Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Бернард Вербер
СЛОВАРЬ
УЧЕБНИК ИСТОРИИ
ЭПОХА ПЕРВАЯ: МАСТЕРА НА ВСЕ РУКИ
o 1 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 2 – ЛИЧНЫЙ ДНЕВНИК МИШЕЛЯ ПИНСОНА
o 3 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 4 – ДЛЯ ДЮПОНА НЕТ ПРЕПОНА
o 5 – ГДЕ ГЕРОЙ В КОНЦЕ УМИРАЕТ
o 6 – РЕКЛАМА
o 7 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 8 – ГДЕ ГЕРОЙ МЕРТВ МЕНЬШЕ, ЧЕМ МОЖНО БЫЛО ПОДУМАТЬ
o 9 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 10 – СТЕРВЯТНИК
o 11 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 12 – ДРУЖБА
o 13 – СЛЕДИТЕ ЗА СВОИМИ ВНУТРЕННОСТЯМИ !
o 14 – МИФОЛОГИЯ МЕСОПОТАМИИ
o 15 – У РАУЛЯ НЕ ВСЕ ДОМА
o 16 – СКОЛЬКО ВЕСИТ ПЕРЫШКО
o 17 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 18 – СТЫЧКА СО СЛАБОУМНЫМИ
o 19 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 20 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 21 – ГОСПОДИН ВСЕЗНАЙКА
o 22 – ФИЛОСОФИЯ ПАСКАЛЯ
o 23 – ПОПРАВКА
o 24 – В СТРАНЕ БЕЛЫХ МОНАХОВ
o 25 – МИФОЛОГИЯ ЛАПЛАНДИИ
o 26 – РАССТАВАНИЕ
o 27 – ИНДИЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 28 – ВОЗВРАЩЕНИЕ РАУЛЯ
o 29 – МНЕНИЕ ДОКТОРА ПИНСОНА
o 30 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 31 – ПРЕЗИДЕНТ ЛЮСИНДЕР
o 32 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 33 – МИНИСТР МЕРКАССЬЕР
o 34 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 35 – НОВАЯ АВСТРАЛИЯ
o 36 – МИФОЛОГИЯ АЦТЕКОВ
o 37 – КСТАТИ
o 38 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 39 – АМАНДИНА
o 40 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 41 – МИФОЛОГИЯ АМАЗОНКИ
o 42 – ПО СКОЛЬЗКОЙ ДОРОЖКЕ
o 43 – БУДДИСТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 44 – ДОЗРЕЛ
o 45 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 46 – ВПЕРЕД
o 47 – КИТАЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 48 – «ОН СКАЗАЛ „ПОЕХАЛИ!“ И ВЗМАХНУЛ РУКОЙ…»
o 49 – МИФОЛОГИЯ ИНДЕЙЦЕВ МАЙЯ
o 50 – МОРСКУЮ СВИНКУ МАРСЕЛЛИНА ЛЮБИЛА НЕЖНО
АМАНДИНА…
o 51 – ЕЩЕ ОДИН
o 52 – ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
o 53 – СОСТОЯНИЕ ДУШИ
o 54 – МИФОЛОГИЯ ЯПОНИИ
o 55 – ЕЩЕ ДЕСЯТОК
o 56 – МИФОЛОГИЯ МЕСОПОТАМИИ
o 57 – ОШИБКА ЭКСПЕРИМЕНТА
o 58 – ОПЯТЬ ВПУСТУЮ
o 59 – ТИБЕТСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 60 – ФЕЛИКС КЕРБОЗ
o 61 – МИФОЛОГИЯ ИНДЕЙЦЕВ ЧИППЕВА
o 62 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 63 – НОВАЯ ПОПЫТКА
o 64 – ЛЮСИНДЕР
o 65 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 66 – КЕЛЬТСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 67 – ПОСЛЕ ПРАЗДНИКА
o 68 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 69 – ЧИТАЯ ПРЕССУ
o 70 – СТОЛКНОВЕНИЕ С ТОЛПОЙ
o 71 – ГРЕЧЕСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 72 – ПОЛНЫЙ ВПЕРЕД !
o 73 – МИФОЛОГИЯ ИНДЕЙЦЕВ АМАЗОНКИ
o 74 – ВСЕ ИЛИ НИЧЕГО
o 75 – МИФОЛОГИЯ ГРЕНЛАНДИИ
o 76 – СЕМЬЯ
o 77 – БИБЛЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 78 – БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ
o 79 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 80 – ОЖИДАНИЕ
o 81 – СКАНДИНАВСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 82 – ВО ДВОРЦЕ КОНГРЕССА
o 83 – ПЕРСИДСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 84 – КАРТА
ЭПОХА ВТОРАЯ: ПЕРВОПРОХОДЦЫ
o 85 – ОБЗОР ПРЕССЫ
o 86 – ПОСЛЕ ПОБЕДЫ
o 87 – ИУДЕЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 88 – ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
o 89 – АВСТРАЛИЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 90 – ТАНАТОДРОМ «СОЛОМЕННЫЕ ГОРКИ»
o 91 – ТИБЕТСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 92 – ЗА РАБОТУ
o 93 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 94 – ТЕОЛОГИЧЕСКИЙ ВОПРОС
o 95 – ИНТЕРВЬЮ
o 96 – ЯПОНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 97 – МЕНТАЛЬНОЕ ТЕЛО
o 98 – УЖИН ПРИ СВЕЧАХ
o 99 – МИФОЛОГИЯ КЕНИИ
o 100 – ФЕЛИКС ЗАХОДИТ СЛИШКОМ ДАЛЕКО
o 101 – ВЕДИЧЕСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 102 – ПЕРЕДЫШКА
o 103 – ШУМ И ГАМ
o 104 – КИТАЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 105 – ПОСЛЕДНЯЯ ТОЧКА
o 106 – МИФОЛОГИЯ АМЕРИКАНСКИХ ИНДЕЙЦЕВ
o 107 – БИЛЛ ГРЭХЕМ
o 108 – ЮЖНО-АФРИКАНСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 109 – МОХ 1
o 110 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 111 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 112 – ЗА МОХОМ 1
o 113 – ИТАЛЬЯНСКАЯ ПОЭЗИЯ
o 114 – ПЕРЕБОРЩИЛИ
o 115 – МИФОЛОГИЯ МЕСОПОТАМИИ
o 116 – ТАНАТОФОБИЯ
o 117 – ПОУЧЕНИЯ ЙОГОВ
o 118 – СТЕФАНИЯ
o 119 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 120 – ЯПОНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 121 – СТЕФАНИЯ И ЕЕ ИСТОРИЯ
o 122 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 123 – ПОУЧЕНИЯ ЙОГОВ
o 124 – ОПЯТЬ СТЕФАНИЯ
o 125 – ХРИСТИАНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 126 – ОПЯТЬ-ТАКИ СТЕФАНИЯ
o 127 – РЕКЛАМА
o 128 – СЕРДЕЧНАЯ ИСТОРИЯ
o 129 – ХРИСТИАНСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 130 – СТЕФАНИЯ ПРИЕХАЛА
o ТЕРРИТОРИЯ № 1
o ТЕРРИТОРИЯ № 2
o 131 – ИУДЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 132 – СДЕЛАЙ САМ
o 133 – АСТРОЛОГИЯ
o 134 – ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗАЦИЯ
o 135 – КЕЛЬТСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 136 – ВТОРАЯ КОМАТОЗНАЯ СТЕНА
o 137 – СТЕФАНИЯ В ПОЛЕТЕ
o ТЕРРИТОРИЯ № 3
o 138 – ПОУЧЕНИЯ ЙОГОВ
o 139 – СТЕФАНИЯ В ПАРОКСИЗМЕ НАСЛАЖДЕНИЯ
o 140 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ КАК ИЗБАВИТЬСЯ ОТ СТАРИКОВ
o 141 – У ЛЮСИНДЕРА ИДЕЯ
o 142 – НЕБЕСНАЯ ГЕОГРАФИЯ
o 143 – НАБЕГ
o 144 – ПЕРСИДСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 145 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 146 – ПОЛЕТ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
o 147 – ИУДЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 148 – НАКОНЕЦ ВМЕСТЕ
o 149 – СУДЬБОЙ ПРЕДПИСАННЫЕ БРАКИ
o 150 – ИУДЕЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 151 – ВОТ ТАК ЖАРКОЕ !
o 152 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 153 – МИФОЛОГИЯ МЕСОПОТАМИИ
o 154 – ЭВРИКА !
o 155 – ТИБЕТСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 156 – РАЙ, ДА ГДЕ ЖЕ ОН?
o 157 – БЕСПОКОЙСТВО
o 158 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 159 – ИУДЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 160 – ТЕРПЕНИЕ
o 161 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 162 – МОХ 4
o 163 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 164 – СЛЕПОТА И ЯСНОВИДЕНИЕ
o 165 – ДЕКОРПОРАЦИЯ
o 166 – АВРОВЕДИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 167 – ПОТЕРИ
o 168 – ИСТОРИЯ ХАШИШИНОВ
o 169 – НАЕМНИКИ С ТОГО СВЕТА
o 170 – ТЕОЛОГИЯ КОРАНА
o 171 – ДЕЛО УСЛОЖНЯЕТСЯ
o 172 – ИСТОРИЯ ХАССИДОВ
o 173 – ВОЙНЫ
o 174 – ИСЛАМСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 175 – БИТВА ЗА РАЙ
o 176 – МИФОЛОГИЯ АЦТЕКОВ
o 177 – ЭКУМЕНИЗМ
o 178 – ХРИСТИАНСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 179 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ ДАТЫ ДЛЯ ЗАПОМИНАНИЯ
o 180 – МОХ 4
o 181 – СУФИЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 182 – МОХ 5
o ТЕРРИТОРИЯ № 6
o 183 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ УЧИМСЯ УВАЖАТЬ МЕРТВЫХ
o 184 – КОНКУРИРУЮЩИЕ ТРАЕКТОРИИ
o 185 – ВОСТОЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 186 – ЗВЕЗДЫ – И ТЕ ПЕРЕВОПЛОЩАЮТСЯ
o 187 – ДАОССКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 188 – СПЛОШНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ
o 189 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 190 – ВЕЛИКИЙ ПОЛЕТ
o 191 – ВОСТОЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 192 – ТОТ СВЕТ
o 193 – БУДДИСТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 194 – ЛИЦОМ К ЛИЦУ СО СМЕРТЬЮ
o 195 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 196 – БУДДИСТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 197 – В ОБЛАКАХ
o 198 – СУФИЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 199 – ДОБРАЛИСЬ
o 200 – ХРИСТИАНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 201 – НА КРАЮ
o 202 – ДАОССКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 203 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 204 – СКОЛЬКО ВЕСИТ ДУША
o 205 – ФИЛОСОФИЯ ИНДУИЗМА
o 206 – ЛОЖКА ДЕГТЯ
ЭПОХА ТРЕТЬЯ: ПРОФЕССИОНАЛЫ
o 207 – ИСКУССТВО ГАДАНИЯ НА ТАРО
o 208 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ ВЕРОВАНИЯ НАШИХ ПРЕДКОВ
o 209 – АНГЕЛИЗМ
o 210 – ФИЛОСОФИЯ ИНДУИЗМА
o 211 – ООН
o 212 – ИУДЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 213 – У АНГЕЛОВ
o 214 – СИБИРСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 215 – АСАЛИЯ
o 216 – АНГЕЛЫ – ПРИНЦИПАЛИИ
o 217 – В ДОБРОЙ КОМПАНИИ
o 218 – АРАБСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 219 – СКОРБИМ ПОМАЛЕНЬКУ
o 220 – ИУДЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 221 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 222 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 223 – СИРОТА
o 224 – ХРИСТИАНСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 225 – ЛЕКЦИИ
o 226 – ХРИСТИАНСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 227 – ПУПОЧЕК
o 228 – ЕГИПЕТСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 229 – РАССКАЗЫ ПРО ЖИВОТНЫХ
o 230 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 231 – КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ МАКСИМА ВИЙЯНА
o 232 – ИУДЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 233 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 234 – ИНТЕРВЬЮ СО СМЕРТНЫМ
o 235 – ХРИСТИАНСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 236 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ ПОЛНАЯ КАРТА ТЕРРИТОРИИ МЕРТВЫХ
o 237 – ПРЕДЧУВСТВИЕ
o 238 – МИФОЛОГИЯ ИНДЕЙЦЕВ АМАЗОНКИ
o 239 – МИР НЕЖНОСТИ
o 240 – МИФОЛОГИЯ ИНДЕЙЦЕВ НАВАХО
o 241 – А ЛЯ РЕШЕРШ ДЕ Ф.М.
o 242 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 243 – ФИЛОСОФИЯ ДАОСИЗМА
o 244 – МЛАДШИЙ
o 245 – ИУДЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 246 – НАДИН
o 247 – ЕГИПЕТСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 248 – НОВОЕ ОБЩЕСТВО
o 249 – ИНДИЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 250 – ВСЕ ТАК СЛОЖНО…
o 251 – ФИЛОСОФИЯ ИНДУИЗМА
o 252 – ВЫБОРЫ И ТАК ДАЛЕЕ
o 253 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 254 – ИУДЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 255 – РАЗЪЯСНЕННОЕ ПРОШЛОЕ
o 256 – ХРИСТИАНСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 257 – ДОКАТИЛИСЬ
o 258 – ИУДЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 259 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 260 – ПОХОД В МУЗЕЙ
o 261 – ИУДЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 262 – КАРМОГРАФИЯ
o 263 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 264 – АПАТИЯ
o 265 – ПОУЧЕНИЯ ЙОГОВ
o 266 – ПОДСЧЕТЫ
o ШТРАФНЫЕ ОЧКИ
o ПРЕМИАЛЬНЫЕ ОЧКИ
o 267 – ВНЕ ИГРЫ
o 268 – РЕКЛАМА
o 269 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 270 – ЯПОНСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 271 – САМОУБИЙСТВО, КАКАЯ ОШИБКА
o 272 – РЕКЛАМА
o 273 – И ЕЩЕ ОСЛОЖНЕНИЯ
o 274 – ФИЛОСОФИЯ РОЗЕНКРЕЙЦЕРОВ
o 275 – ПОХИТИТЕЛЬНИЦА ДУШ
o 276 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 277 – ЗОРОАСТРИЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 278 – БАЛАНС
o 279 – МЫ ТАК НЕ ДОГОВАРИВАЛИСЬ
o 280 – РЕКЛАМА
o 281 – МИФОЛОГИЯ МЕСОПОТАМИИ
o 282 – БРАКОСОЧЕТАНИЕ
o 283 – РЕКЛАМА
o 284 – ВЕДИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 285 – ОСЛОЖНЕНИЯМ НИ КОНЦА, НИ КРАЯ
o 286 – ИУДЕЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
o 287 – АТАКА НА КРЕПОСТЬ «СОЛОМЕННЫЕ ГОРКИ»
o 288 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
o 289 – ЭКТОПЛАЗМА РАЗОРБАК
o 290 – ФИЛОСОФИЯ ИНДУИЗМА
o 291 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 292 – ДЕДКА ЗА РЕПКУ, БАБКА ЗА ДЕДКУ…
o 293 – ВСЕ ТОЧКИ НАД "И"
o 294 – ЧИТАЯ ПРЕССУ
o 295 – ИНДИЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 296 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ ВОПРОСЫ ДЛЯ ПРОВЕРКИ
o 297 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
o 298 – ЭПОХА ЗАБВЕНИЯ
o 299 – МИФОЛОГИЯ МЕСОПОТАМИИ
o 300 – ИУДЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
o 301 – РЕШЕНИЕ
o УЧЕБНИК ИСТОРИИ
Автор приносит свою благодарность:
Сноски
Бернар ВЕРБЕР
ТАНАТОНАВТЫ
СЛОВАРЬ
ТАНАТОНАВТ, сущ., муж.р., (от греч. thanatos, «смерть», и nautes, «мореплаватель»).
Разведчик смерти.
УЧЕБНИК ИСТОРИИ
ДАТЫ ДЛЯ ЗАПОМИНАНИЯ
3 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
На запрос по поводу основных сведений
Фамилия: Пинсон
Имя: Мишель
Цвет волос: шатен
Глаза: карие
Рост: 1 метр 75 см
Особые приметы: нет
Примечание: пионер движения танатонавтов
Слабое место: недостает уверенности в себе
6 – РЕКЛАМА
«Жизнь прекрасна. Не слушайте болтунов. Жизнь прекрасна. Жизнь – это продукт,
проверенный и одобренный шестьюдесятью шестью миллиардами человек на протяжении
трех миллионов лет. Вот вам доказательство ее несравненного качества».
Обращение НАПроЖ, Национального Агентства по пропаганде жизни
7 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
"До появления танатонавтов смерть считалась одним из принципиальных табу
человечества. Чтобы лучше бороться с таким имиджем, люди прибегали к ментальным
приемам, которые мы квалифицируем как «предрассудки». К примеру, некоторые считали,
что металлическая фигурка Св.Кристофа, подвешенная над приборной доской автомобиля,
позволяет избежать гибели в ДТП.
До XXI-го столетия бытовала такая шутка: «Чем крупнее Св.Кристоф, тем больше у
водителя шансов из-под него выбраться при аварии».
Учебник истории, вводный курс для 2-го класса
8 – ГДЕ ГЕРОЙ МЕРТВ МЕНЬШЕ, ЧЕМ МОЖНО
БЫЛО ПОДУМАТЬ
Да подождите вы. Ничего такого ужасного не случилось.
Прадедушка был не прав. Умереть – это не так уж и страшно. Просто ничего не
происходит, вот и все.
Тьма и тишина длились очень долго.
Наконец я открыл глаза. В дымчатом обрамлении света появился изящный силуэт.
Ангел, ясное дело.
Ангел склонился надо мной. Как ни странно, этот ангел напоминал женщину, но она
была такой прекрасной, каких вы никогда на земле не увидите. Блондинка, с карими
глазами.
Абрикосовый запах ее духов.
Вокруг нас все было белое и торжественное.
Должно быть, я оказался в Раю, потому что ангел мне улыбнулся.
– Ак… ы.. бя.. ю… те.
Ангел, надо полагать, говорил со мной на ихнем языке. Ангельский жаргон непостижим
для не-ангелов.
– У… ас… ет… атуры.
Она терпеливо повторила этот псалом и коснулась моих волос своей сладкой и
прохладной рукой.
– У вас… нет… температуры.
Я недоуменно огляделся вокруг.
– Ну как? Вы меня понимаете? У вас нет температуры.
– Где я? В раю?
– Нет. В реанимационном отделении больницы Сен-Луи.
Ангел стал меня успокаивать.
– Вы не умерли. Просто несколько ушибов. Вам повезло, что капот машины
самортизировал падение. Только одна приличная рана под коленкой.
– Я был без сознания?
– Да, три часа.
Я был без сознания три часа и ничего об этом не помнил! Ни малейшей мысли или
ощущения. Три часа ничего не было.
Медсестра подложила мне под спину подушку, чтобы я смог сесть поудобнее. Может, я и
был мертв три часа подряд, но мне не было ни жарко, ни холодно.
Но, с другой стороны, вот отчего у меня дико разболелась голова, так это от появления
моей семейки. Они были все такие ласковые и слезливые, как будто я и впрямь лежал при
последнем издыхании. Они были убеждены, что я в большой опасности. «Мы страшно
волновались», – возбужденно вталкивали они. У меня было такое чувство, что
родственнички как-то даже немного досадовали, что я выкарабкался. Вот если б я умер,
они бы меня еще больше жалели. Одним махом я приобрел бы все мыслимые
добродетели.
9 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
На запрос по поводу психических характеристик гражданина Мишеля Пинсона
Объект в целом выглядит нормальным. Вместе с тем наблюдается определенная
психическая хрупкость, обусловленная очень строгой обстановкой в доме. Объект живет
постоянно в сомнении. Для него всегда прав тот, кто высказывается последним.
Игнорирует свои желания. Не понимает современности. Имеют место легкие
параноидальные тенденции.
Для сведения: родители сочли правильным не сообщать означенному лицу, что он был
усыновлен в младенчестве.
10 – СТЕРВЯТНИК
Эта первая экскурсия из жизни не научила меня ничему особенному о смерти, если не
считать, что она еще долго была источником беспокойства для нашей семьи.
Затем, к восьми-девяти годам эта тема стала интересовать меня больше, но на этот раз
речь шла о смерти других. Надо пояснить, что хочешь-не-хочешь, а каждый вечер по
телевизору, в двадцатичасовом блоке новостей, говорили про смерть. Сначала про убитых
на какой-нибудь войне. Они носили зеленые или красные мундиры. Потом шли те, кто
умер по дороге на курорт: пестрые, кричащие одежды. И, наконец, покойники-
знаменитости: в блестящих костюмах.
В телевизоре все проще, чем в жизни. Сразу понятно, что смерть – вещь печальная,
потому что картинки сопровождались похоронной музыкой. Телевидение – это доступно
даже младенцам и дебилам. Убитые на войне имели право на симфонию Бетховена,
курортники – на концерт Вивальди, а умершие от передозировки «звёзды» – на тягучие
виолончели Моцарта.
Я не преминул про себя отметить, что с кончиной таких «звезд» продажа их дисков тут
же подскакивала, их фильмы вновь и вновь мелькали на телеэкранах, а весь свет на все
лады расхваливал покойников. Будто смерть стирала все их прегрешения. Более того: уход
из жизни не мешал артистам работать. Лучшие диски Джона Леннона, Джимми Хендрикса
или Джима Моррисона появились на рынке намного позже их смерти.
Мои следующие по счету похороны были связаны с дядей Норбером. «Замечательный
человек», – убеждали друг друга участники похоронного кортежа. Между прочим, там же
я впервые услыхал знаменитое высказывание: «Лучшие всегда уходят первыми». Мне не
было еще восьми, но я никак не мог избавиться от мысли: «Что ж такое получается, вокруг
остались одни плохие?!»
На этих похоронах я выглядел безупречно. После ухода почетного караула я
сосредоточился на вареном шпинате. Еще лучше удалось заныть после добавки анчоусов.
Даже братец Конрад, и тот не смог достичь высот моей слезливой скорби.
Прибыв на кладбище Пер-Лашез, я добавил в меню своих слез спаржу и телячьи мозги с
горошком. Во тошниловка-то! В небольшой толпе кто-то прошептал: «А я и не знал, что
Мишель был так близок с дядей Норбером». Мать заметила, что это тем более
поразительно, поскольку я, честно говоря, никогда его и не видел. Это не помешало мне
открыть рецепт успешных похорон: шпинат, анчоусы, спаржа и телячьи мозги.
Всем замечательный день, так как я, помимо всего прочего, в этот раз впервые
встретился с Раулем Разорбаком.
Мы собрались перед могилой моего покойного дядюшки Норбера и тут я чуть в стороне
от нас заметил нечто, показавшееся мне сначала стервятником, сидящим над гробницей. К
хищной птице, впрочем, оно не имело отношения. Это был Рауль.
Воспользовавшись моментом, когда за мной никто не следил – в конце концов, свою
норму слез я отработал – я приблизился к мрачному силуэту. Нечто долговязое одиноко
сидело на могильном камне, упершись взглядом в небо.
– Бонжур, – вежливо произнес я. – А что вы здесь делаете?
Молчание. Вблизи стервятник выглядел похожим на мальчишку. Худой, с изнуренным
лицом, чьи скулы подпирали очки в черепаховой оправе. Узкие, рафинированные руки
лежали на коленях словно два притихших паука, ожидающих приказа своего повелителя.
Мальчишка опустил голову и посмотрел на меня спокойным и глубоким взглядом,
который мне никогда не встречался среди ровесников.
Я повторил свой вопрос:
– Ну так что же вы тут делаете?
Рука-паук взметнулась вдоль пальто и уткнулась в длинный и прямой нос.
– Можешь на «ты», – торжественно объявил он.
И затем пояснил:
– Сижу вот на могиле своего отца. Пытаюсь понять, что он мне говорит.
Я расхохотался. Он немного поколебался, а потом сам стал смеяться. А что еще остается
делать, кроме как смеяться над худым мальчишкой, часами сидящим на могильном камне
и глазеющем на вереницы облаков?
– Тебя как зовут?
– Рауль Разорбак. Можешь звать просто Рауль. А тебя?
– Мишель Пинсон. Зови меня просто Мишель.
Он смерил меня взглядом.
– Пинсон? Хорош птенчик! [1]
Я попытался сохранить невозмутимость. Была у меня одна фраза на все такие
деликатные случаи.
– Сам такой!
А он опять засмеялся.
11 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
На запрос по поводу основных сведений
Фамилия: Разорбак
Имя: Рауль
Цвет волос: шатен
Глаза: карие
Рост: 1 метр 90 см
Особые приметы: носит очки
Примечание: пионер движения танатонавтов
Слабое место: чрезмерная самоуверенность
12 – ДРУЖБА
Затем мы с Раулем стали встречаться каждую среду после обеда на кладбище Пер-
Лашез. Мне очень нравилось вышагивать рядом с его худым силуэтом. Кроме того, у него
всегда были для меня разные фантастические истории.
– Мы родились слишком поздно, Мишель.
– Это почему?
– Потому что все уже изобретено, все уже исследовано. У меня мечта была стать
изобретателем пороха или электричества, не говоря уж о том, чтобы самым первым
изготовить лук и стрелы. А остается довольствоваться ничем. Все уже пооткрывали.
Жизнь идет быстрее научной фантастики. Нет больше изобретателей, остались одни
последователи. Люди, которые совершенствуют то, чтобы уже было давно открыто
другими. Теми самыми людьми, которые, как сказал Эйнштейн, испытали фантастическое
чувство лишения невинности новых вселенных. Ты представляешь, как у него голова
кружилась, когда он понял, как можно рассчитать скорость света?!
Нет, этого я не представлял.
Рауль расстроено посмотрел на меня.
– Мишель, тебе читать надо больше. Мир делится на две категории людей: на тех, кто
читает книги и других, которые слушают тех, кто читает. Лучше принадлежать к первой
категории, я так полагаю.
Я ответил, что он говорит ну в точности как книжка и мы оба рассмеялись. Каждому
своя роль: Рауль излагал всякие факты, я шутил, потом мы оба хохотали. По сути дела, мы
смеялись вообще безо всякого повода, просто так, до колик в животе.
Как не крути, а Рауль прочел целые горы книг. Между прочим, именно он привил мне
вкус к чтению, познакомив с авторами, известными также как «писатели
иррационального»: Рабле, Эдгар Алан По, Льюис Кэрролл, Герберт Уэллс, Жюль Верн,
Айзек Азимов, Франк Герберт, Филип Дик.
– «Писатели иррационального»? Да ведь таких нет! – объяснял Рауль. – Большинство
писателей воображают, что либо их никто не понимает, либо они выглядят
интеллектуалами. Они растягивают свои предложения на двадцать строк. Потом они
получают литературные призы, а потом люди покупают ихние книжки для украшения
своих салонов, заставляя своих знакомых думать, что они тоже умственно изощренные. Да
я даже сам листал книжки, в которых ничего не происходит. Вообще ничего. Приходит
некто, видит красивую женщину, начинает ее обхаживать. Она ему говорит, что не знает,
будет она с ним спать или нет. К концу восьмисотой страницы она решает-таки ему
объявить категорический отказ.
– Но какой интерес писать книжки, где вообще ничего не происходит? – спросил я его.
– Понятия не имею. Недостаток воображения. Отсюда и берутся биографии и
автобиографии, сентиментальные и всякие прочие… Писатели, неспособные придумать
новый мир, могут описать лишь только свой собственный, каким бы скудным он ни был.
Даже в литературе нет больше изобретателей. И что же? Не обладая глубиной, писатели
приукрашивают свой стиль, прихорашивают форму. Изобрази на дюжине страниц свои
страдания от какого-нибудь фурункула и у тебя появятся шансы получить Гонкуровскую
премию…
Мы оба ухмыляемся.
– Поверь мне, если б гомеровская Одиссея была опубликована впервые сегодня, она бы
не появилась в списке бестселлеров. Ее бы зачислили среди книг фантастики и ужасов. Ее
бы читали только такие ребята, как мы, ради историй про циклопов, волшебников, сирен и
прочих монстров.
Рауль от рождения был одарен редкой способностью судить обо всем самостоятельно.
Он не повторял заученно идеи, навязываемые телевизором или газетами. Что меня к нему
влекло, так это, как я считаю, его свобода духа, его сопротивление всякому влиянию. Этим
он был обязан своему отцу – профессору философии, как подчеркивал Рауль, – который
привил ему любовь к книгам. Рауль читал почти по книге в день. В особенности фэнтези и
научную фантастику.
– Секрет свободы, – любил говорить он, – это библиотека.
14 – МИФОЛОГИЯ МЕСОПОТАМИИ
"Куда идешь ты, Гильгамеш?
Пока людей ваяют боги,
И их же обрекают вслед на смерть,
Ту жизнь, которую ты ищешь
Ты не найдешь. Себе одним
Те боги сохранят
Жизнь вечную".
Сказание о Гильгамеше (Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная
смерть»)
Я не творил беззаконий.
Я не причинял горя людям.
Я не утаивал правды.
Я не кощунствовал пред Богом.
Я не притеснял бедняков.
Я не совершал богопротивных деяний.
Я не очернял раба в глазах его хозяина.
Я не прелюбодействовал посреди священных мест.
Я не страдал от голода.
Я не причинял слез.
Я не убивал.
Я не приказывал убивать.
17 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
«Наши предки верили, что смерть – это переход от состояния всего в состояние ничего.
Для лучшего обоснования этой идеи они изобрели разные религии (сборники ритуалов,
основанных на мифах). Большинство из них утверждало, что существует потусторонний
мир, но в него никто по-настоящему не верил. Религии прежде всего играли роль знамен в
интересах конкретных этнических групп».
Учебник истории, вводный курс для 2-го класса
18 – СТЫЧКА СО СЛАБОУМНЫМИ
Эта банда замерла перед могилой, освещенной факелами, и принялась выкладывать на
надгробие всякую всячину. Я сумел заметить фотографии, книги и даже статуэтки.
Мы с Раулем укрылись за камнем на могиле актера-рокера-плейбоя, жертвы застрявшей
рыбьей кости. Попутно замечу, что звезда сцены выкашливала ее более часа, корчась в
попытке избавиться от сего странного объекта, вставшего поперек глотки. И никто не
пришел ему на помощь, хоть ресторан и был битком набит. Все полагали, что рок-идол
переживает минуту дикарского вдохновения, изобретая новые танцы и оригинальную
манеру пения. Грома оваций удостоился последний прыжок его агонии.
Как бы то ни было, с нашего места мы так и так намеревались проследить за всем
происходящим. Типы в кепках напялили на себя черные балахоны и принялись распевать
псалмы, хоть и на странный манер.
– Они молитвы говорят наоборот, – прошептал мне Рауль.
Тут-то я и понял, что "Segna sed erem, eiram eulas suov ej " на самом деле означает
"JevoussalueMarie,Mиredesanges " [3].
– Конечно же, секта сатанистов, – присовокупил мой друг.
Последующая литания подтвердила его правоту.
О Великий Вельзевул, одари нас толикой своей силы.
О Великий Вельзевул, позволь нам взглянуть на твой мир.
О Великий Вельзевул, научи нас быть невидимками.
О Великий Вельзевул, научи нас быть быстрыми, как ветер.
О Великий Вельзевул, научи нас оживлять мертвых.
Я-то перепугался, а вот Рауль остался невозмутим. Его спокойствие и храбрость были
заразительны. Мы приблизились к группе. Вблизи адепты Сатаны оказались еще более
впечатляющими. У некоторых на лбу были татуировки с символами зла: ухмыляющиеся
козлы, вертлявые черти, жалящие свой собственный хвост змеи.
После добавочных молебнов и инкантаций они зажгли свечи, расставленные в форме
пятиконечной звезды, и стали жечь истертые в порошок кости, сгоравшие облаками
розовато-лилового дыма. И наконец, из какого-то мешка они вытащили черного петуха,
который трепыхался изо всех сил, хотя и остался без единого пера.
– Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим сего черного петуха. Душу петуха за душу
дурака!
И хором все повторили:
– Душу петуха за душу дурака!
Птичке перерезали горло и разбрызгали кровь по пяти лучам звезды.
Затем была извлечена белая курица.
– Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим сию белоснежную курицу. Душу курочки
за душу дурочки!
В унисон:
– Душу курочки за душу дурочки! Душу цыплячью за душу палачью!
– Тебе страшно? – прошептал мне на ухо Рауль.
Я старался быть на его высоте, но уже не мог сдерживать дрожь, охватившую мои
члены. Важнее всего было избежать стука зубов. Это привлекло бы внимание любителей
черной мессы.
– Когда испытываешь в жизни страх, это оттого, что не знаешь, какое решение
принять, – хладнокровно сообщил мой юный компаньон.
Я затряс головой в недоумении.
Рауль вытащил монетку в два франка.
– В жизни, – продолжил он, – всегда есть выбор. Действуй или убегай. Прощай или
мсти. Люби или ненавидь.
Это что, удобная минутка пофилософствовать? Он оставался невозмутим.
– Мы боимся, когда не знаем, что выбрать, потому что об элементах, входящих в наши
расчеты, мы знаем столь же мало, как и о том, что действительно происходит вокруг нас.
Как выбирать, когда мир такой сложный? Как? А монеткой. Ничто не может повлиять на
монетку. Она не подвержена иллюзиям, она не слышит фальшивых аргументов, ее ничто
не пугает. Вот почему она может придать ту смелость, которой тебе недостает.
Высказав все это, он подбросил монетку высоко в небо. Она выпала орлом.
– Орел! Орел – это значит «да», «пошли», «вперед». Орел – это значит «зеленый свет».
Ну же, давай. Ты и я против слабоумных, – объявил он мне.
Между тем, зловещая церемония неподалеку от нас продолжалась.
Из большого мешка сатанисты вытащили печально блеющего белого козленка,
ослепленного блеском свечей.
– Великий Вельзевул, в жертву тебе приносим сего белого агнца, чтоб ты открыл нам
окно в страну мертвых. Душу козлиную за …
Загробный голос эхом прокатился по кладбищу.
– Душу козлиную за банду сопливую.
Здоровенный кухонный тесак, уже готовый отрубить козленку голову, замер в воздухе.
В голосе вскочившего на ноги Рауля звучала полная уверенность благодаря выпавшей
орлом монетки.
– Прочь с глаз моих, слуги Вельзевуловы! Вельзевул уж давно как помер. Да будут
прокляты те, кто посвятил себя его культу. Я – Астарот, новый принц Тьмы, проклинаю
вас! Не ходите сюда, не оскверняйте нечистой кровью животных эти священные камни.
Вы будите мертвых и раздражаете богов!
Сатанисты сбились в кучку и замерли в остолбенении, тщетно пытаясь понять, откуда
исходят эти слова, но так ничего и не увидали. Рауль владел Голосом. Он владел им
потому, что монетка указала, что предпринять. Все стало ясно. И для него, и для меня, и
для них. Рауль обладал властью. Они же являлись досадной помехой. Рауль был всего
лишь ребенком, но он был их повелителем. Перед лицом такого пугающего взрыва эмоций
люди в масках предпочли ретироваться. Козленок же помчался в противоположном
направлении.
Подведение итогов баталии было делом несложным. Орел – и я становлюсь более
сильным. Решка – и я превращаюсь в труса. Вместо меня за мое же поведение решает
монетка.
Рауль хлопнул меня по плечу и вручил два франка.
– Дарю. Отныне ты не будешь бояться и сможешь делать лучший выбор. Ты обрел друга,
который тебя никогда не подведет.
В моей раскрытой ладони монета сверкала.
19 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
На запрос по поводу психологического профиля Рауля Разорбака
По всей видимости ребенок, именуемый Рауль Разорбак, страдает психическими
расстройствами. Уже неоднократно он проявлял бурные вспышки гнева и подвергал
опасности жизнь окружающих. Тем не менее мать ребенка отказывается поместить его в
психиатрическую клинику, заявляя, что на ее сына сильно повлияла смерть отца. «Ему
просто нужна отдушина», – утверждает она.
Поскольку на данный момент юный Разорбак не совершил каких-либо действий,
квалифицируемых как правонарушение, Служба считает преждевременным принимать
активные меры.
20 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
О СМЕРТИ НАШИХ ПРАДЕДОВ
21 – ГОСПОДИН ВСЕЗНАЙКА
За годы, прошедшие с момента моей первой встречи с Раулем на кладбище Пер-Лашез,
наша дружба все более и более крепла. Рауль научил меня стольким вещам!
– Какой же ты наивный, Мишель! Ты думаешь, что мир добр и, стало быть, лучший
способ в него вписаться – это самому быть добрым. Ты заблуждаешься. Пошевели
мозгами хоть чуть-чуть. Будущее творят не добрые люди, а новаторы, дерзкие, ничего не
боящиеся.
– А ты сам, ты ничего не боишься?
– Ничего.
– Даже физических страданий?
– Имей достаточно силы воли и ничего не будешь чувствовать.
Чтобы лучше мне это доказать, он вынул свою зажигалку и подержал в пламени
указательный палец, пока в воздухе не распространился запах горелой плоти. Я боролся с
тошнотой и был заворожен одновременно
– Как это ты делаешь?!
– Сначала я убираю все мысли, а потом говорю себе, что кто-то другой испытывает эту
боль и что меня она ничуть не касается.
– Ты не боишься огня?
– Ни огня, ни земли, ни метала. Всемогущ тот, кто не боится, ибо ни в чем не будет ему
отказано. Это моя лекция номер два. Первая была про то, что монета в два франка будет
твоим лучшим советником. Вторая лекция о том, что страха нет, если только ты сам не
позволишь ему существовать.
– Тебя этому отец научил?
– Он говорил, что нельзя оглядываться назад, когда взбираешься на гору. Если
обернешься, то может закружиться голова, возникнет паника и ты упадешь. И наоборот,
если лезть прямиком на вершину, то всегда будешь в безопасности.
– Да, но если ты ничего не боишься, что тебя туда толкает?
– Тайна. Потребность раскрыть тайну смерти моего отца и смерти вообще.
Пока он произносил эти слова, его правая ладонь словно паук кралась по лбу, будто
борясь с неведомым страданием. Глаза вылезли из орбит, как если бы что-то глодало ему
голову изнутри.
Я встревожился:
– Тебе что, плохо?
Он ответил не сразу. Потом, словно вспомнив как дышать и мыслить:
– Ерунда, просто мигрень. Это пройдет, – хрипло сказал он.
Это был один-единственный раз, когда я видел его страдающим. Для меня Рауль всегда
оставался сверхчеловеком. Учителем.
Рауль меня впечатлял. Так как он был старше на год, то я вылез из кожи, чтобы
перепрыгнуть на класс вперед и оказаться с ним на одной школьной скамье. Потом все
стало проще. Он позволял мне списывать домашние задания, а после уроков продолжал
рассказывать разные чудесные истории.
Никто в нашем классе не разделял мое восхищение. Учитель французской словесности
дал ученику Разорбаку прозвище «Господин всезнайка».
– Хватайтесь крепче за стулья. Сегодня «Господин всезнайка» сдал свое сочинение.
Обхохочитесь. Тему я вам уже называл, но все равно. Итак, «Мои идеальные каникулы».
Ну и дела! Господин всезнайка ну никак не хочет прогуляться по берегу Тукета, Сан-
Тропеза, Ла-Бауля [4], посмотреть Барселону или там Лондон. Нет, он жаждет проникнуть в
страну мертвых. И вот… он шлет нам оттуда почтовые открытки.
Всеобщее оживление.
– Цитирую: «Пока мою барку влечет к свету, я цепляюсь за удава, потому что огненный
серпент уже прыгает перед носом моего суденышка. Богиня Нефти советует мне не терять
головы и придерживать берет. Принцесса Изида протягивает мне крест с овалом, чтоб
отвадить монстра».
Ученики гогочут, пихают друг дружку локтями, а педагог заканчивает сухим
учительским тоном:
– Господин всезнайка, мне остается только посоветовать вам просить помощи хорошего
психоаналитика. И вообще, сходите-ка вы к психиатру. А тем временем имейте в виду, что
за сочинение ноль-таки я вам не поставил. У вас 1 балл из 20, да и то лишь потому, что вы
заставили меня смеяться, читая вот эту писанину. Между прочим, ваши сочинения я всегда
стараюсь прочесть в первую очередь, потому как знаю, что с вами не соскучишься.
Продолжайте в том же духе, мсье Разорбак, и я еще долго буду веселиться, так как вы без
сомнения останетесь на второй год.
Рауль и глазом не моргнул. Он не реагировал на подобные замечания, особенно
исходившие от людей типа нашего французского учителя, к которому Рауль не питал
никакого уважения. Проблемы, однако же, были. И с этим же самым классом.
Как и в большинстве школ, ученики нашего лицея были жестокими подростками и
стоило только показать на кого-то пальцем и сказать «вот белая ворона», как его жизнь тут
же превращалась в пытку. В нашем классе заводилой был один наглый тип по имени
Мартинес. Вместе со своими приспешниками он подкараулил нас у выхода и мы
очутились в кольце.
– Принцесса Изида, принцесса Изида, – скандировали они. – Хочешь овальным крестом
по морде?
Я перепугался. Чтобы преодолеть страх, я сильно пнул Мартинеса в ногу, а он засветил
мне кулаком по носу. Лицо тут же залила кровь. Нас было двое против шести, но самая
большая проблема оказалась в том, что Рауль – хотя и был намного выше и сильнее меня, –
похоже, и не собирался защищаться. Он не дрался. Он получал удар за ударом и даже не
пробовал отвечать.
Я заорал:
– Давай, Рауль! Мы их погоним, как тех на кладбище! Ты и я против слабоумных, Рауль!
Он не двинулся с места. Мы не замедлили повалиться наземь под градом ударов
кулаками и ногами. Видя такое отсутствие сопротивления, банда верзилы Мартинеса
оставила нас лежать и удалилась, помахивая растопыренными пальцами-рогатками. Я
принялся массировать свои шишки.
– Ты испугался? – спросил я.
– Нет, – сказал он.
– Чего ж ты не дрался, а?
– А зачем? Я не могу расходовать свою энергию на всякую ерунду. В любом случае, я не
знаю как бороться с дикарями, – добавил он, подбирая кусочки разбитых очков.
– Но ты же обратил в бегство сатанистов!
– То была игра. И потом, может они и жалкие люди, но намного тоньше, чем эта
бестолочь. Перед пещерным человеком я бессилен.
Мы помогли друг дружке встать на ноги.
– Ты ж говорил, ты и я против слабоумных.
– Боюсь тебя разочаровать. Надо еще, чтобы эти идиоты обладали хоть минимальным
умом, чтобы я мог вступить с ними в войну.
Я был в шоке.
– Но послушай, эти типы вроде Мартинеса нас все время будут бить в морду!
– Возможно, – скромно сказал он. – Но они раньше меня устанут.
– А если они тебя убьют до смерти?
Он пожал плечами.
– Ба! Жизнь – всего лишь краткий миг.
Меня охватило темное предчувствие. Слабоумные были способны его побить. Рауль не
всегда бывает самым сильным. Он только что оказался даже полон слабости.
Я вздохнул.
– Что бы не случилось, ты всегда сможешь, как и раньше, рассчитывать на меня в
трудный час.
В ту же ночь мне вновь приснилось, что я лечу в облаках на встречу с женщиной в белом
атласном платье и с маской скелета.
22 – ФИЛОСОФИЯ ПАСКАЛЯ
"Бессмертие души влечет нас столь сильно, задевает столь глубоко, что надо позабыть
все эмоции и стать беспристрастным, чтобы понять, что же это такое.
Наш первейший интерес и наша первейшая задача состоят в том, чтобы пролить свет на
эту тему, от которой зависит все наше поведение.
Именно поэтому среди людей, не верящих в бессмертие души, я провожу резкую
границу между теми, кто работает изо всех сил, чтобы узнать об этом больше, и теми, кто
живет, не беспокоясь и не размышляя над этим вообще.
Этакое безразличие к вопросу, который касается их самих, их личности, всего, что в них
есть, меня скорее раздражает, чем печалит. Это меня изумляет и пугает: это для меня
чудовищно. Я говорю об этом не из благочестивого рвения и духовной набожности. Я
слышу противоположное мнение, что такое отношение необходимо в интересах
человечества".
Блез Паскаль (Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»)
23 – ПОПРАВКА
Мне было четырнадцать, когда Рауль сам зашел за мной. Родители разворчались. Не
только время было к ужину, но они к тому же упорствовали во мнении, что Рауль Разорбак
плохо на меня влияет. Так как у меня в последнее время были отличные отметки по
математике (после списывания у моего друга, естественно), они не решились запретить
мне погулять.
Все же приказано было вести себя поосторожнее и смотреть в оба. Повязывая мне шарф,
отец прошептал, что именно лучшие друзья-то и причиняют нам самые большие
проблемы.
Мать не преминула добавить:
– Вот как я определяю, что такое «друг»: это тот, чье предательство становится для нас
самым большим сюрпризом.
Рауль потащил меня к больнице Сен-Луи, по пути объясняя, что только что узнал про
тамошнее отделение, куда собирают коматозных больных и тех, кто при смерти. «Служба
сопровождения умирающих», так это скромно именовалось. Она располагалась в левом
крыле пристройки к больничному корпусу. Я спросил, на что такое он там рассчитывает.
Он тут же парировал, что, мол, этот визит даст нам превосходную возможность заранее
многое узнать.
– Заранее? Узнать что?
– Да про смерть, ясное дело!
Идея проникнуть в больницу не вызвала у меня особенного энтузиазма. В том месте
было полно серьезных, взрослых людей и я сомневался, что они разрешат нам там играть.
Рауль Разорбак, впрочем, никогда не страдал нехваткой аргументов. Он сообщил, что
читал в газетах, как проснувшиеся после комы люди рассказывают поразительные
истории. Якобы вернувшиеся к жизни присутствовали при странных спектаклях. Они не
видели никаких барок или плюющихся огнем змей, но наблюдали притягивающий к себе
свет.
– Ты говоришь про опыт людей, побывавших на краю смерти, то что американцы
называют NDE, Near Death Experiences?
– Про это самое. Про NDE.
Всякий знает, что такое NDE. Тема эта когда-то была в моде, вышла масса бестселлеров,
обложки еженедельников пестрели такими сообщениями. А потом, как это бывает со
всякой модой, она ушла в тень. В конце концов, не имелось никаких доказательств, ничего
такого вещественного, просто ряд занимательных историй, наспех собранных бог знает
откуда.
Рауль верит в подобные сказки?
Он раскинул предо мной множество газетных вырезок и мы встали на колени, чтобы их
лучше рассмотреть. Вырезки эти были не из изданий, известных за свои серьезные или
глубокие расследования. Цветастые заголовки кричали жирными, размазанными буквами:
«Вояж за границей смерти», «Свидетельствует кома», «Жизнь после жизни», «Я вернулся,
но мне там понравилось», «Смерь и дальше со всеми остановками»…
Для Рауля эти слова были окрашены ореолом поэзии. В конце концов, там пребывал его
отец…
Что до иллюстраций, то имелись только фотографии с какими-то туманными аурами или
же репродукции картин Иеронима Босха.
В тексте Рауль желтым фломастером подчеркнул несколько пассажей, которые счел
существенно важными: «Согласно обследованию, проведенному американским
институтом Галлап, восемь миллионов жителей США считают, что пережили NDE».
"Анкетирование среди больниц показало, что 37% коматозных больных уверены, что
испытали чувство покидания собственного тела, 23% видели туннель, а 16% были
охвачены неким «благотворным светом».
Я пожал плечами.
– Не хочу лишать тебя иллюзий, но…
– Что «но»?
– Я однажды попал под машину. Меня швырнуло в воздух и я врезался головой при
падении. Три часа без сознания. Настоящая кома. Не видел я там никакого туннеля, не
говоря уже про какой-то благотворный свет.
Он выглядел ошеломленным.
– А что же ты видел?
– Да ничего не видел. Вообще ничего.
Мой друг уставился на меня, словно я был поражен редкой болезнью, вызванной еще
неизвестным науке вирусом.
– Ты уверен, что был в коме и ничего оттуда не запомнил?
– Уверен.
Рауль задумчиво поскреб подбородок, но затем его лицо просветлело:
– Я знаю почему!
Он собрал свои вырезки, а потом произнес фразу, над которой я долго думал
впоследствии:
– Ты ничего не видел потому, что был… «недостаточно» мертв.
25 – МИФОЛОГИЯ ЛАПЛАНДИИ
"Для лапландцев жизнь – это губчатая паста, покрывающая скелет. Душа находится
именно что в костях скелета.
Опять же, когда они поймают рыбу, то осторожно отделяют мясо, стараясь не повредить
ни малейшей косточки. Потом они бросают костяк в то же самое место, где выловили
живую рыбу. Они убеждены, что Природа позаботится о покрытии скелета новым мясом и
что после оживления несколькими днями, неделями или месяцами спустя, на этом же
месте их будет поджидать свежее пропитание.
Для них плоть – всего лишь декорация вокруг костей, пропитанных истинной душой.
Такое же уважение к скелету отмечается среди монголов и якутов, которые собирают в
стоячем положении костяки убитых ими медведей. А чтобы избежать риска повреждения
деликатных костей черепа, у них существует табу на поедание мозгов, хотя это и считается
лакомством".
26 – РАССТАВАНИЕ
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
Немногим позже нашей эскапады в больнице Сен-Луи мать Рауля решила переехать в
провинцию и много лет утекло, прежде чем мы встретились вновь.
Мой отец умер в тот же год от рака легких. Сигары по десять франков таки сработали.
Шпинат, спаржа и анчоусы, я излил поток слез на его похоронах, но никто не удосужился
этого заметить.
Сразу по возвращении с кладбища мать превратилась в тирана, истинную мегеру. Она
стала вмешиваться во все дела, за всем следить и диктовать, как мне жить. Ничуть не
стесняясь, она принялась рыться в моих вещах и нашла дневник, который – как мне
казалось – я надежно запрятал под своим матрасом. Тут же самые замечательные пассажи
она зачитала вслух, причем громким голосом и перед моим братом Конрадом,
очарованным столь предельной формой моего унижения.
От такой раны я оправился не сразу. Дневник всегда был для меня как друг, которому я
поверял свои мысли, не боясь осуждения. Может, и не его была вина, но сейчас этот друг
определенно меня предал.
Конрад, язва, комментировал:
– Ого, а я и не знал, что ты втюрился в эту Беатриску. Это с ее-то паклями и пятнами на
харе! Ну ты, брат, хитрец.
Я пытался принять беззаботный вид, но мать точно знала, что только что лишила меня
товарища. Она не хотела, чтобы у меня были друзья. Чтобы не было даже любимых вещей.
Она считала, что ее одной достаточно для удовлетворения всех моих потребностей в
общении с внешним миром.
– Ты мне все рассказывай, – говорила она. – Я сберегу все твои секреты, буду молчать
как могила. А тетрадка твоя… Неважно, что мы ее нашли. К счастью еще, что она не
попала в руки посторонних!
Я предпочел воздержаться от полемики. Я не возразил ей, что никаким посторонним
рукам, окромя ее самой, не было разрешено копаться под моей кроватью.
Отомстить за Конрадовы насмешки, отыскав его же личный дневник, было невозможно.
Он его просто не вел. Не имел на это причины. Ему нечего было сказать ни кому-то
другому, ни себе самому. Он был счастлив и так, проживая свою жизнь, даже и не пытаясь
ее понять.
После потери моего конфиданта-исповедника отсутствие Рауля стало ощущаться еще
сильнее. Никто в лицее не питал ни малейшего интереса к античной мифологии. Для моих
одноклассников слово «смерть» не несло в себе никакой магии и когда я им говорил про
мертвецов, они норовили похлопать меня по макушке: «У тебя шарики за ролики заехали,
старик. Пора к психиатру!»
– Ты еще молод, чтобы увлекаться смертью, – проповедовала мне Беатриса. – Подожди
лет эдак шестьдесят. Сейчас слишком рано.
Я ей тут же:
– Давай тогда про любовь! Вот молодежная тема, или нет?
Она в ужасе отшатнулась. Я попробовал разрядить обстановку:
– Ничего так не желал бы, как на тебе жениться…
Она бросилась прочь. По слухам, позднее она заявляла, что я не кто иной, как
сексуальный маньяк и что даже пытался ее изнасиловать. Более того, я без сомнения был
душегуб-убийца и зек-рецидивист, иначе как объяснить мой такой интерес к смерти и
мертвецам?
Ни дневника, ни друга, ни милой подружки, ни единого атома, связывающего меня с
семьей… Жизнь выглядела банальной донельзя. Рауль мне не писал. Я был поистине один
на этой планете.
К счастью, он оставил мне книги. Рауль не обманул, что книги – это друзья, которые
никогда не предадут. Книги знали все про античную мифологию. Они не боялись говорить
про смерть и мертвецов.
Но всякий раз, когда мои глаза видели слово «смерть», я вспоминал Рауля. Я знал, что
смерть его отца спровоцировала появление навязчивой идеи. Он хотел узнать, что же такое
его отец мог сообщить перед тем, как умереть. Вот что в своей жизни говорил мне отец:
«Не делай глупостей», «Вправо смотри, вон там мать», «Опасайся тех, кто
прикидываются, что желают тебе добра», «Бери пример с Конрада», «Ты что, не знаешь,
как за столом себя ведут? Для этого есть салфетка», «Продолжай в том же духе и ты у
меня получишь», «Принеси коробку с сигарами», «Не копайся в носу», «Не ковыряй в
зубах проездным билетом», «Хорошенько спрячь деньги», «Опять книжки читаешь? Иди
лучше помоги матери со стола убрать». Великолепное духовное наследие. Мерси, папб.
Даже Рауль, и тот был не прав так увлекаться смертью. Не надо быть семи пядей во лбу,
чтобы понять ее смысл: это всего лишь конец жизни. Последняя точка в строке. Как
фильм, который исчезает, если выключить телевизор.
И все же, ночами мне все чаще и чаще снилось, как я лечу и там, в вышине, я опять
встречаю ту женщину в белом атласном платье и маской скелета. Сей кошмар я в своем
дневнике не записал.
27 – ИНДИЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
«Те, кто знает и те, кто ведает, что в том лесу вера суть правда, входят в пламя, из
пламени идут в день, изо дня в две светлые недели, из двух недель в шесть месяцев, когда
солнце клонится к северу, из этих месяцев в мир богов, из мира богов в солнце, из солнца
в страну молний. Достигнув страны молний, божественный дух переносит их в миры
Брахмана: непостижимо далеко живут они там. В этих мирах для них точка возвращения
на землю».
(Брадараньяка Упанишада)
28 – ВОЗВРАЩЕНИЕ РАУЛЯ
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
Б. Внешние симптомы
1)Мидриаз (полное расширение зрачка)
2)Паралич
3)Искажение формы рта
30 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
«Танатонавтика родилась благодаря случайности. Большинство историков датирует ее
появление днем покушения на президента Люсиндера».
Учебник истории, вводный курс для 2-го класса
31 – ПРЕЗИДЕНТ ЛЮСИНДЕР
Стоя в своем черном лимузине, президент Люсиндер с сокрушенной улыбкой салютовал
толпе и мучился от боли. Ноготь большого пальца ноги врос в самое мясо. Не утешала
даже мысль, что и Юлий Цезарь страдал от подобных превратностей судьбы во время
своих грандиозных военных парадов. А Александр Великий со своим сифилисом? К тому
же в ту эпоху никто не знал, как это все лечить…
Юлий Цезарь всегда позади себя держал раба, который – помимо того, что носил за ним
лавровый венок – должен был регулярно повторять императору на ухо: «Помни, что ты
всего лишь человек». Люсиндеру раб был не нужен. Для этой цели хватало и вросшего
ногтя.
Он приветствовал рукоплескавшую ему толпу, все время вопрошая себя, как же от этого
избавиться. Его личный врач советовал операцию, но до сих пор глава нации еще ни разу
не лежал на операционном столе. Не нравилась ему идея, что пока он будет спать, какие-то
незнакомцы, обезличенные хирургическими масками и вооруженные отточенными
бритвами, примутся шуровать в его трепетной плоти. Конечно, можно также прибегнуть и
к специальным методам педикюра. Это обещало положить конец неприятностям, причем
без необходимости ложиться на операционный стол, но при этом требовалось резать по
живому и без обезболивания. Никакого особого энтузиазма.
Сколько же источников проблем, уничижающих человека. Вечно где-то да что-то не так.
Ревматизм, кариес, конъюнктивит… На прошлой неделе Люсиндер мучился от вновь
заявившей о себе язвы.
– Не волнуйся так, Жан, – советовала ему жена. – Ты просто расстроен делами в Южной
Америке. Завтра поправишься. Как я говорю, «быть здоровым означает, что каждый день
болит в каком-то другом месте».
Какая чушь! Все же она принесла ему немного горячего молока и боль утихла. Ноготь
заявил о себе еще сильнее.
«Да здравствует Люсиндер!» – кричали вокруг. «Люсиндер, президент!» – скандировала
целая группа. Ах, уж этот новый мандат! Скоро надо будет им заниматься вплотную.
Выборы не за горами.
Несмотря на проклятый палец, Люсиндер пережил пару приятных моментов посреди
этих шумных приветствий. Толпу он обожал. Он обнял крошечную розовощекую девочку,
которой мать трясла у него под самым носом. Какой-то мальчуган сунул ему букет цветов,
того самого сорта, что с ходу вызывает приступ аллергии.
Машина вновь тронулась. Он заставил себя немножко пошевелить пальцами,
стиснутыми в новых жестких туфлях, как вдруг какой-то высокий тип в костюме-тройке
кинулся к нему с зажатым в кулаке револьвером. В ушах эхом отдался гром выстрелов.
– Ну вот, меня застрелили, – спокойно отметил про себя президент.
Это, понятно, был первый раз, он же последний. Теплая кровь заструилась где-то в
районе пупка. Люсиндер улыбнулся. Вот красивый способ войти в Историю с большой
буквы. Его предшественник Конгома увидел свой президентский мандат преждевременно
отмененным из-за рака предстательной железы. О каком наследии тут можно говорить?
Этот же технократ с черным револьвером дал ему шанс. Убитые президенты всегда
имели право на почетное место в школьных учебниках. Все восхищались их
дальновидностью, превозносили грандиозность их планов. В школах дети декламировали
им восхваления. Другого бессмертия не существовало.
Люсиндер краем глаза уловил своего убийцу, скрывавшегося в толпе. А телохранители-
то! Топчутся на месте и никакой реакции. Вот это урок! Нет, на всех этих профессионалов
в штатском рассчитывать нельзя.
Кто же так его ненавидел, что организовал убийство? Ба, скоро ему на это будет
наплевать. Не осталось больше ничего важного, включая проклятый ноготь. Смерть –
лучшее лекарство от всех мелких горестей бытия.
– Доктора! Скорее доктора! – кричал кто-то неподалеку.
Хоть бы они все заткнулись… Не существовало врача, который смог бы ему помочь.
Слишком поздно. Пуля, конечно же, пробила сердце. Какое против этого можно придумать
лекарство, если не считать нового президента на замену, в то время как он, Люсиндер,
присоединится к Цезарю, Аврааму Линкольну и Кеннеди в пантеоне великих
государственных мужей, сраженных рукой убийцы.
Он все еще не умирал. В голове понеслась череда воспоминаний. Четыре года: его
первая незаслуженная пощечина и первая обида. Семь лет: первая похвальная грамота
благодаря соседу, который позволил списать свое сочинение. Семнадцать лет: первая
девушка (он потом с ней снова встретился и это была ошибка: она до того оказалась
невыносимой…). Двадцать один: диплом историка, на этот раз по-честному. Двадцать три:
кандидатская по античной философии. Двадцать пять: докторская по истории античности.
Двадцать семь: вступление в социал-демократическую партию благодаря связям отца и
уже появление девиза своей будущей карьеры: «Те, кто хорошо знают прошлое, лучше
всех могут строить будущее».
Двадцать восемь лет: брак с первым «цыпленком» (актриска, имя которой он уже и не
помнил). Двадцать девять лет: первые подлости и первое предательство ради
проникновения в центральный аппарат партии. Тридцать два года: выборы в мэрию
Тулузы, сколачивание первого капитала за счет продажи муниципальных земель, первые
портреты мастеров, первые античные скульптуры, беспорядочные связи. Тридцать пять:
выборы в Национальное Собрание, первый замок в Лозаре. Тридцать шесть: развод и
новый брак со вторым «цыпленком» (немецкая топ-модель, горошина вместо мозгов, но
зато ноги, могущие совратить и святого). Тридцать семь: младенцы по всем углам дома.
Тридцать восемь: краткий уход в тень по делу о взятке при продаже пакистанских
самолетов.
Тридцать девять лет: стремительное возвращение на политическую арену благодаря
новой супруге (дочь президента Конгома, на этот раз хороший выбор). Назначение на пост
министра иностранных дел и первый по-настоящему омерзительный поступок:
организация убийства перуанского президента и его замена марионеткой.
Сорок пять лет: смерть президента Конгома. Кампания за выборы Люсиндера
президентом прекрасной Французской Республики, полностью профинансированная за
счет Перу. Новый девиз: «Люсиндер изучал историю, сейчас он ее пишет». Неудача.
Пятьдесят два года: новые выборы. Победа: Власть. Наконец-то Елисейский дворец.
Бразды правления секретными службами. Личный музей античных сокровищ, тайно
«позаимствованных» из-за границы. Черная икра половниками. Пятьдесят пять: угроза
ядерной войны. Противник испугался, ретировался и Люсиндер лишился своего первого
шанса войти в Историю.
Пятьдесят шесть лет: все более и более молоденькие любовницы. Пятьдесят семь:
встреча со своим истинным другом, черным лабрадором Версинжеториксом, которого
невозможно подозревать в нескрупулезных амбициях.
Наконец, пятьдесят восемь лет и завершение – в один миг – сей замечательной
биографии: убийство великого человека в окружении толпы посреди Версаля.
И никаких больше зеркальных шаров. Жизнь, даже жизнь президента, всего лишь
такова. Прах к праху, пепел к пеплу. Червь суть человек и окажется он в желудке червя.
Если бы только ему дали уйти с миром! Даже червяк, и тот имеет право на тихий финал.
Но нет, они открывают ему глаза, кладут на операционный стол… Тычут пальцами,
сдирают одежду, подключают к каким-то сложным аппаратам и повсюду, повсюду трещат
как сороки. «Сделать все для спасения президента!» Идиоты…
К чему все эти старания? Он почувствовал, как наваливается великая усталость. Словно
жизнь потихоньку уходит. Именно так. Уходит. Он чувствовал, что все куда-то уходит. Не
может быть! Жан Люсиндер ощутил… что он сам уходит. Он покидает свое тело. Вот, вот!
Ну точно, он вправду покинул свое тело. Он? Может, кто-то другой? Это что-то другое…
как оно может называться? Его душа? Нематериальное тело? Эктоплазма?
Материализованная мысль? Прозрачное и легкое! Вот они разъединяются, как оболочка,
как кокон. Что за ощущения!
Он сбросил, покинул свою кожу, как старое поношенное платье. Он поднимается,
возносится, выше, еще выше… Больше не болят пальцы. Он такой легкий!
Его… новое "я" на мгновение задержалось у потолка. Оттуда он мог созерцать
вытянувшийся на столе труп и всех этих экспертов, с головой ушедших в интенсивную
терапию. Никакого уважения к покойному. Вскрывают грудную клетку, перекусывают
ребра, пихают электроды прямо в его сердечную мышцу!
Невозможно здесь больше оставаться, они его к тому же и окликают! Прозрачная нить,
напоминающая пуповину, еще оставалась соединенной с его человеческим каркасом. По
мере того, как он отдалялся, эта серебристая и эластичная нить все больше удлинялась.
Он пересек потолок, прошел через множество этажей, заполненных больными. Наконец,
крыша и затем небо. Вдали манит к себе благотворный свет. Фантастика! Еще люди,
множество людей, летят вокруг него, как и он влача за собой серебристую нить. Он
ощутил себя участником великого праздника.
Внезапно его собственная серебристая нить прекратила растягиваться. Вот она твердеет,
натягивается, тащит его вниз! Кажется, это свидетельствует о том, что Люсиндер еще не
умер. Все другие эктоплазмы смотрят на него в недоумении: почему он не летит дальше?
Нить тащит его обратно как отпущенная резиновая лента. Вот он пересекает крышу,
потолки, вновь видит операционную и в ней врачей, бьющих разрядами в сотни вольт
прямо ему в сердце. «Это запрещено!» Он уже провел один закон на эту тему двумя
годами раньше в целях ограничения практики интенсивной терапии. Он вспомнил, это
статья 676: «После полного прекращения кардиальной деятельности не разрешается
осуществлять какие-либо манипуляции, вмешательства или операции, могущие привести к
повторному пуску сердца». Но только, раз он был президентом, они по всей видимости
решили, что его жизнь была выше закона. Ох уж эти ублюдки! Дерьма куски! Еще раз он
открыл для себя неприятную сторону быть самым важным человеком страны. В эту
минуту он хотел лишь одного: быть клошаром, на которого всем наплевать. Бомжем,
попрошайкой, рабочим, домохозяйкой, не важно кем, лишь бы его оставили в покое.
Чтобы ему дали умиротворение смерти. Вот первейшее право гражданина: спокойно
умереть.
«Дайте же сдохнуть человеку!» – кричал он изо всех сил. Но у его эктоплазмы не было
голоса. Серебристая нить тянула его все ниже. Он больше не мог подняться обратно.
Шлеп – и он слился со своим экс-трупом. Ну что за гадкое ощущение! Ой-ой! Опять этот
вросший ноготь! Ребра перекусанные, чтобы добраться до сердца. И к тому же в этот
момент ему влепили еще один разряд, на этот раз очень, очень болезненный.
Он открыл глаза. Разумеется, при этом врачи и санитары испустили вопль радости и
принялись друг друга поздравлять.
– Удалось, удалось!
– Сердце опять бьется, он дышит, он спасен!
Спасен? От кого спасен, от чего? Явно не от этих недоумков, в любом случае. Он
страдал, о как он страдал! Он с трудом пробормотал что-то непонятное с мучительной
гримасой.
– Прекратите электрошок, закрывайте грудную клетку!
А он хотел кричать: «Закройте дверь, дует же!»
Ему было так больно, словно резали по живым нервам.
Опять ты здесь, о мое бренное тело.
Он приоткрыл одно веко, вокруг кровати стояло множество людей.
Ему было так больно, так больно. Как по нервам жгло огнем. Он вновь закрыл глаза,
чтобы еще раз мысленно увидеть чудесную сияющую страну, там, высоко в небе.
32 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
На запрос по поводу основных сведений
Фамилия: Люсиндер
Имя: Жан
Цвет волос: седые
Глаза: серые
Рост: 1 метр 78 см
Особые приметы: нет
Примечание: пионер движения танатонавтов
Слабое место: президент Франции
33 – МИНИСТР МЕРКАССЬЕР
Обставленный полностью в стиле Людовика Пятнадцатого, президентский кабинет был
огромен. Комната освещалась слабо, но достаточно, чтобы различить картины
прославленных мастеров и бесстыдные греческие скульптуры. Искусство было лучшим
способом произвести впечатление на филистеров. Бенуа Меркассьер, министр науки,
отчет себе в этом отдавал. Он также знал, что президент Люсиндер – хотя его лица и не
было видно в полумраке – сидит прямо перед ним. Настольная лампа освещала только
руки, но плотный силуэт президента был хорошо знаком, как, впрочем, и сидящий у его
ног черный лабрадор.
Это была первая их встреча с момента покушения, чуть не стоившего жизни главе нации.
Так отчего же он его пригласил, когда у него на руках столько папок с делами о
внутренней и внешней политике, гораздо более срочных, чем проблемы научных
исследований, вечно упиравшихся в вопрос субсидирования?
Поскольку Меркассьер не мог уже более выносить затянувшееся молчание, он
осмелился его нарушить. Немного поколебавшись, он остановился на приличествующих
случаю банальностях:
– Как вы себя чувствуете, мсье Президент? Кажется, вам удалось хорошо поправиться
после операции. Эти врачи совершили настоящее чудо.
Люсиндер подумал, что с удовольствием предпочел бы не встречаться с подобными
чудесами. Он наклонился ближе к свету. Блестящие серые глаза уперлись в собеседника,
скорчившегося в кресле с красной парчовой обивкой.
– Меркассьер, я пригласил вас потому, что мне необходимо знать мнение эксперта. Один
вы можете мне помочь.
– Я заинтригован, мсье президент. О чем идет речь?
Откинувшись в кресле, Люсиндер вновь нырнул в полумрак. Странно, малейший его
жест производил впечатление необычного величия. Что же до лица, то казалось, будто оно
внезапно стало… (Меркассьер удивился всплывшему в голове слову) более человечным.
– У вас ведь биологическое образование, не так ли? – подал голос Люсиндер. – Скажите,
что вы думаете о пост-коматозных явлениях?
Меркассьер уставился на него, потеряв дар речи. Президент разволновался:
– NDE, Near Death Experiences, те люди, что думают, что на какое-то время покинули
свое тело и потом вернулись благодаря… благодаря прогрессу медицины?
Бенуа Меркассьер не верил свои ушам. Вот вам, пожалуйста, Люсиндер, обычно такой
реалист, а сейчас интересуется мистикой. Вот что значит пофлиртовать со смертью! Он
заколебался:
– Я полагаю, что речь идет о модном течении, социальном феномене, который пройдет,
как и все прочие до него. Людям необходимо верить в чудесное, в сверхъестественное, в
то, что существует нечто другое помимо этого мира. Отсюда кое-какие писатели, гуру и
шарлатаны наживаются, рассказывая всякие небылицы. Такая потребность в человеке
существовала всегда. Религия этому доказательство. Достаточно пообещать рай в
воображаемом будущем, как людям становится легче глотать горькие пилюли
современности. Доверчивость, глупость и наивность.
– Вы правда так думаете?
– Конечно. Что может быть красивее, чем мечта о загробном рае? И что может быть
более фальшивым?
Люсиндер откашлялся.
– Ну а все же, что если в этих… рассказах что-то есть?
Ученый презрительно усмехнулся:
– В свое время доказательства имелись. Как гласит поговорка, это история про человека,
который встретил кого-то, кто знает еще кого-то, а тот еще кого-то, кто видел медведя. В
наши дни все работает ровно наоборот. Именно скептицизм дает нам доказательства, на
которых основываются наши сомнения. Достаточно, чтобы кто-то – неважно кто –
объявил, что завтра наступит конец света, как тут же найдутся специалисты,
доказывающие, что это не так.
Люсиндер попытался сохранить объективность.
– Нет доказательств, вы говорите? Возможно оттого, что никто не проводил таких
исследований? Существует ли какой-либо официальный отчет на эту тему?
– Хм-м… насколько я знаю, нет, – сказал Меркассьер обеспокоено. – Пока что
довольствовались записями этих сомнительных утверждений. Что вы имеете в виду? Эта
тема вас интересует?
– Да! Да, Бенуа! – воскликнул Люсиндер. – И даже очень, потому что тот человек,
который, как вы говорите, видел медведя своими глазами – это… это я!
Министр науки недоверчиво уставился на президента. Он спросил себя, не привело ли, в
конце концов, покушение на его визави к непоправимым последствиям? Сердце было
повреждено, мозг в течение многих минут не орошался. Произошла некротизация
некоторых зон? Он стал жертвой психического расстройства?
– Прекратите на меня так смотреть, Бенуа! – резко воскликнул Люсиндер. – Я только что
вам объявил, что пережил NDE, а вовсе не о вводе коммунизма в государстве!
– Я вам не верю, – машинально парировал ученый.
Президент пожал плечами.
– Я бы сам себе не поверил, если бы не вернулся. Но вот он я. Я увидел чудесный
континент и хотел бы больше о нем узнать.
– Увидел чудесный кон… Своими глазами?
– Ну да.
Всегда рационально мыслящий, Меркассьер предложил объяснение:
– Перед тем как умереть, тело зачастую вырабатывает массу натуральных морфинов.
Словно сгорая в последнем фейерверке, умирающий опьянен ими перед своим уходом…
Совершенно очевидно, что именно они вызывают различные фантастические
галлюцинации, «чудесные континенты» или что-то еще. А в том, что вас оживили на
операционном столе, нет ничего сверхъестественного.
В свете настольной лампы Люсиндер не выглядел слабоумным. Совсем напротив. Даже
несмотря на поврежденный мозг? Может, надо предупредить других министров, прессу,
обезопасить ситуацию, пока президент не втянул страну в какую-то сумасшедшую
авантюру? Бенуа Меркассьер сжал руки под сиденьем. Но его собеседник уже продолжал
спокойным тоном:
– Я знаком с эффектом воздействия наркотиков, Бенуа. Уже приходилось их принимать и
я отлично знаю разницу между передозировкой и реальностью. Разве не вы мне
неоднократно повторяли, что неважно, о какой сфере науки идет речь, достаточно только
обильных капиталовложений для быстрого достижения результатов?
– Да, конечно, но…
– Один процент бюджета на ветеранов войны, проведенный по другим статьям.
Устраивает?
Меркассьер переживал настоящую пытку.
– Я отказываюсь. Я истинный ученый и не могу принимать участие в подобном
балагане.
– Я настаиваю.
– В этом случае… я предпочитаю подать в отставку.
– Правда?
34 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
О смерти наших прадедов
«Ниже представлены данные об удельной смертности представителей различных
социально-профессиональных категорий (той эпохи), умерших в возрасте 50 лет (на
тысячу человек по каждой категории). Статистические данные за 1970 г. (конец второго
тысячелетия)».
– Учителя: 732
– Президенты компаний и представители свободных профессий: 719
– Инженеры: 700
– Католическое духовенство: 692
– Фермеры: 653
– Руководители предприятий и коммерсанты: 631
– Конторские служащие: 623
– Администраторы среднего звена: 616
– Рабочие: 590
– С/х работники на окладе: 565
35 – НОВАЯ АВСТРАЛИЯ
Без единой толковой мысли в голове Бенуа Меркассьер долго ходил взад и вперед по
Елисейским полям. Он был убежден, что NDE не бывает и вот, нате вам, ему поручено
найти неопровержимое доказательство обратного. Попросите атеиста продемонстрировать
существование бога или заставьте убежденного вегетарианца распропагандировать
достоинства говядины.
Он отлично знал, почему Люсиндер именно ему вменил эту задачу. Президент обожал
задавать своим подчиненным парадоксы. Он принуждал министров правой коалиции
внедрять политику левых, сторонников экологии превозносить атомную энергетику,
протекционистов следовать курсу свободной внешней торговли…
Все же он выделил двести тысяч франков на этот чертов «Проект Парадиз». Это
абстракцией уже не назовешь. Но доказать, что в момент смерти человек покидает свое
тело, чтобы попасть на «чудесный континент»…
Люсиндер был не первым из числа государственных руководителей, приступавших к
эксцентричным проектам. Меркассьер вспомнил, что много лет тому назад, в
шестидесятых, чудаковатому американскому президенту по имени Джимми Картер
взбрело в голову установить контакт с НЛО. В НЛО он верил железно. Он объявил о
программе по сбору всех свидетельств, касающихся этих знаменитых «неопознанных
летающих объектов». Можно представить себе выражение лица аскетов от науки,
вынужденных слушать эти галлюцинации, да еще и по телевизору! Кучу бюджетных денег
ухлопали на строительство гигантских приемопередатчиков для улавливания сообщений
гипотетического инопланетного разума и общения с ним. И он еще был удивлен, что
ничего не вышло!
Люсиндер перешел свой Рубикон, но вот у Меркассьера такого выбора не было. Или
плясать под дудку президента, или отказаться от своего министерского портфеля, а вместе
с ним и от власти. Что ж, тем хуже для ветеранов! Он найдет, как потратить эти двести
тысяч франков.
Да, но каким образом? Как и всякий раз, когда Меркассьер пребывал в сомнениях, он
сразу подумал о своем самом лучшем и близком советнике: собственной супруге, Джилл.
К своему великому удивлению, он не застал ее врасплох, когда за ужином выложил
проблему с NDE. Раскладывая по тарелкам пюре из спаржи, она задумчиво произнесла:
– Прежде всего надо придумать протокол эксперимента. Изобрести опыт, отвечающий на
такой вот вопрос: «Да или нет, есть ли что-нибудь после смерти?» Ты с чего думаешь
начать?
– Понятия не имею, – вздохнул он. – Президент убежден, что пережил NDE!
Как и всегда, она возразила:
– Не теряй головы. Чтобы получилось, надо заранее быть уверенным в победе.
– Да, но нельзя же требовать от меня, чтобы я верил в NDE, – пожаловался он. – Это
противоречит всему, чему меня учили на факультете естествознания!
Она оборвала его стенания:
– Ты больше не ученый, ты – политик. Думай как политик, иначе никогда не
выпутаешься. Что он тебе рассказал, этот твой президент?
– Он утверждает, что увидел «чудесный континент»…
– «Чудесный континент»?
Джилл нахмурила брови.
– Странно, то же самое говорили первые европейские мореплаватели, открывшие тот
континент, где я родилась – Австралию!
– И какая тут связь? – спросил он, наливая себе вина.
– Тебе предлагают исследовать новый континент. Ты должен перенять склад ума
пионеров XVI-го столетия. Они не знали, что к востоку от Индонезии есть другая земля.
Те, кто был уверен в ее существовании, считались ненормальными, точно так же, как ты
относишься к заявлениям Люсиндера.
– Даже если так, это же был реальный континент, со степями, деревьями, зверями,
аборигенами!
– Это легко сказать в XXI-ом веке, ну а в ту эпоху, можешь себе представить? Тогда
вести разговоры об австралийских землях было все равно что сегодня говорить о
континенте за краем смерти.
Кабы не упорное желание сохранить ясность мысли, Меркассьер с удовольствием
осушил бы сейчас всю бутылку бургундского. Удачный год, к тому же. Джилл продолжала
аргументировать:
– Поставь себя на место тогдашнего министра. Совершая заморское плавание, судно с
твоим королем потерпело крушение и оказалось выброшенным на «чудесный континент».
Его спас другой корабль эскадры и после возвращения в столицу король приказал своему
министру транспорта сделать все необходимое, чтобы больше узнать об этом
таинственном острове.
– Ну, если под этим углом зрения…
Джилл настаивала:
– Тебе только надо окрестить страну мертвых «Новой Австралией» и потом перенять
образ мышления исследователя. Задача стоит того. Представь себе, как в XXXI-ом веке
будут говорить: «Вы только подумайте, эти отсталые предки даже не знали про континент
мертвых!» А в 3000-м году еще один президент может начать исследования, как пройти
еще дальше, скажем, даже про машину времени речь пойдет. И министр, которому будет
поручена эта миссия, станет завидовать этому самому Меркассьеру, у кого задача была
намного проще: всего лишь навсего побывать с визитом в стране мертвых…
Его жена была столь убедительна, что Бенуа не смог удержаться от вопроса:
– Но ты, ты сама, веришь в этот континент мертвых?
– Да какая разница? Знаешь, если бы я была женой министра транспорта XVI-го века, я
бы ему посоветовала нанять моряков и послать их проведать, существует ли Австралия. В
любом случае, или ты станешь человеком, открывшим неизвестный доселе континент, или
просто докажешь, что он не существует. И так и так ты в выигрыше.
Теперь пришла очередь Джилл завладеть бутылкой.
Уставившись в зеленое пюре, ее муж пробурчал:
– Это все очень хорошо, но какие корабли ходят в то место?
Одним глотком она осушила свой бокал.
– Тут мы возвращаемся опять к вопросу протокола эксперимента. Салату хочешь?
Нет. Он не был больше голоден. Все эти беспокойства перебили ему аппетит. Джилл же,
напротив, отправилась на кухню за миской салата с помидорами. Вернувшись, она
остановилась и резюмировала:
– Итак, уже решено назвать твой новый континент «Новой Австралией». Ну и кого же
посылали колонизировать Австралию? Уголовных преступников, заключенных, хулиганов
подлейшего сорта. И почему именно их?
Тут Меркассьер оказался в своей стихии.
– Потому что Австралия считалась опасной страной и лучше было не посылать тех, чья
гибель стала бы потерей для общества.
Пока он это произносил, лицо его все больше и больше прояснялось. Джилл по-
прежнему не подвела. Она дала-таки ему решение.
– Бенуа, ты нашел матросов, кто примет участие в атаке на новый континент. Пора
подыскать капитана.
Министр науки облегченно улыбнулся:
– А вот на этот счет у меня есть идея!
36 – МИФОЛОГИЯ АЦТЕКОВ
"Среди ацтеков было принято верить, что характер существования в загробном мире
определяли не достоинства, приобретенные в земном мире, а обстоятельства, при которых
человек встречал свою смерть.
Лучше всего считалось погибнуть в бою. При этом воины-куантеки («спутники Орла»)
попадали в Тонатиучан, восточный рай, где покойники сидели рядом с богом войны.
Утопленники или умершие от болезней, связанных с водой (например, от проказы),
совершали вояж в Тлалокан, рай Тлалока, бога дождя.
Те, кто не был признан ни одним из богов, шли в Миктлан, ад, где претерпевали четыре
года испытаний, прежде чем окончательно исчезнуть.
Это была сфера Миктлантекутли, подземный мир. Попадали туда через пещеры. Душа
должна была пересечь восемь подземных владений, прежде чем достичь девятого мира.
Первое препятствие: река Чикнауапан, которую мертвец должен был переплыть,
уцепившись за хвост собаки, заранее принесенной в жертву на его могиле. Умерщвленные
на похоронах животные служили в роли проводников души на дорогах страны мертвых.
Второе препятствие: пройти между двух скал, сталкивающихся друг с другом через
непредсказуемые интервалы.
Третье препятствие: взобраться на гору по отвесным тропам, усыпанным
остроконечными камнями.
Четвертое препятствие: вынести штормовой ветер, несущий с собой зазубренные куски
холодного как лед обсидиана.
Пятое препятствие: пройти между гигантских знамен, хлопающих на ветру, насколько
может видеть глаз.
Шестое препятствие: преодолеть вихрь стрел, стремящихся пронзить мертвеца.
Седьмое препятствие: массированные атаки свирепых животных, желающих проглотить
его сердце.
Восьмое препятствие: тесный лабиринт, где покойник рискует потеряться.
Лишь после этого он наконец заслуживает исчезновения".
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
37 – КСТАТИ
Несколькими неделями позже Рауль Разорбак мне позвонил. Он хотел срочно со мной
встретиться. Голос его звучал странно и, казалось, он терзается какими-то сильными
эмоциями. Впервые он назначил мне встречу не на кладбище Пер-Лашез, а у себя дома.
Я его едва узнал, когда он открыл мне дверь. Он выглядел еще более худым, а выражение
его лица я уже встречал среди шизофреников в нашей больнице.
– А, Мишель! Наконец-то!
Он махнул рукой в сторону кресла и предложил, чтобы я чувствовал себя как дома.
Такой прием показался мне подозрительным.
Он что, получил какие-то неожиданные результаты со своими экспериментами по
анабиозу сурков? Но каким боком это касается меня? Я медик, а не биолог.
– Ты слыхал разговоры насчет покушения на президента Люсиндера?
Естественно. Во всей стране от них невозможно было спрятаться. В прессе, на
телевидении и радио это была главнейшая тема. В нашего главу государства стреляли на
глазах толпы в Версале. Лучшие специалисты на все лады обыгрывали это событие. И как
этот инцидент был связан с возбуждением моего друга?
– Вслед за этим президент Люсиндер поручил своему министру науки заняться…
Он внезапно остановился и ухватился за мое плечо:
– … мною.
38 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
"Первые пересадки органов между разными биологическими видами были произведены
в середине XX-го века, а точнее в период 1960-70 гг. С этого момента страдающий от
болезни человек стал напоминать автомобиль, в котором достаточно заменить дефектные
детали. Тут же смерть обрела форму простой механической аварии. Если кто-то умирал, в
этом виноваты были неадекватные запчасти. Исследователи выяснили, что сердце свиньи
обладает генетической природой, соответствующей человеку-реципиенту, которому
производили трансплантацию. Постоянно совершенствуемая технология стала позволять
поддерживать функционирование пересаженных органов. Все стало заменяемым, кроме
мозга. До поры до времени!
Логичным стало думать, что в один прекрасный день удастся охватить все виды
повреждений, тем самым поняв сущность самой главной неисправности: смерти. Это был
всего лишь вопрос технологии. Одновременно с этим увеличилась продолжительность
жизни. Признаки старости стали синонимом недосмотра. Каждому надлежало следить за
хорошим техобслуживанием своего биологического механизма.
Стариков старались не показывать, чтобы лучше было видно тех, кто с сияющим видом
занимался теннисом или бегом. В ту эпоху считалось, что лучший способ борьбы со
смертью – это камуфляж ее предвещающих симптомов".
Учебник истории, вводный курс для 2-го класса
39 – АМАНДИНА
Друг мой Рауль пихнул меня в свой древний «Рено-20» с откидным верхом и рванул с
места.
– Ты куда меня везешь?
– Где все происходит.
Большего я от него не добился. Ветер уносил прочь и мои вопросы и его ответы. Как бы
то ни было, мы покидали Париж. Я поежился, когда он наконец затормозил перед
зловещей вывеской: «Исправительное учреждение Флери-Мерожи».
Снаружи место напоминало скорее не тюрьму, а небольшой поселок или больничный
комплекс. Рауль припарковался на соседней стоянке и повлек меня ко входу. Он предъявил
какую-то бумагу, я же показал свое удостоверение личности. Мы прошли через КПП и,
углубившись в длинный коридор, оказались перед запертой дверью.
Уже чем-то недовольный человек нам отворил. Его физиономия еще больше
нахмурилась при виде широко улыбающегося Разорбака.
– Мои приветствия, мсье директор. Хочу представить вам доктора Мишеля Пинсона. Вы
должны незамедлительно выдать ему пропуск. Заранее благодарен.
Прежде чем директор смог произнести хоть слово, мы уже мчались по новым
коридорам. У меня возникло чувство, что охранники провожают нас недобрым взглядом.
Мы очутились во дворе, в самом центре тюремного городка. Он был огромен. Пять
корпусов тянулись насколько хватало взгляда. В середине каждого имелось по
футбольному полю. Рауль объяснил мне, что заключенные чудовищное количество
времени отводят на занятия спортом, но в этот час они еще сидели по своим камерам.
Хорошо что так, потому как многие показались мне довольно раздосадованными нашим
присутствием. Ухватившись за решетки первого этажа, они орали:
– Г…нюки, ублюдки, кожу сдеру!
Охранники, судя по всему, затыкать им рот и не собирались.
Один особенно громкий голос прорвался сквозь общий рев:
– Все знают, чего вы там вытворяете во втором блоке! Таких, как вы, убить мало!
Меня охватило беспокойство. Что же наделал продолжавший беззаботно шагать мой
друг, что довел этих людей до такого остервенения? Я знал, что увлечения Рауля могли
завести его далеко, очень далеко, даже за пределы разумного.
Корпус D2. Я прибавил шагу, и не из желания поскорее узнать побольше, а просто чтоб
не остаться одному посреди свирепых зеков и не менее враждебных охранников. Опять
коридоры, лязгающие двери. Лестницы. Еще лестницы. Впечатление, будто спускаешься в
ад. Снизу доносился хриплый смех вперемешку с тягучими стонами. Здесь что, держат
сумасшедших?
Ниже, еще ниже. Сумрачнее, еще сумрачнее. Я вспомнил о методе, которым пользовался
Эскулап для лечения безумия. Прошло свыше трех тысяч лет, как была учреждена
лечебница, именуемая Эсклапион, чьи руины все еще можно видеть в Турции. Там этот
пионер психиатрии соорудил лабиринт темных туннелей. После длительного ожидания,
когда им внушали, что их ждет наивысшее наслаждение, туда впускали безумцев. Тут же
начинали звенеть колокольчики и чем дальше человек углублялся в лабиринт, тем
мелодичнее становились звуки. Когда же зачарованный безумец останавливался в самом
темном месте, на него скидывали тонну осклизлых змей, под которыми и принимался
барахтаться несчастный, только что доведенный до вершины блаженства. Или же он
умирал на месте от страха, или же вылечивался. По сути дела, Эскулап изобрел
электрошоковую терапию.
Бродя по подземелью Флери-Мерожи, я спрашивал себя, когда же наконец столкнусь со
своей бочкой рептилий.
Тут Рауль вытащил заржавленный ключ, которым отпер здоровенную, усаженную
заклепками дверь и за ней я обнаружил жутко захламленный ангар. В нем находилась
троица мужчин в спортивных трико и еще одна молодая девушка-блондинка в черном
халате, при виде которой я испытал что-то вроде дежа-ву.
Мужчины встали и уважительно поприветствовали моего друга.
– Позвольте представить доктора Мишеля Пинсона, о котором я вам уже рассказывал.
– Спасибо, что пришли, доктор, – воскликнули они хором.
– Мадмуазель Баллю, наша медсестра, – продолжил Рауль.
Я помахал девушке рукой и констатировал, что меня она смерила взглядом.
Место это, должно быть, когда-то служило лазаретом. Справа располагался
лабораторный стеллаж, весь уставленный дымящимися флягами, без сомнения, сосудами
Дьюара с жидким азотом. В центре помещения, словно трон, было воздвигнуто древнее
стоматологическое кресло с облупленным сиденьем, окруженное ворохом электрических
проводов и аппаратами со светящимися экранами.
Весь этот ансамбль напоминал гараж мастера-самоделкина. Видя, в каком состоянии
находятся все эти машины, ржавые рычаги и прочие железяки, я даже спросил себя, уж не
лазил ли Рауль по университетским помойкам. Экраны осциллографов потрескались, а
электроды кардиографов потемнели от старости.
Однако ж, я достаточно много времени провел в лабораториях, чтобы знать, что
безупречный и безукоризненный вид, который всегда показывают в кино, в большинстве
случаев обманчив. В действительности нет ни никелированных столов, ни халатов прямо
из прачечной, а скорее только озабоченные типы в побитых молью свитерах.
Один мой друг, занимаясь важной темой – изучением траектории мысли по закоулкам
мозга – сумел выбить для своей лаборатории всего лишь кусок подземной парковки в
больнице Бишат, где все звенело и подпрыгивало при каждом проходе метропоезда. Из-за
нехватки фондов он не смог приобрести металлическую подставку для церебрально-
волнового приемника и ее пришлось заменить кусками фанеры, сикось-накось
обмотанных скотчем и для верности скрепленных кнопками. Да-да, даже во Франции
научные исследования ведутся таким вот образом.
– Моншер Мишель, в сем месте воплощается наиболее грандиозный эксперимент
нашего поколения, – помпезно объявил Рауль, оторвав меня от моих размышлений. – Во
времена оные, как ты знаешь, мы беседовали с тобой о смерти, встречаясь на кладбище
Пер-Лашез. Тогда я именовал ее неисследованным континентом. А сейчас, здесь, мы
намерены водрузить на нем флаг.
Вот те раз. Бочка со змеями таки свалилась мне на голову. Рауль, Рауль Разорбак, мой
лучший и давнишний друг, сошел с ума. Вот до чего доводят заигрывания со смертью!
Видя мой отупелый взгляд, он поторопился разъяснить:
– Президент пережил NDE после недавнего покушения в Версале. И поручил своему
министру науки, Бенуа Меркассьеру, приступить к программе исследований о
запредельной коме. Оказалось, что тот читал в международных журналах мои статьи про
«искусственную гибернацию сурков». Он со мной связался и спросил, не мог бы я
воспроизвести аналогичные опыты на человеке. Я тут же согласился. Очень может быть,
что мои сурки побывали в загробном мире, но они не могли рассказать мне, что же там
видели. С людьми все по-другому. Да, дорогой мой, правительство дало мне «зеленый
свет» на исследования по NDE с помощью спецдобровольцев, другими словами,
заключенных. Эти господа – наши пилоты на тот свет. Они… э-э… хм-м…
Он на секунду задумался словно в поисках вдохновения.
– Они…
Потом лицо его просветлело:
– … та-на-то-нав-ты. От греческого "танатос ", смерть, и "наутес ", мореплаватель.
Танатонавты. Вот хорошее слово. Танатонавт.
И он еще раз повторил:
– Танатонавт. Слово той же группы, что и космонавт или астронавт. Это будет их общим
названием. Наконец-то мы изобрели настоящий термин. Мы используем танатонавтов для
занятий… та-на-то-нав-ти-кой.
В подземелье Флери-Мерожи рождался новый вокабулярий. Рауль сиял.
Девушка-блондинка извлекла бутылку мозельского и печенье. Все выпили за первое
крещение. Один я оставался мрачен и отпихнул бокал, который протягивал мне Рауль.
– Извините. Не хочу портить вам настроение, но здесь, как я вижу, играют с жизнью.
Миссия этих господ, насколько я понял, это завоевание континента мертвых, так?
– Ну конечно, Мишель. Здорово, да?
Рауль поднял руку, указывая на грязный, залепленный пятнами потолок.
– Поистине грандиозная задача, как для нашего, так и будущих поколений: разведка того
света.
Я уперся.
– Рауль, мадам, господа, – сказал я очень спокойно, – я вижу, что должен вас покинуть. Я
не желаю иметь ничего общего с полоумными самоубийцами, развлекающимися с
поддержки правительства. Счастливо оставаться.
Я быстро направился к выходу, как вдруг медсестра ухватила меня за руку. Впервые за
все время я услышал ее голос.
– Обождите, вы нам нужны.
Она не просила, тон ее голоса был холодным, почти безразличным. Должно быть,
именно так ей доводилось требовать вату или хромированный скальпель.
Я встретил ее взгляд. У нее были глаза необычного цвета: светло-голубые и в самом
центре бежевые, напоминая острова в океане. Я тут же в них провалился, как в бездну.
Она продолжала пристально смотреть, без улыбки, без тени дружеских чувств. Как если
бы один только факт ее обращения ко мне уже был величайшим подарком. Я отшатнулся.
Мне не терпелось вырваться из этого жуткого места.
40 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
На запрос по поводу основных сведений
Фамилия: Баллю
Имя: Амандина
Цвет волос: блондинка
Глаза: светло-голубые
Рост: 1 метр 69 см
Особые приметы: нет
Примечание: пионер движения танатонавтов
Слабое место: чрезмерное увлечение сексом
41 – МИФОЛОГИЯ АМАЗОНКИ
Когда-то Творец мира решил сделать людей бессмертными. Он приказал им: «Пойдите
на берег реки. Там вы увидите три проплывающие пироги. Ни в коем случае не
останавливайте первые две. Дождитесь третьей и обнимите тот Дух, что в ней находится.»
При виде первой пироги, нагруженной гнилым мясом, кишащей грызунами и
испускающей тошнотворный запах, объятые страхом индейцы попятились назад. Но когда
появилась вторая лодка, они увидели там смерть в человеческом обличии и побежали ей
навстречу. Много, много позже появился дух Творца в третьей пироге. С ужасом он
увидел, что люди обняли смерть. Вот так сделали они свой выбор.
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
42 – ПО СКОЛЬЗКОЙ ДОРОЖКЕ
Недели две я не слышал никаких новостей про моего бывшего друга, профессора
Разорбака, и его танатомашину. Должен признаться, я был сильно разочарован. Рауль,
кумир моей юности, начал воплощать свои фантасмагории, а я не испытывал ничего,
кроме отвращения. Я даже думал, не сдать ли его в полицию. Если в смертельных
экспериментах вместо морских свинок участвуют люди, Рауля следовало бы обезвредить.
И все же, во имя нашей старинной дружбы, я этого не сделал. Я повторял самому себе,
что если Рауль, как он сам утверждает, получил поддержку главы государства, ему, должно
быть, предоставлены необходимые полномочия и гарантии.
«Вы нам нужны», – сказала медсестра, и эта фраза меня преследовала. Для убийства-то
людей, чего они от меня добивались? «Дайте нам чуток цианистого калия с крысиным
ядом, и до свидания»? Но ведь я принял клятву Гиппократа и одним из правил моей
профессии было спасение жизни, а не ее прекращение.
Когда Рауль вновь объявился, я хотел сказать ему, что не желаю больше слышать ни о
нем самом, ни о его экспериментах, но что-то меня остановило, может, наша старая
дружба, а может, те слова юной медсестры, что все еще эхом отдавались в моих ушах.
Рауль пришел ко мне домой. Он казался постаревшим и во взгляде читалась нервозность.
Видно было, что он не спал много дней. Одну за другой он курил тонкие сигареты с
эвкалиптом, что называются «бидди», тратя на каждую не больше пары затяжек.
– Мишель, не осуждай меня.
– А я и не осуждаю. Я пытаюсь тебя понять и не могу.
– Да какое значение имеет индивидуум по имени Разорбак? Только проект важен. Он
выше всех. Это величайшая задача нашего поколения. Я тебя шокировал, но послушай, все
наши предшественники пользовались скандальной славой в глазах своих современников.
Рабле, веселый писатель Рабле, по ночам шел на кладбище выкапывать трупы, чтобы на
них изучать анатомию ради прогресса медицины. В ту эпоху такие похождения считались
преступлением. Но благодаря ему потом была выяснена природа кровообращения и стало
возможным спасать жизни переливанием крови. Мишель, если бы ты жил в то время и
Рабле попросил твоей помощи в своих ночных экспедициях, что бы ты ему ответил?
Я задумался.
– Сказал бы «ладно», – ответил я наконец. – «Ладно», потому что его… пациенты уже
были мертвы. Но эти морские свинки, Рауль… потому что знаменитые твои танатонавты и
есть настоящие морские свинки – они очень даже живые! А все твои манипуляции
преследуют одну только цель: умертвить их! Или я ошибаюсь? Да или нет?
В длинных, нервозных ладонях Рауля защелкала зажигалка. Огонь не появлялся. Или у
него пальцы слишком дрожали, или же кремень совсем поистерся.
– Нет, ты не ошибаешься, – сказал он сдержанно. – Поначалу у нас было пять
танатонавтов и двое уже умерли. И умерли по глупости, просто оттого, что я не врач и не
знаю, как их реанимировать. Я умею довести сурков до анабиоза и потом вернуть их к
жизни, но когда речь идет про людей, я бессилен. Я понятия не имею, как рассчитать
точную дозу анестетика. И чтобы положить конец напрасным попыткам, я прошу твоей
помощи, твоих знаний и твоей изобретательности.
Я протянул ему спички.
– Да уж, анестезия – это моя специальность. Но вот класть людей в кому, это совсем
другое дело.
Он поднялся и прошелся по комнате.
– Ну поразмысли тогда. Придумай что-нибудь! Ты мне нужен, Мишель. Однажды ты мне
сказал, что я всегда могу на тебя рассчитывать. Вот и настал такой день. Ты мне нужен,
Мишель, и я прошу тебя о помощи.
Конечно же, я хотел ему помочь. Как в старое доброе время. Он и я против слабоумных.
Но на этот раз никаких слабоумных перед ним не было. Он вознамерился бросить вызов
чему-то холодному и неизвестному, что звалось смерть. При одном только упоминании о
ней люди крестились. И вот он отправляет ad patres тех несчастных, что в него поверили.
Из чистого любопытства. Чтобы уладить дела со своим отцом. Чтобы пощекотать
самолюбие исследователя нового мира. Рауль, мой друг Рауль, хладнокровно убивал
людей, которые не сделали ему ничего плохого… Он убивал их во имя науки. Все во мне
кричало: «Безумец!»
Он же взирал на меня с привязанностью, словно старший брат.
– Знаешь китайскую пословицу? «Тот, кто задает вопрос, рискует на пять минут
прослыть глупцом. Тот, кто не задает вопросы, останется глупцом на всю жизнь».
Я решил бить его же оружием.
– Есть еще более известная фраза, на это раз иудейская. «Не убий». Из десяти заповедей.
Можешь найти ее в Библии.
Он прекратил вышагивать из угла в угол и крепко схватил меня за оба запястья. Его
ладони были теплые и влажные. Он впился взглядом в мои глаза, чтобы лучше убедить:
– Они забыли добавить одиннадцатую: «Не умирай в невежестве». Я признаю, может
пять, десять, пятнадцать человек должны умереть. Но какова ставка! Если нам удастся, мы
наконец-то узнаем, что такое смерть и люди перестанут ее бояться. Все те парни в
спортивном трико, что ты видел в нашей лаборатории, все они заключенные, это ты
знаешь, но они все к тому же добровольцы. Я их специально отбирал. У них у всех одно
общее: пожизненное заключение, и каждый писал президенту, что просит заменить этот
приговор на смертную казнь, чем гнить в тюрьме. Я больше пятидесяти человек опросил,
таких как они. Оставил только тех, что показались мне искренне хотевшими покинуть
жизнь, которая им так осточертела. Я рассказал им про «Проект Парадиз» и они тут же
загорелись.
– Потому что ты их обманул, – сказал я, пожимая плечами. – Они же не ученые. Они и
понятия не имеют, что у них 99,999% шансов лишиться шкуры в твоих экспериментиках.
Они все равно боятся смерти, даже если их убеждают в обратном. Все боятся смерти!
Он еще раз меня встряхнул, на это раз сильнее. Стало больно, но он не обращал
внимания на мои попытки высвободиться.
– Я их не обманывал. Никогда. Они знают про весь риск. Знают, что многие умрут,
прежде чем наступит тот день, когда кому-то из них удастся вернуться из добровольно
вызванного NDE. Это будет первопроходец. Он сделает первый шаг в завоевании мира
мертвых. По большому счету, это как лотерея, много неудачников на одного
выигравшего…
Он присел, схватил бутылку виски, стоявшую у меня на столике, и налил полный стакан.
Спичкой он заново разжег одну из своих сигареток.
– Мишель, даже ты и я, мы когда-нибудь умрем. И вот перед своей смертью мы себя
спросим, что же мы сделали в жизни. Что-нибудь исключительное, оригинальное! Давай
проложим новый путь. Если нам не удастся, другие продолжат. Танатонавтика только
зарождается.
Такое упрямство привело меня в уныние.
– Ты одержим невозможным, – вздохнул я.
– «Невозможно», именно это говорили Христофору Колумбу, когда он утверждал, что
может поставить яйцо на-попа.
Я горько улыбнулся.
– Как раз это было просто. Достаточно постучать кончиком об стол.
– Да, но он-то первый это обнаружил. На вот тебе, предлагаю решить задачку. Она тебе
покажется такой же невозможной, как и колумбово яйцо в свое время.
Из кармана пиджака он вытащил записную книжку с карандашом.
– Можешь начертить круг и поставить точку в центре, не отрывая карандаш от бумаги?
Чтобы я лучше понял, он сам нарисовал круг с точкой посередине.
– Сделай вот так, но не отрывая карандаша, – приказал он.
– Это невозможно и ты сам это знаешь!
– Не больше, чем поставить яйцо на-попа. Не больше, чем завоевать континент мертвых.
Разглядывая круг с точкой, я недоверчиво пожевал губами.
– Ты правда знаешь решение?
– Да, и я тебе немедленно покажу.
Этот-то момент и выбрал мой дорогой братец Конрад, чтобы без предупреждения
ввалиться ко мне в квартиру. Дверь была не заперта и он, понятное дело, не потрудился
даже постучать.
– Привет честной компании! – жизнерадостно объявил он.
Я не испытывал ни малейшего желания продолжать разговор в присутствии моего брата-
кретина и решил окончательно покончить с этими скабрезными дебатами.
– Сожалею, Рауль, но твое предложение меня не интересует. Что же до твоей задачки, то
без обмана ее решить нельзя.
– Маловерный! – воскликнул он, вечно уверенный в самом себе.
Кинув визитную карточку на столик, он добавил:
– Если передумаешь, то можешь найти меня по этому телефону.
И с этой последней ремаркой он удрал, даже не попрощавшись.
– Я, кажется, знаю этого типа, – заметил мой брат.
Пора сменить тему.
– Слушай, Конрад, – сказал я, будто был жутко рад его видеть. – Слушай, Конрад, как у
тебя делишки?
В фонтане красноречия тут же выбило пробку и я заранее заскучал. Пришлось узнать до
мелочей, как делишки у Конрада. Он занимался импортом и экспортом «всего, чего можно
запихать в контейнер». Он разбогател. Он женился. У него было двое детей. Он купил
отличную корейскую спортивную машину, «просто супер». Он играл в теннис. Он
посещал знаменитые салоны, а в любовницах у него была его же компаньонша по бизнесу.
Конрад с удовольствием разглагольствовал о последних событиях своего счастливого
существования. Он приобрел полотна известного мастера по бросовым ценам, купил
коттедж на морском побережье в Бретани и когда мне «захочется помочь переклеить там
обои, то добро пожаловать». Его дети преуспевали в школе.
Я наклеил любезную улыбку, но еще пара-тройка замечательных новостей в этом же
духе, и я не смогу больше удерживать растущую потребность хорошенько врезать кулаком
по его физиономии. Ничто так не раздражает, как везенье других. Особенно на фоне твоих
собственных неудач…
Три-четыре раза в неделю мне звонила мать:
– Ну что же, Мишель, когда же ты мне, наконец, объявишь что-нибудь хорошее? Пора
уже подумать обзавестись семьей. Посмотри на Конрада, как он счастлив!
Но одни лишь только подталкивания к браку мою мать не удовлетворяли. Она
действовала. Однажды, к моему великому удивлению, она предложила мне написать в
газету брачное объявление: «Знаменитый врач, богатый, интеллигентный, элегантный и
одухотворенный, ищет женщину с такими же качествами». Ну или что-то в этом роде. Я
был вне себя от бешенства!
Пока я был заворожен загадкой круга с нарисованным центром, Конрад продолжал
излагать все подробности своей удачливой жизни. Он описал каждую комнату своего
бретонского поместья и как он обвел вокруг пальца местных туземцев, чтобы заполучить
его за четверть цены.
Ох уж эта его снисходительная улыбка! Чем больше он болтал, тем больше я слышал
жалости в его голосе. «Бедный Мишель, – надо полагать, думал он. – Столько лет учиться,
чтобы влачить такую одинокую, печальную и жалкую жизнь».
Да, это правда. В ту пору жизнь моя была хуже некуда.
Я жил один, по-холостяцки, в своей крошечной студии на улице Реомюра. Больше всего
меня тяготило одиночество, и я уже не испытывал никакого удовлетворения от своей
работы. По утрам я приходил в больницу. Просматривал там план-карты предстоящих
операций, готовил свои растворы, втыкал шприцы, глядел на экраны мониторов.
Пока что мне еще не повезло стать знаменитым анестезиологом, да к тому же мое
существование в роли великого жрица в белом облачении было еще очень далеко от всех
тех надежд, о которых когда-то – очень давно – я мечтал, на краткий миг попав в больницу
Сен-Луи. Сестрички милосердия все-таки носили кое-что еще под своими рабочими
халатиками. Некоторые определенно были свободны, но и они отдавались исключительно
в надежде выйти замуж за врача, чтобы больше не работать.
Моя профессия не принесла мне ничего, кроме обманутых ожиданий.
Я не обладал никаким весом ни в глазах своих начальников, ни подчиненных. Равные же
мне – меня игнорировали. Я был всего лишь полезной вещью, а точнее, рабочим винтиком
с одной-единственной функцией. Тебе дают пациента, ты его усыпляешь, его оперируют и
все по-новой. Ни здравствуйте, ни до свидания.
Конрад все еще трещал как сорока, а я говорил себе, что должно быть что-то другое, чем
моя нынешняя жизнь и Конрадово, так сказать, счастье. Определенно есть что-то другое.
Так как же нарисовать круг и его центр, не отрывая карандаш от бумаги? Невозможно,
решительно невозможно.
Я был несчастен, а Рауль ушел, забрав с собой свое сумасшествие, свою страсть, свою
эпопею, свое приключение, оставив меня в объятиях одиночества и отвращения к самому
себе.
На столике, словно мираж, белела его визитная карточка.
Круг и его центр… Невозможно!
43 – БУДДИСТСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
"Как вы думаете, о ученики, чего больше:
Воды в огромном океане или слез, которых вы проливаете, совершая это долгое
паломничество, мчась от нового рождения к новой смерти,
Вновь встречаясь с теми, кого ненавидите, и вновь расставаясь с теми, кого любите,
Страдая за эти долгие века от боли, горестей, болезней и гнета кладбищенской земли,
Достаточно долго, чтобы устать от существования,
Достаточно долго, чтобы захотеть от всего этого избавиться?"
Поучения Будды, Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
44 – ДОЗРЕЛ
Потребовалось еще несколько недель разочарований, унижений и бесконечного
раздражения, чтобы я решил наконец склониться на сторону Рауля с его сумасбродством.
Немалую роль в этом сыграли беспрестанные звонки матери и неожиданные визиты
моего брата. Добавьте сюда амурную неудачу (одна моя коллега по работе окончательно
мне отказала и ушла с дебилом-стоматологом), отсутствие хороших книг, чтобы меня хоть
как-то подбодрить – и вы поймете, что я был готов для Флери-Мерожи.
И все же последней каплей оказалась не эта тоскливая коллекция мелких неприятностей,
а одна старенькая дама, ожидавшая серьезной операции.
Я уже готовился сделать ей укол анестетика, когда пришел ассистент предупредить, что
хирург еще не готов. Я знал, что это означает. Этот недоделанный дурак расслаблялся со
своей санитаркой в раздевалке. Как только они покончат со своими любовными игрищами,
я смогу усыпить свою пациентку, чтобы он удалил ей опухоль при шансах один к двум,
что она выживет.
Это такой… такой бред! Пять тысячелетий цивилизации и теперь надо еще обождать,
пока хирург славно не кончит и не опоздает на пять минут спасти жизнь больного!
– Почему вы смеетесь? – спросила пожилая дама.
– Да нет, ничего. Это нервное.
– Ваш смех напомнил мне моего мужа, перед тем, как он умер. Я очень любила слушать,
как муж смеется. Он скончался от разрыва аневризмы. Ему повезло, он этого даже не
заметил. Он умер… в хорошем настроении.
Получается, для нее смех мужа прозвучал похоронным колоколом.
– С этой операцией я наконец-то к нему присоединюсь.
– Да что вы такое говорите! Доктор Леви настоящий ас.
Старушка покачала головой.
– Нет, я рассчитываю отдохнуть. Хватит мне уже доживать свой век одной. Я хочу
вернуться к своему мужу. Там. В раю.
– Вы верите, что есть рай?
– Конечно. Это так страшно, если вместе с жизнью все кончается. Обязательно есть что-
то «после» нее. Я опять встречусь с моим Андрэ, там или в другой жизни, мне все равно.
Мы так друг друга любили и так долго!
– Не надо, не говорите так. Доктор Леви вас вылечит, эту вашу маленькую болячку.
Я возражал ей все более и более неуверенно, потому что уже массу раз был свидетелем
некомпетентности этого врача.
Она внимательно смотрела на меня глазами доверчивого, ласкового щенка.
– Что же, я должна вернуться и жить совсем одна, с моими воспоминаниями, в этой
огромной квартире?.. Какой ужас!
– Но ведь жизнь, она ведь…
– Горькая? Без любви, жизнь поистине долина слез.
– Но это же не только любовь, это ведь еще…
– Еще что? Цветы, птички? Какая глупость! У меня в жизни не было ничего, кроме
Андрэ, и я жила только для него. И вот, пожалуйста, эта история с опухолью. Повезло.
– У вас нет детей? – спросил я.
– Ну как же, есть. Ждут не дождутся наследства. После операции вам совершенно точно
будут звонить, доктор, узнавать, могут ли они немедленно завладеть своей новой машиной
или же им придется еще немного подождать.
Наши глаза встретились. Сами собой с моих губ сорвались слова:
– А вы знаете, как нарисовать круг и поставить точку в центре, не отрывая карандаша от
бумаги?
Она рассмеялась.
– Вот так вопрос! Это в детском саду проходят.
Взяв носовой платок вместо бумаги, она показала мне, как это делается. Я пришел в
восторг. Решение было таким очевидным, что, естественно, никогда не приходило мне в
голову.
Старушка мне весело подмигнула. Она оказалась из числа тех, кто понимает, почему
такой ерунде уделяют столько внимания.
– Достаточно поразмыслить и все получится, – сказала она.
Даже узнав решение, я подумал, что Рауль действительно был гений. Гений, способный
нарисовать круг с центром, не отрывая карандаша от бумаги, может, пожалуй, насмехаться
и над смертью…
Тут, толкая перед собой столик с инструментами, вошли две темнокожие санитарки, а за
ними объявился и самодовольный хирург.
Пятью часами позднее она скончалась. Леви в бешенстве сорвал прозрачные каучуковые
перчатки. Он ругал всех и вся. Организм ослаб, больную слишком передержали, на что тут
можно надеяться…
– Может, пойдем пива выпьем? – предложил он мне.
Зазвонил телефон. Как и было обещано, это оказались старушкины детки. Я швырнул
трубку. Рука уже искала в кармане визитную карточку Рауля.
45 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
«Неизвестно, как именно появилась танатонавтика. Согласно одним историкам, в ее
истоках стояла группа друзей, желавших провести оригинальный эксперимент. По другим
данным, первые танатонавты преследовали лишь чисто экономические цели. Они хотели
быстро разбогатеть, прорвавшись в совершенно новый мир».
Учебник истории, вводный курс для 2-го класса
46 – ВПЕРЕД
Я знал, что Рауль предложил мне стать соучастником будущих преступлений.
Преступлений во имя науки или я уж не знаю каких мечтаний о завоевании того света.
Идея отправлять людей на смерть из чистого любопытства меня все еще шокировала, но
в то же время я весь горел желанием хоть чуть-чуть придать остроты своему
существованию.
Чтобы решиться, я даже взялся за монетки. Я улучшил метод Рауля, став использовать не
одну, а три монетки по два франка. Это придавало моему решению больше нюансов. Орел-
орел-орел означало «абсолютно да». Орел-орел-решка: «пожалуй, да». Решка-решка-орел:
«пожалуй, нет». Решка-решка-решка: «абсолютно нет».
Монеты взлетели посоветоваться с потолком. Потом они одна за другой упали.
Орел-орел-решка: «пожалуй, да».
Я взялся за телефонную трубку. В тот же вечер страшно довольный Рауль долго говорил
мне о проекте. В моей маленькой студии его ладони порхали как два счастливых голубя.
Он был опьянен словами.
– Мы станем первыми! Мы завоюем «чудесный континент»!
Чудесный континент против клятвы Гиппократа. Я попробовал удержаться на последней
линии обороны. Если потом дело обернется самым худшим, я всегда смогу самого себя
убедить, что Рауль выкручивал мне руки.
Он бросал в меня новыми аргументами:
– Галилея тоже считали сумасшедшим.
После Колумба – Галилей! Определенно, этот бедный Галилей, сойдя за человека с
горячечным воображением, удачно потом воспользовался своим алиби. Практичный такой
Галилей, ловко это он…
– Ладно, допустим. Галилея считали сумасшедшим, а он оказался совершенно здоров.
Но на одного несправедливо обвиненного Галилея, сколько их, настоящих умалишенных?
– Смерть… – начал было он.
– Смерть? Да я каждый день вижу смерть в больнице! Умирающие что-то не похожи на
твоих танатонавтов. Пройдет сколько-то там часов и от них начинает нести, руки-ноги
сводит трупным окоченением. Смерть – это распад. Это груда омертвевшего мяса.
– Плоть тлеет, душа реет, – философски заметил мой друг.
– Ты же знаешь, я был в коме и душа моя чего-то не реяла.
Он принял огорченный вид.
– Мой бедный Мишель, тебе просто не повезло.
Я должен, должен был сказать Раулю, что отлично знаю, почему он так интересуется
смертью. Вечно этот его отец со своим самоубийством. Ему больше нужен хо-ороший
сеанс психоанализа, а вовсе не этот «Проект Парадиз». Но… орел-орел-решка, я уже
выбрал.
– Ладно, уговорил. Ты мне уже рассказывал о двух первых потерях из-за неправильной
дозы анестетиков. Ну и чем же ты пользуешься, чтобы вызвать кому?
Его лицо засияло улыбкой. Он прижал меня к груди и залился счастливым смехом. Он
знал, что выиграл.
47 – КИТАЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
« Хочешь научиться, как лучше жить? Научись сначала, как умереть».
Конфуций (Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»)
52 – ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
От кого:Бенуа Меркассьер
Кому:Президенту Люсиндеру
Согласно Вашим указаниям, эксперименты начались. Научно-исследовательская группа
состоит из профессора-биолога Рауля Разорбака, специалиста в области анабиоза сурков, и
доктора Мишеля Пинсона, врача-анестезиолога, которым ассистирует медсестра
Амандина Баллю.
Пять заключенных добровольно стали «подопытными кроликами». «Проект Парадиз» в
действии.
53 – СОСТОЯНИЕ ДУШИ
Меня всего трясло, пока я возвращался домой. Очутившись один, я завыл как волк на
луну, но шок, вызванный смертью Марселлина, все не отпускал. Что делать? Продолжать –
плохо. Оставить еще одного будущего танатонавта на верную гибель – опять же плохо. И я
выл. Соседи стали половой щеткой колотить в стенку. Результата они добились. Я умолк,
но так и не успокоился.
Меня раздирали противоречия. Я не мог согласиться с тем, что больше никогда не увижу
Амандину. Но опять класть людей в кому я не испытывал никакого желания. Идеи Рауля
меня зачаровывали. Но я отказывался брать на свою совесть новые трупы. Я не хотел
больше жить в вечном одиночестве. Сама мысль вернуться к своей постылой работе в
больнице мне была противна. По крайней мере, Рауль прав в одном: может быть, этот
проект страшен, но какая же это грандиозная авантюра, какое приключение!
Он ненормален и одержим самоубийством своего отца. Но вот Амандина, что могло
вынудить и это создание сесть за весла сей галеры? Может, она тоже убеждена, что станет
первопроходцем нового мира? У Рауля язык ведь хорошо подвешен.
Я поглощал белый портвейн стакан за стаканом, пока не опьянел. Потом я попробовал
сам себя усыпить, читая романы. Опять я один в своей кровати и в довесок совесть
отягощена смертью человека. Простынь была такой же ледяной, как и охлаждающая
накидка танатонавта.
Следующим утром, когда я пил свое кофе со сливками в бистро, что на углу нашей
улицы, я подумал, а что если смерть Марселлина была вызвана чрезмерным количеством
хлорида калия? Это высокотоксичное вещество, надо бы уменьшить дозу.
По крайней мере, это как раз задача для анестезиолога.
Обычно мы пользуемся тремя классами анестетиков. Наркотики, морфины и кураре. По
привычке я предпочитал наркотики. Но для «облегченной смерти», пожалуй, может лучше
взять кураре?
Хм-м. Нет. Я продолжу с наркотиками.
Понемногу я уходил с головой в чисто технические проблемы. Мои профессиональные
рефлексы срабатывали автоматически. В памяти всплывал университетский курс химии.
Хм-м. Может, мне следовало использовать «Пропофол»?, – сказал я сам себе. – Это
новый наркотик, с улучшенными характеристиками. Как правило, пробуждение наступает
через пять минут, это уже ясно доказано… Нет, «Пропофол», конечно же, плохо сочетается
с хлоридом. Значит, придется все же остановиться на тиопентале. Да, но в каком
количестве? Обычно считается, что надо пять миллиграмм на кило веса. Пять миллиграмм
– минимальная доза, десять – максимальная. Я дал Марселлину 850 миллиграмм, а он
весил 85 кило. Может, снизить дозу…
В 14 часов я позвонил Раулю. В 16 мы все заново встретились на нашем танатодроме
Флери-Мерожи. Как и раньше, заключенные осыпали нас потоком оскорблений.
Бесполезно было их убеждать, что Марселлин добровольно покончил с собой. По пути мы
пересеклись с директором тюрьмы, который не только не сказал ни слова, но даже и не
взглянул в нашу сторону.
Напротив, Хьюго приветствовал нас добродушно.
– Не беспокойтесь, доктор, мы туда доберемся!
Да ведь не о себе же я беспокоился, а о нем…
Я уменьшил дозы. 600 миллиграммов для Хьюго, который весил 80 кг. Должно хватить.
Рауль следил за малейшими моими манипуляциями. Подозреваю, что он хотел научиться
все делать сам на случай, если я совсем откажусь с ним работать.
Амандина протянула Хьюго стакан свежей, прохладной воды.
– Последняя выпивка приговоренного? – иронически обронил тот.
– Нет, – ответила она совершенно серьезно.
Танатонавт лег на стоматологическое кресло. Мы приступили к формальностям:
наложение датчиков, измерение пульса, температуры, а вот и накидка появилась.
– Готов?
– Готов.
– Готова! – добавила и Амандина, помахивая видеокамерой.
Хьюго пробормотал молитву. Потом он широко перекрестился и тут же начал отсчет,
будто хотел как можно быстрее со всем этим покончить:
– Шесть, четыре, пять, три, два, один, пуск!
И состроив гримасу, словно проглотил горькую пилюлю, он нажал на выключатель.
54 – МИФОЛОГИЯ ЯПОНИИ
Страну мертвых японцы называют Ёми. Рассказывают, что бог Идзанаги однажды
отправился туда в поисках Идзанами, своей сестры, которая к тому же была ему женой.
Когда он ее там встретил, то стал упрашивать вернуться в мир живых. «О мой муж,
почему ты пришел так поздно? – ответила Идзанами. – Я вкусила пищу, приготовленную в
печи богов страны Ёми, и с тех пор принадлежу им. И все же я хочу попытаться их
убедить, чтобы они меня освободили. Тем временем подожди и ни в коем случае не
смотри на меня».
Но Идзанаги решил-таки взглянуть на свою сестру-супругу. Нарушая запрет, он взял
свой гребень и с его помощью извлек изо рта зуб и превратил его в пылающий факел. И
после этого он сумел разглядеть Идзанами. Ее глодали черви, чей образ приняли восемь
богов грома. Охваченный страхом, он бросился прочь, думая, что совершил ошибку,
оказавшись в этом месте ужаса и тлена. Разгневанная тем, что он ее покинул, Идзанами
объявила себя оскорбленной. Она послала жутких гарпий вдогонку за Идзанаги, но тот
сумел от них убежать.
Тогда Идзанами ринулась за ним сама. Идзанаги устроил ей ловушку в одной из пещер.
В тот момент, когда оба божества стали произносить формулу развода, Идзанами
воскликнула: «Каждый день я буду хватать по тысяче людей твоей страны, как плату за
твое предательство». «А я каждый день буду рождать по полторы тысячи», – ответил ей
Идзанаги, ничуть не смутившись.
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
55 – ЕЩЕ ДЕСЯТОК
Хьюго так и не вернулся. Он остался на полпути между континентом мертвых и миром
живых. Умереть он не умер, но оказался в запредельной коме, с остановившимся взглядом,
почти совершенно плоской энцефалограммой и редкими пиками на ЭКГ. Он превратился в
«овощ», как говорят медики. Его сердце и мозг работали, в этом сомнения не было, но он
больше не мог ни двигаться, ни говорить.
Я добился, чтобы его приняли в службу сопровождения умирающих нашей больницы.
Ему отвели специальную палату. Много лет спустя Хьюго перевезли со всеми
предосторожностями в Смитсоновский Институт в Вашингтоне, в раздел Музея Смерти.
Каждый может видеть, что происходит с теми, кто застрянет между обоими мирами.
Когда я размышляю об этой второй попытке запуска, мне кажется, что она вполне могла
получиться. В любом случае этот эксперимент оказался очень ценным, потому что
позволил мне определить разумную вилку дозировки тиопентала и хлорида калия.
Как бы то ни было, мы порастратили своих пятерых «морских свинок». Три смерти,
дезертир и один «овощ». Славный баланс подбили, нечего сказать!
Рауль немедленно предпринял атаку на Меркассьера, чтобы нам дали новые объекты для
исследований. Министр во второй раз получил «добро» от президента Люсиндера. Вновь
начался безжалостный отбор. Мы хотели тех, кто был осужден на пожизненное
заключение, а они, в свою очередь, должны были стремиться покинуть тюрьму.
Допускалось, что они могут испытывать желание покончить с собой, но не слишком
сильное. Нам нужны были люди в здравом уме, ни наркоманы, ни алкоголики.
В особенности важно было вот что. От них категорически требовалось иметь хорошее
здоровье, чтобы выдержать хлорид калия. Чтобы умереть в добром здравии, это же
очевидно.
Нельзя сказать, что совершенно случайно в один прекрасный день пред нами предстал
громила Мартинес, вожак хулиганской шайки, напавшей на нас как-то при выходе из
лицея. Он нас ничуть не узнал. Я вспомнил высказывание Лао-Цзы: «Если тебя кто-то
обидит, не ищи мести. Просто сядь на берегу реки и скоро мимо тебя проплывет его труп».
Мартинес очутился в тюрьме из-за темной истории, связанной с попыткой ограбления.
Поскольку к тому времени он довольно-таки растолстел, то уже не мог бегать так же
быстро, как и его сообщники. Боксировал он хорошо, но на ноги был слабоват. Тот
полицейский, что загнал задыхающегося Мартинеса в угол, надо полагать, был
спортсменом получше. Увы, два человека погибли из-за этого ограбления. Суд не признал
каких бы то ни было смягчающих обстоятельств. Пожизненный приговор.
Мартинес с блеском прошел отборочные испытания в отряд танатонавтов. Он даже
выглядел очень заинтересованным принять участие в эксперименте, который мог сделать
его знаменитостью. Он верил в свою звезду, позволившую ему пережить наши
манипуляции, сами по себе достаточно опасные.
– Вы знаете, господа врачи, – хвастался Мартинес, – меня ничем не испугаешь!
Я вспомнил, что действительно, когда он со своими приспешниками оказался вшестером
против нас двоих, он ничуть не боялся моих слабых кулаков.
Рауль объявил, что ничего не имеет против Мартинеса и что считает его очень даже
подходящей «морской свинкой». Я же, со своей стороны, предпочел бы удалить его из
нашего списка кандидатов. Я слишком хорошо помнил его удары, чтобы верить самому
себе, что не допущу ошибки при дозировке. Так просто он бы от меня не ушел. Не в силах
более сдерживаться, я его вычеркнул.
Гангстер стал орать, что мы не принимаем никого, кроме идиотов, и что не даем ему
шанса стать богатым и знаменитым. Потом он принялся за оскорбления.
Хорошо еще, что он нас не узнал! А то вполне мог бы накатать жалобу, что мы, дескать,
с ним сводим счеты!
Словом, Мартинес больше не фигурировал среди нашей следующей пятерки «морских
свинок». Точнее, должен вам сказать, среди нашей следующей пятерки умерших. Смерть
больше меня не задевала. Я испытывал чувство, будто запускаю петарды в небо. Если они
взрывались при старте, надо вносить необходимые поправки, чтобы зажечь все-таки
фейерверк, увенчанный успехом.
Третья серия «подопытных кроликов». И среди них один по имени Марк.
Датчики, замер пульса и температуры, охлаждающая накидка. Рауль кричит:
– Готовы?
Мы хором отвечаем:
– Готов!
– Готова!
Будем надеяться, что наш парень не умрет от страха. Его то бросало в пот, то колотила
дрожь. Он даже не остановился перекреститься.
– Шесть… пять… четыре… три… два… один с половиной… один с четвертью… один…
п-п… п-пуск? Ладно, п-пуууууск! – не вполне уверенно проговорил он.
И дважды нажал на выключатель блестевшим от пота пальцем.
56 – МИФОЛОГИЯ МЕСОПОТАМИИ
В мифологии Месопотамии страна мертвых называется «страной, откуда не
возвращаются». Песнь:
К Эрешкигаль люди направили посла. Когда тот попросил, чтобы Иштар разрешили
отпить из меха, где хранилась живая вода, царица его прокляла. Песнь:
Похоже, что посла отправили в Ад, чтобы обменять на Иштар. Этим путем люди хотели
вернуть плодородие. И действительно, через какое-то время Эрешкигаль приказала
обрызгать Иштар живой водой и затем отвести обратно. Пока та проходила по-очереди
через семь ворот, ей возвращали ее вещи. Вот как получилось, что на земле все вернулось
на круги своя.
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
57 – ОШИБКА ЭКСПЕРИМЕНТА
Растирания. Искусственное дыхание. Электрошок.
Марк открыл глаза, а мы, в свою очередь, уставились на него.
Неужели наконец-то получилось?
Наш герой вывел нас из состояния ступора, одним прыжком вылетев из кресла и в диком
возбуждении принявшись крушить все вокруг себя, издавая при этом жуткие вопли.
– Видел, я их видел! Они там! От них не убежать, они везде!
– Кто? Да кто же? – потребовал Рауль своим самым твердым голосом.
– Черти! Всюду черти, хотят меня сварить в огромном котле! Я не хочу умирать! Не хочу
их больше видеть! Никогда, ни за что!
Он впился в меня тусклыми зрачками и зашипел:
– И ты, ты тоже черт. Одни черти кругом.
И швырнул в меня бутылью с химикатами. Потом, схватив охапку шприцев, стал
гоняться за Амандиной и один воткнул ей в ягодицу. Когда я попытался его перехватить,
Марк рассек мне лоб ланцетом. У меня до сих пор шрам.
Такое поведение несколько охладило наш энтузиазм. Сначала «овощ», теперь
сумасшедший! Марк даже на Рауля произвел впечатление. И в то же время мы не
переставали друг друга спрашивать: «А что, если и вправду получилось? Что, если Марк
действительно принес нам свидетельства с того света? Не его вина, что он не запомнил
ничего, кроме ужаса».
Тем не менее, видеопленку мы не уничтожили, а Марка отправили в психиатрическую
больницу. Все же он был нашим первым «кроликом», пережившим NDE. Может, у него не
осталось никаких воспоминаний о светящихся туннелях, но он, по крайней мере,
целехоньким вернулся в свое тело, если не считать потери рассудка.
В тот вечер я отвез Амандину в своей машине. Она то скрещивала свои красивые ноги,
то опять садилась прямо. Ее рана на ягодице оказалась незначительной. Мне же
потребовалась наложить на лоб двадцать пять стежков.
Черное платье Амандины – она всегда одевалась в черное – шуршало самым
чувственным образом.
Пережив столь динамичный спектакль, она не испытывала никакого желания
возвращаться домой на электричке и, кроме того, ни я, ни она после всего этого не хотели
провести вечер в одиночку.
Ведя машину, я пробормотал:
– Может, остановимся на этом?
Амандина и ее вечное молчание. Я всегда себе говорил: «Раз она такая красивая и совсем
не разговаривает, должно быть, она думает о разных замечательных вещах». Но сегодня ее
молчания мне было недостаточно. Она же не была декорацией. Как и я, она видела этих
людей – умерших или неожиданно сошедших с ума.
Я настаивал:
– Сколько бессмысленных смертей! И все ради жалкого результата… Вы сами-то о чем
думаете? С тех пор, как мы познакомились, я ни разу не слышал от вас фразы длиннее
двух-трех слов. Мы работаем вместе. Нам надо поговорить. Нужно, чтобы вы помогли мне
остановить Рауля. Все это длится уже достаточно долго. Без вас мне никогда не удастся его
убедить.
В конце концов она снизошла до того, чтобы на меня взглянуть. Смотрела она на меня
долго, не мигая. Приоткрылся рот. Наконец-то она собралась что-то сказать.
– Напротив.
– Где напротив?
– Напротив, мы должны продолжать. Просто для того, чтобы все эти смерти не
оказались напрасны. Наши танатонавты знают, чем рискуют. Они знают, что их смерть
даст следующему чуть больше шансов преуспеть.
– Да это как партия в покер, блеф за блефом, чтоб потом махом покрыть все потери! –
воскликнул я. – А еще это верная дорога продуть все до нитки. Пятнадцать жертв! Не
научный проект, а игра в убийство, вот так вот!
– Мы первопроходцы, пионеры, – парировала она ледяным тоном.
– На этот счет у меня поговорочка есть: «Как узнать, кто настоящий пионер? Это тот, кто
валяется в прерии со стрелой в спине.»
Она еще больше раздражилась:
– Вы что, думаете, все эти смерти меня не волнуют? Все наши танатонавты – это были
замечательные люди, такие храбрые…
Голос ее дрожал. Но это был первый раз, когда она произнесла два предложения подряд.
Я принялся ее провоцировать:
– Это не смелость, это склонность к самоубийству.
– Склонность к самоубийству! А Христофор Колумб не был законченным самоубийцей,
отправившись на край света в скорлупке? А Юрий Гагарин, со своей жестяной бочкой на
ракете? Он не был самоубийцей? Без таких людей мир никогда бы не развивался…
Ага! Галилей, Колумб, а сейчас вот еще и Гагарин. Сколько хочешь прецедентов для
оправдания массовых убийств!
Амандина все еще горячилась и упорно называла меня на «вы».
– Я считаю, что вы ничего не понимаете, доктор Пинсон. Вы не находите странным, что
у нас столько добровольцев? Все заключенные знают о наших неудачах, так почему же они
к нам идут? А я вам скажу, почему: потому что на нашем танатодроме эти отверженные
чувствуют, что превращаются в героев!
– В таком случае отчего же другие заключенные обзываются?
– Парадокс. Они желают нам смерти за гибель своих друзей, но и сами готовы к смерти.
Когда-нибудь у одного из них все получится, я в этом убеждена.
Все в Амандине меня привлекало. Ее холодность, ее молчание, ее таинственность, а
сейчас вот ее горячность…
Эта блондинка в черном, сидящая в моей машине, была словно сверкающий огонь,
сводящий меня с ума. Может, как раз из-за частых встреч со смертью мои жизненные
порывы были так обострены! Впервые я оказался один на один с Амандиной, Амандиной
взволнованной, Амандиной эмоциональной. Я решил идти ва-банк. Такого случая больше
не представится. Машину подбросило на каком-то бугорке, моя рука соскользнула с
рычага коробки передач и совершенно случайно оказалась на ее коленке. Кожа ее была как
шелк и невероятно нежной.
Она оттолкнула мою руку, словно это была какая-то гадость.
– Сожалею, Мишель, но вы, честное слово, совершенно не мой тип.
Какой же он, интересно, этот твой тип?
58 – ОПЯТЬ ВПУСТУЮ
В четверг, 25-го августа, министр науки инкогнито посетил наш танатодром Флери-
Мерожи. Бенуа Меркассьер хотел лично поприсутствовать при «запуске». На лице
министра читалась озабоченность человека, пытающего себя вопросом, не заманили ли
его поучаствовать в идиотизме столетия. И если так, есть ли еще время хоть что-то
исправить, пока не вызвали держать ответ?
Он пожал мне руку, пробормотал не вполне убедительные приветствия и с
утрированным оживлением принялся ободрять новую пятерку наших танатонавтов.
Осторожно он осведомился у Рауля о числе наших неудач и подскочил на месте, когда тот
на ушко выдал ему цифры.
После этого он подошел ко мне и отвел подальше, в самый угол комнаты:
– Может быть, ваши «ракетоносители» слишком токсичные?
– Нет. Я тоже так считал поначалу. Но проблема не в этом.
– А в чем же?
– Да понимаете, после всех этих опытов у меня такое впечатление, что когда человек
оказывается в коме, у него появляется… как бы это сказать… появляется выбор, что ли.
Уйти или вернуться. И они все предпочли уйти.
Меркассьер наморщил лоб.
– В таком случае, можете ли вы их вернуть силой, к примеру, более мощными
электроразрядами? Знаете, когда президента спасали, так не остановились ни перед чем.
Вставили электроды прямо в сердце!
Я задумался. Сейчас мы говорили, как два ученых, испытывавших взаимное уважение. Я
взвесил слова.
– Не так все просто. Надо определить точный момент, когда человек ушел «достаточно
далеко», но не «слишком». Это проблема хронометрии. С Люсиндером повезло, они,
должно быть, вытащили его в ту самую секунду, когда все еще было возможно.
Безусловно, по чистой случайности.
Министр попытался выглядеть образованным даже в той области, где он, по сути дела,
ничего не понимал.
– Пусть даже так. Попробуйте тогда изменить напряжение, уменьшить количество
наркотика, снизить дозу хлорида калия. Может быть, начать их оживлять пораньше.
Мы все это уже перепробовали, но я покивал головой, словно он только что открыл мне
магический секрет. В то же время я не хотел его вводить в заблуждение и поэтому
добавил:
– Нужно, чтобы они добровольно выбрали возвращение, пока у них есть такая
возможность. Видите ли, я много над этим размышлял. Никто и понятия не имеет, что
заставляет их продолжать идти дорогой смерти. Что такое им сулят на том свете? Узнать
бы про ту морковку, тогда мы могли бы предложить что-нибудь попривлекательнее!
– Ваши танатонавты напоминают мне моряков XVI-го столетия, которые предпочли
остаться на райских островах Тихого океана в окружении красивейших женщин и
благоухающих фруктов, вместо того, чтобы с огромными трудностями плыть обратно, в
свою родную Европу!
Действительно, ситуация во многом напоминала, к примеру, историю про мятеж на
паруснике «Баунти». Наши танатонавты были такими же узниками, как и моряки той
эпохи, и с такой же жадностью стремились укрыться в новых землях.
– Как сдержать смерть? – задумчиво спросил Меркассьер. – Что заставляет людей с ней
бороться, что движет больными, когда они хотят выздороветь?
– Вкус к счастью, – вздохнул я.
– Да, но что делает их счастливыми? Как повлиять на ваших людей, когда они
сталкиваются с дилеммой: «уйти или вернуться»? Стимулы ведь так разнообразны!
Я уже давно заметил в нашей больнице, что воля человека играет самую важную роль
при спонтанном выздоровлении. Некоторые люди просто отказываются умирать и потому
остаются жить. В одном из исследований, проведенном среди китайцев, живущих в Лос-
Анджелесе, я прочитал, что показатель смертности падал практически до нуля в день их
великого новогоднего карнавала. Старики и умирающие словно «программировали» самих
себя, что должны еще пожить и вновь порадоваться празднику. На следующий день число
смертей возвращалось к обычному уровню.
Возможности человеческой психики безграничны. Я сам развлекался тем, что развивал у
себя способность просыпаться в восемь утра без будильника. Получалось без осечки. Я
также знал, что в закоулках моего мозга скопилось огромное количество информации и
что мне осталось только научиться открывать эти «ящички» в голове, чтобы получить к
ней доступ. Без сомнения, имелось множество исследователей, увлеченно работающих над
самопрограммированием собственной нервной системы.
Так почему бы не вернуться из комы за счет одной только силы воли?
Как бы то ни было, но в тот день танатонавт не сделал ставку на возвращение. Завидев
его конвульсии в момент смерти, четыре его товарища хором отказались от дальнейшего
участия. Мы решили, что в будущем уже не будем рассчитывать на эффект коллективной
конкуренции. С этого момента наши пионеры-первопроходцы станут стартовать
поодиночке. Но, может быть, уже слишком поздно? Даже в тюрьме Флери-Мерожи нам
стало все труднее и труднее находить добровольцев.
59 – ТИБЕТСКАЯ МИФОЛОГИЯ
Согласно жителям Тибета, буддистский пантеон населен девятью группами
демонических созданий:
1.Год-сбин: Храмовая стража. Источники великих эпидемий.
2.Бдуд: Демоны высших сфер. Могут принимать облик рыб, птиц, трав и камней. Их
начальник обитает в черном десятиэтажном замке.
3.Срин-по: Великаны-людоеды.
4.Клу: Адские божества в обличии змей.
5.Бцан: Боги, живущие в небесах, лесах, горах и ледниках.
6.Лха: Небесные божества белого цвета. Благожелательны. Предположительно, живут на
плечах у всех и каждого.
7.Дму: Злонамеренные демоны.
8.Дре: Посланцы смерти, зачастую ответственны за смертельные болезни. Все зло, от
которого страдают люди, вызвано по воле демонов Дре.
9.Ган-дре: Группа божеств с больным чувством юмора.
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
60 – ФЕЛИКС КЕРБОЗ
Если говорить начистоту, Феликса Кербоза никто бы не захотел к себе в соседи.
Имелись, правда, и кое-какие смягчающие обстоятельства.
Начнем с того, что он был нежеланным ребенком. Когда журнал защиты интересов
потребителей, "Тестируем для вас ", обнаружил, что презервативы, которыми пользовался
его отец, были надежны только на 96%, у Феликса не осталось никаких сомнений, что он
оказался жертвой 4%-ного дефекта. Не говоря уже про отца. Сам факт, что тот уже
тридцать пять лет как отсутствовал, выйдя из дома купить сигареты, лишний раз
подтверждает, сколь сильно на папашу подействовало это предательство.
Сюзетт, его мать, немедленно попыталась сделать аборт, но Феликс, хоть и был в ту пору
лишь зародышем, уже вцепился в жизнь, словно блоха в собаку. Неоднократные попытки
подпольных гинекологов привели лишь к тому, что лицо еще не родившегося младенца
оказалось обезображено.
Затем мать дважды пыталась его утопить. Под предлогом, что надо смыть шампунь, она
сунула его с головой прямо в заполненную ванну. Но она плохо рассчитала и Феликс сумел
очень быстро выкарабкаться наружу. Позднее она толкнула в реку своего едва
научившегося стоять ребенка. Однако Феликс уже приобрел навык выбираться из трудных
ситуаций. Он чуть было не угодил под винты сухогруза, отделавшись только шрамом на
щеке, и смог добраться до берега, ухватившись за зонтик, которым его неуклюже
колошматила по голове мать.
Все свое детство Феликс Кербоз спрашивал себя, почему на него так все смотрят.
Потому что он уродлив? Или завидуют, что у него такая замечательная мама?
Он долго сдерживался, но когда Сюзетт умерла, Феликс взорвался. Он обнаружил, что
потерял единственного человека, которого он любил на всей планете. Сейчас у него
осталась только ненависть.
Поначалу она проявилась в форме регулярных атак на шины ни в чем не повинных
автомобилей, которые он кромсал своим ножом. Но облегчения не было. Затем он связался
с бандитами и принялся рэкетировать богатеньких сынков, причем у этих счастливчиков
еще имелись и живые мамаши! Троих из них, что артачились платить, он убил и так стал
исполнителем самой грязной работы. Но когда, к восемнадцати годам, его дружки стали
проявлять определенный интерес к противоположному полу, Феликс отказался
участвовать в изнасилованиях. Что его возбуждало, так это свалиться как снег на голову на
какого-нибудь буржуя и засадить ему в бок перышко. Этим манером он мстил за свою
любимую мать, которая все жилы надорвала, чтоб его вырастить.
Оказавшись в возрасте двадцати пяти лет перед судом присяжных, он не смог убедить их
в том неизъяснимом наслаждении, которое испытываешь, когда твой длинный и острый
как бритва нож входит в мягкое подбрюшие ближнего твоего. Страсть Феликса к изящным
манипуляциям с кинжалом что-то не доходила до судей. По требованию прокурора его
осудили на двести восемьдесят четыре года, с возможностью снижения срока до двухсот
пятидесяти шести лет при условии образцового поведения. Защитник Феликса объяснил
ему, что этот приговор равносилен пожизненному заключению, «если только прогресс
медицины не удлинит среднюю продолжительность жизни человека, ныне составляющую
девяносто лет».
Работа с утра до ночи на фабрике по выпуску половых щеток из свиной щетины не
скрашивала жизнь заключенного. Феликс решил законным образом выйти из тюрьмы. Его
хорошее поведение уже сократило срок до двухсот пятидесяти шести лет. Как этот
процесс ускорить?
Директор тюрьмы нехваткой идей не страдал. В наши дни продается и покупается все.
Это и есть современное общество. Увы, если не считать излишка лет своего срока, Кербозу
«покупать» было не на что.
– Откуда ж у меня деньги? – заволновался несчастный.
– Да кто говорит о деньгах? С таким здоровьем, как у тебя! Это же отличный капитал!
И началась адская бухгалтерия.
Чтобы скостить срок, Феликс стал испытывать на себе фармацевтические препараты,
которые еще не получили разрешения, поскольку никто не знал их побочных эффектов.
С тех пор как под давлением друзей «братьев наших меньших» эксперименты на
животных были запрещены, промышленности не осталось ничего другого, кроме как
обратиться к заключенным.
Феликс «зачел» себе три года, испытав сердечный дефибриллятор, подаривший ему
аритмию и бессоницу. Раствор для полоскания зубов со слишком большой концентрацией
фтора испортил печень (пять лет зачета). После особо сильного мыла слезла кожа с
суставов (три года). Сверхактивный аспирин вызвал язву желудка (десять лет). На
редкость едкий лосьон оставил только половину волос на голове (четыре года). Феликс
Кербоз усвоил, в чем тут мораль, и временами даже удивлялся, что некоторые продукты
почему-то оказывались безвредными!
Когда случился мятеж, он со своими кулаками встал на сторону охраны (десять лет
зачета). Он сдал администрации торговцев наркотиками, которые безжалостной рукой
правили заключенными (три года зачета ценой ненависти со стороны тех, кто стал
испытывать ломку).
– Феликс, ты чего это все время на полусогнутых?
– Отвали. Чё хочу, то верчу. Задумка одна есть. Я отсюда выйду, понял?
– Ну-ну. Пожри еще свою химию и тебя отседова на руках понесут. Ногами вперед.
Каждую субботу Феликс сдавал кровь (неделя зачета за четверть литра). По четвергам он
выкуривал десять пачек папирос без фильтра по заказу Минздрава, изучавшего вредные
свойства табака (день зачета за каждую пачку). По понедельникам и вторникам он
проходил испытания в сурдокамере. В этой совершенно белой, полностью изолированной
от шума комнате он в неподвижности проводил целый день, без еды и питья. Вечером
приходили люди в белых халатах и выясняли, в какой момент испытуемый потерял
сознание.
Так, страдание за страданием, Феликсу удалось сократить срок до ста сорока восьми лет.
У него осталась только одна работающая почка. Какой-то противовоспалительный
препарат с особо извращенными свойствами сделал его глухим на левое ухо. Он
беспрестанно щурился благодаря контактным линзам, столь мягким и липучим, что их
нельзя было снять. Ничуть не обескураженный, он продолжал верить, что однажды отсюда
выйдет.
Когда директор сказал ему про «Проект Парадиз», сулившем двадцать восемь лет зачета,
Феликсу ни на секунду не пришло в голову потребовать более полной информации. Никто
и никогда не делал ему раньше столь замечательного подарка.
Разумеется, по тюрьме ходили слухи, что уже порядка сотни заключенных потеряли
свою шкуру в том подвале, где ставили эксперименты. Феликса это нисколько не заботило.
После всего, что ему пришлось проглотить и при этом не лопнуть, Феликс был уверен в
своей счастливой звезде. Другим просто не повезло, и все дела! В конце концов, на нет и
суда нет, а за двадцать восемь лет зачета от тебя потребуют попотеть, уж будьте покойны!
Он поудобнее устроился в стоматологическом кресле, пошевелил плечами, привыкая к
электродам, и потуже подоткнул под себя охлаждающую накидку.
– Готов?
– А как же, я к вашим услугам, – ответил Кербоз.
– Готов.
– Готова!
Ни молитвы, ни осенения крестом, ни скрещенных пальцев. Феликс довольствовался
куском жевательного табака, который всегда носил за правой щекой. В любом случае он ни
черта не смыслит в этой научной фигне и ему вообще на все наплевать. Лучше подумаем о
той премии, что нас ждет. Двадцать восемь лет зачета!
Как ему и было приказано, он стал медленно отсчитывать:
– Шесть… пять… четыре… три… два… один… пуск.
И с невинным видом нажал на выключатель.
62 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
Рапорт в компетентные органы
Рауль Разорбак, с помощью группы ученых, в настоящее время занимается
экспериментами над смертью. Число жертв уже превысило сотню человек. Требуется ли
принять меры?
63 – НОВАЯ ПОПЫТКА
Мы с Раулем и Амандиной использовали привычную, отработанную методику
посткоматозного пробуждения. Но я в нее уже по-настоящему не верил. Один только Рауль
внимательно смотрел на тело танатонавта и словно заклинание повторял: «Проснись,
прошу тебя, проснись».
Мы предпринимали реанимирующие манипуляции, отсутствующим взглядом
просматривали ЭКГ и ЭЭГ.
– Проснись, проснись! – читал свои псалмы Рауль.
Машинально я выполнял все необходимые процедуры.
Потребовался громкий вопль, чтобы вывести меня из этой апатии.
– Палец! Он пальцем дернул! – закричал Рауль. – А ну все сюда! Он шевелится!
Я не хотел поддаваться напрасным иллюзиям, но все-таки придвинулся.
Внезапно пискнул электрокардиограф. Поначалу крошечный такой писк. Потом еще
один, потом еще. И наконец, уверенно: пинь, пинь, пинь. Опять шевельнулся один палец. А
за ним и другие.
Там, на кресле, после ладони пробудилась рука, за ней плечо. Только бы не еще один
полоумный! Впрочем, решив подготовиться на случай нового злоключения в уже
известном нам духе, я теперь таскал с собой резиновую дубинку.
Задрожали веки. Приоткрылись глаза. Рот исказился в гримасе, которая затем
превратилась в улыбку. Пинь, пинь, пинь – мозг и сердце вновь вышли на свой нормальный
ритм.
Наш подопытный кролик не напоминал ни «овощ», ни безумца.
Он здоров, как телом, так и духом. Танатонавт вернулся на танатодром в полном здравии,
душевном и телесном!!!
– Айяааааааааааааааааааааа! Вышло! Вышло! – вопил Рауль.
Весь ангар дрожал от радостных криков. Мы втроем обнимались, как ненормальные.
Разумеется, первым в себя пришел Рауль.
– Ну? ну? как? – потребовал он, склонившись над Феликсом.
Мы замерли в жадном нетерпении услышать первое слово от нашего чрезвычайного и
полномочного путешественника. Каким бы оно ни было, это первое слово, этот человек,
вероятно, войдет в учебники истории, ведь он первый, кто совершил успешную поездку в
страну мертвых, и обратно.
В помещении воцарилась тишина. Мы так ждали этого момента. Вплоть до сего часа –
сплошные неудачи, а этот маньяк с походкой питекантропа все тянул и тянул с ответом,
получить который мир мечтал целую вечность.
Он открыл рот. Вот, вот сейчас он скажет. Нет, опять захлопнул. Потом рот вновь
приоткрылся. Вторая попытка. Феликс сощурил глаза и с трудом, ржавым голосом,
выдавил:
– А-а… бл…дь.
В изумлении мы на него уставились. Он потер себе лоб.
– Ну, бл…дь, во дают!
Затем он уперся в нас взглядом, будто его раздражало такое к себе внимание.
– Ну что, дали мне двадцать восемь лет зачету?
Мы хотели трясти нашего пациента и орать поздравления, но вовремя вспомнили, что
тому еще надо время придти в себя. Рауль все же настоял на своем:
– Как… там?
Феликс потер себе запястья и прищурил глаз.
– Да как вам сказать… Ну вылез я, значит, из кожи. Поначалу-то я чуть не наложил. Стал
ну прям как твоя птичка. Блин! Летаю, значит, над собой… Ну! Поднялся вверх, а там все
эти… мертвяки свежие, тоже летают. И такие рожи, главное! Мы полетали немного, а
потом смотрю, попали в круг, а он аж весь светится. Я такой по ящику видел, там еще
тигров через них пускают.
Он перевел дыхание. Мы жадно ловили каждое его слово. Польщенный таким
вниманием, он продолжил:
– Ваще, не поверишь! Он навроде карманного фонарика. Неоновый круг такой, а внутри
свет, и этот свет как бы меня тянет. Говорит, иди, мол, сюда. Ну я и пошел. Раз, и попал в
огненный круг, как тигр в цирке. И пошел на фонарик…
Рауль не смог удержаться, чтобы не прервать:
– На свет в центре, в огненном круге?
– Оно самое. Как в мишень. Не знаю, я говорил, у меня это все прямо в башке звучало.
Он мне – давай, мол, еще ближе. Что все будет хорошо.
– И вы туда пошли? – страстно спросила Амандина.
– Ну да. И я там вижу, это типа как воронка, а в ней всякие штуковины вертятся.
– Какие штуковины?
– Да разные, какие! Звезды там, пар, струи какие-то странные, вертятся в этой воронке.
А она здоровая такая, хоть ты туда тыщу домов запихай.
Рауль шлепнул кулаком по ладони.
– Континент мертвых! – воскликнул он. – Он видел континент мертвых!
– Продолжайте, прошу вас, пожалуйста, – взмолился я.
– Ну вот, я туда ближе, потом еще ближе, а потом чую, еще малость, и я уже не вернусь.
Ну-у, думаю, и нафига я тогда срок скашивал! А свет твердит в башке, что, дескать, это все
неважно, что на земле одна суета… Эх! И здоров же он говорить! И тут я чувствую, будто
попал в пещеру Али-Бабы, а там полно сокровищ, только не золото-серебро, а всякие
приятные ощущения. Хорошо так, тепло, сладко, мягко. Как маму нашел. Это самое…
водички бы стаканчик, а? Во рту все пересохло.
Амандина пошла за стаканом. Он осушил его одним глотком и продолжил:
– Я ничего не мог поделать, только вперед идти. Блин! Но там вижу, вроде как стенка
прозрачная. Не кирпичная, а мягкая, как ж…па. Я так и подумал: я в прозрачной ж…пе.
Ну, думаю, так дело не пойдет. Ежели я ее пересеку, стенку эту, то назад уже не вернусь и
прости-прощай мои двадцать восемь лет зачету. Тут я по тормозам.
Вот, пожалуйста, этот тип решил мою проблему «выбора». Он нашел причину остаться
жить. Я бы не вернулся.
Феликс вздохнул:
– Это, знаете, нелегко. Сам с собой боролся, чтоб развернуться на сто восемьдесят,
вместе с душой-то. А потом вдруг какая-то длинная веревка, белая вроде серебра, меня
сюда – раз! и тут уж я гляделки открыл.
Мы втроем – я, Рауль и Амандина, – были словно на седьмом небе. Все наши жертвы
оказались не напрасны. Наши усилия наконец-то дали плоды. Человек прорвал барьер
смерти и вернулся с рассказами о том свете. А что же там, еще дальше, за этим
светящимся и нематериальном миром?
После холодной воды Феликс потребовал стакан рому. Амандина налила ему еще один.
Меня трясло от возбуждения:
– Надо созвать пресс-конференцию. Люди должны узнать…
Рауль тут же меня осадил:
– Слишком рано, – сказал он. – Пока что наш проект должен оставаться таким, как он
есть: «Совсекретно».
64 – ЛЮСИНДЕР
Президент Люсиндер поглаживал шею Версинжеторикса. Он был в восторге.
– Так что же, Меркассьер, у них получилось?
– Да. Я своими глазами видел кассету с записью взлета и посадки этого… танатонтавта.
– Танатонавта?
– Это они изобрели такое слово для обозначения своих «подопытных кроликов» или
«свинок». Означает «разведчик смерти» или что-то в этом духе, по-гречески.
Президент прикрыл глаза и улыбнулся.
– Неплохо, совсем даже неплохо. Очень поэтично. По крайней мере, мне нравится. В
какой-то степени технический жаргон, но некоторая серьезность нам не повредит.
В действительности, Люсиндер просто ликовал. Неважно, как их назвать: некропилоты,
смертолетчики, визитеры рая… Смысл один и тот же.
Меркассьер попробовал привлечь к себе внимание. В конце концов, именно он
организатор проекта и, стало быть, имеет все основания гордиться успехом. Доверяя, как и
прежде, той линии поведения, что разработала его супруга, он рискнул:
– По сути дела, они стали пионерами-разведчиками Новой Австралии.
– О да, Меркассьер! Вы наконец-то поняли мою мысль.
Министр пытался убедить его в выгодах этого открытия, но именно он, президент,
обладающий столь грандиозной дальновидностью, войдет в учебники истории. Люсиндер
подумал, что вот оно – бессмертие. Ему возведут памятники на площадях, улицы станут
носить его имя… Он уже заплатил цену: десятки погибших или, кажется, что-то около
сотни… Но ему удалось!
Меркассьер прервал поток мечтаний о славе:
– А сейчас, мсье президент, что будем делать?
65 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
«После запуска первых танатонавтов результаты превзошли все ожидания. Первый же
доброволец, Феликс Кербоз, немедленно смог взлететь и сесть на танатодром. Пионеры
танатонавтики были поражены, насколько быстро они сумели достичь успеха».
Учебник истории, вводный курс для 2-го класса
66 – КЕЛЬТСКАЯ МИФОЛОГИЯ
"В кельтской мифологии тот свет представляет собой таинственную область, где нет ни
смерти, ни работы, ни зимы. Он населен богами, духами и вечно юными людьми. Галлы
называли эту страну «Аннвн». Там находится котел воскрешения и рог изобилия. Котел
воскрешения возвращает к жизни погибших воинов, а из рога изобилия питаются
бессмертные.
Для галлов и ирландцев страна «Аннвн», или тот свет, столь же реален, как и наш
материальный мир. Достаточно определенных магических приемов, чтобы перемещаться
из одного мира в другой".
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
67 – ПОСЛЕ ПРАЗДНИКА
– Хотела бы я быть Феликсом.
Амандина, обычно столь сдержанная, уже не пыталась скрывать свою радость. Как и
после каждого сеанса эксперимента, я провожал ее домой. В тот вечер мы были слегка под
мухой. На танатодроме мы смогли отпраздновать наш секретный триумф только бутылкой
игристого – денег-то не хватало. И все же наши пластмассовые стаканчики подлетали
высоко.
– Какой же фантастический момент мы пережили! Как бы я хотела стать первым
человеком, первым танатонавтом, ступившем на запредельный континент и вернувшимся
оттуда! Как бы я хотела быть Феликсом!
Я же пытался удержаться пока на этой земле.
– Не так-то это просто. У него была причина, движущая сила. Вы же слышали, его
самого притягивал свет. Он колебался, возвращаться ли ему. Феликс сумел это сделать
только оттого, что был прежде всего «запрограммирован» добиться снижения срока
заключения именно в этом мире.
Я прибавил газу. За стеклами машины, в полумраке проносился угрюмый пригородный
пейзаж. Я взглянул на Амандину, которая вновь углубилась в себя, несмотря на ухабистую
дорогу.
Я начинал ее лучше понимать. Рауль однажды мне о ней рассказал. Эта красивая
женщина была очень сознательной медсестрой. Даже слишком сознательной. Амандина не
могла больше выносить, как в той больнице, где она работала, на ее глазах умирают
порученные ей пациенты. Еще в школе она терпеть не могла, когда ей ставили плохие
оценки. В больнице же каждая такая смерть ей казалась еще одной единицей. Когда ее
больной умирал на операционном столе, она чувствовала себя за это ответственной.
Коллеги ей все время твердили, что не ее это вина, но она им не верила. Она продолжала
упорствовать во мнении, что каждая смерть была новым доказательством ее
некомпетентности.
Амандина считала, что люди умирают из-за нехватки любви. С ее точки зрения, даже
умирающий от рака человек сам его выбрал. А если он сделал такой выбор, то только
оттого, что его окружение оказалось не в состоянии привить ему любовь к жизни.
Соответственно, она все больше и больше должна была любить каждого из своих
пациентов. И так как они все равно умирали, она упрекала саму себя, что не достаточно
разнообразно их развлекала.
Бесполезно лишний раз подчеркивать, что Амандине – с таким ее характером – подошла
бы несколько иная профессия. Но, как и в случае Рауля, неудачи лишь заставляли ее
пытаться вновь и вновь – вплоть до полной победы или самоуничтожения. Когда она
случайно увидела небольшое объявление о проекте, связанном с сопровождением
умирающих, куда требовалась трудолюбивая медсестра, она немедленно откликнулась.
Едва Рауль Разорбак упомянул о «Проекте Парадиз», как Амандина уже решила посвятить
себя телом и душой этому начинанию, направленному на возвращение мертвых в мир
живых.
Удивительно, но казалось, ее ничуть не смущало столь большое число жертв на
начальной стадии проекта. Амандина обладала странной логикой: она была готова не
колеблясь убить один за другим несколько человек в надежде, что в каком-то
неопределенном будущем это спасет множество других людей.
– Как бы я хотела быть Феликсом, – повторила она. – Он такой храбрый и сам такой
красивый.
Я надул губы. Какая такая необходимость преувеличивать? Храбрый – может быть, но
красивый? Этот питекантроп?
– Должно быть, он перенес такие ужасные испытания на том свете.
(Это как раз ты становишься очень красивой, когда говоришь о Феликсе…)
– Что сейчас будем делать? – спросил я, чтобы переменить тему.
– Собираются увеличить число пусков. Рауль уже объявил хорошие новости министру
Меркассьеру. Сам президент хочет нас лично поздравить. Он уже связался с директором
тюрьмы, чтобы тот отобрал еще сотню кандидатов в отряд танатонавтов.
Она также с увлечением стала говорить, что надо бы устроить вечеринку.
– Он это заработал, – промурлыкала она, едва сдерживая радость.
68 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
На запрос по поводу основных сведений
Фамилия: Кербоз
Имя: Феликс
Цвет волос: сильно облысевший блондин
Рост: 1 метр 95 см
Особые приметы: высокий рост, на лице шрамы
Примечание: первый танатонавт, вернувшийся в мир живых
Слабое место: низкий уровень умственного развития
69 – ЧИТАЯ ПРЕССУ
СКАНДАЛ:ПРЕЗИДЕНТ ЛЮСИНДЕР ПРИНОСИТ В ЖЕРТВУ УЗНИКОВ ПОД
ПРЕДЛОГОМ НАУЧНОГО ЭКСПЕРИМЕНТА.
Нам потребовалось провести длительное расследование, чтобы убедить самих себя, что
президент Люсиндер – не кто иной, как величайший преступник нашей эпохи. Еще более
извращенный, чем Ландрю или Петю [5], президент Люсиндер, наш глава государства,
избранный большинством французов – хладнокровно убивал людей, которых даже никогда
не видел.
Его жертвы: заключенные, которые не просили ничего, кроме шанса спокойно искупить
свои прегрешения. Его мотив или, если хотите, отговорка: изучение смерти! Потому что,
по сути дела, наш президент обладает одним прелюбопытнейшим хобби: нет, этот не
гольф, не экзотическая кулинария и даже не нумизматика – это смерть!
Заручившись поддержкой нескольких сообщников, а именно, министра науки
Меркассьера, безумного профессора-биолога Рауля Разорбака, полуграмотного
анестезиолога Мишеля Пинсона и медсестры-карьеристки Амандины Баллю, президент
принялся разить направо и налево.
По имеющимся оценкам, руками этой «бригады запланированной смерти» уже
умерщвлено сто двадцать три заключенных, и все ради лишь удовлетворения нездорового
любопытства деспотичного главы государства.
Похоже, мы вернулись во времена варварства, когда римские императоры держали в
своих руках жизнь и смерть беспомощных рабов. Несчастных без разбора убивали одного
за другим, чтобы посмотреть, не оживит ли их плащаница Иисуса Христа.
В наше же время, однако, нет ни императоров (пусть даже Люсиндер порой и сравнивает
себя с Цезарем!), ни рабов. По крайней мере, мы так полагали до сегодняшнего дня. Мы
были убеждены, что нами руководит президент, демократически избранный своими
согражданами. Президент, чья первейшая обязанность – это забота о благосостоянии
своего народа, а не о его уничтожении!
Как только директор тюрьмы Флери-Мерожи, возмущенный омерзительным зрелищем
трупов, изо дня в день накапливаемых в подвалах этого исправительного учреждения,
поведал правду о сих злодеяниях в эксклюзивном интервью, данном нашей газете,
оппозиция тотчас потребовала лишить Люсиндера президентского иммунитета.
Парламент немедленно назначил комиссию для проверки этих фактов.
Большинство опрошенных министров отказываются верить этим свидетельствам, но
некоторые из них уже объявили, что если комиссия получит доказательства массовых
убийств, они сразу же подадут в отставку.
Что же касается министра Меркассьера, то он, не дожидаясь результатов расследования,
бежал в Австралию вместе с женой и укрылся там от руки правосудия.
70 – СТОЛКНОВЕНИЕ С ТОЛПОЙ
Эйфория сменилась горечью. Окрыленные удачей Кербоза, мы взлетели, чтобы тут же
свалиться обратно под градом оскорблений и всеобщее улюлюканье.
Директор Флери-Мерожи справился со своей задачей хорошо. Дело разрасталось с
каждым днем. Газеты предприняли массированную атаку. Их первые полосы намекали,
что нас самих следовало бы сделать «подопытными кроликами». Опросы показали, что
78% населения считало, что нас нужно обезвредить, как можно быстрее посадив за
решетку.
Магистрат объявил о начале уголовного расследования. Вызывали нас по очереди. Мне
посулили кое-какие поблажки, ежели я дам показания против своих сообщников. Думаю,
то же самое говорили и другим. Сильно сомневаясь во всех этих обещаниях, я предпочел
держать язык за зубами.
Судья магистрата приказал провести обыск и полиция перевернула вверх дном мою
квартиру. Разобрали даже пол, доску за доской. Можно подумать, я там прятал трупы!
Вызвали меня и на собрание нашего жилищного кооператива, где дружески пожелали:
«Чтоб к концу месяца твоего духу здесь больше не было!». Консьержка мне пояснила, что
из-за одного только моего присутствия в этом доме цены на недвижимость упали во всем
квартале.
Я едва осмеливался выйти из дому. На улице за мной бегали дети и кричали: «Мясник
Флери-Мерожи, мясник Флери-Мерожи!» В поисках человеческой теплоты мы с
Амандиной выработали привычку регулярно собираться у Рауля. Он, похоже, относился ко
всем этим вещам хладнокровно. «Эти мелкие, преходящие осложнения не остановят ход
Истории», – считал он.
Надо отдать ему должное за такое умение сохранять спокойствие. Рауля выгнали с поста
профессора в Национальном центре научных исследований. Его кабриолет, «Рено-20»,
был взорван каким-то «Комитетом выживших узников», организацией, доселе никому не
известной. На двери того дома, где он жил, огромными красными буквами намалевали:
«Здесь жирует душегуб 123 невинных».
Как-то раз, когда мы пытались поднять друг другу настроение, вспоминая полет Кербоза,
некий мужчина в надвинутой на глаза шляпе позвонил Раулю в дверь. Президент
Люсиндер собственной персоной. После краткого взаимного знакомства, он сообщил нам
последние новости. Особенно ободряющими они не были. Утвердившись за столом,
словно он был на совещании, Люсиндер произнес:
– Друзья мои, пора готовиться к урагану. То, что нам пришлось пережить до сих пор, ни
в какое сравнение не идет с тем, что нас ждет. И друзья и политические враги, все они
объединились, чтобы свести со мной счеты. Им нет никакого дела до нескольких
заключенных, что отправились к праотцам, но они страстно желают сами стать калифом в
нашем халифате. Я в особенности опасаюсь друзей, они знают, как до меня добраться.
Сожалею, что втянул вас в этот переплет, но, в конце концов, мы знали, чем рискуем. Эх,
если бы только нас не предал этот прохвост Меркассьер со своим скудоумным директором
Флери-Мерожи!
Итак, президент опустил руки. Я был на краю паники. Рауль же, верный самому себе, и
глазом не моргнул, даже когда влетевший булыжник разнес вдребезги еще одно окно в
гостиной.
Рауль разлил нам по стаканам виски.
– Вы все заблуждаетесь. Никогда обстоятельства не были для нас столь благоприятны, –
объявил он. – Если бы не эта непредвиденная утечка информации, мы бы все еще возились
себе потихоньку в тюремном подвале. Но сейчас мы на пороге великого дня. Мсье
президент, весь мир склоняет голову перед вашей отвагой и вашим гением.
Люсиндер, похоже, был настроен скептически.
– Пулно, пулно вам, голубчик. Мне польстить легко.
– Нет-нет, – настаивал мой друг. – Мишель был прав, когда сказал, что надо было как
можно быстрее сообщить в прессе о наших результатах. Феликс – герой. Он заслуживает
известности и признания.
Президент не мог взять в толк, куда Рауль клонит. Я же понял с ходу. Прямо с места я
выпалил:
– Надо атаковать, а не сидеть в обороне! Все вместе, сообща, против слабоумных!
Поначалу мы напоминали группу конспираторов, попавших в западню. Но затем это
впечатление потихоньку стало рассеиваться. Да, нас мало, но мы с характером. Может, мы
не особенно гениальные, но сообща мы попытались изменить мир. Сдаваться нельзя.
Амандина, Рауль, Феликс, Люсиндер. Никогда еще я не испытывал такого чувства
сплоченности с людьми.
71 – ГРЕЧЕСКАЯ МИФОЛОГИЯ
"После того, как Эра Памфильского оставили лежать на поле брани, сочтя его убитым,
он оказался в комнате с четырьмя проемами: два выходили на небо, а остальные два – на
Землю. На небо поднимались добродетельные души. На Землю спускались тени. Через
один проем преступные души туда оправлялись, а через другой поднимались души,
покрытые пылью и прахом.
Эр увидел, каким наказаниям подвергали несчастных грешников. Потом он достиг
чудесного места, где стоит огромная колонна – мировая ось. В сопровождении душ Эр
добрался до земли Кет, где течет река Амелес, чьи воды несут забвение.
Тут раздался чудовищный гром и Эр вернулся к жизни на погребальном костре, к
великому неудовольствию всех окружающих. Он поведал, как увидел страну мертвых и
как вернулся оттуда целым и невредимым. Его рассказам никто не верил. Все
презрительно поворачивались к нему спиной".
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
72 – ПОЛНЫЙ ВПЕРЕД !
Скандал приобрел совершенно дикие масштабы. Каждая газета пестрела фотографиями
того, что они называли нашей «лабораторией запрограммированной смерти». В жестком
свете ламп-вспышек комната производила зловещее впечатление, словно пыточная камера.
Злобствующие журналисты даже добавили на первый план окровавленные ланцеты и
клещи с налипшими на них волосами.
Потом они обнаружили некий «президентский склеп». На самом деле это был тюремный
крематорий Флери-Мерожи. Так как от тел наших неудачливых танатонавтов уже не
осталось и следа, сообразительные журналисты соорудили фотомонтаж с подкрашенными
в розовый цвет манекенами.
Фотосъемку они вели самым бессовестным, надувательским образом, чтобы придать
снимкам побольше драматизма и реализма, как будто их делал некий шпион прямо в ходе
нашей работы. Одному из репортеров удалось сфотографировать настоящее самоубийство
во Флери-Мерожи. Заключенный повесился уже после того, как нам запретили появляться
на танатодроме. Это ничего не изменило. Фотография его распухшего лица, с высунутым
языком и выскочившими из орбит глазами, быстро разошлась по всем журналам. Под
снимком несчастного парня, которого мы даже никогда не видели, стояла скромная
подпись: «Они обнаглели!» Тут же, чуть ниже, красовались и наши портреты: а вот и его
убийцы. Мы подали на них в суд за клевету, но толку из этого не вышло.
Словно крысы, бегущие с корабля, министры один за другим подавали в отставку. Было
сформировано правительство кризиса. Президент Люсиндер был освобожден от всех
полномочий главы государства вплоть до получения более полной информации.
Из Австралии Меркассьер обвинил Люсиндера в том, что он заставил министра
приступить к проекту, несмотря на все возражения. Меркассьер и словом не упомянул о
нашем успешном эксперименте.
Люсиндер осторожничал и не отвечал на каждый такой удар. Он довольствовался
единственным появлением в популярной телепередаче, где заявил, что всех пионеров-
первопроходцев третировали и унижали в свое время. Он говорил о невообразимом
прогрессе, о завоевании того света, о неизведанном континенте.
На журналистку, бравшую у него телеинтервью, это не произвело никакого впечатления.
Она парировала тем, что уголовные преступники оставались людьми, а не «морскими
свинками», даже если у президента и имелось право разрешать проведение смертельно
опасных опытов.
Жан Люсиндер проигнорировал ее замечания. Словно ставя точку в интервью, он поднял
голову и, глядя прямо в камеру, заявил:
– Дорогие телезрители, дорогие сограждане, да, я признаю, что во время опытов погибли
люди, погибли во имя знания, во имя прогресса человека. Но мы добились успеха! Один
из наших добровольцев побывал на том свете и вернулся оттуда целым и невредимым. Его
имя – Феликс Кербоз. Он своего рода летчик, пилот, путешественник в смерть. Мы
назвали его танатонавтом. Мы готовы немедленно с ним повторить эксперимент. Если нас
постигнет неудача, я готов отдать себя на ваш суд и я заранее знаю, каким строгим он
будет. Я предлагаю, чтобы завтра же моя исследовательская группа провела еще одну
попытку запуска на тот свет, в присутствии всего телевидения Франции и мира.
Эксперимент состоится во Дворце Конгресса, в 16 часов.
75 – МИФОЛОГИЯ ГРЕНЛАНДИИ
«С точки зрения жителей Гренландии, рай находится на дне Океана. Там царит вечное
лето с солнцем в зените. Те, кто заслужат этот рай, смогут, наконец, обрести покой и
воспользоваться плодами своего труда. Это царство изобилия, где всегда в достатке собак,
оленей, рыбы и медведей. Тюлени уже сварены и их можно сразу есть».
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
76 – СЕМЬЯ
Мать непрерывно названивала:
– Сынок, не ходи!
Конрад же советовал побыстрее удрать в Аргентину.
Все эти доброхоты лишь подхлестывали мое желание не оказаться конформистом.
Я их убеждал, что и речи быть не может, чтобы я покинул своих друзей в эту трудную
минуту. Ответственность за все происходящее частично ложилась и на меня. Придется
отвечать.
– Что ж, если ты туда пойдешь, то и я тогда, – сказала мать. – Я буду защищать своих
детей зубами и когтями, что бы не случилось!
Именно так она и сделала. Когда ее заметил тележурналист RTV1, искавший, чем бы
заполнить эфир в ожидании великого момента, моя родительница распахнула свое сердце
миллионам зрителей.
– Понимаете, мой Мишель всегда был очень добрый, готовый помочь всем и каждому.
Конечно, у него есть мелкие недостатки, но он ни в коем случае не преступник. Если уж
президент Франции позволил себе увлечься этими идеями, то почему бы и не мой сын?
Это все из-за одиночества, что мой мальчик оказался замешан в этой истории. Жить все
время одному, конечно, бог знает что в голову взбредет! Если бы он только меня
послушал, если бы он только женился, ничего этого бы не было! У моего Мишеля никогда
не было большой силы воли. Это все из-за этих вот горлопанов вроде Разорбака. (Потом,
тихим голосом): А скажите, как вы думаете, мне разрешат носить ему передачи в камеру?
Напомаженный журналист признал свое полное невежество в этом вопросе и вежливо
отделался от моей матери.
77 – БИБЛЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
Согласно Библии, жизнь Адама можно суммировать в двенадцать этапов:
В первый период скопилась груда пыли.
Во второй период пыль превратилась в бесформенную массу глины.
В третий период сформировались члены и тело человека.
В четвертый период в человека вдохнули душу.
В пятый период человек встал на ноги.
В шестой период он дал названия всему, что его окружало.
В седьмой период он получил Еву в спутницы.
В восьмой период в два часа дня они легли отдохнуть, в четыре встали.
В девятый период человеку приказано не вкушать плод древа познания.
В десятый период он совершил проступок.
В одиннадцатый период он был осужден.
В двенадцатый период он был изгнан из Эдема.
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
79 – УЧЕБНИК ИСТОРИИ
В конце XX-го столетия словари и энциклопедии так определяли, что такое смерть:
СМЕРТЬ: полное прекращение жизни.
Бытовое определение: Про человека говорят, что он умер, когда его сердце больше не
бьется и он перестал дышать.
Определение, принятое в Америке в 1981 г.: Индивидуум объявляется умершим после
необратимого прекращения всех функций головного мозга.
Медицинское определение: Необратимая остановка сердечных сокращений.
Искусственный характер дыхания, поддерживаемого за счет механического насоса.
Полная потеря всех рефлексов. Исчезновение всех энцефалографических сигналов.
Полное разрушение структур головного мозга.
Формальности, выполняемые в случае смерти: Сообщить о смерти в ближайшую мэрию.
Участковый патологоанатом удостоверит факт смерти и выпишет справку, которую
передаст семье покойного или сотруднику похоронного бюро. Эта справка, вместе с
семейной книгой регистрации рождений и смерти, должна быть представлена в мэрию,
которая в обмен на справку выдаст разрешение на закрытие гроба и разрешение на
погребение. В случае насильственной или подозрительной смерти участковый
патологоанатом уведомляет государственного прокурора, который может потребовать
провести аутопсию. Семья покойного не обязана публично разглашать причину смерти.
Прежде чем приступать к погребению, требуется подождать минимум двадцать четыре
часа.
Цены на кладбищенский участок: Зависят от длительности существования кладбища,
его известности и стоимости земли. Цена за квадратный метр, естественно, выше в
городах, чем в сельской местности.
3 000 франков за обычный гроб белого дерева. Прибавить дополнительно для черного
или красного дерева, на внутреннюю обивку.
1 800 франков за услуги похоронного бюро, плюс дополнительно по числу
привлеченных работников.
3 000 франков за аренду катафалка.
4 800 франков за ритуальные предметы, цветы и различные украшения.
700 франков за мраморную плиту.
1 000 франков в год по уходу за могилой.
200 франков на извещения. Плюс почтовые расходы.
1 000 франков НДС.
1 300 франков муниципальный налог.
200 франков за церковную службу (предусмотреть дополнительно сумму в зависимости
от конкретной религии и требуемых услуг: месса, хор и т.д.)
Итого 17 000 франков минимум, без учета стоимости кладбищенского участка.
81 – СКАНДИНАВСКАЯ МИФОЛОГИЯ
Бальдр был добрым скандинавским богом. Сын Одина, он пользовался славой за свое
сострадание и красоту. Однажды ночью ему приснился сон про собственную смерть. Боги
были этим чрезвычайно обеспокоены и его мать, богиня Фригг, обязала всё и вся никогда
не причинять зла ее сыну. Она заставила в этом поклясться землю, железо, камни, деревья,
болезни, птиц, рыб, змей и всех животных.
Убедившись, что Бальдр с этого момента был неуязвим, боги развлекались тем, что
швыряли в него разными опасными предметами, которые, впрочем, не причиняли ему ни
малейшего вреда.
Случилось, однако, так, что завидовавший способностям Бальдра злой бог Локи под
видом женщины пришел к Фригг, чтобы выведать ее секрет. И он узнал, что богиня не
взяла клятву с одного растения, называвшегося мистилтейнн (омела), который она сочла
слишком нежным и хрупким, чтобы хоть как-то навредить ее сыну.
Локи уговорил слепого бога Хёдра взять это растение и им ударить Бальдра.
Направляемый Локи, Хёдр смертельно ранил Бальдра побегом омелы, который был
превращен в копье. После этого Локи объявил, что никто не может избежать смерти, пусть
даже на него благосклонно смотрят боги.
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
82 – ВО ДВОРЦЕ КОНГРЕССА
Полицейские в штатском, фланировавшие по залу согласно указаниям судьи,
расследовавшего это дело, все ближе и ближе придвигались к сцене. Они не хотели дать
нам возможности скрыться после провала этого представления.
Вот уже пять минут, как мы безрезультатно пытались растираниями и электрошоком
вернуть Феликса.
Молчаливая толпа становилась все менее и менее молчаливой.
Научные эксперты, не скрывавшие понимающих улыбок после каждого электроудара,
подошли к Феликсу и с ученым видом ощупали его запястья, проверяя пульс. Они были
очень удовлетворены тем, что никакого пульса не отмечалось.
Я снял свой белый халат и в одной только мокрой от пота майке продолжал вести
кардиомассаж. Мы вместе отсчитывали «раз, два, три», я обеими руками давил на грудную
клетку в районе сердца, а Рауль ручным насосом вдувал Феликсу воздух через ноздри,
чтобы возбудить респираторную активность.
Полицейские подошли еще ближе.
– Раз, два, три! Ну же, верь в себя, верь в себя! – повторял мой друг.
Он был прав. Надо верить. Можно держать руку в огне, если верить, что ты неуязвим.
Он мне это уже показывал.
Плюнув на все, мы выбивались из сил, выполняя какие только можно манипуляции. Чем
больше нас охватывало отчаяние, тем активнее мы становились. Толпа особого внимания
на это не обращала. Совершенно нормально, что бык пытается ранить матадоров, прежде
чем погибнуть.
В зале легкий шумовой фон уступил место болтовне и жужжанию. Слышны были даже
довольные смешки.
Еще мгновение и гул превратился в рокот.
Новые полицейские выстроились позади нас цепью, чтоб не дать удрать за кулисы.
С верой гору своротишь, так отчего же не получается сделать крохотное, вот такусенькое
чудо, и не вдохнуть жизнь в этот кожаный мешок, полный крови и кишков?
– Если в этом мясе есть хоть одна живая клетка, она меня услышит, – кипел Рауль. – Эй!
Эй, ты там! Держись! Раз, два, три, раз, два, три!
И он надавил на грудную клетку Феликса.
– Черт проклятый, Феликс, очнись! Не валяй дурака! – закричал я в свою очередь.
На сцену поднялся полицейский. Похоже, происходящее стало напоминать банду
буйнопомешанных, издевающихся над трупом на глазах телезрителей.
– Раз, два, три! Да очнись же, Феликс, чтоб ты провалился!
Полицейский вытащил наручники.
– Раз, два, три! Феликс, боже мой, не дай нам пропасть!
Восемь экспертов с понимающим видом констатировали смерть. Мухи на раздавленном
фрукте.
Полицейский ухватил меня за кисть. Я услышал щелканье наручников и голос,
произнесший: «Именем закона! Вы арестованы за убийство отравлением».
Вот уже и Рауль с Амандиной в наручниках. Пока что никто не осмеливался тронуть
Люсиндера, который в ореоле своего президентского статуса оставался неприкасаем.
– Смерть! Смерть танатонавтам! – вопил счастливый зал, увидевший, как глава
государства очутился в таком переплете.
Для людей нет ничего слаще, чем лицезреть своих руководителей по уши в грязи.
– Смертную казнь танатонавтам!
Сидевший в первом ряду мой брат воскликнул: «Я тебя предупреждал!» Мать
попыталась в одиночку успокоить зал. Начала она со своих соседей, потом пошла по
рядам.
– Мой сын здесь ни при чем, остановитесь, вы ошибаетесь, мой сын здесь ни при чем,
его заманили.
Она уже все спланировала. Позднее, на процессе, она из материнского чувства вытащит
на свет божий мой дневник, чтобы доказать, каким я был послушным мальчиком. К тому
же она заранее купила новое платье.
Полицейские взяли нас под локотки, чтобы провести через лихорадочно возбужденный
зал. Вот уже и люди подходят, чтобы оскорблять и харкать нам в лицо. Как же все-таки
неприятно стоять в наручниках, пока тебя оплевывают! Кто-то швырнул в меня тухлым
яйцом, прямо в лоб. Амандина получила помидором. Раулю тоже досталось яйцо, еще
более зеленое и пахучее, чем у меня.
Президент Люсиндер оцепенел, убитый горем. Он и не помышлял, чтобы помочь нам
или Феликсу, он думал только о том, что ошибся, что оказался жертвой иллюзии. Он
сожалел обо всем. Он, который хотел стать знаменитым… Но сейчас с ним все кончено.
Он уже не узнает радость победы, словно Цезарь в битве под Алезией. В самый
критический момент смерть – последний бастион – оказалась непреодолимой.
Журналист RTV1 подал знак своему телеоператору «наехать» крупным планом на
бесстрастное лицо Феликса. В нескольких сантиметрах от него поставили лампу и
принялись снимать все его мельчайшие, неподвижные поры и крошечные волоски,
обгоравшие под мощным светом.
Прощай, Феликс.
Полицейский дернул меня за наручники.
И тут произошло совершенно неожиданное.
Мы услышали болезненное «Ай!»
У всех замерло дыхание. Мы все словно окаменели. Я узнал голос, сказавший «Ай!».
Этот голос, этот голос…
Рабочий, отвечавший за свет, споткнулся и заехал лампой Феликсу прямо в глаз.
Телеведущий уже захлебывался словами:
– Это невероятно! Дамы и господа, это просто невероятно, это немыслимо, колоссально!
Человек, который теперь может именоваться «первым, кто официально ступил на тот свет
и вернулся», этот человек… этот человек… жив! Феликс Кербоз жив!
По приказу экспертов обескураженные полицейские быстро сняли с нас наручники. Зал
вновь притих. Слышно было только неумолчное бормотание телеведущего, который в
метре от нас извергал свои комментарии, чрезвычайно довольный, что наконец-то в его
шоу произошло нечто экстраординарное. Он знал, что на кон поставлена его карьера и не
собирался упустить столь редкий случай. Он также рассчитывал, что с этого момента его
имя будет вписано в страницы истории. В худшем случае в страницы истории
журналистики.
– Могу сказать вам, что эмоции хлещут через край. Когда зазвучали первые сигналы
энцефалографа, на мгновение в это никто не мог поверить, но вот теперь в зале слышны
крики. Крики ужаса, дамы и господа, потому что мы увидели, как мертвый вернулся к
живым. Канал RTV1, наш девиз «Смотри хоть целый день!», в медленной записи передает
вам изображение первых подергиваний век Феликса Кербоза. Движение век появилось
намного позже остановки его сердца. И эти движения мы видим, надо сказать, благодаря
нашему… благодаря нашему… RTV1, телеканалу, который оживляет даже мертвых! Я
собираюсь немедленно взять эксклюзивное интервью у Феликса Кербоза, сразу после
нашей рекламной паузы. Позвольте напомнить, что весь сегодняшний вечер спонсирован
сигарами «Черный дракон». Сигара «Черный дракон» – лишь она одна вас может изумить.
Люсиндер, Амандина, Рауль и я то задыхались от смеха, то давились слезами. Бегом мы
ворвались на сцену. The show must go on. Врачи и научные эксперты в крайнем недоумении
вернулись обратно, тряся головами, будто не могли поверить своим глазам, ушам и
тактильным ощущениям.
Они продолжали тискать Феликса, проверять управляющие приборы. Нашелся даже
один ученый, заглянувший под кресло. На тот случай, если труп все же подменили
братом-близнецом.
Я замерил пульс Феликса, прослушал его сердце, проверил зрачки, зубы.
Но все знали, видели, вынуждены были признать неопровержимое. Мы смогли, сумели.
Рауль, Феликс, Амандина, Люсиндер и я – против слабоумных.
Феликс выдавил:
– Бллл… эта… что, получил я амнистию или нет?
Амандина подскочила к нему и что-то зашептала на ухо. У него тут же загорелись глаза.
Он чуть наклонился в сторону микрофона журналиста RTV1 и совершенно разборчиво
сказал:
– Это маленький шаг для моей души, но гигантский прыжок для всего человечества.
Напряженный зал словно прорвало. Герою рукоплескали стоя. Невозможно переоценить
значение хорошего афоризма. Криков «Браво! Ура!» не сдерживал ни один человек.
– Дорогие телезрители RTV1, это исторический момент и наш танатонавт произнес
историческую фразу. Маленький шаг для моей души, но гигантский прыжок для всего
человечества. Великолепный намек на Историю. Прямо на наших глазах этот человек
пережил Near Death Experience. Кто же, что же совершило этот вояж? Феликс не нашел
слова лучше, чем «душа». Образ поэтичен. Остается найти научное объяснение. С
великим…
Мы с жаром обнимали Феликса
– Как, порядок? А… а насчет моей амнистии, все о'кей?
– Да, да, ты ее получил, ты свободен, с этого момента ты свободен! – воскликнул
президент Люсиндер.
– Давно бы так. Блин, надо думать, трудно в наши дни быть буржуем!
Амандина не отходила от него ни на шаг.
– Ты здесь! Ты здесь, живой!
– Ну… сами ж видите, что вернулся. Вернулся я, чуваки. Я там сейчас все хорошенько
разглядел. Хотите, рисуночек накропаю, посмотреть, чего там и как? Блин, не поверишь,
точно говорю.
Рауль Разорбак придвинулся ближе, весь как на иголках.
– Карта! Мы нарисуем карту континента мертвых и каждый раз, когда мы будем
углубляться дальше, мы станем наносить все новые подробности на эту карту.
Зал пришел в дикий восторг.
Телеведущий RTV1 преследовал нас своими криками:
– Эй, алё, послушайте! Мсье Кербоз, это RTV1. Наши телезрители имеют право знать,
как там, на том свете! Мсье Кербоз, вы герой столетия, мсье Кербоз!
Феликс остановился, поискал слова и затем выговорил:
– Да… Могу вам сказать, что смерть, это, блин, не поверишь. Это вовсе не то, что все
думают, там полно цвета, и всякие разные красивые вещи… там куча всего! Не знаю, чего
даже сказать, вот так.
Журналист бежал за нами по пятам. Он должен был заполнить время, отведенное ему на
передачу, но не получалось. Он умолял дать хоть малейший комментарий.
Рауль пихнул меня в бок.
– Давай, Мишель, толкни им речь!
Словно во сне, я очутился на подиуме. Засверкали фотовспышки.
– Дамы и господа, у нас самая замечательная награда. Нам удалось запустить и вернуть
танатонавта.
Полная тишина. Один журналист задал вопрос:
– Доктор Пинсон, вы один из величайших мастеров, ковавших сегодняшнюю победу. Что
вы сейчас думаете делать?
Я еще придвинулся к микрофону.
– Сегодня великий день.
Все меня слушали.
– Мы победили смерть. С этого дня изменится все. Потребуется полностью
пересмотреть наши взгляды на жизнь. Мы собираемся освоить новую вселенную. Рано
или поздно это произойдет. Мне даже самому трудно в это поверить. Наверное, мы
доказали, что…
В этот момент в моей голове вновь проскочила зловредная мысль.
(Нет, в самом деле, чем это я тут занимаюсь?!)
– Мы доказали, что…
И тут внезапно я осознал, что здесь, сейчас, я совершил нечто исторических пропорций.
Стоит один лишь раз такое подумать, и уже ничто не сможет выгнать эту мысль из головы.
Толпа продолжала внимать, телекамера «наплыла» на мое лицо. Миллионы людей
смотрели на меня в прямой трансляции, как я стою молча, разинув рот.
– Доктор Пинсон?
Я был уже не в состоянии выдавить из себя хоть один слог. Журналист, крайне
смущенный, попытался выкрутиться.
– Кхм-м… И вы, мсье президент… вы тоже смогли доказать вашу честность… Повлияло
ли это как-то на вашу политику в отношении предстоящих парламентских выборов?
Президент Люсиндер не обращал на него внимания. Он прошептал нам:
– Пойдемте, друзья, не будем тратить время на этих плебеев. Покинем весь этот вертеп и
займемся делом. Пора рисовать первую схему континента мертвых.
– Где?
– На танатодроме Флери-Мерожи. Только там нас оставят в покое.
Наша маленькая группа становилась все более и более сплоченной.
83 – ПЕРСИДСКАЯ МИФОЛОГИЯ
Рыбешка – утке, без воды мечась:
«Наполниться ручью придет ли час?»
"Зажарят, – утка молвит, – степь иль море,
Не все ль равно, что будет после нас!"
От зенита Сатурна до чрева Земли
Тайны мира свое толкованье нашли.
Я распутал все петли вблизи и вдали,
Кроме самой последней – смерти петли.
Омар Хайям (1050 – 1123), Рубайат (Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта
неизвестная смерть»)
84 – КАРТА
Приветственные крики сотрясали тюремные камеры. Заключенные уже посмотрели по
RTV1 прямую передачу о «путешествии» Феликса. Наш танатонавт салютовал направо и
налево, подмигивая глазом, словно восклицая: «Я же знал, я же говорил!».
В превращенном в танатодром лазарете Рауль схватил кусок картона и цветные
фломастеры. Мы все обступили его кружком, пока Феликс пытался поточнее объяснить,
что он видел на том свете.
Трогательно было наблюдать, как этот здоровенный, грубый парень подыскивал слова и
собирался с мыслями, пытаясь найти точные выражения и стремясь угодить нам, его
самым первым друзьям.
Он почесал макушку, он почесал спину, он почесал подмышками. Наморщил лоб. Наш
картограф потерял терпение:
– Как все было-то?
– Ну… сначала была воронка, а бока у нее как у короны или цветка хлопка, что-то в этом
духе.
Рауль набросал рисунок.
– Нет, – сказал Феликс, – она больше. Я же говорю – воронка.
Он закрыл глаза, чтобы лучше припомнить сей магический образ.
– Как шина из неона, только вокруг себя кружева разбрасывает. Что-то такое жидкое…
Как сказать? Огромные волны из голубоватой звездной пыли, брызгающие водяным
светом. Впечатление такое, что висишь над огромным океаном, который вертится вокруг
себя и образует корону из света и искр.
Вот тебе раз. Питекантроп оказался поэтом. Амандина взирала на него с нежностью.
Рауль стер свой рисунок и на его месте изобразил нечто, напоминавшее салат-латук с
распушенными листьями.
– Уже лучше, – одобрил Феликс. – Понимаете? Плывешь в своего рода желе из света и
еще чувствуешь приятное ощущение морской прохлады. Честное слово, мне это
напомнило, как я в первый раз был на море.
– Какого это все цвета?
– Да голубовато-белого… Но светящееся и вертится, как карусель. Она как бы всасывала
в себя еще массу других покойников вокруг меня. У них к пупкам были прицеплены белые
веревки, которые лопались, когда они глубже погружались внутрь конуса.
– Лопались? – вмешался Люсиндер.
– Ну я же говорю! Как лопнет там внизу, так они сразу еще больше ускорялись.
– А кто были эти люди? – спросила Амандина.
– Да покойники, из всех стран, все расы, молодые, старые, большие, маленькие…
Рауль приказал нам всем замолчать. Наши расспросы могли отвлечь разведчика. Еще
будет время уточнить все детали.
– Продолжайте. Значит, бело-голубая воронка…
– Да. Она понемногу стягивалась и превращалась в гигантскую, розовато-лиловую трубу.
А там, в глубине, цвет стенок темнел и сменялся на бирюзовый. До самой бирюзы я не
дошел, но видел, где начинается этот оттенок.
– Воронка вращалась все время?
– Да, возле края медленно, а чем глубже, тем быстрей и быстрей. Потом она сужается и
становится ярче. А вся толпа внутри бирюзы, и даже я сам, мы все изменили форму.
– Это как?
Феликс гордо выпрямился.
– Корпус у меня был танатонавта, но я стал прозрачный, такой прозрачный, что сам мог
сквозь себя видеть. Знаете, как здурово! Я совсем забыл про свое тело. Я больше не
чувствовал свой вросший ноготь. Я был как… как…
– … перышко? – предположил я, вспомнив египетскую Книгу мертвых, из которой мне
цитировал Рауль.
– Да. Или как воздух, только чуток потверже.
Рауль возился над картоном. Его рисунок приобретал форму. Воронка, труба, прозрачные
люди, влекущие за собой свои длинные пуповинки… Смерть наконец-то раскрывает свой
облик? Издалека она напоминала огромную растрепанную голову.
– А она большая? – спросил я.
– Жуть! Самое узкое место, что я видел, в диаметре с полсотни километров!
Представляете, она глотает всех покойников планеты по сто штук в час! А, да! Не было ни
верха, ни низа. Там, наверное, можно внутри по стенкам гулять, никаких проблем, ходи
коли вздумаешь.
– А животные тоже были? – поинтересовалась Амандина.
– Не-е, никаких зверюг не было. Только людишки. Но уж этих было целое стадо. Должно
быть, где-то война идет, раз такая куча набилась. И все валили в свет, спокойно так, никто
не врезается, хоть и гонят, будь здоров. Летят на свет, что мотыльки.
Рауль многозначительно поднял карандаш.
– В какой-то момент все эти прозрачные мертвецы неизбежно должны будут друг с
другом столкнуться, – заметил я.
– Где же вы остановились? – спросил Люсиндер.
На картоне Феликс пальцем показал место на раструбе бело-голубой воронки.
– Тут.
Такая точность меня изумила.
– Я не мог идти дальше, – пояснил Феликс. – Еще сантиметр и моя серебряная пуповина
тоже бы лопнула, а тогда… «чао, бамбина, сорри».
– Но вы раньше упоминали, что пуповина бесконечно растягивается, – отметил
президент.
– В голове именно это и пронеслось. Но чем дальше притягиваешься светом, тем суше
становится пуповина, потом она превращается в хрупкую и ломкую. Нет, ребята, это
бордель, еще сантиметр и мне бы осталось только с вами распрощаться. Вот здесь – мой
последний предел.
Он вновь ткнул пальцем в то же место. Черным фломастером Рауль начертил длинную
штриховую линию. «Коматозная стена», приписал он снизу.
– И что это означает? – вмешался я.
– Я думаю, что это как звуковой барьер в свое время. Предел, который тогда никто не
мог преодолеть, не подвергая себя опасности. Сейчас, когда у нас появилась эта карта, у
нас появилась и новая цель: пересечь эту линию.
И за контуром, обозначающем коматозную стену, Рауль жирными буквами написал:
Терра инкогнита.
Неизвестная земля.
Мы с уважением разглядывали рисунок. Именно так и начиналась разведка нового
континента. Первый контакт, сначала высадка на берегу, а потом, по мере того, как
первопроходцы углублялись дальше, на карте появлялись горы, прерии и озера, а Терра
инкогнита все больше и больше отодвигалась к краям листа. Именно так было в Африке, в
Америке, в Австралии. Понемногу, шаг за шагом люди стирали эти два слова, этот ярлык
невежества.
Терра инкогнита … Присутствующие во время эксперимента во Дворце Конгресса
считали, что стали свидетелями конечного результата научно-политического проекта. Мы
же вчетвером – Люсиндер, Рауль, Амандина и я – мы знали, что это не конец, а напротив –
только начало.
Еще предстоит исследовать этот розовато-лиловый туннель, который превращается в
бирюзовый. Еще предстоит закончить карту и отбросить за ее край эти слова: Терра
инкогнита.
Рауль хлопнул в ладоши.
– Вперед, только вперед, в неизвестное, – прошептал он, не в силах подавить улыбку
отважного конкистадора.
Наш новый девиз.
Мы смотрели друг на друга и в наших глазах сверкал один и тот же огонь.
Приключение еще только начиналось.
Вперед, в Неизвестное!
«Первый человек, официально ступивший на тот свет – француз и его зовут Феликс
Кербоз. Мы уже давно и неоднократно в своих передовицах выражали полную
уверенность в успехе дерзкого проекта нашего президента Люсиндера. Благодаря его
усилиям научная сборная Франции опередила всех иностранных соперников и первой
достигла континента мертвых. Наша газета уже присудила Феликсу Кербозу титул
„Человек года“ и обратилась с петицией, чтобы его как можно быстрее зачислили в ряды
Почетного Легиона».
«Один человек захотел любой ценой встретить своих предков. Иностранец по имени
Феликс Кербоз попытался к ним присоединиться и покончил с собой с помощью хлорида
калия, вещества чрезвычайно ядовитого. Через двадцать минут он очнулся совершенно
здоровым. В настоящий момент японские исследователи ищут ответ на самый дерзкий
вопрос: можно ли посещать страну наших предков (и в конечном итоге ее
сфотографировать), как и всякое прочее место на Земле?»
86 – ПОСЛЕ ПОБЕДЫ
Сомнений больше быть не может. Научные круги, общественное мнение и пресса
салютовали успеху «Проекта Парадиз». Комиссия экспертов, прибывшая во Дворец
Конгресса, чтобы нас утопить, представила в парламент отчет, где, напротив,
признавались наши достоинства и наша серьезность.
Никто уже не осмеливался говорить о «лаборатории запрограммированной смерти» или
«президентском склепе».
«Что такое смерть? Что такое смерть? Что такое смерть? Что такое смерть? Что такое
смерть? Что такое смерть?…»
Я мог бы этой фразой заполнить подряд страниц двадцать. По крайней мере, чтобы
вернуть желание понять, чем же я живу.
Когда не знаешь, много вопросов не задашь, но стоит только начать копаться, как тут же
возникает потребность узнать все, понять все.
Смерть стала тайной, захватившей все мои нейроны, и мой мозг требовал больше
информации.
Тот факт, что к ней можно приблизиться практически управляемым образом, должен
меня обнадежить. «Смерть – это вот что: страна, в которую можно попасть и оттуда
вернуться!» Геркулес, наш предшественник, уже побывал в аду, чтобы сразиться с
Цербером. Почему бы и нам этого не сделать?
Рауль успешно нанес свой первый удар. С этого момента меня терзало желание узнать,
что происходит с людьми после их ухода. Где окажусь я сам, когда все кончится? В конце
концов, если жизнь, как говорится – это комикс, можно бы и узнать, что происходит в
последнем эпизоде.
Я все еще находился в шоковом состоянии. В голове множились вопросы. Может ли
человек силой воображения и убежденности завоевать все измерения? Где находится его
предел? И в особенности, что же такое смерть?… смерть… смерть…
Президент Люсиндер собрал нашу группу на совещание в Елисейском дворце. Он
приветствовал нас в своем рабочем зале, забитом компьютерной техникой и дисплеями,
аскетично строгом и крайне далеком от того роскошного образа, который производил его
кабинет в стиле Людовика XV, где он обычно принимал официальных гостей.
Глава государства объяснил, что сейчас мы наконец-то вырвались на оперативный
простор. Мы разделались со скептиками. Теперь нам предстоит принять бой с новым
противником: подражателями. Действительно, ценой нашей славы почти весь мир
возводил танатодромы.
– Вопроса быть не может, чтобы дать нас обойти американцам или японцам. Это мы уже
видели в авиации, – ругался он. – Братья Райт утверждали, что построили самый первый
самолет, хотя всякий знает, что на самом деле это сделал Клемент Адер! [6] Вы добились
успеха в запуске, но – держитесь крепче! – определенно найдутся те, кто станет заявлять,
что опередили вас в походе на тот свет.
После нашего триумфа во Дворце Конгресса, засвидетельствованном широкой
общественностью, я и помыслить не мог, что какая-то темная иностранная артель
осмелится оспаривать наше первенство в исследованиях.
Я запротестовал.
– Мы владеем точной химической формулой «ракетоносителя». Эта формула – тот
самый «чемпион», которого увидел весь свет. Мы даже изобрели новую терминологию
путешествий между обоими мирами. Наш исторический прецедент неоспорим и мы
продвигаемся вперед семимильными шагами, так что остальным потребуется еще время
нас нагнать.
Люсиндер воздел руки к небу.
– Да подумайте же сами! Пока наши депутаты еще торгуются, предоставлять нам фонды
или нет, американские университеты уже выделили значительные суммы в распоряжение
своих исследователей. И смею вас заверить, они не работают в тюремных подвалах! Не
садятся в стоматологическое кресло, которому место скорее в музее, чем в
экспериментальной лаборатории! Нет, они купаются в роскоши, обставленные самой
современной аппаратурой в мире! В любом случае, мы должны двигаться вперед с более
высокой скоростью. Я не вижу никаких других средств обеспечить ваши потребности,
кроме как… Профессор Разорбак, доктор Пинсон, мадемуазель Баллю и мсье Кербоз,
отныне вы поступаете в прямое распоряжение президента. Я объявляю вас
высокопоставленными государственными служащими.
Конрад пятый угол будет искать, когда я ему про это расскажу!
– Отлично. Сможем обновить нашу лабораторию, – обрадовался Рауль.
Люсиндер его прервал:
– О нет, Разорбак, никакой больше любительщины! Речь идет о международной
конкуренции. Наша страна должна держать марку. К тому же, у нас больше нет никаких
причин прятаться. Наоборот, надо работать у всех на виду. Словом, мы построим себе
новый танатодром, более современный и более просторный. Он должен стать
«историческим» местом. Новой триумфальной аркой. Аркой триумфа завоевателей
смерти.
Как и многие другие политики, Люсиндер пьянел от собственных слов. В то же время
ему нравилось побуждать к действию войска, которые он считал своими. Мы были его
элитным подразделением, его личными разведчиками, коммандос, готовыми всеми силами
помочь ему войти в Историю.
Мы, однако, не разделяли этих амбиций. Если он жаждет себе бессмертия, то мы ищем
приключения и хотим проникнуть в тайну, столь же древнюю, как и само человечество.
Швейцар с раззолоченным воротником шумно распахнул дверь. Аудиенция окончена.
Президента ждут другие дела. Нам пора убираться.
– Спецслужбы Республики держат меня в курсе дел наших противников, – сказал он. (И
вместо прощания добавил) – А сейчас, мадемуазель, господа: побольше уверенности и за
работу!
87 – ИУДЕЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
"Сном жизнь приучает нас к смерти.
Жизнь говорит нам, что в сновидениях есть еще одна жизнь".
Элифас Леви (Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»)
88 – ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
После суматохи во Дворце Конгресса я неделю просидел дома совершенно один. Я
убедился, что одиночество легче переносить в состоянии эйфории, чем в расстройстве, но
страдал я от этого ничуть не меньше. С другой стороны, чего же я жду? Толпы
почитателей, осаждающих наш дом по всему периметру? Есть ли мои фото в газетах, нет
ли, – каким я был Мишелем Пинсоном, человеком одиноким, таким я и останусь.
Я очень хорошо представлял, какова будет эпитафия на моем могильном камне: «Здесь
лежит Мишель Пинсон, простой и одинокий, как и все люди».
Я утешался белым портвейном и десятки часов посвящал перечитыванию старых книг
по мифологии.
Устав от этих текстов, зачастую слишком академических и непробиваемых, я листал
первые попавшие под руку журналы. Все они были напичканы статьями про везенье
киноактеров, таких красивых и улыбчатых, что им жениться-развестись – как мне… Ну,
вы поняли. На каждой странице красовалось по картинке, где белозубо сияли непристойно
счастливые молодожены или свежеиспеченные родители. По словам бумагомарателей, все
эти герои были гениальны, уникальны, призеры-лауреаты, при всем при этом скромны,
расслабленны и перманентно добродетельны. Они болели за борьбу против полиомиелита,
они усыновляли детей из стран третьего мира, они вещали о любви как о единственной и
незаменимой ценности, они представляли своих новых друзей, таких же гениальных и
улыбчатых, как и они сами.
Сейчас танатонавты тоже были счастливы. Феликс купался в свете рампы. Рауль отыскал
путь, которым прошел его отец, президент Люсиндер стал знаменит, Амандина думала,
что теперь в силах спасать людей. А я?
Мне нечем было заняться. Никого, с кем можно поговорить, кому можно поведать о
своей боли вперемешку с приступами радости.
Вновь захотелось завыть, как волк на луну. Ауууууу ! Пришлось остановиться, когда дали
о себе знать соседи. Я заставил себя сесть за журнальные статьи и бесился, читая про
везенье актеров, художников и политиков.
Надо взять себя в руки. Я слишком нетерпелив.
Было уже пол-одиннадцатого вечера, но и в этот час я никак не мог подавить в себе
желания. Желания быть с людьми, поговорить с ними, поспорить о том, о сем.
– Приветик!
Не повезло. Мать с братом. С ходу они на меня набросились.
– Мой мальчик, сынок, как я тобой горжусь! Я всегда знала, что все получится! Мама
всегда это чувствует…
– Браво, брательник, одним махом всех побивахом!
Словно у себя дома, они завладели моей кушеткой, а брат тут же сунул под нее руку,
уверенный, что именно там я прячу свой портвейн.
Потом Конрад принялся мне толковать про мои же финансовые интересы и что мне надо
с этого момента ими заниматься с помощью мудрого и расчетливого советника. Мать
подчеркнула, что с моей теперешней репутацией я, без сомнения, могу жениться на
красивой актрисе или какой-нибудь наследнице из высшей аристократии. Она уже набрала
вырезок из журналов с множеством очаровательных юниц, могущих мне подойти.
– Все женщины будут у тебя в ногах валяться, – поведала она тоном гурмана.
– Но… но у меня уже есть подружка, – ляпнул я не подумав, просто чтобы оградить себя
от ее непрошеного сводничества.
Мать тут же приняла негодующий вид:
– Что! Как! – вскинулась она. – У тебя есть подружка и ты ее прячешь от своей матери?!
– Да я…
– Ага! А я догадываюсь, кто она такая! – возликовал Конрад. – Подружка Мишеля –
санитарка! Та самая цыпочка-блондиночка, с голубыми глазками, что с тобой рядом стояла
во Дворце Конгресса! Слышь, брательник, ты заметил, она похожа на Грейс Келли? Только
получше. Постой-ка… Странно, тем макаром, что она цеплялась за твоего «кролика», я уж
подумал, что он ее оприходовал!
Как и всегда, мой братец-кретин попал в самое больное место и наслаждался,
проворачивая нож в кровоточащей ране. Мать сказала ему помолчать.
– Санитарка? Отчего бы и нет? Все работы хороши… И когда ты на ней женишься? Я бы
очень хотела видеть себя женатым. Тебе нужна жена, чтобы навести порядок в твоей
жизни. Ты посмотри, в чем ты ходишь! Ты простудишься, если не будешь тепло одеваться.
И конечно же, ты все время обедаешь в ресторанах. Эти рестораны экономят как только
могут на своих клиентах, подают одни объедки и продукты самого низкого сорта. Я
надеюсь, ты не ешь фарш?
– Да знаю я, маман, знаю, – согласился я, пытаясь предотвратить сход лавины.
– Что ж, тем лучше. Твоя санитарка тебя научит правильно кушать и тепло одеваться. В
крайнем случае будешь слушаться меня. И не вздумай задирать нос, что тебя по
телевизору показывали!
– Не буду.
– Чего не будешь?
– Нос задирать не буду.
– Я тебя предупреждаю, даже и не смей разыгрывать перед нами сноба, мол, «я
международная звезда»! Между нами чтоб такого не было, договорились?
Нет, лучше капитулировать, чем ввязываться в бесполезную перепалку! Конрад глумливо
ухмылялся при виде моей, как ему казалось, бесхребетной покорности.
Порывшись в книгах, лежавших у меня на столике, он воскликнул:
– Во! А сейчас ты увлекся мистикой?
– Я читаю, что хочу и не собираюсь ни перед кем отчитываться, – раздраженно ответил
я.
Я готов был уступать матери, но склоняться перед Конрадом – это уже слишком.
Он объявил:
– «Пополь Вух», или «Книга преданий» … Это что, про колдунов?
Я выхватил драгоценную книгу из его рук.
– Это библия индейцев киче в Мексике, – я чуть не плюнул ему в лицо.
– А, ну да! А вот еще: И-Цзин, "Книга превращений". А здесь "Бардо Тодоль ", "Книга
мертвых". И «Рамаяна». Вот это да! Слушай, у тебя здесь все есть. Одной только
«Камасутры» не хватает!
– Конрад, если ты сюда заявился меня провоцировать, то убирайся к чертовой матери,
пока я тебе не начистил морду! Иди куда-нибудь еще и там выпендривайся своими
бабками, колесами и девками. А меня оставь в покое!
– Ах, где ты мой, кладбищенский покой! – загнусавил Конрад.
Я уже было ринулся на него с кулаками, но между нами влезла мать.
– Не разговаривай со своим братом в таком тоне. Мне он не приносит ничего, кроме
радости. Посмотри: он женат, подарил мне внуков. Его не в чем упрекнуть! Уж он-то не
ходит задравши нос, что его пропустили на телевидение!
Я готов был рвать на себе волосы в бессильном отчаянии! Чтобы вернуть спокойствие, я
начал замедленно дышать.
– Если вы пришли, только чтобы надо мной издеваться, я предпочитаю вас больше не
задерживать. Вы боитесь, что я стану счастлив? Вы хотите отравить мне все удовольствие?
Мать заметила, что у меня, как и всегда, на рубашке верхняя пуговица расстегнута. Как и
всегда, она принялась ее застегивать, больно ущипнув при этом шею. Этим она дала
понять, что меня наказывают за перехват инициативы в разговоре.
– Как вообще ты смеешь разговаривать с нами в таком тоне? – негодовала она. – Даже
когда ты в свое время таскался по кладбищам с этим своим Разорбаком, я никогда тебе не
выговаривала, хотя я отлично знала, что многие матери не разрешали своим детям
водиться с ненормальными.
– Рауль нормальный!
– Все же он немного особенный, ты сам это признавал и к тому же…
– Вы обо мне говорите?
Нет, все-таки мне, видно, придется взять себя за шиворот и установить, наконец,
щеколду на дверь. А то ходят, кому ни вздумается. Амбарные замки, засовы, дверные
глазки, звонки и – здравствуй, мой покой и уединение!
А пока что тем хуже для Рауля, если он услышал в свой адрес нелестные замечания моей
матери! Это его отучит сваливаться мне на голову с бухты-барахты.
– Здравствуй, Рауль, – холодно сказал я.
– Да-да, профессор Разорбак, – признал мой братец уважительным тоном, – мы как раз
вас и вспоминали. Мы думаем, что раз вы сейчас стали богатые и знаменитые, вам
потребуется финансовый консультант присматривать за вашими интересами. В конце
концов, вы вдвоем и мадемуазель, вы все равно как рок-группа. Вам нужен импресарио,
который позаботится о вашем имидже, который будет заниматься вашими контрактами,
который…
Я ожидал, что Рауль резко оборвет этого шутника. Ничуть не бывало. Он внимательно
его слушал.
– Это твой брат? – спросил он.
– Да, – несчастно признал я.
– А я его мать! – гордо объявила моя родительница.
Рауль взялся за подбородок.
– У твоего брата появилась неплохая идея, – согласился он. – Нам действительно нужно
толково организовать работу нового танатодрома.
Конрад с напыщенным видом принялся излагать свои прожекты:
– Именно. И я думаю, что по соседству с ним интересно открыть сувенирную лавку. Там
можно будет торговать вот такими вот футболками.
«Умирать – наше ремесло», можно было прочесть на той тряпке, что он вытащил из
своего кармана.
Я был потрясен. Этого нельзя было сказать про Рауля, который стал внимательно
разглядывать материю.
– Неплохо! А она садится или линяет при стирке?
– Нет. Гарантированный краситель, я уже проверяла, – вмешалась маман.
Рауль настроен отдать наш священный проект в руки торговщиков и менял, тех самых,
что превратили Храм Господень в вертеп разбойников? Я туда не вернусь.
– Но…
Он приказал мне помолчать.
– Твой брат прав, Мишель. Лавка позволит людям лучше познакомиться с нашей
работой, придаст ей престиж в глазах общественности.
– А я… я буду вашим пресс-атташе! – воскликнула моя нежная мать. – И раз так, то
смогу чаще видеть Мишеля. Я за него серьезно возьмусь.
Я протер глаза и уши. Нет, это не сон. Мы начинали, желая постигнуть тайну смерти,
чтобы тем самым изменить жизнь, изменить мир, изменить человечество… Вуаля, теперь
мы увлеклись организацией магазина «танатосувениров». Мы живем поистине в чудесную
эпоху! Если бы Иисус Христос вернулся на землю, ему тоже, наверное, пришлось бы
заняться популяризацией своих заветов. «Люби ближнего своего» – на розовато-лиловых
майках. И «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» – белые свитера, 70%
хлопка, 30% синтетики, стирать в теплой воде. Уж это отлично устроило бы Конрада!
Я вообразил даже, как распропагандировать Лао-Цзы через уличные киоски. «Кто знает,
не говорит. Кто говорит, не знает». Налетай, обалденные водолазки!
А впрочем, уж если Рауль, мой друг профессор Разорбак, не жалуется, то кто я такой,
чтобы на это возражать?
Мой брат откроет магазин, закупит оптом секонд-хэнда и всякого мусора на Тайване, а
мать займется лавкой.
Я пожал плечами, повторяя самому себе, что это посмешище, по крайней мере, никого
не убьет.
– А твоя санитарка, ты когда нас с ней познакомишь? – напомнила мать, чтобы добить
меня окончательно.
89 – АВСТРАЛИЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ
"Мифология австралийских аборигенов повествует о Нумбакулле, «Вечносущем»,
родившимся из ничего. Нумбакулла – это пришедшая ниоткуда сущность, внезапно
проявившаяся на обнаженной Земле. Он направился на север и на его пути рождались
горы, реки, самые разные растения и животные.
По дороге он извергал из себя духов-младенцев, которые сами по себе были
бессмертными душами, появлявшимися из его тела. В одном гроте он выбил на камнях
священные знаки, именуемые Тъюрунга и наделенные способностью появляться из
энергии. Первопредок родился из союза одного Тъюрунги с духом-младенцем.
Затем аналогичным образом народились другие предки и занялись воспитанием первых
людей.
Однажды Нумбакулла посреди пустыни воткнул столб. Он обмазал его свой кровью и
стал взбираться на небо, поманив за собой Первопредка. Но из-за крови столб был
слишком скользкий и Первопредок свалился на землю.
Нумбакулла один взобрался на небо и утянул за собой столб.
После этого он никогда уже не появлялся.
Люди поняли, что бессмертие от них навсегда ускользнуло. Священный столб стал осью,
вокруг которой крутится этот мир, как этого и хотел Нумбакулла".
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
91 – ТИБЕТСКАЯ МИФОЛОГИЯ
"Знай же:
Вне твоих галлюцинаций
Нет ни Высшего судии мертвых,
Ни демонов,
Ни покорителей смерти, Мажусри.
Пойми это и ты станешь свободен".
«Бардо Тодоль», тибетская «Книга мертвых» (Отрывок из работы Френсиса Разорбака,
«Эта неизвестная смерть»)
92 – ЗА РАБОТУ
На следующий день после официального открытия мы со всеми своими пожитками
обосновались в нашем дворце смерти.
Президент для каждого предусмотрел личные апартаменты. Плюс к этому лаборатория
имела несколько входов, чтобы мы могли работать по ночам. А поскольку мы хорошо
помнили, чем нам досаждали соседи во время клеветнической кампании, то с великой
радостью переехали в свой новый дом.
Себе я домашний очаг выбрал на четвертом этаже.
Потом я в лаборатории присоединился к Раулю, измученному страстным желанием
наподдать президенту Люсиндеру.
– Американцы, японцы, англичане… Он только о них и говорит. Он ничего не понимает.
Впереди работы – начать и кончить. Мы можем продвигаться только шаг за шагом, и к
тому же принимая какие только возможно меры предосторожности.
Я был озадачен, видя как мой друг принял на себя роль замедлителя. Он, который всегда
нас подстрекал идти вперед, несмотря ни на какой риск!
– Нельзя путать скорость с поспешностью.
Прежде всего следовало остудить чрезмерный энтузиазм Феликса, хотевшего
преумножить свои полеты.
Наш танатонавт сильно изменился после победы во Дворце Конгресса. Он давал
интервью за интервью. Его без конца приглашали на телевидение поучаствовать в
викторинах или «круглых столах» и, поскольку все это транслировалось, он обожал там
появляться.
Я понимал его аппетит взять реванш после этих тридцати лет, когда с ним обращались,
как с пустым местом. Пластическая хирургия полностью изменила его исполосованное
шрамами лицо. Талантливый офтальмолог сумел извлечь контактные линзы,
вынуждавшие его беспрестанно моргать. Что же до лысоватого черепа, он прибегнул к
искусственной пересадке волос. Знаменитейшие модельеры одевали его как на рекламных
картинках. Красивый и элегантный, Феликс Кербоз воплощал собой образ истинного героя
смерти.
Он мелькал повсюду. Он принимал участие на всех премьерах, на всех вернисажах, на
всех светских вечерах в новомоднейших ночных клубах. Хозяйки самых роскошных домов
боролись между собой за право пригласить единственного танатонавта мира к себе на
раут. Феликс также попал в Книгу рекордов Гиннеса как человек, наиболее далеко
зашедший в мир жизни после жизни. Его можно было видеть в костюме Супермена,
сидящим возле могучих победителей конкурса по раскусыванию вишневых косточек и
поглощению пива, с каждого бока по сногсшибательной топ-модели с впечатляющим
навесным оборудованием.
Феликс стал настоящим светским человеком.
С одной стороны, мы всему этому очень радовались, потому что это будет поощрять его
стремление вернуться сюда, а не дать себя захватить тому свету, как могло случиться, если
бы он не знал всех нынешних соблазнов. С другой стороны, мы нервничали из-за
постоянно возникавших и неизбежных задержек. Он часто проводил целые дни в кровати,
восстанавливаясь после своих «белых ночей», вместо того, чтобы идти на танатодром,
своего рода его рабочее место. К тому же он так привык ко всеобщему восхищению, что
вполуха прислушивался к нашим советам и рассказам о работе.
Все же Феликс сохранил остатки профессиональной этики. За первую неделю после
нашего переезда в Соломенные Горки он дважды сумел успешно вернуться.
Он подтвердил существование стены «кома плюс двадцать одна минута», своего рода
парообразной мембраны, которую он сейчас сравнивал с прозрачным и тонким ртом.
«После этой стены серебряная пуповинка, удерживающая в этом мире, рвется и силой
воли уже не совершишь разворот», считал он.
Все журналы переняли это выражение: «коматозная стена». Некоторые называли ее
также «стена смерти», «Молох 1» или даже просто «Мох 1», по созвучию с названием
звукового барьера, «Мах 1».
Молох – это слово заставляло меня вспоминать Баала, финикийского и карфагенского
бога. Я видел его изображение в турпоездке в Сиди-абу-Саид, что в Тунисе. Огромная
пустотелая металлическая статуя, под животом которой разводили огонь. Младенцев и
девственниц приносили в жертву, швыряя их в ее разверстую пасть.
В самом низу здания, на первом этаже, моя мать открыла свою лавку и, как было
решено, продавала там майки, брелки и бейсболки. Ее магазин скромно окрестили
«Покорители смерти».
Там можно было найти бог знает что, например, пивные кружки, уверявшие, что смерть
– их ремесло. На прочих товарах виднелись надписи жирными буквами: «Прах к праху,
пепел к пеплу» (это на пепельницах); «А до смерти четыре шага…» (на рулетках); «Не
помру и не рожусь, всем и каждому гожусь» (на туалетной бумаге); «Ожог третей
степени» (на свечах); «Небо не ждет» (на воздушных змеях). В ассортименте имелись
фигурки Феликса Кербоза, видеокассеты с записью его полета во Дворце Конгресса, а
также крохотные гробики с одеколоном «Танатонавт», на крышке которых почему-то
красовался мой портрет.
В хорошем вкусе им не откажешь…
А впрочем… друзей выбирают, а семью – нет.
93 – ПОЛИЦЕЙСКОЕ ДОСЬЕ
Рапорт в компетентные органы
Движение танатонавтов начинает принимать масштабы, которые не представляется
возможным подавить традиционными мерами вмешательства. По сути дела, танатонавтика
становится неуправляемой. В связи с невозможностью воздействовать на это движение как
таковое, мы могли бы вывести из игры основных участников, а именно, Рауля Разорбака,
Мишеля Пинсона и Амандину Баллю (см.личные дела). Считаем небезопасным их
дальнейшую деятельность. Возможны крайне тяжелые последствия. Просим разрешения
приступить к операции.
94 – ТЕОЛОГИЧЕСКИЙ ВОПРОС
– Это все замечательно, эта ваша «коматозная стена», но если вы не предложите
логичного объяснения для широкой публики, она не замедлит записать в шарлатаны вас, а
заодно и меня!
В своем рабочем зале, уставленном компьютерами и дисплеями, президент Люсиндер
пребывал в сильном возбуждении. Он был прав: истолкование эксперимента зачастую
важнее самого этого эксперимента. Кстати, Пастер в свое время не замедлил с
интерпретацией своих результатов, еще до того, как они были полностью подтверждены.
Мы совершили фантастическое открытие. Теперь нам надо объяснить всю концепцию
общественности.
В длинных ладонях Рауля замерцала еще одна из его сигареток «бидди». Он задумчиво
затянулся и затем объявил:
– Пожалуй, у меня есть одно объяснение, которое можно предложить публике.
Президент поудобней устроился в своем кресле на колесиках. Автоматически
включилась миниатюрная система для массажа спины.
– Слушаю вас, – сказал он доброжелательно.
Рауль затянулся снова и с наслаждением выпустил кольцо эвкалиптового дыма.
– Имеется одно объяснение, откуда следует, что смерть – это биологический регресс. В
«классической смерти», когда отказывает неокортекс, сознание проваливается в
обонятельный мозг и в этот момент можно наблюдать NDE. Еще сохраняются
определенные химические взаимосвязи между неокортексом и обонятельным мозгом и вот
почему люди могут запоминать образ туннеля. Затем сознание проваливается еще дальше,
в рептильный мозг. Опять же, еще есть некоторая связь между неокортексом и
обонятельным мозгом, но все же в большей степени между неокортексом и рептильным
мозгом. Запоминаний уже невозможно. Ни один человек не может рассказать об этом
этапе. И напротив, при стимуляции рептильного мозга возникают сновидения,
галлюцинации, различные спектакли с участием ego и персонажей-лилипутов. Сознание
затем погружается в клетки рептильного мозга, а оттуда идет в ядро ДНК. ДНК
формировалась с генезисом мира и именно этот момент можно воспринимать в
пространстве состояния второго сознания, другим словами, первомира.
Люсиндер поднял руку и повернулся в мою сторону.
– Ничего не понимаю. А у вас, Мишель, есть какое-нибудь объяснение?
– Не так давно разработанная теория «тахионов». Это новые элементарные частицы,
только что открытые в атомном ускорителе Саклэ[7]. Тахионы обладают одной уникальной
особенностью: они движутся быстрее скорости света. Возможно, что именно они
находятся в поле сознания. Если, скажем, человек утром несколько не в себе, похоже, что
тахионы сознания еще в него не вернулись. Теоретики-тахионщики предполагают, что эта
частица не знает ни прошлого, ни будущего. Может быть, как раз тахионы и образуют
собой «материю» души.
Люсиндер потер подбородок.
– Она привлекательна, эта ваше теория частиц сознания, но вот слово «тахион» кажется
мне не слишком уместным для прессы. Ладно, хватит этой научной тарабарщины. Этак вы
всех в сон вгоните. Вот вы, Рауль, вы, кажется, интересуетесь мистикой. Что там есть
такое, что может дать наиболее «достоверную» версию?
– Да пожалуй, «Бардо Тодоль», тибетская "Книга мертвых". Согласно ей, на каждого из
нас приходится по три тела.
– Вы что, издеваетесь? Вы хотите, чтобы я это сказал своим избирателям? – подскочил
глава государства.
– Я просто повторяю, что утверждается в «Бардо». Итак, у нас есть три тела. Первое
называется «телесная оболочка». Она состоит из материи, твердой, жидкой или
газообразной, из всего того, из чего сделан наш организм. Разветвленная по пяти органам
чувств, она дает нам зрительные, слуховые, осязательные и прочие ощущения. При нашей
смерти материя распадается и обращается в прах. Второе тело – «жизненное». Это
магнетическая оболочка, окружающая физическое тело и определяющая линии силы и
линии слабости. По ним проходят энергетические меридианы, о которых говорят китайцы,
и в них же находятся чакры, на которые указывают индийские йоги. В ней циркулирует
наша природная энергия, которую мы испускаем вовне и получаем извне. Эту энергию
индусы именуют Прана, а китайцы – Ци.
Версинжеторикс зевнул и выпустил струйку слюны. Я отметил про себя, что это по
меньше мере курьезная ситуация, когда президент, во всем подражавший Цезарю,
Версинжеториксом назвал свою собаку. Лабрадор разгромлен и посрамлен! [8]
Столкнувшись с научно-мистической лекцией моего друга, прагматичный избранник
народа казался не совсем в своей тарелке.
– Продолжайте! – тем не менее распорядился он.
– Жизненная оболочка определяет наше влияние на людей, наши «психовибрации»,
наше обаяние. Все то, что людям в нас нравится или не нравится без какой-либо видимой
причины. Кроме того, болезни – это всего лишь нарушение равновесия между нашей
физической и жизненной оболочками. Отсюда китайская акупунктура, которой выполняют
разблокировку энергии в одних точках и вызывают ее циркуляцию в других…
Физическая оболочка, жизненная оболочка… Я догадывался, о чем сейчас думает
Люсиндер. Требуется ли как можно быстрее избавиться от этого полоумного мудреца,
который на сегодня уже выполнил свою грязную работу, и заменить его на посту научного
руководителя кем-то еще, более «презентабельным»?
На какое-то мгновение взгляд президента задержался на мне, словно я был возможным
правопреемником. В конце концов, я был в деле с самого начала и пока что выглядел в
здравом рассудке.
Весь поглощенный объяснениями, Рауль не заметил сомнений своего собеседника. Он
невозмутимо продолжал:
– Декарт, кстати, именно это имел в виду, когда сказал: «Разница между телом и душой в
том, что тело делимо, а душа – нет». С этим как раз все согласны… Отсюда получается,
что жизненная оболочка может отделяться от телесной.
– При каких обстоятельствах?
– Хм-м, например, после принятия наркотика или когда человек падает в обморок,
испытывает оргазм или переживает слишком сильное психическое потрясение.
– Или если находится в коме?
– Совершенно верно. Мой отец, много проработавший над этим вопросом, считал, что
медиумы и некоторые мистики вполне способны по собственному желанию отделить свою
жизненную оболочку от физической. Он был профессором философии, но обладал
чрезвычайно научным подходом к вещам… По его словам, это словно сбрасывание
гигантской прозрачной перчатки с нашей кожи.
Люсиндер почесал своего пса.
– Я также нашел кое-какие тексты, написанные неким профессором Рупертом
Шелдраком в конце XX-го века. Этот физик утверждал, что предметы обладают формами,
независимыми от их материальной ипостаси. Дерево уже «заложено» в семечке, старик
«записан» в зародыше, и их формы циркулируют словно мобильные банки данных.
Шелдрак привел доказательство существования этих нематериальных форм, не дав,
впрочем, убедительного объяснения. Может быть, это электромагнитный феномен? В
конце концов, мы все обладаем своим собственным электромагнитным отпечатком. Очень
редко и на пределе восприятия, эту энергию мы можем почувствовать, сближая ладони. И
все же он там, этот маленький шарик, который мы иногда ощущаем как крохотное солнце,
когда отнимаем руки от лица, а еще когда касаемся кожи незнакомого человека и получаем
внезапный удар, словно электричеством. Мы погладили невидимую оболочку. Позвольте, а
может быть, мы погладили душу?!
Люсиндер был в нетерпении:
– Ну а третье тело? – потребовал он.
95 – ИНТЕРВЬЮ
Читая «Журнал для женщин»:
«ЖДЖ»: Душа, вы говорите?
КЕРБОЗ: Да. Как невидимая перчатка, которую надеваешь и снимаешь.
«ЖДЖ»: Поточнее, пожалуйста.
КЕРБОЗ: Там мое тело напоминает прозрачное облако, наполненное разными цветами и
оттенками. Оно в точности как мое обычное тело, но больше ничего не весит и может
двигаться быстро как ветер. Оно может проходить сквозь предметы, а все предметы могут
проходить через него.
«ЖДЖ»: Это эктоплазма?
КЕРБОЗ: Понятия не имею, что такое эктоплазма. Я вам говорю, как мое тело стало
прозрачным. Люди больше не могут его видеть, оно больше не может с ними говорить. С
другой стороны, оно может читать все мысли живых. Такое странное ощущение!
«ЖДЖ»: А что вы может сказать о полете?
КЕРБОЗ: Полет проходит со скоростью мысли. Когда я прозрачен, я могу вот так через
вас пролезть (жестами подражает пловцу). Однако я связан с моим физическим телом
серебристой пуповиной, своего рода тросом, светящимся и упругим.
«ЖДЖ»: Приятно ли летать в таком «прозрачном теле»?
КЕРБОЗ: Да. Такое впечатление, что нет никаких ограничений. Уже не верится, что
можно пораниться или устать. Ты уже просто как подвешенная мысль. Можешь двигаться
со скоростью мысли.
«ЖДЖ»: Наверное, надо быть очень смелым, чтобы вернуться потом в свое бренное
тело!
КЕРБОЗ: Это уж точно. Особенно когда у тебя вросший ноготь!
96 – ЯПОНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
"Путь самурая – смерть. Если ты должен выбирать между жизнью и смертью, без
колебаний избери смерть. Нет ничего проще. Собери всю свою смелость и действуй. Как
считают некоторые, умереть, не достигнув своего призвания – значит умереть зря. Но это
просто фальшивое подражание этике самурая, раскрывающее расчетливый характер
бесстыжих торгашей из Осаки.
В такой ситуации становится почти невозможным сделать правильный выбор. Все мы
предпочитаем жить.
Нет ничего более естественного, чем выискивать предлог, чтобы выжить. Но тот, кто
стремится продолжать жить, не исполнив своего долга, достоин презрения как самый
последний трус и жалкий негодяй".
Хагакурэ, самурайский код чести, XVII-ый век (Отрывок из работы Френсиса Разорбака,
«Эта неизвестная смерть»)
97 – МЕНТАЛЬНОЕ ТЕЛО
Президент Люсиндер сосредоточился на словах профессора Разорбака. На меня мой друг
в который уже раз произвел сильное впечатление. Рауль так много знал! Сколько томов он
скопил в своей голове?
Слушая Рауля, можно было сказать, что он – хорошая библиотека, достойная всех гуру и
восточных мудрецов мира!
– Вы говорите, три тела, – напомнил Люсиндер. – Физическое тело, жизненное тело, а
еще?
– Ментальное тело. Оно дает нам наши мысли, представления, идеи. Соматические
нарушения психогенной природы ментального тела связаны с энергетическим
дисбалансом жизненной оболочки. Именно ментальное тело позволяет мне сейчас
говорить с вами. Оно анализирует и синтезирует всю информацию, поступающую от
наших органов чувств, и придает ей, этой информации, интеллектуальную значимость.
Именно ментальное тело влюбляется, смеется и плачет.
Глава государства был сама любезность.
– Физическое тело, жизненное, ментальное. Не очень просто, это определенно, но как
еще можно объяснить, что мы завоевываем тот свет как полусонные!
99 – МИФОЛОГИЯ КЕНИИ
"Как считают банту, с самого начала предполагалось, что человек будет бессмертен. Это
ему должен был сказать хамелеон, которого отправил на землю Бог. Потом, по зрелом
размышлении, Бог изменил свою точку зрения и приказал второму посланнику, на этот раз
птичке, сообщить человеку, что, дескать, ничего подобного, человек смертен.
Хамелеон намного опередил птичку. Увы, он так сильно заикался, что до сих пор не
передал свое сообщение человеку. У птички же не было таких затруднений и люди узнали,
что они смертны и никогда не вернутся обратно на землю в форме, позаимствованной из
их предыдущей жизни".
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
109 – МОХ 1
С исчезновением Билла Грэхема мы по-прежнему оставались впереди всего мира в
танатонавтике. Но за нами уже шли другие группы, готовые догнать и, быть может,
перегнать.
Жан Брессон выбивался из сил на первой стене. Пока то, что находилось за Террой
Инкогнита, по-прежнему оставалось неизвестным, венчик воронки, напротив, становился
все более и более исследованным. Танатонавты всего мира сантиметр за сантиметром
обшаривали внутреннюю стенку, облепив ее словно неутомимые сперматозоиды.
Лондонский журнал продолжал представлять разведчиков смерти в образе птичек,
клюющих челюсть зевающего крокодила. «Поближе ко мне, малыши, я всегда голоден», –
гласила подпись под третьим рисунком, где на разверстой пасти рептилии кровь и перья
означали, надо думать, несчастного Билла.
При всем при этом Жан Брессон не потерял своего хладнокровия. Как и Рауль, он верил,
что понемногу мы сможем выщипать коматозную стену.
В целях рекламы или желая подбодрить науку, президент Люсиндер учредил приз:
«Кубок Мох 1» и 500 000 франков тому чемпиону, который первым сможет пройти через
этот барьер и вернуться невредимым, чтобы поведать о своем путешествии.
Родился стимул.
Пробил час «спортсменов от танатонавтики». Это были молодые люди, убежденные в
бессилии и бесполезности официальных танатодромов с их чрезмерными ограничениями.
Спортсмены предлагали стартовать и возвращаться, как сами считали нужным. В конце
концов, после появления вознаграждения в виде Кубка, танатонавтика сейчас стала
напоминать прыжки с шестом или бег с препятствиями. Мы вышли на этап, который я
называю «гимнастической фазой».
Клубы и частные общества сооружали свои собственные взлетно-посадочные полосы,
копируя наши «ракетоносители». Творчество и изобретательность – таков был дух нового
иллюстрированного журнала "Танатонавт-любитель ", где публиковались практические
советы и предлагались новейшие карты континента мертвых. Энтузиасты обменивались
рецептами улучшенного запуска, продавали упаковки Пропофола и хлорида калия,
похищенные из больниц, и даже предлагали стоматологические кресла.
Разумеется, в журнале имелись отрывные плакаты с изображением самых знаменитых
танатонавтов: Феликса Кербоза, Билла Грэхема и Жана Брессона.
И каждый день монстр пожирал свою порцию безрассудных «спортсменов».
Танатонавтика не была деятельностью, подобной всем остальным. Возможна лишь одна
неудачная попытка. Все это мы дружески втолковывали в своих интервью, но именно
такой риск и увлекал молодежь.
Для них это было вершиной захватывающего возбуждения. Что-то вроде японского
боевого искусства "яйба ", где два соперника сидят друг перед другом со скрещенными
ногами. Побеждает тот, кто первым выхватит свой клинок и раскроит напополам череп
противника.
Несчастные случаи не обескураживали зеленых первопроходцев. Что же касается
награды, то она привлекла и ряд мошенников.
Мы получали массу звонков.
Один тип заявил, что преодолел Мох 1 и увидел голубой коридор, который тянулся в
сторону белого света. Но когда мы его пригласили к себе и опросили под «сывороткой
правды», он признал, что выдумал эту историю, чтобы наложить руку на приз. Многие
другие шутники пытались симулировать успешный полет. Среди наиболее выдающихся
повествований, что мы от них получали, был описан случай, как некто увидел за Мохом 1
свою тещу. Другие обнаружили там чисто выбритого Иисуса Христа, ракету «Аполлон
13», стык с Бермудским треугольником, инопланетян и даже… ничего. Эта последняя
находка нас изрядно повеселила. «За смертью находится ничего!» – утверждал этот
парень. – «Что значит ничего?» – «Как же, ничего и есть ничего», – нахально ответил он.
Много честных людей потеряло там жизнь.
Со своей стороны, Жан Брессон, не поднимая особых волн, продвигался вперед секунда
за секундой и миллиметр за миллиметром. Сейчас у него была «кома плюс двадцать минут
и одна секунда».
Его вылеты становились все более и более безупречными. Сердце постепенно
замедлялось и я вводил «ракетоноситель» с намного более мягкой формулой, которая
позволяла лучше оперировать силой воли (кстати, благодаря новому препарату
«Векурониум». Чтобы не утомлять вас химическими выкладками, скажу только, что 0,01
мг Векурониума на кило веса дает очень даже неплохие результаты).
– Сегодня я собираюсь пройти Мох 1, – сумрачно объявил Жан Брессон, в которой уже
раз садясь в пусковое кресло.
– Нет, нет, не делай этого! – запротестовала Амандина, не скрывавшая своей
привязанности к молодому каскадеру.
Она взяла его за руку и оба замерли в долгом объятии. Потом он погладил ее плечо.
– Не бойся. Я хорошо подготовлен, знаю свое дело и сейчас я чувствую, что могу туда
пройти.
Голос его был спокойным и решительным. Ничто в его поведении не выдавало хоть
малейшего колебания.
Предыдущей ночью они с Амандиной шумно занимались любовью, а наутро он
выглядел в полной форме.
Он сам вставил иглы в вены и проверил экраны, словно пилот, проводящий
предстартовый контроль бортовой аппаратуры.
– Постой, – сказал я, – если у тебя получится, а я верю, что получится, это надо делать в
присутствии прессы.
Жан Брессон задумался. Он уклонялся от телекамер и славы. Он уже видел, куда эти
миражи завели бедного Феликса. Тем не менее, он знал, что без рекламы нам срежут
фонды и, во всяком случае, когда речь идет о будущем танатонавтики, важно иметь как
можно больше свидетелей.
Он извлек иглы и стал ждать.
В восемь вечера вся международная пресса толпилась в зале полетов. Мы разместили
барьеры между пусковым троном и зоной «посетителей», уставленной креслами, как в
кинотеатре. Некоторые из приглашенных пришли сюда только с целью поприсутствовать
при смерти танатонавта.
Здесь, через одну-две минуты, еще один человек скинет с себя свою телесную оболочку,
чтобы – может быть – никогда уже в нее не вернуться. В рядах посетителей царило
возбуждение. С незапамятных времен смерть всегда пленяла людей.
Я заметил взволнованного телеведущего RTV1, что вел репортаж из Дворца Конгресса, а
рядом с ним намного более спокойного журналиста Вийяна, представлявшего журнал
"Танатонавт-любитель".
Мы с Раулем и Жаном переоделись в смокинги по случаю великого события. С помощью
Амандины мы уже вымыли, что называется, с головы до ног, наш танатодром, а то он уже
начинал напоминать заброшенный гараж.
Жан Брессон на своем троне выглядел очень сосредоточенным. Все в нем дышало силой,
уверенностью и решительностью. Над ним весела карта Запредельного Континента и он
долго пытал ее взглядом, будто стремясь получше запомнить свою цель – Мох 1. Пересечь
Мох 1. Он скрипнул зубами.
– Мох 1, я тебя пробью, – сорвалось с его губ.
Он несколько раз вздохнул.
Жан настроил свою электронную систему на «кому плюс двадцать пять минут», затем
вернулся опять в стоматологическое кресло и, верный себе, хладнокровно вонзил иглу в
локтевой сгиб.
Работали все камеры, нацеленные на него, а репортеры свои комментарии давали
шепотом, чтобы не нарушать сосредоточенности Жана Брессона.
– … э-э… да, дамы и господа, Жан Брессон собирается испробовать невозможное,
пройти первую коматозную стену. Если у него получится, то он захватит Кубок и премию в
500 000 франков. Вот уже много дней атлет готовится к этому и степень его собранности
невероятна…
– OK, ready, – сухо объявил Жан.
Мы в последний раз проверили показания всех дисплеев и управляющих консолей.
– Я тоже «ready», – сказал я.
– Готова, – последовало от Амандины.
– Готов, – сказал Рауль.
Словно авиатор далекой эпохи, Жан поднял большой палец: «От винта!»
– Вперед, только вперед, в неизвестное, – прошептал Рауль.
Брессон медленно отсчитывал:
– Шесть… пять (закрыть глаза)… четыре… три (запрокинуть голову)… два (сжать
кулаки)… один. Пуск!
Мы скрестили пальцы. Удачи, Жан. «Черт возьми, – сказал я сам себе, – сейчас этот
счастливчик наконец откроет, что там, за смертью. Узнает самый большой из всех
секретов. Великую тайну, с которой столкнется каждый из нас. Вот сейчас он ее откроет и
скажет нам: „Смерть – это то-то и то-то“. Или наоборот: „Смерть – это совсем-совсем
другое“. Счастливчик». Амандина пожирала его глазами. «Счастливчик. Мне, наверное,
вместо него бы следовало отправиться. Да. Так и надо было сделать», – думал я, а камеры
работали полным ходом, чтобы не упустить ни единой миллисекунды этой сцены.
112 – ЗА МОХОМ 1
Ожидание.
Я взглянул на часы: Жан в полете двадцать минут сорок пять секунд. Сейчас он, должно
быть, уже там и видит, что происходит за Мохом 1. У него получилось, он преодолел
препятствия и сейчас собирает совершенно новые знания. Он видит, он познает, он
открывает. Заставляет всех нас ждать, пока сам не вернется и не расскажет. Что же там
такое, после коматозной стены? Что или кто такое смерть?
Кома плюс двадцать одна минута. Он все еще там, его пуповина еще не оборвана и он
все еще может вернуться. С ума сойти.
Кома плюс двадцать одна минута пятнадцать секунд. Должно быть, он там буквально
обжирается сказочной информацией. Настоящий герой.
Кома плюс двадцать одна минута и тридцать секунд.
Его земное тело колотит дрожь. Несомненно, нервные рефлексы.
Кома плюс двадцать четыре минуты и тридцать три секунды. Дрожь усиливается. Как
будто тело сотрясают электрические разряды. Лицо искажено до такой степени, что иначе,
чем гримасой боли, его не назовешь.
– Он просыпается? – спросил один из журналистов.
Электрокардиограмма показала мне, что танатонавт все еще там. Он прошел через
первую стену смерти. Активность его головного мозга нарастала, хотя сердце все еще
работало в минимуме.
Должно быть, он встретил что-то удивительное, когда тайна приоткрыла свою маску.
Потому что он совершенно точно прошел через ее дверь. Он несомненно все узнал. Может
быть, он даже полон радости и удовольствия, оттого что понял, кто она такая – Костлявая.
Смерть, он без сомнения ее узнал. Его удивила раскрытая тайна?
Кома плюс двадцать четыре минуты сорок две секунды. Он строит гримасы, как в
чистом кошмаре. Ладони вцепились в рукоятки кресла. Задравшиеся манжеты смокинга
обнажили гусиную кожу.
Он делает резкие движения. Словно имитирует схватку со свирепым монстром. Он
издает предсмертные хрипы, изо рта капает пенистая слюна, он бьет кулаками, брыкается.
К счастью, застегнутый ремень удерживает его на кресле, иначе он уже упал бы с него,
оборвав при этом трубки и те электропровода, что связывают его с Землей.
Лишившиеся дара речи журналисты смотрят на всю эту сцену. Все и так подозревали,
что лишение невинности континента мертвых – вещь определенно рисковая, но здесь
танатонавт, казалось, столкнулся с немыслимо страшными явлениями. Его физиономия не
выражала ничего, кроме чистого, абсолютного ужаса.
Кома плюс двадцать четыре минуты и пятьдесят две секунды. Он еще борется. Все
отошли назад, чтобы не попасть ему под руку. Мне все это возбуждение показалось не
самым положительным признаком. Рауль закусил губу. Амандина нахмурила брови и
сморщила лицо.
Я бросился к управляющей машине.
Кома плюс двадцать четыре минуты и пятьдесят шесть секунд. Электрокардиограф
превратился в сейсмограф в момент извержения вулкана. Через мгновение я понял, что
если мы ничего не сделаем, Жан Брессон сейчас умрет. Загорелись лампы аварийной
сигнализации. Взвыли аппараты. Но его электронная система уже сработала и резкий
электроудар сотряс все тело. Он подскочил еще раз. Затем все вернулось в норму.
Электроэнцефалограмма успокоилась. Предупредительные сигналы погасли. Аппаратура
повела себя смирно.
Брессон спасен. Мы вернули его к живым. Он был словно подвешенный в воздухе
человек, а мы смогли подтянуть его обратно, на твердый и прочный утес. Повезло,
альпинистская страховка, его эктоплазменная пуповина, выдержала.
Он прошел через стену смерти.
Мы опасливо приблизились.
– Получилось! – принялся горланить позади нас человек от RTV1. Он, должно быть,
воспользовался ожиданием, чтобы в уме отрепетировать свой репортаж. «В первом
эксклюзиве по телеканалу, который можно смотреть хоть целый день, вы оказались
свидетелями взлета и посадки первого танатонавта, пересекшего Мох 1. В прямой
трансляции вы присутствовали при историческом моменте, о котором Жан Брессон после
своего пробуждения поведет сенсационный рассказ».
Пульс – нормальный. Нервная деятельность – почти нормальная. Температура –
нормальная. Электрическая деятельность – нормальная.
Жан Брессон открыл один глаз, затем второй.
Ничто в его лице не отражало того нормального состояния, о котором свидетельствовали
экраны. Куда подевалось легендарное хладнокровие этого каскадера? Ноздри вздрагивали,
лоб залит потом, лицо не выражает ничего, кроме ужаса. Резким движением он расстегнул
ремень и по очереди осмотрел нас, как совершенно незнакомых людей.
Первым пришел в себя Рауль:
– Порядок?
Брессона колотила дрожь. Какой уж тут порядок…
– Я прошел через Мох 1…
Зал разразился аплодисментами, которые быстро стали смолкать при виде перепуганного
человека.
– Я прошел Мох 1…, – повторил он. – Но что я там видел… это… это жутко!
Уже никаких оваций. Одна только тишина. Жан растолкал нас, чтобы пробраться ближе
к микрофону. Ухватившись за него, он простонал:
– Нельзя… нельзя, нельзя умирать. Там, после первой стены… там зло. Вы не поверите,
какое это зло. Я прошу вас, я всех прошу вас, пожалуйста, никогда не умирайте!
114 – ПЕРЕБОРЩИЛИ
Нет смысла лишний раз подчеркивать, что этот странный «успех» заморозил всю нашу
танатонавтическую деятельность.
Жан, до сих пор галлюцинировавший страшными видениями, объяснял журналистам,
что позади первой стены находится страна чистого ужаса. Страна тотального зла.
– Это ад? – спросил один из журналистов.
– Нет, ад, должно быть, более привлекателен, – ответил тот с цинизмом отчаявшегося.
Президент Люсиндер, как и планировалось, организовал небольшой праздник, чтобы
вручить Жану его приз в 500 000 франков и Кубок, но танатонавт на него не пришел.
В своих интервью он во всем обвинял нас. Он окрестил нашу группу «буревестниками
горя». Он говорил, что надо прекратить разведку континента мертвых, что мы зашли
слишком далеко. Он советовал всем никогда не умирать.
Сама мысль, что когда-то придется туда вернуться, приводила его в содрогание.
– Я знаю, что такое смерть и ничто не пугает меня так, как предстоящая с ней встреча.
Ах, если бы только я мог ее избежать!
Он заперся в небольшом доме, который превратил в настоящий бункер. Он не хотел
больше ни с кем видеться.
Он стал постоянно носить бронежилет. Два раза в неделю он по случайно выбранному
расписанию ходил к врачу. Чтобы избежать риска венерических заболеваний, он отрекся
от женщин. Так как смертельные исходы в ДТП были многочисленны, он бросил свою
машину где-то на пустыре. Страшась гибели в авиакатастрофе, он полностью отказался от
конференций за границей.
Амандина тщетно стучалась в его наглухо запертую дверь. Когда позвонил Рауль, чтобы
по крайней мере нанести что-то новое на карту, Жан отрезал: «Черное, там все черное и
одни только жуткие страдания», после чего бросил трубку.
Вся эта перипетия привела к нехорошим последствиям. До сих пор публика с
достаточным энтузиазмом следила за нашим завоеванием того света, потому как каждый
надеялся, что мы обнаружим там землю вечного счастья. Не напрасно Люсиндер с
Разорбаком с самого начала окрестили нашу миссию «Проект Парадиз». Человечество
было убеждено, что за голубым туннелем экстаза мы найдем свет мудрости. Но если
чудесный коридор ведет только к этой боли…
Безнадежность, сквозившая в словах Брессона, быстро повлекла за собой
соответствующие результаты. Отчаяние охватило всех и вся. Врачи кололи вакцины
направо и налево. Продажи оружия подскочили до небес. Танатодромы опустели.
Раньше для одних людей смерть была просто прекращением жизни, как ветер,
задувающий огонек. Для других она была обещанием надежды. Сейчас же все знали, что
смерть – это предельное наказание. Существование превратилось в эфемерный рай, за
который нам в один страшный день предъявят крупный счет.
Жизнь – праздник. Там же нет ничего, кроме мрака! Будь же проклят этот «успех»
Брессона! Наши эксперименты подтвердили две истины, о которых толковал мой отец: что
«смерть – это самое страшное, что только может случиться» и что «с такими вещами не
шутят»…
118 – СТЕФАНИЯ
Танатофобия продлилась почти шесть месяцев. Шесть месяцев вынужденного безделья
и одних и тех же споров в тайском ресторане мсье Ламберта. Полгода блужданий по Пер-
Лашез. Полгода пыли, копившейся на нашем танатодроме. Растения в пентхаузе оплели
рояль. Мы почти не видели Люсиндера. Даже Версинжеторикс, его пес, был мрачен.
Амандина занялась кулинарией и пыталась нас утешить, готовя эпикурейские блюда. Мы
играли в шашки, шахматы. Но не в карты, потому что никто не хотел видеть туза пик –
предвестника смерти!
Проблеск надежды, на который так рассчитывал Рауль, сверкнул из места, откуда мы его
меньше всего ждали. Не из Соединенных Штатов, где, как мы знали, НАСА занимается
сверхсекретными исследованиями, не из Великобритании, где после Билла Грэхема могли
остаться подражатели, хотевшие пройти по его стопам. Наше спасение пришло из Италии.
Мы знали о существовании в Падуе высококлассного танатодрома, но полагали, что –
как и наш собственный – он сейчас впал в спячку. Так вот, хотя итальянцы и заморозили
свою программу, они все же не до конца забросили старты. 27-го апреля они объявили, что
смогли запустить человека за первую коматозную стену и что их танатонавт, вернувшись в
свою телесную оболочку, дал гораздо более обнадеживающие свидетельства, чем Жан
Брессон.
Парадоксально, но журналисты, с ходу поверившие устрашающим рассказам Жана
Брессона, проявили скептицизм по поводу восторга и оптимизма итальянцев.
Итальянский танатонавт в действительности был танатонавткой. Ее звали Стефания
Чичелли.
Рауль долго разглядывал ее портрет в одном из выпусков Corriere della Sera[12]. Эта
улыбающаяся молодая женщина объясняла в посвященной ей статье, что после Моха 1 она
обнаружила гигантскую, залитую сумерками, черную равнину, где ей пришлось бороться с
чрезвычайно агрессивными «пузырями воспоминаний». Пораженные коллеги подвергли
ее опросу под «сывороткой правды», но ее утверждения остались теми же.
– Выходит, она не врет, – сказал я.
– Разумеется, нет! – вскинулся Рауль. – Тем более, что ее рассказ во всех деталях
последователен.
Я задумчиво помалкивал.
– Я тебе говорю, Брессон просто-напросто столкнулся со своим прошлым и оно
оказалось таким страшным, что он просто не смог его вынести.
Амандина знала, что наш каскадер никогда не проходил сеансы психоанализа. Иногда
она даже думала, что ему бы это не помешало, так как Жан тщательно скрывал свое
прошлое. Мы решили провести расследование и выяснили, что Жан в детстве был сильно
травмирован психически. Он окружил себя коконом молчания, но вся его защита
разлетелась на куски при проходе через Мох 1. В своей памяти он хранил настолько
мрачные воспоминания, что не смог выдержать шок.
Амандина помчалась его ободрять. Но как и прежде, Брессон и в этот раз отверг все
контакты с окружающим миром. Он не реагировал на неоднократный стук в дверь своей
крепости, а телефон он уже давно отсоединил раз и навсегда.
Охваченные любопытством, мы пригласили итальянку в Париж для вручения медали
Почетного Легиона танатонавтов, учрежденного Люсиндером. Церемония проходила без
барабанного боя и завывания фанфар. На этот раз мы предпочли не поднимать шума в
прессе.
Стефания Чичелли оказалась толстенькой, невысокой женщиной с симпатичным
младенческим лицом. Ее черные вьющиеся волосы падали до поясницы. Джинсы и
рубашка, казалось, вот-вот затрещат по швам, но очарования ей было не занимать
благодаря свежим пухлым щечкам и детской улыбке.
Уже в аэропорту она нас обняла, словно говоря, что все мы принадлежим к одной
большой семье, семье «танатонавтов, не страшащихся смерти». Потом она залилась таким
могучим смехом, что трудно было устоять на ногах.
Мы потащили ее в тайский ресторан. Люсиндер предпочел не появляться, решив
подождать и посмотреть, что к чему.
Много лет прожив в Монпелье, Стефания безупречно говорила по-французски с
очаровательным налетом солнечного итальянского акцента. Она принялась одну за другой
поглощать порции вермишели с черными шампиньонами. С набитым ртом, она
перемежала свои фразы приступами бурного смеха. Я никогда еще не видел, чтобы Рауль
так внимательно кого-то слушал.
Забыв про свою тарелку, весь поглощенный услышанным, он буквально пожирал ее
глазами.
Стефания резюмировала свои открытия. За первой стеной находится сумрачная,
тлетворная зона, где не следует долго задерживаться. Словно черти, там на тебя
набрасываются пузыри воспоминаний, стремящиеся не дать пройти к благотворному
свету. И все же Стефания, проникшая туда с твердым намерением вернуться, не позволила
себя захватить ни свету, ни демонам прошлого.
Всегда заинтересованный в технике взлета, – в конце концов, это моя епархия, – я
спросил, чем она пользовалась при старте.
– Тибетская медитация плюс «ракетоносители» с облегченной дозой хлорида калия. У
меня нет никакого желания отравлять себе печень!
– Тибетская медитация! – воскликнул Рауль.
Чуть не подавившись, он выплюнул три желтоватых побега сои, деликатно прикрыв рот
ладонью, и затем спросил:
– Вы… мистик?
– Ну разумеется, – расхохоталась танатонавтка. – Переход в смерть представляет собой
действо в принципе религиозное, по меньшей мере, духовное. Токсичное вещество
позволяет стартовать, но как можно двигаться дальше без духовной дисциплины? Как
можно правильно взлететь, не веря в Бога?
У нас отвисли челюсти. До сих пор нам удавалось не подмешивать религию в свои
научные эксперименты. Естественно, нас с Раулем интересовали всевозможные античные
мифологии и религии мира, но на практике мы не хотели отягощать себя предрассудками,
лежавшими в истоках всех легенд и верований.
Кстати, Рауль, по большому счету, был атеистом. Он этим даже гордился, считая, что
атеизм – это единственная позиция, возможная для современного человека, желающего во
всем придерживаться научного подхода. С его точки зрения, прогресс заключался в
скептицизме, а не в мистицизме. Бога не отвергают, поскольку его просто не существует.
Со своей стороны, я был скорее агностиком. Другими словами, я признавал свое
невежество. Даже атеизм казался мне религиозным взглядом. Утверждая, что Бога нет,
атеизм тем самым проповедует определенную точку зрения на материю. Я таким
нахальством не обладал. Если Бог когда-нибудь снизойдет до того, чтобы проявиться
перед нами, жалкими земными тварями, я без сомнения изменю свое отношение. А тем
временем я подожду и посмотрю.
Мой агностицизм соответствовал моему видению мира, который был одним лишь
огромным вопросительным знаком. Так как у меня не было никакого мнения о Боге, я не
притворялся, что о мире или людях я знаю больше. Я до сих пор не понял смысла
происходящих вокруг нас событий, которые мне казались совершенно случайными. Тем не
менее, у меня иногда возникало впечатление, что природа наделена своим собственным
разумом, суть которого от меня ускользала.
Рауль накинулся на Стефанию с расспросами:
– Так вы кто?
– Тибетский буддист!
– Буддист?
– Это вас беспокоит?
– Нет, нет, нисколько, честное слово! – заизвинялся он, стремясь не раздражать нашу
пышнотелую коллегу. – Даже наоборот, тибетская мифология – моя страсть! Только я
никогда не представлял себе такого тибетского буддиста, как… как вы!
– А я вообще никогда не видела тибетских буддистов. Вы первая, с кем я встречаюсь, –
неторопливо высказалась Амандина.
Стефания уговорила еще три полновесных кусочка цыпленка под соусом из шоколадного
молока с кориандром.
– Мы, тибетские буддисты, не сидели сложа руки, пока вас заинтересует смерть. Вот уже
свыше пяти тысячелетий, как мы размышляем над этой темой. "Бардо Тодоль ", наша
книга мертвых, представляет собой настоящий учебник, как пережить Near Death
Experience. Я декорпорировала с выходом на тот свет, когда еще никто и слыхом не
слыхивал о вашем Феликсе Кербозе!
Внезапно я распознал определенные признаки раздражения на сладкой маске Амандины.
Впервые в нашем тесном кругу центр внимания – не она. Перестав быть единственной
среди нас женщиной, она теперь из ревности хотела, чтобы Рауль вырвался из чар
странного колдовства этой «италотибетки».
Все же обед продолжался в духе веселья и добродушия. Рауль Разорбак демонстрировал
живость, о которой я раньше даже не догадывался. Он нашел женщину, для которой – как
и для него самого – единственной достойной внимания темой была смерть.
Так не испытывай желаний и тоски об этой жизни… Не такой уж ужасной была моя
карма в течение этого существования. В моей уходящей жизни я был патентованным
тюфяком, вечно пытающимся снять девчонок. Одна жизнь, чтобы научиться завоевывать
любовь, другая – чтобы пользоваться плодами учения. Н-да, я умру застенчивым, я рожусь
заново плейбоем.
Я еще раз взглянул на грушу выключателя. Сглотнул слюну и безо всякой уверенности
начал ритуальный отсчет:
– Шесть… пять… четыре… три… два… один. Пу…
В зале вспыхнул свет.
– Он тут, маман! – закричал Конрад. – Ты чего там делаешь, в этом кресле? Мы с ног
сбились, пока тебя нашли.
– Оставь своего брата в покое, – сказал моя мать. – Ты что, не видишь, он проверяет
приборы. Не обращай на нас внимания, Мишель, занимайся своим делом. Мы просто
хотели показать тебе торговый баланс нашей лавки. Это может и подождать.
Конрад тем временем крутил ручки потенциометров. Обычно я терпеть не мог, чтобы он
хоть чего-нибудь здесь трогал, я тут же приходил в ярость. Но сегодня, я уж не знаю
почему, но сегодня Конрад, мерзавец Конрад, внезапно показался мне образцом
замечательного человека.
Незаметным движением я снял палец с кнопки.
– Мы еще хотели рисунки у тебя взять, что там такое позади второй стены, чтобы
подготовиться к новому сезону продажи футболок! – уточнил мой брат.
Мать подошла и запечатлела у меня на лбу сочный поцелуй.
– А если у тебя не было времени поужинать – ты же вечно забываешь покушать! – дома
есть тушеное мясо с овощами и с мозговой косточкой, как ты любишь. С этими столовыми
ты себе желудок испортишь. Они там только объедки подают и продукты худшего
качества. Разве можно это сравнить с тем, как мама готовит!
Никогда я еще не испытывал такой привязанности к этим двоим. Никогда я еще не был
так рад их видеть. Мгновенно я вытащил иглу, закапала кровь, но они ничего не сказали.
Я ведь не живу одной только агонией: есть ведь еще и косточка с горячими мозгами. Их
так намажешь на горбушечку свежего хлебца, крупной сольцой посыплешь… И еще
перчику черного. Но не слишком, а то можно вкус испортить.
ТЕРРИТОРИЯ № 1
–Координаты: К+18
–Цвет: голубой. Бирюзовый оттенок, постепенно переходящий в сине-фиолетовый
–Ощущения: непреодолимое притяжение, голубизна, вода. Прохладная и приятная зона.
Притягивающий свет
–Граница: Мох 1 (некоторое уменьшение диаметра)
ТЕРРИТОРИЯ № 2
–Координаты: К+21
–Цвет: черный
–Ощущения: сумерки, страх, земля. Холодная и ужасающая зона, где на все более и
более отвесных выступах усопшие сталкиваются со своими наиболее жуткими страхами и
гадкими воспоминаниями. Свет виден постоянно, но от него отвлекает ужас
–Граница: Мох 2
–Вероятный выход на… Территорию 3 (?)
Стефания стерла одну линию, прочертила другую и сдвинула слова Терра Инкогнита.
Итак, наша новая граница называется Мох 2. А вот сейчас можно и созывать прессу.
Сообщение вызвало резонанс во всем мире.
Танатонавтка объяснила, что Жан Брессон, вне всякого сомнения, не сумел побороть
собственное прошлое. Тем журналистам, что пытались добраться до него и опросить
поподробнее, Брессон ответил категорическим отказом. В своем добровольном заточении
несчастный так и не узнал, что же на самом деле происходит на том свете.
Все же требовалось еще победить танатофобию, причиной которой стал Жан. Стали
разыскивать его семью, друзей. Они поведали, что, действительно, у Брессона было очень
тяжелое детство в интернате, которым заведовала одна сволочь, издевавшаяся над детьми.
Именно чтобы доказать самому себе, что он может побороть собственные страхи, Жан и
стал каскадером, впоследствии танатонавтом. Он сделал все, чтобы позабыть свои юные
годы, но первая коматозная стена набросилась на него и поглотила в своем аду.
Директор интерната был уличен, арестован, а само заведение закрылось навеки.
При всем при этом страх перед смертью не исчез окончательно. Теперь люди знали, что
смерть – это ни абсолютный рай, ни абсолютный ад. Смерть – это «что-то еще». Тайна
оставалась тайной.
Что ж, вперед. Вперед, только вперед, в неизвестное!
Курс на Мох 2.
133 – АСТРОЛОГИЯ
Чтобы эволюционировать, судьба человека должна протекать под двенадцатью знаками
зодиака. Согласно некоторым восточным традициям, нужно реинкарнировать по меньшей
мере по двенадцать раз под каждым знаком, или сто сорок четыре раза общим числом. Это
минимум. Должен произойти оборот всех восходящих знаков зодиака и знакомство со
всеми особенностями характера, доступными в течение человеческой жизни. Чтобы
заслужить превращение в чистый дух, категорически необходимо испробовать все формы
характера, все формы существования.
Но для большинства существ недостаточно ста сорока четырех реинкарнаций. Самому
Будде потребовалось пятьсот рождений, чтобы познать мир. Подавляющая часть людей
находится между тысячным и двухтысячным рождением.
Астрология утверждает, что двенадцать знаков зодиака сравнимы с двенадцатью
цифрами на циферблате часов. Большая стрелка показывает на наш знак, а минутная
отсчитывает наши восхождения. Сообща они определяют тот «контракт», который надо
выполнить в течение нашей текущей реинкарнации.
На каком же часу нашей «полной» жизни находимся мы сейчас?
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
134 – ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗАЦИЯ
Люсиндер нанес нам визит и посоветовал не торопиться вывешивать праздничные
флаги. Кое-какие религии пребывали в полном возбуждении. И римский Папа, и
некоторые фундаменталистские сообщества, недобро посматривали на то, как
танатонавтика со своим уставом лезет в их монастырь.
Когда Рауль запротестовал, что мы, дескать, здесь ни причем, президент ответил, мол,
пусть даже и так, но уже свыше сотни религиозных деятелей всех толков скончались в
стремлении последовать по стопам наших экспериментов. Мой друг заявил, что им бы
следовало побольше заниматься научной стороной декорпорации и поменьше уповать на
силу собственной веры. Люсиндер согласился с этим аргументом, но мы чувствовали, что
он озабочен.
Может ли быть, что в середине XXI-го столетия надо бояться власти
священнослужителей?
Со своей стороны, на нашем танатодроме «Соломенные Горки» мы работали над тем,
как сделать полеты еще более надежными. Стефания удостоверила, что взлет проходит
лучше, когда она держит свой позвоночник совершенно прямо, спина расслаблена,
подбородок на груди, а плечи опущены. Соответственно, мы заказали пусковой трон,
копировавший контуры патентованных шведских сидений, заставляющих человека
принимать эту эргономическую позу.
Мы соорудили вокруг кресла стеклянный пузырь, изолирующий от шума внешнего
мира. Если уж на то пошло, ряд несчастных случаев произошел лишь потому, что кое-кто
по оплошности отвлек танатонавта во время полета. Пуповинки пилотов лопались прежде,
чем их смогли вернуть. Несвоевременный телефонный звонок, дверь, хлопнувшая из-за
примитивного сквозняка – и смерть обеспечена! С такими вещами не шутят.
Чтобы еще больше способствовать полету, мы установили даже высококачественную
музыкальную систему, чтобы душе было приятно стартовать под литургическую или
священную музыку.
Знаменитый модельер в сотрудничестве с мудрецом-электронщиком создали по-
настоящему удобный костюм.
С этих пор униформа танатонавта уже не была ни спортивным трико, ни смокингом. Она
стала напоминать экипировку подводного пловца-диверсанта. Мы в Париже выбрали для
себя белый цвет.
Идею подхватили. На различных танатодромах планеты возникла мода на униформу.
Японцы остановились на черном цвете, американцы решили взять фиолетовый, а
англичане – красный. Фотографы были в восторге: наконец-то их снимки стали
производить заслуженное впечатление.
Совершенно логично, что вслед за костюмами появились нашивки. На нашей эмблеме
был запечатлен феникс, пересекающий кольца бушующего пламени.
Каждому танатодрому – свою религиозно-культурную специализацию. Африканцы
отправлялись в церемониальных покровах под гром тамтамов. В качестве эмблемы у них
были слоны, гепарды и попугаи. Жители Ямайки предпочитали рэггей и марихуану.
Русские уважали православные песнопения и водку. Перуанцы жевали листья коки и
вылетали под чарующие мелодии свирелей. На их эмблемах красовалась посмертная маска
Великого Инки.
На международных чемпионов заводились скаковые книги. У каждого имелся свой
фаворит. Пари можно было запросто заключить через лондонских букмекеров. Кто первым
пересечет вторую коматозную стену? На испанца (эмблема с головой быка) ставили
двенадцать к одному против американца (эмблема с головой орла). Свидетельства о
пузырях воспоминаний накапливались, все разные, все удивительные. Тираж
"Танатонавта-любителя " взмывал вверх, как стрела, выпущенная из лука.
В своем магазине мать с братом организовали продажу пусковых кресел («Сделано в
Соломенных Горках») и «ракетоносителей» (для них я синтезировал формулу плацебо, не
в пример более безвредную для печени и почек), а также комбинезоны с датчиками.
Деньги лились потоком.
Танатонавтика не просто захватывала мир, она становилась более комфортабельной,
более практичной, более точной. Благодаря креслу в защитном пузыре и новому костюму,
тот свет казался доступным всем и каждому.
ТЕРРИТОРИЯ № 3
–Координаты: К+24
–Цвет: красный
–Ощущения: наслаждение, огонь. Теплая и влажная зона, где сталкиваешься с самыми
горячечными фантазиями. Зона также извращенная, потому что мы переживаем самые
невыразимые из своих желаний. Им надо смотреть в лицо и позволить собой овладеть,
иначе можно прилипнуть к стене. Свет виден постоянно, словно приказывая нам
продолжать путь
–Граница: Мох 3
143 – НАБЕГ
Я мирно спал в своей квартире на четвертом этаже танатодрома, как вдруг меня что-то
разбудило. Какой-то шорох, неуловимый звук… Я сел в постели, все чувства настороже.
Я на ощупь поискал очки на прикроватном столике. Их там не было. Ах ты, черт!
Должно быть, я их на письменном столе оставил. Надо вставать искать, а если в комнату
забрался вор, он мне не даст на это времени. Скорее, пошлет меня в нокаут.
Что делать? Вихрем понеслись мысли. Лучшая защита – это нападение. Он же не знает,
что я его не вижу.
– Уходи! Здесь для тебя нет ничего интересного! – крикнул я в черноту.
Никакого ответа. Все же, хоть я ничего и не видел, но присутствие человека ощущалось
совершенно точно. У меня в комнате незнакомец.
– Убирайся! – повторил я, ища выключатель.
Я выпрыгнул из-под одеяла. «К счастью еще, я в пижаме», – сказал я сам себе. Можно
подумать, в такой момент это важно. Я прямо сердцем чувствовал, где он стоит. Я включил
свет. Никого. Хотя… вроде как мелькнул какой-то размытый силуэт. Да нет, никакого
сомнения: комната пуста. И все же, здесь кто-то был, причем кто-то враждебный, я был в
этом совершенно уверен.
И тут произошло нечто страшное. Я получил со всего размаха удар в грудь. Или меня
пустота бьет или человек-невидимка!
Удалось найти очки. Я их тут же нацепил на нос. Опять ничего. Я что, получил этот удар
в кошмарном сне, о котором ничего не помнил, но который меня разбудил?
Весь дрожа, я погасил свет и улегся снова, оставив все же очки на месте. Завернулся по
шею в одеяло и стал ждать…
И в этот момент присутствие проявилось по-настоящему. В меня что-то скользнуло,
прямо через пальцы ног, и стало завладевать моим телом. Жуткое ощущение! Я любого
грабителя предпочел бы этой эктоплазме, что меня атаковала. А она еще и разговаривала!
– Прекратите беспокоить силы, в которых ничего не понимаете!
Я боролся, но как можно защититься от нападающей души?
– Кто вы? Кто вы? – закричал я.
Я уже знал природу моего врага: без сомнения, какое-то религиозное общество,
пытающееся вынудить нас забросить все танатонавтические эксперименты.
Я сражался как мог, но он брал верх. Эктоплазма прошла в колени, в живот и принялась
мять там мои внутренности.
Итак, мистические силы решили объявить нам войну. Нашим же оружием. А теперь и
своим. Путем медитации, путем декорпорации, путем эктоплазменной атаки. Мы
недооценили противника. Как защищаться от врагов, которые проходят сквозь стены и
даже сквозь барьеры нашей плоти? Мое тело больше мне не принадлежало. Им овладел
фанатик, разгневанный нашими исследованиями Рая. Если это помогает, может, мне
следует пасть на колени и начать молиться Пречистой Деве?
Но воину не пристало стоять на коленях. Странно, но в этот момент ужаса у меня в
голове промелькнуло воспоминание, как дзен-буддизм рекомендует стрелять из лука.
Чтобы попасть в цель, надо в уме ее представить. Вообразить лук, мишень и саму стрелу.
И как стрела несет тебя прямо в самый центр.
Я встал, принял боевую позу и закрыл глаза. Немедленно предо мной возник мой
противник. Я имел дело с эктоплазмой маленького, скукоженного монаха. Если открыть
глаза, он исчезал. Если опять закрыть, он появлялся прямо напротив меня, готовый к
дуэли, чьих правил я не знаю. Какой все-таки парадокс, что надо закрывать глаза, чтобы
лучше видеть! Этим дети занимаются, чтобы отогнать опасность, а не взрослые!
С плотно закрытыми глазами я во всех подробностях представил своего противника и
как он уменьшается в моих мыслях. Затем я взял в руки призрачный лук и принял позу
стрелка, натягивающего тетиву.
Эктоплазма перестала смеяться.
У нас было две души и одно тело. Его и мое. Он тоже вынул арбалет и прицелился. Я
выстрелил. Он выстрелил в тот же момент. Моя стрела попала ему прямо в лоб. Я потерял
сознание.
Омар Хайям (1050 – 1123), Рубайат (Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта
неизвестная смерть»)
154 – ЭВРИКА !
После счастливой находки Розы вся наша работа закипела с новой силой. Мы пошли
новой дорогой. Мы уже знали, что головной мозг испускает волны, например, альфа или
бета, когда человек находится в фазе сна или близок к этому. Отсюда логично следует, что
в момент декорпорации происходит излучение определенных мозговых радиоволн.
Следующий взлет Стефании проходил рядом с транзисторным приемником. Можно
было вполне расслышать слабое потрескивание. Итак, выход из тела действительно
сопровождается радиоизлучением.
Рауль установил систему, чувствительную к волнам высокой, средней и низкой частоты,
чтобы выяснить, какая именно длина волны соответствует испускаемой эктоплазме.
Стефания приступила к краткому сеансу медитации и вновь раздался звук типа
потрескивания. Мы посмотрели «след» этого сигнала на осциллографе. Он состоял из
очень низкочастотной волны с весьма редкими пиками.
Рауль принялся возиться с ручками настройки. На экране появилась линия со
множеством цифр. Он стал наносить данные на таблицу частот… Перелистнул страницы с
гамма-лучами, чьи пики отстоят друг от друга лишь на один-два ангстрема, затем
добрался до рентгеновских лучей, потом до ультрафиолетовых. Рауль оставил в стороне
спектр цветов, видимых невооруженным глазом, миллиметровые волны, метровые волны
телевещания, радиовещания и оказался на странице «мозговых волн». Он внес еще
несколько поправок в настройку.
– Мы имеем дело с ультрадлинными волнами, более чем один километр, – объявил он. –
Они соответствуют очень низкой радиочастоте в диапазоне 86 килогерц.
Мы издали вопль радости. Наконец-то у нас в руках научное, материальное
доказательство внетелесной активности танатонавтов. Никто больше не может отрицать
реальность наших экспериментов.
Проинформированный об этом, Люсиндер немедленно выделил нам дополнительный
бюджет из тайного президентского кофра.
Посредством все более и более изощренных приборов мы точно идентифицировали
эктоплазменный отпечаток Стефании: 86,4 килогерц. Рауль разработал полетный датчик,
позволяющий определить ту секунду, когда жизненная оболочка Стефании отделяется от
ее физического тела.
С этого момента встал вопрос: где географически расположен Запредельный Континент?
По большому счету, если путешествующую эктоплазму можно выявить с помощью
радиосистемы, нам надо проследить за ее перемещением. Итак, где же этот Рай? Где
находится сей нематериальный континент, чьи карты мы столь долго рисовали, не зная
даже о точке его местонахождения?
На крыше танатодрома я смонтировал здоровенную параболическую антенну, скорее
даже радиотелескоп, метров пять в диаметре. Неплохая маргаритка для нашего пентхауза.
Перед нами открывался новый этап в завоевании континента мертвых. Мы вошли в
«астрономическую фазу».
Человек, шампанского!
157 – БЕСПОКОЙСТВО
Тело Стефании по-прежнему не двигалось, а мы понятия не имели, где находится ее
душа.
– Что делать будем? Попробуем разбудить?
Роза проверила всю аппаратуру.
– Подождите… Наверное, есть объяснение этому исчезновению сигнала.
Роза опять взялась за свои линейки, а потом и за компьютер, потому что расчеты
становились все сложнее. Она задумчиво хмыкнула.
– Кажется, что…
Все больше и больше расплываясь в улыбке, она пригнулась к экрану.
– Да, все совпадает. Отлично.
– Ты что там такое нашла? – поинтересовался я.
Никогда я не видел Розу такой возбужденной.
– Стефания не перестала излучать.
– Так там звезда?
– Не совсем.
– Планета?
– Опять мимо.
– Сверхновая, звездное облако, туманность?
– Нет, нет и нет.
Она ткнула в карту Запредельного Континента. Мы следили взглядом, как она водит
пальцем по многоцветной воронке. Все одновременно поняли, что она нам показывает:
– Черная дыра!
Роза утвердительно кивнула.
Пожалуйста, вот что все объясняет. Сейчас легко понять, почему радиосигналы исчезли.
Черные дыры – это чудовищные пылесосы, заглатывающие все, что попадает им под руку:
материю, свет, волны… И даже души, теперь-то мы это знали!
– Черная дыра…
Кажется, Рауль стал жертвой нападения тысячи вопросов. Он высказал один:
– На сегодня уже открыто с добрую дюжину черных дыр. Почему же в момент смерти
души направляются именно к этой?
– Эта черная дыра не такая, как все другие. Она расположена точно в центре нашей
галактики, – объяснила Роза.
160 – ТЕРПЕНИЕ
Бог скрывается в глубине черной дыры? Тот свет – не что иное, как черная дыра? Я
однажды видел фотографию такой дыры в научном журнале. Она выглядит как пылающее
оранжевое кольцо, а в самом центре у нее более тусклое оранжевое пятно. Эта картинка
напомнила мне ту Раулеву задачку: как нарисовать круг с центром, не отрывая карандаша.
Сейчас я знал, что это не просто головоломка.
Круг и его центр! Действительно ли это изображение Бога, или даже лица смерти?
После своего возвращения Стефания с недоумением узнала, что пересекла треть
диаметра нашей галактики, чтобы попасть в черную дыру, расположенную точно в ее
центре.
Рауль нарисовал карту для определения ее местоположения. Задача не столь уж сложная.
Достаточно начертить циркулем окружность, охватывающую обе ветви нашего Млечного
пути, и затем поставить точку в самом ее центре. Роза ему в этом помогала. Ее
астрономическое образование дополняло наши знания в медицине, биологии и
всевозможной мистики.
Она объяснила нам, что черные дыры считаются последним этапом существования
умершей звезды и что у них невероятно высокая плотность.
Там такое давление, что если бы Земля вдруг захотела стать черной дырой, то при
сжатии превратилась бы в шарик объемом один кубический сантиметр, но весящий
столько же, сколько и вся наша планета!
– Сила притяжения черных дыр феноменальна, – говорила Роза. – Ничто не может из нее
вырваться, ни материя, ни излучение. Кроме того, их очень сложно обнаружить. Мы не
можем выявить черную дыру, пока она не начнет заглатывать какую-нибудь звезду. В этот
момент звезда начинает испускать рентгеновские лучи, которые позволяют сделать вывод
о местонахождении черной дыры, кладбища звезд, где они кричат в агонии.
В самом центре нашей галактики действительно был замечен источник рентгеновских
лучей. Астрофизики назвали его западным Стрельцом А[18]. Согласно выполненным
расчетам, эта черная дыра – настоящий монстр, с массой в пять миллионов раз больше
массы нашего Солнца, а ее диаметр составляет семьсот миллионов километров (2,5
световых часа, то есть четверть диаметра нашей Солнечной системы) [19].
Западный Стрелец А! Так, наверное, называется по-научному континент мертвых!
Сей уголок вселенной малоисследован, хоть это и центральное пересечение всех дорог
галактики.
Мы обнародовали эту информацию, не обращая внимания на те эмоции, которые она
вызовет в мире. Предшествующие эксперименты уже послужили нам плохой рекламой, но
Рауль считал, что у нас есть долг перед наукой и тем хуже пусть будет для всего того
риска, что мы на себя при этом навлекаем.
В сибирском Академгородке группа русских самодеятельных космонавтов похитила
космический корабль, чтобы попытаться посетить нашу черную дыру-Рай. Это такая
глупость, потому что, если душа танатонавта может лететь быстрее скорости света, то
далеко не так обстоит дело с космическими двигателями, пусть даже самыми
совершенными! Этим небесным пиратам понадобится как минимум пятьсот лет только
для выхода за пределы Солнечной системы, не говоря уже о по меньшей мере тысяче лет,
чтобы добраться до ближайшей черной дыры! И если они даже проживут тысячи лет,
чтобы исследовать тот непознанный регион, они навсегда исчезнут, проглоченные и
стертые в пыль силами гравитационного водоворота.
А пока что эти русские слоняются там в космосе, время от времени испуская сигналы,
принимаемые небольшой антенной, поставленной на крыше Музея Смерти в
Смитсоновском институте в Вашингтоне.
И если бы только они одни кинулись в полет, не раздумывая! За один только месяц после
нашего открытия Запредельного Континента более пятисот танатонавтов-любителей,
пожелавших присоединиться к Раю, исчезли без следа.
Если говорить более серьезно, несмотря на все запреты и анафемы, клирики всех
конфессий заново стали готовиться к атаке на Мох 3. В дополнение ко всему они
располагали техникой полета, предписанной их религиозной практикой, пользуясь этими
средствами со всей тщательностью, полностью соблюдая все рецепты своей мифологии.
Сейчас они были лучше подготовлены для преодоления третьей коматозной стены.
Еще хорошие новости: семейный магазин на первом этаже нашего танатодрома всегда
был полон покупателями. Роза стала нашим ведущим астрономом. Именно за ее
автографами сейчас охотились больше всего.
ТЕРРИТОРИЮ № 4
–Координаты: К+27
–Цвет: оранжевый
–Ощущения: борьба со временем, комната ожидания, вращающееся «небо», огромная
равнина. Зона воздушных потоков, влекущего ветра. Миллиарды мертвых продвигаются
колонной, образуя гигантскую реку серого цвета (это естественно, таков цвет эктоплазмы).
Столкновение со временем. Воспитание чувства терпения. Можно встретиться со
знаменитыми покойниками.
165 – ДЕКОРПОРАЦИЯ
Однажды вечером мы с Розой решили декорпорировать согласно поучениям Фредди.
После легкого ужина мы улеглись на пол, точнее, на наш синтетический ковер.
Сосредоточились на дыхании и крови, омывающей организм.
По-прежнему следуя указаниям Фредди, когда появлялись спазмы, мы поглощали эти
болезненные ощущения, пока не забывали о них, а если внимание рассеивалось, то мы
заново опустошали свои мысли, думая только о том, как контролировать дыхание.
Так мы провели в неподвижности с полчаса, упираясь расслабленными спинами в пол, а
потом одновременно залились глупым смехом. Очевидно, иудейская медитация не нам
была прописана.
Роза игриво куснула меня за ухо:
– Фредди упоминал о более приятных способах покинуть тело.
Я погладил ее длинные черные волосы:
– Я так напиваться не люблю. Алкоголь не приносит мне никакой радости, кроме
тошноты и всем известной головной боли!
– Остался еще один технический прием, – напомнила она, потягиваясь своими
уставшими членами, после чего прильнула ко мне в объятия.
Не откладывая дела в долгий ящик, мы раздели друг друга.
– Говорят, для лучшей медитации надо освободиться от всего, что нас отягощает, –
напомнила моя супруга.
– Говорят, для лучшей медитации надо услышать, как кровь стучит в висках. И я это
слышу, – сказал я, – ты, неисправимый ученый в юбке.
– Говорят, для лучшей медитации надо поудобнее улечься в кровати, – продолжила Роза,
подпихивая меня к нашему мягкому брачному ложу.
Тела переплелись и понемногу наши души соединились в радости. Две жизненные
оболочки робко вышли из пылающих телесных каркасов и слились у нас над головами на
несколько секунд экстаза.
167 – ПОТЕРИ
Рауль нарисовал галактику и поместил в ее центр своего рода зев в форме горна.
Запредельный Континент. Что ему в этом нравилось, так это возможность удовлетворить
вечное и естественное желание человека узнать, где находится центр мира. Сначала
человек верил, что центр его мира – это его же деревня, потом страна, потом Земля, потом
солнце. Теперь мы знаем, что наша солнечная система – всего лишь ничтожная пушинка
на окраине чудовищно огромной галактики, в центре которой находится пылесос,
поглощающий и измельчающий все и вся, даже души.
Там живет Бог? И в центре всех этих миллионов галактик, что образуют собой
Вселенную – там тоже скрываются боги? Стоит только об этом подумать и у меня
начинается головокружение. Вот так задачка!
Президент Люсиндер прибыл для инспекции новой компоновки нашего танатодрома.
Сейчас у нас имелось восемь пусковых кресел, одно для Стефании, другие для Мейера со
товарищи.
Представив Национальной Ассамблее размах нашего проникновения на Запредельный
Континент, глава государства сумел разблокировать средства на военный бюджет и
частично перенаправить их на танатонавтику. Он уже не жонглировал деньгами из
секретных кофров и ветеранскими фондами. Мы сумели приобрести
радиоастрономическую антенну поистине гигантского размера. Теперь мы наконец-то
могли отслеживать полет других душ, уходящих на тот свет, а не только эктоплазмы наших
друзей.
Охваченный любопытством, Люсиндер напросился поприсутствовать при объединенном
полете. Фредди начертил для него схему конфигурации, которую его группа принимала на
том свете. Президент заметил, что она напоминает ему круг парашютистов, уцепивших
друг дружку за ноги. Фредди это подтвердил, уточнив, однако, что при этом надо особенно
тщательно следить за сплетением эктоплазменных пуповин.
– Мсье президент, вам бы следовало отправиться с нами.
– Спасибо большое, – ответил наш защитник. – Я там уже как-то побывал, но мне
кажется, я для танатонавтики сделаю больше в роли главы государства, нежели в роли
эктоплазмы.
Группа разведчиков разместилась внутри защитного пузыря. Все вместе, одетые в белую
униформу и восседающие в позе лотоса, они производили довольно сильное впечатление.
– Шесть… пять… четыре… три… два… один. Пуск!
В радиоприемнике один за другим прозвучали звуки, напоминающие рвущуюся
материю. Вжик, вжик, вжик … Стефания ушла первой. Обычно она занимала головное
положение в пирамиде.
Я включил свой хронометр, поставил аварийную систему на «кому плюс пятьдесят
минут», а затем, благодаря нашей параболической антенне, мы могли отслеживать
траекторию движения наших коммандос. Ждать еще почти час. В хорошем расположении
духа, Люсиндер предложил партию в карты. Мы разместились кружком, время от времени
поглядывая на управляющие экраны.
Вдруг, опрокинув свое кресло, Рауль выскочил из-за стола
– Один из раввинов мертв! – воскликнул он.
– Что? Как?! – перепугался Люсиндер.
Я с ужасом увидел, что электрокардиограмма и электроэнцефалограмма одного из
страсбуржцев стали совершенно плоскими.
– Там что-то случилось, какая-то катастрофа!
– Они прошли за четвертую стену и провалились в адский мир?
Я покачал головой.
– Невозможно. Пока только «кома плюс двадцать семь». Они все еще на второй
территории, в черной стране.
Я подбежал к управляющим приборам. Все телесные оболочки нервно содрогались. Что
за драму переживали они там? Амандина ощупала пульс семерых живых. Ее била дрожь.
Вот еще один раввин нас покинул!
– Ничего не понимаю, – сказала она, заламывая руки. – Они уже столько раз пересекали
эту зону безо всяких проблем. Они должны были скоро сплести пуповины…
Атмосфера в лаборатории напоминала теперь сцену агонии. Рауля невозможно было
оторвать от Стефании, он все время пытался найти ее пульс. Я сосредоточился на
радиоприемной аппаратуре. Все это очень странно. Масса сигналов, но не все они
соответствовали нашим друзьям. Не столкнулись ли они с душами-паразитами, душами-
пиратами? Какая высшая власть решила устроить обвал по «дороге на тот свет»?
Все эти соображения мы проверим позднее. Сейчас же надо любыми средствами
прекратить массовое убийство и как можно быстрее вернуть наших товарищей, пока они и
вправду не стали все покойниками.
Сообща мы бросились включать систему аварийного возвращения. Шесть танатонавтов
один за другим распахнули глаза. Всех их трясло. Стефания все еще отражала нападение
невидимого противника.
– Что случилось? Что случилось?
Она с трудом выговорила одно-единственное слово:
– Хашишины!
173 – ВОЙНЫ
Мы были не единственные, кто искал себе союзников. Хашишины, которые, казалось,
питают к нам личную ненависть, тоже отыскали себе неожиданных сторонников. Они
назвали свою армию Коалицией и устроили воинский призыв на танатодроме,
размещенном в самом сердце своей древней крепости Аламут. Для начала они связались с
синтоистскими монахами храма Ясукуни.
Там, в священном месте неподалеку от Токио [24], воздаются почести душам тех 2 млн.
464 тыс. 151 солдат, что пали в ходе всех войн императорской Японии.
Как бы то ни было, военные действия либеральных раввинов с послушниками Шао-линя
против хашишинских муфтиев с монахами Ясукуни серьезно замедлили освоение
Запредельного Континента. Произошли чудовищные баталии, как, например, 15-го мая,
когда двести солдат Альянса столкнулись с шестьюстами адептами Коалиции. Фредди,
наш пацифист Фредди, при этом сымпровизировал нечто такое, что вполне можно
квалифицировать как первый стратегический план эктоплазменного сражения.
Он послал взвод таоистов и раввинов в разведку боем, пока основные армейские силы
скрыто разворачивались вдоль рокады за первой коматозной стеной, отражая при этом
атаки пузырей воспоминаний. Битва по периметру венца воронки была столь жаркой, что
коалисты позабыли про существование Моха 1. Когда союзнический разведотряд
прорвался за коматозную стену, те кинулись вслед за ними, одновременно присматривая за
пуповинами друг друга. Но за стеной их поджидала на удивление недобрая встреча. По
сути дела, они напоролись там не на союзников, а на пузыри воспоминаний.
Наши воспользовались внезапностью и принялись обрывать как можно больше пуповин.
В тот день три сотни коалистов с хашишинами во главе оправились разглядывать
глубинный свет.
Со стороны Альянса оплакивать пришлось менее сотни тех, кого и так с самого начала
принято называть «мертвецами».
Фредди считал, что эта победа оказалось легкой оттого, что прошлое раввинов и бойцов
из Шао-линя было более светлым, чем у хашишинов. Наши солдаты не развлекались
убийствами в Ливане, не занимались всевозможными террористическими акциями. Им не
надо было оберегаться от жертв своего прошлого, как это выпало на долю их врагов.
Парадоксально, но именно эти эктоплазменные войны доказали ценность задачи
завоевания того света. По всему миру религии заново открыли для себя жажду действия, в
то время как – увы! – фанатики становились все более и более многочисленны. Кое-какие
секты даже попытались воспользоваться моментом, чтобы возвести себя в ранг
общепризнанной религии. К счастью еще, у человека ничего нет для войны на
Запредельным Континенте. Нет никакой возможности взять туда винтовки, пулеметы,
ракеты и даже ножи. С другой стороны, этот факт лишь придавал особую ожесточенность
дракам, в которых гибли массы клириков.
В отсутствии фотоснимков и документальных кинолент журналы и газеты поначалу
только упоминали об эктоплазменных войнах. Но, как и всегда выступая флагманом
информационного обеспечения нашей тематики, журнал "Танатонавт-любитель "
придумал послать туда своего репортера, Максима Вийяна. Этот журналист, немой монах-
траппист со стажем, выработал у себя фантастическую зрительную память. Если других
людей можно назвать передатчиками, то он, вечно молчаливый, был приемником. Он
запоминал события и потом восстанавливал их во всех подробностях для своих читателей.
Опять-таки для них же, этот первый репортер-эктоплазменщик сделал несколько
набросков тех жутких битв, что разворачивались на том свете. Наконец-то настоящая
война и никакой опасности для обывателя. Сидя в своих креслах, мирные граждане с
увлечением следили за невидимым конфликтом.
Тыл – фронту, все для победы. На танатодроме «Соломенные Горки» нам пришлось
покинуть свои обжитые квартиры, чтобы уступить место новым пусковым креслам. С этих
пор, чтобы сокрушить противника, по меньшей мере по пятьдесят клириков Альянса
должны были вылетать одновременно.
Здание превратилось в поистине Вавилонскую башню. Тут и сям раздавались голоса на
бог знает каких наречиях, зачастую непонятных самим же фронтовикам, но, объединенные
общим желанием завоевать загробный мир, представители разных конфессий превосходно
взаимодействовали и разворачивали друг перед другом свою технику медитации и
молебнов в целях обмена опытом.
С каждым днем Альянс становился все более разнопестрым. К исходным либеральным
раввинам, монахам-таоистам и буддистским мудрецам присоединились отшельники-
марабуты, анимисты с Берега Слоновой Кости, тюркские муфтии, монахи-синтоисты с о-
ва Хоккайдо (традиционные соперники синтоистов Храма Ясукуни, кстати), греческие
дервиши и даже три алеутских шамана, шесть австралийских аборигенов-колдунов,
восемь бушменских магов, один филиппинский целитель, один пигмей (о чьих верованиях
никто из нас не имел ни малейшего понятия), а также один чадский волхв. Теперь наша
армия насчитывала свыше двухсот благочестивых солдат, живых доказательств того, что
вполне возможно добиться совершенной гармонии между всеми земными верованиями.
В пентхаузе, месте встреч нашего маленького мирка, царила безмятежная атмосфера.
Вдали от строгости своих монастырей, наши набожные товарищи обменивались
невинными шуточками и школьными подначками. Я, со своей стороны, тоже попытался не
ударить лицом в грязь и предложил им загадку:
– А вы знаете, как нарисовать круг с центром, не отрывая карандаша от бумаги?
Монахи и раввины были зачарованы этой головоломкой.
– Невозможно! – закончили они свои попытки таким восклицанием.
– Не более, чем открыть танатонавтику, – флегматично ответил я и показал им решение.
Позади себя я услышал, как Рауль, с места в карьер рвущийся решать головоломки,
предлагал одной ассистентке шараду Виктора Гюго:
– Во-первых, это болтунья-трещетка. Во-вторых, это залетная птица. В-третьих, найти
это можно в кафе. И в-четвертых, это кондитерское изделие.
Вот это тема для обсуждения. Тем более, что решение кажется простым. Пока Фредди
наигрывал на рояле Гершвина, а Амандина готовила свои знаменитые коктейли, я
напрягал мозги: «Во-первых, это болтунья-трещетка? Это сорока. Но раз сорока, то это и
второе условие, птица… Но что такое можно найти в кафе? Пьяницу, официанта, пиво?…»
[25]
174 – ИСЛАМСКАЯ МИФОЛОГИЯ
Согласно исламской традиции, Рай огромен и состоит из восьми кольцеобразных террас.
Омываемый четырьмя реками, Рай – это место удовольствий. Ничем не озабоченные, там
проводят время четыре калифа, десять первых людей, которых Пророк обратил в ислам, а
также его дочь, Фатима. У каждого по шестьдесят павильонов, покрытых золотом и
драгоценными камнями. Каждый павильон вмещает в себя семьсот кроватей, это спальные
места для гурий. В Рае находится семь зверей: верблюд Илайи, овен Авраама, кит Ионы,
кобыла Бораха, муравей и удод Соломона, собака Семи Спящих.
Пророк предлагает всем своим гостям наслаждения разные, но ощущение они дают
одно-единственное: бесконечно чувственное.
Отрывок из работы Френсиса Разорбака, «Эта неизвестная смерть»
БИТВА ЗА РАЙ
177 – ЭКУМЕНИЗМ
Битва за Рай посеяла замешательство в рядах славных завоевателей того света. Столько
божьих людей погибло втуне… Ужаснувшись, доминиканцы спрашивали себя, как могли
они позволить фанатикам-хашишинам себя убедить. Они с негодованием и презрением
взирали на горстку выживших адептов этой секты, что укрылась в своей крепости.
Доминиканцы с содроганием вспоминали о тех злодеяниях, что совершили сами. Не
ослушались ли они гневных запретов римского Папы, чтобы теперь взаправду заслужить
пламя геенны?
На наш танатодром «Соломенные Горки» они направили целую делегацию, ежесекундно
прося прощения и бормоча молитвы.
Не войнами проникают в мистерии Запредельного Континента. Теперь клирики всех
конфессий это понимали. Битва за Рай стала вехой исторического поворота в их
отношениях. Эпоха воинствующего противостояния уступила место всеобъемлющему
взаимопониманию.
Перед аудиторией, обряженной в цветистые одеяния и выстроившейся в нашем
пентхаузе, слово взял Рауль:
– Будьте уверены в том, что все религии хорошие. Единственными недобрыми
намерениями обладают те отдельные индивидуумы, что претендуют на единоличное
обладание истиной. Зороастрийцы, алауиты, христиане, православные, мусульмане, иудеи,
протестанты, синтоисты, таоисты, шаманисты, колдуны, целители, отшельники и даже
члены экзотических сект – все ваши конфессии на данный момент обладают доступом к
грандиозному общему знанию. Сказочному знанию. Знанию величественной тайны
смерти. Мы объединим наши усилия, чтобы вскрыть эту тайну, потому что в ней кроется
мистерия жизни. Все вместе, воедино, мы откроем, в чем состоит великое «Зачем» нашего
существования на этой земле и в чем должно заключаться наше поведение. Религии – это
поиск наилучшего способа, как применить свое человеческое существование.
Монахи, колдуны, раввины и все прочие ему рукоплескали.
Один из японских дзен-буддистских монахов пояснил, что когда-то, во времена глубокой
древности, существовало не множество религий, а только одна, не множество диалектов, а
только один язык. Не было расходящихся философских взглядов, разобщенных культур,
разной мудрости, а одна и только одна истина. Люди ее забыли. Пользуясь языками,
непонятными для других, они свели на нет это древнее знание, позабыв его исходный
смысл, погребенный под бесчисленными последующими толкованиями. Так родились
антагонизмы. Все расхождения вызваны лишь недопониманием.
Взаимные объятия. Торжественные пожимания рук. Вселенский, экуменический
договор, подписанный на танатодроме «Соломенные Горки», освятил две первые заповеди
танатонавтики.
Статья 1.Рай не принадлежит ни одной нации и, в особенности, ни одному из
вероисповедований.
Статья 2.Рай открыт всем и никто не имеет права перекрывать свободный к нему доступ.
Этим первым религиозно-юридическим законодательством завершился период анархии.
С этого момента поездки в Рай становились регламентированы. Никто не мог отныне в
них вмешиваться под предлогом, что над Раем не существует никакого контроля.
Договор «Соломенных Горок» возвестил о новом климате, климате межрелигиозной
Антанты.
Генерал Сику организовал акколаду [26] раввина Фредди Мейера в ходе чайной
церемонии. Он не обиделся, что эльзасец предпочитал чай с лимоном.
Сейчас, когда наш танатодром стал местом рандеву клириков всего мира, мы отвели для
них конференц-зал в подвале. В противоположность пентхаузу с его сияющей солнечным
светом стеклокрышей, подвальный зал был сумрачен, полон реликвий, икон и
всевозможных талисманов. Монахи, имамы и колдуны, бывавшие в Париже проездом,
любили забегать сюда помедитировать или поучаствовать в богословских диспутах. То,
чего не смог добиться ни один из земных конфликтов, было достигнуто единственной
битвой за Рай. Все религии предприняли шаги сотрудничества, чтобы идти вперед еще
быстрее и еще дальше. До самого дна континента мертвых!
180 – МОХ 4
Фредди, слегка принявший лишку по случаю празднования договора «Соломенных
Горок», стал словоохотлив и рассказал нам историю своей жизни.
Ученик балетной школы, он должен был стать ну уж если не звездой, то, по крайней
мере, знаменитым хореографом. Кроме того, он увлекался различными видами
воздушного спорта. Бочки, иммельманы, штопоры, чувство полета – все это ему очень
нравилось. Но однажды, когда он парил на дельтаплане, стойка перекладины треснула и,
не в состоянии уже поддерживать свои аэродинамические качества, дельтаплан
превратился в плохо работающий парашют. Падая, Фредди видел обширную равнину, где
росло одно дерево. Одно-единственное дерево. Кувыркание длилось не дольше
нескольких секунд, но их вполне хватило, чтобы помолиться и взять обет, что если ему
каким-то чудом удастся выжить, он всего себя посвятит религии. Например, иудейской.
Почему бы и нет?
Он попал прямо в это дерево и спасся, но при этом ветки проткнули ему оба глаза. Он
выжил, но ослеп. Тем не менее, свой обет он сдержал. Фредди не был евреем, но все равно
пошел учиться в иудейскую йешиву Страсбурга, где ему повезло с наставником. Это был
Ламед-вав. «Однажды, – сказал себе Фредди, – я тоже стану Ламедом-вав».
А кто такой Ламед-вав?
Это человек, который реинкарнирует исключительно из чувства сострадания к живущим
на земле, хотя он уже все выполнил, чтобы высвободиться из Гилгулима, инфернального
цикла возвращений к жизни.
Ламеды-вав – это тайные маги иудейской религии. Их доброта и милосердие
способствуют улучшению мира. Они в курсе того, что было в их прошлых жизнях, они
знают, как бороться с невежеством, они расстались со своими личными амбициями.
Стефания дала тут понять, что аналогичные персонажи существуют и в тибетском
буддизме. Их зовут бодхисатва и они умышленно возвращаются в земное существование,
несмотря на высвобождение из реинкарнационного цикла. Нет акта сострадания выше,
чем добровольно вернуться на землю, из чистой любви к остальным людям, прикованным
к кармическому колесу.
– Должно быть, во всех религиях есть такие маги, которые избрали для себя очередное
рождение, несмотря на горький опыт, переживаемый в таких перевоплощениях, – сказал
Фредди. – У нас, в хассидической традиции, они называются Ламеды-вав, что
соответствует номеру 36. В каждом поколении горстка таких людей тайно жертвует собой
для спасения всего человечества. Они презирают гордыню и не желают себе известности.
Их слава заключается в психических силах и знании жизни и смерти. Я иногда думаю, что
даже Иисус Христос тоже, наверное, был Ламедом-вав.
Такие вечера возлияний, поощряемые Амандиной, следившей, чтобы стакан великого
танатонавта не пустовал, никак не сказывались на работе Фредди. Он продолжал
изобретать новую небесную хореографию. Он придумал, что можно создать своего рода
эктоплазменную Эйфелеву башню, составленную из множества душ, поддерживающих
себя спиралевидными ярусами. Все пуповины будут связаны, скрещены и проложены
внутри этого сооружения, чтобы все защищали всех.
В знак примирения раввин доверился своему экс-врагу, Горному Старцу, который как-то
вечером вынырнул среди нас, застенчивый, кающийся и сопровождаемый всеми своими
оставшимися учениками, коих можно было перечесть по пальцам. Ветеран-убийца принял
на себя новое поручение. Он узнал, что станет первым, кто пройдет за четвертую
коматозную стену!
Наш мистический балет вылетел 21-го июля. Без особых затруднений члены труппы
пробили первую, вторую, третью и даже четвертую коматозную стену. Они увидели, что
там находится и поведали о своих открытиях. После их возвращения Рауль тут же стал
обновлять нашу карту Запредельного Континента.
Оранжевая территория выходит на Мох 4. Ее граница:
ТЕРРИТОРИЯ № 5
–Координаты: К+42
–Цвет: желтый
–Ощущения: страсть, мощь, даже всесилие. Там все тайны, до сих пор казавшиеся
непознаваемыми, находят свой ответ. Мусульмане увидели подлинный сад Аллаха.
Католики обнаружили утраченный Рай. Иудеи познали секреты Каббалы. Йоги открыли
подлинный смысл своих чакр и стали видеть третьим глазом. Таоисты узрели истинный
путь Дао.
Желтая зона – страна абсолютного знания. Все, что выглядит бессмысленным,
раскрывает причину своего существования. Смысл жизни проявляется в своей полноте, от
бесконечно большого до бесконечно малого.
Желтая территория заканчивается Мохом 5.
Некоторые адепты были до того захвачены откровениями этой золотой страны, что
пожелали там остаться, но их пуповины были настолько крепко спаяны, что они не смогли
покинуть своих спутников.
Все вернулись без потерь. В потолок ударили пробки от шампанского. Мы созвали
журналистов, чтобы весь мир узнал о том, как генеральный экуменизм позволяет делать
новые шаги в открытии Рая и в познании. Позволяет, и точка.
182 – МОХ 5
Кульминацией работы тантатодрома «Соломенные Горки» стал единовременный полет
ста двадцати клириков всевозможных религий. Они потом должны были собраться вместе
на желтой территории, чтобы попробовать пробить Мох 5.
– Шесть… пять… четыре… три… два… один. Пуск!
Первый ярус. Уходят тридцать монахов, которым предстоит стать вершиной
хореографической башни.
– Шесть… пять… четыре… три… два… один. Пуск!
Второй ярус, коему суждено стать подпоркой верхнего.
– Шесть… пять… четыре… три… два… один. Пуск!
Третий ярус, еще один несущий элемент.
– Шесть… пять… четыре… три… два… один. Пуск!
Фундамент здания.
В вышине все выстроились в ожидании по краям венчика Рая, а затем принялись
методично сплетать свои пуповины, вырисовывая фигуры, созданные гением Фредди. К
этим святым людям присоединился специалист по морским узлам, чтобы помочь им
составить прочные вязки, легкие в сплетении и роспуске. Эксперт-парашютист
предоставил свои консалтинговые услуги, чтобы все смогли как можно дольше сохранять
сгруппированные формы, отвечающие технике свободного падения.
Спаянные в одну длинную процессию-цепочку, танатонавты сначала пересекли
несколько коматозных стен. Покойники, стоявшие в очереди в оранжевой зоне,
салютовали этому полету, так как к сегодняшнему дню они уже привыкли их видеть и это
зрелище было для них развлечением. Они даже объясняли вновь прибывшим, что не надо
бояться эту группу, которая клином проносилась над их головами, сохраняя при этом свои
пуповины в целости.
Вот так и получилось, что этот мистический караван, снаряженный из ста двадцати
танатонавтов, достиг шестой территории, пройдя через Мох 5. По возвращении, однако,
они выглядели скорее разочарованными, чем восторженными. Они вовсе не казались
счастливыми, что сумели вместе достичь такого великого прогресса. Даже наоборот,
возникало впечатление, что их дружба и идея экуменизма дали трещину.
Тем не менее, они с готовностью собрались на нашем танатодроме.
После желтой территории, сказали они, идет территория зеленая. Зеленая, как растения,
как листва деревьев. Там великолепные цветы, чудесные творения, заканчивающиеся
многоцветными звездами. Зеленая страна, это место абсолютной красоты.
– Так в чем там испытание? – спросил Рауль.
– Нет, правда, это слишком красиво. Красоту зеленой зоны невозможно вынести, –
прошептал один раввин.
– Умопомрачительно, – скрипя сердцем подтвердил один из буддистских монахов.
Я ничего не понимал. Как абсолютная красота может стать испытанием? Фредди
объяснил:
– Она настолько восхитительна, что забываешь обо всем желании быть человеком, не
хочешь ничего, кроме как стать цветком с благоухающими лепестками. Видя все это
великолепие, начинаешь сам себя презирать. Хочется слиться со всей этой
растительностью и не существовать ни в какой другой форме. Конечно, очень больно
столкнуться с абсолютным знанием, но повстречать на краткий миг самый идеал
красоты… это испытание даже еще сложнее преодолеть.
И действительно, против обыкновения, слепой раввин выглядел совершенно
потерянным. Сидя за роялем, он уныло извлек несколько нот из сонаты Шопена.
– Он прав, – мрачно изрекла Стефания. – Получить по физиономии чистой красотой,
когда тебя уже обработали абсолютным знанием, это отбивает любое желание вернуться.
Нам было очень сложно отказаться от всего увиденного. К счастью, еще один раз наши
пуповины оказались спаяны прочно!
Рауль, Амандина и мы с Розой так и не сумели вполне понять, каким испытанием
является видение красоты, но тем не менее мы не преминули обновить нашу карту
Запредельного Континента, вновь отодвинув надпись Терра инкогнита.
ТЕРРИТОРИЯ № 6
–Координаты: К+49
–Цвет: зеленый
–Ощущения: великая красота, а также отрицание самого себя и своей «отвратительной»
ипостаси. Вид красоты – ужасная пытка.
Выход на Мох 6.
197 – В ОБЛАКАХ
… берет меня за ухо и начинает покусывать. Это останется между нами, но мне такое
очень нравится. Это я даже обожаю. В особенности за самый верх. И еще за мочку. И
сзади за шею, это тоже приятно. Но не за кадык. С другой стороны, мне нравится за плечо.
Она это хорошо умеет. Она знает все о моей чувственности! Этим она пользуется.
Злоупотребляет даже. Потом Амандина моей мечты смелее еще больше и…
Но тут Фредди, вырвавшись из объятий гурий, бросает клич и приказывает нам
преодолеть свои сексуальные импульсы. Мы хватаемся друг за друга и стягиваем вместе
пуповины. Рядом со мной тяжело дышит даосский монах. Он знает, что мы идем в земли
удивительные, но опасные.
Несколько раз мы пробуем перехватить Розу. Все тщетно. Она уже пересекла Мох 3 и
присоединилась к ожидающей толпе.
Как и она, мы проникаем в оранжевую страну. Колонна покойников простирается
насколько хватает взгляда. Некоторые удивлены, что у нас до сих пор целые пуповины.
«Это что, туристы, покинувшие мир жизни, чтобы посетить континент мертвых?»
Впрочем, большинство не обращало на нас никакого внимания.
Я ищу Розу в этой толпе.
Здесь батальоны солдат, убитых в экзотических войнах, жертвы опустошительных
эпидемий, а вот тут погибшие в катастрофах. Мертвые, мертвые, еще мертвые, всех рас и
всех стран. Прокаженные, приговоренные к электрическому стулу, сожженные на
аутодафе, запытанные политзаключенные, неосторожные факиры, жертвы хронических
запоров, пронзенные отравленными стрелами путешественники, дразнившие акул
аквалангисты, моряки, трясущиеся алкоголики, параноики, бежавшие от своих
воображаемых врагов через окно на десятом этаже, любители банджи-джампинга,
излишне любопытные вулканологи, близорукие, не заметившие приближающегося
грузовика, дальнозоркие, не увидевшие оврага под носом, страдающие астигматизмом, не
разглядевшие ступеньки в подвал, школьники, не знавшие, чем гадюка отличается от
ужа…
Мы расталкиваем всех локтями.
– «Роза, Роза!» – кричу я телепатически.
На меня оборачивается много женщин, которых звали Роза. Розы дикие, полудикие и
домашние. Эктоплазмы и тех и других рассказывают историю их жизни. Одна стала
жертвой ревнивого супруга, другая была крестьянкой, которую застал в стоге сена
старомодный папаша, третья умерла от старости, но так и не воспользовалась своим
богатством, которое уже просадили ее сыночки…
Я пробираюсь среди других покойников. Мертвые, мертвые, еще мертвые.
Передозировка наркотика, муж избил до смерти, на банановой корке поскользнулась,
неудачно грипп подцепил, обкуривался до хрипоты, я бежала марафон, я был водителем
«Формулы 1» и не вписался в вираж, а я вот сажал самолет, но полосы не хватило, а мы
туристы и думали, что Гарлем особенно красив ночью… Любители кровной мести,
открыватели неизвестного науке вируса, иностранцы, попившие водички в странах
третьего мира, жертвы шальных пуль, коллекционеры мин со 2-й Мировой войны,
грабители, нарвавшиеся на полицейских в штатском, угонщики автомашин с
«сюрпризом», заряженным изобретательными владельцами…
Были еще мотоциклисты, считавшие, что у них было достаточно места, чтобы
проскочить перед носом бензовоза, водители бензовозов, считавшие, что у мотоциклистов
достаточно ума, чтобы не проскакивать у них под носом, а также любители поездить
автостопом, которые ничего такого не считали, но просто оказались у всех на дороге.
Пациенты, кому пересадили печень, советовались с пациентами, кому пересадили
сердце. Дети критиковали родителей, которые не догадались пораньше придти с работы,
хотя их чада, игравшие в прятки, уже умудрились запереться в холодильнике.
Никакого напряжения среди покойников. Здесь царил всеобъемлющий мир. Жители
Боснии дружелюбно ходили под руку с сербами. Корсиканские кланы заключали союзы
любви и согласия. Моряк с океанского лайнера водился с пилотом космического корабля.
Фредди напомнил нам, что нет времени отвлекаться. Мы собрались вокруг него, готовясь
сформировать фигуру, которую отрабатывали в лаборатории. Мы опирались друг на друга,
стремясь сберечь свои пуповины, построив своего рода пирамиду. В вершине Фредди,
Рауль и Амандина поддерживали меня своими плечами.
Увидев Розу, я мысленно передал ей, что мы собрались здесь, чтобы вернуться с ней
домой. «Какой смысл?» – ответила она. Она считала, что ее час пришел. Надо знать, когда
закончить существование и Роза была довольна своим концом: она умерла, сумев достичь
успеха в жизни. Она ушла, уже став счастливой, ее научные проекты завершены. Чего
больше можно желать?
Я возразил ей, что она умерла, не родив ребенка, а я хотел иметь от нее сына. Она
парировала, напомнив мне фразу Стефании: «Проблема в том, что люди полагают себя
совершенно незаменимыми на этой земле и не могут все бросить. Какая
самоуверенность!»
Она считала, что мир и так достаточно перенаселен, чтобы не огорчаться по поводу
отсутствия у нас с ней потомства. И наконец, не желая более выслушивать мои
увещевания, она устремилась вперед, расталкивая локтями стоявших в очереди
покойников.
Теперь моя супруга и наша связка пересекли четвертую коматозную стену и добрались
до страны познания.
Сам не задаваясь этим вопросом, я вдруг понял, почему E равно mc2 и пришел к выводу,
что это гениально. Я понял, почему человечество постоянно на клочки раздирают войны.
Я даже увидел, где именно лежат давно утерянные ключи от машины.
Я получил ворох ответов на вопросы, которые никогда не всплывали в моей голове. К
примеру, как можно сохранить пузырьки в открытой бутылке шампанского: надо только
сунуть в нее серебряную ложку. (А вообще, действительно, хорошая мысль!)
Я понял, что нужно без сожаления принять мир таким, каков он есть и не осуждать
ничего, что бы не случилось. Я понял, что единственной амбицией человека может быть
только беспрестанный поиск самосовершенствования. Мой разум расширялся так, что я
думал, что мозг сейчас взорвется. Я понял все, жизнь, бытие, всякие вещи… Как же
здорово все понимать! Как, наверное, был счастлив Адам, когда надкусил яблоко
познания, и как, должно быть, ликовал Ньютон, получив другим таким яблоком по голове!
О, да! Встреча со знанием, пожалуй, самое сложное испытание из всех.
Я продвигался вперед по дороге знаний. Больших знаний и маленьких. Знаний
абсолютных и знаний относительных. Внезапно я остановился, оглушенный одним
открытием: я никогда никого не любил. Нет, ну конечно, приходилось испытывать
привязанность, нежность. Мне было тепло со своими друзьями, с людьми, с которыми мне
нравилось быть рядом, общаться. Но действительно ли я кого-то любил, взаправду?
Способен ли я вообще любить? Любить кого-то помимо себя самого? Я сказал себе, что не
один я такой и что похожих на меня людей должно быть множество, тех людей, что
никогда не любили. Но это же не выход! Я не видел в этом ни самооправдания, ни
самоутешения. Смерть, по крайней мере, открыла мне глаза на простой факт, что я вечно
был перепачкан слюнявой сентиментальностью, я думал, что любить надо, чтобы быть
счастливым.
Любовь – величайший акт эгоизма, лучший в мире подарок, который сам себе можешь
сделать. И вот, пожалуйста, я никогда не был на это способен!
А Роза? В конце концов, я верил, что любил ее, потому что умер ради нее. А выясняется,
что я любил ее недостаточно. Роза, если только я тебя отсюда вытащу, если только мы
вернемся обратно, я доведу тебя до сумасшествия своей любовью. Любовью бесконечной
и благодарной! Бедняжка, как она будет удивлена тем, что ее ожидает. Нет ничего более
пугающего, чем великая любовь, внезапно обрушивающаяся на того, кто все время
старался сдерживать свои чувства. Это так страшно и в то же время так великолепно! Как
задержать мне ее, чтобы объяснить, что я понимаю, что такое по-настоящему любить!
Я ускорил свой полет, остальные вокруг меня сделали то же самое. Роза уже в конце
туннеля. Увидев, как и все мы, полное знание, она пробила пятую коматозную стену и
вошла в страну идеальной красоты.
Шлеп!
Вот это удар!
Столкнувшись со страхом, желаниями, временем, знанием – вот вам теперь чудесная
зеленая страна, с ее цветами, растениями, ее удивительными деревьями, вспыхивающими
разноцветными искрами, словно крылья бабочки. Как еще можно описать неописуемое? Я
вижу абсолютно совершенное лицо женщины, я скольжу ближе к ней и она превращается
в цветок с лепестками, расцвеченными словно витраж католического собора. Из
прозрачных озер нам улыбаются рыбы с длинными, ясными как кристалл, плавниками.
Рубиновые газели прыгают над всполохами северного сияния.
Это не галлюцинации. Идеальная красота извлекает на поверхность все мои
воспоминания о прекрасном и доводит их до пароксизма восторга. Мои товарищи
зачарованы своими собственными видениями. Черные опалесцирующие мотыльки витают
над Раулем. Серебристые дельфины играются вокруг Стефании. Фредди окружен юными
фавнами, чьи спины покрыты нежным бело-зеленым пушком. Откуда-то доносится
послеполуденная прелюдия из жизни лесных затейников Дебюсси. Красота – это еще и
музыка. И еще ароматы, я повсюду чувствую легчайшие, мятные запахи.
Впереди нас Роза немного замедляется и потом вновь, и даже еще быстрее, устремляется
к притягивающему центральному свету, который захватывает и меня самого, обволакивая
своими благотворными волнами.
Вот уже моя жена у шестой стены. Мох 6. Никогда, никто, ни один танатонавт мира еще
не возвращался из-за этого барьера!
Она торопится, рвется вперед, ее не стесняет никакая пуповина, она мчится по дороге в
Непознанное!
Шлеп!
Она на другой стороне. В Терра инкогнита !
Фредди показывает нам, что сейчас нужно изменить построение. Он настаивает на
широком основании, переходящем в тонкую иглу. Фредди объявляет, что только мы с ним
вдвоем попытаемся выполнить проход. Он – самый опытный среди нас, и я –
единственный, кто способен убедить свою жену вернуться.
Рауль подбадривает меня:
– Пошли! Вперед, только вперед, в неизвестное!
199 – ДОБРАЛИСЬ
Фредди меня поражает. Он бесстрастно идет к этой границе, которую не пересекал
никто. Пуповина бесконечно уже растянута, а он напирает, я же едва волочу ноги. Я уже
устал от сюрпризов смерти. И все же я чувствую, что впереди таится тайна, последняя
мистерия смерти.
Наконец я узнаю самый секретный из всех секретов. Жертвой чего может стать…
мертвец? Здесь, за этим занавесом, сбываются все приключенческие и любовные романы.
Здесь, за этим занавесом, реальность объединяется с фантастикой и все мифологии мира
сливаются с точной наукой.
Я немножко колеблюсь, а потом устремляюсь вперед.
Вот она, наконец, эта последняя территория Запредельного Континента.
Я вижу ее.
Мгновенно забывается Роза. Тайна из тайн, секрет из секретов, вечно открываемый
людьми, я тебя вижу. Я тебя вижу, я тебя чувствую, я тебя слышу. Это конец. Это
кладбище слонов. Здесь умирает свет, весь свет, здесь умирают звуки, все звуки. Души, все
души. Мысли, все мысли.
Я вижу Рай.
В моей голове взрывается миллион небесных музык. Обломки звезд посылают мне
последнее, кроткое прости. Умирающая звезда и умирающий человек проходят одной и
той же дорогой. Дорогой в Рай.
Я бреду в тумане, ватными ногами загребая дымчатые вихри с драгоценной земли. Будто
в приветствии, сами собой вздымаются мои прозрачные руки. Колени не держат, я падаю,
обнимаю расплывчатую почву.
По ошибке – или по любви – я попал в Рай. Как он прекрасен! Больше, чем все те
видения идеальной красоты на шестой территории. Они были всего лишь репродукциями,
копиями, имитациями. Истинная красота Рая превосходит все.
Рай – моя единственная страна, единственная родина, единственный предмет моего
шовинизма. Я здесь. Кажется, я всегда знал это место, я всегда понимал, куда уходит
жизнь и откуда она возвращается. На Земле, там, внизу, я был лишь прохожим. Туристом
на каникулах. Я – эктоплазма, я никогда и не был никаким Мишелем Пинсоном. Я всего
лишь только эктоплазма. Не был я этим бедным, глупым парнем, что звался Мишель
Пинсон.
Он такой идиот, этот Мишель, а я, я такой… легкий. Легкость, вот истинное, предельное
достоинство. Мое желание – остаться мыслящим паром. Я еще связан с Землей и моим
телом. Юношеское заблуждение.
Я вижу Розу и люблю ее еще больше, чем на Земле. Зачем возвращаться в нашу тесную
кожу, наши болезненные тела, наши мозги, забитые раздражающими беспокойствами?
Нам хорошо вдвоем, здесь. Нам незачем бояться времени. Нам вообще нечего бояться.
Мне смешно за всех этих танатонавтов, что ждут меня у входа в Рай. Большей глупости
трудно себе представить. Я вернулся в свою страну, в свой мир. Откровение из
откровений. Я – у своего источника. Я вижу настоящее небо. Со стороны, тот, другой, еще
один из этих землян, кажется мне грязно-желтым. Белый, истинно белый цвет, может
существовать только в Раю.
Я в Раю. И подумать только, я хотел не дать его Розе!
Дымка рассеивается. Подо мной появляется длинная колонна мертвых. Она похожа на
реку, а вдали, кажется, этот поток разделяется. Я спускаюсь, чтобы лучше разглядеть это
зрелище. Действительно, река душ расходится на четыре ветви и в середине человеческих
душ сейчас я различаю души животных и даже растений. Без сомнения, у Рая есть вторая
дверь, через которую в него вливаются и эти души. Души морских анемон и водорослей,
медведей и роз. У растений тоже есть души. Я это знаю, потому что сейчас я понимаю все.
Абсолютный синкретизм. Мы едины, и там, на Земле, мы все сообща страдаем. Надо
жить, отринув от себя все насилие. Не причинять насилия никому, кем бы или чем бы он
ни был. Никогда не причинять насилия. Этот закон жизни проникает в меня до самых
кончиков пальцев, до корней волос. Я не был никем, кроме как невежественным
человеком, возжелавшим подняться в Рай только за тем, чтобы мне измерили и показали
всю степень моего невежества.
Река, увлекающая души людей, животных и растений, делится на четыре ветви. Какие
книги, сваленные стопкой на Раулевом столе, говорили о том свете, омываемом четырьмя
потоками? Об этом говорили индусы, и иудеи тоже. В голове пронеслась страница из
тетрадки Рауля: «ИУДЕЙСКАЯ МИФОЛОГИЯ. Рай находится на седьмом небе. Ведут
туда две двери. Они зовут к танцу и радости. Можно видеть четыре реки: из воздуха, меда,
вина и благовоний…». «Рай омывается четырьмя реками», гласит и Коран.
С одного края мира по другой, от одной древней цивилизации до другой, наши предки
это знали и иносказательно описывали один и тот же пейзаж.
Четыре реки. Четыре водораздела. Четыре типа душ, не просто хороших и плохих, а
скорее четыре тональности, будто бас, баритон, дискант и фальцет. Четыре вида
существования души.
По стопам Розы мы с Фредди вливаемся в реки усопших.
И внезапно я вижу ангелов.
209 – АНГЕЛИЗМ
– Верить в то, что существуют… ангелы?! А еще что прикажете?
Вот этот-то Рубикон мой братец Конрад перейти отказался. Его скептицизм и природный
материализм и так уже подверглись жестокому испытанию. Он отказывался погружаться
дальше в это новомодное помешательство, что мы окрестили «танатонавтикой».
И в самом деле, эту идею про ангелов довольно трудно проглотить. Кстати, если бы мне
кто-нибудь раньше попытался сказать, что после смерти нас будут встречать ангелы, я бы
только искренне рассмеялся. Положа руку на сердце, я до этого и верить-то не верил и в
сотую долю того, что мне довелось пережить.
Все это было настолько сногсшибательным, что просто душа вон.
В то же время признать, что смерть является континентом, было для нас этапом самым
сложным, а ведь мы его уже прошли. Мы признали, что наделены душой, способной к
путешествиям. Мы признали, что эта душа нематериальна. Мы признали, что серебряная
веревка привязывает ее к нашему телесному каркасу. Что ж, почему бы теперь не признать
и ангелов? В конце-то концов, именно на это намекают все религии в той или иной форме.
Президент Люсиндер буквально умолял нас держать в самом строгом секрете свои
недавние открытия. Пока что важно просто объявить, что мы познали самую глубину Рая.
– Эти ваши ангелы, вот так история! Только этого нам не хватало! А почему не Бог, раз
уж вы там побывали?
Он считал, что у нас в руках заряженная бомба и что нужно предотвратить взрыв. Потом
президент пришел в бешенство, узнав о гибели раввина Мейера от рук Горного Старца и
его наемников.
– Этот верблюд в тюрбане, он что, понимает только язык голых кулаков? Он что,
собрался затеять войну против неверных на том свете? Мы ему не позволим устраивать
пиратские набеги на Рай!
– Он уже мертв, – сообщил Рауль. – Он устроил там страшную дуэль, но Мишель с
Амандиной его побороли и забили до смерти.
– А вот это уже неважно! – взорвался Люсиндер, сидя за своим столом из красного
дерева. – Я уже по горло сыт всеми этими религиозными войнами! Мы живем в XXI-м
веке, а вовсе не в средневековье. Нельзя вечно выносить невыносимое. Все, теперь
положитесь на меня.
211 – ООН
На следующей недели мсье Жан Люсиндер, президент Французской Республики,
выступил с краткой речью на Генеральной Ассамблее ООН. Он настаивал на
необходимости пасифицировать Запредельный Континент, поскольку сейчас
танатонавтика уже вошла в обычай. После эпохи самодеятельщины, эпохи медицины,
эпохи страха, наслаждения, коммерции, астрономии, насилия – пробил час эпохи
юриспруденции.
Пора уже законодателям серьезно взяться за свои обязанности. Танатонавтика должна
быть регламентирована уставом, соответствующими законами, поправками, кодексом
обязательных правил поведения. В противном случае мы останемся с вечным Диким
Западом, к тому висящим над головами у всех и каждого.
– Мы уже проголосовали за два законопроекта по танатонавтике и посмотрите, к чему
это привело! – заметил представитель Экваториальной Гвинеи, не питавший никаких
иллюзий по этому поводу.
– Их оказалось недостаточно, требуется принять новые, – настаивал Люсиндер.
Столкнувшись с довольно-таки вялой поддержкой, он особо принялся напирать на две
новые статьи, которые впоследствии стали известны под названием третьего и четвертого
закона о танатонавтике.
Статья 3.Запрещается обрывать пуповину любых других эктоплазм.
Статья 4.Каждый физический каркас несет ответственность за поступки своей
эктоплазмы.
Затем следовал список наказаний в виде лишения свободы и штрафов,
пропорциональных степени тяжести эктоплазменных правонарушений.
Президент Французской Республики был категоричен: Запредельный Континент должен
оставаться нейтральной территорией, по типу Антарктиды. Никому не будет разрешено
там сражаться или устраивать захватнические кампании.
Генеральный секретарь ООН был полностью с этим согласен:
– Рай существует для всех. Если потребуется, мы введем туда «голубые каски», чьей
обязанностью станет поддержание мира и гарантий свободной циркуляции мертвецов и
танатонавтов.
По залу побежал удивленный ропот. Представитель с о-вов Фиджи оторвался от своей
газеты, а дипломат от Суринама подскочил на месте, выбитый из состояния обычного
ступора.
– Да-да, почему бы и нет? – добавил генеральный секретарь. – В конце концов, Горный
Старец собрал себе частную армию для захвата всей территории. Получается, нам следует
сделать все необходимое для направления туда наших собственных, противостоящих сил,
в данном случае корпус «голубых эктоплазменных касок». Своего рода кармическую
полицию, что-то в этом духе.
Третий и четвертый законы были проведены большинством голосов. Порядка двадцати
стран объявили себя противниками законопроекта или же предпочли воздержаться, чтобы
не навлечь на себя гнев со стороны Саудовской Аравии, которая, как все уже знали,
официально поощряла и финансировала операции Горного Старца.
С другой стороны, предложение создать кармическую полицию было отклонено. Пока
что в Раю не наблюдалось насильственных действий, оправдывающих такой шаг, тем
более что он, помимо всего прочего, обещал быть крайне дорогостоящим. И к тому же, тут
вновь возникали «земные» дилеммы, связанные с «голубыми касками»: разрешается ли им
убивать в случае необходимости или же они там присутствуют исключительно ради
предотвращения убийств? Причем в таком необычном месте, вот это настоящая
головоломка! Делегаты предпочли отказаться от проекта ооновской эктоплазменной
армии.
Люсиндер был прав в том, чтобы перенести проблему эктоплазменных баталий на
юридическую почву. Неспортивное поведение на Запредельном Континенте с этого
момента было поставлено человечеством вне закона. К тому же, с принятием
танатонавтического устава наша деятельность, наконец-то, получила официальное
признание. Многие все еще сомневались, что мы прошли через Мох 6, но всем вопросам
мы противопоставляли абсолютное молчание.
С этих пор в магазине на первом этаже моя мать торговала полной картой Запредельного
Континента, со всеми его шестью дверями и семью познанными территориями. Все это
напоминало своего рода горн, с широкой воронкой в основании и узким горлом в вершине.
Цвета шли в правильном порядке: голубой, черный, красный, оранжевый, зеленый и
белый. Карта выглядела достаточно симпатичной, чтобы ей можно было украсить стену в
комнате школьника или человека, кого мучает хроническая бессоница.
Конрад спрятал слова Терра инкогнита под рамкой условных обозначений. Разве мы не
разведали все (по-настоящему все) на этой далекой территории?
Да, конечно, мы указали на белую страну, но воздержались упоминать про ангелов или
гору света. Еще слишком рано.
В пентхаузе танатодрома «Соломенные Горки» наша группа в энный раз собралась на
совещание. Так как Фредди уже не было с нами, чтобы самому рассказать обо всем, народ
атаковал меня вопросами по поводу «взвешивания души», ну и, конечно, насчет
реинкаранции, которая за этим следовала.
Я рассказывал и пересказывал снова и снова, как мы коснулись дна Рая, говорил о
бесконечной колонне мертвых, разделявшейся на четыре ветви, о бескрайней белой
равнине, о горе света, о трех судьях-архангелах.
– Я это все видел, но этого не достаточно. Это надо понять.
Причем я, с головой поглощенный своей задачей – спасти жену, – даже не подумал
расспросить ангелов поподробнее. Мне просто-напросто казалось, что после
«взвешивания» наших хороших и плохих поступков сразу наступает перевоплощение
согласно прожитой жизни.
– Вы вообще себе представляете, что стоит за таким утверждением? – мрачно сказал мне
президент Люсиндер.
Потрясая карточкой мужчины с седыми висками и глубоким взглядом, очень похожим на
его собственный, на меня напирал Рауль с вопросами, мол, а не заметил ли я его отца.
Я чуть не обиделся. Неужто неясно, там такая огромная толпа покойников! Нет, я не
заметил твоего отца, тем более что я вообще там ничего не пытался разглядывать, не до
этого мне было. Мой друг сам уже мог убедиться, что за поток мертвецов заполнял
оранжевую страну. Тамошние души передвигались медленно, плотно сбитыми группами.
Совершенно невозможно понять, кто есть кто в этой бурлящей реке из миллионов
транзитных душ.
Амандина, чьи обычные черные одежды с этого момента считались траурными
одеяниями, приставала со своими расспросами:
– Ты точно уверен, что там был самый край? Что дальше ничего нет?
Я вздохнул. Как можно быть в этом уверенным?
– В глубине видно светящуюся гору. Там проводят взвешивание душ, а сама гора
испускает тот самый свет, что нас притягивает, начиная с самой первой двери. И потом,
если пройти судилище кармы, я вообще не понимаю, что может быть после этого. Кстати,
я ничего такого особенного не видел позади горы, и по одной простой причине: она
настолько яркая, что скрывает своим сиянием весь горизонт.
– В таком случае не исключено, что за горой что-то есть…, – заметила моя жена,
которая, будучи поглощенной своей собственной дилеммой – возвращаться или нет, – не
обратила никакого внимания на обстановку в той местности.
Страстно желая найти своего отца, Рауль предложил новый коллективный полет с целью
более полного исследования. Меня лично не очень-то тянуло еще раз лезть на тот свет, но
вот все остальные были крайне возбуждены идеей встретиться с ангелами, узнать смысл
своей жизни, взглянуть на самый предел знания и т.д. и т.п.
Амандина, Стефания и Роза тут же подняли руки, предлагая себя в добровольцы. Моя
супруга совершенно оправилась после госпитализации и находилась в отличной форме.
Она хотела туда вернуться, чтобы проверить свою гипотезу, что по другую сторону черной
дыры бьет белый фонтан.
Хочешь не хочешь, а мне придется сыграть роль их гида.
Мы вылетели все вместе в среду, 13-го. Я это хорошо помню, дело было в среду, 13-го
мая. День стоял особенно ветреный. На улице под ударами вихрей гнулись деревья, а
облака гонялись друг за другом. Я не большой любитель ветреной погоды, но… ничего не
попишешь, придется лететь!
Мы разместились внутри своих пластмассовых пузырей-овоидов. Спецуниформа
подключена к компьютерам. Заурчала видеокамера.
Шесть… пять… четыре… три… два… один. Пуск…
Я нажал на грушу. Вперед, в страну ангелов.
213 – У АНГЕЛОВ
Мой второй эктоплазменный вояж проходил несколько хуже, чем первый. Тогда я думал
только о спасении Розы, да и вообще: мысли о других людях позволяли забыть свои
собственные мучения.
Теперь же я по дороге думал о множестве вещей. Не сидят ли здесь в засаде наемники
еще одного хашишина или какие-нибудь последователи Вельзевула, готовые внезапно на
нас кинуться и покромсать пуповины на ломти?
Мне было страшно.
Я прятал свой страх.
Плотной эскадрильей мы мчались в космосе со скоростью мысли. Мы насквозь
пересекли солнце, которое – по причине вращения Земли – оказалось точно на пути,
ведущем в центр галактики.
Я пытался избавиться от своего вечного, паразитического вопроса («Чем это я тут
занимаюсь…»). В конце концов, вы сами видите, о каких вещах я хотел говорить.
Встреча с русскими космонавтами у меня не вызвала даже улыбки. Проход через
метеоритное поле покрыл меня гусиной кожей, а подлет ко всякой новой планете казался
отличной возможностью потерять свою эктоплазменную шкуру.
Я рассматривал окружавшую нас галактику. Какая же она все-таки огромная! Куда ни
плюнь, одни звезды. Кто-то должен присматривать за порядком среди всех этих звезд,
растянувшихся Млечным путем. Млечный путь! Греки назвали его так потому, что эта
звездная тропинка напоминала им струю молока, бившую из груди богини Геры, супруги
Зевса.
Мы совершали турпоездку в страну мертвых, плескаясь в материнском молоке.
Чтобы позабыть о своих страхах, я решил полностью отдать себя этому спектаклю, что
бесконечно разворачивался в межзвездном мире. И в тот же самый миг, когда я этого
захотел, моя эктоплазма увидела все.
Туманность Ориона напоминала раковину-гребешок, приоткрывшую створки. Я
различил звездное облако, именуемое Конская Голова [27], которая на самом деле
напоминала шею, заканчивающуюся углом. Еще дальше, левее от меня виднелись
стремительные линии созвездия Лебедя, а еще переменные звезды Магеллановых облаков,
похожих на перевернутую солонку. А вот и сверхновая Веги. Все эти названия всплывали
в моей голове совершенно естественным, как мне казалось, образом, но на самом деле это
Роза нашептывала мне их издалека. Она знала, что этот астральный спектакль меня
заворожил и она делилась со мной своим знанием. Что за женщина!
Вираж. Вдали, чуть правее и впереди можно было видеть галактику Андромеды. Она
сестра нашей Галактики и отделена от нее всего лишь на какие-то два миллиона световых
лет. Звезды Андромеды, расположенные вокруг ее центральной оси, более желтые, чем
наши. Это без сомнения потому, что они более молодые. Отсюда можно заключить, что
наш старый добрый Млечный путь постарше своей родственницы Андромеды.
Курс астрономии в открытом космосе, сказочно! Захватывает больше, чем какое-нибудь
сафари.
Но даже и здесь идет охота. В созвездии Гончего Пса (чисто случайное совпадение) две
галактики вот-вот соприкоснутся. Та, что поменьше, в форме морского ежа, притягивается
своей крупной, спиралевидной соседкой.
– Это галактика М 51, галактика плотоядная, – телепатические пояснила мне Роза. – Она
настолько громадна, что всасывает все другие галактики, попадающие ей под руку. Вот
сейчас она собирается пожрать галактику NGC 5195. Когда две их массы окажутся
достаточно близко друг от друга, М 51 выбросит одну из ветвей своей спирали, чтобы
захватить ею NGC 5195.
– Захватить и «съесть»?
– Не совсем так. Они сольются вместе, чтобы создать еще более крупную галактику,
более притягивающую и более плотоядную.
Хищники повсюду. Даже инертная материя – и та знает свои драмы.
Мы по-прежнему несемся к нашей центральной цели. Мы пересекаем экзотические
планетарные системы, красно-белые пылевые облака, ледяные метеориты, таящие в себе
споры жизни, готовые проклюнуться на планете, где им будет позволено существовать.
Участки, буквально напичканные звездами, перемежались с гигантскими проплешинами,
где не было ничего, кроме черноты, холода и пустоты.
А вот, наконец, и венчик черной дыры смерти. Вдоль ее края друг в друга врезаются
звезды, окружающие вход в грандиозный туннель фосфоресцирующего круга.
Мы плотно сплетаем пять своих серебристых пуповин в единый спасательный трос и,
задействовав один из приемов эктоплазменной хореографии Фредди, идем на абордаж
последней зоны.
Первая территория: нас засасывает в водоворот точно так же, как и «светящийся сок»,
выдавленный из соседних звезд, как всевозможные волны и частицы. Мы достигаем
пляжа Запредельного Континента. Мембрана первого коматозного барьера вибрирует как
барабанная перепонка. Вот вам, вход в мир мертвых напоминает человеческое ухо! Хлюп!
Я прохожу сквозь желе этой стены.
Вторая территория: заново страх прошлого, борьба с неутомимыми монстрами. Эти
церберы вечно там, ожидая, когда я попаду в страну конца.
Третья территория: опять мои фантазии, даже еще более красные, даже еще более
черные. Я очень рад всех их встретить вновь. Какой ужасной должна быть жизнь без
фантазий! Все же я не позволяю себя поглотить ни моим желаниям, ни моим
наслаждениям.
Четвертая территория: терпение. Река усопших медленно вливается в оранжевую
равнину. Я лечу над кишащей массой, на сей раз уделяя больше внимания тем, из кого она
сделана. Чудеса, я увидел всех тех, с кем когда-либо мечтал встретиться! Мэрилин Монро,
Филипп К. Дик, Жюль Верн, Рабле, Леонардо да Винчи. Еще имелось несколько
легендарных персонажей из моих книжек по истории: Карл Великий, Версинжеторикс,
Джордж Вашингтон, Уинстон Черчилль, Лев Троцкий.
Эта толпа такая пестрая. Тут же стоит Джеймс Дин, Фред Астейр (не удержавшийся,
чтобы не отбить несколько чечеточных па для препровождения времени), Мольер, Гари
Купер, королева Марго, Лилиан Гиш [28], Луиза Брукс [29], Золя, Гудини, Мао Цзэдун, Эрл
Гарднер, Борджиа (семейная группа вокруг Лукреции).
Самые нетерпеливые жались к центру реки мертвых, чтобы как можно быстрее
присоединиться к свету. Самые недисциплинированные пытались сговориться с соседями.
Многие пользовались задержками ради совершенно необычных знакомств.
В семье последнего русского царя шел горячий спор, каждый обвинял друг друга в том,
что тот так и не сумел увидеть наступление революции. Луи XVI попытался их помирить:
и он тоже не ожидал переворота [30]. Потом он обернулся к Марко Поло, чтобы обсудить с
ним что-то о картографии. Да, именно в картографии и заключалась истинная страсть этой
симпатичной королевской эктоплазмы. Он также немного интересовался изготовлением
врезных замков, но рисование рек Канады и удаление с карт слов Терра инкогнита было
наиболее любимым, хотя и малоизвестным коньком Луи XVI.
Рай – это самый настоящий и последний шикарный салон, где можно поболтать! С
высоты я заметил Виктора Гюго с его огромной бородой, пытавшегося подцепить Диану-
охотницу. Рауль – парень симпатичный, но он всегда норовит задать загадку, а ответов
никогда не сообщает. Я приземлился рядом с Виктором Гюго и воспользовался моментом,
чтобы он объяснил мне решение своей шарады про кафе. Поначалу он пришел было в
негодование, что я отвлекаю его от охоты за богиней, но когда я объяснил ему что к чему,
он рассмеялся и просветил меня.
«Во-первых, болтунья-трещетка – это болтливая женщина. Во-вторых, залетная птица –
это иностранка. В-третьих, найти это можно в кафе – это и есть кафе. Ответ: болтливая
пышка-иностранка в кафе. А вообще, все это настолько просто, что я даже об этом не
думал».
Сколько возможностей задать вопросы самым просвещенным людям! Если б у меня
было побольше времени, я отыскал бы Страдивари и выведал у него секрет клея его
драгоценных скрипок. Я попробовал бы узнать, куда пропал Сент-Экзюпери и почему с
высоты птичьего полета в Чили и Перу можно видеть какие-то гигантские рисунки.
Внезапно я увидал знакомое лицо. Моя прабабушка Аглая! Я к ней помчался. Она тут же
меня признала и немедленно поняла, почему я так быстро лечу навстречу. Да, она видела,
как я себя вел на ее похоронах, но ничуть не сердилась, потому что читала в моем сердце
мои истинные чувства. Ведь так много из тех, кто рыдал, оказались всего лишь
лицемерами, хотевшими привлечь к себе внимание!
Я был настолько рад этой встрече, что захотел поискать своего отца, чтобы о ней ему
рассказать. Но прабабушка Аглая сообщила, что уже поставила его в курс дела и что он, к
тому же, сейчас далеко впереди.
Я вновь взлетел, на сердце у меня было много легче.
Внизу Рауль тщетно отыскивал своего отца. Амандина едва не столкнулась с Феликсом,
но, казалось, совершенно его не узнала, несмотря на отчаянные оклики первого из
танатонавтов. Стефания невозмутимо планировала над толпой мертвецов, следуя своей
дорогой к свету. Моя супруга-астроном находилась в голове нашей группы, торопясь
проверить, не выходит ли дно черной дыры на белый фонтан.
Пятая территория: знание. Совершенно случайно, ничуть этого не желая, я открываю
рецепт пирога «четыре четырки»: взять в равных долях, например, по сто грамм, масла,
муки, сахара и яиц. Да, это тоже часть вселенского знания. Хорошо бы не позабыть рецепт,
когда я вернусь на Землю.
Шестая территория: место красоты. Клумбы фиалок следовали одна за другой. Розовато-
лиловые, охряные, красные, желтые… Мерцающие фрактальные образы уплывали в
бесконечность. Сияющие бабочки увертывались от клювов розовых ласточек. Голубые,
черные и белые лягушки разворачивали свои стрекозиные крылья. Золотой единорог стоял
на задних лапах. Красота многообразна. Как и страх.
Шестая территория: мы сообща проскакиваем за Мох 6, наши пуповины по-прежнему
плотно сплетены.
Может, этот вояж и был менее волнующим, раз он оказался не первым, но никогда
полеты не превращались в рутину. Разве «Челленджер» не взорвался лишь только потому,
что успехи космонавтики привили чувство безопасности? Нет ничего без опасности, пусть
даже выход души из тела и стал тем методом, которым была открыта поистине добрая и
нежная страна. Ни на секунду нам нельзя терять чувство осторожности и
осмотрительности. Мы идем далеко, слишком далеко и быстро, слишком быстро. При
таком темпе малейшая осечка может принять драматические масштабы.
То, что мы сейчас для себя открывали, никогда раньше не удавалось обнаружить, даже с
наилучшими телескопами, установленными на космическом спутнике! Мы побывали
среди звезд, в центре галактики, в глубине черной дыры и даже имелась вероятность, что
мы из нее выскочим. Какой еще астроном мог мечтать о большем?!
Для нас, пятерки мушкетеров смерти, сейчас наступал конец путешествия. Мы достигли
великого занавеса, скрывавшего последний образ человеческой кончины. Я продолжал
идти вперед, хотя остальные заколебались следовать за мной. Они отлично видели, что
река мертвецов проникала сквозь мембрану Моха 6, но зрелище последнего этапа
существования наполняло страхом сердце всякого мыслящего существа. Я пожал плечами.
В конце концов, я лично там уже побывал. Я приподнял кромку пугающего занавеса и
пригласил своих друзей следовать за мной.
Агрессивный и в то же время манящий к себе свет объял меня своим сиянием. Со своей
стороны, я констатировал, что – сюрприз, сюрприз! – я рад заново встретиться с этой
умопомрачительно огромной, белой, цилиндрической равниной и ее туманными вуалями.
Река мертвых подо мной распадалась на четыре рукава.
Появились первые гало ангелов, такие цветистые, такие яркие по сравнению с нами,
тусклыми эктоплазмами! Если меня когда-нибудь спросят, в чем состоит самая
замечательная мечта человека, то вот теперь я знаю на это ответ: самая замечательная
мечта – это чтобы твоя душа стала таким же добрым ангелом. Да, но как реализовать такое
супердостижение?
Один из ангелов спортивным аллюром подлетел к нам и поинтересовался, в чем,
собственно, состоит причина нашего здесь присутствия с целыми пуповинами.
Любопытство? Желание содействовать научно-техническому прогрессу? Даже Стефания,
обычно такая неуемная, теперь отмалчивалась. «Он» сам за нас ответил:
– Так вы Великие Посвященные, не так ли?
– Кто-кто? – поразился Рауль.
– Великие Посвященные, – терпеливо повторил ангел.
Судя по всему, наше вторжение в Рай его не слишком удивило. «Великие Посвященные»,
надо полагать, были термином для обозначения всех тех «живых», что до сюда
добирались. Это означало, что другие нас уже опередили и сохранили эту информацию в
тайне. Другие танатонавты? Монахи, шаманы, раввины, волхвы, которые – никому ничего
не говоря и совершенно без помощи технических средств – занимались такого рода
путешествиями с незапамятных времен?
Ангел улыбнулся. Я понял, почему ни он, ни его собратья не видели никакой проблемы в
том, что я в прошлый раз оказался в Раю. Все уже привыкли принимать здесь «Великих
Посвященных», пусть даже – как мы выяснили позже – их визиты и не были столь уж
частыми.
215 – АСАЛИЯ
По-французски нашего хозяина звали Св.Джером, или Асалия на иврите, что означает
«тот, кто указывает на правду». Но у него было много и других имен, на всех прочих
языках. Он был Пта для египтян, Энки для шумеров, Аполлон для римлян, Мапанос для
галлов, Диансехт для ирландских кельтов, Фрейр для немцев, Сварог для славян, Савитр
для индусов, Ксочипили для ацтеков, Иллара для индейцев инка…
Тут его задача состояла в выявлении правды и оказании содействия душам в их
спиритуальном развитии. Он охотно отвечал на вопросы Рауля по поводу организационной
структуры Рая. Имелось семьдесят два ангела-принципалия и семьсот тысяч ангелов-
секондариев. Иерархия была простой. Первая триада состояла из Серафимов, Херувимов и
Тронов, вторая – из Добродетелей, Доминаций и Сил. Третья, наиболее возвышенная
триада, объединяла в себе Княжества, Архангелов и Ангелов. Есть три высших архангела:
архангел Гавриил (вестник и инициатор), архангел Михаил (победитель драконов) и
архангел Рафаэль (покровитель врачей и путешественников).
У нас имелся выбор: мы могли рассматривать ангелов как святых, как Ламедов-вав или
бодхисатв, как будд, как Избранных или цадиков. Их обозначения варьируются от религии
к религии. Это были те самые совершенные, что сумели преуспеть в своей жизни и
разорвали круг реинкарнаций, однако при всем при этом предпочли посвятить себя
вопросам управления транзитными душами. Чтобы не запутаться, нам лучше звать их
общепринятым именем: «ангелы».
С этими словами Св.Джером-Пта-Ксочипили принес свои извинения и удалился. При
такой напирающей толпе на нехватку работы ему жаловаться не приходилось. Мы
продолжили свой визит самостоятельно.
Я задавался вопросом, а что если среди этих потусторонних когорт имеется, скажем, бог
или даже боги. Иудеи утверждали, что Бог один, но вот Фредди учил меня, что Бог по-
еврейски зовется Элохим, а это уже множественное число. Так и что получается, а?
Семьдесят два ангела-принципалия… Это число мне на что-то такое намекало.
– Число ступенек на лестнице Иакова, – телепатически напомнил мне Рауль [31].
N.B. В отличие от широко распространенного мнения, что «лучше просить Бога, чем
святого», в случае четко идентифицированной проблемы рекомендуется обращаться к
ангелу, специализирующемуся в данном вопросе, нежели взывать к глобальной
божественности.
223 – СИРОТА
Едва переступив порог своей квартиры, мы с Розой начали заниматься любовью. Именно
она на меня накинулась. Она нашептывала, что как можно быстрее хочет от меня малыша.
Слова эти попали на подготовленную почву. Я сам, причем давно уже, хотел, чтобы мы с
ней завели ребенка.
До сих пор мы заводили у себя только животных и растения, да и то очень постепенно.
Сначала это был один зеленый росток (монотонный цвет), затем комнатное апельсиновое
дерево (приносившее абсолютно несъедобные плоды), затем одна красная рыбка (по
имени Левиафан, которая однажды, причем без какой-либо видимой причины,
перевернулась вверх брюхом), затем морская черепашка Зузу (без устали набивавшая себе
желудок червяками), затем морская свинка (окрещенная Жуйжуйка, потому что она
непрерывно пищала «жуй, жуй, жуй», тем самым сигнализируя, надо полагать, что она
голодна), затем кошка, умудрившаяся проглотить морскую свинку, а затем и собака
(отомстившая за Жуйжуйку тем, что без конца садировала кошку).
А теперь добро пожаловать ребенку. Тому самому, что отомстит за кошку, оторвав собаке
уши, хвост, лапы, веки и нос. Дети от природы наделены способностью восстанавливать
равенство.
Традиционно следуя научному подходу, Роза заглянула в календарь.
– Эти дни вполне могут подойти, – объявила она.
– Может, даже удастся родить реинкарнированного Фредди, при небольшом везении-
то, – заметил я.
Фредди нам говорил, что постарается побыстрее отстоять очередь в оранжевой стране,
чтобы попробовать перевоплотиться в течение одного года. Хм-м, три месяца уже
утекло… Но если правда повезет, то он как раз появится.
В любом случае, Розе страшно понравилась эта идея. Фантастика – мы станем
родителями реинкарнации Фредди.
Еще в одном мы окажемся пионерами. Что, думал кто-нибудь уже, что можно сделать
ребенка специально для приема заранее выбранной души? Своего рода изготовление вазы
под цветы, которые уже заказаны в магазине.
– За работу, – живо скомандовал я.
Наши объятия были веселыми и жизнерадостными и вот почему меня так неожиданно
резко задело печальное выражение на лице Розы, когда она откинула голову на валик
кровати.
Я спросил, что такое вдруг случилось. Она вздохнула и в который уже раз похвалила
меня за то, что я затыкал себе уши, когда Рауль готовился добить меня своей второй
правдой.
– Ничего, это с ним пройдет, – ответил я. – Рауль ожесточен, узнав, к несчастью, что его
мать убила отца. Я его понимаю.
– Но ты-то, ты же тут ни при чем, – запротестовала она. – Я не понимаю, не вижу, ради
какого такого больного удовольствия он любой ценой хотел обнародовать гнусные
откровения Сатаны. А здорово ты ему наподдал! Я и не знала, что у моего мужа такой
боксерский талант! – добавила она и заново ко мне прильнула.
Я нахмурился.
– Впервые я ударил человека, серьезно желая сделать ему больно… Вот теперь я потерял
своего лучшего друга.
– Нет! – заявила она с полной убежденностью. – Рауль ни на вот столько не против тебя.
Как любил говаривать мой дядя Гильем: «Когда на вас кто-то сердит, он на самом деле
злится не на вас, а на себя».
Мы опять вернулись к любовным скачкам. Я пытался прогнать свою жиличку-паразитку,
эту вечную мысль, мол, «чем это я тут занимаюсь…», пытался как можно быстрее
вытеснить ее из моей головы и заменить намного более приятными ощущениями.
Потом Роза, умопомрачительная в своей ночной рубашке, облокотилась на балкон,
разглядывая звездное небо. Луна была на редкость огромна. Притягивая к себе внимание, с
ней пытались соперничать звезды.
– Я себя спрашиваю иногда, а что, если мы играем в учеников злого волшебника, –
сумрачно прошептала она. – Ты посмотри, как открытие последней зоны Рая перессорило
нашу группу.
– Но ты же не поддерживаешь обскурантистов, что хотят запретить наши исследования?
– Конечно, нет. Я говорю, надо просто какие-то ограждения, что ли, придумать, чтобы
избежать совсем уж сильных потрясений. Эта история с Раулем, наверное, нам
предупреждение. Ты представляешь, если кто-то попадет на тот свет и нарвется там на
ангела, а тот возьми да и выложи ему совершенно невыносимую правду!
– Надо просто сохранять спокойствие. Рауль сообщил, что я был сиротой, ну и что? Это
ничуть не изменило мое поведение. Даже наоборот, я сейчас еще больше уважаю своих
приемных родителей, что они меня взяли и воспитали.
Я принялся выпытывать у нее про вторую правду, просто чтобы посмотреть, смогу ли я
ее переварить. Она напрочь отказалась. И даже взяла с меня слово, что я никогда больше
не буду просить ее об этом. Я читал у нее во взгляде совершенную убежденность, что эта
вторая правда натворит намного больше неприятностей, чем первая.
Что до меня, я никак не мог взять в толк, что же может быть еще более ужасным, чем
узнать, что твои собственные родители оказались не твои.
Мы заснули, обняв друг друга.
Утром Рауля не оказалось на месте. Он исчез, и никто не знал, куда.
Я остался один на танатодроме со «своими» тремя женщинами: Розой, Амандиной и
Стефанией. Моя жена занималась тем, что крепила к стене пентхауза огромный плакат с
изображением галактики и, в самом ее центре, бездонного колодца Рая. Я часто видел эту
картинку, медленно проявлявшуюся под нашими усилиями. Все уходит отсюда и все идет
туда. Вся энергия, весь свет, все идеи, все души. Это мусорный ящик, это литейная форма.
Смысл нашего существования.
Рай.
Там Фредди… И не только Фредди, но и все наши первые танатонавты: Марселлин,
Хьюго, Феликс, Раджив… целый легион заключенных из Флери-Мерожи…
Иногда, по вечерам, я присаживался перед приемником той великой антенны, что мы
поставили на вершине танатодрома, и смотрел на контрольный экран, где, словно стаи
голубиные, летели мертвецы. Бон вояж, дорогие современники!
Каждая зеленая точка означала усопшего. Некоторые мчались быстрее остальных. Их
желание покинуть этот мир было, без сомнения, намного сильнее. Очень, очень редко я
видел, как душа возвращается обратно, на землю. Благодаря успехам медицины? А может,
это был одинокий танатонавт? Влюбленный, не захотевший оставить в одиночестве свою
принцессу? Жертва наемного убийства, пожелавшая отомстить, превратившись в
привидение? Медитирующий монах? Или просто ангел, скрытно откомандированный по
вызову?
Что же касается Рауля, то мы думали, он где-то бродит по этой земле, вполне
материальный, занятый поисками своей матери, тоже из плоти и крови. Как потом
выяснилось, не так уж далеко мы были от истины. Не в состоянии ее найти, расстроенный
стычкой с нами, он перемещался из бара в бар, сам себя уверяя, что поглощение алкоголя
позволит ему улучшить технику полета. А вдруг понадобится?
Однажды, протрезвев, он констатировал, что начал сам с собой спорить на тему
справедливости. Он вернулся к танатодрому, позвонил в дверь, попросил у меня прощения
и торжественно провозгласил, что никогда не расскажет про вторую правду, которую мне
повезло не услышать.
Без особой уверенности я его поблагодарил. Знать, что существует информация,
способная вверх ногами перевернуть мое существование, и при этом добровольно
оставаться не в курсе дела – что-то мне не очень нравилась такая ситуация.
Как-то вечером мать с братом (оба приемные) нанесли мне визит. Хоть они и были,
наверное, совершенно посторонними мне людьми, я все же взвесил важность той роли,
что они сыграли в моей жизни. Родители всегда обращались со мной, как с одним из
своих, не позволяя проявиться ни малейшему намеку, что это не так. Они меня опекали.
Сохраняли в тайне мой секрет. Ругали меня и прививали желание восстать против них,
будто я был истинным сыном своих родителей. Теперь я мог освободиться от своего
эдипова комплекса соперничества с фальшивым, ни на что ни годным отцом, я мог
бессознательно влюбиться в свою отталкивающую мать, мог затеять состязание со своим
жалким братом. И спасибо вам за все, тысячу раз спасибо.
Настоящая справедливость – это способность сказать «спасибо» всем, кто сделал нам
хорошее, а не лизать руку тем, кто сделал нам плохое. Все это очень просто понять, но
почему-то, и очень часто, люди совершенно по-идиотски поступают ровно наоборот. И
сами не знают, почему.
Я их обнял, как никогда раньше, повторяя себе, что ни при каких обстоятельствах я не
соглашусь встретиться на том свете со своими настоящими родителями, что бросили меня,
словно ворох рваных тряпок. Я знать не хочу, по каким таким причинам (да-да, ясное дело,
из лучших побуждений, в моих же интересах), я даже их лица видеть не хочу. Если они
бросили меня, я бросаю их. Тех, кто принял меня к себе в семью, я принимаю в свою.
Это мой единственный родной дом: тираническая мать и брат-кретин. Раулева правда
отрыла мне глаза еще на одну истину, причем намного более ценную.
Специально своих друзей не выберешь, но… оказывается, можно выбрать себе семью!
225 – ЛЕКЦИИ
Воспользовавшись тем, что покамест наш секрет оставался в тайне, мы умножили число
вылетов ради сбора сведений о самой последней комнате Рая и – если получится – для
прохождения вплоть до самого ее конца.
Ангелы вполне привыкли к визитам нашей, плотно сбитой, группки танатонавтов. Они
шутливо именовали нас «великие недопросвещенные» и – то ли вольно, то ли невольно, –
стали отвечать на все вопросы так, будто давали интервью по заранее спланированному
сценарию.
Как к ним чуточку попривыкнешь, то начинаешь понимать, что ангелы очень милые и
дико умные. Можно сказать, ангелы – это супербодхисатвы, элита среди Ламедов-вав и
святые из святых.
Мы понемногу постигали смысл жизни, но пока что оставались единственными, кто это
знал. Как-то раз Люсиндер заявил, что такая ситуация длится уже достаточно долго. Днем
раньше он попытался склонить на свою сторону избирателей для получения третьего
президентского мандата. По всем направлениям его программы: политическим,
экономическим, дипломатическим – баланс был катастрофичен донельзя. Последним
резервом, который он мог бросить в избирательную баталию, была танатонавтика. Беседы
об ангелах и Рае выглядят менее опасными, чем извлечение на свет божий ужасающих и
деморализующих цифр о темпах роста инфляции, безработицы, дефицита
внешнеторгового баланса…
Люсиндер рассчитывал на нас, чтобы мы создали ему имидж победителя. В конце
концов, именно он был тем, кто начал кампанию за разведку Запредельного Континента –
проекта смелого, скажем даже, нахального. Общественность несомненно пожелает
побольше узнать, что такое происходит после смерти. А для достижения такого
результата: что может быть лучше, чем пихнуть в щель избирательной урны листок с
именем отстоявшего свою смену президента?
Тут такая идея обыгрывалась: один голос равен одному шагу на пути к полному
объяснению смерти. Вашей смерти. Вот на чем зиждилась избирательная программа
нашего друга.
Я, со своей стороны, не был уверен, что пришло время рассказать людям о
существовании за Мохом 6 белой страны, что населена ангелами и где покойники должны
держать ответ за все те хорошие и плохие поступки, что они совершили в ходе своей
жизни здесь, внизу. Я уже отлично знал, насколько разрушительной может быть истина.
Чего только нельзя узнать на том свете! Кто заказал убийство Кеннеди, кто спланировал
смерть Мэрилин Монро, вооружил руку Равальяка [34]? Кем был Железная Маска? Где
запрятаны сокровища пирата Черная Борода? Там, ежели захотеть, получишь доступ ко
всем решениям, ко всем ответам. Действительно ли это такая уж хорошая вещь?
Более того, когда каждый узнает, что достаточно всем сердцем позвать ангелов для
исполнения желаний, нам такой бардак будет грозить! Мечты одного зачастую полностью
противоречат помыслам другого. Одним подавай власть, другим богатое наследство,
третьи изо всех сил борются за мир, а четвертые жаждут кровавой бани. Ну так и как
одновременно удовлетворить всех землян?
Мир, где все желания реализуются простым взыванием к ангелам… не станет ли он
всамделишным адом? «Поаккуратней будьте со своими желаниями, как бы они и впрямь
не исполнились!» – говаривал Фредди. Мне вспомнилось, как я однажды желал смерти
одному особенно противному учителю географии. Вспомнилось, как хотелось обладать
гаремом рабынь. Как иногда хотелось умереть. К счастью, ангелы всего этого не
исполнили, точно так же, как они не исполнили желания тиранов, жаждавших мирового
господства!
– Ну нет, – напирал я, – нельзя рассказывать о существовании ангелов. Люди еще не
готовы воспринять такое откровение.
– Да полно, будет вам, – тепло улыбаясь, произнес Люсиндер. – Моншер Мишель, вот вы
сами узнали, что родители вас усыновили, так разве это показалось вам серьезной
проблемой?
Да-да, конечно. Но вторая правда, мне еще неизвестная, ходила за мной по пятам… Так и
не решившись раскрыть источник своего истинного беспокойства, я просто ответствовал:
– Может и так, но посмотрите, что вышло у Рауля с его матерью!
Одним щелчком он избавился от этой проблемы.
– Разорбак нуждается в отдыхе. Он выпил слишком много алкоголя. Я убедил его пройти
курс детоксикации. Он пообещал, что как только ему станет лучше, он приложит все силы
ради успеха моей президентской программы.
– Но его мать, ей так и сидеть в подполье всю жизнь?
– Он ее простил.
Я прямо обалдел, услыхав такую новость.
– Как вы добились этакого милосердия с его стороны?
Президент, страшно довольный, потер руки.
– Эти ваши ангелы – решительно крайне практичные существа. Не я убедил Рауля, а
Стефания. Раз черный ангел, этот самый Сатана, так набезобразничал, она призвала
архангела Гавриила, его белое «альтер эго», который починил все обратно. Вот видите,
дорогой мой Мишель: надо, надо доверять Раю. То зло, что он производит, он же сам
способен переработать в добро.
Что на это можно сказать? И вообще, кто я такой, чтобы прекословить главе государства?
Как раз Рауль смог бы найти возражения, но его-то здесь не было! По уважительным
причинам. Что же до Стефании, Розы и Амандины, то вот у них не было никаких
уважительных причин раскрывать, понимаешь, кому ни попадя, мой секретнейший секрет.
Ладно, в общем, пришлось поддаться большинству голосов.
Вот так мы и вошли в наш новый период развития, этап «шоу-бизнеса». Мы приступили
к чтению курса лекций по всему миру, там и сям рассказывая о наших встречах с
ангелами, архангелами, серафимами, джиннами и даже чертями. Поначалу мы давали свои
выступления сообща, то есть, Стефания, Амандина, и мы с Розой. Но потихоньку
выяснилось, что только Амандина обладала настоящим даром к экзерсисам в таком жанре.
Восхитительная медсестра, когда-то бывшая чуть ли ни немой, а потом просто
сдержанной, оказалась наделена настоящим ораторским талантом. Вообще часто бывает,
что самые молчаливые становятся замечательными ораторами, если только дать им
возможность.
Амандина умела донести до людей свою страсть к танатонавтике. С изумлением, так и
сквозившем в ее словах, она рассказывала о Рае, куда она все чаще и чаще поднималась
ради поисков Фредди (до сих пор тщетных) и дискуссий со Святым Петром. Кроме того,
ее недавнее превращение во вдову придавало ее словам еще больше доверия. Молодая
вдова не может лгать на тему, которая касается ее самой так близко, тем более что ее
супруг был лучшим хореографом танатонавтических запусков!
Лекции Амандины превратились в самые настоящие представления. В белом круге
прожекторов возникала она на сцене, вся в черном, а хор пел увертюру из Carmina
Burana[35]. Белокурый ангел в вороньем теле, она все больше и больше напоминала тот
самый фантом, с которым я сталкивался при каждом моем межзвездном полете.
Однажды вечером, когда она уже заканчивала свое выступление, один из журналистов
поднял руку.
– Я что-то не совсем понял насчет «взвешивания душ». Вы действительно хотите
сказать, что на том свете они вроде как подсчитывают очки, минусы там, плюсы?
С ответом она не торопилась.
– Да. Существование немножко напоминает аттестат зрелости. Пока не сдашь экзамены,
будешь все время оставаться на второй год.
Аудитория загудела.
– Хорошо, пусть так, – продолжил журналист, – но сколько же надо плюсов и минусов,
чтобы закончить свой цикл реинкарнаций?
Ох, видно, святой Петр не скупился на свои ключи. Амандина выдала точные цифры:
– Шестьсот очков. Согласно шкале, введенной тремя судьями-архангелами, надо набрать
шестьсот очков, чтобы больше не пересдавать экзамен свой жизни.
В зале шум, гам и всеобщее оживление. Жизнь – это просто огромный учебный кабинет,
где, по сути, надо получить как можно больше хороших отметок, стремясь при этом свести
к минимуму число плохих оценок и нулевых очков?
Этот «школярский» образ судьбы многих сильно разочаровал. Но, по меньшей мере,
такой подход был вполне логичен.
– Один-единственный благой поступок может сразу принести шестьсот очков, –
уточнила Амандина.
Вздохи облегчения. Оказывается, чтобы спастись, достаточно раз в жизни повести себя
хорошо! Но тут лекторша дополнила и эту информацию:
– … Точно так же, один злой поступок может свести на нет всю вашу жизнь. «Одним
махом можно погибнуть или спастись, стоит только совершить какой-то поступок, в тот
момент кажущийся совершенно пустячным», – вот что сказал мне один из ангелов.
Взвешивание ведется очень точно, и судьи занимаются чрезвычайно долгими подсчетами.
Если уж на то пошло, только один покойник из шести тысяч набирает шестьсот очков и
превращается в чистый дух. Большинство проваливают экзамен и должны поэтому
перевоплощаться.
Посыпались новые вопросы:
– А животные на том свете тоже есть?
– Да, причем, если они хорошо вели себя в своем животном цикле, то их перерождают
людьми. Люди стоят на самой высокой ступеньке реинкарнации, так как лишь они одни
владеют абстрактным мышлением.
– Означает ли это, что мы все были животными, пока не стали людьми?
– Разумеется. Эволюция идет от минерала к растению, от растения к животному, от
животного к человеку, от человека к чистому духу. Таков смысл жизни.
Амандина только что раскрыла все секреты мира, а вопросы все еще продолжали литься
потоком:
– А регрессия возможна?
– Очевидно, да. Если вести себя очень плохо в ходе своего существования, то
превратишься в менее развитую форму жизни. Из человека сделают животное. Но здесь
речь идет о крайне редких случаях.
– Так что же происходит с людьми плохими, но не настолько, чтобы их опускали до
животной стадии?
– Перевоплощаются в человека с особенно тяжелым существованием, в котором надо
доказать все свои лучшие стороны. Если откровенно, то Ад тоже существует и он здесь, на
этой земле. Те, кто ведут себя плохо, рождаются в странах, где царят войны или эпидемии.
Они становятся бедняками, больными, увечными… В этих ужасных условиях у них
больше возможностей себя реабилитировать. Они могут пожертвовать собой ради других,
причем самым убедительным образом. Им легче продемонстрировать свою добрую волю.
Журналист тут же вскинул руку.
– А вы когда-нибудь слышали, что все, кто родился в семьях богатых ближневосточных
шейхов, до этого вели себя примерным образом?
Амандина вздохнула.
– Это было бы слишком просто. Можно быть несчастным, даже возмутительно
несчастным, в самой середине богатой нефтяной семьи. А можно быть счастливым, очень
счастливым, в тепле и солидарности бидонвилей стран третьего мира. В конце концов,
именно в так называемых «наиболее развитых странах» уровень самоубийств выше всего.
Озадаченная аудитория поплелась на выход.
Следующий клиент!
ТЕРРИТОРИЯ № 1
Зона: кома плюс 18 минут.
Цвет: голубой.
Ощущения: притяжение, вода, пространство. Прохлада и радость.
Рекомендации по продолжению полета: безбоязненно пройти за первую стену смерти.
Выход на Мох 1.
ТЕРРИТОРИЯ № 2
Зона: кома плюс 21 минута.
Цвет: черный
Ощущения: страх, отвращение, холод, ужас.
На девяти все более и более отвесных уступах происходит столкновение с наиболее
неприятными воспоминаниями.
Свет виден постоянно, но от него отвлекают воспоминания.
Рекомендации по продолжению полета: осознать свое прошлое и суметь принять каждый
из своих поступков.
Выход на Мох 2.
ТЕРРИТОРИЯ № 3
Зона: кома плюс 24 минуты.
Цвет: красный.
Ощущения: наслаждение, огонь, тепло, влага.
Столкновение с наиболее извращенными личными пороками и самыми горячечными
фантазиями. Здесь на поверхность всплывают крайне чувственные желания. Требуется
взглянуть им в лицо, не позволяя, однако, дать собой овладеть. В противном случае
возникнет риск увязнуть на липкой стенке.
Рекомендации по продолжению полета: допустить до себя собственные фантазии,
избегая при этом полного поглощения.
Выход на Мох 3.
ТЕРРИТОРИЯ № 4
Зона: кома плюс 27 минут.
Цвет: оранжевый.
Ощущения: борьба со временем, воздушные потоки, сильные ветры.
Образ уходящей в бесконечность очереди мертвых, медленно бредущих вдоль
необъятной цилиндрической равнины.
Столкновение со временем. Усвоение смысла терпения, когда минуты растягиваются в
часы, а часы в месяцы. Вероятны встречи и беседы со знаменитыми покойниками.
Рекомендации по продолжению полета: освободиться от страха потерять время или от
желания его выиграть. Смириться с неподвижностью. Вести себя, как если бы вы стали
бессмертны.
Выход на Мох 4.
ТЕРРИТОРИЯ № 5
Зона: кома плюс 42 минуты.
Цвет: желтый.
Ощущения: страстность, сила, всемогущество. Решение всех тайн, до сих пор
казавшихся непознаваемыми. Открытие смысла чакр и появление третьего глаза у йогов.
Открытие пути Дао для таоистов. Объяснение секретов Каббалы для иудеев. Появление
садов Аллаха перед мусульманами и Эдема перед христианами.
Место абсолютного знания. Все раскрывает причины своего существования. Уяснение
смысла жизни, макро– и микробесконечности.
Рекомендации по продолжению полета: не проявлять слишком большую
впечатлительность. Позволить знаниям проникать внутрь, не стремясь их переварить, как
если бы они были просто деликатесными закусками для разума.
Выход на Мох 5.
ТЕРРИТОРИЯ № 6
Зона: кома плюс 49 минут.
Цвет: зеленый.
Ощущения: великая красота, обнаружение великолепных пейзажей, образов мечты и
совершенства, поразительных цветов, чудесных растений и многоцветных звезд. Зеленая
страна – область абсолютной красоты.
Но это также и место неожиданного испытания. Видение абсолютной красоты несет с
собой самоотрицание. Мертвец ощущает себя гадким, бесполезным, грубым, неуклюжим.
Повторяем, это не есть чувство самоуничижения, это отрицание собственного я.
Рекомендации по продолжению полета: согласиться со своим личным уродством.
Выход на Мох 6.
ТЕРРИТОРИЯ № 7
Зона: кома плюс 51 минута.
Цвет: белый.
Место, населенное ангелами и демонами. В центре – длинная река мертвых. В глубине
виднеется светящаяся гора Последнего Суда. Здесь оформляется миграция душ через
новые перевоплощения. Три архангела взвешивают достоинства.
Рекомендации по продолжению полета: быть готовым расплатиться за свои плохие
поступки. Искренне выбрать такую новую реинкарнацию, которая позволила бы
исправить ошибки и недостатки, обусловленные предшествующими существованиями.
Выход на гору света.
237 – ПРЕДЧУВСТВИЕ
Хотя и опубликованное в довольно скромном издании, журнале "Танатонавт-любитель
", интервью с Шарлем Донахью, тем не менее, отозвалось резонансом во всем мире. Оно
было переведено на все языки и прокомментировано наиболее выдающимися псхологами,
философами, священнослужителями, психоаналитиками и политиками.
При этом наш друг президент проявил себя, разумеется, наиболее словоохотливым из
них всех, вместе взятых.
Он мобилизовал все телевизионные сети для трансляции речи, возвестившей
наступление мессианской эпохи. Он утверждал, что танатонавтика распахнула все доселе
замкнутые двери и заколоченные окна. С этого момента история человечества делилась на
две эры: до и после открытия Запредельного Континента. Слушая его, возникало
впечатление, что он также хотел бы, чтобы последнюю эру называли еще и люсиндерской.
Никаких более календарей с пометками «до» или «от Р.Х.» Мы живем в 68-м году от
Рождества Жана Люсиндера.
Пусть даже Люсиндер и не сумел переманить всех на свою точку зрения, все равно
каждый человек понимал, что произошло, по меньшей мере, нечто эпохальное.
Отворилась великая дверь и впустила вихрь, выметший всю пыль и паутину из давно
запертой комнаты.
С чем сравнить такой перелом, когда мы узнали, что смерть – это страна? Что она
населена ангелами, что там нас судят архангелы за прожитую жизнь?… Помимо всего
прочего, Интервью со смертным явилось доказательством того, что мы живем в
моральном мире.
Здесь, внизу, можно вести себя хорошо, а можно вести себя плохо. Люди на земле – не
более, чем школьники, обязанные выучить свои уроки, усвоив чувства сопереживания и
великодушия, воспитав в себе совестливость и сострадание.
Это так просто, так по-ребячески незамысловато, так высокоморально. Именно на этом
настаивали книги по катехизису всех жанров, но, с течением веков, большинство людей
перестали им верить. А ведь сколько клириков всех конфессий уже тысячелетиями твердят
одно и то же, что будущее принадлежит людям кротким!
Было уже слишком поздно вмешиваться, когда я осознал риск одного из таких
откровений. Теперь о нем знал весь свет. Важно оградить свою карму от всех миазмов зла,
всех поползновений вывалять свое существование в грязи или даже хоть чуть-чуть его
замызгать. Прожить, выстрадать свое и умереть: все остальное не играет никакой роли, все
оборачивается только этапами пути к чистому духу.
Мы медитировали в пентхаузе. Сквозь стекла, отбрасывавшие слабые блики свечей,
вливались мерцающие звезды.
Амандина, наша собственная звезда, усвоила манеру держать себя жрицей. Теперь она
одевалась исключительно в черные и длинные платья китайского покроя, с прямым
воротником и разрезной юбкой. Она выкинула все лампы и заменила их на канделябры.
Мы купались в оранжевом свете.
Я первым нарушил тишину:
– Момент критический. События нас опережают. Мы уже ничем не управляем.
Танатонавтика вырвалась из-под нашего контроля.
– Надо подождать, слишком много затронуто чувствительных мест, – выговорила
Амандина голосом трагедийной актрисы.
Поужинав перед этим одним только молочным супом и потому заранее недовольная,
Стефания потеряла терпение:
– Было уже такое с Христофором Колумбом. Может, он и открыл Америку, но не сумел
там утвердиться. Он думал, что поразит воображение людей своим попугаем и шоколадом.
Он стал всеобщим посмешищем. Если и мы продолжим заниматься ерундой, нас ждет то
же самое!
Вечно этот Колумб…
– Твой несчастный Колумб умер в нищете и забвении [41]. – глубокомысленно заметила
Роза. – У нас вроде дела идут по-другому.
– Все хуже, чем вы думаете. Он, например, полностью упустил из рук свое открытие, –
еще больше разнервничалась итальянка. – Доказать? Пожалуйста: Америка называется так
из-за Америго Веспуччи, единственного открывателя, официально признанного
королевским двором Испании [42]. Нас тоже лишили результатов нашей же работы!
Демонстрируя свою солидарность с такой точкой зрения, я треснул кулаком по столу,
чуть не опрокинув Амандиновы коктейли. Странно, но после ухода от нас Рауля мне стало
казаться, что я просто обязан орать вместо него. Как если бы в нашей группе сейчас
непременно должен иметься раздражительный и вспыльчивый персонаж!
– Мы обязаны удержать за собой главенство над танатонавтикой! – накинулся я на
всех. – Мы были ее пионерами, имеем право на контроль за ней!
– Дорогой ты мой бедняжка, после публикации Интервью со смертным нас оставили с
носом, – вздохнула Роза.
– А вы слышали, о чем в новостях говорят? – вдруг загорелась Стефания. – Уровень
преступности и хулиганства резко упал. Теперь убивают только сумасшедшие!
– Что же будем делать? – поинтересовалась практичная Амандина.
– Ничего, – ответила Роза. – Сейчас на нас обрушится волна всеобщей доброты. Такого
мир еще не видел. Так что поживем – увидим.
Обескураженные, мы в полном молчании прихлебывали свои напитки, переслащенные и
недостаточно алкогольные. Меня мутило.
244 – МЛАДШИЙ
Мы ждали целый год, перед тем как провести над Фредди-младшим опыт с
привлечением личных вещей Фредди-старшего.
В Тибете имеется определенная техника распознания реинкарнаций. Впрочем, у
некоторых африканских племен существует своя методика. Там мертвому отрубают
фалангу пальца, чтобы так пометить младенца, который тоже родится без этой же самой
фаланги. Нам лично более приемлемым показался тибетский подход.
Мы с Розой и Амандиной устроились на коленках перед младенцем, который, упершись
всеми четырьмя лапами в ковер, разглядывал часы, авторучки и медальоны, словно они
были любопытными и необычными игрушками. Мы ведь всегда старались прятать от него
такие предметы, боясь, что он их поломает или вообще, чего доброго, проглотит.
Малыш поначалу заинтересовался часами и принялся размахивать ими с радостным
видом, после чего умудрился разбить пару моих собственных (полностью оправдав
попутно мои предыдущие опасения), а затем любовно ухватился за те, что принадлежали
нашему раввину.
Мы были уже готовы броситься друг другу в объятия. Фредди Мейер вернулся на землю
в образе нашего сына! Роза утихомирила всеобщую радость.
– Давайте не будем преждевременно восторгаться, – прошептала она, пока чадо
продолжало бороться с ворохом разнообразных предметов, вываленных на ковер.
Нет никакого сомнения, в этот миг я был полностью убежден, что мы нашли настоящего
Фредди Мейера. Впрочем, может быть, это он нас засек с того света, когда выбирал
родителей. Очень, очень разумно поступил наш мудрец. Он отлично знал, что мы его
признаем! Короче, я был совершенно уверен: у Фредди Мейера и Фредерика Марселя
Пинсона одна и та же карма.
Со всеми теми знаниями, что сей младенец уже носил в себе, мы столько времени
сэкономим!
– Как он чуть подрастет, я его запишу в кружок танцев и хореографии, – восторженно
оповестила нас Амандина.
– И будет при этом ходить в талмудическую школу, – закончил я за всех. – Плюс к тому,
если мы расскажем жизнь Фредди-старшего Фредди-младшему, это будет ему такой
трамплин для прыжка через цикл реинкарнаций!
– Он сразу сможет воспользоваться шестьюдесятью годами опыта. Он станет первым
человеком, помнящим о двух жизнях сразу!
Роза не прятала в себе грандиозных амбиций в отношении нашего гениального ребенка.
– В двадцать лет он уже будет великим мудрецом. А что, если вот так и получаются
Моцарты? Он просто был реинкарнацией другого поразительного музыканта, а родители
это сразу же поняли.
Пьянея от счастья, мы наперебой рассказывали друг другу про его замечательное
будущее.
Мы уже позабыли о самум дитяти, как Фредди-младший окатил нас ледяным душем,
бросив авторучку Фредди-старшего, чтобы завладеть более привлекательным ярко-
оранжевым фломастером.
С перехваченным дыханием мы следили за его манипуляциями. Он решил швырнуть
часы и медальон покойного страсбуржца в стенку, а вместо них присвоить себе голубую
одноразовую зажигалку и плитку шоколада в золотой обертке. Ну это уже гнусность. Мы
уставились на своего сына-душу, будто он был полнейшим незнакомцем. Продолжением
какого-то типа, которого мы и в глаза-то не видели!
Роза попыталась утешить нас и саму себя, уверяя, что этот человек все равно должен
быть кем-то хорошим, раз он приземлился в таком славном доме, как наш.
И все же, увы, это не был Фредди и ребенок внезапно показался нам… как сказать?
совершенно посторонним человеком? Нас обманули. Нам подсунули обычного ребенка,
очередной кинокадр кармической ленты, которую до сих пор никто не смотрел. Отпечаток
еще одной жизни не святого, а просто человека.
Сейчас у нас было такое впечатление, что мы усыновили сироту из Кореи или что нам
подменили товар.
Нет, какой подлый трюк! Между тем, малютка сам себе разрешил съесть шоколад и
размазал его по всей мордочке. Роза подхватила его на руки и с отвращением понесла
мыться.
Лежа в кровати тем же самым вечером, мы устроили друг другу домашнюю сцену. Роза
упрекала меня, что я слишком поторопился окрестить младенца именем Фредди. Нынче,
раз мы знали, что они не имели никакого отношения друг к другу, он будет вечно таскать
за собой на цепи чугунное ядро той жизни, что ему не принадлежит!
С внезапной злостью, которую я сам в себе не ожидал, я отразил удар, заявив, что
именно на нее падает вина. Как ни крути, а ведь в своем животе она соорудила эту
«машину». Не в моем. Опыта у нее нет, вот и получился такой ребенок! Она в бешенстве
отшвырнула стеганое одеяло и объявила, что всегда была уверена, что шансы и так были
один на миллиард. «Один шанс на миллиард, чтобы найти „настоящего“ Фредди… Что же
ты мне раньше-то не сказала?» – огорчился я.
Она все еще была в расстроенных чувствах, но в то же время нельзя забывать, что это
наш ребенок, рожденный от ее генов и моих. Почему бы позднее из этого не выйти чему-
нибудь хорошему?
– Может, пора признать, что у слепца были точно такие же шансы и таланты, что и у
всех других людей? – полушутя спросил я.
Роза взорвалась. В конце концов, это о ее сыне мы говорим и, как всякая мать, она будет
отстаивать его клыками и когтями. Никогда еще я не видел ее такой сердитой.
Захлебываясь словами, она бросала мне в лицо упреки за все мои старые ошибки. Она
обвиняла меня в отсутствии инициативы, в вечной покорности Раулю, нехватке характера,
неспособности противостоять матери и брату, которые вели себя в нашей квартире, как у
себя дома, появлялись на ужин без приглашения, даже и не подумав, есть ли у нее время
готовить, и не захватив никогда ни одного цветочка, жадины такие!
Я ответствовал в том духе, что она напрасно себе воображает, будто замечательно
готовит, и что как уткнется вечно в свою астрономию, то едва-едва занимается своим
дражайшим Фредди, а между прочим, это она его мать!
Одна фраза цеплялась за другую, а ведь мы даже не хотели их говорить, ни я, ни она. В
финале Роза наугад схватила охапку каких-то своих вещей и побежала искать убежище у
своей матери.
Я очутился один на один, как идиот, с Фредди-младшим, который, слыша вокруг себя
такие вопли, включил свою персональную сирену. Я тщетно пытался отвлечь его
любимыми игрушками и в конечном итоге взял его к себе в кровать.
Сын сонно посапывал и я ковыляючи прошел в гостиную, решив поискать там покоя за
чтением романа ужасов. Обычно на фоне отвратительных злодеяний собственные
проблемы кажутся крохотными, но в этот раз я никак не мог позабыть свое гнусное
поведение перед Розой и те ужасные вещи, что сказал ей.
И этот-то момент выбрал Рауль, чтобы нежданно-негаданно появиться на танатодроме и
заглянуть ко мне.
Он едва держался на ногах, но, однако же, понял, что я был в нокдауне. Я рассказал ему
про нашу сцену с женой. При этом у Рауля было довольно странное выражение лица, а
затем, с обычным нахальством нетрезвого человека, он прислонился ко мне и объявил:
– Мишель, пришел час открыть тебе вторую правду.
В обычной ситуации я тут же зажал бы себе уши или врезал ему по физиономии, чтоб он
заткнулся. Но сейчас я был сам не свой. Позабыв все обещания, сделанные своей супруге,
я, напротив, стал наседать, чтобы он все выложил:
– Что-то про Розу?
– Э-э… можно и так сказать.
– Тогда говори.
Он плюхнулся на ковер, ныне освобожденный от всех напоминаний про Фредди-
старшего. Я улегся на животе неподалеку и Рауль залился глупым смехом, пуская слюни. Я
сдержал в себе желание его потрясти как грушу. Он мог сфонтанировать красным, от
которого потом не отчистишь, а Роза мне этого никогда не простит.
– Ну и что про эту твою вторую правду? – нервно спросил я, перетаскивая своего друга
на кресло.
Он икнул.
– Это… правда… про любовь.
– Про любовь! – поразился я.
– Да-с. Есть женщина, которая любит тебя и ждет.
Еще несколько холостых оборотов, но потом я раскрутил Рауля и заставил выдать
связный рассказ. Оказывается, в своей прежней жизни я узнал великую любовь. Поистине
Великую Любовь. Неизъяснимые минуты счастья быть рядом с чудесной женщиной. Увы,
в той жизни она была бесплодна и мы не смогли завести ребенка. Это заставляло ее
страшно страдать, да и меня тоже. Однажды, погруженная в свое горе, она рассеянно
переходила дорогу и ее сбила машина. Ангелы полагали, что это была одна из форм
самоубийства. Как бы то ни было, я так страдал, потеряв ее, что умер от горя через пару
месяцев.
Трезвея на глазах, мой друг объяснил, что если двое познают столь неслыханную
любовь, но не смогут оставить после себя детей, им предоставляется право встретиться в
следующей реинкарнации для исправления сего недостатка.
Стало быть, я обязан отыскать эту женщину, которая суть моя истинная жена. Рауль знал
про нее почти все. Сатана ему до-олго рассказывал.
В этой жизни мою женщину зовут Надин Кент. Американка, но живет в Париже. Без
сомнения, я неоднократно сталкивался с ней на улице, но, вечно погруженный в свою
танатонавтику, я ее не узнавал при встрече.
– Надин Кент! – ошалело повторил я.
– Да, то самое имя, что Сатана назвал.
– Сатана – ангел зла.
– Но в его обязанности также входит забота о потерянных душах, – ответил Рауль, столь
же убедительный, что и его темный собеседник из Рая.
Он навел справки. Надин Кент отличалась тонкой красотой, может, оттого, что в своей
жизни знала очень немногих мужчин. Когда ее спросили, почему она, столь замечательно
красивая, продолжает жить одинокой, улыбнувшись, она ответила, что ждет Принца из
сказки. Сейчас ей было двадцать восемь и родители пришли к выводу, что остаться ей
вечно в старых девах.
– Но этот Принц из сказки…
– Это ты, старый ты хитрец! Хотел бы я знать, чего она могла такого в тебе найти, хоть
даже среди всех прошлых жизней!
Глупый смех прервался приступом отчаянного кашля.
– Да пойми ты, старик! Богиня ждет тебя с самого рождения. Не хочет никого, кроме
тебя, все остальные для нее неинтересны. Вот повезло, так повезло! Ты не только когда-то
уже знал великую любовь, но тебе дали еще одну в резерв!
Любовь, любовь… Я не просто не желал влюбляться еще раз, но мне в особенности не
нравилось, что вот ткнули пальцем и сказали: на, мол, сюда влюбляйся! Некая Надин Кент,
которую я никогда не видел и даже понятия не имел, что она вообще существует.
Тут я неожиданно понял, почему с таким трудом соблазнял женщин и привыкал к
семейной жизни. Пожалуйста, с самого начала я был запрограммирован сделать ребенка
этой самой Надин Кент. Роза и Фредди, оказывается, были неверным поворотом, куда я
свернул по дороге жизни… По крайне мере, именно так мне казалось в тот момент.
В растрепанных чувствах я схватил телефонную книгу и стал искать на букву "К". Кент
Надин, а вот и номер ее телефона, черным по белому, крошечными циферками. Ни
секунды не подумав, я схватил телефонную трубку.
246 – НАДИН
Пожилой женский голос:
– Алло?
Может, я в спешке номером ошибся?
– Надин можно к телефону? – сказал я неуверенным голосом.
Час был поздний. Я уловил нотки нерешительности на другом конце. Должно быть, это
ее мать.
– Будьте так добры, пожалуйста! – взмолился я.
– Пойду посмотрю, – с некоторой недоверчивостью и опаской согласился голос.
Жду. Звук легких шагов. Деликатная ладонь касается аппарата. К трубке приближается
чей-то рот.
– Алло? Кто меня спрашивает? – интересуется голос, сладкий и хорошо знакомый за
триста лет реинкарнаций.
Никакого сомнения. Это Она.
– Алло!
Тишина.
– Это я, – бормочу я в трубку.
Я слышу, как на другом конце кто-то всхлипывает. Всхлипывает от радости.
Одновременно, в один голос, давясь слезами, мы начинаем говорить. Разговариваем о
совершенно сумасшедших вещах. Делаем признания, о которых невозможно сказать
человеку, если ты его ни разу в жизни не видел.
Благодаря танатонавтике я уже сталкивался со сложными и опасными ситуациями, но
никогда я не был так глубоко тронут. Тронут и приведен в ужас этим обменом доверчивых
и нежных слов. И я знал, что она переживает то же самое.
– Я столько ждала, чтобы ты позвонил, – ласково сказала Надин.
– Я знаю, – прошептал я.
Молчание.
– Алло? – испугался я.
– Нет-нет, я здесь. Я все время здесь. Для тебя.
У меня перехватило горло.
Как раз этот миг выбрал Фредди-младший, чтобы вползти в комнату с опухшим от сна
лицом. И выкрикнуть свое первое слово:
– Папа!
Пухленькая ручка принялась хлопать меня по лицу, стирая слезы, застрявшие в моей
свежевыращиваемой бороде. Я взял сына на руки и понес его обратно в спальню. Бережно
подоткнув одеяльце, я прикрыл дверь, разрисованную бело-голубыми облаками моей
супругой. Я больше не хотел слышать отчаянные «алло, алло!», доносившиеся из трубки.
Вот оно. Теперь-то я до конца усвоил знаменитую вторую правду! Чертов черт, Сатана!
За что?! Я бы дорого заплатил, чтобы никогда не слышать про Надин Кент.
Я проклинал Рауля, я проклинал ангелов в целом и Сатану в частности, я проклинал
танатонавтику.
Я обнял моего сына, уже прикрывшего свои глазки, столь же синие, что и у его матери.
В гостиной Рауль хохотал как демон. «Алло! алло!», – все еще плакал телефон. Я
схватился за трубку.
Я больше так не могу.
Хочу быть кем-то еще. Чтобы никаких женщин, суженных мне судьбой. Я не в состоянии
выполнять древний контракт, подписанный в предыдущих жизнях.
Мне захотелось скинуть эту кожу, что обтягивала мою душу.
Я вцепился себе в руку, пока из-под ногтей не показалась кровь. За что мне такое?! Я не
могу никуда убежать, ни в один город, ни в одну страну, эта правда будет меня вечно
преследовать.
Остановите планету, я хочу сойти.
Остановите планету, я хочу сойти.
Я попробовал взять себя в руки и прошептал в трубку, не сдерживая своей агонии:
– Забудь обо мне, Надин. Ради бога, пожалей меня и забудь на всю эту жизнь. Найди
другого, умоляю тебя, Надин, и будь с ним счастлива!
И потом, без дальнейших рассуждений, я схватил Рауля за ворот и вышвырнул за дверь.
257 – ДОКАТИЛИСЬ
Фредди-младший подрастал, а наш интерес к танатонавтике падал, хотя среди широкой
публики он, напротив, не переставал шириться.
Я все больше и больше замыкался в единственной вселенной: моей семье. Мир
распахнулся, а я запахнулся. В ту эпоху моего существования я был уверен, что главное в
жизни – это жениться, заиметь детей и построить достаточно прочную семейную ячейку,
чтобы она просуществовала как можно дольше. Здоровая семейная жизнь, таким образом,
продолжается до тех пор, пока не станет атавизмом, и заодно позволяет избежать
появления детей с эмоционально-психическими нарушениями, тиранических или же
апатичных.
Я был счастлив, любил Розу, страстно занимался интеллектуальным пробуждением
Фредди-младшего. Я привил ему вкус к чтению, как раньше сам перенял это от Рауля. Роза
учила его наблюдать звезды. Когда-то созерцание звезд показывало проблемы
человечества в перспективе. Теперь же, из-за нас, человечество само изменилось.
Мне казалось, что передавая Фредди свою жажду к чтению, я даю ему свободу, через
которую он сам потом займется самообразованием. Каждый вечер я рассказывал своему
сыну то, что считал самым увлекательным с точки зрения трехлетнего ребенка: легенды,
сказки, мифы, короткие истории с интересными сценами.
Но за стенами нашей уютной квартирки на общество, не переставая, обрушивались – с
некоторой задержкой, не без того – ударные волны танатонавтического движения,
пионерами которого мы были.
Как-то Стефании довелось пережить весьма нервный день. Какой-то незнакомец
приблизился к ней на улице и предложил весьма кругленькую сумму. Не «за переспать», а
просто так, от чистого великодушия! Ей пришлось устроить драку, чтоб избавиться от сего
назойливого предложения.
– Я уже по горло сыта всеми этими ханжами, лицемерами, гнилыми доброхотами!
– Может, тебе нравятся бандиты с большой дороги? – спросила Роза. – У тебя бред!
От гнева Стефания стала вся красной.
– У меня бред?! Раньше как было: если кто-то вел себя благородно, так только потому,
что сам этого хотел. У него был выбор: быть добрым или злым, он был свободен выбрать
добро. А теперь? Весь свет добр из чистого суеверия! Все трясутся, что будет, когда их
вызовут на экзамен. Вот это и есть бред!
Тут в дверях, которые уже никто не пытался закрывать, появился какой-то попрошайка,
одетый в обноски, ясно указывающие на его профессию. Он совершенно невозмутимо
прошел к нашему холодильнику и вытащил оттуда бутерброд с копченым лососем и банку
холодного пива. После чего придвинул стул и сел к нам за столик, с интересом ожидая
продолжения разговора и готовый сам в нем поучаствовать.
Стефания бросилась на него и, раньше, чем он успел понять, что к чему, выхватила из
его рук оба ценнейших предмета.
– Как вам не стыдно! – воскликнула она.
Тот пялился, разинув рот, на итальянку, которая была вне себя. После всех этих
открытых дверей, он и все ему подобные привыкли входить в любую квартиру и там
брать, что заблагорассудится.
– Да вы… вы… вы ненормальная! – забормотал он.
– Ты, деревенщина, тебя что, не учили, что стучаться надо?!
Бомж оскорбился:
– Вы смеете отказать мне в милостыни?!
– Да кто тебе отказывает? Тебе говорят просто, что ты весь дом уже провонял своим
дерьмом!
Человечишка повернулся к нам с Розой, будто призывая в свидетели.
– Это ей все в узелки пойдет, пусть даже и не думает… Если она отказывает мне в
милостыни, ей запишут кучу штрафных очков в карму!
Мы обеспокоено уставились на Стефанию.
Злорадно ухмыляясь, бомж тоже буравил ее глазками.
– Хорошо, я уйду. Но потом особенно не удивляйтесь, что родитесь… (он на мгновение
задумался, подыскивая наказание) родитесь с опухолью в мозгу.
Не обращая внимания на вонь, Стефания вплотную придвинулась к нему.
– Чего-чего?
Тот опять усмехнулся и с издевкой громко подтвердил:
– Я говорю, опухоль, рак в мозгу.
Я не заметил, когда итальянка успела отвести руку, но зато стаканы на столе задрожали
от звука пощечин.
Бомж был скорее поражен, чем обозлен. Эта дамочка осмелилась ударить просящего
милостыню! Он растер пылающие щеки.
– Вы меня избили! – заявил он, вытаращив глаза.
– А как же. Могу еще надавать, мне ничего не стоит. Рак? Отлично. А пока что могу
скоротать ожидание в забавах. Например, если ты через секунду отсюда не уберешься, я
врежу тебе коленом туда, куда мне хочется.
– Она меня избила, она меня избила, – тут же заныл нищий.
И тут ему внезапно пришло в голову, что эта пара оплеух возвела его чуть ли не до ранга
мученика. Стать жертвой агрессивной, необузданной мегеры – это наверняка принесет
ворох премиальных очков.
Он выбежал за дверь совершенно осчастливленный.
Стефания обернулась к нам.
Смахнула рукой пот со лба.
– Даю слово, они все уже ошалели! – воскликнула она.
Мы не знали, что сказать. Честно признаться, в ту минуту мы с Розой дрожали за нашу
подругу. Правда ли она родится с опухолью?
– Не надо было тебе так рисковать. Никогда не знаешь…, – начал было я.
Она оборвала меня безо всяких церемоний.
– Вы что, не видите, что теперь наш мир населен одними только слизняками? Ни тебе
эмоций, ни страхов, ни конфликтов! Вокруг сплошные трусы, бесхребетные, суеверные
червяки. Они не добрые. Они просто эгоисты. Дрожат только за свою карму. Делают
добро, только чтоб обеспечить себе местечко получше в следующей жизни. Вот что меня
бесит!
Я внезапно осознал, что и я тоже, в глубине, всегда был добрым из-за собственного
эгоизма. А еще из-за лени, чтобы не осложнять себе жизнь. Быть злодеем, значит серьезно
и плотно заниматься другими людьми, размышлять, как к ним можно подобраться,
изобретать разные грязные приемчики. А вот быть добрым, кротким – это значит никого
не трогать, да и самому на рожон не лезть. Кротость, это, знаете ли, самооправдание для
равнодушных.
Стефания мерила нашу гостиную, как лев в клетке.
– Я вами уже сыта вот по сюда. По самые уши сыта этой вашей добротой. Меня тошнит
от всех этих людишек с той самой поры, как мы открыли им тайну, что должна оставаться
тайной. Желаю здравствовать, дорогие танатонавты! С меня хватит.
И с этими словами она вышла вон.
Стефания собрала свои вещи и покинула «Соломенные Горки», даже не попрощавшись с
Раулем, хотя тот, пусть даже и пьяный, все равно оставался ее мужем.
264 – АПАТИЯ
Возможно ли, что все наше приключение послужило ради одной цели: сделать
человечество полностью апатичным, фаталистичным, демотивированным?
В таком случае я совершил фантастический по своим масштабам грех и мне
понадобится целый вагон реинкарнаций, чтобы замолить эту чудовищную ошибку. Я не
мог и шага сделать на улице, чтобы не увидеть вокруг себя людей, спокойно ожидающих,
что принесет им текущее существование. Не то что бы у них был обреченный вид, нет, они
просто отказались от жизни!
Меня била дрожь, когда я вспоминал того мальчишку, безразличного ко всему.
На танатодроме «Соломенные Горки» атмосфера было не намного веселее. Роза,
Фредди-младший и я все больше и больше замыкались в своей семейной ячейке, в то
время как Амандина делала по миру одно турне за другим со своими лекциями.
Что же до Рауля, то с потерей Стефании, его жены, теперь его полное одиночество стало
еще одним поводом пить. Казалось, что он находил в алкоголе какой-то третий мир, мир за
пределами как жизни, так и смерти. Может, алкоголь и в самом деле является концом всех
исканий? В таком случае я, пожалуй, слишком поспешил сердиться на Рауля, раз он своим
примером не дал мне скатиться в ту же яму.
Однажды вечером я задержался в пентхаузе, слушая джаз. Я особенно ценил жалобное и
печальное соло на саксофоне, ту самую музыку, которую никто больше не слушал.
Вернувшись после одного из своих шоу, ко мне присоединилась Амандина. Я почти не
обратил на нее внимания. Отодвинув один из горшков с зеленью, она плюхнулась в
плетеное кресло рядом со мной.
– Устал?
– Да нет. Просто душа болит.
– А у кого она не болит?
Закурив одну из эвкалиптовых сигареток, пачки которых Рауль раскидывал повсюду, она
добавила:
– Ты помнишь, что Фредди говорил? «Пока мудрец ищет правду, глупец ее уже нашел».
Вот, пожалуйста, весь мир отыскал свою правду.
– Значит, весь мир полон дураков.
– Да, но виноваты в этом мы.
Я промолчал, придавленный грузом раскаяния. Вновь припомнился тот день, когда я
спросил у матери, что значит это слово: «умер»? Вновь я увидел ледяную руку своей
прабабушки Аглаи, свешивающуюся с кровати. Увидел поразительное зрелище, навечно
выгравированное у меня в мозгу, зрелище трех светящихся архангелов, сообща судящих
нас на том свете.
О нет, нисколько они не благие. От них веет ужасом. Несмотря на все их улыбки. Я
начинал понимать Стефанию. Вынужденная доброта так же тошнотно приторна, как суп
из зефира на меду с гранатовым сиропом.
В пентхаузе появилась Роза и хлопнула в ладоши.
– Если голодны, то поторопитесь спуститься. Ужин готов и младший уже почти все
слопал. А то останутся одни крошки.
ШТРАФНЫЕ ОЧКИ
Ложь: от – 10 до – 60 очков
Клевета: от – 10 до – 70 очков
Унижение: от – 100 до – 400 очков
Неоказание помощи человеку в опасности: от – 100 до – 560 очков
Отказ от собственного ребенка: от – 100 до – 820 очков
Отказ от родителей: от – 100 до – 910 очков
Жестокость по отношению к животным: от – 100 до – 1370 очков
Жестокость по отношению к человеку: от – 500 до – 1450 очков
Преступление, повлекшее за собой смерть: от – 500 до – 1510 очков
Рецидив: штрафной тариф с коэффициентом 1,5
(Количество вычитаемых баллов варьируется от случая к случаю, согласно степени
нанесенного ущерба, удовольствия от причинения зла, безответственности и эгоизма,
послуживших мотивировкой действия или бездействия).
ПРЕМИАЛЬНЫЕ ОЧКИ
Подарок в личных интересах: от + 10 до + 50 очков
Чистосердечный подарок: от + 10 до + 90 очков
Доставление радости окружающим: от + 10 до + 100 очков
Помощь животному в опасности: от + 50 до + 120 очков
Помощь человеку в опасности: от + 100 до + 270 очков
Создание шедевра искусства: от + 100 до + 410 очков
Оригинальная идея, способствующая прогрессу: от + 100 до + 450 очков
Самопожертвование ради других: от + 100 до + 620 очков
Обеспечение хорошего образования ребенку: от + 150 до + 840 очков
Мультипликативный коэффициент: премиальный тариф на 1,2
Такая точность сделала людей еще более робкими. Чем рисковать грехопадением,
некоторые стали предпочитать вообще сразу покончить с собой, чтобы обнулить счетчик,
как говаривали в ту эпоху. Это выражение, кстати, было просто метафорой. Одна японская
фирма даже выбросила на рынок калькулятор для подсчета баллов за плохие и хорошие
поступки. Кармограф. Штуковина эта имела жидкокристаллический экранчик и цифровую
клавиатуру. Носили кармограф на правой руке. Левая традиционно служила для
выяснения, который час.
Достаточно было перед сном ввести поступки, совершенные за день, чтобы узнать, в
какой точке кармической шкалы человек оказался. Как только число премиальных баллов
становилось ниже суммы штрафных очков, так на экран выскакивала лошадка, первый
значок кармической дегенерации. По мере падения появлялись: собака, кролик, слизняк,
амеба. Крайние случаи обозначались пучком сельдерея или шампиньоном.
Благодаря кармографу можно было спокойно умирать, точно зная свой баланс по
тарификатору и не опасаясь неожиданных подвохов со стороны архангелов. Разумеется,
такого рода подсчеты требовали от человека существенной педантичности.
Мы на танатодроме тоже поигрались с этим аппаратиком. Роза констатировала, что у нее
накопилось бонусов на 400 очков. Я выступал скромнее, в диапазоне где-то от +0 до +5
очков. В своем существовании я не так уж много совершил пакостей, но и святым тоже не
был. Действительно, прав оказался Рауль: тип у меня не героический, а скорее
нейтральный. Даже карма у меня, и та средненькая.
Фредди-младший был очарован машинкой. Его практически девственный кармограф
деликатно объявил про незначительные +25 баллов. Ребенка это ничуть не смутило.
Стоило ему только оторвать хвост у игрушечной лошадки товарища по песочнице, как он
тут же консультировался по кармографу, на сколько баллов тянет это злодеяние.
Сей аппарат с лихвой заменял исповедь.
268 – РЕКЛАМА
Жизнь, момент богатый эмоциями. Сюзанна М., двадцати лет от роду, студентка,
свидетельствует:
"Самой мне, поначалу-то, жизнь не очень нравилась. Я думала даже, это все старомодно.
Родители мои живы, мой дядя, бабушки с дедушками и все прочие родичи тоже живы. Я
думала, как странно, что они все еще возятся здесь, готовы стареть и увядать. Прямо как
листья под ногами. Глупо же, верно?
Да-а, жизнь, я думала, это полный нуль. Я даже пыталась от нее убежать, травка там,
алкоголь. Но тошнило и от того и от другого. В общем, я решила уйти. Совсем. А потом у
меня появилась идея. А что, если перед этим взять и объехать весь мир? Я так и сделала и
увидела, что жизнь – это так здорово. Растения живут, звери живут, даже камни живут. И я
себе сказала: почему бы и мне тоже не пожить?
Сейчас я ничуть не жалею о своем выборе, и когда вижу ребят, что колеблются, я им
говорю: давайте, вы тоже, попробуйте объехать весь мир. Вот увидите, жизнь – это штука,
что будет в моде еще долго, очень долго!"
Обращение НАПроЖ, Национального Агентства по пропаганде жизни
272 – РЕКЛАМА
Мсье Винстек, сорок два года, холостяк, директор агентства моделей. Он любит жизнь и
делится с нами, почему:
«Для меня жизнь – это женщины. Все они разные. Рот, глаза, ножки, грудь, духи,
походка, прическа, посадка головы – все разное. Мне никак не хватает времени всех их
узнать. Вот почему я доволен, что жизнь продолжается. Сейчас собираюсь жениться в
двенадцатый раз. Хотел бы я жить сто лет, чтобы узнать как можно больше женщин. А раз
женщины есть только в жизни, я говорю ей мерси и я говорю мерси женщинам!»
Обращение НАПроЖ, Национального Агентства по пропаганде жизни
278 – БАЛАНС
Несмотря на всю свою страстность и все свое красноречие, Стефания пробуксовывала с
возрождением сил Зла. Ей удалось привлечь не более сотни хулиганов, которые из кожи
вон лезли, пытаясь привить преступность в среде всеобщего безразличия.
Итальянка разбрасывала тысячи листовок, которые люди поднимали с асфальта и, не
читая, выкидывали в ближайшую урну. Этим они помогали поддерживать порядок: еще
парочка легко заработанных премиальных баллов.
Кое-какие газеты перепечатали агитационный текст, но без каких-либо результатов.
Впрочем, на него, наверно, любопытно было бы взглянуть:
В своем рвении наша подруга выкинула к чертовой бабушке Тибетскую книгу мертвых,
свою прежнюю библию, и всем сердцем прикипела к красной книжечке Изречений Мао
Цзэдуна. Ее возбуждал вкус этого китайского президента к действиям.
Как и он, Стефания считала, что истинная природа мира проявляется в противоречии, и
она с удовольствием сравнивала себя с Великим Кормчим, разглагольствуя о
необходимости перманентной революции и саму себя готовя к Великому Походу.
«Противоречие – двигатель мысли», говорил Мао. «Революция, опосредованная Злом,
необходима человечеству», доводила мысль до конца Стефания Чичелли.
У Мао была Красная Армия, у нее – армия черная. Ее войска развлекались своими
дебошами. Тем лучше, это их заработок. За ту цену, которую они платят по своим грехам
на том свете, пусть они сначала получат удовольствие, причинив чуток зла в нижнем мире.
Нелегко давать задний ход в мире, охваченном добротой! «Бедняжки», говорили про них
повсюду, жалея этих злосчастных борцов, так подвергающих риску свою карму!
И все же, благодаря им, существование стало не таким блеклым. Все с нетерпением
ждали их безобразных выходок, которые придавали остроты скучным газетам. Появились,
к тому же, почитатели, превозносившие их альтруистическую смелость. И потом, если
попасть под горячую руку этим «злодеям», можно заработать очень неплохие
премиальные очки.
Нынче, когда всю одежду, какую только можно, уже пожертвовали в Армию спасения,
люди стали отдавать любителям Зла случайно найденные наркотики, водку или оружие,
когда-то запрятанное в амбарах. Массовые убийства райских туристов ничуть не
отразились на бизнесе эктоплазменных турагентств, даже наоборот. Быть убитым – это
несомненно хороший способ умереть: смерть мученика!
"Я наконец понял, что нет смысла быть знаменитым, – писал наш друг. – Бессмертие?
Это чушь собачья. Я хочу, чтобы мое имя убрали из книг по истории, из словарей и
энциклопедий. Я хочу, чтобы свалили все мои памятники. Я хочу, чтобы сорвали все
уличные указатели с моим именем. Я хочу самые простые похороны. Не желаю, чтобы
меня погребли в оббитом подушками гробу под мраморной стелой. Ни цветов, ни венков,
ни слез, ни реквиема, ни отпевания. Прошу похоронить меня под деревом. И без
надгробия, напоминающем обо мне. Я хочу вернуться прямо в землю, быть оплетенным
корнями этого дерева, поедаемый слизняками, червями, жуками. Пусть даже я покончил с
собой, разве не имею я право реинкарнировать плодородным гумусом? Если моя плоть
принесла не так уж много пользы, пусть она хоть послужит хорошим удобрением после
моей смерти.
Я давно пытался это понять, но только сейчас сумел уловить смысл жизни. Президент
или бомж, король или раб, мы все равны. Не более чем песчинки, затерянные во
вселенной. Я настаиваю на своей привилегии быть только песчинкой для человечества. Я
только песчинка, но я хорошо знаю, что без песчинок никогда не было бы пляжей".
280 – РЕКЛАМА
На экране телевизора человек лет сорока, в белой рубашке, улыбаясь стоит возле
школьной доски.
"Здравствуйте, я профессор Филипини. Я ученый, в течение долгих лет занимаюсь
исследованиями жизни. Взгляните на эту схему (профессор тычет указкой в доску), это
схема атома водорода. Одно ядро, один электрон. Нет ничего проще. А теперь посмотрите
сюда (указка съезжает пониже). Это формула ДНК. Дезоксирибонуклеиновой кислоты.
Довольно сложная, да? Так вот, жизнь именно такова и ее крайне мало во Вселенной.
Вселенная на 99% состоит из простенького водорода и в ней содержится лишь
0,00000001% такой непростой ДНК, то есть, жизни. Даже человек не способен ее
изготовить, эту жизнь.
Так что не бросайтесь зазря своей жизнью. Каждая жизнь драгоценна. Если вы не
уважаете ее как таковую, то хотя бы уважайте ту химическую жизнь, что содержится
внутри вас".
Бархатный женский голос за кадром: «Это было обращение НАПроЖ, Национального
Агентства по пропаганде жизни»
281 – МИФОЛОГИЯ МЕСОПОТАМИИ
Но ты, Гильгамеш,
Раз твой живот постоянно полон,
Веселись же день и ночь,
Преврати каждый день твоей жизни
В праздник радости и наслаждения.
Раз твои одежды богаты и роскошны,
Сделай омовение, умащи голову розовым маслом,
Приласкай ребенка, что ты держишь за руку,
Порадуй жену, что у тебя в объятиях.
Ведь это единственные права, что даны человеку.
Сказание о Гильгамеше
282 – БРАКОСОЧЕТАНИЕ
Избранницей Рауля была Амандина. Этого я не ожидал. Ни Роза, ни я сам никогда не
были случайными свидетелями их нежных взглядов, игривого прикосновения рук,
воздушных поцелуев на вечеринках в пентхаузе. Мы никогда не слышали по ночам
хлопанье дверей, сначала в одной квартире, потом в другой. К тому же, по ходу своих
перманентных возлияний Рауль без конца плакался по Стефании.
Как бы то ни было, но дело сделано и молодожены лучились от счастья.
Через девять месяцев Амандина произвела на свет малышку Пимпренель. Это событие
вывернуло наизнанку характер Рауля. Он, всегда живший по указаниям родителей, теперь
сам оказался отцом и перешел на другую сторону баррикады. Нынче он совсем иначе
смотрел на своих родителей.
У него в гостиной между нами произошел долгий разговор. Внезапно просветлев
головой, Рауль понял, как его мать смогла отвернуться от человека, который сам оставил
ее, увлекшись одной только смертью. Да, конечно, она возненавидела его отца, который,
по сути дела, ей изменил, но она не убивала его своими руками. Осознав свое одиночество
в мире, к которому, вечно в мыслях о том свете, он сам потерял интерес, именно он принял
решение повеситься. Не жена привязывала его веревку над унитазом!
Он говорил, а Пимпренель орала. Такова была ее манера общаться с внешним миром.
Как только ей не отводили столько внимания, сколько ей хотелось, как только ей не давали
– мчась при этом на всех парах – ту игрушку, что она требовала, так сразу же начинался
дикий ор. Амандине поручалось ее успокаивать.
Прикрытый децибелами малютки, Рауль поведал мне о своих мыслях:
– Только одним способом можно любить своих родителей: прощать им все, чего бы они
ни сделали. Или потом останется только прощать себя самого за то, что не простил их
раньше.
Мой друг припомнил те ерундовые мелочи, что когда-то превращались в причину
великого инфантильного негодования. Например, когда он был маленький, то совершенно
не выносил, когда его мать занималась мытьем посуды, вместо того чтобы заниматься им.
«Подожди пару минут», говорила она. Тогда он решил ее больше не замечать и с этого
момента не поддаваться ее тирании. Он отгородился от ее любви, чтобы тем самым
наказать и самому обойтись без нее, убив одним камнем двух зайцев.
Если поразмыслить, то его отношения с родителями вполне напоминали мои
собственные!
Пимпренель все еще кричала и Рауль поспешил к ней. В его руках она понемногу
позабыла про свои слезы. Сможет ли она, в свою очередь, простить его в один прекрасный
день за то, что он не поторопился к ней раньше? Сможет ли она простить его за то, что он
не сумел дать ей всей любви и игрушек мира?
283 – РЕКЛАМА
Долговязый неуклюжий подросток в джинсах и с копной торчащих в разные стороны
волос, развалясь сидит в желтовато-коричневом кресле.
«Здоруво! Я Томас Фрилино. Ежели сказать за жизнь, так мне ее нравится проводить с
нашими ребятами. Вот. Жизнь, она штука и так хорошая, но у нас это вообще клево. Чего
мы делаем-то? Так это… в карты играем… и еще… короче, режемся в карты, полный
отпад. И я, и все наши, мы все это очень любим. Ну и жизнь тоже любим, ясное дело.
Потому как, если б без жизни, карт и наших ребят, так ничего б не было, один нуль, нет?
Ну так и живите, чуваки!»
Сладкий голос за кадром: «Это было обращение НАПроЖ, Национального Агентства по
пропаганде жизни»
Сноски
Примечания
1
«Пинсон» по-французски означает «жаворонок». – Здесь и далее примечания
переводчика.
2
В египтологии этот крест называется «Анкх». У него над поперечной планкой
вытянутый вверх овал.
3
Je vous salue Marie, Mиre des anges. – «Чествую тебя, Мария, матерь ангелов».
4
Тукет: река в Нормандии; Сан-Тропез и Ла-Бауль: бальнеологические курорты.
5
Ландрю, Анри Дезире (1869-1922): пообещав жениться, увозил женщин (достоверно
известно про 11 человек, в т.ч. одного мальчика) в отдаленные поселки и там убивал
(отравлял и т.д.) Отдельные части тела съедал. Деньги и ценные вещи (в общей сумме
примерно на 36 тыс. франков) прятал. Казнен на гильотине 25 февраля 1922 г.
6
Климент Адер(1841-1925): фр.инженер. В 1890 г., впервые в истории, совершил полет
(50 метров) на летательном аппарате тяжелее воздуха.
7
Саклэ:тут расположен Центр ядерных исследований Комитета по атомной энергетике
Франции.
8
Версинжеторикс: Вождь галлов, разбит и пленен Цезарем под Алезией (недалеко от
г.Дижон, Франция), что тем самым ознаменовало собой конец Галльских войн. Казнен в
Риме в 46 г. д.н.э. Версинжеторикс считается первым национальным героем Франции.
9
Жерар де Нерваль(псевдоним Жерара Лабрюни) (1808-55). Французский писатель-
символист. Оказал влияние на сюрреализм своей манерой привлекать сновидения и
фантазии для описания взаимосвязи обычного со сверхъестественным. Страдал тяжелой
формой депрессии. Покончил с собой.
10
Терцины приведены в переводе М.Л. Лозинского.
11
Лавкрофт, Ховард Филлипс (1890-1937): американский писатель, автор книг в жанре
ужасов. Оказал значительное влияние на фэнтези и НФ, хотя сам умер в нищете, забытый
всеми. Его часто сравнивают с Эдгаром По. Есть мнение, что у Лавкрофта имелся
«Некрономикон».
12
Corriere della Sera: одна из наиболее влиятельных итальянских газет.
13
Сансара: перевоплощение души (в ортодоксальном брахманизме и индуизме) или
личности (в буддизме) в цепи новых рождений.
14
Три Драгоценности: Будда, Дхарма (учение Будды), Сангха (община монахов-буддистов)
15
Бардо переводится с тибетского как «промежуточное состояние». Различают шесть
состояний бардо: бардо рождения; бардо cновидений; бардо созерцания в самадхи; бардо
предсмертного мига; бардо абсолютной сути (дхармической природы вещей); бардо
возвращения в сансарическое бытие.
16
Голливудский вестерн «Gunfight at the O.K.Corral» (1957). В основу положена реальная
история, произошедшая в 1881 г. на Диком Западе: шериф отомстил за убитого брата.
17
Хм-м… Действительно, центр Млечного пути находится в созв.Стрельца, но до него 30
тыс. световых лет. К тому же в одном световом году почти 9,5 трлн.км.
18
Официальное название: Sgr A. Источник радио– и инфракрасного излучения.
19
Нестыковочка. Даже две. В одном световом часе порядка 1 млрд.км. Диаметр Солнечной
системы около 12 млрд.км
20
Всякий знает, что французские слова «amour» и «humour» близки по звучанию.
21
Четвертый калиф, Али, был зятем Пророка, будучи женат на Фатиме, дочери Магомета.
Шииты (дословно, «сторонники Али») утверждают, что править мусульманским миром
имеют право только прямые потомки Магомета. Несогласных с такой постановкой вопроса
мусульман называют «сунниты».
22
Французский текст Корана настолько отличается от русского, что есть смысл привести
дословный перевод второй фразы: «Всем обещал Аллах благо, а воинствующим
поборникам дал преимущество перед теми, кто сидит по домам своим». Спрашивается,
кому верить?
23
Строго говоря, под экуменизмом понимается движение христианских церквей за их
объединение. Руководящий орган: Всемирный совет церквей (с 1948 г.)
24
Неверно. Храм Ясукуни расположен прямо в центре Токио (Тюо-ку, Кудан-кита 3-1-1.
Тел.: (+81)3-3261-8326).
25
По-французски сорока пишется «pie». Для знающих английский ответ очевиден, хотя…
26
Акколада: средневековый обряд посвящения в рыцари.
27
Конская Головане звездное облако, а газопылевая туманность (в созв.Ориона, 1000
св.лет).
28
Лилиан Гиш(1893?-1993), американка. Многие считают ее величайшей актрисой немого
кино.
29
Луиза Брукс(1906-1985), тоже американка. Стала кинозвездой, сыграв роль Лулу в
сексуальной трагедии Die Bьchse der Pandora (Ящик Пандоры, 1928) нем.режиссера
Пабста.
30
Луи XVI(1754-1793), фр.король. Время в основном тратил на свои хобби: охотился и
слесарничал понемногу. Окончил дни на гильотине.
31
«И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы
Божии восходят и нисходят по ней». (Бытие 28:12).
34
Равальяк, Франсуа: католик-фанатик, 14-го мая 1610 г. двумя ударами кинжала в грудь
убил Генриха IV. Четвертован 27 мая того же года на Гревской площади.
35
Carmina Burana(1937): оратория немецкого композитора Карла Орффа (1895-1982). В
основу положена светская поэзия XIII-го века.
36
Непонятно, верно? Может, вот это подсобит: во фр.тексте Библии стоит не «тело
душевное», а «тело физическое». В англ.версии говорится про «тело естественное» или,
скажем, «природное». В яп.тексте еще круче: дословно – «тело мясное».
37
Пора, наверное, поподробнее осветить др.-егип.мифологию. Поначалу не было ничего,
кроме океана. Потом из яйца (по другим версиям, из цветка), появившегося на
поверхности воды, вышел Ра, солнце. Ра сам из себя извлек двух богов, Шу и Геб, и двух
богинь, Тефнут и Нут. Шу и Тефнут стали атмосферой. Они встали на Геба, который
превратился в землю, и подняли Нут, которая превратилась в небо. Ра над ними всеми
правил. Позднее у Геба и Нут появились детки: сыновья Сет и Озирис и дочери Изида и
Нефтис. С помощью Изида, своей сестры-супруги, Озирис отнял у Ра право повелевать
землей. Сет, однако, своего брата ненавидел и убил его. Изида забальзамировала тело
Озириса с помощью Анубиса, который стал богом бальзамирования. Могучие заклинания
Изиды возродили Озириса, ставшего повелителем нижнего мира, мира мертвых. Гор,
бывший сыном Изиды и Озириса, позднее победил Сета в великой битве и сам стал
повелителем земли.
38
Барбарелла: название фр./итал. н.-ф.фильма (1968, реж.Роже Вадим) и имя героини
(Джейн Фонда). Культовая китчевая комедия. Кстати, британская рок-группа «Дюран-
Дюран» себя так назвала в честь антигероя, злого ученого, за которым охотилась
полуголая Барбарелла.
39
Тантан: герой очень популярных (с 20-х годов) бельгийских комиксов.
40
Астерикс: герой фр.комиксов (сценарий: Р.Гошини, художник: А.Удерзо) и нескольких
фильмов, галльский солдат
41
Шоколад был завезен в Европу Кортесом, а не Колумбом. Это раз. Во-вторых, Колумб
получал десятую часть всех вывозимых из Америки драгметаллов и заодно после себя
оставил наследуемый титул испанского гранда.
42
Все шло с другого конца. Когда немецкий географ и картограф Мартин Вальдсмюллер
переводил в 1507 г. путевые заметки Веспуччи, он предложил назвать его именем новый
континент и впервые слово «Америка» появилось на планисфере, опубликованной в 1519
г. этим самым картографом. Поначалу термин использовался применительно к южному
континенту, потом постепенно распространился и на северный.
43
Шевалье д'Эон, Шарль де Бумон (1728-1810), шпион Луи XV-го. Закамуфлировавшись
женщиной, работал в дипломатических миссиях в России и Англии.
44
Фламель, Николя(ок.1330-1418), нотариус при Парижском Университете. Это
исторический факт, что непонятно откуда у него появилось огромное богатство. Сам
Фламель утверждал, что в 1357 г. ему в руки попал некий таинственный пергамент с
иероглифическими знаками.