Он бьёт одного стражника в живот, огревает второго кандалами по голове, выдёргивает

нож у него из-за пазухи и начинает бежать. Он понимает, что ему не скрыться -
слишком много стражи в тюрьме, да и плана здания он не знает, но он может сделать
хоть что-то, чтобы не выдать информацию под пытками. Забежав за угол, он высовывает
язык и со всей силы рубит по нему ножом. От приступа боли он падает без сознания
и ... вдруг просыпается. Жгучая боль как всегда пронзает его рот и распространяется
по всему телу, как гнойный паразит. Восемь лет прошло с того случая - с его первого
воспимания, что осталось в его памяти. Воспоминания о событии, когда ему не хватило
храбрости убить себя, о чём он сожалел до сих пор. Он уже не помнит как оказался в
той тюрьме, что за информацию от него хотели, почему он был готов пожертвовать
собой ради неё. Возможно, он был солдатом, взятым врагом в плен с целью раскрытия
планов командования, а может преступником, у которого хотели выведать его
сообщников, или учеником чародея, чьё местонахождение пытались из него вытянуть...
За последние годы он перебирал много версий, но не мог быть уверенным в ни одной.
Но он был уверен, что Они действительно хотели получить эту информацию: столько лет
его держали в одиночной камере, чуть с ума не сошёл. Хотя может сошёл, кто знает.
Повозка покачивается, извозчик напевает незамысловатую мелодию, бубенчики,
привязанные под дугой, позвякивают в такт обороту неровного колеса. Многие
повседневные вещи меняют свои ассоциации после заключения, так и бубенчики звучат
не иначе, как удар звеньев цепи бедняг ведомых по коридору к Закрытым Дверям. Он
вспомниает свои первые месяцы: каждый день его водили к экзекутору Лайаму, который
пытался вытянуть из него хоть что-то, однако трюк с языком оказался действенным -
он был готов рассказать всё уже после первого отрубленного пальца, но не мог. И не
мог хоть как-то донести эту мысль экзекутору. Все кровь и слёзы казались палачу
лишь мольбами о пощаде, а не согласием сотрудничать, хотя он не отрицает, что,
вероятно, так и было. Он содрогнулся от воспоминаний о дальнейших неделях -
вначале, даже во время неимоверной боли, он думал о том, чтобы посчитать все удары,
порезы, удушения и прочие пытки, чтобы когда выберется, он мог похвастаться, как
много он вытерпел, может, добавив пару дестяков сверху... Когда счёт ударов
перевалил за сотни, когда из-за "окунаний" он стал слышать плеск воды в лёгких во
время сна, а всевозможные раны покрыли его тело словно старинный рунический
манускрипт, он уже и не думал о хвастовстве или даже о свободе - все его мысли были
лишь о том, чтобы пережить следующий день.
"О, ты проснулся. Мы почти приехали. Ты выглядишь совсем уставшим, полежи пока" -
говорит извозчик заметив его нервыные содрогания от воспоминаний. "Полежи пока" -
фраза разделившая его существование на "до" и "после". Пытки были ужасающими, но к
ним он, можно сказать, привык. После того, как Лайам полгода безуспешно пытался
допросить немого пленника, его бросили в одиночку и он было подумал, что на этом
страдания кончились, но не тут-то было. Спустя девятый месяц его заключения, его
почти бессознательное тело достали на свет и вновь повели по коридору. Три месяца
он не был здесь, но помнил каждую колдобину, каждый неровный кирпич этого коридора.
Он помнит их и сейчас. Его, как обычно, вели к железным Закрытым Дверям в конце
коридора, за которыми была экзекуторская, но вдруг стража повернула раньше и
затащила его в неприметную деревянную дверь рядом - кладовку, ка думал он раньше.
"Полежи пока, Мастер скоро придёт" - засмеялся один из стражников, приковывая его к
металличекому столу в центре комнаты. И Мастер пришёл...
Первый взгляд на Мастера сразу вселял ужас - это был не человек, даже не гуманоид.
Жуткая аберрация, длинные щупальца которой находились в непрерывном движении,
извиваясь и закурчиваясь, когтистые лапы были смокнуты на груди, и постоянно то
сжимались, то разжимались. Безумный взгляд жёлтых глаз бегал по комнате, пока
наконец не остановился на пленнике. Он слышал, как звениели цепи, оковывашие
израненные щупальца и руки иллитида - он тоже был пленником. Мастера подвели к его
голове и холодные отростки коснулись его кожи - тот момент, который никогда не
забудется, в отличие от всей жизни до плена. Уничтожив тело, они приянлись за
разум, а там уже и не скрыться за немотой. Его не просто пытали, его воспоминания
изымали из его головы, как вшей, оголяли все его секреты, всю его натуру, пока не
осталось ничего. Ничего, что их интересовало. Ничего, что интересовало его самого.
Тридцать лет жизни были уничтожены за тридцать месяцев. А потом его снова бросили в
одиночку, чтоб не мешался под ногами.
"Смотри-ка уже и стену видно, видать добрались. Всего лишь час - и наместе" -
извозчик, выезжает из леса и наинает мычать песенку задористее. "Всего лишь час" -
за это время может многое случиться. Час - время достаточное переврнуть весь мир с
ног на голову. Его камеру открыли и свет ослепил глаза, но это была не стража. Да
доспехи, да копьё, но герб на груди отличался. Солдат подошёл и с аккуратностью
помог подняться ему на ноги. Спустя 10 минут всех заключённых вывели из подземелья
и он увидел огромный замок, охваченный огнём. Тут и там мелькали штандарты двух
королевств и заканчивались псоледние схватки. Их привели к командиру. "Эти из
казематов" - бросил, привёдший их солдат. "Что ж, пленных у нас много и потребуются
надзиратели, солдаты, конечно будут выделены, но мне потребуется несколько человек,
знающих устройство тюрьмы, чтобы осовиться. Добровольцы есть?" Он не помнит, много
ли вызвалось людей, но запомнил двоих - себя и... Мастера. Уже через сорок минут,
он закрывал последнюю камеру в подземелье, глядя сквозь узкое окошко на экзкутора
Лайама внутри, и недоумевал, как много может измениться за час.
Он стал надзирателем, а вскоре, показав свой опыт в пытках, обращая против своих
врагов их же методы, экзекутором. На удивление, они подружились с Мастером, и хоть
тот не смог из-за своего безумства вспомнить хоть какую-нибудь информацию, что
вытащили из его головы, но смог научить его многим волшебным трюкам, в том числе и
телепатии. Теперь ему не нужен был дополнительный персонал, чтобы объяснять свои
требования заключённым, да и способы достучаться стали изощрённее. Такие таланты не
могли остатться незамеченными и их двоих пригласил король на должность королевских
инквизиторов. Мастер был уже стар, и не хотел до конца жизни заниматься подобным
делом, а потому отказался. Так старый иллитид исчез из его жизни, а появилась
единственная работа, способная хоть как-то приносить ему удовольствие, заглушая его
собственную боль.
"Ну вот мы и на месте" - говорит извозчик, проезжая в ворота Сандабара. Он
останавливается, бубенчики перестают звенеть и память успокаивается. - "А что же
вас понесло в такую дыру. Чем эта дварфийская свалка лучше королевских садов? Вы же
вроде любили своё.. э-э ... занятие" - "Она лучше тем, что здесь легко стать
наёмником, Грант." - не разжимая губ, отвечает он, посылая слова сразу в голову
извозчика. "Всё равно не понимаю. Наёмничество, конечно, оплачивается лучше, но
стоит ли оно того?". "Эх, Грант, если бы меня интересовали деньги..."- он сползает
с повозки и двигается в сторону гостиницы наёмников - "Прощай." . Как можно
рассказать кому-то, что ты уже не получаешь удовольствия от страданиий беспомощных
жертв? Может ли простой извозчик понять, что боль палача уже не утихиает во время
пыток? Что ему нужны более сильные впечатления, что ему нужно ощущение силы? Грант
начинает напевать новую мелодию, чища гриву лошади, а Альтаир заходит в таверну.