Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Последний долг
Последний долг
Пэппер Винтерс
Погрязшие в долгах #6
Я влюблен в неё, но этого может быть недостаточно, чтобы она не стала жертвой долга
по наследству. Теперь я знаю, кто я. И знаю, что должен делать. Мы будем вместе… Я
лишь надеюсь, что это произойдёт на Земле, а не на небесах. Все случится сейчас.
Любовь и жизнь. Долги и смерть. Кто победит?
ПЭППЕР ВИНТЕРС
ПОСЛЕДНИЙ ДОЛГ
Информация о переводе:
Группа: https://vk.com/yourbooks12
Редактор: Виктория К.
Обложка: Екатерина О.
ПРОЛОГ
Нила
― Готова к смерти, Нила? ― спросил Кат, с силой пихнув меня, заставив плюхнуться на
пол.
Голос его резанул, причиняя боль. Бальный зал насмехался своим великолепием.
Насмехался надо мной ― насильно преклонившей колени перед своим палачом.
― Не делай этого. Кат… подумай, чем ты стал. Ты можешь всё остановить. ― В голосе
фальшиво сквозили нотки мольбы, но я поклялась не умолять. Я видела, понимала и
пережила такое, о чём и подумать никогда не могла. Я отказывалась плакать и
пресмыкаться. Не получит он такого удовольствия.
― Через пять минут всё закончится, Уивер. ― Кат нагнулся и поднял плетёную корзину.
Корзину.
Лёгким требовалось больше кислорода. Мозгу больше времени. А моему сердцу… больше
надежды, больше жизни, больше любви.
Я не готова.
Не так.
― Кат…
Колючая ткань чёрным пологом легла на лицо, заглушив мой вскрик, а вокруг горла
затянулась верёвка.
Вот он.
Последний долг.
Я закрыла глаза.
И попрощалась.
Это конец.
ГЛАВА 1
Нила
Неделей ранее
― Нет!
― Стой!
― Твою мать, Уивер, поднимайся уже, ― огрызнулся он, снова пихнув меня локтем.
― Ты не можешь этого сделать! ― Как такое произошло? Как всего за несколько часов
мир перевернулся? И обернулся против меня. Снова.
Джетро!
Сердце болело, чувствуя как расстояние между нами и Хоукскриджем словно лезвием с
каждой милей отрезало меня по кусочкам от защиты Джетро. Внесённая дисгармония в
итак уже нестройную симфонию.
Спасибо Господу, что под уничтожающим взглядом Дэниеля я смогла упаковать вещи,
которые «усовершенствовала» пару недель назад. Манжеты были полны иголок, а подолы
обмундированы различными швейными принадлежностями. И данный гардероб стал моей
единственной надеждой. Ведь выхода не было.
Я должна верить Жасмин, верить, что она скажет Джетро. Верить, что он придёт за
мной…
Отчаяние от того, что Дэниель застал меня врасплох, сменилось злостью. Я так близка
была к свободе. Была в объятиях любимого мужчины. Была далеко от его сумасшедшей
семейки. И обида на Джетро за то, что заставил меня вернуться, занозой засела в
сердце.
Почему? Ну почему ты отправил меня обратно?
Джетро слишком любил, слишком чувствовал. Слишком много перенёс. И его родные
станут нашей погибелью. Кестрел и Жасмин полагались на него, впрочем, так же, как и
я. Ответственность за исправление ошибок его семьи ― это тяжкое бремя.
Но он не один.
Меня могли выкрасть. Планы Джетро по моему спасению могли быть испорчены. Но я всё
ещё была жива. Всё ещё дышала. И я уже больше не была той наивной девочкой, что
приехала в Хоукскридж. Я была женщиной, полюбившей одного из Хоуков. Уивер, которая
прольёт их кровь.
― Давай, лезь уже в этот долбанный самолёт, ― больно пихая меня в спину, прошипел
Дэниель.
Под неусыпным присмотром Дэниеля, меня вывели на улицу, где ожидал Кат. С победной
ухмылочкой, он затолкал меня в чёрный лимузин.
Взгляд жадно цеплялся за силуэты деревьев, чьи очертания становились всё чётче.
Солнце поднималось выше над горизонтом, окрашивая небо в розовый румянец. Дэниель и
Кат сидели напротив, чёкаясь друг с другом бокалами с шампанским. Но я тоже не была
в одиночестве на своём сидении. Рядом находилась охрана.
На верхней ступени трапа стоял мужчина в форме пилота и улыбался. Фюзеляж частного
самолёта отливал серым, а в его боковой части сверкали инкрустированные бриллианты.
― У меня всегда есть выбор, Баззард. ― Зыркнула я через плечо. ― Точно так же, как
тот выбор, что сделал ты. И поверь, он для тебя хорошо не закончится.
А пока Даниель полагал, что его брат гниёт в какой-то безымянной могиле. Джетро был
прав. Такой элемент неожиданности для Ката и Даниеля будет сногсшибательным.
― Ну, ну. В угрозах нет необходимости. ― Капитан сделал пару шагов вниз по
ступенькам и протянул руку. ― Она уже поднимается, не так ли, дорогая? Не нужно
бояться лететь. У меня большой опыт. ― Белые волосы топорщились по обеим сторонам
его капитанской фуражки, и в свои годы, а я думаю, ему было где-то около пятидесяти
― он выглядел подтянутым, энергичным и, казалось, не мог дождаться взлёта.
― Я не могу улететь.
Домой.
Но Джетро стал мне родным. И не важно, где мы оказались. Чем занимались. Как
перевернулись и сплелись наши судьбы. Пока я живу, и пока Джетро рядом… это место
будет моим домом.
Не для моей.
В данном случае, путешествие означало, что моя душа отделится от тела, и всё
благодаря Кату и Последнему Долгу.
Солнце едва выглянуло из-за горизонта, увязнув в густом тумане ― ночь не желала
сдавать свои позиции. Не в силах сбросить ледяные цепи зимы, развеяв утренний
мороз, мир отказывался согреваться. Англия не хотела прощаться со мной так же, как
и я. И её несговорчивый рассвет доказывал это.
― Если ты не сядешь в этот чёртов самолёт через две секунды, Уивер, пожалеешь, ―
прорычал Дэниель.
― Разве ты ещё не понял, что твои угрозы не пугают меня? ― ответила я, сверкнув
глазами.
Выпрямив спину, постаралась скрыть дрожь в теле и безудержный ужас, разлившийся по
крови.
― Алмаси Кипанга ― это лотерейный билет для таких, как ты, Уивер. Встань на колени
и прояви хоть каплю уважения. Или же я вырву твой чёртов язык и проведу в тишине и
покое всю оставшуюся поездку.
― Ай-яй. Как я уже сказал, не нужно угроз и насилия, ― произнёс капитан, шагнув
вниз на ещё одну ступеньку. Он подал руку и потянул меня наверх. ― Пойдём, дорогая.
Прошу, проходи. И не переживай о визе и прочей ерунде. Оставь это мне. Аэроконтроль
― не проблема.
― Но…
Кат обогнал Дэниеля ― видимо, терпению его пришёл конец. Схватив меня за задницу,
подтолкнул вверх, словно упрямую скотину, заставляя преодолеть последние ступени.
― У меня твой паспорт, Нила. Лезь в самолёт. ― Его дыхание скользнуло сзади по моей
шее. ― И не думай больше препираться. Поняла?
― Всё здесь. Больше никаких отговорок, и я не буду спрашивать снова. Шевелись, или
я просто вырублю тебя, и ты очнешься, когда прибудем на место.
Чёрт.
― Ну вот, молодец. ― Пилот поддержал, схватив за плечи, когда меня снова качнуло.
Недомогание ослепило прежде, чем отправить обратно в ад.
Вон.
Он работал на Ката. Так же, как дипломаты, адвокаты и члены королевской семьи.
Ему плевать.
Пятясь к кабине, пытаясь освободить проход для Ката, Дэниеля и Маркиза, пилот
сказал:
― Я тоже рад видеть тебя. ― Кивнул Кат, выбрав место рядом с моим. Положив папку на
маленький, привинченный к полу столик, спросил: ― План полёта согласован и занесён
в журнал?
Но здесь была самая настоящая роскошь, хотя по факту ― ещё одна золотая клетка. И
единственный, кого я полюбила, даже не знал, что меня увезли.
― Ботсвана?
Африка.
Он не окреп достаточно. Ему нужно реализовать свою задумку, какой бы она там ни
была. И даже если Жасмин сообщит ему, он не успеет мне помочь.
Я сама по себе.
Запустив руки в карман толстовки, которую я успела надеть перед тем, как Дэниель
забрал меня, нащупала пальцами длинную вязальную спицу ― моё никем не замеченное
тайное оружие. Тонкая и прочная. Острая с одного конца, почти тридцать пять
сантиметров длиной. И если бы у моего худи не было бы большого кармана спереди, я
бы ни за что не смогла бы спрятать эту штуковину.
У меня в запасе нет ни патронов, ни холодного оружия, но моё прозвище мне дано не
просто так. Разве я не обещала, что стану иглой, а не нитью? Что буду колоть резко
и безжалостно? И что смогу победить?
Гнев всклокотал с новой силой, и вера в победу вновь осела в моей душе. Может,
теперь я и сама по себе, но я так далеко зашла. И я научилась бороться с монстрами
и побеждать.
― Почему?
― А как ты думаешь?
― Ты расскажешь или позволишь это сделать мне? ― спросил Кат, посмотрев на Дэниеля.
Дэниель наклонился вперёд, схватив меня за недавно отрезанные волосы. Каждый раз,
думая о потерянных прядях, сначала накатывала печаль, а затем странное
удовлетворение. Джетро искупил вину брата.
Новая «стрижка» только укрепила мою волю к победе. Я отомщу. И мои волосы отрастут
вновь, а они будут гнить в могилах.
Я сидела, выпрямив спину, излучая ненависть, пока Дэниель шептал мне на ухо:
― Я уже рассказывал тебе, Уивер. Пора наверстать упущенное. Ты всё ещё не выплатила
Третий Долг. А ещё, за тобой Четвёртый. И когда с этими долгами будет покончено,
всплывёт вопрос о погашении Последнего Долга. ― Он рассмеялся, запустив свои
пальчищи глубже мне в волосы. ― Хорошо, что остальная часть Четвёртого Долга
проходит вдали от поместья. И не только потому, что нужно сменить обстановку, но и
чтобы моя сестричка перестала вмешиваться.
― А с чего ты решила, что у неё есть выбор? ― склонив голову набок, просил Кат. ―
Мы ― семья. Единокровные родственники могут простить любые грехи.
― Я так не думаю. Я это знаю. Наши семейные узы крепки. По этой же причине наш
бизнес так процветает. Вот почему мы превзошли вас и на протяжении веков воздаём по
заслугам вашей семье. ― Кат поднял руку и коснулся бриллиантового ошейника. ―
Думала когда-нибудь о создании «Страдалицы Уивер»? Хоть раз представляла, как она
родилась?
― Данное ожерелье, которое я, к слову, скоро сниму с твоего холодного тела, было
изготовлено внуком женщины, которую мистер Уивер насиловал каждую ночь. Она
набросала эскиз, столь красивый снаружи и столь зловещий в своей сути, а Уильям
Хоук исполнил последнее пожелание своей бабушки, когда та покинула этот мир.
― Почему?
― Скоро ты узнаешь всё. Все секреты. Все легенды. Всё для тебя, Нила. Задавай
вопросы. Суй свой нос, расспрашивай. Ты можешь всё, поскольку твоё время убегает,
как песок сквозь пальцы.
Мы приземлились в темноте.
Я не отслеживала.
Да и какая разница, будь это даже самый прекрасный и яркий рассвет, с Хоукам по
соседствую лишь кромешная и непроглядная тьма.
Я смолчала.
Голову словно набили ватой. Спина болела, силы закончились окончательно, а в глаза
будто песка насыпали. Я хотела только лечь и отдохнуть. А ещё хотела защиты. Мне
нужно было перезагрузиться и подготовиться.
Кат вывел меня из самолёта, и душную кабину салона сменила прохлада ночи чужой
страны. Холодный воздух моментально пробрался под толстовку, под ткань джинс.
Глубоко вздохнув несколько раз, постаралась взбодриться.
Логотип Ката красовался на всём, куда падал глаз: от машин до строительных лесов и
гидравлических инструментов. Всё навязчиво говорило о том, где, на чьей территории
я нахожусь, и кто меня контролирует.
Английский «Джип» был не такой, как в Англии. Этот был бронирован, с защитным
кенгурином в виде согнутых труб на бампере, и тонированными стёклами. А отверстия
от пуль и комья грязи на капоте рассказывали о насилии, творившемся на этой красной
земле.
Это не Англия.
И я находилась под защитой тех же демонов, что могли сделать мне больно. Очень
иронично: полагаться на Хоуков, чтобы они спасли меня только для того, чтобы
забрать мою жизнь, когда подойдёт время.
Мысли резко перескочили к Джетро и под ложечкой засосало. Сейчас нас разделяют
тысячи километров. Океаны и долины, горы и целые континенты. Пальцы зудели от
желания написать ему. Но сейчас в моих руках не было той единственной
собственности, что позволяла мне общаться последние пару месяцев. Мой телефон стал
не просто средством связи, он стал отдушиной.
Но времени его взять у меня тогда не было. Гаджет остался в моей комнате в
Хоукскридже.
Одна.
Это и не важно.
Я готова.
― Запомни, что я сказал, Нила. Следующая пара дней должна принести нам взаимную
пользу. Отнесись серьёзно к моим словам. ― Посмотрев на Дэниеля, Кат, потерев
бровь, сказал: ― Встретимся там. Нужно кое-что решить по дороге.
Даниель кивнул.
― Хорошо.
― Ты разберёшься?
― Не переживай за нас, ― ответил Даниель, мерзко улыбнувшись, и сжал моё бедро. Его
пальцы больно впились в кожу. ― Мы прекрасно проведём время. Правда, Нила?
И никого, чтобы остановить его, если вдруг решит снова попробовать изнасиловать
меня.
А он попробует.
И если это означает стать убийцей, применив спицу, которой я работаю, да будет так.
Ката рядом не будет. Возможно, это идеальный вариант грохнуть Дэниеля и отправить
одного демона в Чистилище, где его заждались.
Как потянулся вперёд и схватил Даниеля за шею сзади. Символизм жеста не ускользнул
от моего взгляда. Он держал сына, как животные держат непослушных детенышей.
Кату я желала самой ужасной смерти, но только что он спас меня от своего ублюдка.
Может, это ревность? Желание стать первым? А может им двигала жажда защиты, но
только совершенно извращённая, свойственная Кату.
― Я говорил, что она заплатит Третий Долг сразу после того, как мы прибудем на
место. Так или иначе, это означает, что мы его разделим. ― В глазах Ката появился
нездоровый блеск. ― Если я узнаю, что ты взял всё один, Хоукскридж останется в
трасте и далее перейдёт по наследству Жасмин.
― Вот и отлично, ― постучав по крыше Джипа, заключил Кат. ― Вперёд. ― Закрыв дверь,
он отступил от авто.
В машине мгновенно стало душно. Дэниель тяжело дышал, явно кипя негодованием, и оно
окутывало меня, словно прогорклый дым.
Это оружие?
Охранник, полагаю, что он выполнял именно такую роль, повернулся к нам. Его чёрная
кожа, словно маскировка, делала его практически невидимым в тёмном интерьере
салона. Идеальный убийца.
― Доставим вас в целости и сохранности, мистер Хоук. В этом месяце вроде спокойно.
Опасность.
На каждом углу.
Если я каким-то образом переживу Хоуков, мне придётся молить о чуде, чтобы
вернуться в Англию. Я оказалась в чужой стране с заклятым врагом, у которого мой
паспорт.
― Я рад это слышать. Хочу скорее приехать в лагерь и уложить малышку Уивер в
кроватку, чтобы она отдохнула и набралась сил для своего загруженного графика.
― Не трогай меня.
― Теперь ты моя, сучка. Сестричка далеко. Братцев рядом нет. Только я и мой
драгоценный старичок-папуля.
Ублюдок нажал пальцами на шов на моих джинсах ― именно там, где находился клитор.
Я содрогнулась от отвращения.
― Джет и Кес мне не ровня. Слабаки. Всегда сбегали, чтобы поиграть вместе, пока я
наблюдал за всем и учился.
― Ты ничего не знаешь, ― фыркнул Дэниэль. ― Джет всегда был слабаком, а Кес думал,
что может его спасти. Мы ― Хоуки. Мы должны быть несокрушимыми, а не теми, с кем
можно с лёгкостью разделаться. Так с чего мне желать дружить с отбросами?
― Кого ты назвала ограниченным? В моём рукаве припрятан ещё не один туз, сука.
Просто потерпи, пока мы приедем к шахтам. ― Отпустив меня, он нарочито громко
обнюхал свои пальцы. ― Жду не дождусь, когда попробую тебя. Когда заполучу тебя. Я
послушаюсь своего отца… пока что. Но продолжишь меня подначивать, и поглядим, кто
из нас пожалеет.
ГЛАВА 2
Джетро
Телефон зазвонил.
Несколько птиц вспорхнули со зловеще поглядывающих на меня деревьев, шурша перьями
в листве. Моя болезненная эмпатия растекалась по венам вместе с кровью, импульсами
рассеиваясь вокруг в поисках знаков, что Нила неподалёку. Что у меня есть ещё время
сделать то, что нужно. И что это всё скоро закончится.
Нила?
― Джет слушает.
Чёрт.
Я любил сестру, но её звонок не предвещал ничего хорошего. И даже если она не была
рядом, и наш разговор был только по телефону, я почувствовал её панику и страх. И
моё состояние здоровья только усиливало её ужас, впрыскивая его прямо мне в плазму.
Что?
Я вскочил на ноги.
― Бонни всё утро скрытничала, не давала мне покинуть комнату, говорила, что у нас
много важных дел, не требующих отлагательств, и их нужно обсудить. Она не пускала
меня вниз. И в крыло Нилы.
― Ближе к сути. Давай же, Жас! Куда они её увезли? ― практически прокричал,
вцепившись в трубку, словно в смертельного врага.
― Не верю, что сделала это, Кайт. Схватила пару её садовых ножниц и потребовала
сказать правду. ― В тоне её голоса проскальзывали нотки неверия и ужаса содеянного.
― Я к ней подкатилась и пригрозила убить, если она мне не скажет. Я становлюсь
такой же, как и они. Такой же, как Кат! ― Всхлипы на том конце стали громче. ― Я
стала такой.
Заставив себя успокоиться, я понизил голос. Это моя сестра. Моя кровь. Мой страх за
Нилу и моя преданность Жасмин были на одном уровне.
― Ты не такая.
― Ты сделала то, что мы должны были сделать ещё несколько лет назад. И что, что ты
ей угрожала? Нам следовало прикончить её за всё то, что она натворила. Она
зачинщица всего этого кошмара, Жас. Ни я, ни ты, ни Кес. Никто из нас. Только она.
Тяжело дыша, я распихал по карманам джинс всё самое необходимое и составил новый
план:
― Мы всё исправим. Если для этого придётся убить, мы сделаем это. Понятно?
― Я просто… Я подвела тебя. Она теперь знает, что я на твоей стороне. То, как она
на меня посмотрела, Джет. Всё это время она разрешала мне заниматься тем, чем тебе
бы никогда не позволили, и я это знаю точно. Она баловала меня, потому что я
единственная девочка. Она знает, что я на самом деле о ней думаю. Я разрушила
доверие, что ты сказал поддерживать.
Под ложечкой засосало. Я собрал все силы, чтобы мой голос оставался ровным и не
сорвался от чувства вины.
― Жас… ты в этом кресле из-за меня. И с моей стороны слишком эгоистично было
навесить всё на тебя. Она была в безопасности благодаря тебе. Ты управлялась с
Бонни все эти годы. Ты заставила Ката изменить «Долг по наследству». А это дорогого
стоит. Остальное моя вина.
― Нет, так. Она была со мной несколько часов назад. И я думал, что лучше знаю, что
делаю. Я глупо полагал, что у меня есть время. Я ― идиот. Это я виноват. Не ты. Не
ты. Поняла?
Жасмин не ответила.
― Я не могу утешить тебя. Не сейчас. И меня убивает то, что ты справляешься со всем
этим сама, но, Жасмин, мне нужно, чтобы ты просто ответила. Куда они увезли её?
В Алмазную аллею?
Куда?
Жасмин, громко шмыгнув носом и отодвинув свои переживания на второй план, ответила:
― Твою мать!
Алмаси Кипанга.
― Когда? Сейчас?
― Бонни с гордостью заявила, что Кат заставит её заплатить Третий Долг, как только
они прибудут на место. И на следующий день Четвёртый… Джетро…. Они планируют
погасить все Долги к концу недели.
Как же я мог такое допустить? После всего, что она уже пережила. Как же я так
феерично подвёл её?
Господи!
Закинув рюкзак на плечи, я поклялся, что не позволю Ниле больше страдать. На хер
план. На хер все договорённости.
Я не сдамся.
Кес сделал то, что не смог я. Он уберёг её от Третьего Долга. Обнимал её.
Успокаивал. Был рядом с ней, защищая от изнасилования.
И всё напрасно.
Хотелось разорвать отца голыми руками. А ещё хотелось вырвать собственное сердце,
потому что не важно, что сделал я ― я подвёл её. Подвёл Нилу.
Может она больше и не будет моей, но своему отцу я не позволю впредь мучить Нилу.
Шесть дней.
Я это остановлю.
― Как?! Как ты об этом позаботишься? ― завизжала Жасмин. ― Они же, твою мать, в
Ботсване, Кайт!
Огромное животное, шагнув ко мне, встало боком, чтобы я мог сесть. Ни верёвки, ни
узды ― лишь безмолвная связь между человеком и зверем.
― Мне плевать, даже если они на другом конце света. Я отправляюсь за ними.
Схватив в охапку гриву Вингса, сунул телефон под подбородок, зажав его таким
образом, и, отработанным движением, которое повторял много и много раз, вскочил на
хребет коня.
Шелковиская шкура коня даже не дернулась под грубой тканью моих джинс. Я с
малолетства учился ездить без седла и потратил много ночей, чтобы выстроить
отношения со своей лошадью. Он подчинится и пойдёт туда, куда мне нужно.
И как только конь почувствовал мою тяжесть на своей спине, он сорвался в галоп.
Сжав сильнее бёдра, я пригнулся ниже к его холке.
Скачи.
Ещё быстрее.
Конь набирал скорость, и мой рюкзак вторил каждому его шагу, ударяя по спине. Ветер
заглушил голос Жасмин, но я услышал достаточно:
Полуденное солнце освещало Хоукскридж, будто насмехаясь надо мной и сделанным мной
выбором. Я поклялся, что скоро всё это закончится. Я снова буду обнимать Нилу. Мой
брат очнётся от комы. А сестра, наконец-то, обретёт покой в сердце и душе.
Вингс ускорился, разом перемахнув через загон. Я сжал сильнее ноги по бокам моего
коня. Сердце забилось сильнее, а ярость забурлила, вскипела, и, будто задышала,
словно живое существо.
ГЛАВА 3
Нила
ЕСЛИ АЛМАЗНАЯ АЛЛЕЯ была местом, где сортировали алмазы под вечным сиянием огромных
прожекторов, то Алмаси Кипанга была глубокой расщелиной в земле, создававшей их.
Всю дорогу из аэропорта Дэниель держал руку на моем колене. Я кипела от раздражения
и отвращения, но не спорила и не разговаривала.
Я была хитра.
Я буду ждать.
Водитель сопровождал нас в тишине ночи, не произнося ни слова. Его пассажир ―
никогда не отдыхающий охранник, смотрящий в окно, его рефлексы пару раз давали
сбой, и палец взмывал к спусковому курку пистолета. Особенно, когда мы
останавливались на красный свет и проезжали по грунтовым дорогам.
И хотя мы вчетвером ехали в одной машине, мы были каждый сам за себя… у каждого
свои мысли и свой путь.
На каждой кочке я вздрагивала. При каждом безумном крике гиен, каждом рычании львов
сжимала глаза от страха. Оружие, которое было у наших проводников, предназначалось
не для моего усмирения; оно должно было помешать поглотить нас тому, что было
снаружи.
Следующая я.
Дэниель усмехнулся, облизывая губы при мысли о том, что какое-то бедное животное
стало ужином.
После пересечения высохшего русла реки и перехода по равнинам смерти мы, наконец-
то, въехали в лагерь.
Наконец я поняла, что это место больше, чем шахта. Больше, чем собственность
Хоуков. Больше, чем пропуск к богатству.
Как только джип резко затормозил, Дэниель открыл дверь. Надавил на ремень
безопасности, освобождая меня, обхватил за запястье и выволок меня наружу. Я
выскользнула за дверь, спотыкаясь, мои ноги были словно ватные после долгого
сидения без движения.
― Где мы?
Если бы я не знала, кому принадлежит это место, мне бы здесь понравилось. Возможно,
мне бы пришлось по душе посещение Африки при других обстоятельствах. Я отправилась
бы на сафари и наблюдала за существами, которых боялась, из безопасного места
организованного тура.
Но вместо этого все, что я хотела сделать, это бежать ― перелезть через забор и
попытать счастья с острозубыми львами, рыщущими поблизости.
― Ты глухая или тупая? ― Дэниель обвёл вокруг рукой, будто я могла увидеть ответы.
― Это своего рода точка отсчёта. Место, где был найден первый алмаз. Место, где
будущее твоей семьи оказалось поглощено моей.
Каким-то образом люди, жившие здесь, сделали все возможное, чтобы превратить это
место из обычной шахты в святилище.
― Заткнись, Уивер.
― Нет. Я хочу знать. Я полностью в твоём распоряжении, Дэниель. Кат сказал, что я
могу спрашивать все, что захочу. Итак, мой первый вопрос о тебе.
Его рот открылся, будто он не мог поверить, что я добровольно начала с ним
разговор.
Да.
Посмотри на меня.
Послушай меня.
Почувствуй меня.
Я покачала головой.
― Никаких шуток. ― Потянув его за руку, я остановилась в центре лагеря. Большая яма
для костра обуглила землю, брёвна служили сиденьями. ― Тебе здесь нравится. Почему?
Он жив.
Можно подумать.
Он мог бить меня. Но не мог отрицать этого. То, как он реагировал, говорило о
пережитой истории и вынесенном приговоре. Сколько раз его так называли? Сколько раз
это подрывало его авторитет в семье и превращало в злобное существо?
Я пошла за ним… какой у меня был выбор? Но теперь я лучше понимала своего заклятого
врага. Ненависть с самого детства. Неуправляемый темперамент. Возможно, у него не
было души, чтобы умолять, но когда-нибудь… он будет. Он был лишь ребенком.
Нежеланным ребёнком, который делал все возможное, чтобы его приняли.
Я не могла заставить себя заткнуться. Но, возможно, это единственный способ понять
Дэниеля, чтобы одолеть его.
― Это была Бонни, не так ли? Это она сказала, что ты ошибка.
Что ты делаешь?
Мы ускорились, попутно я пыталась найти пути к отступлению. Поднявшись по
ступенькам на круглый настил, тканевая палатка не была временным пристанищем. Она
вкопана в землю и стала частью пейзажа со стульями под открытым небом, верандой,
конференц-залом, спальней и ванной комнатой.
Тяжело дыша, Дэниель пригнулся и потащил меня внутрь палатки, грязь сменилась
ковром, мы прошли вперед в большую спальню с нишами. Мой взгляд сразу же
переместился на кровать.
Дэниель усмехнулся.
― А почему?
― Потому что она не любила его. Она никогда не любила его… что бы он ни делал. И
это, блядь, подкосило его.
― Роуз.
― Жена Питера.
― Питера?
Дэниель зарычал.
― Блядь, ты такая тупая. Как думаешь, почему Бонни никогда не любила нас. Мы не
должны были существовать. Понятно? Кат увёл жену Питера практически у него на
глазах. Она забеременела от него.
― Так вот почему Кат убил его? Чтобы претендовать не только на наследство, но и на
наследников?
― Нет, он убил его, потому что Бонни сказала ему сделать это. Она притворяется, что
Кат предал ее, но как только она узнала, что Роуз беременна, она изменила правила
игры. Она всегда, блядь, меняет правила игры.
― Ради всего святого, Уивер. ― Шагнув вперед, он схватил меня за затылок, заставляя
наклониться над беспорядком. ― Видишь, что ты натворила?
Все разговоры и вопросы исчезли. Его действия скрывали любую слабость, которая
могла проявиться, напоминая мне, что у каждого есть скелеты в шкафу, но это не
имело значения. Важно то, кем ты стал, несмотря на прошлое. А Дэниель не собирался
меняться.
Вошёл Маркиз, не обращая внимания на то, как грубо держал меня Дэниель. Он кивнул,
словно это было в порядке вещей, поставил чемодан рядом с кроватью. Не сказав ни
слова, снова вышел.
Сжав в кулак мои короткие волосы, Дэниель приподнял меня и запечатлел на губах
непристойный поцелуй.
Что за…
Меня тошнило.
― С меня хватит. Еще одно слово, Уивер. Еще одно ебаное слово. ― Его рука дрожала,
когда он указывал на лужу на полу. ― Приберись и прими душ. От тебя воняет. Я
надеюсь, что ты и эта спальня будете чистыми для нашей встречи, когда вернется мой
отец.
Я оскалила зубы.
― Ты думаешь, что неприкасаемый, Дэниель Хоук, но позволь тебе сказать. Это не так.
Я знаю, кто ты на самом деле, и не позволю тебе изнасиловать себя. Я причиню тебе
боль, это может произойти сегодня, завтра или послезавтра. Я…
― Глупые обещания от глупой Уивер. Знаешь, во что верю я? Сегодня вечером я буду
трахать тебя. Завтра сделаю тебе больно. А послезавтра унаследую одно из богатейших
поместий в мире, потому что ты будешь мертва. Я не ошибка. Я ― избранный. Так что
заткнись, нахуй, и приготовься для меня.
Он снова поцеловал меня, его гнилой язык пытался проникнуть мне в рот.
Сильно.
― Блядь. ― Он дернул меня назад. Боль пронзила голову, когда его пальцы вцепились в
волосы. ― Еще раз так сделаешь и больше не придёшь в себя.
― Посмотрим.
― Ты хочешь, чтобы я ослушался отца? Хочешь, чтобы я трахнул тебя прямо здесь,
прямо сейчас? ― От прикосновения его носа по коже побежали мурашки. ― Еще одно
слово, и ты окажешься на гребаных коленях.
Я ухватилась за ужасные образы, но каким-то образом нашла в себе силы для ответного
удара. Я не могла выказывать страх. Я больше никогда не буду показывать страх.
― Хочешь мой член, Уивер? Я с радостью предоставлю его тебе, если ты снова
разозлишь меня.
Джетро.
Кестрел.
― Ты, гребаная…
Он замер.
Слава богу.
Я зашла слишком далеко. Я была идиоткой, насмехаясь над ним. Если он меня
изнасилует, то это будет полностью моей виной. Но я проникла ему под кожу и
нарушила равновесие. Я показала, что не цветок, который он может сорвать и
растоптать под ботинком. Мне нужно было достать спицы… иглы… чтобы причинить боль.
― Ты так терпелива, маленькая Уивер. Я знаю, что все вопросы были для того, чтобы
заставить меня сорваться. Я знаю, как ты жаждешь мой член… ты практически умоляешь
об этом. ― Сузив глаза, он продолжил: ― Как думаешь, что бы почувствовал Джет,
узнав об этом? Не успел его труп остыть, а ты уже хочешь трахнуть его младшего
брата?
Я стояла целую вечность, обхватив себя руками. Мои колени дрожали, угрожая
опрокинуть меня на пол.
Что я наделала?
На худшее будущее.
Потому что не было будущего. Это конец. Отсюда нет выхода. Нет второго шанса. Они
заберут все. Разрушат все, что у меня есть. И я молила Бога, чтобы мне удалось
лишить их жизни, прежде чем все закончится.
Силуэт Дэниеля отразился на внешней части палатки, он щелкнул пальцами Маркизу. Тот
неуклюже подошёл ближе, ожидая приказа.
Маркиз кивнул.
― Понятно.
Одна.
Наконец-то.
Я не теряла времени.
Я не знала, как долго Кат позволит мне быть одной, но этого было бы недостаточно.
Мне необходимо отключить чувства или оставшиеся намеки на девушку, которой была, и
подготовиться к тому, чтобы стать безжалостным убийцей.
Я подготовлюсь.
ГЛАВА 4
Джетро
ЭКОНОМ-КЛАСС.
Общественные авиалинии.
Съёжившись в своём кресле, стиснул зубы, делая все возможное, чтобы вспомнить
упражнения, которым меня учили.
Предстояли нелегкие времена. Если я сорвусь или потерплю неудачу, Жасмин примет на
себя всю тяжесть последствий. Кат понял, что боль тех, кого я люблю, сильно влияет
на меня. В каком-то смысле, именно это заставляло прислушиваться к его эмоциям,
обеспечивало дисциплину и контроль, закрывая глаза на страдания и несчастье моей
сестры, это дало мне силы бороться с наплывом парализующих эмоций от других.
Отогнав все воспоминания, я сделал все возможное, чтобы снова погрузиться в снежную
капсулу, но даже в то время как ледяная щупальца окутала сердце, мои мысли были
сосредоточенны на одном человеке.
Жасмин.
Из-за меня она никогда не сможет ходить. И это была еще одна причина, по которой я
не мог бросить ее, когда Нила умоляла меня уйти прошлой ночью в конюшне. Почему я
всем обязан Кесу и Джас, потому что без них я бы умер много лет назад.
Кес был бы следующим претендентом. Если бы Кат следовал правилам наследования долга
― не превращаясь в жадного до власти ублюдка, которым он стал, ― после смерти
первенца договор не мог быть выполнен, и Кес с Нилой были бы свободны. Нила вышла
бы замуж за человека, далекого от семьи Хоук, и родила такую же красивую дочь, как
она.
Это было не из-за мысли о будущих долгах, скорее из-за мысли о том, что Нила
замужем и счастлива с другим, и это ощущалось, словно заживо содрали кожу.
Она была моей. Я принадлежал ей. Мы должны были влюбиться друг в друга и покончить
с этим. Оуэну, моему обреченному предку, и его любимой, Элизе, не удалось.
Блядь, Нила.
Что она пережила за часы разлуки? Что они сделали с тех пор, как я подвел ее?
― Сок?
Небесная тьма каждые несколько секунд освещалась красной вспышкой от кончика крыла
в такт моему неровному сердцебиению.
Мне не пришло в голову найти Фло. У меня не было времени рассказать сестре о своем
плане.
Кайт007: Я в пути. Держись. Сделай все, чтобы выжить. Я так тебя, блядь, люблю.
Она не ответила. Если бы у неё был доступ к телефону, она не смогла бы ответить,
находясь в полёте. И если бы Кат забрал его у нее, я бы не смог предупредить ее о
прибытии.
В течение долгого времени я избегал общественных мест. Полёт с Нилой из Милана был
моим первым испытанием за много лет. По сути, до того, как Нила вошла в мою жизнь,
я был отшельником. Хоукскридж ― мое святилище, а Алмазная аллея ― мой офис. Мне не
нужно было общаться с незнакомыми людьми.
Выпив коньяк, который заказал час назад, я опьянел, мое сердце заработало в два
раза быстрее. Бок пульсировал, лихорадочная испарина покрыла лоб. Временные рамки и
обратный отсчет выстраивали в голове варианты того, как далеко находилась Нила.
Но, пролетев три четверти пути над Атлантическим океаном, я понял, что у меня
заканчивается время.
ГЛАВА 5
Нила
Передо мной словно раскрыло рот огромное нечто. Его язык и гланды были изрезаны
лопатами и кирками, а развороченные, в погоне за добычей и богатством
стервятниками, внутренности обнажены ночному небу.
Я пыталась вглядеться в эту тьму, а внутри что-то нестерпимо ныло. И это было не
из-за вывернутых с корнем деревьев, оставленных гнить просто так, и не из-за
чернокожих рабочих, копающихся в грязи. И не из-за воздуха: спёртого, пропитанного
упадком и разграблением. Это было от тоски. От тоски за то, что что-то настолько
ценное и редкое, как алмазы, создаваемые в чреве природы тысячелетиями, безжалостно
и хладнокровно отнимались у матери-земли.
— Впечатляет, правда? — спросил Кат, обхватив меня за плечи.
Я вздрогнула, но не отодвинулась.
Грубая верёвка, которой Кат связал мне руки, когда пришёл за мной, больно вонзалась
в кожу.
Я ждала, что они истребуют Третий Долг сразу, как только Кат разберётся с текущими
вопросами. Исколов кончики пальцев спрятанной в кармане спицей, я сидела на краю
кровати, не отрывая взгляда от входа в палатку.
И тут запел целый хор, словно управляемый талантливым дирижёром: сначала вступили
заливистые гиены, несомненно, смеясь надо мной, затем забухтели зебры, заухали
совы.
Я покачала головой в ответ. Всё, о чём я сейчас могла думать, — это о темноте и
удушающей тесноте, сдавливающем пространстве, пугающем до ужаса. Голодная гробница,
затаившаяся и поджидающая свою добычу, готовая в любой момент сложиться, как
домино, погребя под собой всех, кому не повезло.
— Спасибо за комплимент.
— На твоём месте, я не была бы так уверенна. Убийство рабочих будто спорт для вас,
словно они одноразовые игрушки. Сломался — можно просто выбросить и купить
нового. — Вскинув подбородок в сторону Ката, зло прошипела: — Но твой отец на этом
не останавливается. Почему ты думаешь, что тебе ничего не грозит? А, Дэниэль? Ведь
всё указывает на то, что ты отщепенец, нежеланный выродок?
— Какая же ты… — Схватив за волосы, Дэниэль вырвал меня из хватки его отца,
свободной рукой потянувшись к карману, в котором была засунута грязная тряпка. —
Сейчас заткну тебе рот раз и навсегда…
— Понятия не имею, что произошло между вами двумя, пока я отсутствовал, но, прошу,
перестаньте ссориться, как два избалованных ребёнка.
Меня передёрнуло.
От мысли, что Кат может коснуться меня как-то по-другому, не так, как сейчас,
внутри всё скрутило до боли.
— Идём. — Отпустил меня Кат. — Давай взглянем поближе. — Притянув мои связанные
запястья к губам, поцеловал костяшки пальцев, будто это была обычная ночь в
обычном, совершенно нормальном отпуске. После мимолётной вспышки он казался таким
беззаботным. Счастливым…
Я поклялась каждым срубленным деревом и каждым куском грязи, что сотру эту
самодовольную улыбку с его проклятого лица.
Вернувшись, Кат запихнул меня в другой автомобиль и отвёз нас: меня, Дэниеля и
Маркиза к шахте. Часов и телефона, по которому я особенно скучала, у меня не было,
всё осталось в Великобритании. Но, предполагаю, что дорога к расковырянной ране
Алмаси Кипанга составила примерно двадцать минут.
Чем глубже в бездну мы погружались, тем сильнее Кат светился от гордости. Смотрел
на всё вокруг так, словно без него здесь ничего бы не существовало. Будто он был
создателем, основателем и архитектором.
Но ведь это было не так. Нельзя приписывать себе в заслугу то, что было ещё со
времён динозавров. Или гордиться тем, что создала сама матушка-земля. Он пальца о
палец не ударил. Единственное, что он сделал, — запачкал чистоту бриллиантов кровью
своих рабочих.
Я прикусила язык. Не буду говорить с ним. И не потому, что Кат так сказал, а
потому, что я оставила попытки понять его. Джетро искупил свою вину, Кесу нечего
было искуплять, а вот Дэниель… Он был безнадёжен.
Вопросы, которые Кат разрешил мне задавать, потеряли свою привлекательность. Мне
было плевать. Мне, чёрт побери, не важно.
— Нравится то, что ты видишь? — спросил Кат, как только мы приблизились к копи,
напоминающей разрезанное чрево ада. Выехать на открытое пространство было уже
пугающе, а от мысли войти в кромешную тьму склепа сознание поглотил ужас.
Если не считать очевидной нищеты рабочих, сокровищница Ката выглядела как обычная
шахта — никакого пола, усыпанного бриллиантами, и никаких, набитых ими же, бочек.
Вокруг только африканская ночь, и уж если быть честной до конца, пыльно, грязно…
совершенно не впечатляюще.
— А что именно мне тут может понравиться? Ваша страсть доставлять страдания людям?
Или тот факт, что вы готовы убить ради выгоды?
Я отвернулась, жаждая вцепиться ему в шею и свернуть её. Возможно, там внизу у меня
это получится.
Если бы не верёвка.
— Угрозы. Всегда угрозы. Когда-нибудь придёт время, Брайан, и ваши угрозы больше не
будут пугать. Вы просто будете выглядеть глупо.
Кат резко выдохнул. Не знаю, было ли это от того, что я использовала имя, данное
ему при рождении, или мой ответ, но его взгляд потемнел от похоти.
— Я разве угрожал, когда убил Джетро или Кестрела? Это было молниеносное решение. Я
вырезал опухоль, пока она не дала метастазы.
В ту секунду, как только звёздное небо над нами сменилось грязным-грязным потолком,
желание сбежать увеличилось вдвойне. Деревянный каркас сменялся брёвнами,
поддерживая жестяную конструкцию и уберегая помещение от влаги, проникающей с
потолка.
Отпустив меня, Кат тоже взял куртку, накинув её себе на плечи. Молча улыбнувшись,
он не стал оспаривать решение своего младшенького не давать мне дополнительной
одежды.
Вниз?
Я… Я…
Маркировка. Клеймо.
Маркировочная?
Перевела взгляд на свои связанные руки. Грязь плотным слоем покрыла мой
указательный палец, но под ней всё же просматривалась метка Джетро.
Сердце сжалось от воспоминаний, как Джетро, склонившись, аккуратно начертал свои
инициалы на моей коже. Тушь останется там не навсегда. Надпись уже померкла от
постоянного мытья рук, но мне нравилось, что она есть — это делало Джетро
бессмертным. Даже когда я думала, что он мёртв, его имя было со мной.
Он придёт.
Глубоко вздохнув, подумала, что, даже если я никогда не увижу его снова, у нас хотя
бы была ночь в конюшне. По крайней мере, я смогла увидеть его в последний раз.
— Отличный план. — Схватив меня за руку, Кат повёл вглубь шахты. Всё было
захламлено тачками и вагонетками, а старый «Джип», брошенный у входа, дополнял
картину. Я не ожидала таких масштабов. В копи царила атмосфера невидимого города:
со своей транспортной системой, жителями и пассажирами, ежедневно направляющимися
на свои рабочие места.
Кожа на руках покрылась мурашками, как только мы шагнули в ещё одну маленькую
пещеру, где многочисленные столы были заставлены весами, пластиковыми контейнерами
и полиэтиленовыми пакетами. Эта комната была ярко освещена, будто у неё имелось
своё собственное солнце, изгнанное в подземное царство.
— Здесь каждый рабочий в конце смены должен сдать свой улов. — Махнул рукой Кат,
очертив пространство помещения. — Алмазы промываются, взвешиваются и маркируются
специальным кодом при помощи лазера, затем сортируются и отправляются.
Предполагаю, с этого момента мне откроют все секреты и расскажут о каждом шаге.
Чего он ожидал от меня тогда? И почему был так уверен, что я подчинюсь теперь,
когда Вона рядом не было и угрожать было не кем?
Знание — сила.
— Как вы вывозите камни из страны? — Мой голос эхом отскочил от стен пещеры.
— Это мерзко.
— Ты как всегда получишь урок истории, Уивер. И как только выплатишь Третий Долг
сегодня ночью, тебе расскажут, что ждёт тебя завтра.
Завтра.
Завтра.
Джетро…
Далеко ли ты?
Кат заправил короткие волосы мне за ухо, слегка перебирая пряди, которые позволил
отрезать Дэниелю.
— Это очень болезненно, Нила. Так же как и уроки истории, рассказывающие о твоём
наследии, а промедление лишь добавляет грядущему значимости. — Отпустив короткие
пряди, он положил руку на моё бедро, притянув меня от бёдер Дэниеля к своим.
Яблоко от яблоньки.
Жутко раздражало, что поочерёдно они прижимались ко мне.
Четверо мужчин.
Четверо Хоуков.
И одна Уивер.
— Отпустите…
Стой!
Кат тяжело сопел, обжигая горячим воздухом мне щёку, тщетно пытаясь добиться от
меня ответа.
— Ах, сделаю, и даже больше, Нила, — усмехнулся он в ответ. Обняв меня за талию и
улыбнувшись, продолжил: — На вкус ты совсем как твоя мать.
— Вы свинья.
Кат пояснил:
— Мой сын имел в виду, что ты не только наше развлечение на сегодняшнюю ночь. Ты
наша жертва.
Я резко вздохнула.
Что?
По-джентельменски взяв под руку, Дэниель повёл меня к зияющему впереди чёрному
проходу и неизвестности, которую он таил.
Барабаны.
Всё это слилось в одну какофонию звуков, когда Кат вывел меня из «Джипа» и повёл в
лагерь. Кости ломило от сырости подземелья, одежда напиталась ледяной влагой, а
разум ослепляющей темнотой тоннелей — местом жительства драгоценных камней.
Кат с огромным удовольствием показал мне катакомбы, где был найден первый пласт и
где рабочие добыли первые камни из почвы. На лифте-клети он отвёз меня в самую
дальнюю точку шахты. Показал мне подземные реки, белые кресты на стенах, где
обвалами были унесены жизни и даже скелеты крыс и паразитов, по глупости решивших
присоединиться к раскопкам.
Всё увиденное только больше убедило меня в правильности выбранной профессии. Ткань
не сможет меня убить. Велюр и ситец не смогут удушить.
Возвращаться в шахту мне больше не хотелось. Никогда.
Бой барабанов выдернул меня из моих мыслей. Кат повёл меня через лагерь, спрятанный
за заборами, устроенный в человеческой среде обитания, а не в подземельях, с
сокрытыми в них алмазами.
Мы шли на шум ритмичных ударов и пения, которые и привели нас к яме для костра, к
так называемому «лобному месту».
— Что за… — Я удивлённо раскрыла рот, когда свернув с тропинки, мы словно бы попали
в другое измерение. Я почувствовала себя путешественником во времени, перенёсшимся
на несколько десятилетий назад, когда африканские племена спокойно жили на своих
землях и посвящали жизнь музыке, нежели драгоценным камням.
Стук кулаков по барабанам из звериных шкур эхом отдавался в моем теле, заглушая
нервное напряжение от того, что должно было произойти. Воздух переливался
гортанными мелодиями и варварскими голосами.
Я слишком молода, чтобы умереть. Слишком мало видела, чтобы покинуть мир, в котором
ещё столько всего интересного.
Подобного этому.
Я хочу больше.
Я хочу жить…
— Твоей маме это тоже нравилось, — пробормотал Кат, на его лице отражались огненные
блики от костра. Женщины с обнаженной грудью кружились вокруг потрескивающего
янтарного пламени, на них были юбки изо льна и перьев, предназначенные для палаток.
Мужчины в набедренных повязках отбивали пьянящий ритм на барабанах из шкур животных
— зебр и импал.
— Каждый раз, когда мы приезжаем в Алмаси Кипанга, наши рабочие приветствуют нас, —
кивнул Кат.
Я не верила в это. Люди приспособились. Они нашли бы лучшую жизнь вместо того,
чтобы работать на человека, который этого не заслуживал.
Я должна была почувствовать облегчение от того, что он ушел. Мне нужно было
сосредоточиться только на Кате. Но почему-то его обещания, жажда и наслаждение тем,
что он сделает со мной, наполнили мои легкие ужасом.
— Свою роль?
Я была жертвой отца. Текс отдал меня Джетро в ту ночь в Милане без шума. Мне
надоело приносить себя в жертву ради общего блага.
Нервозность пульсировала в такт барабану, Кат провел меня сквозь танцующую толпу и
толкнул на травяную циновку у костра. Мои запястья горели из-за трения веревки,
болели и ныли.
Все время, пока мы были в шахте, он не отпускал меня. Что, по его мнению, я могла
сделать? Схватить кирку и отрубить ему голову? Убежать и выкопать дорогу в
безопасность?
Текстура тканого коврика под моими пальцами подсказывала, что это племя тоже было
ткачами. Требовалось огромное мастерство, чтобы создавать изделия из
растительности, а не из ткани или шелка.
Мой кругозор был так мал по сравнению с тем, что мог предложить мир.
Сидя у ног своего убийцы, наблюдая за танцами и приветствиями его подчиненных, я
поняла, как многого не хватало в моей жизни. Я позволяла работе диктовать и лишать
меня жизни.
Его красивое лицо всплыло в моей памяти. Я хотела провести пальцами по его щетине.
Хотела поцеловать густые темные ресницы. Хотела поцеловать его, простить его;
представить, что мир стал лучше.
Чем больше музыка проникала в меня, тем сильнее реагировало мое тело. Чувственная
потребность заменила панику, испытанную в шахте, заставляя мои соски пульсировать
от мысли, что Джетро прикасается ко мне.
Мои глаза заслезились, когда дым от костра окутывал нас облаками копоти. Ритмичные
шаги и заразительная свобода мелодии медленно замещали кровь.
Мое сердце трепетало от тоски. Я скучала по нему. Хотела его. Мне нужно было
увидеть его и сказать, как много он для меня значит.
Кат был прав, сказав, что предрассудки нужно признавать. На протяжении трех песен
местное племя приветствовало своего начальника, преподнося дары ручной работы из
бисера и керамики, угощая жареным мясом, фруктами и исполняя танцы.
Баззард.
Нож?
У меня перехватило дыхание, когда девушка склонилась у моих ног, поставив чашу на
землю. Развернув мои ладони, она поцеловала каждый палец, тихо напевая, ее действия
послали дрожь ужаса по телу.
— Подожди…
Я стиснула зубы.
— Нет…
Прежде чем я успела ее остановить, она рассекла плоть моей ладони и поднесла чашу к
кровоточащему порезу.
Ой!
Боль мгновенно пронзила рану, жгучая и резкая. Кровь хлынула густой струей в
коллекцию девушки.
В моем голосе звучали нотки ярости и любопытства. Мне необходимо было сжать рану и
зашить ее.
Кровь забурлила.
В тот момент, когда девушка забрала мою кровь, я перестала быть изгоем в чужой
стране, став одной из них.
Кат сделал глубокий вдох, что-то странное и нежелательное пульсировало между нами.
Он отвел от меня взгляд, когда девушка закончила ритуал и бросила чашу в огонь,
расколов ее о горячие угли, нагревшись, кровь зашипела. В воздухе витал сильный
запах, танец превратился в безумие, поставленное хореографами-шаманами,
преодолевающими гравитацию.
Это был самый впечатляющий жизненный опыт, и моя жизнь подходит к концу. Моя мама
была здесь. Моя бабушка была здесь. Все предки каким-то образом ожили и
существовали в пламени зачарованного огня.
Мы все прошли один и тот же путь… и потерпели неудачу. Я должна была стать
последней Уивер, но время не властно над моими планами. Оно мчалось вперед, тяготя
меня трудностями, подгоняя к развязке, я не знала, как остановить все это.
Передо мной появилась женщина. Кокосовые бусы и зубы крокодила украшали ее шею,
ниспадая между обнаженными грудями.
— Ты. Пей.
Подставив чашу под мой подбородок, она поднесла молочную субстанцию к моим губам.
— Нет, спасибо.
— Пей.
Я поджала губы.
— Ты выпьешь, Нила.
Подавшись вперед, Кат схватил меня за волосы, удерживая голову на месте, женщина
снова поднесла чашу к моему рту.
Не имела понятия, что это было, но это было мощно… зловонный запах предупредил, что
я не стану прежней, если выпью. Если сдамся, то результат, однозначно, не
понравится мне.
Женщина попыталась снова, ударив ободком миски по моим губам. Раздавленные листья и
раздробленные корни оставались на дне, плескаясь в разные стороны при ее попытках.
Женщина выругалась на суахили, глядя на Ката ожидая помощи.
— Она не хочет.
— Она выпьет. — Все еще держа меня за волосы, он протянул свободную руку и схватил
мою кровоточащую ладонь. — Открой.
Свирепо он впился ногтями в свежую рану. Изо всех сил я старалась не пить, но его
хватка была мучительной.
От жара и боли мой рот открылся, и отвратительная жидкость попала мне в горло.
Желудок скрутило.
Я сплюнула.
— Хорошо.
— Хорошая девочка. — Он высунул язык и слизал оставшуюся каплю с моей нижней губы,
словно любовник. — Позволь ему преобразить тебя. Позволь ему владеть тобой.
— Отпусти меня.
Но потом…
Что-то забурлило.
Моя способность четко говорить пошатнулась, напиток молниеносно путал мои мысли.
Он снова начал ласкать мои губы своими. Мягко, дразняще, побуждая к реакции.
Холодно.
Я больна.
Что происходит?
Порыв, шторм, муссон пронеслись по моему телу. То, что дала мне та женщина,
изменило отрицание и отвращение, превратив ранее испытываемые чувства в
непреодолимое желание ответить на его поцелуй.
Поцелуй его.
— Нет!
— Я не верю тебе.
Его пальцы прошлись по моей коже, вытягивая вожделение на поверхность. Мой рот
говорил «Нет», но тело говорило «Да».
Порочным.
Сначала онемел язык, затем горло и кожа. Киска пульсировала в ожидании разрядки.
Мой разум завывал, требуя связи. Я никогда не была так разочарована в себе и
раздражена тем, что не позволила восхитительной потребности вырваться наружу.
Превратилась в нечто.
Нет.
Да.
Нет!
О, боже мой.
— Вот и все. Забудь. Забудь о прошлом и будущем. Подумай о том, как хорошо будет
ощущаться мой член внутри тебя. Как было бы восхитительно, если бы я трахнул тебя
прямо здесь.
Трахаться.
Секс.
Добровольно.
Боже…
В моей голове проплывали образы темных, мокрых стен шахты. Я сомкнула и сжала руки,
размазывая кровь по инициалам Джетро, желая прикосновения к себе и оргазма.
Мне необходимо кончить.
Я оцепенела.
Я жива.
Я умерла.
Я возродилась.
Глаза Дэниела. Глаза Ката. Смех. Опасные обещания. Похоть, жадность и боль.
Я не могла.
Бриллианты вокруг моего горла стали тяжелее и теплее, крепко сжимая и осыпая
радугой огня.
ГЛАВА 6
Джетро
АФРИКА
В тот момент, как я прорвался через таможню и подбегал к воротам прибытия, «ведьмин
час» накрыл континент. Аэропорт имени сэра Серетсе Кхамы поприветствовал меня и
выплюнул в холодную ночь Габороны. В Ботсване я не был два года, но складывалось
ощущение, будто и не уезжал вовсе.
Я всячески избегал этого места. Не мог справиться с потоками эмоций наших рабочих —
невыносимо чувствовать тяжкий труд и невзгоды, скрытничество и несчастье.
В последний раз моего нахождения здесь, я говорил с Кесом о том, чтобы сделать что-
то.
Он, в свою очередь, стал нашим официальным медиатором. За спиной Ката, брат часто
путешествовал, выстраивая довольно доверительные отношения с людьми, работавшими
веками на нашу семью. Он помогал в своей манере и был щедр: улучшил условия жизни,
повысил заработную плату, обезопасил рабочие места и в тайне выплачивал бонусы за
тяжёлые условия труда.
Кат не знал.
Да и, в конце концов, — меньше знаешь, крепче спишь. И это значило, что наше смелое
предприятие протекало гладко и безболезненно, ибо ничья злая воля не могла
подорвать его.
— Да чтоб тебя, где хоть один водила? — Я подбежал к стоянке, выискивая хоть какие-
то опознавательные знаки такси.
Такси было мало, а засидевшиеся бомбилы в это время ночи — большая редкость.
Я не спал уже несколько дней. Швы разошлись и кровоточили, и меня всё сильнее
лихорадило. Но время зализывать раны не было. Я был на кураже после полёта, и
только это и держало на ногах.
Я рядом.
— Твой джип?
Парень зыркнул на меня, скрестив руки. Взглядом своих чёрных глаз он смерил меня
сверху донизу и напрягся, словно готовясь к бою.
— А тебе-то что, белый? — Его акцент напомнил мне о временах, когда я ребёнком
играл на нашей шахте, копаясь рядом с рабочими, неохотно выковыривая алмазы из
древней породы.
— Я заплачу тебе две тысячи фунтов, если отвезёшь меня, куда нужно.
— А что, если я просто отниму у тебя деньги и брошу тебя на обочине помирать?
— Ты так не поступишь.
— Потому что, если не возьмёшь меня — тебе не заплатят. Деньги не при мне.
— Ты что, аферист?
— Нет.
— Кто ты такой?
Я улыбнулся.
В Англии моё имя имело вес, впрочем, так же, как и здесь.
И смертью.
— Я — Хоук.
Конечно, он знал.
Здесь все знали о нашей шахте. Также они знали, что она была неприкосновенна, что
грабить и совершать набеги нельзя. И уважение такого рода заслужить было довольно
сложно.
Нила.
ГЛАВА 7
Нила
И Дэниель отпустил.
Чем больше я танцевала, тем жарче становилось. Огонь прогонял прохладу ночи, и моя
кожа покрывалась испариной.
Пот немного помог избавиться от этой дряни в крови, превратив из дикого животного
обратно в женщину, которую я едва узнала.
Я выиграла.
Не в этот раз.
Секс.
И то, что они дали мне, заставляло тоже желать секса. Безумно желать. Отвратительно
сильно.
Но я не могу.
Тело будто жило своей жизнью, разрываясь на две половины, дрожа и требуя
безоговорочной капитуляции.
Кат подошёл ближе, коснувшись шершавыми ладонями моих щёк. Кожа вспыхнула от его
прикосновения, и я возненавидела себя за это, придвинувшись ближе и
сосредоточившись на его губах, жаре, исходящем от него, и запахе костра.
Ни за что!
Он не Джетро.
Не Джетро!
Я могла отдаться музыке и танцу. Я могла стать одной из племени, но могла это
сделать только на время, пока скакала в бешеном ритме вокруг костра. Но теперь,
теперь я буду контролировать себя. Пойду против своего тела, даже если будет
больно, и взять они меня смогут только против воли.
— Тебе нужны подробности, Нила? — Кат провёл носом вдоль моей скулы, вдыхая
запах. — Ты знаешь, что случилось с нашим родоначальником. Его трахали с часу ночи
до часа дня. Его пустили «по кругу», и не было никаких правил и ограничений о том,
что можно сделать, или чего нельзя, с его телом. Его просто отдали за долги.
Я тяжело сглотнула.
Ужасная участь, выпавшая на долю его родственника, только укрепила мою решимость.
Джетро…
Кестрел…
Наркотик делал меня похотливым животным и заставлял хотеть любого до тех пор, пока
мне было хорошо. Заставлял стремиться к непрерывному высвобождению.
И проследив взглядом, как Кат сжал через штаны свой напряжённый член, услышала в
ответ:
— Ты уверена?
Нет!
После моего маленького нервного срыва, под пологом палатки опустилась тишина.
— Любишь, говоришь? А, может, вернее будет сказать любила, дорогая? Он ведь мёртв.
Вот чёрт!
— Ты сильная, отдаю тебе должное. Сильнее, чем твоя мать. Хочешь, расскажу, как она
умоляла трахнуть её? Как необузданна была? Как призналась, что любит и умрёт
счастливой после той ночи, что мы провели вместе?
От его колкостей уже не было больно, словно сердце обрастало мозолью, которая
только становилась толще с каждым разом.
— Думаешь переиграть нас? Не получится. Как только я коснусь твоей мокрой киски, ты
будешь кричать: «Ещё, ещё». — Он отпустил, и я отшатнулась.
Кат подошёл к маленькому столику, на котором стоял графинчик с коньяком. Его белая
рубашка, почти прозрачная от пота после церемонии, прилипла к долговязому телу. Он
налил выпивки и повернулся. Кожа его покрылась испариной, а глаза, казалось,
болезненно воспалены.
— За Третий Долг, Нила. — Сделав большой глоток, отбросил стакан и шагнул ближе.
Затем потянулся к карману и извлёк оттуда монету стоимостью в один фунт. — Орёл или
решка, Дэн?
В груди заклокотало.
— Ох, чёрт, — почесав затылок, ответил Хоук-младший. — Ну-у… Орёл. Пусть выпадет
королева.
Кат подбросил монету, почти сразу поймав её, и, со шлепком положив её на тыльную
сторону другой руки, раскрыл, разочарованно выругавшись:
— Вот блядь.
— Да, ёпта. — Дэниель победно вскинул руку к небу. Бросившись вперёд, он обнял меня
за талию. — Думаю, это значит, что первый раунд за мной, Нила. — И я почувствовала
исходящую от него одержимость, которая словно просачивалась с по́том через поры.
Нет!
Захотелось кричать.
— Приходи, когда стихнут крики, папуля. Я позабочусь о том, чтобы она ещё дышала,
когда дойдёт твоя очередь.
— Сукин сын, — пробормотал Кат, потерев лицо рукой. Взгляд его золотистых глаз
потемнел, и пусть с неохотой, но он всё же прорычал: — Прекрасно. — Направившись к
выходу, он оглянулся напоследок, сказав: — Увидимся чуть позже, Нила. Запомни, что
я сказал, как только я коснусь тебя, ты будешь на коленях умолять меня трахнуть
тебя. И не отдавай Дэниелю всё. Прибереги немного своей выдержки и мне.
И он ушёл.
Он меня хочет. И возьмёт. А потом это же сделает и его отец. И я буду морально и
физически сломлена.
Слёзы накатили словно шторм, сдавливая грудную клетку.
Не сдаваться.
Время ускорилось, мне стало дурно. По коже поползли мурашки, а кровь вскипела от
совершенно неуместной и отвратительной похоти.
В этом чужом и ужасном месте я была в заточении много хуже, чем в Хоукскридже.
Я совсем одна.
Даже моё собственное тело предало. Игнорируя посылы мозга сопротивляться и быть
холодной, против моей воли оно дрожало и таяло.
— На кровать, сука. — Злобно хихикнув, толкнул меня на матрац Дэниель. Его глаза
маслянисто сверкали от выпитого алкоголя, а прикосновения стали небрежными и
жестокими.
— Слезь с меня!
— О, да. Кричи сколько влезет. Всем плевать. — Потянувшись к поясу моих джинс,
мерзавец завозился с молнией, разрывая её.
— Ох, бля, как же это заводит, — сказал Дэниель, облизнув мою щёку, оставляя
мерзкую влагу слюны. — Поверь, ты предпочтёшь меня моему папаше, я уж позабочусь. —
Просунув руку в горловину кофты, он вцепился в мою грудь.
Похоть.
Желание.
Наслаждение.
Нет.
На моей.
— Каков привет, таков ответ. Что? Нравится? Нравится, когда тебя бьют, как
последнюю суку, коей ты и являешься?
Стало жарко, от накотившего вновь дурмана, и потолок палатки поплыл. А ещё, я была
слаба от недоедания. Я не смогу выиграть этот бой.
Ты сможешь.
Не смогу.
Могу!
— Что, притомилась?
— Ещё чего.
Не надейся.
Звёзды.
Галактики.
Я потеряла сознание.
— Нет…
— Да, — ухмыльнулся в ответ Дэниель. — Я накажу тебя. Преподам тебе урок, который
ты уже не забудешь.
Железный звон пряжки ремня и звук расстегиваемой молнии быстро привёл меня в
чувство.
Борись, Нила.
Пожалуйста…
— Мы же, блядь, в Африке, — сказал он, тяжело дыша и обдавая меня парами
алкоголя. — А знаешь, что происходит в Африке?
Я не ответила. Терпеть не могла его вопросов. Ненавижу их. Вместо этого, всячески
извиваясь, постаралась выбраться.
Всё.
Нет, ни всё!
Джинсы.
Скальпель!
Сердце подскочило в груди от ликования. Моё тайное оружие станет мне защитой. Моим
спасением. Кряхтя, я вытянула руку, пытаясь кончиками пальцев подцепить, ухватить
ткань.
Дэниель даже не обратил внимания на мои попытки достать снятую одежду. Лишь в
бешеном припадке встряхивал меня, вцепившись в бриллиантовый ошейник.
— Знаешь, было бы намного веселее, если бы ты чуточку подыграла мне. Так что
происходит в Африке, Уивер?
Не дотянуться.
— Это, блядь, была последняя капля. Ты напросилась. Сделаю то, что хотел уже
давно. — Он часто и прерывисто задышал. — Пожалуй, я не смогу сдержать обещания.
Что?
— Я обещал Кату, что сохраню тебе жизнь. Но после такого… — Он жутко ухмыльнулся, и
взгляд его потемнел, обещая недоброе. — После такого вопиющего пренебрежения я
затрахаю тебя до смерти, слышишь? Ты будешь кричать и плакать, а ещё молиться и
умолять меня о смерти.
— А ну на колени, сука.
Нет!
Как только я оказалась на коленях, Дэниель развёл мне ноги, ухватившись за бёдра.
— Ох, да.
Ублюдок подтянул меня назад, сжав в кулаке свой член и приготовившись войти.
Сознание прояснилось, дыхание замедлилось. Всё стало чистым и чётким. Руки
перестали трястись от накатившего мужества и сами потянулись к низу моей толстовки.
Я забыла.
А теперь вспомнила.
Вязальная спица.
Закрыв глаза, я вспомнила всё, что любила, и всех, кого любила: причины, по которым
я буду жить, а Дэниель умрёт.
Джетро.
Вон.
Отец.
Словно острыми лезвиями, я ногтями разодрала слабый шов, освобождая своё оружие.
Моя жизнь может закончиться. Я, может, и останусь одна. Но не умру, не прихватив
хотя бы одного Хоука с собой.
Я выжидала.
Охотилась.
Пора.
И я бросилась в атаку.
Гнев перекрасил мир в красный.
Я не боялась последствий.
Сейчас меня заботило только одно — покончить с этим чудовищем, пока он не забрал
мою душу.
— Пошёл ты! — крикнула я и упала на бок. Его член выскользнул, и Дэниель неловко
схватил его. Клацнув зубами и ударившись плечом о жёсткий пол палатки, я
перекатилась на спину, оказавшись под Хоуком.
— Прощай, Дэниель.
Сев прямо, я обняла его рукой за плечи, для более удобной траектории. Сжала спицу
покрепче и уткнулась лицом в его шею. Энергия внутри меня забурлила. Да
восторжествует справедливость! Оскалилась, укусив, одновременно занося руку всё
быстрее и быстрее, будто ведомую какой-то божественной силой, или призраками моих
почивших предков, или самим провидением, чтобы поразить моего смертельного врага.
Острое жало вязальной спицы вошло в плоть так же легко, как острый нож в кусок
дорогой говядины. Глубже и глубже, проколов грудную клетку, проткнув лёгкое и
наконец… наконец добралась до сердца.
Время замерло.
Земля остановилась.
Глаза его удивлённо раскрылись, а с губ сорвался еле слышный вскрик. Наши взгляды
встретились, и он потянулся к боку, в который вонзилась спица. Он больше не был
моим противником. Он был ниткой, вдетой в иглу умелой швеи, готовившейся завершить
свой шедевр.
И потом он рухнул.
Завалился на бок.
Находясь в Хоукскридже, я подробно изучила вопрос о том, как отнять жизнь. Я читала
статьи, смотрела примеры и планировала идеальное убийство. Прокол сердца вовсе не
гарантировал смерть. С такой раной можно выжить.
Сжав ноги по обе стороны его грудной клетки, я вытащила огромную иглу.
— Умри! — Сверкнув алой каплей, игла, направляемая мной, прорезала воздух, вновь
поцеловав его грудь. Зловещее остриё прогрызло плоть и жир, чтобы обрести приют в
его чёрном сердце.
Он стонал в то время, как острый конец моего оружия вгрызался всё глубже и глубже,
ловко обходя хрящи и кости, миллиметр за миллиметром пронзая мою жертву. Дэниель
дёргался и брыкался, не в силах ничего изменить, ибо его нервная система почти
отключилась.
Хлюпающий звук, снова дырявящей его сердце иглы, вызывал тошноту, но я не дрогнула.
Любой непревзойдённый убийца знал — чтобы добиться успеха, нужно подходить к делу
со всей самоотверженностью и страстью.
Я была самоотверженна.
Я закончу начатое.
Без ужаса или сожаления я забрала её. Без пощады и с полным принятием.
Жизнь за жизнь.
Он задолжал мне одну.
С леденящим кровь ужасом, я наблюдала его агонию, чувствуя себя палачом. Взгляд его
светло-карих глаз встретился с моим. В нём была надежда и мольба о помощи. Движения
его стали вялые и заторможенные — пешка, навсегда сброшенная с шахматной доски.
— Ну как, Дэниель? Как это? Знать, что ты проиграл? — прохрипела я, хотя внутри
была абсолютно спокойна. — Как это? Знать, что Уивер забрала твою мерзкую душонку?
А затем… пустота.
Лишь я.
И я убила его.
Где-то в предрассветных сумерках взревел лев. Будто сама вселенная радовалась тому,
что на одно чудовище, дышащее её воздухом, стало меньше. Кровь медленно сочилась из
раны, растекаясь ещё тёплым пятном вокруг спицы, словно нечаянно пролитое на грудь
вино.
Он дёрнулся.
И я возликовала.
Дэниель…
был мёртв.
ГЛАВА 8
Джетро
Прекрасно зная это место, я сказал водителю ждать меня в километре отсюда. Он
подчинился, потому что доверял моему статусу. Моё же доверие было вызвано тем, что
я ещё не заплатил парню. И платить не собирался, пока Нила не окажется живой в моих
руках.
Это подкосило меня больше, чем обычно. Я никогда не чувствовал себя таким
раскованным и возбужденным, заводился от малейшего прикосновения и был переполнен
самыми простыми эмоциями.
Затаив дыхание, обхватил рукой больной бок. С каждым ударом сердца рана болезненно
пульсировала, подчеркивая отсутствие отдыха и жар. У меня не хватит сил сражаться с
множеством мужчин, если они проснутся.
Пробираясь на цыпочках между спящими телами, я вычислил, где находится Нила. Мне
необходимо поторопиться, тогда у нас будет больше шансов выжить.
Но, в любом случае, мы снова будем вместе — независимо от того, что случится.
Свет.
Единственное жилище, где пробивался свет изнутри, словно пойманный в банку
светлячок.
Внутри палатки раздался шум. Тихий стук, за которым последовал женский стон.
Нила!
Сердце ёкнуло.
Не может быть.
— Нила…
Ее голова поднялась. Она выглядела такой же дикой, как животные этой страны. Она
сидела на корточках рядом с моим братом, руки были в крови, толстовка свисала с
одного плеча, ноги обнажены и выставлены напоказ. Синяки портили фарфоровую кожу,
царапины и шрамы, все это указывало на то, что она боролась, и я слишком поздно
появился, чтобы предотвратить это.
Она была бледной, словно мел, и её трясло от адреналина. Я невольно перевёл взгляд
к её обнажённому лобку, почувствовав моментально вспыхнувший гнев.
— Он тебя изнасиловал? — Сжал руки в кулаки, стоя над трупом брата. — Этот
долбанный ублюдок тронул тебя?
Она покачала головой, бросив на пол своё оружие и спешно вытирая окровавленные руки
о полы толстовки. Её глаза вспыхнули, пытаясь укрыть правду от меня.
Я машинально обнял её, защищая, даже несмотря на то, что просил быть честной со
мной.
Он прикасался к ней.
Этот пидарас коснулся того, что не принадлежало ему.
Мне жаль.
Так жаль.
Ее эмоции метались между гордостью и муками. Она убила его, не понимая, что
означает его смерть.
Я прижал её сильнее.
Я здесь.
Лгунья.
Я понимаю, почему она соврала. Даже сейчас, убив человека и окропив свои руки его
кровью, испытывая жуткий страх, она пыталась защитить меня.
Я подвёл её.
Заставил вернуться.
— Я это сделал.
Дрожащими руками она обняла меня крепче, причиняя боль моему незажившему боку.
— Нет, не вини…
— Кого мне винить, если не себя? — Я прижался лицом к ее шее, кончики ее коротких
волос щекотали мои щеки. — Я отправил тебя обратно. Я, блядь, отправил тебя
обратно, чтобы тебя изнасиловали и…
— Он не…
Я оскалил зубы.
— Уберечь меня? Это, блядь, моя забота, Нила. Не твоя. Неужели ты не понимаешь? Я
должен защищать тебя. Не наоборот.
Она не ответила, ее глаза прожигали черные дыры в моей душе. Во взгляде не было
осуждения, только прощение за то, что заставил ее уйти, когда она умоляла меня
передумать.
— Блядь. — Я пожалел о сказанном, снова прижал ее к себе. — Прости. Черт, мне так
жаль.
Ее руки обвились вокруг меня, ее любовь дала мне возможность спрятаться от гребаных
эмоций.
Ее пальцы впились мне в спину, она вновь погрузилась в то, что сделала.
— Я хотела убить его. Но сейчас… сейчас, может быть… Мне не следовало этого делать.
Боже, я убила его, Кайт. Я… я отняла чужую жизнь.
Она крепче обняла меня, погрузившись в путанные мысли. Чем дольше я держал ее в
объятиях, тем более странный оттенок накладывался на ее эмоции. Ощущение
потребности и желания было настолько сильным, что вытеснило ее страдания по поводу
убийства.
Я поморщился от силы ее объятий, но мне было плевать на боль. Меня волновала только
она. Я мечтал увезти ее подальше отсюда и защитить, как я должен был сделать с
самого начала.
Ее волосы местами торчали в разные стороны, а щека была красной от пощечины. Она
побывала в аду и вернулась, но оставила моего брата в вечном проклятии.
Как и раньше похоть омрачила ее голос. Я мог понять внезапную радость от победы над
врагом, но похоть?
Я не хотел, чтобы она смотрела. Я уже был рядом со смертью. Был зачинщиком лишения
жизни другого человека. Нелегко смотреть в глаза своей жертве, когда все
заканчивалось. Особенно когда действуешь в условиях самообороны.
— Не смотри. Забудь о том, что случилось. Я теперь здесь, и никогда больше не уйду.
— Он на самом деле заслужил это. Не сомневайся. Ты сделала то, что должна была
сделать.
— Но… он был самым младшим. Он ничего не мог поделать с тем, что Бонни и Кат
считали его ошибкой. Его постоянно высмеивали, и он верил в то, что ему говорили.
Что?
Что она знала о нашем воспитании и о том, кем стал Дэниель благодаря своему
детству? Я ловил его на том, что он причинял боль ради забавы, убивал животных ради
острых ощущений. Я отчитывал его за то, что он эгоист и грубиян. Кес имел дело с
промахами Дэниеля чаще, чем я, потому что находиться рядом с ним мне было слишком
тяжело. Я потихоньку питался его мерзостью. Но из-за моего состояния могу с полной
уверенностью сказать, что он заслужил то, что получил. Нила не убила его. Это
карма.
Нила стиснула зубы, готовая к спору. Обречь себя на муки. И снова очередной импульс
потребности, совершенно не относящийся к ситуации, заполнил воздух.
— Нила, послушай меня. Не ищи искупления в тех, кто этого не заслуживает. Если бы
ты не сопротивлялась, он бы изнасиловал тебя и, возможно, убил. Ты его не знаешь…
не так, как я. И могу с уверенностью сказать, что он это заслужил.
— Прости, Джетро.
— Потому что… потому что я только что убила твою плоть и кровь.
— Я благодарен. Не злюсь. Ты думаешь, меня это волнует? Нила, я люблю тебя. С тех
пор, как ты ответила на мое первое сообщение, мое сердце поставило тебя выше всех в
моей семье. Я люблю тебя. И ты убиваешь меня, ненавидя себя за то, что сделала то,
что было необходимо.
Смягчив голос, я заправил ее короткие черные волосы за уши, утирая слезы большим
пальцем.
— Но…
— Никаких но.
Мое сердце разрывалось от того, через что ей пришлось пройти. Я сожалел, что не
смог приехать раньше. Сожалел, что не был тем, кто заколол его и взял этот грех на
душу. Что угодно, лишь бы не дать ей почувствовать боль от последствий. Однако я не
успел. И осознание того, что Дэниель причинил ей боль — взял то, что ему не
принадлежало, — было моим наказанием.
— Что угодно.
Я тяжело сглотнул.
Снова сглотнул.
— Джетро, не мучай себя. Позволь мне иметь кое-какие секреты. Позволь выбрать, что
из этого рассказать тебе, а что оставить в прошлом. — Ее голос дрогнул. —
Пожалуйста… тебе не нужно знать. Просто… оставь это. Извини…
Внутри меня что-то умерло, когда мое состояние разгорелось в полную силу. Ее эмоции
сказали все, что мне нужно было знать. Он был в ней. И она защищалась единственным
возможным способом.
Блядь.
Захочет ли она меня после этого? Поверит ли, что я смогу защитить ее?
— Черт возьми, Нила. Ты заставляешь меня испытывать стыд. До конца жизни я буду
заглаживать свою вину. Я позабочусь о тебе. Остановлю все это, потому что никогда
больше не выпущу тебя из поля зрения.
Она целовала мою рубашку, стонала в знак благодарности, позволяя мне, наконец,
взять на себя часть ответственности. Ее пальцы порхали по моим бедрам, желая
большего, чем просто объятия… более бурных чувств.
На мгновение она позволила мне успокоить её. Ее похотливый стон уступил место
рыданиям, и она еще больше обмякла в моих объятиях. Вместе мы упали на пол — я на
колени, а Нила на мои колени. Я укачивал ее. Поцеловал ее. Я столько всего обещал.
— Кат скоро вернется. — Ее голос дрожал. — Что мне делать, Кайт? Что мне делать с
телом?
— Мне похуй, если он увидит меня. — Скинув Нилу со своих колен, я встал. Маршируя
по палатке, порылся в ее открытом чемодане и бросил ей свежие трусики и леггинсы. —
Надень это. И обувь. Я собираюсь избавиться от Дэниеля, и ты пойдешь со мной.
— Но…
— Но Жасмин и Кес. Ты должен думать о них. Кат не должен знать, что ты все еще жив,
он…
Это правильно.
Нила сглотнула.
Я потер лицо, желая, чтобы усталость и боль утихли, и я мог найти решение.
Думай.
Бриллиантовые шахты!
Нила открыла рот, чтобы возразить, но я бросился через комнату и обхватил ее лицо.
Я ничего не мог с собой поделать. Она была чертовски смелой. Ее эмоции так ясны. Ее
любовь так глубока. Ее страсть так чиста. Ни капли ужаса или ненависти из-за того,
что меня не был рядом с ней. Ни капли враждебности или осуждения.
Я поцеловал ее.
В тот момент, когда мои губы коснулись ее, внутри нее словно произошел ядерный
взрыв. Похоть, которую я уловил в ее сознании, вырвалась наружу, заглушая все. Ее
язык скользнул мне в рот, разрушая мою решимость не прикасаться к ней.
Отбросив одежду, которую я ей дал, она протяжно и низко застонала, ее рот искушал
меня. Простыня слетела с ее бедер, а обнаженная нога обвилась вокруг моего бедра,
прижимаясь ко мне.
Ее язык ворвался в мой рот быстрее, сексуальнее. Целует. Лижет. Требуя, чтобы я
ответил.
— Нила…
— Черт.
Все это вдруг обрело смысл. Помутнение в ее мыслях. Скрытое течение чего-то более
сильного, чем смерть и боль. Она хотела секса. Ей нужен был секс.
Они накачали ее наркотиками.
Они дали ей то же самое, что и мне в пятнадцать лет. Что-то настолько сильное и
пьянящее, что никто не мог отказать силе афродизиака.
Проклятье.
Мои внутренности скрутило в узел, когда она орудовала своим языком. Я заставил себя
не слушать ее пагубные мысли… я не хотел, чтобы острая потребность трахаться
поглотила меня. Но мой член увеличивался, тянулся к ней, даже когда я пытался
бороться с быстро растущей потребностью.
Ее руки взлетели вверх по моей футболке, огибая рану, порхая по моей коже, словно
бабочки.
— Прекрати болтать. Пожалуйста… дай мне то, что я хочу. Мне нужно почувствовать
себя живой. Мне нужно вернуть то, что Дэниель пытался украсть. Пожалуйста, Джетро.
Пожалуйста, трахни меня.
Воспоминания о нашем первом поцелуе в ее комнате — о том, как она разрушила мою
решимость вдребезги своими требованиями поцеловать ее, разжигая похотливое пламя.
Поцелуй меня.
Трахни меня.
Нила боролась с ним, она убила его, даже находясь под воздействием наркотиков. Если
бы она была кем-то другим, она бы охотно подчинилась. Ей бы понравилось то, что
сделал Дэниель, потому что ее тело не дало бы ей другого выбора. Наркотики были
очень сильными, но каким-то образом ей удавалось бороться с ними, а также с
ухаживаниями моего брата.
Этой Уивер. Из-за нее мои недостатки стали достоинствами. Она спасение в осуждении.
— Джетро… пожалуйста.
— Черт возьми.
Мое тело окоченело. Палатка трещала от вожделения, настолько болезненного, что оно
искалечило нас.
Там труп…
Это было жутко.
Нехорошо.
Но я во многом ее подвел.
— Черт, Игла.
— Возьми меня, Кайт. Я нуждаюсь в том, чтобы ты взял меня. — Пальцем она
размазывала влагу вокруг входа, ее живот напрягся от удовольствия. — Я боролась с
ним. Мне удалось остаться верной себе и не позволить похоти взять верх. Но я
устала. Я опустошена. Больше не могу… не могу бороться с этим. — Слезы блестели на
ее ресницах. — Мне это нужно. Мне нужно освобождение. Мне нужно забыть хотя бы
ненадолго. Мне нужно жить, помнить, быть счастливой, свободной. Пожалуйста. — Ее
пальцы задвигались быстрее, кожа пылала от потребности. — О, пожалуйста…
пожалуйста.
Я не мог говорить.
Мои руки дрожали, когда я расстегивал ремень. Идиотизм трахать ее, Кат мог
вернуться в любой момент, но я не мог сопротивляться этому. Здравый смысл сгорел в
пламени желания, и все, о чем я мог думать, это заполнить это потрясающее создание
и заявлять на нее права снова, снова и, блядь, снова.
Мой мир.
Она облизнула нижнюю губу, прикусывая ее зубами, когда палец погрузился внутрь.
— Джетро… пожалуйста!
— Жестко и быстро. Боже, очень жестко. Очень быстро. — Ее руки скользнули к соскам
через толстовку, жестоко покручивая их. — Я никогда раньше не чувствовала себя так.
Такой несдержанной. Такой возбужденной. Боже, пожалуйста, не заставляй меня
ждать. — Ее спина выгнулась дугой. — Трахни меня.
Черт возьми.
Она закричала.
— Тихо!
Нила закатила глаза, когда я ввел в нее еще один палец. Ее бедра опасно и
требовательно покачивались. Она была влажной и горячей. Ей не нужна была прелюдия.
Она хотела, чтобы ее трахали, использовали, оскорбляли, требовали.
Ее дыхание стало прерывистым, когда я поглаживал ее клитор. Мой член готов был
взорваться от того, какой чертовски красивой она была. Нуждающейся и яростной.
Она выглядела такой хрупкой и нежной, но я знал, что это неправда. Она сильнее
всех. И я хотел поклоняться ей до конца жизни.
Держа одну руку у ее рта, я потер кончики пальцев друг о друга, влажные от ее
желания, и взял свой член, чтобы расположить его у ее входа.
Растягивая.
Тугая.
Тугая.
Тугая.
Руками она обхватила мое запястье, пока я удерживал ее, заставляя молчать, ее губы
широко раскрылись под моей ладонью. Я погрузился глубоко, так чертовски глубоко.
Она раздвинула ноги, ее тело поддалось, и я завладел своей второй половинкой.
— Я… люблю… тебя…
Учащённое дыхание мешало ей говорить, но мне не нужны были слова, чтобы понять. Ее
эмоции кричали громче всего на свете. Я наслаждался ее удовольствием и любовью, и
знал, что пути назад не будет.
Я не мог прожить и минуты без связи, существующей между нами. Мне необходимо было
знать, что она принадлежит мне каждый день, каждый год, каждое десятилетие.
Я нуждался в ней.
— Что?
Я стонал, раскачиваясь сильнее, трахая ее изо всех сил. Мои колени бились о
кровать, яйца врезались ей в задницу. Эмоции, чувства и ощущения выходили из-под
контроля.
— Я… я…
Я входил в нее снова и снова. Наши глаза прикованы друг к другу, мы трахались,
давая друг другу обещания.
Ее киска сжалась, голова откинулась назад, тело было готово к разрядке. Ее глаза
остекленели, я испытывал наслаждение от обладания ей и удовольствие от ее
нарастающего оргазма, все это превратило нашу связь в невыносимую борьбу.
Мне не хватало кислорода. Руки дрожали, когда Нила, наконец, сделала мне величайший
подарок, который я когда-либо получал.
— Господи.
Я сдался.
Наш ритм стал бешеным, мы трахались, совокуплялись, брали все, что могли.
Она плакала, смеялась и ругалась, утопая под гребнем своей разрядки. Ее взгляд
встретился с моим, и полуночные ирисы поглотили меня, когда фейерверк превратился в
катастрофическую детонацию.
— Да, — зашипел я. — Да. Черт, да.
Отныне и навек.
ГЛАВА 9
Нила
В тот момент, когда Джетро пришел, он заставил меня одеться и перекинул тело
Дэниеля через плечо.
Очередная дрожь пробежала по моему позвоночнику. Миллионная дрожь с тех пор, как я
прибыла в Африку.
Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как я забрала чью-то жизнь, проткнула
иглой и украла чей-то вдох, последний вздох, последнюю мысль. Казалось, прошла
целая вечность с тех пор, как я поддалась бушующему в моей крови возбуждению и
заставила Джетро взять меня.
Сколько времени Кат предоставит Дэниелю, чтобы насиловать меня? Час? Два? Или он
дождётся, когда Дэниель устанет и последует за ним? В любом случае, время наконец-
то на нашей стороне.
Я убила человека.
Я убийца.
Я больше не могла рассчитывать на небеса, ангелов или вечный рай. Чтобы победить
дьяволов, мне пришлось стать одним из них. Раньше я готова была пойти на эту
жертву, но теперь… теперь я поняла, какой это тяжкий груз. И я была совершенна к
этому не готова. Имела ли на это право? Разве кто-нибудь имел на это право…
независимо от обстоятельств?
Грязь к грязи.
Пепел к пеплу.
Переродится.
Прекрати.
— Что?
Он оскалил зубы.
— Не поднимай больше эту тему. Я. Не. Уйду. Мне, блядь, наплевать, увидит он меня
или нет. Я здесь до конца. Я с тобой до последнего вздоха. Ты поняла меня?
Я сказала: «Да», но при этом испытывала сильное волнение. Больше всего на свете я
хотела, чтобы он принадлежал мне, но нам так много необходимо было преодолеть,
прежде чем мы будем свободны.
Оглянувшись через плечо, я испытала невообразимый ужас, испугавшись, что Кат найдет
нас.
Я больше не сомневалась.
Проскользнув через забор, остановилась рядом с ним, шелестя высокой травой, я была
начеку и осторожна. Мы больше не находились в логове Хоуков, а попали на более
опасную территорию львов и гиен. Я никогда не бывала в месте, где люди не были на
вершине пищевой цепи. Это помогло понять, насколько мы уязвимы и съедобны.
Несколько часов назад, равнины были окутаны такой завесой тьмы, что я была
практически ослеплена. Сейчас темнота приобрела розовато-серые оттенки, медленно
наступал рассвет.
Торопиться.
Мы должны бежать.
Мне необходимо было ущипнуть себя, чтобы убедиться, что он здесь. Когда он вбежал в
шатер, я подумала, что сошла с ума. Что, чем бы меня не накачал Кат, это поглотило
меня целиком.
Оно обладает способностью упростить даже самую ужасную ситуацию. Облегчить самую
мучительную боль и позволить жить дальше. Но также потрясение может притупить
инстинкт и сделать плохую идею хорошей.
— Позволь помочь.
Кровь стекала по его боку в том месте, где разошлись швы пулевого ранения. Жар в
его глазах был вызван не столько яростью, сколько лихорадкой. Хотя Джетро это и
отрицал, но он не до конца исцелился и ему нужен покой.
— Джетро, пожалуйста, ты не здоров. Позволь мне помочь. Это наше общее дело. Не
взваливай это бремя на себя.
Он мягко улыбнулся.
— Нила, я чувствую, что ты хочешь помочь. Я чувствую твою любовь, твой страх, твою
неуверенность. — Он вздохнул. — Я даже чувствую твое сомнение по поводу замужества.
У меня перехватило дыхание. Состояние его здоровья не позволяло мне хранить от него
тайны. Никаких секретов.
— Прости. Я не могу…
— Не вмешивалась?
— Джетро…
Я опустила глаза вниз, скрепляя пальцы, ненавидя липкие следы крови Дэниеля на
своих руках. Я даже не помыла руки после того, как забрала чужую жизнь. Жизнь,
которую он не заслуживал, но все же жизнь.
— Хорошо.
Если бы блокирование моих чувств было единственным способом помочь ему, я бы это
сделала.
— Джетро…
— Черт. — Он замер.
Я напрягла слух, пытаясь услышать больше, в тоже время лихорадочно выискивая что-то
в высокой желтеющей траве.
Холодный утренний ветерок шелестел травой, клоня ее в разные стороны. Но, кроме
этого, было что-то ещё… что-то помимо растительности… что-то живое.
Преследующее нас.
Охотящееся на нас.
Джетро медленно повернулся ко мне лицом, сузив глаза, он посмотрел в сторону. Рука
Дэниеля выскользнула из-под простыни, свисая через плечо Джетро, его кисть
отвратительно распластана.
Джетро напрягся.
— Блядь.
Не сводя глаз с чего-то в траве, Джетро очень осторожно, очень медленно снял
Дэниеля с плеча. Ноги, бедра, туловище, руки, пока, наконец, весь Дэниель не
опустился на землю. Как только он оказался внизу, частично скрытый листвой, Джетро
сорвал прикрывающую его простыню, отбросил в сторону и шагнул ко мне.
Он попятился, раскинув руки в разные стороны, как будто показывая тому, кто на нас
охотится, что мы не представляем никакой опасности.
Я догадывалась почему.
Не спрашивай почему.
— Почему?
Игнорируя меня, его голос понизился до шепота, на его лице отразился страх и
борьба.
Джетро подошел достаточно близко, чтобы коснуться меня, повернул за плечи, пока я
не оказалась лицом к забору. На ухо он прорычал:
Его команда запустила меня в движение, словно ядро из пушки. Я прыгала высоко над
травой; мои волосы разлетелись во все стороны.
Черт!
Беги.
Беги.
Я хотела, чтобы все было объяснимо, — трава, колышущаяся на ветру. Но нет. Ветра не
было.
Мои лёгкие разрывались из-за того, что мы преодолели расстояние до базы за секунды,
а не минуты.
Толкнув меня внутрь, он был груб и агрессивен, затем ворвался вслед за мной и
захлопнул ее.
Я согнулась, уперев руки в колени, вдыхая воздух и жизнь. В воздухе витал густой
запах аммиака и экскрементов, но мне было все равно.
Я жива.
Я жива.
У нас получилось.
— О, боже мой!
Я пристроилась рядом с ним, глядя сквозь щели на равнину. Дэниель исчез в траве,
простыня зацепилась за стебли и трепетала на ветру. И он был не один.
Его обнаружили две львицы. Их хвосты жадно трепетали, коричневая шерсть идеально
маскировала их, морды покрыты кровью Хоук.
— О…
— Вот почему.
— Что?
Он грустно улыбнулся.
Он кивнул.
— Сомневаюсь, что они оставят какие-либо останки. А если что-то останется… это
идеальное алиби. Дэниель напился после того, как изнасиловал тебя, и по глупости
пошел прогуляться, проветрить голову. — Он схватил меня за плечи, крепко прижимая к
себе. — Обещай, что будешь помнить только эту часть, Нила. Ты не убивала его. Он не
прикасался к тебе. Не насиловал тебя. И тебе не пришлось защищаться. Сотри все из
памяти. Это облегчит жизнь. Он это заслужил… даже природа согласна с тобой.
— Серьезно?
Проклятье.
— Ну, ты согласилась выйти за меня замуж — если ты не передумала, — так что, думаю,
тебе придется привыкнуть к этому.
— Что сделала?
Джетро вздрогнул.
Он улыбнулся.
Я изо всех сил старалась подавить в себе пессимизм из-за того, что нам никогда не
будет даровано нечто столь ценное. Что Последний Долг все еще может свершиться,
неважно, что он больше не оставит меня.
Я изо всех сил старалась излучать уверенность и радость. Однако ничего не могла от
него скрыть.
Я вздохнула.
— Знаю.
Надеюсь.
— Так и будет. Обещаю. — Взяв меня за руку, он потянул меня к панели. — Ну же.
Пойдем. В километре отсюда меня ждет водитель. Мы можем уехать.
Джетро нахмурился.
Знание того, что Джетро может заглядывать в души других людей, принесло небольшое
облегчение. Ему было все равно, что Дэниеля больше нет. На самом деле, он казался
более чем довольным этим.
Он тяжело выдохнул.
— Согласен. Я был неправ, оставив тебя в Хоксридже. Если бы послушал тебя, ничего
бы этого не случилось.
Я смягчилась.
Я поцеловала его.
Я бы никогда не сказала ему, что позволила Дэниелю войти в меня — совсем чуть-чуть,
чтобы убедиться в том, что моя ловушка раскрыта, прежде чем убить его. Ему не нужно
знать об этом. Это цена, которую я с готовностью заплатила. Джетро не нужно знать,
как отвратительны были эти несколько дюймов, и как сильно я ненавидела себя за то,
что позволила этому случиться. Я не могла помешать ему почувствовать то, что
отказывалась сказать. Но это были мои мысли, и я хотела, чтобы они остались
невысказанными.
— Ты в порядке? Тебе нужен врач. — Прижав тыльную сторону ладони к его лбу, шепчу:
— Ты горишь, Кайт. Тебе нужно принять лекарство.
Он хмурится.
— Нет. Ты права. Это слишком опасно. — Он нахмурил брови, обдумывая новый план. —
Недалеко находятся джипы, на которых рабочие ездят на шахту. Я знаю, где хранятся
ключи. Если нам удастся укрыться, то сможем добраться туда, чтобы уехать вместе с
сотрудниками.
— А что с ним?
— Кат оставил тебя с Дэниелем. Можно назвать это тренировкой. Как лев оставляет
своего детеныша, чтобы он растерзал свой обед, прежде чем шагнуть и добить его. Он
хочет, чтобы Дэниель использовал тебя. Он не будет вмешиваться.
Я не была в этом уверена. То, как Кат смотрел на меня, говорило о ярости из-за
того, что его младший сын заполучил меня первым. Он ненавидел Дэниеля за то, что
тот выиграл жеребьевку.
— Я доверяю тебе.
ГЛАВА 10
Джетро
Ей не нужно знать, что я понятия не имею, как выполнить свое обещание. Ей не нужно
слышать о моих тревогах и опасениях по поводу нового плана. Ей нужно было, чтобы я
был сильным и вытащил ее из этой передряги.
И я это сделаю.
Стиснув зубы, потянул ее быстрее. Я сказал, что Кат подождет, пока Дэниель не
насытится, но это неправда. Кат не преследует общих интересов, ему больше по душе —
каждый сам за себя. Его терпение, должно быть, было на исходе.
Чувство вины за то, что я не попытался понять или помочь ему, гноилось, и на
мгновение мне захотелось стать лучшим братом для братьев и сестры.
— Пригнись.
Нила бежала рядом со мной, ее дыхание было неглубоким. Не замечая, она подражала
мне, пригибалась, когда пригибался я, ускорялась, когда ускорялся я.
Она не была глупой. Она знала, что поставлено на карту. И по какой-то чертовой
причине доверила мне свою жизнь.
В сотый раз я ругал себя за то, что вывел ее на равнину с телом, сочащимся кровью.
Я знал, что хищники появятся. В этом состоял мой план — они должны были уволочить
Дэниеля и превратить его тело в дерьмо… но я не планировал, что они появятся так
быстро.
— Не высовывайся.
Мой голос был едва слышен, я вел Нилу по небольшому переулку, обходя тропинки и
делая все возможное, чтобы остаться незамеченным.
Нила потянула меня за руку, указывая на ту сторону, где огонь погас, а находящиеся
у костра мужчины и женщины исчезли.
Я не мог смотреть на ее синяки без желания отомстить. В мои ближайшие планы входило
доставить ее на самолет, где смогу оценить, насколько сильно она пострадала и как
много от меня скрывала. Следующим этапом было спрятать ее подальше, где никто не
сможет ее трогать, а я тем временем вернусь в Хоксбридж и закончу то, что должен
был закончить много лет назад.
Я не хотел оставлять Жасмин в лапах Бонни. Особенно сейчас, когда Бонни знала, что
Жасмин обманывала ее. И мне нужно было увидеть Кестрела. Прикоснуться к нему и
убедить его очнуться и вернуться к жизни.
Нила споткнулась, шипя сквозь зубы. Я приподнял ее, отвечая на ее шипение своим. Я
болезненно усмехнулся. Мы бежали из последних сил.
Мы уже близко.
Сжимая пальцы Нилы, подбородком указываю, что мы почти у цели. Парковка была совсем
рядом.
Никого.
Ни души.
Мои глаза метались от одной будки охранника к другой будке охранника. Вчерашняя
церемония была особым событием, правила безопасности были ослаблены. Однако там
должен быть хотя бы один охранник.
Никого.
И я знал ПИН-код.
Махнув Ниле рукой, чтобы она шла следом, я перепрыгнул через лужу и стал возиться с
тумблером.
Слава богу.
Совсем близко.
— Вперёд.
Ничего не произошло.
— Что за хуйня?
Мой взгляд метался между мертвой приборной панелью и быстро мерцающим солнечным
светом.
Время на исходе.
Затем раздался самый ужасный звук, какой только можно себе представить.
И это будет иметь неприятные последствия.
Громкий треск, словно эхо, раздался в тишине предрассветного утра, возвещая весь
мир о нашем местонахождении.
— Блядь!
Я хотел сказать ей, что это не конец. У нас еще есть шанс. Но мне не хватало
кислорода, я задыхался.
Я взглянул на ворота.
Дерьмо.
— Держись!
Охранник прицелился.
Я вжал педаль газа в пол. Машина рванула вперёд, поглощённая облаком пыли.
Близко.
Близко.
Ну же. Давай.
Перед нами маячили ворота и мечты о свободе, обещая счастье в тот момент, когда мы
преодолеем этот путь.
Мое сердце заколотилось, наполняясь надеждой при мысли о том, что я наконец-то,
наконец-то спасу Нилу и выполню свои обещания.
Только…
Что за?..
Сукин сын.
— Ни за что.
— Пристегнись. Немедленно!
Нила выпучила глаза, но сделала так, как я ей сказал. Дрожащими руками она
схватилась за ремень безопасности, пристегиваясь. Я сделал то же самое,
одновременно пристегиваясь и управляя старым джипом.
Он целился.
Я ускорился.
Он выстрелил.
От ударной волны у меня заложило уши, парень отшатнулся, его рука взлетела вверх от
отдачи. Нила закричала, когда пуля отскочила от капота.
— Ложись!
— А как же ты?!
Беспокойся о них.
Я свернул, подставляя свою сторону машины. Если кто-то и получит пулю, так это я. Я
уже пережил одну пулю. Могу сделать это снова.
Стрелять.
Оглушительный шум.
Беспредельная бойня.
Затем…
Ничего.
ГЛАВА 11
Нила
Залп из пуль.
Рывок и толчок джипа, когда капот врезался в землю и взмыл в воздух. Я видела, как
голова Джетро мотнулась в сторону, как его висок ударился о лобовое стекло, и
сокрушительное приземление, когда воздух сменился землей, а джип из автомобиля
превратился в сплющенный сэндвич.
Мне больно.
Острая боль.
Джетро…
Он не двигался. Багровые капли стекают с его виска, кровь забрызгала крышу машины,
словно отвратительное произведение искусства. Его бок окрасился в насыщенный алый
цвет, из раны на лбу сочилась черно-красная кровь. Его руки, согнутые в запястьях,
безжизненно лежали на крыше.
Он не может умереть.
Не может.
Джетро…
Я хотела протянуть руку и коснуться его. Хотела поговорить с ним, уверить. Хотела
освободить его и увезти далеко-далеко отсюда.
Но мой мозг не мог послать сообщение травмированным конечностям.
— Ка-Кайт…
Но я не могла двигаться.
Джетро не двигался.
Все замерло, кроме вращающихся шин и оседающей пыли, окутавшей нас облаком желтого
пепла.
Смаргивая кровь, пытаюсь сделать еще один вдох, желая, чтобы кислород соединил меня
воедино и оживил.
Ну же.
Львы?
Гиены?
И внезапно я вспомнила.
Хоуки.
Я люблю тебя.
Я доверяю тебе.
Я последую за тобой.
Я найду тебя.
Ужас, что он мог умереть, поглотил меня. Я дважды видела, как он умирает. Дважды.
Я знала, каково это — жить без него. Если бы он умер, я бы тоже хотела покинуть
этот мир.
Слезы смешивались с кровью.
Снова шаги.
— Джетро…
Когда кончик моего пальца коснулся его локтя, я разразилась безобразными слезами.
— Пожалуйста… очнись.
Никакой реакции.
Я ущипнула его.
Моя рука сама собой отдернулась назад, инстинктивно прикрывая голову. Приклад ружья
оказался слишком близко к моему лицу.
Затем вместо оружия появился человек. Темнокожий человек. Его взгляд встретился с
моим.
— Жива, босс.
Я застонала от боли.
В тот же миг кто-то схватил меня за лодыжки и потянул через неровное отверстие, где
раньше было лобовое стекло, на яркий утренний солнечный свет. Острые осколки
металла резали меня. Песок обжигал кровоточащую кожу, когда они тащили меня по
грязи.
Никто не слушал.
Вместо этого меня с легкостью подхватили на руки и понесли прочь от джипа. Опустили
на землю, перевернув на спину. Все тело болело, мозг быстро оценивал нанесенный
ущерб, агонию и мучительный дискомфорт.
Пока часть моего мозга перечисляла травмы, я смотрела на покореженный джип. Все
гудело, я могла медленно двигаться. Не думаю, что что-то сломано.
Человек, оттащивший меня от Джетро, оставил меня. Однако его место занял другой
человек, которого я ненавидела больше всего.
Я не отводила взгляд, когда человек, который вытащил меня, положил Джетро рядом со
мной на землю. Его голова склонилась набок. Грязь и машинное масло покрывали его
прекрасное лицо, смешиваясь с кровью.
— Что ж… это была правда, когда ты говорила, что «любишь», а не «любила» моего
сына.
Кат улыбнулся, положив руку на горло сына. Он нахмурился, пытаясь нащупать пульс.
Я прикусила губу, молясь, чтобы он нащупал признак жизни, и в тоже время надеясь,
что этого не произойдет, чтобы избавить Джетро от новых пыток.
Слава богу.
Слезы стекали по моим щекам, я наслаждалась моментом, даже зная, что будущее не
сулит ничего хорошего.
— Отпустить его? — Кат усмехнулся. — С какой стати мне это делать? Не каждый день
оживает призрак.
Я попыталась подползти ближе к Джетро, чтобы встать между ним и его отцом. Он жив,
но без сознания. Кат мог убить его, не прилагая усилий.
— Да.
Да.
Муж.
Жена.
Но у меня была возможность сохранить жизнь Джетро. Я сделаю все, что потребуется.
— Нет. У меня есть идея получше. — Щелкнув пальцами, жестом приказал охраннику
подойти ближе. — Свяжи ему руки.
Проявился эгоизм. Будет лучше, если он уйдет с миром. Без мучений. Но я не могла
смириться с его потерей.
Что бы ни планировал Кат, мы оба пожалеем, что не умерли. Вера в то, что мы
выберемся отсюда целыми и невредимыми, осталась в изуродованном джипе, разбив наши
мечты об африканскую землю.
Мужчины дрожали от страха, вертя в руках оружие. Никто не смотрел ему в глаза.
— Ну, так найдите его. Он не мог просто исчезнуть. — Он переводит на меня взгляд. —
Если только ты не хочешь мне что-то рассказать, Нила?
По кусочкам.
— Мой чертов сын должен кое-чему научиться. — Указав на человека, который спас
меня, он приказал: — Отведи их в пещеру триста тридцать три.
— Да, босс.
— Пришло время узнать несколько секретов, Нила, а моему старшему сыну — понять, что
ничто из того, что он делает, не может остановить меня.
Боль пронзила тело, когда рабочий поднял меня на ноги. Из-за нарушения равновесия
меня швырнуло в сторону, я была словно развалюха. Застонав, прекратила попытки
обрести равновесие и позволила головокружению завладеть ситуацией.
— Да, босс.
Прощай, Джетро…
Я не могла успокоиться.
Не могла плакать.
Внутри меня образовалась пустота, когда другой рабочий поднял Джетро на руки, нас
бросили в джип и повезли в бесконечный ад.
Кровь Дэниеля липла к моим рукам, пока его отец шел передо мной. К счастью, она
смешалась с кровью из моих ран после аварии, скрывая грехи.
Глубже, чем пещеры, которые мне показал Кат. Больше, чем сортировочные или
складские пещеры.
Мое израненное тело жаждало солнечного света. Умоляло солнечный свет одарить меня
своей целительной силой, чтобы я могла убежать.
Не будет эксгумации. Некому будет вытащить нас на свет божий, когда Кат закончит
ужасную монотонную работу.
Кат провел руками по волосам, не переставая идти. Его белая рубашка была в пятнах,
джинсы — в пыли.
Это была не пещера. Такое ощущение, что мы находимся в желудке гиганта. В его
чреве.
— У тебя есть ровно три секунды, чтобы ответить на мои вопросы. В противном случае
я перестану обращаться с тобой как с гостем и причиню боль как своему пленнику.
Я фыркнула.
— Последние шесть месяцев ты относился ко мне как к своему гостю? Прошлой ночью,
играя к кости? Сегодня утром, когда стрелял? Это типичное обращение с гостями? —
Пламя тлело во мне, подавляя раны и позволяя сосредоточиться на борьбе за жизнь.
— Шесть месяцев в моем доме разве я не кормил тебя, не содержал и не давал свободу
действий? Разве вчера я не облегчил для тебя Третий Долг? Я позволил тебе
танцевать, веселиться. Ты хорошо провела время, Нила. И не можешь этого отрицать. —
Его голос понизился до шипения. — Тебе было чертовски весело, и ты не можешь
отрицать это.
Я содрогнулась.
Далеко не все.
Выхода нет. Даже если бы он превратился в волшебника и знал все заклинания мира.
В голове мелькали идеи, как освободиться, но пока… ничего. Пусто. Ноль. Пшик.
Он прищурился.
— Никто? Ты говоришь так, будто кто-то уже пострадал, Нила. Дэниель? — Он подался
вперед, пальцами впиваясь в мои щеки. — Где он?
— Нет! — Я сглотнула, сдерживая крик. — Я думала, он умер. Так же, как и ты. —
Предоставив ему долю правды, я добавила: — Я узнала об этом за несколько часов до
того, как ты посадил меня в самолет.
Хуже ведь не станет? Джетро был здесь. Какие бы планы он не строил, они не
сбудутся.
— Я? — Ухмылка искривила мои губы. — Как я могла одолеть Дэниеля? У меня нет ни
единого шанса
— Он изнасиловал тебя?
Мертвец.
— Да.
Он пытался.
— Ты лжешь.
— Нет.
Он ходит вокруг меня, останавливается у меня за спиной, чтобы я не могла
рассмотреть его лицо.
Я выпрямилась в кресле.
— Почему?
Голос Ката раздался рядом с моим затылком, его дыхание шевелило мои покрытые пылью
волосы.
Дерьмо.
Слезы навернулись на глаза, он снова встал передо мной. Положив руки на бедра,
возвышался надо мной, словно судья, присяжный и палач.
— Ты лжешь.
— Я говорю правду.
Ври правдоподобней.
Будь умней.
Кат замер.
— Я тебе не верю…
— Продолжай.
— Я поцеловала его и сказала, что охотно подчинюсь. Что хочу его из-за напитка. Что
нахожу его безумно сексуальным и желаю очень, очень сильно.
Мерзость.
Дребедень.
Мразь.
— Ему не нужно было причинять мне боль. Я хотела этого. И с радостью доставила ему
удовольствие, потому что взамен получила удовольствие.
Мыло.
— Я дала ему больше, чем он рассчитывал. Я подарила ему ласку. — От злости сузила
глаза. — Я дала ему то, что ты никогда не мог дать.
Кат замер. Его тело напряглось, словно я открыла ему ужасную правду.
О, боже мой.
— Где он? Если ты подарила ему ночь гребаных чудес, почему он не в твоей постели?
Почему ты пыталась убежать с Джетом? Почему мне кажется, что ты несешь херню?
— Я всегда говорила, что сбегу, как только у меня появится шанс. Насчет Дэниеля, то
он ушел после того, как закончил. Я предположила, что он пошел за тобой.
Кат провел рукой по лицу. Крошечная часть меня хотела прокричать правду так громко,
что бы мои слова эхом звучали в каждой пещере шахты.
Это была я.
Я.
Кат зарычал.
— Я не лгу.
— Нет!
Я задыхалась.
— Я ни при чем.
— Лгунья!
— Нет! — Я посмотрела на Джетро. — Кроме того, это уже не важно. Твой первенец
воскрес. Он — твой наследник. — Мои раны пульсировали в такт бешеному сердцебиению.
Сопротивляясь его хватке, пыталась сделать все возможное, чтобы умаслить его. — В
глубине души ты знаешь, что Дэниель не годился для управления твоей империей.
Однако Джетро годится. Ты обучал его. Он…
Я эгоистка.
Очнись. Пожалуйста…
Кат продолжал расхаживать туда-сюда, его ботинки поднимали алмазную пыль и землю.
— Мне плевать, что Джетро воскрес. Ты забываешь, что я хотел причинить ему боль. Он
предал меня… с тобой, представь себе. Я выстрелил в него намерено.
Я затараторила:
— Заткнись нахуй. — Кат попятился назад, вытирая руки о штаны. — Ты все неправильно
понимаешь.
— Тогда просвети меня. Расскажи свои секреты. Ты сказал, что расскажешь. Сказал,
что я имею право все узнать. — От страха у меня перехватило дыхание. — Я хочу
знать. У меня есть вопросы. Очень много вопросов. Расскажи мне правду о том, что
случилось, когда ты забрал мою мать. Ты любил ее? Ты когда-нибудь испытывал к ней
чувства, из-за которых не стал бы убивать?
Я кивнула.
— Да. Потому что эти глупо-романтические вещи покажут мне, была ли у тебя когда-
нибудь душа.
Он усмехнулся.
— Докажи.
— Все.
— Расскажи свою историю, Кат. Прежде чем все закончится, помоги мне понять.
Кат не ответил. Вместо этого он подошел к пустому столу у стены и провел пальцем по
толстому слою пыли.
— Я вижу тебя насквозь. И знаю, что ты делаешь, но так случилось, что твоя просьба
совпадает с моими намерениями.
Я пыталась потянуть время, но Кат изменил мои планы. У меня возникло ощущение, что
я предпочла бы получать кулаком в челюсть каждый раз, когда лгала, чем то, что он
планировал.
Взявшись за дверную ручку, Кат распахнул дверь. Тут же вошли двое мужчин. Мужчины,
которых я раньше не видела. Белки их глаз выделялись в темноте; кожа испачкана
глиной, их одежда — джинсы и грязные футболки — обозначала их как рабочих внутри
шахты.
— Положите это на стол. — Кат отступил в сторону, уходя с дороги, когда мужчины
толкали тележку к столу.
— На сегодня все.
Меня раздражало, что его походка похожа на походку Джетро. Мощная, спокойная,
мужественная. Как бы я ни любила сына, отец бы мне никогда не понравился.
Оторвав взгляд от Ката, я посмотрела на потолок пещеры. Если я здесь умру, найдет
ли моя душа дорогу из шахты к небесам? Или меня поглотит бездна за убийство
Дэниеля?
— Прежде чем мы начнем, думаю, что мой сын достаточно долго спал. Тебе так не
кажется?
Мое сердце ушло в пятки, когда он подошел к большой бочке в углу, полной илистой
воды, и схватил маленькое ведерко. Наполнив его до краев, он направился к Джетро.
Со звериным оскалом он опрокинул его на него.
Джетро очнулся.
Его измученное тело дернулось, он задыхался, дрожа в своих оковах. Его лицо было
залито водой, с него капало, волосы прилипли к голове.
Слезы навернулись мне на глаза, когда его голова откинулась назад, глотая воздух,
словно он тонул. Его губы широко раскрылись, глаза закрылись, когда он пришел в
себя.
В пещере эхом отдавались звуки его судорожных вздохов. Его голова склонилась набок,
борясь с тяжестью, он пытался осмотреть окружающую обстановку. Его глаза горели
диким и обеспокоенным огнем, впитывая все.
Мне не нужно было видеть его страдания, чтобы понять его мысли. Он увидел пещеру,
своего отца, а затем и меня.
Его плечи еще больше поникли, душа умирала. Веревка не позволяла двигаться, но даже
если бы он был свободен, его бессилие перед болью не позволило бы ему действовать.
Это неправда.
Джетро уперся подбородком в грудину, изо всех сил пытаясь привести в норму дыхание.
Наконец, он сглотнул и посмотрел на Ката. Его глаза увлажнились, и его терпение
было на исходе.
Кат сцепил руки перед собой, позволяя ведру упасть к его ногам.
— Я сделаю все, что… что ты… хочешь. — Его голос очень хриплый. — Только не… не
впутывай… ее в… это.
— У меня есть идея получше. — Кат зажал мое лицо в своих противных пальцах.
Посмотрев на Джетро, он сжимал пальцы до тех пор, пока я не содрогнулась от боли. —
Вместо того чтобы отпустить ее, я собираюсь немного развлечься.
— Пожалуйста… делай со мной все, что х-хочешь, но забудь о д-долгах. Забудь о том,
что она с-сделала. Отпусти ее… отец.
— Ты слышала, Нила? Он хочет, чтобы я стал хорошим человеком и причинил боль ему, а
не тебе.
— Думаю, тебе следует отпустить его. Он достаточно настрадался. Позволь ему уйти, и
я займу его место.
— Нет!
Мои запястья были связаны, но освобождение от стула внушало ложное чувство свободы.
— Она никуда не убежит. Ведь так, Нила? — Схватив за локоть, он потащил меня в
центр пещеры. — Стой здесь.
Было невыносимо смотреть, как он, пытаясь защитить меня, причиняет себе столько
боли.
— Уходи, Нила. Ему плевать на тебя и на долги. Особенно сейчас, когда я здесь, и он
может выместить на мне свою злость. — Его глаза словно расплавленное золото. —
Пожалуйста, п-позволь мне спасти тебя.
Слезы текли по моим щекам. Я хотела исполнить его просьбу. Хотела найти в себе силы
повернуться к нему спиной и убежать, спасая свою жизнь.
Я не смогу жить, если приговорю Джетро к смерти, зная, что у меня был мизерный шанс
предотвратить это.
Я вздрогнула.
— Отпусти. Ее!
— С первого дня своей жизни она стала частью всего этого, Джет. Чем скорее ты
поймешь, что она заплатит Последний Долг, и ты ничего не сможешь с этим поделать,
тем легче станет твоя жизнь.
Кат склонился над сыном, обхватив его руками за плечи в зловещем объятии.
— Я имею в виду, что передумал убивать тебя. Разве тебе не показалось странным, что
ты жив и тебя не грызут гиены?
Я прикусила губу.
Его предположение было до жути близко к тому, что произошло с его третьим сыном.
Три сына.
Три наследника.
Трудно поверить.
Кат удерживал щеки Джетро и бесцеремонно запихивал тряпку ему в рот. Джетро
метался, кричал, сквозь материал. Его ноздри раздувались, борясь за кислород.
Кат не останавливался, пока полностью не затолкал кляп в рот Джетро. Как только ему
это удалось, он заклеил изолентой его рот.
— Я собираюсь даровать тебе долгую жизнь, сынок. После того, что произойдет
сегодня, после того, как ты увидишь, что я сделаю с девушкой, в которую ты влюблен,
твоя участь будет хуже смерти.
— Не подходи ко мне.
Я попятилась, глядя на дверь, лелея надежду на побег. Даже если бы мне удалось
сдвинуться с места, я не смогла бы открыть дверь со связанными запястьями. И я не в
силах победить бесчисленных рабочих, снующих по шахте, словно мыши.
— Я сделаю больше, чем это, Нила. — Кат схватил меня, притягивая ближе. — Помнишь
игру в кости в Хоксбридже?
Я сглотнула.
Трезубец еретика.
Вон.
Поцелуй Дэниеля.
— Понятия не имею…
Ненавижу его.
— Нет!
С кляпом во рту, Джетро в ярости зарычал. Его истекающее кровью тело извивалось и
дергалось удерживаемое веревками.
— Я собираюсь преподать урок истории, а затем забрать то, что ты обещала мне, когда
мы играли в кости. Третий Долг опять может быть не выполнен, но у меня есть идея
получше. — Глаза Ката вспыхнули. — Как только я насыщусь, ты выплатишь оставшуюся
часть Четвертого Долга… так сказать, Пятого Долга.
— И мой сын будет наблюдать за всем этим. Я оставлю его в живых, но его душа умрет
от осознания того, что он не смог помочь тебе. Затем, когда я возьму то, что
собираюсь, и сделаю с тобой то, что должно быть сделано, он продолжит жить с этой
агонией, разъедающей его день за днем. Я оставлю его здесь, живым, со знанием того,
что он не сможет помешать мне выполнить Последний Долг. Что я исполню пророчество,
потому что он был слишком труслив, чтобы сделать это. Твоя смерть будет
преследовать его вечно.
Это не был вздох счастья или удовлетворения от одержанной победы, — скорее вздох
усталости человека, который привык только к насилию.
— Мой сын любит тебя, Нила, и не пройдет и дня, чтобы он не вспомнил эту пещеру или
твою смерть. Это твое наследие для него.
Обняв меня, он прошептал:
ГЛАВА 12
Джетро
Я для неё.
Но, кажется, я всегда знал — что бы мы ни делали, как бы сильно не боролись и чем
ни жертвовали, исход один, и он уже прописан кровью моих предков.
И доказал это.
Не так уж много людей обречены были жить в аду. Постоянно пребывать там: спать,
есть, дышать смрадом. Я провалился в ад, наблюдая, как папаша лапает мою женщину,
ту, которую я хотел сделать своей женой. Его серный воздух защекотал ноздри,
отравляя меня изнутри. И я сдался, отдав душу дьяволу, ибо к чему вся эта
праведность, если побеждает одно зло?
Скованный в огне и выточенный грехами. Моя плоть была создана из ошибок и неверных
решений, а кровь из ужаса и страха. Долгов. Обязательств. Мести.
Она — идеал совершенства. Полёт без крыльев. Ветер, позволяющий парить воздушному
змею с перерезанной верёвкой.
И я воспарил.
А теперь рухнул.
И не важно, что сделает Кат, свидетелем чего он заставит меня быть, и что заставит
пережить Нилу, мне не уйти невредимым.
И сморгнув слёзы, смирился с тем, что проживу худший день в моей жизни.
Знал…
ГЛАВА 13
Нила
Как оставил меня стоять в центре пещеры, напыщенно расхаживая вокруг, самодовольно
задрав нос и скрестив на груди руки. С каждым сделанным шагом, он всё глубже
погружался в историю, которую Джетро нужно было усвоить. Но я предпочитала слушать
Джетро. Его хриплый, мелодичный голос. Мягкий акцент. Любовь, прошивающую каждый
слог.
Но моему мужчине заткнули рот, и мне не оставалось ничего, как стоять там, где меня
оставили и слушать.
Кат развернулся, подняв палец, словно учитель, преподающий жизненно важный урок.
— А вот отсюда всё немного усложняется, дорогая, так что будь внимательна. Беннет
Хоук презирал Уивер за то, что они сделали с его семьёй. Он постоянно страдал от
насилия, и время неуклонно шло вперёд, где снова и снова совершались различные
зверства. И чем больше его семья работала на Уивер, тем больше росла его ненависть.
Но оставить работу у Уивер Хоуки не могли, ибо налоги были непомерно велики, а
закладные не выплачены, спасибо продажной полиции.
Шли годы, и, казалось, надежда навсегда покинула их. Но Мейбел Хоук — мать, которая
спасла не только всю семью, но родословную, совершила невозможное — изменила их
будущее.
— Она мыслила нестандартно и использовала всё, что у неё было, идя против толпы и
социального положения. — Он покачал головой, явно благоговея перед своей
прародительницей. — Она взяла кредит, Нила. И не просто кредит — это был тщательно
продуманный и виртуозный ход. Когда её муж Френк умер от болезни, вместо того чтобы
медленно увянуть, она расцвела. Сблизилась с богатым графом и переспала с ним. Она
прекрасно отточила навыки соблазнения, спасибо Перси Уиверу, который насиловал её
каждую ночь, и научилась применять их. Она заслужила благосклонность графа
благодаря своей решимости, и он предоставил ей деньги для мести.
Всего за пару лет она привязала к себе влиятельного джентльмена, и всё ради
собственных целей — защитить семью и добиться возмездия для тех, кто истязал её.
Кат остановился.
— Но этого было не достаточно.
— Она была сама по себе, без мужа и помощи. Всего один промах, и Уивер позаботились
бы о том, чтобы Мейбел арестовали и бросили под замок гнить за то, что когда-то
осмелилась оставить своих хозяев. А «Долг по наследству» был не слишком надёжен.
Богатств у неё не было. Суд вряд ли встал бы на её сторону, да и к коронованным
особам она не была приближена. Граф, конечно, помогал ей, как мог, но Мейбел нужно
было больше. Больше денег, больше власти, больше протектората.
Как бы то ни было, живя в доме графа, она и её сын Беннет на какое-то время стали
неприкасаемыми. Мейбел неустанно трудилась, не отпуская мысль о свержения семьи
Уивер. Но небольшой власти графа было недостаточно для того, чтобы истребовать
«Долг».
Хотя она и затащила графа в постель, дальше дело не пошло. Он не стал объявлять о
своих с ней отношениях — отношения с людьми ниже классом были запрещены. А Мейбел
устала быть ещё одной тайной и обузой.
И она стала мыслить шире. У её семьи была свобода, по крайней мере пока, а ещё они
были гордыми владельцами документа, в котором говорилось, что наследник Беннета
Хоука может претендовать на Соню Уивер, чтобы взыскать долги, которые они понесли.
Однако Беннет отказался. Его бой был окончен, и он впал в депрессию и заболел.
Мейбел поняла, что сын сдался, и поступила так, как поступила бы любая мать,
понимающая, что их родословная может оборваться. Она наняла девушку с улицы —
шлюху, что едва знала. Ту, что стала жертвой грехов высшей касты. Она провела с ней
беседу, и, сблизившись, убедилась, что та подходила для продолжения рода Хоук. А
убедившись, что девушка достаточно крепка и здорова, она напоила своего сына до
беспамятства, и делала это ночь за ночью, пока выбранная ею шлюха не понесла.
— Уильям Хоук. — Первенец. Судьба была благосклонна к семье, что пережила столь
много. И как бы кардинально по-другому сложилась история, родись тогда девочка.
Отведя от меня взгляд, Кат продолжил измерять шагами пространство пещеры. Джетро
взглядом следовал за отцом, так же, как и я. Ибо пока Кат вещает свою историю, мы в
безопасности. И как только его увлекательная история закончится, у нас начнутся
проблемы.
Мне не хотелось его слушать, мне хотелось планировать план побега. Но голос Ката
словно зачаровывал, будто умелый дудочник кобру.
— Беннет воспрял духом, когда та шлюха подарила ему сына, но всё же этого было не
достаточно, чтобы избавить беднягу от его демонов. Но он прожил немного дольше.
Достаточно, чтобы увидеть, как его сын из малыша стал мальчиком, а потом Беннета
Хоука забрала смертоносная потница (прим. пер.: Английский пот, или английская
потливая горячка (лат. sudor anglicus, англ. sweating sickness) — инфекционная
болезнь неясной этиологии, часто заканчивавшаяся смертельным исходом в течение
нескольких часов с момента появления первых симптомов), так внезапно накрывшая
Лондон.
Но Мейбел не стала оплакивать смерть сына. Она сохранила в секрете эту тайну и
назначила встречу с Соней Уивер. Та достаточно созрела, чтобы понимать своё место в
обществе. Соня была совершеннолетней, но Уильям был ещё слишком мал. Однако Мейбел
это не остановило, и она запустила маховик. Ведь теперь у неё был наследник, и она
могла осуществить всё, что вынашивала годами.
Дождавшись, когда Соня будет с новой камеристкой в парке без своей семьи, подошла,
предъявив контракт. Девушка пыталась пойти в отказ, но она была уже достаточно
взрослой, и слышала и знала, о чём шушукаются по углам в доме. А ещё она была умной
девочкой и понимала, что Мейбел пострадала от действий её отца, и за такие
преступления придётся ответить.
Без сомнения, Перси Уивер рассказал ей об этом нелепо, как ему казалось, документе,
вдоволь посмеявшись со своей женой над такой глупостью. Но Соня, не по годам
мудрая, рассматривала этот контракт как нечто серьёзное, а не как шутку.
И когда Мейбел подошла к ней, передав заверенную печатью и подписью бумагу, сказав,
что близится время платить, не рассмеялась и не убежала.
— Даже будучи такой молоденькой, она была хорошим человеком, — перебила я. — Не все
мои предки были жестокими людьми. Нельзя проклинать и ненавидеть весь род из-за
парочки гнилых.
Но, не смотря, что этот рассказ причинял Джетро дискомфорт, Кат продолжал:
— Что? — Я тут же пожалела, что позволила вопросу вырваться, раздражаясь тем, что
оказалась вовлечена в историю.
Мерзавец улыбнулся.
— Соня сможет избежать долгой и мучительной смерти, если сделает две вещи. — Он
замолчал, ожидая от меня вопроса о том, на что должна была согласиться девушка, но
я смолчала. Он и так расскажет. Сам.
— Эти две вещи связали тех женщин ещё на один год, — фыркнул Кат. — Мейбел терпела
жизнь с графом, хотя он начал распускать руки всё больше и больше, а Уильям рос
каждым месяцем всё быстрее и быстрее.
Но Мейбел готова была ждать столько, сколько потребовалось бы Соне, для выполнения
своего обещания. И ждать пришлось не долго, — усмехнулся ублюдок. — Пункт номер
один, который должна была исполнить девушка, чтобы её пощадили, был выполнен без
особых проблем.
— То, что первое условие было выполнено. Мейбел хотела, чтобы Соня забеременела и
родила много детишек, которых Уильям впоследствии унаследует. Ведь свой
первоначальный долг унаследовать никогда не сможет в силу возраста и особенностей
контракта. Но могут быть другие. Следует только внести поправки, нацарапать пером
на бумаге. Соня не была замужем, но по глупости залетела от своего тайного
любовника. И Мейбел похлопотала, чтобы добрый граф позаботился о наследстве и
незамедлительно поженил эту парочку.
Перси Уивер был в шоке, узнав, что его дочь приняла условия, ведь её имя было бы
опозорено, узнай все, что она спала с кем попало. Ему была ненавистна сама мысль о
том, что его бывшая прислуга и секс-рабыня уволилась и пользовалась защитой у
человека, к которому он не мог подобраться. Мейбел не была глупой и прежде чем
объявить войну, создала отличный защитный фронт. И совершив благое дело, выдав Соню
замуж за возлюбленного, она держала жизнь девчонки в своих руках. Ту самую жизнь,
что она обещала вернуть/сохранить, при одном условии. — Кат драматично замолчал.
Его тягучая речь резко оборвалась, заставив повисшую тишину пещеры звенеть от
жуткого морозца. Мой взгляд встретился со взглядом Джетро. И мы начали свой
безмолвный разговор.
Я тебя люблю.
А я больше.
— Что же это было за условие, Нила? — спросил Кат, приблизились настолько, чтобы
запустить пригоршню мне в волосы.
— Из того, что я начала узнавать о Мейбел Хоук, единственным условием всегда была
смерть.
Скорее.
Я слушала достаточно и не хотела ещё больше проваливаться в прошлое: в правильные и
не правильные поступки людей. После этих историй я всегда чувствовала ненависть к
собственной плоти и крови, и невольно становилась на сторону Хоуков.
Но, несмотря на это, мне нужно было узнать всё до конца. И подумать невозможно, что
эта история настолько запутана, полна двуличия и обмана. Больно было осознавать,
что судьба Беннета Хоука сложилась так печально, и в итоге он умер совершенно
несчастным, гонимый своим прошлым.
— Двумя неделями позже Соня встретилась с Мейбел в заранее оговорённом месте. Формы
девушки заметно округлились, а на пальце красовалось новое обручальное кольцо. Она
принесла весть о том, что оба её родителя, те самые, что изувечивали, насиловали и
убивали Хоуков, умерли от отравления.
— Итак, что в итоге, — хлопнув в ладоши, резюмировал Кат. — Мейбел Хоук в одиночку
решила вопрос с продолжением рода Уивер беременностью Сони, заставила своего
психологически нестабильного сына оплодотворить шлюху,\ и убрала, пусть и не своими
руками, людей, которые ей причинили столько боли.
К сожалению, Беннет не смог разделить с ней победу. Её месть пришла спустя годы
после его жестокого изнасилования, но это не омрачило сладости от выигранной битвы.
— Но это не объясняет, как она стала настолько богатой, или то, как Хоуки всё же
повергли Уивер, — перебила его монолог я. — Скандал со временем утих бы. У моих
предков было подобное умение, ведь они работали при дворе. Даже выйдя Мейбел за
графа, его титул не был столь влиятельным для приближённых к короне, я уж не говорю
том, что она была простолюдинкой, и никакой брак не смог бы изменить этого.
— Не торопи события, Нила. Я и не говорил, что Мейбел вышла замуж за графа. Всё
вышло как раз наоборот. Спустя какое-то время она перестала испытывать к нему
тёплые чувства, и он вышвырнул её на улицу. Граф, наконец, увидел, что она только
использует его, и больше не хотел иметь с ней никаких дел. За это время он стал
пьяницей и домашним тираном, избивающим свою жену и пропивающим её будущее
наследство.
От жизни в хорошем доме Мейбел скатилась к попрошайничеству на улице. Единственным,
что она забрала с собой из дома графа, был её внук — Уильям. Ему только-только
исполнилось двенадцать, и он рос проблемным ребёнком.
— И это уже другая часть нашей сказочки. Та часть, в которой рассказывается о силе
алмазов.
ГЛАВА 14
Мейбел
Так много лет прошло с тех пор, как моя семья практически перестала существовать
благодаря Перси Уиверу. Так много лет прошло с тех пор, как он в последний раз меня
коснулся. Столько мучительных лет с тех пор, как я обеспечила продолжение нашего
рода и позаботилась о том, чтобы наследие моего сына перешло к другому.
Ненависть к семье, которая забрала у меня всё самое дорогое, стала моим постоянным
спутником. Словно самостоятельная сущность она росла и ширилась, страстно желая
реванша.
До того, как мы стали работать на Уиверов, я была полной надежд девушкой, мечтающей
о любви. Познакомившись с молодым Френком, я влюбилась и через несколько месяцев
забеременела. В течение нескольких лет я думала, что жизнь на улицах,
попрошайничество и воровство и есть самое дно.
И думала я так до тех пор, пока мы не встретили Уиверов и не стали работать на них.
До того момента мы и предположить не могли, насколько всё может быть плохо.
Какое-то время с графом Уейвингхерстом всё было вполне неплохо, но потом я устала
играть в роковую соблазнительницу. А ещё граф любил распускать руки, и хотя я
вполне охотно платила тумаками за свободу от Уиверов, предел настал.
А пока мне следовало позаботиться о том, на что кормить внука. И как бы мне не
хотелось, а пришлось заниматься тем, чем я занималась с графом ― продавать своё
тело. Ведь это единственное, что у меня осталось, а нам нужно было выжить.
Мать Уильяма ― шлюха, что я выбрала для сына, а потом выкупила у неё своего внука,
помогла устроиться на работу в бордель к её «мадам». И я была благодарна за это.
Уильям быстро взрослел. Он рос крепким и здоровым мальчиком ― истинным Хоуком. И
чтобы он обеспечил мне достойную старость, нужно было вложиться в его юность
сейчас.
Мы много переезжали в первый год, оправдывая свою фамилию (прим. пер.: Hawk ― в
переводе с анг. ― ястреб). Ястреб ― хищник. Падальщик, всегда готовый к броску. И
до сего момента мне никогда не нравилась наша фамилия. Но теперь я гордилась ею и
воспитывала эту гордость в своём внуке. Изо дня в день я неустанно рассказывала ему
о том, что сделали Уиверы. Водила его гулять в парк по соседству, куда приходила на
прогулки Соня с детьми, показывая девочку, которая вскоре станет его
собственностью.
Шли годы, я стала работать на кухнях и рынках, иногда обслуживая случайных клиентов
в тёмных переулках. Мы выкрутились. Справились. Уильям подрастал, и его интерес к
истории нашей семьи и выходкам Уиверов усиливался с каждым годом.
И встретив однажды дочь Сони, парень взял дело в свои руки. На его
четырнадцатилетие я дала ему пару монет и отправила в местный магазинчик, наказав
выбрать подарок по душе.
Однако мой драгоценный внук вернулся с деньгами обратно, рассказав историю о том,
как повстречал девочку Уивер, которая попросила называть себя Коттон (прим. пер.:
Cotton в переводе с анг. ― хло́пок), хотя настоящее её имя было Мэрион.
Время летело неумолимо, приближая обоих первенцев ко дню икс. Между тем я заметила
странности в поведении Уильяма. Он был силён, несомненно! Красноречив, добродушен,
трудолюбив, но было в нём что-то, чего я не могла объяснить.
Часто, лёжа ночью в кровати без сна, я всё думала об этом. Почему он такой… другой.
Почему много знает о чужих бедах, почему отдаёт порой с трудом нажитые деньги тем,
кто в них нуждается больше, или проявляет сочувствие к случайным знакомым на улице.
По мере его взросления, Уильм всё труднее переносил людные места. Он начинал
дрожать, покрывался испариной, заставляя меня с ужасом думать о болезни, от которой
умер его отец.
И я сделала всё возможное, чтобы сберечь его. Экономила каждый цент, чтобы
обеспечить ему лучшую жизнь.
Наша новая жизнь началась одним вечером в местном борделе, где заплесневелая
кровать обеспечивала долю прибыли моей ночной халтуры. После работы я, как обычно,
направилась в наше временное жильё, которое любезно предоставил мне местный пекарь,
несомненно ― добрый человек.
Уильям посмотрел на меня ― он как обычно был перепачкан мукой. Парень работал весь
день напролёт у пекаря, выпекая хлеб и обслуживая его клиентов. Он предпочитал
трудиться вдали от людей, прячась на кухне наедине с мыслями. Мой внук превратился
в очаровательного, невероятно красивого мужчину.
Глядя на него, я никак не могла поверить, что в следующем месяце ему исполнится
двадцать один год.
Я гордилась им. И я гордилась собой. Гордилась за то, что не сломалась, даже когда
жизнь нещадно била.
― Я тут кое-что услышала, Уилл. Мы можем уехать далеко отсюда, к лучшей жизни.
Мой драгоценный внук посмотрел на меня, замешивая тесто, и одарил улыбкой. Его
светло-карие глаза цвета спелого мёда, доставшиеся ему от отца, сияли на
перепачканном глазурью лице.
Каждый раз глядя на него, сердце щемило от воспоминаний моих дорогих детей.
Отчаяние и ярость никогда не покидали меня, вскармливая, словно мать младенца, и я
не умру, не получив отмщения.
Вытерев руки о кухонное полотенце, мой мальчик сел на грубо сколоченный табурет,
стоящий у печи. Подойдя к ведру с водой, я зачерпнула пригоршню и ополоснула руки,
а затем шею, жалея, что не могу отмыться от отвратительной вони мужчин, что им
пользовались.
Да, у меня есть внук, но содержала я себя сама. И выглядела лучше, чем большинство
шлюх в этом городе.
― В прошлый раз он взял три корабля. В этот раз ― семнадцать. Ты можешь только
представить, Уильям? Семнадцать кораблей с храбрецами, чтобы узнать, что скрывает
горизонт. Они ушли утром, ― сказала я, подумав о том, как бы хотела увидеть всю эту
армаду, отходящую от порта где-то в Испании, махая им вслед белым платком.
― Бабушка, тебе нужно оставить эти фантазии. Наша жизнь здесь. ― Он поднялся, взял
кухонное полотенце и начал доставать из печи подрумянившийся хлеб. ― Я знаю, что
тебе это не нравится. И я знаю, что ни ты, ни твоя семья не обрели здесь счастья,
но так же я знаю только такую жизнь.
Уильям весь пошёл в отца ― был таким же добряком. Предпочитал добиваться всего
мягкостью и добротой, нежели драться и рвать за то, что принадлежало тебе по праву.
― Идея не плохая, но это наша жизнь. ― Он поморщился, садясь на стул ― его тело
ныло от тяжкого труда. Не хотелось бы, чтобы он рано сошёл в могилу, когда я нашла
способ обеспечить нам жизнь высшего класса.
Деньги.
Обогнув стол, я протянула ему потрёпанный кошелёк, который предлагал так много.
***
Верная своему слову, я купила нам билеты на первый уходящий из порта корабль. Видя
триумф Христофора Колумба, мореплаватели ринулись за ним вдогонку, и когда я
предложила капитану деньги и своё тело в обмен на покровительство в пути, он
согласился.
Двенадцать недель.
Люди умирали, штормы изрядно потрепали экипаж и корабль, но мы продолжали
странствовать среди волн.
Солнце пробилось из-за туч, подпитывая тёплыми лучами. Уильям сильно исхудал, став
похожим на ходячий скелет, да и я выглядела не лучше. Рёбра выпирали из-под кожи
так сильно, что она покрывалась синяками. Зубы выпадали из-за цинги, которая
началась от недоедания, а зрение стремительно падало.
Судьба задолжала нам счастья, и, без сомнения, она нам его выплатит.
Через четырнадцать недель после оставления родных земель, на нас, наконец, снизошла
благодать.
Долгожданная земля.
Следующие несколько дней у корабля словно открылось второе дыхание, ровно как и у
его обитателей. Мы бурно радовались, и уровень возбуждения послужил дополнительным
толчком к достижению цели.
Первые шаги по суше глубоко отозвались в моём сердце. Я это сделала. Покинула ад и
обрела рай. Здесь мой внук заживёт лучшей жизнью, я задолжала ему её.
Три долгих года мы жили в нищете и лишениях. Наш новообретённый дом на поверку
оказался ничем не лучше Англии. Вместо зданий ― хижины, вместо улиц ― грязные
тропы, на которых поджидали опасности. Еду приходилось добывать охотой.
Ещё пока.
Мой внук, словно богом посланный, помогал мне всегда и во всём: держал за руку и
нёс, когда идти я уже не могла. Помогал шаманам унять жар, когда я заболела. И так
же, как и я, никогда не переставал верить, что мы обретём искомое ― достаток.
И однажды, спустя пять лет и четыре месяца, как мы покинули Англию, это случилось.
Зрение моё заметно село, но каждый день, когда вечерело и на нашу приёмную деревню
опускались сумерки, Уильям выводил меня на прогулку. Провожал к реке, и пока я
мылась и отдыхала, охранял от хищников.
Он не отвечал на мой зов, и не было слышно ни единого звука. Кто победил, а кто
проиграл? На глаза моментально накатили слёзы от мысли потерять его. Если он погиб,
нет больше смысла цепляться за жизнь, игнорируя старость. Зачем? Глупая надежда и
слепая вера больше не помогут.
Однако беспокойство было напрасным, ибо мой мальчик вернулся целым и невредимым.
Весь перепачканный коровью гиены, он тащил за собой её тушу, и ничего, кроме цвета
кожи, не отличало его от наших спасителей ― такой же дикий и свирепый. Бросил
добычу и вошёл в воду ко мне. Моя юбка, сделанная из шкуры животного, трепыхалась
на волнах, облепив сверху бёдра. Уильям подошёл ко мне, протягивая что-то блестящее
и большое, чёрного цвета ― цвета ночного кошмара и одновременно воплотившейся в
жизнь мечты.
Хотела бы я сказать, что дожила до хороших времён, но, похоже, все свои силы я
отдала моему дорогому внуку. Несколько месяцев спустя я заболела и слегла, в то
время как Уильям копал землю. Копал чем приходилось: копьями или тазовыми костями
львов, специально приспособленными для этого, медленно просеивая землю и выуживая
другие чёрные камни. Чёрные камни сменились прозрачными ― красивыми и блестящими.
Тело израсходовало свой ресурс, но душа пока уходить была не готова. Я пока была не
готова…
Алмаз.
В ту ночь, когда внук вернулся из порта, он рассказал мне, что продал достаточно
камней на обратную дорогу до Англии. И тогда я поняла, что отлив сменился приливом.
Время Уиверов закончилось.
За две недели до того, как Уильям назвал горстку доверенных воинов «Блэк Даймонд» и
купил билет на первый же корабль до Англии, я умерла.
Но было не важно.
ГЛАВА 15
Нила
Голос Ката вырвал меня из гипнотической дымки, пока я узнавала о Мейбел Хоук. Она
была единственной причиной величия Хоуков в данный момент. Без нее, ее решимости и
готовности сделать все возможное, Хоуки остались бы бедными и неизвестными.
Слушая рассказ о Мейбел, я не могла понять, какой будет плата. Мэйбел пожертвовала
всем ради своего внука. Какой сильной, достойной похвалы женщиной она была. Даже
несмотря на то, что она была причиной моей боли.
Она их спасла.
― Ты понимаешь, что мы всем обязаны этой женщине? Она, без сомнения, самая храбрая
из Хоуков.
Да, я понимаю.
― Существует портрет, или настолько близкий к ее подобию, насколько Уильям смог его
воссоздать. Когда вернулся и построил новую жизнь в Англии, он сделал все
возможное, чтобы описать свою бабушку местному художнику. Нищие не могли позволить
себе художников, Нила. И она умерла, не имея средств на такие пустяковые вещи.
― Почему?
― Потому что ты очень скоро увидишь. Ты увидишь ее портрет, как и многих других
женщин Хоук, прежде чем будет выплачен Последний Долг.
Кат усмехнулся:
― Тебе не нравится, что я упоминаю о том, что у твоей девушки осталось мало
времени? Я рад, что заткнул тебе рот кляпом. Приятно иметь возможность вести
беседу, и чтобы ты не мешал нам.
― Теперь вы знаете, как у нас появились бриллианты. Давай продолжим историю Уильяма
с того момента, когда он вернулся в Англию.
Мне было безразлично то, что Кат кружился вокруг меня, его голос звучал словно у
рассказчика.
― Уильям скорбел о смерти бабушки, но он знал, что она хотела, чтобы он достиг тех
высот, о которых она мечтала. Поэтому уплыл на корабле со своими бойцами из «Блэк
Дэймонд» и вернулся в Англию без бабушки. Как только он достиг английской земли,
отправился к королю. Он не пытался найти кого-то, кто оценит камень, и не искал
сомнительных сделок. Он знал, что это верный путь к гибели. Вместо этого Уильям
объявил, что отправился в путешествие и вернулся с подарком для короля. Четыре
месяца он ошивался рядом со двором, следил за герцогами и герцогинями и пробирался
сквозь королевскую охрану, прежде чем король, наконец, согласился на аудиенцию. На
собрании, на котором присутствовали придворные и советники, Уильям представил
черный алмаз. Это был крупнейший камень из когда-либо найденных в то время, и
король немедленно дал ему полномочия вернуться с флотом кораблей, чтобы собрать
больше алмазов. Уильям вспомнил, что сказала ему Мейбел. Он был готов отказаться от
найденного им богатства, платить непомерные налоги и щедро осыпать корону
подарками, чтобы иметь за спиной самую могущественную монархию.
― Представь себе. Отдать каждый найденный камень, вернуться домой богаче короля и
снова остаться без гроша в кармане.
Друзья.
Союзники.
Так вот как корона стала такой богатой? Драгоценности и бриллианты на их одеждах и
скипетрах ― все это благодаря Хоукам?
Каждая война. Каждый триумф и захват других стран ― они были возможны и
финансировались исключительно Хоуками?
― Уильям вернулся в Африку и нашел еще больше алмазов. Число его бойцов из «Блэк
Дэймонд» увеличилось, шахта и деревня стали самым охраняемым участком земли в
Ботсване, и он вернулся в Англию с гораздо большим количеством алмазов, чем прежде.
Король снова принял его с распростертыми объятиями. Он даровал Уильяму титул,
землю, имущество ― все, что он пожелает. Он согласился с условиями, что все Уиверы,
― имеющие отношение к Соне или нет, ― больше не будут пользоваться благосклонностью
суда, и изгнал их в Испанию. Он также одобрил наследование долгов, которые будут
иметь обязательную силу в последующие годы. К третьей поездке молодой парень Хоук
стал неприкасаемым аристократом. Он жил в богатстве и достатке, имел власть. Флот
кораблей, подаренных ему королем, рос, пока драгоценности короны не наполнились
бриллиантами всех форм и размеров.
Кат нахмурился.
Бриллиантовая аллея?
О, боже мой. Он показывал мне. Он позволил мне подержать грозный камень, который
стал самым сокровенным предметом в истории его семьи.
― Как?
Я нахмурилась.
Кат улыбнулся.
― Есть кое-что, чего ты не знаешь об Уильяме. То, что Джетро разделяет со своим
прапрапрапрапредком.
― Полагаю, после того, как я был так близок с моим сыном, это имело бы смысл. В
целях полного раскрытия информации. Что имеется в виду?
Мои руки изнывали от желания обнять Джетро. Мое сердце пульсировало от желания быть
с ним вдали от всего этого. Смотря в глаза своему любимому, я пробормотала:
― Он был эмпатом.
Кат придвинулся ко мне, тепло его тела оскверняло мое. Мои ноги двигались в такт
его ногам, словно в медленном вальсе по комнате.
История Ката служила двум целям. Во-первых, показала, что, несмотря на то, что мои
предки были тщеславными и жестокими, Соня была сострадательной и доброй. И хотя в
данный момент Хоуки были безумны, тогда они казались мне достойными и
мужественными.
― Вместо того чтобы заявить на нее права, Уильям позволил Мэрион выйти замуж и
размножаться. Он женился и принял в дар землю от королевства, чтобы построить наш
дом, Хоуксбридж Холл.
Его седые волосы мерцали в свете электрических ламп в комнате. Его голос стал
хриплым от столь длинного рассказа.
― К несчастью для Уильяма, его первенец, Джек Хоук, был совсем не похож на своего
отца. Джек охотно принял долговое наследство, когда достиг совершеннолетия.
Кат молчал около минуты, позволяя истории затухать вокруг нас, позволяя призракам
осесть в своих могилах.
― Видишь, Нила. У нас были свои трудности. Мы знали, каково это ― подняться из
сточной канавы. И Уиверам не удалось остановить нас.
― Но у тебя столько всего. Зачем причинять боль другим, если в этом больше нет
необходимости?
Кат нахмурился.
― Почему политики лгут? Почему самые богатые семьи в мире развязывают войны? Почему
те, у кого есть возможность решить проблему глобальной бедности, предпочитают
вместо этого эксплуатировать и убивать? ― Он провел пальцами по моей щеке. ― Нила,
мир черен под поверхностью общества. Мы ничем не отличаемся от других.
― Не веришь во что?
Я отвела взгляд.
Мы оба понимали, что время истекло. Кат был готов к следующей части этой больной и
извращенной игры.
― Я согласна, что есть семьи, контролирующие все земные активы. ― Я стояла гордая и
дерзкая. ― Я согласна, что смерть для них так же проста, как подпись или сказанное
шепотом слово. Чего я не могу понять ― зачем. Зачем вам это нужно?
― Потому что я могу, Нила. Вот и все. ― Отпустив меня, он подошел к столу, на
котором лежали предметы, на которые я не хотела смотреть. ― Теперь хватит истории.
Я достаточно долго болтаю, и это начинает надоедать. Давайте перейдем к самому
интересному, да? Давайте выплатим оставшуюся часть Четвертого Долга.
ГЛАВА 16
Джетро
Не трогай её.
Отпусти.
Нила тихо внимала, вовлечённая помимо воли в историю моей семьи. Этот рассказ,
несомненно, даст ответы на многие её вопросы, но об Уильяме Хоуке у меня были и
собственные. Так же, как и Оуэн, я чувствовал наибольшую связь с ним. У меня были
документы о том, как Уильям был введен в Палату лордов во время строительства
Хоуксбриджа. И бесчисленные записи о восхождении его к богатству, бухгалтерские
книги с его кораблей.
Он был камнем преткновения нашей семьи так же, как и Мейбел. Мой предок сумел
обеспечить нам достойную жизнь, не пролив и капли крови Уиверов. Он мне нравился.
Но то, что произошло, когда его время кончилось, я ненавидел.
― На тебе всего две отметины. Нужно ещё две, прежде чем мы перейдём к Последнему
Долгу.
― Я не позволю написать тебе своё имя на моей коже, ― прошипела Нила. ― Там может
быть только имя Джетро. Только он может поставить метку и претендовать на меня в
соответствии с правилами наследования.
― Вы должны уже были понять, мисс Уивер, что я больше не играю по этим правилам.
И мысленно приказал им продолжать, ведь каждая минута могла помочь оттянуть что-то
ужасное.
Стиснув зубы, с новой силой стал бороться с путами, хотя за последние полчаса я
сделал всё возможное, чтобы освободиться.
Все мои попытки привели только к ещё большей боли и усталости. Удивительно, но
злоба и ненависть совсем не предавали сил ― я был беспомощен. Мог только сидеть как
придурок, пока мой папаша мучил мою любимую женщину ожиданием…
…Четвёртого долга.
К счастью Кат не подвергнет Нилу своим хирургическим навыкам. Не в наши дни. С тех
времён Долг немного изменился, но всё же остался так же болезнен и жесток.
― На твоём месте я поберёг бы силы, Джетро. У тебя новые вводные, ты разве забыл?
Взглядом я попытался передать всю свою ненависть, и если бы им можно было убить,
Кат, несомненно, уже лежал бы замертво.
― Но ведь всё не обязательно должно быть так. Он же твой сын. Я люблю его. Отпусти
нас. Стань отцом, а не мучителем. ― Она могла бежать, но со связанными руками мало
вероятно открыть дверь, да и защищаться не было никакой возможности. Моя любимая
была в такой же ловушке, что и я.
Не причиняй ей вреда!
Не смей.
Не было нужды что-то говорить, чтобы отец меня понял. И если бы меня не связали по
рукам и ногам верёвками, я бы бросился на колени и молил бы. Отдал бы ему всё ―
жизнь, будущее, ― только чтобы спасти Нилу от задуманного Катом.
Я перевёл взгляд на Нилу. Как сказать, чтобы подчинилась и делала так, как попросит
Кат? Как сказать, чтобы выбрала меньшее из двух зол?
В глазах любимой появилось удивление, на лице замешательство от прочитанного на
моём лице.
«Прошу».
Её эмоции наполнили пространство, пачкая и без того уже загаженные стены и воздух.
Я не мог отключиться от происходящего, и я попросту не переживу страдания Нилы.
Сильнее стал бороться с верёвками, напрягая каждый мускул. Кляп пропитался слюной,
и она, мерзкая от грязной тряпки, текла в горло, заставляя давиться от отвращения.
Я не видел.
Не видел Нилу.
― Итак, ты слышала предысторию, теперь вернёмся в наши дни. ― Голос Ката разнёсся
по пещере. ― Но сначала… ты задолжала мне за игру в кости в Хоуксридже. Я не скажу
тебе, чего сможешь избежать, если подчинишься, но я расскажу, что, если
воспротивишься, будет больно. Так больно, как тебе ещё не было.
Он коснулся её щеки, убирая в сторону чёрную блестящую прядь. Меня бесило, что он
лапал её. Бесило, что не видел реакции Нилы, не видел лица. Меня бесило! Бесило,
что он уже так много забрал: её длинные волосы, счастье… её улыбку.
Она уже не была похожа на ту молодую портниху, что я видел на подиуме, или на
застенчивую сексуальную монахиню из сообщений.
Вместе с моим папашей мы лишили её всего, что у неё было, и создали вот это
существо. Овцу, которую вели на заклание.
Нет!
Я зарычал.
― Рычишь? Это всё, что ты можешь сказать? ― Его взгляд упал на скотч, заклеивающий
мой рот. ― Как я уже сказал, Джет, побереги силы. Тебе нужно только смотреть.
Конечно, я посмотрю.
Я с тобой, милая.
Следую по пятам.
― Если я откажусь, ты накажешь Джетро? ― голос Нилы острым лезвием разрезал воздух.
― В таком случае, ты не сможешь сделать мне больнее того, что я уже перенесла, ―
фыркнула Нила в ответ. ― Мысль о его смерти ― вот самая настоящая агония, а ещё
совсем недавно я думала, что он мёртв. ― В тоне её голоса послышались стальные
нотки. ― Так что, давай, Кат Хоук, я смогу это вынести.
Стой!
Вот чёрт!
Не смей!
Одним движением руки Кат разрезал верёвки на запястьях Нилы и снова развернул её
лицом к себе.
Меня окатила волна облегчения — без крови, это хорошо. Ссутулившись, тяжело
задышал, пытаясь перебороть стучащую боль в висках.
Спасибо, бля.
— У тебя было время подумать, Нила, — сунув нож обратно в карман, произнёс Кат. —
Давай попробуем ещё раз. Где Дэниель?
— Я уже говорила, что не знаю, — ответила она, покачав головой, отчего чёрная, как
смоль прядь, упала на глаза.
― Знаешь.
― Нет.
Кат подошёл к ней сзади, и, заключив в ядовитые объятия, посмотрев мне прямо в
глаза, зашептал ей на ухо.
Боже, как же я хотел остановить это безумие. Неужели ему всё мало?
Она снова закачала головой, сжав зубы, явно испытывая приступ тошноты от
отвращения.
Что он ей сказал?
Кат зашептал настойчивей, став похожим на шипящую змею. Слов разобрать я не мог, но
он явно давил, ткнув в меня пальцем, угрожая ей на ухо.
Не слушай его.
Бледная как полотно, Нила подняла взгляд и изучающе посмотрела на меня. Я увидел
назревающее решение в её глазах, но затем она с отвращением его отбросила.
Не нужно… нет…
― Ладно.
― Хорошая девочка, ― улыбнувшись, похвалил Кат.
Нет!
Пытаясь прокричать через кляп, я сыпал проклятиями, когда Нила, проглотив стон,
коснулась моего отца там, где никогда не должна была касаться.
И мне не нужно было видеть всей картины происходящего, чтобы понимать. Она его
ласкает. Она дрочит моему отцу.
Кат опять зашептал, в этот раз достаточно громко, чтобы и я мог расслышать, и Нила
застыла:
— Да, вот так. Сильнее. Возможно наркотик с прошлой ночи уже перестал действовать,
но я заставлю тебя кричать во время уплаты моей части Третьего Долга.
Не позволю.
Игнорируя головную боль, так напряг воспалённые мышцы, что казалось, они вот-вот
порвутся. Нила продолжала своё дело, а я стал неуправляем.
Хватит!
Прекрати.
Кат улыбался, командуя моей женщиной, и, по-хозяйски обернув вокруг неё руку, отец
смотрел мне прямо в глаза. Торжество читалось в его взгляде ― он знал, что
причиняет мне невыносимую боль.
Она сделала тоже, что и Нила, только вот её дочь влюбилась в меня, а Эмма никогда
не любила Ката. И это стало основополагающей проблемой.
Работая рукой усерднее, Нила тихо заплакала. Чем он угрожал ей? Почему она
согласилась?
Я знал мою девочку. Он не угрожал конкретно ей, нет, свою боль она бы приняла с
лёгкостью. Скорее всего, угрожал мне, хотя и говорил, что я не буду участвовать в
этом Долге. Ублюдок. Больной на всю голову.
Нила!
― Хорошо. Как же хорошо. Надеюсь, ты уже мокрая, Уивер. Поскольку я уже не могу
терпеть.
Нила обернулась. Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза, и явно заметив смену
мной положения. Её прекрасное лицо исказило горе и, несомненно, вина. Мне жаль.
― Сядь.
― Дай руку.
Нила застыла.
Он дал ей выбор…
В памяти всплыл разговор между Катом и Эммой. Разговор, который я не должен был
услышать. За неделю до уплаты Последнего Долга отец пришёл к своей пленнице и
признался, что слишком сильно любит её, чтобы привести приговор в исполнение. Он
хотел большего. Больше времени. Больше близости. Он был готов отложить выплату,
если она согласится полностью принадлежать ему.
Выйдет за него.
Но Эмма слишком сильно любила свою семью, и свидетельством тому стал её выбор ―
смерть.
— Да ёб твою мать, дай сюда руку! — заорал Кат, бросившись на Нилу, хватая её за
руки. Моя девочка боролась, но что она могла противопоставить его силе?
— Да, я слышала.
― Нет… не понимаю…
― Нет, понимаешь, ― сказал Кат и, удерживая Нилу одной рукой, второй потянулся к
боку. Вытащил тонкую палочку из её пристанища и прижал к губам моей женщины. ―
Открой рот пошире.
― Что? Нет. ― Замотала головой она.
Кат сильно сжал её предплечье, и от боли Нила непроизвольно ахнула, раскрыв рот.
Воспользовавшись преимуществом, он без промедлений сунул палку между зубов, так,
что кончики остались торчать по уголкам губ, словно удило. Мою девочку обуздали.
Она было отвела голову в сторону, намереваясь выплюнуть, но Кат удержал нехитрое
устройство на месте, предостерегающе прошипев:
Нила замерла, удерживая странную палку между зубов. Вопросительно подняв брови, она
посмотрела на Ката, когда тот взял в руки чёрный резиновый молоток. Молоток,
который использовали для выколачивания засевшего дерева или забивания гвоздей.
Молоток, который принесёт невыразимую боль.
Нет!
― Фто-о-ой! ― Так стыдно, что не мог двигаться, говорить, кричать и помочь. ― Ннне-
еф!
Нила.
― Сто… сто… ― Она не могла отвести взгляд от страшного орудия. Нила словно
превратилась в камень. ― Ках… инаа. ― Из-за помехи во рту слова звучали не
разборчиво.
Нила захныкала, борясь с хваткой Ката, а тот, расставив ноги для большего удобства,
приготовился исполнить Четвёртый Долг.
Чёрт.
Сил на борьбу у меня больше не было. Запястья я разодрал до крови верёвкой, спина
болела при каждом движении. Я не мог этого видеть. Так же как и не мог
предотвратить то, что готовился сделать Кат. Он сломает ей руку, тут я бессилен.
Я пытался кричать сквозь кляп, но матерные слова глушила грязная тряпка. Хотел
поговорить с ней. Успокоить. И так не хотел потерять её снова.
― Совершенно серьёзно, ― ответил Кат и жутко улыбнулся. ― Что ж, у тебя был выбор
доставить мне удовольствие. Можно сказать, что ты держала будущее в своей руке, и
всё же сделала другой выбор. Тебе придётся расплатиться. Своей правой рукой, Нила.
Теперь у неё другая задача.
― Тебе следовало послушать меня и прикусить палку. Теперь уже поздно. ― Без
малейшего колебания Кат поднял молоток над головой. ― Каешься? Берёшь на себя
ответственность за грехи своей семьи и согласна оплатить долг?
― Нет! Стой!
Он сжал челюсти.
― Стой, прошу!
Он опустил руку.
― Будет больно.
ГЛАВА 17
Нила
Нет!
Прошу!
Не надо!
***
Звук удара.
Боль.
Треск костей.
Му́ка.
Волна тошноты.
Пытка.
Я искалечена.
Изувечена.
Разбита.
Расколота.
Сломана.
Меня вырвало.
***
Я закричала.
И кричала.
И кричала.
Больно.
Чьи-то руки бережно обняли, убаюкивая, вытирая шершавыми пальцами слёзы на щеках.
Кат.
Нет!
Он сделал больно.
Сейчас меня заботило лишь моё покалеченное тело, и как не утонуть в море боли и
страданий.
― Пошёл ты. ― Слёзы брызнули из глаз. Нет. Не надо больше. Мне не пережить это
дважды.
Вот что нашёптывал Кат, что обещал. Клялся, что я буду наслаждаться. Если охотно
его приласкаю, если послушно разденусь и раздвину ноги, он заставит меня кончить,
стонать, молить… о большем.
Я не поверила ему. И как я вообще могла согласиться на такое? Как я могла предать
себя? И поручиться за то, что смогу контролировать своё тело, я тоже не могла. А
если наркотик ещё оставался в моём организме? Выбор был небольшой: подчиниться и
позволить Джетро покинуть Африканский континент живым и относительно здоровым, либо
не подчиниться и смотреть, как Кат разорвёт его на части, а потом один чёрт
изнасилует меня.
Прости, Джетро.
Он пришёл меня спасти и что обнаружил? Что меня лапал его братец. А теперь я
ласкала его отца. Как же всё это мерзко.
Меня затрясло от злости, и я подняла полный ярости взгляд на Ката, зыркнув на него
снизу вверх.
― Придёт тот день, и кто-то сделает то же самое с тобой, что ты делал со всеми.
Придёт тот день, когда все твои грехи придут за тобой. И надеюсь, я буду рядом в
тот день.
― Если этот день когда-нибудь и наступит, мисс Уивер, ― нахмурившись, сказал Кат, ―
с уверенностью могу сказать, что вы не будете присутствовать. ― И, протянув руку,
прошипел: ― Не заставляй меня просить дважды. Дай руку.
― Нет.
― Я не обижу тебя.
― С чего ты решила?
Я не ответила.
― Я просто хочу унять боль, что причинил тебе, ― прорычал Кат в ответ на моё
молчание. ― Без сомнения, Джетро делал так после каждого Долга. Я прав? Заглаживал
вину и заботился о твоём здоровье, чтобы ты могла продолжить.
― Ты больной.
Ах, Кайт.
― Открой глаза, Нила, ― указав на стол, попросил Кат. ― Как ты думаешь, что это?
Гипс.
Вместо того чтобы ёрничать и издеваться, Кат открыл пластиковый футляр. Выудив
оттуда таблетки, он выдавил две из блистера и протянул мне вместе с бутылкой воды.
― Несмотря на то, что я только что сделал, ― нахмурившись, начал он, ― я хочу,
чтобы ты оставалась в добром здравии. Впереди нас ждёт долгое путешествие, и нам
нужно, чтобы ты не сильно страдала от боли. И тем более от аллергии и её
осложнений.
Кат кивнул, между тем я закинула две таблетки в рот, запив их водой. Вода словно
живительный эликсир стекала по сухому горлу. Я так давно ничего не пила и не ела.
Очень давно. И вода, дойдя до пустого желудка, явно указала на это.
― Я сломал тебе руку не ради забавы, Нила, ― не ответив на мой вопрос, сказал Кат.
Отодвинув в сторону пластиковый контейнер, схватил упаковку с повязками и вскрыл. ―
Я же уже говорил. Мы ― контрабандисты. И мы отправляемся домой, а я хочу прихватить
несколько камушков. Они очень большие и очень редкие. И я бы хотел, чтобы они были
всё время при мне.
Кат опустил повязки в ёмкость с тёплой водой, над которой поднимался пар.
Когда всё необходимое было под рукой, а гипсовые повязки окончательно размокли, Кат
взял пластиковую лангету. Она была правильной формы, гладкой с трёх сторон и
маленькими отверстиями внутри, как раз там, где и будет находиться моя сломанная
конечность.
― Итак, теперь, когда ты знаешь, что я тебя больше не обижу, дашь, наконец, руку?
― Отпусти его.
Как бросил взгляд через плечо и снова обратил всё внимание на меня.
Болезненный вид моего мужчины пугал. Страшно подумать, что он испытывал в тот
момент, когда Кат сломал мне руку.
А он почувствовал?
Интересно, это происходило так же, как у Вона, когда я всякий раз падала и
разбивала себе что-нибудь?
Чёрт, Вон.
Он всегда чувствовал, когда я ломала себе что-то. Такая интуиция у двойняшек. Будет
ли у него тоже болеть правая рука? Будет ли прочёсывать Англию в попытках меня
найти? Или что ещё хуже, попробует сбежать из Хоуксбридж Холла ради моего спасения.
― Я больше не буду спрашивать, Нила. Руку. Сейчас! ― явно теряя терпение, рявкнул
Кат.
Хотя вряд ли это можно было сделать в полном понимании этого слова. Не после
прошедших шести месяцев.
― Они будут надёжно замаскированы. Там нет металла, поэтому рамка не подаст сигнал,
и они не будут внутри твоего тела, и, соответственно, невидимы для рентгена.
Сигнал?
Рентген?
― Аккуратней, Нила. То, что тебе больно, совсем не значит, что я не могу
приструнить тебя. Я требую уважения всегда. Не забывай об этом на всём протяжении
пути домой. Я буду рядом, когда мы пойдём через охрану аэропорта. Подниматься на
борт тоже будем вместе. Ну и приземлимся, разумеется, тоже. Поэтому рекомендую
придерживать язык за зубами. ― Указав пальцем на Джетро, продолжил: ― В противном
случае, я не стану сохранять ему жизнь. Подчинишься, и он останется в добром
здравии. Выкинешь какую-нибудь глупость, и ему конец. Всё просто до безобразия, ―
пожав плечами, подытожил он.
Просто до безобразия?
Глупо, конечно, учитывая, что остатки лет мне придётся коротать в тюрьме. Но зато
Кат больше не смог бы дышать со мной одним воздухом.
― Я не прощаю тебя за всё сделанное прежде только потому, что сейчас ты позаботился
обо мне, ― ответила я, разрезая голосом воздух, а заодно и Ката на кусочки.
Джетро застонал, привлекая внимание. Взгляд его прекрасных глаз цвета мёда
потускнел и наполнился гневом. Любовь связала нас, став только крепче от таких
жестоких испытаний.
И я согласилась.
― Прекрати!
Отпустив меня, он наложил сверху ещё одну ложную лангету, затем наступила очередь
бинта. Усердно его наматывая, он надёжно фиксировал мою руку в её новые оковы.
Закончив с перемоткой, Кат надел хирургические перчатки и достал из лотка гипсовую
повязку.
― Не шевелись.
Я молчала, пока Кат методично обматывал мою сломанную конечность тёплой и мокрой
марлей, пропитанной гипсовым составом. Химическая реакция согрела многострадальное
предплечье, слегка уняв боль, а обезболивающие препараты продолжали творить свою
магию, что помогло немного расслабиться.
Сев ровно, я старалась держать загипсованную руку подальше от тела, хотя так
хотелось прижать сломанную конечность к себе ― гипсу нужно было высохнуть. Почему-
то казалось, что своего рода объятия, даже от меня утешат боль.
Я в порядке.
Нет.
Я буду жить.
Надеюсь.
Я улыбнулась на это беззвучное послание. Я буду жить, потому что я это заслужила. И
Джетро заслужил. И мы найдём друг друга снова, несмотря на скорую разлуку.
Сполоснув руки в ведре с чистой водой, Кат улыбнулся, глядя на своё творение.
― Дело сделано, ― сверкнув глазами, констатировал он. ― Каково это, нести на себе
несметные сокровища?
— С тех пор, как Джетро надел на меня Страдалицу Уивер, я стала не слишком
впечатлительна, — похлопав по бриллиантовому ошейнику, парировала я.
— А ты любил Кеса, когда стрелял в него? — фыркнула я. — Или Дэниеля, давая ему
вырасти с осознанием того, что он родился по ошибке?
Кат застыл.
— Откуда ты знаешь?
Джетро замер.
Кат впервые помедлил. Подозрительно прищурившись, он обдумывал мой ответ и явно был
не уверен ― правда это или же нет.
― Неважно, как только Дэниеля найдут, я выясню правду и приму решение о твоём
наказании. ― Вытерев насухо руки, Кат провёл ими по своим белым волосам. ― Теперь,
когда Четвёртый Долг выплачен, нам пора.
— Чувствуй себя как дома. Я дам указания персоналу, чтобы тебя освободили через
несколько дней, когда мы будем в Хоуксбридже, и у тебя не было ни малейшего шанса
вмешаться. — Выпрямившись, он улыбнулся мне. — А с тебя, Нила, требуется всего-
навсего, не вызвав подозрения, пройти охрану аэропорта с моими камнями, и тогда
твой любимый останется жив. Я разве много прошу, а?
― Ну, ты же знаешь, что у меня нет оружия, чтобы передать ему, ― внезапно вспыхнув,
выпалила я. ― У меня сломана рука, и мне больно. Позволь попрощаться нормально. Ты
задолжал мне.
― Ладно.
Как только дорога оказалась свободна, я бросилась к любимому, рухнув перед ним на
колени. Здоровой рукой потянула за грязный скотч, пытаясь отклеить эту мерзость
держащую кляп.
Я посмотрела на него, сжала кусок ветоши в комок и бросила ублюдку прямо в лицо.
Моя левая рука никогда не отличалась ловкостью, поэтому тряпка пролетела мимо, едва
не коснувшись его щеки.
— Заткнись! Он дышать не мог! Даже если он что-то скажет, это совсем ничего не
изменит, урод.
Имя, которым я просила называть меня так много месяцев назад, когда он ещё был
Кайтом007. Слёзы сами потекли рекой.
— Я здесь.
Я бы хотела усадить его ровно, но стул был сломан, а, не разрезав верёвки, помочь
любимому я, увы, не могла.
— Блин, Нила, я…
— Не нужно. Я знаю.
— Но…
— Нет!
― Чем дольше ты противишься неизбежному, не важно, готова ты или нет, тем дольше он
остаётся без медицинской помощи. ― Он склонил голову набок и продолжил: ― Я тебя
замотивировал? Подчиняйся, и он получит должную заботу и внимание.
Как же это ужасно ― спасти любимого мужчину, подчиняясь тому, кого ненавижу всем
своим естеством.
— Мне пора.
― Нет.
― Нила… не нужно. Это ещё не конец. Мне плевать, что он там говорит. Я приду за
тобой. Я не допущу Последний Долг. Обещаю. ― Его затрясло. ― Я тебе обещаю. Ты моя.
Я не позволю Долгу по наследству забрать тебя. Не позволю!
Его губы раскрылись, наши языки встретились ― он будет бороться за меня. Будет идти
за мной. И кто знает, может ему удастся спасти меня в последний раз.
Кат разрушил момент, оторвав меня от Джетро и потащив к выходу. Рука ныла, но
физическая боль была сущей ерундой по сравнению с душевной от потрясения, что я
оставляю Джетро.
У двери Кат прижал меня крепче, и в глазах задвоилось. Я старалась сохранить образ
любимого мужчины в своей душе.
Безмолвные слёзы хлынули из глаз, когда Кат вёл меня сквозь дверной проём, уводя
всё дальше от моей второй половинки.
Боль усилилась.
ГЛАВА 18
Джетро
― БЛЯДЬ!
Дверь закрылась. Нила исчезла. Я лежал на полу, словно отбракованный, мать его,
узник.
Правда?
Мне нравилось думать, что я с ними справился. С этим я тоже справлюсь. Но как?
Меня замутило в тот момент, когда Кат начал жуткий урок истории и дошел до самого
ужасного момента, свидетелем которого я стал.
Удар молотка по руке любви всей моей жизни. Крик, когда ее кость сломалась.
Я содрогнулся.
Если не поднимешь свою задницу, это не останется худшим из того, чему ты когда-либо
был свидетелем.
Последний Долг.
Мне удалось скинуть с ножек стула веревки, обмотанные вокруг моих лодыжек, но
запястья и туловище оставались туго перетянуты.
Кес.
Кес был единственным известным мне человеком, который мог нормализовать свои эмоции
до полного успокоения, а не кидаться в омут с головой. Не знаю, как ему это
удавалось, но пребывание рядом с ним было противоположно пребыванию рядом с
другими.
Дверь распахнулась.
Нила…
Маркиз вошел внутрь. Его мощная фигура и кожаная куртка «Блэк Даймонд»
заблокировали выход, когда он повернулся и снова запер дверь. Он не сказал ни
слова, только приподнял бровь, глядя на меня, и сел в кресло, в котором находилась
Нила, когда Кат сломал ей руку.
Чертов ублюдок.
Я чувствовал ее боль, недоумение и ужас, когда молоток раздробил ее кость. Я
почувствовал, как она боялась, что не пройдет через охрану аэропорта с кучей
бриллиантов в гипсе.
Я хотел сказать ей, чтобы она закричала, когда будет садиться в самолет. Пусть
пилоты узнают, что она перевозит контрабанду, и задержат ее. Если она попадется, ее
возьмут под стражу, возможно, осудят, и она будет находиться в тюрьме, пока я не
придумаю способ ее освободить.
Как счастливые семьи среднего класса были обмануты теми, кто владел богатством
всего мира.
По крайней мере, моя совесть наконец-то будет чиста, а Нила будет жива.
И Кат будет гнить рядом со мной в камере размером восемь на восемь и никогда больше
не увидит ни свой драгоценный Хоуксбридж, ни бриллианты.
Вся эта поездка была огромным гребаным провалом. Однако я готов променять все свои
хорошие поступки на то, чтобы отмотать время назад и не дать Кату сломать руку
Ниле.
Маркиз усмехнулся.
― Я получу все перечисленное, если останусь верен Бонни, ― фыркнул он. ― Так что
заткнись, блядь.
Я тяжело выдохнул. Пока он непоколебим, но я исправлю это. Нужно найти его слабое
место. Всех можно купить. Мы усвоили это за годы подкупа и контроля.
Мои мысли снова вернулись к Ниле и Кату, подсчитывая время и расстояние, медленно
разделяющее нас.
Маркиз ссутулился и достал телефон. Ткнул пальцем в экран, прижав его к уху.
― Да?
― Похоже, тебе следует устроиться поудобнее, Хоук. Мне приказали не выпускать тебя,
пока през не сядет в самолет. А потом… он хочет, чтобы я устроил тебе особый
сюрприз.
Конечно…
Я не ожидал, что Кат оставит меня в живых ― не после того, как пытался убить.
Возможно, он был одержим тем, чтобы заставить меня жить в мире, где не будет Нилы,
но он понимал, что как только я освобожусь, как только у меня появится шанс, он
будет мертв.
Я сжал челюсть.
― Что за сюрприз?
Я уже знаю.
― Скоро увидишь.
ГЛАВА 19
Нила
КАТ КРЕПЧЕ СЖАЛ МОЮ здоровую руку, быстрее таща меня через аэропорт.
Он не отпускал меня с тех пор, как мы оставили Джетро в шахте и умчались на джипе в
маленькую клинику на окраине Габороне.
В то время как африканский врач кивал, улыбался и подготавливал мою руку к
рентгену, Кат умылся и переоделся, сменив грязные джинсы и белую рубашку на черные
брюки и рубашку.
Доктор не снял гипс и не показал мне рентгеновские снимки, когда ветхий аппарат,
жужжа и щелкая, сделал зернистые снимки, показывая, что со мной сделал Кат.
Как только большие черно-белые снимки были убраны в портфель, Кат позволил мне
помыться, насколько это было возможно, в маленькой ванной комнате операционной.
Кровь Дэниеля и автокатастрофы стекала в отверстие канализации, показывая царапины
и синяки во всем их красочном великолепии.
У меня не было косметики, чтобы скрыть отметины, и не было выбора в одежде, я была
вынуждена надеть то, что Кат захватил из моего чемодана по дороге из Алмаси
Кипанга.
Единственной хорошей вещью, произошедшей в кабинете врача, было то, что миловидный
мужчина дал мне батончик мюсли ― либо увидев, как я пялилась на его сэндвич,
лежащий на столе, пока он делал рентген, либо заметив, как меня шатало от слабости,
когда Кат тащил меня.
Учитывая сроки Ката, он предполагал, что через несколько дней моя голова будет в
корзине. Кого волнует, что на мою руку неправильно наложен гипс? Мне недолго
осталось ее использовать.
Но этого не произойдет.
Я согнула пальцы, проверяя уровень боли при переломе. Хватка была слабой, и мне
было больно шевелить пальцами, но все же они двигались. Пальцы работали, за что я
была благодарна. Я не могла смириться с мыслью, что больше никогда не смогу шить,
держать в руках изощрённые иголки и кружева.
― Поторопись.
Пошатываясь, я шла рядом с ним, тяжело дыша, так как каждый шаг отдавался ноющей
болью в руке. Боль отдавалась под мышцами и кожей, пульсирующий дискомфорт лишал
меня энергии.
Как только мы прибыли в аэропорт, Кат бросил джип на долговременной парковке, взяв
с собой только портфель. В тот момент я подумала, не будут ли нас допрашивать на
предмет подозрительного поведения при дальнем перелете без багажа. Но закатила
глаза и постаралась не фыркнуть.
― Черт возьми, Уивер. ― Кат замедлился, подстраиваясь под мои шаркающие шаги. ― Мы
опоздаем на самолет.
Скрытый намек на мою смерть должен напугать меня. Я должна бороться, кричать и
действовать как террорист, чтобы меня не допустили на самолет. Но страх перед
допросом и тюремным заключением заставил заткнуться.
Кат был безумен, но он был один. Одно бьющееся сердце, которое можно проткнуть.
Одна жизнь, которую необходимо уничтожить. Если бы меня забрала полиция, я бы не
знала, с кем и как бороться. Я одна.
Нет-нет, я подожду.
Я вернусь в Англию, в свой дом, в страну, которую знаю и где смогу обменять свою
жизнь на лучших условиях.
Не думай о бриллиантах.
― Проходите, мэм.
― Стойте.
Зажмурившись, ожидала, что она меня задержит. Я боялась, что она обнаружит
бриллианты стоимостью в миллионы фунтов и приговорит меня к смерти через повешение.
― Приятного полета.
― Э-эм, спасибо.
Моя здоровая рука устала от держания гипса. Я бы хотела оставить поврежденную руку
в согнутом состоянии, не используя для этого другую. Подождите…
Кат нахмурился.
― Что?
Я подняла руку.
― Ладно.
Выведя меня из магазина, он быстро обмотал руку разрезанной сумкой и завязал ручки
вокруг бока и плеча, создав несовершенную, но практичную перевязь. Легкость и
быстрота, с которой он сделал нечто настолько нежное, заставили меня замереть.
Честно говоря, не ожидала, что он выполнит мою просьбу, не говоря уже о том, чтобы
помочь.
― Не стоит благодарить меня, мисс Уивер. Ты знаешь, что я сделал это не из заботы о
твоем благополучии.
Теперь, когда другая рука была свободна, я смогла убрать волосы с глаз и немного
расслабилась.
― Ты сильная, Нила. Отдам тебе должное. Ты так сильно напоминаешь Эмму, что иногда
трудно вспомнить, что ты не моя. Что ты не она. Ты можешь подумать, что я проявляю
заботу о тебе, но это не так, поверь. ― Он понизил голос: ― Твоя мать вырвала мое
сердце, прежде чем я отрубил ей голову. И ничто на свете не доставит мне большего
удовольствия, чем сделать то же самое с Джетро и тобой.
― Это самая легкая часть. ― Забрав посадочные талоны, Кат повел меня по
телескопическому трапу, прижимая к себе, постоянно контролируя. ― Самое сложное ―
стресс при посадке.
Посадка.
― Садись.
Я села.
Потянувшись, он убрал свой портфель в верхний шкафчик над нами, а затем плавно и
неторопливо сел рядом со мной.
― А ты как думаешь. Потому что лететь на частном самолете слишком просто. Этот
способ намного сложнее.
― Сложнее?
― Сложнее для тебя. ― Его голос понизился до угрозы: ― Так тебе придется сидеть с
сотнями незнакомых людей, гадая, подозревают ли они тебя. Тебе придется скрывать
свой страх, когда мы приземлимся, и врать, когда тебе будут задавать вопросы.
Напряжение от того, что за тобой наблюдают, что тебя окружает бесчисленное
количество людей, что тебе приходится лгать ― это покажет, как трудно хранить
секреты. Ты начнешь ценить издержки намного больше.
Я сглотнула.
― Ты забываешь, что мне плевать на твои бриллианты. Мне все равно, если они их
найдут.
Он сузил глаза.
― Я говорю не о бриллиантах, Нила. Мой первенец гниет в Алмаси Кипанга под
присмотром Маркиза. Ты потерпишь неудачу, и он умирает самым ужасным образом. Ты
справляешься ― он будет жить, даже когда ты умрешь. Это справедливая сделка, не
находишь?
Протянув руку между нашими бедрами, он выдернул один конец ремня безопасности.
Я убью тебя.
Я найду способ.
― Осторожно.
― Потому что Уильям Хоук много раз провозил контрабандой своё состояние. Он
выполнил завет своей бабушки, несмотря на тяжелую работу и чудовищную историю,
король не удовлетворился тем, что забрал половину прибыли, он хотел получить все.
― Поэтому Уильям пошел еще дальше. Он отдавал королю дань, платил налоги, давал
взятки, пользовался благосклонностью двора, но при этом умудрялся сохранить в тайне
точное местонахождение нашего семейного рудника. А камни ― ну, он использовал
приобретенные им дополнительные корабли для контрабанды таких объемов, о которых
король и помыслить не мог. Он пожертвовал миллионами, чтобы закрепить свое место, и
ему удалось спасти несметные богатства, будучи умнее напыщенной задницы на троне.
Очередной приступ мучительной боли охватил меня, когда я сжала руку. Обхватив гипс,
высвободила его из перевязи, погладила марлевое основание, желая успокоить
пульсирующую под ним ломоту.
― Мне плевать, о чем ты думаешь. Плевать, сколько у тебя денег или власти. Однажды
карма настигнет тебя и заставит заплатить.
― Ты можешь сколько угодно сыпать пустыми угрозами, мисс Уивер, но истина будет
вечной.
― Какая истина?
Я убила его.
Его убила я.
***
***
***
Три часа.
***
Четыре часа.
Он покачал головой.
Я не получила болеутоляющее.
***
Пять часов.
― Прекрати дергаться.
И воспользоваться туалетом.
Он сжал челюсть.
― Пять минут, Нила. Если задержишься, или заподозрю, что ты ослушалась меня,
узнаешь, что такое Алмазная Пыль.
― Алмазная Пыль?
Он скривил губы.
― Помнишь… наркотик, который Джетро дал тебе в Милане? Волшебное вещество, которое
делает тебя молчаливой и послушной, даже если тебе хочется кричать?
Я сглотнула.
***
Шесть.
Семь.
Восемь.
Девять.
Десять часов.
Липкий пот покрыл мою кожу. Адреналин наполнял организм по мере того, как мы
подлетали к Англии. Рука под гипсом зудела от заточения под жутко тяжелым
мучительным грузом. Недостаток сна затуманил разум, и я могла поклясться, что грани
и острые края бриллиантов впились в мою плоть, повреждая ее словно червь яблоко
***
Одиннадцать часов.
Командир воздушного судна объявил о скором прибытии. Завтрак был подан и убран в
рекордно короткое время. Кат улыбнулся и похлопал меня по руке.
***
Джетро.
У меня заложило уши и заломило руку, когда шасси самолета скользнули над горизонтом
и опустились на асфальт.
Меня жутко замутило, когда прикрепили воздушный трап и стюардессы объявили, что мы
можем выйти. Пассажиры сорвались с мест, хватая чемоданы, детей и загораживая
проход, торопились к выходу.
Успокойся.
Мне хотелось закричать и сказать правду. Хотелось рассказать всем, что я провезла
контрабанду. Если бы они знали, возможно, могли бы избавить меня от беспокойства,
что не справлюсь с предстоящим.
Джетро.
Думай о Джетро.
― Мисс?
― Да?
― Ну, я…
― Она со мной.
Кат бросил черный портфель на ленту конвейера, приподняв бровь, словно ожидая, что
охранник осмелится отрицать это.
Я замерла.
Мужчина взглянул на Ката, оценивая его дорогую одежду и седые волосы, созданный
образ требовал уважения.
Помогите мне…
― Постарайтесь.
Джетро.
Закрыв глаза, жду, пока два больших сенсора пронесутся вокруг меня, жужжа лопастями
ротора.
― Мисс, вам придется пройти досмотр. ― Оглянувшись назад, он сказал: ― Джин, можешь
помочь этой даме?
В отдельную комнату.
Я могу рассказать ей, чем занимался Кат. Могу рассказать о том, что находится в
моем гипсе. Могу разрушить не только свою жизнь, но и Джетро.
Кат посмотрел на меня через сканер. Он еще не прошел досмотр. Не говоря ни слова,
скрестил руки, ожидая моего решения.
Я прикусила губу.
― Нет.
Я изо всех сил старалась выполнить ее приказ, но руку жгло от боли. Боже,
невыносимо больно.
Она положила его на поднос и передала охраннику, чтобы тот пропустил его через
рентгеновский аппарат.
― Также мне необходимо осмотреть ваш гипс. ― Вытащив из-за пояса фонарик, она
сказала: ― Встаньте боком и протяните руку.
В наши дни наличие гипса не вызывает сочувствия. Возможно, в прошлом было так.
Когда-то признак слабости и боли мог позволить торговцу людьми свободно ввозить
все, что он хотел, засунув контрабанду в поддельный гипс. Но не сейчас. В наши дни
у людей отсутствует сочувствие. Из-за желания продвигаться по карьерной лестнице и
напыщенной приверженности к защите границы… любое сострадание и беззаботность
исчезают после строгого обучения.
Кат прошел через сканер тела с разрешения офицера. Он не сводил с меня глаз, пока
забирал свой портфель и мою перевязь с конвейерной ленты. Подойдя ближе, достал
конверт, который африканский врач дал ему перед посадкой.
― У нас есть рентгеновские снимки, если они вам нужны. Она моя невестка.
Кат самодовольно улыбнулся. Я знала, о чем он думает: Я же говорил, что люди могут
отличить фальшивку от правды.
Опустив фонарик, она быстро взглянула на рентгеновский снимок. В свете аэропорта
было хорошо видно, что Кат сделал с моей рукой.
По глупости я надеялась, что Кат ошибся. Что молоток только причинил сильную боль.
Что треск, который я слышала, был всего лишь движением стола, а не разрушением
костей.
Однако изображение четко показывало перелом одной из двух костей предплечья. Две
кости не разломились, но нанесенного ущерба было достаточно, чтобы я потеряла
сознание. Очевидно, у Ката была практика. В конце концов, перелом срастется.
Правда?
― Я не… я не…
Джетро.
Ври убедительней.
Кат рассмеялся.
― Сэр, я вынуждена попросить вас отойти. ― Женщина указала в сторону выдачи багажа.
― Ваша невестка догонит вас, когда закончит.
Я прищурилась.
Мне ужасно не хотелось, чтобы он уходил. Я не хотела, чтобы у него был повод
навредить Джетро. Он подкрепил мою историю рентгеновскими снимками. Не думаю, что
он это сделал для того, чтобы я не нарушила обещание, данное Кайту.
Он отрубит мне голову прежде, чем Джетро найдет способ добраться до Англии. И
Джетро пришлось бы жить с осознанием, что он потерпел поражение.
― Все хорошо.
Я покачала головой.
Она выдержала долгую паузу, разглядывая мой гипс и покусывая внутреннюю сторону
щеки.
― Надеюсь, вам скоро станет лучше. ― Выключив фонарик, она махнула рукой. ―
Проходите. Идите домой и поспите. Вы выглядите уставшей.
― Так и сделаю.
ГЛАВА 20
Джетро
ЧТО БЫ Я ни предлагал Маркизу, он не повелся.
Ему было плевать на меня, он сидел в углу, словно тролль, и копался в своем
телефоне. Меня бесило, что у него есть сигнал связи. Раньше в метрах под землей не
было никаких сигналов, но это было до появления технологий, роутеров и модемов.
Плечо несколько часов, не переставая, болело. Шея затекла от валяния на полу, глаза
затуманило от боли.
Если бы у меня было сотрясение мозга ― это могло произойти из-за аварии, ― я бы не
проснулся. Мне необходимо действовать. Продолжать пытаться.
Нила.
У меня не было сомнений, что мое время истекает. Как только Маркиз начнет выполнять
приказ, я буду с благоговением вспоминать ту боль, которую испытываю сейчас.
― Не терпится начать?
Он хихикнул.
― Ты ведь не в курсе, да? Считаешь себя главным. Это не так. Я знаю, кто управляет
состоянием вашей семьи. У Бонни все полномочия, и она мой работодатель. У тебя нет
денег ― ими распоряжается твоя крошечная бабуля, и, готов поспорить, это тебя
чертовски бесит.
Я сжал челюсть.
― Живая или мертвая ― не имеет значения. Я указан в ее завещании. Она купила мою
верность, и она ее получит. ― Он снова смотрит на телефон. ― А теперь заткнись и
приготовься к веселью.
Я замолкаю. Не потому, что он велел мне, а потому, что мои силы на исходе. Мне
нужно действовать с умом. Я должен найти выход из этого забытого богом склепа, пока
не поздно.
Что-то содрогнулось над нами. С потолка посыпалась грязь, смешиваясь с грязью
внизу. Я повернулся, посмотрел вверх и прищурился, когда очередной пыльный поток
овеял мое лицо.
― Что…
Дерьмо!
Когда я был маленьким, Кат привел нас с Кесом на экскурсию в шахты. Мне очень
понравились гнетущие туннели. Толща земли и одиночество под солнечным светом
понравились моему хаотичному, сверхчувствительному мозгу. Но я зашел слишком
далеко. И заблудился.
После эта ситуация вызывала у меня смех, а Кес использовал мой опыт как
увлекательную историю о войне за алмазы, но я никогда не забуду испытанный ужас от
того, что был погребен заживо.
Еще один отзвук пронесся по стенам и земле, содрогаясь, словно проснувшийся зверь.
Я вздрагиваю, когда еще один слой земли заваливает мое связанное тело.
Маркиз направился к двери. Мы, люди, похожи в этом отношении. Нам необходим
кислород и солнечный свет. Если поместить нас под воду, то клаустрофобия могла бы
убить лучше самой кровожадной акулы. Если поместить нас под землю, то от страха мы
сойдем с ума.
Мое сердце вышло из-под контроля, когда раздалась еще одна более слабая канонада.
Блядь.
Если Маркиз не убил меня по указке Ката, то, похоже, это сделает Алмаси Кипанга.
Наступил Армагеддон.
Выстрелы.
Что за че…
Притупляющийся свист приземляющихся пуль учащал мой пульс, пока я не вдохнул грязь
с земли. Ужас разъедал мою кровь, поселяясь в раскалывающейся голове.
Я испытывал страх, когда дело касалось свинцовых пуль. Когда Кат выстрелил в меня,
я отреагировал инстинктивно. Я думал не о боли или смерти, а о спасении жизни
сестры. Тогда я не знал, что буду чувствовать. Но теперь мне известно, что
происходит с телом, оказавшимся на пути смертельно ранящего оружия.
Я не хотел повторения.
Нила.
Жасмин.
Кестрел.
Даже Вингс.
На смену пулям пришел вой, который с каждой секундой становился все более
осознанным.
Я поднял голову.
Маркиз.
Вопли Маркиза медленно превратились в стоны. Почва под ним впитывала его кровь,
словно дождь подпитывает дерево, впитывая ее глубоко в землю.
Где-то в шахте началась война. Я не знал, кто на чьей стороне. Не знал, сыграет ли
это мне на руку. Но знал, что мне был дан второй шанс, и не мог его упустить.
Я не мог сделать глубокий вдох, пока дергался и извивался. Стул трещал и скрипел,
борясь с моим стремлением сломать его.
Я замер.
Пот стекал с кончика моего носа, когда я начал усерднее извиваться. Если это были
новые враги, я должен был освободиться прежде, чем…
Нет!
Вошел еще один человек, на его грязной футболке красовалась нашивка управляющего.
Он был старше всех в помещении, скорее ровесник Ката, он остановился над Маркизом,
излучая властность. Не дрогнув, он ударил его мачете по шее.
В один момент Маркиз был жив, отдаляя меня от Нилы. В следующее мгновение он
отправился в подземный мир. Это было ужасно, но гуманно ― избавило его от
страданий. Он уже был мертвецом… а таким образом… боль ушла ― даже несмотря на то,
что он не заслуживал такого сострадания.
Бонни придется купить еще чью-нибудь преданность.
Если она, конечно, переживет то, что я сделаю с ней, когда вернусь домой.
Мужчина двинулся ко мне. Мои мышцы напряглись, когда он наклонил голову. Вблизи он
казался моложе. Его кожа была безупречной, а зрачки такими же темными, как и кожа.
Не говоря ни слова, он зашел мне за спину.
Я с трудом сглотнул, ожидая, что нож перережет мне горло или пуля пронзит мозг.
Мужчина помог мне сесть. Голова гудела от боли, но я моргнул и попытался размять
кости. Это было удивительное ощущение ― свободно сидеть и не быть прижатым к
жесткой древесине, удерживающей меня на месте. Мои ребра ныли, и затуманенное
зрение не облегчало положения, но я мог двигаться, дышать, жить.
Я очень плохо знал их язык, но попытался вспомнить те немногие слова, которые мне
были известны, и понял, что он сказал: Мы спасли, чтобы ты спас.
Слабость от недостатка отдыха и питания настигла меня, когда все закружилось перед
глазами.
Держа меня за локоть, рабочий ничего не говорил, пока я моргал и пытался прийти в
себя.
― Я не понимаю.
Управляющий вышел вперед. Его когда-то белая рубашка теперь была испачкана ржавой
рудой, которую он копал всю жизнь. Его кожа блестела, а глаза пылали жаждой мести.
Его рука дрожала вокруг мачете, ― все еще блестящего от крови Маркиза, ― когда он
поднес его к моему сердцу. На английском он повторил:
― Мы спасли тебя, чтобы ты спас нас. ― Его клинок покачивался, когда он тяжело
дышал. ― Мы разобрались с охранниками. Теперь шахта под нашим контролем. Мы
благодарны Кестрелу Хоуку за его помощь, но охранники подчиняются приказам босса, и
сейчас у нас не лучшие условия.
― Хватит с нас того, что с нами обращаются как с рабами. Сегодня мы восстанем. Так
что отвечай честно, алмазный сын, или разделишь его судьбу. ― Его оружие дрожало,
когда он указал на Маркиза, а затем снова на меня. ― Ты такой же, как они? Или мы
правы, думая, что ты не похож на свою семью?
Он покачал головой.
Я не двигался.
― Мы видели тебя.
Я перевел взгляд на труп Маркиза, не в силах отвести взгляд от раны на его шее,
нанесенную клинком
― Что видели?
― Видели, как ты тащил тело своего брата и отдал его львам. Ты убил свою плоть и
кровь.
Блядь.
Я замер.
Не думаю, что сейчас стоит упоминать, что его убила Нила. Я помогал прибраться.
Я нахмурился, стараясь не терять нить разговора. Как долго они ненавидели мою
семью? Как долго они ждали, чтобы свергнуть нас? Мое сердце пульсировало от их боли
и надежды. Они убили, чтобы я помог им.
Он не знал, что только что сделал мне комплимент, который я запомню на всю жизнь.
Всю жизнь мне был ненавистен тот факт, что я не такой, как моя семья, ― изгой,
разочарование. Но сейчас… сейчас я чертовски благодарен.
Долг.
Погрязший в долгах.
Казалось, Нила больше не была в долгу, но я был. У Хоука есть долг. Мне очень
нравилась мысль о том, что мне придется возмещать им долг после чего-то такого
памятного.
― Ты поможешь нам?
Я кивнул.
― Даю слово.
― Хорошо.
― Я клянусь, что изменю все, что вас не устраивает. Но сначала… мне необходимо
найти своего отца. Мне нужно спасти…
― Женщину. Да. Знаю. ― Управляющий отошел в сторону, махнув рукой в сторону выхода.
― Джип ждет на вершине шахты. Водитель отвезет тебя в аэропорт.
Я не мог остановить поток благодарности. Подойдя к зип пакету, который Кат оставил
после того, как нагрузил огромным количеством бриллиантов гипс Нилы, зачерпнул
горсть, засунул их в карман своих грязных джинсов, а остальное содержимое пакета
вручил ему.
― Пожалуйста, зовите меня Кайт. Распространи это среди своих людей. Я вернусь, как
только возьму под контроль ситуацию дома.
― Спасибо, босс.
Я покачал головой.
Через несколько шагов мои ноги начали подкашиваться, а огнестрельная рана безумно
болела, но у меня были заботы поважнее.
Свежий воздух.
Новый старт.
Ослепляющая надежда.
Вот оно.
Теперь я могу сделать мир лучше и покончить с теми, кто не заслуживает жизни.
Сияя улыбкой, рабочий завел джип с эмблемой Хоук на двери, ожидая, пока я залезу
внутрь.
ГЛАВА 21
Нила
Я резко подняла взгляд на голос, как только Кат втащил меня в поместье.
Бонни.
Нас забрал из аэропорта один из членов братства. Кат ни проронил ни слова по пути
домой, отдавшись яростной переписке по телефону.
Домой?
Хоуксбридж никогда не был мне домом.
И если я умру, скорее всего, эта старая калоша вскоре последует за мной.
Я непроизвольно сжала руку, и перелом сразу напомнил о себе. Мне потребовался почти
час, чтобы успокоиться после общения с охраной аэропорта. Адреналин был на пределе,
и я сожгла почти все калории, которые получила из еды в самолёте. Теперь же меня
трясло и тошнило.
Дэниель.
Его тело вероятно уже стало львиным дерьмом, потихоньку превращающимся в пыль на
африканской равнине.
Об этом ли вёл беспрестанную переписку Кат? Пытался найти своего заблудшего сынулю?
Я была удивлена, что Кат улетел, так и не дождавшись никаких новостей о нём. С его
стороны было так бессердечно бросить своего отпрыска, но, полагаю, он делал и
похуже. Улететь без предупреждения — сущая ерунда в масштабах того, что он
совершил.
Кат направился вперёд и поцеловал мать в щёку. Она стояла в большом фойе Холла, в
том самом, в котором мы с Джетро когда-то давали интервью для нашей фотосессии в
роще для «Вэнити Фейр».
— Я бы тоже хотел это знать, — ответил Кат и оставил ещё один поцелуй на
морщинистой щеке. — Здравствуй, мама. — Повернувшись ко мне, он прорычал: — Нила,
вероятно, что-то знает, но отказывается делиться. Хотя я уверен, она обязательно
расскажет.
Лицо Бонни тут же превратилось в ледяную маску, и я нервно сглотнула.
— Да. — Кивнул Кат. — Всё прошло как по маслу. — Он прошагал ко мне, и, схватив за
здоровую руку, рывком подтащил к Бонни. — Я вас оставлю, чтобы вы сняли гипс и
извлекли камни. А мне нужно кое-чем заняться. — Его глаза таинственно блеснули. —
Спроси меня, Нила.
Я сжала губы. Мне не нужно было спрашивать — я и так знала. Он слишком долго
запугивал меня.
Последний Долг.
Никаких отговорок или надежд, что всё ещё может закончиться хорошо.
— Мне нужно отряхнуть пыль со старого друга и подготовить к встрече с его последней
жертвой. Завтра у тебя свидание в бальном зале, моя дорогая.
— Завтра?
В груди всё сжалось. Так себя чувствуют приговорённые к смертному приговору, узнав
дату его исполнения? Желают лишь, чтобы время замедлило свой ход?
— Быть может Дэниель и заставил тебя выплатить Третий Долг, но даже ни на минуту не
подумай, что я забыл о твоём долге передо мной. Тебе удалось извернуться в Алмаси
Кипанга, но хрена с два выйдет сегодня.
— Это долгая история. — Улыбнулся Кат матери. — Расскажу чуть позже, — и снова
обратив взгляд на меня, продолжил шёпотом: — Джетро обязательно узнает о том, что
ты будешь драться. Его воображение будет рисовать различные образы того, что я
делал с тобой, оказавшись дома. — Он снова поцеловал мою щёку. — Глаза видят порой
ужасные вещи, но разум, Нила, куда как хуже.
— Он не убьёт меня, ибо будет раздавлен прежде, чем у него появится такой шанс.
ГЛАВА 22
Джетро
НАКОНЕЦ.
Я нетерпеливо кивнул.
Нила…
Он нахмурился.
— Только ты?
Я кивнул.
Я снова кивнул.
Мы, вроде, уже всё обсудили, но я чувствовал его нерешительность. Он хотел взять
алмазы. Он хотел отвезти меня. Но ему нужно было время, чтобы проверить регистрацию
нового плана полёта и понять, успеет ли он вернуться к моменту следующего вылета.
― Я знаю, что вы только что вернулись с рейса, но мне нужно лететь прямо сейчас.
Если это не возможно, что ж, я поищу кого-то ещё.
Но он, крепко сжав кошель в кулаке и прикусив губу, стал прикидывать, насколько
устал и стоят ли того риска шальные деньги. Удивительно, как эти простые с виду
камни могут развратить даже самых честных.
— Я не сказал, что не смогу отвезти тебя.
Его взгляд метнулся к частному джету, одиноко стоявшему в ангаре. После прибытия в
аэропорт, благодаря одному любезному работнику, который, без сомнения, должен был
стать гонщиком, а не добывать алмазы, я обнаружил, что коммерческих рейсов
ближайшие тридцать шесть часов ждать не стоит.
Слишком долго.
Не подойдёт.
Прервав нас, он вывел меня на улицу, дабы никто не мог услышать разговор.
— Ладно. Летим.
Почти прилетели.
По моим подсчётам, я был всего в паре часов от Нилы и Ката. Их рейс был отложен, я
видел табло вылета в терминале, и летел он с меньшей скоростью.
Кроме того, прохождение таможни в аэропорту Англии заняло бы какое-то время, а ещё
всё зависело от актёрских талантов Нилы.
Желудок больше не был пуст. С едой в кровь поступали витамины, а вместе с ними
приходило исцеление. Тело налилось силой, и я был готов пройти через этот день. Я
видел чётче, думал яснее, и, в конце концов, назойливый молот, бьющий непрестанно
по вискам, затих. Однако температура не спала, что и не дало надежде полностью
развернуть свои крылья.
― Ещё что-то выпьете, мистер Хоук? ― Стюардесса с чёрной гладкой косой была
достаточно привлекательна, но не конкурентка Ниле.
Боже, Нила.
Он ответил после первого гудка, будто чувствуя опасность и весь масштаб ситуации, в
которой оказалась его дочь.
― Арч слушает.
― Это Джетро.
— Ты обещал позвонить ещё несколько часов назад, Хоук, — резко бросил он. — Что,
чёрт возьми, произошло?
— Да что случилось? Моя дочь в порядке? Чем ты, мать твою, занимался?
Я почти рядом.
— Жди меня в половину двенадцатого. Неси всё, что есть. Я скажу, что делать при
встрече.
— Джетро…
— Слушаю.
— Ты в Букингемшире?
— А где ж ещё, мать твою? Я же сказал, что приеду. Я приехал. И прихватил с собой
троих лучших ребяток.
— Она самая, — ущипнув себя за переносицу, ответил я. — Она с моим отцом, или,
возможно, с бабушкой. Но я бы хотел разобраться с ними самостоятельно, так что,
настоятельно прошу, по возможности, сохрани им жизнь. Но прежде всего Нила, даже
если придётся прирезать моих родственничков.
— Даю слово, — холодно ответил мне Килл. — Уже выезжаем. Увидимся, Хоук.
Разъединившись, я трясущимися пальцами набрал последний номер.
Фло.
От меня не ускользнут тот факт, что сделав три звонка, я назвал три разных имени ―
три разных стороны. Но мне казалось ― это три грани меня самого. Смогу ли я после
всего случившегося выбрать какую-то одну лучшую?
— Чёрт, дружище. Кат приехал буквально десять минут назад. Бонни забрала Нилу
наверх, в своё крыло. Где ты, мать твою?
Ох, дерьмо!
— Что нужно?
— Я прошу убрать некоторых братьев с дороги. Идёт война. И сегодня ночью она
закончится. И я не могу допустить, чтобы члены клуба встали у меня на пути.
― Я знаю, кто тебя поддержит, а кто нет. Разберусь. Уберу с дороги. Я позабочусь о
том, чтобы никто не мешался под ногами, или придётся решать вопрос кардинально.
Я благодарно улыбнулся.
― Всегда готов, дружище. Это всё твоё. Мне плевать, что тебе ещё не исполнилось
тридцать, и ты ещё не унаследовал поместье. Это стало личным, когда ублюдок
хладнокровно пристрелил Кеса.
И мне хотелось думать, что это был знак от него… что он услышал и что не сдастся.
ГЛАВА 23
Нила
— ПОДОЙДИ, ДИТЯ.
Смерть Дэниеля придавала сил. Но я устала, и отрицать это не было смысла. Мне нужен
отдых… на случай, если сглуплю, и, сболтнув лишнего, перенесу встречу с гильотиной
на более ранний срок.
Джетро… живи.
Каждый раз думая о нём, я вспоминаю сырые шахты и сдавливающие стены. И становилось
невыносимо от мысли, что он остался там, брошенный и беспомощный.
Теперь я знала много. Знала о Мейбел и Уильяме. И хранила секрет, которого не знали
ни Бонни, ни Кат.
И если я расскажу его старой грымзе, мне придётся убить её прежде, чем она откроет
свой рот кому-то ещё…
Сердце ёкнуло.
Обняв себя за плечи, двинулась к Бонни. Она провела меня в своё крыло,
воспользовавшись лифтом, которым, по моему предположению, пользовалась Жасмин. Я
никогда не была в этой стальной коробке, и, откровенно говоря, было неприятно
находиться в этом ограниченном пространстве плечом к плечу с Бонни, даже столь
короткий промежуток времени.
Жасмин.
Вон.
Но его не было.
В этот раз Джетро меня не спасти. Но я сделаю всё возможное, и если и погибну, то в
бою. А если мне не хватит сил? Здесь я была одинока вдвойне, даже больше, чем на
шахте. Там вокруг были одни незнакомцы, здесь же меня окружали враги.
Так, хватит.
— А я, кажется, рассказала тебе предание про Оуэна и Элизу, и доказала, что история
циклична. Джетро мёртв из-за тебя. Мои поздравления.
Не позволив манерам нарушить этикет, хоть и выглядя слегка растерянно, она лишь
сильнее сжала красиво украшенную рукоять трости.
Бонни подошла ближе. Стук трости о пол заглушал мягкий ковёр. Её красная помада так
нелепо смотрелась на тонких старческих губах.
— Ты смотришь на меня так, будто видишь перед собой дьявола. Ты — глупое дитя.
Давай, говори, я разрешаю. О чём ты думаешь, когда смотришь на меня?
— Да, возможно. — Она улыбнулась. — Но ты умрёшь гораздо… гораздо раньше меня, мисс
Уивер. Помни об этом и не забывай своё место, — сильнее надавив на трость,
прошипела она. — Итак, хватит. Тебе есть, что сказать в своё оправдание?
Сжав руки в кулаки, я перевела взгляд на цветочную композицию у двери. Тогда мне
пришлось, кипя от злости, стоять и слушать её высокопарные речи и наставления, пока
она втыкала лилии и розы в поролон.
В каком-то смысле мне всё же повезло — знание, что старуха с косой ждёт за углом,
давало определённую свободу. Оно придавало сил взглянуть в глаза моим ночным
кошмарам, нежели бежать.
Ухватив вазу с цветами здоровой рукой, я взялась за неё, словно за оружие. Лепестки
медленно опадали к моим ногам, опалённые горячим воздухом её будуара.
— Ты мне противна.
— Поставь на место.
Чёрт!
Выражение лица Бонни вмиг переменилось, отразив уверенность, зашедшую вместе с этим
бугаём.
— Буит сделано, сударыня. — Шансов отвоевать сосуд одной рукой у меня не было,
посему позволила бандиту спокойно вытащить ёмкость из перевязи. Клэрити был мельче
Маркиза, но с тем же злым блеском в глазах и гладко выбритой головой.
— Вы вызывали меня?
Мне была ненавистна мысль, что старуха не побоялась остаться со мной наедине, даже
после моей вспышки гнева. Неужели я показалась ей настолько слабой, что она не
чувствовала потребности в защите?
Руки сами сжались в кулаки при мысли об её убийстве. Мне уже нечего терять. Джетро
остался в Африке. Где Жасмин, я понятия не имела. Вон, я надеялась, был сейчас с
Тексом. А Кес под чутким присмотром врачей и медсестёр. Мы были не вместе, но всё
ещё связаны.
Я могу убить Бонни прежде, чем Кат убьёт меня.
— А что с ним?
Гнев прокатился горячей волной, опаляя тело. Может, у меня больше не было спицы или
скальпеля, но терпеть эту старую суку я больше не могла.
— Да. Ты всё поняла правильно. Я сказала правду — он жив. И он скоро будет здесь,
чтобы убить вас всех.
— Я тебе не верю.
— То, что ты не веришь, не значит, что это неправда, — пожав плечами, ответила я.
— Кат упомянул бы о такой мелочи. Ты — лгунья. Твоя мать разве не говорила тебе,
что ложь — смертный грех?
— Когда она должна была сказать мне это? До или после того, как вы убили её?
— Слишком дерзкой для того, чтобы убить тебя перед своей смертью?
В моей копилке уже была одна душа. Я хотела ещё одну. А лучше две.
Вытерев руки о джинсы, мужчина посмотрел на Бонни. Лучи полуденного солнца играли
на его лысой голове.
Из-за смены поясов мои биологические часы сбились — я пока не совсем понимала,
когда ночь, а когда день, пора вставать или время ложиться спать.
— Закрой свой рот и иди сюда. Дело не ждёт, — щёлкнув пальцами, рыкнула ведьма.
Блин.
Она снова осмелеет, потеряет бдительность и отошлёт парня прочь. И когда она
сделает это…
Она не ответила. Прошаркав к креслу, старая карга подтащила его ближе к скамье и
взгромоздилась на мягкое сиденье.
— Ерунда. Моя семья заработала состояние благодаря своим умениям и тяжёлому труду.
Мы ткали и шили для высшего общества, не опускаясь до контрабанды, называя это
тяжёлой работой.
— Встань сюда.
Держа план убийства в голове, я встала туда, куда попросила старая вешалка.
— Не двигайся.
Бонни взяла инструмент в трясущиеся, поражённые артритом, руки и включила его. Под
аккомпанемент раздражающего звука старуха наказала мне снять перевязь и положить
загипсованную руку на стол.
Боль от перелома немного стихла, а может просто мой организм устал сигнализировать,
что в моём теле имеется повреждение. В любом случае, я сделала так, как она
просила. Зачем пререкаться? Лучше сэкономить время.
Я вздрогнула, когда острые зубы лобзика вгрызлись в гипс, снимая жар и зуд. Бонни
быстро разрезала его от запястья до локтя, но разжать трясущимися руками гипс
быстро ей не удалось. Возраст не позволял, сил ей явно не доставало.
Каждое движение давалось ей с трудом. Сердце ёкнуло. Она одной ногой в могиле. И я
начала отсчёт.
Один.
Два.
Три.
Четыре.
Твёрдым движением руки я вскрыла гипс. Мысли об убийстве принесли душевный покой и
равновесие. Поморщившись, скинула повязку, лишившись поддержки, что она давала.
Едва куски коснулись стола, Бонни незамедлительно собрала их, погрузив в ведро со
смесью воды и уксуса.
— Позволь научить тебя паре вещей напоследок. Уксус растворяет гипс, и как только
он осядет на дно, воду пропустят через сито, алмазы, что могли случайно затеряться,
достанут со дна, промоют и подготовят к отправке в «Алмазную Долину». — Дай-ка мне
остальное, — щёлкнув пальцами, продолжила она. — Я знаю, что в лангете спрятаны
мешочки.
Пятнадцать.
Шестнадцать.
Семнадцать.
Восемнадцать.
— Так что ж, мисс Уивер? — Бонни хлопнула по столу ладонью. — Я задала вопрос.
Ответь.
— А так быть не должно, — ткнув пальцем в больное место, прошипела она. — Больно
да?
Её усмешка рассеяла серую пелену, оставив ясное понимание, что секатор Бонни совсем
рядом. Только руку протяни.
Лезвия.
Кровь.
Смерть.
Она была слишком поглощена собой — напыщенная, словно павлин, только что хвоста не
распушила, и взгляд её был прикован к мужчине у двери.
— Отнеси это вниз и убедись, что каждый алмаз учтён, — и, прищурившись, продолжила:
— и если что-то пропадёт, я ведь узнаю. И как только камни упакуют и промаркируют,
тебя осмотрят. Тщательно.
— Слушаюсь, сударыня.
Дыхание перехватило.
Теперь мы одни.
Тридцать.
Тридцать один.
Тридцать два
Тридцать три.
Кроваво-красный.
Тот же самый цвет она носила на игре в кости пару дней назад.
— Ты недавно спрашивала, болит ли моя рука. Хочу задать похожий вопрос. Как
думаешь, ты умрёшь, если это войдёт в твою пустую грудную клетку?
Пятьдесят два.
Пятьдесят три.
И прежде чем она смогла издать хоть один звук, я бросилась в атаку.
Схватив каргу, я накрыла её рот рукой. Боль была настолько ужасной, что даже в
здоровой руке ослабла хватка, и я чуть не выронила ножницы, но старуху не
отпустила. Она споткнулась, но мне удалось удержать равновесие. Агония острым
стеклом прошивала плоть.
— Ай-яй-яй. Думаю, нам следует соблюдать тишину, правда? — подбирая слова, стараясь
подражать старой ведьме, тихо проговорила я.
Она дёрнулась, попытавшись вырваться. Но куда тягаться такой древней рухляди против
разъярённой молодости. Старуха сверлила меня взглядом, явно посылая всевозможные
проклятия, но мне было откровенно наплевать.
И тут у меня было два пути: поддаться всепоглощающей боли, позволить ей закричать и
сдаться без боя, либо пройти через агонию и победить.
Я выбрала второе.
Снова набросившись на неё, наплевав на больную руку, я обхватила старуху за талию,
и зажала ладонью ей рот.
Семьдесят четыре.
Семьдесят пять.
Семьдесят шесть.
Боль, которой, казалось, я не испытывала прежде, прошла через всё тело, прошив даже
кости.
— Не в этот раз, Бонни. В этот раз тебе не повезёт. В этот раз… мой черёд. Всё
закончится здесь и сейчас. Только ты и я.
Своего убийцу?
Свою кончину?
Я должна поведать ей свой секрет про Дэниеля. Кому как не его бабуле, с которой они
совсем скоро воссоединятся.
— Мне всё равно не жить, так какая разница, если я смогу прихватить тебя с собой.
Воля оставила её, сменившись жутким спокойствием. Она явно хотела поговорить, и мне
стало безумно любопытно.
Чёрт.
Старуха кивнула.
Было ли это глупостью или совершенным безумием доверять ей? Возможно, но я убрала
руку.
Нависнув над ней чёрной смертной тенью, я зажала её хрупкое тело коленями.
Сто четыре.
Сто пять.
Сто шесть.
— Усвоила.
— Я хочу знать, почему ты такая. Почему не закончила эту древнюю вендетту? Может ты
свихнулась и передала эту болезнь сыну, или ты просто стала такой?
— Ты глупая, глупая девочка. Я помогла сохранить вместе эту семью. Нет ничего
плохого в том, чтобы любить своих близких больше остальных.
— Нет, не знаю. И никогда не пойму, ибо понять это невозможно. Ты больна. С этим
нужно покончить.
Старуха закашлялась.
— Так расскажи мне. Я даю тебе такую возможность, — в упор уставившись на неё,
ответила я. — Я хочу знать. Это твой последний шанс. — И криво улыбнулась. — Будем
считать это твоей последней исповедью. Отпусти свои грехи, Бонни, ибо я отправлю
тебя в могилу.
— Глупость.
Я хотела услышать историю Бонни. Я хотела хотя бы попытаться понять, почему кто-то
переступает черту. Но от возможности убить эту старую суку я не откажусь.
Я медленно затягивала шарф, а Бонни отчаянно отталкивала мои руки, смотря на меня
широко распахнутыми глазами. Предплечье нестерпимо болело.
— Я поклялась стать последней Уивер. Порой я не понимала, как смогу исполнить эту
клятву. А теперь…
Старуха молила о глотке воздуха, беззвучно открывая рот, словно рыба. Она
запаниковала, и это явно отражалось на её чересчур напудренном лице, и я не
собиралась кончать её… пока что.
— Итак, пока я не зашла слишком далеко, хочешь ли ты знать или предпочтёшь умереть
в неведении?
Разумно ли это?
Ведь смерть Дэниеля была не только моей тайной. Джетро тоже замешан. И я не могла
рисковать его жизнью, если Бонни вдруг проболтается…
Проболтается?
Я громко рассмеялась. Кому она расскажет? Ещё пара минут, и она труп…
— Тебе нечего мне рассказать. А ну, слезь с меня, дикарка, — пропыхтела Бонни,
стараясь скинуть меня со своего девяностолетнего тела.
Ответа не последовало.
Сильнее сжимая колени и всё туже натягивая ткань её кроваво-красной юбки вокруг ног
старухи, я увереннее одернула концы шёлкового шарфа вокруг запястий.
— Но ты будешь рада узнать, что я обняла его напоследок. Обняла, проткнув вязальной
спицей его сердце.
Даже сейчас, лёжа на ковре, с затянутой на шее петлёй, Бонни оставалась такой же
холодной и отстранённой. И я непременно прониклась бы с уважением к этой старой
женщине, не ненавидь я её так сильно. Она была похожа на Мейбел Хоук — страшной
силы женщину. Такая же несокрушимая вдова.
— Джетро.
Разделив свой секрет с этой ведьмой, я почувствовала, как с души упал камень. За
считанные секунды я призналась в убийстве и предложении руки и сердца. В совершенно
разнящихся между собой вещах.
— Невозможно! — брызнув слюной, воскликнула Бонни. — Джетро верен семье. Она знает
свои обязанности…
Старуха вздрогнула.
— Ложь. Теперь я знаю больше об истории вашей семьи. Я знаю так же, что Хоуки не
трогали Уивер много лет. А ещё, больше одного поколения хотело остановить этот
кошмар.
Сердце быстро забилось, и я покачала головой. Короткие тёмные волосы упали на лицо,
укрывая пологом, словно чёрным смертным саваном, отгораживая от остального мира.
— Зато я знаю, что, войдя в палатку, Джетро увидел тело своего брата. Знаю, что он
помог мне прибрать. Знаю, что он…
— Как этот мальчик выжил выше моего понимания, — сказала Бонни, прервав меня,
словно не в силах дальше слушать. Возможно, ей было не всё равно, в конце концов. —
Это издёвка природы.
— Нет, я расскажу тебе, кто настоящая издёвка природы. Это ты. Ты превратила всю
свою семью в преступников.
— Это большее, чем может владеть обычный человек. Имея всё, ты стремишься
уничтожить всех и каждого.
Я поспешила закончить:
— Как только Джетро появился, он помог мне избавиться от тела. Мы вынесли его за
ограду Алмаси Кипанга и оставили в долине…
Я кивнула.
— Они съели его. Кусочек за кусочком. Дэниеля больше нет в прямом и переносном
смысле. И тебя тоже скоро не будет.
— Я убью твоего сына. И позабочусь о том, чтобы твоё генеалогическое древо погибло.
Только нормальные Хоуки продолжат жить. Я убью Ката. Пока не знаю как, но я сделаю
это. Он тот, кто должен выплатить Долг по наследству.
Вот чёрт.
Четыреста пять.
Четыреста шесть.
Четыреста… семь…
Нет!
Её сердце.
Её жизнь.
Пум-пум. Пум…
— Чёрт бы тебя побрал, Бонни. — Вскочив на ноги, встала рядом, зажав в руке
секатор. Мне хотелось поймать её душу, когда она начнёт покидать её тело, но судьба
распорядилась несправедливо. Возможно, душа Дэниеля — это всё, чего я была
достойна. Бонни принадлежала более могущественным сущностям.
Возможно, призраки моих предков влились в её тело, блокируя ток крови по венам.
Изогнувшись дугой, будто при обряде изгнания бесов, она потянулась рукой ко мне.
Серый цвет её лица сменился крахмально-белым.
— Нет…
Я попятилась.
Кат бросился вперёд, пролетев через будуар, и упал на колени рядом с матерью.
Она хрипела и задыхалась, взглядом моля о помощи, пока её сердце выдавало свои
последние нечёткие ритмы.
— Вызовите чёртов вертолёт! — проорал Кат, не замечая, что приказы раздавать было
некому. Я никогда не видела его таким. Таким нормальным и человечным. Таким
испуганным и растерянным.
Расхаживая взад и вперёд, прижимая ноющую руку, я надеялась, что его распоряжения
не были услышаны. Скорая может ехать долго… но вертолёт? Он может прибыть быстро.
Слишком быстро.
И судьба услышала.
Жизнь выбрала победителя.
Меня.
Оно останавливалось.
Кат баюкал мать, пока она жутким образом из карги превращалась в труп.
Но Бонни не ушла тихо, сделав прощальный подарок. Даровав свой последний вздох мне,
ведьма отправила меня прямиком в ад.
Бонни раскрыла рот, показав испачканные помадой зубы. Она так же, как и я, хорошо
понимала, что ей не выжить. Собрав оставшиеся силы, она подняла дрожащую руку и,
указав на меня, прошипела:
И всё.
Сердце её встало.
Последний вздох.
Кат вскинул голову, посмотрев на меня. Его глаза блестели от непролитых слёз, а на
лице застыла маска лютой ненависти.
Он не ответил, баюкая на руках мёртвую мать — мою вторую жертву, павшую не от моей
руки.
— Ты убила Дэниеля.
Два пути.
Один итог.
Я не побежала.
И не стала отрицать.
Я выиграла, они проиграли. И если моя жизнь сейчас закончится, пусть так.
— Да. Да, я убила его. Забрала его жизнь и с наслаждением избавилась от тела.
Кат ахнул.
Я улыбнулась.
ГЛАВА 24
Бонни
Не было понимания того, что мои действия проистекали из любви, во имя семьи и
преданности тем, кем я дорожила.
Разве я могла поставить интересы совершенного незнакомца превыше тех, кого любила и
о ком заботилась?
Убивали ради самозащиты или ради защиты любимых. Охотно забывали заповеди в угоду
своих взглядов, стирали границы того, что приемлемо, а что нет.
Те, кто меня знал, понимали мою страсть и цели. А те, кто не знал… Что ж, мне было
откровенно наплевать, что они думали.
В каждой истории редко было лишь две стороны, и за свою долгую жизнь я пришла к
пониманию этого. В каждой истории было множество сторон. Как множество страниц в
увлекательной книге. Бесконечная борьба, в которой люди выбирали истину по душе,
рождая споры и трения. Иногда выбор делался по понятным причинам, безо всякого
основания или сгоряча, просто… так было нужно.
Усвоив эту простую истину, я поняла, что моя собственная империя должна работать
согласно этому же принципу.
Мотивы моих поступков были понятны, для меня, по-крайней мере. То были мои мечты. И
по счастливой случайности, обладая силой и авторитетом, я могла навязывать их
другим.
Я свято верила в то, что делала. И я любила свою семью. И я упивалась властью и
болью от несчастий, которые могли доставить мои близкие. И я отдала всё, чтобы моя
семья процветала.
Всё началось в тот день, когда Альфред «Игл» Хоук попросил моей руки. В тот день,
когда он преклонил колено, я поняла, что моя жизнь в рамках, принятых обществом,
закончена. Я ненавидела весь этот этикет и изящные манеры воображал на светских
раутах, мнящих себя принцессами. А с эгоистичными козлами, которые, имея всего одно
поместье, предлагали стать чуть ли не рабыней, считая это заботой, я вообще не
связывалась.
Они идиоты.
Это было похоже на тюремный срок, и делить камеру с преуспевающим средним классом
мне совсем не улыбалось.
Сама я происходила из знатного рода. Уоррены владели большей частью Южного Хэмптона
и большим парком для оказания грузоперевозок различных товаров. В основном чужих
товаров, и этот факт мне не нравился. И не нравилось мне то, что своим бизнесом мы
помогали другим встать на ноги и укрепить своё положение в мире.
Забеременев первенцем, Питером, я поклялась, что только из-за него мне нужно
работать плечом к плечу с Альфредом, обретая больше власти. Тяжёлый и
самоотверженный труд не пугали меня, в отличие от неудач и бедности. Посему я
сделала всё от себя зависящее для моего мужа. Я сделала его великим.
Непревзойдённым.
Однажды ночью Альфред поведал мне о «Долге по наследству», но чтобы он объяснил
мне, что это значит, потребовалось несколько лет. Жёнам мужчин Хоук не полагалось
вмешиваться в дела с так называемым «Долгом», но Альфред был моим, и если бы я
могла возвеличить его ещё больше, я бы сделала это без раздумий.
Затем бог вознаградил нас ещё одним сыном ― Брайаном. Судьба улыбалась нам,
гарантируя нашим детям грандиозность будущих вершителей судеб и вселенных, которые
я помогла бы им создать.
И как-то, одной ненастной ночью, перебрав с коньяком, Альфред рассказал мне, как
заявил права на Уивер до того, как встретил меня. Он востребовал несколько долгов,
но не смог исполнить последний. Он не надел «Страдалицу Уивер» ей на шею и солгал
об убийстве женщины, дабы сохранить лицо перед потомками.
Он отпустил её, сказав бежать. Прятаться. А сам закопал пустой гроб, сделав вид,
что востребовал долг до конца, скрыв правду в болоте.
Глупый ублюдок.
Такую слабость я не приемлела и потеряла всякое уважение к мужу, увидев, кто он был
на самом деле ― слабаком. Посему переехала из его спальни в другое крыло дома.
Терпеть его нежелание обеспечить нашим сыновьям великое будущее я больше не
собиралась. И несколькими годами позже я не оплакивала его кончину от рака лёгких.
Я отпраздновала его смерть.
Настало моё время торжествовать. Хотя, возможно, кто-то будет считать иначе.
Брайан пошёл в меня. Он был целиком и полностью моим сыном ― так же дисциплинирован
и жаден в достижении невозможного. Питер предпочитал учиться, жертвуя наше
состояние на благотворительность. Брайан же наоборот стремился его преумножить для
нашей семьи, не для других.
Не отрицаю, что всегда желала много детей. Ведь чем больше наследников, тем больше
вероятность захватить мир. Мы торговали дорогостоящими товарами, владели несчётными
империями в различных странах по всему миру, и я, наконец, убедилась, что мы
всесильны. Но на моей стороне был только один сын. Сын, который рад был угодить.
Пока я учила Брайана, как управлять «Блэк Даймонд» наиболее эффективно, изучив
книги по истории семьи Хоук, Питер влюбился.
Эта сука совершенно запудрила ему мозги. А так как он был самым старшим в семье, у
него была обязанность. Его отец не истребовал Долг по наследству, но мой сын,
несомненно, должен был это сделать. Однако Питер затягивал с этим. Он не забрал
Эмму Уивер, делая вид, что её не существует, всё больше погружаясь в романтические
глупости.
Брайан пытался вразумить брата, но Питер и Роуз упирались. Они были поглощены
собственными планами, позабыв, что мы семья, а семья идёт во всём до конца вместе.
Я проклинала его за это и была безмерно разочарована этим поступком. Мне была
противна его слабость до плотских утех.
Но поддавшись порыву и взяв силой Роуз, вскоре он безмерно пожалел о своём выборе.
Пришёл ко мне с зарёванной женщиной, и мы вместе попытались исправить ситуацию. В
этот же вечер я провела собрание, сказав Роуз, что она может остаться в моём доме,
но для этого должна выйти за Брайана. А если же она этого не сделает, у Питера
будут большие неприятности.
Что он и сделал.
Он задушил Питера, пока я была на заседании совета. Скорбь моя была напускной,
равно как и недовольство действиями Брайана. Я заявила, что этот неприятный
инцидент произошёл только по его вине. Но положа руку на сердце, я была поражена,
что он додумался до такого.
Смерть моего старшего сына преподнесли как несчастный случай, словно Питер упал с
лошади. Роуз вышла за Брайана. И жизнь продолжила своё течение. Родился Джетро, за
ним Жасмин и далее Ангус. Брайан стал известен как Кат, прекрасно вжившись в роль,
возвеличив имя Хоук до немыслимых высот.
Дэниель.
После рождения Жасмин, Роуз переехала из комнат Брайана, оставив только видимость
семьи ради детей. А моя неприязнь к ней год за годом лишь росла.
Роуз настояла на родах в больнице, хотя все предыдущие прошли в Хоукскрибже без
осложнений под наблюдением акушерки. А Брайан чувствовал себя виноватым за то, как
относился к ней, и, смягчившись, исполнил её желание.
Глупец.
Через несколько дней после родов Брайан приехал в больницу, чтобы забрать сына и
жену домой. Вот только Роуз исчезла. Она бросила семью, а это страшный грех.
Оставила четверых детей и мужа, что заботился и оберегал её.
Несколько месяцев она ускользала от нас, но потом Брайан, мой находчивый и такой
способный мальчик, нашёл её в зале ожидания международных рейсов. Она обменяла
своих детей на свободу. Добровольно. И это преступление ничем не искупить.
Он вернул её в Холл и держал при себе ещё несколько лет, пока не подросли дети. А
потом произошёл несчастный случай.
Туда и дорога.
Так или иначе, но её смерть научила меня одному очень важному факту ― даже семья
может разочаровать. Хотя нет, семья может не только разочаровать. Твои родные люди
могут уничтожить всё лишь одним действием.
Ангус мне нравился, но лишь потому, что у него был дар, которым не обладали другие.
Он мог читать людей и, пользуясь этим, подстраивался под ситуацию. Хоть он и был
хамелеоном в моих рядах, но всё же был членом семьи и делал то, что ему говорили. В
общем, он был предоставлен самому себе.
Я не должна была быть настолько слабой по отношению к ней, и это останется моим
самым большим сожалением.
А ещё Дэниель.
И теперь моей прекрасной семье ― сыну, которого я растила и который так меня
радовал, и внуку, который разочаровал меня, разрушив всё вокруг, теперь им придётся
справляться без меня.
ГЛАВА 25
Нила
― ТЫ!
Страх перед его неизбежной местью и последствиями моих действий не заставит меня
бежать. Я бы не выглядела слабой, убегая.
Больше нет.
Я забрала две жизни из трех. Это отличный результат. Возможно, я не достигну всех
целей до того, как моя жизнь закончится, но не стоит игнорировать две победы.
Кат был сломлен. Я это сделала. Я сломила его. Его власть в доме Хоуков все ещё
прочная и могущественна, но я была кротом в его владении. Я подкопала фундамент,
прогрызла опорные балки, подточила все, чем он дорожил.
Поэтому нет.
Я не собираюсь бежать, потому что бежать было некуда, и я заслужила право смотреть
на своего побежденного врага до того, как он победил меня.
Какие бы заключения ни приходили мне в голову, они, должно быть, пришли и ему на
ум. Возможно, даже в том же порядке ― осознание того, что он рассматривает меня как
достойного конкурента, а не ничем не примечательную Уивер, или, возможно, он понял,
что недавно планировал лишить меня всего, но вместо этого я лишила его всего.
― Ты убила её.
― Я хотела, но не получилось.
― Врешь. Точно так же, как солгала о Дэниеле. Это была ты.
Я выпрямилась, мое тело сотрясла нервная дрожь от осознания того, что принесёт моя
правда.
― Ты гребаная сука.
Он хотел ударить меня ― это было видно по каждому движению, но в то же время было
что-то еще… облегчение? Предательская благодарность вместо скорбной печали?
― Они мои сыновья. Мои, и я могу делать с ними все, что пожелаю. Благодаря мне они
получили жизнь. Я создал их.
― Они?
Я сглотнула.
Черт.
― Блядь, Кестрел тоже жив? ― Он выпучил глаза, в мгновение ока забыв о смерти своей
матери. ― Хочешь сказать, что я не убил ни одного своего ребенка, но ты убила моего
младшего сына, которого я планировал сделать своим наследником? ― Его голос был
хриплым. В воздухе витало… сожаление?
Кат направился ко мне, на этот раз медленнее, словно не мог осмыслить такие
оскорбительные факты.
― Они. Ты сказала «они». Кто они? ― Его взгляд метался по комнате, к открытой
двери, к мертвой матери. ― Что ты имела в виду? Где он? Где, черт возьми, Кестрел,
если он не умер от пули, пронзившей его богом забытое сердце?
― Отвечай!
Несмотря на то, что я стояла лицом к лицу со смертью, я скрыла правду. Джетро был в
ловушке в Африке и мог выжить только в том случае, если я выполню условия Ката и
отдам свою жизнь. Я не в силах ему помочь. Но я могу помочь Кесу, если буду хранить
молчание. Кестрел был в безопасности. Я не собираюсь трепаться о его
местонахождении, и совершенно точно не собираюсь выбалтывать Кату, что оба его сына
были спасены благодаря Фло и Жасмин.
Фло!
Он мой союзник.
Зародившаяся между нами дружба, когда Кес впустил меня в свои покои в самом начале.
Шутки и разговоры за послеобеденными закусками, когда Джетро избегал меня после
Первого Долга. Фло стал для меня и для Кеса другом.
Где он?
Мое сердце бешено колотилось от отчаяния. Даже если Фло был рядом, небезопасно
звать его на помощь. Хоуксбридж словно поглощал людей, и его коридоры словно пещеры
― в них можно блуждать несколько дней.
Он не услышит меня.
Кат резко остановился, оставив между нами несколько метров. Он прищурился, на его
лице, сменяя друг друга, отражались печаль, страдание и отвращение. Рука, держащая
пистолет, опустилась, дуло угрожал ковру, а не мне.
Его мать только что умерла у него на руках. Им руководила ярость и скорбь. Он был
так же непредсказуем, как подкинутая монета.
Я вздрогнула.
― Я не имею права? У меня есть все гребаные права. Думаешь, я не видел, что она
играет со мной? Притворялась, что любит, в то время как я все это время знал, что
она любила только свою семью, которую была вынуждена оставить. Она предупредила
меня, что произойдет, если Джетро заявит на тебя права.
Я вздрогнула. Откуда она знала, как сложится будущее? Сколько времени она провела с
Джетро, чтобы понять, что моя и его душа обретут мир друг с другом?
Кат усмехнулся. Этот звук прорвался сквозь печаль от смерти матери, быстро сменяя
его горе.
― Я бы стер эту самодовольную улыбку с твоего лица, Нила. Потому что это не все,
что она сказала.
― Она также сказала, что хоть ваше поколение и будет последним, ты не обретешь
счастье. У тебя та же судьба, что и у нее.
― Ее судьба всегда была твоей судьбой, Нила. Неважно, что ты делала, кого
развращала или сколько заговоров планировала, твоя судьба была неизбежна.
Поцеловав кончик моего носа, он превратил нежный жест в нечто зловещее, а затем
прошептал:
― Ты лишала меня, а я лишал тебя. Пришло время положить этому конец, чтобы я мог
восстановить нанесенный тобой ущерб.
Убрав руки с моих щек, он выхватил у меня ножницы и вывел из покоев Бонни. Он
оставил свою мать гнить, окруженную ее любимыми цветами, в усыпанной цветами
могиле.
Без гипса и перевязи сломанная рука болела. Дурман и дисбаланс затуманивали зрение,
в то время как Кат тащил меня вниз по лестнице.
Третий Долг.
Разве я не молилась о том, что лучше принять смертью, чем изнасилование, если у
меня будет выбор?
Моя кожа покрылась испариной нервозности, когда Кат протащил меня по холлу дома
мимо комнат, в которых я отдыхала, уголков, в которых пряталась, библиотек, в
которых мечтала. Повернув налево, мы столкнулись с братом из «Блэк Дэймонд».
― Кат.
― Хорошо. У меня есть для тебя еще одно задание. Моя мать мертва. Отнеси ее тело в
склеп под поместьем. Я разберусь с ее останками ближе к вечеру.
― Хорошо…
― И еще кое-что. Оповести Жасмин. Хочу, чтобы она присутствовала. И остальные члены
братства.
― Ты прав.
Я извивалась в руках Ката, жалея, что он бросил пистолет наверху. Если бы оружие
все еще находилось у него за поясом, я могла бы завладеть им и выстрелить в упор.
Больше не было необходимости скрываться. Не нужно было скрывать свои истинные
намерения.
Он ― моя последняя жертва.
― В бальный зал.
Бальный зал.
Долг.
Последний Долг.
Мои пятки впивались в полозья пола, сминая древние ковры. Кат тащил меня, не
обращая внимания на сопротивление и не замедляя темпа.
Кат стиснул челюсти, когда огромные двери со стоном и скрипом распахнулись, словно
под тяжестью того, что за ними находилось.
Когда открылась дверь, Кат затолкнул меня внутрь. Отпустив мою руку, он схватил в
охапку мои обрезанные волосы и потащил в центр комнаты.
В этом месте бывали хорошие и плохие времена. Вино проливалось со смехом, а кровь ―
со слезами.
По телу пробежали мурашки, словно я шагнула сквозь завесу времени. Смогла увидеть,
как танцуют предыдущие поколения, услышать их мелодичные голоса.
В отличие от столовой, где стены были увешаны портретами мужчин в белых париках, с
меловыми лицами и суровыми выражениями лиц, женщины семейства Хоук придавали
бальному залу элегантность.
Их лица украшали розовые щеки и красные губы. Их волосы искусно завиты. А платья
развевались под мазками кисти художника, почти как настоящие.
― Красивые, правда?
Он позволил мне ознакомиться с историей его семьи, я искала портрет, который хотела
рассмотреть. Мне необходимо было взглянуть на женщину с которой все началось.
Я не могла ее найти.
Бонни.
Ее я увидела первой.
Мой взгляд устремлялся все выше и выше по семейному древу, преодолевая Джоан, Джейн
и Бесси.
И наконец, на самом верху, надзирая за своим царством и всем, что она помогла
создать и завоевать, возвышалась Мейбл Хоук.
Неясный набросок был не столь замысловатым в деталях, как остальные. Ее внук,
Уильям, не мог вспомнить многое, когда заказывал картину по памяти. Но
интенсивность ее взгляда была наделена душой, даже несмотря на то, что ее черты
были нарисованы не точно. Она выглядела как любая другая женщина ушедшей эпохи. Как
любая другая мать и бабушка. Ее платье из простого коричневого бархата украшал
единственный бриллиант на груди, а скулы прикрыты волосами.
― Впитай все это, моя дорогая. ― Кат отпустил мои волосы, проведя пальцами по моему
ошейнику. ― Эта комната будет последним, что ты увидишь.
Время шло, но Кат не торопил меня. Я позволила портретам на стене рассказать свою
историю, наполнить меня устаревшими пережитками, гарантируя, что, когда придет
время преклонить колени и поддаться лезвию гильотины, я буду не просто девушкой, не
просто Уивер, не просто жертвой Долга по наследству.
Я стану историей.
Я стану частью чего-то гораздо большего, чем я сама, и унесу память из этой жизни в
следующую.
Чем дольше игнорировала устройство, укрытое в бальном зале, тем сильнее это меня
угнетало. Портреты изучены, комната тщательно исследована ― не оставалось ничего,
что могло отвлечь мое внимание от таинственного предмета.
Я выпрямилась.
Он застыл.
Тихий скрип колес нарушил неприятную тишину. Я оглянулась через плечо: Жасмин
быстро ворвалась в комнату, скользя по полированному дереву с выражением ужаса на
лице.
Жасмин вцепилась руками в запястья Ката, ослабляя его хватку на своих щеках.
Кат усмехнулся.
Фло.
У меня было много врагов в этой комнате, но два человека, о которых я заботилась и
которым доверяла, возможно, это все, что мне понадобится против Ката и его мести.
― Фло, отведи мою дочь в дальний конец комнаты. Она должна наблюдать с безопасного
расстояния и никуда не уходить, понятно?
Фло взглянул на меня. Множество секретов отразилось в его глазах, прежде чем он
решительно отвел взгляд. Ничто в его позе не предвещало того, что он попытается
предотвратить неизбежное будущее. Он просто кивнул и обхватил руками ручки
инвалидного кресла Жасмин.
― Да, сэр.
Фло?..
― Нет!
Джетро.
Я хотела рассказать ей, но все было слишком сложно, чтобы уложиться в пару слов, и
у меня не было сил вдаваться в подробности.
― Нет. Не может быть. Я этого не допущу. ― Она потянулась за спину, пытаясь ударить
Фло и оцарапать его руки, чтобы он не тащил ее дальше. ― Отпусти меня!
Она замерла.
Что он сказал?
Мое сердце замерло. Он предал нас или дал очередную клятву Кесу и Джетро, о которой
я не знаю?
Кат развернулся, заставляя меня сделать то же самое. Взгляды Фло и Жасмин словно
выжгли клеймо у меня на спине. Два брата бросились вперед, схватившись за края
черного покрывала, скрывавшего аппарат и глядя на Ката в ожидании приказа.
― Снимите!
И там… под плахой, где будет лежать моя голова, стояла корзина, которая станет моим
последним пристанищем.
ГЛАВА 26
Джетро
Я преодолел тысячи миль. Сражался в сотнях битв. Прожил миллион жизней за несколько
дней.
Мой мозг отчаянно нуждался в отдыхе. Глаза слипались от нехватки сна. Мое сердце
неумолимо стремилось к концу.
― Остановитесь здесь.
Полет прошел по плану. После того, как я позвонил Тексу, чтобы он собрал
подкрепление, Фло, чтобы он разобрался с братьями, и Киллу, чтобы он спрятался на
территории и наблюдал издалека, я сосредоточился на том, чтобы мое тело продолжало
слушаться меня, а силы, которые понадобятся для выполнения задуманного, не подвели.
Я поел и обработал раны в туалете самолета. Залатал, как мог, огнестрельную рану и
заклеил пластырем порез на лбу. Я попросил экипаж дать мне аптечку и принял все
возможные таблетки, чтобы снизить температуру и унять боль, на которые у меня не
было времени.
Когда мы, наконец, приземлились на землю, я не был заряжен энергией или готов к
резне, но мне стало намного лучше, чем несколько часов назад.
У меня было достаточно энергии, чтобы закончить это… а потом… потом я буду спать
чертову вечность и позволю другим спасать мир.
Нила, я уже иду.
Я бросил ему двадцать фунтов из пачки банкнот, которую дал мне капитан в обмен на
бриллиант, и вылез наружу.
Отросшие черные волосы откинуты с лица и смазаны гелем, в глазах читается желание
меня убить.
Не дав мне времени ответить, он сжал свое правое предплечье и сунул его мне под
нос.
― Что ты с ней сделал? Почему у меня болит рука? ― Схватив меня за шею, он
прорычал: ― Отвечай, какого хрена ты сделал с моей сестрой!
Из-за другого автомобиля появился Текс, как и сын, одетый во все черное. Они были
похожи, в то время как Нила была похожа на Эмму. Настоящая семья. Единственное, что
объединяло мою семью, это безумие и золотистые глаза.
Проклятая генетика.
У меня разболелась спина от того, что он склонил мою голову под неудобным углом, но
я не собирался вступать в борьбу. Я больше не хотел сражаться с Уиверами.
― Отпусти меня.
― Мы собираемся положить конец всему этому. ― Мой голос звучал устало, но в нем
четко и ясно звучала правда. ― Вот что происходит.
Ви затрясся от гнева.
― В поместье.
В другой ситуации мне бы понравился отец Нилы. Его мысли были успокаивающими и
тихими ― почти как у Кеса, способного отключать непреодолимую ненависть или
счастье, живя заурядной жизнью под контролем эмоций. В отличие от Кеса, который
научился прятаться для улучшения жизни, сомневаюсь, что Текстиль делал это ради
удовольствия.
Удивительно, но я не чувствовал вины. Он позволил мне забрать Нилу без борьбы или
гнева. Он должен испытывать хоть какое-то чувство стыда за то, что отдал свою дочь,
даже если его учили именно этому. В его поражении было нечто большее, чем он
показывал. Что-то таилось на задворках его мыслей… окутанное мимолетной гордостью и
торжественным достоинством за то, что он сделал, когда речь шла о Ниле.
Что он сделал?
Я посмотрел ему в глаза, их с Нилой связь близнецов была сильнее, чем он мог
предположить. Он мог чувствовать ее физически, но я чувствовал ее эмоционально. И
он был прав, ей было больно.
Текс тяжело вздохнул, его объемные плечи поникли от напряжения. Я сделал пометку,
когда все закончится, спросить его, что он сделал. Я хотел узнать его секреты. У
меня было чувство, что он знает ответы на многие вопросы.
Нила.
Я покачал головой.
― Нам нужно идти. Ты прав, она ранена. Мой отец сломал ей руку, и не сомневаюсь, он
хотел сделать нечто большее. Вот почему мы должны действовать быстро.
Мое сердце билось неровно ― ритм всегда сбивался, когда я сталкивался с такими
ошеломляющими эмоциями.
Шестнадцать человек, которым предстояло убить Ката и всех братьев, которые остались
ему верны. Мне не нравилась мысль об убийстве членов клуба, которые годами
подчинялись мне, но, возможно, этого не придется делать, если Фло сумеет отделить
верных от предателей.
Текс кивнул.
― До?
Если он нанял их до того, как Нила попала в мои руки, почему он не воспользовался
их услугами, чтобы предотвратить это?
― Я имел в виду после того, как ты забрал Нилу. Я собрал армию. Я больше не позволю
тебе забрать никого из моих близких, Хоук. Не позволю.
Его промах и внезапная ложь о временных рамках не имели смысла. Некого было
забирать. Нила была девочкой-первенцем. Мы никогда не охотились за сыновьями
Уиверов.
Что же он скрывает?
― Мы, ублюдок.
Я стиснул зубы.
― Прекрасно, если ты так хочешь, мы будем играть по твоим правилам. Как насчет
того, чтобы ты приказал им, как лучше проникнуть внутрь? Если ты знаешь, где Кат
держит Нилу и как проникнуть в поместье незамеченным, милости прошу, блядь.
― Осторожно. В данный момент мы терпим тебя. Это не значит, что мы согласны быть
твоей оперативной группой, когда ты уже наломал столько дров. Мы здесь из-за Нилы,
и все. Понял?
― Если вы здесь ради Нилы, докажите. Она в беде. Чем дольше мы будем стоять здесь,
сравнивая размеры членов, тем хуже ей будет. ― Разведя руки, я прорычал: ― Решать
вам. Вам нужна моя осведомленность, чтобы все прошло гладко, или вы предпочитаете
делать все по-своему и рисковать жизнью Нилы, и попутно оказаться под перекрестным
огнем?
Текс посмотрел на Вона. Они молча вели беседу, пока, наконец, Текс тяжело не
выдохнул:
― Хватит, Ви. Сделаем, как он говорит. Я хочу вернуть свою дочь, и если он говорит,
что может это сделать, то… пусть вернет ее. ― Повернувшись к пожилому мужчине с
черной шапочкой на голове, Текс жестом велел ему подойти. ― Планы изменились, Дек.
Выполняй приказ Хоука. Выдвигаемся.
Военные в отставке.
Награждены за службу.
Выбирать между этими двумя параллелями было чертовски трудно, но я сделал это. Я
добился такого успеха, что радость хищника заразила меня настолько, что охота стала
почти… забавой.
Я смогу это сделать, потому что был зверем, а не добычей. И меня окружали люди,
нацеленные на ту же сладкую победу.
Это все, что мне нужно было знать. Я доверял Деклану и его людям. Я надеялся, что
их будет достаточно, если «Блэк Даймонд» решат сражаться против нас.
Я вырос, убегая из этого места, но теперь я хотел изменить свое наследие к лучшему.
Я буду править династией, отличной от той, которую представлял себе Кат, и сделаю
это на своих условиях, с Нилой рядом.
― Следуй по этой дороге. Она пересечет дорогу, и мы сможем обогнуть главный вход.
Это поможет какое-то время скрываться из виду.
Или она уже была в бальном зале на первом этаже, стояла на коленях и собиралась
стать последним украшением в ужасной корзине?
― Жми на газ.
Я намеренно решил ехать с двумя наемниками, а не с братом или отцом Нилы. Мне нужно
сохранить ясную голову, а я не мог этого сделать, когда взрывоопасные эмоции Вона
мелькали в его черепе, а секреты Текстиля прогрызали дыру в моего терпения.
Они были такими же животными, как и сотни лет назад. Мысли и невысказанные колкости
изображали их мстительными, эгоистичными и сосредоточенными на вещах, о которых не
следует говорить вслух.
Меня обрадовало осознание того, что я не так ужасен, как боялся. Я был нормальным.
Я был человеком. У меня были недостатки, изъяны и страхи, но, несмотря на все это,
я старался быть лучше, смелее и храбрее.
Правда?
Как только Нила окажется в безопасности, а Хоуксбридж ― под охраной, мне нужно
будет уединиться. Я знал симптомы сбоя системы. Знал, когда достигал своего
предела. Тошнота поднялась по пищеводу, а руки задрожали, когда я обхватил
пистолет, протянутый Деком.
Я был на грани.
Переутомление и чрезмерное сопереживание в конечном итоге убьют меня, если в
ближайшее время я не убью Ката.
― Пошли.
Я махнул рукой, чтобы мужчины выстроились позади меня, черная шеренга направилась
от конюшен в сторону поместья.
Оставив машины позади, я повел мужчин вверх по холму к дому. Мы старались держаться
как можно ближе к деревьям, двигаясь короткими перебежками. Оружие было наготове,
мы поднялись на холм и совершили последний спуск.
Ви и Текс следили за каждым моим движением, удача была на нашей стороне, скрывая
нас достаточно долго, чтобы мы незаметно подобрались к древней архитектуре и
рассредоточились веером вокруг стен Хоуксбриджа.
Призраки.
Плач.
Это не ветер.
К черту неожиданность.
К черту засаду.
Нахуй все.
Нила!
ГЛАВА 27
Нила
Жасмин закричала с другого конца зала. Ее крик разлетелся по бальному залу, слезы
струились по ее прекрасному лицу.
― Пожалуйста.
Кат заломил мне руки за спину, я застонала от боли, вызванной переломом. Вокруг
моих запястий обернули бечевку, неестественно изгибая предплечье.
― Пожалуйста. Не…
Кат развернул меня, положив свои огромные ладони мне на плечи. Его золотистые глаза
светились извинением и в то же время решимостью.
― Тише, Нила. ― Его губы коснулись моих, приятные и нежные, а затем он подвел меня
к коленопреклоненному подиуму и сильно надавил на плечи. ― Встань на колени.
― Нет!
― На колени.
Плетеная корзина.
Мое сердце заколотилось, стуча все быстрее и быстрее, пока от головокружения меня
не затошнило.
Моим легким требовалось больше кислорода. Моему разуму требовалось больше времени.
А моему сердцу… требовалось больше надежды, жизни, любви.
Я не готова.
Не так.
― Кат…
― Нет. Больше никаких разговоров. Не после всего, что ты натворила. Мой сын. Моя
мать. Думаешь, лишила меня всего самого дорогого, но я лишу тебя гораздо большего.
Джетро. И когда выясню, где Кестрел, его тоже сотру с лица земли.
Время пришло.
Последний Долг.
― Прощай, Нила.
Я не могла освободиться.
Я не могла спастись.
Я не была победителем.
Ботинки Ката заскрипели по платформе, тихий шелест веревки и звон шкива (прим.
пер.: Шкив ― фрикционное колесо с жёлобом или ободом по окружности, которое
передаёт движение приводному ремню или канату) сигнализировали о том, что он
потянулся, чтобы освободить клинок.
Все долги были погашены. Он не мог забыть о театральности этого долга. Его рассказ
мог бы продлить мою жизнь на некоторое время.
Но он не проронил ни слова.
И льющиеся слезы…
Я умру.
Я ждала какого-то мистического освобождения, когда моя душа воспарит над моим
обезглавленным телом.
Что я почувствую?
Или все закончится так быстро, что я даже не успею понять, что он лишил меня жизни?
Я напряглась.
Небытие…
Я умерла?
Ничего не случилось.
Затем все чувства обострились. Капюшон все еще покрывал мою голову. Ярмо по-
прежнему сдавливало плечи. А рука по-прежнему болезненно пульсировала.
Оглушительный шум.
Я не видела, но чувствовала.
Свист ветра, когда мимо пролетали тела. Содрогание от пуль, пролетающих слишком
близко ко мне. И рука Ката на моей голове, когда он кричал, пытаясь все это
прекратить.
Вместо того чтобы умереть, я попала в зону боевых действий, но у меня не было
возможности посмотреть на происходящее вокруг.
Я съежилась у ног Ката, мой позвоночник искривился, колени покрылись синяками из-за
грубого настигла гильотины.
Сердце ушло в пятки от страха, я боялась, что случайная пуля перебьет веревку и
высвободит лезвие, которое перережет мою нежную плоть.
― Блядь. ― Кат не переставал прикасаться ко мне, его пальцы впивались в мой скальп,
пока продолжалась борьба. ― Вон там, держи его! ― Его приказы невидимому бойцу были
произнесены хриплым голосом.
Прекратите.
Не прекращайте.
Спасите меня.
Не убивай меня.
Борьба могла длиться часами или секундами. Единственное, в чем была уверена: я изо
всех сил цеплялась за жизнь.
Я задыхалась.
Секунда.
Две.
Три.
Он.
Я затрепетала от любви.
Он спас меня.
Джетро.
― Никогда. Опустите оружие, или я потяну. Я сделаю это, Джет. Ты знаешь, что я не
блефую.
― Только попробуй, и я буду стрелять в тебя до тех пор, пока ты не станешь таким
дырявым, что даже черви не захотят тратить на тебя время.
Мой отец.
― Как только он выстрелит в тебя, я утрою свои усилия и не остановлюсь до тех пор,
пока тебя не разорвет на куски, черт возьми.
Мой близнец.
Трое мужчин, которые, как мне казалось, никогда не должны были оказаться в одной
комнате, не говоря уже о том, чтобы сражаться плечом к плечу. Как же все изменилось
с той ночи в Милане.
Кат с легкостью мог убить меня, и никто не в силах его остановить. Если бы в него
выстрелили в тот момент, когда он держал в руке веревку, лезвие гильотины
соприкоснется с моей плотью. Если он решит совершить самоубийство и умереть вместе
со мной, никто не сможет помешать ему выпустить лезвие.
Делайте что-нибудь.
Поиграйте с ним…
Кат принял меня в своем доме, иногда он был вежлив, обыденный ― был человеком,
несмотря на дьявольские замашки. Возможно… возможно, есть способ уговорить его
прислушаться ко мне.
― Я прощаю тебя.
Постарайся.
― Я прощаю тебя за все, что ты сделал. С Эммой, со мной, с твоими детьми. Я прощаю
тебя. Позволь мне жить и прервать историю долгов.
Я предложила свое прощение, идя вразрез со всем, что хотела сказать. Обменяла
мораль на право сохранить свою жизнь. Но что, если этого недостаточно? Что, если
моя единственная ценность была неинтересна Кату?
Шкив лязгнул, когда Кат вздрогнул. Мне не нужно было смотреть ему в глаза, чтобы
понять, что я попала в точку. Наблюдение за тем, как Бонни умирает по прихоти
своего тела, кое-чему меня научило. Она была причиной психотического и аморального
поведения в своей семье. Именно она довела своих детей до безумия. Она была
семенем, прорастающим такими демоническими лепестками.
И снова тишина.
Никто не шелохнулся.
Затем… наконец… снова послышался шорох веревки и лязг механизма, только на этот раз
я не испугалась. Ногой Кат оттолкнул меня, закрепляя веревку, останавливая лезвие и
мою смерть.
Не вздрогнула, когда его руки опустились мне на плечи, избавляя от хомута и помогая
подняться на ноги.
Я вздрогнула, когда черный материал освободил обзор, и часто моргала, пока глаза не
привыкли к свету.
Мне нужно было немного времени, чтобы осознать, как близка я была к смерти.
Посмотреть в лицо своему потенциальному убийце и поблагодарить его за то, что он
пощадил меня, даже, несмотря на то, что я проклинала его.
Я по-прежнему была поглощена моментом, так много читая в глазах Ката, но ничего из
этого не понимая. Потирая горло и чувствуя фантомную рану на шее, я кивнула.
― Спасибо.
Кат пожал плечами в ответ на все вопросы, которые я хотела задать, прежде чем
позволить своему первенцу рывком спустить его со ступенек и передать под контроль
моего отца.
Как только Кат отвел взгляд, мое внимание переключилось на пространство вокруг
меня.
Я ахнула.
Первозданный бальный зал превратился в зону боевых действий. Кровь и тела украшали
пол. Мужчины, одетые в черное, и братья «Блэк Даймонд» стонали и осматривали свои
многочисленные раны.
Фло вышел вперед вместе с Жасмин. Он натянуто улыбнулся мне, но Джетро схватил меня
за плечи.
― Ты в порядке?
Я не могла взять в толк, как спокойно приняла то, что вот-вот умру, а теперь… нет.
Мне была дарована вторая жизнь… и все, что я могла делать, это ошеломленно кивать и
моргать в ступоре.
― Черт, Нила.
Джетро прижал меня к себе. Моя сломанная рука ныла, но мне было все равно. Меня
волновал только он.
Я обняла его в ответ, сжав так сильно, как только могла.
― Ты здесь.
― Я здесь.
― Ты спас меня.
― Я люблю тебя.
― Все кончено.
― Это правда?
― Все закончилось.
ГЛАВА 28
Джетро
— Но…
Вернулась частичка прежнего меня — засранца, забравшего ее. Эта оболочка уже давно
разрушилась, но быстро восстановилась.
Позволил этому случиться, потому что то, что я собирался сделать, проверит каждый
дюйм моего состояния. Я испытаю такую же сильную боль, как и Кат, потому что
прочувствую то, через что пройдет мой отец. Я не смогу заглушить его эмоциональные
крики и не смогу перестать игнорировать его мысли
— Джет…
— Нет, Нила. Ты должна остаться. Повинуйся хотя бы раз. Не заставляй меня просить
снова.
— Черт побери.
Я тяжело сглотнул, проведя рукой по волосам. Я не спал несколько дней, все тело
болело, разум едва функционировал от того, что в бальном зале было столько смерти и
боли. Видеть ее на коленях с накидкой и гильотиной над головой — чертовски
подкосило меня.
Ради нее я причинил боль стольким людям. Я носил их души, словно знаки бесполезной
чести. И все же она продолжала спорить.
Ты должен.
Все, чего я хотел, — это оттащить Нилу в комнату, позаботиться о ее руке и уснуть.
Я хотел, чтобы сегодняшний день поскорее закончился, чтобы завтрашний день мог
изгнать прошлое.
Но я не мог.
Я посмотрел на свою сестру, когда она подъехала ближе. Мои глаза высветили два
сообщения: «помоги» и «не спорь». Мой голос был хриплым, словно я курил
десятилетиями:
Жасмин слегка кивнула, лучше других понимая, что я собираюсь сделать и почему
должен это сделать. Ее пальцы сомкнулись на запястье Нилы.
— Что? Ни за что. — Сумев освободиться от хватки Жасмин, она положила одну руку
себе на бедро, а другой обхватила себя за талию, в защитном жесте.
— Не проси меня остановиться. Мне нужно это сделать, чтобы исправить мою семью и
твою… нашу историю.
Слезы струились по моим пальцам, пока она боролась с принятым мною решением.
— Но…
Когда Нила простила его, я был уверен, что он нажмет на рычаг. Он никогда не умел
принимать милостыню.
Но в кои-то веки он пошел против действий человека, который вырастил меня и стал
героем. Он заслужил толику уважения за этот галантный поступок.
— Кайт… я…
— Знаю. — Мой голос был прерывистым, я поцеловал ее. — Я понимаю твой страх, но ты
должна мне доверять.
Сколько раз я просил ее довериться мне, а потом разрушал доверие, которое она
оказала?
Правда?
Я не мог допустить, чтобы она была там, потому что не знал, смогу ли вынести
наказание, которого он заслуживал. Я не знал, сломаюсь ли и подчинюсь его силе, как
делал всю жизнь.
Это будет моим самым большим испытанием. Но я буду стараться изо всех сил, чтобы
Кат поплатился за содеянное.
Киллиан помог мне. Он ждал у входа в бальный зал, куда ввалились Текс, Ви и наша
команда наемников. Он навел пистолет на Ката и спустил бы курок, если бы мы не
подоспели вовремя.
В конечном итоге он бы спас Нилу без кровавой бойни, но тем самым лишил бы меня
права заставить отца заплатить. Это было рискованно — ворваться и позволить Кату
убить Нилу у меня на глазах, но Кат не знал того, что было известно мне.
Он дал слабину.
Я не мог этого понять. Однако он не мог больше это скрывать. Он наконец-то показал,
как устал. Как мы все устали.
Но теперь я прочувствовал это. Более глубокая грань проявилась в Кате, когда Килл
вырвал его из рук Текстиля, схватив за плечи. В моем отце было много ненависти и
беспощадности, но он также испытывал сострадание и чувство вины.
И это чувство вины становилось все более и более доминирующим, чем дольше Нила жила
с нами.
Это была еще одна причина, по которой я хотел остаться с ним наедине. Я хотел
посмотреть ему в глаза, отбросить защитные рефлексы и раскрыть секреты, которые
хранит мой отец, чтобы впервые в жизни понять его.
И именно поэтому я не знал, смогу ли добиться того, чего он заслуживал. Что, если я
узнаю, что его секреты искупили его вину? Что, если я почувствую что-то, что
изменит двадцать девять лет веры в ложь?
— Джетро…
Голос Нилы вырвал меня из раздумий. Мое зрение затуманилось, галлюцинации от
недостатка сна и испытанного потрясения играли с моим сознанием. Галлюцинации не
были чем-то серьезным, просто странным трепыханием, похожим на черного дрозда, или
рябью солнечного света, напоминающего шмеля или бабочку.
Я хочу спать.
Сжав переносицу, я глубоко вдохнул. Держи себя в руках. Еще пару часов, и я обрету
свободу. Мы все будем, мать твою, свободны, и я смогу спокойно отдохнуть впервые с
тех пор, как себя помню.
Как только все закончится, я навещу брата. Скажу ему, что обо всем позаботился и
можно возвращаться домой в безопасность.
Пришло время показать ему, что я прикрываю его спину, как он прикрывал мою всю
жизнь.
— Кайт… я доверяю тебе. Но тебе нужно отдохнуть. — Нила обхватила ладонью мою
руку. — Пожалуйста, что бы ты ни задумал, это съедает тебя заживо, — сказала она,
указывая на Ката, удерживаемого Киллом. — Ты победил. Наследование долгов
завершено. Пусть с ним разбираются власти.
Я мрачно усмехнулся.
— Власти? Нила, власти принадлежат нашей семье. Никто не посмеет дать показания
против него или посадить его в тюрьму. Если хочешь справедливости, это единственный
способ. — Взяв ее за подбородок, я убрал нитку с ее кожи, оставленную материалом,
ранее прикрывающим ее голову. — Поверь, когда я говорю, что это то, что должно
произойти. Не пытайся остановить меня снова.
Нила опустила взгляд. Ее сердце бешено колотилось, эмоции бурлили, словно горячие
источники под поместьем, но она послушала меня. Она отступила, позволяя мне уйти.
Кат не произнес ни слова — да он и не мог. Как только он сдался, я засунул ему кляп
и заклеил рот скотчем. Его ноздри раздувались, седые волосы в беспорядке падали на
лоб.
Дэниель был мертв. Бонни тоже скоро умрет. Кат будет следующим, кто покинет этот
мир.
— Не начинай, Жас.
Я холодно рассмеялся.
— Что это сделает со мной? Жас, ты знаешь, что будет, если я не сделаю этого. Я
никогда не прощу себя. Он доставил много мучений тем, кого мы любим. Тебе не
кажется, что ему пора попробовать свое собственное лекарство?
Возможно, так и есть, но я был в долгу. Перед шахтерами, освободившими меня. Перед
Киллом, прикрывшим меня. Перед Текстилем за смерть его жены. Перед всеми, кто
участвовал в наследовании долга.
Я делал это не для себя. Я делал это для них. Это была жертва, на которую я был
готов пойти.
Жас нежно улыбнулась, когда наши глаза встретились. Ее эмоции затихли, слившись в
одно единственное желание: закрыться.
— Спасибо.
Она разгладила плед на своих обездвиженных ногах. Ногах, которые были платой за
меня. Инвалидность, причиненная нашим отцом, который теперь должен ответить за свои
преступления.
Жас кивнула. Давая мне разрешение и силу. Прищурившись, она перевела взгляд на
Ката.
Кат сглотнул, его лицо светилось от эмоций, адресованных его дочери. От нахлынувших
на него душевных переживаний мне стало трудно дышать, и я раздумывал, не вынуть ли
кляп, чтобы он мог попрощаться с Жасмин.
Однако моя сестра решила за меня. Обхватив колеса своего кресла, она откатилась,
предоставляя Киллиану пространство для движения вперед.
— Увидите его, — зашипела она. — Я больше не хочу его видеть. — Схватив Нилу за
руку, она удерживала ее, пока Килл пробирался вперед, увлекая Ката к выходу.
Мы были связаны друг с другом до самого конца. Кровь к крови. Боль к боли.
Невозможно отделить мой разум от его, пока он не умрет.
Я повернулся как раз вовремя, чтобы она бросилась в мои объятия. Ее черные волосы
сверкали, словно вороново крыло. Послеполуденный солнечный свет дразнил нас после
того мрака, который царил в бальном зале.
Килл продолжал идти вперед, увлекая за собой Ката и даря столь необходимую тишину.
Я обхватил ее руками, хотя хотел оттолкнуть.
Ее грудь вздымалась и опадала, она обхватила себя одной рукой, другая безвольно
болталась вдоль тела.
— Нила, ты же обещала.
— Скоро вернусь.
— Знаю.
— Ты не против?
— Пожалуйста.
Если это заставит ее уйти, кто я такой, чтобы мешать ей попрощаться? Кат не
представлял угрозы. Даже если бы его не связали, не заткнули рот и не удерживал
Килл, он бы не убежал. Я знал, что он смирился со своей участью и будет
величественно и вызывающе вести себя до самого конца.
Я был уникален.
Я был собой.
Нила подошла к Кату, ее босые ноги скрылись в длинной траве. Килл ничего не сказал,
когда она остановилась перед моим отцом. Ветер развевал ее волосы вокруг
подбородка, растрепанные и слипшиеся, словно измазанные маслом.
— Я здесь не для того, чтобы забрать свои слова обратно. Не знаю, зачем я здесь,
если честно. — Она потерла лицо, пытаясь сосредоточиться. — Наверное, я хотела
сказать… будь благодарен. Преступления настигли тебя… и я здесь, чтобы увидеть
это. — Ее голос понизился, она снова посмотрела на него. — Я здесь, чтобы увидеть
тебя в последний раз. Ты всего лишь человек. Ты делал то, что считал правильным, но
теперь тебе придется заплатить. Все должны платить, Кат. В мире нет ничего
безвозмездного, и ты забрал у моей семьи достаточно, чтобы отныне мы платили по
счетам и были счастливы. Я не буду радоваться твоей смерти. Не буду думать о тебе с
ненавистью или жестокостью. Но я буду свободна от тебя, и буду счастлива, что тебя
больше нет, и некому терроризировать мой род.
Отступив, она нежно улыбнулась.
— Пусть бог смилостивится над твоей душой, Брайан Хоук, и надеюсь, ты найдешь
искупление в том, что тебя ждет.
На пороге появился Фло, подбежал к Ниле, обнял ее, присоединяясь к ее семье. Его
нежность не вызвала ревности, наоборот, дала покой, я знал, что о ней позаботятся и
защитят, пока меня не будет.
Он небрежно кивнул.
— Без проблем.
Ви, словно телохранитель, нависал над Нилой, а Текс с любовью смотрел на своих
детей.
Нила не сказала ни слова, пока Фло вел ее вокруг Хоуксбриджа, направляясь к другому
входу избегая мерзкого бального зала. Текс и Ви шли следом, вытирая окровавленные
руки о свои черные брюки.
Я никогда не узнаю, была ли верность Фло связана с тем, что он доверял мне, или с
его дружбой с Кесом. В любом случае, он был хорошим человеком. Сегодня, благодаря
ему, нам удалось предотвратить еще больше смертей, и он оказал раненым медицинскую
помощью.
Мы не разговаривали, пока пересекали лужайку, огибали сарай, где Кат дал мне
солонку и сказал, что пришло время Второго Долга, и вошли в лес.
По мере того, как мы углублялись в лесную тьму, под нашими ботинками хрустели
ветки.
— Уверен, что хочешь сделать это, Хоук? — Голос Килла привлек мое внимание.
Он обхватил Ката за шею и толкнул вперед. Двое из людей Килла, вынырнувших из-за
деревьев, откуда они наблюдали за поместьем, обошли нас с флангов.
Я ценил поддержку, но мне не нужны были зрители. Как только мы прибудем в пункт
назначения, я отошлю их прочь.
Мне нужно побыть в одиночестве.
— Знаю, что мне придется заплатить, чтобы добиться возмездия. Но да, я уверен.
Килл усмехнулся.
— Когда наступит день, когда я смогу отомстить собственному отцу, я сделаю это.
Плевать на то, что убивать плоть и кровь будет тяжело, и после этого будет очень
хреново. Мне нужно покончить с этим. Я прекрасно тебя понимаю.
Флигель (прим. пер.: Флигель (от немецкого Flügel, основное значение — крыло,
боковая пристройка) — вспомогательная пристройка к жилому или нежилому дому, а
также отдельно стоящая второстепенная постройка), который я выбрал, находился
дальше всего от поместья. Он был скрыт — в одиночестве, со своими ужасными тайнами.
Место, куда я не мог войти после того, что случилось с Жасмин, независимо от того,
что Кат сделал со мной в детстве. Независимо от угроз и исправлений. Невзирая на
проклятия и боль. Я больше никогда не ступал ногой в камеру пыток, бойкотируя
ненавистные воспоминания.
Мы не останавливались.
Рукой я потянулся к боку. Лихорадка, от которой я страдал с тех пор, как отправился
в Африку, не прошла и не усилилась. Единственное изменение, это обостренное
восприятие всего происходящего, приглушающее внешние влияния, позволяющее мне
полностью сосредоточиться на том, чего я хочу. На том, что мне нужно. Но за это
пришлось заплатить. Цена увядания энергии и здоровья.
Скоро.
— Подождите здесь.
Оставив мужчин, я направился в лес и стал искать нужное дерево. Кат забрал меня в
ту ночь, когда рассказал о подарке на день рождения и наследстве Нилы. Он вел меня
сквозь тьму, забивая голову рассказами о том, что произойдет, и о том, как он
гордился тем, что скоро я покажу ему, насколько достоин, и займу, наконец, то
место, для которого был рожден.
Где он?
Это заняло больше времени, чем я хотел, но, наконец, мои переутомленные глаза
разглядели символ бриллианта и очертания ястребиных крыльев, указывающие на то, что
я нашел то, что искал.
Сжав их в кулак, я развернулся и протопал мимо Ката, Килла и его людей к хрупким
дверям флигеля.
Механизм сработал так же плавно, как в день покупки замка́, двери скрипнули, когда я
толчком открыл одну секцию. В нос ударила вонь мертвых грызунов и гниющей листвы
вперемешку с застарелой пылью.
Я протянул руку.
— Уверен?
Килл прошел мимо моего отца, не сказав больше ни слова. Он не пытался отговорить
меня. Он не обязан напоминать мне, что это убийство, а не месть. Я стану таким же
плохим, как те, кого ненавидел, если пойду до конца.
Килл не был ни моим братом, ни моей совестью. Он сделал все, о чем его просили. Его
обязательства были выполнены.
Кат не сопротивлялся, пока я сжимал пальцы на его связанных запястьях. Однако в его
золотистых глазах светилась ярость. Его эмоции хлынули наружу, захлестывая
ненавистью и убийственным гневом.
Его вопрос был полон скрытого любопытства, на которое он не получит ответ. Что ты
будешь делать? Что находится внутри? Насколько мучительна будет его смерть?
Килл усмехнулся.
Мы объединились для взаимной выгоды, а теперь каждый пойдет своей дорогой. Это к
лучшему.
Я подождал, пока Килл и его люди исчезнут с поляны, после чего повернулся и вошел в
здание.
В тот момент, когда сменил деревья на гробницу, я потерял всякое сходство с тем,
кем был.
Отбросил человечность.
ГЛАВА 29
Нила
― Да.
Я глубоко вздохнула, глядя в окно. То же самое окно, куда хищная птица доставила
записку Джетро, назначая встречу в конюшне.
Боже, неужели это было всего несколько дней назад?
Я умоляла пернатого гонца, чтобы он сказал, что все сделано, закончено, что Джетро
вернется ко мне, и ничто больше не сможет разлучить нас.
Коляска Жасмин едва слышно катилась по толстому ковру моей комнаты. Мягкое
бульканье аквариума с рыбками и умиротворяющее тиканье часов ― все это действовало
мне на нервы.
Фло сделал то, что сказал Джетро. Ви и Текс ушли с горничными в свободные гостевые
комнаты, а Фло отвел меня в мою комнату. Он принес фрукты, закуски и богатую
витаминами пищу и вызвал горничную, чтобы та помогла обработать мои раны в ванной.
Я хотела отказаться от еды, зная, что Джетро был таким же слабым, как и я. Хотела
отказаться от душа, потому что, как я могла нежиться в комфорте, в то время как
Джетро приходится переживать такое испытание?
Он скрестил руки на груди и стоял в моей комнате, пока я смывала с себя африканскую
грязь и высыхающий пот от испытываемой боли в моей сломанной руке. Изо всех сил
пытаясь умыться, в глубине души я была благодарна мило улыбающейся горничной,
которая помогла мне вытереться пушистым полотенцем и одеться в черную сорочку,
которую я надевала, когда заживали мокнущие струпья на спине. После первого долга.
Пар и тепло от душа помогали облегчить боль от травм, вызывая сонливость и вялость.
К тому времени, как я вернулась в комнату, Фло приготовил гипс, марлю и теплую воду
― точно такие же медикаменты использовал Кат в Африке. Он подвел меня к скамейке,
отодвинул в сторону иголки и кружево и приказал мне поесть, в то время как он
осторожно ощупал мою сломанную руку, убеждаясь, что моя рука находится в правильном
положении, и со знанием дела наложил гипс.
Я хотела задать вопросы о его жизни. Узнать, как он стал контрабандистом, когда
было очевидно, что его истинное призвание ― врачевание. Но как только первый
кусочек вкусной еды попал мне на язык, я не могла перестать есть.
И именно поэтому я не переставала расхаживать по комнате, хотя рука все еще болела,
колени дрожали, а глаза все еще горели от непролитых слез. Я не могла сидеть
спокойно. Я была на пороге смерти, но выжила, сыта и приняла обезболивающее.
Ничего.
Никого.
Он один, делает немыслимое.
― Он эмпат, Жас. Как, черт возьми, он заставит его заплатить, не чувствуя всего,
что с ним делает? Какую бы боль он ни причинил, она вернется бумерангом и причинит
ему боль в равной мере.
― Я смирилась с тем, что Джетро упрям ― особенно когда считает, что поступает
правильно.
― Не буду лгать и говорить, что не хочу, чтобы он ответил за содеянное. Это не то,
о чем я беспокоюсь. Я беспокоюсь о том, что это сотворит с Джетро. Что, если он
изменится? Что, если он не сможет забыть…
― Нила, заткнись. ― Она сжала мои пальцы, в ее глазах сверкала ярость. ― Это не
зависит от тебя. Если Кайту необходимо это сделать ― если он верит, что у него есть
силы сделать это, тогда это его вызов. Он ждал почти тридцать лет, чтобы пожать то,
что посеял его отец. Ни ты, ни я, ни кто-либо другой не должны вмешиваться.
― У меня есть ежедневное напоминание о том, каким было наше детство. И Джетро…
каждый раз, когда он смотрит на меня, он тоже вспоминает. Я стараюсь скрывать свои
мысли, когда он рядом, потому что не хочу, чтобы он знал, как сильно я мечтаю
прогуляться. Как сильно скучаю по бегу, верховой езде и даже по роскоши покинуть
поместье и пойти в магазин, чтобы просмотреть вещи на полках, которые находятся на
уровне глаз, а не на недосягаемой высоте от инвалидного кресла.
Я схватила её здоровой рукой, пытаясь поддержать так же, как ранее она меня.
Несмотря на все заверения Жасмин в том, что Джетро справится с последствиями того,
что собирался сделать, я ей не поверила. Его сочувствие означало, что все, что он
делал для себя, своей сестры, меня, рикошетом ударит по нему.
― Знаю, что он должен это сделать, Жас. Я просто хотела бы… хотела бы быть там с
ним. Чтобы он мог сосредоточиться на моих эмоциях. Чувствовал любовь, даже утопая в
боли.
ГЛАВА 30
Джетро
— Думаешь, я действительно поверю, что ты сделаешь это? — сплюнув, спросил Кат, как
только я вынул кляп у него изо рта. Казалось, он молчал слишком долго и теперь
жаждал выговориться. — Да ладно, Джетро. Мы оба знаем, что ты не способен на это.
Я промолчал.
Ровно так же, как и гильотина, покоившаяся на почётном месте в бальном зале, данное
пыточное устройство занимало центральное в этом. Аппарат покрывали грязные серые
простыни, делая его ещё более не к месту. Он казался мне призраком прошлого.
Реликтом.
— Джет, я всё ещё твой отец, — заёрзав на месте, воззвал ко мне Кат. — Всё ещё
главный. Заканчивай разыгрывать этот спектакль и развяжи меня.
Я не ответил. Снова.
Чем дольше я сосредотачивался на том, что должен буду сделать, тем больше в памяти
всплывали уроки детства.
Мой отец.
Ещё он научил меня возводить вокруг себя стены и представать миру во всей своей
невозмутимости и грозности, пока внутри всё горело и клокотало.
— Нет!
Кат не слушал.
Но я так хотел стать, наконец, лучше. Настолько, чтобы ему не пришлось больше
мучить меня.
Затянув ещё одну петлю, он похлопал меня по коленке и, приблизившись к моему лицу,
сказал:
Я лежал на спине, смотря на моего отца снизу вверх. С каждым годом седина
окрашивала его волосы всё больше, а кожа его куртки пропитывалась запахами дорог и
жёстких вылазок всё сильнее.
— Нет, это олень, и ему было страшно. — Брыкаясь в своих путах, я желал
единственного — донести до отца весь ужас охоты: от того момента, как животное
замечает оружие, как к нему приходит понимание намерений моего отца и осознание
скорой кончины. Животные были разумны. Они всё знали. Они чувствовали то же, что и
мы. — Неужели ты не чувствуешь их, пап? Неужели не видишь, как им страшно?
— Сколько раз мне нужно говорить тебе это, сын? — обхватив ладонью мою щёку,
спросил он. — Животные для того, чтобы их есть. Все мы по сути своей одноразовые, и
если не будем бороться, на нас так же можно охотиться. Так что, к чёрту их страх и
панику. — В его голосе послышались гневные нотки. — Ты. Мой. Сын. Ты подавишь это.
И больше не поставишь меня в неловкое положение.
Он подошёл к тому месту, где находилась моя голова, и я услышал, как его ладонь
легла на рычажное колесо, от чего сердце подскочило, и кровь ускорила свой ток по
венам.
Лишь воспоминание.
Почему я пришёл именно сюда? Почему не выбрал другое место?
Взглянув вновь на дыбу, почувствовал, как на лбу выступили крупные капли пота. Я
сбился со счёта, сколько раз был прикован и оставлен тут подумать о содеянном, пока
мои мышцы и суставы трещали от натяжения и горели от боли.
Чёртов ублюдок.
Кат выпрямился, поведя плечами под моими ладонями. Руки его были связаны, так что
сделать он ничего не мог, но попыток заболтать меня он не оставлял.
Он споткнулся.
— Они не мои. Они твои. Я был просто казначеем, до достижения тобой определённого
возраста.
— Что за чушь. — Разрезав на его запястьях верёвку, ту самую, которой была связана
Нила, я толкнул его.
Не мешкая, снятую только что с его рук верёвку, я накинул ему на шею,
переместившись на другую сторону деревянной скамьи. Бечёвка легла строго под
подбородком, пригвоздив его, словно насекомое, заставив выгибаться и задыхаться.
И чем сильнее я затягивал верёвку, тем сильнее становились его эмоции. Но я мог
игнорировать их… пока.
— Слова не помогут, старик. Я многому у тебя научился за эти годы. Давай проверим.
— Подожди… — прохрипел Кат в тот момент, когда я привязывал верёвку к крюку под
скамьёй. Он лежал неудобно, свесив ноги. Обойдя отца спереди, я подхватил его под
колени, перенеся тело на стол.
Он не мог остановить меня, ибо был слишком занят удавкой на шее и нехваткой
воздуха.
Уложив его тело удобней, я принялся за руки. Ухватив его за правое запястье,
пригвоздил его к крепкой деревяшке над головой, обернув кожаным ремешком, и с силой
затянул.
— Джетро, стой.
Я не среагировал.
Наши взгляды встретились, когда я, обойдя стол, потянулся к его левой руке.
— Нет, — распахнув широко глаза, захрипел Кат, когда я с силой отвёл его руку,
пальцами которой он пытался подцепить верёвку, сдавливающую горло, и грубо
припечатал её к деревянной поверхности над головой отца. Он тяжело дышал, пока я,
склонившись над ним, затягивал последний ремень.
Итак, Кат был связан по рукам и ногам. Никакого сопротивления, без возможности
сбежать — полностью в моём распоряжении.
Но Кат думал иначе. Он помнил, что делал со мной. Помнил каждый крик и мольбу.
Настал его черёд.
— Больше никогда, отец. — Не желая придушить его раньше времени, я снял верёвку со
штыря у основания стола, освободив горло Ката. Аркан соскочил, оставив ярко-красную
полосу на коже.
Оставив его отдышаться, подошёл к столу под заляпанным окном — ни моего отражения,
ни прекрасного вида на улицу. От времени мутное стекло сокрыло всё, оставив только
меня, моего отца и неотвратимое.
Переживания Ката нарастали, угрожая утопить меня. Но на свою беду он пока не был
напуган. Глупый старик всё ещё был уверен, что я не смогу.
Ухватившись за угол ещё одной грязной простыни, я сдёрнул её, обнажив длинный стол,
и лежавший на нём мерзкий инструментарий.
Сердце ёкнуло, когда взгляд невольно выхватил каждый предмет. Большинство было
использовано на мне, но немного досталось и Жасмин.
Я боролся изо всех сил, заставляя дыбу стонать от моих попыток сорвать ремешки.
— Только в твоей власти остановить всё, Джетро. — Кат провёл лезвием по плечу
Жасмин, разрезая её голубенькое платьице и открывая кусочек кожи. — Всё, что тебе
нужно, это сфокусироваться на моих мыслях, а не на её. — Задел остриём нежную
плоть, не настолько сильно, чтобы порезать, но достаточно, чтобы она вздрогнула.
Прикусив губу, Жасмин затихла. Когда мы играли, она смеялась и шутила, но чуя
опасность или испытывая страх, всегда затихала. Ничто не могло заставить её
говорить: ни угроза ножом, ни мои мольбы освободить её. Она стояла в его объятиях и
молчала.
Но, мать твою, как же громко она думала. Крича мысленно о помощи, Жасмин ненавидела
меня за то, что помочь я ей не мог. Она разрывалась между любовью к отцу и
отвращением к тому, что он делал. Моя сестра изничтожила меня. Смяла и выбросила,
словно фантик, не давая сосредоточиться на чём-то другом.
— Стой. Не делай так больше. У меня получилось. Я больше не слушаю её. Я чувствую
только тебя. — Ложь. Наглая ложь. Но из-за правды я и попал в эту передрягу,
возможно, с помощью вранья мне удастся выбраться.
Руки сжались в кулаки, когда натяжение мышц и суставов стало невыносимым. Мысли
Жасмин захлёстывали, заглушая Ката. Я не слышал его и не хотел слышать.
— Тебе нравится сила и власть над ней. Нравится осознавать, что ты породил — ты
можешь и убить, — проговорил я, и слова мои показались слишком взрослыми для
четырнадцатилетнего мальчишки. Поверит ли он?
— Нет, Джет, — ответил Кат, и снова пустил в ход нож. И на этот раз… порезав нежную
кожу сестры. Слёзы брызнули из её карих глаз, но она даже не вскрикнула. — Я
ненавижу всё это. Мне невыносимо делать такие вещи с моими детьми. И я ненавижу
тебя за то, что вынужден так поступать.
Тяжело дыша, прошёл мимо плети девятихвостки, и схватил большую дубинку. Она была
очень похожа на ту, что обычно носят и применяют полицейские, но в два раза толще и
тяжелее. Такой легко переломать конечности, превращая кости в мелкое крошево.
Я повернулся лицом к отцу. Кат лежал ничком, привязанный к дыбе, широко распахнув
глаза.
— Помнишь это?
— Я помню, как ты ныл, когда я использовал эту штуку, — сглотнув, ответил он.
Память услужливо подкинула мне картинки прошлого. Как он избивал меня, оставляя
синяки, преподавая мне урок за уроком.
— Кому как не тебе знать, что я не наслаждался тем, что делал, — выкрикнул Кат. — Я
пытался спасти тебя от тебя самого. Вы были моими детьми. Разве у меня не было
права употреблять плоть и кровь свою, чтобы помочь первенцу?
Дышать было до боли тяжело, а бок горел. Я хотел покончить с этим. Я взял на себя
обязательство заставить его заплатить. Полагаю, не стоит затягивать.
— Это не важно. Ты поступал неправильно. — Шагнув к нему, я занёс дубинку над лицом
отца. — Посмотри и расскажи, что чувствуешь? И не заставляй выколачивать из тебя
ответы, Кат. Хоть раз в своей грёбаной жизни скажи правду.
— Я всегда таким и был, отец. Даже будучи мальчишкой, всегда стремился показать и
доказать тебе это.
— Да, но всё перекрывала твоя особенность. Она делала тебя слабым, слишком
восприимчивым. Мне нужен был кто-то сильный не только для того, чтобы защитить нашу
империю, но и чтобы защитить твою будущую семью. Разве не правильно с моей стороны
попытаться привить тебе навыки, способные помочь в борьбе со своей натурой?
Кат хотел было возразить, и даже открыл рот, но не смог вымолвить и слова.
Его гнев иссяк, сменившись нервозностью от правоты моих слов. Он понял, что
поступал неправильно. Что… он был плохим.
Мне было противно осознавать, что сейчас я находился, по сути, на его месте.
Его боль окатила меня с головой, угрожая лишить рассудка. Злоба внутри него
сменилась страхом, и меня потянуло блевать. Захотелось порезать себя, чтобы
сфокусироваться на своей боли, не на его. И удрать подальше.
Но я не мог.
— Больно, правда? — Я снова ударил, в этот раз по другому бедру. Ткань джинс слегка
смягчила касание, но, судя по крику, разнёсшемуся по сараю, не на много.
— Как ты сказал мне однажды? Я могу кричать сколько угодно, и никто нас не
услышит?..
Наши взгляды встретились. На его лбу проступили капли пота, а колени тряслись от
адреналина, пока он тщетно пытался бороться с ремнями на руках.
— Ах, блядь! — заорал Кат, рефлекторно пытаясь свернуться в защитную позу эмбриона.
Спрятаться. Малейшее проявление отцом стыда, или сожаления о содеянном в прошлом,
потонуло в жажде освобождения.
Ну, с этим-то я смогу правиться. Ощущение чужой боли было моим постоянным спутником
всю мою жизнь, своего рода побочка моей особенности. Я так и не привык к этому
чувству. Однако, находясь в комнате с умирающим, или смертельно раненым, я, в конце
концов, цепенел, а потом впадал в ступор от их страданий.
Кат охнул, его глаза слезились, но он, не отрывая взгляда, следил за мной.
— Что ты хочешь от меня услышать, Джет? Что мне жаль? Что я глубоко сожалею о
содеянном и прошу у тебя прощения?
— Погоди! — Кат заёрзал, когда ремешки вокруг его запястий и лодыжек медленно
натянулись. — Прислушайся к моим чувствам. Внимательно. Я говорю правду.
Самое ужасное, что так оно и было. Ему, правда, было жаль. Его сжигало желание
извиниться, и он охотно брал на себя ответственность за всё, что натворил.
Дыба повиновалась, разъединяясь под ним, мучительно растягивая тело отца. Кожа на
его руках и ногах покраснела и натянулась, словно меха аккордеона на самой задорной
ноте.
Кат закричал.
В ушах зазвенело от внезапно наполнивших голову Ката мыслей, угрожавших мне потерей
концентрации. Я почувствовал себя монстром, добровольно питавшимся болью своего
отца, и от этого размышления стало тошно. Но в то же время я почувствовал своего
рода искупление — я, наконец, стал тем, кем всегда меня хотел видеть Кат, и сейчас
был достоин его похвалы.
Кат уже не кричал. Скорчив гримасу боли на бледном лице, он завыл, словно раненый
зверь. Выгнувшись дугой, напряг плечи и растопырил пальцы ног, руки его сжались в
кулаки, впившись ногтями в ладони. Он боролся с дыбой.
Я знал, что он чувствует. Не потому что читал его, а потому, что бывал на его
месте. Но я был крепче и моложе. Первыми сдадут плечи — вылетят из суставов. А за
плечами последуют и остальные сочленения: выскочат колени, лопнут сухожилия, мышцы
порвутся в клочья, сломаются кости — всё зависит от натяжения устройства.
Этот вид пытки был самым жестоким в средневековье, и не только для человека,
находящегося в объятьях дыбы, но и для лицезреющих казнь. Тошнотворный треск частей
тела, суставов, отказывающихся от борьбы, сломит любого.
Смогу ли медленно разорвать Ката на части, задействуя дыбу, пока его тело не
перестанет сопротивляться?
Что ж, выясним.
Ухватившись потными ладонями за рычаг, я ещё раз толкнул его. Стол затрещал, кожа
наручей заскрипела, и Кат забился в судорогах, крича:
И всё же, насколько удивительно человеческое тело. Через час в таком положении
начнут рваться хрящи, растягиваться сухожилия, кости стонать от натяжения. Но стоит
его отпустить, и всё восстановится. Потребуется время, чтобы окреп позвоночник,
выздоровели внутренние органы, но в долгосрочном эффекте, от пытки дыбой не
останется и следа.
Я знал это.
— Что… что угодно. Скажи, и я сделаю. Ты хороший сын, Джетро. Мы забудем это и
двинемся дальше.
— В твоих словах есть доля правды, отец. Я забуду и двинусь дальше, а вот ты
потерял такую возможность, когда выкрал Эмму и позволил Бонни манипулировать тобой.
Как только покончу здесь, займусь бабулей. Заставлю пожалеть о том, что стала
кукловодом для своих близких.
Я замер.
— Мне жаль. — При всей моей ненависти к бабушке, к её безжалостности, Кат любил и
одновременно боялся своей матери. Я позволил себе прочувствовать это — его боль.
Сильную. Он раскаивался и осуждал себя, но этого было мало для искупления. Несмотря
на боль, он всё ещё думал, что сможет избежать кары.
Подняв дубинку так, чтобы она оказалась в его поле зрения, я подошёл.
В тот день он преподал мне здесь последний урок. Урок, который помогал хранить
верность семье, пока не появилась Нила.
Была в дыбе ещё одна особенность — тело растянутого на ней человека становилось
сверхчувствительным. В такой позе естественные защитные оболочки из хрящей и жира
не могли защитить.
Всего одно лёгкое касание могло сломать колено, а несильный толчок выбить локоть.
Кат физически был в очень уязвимом положении, теперь нужно было добиться такого же
результата и в эмоциональном плане.
Кат понял, что произошло — я больше не буду сдерживаться. Больше не буду мягким и
снисходительным.
— Извини.
Тяжело сглотнув, я дал волю чувствам и ударил отца дубинкой по лодыжке. Последствия
были ожидаемые. Таранная кость приказала долго жить. Надо же, как легко вспомнилась
биология — названия частей тела, которые меня особо никогда не волновали, вдруг
всплыли в памяти прежде, чем дубинка раздробила их на куски.
Его крик вернул меня в тот день, который я так старался забыть.
Тяжело вздохнув, Кат убрал влажные волосы со лба. Этот урок был самым худшим. Он
приложил все усилия, чтобы я остался равнодушным к тому, как он истязал Жасмин.
Заставлял меня оставаться стойким и спокойным, подключив к монитору сердечного
ритма, чтобы отслеживать положительные изменения.
После первых нескольких уроков, он больше не мог терпеть мою ложь, стараясь понять,
есть прогресс или его нет.
Прогресса не было.
Не важно, что он делал со мной, я не мог остановить то, что было для меня так
естественно. Я чувствовал то же, что и другие, и не мог «отключить» эту
способность. Да и как я мог, если не знал способа?
Поначалу, я желал, чтобы это сработало. Я поднаторел во лжи, и Кат уже было начал
верить, что «излечил» меня, а потом подключил к «детектору лжи» и кардиомонитору. И
врать я уже больше не мог.
Жасмин сидела, сжавшись, не поднимая глаз у ног отца. Он не стал в этот раз
использовать лезвия, бил её собственными руками, заставляя меня сосредоточиться на
его мыслях, а не на её.
— Я не могу!
— Можешь!
— Нет, не могу!
Пусть он орёт.
Чем дольше я смогу приковывать его внимание к себе, тем больше у Жасмин будет
шансов сбежать.
Подлетев, Кат схватил меня за лицо, сжав щёки, и повернул к монитору. Когда меня
переполняли эмоции, сердцебиение всегда становилось сбивчивым. Этот чёртов орган
словно чувствовал окружающих, стараясь подстроиться под чужой ритм, чужой пульс.
— Что ещё мне сделать, чтобы заставить тебя сосредоточиться и перестать быть таким
слабаком всё время? — проревел Кат, ткнув меня в грудь, где билось моё сердце —
сердце мальчишки подростка. — Скажи, наконец, чтобы мы могли закончить этот цирк.
Нет!
— Нет! — закричал я, сильнее дёргаясь в оковах, ещё больше раздирая кожу и ещё
больше вызывая страха.
— Я научу тебя контролировать это, Джет, даже если это последнее, что мне придётся
сделать, — зловеще проговорил Кат, устроив удобней дубинку в ладони, от чего по
телу побежали мурашки.
Она побежала.
— Не-е-ет! — беспомощно закричал я, когда Кат занёс руку для стремительного удара.
— Жасмин!
Туфли слетели, а платье задралось до подбородка. Она упала лицом ко мне, смотря
полными слёз глазами.
Пару секунд она просто лежала там, шокировано моргая, пытаясь понять, что болит. И
затем волна боли такой силы, какой я не испытывал прежде, накрыла меня с головой.
Она прошла сквозь меня, не оставив не тронутой ни единой клетки в моём теле. Все её
девчачьи мечты, преисполненные надежд желания камнем встали в горле, и меня
затошнило.
Я заплакал вместе с ней. Ибо знал, что произошло. Так же, как знала и она.
Зима лишь равнодушно наблюдала за этим зверством. Мороз не помешал, а лёд позволил
сему свершиться. И в глубине моей души поднялась вьюга.
Я не мог так больше.
Слёзы прекратились так же внезапно, как и начались, но глаз сестра так и не отвела.
Она тяжело дышала, выпуская клубочки пара изо рта, прижавшись щекой к полу.
Слова, заставившие меня шагнуть в ледяную клетку, отдав ключ ей. Фраза, навсегда
превратившая меня в кусок льда, чтобы я никогда, никогда больше не смог испытать
то, что испытал в тот день.
Из-за меня.
Твою мать!
Игнорируя его крики, я направился к изголовью дыбы, решив вместо дубинки снова
применить рычаг. Нажав на ручку, провернул механизм ещё на один уровень.
Дыба зашевелилась, безжалостно растягивая руки и ноги своей жертвы, вызывая ещё
больше криков и мольбы. Помещение наполнилось мерзким звуком разрывающихся
сухожилий — хрящи и связки, в конце концов, сдались.
Хотелось сойти с ума. Хотелось пробраться сквозь его боль и хоть раз в жизни
перестать погрязать в чужих страданиях. Но в отличие от того раза, когда Жасмин в
один момент научила меня останавливаться, сейчас я не мог.
— Джетро… стой. Пожа… луйста, — тяжело стоная, взмолился Кат. И мне так хотелось
подчиниться. Но он столько всего совершил, столько зла причинил.
Кат уже прочувствовал, какого это — лежать, привязанным к скамье, испытывая адскую
боль. Думаю, пора подарить ему новые впечатления — привезти стол в вертикальное
положение.
Голос отца вырвал из раздумий. Я поднял голову, почувствовав боль в шее. Он оставил
часы на табурете, позволив отсчитывать время. Сегодня я провёл на дыбе два часа и
тринадцать минут. Жасмин пока оставалась в больнице. Врачи делали всё возможное,
чтобы поставить её на ноги, но прогнозы были неутешительные.
И какие бы ужасные вещи сейчас со мной не делал Кат, видеть, как моя сестра бежит в
последний раз, было самым страшным и невыносимым.
Я дал себе обещание никогда больше не приходить сюда, но это было до того, как
добрый папуля поднял меня с постели на рассвете, не оставив и шанса сбежать.
— Отпусти меня, — прохрипел я, кашлянув, прочищая горло. — Больше нет нужды делать
это.
— Уверен?
— Надеюсь, в этот раз ты говоришь правду, сын, — ответил он, и, прикусив губу,
повернулся к столику. К страшному, ненавистному, презираемому столику.
С мрачной миной на лице, отец подошёл к нему и взял хлыст с множеством толстых
нитей, завязанных на концах жёсткими узлами. Он угрожал мне ею раньше, но на деле
никогда не пробовал.
Я замер в своих оковах. Руки и ноги перестали ныть от боли, но пошевелиться я всё
же не мог. Кат знал, насколько сильно мог растянуть в этот раз моё тело, не
причиняя слишком много боли.
— Ну, так посмотрим, усвоил ли ты урок, ага? — пропустив концы плети сквозь пальцы,
спросил он. — Назовём это выпускным экзаменом, сынок. Сдашь, и больше сюда никогда
не вернёшься.
Я хотел было закричать, но сдержался, ибо урок мной был усвоен. Я научился
сосредотачиваться — не на себе или сестре, не на жертве, не на надежде, не на
счастье или какой-то нормальности. Я научился концентрироваться на нём — моём отце.
Моём властителе. На том, кто подарил мне жизнь.
Каждый удар я принимал с гордостью, потому что мой отец гордился мной.
Каждый порез с благодарностью, потому что Кат, наконец, поверил, что я стал
достойным сыном.
— Ну, так посмотрим, усвоил ли ты урок, отец. Поглядим, сможешь ли ты принять дары
так же спокойно, как принял их я.
Трясущейся рукой я занёс плеть над головой, замерев на мгновение, когда концы плети
коснулись спины. Я приготовился поразить свою добычу.
Со стоном, вложив всю имеющуюся силу в руку, я обрушил плеть вниз. Узлы коснулись
его рубашки, разрезав её, словно крохотные острые зубки, вгрызаясь в кожу до крови.
Я сломал его, наконец, указав на ошибки прошлого. Показал, наконец, какого это было
для нас. Он отдал должное Эмме Уивер. Извинился перед Жасмин. Раскаялся перед
Нилой. И, наконец, подчинился мне и моей воле.
Он принял грядущее.
Мы были просто двумя людьми, разгребающими тот бардак, что сами и учинили.
Двумя людьми в созданном нами самими мире.
ГЛАВА 31
Нила
ОН НЕ ВОЗВРАЩАЛСЯ.
Час за часом.
Уставившись в окно, я молила о его появлении, без конца теребя телефон, ожидая
входящего сообщения.
Ничего.
Джетро не было.
ГЛАВА 32
Джетро
ТЕМНОТА.
Упавшая на поместье, словно саван самой смерти, она будто бы масло просачивалась в
укромные уголки и щели, воруя свет.
Время шло, меняя меня как личность, как мужчину, как сына. Мы с Катом побывали в
чистилище, оставив там часть себя, пусть и не большую. Доказав свою правоту, я
победил, но самым печальным было то, что связь между нами в тот момент была самая
сильная, чем когда-либо.
На сердце тяжёлым грузом легла ответственность за содеянное сегодня. Мышцы ныли от
усталости. Тело исчерпало свой запас прочности и, казалось, вот-вот отключится.
Скоро.
Воздух в амбаре был густым и гнилостным. Я не мог сделать там и вдоха после того,
что натворил.
— Блядь, — проклятье, сорвавшееся с губ, упало под ноги. Как я мог сотворить такое?
Как я мог пытать отца, снова и снова причинять ему боль, орошая всё вокруг его
кровью, ломая ему кости?
Много времени у меня это не заняло. Почувствовав запах сигаретного дыма, пошёл на
него, и не прогадал, наткнувшись на парней у границы лощины.
Сил на любезности у меня уже не было, посему, утруждать себя ими не стал.
— Лады. До встречи.
Не сомневаюсь.
Как только они ушли, я снова направился в лес, растворившись между деревьев.
Удалившись на достаточное расстояние и перестав их чувствовать, я уселся на камень,
в очередной раз глубоко вздохнув.
Мне нужно решить.
Кат получил своё, оказавшись на грани между этой жизнью и жизнью другой. Вечной.
Ему остался всего шаг, но имел ли я право толкнуть его за край?
Ведь он забрал так много чужих жизней, поломал так много судеб: лишил жизни Эмму,
ему почти удалось забрать жизнь Нилы, украл здоровье Жасмин и душу нашей матери.
Идею о том, чтобы повесить его, распоров живот, или четвертовать, как это делали в
далёком прошлом, я отбросил.
Так же меня посещала мысль просто изгнать его из Хоуксбриджа без возможности
вернуться.
Достаточно крови отца на моих руках. Я истязал себя, причиняя боль ему.
Но если я оставлю его в живых, жить долго и счастливо он мне не даст. Это уж точно.
В конце концов, мой любящий папочка захочет отомстить. В конце концов, он забудет
об уроке, что я ему преподал, и придёт за мной. Придёт за Нилой.
Сесть было тяжело, а вот встать оказалось в сто раз сложнее. Тело словно налилось
свинцом. Голова закружилась, и я непроизвольно шагнул вперёд, оступившись.
Интересно, долго я смогу оставаться в сознании, не прибегая к медицинской помощи?
Полагаю, не очень.
Кат не издал ни звука. Он вырубился перед тем, как я покинул помещение. Оторвав
взгляд от почти неузнаваемой фигуры отца, я направился к столику и взял оттуда
маленький ножик.
Не важно, что лезвие потускнело от времени и было запятнано — оно сохранило свою
остроту.
Я подошёл к отцу. Его подбородок покоился на груди, руки были привязаны высоко над
головой, ноги широко разведены. Он был распят, и его тело, натянутое на пределе
возможностей кожи и костей, казалось неестественно маленьким на фоне длинных
конечностей.
Кат не пошевелился.
Оставив нож у его головы, я отвязал сначала руки, а затем и ноги. Сломанная мой
лодыжка была согнута под неестественным углом и покрылась пятнами и кровоподтёками.
Не думай об этом.
— Проснись.
Ничего.
Я похлопал сильнее.
Потребовалось ещё немного силового воздействия прежде, чем он, наконец, открыл
глаза.
Я словно гвоздь, который мысленно отец вколачивал в крышку гроба моей души.
Сильнее. Глубже. Больнее.
После сегодняшней ночи мне было жизненно необходимо уединение. Сейчас бы запрыгнуть
на коня и пуститься в бешеный галоп, подальше от всего кошмара.
Стоило мне едва приподнять его, отец пронзительно закричал. Превозмогая боль, он
попытался идти, но ноги его больше не слушались, и, не выдержав собственного веса,
он со стоном рухнул на пол, потянув меня за собой.
Мы упали, словно два мешка, набитых биомассой, прижавшись спинами к скамье, бок о
бок.
Он тяжело дышал, не пытаясь освободиться. Болевой шок сделал своё дело, дав мозгу
команду на выработку гормонов, позволив Кату отдохнуть от мучений.
Мне стало легче от осознания того, что отец, пусть и на секунду, обрёл покой.
Да и что я мог сказать? За последние пару часов я доказал, что был таким же
монстром, как и он. Я не нашёл внутри места для понимания и прощения, зато нашёл
достаточно обиды и жестокости.
Мой отец — мужчина, что вырастил меня, наказывал и заботился обо мне в какой-то
своей извращённой манере, медленно положил голову мне на плечо, сказав
удивительную, и, наверное, единственно правильную за всё время вещь:
Но Кат и не ждал ответа. Он знал, что умирает. Травмы его были несовместимы с
жизнью. Чудесного исцеления не произойдёт. Его время на этой бренной земле подошло
к концу, пришло время исповеди.
— Я ужасно обращался со своими детьми. Я забрал то, что было брать не позволено —
их детство. Власть и жажда крови затмили мне разум. Я не смогу исправить того, что
натворил, и не смогу вернуть украденных мной жизней, но я могу попросить прощения.
У тебя.
Его голова, покоящаяся на моём плече, казалась тяжёлой. Кат плакал, и моя
пропитанная по́том рубашка жадно поглощала его слёзы.
— Мне нужно знать, что ты прощаешь меня, Кайт. Мне нужно знать, что ты принимаешь
моё раскаяние.
Я заплакал.
Слова рвались наружу — так много мне хотелось сказать, но я смог выдавить только
один вопрос:
— И что же это?
Кат вздохнул, выдержав паузу, прежде чем ответить:
— Я слишком долго слушал свою мать. Время повлияло на её разум. Наши деяния стали
допустимыми, даже обыденными. И я постоянно думал, что это неправильно. — Он
замолчал, разразившись рыданиями. И слёзы эти не были наигранными. Его
эмоциональная опустошённость передавалась мне, вызвая дрожь по всему телу.
— Я не виню во всём Бонни. Не виню своё прошлое или моральные устои, коими меня
пичкали. Я виню себя, за то, что был так слаб и жалок, чтобы остановить этот
кошмар. Двое моих сыновей мертвы. Дочь осталась инвалидом. Но ты, увернувшись от
смерти, вернулся, чтобы преподать мне нужный урок.
Кестрел жив.
От мысли, что сказал бы мой брат, узнав о том, что я сделал, глаза защипало от
непрошенных слёз. Он бы понял или возненавидел меня? Поздравил бы или ужаснулся?
Воцарилась тишина, пока Кат обдумывал, как лучше выразить своё покаяние.
Он, видимо, забыл, что я практически на вкус мог почувствовать его эмоции.
— Что я не лучше Уивер. Что имя Хоук не дарует власть над чужими жизнями. Что я
совсем не то чудовище, которым пытался быть.
Поигрывая с ножом, я водил лезвием между пальцами. Голова отца так и покоилась на
моём плече, руки его безвольно повисли вдоль тела.
Десять минут минуло, или десять часов — я потерял счёт времени. Перед моим
мысленным взором мелькали призраки людей, которые меня покинули. Жизни их окончены,
но не забыты.
— Ты хороший сын, Джетро. Я горжусь тем, кем ты стал. Даже, несмотря на то, как я
наложал с твоим воспитанием. Жаль, что я не могу попросить прощения у Нилы за то,
что позволил Долгам зайти так далеко. Я мог всё остановить, как и сделал мой отец.
Но я выбрал другое. Я бы хотел попросить прощение у моего брата за содеянное, и у
Роуз за то, как издевался над ней. Ох, сколько же мерзких вещей, за которые мне
следует извиниться. — Он тяжело вздохнул. Кат сидел неуклюже, словно кукла-
марионетка, у которой кукловод обрезал нити. Он не мог двигаться и еле дышал. —
Сколько же всего я сотворил.
А я сотворил с ним это. Я показал ему, во что он превратился, и он, наконец, понял
мерзость своих поступков, а его душа… Его душа оказалась не настолько прогнивший,
насколько он боялся.
Слегка придвинувшись, я поцеловал его в висок.
— Я тебе верю.
— Я готов уйти, Кайт. Я хочу уйти. Позволь обрести покой. Позволь исправить ошибки
нашей семьи.
Не теперь.
Не теперь, когда мы обрели ту связь, которая должна была быть между нами
изначально. Мужская связь. Связь отца и сына.
— Я принимаю твои извинения и прощаю тебя, — передав ему нож, ответил я. — У меня
нет власти даровать тебе искупление за то, что ты сделал с Жас, или с Кесом, или с
Эммой и Роуз, или другими людьми, но я обещаю, что они узнают, что ты сожалел о
содеянном. И, я думаю, они простят тебя со временем.
Папа.
Захотелось соврать. Сказать, что вряд ли любовь руководила им, когда он подстрелил
меня. Или когда искалечил Жасмин. Что каждый день я стремился к его уважению и
любви, не зная, в чём причина его садизма.
Я знал, что он любит. Именно поэтому верил, что однажды доброта внутри него возьмёт
верх, и что он станет лучше.
— Кайт… прежде чем уйти… мне нужно… нужно исправить ошибки, — проговорил он полным
печали голосом. — Нужно сделать что-то, что защитит вас, когда я окажусь в могиле.
И если бы я кожей не чувствовал его искренность, ни за что не поверил бы, что отец
так о многом сожалеет. Он ненавидел себя и безумно сожалел о своих поступках. Не
только по отношению к Жасмин и ко мне, но так же и к Ниле, Кесу, Дэниелю. И Роуз.
Больше всего он думал о Роуз.
В этих словах была только правда. Ни осуждения или обвинения. Только констатация
факта.
— Я, Брайан «Валчер» Хоук, торжественно клянусь, что смерть моя оправданна и мою
принята добровольно. Я отказываюсь от всех ранее принятых распоряжений о том, что,
если смерть моя будет расценена как убийство, мой первенец, Джетро «Кайт» Хоук
должен быть вычеркнут из завещания. Я аннулирую все действующие соглашения об
отправке его в Психиатрический институт Санни Брук и отменяю все дальнейшие
инструкции, касательно моей дочери и других наследников.
Сглотнув вставший поперёк горла ком, я аккуратно вложил карандаш отцу в руку,
подставив лист с новым волеизъявлением под остриё стержня. Будет ли эта подпись
иметь силу в суде, я не знал, но, в любом случае, к нашим услугам всегда есть
дорогие адвокаты. Маршалл, Бэкхэм и Коул позаботятся о том, чтобы бумаги были верно
оформлены и поданы в срок. А затем я уничтожу их контору, чтобы они больше не
смогли обслуживать монстров, вроде нас.
На этой крошечной камере хранились события вечера, когда Жасмин сломала спину. Я
помнил тот день с кристальной ясностью. Кат тогда не хотел так сильно ранить её.
Я мог бы убить его в тот день. И убил бы, если бы Жасмин криком не остановила.
Подхватив сестру на руки, я побежал в дом. Это я отвёз Жасмин в больницу, пока Кат
лежал без сознания на полу сарая.
Никто из нас не заикнулся о том, что только что увидел, или о том, что
почувствовал. Мы оба знали, кто выиграл в ту ночь, и я ждал контрибуции. Но Кат не
наказал меня, претворившись, будто ничего не произошло, несмотря на синяки,
украшавшие его тело. Уроки наши продолжились, но уже не такие болезненные.
Кат понял всё незамедлительно, склонившись над блокнотом, оставленным мной на его
коленях. Мысленно отгородившись от происходящего между нами, он зачитал текст,
написанный моими каракулями. Зачитал не для меня, но для Жасмин, Кеса и будущих
наследников Хоуксридж Холла.
Чем ближе чувствовался финал, тем сильнее тряслись руки. Лихорадка не давала ясно
мыслить, а голос отца грозился погрузить меня в транс.
Мы уставились на какое-то пятно на полу. Сделать дальнейший шаг сил не было, хотя я
понимал, что выбора у меня не осталось.
— Спасибо тебе. Не для меня, для Жас и всех наших работников. Ты сохранил им дома и
работу.
Он говорил одно, но сердцем чувствовал другое. Он делал то, чему его научили. И
теперь он хотел уйти. Он хотел остановить боль, и я не винил его за это.
Он сделал то, что сделал бы любой находящийся на смертном одре — покаялся и принял
прощение.
Подняв нож, я вложил его рукоять в ладонь Ката, сжав вокруг неё его безвольные
пальцы. Сухожилия и связки больше не реагировали на сигналы мозга. Он больше не
дееспособен на оставшуюся, уже не долгую жизнь.
— Нет.
— Но как же?
— Ты мне поможешь?
Я кивнул.
— Ты хороший сын, Кайт. — Использовав последние остатки сил, Кат слегка подался
вперёд, поцеловав меня в лоб.
Я резко вдохнул, отбрасывая всё, что было между нами, и принял его поцелуй. Его
благословение. Всё было сказано без слов.
Нож проник в его грудь, и боль исказила лицо отца. Он застонал, когда я прокрутил
рукоять, погружая острие глубже, стараясь скорее принести ему покой.
Склонившись над умирающим отцом, я прижался лбом к его лбу. На шее ещё бился пульс,
а душа пока цеплялась за тело, но с последним вздохом, вырвавшимся из его разбитой
груди, я закрыл глаза и поцеловал его в щёку, сказав:
— Прощай, папа.
Я совершил то, на что у меня никогда не хватило бы мужества. Впитав последнюю мысль
отца, я держал его крепко за руку, пока он покидал этот мир. Я был с ним до конца.
В его взгляде я читал послание, идущее от сердца: «Береги тех, кого любишь, Кайт. И
не сомневайся, что я всегда гордился тобой. Очень гордился».
И… Он ушёл.
Единственное, чего я хотел сейчас, это отдохнуть. Уснуть и забыть. Но я не мог вот
так оставить тело отца. Это было бы святотатством. Его бессмертная душа была
свободна. Его бренные останки тоже должны обрести покой.
Остатки сил ушли на то, чтобы перетащить труп в центр сарая, и аккуратно и ровно
уложить на костровище, сложив ему руки на груди. Как только дело было сделано, я
взялся за организацию похорон.
Набросав вокруг тела ещё хвороста, я принялся таскать сухостой из леса, для костра,
который будет полыхать всю ночь напролёт — достойный аккорд для моего жестокого
отца.
Укрыв Ката ветками, я подтащил ближе к импровизированному костру дыбу, собрал со
стола все пыточные инструменты, раскидав их вокруг. Я сожгу всё дотла, чтобы и
намёка не осталось о том, что здесь когда-то происходило.
Отступив на шаг назад, я окинул взглядом творенье рук своих и затем направился к
шкафу, где хранилась канистра с бензином.
Превозмогая усталость, я облил резко пахнущим бензином тело отца, дыбу, пол вокруг
и даже стены.
И как только каждый сантиметр этого проклятого места был напитан этой, слегка
маслянистой, жидкостью, я достал спичку.
И ничего.
Вот блядь.
Трясущимися руками, я достал из коробка ещё одну, чиркнул, позволив пламени немного
схватиться, и только затем бросил на пол.
Сработало.
Стоя у входа, обдаваемый жаром, я смотрел, как огонь пускает свои корни. Ночь уже
не казалась такой холодной. Я не пошевелился даже тогда, когда языки пламени
коснулись тела моего отца, опаляя кожу. Запах человеческих останков и едкий дым не
прогнал меня прочь.
А я стоял на страже, словно окружающие меня вековые дубы и сосны, смотря, как огонь
медленно прокладывает себе путь по полу, к стенам, жадно пожирая дерево, уничтожая
проклятый амбар и его историю.
Наблюдая за тем, как тело отца превращается в пепел, я не мог побороть воспоминания
о содеянном. Как работала дыба и ломались кости. О боли, что я причинил. И меня
вырвало. Прямо на порог горящего амбара. Весь кошмар, что я пережил, обрушился на
меня с невероятной силой. Игнорировать и отгораживаться от реальности я больше не
мог.
Как жаль.
Нет. Не жаль.
Он заслужил.
Нет. Никто такого не заслужил.
Казалось, тело моё очищается. Дэниель мёртв. Кат тоже. Моя мать мертва. Кес в коме.
Жасмин покалечена, а Нила прошла через пытки.
Перебор.
Даже здесь, в моём убежище у воды, я чувствовал запах дыма. Зловоние сгоревшей
человеческой плоти осело на языке и щипало глотку.
Я свободен.
Кат тоже.
Почувствовав себя зверем, я потерял контроль над собой и пополз к кромке воды,
перемешивая руками глину. От ледяной воды захватывало дух.
По пояс. Затем по грудь. Чуть глубже, и вот уже глина сменилась илом, слегка
засасывая, будто привечая.
Ещё глубже.
Студёная вода, облегчив боль, уняла голод, проникая под пропитанные кровью джинсы,
и пропахший гарью свитер.
Невероятно громко.
О себе.
Воздух пузырями поднимался на поверхность.
Отпускал в омут своё отчаяние, вину, свою особенность, которую все называли
болезнью, лихорадку от ранений и измученное боем тело.
Я погружался всё глубже и глубже, позволяя своей набухшей одежде тянуть меня вниз
на дно.
Прощение.
Я ведь пошёл на это не ради забавы, а ради тех, за кого следовало бороться.
Я был помилован.
Зубы застучали, и мелкая дрожь пошла по телу. Я буквально жаждал тёплую постель… и
Нилу рядом.
Я посмотрел на горящий огнями Хоукскридж Холл. Глаза моментально нашли окна спальни
Нилы, словно маяк, посылавшие свет для меня.
Я выбрался на берег.
Ты нужна мне, Ниточка.
Очень нужна.
Поймёт, зачем я пошёл на этот шаг, и примет меня без вопросов, ультиматумов и
проверок.
И наконец…
Наконец…
Я обрёл мир.
ГЛАВА 33
Кестрел
Как биологический вид — как разумная раса с культурой и историей, — мы знали, что
мы жили, дышали и существовали.
Ничто другое, кроме этого, не являлось основой — только знание того, что мы живы.
Благодаря этому мы эволюционировали, потому что вместе с нашим существованием
пришло осознание того, каким великим даром является жизнь.
Но не теперь.
Когда я находился между мирами, где боль, смерть или даже время не могли до меня
добраться, в моей власти было бесконечное пространство, чтобы все осмыслить и
понять. Я существовал как нечто большее, чем просто мужчина, большее, чем брат, или
друг, или сын.
И я делал все возможное, чтобы оставаться верным своей душе, а не внешним факторам,
пытающимся меня изменить.
Джетро было нелегко полюбить. Он был причиной боли моей сестры, моего тяжелого
детства. Он был… трудным. Но также он был самым преданным, любящим, крутым братом,
о котором я только мог мечтать.
Он заслужил прощение за свои поступки. И мне нравилось осознание того, что я сыграл
свою роль в том, чтобы помочь ему стать лучше — человеком, которому было бы легче
жить с его положением.
Этот фрагмент.
Бонни мертва.
Дэниель мертв.
Зло окончательно исчезло из моего дома.
Он заполучил ее.
Он победил.
Прощай…
ГЛАВА 34
Нила
Я ждала столько, сколько могла. Бодрствовала, стоя у окна, умоляя его вернуться.
Вышагивала по толстому ковру, протаптывая на нем борозды, заставляя себя не спать.
Но я потерпела неудачу.
Жасмин ушла около полуночи, и вскоре после этого я вырубилась. Даже с открытым
окном и проникающим прохладным ветром я не смогла побороть сон.
― Нила…
Его голос прокрался в мою душу, вырывая из дремоты и отдавая под его контроль. Мои
глаза широко раскрылись, впитывая его образ. Рассветные лучи едва освещали мою
комнату, робко согревая ковер и подоконник обещанием нового дня.
Я приподнялась на локтях, проклиная внезапное головокружение и недостаток сна,
затормозившие мои рефлексы. Какое-то мгновение его фигура была размыта перед
глазами, но спустя пару минут я смогла сфокусироваться на нем.
Он стоял молча, пристально глядя на меня. Его глаза словно фейерверк в полумраке,
рассыпал искры по моей коже.
Мой взгляд скользнул с его напряженного лица по точеной груди к полутвердому члену.
Он стоял обнаженный. Не в сексуальном смысле, а раздетый, оголенный, раздетый и
обнаженный. Он бросил к моим ногам свой ужас, томительный вечер и все испытанные им
эмоции.
Почему он мокрый?
Его сброшенная промокшая одежда пачкала изумрудный ковер, его грудь вздымалась и
опускалась, словно он пробежал марафон. Глаза дикие. Волосы мокрые и спутанные. Его
запах говорил обо всем, что он сделал, в одиночку.
Запах крови.
Костра.
Металла и оружия.
И соль слез.
Мы не разговаривали.
Я была сильной в этот момент, освещенный рассветом. Я была тем, кто должен был
спасти его.
Я с тобой.
Я не сняла с себя рубашку, но холод его тела проникал в мое, чем дольше я держала
его в объятиях, тем сильнее он дрожал.
Он такой холодный.
У него вырвался вздох, когда я пригладила его волосы, прокладывая поцелуями путь
вверх по шее к уху.
― Теперь ты со мной. Почувствуй, как сильно я люблю тебя. Сосредоточься на том, как
я счастлива, что ты вернулся.
Внезапно его спина прогнулась, и он обмяк в моих руках. Обхватил меня, прижав к
твердым мышцам. Я молчала, но его душа взывала о помощи.
Время не имело значения, мы существовали в объятиях друг друга и питали друг друга
любовью и единением. Я буду обнимать его до конца своих дней, чтобы он не
чувствовал ничего, кроме принятия, обожания и безусловной любви.
― Все хорошо. ― Мой голос витал вокруг нас, сверкая, словно светлячки, согревая его
ледяное тело. ― Я люблю тебя. Я здесь ради тебя. Почувствуй то, что чувствую я.
Живи тем, как много ты для меня значишь.
С громким стоном Джетро поднял меня с кровати. Обхватил, нежно прижимая к себе, и
понес в ванную.
Сломанная рука лежала у меня на бедрах, я позволила ему делать все, что ему нужно.
Я не боялась его. Не задавала вопросов и не давала повода почувствовать
нерешительность или нежелание.
Ему было нехорошо. Его силы были на исходе, но что-то толкало его вперед. Что-то,
что ему нужно было уничтожить, чтобы обрести покой.
Молча, Джетро занёс меня в душевую. В ту самую, где он застал меня со струей воды
между ног. В этой самой ванной я, наконец, поняла, что влюбилась в него, несмотря
ни на что.
Моя рубашка мгновенно стала мокрой, но мне было все равно. Все, что меня волновало,
― это любыми способами оживить моего любовника, защитника, будущего мужа. Обхватив
его затылок, я притянула его лицо к своему.
Джетро прерывисто вздохнул, когда я облизнула его нижнюю губу, нежно поклоняясь
ему. Он закрыл глаза, притянул меня ближе, и в мире остались только мы, вода и пар.
Он открыл рот, его язык нерешительно, словно извиняясь, встретился с моим.
― Я убил его.
― Знаю.
― Я ненавидел его.
― Знаю.
― Понимаю.
Его язык дразнил мою нижнюю губу. Джетро начал раскрываться, рассказывая все, что
он сделал:
― Он заслужил.
― Ничего страшного.
― Он это заслужил?
― Да, заслужил.
― Он просил прощения.
― Ты простил?
― Да.
― Ох, Кайт…
― Он извинился.
― Ему следовало.
― Он сожалел о своих действиях.
― Хорошо.
Он поставил меня на ноги, прижав к стене. Мой гипс промок, но кроме Джетро меня
ничто не волновало. Рубашка облегала мое тело, подчеркивая напрягшиеся соски, и то,
что под ней не было нижнего белья…
В тот момент, когда наши языки снова встретились, наши сердца колотились все
сильнее и сильнее. Чем больше мы взаимодействовали, тем более яростным и активным
он становился.
― Я скучаю по нему.
― Ты спас меня.
Он застонал, когда я запустила руки в его волосы, сильно дергая. Я не хотела, чтобы
он ненавидел себя. Кат того не стоил. Я отбросила свою ненависть, даровав прощение.
Но я не позволю призраку Ката разрушить с таким трудом отвоеванное будущее Джетро.
Я прикоснулась к нему.
― Я чуть не опоздал.
― Ты спас меня.
― Как?
― Ты полюбил меня.
Его руки скользнули вверх по моим бокам, срывая с меня промокшую одежду. Мои волосы
прилипли к щекам, когда его пальцы вцепились в вырез моей рубашки, разрывая ее
посередине.
Его кожа сияла белизной в сером утреннем свете. Его глаза были такими живыми и
яркими.
Выпрямившись, Джетро схватил меня за бедра и направил нас под струю. Его рот
завладел моим ― отчаянный, голодный.
Моя сломанная рука была бесполезна, я не могла прикасаться ею к нему так, как
хотела, но я не хотела чтобы она болталась между нами, словно бесполезный груз.
Я заставляла каждую частичку себя ― которой не было больно, и которой было больно ―
исцелять его, любить, возвращать к свету.
Он прищурился, но промолчал.
Проведя кончиком пальца по его губам, я улыбнулась, когда он нежно прикусил мои
пальцы.
В тот момент, когда моя рука сомкнулась вокруг члена, с его губ сорвалось гортанное
рычание. Он потянулся к моему лицу, чтобы поцеловать, поглотить меня, но я покачала
головой и опустилась перед ним на колени.
Сломанная рука покоилась на моем бедре, а здоровой гладила его, побуждая член
набухать и твердеть.
Его живот и мускулы напряглись от потребности. Его рот открылся, голова откинулась
назад, и он ухватился за кафельную стену, чтобы сохранить равновесие.
Мое внимание переключилось на его эрекцию. То, что он возбудился, доставляло мне
огромное удовольствие. Он дал мне власть над ним. Позволил мне забрать воспоминания
и заменить их нами.
Его рука тяжело опустилась мне на голову, пальцы зарылись в мои волосы, я
заглатывала его член, приветствуя мускусный жар на языке.
Я поклонялась ему, безоговорочно отдаваясь. Мой язык кружился, дразня и обожая. Его
яйца напряглись, сжимаясь, когда я дала ему то, в чем он нуждался.
Ему нужно было знать, что со мной все в порядке. Что мы оба в порядке. Что здесь он
не найдёт осуждения. Что его любят так же сильно, как и раньше.
Его бедра покачивались в такт с моей головой. Моя рука скользила и гладила его,
размазывая слюну и воду, льющейся из душа, по его стволу. Его рука крепче вцепилась
в мои волосы, затем расслабилась, словно вспомнив, что нужно быть нежнее.
Я не хотела, чтобы он что-то помнил. Я хотела, чтобы он зашел очень далеко, чтобы,
охваченный вожделением и поглощенный желанием, он полностью отпустил себя.
Одной рукой Джетро дернул меня за волосы, причиняя приятную боль, в то время как
другая его рука громко хлопнула по стене позади меня, удерживая равновесие в то
время как бедра быстрее двигались в направлении моего рта.
Я закрыла глаза и позволила ему использовать себя. Позволила его стонам проникнуть
в мое сердце. Позволила его прикосновениям и толчкам заполнить мою душу.
Не знаю, как долго мы оставались в таком состоянии. Я у его ног, вода лилась
вокруг, но раздирающая ярость, которой страдал Джетро, наконец, угасла, сложная и
неразрешимая, но, тем не менее, угасла.
Он оторвал руку от стены и скользнул ею к той, что уже была в моих волосах.
Взявшись пальцами за мой подбородок, он разжал мой рот, отстраняя меня от своего
члена.
Его взгляд обволакивал меня такой любовью и нежностью, что у меня перехватило
дыхание.
― Нила… ― Джетро подхватил меня под мышки, поднимая на ноги. ― Ты мне нужна. ― Его
член упирался в низ моего живота, когда он поднял меня на руки. Он немного
споткнулся, но удержался. Его рот захватил мой, он целовал меня так чертовски
сильно, неистово, что моя киска начала пульсировать от зарождающейся разрядки.
Его язык был волшебным, даря мне тот же дар, которым я пыталась одарить его,
гарантируя, что все, о чем я думала, все, в чем нуждалась, ― это он.
Я ничего не сказала.
У него тоже не нашлось подходящих слов, он потянулся назад, чтобы выключить воду, и
взял с вешалки полотенце. Промокнув влагу на моем теле пушистым полотенцем, он
поднял меня и пошел в спальню.
Влажный след на зеленом ковре стал почти черным, когда он поставил меня на ноги
рядом с кроватью и благоговейно накинул полотенце мне на плечи.
Рассвет сменился слабым солнечным светом. В ярком свете шрамы от наших испытаний
становились все более очевидными. Моя кожа выглядела как разномастная радуга:
синяки от ударов Дэниеля. Царапины от стекла и автомобильной бойни. Гипс на моей
руке пропитался водой из душа.
И Джетро.
Его тело хранило следы и секреты того, что он пережил, чтобы добраться до меня. Его
волосы закрывали рану на виске. Его кожа уже не излучала жар от лихорадки, которую
он пытался побороть. Ужасная красная рана в боку больше не скрыта. Сморщенная кожа
на месте разошедшихся швов увлажнилась, нуждаюсь во враче и заживлении.
И после того, когда наши тела воссоединятся, я найду Фло, чтобы он помог остановить
лихорадку Джетро. Вызову врача, чтобы он зашил ему рану на боку. И найму лучшую
команду специалистов, чтобы убедиться, что у него не было скрытых повреждений в
результате автомобильной аварии в Африке.
― Мне нравится чувствовать твои мысли. Нравится знать, что ты хочешь исцелить меня,
даже когда твое тело требует, чтобы я сначала овладел тобой.
Очень нежно, с глазами, полными любви, он высушил меня от макушки до пальцев ног.
Как только я была вытерта досуха, взяла полотенце и отплатила ему тем же. Мне
потребовалось немного больше времени, и я чувствовала себя неловко, не имея
возможности полноценно пользоваться двумя руками, но к тому времени, когда я
коснулась его члена через полотенце, его уже не волновали несколько оставшихся
капель на теле.
Взяв меня за запястье, Джетро подошел к изголовью кровати и сорвал простыни. Подняв
меня, он бережно положил меня на матрас, укрыв одеялом. Переместившись на другую
сторону кровати, он забрался на нее и тут же обхватил меня, прижав к своей теплой
груди.
Его член оставался твердым, прижатый к моей пояснице. Его ноги обвились вокруг
моих.
Учащенно дыша, Джетро повернул меня лицом к себе, прижав свой нос к моему.
Его глаза проникали в мою душу, в самый эпицентр моей сущности. Он искал ответы на
свои страшные вопросы. Выискивал любую ложь о том, что я не любила его так сильно,
как говорила. Что сожалею о том, что произошло.
Я не испытывала страха.
Только после того, как Джетро изучил каждый аспект, он немного расслабился. Только
после того, как признал, что я люблю его без всякой лжи, искажающей правду, он
прикоснулся ко мне. По-настоящему поверил мне.
― Я так много сделал. Я причинил тебе ужасную боль. ― Ладонью он обхватил мою щеку.
― Я не заслуживаю ни тебя, ни твоего прощения, но клянусь, Нила. Я никогда больше
не причиню тебе боли. Никогда не помещу в неблагоприятные условия. Никогда не буду
просить от тебя больше, чем ты можешь дать. Мне нужно, чтобы ты была сильной ради
меня. Как я уже говорил в ночь после Третьего долга, любить такое существо, как я,
― тяжелая работа. Я выжму из тебя все резервы. Буду питаться твоей любовью. Буду
жаждать всего, что ты можешь дать, потому что ты спасла меня от такой жизни. Но я
клянусь, что все, что я возьму у тебя, отдам во стократ. Я навсегда вверяю тебе
свое сердце, богатство, свою чертову душу.
― Я никогда не смогу обсуждать то, что сделал, и никогда больше не сделаю ничего
подобного. Я не могу обещать, что у меня не будет плохих дней. Не могу заверить
тебя, что мне не понадобится пространство или время, если эмоции станут слишком
сильными, чтобы их выдержать. Но обещаю, что никогда и никого не буду любить так
сильно, как тебя.
― Ты можешь жить с этим? Сможешь быть настолько самоотверженной, чтобы принять меня
в худшем, лучшем, испорченном виде и поддержать, даже когда я сломаюсь?
― Смогу.
Он молчал, давая мне возможность собраться с мыслями, потому что мне было что
сказать… просто не хватало слов.
― Ты никогда не будешь один, Джетро. Тебе не придется бояться, что я не пойму или
оттолкну тебя. Тебе не придется убегать, потому что я вдруг перестану тебя любить.
Я принимаю твои клятвы и даю тебе свои.
― Клянусь, что, что бы ни случилось в будущем, мы все уладим. Клянусь, что как бы
ни складывалась жизнь, я буду рядом с тобой. Я всегда буду любить тебя, потому что
видела в тебе и худшее, и лучшее, и знаю, как мне повезло, что я встретила свою
вторую половинку.
Мой взгляд переместился на его рот, кончики пальцев обдало теплом, когда его
розовый язык нежно лизнул меня.
Восторженный экстаз наполнил мою кровь, когда Джетро прижал меня ближе. Моя рука
соскользнула с его губ, когда он наклонил голову к моей. Его тело пылало, обжигая
меня, одурманивая невысказанными словами и мимолетными ласками.
Я нуждалась в нем.
Он нуждался во мне.
― Нила…
Джетро потянул меня за волосы, принуждая откинуть голову. Обнажив мою шею, он
проложил дорожку поцелуев вниз по моему подбородку и горлу к груди. Он не отпускал
мои волосы, пока его рот находился на моем соске.
Я вскрикнула, когда он сильно потянул, словно натягивая невидимую нить между грудью
и киской. Лоно сжалось, я моментально намокла и раскрыла ноги с откровенным
приглашением.
Перевернув меня на спину, он скользнул своим твердым телом по моему. Его бедра
идеально поместились между моими раздвинутыми бедрами, и он тяжело задышал, когда
его член эротично прижался к моей нежной плоти.
Захватив мои волосы в кулак, он глубоко поцеловал меня, его вкус пьянил меня.
Удовлетворение, облегчение, отчаяние ― все это имело свой вкус. Мускусный, дымный,
сладкий. Он отдал мне все. Свой страх. Счастье. Сожаление. Надежду.
Я пыталась понять смысл сказанных слов, пока его руки спускались по моему животу.
― За что?
― За то, что доверяла мне, даже когда я не давал тебе оснований для этого. За то,
что дала мне все, даже когда я взял больше, чем заслуживал.
Мои глаза оставались закрытыми, тело парило в его искусных чарах. Мой голос звучал
словно нежная мелодия.
― Ты это чувствуешь?
Я ахнула, когда он снова захватил мой сосок. Его зубы угрожающе заскользили по
чувствительной коже.
Матрас поглощал меня, когда Джетро вдавливал меня сильнее в одеяло. Его
скульптурные руки дрожали, когда он гладил меня. Его кожа все ещё пылала, и травма
замедлила его движения, но он не останавливался. Ничто не могло помешать ему взять
меня.
Хотя бы раз хотелось заняться любовью без страха и сожаления. Хотелось окружить
себя счастьем и наслаждением и отгородиться от всего мира.
Его голос стал хриплым. Он приподнялся надо мной, наклонил голову и впился зубами в
мое плечо. Притянув меня ближе, он выровнял наши бедра, прижимаясь ко мне своей
длиной.
Находиться в его объятиях было божественно. Бесконечный мир внутри разрушенного.
Расцепив руки, я откинула назад его волосы и посмотрела ему в глаза.
― Ты прекрасен.
― Тебе больше не нужно жить с этим ощущением. Ты живешь со мной. Позволь мне любить
тебя за нас двоих.
― Черт, Нила.
Перевернув меня на живот с легкой демонстрацией мужской силы, он обнял меня так,
словно хотел раздробить каждую косточку в моем теле. Затем, словно приклеенный к
моей коже, он снова перекатил меня, прижимая к матрасу.
Мы пережили больше, чем кто-либо может пережить за свою жизнь. И, несмотря на все
пережитые злоключения, вокруг нас по-прежнему таился восхитительный провокационный
привкус опасности.
Джетро был опасен. Он всегда будет опасен ― не из-за своего происхождения или
богатства, а из-за того, кем он был. Однако он был и самым нежным человеком из
всех, кого я когда-либо встречала. Он выстраивал стены и механизмы, чтобы жить в
мире чрезмерной стимуляции и шума.
Он обхватил мои бедра. Приоткрыл рот и прижался к моему. Наклонив голову, Джетро
углубил поцелуй, заставив меня растаять в его объятиях. Его губы были мягкими, но
требовательными. Его язык был шелковистым, но властным. От такого контроля не было
спасения.
Я чувствовала его везде, вокруг себя, внутри. Его недостатки. Его успех. Но больше
всего ― его беззаветную любовь. Он любил меня настолько, что не поступил со мной
так, как со своим отцом. Достаточно, чтобы следовать за мной по всему миру. И
достаточно, чтобы положить конец шестисотлетней вражде между Уиверами и Хоуками.
― Спросить…
Затем понимание наполнило его взгляд. Он поцеловал меня страстно и нежно.
Я кивнула.
― Все, что ты чувствуешь ко мне, Нила. Это так сильно. Слишком сильно. Мне нужно,
чтобы ты никогда не отнимала это у меня. Не думаю, что выживу, если ты это
сделаешь.
― Обещаю.
― Заявляя на тебя права каждый день до конца нашей жизни. ― Его взгляд был
устремлен на меня, когда он поглаживал мой чувствительный клитор пальцами. Все в
нем было порочным, диким и таким бесстыдно реальным. ― Помоги мне, Нила. Помоги
показать, как сильно я тебя люблю.
Я не нуждалась в инструкциях.
Раздвинув ноги, я позволяю его прикосновениям опуститься ниже, поглаживая мой вход,
медленно вводя палец.
Выгнула спину, когда его большой палец стал ласкать мой клитор, непринужденно
доставляя удовольствие.
Я вскрикнула, когда его один палец превратился в два. Давление стало неописуемо
сладострастным.
― Боже, ты прекрасна.
В его голосе звучало отчаяние, его пальцы трахали меня неторопливо, но совершенно
по-собственнически.
Разжав мои пальцы вокруг своего члена, он прижался эрекцией к моему бедру.
― Почувствуй меня. Почувствуй, как сильно я хочу тебя ― не только сейчас, но и всю
оставшуюся жизнь.
Мои руки снова устремились вниз, снова захватывая его, двигаясь быстрее, жестче.
Он застонал, вводя пальцы внутрь меня, подстраиваясь под мой неистовый ритм.
Меня охватила пульсация блаженства, я застонала, когда его большой палец продолжил
нажимать на клитор.
― Джетро…
Он остановился.
― Знаю.
Я покачал головой.
Он нахмурился.
― Давай не будем его так называть. Нужно придумать новое название этому украшению.
Его бедра покачнулись, соединяя головоломку члена с моей киской. Его лицо
потемнело, когда кончик члена нашел мой вход. Не отводя взгляда, он погрузился в
меня, медленно пронзая. Он сжал челюсть, когда мое тело приняло его.
― Мне нравится.
― Мне тоже.
― О…
Я закрыла глаза. Все, на чем я могла сосредоточиться, это на том, где мы
соединились. Мне никогда не надоест заниматься любовью с этим человеком. Я никогда
не перестану любить его.
Я откинула голову, когда он снова вошел в меня, проникая глубже, меняя угол
проникновения. Мое тело приняло его без сопротивления.
Джетро поцеловал меня. Крепко и быстро. Его губы скользнули к моему уху.
― Я хочу тебя всегда и навечно. Как сейчас. Без лжи. Без фальши. Между нами нет
ничего, кроме честности.
Горячка, которую он вызвал в моей крови, лишила мыслей. Мне нужно было кончить. Мне
нужно было разбиться вдребезги и возродиться после всего, что произошло.
― Не думаю, что долго продержусь, ― прорычал Джетро, крутя бедрами так, что
основание члена терлось о мой клитор. Я ахнула, чувствуя, как меня накрывает волна
блаженства.
Жар растекся по моей коже, когда он толкнулся сильнее, трахая, обожая, вознося меня
на вершину экстаза. Жар разгорался до тех пор, пока не превратился в пекло, вызывая
сексуальную лихорадку, требующую лекарства в виде оргазма.
Джетро сжал кулаками подушку с двух сторон от моей головы, используя кровать как
якорь, пока вколачивался в меня. Его член входил и выходил.
Я принимала каждый толчок, вздымаясь все выше и выше, обхватывая ногами его бедра,
умоляя, любя, стремясь все быстрее и быстрее к освобождению.
Он прижался своим лбом к моему, тепло окутало нас, и его темп стал бешеным.
Взрыв и блаженство.
Я кончила.
Только после того, как я выжала из себя все до капли, он сжал подушку в кулаке и
уткнулся лицом мне в горло. Его гортанный стон, когда он кончил, вызвал еще одну
вспышку опьянения в моем организме.
Оргазм сотряс его тело, выжимая досуха, когда он извергся в меня. Я обняла его,
позволяя ему выплеснуть свое освобождение.
Мы продолжали прижиматься друг к другу еще долго после того, как его бедра
перестали дергаться. Наши сердца бились в одном ритме.
― Ты ― все, что мне когда-либо было нужно, Нила. ― Его голос был хриплым и
глубоким. ― Каждый день, каждое сообщение, каждый ужасный долг ― я отдавал тебе
свое сердце. ― Он коснулся моего носа своим. ― И теперь все принадлежит тебе.
Соски покалывало от прикосновения к его груди, когда я обвила здоровой рукой его
мускулистую талию. Между нами не было никакого пространства. Его сердце билось
рядом с моим, и я не хотела, чтобы он отстранялся. Моя киска пульсировала из-за
пережитого нами оргазма ― член Джетро все еще был внутри меня.
― Всегда.
Сердце забилось сильнее, я поцеловала его со всей силой, которая у меня осталась.
Наши губы встретились, горячие и влажные, пережитая эйфория от секса смешалась с
эротическим обещанием большего.
Я зарылась пальцами в его волосы, обнимая его, точно так же, как он обнимал меня.
Наши сердца снова забились в едином ритме, поцелуй стал требовательным и
бесконечным. Его член утолщался внутри меня, язык входил и выходил, трахая мой рот
так же, как он трахал мое тело.
Я не могла любить его больше, чем уже любила. Я не могла просить большего, чем мне
было дано.
Что бы Джетро ни сделал сегодня, воздух вокруг нас все еще оставался насыщенным.
Смерть и разрушения не растворились, но манящая перспектива светлого, безоблачного
будущего становилась сильнее с каждой минутой.
Все мы.
Отныне и навсегда.
И я согласилась.
На веки вечные.
ГЛАВА 35
Джетро
В правой руке я держал руку сестры. В левой руку невесты, неосознанно передавая
эмоциональные сообщения так же естественно, как дыхание.
Наша связь вышла на новый уровень. Более глубокая, неразрывная связь ― неописуемая
дружба.
И как бы мне ни хотелось это отрицать, сегодня я больше всего на свете нуждался в
дружбе и поддержке Нилы.
Сегодня.
Там он заново наложил гипс Ниле и зашил рану на моем боку. Он также проверил мои
показатели и дал антибиотики. После этого строго наказал отправиться на осмотр к
моему врачу в больницу и заверил, что позаботился о пострадавших из бального зала и
хорошо подготовился к ликвидации последствий.
Обычно я не оказывал сотрудникам такого доверия. Но сейчас Фло был больше чем
сотрудник. Он доказал свои способности и преданность. Если он говорит, что все под
контролем, я верю, и могу сосредоточиться на более важных вещах.
Таких, как исцеление и избавление от воспоминаний о том, что произошло между мной и
Катом. Каждый раз, когда я вспоминал об отце, мое сердце разрывалось от боли.
Правильно ли я поступил? Я был не прав, когда сожалел о том, что сделал после
всего, что он совершил?
Я вздохнул, сжал руки сестры и Нилы. У меня не было сил об этом думать.
Не здесь.
Не сейчас.
Не тогда, когда здание, в котором я находился, лишало меня всех сил, отравляя
тоской, горем и непреодолимой беспомощностью.
Кестрел.
Склеп, где бездушные тела морозились в холодильных камерах, ожидая, когда близкие
определят их судьбу. Страшное, жуткое место, где прощались опечаленные родственники
и влюбленные с разбитыми сердцами.
Я не хочу прощаться.
Нила сжала мою руку, пока я сглатывал рык, рычание, проклятие… всхлип. Я не знал,
как реагировать. Я не мог отделить свои мысли от мыслей Жасмин или Нилы.
Жасмин.
Это было до того, как позвонила Жасмин и попросила меня присоединиться к ней в
больнице.
Гребаная больница.
Жасмин позвонили раньше. Никто не хочет сообщать подобные новости по телефону. Она
попросила Вона отвезти ее в больницу.
Она намеренно оставила меня в неведении, что мой чертов брат мертв.
― Прости, Джет. Мне очень жаль. Я пришла за тобой. Правда. Я вошла в комнату Нилы и
наблюдала, как ты спишь в ее объятиях.
Убрав руку, она смотрела на Кеса, ее слова были обращены наполовину к нему,
наполовину ко мне.
Нила отпустила мою руку, подошла к Жасмин и прижалась к ней так, что Вон продолжал
едва заметно касаться плеча моей сестры. Нила улыбнулась своему близнецу и обняла
Жасмин.
― Правильно? Как вы смеете решать, что правильно, когда мой гребаный брат мертв! Я
должен был быть здесь, рядом с ним. Я должен был держать его за руку и прощаться с
ним. У меня должна была быть свобода выбора, чтобы сказать ему, как сильно я его
люблю. Как сильно он мне помогал. Как я ценил его дружбу, даже когда отталкивал
его.
― Он был мертв, Кайт. Он умер, когда ты был с Катом. ― Ее глаза широко раскрылись.
― Забудь об этом. Я не собиралась тебе говорить. Забудь…
Раздался скрип колес кресла Жасмин, когда она подкатила ближе. Нила следовала за
ней, придвинулась ко мне, окутывая меня своей печалью и отчаянием.
― Кес знал, как мы к нему относимся. Он знал, что любим и желанен. Он умер, зная,
как нам будет его не хватать.
Я сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони, желая пустить кровь. Мне нужно было
причинить себе боль, чтобы я мог сосредоточиться на единственном дискомфорте, а не
на комнате, полной горя. Мне нужен был мой клинок. Мне нужно было изранить ступни и
активировать вековые спасительные средства, чтобы преодолеть все это.
Нила прижалась ко мне, обхватив меня за талию и прижавшись головой к моему плечу.
Она не произнесла ни слова, но ей и не нужно было.
Каким-то образом она отодвинула на второй план свое горе по поводу смерти Кеса и
сосредоточилась на своей любви ко мне. Находясь в комнате, наполненной ужасающим
несчастьем, она предоставила мне кокон единения.
― Спасибо.
― Я не должна была принимать за тебя решение, чтобы дать тебе отдохнуть. Я должна
была разбудить тебя. Никогда себе этого не прощу. Но я не отходила от него, Кайт. Я
оставалась с ним до твоего приезда. Я была рядом с нашим братом.
― Спасибо.
Как только я отпустил Жас, чтобы прикоснуться к Ниле, Вон снова положил ладонь на
плечо моей сестры.
Он желал ее.
Он понимал, что ей больно, и был готов помочь, нравится мне это или нет.
Осложнение, связанное с тем, что у Вона появились чувства к моей сестре, выводило
меня из себя, но было слишком много поводов для беспокойства. К тому же был еще
один человек, гораздо более важный для меня.
Он был очень сильным. Храбрым. Я воспринимал его как должное, ожидая, что он до
самой старости будет рядом со мной.
Мне хотелось упасть на колени и признаться ему во всем. Я хотел рассказать ему, что
я сделал с Катом. Хотел рассказать ему о своих грехах, чтобы он разделил их со
мной.
Но не мог.
И я не мог скорбеть.
Не сейчас.
И каким-то странным образом мне казалось, что Кес уже знает, что произошло в сарае.
Словно он умер не потому, что я забрал жизнь, и другой Хоук должен был заплатить за
мои действия. А потому, что он понял, что ему больше не придется противостоять
нашему отцу.
В горле образовался ком, но я не сломался. Все силы ушли на то, чтобы посмотреть
сухими глазами на брата и прошептать «Прощай».
Я застыл, как и Кес. Его татуировка в виде птицы не двигалась, перья не трепетали
над его мышцами. Я ждал, что его веки дрогнут, губы изогнутся в ухмылке. Он
разразится смехом, и изощренная мистификация будет раскрыта.
Это реальность.
Он мертв.
Нила тихо плакала рядом со мной. Она была переполнена воспоминаниями, сложностями,
хотя знала Кеса совсем недолго. Они сблизились. Они любили друг друга. Их навсегда
свяжут собственные отношения, а также семейные узы, которые Нила создаст, выйдя за
меня замуж.
Прости, брат.
Я смотрел на его лицо, холодное тело и пустую оболочку и произносил про себя
надгробную речь.
Прости, что меня не было рядом, чтобы попрощаться, но это не прощание, а лишь
отсрочка. Мне будет тебя не хватать, но я не буду тебя оплакивать, потому что ты
был слишком хорошим другом и братом, чтобы вспоминать о тебе с грустью.
Как только мы уедем, мы больше никогда его не увидим. Единственный способ взглянуть
на него ― посмотреть фотографии более счастливых времен или видеоролики, навсегда
запечатлевшие его душу.
Поэтому мы остались.
Он пытался помочь мне сбежать той ночью, как помогал сбежать много раз в нашем
детстве.
― Пытаюсь сосредоточиться.
Кес сидел, скрестив ноги, на полу в своей спальне, положив руки на бедра в позе
йога.
Он ушел.
Каким-то образом два Хоука и два Уивера объединились в общей скорби, оплакивая
человека, который умер слишком молодым.
Но такова жизнь.
Хорошие люди умирали. Плохие жили. А остальные должны были продолжать выживать.
***
Прошла неделя.
Благодаря Ниле.
На следующий день после того, как увидел тело Кестрела, я вернулся в больницу один.
Я разыскал медсестру, которая принесла мне сотовый телефон, пока я лечился, и
заплатил ей тысячу фунтов за помощь. Она приложила все усилия, чтобы дать мне
возможность связаться с Нилой. Самое меньшее, что я мог сделать, ― это
компенсировать ее труд.
Кес не исключение.
Я нашел его дело среди других в кабинете Ката. Кости его собаки, Ратбоуна, лежали
на журнальном столике, пока я разбрасывал бумаги и бегло просматривал последние
пожелания Кестрела.
Мне было известно, что он хотел, чтобы его кремировали, а прах развеяли на
территории Хоуксбриджа. В юности, по вечерам, мы не раз обсуждали, что не хотим
быть погребенными под землей и съеденными долгоносиками и червями. У нас двоих была
легкая клаустрофобия, и я понимал его желание быть рассыпанным, словно пыль,
плененным ветром и невесомым как небо.
Однако чего я никак не ожидал, так это письма, адресованного мне и написанного
почти пять лет назад. От странного ощущения, что я держу в руках письмо с того
света, у меня скрутило живот.
Мое сердце сжалось при мысли об останках Дэниеля. Его не похоронят и не кремируют,
но, возможно, он будет счастливее вдали от Хоуксбриджа, сам по себе, без деликатных
замечаний о нежелательной принадлежности.
Уважая личную жизнь Кестрела, я сжег письмо Дэниеля. Его никогда не прочтут. Это
навсегда останется между двумя мертвыми братьями.
Привет, Джет.
Должен признаться, я не ожидал, что умру раньше тебя. В конце концов, это ты старый
ублюдок, а не я. Но если я погиб, защищая тебя или помогая тебе, то я рад. Если я
умер от болезни или совершил какую-нибудь глупость, то пусть будет так. По крайней
мере, я избавился от боли, которую испытывал.
Хочу попросить тебя кое о чем. И мне нужно, чтобы ты это сделал, Джет. Не просто
кивнул и притворился, что сделаешь. Мне на самом деле нужно, чтобы ты это сделал.
Не оплакивай меня.
Не думай, что я умер, представляй, что я с тобой, ведь так и есть. Мы братья, и я
не намерен тебя бросать. Я слишком долго был твоей опорой, чтобы оставить тебя в
беде.
Поэтому, даже если меня физически уже нет, я клянусь, что не уйду духовно. Развей
мои останки по поместью, и когда бы ни подул ветер, я буду рассказывать тебе
анекдоты. Когда пойдет снег, я буду укрывать тебя от мороза. Когда будет светить
солнце, я согрею твою беспорядочную душу.
И когда ты, наконец, встретишь девушку, достойную твоей любви, я буду существовать
в ней. Я научу ее, как помочь тебе. Подскажу ей, как защитить тебя, так же как ты
защитишь ее. Потому что ты ― лучший друг, о котором только может мечтать брат, и
кем бы ни была девушка, укравшая твое сердце, я знаю, что она того стоит.
Как ему удалось вместить столько всего в несколько коротких абзацев? Откуда он
знал, что именно нужно написать?
Она заменила Кеса в качестве моей опоры, и я никогда не буду воспринимать ее как
нечто само собой разумеющееся, как воспринимал его.
Никогда.
***
Братья «Блэк Даймонд» сами определили свою иерархию. Я назначил Фло временным
президентом, и он отсеял тех, кто не хотел жить в ладу с законом. Ушедшим мы
прилично заплатили, заставляли подписать соглашение о неразглашении, гарантирующее
суровое наказание, если они проболтаются, и позволили им покинуть клуб.
Однажды вечером, после ужина ― Уивер и Хоук за одним столом в красной столовой,
стены которой помнили огромное количество боли, ― я взял Нилу за руку и повел в
наше крыло. Когда-то мои комнаты назывались холостяцким крылом, но теперь это наши
супружеские апартаменты. Медовый месяц перед тем, как я сделаю ее своей женой.
Мы подошли к своему крылу. Однако вместо того, чтобы отвести ее к кровати, я дал ей
ключ.
― Что это?
Я не хотел думать о том, что она там найдет. Она должна столкнуться с этим лицом к
лицу. Так же, как я с Катом.
Она позволила мне обнять себя, и чем дольше мы соприкасались, тем сильнее
становилось ее желание. Я больше не мог откладывать это. Я и так слишком затянул.
― Что он открывает?
― Я покажу.
― Куда мы идем?
― Почти пришли.
― Скажи мне.
― Скоро увидишь.
Но не эта.
Взяв ключ из дрожащих пальцев Нилы, я вставил его в замок и открыл дверь. Тихий
щелчок механизма заставил меня тяжело сглотнуть. Мне показалось, что я вторгся
туда, куда не следовало, попал в непредназначенную для меня сферу.
― После тебя.
― Своего рода конец или начало, в зависимости от того, как ты на это смотришь. В
любом случае ты должна увидеть и решить для себя.
Ее глаза расширились, когда я включил свет, осветив стоящие вдоль стен шкафы с
документами. В центре стоял большой стол, телевизор, видеомагнитофон и DVD-плеер.
― Да.
― Я не говорю, что ты должна это делать. Я даю тебе возможность, если хочешь, вот и
все. ― Я отошел к картотеке и взял самую большую папку. Осторожно положил ее на
стол. ― Это твой выбор, Нила. ― Направляясь к двери, я прошептал: ― Я люблю тебя.
Помни об этом. Приходи ко мне, когда будешь готова.
― Куда ты?
Я грустно улыбнулся, не желая оставлять ее, но понимая, что она должна сделать это
в одиночку. Ей нужно попрощаться, пережить ужас от того, что сделал мой отец,
перебороть свою ненависть и вернуться ко мне.
― Завтра похороны Кеса. Сегодня вечером мы должны устроить похороны твоих предков.
Отослать всех мертвых разом, искоренить в поместье призраков, живущих в его стенах.
На долгий миг она замерла. Не произносила ни слова. Казалось, она вот-вот бросится
бежать или выпрыгнет в окно. Потом, наконец, по ее щеке скатилась слеза.
― Хорошо.
Я кивнул.
― Хорошо.
Это было самое трудное, что я когда-либо делал, но я повернулся и закрыл за собой
дверь.
Стул ведьмы (прим. пер.: Стул ведьмы ― стул, оснащённый шипами и наручниками, с
блоками для фиксации положения жертвы и с железным сиденьем, которое могло
раскаляться огнём), Маска позора (прим. пер.: Маска позора ― представляет собой
металлическую конструкцию, надевавшуюся и закреплявшуюся на голове. В лицевой части
конструкции находился острый металлический кляп, который при попытке говорить
серьёзно ранил язык и губы), Вилка еретика (прим. пер.: Вилка еретика ― кожаный
ремень, плотно застегивающийся на шее. К нему прикреплены два острых штыря, один из
которых упирается в горло владельца, а другой ― чуть выше грудины), Позорный стул
(прим. пер.: Позорный (утиный) стул ― неудобный деревянный стул с фиксаторами,
который прикрепляли к шкиву и опускали в реку), плети, винты для больших пальцев ―
все приспособления смерти.
ГЛАВА 36
Нила
Голос Ката эхом разнесся по комнате, отчего у меня по спине пробежали мурашки.
Слезы текли по моим щекам, когда проигрывались кадры старого видео, на которых была
запечатлена моя мама и он. Она стояла на пятачке у пруда. На заднем плане висел
Позорный стул, белая длинная рубашка развевалась вокруг ее ног.
Воспоминания о том дне, когда я заплатила Второй Долг, слились с ужасающей сценой,
представшей передо мной.
Она держалась так же, как и я в тот день: руки сжаты в кулаки, подбородок вызывающе
поднят.
― Нет, не признаю.
Ее голос был ниже моего, более хриплый и решительный. В одной из своих записей в
дневнике она сказала, что я более сильная женщина, чем она.
Это не так.
Моя мать была королевской особой. Может быть, она и не носила корону, и в ее жилах
не текла голубая кровь, но для меня она была такой королевой, что посрамила Бонни.
Бонни была моложе, ее волосы не полностью седые, а спина не такая согнутая. Она
сцепила руки перед собой, наблюдая за перепалкой между Эммой и Катом. То, как Кат
смотрел на мою мать, не соответствовало тому вожделению, которое он испытывал к
ней. Его пальцы побелели, когда он сжал их в кулак, сожаление омрачило его взгляд.
Сожаление?
Оказалось, что Кат очень многогранен. Я считала его сумасшедшим. Злой, бредящий
сумасшедший, раз вытворяет подобное. Но что, если он стал таким в силу
обстоятельств? Что, если он полюбил мою мать так же, как Джетро полюбил меня?
Почему он лишил Эмму жизни, если любил ее?
Моя мать сжала руки в кулаки. Ее идеальные скулы и струящиеся черные волосы не
поддавались свистящему ветру, посмотрев в камеру, она зашипела:
― Сделай все, что в твоих силах, Брайан. Я тебе уже сто раз говорила. Я не боюсь ни
тебя, ни твоей семьи, ни тех долгов, которые ты заставишь меня выплатить. Я не
боюсь, потому что смерть придет за всеми нами. И я знаю, где буду после.
Бонни управляла им, как и своими внуками ― без передышки, покоя и множества
последствий.
Кат рванулся вперед. Его ноги не вошли в воду, но он схватил мою мать за волосы на
затылке. Бриллиантовый ошейник…
В этот момент что-то произошло. Кат смягчился? Признался в своих истинных чувствах?
Может быть, мама прошептала ему что-то, чего не следовало? В любом случае, он
отпустил ее. Его плечи ссутулились, когда он посмотрел на Бонни.
Как только Джетро завел меня в комнату, я не могла пошевелиться. Мои ступни
приросли к полу, ноги увязли в эмоциональном зыбучем песке. Я не могла идти ни
вперед, ни назад.
На мгновение я возненавидела Джетро за то, что он показал мне это место. Я знала,
что такая комната существовала. Кат говорил мне, что ведет бесчисленные записи, а у
адвокатов их семьи есть копии всех поправок, касающихся наследования Долгов.
По глупости я думала, что у меня хватит сил посмотреть. Годы спустя, взять маму за
руку и быть рядом с ней, пока она переживает нечто ужасное.
Направив пульт на телевизор, я остановила запись, когда Кат во второй раз пригнулся
к Эмме. Я была с ней, пока Кат преподавал ей урок истории. Я обнимала ее призрачное
тело, пока она ждала своего наказания. Но я больше не могла смотреть на ее мучения.
Я не могла сидеть и притворяться, что это не разбило меня вдребезги. В то время как
моя мать почти утонула, я была жива и ненавидела ее за то, что она бросила моего
отца.
Прости меня.
Присутствие матери наполняло мое сердце, и в какой-то мере я чувствовала, что она
со мной. Я почувствовала на своём плече тепло там, где, как я представляла, она
прикасалась ко мне. По спине пробежала дрожь, когда мимо пронеслась ее бесплотная
фигура.
Папка за папкой.
Документ за документом.
Я ненавидела Хоуков.
Ненавидела Долги.
И ненавидела первородных Уиверов за то, что они обрекли нас на такую участь.
Жуткое ощущение того, что я не одинока, становилось тем сильнее, чем больше я
узнавала. Картотечные шкафы опустошались. Папки рассыпались по полу, словно
потускневшие от времени снежинки.
В конце концов, мой взгляд затуманился. Слова перестали иметь смысл. И повторение
того, как каждая женщина платит одни и те же долги, слилось в акварель, искусно
смешав все прошлое в одно.
Она не заслуживала такого же сострадания, как остальные мои предки ― она обрекла
нас всех на гибель. Но в то же время было причинено очень много боли, пришло время
отпустить все это.
Маленькое пространство кишело призраками моей семьи, все они сплетались воедино,
словно торнадо. Воздух пронизывал меня омерзительными порывами с обратной стороны.
Я не верила в то, что призраки обитают среди нас, но не могла отрицать правду.
Плакали вместе со мной. Радовались за меня. Праздновали конец, несмотря на то, что
заплатили самую высокую цену.
Они погибли.
Я нет.
***
Я жива.
Солнце уже давно село, и зимняя стужа завывала над ухоженными садами и башенками
Хоуксбриджа.
Джетро поднял глаза, когда услышал мои шаги, сапоги из овчины захрустели по гравию,
когда я огибала живую изгородь из штакетника. Вингс и Мот стояли вдалеке, заслоняя
горизонт, закутанные в попоны.
Когда я шла по коридорам поместья, я видела силуэты людей снаружи. Среди них я
узнала фигуру Джетро. Я хотела присоединиться к ним ― быть рядом с реальными
людьми, а не с пыльными привидениями.
На большой лужайке стояла моя новая семья. Жасмин, Вон, Джетро и Текс. Они стояли
вокруг огромной кучи веток, вперемежку с Позорный стулом, стулом ведьмы и другими
предметами, которые я больше не хотела видеть.
Ее пальцы были словно лёд, но она сжала мои, когда я наклонилась и поцеловала ее в
щеку. Нам не нужно было говорить. Мы все понимали. Она потеряла братьев и отца. Я
потерял мать. Вместе мы выстоим и не сломаемся под натиском слез.
Я не проронила ни слова.
Он уронил полено и крепко обнял меня. Мне было все равно, что за этим наблюдают
брат и отец. Все, что я хотела, ― поблагодарить этого человека. Этого Хоука. Потому
что теперь он позволил себе быть тем, кем, как я всегда знала, он может быть, и я
влюблялась в него все больше и больше.
― Ты в порядке?
Я вздрогнула, когда над верхушками деревьев пронесся очередной вой. Ночь будет
очень холодной, но скоро найдется что-то, что согреет нас.
Я просила гораздо больше, чем они могли дать, ― любить сына человека, который украл
жену Текса и нашу мать, но такова жизнь.
― Ты готова?
― Готова.
***
Он с первого взгляда понял, что это за документы. На его лице отразилась душевная
боль, он взял в руки тяжёлую коробку и отнес вниз по лестнице. Он не передал её
Вону. Не отпустил ее. Он в последний раз обнял дух своей жены.
― Ты в порядке, Ниточка?
Он нахмурился.
Я вздохнула. Нам предстоял долгий путь, чтобы снова начать шутить друг с другом без
недоверия и боли, окутывающей все вокруг.
Он нагнулся, его спина выгнулась дугой, сильные руки обхватили меня. Он дрожал,
когда мы сжимали друг друга. Последние десять дней благоприятно влияли на наши
отношения. Мы проводили время вместе, избегая проблем, но у меня было чувство, что
после сегодняшнего вечера нас ничто не разлучит, мы, наконец, сможем обсудить
произошедшие события и обрести былую близость.
― Что ты задумал?
Я шагнула к нему.
― Спрятал? Зачем?
― Я спрятал ее, потому что меня попросил об этом человек, который был мне дорог.
― Она просила передать это тебе. Она знала, что я приду за тобой, когда ее не
станет, и она знала, что я другой.
― Другой?
― Однажды она поймала меня. Она поймала меня до очередного урока. Она не понимала,
что я собой представляю, но догадывалась настолько, что это заставило ее доверять
мне. Я хотел сказать ей, чтобы она не была такой глупой. Я был сыном своего отца.
Но она не оставила мне выбора. Она сказала мне, что я влюблюсь в тебя. Сказала, что
ты победишь. Она также сказала, что если я позволю тебе помочь мне, все будет по-
другому.
Слезы застилали мне глаза, а затем скатились вниз по щекам. Говорить о матери,
раскрывать новые воспоминания, которыми я не делилась, было одновременно чудесно и
горько-сладко.
Джетро усмехнулся:
― Она мне много что сказала. И Кесу. Думаю, она предпочитала его мне ― в него все
влюблялись, ― и она поручала нам разные задачи.
― Она хотела, чтобы я сохранил это для тебя. Она сказала, что я найду подходящий
момент, чтобы отдать это тебе. И когда это произойдёт, она надеялась, что все
закончится не так, как для нее. Это будет означать, что ты выиграла. В тот момент я
возненавидел ее за такую самоуверенность и уверенность. Мне было неприятно, что я
оказался настолько слаб, что она осмелилась предсказать мое будущее. Но в то же
время я любил ее за то, что она увидела во мне то, что я не позволял себе увидеть.
Мне нравилось, что она считала меня достойным твоей любви. Мне нравилось, что она
хотела, чтобы я взял тебя, потому что, в конце концов, она знала, что я проиграю, а
ты победишь, и мы будем бороться вместе.
Я тяжело дышала, когда нахлынули новые слезы. Мне хотелось задать столько вопросов.
Я хотела, чтобы Джетро рассказал мне о каждом своем разговоре с матерью. Я хотела
сохранить его воспоминания как свои собственные и составить представление о ее силе
после того, как ее отняли у нас.
Но я не хотела спешить в подобных делах. В другой раз. В другой вечер. Когда люди
не будут ждать прощания.
― Ты уже знаешь. Он выполнил свое обещание через несколько дней после того, как ты
оказалась с нами.
Что сделал Кес, кроме того, что отвел меня в свои покои? Он дал мне альбом для
рисования. Стал моим другом. Смеялся вместе со мной. Развлекал меня и пытался
создать атмосферу нормальности, пока я пребывала в замешательстве.
Джетро кивнул.
― Твоя мать знала, что никто не сможет заменить Вона. Вы выросли вместе. Вы очень
любили друг друга. И она знала, что отсутствие этой связи будет одной из самых
тяжелых вещей, с которыми тебе придется столкнуться. Поэтому она попросила Кеса
быть твоим братом, пока твой настоящий брат не сможет быть рядом.
Мой желудок скрутило узлом, я обхватила себя руками. Дружба Кес была бесценна, но
теперь стала ещё более бесценной, потому что знаю, что каждое прикосновение и шутка
исходили из уважения к моей матери.
В каком-то смысле это могло бы принизить доброту Кеса по отношению ко мне ― зная,
что его попросили об этом, ― но я не воспринимала это так. Я видела в этом
бескорыстный поступок, и была уверена в нашей взаимной привязанности, он сделал это
не только ради Эммы. Он сделал это ради себя, ради той связи, что образовалась
между нами.
Джетро подошел ближе, придвинулся сзади и обнял меня. Я прижалась спиной к его
груди, наклонила голову в сторону, чтобы он мог поцеловать меня в шею.
― Она также попросила его передать тебе «Дневник Уивер». Я знал, что ты думала, что
это инструмент моей семьи, чтобы управлять твоими мыслями. Что это мы создали такую
традицию. Но это не так.
― Это был секрет Уивер, и, по крайней мере, один Хоук в каждом поколении хранил его
в тайне. Кесу было поручено передать его тебе. Но его не просили говорить, зачем он
это сделал. С ним можно было делать все, что угодно ― писать в нем или нет. Читать
его или игнорировать. Выбор был за тобой.
Как я могла узнать так много за несколько коротких предложений? Как могла влюбиться
в мертвых еще больше, чем когда они были живы?
Я протянула руку.
― Подожди. Не уходи.
Он остановился.
Замешательство.
Надежда.
Печаль.
― Открой его.
Я много раз обещала себе написать это письмо, и каждый раз, начав, останавливалась.
Мне так много хочется сказать. В голове крутятся рекомендации и советы по поводу
всего того, чем тебе еще предстоит насладиться. Первая любовь, первое разбитое
сердце, первый ребенок. Я не увижу этого. Я не увижу, как ты становишься женщиной и
как наслаждаешься материнством.
И это меня огорчает, но я знаю, что буду гордиться той женщиной, которой ты стала,
потому что ты ― часть меня, и через тебя я останусь живой, что бы ни случилось с
моим бренным телом.
Есть также вероятность того, что ты не достигнешь того, на что я надеюсь. Что ты,
как и я, окажешься на гильотине. Что мы встретимся на небесах слишком молодыми.
Если ты окажешься в Хоуксбридже, когда Кат будет находиться у власти, помни две
вещи. Этот человек жесток, непредсказуем и бессердечен. Но при этом им можно
манипулировать. Человек, у которого есть все, не имеет ничего, если у него нет
любви. А в его жизни никогда не было любви. Я притворялась, что люблю его. Я
надеялась, что ложная привязанность предотвратит мой конец, но у меня не было сил
любить его по-настоящему. Я люблю твоего отца. Я никогда не смогу полюбить Ката,
пока в моем сердце живет Арч.
Итак…
Прежде чем начну болтать о пустяках, я должна рассказать два секрета. Я слишком
долго хранила эти признания.
Во-первых, я должна рассказать о твоей бабушке.
Я знаю, что ты уже видела могилы на пустоши Хоуков. Ты видела ее имя на надгробном
камне. Но чего ты не знаешь, так это того, что её могила пуста.
Он считал своего отца слабаком, потому что именно этим его пичкала Бонни. Однако я
считаю Альфреда Хоука одним из самых храбрых мужчин. Он поддался традиции и
потребовал мою мать. Он выполнил два долга, но его привязанность к ней ― любовь,
которую не могла дать Бонни, ― не позволила ему прикрепить ошейник или убить ее.
Она сдерживала это обещание долгие годы. Я выросла, считая, что она умерла. Но
однажды ночью мне позвонили из Италии. Она была жива, Нила. Она наблюдала за мной
издалека, радовалась, когда у меня родились дети, и горевала, когда меня забрали.
Она бы боролась за меня ― я это знаю. Но она умерла, прежде чем успела помочь.
Теперь… Нила… это самая трудная часть моего письма. Второй секрет, который я
хранила всю жизнь, и, честно говоря, не знаю, как рассказать. Это непросто, умоляю
понять и надеюсь, что ты сможешь простить меня.
Мои дети.
Я позволила своему страху взять верх над собой перед тем, как они забрали меня.
Твой отец умолял меня спрятать тебя. Но мы оба знали, что это наш единственный
шанс. Арч не хотел выполнять мой план. Не надо ненавидеть его, Нила. Это моя вина.
Только моя. Я беру всю вину на себя, и хотя я мертва и ты не можешь меня ругать,
знай, что я умерла с сожалением и надеждой.
Я сожалею, что ты проходишь мой путь, но я полна надежды, что ты достигнешь того,
чего не смогла я.
Я думала, что мое письмо будет длинным и полным слез, но теперь (после множества
неудачных попыток) я знаю, что не хочу об этом думать. Я не могу написать все, что
хочу сказать, потому что все самое важное ты уже знаешь.
А я знаю, что когда Джет придет за тобой, ты победишь. Ты победишь, дорогая дочь,
потому что ты намного сильнее меня. Ты сильная, храбрая, самая лучшая дочь, о
которой я только могла мечтать, и именно поэтому я пожертвовала тобой.
Ты ненавидишь меня?
Если это так, то я не буду просить у тебя прощения. Но знай, что я всем сердцем
верила, что у тебя есть потенциал сделать то, что я не смогла. Я выбрала тебя,
вместо нее, ― Жаклин.
Наблюдая за тем, как ты растешь, я понимала, что у тебя есть сила, чтобы положить
этому конец. Это был риск, на который я готова пойти. Я возлагала на тебя все свои
надежды. Ты та, кто может спасти нас всех.
Спасибо за храбрость.
С любовью,
Твоя мама.
ГЛАВА 37
Джетро
ЖАКЛИН?
― Что она имела в виду? Она принесла меня в жертву? ― Ее эмоции вылились в одну
огромную волну вопросительных знаков. ― Что это значит?!
Жаклин.
Жаклин.
― Все в порядке? Как ты можешь так говорить? Все это время я ненавидела отца за то,
что он позволил тебе забрать меня, но только что узнала, что моя мать это
организовала? Он хотел спрятать меня, Джетро! А она ему помешала! Она должна была
защитить меня. Скажи, это кажется тебе нормальным? Я не понимаю! Сначала я узнаю,
что моя бабушка не была убита, а теперь узнаю, что у меня есть еще одна… что?
Сестра?
― Нет! Не трогай меня. ― Ее гипс взвился в воздух, когда она стряхнула с себя
перевязь и схватилась за волосы. ― Что это значит? Жаклин? Я должна знать, кто она?
Что. Это. Значит?
Я стоял, пораженный ее эмоциональной бурей, жалея, что у меня нет ответов на эти
вопросы.
― Хотел бы я знать, Игла. Мне очень жаль. Моя семья следила за твоей десятилетиями,
и ни разу никто не упоминал имени Жаклин.
Нила тяжело дышала, слезы высыхали, но на смену им пришёл гнев. Ее взгляд метнулся
к окну, где вокруг деревянной пирамиды стояли едва различимые силуэты нашей общей
семьи.
Я шагнул к ней, пытаясь схватить ее, пока она не совершила необдуманный поступок.
― Не могу, правда? ― Она протопала вперед, избежав моей хватки, и взяла со стола
коробку, со скомканным внутри письмом, и захлопнула крышку. ― Моя мать только что
очистила свою душу, выложив секреты, которые скрывались десятилетиями. Это
несправедливо. Как она могла так поступить со мной? ― Она шмыгнула носом, ее черные
глаза были непроницаемы. ― Я не позволю ей уйти от ответа. Мне нужны ответы, и
немедленно.
― Не указывай мне, что делать, Кайт. Она была моей матерью, и это моя поганая
история. Я имею право знать, что она имела в виду.
― Ты не должна, не сегодня…
Проклятая Эмма.
Правильно ли я поступил?
Неужели я только что выполнил обещание, данное призраку, и по глупости разрушил наш
тщательно продуманный идеальный мир?
― Нила!
ГЛАВА 38
Нила
Текс почти комично застыл, озираясь по сторонам, и провел дрожащей рукой по лицу.
Наклонившись, я вытащила письмо из коробки, лежащей у его ног, и бросила его ему в
грудь. Ви придвинулся ближе, привлеченный моей враждебностью и любопытством.
Текс сглотнул.
― Что? Как?
― Ниточка… что происходит? ― Вон пихнул своим плечом мое. ― Что тебя так огорчило?
Отец не поднимал глаз, читая то же самое письмо, которое я прочла пару минут назад,
его бледное лицо стало болезненно желтым.
Тяжело вздохнув, Текс закончил читать. Быстро взглянул на Джетро, а затем снова
посмотрел на меня и Ви.
― Старшая сестра?
Старшая, именно она должна была заплатить Долг. Сестра, которая должна была
защитить нас, став избранной, а не спасенной.
Текс кивнул, борясь с призраками и тем, чего я не знала. Как он мог хранить
подобную тайну? Как мой отец мог стать совершенным незнакомцем?
Текс замолчал, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Он посмотрел на кучу для
костра и продолжил:
― Я подхватил тебя и Ви, и отправился к Эмме, требуя объяснений. Она лишь покачала
головой и сказала, что рассказала мне, что случалось с первенцами ее семьи, и она
не допустит, чтобы это случилось с Жаклин. Втайне от меня она организовала
конфиденциальное усыновление, подкупила медсестру и врача, чтобы они стерли все
записи о рождении тройни и записали, что у нее родилась двойня. Она все это
сделала. Она украла у меня дочь, чтобы защитить ее, и какое-то время верила, что ты
будешь в безопасности, Нила. Она сказала, что на тебя не будут претендовать,
поскольку формально первенцем был Вон, а не ты. Однако когда Кат пришёл за ней, мы
поняли, что план был неудачным. Она была моей женой, но у нее было очень много
секретов от меня. Она уверила меня, что ты будешь в безопасности, но она знала, что
это не так. Она пожертвовала тобой. Она позволила им забрать тебя. И я ничего не
сделал, чтобы остановить это.
Я не могла пошевелиться.
Воспоминания о матери всегда были идеальными. Одно время я ненавидела ее за то, что
она бросила отца без объяснения, но потом, в моих глазах, она стала святой, потому
что я узнала, что Хоуки убили ее. Ее было трудно любить. Но Текс был рядом с ней.
Он безумно любил ее, даже когда она ушла. Он лгал ради нее. Делал все, что она
просила. Он исполнил ее желание и позволил им забрать меня.
Узнать, что у меня есть сестра? Сестра? Потенциальная лучшая подруга, которую у
меня украли… это причиняло боль. И в то же время радость.
Сглотнув, я спросила:
Текс засопел и потянулся к коробке в моих руках, желая, чтобы я отдала ее ему. Я
так и сделала, передав украшения, которые были на Эмме, и все другие безделушки,
которыми она дорожила.
― Но ты сказал, что нанял людей до того, как я пришел за Нилой. Что ты имел в виду?
Джетро был обманчиво спокоен, словно давно собирался задать этот вопрос.
Текс сглотнул.
― Если бы Бонни все еще была главной, то возможно. Но сейчас тебе нечего бояться.
Если хочешь ее найти, думаю, так и стоит сделать.
Вопрос был слишком серьезный, чтобы ответить на него так быстро. Я прикусила губу.
Как девочка, которую отдали на удочерение, лишили наследия и семьи, могла попасть в
наш мир?
― Мне нравилось осознание того, что у меня есть братья. Вполне естественно, когда
ты хочешь иметь похожих людей, с которыми можно разделить свою жизнь.
― Думаешь, кто-то может войти в нашу жизнь и не захотеть убежать? Особенно после
истории о том, что произошло и почему от нее отказались?
― Ты прав.
Мы все погрузились в молчание, обдумывая эту идею. Нам многое нужно будет обсудить,
но не сегодня. Мы через многое прошли. Жаклин не была членом нашей семьи многие
годы. Еще несколько дней ничего не изменят.
Текс расправил плечи, выглядя расслабленно даже после такого тяжёлого рассказа.
Он вздохнул.
― Я не из тех, кто жалуется, я любил твою мать. Но она оставила меня одного. С
тайнами и без жены, которую у меня навсегда украли.
Расцепив пальцы Джетро, я подошла к отцу. Я очень долго обижалась на него, обвиняя
в том, что он не защитил меня. Но я не знала всей правды. Никто из нас не знал
правильного решения. Мы все делали выбор на основе полутактов и неопределенности.
Если мы не можем простить друг друга, тогда какой смысл во всем этом?
Обхватив Текса руками, я крепко обняла его. Его руки, словно тиски, крепко сжимали
меня.
Я кивнула.
― Он прав.
Резкий запах химикатов овеял ночное небо, и наши объятия закончились столь
необходимым завершением. Было больно слышать правду, но она залатала ту дыру внутри
меня, о которой я и не подозревала.
Мы улыбались друг другу, когда Джетро протянул коробок спичек. От его полуулыбки у
меня затрепетало сердце и возникло желание поцеловать его.
Я взяла предложенный коробок спичек, Джетро обхватил мою щеку и нежно поцеловал.
Сегодня вечером, когда мы останемся одни, я покажу ему, как благодарна за все, что
он сделал.
Это нужно для того, чтобы обрести свободу. Долгового наследства больше нет. Все
кончено.
Когда Джетро подошел ко мне, его взгляд светился любовью и поддержкой. Протягивая
папку, он пробормотал:
Взяв папку, я открыла ее. На глаза навернулись слезы. Внутри лежали листки
«Наследования долга», которые мне выдавали после каждого раунда, а также поправка,
которую я недавно подписала под давлением Жасмин.
Держа в руках папку, я с трудом открыла спичечный коробок, чтобы поджечь ее. Это
первая часть, которая сгорит. Катализатор, который уничтожит все остальное.
Я посмотрела на брата и отца. Они стояли, словно два дозорных на фоне темноты. За
ними высился Хоуксбридж, уже не такой враждебный, как раньше. В паре окон сверкали
огни, рассыпая по траве прямоугольные клинья света.
Жасмин чопорно сидела в своем кресле, в ее глазах отражалось коптящее пламя в моей
руке. Папка быстро превратилась в листья почерневшего уголька.
Холод был забыт из-за вспыхнувшего пламени, мой разум освободился от мыслей о
Жаклин, моей матери и секретах. Вокруг стояла моя семья, укрепляя меня в совершенно
новом мире, где нас ничто не могло разлучить.
Слова излишни.
Джетро
Если адвокаты начнут создавать проблемы при оформлении документов, то у меня есть
другие средства, чтобы на них повлиять. Законные средства. Мы так долго нарушали
закон, что еще несколько «неувязок» можно уладить тем же способом.
Текс смотрел прямо перед собой, сцепив руки, с суровым выражением лица. Если бы я
оказался на его месте и почувствовал то, через что прошел он, я бы испытал сильный
шок. Он прижал к себе последние останки Эммы, вертя в руках ее обручальное кольцо
из коробочки, словно мог произнести заклинание, чтобы вернуть ее обратно.
Но её ничто не вернёт.
И я боялся поступков Нилы, когда нанесённые раны будут залечены, и у нее будет
больше времени подумать о внезапном открытии, что у нее есть сестра.
Я попытался сдержать смешок. В итоге Дэниель оказался прав. Его глупая шутка в
машине о краже не той сестры ― он ничего такого не имел в виду ― глупая уловка,
чтобы еще больше выбить Нилу из колеи.
Жаклин.
В одном я был уверен ― кем бы ни была Жаклин, она не была Нилой. Я бы не влюбился в
нее. Не нарушил бы клятву и не склонился бы к ее ногам.
Поддавшись нахлынувшим мыслям, я молчал, стоя там, где и останусь до конца своих
дней ― рядом с Нилой.
Первым исчез Текстиль, безмолвно прижав к себе коробку Эммы и скрывшись в роще
фруктового сада.
Войдя в холостяцкое крыло и в свою спальню ― нашу спальню, я снял куртку и накинул
ее на старинный сервант.
Мое сердце сжималось. Все, чего я хотел, ― снять с нее тяжесть решения и дать ей
покой. Подойдя к ней, я расстегнул молнию на ее куртке и снял ее.
Она вздрогнула, испугавшись моего голоса после долгой тишины, сопровождаемой только
треском огня. Повернувшись, она заключает меня в объятия и качает головой.
― Ты. ― Она встала на цыпочки и прижалась губами к моим губам. ― Мне нужен ты.
Я тоже нуждался в ней. Чертовски сильно. Сейчас больше, чем когда-либо, поскольку
она была потеряна. Она не знала, как занять свое место в этой жизни. Она осознала,
что, если бы ее не принесли в жертву ради Жаклин, она бы никогда не встретила меня.
Она бы не влюбилась в меня. А я бы не влюбился в нее.
― Для меня существуешь только ты. Мне плевать, что она должна была стать моим
наследством. Мне все равно, что ты заняла ее место. На самом деле, я чертовски рад.
― Я счастлив, что это была ты, потому что ты вылечила меня, исправила. Я люблю
тебя, Нила. Не ее. Никого другого. Только тебя.
Ее руки, здоровая и сломанная, обвились вокруг моей шеи, крепко притягивая меня
ближе к своему рту. Я позволил ей направить меня к кровати. Позволил управлять
поцелуем. Я позволил ей схватить меня за рубашку и притянуть к себе. И я позволил
ей делать все, что заблагорассудится.
Я потрачу всю оставшуюся жизнь на то, чтобы она никогда не сомневалась в моих
чувствах к ней.
ГЛАВА 40
Нила
Мы находились в объятиях друг друга в течение нескольких часов сна. Мой сон был без
сновидений. Без волнений. Я просто спала и заряжалась энергией после столь долгого
эмоционального дня.
День.
У кострища я не могла думать о матери без желания выть на луну и желанием получить
от нее объяснений. Мне хотелось толкнуть и ударить отца за то, что он всю мою жизнь
хранил такую страшную тайну. И мне хотелось обнять Вона, потому что эта новость
коснулась не только меня.
Мы были преданы друг другу. Близнецы. Лучшие друзья. У нас не было тайн.
Узнать, что на самом деле мы составляем лишь две трети от полного комплекта, было
очень больно.
Жаклин.
Текс сказал, что продолжит поиски. До сих пор ему не хватало сил докопаться до
истины.
Я родилась третьей.
Жаклин была обязана своей жизнью моим родителям за то, что они спасли ее. Но ее
дети были обязаны мне своей безопасностью.
Джетро взял меня за руку, когда мы вышли из солнечного сияния в терпкий мир
конюшен.
― Ты готова?
Атмосфера конюшни и запах сена навеяли на меня воспоминания о том, как Джетро нежно
стриг меня, заново возрождая с помощью того же инструмента, который меня и
разрушил. Вокруг суетились конюхи, собирая седла и уздечки, ухаживая за лошадьми.
Лошадь Кеса.
Моя лошадь.
Он глубоко вздохнул.
― Хорошо.
ГЛАВА 41
Джетро
― УВЕРЕНА, что хочешь это сделать? ― Я смотрел на Жасмин, пока Вон выводил из
стойла нашу самую спокойную лошадь. Конюхи уже почистили, оседлали и подготовили
шесть лошадей.
― Веди ее туда.
Я сделал все возможное, чтобы переубедить ее, но она была чертовски упряма, когда
принимала решение.
Я не вмешивался, пока Вон делал все возможное, чтобы направить Кларет к монтажному
блоку. Однако у чалой были другие идеи ― в центре ее внимания было сено.
Вон тихо выругался, изо всех сил пытаясь потянуть кобылу вперед.
Текс вошел в конюшню. Его взгляд переместился с лошади на Жасмин, сидящей в кресле.
Он благоразумно не стал говорить о ее безопасности и сосредоточился на собственном
неудобстве. Потирая затылок, он спросил:
― Вы уверены, что я должен ехать на лошади? Разве я не могу пойти за вами пешком?
― Кес хотел бы, чтобы мы все были там. Пожалуйста, сделай это ради меня. Мы должны
почтить его память.
Черт, я бы не смог.
Проклятье.
― Черт!
Притворный гнев не мог скрыть ее удовольствия от того, что Вон не обращался с ней,
как с фарфоровой куклой.
К сожалению, ее эмоции не могли лгать. Ее сердце замирало всякий раз, когда этот
чертов Уивер оказывался рядом.
Я не смотрел на нее. Чем больше времени она проводила со мной, тем лучше понимала
меня. Возможно, она не могла хранить от меня секреты, но и я не мог ничего скрыть
от нее.
Она улыбнулась.
― Понимаешь.
Кларет топнула копытом, вскинув морду, когда Вон толкнул ее, обходя вокруг кресла
Жасмин. Его глаза встретились с глазами Жас.
― Да.
― Я тебя уронил?
Она нахмурилась.
― Нет.
― Возможно.
― Думаю, этого достаточно. ― Наклонившись, он улыбнулся. ― Обними меня за плечи.
У меня скрутило живот, я хотел сказать, чтобы он был осторожнее, но Жас тут же
обхватила его руками и позволила поднять её с кресла.
Я никогда раньше не видел, чтобы моя сестра так легко доверялась кому-то, кого она
не проверила и не исследовала досконально. И все же она очень легко приняла Вона.
Я демонстративно кашлянул.
― Ты готова к поездке?
Я никогда раньше не видел у Жас настолько ярких глаз. Мысль о том, что она делала
то, от чего отказалась, придала волшебства в этот меланхоличный день.
― Как никогда.
― Уверена?
― Да.
За последние две недели я очень часто думал о Кесе. Представлял его все еще живым,
шутливым, задорным. Смеющимся. Заполняющим дыры в наших жизнях противоядиями, на
которые был способен только он.
Но брата уже нет, а его лошадь, которую он щедро подарил Ниле, осталась.
Мое сердце заколотилось, когда Нила остановилась, ее глаза были полны любви. Ко
мне. Любовь… не думал, что смогу заслужить нечто подобное.
Я подошел к крупной серой лошади и, взяв Нилу за запястье, приказал:
― Поцелуй меня.
Предложение, с которого все началось. Приказ, который разрушил все мои намерения.
С неохотой я отпустил ее. Вон помог Тексу забраться на огромного клейдесдала (прим.
пер.: Клейдесдальская порода лошадей (тяжеловозов)) по кличке Бангерс и Мэш (прим.
пер. пер.: Bangers and mash (англ.) ― сосиски с картофельным пюре), а конюх, в свою
очередь, помог Ви забраться на новенькую лошадь в конюшне по кличке Абрикос.
Отсутствие у них навыков ― это то, что случается, когда всю свою жизнь работаешь на
фабрике.
Я хотел, чтобы она помогла мне управлять бриллиантовой империей и многими другими
сторонами моего мира.
Я хотел наблюдать за тем, как она шьет, и часами сидеть рядом с ней, пока она
создает изысканные модели из ничего.
Я хочу всего.
― Хочешь, я останусь?
Шлепнув Мот по крупу, я отправил Нилу к нашей семье. Захватив важную вещь, я
направился к Вингсу и прикрепил седельную сумку к луке седла.
― Готов, дружище?
― И я не готов. ― Я прижался лбом к его шелковистой шее, как делал всякий раз,
когда становилось слишком тяжело и требовалось уединение. ― Не хочу прощаться, так,
по крайней мере, он все еще с нами.
Перекинув ногу через его огромный бок, я лягнул его и последовал за остальными.
***
― То самое место.
― Здесь потрясающе.
Нила подъехала ко мне. Дыхание Мот образовало конденсат в холодном зимнем воздухе.
Жасмин побудила Кларет пройти дальше по хребту, глядя вниз, в долину, где вдали
виднелась небольшая деревня. Хоуксбридж не был виден отсюда. Именно поэтому нам с
Кесом нравилось это место.
― Ты такой идиот.
Я закатил глаза.
Кес усмехнулся.
― Несмотря на то, что мне всего шестнадцать, я знаю, как доставить удовольствие
девушке.
― Наверное, мне тоже стоит стать плотником, чтобы знать, как использовать дерево.
Мы расхохотались.
За холмом послышался стук лошадиных копыт: Текс и Вон наконец-то догнали нас. Они
хорошо перенесли поездку, направляя своих лошадей за нами.
― Нашему брату. Каждый шелест ветра ― мы будем помнить о тебе. С каждым опавшим
листом мы будем вспоминать о тебе. С каждым восходом солнца мы будем вспоминать то
время, которое провели вместе. И с каждым заходом солнца мы будем ценить все, что
нам дано. Это не прощание. До встречи.
Мои руки дрожали, а грудь сжималась от печали. Нила смахнула слезу, Жасмин подавила
рыдание. Их эмоции нахлынули на меня, грозя обрушиться лавиной отчаяния.
Нуждаясь в уединении для прощания, я пихнул Вингса и пустился в галоп. Линия хребта
расстилалась передо мной, когда я пустил лошадь вскачь.
И, когда грохот копыт заслонил черную дыру скорби, я опрокинул урну и высыпал
последние останки Кеса.
Прощай, брат.
Ветер усилился, и серое облако стало опадать и парить по долине, становясь единым
целым с местностью.
Моя семья владела этим поместьем почти шестьсот лет. Здесь хранилось много душ. В
нем происходило много событий. Оно было свидетелем многих эволюций. Мой брат
останется его наблюдателем и воином… охраняющим Нилу и мою новую семью.
Кестрел испарился.
От костей к пеплу.
От крови к праху.
И мы обязательно встретимся.
Мы еще посмеёмся.
ГЛАВА 42
Нила
Джетро взял меня за руку, вывел из «Феррари» и повел через парковку Алмазной аллеи.
― Увидишь.
Каждый день приносил новые впечатления. Кеса больше не было. К этому было трудно
привыкнуть ― особенно потому, что он заслуживал того, чтобы наслаждаться
изменениями, которые мы потихоньку проводили в Хоуксбридже, ― но время шло вперед,
увлекая нас за собой без него.
Прожив с нами несколько недель, чтобы проветрить голову и провести время вместе,
как новообразовавшаяся семья, собранная словно пазлы, мой отец вернулся в Лондон,
сейчас была самая напряженная часть года, и ему было необходимо контролировать
поставки тканей и спрос на них.
Вон приезжал сюда почти каждые выходные, беседовал с людьми, постепенно избавляясь
от неприязни к прошлому, которое не мог изменить. Вместо этого он сосредоточился на
гораздо более светлом будущем.
Между ними не было недомолвок, они обсуждают мировые проблемы и, надеюсь, находят
общий язык по большинству вопросов.
Я также видела, как они, словно дети, хихикали над чем-то в столовой, медленно
превращаясь из врагов в друзей.
Алмазная аллея.
Артур «Килл» Киллиан вернулся во Флориду после нашей битвы и того дня, когда я чуть
не лишилась головы. Благодаря ему у нас было будущее. У нас была жизнь, на которую
мы могли рассчитывать, благодаря тому, что эти люди сделали в тот день.
Джетро тут же вручил мне солнцезащитные очки и потянул за собой в большое здание,
переполненное бриллиантами. Невероятно яркие прожекторы согревали кожу, словно
тропическое солнце, а на черных бархатных подушечках, находящихся на столах,
плясали маленькие радуги.
Бриллиантовый ошейник, который был на мне, вибрировал от того, что оказался среди
своих сородичей, я вцепилась в руку Джетро, когда он потащил меня по коридору к
двери, которую я когда-то считала кладовкой уборщицы.
Я засмеялась.
― Представляю, как Кат переворачивается в гробу, видя, как Уиверы беззаботно сидят
в его поместье и прикасаются к выставленным на всеобщее обозрение бриллиантам.
Бонни была похоронена в поместье, в катакомбах под домом. Ее саркофаг уже был
изготовлен в соответствии с обычаем, предусматривающим право на погребение богатых
лордов и леди.
Сначала мне было неприятно думать о Бонни, находящейся буквально у меня под ногами,
когда я бродила по поместью, но через некоторое время я перестала на этом
зацикливаться. Я победила. А она ― нет. Это было ее наказание, а не мое ―
наблюдать, как жизнь меняется к лучшему, пока она гниет внизу.
Тело Дэниеля так и не было найдено. Его кости были обглоданы, а плоть съедена
хищниками. Хоуки завладели огромным количеством африканской земли. Карма
потребовала, чтобы он оплатил этот долг своей плотью.
Я сцепила пальцы, молча слушая. Что бы ни произошло между Джетро и Катом в тот
день, это было их личное дело, но я рада, что Джетро получил завершение. Кат умер
не с ненавистью в сердце, как я ожидала. Он умер с извинениями и печалью. Я
надеялась, что он обрел покой, где бы ни был.
Стоя в центре комнаты-сейфа, я ждала, пока Джетро выдвинет длинный ящик серого
цвета.
Когда он в последний раз показывал мне оригинальный черный алмаз, то намекнул, что
он собой представляет. Он использовал этот камень как пример своего состояния ― он
поглощает свет и эмоции, не преломляет и не пропускает их внутрь. Аналогия была для
него идеальной.
― Я должна была догадаться в тот день. Должна была понять, что ты собой
представляешь, и убедить тебя сбежать со мной.
Он усмехнулся.
Я улыбнулась.
― Ты и представить не можешь, как сильно помогла твоя сила. Как твое упорство
заставить меня чувствовать разрушило мою печаль.
― Это тебе.
Я отпрянула назад.
Он усмехнулся.
― Да, можешь. Приняв меня, ты уже приняла его. Он твой, и я хочу, чтобы ты открыла
этот мешочек.
― Джетро…
― Открой.
― О, боже.
Тот самый камень, с которого все началось. Бесценный драгоценный камень, который
очень давно вознес его семью к богатству и внеморальной славе.
Джетро кивнул.
― Да. ― Взяв из моих рук висящий браслет, он провел пальцами по филигранному узору,
где золото обволакивало скопления черных бриллиантов, постепенно увеличиваясь до
одного большого камня в центре узора. ― Дай свое запястье.
Джетро очень аккуратно закрепил украшение. Конечно, оно было идеального размера.
― А для кого же еще? ― Он снова поцеловал меня. Мое сердце превратилось в птицу,
желающую взлететь. ― Ты ― причина, по которой я жив и счастлив. Я хочу дать тебе
все, Нила.
― Эта огранка называется «Кайт» (прим. пер.: Огранка Кайт (от англ. Kite ―
воздушный змей) другое название ― Парус, является экзотической формой огранки). Она
редкая ― не многие ювелиры помнят эту технику, ― он ухмыльнулся. ― Я подумал, что
она очень подходит для дизайна.
Я не могла отвести взгляд от того, что он уже подарил мне. Это было уже слишком.
Гораздо больше, чем я ожидала. Чернота камней поглощала свет, сияя, словно
потустороннее очарование.
― Джетро…
Забрав кольцо с черным бриллиантом, он взял мою дрожащую левую руку и нежно
улыбнулся.
― Я дважды просил тебя выйти за меня замуж. И каждый раз ты соглашалась. Насколько
я понимаю, ты стала Хоук в тот момент, когда ответила согласием на мое первое
предложение. Но я не мог завладеть тобой, не сделав этого как следует.
― Нила Ниточка Уивер. Окажешь ли ты мне честь, приняв кольцо, меня и наше будущее?
Я предлагаю тебе все, чем являюсь и кем стану. Обещаю любить тебя с каждым ударом
сердца, и всегда буду защищать, как и должен был делать с самого первого дня нашей
встречи. Согласна ли ты быть моей лучшей подругой и партнером до конца наших дней и
продолжать быть такой же бескорыстной в своей любви и доброте.
Его губы прижались к моим. Мои пальцы погрузились в его волосы с проседью. Все,
через что я прошла, было ради этого момента. Ради него. Самый грандиозный трофей,
подарок и награда, о которой я только могла мечтать.
Прижавшись губами к моим губам, Джетро надел мне на палец обручальное кольцо.
Плотное, идеальное, его практически невозможно снять, как и мой ошейник.
― Там есть еще кое-что. Не для тебя, но я хочу, чтобы ты это увидела.
Развернув его, я не смогла сдержать слез и в этот раз. Я склонилась над колье, где
каплевидный черный бриллиант был украшен золотыми завитками, крыльями ястреба и
иголкой с ниткой в креплениях. Это было не просто колье, это было соединение двух
наших домов. Подарок для того, кто будет цениться выше любого бриллианта или
состояния. Бесценное украшение для бесценного ребенка.
― Как ты…
Он обнял меня.
― Нила, я хочу все, что ты мне дашь. Но если первой у нас родится дочь, она станет
концом всего. Долги больше никогда не будут взыскиваться. Она будет частью Уиверов
и Хоуков, и я хотел, чтобы у нее было что-то, символизирующее новое начало.
― Я люблю тебя. ― Я обхватила ладонями его щеки. ― Я очень сильно тебя люблю.
Его тело таяло в моих объятиях, обожание светилось во всех его чертах.
Поднявшись на ноги, он помог мне встать. Притянув к себе, он нежно поцеловал меня.
― Есть еще одно место, куда я хотел бы тебя сводить, если позволишь?
В голову приходили мысли о том, чтобы скрепить нашу помолвку не только поцелуем.
Когда этим утром Джетро усадил меня в машину и вывез с территории поместья, я
подумала, что это для того, чтобы выполнить несколько поручений или побыть рядом со
мной, пока я навещаю своих помощников в «Уивер Энтерпрайз» и комментирую
перспективу дизайнерской линии.
Наша жизнь стала в какой-то степени нормальной: дела и бизнес. Мне нравилась
нормальная жизнь, но я любила и волшебное время, проведенное наедине.
Это завораживает.
В самом сердце Алмазной аллеи мы поклялись любить, чтить и дорожить друг другом до
конца своих дней. Эти клятвы словно заклинание, по-другому и не скажешь. Заклинание
на вечность. Заклинание, которое сохранит наши души соединенными даже после смерти.
Я не могла оторвать от него глаз. Черный камень сверкал, радуя меня тем, что мой
будущий муж оказался невероятно заботлив.
― Никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты мне дал, Джетро. Больше, чем
просто эмоциональную связь. Ты подарил мне дом в своем сердце и сделал меня его
частью.
Он ухмыльнулся.
― Ты еще не знаешь, куда я тебя везу. Это может быть ужасное место.
― Увидишь.
***
― Здесь?
― Ага.
Он прошел мимо меня и толкнул дверь, колокольчик над ней приветствовал нас вместе с
насыщенным ароматом кофе и сладостей.
Он улыбнулся.
― Знаю.
― Тогда зачем?..
Диван.
Кофе.
О, боже.
― Это… это заведение похоже на то кафе в Милане, где я пыталась поцеловать тебя,
когда мы впервые встретились.
Он кивнул.
― Именно.
― В ту ночь я наговорил тебе столько лжи и был нечестен сам с собой. Я очень хотел
тебя. Я хотел схватить тебя и бежать куда глаза глядят, чтобы спрятаться вместе и
никогда не возвращаться в Хоуксбридж. Но я этого не сделал. Я позволил жизненным
установкам управлять собой и совершил самую страшную ошибку в своей жизни.
― Конечно. ― Он сел прямее. ― Я хочу исследовать мир вместе с тобой. Хочу показать
тебя и дать людям знать, что, возможно, я подкинул доказательства, говорящие о том,
что ты сбежала со мной в начале этого бардака, чтобы СМИ поверили, что у нас был
роман задолго до этого, но теперь это правда, и я очень ценю тебя и хочу, чтобы ты
была рядом.
― У тебя больше нет Долга. Ты вольна идти куда и когда угодно, я хочу быть рядом с
тобой в каждом твоем испытании. Хочу быть причиной твоей улыбки каждый день и
мужчиной, которого ты обнимаешь каждую ночь.
В голове быстро промелькнули поддельные фотографии и заметка Фло для прессы в тот
вечер, когда Джетро украл меня. Я больше не испытывала ни боли, ни раздражения,
потому что, в конце концов, так было задумано жизнью. Отдать меня Джетро, чтобы
взамен я украла его сердце.
― Я хочу сказать, что буду рядом с тобой, чем бы ты ни хотела заниматься. Если ты
захочешь снова шить, я буду рядом, держа в руках ткань. Если захочешь
путешествовать и помогать мне с бриллиантами, я буду рядом, неся твои чемоданы.
Пока мы вместе, Нила. Мне все равно, где мы будем.
Он немного расслабился.
― Если ты убежишь, у меня есть средства, чтобы преследовать тебя. Я найду тебя и
снова сделаю своей.
Приблизившись ко мне, Джетро провел подушечкой большого пальца по моей нижней губе.
― Если не возражаешь, я считаю, что мне нужно сделать то, что я должен был сделать
в ту первую ночь.
― Поцеловать тебя. Ты должна мне поцелуй, который так наивно предложила через
несколько минут после нашей встречи.
― Наивно? ― Мое сердце заколотилось, а киска стала влажной. Напряжение между нами
нарастало и искрилось. ― Ты имеешь в виду глупо? Я помню, ты называл меня глупой
несколько раз.
― Как я уже сказал. В ту ночь я много врал. ― Его глаза переместились к моему рту.
― Можно? Могу я исправить ту первую ошибку?
Я не могла дышать.
Я кивнула.
― Черт.
Я застонала ему в рот, тая в его объятиях. Меня никогда не целовали настолько
глубоко и самозабвенно. Он вливал в меня прошлое и настоящее, переписывая историю и
отменяя все, что произошло. В его объятиях я помнила только о том, как была
счастлива, и не вспоминала о грусти, которая по-прежнему тяготила нас.
Но это.
Отпустив меня, Джетро полез в карман пиджака и достал сложенный лист пергамента.
Я разинула рот. Его слова лились вокруг меня, многообещающе лаская мои соски.
― Нет, мы не можем этого сделать. Только после того, как я ознакомлю тебя с этим
документом.
― Я не говорил тебе, но обет, который я заставил тебя подписать в ночь дня рождения
Ката, ― тот, который ты подписала, когда ворвалась в мой кабинет, ― я сжег его
перед тем, как приехал за тобой в Лондон.
― Почему?
― Потому что не хотел нести бремя владения твоей душой, когда так жестоко завладел
ею.
Новый Священный обет? Новый договор, превосходящий «Долг по наследству» и все, что
оно означало?
― Я уже согласилась выйти за тебя замуж. Я согласна на все, что успокоит твое
сердце и подарит мне тебя навечно.
― А ты дал мне все, о чем я только мечтала. ― Нежно поцеловав его, прошептала: ― Я
подпишу все, что захочешь, Кайт. Но… можно я сначала прочитаю?
― Конечно. Я хочу, чтобы ты прочитала его. Хочу, чтобы ты знала, что я от тебя
хочу.
Взяв пергамент, я держала его в слегка подрагивающих руках. Вспомнилась ночь дня
рождения Ката. То, как я ворвалась в его кабинет. Раны на спине после Первого
Долга. Все было совсем по-другому. Наше первое «свидание». Наша первая нормальная
совместная прогулка в качестве любовников, а не должника и должницы.
Джетро Хоук, первый сын Брайана Хоука, и Нила Уивер, первородная дочь Эммы Уивер,
настоящим торжественно клянутся, что настоящий договор является юридически
обязательным и неоспоримым.
Нила Уивер отказывается от всех прав собственности на свою свободу воли, мысли и
тело и передает их в единоличное владение Джетро Хоука. В обмен на это Джетро Хоук
отказывается от своей свободы воли, мыслей и тела и полностью передает их Ниле
Уивер, чтобы та поступала с ними по своему усмотрению.
В болезни и в здравии.
Два дома.
Два человека.
Один договор.
Я подняла голову.
― Как такое возможно, что с каждым днем я влюбляюсь тебя все сильнее?
Прежде чем он успел ответить, я подписала обет и приняла все ― прошлое, настоящее,
будущее. Триумфы и трагедии. Смерть хороших людей. Гибель плохих. Боль, которая
очень долго властвовала над нами. И предательство, позволившее безумию править
нами.
Нила Уивер.
Джетро Хоук.
Два дома.
Одно будущее…
Одна семья.
Конец