Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
1.
2.
3.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
13.
14.
15.
16.
17.
18.
Я хотел в последнем крупном городишке перед границей получить для Элен
испанскую визу. Перед консульством теснилась громадная толпа. Пришлось
пойти на риск. Могло статься, что машину уже разыскивают. Но другой
возможности у меня не было. В паспорте Георга виза была.
Я медленно подвел машину к толпе. Люди задвигались только тогда, когда
рассмотрели немецкий номер. Толпа расступилась. Несколько человек
бросились бежать. По аллее ненависти машина пробралась к входу. Жандарм
отдал честь. Со мной этого не случалось уже давно. Я небрежно ответил и
вошел в консульство. Жандарм распахнул передо мной дверь. Меня охватила
горечь. "Надо было стать убийцей, - подумал я, - чтобы тебя
приветствовали".
Я немедленно получил визу, едва только показал паспорт. Вице-консул
посмотрел на мое лицо. Рук он видеть не мог, они были в перчатках.
- Следы войны и рукопашных схваток, - сказал я.
Он кивнул с полным пониманием:
- У нас тоже были годы борьбы, - сказал он. - Хайль Гитлер! Великий
человек, как и наш каудильо [титул Франко].
Я вышел. Вокруг машины образовалась пустота. На заднем сиденье ее,
забившись в угол, сидел испуганный мальчик лет двенадцати. На лице его
горели огромные глаза, руки были прижаты к губам, словно удерживая крик.
- Мы-должны взять его с собой, - сказала Элен.
- Почему?
- Документы кончаются у него через два дня. Если его схватят, он будет
отправлен в Германию.
Только теперь я почувствовал, что весь взмок от пота. Элен посмотрела
на меня. Она была спокойна.
- Мы отняли одну жизнь, - сказала она. - Одну мы должны спасти.
- У тебя есть бумаги? - спросил я мальчика.
Он молча протянул мне вид на жительство. Я взял его и вернулся в
консульство. Это было нелегко. Машина, казалось мне, на тысячи голосов
орала о том, что произошло под покровом ночи. Секретарю я объявил, что
совсем забыл о том, что мне требуется еще одна виза, служебная, для
установления личности одного человека по ту сторону границы. Увидев
бумаги, он изумился, по губам его скользнула усмешка. Он прищурил один
глаз и поставил визу.
Я сел в машину. Настроение вокруг стало еще враждебнее. Очевидно, люди
решили, что мы хотим отвезти мальчика в лагерь.
Мы покинули город. Я надеялся, что нам все еще будет сопутствовать
удача. Я сидел за рулем и чувствовал, как он с каждым часом все сильнее
нагревается у меня в руках. Я боялся, что нам скоро придется расстаться с
машиной. Но что нам делать в таком случае дальше, я положительно не знал.
Перебираться в такую погоду по горным тропам через границу Элен не могла.
Она была слишком слаба. Потеря машины сразу бы лишила нас мистической
защиты наших врагов. Французской выездной визы у нас не было. Пешком все
сразу стало бы невероятно сложнее, чем в дорогой роскошной машине.
Мы мчались дальше. То был странный день. Прошлое и будущее, казалось,
рухнули в пропасть, и мы очутились на какой-то высокой узкой грани,
окруженной туманом и облаками - словно в кабине канатной дороги." Все это
я мог сравнить только со старинным китайским рисунком тушью, на котором
однотонно были изображены путешественники, пробирающиеся меж горных
вершин, облаков и водопадов.
Мальчик сидел, скорчившись, на заднем сиденье и почти не шевелился. В
жизни своей он не научился ничему, кроме недоверия ко всем и каждому. Ни о
чем другом он вспомнить не мог. Когда новоявленные носители культуры
третьей империи раскроили череп его деду, ему было три года; когда
вздернули отца - семь, когда убили мать в газовой камере - девять.
Типичное дитя двадцатого столетия, он каким-то образом бежал из
концентрационного лагеря и один проделал путь через границу. Если бы его
схватили, он был бы немедленно, как беглец, возвращен в лагерь и повешен.
Теперь он хотел пробраться в Лиссабон. Там у него должен быть дядя -
часовщик. Так ему сказала его мать накануне смерти. Тогда она благословила
его и передала последние наставления.