Дунстана была веселой, гибкой,
артистичной... Живой, обладавший отличной памятью, пре-
красный оратор, веселый и остроумный, артист и музыкант,
он был в то же время и неутомимым работником, касалось
ли то книг, построек или ремесел» (Дж. Грин).
Что касается неизбежного в четвертой фазе строительного
бума, то в его существовании нет особых сомнений, хотя
доказательства кажутся косвенными. Основание Эдгаром 40
новых аббатств, подъем Лондона, расширение торговли с
Европой – все это без строительного бума не происходит.
Нет сомнений и в наличии законодательного бума. В за-
конах короля Эдмунда (939–946) были определены права и
обязанности глафордов. В законах Эдгара (959–975) – взаи-
моотношения глафорда и зависимого крестьянина. По гра-
ницам бывших королевств были проведены административ-
ные границы графств: оформилось их административное
управление из трех лиц епископа, шерифа (представитель
королевской власти) и эльдормена (представитель знати,
глава графства, утверждаемый королем и его советом).
Все части феодального уклада выстроились по порядку,
заняли отведенное им место. Король в рамках этого уклада
хоть и был главой государства, но оставался лишь первым
среди равных в рыцарском сословии. Англосаксонский ко-
роль, поднявшись с уровня выборного военного князя, все
же не стал самодержцем. Этому препятствовала вся система
«королевского мира» – собрания графств, округов, уите-
нагемот (собрание мудрых),– решавшая вопросы войны и
мира, подтверждавшая права короля на престол, аристокра-
тия в целом.
Всевластие гвардии в елизаветинско-екатерининские вре-
мена было настолько велико, что ни один император, не за-
ручившись поддержкой гвардии, не мог быть уверен в своих
правах на жизнь. Иван VI, Петр III, Павел I поплатились
жизнью за свое высокое положение. Похожие настроения
можно найти и в английском дебютном имперском цикле.
Придворные несколько раз изгоняли Дунстана из дворца,
хоть тот был лично приглашен королем Этельстаном, потом
королем Эдмундом. Король Эдмунд погибает, смертельно
раненный на пиру неким опальным придворным. В этих
примерах видно, насколько этот уклад далек от уклада хри-
стианской монархии Юстиниана Великого или православно-
го самодержавия Ивана III Великого. С одной стороны, фео-
дальный уклад англосаксов напоминает нам, как было ска-
зано, военный уклад России XVIII века, те же два класса:
свободный военный класс и закрепощенное крестьянство. С
другой стороны, много общего с удельно-родовым укладом,
сложившимся в Киевской Руси времен Ярослава. Англия
сразу же после имперского цикла распалась на полунезави-
симые графства. М. Ковалевский прямо называет эти обра-
зования уделами, говоря, что в русском языке нет более
подходящего слова. То же случилось и в Киевской Руси, ко-
гда весь род Рюриковичей был призван управлять Землей
Русской и поделил ее между собой. Междоусобия англосак-
сонской знати стали причиной упадка государственной мо-
щи королевства сразу же, как прекратился имперский цикл.
Точно такое же явление произошло и с Киевской Русью по-
сле Ярослава Мудрого.
Таким образом, имперский цикл, этот зверь рыкающий,
не в состоянии оставить после своего ухода такой закон, ко-
торый мог бы заменить собой живую имперскую политиче-
скую модель. Можно говорить только об относительно
удачном или неудачном постимперском политическом
наследии. Чаще всего сразу за прекращением имперского
ритма следует провал по всем позициям политического мо-
гущества. Очень часто говорят о том, что уходит удача. Ну
так ведь удача в политике на стороне силы, на стороне той
мощи, что зовется единым народом.
«Эдгар Миролюбивый, король англосаксов, господству-
ющий над островом и «морскими королями», унес с собой в
могилу фортуну своей династии (975)» (Э. Лависс, А. Рам-
бо). Точней не скажешь...
Итак, в 969 году заканчивается имперский ритм (год
Змеи), через четыре года, в 973 году (год Петуха) начинается
цикл по ритму Запада. Эдгар Миролюбивый живет еще два
года, но в новом ритме жить не судьба, молодого тридцати-
двухлетнего короля постигает как бы неожиданная смерть.
Так кончился первый акт имперской истории Англии.
Безвременье (973–1045, Англия)
Англия XI века попала в ту же ловушку, что и Россия XIX
века. При западном ритме нет нужды в имперском народе-
идеологе, нужны свободные люди, понимающие свой част-
ный интерес, имеющие традиции соблюдения частного ин-
тереса. Ни Россия XIX века, ни Англия XI века такого наро-
да не имела, закрепощенные несвободные крестьяне – ужас-
ная основа для западного цикла. Шансы пройти западный
цикл в связи с этим были очень незначительны. В результате
вместо цельного исторического периода – 72 года безвреме-
нья. В России точно такие же 72 года прошли с 1801 по 1873
год.
Цикл рвется посредине, и это очень больно, в националь-
ном сознании появляется некий комплекс незавершенности,
недоделанного деда. В России это годы путаницы, разброда
и шатаний, декабрьский развал правящего класса (1825), по-
ражение в Крымской войне (1853–1856), народничество, а
дальше в ход пошли бомбы... Нечто подобное и в Англии.
Сначала королевство становится ареной сражений аристо-
кратических родов, а короли разменными фигурами в этой
борьбе. После трех лет правления Убит Эдуард Мученик,
Дунстан отправлен в ссылку, на престол возводят 10-летнего
Этельреда. «Государственное управление переходит в руки
высшего дворянства» (Дж. Грин). Без того сложную полити-
ческую обстановку усугубляет возобновившееся датское
нашествие (991), вследствие которого очень скоро (1016)
Англия теряет независимость и становится частью державы
Кнуда I Великого, объединившего Данию, Норвегию, Шве-
цию и Англию.
В 1035 году Кнуд умирает, держава его разваливается,
начинается беспредел. Гартакнут погружает страну в мрак
террора. Жестокий король умирает в 1042 году (появление
имперского проторитма). На трон поднимается внук Эдгара
Миролюбивого, Эдуард Исповедник (1042–1066).
И все же, говоря о безвременье, не стоит забывать, что
идет экономический, открытый ритм (ритм Запада), власть
постепенно переходит к тем, кто владеет не только полити-
ческой силой, но и является крупным собственником. Речь,
разумеется, о феодалах-землевладельцах. Сейчас, в XX веке,
когда западный ритм победно идет по планете, нам легко
56
представить, что номинально правят президент, парламент,
министры, а на самом деле вся власть у корпораций, финан-
совых магнатов и т.д. Но тогда западный ритм только-
только формировался и было странно, что корона у одних, а
правят другие. Так реальная власть при слабом Эдуарде Ис-
поведнике была не так уж и слаба: «Слабость короля сделала
Годвина хозяином страны, и он правил ей твердо и мудро»
(Дж. Грин).
Для нас очень важно, что при политических провалах
экономика идет вперед. «Все указывает на возрастание бо-
гатства и благосостояния страны. Расширение торговли бы-
ло заметно в богатых портовых городах восточного берега»
(Дж. Грин). А ведь речь идет о временах владычества Кнуда
I. Точно так же при Николае I и Александре II политические
неудачи сочетались с определенными экономическими
успехами.
Датские нашествия стали самым образным аналогом от-
мены крепостного права в России в 1861 году (24-й год вто-
рой фазы). В английской транскрипции это 1033 год – конец
правления Кнуда I Великого. «Датские нашествия загладили
вред, причиненный национальному строю переходом сво-
бодных землевладельцев к ленной зависимости от лордов.
Сами лорды сделались «средним классом», с того времени
как иностранные бароны выгнали их из принадлежавших им
усадеб и заняли там сами их место. Эта перемена сопровож-
далась постепенным превращением класса крепостных и по-
лукрепостных крестьян в класс почти вольных людей. Со-
здавшийся таким образом средний класс был подкреплен
ростом торгового класса в городах» (Дж. Грин).
Увы, освобождение было запоздалым. Чтобы западный
ритм жил, освобождение должно было начаться внутри им-
перского цикла, как это было в первом имперском цикле
Древнего Рима, породившего республику.
Однако, имея огромное сходство в политическом и эко-
номическом развитии, английский период (973–1045) и рус-
ский период (1801–1873) имеют и грандиозное различие.
Различие это целиком в сфере идеологии. Англия, почти не
знавшая восточного (идеологического) развития и испытав-
шая лишь одно имперское идеологическое чудо, не могла
сравниться с Россией, прошедшей не меньше четырех пол-
ных циклов Востока и к 1801 году испытавшей уже три
идеологических имперских чуда. В России вовсю раскручи-
вался маховик идеологического чуда; рождение дворянской
светской культуры XIX века потрясло не только Россию, но
и весь мир. В Англии же идеологическая деградация Запада
добивала зачатки рождавшейся культуры. Дж. Грин говорит
о временах перехода с западного ритма ко второму импер-
скому циклу: «Это процветание было небогато благородны-
ми началами народной деятельности и глухо к животворным
влияниям духовной жизни... Англия довольствовалась псал-
тырем да несколькими поучениями... Церковь впала в летар-
гию...» Для теории идеологическая летаргия этих лет имеет
чрезвычайно важное значение. Сравнить же ее можно лишь
с идеологическим вакуумом республиканского Рима (три
века республики 432-144).
Еще одна особенность жизни между двух имперских
Циклов заключалась в сочетании слабой политики и очень
сильного политического наследия. Так же как слабые импе-
раторы, следовавшие за Екатериной I, не могли уничтожить
ауру политического гиганта, оставшуюся у России, так же и
нашествие датчан не убило ауру английской государствен-
ности. Вот почему Кнуд, завоевав Англию, делает ее цен-
тром своей державы, правит по законам англосаксонских
королей, принимает христианство, женится на вдове Этель-
реда Непослушного, Эмме. «Если бы Кнуд пришел в Брита-
нии двумя столетиями раньше, то английская Гептархия
могла бы сделаться датской провинцией, но Альфред уже
доставил этой стране государственное единство, а Этельстан
и Эдгар доставили ей богатство и могущество. Поэтому
Кнуд мог удержаться в Англии только в том случае, если бы
управлял ею как английский король, он тотчас это понял,
чем и доказал свою гениальность...» (Э. Лависс, А. Рамбо).
2 Англия (1053–1197)
Россия ждала второго имперского цикла триста лет, то же
было и в Древнем Риме. Быстрее дело шло в Иудее (полтора
века между первым и вторым циклами) и в Византии. Но то,
что произошло в истории Англии, перевернуло многие наши
представления об историческом процессе. Нам казалось, что
жизнь так или иначе ускоряет свой бег (особенно это видно
на примере русской истории), на деле же время для всех
идет по-разному, и у англичан время особенно быстро бежа-
ло в начале национального развития. Не успели закончить
первый имперский цикл (969), а уже пора входить во второй.
Никакой правитель, никакой народ не пожелал бы себе
такой судьбы, буквально из огня да в полымя. Однако мы
изучаем не историю народов и правителей, а историю госу-
дарств, а у государств свои резоны тянуть резину или торо-
питься. Англии нужна была новая встряска, и эту встряску
ей обеспечили... На этот раз нормандские завоеватели. Весь
второй цикл можно было бы назвать временем создания
англо-нормандского королевства. И все же не будем забы-
вать, что сам цикл начался за 13 лет до нормандского десан-
та.
Первая фаза (1053–1089, 2 Англия)
Вторая фаза (1089–1125, 2 Англия)
Третья фаза (1125–1161, 2 Англия)
Четвертая фаза (1161–1197, 2 Англия)
Первая фаза (1053–1089, 2 Англия)
В 1053 году умирает Годвин, тот самый Годвин, что был
фактическим правителем Англии при Эдуарде Исповеднике,
тот самый Годвин, которого в 1051 году изгоняют из Ан-
глии, а в 1052-м дают победоносно вернуться. Место Годви-
на занимает его сын Гарольд. Таким образом, первая фаза
начинается с изгнания нормандцев. Так кажется Годвину,
Гарольду, английскому народу. На деле же закладывается
первый камень невероятной исторической коллизии, и речь
идет не об изгнании нормандцев, а об их провокационном
заманивании.
Заманивание длилось 12 лет. Королем оставался Эдуард
Исповедник (1042–1066), воспитанник и ставленник Нор-
мандии, реальная власть у ставленника англосаксонских
землевладельцев Гарольда, Нормандия готовится к великому
походу, а Англия – к великой будущности.
Тем не менее имперские часы включены, сила прибывает.
У Гарольда «храбрость, ловкость, административный талант,
честолюбие и хитрость Годвина». Уже к 1058 году в его
непосредственном подчинении находились три четверти
территории страны (притом что в первые годы фазы эрлы
Мерсии, Нортумбрии и т.д. оказывали Гарольду «открытое
неповиновение»). Власть его была столь велика, что у
смертного одра Эдуарда Исповедника (5 января 1066 года)
«вельможи и епископы тотчас после смерти его приступили
к избранию и коронованию Гарольда» (Дж. Грин).
Так начался (6 января) 1066 год, но конца и края его со-
бытиям не было. 25 сентября Гарольд громит норвежцев У
Стамфорд-Бриджа, а уже через два дня начинается высадка
войск Вильгельма Завоевателя, уникальная по тем временам
операция: флотилия барж доставила не только пехоту, но и
многочисленную тяжелую кавалерию. Преимущества кава-
лерии в конце концов сыграли решающую роль, 14 октября
англосаксонское войско было разбито (близ Гастингса), а
57
сам Гарольд погиб. На этом сопротивление завоевателям
прекратилось; в конце концов Вильгельм имел прав на пре-
стол не меньше, чем Гарольд. Столица открыла ворота перед
победителем, и уже 25 декабря архиепископ Йоркский коро-
новал Вильгельма короной англосаксов.
До сих пор не утихают споры: одни утверждают, что бу-
дущие «свободные учреждения» Англии (парламент, суд
присяжных, местное самоуправление) были в зародыше у
германцев (англосаксов), а появление нормандцев не оказа-
ло никакого влияния на судьбы Англии (Э. Фримен); другие
приписывают нормандским завоевателям введение в Англии
феодализма, понимаемого как иерархически соподчиненная
система военных держаний (Ф. Стентон, Д. Дуглас). Для
структурного гороскопа вопрос первичности не стоит, посе-
му можно сказать, что империя в своих поисках соединяет
высшие достижения разных народов, разных государств.
Имперское 144-летие проводит мозговой штурм всемирного
масштаба, а потому берет идеи, мало обращая внимания на
их происхождение. Разве не было правление Петра I немец-
ким нашествием на Россию? Но разве умерла Россия после
введения париков и бритья бород? В том-то и фокус импер-
ских народов, они не боятся потерять национального лица,
ибо ищут всемирную правду, а не национальную. (Парадокс:
именно эти народы сумеют после четвертого имперского
цикла застыть, навеки зафиксировать свой национальный
облик.)
Ну а пока Вильгельм Завоеватель усиленно делает вид,
что никакого завоевания не было, принимает корону «с вы-
полнением всех формальностей, соблюдавшихся при коро-
нации выборных королей англосаксов» (Д. Петрушевский).
Он объявляет, что будет править по законам Эдуарда Испо-
ведника. Даже «Книга Страшного суда» (1086), правитель-
ственная перепись в конце правления Вильгельма исходила
из того, что «никакого завоевания не было. Все нормандские
бароны, несмотря на то что они вытеснили с места саксон-
ских собственников, юридически рассматриваются как пря-
мые наследники тех, кого они обобрали. Вильгельм Завоева-
тель с этой точки зрения является наследником саксонских
королей» (П. Виноградов).
Первая фаза во всей своей красе: происходят невероятные
революционные изменения, однако все делают вид, что все
тихо, мирно, спокойно. Завоеватели делают вид, что они
местные, а местные делают вид, что их никто не покорял.
Именно такое восприятие времени зафиксировано историей.
«Как ни сурово было управление Вильгельма, оно доставля-
ло стране спокойствие. Даже среди страданий, неизбежно
вытекавших из самих условии завоевания, англичане не
могли забыть о добром мире, установленном им в стране и
позволявшем человеку безопасно проехать все королевство с
полным золота кошельком...» (Дж. Грин). Вильгельм запре-
тил работорговлю и смертную казнь, да и сам по себе был
типичным деятелем первой фазы. «Безжалостный воин, су-
ровый и грозный король был нежным супругом и любящим
отцом» (Дж. Грин). Разве не такими же были Алексей Ти-
шайший, Александр III, и можно ли сравнить их с полуде-
монами вторых фаз, не жалеющими ни жен, ни детей, ни
сильных, ни слабых. Вильгельм же был суров лишь с мя-
тежниками и баронами, с людьми богобоязненными был тих
и кроток.
Первая фаза стала временем размыва раннефеодального
уклада, король перестает управлять страной через своих ры-
царей-феодалов. Он становится единодержавным правите-
лем, все население его подданными. Эта тенденция появи-
лась уже у Гарольда, который пытался превратить всю Ан-
глию в удел семьи Годвинов. Вильгельм усилил тенденцию.
«Характер его управления был новым: он хотел царствовать
неограниченным монархом. Бесчисленные поместья, кото-
рые он присвоил себе в Англии, доставляли ему такое могу-
щество, какого не знали его предшественники» (Э. Лависс,
А. Рамбо). «Вильгельм поднял величие и славу трона на вы-
соту, которой они никогда не достигали при его предше-
ственниках» (Дж. Грин).
«Историческая энциклопедия» сообщает нам, что «ста-
новление феодального строя было завершено нормандским
завоеванием, которое закрепило характерную особенность
английского феодализма – политическое объединение стра-
ны и централизацию государственной власти». Особый ха-
рактер развитого феодализма объясняется разбросанностью
владений крупных феодалов, необходимостью удерживать
господство над враждебным населением. Той же энциклопе-
дией признается, что поддержка сильной королевской вла-
сти «имела относительный и временный характер, так как
вступала в противоречие с их стремлением к политической
самостоятельности и независимости».
Все верно, остается только добавить, что процесс концен-
трации власти и ее распределения между представителями
нового класса властителей имеет точные ритмические рам-
ки. Во второй фазе концентрация власти максимальна, в
четвертой фазе начинается раздача, вновь образовавшийся
класс получает свободу действий.
Пока же в рамках старого уклада начинает работать мина
замедленного действия, дата взрыва – 1089 год. За три года
до этой даты принимается Солсберийская присяга (1086),
перешагнувшая рамки обычной феодальной присяги (вассал
моего вассала не мой вассал). Впервые была установлена
прямая вассальная связь между королем и всеми феодаль-
ными держателями земли, чьими бы вассалами они ни были.
Так рождался прообраз совершенно другого типа обще-
ственных отношений – гражданских.
В том же 1086 году была проведена всеобщая поземель-
ная перепись, завершившаяся составлением «Книги Страш-
ного суда». Перепись закрепила за каждым феодалом его
земельные владения, его место в системе феодальной иерар-
хии: многие крестьяне, сохранявшие свободу, были записа-
ны как крепостные.
За два года до конца фазы (1087) Вильгельм умирает, что
фактически означало начало революции и гражданского
противостояния. Формально в противостоянии виноват был
сам Вильгельм, в завещании разделивший континентальную
и островную части государства между двумя сыновьями.
Старший из сыновей (Роберт) захотел объединить в своих
руках все владения отца, началась братская усобица.
Вторая фаза (1089–1125, 2 Англия)
Революционность событий 1089 года состоит в том, что
средний брат (Вильгельм) впервые собрал не рыцарское
войско, а народное ополчение, население страны. Граждане
Англии принудили нормандских рыцарей Роберта сдаться. В
1091 году между братьями был заключен договор – Виль-
гельм выплачивает Роберту 666 фунтов, и тот отправляется в
крестовый поход, а Вильгельм становится королем Англии и
Нормандии, одновременно признавая Роберта своим
наследником.
Новый Вильгельм получил порядковый номер (второй) и
прозвание (Рыжий), характер же получил не от отца и не от
деда, а, как говорится, от второй фазы, в которой, как из-
вестно, не наследуют предкам, а лишь рвут любые связи с
предками. Был ли воистину Петр I сыном своего тишайшего
отца? Был ли Вильгельм II Рыжий сыном Вильгельма Завое-
вателя? Кроткого Завоевателя заменил рыжий тиран и дес-
пот, причем уровня беспрецедентного. «Все его царствова-
ние представляет непрерывное нарушение всех законов, бо-
жеских и человеческих» (Д. Петрушевский).
«Вильгельм Рыжий (1087–1100) унаследовал энергию За-
воевателя и его политику по отношению к покоренным ан-
58
гличанам, но он был далек от нравственного величия своего
отца. Его распутство и расточительность скоро истощили
государственную казну, а смерть Ланфранка (архиепископ,
сподвижник Завоевателя, благословил Вильгельма II Рыже-
го, умер в 1089 году. – Авт.) дала ему возможность попол-
нять ее за счет Церкви» (Дж. Грин).
Вильгельм Рыжий богатырским замахом не оставил камня
на камне от раннефеодального уклада англосаксонского ко-
ролевства, который так оберегали короли династии Альфре-
да, Годвин и Гарольд и отец Рыжего Завоеватель. Вильгельм
II возвел в абсолют право сюзерена распоряжаться соб-
ственностью вассала. Такая радикальная постановка вопроса
превратила феодальные отношения, основанные на клятве
верности вассала сюзерену, в гражданские (отношения ко-
роля и подданных, центральной власти и граждан), основан-
ные на королевской воле и королевском законодательстве.
«Вильгельм Рыжий пользуется своими сеньориальными
правами с такой последовательностью, с такой жестокостью,
что про него, как сказано в летописи, сложился взгляд, что
он хочет сделаться единственным собственником в Англии.
Он стоял на том, что косвенно или прямо всякая собствен-
ность в королевстве происходит от собственности короля, он
и старался осуществлять это» (П. Виноградов).
Как это часто бывает во вторых имперских фазах, насилие
проникает в жизнь столь беспрепятственно и оказывается
столь желанно, что у всех исследователей этого историче-
ского момента возникает неловкость, возникает желание
хоть как-то, хоть плохонько, но объяснить реальность бес-
предела... «Только слабости и разъединенности тех, кого он
угнетал, следует приписать то, что он бременил трон и
народ целых двенадцать долгих несчастных лет» (Д. Петру-
шевский).
Вильгельм назначал огромные выкупы (иногда больше
годового дохода) за право вступить в наследство землей по-
сле смерти собственника, не замещал вакансии в епископ-
ствах и аббатствах, доход же от них отправлял в казну, он
буквально торговал богатыми наследницами, продавая за
огромные деньги право жениться на них (подчас половина
стоимости собственности наследницы) и т. д. Так свершает-
ся закон истории: чтобы в четвертой фазе расцвело законо-
творчество, во второй должно разрастаться беззаконие. Что-
бы в четвертой фазе появился во всей красе новый класс
управителей, во второй должен быть уничтожен старый
класс (разорение феодалов-рыцарей).
В четвертой фазе Англии предстоит пережить идеологи-
ческое чудо, а потому во второй фазе нужно уничтожить
все, что связано с идеологией отцов и дедов. Так поступали
большевики, так поступал Петр I, так поступал и Вильгельм
Рыжий. Из-за разногласий с ним был вынужден бежать за
море глава церкви архиепископ кентерберийский Ансельм.
«Он бежал, надеясь на защиту папы, а вследствие бегства
произошла в Английской церкви полная дезорганизация»
(П. Виноградов). «Вильгельм упорно отказывал в назначе-
нии преемников умершим прелатам, так что к концу его
царствования оказались незанятыми одно архиепископство,
четыре епископства и одиннадцать аббатств» (Дж. Грин).
Напомним, что дело происходит в конце XI века: разгар
средневековья, церковь – основа жизни общества. Модель
миропорядка, разработанная в Древней Иудее и переосмыс-
ленная Византией, доминирует в мире (в Европе и окрестно-
стях), и только одной Англии эта модель не указ, Англия
разрабатывает свою линию, свою модель, которая станет
всемирной в XIX веке (и лишь России эта модель будет не
указ).
Террорист-король не щадил никого, в том числе и простое
население, хотя именно простонародье – опора всякой вла-
сти во второй фазе, и власть второй фазы по духу своему –
это власть низов, черни. При Вильгельме Рыжем «Датские
деньги», сбор которых был возобновлен при Вильгельме За-
воевателе, превратились в тяжелый и постоянный налог. Ко-
роль часто созывал народное ополчение лишь затем, чтобы
оштрафовать неплательщиков... «Строгость лесного права
дошла до того, что за убийство оленя грозила смертная
казнь» (Д. Петрушевский). Не меньшей тяжестью для насе-
ления было введение своеобразной всеобщей воинской по-
винности, ибо воевать теперь приходилось не рыцарям, а
народному ополчению. И все же народ, превозмогая тяготы,
любил эту власть, она была плохой, но родной. Точно так же
любил народ власть Петра I и Ленина – Сталина, костьми
ложился, но любил. «Власть короля пустила такие прочные
корни в народной массе, что ее не могла сломить и обуздать
даже соединенная сила самых могущественных феодалов.
Царствование Вильгельма Рыжего показало, во что могла
превратиться и какими возможностями располагала та коро-
левская власть, которую создало в Англии Нормандское За-
воевание, соединив в руках короля все то, что только могло
дать ему положение феодального сюзерена, со всем тем, чем
только мог обладать неограниченный глава централизован-
ного государства» (А. Мортон).
Однако народ во второй фазе не только мычащая масса,
вихрь, сокрушающий рыцарей и баронов, одновременно
поднимает с самых низов титанов новой власти. Генералис-
симус Меншиков был сыном конюха, генералиссимус Ста-
лин – сапожника. Ранульф Фламбер, которого Вильгельм
Рыжий «сделал своим любимцем, а вскоре и главным мини-
стром (высшим судьей)... в котором нашел искусное орудие
для своего деспотизма» (Э. Лависс, А. Рамбо), был, разуме-
ется, простолюдином, хоть и нормандцем.
Иные признаки как призраки, кочующие из одной второй
фазы в другую,– это всеобщий донос и судейский произвол.
При Вильгельме Рыжем – это система «разъездных судей»,
представлявших власть короля на местах.
Король-тиран был убит «таинственной стрелой», выле-
тевшей из чащи леса во время охоты. Год, вполне подходя-
щий для таинственных событий (1100 год – 11-й год фазы).
«Его место в обход старшего брата Роберта Нормандского
захватил младший брат Генрих, склонив на свою сторону
баронов тем, что даровал им первую в Англии Хартию воль-
ностей, которая гарантировала соблюдение их феодальных
прав и привилегий со стороны их сеньора короля. Опираясь
на поддержку мелкого рыцарства растущих городов и сво-
бодного крестьянства, Генрих I значительно укрепил госу-
дарственный аппарат. При нем окончательно сформировался
центральный орган управления – королевская курия, в целях
ограничения политического влияния крупных феодалов бы-
ли восстановлены собрания свободных жителей сотен и
графств» (Е. Гутнова).
Характеристика, как видим, противоречивая: с одной сто-
роны, ограничивал влияние феодалов, с другой стороны, да-
ровал им вольности. Однако надо помнить, что в третьей фа-
зе новой аристократии уже ничего обещать не надо, она сама
все берет, ибо совершенно самостоятельна. Во второй же
фазе новый класс еще не сформирован, не имеет классовой
солидарности, предпочитает вертикальные связи (с королем)
горизонтальным (между собой).
Победа Генриха над Робертом («человек привлекатель-
ный и любезный, храбрый и величественный») была, по су-
ти, разгромом остатков рыцарских дружин народным опол-
чением, разгромом «величественных и любезных» низкими
и грубыми людьми.
«Хождение в народ» короля Генриха было столь нату-
ральным, что он умудрился жениться на принцессе из дома
Альфреда, дочери шотландского короля Малькольма и сест-
ры Эдуарда Исповедника Маргариты. Маколей подобный
мезальянс сравнивает с браком «между белым плантатором
и квартеронской девушкой» (Маколей жил в начале XIX ве-
59
ка, оттуда и аналогия). Народ же этот брак принял с востор-
гом. «В первый раз со времени завоевания на английском
престоле сидела английская государыня. С этих пор стало
невозможно сохранить обособленность обоих народов. Их
слияние произошло так быстро, что через полстолетия ис-
чезло самое имя нормандцев, и при вступлении на престол
внука Генриха (Генрих II, 1154, 29-й год третьей фазы. –
Авт.) уже невозможно было отличить потомков завоевате-
лей от потомков побежденных» (Дж-Грин).
Интересна специфика английского имперского развития,
забота не столько о политическом господстве над миром
(как в Риме) или об идеологических приоритетах (Иудея,
Византия), сколько о рождающемся (в зачатке) финансово-
торговом будущем империи. «Гвардейцы», рыцари террора
были всего-навсего администраторами, налоговыми ищей-
ками, романтиками бумаги и чернил. «Их деятельность тя-
жело отзывалась на народе, их суд был часто суров, и стро-
гость, с которой они взимали подати, не раз вызывала ропот.
Зато по крайней мере общественный мир был вполне обес-
печен против покушений бурной феодальной знати» (Э. Ла-
висс, А. Рамбо). Разъездные судьи заполнили страну, окон-
чательно поставив ее под контроль центра, любое преступ-
ление опять стало считаться совершенным против «королев-
ского мира», из многообразия феодальных прав и обычаев
стало формироваться общее для страны право и законы.
Для нас, россиян XX века, усвоивших, что вторая фаза
дарит империю новой столицей (Санкт-Петербург при Петре
I, Москва при Ленине), очень важно, что правление Генриха
I стало временем захвата столичного положения Лондоном.
Будучи главным торговым городом страны, получив от ко-
ролевской власти большие привилегии (право самоуправле-
ния, право суда только в городе, право беспошлинной тор-
говли по всей Англии), он начал перетягивать центральность
с Винчестера, в котором хранилась королевская казна, на се-
бя.
Еще важнее почувствовать отсутствие религиозного тре-
пета у Генриха I, что, впрочем, вполне типичное дело для
вторых имперских фаз. «Генрих, сначала живший в добром
согласии с кентерберийским архиепископом, позднее потре-
бовал, чтобы последний принес ему вассальную клятву» (Э.
Лависс, А. Рамбо). Архиепископ отказался и отправился в
изгнание (1103). Длительные переговоры завершились ми-
ром в 1107 году. В них церковь добилась своего лишь по
форме, а король добился своего по сути.
Третья фаза (1125–1161, 2 Англия)
Генрих стоял у власти практически 36 лет, огромен со-
блазн поставить его целиком на третью фазу, однако на тре-
тью фазу приходятся лишь последние 11 лет его правления.
Переломом является, как ни странно, дата смерти герман-
ского короля Генриха V, чьей женой была дочь Генриха I
(английского) Матильда. Бездетная вдова, схоронив мужа,
приезжает в 1125 году в Англию, и Генрих I объявляет ее
своей наследницей.
Разумеется, это случайность, чего бы Генриху V подчи-
няться далекому английскому ритму и умирать по англий-
скому графику, однако факт остается фактом: именно эта
случайность спровоцировала новый виток борьбы за власть,
борьбы не всенародной, как во второй фазе, а борьбы пар-
тийной, внутрипартийной, межпартийной, а стало быть, тре-
тьефазной.
Клятву верности наследнице принесли все, но немногие с
ней согласились. (Дело, конечно, не в женоненавистниче-
стве, просто новая аристократия созрела и уже ощущает свое
право определять, что хорошо для государства, а что плохо).
Дальше больше. Генрих выдает тайно Матильду за Жофф-
руа Плантагенета, сына самого опасного своего врага Фуль-
ка Анжуйского, дабы укрепить свои континентальные вла-
дения. «Брак этот в Англии был чрезвы-чайно непопулярен,
а таинственность, которой он был окружен, дала повод, ба-
ронам считать себя свободными от данной ими присяги»
(Дж. Грин).
Во второй фазе вся страна находится под гипнозом сталь-
ного голоса «отца нации». В третьей фазе звучит нестрой-
ный хор различных по степени родства «дядюшек и тету-
шек». Одни вопят за Матильду, другие против, одни счита-
ют ее брак законным, другие нет. Пока был жив Генрих, еще
сохранялось подобие порядка, но после его смерти (1135)
разборки вошли в стабильный режим политической неста-
бильности. За корону боролись партии Стефана Блуасского
(племянник Генриха I) и Матильды (вкупе с Жоффруа).
Впоследствии знамя Матильды подхватил ее сын Генрих И.
В русском варианте истории третья фаза второго имперского
цикла также прошла в бесконечной усобице (Василий II с
Юрием Шемякой и его сыновьями). Главное – за внешним
раздраем этих третьих фаз увидеть кропотливую и плано-
мерную работу по укреплению государственности, возму-
жание лидирующего класса.
«Оба противника одинаково искали поддержки в англий-
ской нации; в каждом лагере были и нормандцы, и саксы; им
делали одинаковые обещания, они получали одинаковые
награды. В этой гражданской войне, строго говоря, и про-
изошло окончательное слияние победителей с побежденны-
ми» (Э. Лависс, А. Рамбо). Окончательной датой этого слия-
ния можно считать 1154 год (29-й год фазы), год прихода к
власти Генриха II.
Слияние народов не означало классового слияния. Напро-
тив, все четче на фоне деградации феодальной знати растет
значение королевской администрации. «Должность юстици-
ария обнимала всю судебную и финансовую администрацию
королевства... Казначей управлял королевской казной, нахо-
дившейся в Винчестере, он принимал финансовые отчеты
шерифов Шахматной палаты, заседавшей в Вестминстере...
Канцлер, стоявший во главе королевского кабинета, был
чем-то вроде секретаря для всех министерских ведомств, его
писцы составляли и запечатывали все королевские указы...
Королевская власть, столь могущественная в центре, обна-
руживала не меньшую силу и в областях. Во главе графств
теперь стоят шерифы, граф уже не принимает никакого уча-
стия в местном управлении, а епископ все более ограничи-
вается своими религиозными функциями» (Э. Лависс, А.
Рамбо).
Одновременно с бюрократизацией страны идет повыше-
ние образовательного уровня. Бюрократ – это, конечно, не
ученый и не писатель, но и ему нужно писать и читать и кое-
что соображать (во второй фазе обычно достаточно хорошо
махать дубиной, шпагой, револьвером...). В этом деле ос-
новные заслуги у церкви. Под крылом официального духо-
венства воспитывалась и обучалась молодая поросль чинов-
ников из простолюдинов, монахов, мелкого рыцарства... Ко-
гда Генрих И пришел к власти (конец третьей фазы), для не-
го были готовы и юристы, и советники, и секретари. «С пер-
вой минуты своего правления он окружил себя превосход-
ными советниками, которых взял из всех лагерей» (Э. Ла-
висс, А. Рамбо).
Вступлению на трон Генриха II предшествовало подписа-
ние в ноябре 1153 года компромиссного Уоллингфордского
соглашения (Матильда признала Стефана королем, а Стефан
признал Генриха Анжуйского своим наследником). «Глав-
ной целью Уоллингфордских постановлений было срытие
замков, то есть уничтожение тех оплотов, которые пона-
строили себе бароны. Затем в постановлениях упоминается о
необходимости вновь заселить страну, возделать земли,
снабжать поселян скотом. Церковь должна пользоваться ми-
ром, не должна подвергаться обложениям. Должны быть
60
восстановлены шерифы, то есть как бы губернаторы отдель-
ных областей. Должны быть распущены наемные шайки.
Вот та программа, которая была намечена еще при жизни
Стефана и исполнение которой было первым актом царство-
вания Генриха II» (П. Виноградов). Сам же Генрих II, хоть и
начал править в третьей фазе, был уже более деятелем чет-
вертой фазы. «Он никогда не садится, он всегда на ногах с
утра до ночи. Он был методичен в работе, равнодушен к
внешности, умерен в пище. Сам никогда не отдыхал и не да-
вал покоя другим; он отличался разговорчивостью и любо-
знательностью... Все указывало в нем на делового человека»
(Дж. Грин). Может быть, дело в том, что Генрих II своим го-
довым знаком (Бык) идеально соответствовал четвертой фа-
зе, что бывает достаточно редко. «Усобица выработала в мо-
лодом короле страстную ненависть к беспорядку, дабы он
смог вывести Англию из хаоса» (Э. Лависс, А. Рамбо). «Как
бы ни был молод Генрих при своем вступлении на престол
(21 год.– Авт.), но он выработал уже себе определенную си-
стему управления, которую и проводил упорно в свое цар-
ствование» (Дж. Грин).
Так, может быть, началась четвертая фаза не в 1161 году,
а в 1154-м, когда пришло время править Генриху II, или в
1153-м, когда закончилась кровавая 19-летняя усобица? Ду-
мается, что это не так, старая программа может исчерпать
себя раньше срока, но новая раньше срока не начнется.
Вспомним свое недавнее прошлое. Остаются те же самые
семь лет до начала четвертой фазы – 1982 год. Умирает
Брежнев, программа третьей фазы полностью исчерпана (все
съедено, все выпито, гостям пора расходиться, но как-то не-
удобно уходить сразу), все понимают, что вот-вот начнется
новая жизнь. В 1985 году не выдерживают нервы у Горбаче-
ва, он начинает рушить третью фазу, однако достигает лишь
славы Герострата, новое время началось в 1989 году, когда
страна услышала тихий голос академика Сахарова.
Так же и Генрих II в доставшиеся ему последние семь лет
третьей фазы еще не великий правитель четвертой фазы, а
лишь его бледная тень. С 1158 по 1163-й (три года до и два
после перелома) он вообще не появлялся в Англии, занятый
своими континентальными владениями. Дело в том, что
французский король Людовик VII развелся с Али-енорой
Аквитанской, а английский король Генрих II тут же на ней
женился, в связи с чем и так огромные владения Англии на
континенте пополнились Аквитанией и Гасконью. От малю-
сенькой Франции уже почти ничего и не осталось (Париж,
Лион и Тулуза были практически приграничными городами
запада Франции.) Разумеется, такой оборот дел не обрадовал
Францию.
Может возникнуть впечатление, что третья фаза закончи-
лась очень благополучно, на троне мудрый правитель, тер-
ритория Англии значительно увеличилась, собственно, это
уже не совсем Англия, ее величают «Державой Плантагене-
тов». Однако все эти успехи скорее потенциал, создано поле
деятельности, захвачен плацдарм для величия четвертой фа-
зы. Реально же пока страна, разбитая в долгих междоусоби-
ях,– озлобленные и запуганные люди. «Страна покрылась
укрепленными замками, которыми владели дьяволы. Доста-
точно было трем-четырем всадникам показаться на дороге,
ведущей в деревню, и население ее разбегалось» (Англосак-
сонская летопись).
Истинными лидерами третьей фазы были не талантливые
и яркие личности, а посредственные, серые люди. Генрих I и
Генрих II как бы съели края третьей фазы, но сердце этой
фазы осталось за ее истинными обитателями – Стефаном и
Матильдой. «Хуже всего было то, что лица, из-за которых
шла борьба, не заслуживали никакого доверия: если Стефан
был неискусный тиран, то и Матильда не обнаружила ни
большей мягкости, ни большего искусства. Она, может быть,
еще больше своего соперника уронила королевский автори-
тет, который между тем один только мог обеспечить поли-
тическое и духовное единство страны» (Э. Лависс, А. Рам-
бо). Интересно, что время Стефана (от 10-го до 29-го года
третьей фазы) практически точно соответствует времени
Леонида Брежнева (от 11-го до 29-го года третьей фазы).
Подход к четвертой фазе выдвинул фигуру будущего оп-
понента Генриха И, по которому можно зафиксировать
начало четвертой фазы. Речь идет о канцлере Англии (с
1155-го) Томасе Бекете (векторный хозяин Генриха II). «По
признанию архиепископа кентерберийского Теобальда, у
них было одно сердце и ум. Генрих часто веселился в доме
канцлера... Он осыпал своего министра богатством и поче-
стями» (Дж. Грин). «Осыпанный королевскими милостями,
Бекет стал высокомерен и горд, свиреп, как волк, поймав-
ший ягненка, он жил в роскоши, окруженный блестящей
свитой рыцарей, которых содержал при себе на доходы от
своих многочисленных бенефиций. Он любил охоту и вой-
ну» (Э. Лависс, А. Рамбо).
Четвертая фаза (1161–1197, 2 Англия)
Оставив в стороне механику векторных отношений, обра-
тим внимание лишь на то, что переход через 1161 год дол-
жен был поменять местами двух высокопоставленных дру-
зей. Рокировка меняет местами стихии, которым служат лю-
ди и знаки. За последние годы (1989-...) мы увидели круше-
ние множества блестящих карьер деятелей волевых знаков
(Лошадь, Тигр, Собака), тех самых знаков, что безраздельно
доминировали в третьей фазе. Такая же судьба ждала Томаса
Бекета.
Четвертая фаза, по сути, началась с «революции Томаса
Бекета». Король назначает его в 1162 году архиепископом
кентерберийским, и Бекет в одночасье из любителя роскоши
и разгула превращается в монаха. «Роскошь была изгнана из
его дома, он оделся в платье монахов своего ордена и пода-
вал им пример строгой жизни, он окружил себя духовными
лицами, которые прославились своей ученостью, особенно в
области права, и все свое время посвящал наукам, молитве и
благочестивым делам. Мало того: он оставил пост канцле-
ра... Но Генрих II не для того осыпал почестями своего слу-
гу, чтобы потерять его, и он принял прошение об отставке
как личное оскорбление. Еще более обострились отношения,
когда на торжественном съезде в Вудстоке (1 июля 1163 г.)
примас отказался утвердить сбор «Датской пошлины» с цер-
ковных земель, это был первый случай со времени завоева-
ния, когда королю отказывали в подати» (Э. Лависс, А. Рам-
бо).
1991 год, Москва, 2-й год четвертой фазы, бывшие друзья
расходятся по разные стороны баррикад. 1163 год, Вудсток,
2-й год четвертой фазы, бывшие друзья расходятся по раз-
ные стороны баррикад. Примирение невозможно, история
движется вперед, пусть весь мир (Европа) под властью папы,
империи ничто не указ...
Генрих поставил Томаса во главе своего духовенства,
«чтобы контролировать то сословие, которое снабжало ад-
министрацию наиболее образованными и наиболее честны-
ми чиновниками, притом чиновниками наименее опасными,
потому что они не могли носить оружие, не делали свои
должности наследственными» (Э. Лависс, А. Рамбо). Цер-
ковные суды, созданные Вильгельмом I Завоевателем, поли-
тика Генриха I, который окончательно отделил светскую
юрисдикцию от церковной, выводили из-под контроля госу-
дарства и короля всю «массу образованных людей королев-
ства», столь необходимых королевской администрации. В
наше время произошло нечто подобное, когда после 1989
года в несколько последовательных действий технократия
была выведена из-под партийного контроля (речь не только
61
о КПСС, а о всех партиях, о всех политических идеях) и ста-
ла служить только государству (ну и себе, разумеется).
Конфликт разрешился жестоким убийством Томаса вер-
ными слугами короля, которые откликнулись на его ярост-
ные слова: «Неужели из всех лентяев, мною содержимых на
службе, не найдется ни одного, кто отомстил бы за меня
этому проклятому попу!» (1170-й–9-й год фазы). С одной
стороны, это закономерное разрешение векторного кон-
фликта, с другой – завершение революционного процесса на
входе в четвертую фазу, с третьей – результат суммарных
имперских усилий всего 144-летия по отстранению церкви
от власти. Напоминаем: шел XII век, время триумфа католи-
цизма (непогрешимость папы, учение о папе как о намест-
нике Христа, продажа индульгенций, основание монасты-
рей, зависимых только от папы, и т.д.). Правда, Кларендон-
ские конституции, где церковь фактически ставилась под
контроль государства (1164), были отменены, «но, в сущно-
сти, победа осталась за королем. В течение всего его цар-
ствования назначение духовных лиц находилось на деле в
его руках, и совет короля сохранял за собой надзор за ду-
ховным судом епископа» (Дж. Грин).
Полное подчинение церкви государству Британская им-
перия отложила до третьего волевого рывка (имперского
цикла), до времен Реформации. Но Кларендонские поста-
новления, хотя и отмененные, «имеют капитальное значе-
ние, потому что они в XII веке намечают положение, занятое
Английской церковью во времена Реформации. Это, соб-
ственно говоря, является уже провозглашением светско-
духовной власти короля. Супрематия является в зарожде-
нии» (П. Виноградов).
Судебная реформа Генриха II окончательно изолировала
церковный суд и саму церковь от какого-либо влияния на
жизнь общества. «Благодаря силе обычного права римское
право, принятое за основу в большинстве европейских ко-
дексов, не привилось в Англии. В результате церковное ка-
ноническое право, основанное на принципах римского пра-
ва, оказалось изолированным, ослабленным и осталось чуж-
дым основной тенденции правового развития Англии» (А.
Мортон).
Политическая сила в четвертой фазе практически безгра-
нична, пресекаются амбиции не только церковников, но и
любых других претендентов на куски от единого властного
каравая. Генрих II подавил несколько восстаний своих сы-
новей (выступавших в коалиции с французским королем и
сильными английскими баронами), требовавших себе в
управление части единого государства и королевские при-
вилегии. Феодальная вольница была разбита «сотенным
ополчением короля, которое собиралось очень быстро по
приказу из центра. Это показывает, какой властью обладал
англо-нормандский король и сколь хорошо функционирова-
ла его администрация. «В эпоху Генриха II уже сложилось в
Англии чрезвычайно образованное технически и ловкое чи-
новничество, очень не разборчивое в средствах, очень цен-
трализованное, которое простирало свои действия на всю
страну без исключения. В палату казначейства сходились
все нити фискальной администрации короля» (П. Виногра-
дов).
Еще более впечатляющим было время правления Ричарда
I Львиное Сердце (1189–1199), захватившего концовку чет-
вертой фазы. «Несмотря на то что король отсутствовал сна-
чала в крестовом походе, затем в плену, наконец, в послед-
ние годы царствования находился в постоянной борьбе с
французским королем, оказалось, что в конце концов в госу-
дарственной системе важно не столько присутствие отдель-
ного властителя, сколько порядок, который мог основывать-
ся без монарха. Именно такая монархия без монарха и была
в Англии во всю эпоху Ричарда I» (П. Виноградов). Вся гос-
ударственная власть сосредоточилась в это время в руках
юстициария королевства Хьюберта Уолтера. Никакие про-
иски брата Ричарда Иоанна, феодалов-рыцарей не поколеба-
ли трон Ричарда; в отличие от второй фазы в четвертой трон
держится не силой личности короля, не его вездесущием, а
всем государственным порядком, мощью административной
системы, силой законодательства.
Законы, конечно, не появились в одночасье, они созрева-
ли все имперское 144-летие, но окончательно сложились
лишь в четвертой фазе, которая вся была переполнена зако-
нодательной деятельностью. Свою судебную реформу Ген-
рих II совершил «не вследствие какой-нибудь единоличной
ловкости или талантов, но главным образом потому, что в
его время уже сложились элементы общественные для этой
широкой юридической работы. Он также опирался на мно-
гочисленную группу помощников юристов...» (П. Виногра-
дов). Именно «его царствование положило начало царству
закона, и этим оно отличалось от деспотизма нормандских
королей» (Дж. Грин).
Судебную реформу Генрих II провел в несколько этапов,
путем издания нескольких ассиз (законодательных актов).
Судебное законодательство Англии начинается с Кларен-
донской ассизы (1166), потом последовали Нортгемптонская
ассиза (1176), Великая ассиза (1179), Ассиза оружия (1181).
Наконец-то закон ставится выше самых высоких сообра-
жений (будем надеяться, что подобное происходит сейчас и
в нашей стране), закон начинает действовать даже внутри
королевской администрации, пресекаются произвол и кор-
рупция. «Насколько Генрих II сурово относился к обществу,
настолько же беспощадно и строго он относился к своим
орудиям» (П. Виноградов). Так, в 1170 году при ревизии
местного самоуправления было смещено более половины
шерифов, имущество их конфисковано, некоторые же за
злостные злоупотребления на службе и вовсе казнены.
Ассизы Генриха II окончательно оформили двухклассо-
вость англо-нормандского общества. Феодалы-рыцари осво-
бождались от военной службы государству. Она заменялась
выплатой щитовых денег, на которые король нанимал опол-
чение. Политические права феодалов были сведены к мини-
муму, до уровня прав простых граждан. Им запрещалось но-
сить оружие в мирное время, запрещалось вести частные
войны на своих землях. Теперь это считалось преступлением
против короля. «Должности шерифов были отняты у круп-
ных баронов и переданы законоведам и придворным, уже
пополнившим состав суда» (Дж. Грин).
Судебная власть также ускользала из рук феодалов. Их
суд был организован по старинке: виновность определялась
через ордалии (испытания водой или раскаленным железом).
Королевский разъездной суд был построен на новейших до-
стижениях права, выслушивались свидетели, виновность
определялась присяжными. В будущем именно такой суд
распространится по всему миру, но и в те времена он быстро
показал свои преимущества.
Таким образом, в результате всех преобразований феода-
лы-рыцари оказались освобожденными от всех государ-
ственных обязанностей и превратились в «мирных сельских
дворян, занятых своим хозяйством и всецело поглощенных
местными интересами» (Д. Петрушевский). Последних фео-
далов с военно-государственным масштабом мышления ко-
роль Ричард I увел из страны в крестовый поход (1189–
1192), где и оставил.
Незнатное население страны тоже переживало удиви-
тельные превращения. Происходило своеобразное «раскре-
пощение» простого люда, обретение им гражданских прав.
Вместо политической и личной зависимости от феодалов
появились государственные обязанности. Военная служба,
снятая с феодалов, была перенесена на плечи всего населе-
ния. «Ассиза оружия» определила, кто, когда, в каком во-
оружении должен был являться на зов короля в ополчение.
62
Экономически крестьяне, поселяне, горожане были зависи-
мы от феодалов, так как работали и жили на их землях, но
политическая зависимость была ликвидирована, заработали
механизмы обретения личной свободы, получения граждан-
ских прав.
Такой же путь раскрепощения прошли плебеи в первом
римском имперском цикле, единственное отличие, что там
военная обязанность была поровну поделена между плебея-
ми и патрициями. Рим, создав механизмы появления боль-
шого количества свободных граждан, сумел полноценно
подготовиться к западному ритму, а потому без срывов
прошел два цикла по ритму Запада, пока не пришла пора
войти во второй имперский цикл. Также и Британия второй
имперский цикл закончила готовой к ритму Запада, что
дальнейшая история и продемонстрировала.
Политическая мощь при входе в западный ритм также
необходима, это тот капитал, который может транжирить
бывшая империя, пока не придет время вступить в новый
имперский цикл. В этом смысле успехи еще грандиознее:
«Действительно, французские короли Англии достигли та-
кого величия, которое удивляло и пугало все соседние наро-
ды. Они покорили Ирландию. Они приняли присягу верно-
сти от Шотландии. Мужеством, политикой, счастливыми
брачными союзами они сделались гораздо более могуще-
ственными на материке, чем их верховные владыки, короли
Франции. Азия, подобно Европе, была ослеплена могуще-
ством и славою наших тиранов. Арабские летописцы с не-
вольным удивлением рассказывали о падении Акры, защите
Яффы и победоносном походе на Аксалон (этапные сраже-
ния III крестового похода (1189–1192), который возглавил
Ричард I. – Авт.), а матери арабские долгое время унимали
своих детей именем Плантагенета Львиное Сердце. Одно
время казалось, что линия Гуго Ка-пета (королевская дина-
стия Франции (987–1328).– Авт.) готова была пресечься и
что от Орхадских островов до Пиренеев распространится
одна великая монархия» (Т. Ма-колей). Ей-Богу, есть в по-
литических фейерверках четвертой фазы изрядный пере-
бор...
Власть и мощь англо-нормандского короля были столь
велики, что понадобился общеевропейский заговор всех мо-
нархов континента, чтобы на время пленить потерявшего
бдительность Ричарда I. Когда же его были вынуждены
освободить, то французский король Филипп писал Иоанну,
брату Ричарда: «Дьявол на свободе, берегитесь!»
Светское государство, созданное Плантагенетами в чет-
вертой фазе, неизбежно должно было породить светское
идеологическое чудо. В России до светского искусства дело
дошло лишь к концу XVIII века, когда пришло время идео-
логического чуда третьего имперского цикла; Англия свою
всемирно известную литературу также создаст в третьем
имперском цикле (конец XVI века); тем более интересно
проследить за уникальными литературными процессами Ан-
глии XII века. Напомним: Европа еще не ведала Возрожде-
ния, так называемый проторенессанс возник лишь в XIII ве-
ке. Не исключено, что его появление было спровоцировано
вторым английским имперским циклом, так же как третьим
английским имперским циклом было спровоцировано нача-
ло естественнонаучной революции. (Это предположение
может многое объяснить как в понимании возрастов челове-
чества, так и в неравномерности возникновения английских
имперских циклов.)
Как и положено идеологическому чуду, чудом оно стано-
вится лишь в четвертой фазе. «В борьбе с Бекетом Генриху
II оказал большую помощь постепенный переворот, поло-
живший начало отделению класса собственно литераторов
от класса чисто духовного...» (Дж. Грин.) Отделяя церковь
от общественной жизни, Британия совершила переворот в
умах людей: интересны стали не жития святых, а история
полноценная и живая, не бесстрастные летописи, а рассказ
заинтересованного очевидца.
Монах Осборн составляет описание жизни английских
святых и при этом пишет о реальных страданиях короля
Эдуарда Мученика. Идмер описывает борьбу Ансельма и
Вильгельма Рыжего. По тем временам, думается, это было
почище детектива. Архидьякон гентингдонский Генрих в
свою летопись вставляет беллетристические части: военные
песни англосаксов...
Особое место занимает в литературе библиотекарь Мель-
мсбеери Вильгельм, который собирает и публикует народ-
ные предания о королях. «Будучи монахом, он отказывается
от старых церковных образцов и летописных форм. Он
группирует события, не обращая внимания на хронологию,
его живой рассказ течет быстро и свободно и часто прерыва-
ется отступлениями в область общеевропейской и церковной
истории. Свобода от церковных предрассудков в соединении
с замечательным критическим талантом отличает истории
Вильгельма» (Дж. Грин). Так на очередном витке истории
империя превращала летописи в исторические рассказы, жи-
тия святых – в повести, романы памфлеты, шаг за шагом
продвигая Европу к вершинам литературы, к глубинам по-
знания человека.
«Английский двор сделался между тем центром чисто
светской литературы. Трактат Ранульфа Гланвилля, юстици-
ария Генриха II, представляет собой древнейшее сочинение
об английском праве, а трактат королевского казначея
Ричарда Фиц-Ниля о казначействе – первое исследование
английского управления» (Дж. Грин). (А мы еще удивляем-
ся, почему это наши казначеи да и юстициарии всех рангов
мемуарами вдруг разразились – четвертая фаза, господа,
всех писателями делает.)
«Еще более светский характер носят произведения свя-
щенника Жеральда де Барри. Жеральд мог считаться отцом
английской народной литературы и родоначальником поли-
тического и церковного памфлета... Его трактат о завоева-
нии Ирландии и его описание Уэльса составляет, в сущно-
сти, отчеты о двух путешествиях... Это нечто вроде живых,
блестящих писем, какие мы встречаем в коррес-понденциях
современных газет. В том же тоне написаны и его политиче-
ские памфлеты» (Дж. Грин).
Но, может быть, самые удивительные литературные от-
крытия того времени относятся к Артуровским легендам.
Народные легенды, в центре которых образ короля Артура,
одного из королей бриттов (V–VI вв.), становятся центром
рождающейся рыцарской литературы. Родиной рыцарской
литературы считается Франция середины XII века. Но мы же
видим, что большая часть Франции в это время входит в со-
став «державы Плантагенетов». Сами же легенды имеют
скорее отношение к бретонской и английской литературе,
чем к французской. «Эти песни давно уже нашли себе до-
ступ ко двору Генриха I, где под предводительством короле-
вы Матильды предания об Артуре, столь долго лелеемые
кельтами, вошли в «Историю королей Британии» Гальфрида
Монмаутского» (Дж. Грин). Это речь о второй фазе, а в чет-
вертой придворный Генриха II Вапьер де Maп доводит рабо-
ту до логического завершения. Все плохо сочетающиеся ли-
нии (о короле Артуре, о рыцаре Ланселоте, фее Моргане, о
волшебнике Мерлине, о чаше Грааля) он свел воедино, со-
здав уже не легенду, а произведение литературы. Уже потом
были французы (или бретонцы?) Кретьен де Труа (1130–
1191) и Роберт де Борон, а также германцы Гартман фон Ауэ
(1170–1210) и Вольфрам фон Эшенбах (1170–1220). Самое
же главное что на этом примере видно, какое государство
является в данный момент центром мира (Европы).
В дальнейшем Артуровские легенды не выпали из об-
щекультурного круга мировой литературы, и заслуга в этом
безусловно второго имперского цикла Англии. Образ Арту-
63
ра использован Эдмундом Спенсером (1552–1599) в «Коро-
леве фей», Джоном Драйденом (1631–1700) в либретто опе-
ры «Король Артур», Эдуардом Булвер-Литтоном (1803–
1873) в поэме «Принц Артур», Уильямом Моррисом (1834–
1896) поэме «Защита Гиневры», Альфредом Теннисоном
(1809–1892) в «Королевских идиллиях», пародийно-
сатирическое преломление получают Артуровские легенды
у Марка Твена. Примыкают к легендам произведения о Три-
стане и Изольде.
После перечисленного становится очевидно, что Арту-
ровские легенды целиком остались в русле английской куль-
туры, хотя и приобрели мировое значение. Это показывает,
что рассматривать «державу Плантагенетов» как симбиоз
Франции и Англии или тем более как государство француз-
ское невозможно. Это могущественное государство, на ко-
роткий срок ставшее в центре Европы, принадлежит англий-
ской истории, хотя, как и всякое имперское образование, но-
сит невероятно интернациональный характер. (Достаточно
сказать, что литература в то время в Англии была трехъ-
язычной. Церковные сочинения на латинском языке, рыцар-
ские стихи и поэмы на французском языке, английские пре-
дания на англосаксонском.)
Но на скольких бы языках ни говорили правители и их
народ, величие империи было английским. А Генрих II – это
одна из политических вершин мировой истории (не лучше,
но и не хуже Ивана III, Августа, Юстиниана...) «Его цар-
ствование было замечательно, его законодательство пережи-
ло века. Он нашел королевскую власть униженной, а оставил
ее настолько сильной, что она сумела вынести испытания
двух дурных царствований и революции. Этот тиран, кото-
рого некоторые так страстно ненавидели при жизни и обви-
няли после смерти, тем не менее занял одно из первых мест
среди великих основателей английского государства» (Э.
Лависс, А. Рамбо).
Три века западного ритма (1201–1465, Англия)
В отличие от первого английского имперского цикла вто-
рой очень хорошо позаботился о своем преемнике – запад-
ном ритме. Народ, государство, закон – все готово было к
приему западного ритма. (Будем надеяться, что так же хо-
рошо подготовится к западному ритму Россия 2029 года.)
Хорошая готовность к Западу во многом объясняет длитель-
ность перемычки между вторым и третьим имперскими цик-
лами.
Напомним, что в западном ритме идеология уходит на
задний план. Народ начинает осознавать свои права, подго-
тавливая политическое чудо четвертой фазы. Высшую
власть осуществляют крупнейшие собственники; деньги,
собственность вершат судьбы государства. Политическая
мощь не уходит совсем, но становится, разумеется, намного
меньше. Англия перестает быть центром Европы, она стано-
вится одной из многих... Сильно отставшие в своем государ-
ственном развитии страны Европы начинают постепенно до-
гонять Англию.
Стоило кончиться имперскому циклу (1197), как смерть
настигает Ричарда I Львиное Сердце (1199). Раньше его ни
стрела не брала, ни общеевропейские заговоры, а тут слу-
чайная смерть при осаде замка. К долгожданной власти при-
ходит брат Ричарда Иоанн. В «державе Плантагенетов»
начинается смута, Иоанну присягают Англия и Нормандия, а
Артуру (один из племянников Ричарда и Иоанна) присягают
Жоффруа, Мэн, Анжу, Турень. Неудачные войны, потеря
большей части континентальных владений, борьба с баро-
нами, французским королем, римским папой. Невероятный
парадокс: Ричард ничего не делал для укрепления своей вла-
сти, но она была сильна как никогда, Иоанн же, наоборот,
делал все, чтобы укрепить свою власть, но она буквально
рассыпалась у него в руках, вновь власть была у папы,
французов, баронов...
Такие переломы производят шокирующее впечатление.
Вот слова хроники: «Как ни гнусен ад, но и его запятнало
появление гнусного Иоанна». Нам (нашим детям) еще пред-
стоит пережить шок от прекращения имперского ритма по-
сле 2025 года. Еще раз хочется сказать, что сам Иоанн в
этом шоке не виноват. «Злейшие его враги признавали, что
он упорно и постоянно занимался администрацией... он
наследовал великие таланты своего рода... По широте и
быстроте своих политических планов он далеко превосходил
политиков своего времени. Грозный урок его жизни и за-
ключался в том, что не слабый и беспечный распутник, а,
напротив, самый способный из анжуйцев (династия Планта-
генетов.– Авт.) лишился Нормандии, стал вассалом папы и
погиб в отчаянной борьбе с английской свободой» (Дж.
Грин). В нашей истории столь же несчастлива судьба Павла
I, получившего трон за год до конца имперского ритма.
Однако несчастья политические совершенно не означают
прекращения эволюции. Только теперь она идет по другим
законам, ее достоинства и недостатки измеряются по другой
шкале. «Генрих II застает большинство народа в крепостном
состоянии... Тем не менее на расстоянии нескольких десят-
ков лет в Англии не остается почти и следов крепостного
права, и этот переворот совершается не под давлением но-
вых и удачных мятежей и не благодаря законодательным
мероприятиям, а вследствие переживаемой страной эконо-
мической эволюции – перехода от экстенсивного земледелия
к овцеводству, с целью сбывать шерсть за границу» (М. Ко-
валевский).
За несколько столетий западного развития Британия, раз-
меняв политическое могущество на экономическое, стала
одним из лидеров по производству шерсти и сукна. Народ-
идеолог империи превратился в западном цикле в народ, от-
стаивающий свои права. В результате длительной эволюции
складывается система английского парламента. В 1265 году
парламент – это еще случайность, с 1295 года он уже более
регулярное явление, в самом начале XIV века (политическое
чудо четвертой фазы) он стремительно набирает права и уже
в 1343 году (конец четвертой фазы обретает свой оконча-
тельный вид («палата лордов», «пала та общин»). Дважды
парламент низлагает неугодных королей: Эдуарда II в 1327
году (18-й год четвертой фазы) Ричарда II в 1399 году (18-й
год второй фазы).
Королевская власть все более приобретает черты испол-
нительной, парламент – законодательной власти. Рядом с
ними совершенствуется и расширяется судебная власть. В
правление Эдуарда I (1272–1307) суд обретает полную само-
стоятельность.
Таким образом народ борется за свои политические права,
а государство за свои экономические возможности. Под
этим углом зрения стоит рассматривать Столетнюю войну
(1337–1453). «Столетняя война была уже войной нового ти-
па, это была прежде всего торговая война и только внешне,
по форме еще носила характер средневековых завоеваний...
Столетняя война отражала растущую силу английского ку-
печеского капитала, а также заинтересованность многочис-
ленного и влиятельного слоя землевладельцев Англии в тор-
говле шерстью. Ее подлинной целью было политически объ-
единить Англию, Фландрию и Гасконь, уже связанные меж-
ду собой торговыми отношениями» (А. Мортон). (Англия –
шерсть, Фландрия – сукно, Гасконь – вино, соль, железо.)
Экономическая эволюция привела к исчезновению, с од-
ной стороны, крепостных крестьян, с другой стороны –
крупных землевладельцев (Запад все усредняет). Появился
многочисленный средний класс – зажиточные крестьяне.
Была тем самым выбита база существования феодалов. Им
ничего больше не оставалось, как заняться самоистреблени-
64
ем в войне Алой и Белой Розы (1455–1485). Подобного по-
зора вынести бывший политический гигант уже был не в си-
лах и вступил в третий имперский цикл.
Все возможности старого уклада были исчерпаны, нация
вновь встала перед необходимостью сплотиться, сжаться во-
круг центра, чтобы родить новый уклад, новое чудо, вывести
человечество на новую ступень развития. Второй англий-
ский имперский цикл подготовил человечество к седьмому
возрасту (Возрождение), третий английский имперский цикл
готовил человечество к восьмому возрасту. К девятому го-
товить будет уже Россия.
3 Англия (1473–1617)
«Век XVI – век сложный и противоречивый, тем не менее
он, в частности на английской почве, предстает как целост-
ная и вполне определенная эпоха, не похожая на Другие.
Это эпоха тюдоровской Англии. Ее хронологические рамки
1485–1603 гг. Понятие «тюдоровская Англия» обозначает
специфическую систему экономики, власти и культуры» (М.
Барг). Речь, разумеется, идет об имперской (деформирован-
ной) экономике, об имперской (мощной) политике и об им-
перской культуре.
Указанный интервал охватывает 117 лет, не хватает всего-
то 27 лет, 15 лет добавили Стюарты, 12 лет – Йорки.
С точки зрения всеобщей истории, третий имперский
цикл Англии имеет чрезвычайное значение, именно он по-
родил научную и промышленную революцию, дал толчок
торговле, однако необходимо помнить, что заслуги импер-
ских циклов оценивать приходится из западного будущего, а
потому имперское величие всегда умаляется имперскими
нарушениями прав человека. Вот почему эпоха Тюдоров
оценивается так неоднозначно. «С окончанием борьбы за
престолонаследие» («Война роз». – Авт.) свобода внезапно
исчезает, мы вступаем в период конституционной реакции,
быстро разрушающей медленное создание предшествующе-
го века. Деятельность парламента почти прекратилась или
под подавляющим влиянием короны стала чистой формаль-
ностью. Законодательные права обеих палат были захвачены
королевским советом. Произвольное обложение явилось
снова в виде добровольных приношений или принудитель-
ных займов. Личная свобода была почти уничтожена широ-
кой системой шпионства и постоянным применением произ-
вольных арестов. Правосудие было унижено щедрым поль-
зованием биллями об опале, сильным расширением судеб-
ной власти королевского совета, раболепством судей, давле-
нием на присяжных. Перемена отличалась характером
настолько широким и всеобъемлющим, что поверхностным
наблюдателям позднейшего времени представлялось, будто
конституционная монархия Эдуардов и Генрихов (за три ве-
ка западного ритма у власти побывало по четыре Генриха и
Эдуарда. – Авт.) при Тюдорах внезапно преобразилась в
деспотизм, ничем не отличающийся от турецкого» (Дж.
Грин).
Таковы законы исторического сохранения энергии: за
государственное величие, за величие решенных государ-
ством задач расплачиваться приходится человеку.
Первая фаза (1473–1509, 3 Англия)
Вторая фаза (1509–1545, 3 Англия)
Третья фаза (1545–1581, 3 Англия)
Четвертая фаза (1581–1617, 3 Англия)
Первая фаза (1473–1509, 3 Англия)
Достаточно позорное для Англии окончание Столетней
войны (1453) переросло в еще больший позор «войны роз»:
«Голый эгоизм целей, из-за которых шла борьба, полное от-
сутствие в ней всякого благородства и рыцарства придают
еще более ужасный характер ее кровавым битвам, ее жесто-
ким казням и бессовестным изменам» (Дж. Грин). Но нет
худа без добра: доведенная до абсолютных пределов униже-
ния великая Англия вступает в третий имперский цикл.
Королем формально был Эдуард IV, вступивший на пре-
стол в марте 1461 года (проторитм), фактически же леги-
тимность его власти была еще чрезвычайно малой. Доста-
точно сказать, что это был первый представитель династии
Йорков у власти. Главным же было продолжающееся проти-
воборство Ланкастеров и Йорков. «И таков был этот госу-
дарь в своем правлении, что никогда в этом краю не было
другого правителя, с бою захватившего венец и после этого
столь сердечно любимого народом; причем при кончине его
любовь эта была больше, чем когда-либо при жизни, а после
кончины и любовь и приверженность к нему сделались еще
того сильнее вследствие жестокости, злодейств и смут по-
следующего бурного времени» (Т. Морт).
Однако воспетое Т. Мором величие Эдуарда IV не поме-
шало Уорвику, прозванному «делателем королей» и «по-
следним бароном», в октябре 1470 года низложить Эдуарда
IV, восстановить безумного Генриха VI, а самому получить
титул «заместителя короля» и прийти к реальной власти.
Однако дни его были сочтены; в битве при Барнете 14 апре-
ля 1471 года войска Уорвика были разбиты вернувшимся
Эдуардом IV, сам Уорвик погиб. Именно эти события и по-
влекли смену исторического ритма. И вот уже «пренебрегши
обычаем заключать займы с разрешения парламента, Эдуард
призвал к себе в 1474 году лондонских купцов и потребовал
от каждого "добровольного подарка", соразмерного нуждам
короля» (Дж. Грин). В дальнейшем система «одолжений»
развилась в принудительные займы и присутствовала весь
имперский цикл, начало же ей положил второй (!) год цикла.
Пренебрежение парламентом, поощрение промышленно-
сти и торговли, принудительные займы, конфискации земель
крупных феодалов – все это начинал Эдуард IV. «Эдуарду
Тюдоры были обязаны введением широкой системы шпион-
ства, применением пытки, привычкой вмешиваться в от-
правления суда» (Дж. Грин). Перечисленные имперские
признаки сопровождались общим усилением власти и
уменьшением беспорядка, что позволило говорить, что
«Эдуард IV правил почти как неограниченный монарх»
(СИЭ). 12 лет Эдуарду без Уорвика создали условия для
окончания войны Алой и Белой роз.
«Этот затянувшийся вооруженный конфликт сослужил
добрую службу английскому народу хотя бы тем, что исто-
щил знать и физически, и материально, дав возможность
следующему королю, Генриху VII, создать сильное центра-
лизованное государство, которому уже не угрожали могуще-
ственные претенденты на трон и которое опиралось на но-
вую аристократию в лице капиталистических землевладель-
цев, разбогатевших купцов и зарождавшегося сословия фи-
нансовых дельцов» (Ч. Поулсен). Война не затронула ни го-
род, ни село, разорялись лишь бароны и вассалы, однако
«помещик разделял с купцом глубокий страх перед войной и
беспорядком, свидетелями которых они были, и желали
только одного – снабдить корону такой властью, которая
предупредила бы возвращение анархии... Основателем но-
вой монархии был Эдуард IV» (Дж. Грин).
Зверства Ричарда III (1483–1485), заклейменного Томасом
Мором и Уильямом Шекспиром, ничего не нарушили в мир-
ном течении первой фазы и лишь усилили всеобщее желание
сильной власти и покоя.
«После того как волею Всевышнего Судьи, благоприят-
ной для замыслов изгнанника, на Босуортском поле был
свергнут и убит король Ричард, третий из носивших это имя,
король лишь силою факта, по существу же узурпатор и ти-
ран, каковым он и прослыл на все последующие времена,
65
королевство унаследовал граф Ричмонд, именуемый с тех
пор Генрихом VII» (Ф. Бэкон).
Именно этим событием заканчиваются войны Роз, закан-
чиваются гениально, как это может быть только в империи,
и мистически, как это может быть только в первой фазе. Де-
ло в том, что действовать надо было наверняка, и судьба
распорядилась многократно продублировать права Генриха
VII на престол. «Во-первых, наследственное право леди
Елизаветы (дочь Эдуарда IV.– Авт.), с которой он согласно
ранее заключенному договору с партией, призвавшей его в
Англию, должен был вступить в брак. Во-вторых, древнее и
давно оспариваемое (и словом, и оружием) право Ланка-
стерского дома, наследником которого Ричмонд себя считал.
В-третьих, право меча или право завоевателя, поскольку он
пришел к власти, победив в сражении, и поскольку прежде
царствовавший монарх был убит на поле брани» (Ф. Бэкон).
В дальнейшем число прав увеличивалось. «Так тройной
венец стал пятерным, ибо к трем правам присоединились
еще два: авторитеты парламента и папского престола» (Ф.
Бэкон). Никаких реальных претендентов на трон не осталось
(появились лишь призраки умерших, о чем еще будет сказа-
но), две розы сплелись, путь к усилению власти проложен.
По срокам правления в российской истории Генрих VII
наиболее точно соответствует Николаю II, оба полностью
перекрыли вторую и третью части первой фазы, оба гораздо
больше соответствовали второму 12-летию, в третьем же
славы не снискали.
Очень важно знать, что, несмотря на очевидные сдвиги к
усилению власти, централизации, ужесточению порядков,
первая фаза еще бесконечно далека от ужасов второй фазы.
«Хотя политика первого Тюдора постоянно направлялась в
сторону деспотизма, его характер, казалось, обещал скорее
царствование поэтического мечтателя, чем государственного
человека. У него были литературные и артистические
наклонности, он был покровителем нового печатного станка,
любителем книг и искусства» (Дж. Грин). Несмотря на мощ-
ное и достаточно жесткое 24-летнее правление Генриха VII,
осталось множество примеров его милосердия, если не ска-
зать мягкости. (Эдакий Алексей Тишайший на английский
манер.) «Его помилования шли как впереди, так и по пятам
его меча» (Ф. Бэкон). Самозванцу Перкину Уорбеку он три-
жды позволил затеять смуту и казнил лишь после того, как
потерял надежду исправить смутьяна. Самозванца Ламберта
Симнела он не только не казнил, но и оставил на свободе
«при дворе в незначительной должности на королевской
кухне» (Ф. Бэкон).
Подавив в 1497 году (24-й год фазы, как и 1905 год в Рос-
сии) мятеж в Корнуолле, Генрих VII вообще обошелся без
репрессий. «Во искупление этого крупного мятежа король
помимо крови, пролитой на поле боя, удовольствовался
жизнью лишь трех преступников. Все прочие мятежники
были помилованы прокламацией и получили грамоту о
прощении за малой печатью!» (Ф. Бэкон.)
В столь идиллической обстановке тем не менее заклады-
вались практически все направления будущего величия Бри-
тании, а также рождались инструменты, создающие это ве-
личие. Так в 1487 году основана «Звездная палата» – выс-
ший и чрезвычайный судебный орган для расправы с поли-
тическими противниками тюдоровского абсолютизма. В
1489 году (16-й год фазы, второе экономическое решение)
принимается статус против разрушения деревень, положено
начало законодательства Тюдоров против огораживания. В
1495 году ирландский парламент был подчинен английскому
парламенту и королю. В те годы это не имело особого зна-
чения, но в будущем очень пригодилось. В 1496 году «Вели-
кое соглашение» восстанавливает торговые отношения с
Фландрией и разрешает свободный ввоз туда английского
сукна. Наконец, в 1497 году Джоном Каботом была открыта
Америка (Лабрадор), Колумб (который также чуть не стал
английским моряком) хоть и нашел уже новые земли, но до
материка еще не добрался. Ну а в 1503 году состоялась сва-
дьба короля воинственных шотландцев Якова IV и дочери
Генриха VII Маргариты, что в конечном счете и привело (в
четвертой фазе) к рождению Великобритании.
Союз бывших заклятых врагов вызвал невероятное лико-
вание в Лондоне, что, по мнению Ф. Бэкона, можно припи-
сать лишь «тайному озарению и наитию (каковые часто
проникают не только в сердца государей, но также в кровь и
жилы народа) относительно грядущего счастья, из этого
воспоследовавшего». Надо сказать, что описание жизни
Генриха VII, составленное Фрэнсисом Бэконом (1561–1626),
этим родоначальником материализма, заполнено описанием
всевозможных тайных озарений, пророческих сновидений и
прочих привидений, призраков и ведьминских происков.
Бэкон тут, разумеется, ни при чем. Такова описываемая эпо-
ха, в которой самозванцы называются призраками, а «потли-
вая болезнь» предвещает в будущем мучительное правление,
самого короля все время посещают духи, от которых он кро-
пит все «где кровью, где водой». Мистика в первой фазе –
это обыденность и реальность. Простор для поисков здесь
беспределен, чего стоит крушение дружеского испанского
флота зимой 1506 года, прорицавшего обстоятельства гибе-
ли Непобедимой Армады в четвертой фазе.
О временах Эдуарда IV сказано: «Единственным живым
проявлением умственной деятельности служат многочис-
ленные трактаты об алхимии и магии, о жизненном эликсире
и философском камне. Рост этой плесени всего яснее дока-
зывает усиление умственного упадка» (Дж. Грин). От себя
добавим, что этот упадок и был прологом рождения новой
науки, первые признаки которой появятся уже при Генрихе
VIII.
Благословенные времена Эдуарда IV и Генриха VII, как
это и полагается, омрачены неприятной концовкой. Также
как последние годы царствования Николая II были омраче-
ны явным разложением, так и последние годы Генриха VII
омрачены его невероятной скаредностью и злонамеренно-
стью подыгравших его жадности Эмпсона и Дад-ли, «слыв-
ших в народе королевскими кровососами и обиралами, му-
жей беззастенчивых, равнодушных к дурной славе и к тому
же получавших свою долю хозяйского дохода. Эти двое об-
ратили закон и правосудие в источник бедствий и средство
грабежа» (Ф. Бэкон). Над королевской казной в последние
годы буквально «пролился золотой дождь». Были скоплены
невероятные деньги (почти два миллиона фунтов). «Итак,
теперь, когда этот великий король находился на вершине
мирского блаженства, устроив высокие браки для своих де-
тей, снискав громкую славу по всей Европе, накопив едва
вообразимые богатства, пользуясь неизменным постоян-
ством своих знаменитых удач, к его счастью могла приба-
виться лишь своевременная смерть, способная предохранить
его от любого Удара судьбы в будущем, каковой, бесспорно,
вполне мог его постигнуть (ввиду великой ненависти к нему
его народа и прав его сына, стоявшего тогда на пороге во-
семнадцатилетия, бывшего принцем смелым и щедрым и
покорявшего всех одним своим видом и обличием)» (Ф.
Бэкон).
В примечаниях Дж. Спеллинга говорится, что «великая
ненависть» возникла буквально «за последние год или два»
и в 1506 году еще не наблюдалась. Точно так же как если бы
ненависть к Николаю II возникла бы только после неудач
первой мировой войны (1914).
Как бы там ни было, но Генриху VII и тут повезло: в от-
личие от Николая II он умер сам, «будучи в полной памяти и
в благословеннейшем уме, с великой кротостью снося сне-
дающий недуг, отошел в лучший мир двадцать второго ап-
66
реля одна тысяча пятьсот девятого года» (Ф. Бэкон). В пол-
ном соответствии со временем начала второй фазы.
Вторая фаза (1509–1545, 3 Англия)
Психология человеческого восприятия истории природна,
сама же история антиприродна и идет в обратной логике.
После зимней спячки первой фазы психологически ожидает-
ся весна, цветение, радостное торжество гуманизма, и, когда
все очевиднее проступает мрачная осень террора, насилия и
разрушения, еще долго глаза отказываются верить происхо-
дящему. (Мы сейчас в обратном положении: ждем осени и
не верим в пришествие весны.)
«Никакой король не внушал при своем вступлении на
престол более радостных надежд, чем Генрих VIII» (Э. Ла-
висс, А. Рамбо).
«При вступлении на престол Генрих VIII едва достиг 18
лет, но его красота, сила, искусство владеть оружием, каза-
лось, соответствовали его откровенному и великодушному
характеру и благородству его политических стремлений. Он
сразу прекратил вымогательства, практиковавшиеся под
предлогом исполнения забытых законов, и привлек к суду
финансовых помощников своего отца по обвинению в из-
мене, чем подал надежду на более популярное управление.
Никогда вступление нового государя не возбуждало боль-
ших ожиданий в народе» (Дж. Грин).
«Он был первым наследником и Белой и Алой розы; так
что в королевстве не осталось теперь недовольных партий, и
сердца всех обратились к нему... У него не было брата (Ар-
тур умер до 1509 года. – Авт.), а второй ребенок хотя и ра-
дует королей, но слегка отвлекает взоры подданных. То, что
он был уже женат в столь юном возрасте, обещало скорое
появление наследника короны. К тому же не было королевы-
матери, которая могла бы вмешиваться в дела правления...
Что же касается народа и государства в целом, то они пре-
бывали в состоянии того смиренного повиновения, которое
должно было ожидать от подданных, проживших почти два-
дцать четыре года под властью столь благоразумного коро-
ля, как его отец. Не было войн, не было голода, не прекра-
щалась торговля... были мирные и дружеские отношения с
Францией... Так что можно с полным правом сказать, что
едва ли когда-нибудь встречалось столь редкое совпадение
примет и предвестников счастливого и процветающего цар-
ствования» (Ф. Бэкон).
Ну и, наконец, Томас Мор, написавший поэму «На день
коронации Генриха VIII»: «День этот – рабства конец, этот
день – начало свободы... Страх не шипит уже больше таин-
ственным шепотом в уши, то миновало, о чем нужно мол-
чать и шептать. Сладко презреть клевету, и никто не боится,
что ныне будет донос, разве тот, кто доносил на других».
«Будущее, как известно, заставило Мора, Эразма и их
друзей горько разочароваться в личности Генриха VIII, про-
свещенность которого отнюдь не помешала ему стать же-
стоким деспотом...» (И. Осиновский.) Такова вторая фаза –
ожидание «цветущих садов» и жуткая тьма террора, всена-
родный подъем и всенародная же мясорубка.
Само состояние народной восторженности, которое опи-
сывает Томас Мор, уже залог всех бед второй фазы, ибо чем
больше возбуждение, чем сильнее гипнотизм вождей, тем
большее надругание выдержит над собою народ.
Пока же новая власть привлекает к себе все новое и про-
грессивное. (Так было и в России после 1917 года, ставшей
центром нового кино, нового театра, поэзии, архитектуры,
живописи и т.д.) Идеологическим вождем нового времени
стал Джон Колет (1466–1519), глава кружка оксфордских
гуманистов, «один из предшественников Реформации». «Се-
рьезность, религиозный пыл, нетерпеливое и враждебное
отношение к прошлому... Даже самому критическому из его
слушателей он представлялся похожим на вдохновенного:
голос его был громче, глаза блистали, вся его фигура и лицо
изменялись, он казался вне себя» (Дж. Грин). Внешняя
жизнь его отличалась суровостью: она сказывалась в его
простом черном платье и скромном столе, которые он со-
хранил и впоследствии, достигнув высокого положения.
«Группа ученых, представлявшая в Англии гуманизм,
оставалась в царствование Гениха VII немногочисленной. С
восшествием на престол его сына для них, употребляя их
собственное выражение, взошла заря «нового порядка ве-
щей» (Дж. Грин). Сподвижниками Колета были такие тита-
ны, как Томас Мор и Эразм Роттердамский. Трое великих
реформаторов буквально перевернули Англию. Уже в 1510
году Колетом начата реформа обучения. «Предписания Ко-
лета имели в виду соединение разумной религиозности с
здравой ученостью, упразднение схоластической логики и
настойчивое распространение обеих классических литератур
(греческой и латинской. – Авт.)» (Дж. Грин).
Первым идеологическим решением революции должен
был стать всплеск новых веяний в 1517 году. Именно в этом
году Эразм Роттердамский издал первопечатный греческий
оригинал Нового Завета с обширными комментариями. Из-
дание «стало предметом всеобщих разговоров: его читали и
обсуждали двор, университеты, все семьи, куда проникло
новое направление» (Дж. Грин).
В 1516 году была опубликована «Утопия» Мора. Это 7-й
год фазы. Интересно, что и наши современные утопии выхо-
дили примерно в такие же годы: «Алые паруса» Грина, «Го-
рода и годы» Федина, «Аэлита» А. Толстого, «Три толстяка»
Олеши. Все это написано в 1923–1924 годах (6–7-й годы фа-
зы).
Невооруженным взглядом видно пресловутое политико-
идеологическое раздвоение сознания. В идеологической
сфере подъем, всеобуч, а в политике уже начинается страш-
ное... «Энтузиазм, который возбуждал в оксфордских ре-
форматорах Генрих VIII, очень охладел в 1512–1513 годах,
когда молодой король, жаждавший военной славы, вовлекся
в континентальные распри...» (Э. Лависс, А. Рамбо). «Для
надежд гуманистов этот внезапный взрыв воинского духа,
это превращение в простого завоевателя того монарха, от
которого они ожидали «нового порядка», было горьким
разочарованием. Колет с кафедры собора Святого Павла
провозгласил, что «несправедливый мир лучше справедли-
вой войны»; что «когда люди из ненависти и честолюбия гу-
бят один другого, они борются под знаменем не Христа, а
дьявола» (Дж. Грин). Эразм покинул Кембридж с злой сати-
рой на окружающее его «безумие».
И все-таки окончательно раскола между все ужесточаю-
щейся властью и гуманистами пока не происходит. Колет
реформирует обучение, Эразм преобразовывает церковь,
Мор ставит на ноги новую науку, а в это же время всесиль-
ный Томас Уолси (1475–1530) прибирает последние остатки
свободы, формирует невиданное для Англии единовластие.
Сын мясника из Ипсвича, он выдвинулся во время войны с
Францией, в 1515 году (6-й год фазы) он уже канцлер (сопо-
ставимо с карьерой Сталина, ставшего генсеком на 5-м году
фазы). Уолси руководил всеми внешними и внутренними
делами, обладал неограниченной властью над церковью и
судом. Жуткая фигура и одновременно талант, мощь, напор.
Даже Т. Мор признавал, что «как канцлер он оказался выше
всех ожиданий». И все это сын мясника. Такова народная
сила второй фазы, вспомним, что генералиссимус Меншиков
был сыном придворного конюха, другой генералиссимус –
сыном сапожника. Энергия и размах беспредельны, но еще
выше амбиции: Генрих мечтает завоевать всю Францию,
Уолси мечтает стать папой римским. Ну чем не большевист-
ские мечты о мировой революции?
67
«Сосредоточение всей светской и церковной власти в од-
них руках приучило Англию к личному управлению Генри-
ха VIII, а долгая принадлежность Уолси всей папской власти
в пределах Англии и последовательное устранение апелля-
ций в Рим привели позднее к примирению народа с притяза-
ниями Генриха на церковное главенство. Народ, Дрожавший
перед Уолси, научился дрожать и перед королем» (Дж.
Грин). Как это не похоже на первую фазу, когда короли бес-
престанно заигрывали с народом, лишь этим укрепляя
власть.
Каждым своим шагом правители вторых фаз проверяют,
насколько беспредельна их власть, они ждут сопротивления,
но, не встретив его, буквально шалеют от крови, теряют по-
следние остатки страха и совести, не боятся ни Бога, ни дья-
вола. Когда в 1521 году (второе политическое четырехлетие)
начались неприятности во внешней и внутренней политике и
Генрих VIII окончательно потерял способность сдерживать
свой гнев, последовали репрессии. С 1521 по 1529 год он
прошел путь до самого верха, до первого лица, каковым был
сам Уолси. Впав в немилость, Уолси предложил в жертву
все свои несметные богатства, но и это не спасло его. В 1530
году он был обвинен в государственной измене, и лишь вне-
запная смерть спасла его от эшафота.
В 1530 году принимается статут о нищих и бродягах, ка-
ковых после роспуска баронских свит и закрытия монасты-
рей появилось множество. Работоспособных нищих и бродяг
предписывалось бичевать, «пока все тело не покроется кро-
вью». При повторном случае полагалось бродягу вешать.
Так что к 1533 году маховик террора был раскручен. Однако
максимума террор достиг лишь при Томасе Кромвеле (1485–
1540). Сын бедного кузнеца начал свою политическую карь-
еру все в том же революционном 1509 году. Был среди аген-
тов, закрывавших монастыри во времена Уолси. Был секре-
тарем Уолси. Идея раскола римской церкви, лелеемая Уол-
си, захватила и его. Лучшего подручного в своих делах Ген-
риху VIII было трудно желать.
В 1534 году был принят «Акт о супрематии», король ста-
новится главой английской церкви. В Англии якобы начина-
ется Реформация. На самом же деле «что касается Реформа-
ции, то Генрих VIII скорее не пускал ее, чем проводил, не
позволяя изменять католические догматы» (М. Ковалев-
ский). Смысл же Реформации был чисто политическим.
«Единственное крупное учреждение, еще бывшее в состоя-
нии оказывать сопротивление воле короля, было ниспро-
вергнуто. Церковь стала простым орудием королевского
деспотизма» (Дж. Грин). Что касается англиканства, то оно
возникнет как учение лишь в третьей фазе из смеси проте-
стантских и католических элементов в «Книге общественно-
го богослужения» Кранмера (1549). Таким образом, так
называемая Реформация свелась в основном к разгрому мо-
настырей (в то время в Англии было около 1200 монасты-
рей, основанных еще в древние времена). «Кромвель успел в
течение 5 лет уничтожить все монастыри, оставить монахов
без всякого пристанища и наполнить громадными сокрови-
щами казну той палаты, которая заведовала «увеличением
королевских доходов» (Э. Лависс, А. Рамбо). Был и еще
один важнейший смысл этой псевдореформации: на распре-
делении монастырских земель вырос новый правящий класс,
новая аристократия. Вот почему восстановление в третьей
фазе католицизма не приведет к восстановлению аббатств.
«Между старым и новым порядком нерушимою стеной ста-
ли интересы только что созданных земельных собственни-
ков» (М. Ковалевский).
С началом Реформации народный энтузиазм быстро убы-
вает, ужас и оцепенение владеют всеми. «Англия молча сле-
дила за ходом великого переворота, ниспровергавшею цер-
ковь. При всех предшествовавших реформах, при споре о
папских вымогательствах и суде, при преобразовании цер-
ковных судов, даже при ограничении законодательной неза-
висимости духовенства народ в целом стоял на стороне ко-
роля. Но подчинению духовенства, стеснению церковной
проповеди, упразднению монастырей масса народа не со-
чувствовала. Только из отдельных показаний королевских
шпионов мы получаем понятие о злобе и ненависти, скры-
вавшихся под этим молчанием. Это было молчание, вызван-
ное террором» (Дж. Грин). Также и в России XX века народ-
ная ненависть к Сталину развилась лишь в его последние
годы, когда планомерно уничтожались наука, литература,
театр, кино. Теоретически это легко объяснимо в империи –
народ терпит политическое и экономическое закабаление, но
посягательство на идеологию не прощается, поскольку
идеология это и есть народ. (На Западе не прощается посяга-
тельство бизнеса на политическую власть, на Востоке не
прощаются посягательства идеологов на коммерцию.)
К 1540 году все задачи фазы уже выполнены. Разорение
монастырей завершено, все связи с Римом разорваны (ана-
логично нашей «холодной войне», после фултонской речи
1946 года), внутри государства создана новая элита, сам
Генрих VIII принял титул «верховного главы англиканской
церкви на земле» (почти Бог). Народ был полностью выклю-
чен из борьбы, поклонившись идолу, «забрызганному кро-
вью своих жен, своих министров и своих подданных» (Э.
Лависс, А. Рамбо).
«Кульминационный пункт в развитии абсолютизма был
достигнут в Англии в 1539 году, когда парламент довел свое
раболепие перед Генрихом VIII до того, что путем статута
принял следующее постановление: «отныне указы, изданные
королем с участием его совета, будут иметь силу, что и за-
коны» (М. Ковалевский). Разумеется, что, как только вторая
фаза кончилась, сей закон отменили (1547).
Тогда же принято «Постановление для прекращения раз-
номыслия». «Не только дела и слова могли быть истолкова-
ны как измена, но и само молчание. Требовали раскрывать
свои мысли» (Дж. Грин). Карали как католиков, так и проте-
стантов, всех, кто не признал догмат «верховной королев-
ской власти».
Но чем ближе подходило время к заветной черте 1545 го-
да, тем тише становилось в Англии, ураган второй фазы
утихал.
Третья фаза (1545–1581, 3 Англия)
Уникальность правления Генриха VIII в том, что он не
только захватил 36 лет второй фазы, но сумел одним глаз-
ком заглянуть и за грань своего времени. Сталин, умерший
день в день, час в час, сумел в третью фазу заглянуть лишь
во сне (1952 – замена Политбюро Президиумом, переимено-
вание ВКП(б) в КПСС), также Петр I и Василий I, отстояв-
шие вторую фазу день в день. Генрих VIII вымолил, лишний
год, и в историческом смысле это то же самое, что присут-
ствовать на собственных похоронах. (Слабой аналогией та-
кого присутствия может быть положение Горбачева в 1990-
м и в начале 1991 года.)
«В 1546 году Джон Блэдж, которого Генрих VIII друже-
ски называл «свиньей», был обвинен в злоречивых отзывах о
литургии. За такое преступление обыкновенно наказывали
сожжением на костре, но король приказал прекратить про-
изводство уголовного дела» (Э. Лависс, А. Рамбо). Так же
поступил он относительно Кранмера – подозвал его, показал
донос на него, но в обиду не дал.
Однако стать настоящим третьефазником ему было не да-
но: 27 января 1547 года Генрих VIII умер. Ему было всего
лишь 55 лет. «Лорд-канцлер плакал, сообщая эту новость
парламенту, члены которого также стали проливать слезы...
Впрочем, «скоро ободрились, помышляя о добродетелях но-
68
вого короля, сына Генриха VIII и Анны Сеймур, Эдуарда
VI...» (Э. Лависс, А. Рамбо).
Смерть тирана мгновенно включила новые механизмы
власти. Раздав пятую часть всех земель Англии, Кромвель и
Генрих VIII создали новую знать из креатур двора... и эта
знать хотела властвовать. «Руководящее участие новых
пэров в событиях, следовавших за смертью Генриха, прида-
ло всему сословию новую силу и свежесть...» (Дж. Грин.)
Разумеется, для трансформации власти нашлись и «объ-
ективные» причины – ослабление власти и переход ее от од-
ного диктатора к аристократии в целом объяснялось «мало-
летством Эдуарда и непопулярностью Марии» (Дж. Грин).
Эдуарду VI действительно было немного – 9 лет, он был
слаб здоровьем и участия в государственных делах не при-
нимал. (Нам он известен с детства как герой повести Марка
Твена «Принц и нищий».)
Граф Гертфорд (Эдуард Сеймур), дядя малолетнего коро-
ля, «возвел сам себя в сан герцога Сомерсета и присвоил се-
бе звание регента под именем протектора» (Э. Лависс, А.
Рамбо). Во второй фазе он стал бы диктатором, но теперь
все решал правящий класс и угождать надо было ему, а не
королю или народу, а классу Сомерсет угодить не смог.
«Дворяне не любили его, потому что он обходился с ними
высокомерно и потому что он обнаруживал демагогические
влечения, он выдавал себя за защитника крестьян, разорен-
ных владельцами больших поместий» (Э. Лависс, А. Рамбо).
В английской исторической литературе Сомерсет обычно
изображается как первый либеральный политический дея-
тель Англии. Им «был отменен статут, приписывающий
распоряжениям короля силу закона, а из свода законов были
вычеркнуты некоторые новые преступления и измены, изоб-
ретенные Кромвелем и применявшиеся им с таким страш-
ным успехом» (Дж. Грин). Ну и т.д. лам все это должно
напоминать приход к власти Хрущева, также признанного
многими «первым либералом».
Однако простоял «первый либерал» значительно меньше,
чем Хрущев. Пытаясь остановить восстание Роберта Кета (
1549, 4-й год фазы) обещанием уступок, успеха не добился и
окончательно потерял свое политическое влияние. «Совет (!
– Авт.) заставил его отказаться от власти, и она перешла к
графу Уорвику» (Дж. Грин). «Его борьба с Уорвиком была
соперничеством "новых лордов", вышедших недавно из
джентри (нетитулованное среднее и мелкое дворянство. –
Авт.) и ожесточенно боровшихся друг с другом за политиче-
скую власть» (В. Семенов). «Сам Уорвик, стремившийся к
созданию марионеточной монархии, в которой он играл бы
роль главного кукловода, торжествовал недолго: неприми-
рившаяся знать (! – Авт.) обвинила его в измене и пригово-
рила к смертной казни на плахе» (Ч. Поулсен). Такова третья
фаза: ищется лидер, устраивающий знать, способный защи-
щать именно ее интересы.
6 июля 1553 года, не дожив до 16 лет, умирает Эдуард VI.
«Лишь только Эдуард VI испустил дух. Жанна Грей была
провозглашена в Лондоне королевой, но английская нация
не была подготовлена к одобрению такого скандального за-
хвата верховной власти. Армия герцога Нортомберлендско-
го разбежалась без боя, а сам он стал кричать на Кембридж-
ской рыночной площади, бросая вверх свою шапку: «Да
здравствует королева Мария!» При этом, как рассказывает
один из его современников, он был так весел, что у него тек-
ли от радости слезы по щекам» (Э. Лависс, А. Рамбо).
Народное ликование не помешало Марии предпринять
попытку католического разворота. Но история не ходит
назад, попытка, по сути, провалилась. Впоследствии проте-
стантские историки очень старались сгустить краски в опи-
сании ужасов католического управления, однако, думается,
католический перегиб времен Марии был не сильнее, чем
протестантский перегиб времен Эдуарда VI. «Нельзя не за-
метить, что число жертв не было так велико, как можно бы-
ло ожидать ввиду строгости нового статута и ожесточения
королевы» (Э. Лависс, А. Рамбо).
Как знать, может быть, по своему духу Мария Тюдор и
была деятелем второй фазы, ведь она прожила во второй фа-
зе 30 лет, но время для неограниченной тирании прошло, не
те палачи, не тот народ. «Растущая независимость парла-
мента сказалась в отвержении одной за другой ряда мер,
предложенных короной. Предложение лишить Елизавету
права наследования нельзя было даже внести в Палаты...
Палаты отвергли все предложения вернуть духовенству цер-
ковные земли» (Дж. Грин). (Тут уже затрагивались классо-
вые интересы.)
«Епископы (и даже лондонский епископ Боннер, которого
осыпали проклятиями протестантские историки) выказыва-
ли себя сравнительно умеренными. Многие из обвиняемых
спаслись от смертной казни посредством отречения от своих
заблуждений» (Э. Лависс, А. Рамбо). Как известно, при Ген-
рихе VIII такое было невозможно. Тут принципиальное раз-
личие между второй и третьей фазами. Во второй фазе и
протестанты, и католики, и даже англикане могли попасть на
плаху, ни один человек не мог получить гарантий... В треть-
ей фазе если не совесть, то уж жизнь-то спасти можно. (В
этом разница и между брежневскими и сталинскими време-
нами.)
Есть основания полагать, что тьма католического террора
обернулась своей противоположностью – мученическим
триумфом протестантов. «Террор вовсе не достиг тех целей,
ради которых проводился. Под влиянием преследования
снова проснулся старый дух вызывающей смелости и неис-
тового веселья. Один протестант вместо четок повесил свя-
щеннику на шею связку колбас. Восстановленные иконы
подвергались грубому надруганию, на улицах снова стали
слышны старые насмешливые баллады» (Дж. Грин). Так, с
восьмого по двенадцатый год фазы сочетаются духовный
подъем народа и политический мрак. В аналогичном перио-
де советской истории (1961–1966) соседствовали расстрел в
Новочеркасске и расцвет в науке и культуре, «съедение»
Хрущева и невероятный всплеск народного образования.
Более точный аналог указанного периода в российской ис-
тории – это период (1733–1738) (Анна Иоанновна, Бирон).
Таким образом, первые 12 лет третьей фазы ушли на рас-
качку страны, влево, вправо... При всем ужасе этой раскачки
есть в ней очень полезное для империи содержание. Разоча-
рование в крайних вариантах заморских идей позволяет
народу высвободить место для зарождения сугубо нацио-
нальной, имперской идеи. Также и после разоблачения
«культа личности» и почти сразу идущего разоблачения во-
люнтаризма у нашего народа слегка поехала крыша, и он во-
обще плюнул на политику.
Марию можно, конечно, проклинать, но можно и пожа-
леть: вышла замуж в 38 лет, из кожи вон лезла, чтобы уго-
дить мужу (Филипп II), но муж ее покинул, подданные
ненавидели, всюду заговоры, оскорбления. Только своевре-
менная смерть (в векторный год) спасла ее от общенацио-
нального восстания (17 ноября 1558 года). «Взрыв востор-
женной радости приветствовал вступление на престол Ели-
заветы» (Дж. Грин).
«Никогда положение Англии не было хуже, чем в момент
вступления Елизаветы на престол, страна была унижена по-
ражением (война 1557–1559 гг. в союзе с Испанией против
Франции. – Авт.) и доведена до восстания казнями...» (Дж.
Грин). Грозили Франция и Шотландия, нет союзников, нет
ни армии, ни флота, ни денег, все надежды связаны лишь с
личностью самой Елизаветы.
Говоря о гении Елизаветы, обычно говорят о свершениях
четвертой фазы, пока же не до гениальности, необходимо
было строить национальную политику, строить тихо, чтобы
69
никто ни о чем не догадался. «Это была политика не гения, а
здравого смысла. Ее цели были просты и ясны: сохранить
свой престол, избавить Англию от войны, восстановить по-
рядок гражданский и церковный Она со смехом отвергала
предложение протестантов объявить ее «главой веры» и
«владычицей морей». Ее холодный, критический ум никогда
не увлекался ни энтузиазмом, ни страхом до преувеличения
или преуменьшения ее опасностей и сил. Такая политика
самоограничения, практичности, опыта всего более соответ-
ствовала не только Англии того времени, ее слабым сред-
ствам, ее переходному положению политическому и религи-
озному, но и личным талантам Елизаветы,– так пишет Дж.
Грин о начале правления Елизаветы и продолжает: – Она
восторгалась "обходами" и "кривыми путями" Она играла с
важными кабинетами, как кошка с мышью, чисто по-
кошачьи наслаждаясь недоумением своих жертв. Следя за
дипломатией королевы по тысяче депеш, мы находим ее не-
благородной и невыразимо скучной, но она достигла своих
целей. Она выиграла время, а каждый выигранный год уве-
личивал силы Елизаветы».
Что касается противостояния католиков и протестантов,
то Елизавета его, по сути, заморозила. «К суеверию католика
и набожности протестанта она относилась одинаково с рас-
судочным пренебрежением. Если можно сказать, что Елиза-
вета любила что-нибудь, так это Англию» (Дж. Грин). С са-
мого начала она вернулась к системе Генриха VIII: «Я хочу
следовать примеру отца». «Акт о единообразии» (1559)
примирил католиков и протестантов, как брежневская поли-
тика примиряла сталинистов и хрущевцев. Народ устал как
от безрассудства протестантов при Эдуарде VI, так и от ка-
толической реакции. «Поэтому умы были подготовлены к
одобрению, по меньшей мере на некоторое время, той веро-
терпимости, которая была продуктом общего утомления...
между меньшинством горячих протестантов и большин-
ством упавших духом католиков» (Э. Лависс, А. Рамбо):
Первый период правления Елизаветы (второе 12-летие
фазы) называют периодом «устроения». Мир с Францией
(1559), уплата внешнего долга, восстановление твердого де-
нежного курса, «Акт об испытании» (1563), требовавший от
всех чиновников присяги на верность королеве, и отречение
от светской власти папы (реакция на запрет папы католикам
(1562) посещать англиканские церкви). Интенсификация
сельского хозяйства, зарождение промышленности посте-
пенно поглощали людей, вытесненных с земли, «праздных»
принуждали к работе, бродяг к оседлости (замена ГУЛАГа
обязательной пропиской и трудоустройством у нас в 3-й фа-
зе). Начинается быстрое развитие английской торговли, сде-
лавшей англичан всесветскими посредниками. (Окончатель-
но торговое преобладание Лондона утвердится после разо-
рения Антверпена герцогом Парским (1585). Но это уже бу-
дет в четвертой фазе).
Второй период правления Елизаветы называют периодом
«заговоров». Начинается период с 1569 года (24-й год фазы),
у нас в этом месте (1977) начался «застой». «Жестокие ме-
ры, сопровождавшие подавление восстания 1570), были пер-
вым отступлением от мягкости управления Елизаветы» (Дж.
Грин).
Постепенно атмосфера сгущается, политика выжидания,
компромисса и сдерживания становится все менее эффек-
тивной. Враг набирал мощь и обретал все более зримые кон-
туры. «В правление Елизаветы верность королю все более
становилась среди англичан страстью, Папа стал врагом
нации. С каждым днем для католика становилось труднее
примирять католицизм с верностью королеве и преданно-
стью стране» (Дж. Грин). Ужасы Варфоломеевской ночи
(1572), казней Альбы (1567–1573) создавали в стране все бо-
лее тревожные настроения. С другой стороны, католический
мир уже 20 лет напрасно ждал поражения ереси в Англии.
Папа уже в 1570 году отлучает Елизавету... и передает права
на престол Марии Стюарт. «Жестокая религиозная борьба
уже началась, но все чувствовали, что за ней последует еще
более жестокая борьба политическая» (Дж. Грин).
Не оказание помощи Вильгельму Оранскому и даже
удержание Франции от помощи ему все ближе придвигали
Англию к политическому позору, а тут еще очередной кри-
зис в Ирландии. Третья фаза исчерпала все свои резервы,
кризис могло разрешить лишь пришествие новой политики,
пришествие нового времени.
Четвертая фаза (1581–1617, 3 Англия)
До сих пор даты жизни и правления английских монархов
подтверждали правомерность деления исторического перио-
да на 36-летние эпизоды. Правление Елизаветы 1 (1558–
1603), длившееся 45 лет, разделяется почти поровну между
третьей фазой (1558–1581) и четвертой (1581–1603). Воз-
можно ли одному правителю гармонично соединить два
принципиально разных способа властвования? История дает
утвердительный ответ, а честь открытия мощнейшего пере-
лома посередине правления Елизаветы принадлежит, по-
видимому, самому Френсису Бэкону. Именно он в работе «О
счастливой памяти Елизаветы, королевы Англии» утвержда-
ет, что «на двадцать третьем году ее правления положение
изменилось. Речь идет не об искусственной границе, приду-
манной в целях лучшего изложения событий, а о вехе, отме-
ченной и запечатленной в официальных документах». Речь,
как видим, идет именно о 581 годе. Далее Ф. Бэкон пишет:
«Именно к этому времени стал проясняться вынашиваемый
Испанией честолюбивый и обширный план покорения наше-
го королевства остается истиной и подтверждено показани-
ями многих свидетелей, что с упомянутого мною года до
тридцатого года правления Елизаветы почти всем священ-
никам, присланным в страну, было поручено внушать, что
существующее положение не может длиться долго, что сле-
дует ожидать в скором времени нового поворота событий и
что об английском государстве заботятся и папа, и католи-
ческие государи...»
Таким образом, именно с 1581 года папа и Испания нача-
ли открытую борьбу с Англией, но и Англия, и Елизавета I в
том числе именно в 1581 году перешли грань между полити-
ческими маневрами и открытой борьбой.
«Свою тайную помощь принцу Оранскому Елизавета ока-
зывала по капле, а лондонские купцы (властный класс в тре-
тьем имперском цикле Англии. – Авт.) из своих средств по-
слали ему полмиллиона, сумму, равнявшуюся годичному
доходу короны. На помощь голландцам через пролив пере-
правлялось тайком все большее число добровольцев, пока
500 англичан, сражавшихся в начале войны, не образовали
пятитысячной бригады, своей храбростью определившей
исход одной из самых важных битв. Голландские корсары
находили себе прибежище в гаванях Англии, английские су-
да при нападении на купеческие корабли испанцев поднима-
ли голландский флаг. Пыл протестантов все возрастал по
мере того, как из походов в Нидерланды возвращались
«лучшие вожди и солдаты», рассказывавшие о жестокостях
Альбы, или как корсары привозили рассказы английских
моряков, захваченных в Испании и Новом Свете, о муках,
вынесенных ими среди пыток инквизиции, или о смерти на
костре. Ввиду такого Упорного стремления народного чув-
ства дипломатия Елизаветы утратила почти все свое значе-
ние, когда же она в 1581 году (! – Авт.) попробовала подей-
ствовать на Филиппа одной из своих последних брачных ин-
триг, обещавших Англии католического государя, негодова-
ние народа выразилось в таких криках против католического
короля, которым королева не решилась противиться... Если
70
Елизавета и стояла за мир, то Англия высказалась за войну»
(Дж. Грин).
Таким образом, подтверждается и дата перехода из треть-
ей фазы в четвертую, и народный характер революции и ее
освобождающее от сдержанности и осторожности направле-
ние.
Рассматривая особенности 4-й фазы третьего имперского
цикла Англии, мы впервые так плотно и неизбежно вышли
на понятие тоталитарного двойника, каковым является Ис-
пания. Нам это особенно интересно, потому что в претензи-
ях на мировое господство тогдашняя Испания очень напо-
минает теперешние США.
«В это время сильнейшей из европейских держав была
Испания, открытие Колумба подарило ей Новый Свет на за-
паде, завоевания Кортеса и Писарро обогатили ее казну со-
кровищами Мексики и Перу. С Новым Светом король Испа-
нии соединял лучшие и богатейшие земли старого: он был
властителем Неаполя и Милана, самых богатых и плодород-
ных областей Италии, промышленных Нидерландов, Фланд-
рии – главного мануфактурного округа эпохи, и Антверпена,
ставшего центральным рынком всемирной торговли... Слава
испанской пехоты все росла, а испанские генералы не имели
себе соперников ни в военном искусстве, ни в беспощадной
жестокости. Потом все это громадное могущество было со-
средоточено в руках одного человека (речь о Филиппе II. –
Авт.). Рука об руку с его властолюбием шло его ханжество.
Италия и Испания ужасами инквизиции были доведены до
молчания; костер и меч очищали от ереси Фландрию. Эта
колоссальная держава оказывала смертоносное влияние на
всю Европу» (Дж. Грин).
Завоевание Португалии (1580) почти удвоило силы Фи-
липпа. Оно доставило ему единственный флот, который еще
мог соперничать с его флотом, обладание португальскими
колониями доставило его флагу такое же господство на Ин-
дийском и Тихом океане, каким он пользовался на Атланти-
ческом и в Средиземном море. (Точно такая же ситуация с
мировым господством возникла к концу третьей фазы чет-
вертого российского цикла в 1989 году. После распада соци-
алистического содружества США объявили о том, что они
являются единственной сверхдержавой, претендуя при этом
не только на военное лидерство, но и на моральное и духов-
ное руководство миром. Единственной державой в мире,
способной оказать духовное сопротивление американской
массовой культуре, оказалась Россия. Разумеется, скорой
победы в этой борьбе ждать не приходится.)
Итак, в 1581 году Рубикон был перейден. «Лорд Лестер
был послан на берега Фландрии с 8 тысячами человек,
Дрейк был послан громить испанские колонии в Америке.
Берега Кубы и Флориды подверглись опустошению...» (Дж.
Грин). Параллельно с внешней активизировалась и внутрен-
няя борьба с католическими заговорами. Одним словом, ис-
комое гражданское противостояние (1581–1585) шло доста-
точно сурово: заговор Сомервиля, казнь Парри, изгнание
иезуитов. Ослабление власти в центре не могло не привести
к усилению центробежных тенденций, особые проблемы
были, конечно, с Ирландией. Восстание (1579–1582) было
подавлено «с ужасной жестокостью; страна была облита
кровью и покрылась развалинами; ее население сильно
уменьшилось, тогда начался тот длинный ряд казней, кото-
рый навсегда внушил ирландцам ненависть к англичанам»
(Э. Лависс, А. Рамбо).
Так достаточно мрачно начинается самый блестящий пе-
риод в истории Англии. (У нас первые годы четвертой фазы
тоже, увы, были полны тревожных и трагических событий:
Тбилиси, Баку, Вильнюс, Приднестровье, Чечня.) Не доба-
вили веселья и казнь Марии Стюарт (1587). История с этой
казнью очень напоминает историю с устранением нерадиво-
го Петра III в начале четвертой фазы третьего российского
рывка. Елизавета весьма напоминает нашу Екатерину II: «Ей
хотелось, чтобы какой-нибудь из ее служителей, действуя
без ее приказания, избавил ее от Марии убийством, за кото-
рое она потом могла бы подвергнуть его наказанию. Был
даже наказан секретарь Тайного Совета» (Э. Лависс, А. Рам-
бо).
Согласно теории, напряжение может уйти лишь после
восьмого года фазы. В современной русской истории это
1997 год, в предыдущем имперском цикле это был 1769 год.
Именно на это время пришлись ошеломляющие и фантасти-
ческие экспедиции русского флота, когда на глазах изум-
ленной Европы корабли Балтийского флота, обо-гнув кон-
тинент, нанесли смертельный удар турецкому Флоту в
Наваринском и Чесменском боях (1770). В английской же
истории еще более фантастической победой стало уничто-
жение Непобедимой Армады.
Испания, осознав неизбежность завоевания Англии (нет
страшней исторической ошибки, чем нападение на импе-
рию), стала собирать флот. Соотношение сил было убий-
ственным. Против 80 судов англичан было 149 кораблей
Армады, причем лишь четыре из английских равнялись ма-
лейшим из испанских галеонов. Армада была снабжена 2500
пушек, 8000 матросов, 20000 солдат. Но в этом-то и суть
империи, что при внешней слабости она обладает огромны-
ми резервами, неукротимой "энергией, а главное, самыми
передовыми идеями. Английские суда были вдвое быстрее,
они не давали боя, «вырывали у испанца одно перо за дру-
гим». Один галеон за другим они топили, захватывали, са-
жали на мель. Потом на помощь победителям пришли силы
природы (год, кстати, фатальный и мистический – 1588), и
для Армады начался сущий кошмар...
«Когда остатки Армады, уцелевшие от бурь, от подвод-
ных камней, от варварства шотландцев и ирландцев, нако-
нец отплыли обратно к берегам Испании, можно было ска-
зать, что они увозили с собой окончательно побежденный
английский католицизм» (Э. Лависс, А. Рамбо).
«Поражение Непобедимой Армады сделало Англию на
долгие годы владычицей над морями, она воспользовалась
новым для нее положением, чтобы, продолжая войну с Ис-
панией на море, в то же время положить основание колони-
ям в Ньюфаунленде и Вирджинии. Во главе обоих предпри-
ятий стоял знаменитый Уолтер Рэли» (М. Ковалевский). Так
в четвертой фазе имперского цикла родился облик Англии
на многие годы вперед – владычицы морей, великой колони-
альной империи, в которой никогда не заходит солнце.
Елизавете уже 55 лет, проживет она еше 15 лет, время
славы и побед. «Неудача Армады была первым из тех пора-
жений, которые сломили могущество Испании и изменили
общее политическое положение» (Дж. Грин). Уже в следу-
ющем году (1589) Дж. Норрис и Ф. Дрейк наносят «ответ-
ный визит» в Испанию и Португалию и добивают раненого
зверя в его логове. Буквально вся нация отправляется в ис-
панские воды грабить награбленное испанскими колониза-
торами. «Каждый месяц в гавани Англии приводились ис-
панские галеоны и купеческие суда. Война приобрела наци-
ональный характер, и народ повел ее за свой счет, купцы,
дворяне, вельможи снаряжали суда корсаров» (Дж. Грин).
Так в начале имперского цикла государство выкачивает
деньги из народа, чтобы вести войну, а в четвертой фазе
народ воюет сам. В этом блеск и величие четвертой фазы,
государственная идея овладевает народом и реализуется без
насилия и принуждения.
«В 1596 году в ответ на угрозу Армады английское вой-
ско смело произвело высадку в Кадиксе. Город был разграб-
лен и разрушен до основания, в гавани было сожжено 13 во-
енных кораблей, а собранные для похода запасы истреблены
целиком. Несмотря на этот сокрушительный удар, испан-
ский флот в следующем году собрался и отплыл к берегам
71
Англии. Но как и для его предшественников, бури оказались
губительнее оружия англичан, корабли потерпели крушение
в Бискайском заливе и почти все погибли» (Дж. Грин).
Разумеется, политическая сила уже не самоцель, в пред-
чувствии скорого западного ритма политический капитал
постепенно перековывается в капитал торговый. «Пираты
королевы» – Ф. Дрейк ( 1540–1596), Дж. Гаукинс (1532–
1595), У. Рэли (1552–1618) – соседствуют с пиратами иного
рода; в 1579-м основана Восточная компания для торговли с
прибалтийскими странами, в 1581 году основана Левантий-
ская компания для торговли со странами Средиземноморья,
особенно с Турцией, в 1585-м основана Мароккская компа-
ния, в 1588-м основана Гвинейская компания для работор-
говли и т.д.
Однако процветание страны и богатство торговцев еще не
означает всенародного благосостояния, об этом следует
помнить нам, составляя прогноз на ближайшее будущее
России. Не исключено, что и про наших будущих правите-
лей скажут, как о Елизавете: «Ее скаредная бережливость,
оставлявшая ее победоносных моряков без пищи или без ле-
карств, необходимых для заживления их ран...» Э. Лависс,
А, Рамбо). Однако этот недостаток является тем минималь-
ным злом имперского развития, которого не в состоянии
снять даже четвертая фаза. Государство неуклюже, по-
имперски пытается отблагодарить свой народ.
Благотворительность из добровольной деятельности ста-
новится обязательной и даже принудительной... В 1597–
1598 гг. создаются должности надзирателей за бедными Де-
тей неимущих родителей отдают в ученичество до достиже-
ния мальчиками 24 лет, а девочками 21 года.
Разумеется, что в опеке и присмотре нуждался лишь низ-
ший класс возникшего двухклассового общества. Было что-
то подобное прописке и обязательному трудоустройству.
Человеку, не имевшему 40 фунтов дохода, запрещалось ме-
нять рабочее место, покидать город, в котором он жил.
Двухклассовость возникла, как обычно, из-за разрыва
среднего класса. Практически целиком обновившееся дво-
рянство плюс джентри (нетитулованное среднее и мелкое
дворянство) – это верхушка зарождающегося капиталисти-
ческого класса. Средний класс землевладельцев практически
перестал существовать, «самые богатые из них смешались с
классом джентри, достигли высокого положения занятием
муниципальных должностей, получили гербы, остальные
обеднели и вступили в ряды простонародья» (Э. Лависс, А.
Рамбо).
Куда важнее, чтобы четвертая фаза окончательно решила
все политические вопросы. Если мы вспомним предыдущую
четвертую фазу России, то тогда в правление Екатерины II
удалось решить всевековые политические вопросы – турец-
кий, шведский, польский. Также и во времена Елизаветы
Тюдор были решены вопросы отношений с Испанией,
Францией, Шотландией и Ирландией. Особенно удачно все
сложилось с Шотландией, переход английской короны к
Стюартам навсегда скрепил шотландцев и англичан в еди-
ную Великобританию – так сбылось пророчество Генриха
VII, еще в первой фазе заложившего основы будущего един-
ства, выдав свою дочь Маргариту за Якова IV Шотландско-
го.
Хуже всего было с Ирландией. (Так бывает среди близких
народов: например, с белорусами все спокойно, а с украин-
цами проблемы.) Сейчас, глядя на прошлое из постимпер-
ского мира, мы не в состоянии понять, к чему были все эти
имперские усмирения и покорения. На деле одно из главных
предназначений государств, идущих по имперскому ритму,–
это перевод государств Востока в состояние Запада. Как это
ни странно теперь звучит, но Ирландия безусловно шла по
ритму Востока. Именно Англия смогла внести порядок в ир-
ландский хаос своеволия и неурядицы. Была сломлена родо-
вая, клановая система, всюду была введена чисто английская
система управления, суда и земледелия. Все следы старого
кельтского устройства страны были отвергнуты как варвар-
ские. «Закон отнял у вождей их власть над кланами и поста-
вил их в положение крупных вельмож и землевладельцев,
члены кланов из подданных обратились в арендаторов, пла-
тивших своим лордам только известные обычные оброки и
повинности. У вождей было отнято их наследственное право
суда...» (Дж. Грин.)
Но не будем о грустном, все-таки четвертая фаза – это
праздник, иногда с чрезмерными эффектами, игрой на пуб-
лику, ну, так на то он и праздник. Во многом праздничная
атмосфера определялась декорациями. Появляются приве-
зенные из Америки картофель и табак. Соленая рыба посте-
пенно заменяется в рационе мясом. Грубые, сплетенные из
хвороста хижины заменялись жилищами из кирпича и кам-
ня. «В это время мы впервые замечаем появление понятия,
которое теперь представляется нам чисто английским,– по-
нятия о домашнем комфорте» (Дж. Грин). Появляются в до-
мах камины, ковры заменяют настилку из камыша, народу
является подушка (о, есть ли в мире хоть одна диссертация,
посвященная происхождению и всенародному распростра-
нению этого предмета). «Поразительная перемена указывала
на исчезновение феодального характера знати, сильная
средневековая крепость уступила место пышному красивому
елизаветинскому замку» (Дж. Грин). Англию покрыли зда-
ния, в которых мысль о защите оставлена ради мысли о до-
машнем удобстве и красоте. Вместо обширных залов сред-
невекового замка, где барон с возвышения озирал вассалов,
появилось множество комнат, началось широкое использо-
вание стекла. «Веселое наслаждение светом и блеском солн-
ца составляло отличительную черту эпохи» (Дж. Грин).
Наконец, главное достижение четвертой имперской фазы
– это идеологическое чудо. Одна из граней чуда – это пре-
кращение внутринационального противостояния. Когда-то в
четвертой фазе иконоборцы смирились с иконопочитателя-
ми, у нас сейчас вовсю идет процесс примирения «красных»
и «белых»; ну а во времена Елизаветы Тюдор произошло
чудо религиозного примирения католиков и протестантов,
чудо превращения католической страны в протестантскую,
Однако примирение это всегда лишь фон для настоящего
чуда, перехода всей нации в новое культурное и энергетиче-
ское состояние. «Рост грамматических школ осуществил
мечту Томаса Мора и привел средние классы, от помещика
до мелкого торговца, в соприкосновение с гениями Греции и
Рима... До конца XVI века на английский язык были переве-
дены все крупные поэты, и историки классического мира...
Масса печатников и печатных книг в конце царствования
Елизаветы также показывает, что круг читателей и писате-
лей далеко вышел из сферы ученых и придворных, которой
он прежде ограничивался» (Дж. Грин).
Великие открытия в астрономии и географии подвели че-
ловечество вплотную к совершенно новой эпохе. Проводни-
ком в эту эпоху должна была стать Англия, причем начало
перехода – четвертая фаза имперского цикла. (То же самое
сейчас происходит в России, приготовившейся вести мир в
следующую эпоху.) Итак, новое видение космоса, новое ви-
дение Земли... «К этим широким мировым источникам поэ-
тического вдохновения присоединилось в Англии влияние
национального торжества победы над Армадой, освобожде-
ния от Испании и от страха перед католиками, подобно туче,
тяготевшей над умами народа. Новое чувство безопасности,
национальной энергии и силы вдруг изменило вид всей Ан-
глии. До того в царствование Елизаветы главное значение
принадлежало интересам политическим и экономическим.
Сцену занимали политики и воины... а литература почти не
принимала участия в славных событиях эпохи. Но с того
времени, как остатки Армады были оттеснены к ферролю,
72
воинов и политиков затмевают великие поэты и философы»
(Дж. Грин).
В первую очередь вспомним Эдмунда Спенсера (1552–
1599), написавшего (1590–1596) эпическую поэму «Короле-
ва фей». «Появление "Королевы фей" представляется пово-
ротным пунктом в истории английской поэзии: оно решило
вопрос, суждено ей существовать или нет. Уже почти два
века в английской литературе не появлялось крупного поэ-
тического произведения. С появлением "Королевы фей" по-
ток английской поэзии течет без перерыва "Королева фей"
была встречена общим приветом. Она стала утехой для об-
разованного человека, образцом для поэта, утешением для
солдата» (Дж. Грин).
Еще более поразительным кажется рождение и расцвет
английской драматургии. Причем, как это чаще всего и бы-
вает, расцвет кажется внезапным, взрывным, никак не свя-
занным с прошлым. (Единственный точный аналог англий-
скому литературному взрыву начала XVII века – такой же
взрыв в России начала XIX века.) «В истории английской
литературы немного таких поразительных событий, как это
внезапное появление драмы при Елизавете» (Дж. Грин).
Первый театр появился в 1576 году, а к концу правления
Елизаветы в одном Лондоне 18 театров. Кроме того, без
числа множились народные, уличные театры. Народ сам со-
здавал себе сцену, сценой мог быть просто двор гостиницы,
балаган. Датируется взрыв все теми же годами: «В год,
предшествовавший прибытию Армады, положение сцены
вдруг изменяется... Новые драматурги группируются вокруг
двух людей: Роберта Грина (1558–1592) и Кристофера Мар-
ло (1564–1593), признанного предшественника Шекспира.
Высшими качествами воображения, а также величием и пре-
лестью своего могучего таланта он уступает лишь Шекспи-
ру» (Дж. Грин).
Разумеется, что главным чудом был сам Шекспир (1564–
1616), который в своем творчестве перешагнул все мысли-
мые и немыслимые барьеры национальные, временные, ин-
теллектуальные... Можно было вообще ничего не писать о
четвертой фазе, сказав лишь, что это время Шекспира.
Так почему же все-таки драматургия, почему театр? По-
тому что таково было время: «Это был век, когда характеры
и таланты людей приобретали новый размах и энергию.
Смелость авантюриста, философия ученого, страсть влюб-
ленного, фанатизм святого достигали почти нечеловеческого
величия. Человек начал сознавать громадность своих внут-
ренних сил, беспредельность своего могуществу казалось,
смеявшегося над тем тесным миром, в котором ему прихо-
дилось действовать». И далее непосредственно о драмах
Шекспира: «Внушаемые этими великими драмами ужас и
уважение несколько знакомят нас с грозными силами века,
их произведшего. Страсть Марии Стюарт, широта мысли и
дела Рэли и Елизаветы становятся для нас понятнее, когда
мы знакомимся с рядом великих трагедий, начавшихся
«Гамлетом» и окончившихся «Кориоланом» (Дж. Грин).
Шекспир, как и Спенсер, был сыном торговца, но не бу-
дем забывать, что именно этот класс был тогда лидирующим
классом, а потому не стоит удивляться, что Шекспир был
вхож в самые высокие круги общества, хотя и не принимал
участия в управлении государством. А вот другой величай-
ший деятель того времени, по сути дела, пророк, Френсис
Бэкон (1561–1626) сделал кроме научной еще и политиче-
скую карьеру и дослужился до канцлера.
Ф. Бэкон создал идеологию на 400 лет вперед, на всю эру
научно-технического прогресса, все объяснив и про науку, и
про производство, и про государственное устройство пред-
стоящих четырех веков. Сравнить его можно лишь с пока
неведомым русским пророком, который в конце XX века
нарисует нам план жизни на века вперед. Впрочем, неведо-
мый пророк, как и Бэкон, обретет свой истинный масштаб
лишь по свершении всех пророчеств. «Последующие века
почти единогласно приписывали Бэкону решительное влия-
ние на развитие новой науки. Он первый провозгласил су-
ществование философии наук и указал на единство знания и
исследования во всем физическом мире. Своим вниматель-
ным отношением к мелким частностям опыта, с которого
должна была начинать наука, он потребовал для науки ее
настоящего места и оценки и указал на громадность того
влияния, какое ее разработка должна оказать на рост могу-
щества и счастья человечества» (Дж. Грин). Именно после
Бэкона рядом с великими гуманитарными науками начина-
ют расти науки естественные, за 400 лет свершившие неви-
данный взлет.
Екатерина II благополучно правила до конца четвертой
фазы, Елизавете Тюдор, прихватившей 24 года в третьей фа-
зе, довести до конца четвертую было уже немыслимо. Ее
смерть и коронация первого Стюарта быстро привели Ан-
глию к политическим просчетам и неудачам. Впрочем, пере-
оценивать влияние короля не стоит, в любом случае 12-
летие (1605–1617) должно было вести к спаду, угасанию им-
перской энергии.
Приход Якова к власти (1603) произошел без малейшей
революционности. «Народная толпа встречала его с востор-
гом, дворяне принимали его в своих замках с большой рос-
кошью... «Таким образом, праздник четвертой фазы про-
должался, и это при том, что «король производил неприят-
ное впечатление своим провинциальным наречием и неуме-
нием держать себя с достоинством» (Э. Лависс, А. Рамбо).
Преемственность власти еще девять лет сохранял Роберт
Сесил, доставшийся Якову в наследство от Елизаветы. Од-
нако после его смерти в 1612 году король отнимает у Тайно-
го Совета всякий контроль над делами, чтобы вверить власть
очередному фавориту. Сначала это некий Карр, а потом
Джордж Виллье, ставший герцогом Бекингемом, известным
нам по истории с подвесками из «Трех мушкетеров». Кивок
этого молодого выскочки вызывал дрожь знатнейших и
сильнейших вельмож.
«В течение нескольких недель он был возведен в звания
виночерпия, камер-юнкера, рыцаря и получил орден Под-
вязки. Проходя почти за раз через все ступени иерархии, он
сделался бароном, виконтом, маркизом. Он был назначен на
должности великого адмирала, хранителя пяти портовых го-
родов, судьи по делам лесного ведомства и начальником ко-
нюшен. Все эти должности, вместе взятые, доставляли ему
ежегодно почти 300 тысяч фунтов стерлингов дохода. По
словам Кларедона, «еще никогда никто не делал более быст-
рой карьеры благодаря своей красивой наружности» (Э. Ла-
висс, А. Рамбо). Так история, придумав образ всевластного
министра (Уолси, Кромвель) в трагической второй фазе, по-
вторила его в конце четвертой фазы в комическом обличье.
«Кроме красоты и грации, у Бекингема не было ничего,
чем бы он мог оправдать свое быстрое возвышение. Гордый
и раздражительный до сумасшествия, дерзкий даже с тем
монархом, которому был всем обязан, он руководствовался
страстями, не убеждениями, а его воля была столько же дес-
потичной, сколько изменчивой» (Э. Лависс, А. Рамбо).
Таким образом, уже последние четыре года имперского
Ритма являют ужасающий контраст с былым величием. Не
та система управления, не та мощь, не тот король. Ничего,
кроме презрения, Яков не вызывал: «Его толстая голова,
слюнявый язык, подбитое ватой платье, шатающиеся ноги
представляли такой же смешной контраст со всем что люди
помнили о Генрихе и Елизавете, как его болтовня и хвастов-
ство, отсутствие личного достоинства, шутовство, грубость
речи, педантизм и позорная трусость» (Дж. Грин).
При том, что экономические процессы продолжали идти
достаточно мощно, торговая Англия росла, купцы пролагали
себе путь к Пряным островам, основывали поселения во
73
владениях Великого Могола, общая политическая обстанов-
ка становилась все более тяжелой и угнетающей. «Большая
часть дворянства жила безвыездно в своих замках и приучи-
лась держаться вдали от двора, а народ взирал на все, что
делалось, с грустным изумлением, мало-помалу усиливав-
шимся до негодования» (Дж. Грин).
Однако были политические силы, которые ослабление
имперской мощи воспринимали с подъемом, это были те,
кому предстояло властвовать в западном ритме, начало ко-
торому положит 1621 год. В первую очередь речь идет о
парламенте. «Финансовые нужды управления заставляли
Якова снова обратиться к палатам в 1614 году. Теперь дух
сопротивления сильно поднялся. Никогда раньше выборы не
возбуждали так сильно народных страстей, как в 1614 году.
Всюду, где это было возможно, кандидаты двора были от-
вергаемы. Все главные члены народной партии, или, как мы
назвали бы их теперь, оппозиции, были избраны снова. 300
членов были совсем новыми людьми. Среди них мы впервые
видим имена руководителей в последующей борьбе с коро-
ной. Воспользовавшись разногласием лордов и общин, Яков
распустил парламент. Семь лет (1614–1621) с безумной сме-
лостью он проводил свою теорию неограниченной власти,
не стесняясь прошедшим и не думая о будущем. Своей
внутренней и внешней политикой, противоречащей всем
стремлениям народа, он отнял у него слепую веру в монар-
хию. Он ссорился с палатами и оскорблял их, как ни один из
государей Англии до него, но все это время власть, которой
он хватился, постоянно переходила к оскорбляемому им
парламенту, и он не мог этому помешать. Несмотря на рез-
кие выходки короля, парламент удержал свое исключитель-
ное право надзора за обложением, напал на монополии,
устранил злоупотребления в судах. Он восстановил право
обвинять и отстранять от должности высших слуг короны,
подтвердил право свободного обсуждения всех вопросов,
связанных с благосостоянием королевства, привлекал к рас-
смотрению церковный вопрос и даже выразил свою волю
касательно «священных тайн» внешней политики» (Дж
Грин).
Конец имперского 144-летия не обязательно отмечается
шумной революцией, однако некоторые события все же от-
метили 1617 год. Последняя авантюра Рэли – это 1616 год, а
его казнь – 1618 год. Два года разницы, а мы уже в новом
мире, для которого Рэли не герой, а авантюрист и изменник.
В 1616 году умирает другой гений эпохи Шекспир. В 1618
году начинается 30-летняя война в Германии, война, проис-
хождение которой во многом связано с грубыми внешнепо-
литическими ошибками Якова I и Бекингема. Так закончил-
ся имперский контроль над всем устройством Европы.
Становление капитализма (1621–1753, Англия)
«Поколение, которое в царствование Елизаветы задумы-
вало или свершало великие подвиги, было блестящим, от-
важным и полуязыческим по своей любви к древности и к
искусствам. А то поколение, которое его заменило, было
степенным, высокомерным, рассудительным. Оно было ода-
рено тяжелым, но солидным умом и упорно отстаивало свои
убеждения и свои права» (Э. Лависс, А. Рамбо). Это уже За-
пад. Запад, который быстро восстановил власть и могуще-
ство парламента, Запад, который восстановил самоуважение
граждан, но очень быстро ослабил самоуважение государей
и погубил государственное могущество.
За позорными промахами дипломатии в начале Тридцати-
летней войны пошли еще более позорные войны Англии.
Война с Францией (1627–1629), война с Испанией (1625–
1630) были не подготовлены и чрезвычайно неудачны.
Дальше – больше: трон зашатался, последовала революция,
анархия, цареубийство и прочие прелести бессмысленной
политики. Одна гражданская война сменяла другую. В 1649
году республика, в 1653 году протекторат Оливера Кромве-
ля, в 1660 году восстановлена монархия. Вся эта политиче-
ски бессмысленная чехарда скрывала важнейшие экономи-
ческие трансформации. Реставрация не затронула интересов
буржуазии. За 28 лет Реставрации (1660–1688) тоннаж ан-
глийского флота увеличился вдвое, быстро рос банковский
капитал, создавались акционерные компании, главным обра-
зом для эксплуатации колоний. В политике же продолжался
разброд. Тупого и ограниченного Якова II с помощью гол-
ландцев меняют на Вильгельма Оранского («Славная рево-
люция» 1689 года). Однако власть короля была уже очень
сильно ограничена парламентом. У власти встали «нажива-
лы из землевладельцев и капиталистов» (К. Маркс).
В период длительного правления вигов (1714–1762) каби-
нет министров становился все более независимым от короля.
Контроль за управлением перешел к кабинету министров,
ответственному перед парламентом, роль которого значи-
тельно возросла. Все большему устранению короны от уча-
стия в делах способствовало то, что первые короли Ганно-
верской династии Георг I (1714–1727) и Георг II (1727–1760)
были ганноверскими курфюрстами-иностранцами, не имев-
шими влияния в Англии. Власть стала принадлежать элите
политических партий (тори и виги). Премьер-министром
стал назначаться лидер властвующей партии. Утвердилась
хваленая двухпартийная система, появление которой можно
считать политическим чудом.
Торговая и колониальная экспансия Англии продолжа-
лась достаточно энергично, тоннаж английского флота с
1688 по 1750 год увеличился еще в три с лишним раза. Од-
нако идеи, рожденные прошлым имперским циклом, уже
изживали себя. Мир стоял на пороге промышленной рево-
люции, революцию эту должна была возглавить Англия, а
для этого нужен был очередной рывок, очередной импер-
ский цикл.
4 Англия (1761–1905)
Поиски четвертого имперского цикла в Британии, каза-
лось бы, вели в тупик. Поиски общепринятых революций
были бессмысленными, последние революции в Англии от-
гремели в XVII веке. Попытки выделить длительные перио-
ды чьего-либо правления также были обречены на провал:
короли уже ничего не значили, а премьер-министры меня-
лись столь часто, что не только понять что-либо в их чере-
довании, но просто запомнить не представлялось возмож-
ным.
Однако страхи оказались необоснованными – датировка
периодов английской истории конца XVIII и XIX веков ока-
залась достаточно хорошо разработанной, революции
вполне заменяли парламентские реформы. Самое же главное
– достаточно подробно зафиксирован смысл всего 144-
летнего цикла: промышленный переворот, победа капита-
лизма в одной отдельно взятой стране.
И все-таки, несмотря на сравнительную легкость в поис-
ках дат четвертого английского имперского цикла, необхо-
димо сказать, что во многом этот цикл парадоксален и не
вписывается в привычные рамки представлений об империи
как антипарламентском и антирыночном образовании.
Напротив, в этом цикле именно власть парламента и власть
рынка стали символом имперского беспредела.
Для нас же важно то, что только в имперском цикле мож-
но разрушить старый образ жизни и создать новый. Создан-
ный до 1905 года англичанами новый мир стал, по сути, об-
щепринятым для всего мира и будет таковым до тех пор, по-
ка новый мир не создаст четвертая Россия.
Первая фаза (1761–1797, 4 Англия)
74
Вторая фаза (1797–1833, 4 Англия)
Третья фаза (1833–1869, 4 Англия)
Четвертая фаза (1869–1905, 4 Англия)
Первая фаза (1761–1797, 4 Англия)
Как всегда, самое непостижимое и необъяснимое – это
дата начала очередного имперского цикла. Ну кто бы мог
подумать, что, не дожив до своего конца всего четырех лет,
западный цикл скончается, уступив место имперскому цик-
лу. Напоминаем, что объяснить это событие волей одного
человека или группы людей невозможно. Решение принима-
ет государство – субстанция, живущая по своим законам,
очень далеким от законов человеческих.
Возможно, что переходом в более мощный ритм Англия
всего-навсего хотела одним ударом выиграть Семилетнюю
войну, начатую ею очень неудачно. И действительно, уны-
ние было столь велико, что даже бесстрастный Честерфилд
воскликнул в отчаянии: «Как нация мы больше не существу-
ем!» Это было в 1756 году, а уже через 7 лет Англия празд-
новала победу.
С победы в Семилетней войне начинается величие Ан-
глии. «Она завладела Северной Америкой, подготовила себе
владычество в Индии, стала считать своей собственностью
господство над морями; все это вдруг высоко поставило
Британию над другими странами, расположенными на од-
ном материке и осужденными поэтому играть сравнительно
незначительную роль в последующей истории мира» (Дж.
Грин).
Впрочем, не будем переоценивать фактор войны. Внуши-
тельные победы Англии в войне начались еще до имперско-
го ритма (1759). Другое дело, что воспользоваться победами
этой войны дано было только Империи.
Гораздо важнее для нас соотнести даты имперского цикла
с предполагаемой датой начала промышленной и сельскохо-
зяйственной революции. Крупнейший специалист по этому
вопросу Арнольд Тойнби (1852–1883) не сомневается в этой
дате: «До 1760 года в Англии держалась старая промышлен-
ная система; ни одно великое изобретение не было еще вве-
дено; аграрные изменения лежали еще в будущем».
Эта дата (1760) стала общим местом для многих книг и
даже энциклопедий. У нас этому единодушию во многом
способствовал Карл Маркс, согласившийся с тем, что с этого
года «вялый ход развития времен мануфактуры» сменился
движением на небывалых скоростях.
Первая половина XVIII века. «В Англии это был век ари-
стократии и свободы; век правления закона и отсутствия ре-
форм; век индивидуальной инициативы и упадка учрежде-
ний... век роста гуманных и филантропических чувств и
усилий. Такой век не стремится к прогрессу, хотя на деле он
может быть прогрессирующим; он смотрит на себя не как на
отправляющегося в путь, а как на прибывающего; он благо-
дарен за то, что имеет, и наслаждается жизнью без глубоких
размышлений, которые приводят к бесконечным огорчени-
ям» (Дж. Тревельян). Ничего плохого во всем этом нет, так
же как ничего особенно хорошего; это всего-навсего изуми-
тельно точная характеристика западного ритма. Нам эти ха-
рактеристики нужны для контраста с ближайшим будущим
страны.
«По сравнению с самодовольством середины XVIII века
общеизвестное самодовольство викторианцев (конец XIX
века. – Авт.) – это сама скромность, т.к. викторианцы были в
определенных пределах пылкими и удачливыми реформато-
рами, восхищались теми улучшениями, которые они сами и
провели» (Дж. Тревельян). Прямо болото какое-то, и это в
той самой Англии, что всегда шла впереди планеты всей. В
довершение к самодовольству и успокоению еще и про-
мышленная депрессия, которая шла по одним данным с 1720
по 1740 год, по другим данным – до 1748 года.
И все же ничего не происходит на пустом месте. Тихий
эволюционный западный ритм, развивший великие дости-
жения третьей Англии, подготовил почву для промышлен-
ной революции. В первую очередь, речь идет о естественных
и точных науках, основу которых заложил Френсис Бэкон и
так удачно развили Исаак Ньютон и другие ученые. Именно
наука – основа техники, которой суждено было перевернуть
весь строй жизни. Во вторую очередь, речь идет о достиже-
ниях медицины, позволивших значительно снизить смерт-
ность и резко увеличить население Англии.
Итак, «вторая половина XVIII столетия рассматривается
как время, когда изменения в промышленности, стимулиру-
емые научными изобретениями и ростом населения, стали
совершаться с неудержимостью и быстротой...»
(Дж.Тревельян).
Нам, детям, а точнее, внукам технического прогресса,
трудно представить, с чего все начиналось. Быть может, ко-
му-то покажется неинтересным и неромантичным появление
каких-то дурацких станков. Но, поверьте, без тех станков не
было бы той удобной и комфортной жизни, к которой мы
уже давно привыкли.
Освежим некоторые даты промышленного переворота.
Механическая прялка «Дженни» – 1765 год, прядильная ма-
шина с водяным двигателем – 1767 год, так называемая
мюль-машина – 1779 год, изобретение прокатного стана –
1784 год. В 1784 году Дж.Уатт получил патент на универ-
сальный паровой двигатель... Роковым для домашней про-
мышленности стал механический ткацкий станок Картрайта
(1785). «В последовавшие за 1760 годом 25 лет было выдано
больше патентов, чем за предыдущие полтора столетия»
(Дж.Тревельян).
Как грибы после дождя начинают расти фабрики, фаб-
ричные города. В царствование Георга II (1727–1760) ману-
фактурное производство стояло по деревням. Города же бы-
ли лишь торговыми центрами. Теперь город становится сре-
доточием производства. Однако где взять рабочих? По рус-
ской истории нам хорошо известно, сколь мучительно шел
процесс отрыва крестьян от земли. В Англии все было не-
сколько иначе, ибо одновременно с промышленным перево-
ротом там произошел и сельскохозяйственный переворот.
«Действительно, связь сельскохозяйственного и промыш-
ленного переворотов была чем-то большим, чем простым
совпадением во времени. Один способствовал другому. Их
действительно можно рассматривать как единое усилие, ко-
торым общество было реконструировано настолько, чтобы
быть в состоянии прокормить и обеспечить население, чис-
ленность которого благодаря улучшению медусловий воз-
растала с беспримерной быстротой» (Дж. Тревельян).
Основные события означенного переворота вновь крути-
лись вокруг «огораживания». Отныне благодаря имперским
законам, а точнее, имперскому беззаконию, процедура
укрупнения земельных владений не требовала согласия
бывшего собственника. Через парламент пачками стали про-
ходить частные законы, утверждавшие, по сути, насиль-
ственное изгнание крестьян с земли. Изгоняемый должен
был довольствоваться компенсацией, назначенной ему пар-
ламентскими комиссарами.
В Тюдоровской Англии огораживание рассматривалось
как общественное преступление, теперь его рассматривали
как общественный долг. По сути, «огораживание» стало гос-
ударственной политикой. Быть может, именно это отличие
(в российской первой фазе с 1881 по 1917 год крестьянство
выжило) сделало английскую историю менее кровавой и же-
стокой. России для уничтожения крестьянства пришлось
наворачивать много всякого зверства (коллективизация, рас-
кулачивание и пр.), ведь уничтожалось крестьянство во вто-
75
рой (насильственной) фазе. Англичанам хватило парламент-
ской процедуры. Впрочем, даже мягкое насилие первой им-
перской фазы поражает своей грандиозностью.
«Человек, незнакомый с нашей (английской.– Авт.) исто-
рией за промежуточный период, мог бы подумать, что про-
изошла какая-нибудь истребительная война или насиль-
ственная революция, вызвавшая переход земельной соб-
ственности от одного класса к другому. Но хотя предполо-
жение, сделанное в такой форме, и неверно, тем не менее
можно сказать, что действительно произошла революция хо-
тя и бесшумная, но столь же значительная, как политическая
революция 1831 года» (Арн. Тойнби).
Разумеется, такой процесс не может иметь точной даты, в
отличие от наших кампаний по раскулачиванию и коллекти-
визации, однако Арн. Тойнби пишет, что «быстрым этот
процесс стал не ранее 1760 года».
Тем, кто, забыв о времени, пытается думать об англий-
ском или русском народе как о чем-то постоянном, не под-
верженном времени, важно понять, что во время имперских
циклов старый народ фактически исчезал, уступая место но-
вому. Нет русского народа, состоящего из дворян и кресть-
ян, его место занял другой русский народ. Перерождаться
мучительно и внезапно – судьба тех народов, кто, оставив
эволюционные ритмы, вступил на имперский путь.
«Фригольдеры и их сыновья, хорошо вооруженные внут-
ри своей чистой совестью, а снаружи своим железным ору-
жием, стойкие в сопротивлении и бешеные в атаке,– этот
набожный класс, сломивший в гражданскую войну власть
короля и дворян, через какую-нибудь сотню лет сам оказал-
ся сломленным, развеянным и согнанным со своей земли»
(Арн. Тойнби).
Массовый исход крестьян из деревни в город в России
оставил землю без настоящего хозяина. В Англии, разумеет-
ся, все произошло более рационально, как теперь нам кажет-
ся. «Фермер производит теперь хлеб и мясо прежде всего
для городского рынка и только во вторую очередь Для себя»
(Дж. Тревельян). Разумеется, город не остается в долгу,
снабжая село тем, что оно раньше делало само. «Деревен-
ские портные, плотники, пивовары, мельники и шорники по-
теряли в связи с этим свой заработок» (Дж. Тревельян). Так
рождалась современная система разделения труда между го-
родом и деревней, связанная с резко возросшей рентабель-
ностью как промышленного производства, так и сельского
(новые культуры, научные методы обработки земли).
Третьей составляющей имперского перерождения Англии
стали могучие и внезапные транспортные преобразования. В
этом полное сходство первой английской фазы и первой
российской фазы (1881–1917), также прославившейся до-
рожным строительством. Действительно, как еще осуще-
ствить промышленную революцию без развитой сети дорог.
Однако не надо искать здесь причинно-следственных связок,
транспортная революция началась раньше, чем появилась
потребность в ней. Просто идея транспортных связей так же
органична для первой фазы, как идея строительства для чет-
вертой фазы. Дороги строят не потому, что они кем-то зака-
заны, а потому, что этой идеей пропитан весь воздух.
Вместо всадников по Англии разъезжают теперь кареты,
коляски, фаэтоны, однако главные события транспортного
мира происходили во внутреннем судоходстве (опять вода!).
Здесь «весну» сделала практически одна ласточка – отец ан-
глийских каналов герцог Бриджуотер.
«Этот вельможа в 1759 году объединил свое парламент-
ское влияние и свой капитал с гением полуграмотного ин-
женера Бридли. Это знаменательное сотрудничество,
настолько же характерное для английской знати, насколько
оно противоречило обычаям знати на континенте, положило
начало тому движению, которое в ближайшие 50 лет покры-
ло всю Англию сетью водных путей» (Дж. Тревельян).
 Именно транспортный прорыв сделал Англию единым
рынком и производства, и потребления. Такие экзотические
еще недавно продукты, как сахар и чай, стали обыденными в
любом месте. Чай даже потеснил пиво и спирт («напиток ве-
селящий, но не опьяняющий»).
Перед тем как обратиться к ужасам второй фазы, так при-
ятно вспоминать благополучие первой. В нашей истории,
когда хотели доказать негативную роль большевиков, всегда
говорили о прекрасных временах Александра III, при кото-
ром высочайшие темпы индустриализации еще не несли ни-
какого горя. Поверьте, у англичан было то же самое – во
второй (1797–1833) и даже в третьей (1833– 1869) фазах они
с большим сожалением говорили об ушедших прелестях
первой фазы. Лишь четвертая фаза несколько успокоила
растревоженную память.
Производительность росла, зарплата на первых порах то-
же росла, пища и жилье были достаточно дешевы... Разуме-
ется, не менее благоприятной была жизнь высших классов.
«Может быть, с тех пор как стал существовать мир, ни одно
общество мужчин и женщин не наслаждалось жизнью в та-
кой степени и так разносторонне, как английский высший
класс в этот период. Литературные, светские и политические
круги состояли из одних и тех же лиц» (Дж. Тревельян).
Однако благополучие первой фазы – это сон. Атмосфера
сгущается, слышны раскаты грома, сверкают зарницы, но
никто не берет зонтики, уверяя друг друга, что небо чисто и
светит солнце.
В тот момент, когда страна прозревает, спасти былое бла-
гополучие уже невозможно – вовсю бушует буря. В истории
России такая буря началась в 1914 году, когда до начала
второй фазы оставалось три года. В Англии буря началась в
1793 году, когда до начала второй фазы оставалось четыре
года.
«Англию классического мира XVIII столетия с его само-
уверенностью и самодовольством отделяют от беспокойной
Англии времен «Питерлоо» и Сожжения скирд, времен Бай-
рона и Коббета двадцать лет войны с революционной и
наполеоновской Францией (1793–1815)» (Дж. Тревельян).
Еще одна аналогия между Россией и Англией первых фаз
четвертых имперских циклов. И там и там монархи пытают-
ся возродить свое влияние и власть. Они чувствуют наступ-
ление политического величия их стран, но не понимают, что
это величие никак не связано с монархией.
«В первый и последний раз с появлением Ганноверского
дома Англия увидела короля, имевшего намерение играть
роль в английской политике. И несомненно Георгу удалось
сыграть замечательную роль. За 10 лет он превратил в тень
правительство, обратил привязанность подданных в отвра-
щение; за 20 лет он принудил американские колонии к вос-
станию и отделению и, казалось тогда, привел Англию на
край гибели» (Дж. Грин). То же, хотя и через иные события,
можно было бы сказать и о Николае II, хотя, конечно, лич-
ной вины ни у Георга III, ни у Николая II во всем этом нет.
Символично также, что в этой мистической фазе у Георга III
начались приступы безумия (1788).
И все-таки еще и еще раз хочется сказать, что никакие не-
приятности не способны нарушить общий благодушный
настрой первой фазы: «Богатство и досуг увеличивались и
охватывали все более широкие слои общества; гражданский
мир и личная свобода были более обеспечены, чем какой-
либо предыдущий век: войны, которые мы вели за морем
при помощи маленьких профессиональных армий, почти не
мешали мирным занятиям обитателей счастливого острова.
Никогда империя не приобретала чего-либо с меньшими за-
тратами, чем Канаду и Индию. Что касается Австралии, то
капитан Кук просто подобрал ее из моря» (Дж. Тревельян).
«В Англии это было время политического довольства и об-
76
щественного благосостояния, быстрого экономического раз-
вития...» (Дж. Грин).
Таковы добрые сны первой фазы, о снах злых и тревож-
ных пока умолчим. Вспомнить их придется в описании вто-
рой фазы.
Вторая фаза (1797–1833, 4 Англия)
Так же как в последние минуты перед пробуждением ре-
альность начинает вмешиваться в сновидение, так же и в по-
следние годы перед началом второй фазы благодушие сме-
няется паникой, озлоблением, анархией.
«Перманентным фактором стали упорные забастовки,
охватывавшие порой широкие географические районы, луд-
дитские выступления, возникавшие в промышленных цен-
трах волна за волной, народные демонстрации, «продоволь-
ственные» волнения, борьба против спекуляции и дорого-
визны, «голодные бунты», протест против роста налогов,
постоянно вспыхивающие крестьянские волнения, в частно-
сти против огораживаний, выступления ремесленников, ла-
вочников против вербовки в армию и флот, солдатские вол-
нения. Наконец, высшим подъемом борьбы стали грозные
восстания более 50 тысяч моряков на 113 кораблях флота в
1797 году, создавших свою «плавучую республику». Это
был самый продолжительный и самый крупный мятеж в ис-
тории флота, по словам Джо Дугана, «фокус взгляда на па-
нораму джорджианской Англии» (Н. Мешерякова).
Таков взгляд на революционную Англию с социалистиче-
ского берега, взгляд вполне обоснованный, ибо если и рабо-
тают где-то законы марксизма-энгельсизма, так именно в
четвертой Англии.
Иной взгляд на вторую фазу обычно связан с влиянием на
Англию Французской революции и войн с Францией.
Франция для Англии, Англия для Франции были в то
время такими же раздражителями друг для друга, как Россия
и Германия в первой половине XX века и Россия и США во
второй половине XX века. Явление столь яростного сопер-
ничества – это противостояние империи и тоталитарного
двойника. Все, что происходило в те годы с Францией, было
спровоцировано Англией, чаще страной, а иногда ее поли-
тиками, людьми.
Напомним, что Великая Французская революция сверши-
лась в 1789 году, за восемь лет до начала второй фазы в Ан-
глийской империи, и своим характером определила не толь-
ко 1797 год, но и весь характер второй английской фазы, так
называемую антиякобинскую реакцию».
«Страну захлестнула мутная волна неистового псевдо-
патриотизма, любые радикальные или просто критические
сантименты воспринимались как проявление профранцуз-
ских настроений» (Ч. Поулсен).
«Эта долгая война, происходившая в критический момент
нашего социального развития, была тяжелым несчастьем.
Война, вызвавшая большие затруднения в экономической
жизни и «антиякобинскую» реакцию против всех предложе-
ний о реформе и всякого сочувствия к жалобам и страдани-
ям бедноты, создала наихудшую обстановку для промыш-
ленных и социальных перемен» (Дж. Тревельян).
Согласитесь, что в таких или даже более жестких выра-
жениях мы могли бы говорить о периоде российско-
германского противостояния 1914–1945 годов, списывая на
это противостояние все невзгоды и трудности тех времен.
Однако наша задача в длительном военном противостоя-
нии найти переломную дату. В русской истории это без-
условно 1917 год, в английской – 1797 год. В нашей теории
нулевая точка – это точка максимального хаоса, когда старая
власть уже ничего не контролирует, новой еще, по сути, нет.
Именно за год до нулевой точки начинается неразбериха и
паника. «Паника, вызванная в 1796 году попыткой францу-
зов под командой Гоша вторгнуться в Ирландию, пробудила
такие страсти, которые превратили страну в чистый ад» (Дж.
Грин).
«Война с Францией складывалась для Британского коро-
левства весьма неудачно: брошенная союзниками, терпящая
поражение за поражением от молодого талантливого генера-
ла французской республики Наполеона Бонапарта Англия
была вынуждена вывести свои войска и из Европы и из Сре-
диземноморья. Теперь, когда от флота и армии неприятеля
ее отделяло только узкое Северное море, Англия сама жила
в страхе перед возможным вторжением. Тревожно обстояли
дела и в бурлящей Ирландии, население которой ожидало
высадки французов с явным нетерпением» (Ч. Поулсен).
Ирландия вообще лучший индикатор благополучия Ан-
глии. Стоит англичанам чуть-чуть расслабиться, тут же в
Ирландии смута. Окончание очередного ирландского кризи-
са – свидетельство выздоровления Англии. На этот раз все
завершилось заключением с Ирландией унии 1 января 1801
года. Как раз завершение гражданского противостояния.
Военные неприятности также постепенно прекращаются.
Февраль 1797 года – это победа Джервиса, далее идут побе-
ды Денкена, Нельсона, в 1805-м (8-й год фазы) знаменитая
победа в Трафальгарской битве. Никаких следов былой па-
ники, а ведь английскому флоту противостоял и француз-
ской, и испанский, и голландский флоты. Воевать в бли-
жайшие годы предстояло и с датчанами, и с русскими, и с
турками.
И все-таки наиболее ярким признаком наступления вто-
рой фазы является общая смена лица времени. У второй фа-
зы суровое, жесткое лицо, суровые, жестокие законы, чем
бы их ни оправдывали. В нашей стране аналогичный период
был назван военным коммунизмом. По этой схеме переход
из первой фазы во вторую в четвертой Англии можно
назвать временем военного капитализма.
Как вводился военный капитализм? Вспомним некоторые
даты. 1793 год – начало войны с Францией, начало первого
промышленного кризиса (перепроизводство), денежный и
торговый кризис. 1794 год – приостановление действия Ха-
беас корпус акта (гражданские права), начало массовых аре-
стов участников демократического движения, 1795–1796 го-
ды – выход репрессивных, антидемократических законов.
«В 1795 и 1796 годах были последовательно приняты два
законопроекта, в соответствии с которыми: а) уголовно
наказуемыми актами государственной измены могли счи-
таться любые заявления (как в устной, так и в письменной
форме), сделанные «с целью возбуждения ненависти к пра-
вительству»; б) запрещались все лекции и закрывались места
публичных собраний; в) по малейшему подозрению подле-
жали к немедленному закрытию все таверны и иные места,
используемые в целях радикальной деятельности» (Ч. Поул-
сен).
В 1799 году военный капитализм уже вовсю свирепство-
вал, были приняты знаменитые «законы против коалиций»,
которые под страхом тюрьмы запрещали союзы рабочих.
Все реальные оппозиционные организации одна за другой
прекратили свое существование. Наиболее влиятельное
«Лондонское корреспондентское общество», образованное в
1792 году, в 1799-м прекратило свое существование. Необ-
ходимая для второй фазы борьба с «врагами народа» кон-
струировалась по обычному для вторых фаз сценарию:
«Шпионы и доносчики всех мастей в реформистском дви-
жении «раскрывали бесчисленные заговоры», выдавали их
руководителей и писали панические отчеты о беспрецедент-
ном духе подстрекательства и бунтовщичества, якобы охва-
тившем весь север Англии... Все это по большей части явля-
лось гипертрофированным преувеличением, вызванным не
более чем желанием «честно отработать» плату за преда-
тельство...» (Ч. Поулсен).
77
Как видим, картина типичная для второй фазы, власть
террора ищет свое оправдание и, конечно, находит его во
внешней экспансии, во внутренних обстоятельствах, народ
же по большей части безмолвствует, чему также находится
множество объяснений. Так, Б. Дизраэли пишет о рабочих
того времени: «Для них характерно не объединение усилий,
а разобщенность... Христианство учит нас любить ближнего
своего, как себя самого, современное общество не признает
ближних, как таковых». Те, кого в будущем назовут проле-
тариатом, по сути, еще не были единым целым, не сознавали
себя как класс. Бывшие крестьяне и ремесленники мечтали,
поработав на фабриках, вернуться к земле или в мастерскую.
Еще одной парадоксальной причиной безмолвствования
народа было заигрывание с пауперами. Большевики с 1917
по 1953 год заигрывали с рабочими и крестьянами, утвер-
ждая, что те установили диктатуру, английские же капита-
листы заигрывали с нищими, увеличивая им пособия и льго-
ты. В этой теме мы вновь обращаемся к кануну 1797 года.
Именно в 1795 и 1796 годах были приняты законы, разре-
шавшие пауперам получать помощь вне работных домов,
свободно перемещаться по стране. Судьи требуют увеличе-
ния пособий беднякам. Всю вторую фазу пособия растут как
в абсолютном размере, так и на душу паупера. «Весь нрав-
ственный уровень народа понизился вследствие допущения,
что он имеет право на помощь независимо от труда». Вино-
ваты же, разумеется, французы. «Идея задобрить подачками
народ и склонить его к пассивности получила особую силу
вследствие паники, навеянной французской революцией»
(Арн. Тойнби).
Заканчивая тему революционности 1797 года, необходимо
сказать, что стремление датировать английскую историю
XIX века парламентскими реформами оправдывает себя и в
данном случае, хотя на первый взгляд парламентская ре-
форма в начале века не удалась. Вызванное унией с Ирлан-
дией (1800) широкое пожалование пэрства «произвело важ-
ную перемену в конституции Англии и позволило поставить
пэрство в более тесную связь с землевладением и богат-
ством, сделать корону независимой от партийных соглаше-
ний пэров» (Дж. Грин). Таким образом, именно в палате
лордов произошли важнейшие изменения. Грин пишет о
«могучей перемене в палате лордов» именно в 1797 году.
Власть партий (власть демагогии) уступила место власти бо-
гатства, власти капитала.
Для нас, жителей XX века, стремление к богатству если и
не всех людей мира, то по крайней мере европейцев и аме-
риканцев кажется естественным. На самом же деле в совре-
менной форме это стремление рождено именно в Англии.
«Страсть к богатству в некоторых отношениях бесспорно
является чем-то новым. Она очень быстро развилась в нача-
ле нынешнего века (XIX.– Авт.); она не была так сильна в
прошлом столетии, когда люди гораздо больше предпочита-
ли вести спокойную досужую жизнь» (Арн. Тойнби). Речь,
таким образом, идет о всеобщей страсти к богатству, не свя-
занной с рождением, происхождением и т.д. Так рождался
английский мир, которым в тяжелой форме болеют сейчас
США и многие другие страны Запада. Таким образом, и в
этом человеческом грехе мир Запада не повинен. Приоритет
вновь у мира Империи. Страсть к деньгам, как и любая дру-
гая настоящая страсть, например страсть к истине, может
родиться лишь в имперском 144-летии, причем скорее всего
в самой страстной его фазе – второй. Мир Запада слишком
вял и пассивен, он может лишь копировать Империю. (Осо-
бая статья – т.н. тоталитарные двойники.)
Итак, смысл второй фазы – безудержная и беззаконная
экспансия промышленного капитала. Однако, как и всегда в
Империи, основы этой экспансии заложены были в первой
фазе. Именно тогда был положен конец средневековой ре-
гламентации производства, да и всей жизни.
 «В Англии 1760 года царила еще в значительной мере
средневековая система мелочной и разносторонней регла-
ментации промышленности. Правда, система эта уже клони-
лась к упадку, но она еще не была заменена всецело совре-
менным принципом промышленной свободы... Сущность
промышленного переворота заключалась в замене средневе-
ковой системы регламентации, которой подчинены были до
того времени производство и распределение богатства, кон-
куренцией» (Арн. Тойнби).
«В первой половине XVIII века палата общин исходила из
прежних статутов и часто принимала сторону рабочих и ре-
месленников. Однако, по мере того как промышленный ка-
питал приобретал силу, он начинал влиять на законодатель-
ство. Палата общин сменила политику средневековой охра-
ны политикой «административного нигилизма», т.е. невме-
шательства в отношения хозяев и рабочих» (В. Васютин-
ский).
Впав в безумную крайность, русские коммунисты XX ве-
ка призывали забыть личные интересы и думать лишь об
общественном благе. Но ведь в такую же крайность впадали
идеологи политэкономии, утверждавшие, что человеку
необходимо следовать своему эгоистическому интересу и
подавлять в себе инстинкты благотворительности. «Некото-
рые из (старых) экономистов действительно говорили, что
людям следует предоставить умирать на улице» (Арн. Той-
нби).
«Настойчивые требования предпринимателей и капитали-
стов оградить их от вмешательства со стороны государства
основывались на новомодной экономической концепции,
получившей широкую известность под именем «свободной
конкуренции» (говоря проще, «оставьте нас в покое»). Из ее
постулатов, в частности, следовало: добиваясь собственной
выгоды, человек объективно служит интересам всего обще-
ства; в современных условиях недопустимо ограничение
предпринимательской деятельности, которая и без того в
существенной мере зависит от ряда мощных сдерживающих
факторов, таких, как бум, спад, застой, а также от других сил
рыночной стихии» (Ч. Поулсен).
Разгул и беспредел второй фазы достигали абсолюта, ре-
гулирование было под таким же жутким запретом, как у
большевиков конкуренция. «Даже робкие попытки филан-
тропов повысить минимальный возраст приема на работу
детей с семи до девяти лет вызвали бурю протестов со сто-
роны фабрикантов, утверждавших, что тем самым тираниче-
ски нарушается право детей на труд» (Ч. Поулсен).
Остается назвать имена наиболее известных идеологов
той революции. В первую очередь это, конечно, Адам Смит
(1723–1790), живший в первой фазе и не заставший зверств
второй. В 1776 году он написал «Богатство народов», в ко-
тором ратовал за замену стеснений промышленной свобо-
дой. С имперской тягой к самоотречению он полагал, что
главное – это богатство и мощь страны, а не благосостояние
всех и каждого. Надо сказать, что эта цель была во второй
фазе достигнута.
Менее известные у нас Мальтус (1766–1834) и Бентам
(1748–1832), оправдывая «дикий» капитализм, нищету и
угнетение, выполняли, по сути, социальный заказ и в исто-
рии останутся такими же «корифеями науки», как и «верные
ленинцы» социалистической политэкономии. Что же касает-
ся классика политэкономии Д. Рикардо (1772– 1823), то он
хоть и жил во второй фазе, но своими исследованиями более
готовил третью фазу.
Нам, зациклившимся на зверствах нашей второй фазы
(1917–1953), другие вторые имперские фазы кажутся пустя-
ком. Однако зверств и ужаса хватает в любой второй фазе
имперского рывка. Смысл же этого кошмара не в том, чтобы
пугать потомков, а в том, чтобы разорвать связь времен. Это
78
жестокое, но важнейшее условие прорыва в новое простран-
ство.
«Они задыхаются от вредоносных газов в шахтах и руд-
никах или становятся жертвами ядовитых испарений во
время обработки металлов, масел, порошков, жидких соста-
вов и т.п. На фабриках они являют собой печальную галерею
слепых, хромых, преждевременно одряхлевших астматиче-
ских и увечных инвалидов или полуинвалидов, в которых
едва теплится жизнь,.. Безжалостная эксплуатация таких вот
несчастных, среди которых не исключением были и мало-
летние дети (начиная с семи лет), 14–16-часовой рабочий
день, превративший всю жизнь рабочего в чередование не-
посильного труда и короткого сна, нищенский уровень зара-
ботной платы, которой едва хватало для поддержания скуд-
ного существования,– вот на какой основе взросли басно-
словные состояния первых капиталистических промышлен-
ников и верных союзников–финансистов» (Ч. Поулсен).
«Современные английские городские трущобы выраста-
ли, чтобы удовлетворить кратковременные нужды предпри-
нимателей нового типа и недобросовестных спекулянтов-
подрядчиков, не подвергавшихся какому бы то ни было об-
щественному контролю. Безудержный индивидуализм,
вдохновляемый лишь идеей о быстром обороте денег, поло-
жил начало дешевой и отвратительной форме современной
промышленной жизни и соответствующих ей социальных
условий. Городское планирование, санитарное состояние и
удобства были вещами, о которых и не грезили вульгарные
создатели нового мира» (Дж. Тревельян).
«Начало XIX века представляет, пожалуй, самую мрач-
ную эпоху в истории английского рабочего движения, когда
рабочему приходилось выбирать между тюрьмой и голодной
смертью» (В. Васютинский).
Беспробудное пьянство, проституция, побои, бесконеч-
ные штрафы, жестокие наказания не то что за попытки про-
тестовать, даже за организацию касс взаимопомощи. Про-
должать можно долго.
Победа над Наполеоном не облегчила жизнь народа, как
не облегчила жизни народа и наша победа в 1945 году. Каза-
лось бы, после столь грандиозных побед должно было про-
изойти смягчение нравов. Но не было этого в России после
1945 года, не было и в Англии после 1815 года. Более того,
именно послевоенный период стал наиболее мрачным. «Са-
мая позорная и реакционная эпоха английской истории» –
это Карл Маркс сказал именно о послевоенных годах.
Символом послевоенной Англии стало так называемое
Питерлоо – кровавые события 16 августа 1819 года, когда на
многотысячную безоружную толпу мужчин, женщин и де-
тей по распоряжению городских властей напали части регу-
лярной армии, в том числе гусары, участвовавшие в битве
при Ватерлоо (отсюда и название). Было много убитых, еще
больше раненых. Организаторы, естественно, были обвине-
ны в государственной измене. Чем эту лихость оправдать –
якобинцев дух простыл, Наполеон разбит? Так же необъяс-
нимы сталинские репрессии 50-х годов: Гитлер уничтожен,
пол-Европы в нашем распоряжении... Однако победа только
называется победой, энергетически же победа даже хуже
поражения, ибо лишает не только кинетической, но и потен-
циальной энергии (обида, месть, стыд и т.д.). «Мир, заклю-
чивший великую борьбу с Наполеоном, оставил Британию в
состоянии возбуждения и истощения» (Дж. Грин).
И все-таки, описывая ужасы жизни в антигитлеровской
России или в антинаполеоновской Англии, нужно четко по-
нимать, что плохо чувствовал себя народ, но не государство.
Государство и те немногочисленные люди, что, уподобив-
шись рыбам-прилипалам, соединились с судьбой государ-
ства, чувствовали себя во второй фазе много лучше, чем в
первой. В благополучной первой фазе Империя может поз-
волить себе проигрыш войны (мы проиграли японцам, ан-
гличане – США), во второй фазе Империя одерживает голо-
вокружительные победы. Россия (СССР) после 1945 года
вышла на всемирный уровень. Англия после Венского кон-
гресса стала практически монопольным владельцем мирово-
го рынка.
Не останавливаясь шла всю вторую фазу промышленная
революция. В 20-е годы сконструированы строгальный, то-
карный, фрезерный, штамповочный станки. В 1825 году по-
строена первая железная дорога, в 1830 году первая большая
железная дорога длиной 100 километров (Манчестер-
Ливерпуль). Коммерческий успех этой дороги обеспечил
победу нового транспорта. Началось лихорадочное строи-
тельство железных дорог (правда, это уже будет в третьей
фазе), 1821-й – первый пароход, 1828-й – горячее дутье,
1829-й – паровой молот и т.д. В 1831 году английская доля в
мировой промышленности и торговле составляла 42 %, доля
в сельском хозяйстве – 28 %.
Окончание второй фазы (1829–1833) – согласно теории –
с одной стороны, кризис экономики и политики, с другой –
идеологический поиск, предвосхищающий наступление тре-
тьей фазы.
Интересно, что именно в 1829 году Р. Пиль вводит инсти-
тут гражданской полиции, полицейские вооружены дубин-
ками и носят те самые знаменитые каски.
Экономический кризис, начавшийся в 1825 году, продол-
жался до 1827 года; после короткого оживления в конце
1829-го появились признаки новой экономической депрес-
сии, которая длилась до 1832 года.
В декабре 1829 года буржуазия Бирмингема создала по-
литический союз для защиты общественных прав. Союз
объявил борьбу за увеличение представителей буржуазии в
парламенте, но подчеркивал, что он стремится осуществить
свои цели «на справедливом и законном пути» и с соблюде-
нием «общественного порядка».
Очень точно зафиксировал идеологическую смерть вто-
рой фазы Дж. Грин, хотя причины этого внутреннего собы-
тия, по обыкновению, нашел за границей. «В 1829 году Ре-
волюция во Франции, устранившая с престола Карла X и
провозгласившая конституционным королем его родствен-
ника герцога Орлеанского Луи-Филиппа, вдруг (? – Авт.)
оживила в Англии с никогда невиданной прежде силой
стремление к парламентской реформе».
Премьер-министром в 1829 году был знаменитый Вел-
лингтон, победитель Наполеона, человек второй фазы про-
тивник парламентской реформы, что, впрочем, не помешало
ему сохранить свое значение и в третьей фазе, как и нашему
«маршалу Победы» Георгию Жукову.
Третья фаза (1833–1869, 4 Англия)
Дата серой революции не вызывает ни малейших сомне-
ний, несмотря на то что серая революция не должна отме-
чаться слишком бурными событиями. В основном речь, ко-
нечно, идет о 1832 годе, а не 1833-м, что теорией вполне до-
пускается.
«Установившийся в стране на длительный период (вплоть
до 1832 года) олигархический режим основывался на старо-
давней избирательной системе с ее земельным цензом для
электората, с ее «гнилыми» и «карманными» местечками,
непропорциональным представительством, на системе, ли-
шавшей политических прав не только народные массы, но и
широкие круги буржуазии» (Н. Мещерякова).
Подход с другой стороны, но также показывающий даты
второй фазы, а стало быть, дату начала третьей фазы у Ар-
нолда Тойнби: «Проблема пауперизма представилась Ан-
глии в своей наиболее ужасающей форме между 1795 и 1834
годами».
79
Наиболее четко выделил третью фазу Дж. Тревельян,
«поместив» 17-ю главу своей «Социальной истории Ан-
глии» «между двумя биллями о реформе (1832–1867)», что
практически точно соответствует теоретическим датам фа-
зы.
Ну и, наконец, есть еще один подход к выделению треть-
ей фазы, когда эту фазу, этот цельный период английской
истории называют первой половиной викторианской эпохи
(1837–1901). Королева Виктория, вобрав в свое правление
почти целиком третью и четвертую фазы имперского цикла,
стала символом величайших времен в истории Англии,
кульминацией ее тысячелетней имперской истории.
«То, что мы не вели какой-либо крупной войны в течение
ста лет после Ватерлоо, является причиной счастливого по-
ложения Англии в XIX веке и той особенной веры в "про-
гресс" как закон истории, которая ободряла сознание викто-
рианца» (Дж. Тревельян).
Разумеется, революционные годы достаточно насыщены
событиями, и не сразу возможно разобраться, какое из рево-
люционных событий самое важное, какое событие опреде-
ляет конец старой власти и начало новой. Не менее важны-
ми, чем парламентская реформа, были для Англии отмена
рабства (1833), закон о сокращении рабочего дня для детей
(1833), новый закон о бедных (1834), создание Великого
национального объединенного союза профессий Великобри-
тании (1834), основание первой чартистской организации –
Лондонской ассоциации рабочих (1836).
В любых событиях этих революционных лет чувствуется
свежее дыхание нации, водопад новых идей, общее потепле-
ние нравов. В истории России аналогом этого времени явля-
ется время прихода к власти Никиты Хрущева и последо-
вавшей затем «оттепели». «Чувство гуманности было теперь
большой силой в политике. В 1833 году оно ценой 20 мил-
лионов, с радостью уплаченных британскими налогопла-
тельщиками, уничтожило рабство в империи. В том же году
чувство гуманности прекратило злоупотребления детским
трудом на английских фабриках» (Дж. Тревельян)
Что касается «Закона о бедных», в соответствии с кото-
рым помощь беднякам могла оказываться только в работных
домах (по язвительному замечанию «Исторической энцик-
лопедии» – «с фактически тюремным режимом»), то, конеч-
но, и этот закон не противоречил идеям гуманизма. Мы зна-
ем, насколько тяжкими являются последствия заигрывания с
чернью во вторых фазах, будь то английские пауперы или
российские «социально близкие...» Арнолд Тойнби пишет,
что «законодательство о бедных 1834 года благороднейший,
может быть, среди парламентских актов, проведенных после
билля об избирательной реформе». Именно этот закон по-
ложил конец росту пауперизма. Нельзя не оценить значения
перемен, заложенных 1834 годом в образовании, 1835 годом
– в местном самоуправлении, но это все же вторичные собы-
тия. Первичной остается парламентская реформа 1832 года,
именно вокруг нее вертится все, ее готовили предреволюци-
онные волнения, от нее пошли все реформы третьей фазы.
Шел уже 1830 год, до серой революции оставались счи-
танные годы, а премьер Веллингтон заявил, что «избира-
тельная система, существующая в Англии, является верхом
человеческой мудрости», что он «не сделает ни малейшей
попытки изменить ее и будет бороться со всякими попытка-
ми в этом роде». В это время уже по всей стране проходили
манифестации с требованием изменений в избирательной
системе. Р. Пиль, один из знаменитых премьеров третьей
фазы, возражая против билля в 1832 году, говорил, что
«билль внесет в нашу среду самый худший, самый дикий
вид деспотизма, деспотизм демагогов и журналистов». По-
сле неприятия билля с первой попытки волнения значитель-
но усилились. В Лондоне толпа угрожала Веллингтону и
выбила стекла в его дворце. Виновную в неприятии билля
палату лордов министр Россель объявил мятежной и пред-
сказывал «неминуемое наступление гражданской войны и
гибель конституции».
Однако серая революция только пугает возможностью
гражданской войны и безграничного хаоса, на деле же про-
ходит достаточно мирно. Обошлось без бурных событий в
России в 1953 году, обошлось без бурных событий и в Ан-
глии 1833 года. При новом внесении билля противившиеся
ему пэры устранились и допустили обращение его в закон.
Было это 1 июня 1832 года. Дальнейшие события подтвер-
дили спокойный и половинчатый характер серой революции.
Маркс по поводу этой революции восторга не выразил:
«Пожалуй, никогда еще такое могучее и, по всей видимости,
успешное народное движение не сводилось к таким ничтож-
ным и показным результатам». На деле же результаты рево-
люции были вполне ощутимы. У 56 «захудалых» и «гнилых»
местечек было отнято 143 места, которые были розданы
графствам и крупным городам, еще не посылавшим пред-
ставителей в парламент. Число избирателей выросло на 200
тысяч. Избирательный ценз – доход. Таким образом, про-
мышленная буржуазия, активно формировавшаяся как пра-
вящий класс всю вторую фазу, делала огромный шаг к обре-
тению самостоятельности и реальной власти. Такую же са-
мостоятельность обретал правящий класс, как мы помним, и
после смерти Петра I (1725 – третья Россия), и после смерти
Сталина (1953 – четвертая Россия), а также в других импер-
ских циклах. «Вопрос о билле был, по сути, вопросом про-
тивостояния земельной аристократии и буржуазии. Выиграл
новый класс» (Э. Лависс, А. Рамбо). Что касается второго
класса возникающего двухклассового общества, то, по сло-
вам Б. Дизраэли, «рабочие не только не воспользовались вы-
годами избирательной реформы, но все последствия этой
меры оказались для них или разбитыми иллюзиями, или
причиной новых страданий». Примирение обоих классов, к
всеобщему удовольствию, произойдет лишь в четвертой фа-
зе.
Завершая тему революционного перехода, стоит сказать
об одном достаточно загадочном событии, также приписан-
ном мистическому и революционному 1832 году. Привыч-
ные названия (тори и виги) двух английских партий смени-
лись на новые (консерваторы и либералы). Стоит напомнить,
что у нас в аналогичном 1952 году также произошла мало-
понятная смена названия партии с ВКП(б) на КПСС. Каза-
лось бы, какая разница как называть партии? Однако важен
сам факт: наступило новое время – пришло новое имя.
Остановимся несколько подробнее на некоторых особен-
ностях нового времени, памятуя о том, что все достижения и
победы четвертой фазы – это малозаметный и кропотливый
труд третьей фазы, ее микроскопических, но целенаправлен-
ных усилий. Не беда, что эти малые дела делали маленькие
люди. Вторая фаза для черни, четвертая фаза для белой ко-
сти (новых аристократов), третья, соответственно, для сред-
него класса, для середняков.
«Выборы, произведенные на новых основаниях, не оправ-
дали опасения крайних тори, но в то же время доказали, что
средние классы сделались с этого момента основным устоем
английского парламентаризма» (Э. Лависс, А. Рамбо).
«Новый закон о бедных 1834 года отвечал идеям среднего
класса, занявшего с этого времени преобладающее положе-
ние. Бедные слои начинали все более и более пугать людей
среднего и малого достатка. Во время великих войн аристо-
кратия, бывшая хозяином положения, полагала, что она де-
лает доброе дело, расширяя «закон о бедных» в пользу не-
имущих и в ущерб тощим кошелькам мелких собственников.
Не раз мелкие фермеры предпочитали скорее бросить свое
хозяйство, чем отдавать половину своих доходов на содер-
жание бездельников» (Э. Лависс, А Рамбо).
80
1835 год уничтожил «гнилое» городское управление. «В
городских правителях нового стиля было мало привлека-
тельности и блеска, но они имели некоторую грубую силу и
были склонны вводить улучшения» (Дж. Тревельян). Такими
же словами можно описывать героев любой третьей фазы
имперского цикла, ведь речь идет о выходцах из простона-
родья, не забывших еще о проблемах простых людей, не
растерявших еще природной силы.
«В 1834 году назначением небольшой ежегодной суммы
на сооружение школ было положено начало системе народ-
ного образования, развитой в 1839 году учреждением в Тай-
ном Совете комиссии по делам просвещения и постоянным
увеличением сумм на него» (Дж. Грин).
Таким образом, уже первые годы третьей фазы показы-
вают, насколько мощно разогнался британский паровоз,
проскочив предрассудки второй фазы. Однако пока еще речь
идет о решениях, а не об их существовании. «Никогда ни
одно министерство не производило более важных и благоде-
тельных реформ, чем вигский кабинет с лордами Греем и
Мельбурном во главе за 10 лет его существования (1831–
1841)» (Дж. Грин). За временем реформ приходит время их
углубления, реализации задуманного.
«Век угля и железа» вступал в свои права, бурно развива-
ется железнодорожный транспорт, полным ходом идет стро-
ительство пароходов. Электрическая и телеграфная компа-
ния образовалась в 1846 году. На это же время приходится
триумф однопенсовой почты (рождение почтовых марок).
Успехи в металлургии, машиностроении следуют один за
другим. Англия в одиночку (что чрезвычайно важно для
распознания имперского ритма) творила будущий облик
всего мира, впрочем, не безвозмездно, кое-что за этот по-
двиг Англии перепало.
«Завершив промышленный переворот ранее всех других
стран, Англия оказалась в середине XIX века в очень выгод-
ном положении: ее передовая промышленность позволяла ей
побивать всех конкурентов дешевизной и качеством това-
ров. Это обстоятельство дало английской буржуазии факти-
ческую монополию на мировом рынке. Англия все больше
превращается в мировую фабрику, «мастерскую мира», по
отношению к которой весь остальной мир играл роль по-
ставщика сырья и покупателя готовых товаров» (Н. Ерофе-
ев). К. Маркс и Ф. Энгельс называли Англию этого времени
«демиургом буржуазного космоса».
Одним из символов наступления новой эры, становления
английского мира стала первая Всемирная выставка 1851
года. «В этом году, когда Всемирная выставка распростра-
нила свою гостеприимную крышу над вязами Гайд-парка,
весь мир приходил восхищаться богатством, прогрессом и
просвещением Англии» (Дж. Тревельян). Почти все первые
премии взяла Англия, продукция английской промышленно-
сти получила великолепную рекламу.
Проницательный читатель вправе задать вопрос – а был
ли аналогичный триумф у России (СССР).в 1960– 1970 го-
дах? Можно, конечно, вспомнить наши успехи в космосе,
балете и строительстве гидростанций. Однако дело не в
этом. Человечество сейчас живет по меркам английского
мира, и достижения Англии XIX века при взгляде из этого
мира кажутся грандиозными, тогда как успехи России XX
века представляются куда скромнее, поскольку русский мир
еще не построен. Из конца XXI века, когда русский мир
охватит почти весь земной шар, наши успехи 60–70-х годов
XX века покажутся куда более значительными и, разумеет-
ся, речь не будет идти о балете и гидростанциях. Скорее все-
го, речь пойдет о рождении неких спасительных для мира
будущего идей, теорий, системы знаний, некоего нового ви-
дения мира, нового, более умственного отношения к жизни.
 Ну а основополагающей идеей третьей фазы четвертой
Англии, ставшей краеугольной для всего английского мира,
стала идея свободной торговли.
Борьба за введение свободной торговли – это продолже-
ние борьбы старой земельной аристократии и новой буржу-
азной аристократии. На уровне политического революцион-
ного решения исход этой борьбы был определен в 1832 году.
Теперь пришло время решить ту же задачу на Уровне эко-
номики. Формальным поводом к началу мощной кампании
за введение свободной торговли стал голод 1845 года (12-й
год фазы). Решение Роберта Пиля примкнуть к сторонникам
отмены хлебных пошлин даже раскололо консервативную
партию на две половины («пилиты» и протекционисты).
«Пиль понял, что противиться требованиям буржуазии не-
возможно. 20 декабря 1845 года Пиль создал новый кабинет,
целиком из сторонников свободной торговли. Несмотря на
отчаянное сопротивление представителей землевладельцев,
в парламенте 15 мая 1846-го билль об отмене пошлин на
хлеб был принят» (Н. Ерофеев).
«Произнося прощальную речь, Р. Пиль сказал: "Имя мое
будет проклинаться монополистами, требующими выгодно-
го им покровительства. Но, быть может, имя мое будет ино-
гда с добрым чувством произноситься в жилищах людей, ко-
торые в поте лица добывают хлеб свой и которые будут
вспоминать обо мне, восстанавливая свои силы обильной и
свободной от обложения пищей"» (Н. Ерофеев).
Хлеб стал дешевле, но сельскому хозяйству этот билль
нанес сокрушительный удар, что еще раз доказывает импер-
ский характер развития Британии XIX века, ведь именно в
Империи экономика всегда резко деформирована – все силы
нации концентрированы в одном направлении в ущерб всем
остальным.
«Успех фритредеров (участники движения английской
промышленной буржуазии за свободу торговли. – Авт.)
наряду с успехами демократии отразился на выборах 1847
года, пославших в парламент максимальное число деловых
людей и представителей средних классов, когда-либо соби-
равшихся в его стенах» (Дж. Брайт).
В 1949 году отменен Навигационный акт, и с этого вре-
мени корабли всех наций получили право ввозить в Англию
товары из всех частей света. «Отмена Навигационного акта
и полновесное проведение в жизнь программы свободной
торговли означало победу промышленной буржуазии» (Н.
Ерофеев).
Второй «главный» класс – пролетариат также одерживает
ряд побед в третьей фазе, своими методами, разумеется.
Эпоха чартизма (1832–1848) принесла свои плоды. «После
1848 года чартизм утратил массовый характер, однако под
его влиянием преобразован парламент, проведена реформа
местного самоуправления, приняты законы об охране фаб-
ричного труда, легализованы тред-юнионы... 1854 год – чар-
тизм сошел со сцены. Рабочий класс, в своей массе разоча-
ровавшийся в политической борьбе в связи с крахом чартиз-
ма, все меньше интересовался политическими вопросами,
все заметнее стал замыкаться в рамках чисто профессио-
нальных интересов. В это время сделала успехи организация
профессиональных союзов нового типа, руководители этих
профсоюзов открыто отрекались от всякой политической де-
ятельности. Своей единственной задачей союзы ставили
улучшение материальной обеспеченности рабочих» (Н.
Ерофеев).
Предприниматели начинают сознавать необходимость
тред-юнионов и «выгоды, проистекающие из возможности
вести переговоры с целью организации рабочих через
наиболее интеллигентных ее представителей» (Арн. Той-
нби). Так постепенно сходят на нет конфликты, заложенные
во второй фазе, и одновременно вырабатывается рецепт для
81
решения конфликтов между трудом и капиталом во всех
странах и на все времена.
В государстве, идущем по ритму Империи, политика пер-
вична, при этом благополучие внутренней политики зиждет-
ся на мощной внешней политике. Как всегда в третьих им-
перских фазах, внешняя политика усыпляюще спокойна.
Главная задача – расчленить Европу на враждующие груп-
пировки, контролировать все конфликты, но не вмешиваться
в них, одновременно при этом продолжать мировую экспан-
сию с целью открытия рынков для товаров ее промышлен-
ности. При этом преимущество получают более мирные ме-
тоды, нежели военные. «Большую помощь английской бур-
жуазии в ее торговой экспансии оказывали повсюду мисси-
онеры: проповедь Евангелия и обращение в христианскую
веру было не самоцелью миссионеров, а средством привить
язычникам европейские привычки и обычаи, сделать их по-
требителями европейских, то есть английских товаров» (Н.
Ерофеев). Не будет преувеличением сказать, что открытый
англичанами новый смысл внешней политики сейчас ис-
пользуется большинством развитых стран, особенно же
США.
В ситуации внешнего и внутреннего успеха могло со-
здаться впечатление, что найден стабильный и идеальный
способ бытия. Тяга к гуманизму удачно сочеталась с твердо-
стью духа и бодростью. «Это была эра «мускулистого хри-
стианства», напряженной деятельности и холодных ванн.
Организованные игры, особенно крикет и футбол быстро
распространялись в школах, университетах, обычной жизни.
Пешеходные прогулки и новое развлечение горных восхож-
дений были характерны для энергичного и атлетичного по-
коления» (Дж. Тревельян). Однако имперский ритм – это по-
езд, идущий без остановок, и вслед за стабилизацией должен
следовать застой, а за ним и кризис, ведущий к белой рево-
люции, начинающей четвертую фазу.
Выборы 1859 года (26-й год фазы, аналогичный нашему
1979 году) вернули власть Пальмерстону, министерство ко-
торого просуществовало до его смерти в 1865 году. «Внутри
Пальмерстон следовал политике полного бездействия; вся
его энергия была направлена на сохранение нейтралитета
Англии в пяти великих войнах, потрясавших не только Ев-
ропу, но и Новый Свет. Со смертью Пальмер-стона окон-
чился период политического бездействия, отличавшего его
управление» (Дж. Грин).
«Пальмерстон со старческим упрямством решительно вы-
сказывался против всякого расширения избирательного пра-
ва, «потому что я не дурак»,– говорил он грубо. Решив не
омрачать его последних дней, нация согласилась, подобно
премьеру, сосредоточить все свое внимание на вопросах
внешней политики» (Э. Лависс, А. Рамбо). Также и у нас
нация дала постоять у власти всем старикам и, лишь до-
ждавшись все того же 32-го года фазы (1985 год), принялась
за внутриполитическую борьбу.
«В последний год пребывания Пальмерстона у власти
(1864) застой во внутренних делах не был уже столь без-
условным, как прежде. Выборы 1864 года дали либеральной
партии много новых депутатов. Всемогущему министру
Пальмерстону трудно было бы справиться с новой палатой.
Но счастливая звезда избавила его от этого испытания и
пресекла его поприще в самом разгаре популярности. Креп-
кий восьмидесятилетний старик, который еще за несколько
дней галопом скакал на коне, внезапно стал слабеть, немно-
го похворал и умер» (Э. Лависс, А. Рамбо). Смерть Черненко
также произошла за четыре года до революции, оставив
время на раскачивание лодки Горбачеву и иже с ним.
Застой, который, казалось бы, пришел навеки, вдруг рас-
сасывается, всюду начинаются волнения и нарастают до тех
пор, пока не произойдет перелом и не утвердится новый тип
власти. Последовавшие за смертью Пальмерстона события
были скоротечны. Экономический кризис с грандиозным
крахом на Лондонской бирже («черная пятница»), волна ми-
тингов и демонстраций по всей стране, в результате уже в
1867 году проведена избирательная реформа и отменен
ненавистный закон о хозяевах и слугах, после чего рабочий
и предприниматель стали равны перед судом.
Описание событий белой революции четвертой Англии
вполне укладывается в теоретические рамки: с одной сторо-
ны, ее делают очень приличные люди, с другой стороны, она
не так тиха, как серая революция, и даже чем-то напоминает
по интенсивности событий революцию черную.
Итак, после смерти Пальмерстона «началась агитация в
пользу избирательной реформы, носившая на этот раз более
пролетарский, чем буржуазный характер», и организованная
сначала в Лондоне, а затем во всех графствах секретарями
тред-юнионов. Митинг в Трафальгарском сквере объявил
палату, избираемую меньшинством населения, нарушением
духа конституции, заклеймил ту надменность, с которой
иные консерваторы или лжелибералы говорили о рабочем
классе, и потребовал предоставления избирательного права
всем совершеннолетним мужчинам, имеющим постоянное
местожительство. Так как правительство имело бестактность
воспротивиться второму собранию, назначенному в Гайд-
парке, то народ взломал решетки, и Лондон на несколько ча-
сов принял вид города, охваченного восстанием. Министры,
вместо того чтобы упорствовать в своей ошибке, предпочли
с уважением отнестись к старинным шумным вольностям»
(Э. Лависс, А. Рамбо).
Интереснейшей особенностью властвования Горбачева
было то, что реформы, проводимые при нем, пошли гораздо
дальше, чем планировалось. Можно сказать, что власть пле-
лась в хвосте у событий, а не руководила ими. Примерно то
же самое было и по смерти Пальмерстона, когда премьером
стал Б. Дизраэли. «Проект, который он в конце концов навя-
зал и либералам и своим друзьям консерваторам, по своему
либерализму далеко оставлял за собой все вносившиеся до-
толе предложения, если не считать всеобщего избирательно-
го права радикалов и чартистов Ограничения падали одно за
другим, и в окончательном своем виде закон, хотя и оста-
вивший неприкосновенными главные основы английской
избирательной системы, все же создал английскую, прежде
всего рабочую, демократию» (Э. Лависс, А. Рамбо). (Имеет-
ся в виду, что имущественный ценз значительно увеличил
число городских избирателей, но не сельских.)
После того как избирательная реформа совершилась, один
противник ее сказал: «Ну вот, рабочие, маленькие люди,
иначе говоря, большинство, призваны к политической жиз-
ни; нам остается теперь только просветить нашего хозяина».
Проникнутый этой мыслью, министр Форстер 17 февраля
1870 года внес законопроект, устанавливающий обязатель-
ное посещение школы детьми от пятилетнего до двенадца-
тилетнего возраста. Впрочем, обо всем этом уже в рассказе о
четвертой фазе четвертой Англии.
Четвертая фаза (1869–1905, 4 Англия)
Описываемый период английской истории наиболее точ-
но соответствует времени, в котором мы сейчас живем. Чет-
вертая фаза четвертой Англии такая же кульминация тыся-
челетнего имперского развития, как и четвертая фаза чет-
вертой России (1989–2025). Однако, проводя сравнение двух
четвертых фаз, не будем забывать, что в Англии конца XIX
века рождалась английская модель мирового устройства, а в
России конца XX века рождается, соответственно, русская
модель, и судить о наших достижениях по-настоящему
можно будет лишь из глубины XXI века. Пока же нас инте-
ресует то общее, что есть у всех имперских четвертых фаз.
82
В первую очередь нас интересует описание белой рево-
люции, достоверность ее даты, хроника ее реформ. Необхо-
димо убедиться, действительно ли в районе 1869 года про-
изошли крутые перемены, один тип властвования уступил
другому, один строй жизни сменился другим? Действитель-
но ли время, тянувшееся, как резина, вдруг спрессовалось и
побежало с невероятной скоростью, производя за несколько
лет больше перемен, чем за прошлые десятилетия?
Начнем издалека, вспомним одного из главных героев
черной революции четвертой России. К белой революции
четвертой Англии он, конечно, относился без особого по-
чтения, однако даты четвертой фазы определил довольно
точно: «Сколько книг написано, особенно немецкими и рус-
скими либералами для восхваления законности и социально-
го мира в Англии. В действительности же «законность и со-
циальный мир» Англии были только кратковременным ре-
зультатом спячки английского пролетариата, примерно с
1850-х годов до 1900-х» (В. Ленин).
Куда точнее интервал, приведенный Н. Ерофеевым как
период перехода Англии к империализму: «После 1870 года
в экономической и политической жизни Англии появляются
новые черты, которые позволяют охарактеризовать послед-
ние десятилетия XIX века в целом как переход к империа-
лизму». Таким образом, границы периода (1870– 1900)
определены практически точно в соответствии с теорией.
Дж. Тревельян в своей «Социальной истории Англии»
выделяет как отдельный этап английской истории «Вторую
половину викторианской эпохи (1865–1901)»: «Это либе-
ральный, откровенный век, наиболее характерными людьми
которого являются не аристократы и не лавочники, а люди с
университетским образованием или люди интеллигентных
профессий, читатели Милля, Дарвина, Хаксли и Мэтью Ар-
нольда, Джорджа Элиста и Браунинга – образованные боро-
датые интеллигенты...» Это не только точное определение
дат четвертой фазы, но и довольно точное определение ха-
рактера этой фазы.
Менее точное по датам, но достаточно яркое определение
четвертой фазы у Л. Казамиана: «Цветущие годы от 1860 до
1880 года являются периодом оптимизма и абсолютной веры
в свое будущее».
А. Дайси, определяя период с 1825 по 1870 год как период
индивидуализма, период с 1865 по 1900-й определяет как
период коллективизма. «Под термином "коллективизм"
здесь разумеется доктрина, благоприятствующая вмеша-
тельству государства, хотя бы и с некоторым ущербом для
индивидуальной свободы, в целях обеспечения интересов
народных масс» (А. Дайси). Соответственно период с 1865
по 1870 год – это переходное время. Тем же А. Дайси дела-
ется, правда, без каких-либо особенных доказательств, по-
пытка связать начало нового времени с внешними события-
ми: «Новая эпоха начинается с 1865 года, со времени окон-
чания междоусобной войны в США». Видимо, всегда легче
предположить, что внутренние реформы навеяны внешними
стимулами.
Так что недостатка в общих характеристиках фазы нет.
Тут и «спячка английского пролетариата» (В. Ленин), «пере-
ход к империализму» (Н. Ерофеев), время «бородатых ин-
теллигентов» (Дж. Тревельян) и т.д. И все же главное впе-
чатление, которое оставляет четвертая фаза, как и положено
ей от теории,– это успех, блеск, процветание.
«Последние 30 лет царствования Виктории все же были в
целом годами значительного процветания и увеличения бо-
гатства, долю которого получала большая часть общества.
Юбилеи королевы в 1887 и 1897 годах праздновались всеми
классами с подлинной гордостью и признательностью, кото-
рые отчасти были вызваны осознанием массами своего
освобождения от тех условий жизни, которые приходилось
терпеть в начале ее царствования, т.к. «голодные сороковые
годы» были еще памятны. Нравы стали мягче, улицы более
безопасны, жизнь более гуманной, санитарные условия
быстро улучшались, жилища трудящихся стали менее
скверными. Условия труда также улучшались, реальный за-
работок увеличивался, продолжительность рабочего дня со-
кращалась» (Дж. Тревельян).
Если же мы захотим определить дату белой революции
точнее, то вынуждены будем вернуться на два года в серую
фазу, обратиться к парламентской реформе 1867 года. (Точ-
но так же, описывая нынешнюю российскую белую револю-
цию 1989 года, мы волей-неволей возвращаемся к времени
начала горбачевских экспериментов 1985 года.)
Напомним, что «осенью 1866 года движение за реформы
приобрело гигантский размах. Англия напоминала гигант-
ский кипящий котел. В этих условиях руководство партии
консерваторов сочло благоразумным пойти на уступки. В
1867 году, 15 августа, проект реформы превратился в закон.
Число избирателей увеличилось с 1 миллиона до 2 миллио-
нов» (Н. Ерофеев). Как известно, в современной России ре-
шение о проведении относительно свободных выборов вес-
ной 1989 года также было принято еще в третьей фазе и са-
мо по себе еще не было революцией, а лишь предвестьем ее.
Революцией же стала оглушительная победа Ельцина (89 %)
в Москве.
Также и в Англии результаты выборов 1868 года гораздо
определеннее показали смысл новой фазы, чем закон об этих
выборах. «Результаты реформы 1867 года не оправдали опа-
сений, которые выдвигались тогда буржуазией: новые изби-
ратели голосовали за старые партии и не проявляли враж-
дебности по отношению к господству крупной буржуазии.
Не внушал буржуазии беспокойства и рабочий класс, кото-
рый, казалось, надолго отказался от самостоятельной поли-
тической борьбы и послушно голосовал за либеральных
кандидатов» (Н. Ерофеев). Таким образом, избирательная
реформа вроде бы давала власть рабочим (псевдорешение
1867 года), на деле же оставила власть ведущему классу, при
этом утвердив на годы социальный мир.
В конечном счете даже не выборы 1868 года, а решения
нового парламента и нового кабинета стали истинной белой
революцией.
«В состав избирателей была введена масса рабочих, и
косвенный результат этой важной меры сказался тотчас в
энергичной политике парламента, собравшегося после но-
вых выборов в 1868 году... Сила и энергия правительства
обнаружились в ряде важных реформ... Были предприняты
важные реформы в управлении флотом; был осуществлен
план полного преобразования армии после отмены приобре-
тения офицерских мест покупкой. В 1870 году было подви-
нуто дело народного образования биллем, предписавшим
учреждение в каждом округе школьного совета и содержа-
ние его на местные налоги. В 1872 году был сделан новый
шаг в деле преобразования парламента проведением меры,
установившей тайную подачу голосов избирателями путем
баллотировки» (Дж. Грин).
Так революционность школьной реформы Форстера
(1870) не вызывает сомнений у автора «Социальной истории
Англии»: «1870 год был поворотным моментом в истории
образования и, следовательно, в социальной истории. Благо-
даря религиозному компромиссу 1870 года Англия смогла
достичь системы всеобщего начального обучения» (Дж.
Тревельян).
Реформа армии 1871-го носила имя Кардвелла. Был зна-
чительно сокращен срок службы, но главное – была отмене-
на продажа чинов. «До сих пор офицер, выходя из полка,
передавал свой чин преемнику. Купив свой чин за извест-
ную сумму, он, естественно, старался перепродать его с мак-
симальной прибылью. Эта система поддерживала в англий-
ской армии аристократический или, лучше сказать, плуто-
83
кратический дух и лишала видов на будущее офицера-
бедняка» (Э. Лависс, А. Рамбо). Теперь производство в чины
проводилось лишь по заслугам, что, конечно, способствова-
ло наведению порядка в армии. В нашей стране пока не
нашелся свой Кардвелл и реформа по оздоровлению армии
явно затянулась. Однако это может означать не отставание
от темпа реформ, а начало всемирного процесса «гибели ар-
мии», о чем структурный гороскоп писал еще в 1991 году.
«В 1870 году конкурсные испытания стали обычным спо-
собом вступления на гражданскую службу, позволяющим
вовлечь наиболее способных молодых людей из университе-
тов в ряды новой бюрократии» (Дж. Тревельян).
Что касается введенного в 1872 году способа тайного го-
лосования, то практически без изменений этот способ ис-
пользуется теперь во всем мире (бюллетень с именами кан-
дидатов и т.д.). А изобретен был этот способ даже не в Ан-
глии, а в ее колонии Австралии...
«По законам 1871–1875 годов тред-юнионы получили
хартию прав, соответствующую их растущей силе. В дело-
вой сфере компании с ограниченной ответственностью заня-
ли место старых семейных фирм. Профессиональная и соци-
альная эмансипация женщин шла вперед к тем ее пределам,
которые защищались в книге Милля «Подчиненное положе-
ние женщин» (1869). В Оксфорде и Кэмбридже были осно-
ваны женские колледжи, а женские средние школы были
намного улучшены. Акт о собственности замужних женщин
избавил жену, если она имела свои собственные деньги, от
экономической зависимости от своего мужа. «Равенство по-
лов» начали защищать в теории и во все большей степени
осуществлять на практике среди всех классов» (Дж. Треве-
льян).
Кроме того, в 1873 году была проведена реформа судеб-
ных учреждений. Вместо громоздкой и запутанной системы
были созданы две высшие судебные инстанции – Верховный
Суд и Апелляционная Палата. Таким образом и эта реформа
направлена на упорядочение жизни.
В 1872 году создано министерство местного управления.
И т.д. и т.п. Список реформ, проведенных за первые годы
четвертой фазы, достаточно внушителен. Что касается Рос-
сии (1989–1993), то пока это время многим кажется време-
нем сумбура и началом смуты, но как только начнутся вре-
мена стабильности, то придет осознание того, что именно
эти годы были годами максимально быстрого реформирова-
ния и начала самых славных дел. Все, кто шагнет в XXI век
из глубин российской безвестности на вершину мировой
славы, с благодарностью вспомнят решительность этих че-
тырех лет.
Таким образом, если «несколько народных бурь, ярост-
ных манифестаций, произошедших в 1866–1867 годах, были
еще необходимы для того, чтобы победить консервативное
колебание и обеспечить издание второго билля о реформе»,
то по прошествии бурных революционных событий рефор-
мы продолжались уже в автоматическом режиме. «Преобра-
зование избирательного права продолжается и завершается в
полном спокойствии, в атмосфере гражданского согласия»
(Л. Казамиан). Также и в России после 1993 года все рефор-
мы будут продолжаться уже без танков и штурмов, хотя и
без решающего значения парламента, все-таки это Россия, а
не Англия.
Очень большое значение реформа 1867 года имела для
рождения современного всемирного облика политических
партий. Дело в том, что реформа привела к появлению
большого количества избирателей, неискушенных в полити-
ке, отсюда потребность в широкой централизованной струк-
туре партий, лекторах, агитаторах, пропагандистской лите-
ратуре, партийных газетах. Создателем новой партийной си-
стемы считается Дж. Чемберлен (Либеральная партия), за-
вершивший к 1877 году преобразование своей партии. Стало
быть, еще одна гордость западного мира, в особенности
США – структура политических партий, способных охва-
тить всех избирателей,– также достижение Империи, импер-
ского новаторского гения.
Та модель технократической власти, что разработана в
современной России, в XXI веке, по-видимому, станет об-
щепринятой именно в странах Запада, к которому после
2029 года будет принадлежать и Россия.
Кроме доказательств хронологических должны быть до-
казательства по содержанию описываемой фазы. Действи-
тельно ли с 1869 по 1905 год произошло освобождение от
темных сил и темных дел? Действительно ли наступил соци-
альный мир и произошло примирение противоборствующих
классов? Был ли в это время строительный и образователь-
ный бум? Произошло ли в указанные 36 лет всемирное при-
знание могущества Британии? Ну и наконец, самый главный
вопрос – показала ли четвертая фаза четвертой Англии но-
вый уклад, новый строй жизни?
«В 1861 году школы посещало 700 тысяч детей. Между
1860 и 1870 годами стало пробуждаться сознание, что уси-
лия одних только частных лиц не в состоянии обеспечить
стране всеобщее обучение... Наконец был принят закон в
1870-м о начальном обучении. В 1880-м посещение школ
было сделано обязательным во всей стране, а в 1891-м закон
был дополнен постановлением, которым, в сущности, вво-
дилось бесплатное всеобщее начальное обучение. Бедность
родителей не признается уважительной причиной для непо-
сещения детьми школы» (Э. Поррит).
Законом об образовании признавалась свобода совести и
необязательность посещения религиозной службы (тут и
освобождение, и рождение нового уклада). А в одном из па-
раграфов этого закона говорилось, что «личные интересы и
интересы классовые должны быть подчинены общим и
национальным интересам».
Таким образом, четвертый английский и четвертый рос-
сийский имперские циклы, хоть и шли как бы зеркальными
путями, пришли к одному результату. Англичане от личных
интересов к «общим и национальным», а русские от классо-
вых, но к тем же «общим и национальным».
Что касается рождаемого в России мира технократиче-
ской власти и интеллектуального уклада жизни, то и тут
первый шаг сделала Англия – она как бы создала вектор, по
которому пошла четвертая Россия. «Удар, нанесенный дар-
винизмом библейской религии англичанина, сказался во
многом, хотя еще не всюду; в 1871 году Оксфорд и Кем-
бридж стали доступны для всех независимо от вероиспове-
дания, естественные науки и история быстро заняли свое
место в научном мире рядом с классическими науками и ма-
тематикой» (Дж. Тревельян). Именно в Англии и именно в
конце XIX века рождается современная дифференциальная
наука, построенная на широчайших экспериментальных ис-
следованиях, коллективном научном творчестве, бесконеч-
ном делении единой науки на множество частных наук. Рос-
сия начала XXI века должна будет ввести в мир новую инте-
гральную науку, построенную на объединении частных наук
в единое целое, на неких глобальных обобщениях.
Удивительнейшим явлением английской жизни конца
XIX века стало рождение мировой детской литературы на
принципиально новом уровне. Д. Дефо (1660–1731) и Дж.
Свифт (1667–1745) писали свои «детские» книги для взрос-
лых, детскими они стали потом, значительно позже. А вот
Чарльз Доджсон (Льюис Кэрролл) написал свою «Алису в
стране чудес» (1865) и «Алису в Зазеркалье» (1871) для де-
тей, и взрослыми эти книги стали, когда эти дети уже под-
росли. «Алиса» вызвала множество подражаний и породила
волну всеобщего чадолюбия. «Более чуткое и заботливое
отношение к детям было одним из главных вкладов, сделан-
84
ных англичанами викторианской эпохи в дело подлинной
цивилизации» (Дж. Тревельян).
Другим достаточно новым и неожиданным креном ан-
глийской литературы стало появление мощной линии ро-
мантической литературы, появление и становление приклю-
ченческой, детективной и фантастической литературы. Сти-
венсон написал «Остров сокровищ» в 1883 году, Хаг-гарт
«Копи царя Соломона» в 1886 году, Киплинг «Книгу Джун-
глей» в 1894 году. Сверстником Киплинга был Герберт
Уэллс, чуть старше Оскар Уайлд. Фактически вся литерату-
ра, которая в XX веке считается широко читаемой, Родилась
в Англии конца XIX века. Относится это и к специфически
женской литературе, родоначальниками которой были сест-
ры Бронте (третья фаза), Этель Войнич (четвертая фаза) и т.
д.
Так рождался английский мир – блестящий по форме и
достаточно бедный, как это выяснится позже, по содержа-
нию. Задача рождающегося сейчас русского мира, не очень
сильно меняя форму, наполнить ее содержанием. Этим во
многом объясняется почти синхронное развитие английской
и русской Империи. Одна имперская нация разрабатывала
для всего человечества внешние атрибуты жизни, другая –
занималась поиском смысла, содержания каждого атрибута.
Понятно также, почему Россия кончает свой имперский путь
на 120 лет позже Англии. Человечество что-либо изобретает
и лишь потом методом проб и ошибок находит этому истин-
ное применение. На поиски означенного смысла должна уй-
ти 4-я фаза современного цикла России. Все уродливое, что
породил XX век, так или иначе заимствовано у Англии кон-
ца XIX века, но лишено содержания, которое во время им-
перского цикла было.
«После исчезновения кринолина и длинных платьев в 80-
х годах игрой, в которой состязались леди и джентльмены,
стал вместо крокета требующий быстрых и энергичных
движений лаун-теннис. В 90-х стал модным велосипед, как
только два низких колеса сменили опасный «высокий вело-
сипед» (Дж. Тревельян). Англичане стали основными посе-
тителями лучших отелей Западной Европы, Средиземномо-
рья и Египта. Стиль жизни, приписываемый жителям разви-
тых стран Запада конца XX века, оказывается, был разрабо-
тан все в той же четвертой фазе четвертой Англии. «Газовое
и керосиновое освещение уступило место электрическому.
Проведение праздничных дней на морском побережье стало
обычным для мелкой буржуазии и даже для значительной
части трудящегося класса» (Дж. Тревельян). В те же годы
возник обычай проводить за городом конец недели (уик-
энд). Такова фантастическая пропасть между четвертой фа-
зой и второй, в которой, как мы помним, обычной была
жизнь рабочих, когда они ели и спали около станка.
«Возрастание приятности и уменьшение однообразности
жизни, появление соперничающих развлечений и занятий,
таких, как чтение, музыка, театр, тщательно организованные
игры, велосипедные прогулки, осмотры достопримечатель-
ностей, проведение праздничных дней в деревне или на мор-
ском берегу...» (Дж. Тревельян). Кроме всего прочего такой
образ жизни способствовал резкому снижению пьянства и
столь же резкому снижению смертности. В 1886 году соот-
ношение рождений и смертей было в Англии 13 к 3, в Гер-
мании 10 к 8, во Франции 1 к 4!
Белый цвет фазы подтверждают портреты лидеров и во-
ждей фазы. Так, Дизраэли известен нам не только как яркий
политик и лидер консерваторов, но и как довольно успеш-
ный романист. Другой вождь белой фазы Гладстон писал
брошюры против папской непогрешимости, комментировал
Гомера, перевел стихами описание Ахиллова щита и т.д.
Под стать лидерам был и правящий класс Англии: «Либе-
рально настроенный и высокообразованный правящий класс
70-х годов был ближе к университетам, чем к слабеющей
аристократии и возвышающейся плутократии» (Дж. Треве-
льян).
Что касается всевластья прессы, нарастающего у нас по-
сле 1989 года, то в Англии 1869-го также было нечто подоб-
ное. «Значительное развитие ежедневной прессы в 50-х и 60-
х и заработок, который она дает людям небогатым, но че-
столюбивым и способным, объясняет, почему такое большое
число журналистов попало в палату общин с 1885 года. На
выборах 1892 года выставило свою кандидатуру 50 или 60
публицистов и владельцев газет, и из этого числа примерно
35 было выбрано. С 1885 года лорд Солсбери начинает раз-
давать публицистам титулы. Эта форма вознаграждения
щедро применялась лордом между 1885 и 1892 годами» (Э.
Поррит).
Заканчивая цветовую тему, необходимо сказать, что по-
нятия «белая революция», «белое 36-летие» вполне можно
заменить на «светлая революция» или «яркое 36-летие» и
т.д. Об этом же писал В. Дерюжинский, рассказывая о лиде-
ре консерваторов: «Дизраэли придал своей партии резкую
окраску, отличную от тех тусклых оттенков, которые она
носила под лидерством Пиля».
Однако белая революция, согласно теории являясь белой
с первого же своего дня, в восприятии народа первые восемь
лет выглядит если и не черной, то в эдакую черно-белую по-
лоску. И лишь на восьмой год предстает во всей своей бе-
лизне. В России 8-й год фазы наступит в 1997 году, с учетом
медлительности российского развития. Ликование наступит
в крайнем случае в 1998 году. В Англии с учетом торопли-
вости английского развития ликование наступило, похоже,
на год-два раньше, к 1876 году.
«В 1875 году Дизраэли окольными путями узнал о наме-
рении египетского хедива продать принадлежащий ему па-
кет акций Суэцкого канала. Английское правительство, ока-
завшее в свое время серьезное противодействие сооружению
канала, после его постройки стало искать средства установ-
ления над ним своего контроля, учитывая его большое эко-
номическое и стратегическое значение. Когда такой случай
представился, Дизраэли, не обращаясь к парламенту, сделал
заем в банке Ротшильда и выкупил все акции хедива. Таким
образом, Англия стала крупнейшим собственником Суэцко-
го канала и подготовила последующую оккупацию Египта.
Дизраэли нарушил конституцию, обычай, запрещавший пра-
вительству брать на себя финансовые обязательства без
санкции парламента, однако английская буржуазия была в
таком восторге от удачи Дизраэли, что охотно простила ему
это нарушение конституции и превозносила до небес его
смелость и ловкость» (Н. Ерофеев).
В этом эпизоде для нас важно не только очевидное лико-
вание и внезапность крупного политического успеха, но и
наплевательство имперского государства на законы в тех си-
туациях, когда политический выигрыш очевиден. В 1876 го-
ду Дизраэли провел через парламент билль о присвоении
королеве Англии титула «императрицы Индии». «Это долж-
но было придать новый блеск английской короне и подей-
ствовать на воображение рядовых англичан, пробудить и
усилить среди них патриотические настроения» (Н. Ерофе-
ев). Таким образом, нас в 1997–1998 годах ждет всенародное
ликование, внезапный внешнеполитический успех. Где-то и
как-то в эти годы нам удастся «уесть» США, последнего
крупного тоталитарного двойника в человеческой истории.
Внутренней аналогией предстоящих событий является 1961
год, когда Гагарин полетел в космос вопреки кажущемуся
превосходству США в технической сфере.
Еще одна мощная идея, родившаяся в четвертой фазе чет-
вертой Англии, стала одной из доминирующих идей миро-
вого сообщества второй половины XX века: «Рескин (1819–
1900) внушил поднимающимся поколениям писателей и
мыслителей отвращение к промышленной цивилизации, ко-
85
торая наполняла такой гордостью их отцов» (Дж. Тревель-
ян).
Впрочем, широкое распространение этой идеи не мешало
Англии всю четвертую фазу оставаться мировым промыш-
ленным лидером. Добыча угля с 1870 по 1900-й выросла в
два раза, выплавка чугуна в 1,5 раза. Однако доля в мировом
производстве за те же годы неуклонно падала. Так, доля в
мировой добыче угля за указанные годы упала с 51 % до 30
%, а выплавка чугуна с 55% до 22%. Английская промыш-
ленность пошла на новый виток, бурно развивались новые
отрасли – химическая промышленность, электропромыш-
ленность и т.д. Уступая в темпах промышленного роста
США и Германии, Англия стала добывать деньги более лег-
ким и чистым способом. Росли «невиданные доходы», скла-
дывавшиеся из посреднических и банковских операций.
«Англия экспортирует капитал. Усиленный вывоз капитала
способствовал дальнейшему снижению темпов роста, ибо
отвлекал капитал от своей страны» (Н. Ерофеев). Однако и
это открытие английского гения стало прорицанием новой
эпохи. Ну кто теперь из высокоразвитых стран не вывозит
капитал?
Еще одна тенденция в развитии английской промышлен-
ности – это монополизация. Первые монополистические
объединения появились после 1886 года, но особенно быст-
ро начали расти в 90-х годах. В 1891 году возник щелочной
трест, объединивший 45 химических заводов; в 1890 году
трест Коутса по производству нитей и пряжи приобрел по-
чти монопольное положение как на английском, так и на
иностранных рынках. В конце XIX века в некоторых отрас-
лях английской промышленности вес монопольных объеди-
нений был уже весьма значительный: обойный трест объ-
единял 98 % всех предприятий по производству обоев. Сит-
цепечатный – 85 %. Их главная цель– взвинчивание цен и
использование благоприятной конъюнктуры.
Значит ли все это, что и у нас в стране фактически 100
процентов монополизации (при Советской власти), можно
ли еще увеличить монополизм? Нет, конечно. Наша четвер-
тая фаза, напротив, ослабляет степень монополизации. Од-
нако о борьбе с монополизмом и победе рынка до 2025 года
в России говорить не приходится.
Безусловно, четвертая фаза имперского цикла наиболее
сбалансирована – безрыночный российский цикл четвертой
фазы отмечен введением элементов рынка, а сверхрыночный
английский цикл ушел в четвертой фазе от слишком дикого
рынка, стал более регулируемым, более социально защи-
щенным. Однако остаются сферы чисто имперского переко-
са. В индустриальных циклах такой сферы не могло не от-
стать сельское хозяйство. Ничего не получается у нас с
внедрением фермерства, но ничего не вышло и у англичан с
отменой фритредерства, что привело к упадку сельского хо-
зяйства. «Величайшим событием 70-х годов, имевшим неиз-
меримые последствия в будущем, был внезапный упадок ан-
глийского земледелия. И либеральная, и консервативная ин-
теллигенция 70-х и 80-х годов была проникнута доктриной
фритредерства. Она верила, что если одна отрасль хозяй-
ства, например земледелие, погибнет в результате свободной
конкуренции, то, соответственно, выиграет другая и займет
ее место – и таким образом все будет хорошо» (Дж. Треве-
льян). У нас, соответственно, другая крайность: мы боимся
дать погибнуть даже самым убыточным и бессмысленным
производствам...
Четвертая фаза, демонстрирующая всему миру и соб-
ственному народу истинное величие Империи и истинное ее
предназначение, тем не менее вполне сохраняет свое внут-
реннее строение. Как и в любой другой фазе, в четвертой
фазе есть свой подъем (пора реформ), стабилизация и упа-
док. Существование упадка, застоя, тупой самовлюбленно-
сти на фоне продолжающихся, как бы по инерции, успехов
чрезвычайно важно для поисков Империи.
Датируется кризис всеми авторами достаточно едино-
душно самым концом XIX века, самым началом XX века.
«XIX век в Англии до самых последних лет полон
изобильных, неиссякаемых потоков того прилива учреди-
тельства производства и богатств, который начался на бри-
танской почве в XVIII веке», однако в самом конце XIX века
«вместе с внешней угрозой возникает внутренний кризис.
Снова появляется в более обширных размерах, в более
страшном виде социальная проблема, рабочая партия, рас-
тущая из года в год, становится рядом с историческими пар-
тиями» (Л. Казамиан).
Очень многие датируют начало кризиса англо-бурской
войной (1899–1902). «Продолжительная и трудная война с
бурами открыла английскому правительству глаза на несо-
вершенство его армии и на ту почти всеобщую вражду, с ко-
торой относились к Англии в Европе» (Э. Галеви). «В Ан-
глии годы англо-бурской войны отмечены взрывом «джин-
гоизма» – английской разновидности воинственного шови-
низма» (Н. Ерофеев). С англо-бурской войной связывается
появление в экономической и политической литературе по-
нятия «английский империализм».
«После 1895 года волна империализма катилась по
стране, ненависть к иностранцу – немцу, русскому, францу-
зу – одерживала верх над ненавистью к внутреннему врагу,
ненависть расовая над ненавистью классовой...» (Э. Галеви),
«Империализм является одновременно и наукой, и рели-
гией. От религии он заимствует мистическую идею о боже-
ственной миссии, предназначенной избранным расам, в осо-
бенности английской расе, и возлагающей на них обязан-
ность обеспечить так далеко, как только возможно, строй
христианской цивилизации. «Торговля следует за флагом»,
является лозунгом, сделавшим большинство британской
буржуазии сторонниками пророков империализма» (Л. Ка-
замиан).
«Для оправдания колониальной политики и угнетения ко-
лониальных народов была выдвинута теория «неодарвиниз-
ма», эта теория гласила, что англичане в результате Дли-
тельного «естественного отбора» выработали в себе черты,
которые делают их прирожденными правителями отсталых
народов, «расой господ», которой суждено властвовать» (Н.
Ерофеев).
«Классическая политэкономия и дарвинизм глубоко род-
ственны между собой, и переход от одного учения к Друго-
му очень легок. Как одно, так и другое учение оправдывают
торжество сильных и согласуются с инстинктивными стрем-
лениями процветающего класса или энергичного общества.
У сентиментальных умов, у религиозных натур они могли
вызвать, и действительно вызывали, одинаковое отвраще-
ние: напротив, умам ясным и холодным оба учения могли
одинаково нравиться своей реалистической объективностью.
Теория трансформизма зародилась в уме Дарвина из попыт-
ки подтвердить идеи Мальтуса» (Л. Казамиан).
Но чем больше говорилось о расовом превосходстве ан-
гличан, чем чаще громились дома противников колониаль-
ных войн, тем слабее становился истинный имперский дух.
Такая же история была в третьем цикле с Яковом I, когда
усиление разговоров об абсолютизме сопровождалось
ослаблением власти короля. «Взгляд социолога-моралиста,
пробегая по национальной жизни, замечает в ней симптомы
изношенности или усталости, и не видим ли мы ослабления
той неутомимой энергии, того завоевательного пыла, того
упоения жизнью, деятельностью и гордостью, которые под-
чинили английскому флоту или английскому купцу полови-
ну мира? Не видим ли мы, как англичане начинают искать
удовольствий, коснеть в рутине, как их администрация дела-
ется все более и более медлительной и инертной?» (Л. Ка-
86
замиан). – Тело оставалось прежним, но горячая имперская
кровь покидала его.
Датой начала кризиса можно считать 1901 год, 32-й год
фазы, как и положено по теории. В истории России таким
будет 2021 год.
«1901 год стал рубежом в отношениях власти и тред-
юнионов. Стачки были объявлены вне закона, что ускорило
образование лейбористской партии» (Дж. Тревельян). «В ра-
бочей среде после 1901 года царила паника. Буржуазия объ-
явила войну профессиональным союзам» (Э. Гале-ви). Так
или иначе, это было связано с усилением конкуренции и
утратой Англией монопольного положения на мировых
рынках. Так, образование в 1901 году Стального треста в
США вызвало панику в Лондоне. Скупив акции пароходной
компании «Лейланд», владевшей 65 судами, трест мог те-
перь ввозить свою сталь, пользуясь открытостью Англии
неограниченно. При этом цена подчас была ниже себестои-
мости.
Наконец, в 1902 году Чемберлен дозрел до таможенного
протекционизма. Это уже был конец великой империи ры-
ночной стихии. «Акт 1905 года положил начало целому ряду
мероприятий, направленных против иностранцев, которые в
конце концов привели даже не к протекционизму, а к запре-
тительной системе в самом чистом виде» (Э. Галеви).
Кризис во всем, необходимо сдавать дела по управлению
миром другой Империи – России. Эстафетной палочкой
можно считать рабочую партию, переименованную в 1905
году в Лейбористскую. Премьер Бальфур говорит, что «вы-
боры 1905 года открывают новую эру». Тем же 1905 годом
датируют беспрецедентное наращивание военно-морской
мощи Германии (появление дредноутов). Столкновение с
Германией становится неизбежным, начинается подъем мас-
сового рабочего движения (1907–1912). Тут же чувствуется
влияние России (революции 1905 года). Вновь, как всегда в
критические моменты английской истории, бушует Ирлан-
дия. Север воюет с югом, а английские офицеры (страшно
сказать) отказываются воевать с Ольстером, в результате
билль о Гомруле был изуродован и появилось две Ирландии.
Начинается подъем национально-освободительного движе-
ния в Индии и т.д. и т.п.
Нет, конечно, Англия не утратила всей своей мощи в од-
ночасье. В 1913-м флот Англии по тоннажу еще превосхо-
дил флот всех остальных стран. В Англии были крупнейшие
товарные биржи, крупнейшие финансовые и страховые ком-
пании. Фунт стерлингов оставался мировой расчетной еди-
ницей. И все же тенденция по отставанию темпов роста
промышленности уже стала очевидной: стареющая техника
и вывоз капитала делали свое дело. В 1912 году прибыль от
внешней торговли равнялась 33 миллионам фунтов, а от вы-
воза капитала 176 миллионам. По выражению Ленина, «Ан-
глия превратилась в страну рантье».
По образу жизни Англия шагнула в конец XX века, а мир
в это время готовился к двум мировым войнам, в которых
Англии уже не дано было сыграть решающей роли. Лишь
теперь, после того как отгремели эти войны, мы можем по
достоинству оценить роль Англии в создании современного
образа жизни. К XX веку со всеми его кошмарами Англия,
потерявшая имперское присутствие духа, была, по сути, не
готова.
«Беспечные викторианцы мало знали о духе и внутренних
делах милитаризованного континента, около которого нахо-
дился этот зеленый и счастливый остров. Они больше знали
о делах и людях Австралии, Америки и Африки. Европа с ее
Альпами, картинными галереями и древними городами была
для англичанина местом развлечений» (Дж. Тревельян).
Авиация, а теперь и тоннель под Ла-Маншем накрепко
пристегнули Англию к Европе, да и ко всему миру. Однако
история английского одиночества не закончилась. Согласно
теории, англичане, как и евреи, и русские (в XXI веке), ста-
новятся вечным народом и не разделят судьбу всего челове-
чества, но об этом совсем в другой книге. В этой книге все
обязательства по поиску Английской Империи выполнены,
и пора переходить к самой экзотической части поисков –
Империям Ислама.
Империи Ислама
Перед вами самая сказочная, самая экзотическая глава
нашей книги – нечто подобное «Сказкам 1001 ночи» – после
сухих бухгалтерских отчетов. Однако легкость в поисках
исламских Империй (оба смысла), видимая легкость импер-
ской поступи не должны заслонить грандиозной загадки су-
ществования четырех разрозненных и не связанных единой
логикой, но все же единых в своем явлении Империй Исла-
ма.
Халифат (573–717)
Османы (1413–1557)
Великие Моголы (1521–1665)
Современный Иран (1905–2049)
Халифат (573–717)
Напомним историческую ситуацию в мире в VI веке
нашей эры. Давно отшумели имперские циклы Древнего
Рима и Древней Иудеи, до первой России (Киевская Русь)
еще оставалось 300 лет, до первой Англии – 200 лет, мир
контролируется единственной имперской державой Визан-
тией. Первый византийский цикл прошел с 417 по 561 год,
второй – с 717 по 861 год. Халифат уместился точнехонько
между двумя Византиями.
Первая фаза (573–609, Халифат)
Вторая фаза (609–645, Халифат)
Третья фаза (645–681, Халифат)
Четвертая фаза (681–717, Халифат)
Постимперское развитие (Халифат)
Первая фаза (573–609, Халифат)
Халифат родился практически на пустом месте, ничего не
предвещало рождения одной из мощнейших мировых рели-
гий, крупного и мощного государства. «Примерно за шест-
надцать столетий, на протяжении которых может быть про-
слежена доисламская история Северной и Центральной Ара-
вии, местные бедуины не создавали по собственному по-
буждению никаких государственных образований» (Г.
Грюнебаум).
Более примитивного устройства, чем у доимперских ара-
бов, трудно вообще представить. «Прежде всего следует от-
метить отсутствие лица, которое можно было бы назвать
вождем, отсутствие сведений о народном собрании, которое
выбирало верховного руководителя хотя бы в критической
обстановке. Конкретная власть принадлежала главам ро-
дов... власть эта была чисто патриархальной, семейной» (О.
Большаков). Такое ощущение, что Аравия была каким-то за-
поведником примитивных общественных отношений: здесь
зарывали лишних дочерей, чтобы не отягощать семейный
бюджет, приносили человеческие жертвы (из-за этого обы-
чая чуть не лишился жизни будущий отец Пророка Абдал-
лах), десятилетиями шли войны между родами из-за быто-
вых ссор и т.д.
«Среди торговцев, ведших дела в оазисах Южной Аравии,
были иудеи и христиане, так что обе монотеистические ре-
лигии были в V–VI веках достаточно хорошо известны юж-
87
ноаравийским арабам и кочевникам-бедуинам. Это не меша-
ло ни тем ни другим исповедовать собственную примитив-
ную религию и поклоняться своим богам в посвященным им
храмах, наиболее известным из которых был знаменитый
храм Кааба в расположенной на западном побережье Аравии
Мекке, чья роль в аравийской транзитной торговле была
очень значительной. В южноаравийском государстве Химь-
яритов влияние иудаизма и христианства в начале VI века
стало настолько существенным, что его правители склоня-
лись то к одной, то к другой религии, причем в зависимости
от этого находилась и их политика» (Л. Васильев).
Однако собственная религия оставалась очень примитив-
ной. У арабов даже не было жреческого сословия. Религиоз-
ные функции распределялись между семьями: одни ухажи-
вали за идолами, другие поили путников из священных ко-
лодцев и т.д.
На фоне религиозной отсталости поражает развитие до-
исламской арабской поэзии. По мнению лингвистов, это
«апогей семитского языкового творчества; при первом
взгляде бросается в глаза колоссальный запас слов, разрабо-
танность форм, гибкость синтаксических оборотов» (Е. Бе-
ляев). «Поэты, по сути дела, заняли место духовных вождей
нации (в ритме Востока именно духовная власть является
высшей формой власти), нередко поэты играли «роль совре-
менных дипломатов, разрешая межплеменные конфликты в
поэтическом соревновании: та сторона, чей поэт, по всеоб-
щему признанию, наиболее убедительно показал права со-
племенников, признавалась победительницей» (О. Больша-
ков).
Впрочем, пульс государственного ритма, пусть даже и во-
сточного, прощупывается в Аравии V века едва-едва. За 100
лет до начала имперского цикла не было даже Мекки, как
торгового центра, как поселения городского типа, а ведь
Империя без города, без гипертрофированной столицы не-
мыслима.
Основание Мекки приписывается предку Мухаммада Ку-
сайю ибн Килаба из племени курейш. В середине V века он
сплотил на время роды арабского племени курейш и выгнал
с территории, где потом разрастется Мекка, другое арабское
племя – хузайя.
«Идея новой монотеистической религии у жителей Мек-
ки, активно общавшихся с окружавшими их иудеями (боль-
шая иудейская колония обращенных в иудаизм арабов была
в Ятрибе, будущей Медине) и христианами, буквально висе-
ла в воздухе, особенно если принять во внимание, что пле-
менной бог курейшитов, Аллах, считался воплощенным в
том самом фетише, черном камне, который был вделан в
стену храма Каабы и по своей ритуальной значимости уже
тогда почитался едва ли не первым среди всех арабских свя-
тилищ. Отсюда, в сущности, был лишь шаг до того, чтобы
прийти к единобожию по примеру иудеев и христиан, а за-
тем и отождествить единого великого Бога с властелином
Каабы, что вполне должно было устроить в конечном счете
всех мекканцев» (Л. Васильев).
За несколько десятилетий курейшиты превратили Мекку
и Каабу в святилище общеаравийского значения. Ко време-
ни рождения Мухаммада в ней стояло уже около трехсот
шестидесяти идолов всех родов и племен Аравии.
Так возникли минимально необходимые для рождения
имперского ритма условия: централизация, письменность,
тяга к единобожию...
Как это было и с другими имперскими циклами, первую
революционную дату защитить нам труднее всего. Начало
имперского цикла подобно началу дневного ритма (день
начинается около четырех часов утра, мы встречаем его во
сне и не способны зафиксировать), что, конечно, не умень-
шает значения первой имперской революции.
 Как и вся первая фаза, первая революция должна носить
мистический, по крайней мере загадочный характер. Для
многих первых Империй таким мистическим событием ста-
новится прекращение «резинового», размытого времени и
рождение времени дискретного, жесткого, как гвозди. За три
года до искомой даты (570) Мекку осадили войска эфиоп-
ского царя Абрахи. Именно эта дата, согласно исламской
традиции и по мнению многих историков, стала границей
«между неопределенным во времени прошлым и реальной,
датируемой историей» (О. Большаков).
Войско эфиопов сопровождал боевой слон. Невиданный
ранее «живой танк» поразил воображение мекканцев. Потом
они все события датировали «до слона» и «после слона». На
этом мистичность ситуации не кончалась. Когда жители
Мекки осознали свою обреченность, они ушли в горы. Для
переговоров о сдаче города остались лишь главы некоторых
кланов (среди них был дед Мухаммада Абд аль-Муталлиб).
Дальше произошло чудо – войско Абрахи, согласно мусуль-
манской легенде, было истреблено маленькими птицами, ко-
торые сбрасывали камни, раня солдат. Потом внезапные до-
жди смыли остатки эфиопской армии в море. Историки счи-
тают, что Мекку спасла внезапно разразившаяся в стане
эфиопов эпидемия оспы.
До сих пор мы фиксировали подобные чудесные спасения
действующих имперских столиц, теперь, как видим, спас-
лась будущая столица Империи. «Бесславный исход эфиоп-
ского нападения на Мекку способствовал еще большему
укреплению престижа Мекки как богоспасаемого города, а с
ним престижа курейшитов, которые получили почетный
эпитет "ал илахи" – "божье племя"» (О. Большаков).
Главным событием мистической фазы было, безусловно,
рождение и становление Пророка. Всегда загадочно и непо-
стижимо для обыденного взгляда, как в тишине и благоле-
пии первой фазы рождаются «сверхлюди» второй фазы. Как
у Алексея Тишайшего рождается неуправляемый и почти
безумный Петр I? Как в семье тихого губернского учителя
родился заваривший самую крутую в мировой истории кашу
– дедушка Ленин? Как по обыденному и неприметному дет-
ству и ничем не примечательной юности было распознать
будущего вождя мирового масштаба? Остается либо все
списать на Промысл Всевышнего, либо допустить абсолют-
ную случайность исторических событий. Вторая версия оче-
видно неприемлема, первая значительно ближе к истине, с
той лишь поправкой, что непостижим лишь момент инициа-
ции имперского цикла, в дальнейшем он идет по достаточно
жестким законам.
Сирота с детства, несмотря на заботу своего клана, буду-
щий Пророк был вынужден сам зарабатывать себе на жизнь.
В детстве пас коз богатых мекканцев, потом нанимался по-
гонщиком в караваны, затем стал торговым агентом богатой
вдовы Хадиджи, на которой вскоре женился, несмотря на
солидную разницу в возрасте (15 лет). Семья, дети, хозяй-
ственные заботы... ну что в этой биографии могло бы пред-
вещать будущее величие?
Ну а пока будущий вождь растет и мужает, страна тоже
не стоит на месте. Впрочем, ее успехи пока носят туманный
и неявный характер. С началом имперского цикла в Аравии
начинается политическое ослабление всего ее окружения. В
561 году заканчивает свой первый волевой рывок (импер-
ский цикл) Византия, ее политическое давление сразу пада-
ет. У Ирана, со смертью в 887 году Хосрова I Ануширвана,
заканчивается период наибольшего могущества, в 570 году в
третий раз разрушается Марибская плотина и наступает за-
кат мощной земледельческой цивилизации Йемена, бли-
жайшего соседа Мекки.
Признаков серьезного усиления внутренней политики у
Аравии еще нет, однако скорость политических процессов
значительно повышается. Вся фаза заполнена разборками
88
внутри кланов Мекки, кто-то шел вверх, кто-то уходил на
периферию общественной жизни. Образовывались новые
союзы (например, Конфедерация Добродетельных). Пере-
распределялись религиозные функции внутри кланов ку-
рейшитов и т. д. и т.п.
Разумеется, первая фаза не обязана писать себя яркими
мазками, она прозрачна и почти невидима на полотне исто-
рии. Можно вспомнить победу в торговой войне Фид-жар в
585 году (первый перелом первой фазы), но можно и не
вспоминать. Но вот ближе к концу фазы время начинает
сгущаться, становится более плотным, начинает обретать
плоть, кровь, цвет. Если сон и продолжается, то это уже за-
поминающийся сон – сон о будущем величии Империи.
К 605 году (до конца фазы еще 4 года) мусульманская
традиция относит перестройку Каабы курейшитами и актив-
ное участие в этом процессе Мухаммада как судьи в идеоло-
гическом споре.
Будущее главное святилище ислама представляло почти
квадратное (10 на 12,5) в сечении сооружение, в стену кото-
рого вделан «черный камень» – главный предмет поклоне-
ния. Согласно мусульманским легендам, «черный камень» –
белый яхонт из рая, он был дарован Аллахом Адаму, когда
тот, сброшенный на землю, добрался до Мекки. (Черным он
стал позже из-за грехов и порочности людей.)
Согласно легенде, Мухаммад, которому было тогда 35
лет, участвовал в ремонтных работах и тогда же якобы он
впервые услышал голос с небес. «Этот рассказ может быть
благочестивой выдумкой, но, с другой стороны, в нем нет
ничего невероятного. Возможно, сознание особой близости
к божеству охватило Мухаммада именно в этот момент» (О.
Большаков).
Участие в реконструкции Каабы – самое яркое событие в
допророческой жизни Мухаммада. До этого события и еще
некоторое время после него жизнь состояла из размеренных
будней. Он торговал, выдавал замуж дочерей, размышлял о
жизни, молился в окрестностях Мекки... «Проходили годы и
наружно не приносили ему никаких особенно выдающихся
испытаний. Но внутри этого человека назревало что-то ве-
ликое, чего все окружающие даже не подозревали» (А.
Мюллер). Добавим, что не подозревал об этом и сам Му-
хаммад. К моменту начала второй фазы (к 40 годам) он не
мог похвастать жизненными успехами. Коммерческого та-
ланта у него не было, богатство жены он не приумножил, он
не был образован, не обладал красноречием и поэтическим
даром, столь высоко ценившимся в арабском обществе.
Главное же в том, что он был изгоем в родовом обществе
(старый уклад). У него не было братьев и сестер, не было
родовой защиты, его сыновья, появление которых поднима-
ло престиж мужчины в родовом обществе, умерли в младен-
честве.
40 лет – перелом в жизни мужчины, но сорокалетие Му-
хаммада совпало еще и с началом второй имперской фазы.
Это совпадение, собственно, и создало достаточные условия
для событий 610 года.
Вторая фаза (609–645, Халифат)
В 610 году во время уединенной молитвы в окрестностях
Мекки у Мухаммада начались видения, он услышал голос с
небес, и в голове человека, до этого мгновения не обладав-
шего ни ораторским, ни поэтическим даром, стали склады-
ваться строки рифмованной прозы откровений, с «четким
ритмом и торжественными, похожими на клятву, вступи-
тельными фразами» (Г.Грюнебаум). Первоначально Мухам-
мад испугался начавшихся «откровений», но затем уверился,
что избран божеством в качестве посланника и пророка,
чтобы нести людям слово божье.
 Впрочем, ничего не происходит вдруг, были предтечи у
всех, казалось бы, внезапных и ничем не подготовленных
явлений. «В начале VII века в Аравии было немало ханифов,
т.е. пророков-проповедников, пытавшихся найти истину и
нового бога. Этому содействовала сама историческая эпоха,
ситуация оживленного религиозного контакта. Мухаммад
стал одним из ханифов. Он общался со своими коллегами,
перенимал их тезисы и доктрины, знакомясь с окружавшими
их иудеями и христианами, немало заимствуя от этих по-
следних. На основе всей собранной таким образом суммы
знаний, представлений, верований, обрядов и т.п. Мухаммад
сумел синтезировать нечто новое и достаточно цельное, что
и было затем положено им в основу ислама» (Л.Васильев).
Одним словом, божья искра не всякий костер зажжет.
В проповеди новой религии все было инородно для араба.
Многообразие племенных, родовых, семейных богов заме-
нялось верой в единого Бога. От верующего требовались по-
корность и преданность Богу (само понятие «ислам» означа-
ет «предание себя богу», «покорность»). «Отбросив в сторо-
ну всякую заботу о своих собственных интересах или само-
стоятельной воле, должен правоверный отдаться исполне-
нию воли Всевышнего. Подобное воззрение стояло на самом
деле в разрезе с природой араба; издавна привык он не об-
ращать никакого внимания ни на чью волю, кроме своей»
(А.Мюллер). Самоуничижающая форма поклонения Аллаху
(земные поклоны, простирания ниц) разительно не походила
на отправление языческих культов, не слишком напрягав-
ших верующего.
Подобные трансформации, если отвлечься от религиозно-
го аспекта, вполне соответствуют переходу из первой фазы
во вторую; самоотречение, аскетизм, фанатизм – явления из
арсенала вторых фаз.
Всякая вторая фаза Империи революционна от начала да
конца, причем революционность ее в первую очередь отри-
цающая, разрушающая и лишь во вторую очередь утвер-
ждающая и созидающая. Необходимо во что бы то ни стало
разрушить связь времен. Пророк отрекся от прошлого ара-
бов, от их прежних богов, от святого для родового общества
культа предков. Мир вновь делился на грешников и правед-
ников, своих и чужих. Насколько жестким будет это разде-
ление, должна была показать вторая фаза.
Ну что за вторая фаза без пламенных революционеров? В
кратчайшие сроки внутри мекканского общества был создан
новый клан, построенный на принципиально отличных от
родовых основах, его члены объединялись только единой
верой в Аллаха и его пророка. Этапы создания «уммы ал-
ислам» (мусульманской общины, народа верующих) – это
этапы коренного преобразования жизни арабов. Ну а где ре-
волюционеры – там всегда и контрреволюционеры. «Пропо-
ведь новой религии, призывавшей отдать себя Аллаху, еди-
ному и всемилостивейшему, покориться его воле, а также
соблюдать завещанные им нормы жизни, к числу которых
принадлежали, в частности, призывы выступать против ро-
стовщичества, за соблюдение честности в торговле и вообще
явственные акценты в сторону социальной справедливости,
вызвали вначале враждебность курейшитской Мекки»
(Л.Васильев).
На фоне доимперской безвестности и сонной первой фазы
вторая фаза поражает насыщенностью событий. Начало от-
кровений (610), начало публичной проповеди (613), созда-
ние невыносимых условий для мусульман (мужья разводи-
лись с женами, отцы избивали или сажали на цепь детей)
уже в 615 году вынуждает часть уммы эмигрировать в Эфи-
опию. Далее курейшиты объявляют бойкот роду хашим, к
которому принадлежал Мухаммад. Квартал города, в кото-
ром жили члены рода, стал на три года как чумной (616–
619). Наконец, в 622 году (первый перелом второй фазы), в
год 12-летия Откровения, произошло событие, с которого
89
мусульмане ведут новое летосчисление. «Мухаммад с груп-
пой близких последователей вынужден был уйти из Мекки и
поселился в Ятрибе (Иасрибе), откуда родом была его мать.
Жители Ятриба (Иасриба), издревле соперничавшие с мек-
канцами, не только охотно приняли гонимого пророка, но и
решительно встали на сторону новой религии, изменив
наименование своего города в честь Мухаммада (Медина,
город пророка)» (Л.Васильев).
Хиджра (исход из Мекки) сыграла решающую роль в
формировании ислама: разрыв родственных связей вывел
мусульманскую общину из узких рамок одного племени, со-
здал условия для превращения ее в государство. «Упорство
курейшитов было необходимо, чтобы дать возможность Му-
хаммаду бежать из узкого кружка родного города и допу-
стить созреть в его голове вовсе не арабской мысли, а имен-
но, что не принадлежность к племени, но общность религии
должны послужить основанием для образования общины
правоверных» (А.Мюллер).
Таким образом, в который уже раз Империя демонстриру-
ет свой наднациональный характер, причем именно вторая
фаза особенно остервенело разрывает национальные узы и
вырывается на мировой простор. Не случайно и то, что ин-
тернационализация революции началась именно на 12-м го-
ду фазы – это время внутренней победы новой идеи и резко-
го усиления ее агрессивности.
Несмотря на, казалось бы, чисто идеологический характер
революций вторых фаз, очень быстро выясняется, что эти
революции умеют не только защищаться, но и наступать.
Буквально за год (622–623) мирные торговцы, купцы из
Мекки, совершившие хиджру с Пророком, превратились в
фанатичных, профессиональных военных, готовых сломить
голову за то, что становится целью ислама на очередном
этапе. Разумеется, после достижения очередной цели появ-
ляется другая, потом третья и т.д. Такой Целью вначале не
могла не стать Мекка, родина Мухаммада, родина ислама,
настоящая и будущая святыня нарождающейся мировой ре-
лигии.
Как уже говорилось ранее, Империя в первой фазе еще
может терпеть военные и политические поражения, они
лишь разжигают аппетит и готовят мощь второй фазы, по-
могают ей отречься от старого мира. Но уже со второй фазы
Империя вступает в период непобедимости, причем в отли-
чие от первой фазы, никакой игры в поддавки нет, просто на
любую внешнюю силу Империя всегда готова найти в себе
силу еще большую. По сути дела, сила Империи во второй
фазе безгранична. Ну а кто этого еще не знает или сомнева-
ется в ее силе, скоро в этом убеждается.
Первая победа последовала уже в 624 году в битве при
Берде. Поражение при Ухуде (625) не смутило мусульман,
но лишь заставило их пересмотреть военную тактику –
именно решение 16-го года фазы (год Петуха) привело к со-
зданию легкой кавалерии, ударной силы будущих арабских
завоеваний. В 627 году Медина выдержала осаду 10-
тысячного войска мекканцев («Битва у рва»). В 628 году в
договоре при ал-Худайбии мекканцы признали равноправие
мусульман. В 630 году Мухаммад победителем вошел в
Мекку, Кааба была очищена от языческих идолов и стала
домом Аллаха. 631 год стал «годом посольств», когда Про-
року, исламу, Медине присягали одно за другим арабские
племена. Через год Мухаммад умирает (разгар лета года
Дракона – сплошная мистика), умирает неожиданно для
своих сподвижников после непродолжительной болезни.
Есть легенда, что он был отравлен, правды мы, конечно, не
узнаем, но нелишне вспомнить, что такие же легенды слага-
лись о смерти многих вождей, в том числе о смерти Ленина
и Сталина.
«Смерть пророка, вызвавшая было быстро подавленное
недовольство некоторых арабских группировок засильем
мусульман, привела к еще большему сплочению его едино-
верцев, высоко поднявших зеленое знамя ислама и под этим
знаменем энергично приступивших к дальнейшему распро-
странению нового учения, к новым завоеваниям»
(Л.Васильев).
Таким образом, еще при Мухаммаде объединенная Ара-
вия после его смерти продолжила движение вовне. Вектор
движения определил сам Мухаммад: «После моей смерти вы
покорите Сирию и Персию!» При Абу Бакре (632–634) нача-
лись успешные завоевания Двуречья (Ирака) и Сирии. При
Умаре (634–644) у Византии были отвоеваны земли Сирии и
Палестины, затем Египет и Ливия, а у Ирана значительная
часть его западных земель, вплоть до Закавказья.
«Ни персы, ни византийцы не были в состоянии отражать
нападения арабской армии. Эта армия выступала в поход,
чтоб вести священную войну; ее солдаты были уверены, что
переселятся прямо в рай, если будут убиты. Многие из них и
ничего не желали, кроме такой смерти, какой умирают свя-
тые люди» (Э. Лависс, А. Рамбо).
Параллельно с политической экспансией шла трансфор-
мация религии, трансформация в самооценке. Мухаммад,
переселяясь в Медину, пребывал в уверенности, что все
«люди писания» (иудеи, христиане, мусульмане) едины. Од-
нако вскоре иллюзии развеялись, иудеи и христиане не захо-
тели «достраивать» свою религию до ислама, началось раз-
межевание. Ситуация напоминает иллюзии большевиков по
поводу соединения пролетариев всех стран. Когда выясни-
лось, что некоторые пролетарии предпочитают союз с род-
ной буржуазией, пришлось, до лучших времен, строить свой,
национальный социализм. Примерно то же получилось у
арабов. Одна из рядовых партий социал-демократии стала
властительницей гигантской страны, а ислам «из тесных
границ христианско-иудейской секты» высвобождается сра-
зу в национальную религию всего арабского народа»
(А.Мюллер).
Оторвавшись от предшествовавших ему монотеистиче-
ских религий, ислам начал формировать свой неповторимый
облик – появляется мечеть, муэдзин, скликающий верующих
к молитве, невероятное количество ежедневных молитв... В
Медине ислам прошел путь от светлого и романтического
лозунга первых дней Откровения: «Нет принуждения в ве-
ре!» – к беспощадной борьбе с неверными, к выработке по-
нятия джихада – борьбы за веру. Проводя сравнение с дру-
гими вторыми фазами, мы не находим ничего нового, во
вторых фазах период романтизма очень быстро заканчивает-
ся и проступает мощная система принуждения. Но вот срав-
нение ислама с другими религиями Уже не столь очевидно.
Христианство создавалось после волевого рывка, в нем гла-
венствуют проповедь любви и смирения гордыни, и дебюти-
ровало христианство на мировой арене не в государствен-
ном и не в имперском обличье. Ислам создан Империей на
бегу, в жестоком времени второй фазы, времени коллектив-
ного гипноза, высоких идеалов и одновременно слепого фа-
натизма, лозунга всех вторых фаз – кто не с нами, тот про-
тив нас.
Пока вторая фаза борется со старой властью, она декла-
рирует презрение к властным институтам, но, одержав побе-
ду, вторая фаза создает куда более жесткую и мощную
власть. С исламом была та же история – сначала говорилось,
что власть грешна, так как находится в руках грешников, но
вскоре Коран становится на государственные позиции, гово-
ря, что «без власти не может быть и религии; если бы бог не
сдерживал одних людей другими, то были бы разрушены и
монастыри, и церкви, и синагоги, и мечети» (В. Бартольд).
Мухаммад создал модель неограниченной власти, одина-
ково мощной в идеологической и политической сферах. Та-
кой же безоговорочной стала и власть халифа (заместителя
пророка), хотя первого халифа Абу Бакра (632–634) мусуль-
90
манские источники рисуют мягким человеком, лишенным
властолюбия. Был он тем не менее типичным лидером вто-
рой фазы. Скромен в быту, всегда подчеркивал свою вто-
ричность, однако политическую линию вел непреклонно. В
первый год своего правления вернул в ислам всех отпавших
после смерти Мухаммада арабов, положил начало исламиза-
ции как государственной политике. Ну а Умар (634–644) тем
более соответствовал новой модели власти. «Быстрое рас-
ширение мусульманских владений за пределами Аравии (за-
воевание Египта, Сирии и западной части Ирана), превра-
щение общины единоверцев-арабов в многонациональное
государство с преобладающим иноверческим населением и
огромными ресурсами потребовали от Умара принятия
незамедлительных мер по организации административно-
фискального аппарата и принципов распределения огром-
ных доходов» (О.Большаков). Как видим, все тот же фис-
кальный аппарат, все то же распределение... Умар ввел по-
биение камнями за прелюбодеяние, наказание кнутом,
вполне в духе такого же периода в недавней нашей истории
(до 1953 года). Он же ввел ежегодное паломничество. У нас
идея паломничества также витала в воздухе, так или иначе
всех куда-то посылали, во второй фазе нельзя мхом обрас-
тать. «Умар пользовался непререкаемым авторитетом, его
распоряжения неукоснительно выполнялись, историки не
зафиксировали ни одного случая неповиновения наместни-
ков» (О.Большаков). Ну и, разумеется, Умар тоже был аске-
том, в чем, впрочем, есть сомнения.
Точно так же, как в петровские или ленинско-сталинские
времена, в арабской Империи вопрос смены власти как бы
специально затирается, ничего не сказано о механизме сме-
ны власти и в Коране. Объяснение все то же: в Империи к
власти должен прийти не тот, у кого есть права на власть, а
тот, кто сильнее. Такой порядок смены власти для импер-
ского ритма идеален, но губителен для постимперского по-
литического благополучия, основанного не на силе, а на по-
рядке.
«Пока спасительное единодушие царило среди влиятель-
ных кружков общины, правоверные могли выстоять под
напором каких угодно рискованных последствий. При от-
сутствии всякого твердо установленного порядка престоло-
наследия добровольная присяга влиятельнейших лиц явля-
лась и позже единственным правовым основанием, на кото-
рую только и могли опираться будущие властители, а это
значило, собственно говоря, что мусульманскому государ-
ству уже предрекались все бедствия и опасности, которые
неизбежно ожидают каждое государство с избирательным
правлением» (А.Мюллер).
В нашей стране долго сохранялся миф о безгрешности и
чистоте первых вождей второй фазы – «горячее сердце, чи-
стые руки»... и т.д. Цурюпа, Дзержинский, Ленин – об этих
людях сложено немало прекрасных сказок. Аналогичная си-
туация, скажем, с первыми годами правления Генриха VIII.
Теория допускает, что в начале второй фазы всех революци-
онеров, в том числе и вождей революции, посещают самые
светлые мысли, что, однако, не мешает твориться темным
делам. Уже при Мухаммаде было все, что положено второй
фазе,– террор, тотальная слежка, всеобщее доносительство,
мания преследования. В мусульманской традиции не раз от-
мечался факт, что ангел Джабраил (Гавриил) часто преду-
преждал Мухаммада о готовящемся покушении с точным
указанием имен потенциальных убийц. Может, это был и
ангел, а может быть кто-то более материальный. Однажды
весть о готовящемся покушении Пророку принес 12-летний
мальчик. Правда, что-то напоминает? «Пророк обратился в
подозрительного правителя, собиравшего слухи о «тайных
беседах» мединцев, боявшегося, не говорят ли там о «непо-
слушании посланнику» (В.Бартольд). Во сне была убита по-
этесса Асма, позволившая себе критику действий Пророка,
был убит столетний поэт Абу Афак, написавший сатиру на
«презренное подчинение когда-то столь гордых арабов Йа-
сриба появившемуся с ветру чужестранцу». Три иудейских
племени Медины были обвинены в предательстве и истреб-
лены. Отпавшие от Медины после смерти Мухаммада араб-
ские племена в войнах «ар-ридцы» («отступничества») при-
ведены обратно в лоно ислама. Все лжепророки и их после-
дователи, появившиеся в это время, истреблены. Что уж го-
ворить о захвате новых земель, там было не до церемоний.
Имперская экономика менее всего напоминает плавно ко-
леблющиеся чаши весов, в ней всегда перегиб, всегда де-
формация, экономика в Империи всегда служанка и полити-
ки, и идеологии. Даже в четвертой Англии, породившей со-
временную мировую экономику, перегибы были катастро-
фическими – рабский труд второй фазы, гибель сельского
хозяйства в четвертой фазе. Катастрофические перегибы
экономики ждали четвертую Россию. Ну а пока экономиче-
ские несуразицы халифата... Главное, конечно,– это все та
же уравниловка и система распределения. «Остается неиз-
менным закон, все государственные налоги составляют об-
щую собственность всех мусульман и должны быть поделе-
ны между членами общины – разве это не чистый комму-
низм?!» (А. Мюллер.)
В правление халифа Умара были составлены списки всех
мусульман по племенам (диваны) и создано управление, ве-
дующее точные расчеты всех доходов государства. «На ос-
новании этих данных вырабатывалась прочная система го-
дового дохода, полученного каждым мусульманином сов-
местно с домочадцами. Доходы соразмерялись по степени
заслуг, оказанных каждым по мере его участия в деле рас-
пространения веры, причем прежде всего соблюдалось пре-
имущество тех, кто ранее примкнул к вере и принимал уча-
стие в главнейших событиях ислама» (А.Мюллер). Пример-
но как у нас члены партии разных лет вступления различа-
лись вплоть до противоположности, ну и ценились соответ-
ственно по-разному.
Удивительно, как такой мощный народ-идеолог возник из
нации купцов. Дабы подстраховаться, Умар I запретил ара-
бам на завоеванных территориях становиться землевладель-
цами и приобретать недвижимость.
Итак, Мухаммад создал религию, Абу Бакр – земную
власть, а Умар – мировое государство ислама, и все это уме-
стилось в какие-то 36 лет. Невероятный темп, немыслимый,
особенно если вспомнить, что на протяжении многих веков
не менялось практически ничего.
Несмотря на грандиозное различие в рангах (от полубога
до пусть уникального, но всего лишь политика), есть у всех
троих лидеров фазы много общего. Петр I вошел в историю
как царь-плотник, несть числа легендам о скромности Лени-
на и даже Сталина. Это тот образ, который остается в памя-
ти, даже если стерлись воспоминания о всех благодеяниях и
злодействах вождей. Такой же образ, такая же аура сопро-
вождала трех создателей Империи Ислама. Мухаммад, даже
когда перестал нуждаться в средствах, продолжал вести
очень скромный образ жизни. Лично для себя он требовал
немногого: верующие не должны были обращаться к нему
по имени, как друг к другу, и когда приходили к нему до-
мой, то должны были ждать, когда он сам выйдет к ним, а не
звать его криком из внутренних комнат. Абу Бакр, даже став
халифом, продолжал пасти своих овец и торговать одеждами
на базаре, пока не оказалось, что это отвлекает от руковод-
ства общиной. Умар, по преданиям, заставлял своих полко-
водцев разрушать возведенные дворцы, конфискации иму-
щества у наместников были обыденностью.
Несмотря на уникально удачное правление Умара, не-
смотря на его признанный всеми политический гений, вто-
рая фаза неумолимо шла к концу, а стало быть, к своему
91
кризису. Кризис второй фазы начался в 614 году, хотя ре-
альные его очертания проявились лишь в третьей фазе.
«Успешные завоевания и превращение халифата в гигант-
скую державу резко обострили внутриполитические проти-
воречия в этом молодом и структурно весьма еще рыхлом
государстве. Управление продолжало сохраняться в руках
местных властей, а связи завоеванных областей с центром
были недостаточно прочны. Кроме того, в центре назревал
политический кризис, вылившийся в острую борьбу за
власть» (Л.Васильев).
Методы второй фазы исчерпали себя, пора было не толь-
ко расширять тело государства, но и укреплять его «рых-
лый» скелет, а это уже дело третьей фазы.
Третья фаза (645–681, Халифат)
Вспомним начало нашей третьей фазы: Сталин в 1952 го-
ду (год вещих снов истории) переименовывает ВКП(б) в
КПСС, заменяет Политбюро более широким Президиумом,
будто бы предчувствуя смену власти. В 1953 году по смерти
(или убийству) Сталина все попытки найти нового диктато-
ра проваливаются, и лишь мощная поддержка партаппарата
помогает найти властителя, впрочем, властителя нового ти-
па, полностью зависящего все от того же аппарата.
Аналогичные трансформации происходили после 36-
летнего правления Петра I или 38-летнего правления Генри-
ха VIII. Неудивительно, что в поисках первой Империи ис-
лама мы искали нечто подобное, хотя и не ожидали такого
поразительного сходства. Судите сами: за год до конца фазы
блестящего и сравнительно молодого (59 лет) Умара смер-
тельно ранит в мединской мечети раб-иранец. За три дня
агонии Умар, предчувствуя будущее, вместо того чтобы
назначить себе преемника, назначает «совет» из шести ста-
рейших сподвижников Мухаммада для избрания нового ха-
лифа. (Если не изменяет память, к мертвому Сталину прие-
хали тоже шестеро.)
Три дня решал «совет», кому быть третьим халифом. Все
знали друг друга, знали, кто на что способен. Главным пре-
тендентом был Али, кузен и зять Пророка, один из первых
последователей ислама, храбрый воин, блестящий оратор.
Однако выбран был Усман – самый старый, самый безволь-
ный. Именно такой исход выбора подтверждает наступление
третьей фазы. Во второй фазе всегда из черных претенден-
тов выбирается самый черный, нет сомнений, что Сталин
чернее Троцкого или Кирова. В третьей фазе из всех серых
претендентов выбирается самый серый. Хрущев был более
серым, чем Берия или Маленков, а Брежнев более серым,
чем Хрущев или Шелепин. Из будущего серая личность вы-
глядит довольно убого, проигрывая в сравнении не только с
белым вождем четвертой фазы, но и черным вождем второй.
На деле же серые лидеры идеальны для третьей фазы, ибо
устраивают более или менее всех. Появление же более ярко-
го лидера тут же приводит к раскачиванию лодки.
Точно так же как Хрущев отражал интересы новых ком-
мунистов, уже не революционеров-ниспровергателей, а хо-
зяйственников-созидателей, так же и Усман отражал интере-
сы не ближайших сподвижников пророка (революционеров),
а мекканской верхушки, присоединившейся к Мухаммаду
исламу в последнюю очередь. «Суть в том, что богатые ку-
рейшиты, аппетиты которых постоянно сдерживал Умар,
хотели видеть над собой более покладистого халифа, а Али
обещал быть более жестоким правителем, чем Усман, тем
более что его близость к пророку позволила бы ему в силу
авторитета быть решительнее в поступках» (О.Большаков).
Усман же не был таким несгибаемым догматиком, он руко-
водствовался принципом «живи сам и давай жить другим».
Короче говоря, «Усман был избран халифом потому, что со-
перничавшие члены «совета» сочли его наименее опасной
фигурой» (О.Большаков).
По времени правления Усман (644–656) практически точ-
но соответствует Хрущеву, также простоявшему до 11 года
третьей фазы. Из других аналогов можно вспомнить четвер-
тую Иудею, где Саломея правила до седьмого года фазы;
второй Рим, где до 11 года фазы правил первый три-
умвират; вторую Англию, где на 11 году фазы умрет Генрих
I; третью Англию, где Мария Католичка умерла на 13-м году
фазы; третью Россию с Анной Иоанновной. Может быть,
наиболее точной будет аналогия со вторым Римом, когда
именно с распада первого триумвирата началось противо-
стояние цезарианцев и помпеянцев. Также и после убийства
Усмана впервые началась внутригосударственная военная
распря, по сути дела, гражданская война. Однако граждан-
ские войны третьей фазы не имеют никакого отношения к
народному движению – это войны одних групп аристокра-
тии с другими. И в этом смысле боевые действия всего лишь
продолжение общей тенденции к бесконечным дворцовым
интригам.
Третья фаза выдвинула политиков совершенно иного рода
– беспринципных интриганов, хитрых дипломатов, мастеров
компромисса. Именно такие политики в конечном счете
сменили менее искушенных и более простодушных прави-
телей первой половины фазы: речь идет об аналоге титанов
третьей фазы – Елизаветы Петровны (1741–1761) и Леонида
Брежнева (1964–1982), первого омейядского Халифа Муавии
(661–680), а также о людях, помогавших последнему прийти
к власти и удерживать ее (полководец Амр ибн ал-Аса,
наместник восточной части халифата Зийяд ибн Абихи и
др.).
«Муавия был человек хитрый и предусмотрительный, а
когда желал приобрести друга, становился щедрым, несмот-
ря на великую бережливость во всем, касавшемся его лично.
Часто говаривал он сам: «Мне не нужно меча там, где доста-
точно плети, и ее также не нужно в таком деле, где можно
обойтись словом. А если между мной и кем-нибудь хотя бы
ниточка существует, то я стараюсь ее не обрывать». Когда
же у него спросили объяснения, то он ответил: «Если тот по-
тянет, немного ослаблю, отпустит он – я натяну»
(А.Мюллер). Замечательная формула для выкристаллизо-
ванного лидера третьей фазы – то же самое могла бы сказать
о себе молодая Елизавета Тюдор или Елизавета Петровна, то
же самое мог бы подумать о себе серый человек, но пре-
красный политик Леонид Ильич Брежнев.
Не отставал от Муавии в знании человеческой натуры и
умении манипулировать людьми полководец Амр, который
«был великий проныра и никогда не руководствовался иной
целью, как только своими личными выгодами. История всей
его жизни переполнена интереснейшими эпизодами: извест-
но множество случаев, когда его лукавая сноровка против
всякого вероятия сразу, по-видимому, меняла порядок ве-
щей. Трудно не изумляться его поистине изобретательному
уму, его основательному знанию человеческой натуры, тем
не менее его глубокий циничный эгоизм, его полнейшая не-
способность воспринимать что-либо благородное и истин-
ное производят в высшей степени отталкивающее впечатле-
ние» (А.Мюллер).
Однако какая бы глубокая пропасть ни пролегла между
Хрущевым и Брежневым, они были деятелями одной фазы,
были вождями одного и того же аппарата. Какая бы про-
пасть ни пролегла между Али («безыскусная натура солдата
и поэта») и Муавией – они были деятелями одной фазы и
делали одно дело,– вспомним еще раз хронологию полити-
ческой эволюции халифата в 3-й фазе. В правление Усмана
(644–656) было завершено завоевание государства Сасани-
дов, утвердилось положение мусульман в Тунисе и Закавка-
зье. По инициативе Усмана был составлен сводный текст
92
Корана, который он старался сделать каноническим, прика-
зав уничтожить остальные списки. В последние годы прав-
ления впервые возникла оппозиция халифу. «Обогащение
халифа и его родни вызвало также упреки аскетически
настроенной части мусульман, обвинявших его в отступле-
нии от образа жизни Мухаммада и двух первых халифов»
(О.Большаков). В правление Муавии (661–680) продолжа-
лись завоевательные походы в Индию, Кабулистан, состоя-
лись первые походы на Бухару и Самарканд, шла борьба за
овладение Магрибом, ежегодно совершались походы в Ма-
лую Азию, но значительных прибавлений не было. При нем
началось восстановление запустевших приморских городов
Палестины и Сирии, был составлен первый земельный ка-
дастр в некоторых районах. Муавия покровительствовал по-
этам и первым арабским ученым. Важнейшей политической
акцией было привидение к присяге его сыну Иазиду как
наследнику, что превратило халифскую власть в наслед-
ственную.
Как это и бывает в большинстве имперских циклов,
именно третья фаза стала, несмотря на бурные столкновения
(657–660), самой спокойной. При Муавие положение было
относительно спокойным. Разруха, последовавшая за граж-
данской войной, и начавшееся затем экономическое процве-
тание, стимулируемое объединением громадной территории,
позволило ему некоторое время сдерживать непримиримых
без применения силы» (Г.Грюнебаум).
Спокойная обстановка третьей фазы необходима для пе-
реосмысления того, что было наворочено в сумасшедшем
калейдоскопе второй фазы, для осознания самих себя в но-
вом теле, в новом качестве. Тут очень важно введение адми-
нистративного порядка, экономического порядка, но не ме-
нее важно наведение порядка в идеологии. В этом смысле
важнейшим делом была кодификация Корана. Во второй фа-
зе было не до того, и в результате по территории государ-
ства бродило несколько десятков разных списков Корана.
Разногласия приверженцев того или другого списка доходи-
ли до того, что в Куфе в одном углу мечети собирались ве-
рующие для чтения Корана «по Абу Мусе», а в другом – «по
ибн Масуду». Композиция Корана отражает дух третьей фа-
зы: главы (суры) располагаются в нем не в хронологическом
порядке и не по значимости, а по размеру сур, от самой
длинной «Коровы» в 286 стихов до небольших сур-молитв в
3–6 стихов. В нарушение этого принципа в начало была по-
мещена сура-молитва «Фатиха» («Открывающая»).
С кодификацией Корана связано и появление первых фа-
кихов, богословов-законоведов, знатоков богословско-
правового комплекса ислама (фикх). Образуется пирамида
судей-чиновников (кадиев), помощников наместников в раз-
боре гражданских дел. Определяющей становится традиция
принимать решения, руководствуясь Кораном и Сунной
Пророка. Так постепенно и незаметно аморфное образова-
ние, подобное орде кочевников, преобразовывается в мощ-
ное политизированное и насквозь идеологизированное госу-
дарственное образование, переплетенное сетью духовных и
административных связей.
При внешне сохраняющемся спокойствии и примирении
третья фаза подразумевает достаточно мощное расслоение
правящей элиты, а вместе с ней и всего народа. Разве у нас
после 1953 года не расслоилась (при видимом единстве)
партия на сталинистов, шестидесятников и умеренных хо-
зяйственников. Стоит ли удивляться, что и в халифате про-
изошло расслоение на хариджитов, суннитов и шиитов. При
Муавие государственной доктриной стал суннизм, оправды-
вавший власть омейядов. Раскол произошел и по географи-
ческому параметру. С приходом Муавии военно-
политическим центром стала резиденция омейядов Дамаск
(Сирия), а религиозным остались Мекка и Медина. Все по-
пытки «сподвижников пророка» вернуть Мекке и Медине
политическое значение не увенчались успехом точно так же,
как попытки Муавии сделать Дамаск общепризнанным цен-
тром ислама.
Подводя итоги третьей фазы, необходимо еще раз сказать,
что в невоенной, небоевой фазе главными становятся мед-
ленные, политические факторы. «Первым из них была исла-
мизация завоеванного населения. Распространение ислама
среди покоренных народов шло на редкость быстро и
успешно. Частично это можно объяснить тем, что христиане
отвоеванных у Византии земель и зороастрийцы Ирана ви-
дели в новой религиозной доктрине нечто не слишком им
чуждое: сложившаяся на доктринальной базе иудаизма и
христианства, частично также и зороастризма, мусульман-
ская религия была достаточно близкой и понятной тем, кто
уже привык верить в одного великого Бога. Кроме того, это-
му способствовала экономическая политика первых хали-
фов: принявшие ислам платили в казну халифата только де-
сятину, тогда как немусульмане были обязаны выплачивать
более тяжелый поземельный налог (от 1/3 до 2/3 урожая) и
подушную подать.
Вторым важным фактором усиления власти халифов была
арабизация. В ходе завоеваний и быстрого расширения за-
хваченных арабами территорий большое количество воинов-
арабов, вчерашних бедуинов, расселялось иногда чуть ли не
целыми племенами на новых местах, где они, естественно,
занимали ключевые позиции и брали себе в жены предста-
вительниц местного населения, к тому же в немалых коли-
чествах, благо то было санкционировано освящающим мно-
гоженство Кораном. Кроме того, близость арабского языка и
культуры семитскому, в основном арамейскому населению
Сирии и Ирака, способствовала быстрой арабизации этих
районов... Только собственно Иран, страна древнейшей
культуры и весьма независимой политической традиции,
успешно противостоял арабизации, не говоря уже о весьма
отдаленных от Аравии Закавказья и Средней Азии, где ара-
бов было очень мало, а местные языковые корни имели мало
общего с семитскими» (Л.Васильев). (Запомним особенное
положение Ирана и Средней Азии – быть может, это помо-
жет нам понять происхождение еще трех Империй Ислама.)
Пока идет третья фаза, время кажется резиновым, все
конфликты тщательно придушены, всем велено быть серы-
ми, средними и очень спокойными. Чем ближе к концу тре-
тья фаза, тем меньше сил для сохранения спокойствия,
начинается поход за наивысшими достижениями, все стар-
туют и бегут, все хотят быть яркими и оригинальными. Так
случилось в России накануне 1989 года, так было и в хали-
фате накануне 681 года.
В 680 году умирает халиф Муавия, и его смерть лишь до-
полнительно стимулирует всеобщее пробуждение. «Вступ-
ление Йазида на халифский престол правоверные жители
священных городов встретили глухим недовольством... Из
среды этих правоверов вышли претенденты на верховную
власть, которой они решили добиваться путем восстания и
вооруженной борьбы» (Е.Беляев). Так смутно и тревожно
начинается самая блестящая фаза имперского цикла, вось-
мой раз в мировой истории. Всего же 18 раз блистал, ослеп-
ляя весь мир, феномен четвертой имперской фазы, 19-ю по-
пытку осветить дорогу всему человечеству предпринимает
здесь и сейчас наша страна.
Четвертая фаза (681–717, Халифат)
Итак, смерть Муавии, вступление на престол Иазида, об-
разование на территории Мекки и Медины «антихалифата».
Кажется, страна входит в кризис междоусобия, из которого
уже нет возврата. Кажется, повторяются худшие времена
противостояния Али и Муавии, и никому не приходит в го-
лову, что наступившая смута это не шабаш черных сил, а
93
всего лишь конкурсное испытание на доброту, ум, фанта-
зию...
Уже первый халиф четвертой фазы Иазид I (680–683) по
всем признакам был светлым человеком. «Его воспитателем
был ал-Ахтал, выдающийся арабский поэт того времени.
Сам Иазид был поэтом, любителем псовой и соколиной охо-
ты, ценителем музыки, пения и танцев, питомцем арабо-
сирийской культуры» (Е. Беляев). Пришлись на его долю,
правда, не самые простые и благоприятные годы фазы, но
тем не менее... Если переводить на нашу фазу, то это годы
1988–1991 – как раз последние годы Горбачева.
Так же как у нас в 1991 году, в халифате 683 года события
были достаточно бурными. По смерти Иазида почти весь ха-
лифат присягнул «антиха лифу», в то время как Омейяды
потеряли 40 дней, выбирая будущего халифа Марвана. Каза-
лось бы, снова смута, гражданская бойня, развал империи.
Так ведь и мы думали в августе 1991 года.
Но в том-то и фокус четвертой фазы, что на фоне самых
черных ожиданий наступают все же белые времена, при
этом объясняется все, как обычно, личными свойствами
правителей. «Необходимо было немало отваги, чтобы в дан-
ный момент, когда почти все государство признало другого,
заставить принести себе присягу в качестве халифа – у Мир-
вана она нашлась. Действуя быстро и энергично, он совер-
шил в течение краткого своего управления значительный
шаг к цели воссоединения всего государства под владыче-
ством дома «Омейядов» (А. Мюллер). Годы правления Мир-
вана (683–685) соответствуют в нашем исчислении годам с
1991-го по 1993-й, тем самым напряженным годам противо-
стояния слабенькой новой власти и сборной недобитков всех
мастей, когда все, казалось бы, висело на волоске. Мирвану
тоже нелегко пришлось: отпавшие сиро-арабские племена
были покорены силой оружия, Египет был отнят у Абдалла-
ха ибн аз-Зубейры. Спокойствие в государстве было восста-
новлено, революционная буря миновала точно по расписа-
нию, и сын Мирвана Абд ал-Малик и внук ал-Валид уже
вступали на престол без препятствий и осложнений. Халиф
Абд ал-Малик (685–705). «По сие время его управление на
Востоке считается за синоним мудрого и могучего, доста-
вившего подданным спокойствие и благоустройство...
Обычный в семье поэтический талант сочетался У него с
обширными знаниями. По тогдашнему времени он обладал
замечательным образованием» (А. Мюллер). Не уступает
ему и халиф ал-Валид (705–715) – «властелин энергичный.
Приближенных старался привязать к себе щедростью, а
народ побуждал к разумным предприятиям на общую поль-
зу» (А. Мюллер).
В тот момент, когда пишется эта глава (1998), многим ве-
рится с трудом, что именно наступившее время наименее
склоняет к дворцовым играм, интригам, борьбе честолюбий.
Казалось бы, предыдущие годы показывали нечто противо-
положное. Однако не будем торопиться, по сути, пока мы
видели лишь борьбу «новой власти» с остатками «старой». В
стане же «новых» складываются достаточно трогательные
отношения доверия и уважения, основанные на принципе:
«Всем работы хватит». Черномырдин отказывается подси-
живать Ельцина, Лужков отказывается подсиживать Черно-
мырдина, хотя их усиленно к этому толкали и толкают. Тем
же, кто не верит сказанному, полезно будет изучить историю
Халифата с 681 по 717 год. За эти 36 лет в государстве
Омейядов ни разу не было продолжительного спора из-за
власти. Великий Абд ал-Малик «симпатичен более Муавии,
родственного с ним по искусству управления. Насколько
нам известно, ни разу Абд ал-Малик не запятнал своего
имени отравой... в поступках его чувствовалось всегда нечто
прямое и могучее, чего не замечалось в скрытной натуре
знаменитого его предшественника» (А. Мюллер). В этом,
как мы помним, и есть один из главных смыслов четвертой
фазы – «темное время» кончилось, можно все делать в от-
крытую, в полный рост.
Ал-Валид, придя к власти, не сменил ни одного человека
из аппарата отца; шел, напомним, 24-й год фазы, аналогич-
ный нашему 2013 году. Всесильный наместник Ирака
Хаджжадж ибн Юсуф пользовался безграничным доверием
сына точно так же, как и отца. Сам Хаджжадж, обладая без-
граничной властью, за 21 год своего управления Ираком
(693–714) ни разу не помыслил отделиться от центра.
Таков первый, общий взгляд на четвертую фазу – белый
цвет, белые дела, яркие, мощные, открытые люди. Однако
все это видно только по прошествии многих лет – большое
видится на расстоянии, пока же четвертая фаза только раз-
ворачивает свои белые знамена, слишком многие желают
выплеснуть на них побольше черной краски. Это мы видим
в современной России, то же было и в Халифате.
Иазид и Мирван переломили ситуацию в пользу единой
власти, но утвердить окончательную победу пришлось все
же Абд ал-Малику. В 685 году брат халифа Абд ал-Азиз за-
хватывает Египет, далее Ирак... В 692-м пал «антихалифат»
в Мекке. Мекка, сожженная и разграбленная, навсегда ли-
шилась своего политического статуса, оставшись только ре-
лигиозным центром ислама. 693 год мусульманская тради-
ция называет «годом воссоединения». Таким образом, одно
из главных предназначений четвертой фазы – общенацио-
нальное объединение («красные» с «белыми», иконоборцы с
иконопочитателями и т.д.) произошло лишь на 12-м году фа-
зы (в нашем варианте это 2001 год).
Еще более удивительным для обыденного сознания стало
превращение в четвертой фазе военного государства в дер-
жаву высочайшей культуры. Действительно, территориаль-
ный и политический взрыв, подобный рождению Халифата,
– явление редкое, но встречающееся и в мире Востока, и в
мире Запада, а вот параллельное с политическим ростом
рождения новой культуры – явление чисто имперское.
«Если в период первых четырех халифов управление
находилось в руках местных властей и велось в основном на
греческом и персидском языках (ведь это были земли, отво-
еванные у Византии и Ирана), то с Омейядов, правда не сра-
зу, ситуация начала меняться. Арабский язык повсюду вво-
дился в качестве обязательного в делопроизводство. Он был,
как упоминалось, единственным в сфере науки, образования,
литературы, религии, философии. Быть грамотным и обра-
зованным значило говорить, читать и писать по-арабски. Это
касалось практически всех жителей халифата. Исключение
делалось только для небольших анклавов христиан и рассе-
янных по халифату иудеев – те и другие считались почти
родственниками мусульман, во всяком случае, вначале ува-
жительно именовались «людьми писания» и пользовались
определенными правами и признанием» (Л.Васильев).
Единый язык, как сейчас сказали бы язык межнациональ-
ного общения,– это основа Империи, построенной не на час,
а на века. За единым языком последовала единая денежная
система (ранее на территории халифата обращались визан-
тийские и иранские деньги). Была создана почтовая связь,
при ее помощи Дамаск был связан со всеми провинциями
империи. Появились школы, больницы, дороги, как это обы-
денно для четвертых имперских фаз, но как это необычно
для истории вообще, в которой больше разрушалось, чем
строилось.
Уникальность четвертой фазы в том, что, сохранив им-
перскую мощь, государство обретает свободу, раскрепоще-
ние всех сил при обретении социального и религиозного ми-
ра внутри государства. Сочетая компромисс и твердость,
государство добивается в четвертой фазе того, что хариджи-
ты и шииты отказываются от вооруженного противодей-
ствия власти.
94
Достижение внутреннего мира и порядка всегда жестко
связано с внешнеполитическими успехами. Не будет в Рос-
сии конца XX века внутреннего порядка, пока не начнутся
ощутимые внешнеполитические успехи, речь, разумеется, не
о военной экспансии, а об увеличении влияния России на
мировые процессы, причем не на основе тупой силы или
идеологического блефа, а на основе нового знания, которое
рождается на наших глазах.
В четвертой фазе Халифата все было более очевидно –
арабы вновь одерживают победу за победой. Во времена ал-
Валида арабские войска одновременно действовали в Сред-
ней Азии (Бухара, Самарканд), Индии, на берегу Атлантиче-
ского океана, в Северной Африке и в Европе (Испания). От-
кройте географический атлас – современный мир почти точ-
но передает историю тех полутора веков, даже если не брать
государства ислама, а лишь арабские страны, то и тогда спи-
сок огромен: Тунис, Марокко, Ливия, Египет, Сирия, Ирак,
Саудовская Аравия, Эмираты и т.д. – целый мир.
Ну а в VIII веке Халифат был близок к завоеванию мира.
Европейская, она же христианская, цивилизация была спа-
сена лишь окончанием имперского цикла Халифата и одно-
временным началом второго имперского цикла в Византии.
В 717 году Лев Исавр заставляет арабов снять осаду Кон-
стантинополя, в 732-м Карл Мартелл в битве при Пуатье
разбивает арабские войска и останавливает их продвижение
по Европе.
Если бы мы не имели перед глазами не менее блестящие
циклы – первая Россия, первая Иудея, второй Рим, четвертая
Англия, то стоило бы признать, что развитие Халифата из
абсолютного нуля в чуть ли не мирового властелина за ка-
кую-то сотню лет – факт уникальный и беспрецедентный.
«Становится почти невероятным, каким образом могло про-
изойти нарастающее беспрерывное развитие в этом новом,
вечно волнующемся государстве» (А.Мюллер). Воистину, на
фоне имперского буйства остальные государства кажутся
спящими либо мертвыми... Откуда же такая сила у импер-
ского народа? Ответ все тот же: за малым исключением все
имперские циклы черпали свою энергию в единобожии.
(Сказанное относится и к циклу России, идущему с 1881 го-
да, может быть самому напряженному по искренности бого-
искания.) Ну и, разумеется, это относится к циклу Халифата,
в кратчайшие сроки создавшему третью и последнюю ветвь
единобожия. Военная, политическая, языковая, культурная
экспансия маленького восточного племени – все это след-
ствие рожденной этим племенем религии. И секрета в этом
никакого не было, по крайней мере для самих арабов. «Вся-
кий, кто только ощущал в себе в то время духовные силы,
побуждавшие его высказываться, находил один только
предмет, достойный внимания: слово Божие и устные пре-
дания о пророке.. Отныне и надолго еще вперед вся научная
деятельность сосредоточивалась на одном толковании Кора-
на, на собирании, дальнейшей передаче преданий, в форму-
лировании учения веры, разрабатываемого на основании
данных обоих первостепенных источников» (А.Мюллер).
У народа, который до волевого рывка мог только считать
и торговать, а высшим достижением культуры была устная
поэзия, во времена Абд ал-Малика и ал-Валида уже были
вполне оформившиеся и по содержанию, и по обрядам рели-
гия, богословие, философия, литература, грамматика, зако-
новедение, наука, архитектура, при этом все это не взято
напрокат у соседних народов, а выстрадано, рождено из
недр национального гения. Конечно, вершин арабская куль-
тура достигнет позже, что немудрено. Россия и Англия вер-
шин своей культуры достигли, например, лишь после треть-
его волевого рывка. Однако именно в четвертой фазе импер-
ского цикла сформировалось «лица не общее выражение»
арабской культуры, то своеобразие, от которого арабская
культура не отступает уже 13 веков.
 При Омейядах политическим центром был Дамаск, рели-
гиозным – Мекка, культурными центрами стали два города-
близнеца, выросшие из арабских военных лагерей в Ираке, –
Куфа и Басра. «Почти невероятно то множество высокоода-
ренных, творческих голов, какое воспроизводили либо пере-
рабатывали для общего преуспеяния эти два города-
близнеца Басра и Куфа» (А.Мюллер). Соответственно по-
кровителем новой арабской культуры был наместник Ирака
Хаджжадж, преобразовавшийся «из школьного учителя
Таифского если не в преподавателя Аравии, то в первого
сберегателя арабской науки» (А.Мюллер). С благословения
Хаджжаджа, кружком, который благословлял крупнейший
богослов раннего ислама ал-Хасан ал-Басри, была проведена
реформа арабской письменности и создана буквально с нуля
арабская грамматика. (Напоминаем: аналогично в четвертой
фазе второй Византии Кирилл и Мефодий создали славян-
скую азбуку – аналогия не прямая, но тем не менее...)
Дело в том, что у арабов изначально была довольно не-
удобная грамматика и алфавит, писались только согласные
буквы, к тому же по написанию довольно похожие друг на
друга (ср. с ивритом), не было ни знаков препинания, ни
прописных букв. «Коран приходилось скорее отгадывать,
чем читать» (все тот же А.Мюллер). Это было трудно даже
«природному» арабу, что уж говорить о новообращенных
неарабах. Появление арабской вязи стало тем самым идеоло-
гическим чудом, без которого немыслима четвертая импер-
ская фаза. «Первоначально заимствованные у сирийцев
неуклюжие и неказистые начертания букв преобразовались
постепенно в изящные письмена. Это же стремление высту-
пило в архитектуре, в орнаментации. Эти художественно
сплетенные фигуры надписей, с окаймляющими их волни-
стыми линиями и росчерками впоследствии перешли со стен
строений на дорогие материалы средневековой восточной
тканевой фабрикации и всюду стали появляться под назва-
нием арабесок. Эта же техника и наложила по меньшей мере
печать своеобразности и какой-то неуловимой прелести на
большинство памятников мусульманской архитектуры»
(А.Мюллер).
В Куфе и Басре были созданы школы грамматиков и фи-
лологов. В этих школах полным ходом шло окончательное
формирование фикха (система социальных норм) и хадисов
(предания о Пророке). Ранее записанные предания система-
тизировались, обобщались. «Из соответствующих мест Ко-
рана, изречений Пророка и его преемников образовывались
пространные толкования на самый Коран. Судебные же по-
становления сплачивались вместе с законодательными фор-
мулами священного писания в юридические системы»
(А.Мюллер).
Появляются первые ученые. Сын Иазида I Халид сделал
первые переводы на арабский язык греческих сочинений по
астрономии, медицине и химии. Утверждают, что ему уда-
лось найти «философский камень».
Теперь об обязательном для четвертой фазы строитель-
ном буме.
В первой фазе, как помним, арабам не хватило опыта и
сил самим, без посторонней помощи, перекрыть Каабу. И
вот уже в четвертой фазе Абд-ал-Малик застраивает Иеруса-
лим и Дамаск мечетями и дворцами, именно строитель-
ством, а не разрушением поднимая политический и религи-
озный статус Сирии. Не отставал от отца ал-Валид. Он
«приводил всех подданных в неописуемый восторг воздви-
гаемыми им огромными и великолепными зданиями. Он
оставил после себя свидетелей ревностной заботы своей о
народном благосостоянии в разбросанных повсюду дорож-
ных сооружениях, фонтанах, больницах, мечетях; ему же
обязаны арабы строительством первых школ» (А.Мюллер).
Ал-Валид возвел мечеть «Купол Скалы», которая и в X
веке считалась самым великолепным и пышным зданием
95
мусульманского мира. При дворе этого Халифа хорошим
тоном светской беседы считался только разговор о построй-
ках. Халифы и их приближенные в этом деле не мелочились,
строили не только мечети, не и целые города. Так, все тот же
Хаджжадж построил себе новый город-резиденцию. Васит
Халиф Сулейман (715–717) за последние годы рывка успел
построить город Рамлу, который стал на многие века глав-
ным городом Палестины, отняв этот статус у Иерусалима.
За 144 года Халифат перевернул жизнь не только арабов и
Аравии, но и всего мира. За 144 года родовая община пре-
вратилась в государство мирового масштаба; отсталый язы-
ческий народ вышел на передовые рубежи мировой культу-
ры как носитель новой единобожеской религии и нового об-
раза жизни, который впоследствии найдет себе множество
сторонников и последователей. Исторический след Халифа-
та, как и других Империй, растянулся на века, во много раз
превзойдя по протяженности его хронологические рамки.
«Халифат при внешнем сходстве путей его возникнове-
ния с обширными державами гуннов, готов, тюрков не толь-
ко оказался более долговечным государственным образова-
нием, но и имел неизмеримо большее влияние на всемирную
историю. Дело не только в продолжительности его суще-
ствования или в том, что по размерам он превзошел все
бывшие до того великие державы, охватывая в период рас-
цвета более четверти тогдашнего цивилизованного мира в
Старом Свете. Важнее то, что в Халифате процесс взаимо-
действия различных цивилизаций породил новую высоко-
развитую культуру, языком которой стал арабский, а идео-
логической основой ислам. Эта арабо-мусульманская куль-
тура на много веков вперед определила пути развития наро-
дов, исповедовавших ислам, сказываясь в их жизни до сего
дня. Многим обязана ей также культура европейских наро-
дов» (О.Большаков).
В поисках Империи Халифат занимает особое место. Он
своими завоеваниями очертил территориальные границы
распространения Империй ислама. Последующие Империи
ислама лишь доделывали то, что в силу ограниченности
времени и глобальности решаемых задач не смог доделать,
дошлифовать сам Халифат.
Постимперское развитие (Халифат)
Сверхнапряжение 144 лет имперского цикла бесконечно
истощает народные силы, сверхсияние четвертой фазы ли-
шает постимперских правителей перспектив роста, и в этом
смысле постимперское развитие всегда представляет пе-
чальную картину. С другой стороны, капитал, накопленный
Империей, столь велик, что дает возможность при эконом-
ном расходовании еще надолго сохранить политическую
мощь, государственное величие и даже способность внушать
всему миру, что бывшая Империя по-прежнему знает, чего
она хочет. Увы, на самом же деле первое, что покидает госу-
дарство с уходом имперского ритма,– это способность к по-
стижению Истины, а вместе с этим способность и право
управлять миром.
С халифа Сулеймана (715–717), который умер одновре-
менно с имперским ритмом, «начинается если не по внеш-
ности, то в сущности упадок владычества Омейядов. Он не
умел жертвовать своими личными побуждениями благу гос-
ударства, не обладал ни хладнокровием, ни мудростью сво-
их предшественников, он не был в силах побороть в себе
страсти к наслаждениям и проявления внезапной прихоти»
(А.Мюллер).
Далее следует безвременье, когда имперский ритм уже
кончился, а новый ритм (в данном случае ритм Востока) еще
не начался. Безвременье всегда порождает каких-то очень
странных властителей: ни рыба ни мясо, ни два ни полтора...
Действительно, фигура Умара II (717–720) вызывает недо-
умение и разноголосицу в его оценках. Его откровенное" ан-
тиимперское естество дало возможность даже тем, кто не
признавал правомерность власти Омейядов, признать пра-
ведность Умара II. До 717 года Умар был наместником Ме-
дины, вел роскошный образ жизни, личный багаж молодого
наместника прибыл в Медину на 30 верблюдах. Став хали-
фом и одновременно шагнув в государственное безвременье,
Умар полностью преобразился. «Людям, видевшим Умара в
Медине или при дворе Сулеймана, трудно было узнать его в
бледном похудевшем человеке, походившем по внешности
на монаха, распоряжавшемся доходами мировой империи и
отказавшемся от всяких земных наслаждений ради спасения
своей души. Сам Умар будто бы говорил таким людям, что
остается верен себе: достигнув какой-нибудь цели, он всегда
стремился к иной, более высокой; сделавшись халифом, он
достиг предела земных желаний и потому стремился к един-
ственной Цели, которая перед ним еще оставалась,– к рай-
скому блаженству» (В.Бартольд). Так поменялся вектор
движения Умара II, но в первую очередь вектор движения
государства. Идеология (ислам) из сферы всенародного по-
иска (ритм Империи) переходит в сферу твердолобой власти
(ритм Востока), отныне ислам будет все больше догмой и
все меньше живым прогрессирующим учением, на время
оживая лишь в будущих имперских исламских, но уже не
арабских циклах.
Аналогия со стареющими за пределами имперского цикла
Иваном III или Юстинианом практически полная, имперская
вольница закончилась, началось религиозное бдение. «При
дворе халифа (Умара II.– Авт.) благочестие сделалось обяза-
тельным. Как при Валиде разговор при дворе шел о по-
стройках, при Сулеймане – о браках и наложницах, так при
Умаре придворные спрашивали друг друга о ночных молит-
вах, изучении и чтении Корана, о посте» (В.Бартольд).
С Умара II омейядские халифы теряют свойственную им в
имперском прошлом политическую мощь, новое время вы-
двигает новые приоритеты. «Вследствие своего преоблада-
ющего благочестивого настроения все, касавшееся области
политической проницательности, оставалось для Умара II
как бы замкнутым. И если нельзя оспаривать, что некоторые
из его распоряжений оказали делу ислама важные услуги,
зато почти все остальное, что только он делал, клонилось к
тому, чтобы расшатать в корне владычество арабов»
(А.Мюллер). Умар II снимает осаду Константинополя в 717
году и возвращает войска на базы в Халифате. Он отменяет
обычные во время пятничного богослужения проклятия Али
с кафедры и тем самым как бы разрешает шиитскую пропа-
ганду о приоритете прав Алидов на престол. «Поистине
трудно было придумать более странную и вредную для вы-
год династии выходку» (А.Мюллер). Ни один омейядский
халиф после Умара II не исправил положения, «зло усугуб-
лялось еще кратковременностью царствования каждого из
халифов и полной непригодностью к управлению большин-
ства халифов» (А.Мюллер).
Последствия слабой политики не замедлили проявиться
уже в первой фазе восточного цикла. В 749 году (24-й год
первой фазы) Омейяды были свергнуты и физически ис-
треблены Аббасидами, пришедшими к власти после спрово-
цированного шиитами восстания в Иране. Важной особен-
ностью восстания было то, что его возглавил бывший раб
Абу Муслим; это примета Востока, к политической борьбе
может подключиться любой проходимец.
«Хотя Аббасиды стали господствовать почти над всей
территорией Халифата, только в Испании бежавший туда
один из омейядов создал независимый от них Кордовский
эмират, впоследствии тоже Халифат; власть их была значи-
тельно менее прочной и стабильной. Уже с первых десяти-
летий существования нового Халифата стало вполне оче-
видно, что зенит политического могущества арабов и их
96
государства позади. Новых походов Аббасиды практически
не предпринимали, их сил едва хватало на то, чтобы сохра-
нить завоеванное. Но и с этой задачей они справлялись пло-
хо: начиная с IX века от Халифата одна за другой стали от-
падать его части, правители-эмиры которых становились
фактически независимыми государями, в лучшем случае ( да
и то, если они не были шиитами) признававшими сакраль-
ный авторитет и сюзеренитет халифа» (Л.Васильев).
Если не вдаваться в детали, то может показаться, что ха-
лифы Империи и халифы Востока правители одного ряда.
Действительно, какая нам разница, какой правитель правил
Россией – Петр I или Иван Грозный, Дмитрий Донской или
Александр Невский, так или иначе, но все они вошли в нашу
историю как мощные деятели, повернувшие ход событий, и
никому нет дела, Восток они представляли или Империю.
Однако разница есть, и существенная; властитель Империи –
это поводырь, идущий вместе с народом во тьме кромешной,
а потому жесток он или добр, он почти всегда воспринима-
ется как «отец народа». На Востоке правитель сам по себе,
народ сам по себе, высшим авторитетом становятся скорее
духовные учителя, отстранившиеся от власти светской. Не
всем, но некоторым эта перемена все же бросилась в глаза:
«Как ни странно, при Аббасидах усилилось ощущение гре-
ховности власти и в общине нарастало нежелание сотрудни-
чать с администрацией» (Г.Грюнебаум).
Как и Византия, Халифат смог продержаться более или
менее достойно только один восточный цикл (725–869). В
следующем восточном цикле все пошло наперекосяк, импе-
рия рассыпалась как карточный домик. К началу X века от
всех бескрайних пространств остались лишь Иран и не-
большая территория Ирака с Багдадом, но и эта территория
была в 945 году (4-й год третьей фазы) захвачена государ-
ством Бундов. Халиф же остался духовным главой право-
верных, да и то лишь для ортодоксальных мусульман-
суннитов. В этом состоянии он – а вместе с ним и Халифат
как институт – просуществовал в Багдаде еще около трех ве-
ков. Так заканчивается история первой Империи Ислама, с
тем чтобы одна за другой возникли вторая и третья Империи
Ислама.
Османы (1413–1557)
Политический и духовный заряд Халифата (573–717) был
столь грандиозен, что созданный им Мир Ислама так или
иначе сохранял единство семь веков. В эстафете имперских
циклов такой разрыв беспрецедентен, но, видимо, новая им-
перия не может родиться там, где еще не растаяли следы
былых имперских потрясений.
«Катастрофа, которая подготовлялась веками борьбой
между арабами, персами и турками, разразилась в виде мон-
гольского переселения народов и закончилась при Тимуре
окончательным падением мелких исламских государств.
Настал момент, когда уже нельзя было перекинуть мост че-
рез ту все возрастающую пропасть, которая образовалась
между различными странами... История ислама, как нераз-
рывного целого, обусловленного взаимодействием внутрен-
них и внешних движений, в главном заканчивается Тиму-
ром» (А.Мюллер).
Таким образом, с одной стороны, явный кризис в ислам-
ском мире. С другой стороны, неясное еще миру, но все бо-
лее ощутимое рождение двух сверхимперий. Англия прошла
уже два имперских цикла: 825–969 и 1053–1197. Будущая
Россия уже заложила свой фундамент в Киевской Руси (909–
1063) и вступила в 1353 году в свой второй имперский цикл.
Наконец, третий, но не менее значимый фактор – человече-
ство стремительно приближалось к зрелому возрасту, до
начала эпохи прогресса (возраст Собаки) оставалось каких-
то 200 лет. Можно с уверенностью сказать, что три следую-
щих в тесном сплетении имперских цикла – Османы (1413–
1557), третья Англия (1473–1617) и Великие Моголы – дове-
ли человечество до максимально возбужденного состояния.
Средневековье с грохотом обрушилось, похоронив множе-
ство исторических иллюзий, на которых, собственно, и были
построены означенные три последние Империи средневеко-
вья.
Что касается поисков конкретных дат османского импер-
ского цикла, то тут особенных проблем не было, цикл был
замечен буквально всеми, уж больно ярок он получился.
«Турецкое нашествие XV и XVI столетий представляло со-
бой второе издание арабского нашествия VIII века»
(Ф.Энгельс).
Методами структурного гороскопа пронумеровать этапы
означенного нашествия совсем не трудно. Мехмед I Завоева-
тель (1451–1481) – ярчайший тиран-полубог второй фазы, а
Сулейман I Великолепный (он же Законодатель) (1520–1566)
– хрестоматийный лидер четвертой фазы с ее великолепием
и «законобесием». Сравнение с расчетными датами второй
фазы (1449–1485) и временем четвертой фазы (1521–1557)
еще один раз заставляет поразиться точности хода историче-
ских часов. Ну а «лишние» 9 лет Сулеймана всего лишь
намек на переход из Империи в ритм Востока, а не Запада.
Для сравнения вспомним, что Август Октавиан «пересидел»
пять «лишних» лет, а Иван III Великий даже восемь лет.
Иные системы периодизации турецкой истории (собран-
ные М.Мейером воедино в специальной работе) ничуть не
противоречат структурным поискам Империи. Так,
Х.Иналджик выделяет пять периодов османской истории, по
сути, обозначая доимперский, два имперских и два постим-
перских периода. За т.н. «начальным» периодом (1300–1402)
следует «период консолидации и реорганизации» (1402–
1481) (довольно точное объединение первой и второй фаз).
Далее называется «период усилий по созданию мировой им-
перии» (1481–1571) – опять довольно точное объединение
третьей и четвертой фаз. Далее выделены еще два периода
длиной по 128 лет; первый назван «кризисом и борьбой во-
круг путей развития», а второй «периодом поражений и при-
знания европейского превосходства», что довольно четко
демонстрирует постимперскую судьбу Турции. Другие ва-
рианты периодизации (Р.Мантран, Р.Дэвисон, К.Карпат) до-
статочно сходны с вышеупомянутой. Иногда как переломная
упоминается Дата взятия Константинополя (1453), а концов-
ка «золотого века» датируется не 1572-м, а 1566 годом.
Первая фаза (1413–1449, Османы)
Вторая фаза (1449–1485, Османы)
Третья фаза (1485–1521, Османы)
Четвертая фаза (1521–1557, Османы)
Постимперское развитие (Османы)
Первая фаза (1413–1449, Османы)
Если Халифат возник буквально на пустом месте, то у
Османской империи был предшественник – государство
Сельджуков. Конечно, в нашем современном понимании
государство это было еще очень зыбким и неустойчивым.
Территории, завоеванные турками-сельджуками, были слабо
связаны этнически и экономически и вместе просуществова-
ли недолго, рассыпавшись на несколько султанатов. Интере-
сующий нас Кенийский султанат после нашествия монголов
(1243) превратился в вассала монгольских ильханов Ирана, а
к XIV веку распался на мелкие княжества. Одно из них, бей-
лик ('княжество) Османа, явилось ядром будущей Осман-
ской империи.
Нельзя недооценивать наличие у Османской империи
предшественника. «Двести тридцать лет существования
Сельджукского султаната имели большое значение в исто-
97
рии турецкого народа. В эти годы большая часть кочевни-
ков-туркмен, вторгшихся в Малую Азию, перешла к оседло-
му образу жизни, стала земледельцами, ремесленниками...
были заложены основы турецкой материальной и духовной
культуры, шло формирование турецкой народности»
(А.Новичев). С другой стороны, нужно все же разделять ис-
торию двух государств и понимать, что история нового гос-
ударства началась лишь с конца XIII века. В частности,
«общий уровень социально-политической и культурной
жизни при первых османских правителях в XIV веке пред-
ставляется значительно более низким, чем в Сельджукском
государстве в середине XIII века» (Мейер).
Несмотря на свой низкий культурный уровень, а может,
благодаря ему османы очень смело взялись за дело «собира-
ния земли турецкой». К концу XIV века в пределы Осман-
ского государства вошли (добровольно или по принужде-
нию) все анатолийские (Малая Азия) бейлики. Однако ана-
толийские беи сохраняли верность османским султанам
лишь постольку, поскольку вели под их знаменами выгод-
ную и к тому же «священную» войну на Балканах. Когда же
в начале XV века в Анатолию вторгся с многочисленными
войсками Тимур (такой же «правомерный» мусульманин и
такого же тюркского происхождения), анатолийские беи не
оказали ему сопротивления.
1401 год – год вторжения Тимура в Малую Азию, нанес
Османскому государству тот самый страшный удар, после
которого и родился имперский ритм 1413 года. Такова одна
из моделей рождения имперского ритма – провоцирование
его за 12 лет до начала (проторитм). Так, рождение третьей
Англии (1473–1617) было предопределено, быть может,
вступлением в 1461 году на престол Эдуарда IV, а рождение
второй России (1353–1497) было предопределено вступле-
нием на престол Симеона Гордого в 1341 году. Этот вопрос
нуждается в дополнительном изучении, но если представить
себе логику самого государства, то вполне можно допустить,
что, получив в 1402 году страшный удар от Тимура, испытав
предательство анатолийских беев, живой организм Осман-
ского государства взмолился об истинной силе Империи
взамен примитивного восточного деспотизма.
Молитва была услышана. 10 лет, до 1413 года, три брата,
три сына плененного Тимуром Баязида I Молниеносного,
сражались за власть между собой, пока в 1413 году не было
восстановлено единовластие. Хитроумный план Тимура,
давшего свободу всем покоренным османами бейликам и
разделившего остаток между сыновьями Баязида, неожи-
данно натолкнулся на неодолимую центростремительную
тенденцию, собиравшую воедино, казалось бы, на века раз-
деленные земли.
В 1413 году Мехмед I Челеби стал единовластным хозяи-
ном османских владений в Европе и Малой Азии. В 1415 го-
ду Мехмед I восстановил власть османов почти во всех ана-
толийских бейликах. В дальнейшем, как мы увидим, власть
османских султанов росла на протяжении всего полутораве-
кового имперского цикла.
Итак, 1413 год – дата, после которой 144 года политиче-
ское могущество Османского государства только укрепля-
лось. Таково свойство этой даты как нулевой отметки им-
перского цикла. Однако эта же дата должна нести свойство
революционной, переломной даты – даты, разделяющей мир
Востока и мир Империи, а также даты максимального хаоса
и неопределенности.
«Опустошительные походы Тимура и десятилетняя борь-
ба за власть между сыновьями Баязида привели к полному
разорению большинства малоазийских земель. Сельское хо-
зяйство и ремесла пришли в упадок, а население городов и
сел испытывало неисчислимые беды и страдания. Крестьяне
не имели покоя, с трудом обрабатывали свои поля в корот-
кие промежутки затишья между набегами и сражениями,
никогда не зная, удастся ли собрать урожай и кому он до-
станется» (Ю. Петросян). Таков фон предреволюционных,
да и первых послереволюционных лет.
На этом фоне решались вопросы не только концентрации
и централизации власти, но и полного изменения структуры
власти, смены ее классовой опоры. «Победа Мехмеда I озна-
чала торжество феодального ополчения над войском сво-
бодных общинников. С этого момента сипахийская (сипахи
– феодалы, получавшие земельные пожалования за несение
военной службы. – Авт.) конница становится первостепен-
ной боевой силой османской армии. Представители племен-
ной верхушки, располагавшие значительной властью в
османских пограничных владениях на Балканах, открыто
демонстрировали свои оппозиционные настроения, посколь-
ку их самостоятельность и влияние при султанском дворе
быстро уменьшались из-за осуществления курса на создание
сильного централизованного государства» (М.Мейер).
Так элементарная братская разборка, обыденная для ис-
тории любой страны, приобрела глубокий революционный
смысл. Впрочем, не будем забывать, что в первой фазе из-
менения проводятся очень мягко. «Мехмед I, восстановив-
ший, хотя и в урезанном виде, государство Баязида, в пер-
вые годы своего правления был занят борьбой против лже-
Мустафы, назвавшегося сыном Баязида, подавлением вос-
стания Бедреддина и его мюридов (учеников). В это время
он должен был мириться с большой самостоятельностью
крупных бейских родов и даже опираться на них»
(С.Орешкова).
Кстати о восстании Бедреддина... Пройти мимо этого
крупнейшего восстания в имперской, истории османов очень
трудно, тем более что оно, видимо, имеет еще и глубокий
символический смысл. На третий год фазы (весной 1416-го)
суфийский шейх Бедреддин, воспользовавшись трудностями
новой власти, поднял против султана крестьян. Шейх и его
сподвижники проповедовали аскетизм, идеи социального
равенства, взаимного уважения различных религий. «Бед-
реддин выдвигал идеи, резко отличавшиеся от догматов
суннизма – течения в исламе, которое заняло господствую-
щее место в Османском государстве. Он, в частности,
утверждал наличие у человека свободы воли, права выбора
между добром и злом. Эти еретические мысли сочетались у
шейха с особенно крамольной для суннитского духовенства
идеей равенства мусульман и немусульман» (Ю.Петросян).
Такие проповеди не нужны восточному народу-коммерсанту
и очень интересны имперскому народу-идеологу. В этом
смысле особенно хорош средневековый коммунист
Берклюдже Мустафа (сподвижник Бедреддина), который, по
словам историка Дуки, «кроме жен, провозгласил все об-
щим: и пищу, и одежду, и запряжки, и пашни». В дальней-
шем мы еще раз встретимся с отголосками коммунистиче-
ских идей... Впрочем, Османская империя тут почти ни при
чем, редкий имперский цикл обошелся без идей уравнилов-
ки, идей экспроприации, идей всеобщего братства, стан-
дартных идей народа-идеолога.
Всего-то правил Мехмед I восемь лет, но и этих лет ему
хватило, чтобы продемонстрировать одновременно и импер-
скую силу, и миролюбие, возможное лишь в первой фазе
Империи.
«Был он ловкий и видный человек с атлетическим тело-
сложением, храбрый и смелый, манеры имел привлекатель-
ные и всякого располагал к себе своей мягкостью, приобре-
тенной хорошим воспитанием. Надо отдать должное
Мехмеду: он один из очень немногих султанов достиг по-
рядка и тишины не варварскими поступками, а мягкостью и
снисхождением. Во все его походы, для усмирения своих
вассалов, жители провинций без различия веры и просхож-
дения были им щадимы» (А. Чемерзин).
98
Символично, что рождение имперского ритма не ухудши-
ло отношений между молодым государством и угасающей
Византией, а, напротив, резко улучшило их. «Андриано-
полъский двор султана Мехмеда I Челеби и константино-
польский двор старика императора Мануила II Палеолога
состояли в самых прекрасных отношениях, и султан титуло-
вал императора «батюшкой», а тот его «сыном». Они не раз
встречались, делили хлеб-соль. Для Царьграда, истомленно-
го царствованием Баязида I Молниеносного, царствование
Мехмеда I Рыцарственного было отраднейшим временем
передышки» (А. Крымский). Как знать, может быть, именно
при Мехмеде I, а не в момент взятия турками Константино-
поля слились ритмы умирающей и рождающейся империй.
Получив апоплексический удар и не успев определить
порядка престолонаследия (что для имперского ритма, как
мы знаем, нормально), Мехмед I умирает на 47-м году жиз-
ни (1421–8-й год фазы). Известие о смерти приближенные
сохраняли в тайне 40 дней, ожидая прибытия в столицу
наследника – его сына Мурада. В дальнейшем этот ритуал с
ожиданием мчащегося в столицу наследника продержится
весь имперский цикл.
Отцы и дети, не разделенные границами фаз, вполне
сравнимы меж собой. Отчего не сравнить, скажем, Алек-
сандра III с Николаем II – оба стояли в первой фазе. Куда
сложнее понять, как у Тишайшего Алексея родился буйный
Петр, а у миролюбивого Генриха VII родился грозный и
кровавый Генрих VIII. Так внуку Мехмеда I и сыну Мурада
II Мехмеду II в качестве примера для подражания подберут
аж прадедушку (Баязида I Молниеносного). Ну а пока фаза
не сменилась, все восторгаются сходством Мурада II и
Мехмеда I. Вот Агафангел Крымский пишет: «Мурад II во
многом напоминал отца своего Мехмеда Рыцарственного.
Человек благородный, прямой, верный данному слову, он в
душе был очень миролюбив и стремился даже к дервишско-
му удалению от светской суеты».
Миролюбие не помешало Мураду II проводить истинно
имперскую политику. Уже в 1422-м он «для разминки» оса-
ждает Константинополь, навряд ли всерьез, однако прики-
дывая, что нужно для настоящего штурма. Не хватало пока
многого: не было флота для блокады с моря, не было осад-
ных орудий, не хватало артиллерии. Повторного штурма
Мурад II так и не начал, но если Константинополь был взят
на четвертом году второй фазы, всего-навсего на втором го-
ду правления совсем еще юным султаном (23 года), то за-
слуга в той грандиозной победе не столько в ярости грозно-
го Мехмеда II, сколько в долгой, планомерной – длиной в 30
лет – подготовке к штурму Мурада II. В 1424 году византий-
ский император вновь признает себя данником султана. В
1430 году войска Мурада II вторично овладели Фессалони-
кой, крупнейшим городом и портом византийцев на Эгей-
ском море, в 1431 году захватили Янину в Эпире. В 1440 го-
ду поход в Сербию и осада Белграда... Такое вот миролюбие.
Вождям первых фаз всегда везет в мнении потомков.
Вторая фаза коробит своим злодейством, третья удручает
серостью и рутиной, четвертая режет глаза своим явно чрез-
мерным блеском на сером фоне иных времен и народов. И
лишь первая фаза всегда скромна, всегда опрятна, всегда вне
подозрений. При явной агрессивности политики Мурада II
ему приписывается и веротерпимость, и интернационализм,
чуть ли не трогательная забота о византийском народе и, ра-
зумеется, любовь самих греков. «И для императора, как для
всех православных греков, невраждебные православию тур-
ки, да еще с таким благородным султаном, как Мурад I, не
раз казались симпатичнее, чем нетерпимые паписты-
латиняне» (А. Крымский).
Убедившись в том, что и Мехмед I, и Мурад II идеально
соответствуют нашим представлениям о первой имперской
фазе, мы вправе проследить за тем, как развивались в первой
фазе объективные исторические процессы – процессы, не
связанные с личностью правителя.
В первую очередь речь пойдет о рождении т.н. тимарной
системы землевладения, при которой крестьяне были сво-
бодными людьми, земля оставалась казенной, а вот доходы
получал владетель тимара, обязанный за это нести военную
службу сам да еще со своими людьми (на каждые три тыся-
чи акче дохода надо было привести одного конного воина).
Если отбросить военный аспект, то чем-то тимар напомина-
ет наши госдачи, отбиравшиеся по окончании службы в
пользу новых чиновников. Как и всякая иная система, отри-
цавшая частную собственность, тимарная система не могла
развиваться сама по себе и была эффективна только при
условии постоянной территориальной экспансии. Поэтому
именно в первой имперской фазе «с возобновлением насту-
пательных операций в Юго-Восточной Европе и вторичным
подчинением османской власти бейликов в Западной Анато-
лии начинается период быстрого распространения тимарной
системы. Широкая раздача завоеванных земель в качестве
условных пожалований привела к заметному увеличению
числа "людей меча" и расширению социальной базы султан-
ской власти» (М.Мейер).
Таким образом, уже в первой фазе была заложена та си-
стема землевладения, которая позволила Османскому госу-
дарству создать самую сильную в мире армию. Если мы уже
говорили об имперской модели военного социализма, воен-
ного капитализма, то в данном случае мы сталкиваемся с
апогеем военного феодализма, с государством, пусть и фео-
дальным, но все равно созданным как единая военная маши-
на.
Разумеется, что заработает в полную силу означенная во-
енная машина лишь со второй фазы, однако нет ничего тако-
го во второй фазе, что в том или ином виде не было бы за-
планировано или даже начато в первой фазе. Мы уже гово-
рили, что все петровские реформы были как бы запланиро-
ваны Алексеем Тишайшим, а большевистские реформы так
или иначе начались при Александре III и Николае II. Точно
так же в Османском цикле все, что столь ярко заявило о себе
во второй фазе, уже было вчерне создано в первой.
Скажем, пресловутое янычарское войско, ставшее в им-
перском, да и постимперском османском обществе главным
хранителем султанской власти, приобрело свой истинный
облик и значение именно в первой фазе. Именно в двадца-
тые годы XV века для комплектования янычарского войска
стала применяться система девширмэ. «Рекруты набирались
из детей и юношей подчиненного населения Балкан, подвер-
гались насильственному отуречиванию и исламизации, для
чего их обычно направляли в турецкие, преимущественно
сельские семьи в Малой Азии, где они использовались в
различных хозяйственных работах. Через несколько лет бу-
дущих «государевых рабов» (капыкулу) возвращали в яны-
чарские казармы. Из них набирали кандидатов для службы
при дворе и в янычарском корпусе» (М.Мейер). Изначально
«янычарское войско, по сути дела, представляло собой уси-
ленную личную дружину бея, постепенно превращавшуюся
в своеобразную «преторианскую гвардию» маосских султа-
нов, обеспечивавшую их преимущество перед могучими
уджбеями и усиливавшую централизм в государстве. Значе-
ние этой оплачиваемой армии, набранной через девширмэ,
особенно возросло в середине XV века, когда султаны нача-
ли более настойчиво проводить политику централизации»
(Р.Градева).
Именно Мурад II начал «отдельных выходцев из капыку-
лу назначать на высшие должности государства. Он исполь-
зовал их в противовес старым беям, державшим себя незави-
симо в отношении султана. Мурад II, используя соперниче-
ство капыкулу и старого нобилитета, балансируя между
этими двумя группами, равными по силе, сумел значительно
99
укрепить авторитет султанской власти» (С.Орешкова). В
этом вся суть первой фазы – балансирование между старым
и новым, старой формой и уже новым содержанием.
Мы мучительно признаемся себе в том, что наши комму-
нистические вожди при всей их серости, при всем их зло-
действе были людьми, крайне заинтересованными в разви-
тии науки и искусства, всегда держали руку на пульсе твор-
ческой интеллигенции. То же можно сказать обо всех им-
перских османских султанах. Именно Мехмед I ввел тради-
цию держать при дворе возможно более значимых персид-
ских и арабских поэтов. «Только с царствования Мехмеда I
Челеби занимается для турок заря грядущего блеска своей
собственной турецкой словесности, в предыдущем же XIV
веке литературное творчество на турецком языке было и
небогато и неважно» (А.Крымский). В последующей исто-
рии Османской империи жестокость власти и тонкость поэ-
зии будут рядом.
Во времена Мурада II появились первые канун-наме (сво-
ды законодательных положений), что было новшеством для
мусульманского права и умаляло роль шариата. С другой
стороны, именно при Мураде II впервые был введен пост
шейх-уль-ислама (главного муфтия), что как бы Уравнивало
в исламском мире турецких султанов с мамлюкскими султа-
нами Египта. Кстати, первым главным муфтием стал один из
последователей Бедреддина Сима-ви. (Идеологи теряют ре-
альную власть, но сами идеи еще живы.) Еще одним важным
прорицанием будущего лидерства Османского государства в
мире ислама стала организованная Мехмедом I регулярная
отправка в Мекку и Ме-дину денег на пожертвования для
бедных.
Таким образом, все составляющие будущего величия в
первой фазе уже налицо, самого же величия еще нет, хотя
близость его чувствуется все более и более. Переломным
моментом тут, пожалуй, является 1444 год, 31-й год фазы,
последний мистический и фатальный год мистического и
фатального 36-летия. За год до того коалиционные европей-
ские войска отвоевали у османов Софию после нескольких
довольно внушительных побед. В результате был заключен
мир на 10 лет, по которому османы давали Сербии незави-
симость. Тут еще и Мурад II впал в тоску и, «уставши
управлять государством и под влиянием жгучего горя о по-
тере любимого сына Аллаэтдина, решился оставить престол
и передать его своему 12-летнему сыну Мехмеду»
(А.Чемерзин). Фаза катилась к закату, явным был упадок
сил. Но Европа не дала закончиться фазе на мирной ноте.
Черт их дернул нарушить мирный договор и организовать
крестовый поход. Тут-то все и перевернулось с ног на голо-
ву. Мурада тут же уговорили вернуться на трон. Он, разуме-
ется, сам возглавил войско. Упавший было дух поднялся до
грандиозных высот. Мурад был вне себя от негодования на
клятвопреступников и даже якобы призвал Христа ото-
мстить тем, кто клялся его именем и нарушил клятву. Мо-
ральное превосходство (да и численное тоже) было на сто-
роне османов, в результате их войска нанесли «крестонос-
цам, а в их лице всей Европе, такое унизительное пораже-
ние, после которого европейцы стали османам не страшны
лет на полтораста-двести» (А.Крымский). Так в колесо вре-
мени вошла уверенность в неодолимой силе османского
войска, в разобщенности и слабости восточноевропейских
государств. На протяжении всего имперского цикла осма-
нов, кажется, только албанец Скандербег не был скован
жутким страхом перед османской мощью. «Варнинская по-
беда подавила энергию Европы и была причиной того, что с
этих пор вся последующая история османов до конца XVI
века могла явиться лишь сплошным рядом побед и завоева-
ний» (А.Крымский).
На такой триумфальной ноте можно было бы закончить
рассказ о первой фазе, но мы ведь знаем, что фазы не кон-
чаются триумфально, в чем-то кризис должен был проявить-
ся в оставшиеся 5 лет. «Покончив с варнинской экспедици-
ей, Мурад снова удалился в Магнезию, где погрузился в не-
гу и успокоение. Но ему опять пришлось поспешить в Евро-
пу: янычары произвели в Андрианополе возмущение, недо-
вольные жалованьем они сожгли часть города, разграбили
его, вышли из ворот и стали лагерем вне Андрианополя. Их
успокоили прибавкой... Но так как визиры боялись повторе-
ния бунта, то послали просить Мурада еще раз вступить в
управление государством. Он согласился возвратиться в Ан-
дрианополь, наказал более виновных янычар, а сына своего,
имевшего едва 16 лет (1448 год.– Авт.), отослал в Магнезию
доканчивать свое воспитание» (А.Чемерзин).
На этом, собственно, и кончается первая фаза, поскольку
смерть Мурада II и смена власти произошли уже в следую-
щей фазе. Однако ко второй фазе Мурад II уже никакого от-
ношения не имеет, а потому приведем последние добрые
слова о его смерти, сказанные современниками.
Историк-грек Франдза: «Я онемел, пораженный горем
при этом известии, казалось, я потерял любимого друга».
Сторонник латинян историк-грек Дука: «Бог даровал Мура-
ду II кончину безболезненную, мирную, за то, что он свято
соблюдал договоры, хотя они были заключены с христиана-
ми, и даже после победы охотно соглашался на мир».
Вторая фаза (1449–1485, Османы)
Мурад II так торопил пришествие второй фазы, что в ре-
зультате задержал ее приход на два года. Нам такие задерж-
ки больше известны по четвертым фазам (например, все тот
же 1991 год вместо 1989-го у нас в России). Однако сам факт
задержки ярких проявлений новой фазы никак не отменяет
теории, требующей революционных решений именно в пер-
вом, а не в третьем году фазы. При этом не исключено, что
искать революционные события следует не в Андрианополе,
а в Царьграде, точно так же, как революционность 1917 года
видеть не в штурме Зимнего дворца, а в мартовских событи-
ях того же года.
Вполне можно представить, что уже в первой османской
фазе новая империя (ее могучий ритм) съели Византию, по-
местили ее в себя, и теперь именно Константин должен был
дать знак смерти, отречься от престола не в сторону Восто-
ка, а в сторону Запада, вызвать тем самым взрыв гнева ви-
зантийского (османского) народа. Константин XI вступил в
сношения с папой Николаем V и согласился на принятие
флорентийской унии (заключенной, но не реализованной
еще в 1439 году). Константин видел слабость угасающего
Мурада II и надеялся на слабость нового султана, которому
в год воцарения Константина XI (1449) было всего 17 лет.
«Слабый царьградский властелин думал, кажется, так, как
думал и один тогдашний итальянский политик: что новый
султан – это неопытный, неразвитый мальчишка, преданный
только вину и грубочувственным наслаждениям. Мирный,
добрый тон, которого придерживались в Константинополе
послы нововзошедшего султана, мог только внушить импе-
ратору доверие к своим собственным силам. Но это была
крупная ошибка. Новый султан действительно был молод,
он любил и покутить, и очень развратно поблудить, но не
мягкость и уступчивость, а твердость и непреклонность бы-
ли отличительными его чертами» (А. Крымский).
Борьба между Константином XI и Мехмедом II за народ
византийский складывалась не в пользу первого. «Попытка
поминать в соборе святой Софии имя папы (12 декабря 1452
года) вызвала ужас православного населения. Народ толпой
ринулся из церкви, считая себя оскверненным. Начальник
артиллерии, т.е. главное лицо, которому надлежала защита
города, с горячностью выразился: «Уж лучше Царьграду
быть под властью турецкой чалмы, чем латинской тиары»
100
(А.Крымский). Разумеется, что простые горожане выражали
эту точку зрения еще более определенно. Тем не менее взя-
тие Константинополя не стало легкой прогулкой для
Мехмеда II, легкие прогулки остались в прошлом, в первой
фазе, вторая фаза требовала всей мощи нации, всей мощи
имперского цикла. 30 лет султан-философ готовил страну к
этой осаде, два года султан-воин готовился к штурму, и от-
говорить султана от этого штурма не был в состоянии даже
везир. «Мехмед держался твердо своего намерения, и мысль
добыть поскорее знаменитый город не давала ему покоя, он
изучал его расположение, составлял план обложения, сове-
товался со знатоками артиллерийского и инженерного ис-
кусства и расспрашивал обо всем, что касалось греческой
столицы» (А. Чемерзин).
Для справки стоит вспомнить, что великий город за 21 век
своего существования держал 29 осад, из которых 7 араб-
ских и 5 турецких. Взять город, даже съедаемый изнутри гу-
бительной распрей, было совсем не просто. Основательность
намерений Мехмеда II и неслучайность его победы под-
тверждают факт сооружения крепости Румелихисар напро-
тив Константинополя. Начало строительства этого гранди-
озного сооружения (март 1452) было началом тотальной
блокады Константинополя, а окончание строительства стало
началом штурма (март 1453).
Все было в этом штурме,– и поражение турецкого флота,
и прорыв блокады генуэзскими кораблями, и неожиданно
дружная и мужественная защита крепостных стен, и взрыв
гигантской пушки Урбан, на которую турки особенно рас-
считывали,– однако ничто не могло остановить Мехмеда II в
его фанатичном упорстве. И тут совершенно уместно
вспомнить о другом фанатике – Петре I Великом. Их разде-
ляло 240 лет, однако именно они стали историческими близ-
нецами, поскольку оба родились на 19-м году первой фазы,
оба встретили вторую фазу 17-летними, вступили в самую
решительную фазу имперского цикла в мистическом и фа-
тальном возрасте (возраст Крысы), сами оставаясь при этом
представителями мистического и фатального знака» (Кры-
са). Вот почему, говоря о Мехмеде II, нам так важно пом-
нить о Петре I. (Другие имперские двойники, например, Ва-
силий I и Генрих VIII, вступили во вторые фазы своих цик-
лов 18-летними). Так же, как Петр, рвался Мехмед II в море,
так же был упорен в достижении целей, в конце концов так
же, как Петр, он перенес столицу своего государства. Таким
образом, революция второй фазы состояла из трех главных
вех – приход к власти в Царьграде прозападного Константи-
на XI (1449), убившего последние шансы на мирную жизнь
православной столицы в Османском государстве, далее –
выход на арену Мехмеда II ( 1451 ) и, наконец, взятие Кон-
стантинополя (1453)
Разумеется, мир наиболее мощно прореагировал именно
на третью веху. Падение твердыни христианства на востоке
потрясло Европу никак не меньше, чем 464 года спустя ту
же Европу потрясло падение дома Романовых. Папа Каликст
III отправляет во все стороны, ко всем христианским прави-
телям послов, призывая, заклиная собраться в крестовом по-
ходе против «нечестивцев». В письме к германскому импе-
ратору Фридриху III папа просил его «выйти в поход против
турок с очень сильным флотом и побороть это чудовище».
Речь, разумеется, о Мехмеде II. Не были обойдены призы-
вом даже правители христианской Эфиопии.
Здесь мы сталкиваемся с важным историческим явлением
– рождением тоталитарного двойника. Чем сильнее Импе-
рия, тем сильнее рождаемый миром Запада тоталитарный
двойник, при этом историческая правда всегда на стороне
Империи, ибо политическая экспансия ее прямое дело. Кро-
ме того, тоталитарный двойник всегда запаздывает. В дан-
ном случае Европа сумеет соорудить антиосманского мон-
стра лишь к тому моменту, когда османский имперский
ритм уже угаснет, выполнив все свои задачи, и противосто-
ять, по сути, будет некому.
Пока же призывы папы были подобны гласу вопиющего в
пустыне, христианские государи не торопились объединять-
ся, христианские народы, как мы еще увидим, вовсе не счи-
тали Мехмеда II чудовищем. Да и сам папа, похоже, горевал
не столько о гибели великого в прошлом государства, сколь-
ко об ускользнувшей, в который раз, от него возможности
«съедения» православия католицизмом, под видом объеди-
нения.
Совершенно другие настроения, разумеется, главенство-
вали в мире ислама. «Мехмед II сумел захватить Константи-
нополь, осуществив таким образом считавшуюся в мусуль-
манском мире со времен арабских завоеваний главную цель
«священной войны с неверными» (С.Орешкова). Пройдут
годы, империя одержит великое множество побед, но ни од-
на из них не сравнится с этой, более того, все последующие
победы будут возможны только благодаря взятию Царьгра-
да, ибо без Царьграда не было бы ни беспредельной власти
Мехмеда, ни беспредельной храбрости османского войска,
ни беспредельного страха и робости соседей.
Такова кульминация всего имперского цикла, ось, вокруг
которой вращается все 144-летие Османской Империи. Мы
еще поговорим о всех предназначениях османского цикла,
их достаточно много, однако все они в сумме несравнимы с
одним главным взятием Константинополя, разрушением по-
следнего центра, сохранявшего античную культуру. Челове-
чество должно было распрощаться со своим детством.
Как видим, вторая фаза для Империй Ислама имеет осо-
бенное значение, что, конечно, накладывает отпечаток на
сам ислам, делает его воинственным, непримиримым, фана-
тичным, однако сами вторые фазы от этого, как ни странно,
становятся менее зловещи, менее отвратительны. Если вы-
честь святое негодование папы римского, воздыхания люби-
телей античности, неизбежные зверства, сопровождающие
любые завоевательные походы, то ничего такого выходяще-
го за рамки второй имперской фазы в османском цикле не
было.
Обычно, говоря о жестокости Мехмеда II, вспоминают
его жутковатый закон, который он принял в предчувствии
своей скорой смерти в 1478 году. Закон гласил: «Тот из моих
сыновей, который вступит на престол, вправе убить своих
братьев, чтобы был порядок на земле». Разумеется, что ни-
какого порядка на турецкие земли закон не принес, напро-
тив, дополнительно накалял обстановку в момент смены
власти. Смена власти, особенно в имперских циклах, всегда
грозила смертью претендентам на трон. Единственная раз-
ница состоит в том, что грех за все предстоящие братоубий-
ства Мехмед II как бы брал на себя, освободив своих потом-
ков от мук совести.
Сам Мехмед II знал о братоубийстве не понаслышке.
Рожденный от рабыни, Мехмед II первым делом по приходе
к власти избавился от младшего брата, еще грудного мла-
денца, к тому же рожденного законной женой Мурада И.
Дитя в ванной утопил визир Али. «Чтобы стереть следы это-
го совершенно ненужного злодейства, которое произвело на
всех потрясающее действие, Мехмед велел убить И палача
Али, а мать умерщвленного ребенка, сербскую княжну,
насильно сделал женой раба» (А.Чемерзин).
В остальном Мехмед II совершил карьеру любого второ-
фазного тирана, начинающего с достаточно светлых идей,
но постепенно погружающегося во все более непроницае-
мый мрак. «Отличавшийся в молодости жизнерадостностью
и общительностью, с годами Мехмед II превратился в
скрытного и подозрительного человека, постоянно опасав-
шегося за свой престол и свою жизнь» (А.Новиков).
Может быть, они действительно правы в своей маниа-
кальной подозрительности, все эти Сталины, Генрихи вось-
101
мые, Мехмеды вторые... В первой фазе успехи еще так
скромны, а сами султаны (цари, генсеки) так милы и прият-
ны, что никому и в голову не придет на них покушаться, ну
а во второй фазе «чем больше успехов, тем острее классовая
борьба». Вот и Арон Новичев пишет о том же: «Опасность
извне увеличивалась по мере роста турецкой угрозы. Неод-
нократно, например, пытались отравить Мех-меда II венеци-
анцы. Была введена тайная охрана султана. Были приняты
все меры, дабы он не стал жертвой отравления. Вооружен-
ным лицам было запрещено приближаться к султану».
Султан султаном, однако бал во второй фазе должен пра-
вить народ, простонародье, низы, чернь. При этом именно
вторая фаза должна возбуждать любовь черни к выходцам из
простонародья без национальных различий («пролетариев
всех стран»). И в этом смысле именно Османский цикл яв-
ляется хрестоматийным. Именно со времен второй фазы ро-
дилось загадочное явление, называемое «туркофильством»,
или «мехмедовой прелестью».
«Так, с падением Константинополя в 1453 году довольно
ярко сверкнуло в известных слоях Европы то дружелюбное
настроение к туркам, которое приходится нам назвать прямо
туркофильством и которое в следующем XVI веке расцвело
в Европе пышным цветом» (А.Крымский).
Разумеется, речь идет не о правящих классах государств,
окружающих Османскую империю (уж их-то классовое чу-
тье не подвело, они сразу учуяли врага и в самой империи, и
в ее строе, и в ее правителях). Они воспринимали «сановни-
ков Порты как людей от сохи, как обыкновенных мужиков и
селян. Арабская знать считала их варварами, грубой «дере-
венщиной», никогда не знавшей, что такое учтивость и
культура. На Западе на них смотрели как на беглых кресть-
ян, возомнивших себя вельможами.
Испанское и итальянское дворянство видело в османском
ренегате мужика-плебея, который бросил вызов феодально-
му строю европейского общества» (Н.Иванов).
Любому любителю российской истории XX века такие
слова будут как бальзам на душу, ибо все мы грубая «дере-
венщина» и даже сейчас, в четвертой фазе, сохраняем свои
простонародные манеры, а уж в ленинско-сталинские вре-
мена просто-таки кичились своей неблагородностью и с
дворянством разделались очень быстро. Туркам и делать ни-
чего с дворянами не пришлось, ибо их просто не было. «В
этой столь великой империи не существует какого-либо пре-
восходства или знатности по крови»,– писал венецианский
посол А.Барбарис «Среди них (военачальников и сановни-
ков Порты) нет ни герцогов, ни маркизов, ни графов, отме-
чал другой представитель Венеции Л. Бернардо,– а все они
по своему происхождению пастухи, низкие и подлые люди»
(цитируется по Н.Иванову).
При отсутствии дворянства родовая знать все же была, и,
разумеется, вторая фаза не могла не нанести по ней удара.
Причины все те же: централизация и концентрация власти.
«Опасность усиления сепаратистских тенденций среди фео-
далов и потребность в постоянном увеличении доходов для
содержания армии вынудили Мехмеда II предпринять ряд
мер, например, против собственников мульков и вакфов
(крупнейшая и почти частная земельная собственность. –
Авт.) с целью расширения фонда казенных земель, предна-
значенных для раздачи в качестве служебных держаний.
При всей своей ограниченности указы Мехмеда II затронули
довольно значительный круг людей, прежде всего был нане-
сен удар по остаткам малоазийской знати, поскольку была
подорвана материальная база их былого могущества. Вместе
с тем султан попытался ослабить формирующуюся внутри
самой империи феодальную верхушку, которую уже не удо-
влетворяли ограниченные условия служебного землевладе-
ния. Подобную реформу правительство Мехмеда II могло
провести, опираясь лишь на прослойку низших сипахи. Не-
смотря на отчаянное сопротивление владельцев мульков и
управляющих вакфами, султану удалось осуществить свои
замыслы. Этот факт свидетельствует о силе сипахийства и
одновременно подтверждает устойчивость курса на превра-
щение условных пожалований в основной компонент осман-
ской аграрной системы» (М.Мейер).
Все это очень похоже на экспроприацию Генрихом VIII
монастырских земель и, разумеется, на наши колхозно-
совхозные эксперименты. Приправленные соответствующи-
ми лозунгами, все эти действия не могли не вызвать симпа-
тий у простого народа далеких земель. С большим сочув-
ствием «отнеслось к известию о падении Царьграда простое
население Германии, полное ненависти к своим князьям-
эксплуататорам и вообще к феодальным порядкам западно-
европейского отживающего (! – Авт.) средневековья. Вести,
которые доходили до обыкновенного бюргера про турок и
Турцию и не только про гуманного султана Мурада II, но и
про нового государя, строгого Мех-меда II Завоевателя, бы-
ли благоприятны. Издалека, в немецких городах, идеализи-
ровались не только сами турки, которые в простонародной
своей массе производили и на близких наблюдателей XV ве-
ка симпатичное впечатление (Б.Брокер характеризует турок
как «благородных, честных людей»), идеализировался и же-
стокий «великий турок» султан Мехмед II, власть которого
тверда, единодержавна, не допускает рядом с собой княже-
ского самоволья и всюду рассыпает благоденствие»
(А.Крымский).
Таким образом, в определенном смысле, именно Осман-
ский имперский цикл является наиболее точным аналогом
четвертого российского цикла. По крайней мере, такого
торжества выходцев с самого дна общества история не зна-
ла. Всякий имперский цикл устраивает мощнейшую пере-
тряску общества, и все же рекордсмены здесь советский и
османский циклы. Мы умудрились за несколько десятков
лет вырастить красную профессуру, красных министров, ве-
личайших полководцев из крестьянских детей и т.д. То же
самое и почти в таком же масштабе было и во второй фазе
Османского цикла. «Сановники государства, служилые фео-
далы, получавшие от государства на время своей службы
огромные владения во второй половине XV века, выросли в
большую политическую силу, которая со временем все уве-
личивалась. Нередко бывало, что высоких постов, включая и
пост великого везира, достигали выходцы из низов, в том
числе и из христиан, принявших ислам» (А.Новичев).
Если наши коммунисты призывали к объединению проле-
тариев всех стран, то и Мехмед II не брезговал призывами к
объединению всех обиженных и обездоленных. По случаю
смерти Мехмеда II итоги подвел великий везир: «Мудро и
искусно собирал он среди племен людей, обреченных на
несчастную мужицкую жизнь, не почитающих единого бога,
о котором возвестил пророк. Их он сделал благочестивыми и
счастливыми, наградил чинами и славными должностями, из
этих людей и я происхожу, и значительная часть слушаю-
щих меня».
Интернационализм османов, их веротерпимость поража-
ют даже на фоне большевиков, поставивших интернациона-
лизм и безбожие во главу государственной политики. В этом
одна из разгадок фантастических успехов османской экспан-
сии. «Преобладающая часть завоеваний Мехмеда II состоя-
лась в областях с населением греческим, или, по крайней
мере, с религией греческоправославной, населением, для ко-
торого была ненавистна и экономическая эксплуатация со
стороны наседающих латинян, и в особенности религиозная
их назойливость. Со стороны же турок XV века, которые со-
ставляли, покамест, очень резкое меньшинство в новофор-
мирующейся османской державе и не окончательно еще
освоились со своим положением господ над огромным ко-
личеством христиан, еще не проявлялось то изуверское, фа-
102
натическое, нетерпимое отношение к чужим религиям, какое
очень типично для турок впоследствии, от XVI века... Вся-
кому исследователю хода завоеваний Мехмеда II не может
не броситься в глаза та замечательная легкость, с какой гре-
ческое население встречало турецкую власть и примирялось
с ней. Турок встречали как освободителей от франков, тур-
кам изменнически открывали ворота крепостей. Мало того,
греки видели в султане-завоевателе не только избавителя от
латинян, но и восстановителя славной Византийской импе-
рии в ее полном блеске... Грекам XV века еще легко было
питать националистическую иллюзию, что турок-султан, ти-
тулующий себя на своих медалях «великий государь всей
Римской области и Востока», есть подлинный византийский
василевс» (богом избранный правитель.– Авт.)
(А.Крымский).
Впрочем, не только греки и славянское население Балкан
встали на сторону османов. Пока в папской резиденции шли
разговоры о европейской коалиции, в османской армии на
деле, а не на словах, бок о бок сражались и немцы, и италь-
янцы, и венгры. Был, впрочем, еще один народ, без которого
так редко обходятся имперские циклы, который почти все-
гда оказывается в центре общемировых событий, народ-
свидетель, народ-странник. Так получилось, что именно XV
век оказался особенно тяжел для евреев по всей Европе: их
жгли, грабили, казнили, а в конце концов изгоняли всем гур-
том. Константинополь, завоеванный турками, стал для них
раем. Мехмед II прямо поощрял переселение евреев: «Да
прибудет каждый из вас в Константинополь и приобретет у
нас лучшие достояния земли». Иудейская община была при-
знана так же, как и грекоправославная, и армяно-
грегорианская, руководство этих общин имело не только ре-
лигиозную, но и гражданскую власть над своими единовер-
цами.
Навряд ли влияние евреев на османский имперский цикл
сравнимо с влиянием евреев на четвертые имперские циклы
Англии и России, однако сам факт притяжения евреев им-
перским циклом очень важен.
Что касается динамики развития второй фазы, то, начав-
шись со штурма Константинополя, фаза прошла в беспре-
рывных войнах. В 1459 году турки овладели всей Сербией.
Страна была превращена в одну из провинций Османского
государства. В 1460 году была захвачена Морея (греческое
княжество), в 1463 году – Босния. Молдова признала сюзе-
ренитет султана в 1456-м, а Вапахия в 1476-м. Через десять
лет после смерти великого полководца Скандербега была
покорена Албания (1479). В 1461 году войска султана поко-
рили небольшое, но важное в торговом отношении грече-
ское государство – Трапезундскую империю на севере Ма-
лой Азии. В 1475 году был покорен Крым. Крымский хан
признал себя данником султана. Генуэзцы потеряли все свои
опорные пункты на южном берегу Крыма. Истощенная и
обессиленная Венеция заключает с Османским государством
мир в 1479 году. И уже в 1480-м султан высаживает десант
на Апеннинском полуострове. Начав карьеру со взятия
«второго Рима», Мехмед II решил закончить ее взятием Ри-
ма первого. 26 июля 1480 года штурмом был взят южноита-
льянский город Отранто. До Рима было рукой подать, одна-
ко судьбой османам была предназначена роль пугала Евро-
пы, а отнюдь не ее убийцы – 3 мая 1481 года Мехмед II был
мертв, а уже осенью 1481 года Отранто был отвоеван обрат-
но неаполитанским королем. «Католический мир европей-
ского Запада, ожидавший близкого нашествия Мехмеда II не
только на Рим, но и на Париж, приветствовал кончину
Мехмеда II благодарственными обеднями, молебнами, тор-
жественными речами» (А. Крымский).
Несколько преждевременная смерть Мехмеда II закончи-
ла бурную часть второй фазы, сразу же переведя фазу в со-
стояние кризиса. В определенном смысле вторая фаза
османского цикла это и есть Мехмед II.
Личная неукротимость и энергия Мехмеда II настолько
велики, что он попросту перевыполнил высшие планы, обо-
гнал время, растратил весь запас народной энергии на много
лет вперед, что и докажет правление его сына Бая-зида II.
Главным итогом второй фазы можно считать превраще-
ние мало кем замеченного имперского ритма в общепри-
знанную империю. «По исторической традиции к османско-
му государству после 1453 года применяется название
Османская империя. В период правления Мехмеда II Завое-
вателя окончательно оформилась социальная и политическая
структура Османской империи, которая в дальнейшем лишь
усложнялась, уточнялась, но по сути своей Оставалась
неизменной вплоть до XVII столетия, когда появились силы,
подтачивающие ее изнутри» (С.Орешкова).
На месте государств, являвшихся конгломератом разроз-
ненных провинций, родилось мощнейшее государство с
жесткой централизованной системой. «Централизация
нашла свое выражение в росте правительственного аппарата,
усилении финансового контроля над доходами феодалов,
увеличении численности войск на жаловании, находившихся
при султане, в возвышении личности султана» (А.Новичев).
«Раньше сербские, византийские, венгерские и другие об-
ласти, захваченные турками, должны были уплачивать им
дань, которую собирали местные правители, причем осман-
ские завоеватели не вступали в непосредственные отноше-
ния с податным населением. Во второй половине XV века
эти области были включены в состав османского государ-
ства в качестве обыкновенных провинций» (М.Мейер). И это
уже точнейший показатель того, что османские завоевания
не тривиальный восточный набег, а фундаментальная им-
перская работа, на века.
Ну а то, что Османская империя не стала пока (и не скоро
станет) государством Запада, должна была продемонстриро-
вать убогая, ущербная имперская экономика. «Если весь мир
ограничивал импорт и поощрял экспорт, то османские вла-
стители наоборот: они открыли рынок для возможно боль-
шего количества готовых изделий. Османские государствен-
ные деятели полагали, что благоденствие страны зависит от
обилия товаров и их дешевизны на внутреннем рынке. В со-
ответствии с этим Порта поощряла импорт и ограничивала
экспорт. Если на внутреннем рынке начинала ощущаться
нехватка тех или иных товаров, то их вывоз вообще запре-
щался. И наоборот, власти не чинили никаких препятствий
для ввоза в страну любых иностранных товаров и предо-
ставления иностранным купцам различного рода льгот и
привилегий, включая права экстерриториальности. При этом
интересы собственного купечества не принимались в расчет.
В отличие от приверженцев меркантилизма османские вла-
сти не связывали с ними никакие государственные интере-
сы» (Н. Иванов). (Типично имперское надругательство над
экономическими законами и презрение к чистым коммер-
сантам. Кстати, чем-то все это напоминает фритредерские
изыскания четвертой Англии.)
Еще одним признаком наступления именно имперского
цикла является уход идеологии на вторые позиции, отказ
идеологических вождей от руководства обществом и безого-
ворочная поддержка идеологами чисто политических целей.
Например, дервиши, в восточном обществе претендовавшие
бы на роль народных вождей, при Мехмеде II играли роль
политруков, или комиссаров: «Дервиши толпами сопровож-
дали турецкие войска в их захватнических походах, вооду-
шевляли их на подвиги, разжигали в них фанатизм и нена-
висть к «гяурам» и сами нередко принимали участие в сра-
жениях» (А.Новичев).
И все-таки еще раз хочется повторить: главный признак
имперского цикла это не второстеценность идеологии и не
103
извращенность экономики, а сильнейшая, неукротимая и
непобедимая внешняя политика. Мехмед II – один из силь-
нейших политиков в мировой истории. «За три десятилетия
его правления Османское государство значительно расши-
рило свои границы и превратилось в могущественную импе-
рию, наводившую страх на всех своих соседей» (М.Мейер).
Третья фаза (1485–1521, Османы)
Всегда есть соблазн заявить о существовании мягкого .
варианта исторических циклов, при котором даты револю-
ций имели бы допуск: плюс-минус два или четыре года. Од-
нако теория требует жестких формулировок, поэтому мы
всегда настаивали на том, что наша последняя революция
произошла не в 1991 году, а в 1989-м. Точно так же мы вы-
нуждены настаивать на том, что смерть Мехмеда II не озна-
чала смерти второй фазы и первые четыре года правления
миролюбивейшего Баязида II все-таки были еще временем
второй фазы. Другое дело, что сам Баязид II конечно же
ненавидел вторую фазу, ненавидел ее методы. Третья же фа-
за с сопутствующей ей властью номенклатуры пришла не-
сколько позже.
Доказательством продления второй фазы в первые годы
правления Баязида II является продолжение агрессивной по-
литики на Балканах, в результате которой была завоевана
Герцеговина (1483). Более за все 30-летнее правление Баязи-
да II никаких завоеваний не было, что сделало это длитель-
ное правление почти невидимым для историков. Для третьей
фазы это нормально, ведь ей не нужен всеобщий страх вто-
рой фазы, не нужен блеск четвертой фазы, не нужны глубо-
комысленные пророчества первой фазы. А нужно ей усы-
пить своих и чужих, оплести все паутиной, обездвижить все
вокруг. Глядишь, в этой тишине и неподвижности произой-
дет упорядочение вся и всех, а также вырастут богатыри
четвертой фазы.
Ну а пока что Баязиду II надо было утвердить свою власть
и продемонстрировать ведущему классу, что он будет свято
соблюдать его интересы. Без борьбы старое время не усту-
пает дорогу новому. Любимцем и, по сути дела, наследни-
ком Мехмеда II был отнюдь не Баязид, а его брат Джем. По-
сле смерти Мехмеда II великий везир «по своему душевному
влечению отправляет гонца не только к Баязиду, но и к
Джему, чтобы дать возможность своему любимцу оспари-
вать право престолонаследия. Кроме того, чтобы облегчить
это дело Джему, великий везир удалил из Константинополя
янычар, под предлогом работ в окрестностях. Янычары по-
чуяли уловку, возмутились, а потом добрались до великого
везира и убили его» (А.Чемерзин). Признав султаном Баязи-
да II, янычарское войско тут же потребовало прибавки жа-
лованья. «Такое дерзкое вымогательство этих своевольников
с того времени уже вошло как бы в обычай при вступлении
на престол каждого нового султана. Баязид немедленно удо-
влетворил этих новейших преторианцев и тем явно показал
свою слабость» (А.Чемерзин).
Если во второй фазе был нанесен сильнейший удар по
феодальной аристократии, то со вступлением на престол Ба-
язида II «верх взяли другие силы, и он стал проводником ин-
тересов высшей аристократии. Поэтому одним из первых его
указов был указ о возвращении отнятых мульков и вакфов.
Определенный возврат к традициям, существовавшим до
правления Мехмеда II, состоял в назначении представителей
старой аристократии на высшие государственные посты, в
том числе великого везира» (Р.Градева). Разумеется, что
смягчение революционного курса не всем приходится по
нраву, «дело Ленина – Сталина» (в данном случае Мехмеда
II) живет и ждет лишь момента, когда народ наотдыхается и
будет готов вновь ринуться в бой. «Те придворные круги,
которые помогали Баязиду занять отцовское место, ждали от
него вполне определенных действий, а именно полного от-
каза от реформаторского курса Завоевателя. Эти шаги ново-
го султана вызвали серьезную оппозицию в стране, особен-
но со стороны сипахи – слоя османского феодального клас-
са, связанного с системой служебного землевладения»
(М.Мейер).
Баязид слишком сильно качнул имперский маятник в сто-
рону несиловых методов решения проблем, и если Джему не
удалось пресечь миролюбие Баязида II, то Селим I (1512–
1020) сделал это с чрезмерным усердием. В среднеарифме-
тическом выражении Баязид II и Селим I вполне соответ-
ствуют третьей фазе, хотя между ними разница слишком ве-
лика. Однако в своих имперских поисках мы уже сталкива-
лись с тем, что под единой крышей третьей фазы сходились
люди во многом противоположные: Мария Кровавая и Ели-
завета Тюдор (третья Англия), Екатерина I, две Анны и Ели-
завета Петровна (третья Россия), Хрущев, Брежнев, Андро-
пов, Горбачев (четвертая Россия). Такая всеядность третьей
фазы вполне очевидна и объясняется ее промежуточным ха-
рактером. Вторая фаза в любом случае окрашена в черный
цвет, четвертая в белый, черный цвет всегда черен, в белом
тоже не найдешь оттенков, другое дело серый, тут возможно
любое количество оттенков, от почти черного до почти бе-
лого. Иногда черная полоса приходится на начальную часть
фазы (Мария Кровавая), иногда на конец (Селим I). Однако
полосатость фазы все равно не может отменить ее единства,
не может отменить серости ее вождей. Селиму I так и не
удалось стать, несмотря на все старания, черным, так же как
Баязиду II стать белым.
Тем не менее цветовой контраст при вступлении во власть
Баязида II был велик. «Этот султан был человек тихого нра-
ва, любящий спокойную, созерцательную жизнь. Имел
страсть к наукам и поэзии и не питал никаких завоеватель-
ных стремлений, если он и вел войны, то по нужде, ради са-
мозащиты. Это была резкая перемена после 30 годов войн,
при отце его Мехмеде II» (А.Чемерзин). «Баязид Святой был
государь гуманный, мягкий. Это был просвещенный дервиш
на царском троне, интеллигентный писатель-суфий. Долго-
летнее царствование святого султана было для Османского
государства периодом передышки от войн и эпохой мирного
культурного преуспеяния» (А. Крымский).
Тот же А.Крымский, впрочем, оговаривается, что, не-
смотря на свою просвещенность, «по своему умственному
кругозору Баязид Святой оказался кое в чем более узок, чем
его отец Мехмед II. Отец собрал картины, статуи, медали,
сын велел все это нечестивое добро продать на константи-
нопольских базарах, и европейцами была раскуплена вся
коллекция с портретом Мехмеда II, работы Беллини в том
числе». Серость, все та же серость.
«Османы в тумане» – так можно было бы назвать период
правления Баязида II. В третьих фазах такое случается, так
бывало и у иудеев, так бывало у англичан, русские третьи
фазы также бывали затуманены до предела. Никаких внеш-
них событий, всюду тянется резина, все как ватой обложено,
от скуки скулы сводит. Разве не испытали мы того же само-
го в брежневские времена. При желании мы могли бы опи-
сать брежневское время день за днем, однако от этого оно не
станет менее пустым и безвкусным. Поэтому не будем осо-
бенно горевать об отсутствии событий во время Баязидова
правления. Османский цикл весь соткан из боевых походов,
и потому время, потраченное на политическое, а не военное
решение внутренних и внешних проблем, кажется истори-
кам пустым. А ведь наверняка при Баязиде II многое было
сделано для укрепления административного порядка, для
превращения разрозненных народов в новую общность
османского человека, для вовлечения в государственное
строительство максимального числа людей. В это же время
начинается переход от чисто военного нажима к дипломати-
104
ческим действиям. В частности, с 1497 года устанавливают-
ся дипломатические отношения с русским государством.
(Напоминаем, что это был последний год второго россий-
ского имперского цикла.) К третьей фазе, как правило, отно-
сят рождение двухклассовости в имперском обществе. «Уже
авторы XV века, излагая свои представления об управлении
государством, писали, что население страны состоит из двух
основных групп аскери (военных) и райи. К числу первых
они относили всех, кто представлял власть султана, а имен-
но придворных, гражданских чиновников, сипахи и улемов.
Вторую группу составляли обычные подданные, как му-
сульмане, так и немусульмане. Формальным отличительным
признаком аскери было наличие султанского диплома или
указа, на основании которого данное лицо могло быть вклю-
чено в состав господствующего класса. Фактически же их
положение в обществе определялось тем, что они не участ-
вовали в материальном производстве, были освобождены от
уплаты налогов и жили за счет эксплуатации непостред-
ственных производителей и налогоплательщиков»
(М.Мейер).
Мы еще вернемся к теме двух классов при описании чет-
вертой фазы, в которой маска «темного времени» сбрасыва-
ется, классовые различия более не маскируются и высший
класс не заигрывает с низшим. Пока же идет третья фаза,
классы сформированы, но никак не декларируют это, более
того, высший класс, как мы это еще увидим, подыгрывает
низшему, запуская лозунги о ведущей роли райята. В этом
смысле аналогия с третьей фазой четвертой России абсо-
лютная. Класс технократов (директора, руководители и т.д. )
в хрушевско-брежневские времена плотно берут контроль за
производством в свои руки, при этом продолжая петь песню
о славном гегемоне, о ведущей ро-. ли рабочего класса. В
четвертой (ельцинской) фазе эта песня станет более не нуж-
на.
Можно рассматривать работу третьей фазы и под другим
углом, как уход из состояния дикости, массовый переход
народа в более цивилизованное состояние. «Разрозненные
турецкие племена превратились к концу XV века в народ-
ность. Кочевники-скотоводы в прошлом, турки в своем по-
давляющем большинстве превратились в оседлых земле-
дельцев, ремесленников. Сложился турецкий феодальный
общественный слой. Сформировался и турецкий литератур-
ный язык. На нем были написаны стихи, летописи, законы и
указы. В турецких массах возникла психологическая общ-
ность. В подавляющем большинстве они осознали себя чле-
нами этнического единства, а не как раньше, рода или пле-
мени» (А.Новичев).
Баязид II, без всяких сомнений, сумел форсированно вы-
полнить всю культурно-подготовительную программу тре-
тьей фазы. «В его время юридические и богословские науки
продвинулись вперед и начались заводиться библиотеки. Ба-
язид покровительствовал поэтам и у себя и в чужих краях»
(А.Чемерзин). Быть может, явное досрочное выполнение
культурной программы, стремление отвлечься от прежде-
временного прорыва в четвертую фазу и стало основной
причиной свержения зажившегося на этом свете престарело-
го Баязида II. Нам известны примеры, когда в концовке тре-
тьей фазы, для отвлечении внимания, затевались ненужные
войны. Тот же Афганистан в 1980 году (27-й год фазы). В
том же 27-м году фазы был смещен и Баязид П.
В точности детали не известны, но якобы все было так:
«Янычары и народ явились к Баязиду в сераль, проникли до
внутренних покоев и, ссылаясь на дряхлость султана, потре-
бовали от него отречения от престола в пользу Селима.
Поднялся страшный крик и шум, и Баязид уступил. Визири
уведомили об этом Селима, дожидавшегося в соседнем по-
кое, и тот с лицемерным почтением поцеловал руку у свер-
женного им отца, который тотчас же выехал из нового сера-
ля в старый, а оттуда с дозволения Селима отправился в Де-
мотику, но не доехал и умер на дороге, быть может от ду-
шевных потрясений, а вернее, от яда» (А.Чемерзин).
Не будем забывать, что после смерти Брежнева (29-й год
фазы) на его место пришел человек КГБ, а стало быть, чело-
век второй фазы. Теперь представим, что Андропов был бы
намного моложе, честолюбивее, здоровее и старался бы бо-
лее определенно подражать Сталину. Если все это вообра-
зить, то вполне можно представить всплеск застойного энту-
зиазма в Османской империи.
Селим I был воистину грозен и жутко свиреп, однако вся
его свирепость и грозность шли не от реального звериного
нрава султана, а от «большого» ума. Тирания Селима всего
лишь реализация собственной теории: «Чтобы властвовать
над народами вполне, надо быть грозным» (Селим I). Разу-
меется, жертвам не легче оттого, что зверство Селима не
настоящее, а придуманное. Селим душил племянников,
скормил собакам великого везира, устроил жуткую резню
шиитов. Однако его жестокость уже не внушала былого
ужаса, а главное, не казалась неизбежной, не оправдывалась
временем. «Селим царствовал 8 лет. Он получил хорошее
образование, любил поэзию и мистические науки, совершил
великие завоевания, но запятнал память о своих громких по-
двигах жестокими, ненужными и незаслуженными казнями
над своей родней, сановниками, собственными подданными,
шиитами Персии и единоверцами Египта» (А.Чемерзин).
Самое же главное в том, что жестокость не сделала Сели-
ма I масштабной личностью, не превратила его в великого
злодея, он так и остался мелким, серым султаном, служив-
шим слепым орудием янычарских агрессивных устремле-
ний. «Это был человек крайне жестокий и далеко не гени-
альный полководец, но действительно настойчивый и энер-
гичный, он не признавал святости международных отноше-
ний, не уважал чужого величия в несчастий, в быту был
большой любитель опиума» (А.Чемерзин). Ну и, разумеется,
Селим никоим образом не смог возродить времена земель-
ных экспроприации, определивших смысл правления
Мехмеда II. Время можно затормозить и даже остановить,
но повернуть вспять невозможно.
В свете всего вышесказанного, в свете теории вообще, со-
вершенно непонятно, как же удалось Селиму в застойные
времена третьей фазы произвести уникальные территори-
альные приобретения. Мирная третья фаза, застойные годы,
слабейший талант полководца, и вдруг такой размах – бес-
смыслица? Оказалось, что нет, и доказать это удалось в спе-
циальной работе «Османское завоевание арабских стран»
Иванову Н.А.
Оказывается, что «включение арабских стран в состав
Османской империи не было завоеванием в классическом
смысле этого слова. Скорее это была смена власти, связан-
ная со стремлением к социальному обновлению. В конце XV
– начале XVI века великие державы мусульманского средне-
вековья находились в состоянии глубокого внутреннего раз-
ложения. Только обширная империя мамлюкских султанов
сохраняла видимость внешнего могущества. Мамлюкские
султаны претендовали на ведущую роль в мусульманском
мире и рассматривали свою столицу Каир как метрополию
всего ислама, как центр истинного благочестия и науки, где
соблюдаются заветы пророка Мухаммада и великих му-
сульманских имамов. Они совершенно не замечали, что ре-
лигиозный, политический и социальный иммобилизм пора-
зил мамлюкское общество в не меньшей степени, чем другие
арабо-мусульманские страны. Между тем необратимые по-
следствия хронического застоя во всех сферах материально-
го производства, безжалостное расхищение природных ре-
сурсов и массовые вторжения кочевников привели к беспре-
цедентному упадку арабского мира, экологическому кризи-
су, хозяйственному и демографическому регрессу и в конеч-
105
ном счете к падению производительных сил. Ничего, кроме
руин, не осталось от сложнейших ирригационных систем
Ирака, Сирии, Йемена, Египта и Ифрикии. Они были полно-
стью разрушены, их секреты утрачены. Погибли цветущие
города, селения и целые земледельческие области. В XI–XV
веках население арабских стран сократилось по крайней ме-
ре на 3/4» (Н. Иванов).
Вооружаясь до зубов, Египет ни с кем не воевал, мамлюк-
ские воины не ходили в походы, а только бунтовали и бес-
чинствовали на улицах городов. «В 1503 году они уклони-
лись от объявления войны Португалии, в 1509-м – Сефеви-
дам. Ничего, кроме заверения в солидарности, не получили
мусульмане Испании и Северной Африки. Неспособность
мамлюков противостоять европейской экспансии оконча-
тельно подорвала престиж Египта как покровителя и защит-
ника ислама» (Н. Иванов).
Мусульмане, несмотря на множество исламских госу-
дарств, все еще считали себя единой общиной (умма). Земля
ислама всегда воспринималась как единое целое. «Эта еди-
ная земля должна была иметь единого вождя и наставника.
Им считался самый авторитетный и самый могущественный
мусульманский правитель, власть которого признавалась в
Мекке и Медине» (Н.Иванов). Глава мусульманского мира
выявлялся путем пробы сил. Его главенствующее положение
«определялось исключительно степенью его могущества и
характером его правления» (В. Бартольд). С конца XII века
главенствующее положение в мусульманском мире занима-
ли правители Египта. Но после разгрома Мекки в 1503 году
и остановки хаджа в 1506-м авторитет Египта окончательно
рухнул. «Мир ислама был потрясен. Со всей остротой вновь
встал вопрос о том, кто может и должен считаться истинным
имамом времени и главой мусульманского мира? В Магрибе
крестьяне и жители городов воспринимали турок не иначе
как спасителей и покровителей. Туркофильство в арабском
мире было основано на непомерной идеализации османских
порядков. В грядущем приходе османов народ видел отри-
цание всех зол и пороков, присущих арабскому обществу»
(Н.Иванов).
Томмазо Кампанелла советовал подражать мусульманам
и «ввести ряд реформ на турецкий манер»; Мартин Лютер
писал: «Многие требуют прихода турок и их управления»;
Никколо Макиавелли считал строй турецкого государства
лучшим, чем других государств; «сумма добра», по его вы-
ражению, была тогда у турок. В такой обстановке всеобщего
туркофильства мусульманам-суннитам, как говорится, сам
Бог велел мечтать о приходе османов. Миф о крестьянской
«правде» османов победоносно шел по земле, так же как в
XX веке пойдет миф о пролетарской «правде».
«Османские сановники, в большинстве своем сами вы-
ходцы из крестьян, везде и всюду заявляли о себе как о за-
щитниках интересов простых тружеников земли. Селим I,
вступив в Египет, раздавал мясо народу, освободил фелла-
хов и городскую бедноту от трудовой повинности в пользу
армии, возложив ее на зажиточную часть населения» (Н.
Иванов).
Может показаться, что захвату арабского мира нет анало-
гии в третьей фазе последнего имперского цикла России.
Однако аналогия есть, и достаточно точная. Вторая фаза
Сталина, как и вторая фаза Мехмеда II, – это успешное, но
исторически бессмысленое продвижение Империи на Запад,
а вот третья фаза Хрущева – Брежнева и третья фаза Баязида
– Селима – это исторически оправданное продвижение Им-
перии на Восток. При этом продвижение на Запад может
быть только боевым, военным, насильственным, продвиже-
ние же на Восток должно быть и было мирным, идеологиче-
ским, основанным на классовой солидарности. (Сейчас мы
чрезвычайно недооцениваем масштаб и значение хрущев-
ской помощи национально-освободительным движениям и
брежневской помощи братским государствам, однако мас-
штаб этого мирного продвижения России по миру нам еще
предстоит оценить.) В этом главная заслуга Н.Иванова, су-
мевшего понять смысл покорения османами арабского мира.
Аналогия с нашей третьей фазой покажется еще более
правомерной, если обратиться к подробностям новых поряд-
ков, установленных османами в Египте. Разумеется, экспро-
приация недвижимости, но еще и борьба с наркоманией, ал-
коголизмом, проституцией, закрывались кабаки, курильни
гашиша, разгонялись публичные дома. Содержательницы
публичных домов были зашиты в мешки и брошены в Нил.
Были запрещены бесстыдные танцы и предосудительные
обычаи, например, обычай невесты во время свадебных
торжеств выходить к гостям семь раз в семи различных
«сладострастных нарядах». Может быть, главная разница
состояла лишь в том, что Россия пришла в страны третьего
мира как страна высокой культуры, а османы пришли в Еги-
пет как представители молодой неразвитой культуры. «Для
высших слоев мамлюкского общества, привыкшего к рос-
коши и утонченной культуре, Селим I был варваром. Они
ненавидели смрадное османское мужичье» (Н. Иванов). Зато
народу понравилось.
Особенно поразительны выводы Н.Иванова, которые ме-
няют привычное представление об Османской империи, но
так хорошо согласованы с теорией структурного гороскопа.
«Как понять феномен османского завоевания? Каким обра-
зом арабские страны, некогда наиболее развитая часть сре-
диземноморского мира, родина ислама и блестящей культу-
ры, в течение столетий определявшая прогресс человеческой
цивилизации, оказались за бортом мировой истории, исчезли
как самостоятельные политические единицы? Каким же об-
разом эти еще сравнительно богатые и развитые страны с
населением в 19,5 миллиона человек оказались под влияни-
ем Порты, разноплеменного и неоднородного в религиозном
отношении государства с населением в 12,5 миллиона чело-
век? Как османские султаны за какие-то 5 лет утвердили
свою власть в обширном регионе, который по территории,
численности населения и уровню цивилизации значительно
превосходил завоевателей? В чем же дело? Видимо, в том,
что завоевание шло под флагом «освобождения» угнетенных
и обездоленных. Арабы были завоеваны, по словам Махмуда
Буали, «совокупностью лозунгов, основанных на политико-
религиозном забивании мозгов». Эти лозунги обладали по-
истине волшебным свойством притягивать к себе симпатии
крестьянско-плебейских масс населения, в частности непо-
средственных производителей города и деревни. Они лежа-
ли в основе османофильских иллюзий и отражали социаль-
но-экономическую и политическую доктрину Порты – свое-
го рода крестьянское перепрочтение фундаментальных
принципов ислама, его идей о всеобщем равенстве и брат-
стве, о социальной справедливости и гармонии, обществен-
ном труде как единственном источнике удовлетворения ма-
териальных потребностей человека, об осуждении роскоши
и богатства, о необходимости жить скромно, без излишеств,
не прибегая к эксплуатации человека человеком. По своему
характеру эта доктрина была направлена на социальное об-
новление и переустройство общества, по существу, она яв-
лялась утопией» (Н.Иванов).
Нужны ли тут комментарии? Аналогии столь очевидны,
что сплошь и рядом используются те же выражения, что
применялись для объяснения внешнеполитических успехов
СССР в 60–70-е годы.
Еще одна важная аналогия состоит в том, что максимум
космополитизма приходится именно на вторую фазу, третья
же фаза, расширяя сферу влияния и декларируя интернацио-
нализм и космополитизм, реально становится более нацио-
нальной. «Включение арабских стран в состав Османской
империи усилило ее мусульманский характер, придало ее
106
общественной и государственной жизни чисто халифатист-
ские черты. Более того, арабы не знали ни сербского, ни гре-
ческого языка, и включение арабских стран в общественно-
политическую жизнь империи, как это ни парадоксально,
усилило ее турецкий характер, увеличив значение османско-
го языка как средства общеимперского общения»
(Н.Иванов).
Итак, если верить Н.Иванову, «завоевание арабских стран
турками имело не национальный, а социальный характер.
Его легче представить как социальный переворот, как своего
рода повстанческое движение, которое привело не только к
смене власти, но и к радикальным переменам во всем пред-
шествующем укладе жизни». Ленин и Сталин только мечта-
ли об экспорте революции, Хрущев и Брежнев осуществляли
этот экспорт. Также и Мехмед II разработал в 1475 году
процедуру признания недействительными документов, при-
знающих частные владения. По Мехмедовым законам в
арабских странах был ликвидирован икт (феодальное земле-
владение), а земля передана в наследственное пользование
крестьянам. Аналогично в городах проходило обобществле-
ние жилых и производственных помещений.
Хроника восьми лет Селима чрезвычайно насыщена. В
1513 году он подавляет восстание шиитов, в 1514-м разбива-
ет армию сефевидского шаха Исмаила I и занимает его сто-
лицу Тебриз, в 1514–1515-м завоевывает Армению, Курди-
стан и Северную Месопотамию, в 1516–1517 гг. власть им-
перии распространяется на Сирию, Ливан, Палестину, Еги-
пет и Хиджаз. В 1516 году порт Алжир и прилегающие к
нему земли были захвачены турецкими пиратами. Их гла-
варь Хайреддин Барбаросса в 1518 году признал верховную
власть султана и получил от Селима I титул бейлербея Ал-
жира.
С 1517 года третья фаза входит в четырехлетие кризиса. В
1519 году грозное восстание Джеляля, а в 1520 году смерть
Селима 1.
Четвертая фаза (1521–1557, Османы)
В оценке Сулеймана I, правившего всю четвертую фазу и,
по сути, ставшего лицом всей фазы, сходятся практически
все историки. Блеск Сулейманова правления рассек толщу
лет, национальных и религиозных пристрастий, дошел до
нас и признан всеми.
«Сулейман был выдающейся личностью. Он сочетал в се-
бе качества крупного полководца и политика. Он сам руко-
водил внешней политикой государства, при нем были выра-
ботаны законы (кануны), которые действовали много деся-
тилетий и даже столетия после него. В истории он известен
под именем Сулеймана Законодателя. В Европе его прозвали
Сулейманом Великолепным. При нем большого подъема до-
стигла турецкая культура; Сулейман оказывал покровитель-
ство поэтам, художникам, архитекторам, он и сам писал
стихи» (А.Новичев).
«Султан заслуживает прозвания "Великолепный" не толь-
ко за свои несомненные дарования и за блестящий ряд его
успехов, но еще более за то, что мог занять такое выдающе-
еся положение в век великих людей, век Карла V, Францис-
ка I, Елизаветы и Льва X, век Колумба, Кортеса и Рэли. В
эпоху могущества императора Карла V он не побоялся за-
хватить Венгрию и осаждать Вену; в эпоху великих флотов
и адмиралов, Дориа и Дрейка, он господствовал на море до
берегов Испании; его адмиралы Барбаросса, Пиали и Драгут
наводили панический ужас на все берега Средиземного мо-
ря, изгнали испанцев из варварских государств, а в великой
морской битве при Превезе ( 1538) нанесли поражение со-
единенным силам папы, императора и дожа. Почти от Ги-
бралтара до Багдада и от порогов Нила до Будапешта на Ду-
нае его империя» (С.Лейн-Пул).
 Но недаром османы дали своему султану не военное про-
звище, а культурное... Век Сулеймана I – век духовного рас-
цвета турецкой национальности, золотой период османской
литературы, продолжавшийся еще и после смерти Сулейма-
на I, до конца XVI века» (А.Крымский).
Задним числом кажется, что само вступление Сулеймана I
на престол уже было чудом. «Сулейман был десятый султан
в османской династии, вступил на престол в десятом столе-
тии по магометанскому счислению и носил имя, которое на
арабском и турецком языках читается так же, как и Соло-
мон, т.е. имя премудрого Иудейского царя. Все это заставля-
ло турок веровать в великое призвание падишаха Сулеймана
и способствовало ему достичь наибольшего величия для ту-
рецкой империи» (А.Чемерзин).
Для нас, людей, живущих в четвертой имперской фазе,
кажется невероятной будущая слава Ельцина, Лужкова или
какого-то иного современного российского правителя. Од-
нако необходимо помнить, что четвертая фаза разворачивает
свое величие не сразу, не в один день, необходимо хотя бы
восемь лет для включения всех трех составляющих (полити-
ка, экономика, идеология) будущего величия. Главное же
состоит в том, что далеко не всегда величие четвертой фазы
может быть узнано человечеством, ибо Империя сплошь и
рядом, особенно же в четвертых фазах, забегает вперед,
намного опережая человечество. Потому судить Империю
может лишь далекое будущее, в крайнем случае ближайшее
будущее, но никак не настоящее и тем более прошлое.
Ну а пока правление Сулеймана только началось, никакие
приметы (десятый султан, десятый век) не могли гарантиро-
вать долгого блестящего правления. Началось правление
Сулеймана без какой-либо задержки, столь привычной для
четвертых фаз. Уже в октябре 1520 года он был в столице.
«Первым делом Сулеймана было отпущение на волю шести
тысяч египтян, переселенных в Константинополь Селимом,
потом султан вознаградил купцов за убытки во время пер-
сидской войны, приказал удавить турецкого адмирала
Джафарбега за зверские поступки с пленными и казнил не-
которых солигдаров за неповиновение. Этими первыми ак-
тами своей власти Сулейман разом показал народу и свою
справедливость, и свою строгость» (А.Чемерзин).
Не обошлось конечно же без янычар, своими возмущени-
ями экзаменующих каждого османского правителя. После
Белграда (1521) и Родоса (1522) Сулейман I вернулся в Кон-
стантинополь. «Янычары обратились к нему с дерзкими тре-
бованиями, но султан, хотя и убил собственноручно не-
скольких бунтовщиков, однако вынужден был уступить им,
раздав наиболее неистовым 1000 дукатов; простых янычар-
ских солдат не тронули, но начальники поплатились, кто го-
ловой, кто потерей должности» (А.Чемерзин). Сулейман I, а
вместе с ним вся четвертая фаза демонстрируют серьезность
намерений. И все же первые годы фазы еще слишком не-
определенные, порядок еще не кажется твердым и незыбле-
мым.
Так, на четвертом году фазы вместо «героического» по-
хода в Венгрию пришлось заниматься внутренними делами.
«Султан был занят подавлением крестьянских бунтов в ряде
районов Малой Азии, вызванных ростом налогов и произво-
лом откупщиков, занимавшихся их сбором» (Ю.Петросян).
Цепь восстаний удалось подавить с большим трудом, сул-
танские войска несколько раз терпели поражения. Лишь по-
сле 1526 года возникла возможность вернуться к венгерским
делам. Впрочем, завоевание Венгрии не было завершено
безоговорочным триумфом. Осада Вены в 1529 году окон-
чилась ничем, продвижение османов на запад было останов-
лено.
Тут для нас важны два момента: относительно неудачное
взаимодействие Империи и Запада в четвертой фазе и дата
этой последней неудачи в четвертой фазе – восьмой год.
107
Впрочем, так ли важно было взять Вену? (Так ли важно нам
сейчас остановить продвижение НАТО на восток?) Может
быть, важнее было продемонстрировать силу, после чего за-
консервировать ситуацию по оси Запад-Империя солидным
договором. Так, 23 июля 1533 года в Стамбуле был подпи-
сан австро-турецкий мирный договор, по которому Австрия
обязывалась платить ежегодную дань султану за Западную и
Северо-Западную Венгрию, а также обязывалась не нападать
на Восточную Венгрию, попавшую в вассальную зависи-
мость к османам.
«Могущественная Османская империя приобрела боль-
шое международное значение. Европейские страны добива-
лись ее союза, нейтралитета, посылали ко двору султана
своих послов. Сулейман был реально мыслящим политиком,
и в тех случаях, когда это отвечало его интересам, он ста-
рался наладить мирные и даже союзные отношения с други-
ми государствами» (А. Новичев). Так, например, в 1535 году
был заключен антигабсбургский договор с Францией.
«Франко-турецкий союз оказался чрезвычайно важным дви-
гателем международной европейской политики ХVI века»
(А.Крымский).
В полной аналогии с Ярославом, Соломоном, другими ге-
ниями четвертых имперских фаз Сулейман I явно сдерживал
агрессивные устремления, раз за разом предпочитая разум-
ную дипломатию дикостям военного давления, тем более
что этот козырь все равно оставался при нем. «Если на ру-
беже XV–XVI веков на первом месте для османской правя-
щей верхушки было осуществление широких экспансио-
нистских планов в Европе, Азии и Африке, то во времена
Сулеймана I и его преемников главное внимание сосредото-
чивалось на сохранении и упрочении статуса мировой дер-
жавы. Внешняя политика Порты в XVI веке не стала менее
агрессивной, но опыт затяжных войн показал, что к середине
века в Европе установилось определенное равновесие
османских и антиосманских сил. Более того, существование
постоянной турецкой угрозы способствовало складыванию в
Центральной и Западной Европе крупных централизованных
и многонациональных государств, способных противостоять
османам в экспансии. В новых условиях для Порты было
особенно важно не допустить создание мощной антиосман-
ской коалиции и принять все меры для ослабления тех стран,
которые реально или потенциально могли быть силой, угро-
жавшей прочности позиций империи» (М.Мейер).
В этой перемене обстановки очень «много смысла, очень
много информации для россиян конца XX века. Итак, Импе-
рия, чувствуя скорое прекращение своего специфического
ритма, срочно сбрасывает наступательные амбиции, сосре-
дотачиваясь на легализации и узаконивании захваченного в
предыдущих фазах. Запад, пребывая в оковах былого страха,
с радостью пойдет на мировую. С другой стороны, Империя
уже свершила главный свой подвиг (награда за который все-
общая ненависть) – показала миру пример политической си-
лы, обучила народы политической грамоте, буквально заста-
вила Европу объединяться. Так было при османах в XV веке,
так же идет дело и в XX веке, когда раздробленная, а потому
бессильная Европа наконец-то почувствовала свое единство
и наконец-то на месте континента бесконечных войн создаст
континент вечного мира. Слава России!
Заслуги четвертой России в создании будущей политиче-
ской конструкции мира пока, конечно, до конца оценить не-
возможно. Думается, что будущее континентальное (мери-
диональное, трехполюсное) строение мира будет придумано
все-таки в Москве. Рождение единой и равномерной Евро-
пы, ее прошлое освобождение от германоцентричности и
будущее освобождение от американозависимости – все это
Россия. Заслуга же Османской империи в рождении мощно-
го государства Габсбургов, но также и в привитии Европе
вкуса к мощным централизованным государствам. Доста-
точно неожиданное победное шествие абсолютизма по Ев-
ропе безусловно связано с османским имперским циклом
(1413–1557). Теоретики считают, что «абсолютная монархия
пришла на смену сословной монархии», и связывают ее с
именами Людовика XIV, Филиппа II, Елизаветы Тюдор, за-
чатки абсолютизма находят у Людовика XI (1461–1483) и
ничего не говоря о нетленном образе Мехмеда II, потрясшем
воображение европейцев.
Показав Европе путь к абсолютизму, Османская империя
продемонстрировала все, на что способен феодализм, выиг-
рала промежуточный финиш, сыграв, по сути, роль разго-
ночного «зайца», за которым погналась Европа и с разбегу
добежала до капитализма. Османы же после окончания им-
перского цикла обессиленно рухнули и надолго остались
лежать на территории феодального устройства, феодальных
отношений. «Положение ремесленников, торговцев, пред-
ставителей денежного капитала было таково, что эти город-
ские слои не представляли собой тогда передовой класс,
способный возглавить крестьянские движения и повести их
на борьбу против феодального режима» (А.Новичев). «Сре-
ди торговцев преобладали армяне, греки, евреи, арабы, сер-
бы, болгары. Сами турки мало занимались торговлей. Это
объясняется не только презрительным отношением сипахи к
профессии купца, но и тем, что турецкая народность отста-
вала в своем социально-экономическом развитии от многих
народов, оказавшихся под их властью» (М.Мейер).
Османы сыграли роль одного из детонаторов, взорвавше-
го бомбу капитализма, но сами они от места взрыва оказа-
лись очень далеко. «К концу XV–началу XVI века складыва-
ется в недрах феодального общества капиталистический
уклад. Были сделаны мировые географические открытия.
Найден путь в Индию вокруг Африки, открыта Америка.
Торговые центры переместились со Средиземного моря на
Атлантический океан. Пришли в упадок итальянские города-
республики и главную роль стали играть страны Атлантики:
Португалия, Испания, Нидерланды, Франция и Англия.
Началась консолидация и превращение стран в феодально-
абсолютистские монархии» (А.Новичев).
«С великими географическими открытиями завершается
Средневековье и начинается новое время. Наступление но-
вой исторической эпохи означает становление принципи-
ально иных капиталистических отношений, опирающихся не
на силу политического диктата, а на экономические возмож-
ности. В то время как в ряде стран Западной Европы уже
начинался генезис капитализма, в Османской империи зано-
во воспроизводятся феодальные порядки, а само общество
демонстрирует прочную приверженность к традиционным
духовным ценностям ислама» (М.Мейер).
Что касается форм и содержания османского феодализма,
то постепенно утихает шумная пропаганда идей всевластия
райи (простонародья), спадает маска «темного времени», и
феодализм обретает привычные для него формы. Так, один
из великих везиров при Сулеймане I Люфти-паша в одном
из своих сочинений писал: «Выходец из райи, не являющий-
ся по деду и отцу сыном сипахи, не может претендовать на
то, чтобы стать сипахи. Если бы открылась такая возмож-
ность, то каждый ушел бы из райягов и захотел бы стать си-
пахи».
«Феодалы стали стремиться к тому, чтобы превратить
свои условные владения в безусловные. Эти процессы разла-
гали изнутри военно-ленную систему. От завоевательных
походов, предпринятых в первой половине XVI века, больше
других выиграли крупные феодалы – светские и духовные
Они приобрели крупные владения на завоеванных землях,
многие из них стали обладателями огромных богатств.
Наиболее существенным в эволюции турецкого феодализма
в первой половине XVI века было юридическое закрепоще-
ние крестьян. Оно явилось одновременно и результатом и
108
показателем резкого ухудшения их положения. Юридически
закрепощение крестьян нашло свое выражение в предостав-
лении кодексом Сулеймана феодалам права силой возвра-
щать беглых крестьян в свои владения» (А.Новичев).
Эти процессы очень точно соответствуют модели суще-
ствования двух противостоящих классов в четвертой фазе.
При том, что мир и согласие царят меж ними, пропасть рас-
тет, ведущий класс получает освобождение (превращение
условных владений в безусловные), ведомый класс осво-
бождения не получает. Тут наиболее точная аналогия с вре-
менами Екатерины II (третья Россия), когда дворяне полу-
чили освобождение, а крестьяне нет. Одним из результатов
освобождения дворян от военной службы стало их возвра-
щение на землю и расцвет провинциальной жизни. Анало-
гично и в Турции «...в начале XVI века стало ясно, что тима-
риоты всех рангов начали проявлять себя прежде всего в ка-
честве провинциальной администрации и стали защищать
скорее местные интересы, чем интересы султана и цен-
тральной власти» (Р.Градева).
Все это в рамках имперского цикла приводило к расцвету,
но уже несло зерно будущих провалов и поражений, неиз-
бежных за гранью четвертой фазы. Но в том-то и состоит
блаженство этой фазы, что она не чувствует своего конца,
без всякой экономии распыляет накопленные богатства, ведь
этих богатств безгранично много. Это действительно так,
если говорить о богатствах материальных, однако главное
богатство – имперская энергия – исчезнет, как только часы
пробьют 1557 год (доспехи превратятся в лохмотья, а навеки
сохранится лишь пара хрустальных безделушек).
Ну а пока все прекрасно, государство темных и невеже-
ственных простолюдинов превращается в страну прекрасной
поэзии и сказочной архитектуры. «Османское национальное
чувство победоносно торжествовало всюду. Вероятно, по-
этому те люди, более талантливых, чем турки, национально-
стей, которые в другое время писали бы на своих родных
языках, почувствовали охоту и удобство писать на языке
османском. Прибавим к этому, что счастливые войны дали
богатство и султанскому двору, и знатному обществу, сул-
таны, везиры и вельможи-сановники имели средства практи-
ковать меценатство, а это обстоятельство в те времена, когда
свободного литературного заработка еще не существовало и
когда писателю трудно было обходиться без денежной под-
держки мецената-покровителя, являлось немаловажным для
успехов литературного развития. Таким образом, XVI век
оказался золотой порой османской письменности, особенно
поэзии» (А.Крымский).
«Наибольший подъем турецкой литературы наблюдается
в XVI веке, когда мощь Османской империи достигла своего
высшего уровня. В эту эпоху появился ряд имен, составив-
ших славу турецкой литературы эпохи феодализма. По со-
держанию начало преобладать анакреотическое направление
– воспевание радостей жизни. Выдающимся представителем
этого жанра был Ильяс Ревани, воспевающий в своих стихах
любовь, легкий образ жизни, вино и т. п. Его стихи стали
песнями, которые пели во всех кофейнях и кабачках Стам-
була» (А.Новичев).
Можно привести длинный список замечательных турец-
ких поэтов, возглавляемый любимцем Сулеймана I Махму-
дом Баки (1526–1600). Однако нам все эти имена мало что
скажут, имперская культура османов не покинула культур-
ного пространства Востока. «Э. Гибб предостерегает тех, кто
желал бы в силу внешнего хронологического совпадения ис-
кать внутренней связи между европейским Возрождением и
успехами литературы у османов: ничего общего между иде-
ями европейского Возрождения и идеями расцвета и, потом,
золотого века турецкой литературы нет. Турецкая литерату-
ра XV–XVI веков есть не более как средневековое персид-
ское суфийство, чувственно-любовное по выражению,
набожно-мистическое по толкованию. Если иные поэты и не
были на деле мистиками, а были ярыми гедониками, то пи-
сали они все равно таким образом, что читатели могли их
понимать не прямо, а в духовном смысле» (А.Крымский).
Более очевидно всемирное значение архитектурных до-
стижений четвертой имперской фазы, которые историки пы-
таются объяснить через все то же материальное благополу-
чие правящего класса. «Сосредоточив в своих руках значи-
тельные богатства, получив их в качестве военной добычи, а
также за счет эксплуатации зависимого крестьянства, осман-
ские феодалы располагали большими возможностями для
широкого строительства, для покупки предметов роскоши,
оплаты труда ремесленников, строительных рабочих, ху-
дожников и т. д.» (М. Мейер).
Архитектурные достижения четвертой фазы столь впе-
чатляющи, что неизбежно заставляют вспоминать о других
правителях четвертых фаз. А. Крымский приводит слова
Хаммера: «Подобное описание всех зданий, сооруженных
этим султаном, могло бы доставить материал для сочинения
такого же обширного, как у Прокопия Византийского, кото-
рый описал в 6 главах памятники, воздвигнутые императо-
ром Юстинианом».
Особое положение принадлежит выдающемуся турецко-
му архитектору Синану (1489–1588). Он построил свыше
360 различных архитектурных сооружений мечетей, медре-
се, дворцов, караван-сараев, библиотек, фонтанов, бань, мо-
стов. Вершиной его творчества, шедевром мирового зодче-
ства является мечеть Сулемание (1550–1557) в Стамбуле.
Таким образом, весь строй четвертой фазы получается
очень монументальным, торжественным, пафосным, патети-
ческим. Недаром при Сулеймане была учреждена должность
«шах-немеджи», который «должен был писать похвальные
оды в честь побед или других славных происшествий, а так-
же воспевать славное османское прошлое» (А. Крымский). В
этом плане особенно велико сходство с екатерининскими
временами, четвертой фазой Третьей России.
Подводя итог, можно сказать, что при достаточно скром-
ном вкладе в мировую литературу и практически нулевом
вкладе в мировую науку османы создали очень интересную
архитектуру (мирового уровня). И все же главными их до-
стижениями были сильная политика и потрясающая военная
мощь. Недаром небезызвестный нам Карл Маркс считал
Османскую империю «единственной военной державой
средневековья». При всем своем покровительстве искус-
ствам Сулейман оставался по духу военным, как и все
предыдущие султаны. Он даже ездил в янычарские казармы
получать жалованье как янычар-ветеран, тут же, правда,
раздавая полученное жалованье караульным, добавляя еще
из своих. В одной из комнат янычарских казарм был даже
трон для падишаха.
Разумеется, что и оценивать Османский цикл и его чет-
вертую фазу следует, конечно же, по военным успехам. По-
сле Буды и Родоса были еще победы в Молдове, Трансиль-
вании, снова Венгрии. Особенно в четвертой фазе впечатля-
ют морские победы. «Турецкий флот стал быстро расти с
конца XV века, когда султанское правительство развернуло
интенсивное строительство морских судов в портовых горо-
дах империи. В первой половине XVI века одержан ряд по-
бед, после которых Османский флот стал контролировать
большую часть Средиземного моря» (М.Мейер). В 1538 году
соединенный флот Карла V, римского папы и Венеции по-
терпел от Сулеймана I жестокое поражение. 25 октября 1541
года у берегов Алжира армада из 516 испанских кораблей с
12 тысячами экипажа и 24 тысячами десанта была уничто-
жена внезапной бурей (историческая тренировка гибели
Непобедимой Армады у берегов Англии в 1588 году). Треть
кораблей была выброшена на берег или разбилась о скалы.
На берегу арабы добивали обессилевших матросов.
109
Значительные успехи достигнуты в борьбе с Ираном. В
1533 году был взят Тебриз, в декабре 1534 года Багдад.
«Население Месопотамии с радостью встречало Сулеймана
Великолепного. Никто, кроме кызылбашей, не оказывал со-
противления в Багдаде. Суннитское духовенство возглавило
восстание горожан. В течение 4 месяцев Сулейман Велико-
лепный находился в Ираке, занимаясь организацией управ-
ления «на самых справедливых основах». Следует подчерк-
нуть, что реставрация суннизма при османах не сопровож-
далась религиозными гонениями. Турки оказывали внима-
ние и покровительство местным шиитам, не говоря уже о
евреях и христианах» (Н.Иванов).
Заканчивая разговор об эпохе Сулеймана I, необходимо
напомнить, что четвертая фаза – это время, в котором глав-
ное достоинство правителя в том, чтобы окружать себя та-
лантами. По сути, именно окружение, а не сам правитель
творит чудеса четвертой фазы. В первую очередь речь идет о
великих везирах. «При Сулеймане Кануни на посту великих
везиров находились выдающиеся государственные деятели:
Лютфи-паша, Ибрахим-паша, Соколлу Мехмед-паша; были
и другие крупные деятели, как, например, шейх уль-ислам
Абусууд и пр.» (А.Новичев). Именно по смене великих ве-
зиров можно было бы изучить смену настроений внутри
«золотого» 36-летия, от высокообразованного блестящего
сына гречанки Ибрахим-паши, через мужественного пирата
Хайретдина Барбаром-му к Рустему-паше, «человеку мрач-
ному, суровому и пронырливому, врагу наук и поэзии»
(А.Чемерзин).
Постепенно османские победы тускнеют, цели мельчают,
удача поворачивается к ним боком. Начинаются неудачи в
Йемене, Индии. В 1555–1557 гг. был завоеван Судан. На
этом имперское время кончилось, кредит безоговорочных
побед закрылся. Из непобедимой Империи Османское госу-
дарство превратилось в большую и неуклюжую страну.
Постимперское развитие (Османы)
Для поисков Империи момент прекращения имперского
ритма необыкновенно важен, тут теория требует многих
символических, а также реальных неприятностей. Разумеет-
ся, неприятностью номер один должно было стать то, что
немыслимо в имперском ритме,– крупное военное пораже-
ние. Структурный гороскоп тут не одинок, все, кто занимал-
ся периодизацией турецкой истории, заметили перелом в 60-
е годы XVI века. В частности, М.Мейер датой «начала пере-
мен» считает 1571 год (14-й год после Империи, 6-й год Во-
стока), год поражения в морской битве при Лепанто.
В 1570-м Селим II, унаследовавший в 1566 году осман-
ский трон, затеял воевать с венецианцами. Европа уже
научилась объединяться, по инициативе папы была собрана
«Священная лига» для войны с османами (Венеция, Испа-
ния, Мальта, Генуя, Савойя и ряд других государств). «В
грандиозном по тем временам морском сражении соединен-
ный флот католических государств Европы разгромил
османский флот, потопив или захватив 224 из 277 кораблей
противника и потеряв при этом всего 15 галер» (М. Мейер).
Знаменитый писатель Сервантес, бывший участником этого
сражения, писал, что в тот день «рассеялось заблуждение, в
коем пребывал весь мир и все народы, полагавшие, что тур-
ки на море непобедимы». Нам же остается добавить, что ни-
какого заблуждения не было, имперский османский флот так
и остался непобедим, проиграл сражение флот восточного
постимперского государства.
Разумеется, не все так просто. Через год флот был восста-
новлен, через два года турки получают Кипр, через три из-
гоняют испанцев из Туниса. «Тем не менее поражение при
Лепанто определенно свидетельствовало, что период воен-
ного превосходства Османской державы уже прошел. В
конце XVI и XVII веке османские войска еще не раз одер-
живали победы, но ряд крупных поражений показал, что их
былая непобедимость окончательно осталась в прошлом»
(М. Мейер).
Причины столь резкого спада историки, переоцениваю-
щие влияние личности на ход истории, находили в вырож-
дении султанов, не понимая, что этому тоже должна быть
причина. «Припомнив блеск и могущество царствования
первых девяти султанов и особенно эпохи Мехмеда II и Су-
леймана I, кажется на первый взгляд непонятным, каким об-
разом уже с половины XVI века в Турции обозначились до-
статочно резко те общественные недуги, которые, начиная
со смерти Сулеймана, повели это скороспелое военное госу-
дарство к прогрессивному разложению. Военная сила
взмахнула Османов быстро на высоту их военного господ-
ства, а причины этой быстроты заключались в несомненной
даровитости большей части ее султанов до Сулеймана
включительно. Но как только началась серия тупоумных или
развратных турецких властителей, так непосредственно
началось и постепенное территориальное распадение, и при-
знаки государственного разложения начали обозначаться
яснее» (А. Чемерзин).
Другие историки видят причины упадка в чрезмерном
вмешательстве в политику женщин.
Здесь мы наблюдаем параллель с вечным историческим
двойником исламских империй с Византией. Когда в ее ис-
тории началась деградация государства после второго воле-
вого рывка, то многие историки обвинили в этом тех жен-
щин, что встали у руля власти.
Самые солидные историки смотрят, конечно же, глубже:
«Основной причиной ослабления Османской империи было
разложение военно-феодальной структуры государства, в
первую очередь сипахийской системы землевладения. С те-
чением времени потребности османских феодалов в деньгах
резко возросли, изменился и сам образ их жизни. На смену
военному аскетизму пришла страсть к роскоши, дорогим
одеждам, пышным дворцам» (М. Мейер).
Солидной кажется точка зрения тех, кто винит в ослабле-
нии государства непосредственно османский народ. «Отли-
чавшиеся прежде воинственностью, силой, терпеливостью,
скромностью, воздержанностью и бережливостью, ныне
(XVII век.– Авт.) сипахи стали вялы, трусливы, сладостраст-
ны... и за деньги выставляют вместо себя наемников, чему в
достаточной степени способствуют корыстолюбие пашей и
продажность чиновников» (С. Градич). Что ж, и в этом есть
правда. Империя забирает у народа все силы, ничего не
оставляя ему со своим уходом. Самое же главное, что с ухо-
дом имперского ритма уходит кураж, лихость, широта нату-
ры, бесшабашность. Так было в Англии после 1617 года, ко-
гда вдруг, неожиданно нация потеряла свой лихой пират-
ский инстинкт. Также и в Турции «в конце XVI века прошла
пора веселой жизни, не стало потребности и в разгульных
песнопениях, служивших отголоском праздного наслажде-
ния такой жизнью» (А. Крымский).
Что же приходит на смену имперской духовной вольно-
сти? Разумеется, более ортодоксальная вера, то, что сейчас
назвали бы исламский фундаментализм. «Османская дина-
стия, первоначально довольно равнодушная к религии и
подчинявшаяся влиянию дервишского вольнодумства, си-
лою обстоятельств была вынуждена возобновить традиции
воинствующего ислама, в 1593 году во время одной из евро-
пейских войн впервые было вынесено в бой «зеленое знамя
пророка», будто бы найденное в Дамаске» (В. Бартольд).
Внутри имперского цикла крестьянские восстания обычно
обозначали даты смены одной фазы на другую. После им-
перского цикла восстания идут сплошной чередой. Тишина,
установившаяся в государстве после восстания Календера
(1527), прервалась в 70–80 годах мощным гулом беспрерыв-
110
ных бунтов. «Социальное равновесие в османском обществе
достигалось за счет отказа от индивидуальных стремлений
человека, его подчинения теократической идее всеобщего
счастья. На рубеже XVI–XVII веков рухнул миф о крестьян-
ской идиллии под харизматической властью дома Османов.
Восстания, охватившие империю на рубеже XVI–XVII ве-
ков, ознаменовали собой конец героической эпохи великих
завоеваний, не оставив от нее ничего, кроме смутных легенд
и суровой реальности бесконечной османской теократии»
(Н. Иванов).
Кажется, что рухнул не просто имперский ритм, а рухну-
ла сама система бытия. В упадок пришло сельское хозяй-
ство, уже в 1564–1565 годах был голод, в некоторых районах
большинство населения питалось травой. И это практически
сразу за «золотой» четвертой фазой. В том же 1564 г. впер-
вые был зафиксирован дефицит поступлений в казну. Яны-
чары, оплот имперской государственности, деградируют на
глазах. «Янычары XVII века уже обращаются к побочным
заработкам – ремеслу и торговле, но не уступают своих при-
вилегий. В 1617–1623 гг. в результате янычарских бунтов
сменилось четыре султана. Подобные события дали совре-
менникам повод писать о янычарах, что «они так же опасны
в мирное время, как слабы во время войны»... Пример Рок-
соланы, любимой жены Сулеймана, оказался заразительным,
править начинают женщины султанши-матери. В народной
памяти первая половина XVII века осталась как «эпоха
правления женщин» (М.Мейер).
Ну и, наконец, еще одна характернейшая деталь, сопро-
вождающая смену одного ритма другим. «С начала XVII ве-
ка был изменен порядок наследования. С этого времени пре-
стол стал переходить не от отца к сыну, как раньше, а к
старшему по возрасту члену династии» (А.Новичев). Впро-
чем, это уже не так важно, народ отворачивается от пьяниц-
султанов и властолюбивых султанш, высшая власть, высший
авторитет постепенно переходит к духовенству.
В дальнейшем были и территориальные приобретения
(например, за счет венецианцев или Малороссии), были и
грандиозные планы (каналы: Суэцкий и Волго-Дон), впро-
чем, нереализованные, были попытки реформировать разва-
лившуюся империю. Однако удерживать страну в прежних
границах становилось все труднее. Первый постимперский
цикл (1565–1709) Турция еще кое-как держалась, но уже с
XVIII века «посыпалась». Австро-Венгрия, Россия, Иран за-
бирали кто сколько хочет, если Турция и смогла что-то со-
хранить, то не благодаря своей силе, а благодаря невозмож-
ности договориться между собой других стран. До сих пор
нет покоя во многих территориях, входивших в Османскую
империю. Тут и Закавказье, и Ближний Восток, и Балканы.
Видно, срок давности не истек...
Великие Моголы (1521–1665)
Длительность имперского периода у Иудеи, Англии и
России примерно одинакова (1068, 1080, 1116). Если считать
имперские циклы ислама едиными, то имперский период
ислама длился значительно дольше (более 1400 лет). Это не
единственное принципиальное отличие: разрыв между пер-
вым и вторым циклами (Халифат и Османы) без малого 700
лет, второй же и третий существуют во времени почти одно-
временно, что для единой империи было бы невозможно –
эдакий сдвоенный османо-могольский центр.
Такое парадоксальное расположение второго и третьего
циклов указывает нам на чрезвычайное расхождение ислам-
ского мира. Если Османы вели политическую линию импер-
ской истории и в этом смысле более напоминали российские
имперские циклы, то Моголы куда больше интересовались
экономической мощью, чем напоминают английские импер-
ские циклы.
 «Еще в начале VIII века арабы вторглись в Индию с севе-
ра, завоевали территорию Синда (ныне юг Пакистана.– Авт.)
и утвердили там свою власть. Синд обособился, но это не
повлияло на историю остальной Индии. Однако с начала XI
века Индия стала ареной разорительных набегов тюркских
завоевателей-мусульман, совершавших походы под флагом
священной войны с «неверными». Враждовавшим между
собой индийским княжествам было трудно противостоять
этим нашествиям, и постепенно на севере Индии утверди-
лось крупное государство во главе с мусульманскими завое-
вателями, получившее в истории название Делийского сул-
таната. Это государство впоследствии распространило свои
завоевания на юг, оказало значительное влияние на всю ис-
торию Индии. Индия была втянута в сферу т.н. мусульман-
ского мира» (К.Антонова).
«Завоевание Южной Индии было блестящим подвигом,
но в конце концов оно оказалось ошибкой, которая дорого
обошлась государству. Империя не составляла единого це-
лого, она оставалась конгломератом княжеств во главе с му-
сульманскими наместниками или индусскими вассалами;
только силой оружия центральное правительство могло за-
ставить их подчиняться, в противном случае оно могло лишь
осуществлять незначительный контроль» (Н.Синха,
А.Бенерджи).
Как видим, сценарий зарождения на индийской земле ис-
ламского государства во многом похож на сценарий рожде-
ния Османской империи. Там был создан плацдарм государ-
ством Сельджуков, тут плацдарм для Империи создал Де-
лийский султанат. Сходство настолько очевидное, что для
описания сути этих государств используются одни и те же
понятия, одни и те же слова. Главное же в том, что ни то ни
другое государство так и не создало основы для централиза-
ции власти. Даже причина распада этих государств оказа-
лась одной и той же: «Последнее десятилетие XIV века
ознаменовалось анархией и затем распадом Делийского сул-
таната, не вынесшего сокрушительного удара Тимура (1398).
XV – середина XVI века были временем политической раз-
дробленности Северной Индии, жестоких феодальных войн»
(К.Ашрафян).
Сейчас, когда существуют современные Индия, Пакистан,
Бангладеш, перешедшие на ритм Запада, нам трудно пред-
ставить, что всего этого не было бы, не пройди Индия двух
имперских циклов (Великие Моголы и четвертая Англия),
прививших индийскому народу государственные навыки.
Своих собственных стимулов к единению у индусов не бы-
ло. «Индуистская религия, которую исповедовало три чет-
верти населения Индии, разъединяла ее народы. Эта религи-
озная система предоставляла каждой области, каждой об-
щине, каждой касте чтить своих богов и следовать своим
традиционным культам. Характерно, что индуизм не создал
да и никогда не пытался создать какого-либо подобия цен-
трализованной жреческой организации, имеющей единого
главу и основанной на иерархическом подчинении священ-
нослужителей различных рангов и ступеней друг другу» (И.
Рейснер).
С другой стороны, пришедший в Индию ислам Делийско-
го султаната еще не был имперским, а потому лишенный
имперского интернационализма. «Ничего не было сделано
для того, чтобы примирить индусов со своей властью и при-
влечь к участию в делах управления, больше того, их при-
теснили, лишая собственности и заставляя отрекаться от
своей веры. Правители продолжали жить в военных лагерях,
во враждебном окружении, хотя время и развитие нормаль-
ных соседских отношений должны были до некоторой сте-
пени смягчить горечь эпохи завоеваний» (Н.Синха,
А.Бенерджи).
Почему Османский имперский цикл начался сразу после
нашествия Тимура, а Могольский много лет спустя, при
111
внешней идентичности ситуаций? На этот вопрос нам еще
предстоит ответить, однако хотелось бы напомнить, что
именно даты начала имперских циклов – это единственные
исторические числа, не поддающиеся предварительному вы-
числению.
Первая фаза (1521–1557, Великие Моголы)
Вторая фаза (1557–1593, Великие Моголы)
Третья фаза (1593–1629, Великие Моголы)
Четвертая фаза (1629–1665, Великие Моголы)
Первая фаза (1521–1557, Великие Моголы)
«Государственный строй Делийского султаната почти ни-
когда не был централизованным. Наместники областей,
называемые мукта, пользовались полной автономией во всех
внутренних делах своей области. Ниже их по иерархической
лестнице стояли крупные иктадары, державшие от них зем-
ли и тоже самостоятельно управлявшие подвластными тер-
риториями. Эта относительно слабая зависимость вассалов
от своих сюзеренов облегчала крупным феодалам отделение
от центральной власти и способствовала феодальным усо-
бицам» (К.Антонова). Твердых норм налога не было, феода-
лы брали с крестьян все, что могли, в ответ бесконечные
восстания. Справляться с такими восстаниями было обязан-
ностью каждого мукта и иктадара в отдельности, это счита-
лось их внутренним делом. К помощи государства в таких
случаях не прибегали, тем более что у центрального прави-
тельства не было отдельной армии, а лишь личные отряды
правителя, такие же, как у любого крупного феадала, его
вассала. Постепенно экономические связи между отдельны-
ми частями государства распадаются.
«Некоторые из мятежных наместников решили прибег-
нуть в своей борьбе против центральной власти к чужезем-
ной помощи и призвали в Индию Бабура, правителя Кабула,
который и без того давно зарился на богатые индийские
земли» (К.Антонова).
Именно Бабур – самая невероятная фигура имперского
цикла, ибо каждая следующая фигура была ответом на
предыдущую, и лишь Бабур в Имперском цикле Великих
Моголов человек ниоткуда, одновременно носитель высо-
чайшей культуры, человек, не имеющий корней, не имею-
щий родины. Именно Бабур внес в этот цикл мечту о созда-
нии сказочного государства, мечту, которую воплотят его
внук Акбар, правнук Джахангир и праправнук Шах-Джахан.
Впрочем, сверхъестественность Бабура вполне в рамках
представлений о первой имперской фазе. В определенном
смысле Бабур идеальное воплощение первой имперской фа-
зы.
«Он был не самым великим, но гораздо более человеч-
ным, чем все другие восточные завоеватели... и что бы ни
думали о нем в других отношениях люди, мы не можем ду-
мать о нем иначе, как только относясь с глубокой симпатией
к этому великодушному и общительному гиганту...» (В.
Морленд.)
«Бабур был обаятельной личностью, типичным государем
эпохи Возрождения, смелым, предприимчивым человеком,
он любил искусство, литературу, любил наслаждаться жиз-
нью...» (Дж. Неру.)
«Бабур был яркой и разносторонней личностью. Он был
смелым полководцем, оценившим значение артиллерии, ко-
гда она была еще очень несовершенной; писателем, оста-
вившим мемуары, написанные простым, четким литератур-
ным слогом в тот век, когда на Ближнем Востоке господ-
ствовал вычурный персидский стиль; поэтом, слагавшим
блестящие стихи на таджикском и джагатай-ском языках»
(К. Антонова).
 Был Бабур джагатайским тюрком. Родился в феврале 1483
года в Фергане, Ферганой и владел. В 14 лет (год Змеи) заво-
евал Самарканд. Однако со Средней Азией у Бабура не сло-
жилось. Судьба сделала его властителем-странником, как он
сам пишет в автобиографии, «передвигающимся с одного
квадрата на другой, подобно шахматному королю». Так он и
двигался от Ферганы к Самарканду, потом к Кабулу и Кан-
дагару, пока не дошел до Индии, богатейшей и плодород-
нейшей земли. «Бабур, выросший в плодородных, хорошо
обработанных долинах Средней Азии, понял, что лишь
овладение Индией даст ему возможность стать правителем
мощного и богатого государства. Поэтому в отличие от сво-
их афганских военачальников Бабур решил не довольство-
ваться в Индии военной добычей, а сделать эту страну базой
своего государства» (К. Антонова).
Таким образом, с самого начального момента политиче-
ские и идеологические цели отступают перед корыстными,
экономическими интересами, что в определенном смысле
прямо противоположно целям османов, боровшихся, пусть
только на словах, с богатеями и аристократами. Внешних
обоснований для захвата Индии Бабуру не требовалось:
«Ведя свою родословную непосредственно от Тимура, а по
материнской линии от Чингисхана, Бабур объединил в своем
лице две главные династии правителей Средней Азии. Его
предки покорили весь мир и правили им. Любую страну
Азии, которой он мог овладеть, Бабур рассматривал как
свою собственность, доставшуюся ему по наследству» (К.
Паниккар).
Что касается искомой даты начала имперского цикла, то
довольно точную аналогию можно провести с началом пер-
вого российского имперского цикла, когда искомая дата 909
года пребывала между двух походов на Царьград в 907 и 911
годах. Также и теперь искомая дата 1521 года затерялась
между походами Бабура на Индию в 1519 и 1524 годах. Ви-
димо, именно под впечатлением первого похода
Бабур решает стать правителем Индии. Интересно, что
как раз на первые годы имперского цикла приходится про-
бел в мемуарах Бабура. Формально же начало империи Мо-
голов положила битва при Панипате в 1526 году, когда Ба-
бур разбил афганского правителя Ибрахима Лоди. Справед-
ливости ради необходимо сказать, что имперский ритм по-
влиял и на Ибрахима, пытавшегося возвеличить власть сул-
тана, обуздать феодалов и ослабить родоплемен-ные связи.
Однако для первой имперской фазы Ибрахим был слишком
деспотичен, фаза выбрала Бабура.
Через год после победы над Ибрахимом Бабур одержива-
ет победу над индусами-раджпутами Раны Санги. Эти две
победы закрепили господство Бабура в Северной Индии.
Сам Бабур очень нажимал на мистический смысл собствен-
ной победы, не слишком высоко оценивая свои заслуги, все
успехи объясняя лишь «милостью и благоволением божи-
им».
После решающих побед часть афганских отрядов верну-
лась домой. Оставшимся воинам Бабур раздал земли в слу-
жебное пожалование, получившие позднее название
«джагир». Впрочем, хозяйственными делами новых вла-
дельцев ведали управляющие – большей частью индусы,
знавшие обычаи страны и размер податей, которые могли
уплатить крестьяне.
Умирая в самом конце 1530 года, Бабур оставил огром-
ную державу, простиравшуюся от Амударьи до Бихара. Пе-
ред смертью Бабур разделил свои владения между сыновья-
ми, оставив основную территорию в Индии Хумаюну и при-
казав остальным, получившим Пенджаб, Кабул и Кандагар,
ему подчиняться.
Несмотря на свое краткое участие в имперском цикле, Ба-
бур оставил мощнейший след именно масштабом своей лич-
ности, своим грандиозным провидением будущего. По мне-
112
нию английского историка Лен-Пула, Бабур был «промежу-
точным звеном между Средней Азией и Индией, между ди-
кими ордами и имперской организацией управления, между
Тамерланом и Акбаром». По мнению Джавахарлала Неру,
«...после прихода Бабура в Индию произошли сдвиги и но-
вые стимулы вдохнули свежесть в жизнь, в искусство, архи-
тектуру...»
Хумаюн родился в 1508 году и вступил на престол в 22-
летнем возрасте. Главным его достижением стоит признать
достаточно ветвистый утопизм, без которого первая фаза не
была бы первой фазой. Однако именно оторванность от ре-
альности и прожектерство обычно ставят ему в вину, в част-
ности то, что он «пытался ввести некую систему в управле-
нии империей, однако принципы этой организации были
надуманными, далекими от реальной жизни. Он разделил
придворных на три группы: государственных деятелей, ду-
ховных феодалов и людей искусства – поэтов, танцоров и
т.д., а также установил четыре государственных ведомства:
ведомство огня, куда были переданы военные дела, ведом-
ство воды, следившее за орошением и дворцовыми винными
запасами, ведомство земли, ведавшее налогами, управлени-
ем земель халиса и строительством, и ведомство воздуха,
которое занималось вопросами, связанными с деятельно-
стью духовенства, поэтов, историографов, а также оплатой
их труда. Такое административное деление, где смешивается
главное и второстепенное, не могло быть стабильным...»
(К.Антонова.)
Как и положено настоящему утописту, Хумаюн строил
сказочные города. Так, специально для «людей счастья» (ка-
зии, богословы, шейхи) недалеко от Дели он возводит
«большой и раскинувшийся город», названный «Динпанах»
(«Прибежище веры»), окруженный стеной с башнями и па-
рапетами. В центре этого города, среди садов и рощ необы-
чайно быстрыми темпами был построен семиэтажный дво-
рец.
Первая фаза, как в калейдоскопе, демонстрирует картинки
будущего величия империи. Бабур продемонстрировал во-
енную мощь. Шер-шах проведет административную рефор-
му, Хумаюну же досталось изобрести механизм интернаци-
онального единения индусов и мусульман. А было дело так:
«Первую свою кампанию Хумаюн провел против Ка-
линджара, древнего государства, которое свыше восьми сто-
летий находилось под властью индусских царей. В 1530 году
на покорение Калинджара отправилась большая экспедиция,
возглавляемая Хумаюном. Хумаюн нашел завоевание Ка-
линджара трудным делом и заключил с индусским правите-
лем договор, по которому тот превратился в сановника Мо-
голов. Отсюда ведет свое начало политика могольских им-
ператоров, которая дала столь прекрасные результаты во
время преемников Хумаюна. Сделать индусского правителя
вельможей мусульманского государства – до этого не могли
додуматься ни тюрки, ни афганцы» (К.Паниккар). Для срав-
нения вспомним, что «даже сам Бабур, стоявший по образо-
ванию и уму головой выше своих военачальников, презирал
индусов как неверных идолопоклонников, истребление ко-
торых является религиозным долгом» (К.Антонова).
Несмотря на свою мягкость, первая фаза предъявляет к
правителю достаточно жесткие требования (империя всета-
ки), которым Хумаюн не удовлетворял. Объективные труд-
ности – разнородность армии, неупорядоченное управление
страной – сочетались с личными недостатками Хумаюна,
как реального политика и военачальника. «Он мог от случая
к случаю проявлять большую энергию, но не был способен
на длительную напряженную деятельность. Его лень и лю-
бовь к развлечениям мешали ему закрепить свои победы.
Кроме того, располагая таким ограниченным количеством
войск и не имея тщательно разработанного плана операций
против врагов, невозможно было удержать эту обширную и
разбросанную империю» (Н.Синха, А.Бенерджи).
«Власть Хумаюна в восточных областях была непрочной.
Бенгалия была самостоятельным государством, и для того
чтобы народившееся государство Моголов могло выжить,
требовалось покорить долину Ганга. Но правители-афганцы
и не думали уступать Моголам. Они нашли очень способно-
го вождя в лице Шер-хана, который благодаря тщательно
продуманной кампании нанес поражение Хумаюну»
(К.Паниккар). В 1539 году после внезапного нападения
Шер-хана Хумаюн фактически теряет свою армию, в 1540
году терпит еще одно поражение. «Изгоняемый отовсюду,
где он только что властвовал, и холодея от ужаса при мысли
о возможности попасть в руки своего брата, он решился по-
кинуть государство своего отца и довериться сомнительной
милости чужеземца» (Н.Синха, А.Бенер-Джи). Уже в Синде
Хумаюн женился на Хамиде-бегум (1541), а в 1542-м (в ок-
тябре) у него рождается сын, будущий великий реформатор
и правитель Индии Акбар. Позже Хумаюн бежал в шиит-
ский Иран, а Акбара взял на воспитание брат Хумаюна Ка-
мран, правивший в Кабуле.
Шер-хан превращается в Шер-шаха и вклинивается в че-
реду правителей династии Великих Моголов. Ситуация уни-
кальная, почти немыслимая, казалось бы, перечеркнувшая
весь смысл нашествия Бабура. Не будем, впрочем, забывать,
что мы находимся в самом мистическом и чудесном отрезке
цикла, в котором возможно все, что позволяет не сойти с
проложенных имперских путей.
В этом смысле Шер-шах оказался продолжателем дела
первых Моголов. «Бабур прибыл в Индию с новым пред-
ставлением о роли правителя. Он не желал быть султаном,
пользующимся верховной властью над самостоятельно пра-
вящими князьями, а претендовал на роль падишаха с боже-
ственными правами, которые ему давало происхождение от
Тимура. Именно Шер-шах, сам того не желая, создал для
Моголов такую систему управления, которая была необхо-
дима для успешного претворения в жизнь их представления
об идеальном правителе, но которую они сами не умели со-
здать» (Н.Синха, А.Бенерджи).
Шер-шах правил в Дели пять лет, с 1540 по 1545 год (с 19
по 24 год фазы), завершая собой конструктивный период фа-
зы. «Своей первоочередной задачей он считал обуздание
феодалов, особенно афганского Бихара и Бенгалии, на кото-
рых, кстати, опирался при захвате власти. С этой целью он
стал строго требовать от джагирдаров (владельцев джаги-
ров) содержания обусловленного величиной джагира числа
наемных всадников, которые составляли основную часть
армии государства. Шер-шах стремился ввести твердую
норму при сборе доли урожая, причитавшегося государству,
и ограничить в интересах казны произвол сборщиков при
определении величины крестьянского участка и тем самым
размера урожая. Платя своим наемным воинам исключи-
тельно деньгами, Шер-шах пытался где только возможно
перевести материальный налог в денежный» (К.Антонова).
Таким образом, именно Шер-шах в первой фазе задумал все
те реформы, что во второй удалось осуществить Акбару,
точно так же, как Алексей Тишайший задумал то, что осу-
ществил Петр I, а Витте то, что удалось большевикам.
Так же, как Хумаюн, Шер-шах претендует на изобретение
имперского интернационализма Великих Моголов. «Он был
первым, кто попытался основать Индийскую империю, опи-
рающуюся на волю народа. Он выдвинул идеал новой Ин-
дии – Индии индусов и мусульман, единых духом и серд-
цем» (Б.Луния). «Правление Шер-шаха знаменует начало
новой политики, которая получила развитие при Акбаре. Он
проявлял терпимость к индуизму и мудро использовал та-
ланты индусов для создания и укрепления своей империи»
(Н.Синха, А.Бенерджи).
113
Таким образом, несмотря на краткость своего правления,
Шер-шах стал ключевой фигурой первой фазы, его" военные
и административные реформы, его военные успехи, успехи в
централизации и объединении страны замечательны. Однако
все его успехи вспоминаются лишь как некое предшествие
успехам Акбара. Не будь Акбара, так все начинания Шер-
шаха ничего бы и не стоили. В этом вечная убогость первых
фаз.
Шер-шах был на 36 лет старше Хумаюна, в 1545 году ему
было уже 73 года. Но возраст не мешал ему вести активные
наступательные действия. Погиб он при осаде одной из ра-
джпутских крепостей от отскочившего рикошетом ядра соб-
ственной пушки.
Смерть Шер-шаха была началом застоя, его сын Ислам-
шах Сур был откровенно слабым правителем, положение в
стране все более дестабилизировалось. Важнейшим событи-
ем его правления была борьба с движением махдистов.
Окончательно с этим движением Ислам-шах расправился в
1549 году (руководители были забиты палками). «Ислам-
шах стремился привести к полной покорности своих афган-
ских феодалов и с этой целью стал отнимать джагиры у вли-
ятельных афганских военачальников и раздавать их моло-
дым придворным, всем ему обязанным. Это вызвало боль-
шое недовольство феодальных кругов, и после смерти Ис-
лам-шаха в 1554 году различные группы феодалов выстави-
ли своих претендентов на престол, и борьба между этими
претендентами привела к развалу государства»
(К.Антонова). До конца фазы оставалось 3 года. Типичным
для конца первой фазы развалом воспользовался Хумаюн,
вернувшийся (еще бы добавить – «в запломбированном ва-
гоне») из иранской эмиграции и разбивший войска Сикан-
дар-шаха. В 1555 году (до конца фазы 2 года) Хумаюн уже
был в Дели.
После 15-летнего изгнания Хумаюн, которому исполни-
лось 47 лет, уже не прежний пылкий юноша-утопист. Он не
возобновляет свою былую систему деления на разряды и ве-
домства, а пытается укрепить рассыпающееся государство.
Однако не ему было начертано судьбой возглавить великую
и могучую вторую фазу. В 1556 году (самый мистический
год мистической фазы) он падает с мраморной лестницы и
разбивается насмерть. Туркмен Байрам-хан, наставник 13-
летнего престолонаследника Акбара, поспешил возвести его
на трон, оставшись при нем регентом. Однако возведение на
престол произошло не в Дели, а в саду Каланаур в Пенджа-
бе, Дели еще предстояло взять. Смутность момента была
столь велика, что власть в Дели была даже не у мусульман, а
у торговца-индуса Хему. Местное население, по логике,
должно было поддержать «своего», однако в обстановке по-
головного голода, нищеты и разрухи Хему, заботившийся
только о боевых слонах, не вызывал сочувствия. В ноябре
1556 года состоялась вторая битва при Панипате. Хему имел
значительное превосходство в численности войск плюс пять
тысяч боевых слонов, однако мистический год своих чудес
еще не закончил. Когда, казалось бы, победа была уже за
Хему, случайная (?!) стрела ранила его. Не видя своего пол-
ководца, воины обратились в бегство, ибо от Хему зависела
уплата жалованья. В результате победу одержали Байрам-
хан и Акбар.
«После смерти Хему сопротивление, которое Суры ока-
зывали возвышению Могольской династии, уже не пред-
ставляло опасности для Акбара и Байрам-хана. Сикандар-
Сур бежал в крепость Манкот, которая была осаждена Мо-
голами. Крепость сдалась 24 мая 1557» (Н.Синха,
А.Бенерджи).
Так закончилось время первой фазы и началось время
второй...
Вторая фаза (1557–1593, Великие Моголы)

Конструкция второй фазы такова, что для нее предпочти-
телен один-единственный вождь и управитель, могучая и ле-
гендарная личность, обладающая гипнотическим, заворажи-
вающим даром. Так было в России, где по 36 лет отстояли
Василий I и Петр I, в Англии, где всю вторую фазу и сверх
того 2 года простоял Генрих VIII, и так далее. Говоря о де-
монической силе вождей второй фазы, будь то Сталин, Ле-
нин, Мехмед II или Александр Яннай (Древняя Иудея),
необходимо помнить, что выращены эти полубоги-
полудемоны в недрах мистической первой фазы и в опреде-
ленном смысле посланцы потустороннего мира. Потому все
легенды, которые рождаются вокруг этих людей, не стоит
слишком грубо отвергать, пусть они где-то искажают реаль-
ность, ведь они призваны показать грандиозность и незем-
ное происхождение монстров вторых фаз. Так, Акбар якобы
еще грудным младенцем заговорил со своей кормилицей,
утешая ее в тяжелую для нее минуту. Трех лет от роду он
якобы перебросил через плечо пятилетнего мальчика. По
утверждению его летописца Абул-фазла, Акбару нечему бы-
ло учиться у своих учителей, так как он от рождения обла-
дал совершенной мудростью и познанием. В зрелом воз-
расте он исцелял людей одним своим словом, предсказывал
рождение сына у отчаявшейся матери многих дочерей,
укрощал животных прикосновением и совершал много дру-
гих дивных дел.
Нам все время кажется, что мы единственные, кто застрял
между двух миров: то Петр I «рубил окно в Европу», то
«железный занавес» приходится ликвидировать. На самом
же деле в любом имперском цикле, и во второй фазе особен-
но контрастно, соприкосновение двух миров. Вот слова Ло-
уренса Биньона: «Освещенный ярким светом истории, Ак-
бар представляется нам стоящим между двумя едва разли-
чимыми мирами: между миром его среднеазиатских пред-
ков, миром стремительной человеческой энергии, поклоня-
ющимся этой энергии ради нее самой и одержимым жаждой
охоты между миром неистовой деятельности, проходящей
как сон, и миром Индии, который мог действительно упи-
ваться роскошью и жестокостями и который мог также со-
здать возвышенные души Будды и Ашоки. Акбар был полон
неистощимой энергии, он представляется воплощением дей-
ствия, и все же в основе его природы лежит что-то чуждое
всему этому, что-то стремящееся к мысли и созерцанию,
справедливости и мягкости.
Таким образом, если вторая фаза Османского цикла при-
вела к слиянию Византийской цивилизации с миром ислама,
то вторая фаза могольского цикла привела к слиянию ин-
дийской цивилизации с миром ислама. Причем именно во
второй фазе (и там, и тут) искренность слияния наиболее ве-
лика.
Но вернемся к началу фазы, позади смерть Хумаюна, по-
беды над Сурами и Хему, у власти Акбар, которому 15 лет,
но в гораздо большей степени его наставник Байрам-хан.
Туркмен, бывший персидскоподданный, он воевал еще в ар-
мии Бабура, был одним из главных в армии Хумаюна и не
изменил ему ни разу. После смерти Хумаюна именно реши-
тельность и мужество Байрам-хана вели к власти Акбара.
Велик его вклад во второй битве при Панипате. Однако Бай-
рам-хан был шиитом, и это рано или поздно должно было
загубить его карьеру в суннитском государстве. В 1559 году
он назначает на высшую духовную должность шиита, чем
настраивает всех против себя. «Его чрезмерное высокомерие
и оскорбительные замечания вызвали недовольство у мно-
гих. Акбара, которому в 1560 году пошел 18-й год, также
возмущал деспотизм Байрама – последний лишал его даже
денег на личные расходы» (Н. Синха, А. Бенерджи). Байрам-
хан был отправлен в почетную ссылку в Мекку. По дороге,
как это слишком часто бывает в истории, Байрам был убит
114
(1561). Его малолетний сын был взят ко двору и впослед-
ствии получил титул хан-ханана. Байрам-хан типичная фи-
гура для всех революций, он побеждает, казнит, укрепляет
власть, но как только ситуация стабилизируется., такие лю-
ди становятся не нужны, часто им самим становится скучно,
они слишком прямолинейны для настоящей политики.
За высылкой Байрама последовал т.н. «период дурного
правления»» (1560–1562). Иначе его называли «периодом
правления юбок». Реальная власть находилась у узбекской
клики родственников кормилицы Акбара. Однако эта сила
не была слишком уж велика; когда в 1562 году период уче-
ния Акбара кончился, он отстранил клику от власти и сам
стал управлять государством, а его министры с этого време-
ни занимали строго подчиненное положение. «Злоупотреб-
ления везира Байрам-хана своей неограниченной властью
послужили предупреждением против назначения всемогу-
щего везира. Должность вакила (советника) была сохранена,
но ни один из вакилов после Байрам-хана не имел власти и
влияния премьер-министра...» (Н. Синха, А.Бенерджи.) Так
кончилось пятилетие гражданского противостояния и от-
крылась дорога к единовластию Акбара.
Итак, «отстранив временщиков, Акбар стал править само-
стоятельно. К этому времени ему исполнилось 18 лет. Это
был умный, сильный, смелый юноша, любивший охоту и
рискованную езду на возбужденных слонах, обладавший
феноменальной памятью, но, несмотря на все усилия своих
воспитателей, не желавший ни читать, ни писать»
(К.Антонова). Как похожи описания юношей-богатырей в
начале славных дел, так любящих сражаться, скакать на
слонах или забавляться с потешным флотом. Одна только
странная деталь – нежелание читать и писать. То ли это знак
второй фазы, в которой важнее быть плотником или сыном
сапожника, чем интеллектуалом и ученым, то ли это, напро-
тив, цена, заплаченная Акбаром за его достаточно почти-
тельное отношение к грамотеям и умникам.
«Уже в раннем возрасте он понял, что править Индией
можно, лишь опираясь как на мусульман, так и на индусов.
Первым делом он решил заручиться поддержкой воинствен-
ных раджпутов и заключил с ними союзы, скрепленные его
браком с раджпутскими княжнами. В могольскую армию
влилась раджпутская конница, возглавляемая Ман Сингхом»
(К.Антонова). «Раджпуты стали самыми преданными вои-
нами падишаха. Треть могольской конницы набиралась сре-
ди раджпутов» (Н.Синха, А.Бенерджи). Тод характеризует
Акбара как «первого, кто успешно сокрушил независимость
раджпутов... он смог позолотить цепи, которыми он связал
раджпутов».
С помощью союзников-раджпутов Акбар покорил сопро-
тивляющиеся раджпутские княжества (1568–69). В 1572 го-
ду был завоеван Гуджарат, потом Бенгалия (1574– 76). До
этого были завоеваны Мальва (1560–61), Гондвана (1564).
Таким образом, старт второй фазы оказался весьма мощным
по размаху политической экспансии. Однако политическая
(военная) экспансия не может быть единственным содержа-
нием революционной второй фазы. Вот почему после Бенга-
лии «завоевания временно прекратились. На передний план
выдвинулись вопросы внутреннего устройства огромной
империи. Население, вошедшее в состав Могольской импе-
рии, принадлежало к многочисленным племенам и народам,
говорило на разных языках, находилось на разных уровнях
общественного развития и было разделено кастовыми пере-
городками и религиозными воззрениями. Однако большин-
ство жило в узком мирке сельской общины, крестьяне упла-
чивали ренту государству в виде налога с земли. Правитель-
ство было заинтересовано в бесперебойном поступлении
этой ренты-налога, но в хозяйственную деятельность кре-
стьян ни государство, ни феодалы не вмешивались. Встав во
главе огромного государства, Акбар решил, что настало
время упорядочить всю систему управления. Мероприятия
Акбара были направлены на то, чтобы упорядочить господ-
ство его династии и мусульман-феодалов в Индии. При этом
он хотел заручиться поддержкой индусского населения,
ослабив религиозный гнет. С этой целью он с помощью
Абу-л-Фазла провозгласил политику «всеобщего мира», т.е.
отказ от преследования инаковерующих. Такая политика
резко отличалась от издавна сложившейся в мусульманских
государствах Индии политики религиозной нетерпимости,
когда единственно верным считалось то направление, кото-
рого придерживался двор (суннизм или шиизм), а все другие
верования следовало активно искоренять как ложные, пре-
следуя их приверженцев» (К.Антонова).
При внешнем либерализме такая политика была жестоким
ударом по правам правящего класса. То же самое было и в
османском цикле, и в третьей Англии, и конечно же в рос-
сийских циклах признаются права черни и ущемляются пра-
ва аристократии, реализуется связь «отца нации» непосред-
ственно с народом, минуя посредников. Именно при Акбаре
джагирдары были максимально ограничены в своих амбици-
ях. «Юридически джагирдару жаловалась не конкретная
земля и не крестьяне, а лишь право сбора в свою пользу гос-
ударственного земельного налога-ренты с определенной
территории. Доходы джагирдаров были огромны, но соб-
ственности у них не было. По смерти джагирдара все, чем он
владел: деньги, дома, слоны, предметы роскоши, даже книги
– все отбиралось в казну. Родственники важного сановника
на другой день после его кончины оказывались без всяких
средств к существованию и могли рассчитывать лишь на то,
что его сыновьям дадут какую-нибудь службу и соответ-
ственное пожалование» (К.Антонова).
Кроме того, у джагирдара могли отобрать одно владение
и предоставить ему взамен другое, причем в другой части
страны. При Акбаре для борьбы с сепаратизмом такие пере-
мещения были довольно часты, поэтому джагирдар владел
одной и той же землей в среднем не более 10 лет. Нам это
очень напоминает переброску наших номенклатурных дея-
телей при советской власти не только с губернии на губер-
нию, но и с отрасли на отрасль, дабы не обрастали слишком
плотными контактами.
«Не будучи в состоянии передать свои богатства сыновь-
ям, джагирдары щедро тратили средства на роскошь, на по-
стройки мечетей, гробниц, мостов, каналов, раздавали по-
этам десятки тысяч дамов за одно удачное стихотворение,
украшали драгоценными камнями свою одежду, оружие,
сбрую своих слонов и коней. На пирах джагирдары любили
цитировать стихи, говорящие о бренности всего земного, о
необходимости пользоваться сейчас всеми благами жизни, а
не собирать про запас, а иначе всем этим воспользуются
другие» (К.Антонова). Таков разрушительный пафос второй
фазы Великих Моголов. Невозможность во второй фазе со-
здать крупный капитал неизбежно в четвертой должна была
обернуться созданием сверхкапитала. Посмотрим...
Очень важной особенностью было отсутствие иерархии.
«Каждый джагирдар, крупный или мелкий, был подчинен
непосредственно центральной власти, от нее получал свое
земельное пожалование и только ей был обязан военной
службой» (К.Антонова). Таким образом, высший класс до
поры до времени разобщается, лишается классовой солидар-
ности, классового мышления, горизонтальных связей.
«Политика Акбара во всех областях управления была
устремлена к одной цели: централизации и усилению прави-
тельственной власти. Вторым мероприятием Акбара (кроме
переброски джагира из конца в конец) в этом направлении
было требование пребывания более влиятельных джагирда-
ров при дворе. Джагирдарам приходилось спрашивать у Ак-
бара разрешения на временное поселение в своих джагирах,
и Акбар давал такие разрешения неохотно, сроком не более
115
чем на полгода. Запоздавшие вернуться впадали в неми-
лость» (К.Антонова).
Триумф централизации во второй фазе связан с идеаль-
ным соотношением энергии завоевания и реальной террито-
рией государства. В третьей фазе территория уже значи-
тельно больше, а аппетиты уже во многом удовлетворены,
потому нет такой всеобщей жажды к единовластию и цен-
трализму. Вчитайтесь в следующие слова Коки Антоновой и
сравните со словами об османской экспансии, движимой ап-
петитами сипахиев: «Джагирдары, борясь против централь-
ной власти, в то же время были заинтересованы в ее укреп-
лении. Джагирдары были правящей верхушкой страны, и
расширение государственных границ было в их непосред-
ственных интересах. Успешная завоевательная политика
означала присоединение новых земель, сулила военачальни-
кам не только добычу, но и повышение в чинах и увеличе-
ние владений. Победоносные войны, приносящие расшире-
ние земельного фонда, поступавшего в распоряжение джа-
гира, могло вести только сильное государство, крепкая цен-
тральная власть, не раздираемая внутренними усобицами».
(Какая простая мысль, но реализуемая почему-то лишь во
вторых фазах, преимущественно имперских циклов.)
Заканчивая тему ведущего класса, необходимо напом-
нить, что, несмотря на явный (по сравнению с Османами)
крен в коммерческую сторону, Могольская империя была
все-таки военным государством, в котором ростовщики и
купцы до поры до времени не имели никакого политическо-
го значения. Введенная Акбаром система Мансабдари (чи-
новничьих рангов) была чисто военной. 33 ранга были диа-
пазоном от военачальника десяти воинов до военачальника
десяти тысяч. Должности десятитысячника, восьмитысячни-
ка и семитысячника были закреплены за сыновьями Акбара.
В диапазоне от двухсотников до пятитысячников было 412
начальников, от десятников до стопятидесятников было
1388 начальников. Система оказалась слишком формальной,
впоследствии пришлось вводить двойной ранг личный и во-
инский.
Несмотря на видимую картину единства державы и суро-
вости порядков во второй фазе имперского цикла, необхо-
димо признать, что критический момент все же наступает, и
наступает он на 24-м году фазы, когда инерция поступатель-
ного движения иссякает и необходимо включать резервные
источники питания. В определенном смысле если кризиса
нет, то его стоит выдумать, дабы движение вперед продол-
жилось. Может быть, самым точным примером этого кризи-
са 24-го года служит третья Англия, когда в 1533 году как
бы начинается английская реформация, достигает апогея
террор, появляется «Акт о супрематии».
Моголы кризис 24-го года отметили не менее громко, чем
«третьи англичане», кризис, который мог бы стать револю-
цией, если бы он хоть что-нибудь изменил. Вот что писал
Винсент Смит: «1581 год был самым критическим периодом
царствования Акбара... Когда он выступил в феврале из
Фатхпура-Сикри, почти все влиятельные мусульмане были
против него, хитрые предатели окружали Акбара, и вос-
ставшие провинции были в руках мятежников. Поражение
от Мухаммеда Хакима (брат Акбара и правитель Кабула.–
Авт.) означало бы потерю всего, даже и самой жизни».
И тем не менее восстание было подавлено, кризис ликви-
дирован. Пусть кто-то считает, что случайно, однако победа
Акбара была конечно же объективно неизбежна. Во второй
фазе воинственные исламисты были обречены, их реванш
был впереди, в конце четвертой фазы. «Восстание оппози-
ционной части джагирдаров и шейхов было подавлено, по-
тому что Акбара Поддерживала часть джагирдаров, пони-
мавших, что его политика в конечном счете ведет к укреп-
лению позиций правящего класса и что в такой стране, где
подавляющее большинство населения исповедовало не ис-
лам, религиозная нетерпимость могла лишь вызвать отпор.
После подавления восстания Акбар не только не отказался
от своей религиозной политики, но, наоборот, сделал даль-
нейший шаг по пути реформ, став с 1582 года основателем
новой религии, названной им «дин-и-илахи» – «божествен-
ная вера» (К.Антонова).
Числовое совпадение с третьей Англией просто поража-
ющее. На 25-м году второй фазы Генрих VIII порывает с па-
пой, по сути, создавая новую религию (англиканство), так
ведь на 25-м году второй фазы то же делает и Акбар. Такая
точность кажется даже чрезмерной.
Необходимость введения новой государственной веры, по
сообщению Бартоли, аргументировали тем, что «для импе-
рии, управляемой одним главой, не подобает, чтобы ее чле-
ны были несогласны между собой и раздираемы спорами...
Мы должны поэтому объединить их, но так, чтобы они стали
чем-то единым и в то же время целым, не потерять хорошее,
что есть в одной религии, приобретая то лучшее, что есть в
другой. Таким образом, слава будет обеспечена Богу, мир –
населению и безопасность – государству».
«Новая, вводимая сверху религия безмерно повышала
власть и авторитет Акбара как всеиндийского гуру – духов-
ного руководителя всех подданных его огромной империи»
(К.Антонова). (Аналогии очевидны...)
Таков поразительнейший парадокс ислама – вера, рож-
денная внутри имперского цикла (Халифат) и ориентиро-
ванная целиком на имперское бытие, процветает лишь вне
имперского цикла, в самом же имперском цикле не пользу-
ется слишком большим почетом. Конечно же Акбар был му-
сульманином, но в первую очередь он был имперцем, чело-
веком истины, а не догмы. Поэтому он издал указ о своей
непогрешимости (1579), фактически лишивший улемов ка-
кого-либо влияния. Поэтому в 1577 году на его монетах пе-
рестали чеканить мусульманский символ веры: «Нет бога,
кроме Аллаха», а в 1580-м падишах стал появляться на пуб-
личных аудиенциях с кастовым знаком брахмана на лбу и со
шнурком вокруг кистей рук.
Подавив выступления 1580–1582 годов, Акбар сохранил в
неприкосновенности джагирную систему, но жестоко рас-
правился с шейхами, издавшими фетву о его низложении и
объявившими его еретиком. Тем самым Акбар обозначил
главную особенность своей политики – он работал не на ис-
лам догматиков и фанатиков, а на ислам воинов, властите-
лей, богатых людей. При этом не имеет значения, сознатель-
но пошел Акбар на идеологические уступки ради политиче-
ских и экономических успехов или он искренне отошел от
догм ислама.
«В "божественной вере" должны были слиться "разум-
ные" черты основных религий Индии; разумным же Акбар
считал в первую очередь то, что могло укрепить его власть.
От сикхов он взял учение о беспрекословной покорности
учеников своему гуру, от движения бхакти – призыв к при-
мирению индусов и мусульман, от ортодоксального индуиз-
ма – ношение брахманских знаков и запрещение есть говя-
дину, от парсов – поклонение солнцу и огню, от джайнов –
установление лечебниц для животных, от махдистов – уче-
ние о праведном правителе. От евреев и христиан не взял
ничего, потому что иудаизм и христианство в Индии испо-
ведовала только малая кучка людей» (К. Антонова). Такая
вот эклектика, совсем не утопическая, а очень реалистиче-
ская. Также и нам, вспоминая об источниках и составных
частях ленинизма-сталинизма, не стоит напирать на утопи-
ческий момент и уверовать в жесткую необходимость их эк-
лектических построений. Не утверждаем же мы, что Сталин
отрекся от идей коммунизма, когда вводил в Красную Ар-
мию царскую форму и учреждал ордена Суворова или Куту-
зова. Также и Акбар «никогда, конечно, не порывал с исла-
мом. Его т. н. "указ о непогрешимости", оскорбивший чув-
116
ства мусульман, являлся лишь попыткой избавиться от при-
тязаний халифов. До конца своих дней, каковы бы ни были
его личные убеждения, Акбар придерживался догматов ис-
лама» (К.Паниккар).
Друг Акбара и главный идеолог Абу-л-Фазл выдвинул те-
зис о «совершенном человеке», которым объявлял того, кто
«создавал людям условия для мирной жизни и исполнения
религиозных предписаний, а именно указаний императора
Акбара. Преданность ему рассматривалась как религиозный
долг каждого – знатного и простого. Могольская аристокра-
тия, обращаясь к падишаху, называла его "муршид-и камил"
(совершенный руководитель) и "пир-и дастгир" (святой
наставник)» (К.Ашрафян). Ну, чем не «культ личности»?
Впрочем, заслуги Акбара более чем очевидны. Получив в
совсем раннем возрасте власть над разрозненной и разно-
племенной, разноголосой и многоукладной, ничем, казалось
бы, не связанной страной, он создал одну из богатейших и
мощнейших держав в мировой истории. Он провел админи-
стративную, поземельно-податную, военную, религиозную
реформы, реформу мер и весов. Он был неграмотен, но в его
личной библиотеке было 24 тысячи томов рукописей –
огромное по тем временам собрание книг. Образ жизни его
был поистине суров. Он считал, что «знатности, богатства и
толпы приверженцев еще недостаточно, чтобы быть монар-
хом», он считал, что должен напряженно работать. «Еже-
дневно он проводил три приема: первый – открытый двор-
цовый прием, второй – посвященный обсуждению текущих
дел, на третьем обсуждались религиозные дела и государ-
ственная политика. Установленный распорядок дня соблю-
дался даже тогда, когда монарх был в походе» (Н.Синха,
А.Бенерджи). Он был огромен, этот средневековый рыцарь,
и съел почти всю славу Великих Моголов.
В награду за величие или за что-то иное, но Акбару выпа-
ла удивительная судьба: он не умер со смертью второй фазы
и перешел в третью. Последуем туда за ним и мы...
Третья фаза (1593–1629, Великие Моголы)
Предвидя сомнения по поводу правильного определения
революционной даты на переходе в третью фазу, стоит
напомнить, что эта революция достаточно мягкая, не обяза-
на быть бурной, более того, сплошь и рядом революцион-
ность событий тщательно маскируется. При минимуме
внешних событий эта самая мягкая имперская революция
должна поменять власть диктатора на власть лидирующего
класса, а также сменить идеологическое 12-летие второй фа-
зы на политическое 12-летие третьей фазы.
Отследить момент смены единоличной власти на власть
коллективную не так уж просто, не станет афишировать
смену сам диктатор, не будут афишировать ее поднявшие
голову аристократы, и уж тем более нечего ждать от лето-
писца Акбара Абу-л-Фазла, посвятившего свою жизнь обо-
жествлению и возвеличиванию Акбара. Можно, конечно,
предположить, что Акбар стал уже не тот (в 1593 году ему
было уже за 50 лет), что подросли сыновья (Джахан-гир пе-
решагнул 24-летний рубеж), однако вернее всего говорить о
том, что аристократия, потерпев поражение в открытой
стычке с властью, нашла способ реализации классовых ин-
тересов на уровне дворцовых интриг.
Более точно перелом могло бы определить изменение по-
литики Акбара в конце 80-х годов, когда он, ослабив свой
интерес к вопросам идеологии, вновь обратился к активной
завоевательной политике.
В 1586 году, воспользовавшись смутой и борьбой разных
претендентов на престол, Акбар захватил Кашмир, устано-
вив для него налог натурой (шерстью и шафраном). Про-
хладный климат и красота кашмирских озер покорили серд-
це правителя, и Кашмир стал излюбленным местом его лет-
него отдыха.
В 1592 году была завоевана Орисса, в 1595 году Белуджи-
стан и Кандагар.
Таким образом, в карьере Акбара можно четко выделить
четыре этапа: политический, экономический, идеологиче-
ский и вновь политический, когда Акбар вел войны, готовил
преемников, упорядочивал номенклатуру.
В последние годы правления Акбара уже чувствуется рез-
кое снижение масштаба свершения. Грандиозность второй
фазы явно уступает место мелкой суете третьей фазы. В
первую очередь речь идет о последних войнах Акбара. «В
этих войнах проявилась слабость в могольской армии – ре-
зультат упадка боевого духа военачальников. Они, привык-
нув к роскоши, везли за собой огромный обоз личного иму-
щества, стеснявший маневр армии, и больше думали о пи-
рах, чем о ратных подвигах» (К. Антонова).
Акбар, несмотря на пребывание в чуждой для него фазе,
продолжает жить будто заговоренный. Вокруг же него
смерть планомерно начинает косить самых близких ему лю-
дей. В 1599 году от белой горячки умирает сын Мурад, в
1604 году умирает сын Даниал, в 1602 году умирает предан-
ный друг, советник, летописец Абу-л-Фазл (возможно, убит
Джахангиром). Наконец, в 1604 году умирает мать Акбара,
чего тот уже не мог перенести, скончавшись ровно через 12
лет после исторически определенной ему даты.
Очень важен для подтверждения выбранной системы де-
лений на фазы тот факт, что смерть Акбара не вызвала рево-
люционных перемен и смена власти прошла достаточно
спокойно. Умер Акбар 17 октября 1605 года. «Перед смер-
тью он облачил принца Салима в царские одежды, надел ему
на голову тюрбан и повесил ему на пояс свой собственный
кинжал, ясно выражая тем самым свое желание, чтобы
именно Салим, несмотря на его проступки, стал наследни-
ком престола» (Н. Синха, А. Бенерджи). 24 октября 1605 го-
да Салим взошел на престол, получив имя Джахангир.
Что касается проступков Джахангира» (пока он еще Са-
лим), то речь идет о периоде с 1601 по 1605 год, когда он
усиленно интриговал против отца и был фактически незави-
сим в Алахабаде. Когда Акбар заболел в 1605 году, «повсю-
ду стали возникать группировки и заговоры. Говорят, что
даже собрался совет по вопросу о престолонаследии, причем
большинство знати высказалось за поддержку Салима» (Н.
Синха, А. Бенерджи). Что еще раз доказывает значительно
возросший вес лидирующего класса.
Разумеется, что смерть Акбара хоть и не принесла рево-
люционных изменений, тем не менее легализовала победу
бюрократии, случившуюся еще при жизни Акбара. Вспом-
ним, ведь и у нас после смерти Сталина прошло еще 12 лет,
прежде чем партаппарат научился пользоваться механизма-
ми коллегиального принятия решений, навсегда отказав-
шись от гипнотического оцепенения перед главарем. Так что
«после смерти Акбара и воцарения Джахангира борьба при-
дворных клик за власть приняла открытый характер, усили-
лась коррупция сановников» (К. Антонова).
Полным ходом пошли взятки. В хрониках неоднократно
говорится о прибытии ко двору военачальника, «подаривше-
го» падишаху слонов, драгоценности и редкие вещи и полу-
чившего в результате повышения в чине и соответственно
более крупный джагир. То же самое касается иностранных
купцов, зачастивших в XVII веке в Индию.
«Воцарившийся на престоле Джахангир издал «12 пра-
вил», в которых, в частности, утвердил все пожалования,
джагиры и суюргалы за теми, кто ими фактически уже вла-
дел. Так впоследствии поступали и остальные могольские
правители, поскольку им всем было важно прежде всего
утвердиться на троне. Позднее Джахангир отстранил от вла-
сти сановников Акбара и предоставил высшие должности
117
другим лицам» (К. Антонова). Так уходят жесткие, суровые,
но романтические порядки второй фазы, в которой не давали
джагирдарам прирасти к земле. Не давали ничему зафикси-
роваться, ибо вторая фаза – фаза преобразований. Другое
дело третья фаза, тут уж можно вовсю мхом обрастать.
«Одновременно с изданием «12 правил» Джахангир рас-
порядился повесить золотую цепь с колокольчиками от бе-
рега Джамны до одной из башен его «крепости, чтобы жаж-
дущие правосудия, дергая за цепь, могли привлечь к себе
внимание падишаха. Эта эффектно демагогическая мера не
имела реального значения, поскольку добиться чего-либо от
правителя можно было лишь поднесением ценных подарков.
К тому же с годами Джахангир стал все меньше заниматься
государственными делами. Ему мешали возлияния, которые
он устраивал каждый вечер, употребляя вино и опиум до по-
тери сознания. При этом он иногда отдавал нелепые распо-
ряжения, а поутру, проспавшись, жестоко наказывал при-
ближенных плетьми за выполнение этих распоряжений.
Фактически правителем государства все более становилась
его любимая жена Hyp Джахан» (К. Антонова).
Что ж, нам не привыкать к тому, что в тихой бюрократи-
ческой третьей фазе, оттесняя мужчин, к власти устремля-
ются женщины. Наша Елизавета, английская Елизавета,
иудейская Саломея... Вот и теперь «красавица, получившая
прекрасное образование, сочинявшая стихи и любившая
охоту, властолюбивая Hyp Джахан сама решала за Джахан-
гира все важные государственные дела. Под конец его прав-
ления Hyp Джахан стала официально считаться соправи-
тельницей, и ее имя с 1623 года (30-й год фазы) чеканится на
монетах рядом с именем Джахангира» (К. Антонова).
Для определения момента временного раздела между вто-
рой и третьей фазами очень важно помнить о том, что имен-
но вторая фаза является пиком имперского интернациона-
лизма, в третьей же и четвертой фазах интернационализм
шаг за шаг сдает позиции, чтобы окончательно рухнуть за
пределами имперского цикла. Так вот, именно в 1595 году
«Акбар издал указ, по которому жалованье воина-
мусульманина стало выше воина-индуса» (К. Ашра-фян), и,
быть может, именно этот указ точнее всего отделяет вторую
фазу от третьей. Джахангир, разумеется, уже не маскировал
своей преданности миру ислама. По мнению индийского ис-
торика К. Паниккара, «Джахангир был ставленником орто-
доксальных мусульман, симпатии которых он привлек тем,
что организовал убийство Абу-л-Фаз-ла, друга Акбара, ис-
торика и советника по религиозным вопросам. Впрочем, как
государь он продолжал политику отца, отбросив лишь край-
ности дин-и-илахи («божественной веры»). В частности, со-
юз с раджпутами даже укрепился».
«Антимусульманские мероприятия Акбара, в особенности
обращение мечетей в склады и караульные помещения, вы-
звали недовольство как раз тех правящих кругов мусульман-
ских феодалов – светских и духовных,– на укрепление пози-
ций которых была направлена вся политика Акбара. Поэто-
му после его смерти следующий падишах Индии Джахангир
отказался от дин-и-илахи и, официально ничего не отменяя,
не настаивал более на выполнении нововведений Акбара,
особенно религиозных. Хотя конечной целью Акбара было
укрепление положения окружающих его мусульманских
джагирдаров, его политика уступок вызвала резкое недо-
вольство как части самих джагирдаров, так и особенно шей-
хов – мелких и средних землевладельцев. После подавления
крупного восстания 1580– 1582 годов это недовольство по-
чти не проявлялось в открытой форме, хотя нельзя не видеть
выражения именно этих настроений в поддержке части
джагирдаров бунта старшего сына Салима. По вступлении
же Салима на престол под именем Джахангира и при его
преемнике произошел решительный, хоть и постепенный
поворот от политики реформ и веротерпимости Акбара к
поощрению мусульманской нетерпимости» (К. Антонова).
История вольно и невольно сосредотачивает свое внима-
ние на вопросах политических, военных сражениях, полити-
ческих переворотах, модели административного устройства
и т. д. Такой подход правомерен лишь при рассмотрении
имперских циклов; на Востоке важнее идеологические, на
Западе – экономические. Однако и внутри мира Империи не
все так однозначно. Параллельное существование двух ве-
личайших имперских миров – английского и русского – не
сделало и не могло сделать эти миры тождественными. Если
во всей истории человечества было всего 20 имперских цик-
лов, то можно ли было допустить существование тожде-
ственных циклов? Разумеется, нет. Вот почему рядом с чи-
сто политическими Империями присутствуют Империи
коммерческие, экономические. Соотношение между Россией
и Англией в определенной мере копируется соотношением
между Османской империей и Великими Моголами.
Две исламские империи, два имперских цикла, начав свой
путь почти одновременно (1413 и 1521), попали на разлом
эпох и оказались в двух разных мирах. Османский цикл весь
еще в эпохе воинственного напора, социального романтиз-
ма, освободительного пафоса; Великие Моголы в своем им-
перском цикле первую и вторую фазы еще держат в старой
эпохе, однако третья и четвертая фазы уже в эпохе новой,
куда более деловой, расчетливой, эпохе мобилизации всех
ресурсов человечества, в первую очередь материальных ре-
сурсов. Главенствовать в этой эпохе будут идеи третьей Ан-
глии (1473–1617), и Великим Моголам выпало отрабатывать
один из тупиковых вариантов английской идеи неограни-
ченного обогащения.
Даже в относительно аскетических первых двух фазах
роскошь была неотъемлемым атрибутом власти, в третьей
же все ограничения отпали. «Убранство дворцов богачей
было исполнено похотливой чувственности, бессмысленной
роскоши и безрассудной помпезности. Двор правителя был
средоточием богатства и культуры. Знать, подражая импера-
тору и двору, также вела расточительную жизнь. Утончен-
ная пища, летом мороженое, свежие фрукты из Бухары и
Самарканда, пьянство и наркомания. В гареме падишаха 5
тысяч женщин. Многие тысячи рупий щедро тратились на
содержание гарема и на пышные празднества для его обита-
тельниц» (Б. Луния).
В результате развития внешней торговли в Индию хлынул
поток золота и драгоценностей. По словам Бернье, Индия
являлась «пропастью, поглощающей значительную часть зо-
лота и серебра всего мира, которые находят многие пути,
чтобы туда проникнуть со всех стран, и почти ни одного для
выхода оттуда».
Приезжих европейцев города средневековой Индии по-
ражали своим многолюдством и многочисленностью. Ральф
Фитч, посетивший Индию в конце XVI века (время бурного
роста Лондона), писал, что «Агра и Фатхпур-Сикри очень
большие города, каждый из них гораздо больше Лондона, и
очень населены».
Европейские купцы XVI века восхищались коммерческой
сноровкой индийских торговцев. Набирает силу ростовщи-
чество, рожденное коммерческой революцией, переодевшей
налог-ренту из натуральной формы в денежную. Все указы-
вает на коммерческий талант Моголов. К примеру, монеты
отличались чистотой металла, полнотой веса и художе-
ственной чеканкой, в противоположность монетам османов,
худосочным и фальшивым.
Впрочем, накопление капитала удивительным образом не
привело к появлению капитализма. Этот факт должен был
озадачить историков. Однако историков очень трудно озада-
чить, ответ оказался прост: «Купцы и ростовщичество нахо-
дились в приниженном положении, завися в городе, как и в
118
деревне, от феодала, не выступая самостоятельно в полити-
ческой жизни страны. Ремесленники бесправны и неоргани-
зованны. Никаких предпосылок капитализма – в частности,
нет свободных рабочих мест» (К.Антонова).
Османы свою коммерческую фальшь вполне компенсиро-
вали военной гениальностью и были все-таки богаты, ибо
были сказочно сильны. У Моголов все наоборот: коммерче-
скому гению приходилось компенсировать все усиливаю-
щуюся военную бездарность. Моголы были все-таки силь-
ны, ибо были сказочно богаты. «Армия слишком разнород-
на, недисциплинированна и держалась лишь на материаль-
ных интересах» (К.Антонова). Тут полная противополож-
ность османам. Кстати, турецкие пушки оставались лучше
индийских, даже если были старше на сотню лет. Завоевания
Джахангира все более походили не на ратные свершения, а
на акты купли-продажи. Например, Мевар в 1615-м был не
столько завоеван, сколько куплен.
К концу третьей фазы застойность все гуще. У власти
клика из родственников Hyp Джахан. После смерти ее отца в
1622 году начинается открытая вражда между Hyp Джахан и
наследником престола Шах Джаханом. (Это имя, означаю-
щее примерно «правитель мира», получено было за победу
над Ахмаднагаром.). Шах Джахан восстает, терпит пораже-
ние, просит прощения, получает его. Однако наследником
становится Парвез.
«В результате этих внутренних смут, длившихся три года,
Могольское государство не только потеряло своих лучших
военачальников, но и не смогло вернуть Кандагар. Говоря
словами Джахангира, восстание Шах Джахана «словно то-
пором ударило по основанию его собственной державы и
оказалось камнем преткновения на ее пути». Находившийся
в плачевном положении Шах Джахан уже подумывал о бег-
стве в Персию, когда события неожиданно приняли весьма
благоприятный для него оборот. В октябре 1626 года умер
Парвез, а в октябре 1627 года скончался сам Джахангир.
Шах Джахан спешно покинул Декан, чтобы обеспечить себе
престол» (Н.Синха, А. Бенерджи).
Взойдя на престол, Шах Джахан «на всякий случай» при-
казал перебить всех своих братьев и племянников, чтобы не
оставить других претендентов на престол. Hyp Джахан он
оставил во владение крошечный джагир, и она стала жить в
уединении вместе со своей дочерью, вдовой Ша-хриара.
Умерла Hyp Джахан только в 1645 году. Шахриар был по-
следним, кто попытался занять трон, перед тем как Шах
Джахан в феврале 1628 года вступил на престол. Таким об-
разом, кризис государства перед вхождением в четвертую
фазу был достаточно долгим и мучительным.
Четвертая фаза (1629–1665, Великие Моголы)
Четвертая фаза Великих Моголов на века запомнится сво-
ей пышностью, изысканностью, великолепием архитектур-
ных творений. Правление Шах Джахана с удовольствием
взяло от возможностей четвертой фазы все внешние эффек-
ты, поэтому увидеть эту фазу не трудно, труднее понять со-
держание четвертой фазы, собственно смысл всего этого ве-
ликолепия. Не хочется думать, что блеск четвертой фазы са-
моценен, как блеск ради блеска...
«По богатству, пышности, а также по утонченности куль-
туры двор Шах Джахана превосходил все предыдущие»
(К.Антонова). «При Шах Джахане страна переживала пери-
од бурного творческого подъема, в течение которого были
достигнуты высоты искусства. В дальнейшем наступает пе-
риод упадка» (Перси Браун). Ну и так далее.
Кроме роскоши и красоты четвертая фаза выделяется
своим братством и социальным миролюбием. Если вторая
имперская фаза сплошь и рядом апофеоз братоубийства, то
четвертая фаза всегда исторический остров благодушия и
классового согласия.
«Хронисты времен Шах Джахана не отмечают сколько-
нибудь крупных народных движений» (К.Антонова). «Шах
Джахан был добрым и мудрым правителем, который распо-
лагал большим числом способных сановников. Имеется
много примеров, когда он смещал по требованию народа
жестоких наместников, обиравших население» (Н.Синха, А.
Бенерджи).
Однако никакое будущее спокойствие и благолепие не в
состоянии снять проблемы достаточно трудного входа в чет-
вертую фазу. Четвертая фаза Моголов не исключение. С
1630 по 1633 год разразился немыслимый голод. По свиде-
тельству хрониста, родители поедали детей, кости мертвецов
толкли и подмешивали в муку. Так что в первые четыре года
фазы мало кто мог предположить, что начинается самый
блестящий и благополучный период в истории страны.
В те же годы идет могучее продвижение могольской мо-
щи по Индостану. В 1632 году Шах Джахан взял португаль-
ский город Хугли, и 4 тысячи пленных португальцев были
отправлены в Агру. Принявшие ислам португальцы были
освобождены, остальные казнены. Главным военным успе-
хом Шах Джахана стало окончательное подчинение Ах-
маднагара. Биджапур и Голконда признали себя вассалами
Моголов. Это означало, что практически вся территория Ин-
дии попала под власть империи.
Впрочем, военные успехи сопровождались ослаблением
боевого духа. «Армии численно разрослись, но их боеспо-
собность снизилась. Во время походов число обозников и
слуг во много раз превышало число воинов. В бою полага-
лись не столько на конницу и пехоту, сколько на боевых
слонов, таранивших ряды противников. Поэтому, хотя в Де-
кане армии Моголов еще одерживали порой победы, в гор-
ных афганских землях, где слоны пройти не могли, войска
Шах Джахана не добивались успеха» (К.Антонова). Крепо-
сти брали преимущественно голодом и подкупом, а не
штурмом.
Так, в 1646 году (самая середина фазы) неудачей закон-
чился поход в Балх. Моголы не смогли подчинить неулови-
мых узбеков. «Основная причина неудачи похода на Балх
заключалась в том, что могольской знати не нравилось слу-
жить в отдаленной и негостеприимной стране.
Она слишком привыкла к жизни в роскоши и безделье,
чтобы суровая Средняя Азия пришлась ей по вкусу. Моголь-
ских вельмож называли «бледнолицыми людьми в муслино-
вых юбках». Более того, они не могли привлечь симпатии
местного населения. Этот поход обошелся казне в 40 милли-
онов рупий, а в результате не было завоевано ни пяди зем-
ли» (Н.Синха, А.Бенерджи).
В 1649 году Шах Аббас II захватил Кандагар. В 1649,
1652 и 1653 годах штурмовали Моголы крепость, но их ар-
тиллерия была хуже персидской, это определило неудачу.
Престиж был подорван. В течение ряда лет после этого пер-
сидская угроза темной тучей висела над западной границей
Индии.
Это все к тому, что грандиозные военные успехи не столь
уж обязательны для четвертой (самой победной) имперской
фазы. Конечно, в третьей России, третьей Англии, Халифа-
те, Османской империи при общенациональном военном
психозе было грех не воспользоваться военными возможно-
стями фазы. Однако еще больше примеров мирных устрем-
лений боевой, но не воинственной четвертой фазы – Яро-
слав, Соломон, Ирод Великий, будем надеяться, Ельцин и
пост-Ельцин.
Османская империя осуществила вариант крайне воени-
зированной Империи, Великие Моголы осуществили вари-
ант максимально стяжательской Империи, сказочной стра-
ны, воочию осуществившей мечту о сладкой жизни с молоч-
119
ными реками и кисельными беретами. Так эти две почти од-
новременные Империи ислама доводили до абсурда две
крайние идеи средневековья. Впрочем, настоящий абсурд
начнется сразу за прекращением имперского ритма, пока же
работают механизмы, помогающие найти кратчайший путь к
решению любых проблем.
Саадулла, который при Шах Джахане был известен своим
искусством в делах управления, как-то сказал одному пес-
симисту: «Ни один век не лишен способных людей. Что
необходимо, так это мудрый хозяин, который может найти
их, воспитать и использовать в своих делах; никогда не
нужно слушать наговоров своекорыстных людей, стремя-
щихся опорочить таких деятелей». Уже при Ауранг-зебе си-
туация резко меняется. «Несмотря на тщательный надзор со
стороны самого Аурангзеба и взаимную слежку друг за дру-
гом всех должностных лиц, в высших кругах Могольского
государства царила атмосфера корыстной угодливости, со-
всем не похожая на существовавшие при Акбаре и Шах
Джахане мужественные традиции личной ответственности и
личной преданности» (Н.Синха, А. Бе-нерджи).
Наступивший при следующем правителе раскол общества
пока еще не проявлялся, пришло время, в котором уже снята
маска интернационализма, уже заявлено о возвращении к
ортодоксальному исламу, но еще реалии жизни дороже
принципов. «Хотя Шах Джахан был ревностным мусульма-
нином и дискредитировал себя в глазах индусов уничтоже-
нием нескольких индусских храмов, однако он никогда не
чуждался своих индусских подданных и, более того, всегда
строго придерживался политического союза с раджпутами.
Индусов, состоящих на имперской службе, было в то время
значительно больше, чем при Акбаре» (К. Паниккар).
Пытаясь объяснить парадоксальное сочетание в Шах
Джахане мусульманской ортодоксальности и веротерпимо-
сти, многие историки ссылаются на его любовь к сыну, от
которого, собственно, и исходили остатки имперского ин-
тернационализма «Дара Шукох, любимец Шах Джахана,
был очень образованным человеком, склонным к мистициз-
му. Он был связан с индусскими «святыми людьми» и писал
суфийские сочинения, мечтая о слиянии ислама и индуизма»
(К. Антонова).
Впрочем, парадоксальность, двойственность – это то, чего
стараются не замечать в четвертой фазе. Блаженное время
всеобщего согласия, реализации самых смелых проектов,
фантастических достижений в культуре вообще, особенно
же в строительстве и архитектуре. Собственно, архитектур-
ные достижения времен Шах Джахана – это главная отмети-
на данного 36-летия на оси мировой истории.
Б. Луния, перефразируя слова императора Августа Окта-
виана (четвертая фаза второго Рима), заключает, что «Шах
Джахан пришел в могольские города из песчаника, а оставил
их мраморными».
«Архитектурные сооружения Шах Джахана по великоле-
пию, размерам и оригинальностью замысла уступают здани-
ям акбаровского периода, но превосходят последние мягкой
грацией, элегантностью, обилием и богатством утонченных
украшений. Поэтому архитектурные памятники Шах
Джахана сравнивают с "огромными ювелирными украшени-
ями"» (Б.Луния). В нашем случае аналогичное сравнение
можно будет провести между высотными зданиями сталин-
ских времен и архитектурными шедеврами настоящего и
ближайшего будущего в Москве, других городах России.
Архитектурный бум, как правило, объясняют возникно-
вением некоего избытка средств и мощного запаса полити-
ческого благополучия: «Сто лет устойчивого правления и
процветания превратили Могольскую империю в богатей-
шее государство того времени, и Шах Джахан мог дать волю
своей страсти к строительству. Тадж Махал в Агре, Красный
Форт в Дели, мечети Джами Масджид и Моти Масджид –
это лишь самые величественные из его многочисленных со-
оружений» (К.Паниккар). Нам, так недавно пережившим са-
мое начало четвертой фазы четвертой России, хорошо из-
вестно, что строительный бум начался у нас до того, как по-
явилось государственное богатство и политическое благопо-
лучие. Танки разъезжали по Москве 1991 и 1993 годов, а
строительный бум уже шел вовсю.
Строительный бум при Шах Джахане особенно хорошо
виден на фоне тишины в третьей фазе, когда Джахангир за
все время своего правления построил лишь три гробницы.
Для нас интересны даты строения основных шедевров чет-
вертой фазы. Так, дворцы из мрамора в Агре Диван-и-ам и
Диван-и-хас были построены к 1637 году (8-й год фазы).
Знаменитая усыпальница Тадж Махал была построена с
1630 по 1652 год. «Великолепный памятник могольской ар-
хитектуры, который называют "жемчужиной Индии". К
строительству его были привлечены кроме индийцев луч-
шие зодчие Самарканда, Бухары, Багдада и Стамбула. Изу-
мительно найденные пропорции архитектурно пластических
объемов позволили им создать эмоционально насыщенной
образ. Кристальная белизна полированного мрамора на тем-
ном фоне кипарисов, которые отражаются в водной глади
каналов,– все это придает зданию величественную торже-
ственность... Стены мавзолея украшены изысканным орна-
ментом из агата, малахита, янтаря, изумруда, кораллов,
яхонтов и других драгоценных пород камня, искусно инкру-
стированных мрамор. Этот утонченный архитектурный цве-
ток из мрамора и самоцветов полностью отвечает духу свое-
го времени» (А.Короцкая).
Даты строительства поражают точностью попадания в
размеры четвертой фазы. Есть даже крошечное забегание
вперед. Так, выдающийся образец инженерно-строительного
искусства мавзолей Адил-шаха Гол-Гумбаз в Биджа-пуре
(второй по величине купол), строившийся ровно 30 лет, был
заложен за три года до начала фазы (в 1626 году). Строители
торопятся, как будто чувствуя, что при Ауранг-зебе ничего
хорошего для них уже не будет, уйдет как жажда архитекту-
ры, так и чувство прекрасного. «Безвкусица и эклектика от-
личает произведения Могольской архитектуры XVIII века»
(А.Короцкая).
«Шах Джахан предполагал соорудить на противополож-
ном берегу реки Джамны свою гробницу, воспроизводящую
формы Тадж Махала, но не из белого мрамора, а из черного.
Здания собирались соединить мостом. Война за престол по-
мешала осуществить намеченное Шах Джаханом, а его пре-
емник, не отличавшийся сыновьей преданностью, забросил
этот проект» (А.Синха, А.Бенерджи). Тем не менее Тадж
Махал остается «прекрасным цветком могольского искус-
ства, самым великолепным в мире памятником супружеской
любви, согласию и верности. В этом творении, где сочетает-
ся прекрасное искусство и высокое строительное мастер-
ство, проявились высшие художественные достоинства, не-
заурядная научная мысль, технические навыки, великолеп-
ный замысел и самое чувственное обаяние. По своей красо-
те, великолепию, богатству украшения, изысканности, един-
ству замысла и мастерству выполнения Тадж Махал спра-
ведливо считается одним из чудес света» (Б.Луния).
Можно продолжать экскурс по архитектурным достопри-
мечательностям Индии времен Шах Джахана, можно вспом-
нить о знаменитом «павлиньем троне» с балдахином на 12
изумрудных колонках, но к чему бы мы ни обратились, вез-
де увидим стремление реализовать потаенную мечту чело-
вечества о создании земного рая. Собственно, этого никто и
не скрывал, на стенах дворца падишаха было приведено
персидское изречение: «Если существует блаженство рая на
земле, то оно здесь, и кроме нигде».
Атрибуты рая в воображении людей в основном визуаль-
ны: постройки, сады, парки, фонтаны, танцовщицы, изыс-
120
канные яства. Однако такой рай слишком примитивен для
просвещенного ума. Конечно же, надо добавить к благород-
ному пейзажу благообразных мудрецов и возвышенных по-
этов. «Великие могольские императоры покровительствова-
ли науке и способствовали развитию образования. Моголь-
ская знать и высшие классы следовали их примеру. Отсюда
заметный прогресс образования при Моголах. Моголы по-
кровительствовали литературе и дали мощный толчок раз-
витию всех ее видов: историческая, пе-реводная, поэзия»
(Б.Луния).
Однако нам очень важно знать, что всплеск культуры при
Великих Моголах не был направлен на развитие ислама; ис-
лам практически никак не обогатился, оставшись на преж-
нем уровне, а вот влияние ислама на индийскую культуру
было огромным. «В XVI и XVII веках во многих областях
Северной Индии происходит заметное возрождение индус-
ской мысли. Центром этого движения был Бенарес. В Бена-
рес стекались ученые из всех уголков Индии. Фактически
Бенарес никогда не переставал быть центром индийского
просвещения, сердцем индийской религии; но в XVI веке он
стал также центром распространения индусской культуры и
вновь стал великим университетом» (К.Паниккар). В этом
величие и основное предназначение имперского ритма –
пробуждение национального самосознания, пробуждение
засыпающих культур.
Следует отметить, что признанный крупнейшим писате-
лем этого периода Тулси Дас (1532–1623) писал все же в
третьей фазе, а не в четвертой.
Концовка четвертой фазы оказалась скомкана точно так
же, как и концовка третьей Англии. Там за великой Елизаве-
той Тюдор пришел достаточно заурядный правитель, здесь
за достаточно средненьким правителем, каковым был Шах
Джахан, приходит талантливый правитель, лишенный, одна-
ко, имперского мышления, а потому очень быстро загнав-
ший державу в тупик.
6 сентября 1656 года (до конца фазы еще девять лет) Шах
Джахан внезапно заболел. Поскольку права первородства у
Моголов не было, то каждый сын падишаха имел равные
права на престол. Ситуация усугублялась тем, что соперни-
ки имели почти равные силы. «Дара, старший из сыновей,
занимал положение, почти равное положению правителя,
поскольку отец избрал его своим наследником. Шах Джахан
очень любил его, и, видимо, поэтому Дара совсем не приоб-
рел опыта в делах войны и управления. Шуджа, второй сын
Шах Джахана, ленивый по природе, мог иногда проявить
большую энергию, но не был способен на длительные уси-
лия. Третий сын, Аурангзеб, был наиболее приспособлен-
ным из братьев в этой их борьбе за существование. Хладно-
кровный, расчетливый, опытный, умеющий вести интриги,
он считался среди придворных наиболее сильным из сыно-
вей Шах Джахана и наиболее вероятным победителем в
борьбе. Пылкий, ищущий удовольствий, неумный Мурад,
самый младший из братьев. Безрассудная храбрость Мурада
оказалась бессильной перед хитросплетениями Аурангзеба»
(Н.Синха, А.Бенерджи).
В середине ноября 1657 года Шах Джахан почувствовал
себя лучше. Однако братская междоусобица зашла уже
слишком далеко. В декабре в Ахмадабаде Мурад объявляет
себя падишахом, в Бенгалии Шуджа также провозгласил се-
бя падишахом. В марте 1658 года выступил Аурангзеб. С
1659 по 1661 год все братья были им разбиты. Шах Джахан
был заточен в крепость Агры, где оставался до самой своей
смерти, последовавшей 22 января 1666 года.
На этом, собственно, можно было бы остановиться, ибо
имперская история Индии прерывается до того момента, по-
ка в имперский ритм не втянет ее четвертая Англия (1761–
1905). Однако для поисков Империи важно не только обна-
ружение имперской ткани времени, но и момент обрыва
этой ткани.
Последний год имперского цикла (1665) был отмечен
приказом разрушить в Гуджерате индусский храм, а еще че-
рез четыре года Аурангзеб издал указы о «разрушении всех
храмов и школ неверных». Таким образом, несмотря на за-
ранее продуманные планы, Аурангзеб не мог приступить к
крутым мерам, пока не кончился имперский ритм. «А начи-
нал он с проведения безобидных на первый взгляд реформ,
как, например, введение проверки нравов с целью искорене-
ния немусульманских обычаев среди правоверных, наказа-
ния за еретические взгляды и т.п. Причем все это касалось
только мусульман. Так был восстановлен ортодоксальный
ислам. На 11-м году царствования Аурангзеба при дворе бы-
ла запрещена музыка. Прекратилось совершение индусских
обрядов, исполнявшихся во время дворцовых церемоний,
как, например, взвешивание правителя на золото, рисование
знака касты на теле раджи при вступлении в должность и
т.д.» (К.Паниккар).
Однако после 1665 года и особенно после 1669-го собы-
тия принимали все более жесткий оборот. Началась актив-
ная кампания по сносу храмов, причем жертвами этой стра-
сти к разрушению явились, в частности, три наиболее зна-
менитые святыни храмы Вишванатха в Бенаресе, Кешава
Рам в Матхуре и многоколонный храм Сомнатха.
Дальше – больше, в 1679 году (всего-то 6-й год восточно-
го цикла) отмененная Акбаром джизия (подушный налог на
индусов) была введена во всей империи. В 1695 году всем
индусам, за исключением раджпутов, было запрещено пере-
двигаться в паланкинах, ездить на слонах и чистокровных
лошадях, а также носить оружие.
«Религиозная ортодоксальность редко бывает совместима
с мудрым управлением государства. Введение джизии
Аурангзебом имело более разрушительные последствия для
Могольского государства, чем отмена Нантского эдикта для
могущества монархии Людовика XIV» (Н. Синха,
А.Бенерджи).
Окончание имперского ритма было отмечено серией вос-
станий. В 1667 году неожиданно восстали юсуфзаи, в 1672
году восстание афридиев и хаттахов... «В народе, в первую
очередь среди индусского населения, зрело возмущение ме-
роприятиями могольских властей. Массовые по числу
участников восстания против Моголов отмечались в цен-
тральной Индии, в раджпутских районах, в Пенджабе, но
особенно ожесточенно боролись маратхи. Движения отдель-
ных народов, стремившихся освободиться от могольского
гнета, свидетельствовали, что у них начало пробуждаться
национальное самосознание. Могольское государство стало
восприниматься как чужеземный завоеватель, к тому же
преследующий их религию. Эти выступления ослабляли им-
перию, но попытки подавить их только усиливали недоволь-
ство и ускоряли начинающийся распад государства»
(К.Антонова).
«К 1689 году Аурангзеб достиг вершины своего могуще-
ства. Северная Индия, так же как и Индийский полуостров,
лежала у его ног. Все, казалось, было завоевано
Аурангзебом. В действительности же все было потеряно.
Это было началом конца. В это время открылась самая пе-
чальная и самая тяжелая глава в истории его жизни. Моголь-
ская империя стала слишком большой, чтобы ею мог управ-
лять один человек. Враги поднимались со всех сторон.
Аурангзеб мог наносить им поражения, но не мог сокрушить
их. Аурангзеб столкнулся с вездесущим врагом, с которым
ему приходилось бороться всюду – от Бомбея до Мадраса,
по всему Индийскому полуострову, враг был неуловим, как
ветер, и не было такого военачальника или такого укрепле-
ния, захват которого сломил бы его силы» (Н.Синха,
А.Бенерджи).
121
Рушится все, что определяло характер империи, тем более
резким падением кажется упадок на фоне блистательной
четвертой фазы. «При Аурангзебе деятельность Моголов в
области искусства резко прерывается. Несмотря на свое ре-
лигиозное рвение, Аурангзеб не построил ни одной мечети,
которую можно было бы рассматривать как выдающийся
памятник искусства. Наблюдается упадок в стиле» (Н.Синха,
А.Бенерджи).
Аурангзеб, «скромный в личном потреблении, способный
организатор, он много времени отдавал делам управления,
вникая во все детали» (К.Антонова). Все признают, что он
был старательным и даже талантливым правителем. Однако
беда его состояла в том, что он, получив великий политиче-
ский капитал, накопленный имперским циклом, растратил
его на пустое и обрек свое государство на быстрый распад.
«Он был безжалостным и неприятным человеком, а по-
следние годы своей жизни потерял всякое чувство реально-
сти. Он умел только сокрушать тех, кто противосто-ял ему,
но не умел смиряться... В своем величественном одиноче-
стве, подозрительно относящийся ко всем людям, этот по-
следний Великий Могол на закате своих дней понял по бес-
порядкам, царившим вокруг него, что его чиновники в дей-
ствительности лишены инициативы, не способны оправдать
доверие и не пригодны для ответственной деятельности и
что они лишали его управление действенности, а его армию
боеспособности» (Н.Синха, А.Бенерджи).
«На протяжении полутораста лет правления Великих Мо-
голов Индия имела большой авторитет во всем мире и нахо-
дилась в одном ряду с наиболее цивилизованными странами
и самыми сильными государствами» (К.Паниккар).
От себя же добавим, что исламский имперский цикл не
просто разбудил Индию, развил у индусов государственное
мышление. Вкупе с четвертой Англией этот имперский цикл
сумел перевести в ритм Запада один из самых древних и
мощных бастионов Востока. Перевод в ритм Запада таких
государств, как Китай, Япония, Корея, остается делом неяс-
ного будущего.
Современный Иран (1905–2049)
Четвертый исламский цикл, безусловно, самый важный, и
это понятно, ибо четвертые циклы обобщающие, объединя-
ющие все, что было во всех предыдущих циклах, плюс еще
открывающие что-то свое, качественно новое. Так было с
четвертой Англией, перевесившей по своей мощи три
предыдущих английских цикла, вместе взятых. Так, думает-
ся, будет с четвертой Россией, которая до 2025 года должна
заложить основы принципиально новой модели бытия, т.н.
Русского Мира.
Четвертый исламский цикл в едином порыве должен объ-
единить религиозный экстаз Арабского Халифата, воин-
ственность и социальный пафос Османской Империи, богат-
ство и аристократизм Великих Моголов. Кроме того, Иран
должен еще придумать нечто новое, то, что не смогли сде-
лать предыдущие три цикла. Лучшим из таких нововведений
был бы переход из имперского ритма не в ритм Востока, как
было со всеми предыдущими исламскими Империями, а в
ритм Запада. Это было бы уникально, ибо Ислам у всех пока
ассоциируется лишь с Востоком, хотя, еще раз повторяем,
это явление имперское, как и любое другое единобожие.
Еще одним фактором, необычайно поднимающим вес
иранского цикла, является его расположение на общей оси
человеческой эволюции. Если четвертая Россия готовит
наступление третьей эпохи в эволюции человечества, то
иранский цикл объединяет обе эпохи, склеивает их.
Ну и, наконец, фактор, связанный со временем написания
«Поисков Империи». Четвертая Россия в 1997 году уже во-
семь лет как в своей четвертой, последней фазе, и никаких
сомнений ни в ее существовании, ни в направлении развития
нет. Иран же пока пребывает в самой мутной, самой неясной
третьей фазе, и раньше 2013 года о результирующем векторе
имперского цикла ничего сказать нельзя. Стало быть, на по-
иски 19 имперских циклов авторы потратили 4 года, послед-
ний же иранский цикл нам так или иначе искать еще как ми-
нимум 16 лет.
Что касается не качественного, а лишь цифрового поиска
иранского цикла, то тут проблем особых не было. Изначаль-
ный признак имперского цикла революции в годы Змеи сра-
ботал как никогда четко.
«Для иранской государственности в XX в. наиболее судь-
боносными оказались два события. Это революции 1905–
1911 гг. и 1978–1979 гг.» (С.Алиев). Одной этой фразы хва-
тило бы для того, чтобы обнаружить имперский цикл, ибо
две революции, начавшиеся годом Змеи, да еще разнесенные
меж собой на 72 года (а не на 60 или 48 лет),– это верней-
ший признак имперского цикла. Оставалось лишь расста-
вить номера фаз, найти недостающие революции, и импер-
ский цикл готов. Впрочем, это только арифметика, необхо-
димо эту арифметику наполнить реальным историческим
содержанием, связать каждую фазу с общей историей исла-
ма, реалиями современной жизни и т.д.
Первая фаза (1905–1941, современный Иран)
Вторая фаза (1941–1977, современный Иран)
Третья фаза (1977–2013, современный Иран)
Первая фаза (1905–1941, современный Иран)
Все можно предсказать либо, по крайней мере, предполо-
жить в ритмической структуре исторических процессов,
кроме одной-единственной вещи – года начала очередного
имперского цикла. Почему иранский цикл начался не в 1893-
м и не в 1917-м, а именно в 1905-м? – при обилии версий
точный ответ, видимо, так и не будет найден. Случайность и
внезапность иранской революции удивила многих, хотя зад-
ним числом большинство наших историков умудрились свя-
зать внезапное пробуждение веками спавшего Ирана с
нашей собственной неудавшейся революцией 1905 года.
Дело в том, что значительная часть населения пустынного
Ирана жила в районах относительно плодородного севера,
откуда рукой было подать до бурлящего Закавказья. В. Ле-
нин писал в статье «Пробуждение Азии»: «Вслед за русским
движением 1905 года демократическая революция охватила
всю Азию... Мировой капитализм и русское движение 1905
года окончательно разбудили Азию. Сотни миллионов заби-
того, одичавшего в средневековом застое населения просну-
лись к новой жизни и к борьбе за азбучные права человека,
за демократию».
Если же считать, что имперский цикл Ирана вызвал некое
чрезмерное унижение национального сознания, то здесь
примеров достаточно, хотя вряд ли они помогут нам понять,
почему рубежом унижения стал все же 1905 год. Дело в том,
что острый кризис стал очевиден уже в середине XIX века.
«Военные неудачи в двух русско-иранских войнах 1804–
1813 гг. и 1826–1828 гг., захват англичанами острова Харк
(1837) в связи с Гератским кризисом привели к установле-
нию капитуляционного режима в этой стране, который юри-
дически закреплял неравноправное положение Ирана в его
политических и экономических связях с европейскими дер-
жавами. Это в сочетании с неспособностью надежно защи-
тить приграничные районы Ирана от набегов турецких войск
красноречиво свидетельствовало о необходимости социаль-
но-политических реформ в стране» (3. Арабаджян).
Вслед за бабидскими восстаниями в середине века после-
довали попытки реформирования (в частности, реформы
Мирзы Таги-хана и Мальком-хана), однако кризис зашел
122
слишком далеко и эволюционным путем преодолеть его бы-
ло невозможно.
«Во второй половине XIX века попытки осуществления
социально-политических перемен в Иране начинают сла-
беть, пока не прекращаются совсем. Причина этого видится
в сокрушительности поражения реформ, проводившихся
наиболее дальновидными иранскими политиками сверху, и
во временном лишении широких слоев населения историче-
ской перспективы развития, явившегося следствием жесто-
чайшего подавления бабидских выступлений» (3. Ара-
баджян).
Положение усугублялось начавшимся вырождением пра-
вящей династии, вырождением правящего класса, развалом
армии. Так в англо-иранской войне в сражении под Хутабом
в феврале 1875 года 10-тысячное иранское войско было раз-
бито атакой одного полка индийской регулярной конницы
(600 человек), боевые качества которой сами же англичане
ценили очень низко.
«В начале XX века Иран в политическом отношении
представлял собой феодальную монархию, государство
формально независимое, но по существу полуколонию евро-
пейских держав. В конце XIX – начале XX вв. наряду с тор-
говой экспансией колониальные державы осуществили уже
в Иране экспансию финансовую. Ввоз в страну европейских
капиталов происходил вначале в виде государственных зай-
мов. Первые свои банки в стране учредили Великобритания
и Россия. Значительную роль в закабалении Ирана сыграли
концессии, получаемые подданными европейских держав.
Самыми значительными из них в начале XX века были так
называемый Шахиншахский (английский) банк и англо-
персидская нефтяная компания. Важным орудием русского
царизма в Иране была образованная в 1879 году иранская
казачья бригада, руководимая русскими офицерами. Интере-
сам России служил также учрежденный в 1890 году Учетно-
ссудный банк» (С. Алиев).
«Страна, находившаяся в состоянии глубокого и всесто-
роннего кризиса, уже не только не была способна к поступа-
тельному развитию, но стояла на грани общенациональной
катастрофы с вполне вероятной утратой политической неза-
висимости» (3. Арабаджян).
Можно предположить, что Иран до предела затягивал
момент вступления на имперский путь и вступил на него
лишь тогда, когда иного выхода не было. Надо было уходить
либо под Англию (четвертый цикл кончался в 1905 году),
либо под Россию (четвертый цикл начался в 1881 году), ли-
бо начинать свой цикл. Кстати, еще одна гипотеза проис-
хождения иранского имперского цикла связана именно с
тем, что две действующие Империи столкнулись в Иране
лбами, съесть Иран не смогли, а от высеченных при ударе
искр разгорелось пламя иранского имперского цикла. Впро-
чем, пламя мир увидел не сразу, гигантские имперские вих-
ри XX века, как и все иные, начинаются с довольно мирных
и тихих первых фаз.
Сама революция 1905–1911 гг. маскировала свой гранди-
озный смысл некоторой незавершенностью. Некоторым ка-
жется, что она по аналогии с российской революцией тех же
лет была подавлена, однако это не так. Все произошло в
точном соответствии с четырехлетним ритмом революцион-
ных событий. В 1900 году в связи с голодом в Тегеране и
других городах Ирана происходили волнения и беспорядки.
В августе 1901 года волнения вновь имели место в Тегеране.
Они были вызваны недовольством непопулярным премьер-
министром, который обвинялся в том, что предавал интере-
сы страны иностранцам. В 1903–1904 гг. в Иране свиреп-
ствовал голод. Начались голодные бунты. Шах сменил пре-
мьера, но политика не менялась. Возбуждение среди народа
увеличивалось чем дальше, тем больше» (М. Иванов).
 Последние четыре года перед выходом в иное измерение
температура государства планомерно возрастает, еще не-
много – и начнется самая уникальная историческая болезнь,
главный симптом которой сильная политика, пугающая весь
мир и поднимающая самосознание народа до максимума.
В декабре 1905 года революция уже в разгаре, вернее, в
фазе первого импульса. В 1906-м принятое решение много-
кратно усиливается, в июне–июле 1906 года накатывается
новая волна народного движения, наконец, 5 августа издает-
ся указ о введении конституции. 7 октября открывается пер-
вый иранский междлис. 30 декабря Мозаффер-эд-Дин-шах
подписывает первую конституцию страны. 1907 год препод-
носит целый букет псевдорешений, среди которых неудач-
ная попытка контрреволюционного переворота. 1908 год все
вывернул, как это и положено, наизнанку (переворот Мо-
хаммед-Али-шаха), и наконец, 1909 год утвердил победу ре-
волюции – взятие в июле конституционалистами Тегерана,
низложение Мохаммед-Али-шаха, создание правительства
либеральных помещиков и бахтиарских ханов, организация
англо-персидской нефтяной компании, открытие (15 ноября)
второго меджлиса.
Все, что было после 1909 года, не относится к сути рево-
люции в Иране, скорее, речь идет об англо-русских манев-
рах. Все-таки мы пока еще в первой фазе, а не во второй, о
национальной самостоятельности и полной независимости
пока разговор еще не идет. На собственно иранский резуль-
тат революции Англия и Россия в 1911 году наложили свою
резолюцию, что уже никак не могло остановить или изме-
нить векторной иранской истории.
«В процессе и в результате революции 1905–1911 гг.
Иран стал парламентской монархией и получил свою
первую конституцию, которая состояла из двух компонентов
– Основного закона (декабрь 1906 года) и Дополнения к Ос-
новному закону (октябрь 1907 г.). Впоследствии, несмотря
на значительные изменения в общественной и политической
жизни страны в течение 1907–1979 гг., в конституцию не
было внесено каких-либо серьезных изменений» (С. Алиев).
Такова цена первых лет первой фазы – сработали аж на 72
года! Ну как после этого говорить о том, что революция бы-
ла подавлена...
«Революция 1905–1911 гг. пробудила широкие трудящие-
ся массы к сознательной политической жизни и к борьбе
против господствовавших пережитков феодализма и импе-
риалистического гнета. Она открыла собой новый период в
истории Ирана – период буржуазно-демократических и
национально-освободительных революций. Расшатала фео-
дальный строй и в значительной мере способствовала подго-
товке условий для свержения каджарской династии» (М.
Иванов).
Если грандиозной русской революции 1917 года первая
мировая война предшествовала, раскаляя и так уже доста-
точно разогретый русский народ, то в Иране все произошло
наоборот, мировая война как бы отвлекла народ от непре-
рывного течения революционных преобразований, загасила
его пыл. Аналогично будет загашен народный всплеск в ре-
волюции 1914 года, совпавшей с началом второй мировой
войны.
Нерастраченная революционная энергия обратилась про-
тив оккупантов, но не примитивным путем прямолинейного
сопротивления, а путем заигрывания с третьей силой. «Эко-
номическое и политическое закабаление Ирана, оккупация
части его территории турецкими, английскими и царскими
войсками, соглашение об окончательном разделе Ирана на
сферы влияния – все это усилило антиимпериалистические
настроения в Иране. Даже иранское правительство, состоя-
щее из представителей феодальной верхушки, занимало в
1915 году резкую антианглийскую позицию. И наоборот,
Германия, воевавшая против Англии и России, казалась
123
многим националистически настроенным буржуазным и по-
мещичьим деятелям Ирана страной, на которую можно было
опереться в борьбе против Англии и царской России» (М.
Иванов).
Так зарождается мощная политика уравновешивания.
Сначала на территории Ирана сталкиваются Россия и Ан-
глия, затем, когда Англия и Россия договариваются между
собой, в столкновение вовлекается Германия. В результате
«у семи нянек» дитя оказывается достаточно самостоятель-
ным и независимым. Когда в конечном счете Россия, Англия
и Германия оставят надежды руководить строптивой стра-
ной и лишь США сохранят империалистические иллюзии,
Иран уже наберет силу и последний «наставник» вылетит из
Ирана в 1979 году, как пробка из бутылки шампанского в
новогоднюю ночь.
Как это, в общем-то, было уже во многих имперских цик-
лах, в том числе в четвертой России, в первой фазе связь
времен рвется не по всем линиям, чаще всего сохраняя
внешнюю картинку. В данном случае речь идет о последнем
шахе династии Каджаров – Ахмед-шахе (1909–1925).
«В отличие от своих предшественников (начиная с На-
сер-эд-Дин-шаха) Ахмед-шах Каджар не был ни сладо-
страстником – прожигателем жизни, ни наделенным недю-
жинной силой и энергией реакционером, начисто отрицав-
шим как конституционность, так и реформаторство. Пожа-
луй, не будет ошибкой сказать, что будь такой государь на
Руси – его несомненно окрестили бы «тишайший». Став су-
вереном в возрасте одиннадцати лет, он вплоть до своего со-
вершеннолетия оставался тенью своих регентов. В период
же его правления, свободного от опеки регентов, Ахмед-шах
оставил единственный, но исторически масштабный след в
том, что он, несмотря на сильнейшее давление иранских ан-
глофилов, отказался утвердить печально знаменитое англо-
иранское соглашение 1919 года, превратившее Иран факти-
чески в английский протекторат» (3. Арабаджян). Остается
лишь напомнить, что наш Алексей Тишайший действитель-
но правил в первой фазе третьей России.
Впрочем, тишайшим правлением первая фаза Ирана не
ограничилась, ведь речь идет хоть и о тихом, но все же об
имперском развитии. Ахмед-шах робко, но настойчиво про-
двигал идею независимости. У власти его сменил деятель
куда более грозный, который идею имперской консолидации
национальных сил начал проводить уже в открытую.
«Реально власть Тегеранского правительства распростра-
нялась на столицу и несколько крупных городов. В провин-
циях хозяйничали большие и малые ханы и вожди, не при-
знававшие над собой никакого правительства. Поэтому по-
просту в начале 1921 года в стране не было и политического
пространства как арены реформы. Надо было сначала воссо-
здать (по существу – создать) централизованное государ-
ство, а уж потом и модернизировать его» (3. Арабаджян).
Реза-хан прекрасно понимал все это, что уже видно из его
заявления, сделанного сразу после февральского переворота
1921 года: «Наша цель установить... сильное правительство,
которое создает мощную и достойную уважения армию, по-
тому что могучая армия – это единственное средство спасти
страну от того униженного положения, в котором она нахо-
дится. Мы хотим установить правительство, которое не бу-
дет дискриминироваться ни гилянцами, ни тебризцами, ни
кермианцами. Мы хотим установить правительство, которое
не будет инструментом иностранных политиков».
За словами последовали поступки. Так 1921 год прошел
под знаком борьбы с Гилянской Советской республикой...
Подавление восстания Хазаля в 1924 году стало националь-
ной победой, ибо Хазаля поддерживали англичане.
«Итак, сокрушив сепаратистов, сильнейшие из которых
пользовались иностранной помощью, Реза-хан сумел объ-
единить Иран и тем самым создать одно из необходимых
условий для модернизации страны (оставалось устранить
Ахмеда). Реза-хан уговорил Ахмед-шаха поехать в Европу и
во время его отсутствия, используя широкое общественное
недовольство этим слишком мягким и благодушным госуда-
рем, созвал Учредительную ассамблею, которая 31.01.1925-
го приняла резолюцию о низложении Каджаров и передаче
правления страной Реза-хану. А 12 декабря он был провоз-
глашен наследным шахом Ирана и взял фамилию Пехлеви»
(3. Арабаджян).
«Завладев престолом, Реза-шах стал полновластным дик-
татором. Парламент (меджлис) превратился в послушное
орудие в руках монарха. Первоначально основной опорой
новой династии были высшие слои армии, представители
которых в ходе подавления восстаний непокорных, враж-
дебных властям законов и помещиков заметно разбогатели.
В результате конфискации земель и имущества враждебных
ханов и помещиков самым крупным помещиком страны стал
сам Реза-шах. Его личные владения к концу 30-х годов со-
ставляли 2 тысячи деревень. Крупные помещики стали ос-
новной социальной опорой нового режима. К ним примыка-
ли богатое купечество, занимающее ведущее положение в
базаре, и появившаяся в основном в 30-е годы небольшая по
численности промышленная буржуазия» (С. Алиев).
Неясность, неоднозначность социальной опоры неизбеж-
на для иранского цикла, который вознамерился смешать в
одну кучу достижения трех предшествовавших ему ислам-
ских циклов да еще и разыграть эту трагикомедию в XX ве-
ке, в котором и без него достаточно всего понамешано. Мы
еще не раз убедимся, как причудливо в иранском цикле
смешиваются элементы феодализма, социализма, капита-
лизма, к власти идут то военные, то духовенство, то техно-
кратия, то гуманитарная интеллигенция... Что касается пер-
вой фазы, то ей быть неоднозначной сам Бог велел, ибо в
первой фазе как бы закладывается содержание всего цикла.
«С точки зрения политического и экономического разви-
тия страны годы правления Реза-шаха были временем неод-
нозначным. Тогда одновременно с сепаратистскими выступ-
лениями были подавлены и демократические течения.
Укрепление экономических позиций полуфеодальных, по
существу, помещиков сопровождалось буржуазными, часто
половинчатыми, реформами в области общественно-
политической и культурной жизни» (С. Алиев). Переход к
светской системе просвещения, централизовано госуправле-
ние, реорганизованы финансы и т. д. и т. п. Действий много,
энергия высока, с многовековой спячкой покончено, но нет
пока ни железной хватки второй фазы, нет всеохватности
третьей фазы и уж конечно же нет блеска и благолепия чет-
вертой фазы.
«Определенная непоследовательность была присуща
гражданскому кодексу Реза-шаха, который, с одной сторо-
ны, вбирал в себя многое из французского гражданского ко-
декса, а с другой стороны – покоился на старых шариатских
принципах (сохранял многоженство, временные браки, пра-
во мужа убить изобличенную в измене жену и ее любовни-
ка). В то же время имущественные вопросы передавались
государственным судам, из-за чего духовенство лишилось
крупного источника доходов» (3. Арабаджян).
Некоторые преобразования Реза-шаха поражают своей
грандиозностью. Невозможно представить, что речь идет о
совсем еще недавно умиравшей стране. «Поистине гранди-
озным предприятием, поражавшим воображение современ-
ников, было осуществленное Реза-шахом строительство
трансиранской железной дороги. Эта дорога, строившаяся с
1928 по 1938 год, достойна своего великого создателя и по
сей день является стержнем железнодорожной сети Ирана»
(3. Арабаджян). (Вот уж воистину, если четвертая фаза схо-
дит с ума по шедеврам архитектуры, то первая фаза всегда
124
бредит железными дорогами, водными каналами. Одним
словом, путями сообщений.)
«Другим элементом модернизации общества стала реор-
ганизация вооруженных сил Ирана. Реза-шах впервые в ис-
тории страны, несмотря на отчаянные протесты духовен-
ства, боявшегося ослабления своего слияния на народ, начал
создавать армию на основе всеобщей воинской повинности.
Была создана целая сеть офицерских школ и училищ, куда
был широко открыт доступ выходцам практически из всех
слоев населения» (3. Арабаджян).
Число начальных школ выросло с 440 до 2400, число
средних школ с 40 до 350. В 1928 году были введены евро-
пейские костюмы. В 1935 году в обязательном порядке
женщинам было предписано снять чадру. В том же 1935 го-
ду (разгар идеологического 12-летия) создана иранская Ака-
демия литературы и языка. За год до этого создан Тегеран-
ский университет. Пропагандировались идеи возрождения
древнего величия Ирана, восстановления его былой мощи и
силы. Все в том же 1935 году Персия переименована в Иран,
переименованы некоторые города, введены староиранские
названия месяцев, изменено летосчисление. Начата реформа
языка – насильственно изымались многие турецкие, араб-
ские, европейские слова, которые уже давно вошли в обиход
и стали органической частью языка. Вместо них вводились
либо староперсидские, либо искусственно надуманные сло-
ва. (Такое вот идеологическое 12-летие...)
И все же при всех грандиозных успехах Реза-шах не стал
великим революционером, точно так же как не стали рево-
люционерами отец Петра I или Александр III Миротворец.
Дело в том, что Реза-шах не тронул крестьян, а между тем
крестьяне составляли подавляющее большинство населения
страны (80–85 %). И этот единственный момент перевеши-
вает все остальные, вместе взятые. Без разрушения векового
крестьянского уклада немыслимо было построить новый
Иран, так же как без разрушения (а практически уничтоже-
ния) крестьянского уклада невозможно было построить но-
вую технократическую Россию.
«Реза-шах может быть назван шахом городских низов,
шахом городских средних слоев, которые видели в нем вы-
разителя своих интересов. Такая политика позволила монар-
ху успешно использовать энергию и честолюбие этих людей
для создания нового Ирана. В то же время его аграрная по-
литика, направленная на сохранение и юридическое оформ-
ление полуфеодальных отношений в деревне, находилась в
разительном противоречии со всем остальным и объективно
ослабила эффективность проводившихся реформ. Именно
поэтому более правильно охарактеризовать деятельность Ре-
за-шаха не как реформу или совокупность реформ, а как мо-
дернизацию в сочетании с реформой юридической системы»
(3. Арабаджян).
Несколько слов о мистическом значении первой фазы.
Мистично не только внезапное пробуждение народа от мно-
говековой спячки, мистично и поведение вождей, возгла-
вивших ее. И Ахмед-шах, «мягкий и добрый монарх, кото-
рый по целому ряду причин не способен управлять государ-
ством» (3. Арабаджян), вдруг проявляет «восхитительное и
неожиданное мужество» в борьбе с англофилами. Почему он
ни в чем не наследует отцу или деду, почему становится
«новым» человеком в старой династии? «Несомненно, что
тихий, скромный и болезненный Ахмед-шах, проживший
чуть больше 30 лет, как ни странно, оказался самым значи-
тельным и достойным шахиншахом среди всех представите-
лей династии Каджаров» (3. Араба-джян).
Не менее мистично поведение Ахмед-шаха в 1925 году,
когда он безропотно отдает власть своему министру. Вооб-
ще история этого бескровного переворота достаточно уни-
кальна для восточных государств.
 Фигура же Реза-шаха просто-таки приводит в трепет всех,
кто его вспоминает. «Он обладал внушительной внешно-
стью и пронзительным взглядом, от которого становилось не
по себе даже очень сильным людям. Он обладал удивитель-
ной способностью молниеносно оценивать людей, их силь-
ные и слабые стороны, надежность и ненадежность. Вероят-
но, это в значительной степени определялось некой магне-
тической силой, дарованной ему природой. Лишь немногие
могли выдержать его взгляд. И не надо думать, что эти чер-
ты появились у него после того, как он стал шахом. Так,
Ахмед-шах часто после общения со своим министром жало-
вался придворным, что ему страшно, когда этот человек
смотрит на него» (3. Арабаджян). Обычно подобного рода
демонизм мы встречаем у вождей вторых фаз, объясняя это,
кстати, все тем же воспитанием в мистической первой фазе.
На этот раз первая фаза успела и воспитать поразительного
правителя и попользоваться его услугами.
Ну и, наконец, самое мистическое событие первой фазы –
это уход Реза-шаха с политической арены, абсолютно доб-
ровольный, совершенно своевременный (на 36 году фазы, в
час перехода во вторую фазу) и опять же бескровный. Осо-
бенно это все поразительно при его демонических способно-
стях, его магической власти над людьми.
Внешне уход Реза-шаха выглядел не как внутреннее дело
Ирана, а как следствие разгоревшейся мировой войны. Иран,
верный своей политике равновесия (балансирования между
двумя силами), все более склонялся к Германии. Когда эта
политика привела шахиншаха к краху – пришлось уйти. На
самом же деле ничего внезапного в смене власти не было, к
1941 году политический и экономический кризис в Иране
был уже в разгаре.
«Увеличение косвенных налогов, усиление капиталисти-
ческой и особенно полуфеодально-помещичьей эксплуата-
ции, рост военно-полицейских расходов и некоторые другие
обстоятельства во второй половине 30-х годов привели к
прямому ухудшению материального положения трудящихся.
Иран оказался на пороге общественного кризиса. Для
предотвращения возможных оппозиционных вступлений
правительство усилило репрессии в отношении недоволь-
ных» (С. Алиев).
«Наступил настолько острый кризис законности, что даже
шахский ручной парламент выступил против него после
вторжения союзных войск. Фируз Каземзаде отметил, что
после его отречения «импозантный фасад режима Реза-шаха
рухнул... обнажив после себя непрочную постройку». Ар-
мия, на которую шах на протяжении своего правления тра-
тил столько государственных средств, растаяла в одно мгно-
вение. Большинство офицеров бежали в столицу, а солдаты
вернулись в свои деревни» (М. Реза Годе). (Помнится, в
1917 году русские солдаты тоже разбегались по своим де-
ревням, правда, Россия не Иран, и целиком оккупировать ее
тогда не удалось.)
Таким образом (к сведению историков), начало второй
мировой войны не вызвало смену власти в Иране, а, напро-
тив, затушевало кризис, погасило возможный революцион-
ный взрыв. Казалось бы, это хорошо – одной революцией
меньше, на самом же деле произошло замораживание на 36
лет революционного энтузиазма, а потому мирная по идее
революция 1977 года обернулась достаточно бурными собы-
тиями. Впрочем, мы забегаем вперед.
Вторая фаза (1941–1977, современный Иран)
«С начала второй мировой войны и нападения гитлеров-
ской Германии на СССР, несмотря на формальное провоз-
глашение Ираном нейтралитета, деятельность фашистской
агентуры в Иране при полном поощрении со стороны прави-
тельства Реза-шаха усилилась еще больше. В городах Се-
125
верного Ирана создавались фашистские группки, которые
иногда действовали под покровительством местной поли-
ции. В Тегеране издавался фашистский бюллетень на пер-
сидском языке. Многие газеты были подкуплены гитлеров-
цами. Германия требовала передать ей иранские авиацион-
ные базы. На случай, если не удастся втянуть Иран в войну,
готовился переворот... В начале августа 1941 года в Тегеран
под видом представителя малоизвестной фирмы приезжает
руководитель разведки Кана-рис, снабженный огромными
суммами фальшивых денег для подкупов» (М. Иванов).
СССР трижды предупреждал Иран – 26 июня, 19 июля, 16
августа... Наконец, 25 августа СССР принимает предложе-
ние Англии и союзники вводят в Иран свои войска. В ре-
зультате вместо предполагаемого фашистского (точнее про-
фашистского) переворота переход во вторую фазу прошел
достаточно мирно. Реза Пехлеви 16 сентября отрекается от
престола, а к власти приходит его сын Мохаммед-Реза Пе-
хлеви.
Фактически главным революционером стал Реза-шах,
добровольно, без чьих-либо уговоров ушедший с политиче-
ской арены: «Народ всегда знал меня как самостоятельного
шахиншаха, хозяина своей воли, сильного и стоящего на
страже интересов своих и страны, и именно из-за этой репу-
тации доверия и уважения народа ко мне я не могу быть
нормальным падишахом захваченной страны и получать
указания из рук русского и английского младшего офицера».
Сдерживающими революционное творчество народа бы-
ли, естественно, оккупационные войска. Однако не будем
забывать, что оккупация была не обыденной, а двухполюс-
ной, а стало быть, давшей возможность не задохнуться под
тяжестью чужеродного тела, сохранить свое лицо, свою ин-
дивидуальность. Так еще раз торжествовала идея равнове-
сия.
«Концепция равновесия – ведущий принцип иранской
внешней политики на протяжении большей части XX столе-
тия – была разработана монархами из династии Каджаров
как метод, позволяющий уменьшить экономическую и поли-
тическую зависимость Ирана неустанным балансированием
между двумя силами» (М. Реза Годе).
Говоря о второй имперской фазе, мы уже в который раз
приходим к вопросу о роли личности в ходе истории. В тре-
тьей фазе историей правит номенклатура, в четвертой фазе
освобожденный класс-лидер, в первой нечто неопределен-
ное, то ли законы эволюции, то ли непосредственно Управи-
тель судеб, но уж во второй-то фазе роль личности никто не
оспорит. За редкими исключениями вся вторая фаза отдается
одному-единственному вождю, и все трансформации внутри
фазы достаточно точно отражают внутренние переломы в
жизни вождя. Формально старому и последнему монарху
Пехлеви досталось 38 лет правления, но мы-то с вами пони-
маем, что ему всего лишь досталась вторая имперская фаза.
«Долгий 38-летний период его царствования был слож-
ным временем драматических, политических коллизий,
крупных экономических реформ и не менее масштабных со-
циальных трансформаций. Судьба оказалась суровой к это-
му человеку. Она сделала его монархом в тяжелый для Ира-
на момент, когда страна практически утратила свой сувере-
нитет и, несмотря на провозглашенный во второй мировой
войне нейтралитет, была оккупирована войсками великих
держав» (3. Арабаджян).
В Османском имперском цикле, так же как и в цикле Ве-
ликого Могола, вожди второй фазы не выделялись на фоне
своих предшественников или последователей какой-то
чрезмерной жестокостью или демонизмом, что не мешало
им править долго и мощно. Второй Пехлеви по своему тем-
пераменту и способностям безусловно уступал своему отцу,
что не помешало ему стать типичным вождем-полубогом.
Таким образом, слабость характера или нерешительность не
в состоянии испортить систему всевластия тирана (будь то
Генрих VIII, Иосиф Сталин или Мохаммед-Реза), с одним
лишь условием – не выходить за рамки второй фазы ни на
один год, ни на один месяц. Естественное любопытство, вы-
нося тирана в третью фазу, может принести ему большие
разочарования.
«Если говорить о характере шахиншаха, то, очевидно, что
он не был сильным и твердым, как у его отца. В какой-то
степени это, вероятно, определялось и тонкостью его нату-
ры, склонностью сомневаться в себе, своих поступках. А
также и тем, что в отличие от Реза-шаха, вынужденного с
юности самому решать свои проблемы и продвигаться по
службе, Мохаммед-Реза все-таки рос в тепличных условиях
и был подвержен влиянию первого, что одновременно очень
сильно сковывало как его самостоятельность, так и волю»
(3. Арабаджян).
Казалось бы, с такой характеристикой правителю не
удержать власть в своих руках. Однако парадокс второй фа-
зы в том, что она не предъявляет требований к воле и про-
чим положительным качествам, скорее, напротив, она тре-
бует отсутствия определенных сдерживающих начал, стрем-
ления к всевластию, к власти без ответственности. Поэтому
капризный, взбалмошный, неуравновешенный правитель с
целым букетом порочных пристрастий для второй фазы в
самый раз. В этом смысле Генрих VIII, Сталин, Мохаммед-
Реза, каждый по-своему, но одинаково точно соответствова-
ли второй фазе. Что касается борьбы за власть, то ею как бы
заняты другие люди, вождь добивается всего чужими рука-
ми, все ему приносится на блюдечке с голубой каемочкой.
Впрочем, обо всем по порядку.
«После отречения Реза-шаха от престола политическая и
идеологическая ситуации в стране сильно изменились. С од-
ной стороны, шла консолидация правых, антидемократиче-
ских сил, причем важной особенностью новой ситуации ста-
ло усиление позиций крупного шиитского духовенства, чему
в значительной степени содействовали шахский двор и свя-
занная с Англией группировка правящих кругов. С другой
стороны, в новых условиях оживилась деятельность демо-
кратических сил. Были возвращены из ссылки и освобожде-
ны из тюрем демократически настроенные деятели, активно
включившиеся в общественно-политическую жизнь» (С.
Алиев).
Первые четыре года фазы ушли на окончание второй ми-
ровой войны. Если не знать об имперском ритме Ирана, то
большое удивление вызвал бы дружный вывод английских и
советских войск из Ирана в 1945–1946 годах. Вслед за осво-
бождением от оккупации следовало разделаться с сепарати-
стами и оппозицией. К концу 1946-го уже усмирены иран-
ский Азербайждан и Курдистан. Постепенно усекаются воз-
можности демократических профсоюзов и Народной партии
Иран... Закрываются левые органы печати...
Буквально за один год проливаются реки крови, которые
обычно сопровождают первое четырехлетие становления
новой власти. Объясняется это все тем же присутствием
иностранных войск. Однако отметим для себя, что присут-
ствие войск не смогло сместить исторический отсчет, и
гражданская война в 1946 году велась уже вполне сформи-
ровавшейся властью быстро, уверенно, мощно.
«После подавления демократического движения правя-
щие круги Ирана в начале 1947 года организовали выборы в
меджлис XV созыва. Правительством были пущены в ход
различные средства давления на избирателей и всякого рода
махинации, чтобы добиться избрания лишь угодных ему
кандидатов» (С. Алиев).
В 1949 году неудавшееся покушение на шаха сотрудника
промусульманской газеты было использовано властями как
предлог для запрета деятельности Народной партии, демо-
126
кратических профсоюзов и других оппозиционных мелко-
буржуазных партий.
Однако, согласно историческому графику, укрепление
власти с 4 по 6 год фазы (1945–1949) должно проводиться в
основном уже экономическими методами, что, собственно,
реальность и подтвердила. «Для ослабления напряженности
правящие круги развернули широкую пропаганду вокруг
первого плана экономического развития. Согласно замысла
властей, принятие плана и его реализация должны были
привести к расширению экономических функций правитель-
ства и стабилизации положения. План разрабатывался в те-
чение 1946–1949 гг. при сотрудничестве иранского прави-
тельства с американскими фирмами. По совету американ-
ских специалистов, в указанном плане основное внимание
было уделено проектам, осуществление которых могло со-
действовать главным образом росту сельскохозяйственного
производства. Развитию промышленности отводилось не-
значительное место. Бюджет предусмотренных планом про-
ектов был более чем скромным. Тем не менее для правящих
кругов Ирана оказалось проблемой изыскать источники его
финансирования» (С. Алиев).
37 процентов предполагалось получить от АИНК (англо-
иранская нефтяная компания). Самое крупное и современное
промышленное предприятие на иранской территории, АИНК
по-прежнему оставалось государством в государстве. В эко-
номическом и административном плане она сохраняла свою
автономность. Почти все ответственные посты на предприя-
тиях компании занимали англичане. Администрация компа-
нии под видом пожарных держала на территории компании
даже полицейские части. Налогов с АИНК английское каз-
начейство получало втрое больше, чем Иран концессионных
денег.
Разумеется, такое положение не могло сохраняться долго
во второй фазе, требующей проведения самостоятельной по-
литики. На восьмом году фазы предусмотрен всенародный
подъем, и наиболее логично было направить этот подъем
против АИНК. «В 1950 – начале 1951 года в Иране подня-
лась волна народного движения против попыток английских
империалистов навязать Ирану подготовленное в 1949 году
«дополнительное соглашение» АИНК с иранским прави-
тельством, по которому предусматривалось сохранение в
силе основных статей концессионного договора 1933 года.
Участники массовых митингов и демонстраций требовали
аннулировать договор 1933 года, национализировать пред-
приятия АИНК, отказаться от всех империалистических
концессий» (М.Иванов).
Единение народа, однако, остается всего лишь козырем в
играх властителей. В год псевдорешений 15 марта 1951 года
меджлис принимает решение о национализации нефтяной
промышленности, 29 апреля 1951 формируется правитель-
ство во главе с лидером созданного в 1949 году Националь-
ного фронта доктором Мосаддыком. В год вещих снов, в
1952 году, правительство Мосаддыка даже разрывает отно-
шения с Англией и высылает всех английских представите-
лей из Ирана. Однако 1953 год ставит все на свои места.
«Доходами от нефти, – говорит Мосаддык, – мы сможем
удовлетворить все наши нужды, положить конец бедности,
невежеству и болезням, охватившим миллионы трудящихся
страны». Его слова открывают экономическое 12-летие вто-
рой фазы, а его смещение закрывает политическое 12-летие
этой фазы. 19 августа 1953 года происходит военный пере-
ворот, Мосаддык и другие министры арестованы, премьером
становится руководитель переворота генерал Захеди. «Пере-
ворот сопровождался разгромом прогрессивных организа-
ций и газет, массовыми арестами и расправами с демократи-
ческими деятелями» (М. Иванов). В декабре 1953 года вос-
становлены дипломатические отношения с Англией. В 1954
году подписываются соглашения по нефти. В 1955 году
Иран вступает в военный Багдадский пакт и т. д. Так закан-
чивается 12-летие установления новой модели власти. Для
любителей аналогий напоминаем, что аналогичный момент
в Российской истории наступил в 1929 году – году высылки
Троцкого, снятия с ведущих постов Бухарина и откровенно-
го выхода на первые роли Сталина, ну и, разумеется, начала
коллективизации, т. е. начала экономического 12-летия.
Может показаться удивительным, что вторая фаза в своем
разгаре вдруг покончила с политикой равновесия. Шах вы-
ступил с заявлением о том, что курс на нейтралитет (за что
ратовал Мосаддык), которого «Иран придерживался в тече-
ние 150 лет, ничего хорошего не сулит». Монарх предлагал
смело избрать новый путь и «приобрести себе достойных
союзников». Речь шла о резкой переориентации на США.
Однако удивительнейшим образом новая политика не при-
вела к очарованию иранцев американскими прелестями.
Скорее, наоборот – США подпали под обаяние шахского
режима, поверили в него, поверили в то, что дружба с Ира-
ном вовек нерушима. Подобные обманы распространены в
истории имперских циклов. Петр 1 надул Европу, убедив ее
в том, что Россия стремится стать европейской окраинной
провинцией. Туркофильство в народных и интеллектуаль-
ных кругах Европы породил Мехмед II («Мехметова пре-
лесть»). Примерно тот же обман сотворил на наших глазах
Иран, обманув все мыслимые и немыслимые разведки, спец-
службы и т.д. Такова великая сила маскировки второй фазы.
(Кстати, максимальный успех по введению в заблуждение,
наверное, все же у Ленина–Сталина, убедивших весь мир в
том, что их цель – борьба за пролетарские интересы, а от-
нюдь не построение державы тотальной технократизации.)
Ну а пока отношения США и Ирана крепнут с каждым
днем. Основа дружбы – экономика, деньги, нефть, но не
только...» В середине 50-х годов при самом активном содей-
ствии ЦРУ США в Иране началось создание широко Раз-
ветвленной, организации тайной полиции (САВАК). Эта ор-
ганизация стала систематически осуществлять репрессии
против членов антишахских и оппозиционных организаций»
(С.Алиев). Таким вот образом США содействовали разви-
тию своего самого страшного в будущем врага. Ну а Иран
занимался обычным имперским делом для второй фазы – со-
здавал систему тотальной слежки всех за всеми.
Мировая война, борьба за нефть, разработка нового поли-
тического курса – все это откладывало начало главной ре-
формы, единственно способной создать новый Иран. «Меж-
ду тем деревня продолжала оставаться самым острым и
взрывоопасным элементом иранского общества, прежде все-
го из-за господства в ней старых полуфеодальных отноше-
ний. И не случайно крупномасштабные реформы были нача-
ты именно здесь. Прежде чем приступить к проведению аг-
рарных реформ, Мохаммед-Реза-шах, для того чтобы пока-
зать пример помещичьему классу, принял решение о прода-
же шахских и государственных земель крестьянам, которая
осуществлялась на весьма выгодных для последних услови-
ях со скидкой в 20 % и с рассрочкой платежей в 20–25 лет.
По положению на 1961–1962 годы таким способом было
распределено около 200 тысяч га коронных земель. Сама же
аграрная реформа началась в 1962 году» (3. Арабаджян).
Прежде чем приступить к воплощению реформы в жизнь,
шах распустил меджлис 9 мая 1961 года. Дело в том, что
меджлис состоял в большинстве из представителей помещи-
ков и духовенства и одобрить аграрную реформу такой пар-
ламент был не в состоянии.
Максимум землевладения для помещиков устанавливался
размерами одной деревни, но не более 500 га, да и то при
условии активного использования сельхозтехники и наемно-
го труда. Для остальных максимум устанавливался в размере
от 20 до 150 га в зависимости от плодородия и расположе-
ния участка. Излишки земли выкупались государством и с
127
десятипроцентной надбавкой продавались крестьянам в рас-
срочку на 15 лет. И т.д.
«Такой достаточно радикальный для Ирана подход вы-
звал яростное сопротивление духовенства, помещиков и
представителей племенной верхушки, которое принимало
самые различные формы, вплоть до вооруженных выступле-
ний и убийства представителей правительства, проводивших
референдумы на местах. Среди тех, кто активнейшим обра-
зом выступал против этих и ряда других преобразований в
стране и призвал народ к антиправительственным выступле-
ниям, был и аятолла Хомейни» (3. Арабаджян).
Во многом повторялась история, случившаяся с Великим
Моголом Акбаром, который реформировал государство в
интересах мусульман, интересах ислама, при этом преодоле-
вая мощное противодействие тех, для кого он старался. Од-
нако тогда выступление исламистов на 24 году фазы закон-
чилось поражением, уходом в подполье. То же самое про-
изошло в иранской второй фазе. В обоих случаях исламской
оппозиции пришлось ждать наступления третьей фазы.
26 января 1963 года (псевдорешение) был проведен рефе-
рендум по аграрной и другим реформам. Победа на рефе-
рендуме значительно укрепила положение правительства,
упрочила положение шаха. Впоследствии ряд реформ этого
времени был назван «белой революцией», т. е. бескровной,
как противопоставление красной, т. е. кровопролитной.
«Аграрная реформа как основной элемент «белой рево-
люции» не состояла только в перераспределении земли, но и
была подкреплена рядом других мер: создание и активное
внедрение в жизнь деревни сельхозкооперативов, которые
должны были помогать крестьянам в обеспечении семенами,
водой, сельхозорудиями и т. д., то есть заменить собой по-
мещика в традиционной пятичленной системе. Кроме того,
был создан «сепахе тарвидж» – организация, призванная
пропагандировать среди крестьян передовые методы веде-
ния хозяйства и заниматься помощью в благоустройстве де-
ревень» (3. Арабаджян). И это уже было настоящей револю-
цией – революцией, меняющей весь строй жизни. Тут ко-
ренное отличие от поверхностных преобразований Пехлеви-
старшего.
Разумеется, результатом преобразований стало не совсем
то, что планировалось реформаторами, а лишь то, что
предусмотрено законами исторического развития. «В основ-
ном выгадали арендаторы, а не безземельные крестьяне и
батраки. Прямым следствием реформ явилось и то, что были
разрушены традиционные механизмы, позволявшие суще-
ствовать значительному числу сельской бедноты, и прежде
всего безземельным крестьянам, не имевшим возможности
даже арендовать землю... Это обстоятельство в сочетании с
более привлекательной жизнью в городе привело к огром-
ной по масштабам миграции населения из деревень в города.
В дальнейшем именно бывшие сельские жители составили
один из наиболее крупных и легко воспламеняемых слоев
общества, активно участвовали в революции 1978–1979 го-
да» (3. Арабаджян).
Структура имперского 36-летия такова, что первое (поли-
тическое) 12-летие стремится продвинуться на следующие
за ним годы, а третье (идеологическое) 12-летие норовит
начаться раньше срока. Таким образом, угнетается экономи-
ческая тематика имперского цикла. Разумеется, за исключе-
нием циклов, напрямую посвященных экономике. Вот поче-
му «белая революция» была итогом поисков в экономиче-
ской сфере, но одновременно и подготовкой к могучим
идеологическим баталиям.
«Ограниченный характер проводимых до 60-х годов в
Иране преобразований не позволил существенно изменить
ситуацию с общим образованием. В соответствии с перепи-
сью 1956 года 85 % населения оставалось безграмотным.
Существенные сдвиги в области образования произошли в
результате проведения в начале 60-х системы социально-
экономических реформ, известных под названием «белая ре-
волюция». В рамках ее мероприятий предусматривалась ре-
форма просвещения, расширение начального обучения и се-
ти средних школ, открытие специальных профессионально-
технических учебных заведений, инженерно-технических
вузов. Для борьбы с неграмотностью был создан «корпус
просвещения». Однако грамотность в 1966-м достигла лишь
35 %. Причем в основном грамотеи жили в Тегеране и дру-
гих крупных городах» (В. Овчаренко).
«С середины 60-х, разворачивая свою «революцию шаха
и народа», Мохаммед-Реза Пехлеви поручил придворным
философам и идеологам начать разработку философских ос-
нов этой революции» (А. Арабаджян).
60–70-е годы в жизни страны были отмечены бурным ро-
стом национального самосознания, что проявилось в разви-
тии общественной мысли, культурологии, художественной
литературы. Возник широкий интерес к возрождению куль-
турной памяти, наследию прошлого, к национальным кор-
ням, духовным и религиозно-этническим традициям. Одно-
временно изучались и осмысливались литературные и куль-
турно-политические взаимосвязи с Западом. Эти же тенден-
ции подхватили и утилизировали отечественная массовая
культура, пресса и телевидение. На страницах массовых из-
даний развернулись дискуссии вокруг трактовки культурно-
го наследия прошлого и отношения к западной культуре, к
Западу и западной цивилизации в широком плане» (В.
Кляшторина).
Одним из лидеров идеологического 12-летия стал Але
Ахмад – автор «Западничества». Он считал, что после пора-
жения Мосаддыка в идеологической сфере «воцарилось
молчание, которое заставило углубиться в себя, предаться
скорби и затем искать в окружающем причины происшед-
шего». Для Але Ахмада период молчания кончился в 1961
году, когда появился первый вариант «Западничества» (бо-
лее точно перевести как «Заражение Западом»). В отчетах
САВАК книга «Западничество» отнесена к категории «особо
опасных для существующего режима», а ее автор охаракте-
ризован следующим образом: «... этот человек на протяже-
нии всей своей жизни действовал против государственного
порядка. Его прозвище в политических кругах – "старый
партизан"».
Тем временем «старый партизан» совершенно искренне
пытался найти место Ирана в современном мире. И если
четвертая Россия создает модель нового бытия, что вносит
определенный покой в ее существование (созидание отвле-
кает), то главная задача иранского цикла не столько созидать
новое, сколько разрушать старое, выискивать в мире симп-
томы смертельной болезни, бороться с этой болезнью. Вот
почему Але Ахмад гораздо сильнее в отрицании, чем в пози-
тивных предложениях. Вот одна из его формулировок: «Не
являясь творцами машин, мы в силу давления экономики и
политики должны выступать как потребители того, что про-
изводит Запад. Чаще всего мы являемся покорными, тихими
и дешевыми монтажниками или ремонтниками того, что по-
ступает с Запада. А ведь именно это влечет за собой пре-
вращение нас, нашего правительства, нашей культуры и об-
раза жизни в подобие машины... Если коротко резюмировать
– мы не смогли сохранить наши основные культурные прин-
ципы перед натиском машин, мы исчезли, уничтожились.
Мы не смогли противопоставить этому чудовищу нового ве-
ка какие-либо принципы!»
Сколь часто нас шокирует в исламе единообразие и ка-
жущийся автоматизм, а вот Але Ахмад всерьез озабочен ав-
томатизмом Запада: «Регламентация людей, сама по себе
проистекающая от контактов с механизмом, унификация пе-
ред лицом машины, разделение труда, конвейер на предпри-
ятии, приход и уход в одно и то же время, выполнение на
128
протяжении всей жизни одной и той же операции, делают из
человека придаток машины». Ну и т. д.
Из искр идеологического двенадцатилетия возгорается
пламя грядущей революции. Таким образом, разговоры и
дискуссии, предшествующие революции, только кажутся
абстрактными, отвлеченными и нематериальными. Придет
1977 год, за ним следующие годы и запылают кинотеатры,
дискотеки и прочие атрибуты машинной культуры. Кому-то
это покажется элементарной дикостью, но это будет оши-
бочным впечатлением. Речь идет не об одичании, а о созда-
нии своеобразной контркультуры, в чем-то напоминающей
молодежную контркультуру, также построенную на отрица-
нии без позитивного противопоставления.
В любом случае необходимо отметить, что исламской ре-
волюции предшествовали годы не одичания, а, напротив,
резкого повышения образовательного уровня. Хотя с обра-
зованием иногда происходят загадочные вещи. Благодаря
неустанной работе корпуса просвещения (премия ЮНЕ-
СКО) к середине 70-х грамотными были уже 60 % населе-
ния. Число студентов достигло 150 тысяч. Выросла доля
обучающихся медицинским, естественно-математическим,
инженерным и педагогическим дисциплинам. В 1974 году
вводится система бесплатного высшего образования. Однако
парадоксальным образом указ 1974 года, резко увеличив
приток студентов из малообеспеченных, охваченных тради-
ционалистскими настроениями семей, способствовал поли-
тической радикализации всей студенческой массы. Однако
«за впечатляющими цифрами роста количества школ, уче-
ников, вузов, студентов и т. д. стоял во многом низкой уро-
вень преподавания и знаний. Сам образовательный процесс
в немалой степени готовил детей и юношество к существо-
ванию в рамках старой традиционной системы жизни. И это
обстоятельство отмечается многими, начиная с самого мо-
нарха, называвшего школьные аттестаты "дипломами без-
грамотности"» (3. Арабаджян).
В любом случае неоспорим сам факт мощного идеологи-
ческого продвижения именно с 1965 по 1977 год, каким бы
странным ни показался конечный результат. Напротив, ди-
кости начала третьей фазы во многом объясняются слишком
большим напряжением ума и души в конце второй фазы.
«60–70-е годы, несмотря на жестокую цензуру, стали време-
нем значительных достижений иранской литературы, музы-
ки, театра, имевших ярко выраженную национальную форму
и развитые гуманитарные традиции как древнеиранской, так
и мировой культуры» (3. Арабаджян).
В 1975 году на конгрессе иранской философии шахиня
провозгласила программу интеграции философии, науки и
религии на Востоке, которая даст возможность избежать пе-
реживаемого Западом духовного кризиса. В том же 1975 го-
ду официально принятый указ оформил 14 принципов «бе-
лой революции» в единую идеологию. В сентябре 1977 года
иранское телевидение провело диспут «Восток-Запад».
Идеологический накал достиг высшего градуса, после кото-
рого следует взрыв и переход из сферы идеологии в сферу
политики, из второй фазы (единоличное правление) в третью
фазу (номенклатура, бюрократия).
Конечно, трудно сравнивать грандиозную личность Акба-
ра (Великие Моголы) с достаточно жалким Мохаммедом-
Реза. Однако не будем забывать, что последний иранский
шах был блестяще образован, свободно пользовался не-
сколькими языками, написал книги «Мое служение Родине»,
«Белая революция», «К великой цивилизации», «Ответ ис-
тории». Особенно же сильно напоминает он Акбара своим
стремлением к эклектическому соединению в единое целое
разнородных пластов мировой культуры. «Шах делал упор
на возвеличивание древней иранской цивилизации и куль-
турных достижений монархии. Он прославлял деяния прави-
телей эпохи Ахменидов и Сасанидов, "при которых иран-
ское искусство и культура достигли зенита, восхвалял зоро-
астризм как "вечно живую, идеалистическую религию", воз-
величивал манихейство... При этом несколько затенялась
роль и значение шиизма как идейной и политической силы»
(В. Кляшторина).
Согласно времени, в 1973 году кризис второй фазы дол-
жен был перейти в свою заключительную фазу. И надо же
такому случиться, что именно в 1973 году происходит «ре-
волюция» мировых цен на нефть, что приводит к много-
кратному росту доходов Ирана и других развивающихся
стран. Казалось бы, такой поворот должен привести к поли-
тической стабилизации на долгие годы. Однако, в который
уже раз, мы должны признать, что политическая мощь ни-
коим образом не связана с мощью экономической и финан-
совой. (Речь не идет о ритме Запада, где политика и эконо-
мика слишком плотно переплетены.) «В области экономики
во главу угла была поставлена задача создания дорогостоя-
щих престижных промышленных объектов и приобретения в
крупных масштабах современной технологии, способной
поглотить огромный поток нефтедолларов. Планы возведе-
ния подобных объектов (атомных электростанций, круп-
нейшего в мире нефтехимического комбината, металлурги-
ческих заводов нового типа с новейшей, но не проверенной
технологией и т. д.) были выдвинуты без учета экономиче-
ских возможностей страны, уровня ее производственной и
социальной инфраструктуры. И все это уже само по себе
обуславливало провал планов, предусматривавших ускорен-
ное превращение Ирана в промышленно развитую державу»
(С. Алиев).
«Роскошная жизнь шахского окружения, бюрократов, фи-
нансовых воротил, спекулянтов и других представителей
эксплуататорских слоев, в карманах которых оседала льви-
ная доля обрушившегося на страну золотого дождя, усили-
вала у трудящихся чувство ущербности, обездоленности,
порождала стремление к социальному протесту» (А. Ара-
баджян).
«В политическом плане существенной чертой развития
Ирана после 1973 года стало усиление личной власти шаха.
Сыграв заметную роль в становлении новой прослойки
крупной промышленно-банковской буржуазии, глава госу-
дарства в то же время добивался от нее полной покорности,
не разрешил ей создавать свою политическую организацию.
Наоборот, продолжалась линия на усиление авторитарных
черт режима» (С. Алиев).
В 1975 году вводится однопартийная система. В про-
грамме партии «шахиншахский строй» провозглашался
единственной формой государственного правления, соответ-
ствующей «национальным чаяниям» иранцев. В том же 1975
году начала осуществляться реформа по созданию народно-
го капитализма (продажа акций рабочим), что вызвало на
фоне инфляции и роста цен лишь всеобщее недоверие.
Третья фаза (1977–2013, современный Иран)
Согласно установившейся традиции, события на входе в
третью фазу называют «революцией 1978–1979 годов», хотя
без труда можно было бы доказать, что революция длилась
по крайней мере с 1977 по 1981 год.
Началу безвластия 1977 года, быть может, положило
освобождение в феврале политзаключенных. С марта 1977-
го начинается поток открытых писем и обращений групп
писателей, военных, других слоев общества шаху и шахине.
«В них описывается невыносимая общественная обстановка,
к которой привела политика монархии» (А. Арабаджян).
«В середине 1977 года буржуазная интеллигенция развер-
нула кампанию за строгое соблюдение и расширение кон-
ституционных прав и свобод, требуя ограничения единолич-
ной власти шаха» (Л. Скляров). «В конце 1977 года широкие
129
протесты против западного кино и телевидения» (А. Ара-
баджян). Ну и, наконец, дикая расправа над студентами в
ноябре 1977 года... Одним словом, никаких сомнений в том,
что все, что нужно для революции, началось именно в 1977
году, а не годом позже, когда пожар уже бушевал вовсю и
ни о каком неожиданном (революционном) возгорании речь
уже не шла.
Гнилая тактика уступок, идущая от потери властной энер-
гии, а отнюдь не от гуманизма, тоже берет свое начало в
1977 году. Президент Картер в декабре 1977-го при личной
встрече называет шаха «мудрым руководителем, которому
присуще чувство глубокой человечности». Однако не так
воспринимали шаха внутри страны. «Монарх оказался со-
вершенно нетерпим к инакомыслию и практически лишил
свое общество самых элементарных свобод: слова, печати,
митингов и собраний, создания политических организаций и
т. д. Все это вызвало чувство протеста в первую очередь у
иранской интеллигенции, студенчества и национальной
буржуазии, более других слоев общества нуждавшихся в
этих правах и свободах. Особенно сильное раздражение та-
кое положение вызывало у буржуазии, которая уже обладала
достаточным экономическим потенциалом, но в политиче-
ском плане была совершенно бесправна» (3. Арабаджян).
«Содержание событий, происходивших в период с сере-
дины 1977-го по август 1978-го, можно определить следую-
щим образом: буржуазия и духовенство боролись за то, что-
бы монархия соблюдала гражданские свободы, предусмот-
ренные конституцией, и в этом смысле выступали за восста-
новление конституционной монархии, за свободу партийной
деятельности. Выполнение их требований позволило бы им
завоевать большинство в парламенте и создать правитель-
ство, независимое от шаха» (Л. Скляров).
Однако революция имеет свой порядок. У нее свой план,
она редко ограничивается полумерами, ибо смысл револю-
ции в том, чтобы выплеснуть энергию, копившуюся 36 лет,
выплеснуть настолько полно, чтобы ближайшие 36 лет (т.е.
до 2013 года) можно было бы обойтись без революций, без
смены власти. Тем более следовало ждать экстремального
хода революции в связи с тем, что революцию 1905 года
притормозила первая мировая война, а революцию 1941 года
съела вторая мировая война. (Такое неимперское течение
имперского ритма связано с тем, что мировыми процессами
управлял ритм четвертой России.)
После всего сказанного стоит ли удивляться, что «наме-
тившийся в августе 1978 компромисс оппозиционной бур-
жуазии с монархией обеспокоил радикальную часть духо-
венства, поскольку ослабил ее борьбу за власть. Чтобы со-
рвать достижение компромисса, она организовала ряд вы-
ступлений, сопровождаемых насильственными действиями»
(Л. Скляров).
В дальнейшем, как и во многих других революционных
противостояниях, уже невозможно было определить, кто
прав, а кто виноват, кто ударил, а кто ответил. «Восемь ме-
сяцев репрессий и расстрелов безоружных демонстрантов
создали благоприятную почву для того, чтобы лозунг
«Смерть шаху!» был подхвачен и мелкобуржуазными мас-
сами и городскими низами, которые составляли подавляю-
щее большинство демонстраций» (Л. Скляров).
8 сентября 1978 года на улицы Тегерана вышел миллион
человек. Губернатор Тегерана дал приказ подавить выступ-
ление по законам военного положения. Во время расправы
было убито около 4 тысяч человек («Черная пятница»). По-
том временно затишье, грандиозные демонстрации в декаб-
ре, на этот раз без жертв, если не считать разгромленные
витрины и сброшенные статуи шаха... Однако остановить
процесс по-прежнему невозможно: случайная жертва – и все
закручивается снова; в результате шах уезжает, а Хомейни
приезжает, революция входит в решающую фазу.
 В год псевдорешений (1979) умирает умеренный аятолла
Телегани, захватывается американское посольство, антиаме-
риканская истерия достигает апогея, Хомейни правит бал...
И все-таки революция на этом еще не кончается. В январе
1980 года (год вещих снов) выборы президента. Победа Ба-
нисадра вызывает нескрываемое раздражение правых клери-
калов. В марте выборы в меджлис – более половины депута-
тов чалмоносцы, т. е. официальные служители культа...
Наконец, 1981 год в основном завершает революционное
действо. Митинги, демонстрации против Банисадра, закры-
вают все неугодные газеты, Банисадр освобождается от
должности главкома, затем лишается и президентства, заод-
но разбираются с левыми и моджахедами, новая власть от-
кристаллизовывается во вполне имперском стиле. В том же
1981 году убивают Бехешти, имевшего огромную власть и
авторитет в среде духовенства.
Таким образом, именно в 1981 году сформировался тот
Иран, которого так боится западный мир во главе с США.
Что ж, главная цель третьей имперской фазы достигнута –
мир напуган, мир отодвинут, собственный народ спрятан за
высоким забором, посажен под домашний арест на 36 лет,
будет думать все эти годы, дабы к 2013 году придумать хоть
какую-то альтернативу западной машинной цивилизации.
Страх, рожденный современным Ираном, его вождем ая-
толлой Хомейни, был столь же силен, как и страх, внушен-
ный Никитой Хрущевым, сказавшим как-то сгоряча, что по-
хоронит Америку. На самом же деле Никита Сергеевич был
достаточно добр, а сменивший его Брежнев был еще добрей,
что не мешало им держать порох в очень сухом состоянии.
Так что страхи по поводу Ирана скорее следствие гипноти-
ческого воздействия Хомейни, чем предчувствие реальных
опасностей, ибо третья фаза при всем ее широчайшем диа-
пазоне (скажем, от миролюбивого Баязида II до воинствен-
ного Селима в османском цикле) все-таки призвана не к раз-
рушению, а созиданию, не к драке, а к борьбе. В этом смыс-
ле наша задача состоит в том, чтобы еще раз убедиться, что
перед нами третья фаза, а не вторая или четвертая, что гра-
ницы фазы именно такие, а не иные. Это особенно важно в
связи с тем, что сама фаза еще не скоро кончится.
Отличительная черта третьей фазы – это власть бюрокра-
тии. При этом нас не должна смущать властная фигура Хо-
мейни, в начале третьей фазы так естественно копировать
манеры старофазных тиранов, но суть уже другая (Хрущев
тоже вел себя грубовато, но Политбюро его уже не боялось).
«События "исламских" культурной, судебной и администра-
тивной "революций" показали, что, вопреки широко разре-
кламированному духовенством лозунгу борьбы за "револю-
ционную исламскую перестройку" государственного аппа-
рата и общественной жизни, они вовсе не были направлены
против бюрократизма, а в еще большей степени способство-
вали закреплению основных черт, присущих буржуазно-
бюрократической машине. Разбухание государственного ап-
парата – отличительная черта шахского режима – продол-
жилось и при религиозной диктатуре в Иране. (Если в 1982–
1984 гг. в органах государственного правления более 1,3
миллиона человек, а к концу 1985 г. до 2 миллионов, то при
шахе всего 666 тысяч.) Бюрократизм, коррупция, злоупо-
требление служебным положением и финансовые махина-
ции стали характерной особенностью "режима аятолл" и его
"исламской" управленческой элиты» (А. Шестаков).
«Весь комплекс проведенных до сих пор (1982) социаль-
но-экономических мероприятий нового режима отвечает в
основном интересам мелкого и среднего торгово-
предпринимательского капитала, оттеснившего от экономи-
ческой власти узкую группу крупных финансово-
промышленных магнатов» (Р. Ульяновский). Такой эконо-
мический скачок вполне в рамках перехода от крупнопред-
130
метной экономики второй фазы к широкомасштабной эко-
номике третьей фазы.
А вот впечатление очевидца, побывавшего в Иране в 1985
году (журнал «Шпигель»): «Толстые пачки банкнот, вручен-
ные по назначению, помогают преодолеть необозримый ла-
биринт бюрократического аппарата... Толпы большей ча-
стью невежественных бездельников, находящихся на содер-
жании у государства, которые, попивая чай и покуривая, си-
дят повсюду в министерствах, должны хотя бы внешне под-
тверждать свое право на существование...»
Отсутствие слишком резкого перелома между второй и
третьей фазами должно доказать относительное единство
экономического порядка как при шахе, так и при аятоллах.
Так, например, «переход частных и иностранных банков в
руки государства был осуществлен в традициях буржуазной
национализации, т. е. без конфискации вкладов и имущества
физических и юридических лиц. Государство тем самым как
бы взяло под свою защиту частный сектор, финансовые
устои которого могли бы серьезно пострадать в случае даль-
нейшего развертывания революционной ситуации в стране.
Актом буржуазной национализации руководство страны не-
двусмысленно сделало выбор в пользу частнокапиталисти-
ческого пути развития, которому в дальнейшем, однако,
необходимо было придать исламскую окраску» (К. Ходжар
оглы).
Все разговоры о создании ни на что не похожей ислам-
ской экономики так и остались разговорами. «Тоухидная
экономика – суть теории Абуль Хасана в апологии мелкого
производства, свертывания крупных промышленных пред-
приятий... банковская система, по исламским законам,
должна была быть беспроцентной» (3. Арабаджян). Одна из
характерных черт «тоухидной (исламской) экономики» –
стремление к экономической обособленности от внешнего
мира. «В соответствии с этой теорией новым руководством
страны была поставлена задача добиться сокращения объема
внешней торговли и изменения ее структуры, прежде всего
за счет отказа от импорта предметов роскоши и потреби-
тельских товаров, не вписывающихся в «исламскую модель
потребления». Параллельно имелось в виду значительно
снизить экспорт нефти « (Ю. Нагерняк).
«Экономика исламского периода с начала 80-х годов в
целом эволюционировала в сторону централизованной мо-
дели развития. Поворотным моментом в изменении эконо-
мического курса стал пятилетний план развития (1989–
1993), по существу, являющийся программой перехода эко-
номики страны на рыночную основу. В плане законодатель-
но предусмотрена возможность использования иностранного
капитала в виде займов, кредитов и услуг. Такое изменение
конституционного запрета позволило в 1990–1991 годах за-
ключить миллиардные контракты с ведущими зарубежными
компаниями на строительство и оборудование высокотехно-
логических производств. В стране взят курс на приватиза-
цию части государственной собственности» (Н. Мамедов).
Таким образом, декларации о создании нового типа эконо-
мики остались пустыми разговорами, на деле же исламское
государство продолжило экономическую политику шаха на
новом уровне.
Определенная преемственность, как ни парадоксально,
соблюдалась и в политике. «Исламские общественно-
политические организации во многом повторили функцио-
нировавшие при шахе корпуса «белой революции», однако
масштабы вовлечения в эти организации населения страны и
формы его военно-политической мобилизации приобрели
более всеобъемлющий, тоталитарный характер, чем при
шахском правлении» (А. Шестаков). Тут, как говорится, ни
прибавить, ни убавить, ведь наиважнейшая задача третьей
фазы правдами и неправдами, но втянуть в государственные
дела весь народ, повязать всех одной думой, одним общим
интересом.
И все же один из разрывов 1977 года кажется слишком
глубоким. Речь идет о резкой замене светского, почти запад-
ного образа жизни на якобы средневековый исламский по-
рядок. Попробуем разобраться: так ли это? Во-первых, ни-
какого особенно западного образа жизни во второй фазе не
было, более того, «пена вестернизации вызвала негативную
реакцию городских масс... в ходе революции ненависть и
ярость городских низов обрушилась на то, что они считали
символами «дьявольской» западной культуры: кабаре, кафе,
магазины с красивой одеждой, винные магазины, банки, ки-
но и т. д.» (3. Арабаджян). (Вспомним, кстати, чем занимал-
ся Селим Грозный в Египте.) Еще за пятнадцать лет до рево-
люции один из лидеров иранского общества Але Ахмад пи-
сал в «Западничестве»: «Запад – воплощение дьявольской
машинизации, убившей собственную цивилизацию, и Запад
гниет, его губит засилье техники, выхолащивая в человеке
духовное начало и цельное восприятие внешнего мира. Пре-
имущество Востока в религиозном чувстве, нерасчлененно-
сти сознания, гарантирующей спасение личности от унифи-
кации и превращения в придаток машины». Таким образом,
реальной вестернизации во второй фазе не произошло.
Теперь о том, насколько внезапен был приход к власти
исламистов. В отличие от первого Пехлеви, реально боров-
шегося с духовенством и его властью, второй Пехлеви раз за
разом сдавал духовенству один козырь за другим. «Правые
консервативные группировки, возглавляемые шахским дво-
ром, содействовали восстановлению и усилению позиций
крупного шиитского духовенства, рассматривая его как
важную силу в противоборстве с растущими леводемокра-
тическими и коммунистическими движениями. Поэтому
вторая половина 50-х и 60-е годы XX века стали временем
роста могущества шиитского духовенства» (С. Алиев). В
дальнейшем шах почувствовал, что сила духовенства стала
слишком большой, пытался взять их под контроль, но было
поздно – духовенство перешло на антишахскую сторону.
«Здесь важно заметить, что шиитское духовенство, в отли-
чие от суннитского, было в основном в оппозиции к власти,
которую оно не считало сакрально санкционированной (ду-
ховно-религиозным вождем считался «скрытый имам», то-
гда как шах был лишь временным, до возвращения имама,
руководителем страны)» (Л. Васильев).
Тут мы переходим в область достаточно удивительных
предположений. Третья фаза иранского цикла удивительна
непосредственностью власти духовенства. Однако в отличие
от ритма востока в имперском ритме у духовной силы, у
идеологов не может быть власти. Власть в руках политиче-
ской организации, каковой может стать любая организация,
в том числе и религиозная. Однако, политизировавшись, ду-
ховенство лишается в будущем возможности сохраниться
как идеологическая сила, ее постигнет участь любой импер-
ской политизированной инстанции – ослабление, деграда-
ция, потеря лица. Таким образом, схватившись за власть в
третьей фазе, шиитское как бы освобождает в четвертой фа-
зе дорогу светским организациям, а через это создает воз-
можность по окончании цикла (2049) перейти, впервые в ис-
тории исламских циклов, в ритм Запада, а не Востока. Если
это действительно так, то объясняется и неожиданный при-
ход к власти духовенства в разгар имперского цикла, объяс-
няется и предназначение шиизма, оказавшегося способным
(в отличие от суннизма) прийти к власти непосредственно, а
не через влияние на правителя. Понятно также, почему
именно четвертый цикл оказался шиитским, в то время как
три предыдущих были суннитские. Таким образом, если до-
гадки верны, мы на пороге самого кардинального за всю ис-
торию перерождения ислама. (Кстати, по поводу политиза-
ции ислама в Иране. Многим авторам она кажется очевид-
131
ной: «Конституция Исламской Республики Иран узаконила
вхождение мечетей в государственно-политическую систе-
му. На практике произошло огосударствление-
обобществление всех религиозных учреждений» (С. Алиев).
Ну и т. д. в том же духе.)
Для тех, кто чересчур трагически воспринял события
1977–1981 годов, отрезвляющими во многом были события
1989 года. Главное же, конечно, в том, что закончил свой
путь в мировой политике аятолла Хомейни (4 июня 1989 го-
да), так сильно напугавший мировое сообщество, в особен-
ности же США. Все ждали после его смерти либерализации
и, кажется, дождались. «В постхомейнистский период во
внешней политике иранского руководства дает о себе знать
известный поворот к либерализму» (С. Алиев). «С конца 80-
х, после прекращения ирано-иракской войны и кончины
имамы Хомейни, наблюдается ослабление жесткого идеоло-
гического курса...» (В. Кляшторина). «После завершения
войны с Ираком, особенно с 1990 года, иранское руковод-
ство прилагает значительные усилия с целью активизиро-
вать сотрудничество со странами Запада...» (Ю. Нагерняк).
И т. д.
Однако дело, видимо, не только в окончании войны и
смерти Хомейни. Дело в том, что закончилось политическое
12-летие, в котором утверждалась невероятная и беспреце-
дентная модель государственного устройства. «В первый
период существования конституционно оформленной ис-
полнительной власти (зима 1979–лето 1989) ее характерной
чертой являлось наличие нескольких центров власти в лице
президента, избираемого всем населением, премьер-
министра, назначение которого подлежало утверждению в
парламенте, ряда ведомств, за которыми стоят серьезные си-
лы (руководство министерства внутренних дел, руководство
Корпуса стражей исламской революции, руководство
средств массовой информации и некоторые другие). Завер-
шился этот процесс ликвидацией или нейтрализацией ука-
занных "центров сил" летом 1989 года. Происходило это пу-
тем осуществления ряда политических мер, а также упразд-
нения поста премьер-министра, некоторых министерств или
их слияния, как в случае с Министерством обороны и Мини-
стерством по делам КСИР, которые объединились в одно
учреждение. Проведенные акции позволили и юридически, и
реально-политически сосредоточить всю полноту исполни-
тельной власти в руках главы республики – президента ИРИ
(с 1981 по 1989 – Хомейни, с 1989 по 1997 – Рафсанджани).
Отличительная черта кабинета министров, образованного
осенью 1989 года, заключалась не только в меньшем коли-
честве министров (22), но и в том, что за духовенством были
сохранены только четыре, правда ключевых, министерства:
внутренних дел, исламской культуры и ориентации, инфор-
мации и юстиции. Остальные возглавлялись представителя-
ми гуманитарной и технической интеллигенции» (С. Алиев).
Закончив политические дела, третья фаза наконец-то взя-
лась за экономику. «Попытки практического осуществления
принципов "исламской экономики" показали, что она нахо-
дится в явном противоречии с требованиями экономическо-
го развития страны, ведет к дальнейшему усилению кризис-
ных явлений в народном хозяйстве... Это приводило к тому,
что в хозяйственной деятельности, и особенно в сфере
внешней торговли, установка на формирование исламской
экономической системы постоянно сопровождалась практи-
ческими шагами, не совместимыми с кораническими прин-
ципами и декларируемой политикой» (Ю. Нагерняк).
Начиная с 1989 (до Ирана ли нам было в том году) Иран
уже мог не оглядываться на политические лозунги и вести
экономику, ориентируясь на жизнь, а не на теорию. Прива-
тизация, либерализация цен, отказ от дотаций убыточных
предприятий и т. д., что и нам уже знакомо... При том что
население с 1976 года до 1986 года выросло на 16 миллио-
нов (почти в 1,5 раза), национальный продукт упал, про-
мышленность в 1989 году работала на 20 %. Однако «ком-
плексное осуществление указанных мер позволило Ирану
преодолеть кризис. В 1989–1990 гг. падение ВВП приоста-
новилось, и он вырос на 4 %. В 1990–1991 гг. рост составил
уже 8 %. Общий индекс промышленного производства, ко-
торый с 1985 по 1988-й падал в среднем на 10 %, начал под-
ниматься» (Н. Мамедова).
Таким образом, один из главных прогнозов на ближайшее
время состоит в том, что до 2001 года главной темой оста-
нется экономика и экономический рост продолжится. При
этом не будем забывать, что уже с 1997 года начнется по-
степенная подготовка к идеологическому 12-летию (2001–
2013), в котором начнется интенсивная внутренняя работа
по переосмыслению роли ислама в современном мире, рабо-
та по подготовке новой политической модели для четвертой
фазы, модели, которую в той или иной степени примет для
себя весь исламский мир.
Прогнозы по поводу Ирана, произнесенные как бы от
имени Запада, не оправдались. Многими авторами предска-
зывалась отсталость, дикость, долгое мучительное возвра-
щение на покинутую тропинку сотрудничества с Западом.
Совершенно ясно, что возврата к старому нет, Иран идет
своим путем и некоторое смягчение экономической линии
ничего не доказывает, ибо экономика в имперском цикле
наименее важная сфера. Более точными оказались прогнозы,
произнесенные как бы от имени имперского сознания Рос-
сии. Имперцам импонирует противопоставление Ирана ге-
гемонии США на фоне распада СССР. Другое дело, что и в
этих прогнозах высказывается неуверенность в возможно-
стях гордой страны противостоять Америке слишком долго.
Однако уже в 1997 году отчетливо видно, как мощно верну-
лась Россия на арену мировой политики, как ловко она раз-
рабатывает крошечные трещинки в отношениях США и Ев-
ропы, США и Японии, США и третьего мира. И уж, конеч-
но, Россия не преминет воспользоваться пропастью между
США и лидером современного исламского мира – Ираном.
Отвлечемся и вспомним о предыдущих исламских цик-
лах. Лишь первый цикл (Халифат) был самостоятелен во
всех отношениях. Уже второй цикл (Османы) был циклом
дублером, опаздывающим от цикла второй России на 60 лет.
Третий исламский цикл (Моголы) дублировал с 48-летним
опозданием цикл третьей Англии. Наконец, современный
Иран с 24-летним опозданием дублирует наш родной цикл
четвертой России. Вот почему его задачи не консолидация
исламских земель и военная экспансия, как у османов (ана-
логично второй России), и не создание капитала, как у мого-
лов (аналогично третьей Англии), а создание нового мира,
новой идеологии, борьба с пустопорожней интерпретацией
английского мира, реализованной в современных США. Вот
почему резкий антиамериканизм, который Россия, как стра-
на-созидатель, не может себе позволить, Иран сохранит и в
третьей фазе, и в четвертой, когда США будут иметь уже
довольно жалкий вид.
Возможностей для составления прогнозов на ближайшее
будущее Ирана, точное определение его исторической коор-
динаты – безгранично много. Например, метод последова-
тельных аналогий. Первая революция (1905) жаждала огра-
ничить всевластие шаха, но привела к еще большему могу-
ществу шаха, вторая революция (1941) шла под лозунгом
освобождения от иноземного присутствия, однако привела к
сверхприсутствию иноземцев; наконец, третья революция
(1977) шла под девизом создания максимально религиозного
государства, а может окончиться полным равнодушием к
исламским обрядам. Можно попробовать другие системы
аналогий, потом сопоставить их друг с другом.
132
Очень важно помнить о том, что своей четвертой фазой
имперский цикл Ирана войдет уже в новую эпоху (анало-
гичная история была с Моголом) и весь блеск и фантастиче-
ское великолепие четвертой фазы будет для мира не столько
началом новой эпохи, сколько напоминанием об ушедшем
мире бурного технического прогресса.
Как видим, параметров для определения будущего хвата-
ет. Но за подробностями и мелочами очень важно не забыть
главного. Иран по-прежнему в имперском цикле, а стало
быть, сохранит очень сильную, независимую политику, про-
должит оказывать влияние как на мир ислама, так и на весь
остальной мир. Определенный страх, а точнее, уважение он
продолжит вызывать, и все же важно помнить, что позади
черная вторая фаза, близится к концу серая третья фаза, а
впереди лишь белая четвертая фаза!
Тем, кто не верит, что в фанатическом и темном мире
Ирана вдруг воссияет четвертая фаза, хотелось бы напом-
нить, что именно Иран остается страной максимальных тем-
пов ликвидации неграмотности. В то время как иранцев
уличали в возвращении к средневековью, была выдвинута
программа всенародной грамотности. Было объявлено, что
овладение грамотой является «священной обязанностью
каждого мусульманина»... Для привлечения как можно
большего числа неграмотных детей и взрослых к занятиям в
классах «движения обучения грамоте» использовались раз-
личные средства морального и материального поощрения.
Динамика роста грамотности такова: в 1951 году из 13 млн
грамотны 15 %, в 1961 году из 19 млн грамотны 28 %, в 1971
году из 27 млн грамотны уже 47 % и, наконец, в 1986 году из
50 млн грамотны уже 62 %. Вот такое средневековье. Про-
должить закономерность можно и дальше. Ясно, что к 2013
году цифра будет очень близка к 100 %. «Несмотря на си-
стему доносов, в стране идет достаточно активная «под-
польная» культурная жизнь. Представители интеллигенции,
молодежь украдкой слушают европейскую музыку, смотрят
видеофильмы»... (Ю. Нагерняк).
«Шиитская вера усилила свойственное иранцам глубокое
убеждение, что они уникальны и превосходят всех в куль-
турной сфере» (Р. Коттам). Именно сочетание веры в свои
силы, могучей энергии и одновременно некоего запрети-
тельного фона даст возможность новой иранской культуре,
как следует проварившись в своем соку (аналог кухонной
культуры брежневских времен), выплеснуться после 2013
года на мировые просторы.
Теперь о событиях 1997 года (20-й год фазы). Дело в том,
что в 1997 году были очередные президентские выборы. До
сих пор побеждали те, кого рекомендовали сверху. На этот
раз все произошло не так. Из 238 кандидатов по обыкнове-
нию 234 забраковали. Оставшихся четверых расположили не
в алфавитном порядке, а в порядке набранных голосов на
исламском совете. Бывший министр культуры Мохаммед
Хатами располагался в этом списке лишь на третьем месте.
Первым же шел Али Акбар Натек-Нури. Он устраивал всех,
и считалось, что богобоязненные и законопослушные иран-
цы изберут его. Натек-Нури приезжал в Россию и выступал
в нашем парламенте. Прокоммунистический парламент при-
ветствовал его как будущего президента. Накануне выборов
аятолла Хомейни многозначительно заявил в радиообраще-
нии, что иранцы никогда не проголосуют за кандидата, за-
нимающего недостаточно твердые позиции в отношении За-
пада и проводимой им «политической и культурной агрес-
сии». И после всего этого Натек-Нури получил всего 25 %, а
вот Хатами получил 70 % и стал президентом.
«Придя в себя от изумления, наблюдатели и эксперты
признали: успех сокрушительный, где-то сопоставимый со
стремительными падением шахского режима в конце 70-х.
Вопрос только – что все это меняет в Иране и для Ирана?
Абсолютно ясно только одно: подавляющему большинству
иранцев надоела «муллократия» и засилье клерикального
ханжества (да еще в доведенном до крайности шиитском ва-
рианте), они мечтают о переменах и реформах» (С. Иванов).
Ну что ж, на 20-м году фазы (1973) мы тоже мечтали о пере-
менах, а начались они на словах лишь в 1985-м, а не деле
лишь в 1989 году. Так что ждать, ждать, набираться терпе-
ния. Более того, к 2001 году может случиться так, что Хата-
ми с его лозунгами «Свобода деятелям культуры!» и «Нет
религиозному ханжеству!» станет слишком неугоден истин-
ным властителям страны.
Так что запасемся терпением и мы, сосредоточим все свое
внимание на пока еще слишком далеком 2013 годе, когда мы
наконец-то узнаем, в чем современность и новаторство
иранского цикла, куда, в какую сторону пойдет влекомый
Ираном обширный исламский мир.
На этом поиски Империи, собственно говоря, заканчива-
ются, хотя мы оставляем если не возможность, то хотя бы
право других исследователей найти в прошлом, настоящем
или будущем хотя бы еще один имперский цикл.
1993–1997, Москва
Приложение 1
Первые фазы российских имперских циклов
Нет нужды скрывать, что, описывая иудейские, римские,
английские, исламские имперские циклы, мы ни на одно
мгновение не забывали о российских имперских циклах, в
особенности о третьей России, ну и, конечно же, четвертой
России, в которой мы сами пребываем. Однако чисто терри-
ториально Россия в данных поисках представлена наиболее
скромно. Связано это с несколькими причинами. Главная
причина состоит в том, что при описании российских циклов
мы еще ничего не знали об остальных 16 циклах, а потому
нас более всего интересовали некие сквозные аналогии, а не
подробное и последовательное описание фаз циклов,
предыстория их и последствия. Другая причина состоит в
том, что подробное описание всей истории России на фоне
уже хорошо понятой всемирной истории, думается, нас еще
ждет.
И все же, чтобы хоть как-то компенсировать недостаточ-
ность удельного веса российских циклов в «Поисках Импе-
рии», мы решили кратко напомнить, что, собственно, проис-
ходило в первых фазах российских имперских циклов. При
желании это дополнение можно рассматривать как аванс,
выданный в счет будущей книги, посвященной России.
Первая фаза 1 России (909–945)
Первая фаза 2 России (1353–1389)
Первая фаза 3 России (1653–1689)
Первая фаза 4 России (1881–1917)
Первая фаза 1 России (909–945)
Давно отгремели грозы иудейских и римских имперских
циклов, стремительно и мощно заявил о себе первый ислам-
ский цикл (халифат), завершила свой имперский путь Ви-
зантия (861), человечество вступило в свой шестой (фаталь-
ный) возраст. Наступило время начать свой бег двум свер-
химпериям, империям эпохи империй, Англии и России.
Английский имперский ритм родился в 825 году, некоторое
время спустя (как будто бы ожидая окончания последнего
византийского цикла) рождается российский имперский
ритм.
Нескольким имперским циклам повезло начаться ярко и
недвусмысленно, в основном, однако, речь о более или ме-
нее современных циклах. В основном же первые фазы – это
133
туман, двусмысленность, мистическое предчувствие буду-
щего величия, но одновременно какая-то особая, невозмож-
ная тишина, та самая тишина, что предшествует первому
удару молнии.
Таким образом, получается, что первая фаза выглядит да-
же более скромно, чем предшествующие ей события, глав-
ное же состоит в том, чтобы в этой тишине родились новые
идеи, новые цели, родилось истинное национальное самосо-
знание.
Что касается событий, предшествовавших X веку, то ни-
каких признаков национального самоопределения еще нет.
Со стороны призываются правители, нет внутреннего един-
ства, нет единых внешних интересов, нет даже самоназва-
ния, что уж говорить о национальной памяти, национальной
культуре. Однако есть во множестве крупные города. В
скандинавских сагах Русская Земля носит название Гарда-
рики, то есть «страны городов». (А ведь именно наличие го-
рода одно из непременных условий рождения имперского
ритма.) Есть торговый путь из Варяг в Греки, есть опреде-
ленное и существенное богатство. Не зря послы-
новгородцы, призывая Рюрика, говорили: «велика и обильна
земля наша». Русь была настолько богата, что могла, но су-
ти, купить себе правителя. Одним словом, были все основа-
ния призвать к себе не только правителя, но и имперскую
культуру. Не будет большой натяжкой сказать, что одним из
предвестников возникновения имперского цикла было со-
здание славянской письменности Кириллом и Мефодием на
исходе имперского цикла Византии. Другим предвестьем
будущего политического величия стало резкое возвышение
Киева над другими городами русскими. И все-таки, как это и
должно быть, начало имперского цикла не обошлось без
влияния могучей энергетической личности.
Речь идет о том самом вещем Олеге, который, по версии
А. С. Пушкина, своему могуществу имел незримого храни-
теля, а смерть принял от коня своего. «Сей опекун Игорев
скоро прославился великою своею отважностью, победами,
благоразумием, любовью подданных» (Н. Карамзин). В Кие-
ве Олег правил с 882 года. «Под его рукою собрались все
главнейшие племена русских славян, кроме окраинных, и
все важнейшие русские города» (С. Платонов).
Олег не только подвел молодое государство к необходи-
мости перерождения из обычной родоплеменной конструк-
ции к мощному централизованному образованию, но и ввел
его уверенной рукой в имперский цикл. Цикл начался в 909
году, а Олег умер не раньше 912 года, таким образом, его
смерть и начало имперского цикла связаны очень тесно. Па-
мятуя о том, что редкий правитель в состоянии надолго пе-
режить смену фаз и тем более смену ритма, можно сказать,
что смерть Олег действительно принял от змеи, точнее, от
года Змеи, с которого начинаются все имперские циклы.
909 год – такую дату дает теория, мало того – теория
настаивает на этой дате. Однако что, собственно, должно
было произойти в 909 году? Да ничего особенного, всего-то
навсего Олег должен был осознать, что истинного величия
набегами не достичь, что Византия годится не столько для
разграбления, сколько для освоения. В этом смысле решаю-
щий ответ должно дать сравнение договоров с Византией от
907 и 911 годов. Именно в разнице между двумя текстами
скрыта революционность самой главной даты российской
истории. (Не вступи тогда русское государство на импер-
ский путь – было бы оно сейчас русской автономной рес-
публикой в какой-нибудь грандиозной державе,– что мы
знаем о соискателях на звание главной Империи человече-
ской истории?)
В любом случае договор 911 г. уже исполнен определен-
ными достижениями на пути к великому будущему. «Сей
договор представляет нам россиян уже не дикими варвара-
ми, но людьми, которые знают святость чести и народных
торжественных условий; имеют свои законы, утверждающие
безопасность личную, собственность, право наследия, силу
завещаний; имеют торговлю внутреннюю и внешнюю» (Н.
Карамзин).
В дальнейшем, говоря обо всей первой фазе Первой Рос-
сии, мы будем иметь дело только с Игорем Рюриковичем.
«Игорь в зрелом возрасте мужа принял власть опасную, ибо
современники и потомство требуют величия от наследников
государя великого или презирают недостойных» (Н. Карам-
зин). Все это так. Однако современники навряд ли были в
претензии к Игорю, ибо первая фаза время мирное, народ в
нем мирный и правитель нужен мирный. Конечно, Игорь не
дотягивает до таких хрестоматийных образов первой фазы,
как Алексей Тишайший или Александр III Миротворец, од-
нако и у Игоря есть свои рекорды, например, рекорд неза-
метности и неупоминаемости нигде. «Княжение Игоря во-
обще не ознаменовалось в памяти народной никаким вели-
ким происшествием до самого 941 года» (Н. Карамзин). То
есть до самого начала критического четырехлетия на входе
во вторую фазу.
«Рассмотрев занесенные в летопись предания об Игоре,
мы видим, что преемник Олега представлен в них князем
недеятельным, вождем неотважным. Он не ходит за данью к
прежде подчиненным уже племенам, не покоряет новых,
дружина его бедна и робка, подобно ему; с большими сила-
ми без боя возвращаются они назад из греческого похода,
потому что не уверены в своем мужестве и боятся бури» (С.
Соловьев). Так в чем же тогда имперское величие Игоря? В
чем его провидение будущего? Надо полагать все в том же –
переформулировании государственных задач.
Идеологическая система объединения государства отми-
рала, политические методы еще не были разработаны до
конца. Годы, которые летописцы сочли пустыми, ушли на
то, чтобы опробовать разные методы решения проблем.
Проблемы внутренние возникли сразу после смерти Олега –
«отложились» древляне, потом угличане. Первых вернули к
послушанию в 914 году, для возвращения вторых потребо-
валась трехлетняя кампания (914–917). Проблемы внешние
создали печенеги, пришедшие на Русь в 915 году. Игорю
удалось «сотворить с ними мир» на 5 лет, а в дальнейшем
поставить печенегскую проблему как национальную (не мо-
жет существовать единый народ, если у него нет единого
врага). Как и полагается имперскому циклу, задачи, сформу-
лированные в первой фазе, окончательно решаются в чет-
вертой. В данном случае печенегский вопрос решил Ярослав
в 1037 году.
Об экономическом 12-летии первой фазы (912–933) почти
ничего не известно, тем не менее «в середине 30-х годов X
века экономическая, военная, политическая мощь Руси про-
должала возрастать. Все более активный характер приобре-
тает ее стремление овладеть Северным Причерноморьем,
сокрушить византийские опорные пункты в Крыму, прочно
утвердиться на восточных торговых путях, и в первую оче-
редь в Приазовье, Поволжье, Закавказье» (А. Сахаров). Так
формулировались следующие за печенегами вопросы – Ви-
зантия и Хазарский каганат. Все три темы не покинут Русь в
течение всего цикла, но именно решение этих вопросов со-
здаст то историческое место, которое положено было новой
Империи. В дальнейшем Хазарский каганат разгромит сын
Игоря Святослав, отношения с Византией медленно будут
переходить с чисто военных рельсов на политико-
религиозные при внуке Игоря, князе Владимире крестителе,
и правнуке, князе Ярославе Мудром.
Минуя тему переломов 921 и 933 гг., смену политической
проблематики на экономическую, а экономической на идео-
логическую, сразу обращаемся к входу в критическое четы-
рехлетие фазы (941–945). Именно в 941 году Игорь затевает
бесславный поход на Константинополь, закончившийся же-
134
стоким поражением, русская флотилия была уничтожена
греческим огнем. Надо полагать, что именно это поражение
породило бурю в нарождающемся русском обществе, повело
к резкой активизации народных, национальных сил. Первая
фаза исчерпала свои возможности, необходимо было гото-
виться ко второй.
Через три года новый поход. «На этот раз Игорь, подобно
Олегу, собрал много войска: варягов, Русь, полян, славян,
кривичей, тиверцев, нанял печенегов, взявши с них залож-
ников, и выступил в поход на ладьях и конях, чтоб ото-
мстить за прежнее поражение» (С. Соловьев). Вид этой ар-
мады был столь грозен, что Византия вступила в перегово-
ры, не дожидаясь начала боевых действий. В том же 944 го-
ду между двумя государствами был заключен новый дого-
вор.
Как ни парадоксально, но именно этот договор, заклю-
ченный в последнем году фазы, подвел настоящий итог са-
мой мирной фазе имперского цикла. «По существу, согла-
шение 944 года стало вершиной древнерусской дипломати-
ческой практики и документалистики, явилось первым раз-
вернутым письменным договором о военном союзе двух
государств» (А. Сахаров). Для нас очень важно, что в новом
договоре политические интересы начинают явно довлеть над
интересами экономическими. Византия, по существу, при-
знала русское влияние в Крыму, в устье Днепра. По догово-
ру Русь заступила на место Хазарии как союзника Византии.
Этот союз двух государств и был в первую очередь направ-
лен против Хазарии. А вот в экономической сфере на уступ-
ки пошла Русь. «Договор Игоря не так выгоден для Руси, как
был прежде договор Олегов» (С. Соловьев). (Речь в основ-
ном о торговле.) Произошла своеобразная рокировка: Ви-
зантия из имперского ритма ушла в восточный, Русь из во-
сточного в имперский с его презрением к экономическим
проблемам и преклонением перед политической мощью.
Договор 944 года можно трактовать как вещий сон на всю
русскую историю. Не случайно в нем впервые появляется
официальное название нашего государства – Русская Земля.
Раньше понятие «Русь» определяло то какую-то террито-
рию, то народ, то часть населения, то титул правителя, то
отряд воинов и т. д. Показательно и то, что в договоре конца
фазы – в отличие от договора начала фазы – господствуют
уже не варяжские, а славянские имена. В договоре указыва-
ется на проникновение христианства в русское народное те-
ло.
Так что при видимости ослабления воинственности шло
быстрое продвижение но главным имперским направлениям
– национальное сознание, централизация, единобожие.
«Игорь в войне с греками не имел успехов Олега; не имел,
кажется, и великих свойств его; но сохранил целостность
Российской державы, устроенной Олегом, сохранил честь и
выгоды ее в договорах с империей; был язычником, но поз-
волял новообращенным россиянам славить торжество Бога
христианского и вместе с Олегом оставил наследникам сво-
им пример благоразумной терпимости, достойной самых
просвещенных времен» (Н. Карамзин).
Ну и, наконец, о событиях 945 года. «Игорь действитель-
но хотел мира для своей старости; но корыстолюбие соб-
ственной дружины его не позволило ему наслаждаться спо-
койствием... При наступлении осени отправился в землю
древлян и, забыв, что умеренность есть добродетель власти,
обременил их тягостным налогом» (Н. Карамзин). Ну и т. д.
История, изложенная во всех подробностях и всем извест-
ная, вдруг перерастает в грандиозную революцию, суровую
и свирепую до такой степени, что большинство историков
до сих пор не верят во все подробности Нестеровых сказа-
ний о мести и хитростях Ольгиных. Впрочем, Ольга, ее ве-
ликие преобразования, ее крутые и жестокие действия уже
целиком во времени, а стало быть, морали и нравах второй
имперской фазы, времени, в котором рубят лес, а о щепках
попросту не успевают подумать.
Первая фаза 2 России (1353–1389)
В далеком прошлом остались могучие преобразования
Ольги, крещение Руси, Владимир Красное Солнышко, Яро-
слав Мудрый. Мир был потрясен не только политической
мощью новой державы, но и высочайшей ее культурой, не-
вероятной для народа, почти что не имевшего истории.
По окончании имперского цикла (1053) на русскую землю
вернулся восточный ритм, а вместе с ним бессилие полити-
ческих структур и всесилие религиозных. 300 лет восточно-
го ритма поставили политическую состоятельность Руси на
грань возможного. Юго-запад под Литвой, северо-восток
под монголом, постоянные усобицы князей ослабляли госу-
дарство и разоряли население. Зато невероятно утвердилась
и поднялась православная церковь, фактически взявшая
власть на Руси, обеспечивая в отсутствие реальной политики
единство русского народа. «Наследники уже разложившейся
и уже загнивающей Древней Руси были постепенно оттесне-
ны от власти митрополитами» (Л. Гумилев).
Каждое четвертое 36-летие восточного ритма одаривает
государство и народ экономическим чудом. Не стала исклю-
чением 4 фаза второго восточного цикла (1313–1349), в ко-
торой Иван Калита практически покупал кусками политиче-
ское благополучие, пытаясь из этих лоскутков сшить новое
могущество для Руси. Увы, никакое самое фантастическое
богатство не заменит мощь, даруемую имперским самосо-
знанием. Наоборот, именно на фоне богатой жизни особенно
четко видно политическое бессилие.
Дважды (1353 и 1653) имперские циклы начинались со
страшных эпидемий чумы. Странный и зловещий знак исто-
рии. Европа, Азия испытали удар черной смерти уже в 1346
году. В 1349-м эпидемия перекинулась на Скандинавию, а в
1352-м уже была в Пскове. 11 марта 1353 года умирает мит-
рополит, в марте же умирают сыновья великого князя Иоанн
и Симеон, 26 апреля умирает сам великий князь Симеон
Гордый, 6 июня умирает его брат Андрей Иоаннович. «Эти
одновременные смерти ошеломили москвичей. Почти все
они приходились на пасхальные дни, поэтому народ и лето-
писцы говорили о гневе Небесном, испытанном Русью» (А.
Кузнецов). Таким образом, начало было достаточно мисти-
ческим.
«Все князья российские поехали в Орду узнать, кто будет
их главою. Чанибек избрал Иоанна Иоанновича Московско-
го, тихого, миролюбивого и слабого» (Н. Карамзин). Что ж,
для начала фазы вполне подходящая личность, тем более что
кроткий правитель вел себя не просто пассивно, а как бы ак-
тивно наоборот, то есть уклонялся от столкновений, неиз-
бежных при истинной пассивности. «Кроткий Иоанн укло-
нился от войны с Олегом Рязанским, терпеливо сносил
ослушание новгородцев... В самой тихой Москве, не знако-
мой с бурями гражданского своевольства, открылось дерз-
кое злодеяние, и дремлющее правительство оставило винов-
ников под завесою тайны...» (Н. Карамзин). Ну и т. д. Таким
образом, политический хаос восточного ритма плавно пере-
текает в подспудное накопление энергии, когда любой кон-
фликт не столько разрешается, сколько оттягивается, откла-
дывается в долгий ящик. Так создаются условия для гряду-
щих революций, будущих потрясений. (Предположение о
политическом бессилии Ивана II Красного не согласуется
также и с годом рождения князя.)
После смерти Ивана Красного (1359) Владимирским ве-
ликокняжеским престолом завладевает Дмитрий Суздаль-
ский. Митрополит Алексий временно управляет Москов-
ским княжеством. В 1363 году при поддержке московских
бояр Алексию удается добиться в Орде титула великого кня-
135
зя для юного Дмитрия, сына Ивана Красного. Шел уже 10-й
год фазы, Дмитрию было 13 лет. В дальнейшем фаза длится
столько же, сколько длится жизнь Дмитрия, а потому, гово-
ря о Дмитрии, о его эволюции, мы, по сути, описываем саму
фазу.
Для нас очень важно, что Дмитрий Иоаннович не только
правил в первой фазе, но и был взращен этой самой фазой, а
стало быть, принадлежал к череде титанов, чаще известных
как правители вторых фаз, но иногда успевающих возгла-
вить первую фазу.
«Богатое событиями княжение Дмитрия, протекавшее с
начала до конца в упорной и важной борьбе, легко затмило
бедные событиями княжения предшественников, события,
подобные битве Куликовой, сильно поражают соображение
потомков» (С. Соловьев). Однако если не смотреть на Дмит-
рия в перспективе следующих за ним годов и веков русского
величия, а попытаться погрузиться в толщу лет и стать ря-
дом, то ничего выдающегося в его правлении не обнаружит-
ся. «По некоторым чертам можно допустить, что он был че-
ловеком малоспособным и потому руководимым другими; и
этим можно отчасти объяснить те противоречия в его жизни,
которые бросаются в глаза,– то смешение отваги с нереши-
тельностью, храбрости с трусостью, ума с бестактностью,
прямодушия с коварством, что выражается во всей его исто-
рии... Беспрестанные разорения и опустошения, то от внеш-
них врагов, то от внутренних усобиц, следовали одни за дру-
гими в громадных размерах. Сам Дмитрий не был князем,
способным мудростью правления облегчить тяжелую судьбу
народа» (Н. Костомаров). (Такова судьба почти всех лидеров
первых фаз – двойственность, спорность, расплывчатость
исторического облика.)
Лидеры первых фаз имеют право на ошибки, они должны
блуждать в темноте, на ощупь искать новые пути, новые хо-
ды, при этом смысл найденного будет ясен в лучшем случае
к 4-й фазе. Первой задачей Дмитрия было главенство семей-
ного (от отца к сыну) над родовым (от брата к брату) поряд-
ка престолонаследования. Он добился от своего двоюродно-
го брата Владимира Андреевича отказа от прав на великое
княжение. Однако пройдут еще годы и годы, 3-я фаза потря-
сет всех бессмысленной московской усобицей, прежде чем
утвердится на престоле внук Донского Василий II Темный,
после которого новый порядок наследования утвердится на
века.
Дмитрий ликвидировал должность тысяцкого, перехо-
дившую по наследству, и казнил в 1379 году Ивана Велья-
минова, затеявшего интригу против князя за ее восстановле-
ние. Дмитрий уничтожил сей важный сан, неприятный для
самовластия государей и для бояр, обязанный уступать пер-
венство чиновнику народному» (Н. Карамзин).
У Дмитрия не было реальных сил для объединения Руси,
слишком много было альтернативных идей. Задача Дмитрия
была в том, чтобы внушить всем кому можно идею неиз-
бежности объединения, причем именно вокруг Москвы. По-
казательно, что он предпочитал уговаривать, брать клятвы
(«за себя и за наследников своих признавать меня старей-
шим братом»), утверждать новую Русь по законам братства,
а не по законам силы. Сила появится лишь в четвертой фазе,
когда Москва будет присоединять к себе по княжеству в год.
Сила будет во всем: в народе, в войске, в самом остальном
граде. Пока же центростремительная сила была лишь в
Дмитрии, еще очень молодом человеке.
Вот почему, говоря о дате главного события первой фазы
– Куликовской битвы (1380), – мы должны помнить не толь-
ко о внешних событиях или о том, что шел 27-й год фазы
(конец политического четырехлетия идеологического 12-
летия), но и о том, что Дмитрию Донскому исполнилось в
год Битвы 30 лет – возраст реального возмужания.. Для нас,
потомков, очень важно знать, что только события мистиче-
ских лет в состоянии войти в круг вечности и остаться в па-
мяти народной как некий навязчивый сон, не дающий жить
спокойно, волнующий совесть, зовущий к новым битвам.
«Военное значение Куликовской победы заключалось в
том, что она уничтожала прежнее убеждение в непобедимо-
сти Орды и показала, что Русь окрепла для борьбы за неза-
висимость. Политическое же и национальное значение Ку-
ликовской битвы заключалось в том, что она дала толчок к
решительному народному объединению под властью одного
государя, Московского князя. Приняв на себя татарский
натиск, Дмитрий явился добрым страдальцем за всю землю
Русскую; а отразив этот натиск, он явил у себя такую мощь,
которая ставила его, естественно, во главе всего народа, вы-
ше всех других князей. К нему как к своему единому госу-
дарю потянулся весь народ. Москва стала очевидным для
всех центром народного объединения, и московским князь-
ям оставалось только пользоваться плодами политики Дон-
ского и собирать в одно целое шедшие в их руки земли» (С.
Платонов).
«Казалось, что россияне пробудились от глубокого сна:
долговременный ужас имени татарского, как бы от действия
сверхъестественной силы, исчез в их сердце. Народ, до вре-
мен Калиты и Симеона оглушаемый непрестанными удара-
ми моголов, в бедности, в отчаянии, не смел и думать о сво-
боде: отдохнув под умным правлением князей московских,
он вспомнил древнюю независимость россиян и, менее стра-
дая от ига иноплеменников, тем более хотел свергнуть оное
совершенно. Облегчение цепей не мирит нас с рабством, но
усиливает желание прервать оные» (Н. Карамзин).
Так Куликовская битва как бы встает над временем, нахо-
дя гораздо больше связи с прошлым или будущим, чем с
настоящим, ибо в настоящем она аномальна, как островок
реальности в море сна или, наоборот, сон среди грубой ре-
альности. Уже в 1381 году Тохтамыш, сменивший Мамая,
потребовал на ковер всех русских князей. «Давно ли,– гово-
рили они, – мы одержали победу на берегах Дона? Неужели
кровь христианская лилась тщетно?» Тем временем фаза
входила в свой критический период, все силы, скопленные в
начале фазы, выплеснулись на Куликовом поле, народ был
не способен еще к истинному единению, рождаемому в гор-
ниле второй и третьей имперских фаз. «Тохтамыш взял Сер-
пухов и шел прямо к Москве, где господствовало мятежное
безначалие. Народ не слушался ни бояр, ни митрополита и
при звуке колоколов стекался на вече, вспомнив древнее
право граждан российских в важных случаях решать судьбу
свою большинством голосов» (Н. Карамзин). Москва была
затоплена кровью и сожжена... За Москвой последовали
Владимир, Звенигород, Юрьев и другие города. Когда
Дмитрий и князь Владимир Андреевич приехали со своими
боярами в Москву, увидели и представили происшедшее,
они осознали реальные последствия Куликовской битвы:
«Отцы наши, – говорили они, проливая слезы, – не побежда-
ли татар, но были менее нас злополучны!»
«Малодушные могли винить Димитрия в том, что он не
следовал правилам Иоанна I и Симеона, которые искали ми-
лости в ханах для пользы государственной; но великий
князь, чистый в совести пред Богом и народом, не боялся ни
жалоб современников, ни суда потомков; хотя скорбел, од-
нако же не терял бодрости и надеялся умилостивить Небо
своим великодушием в несчастии» (Н. Карамзин).
Дмитрий Донской почувствовал, что в общении с Богом
он уже может обходиться без посредников. Имперский цикл
очень быстро дает людям, особенно же вождям, ощущение
богоотмеченности. В этом смысле положение иерархов
церкви не могло не подвергаться сомнению. Единая прежде
Киевская митрополия стала самопроизвольно делиться...
Митрополиты при Дмитрии Донском менялись как куклы:
Алексий и Роман вместе, потом один Алексий, после смерти
136
Алексия – Киприан и Митяй-Михаил, потом Пимен, затем
опять Киприан. Пленение митрополитов, их изгнание стали
обыденной вещью. Удивительная перемена состояла в том,
что в политической сфере стал вырисовываться порядок, а в
религиозной иерархии началась анархия. Естественно, что
церковники были вынуждены прибегать к помощи великого
князя в разрешении споров, а не наоборот, как это было еще
совсем недавно. Показательно, что Дмитрий осудил и низ-
ложил Киприана за то, что тот в момент нашествия Тохта-
мыша ушел из Москвы и укрылся в Твери, при этом не учи-
тывая, что сам аналогичным образом укрывался в Костроме.
Начатое Донским дело по отстранению церкви от реальной
власти в следующих фазах приведет к отделению русского
православия от любого влияния извне, превращая его из
всемирной религии в религию государственную.
Параллельно шел и другой процесс, идеология станови-
лась полем для общенародного творчества. Уникальна фигу-
ра преподобного Сергия Радонежского, основавшего Троиц-
кий монастырь. (Со временем догмат о Троице займет цен-
тральное место в православии, уже в следующей фазе свою
«Троицу» напишет Андрей Рублев.) Сергий провел в мона-
стырях реформу «общего жительства», по принципу комму-
ны. Эта реформа в дальнейшем определила все развитие
русского православного монашества. Авторитет Сергия,
простого игумена, в обществе был столь огромен, что с ним
советовался Дмитрий Донской, о нем знал константинополь-
ский патриарх. Как боговдохновенная личность Сергий ис-
целял, пророчествовал, благословлял. Согласно преданию,
Богородица явилась старцу и предрекла победу русскому
воинству на Куликовом поле. Сергий благословил Дмитрия
Донского на эту битву. «Когда предсказание сбылось и рус-
ские победили, святость Сергия возвысилась еще более» (Н.
Костомаров).
Еще более важными при переходе с восточного на импер-
ский ритм являются трансформации в экономической сфере,
причем в сторону, безусловно, худшую. Никакие самые со-
вершенные экономические структуры не в состоянии были
выдержать череду мобилизаций, разорений, набегов, выплат
контрибуции, собирания дани и т. д. Инфляция, девальва-
ция, бедность и одновременно все те же социалистические
уравнительные идеи...
Дмитрий, казалось бы, должен был жить и жить. «Не-
обыкновенная его взрачность, дородство, густые черные во-
лосы и борода, глаза светлые, огненные, изображая внут-
реннюю крепость сложения, ручались за долголетие» (Н.
Карамзин). Однако историческое его время, несмотря на
цветущий возраст (кстати, 40-летие – рубеж для мужчины
весьма рискованный), закончилось, и смерть его была пред-
определена историческим ритмом. Впрочем, умер Дмитрий,
хорошо подготовившись, успев все, что надо сказать и жене,
и детям, и боярам, оставив также духовное завещание, в ко-
тором впервые передал великое княжение старшему сыну
Василию без санкции Золотой Орды, как «свою вотчину».
«Никто из потомков Ярослава Великого, кроме Мономаха
и Александра Невского, не был столь любим народом и бо-
ярами, как Дмитрий, за его великодушие, любовь ко славе
отечества, справедливость, добросердечие. Воспитанный
среди опасностей и шума воинского, он не имел знаний, по-
черпаемых в книгах, но знал Россию к науку правления; си-
лою одного разума и характера заслужил от современников
имя орла высокопарного в делах государственных; словами
и примером вливал мужество в сердца воинов и, будучи
младенец незлобием, умел с твердостью казнить злодеев.
Современники особенно удивлялись его смирению в сча-
стии. Какая победа в древние и новые времена была славнее
Донской? Но Дмитрий, осыпаемый хвалами признательного
народа, опускал глаза вниз и возносился сердцем единствен-
но к Богу Всетворящему. Целомудренный в удовольствиях
законной любви супружеской, он до конца жизни хранил де-
вическую стыдливость и ревностный в благочестии, подобно
Мономаху, ежедневно ходил в церковь; однако ж не хотел
следовать обыкновению предков, умиравших всегда инока-
ми, ибо думал, что несколько дней или часов монашества
перед кончиною не спасут души и что государю пристойнее
умереть на троне, нежели в келье» (Н. Карамзин).
Есть историческая справедливость в том, что этот «мла-
денец незлобием» и «орел высокопарный» не вошел во вто-
рую фазу, где пришлось бы действовать совсем другими ме-
тодами. Вторая (черная) фаза досталась его сыну Василию,
возведенному на престол 15 августа 1389 года. Дело объеди-
нения Руси было продолжено, но уже в открытую, без иллю-
зий и самообмана. Василий I жестко прошелся по удельным
князьям, так, что ни один из них не смог вмешаться в мос-
ковскую усобицу за великое княжение в 3-й фазе. Удельная
Русь приказала долго жить.
Первая фаза 3 России (1653–1689)
Минуло много лет после славных событий 2 России, в да-
леком прошлом осталась Куликовская битва, централизация,
скрыто продвинутая вперед Василием I и Василием II и до-
веденная до конца Иваном III Великим. Миновали времена
Ивана Грозного, и восточный ритм, на который перешла
Россия, показал всю свою политическую беспомощность.
Приход к власти Романовых сделал возможным начало но-
вого имперского цикла, в море хаоса порожденного Смут-
ным временем (Лжедмитрии, Годунов, поляки, Сусанин,
Минин, Пожарский), появился островок стабилизации,
плацдарм для высадки имперского десанта.
Основоположником династии был патриарх Филарет, до
своей смерти в 1633 году фактически правивший страной.
Его сын, Михаил Федорович, первый царь из династии Ро-
мановых, был фигурой малозначительной, умер в 49 лет, в
1645 году, четырех лет не дожив до конца восточного 144-
летия. Наконец, в 1645 году царем стал Алексей Михайло-
вич, выбранный историей (судьбой, Богом?) для начала но-
вого имперского цикла России.
Не будем забывать, что Алексею Михайловичу в 1645 го-
ду было всего лишь 16 лет. По молодости он вначале мало
участвовал в государственных делах, фактически управлял
государством его воспитатель («дядька») боярин Б. И. Мо-
розов. Именно его управление вызывает восстание в 1648
году в Москве, в 1650-м в Пскове и Новгороде, целую серию
«городских восстаний в России в середине XVII в.» Страна в
безусловном кризисе, и перелом наступает. Однако этот пе-
релом не просто переход из цикла в цикл, но и перескок с
одного ритма (Восток) на другой (Империя).
Событий переломного значения в 1653 году достаточно
много. Как и 300 лет назад имперский цикл начинается с
эпидемии чумы. Знак зловещий, но, быть может, и очищаю-
щий, как очищает подчас убийственное пламя. Другое собы-
тие 1653 года также носило не столько утверждающий,
сколько отрицающий, расчищающий характер. Речь о том,
что именно в 1653 году был созван последний Земский Со-
бор. Тем самым была подведена незримая черта под пред-
шествующим периодом российской истории. Именно инсти-
тут Земских Соборов, введенный с середины XVI века, поз-
волил продлить время существования Московского Госу-
дарства в старых административно-бюрократических фор-
мах и, в частности, разрешить смуту начала XVII века обще-
ственным компромиссом. И именно упразднение этого «ин-
ститута согласия» обозначило вступление России в новую
эпоху, когда стране в буквальном смысле была навязана за-
дача построения огромной, пронизанной казенным интере-
сом империи, основанной на всеобщем закрепощении снизу
доверху.
137
Более позитивным представляется достаточно внезапный
договор с Украиной. Малороссия просилась под крыло
Москвы, спасаясь от католического террора поляков и в
1630-м и в 1648 годах. Москва отказывала в просьбах, пони-
мая, что ей не выдержать новой войны с Польшей, а главное,
находясь в восточном ритме, не имела никакого стремления
соединять свою судьбу со слишком западным родственни-
ком. Совсем другое дело ритм имперский, в котором все го-
дится для политической экспансии – и свое, и чужое. Таким
образом, присоединение Украины стало первым шагом в че-
реде новых присоединений, идущих в системе «колонизации
без ассимиляции», когда в единое тело России включались
земли и народы, основательно вросшие в иные цивилизаци-
онные блоки,– тюрки-мусульмане Поволжья, Урала и Сиби-
ри, католическо-униатские украинцы правобережья, народы
Прибалтики и т. д.
И все же главные события 1653 года, безусловно, связаны
с церковными реформами Никона, начатыми по инициативе
правительства и в соответствии с его политическими целями
именно весной 1653 года. «Исправление книг и обрядов по
греческим образцам, принятым в южнославянских странах,
служило укреплению церковно-политических связей России
с этими странами; унификация культа подчиняла церковь
общегосударственной системе централизации. Реформы бы-
ли враждебно встречены значительной частью русского ду-
ховенства, выступившей против нововведений; в церкви
возник раскол. Никон и светская власть преследовали рас-
кольников...» (В. Шульгин).
Впоследствии Никон, вообразивший, что он и есть истин-
ный революционер, стал активно вторгаться в политику, по-
лагая, что духовная власть берет верх над светской, а было-
то все наоборот, и уже в 1658 году он уезжает в монастырь,
рассчитывая, что царь вернет его. Его не вернули, более того
– велели не выпускать из монастыря. Наступили новые вре-
мена, и тезис Никона «священство выше царства» оказался
пророчеством от обратного, с 1653 года восточный (идеоло-
гический) ритм никогда более не вернется на русскую зем-
лю.
Очень тонко почувствовал суть революции 1653 года ве-
ликий религиозный философ Владимир Соловьев, указав-
ший славянофилам, что началом перелома были не петров-
ские реформы, а никоновские: «Петр Великий – это государ-
ственная власть, ставящая себя вне народа, раздвояющая
народ и извне преобразующая быт общественный, грех Пет-
ра Великого – это насилие над обычаем народным во имя
казенного интереса, грех тяжкий, но простительный. Патри-
арх Никон – это церковная иерархия, ставящая себя вне
церкви, извне преобразующая быт религиозный и произво-
дящая раскол, грех здесь – насилие жизни духовной во имя
духовного начала, профанация этого начала – грех против
Духа Святого». Одним словом, оба раскольники, оба погу-
бители старой России. Один, конечно, пострашнее (Петр I),
зато другой – на 36 лет раньше.
Отстранив от власти Никона, царь конечно же проявил
уже не восточную, а истинно имперскую политическую
мудрость, однако на дворе была всего лишь первая фаза Им-
перии и о жесткой политике пока еще речь идти не могла.
«При всей своей живости, при всем своем уме царь Алексей
Михайлович был безвольным и временами малодушным че-
ловеком. Пользуясь его добротою и безволием, окружавшие
не только своевольничали, но и забирали власть над самым
«тихим» государем. Добродушный и маловольный, подвиж-
ный, но не энергичный и не рабочий, царь Алексей не мог
быть бойцом и реформатором» (С. Платонов). В общем-то,
тут и доказывать нечего, ведь в историю этот замечательный
царь вошел под именем Алексея Тишайшего.
Парадоксальное соединение имперского мятежного тем-
перамента и неизбежной в первой фазе мягкости, даже
нежности, возможно лишь в неком мистическом, сновидче-
ском, сомнамбулическом состоянии. «Несмотря на свой пас-
сивный характер, на свое добродушно нерешительное отно-
шение к вопросам времени, царь Алексей много помог успе-
ху преобразовательного движения. Своими часто беспоря-
дочными и непоследовательными порывами к новому и сво-
им умением сглаживать и улаживать он приручил пугливую
русскую мысль к влияниям, шедшим с другой стороны. Он
не дал руководящих идей для реформы, но помог выступить
первым реформаторам с их идеями, дал им возможность по-
чувствовать себя свободно, проявить свои силы и открыл им
довольно просторную дорогу для деятельности, не дал ни
плана, ни направления преобразованиям, но создал преобра-
зовательское настроение» (В. Ключевский).
Если бы первая фаза осталась без продолжения, то понять
в ней что-либо было бы невозможно, настолько она лишена
осмысленности, единства замысла и исполнения, даже пла-
ны ее не столько планы, сколько намеки, предвестники при-
меты. Однако, прекрасно зная содержание второй, третьей и
четвертой фаз, мы можем с удивлением обнаружить почти
всем событиям имперского цикла начало в его первой, ми-
стической, фазе.
В основном указывается связь между реформами Петра,
потрясшими народную память, и их предвестьем в первой
фазе. Философ Владимир Соловьев считал, что «Петр не
только получил от старого порядка одно сознание реформ,
но имел предшественников в этом деле, действовал ранее
намеченными путями. Словом, он решал старую, не им по-
ставленную задачу, и решал ранее известным способом». И
то же самое, но другими словами: «Нова в реформе только
страшная энергия Петра, быстрота и резкость преобразова-
тельного движения» (С. Платонов).
Достаточно четко в первой фазе проглядывается будущее
классовое строение русского общества, речь о создании еди-
ного высшего класса, соединяющего в себе военное и адми-
нистративное начало. «Алексей соединял свои самодержав-
ные интересы с интересами служилых людей... служилым и
приказным людям было так хорошо под самодержавной вла-
стью государя, что собственная их выгода заставляла горой
стоять за нее. Кроме правительствующих и приказных лю-
дей царская власть находила опору в стрельцах, военном,
как бы привилегированном, сословии. При Алексее Михай-
ловиче они пользовались царскими милостями, льготами,
были охранителями царской особы и царского двора» (Н.
Костомаров). В 1682 году, уже при царе Федоре, было отме-
нено местничество, сложная система занятия должностей,
исходя из знатности начальника и подчиненного. «За уни-
чтожением местничества должно было последовать явление,
что все разряды служилых людей, без исключения извест-
ных родов, которые только вследствие местничества соста-
вили из себя что-то замкнутое, недоступное для других, все
разряды служилых людей должны были составить одно со-
словие, одно тело с равными правами для всех его членов.
Должно было явиться дворянское сословие» (С. Соловьев).
Пророчеством будущих гвардейских переворотов стал за-
хват Софьей власти с помощью стрельцов (военного класса).
Сама же Софья удивительнейшим образом предрекала пре-
имущественно женское управление во всем имперском цик-
ле. Восстание Степана Разина достаточно симметричным
образом предсказывало восстание Емельяна Пугачева, неда-
ром эти два восстания так прочно слились в головах совет-
ских школьников. Бунт Степана Разина «имел уже характер
общегосударственной смуты. Он явился результатом не
только неудовлетворительности экономического положения,
как то было в прежних беспорядках, но и результатом недо-
вольства всем общественным строем. Разинцы государ-
ственному строю противопоставляли казачий» (С. Плато-
138
нов). (Именно недовольство строем более всего нравилось в
этих бунтах советским историкам.)
Важнейшим пророчеством на весь грядущий цикл яви-
лось беспрецедентное для «тишайшей» фазы количество во-
енных лет. Алексей Михайлович практически все время вое-
вал, «формулируя» на весь цикл польский, шведский и ту-
рецкий вопросы. «После 21 года изнурительной борьбы на
три фронта и ряда небывалых поражений бросили и Литву, и
Белоруссию, и правобережную Украину, удовольствовав-
шись Смоленском и Северской землей да Малороссией ле-
вого брега, и даже у крымских татар в Бахчисарайском дого-
воре 1681 г. не смогли вытягать ни удобной степной грани-
цы, ни отмены постыдной дани, ни признания московского
подданства Запорожья» (В. Ключевский). (На все вопросы
найдутся ответы у Екатерины 11 из четвертой фазы все той
же третьей России.)
Разумеется, что главным прорицанием будущего Петра I,
того, что поднимет Россию на дыбы, был тот же самый
Петр, еще до 17-летия устраивающий «потешные игры», но
уже мечтающий о великом флоте, о регулярной армии вза-
мен поместного ополчения и стрельцов. Как знать, может
быть, именно в детстве возникла неприязнь к Москве
(дрязги раскольников, стрелецкие бунты) и жажда новой
столицы.
Встретив первую фазу 24-летним юношей, Алексей Ми-
хайлович простоял у власти 23 года, 12-летие подъема и 12-
летие стабилизации, осталось 12 лет спада, развала обще-
ства, поисков новой идеологии. Эти годы поделили между
собой Федор (1676-1682) и Софья (1682-1689). Федор Алек-
сеевич был широко образованным человеком, знал древне-
греческий и польский языки, был инициатором создания
Славяно-греко-латинской академии, увлекался музыкой,
особенно певческим искусством, и сам сочинял некоторые
песнопения. Софья Алексеевна, разумеется, тоже чрезвы-
чайно образованная царица, и она таки основала Славяно-
греко-латинскую академию (1687). Типичные государи пер-
вой фазы, рвущиеся к новой русской культуре, но, увы, еще
не способные ее основать. Однако при желании можно об-
наружить предвестники будущих шедевров. Выходит «Си-
нопсис» – первый учебник русской истории. Греки, братья
Лихуды, преподают в Москве логику и физику Аристотеля.
Предсказанием грядущего театрального бума по всей России
стало появление светского театра. Пастор Грегори, по насто-
янию боярина Матвеева, собрал труппу из молодых ино-
странцев, проживавших в Москве (1672). Для выступления
этой труппы в летней резиденции царя была сооружена Ко-
медийная хоромина. Ставились пьесы на библейские сюже-
ты («Юдифь», «Артаксерксово действо»), но пафос и под-
текст был уже вполне российский и современный, в спек-
такль включались бытовые шутовские сценки. Одним сло-
вом, это уже был театр, первый настоящий театр.
Как островок новой жизни в Москве появляется Немецкая
Слобода. Создатели Немецкой Слободы из ревнителей рус-
ской старины опять получили не то, что хотели. Немецкая
Слобода планировалась как резервация иноземцев, чтобы
они не смущали своей раскованной и веселой жизнью пат-
риархальных москвичей. Однако Немецкая Слобода стала
«проводником западноевропейской культуры в России» (В.
Ключевский). «Немецкая Слобода – ступень к Петербургу»
(С. Соловьев).
Таким образом, практически все петровские «сумасброд-
ства» в той или иной степени уже начинались до его власти,
до его времени, до второй фазы. Однако проведенные как бы
во сне, не явно, пунктиром, на фоне гораздо более мощных и
неподвижных декораций старины, все эти изменения не
производили революционного впечатления.
Негативные процессы должны начаться с приходом им-
перского цикла в экономике, и они начались. Война за Ма-
лороссию разорила государство. Денег перестало хватать, и
государство вверглось в финансовые махинации. Начали
произвольно увеличивать стоимость денег: клейменые
ефимки ходили по стоимости рубля, неклейменые – по 40–
50 копеек. Народ ответил соответственно – стад клеймить
ефимки сам. Пришлось отменить клеймение, так как цены
взлетели, появилось недоверие к новой монете, рынок был
парализован. В 1656 году были введены медные деньги вме-
сто серебряных, началась инфляция, отовсюду посыпались
фальшивые деньги. В 1662 году разразился Медный бунт и
т. д. В дальнейшем экономические перекосы сохранялись в
течение всего имперского цикла, в частности, закрепощение
крестьян было во многом следствием именно экономических
нелепостей. «В государстве, где вместо денежного жалова-
нья раздают землю, где земли больше, чем денег, в таком
государстве не думают об освобождении крестьян, напро-
тив, думают об их закрепощении, ибо, давши землю, надоб-
но и дать постоянного работника, иначе жалованье не в жа-
лованье... прикрепление крестьян – это вопль отчаяния, ис-
пущенный государством, находящимся в безвыходном эко-
номическом положении» (С. Соловьев).
Таким образом, к 1689 году старая модель бытия, не
столько имперская, сколько восточная, была уже достаточно
размыта, Россия подошла к экватору своего бытия, отныне
все ее метания уже между Империей и чистым Западом,
настал час «рубить окно» в Европу. Нужен был для этого
вождь, царь могучий, великий И, быть может, даже безум-
ный. Такого вождя первая фаза вырастила, ибо в 1689 году
Петру уже исполнилось 17 лет и он мог начинать свою фазу,
в которой он был и царь, и Бог все 36 лет.
Первая фаза 4 России (1881–1917)
После тишайшего Алексея, а также тишайших из его де-
тей (Федор, Софья) наступили наконец громкие времена,
Россия заговорила в полный голос. Сначала гремел глас
Петров, потом тише, но твердо Екатерины, двух Анн, Елиза-
веты и, наконец, голос Екатерины II, который услышала вся
Европа. Голоса императоров были воедино слиты с голосом
нового властвующего класса – дворянства. Новый класс с
блеском решил военные (свои) задачи, а затем с не меньшим
блеском принялся за решение вроде бы чуждых для него во-
просов. Речь идет о рождении великой русской светской
культуры, которая в конце XVIII и начале XIX веков была
всецело дворянской. Карамзин, Грибоедов, Пушкин, Гоголь,
Лермонтов сделали русскую литературу выдающимся явле-
нием, а Толстой и Достоевский уже возглавили мировой ли-
тературный процесс.
Впервые в своей истории в 1801 году Россия перешла на
ритм Запада. После 1000 лет хождения по восточному и им-
перскому ритмам такой переход не мог оказаться безболез-
ненным, Россию залихорадило, затрясло. Стоит ли после
этого так сильно удивляться тому факту, что, пройдя всего
две фазы в западном ритме (1801–1873), Россия вновь запро-
силась в ритм имперский. Отчего произошло отторжение
русским телом западной крови, можно говорить очень дол-
го: тут и неподготовленность народа к политической актив-
ности, и позор крымской войны, нежелание уступить рычаги
управления страной экономическим структурам и т. д.
В нашу задачу пока не входит объяснение рождения Им-
перии, а лишь описание ее поисков. При этом поиски пер-
вых фаз всегда особенно трудны и затуманены. Впрочем, к
четвертому своему имперскому циклу Россия уже набрала
настолько большую энергию, настолько великую мощь, что
ее первая фаза если и оказалась туманной, то лишь по обще-
му настроению мистических блужданий, по общей атмосфе-
ре конца света, а отнюдь не по количеству самых подробных
и тщательно прорисованных деталей. Таким образом, если в
139
первой фазе 1 России был дефицит фактов, дефицит собы-
тий, то в первой фазе 4 России событий избыток, персона-
жей хоть отбавляй, более того, невероятное, избыточное ко-
личество версий, проекций времени, предшествующего ка-
тастрофе 1917 года. Согласно одной версии (проекции) – это
время реакционного переворота, другая версия напирает на
экономический подъем, мощные экономические реформы,
третья во главу угла ставит возникновение и создание в эти
36 лет большевистской партии, четвертая делает упор на об-
стоятельства гибели монархической идеи, разложение как в
дворянской среде, так и в царской семье.
Все эти версии имеют право на существование, в том чис-
ле и версия о неком еврейском бунте 1917 года, ставшем от-
ветом на былые еврейские погромы, ибо погромы начались
именно в 1881 году (Елизаветград, Киев, Одесса).
Версию о революционной эстафете, прошедшей через все
36-летие, также очень легко подтвердить, ибо все эти годы
насыщены бесконечной чередой покушений, терактов, рево-
люционной борьбы. Собственно, 36-летие и началось с од-
ного из таких революционных актов. Именно убийство
Александра II Освободителя неожиданно выключило третью
фазу из западного цикла, сбросило время на нуль и пере-
ключило его в имперский регистр. На Александра II поку-
шались долго и упорно, были в этом деле Каракозов и Бере-
зовский, взрывали поезд, взрывали императора в Зимнем
дворце, однако с датой покушения никто так и не угадал
(1866, 1867, 1879, 1880), пока за дело не взялся Игнатий
Гриневицкий и ее величество Время. Именно 1 марта 1881
года (мартовский импульс, год Змеи) убийство свершилось,
и «Народная воля» начала кровавый путь первой фазы.
Уже в 1882 году Г. Плеханов и В. Засулич переводят на
русский язык «Манифест коммунистической партии». В
1883-м основана группа «Освобождение труда» (Плеханов,
Аксельрод, Засулич). Именно этот момент принято считать
отправной точкой русского марксизма. В 1893 году в Санкт-
Петербург переезжает Владимир Ульянов (с 1901 года Ле-
нин). В 1895 году Плеханов встречается с Лениным и соци-
ал-демократические кружки объединяются в «Союз борьбы
за освобождение рабочего класса». В 1898 году образуется
РСДРП, в 1900 году выходит первый номер «Искры». В 1901
создается партия социалистов-революционеров (эсеров). В
том же году эсер Карпович убивает министра народного
просвещения. Его примеру следуют все более и более мно-
гочисленные революционеры. Обстановка хоть и прежде-
временно, но накаляется до предела. С самого начала 1905
года, не дожидаясь мартовского импульса, 22 января (новый
стиль) случилось Кровавое воскресенье, а затем все то, что
мы называем революцией 1905– 1907 годов. Террор мисти-
ческого наката революция не прекратила. Эсеры, эсдеки и
прочие деятели крепли в борьбе за жизни царских чиновни-
ков, а чаще за царские деньги (Камо, Сталин и пр.), и когда в
1917 году возник момент безвластия, революционеры (кон-
спираторы, экспроприаторы и просто террористы) организо-
ванно и планомерно захватили брошенную власть.
Эта версия в разных, правда, формах поддерживается как
коммунистами, так и антикоммунистами, одним словом, те-
ми, кто чрезмерно зациклен на том, что 1917 год открыл но-
вую эпоху в истории России, а предшествовавшие ему 36
лет готовили приход этой эпохи. Есть, правда, взгляд, со-
гласно которому революционная деятельность ничего не да-
ла, режим без всякой связи с террористами и экспроприато-
рами гнил себе и гнил, пока наконец не сгнил совсем. Перед
смертью, стало быть, он становился все реакционнее, омер-
зительнее и зловоннее. В этой версии много говорят об ан-
тисемитизме, погромах, насильственной русификации
Польши и Финляндии, упрекают Александра III в том, что
он свернул либеральные реформы Александра II, отстранил
либеральных министров, ввел жестокие законы, всюду огра-
ничивал права и свободы. Продолжать можно долго: закры-
тие «Отечественных записок», введение контроля Священ-
ного Синода над всеми начальными школами, циркуляр о
«кухаркиных детях», упразднение должности мировых су-
дей, земская и городская контрреформы, значительно
сузившие избирательные права, запреты, запреты... Николай
II, по этой версии, продолжает самодержавную реакцию. Ну,
конечно, достается последнему русскому императору за вто-
рую двенадцатилетку: поражение в войне, революция, кровь,
Распутин, мировая война и совсем уже безвольные и бес-
славные последние дни, отречение, арест и далее... Без-
условно, эта версия столь же правомерна, как и другие, хотя
в ней как-то не видно будущего, а виден лишь конец света,
обрыв во времени, гибель, ведущая к полному и окончатель-
ному небытию. Пропасть... Тьма... Бездна.
Более веселой, хотя и откровенно однобокой, выглядит
версия, по которой вообще ничего дурного с Россией в 1881
году не случилось, а пошла она всего лишь в формированное
безрыночное индустриальное восхождение, дабы догнать
оторвавшуюся от нее Европу (не говоря уже об улетевшей
запредельно далекой Англии). Эта версия находит множе-
ство блестящих подтверждений во всевозможных цифрах
урожаев, добыч, доходов, особенно же длине железных до-
рог (ну какая же первая фаза без транспортного бума?). Ка-
жется, что за 36 лет Россия проходит весь путь, что прошла
Англия за 150 лет. Телефон, трамвай, уголь, чугун, сталь и
рельсы, рельсы... К сожалению, в этой версии обычно ниче-
го не говорится о неизбежности 1917 года. Напротив, гово-
рят о том, что кабы не большевики, не мировая, а потом
гражданская войны с разрухой, то быть бы России и цар-
ской, и богатой, и свободной, и могучей.
Еще одна проекция дореволюционных времен, не претен-
дующая на первичность, показывает нам мир больших ху-
дожников, поэтов, артистов и т.д. очень талантливых, почти
гениальных, но с некоторой гнильцой, отчего их нельзя
назвать вершиной русской культуры (золото), но любимой
частью русской культуры (серебро). А время соответственно
«серебряным веком».
Достоевский умирает в 1881 году, Тургенев в 1883 году,
Толстой живет, но очень сильно изменяется, его теперь
больше привлекает драматургия, публицистика, философия.
Вслед за Толстым и вся русская литература смешается в
сторону более иллюзорных разрядов литературы. Русская
драматургия обогащается пьесами Льва Толстого Горького,
открывает огромный чеховский мир. Русская поэзия обога-
щается невероятным по своей длине списком громких имен:
на смену одинокому Афанасию Фету приходят Александр
Блок, Андрей Белый, Юргис Балтрушайтис, Константин
Бальмонт, Валерий Брюсов, Владимир Маяковский, Нико-
лай Гумилев. Игорь Северянин, Вячеслав Иванов и еще
очень многие великолепные поэты. Центр литературной
жизни явно перешел от прозы к поэзии. Настроение безна-
дежности, неприятие жизни, путаница, безверие – все это не
мешает поэзии, делает ее глубже, искреннее, тоньше. Но для
прозы, по крайней мере для русской прозы, нужно хоть что-
то понимать в течении жизни, хоть в чем-то быть уверен-
ным. Однако никакой тверди в предреволюционном 36-
летии не было, все было шатко, все было зыбко.
Сводя воедино все упомянутые проекции, структурный
гороскоп может, в который уже раз, подтвердить основные
параметры первой имперской фазы – относительно мирное
(внешне) существование (недаром Александр III пронзая
Миротворцем) при постепенном накоплении чудовищной
внутренней энергии, существование все 36 лет фазы в неком
слепом поиске, мистических прозрениях, бесконечном пред-
чувствии грядущих катаклизмов. (Среди таких мистических
событий наиболее известны Ходынская трагедия 18 мая
1896 года, гибель «Варяга» 9 февраля 1904 года, падение
140
Тунгусского метеорита 30 июня 1908 года, убийство Григо-
рия Распутина 17 декабря 1916 года.)
Все, что в дальнейшем произойдет в имперском цикле, в
той или иной степени уже должно быть заявлено в первой
фазе. Будущая тотальная индустриализация всей страны (2-я
и 3-я фазы) уже проглядывает в экономическом прорыве
конца XIX века. Кровь, пролитая на Ходынском поле, а по-
том 9 (22) января 1905 года («Кровавое воскресенье»), мно-
гократно повторно лилась в битвах гражданской войны, в
годы массового террора и даже в третьей фазе (Новочер-
касск-62). При желании можно углядеть в первой фазе даже
признаки будущего всевластия технократии, недаром один
их самых известных и прославленных министров первой фа-
зы – Сергей Юльевич Витте закончил физико-
математический факультет университета, а не юридический.
Очень принципиально для поисков Империи, чтобы обна-
ружились свидетельства того, что первая фаза гораздо более
связана с будущими большевистскими временами, чем с
временами Александра II и Николая I. Таких свидетельств
достаточно много. Так, историк М. Покровский писал: «80-е
годы темной полосой пересекли историю русской интелли-
генции и русской культуры вообще. Что-то остановилось,
что-то переломилось... То была пора перелома в русском
народном хозяйстве, а вместе с тем и во всей народной жиз-
ни». Еще более определенно суждение Ричарда Пайаса:
«Между 1878-м и 1881 годами в России был заложен юри-
дический и организационный фундамент бюрократически-
полицейского режима с тоталитарными обертонами. Можно
с уверенностью сказать, что корни современного (советско-
го.– Авт.) тоталитаризма следует искать скорее здесь, чем в
идеях Руссо, Гегеля или Маркса». I
Ну и, наконец, о главном. В 1997 году Россия уже 8 лет I
как в четвертой фазе 4 России, четвертая фаза – это наше
настоящее, наше ближайшее будущее, то, что интересует
нас как жителей, как родителей, как людей, кровно связан-
ных с русской культурой. В этом смысле интерес к первой
фазе необычайно велик, ибо четвертую фазу в гораздо
большей степени предсказывает первая фаза, чем вторая и
третья.
Вспомним еще раз ситуацию перед 1881 годом. Два ги-
ганта – Толстой и Достоевский – создают шедевр за шедев-
ром: 1869 – «Идиот», «Война и мир», 1873 – «Бесы», 1877 –
«Подросток», «Анна Каренина», 1881 – «Братья Карамазо-
вы». Постепенно становится ясно (или не ясно, но все равно
чувствуется), что это уже не совсем литература, а некая
надлитература, то ли пророчества в виде романов, то ли ро-
маны-обобщения. В любом случае судить Толстого или До-
стоевского по меркам стилистического совершенства или
психологической достоверности персонажей, все равно что
заставлять академика пересдавать кандминимум. От Толсто-
го и Достоевского один шаг до высшей ступени литературы,
в которой воедино сольются религия, наука и искусство.
Однако один шаг этот столь велик, что для него понадобил-
ся целый имперский цикл, тот самый, в котором мы живем
(1881–2025). При этом, зная структурное строение импер-
ского 144-летия, мы должны понимать, что вторая и третья
фазы («темное время») формируют новую литературу скры-
тым образом, наяву пытаясь подражать достижениям лите-
ратуры 3 России, и лишь первая фаза парадоксальным обра-
зом должна пророчествовать о грядущей синтетической ли-
тературе.
Действительно, вторая фаза (1917–1953) не продолжила
современный литературный и культурный процесс, открутив
назад, к Островскому, Грибоедову, Гоголю, Пушкину. Тре-
тья фаза (1953–1989) вспомнила о Достоевском и Толстом и
вплотную подошла к тем задачам, что успела сформулиро-
вать первая фаза (1881–1917), а решит их только четвертая
(1989–2025).
 Таким образом, нам осталось всего-то навсего найти в чу-
довищном ворохе событий первой фазы главное, неожидан-
ное, принципиально-непредсказуемое, в определенном
смысле опережающее свою эпоху явление, которое почти
целиком умрет во второй и третьей фазах, чтобы воскрес-
нуть на новом уровне в четвертой фазе и светом новой исти-
ны залить полмира. Без особого риска ошибиться можно
назвать это явление русской религиозной философией.
Посудите сами, могла ли Россия, столь долгие годы от-
давшая постижению Бога свой самый напряженный духов-
ный поиск, завершить на вполне светской ноте. Впрочем,
структурный гороскоп как всегда опирался не на абстракт-
ные умозаключения, а на факты. Факты же таковы, что с
1881 по 1917 год в России произошел небывалый и ничем не
оправданный всплеск философских поисков и открытий, о
чем в последующие 72 года старались совершенно забыть.
В предлагаемом перечне использованы формулировки,
взятые из обыкновенного совдеповского «Философского эн-
циклопедического словаря», впрочем, изданного в самом
конце третьей фазы, что очень символично, в 1989 году!
Первым вспоминают обычно Владимира Соловьева
(1853–1900), выдвинувшего идею «всеединства». «Избрав
своим философским делом оправдание "веры отцов" на "но-
вой ступени разумного сознания" и отвергая материализм
революционно-демократической мысли, Соловьев предпри-
нял наиболее значительную в истории русского идеализма
попытку объединить в "великом синтезе" христианский пла-
тонизм, немецкий классический идеализм и научный эмпи-
ризм».
Именно Соловьев «стоит у истоков "нового религиозного
сознания"» начала XX века: богоискательства и религиозной
философии Н. Бердяева, С. Булгакова, С. и Е. Трубецких, П.
Флоренского, С. Франка и других» (ФЭС). Остается доба-
вить, что основные идеи родились уже в имперском цикле, в
80-е и 90-е годы.
Николай Бердяев (1874–1948) жил долго, однако для Рос-
сии он был потерян в 1922 году, а стало быть, весь остался в
первой фазе. «Отказываясь монистически строить свою фи-
лософию, выводить ее из единого принципа, Бердяев развер-
тывает ее как совокупность нескольких независимых ком-
плексов»... (ФЭС). Запомним эти слова, они нам еще приго-
дятся.
Лев Шестов (1866–1938). Полжизни прожил за границей и
русским философом является достаточно условно, в любом
случае если и связан с Россией, то лишь первофазной, ибо в
1920 году был уже в Париже. «Борьба Шестова с разумом
приобретает гиперболический характер: познавательная
устремленность отождествляется с грехопадением человече-
ского рода, подпавшего под власть "бездушных и необходи-
мых истин"» (ФЭС).
Василий Розанов (1856–1919) встретил имперский ритм
25-ти лет, как и Шестов «вырос» из Достоевского. «Он от-
стаивал сопряжение искусства, мысли, социальной практики
с эмпирической полнотой жизни и миром национальных и
народных традиций» (ФЭС). И если отсечь его полусума-
сшествие и раздвоение личности, то и он вполне годится,
чтобы стать пророком грядущей интегральной науки.
Николай Лосский (1870–1965). Сверстник Ленина, жил
долго, философствование безусловно продлевает жизнь. Од-
нако в России пребывал лишь до 1922 года (все тот же паро-
ход), а потому принадлежит все той же пер фазе. «Главная
задача философии, по Лосскому,– построить "теорию о мире
как едином целом" на основе прежде всего религиозного
опыта. Основные черты русской философии, по Лосскому,–
ее этический характер, религиозная реалистичность и синте-
тичность» (ФЭС).
Николай Флоров (1828–1903), этот удивительный лиоте-
карь, родился одновременно с Львом Толстым, о ко в отли-
141
чие от многословного Льва ничего не печатал, став тем не
менее основателем русского космизма. «Фи софию общего
дела» публиковали уже его ученики. I надлежность его пер-
вой имперской фазе не вызывает сомнений.
Наконец, главный для нас – отец Павел Флоренский
(1882–1937). Он безусловно свой в первой фазе, однако не
так уж чужд и второй фазы, которой не был отвергнут так
решительно, как другие, ибо получил кроме богословского
еще и физико-математическое образование, и одним из
принципов его мысли была «интеграция идей и методов со-
временного естествознания в рамки религиозного мировоз-
зрения» (ФЭС).
После 1917 года это уникальное, потрясающее воображе-
ние явление массовой философской гениальности в стране;
не имевшей философских традиций (по крайней мере в об-
щепринятом смысле), мгновенно прекратилось. Продолжа-
телями открытой линии можно считать Константина Циол-
ковского (1857–-1935),. доживавшего свой пек в Калуге, и
Владимира. Вернадского (1863–1945), вполне признанных
новой властью. Нет сомнений, что философствования про-
щались им как людям чрезвычайно полезным зарождающей-
ся технократии. Можно, конечно, вспомнить о Данииле Ан-
дрееве (1906–1959) или Александр Мене (1935–1990), одна-
ко достоянием культурной жизни они стали лишь в 1990 го-
ду, т. е. в четвертой фазе, когда появились их книги.
В завершение небольшой прогноз. Взращенная во второй
и третьей фазах технократия (техническая интеллигенция), в
четвертой фазе, так или иначе, но в значительной своей ча-
сти освободится от необходимости решать лишь техниче-
ские проблемы и обратится к проблемам гуманитарным. Со-
четание технического или естественнонаучного мышления с
широкой гуманитарной образованностью, а также широкой
общественной заинтересованностью даст удивительные ре-
зультаты уже в ближайшее время. Начнется создание новой
(а точнее, единственной) гуманитарной интегральной науки,
в которой сольются естественнонаучные принципы и крите-
рии науки, художественные представления о красоте и ис-
тине, религиозное понимание смысла и цели бытия. И если
это действительно так, то первая фаза для создания такой
науки сделала блестящий задел, по крайней мере сформули-
ровала те задачи, которые нам решать, показала те методы,
которыми нам пользоваться, а главное – невероятно подняла
планку и дала нам силы для прыжка.
Приложение 2
Дети разных народов
Россию ждет великое будущее, русские станут вечным
народом, в середине XXI века их ждет взрыв массовой гени-
альности – тут все ясно. Но не все мы русские, и даже не все
любим русских, и уж совсем немногие верят в богоизбран-
ность русского народа, в его всемирную миссию.
Проблема многогранна, и одна из ее граней это – импер-
ский интернационализм России. Та самая страна, которую
называли то тюрьмой народов, то мировым жандармом, а то
и империей зла, на деле оказывается всемирным отцом
народов.
Само понятие интернационализма рождено имперским
ритмом и всегда было связано с миром Империи. В Империи
интернационал неизбежен. Мир древности, мир Востока
был, так или иначе, многонационален. Каждый народ стре-
мился иметь свое национальное государство, с покоренными
народами не церемонился, уничтожая инородцев, угнетая
или растворяя их. В мире Востока покоренные народы исче-
зали бесследно, не сохранив ни языка, ни культуры, ни ге-
нофонда.
 Безалаберное отношение к детям разных народов харак-
терно и для Запада (мир будущего), но уже по другой при-
чине. Если Восток был слишком зациклен на национальной
проблеме, то Запад к ней чрезмерно равнодушен. Ничем не
различая народы, Запад создает идеальные условия для их
смешения, для рождения в будущем, как соединенных шта-
тов всей Америки, так и соединенных штатов всей Европы
или Африки.
Только Империя в состоянии рассортировать народы, от-
делить агнцев от козлищ, в каждом народе раздуть искру
национальной гордости, помочь почувствовать себя единым
целым, цивилизовать их, а когда народ сформируется – дать
ему самоопределиться. Современная карта мира почти везде
плод именно имперского развития. Те государства, что ро-
дились вне Империи, живут недолго, ибо сработаны на ско-
ру руку. Последнее относится ко многим государствам За-
падной Европы и Южной Америки.
Решая всегда лишь мировые, а не узко национальные
проблемы, Империя уже своим названием стремится под-
черкнуть наднациональный характер. Такие названия, как
Римская империя или Киевская Русь, выдают гипертрофи-
рованное величие имперской столицы, но никак не преиму-
щество одного народа над другим. Аналогично возникло
название Византии, никак не отразившее греческое проис-
хождение народа, но зафиксировавшее древнее название
своей столицы.
Мудрили с названием англичане, назвав страну в честь
покоренного когда-то давным-давно народа бриттов – Бри-
танией, да еще Великой. Видимо, так они хотели угодить
другим кельтским народам – ирландцам, шотландцам, ва-
лийцам. Арабы в имперском состоянии не назывались Ара-
вией, а на имперский манер по высшей должности – Хали-
фатом. Не менее чудные названия у других империй ислама
– Великие Моголы, Высокая Порта.
Не так все просто с названиями и нашего государства.
Например, слово Русь появилось раньше, чем понятие рус-
ские. Когда-то на Руси жили дреговичи, вятичи, поляне,
древляне, родимичи, кривичи, но совсем нерусские, как мог-
ло бы показаться. Когда же понятие русского народа выкри-
сталлизовалось, государство уже называлось Россией. Поня-
тие россиянин не носит национального смысла, а лишь ука-
зывает на государственную принадлежность.
Но и это еще не все – не будем забывать, что еще совсем
недавно именовались Советским Союзом (или СССР), что, с
точки зрения обыденных государств, чушь собачья, но с им-
перской точки зрения – демонстрация интернационализма и
маскировка доминирования в стране русского народа.
Что касается генетической чистоты имперской нации, то
тут и вовсе хоть плачь, хоть смейся – один пишем, три в уме.
Римляне были настолько помешаны на римской прописке,
что на пятую графу внимания практически не обращали. Ес-
ли человек попадался хороший, то его брали в Рим, будь он
грек, варвар или негр преклонных лет. Англичане, пока пре-
бывали в бурных трансформациях имперских циклов, за чи-
стотой крови тоже не гонялись. Бритты, пикты, датчане,
норманны, англы, саксы, ирландцы – вот те фрукты, из ко-
торых был сварен английский компот. В последние же века
еще добавилась африканская и азиатская кровь. Даже евреи,
которые в свои гюстимперские 20 веков блюли свою нацио-
нальную чистоту как зеницу ока, в имперские годы смеши-
вались с иноземцами много и охотно. Да и куда денешься –
Иудея стояла на перепутье всех дорог, кто бы на кого ни
шел походом, непременно через Иудею проходил.
Увы, как бы ни ратовали наши «деревенщики» за чистоту
русской крови, представление о славянской сути русского
народа очень условно. Поскреби любого русского и найдешь
в нем татарина. Еще раз поскреби и обнаружишь чуваша,
мордвина, литовца, немца, а то, прости господи, еврея. О
142
влиянии же такого народа, как украинцы, можно говорить
бесконечно – слияние трех братских народов (плюс белору-
сы) прошло, по сути, через центральную нервную систему.
Еще одна проекция – так называемые национальные ге-
рои. Где еще, как не в Империи, инородец у власти (в том
числе и духовно) не только не исключается, но даже привет-
ствуется. Он и мыслит масштабнее, да и патриот сплошь и
рядом больший, чем представитель титульной нации.
Один из самых удачливых и великих правителей Иудеи –
Ирод Великий – не был евреем, происходил из племени эдо-
митов. Один из самых заметных правителей греческой Ви-
зантии – Лев Исавр – был армянином. После него еще долго
правители были в большей степени армяне и хазары, чем
греки. Вильгельм Завоеватель, которого британские истори-
ки считают основателем подлинной английской государ-
ственности, сам был норманном, аристократию насадил ан-
глийскому народу норманнскую, ввел французский язык и
все же остался истинно английским королем, возвеличил
Англию и создал ее национальную политику, в частности
определил отход Англии от отеческого покровительства
римского папы.
Русские примеры инородного управления общеизвестны.
Самая любимая, самая русская, матушка-императрица Ека-
терина II была прирожденной немкой и всю жизнь говорила
по-русски с сильным немецким акцентом. Акцент стал фир-
менным знаком большинства правителей Советской России:
кубанский говор, украинские интонации, грузинские моду-
ляции...
Великая русская литература – это парад народов мира.
Каждый нес в нашу литературу кровь своих иноземных
предков. Пушкин – негритянскую, Лермонтов – шотланд-
скую, Жуковский – турецкую, Гоголь – украинскую. Даль,
создавший «Словарь живого великорусского языка», не
имел в жилах даже капельки русской крови, а сделал для
родной русской литературы больше, чем все русофилы, вме-
сте взятые.
В XX веке процесс интернационализации достиг макси-
мума. "По-русски пишут киргизы, чукчи, абхазы. Получает-
ся добротная русская проза. В поэзии чистокровного русско-
го найти почти невозможно: Блок, Мандельштам, Пастернак.
Ахматова, Бродский – дети разных народов.
Парадоксально, но факт – достигнув пика интернациона-
лизма и доказав всему миру, что даже самый маленький
народ под руководством Российского государства может до-
стичь вершин культуры, Россия перестанет заниматься ми-
ровыми проблемами и займется сама собой. Такова судьба
государств, подаривших миру вечные народы они строят се-
бе вечный приют и не лезут в чужие дела.
Тут очень тонкий момент. До сих пор мы говорили о ве-
личии имперского государства. Еще Ключевский подметил,
что Россия расширялась, а народ пух. Можно даже сказать,
что пропорционально величию государства народ дегради-
ровал, как бы отдавая ему все силы своей души, разума и те-
ла. Но после окончания имперской истории (2025) будет все
постепенно переворачиваться с ног на голову. Государство
начнет хиреть, а народ крепнуть. В середине XXI века ожи-
дается взрыв массовой русской гениальности. И сейчас уже
далеко не глупый народ превратился в народ-интеллектуал.
Интернациональная функция, которую столько лет несло
государство, навязывая ее народу, станет истинно народной.
Само же государство, повторим, к мировым проблемам
охладеет и оставит своих соседей в покое.
Если раньше Россия как бы собирала под свои знамена
гениев других кровей для своего величия (не только полити-
ка и литература, но и наука, архитектура, кино и т. д.), то по-
сле 2025 года Россия начнет раздавать всему миру своих,
доморощенных, русских гениев. Частично этот процесс уже
начался, хотя нам трудно представить сейчас, что могло бы
заставить русского мальчика писать прозу на киргизском
языке или стихи на узбекском.
Учить и лечить – такова участь вечного народа, народа-
странника. Россия будет становиться все меньше, роль рус-
ских – все больше. Но это после 2025 года. А пока нас ждет
последняя вспышка государственного величия, 20– 25 лет
беспрерывных государственных побед.
Черная революция
Структурное понимание истории, казалось бы, отрицает
нравственную оценку исторических событий. Мы не в со-
стоянии осудить наступление промозглой осени после теп-
лого лета. Однако называть наступившее время серым, мы
имеем право. Итак, черная революция – это переход из ти-
шины первой фазы в бурю второй.
Пафос революции безусловно разрушительный, энергия,
копившаяся всю первую фазу, наконец-то переполняет стра-
ну, происходит взрыв всеобщей ненависти, желание все
уничтожить, ибо терпения медленно все переделывать ни у
кого нет. В этом смысле большевики, распевавшие песню о
«разрушении до основания», довольно точно выразили
мысль черной революции.
Казалось бы, разрушение – это всегда зло, однако с исто-
рической точки зрения это не очевидно. Бывают задачи
настолько крупные, что простой эволюцией они не решае-
мы, и только в пустыне, выжженной черной революцией,
можно построить здание нового мира. Помните, какие слова
выбрал Михаил Булгаков для эпиграфа к своему бессмерт-
ному роману: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла... и
вечно совершает благо...» В роли такого дьявола приходит
черная революция, она жаждет зла, т. е. уничтожения, но че-
рез 36 лет сереет, еще через 36 лет превращается в белую
революцию и начинает творить благо – строить принципи-
ально новый мир.
Облик дьявольский для второй фазы напрашивается сам
собой, уже в первой фазе пророки, заглядывавшие в буду-
щее, видели «бесов», ну а во второй фазе в любом портрете
вождя можно было глазами Иванушки Бездомного увидеть
лица подручных сатаны. И дело даже не в том, что Ленин,
Сталин или Троцкий похожи на врага рода человеческого –
сатанеет весь народ, иначе он не выбрал бы себе таких во-
ждей. Народ, подобно Иванушке Бездомному, через некото-
рое время прозревает, но кропить помещение или вызывать
мотоциклы с автоматчиками уже поздно, дьявол правит свой
бал, и пока бал не кончится – ничего сделать с черной фазой
нельзя.
О вождях 1917 года говорят, что это люди без роду, без
племени, чуть ли не выродки. Но так ли это? У Ленина заме-
чательная атмосфера в семье его родителей должна была
взрастить спокойного, уравновешенного человека, но не
взрастила. Вмешалось время, искривившее пространство ти-
хих семей.
Отцом буйного Петра I был Алексей Михайлович, про-
званный Тишайшим. Кроме Петра у Алексея были и другие
дети, но время, создавшее этого гиганта (во многих смыс-
лах), упорно двигало к власти именно его. Припадочный
Петр будто специально создан для безумств второй фазы.
Полистайте «Поиски империи» (публикуется в «МП») – от
библейского Саула до нашего Сталина вторые фазы полнят-
ся моральными и физическими уродами (Ме-наше, Яннай,
Тарквиний Спесивый, Сулла, Лев I, Константин V, Виль-
гельм II Рыжий, Генрих VIII и т. д.). И всюду уродство соче-
тается с поистине демонической мощью и темпераментом.
Не у всех из них удалось проверить сочетание годового и
зодиакального знаков, но там, где это удалось, поражает не-
гармоничность этого сочетания. Может, это и есть главный
способ вмешательства времени в ход тихой генетики?
143
Удивительной особенностью черных революций является
их целенаправленность. Казалось бы, слепая сила вырвалась
из недр народа с одной целью – крушить все подряд, ан нет,
всегда какая-нибудь цель найдется. Во второй Византии бо-
ролись с иконами, в третьей России рубили окно в Европу, в
четвертой Англии внедряли политэкономию, а в четвертой
России – диктатуру пролетариата. Белым революциям, кото-
рые действительно строят новый мир, в этом смысле везет
меньше – они просто строят, без лозунгов и трепотни.
Важнейшим в теоретическом плане является весенне-
осенний перевертыш. Дело в том, что внутри большинства
людей глубоко укоренилось природное восприятие мира.
Эти люди чувствуют, что первая фаза – это зима, а потому
от черной революции (они же еще не знают, что она черная)
ждут не осени террора и разрушения, а весны освобождения
и строительства. «Я верю – город будет, я верю – саду
цвесть» – так думали многие, так видели многие. Черноту
революции увидели единицы – Андрей Платонов, частично
Михаил Булгаков. Из его «Собачьего сердца» очень четко
эту черноту вытащили на экран авторы нашумевшей экрани-
зации.
Черная революция третьей Англии (1509) начиналась как
великий праздник. Первый наследник и Белой и Алой роз,
красивый, статный Генрих VIII, друг великих просветите-
лей, вызывал большие ожидания не только у народа, но и у
умнейших и тончайших людей того времени – Эразма Рот-
тердамского, Томаса Мора, Джона Колета.
Вот слова Мора на коронацию Генриха VIII: «День этот
рабства конец, этот день начало свободы... Страх не шипит
уже больше таинственным шепотом в уши, то миновало, о
чем нужно молчать и шептать. Сладко презреть клевету, и
никто не боится, что ныне будет донос, – разве тот, кто до-
носил на других».
Так умнейшие люди встречали приход одного из самых
кровавых и грязных правителей в английской истории. Сто-
ит ли и нам удивляться, что в 1917-м большевиков привет-
ствовали многие светлейшие умы.
Таким образом, после свершения черной революции
наступают как бы два времени года – реально осень (террор,
доносы, насилие), а в сознании многих и очень многих –
весна. Появился даже определенный стиль в современных
фильмах о тех временах («Утомленные солнцем»), в кото-
рых внешняя весна, свет, смех, радость и внутренняя черно-
та, гниль...
Весь западный мир (а по ритму Запада сейчас идет вся
Америка, вся Западная Европа, вся Африка, часть Азии)
сейчас с наслаждением пользуется плодами свободной кон-
куренции, свободной торговли, всемирной финансовой и
промышленной революции. И невдомек им. что благо – за-
воевание не собственно западного ритма, а открытие четвер-
того цикла Англии. Черная революция того цикла (1797),
вскормленная идеями Адама Смита, сулила манну небес-
ную, а принесла разрушение векового уклада, нищету, тру-
щобы, непосильный труд.
Нет, Адам Смит не ошибся, новые экономические прин-
ципы принесли империи мощь и силу, но ведь и большевики
не ошиблись, они тоже создали сверхмощную державу. Но
какова цена?
«Результаты промышленного переворота док что свобод-
ная конкуренция может производить богатств не принося с
собой благосостояния» – так писал крупнейший специалист
по промышленному перевороту в Англии Арнольд Тойнби
(просьба не путать с его племянником Арнольдом Джозефом
Тойнби, пытавшимся создать всеобщую теорию истории).
Что еще нам остается на память о черной революции? Ле-
нинская кепка, сталинская трубка, образы полубогов, однако
таких близких, понятных, родных.
 Уничтожая все подряд (храмы, алфавит, сословия), пере-
нося столицу, меняя одежду, обрезая бороды, серая револю-
ция разрывает в нашем сознании связь времен, лишает нас
понятия рода и племени. Мы больше не наследуем отцам и
делам. Вместо персональных отцов у нас теперь один общий
– будь то Генрих VIII. Гай Марий. Альфред Великий или
Петр I. Ну а как почувствовать сынов-ни чувства огромному
народу к одному-единственному человеку? Только через со-
бирательный образ самого народа, сконцентрированный в
одном человеке. Вот почему народ-плотник полюбил царя-
плотника (Петр I), народ-крестьянин полюбил царя-
крестьянина (Саул или Сервий Туллий), а народ-воин – ца-
ря-воина, как это было во времена Святослава: «идя в поход,
возов с собой не возил, шатра у него не было, а спал он на
конском потнике, подложивши седло под голову; так вели
себя и все его воины».
Черная революция, черная отметина в истории любого
имперского народа для структурного гороскопа ценна тем,
что по ее координате начинается для нас поиск очередного
имперского цикла. Конечно, не всегда все так ярко, как
штурм Зимнего в 1917 году. Однако без трудов видна рево-
люционность 1689 года, покончившего с неопределенно-
стью и двоевластием, года сумбурного и рокового одновре-
менно. Много паники и сумбура было в Англии 1797 года.
Неудачное начало войны с Францией, страх перед ее рево-
люцией. «Паника, вызванная в 1796 году попыткой францу-
зов под командой Гоша вторгнуться в Ирландию, пробудила
Такие страсти, которые превратили страну в чистый ад»
(Дж. Грин). А тут еще крупнейшее восстание на флоте
(1797). В том же 1797-м наступает перелом, паника исчезает,
приходят первые победы над французским флотом. Хорошо
известны кровавые революционные события 945 года на Ру-
си, когда Ольга пожгла древлян.
Однако далеко не все черные революции выглядят рево-
люционно. Угораздило вовремя умереть Генриха VII (1509).
Внезапна с обыденной точки зрения, но неизбежна с исто-
рической смерть Дмитрия Донского в 1389 году. Ну и, ко-
нечно, образ черной революции неотделим от образа граж-
данской войны, иконоборцы против иконопочитателей,
красные против белых, правоверные против неверных...
Серая революция слегка снимет накал страстей, но окон-
чательно примирить одних с другими сможет лишь белая
революция.
Серая революция
К серым революциям теория не предъявляет слишком
жестких требований – они не должны отмечаться в истори-
ческих летописях слишком ярко, иногда их существование
даже подвергается сомнению. Так, многочисленные совет-
ские историки приложили много сил для того, чтобы дока-
зать, что в 1953 году никакой революции не было.
Действительно, если черная революция стремится к яр-
ким эффектам – выстрел «Авроры», картинный штурм Зим-
него, бегство Керенского в женском платье, куча афори-
стичных высказываний: «Которые тут временные?»... «Рево-
люция, о необходимости которой...», то серая революция
стремится все эффекты спрятать, сгладить, заретушировать.
Были события в 1953 году, да еще какие. Москва стояла на
грани жуткой бойни. Однако вместо раздувания пожара его
быстро загасили, замяли и так спрятали все концы, что исто-
рикам почти не оставалось материалов для написания хро-
ники серой революции. А жаль, думается, любая серая рево-
люция, в частности и наша, 1953 года, еще ждет своего по-
дробного описания – взятие Берии, взлет Хрущева, амнистия
заключенных, партийные пленумы и т. д.
Есть яркая подробность, выделяющая серые революции в
толще исторической обыденности,– это трагикомедия смер-
144
ти тирана-полубога. Почему трагедия, это ясно – умер полу-
бог, и даже те, кто ненавидел его, в первый момент в шоке –
как мог умереть Кащей Бессмертный? Большинство же дру-
гих достаточно справедливо объединяют судьбу тирана с
судьбой страны. Раз умер тиран, значит, и страна умерла, а
это трагедия почище смерти просто полубога. Ну а комич-
ность ситуации в том, что сразу после отрубания головы че-
ловек просыпается, бежит к зеркалу и, обнаружив голову на
месте, понимает, что-то был лишь сон, а бегать к зеркалу с
отрубленной головой действительно смешно.
Вот описание настроений по смерти Генриха VIII: «Лорд-
канцлер плакал, сообщая эту новость парламенту, члены ко-
торого так же стали проливать слезы... Впрочем, скоро
ободрились, помышляя о добродетелях нового короля» (Э.
Лависс, А. Рамбо). Ну а сколько рыдали по смерти Сталина,
тут и говорить нечего. Однако таково свойство слез: сквозь
них часто проглядывает улыбка. Достаточно было бы песен
Александра Галича, например, про пластиночки с речью
Сталина («то ли гений он, а то ли нет еще?!»).
Чрезмерно яркие эмоции серой революции – это наследие
предыдущей фазы. Сама же серая революция очень тиха, де-
ловита и суха. Вместо неврастеников к власти идут люди с
психологией бухгалтера, у которых псе просчитано, все
взвешено, дебет сходится с кредитом и напрочь отсутствует
фантазия. В это смысле светлейший князь Меншиков или
Никита Хрущев не были истинными серыми революционе-
рами, поскольку слишком ярки. То же относится, например,
к Марии Католичке (третья Англия). А вот идущие за ними
политики уже были достаточно серы.
В этом причина: перешедшие из черного времени в серое,
политики не держатся у власти долго. Террор черного вре-
мени в сером уже не нужен, нет нужды в уничтожении, до-
статочно припугнуть. Ураган, срывающий крыши и ломаю-
щий деревья, сменяется занудливой непогодой, которая
держит всех по домам, и лишь смельчакам, решившим погу-
лять на воле, портит здоровье. Такие времена гнут, но не
ломают. Два мощнейших фактора делают массовый террор
бессмысленным – народ куда как покорней, чем в начале
черной революции, партия властителей делается куда как
организованней и крупнее. Одна из задач третьей фазы – во-
влечь максимально широкие слои населения. В этом причи-
на спокойствия серых революционеров – схвачено все, все
контролируется, а потому ничего не надо вырывать с кор-
нем, лишь потихоньку пропалывать ростки неподконтроль-
ных идей и деяний. Правит не Елизавета, а гвардия, не
Брежнев, а партия. У стаи есть вожак, но сама стая выше
вожака. В этом пафос провидческого фильма И. Гостева
«Серые волки» – стая съедает вожака (Н. Хрущева). Замеча-
тельно показана атмосфера стаи, бесконечные разговоры,
кропотливая подготовка каждого действия, создание круго-
вой поруки. Так и видится сужающийся круг оскаленных
волчьих морд. Важно в этой аналогии и то, что волки в от-
личие от некоторых представителей семейства кошачьих
лишнего не губят, санитары леса как-никак.
А в общем, скука, обыденность, банальные пьянки, застой
длиной... – это сейчас мы знаем, что в 36 лет, а тогда каза-
лось, что длиной в вечность. Дабы не зацикливаться на
брежневских временах, вспомним эпоху двух Анн и Елиза-
веты: «Вырвавшись на широкий простор безотчетной рус-
ской власти, Анна Иоанновна отдалась празднествам и уве-
селениям, поражавшим иноземных наблюдателей мотовской
роскошью и безвкусием» (В. Ключевский). То же о правле-
нии Елизаветы: «Нескончаемой вереницей потянулись спек-
такли, увеселительные прогулки, куртаги, балы, маскарады,
поражавшие ослепительным блеском и роскошью до тошно-
ты». «Безвкусие» и «тошнота» – тут слова ключевые, и нам,
выросшим в хрущевской пионерии и брежневском комсомо-
ле, это вполне понятно. Елизавета Тюдор у нас ассоциирует-
ся с блеском побед четвертой фазы, но была и другая Елиза-
вета, скучная и серая... из третьей фазы. «Она восторгалась
"обходами" и "кривыми путями". Следя за дипломатией ко-
ролевы по тысяче депеш, мы находим ее неблагородной и
невыразимо скучной, но она достигла своих целей» (Дж.
Грин).
В этом грандиозность фазы – скука, тошнота, а цели-то
все достигаются. Свое блестящее правление четвертой фазы
Елизавета кропотливо готовила в третьей фазе. Случай,
кстати, уникальный, мало кто сумел из третьей фазы безбо-
лезненно перейти в четвертую. Скажем, серый Горбачев в
четвертой фазе быстро покатился вниз, напротив, белый
Ельцин в серой «перестройке» мучился, метался, не находил
себе места. Ему там было тесно, там были слишком жесткие
правила, свой закон волчьей стаи.
Можно бесконечно содрогаться от воспоминаний о духо-
те и тошнотворности третьей фазы, можно и нужно не лю-
бить Горбачева, Черненко и Брежнева, но нельзя не пони-
мать, что именно третья фаза является самой плодотворной
фазой всего цикла, именно она выполняет максимальный
объем работы цикла. В четвертой фазе мы всего лишь реали-
зуем бесконечные наработки третьей. Сравнения любые:
долгие репетиции и премьера артиста, годы учебы и первое
открытие ученого. Одним словом, третья фаза – это невиди-
мые миру слезы. Третья фаза удерживает народ от незрелых
решений, скороспелых идей, поспешных действий. Ну а те,
кто не сломался и сохранил задор и веру в себя, заниматься
мелочевкой в четвертой фазе уже не захотят, и уж тогда
начнутся настоящие чудеса.
Таким образом, третья фаза в народном восприятии вы-
глядит бесплодной и пустынной зимой застоя, а на деле яв-
ляется плодоносным летом, временем мощнейшей всена-
родной трансформации. Именно в третьей фазе, а не во вто-
рой изменилось лицо народа, один русский народ заменен
другим. Во второй фазе старый народ был убит, в третьей
фазе новый создан. Мы может не верить своим глазам, но
своей теории мы верить обязаны, а она говорит, что новый
народ начался тогда, когда при Хрущеве и прочих серых
генсеках двери немыслимого количества вузов открылись
для крестьянских и пролетарских детей. Потомственным ин-
теллигентам или дворянам хотелось бы напомнить, что в ин-
теллектуальнейшей четвертой фазе наверху не внук и сын
писателя и не сын юриста, а крестьянские дети (Черномыр-
дин, Ельцин), сын плотника (Лужков) и т. д. Таково новое
лицо русского народа.
Помнил ли Ярослав Мудрый, величайший интеллектуал
своего времени, что его папа Владимир I, по сути, был без-
грамотным мужиком? Конечно, помнил и гордился своим
отцом, приготовившим Русь для культурного взлета. В чет-
вертой фазе идет соревнование гениев, они, как дети малые,
бегут наперегонки с криком: «Я первый!». Суворов, Румян-
цев, Ушаков, Френсис Дрейк, Уолтер Рэли – сколько блеска
и света... Одно только «но» – весь этот блеск родился в мут-
ной серости третьих фаз, а вот в блескучей четвертой фазе
выращиваются люди совсем иного склада – неуравновешен-
ные, ненадежные, ломкие, отсюда многие постимперские
провалы.
Подумаем, как мы воспитываем своих детей? Мы не даем
им гулять по ночам, не разрешаем объедаться шоколадом,
заставляем чистить зубы, заправлять постель, ну а если дети
начинают качать права, то, к ужасу демократической обще-
ственности, можем и шлепнуть по заднице. Точно так же нас
воспитывало сусловско-брежневское время: детективы чи-
тать нельзя, за фантастикой побегай, Дюма жестко лимити-
рован, дамских романов вовсе нет, программа «Время» по
всем каналам. Ни тебе веселеньких журнальчиков, ни ви-
дюшников, ни кабельного телевидения. Нас буквально уса-
дили за чтение умной и глубокой литературы. Причем для
145
лучшей усвояемости читать «заставляли» по ночам часто в
дурной ксерокопии, фотографии, а чаще какой-нибудь тре-
тий машинописный экземпляр с подгулявшей копиркой...
Система глобального запрета учила нас быть в постоян-
ном умственном напряжении. Режиссеры снимали одно,
подразумевали другое, получалось третье. Расхлебывая эту
кашу, мы научились продираться сквозь форму и находить
содержание. Именно это умение станет основой рождаемого
русского мира. Не верьте хроникальным фильмам. Там са-
лютуют пионеры, маршируют солдаты, рапортуют депутаты
– все пропитано дебилизмом. На самом же деле за те 36 лет
интеллектуальный прогресс народа в целом был просто не-
вероятен. Народ не научился жить, но он научился думать.
Зачем ему это умение, мы узнаем по результатам белой ре-
волюции.
Белая революция
Для нас это самая интересная и самая труднообъяснимая
революция, поскольку мы наблюдаем ее воочию (с 1989 го-
да) и не в состоянии оценить ее со стороны, с высоты исто-
рической отстраненности. Поэтому любые оценки белой ре-
волюции пока остаются слишком предвзятыми, слишком ак-
туальными.
Главное, что хотелось бы внушить и себе и другим, – это
все тот же весенне-осенний дуализм. Революция второй фа-
зы (черная) ожидается как весна свободы и обновления, а
оборачивается осенью террора и разрушения. Белая револю-
ция четвертой фазы несет весну обновления и строительство
нового мира, но ожидается она именно как наступление
ужаса, анархии, развала... Ну а поскольку мы имеем дело с
миром людей, а не природы, то железно отделить реальность
от воображаемой картинки очень трудно, и еще долго мно-
гие человеческий особи будут видеть криминальную рево-
люцию, развал союза братских республик. Капиталистиче-
скую вакханалию и прочую черноту. В конце концов, если
сохранились старушенции, из всего разнообразия сталин-
ских подарков запомнившие только танцы под гармошку и
снижение цен на продовольствие, то почему бы не предпо-
ложить, что белое время запомнится кому-то лишь круше-
нием надежд, гибелью идеалов, хаотическим калейдоскопом
идей и событий.
Мы уже говорили, что хорошим (а главное, верным) то-
ном стало снимать фильмы о сталинских временах с героя-
ми, одетыми в сияюще-белые одеяния, камуфляжную форму
или что-то еще очень темное, дабы затенить свет белой ду-
ши. Для чего? – спросите вы. Ответить придется словами
Балбеса из «Операции «Ы»: «А чтоб никто не догадался».
Ибо засветишь белую душу раньше времени, тут тебя и съе-
дят с потрохами – и свои черные, и заграничные. Ведь стра-
на побелеет не в один день (сначала Москва, потом крупные
города, позже всего деревня и нацокраины), ну а заграница и
вовсе от злости и зависти загнется.
По мере нарастания белизны в соответствии с законами
физики растут температура и мощность излучения, тогда бе-
лизна перейдет в сияние, и свет этого сияния зальет весь
мир. Боясь сглаза, мы бы сами отказались от своих слов, но
теория не знает страха и не верит в приметы (в отличие от
нас). 20 имперских циклов подарили миру 20 ярчайших ис-
точников света, 20 полярных звезд, на которые ориентиро-
вались все народы мира в своем хождении по коридорам ис-
тории. Среди них такие ярчайшие, как 37 лет Соломона, 35
лет Ярослава. 40 лет Августа Октавиана, 43 года Ивана III,
34 года Екатерины II. вторая половина правления Елизаветы
Тюдор, вторая половина правления королевы Виктории...
Для структурного гороскопа сияние четвертой фазы столь
же важный ориентир в поисках Империи, как и зверства
второй фазы. Они как черная дыра и взрыв сверхновой звез-
ды, а ведь между ними всего-то 36 лет серой революции. Та-
кова уникальность имперских циклов – от сверхзла к сверх-
добру в сверхбыстром темпе. Для историков-эмпириков та-
кая трансформация лишена всякого смысла, и ничего друго-
го не остается, как списать всё на правителя. Все беды вто-
рых фаз списываются на зверских характер Суллы, Янная,
Генриха VIII. Ленина или Сталина; при этом никак не объ-
ясняется, как один зверь может искусать огромную страну.
Предположим, что зверями их делало время, вернее, сочета-
ние власти и времени, историкам очень трудно. Точно так
же трудно представить, что сочетание времени и власти в
четвертой фазе делает человека если не ангелом, то очень
хорошим человеком.
Однако, изучая биографии Августина или Ярослава,
начинаешь понимать всю неудачность формулы «власть
портит человека». Она не испортила их, а исправила. Они
начинали свой поход за властью куда как более испачкан-
ными, чем заканчивали свое властвование. То же можно ска-
зать о Екатерине II или Иване III. Однако самый главный
пример у нас перед глазами. Этот пример должен убедить
самых скучных скептиков в том, что воздействие времени на
человека сильнее, чем воздействие человека на время. Разу-
меется, речь о Борисе Ельцине. Человек аппарата, носивший
все родовые аппаратные пороки, творивший достаточно
много «серых» дел до 1989 года, а после 1989-го мучитель-
но, но верно отбеливает себя, вернее, отбеливается временем
и той самой властью, которая, по расхожему мнению, долж-
на людей лишь чернить.
Наступит время, и за Ельциным признают великие поли-
тические таланты, но мы-то знаем, что, по объективным
данным, он был очень слабым политиком – не мог создать
команды, сконструировать стратегию, отличить государ-
ственных людей от жуликов... На наших глазах из суетливо-
го и неуравновешенного функционера он превращается в
мудрого и степенного «Деда Мороза», окруженного милыми
зайчиками, белочками и медвежатами.
Страхи, связанные с выборами 1996 года, позади, в 2001
году Ельцину будет 70 лет, у власти появится человек 56–60
лет без серого прошлого, а стало быть, белый от головы до
ног, может быть, слишком белый... В любом случае это бу-
дет человек Ельцина, может быть, даже воспитанник Ельци-
на, и, стало быть, наша четвертая фаза войдет в историю как
время Ельцина. Таков наш прогноз на белые времена.
Тем, кто еще не отошел от предвыборной риторики, про-
должает читать серые и даже черные газеты, тем, кто опеча-
лен событиями в борьбе с криминальными идеями, мы
настоятельно рекомендуем обратиться к первым годам
правления Ярослава Мудрого, Ивана III или Екатерины II.
Атмосфера первых лет правления этих великих деятелей
была темна, полна тревог и нехороших предчувствий. Все
тот же перевертыш – ожидание террора, бунта.
1018 год. Белой революции уже год, а счастья нет. Русь
шокирована братоубийством, все ждут череды несчастий,
Ярослав собирается бежать в Скандинавию и лишь год спу-
стя, разгромив брата – братоубийцу (Святополка), начал
укрепляться на престоле. Постоянное присутствие ино-
странных войск, многократное братоубийство на самом вер-
ху... Создай тогда какой-нибудь монах структурный горо-
скоп, ну кто бы ему поверил, что наступает белое время,
грядет «золотой век» Ярослава.
Ничуть не веселее было в Москве в 1461-м и следующих
за ним годах. Массовые казни, смута, тревожные вести с во-
стока, церковные склоки. Какая уж там белизна – не до жи-
ру, быть бы живу. Никому и в голову бы не пришло, что
началось самое уникальное и великое правление на Руси и
очень скоро удастся собрать все русские земли и сбросить
ненавистное 240-летнее татаро-монгольское иго. К тому же
Иван HI ну никак не соответствовал образу сильного и кру-
146
того правителя. Кто бы в те дикие времена мог представить,
что в белом времени сила покидает злодеев и удача отвора-
чивается от гадов.
Санкт-Петербург 1761 года. Ничего хорошего. Ненавист-
ный Петр III приходит к власти, большие беды ждут Россию.
Убийство Петра III очищает горизонт, но никак не рассеива-
ет тяжелую атмосферу. Убить мужа, пусть и чужими рука-
ми, грех покруче, чем убийство брата. Всюду маячат при-
зраки претендентов на власть – княжна Тараканова, Пугачев,
Иван VI Антонович. Черные мысли витают в головах, и все
же делаются белые дела, никогда еще мощь России не была
так бесспорна.
Москва 1989 года. Ельцин побеждает на выборах в
Москве и начинает свое резкое восхождение к вершине.
1991 год – армия отказывает в своих услугах серым людям.
1993 год – последний бой. 1996-й – абсолютно мирные и
спокойные выборы. Серость тает, тает, тает...
И все же для ликования еще нет причин. Ликование
начнется лишь в конце 1997 года, реально в 1998 году. Но
ликование хорошо бы сочетать с большой работой. Ведь се-
рость и в нас самих, в нашей лени, в нашем банальном мыш-
лении, в наших соседях, в друзьях наших детей, и так быст-
ро она не сдастся. Хамство, хапужничество, тупость, зависть
так часто в мировой истории брали верх над интеллектом,
созиданием, добротой, что у белых сил сложился опреде-
ленный комплекс пораженчества. Мы говорим, что хама не
перехамишь, что талант беспомощен, а бездарь пробьется и
т. д. Нам надо выдрать из себя эти заблуждения, пришедшие
из черных и серых времен. Мы обязаны побороть свои стра-
хи и выйти наконец из окопов – наступило время солнца.
Главная особенность черных людей – стремление кому-то
противостоять, с кем-то бороться, кого-то одолевать. Под
влияние этого комплекса борьбы попадали практически все.
Вспомните, как люди требовали казни гэкачепистов. Но
прошло несколько лет, и огромное большинство совершенно
потеряло кровожадность. Идеология всеобщего примирения
– это воздух белых революций.
Мы обречены на мир, созидание, международный триумф
России, по крайней мере до тех пор, пока жив имперский
ритм, до 2025 года.
Прощай, империя!
Все когда-нибудь кончается: и хорошее, и плохое. Импер-
ский ритм, с которым жили наши отцы и деды, с которым
состаримся мы сами и повзрослеют наши дети, наконец-то
уходит с русской земли. Возрадуются защитники прав чело-
века, взгрустнут державные патриоты, распахнет свои объя-
тия Запад, хитро ухмыльнется Восток.
Так будет... и будет это очень скоро – в 2025 году. Не-
смотря на многослойное и многозначное содержание по-
следней революции Империи, по энергии она весьма скром-
на и проходит без потрясений, разброда и шатаний. Если об-
ратиться к природным аналогиям, то страна после такой ре-
волюции напоминает рыбу, выброшенную на берег, птицу с
подрезанными крыльями... Империя, лишенная имперского
напора, вызывает недоумение и сожаление – стоило ли 144
года биться головой об стену, чтобы в одночасье все поте-
рять. Однако, как говорил Михаил Булгаков, «кровь ушла в
землю. И там, где она пролилась, уже растут виноградные
гроздья». Империя умирает, но с нами остаются ее уникаль-
ные достижения и открытия.
Говоря о последней имперской революции, по сути, мы
говорим не о смене власти или государственного строя (это-
го-то как раз и нет), а о смене всего устройства народного
организма. Имперский народ, народ-идеолог, богоискатель и
правдолюб, должен превратиться в народ, обладающий по-
литическим сознанием (Запад), либо народ-коммерсант (Во-
сток). Такая перестройка, конечно, никакая не революция, а
долгий и мучительный процесс, начинающийся на самом
деле еще в четвертой имперской фазе и продолжающийся
еще долго после окончания имперского ритма.
Даже дата последней революции не может устанавливать-
ся с привычной для нас точностью. При выходе из импер-
ского ритма на западный революция идет четыре года (от
года Змеи до года Петуха), а при выходе из ритма Империи
на ритм Востока и того больше – восемь лет (от года Змеи до
года Быка).
Сегодня мы поговорим о том, что объединяет два типа
последней имперской революции., (Разговор об отличиях
впереди.) Л объединяет их в первую очередь печальное яв-
ление политической деградации. Особенно сильна и заметна
политическая деградация при переходе на ритм Востока.
Ярослав Мудрый пережил имперский ритм на один год.
Ритм «скончался» в 1053 году, а Ярослав в 1054-м. Восемь
лет шла переналадка ритмов, переход с одних рельсов на
другие, лишь в 1061 году начинает жить ритм Востока.
«Именно с этого года начались бедствия России. С этого го-
да Киевская Русь погрузилась в почти 300-летний мрак кня-
жеских усобиц и мелких интересов удельной психологии.
Единое государство разделилось на два, покорилось татаро-
монгольскому нашествию, с трудом отбивалось от экспан-
сии Ливонского Ордена и Великого княжества Литовского.
Начались эти бедствия с гибели киевского князя Изяслава в
битве со своими собственными племянниками за порядок
наследования княжеской власти и уделов» – так писал Н.
Карамзин.
Иван III пережил имперский ритм на восемь лет (1497–
1505), заполнив все пространство между Империей и Восто-
ком. Однако это уже был не тот великий правитель, что со-
брал все русские земли и пресек ненавистное иго. Династи-
ческие и религиозные конфликты уничтожают политиче-
скую мощь государства. Последующих ста лет хватило ве-
ликой державе, чтобы скатиться до Смутного времени, в ко-
тором политическая власть буквально валялась на дороге.
Спускаясь в глубь времен, мы находим при переходе из
имперского ритма в восточный все те же признаки полити-
ческой деградации.
Первый имперский цикл на Земле (Древняя Иудея) кон-
чился в 928 году до нашей эры (год Змеи) одновременно со
смертью Соломона. Сказочное величие и великолепие стра-
ны кончилось почти тут же – уже через шесть лет единое
государство распадается на две части (Иудея и Израиль). «В
политическом отношении раскол был губительным. Нача-
лась цепь братоубийственных войн. Палестина снова стала
добычей соседей» (Л. Мень). В конечном счете Израиль был
уничтожен Ассирией, и во второй имперский цикл вошла
лишь Иудея.
В 604 году до нашей эры заканчивается второй имперский
цикл Древней Иудеи, трудный путь подъема государства
прерывается, уже через 17 лет после окончания имперского
цикла (587 года) Навуходоносор берет Иерусалим, сжигает
Храм, уводит городскую знать, начинается долгая история
Вавилонского пленения.
После третьего имперского цикла, закончившегося в 328
году до нашей эры, Иудея потеряла ту удивительную непри-
косновенность, что «подарил» ей Александр Македонский,
умерший пятью годами позже (323). По словам Иосифа
Флавия, «земля Израиля стала похожа на корабль, на кото-
рый со всех сторон обрушиваются волны». Страна вновь
стала переходить из рук в руки, каждый раз подвергаясь ра-
зорению.
Четвертый имперский цикл закончился в 4 году до нашей
эры одновременно со смертью царя Ирода. А девять лет
спустя Иудея стала провинцией Рима и навеки потеряла гос-
ударственность.
147
Второй римский имперский цикл шел практически одно-
временно с четвертым иудейским циклом, и это не случайно,
именно синтез достижений двух этих Империй создал мо-
дель государственного устройства, скопированного, так или
иначе, всем миром. Закончился второй Рим в 9 году нашей
эры. Великий солнце подобный Август про жил еще 5 лет
«никакого времени» (до 14 года н.э.). Конечно, Рим не поте-
рял государственности сразу, уж больно высоко был поднят
Римом уровень власти. И тем не менее деградация политики
начинается сразу – Калигула, Нерон – с них началось паде-
ние Рима, закончившееся в конце концов практически пол-
ным исчезновением, может быть, самого могущественного в
мировой истории государства.
Дважды выходила из имперского на восточный ритм Ви-
зантия. Первый раз окончание имперского цикла (561 год),
казалось бы, не несло никаких революций. Великий Юсти-
ниан прожил еще четыре года (до 565 года), но, как и в слу-
чае с Иваном III и Августом, это был уже угасающий поли-
тик, потерявший былую силу. Юстиниана занимают лишь
богословские споры, а интерес к государственным делам
угас. За смертью Юстиниана все те же процессы: политики
мельчают, смысл существования государства уходит, на ме-
сте всемирной христианской державы остается компактное
греческое государство с уменьшенной вдвое территорией.
Второй имперский цикл возрождает величие Византии, но
его окончание (861 год) навсегда лишает Византию щита
непобедимости, поражения все крупнее и чаще, победы все
реже и мельче, что, впрочем, не помешало Византии провла-
чить свое существование еще несколько веков.
Переход Империи в ритм востока идет как бы против век-
тора истории, идущей в направлении Восток – Империя –
Запад, а потому можно считать, что такой переход – это не-
которое понижение статуса. Переход Империя – Запад,
напротив, должен повысить статус государства, особенно в
мире, уже очарованном спокойствием Запада. Поисковое
буйство Империи уходит, уходит имперская сила и импер-
ская непобедимость.
Окончание первого Рима (436 г.д.н.э.) и первое в истории
человечества рождение ритма Запада (432 г.д.н.э.) повели
Рим не столько к политической, сколько к идеологической
деградации, человечество для полноценной западной жизни
было еще слишком молодо.
Четырежды на ритм Запада выходила Англия, и каждый
раз этот переход сопровождался потерей политической фор-
туны, хотя и не вел к политическому краху. После первой
Англии началось датское нашествие. После второй Англии
потеря Иоанном Безземельным значительных владений Ан-
глии во Франции. Третий имперский цикл Англии закончил-
ся в 1617 году. Парламент, планомерно затоптанный Генри-
хом VII, а затем Генрихом VIII, как по мановению волшеб-
ной палочки возрождается, а вместе с ним возрождается по-
литическое самосознание масс (верный признак Запада).
Именно с 1617 года политические ошибки Якова I и Бекин-
гема становятся слишком значительны. Англия теряет еди-
ную политику, политика из верхних эшелонов переходит на
площади, становится предметом народных интересов, ну а
там уже цареубийство и прочие прелести демократии...
Окончание последнего, четвертого, имперского цикла в
1905 году прервало состояние социального мира, скинуло
Англию с пьедестала мирового лидерства, куда полезли,
толкаясь локтями, Германия и США, зато вернуло Англию в
единый западный мир, закончив эпоху ее «блестящей изоля-
ции».
Окончание третьей России в 1797 году, так же как и
окончание третьей Англии, всколыхнуло народ и двинуло
его в политику. Так же как и в Англии, это привело к царе-
убийству. Однако политическое ослабление не привело к
краху, Россия, несмотря на ряд обидных поражений, остава- • Вторая фаза (100–64, 2 Рим)
лась сильным государством. • Третья фаза (64–28, 2 Рим)
Не верьте тем, кто поет о потере имперской силы в 1989 • Четвёртая фаза (28 год до н.э. – 9 год н.э., 2 Рим)
году. Россия еще покажет миру, что ее понимание политики Конец империи (Рим)
наиболее адекватно современному миру. Но в 2025 году по-
родившая новый политический стиль Россия уже не будет Византия
монопольным его обладателем. Другие, молодые и смелые, 1 Византия (417–561)
начнут обходить на поворотах внезапно постаревшую Рос- • Первая фаза (417–453, 1 Византия)
сию-мать. Величие России начнет неумолимо снижаться, а • Вторая фаза (453–489, 1 Византия)
величие русского народа, напротив, расти. • Третья фаза (489–525, 1 Византия)
Будущее России до 2025 года достаточно определено, им- • Четвёртая фаза (525–561, 1 Византия)
перский ритм должен быть завершен. Дальше развилка – ид- Промежуточный восточный цикл (569–713, Византия)
ти по ритму Востока или по ритму Запада... Однако, похоже, 2 Византия (717–861)
что этот выбор уже сделан – Россия пойдет по ритму Запада. • Первая фаза (717–753, 2 Византия)
• Вторая фаза (753–789, 2 Византия)
• Третья фаза (789–825, 2 Византия)
• Четвёртая фаза (825–861, 2 Византия)
Содержание Постимперское развитие (869–1453, Византия)
Предисловие
Преддверие поисков Англия
Россия. Темное время 1 Англия (825–969)
Безукладность • Первая фаза (825–861, 1 Англия)
Революционный год • Вторая фаза (861–897, 1 Англия)
Революционный террор • Третья фаза (897–933, 1 Англия)
Вождь. Бог. Тиран. • Четвертая фаза (933–969, 1 Англия)
Маскировка. Затемнение Безвременье (973–1045, Англия)
Номенклатура 2 Англия (1053–1197)
Подготовка золотого века • Первая фаза (1053–1089, 2 Англия)
Время собирать камни • Вторая фаза (1089–1125, 2 Англия)
Величие, слава, триумф • Третья фаза (1125–1161, 2 Англия)
Триумф внешней политики • Четвертая фаза (1161–1197, 2 Англия)
Освобождение Три века западного ритма (1201–1465, Англия)
Право 3 Англия (1473–1617)
Строительство • Первая фаза (1473–1509, 3 Англия)
Гражданское противостояние • Вторая фаза (1509–1545, 3 Англия)
• Третья фаза (1545–1581, 3 Англия)
Иудея • Четвертая фаза (1581–1617, 3 Англия)
1 Иудея (1072–928)* Становление капитализма (1621–1753, Англия)
• Первая фаза (1072–1036, 1 Иудея) 4 Англия (1761–1905)
• Вторая фаза (1036–1000, 1 Иудея) • Первая фаза (1761–1797, 4 Англия)
• Третья фаза (1000–964, 1 Иудея) • Вторая фаза (1797–1833, 4 Англия)
• Четвёртая фаза (964–928, 1 Иудея) • Третья фаза (1833–1869, 4 Англия)
2 Иудея (748–604) • Четвертая фаза (1869–1905, 4 Англия)
• Первая фаза (748–712, 2 Иудея)
• Вторая фаза (712–676, 2 Иудея) Империи Ислама
• Третья фаза (676–640, 2 Иудея) Халифат (573–717)
• Четвёртая фаза (640–604, 2 Иудея) • Первая фаза (573–609, Халифат)
3 Иудея (472–328) • Вторая фаза (609–645, Халифат)
• Первая фаза (472–436, 3 Иудея) • Третья фаза (645–681, Халифат)
• Вторая фаза (436–400, 3 Иудея) • Четвертая фаза (681–717, Халифат)
• Третья фаза (400–364, 3 Иудея) • Постимперское развитие (Халифат)
• Четвёртая фаза (364–328, 3 Иудея) Османы (1413–1557)
4 Иудея (148–4) • Первая фаза (1413–1449, Османы)
• Первая фаза (148–112, 4 Иудея) • Вторая фаза (1449–1485, Османы)
• Вторая фаза (112–76, 4 Иудея) • Третья фаза (1485–1521, Османы)
• Третья фаза (76–40, 4 Иудея) • Четвертая фаза (1521–1557, Османы)
• Четвёртая фаза (40–4, 4 Иудея) • Постимперское развитие (Османы)
Последнее чудо империи (Иудея) Великие Моголы (1521–1665)
• Первая фаза (1521–1557, Великие Моголы)
Рим • Вторая фаза (1557–1593, Великие Моголы)
1 Рим (580–436) • Третья фаза (1593–1629, Великие Моголы)
• Первая фаза (580–544, 1 Рим) • Четвертая фаза (1629–1665, Великие Моголы)
• Вторая фаза (544–508, 1 Рим) Современный Иран (1905–2049)
• Третья фаза (508–472, 1 Рим) • Первая фаза (1905–1941, современный Иран)
• Четвёртая фаза (472–436, 1 Рим) • Вторая фаза (1941–1977, современный Иран)
Три века республики (432–144, Рим) • Третья фаза (1977–2013, современный Иран)
2 Рим (136 год до н.э. – 9 год н.э.)
• Первая фаза (136–100, 2 Рим) Приложение 1
148
 Первые фазы российских имперских циклов
• Первая фаза 1 России (909–945)
• Первая фаза 2 России (1353–1389)
• Первая фаза 3 России (1653–1689)
• Первая фаза 4 России (1881–1917)

Приложение 2
Дети разных народов
Черная революция
Серая революция
Белая революция
Прощай, империя!

Поиски империи. Исторический структурный гороскоп

Г. Кваша, Ж. Аккуратова, «Рипол Классик», 1998, Серия:

«Ваша тайна». Переплет твёрдый, 512 стр., тираж: 15000 экз.
ISBN 5-7905-0253-9

От издателя: Почему история повторяется? Почему одни

народы и правители гибли, а другие процветали? Почему
именно такой, а не иной путь прошла Россия? Какая жизнь
ждет нас в ближайшем будущем? Отвечая на эти вопросы,
создатели знаменитого структурного гороскопа Григорий
Кваша и Жанна Аккуратова используют свой оригинальный
ключ к прочтению законов и ритмов истории.

149