DREAMER CAT

Неопубликованный роман Стивена Кожаного

Сейчас два часа ночи, и менее трех недель до крайнего срока. Я сижу в баре Манилы где-
то в районе красных фонарей со стаканом скотча в руке и ужасной головной болью.
Волнуюсь ли я? Черт возьми, я волнуюсь! Когда Вы работаете на Корпорацию, Вы не
должны пропускать крайние сроки. Однако я в форме. У меня есть главный герой, и у
меня есть хорошая идея относительно места действия - Манила, Нью-Йорк, Лондон и
подводный мир Сейшельских островов. Часть сцен я могу воспроизвести в моей голове,
но все еще есть несколько пробелов. Слишком много для внутреннего комфорта, и меньше
трех недель, чтобы разобраться в этом. Да, хорошо, я признаю это.
Я волнуюсь.
С моего барного стула я вижу в зеркале сзади меня танцующую почти раздетую девочку, и
это заставляет меня вздрогнуть. Я плохо выгляжу. Я совсем плохо выгляжу. Мне всего 48
лет, но волосы на моей голове седы, и вокруг моих глаз и рта морщины, даже когда я не
улыбаюсь. Я выгляжу старым. И усталым. И взволнованным.
"Вы выглядите старым и усталым. И взволнованным." - говорит Рат.
Она сидит на стульчике рядом со мной. Симпатяжка.
"Как долго Вы были там?" – спрашиваю я.
"Не долго," - говорит она. - "Это помойка."
Я игнорирую ее и осушаю свой стакан. Барная девочка, видавшая лучшие дни, подходит и
спрашивает, хочу ли я еще.
"Он достаточно выпил," - говорит Рат, но девочка не обращает на неё внимания и
продолжает смотреть на меня. Я киваю. Моя основная вредная привычка. Она приносит
мне наполненную рюмку.
"Вы в отпуске?" - спрашивает она у меня голосом столь же ломким, как тонкое стекло.
"Затишье перед бурей, можно сказать." - говорю я.
"Манила - хорошее место для отпуска," - говорит она, очевидно не слушая.
Рат наклоняется к щеке девочки. "Уйди, ты, вонючая ведьма," - шипит Рат.
Я стараюсь не смеяться.
"Что смешного?" - спрашивает Рат.
"Ничего," - говорю я.
"Вы прежде посещали Манилу?"
"Нет," - отвечаю я. Это правда.
"И никогда снова," - говорит Рат.
"И никогда снова," - соглашаюсь я.
"Откуда Вы?" – спрашивает она.
"Я родился в Лондоне. Теперь я живу в Чикаго. И Париже."
"И иногда на маленьком острове приблизительно в трехстах милях от Шри-Ланки,
который даже не обозначен на карте," - говорит Рат. Это правда.
Молодой парень, самое большее тридцати лет, в хлопчатобумажных джинсах и
неряшливой белой футболке, появляется из-за моего плечо и приближается к стулу Раты.
"Друг, можно сесть здесь?" – спрашивает он, растягивая слова, как на Среднем Западе.
Я киваю и немедленно сожалею об этом. Это вредит ситуации. Это сильно вредит.
"Скажите ему сесть где-нибудь в другом месте," - шипит Рат. Я усмехаюсь ей. "Ты скажи
ему," говорю я.
"Скажите куда?" - спрашивает парень.
"Садитесь здесь," - говорю я. - "Вы можете помочь мне развлекать эту очаровательную
молодую особу."
Рат спрыгивает с табурета перед тем, как он садится на него, и встает за моей спиной. Я
игнорирую ее. Вокруг люди. Они бы не поняли.
"Спасибо, друг," - говорит парень.
"Лейф," - говорю я. - "Меня зовут Леиф."
"Лейф мой outta" - рычит Рат. Она плохо говорит по-английски.
"Джек," - говорит он. - "Джек Розенберг. Из Хьюстона."
Он заказывает пиво для себя и виски со льдом для меня. Я говорю девочке записать их в
мой счет. Она спрашивает, куплю ли я ей выпивку, но я мотаю головой. Она спрашивает у
Джека то же самое, и он соглашается, но я говорю ей записать это в его счет. Если Джек,
парень из Хьюстона, хочет быть одурачен, он может сделать это за свой счет.
Девочка спрашивает Джека, чем он занимается в жизни, и он отвечает ей, что он -агент
недвижимости крупной компании на Филиппинах.
"А чем Вы занимаетесь, Лейф?" – спрашивает она у меня. Я думаю об ответе. Я потерял
счет виски, которые я выпил, и они всё равно не поверят мне.
"Я?" – говорю я. - "Я - Фантазёр."
"Они не поверят Вам," - говорит Рат монотонным голосом.
Девочка наивно смотрит на меня и Джека. Парень фыркает в его бокал с пивом.
"Ерунда," - говорит он с пеной на кончике его носа. "Гребаное дерьмо."
"Говорила Вам, что они не поверят". Это Рат.
"Я думал, что все Фантазёры - молодёжь. Подростки," – говорит барная девочка.
"Мы - фантазёры," - говорю я. - "Мы только быстро взрослеем."
"Вы слишком стары, чтобы быть Фантазёром," - говорит она.
"И ты слишком стара, чтобы работать в баре," - отвечаю я. Я люблю остроумные ответы.
"И слишком уродлива," - добавляет Рат. Она садится позади моего табурета и чешет свое
ухо.
"Друг, каждый знает, что в мире нет фантазеров старше 25 лет." - говорит Джек. -"Если Вы
- Фантазер тогда, я - премьер-министр России." Он осушает его стакан, и девочка
придвигается, чтобы снова наполнить его. Он поворачивается ко мне
и осматривает меня сверху до низу.
"Вы никакой не Фантазёр," - говорит он.
"Независимо от того, что Вы говорите," - отвечаю я, избегая его взгляда. Возможно это не
было хорошей идеей, говорить ему.
"Ловкий мальчик," - говорит Рат. Она прекратила потирать ухо и сидит гордо
выпрямившись, рассматривая американца с усмешкой на лице. "Он умеет подбирать
слова."
Это неприятная черта у Рат, она узнает то, что я думаю, прежде чем я сам успеваю
подумать об этом, её же мысли закрыты для меня. Сука.
"Язык," - говорит она.
"Ведите себя," -говорю я.
"В ваших мечтах," - она шипит.
"Что Вы подразумеваете, ведете себя?" говорит американец. "Вы ищете неприятностей?"
Так, что я могу сказать? Я не говорю с Вами, Джек, я говорю с кошкой. Несомненно, от
этого возникнет куча проблем. Лучше не говорить ничего.
"Нет," – говорю я, опускаю взгляд на мой стакан и наблюдаю, как тают кубики льда.
"Невелико горе," - вздыхает Рат.
Джек решает, что я не хочу разговаривать, и пересаживается на другой табурет. Барная
девочка несет его напиток и садится напротив него. Она говорит ему что-то, и он смеется
вслух, оба они смотрят на меня и смеются снова.
"Мещанин," - говорит Рат. Она напрягает ее бедра и вспрыгивает назад на табурет.
Поэзия в движении. Никакой неловкости, никакого напряжения, никакого усилия. Она
прекрасна.
"Спасибо," - говорит она, принимая невысказанный комплимент.
"Пожалуйста," - мягко говорю я.
Не поймите меня неправильно. Я обычно не говорю с Рат. По крайней мере не публично.
Окружающим не понять. Все, что они бы увидели – меня, разговаривающего самого с
собой, и они поймут меня не прежде, чем они уведут меня и примерят мне белую рубашку
с очень длинными рукавами. Рат должна остаться тайной.
Люди не поймут. Но после нескольких рюмок легко забыть, что она не реальна,
и остальная часть мира не может увидеть серо-коричневую кошку с рыжими ушами,
белыми зубами, коричневыми глазами и острым языком.
"Карие,"- прерывает Рат мои мысли. "Мои глаза карие."
Я поднимаю мой стакан. "За кошку с карими глазами," говорю я. Джек и чувак снова
смеются, но я игнорирую их. Это одно из положительных явлений того, чтобы быть
фантазером. Я могу игнорировать что угодно. Кроме Рат.
Три недели до крайнего срока. За три паршивых недели я должен сделать или замолчать.
"Вы сделаете это," - говорит Рат. "Вы всегда делаете."
Я киваю делаю еще глоток. Это - японский солодовый напиток, хороший. Дорого, но, черт
возьми, я могу себе это позволить. Это не делает мое пульсирующие ощущения лучше, но
с другой стороны, ничего не делает. Головная боль сопутствует Фантазерам. Головная боль
и падение в безумие. Издержки работы.
"Не забудьте про деньги," говорит Рат.
Да, деньги. Доступ к большим деньгам, чем Джек или чувак могут себе представить,
большим деньгам, чем любой человек сможет потратить за целую жизнь. Пока Вы имеете
контракт, Вы имеете доступ к колосальным ресурсам Корпорации, Вы можете иметь всё,
что Вы захотите. Всё что угодно. Но если Вы полностью управляете контрактом, Вам
следует сохранять каждый цент. Это поддерживает нас на ногах, это идея, так или иначе.
"И сколько Фантазеров фактически выполняет их контракты?" спрашивает Рат. "Ответьте
мне." Да, в этом загвоздка. Трое самое большее. Четверо, если я смогу выполнить работу в
срок. Со времен бума пси-дисков, начавшегося 10 лет назад, только три Фантазера
продержались до конца.
"И где они теперь?" спрашивает она. Настойчиво.
Никто не знает. Но если я запишу мой десятый пси-диск, и я выйду в отставку, то Вы не
сможете увидеть меня. Что случилось с Лейфом Аблеманом? Когда он записал его
последний пси-диск? Он нашел его горшок с золотом? Или он в потрепанной комнате в
неком изолированном убежище, опустил вниз его подбородок и болтает с воображаемой
кошкой?
Один шанс из десяти.
"Вы сделаете это," - говорит Рат. Моя самая большая поклоница.
Дверь в бар открывается, скрипя, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть высокого, тонкого,
седеющего человека, моргающего глазами, пока они не привыкают к нехватке света.
Герберт Частэль де Беавиль. Мой куратор, помощник, иногда сводник и банкир. Если
посмотреть достаточно далеко в прошлое, то его
семья вероятно имела обширные состояния во Франции, и кто знает, может его
отдаленные родственники потеряли их головы в Революцию, но теперь нет ни следа
французского языка в его акценте, его голос – носовой Бруклинский акцент с
недостающими согласными и гласными. Он всегда говорит так, как будто у него насморк.
Как обычно, он одет в черный костюм, который немного мешковатым возле коленей и
слишком короток в рукавах, и плечах испещрены перхотью.
"Леиф," говорит он, поправляя рукой его волосы почти таким же жестом, которым Рат
очищает ее усы. Он двигается, чтобы сесть на табурет рядом с мой, и Рат скатывается на
пол с мягким рычанием.
"Эрби," - говорю я, выдавая ему подлинную улыбку. "Позвольте мне купить Вам немного
тонизирующего."
Нет никакой нужды спрашивать его, как он узнаёт, где я нахожусь. Он может отследить
меня по всему миру по электронной карте компании, и я сказал ему, что я работаю в
Маниле последнее время, я буду звонить ему в Чикагский офис. Но крайний срок все еще
через три недели.
"Нет времени," говорит он. Он зажимает пальцами верх его крючковатого носа и
протирает уголки глаз. Он выглядит утомленным.
"Что случилось?" спрашиваю я, помещая мою пустую рюмку в бар.
"Один из вас умер," - говорит он спокойно. "Джимми Кратзер. Вы знали его?"
Я встряхиваю головой. "Уверен, что слышал о нем. Но никогда не встречался с ним. Он не
одна из восходящих звезд? Да, теперь я вспомнил. Это он записал 'Паника на бирже'"
"Да, и кое что еще. Компания полагала, что следующий его шаг будет платиной."
Платина означает миллиард продаж через год. Две моих записи были платиновыми. Два из
моих ранних пси-дисков.
Последний диск за пять месяцев продали не менее 400 миллионов экземпляров, таким
образом был шанс, что он тоже станет платиновым. Не то чтобы компания волновалась о
годовых продажах. Были бы повторные выпуски, и считалось, что такой качественный
материал, как мой, продолжался бы продаваться спустя много лет. В этом прелесть пси-
дисков, они никогда не надоедают клиенту. Каждый просмотр походит на первый, Вы
проживаете их, а не смотрите. Так или иначе, это коммерция.
"Что произошло?"
"То же самое, что и прежде. Он стал записывать диск и умер. Полное прекращение
деятельности коры головного мозга, нет нейро-импульсов, ничего."
Кратзер - третий Фантазер, который умер за всё время. Не то, чтобы Фантазеры
бессмертны, вовсе нет. Их показатель смертности выше, чем у солдат в бою, но обычно
они разбиваются в их автомобилях о стену, или выпрыгивают из окон отеля, или сходят с
ума, или уходят в кому, разочаровываясь в жизни. Здесь же происходило по другому. Кто -
то убивал Фантазеров, когда они записывали их пси-диски. И я был всего в трех неделях
от моего крайнего срока.
Эрби умолк, но продолжал тереть переносицу. Он принес плохие новости и не знал, как
сообщить их мне, так что я решаю облегчить ему задачу.
"Что случилось?" – спрашиваю я.
Он смотрит на меня с благодарностью. "Они хотят, что бы Вы приехали в Чикаго. Как
можно скорее."
"Почему?"
"Это очевидно, " -глумится Рат из-за моей спины. "Они хотят, чтобы Вы узнали, что
случилось."
"Они не сказали,"- говорит Эрби.
"Он врёт," -говорит Рат, расхаживая взад и вперед, ее мышцы шевелятся под серо-
коричневым мехом.
Возможно он, возможно не он, но нет смысла посылать ко мне моего куратора лично,
вместо того чтобы передать телекс или позвонить. На мгновение становится интересно,
что случится, если я скажу Эрби, что я увижусь с ним в Чикаго через три недели, но я
знаю, что я не сделаю этого. Рано или поздно я окажусь перед необходимостью начать
работу над моим пси-диском, и только Бог знает, что тогда случится со мной.
"Пойдем," - говорю я Эрби. Я машу барной девочке, и она приносит мне счет. Я вручаю ей
мою карточку, черную карточку Корпорации. Она изумленно смотрит на меня, и я
понимаю её. Существуют сотни тысяч карточек Корпорации, но большинство из них
зеленые или золотые. Еще есть несколько сотен платиновых, которые принадлежат
директорам Корпорации, но существует всего лишь несколько дюжин черных карт, и они
только для Фантазеров и их кураторов. Она держит её почти почтительно, а затем
прогоняет через кассовую машинку. Она смотрит на неё снова и снова, как будто стараясь
запечатлеть её в памяти прежде чем вернет мне карту, так, чтобы она смогла позже сказать
ее семье и друзьям: В нашем баре был Фантазер. Настоящий живой Фантазер. Я следую за
Эрби на улицу, оставляя девочку разговаривать с Джеком. На этот раз ни один из них не
смеётся.
Мы садимся в реактивный самолет Корпорацииии и летим в Штаты. Совсем не такая
скорость, как у Мицубиси 797s, который используется на коммерческих маршрутах, но
зато не нужно тратить время на ожидание рейса, регистрацию и таможни. Эрби и я просто
показали наши карточки, и полетели сразу после того, как они были считаны
компьютером.
Реактивный самолет совершенно гладкий. Никаких окон. Скорость в четыре раза выше
скорости звука, кому нужны окна? Внутри самолет отделан под старину, обшивка стен из
дерева, ковер и старинная мебель. Несколько лет назад Эрби спросил меня, как я хочу
оборудовать выделенный мне самолет, и я сказал ему, что я не озабочиваюсь этим, и
оставляю на его усмотрения. Он хорошо устроил обстановку. Сиденья - бордовые кожаные
кресла с ремнями для взлета и приземления, и таким образом мы проводим час в почти
невесомости. Полный диапазон развлечений в полете, включая примерно 50 пси-дисков.
Конечно, имеются все мои диски, но я их их никогда не включаю. Я иногда просматриваю
последние выпуски новостей, но только чтобы узнать результаты спортивных
соревнований.
Да, я знаю что каждый коммерческий полет в мире, даже в скотском классе авиалиний
Третьего мира, имеет пси-диски, чтобы пассажиры были довольны. Но когда я лечу, я
читаю книги или разговариваю.
Я просматриваю стойку с дисками, в то время как Эрби смотрит на меня.
"Я должен беспокоится о чем-либо?" спрашиваю я у него.
"Там есть новый диск Алекса Ли. 'Убийцы из Кореи'. Он получает хорошие оценки."
"Вы видели его?"
"Естественно." Эрби смотрит их все, как фанат. Как и 95 процентов населения, он увлечен
этим.
"Хороший?"
"Да, он хороший. История с кровью и кунг-фу, Вы собираетесь принять участие в двух
поединках. Есть один эпизод, где Вы против двух головорезов с топорами, и Вы избиваете
их обоих в одно и то же время. И есть другой эпизод, где Вы уворачиваетесь от топора,
брошенного главой корейских убийц, а затем ловите его за ручку. Хорошие эффекты."
"Хорошо, хорошо, незачем говорить об этом так восторженно," - говорю я, немного
задетый. Алекс Ли один из новых Фантазеров из Китая. Отличные эмоции и цвета, но
недостает тонкости и глубины. Так я чувствую. И последняя вещь, которую бы я захотел -
мой куратор, говорящий мне, как хорош пси-диск Алекса.
"Он не конкурент Вам, Лейф, и Вы знаете это," - говорит Эрби, и я чувствую себя немного
лучше.
Я - третий Фантазер, которого курировал Эрби. Я не знаю, что случилось с
предыдущими двумя, не вежливо спрашивать.
"Да, я знаю Эрби. Я всегда слушаю, что Вы говорите," - говорю я ему, показывая, что я
ценю его. Его и Рат, я не могу обойтись ни без одного из них.
Так, а где эта кошка с карими глазами? Наверняка не здесь. Она очень не хотела лететь.
Я знаю, это нелогично, что воображаемая кошка может отказаться лететь, но это мое
решение. Она снова появится, как только мы приземлимся. Она сейчас в такой стадии, что
она приходит туда, куда ей нравится. Если я действительно захочу, что бы она была рядом,
я могу надавить на нее, чтобы она пришла, но это не легко. Она идет ее собственным
путем. Например, возьмите ее имя. Рат. Это не мой выбор. Я думаю, что это имя
напоминает старушку с седыми волосами и креслом - качалкой. Я хотел назвать ее Бобби.
Bobcat (рыжая рысь), Бобби, подойдет? Но однажды она мне недвусмысленно намекнула,
что она не будет отвечать на такое ребяческое имя.
"Вы можете называть меня Рат," - холодно сказала она мне.
"Почему Рат?" – спросил я, и она объяснила мне. Felis Rufas. Рыжая Рысь по латыни. От
Rufas до Рат. Это имя с некоторым стилем, как она сказала, и она кошка со стилем.
Прекрасно. Пусть будет Рат.
По крайней мере Эрби не изменяет её имя.
Эрби – ОК! Он хорош как куратор. Любой, кто хочет зарабатывать на жизнь, заботясь о
Фантазере, должен быть дипломатом первого класса, неустанным организатором и
ломовой лошадью. Эрби должен мне предоставить все, что я захочу. Любую пищу, любой
предмет, любую девочку. Хороший куратор похож на джина, я протираю его бутылку, и он
исполняет моё желание. Что еще нужно куратору, это полное отсутствие ревности.
Вообразите – Фантазер имеет доступ к фактически неограниченному капиталу и может
делать всё, что он хочет. Куратор должен устроить это. Несомненно, им за это хорошо
платят, но по сравнению с тем, что получаем мы, их суммы отходят на второй план.
Несомненно мы выполним наши контракты. Три недели, говорит тихий голос в моей
голове, но Рат не должна говорить мне, что я сделаю это.
Голос Эрби прерывает мои мысли.
"Смотрите, что Вам понравится?"
Я качаю головой и бездельничаю в моем кресле, наполовину плавая в невесомости,
поскольку мы на большой высоте.
"Вы знаете меня, Эрби. Я - Фантазер, а не вуайерист. Может Вы посмотрите диск?"
Он отказывается, даже при том, что я знаю, что он тоже очень не хотел лететь, он
предпочел бы провести время с включенным пси-диском.
"Что Вы об этом думаете, Эрби?" – спрашиваю я, и он кажется удивленным. Его глаза
сужаются и он изучает мое лицо, как будто оно покрылось пятнами.
"Вы имеете в виду, с Фантазерами?" – спрашивает он, и я киваю в ответ.
Он протирает его брюки вверх и вниз, как будто чистит их. Возможно, его руки вспотели.
Может быть, он волнуется. А может, он просто боится полета.
"Это могло быть просто совпадением," - говорит он, но мы оба знаем, что это не так. До
этого ни один Фантазер не умирал в студии. Некоторые лишились рассудка, записывая
диски, но никто прежде не умирал. А за последние месяцы умерли трое.
"Это могло случиться из-за отказа техники?" – спрашиваю я. "Смерть от электрического
тока или что-то в этом роде. Сильный разряд?"
"Если бы это было так, то я уверен, что техники уже разобрались бы в этом," - говорит он
с большой уверенностью.
"Хорошо, если это не совпадение и не несчастный случай, тогда это может означать только
то, что это случилось преднамеренно," – говорю я. "У корпорации есть какие-нибудь
идеи?"
Эрби качает головой, и мне не нравится, как он это делает. Я хочу прочитать его мысли, но
даже Фантазеры не могут этого.
"Вы должны спросить у них," - говорит Эрби. "Они ничего не говорят мне, Вы знаете это.
Мне только сказали вернуть Вас. Живым и здоровым. "
"Да, целым и невредимым."
Я скучаю по Рат. Жаль, что её здесь нет. "Я рядом," - говорит голос в моей голове, это мог
быть ее голос. Или я, возможно, вообразил это. Возобновилась пульсирующая боль в моем
мозгу. Более сильная, чем прежде.

Рат ждет меня возле Башни Си-Би-Эс, бродя взад и вперед по тротуару, пока лимузин
Корпорации останавливается у обочины. Это Тойота, лучший автомобиль, со всеми
принадлежностями, включая проигрыватель пси-дисков и перечень новых одиночных игр
Корпорации для пассажиров - максимальное время игры 30 минут. Эрби взял один, но не
включил его, вместо этого он завел светскую беседу и старался поднять мое настроение.
"Долго не виделись," - говорит Рат, протираясь ее плечом сзади моих ног и мурлыкая.
"Скучала по мне?"
Сумасшедшая кошка.
"Кто бы говорил," - отвечает она, и следует за Эрби и мной через стеклянные двери в холл.
Эта башня самая высокая в Чикаго, 180 этажей, и все этажи занимают служащие Си-Би-
Эс. По дороге к лифтам мы проходим через специальную стойку с датчиками и нас
обыскивают двое вооруженных охранников.
"Давно приняты такие меры безопасности?" – спрашиваю я у Эрби.
Он пожимает плечами и говорит, что не знает.
"С тех пор как Фантазеры начали умирать," - говорит Рат и садится перед дверьми
скоростного лифта в студию записи. Эрби почти наступает на ее хвост, и она отпрыгивает
в сторону, фырча и плюясь.
"Смотри куда идешь, собачье дыхание," – говорит она и царапает его ноги.
Дверь шипит, открываясь, и мы заходим по очереди, сперва Рат, потом Эрби, и затем я. На
пути до 89-го этажа динамик лифта сообщает нам главные индикаторы фондовой биржи,
курс доллара, иены и юаня, и перечисляет десятку лучших пси-дисков. Семь из них
созданы Си-Би-Эс. Один из них мой.
Динамик лифта говорит женским голосом, его обладательница представляется мне
приблизительно 35-летней, со светлыми волосами и зелеными глазами, мягкой глянцевой
кожей и родинкой на правой щеке, округлыми грудями и красивыми ножками.
"А мне напоминает дымчатого леопарда," - говорит Рат. "С гладкими боками, серыми
глазами и длинным хвостом. "
Каждому представляется его собственное, думаю я. Интересно, как Эрби ощущает голос
лифта, но это все лишь наши фантазии, голос автоматически сгенерирован и меняется
каждую неделю или около того.
Двери лифта открываются в серый холл с множеством высоких пальм в кадках и большой
абстрактной картины.
Я знаю дорогу, поскольку я был здесь девять раз, таким образом я веду Эрби и Рат по
белому коридору, освещенному флуоресцентными лампами, к офису Макса Блайта.
Доктор Макс Блайт - написано на табличке на его двери, но Макс не претенциозен, он
пользуется своей должностью, только когда заказывает столик в ресторане.
Возле двери его секретарь, высокая черная девушка с короткой афро-стрижкой и длинным
вырезом на платье.
"Хороший стиль," - мурлыкает Рат.
Секретарша звонит Максу, и он не заставляет нас ждать. Макс – вице-президент, и его
офис соответствует его статусу, он достаточно большой, что бы играть в футбол. А после
игры у команд было бы достаточно места, чтобы отдохнуть на
трех длинных кожаных диванах.
Макс уже встал с кресла и идет к нам, протягивая руку, и он крепко жмет, когда мы
обмениваемся рукопожатием. Он кивает Эрби и игнорирует Рат.
"Лейф, спасибо что прибыл," – говорит он и машет в сторону дивана. Я сажусь в середину
одного, Эрби плюхается в другой, а Макс садится на край третьего. Рат ложится посредине
и сворачивается в клубок, один глаз закрыт, а другой наблюдает за мной. Ее хвост
медленно скользит из стороны в сторону по шикарному фиолетовому ковру.
"Вы слышали, что случилось с Джимми Кратзером?" говорит Макс. Он наклоняется ко
мне, как стервятник, рассматривающий тело, чтобы увидеть, осталась ли еще в нем жизнь.
Макс того же возраста, что и Эрби, но Эрби поседел от напряжения работы с
Фантазерами, а Макс практически лысый. Эти мужчины не тщеславны, Эрби стойко
отказывается покрасить его седые волосы, Макс не пересаживает волосы даже несмотря
на то, что расходы будут покрыты медицинской страховкой. Также он носит очки, хотя
остальные люди с проблемами зрения или делают лазерную хирургию, или вставляют
контактные линзы. Как будто Макс хочет, чтобы каждый видел, что его тело постепенно
изнашивается.
Он одет в его обычную одежду – белых халат техника с нагрудным карманом и медной
пятиконечной звезда с выгравированным словом «Шериф», у него есть чувство юмора.
"Конечно," – говорю я. Почему бы я еще оказался здесь за три недели до крайнего срока,
думаю я, но не произношу это вслух, потому что Макс - хороший парень, и один из
немногих людей в Корпорации моего возраста. Рат фыркает, открывает глаза и поднимает
ее голову, как будто она хочет сказать что-то, но передумывает и осаживается назад с
глубоким, жалобным вздохом.
"И Вы знаете, что мы потеряли еще двух других Фантазеров. И они оба умерли точно так
же."
"Как именно?" – спрашиваю я.
"Полное прекращение деятельности коры головного мозга," - говорит Макс. Он так
наклоняется вперед, что его очки соскальзывают с его носа, и он поправляет их средним
пальцем правой руки. "Что-то произошло с их нейронными сетями. Никакой активности в
их телах. Мы пробовали искусственное дыхание, всё, но ничего не получилось. Как будто
их жизни выключились. "
"Вы проверяли оборудование?"
"Это произошло в трех разных студиях. И мы проверяли систему каждый раз," - терпеливо
объясняет он. Он, кажется, старается заставить меня думать, что он уже знает, что
случилось, но не хочет рассказывать мне. Я решаю прекратить задавать вопросы и только
слушать. Есть нечто иное, я хочу узнать, почему Корпорация внезапно настолько
заинтересовалась безопасностью. Мы некоторое время сидим в тишине, единственное, что
я слышу - нежное мурчание Рат.
Макс складывает руки на груди и снова поправляет очки. Все молчат.
Эрби нервно кашляет. Глаза Рат закрыты, и я думаю, что она спит.
"Макс," - говорю я в конце концов, "есть что-то, что Вы не сказали мне."
Макс встает на ноги и подходит к его массивному столу. К счастью, он не потревожил Рат.
Он присаживается на край стола, а затем решает, что так не достаточно удобно, и садится
глубже, медленно болтая ногами.
"Мы думаем, что ключ к тому, что случилось с этими тремя Фантазерами, в тех пси-
дисках, которые они записывали. Все трое, когда они умерли, записывали диски
приблизительно в шесть часов"
"В одно и то же время?"
"Не совсем, но разница в пределах получаса."
"Вы воспроизводили их диски?"
Макс выглядит смущенным, а Эрби начинает изучать взглядом его ботинки.
"Мы в первую очередь сделали это, но мы потеряли двух техников," говорит Макс.
"Потеряли?"
"Они умерли, Лейф. Точно так же, как умерли Фантазеры."
"Точно так же?" – спрашиваю я.
"Да," говорит Макс, "Они установили пси-диски, а затем их нервы отключились. Мозг,
сердце, мускулы, всё. "
"Почему двое?" – говорю я. "Почему Вы сделали это дважды, если Вы знали, что
случится?"
Макс снова встает, обходит стол, и садится в его большое черное кресло.
"В первый раз мы не знали, что произошло. Мы проигрывали диск, потом остановили его,
и техник умер. Мы поместили диск в проигрыватель и остановили запись приблизительно
на пять секунд раньше, чем в прошлый раз. Второй техник тоже умер. Мы не знаем, умер
ли он из-за того, что находится на пси-диске, или из-за внезапной остановки. Мы
склоняемся к последнему варианту..... "
"Но Вы не уверены," говорю я, и он кивает, соглашаясь.
"И они хотят, чтобы Вы удостоверились," - говорит Рат спокойно, и ей эта идея не
нравится.
"И Вы хотите, чтобы я удостоверился," говорю я, и я тоже недоволен этой идеей.
"Если коротко," - говорит Макс, и по выражению его лица можно видеть, что ему это тоже
не нравится, по крайней мере мы в этом солидарны. "Мы хотим, чтобы Вы включили эти
три пси-диска, поработали с ними, и узнали, что, черт возьми, происходит," говорит Макс.
Рат сидит и изучает Макса. С моего места кажется, что она нацеливается на его горло,
прикидывая расстояние для прыжка. Она рычит, словно двигатель мотоцикла.
"Почему я, Макс?"
Он протягивает его руки ко мне, призывая к пониманию. "Я очень не хочу просить Вас
делать это, но Вы следующий на очереди..."
Он словно выносит приговор, но я понимаю смысл. Я следующий из Фантазеров, который
должен записывать пси-диск – через три недели. И все мы знаем, что если я стану
записывать диск, то со мной может случиться то же самое. Итак, почему бы не быть
хорошим мальчиком и не сделать то, что они хотят - узнать, что убило первых троих,
точнее пятерых, давайте не забывать технических сотрудников - и помочь им
удостовериться, что этого снова не случится, чтобы я мог выполнить мой контракт.
Рат подходит ко мне и кладет голову на мои колени, ее губы приоткрыты, так что я могу
чувствовать ее теплое дыхание. Она, кажется, единственная в комнате, кому я интересен. Я
двигаю рукой и мягко щекочу ее в том месте, в котором ей нравится, в середине лба, но
извне это выглядит, как будто я протираю мою собственную ногу. Она мурлыкает от
удовольствия, прищуривая глаза. Она качает хвостом как собака.
"Я слышала это," - рычит она, но она шутит.
"Итак, Вы сделаете это?" - спрашивает Макс. Эрби волнуется, и ему явно жаль, что он не
находится в каком-либо другом месте.
"А что еще я могу поделать, Макс? Я думаю, что Корпорация держит меня за горло с
помощью моего контракта?"
Макс кивает, но по крайней мере он достаточно благопристоен, чтобы стыдливо
выглядеть.
"Когда?" – спрашиваю я, и не удивляюсь, когда он говорит, что как можно скорее.
Завтра.
Я провожу ночь в моей квартире. Эрби купил её мне вскоре после того, как я подписал
мой контракт с Корпорацией, или скорее он заплатил за нее с его карточки. Ничего из того,
что покупает Фантазер, фактически не является его собственностью, все это может быть
отобрано, если он выбывает из Корпорации, проработав менее пяти лет, или создав менее
десяти пси-дисков. Точка зрения Корпорации - Фантазеры должны иметь доступ ко всему,
что они хотят, чтобы они могли включить это в их пси-диски, но всё купленное по
карточке остается собственностью Корпорации. Я думаю, в этом есть смысл. Иначе Вы
могли бы купить реактивный самолет, или океанский лайнер, или даже чертов
космический корабль, а затем продать и положить деньги себе в карман. Нет, последняя
вещь, которую хочет Корпорация - Фантазеры с кучей наличных денег, мы им требуемся
скудные и голодные, сооблазняемые горшком золота в конце, иначе мы бы записали только
один пси-диск, а затем взяли бы деньги и убежали. Именно поэтому они связывают нас
контрактом на пять лет и на создание десяти дисков, чтобы мы продолжали играть с
безумием. В общем, в течение пяти лет мы оплачиваем свои запросы с черной карточки
Корпорации и накапливаем зарплату с семью нулями, но реальную плату мы должны
ждать до окончания контракта.
И мы говорим о серьезных деньгах, настолько серьезных, что Вы будете обеспечены на
всю жизнь. На сто жизней. Именно поэтому я стану записывать пси-диск в течение
следующих трех недель.
Эрби декорировал мою квартиру, я положился на его вкус. Большой зал весь в блестящей
черная коже, толстый серый ковер, последняя модель вьетнамского видео и
высококачественного оборудования, включая обязательный проигрыватель пси-дисков и
собрание дисков Корпорации - и размером с кабинет Макса. Есть четыре спальни, но я
был только в одной, хозяйской спальне, в которой три ванных комнаты. Где-то есть кухня,
но я не люблю готовить, так что я никогда не искал её.
Спальня словно вышла из аравийских ночей - завешенные шелком стены и похожий на
палатку шатер над кроватью, вся мебель позолочена, и огромное зеркало на стене
напротив кровати. Я думаю, что Эрби сделал это в шутку. Так или иначе, я спал там всего
лишь дюжину раз. Сегодня вечером я не могу спать. Я лежу на моей спине, обнаженный,
под черной шелковой простыней, рассматривая серебристый навес над моей головой.
Я стараюсь выбросить шум из моей головы, но у меня не получатся. Гудящий звук, словно
муха, пойманная в ловушку в моем черепе, и звук волн, обрушивающихся на каменистый
берег. Один или два раза я смог успокоить мой мозг, но я все еще не могу уснуть, я пойман
в ловушку неопределенности - слишком утомлен, чтобы встать или почитать, и слишком
возбужден, чтобы нырнуть в черную пустоту сна.
Толчок в конце кровати королевского размера, и я чувствую, что Рат идет по простыне,
тщательно помещая каждую лапку, чтобы не наступить на меня. Кровать раскачивается с
каждым её шагом, пока наконец ее голова не прикасается к моей. Она медленно закрывает
ее глаза и облизывает кончик моего носа.
"Не можешь уснуть? Гм…" - говорит она. Она улыбается мне, выгибает ее спину и
потягивается от носа до кончика хвоста, а потом кладет голову мне на грудь, и я ощущаю
своим телом ее тепло. Я обнимаю ее, и она прижимается ко мне, мурлыкая.
"Вы волнуетесь?" - спрашивает она. "О завтрашнем дне?"
"Сегодняшнем," - поправляю я. "Сейчас два часа ночи. Да, я волнуюсь."
"Вы будете в порядке," - говорит она. "Они остановят диск перед опасным битом, и Вы
знаете, что Вы сделаете. Вы не какой-то низкосортный техник, Вы -Фантазер."
"Трое Фантазеров не сделали этого."
"Они не знали, что они искали."
"И что я ищу?"
Рат вздыхает и тычется носом под мой подбородок, ее толстая шерсть мягкая и теплая,, и я
чувствую, что ее усы мягко покалывают мою кожу. Она некоторое время ничего не
говорит, и я чувствую, что начинаю засыпать, когда она внезапно напрягается.
"Что случилось?" – спрашиваю я.
"Я только что подумала," - говорит она. "Что случится со мной, если что-то случится с
Вами?"
"Я не знаю, Рат," - говорю я спокойно. "Я действительно не знаю. Что, ты думаешь,
случится?"
Она вздыхает, как будто пожимает плечами.
"Я предполагаю, что я должна буду найти другого владельца," - шепчет она, настолько
тихо, что я едва могу расслышать ее.
Я просыпаюсь в одиночестве. Телефон стоит возле кровати, я спрашиваю по нему время,
мне отвечают, что восемь часов, и я прошу соединить меня с Эрби. Секунду спустя он на
линии. Я держу мои глаза закрытыми, пока разговариваю с ним, потому что моя голова все
еще побаливает.
"Вы в порядке , Лейф?" – спрашивает он, и я отвечаю, что у меня разыгралась мигрень. Он
понимает, и знает, что ничего не может сделать, чтобы помочь мне. Гнёт проявляется у
Фантазеров по-разному, у некоторых появляется сыпь, некоторые начинают запинаться
или становятся возбужденными, дергаными. У меня же начинаются головные боли.
Сперва я пытался что-то с ними сделать, но полдюжины медиков исследовали меня,
сделала рентгены и ультразвуки и Бог знает что еще, а затем они только покачали
головами и пробормотали, что они еще сделают тесты, то я понял, что я буду должен жить
с головными болями.
"Вы собираетесь находиться со мной в студии записи?" – спрашиваю я.
"Вы хотите, что бы я был там?" говорит он, и я ощущаю его нежелание, он считает, что
студия - последнее место, в котором он бы захотел находится, но я говорю да, я хочу, что
бы он был рядом, и он отвечает, что он будет там.
Макс хотел, что бы я пришел к девяти, таким образом у меня много времени. Я бреюсь и
принимаю душ, но голосовой термостат, кажется, барахлит, и я трачу много времени,
говоря "теплее" или "холоднее", но он никак не может установить температуру правильно.
Телефон зазвонил, когда я мылил волосы, и я должен был кричать, чтобы меня услышали
за шумом воды.
"Вы встали?" - спрашивает Макс, очевидно он волновался, что я собираюсь пойти на
попятный.
"Я буду там, Макс," говорю я.
"Что за шум?"
"Я в душе," отвечаю я.
"Действительно?" – говорит он, а затем во весь голос вопит "Холоднее! Холоднее!
Холоднее!" Он повесил трубку.
Поскольку температура воды в ответ на его команды понизилась на двадцать градусов, и я
проклинаю его и говорю моему душу не быть таким глупым. Макс время от времени
может становиться большим ребенком.
Рат появляется, когда я стою в сушилке, медленно поворачиваясь и наслаждаясь теплым
воздухом, играющим на моей коже.
"Это забавно выглядит," - говорит она и садится, чтобы понаблюдать за мной.
"Невежливо подсматривать," - говорю я ей. "И ты знаешь, что любопытство сделало с
котом."
"У Вас нет ничего, что я уже не видела," - парирует она.
Я выхожу из кабины и иду мимо Рат к платяному шкафу в спальне.
"Есть какая-нибудь мысль, что мне надеть?" спрашиваю я у нее.
"Вы всегда хорошо выглядите в сером," говорит она, и я беру серый костюм и светло-
голубую рубашку с застегивающимся на пуговицы воротником.
"Галстук?" – говорю я, и она качает головой.
"Первый попавшийся," - говорит она.
Она наблюдает за мной, когда я одеваюсь. "Я могу получить немного молока?" –
спрашивает она.
Я сажусь на корточки перед ней и протягиваю мою сложенную в чашу ладонь. Я
воображаю, что она наполовину полна белого, сливочное молока, и подношу к ней. Она
мурлыкает, и нагибает ее голову к моей руке, бодая её, пока пьет молоко. Когда она
заканчивает, она громко мяукает. Молоко на ее светло-коричневом носу, но моя рука суха.
Воображаемое молоко для воображаемой кошки.
"Да, но это настолько вкусно" - говорит она.
Макс полирует его очки, когда Рат и я заходим в его кабинет. Эрби тоже там, пьет чай из
чашки, палец изящно изогнут. Они оба кажутся возбужденными и пробуют развеселить
меня разговором о погоде, фондовой бирже, чем-нибудь, чтобы избежать выслушивания
моего мнения, чем это собственно является. Мы вместе поднимаемся на лифте до студии
записи, и даже искуственный голос лифта, кажется, находиться на краю пропасти. Рат
сидит в моих ногах и когда лифт останавливается, первой выскакивает наружу,. Трое
техников, ожидающий нас в студии, все в белых плащах. Один из них носит медную
звезду как у Макса, но с рельефной надписью "Помощник шерифа". Я смотрю на Рат, и
она говорит "Трое. Все настоящие. Не волнуйтесь." Я должен проверить, удостовериться,
что мои чувства не играют со мной, что я вижу реальные вещи. Когда я утром проснулся,
навес над моей кроватью был розовым, но я уверен, что вчера вечером он был
серебристым. И запах яблок в лифте. Возможно, не в порядке ароматизатор, но я не хотел
спрашивать Макса или Эрби.
Техники стоят перед группой компьютеров и мониторов, это оборудование
перехватывает импульсы от мозга Мечтателя и переводит их в двоичный код, который
записывается на пси-диск. Сегодня же мы собираемся сделать наоборот, импульсы кода
будут передаваться в мой мозг.
"Прекратите волноваться," - успокаивает Рат, "Вы дышите, как паровоз."
В дальнем углу студии - звуконепроницаемая стеклянная кабинка, где Фантазеры
записывают их диски. Кабинка может быть затемнена или освещена, чтобы удовлетворить
каждого Фантазера. Некоторые предпочитают работать в полной темноте, некоторые хотят
как можно больше света. Я же люблю полумрак, словно в осенний вечер. В кабине -
кожаная кушетка, вдвое шире, чем обычная для одного человека, немного приподнятая с
обоих концов для головы и ног, и на ней два пристежных ремня, потому что иногда
Фантазеры мечутся, когда записывают диск. Со стороны головы - сборщик импульсов,
похож на коммерческую ленту для головы, которую Вы используете, когда просматриваете
пси-диски, но чертовски более дорогой.
Ширма слева от двери, я захожу за нее, снимаю мою одежду и вешаю её на крючки. Я
надеваю белую одежду, похожую на больничную.
" Вы действительно готовы, Лейф?" - спрашивает «помощник шерифа», я киваю и иду с
ним в угол комнаты, где стоит большое специальное кресло.
"Сзади и с висков покороче," - шучу я, когда сажусь. Он смеется, но с небольшой
теплотой. Я думаю, он слышал эту шутку от каждого Фантазера.
Он бреет мою голову гудящей бритвой, похожей на рой сердитых пчел. Волосы копнами
падают на пол. Это не волнует меня, я не беспокоюсь о моей внешности, мне 48 лет. Когда
он заканчивает брить мою голову, он берет каплю сальной жидкости из стеклянной
бутылки и втирает её в кожу.
"ОК, Лейф," - говорит он по окончании.
"Зачем стрижка?" - спрашивает Рат. "Я думала, что Вы будете только смотреть."
Она права, конечно. Бритье необходимо, когда Вы записываете пси-диск, это
улучшает связь, не очень сильно, но достаточно, чтобы это стоило неприятностей от
стрижки.
Волосы не мешают воспроизведению, но Макс считает, что, поскольку я использую
то же самое оборудование, что и первый погибший Фантазер, мы должны удостовериться,
что условия те же самые. Также мы будем воспроизводить диск на медленной скорости, с
той же, с которой Фантазер записывал его. Единственное различие в том, что диск
остановится за несколько секунд до конца. Я надеюсь, что это так и будет.
"Прекратите волноваться," - говорит Рат, пока Макс провожает меня к стеклянной кабине и
помогает устроится поудобнее.
Рат сидит около кушетки и наблюдает, как Макс пристраивает наушники и проверяет
связь.
Когда обычный пользователь включает пси-диск, он испытывает острые ощущения -
живет другой жизнью, познает чью-то мечту на собственном опыте. Он никогда не думает
о Фантазере, о его поте и боли. Пси-диск может содержать запись от нескольких минут до
нескольких часов, но большинство записей от двух до трех часов. Рекорд поставил Энди
Хедджес в его пятичасовом 'Рождественском гимне', но он впоследствии повредился
рассудком, и был вынужден глотать горстями снотворное. Я предполагаю, снотворное
было для того, так, чтобы он не умер, фантазируя. Загвоздка в том, что для одного час
проигрывания пси-диска требует приблизительно три часов записи, таким образом три
часа занимают девять часов записи. Причем запись должна быть сделано за один раз,
потому что Вы не можете редактировать, как в состоянии сделать с кино- или
видеолентой. Есть очень много переменных - звук, видео, структура, запах, ощущение -
все пять основных чувств - и любая остановка и старт производят такие сбои, что любой,
проигрывающий пси-диск, немедленно возвращается назад к действительности, и это
очень неприятно, словно Вас спящего окатили ведром холодной воды.
Так вот, записывающий диск Фантазер должен потратить до девяти часов, твердо управляя
его мыслями, полностью держа в голове вымышленную действительность, вымышленный
мир, который должный казаться совершенно настоящим с реальными характерами и
реальными ситуациями. Мир походит на фантазию, но Фантазер должен сохранять
полный контроль. Вы знаете, на что похоже ваша собственная любительская фантазия. Вы
переключаетесь с места на место без причины, Вы можете начать с беседы в ресторане, а
затем поговорить с тем же самым человеком, одетым как ковбой, и потом, когда Вы
отводите взгляд, Вы находитесь на острове, а затем, когда Вы оглядываетесь назад, это
Ваш отец, с который Вы разговариваете, и он говорит Вам, что ваша собака умерла, а в
следующий миг Вас преследует в джунглях племя охотников за головами. Беспорядочный
шум, никакого плана и непрерывности. Это хорошо для ваших собственных мечтаний и
кошмаров, но кто в мире станет платить хорошие деньги за этот мусор? Возможно,
несколько модников, но случайные изображения не имеют коммерческой ценности. Таким
образом Фантазер тратит месяцы, составляя план на характеры и местоположение,
исследуя и испытывая любую из разработок, которые он хочет объединить в пси-диске.
Потом, когда он готов, он хранит все это у себя в голове и записывает диск. Любое
волнение, любая вспышка в самосозданной действительности, и приходится возвращаться
и начинать всё сначала. Слишком много попыток, и считается, что Вы нарушили условия
контракта.
Действительно ли это трудно? Да, но это не невозможно.
"Как Вы себя чувствуете?" - спрашивает Макс, и я говорю, что чувствую себя прекрасно.
Он обходит кушетку, чтобы я мог видеть его.
"Хорошо," - говорит он. "Теперь запомните, Лейф, мы проигрываем на медленной
скорости, но Вы не должны этого заметить, потому что наше оборудование намного
лучше, чем коммерческие проигрыватели. Если в какой-то момент Вы подумаете, что что-
то не так, немедленно выходите оттуда, не рискуйте. Хорошо? "
Я показываю ему большой палец. Выход не будет проблемой, я знаю это. Даже ребенок
знает, как выйти из пси-реальности во время воспроизведения, просто представить, что
закрываете глаза - и Вы немедленно возвращаетесь в реальный
мир.
"Да, но почему не ушли другие Фантазеры?" - спрашивает Рат, задавая вопрос в то же
самое время, как я подумал об этом, но я знаю, что не имеет смысла задавать этот вопрос
Максу. Если бы он знал, что ответить мне…
Макс выходит из кабины, и Рат следует за ним. Через несколько секунд кабина темнеет,
как будто я лежу в густом тумане.
Голос Макса, немного справа и позади меня, медленно считает в обратном порядке от
десяти. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Это - .......
Ночь. Но не темно, я сижу рядом с потрескивающим костром, огонь, греющий мое лицо и
запах дыма в моих ноздрях. Я одет в синие джинсы и толстые кожаные ботинки, красную
рубашку и коричневый кожаный жилет. Толстый пояс вокруг моей талии и что-то тяжелое
справа. Это - револьвер, оружие ковбоя. Со мной вокруг походного костра четверо
мужчин, двое молодых, одна среднего возраста и один седой старик с беспорядочно
торчащий серой бородой, которая достигает до середины его грудь. Мы едим бекон и бобы
из металлических тарелок. Вкусно.
Мужчины шутят и смеются, и они называют друг друга по имени так, чтобы я мог их
идентифицировать.
Молодой в черной шапочкой и с тонкими усами - Реб, молодой парень рядом с ним - его
брат Дейв. Человек среднего возраста - наш лидер, Джейк. Он выглядит сильным. Самый
старый член команды - Док, повар и посудомойка. Док пролил сок на бороду, и старается
вытереть его ладонью.
Док смотрит на меня и говорит, "подбрось поленьев в костер", и я делаю это. Я могу
видеть, но я только наблюдатель. Даже если я скажу не то слово, история будет
продолжаться, и если я попробую добавить мои собственные идеи, меня просто
проигнорируют. Навык Фантазера должен позволять зрителю ощущать, что он принимает
участие, в то же самое время не вводя слишком много переменных.
Пока парни едят, я оглядываюсь и нюхаю воздух. Это хорошо, очень хорошо. Воздух
наполнен мычанием коров, и я могу чувствовать их запах через дым. Полная луна висит в
вечернем небе, и иногда пролетают птицы.
Я ищу ошибки, я быстро поворачиваю мою голову, но эффект удерживается, даже на
периферии моего зрения. Я выкапываю горстку земли, на которой мы сидим, и нюхаю.
Ничего.
У Фантазера хороший визуальный глаз, но он слаб с запахами. Я облизываю почву.
Никакого вкуса. Да, он хороший, но не первоклассный. Я не могу найти ошибки в
изображении или звуке. Я предполагаю, что он был неопытным, одним из новичков.
Требуется время, чтобы развить глубину, заполнить все детали, а не только
поверхностностные.
Мы заканчиваем ужин, и Док собирает тарелки. Дейв и я дежурим первыми, мы садимся
на наших лошадей, пока остальные мужчины раскатывают их одеяла, и медленно едем
вокруг стада.
Где-то вдалеке волк воет на луну.
Коровы кажется беспокоятся, постоянно двигаются, стуча копытами. Мы слышим шум и
ржание лошадей с дальней стороны стада, и мчимся туда. Дейв первым увидел их, и
кричит "индейцы!", выхватывает револьвер, дважды стреляет в воздух, чтобы привлечь
внимание спящих мужчин, а затем преследует индейцев. Я скачу, держа напряженные
узды и пригнув голову, грязь летит из под копыт моей лошади, трясется каждая кость в
моем теле.
Моя лошадь тяжело дышит, и я тоже. Мой револьвер в моей руке, и я вижу трех индейцев
на белых лошадях без седел. Их тела блестят в лунном свете, пот
сверкает на их плечах. У них винтовки, и измазанные краской лица, и у одного из них
длинные волосы, связанные сзади полоской из красной ткани. Дейв стреляет по ним,
длинноволосый вздергивает лошадь на дыбы, прицеливается, стреляет, и я вижу, что Дейв
падает с лошади, его рубашка в крови. Реб спрыгивает с лошади и становится на колени
перед телом его брата, крича и проклиная, в то время как Джейк кричит мне скакать за
ним, и мы скачем за индейцами. Их лошади меньше наших, но более выносливы, они
постепенно увеличивают разрыв, и вскоре мы теряем их в валунах возле высокого утеса.
Мы едем назад в тишине. Дейв мертв. Реб хочет взять тело с нами, но Джейк говорит, что
нам ещё три дня пути от железнодорожной станции, куда мы должны привести стадо, и
что мы не можем нести тело в течение трех дней по жаре, поэтому мы хороним его. Реб
говорит несколько слов над могилой брата, и мы накладываем камни на вершине могилы,
чтобы до тела не добрались волки.
Реб говорит, что он хочет остаться и выследить индейцев, но Джейк говорит ему не быть
дураком, нам и так предстоит провести целый день, собирая коров, которые разбежались
по сторонам, когда началась стрельба. Реб злится, и он попытался ударить Джейка, но
Джейк блокирует, захватывает Реба за рубашку. Он говорит Ребу, что он все понимает, что
он поможет разыскать индейцев, которые убили его брата, но сначала мы должны отвести
стадо. Реб успокаивается и соглашается.
Мы едем в тишине, потом мы передаем стадо и покидаем город с полными карманами
денег. Несмотря на смерть Дейва, мы настроены развлечься, и мы устраиваемся в салоне с
несколькими бутылками скверного виски и колодой карт. Мы играем в покер, и я
постоянно выигрываю. Реб вскоре выбывает из игры, отходит и стоит у стойки бара,
выпивая. Незнакомец спрашивает, может ли он присесть к нам, смуглый парень с
недельной щетиной на подбородке и темными, задумчивыми глазами. Он носит черную
шапочку, таким образом сразу понятно, что он злодей. Я
продолжаю выигрывать, и когда он проигрывает пятьдесят долларов, он вскакивает и
выхватывает кольт. Он быстр, слишком быстр, и его револьвер находится в его руке, а мой
- в кобуре. Я начинаю паниковать, и кричу, что это не справедливо, что я не должен
умирать за несколько долларов, и тут Джейк разбивает одну из бутылок виски об его
голову. Злодей падает на стол и разламывает его. Я забираю деньги, а Джейк говорит нам,
что пришло время идти, наша четверка покидает салон и вскакивает на лошадей.
Мы едем через пустыню, края наших шляп опущены, чтобы оградить нас от жестокого
солнца, потягиваем теплую воды и скрываемся в тени в полуденную жару. Мы нашли
могилу Дейва, все еще заметную среди скал. По крайней мере волки не получили его тела.
Мы подъезжаем к валунам, где мы потеряли след индейцев. Никаких следов, конечно их
уничтожили ветры пустыни, но Джейк говорит нам рассредоточится и искать индейцев, а
затем встретится около могилы Дейва.
Я ничего не нахожу, но время идет быстро и когда я возвращаюсь, Джейк и Док уже там,
ожидают меня. Док нашел индейский лагерь, приблизительно в десяти милях на запад,
таким образом мы садимся и варим кофе, ожидая возвращения Реба. Черный кофе горяч и
горек, и Док разливает его в синие и белые кружки с обитыми краями. Я обжигаю язык.
Реб хочет пойти сразу же, в его глазах жажда крови, и я могу видеть, что он жаждет мести,
но Джейк говорит нет, скоро будет темно, поэтому мы должны подождать.
Следующим утром мы едем туда, где Док нашел индейский лагерь, и прячем лошадей
позади холма. Лагерь находится в долине между тремя холмами. Река пересекает долину, в
ней индейские женщины стирают одежду, в это время
их дети играют на речном берегу. Шкуры диких животных сохнут на шестах возле группы
из приблизительно дюжины маленьких вигвамов. Нет лошадей, что означает отсутствие
мужчин на охоте. Или на краже коров.
"Давайте проучим ублюдков," говорит Реб, но Джейк удерживает его. Мы ложимся среди
скал и наблюдаем.
"Мужчин там нет" - говорит Джейк. "Есть только женщины и дети."
"Они все индейцы," - говорит Реб с ненавистью в голосе.
"Спокойнее" - советует Док.
Дюжина вигвамов означает по крайней мере дюжину воинов, и я думаю, что нас только
четверо.
Джейк говорит, что мы подождем возвращения мужчин, но начинает смеркаться, а их всё
ещё нет, и мы знаем, что они не будут путешествовать ночью.
"Придвиньтесь, Джейк," - говорит Реб. Мне не нравится, как он это сказал. Мой живот
начинает покалывать, а мой рот пересох. Джейк спрашивает Дока, что он думает, и Док
говорит, что мы не можем позволить им избежать неприятностей за то, что они сделали
Дейву, и что это была их ошибка.
Никто не спрашивает меня, что я думаю, я там только наблюдатель, но я хочу сказать им,
что это неправильно, что там только женщины и дети, но я следую за ними к лошадям. Мы
берем наше оружие и вместе скачем вниз по склону холма к вигвамам, пока не достигаем
конца склона, а затем мы поднимаем коней в галоп. Молодая девочка, несущая дрова,
первой замечает нас, и кричит, предупреждая остальных. Реб стреляет в нее даже не
целясь, но попадает ей прямо в лицо, она падает назад, все еще удерживая прутья и ветки.
Реб кричит от удовольствия и дает шпоры его лошади. Док и Джейк тоже начинают
стрелять, поскольку мы несемся через вигвамы вниз к реке. Женщины бросают одежду и
мчатся подобрать их детей. Джейк стреляет в старуху и попадает ей в спину, и затем он
стреляет в мать, держащую маленького ребенка. Док кричит и стреляет в группу детей,
совсем малышей. Я захвачен происходящим, адреналин бежит в моей крови, я тоже кричу
и начинаю стрелять. Я попал в молодую девочку, но я не уверен, убил ли я ее, потом
Джейк и я преследуем группу из трех женщин, которые бегут в один из вигвамов. Они
скрываются внутри, а Джейк и я объезжаем его вокруг, стреляя через стенки вигвама, и
хохочем, когда женщины издают предсмертные крики.
Я знаю, что это неправильно, я знаю, что этого не должно было произойти, но в то же
самое время я наслаждаюсь этим, я получаю кайф от этого, чего я никогда не испытывал
прежде. Я кричу как животное, и мои руки дрожат так сильно, что я роняю несколько
патронов, когда перезаряжаю свой пистолет.
Реб спрыгивает с лошади и хватает девочку-подростка. Он бросает ее на землю и рвет ее
платье.
"Я выебу тебя, индейская девка," – вопит он и бьет ее по голове.
"Хорошая идея," - говорит Джейк, спрыгивает с лошади и привязывает её к одному из
шестов. Я следую его примеру. Женщины пробегают мимо нас с двумя молодыми
девочками - подростками в один из вигвамов. Мы следуем за ними. Они кричат, когда мы
врываемся в вигвам. Джейк вкладывает пистолет в кобуру.
"Скажи, разве эти молодухи не смазливые?" - спрашивает он меня, и я говорю да.
Старая женщина - возможно их мать - встает перед ними, они сжимаются за её спиной.
"Избавься от нее," -говорит Джейк. Я убираю свой пистолет и выхватываю охотничий нож.
Женщина машет на меня руками и кричит. Девочки прячут их лица. Я знаю, что это
неправильно, но я не могу остановить себя. Я не хочу останавливать себя. Я двигаюсь к
женщине, хватаю ее за шею и втыкаю нож в её живот. Она задыхается, а я вытаскиваю нож
и снова и снова втыкаю в неё. Она падает вниз. Я вытираю нож об штаны и прячу в
ножнах.
Джейк хватает одну из девочек и срезает ножом ее платье. Ее кожа мягкая и коричневая.
Она очень молодая.
"Возьми другую девку," говорит Джейк. "Наслаждайся."
Я хватаю вторую девочку. Она совсем молода, ее волосы сплетены в две длинные косы, её
груди маленькие и немного пухлые. Ее глаза широко раскрыты от испуга. Ее страх
заставляет меня чувствовать себя храбрым и сильным, я хватаю ее за запястье и толкаю ее
к выходу, выводя ее из вигвама впереди себя. Я слышу, как сзади меня Джейк расстегивает
молнию в штанах, в то время как девочка что-то тихо лепечет. Я возбуждаюсь, и при входе
из вигвама я опрокидываю девочку так, чтобы она упала на спину. Она сжимает ноги и
пытается свернуться в клубок. Я ложусь на неё. Тут я слышу шум сзади меня,
оборачиваюсь, выхватываю револьвер. Это - ........
..... Полумрак. В студии записи. Я весь в поту и дрожу, я одновременно возбужден и
чувствую отвращение. Возбужден тем, что я убил старую женщину и взял ее дочь, и
чувствую отвращение от всего этого. Или возможно было большее, я не только чувствовал
отвращение, я наслаждался этим.
Макс возле меня, и Эрби тоже. Появляется Рат, кладет передние лапы возле моей головы и
фыркает в мое ухо.
"Вы ужасно выглядите," – говорит она, облизывая мою щеку.
"Вы в порядке?" - спрашивает Макс.
"Все хорошо," - отвечаю я, но я не уверен, правда ли это.
Макс снимает наушники и кладет их в шкаф. Я сажусь и протираю глаза.
"Похоже, Вам нужно кофе, настоящее кофе," - говорит Рат.
"Вы можете найти для меня кофе, Эрби?" Мне не нужно говорить ему, что считаю
дерьмом кофе без кофеина, он знает, что я люблю. И что я не люблю.
Я жду, пока Эрби покинет кабину.
"Вы знали, что находится на том пси-диске?" – спрашиваю я у Макса.
Он выглядит удивленным. "Дикий запад, ковбои и индейцы," - говорит он, смотря на
дисплей в его руке. "В чем проблема, Лейф?"
"Кто был Фантазером?" – спрашиваю я.
Он снова смотрит на дисплей, и я знаю, что он тянет время. Он знает всех Фантазеров, и я
абсолютно уверен, он знает всё о тех троих погибших.
"Ник Вулрич," говорит он.
"Никогда слышал о нем."
"Не удивительно. Это был его первый пси-диск. Действительно ли это было хорошим?"
Я игнорирую его вопрос, поскольку думаю, что он не полностью честен со мной.
"Что Вы можете сказать мне о нем?"
Он снова он исследует дисплей, и я хочу отобрать и разбить дисплей об его голову.
"Успокойтесь" - говорит Рат. "Похоже, Вы собираетесь взорваться"
Она права, я сержусь, и я думаю, что это из-за пси-диска, Макс один из моих самых
старых друзей, я никогда не захотел бы травмировать его, независимо от того, каков он.
"Он новичок, очень хорошо исполнил работу на вступительном экзамене, и это его первая
запись."
"Вы видели сценарий?" - Конечно он видел. Но он смотрит на меня и говорит нет.
"Это пошло наверх," - говорит он.
"Наверх?"
"На самый верх," говорит он. "В кабинет директора."
"Я хочу увидеть его" - говорю я. "Сейчас".
Макс кивает, но он, кажется, не относится серьезно к моим словам. Рат вспрыгивает на
кушетку и прислоняется ко мне. Она рычит, охраняя меня.
"Я имею в виду прямо сейчас, Макс."
"Я свяжусь с его секретарем" - говорит он и оставляет меня в кабинке одного.
"Я все еще здесь" - говорит Рат.
Одного за исключением Рат.
"Что случилось?" – спрашивает она, наклонив голову, изучая меня карими глазами.
"Это было очень неистово, намного более неистово, чем что-либо, что я когда-либо
испытывал," - говорю я. "Это нарушает правила, зритель не должен непосредственно
участвовать в насилии или половых актах. Это не имеет смысла, Рат. Каждый Фантазер
знает, что любой пользователь пси-диска должен быть наблюдателем, а не участником.
Нормально видеть кого-то убитым, и принимать участие в поединках, но они не должны
убивать сами. Нормально наблюдать насилие, но нельзя принимать участие в нем."
"И тот пси-диск позволил Вам принять участие," - спрашивает она.
"Не только позволил," - отвечаю я. "Поощрял. Подталкивал. Соблазнял."
Макс возвращается и говорит мне, что Луи Эйнтрелл может принять меня. Я должен
надеяться на лучшее. За прошлые четыре с половиной года я заработал для Си-Би-Эс 75
миллиардов долларов.
"Разве Вы не собираетесь сперва помыться?" - спрашивает Макс, когда я покидаю кабину.
"Нет времени," - говорю я. Эрби возвращается с пластмассовым стаканчиком кофе и
вручает его мне.
"Спасибо, Эрби. Вы можете найти для меня полотенце?"
Я захожу за ширму и одеваюсь. Эрби передает меня полотенце, и я вытираю жидкость с
моей головы. Они идут со мной к лифту, но я настаиваю, чтобы я пошел в пентхаус один.
Один за исключением Рат.
Лифт говорит мне, что на улице тридцать градусов, что доллар поднялся на два пункта
относительно иены и опустился на четыре относительно юаня, а затем начинает
рассказывать последние курсы акций на Токийской бирже. Японский концерн «Shosadio»
подписал контракт на 75 миллиардов иен по поставке стратегических ядерных боеголовок
в Таиланд. Я говорю ему заткнуться, и он повинуется. Я должен пройти двух секретарей и
личного помощника, чтобы добраться до кабинета Луи Эйнтрелла. Он и его личный штат
занимает весь пентхаус, и его кабинет достаточно большой, чтобы посадить маленький
самолет. Руководитель Си-Би-Эс одет, как всегда, безукоризненно, костюм темно-синего
цвета, ослепительно белая шелковая рубашка и красный галстук. Он встает поздороваться
со мной, на протянутой руке видно два дюйма белой манжеты и золотые часы. Он
пожимает мне руку и говорит, что рад видеть меня, и как долго мы не виделись. Почти год,
говорю я, и он качает головой.
Он пристально оглядывает его кабинет, как пилот вертолета в поиске посадочной
площадки, и выбирает два темно-зеленых бархатных кресла перед длинным, низким
журнальным столиком. Он провожает меня к ним и ждет, чтобы я сел поудобнее, прежде
чем он заговорит.
"Итак, Лейф, Макс вроде думает, что Вы хотите обсудить со мной что-то очень важное,
достаточно важное, что бы оправдать изменение моего расписания. Чем я могу помочь
Вам? " Он пристально изучает мои глаза, улыбаясь потрясающей улыбкой.
"Этот человек очень скользкий," - говорит Рат. Она легла перед Эйнтреллом и впилась в
него взглядом.
Я хочу рассмеяться, но я знаю, что Эйнтрелл неправильно поймет меня, так что я кусаю
мою щеку и стараюсь сохранить серьезный взгляд на моем лице.
"Вы смотрели сценарий пси-диска, который записывал Ник Вулрич, с ковбоями
и индейцами? "
"Его передавали мне некоторое время назад, и я думаю, что сейчас он вернулся в
творческий отдел."
"Но Вы согласовывали его?"
"Чёрт, Лейф, Вы знаете порядок. Я получаю сценарии из творческого отдела, а затем они
передаются в Юридический, и потом в студию записи. Конечно я видел его."
"Его глаза слишком сблизились," - говорит Рат. Улыбка Эйнтрелла никогда не действовала
на нее, и сейчас она не действует и на меня.
"Вы не увидели ничего неправильного в сценарии?" – спрашиваю я, и он качает головой.
"Например?" – спрашивает он.
"Например участие в убийствах и изнасиловании," - говорю я, и когда я говорю это, я
вспоминаю, как смотрела девочка, когда я схватил ее. Испуганная. Слабая. Беззащитная.
Эйнтрелл вздыхает и наклоняется ко мне. "Хорошо, хорошо, я признаю, что близко к
этому, но это его первый диск. Мы хотели дать ему свободу, позволить его творческому
потенциалу раскрыться, а не душить его с первого дня. "
"Есть творческие правила, и есть прямое нарушение закона, закон гласит, что зрители пси-
диска могут только наблюдать насилие или секс. Мы знаем, что незаконно позволять
зрителям принимать участие. "
Эйнтрелл смеется, откидывая назад его голову и всплескивая руками. "Вы хотите сказать
мне, что Вы никогда не включали пси-диск с порно? " – спрашивает он.
"Нет, я не говорю этого. Я говорю, что их создание незаконно."
"Незаконно сейчас, я согласен," - говорит он. "Но законы меняются. Алкоголь был
незаконен во время сухого закона. Несколько лет назад была незаконна марихуана. Закон
гибок. Он развивается. "
"И Вы ожидаете, что закон по пси-дискам изменится?"
"Лейф, я не говорю об этом. Законы создают политические деятели, а не бизнесмены. Я
говорю, что мы решили позволить мальчику свободу."
"Даже при том, что это было незаконно?"
"Возможно потому, что это незаконно," - говорит Рат. "Возможно он хочет выиграть один
шаг в соревновании компаний. "
"Я думаю, что я могу только повториться, Лейф," - устало говорит Эйнтрелл. "Все, что я
могу сделать, это заверить Вас, что нет никаких претензий к Си-Би-Эс по поводу выпуска
незаконных пси-дисков."
"Но Вы не были бы против запаса нескольких незаконных дисков на случай изменения
закона, не так ли? " – спрашиваю я, и Эйнтрелл улыбается в ответ. Он встает, и Рат
отскакивает назад, освобождая ему дорогу. Я тоже встаю, и Эйнтрелл показывает мне на
дверь.
"Что, Вы думаете, случилось с этими тремя Фантазерами?" – спрашиваю я его около
двери. Он кладет руки на мои плечи и становится похожим на удава, готовящегося выжать
жизнь из меня.
"Леиф, мы все надеемся, что это Вы сможете рассказать нам," - отвечает он.
"Наши конкуренты потеряли Фантазеров?" - высказываю я мысль, внезапно появившуюся
у меня в голове.
У Эр-Си-Эй (Recorded Cerebral Artists Inc) столь же много Фантазеров, как и у
Корпорации.
"Я не знаю, я узнаю и сообщу Вам. Мы скоро снова поговорим, я обещаю. И удачи с
оставшимися двумя пси-дисками. " Он продолжает говорить, не давая мне сказать что-
либо. Дверь закрывается позади меня, едва не прищемив хвост Рат.
"Вы задаетесь вопросом, почему он уже не узнал про Эр-Си-Эй, не так ли?" - говорит Рат.
"Да, это то, что я думал," – отвечаю я.
"Я знаю," – говорит она, и задирает нос. Симпатичная.
Мы возвращаемся к Максу и Эрби, и когда мы заходим в кабинет Макса, они оба
внезапно замолкают, и выглядят виноватыми, как будто они высказали грязную шутку.
"Как он?" - спрашивает Макс.
"То же самое как обычно," – отвечаю я. "Эго размером с планету."
"Он хочет, чтобы Вы включили другие два пси-диска?"
Я киваю, и Рат тоже. "Да, но не сегодня. Я измотан."
"Это плохо?" - спрашивает Эрби, и я говорю да, это было плохо.
Мы прощаемся с Максом. Лифт желает нам хорошего дня.
Эрби ждет лимузин, но я говорю ему, что предпочитаю пройти пешком.
"Домой?" – спрашивает он, и я говорю да. Стоя на тротуаре, я спрашиваю, есть ли у него
знакомства с кем-либо из Эр-Си-Эй. Его глаза сощуриваются, ощущая западню, потому
что это строго запрещено в наших контрактах. Си-Би-Эс и Эр-Си-Эй фактически в
состоянии войны.
"Не волнуйтесь, Эрби," - говорю я ему, "это не пойдет дальше. Я только должен знать, есть
ли у Эр-Си-Эй те же самые проблемы, что и у нас."
"Вы хотите поговорить с одним из Фантазеров Эр-Си-Эй?".
"Не обязательно," - говорю я. "Можно с одним из их кураторов. С кем-то, кто может
знать."
"Я посмотрю, что я могу сделать," говорит Эрби.
"Завтра," - говорю я ему, и он понимает безотлагательность. Он садится в автомобиль, Рат
и я идем пешком.
Бродяга в черном пальто и красно-зелено-желтом шарфе, обмотанном вокруг его шеи,
просит у меня 50 $. Его зубы черные, его кожа покрыта красными пятнами, и его
дыханием воняет чем-то алкогольным, отдаленно напоминающим японский солод. Его
глаза смотрят на меня, но он, кажется, меня не видит, это взгляд зрителя пси-дисков. Рат
рычит, но он игнорирует ее. Он достаточно реален. Реален и беден. Я вынимаю мой
бумажник и даю ему 50 $. Он берет банкноту и уходит, не благодаря меня. Даже не видя
меня.
Двое модно одетых бизнесмена, разговаривающие по мобильным видеофонам, странно
смотрят на меня, и я вспоминаю, что я совершенно лысый. По пути к квартире я думаю о
пси-диске Вулрича. Изображения были настолько сильны, что они воздействовали на мое
сознание гораздо больше, чем обычные пси-диски. Да. был недостаток в глубине, но была
такая большая энергия, своего рода сила, которая тянула меня через это, даже при том, что
я подсознательно хотел бороться
против этого. Я задался вопросом, действительно ли я смог бы записать диск столь же
сильный, как этот. Мои диски имеют тенденцию быть более тонкими, более
характеризованными, и с более сложными сюжетами. Есть всегда действие, что делает
пси-диски настолько популярными, но я использую действие как часть развития сюжета. Я
не против наблюдения смерти, и смерти яростной, но должна быть причина для этого.
Секс тоже может добавить изюминку в диск, даже изнасилование, но пси-диск Вулрича,
казалось, не имел никакой другой основы, кроме приятного возбуждения. Даже это было
бы в норме, если бы не было того факта, что зритель фактически участвовал в
изнасиловании и убийствах. Черт, я вовсе не ханжа, и Эйнтрелл прав, все смотрели
незаконные порнографические диски, но единственные из них, которые я когда-либо
включал, были вуаеристскими. И есть различие. Одно дело наблюдать насилие, и
совершенно другое – принимать в нем участие.
Психологи в значительной мере обесценили те теории, что коммерческие пси-диски могут
поощрить восприимчивых людей скопировать в реальной жизни то, что они смотрят, хотя
растущее число насильников все еще настаивают, что они сделали это только потому, что
они были развращены порнографическими пси-дисками. Но они действительно согласны,
что если позволить зрителю фактически испытать насилие и секс, это вероятно, развратит
его, особенно если смотреть длительный период. Пси-диски могли стать репетицией для
реальных дел. Я прежде не был убежден в этом, но после просмотра небольшой саги
Вулрича я понял, что они имеют в виду. В течение некоторого времени после просмотра
диска я был в эмоциональном напряжении, которое только сейчас начинает смягчаться. Я
действительно хотел убить и изнасиловать. И это только после одного просмотра.
Вообразите то, на что я был бы похож после недели, или даже месяца, просмотра пси-
дисков вроде этого. Я стал бы животным.
"А что неправильного в том, чтобы быть животным?" - спрашивает Рат, поднимая голову.
Я игнорирую ее, слишком много людей вокруг, я и так странно выгляжу с моей лысой
головой.
"У Вас много шляп в квартире," - говорит она самодовольно.
Я по прежнему не могу заснуть, картинки набега на индейскую деревню продолжают
пробегать в моем сознании. Больше всего меня волнует, что изображения очень сильны, и
адреналин тоже. Моя головная боль кажется более сильной, чем вчера. Рат, кажется, тоже
неуютно, она постоянно перемещается по кровати и мяукает каждый раз, когда двигается.
В семь часов я решаю, что больше не могу лежать в кровати, и я иду под душ, одеваюсь, и
выхожу прогуляться. Я надел старую твидовую кепку. Не то чтобы нехватка волос
физически неудобна, погода достаточно хорошая, но это притягивает любопытные
взгляды.
"Еще это выглядит довольно глупо," - говорит Рат. Внезапно моя кошка стала экспертом по
моде.
Движение по главным дорогам уже бампер к бамперу, большинство из них на автопилоте,
механизмы сервомотора управляются компьютером, получающим информацию от
навигационных спутников в сотнях миль над Землей. Воздух наполнен шумом и
выхлопными газами. Мы доходим до парка. Это стало традицией, утренняя прогулка
вокруг озера, последний шанс собрать мои мысли перед просмотром диска. К тому же это
отлично для меня, подготавливает моё сознание непосредственно к тому, что находится на
втором пси-диске, и у меня есть чувство, что просмотр не будет приятным. Мы спускаемся
вниз и видим спящего на скамейке, его голова лежит на пластиковом пакете, содержащем
всё его имущество. Он громко храпит, а Рат рычит.
Ветер поднял маленькие волны на озере, он играет с мехом Рат, заставляя выглядеть, как
будто её гладят невидимой рукой. Она поворачивается к ветру и позволяет ветру играть по
ее лицу, ее глаза закрылись, она мурлыкает. Я встаю рядом и следую ее примеру. Хорошо
здесь. Шум города не просачивается в парк, нет выхлопных газов и гула моторов.
Полицейский реактивный вертолет стрекочет в вышине, ракеты класса воздух-земля висят
под его короткими крыльями.
"Что волнует Вас?" - спрашивает Рат. "Вы не боитесь?"
"Я не знаю," – отвечаю я, и это правда. "Я только чувствую, что я связан с чем-то, что я не
понимаю. Я думаю, что Эйнтрелл знает намного больше, чем сказал мне. "
"Вы думаете, что Корпорация знает, что случилось?"
"Я думаю, что у Эйнтрелла есть хорошие идеи, и возможно у Макса тоже."
Рат бродит вокруг меня, медленно размахивая хвостом, кивая головой вверх и вниз, она
всегда так делает, когда погружена в свои мысли. Она обходит меня со всех сторон, шагая
так, как будто она в клетке.
"Мне жаль, что я не могу сделать это лучшим для Вас," говорит она. Я опускаю руку и
щекочу ее сзади левого уха.
"Ты здесь, и это помогает," - говорю я. "Ты единственная, кому я могу доверять."
Она становится на задние лапки и кладет передние на мою грудь. "Вы должны верить," -
говорит она нежно. Я наклоняю голову и трусь об неё носом. У нее великолепная теплая
шкурка.
"Вы не думаете, что они преднамеренно хотят покалечить Вас?"
"Это не невозможно, не так ли?", - отвечаю я. "Еще один пси-диск, и они должны
заплатить мне около миллиарда долларов. Если я не смогу записать его, они не должны
мне платить ничего. "
"Если бы это было причиной, Леиф, тогда это была бы чертовски сложная игра, легче
просто убить Вас," - говорит она, и я вынужден согласиться с ней.
"Пойдем," - говорит она. "Вам нужно тренироваться."
Мой самый большой поклонник и мой самый большой критик.
Телефон в квартире сообщает мне, что звонил Эрби. Я велю ему соединить меня с ним.
Эрби говорит, что у него есть некто, кто хочет встретиться со мной, и просит, чтобы я
встретил его внизу через десять минуты.
Как обычно, он пунктуален. Лимузин останавливается у тротуара, его двери
распахиваются. Двое человек на заднем сиденье, Эрби и парень с короткими волосами,
покрашенными в малиновый цвер, в черной кожаной байкерской куртке с цепями.
"Лейф, это - Эрик Такахаши, он куратор из Эр-Си-Эй," - говорит Эрби.
Эрик кивает, но не делает движения для рукопожатия. У него японское имя, но трудно
сказать, что он похож на японца, с его окрашенными волосами и бледным лицом. Его глаза
не похожи на восточные, но это не удивительно в наши дни, более половины японцев
сделали себе операцию по расширению глаз. Эрик улыбается и предлагает мне пластинку
жевательной резинки с марихуаной, но я говорю нет, спасибо, слишком рано для меня.
"Значит Вы - Лейф Аблеман," - говорит Эрик, кладя жевательную резинку в карман. "Я не
думал, что Вы такой старый."
"Не Вы один" - говорю я. Мне только 48 лет, ради Бога.
"Сколько вам лет?"
"Сорок восемь" - говорю я. Он рассматривает меня, и я могу заметить, что он хочет
спросить, как это, быть таким старым, быть так близко к концу жизни.
"Это много для Фантазера," - говорит Эрик. Он, очевидно, не собирается менять тему. Он
наклоняется вперед, чтобы поговорить с Эрби. "Какой сейчас средний возраст Фантазера,
Эрби? Двадцать один? Двадцать два? "
Эрби, к его чести, выглядит огорченным. Эрик понимает, что он не получит ответа, но,
кажется, не понимает, насколько он бестактен.
"Эрик, причина, по которой Эрби устроил эту встречу, в том, что я должен кое-что знать,"
– говорю я ему.
"Начинайте," - говорит он. Он теребит пальцами золотую сережку в левой мочке его уха,
как будто это талисман.
"Умирали ли недавно в Эр-Си-Эй Фантазеры?"
Он прекращает жевать и проглатывает жвачку. Его нижняя челюсть отпала. Его зубы
слишком хороши, чтобы быть настоящими. Интересно, сколько процентов тела Эрика
Такахаши является настоящим, и сколько было переделано.
"Умершие?" – повторяет он.
"Повторите вопрос," - говорит Рат. Она сидит на переднем пассажирском месте,
повернувшись назад так, чтобы видеть нас. "Спросите его, похоже что его показатель
интеллекта меньше, чем размер его обуви."
"Умершие," - говорю я. "Усопшие. Скончавшиеся. Отошедшие в мир иной."
Эрик машет руками перед лицом, как будто ударяя рой невидимых муш. "Эй, парень, я
слышал тебя, но мы говорим о коммерческих тайнах. Эр-Си-Эй и Си-Би-Эс совсем не
друзья. Я имею в виду, что я не буду об этом трепаться с Вами. Это полное дерьмо"
"Эрик, у меня есть причина для этого," - терпеливо говорю я. "Если это заставит Вас
почувствовать себя немного лучше, то сперва я скажу кое-что, хорошо? "
Он больше не выглядит расслабленным. Он сжимает мочку уха. Возможно эта сережка -
своего рода иглоукалыватель, вспомогательный шнурок или что-то еще.
"Си-Би-Эс потеряла трех Фантазеров. Все умерли. Я хочу узнать, что случилось."
"Поразительно," - говорит Эрик. "Это поразительно. Совершенно невозможно."
" Умирали ли Фантазеры в Эр-Си-Эй?" – говорю я.
"Да. Двое в прошлом месяце. Дерьмо. Мы думали, что возможно за этим стояла ваша
Корпорация. Промышленный шпионаж и все такое."
"Они были новичками или старыми работниками?"
"По одному. Один был восходящей звездой, записывающей его второй пси-диск, другому
оставалось записать два дисках до окончания его контракта."
"Вы знаете, что произошло?"
Он покачал головой. "Нет, руководство ввело полный запрет на эту информацию. По
слухам, что-то пошло не так, как надо, когда они были подключены, но никто не знает, что
именно. Техники тоже поддерживают эту версию."
Я смотрю на Эрби. "Однако" – говорю я, и он кивает, соглашаясь. Независимо от того, что
именно случилось, это случилось в обеих компаниях.
"Есть какая-нибудь идея, какого типа были пси-диски?" – спрашиваю я.
"Тип?" – спрашивает он, хмуря брови. "Что Вы имеете в виду, какой тип?"
" Содержание," – отвечаю я. "Вы видели их сценарии?"
"Нет. Ни один из них не был моим".
"Секс, насилие, что-нибудь в этом роде?"
"Я говорил, что это полная тайна."
"Но Эр-Си-Эй продолжает записывать новые пси-диски?"
"Да. Мой парень должен записать его следующий диск через четыре недели."
"Он волнуется?"
"Нет, он ничего не знает. Он проводит большую часть времени под воздействием кокаина.
Это моя самая большая головная боль, хранить наркотик в тайне от полицейских. Это
обходится нам в целое состояние. Лучше бы они легализовали его поскорее. Запись в
декабре. "
"Вы передали его сценарий в творческий отдел?"
"Нет, он пока что держит его в голове."
"Есть ли какое-нибудь давление со стороны творческого отдела, чтобы сделать это более
сильным?"
Он покачал головой. "Они всегда требуют сенсаций, Вы знаете это. Но
они пока что не готовы обойти цензоров."
"Да, я так и предполагал," - говорю я, но эхо слов Эйнтрелла звучит в моей голове. Закон
гибок. Всё меняется.
Даже кокаин собираются легализовать через несколько месяцев, и группы поддержки
препаратов уже готовятся, чтобы начать требовать исключения героина из числа уголовно
наказуемых. Что цензоры не позволяют сегодня, может быть разрешено в следующему
году. Особенно, если Корпорация начнет применять давление, финансовое или другое.
Правительство вряд ли нуждается в слишком большом убеждении, с плохим состоянием
экономики и очень большим количеством безработных. Больше пользователей пси-дисков
– и меньше людей будет протестовать на улицах или громить витрины.
"Лейф," - говорит Эрби. "Время поджимает, Макс ждет нас."
Он прав, конечно, и я спрашиваю Эрика, где мы можем его высадить. Он говорит, что его
собственный лимузин сзади нашего, мы прощаемся, благодарим его, а затем едем к башне
Си-Би-Эс.
Макс проявляет нетерпение, когда мы наконец добираемся до его кабинета. Мы
опаздываем, но я не позволю ему ворчать на меня, не он должен просматривать
потенциально смертельный диск.
"Вы хотите что-нибудь, прежде чем мы поднимемся?" спрашивает Макс.
"Кока," - говорю я, и он выглядит потрясенным, подумав, что я имею в виду белый
порошок. Эрби тоже удивлен, потому что они оба знают, что я не принимаю наркотиков. Я
поднимаю мои брови и вздыхаю, и показываю на красно-белый автомат Кока-Колы.
"О, конечно," - говорит Макс и берет банку. Он бросает её мне, и я неуклюже ловлю её.
Макс спрашивает Эрби, хочет ли он что-нибудь, но он говорит нет. Макс берет кока-колу
за компанию со мной. Мы открываем банки, и брызги пенящейся коричневой жидкости из
моей банки летят на блестящие ботинки Эрби. Рат смеется, и Макс тоже.
"Мне жаль, Эрби," - говорю я, но вижу, что он не верит мне.
Пока лифт выдает нам мировые новости о радиационном загрязнении, я спрашиваю
Макса, что он может рассказать мне о втором пси-диске.
"Фантазером была женщина. Одна из немногих женщин-фантазеров. Джанет Дьюар, 23
лет, и это был ее четвертый пси-диск."
"Содержание?"
"Космические приключения, фантастика, роль космического солдата, защищающего
Землю от пришельцев, Вы знаете такой тип."
"Да. Он моден в наши дни."
"Это одна из хороших вещей в скай-фай формате, позволяющем специальные
эффекты," - говорит Макс.
"Несомненно, но слишком много Фантазеров используют специальные эффекты, чтобы
покрыть недостаток глубины и характеров," – отвечаю я, а затем понимаю, как озлобленно
это звучит.
"Не придирайтесь," - говорит Макс, "Мы даем пользователям дисков то, что они хотят. А
они хотят действия и волнения."
А также секса и насилия? Дайте им то, что они хотят, когда это законно, это он имеет в
виду?
Техники бросают на нас неприятные взгляды, когда мы добираемся до студии, как будто
мы должны извиниться за то, что заставили их ждать. Я допиваю кока-колу и бросаю
банку в мусорное ведро. Макс следует моему примеру, тоже допивает и выбрасывает
банку.
Я захожу за ширму и раздеваюсь. Незачем снова брить мою голову, но нужно втереть
маслянистую жидкость, а затем Макс ведет меня в кабинку и надевает наушники.
"Хорошо, Лейф," - говорит он. "Точно так же, как вчера. Бросьте это, если Вы
почувствуете опасность. Мы остановим запись за две секунды до того места, на котором
мы столкнулись с проблемами."
Столкнулись с проблемами. Так он называет смерть.
"Макс," - говорю я. "Есть ли еще что-нибудь, что я должен знать?"
Он смотрит на меня сверху вниз, поскольку я лежу на кушетке.
"Нет," - говорит он,
"Уверен?"
"Уверен." Я вижу, что он лжет, но я ничего не могу поделать.
"Тогда приступим," - говорю я. Он оставляет меня одного. Я не могу повернуть мою
голову, чтобы посмотреть через стенки кабины, но я могу почувствовать, что Рат там,
уставилась на меня и волнуется. Кабина стала непрозрачной, сначала белой, затем серой.
Я узнаю головную боль, унылую пульсацию позади моих глаз.
Это - ......
Свет. Искусственный свет, резкий и холодный. Я сижу в помещении, похожем на зал для
лекций, ряды и ряды оранжевых пластмассовых сидений. В комнате нет окон и не видно
источника света. Нас в комнате приблизительно восемьдесят, мужчины и женщины, и мы
все одеты в одинаковую светло-голубую униформу. Она выглядит сделанной из металла,
но ощущается наподобие самого прекрасного корейского шелка. На моей шее висит
пластмассовый медальон с номером. На каждом моем плече две золотые звезды, и
прямоугольный металлический значок с левой стороны груди. Мне приходится повернуть
голову в сторону, чтобы прочитать надпись на нем. Там написано "Навигатор".
Все мы смотрим на человека за серебристой кафедрой. У него пять звезд на погонах и
зубчатый шрам от его правого уха к переносице. Он слишком далеко от меня, чтобы я смог
прочитать надпись на металлическом значке на его груди, к тому же он окружено
золотыми, красными и зелеными значками, которые, как я предполагаю, медали, но я
знаю, что он - наш Командующий. Он дает нам инструкции о нашей следующей миссии.
Он говорит нам, что мы находимся в открытом космосе, приближаясь к планете по имени
Куей. Мы за много световых лет от Земли, и мы чувствуем себя настолько страно потому,
что мы были недавно разбужены из искусственного сна. Мы - воины, и мы должны
воевать с Куянами. Куяны, говорит он, ведут войну с Землей. Мы находимся слишком
далеко, чтобы помочь отражать захватчиков, но мы можем напасть там, где они меньше
всего ожидают – на их родную планету.
Бегающие огоньки слева от Командующего соединяются в трехмерную картинку Куянина,
ящерицы семи футов высотой, стоящей на ее задних лапах, ее хвост слегка касается
поверхности. Глаза желтые с ромбовидной радужной оболочкой, и острые клыки
высовываются из её зияющего рта. Трёхмерное изображение медленно вращается, так что
мы можем как следует рассмотреть врага. У ящерицы большой палец отстоит от
остальных, это означает, что в отличие от динозавра она может держать вещи.
Изображение изменяется, и мы видим Куянина в его космическом боевом скафандре. Он
выглядит похожим на наш собственный скафандр, хотя шлем другой формы, и на спине
один-единственный баллон вместо наших трех. Заметьте, что нет признака хвоста, когда
Куянин в боевом скафандре, говорит Командующий. Он объясняет, что хвост
приспособлен для хватания, и сейчас он не используется. Биологи считают, что он
полностью отомрет за следующие несколько тысяч лет.
Куянин исчезает, и на его месте появляется звездный корабль Куян, белая иголка с
маленьким плавником сзади. Они быстры и очень маневренны в космосе, вдали от
атмосферы. Наши же корабли имеют меньшие двигатели, но большие крылья, что
означает, что мы имеем преимущество в атмосфере, так что наша стратегия – подвести их
поближе к поверхности планеты до нападения. Два типа судна сопоставимы в
вооружении, лазерном оружии и с наводящимися по тепловому лучу ядерными бомбами,
таким образом исход сражения зависит от умения экипажей. И, говорит он, возвышая
голос, это сражение мы выиграем.
Все как один мы встаем и приветствуем нашего Командующего, а затем мы кричим
"Победа! Победа! Победа!". Мы делимся на группы по три человека - пилот, бомбардир и
навигатор. Пилот моей группы - миниатюрная девушка с коротко стриженными светлыми
волосами и без какой-либо косметики, её единственный признак женственности -
небольшая выпуклость грудей под униформой. Ее имя - Джилл Манетт. Бомбардир - негр,
мускулистый и приземистый, такого же роста как Джилл, но вдвое шире. Он часто
усмехается и шутит. Его зовут Ксавьер Барриморе.
Наш звездный корабль находится во втором эшелоне под номером девять. Мужчины в
белых комбинезонах и серебристых шлемах суетятся вокруг, проверяя и перепроверяя, в
то время как некоторые из бойцов все еще вооружаются.
Главные двери ангара все еще закрываются, но звуки сирены говорят нам, что пришло
время вылетать. Двери модуля открыты, Джилл, Ксавьер и я заходим в них, становимся не
прикасаясь друг друга и держа оружие под прямым углом к нашим телам. Двери шипят,
закрываясь, и бронированные пластины прикрепляются к нашей одежде. Когда двери
открываются, мы с ног до шеи покрыты черными пластинами из углеродистого волокна,
гибкими и довольно удобными, но при этом способными противостоять вакууму и
попаданию лазера. Мы поднимаемся наверх в наши грави-кресла. Наши шлемы готовы и
ожидают нас. Воздух перестает поступать, и я немедленно включаю подачу воздуха из
баллонов. Джилл и Ксавьер делают то же самое. Внешний люк закрывается. Мы одни,
окружены неистовой деятельностью, но тем не менее одни. Мы - команда. Джилл и я
сидим рядом в передней части. Передо мной вторая панель управления, но она только для
чрезвычайного использования. Моя задача состоит в том, чтобы контролировать
компьютеры и поддерживать
связь с остальными кораблями нашего эшелона и с командованием. Ксавьер сидит в
задней части, где он управляет защитой и вооружением.
Один за другим бойцы сигнализируют об их готовности, пока все три эшелона не готовы.
Тогда техники исчезают, и двери огромного ангара медленно поворачиваются, открывая
путь в космос. Ревут двигатели, и корабли первого эшелона вылетают из ангара группами
по три. Наш корабль сильно вибрирует, пока Джилл проверяет наши двигатели, затем мы
стартуем и вылетаем наружу, среднее судно первого звена нашего эшелона. Я
оборачиваюсь через правое плечо и вижу огромный корабль позади нас. Это, кажется,
продолжается вечно. Мы наклоняемся направо и снижаемся относительно корабля-базы. Я
впервые вижу планету, сине-оранжево-желтый шар.
Эффект хорош, очень хорош. На меня производит впечатление женщина, которая записала
этот пси-диск. Визуальные эффекты прекрасны, есть только небольшая вспышка, когда я
смотрю на звезды искоса, и звук тоже превосходен. Есть неопределенный запах каучука от
шлема, и у воды для питья слабый вкус хлорки. Я могу почувствовать пластины,
прижавшиеся к моей плоти через ткань униформы. Джанет Дево знала ее дело.
Большинство людей не имеют никаких проблем, когда представляют визуальную и
слуховую стороны, но другие три чувства – это то, что отделяет пользователей от
Фантазеров. Пробуйте это сами. Закройте ваши глаза и думайте о яблоке, зеленом и
блестящем. Теперь вообразите звук, который возникает, когда Вы надкусываете яблоко.
Это труднее, но большинство людей может это сделать. Теперь поднесите близко к вашему
носу и пробуйте обонять его запах. И вкус на вашем языке. Теперь удерживайте
изображение яблока в вашей голове, но заставьте его пахнуть как лимон, с вкраплениями
запаха персика и груши. Чертовски невозможно для 99,99 процентов людей. А другие 0,01
процент - Фантазеры, как я и Джанет Дево. Но даже среди Фантазеров есть степени
умений, и видимо она из высшего диапазона. И это ее только четвертый пси-диск.
Голос Командующего наполняет мой шлем. Он ведет центральное судно первого звена
первого эшелона, как обычно. Он говорит со всеми бойцами, сообщая нам, что враг
взлетел и что мы вступим в огневой контакт в течение четырех минут. Он не сказал нам
что-то, что мы уже не знаем, потому что все навигаторы уже видят на экранах огни
вражеских кораблей, но он наш Командующий и всегда говорит с нами перед боем,
сообщая нам, что он с нами и ведет нас.
"Сделайте так, что бы Земля гордилась вами," говорит он, и затем мы прекращаем связь.
Космический бой настолько скоротечен, что в связи между кораблями нет никакого
смысла, нет времени, чтобы прокричать предупреждение или сообщить другим бойцам,
что нужно сделать. Все, что важно - навык пилота, скорость и точность бортовых
компьютеров, и программирование компьютеров. В течение сражения нет работы для
навигатора, только у пилота и бомбардира, причем даже бомбардир не так важен по
сравнению с его компьютерами. Большинством оружия в сражении управляет компьютер.
Джилл быстро улыбается мне, и я показываю ей большой палец. Мы не можем увидеть
Ксавьера за нами, но я думаю, что он столь же возбужден.
"Три минуты," - говорит Джилл по внутренней связи. На экране становится больше
отметок, обозначающих вражеские корабли, и они разветвляются. Куяне похоже
работают в группах из шести кораблей, пять спереди и шестой немного позади. По
крайней мере десять групп шестерок, таким образом нас превосходят по численности.
"Выглядит как будто они ждали нас," - говорит Джилл, и Ксавьер матерится.
"Две минуты."
Теперь планета занимает почти четверть нашего обзора, но все еще нет ощущения
движения к ней, поскольку видно очень немного деталей её поверхности, только
неопределенные цвета. И множество вражеских кораблей, теперь на экране уже
восемьдесят отметок.
"Одна минута," -говорит Джилл. Мой рот пересох, и я пью воду из соска в шлеме. Мне
трудно её проглотить. Я смотрю налево и направо, но не вижу двух других кораблей
нашей тройки. Они должны лететь немного ниже нас. Далеко слева я вижу, что крошечная
звездочка перемещается в нашу сторону, она может быть другим кораблем из нашего
эшелона, но я не уверен в этом.
"Начали," - говорит Джилл, космолет заваливается вправо и мне кажется, что меня
ударили кулаком. В моих глазах радужные пятна от ускорения, и я ничего не вижу, но
когда я снова смотрю на экран, то обнаруживаю группу из шести огней позади нас.
Оружейный компьютер стреляет из лазеров.
"Мы подбили одного!" - вопит Ксавьер, и затем я с трудом воспринимаю
действительность, поскольку Джилл бросает космолет в штопор, ныряет и крутит, потом
она бросает корабль влево, и мы летим прямо в планету. Теперь сзади четыре вражеских
корабля, но спереди все больше и больше новых отметок.
"Это смертельная западня," - кричит Джилл, бросая корабль из стороны в сторону. Одно из
вражеских звеньев преследует нас. Я слышу громкий взрыв с левой стороны,
поворачиваюсь и вижу, что один из кораблей нашего звена исчезает в облаке пламени. Я
улыбаюсь, потому что в действительности я не смог бы услышать взрыв - звук не может
распространяться в космосе. Я получаю маленькое чувство удовлетворения, зная, что мисс
Дево не была слишком умна, а затем космолет начинает вращаться снова, и я почти теряю
сознание.
Я слышу крики Ксавьера в моем шлеме, и Джилл резко приказывает ему прекратить. Еще
один взрыв, на сей раз справа, затем наш космолет раскачивается, поскольку мы поражены
ударной волной (другая ошибка мисс Дево, потому что ударные волны не могут
распространяться в вакууме). Мы остаемся единственным уцелевшим кораблем в звене.
Бог знает, сколько осталось из нашего эшелона, но я вижу вспышки в атмосфере, где
находится наш первый эшелон. Интересно, есть ли успех у Командующего.
Джилл бросает нашего космолет в сторону, я чувствую сильную вибрацию, поскольку мы
влетаем в атмосферу. Тонкий, на грани ультразвука писк, поскольку Джилл выдвигает
крылья нашего космолета, и вибрация постепенно затихает. Всё больше вспышек лазеров.
Я смотрю на экран и вижу, что нас преследуют пять космолетов Куян, Ксавьер вопит
"Получи!", и один исчезает.
У нас в запасе две мины с лазерным наведением, по одной под каждым крылом, и я слышу
Ксавьера, бормочущего себе под нос координаты двух вражеских кораблей, преследующих
нас.
Корабль дважды наклоняется, две мины выброшены за борт, секунду спустя включаются
их ракеты - носители, и они начинают преследование. Я пристально наблюдаю за экраном
и вижу, что те два корабля, для которых предназначены
Бомбы, стараются уклониться, но впустую, мины догоняют их, и два огонька исчезают с
экрана.
"Двое осталось," - говорит Ксавьер, "и у нас больше нет мин."
"Незачем сообщать очевидное," - говорит Джилл. "Мы всё можем видеть на экранах."
Мы теперь так близко к планете, что она больше не похожа на земной шар. Она плоская, и
кажется, что она над нашими головами. Мы летим вверх тормашками, потом Джилл
переворачивает корабль, и кровь приливает к моей голове. Хороший эффект.
Она продолжает бросать корабль из стороны в сторону, пока мы не поднимаемся вверх, а
Куяне не оказываются ниже нас.
Голос Командующего заполняет наши шлемы, впервые нарушая радио-тишину.
Прием плох, его голос потрескивает, но слышно достаточно хорошо, что бы понять, что
первый эшелон был разбит Куянами, и что мы должны прервать нападение и отступить на
базовый корабль.
"Потрясающе," - говорит Джилл. "Мы влезли в неприятности, посадив их к нам на хвост, а
теперь мы должны отступить. Я бы хотела, чтобы он ещё подумал. "
Строй Куян разделяется, и еще два космолета пристраиваются в наш хвост. Мы недалеко
от поверхности планеты, и атмосфера замедляет нас, так что Куяне нагоняют нас, но
атмосфера также означает, что мы становимся более маневренными, таким образом мы
будем иметь преимущество, если станем сражаться, но потеряем его, если побежим.
"Мы оказываемся перед необходимостью бороться," - говорит Джилл, выдыхая.
Она задирает нос нашего космолета, и мы входим в затяжную петлю, лазеры
автоматически стреляют. Мы взрываем один вражеских космолет, а другой падает вниз с
горящей левой ракетой - носителем. Джилл снова бросает космолет из стороны в сторону,
но два метра нашего правого крыла исчезают в синей вспышке.
"Мы подбиты!" - вопит Ксавьер.
"Тихо," - кричит Джилл, борясь с управлением. Очевидно, она не может удержать
космолет, поскольку мы начинаем падать.
"Проверьте окружающую среду," - говорит она мне, но прежде чем я успеваю двинуться,
компьютер делает это автоматически.
Температура тропическая, но терпимая, атмосфера более богата кислородом, чем Земля,
но с меньшим количеством азота и более высокой концентрацией углекислого газа.
Влажность намного выше, чем на Земля. Неудобно, но терпимо, хотя Бог знает, какие там
бактерии и вирусы.
"Активизируйте аварийный маяк," говорит Джилл, и я нажимаю кнопку на пульте.
"Просчитайте место приземления," - говорит она, но прежде, чем я успеваю ответить, она
говорит мне, что сделает это сама, и экологические данные на экране сменяются картой
поверхности. Маленький круг вспыхивает около центра экрана с маленькой зеленой
надписью "Оптимальная Зона Приземления".
"Вот," - говорит Джилл. "Приготовьтесь катапультироваться."
Она удерживает космолет так, чтобы мы нырнули вниз, затем раздается грохот, и
спасательная капсула с нами отрывается от корабля. У спасательной капсулы есть
собственные двигатели, но они не достаточно мощные, что бы вернуть нас в космос.
Корабли Куян оставляют нас и разворачиваются, что бы напасть на остальные космолеты
нашего эшелона. Джилл старается держать нас на курсе к выбранному месту приземления,
затем мы проваливаемся вниз к поверхности. Джилл быстро рассказывает, что нам нужно
сделать, когда мы приземлимся. Она говорит нам захватить наше оружие, прикрепленное
сзади наших кресел, и наши комплекты для выживания. Мы будем должны отключить
наши шлемы и убраться от капсулы подальше, поскольку через минуту после приземления
она самоликвидируется.
"ОК?" – спрашивает она.
"ОК," – отвечаю я, и Ксавьер делает то же самое. Я надеюсь, что я не выгляжу столь же
возбужденным, как он.
"Подготовитесь к посадке," – говорит она, и начинает отсчитывать в сотнях метров
расстояние до поверхности.
"Четыре, три, два, один, держитесь," - говорит она, и мы хлопаемся на поверхность.
Кресла приглушают удар, но у меня сбивается дыхание. Осязательные ощущения
невероятны, эта Фантазерша действительно знала свое дело.
Я хватаю мое оружие и обойму и вытаскиваю комплект для выживания из подлокотника, а
затем отсоединяю шлем. Головой экран немедленно отключается. Я поворачиваюсь, чтобы
посмотреть на Ксавьера. Он возится со своим комплектом. Джилл проклинает его, и от
этого он становится еще более неуклюжим, но вскоре он готов. Джилл кричит "Открыть
кабину", колпак кабины отбрасывается назад, и в кабину врывается горячая и липкая
Куянская атмосфера. Мы выпрыгиваем из кабины в оранжевую грязь и бежим,
проваливаясь по лодыжки, к зарослям синеватых деревьев. Ксавьер первой добегает до
вершины холма, потом Джилл, а я фактически ныряю на вершине. Мы катимся вниз за
толстый ствол дерева. Взрыв оглушителен, и мы чувствуем ударную волну и сотрясение
почвы, а затем обломки металла и пластмассы проносятся через деревья поверх наших
голов. Когда я приподнимаю голову, капсулы уже нет, только тлеющий кратер в грязи. Мы
совсем одни на чужой планете.
Я сижу и изучаю окрестности. Небо ярко-желтое, вдали гряда зубчатых гор, белых ближе к
вершине, видимо в снегу, и синих в основании, возможно из-за растительности. Большая
часть растительности имеет синеватый оттенок, возможно хлорофилл на Куей отражает
синий диапазон спектра, а не зеленый. Я просматриваю горизонт и всюду вижу горы. Мы
находимся на огромном плато, пересеченными островками деревьев и кустарников. Не
заметно животных и насекомых.
От влажной почвы поднимается пар, и воздух насыщен влагой. Мое лицо покрыто
каплями пота, но телу прохладно, поскольку об этом заботится скафандр.
Чтобы узнать, насколько хороша мисс Дево, я срываю с дерева, за которым мы спрятались,
горсть листьев и прижимают их к носу. Слабый запах тмина. Я кладу один лис в рот и
медленно жую. Похоже на жевательную резинку со вкусом мяты. Я впечатлен, очень
впечатлен. У Фантазерши удивительное чувство деталей, она записала такие эффекты,
которые даже не заметило бы большинство зрителей.
Мы все еще одеты в шлемы, но они открыты, чтобы мы могли дышать. Джилл и Ксавьер
не замечают, что я жую синие листья.
"Что теперь?" - спрашивает Ксавьер у Джилл. Даже несмотря на то, что у нас больше нет
корабля, она все еще Пилот, который ответственен за нас.
"Нам надо идти," - говорит она без колебаний.
"Но спасатели прибудут в наше последнее местоположение, о котором мы сообщили," -
говорит Ксавьер.
"Там же будут и преследователи," - отвечает Джилл. "Куяне, должно быть, передали наше
местоположение на их базу, иначе бы они последовали за нами. Нет, мы уходим. Если
прибудут наши спасатели, мы их увидим."
Ксавьер страдальчески смотрит на меня. Да, я тоже заметил, что она сказала "если", а не
"когда".
Мы идем быстрым шагом, Джилл в середине, Ксавьер с левой стороны, я справа.
По грязи тяжело идти, но скафандры сохраняют кожу сухой. У нас нет карты и никаких
идей относительно того, куда мы идем, единственный план Джилл, кажется, состоит в том,
чтобы как можно больше увеличить расстояние между нами и все еще дымящимся
кратером позади нас.
Через несколько километров мы задыхаемся и непрерывно перебрасываем наше оружие с
плеча на плечо. Ксавьер хочет взять напиток из его пакета для выживания, но Джилл
говорит ему успокоится.
Желтое небо начинает темнеть, и в стороне мы слышим жуткий вой - это могло оказаться
животным или насекомым, мы не можем сказать точно. Горная цепь, к которой мы идем,
не становится ближе, и после еще нескольких километров Ксавьер спрашивает Джилл,
чем она обеспокоена.
Прежде чем она успевает ответить, что воздух наполняет рев двигателей, идущий сверху.
Это черный реактивный самолет размером приблизительно с половину космолета, но с
более широкими крыльями и двумя большими вертикальными килями в хвосте. Это не
Земная машина. Враг нашел нас.
"К деревьям," - вопит Джилл. "Бежим!"
Мы бежим к самой близкой группе деревьев, пригибаясь и нащупывая оружие. Самолет
останавливается в воздухе приблизительно в одном километре от нас, медленно вращаясь.
"Они нас заметили?" - спрашивает Ксавьер, и Джилл пожимает плечами. Он получает
ответ на свой вопрос через несколько минут, когда прилетают еще два черных самолета.
Троица окружает нас, и затем они одновременно приземляются.
"Возьмите ваше оружие," - шепчет Джилл. "Вы берете тот," - она ведет стволом вправо,
"Ксавьер, Вы позаботитесь о том, что позади нас. Я возьму тот, который слева."
Некоторое время ничего не происходит, самолеты стоят в грязи, двигатели выключены.
Потом все три испускают трескучий звук, и от самолетов опускаются пандусы.
"Приготовились," - говорит Джилл.
С пандусов спускаются серебристые кубы, высотой с человека. Они соскальзывают в
грязь, а потом пандусы поднимаются. Взрёвывают двигатели самолетов, и вся троица
поднимается в небо.
"Что, черт возьми, происходит?" - говорит Ксавьер, поднимаясь. Его скафандр измазан
оранжевой грязью.
"Сохраняй позицию," - командует Джилл. Она держит нас в боевом положении еще
добрых пять минут, но самолеты не возвращаются.
"ОК," - говорит она в конце концов. "Давайте проверим эти кубы."
Мы вместе идем к одной из серебристых коробок. Ксавьер пробует обойти вокруг, но
утыкается в невидимую стену. Я пробую пройти вокруг в противоположном направлении,
но со мной случается то же самое. Мы идем вдоль силового поля к следующему кубу, и
потом к третьему. Мы пойманы в ловушку в равностороннем треугольнике,
приблизительно в два километра шириной.
"Однако," - говорит Джилл, "давайте посмотрим, что может сделать бластер."
Мы идем в центр треугольника, она прицеливается в один из кубов и стреляет. Ничего не
происходит. Она пробует еще раз. Ничего. Ее бластер не работает. Она проверяет обойму,
но та полностью заряжена. Ксавьер пытается выстрелить, но его бластер тоже бесполезен.
И мой.
"И что теперь?" - спрашивает Ксавьер.
"Теперь мы ждем," - говорит Джилл.
Нам не приходится долго ждать. Прилетает своего рода вертолет, длинный тонкий
цилиндр с тремя винтами, летя низко и почти тихо. Он приземляется вне нашей
треугольной тюрьмы. Винты продолжают крутиться, люк открывается, и показываются
три фигуры. Они одеты в скафандры и шлемы, которые Командующий показывал нам в
комнате брифинга. Куяне.
У всех троих бластеры. Они медленно идут к ближайшему кубу.
"Бросьте ваше оружие и идите к нам," – кричит одна из фигур, его голос усилен
динамиком.
"Мы должны сделать, как он говорит," - говорит Джилл. "Все равно наше оружие
бесполезно."
Мы бросаем бластеры и поднимаем руки.
"Идите к нам," – говорит Куянин, и мы повинуемся. Одна из фигур подходит к
серебряному кубу и словно поглаживает его, и мы все трое проходим через силовое поле.
Куянин несет пластмассовую веревку, которой связывает наши руки сзади спины, потом
мы бредем к вертолету и заползаем в него через люк. Еще два Куянина охраняют более
полудюжины Земных летчиков. Джилл узнает девушку с нашивкой пилота и кивает ей.
Мы садимся на пол в конце кабины, наши охранники закрывают люк, и мы стартуем. В
кабине нет иллюминаторов, так что мы не имеем понятия, как высоко мы летим и в какую
сторону, но через 15 минут слышно изменение шума двигателей, и мы приземляемся.
Три вооруженных Куянина выходят наружу, и вскоре возвращаются с еще двумя
пленниками, и пихают их на пол рядом с нами. Один из них навигатор, другой пилот. У
пилота разбит лоб над левым глазом, а его рука забинтована.
Мы снова взлетаем. Пять раз мы садились и каждый раз пленников прибывало. Потом мы
долгое время летим без остановок. Никто не разговаривает. Один раз Ксавьер открыл рот,
но один из Куян вышел вперед и ударил его прикладом в лицо.
В конце концов вертолет приземляется и мы выходим наружу. Мы находимся на крыше
высокой башни, похоже что это космопорт, вокруг множество космокатеров Куян, больших
крейсеров и грузовых кораблей. Множество башен, все с вертолетными площадками на
крышах. Нас препровождают к круглому выступу в центре крыши. Две металлических
двери шипят, открываясь, и нас запихивают в стальную комнату. Это лифт, и мы быстро
спускаемся. Мы двигаемся слишком долго, чтобы проехать всю башню, поэтому я
предполагаю, что мы оказываемся под землей. Мои уши закладывает от изменения
высоты.
Двери лифта открываются в длинный белый коридор, и нас препровождают к двери,
которую охраняют два Куянина. Их шлемы сняты, и мы впервые можем увидеть лица
нашего врага, чешуйчатую кожу и дьявольские желтые глаза. Они зло усмехаются, и
черный разветвленный язык выпрыгивает из рта, как у змеи. В ногах одного из охранников
есть серебряный куб, и он наклоняется, чтобы коснуться его прежде, чем мы заходим
внутрь.
Мы находимся в высокой круглой комнате, в пять человеческих ростов. Вблизи потолка
расположено зеркало, обегающее комнату по кругу, в несколько метров высотой. Я вижу
только отражение, но уверен, что позади зеркала находятся Куяне, изучающие нас. Я
оглядываюсь и вижу, что охрана снова поглаживает куб. Дверной проем - единственный
выход.
Стены и пол оранжевого цвета, и, кажется, вырезаны в скале. Потолок над нами желтовато
светится, это единственный источник света в комнате.
Нас заставляют встать в одну шеренгу. Джилл отделяют от Ксавьера и меня. Она
улыбается, как будто хочет сказать "не волнуйтесь." Нас 18, дюжина мужчин и шесть
женщин. Наши пятеро охранников, все еще одетые в скафандры и шлемы, стоят перед
нами, держа оружие наготове.
Средний из них - возможно лидер – выходит на полшага вперед. "Снимите ваши
скафандры," - говорит он.
Голос звучит громко, как будто через динамик. Никто не двигается. Он поворачивается и
делает жест одному из его коллег, который прицелился в голову одной из женщин-
навигаторов. Я подумал, что он будет угрожать ей, но он стреляет, и ее голова исчезает в
облаке красных брызг, и тело падает на пол. Мы все испуганы и стоим с открытыми ртами.
Я сильно испуган.
"Всем немедленно повиноваться," - говорит лидер. "За отказ - смерть. Снимите ваши
скафандры. "
Мы делаем как он говорит и кладем их на пол перед нами. Два из Куян собирают их
и бросают в груду в углу комнаты. Один из Куян медленно идет вдоль нас, читая наши
имена и звания и произнося их в маленькое записывающее устройство. Когда он
заканчивает, он вручает его лидеру.
"Для Вас война закончена," говорит он. "По крайней мере в настоящий момент. Четыре
пилота, шесть бомбардиров и восемь навигаторов. Точнее семь навигаторов. Это всё, что
осталось от вашего космофлота."
Несколько из нас наклоняют головы, пряча позор, но я смотрю прямо вперед. Я
вижу мое отражение в стекле его шлема.
"Сейчас время, чтобы вы сделали выбор," – говорит он и снимает шлем. Его коллеги
снимают шлемы в это же самое время. Земляне издают удивленный ропот, более громкий,
чем когда они убили навигатора. Они такие же люди, как и мы.
У лидера глубокие синие глаза и светлые волосы. Его кончик носа вздернут, его волосы
слегка завиваются, его черты лица просто ангельские. Его компаньоны все мужчины, всем
им около тридцати лет, все с волосами немного более длинными, чем у нас. У одного из
мужчин черная бородка, тогда как ни в одном из Земных войск нет никого с
растительностью на лице.
Эти мужчины не солдаты Земли, но они держатся как солдаты, и они определенно с нашей
планеты. Голос лидера, после того как он снял шлем, кажется нормальным.
"Мы тоже когда-то были побеждены в сражении с силами Куяна," - говорит он. Он
улыбается, но это не приятное выражение, а как будто он вспоминает какой-то жестокий
случай из его прошлого, возможно выдергивание крыльев у мухи или мучение маленькой
птички.
"Мы решили присоединиться к Куянам как наемники. Мы воюем с ними вместе в наших
собственных эскадрах, с нашими собственными командирами и Земным Командующим.
Мы - лучшие воины, и мы победим." Его улыбка расширяется, но она не в состоянии
передать теплоту. Кроме раскрытого рта, показывающего его зубы, его лицо полностью
лишено любой человеческой мимики.
"Теперь у вас есть выбор, тот же самый выбор, с которым мы столкнулись несколько лет
назад. Вы можете бороться вместе с нами ...... " - он делает паузу для эффекта, ведя его
бластером слева направо, поочередно направляя его на каждого из нас. "Или вы можете
умереть," - говорит он.
Он впервые повышает голос. "Все те, кто хочет присягнуть Куянской Империи, два шага
вперед. "
Я смотрю налево, а затем направо. Никто не двигается, все кажутся смущенными. Я не
знаю, что сделать. Ксавьером принимает решение за меня. Он хватает меня за руку и
удерживает.
Один из бомбардиров, маленький, коренастый человек, с головой, похожей на грушу,
первым выходит из шеренги, его взгляд застыл на стене перед ним. Один или двое мужчин
в шеренге проклинают его, но тихо, шепотом, как будто опасаются наказания.
Выходит второй, на сей раз пилот с перевязанной рукой, который был захвачен вскоре
после Ксавьера, Джилл и меня. Он тоже смотрит прямо перед собой. Я смотрю на
Ксавьера, он хмурит глаза и качает головой. Я очень испуган и задаюсь вопросом, не
может ли это быть тем местом, когда умер Фантазер. Я думаю о выходе в реальный мир,
но отклоняю эту идею. Макс не станет подводить меня. Я уверен в этом. Я надеюсь на это.

Еще двое мужчин выходят вперед, оба бомбардиры. Я горжусь тем фактом, что ни один
навигатор не стал предателем.
"Это все?" - спрашивает воин с ангельским лицом. Больше никто не двигается. Я могу
чувствовать уколы в моей груди, мне тяжело дышать, но я не уверен, является ли это моей
собственная реакцией, или же это эмоции, записанные мисс Дево на пси-диск. Если это её
эмоции, тогда это один из наиболее передовых пси-дисков, которые я когда-либо видел, и
она заслуживает Оскара. Мой рот пересох и я не могу сглотнуть.
"Очень хорошо," - говорит ангел. Он кивает его людям, и они прицеливаются из их
бластеров. Я закрываю глаза, они начинают стрелять и я слышу падение тел на пол, но нет
боли, нет ощущения огня, нет ослепительного света. Я открываю глаза. На полу лежат
мертвые тела четырех мужчин, которые вышли из нашей шеренги. Пилот с забинтованной
рукой лежит на его спине с удивленным выражением на лице, в его груди тлеет дыра.
Коренастый бомбардир лежит на боку, с окровавленной раной под ребрами, он был
застрелен, когда поворачивался, чтобы бежать.
Ксавьер смотрит на меня с выражением "я говорил тебе". Я хочу обнять его.
Ангел идет вдоль шеренги, обходя трупы.
"Хорошо," - говорит он. "Только четверо. Двадцать два процента. Меньше четверти. У
Куян нет желания принимать воинов, которые готовы перейти на сторону врагов с такой
готовностью.
Не делайте ошибок, и по крайней мере половина из Вас будет служить в военной машине
Куян, но мы будем решать, кто будет бороться и кто умрет. Вы сейчас пойдете в ваши
комнаты и станете принимать пищу. Завтра мы сделаем заключительный выбор."
Он отпускает нас, мы выходим из комнаты и идем назад по коридору. Нас делят на
меньшие группы, уводят в различных направлениях через лабиринт коридоров, и
помещают в индивидуальные комнаты, размером два на три метра, высотой в два
человеческих роста, без окон и двери. Вход охраняется серебристым кубом, меньшим чем
те, которые удерживали нас в треугольной тюрьме на поверхности планеты. Я даже не
пробую выйти. Я жду.
Комната сделана от того же самого оранжевого материала, с светом, проникающим из
желтого потолка. Нет чувства времени, мои часы у меня отобрали. Все, что у меня есть -
униформа и ботинки.
В конце концов за мной приходят два охранника, одного из них я узнаю, он был одним из
пяти охранников в зале, тем, который читал наши имена и произносил их в записывающее
устройство. Он наклоняется и касается куба, а затем машет рукой, чтобы я вышел в
коридор. Они становятся по обе стороны от меня и ведут обратно в зал. Группа
заключенных уже ждет, я вижу Ксавьера и Джилл, и они оба машут мне. Они стоят и
спокойно разговаривают, и я иду к ним, но один из охранников, мужчина средних лет с
рыжими волосами и шрамом на шее, кричит нам выстроиться в шеренгу. Я успеваю дойти
до Ксавьера, но Джилл оказывается в другом конце шеренги.
Мы стоим по стойке "смирно", пока остальная часть Земных войск становится в конец
шеренги. В этот раз гораздо больше охранников с бластерами, как будто они ожидают
проблем.
Перед нами снова стоит ангел, его ноги раздвинуты и его подбородок высокомерно
вздернут.
"Вчера я сказал вам, что у вас будет выбор, чтобы служить Куянам, что мы хотим принят в
наемники лучших из вас. Но я не сказал вам, что в каком-то смысле вы все поможете
военной машине Куян. Если вам повезет, то вы будете служить солдатами. Как воины.
Теперь я покажу вам, что будет с теми, кто не станет воинами." Холодная улыбка сползает
с его лица, и он кладет руку на рукоятку бластера. Стена позади него медленно
раздвигается, показывая большой экран. Изображение на экране столь ужасно, что
понадобилось несколько секунд, чтобы осознать то, что мы видим.
Это - наш Командующий. То, что осталось от него. Он лежит на пародии на больничную
койку, белой кушетке, прикреплен к ней цепями, и его голова зажата в металлический
обруч. Он в сознании, мы видим, что его глаза иногда моргают. Рядом с ним большая
машина, похожая на коробку с цилиндрами и толстой серой пластмассовой трубой,
ведущей от машины к его рту, и с трубами, содержащими красную жидкость (кровь?),
ведущими к его шеи, и другой, более толстой трубе, ведущей к его животу. Командующего
не покрывает простыня, и мы можем ясно разглядеть, что было сделано с ним. Его правая
нога удалена возле паха, а левая нога отрезана в лодыжке. Обе руки отсутствуют, одна
отрезана в плече и одна возле локтя. Вместо одного его глаза – яма, заполненная
спекшейся кровью.
Ангел не оборачивается. "Те из вас, кто не хочет воевать рядом с нами, будут помогать тем,
кто воюет," – говорит он. "Иногда наших людей ранят в сражении, и мы заботимся о них.
У нас лучшая медицина в галактике, не существует ран, которые мы не сможем
вылечить ......, если мы можем получить запасные части."
Ксавьер стоит, широко открыв рот, и дышит как лунатик.
"Те, кто не воюют, будут использоваться, чтобы дать жизнь тем, кто сражается. После
трусливого нападения землян нам требуются разные части тел. Все, кто не использован
полностью, сохраняются с помощью системы жизнеобеспечения. Это не самый приятный
способ жить. Или, возможно я должен сказать, это не самый приятный способ умирать."
Четыре охранника, стоящие рядом с ним, прицеливаются, и я слышу, что охранники
позади нас делают то же самое. Одна из женщин кричит, но я не оборачиваюсь.
Ангел продолжает. "Теперь у вас есть выбор, о котором я вчера сказал вам. Вы можете
бороться вместе с нами, или вы можете умереть. Позвольте мне повториться, вы поможете
нам в любом случае. Нет позора в том, что вы выберите путь солдата. Те, кто
присоединятся к нам, будут обучаться взглядам Куян, философии Куян, и вы станете
сражаться, потому что вы захотите этого. Но если вы сейчас не захотите воевать, то у вас
не будет другой возможности выбора."
Он смотрит на каждого из нас, на один за другим. Мое сердце леденеет, когда его глаза
смотрят на меня.
Ангел жизни и смерти.
"Те, кто хочет сражаться, два шага вперед," - лает он.
Снова решение принимается за меня, когда Ксавьер выходит вперед и тянет меня за ним.
Только один мужчина и две женщины не двигаются. Теперь наше количество
уменьшилось до десяти.
Ангел, кажется, рад, и водит его рукой по прикладу бластера.
"Хорошо," - говорит он. "Очень хорошо. Теперь вам нужно пройти еще одну ступень,
прежде чем вы начнете боевое обучение. И это будет вашим первым уроком философии
Куян. В обществе Куян сильно доминирует мужчина. Женщины не сражаются, и при этом
они не поддерживают контактов с мужчинами, кроме случаев, когда они спариваются.
Роль женщины - исключительно деторождение и воспитание детей до половой зрелости.
При достижении половой зрелости мужчины отделены от женщин. Образование,
медицина, бизнес, наука - все это прерогатива мужчин."
Одна из женщин в шеренге вздыхает, и я начинаю думать, что возможно он хочет сказать
нам, что собирается освободить женщин.
"Куяне настаивают, чтобы мы следовали их философии, так что плененные женщины не
могут сражаться в нашей наемной эскадре. Их вера также запрещает нам пользоваться
женскими запасными частями для мужчин."
Становится интересно, что случится с двумя женщинами, которые уже вне шеренги. Я
уверен, что у него есть какая-то зловещая идея относительно женщин. Я смотрю на
Джилл, и она подносит руку ко рту, как будто она знает, что случится.
"В вашей группе есть три женщины, совершенно бесполезные, кроме как для вашего
следующего теста." Теперь он обращается только к мужчинам в шеренге, как будто
женщины прекратили существование.
"Теперь вы должны доказать, что вы готовы поставить крест на вашем прошлом и
полностью согласиться с вашими новыми владельцами."
Один из охранников идет вдоль шеренги и вручает каждому из нас охотничий нож из
отличной стали. Они бесполезны против охранников с бластерами, но невооруженные
женщины – совсем другой вопрос.
"Вы должны убить женщин вашего вида," - говорит ангел. "Вы должны сделать это, если
хотите присоединиться к нам. Мы все прошли через это. Это - ваш выбор. Ваши новые
хозяева наблюдают ... "- он поднимает глаза к зеркалам наверху " ... и чем лучше вы
сделаете это, тем лучше будет ваша перспектива. "
За зеркалами я могу почувствовать глаза Куян, смотрящих на нас.
"Кроме того, примите во внимание, что, если вы не сможете сделать этого, то вас убьют.
Это путь Куянина. Путь воина. "
Он медленно отодвигается назад, ближе к оранжевой стене. Другие охранники делают то
же самое и встают кольцом возле стен комнаты, держа бластеры наготове.
Ангел достает из кармана баллончик с аэрозолем, похожий на том, который мы
используем для освежения дыхания. "Чтобы облегчить вашу задачу, снять ваши
моральные запреты, наши владельцы разработали этот препарат. Он действует как
стимулянт и возбуждающее средство." Он подходит к шеренге и прыскает из балончика в
каждого из нас, а затем отходит подальше и кладет аэрозоль в карман.
"Начинайте," - говорит он.
Нож отлично лежит в моей руке, тяжелый, но хорошо сбалансированный. Несколько
бамбардиров делают стремительные взмахи ножами, мужчины, которые привыкли
работать с компьютерами, наконец добрались до холодной, прочной стали. Женщины не
знают что делать, они жмутся друг к другу как испуганные овцы. Джилл держит руку на
плече женщины, которую она узнала в вертолете.
Ксавьер стоит рядом со мной и кажется, загипнотизирован блестящим лезвием, в его
глазах отсутствующий взгляд и капли пота на лбу. Один из мужчин бросает нож на пол и
пытается проскользнуть мимо охранников у выхода, натыкается на силовое поле и падает
обратно в комнату, прижав руки к носу. Кровь капает на пол, красная на оранжевом.
Охранник слева от двери шагает вперед и стреляет ему в голову. Кровь разбрызгивается по
полу, тело падает на пол, а его голова отлетает к стене и бьется об неё с вызывающим
отвращение глухим стуком.
"Мы должны сделать это," - говорит Ксавьер, размахивая ножом на уровне живота. "Я не
хочу закончить жизнь в банке со спиртом. Мы должны сделать это, если собираемся
выжить. "
Я ничего не могу сказать, я знаю, что, если честно, есть напряжение между моих ног, и
ожидание эрекции. Я только наблюдаю со стороны, но я не могу подавить мое
возбуждение. Я не знаю, моя ли это собственная реакция на пси-диск, или же мисс Дево
ввела подсознательные вкрапления, как добавление музыки в кинофильм усиливает
эффект. Брызги аэрозоля были хорошей идеей, это поощряет зрителя вовлечься в процесс,
лучше чувствовать, что он делает, и можно возложить ответственность на гормональный
туман.
Теперь мы раскололись на две группы, столпившиеся женщины и стоящие полукругом
мужчины. Двое из бомбардиров выдвигаются, приближаясь к женщинам очень медленно,
как будто не зная, чего следует ожидать. Сверху на нас через зеркальные стекла смотрят
Куяне. И ждут.
Женщины стоят вплотную, впившись пальцами друг в друга, и готовые напасть мужчины
приближаются, как волки, пытающиеся отколоть слабую зебру от ее стада. Джилл пробует
пнуть одного из них, но промахивается. Более высокий из этих двух мужчин хватает ее за
ногу и тянет, отчаянно размахивая оружием. Она кричит, мужчина отскакивает и дергает
её, она падает на спину. Другие две женщины пытаются помочь ей встать, взяв за руки.
Теперь все мужчины начинают двигаться, мы растаскиваем женщин из группы, игнорируя
их крики о помощи. Я как будто вижу это все через красный туман, я дышу как животное,
сексуально возбуждаясь. Мисс Дево или моя собственная реакция? Я не знаю, и сейчас
меня это не волнует.
Джилл лежит на полу, один мужчина держит нож возле ее горла, другой уселся на ее ноги.
Она зовет Ксавьера, но тот поворачивается к ней спиной. Так же поступаю и я. Она
продолжает кричать, а затем я слышу звук разрываемой униформы, ее крики заглушены,
как будто что-то зажало ей рот.
Ксавьер и я объединяемся с пилотом, тонким парнем с черными вьющимися волосами и
острыми чертами лица, со смуглой щетиной на подбородке. Настоящая команда, пилот,
бомбардир и навигатор, но на сей раз без мыслей о полете. У нас есть только одна мысль -
девушка перед нами.
Ее грудь вздымается, и она уставилась на нас в ожидании, кто из нас сделает первое
движение. Она симпатична, и униформа не скрывает ее стройных форм. Она тот пилот,
которую знает Джилл. Мысль о Джилл заставляет меня обернуться и посмотреть на нее.
Они оторвали полосу ткани от ее униформы и завязали ей рот. Мужчина, сидящий на ее
ногах, покромсал ножом ее униформу, и сейчас режет лезвием ее лифчик. Он сдергивает
лифчик и бросает его назад, кладет руки на ее груди, затем сильно сжимает, и она
закусывает ткань во рту.
"Подвинься," - говорит Ксавьер, хлопая мне по плечу. Пилот уже схватил девушку и
держит нож у ее горла. "Давай трахнем ее," - говорит Ксавьер. Я знаю, что я должен
отказаться, я знаю, что я должен сказать им обоим, что так нельзя, но я не могу. Я вижу,
что делают с Джилл, но это не внушает мне отвращения, это наоборот возбуждает меня, и
я хочу сделать то же самое с девушкой передо мной. Я хочу разорвать её униформу,
раздеть ее догола, трахнуть ее. И убить ее.
За плечом девушки я вижу ангела. Он наблюдает за мной, высокомерно улыбаясь. Наши
глаза встречаются, и он кивает, как будто удовлетворенный тем, что он видит.
"Держи ее ноги," - говорит мне Ксавьер. Она пытается пнуть меня и попадает по моей
руке. Это больно, но не имеет значения, только делает меня более решительным. Я быстро
нагибаюсь и хватаю ее ноги прежде, чем она осознает, что случилось, пилот держит ее за
шею, а я удерживаю колени.
"На пол ее!" - вопит Ксавьер с животной жаждой в глазах. "Разложите ее, разложите ее!"
Мы заваливаем ею на пол и держим, чтобы она не могла вскочить. У нее черные как уголь
волосы, широкие брови и голубые, широко раскрытые от испуга глаза. Она кричит, и
пилот делает движение зажать её рот, но решает не беспокоиться, некому помочь ей. Она
кричит и кричит, без слов, только ужасный вой, не потому что мы причинили ей вред, а
потому что она знает, что мы собираемся с ней сделать. И она знает, что ничто не может
остановить нас. Ничто и никто.
Пилот держит ее запястья одной рукой, а другой рвет на клочки ее униформу.
Ксавьер стягивает ее ботинки, пока я сижу на ее коленях. Одной рукой пилот смог
разорвать её униформу только до грудей, поэтому я разрываю ее комбинезон до паха.
Ксавьер хрюкает, он стянул с нее оба ботинка, и говорит нам держать её за руки, а он сам в
это время полностью стянет с нее униформу. Она пинается и брыкается, а ее ногти остры,
и мы не хотим рисковать позволить ей царапать нас, пока мы раздеваем ее, таким образом
Пилот и я разрезаем нашими ножи ее рукава от манжет до плеч. Ксавьер хватает
разорванную униформу около ее шеи и стягивает вниз, обнажая ее, как будто стягивая
шкурку с банана. Ее лифчик и трусики белые и в кружевах.
"Нет, черт вас побери, нет!" – кричит она, и продолжает кричать, пока пилот не бьет ее по
лицу, снова и снова, справа и слева, пока она не замолкает, ее губы распухли, а щеки горят
красным.
Ксавьер режет ножом лифчик, царапая ее кожу. Маленькая капля крови стекает по ее белой
коже. Он стягивает с неё трусы и бросает их к ботинками. Она совершенно голая, пинается
ногами, пытаясь отодвинуть его. Пилот хватает её за обе руки и прижимает их к полу,
теперь я свободен и могу помочь раздвинуть ее ноги. Я хватаю ее левую лодыжку и
жестоко тяну её в сторону, она визжит, а Ксавьер ложится на нее сверху, расстегивая
молнию на его брюках. Он хрюкает, из его рта течет слюна.
Пока он засовывает ей, я смотрю через плечо и вижу, что делают с Джилл. Они
перевернули ее на живот. Первый мужчина уже кончил в нее, и теперь он сидит на ее
плечах, его колени по разные стороны ее шеи, так что ее лицо скрыто от меня.
Другой человек трахает ее в задницу, и он не нежен, он засаживает ей, грубо втыкая в зад с
каждым толчком, его голова откинута назад и на шее напряглись сухожилия, его глазах
остекленели. Пока я смотрю, он кончает, и стонет, падая на Джилл и тяжело дыша.
Другой встает со спины Джилл, держа нож в руке, и он медленно поднимает за волосы ее
голову. Теперь я могу видеть ее лицо. Ее глаза открыты. Она смотрит на меня и кричит. Ее
губы окровавлены. Мужчина прислоняет лезвие ножа к ее шее и резким движением
перерезает горло, кровь течет по его руке и на каменный пол. Ксавьер скатывается с
девушки и говорит мне, что теперь моя очередь. Она прекратила сопротивляться, ее ноги
остались раздвинутыми, когда Ксавьер слез с нее. Он берет нож и слегка тыкает ей под
подбородок.
"Я хочу, чтобы ты скулила, чтобы мой друг наслаждался тобой," - жестоко говорит он. "Ты
должна как следует двигаться, ты должна дать ему прекрасные мгновения." Он давит на
нож, не сильно, только чтобы проколоть кожу, и кровь течет на ее шею. Исчезли все
мысли, правильно ли это или неправильно, я даже не замечаю наблюдающих за нами
сверху Куян или высокомерных взглядов охранников вокруг нас. Я сбрасываю с себя
униформу, оставляя ее болтаться возле коленей, хватаю ее за бедра и раздвигаю их. Она
приоткрыла губы, ее зубы сжаты, и я притягиваю ее к себе.
"Продолжай," - говорит Ксавьер, "Она твоя. Трахни ее. Засади ей так, что бы ей было
больно."
Я слышу шум позади и чувствую, что кто-то прыгает на меня. Я отпускаю ее мясистые
бедра, оборачиваюсь и вскидываю руки, стараясь защитить мою голову. Это - ........
Полумрак. Я один, и нет звуков насилия. Я ловлю ртом воздух, я вспотел и сексуально
возбужден. Дверь кабины открывается, и входит Макс. Я должен нормально выглядеть,
потому что он кажется взволнованным. Он прикладывает медицинский датчик к моей шеи
и считывает давление и пульс, но мне не нужно никакого оборудовании, что бы сказать,
что мое сердце колотится. Моя эрекция быстро пропадает, спасая меня от дальнейшего
неудобства, но хотя физические признаки волнения исчезают, мое сознание все еще
наполнено изображениями из пси-диска.
"Плохо?" – тихо спрашивает Макс. Я не могу смотреть на него или что-то говорить. Я
закрываю мои глаза и пробую успокоить мое дыхание. Плохо? Нет, вовсе не плохо. Моя
первая мысль, когда я вернулся назад в кабину – я должен проклянуть Макса и техников
из-за того, что они вернули меня в реальность, оторвав меня от ...... вы знаете от чего
именно. От изнасилования и бессовестного убийства. От действий, подобных животным.
Я хотел попросить, чтобы он послал мне назад, позволил мне увидеть, чем это закончится,
испытывать страх девушки и обладание ею, а затем увидеть, как она умирает, но я знаю,
чем это закончится. Это заканчивается смертью Фантазера, и все же, возможно, это стоило
бы того. Вот что я сейчас чувствую, но я достаточно рационален, и знаю, что чувствами
нужно управлять, что я нахожусь на высоком гормональном уровне, которое было вызвано
пси-диском, и я должен остудить меня, прежде чем я заговорю с кем-то в реальном мире,
прежде чем я попытаюсь объяснить, через что я прошел.
Джанет Дево даст сто очков вперед любому Фантазеру, о котором я когда-либо слышал.
Технически она просто великолепна, но она еще не просто обеспечивает информацией
пять человеческих чувств, она, кажется, способна влиять на эмоции, в своем роде
контролировать разум. И что может быть страшнее переноса всего этого в реальный мир.
Если бы вместо Макса в кабину вошла девушка, и если бы мы были одними, и если бы у
меня был нож ...... боже, я не могу остановить полет моих мыслей, соединение секса и
насилия в моей голове снова заставляет учащенно биться мое сердце, и я стараюсь
сконцентрироваться на расслаблении, пытаюсь заполнить мои мысли успокаивающими
изображениями, волнами, разбивающимися о берег, орлами, парящими в небе, хорами
детей, поющими в прохладных соборах.
"Вы в норме, Лейф?" спрашивает Макс.
Я открываю мои глаза и пробую заговорить, но мой рот пересох, а язык прилип к нёбу. Он
видит мой дискомфорт и велит одному из техников принести мне стакан воды. Я пробую
сесть, но я слишком устал, и остаюсь лежать. Макс подносит стакан к моим губам, и я
жадно пью.
"Полегчало?," - спрашивает он. "Мы выключили запись слишком поздно?" Он
беспокоится, что он не выключил пси-диск в нужное время, а это означает, что старый
ублюдок знал, что было уменьшено время до точки смерти.
"Нет, вовремя," - говорю я, что озадачивает его еще больше, но я не уверен, следует ли
говорить ему то, что меня беспокоит. Возможно моя реакция на пси-диски - моя
собственная слабость, а не особенность самих дисков. Я предполагаю, эти записи могут
сильно волновать меня из-за того, что я слишком долго был Фантазером. Но это не
объясняет, почему умерли трое Фантазеров, и почему два техника, которые включили их
пси-диски, тоже потеряли жизнь. Однако, в данный момент я не испытываю желания
открыться Максу.
Он берется за мое левое плечо, а Эрби за правую руку, и они вместе помогают мне сесть.
Влажное белье трещит, отделяясь от кожаной кушетки, и я чувствуем, что моя спина вся в
поту. Мои руки дрожат, и я кладу их на колени.
Макс наклоняется ко мне, чтобы изучить мои глаза, как рефери, проверяющий боксера,
чтобы увидеть, в порядке ли тот для продолжения поединка.
"Я в порядке, Макс," - говорю я.
"Вы так не выглядите," - говорит Рат. Впервые после окончания пси-диска я замечаю ее,
сидящую в углу кушетки. Ее голова задрана вверх, уши торчком, и она выпускает и
убирает когти, она так делает, когда очень счастлива или очень возбуждена. Она дергает
носом, как будто чувствуя запах пота, я знаю что он все еще сочится из моих пор.
"Вы хотите отдохнуть?" - спрашивает Макс.
Я отчаянно мотаю головой. "Я хочу выпить," - говорю я. Эрби предлагает мне стакан воды
и я презрительно смотрю на него, потому что он должен предугадывать любую мою
прихоть. "Настоящий напиток," – говорю я, делая ударение на слове "настоящий". Эрби
выглядит пристыженным, но Макс складывает руки на груди и говорит нет, никакого
алкоголя, пока я не пройду проверку.
Я настаиваю, что я в порядке, но Макс водит вокруг головы указательным пальцем.
"Физически это может быть так, Лейф, но что в голове? Я хочу, чтобы Вы поговорили с
Уолкером."
"Последнее, что мне сейчас нужно, это разговор с Уолкером, Макс. Дайте мне прерваться.
И дайте мне выпить."
"Приказ, Лейф," - напряженно говорит он.
"Чей приказ?" – спрашиваю я, но я понимаю прежде, чем он раскроет рот сказать мне, что
приказ пришел из офиса Эйнтрелла.
"Сейчас?" – спрашиваю я.
"Сейчас," - твердо повторяет Макс, слегка улыбаясь, потому что он знает, что он выиграл.
Я сползаю с кушетки и выхожу из кабины.
"Мещанин," – говорит Рат, изящно спрыгивая на пол.
Кабинет Уолтера находится на 48-ом этаже, и он размером примерно с половину кабинета
Макса, это может показать его место в иерархии Корпорации. У него наверное самая
старая секретарша в здании, а возможно и в мире, белобрысая медсестра с радостной
улыбкой и широким тазом, она могла бы родить мамонта, если бы захотела. Бог его знает,
почему психиатр выбрал такую секретаршу.
"Доброе утро, Леиф," - говорит она. Ее волосы сколоты в хвостик огромной булавкой,
которую можно использовать как гарпун для кита. Если киты еще остались в загрязненных
океанах.
"Доброе утро, мисс Рейнолдс." Она зовет по имени всех, включая генерального директора,
и все называют её мисс Рейнолдс. Я не думаю, что все знают ее имя.
"Ванесса," - говорит Рат. "Она похожа на Ванессу."
Мисс Рейнолдс похожа на Ванессу меньше, чем кто либо. На её лице нет и следа
косметики, толстые щеки и маленький рот с тонкими губами, цветастое платье с широким
белым поясом, подчеркивающим ее пышные груди. Она медленно доходит до двери
кабинета, дважды стучит, и пропускает нас внутрь.
"Мне приготовить Вам чай, Арчибальд?" - спрашивает она. Никто больше не называет
Арчи Уолкера Арчибальдом, но мисс Рейнолдс с первого дня работы в Корпорации
решила, что Арчи не подходящее имя. Она даже поменяла табличку на двери на
"Арчибальд Д. Ходок, бакалавр естественных наук, доктор философии".
"Это было бы неплохо, мисс Рейнолдс," - говорит он.
"И для Вас, Леиф?"
"Нет, спасибо, мисс Рейнолдс." Невозможно быть с нею невежливым.
"А мне молока, пожалуйста, мисс Рейнолд," - сладко говорит Рат, но её игнорируют.
Мисс Реинолдс улыбается и выходит, закрывая дверь. Я чувствую себя как школьник,
которого оставили одного в классе, и которого тянет написать на доске ругательство.
"Хорошо ....." говорит Волкер, смотря на искуственное дерево в углу кабинета. Он один из
тех людей, которые не любят смотреть в глаза собеседнику. Он тощий, среднего роста, с
каштановыми волосами. Он отрастил бакенбарды до середины щек и выглядит как
англичанин 19-го века. Он защитил ученую степень по психологии в каком-то
провинциальном университете, приехал в Америку попытать счастья и нашел его в
Корпорации Си-Би-Эс.
Он носит коричневый костюм, белую рубашку с коричневыми точками и темно-
коричневый галстук. Он не потрудился встать, чтобы обменяться со мной рукопожатием,
но я держу пари на миллион долларов, что он носит коричневые носки и ботинки.
Коричневый цвет - хороший цвет для бакалавра естественных наук Арчи Уолкера, доктора
философии, он отражает его недостаток характера, его вялость. Никто никогда не вел с
ним светской беседы, не задавал вопросов о семье или друзьях. Единственный человек,
которого я когда-либо видел, который дотрагивался до него – мисс Рейнолд, она иногда
клала руку на его плечо, ставя чашку чая на его стол. Он редко встает из-за стола, он
словно приклеен к его черному кожаному креслу, спинка которого на шесть дюймов выше
его головы.
"Хорошо ...." - снова говорит он и кладет руки на древнюю тетрадь, соединяя пальцы. Это
его обычная поза при беседе, как будто он боится, что движение его бледных рук выдаст
его самые сокровенные мысли. У него нет причины волноваться, я сомневаюсь, есть ли у
него какие-либо мысли. Несмотря на коричневый костюм и каштановые волосы, он самый
бесцветный человек, которого я когда-либо встречал, и через десять минут после встречи
даже трудно вспомнить, на что он похож.
Каждые шесть месяцев, перед записью пси-диска, Фантазеры должны приходить к
Уолкеру на беседу, в которой он предупреждает нас относительно опасностей записи
дисков, и мы должны рассказать ему, если у нас есть какие-нибудь проблемы и мы не на
100 процентов готовы к выполнению работы.
"Эйнтрелл говорил мне, что Вы прослушиваете те пси-диски," - говорит он, и я киваю, но
ничего не говорю.
Тихий стук в дверь, заходит мисс Реинолдс, ставит чашку горячего чая на столе Арчи, и
выходит, не говоря ни слова.
"Есть ли что-нибудь особенное, что Вы нашли в них?" - спрашивает Арчи у большого
белого цветочного горшка. Горшок не отвечает, и я тоже. Интересно, сколько Эйнтрелл
рассказал ему о дисках.
"Эйнтрелл беспокоится, что Вы можете не оказаться в состоянии записать последний пси-
диск. И он беспокоится, что Вы не сможете выполнить ваш контракт."
"Я запишу мой последний пси-диск," - говорю я. "Не стоит волноваться об этом."
"Тогда о чем мы должны волноваться?" - спрашивает он у растения в горшке.
Вы должны быть осторожными с Уолкером. Он кажется таким безвредным, что Вы
начинаете забывать, что он главный психолог Корпорации, и забывать, что здесь всё
записываются.
"Эйнтрелл включал пси-диски?" - спрашиваю я его.
"Вам нужно спросить об этом Эйнтрелла" - говорит он.
"Бесполезно" - комментирует Рат. Она вскакивает на стол и стоит на тетради, рыча ему в
лицо. "Как бы я разодрала его нос," - говорит она.
Я ничего не говорю, и в конце концов Уолкер снова заговорил с растением. "Как Вы
вообще, Лейф? "
"Он отлично, не благодаря Вам," - выплевыват Рат.
"Все хорошо," - говорю я, но я не могу убрать раздражение из моего голоса. Я имею в
виду, что еще я могу сказать?
Не столь хорошо, Арчи, но небо иногда изменяет цвет, и время от времени
неодушевленные объекты превращаются в животных. Ах, да, между прочим, я стал
говорить с рыжей рысью с карими глазами, которая отказывается летать на самолетах.
Если я заговорю об этом, то они не позволят мне закончить мой контракт.
Уолкер медленно кивает головой, как будто серьезное раздумывая над моим ответом, в то
время как Рат подражает ему.
"Какие проблемы есть у других Фантазеров?" – спрашиваю я.
"В смысле?" – говорит он. Всякий раз, когда он отвечает вопросом на вопрос, это значит,
что он боится раскрыть какую-нибудь информацию. Интересно, какие темные тайны он
похоронил в своем сознании.
"Они сходят с ума, они видят несуществующее, они слышат голоса?"
"Любые проблемы, о которых мне рассказывают, должны остаться конфиденциальными,"
– отвечает он.
"Ага, я держу пари," - говорит Рат. "Только между Вами, Фантазером, и Корпорацией."
"Тогда давайте поговорим в общих чертах. Вообще какие проблемы у Фантазеров? "
Уолкер выглядит, как будто ему еще более неуютно. Он не готов отвечать на вопросы. В
любой момент он может разрыдаться и убежать, спрятаться за юбку мисс Реинолдс. Но это
означает покинуть убежище в виде его стола и кресла.
"Если они собираются убить себя, они говорят Вам,?" – нажимаю я, и он вздрагивает. Это
плохо прозвучит, когда Эйнтрелл станет прослушивать запись. Если я не буду осторожен,
это будет выглядеть, как будто я потерял контроль над собой. Я успокаиваю себя, потому
что последнее, что мне сейчас нужно, это запись в моем досье "Психологически
неустойчив", наряду с "Контракт прекращен."
Рат смотрит на меня через плечо. "Мещанин" - говорит она. "Скажите ему, что он может
сделать с его психологическими тестами и скрытыми видеомагнитофонами."
Ей легко говорить, она всего лишь кошка.
Мы сидим в тишине втроем, вчетвером, если считать растение Уолкера.
Он что-то бормочет, и я прошу, чтобы он повторил.
"Это сложная область, Лейф. Это такая новая наука, или искусство, фактически ничего
неизвестно о воздействиях на Фантазеров. Несомненно, в изобилии имеются данные о
произведенных на публику эффектах, действительно ли зрители находятся под огромным
влиянием дисков, как реагируют дети. Но никто не исследовал, как это влияет на
Фантазеров, не так ли?, " – он произнес самую длинную речь, которую я когда-либо
слышал.
"Но Вы разговариваете с ними, они рассказывают Вам, через что они проходят"
Он наконец-то отрывает взгляд от растения и смотрит на меня. "А Вы?" – спрашивает он.
Нет, я не много смогу рассказать ему. Он прав, конечно. Если я не открылся ему, то почему
это сделает кто-то еще?
Он, кажется, внезапно понимает, что мы смотрим глаза в глаза, и опускает его
пристальный взгляд. Он, кажется, рассматривает передние лапы Рат, но я знаю, что он не
может видеть ее.
"Пси-диски, которые я видел, пока два из них, являются очень сильными," - говорю я.
"Очень сильными."
"Кажется, есть такая тенденция в руководстве," – соглашается он. "Первоначально простая
сенсация создания пси-дисков создавала достаточную привлекательность, чтобы люди
покупали их. Но чем больше они пользуются ими, тем более чрезвычайных событий хотят.
Это - путь мира. Это случилось с телевидением и кинофильмами. Нет причины, чтобы с
пси-дисками произошло по-другому. Или есть? "Он умеет превратить в вопрос даже
утверждение.
"Но нет ли опасности, что пси-диски могут изменить сознание?"
"Зрителей или Фантазеров?" – спрашивает он.
"Зрителей," - отвечаю я.
"И тех, и других," - говорит Рат.
"Это не мы решаем, Лейф. Это для Правительственных цензоров. Все, что мы делаем, это
производим пси-диски в пределах их принципов. Что мы может еще?"
"Хорошо, позвольте мне сказать иначе. Допустим, Корпорация Си-Би-Эс следует
существующим правилам и инструкциям, это дает возможность сломать зрителя? Я имею
в виду, сделать душевнобольным? "
Он глубоко выдыхает, напрягаясь от необходимости дать ответ, а не другой вопрос.
"Кто может сказать, Лейф? Кто может сказать?"
"Наверняка не ты, собачья вонючка," - шипит Рат. "Он когда-либо дает прямой ответ?"
Нет, он не ответит. Наверняка потому, что годы анализа и исследовавший приучили его не
говорить много, даже если бы он захотел.
"Вы женаты?" – спрашиваю я у него.
"Почему Вы спрашиваете?"
Я держу пари, что если бы спросил у него цвет его носков, он тоже ответил бы вопросом
на вопрос.
"Так просто" - говорю я. "Слушайте, сколько жалоб зрителей получает Корпорация, что
они пострадали из-за включения пси-дисков? "
"Об этом лучше спросить Юридический отдел, не так ли?" – говорит он. "Насчет пси-
диска, который Вы сегодня включали, записанный Джанет Дево. Что на нем было? "
"Это было космическое приключение, война среди звезд, борьба против инопланетян,
спасение Земли. "
"Как Вы оцениваете это?"
"Хорошее. Сильно волнующее."
"Сильное?"
"Очень?"
"Есть что-нибудь необычное?"
"Необычное?"
"Что - нибудь, что я смог бы посчитать чрезмерным?"
"Это было очень сильно, Арчи, и я уверен, что Вы знаете это. Почему Вы не расскажете
мне, что Вы почувствовали после просмотра? "
"Почему Вы думаете, что я что-то смотрел?" – говорит он. Я хочу ударить его, сильно, я
хочу схватить его за горло и сжать, увидеть его выпученные глаза и услышать хруст его
шеи, я хочу видеть, как он задыхается и умирает....
"Полегче, Лейф, полегче," говорит Рат, и я понимаю, насколько я рассердился, в моей
голове красный туман и сердце колотится. Еще несколько секунд, и я, возможно, схватил
бы Арчи Волкера и вытащил его из кресла, опрокинул на стол и бил бы его по лицу, снова
и снова.....
"Лейф!" - кричит Рат. Она стоит перед моим стулом, бодая головой мои колени.
"Расслабьтесь, не позволяйте ему вывести Вас из себя. Они именно этого и хотят." Я
наклоняюсь и глажу ее между ушей, она мурлыкает. Я наклоняюсь вперед, и она
поднимает голову и лижет мой нос. Я делаю вид, что завязываю шнурок, чтобы Уолтер не
подумал, что я совершенно чокнутый, потом я откидываюсь назад и широко, открыто
улыбаюсь. "Нет, Арчи, в этом не было ничего чрезмерного. Вы должны посмотреть.
Теперь, хотите ли Вы узнать ещё что-нибудь? " Я стараюсь думать о спокойном, в первую
очередь о рыжей рыси с карими глазами.
Второй раз в разговоре он смотрит на меня, и качает головой.
"Нет, Лейф, это всё. Спасибо, что зашли."
Он не встает, чтобы проводить меня до двери, и я знаю, не оглядываясь назад, что он не
смотрит на меня.
Эрби ждет меня снаружи, и мы вместе идем к лифту.
"До свидания, Герберт, до свидания, Лейф, - это госпожа Реинолдс. Она не говорит "до
свидания Рат". Рат сидит между Эрби и мной, пока мы ждем лифт, моя правой лапой ее
мордочку и мурлыча.
Прибывает лифт, и Эрби пропускает меня вперед. Рат играется, ждет до последней
секунды, и вскакивает в лифт, когда его двери уже почти закрыты. Эрби и я вместе тянемся
к кнопкам, он к кнопке первого этажа, но сперва я успеваю нажать кнопку пентхауза.
"Луи Эйнтрелл и я должны кое-что обсудить," – объясняю я.
Он начинает спорить, говоря мне, что нужно, что бы он вызвал меня, но я велю ему
помолчать. Лифт начинает болтать про последние цены на акции, и я велю ему тоже
замолчать. Рат может заметить, что я не должен раздражаться, но она сохраняет
спокойствие.
"Вы хотите этого, Джек."- говорит она. Да, хорошо, двое из троих - не плохо.
Мы проскакиваем мимо его секретарей и помощника, игнорируя их протесты. Я захожу в
дверь прежде, чем они успевают остановить меня. Эйнтрелл сидит за его столом с
большой сигарой во рту, и рядом двое сотрудников из Юридического отдела.
"Я хочу поговорить" - говорю я. "Сейчас".
Эйнтрелл улыбается мне и поднимается на ноги, извиняясь перед юристами и провожая их
к дверям. Они впиваются взглядом в меня, но это не соревнование, поскольку
руководитель заинтересован в доходе, а я его добытчик, один из лучших, ну а адвокаты –
всего лишь нанятые сотрудники.
"Лейф, Лейф, Лейф," – напевает он. "Рад видеть Вас. Проходите, садитесь, садитесь." Он,
кажется, выговаривает слова дважды, что бы удвоить время на обдумывание. Он не
кажется удивленным, увидев меня. Эрби остался ждать снаружи, но Рат последовала за
мной на разместилась на одном из широких подоконников.
Эйнтрелл здоровается со мной за руку и приглашает меня в одно из больших зеленых
кресел.
"Вы хотите чая?" – спрашивает он, и я говорю нет, спасибо.
"Я тоже," - говорит Рат.
Эйнтрелл кладет сигару на край пепельницы размером с Олимпийский стадион, и затем
машет ей в воздухе, как фокусник палочкой. Интересно, что Арчи Волкер сказал бы о
мужчинах, которые курят большие сигары, но в ответ он вероятно просто задал бы вопрос,
вроде "Почему, Вы думаете, они делают это? "
Директор скрестил ноги в лодыжках и откинулся на спинку кресла. "Какие-то проблемы,
Лейф? " - спокойно спрашивает он, это звучит, как будто он обеспокоен тем, что умер мой
близкий родственник, и он собирается предложить оплатить похоронные расходы.
"Вы прослушивали?" – спрашиваю я.
"Конечно," - говорит он, и я благодарен ему за его честность. По крайней мере он не
играет, как психолог, спрашивая "Что прослушивал?"
"Вы знали, что Арчи Волкер ничего мог поделать, стараясь понять те пси-диски и мою
реакцию на них," – говорю я. "Он никогда не справится, чтобы понять что-нибудь в любом
Фантазере, он может только подгонять под психологические стандарты, и мы знаем это.
Он даже не может выбрать образ поведения."
Эйнтрелл кивает и концентрируется на его сигаре, вдыхает дым и держит его в легких, как
будто тот слишком драгоценен, чтобы разделить его с воздухом. Он отводит назад его
голову и только тогда позволяет дыму выйти наружу тонкой струйкой, которая
расширяется и достигает потолка, как ядерный гриб.
"Вы пока что не сказали мне ничего, что я не знаю" - говорит он, по прежнему смотря в
потолок.
"Вы знали, что я буду чувствовать, особенно после прослушивания пси-диска женщины.
Вы хотели видеть мою реакцию. Обычно я могу справляться с таким возбуждением, но Вы
хотели посмотреть, как я смогу справляться с ним после ....... "
"После чего, Леиф?"
"После просмотра ее диска."
Он изучает меня, забыв о сигаре. "И что было на диске?"
"Насилие. Еще более интенсивное, чем на диске Вулрича."
"С точки зрения зрителя или третьего лица?"
"Зрителя. Вы знали об этом?"
Он пожимает плечами, но молчит.
"Он знает," говорит Рат, и я верю ей. Она права в том, что они используют меня. Она
может быть результатом моего воображения, но она работает на подсознательном уровне,
на уровне далеко ниже сознательной мысли.
"Вы верите этому," - говорит она с подоконника.
"Чья идея эти диски, Луи?" - спрашиваю я.
"Фантазеров," – отвечает он. "Но существует полный редакционный контроль, Вы знаете
это."
"Но Вы направляете их?"
"Мы ищем что-то другое," - говорит он, подаваясь вперед в его кресле. "Мы должны
придумывать что-то новое, чтобы удержаться перед Эр-Си-Эй. Последние данные
показывают, что они нагоняют нас, они набрали дополнительные три пункта за прошлый
месяц. Мы нуждаемся в чем-то, чтобы перехватить внимание, чтобы повысить наши
оценки."
"Как секс и насилие?"
"Всегда был секс и насилие, Леиф. Не в Ваших записях, я знаю, но они всегда есть."
"Но не до такой степени, и никогда с точки зрения зрителя. Это незаконно."
Эйнтрелл снова вздыхает и стряхивает пепел с сигары.
"Я вчера говорил, это незаконно согласно существующим правилам. Но законы могут быть
изменены в любой момент. "
"Они не безопасны," - говорю я.
Он пристально смотрит на меня. "Значит они действительно захватили Вас," - резко
говорит он.
"Взволновали," - отвечаю я, тщательно подбирая слова. "Они были невероятно
захватывающими, невероятно стимулирующими. И у меня было возбуждение после того,
как я вышел в реальность. "
"Возбуждение?"
"Раздражение. Страшное раздражение. Я был в страшном гневе, и потребовалось время,
чтобы он понизился."
"Но это же хорошо," - говорит он с энтузиазмом. "Вы не понимаете, Лейф. Это как раз то,
что нам нужно. Крючок. То, что удержит их, заставит вернуться для продолжения. Вы
знаете ценность повторения просмотра. "
"Да, я знаю ценность повторов." - Я хотел сказать, что запись возбуждала меня достаточно,
что бы я смог избить Арчи Волкера, и что если бы его секретарша была привлекательной,
я смог бы изнасиловать ее. Но в моем сознании ворочалось сомнение, были ли эти чувства
моими собственными, или они были внушены диском. Если это был пси-диск, и я
расскажу Эйнтреллу, как это захватило меня, тогда возможно я потеряю мой контракт. Это
всего лишь возможно, но я был так близок к окончанию контракта, что не мог рисковать. Я
должен ждать, пока не стану абсолютно уверен, и это означает включение третьего и
заключительного смертельного диска.
Он продолжает говорить, перекатывая сигару между его большим и указательным
пальцами. Я теряю концентрацию, и это превращается в змею, желто-коричневую змею,
щелкающую языком, и я подскакиваю, но когда я смотрю снова, это просто сигара.
"Но не позволяйте новизне новых пси-дисков ослеплять Вас" - говорит он, не замечая
моего дискомфорта. "Вы стали немного ближе к разгадке, что убило Фантазеров?"
Рат бродит по огромному кабинету Эйнтрелла, нюхая мебель, как будто она охотится на
кого-то.
"Я думаю, что есть что-то определенное, но я не знаю что," – говорю я, но понимаю, что
это не имеет смысла. "Я имею в виду, в обоих дисках появляется момент, когда что-то
случается, или собирается случиться. Как нападение. Это как будто вещь становится
мертвой, Вы понимаете? "
Я могу видеть по бессмысленному выражению его лица, что он не понимает. "Я сначала
думал, что возможно это связано с интенсивностью дисков, что Фантазеры сгорели
самостоятельно, но теперь я так не думаю." Это не легко, это похоже на попытку
объяснить про цвета слепому человеку. Как может бизнесмен вроде Эйнтрелла понять
сложности мира Фантазеров?
"Как раз перед концом дисков - ощущение нападения. Но нет времени увидеть это, я
только стараюсь среагировать, и затем просыпаюсь. "
"Это?" – переспрашивает он.
"Это. Или кого-то. Возможно животное. Или машина. Но что-то, что шагает, что
дополнительное к дискам, которые записывали Фантащеры, как будто кое-что добавилось
в диск. Вы понимаете, о чем я говорю? "
Эйнтрелл выдыхает облако дыма, когда Рат заходит под его кресло. Она останавливается и
кашляет, её тело трясется, но она только дурачится, потому что реальный мир не действует
на нее, так же как она не может производить воздействие на реальный мир.
"Действительно?" - говорит она саркастически, и ее кашель усиливается. Я игнорирую ее,
она просто хочет быть в центре внимания.
"Я думаю, что понимаю" - говорит Эйнтрелл. "Вы говорите, что Фантазеры не
подозревали, что может произойти, что это было вне их контроля. Но это означает, что
независимо от того, что убило их, разве диск не записывал их воображение? "
Это, как говорится, является вопросом на миллион долларов. Как будто Мечтатели создали
их собственных палачей, и те убили их. И если это было их собственное воображение, их
собственное творчество, тогда почему они сделали это? Я наблюдаю за Рат, сидящую под
креслом Эйнтрелла и протирающую голову о бархат кресла. Ее глаза закрыты. Невинная
картинка. Я задаюсь вопросом, создавали ли другие Фантазеры компаньонов вроде Рат, и
могли ли они включить их в запись. Предположим, что Рат решит войти в одну из моих
фантазий, тогда мы будем на равных? Смогла бы она убить меня? Но как я смогу
объяснить Эйнтреллу, что Фантазеры, возможно, были убиты их собственными
созданиями. И что моё сидит под его креслом. Конец разговору. Конец контракту. Так или
иначе, это кажется маловероятным, потому что Фантазеры знали бы, что это может
произойти, и просто выдернули бы себя из записи.
Намного более вероятно - то, что нечто сумело войти в их мысли помимо их сознания и
оказалось в состоянии захватить их врасплох. Это я и говорю Эйнтреллу, хотя трудно
выразить словами.
Он кивает и курит, пока я говорю, иногда стряхивая пепел в пепельницу. Когда я
заканчиваю, описывая, чем заканчиваются оба пси-диска, он подается вперед, улыбаясь.
"Скажите мне, Лейф. Кто, как Вы думаете, ответственен за это?"
Я поднимаю мои руки перед собой. "Эй, как я могу знать это? Это Вы можете знать кого-
то, кто угрожает Корпорации."
"Что заставило Вас сказать это?"
"Что сказать?"
"Угрожает. Что заставило Вас сказать, что кто-то угрожает Корпорации?"
"Я не сказал, что кто-то, Луи. Все, что я сказал, это то, что если бы кто-то был, Вы были
бы узнали об этом первым. Правильно? "
Он бездельничает в его кресле и рассматривает сигару, как будто проверяя её на наличие
скрытых взрывчатых веществ. "Правильно" – говорит он.
"И?"
Он вздыхает. "Никто не угрожает Корпорации, по крайней мере мы не получали никаких
угроз. Пока что."
"Вы знаете, что Эр-Си-Эй потеряли двух Фантазеров?" – спрашиваю я, и по его лицу
видно, что он не знает этого.
"Кто Вам это сказал?" - спрашивает он, взмахивая сигарой одновременно со словами.
"Это разговор с улицы," - говорю я, отказываясь рассказывать ему о моей встрече с
Эриком Такахаши, нельзя брататься с врагом и все такое. "Кажется, что двое их
Фантазеров погибли при похожих обстоятельствах. Я подумал, возможно Си-Би-Эс и Эр-
Си-Эй начали грязную войну. "
Эйнтрелл хохочет, ревущее ржание, которое начинается где-то в его животе и
заканчивается в дальнем конце его огромного кабинета.
"Это нелепо, Лейф, и Вы знаете это. Мы крепко конкурируем с ними, так и должно быть,
но убивать Фантазеров друг друга? О Боже, Вы знаете, насколько драгоценны Фантазеры.
Убивать Вас, парни - это последнее, что мы сделали бы."
Да, я знаю, как редки Фантазеры. Приблизительно двадцать миллионов человек в год
проходят тесты, и в лучшем случае пятьдесят могут их пройти. Нас не по одному на
миллион, но близко к этому. Нас слишком мало, что бы конкурирующие фирмы начали
убивать нас. Это было бы похоже на двух враждующих пастухов, которые бы убивали
коров друг друга. Не имело бы значения, кто из них победит в конце. Они были бы более
заняты стрельбой друг по другу, или постарались бы украсть друг у друга коров.
"В таком случае, возможно Вы должны искать некое третье лицо, кого-то, кто хочет
закрыть обе Корпорации. Возможно это «Крестовый поход за Мораль» или кто-то в этом
роде"
"Возможно" - говорит он. "Более вероятен некий чудак, который думает, что мы должны
вернуться к просмотру кинофильмов, чтению книг или игре на пианино темными
зимними вечерами. "
"Что думает полиция?" – спрашиваю я.
Он не отвечает и избегает моего взгляда, сконцентрировавшись на сигаре.
"Он не сообщил им," - обвиняюще говорит Рат.
"Вы не сообщили им, не так ли?" – говорю я, и Эйнтрелл признает, что я прав.
"Мы правы" - говорит Рат.
Да, хорошо, Эйнтрелл признает, что я и моя кошка правы.
"Моя кошка и я," - мурлыкает Рат. Теперь моя кошка - преподаватель английского языка.
"В этом случае мы проводим внутреннее расследование" - продолжает Эйнтрелл.
"Возможно это не имеет отношения к полиции. Если мы получим требование
вымогательства, тогда конечно мы сообщим им, но сейчас мы не считаем это
необходимым. "
"Вы не думаете, что убийством должна заниматься полиция?" – говорю я. Я поражен его
лицемерием.
"Лейф, Лейф, Лейф," - говорит он, как будто утешая неблагоразумного психически
больного. "Мы не знаем, что они были убиты, это Вы должны доказать. Если Вы докажете,
что существует убийца, то я позову их. Я считаю это справедливым. "Он зажигает улыбку
и смотрит на меня точно так, как он смотрел с телеэкранов миллионов домов Америки, то
лицо, которому Вы можете доверять. Но не следует доверять тем словам, которые
произносит Луи Эйнтрелл. Я думаю, он точно знает, что продолжается работа с новыми
пси-дисками, и я не думаю, что он собирается пригласить посторонних, чтобы те копались
в его грязном белье.
Однако что я могу сделать? Я оказываюсь перед необходимостью включить завтра третий
пси-диск, и вскоре я буду должен записывать мой собственный. Тогда я смогу повернуться
к ним спиной.
Рат открывает глаза и шипит. Она никогда не довольна с Эйнтреллом. Она идет ко мне и
кладет голову на мое колено. Самое время уйти. Эйнтрелл встает и провожает меня к
двери, размахивая его полусгоревшей сигарой, благодарит меня за то, что я зашел, он
желает мне хорошего завтра и просит меня зайти повидать его после того, как я
просмотрю третий пси-диск.
Эрби ждет меня снаружи, и он выглядит не довольным. Я говорю ему, что я хочу побыть в
одиночестве, и заметно, что он обрадован этим. Я предполагаю, что я был не лучшим из
его компании за несколько прошлых дней.
"Вы можете сказать это еще раз" - говорит Рат.
Мы вместе едем вниз. "Эрби" – говорю я, " где Фантазеры Си-Би-Эс убивают время? Он
сообщает мне название бара и адрес, и спрашивает, хочу ли я, что бы он пошел со мной,
очевидно недовольный тем, что я могу передумать в своем желании побыть в одиночестве.

"Нет, не надо," - говорю я. "Сейчас я пойду прогуляюсь, но сегодня позже вечером я мог
бы сходить выпить или что-нибудь ещё. "
Двери лифта открываются, и мы говорим "до свидания" друг другу. Я не знаю, что он
собирается делать, но я знаю, что все, что я должен сделать – это свистнуть, и он вернется.

"Как глупая собака," - говорит Рат.

"Из собак получаются хорошие компаньоны, лояльные и преданные," – шепчу я.
"Как хотите, Джек" - говорит она, раскачивая хвостом. Симпатичная.
Мы бесцельно бродим по улицам города, или скорее я блуждаю, а Рат дополняет меня.
Она идет рядом, иногда задевая плечом мою ногу. Не навязчиво, так она сообщает мне, что
она поблизости. Я сутулюсь, руки в карманах, плечи опущены, шаркаю ногами, показывая
возможным грабителям, что я не достаточно ценен, что бы затащить меня в темный
переулок или украсть мой бумажник. Любой грабитель, оказавшийся достаточно глупым,
обнаружил бы, что мой бумажник содержит совсем немного наличности, и он не знал бы
кода кредитной карточки. Рат соизмеряет ее скорость с моей, останавливаясь со мной на
каждом перекрестке, смотрит направо и налево каждый раз, когда мы сходим с тротуара.
"Куда мы пойдем?" – спрашиваю я у нее, тихо, что бы никто вокруг не услышал.
"Безразлично," - говорит она. "Что бы Вы хотели?"
"Я не знаю, Рат," - говорю я. "Я просто хочу двигаться, ты понимаешь?"
"Эй, не говорите мне об этом. Я - кошка, а коты любят бродить. Мы хотим
путешествовать." Моя уличная кошка.
Мы бредём некоторое время, а потом смотрим по сторонам. Мы вышли из делового центра
и теперь находимся в захудалом жилом районе. Вокруг несколько сожженных
автомобилей, а в некоторых зданиях выбиты стёкла. Полицейские роботы-наблюдатели
кружат над нами, проверяют нас, и улетают прочь.
"Где мы?" – спрашиваю я у Рат.
Она оглядывается по сторонам и фыркает.
"Не знаю" - говорит она. "Почему бы нам не пойти в зоопарк?"
"В зоопарк?"
"Ну да. Животные в клетках. Это поднимет Вам настроение."
"А где этот чертов зоопарк?"
Она стонет и закатывает глаза. "Возьмите себя в руки, Лейф. Мы поймаем такси."
На дороге мало автомобилей, но в итоге я замечаю один, водитель пригнул голову к
ветровому стеклу и схватился за руль, как будто ожидая засады в любой момент.
Он останавливает такси, Рат и я едва успеваем заскочить на заднее сиденье, и водитель
резко дает газ.
Через двадцать минут мы в зоопарке, медленно обходим клетки. Я стою перед вольером с
волками, в то время как Рат носится вокруг и дразнит их. Они игнорируют ее. Я покупаю
мороженое и она спрашивают меня, может ли она лизнуть его. Я говорю, что она
сумасшедшая, но она настаивает, и я наклоняю рожок вниз.
"Это вкусно" - говорит она. "Но не столь вкусно, как молоко от моего хозяина."
По каким-то причинам сегодня она особенно заботится обо мне. Возможно она понимает,
как я расстроен после этих двух пси-дисков, и как я волнуюсь насчет завтрашнего дня.
Мы находим незанятую скамью, и я сажусь с края. Она запрыгивает рядом и ложится,
устраивая голову на моих коленях, удовлетворенно закрывая глаза. С того места, где я
сижу, я могу видеть вольеры с тиграми. Один из вольеров напоминает сюрреалистический
плавательный бассейн, из которого вылили всю воду.
В искусственные пещере сидит два тигра, безучастно смотрящие наружу. Они, кажется,
наблюдают, что я ем мороженое, но нельзя твердо сказать по их невыразительным мордам.
Один из них поднимает гигантскую лапу ко рту и начинается вылизывать его лапу
маленькими, осторожными движениями. Снаружи выглядит как подражание моему
поглощению мороженого.
"Вы сумасшедший," - говорит Рат. "Они не тратили бы впустую время, наблюдая за Вами."

"Да, я знаю." - Я перебираю мех на ее груди. "Как ты думаешь, что они чувствуют,
находясь в клетке? "
Она качает головой, как будто пожимая плечами. "Вероятно, им это надоело," - мурлыкает
она, наслаждаясь медленной щекоткой моих пальцев.
"Только надоело?"
"Вы хотите, чтобы я рассказала Вам всякую чепуху о потерянной ими свободе,
просторных равнин, стадах антилоп? ".
Она озадачивает меня, потому что я думал, что тигры конечно должны очень не хотеть
быть ограниченными в их свободе, они должны ненавидеть это всей душой.
"Главным образом тигры думают о своих животах," - говорит Рат. "Время от времени они
думают о сексе, но как только заканчивают совокупляться, то расходятся в разные
стороны. И возвращаются к мыслям о пище."
"Я думал, что они спариваются для продолжения жизни."
"Да, я предполагаю, что в это верят тигрицы" - говорит она. "Вы же, мужчины, везде
одинаковы."
Я думаю, что она говорит с сарказмом. Или нужно копать в моих двух бывших женах. Но
сегодня тяжело понимать ее чувство юмора.
"Но если бы они имели выбор, то конечно они выбрали бы свободу?" – нажимаю я.
Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и улыбается. "Они бы выбрали то,
что наиболее вероятно наполнит их желудки," – сказала она.
"Их не беспокоит, что они в клетке?"
Она внимательно смотрит на меня. "Все мы в клетках, Лейф."
Да, это правда. Вот я говорю о свободе и брожу по улицам, но я заключен в тюрьму с
помощью контракта с Си-Би-Эс и привязан к двум бывшим женам алиментами.
"А ты в какой клетке?" - спрашиваю я.
Она поднимает брови в ложном ужасе. "Я?" - говорит она. "Я нахожусь в клетке вашего
сознания. Но это не настолько плохо".
"Клетка?" – говорю я.
"Ваше сознание" - отвечает она, и откидывает голову на мои коленях. Она глубоко дышит
и вскоре засыпает.
Мы возвращаемся в квартиру примерно в шесть часов, когда солнечный свет начинает
уползать из комнат. Я снимаю шляпу и бросаю её на одно из кресел. Я ненавижу шляпы,
независимо от того, как долго я ношу их на моей голове, я всегда знаю об их наличии, как
будто моя голова схвачена стальным обручем.
Я не лгал, когда говорил Эрби, что хочу побыть в одиночестве, но я должен поговорить с
другими Фантазерами, чтобы узнать, что, черт возьми, происходит. Если Корпорация
меняет ограничение на насилие в их пси-дисках, то возможно они не сообщили мне об
этом, потому что я вскоре оканчиваю мой контракт. Но новые Фантазеры, которые только
недавно подписали их контракты, возможно получили новые инструкции.
Я принимаю душ, переодеваюсь в джинсы и трикотажную рубашку, смотрю на себя в
зеркало и вздрагиваю. 48-летняя развалина пробует выдать себя за подростка. Тяжело
смотреть, в какой я форме. Выпрямившись, я не могу увидеть мои колени. Это плохой
признак. Я пал жертвой моего образа жизни.
"Вы слишком часто ходите по ресторанам," - лукаво говорит Рат. Её взгляды не
изменились с тех пор, когда я в первый раз встретился с нею, а это было почти четыре года
назад. "И слишком много потребляете алкоголя" - добавляет она.
"Я изменюсь" (переоденусь – игра слов)
"Это будет тяжелым усилием" - говорит она.
"Сменю одежду, я имею в виду" - говорю я. Я считаю, что если я собираюсь встретиться с
молодыми Фантазерами, тогда я должен одеться как они, но я не должен выглядеть
идиотом. Я бросаю джинсы и рубашка обратно в платяной шкаф и одеваюсь в более
подходящее для мужчины средних лет с животом.
"И лысому" - говорит Рат. "Не забывайте, Вы лысый."
Серые фланелевые брюки, белая рубашка и красный свитер хорошо выглядят, и я
примеряю шляпы до тех пор, пока я не нахожу более-менее приличную.
"Вы называете бейсбольную кепку приличной?" - язвит Рат.
"Это лучше, чем лысая голова," - парирую я.
Бар, о котором сказал мне Эрби, - в пределах пешеходного расстояния, поэтому я не стал
вызывать лимузин, но в двери меня настигает телефонный звонок. Я спрашиваю телефон,
кто звонит, и телефон отвечает, что это некто, назвавшийся Элен Гвайн из «Крестового
похода за Мораль», которая ждет, возьму ли я трубку, или следует сообщить ей, что бы она
оставила сообщение. Я решаю поговорить с ней.
"Вы не знаете меня, но я очень хотела бы поговорить с Вами о пси-дисках Си-Би-Эс" -
говорит она.
"О чем именно Вы хотите поговорить?"
"Я предпочла бы поговорить лично," - отвечает она. "Вы не возражаете, если я сейчас
приеду? Я могу быть у Вас через десять минут"
Это удивляет меня, потому что моего адреса нет в справочнике, и очень немного людей
знают, где я живу. Она чувствует мою неловкость и быстро добавляет: "Герберт Частэль де
Бовиль предложил мне связаться с Вами"
Это успокаивает меня, и я говорю ей, что смогу встретиться с ней.
Я включаю 3-й канал телевидения и говорю переключиться на канал новостей. На экране
сменяют друг друга блондинка с глазами испуганного оленя и 40-летний человек с
взглядом кандидата в президенты. Американский торговый дефицит достиг рекордно
высокого уровня, единственный экспорт, который увеличивается - пси-диски. Безработица
составляет 23 процента, небольшое улучшение по сравнению с прошлым годом, но
экономист в десятисекундном интервью утверждает, что правительство играет цифрами.
На следующей неделе японский концерн в объединении с Россией должен начать
коммерческие операции в горнодобывающей промышленности, и активисты Грин Пиз
начали кампанию по недопущению этого. Новый корейский суперкомпьютер побеждает
китайского шахматного гроссмейстера, восемь побед против одной, и тот объявляет, что
уходит в отставку. Снайпер с лазерной винтовкой убивает 16 подростков в средней школе
в Кливленде, прежде чем его уничтожает ракетой с наведением по тепловому лучу,
которая была запрограммирована с его индивидуальным инфракрасным профиль.
Полицейский чиновник говорит, что они вынуждены были использовать ракеты в пятый
раз за этот месяце, и что полиции требуется больше финансирования. "Японские ракеты не
дешевы, а курс йены растет" – говорит он. Девушка из Сингапура выиграла звание мисс
Универсал, и она говорит, что хочет сделать больше, чтобы помочь людям более бедных
стран. Она планирует посетить Европу.
Я выпиваю половину стакана виски, прежде чем телефон видео безопасности сообщает
мне, что она пришла, и я распоряжаюсь впустить ее. Я открываю ей дверь, когда она
выходит из лифта.
Она не такая, как я ожидал, она не похожа на старую деву, которая пришла бы в ужас от
выставленных напоказ женских прелестей или сцен насилия. Я видел нескольких
представителей «Крестового похода за Мораль», их женщины обычно выглядели на
шестьдесят лет, и имели тенденцию смотреть на свои носы, когда они говорили о зле секса
и насилие, и том влиянии, которое это оказывает на более слабых членов общества, и что
обязанность более ответственных граждан - сделать все, что они могут, чтобы защитить
тех.
Элен Гвайнн тридцать с небольшим лет, её прямые светлые волосы спадают на ее плечи.
Ее глаза синее и проникновенные, ее кожа молочно белая. Она улыбается, когда пожимает
мне руку, и ее рукопожатие крепкое. Ее ногти очень длинны, и окрашены в тот же самый
оттенок, что и ее помада.
"Спасибо за то, что встретились со мной, господин Аблеман."
"Лейф," - говорю я, ", пожалуйста, называйте меня Лейф."
Она одета в темно-синий жакет с широкими отворотами и подложенными плечами,
светло-голубую шелковую рубашку, и плиссированную юбку из того же материала, что и
жакет. Ее туфли черные и простые, но очевидно дорогие, и когда я следую за ней в
комнату, я вижу черные чулки на задней стороне ее ножек.
От нее исходит слабый аромат кое-чего экзотического и цветочного, ее бедра колышатся,
поскольку она идет, как будто привыкла, что за ней наблюдают. У нее движения и взгляд
бывшей модели, немного отяжелевшей для подиума, но все еще очень желанной.
"И по крайней мере на десять лет моложе Вас," - сладко мурлыкает Рат.
Элен устраивается в одном из кресел, изящно скрестив ноги и расправив юбку на коленях.

"Я могу угостить Вас чем-нибудь?" - спрашиваю я у нее, и она говорит, что будет водку с
тоником, похоже что «Крестовый поход за Мораль» не против алкоголя. Когда я передаю
ей бокал, она вручает мне визитную карточку, и я кладу ее в бар, рядом с бутылкой виски.
Я усаживаюсь в кресло напротив нее и спрашиваю, зачем она пришла, что она хочет от
меня и почему она посчитала, что она должна приехать в мою квартиру, чтобы поговорить
об этом. Рат ложится в ее ногах, смотря на меня.
"Хорошо, господин Аблеман, я имею в виду Лейф, Вы вероятно знаете, что «Крестовый
поход за Мораль» очень интересуется порнографией во всех ее формах и её влиянием на
наше общество. "
Несомненно, каждый знает о действиях «Крестового похода за мораль». Они насчитывают
приблизительно десять миллионов членов только в США, таким образом они достаточно
сильная организация, и к ним действительно прислушиваются. У них большой прогресс в
отношениях с компаниями пси-дисков, главным образом потому, что мы нуждаемся в
рекламе, но еще у них имеется несколько представителей в Правительственных комитетах
цензуры. Я всегда считал, что они напрасно беспокоятся, но это было прежде, пока я не
включил последние два пси-диска и не испытал на себе эффекты, которые возможно
испытывали другие люди.
Но я не уверен, должен ли я говорить это Элен Гвайнн, поэтому я только вежливо киваю,
пока она скромно потягивает ее напиток. Когда она отнимает стакан от рта, на стекле
остается помада.
"Благодаря усилиям «Крестового похода за Мораль» и других заинтересованных
организаций, я думаю, что справедливо сказать, что программы, которые мы смотрим
сейчас на наших телеэкранах, значительно более нравственные, чем они были несколько
лет назад," - говорит она.
Хоть и нравственнее, но скучнее. Одна из причин безудержного успеха пси-дисков в том,
что телевидение теперь серое и безжизненное, оно предлагает такие же возбуждающие
передачи, как если смотреть на холодильник. Я по прежнему киваю и любуюсь ее
ножками.
"И сексуальное содержание газет, особенно журналов с колоритными картинками,
существенно уменьшилось после того, как «Крестовый поход за Мораль» сделал
известные заявления."
Теперь, когда газеты передаются с помощью компьютеров и печатаются на личных
лазерных принтерах, я считал, что они находятся в пределах секретности вашей
собственной домашней категории. Только те, кто подписался, получают статьи и картинки.
Но после того как «Крестовый поход за Мораль» организовал массовые митинги возле
офисов газет, которые, по их мнению, были чересчур сильными, и сопроводили
международным бойкотом продуктов, рекламируемых в этих газетах, не прошло много
времени, прежде чем издатели не пошли на попятный. Не стоило горевать об этом.
У Элен Гвайн действительно очень красивые ноги. Вокруг ее левой лодыжки тонкая
золотая цепочка, настолько тонкая, что сперва я её не заметил.
"Я с радостью констатирую, что кинопромышленность тоже решила соблюдать наши
стандарты."
Достаточно верно, хотя количество зрителей уменьшилось. Никто не хочет платить, чтобы
смотреть на плоский экран. Магнаты кино обвиняют в этом корпорации пси-дисков, но
лично я считаю, это потому, что фильмы, которые они сейчас производят, столь же сухие,
как телевидение.
Единственные, кто сейчас преуспевает, это 3-ий канал, видео, и лазерные диски, и это
потому, что люди предпочитают развлекаться, не прерываясь на рекламу. Но при этом все
больше людей предпочитают пси-диски. Именно поэтому взлетают наши продажи и
прибыль, а остальные бизнес развлечения находится в плохом состоянии. Я предполагаю,
что именно поэтому прекрасная мисс Гвайн заглянула ко мне поговорить.
"Единственная область, где мы пока не пользуемся успехом, это рынок пси-дисков" Она
выпрямляет ее ножки и прижимает их друг к другу. Интересно, посмотрел ли я на это...
"Да" - едко говорит Рат. "Вы посмотрели."
"Вот почему я приехала повидать Вас, Лейф" - говорит она, и ставит бокал на столик
рядом с диваном. Я могу ясно видеть отпечаток ее губ на стекле. "Корпорации вроде Си-
Би-Эс - закрытая книга для нас. Мы видим конечные продукты, но компании пси-дисков
не позволяют нам присутствовать в творческой стадии"
Мне понятно, почему «Крестовый поход за Мораль» послал ко мне такую красавицу как
Элен Гвайн. Если это была одна из старых дев или серьезный священник с водянистыми
глазами, то я бы уже показал им на дверь, но она была настолько приятна на вид, что я
слушал бы ее, даже если бы она продавала последний выпуск энциклопедии.
"Вы не возражаете, если я закурю?" – говорит она, заставая меня врасплох. Я был занят,
наблюдая за ее грудями, казалось, они пытались разорвать ее сорочку всякий раз, когда она
двигала плечами.
"Лейф, Вы смотрите" - мурлыкает Рат. Она катается на спине, суча лапами в воздухе.
"Нет, конечно нет" – отвечаю я и подаю ей пепельницу. Я понимаю, что она не принесла с
собой сумочку, но она достает пачку сигарет из кармана жакета, вместе с тонкой золотой
зажигалкой.
Она опускает ее голову, прикуривает сигарету и выдыхает дым тонкой струйкой. Рат
изображает кашель.
"Мы полагаем, что корпорации пси-дисков планируют записывать новый вид дисков,
дисков, которые более сильны, чем те, что мы видели прежде. Мы встречались с обеими,
Си-Би-Эс и Эр-СиЭй, но они просто сказали, что бы мы занимались своим собственным
делом." Она снова затягивается, и я вижу помаду на фильтре сигареты.
"Хорошо, Лейф, постоянная бдительность в любой области, которая может влиять на умы
и отношения в нашем обществе – как раз наше дело. Очень даже наше дело." – улыбается
она.
"Конечно, все пси-диски должны быть пропущены Правительством, а «Крестовый поход»
представлен в комитете цензуры. Вы сами можете проверить ваши ощущения" – говорю я
ей.
Она гримасничает. "Лейф, нас волнует то, что мы обнаружили постепенное изменение в
настроении среди других членов комитетов, тех членов, которые не связаны с «Крестовым
походом за Мораль». Если откровенно, Лейф, мы уверены, что идет тенденция к
разрешению пси-дисков с большим насилием, и более либеральному подходу к их
сексуальному содержанию"
"И?" – говорю я, потому что я все еще не уверен, что она хочет.
"И мы решили сблизиться с Вами, Лейф, потому что Вы немного более зрелый, чем
обычные Фантазеры. "
Да, это довольно тактично. Она имеет в виду, что я гораздо старше, чем они.
"Мы подумали, что ваша зрелость может означать, что Вы сможете разделить нашу точку
зрения больше Фантазеров, которые слишком сильно материально зависимы. Кроме того,
мы видели все девять пси-дисков, которые Вы записывали, и мы впечатлены их.... "Она,
кажется, старается подобрать слово, и я помогаю ей.
"Зрелостью" - подсказываю я. Она улыбается.
"Точно" - говорит она. "Ваши диски имеют характер, глубину, целостность, сильные
основные сюжетные линии и обычно сильную моральную тему. Триумф добра над злом,
преступление всегда наказывается, важность защиты семьи и любимых ... "
"И вся остальная часть клише" - говорит Рат.
"И ваша версия «Макбет» превосходна, просто превосходна. Вы получили награду за неё?"

Да, это был мой пятый пси-диск, я провел три месяца в замке на западном побережье
Шотландии, который Эрби нашел для меня, в холоде, сырости, и совершенно несчастный.
Эрби нашел главного повара, который готовил пищу в стиле средневековой Англии, и мы
нанимали команду фехтовальщиков, чтобы они преподавали мне. Я отдал Оскара Эрби,
потому что награда теперь ничего не значит для меня, моё единственная забота - закончить
мой контракт и выйти из дела. Забавно, что она выбрала этот диск как пример качества
моей работы. Интересно, понимает ли она, сколько смертей в том диске, и сколько крови,
это был фактически самый сильный из пси-дисков, которые я когда-либо делал.
Я киваю, стараясь сохранять хладнокровие. "Да, но я все еще не понимаю, что Вы хотите
от меня. Вы хотите, чтобы я присоединился к кампании во имя Крестового похода?"
"О господи, нет" – смеется она, и блузка слегка колеблется, как море при ветре. Она
затягивается сигаретой, которая уже сгорела наполовину. Она сделала только две или три
затяжки, очевидно она из тех курильщиков, которые находят больше удовольствия в том,
что бы просто держать сигарету, чем от вдыхания дыма.
"Мы просто просим небольшой помощи, Лейф. Немного информации. Например, знаете
ли Вы о чем-нибудь относительно новой политики по насилию в пси-дисках? Хочет ли Си-
Би-Эс сделать новый ряд сильных дисков? " - Она пристально смотрит на меня, пока
говорит, чтобы увидеть мою реакцию, но я достаточно контролирую мои эмоции, так что
меня не так легко поймать. Я пожимаю плечами, и она смеется, её шелковая сорочка снова
шелестит.
Да, я знаю, что я смотрю на неё.
"Я предполагаю, что действительно было немного наивно ожидать, что Вы расскажете мне
тайны компании, не так ли?"
"Да, я так думаю. Почему Вы внезапно заинтересовались бизнесом с пси-дисками?"
"Не внезапно, мы всегда чувствовали, что они слишком сильно влияют на психику,
особенно на детей и тех, кто не столь же интеллектуален как ..... как Вы и я, например.
Тех, кто легко поддается влиянию. До сих пор Правительство было весьма устойчиво в
мнении, что может войти в содержание дисков, но если их бдительность понизится, то
представить сложно, какой вред это может нанести. "
"Но почему Вы считаете, что просматривающие сильные диски могут стать опасными?" –
спрашиваю я. Она достает из пачки другую сигарету и медленно зажигает ее, смотря на
мерцающий огонек.
"Мы оба слишком молоды, чтобы помнить те времена, когда не было телевидения, Лейф,
но мы знаем, что как только телевидение стало распространяться, то взлетел уровень
преступности. Стало больше изнасилований, больше нападений, больше убийств. Не в
первые дни, я имею в виду, а позже, в восьмидесятых и девяностых годах. Когда
телевидение стало более сильным, более либеральным, если Вам так больше нравится,
тогда произошло соответствующее увеличение количества преступлений. Это
удостоверенный факт. "
"Но в то время был рост населения, и больше преступлений расследовалось полицией,
больше попадало в статистику," - говорю я. "Я не думаю, что связь между увеличением
насилия по телевидению и увеличения насилия в обществе столь очевидна, как Вы
говорите. "
"Это походит на высказывание, что нет доказанной связи между курением и раком легких.
Но мы все знаем об этом"
"Но это не останавливает Вас от курения, не так ли?"
Она выпускает кольцо дыма и наблюдает, как оно всплывает к потолку, вяло улыбаясь.
Улыбка постепенно становится шире и шире, и затем она начинает смеяться. Она, кажется,
много смеется. Возможно, я ей нравлюсь.
"Вы так хотите, Джек," - глумится Рат.
"Есть отличие, Лейф," - говорит она. "Я курю, потому что я наслаждаюсь этим, но это
приносит вред только мне, и никому больше. Но если я посмотрю фильм или пси-диск с
насилием, а затем выйду и задавлю кого-нибудь автомобилем, или ограблю, или
изнасилую, то существует ещё и жертва. "
По понятным причинам мысль о Элен Гвайнн, насилующей кого-то, невероятно
возбуждает, и трудно прогнать мысли об этом, особенно наблюдая, как эротически она
обращается с сигаретой.
"Возможно," - говорю я. "Но это не моя работа, определять, где слишком много насилия, а
где нет сильно. Это решает комитет цензуры. "
"А если на комитет незаконно давят, Лейф? Что тогда?"
"Это было бы несправедливо. Но я снова не вижу, как это касается меня."
Я встаю и снова наполняю мой бокал виски. Она говорит, что ей больше не надо
подливать. Она делает меня возбужденным, не потому что она дает мне трудную задачу, а
потому что она настолько привлекательна и настолько уверена в себе, и, давайте честно,
она чертовски сексуальна. Я думаю о развитии отношений, но я знаю, что это может иметь
неприятные последствия, она всего лишь сотрудник «Крестового похода за Мораль» и
вероятно ей не очень понравится физический контакт с человеком приблизительно на
пятнадцать лет старше её. Я подхожу к окну и смотрю на Чикагское небо, и луну, белую и
чистую.
"Вы приближаетесь к окончанию вашего контракта, Лейф. Еще один пси-диск, и Вы
можете уйти, навсегда. Настолько богатым, что большинство людей и не мечтают, намного
более богатым, чем большинство из нас могут надеяться стать когда-либо. Когда это
случится, мы хотели бы, чтобы Вы присоединились к нам как советник, консультант. Тем,
кто может давать нам информацию относительно того, как работают корпорации пси-
дисков, и что еще более важно, как работают Фантазеры. Если бы у нас было некоторое
понимание того, как Вы, Фантазеры, производите пси-диски, тогда возможно мы могли
начать понимать, как мы можем помешать им углубиться в выгребные ямы секса и
насилия. Вот что мы хотим от Вас, Лейф. Мы хотим, чтобы Вы присоединились к нам."
Я думаю, в этом есть смысл. У большинства людей неопределенные мысли о том, как
работают Фантазеры, и только горстка вне корпораций знает что-то о технических
особенностях.
"Вы поможете нам?" мягко спрашивает она, гася сигарету.
"Позвольте мне подумать об этом," - говорю я, но в моем сердце я уже решил, и не только
мысль о работе рядом с Элен Гвайнн соблазняет меня. Я смакую возможность
предоставления «Крестовому походу за Мораль» следа на Луи Эйнтрелла и других.
Она соскальзывает с дивана и становится рядом со мной, не так близко, что бы мы
дотронулись друг до друга, но достаточно близко, чтобы я мог почувствовать запах ее
духов. Мы стоим и смотрим на небоскребы, и посередине горизонта возвышается Башня
Си-Би-Эс, самая высокая. Я часто задавался вопросом, выбрал ли Эрби эту квартиру из-за
вида из окна.
"Я всегда завидовала Фантазерам," - говорит она задумчиво.
"Завидовала в чем? Деньгам?"
"Конечно деньгам," - говорит она, "но не только. Явный творческий потенциал,
способность к..... я не знаю, как объяснить ..., это должно походить, как будто Вы боги, в
состоянии создавать целые миры, характеры, и заставляя их делать то, что Вы хотите. Это
походит на то, чтобы быть автором, продюсером, директором и актером в одно и то же
время. Вы должны получать такое чувство власти. Я проходила тест самостоятельно, но
конечно же ничего из этого не вышло. Сколько человек проходит тест? "
"Я не знаю. Пара из миллиона, я думаю."
Все корпорации пси-дисков регулярно проводят среди населения тесты, выискивая тех, у
кого есть талант Фантазера. Конечно, нет нехватки претендентов из-за перспективы
фактически неограниченного богатства и других льгот. Большинство людей проходят тест
в юношестве, и если Вы однажды терпите неудачу, нет никакого смысла повторно
проходить его. Это похоже на ваш показатель интеллекта, это не может измениться, по
крайней мере не сильно. Тест весьма простой. Они надевают Вам наушники, а затем
просят, чтобы Вы представляли вещи. Они начинают с простого, например с лошади.
Потом они говорят Вам изменить её цвет, сделать так, чтобы она поскакала. Потом они
просят, чтобы Вы вообразили другое животное, скажем, черную собаку, а затем они просят
Вас заставить лошадь исчезнуть в то же самое время, когда собака лает. Они начинают с
простых вещей, постепенно увеличивают степень сложности, пока Вы не удерживаете
несколько характеров одновременно. Большинство даже не проходят стадию с собакой, у
них нет достаточного контроля над воображением. Пробуйте это сами. Закройте ваши
глаза и думайте об черной собаке. Теперь прекратите думать о ней. Да, трудно, не так ли?
Собака продолжает возвращаться. В этом различие между Фантазерами и остальной
частью мира - когда Фантазеры хотят, чтобы собака исчезла, она исчезает.
"С кошками труднее," - это Рат.
Да, с кошками труднее.
"Вы такой счастливый," - говорит Элен.
"Это имеет и недостатки," я отвечаю. Она не понимает.
"Я не могу думать обо всём," - говорит она. Она кладет руки на подоконник и наклоняется
вперед, почти касаясь стекла губками. Ее дыхание начинает затуманивать ее отражение.
"Это вопрос реальности. Восприятия и реальности," - говорю я. "Все, что Вы
представляете реальным, ощущается Вашими пятью чувствами. Вы видите, слышите,
чувствуйте запах, осязаете, и ощущаете вкус. До пси-дисков Вы могли смотреть телевизор
или кино, и Вы использовали бы только два чувства, изображения и звука. Несколько
производителей экспериментировали с вибрирующими местами, чтобы дать ощущение
движения, и нескольких чудаков пробовали выпускать запахи в кино, но это не получило
распространения. Причина успеха пси-дисков в том, что Вы испытываете все пять чувств
одновременно. И когда Фантазер хорош, независимо от того, что Вы получаете из пси-
диска, это кажется реальным."
Она кивает. "Фантазеры производят действительность, которая великолепна. Вы
придумываете фантазии для других людей."
"Несомненно, и как только Вы снимаете ваши наушники, Вы возвращаетесь в вашу
собственную действительность. Вы окунаетесь в мир из диска без размывания
изображения между двумя действительностями. Что прекрасно для Вас и остальных
людей."
Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня прищуренными глазами.
"Но это не прекрасно для Вас?"
Я качаю головой. "У Фантазеров настолько твердый контроль того, что они представляют,
что воображаемая и реальная действительность начинают смешиваться. Мы настолько
талантливы к созданию действительности для других людей, что наши умственные
способности начинают играть с нами."
"Вы имеете в виду, что Вы видите миражи?"
Я смеюсь над этим, тем более что Рат уселась позади меня и трется ушами о мои ноги.
"Вы должны верить этому, ребенок," - мурлыкает она.
"Все мы видим миражи," - говорю я. "Это вопрос степени." Я указываю на Луну.
"Cмотрите на Луну, она неподвижна в небе. Но мы знаем, что мы кружимся вокруг солнца
со скоростью в тысячи миль в час, а Луна крутится вокруг нас. Но мы ощущаем, что она
висит на месте. А на самом деле всё ещё более сложно, потому что к тому времени, когда
свет от Луны достигает наших глаз, она уже переместилась. Теперь взглянем на звезды.
Любую мы видим как яркую светящуюся точку, но это только вопрос восприятия. Сами
звезды за миллионы миль вдали, так далеко, что свету требуется миллионы лет, чтобы
добраться до нас. Таким образом возможно, что сама звезда сгорела тысячи лет назад, но
её свет все еще добирается сюда, и мы ощущаем, что звезда существует.
И чернота между звездами. Может быть в тех местах недавно появились звезды, но свет не
доберется до нас миллионы лет. Итак, звезды, которые Вы видите сегодня вечером, могут
больше не существовать, а те, которые существуют, Вы не можете видеть. Что является
действительностью и что является вашим восприятием действительности? "
Она выглядит смущенной, а теперь и я тоже.
"Но это касается и всех нас, Лейф. Все мы ощущать нашу среду нашими чувствами."
"Конечно мы делаем это. Но это означает, что каждый по своему понимает, что реально и
что нет. Все, что мы испытываем, основано на ряде предположений и приближений. Мы
видим звезды, таким образом мы предполагаем, что они там есть. Мы ощущаем что Луна
неподвижна, хотя мы знаем, что она стремительно несется в пространстве. Вы удивитесь,
узнав, сколько ваших чувств зависит от предположений. Пробуйте различить виски и
бренди с закрытыми глазами, или объяснить вкус яблока или груши. Большинство людей
не сможет. Вы только предположите, что яблоко будет на вкус яблоком, и так далее. Мозга
собирает всю информацию, а затем использует логику и предположение, чтобы соединить
в общую картину. Итак, Ваше представление действительности зависит от способа,
которым ваш мозг обрабатывает информацию. Возьмите десять свидетелей несчастного
случая и попросите их описать то, что случилось, и Вы получите десять различных версий
– спросите у любого дорожного полицейского. "
Рат бодает мое левое колено и мурлыкает. "Вы знаете, что Вы собираетесь смутить её," –
говорит она. "Ее глаза начинают затуманиваться."
Я смотрю на великолепные синие глаза Элен Гвайнн, но они, мне кажется, и не
собираются затуманиваться.
Возможно Рат ревнива.
"Вы хотите этого, Джек."
Элен стряхивает со лба ее прямые светлые волосы и движением шеи посылает волну по
волосам до плеча, где они слегка колеблются. "Но я все еще не понимаю, где здесь
проблемы для Фантазеров," – говорит она, хмурясь.
"ОК, это потому, что ваш мозг делает предположения, основываясь на прошлом опыте.
Мой мозг делает предположения, основанные на творческом бите моего сознания. И часть
творческого бита находится в подсознании, где я не могу влиять на него. Чем больше я
использую мое сознание для создания альтернативных фактов, тогда больше мое
подсознание делает то же самое. " Это было бы отлично в беседе, которую я должен был
провести с Арчи Волкером, она дала бы ему достаточно информации для дюжины
учебников. Но я не знаю, почему я открываюсь Элен Гвайн. Возможно потому, что она не
представляет угрозы мне или моему контракту.
"Возможно из-за её глаз," - говорит Рат.
Глаза Элен открываются шире. "Но это - безумие," спокойно говорит она, прикасаясь
рукой к ее щеке, пять окрашенных в алое ногтей на ее кожи.
"Да," – соглашаюсь я. "Именно поэтому очень много Фантазеров не могут закончить их
контракты. Они сходят с ума. Они видят вещи, которых нет. Их подсознание начинает
осоздавать их собственную версию реальности. "
"Что именно происходит?"
"Иногда простые вещи, как неверные вкусы или запахи. Так это начинается. Потом Вы
начинаете видеть миражи. Вы смотрите на стул и видите стул, а затем Вы смотрите вдаль,
и когда Вы оглядываетесь назад, стул становится носорогом, пока Вы не
сконцентрируетесь на нём, и затем это снова становится стулом. Это обычно происходит,
когда ваше сознание занято чем-то еще. И когда Вы доходите до этой стадии, обычно уже
слишком поздно. "
"Это действительно случается?"
"Да," - говорю я. "Это случается. Чаще, чем не случается. Вскоре после того, как я записал
мой второй пси-диск, я встретил Фантазера по имени Вилли Коррир, случайно, я заметил в
баре, что он использует его черную карточку, и заговорил с ним. Он часто он говорил кое-
что табурету рядом и впиваются в него взглядом. Я спросил, что он делает, и он сказал
мне, что мой друг постоянно прерывает его. Там никого не было, и когда я сказал ему об
этом, он начал клясться и кричать, сердясь на меня. В конечном счете я успокоил его при
помощи бутылки виски, и именно тогда я узнал, что Корпорация забывала рассказывать об
этом новым Фантазерам. Вилли настолько хорошо создавал образы, что он делал их
подсознательно, и он делал это настолько хорошо, что они становились частью его
реальности. Он не мог узнать, был ли человек его созданием, или 'реальным' человеком.
Вилли сошел с ума и был определен в дом отдыха Корпорации шестью месяцами спустя,
на две трети выполнив его контракт. "
"Что относительно Вас?"
"Вы имеете в виду, вижу ли я миражи? Ответ да, время от времени."
"Но как Вы останавливаете себя, чтобы не сойти с ума? Как делают Вы удерживаетесь в
реальной действительности? "
Я улыбаюсь и смотрю на Рат, которая улыбается мне, ее голова наклонена, ее глаза
прищурены и удивленны. Есть предел тому, что я могу рассказать этой женщине, и мы
только что достигли его.
Рат - моя тайна, и она должна остаться ею. Рат - мой предохранительный клапан, она
удерживает меня нормальным. Через нее я могу определить, что реально, а что нет. То, что
реагирует на нее, никогда не существует в реальности. И она всегда на 100 процентов
честна со мной. Если я спрашиваю ее, является ли что-то продуктом моего воображения,
она скажет мне, и она всегда скажет правду. Рат появилась в моей жизни прежде, чем я
дошел до стадии, где я бы видел миражи. Я уже терял власть над ощущениями вкуса и
запаха, и иногда путались цвета, но я не видел нереальных людей. И даже теперь, после
девяти пси-дисков, я сохраняю мой подсознательный творческий потенциал под
контролем, только со случайными промахами. Но я не могу рассказать Элен Гвайн об
этом, таким образом я машу стаканом с японским виски и говорю ей, что этот напиток
удерживает меня от сумасшествия. Она отворачивается от окна и возвращается к дивану,
чтобы зажечь третью сигарету.
"Вы не понимаете, Лейф, что если psi-диски дают столько эффекта на профессионалов,
Фантазеров, то они должны быть очень опасными для обычных зрителей, особенно для
детей? "
"Я не согласен. Я думаю, что дело в той же самой генетической способности создания пси-
дисков делает Фантазеров восприимчивыми к галлюцинациям. Средний зритель не
достаточно чувствителен, чтобы его это затронуло."
"Но это - только ваша теория," говорит она, и я вынужден согласиться.
"Так Вы поможете нам?" – спрашивает она.
"Да," – говорю я. "Но только после того, как я закончу мой контракт."
"Когда?"
"Через три недели, возможно раньше. Я позвоню Вам."
Она встает на ноги, снова шелестя шелком.
"Обещайте мне одну вещь," - говорит она.
"Что именно?"
Она берет ее сигарету, и вдыхает дым, долго удерживает его в легких, и выдыхает
медленно и чувственно, наблюдая за мной из-под прикрытых ресниц. "Если у Вас
произойдет что-нибудь, что, Вы думаете, может помочь «Крестовому походу», что-то,
настолько важное, что не будет времени ждать, немедленно звоните мне. Вы обещаете мне
это? "
Я говорю да, не потому что я хочу подложить свинью Корпорации Си-Би-Эс, а потому что
если у меня действительно случится какая-нибудь неприятность, тогда мне может
понадобиться своего рода страховка.
Она гасит сигарету в пепельнице, и я следую за ней к двери, глядя на ее колышушиеся
бедра. Она протягивает ее руку, я пожимаю её, чувствуя давление ее ногтей на мою руку,
мы говорим доброй ночи, и затем она уходит. Когда дверь за ней закрывается, я понимаю,
что я задержал дыхание.
"Прелесть" - говорю я.
"Вам нравятся такие," - шипит Рат. "Мы идём или как? "
Здоровенный вышибала в запятнанном смокинге охраняет вход в бар, содержащем как
минимум дюжину человек. Я пытаюсь пройти мимо него, но его рука опускается как
гильотина, блокируя дверной проем на высоте моей шеи. Рат проскакивает внутрь бара.
"У нас нет мест, сэр," - говорит вышибала, с акцентом на слове "сэр". Очевидно из-за
моего пуловера или бейсболки, или возможно того факта, что я по крайней мере вдвое
старше остальной части потенциальных гуляк, приходящих в его учреждение.
"Жаль," - машинально говорит он.
Я достаю мой бумажник и показываю ему черную карточку Корпорации. Его брови
прыгают на лоб и он убирает руку. Он снова говорит "жаль", и на сей раз оно звучит так,
что он действительно так думает. Фантазеры вообще большие расточители, но их работа
стоит того.
Рат ждет меня внутри, сидя на краю затемненного танцпола, наблюдая за танцующими
мальчиками и девочками. Большинство из них - дети богатых родителей, несколько
торговцев наркотиками, и молодые девочки, отчаянно дергающиеся на танцполе, как будто
от этого зависит их жизнь.
Ни один из них не похож на Фантазера.
Музыка громкая и пульсирующая, и моя голова начинает пульсировать в такт. Рат
поднимает мордочку. "Это место, где болтаются высший свет общества," - говорит она, и я
могу видеть, что её это не впечатляет.
В мигании огней мы подходим к краю танцпола. Слева длинная барная стойка с рядом
табуретов, все они заняты. Мужчины выглядят элегантными и ухоженными, а женщины -
доступными и дорогими. Я ловлю на себе несколько удивленных взглядов. Никто больше,
кажется, не одет в пуловер и бейсболку.
Попадается на глаза один из барменов, в свежей белой рубашке и черной бабочке, и я
заказываю солод со льдом. Я даю ему свою черную карточку, что поворачивает несколько
голов в баре. Внезапно я становлюсь большим, чем просто парень в забавной шляпе.
Я потягиваю напиток и бреду по бару к скрытому во мраке полукругу кабин за танцполом.
Рат идет спереди, заботясь, чтобы не столкнуться с кем-нибудь, ее уши насторожены, глаза
осматривают вокруг, как будто она охотится.
Двое в кабинке в дальнем конце, оба в юношеском возрасте, с отсутствующими взглядами,
как будто они не уделяют внимания миру вокруг них. Как будто они знают лучший мир.
Один из них высокий, с длинными, до плеч, желтыми волосами, и пестрыми усами. Он
часто фыркает. Другой тоже блондин, но его волосы вьются, как у греческого бога, и он
похож на девицу. Они хихикают с несколькими девчонками в коротких юбках и со
множеством золотых драгоценностей, но понятно, что девочки там только для интерьера.
Я выдерживаю паузу и стою некоторое время, играясь с моим напитком, пока более
высокий из них не замечает меня.
"Эй мужик, убери свое лицо из моей кабинки " – говорит он.
"Поэт," - говорит Рат. "Настоящий поэт."
Я достаю из заднего кармана черную карточку и показываю ему, он выглядит столь же
удивленным, как вышибала.
"Лейф Аблеман," говорю я. "Я могу присоединиться к Вам?"
Эти два юнца смотрят на друг друга, и затем опять на меня.
"Лейф Аблеман?" – говорит высокий.
"Лейф Аблеман?" - говорит короткий.
"Великое горе," - говорит Рат.
"Да," - говорю я. "Я могу поговорить с вами, парни?"
"Конечно" - говорит высокий и отстраняется от девицы. "Мы потом поболтаем с вами,
девочки," говорит он. Девицы, уходя, смотрят на меня каменным взглядом. Они кажутся
недовольными.
"Закажите что-нибудь за наш счет," - говорит юнец, и девочки приободряются.
"Очевидно они не знают, кто такой Лейф Аблеман," - мурлыкает Рат.
"Садитесь, садитесь," - говорит короткий, представляясь как Робби Мензис.
"А я Рик Макги," - говорит тот, что с длинными волосами.
Я слышал о них обоих, Робби записал два диска, один о рок-группе, а другой о
полицейской истории. Рик создал три, один из которых стал платиновым.
"Эй, Ваш диск «Макбет» был самым великим," говорит Рик, фыркая. "Они заставили нас
пройти тест в школе, и я думал, что слентяйничал, но остался вне поля их зрения. А
приблизительно через шесть месяцев я прошел тест самостоятельно. Я собираюсь
пробовать сделать что-нибудь из классики, возможно Гамлета, что Вы об этом думаете? "
"Попробуйте," говорю я.
"Трудно работать?" спрашивает Робби.
"Да," говорю я. "Диск Макбет потребовал месяцы подготовки, но Гамлет тоже может
оказаться хорошей вещью. Вы должны пробовать это ....., это хорошая тренировка. "
Оба с энтузиазмом кивают, и Робби заказывает еще выпивки.
"Вы хотите кока?" - спрашивает Рик, и он подразумевает не шипучий напиток.
"Спасибо, нет," - говорю я.
"Когда-нибудь пробовали это?" – спрашивает он, и я отвечаю, что я пробовал все, и это в
моем списке удовольствий белый порошок стоит далеко не на первом месте. Я улыбаюсь,
когда говорю, чтобы он понял, что я шучу, потому что я не хочу кока.
"Когда вы двое собираетесь записывать ваши следующие диски?" – спрашиваю я.
"Через четыре месяца," - говорит Рик.
"Пять," - говорит Робби. "А Вы?"
"Меньше чем через три недели," – отвечаю я, "это мой десятый диск" - и они оба смотрят
друг на друга с открытыми ртами и затем назад ко мне.
"Вау!" - говорит Робби. "Я никогда не встречал Фантазера, который сделал девять дисков!"

И я никогда не встречал никого старше шести лет, кто говорит "Вау!".

Рат смотрит на меня. "Он сказал Вау!?" - спрашивает она, и печально качает головой.
"Эй, парень, ты должен радоваться," - говорит Рик, потирая нос ладонью. "Еще один, и ты
свободен."
"Вау!" - снова говорит Робби.
"Я буду радоваться после записи," - говорю я.
Приносят новую выпивку, я беру мою рюмку с подноса и поднимаю в приветствии.
"Спать," - говорю я.
"И во сне случайно фантазировать," - говорим мы хором, и пьем за здоровье друг друга.
Это старая шутка.
"О чем Вы собираетесь записывать диск?" - спрашивает Робби, и Рик тыкает его локтем в
бок, проливая выпивку.
"Неудачный вопрос" - говорит Рик.
Робби выглядит пристыженным и извиняется, но я говорю, что ничего страшного, и
обрисовываю основу моего диска. Черт, как будто кто-то может украсть фантазию.
Они оба говорят, что это кажется хорошим, и желают мне успеха, но я вижу, что есть что-
то у них на уме, они что-то хотят сказать мне, но не знают, как это сделать, возможно они
слышали, что случилось с другими Фантазерами.
Мы сидим, шутим и смеемся, выпивая, Рик дважды достает из кармана рубашки
маленькую золотую трубку и нюхает кокаин. Никто не обращает внимания. Оба раза он
предлагал это Робби, но тот отказался, возможно из уважения ко мне.
Время от времени один или другой замолкали и смотрели куда-то вдаль, как будто были
заняты тяжелыми расчетами в уме, и через несколько секунд возвращались назад, как
будто очнувшись от сна, и пару раз Рик подскакивал, как будто кто-то уколол его в зад.
Интересно, как они сумели оставаться нормальными, с фантазиями и наркотиками, и вдруг
у меня внезапно возникает мысль, что мы трое сидим здесь с нашими собственными
индивидуальными опекунами нашего здравомыслия. Я с моей рыжей рысью с карими
глазами, а Робби и Рик с тем, что вызвало их воображение, столь же реальным для них, как
Рат для меня.
"Как Вы остаетесь нормальным?" спрашивает Рик, как будто прочитав мои мысли.
"Что Вы имеете в виду?" – говорю я, поскольку не уверен, правильно ли я его понял.
Он смотрит направо и налево, а затем наклоняет его голову вперед, почти касаясь моей.
Он улыбается, и это злая улыбка, но его глаза добрые. Налитые кровью, но
дружественные.
"Иногда, Лейф, я вижу вещи. Вещи, которых там нет. Миражи." – скрипуче смеется он. "И
иногда я не вижу вещи, которые, как я знаю, существуют."
Робби похоже очень неуютно, он не знает, как реагировать на слова Рика. Возможно он
волнуется, что я расскажу о нем в Корпорации, и его контракт будет расторгнут. Робби
нервно улыбается мне и говорит, что Рик пьян и не знает, что он говорит. Рик стучит
кулаком по столу, и говорит его другу заниматься его собственным делом.
"Эй, успокойтесь," - говорю я. "Я знаю, что Вы имеете в виду. Это случается со всеми
нами."
"Я знаю," - говорит Рик. "Все мы об этом знаем. Но они не говорят нам, как остаться
нормальным. Какого черта они не говорят нам? "Он наклоняется вперед и стучит по столу.
Потом бьет по своей голове снова, и снова по деревянной поверхности стола. Его ноздри
расширились от наркотика, и я сомневаюсь, чувствует ли он боль. Я мягко кладу руку на
его плечо, но он игнорирует меня.
Робби пожимает плечами. "Он часто видит миражи," - говорит он.
"Все мы видим их," – отвечаю я. "Только у нас это выглядит по-разному."
Робби выглядит благодарным, как голодная собака, которой бросили мясистую кость. "Вы
имеете в виду, что Вы тоже видите миражи? "
Рат глубоко и низко рычит.
"Осторожно, Леиф," - говорит она. "Осторожнее в разговоре."
Я знаю, что она имеет в виду. Но то, что они тоже Фантазеры, не является для меня
поводом, чтобы открыться им, по крайней мере о Рат.
"Вы должны контролировать свои чувства, Робби," говорю я, тщательно подбирая слова.
"Вы должны знать, что реально, и что нет. И Вы должны удерживать это. "
Он закрывает его глаза и встряхивает его голову. "Боже, мне жаль, что это не так просто," -
говорит он. "Именно так я и поступаю. "
"Заставьте кого-то быть вашими исходными данными," -говорю я. "Кого - то, кто может
сказать Вам, что настоящее и что нет. Кого - то, кто может сказать Вам, когда Вы
фантазируете." И это всё, что я могу сказать, не рассказывая о Рат, о моих исходных
данных.
Моя жемчужина мудрости, кажется, не помогает ему почувствовать себя намного легче, но
Рик перестает стучать по столу и откидывается на спинку кресла, смотря на лампочки над
танцполом и фыркая.
Парочка в кабине рядом с нами, молодой человек в темно-синем итальянском костюме и
светловолосая девочка в зеленом облекающем платье. Они сидят, положив руки на стол,
надев наушники пси-диска и растянув улыбку до ушей.
Робби видит, что я смотрю на них. "Пси-записи убивают искусство беседы," – смеется он.
"Да," – соглашаюсь я. "Это убивает всё. Зачем трудиться в жизни, если Вы можете вместо
этого купить мечты?"
Он кивает. "Я думал о собаке," - спокойно говорит он.
"Собаке?"
"Да, домашнее животное. Я считаю, что она могла бы помочь, как Вы думаете? Она могла
бы быть моими глазами в дни перед записью. Возможно, собака сообщила бы мне. "
Я не знаю, что сказать ему. Рик похлопал его по спине.
"У меня прекрасная идея," - говорит он.
"Какая?" - говорит Робби, настораживаясь.
"Я куплю тебе собаку," - говорит он. "И мы назовем её Приди. Великое имя для собаки.
Каждый раз, когда ты захочешь, чтобы она пришла, ты будешь кричать 'Приди сюда,
Приди. Приди сюда.' Она скоро станет такой же сумасшедшей, как мы." Он хихикает, и
Робби отталкивает его с отвращением на лице, но потом он тоже начинает смеяться. Наши
рюмки пусты, поэтому я машу официантке, и она подходит, виляя бедрами, в туфлях с
четырехдюймовыми каблуками . Я думаю, что бармен рассказал ей о моей карточке. Она
надувает губки и грудным голосом спрашивает меня, что я хочу. Похоже, что если бы я
помахал у ней перед носом моей карточкой, то я смог бы поиметь ее. Рик потягивается и
шлепает ладонью по ее грудям, она делает движение ударить его, но замечает черную
карточку на столе перед ним, и она поворачивает к нему ее внушительную грудь.
Непостоянная сука.
"Сколько?" – спрашивает он, оглядывая ее с головы до пят. Она довольно долго
выдершивает паузу, хлопая большими доверчивыми глазами и теребя её волнистые
красновато-коричневые волосы.
"Прошу прощения?" - говорит она, но очевидно, что она поняла, что он имел в виду.
Рик наклоняется к стол и играет с его карточкой, слегка сгибая её. Он улыбается,
поднимает брови и сопит. "Ты" – говорит он. "И я. В большой кровати на белоснежной
простыне".
Она резко вдыхает, и все мы наблюдаем, как поднимаются и опускаются её груди.
"Почему Вы думаете, что я такая девочка?" - спрашивает она, но мы уже знаем, какая она
девочка.
"Десять тысяч," - спокойно говорит он.
"Двадцать пять," - говорит она, совершенно не беспокоясь о своей публичной продаже.
"Пятнадцать," - торгуется Рик, несмотря на то, что не имеет значения, какова будет
заключительная цена, потому что счет оплатит Корпорация.
"Двадцать две," - говорит она, и Рик откидывается назад на спинку.
"Нет," - говорит он. "Я передумал. Лучше принесите нам ещё выпить."
Ей кажется, что он шутит, и улыбается, приоткрывая губы и задирая подбородок, что бы
мы увидели её длинную, гладкую, чувственную шею, и какой у неё длинный,
приглашающий вырез на платье.
"Спокойнее, Лейф," - лукаво говорит Рат. "Вы достаточно стары, чтобы быть ее отцом."
Она вспрыгивает на диван рядом с Робби и сидит там, чистя ее усы.
"Хорошо, пятнадцать," говорит она. "Пятнадцать – это нормально."
Рик отстраняет ее, и улыбка сходит с его лица. "У тебя был шанс на любовь, но ты
потеряла его. Теперь иди и принеси нам выпить"
Она впивается в него ненавидящим взглядом, затем разворачивается и уходит, а мы
наблюдаем, как ее задница корчится под натянутой юбкой.
"Ты животное," - говорит Робби.
"Ха," - говорит Рат, и я понимаю, что она имеет в виду. Животные не смотрят друг друга с
таким презрением. Это прерогатива нас, людей.
"Глупая сука," - смеется Рик. "Но у нее хорошая фигура. Возможно, я ещё передумаю." Он
снова вдыхает белый порошок, и его глаза собираются в кучу. Интересно, это помогает
полету фантазии, или препарат имеет более сильные побочные эффекты.
"Как Вы стали Фантазером?" - спрашивает Робби у меня, и я пожимаю плечами.
"Прошел тест, как и все остальные."
"Но Вы...." Он колеблется, не зная сказать, но я помогаю ему.
"Старше чем обычно," – заканчиваю я за него и он кивает.
"Да," - говорит он. "Никаких проблем, но ...."
"Ничего страшного," - говорю я. "Я никогда не собирался стать Фантазером. Я был
писателем."
"Книги?" - изумляется Робби, и Рат фыркает на его дедуктивные способности.
"Да, веришь ли ты этому или нет."
"Но ведь на книгах не заработать денег?"
"Сейчас нет. Но раньше возможно. Я достаточно хорошо зарабатывал себе на жизнь, пока
не появились пси-диски. К тому времени, когда мой агент сказали мне пройти тест, у меня
были две бывшие жены и куча алиментов. Я не думаю, что кто-то из нас думал, что я
окажусь способным, но так получилось."
"На что это похоже, писать книги?" – спрашивает он. Он действительно выглядит
впечатленным, и это удивляет меня, потому что он Фантазер, настоящий талант,
использует воображение для построения фантастических миров, и он хочет знать, на что
похоже помещение слов на бумагу. Сверхъестественно.
"Тяжелая работа, действительно тяжелая," - отвечаю я, вспоминая о часах, проводимых
перед монитором, когда не находил слов описать изображения в моей голове, но я просто
не мог найти слова, я знал, что персонажи хотели сказать друг другу, но не мог написать
диалог. Бессловесные дни превращались в бессловесные вечера, и я поворачивался к
бутылке. В другие дни слова сами ложились на страницу, и тогда мне было еще хуже,
потому что вымышленный мир, который я создал, был всегда намного лучше того, в
котором я жил. Женщины были более симпатичными и больше любили, беседы всегда
более остроумные, окружающая обстановке всегда прекраснее, таким образом я начал
обижаться на несовершенство реального мира. И это тоже заставляло меня повернуться к
бутылке.
"Давайте честно, Лейф, Вы только искали оправдание, чтобы выпить," говорит Рат.
Я хочу поспорить с ней и объяснить, что она неправа, что я был только жертвой
постоянного сражения между восприятие и действительность, невинный свидетель, но
что, черт возьми, возможно я просто обманываю себя.
Робби все еще вслушивается в каждое мое слово, в то время как Рик резко откинулся назад
на спинку дивана.
"Это совершенно отличается от работы с пси-дисками. Когда Вы записываете фантазию,
Вы должны держать все в вашей голове, но когда Вы пишете, Вам нужно сделать это
постепенно, с большим объяснением, большим описанием."
"С большей глубиной," - говорит Робби, и он прав. Больше глубины. Фантазии больше
продаются, за них платят больше денег, но они мелки. Они находятся в трех измерениях,
но у них нет глубины. Вы реально включаетесь в вымысел, но он не требует раздумий или
анализа. Я забыл, что обычно я просматривал пси-диски Корпорации с тем же самым
презрением, которое Рик выказал официантке. И я поклялся, что я никогда не буду
заниматься проституцией таланта. Да, это было хорошо тогда, но не сейчас. Адвокаты
моих бывших жен хотят чеки, а не неопубликованные рукописи.
Официантка возвращается, сверкая глазами, и грохает выпивку на стол достаточно сильно,
чтобы вызвать маленькое землетрясение, но Рик даже не замечает ее. Моя выпивка на вкус
кажется металлической, по крайней мере в первый глоток, но второй проскакивает
нормально.
"Я пробовал писать роман, когда я придумывал мой второй диск," - говорит Рик, таким
тоном, как будто он стыдится этого. "Я никогда не закончу его."
"Ты должен," - говорю я. "В основном это только вопрос упорства, записывая слова, и
затем исправляя и полируя их. Есть поговорка, там девяносто пять процентов пота и пять
процентов вдохновения. "
"Да, полная противоположность Фантазии," - говорит Рик.
Все мы киваем, соглашаясь. Не имеет значения, насколько усердно Вы работаете над
Фантазией, Вы или можете сделать её, или не можете, упорство в этом не поможет.
Несомненно, Вы можете улучшить качество, исследуя места действий и тому подобное, но
у Вас еще должна быть генетическая возможность, талант, и это отделяет Фантазеров от
остальных людей.
"Корпорация попросила, чтобы Вы усилили ваш следующий пси-диск?" – спрашиваю я у
Робби.
"Усилить?" – переспрашивает он.
"Ну да, сделать более сексуальным и с насилием."
"Да, мой куратор предложил, чтобы я сделал их более реалистическими, позволил зрителю
принимать участие, вместо одного наблюдения. Это не запрещено инструкциями."
"Ты имеешь в виду цензоров?"
"Да, он намекнул, что законы могут скоро измениться, и что мы должны готовиться
получить преимущество."
"Обильный секс?"
"Он не сказал нет."
"И убийства?"
"Убийства всегда были разрешены, Вы знаете это. Но зрителю не разрешено участвовать в
них, это не собирается меняться, не так ли?"
"Я понял. Что относительно тебя, Рик?"
"Что?" - Рик, кажется, возвратился назад к реальности.
"Мы говорили о сексе и насилии,"- говорю я ему.
Рик поднимает его стакан. "Вот что," - говорит он.
"Вам сказали поместить больше секса и насилия в следующий диск?"
"Наверняка," он говорит и шумно пьет, затем вытирает его губу рукой и потирает
переносицу. Пятна крови ниже его ноздрей.
"Они сказали мне, что Корпорация предпочла бы, если бы я зашел немного дальше, чем
обычно. И я должен сказать,. что мой материал всегда был с хорошим вкусом. Последний
диск был с сексом и требовал цензоров, но они хотят позволить мне порвать с цензурой в
следующем диске. Я с нетерпением жду этого. Эта официантка уже подала мне кое-какие
хорошие идеи."
"Рик, кто именно сказал, что ты сможешь позволить себе отсутствие цензуры?"
"Луи Эйнтрелл, конечно," - говорит он. "Большой босс. Прямо с самого верха. Наряду с
обещанием большой премии. "
Вот значит как. Элен Гвайнн была права, Корпорация рассчитывает на изменение законов,
и Луи Эйнтрелл тот, кто был бы весьма доволен изменениями закона, если они
предназначены для повышения прибыли.
"Что относительно Вас," - спрашивает Рик. "Они пытаются заставить Вас делать то же
самое?"
Я качаю головой. "Они считают, что я слишком стар и слишком близок к отставке," -
говорю я.
"Чепуха," - говорит Рат. "Вы всегда можете продолжить." Она выглядит раздраженной, ее
когти медленно царапают кожу дивана, поскольку она сжимает и разжимает их.
Лицо Робби внезапно хмурится, и он выглядит на 10 лет старше. "Вы думаете, что
существует какая-то связь между новыми инструкциями и погибшими Фантазерами, не
так ли?, " – спрашивает он.
"Я не знаю," - говорю я. "Что ты слышал?"
"Только то, что было несколько необъясненных смертельных случаев среди Фантазеров, и
это все. Прошел слух, что было что-то не так с оборудованием, но никогда не станет точно
известно. Я не верю начальству, ни одному слову."
Рик фыркает, но я не знаю, является ли это признаком недоверия, или затвердевший
порошок блокирует его ноздри. "Это не оборудование," - говорит он. "Фантазеры умирали
постоянно, не только в этом случае в СИ-БИ-ЭС. "
"Как ты думаешь, что это?" – спрашиваю я.
Рик наклоняется к столу и опирается на подбородок. "Существует кто-то, недовольный
Фантазерами. Чертов псих. Его поймают в ближайшее время. Или ее."
"Перестань, Рик," - презрительно говорит Робби. "Фантазеры умерли в студии, они не
были застрелены или зарезаны. Полное прекращение деятельности коры головного мозга,
вот что я слышал. "
"Я не позволю этому испортить мою жизнь," - говорит Рик. "У меня есть четыре месяца до
записи, и я собираюсь остаться живым. Как сегодня, как завтра." Он достает кокаин и
вдыхает его каждой ноздрей.
"Если он продолжит, то для него не наступит завтра," - говорит Рат.
"Сколько она говорила?" - спрашивает Рик.
"Пятнадцать," - отвечает Робби.
Рик вздыхает и сопит. "Я думаю, она может того стоить. Как Вы думаете?" - спрашивает
он у меня.
"Тебе решать," - говорю я. "Ты не узнаешь до окончания." Вы никогда не узнаете. Я когда-
то заставил Герберта устроить мне секс с аравийской принцессой, и он обошелся мне в
полмиллиона долларов. То есть он Корпорации стоил полмиллиона долларов. И нет, она
того не стоила.
Я оставался с ними до следующей выпивки и затем оставил их, потому что я узнал что
хотел. Парочка за следующим столом все еще слушала их пси-диск, с глупыми улыбками
на лицах и пустыми глазами. Вышибала желал мне доброй ночи, когда я выходил,
сопровождаемый Рат.
Я вызываю такси и позволяю Рат первой вскочить на заднее сиденье. Там есть
проигрыватель и несколько пси-дисков с короткими записями, от пяти минут до получаса.
Такие короткие записи, что бы Вы могли попробовать свободное падение, лыжный спорт,
подводное плавание, и тому подобное. Корпорации стараются заполнить каждую минуту
свободного время населения. Я уверен, они хотят видеть всех людей смотрящими пси-
диски по 24 часа в день. Страшно.
Рат разбудила меня, мягко бодая меня носом и облизывая мою щеку.
"Просыпайся, ты опоздаешь," - говорит она, когда я открываю мои глаза. Она стоит на
кровати, передними лапы на подушке, смотрит на меня, и я ощущаю лицом ее горячее
дыхание на моем лице. Она наклонила голову на правую сторону, и я могу видеть кончик
ее языка, высовывающегося из-за белых зубок. Я вытягиваю руку из-под одеяла и щекочу
мех между ее бровями, она закрывается глаза и мурлыкает.
Я иду в ванную и велю душу пустить холодную воду, пока полностью не проснусь.
"Почему ты такой утомленный?" – спрашивает Рат. Она лежит на белом коврике в ванной
и наблюдает, как я принимаю душ, она всегда так делает, не пристально, отводя взгляд,
когда я смотрю на нее.
"Я не знаю. Я не слишком много выпил. Я думаю, возможно это из-за пси-дисков, они
потребовали слишком большого напряжения. Сильное возбуждение, я думаю."
"Почему Вы не скажете им подождать некоторое время перед просмотром следующего?"
Я говорю ей, что это не возможно, слишком многое под угрозой, и кроме того я хочу знать,
что случилось. Я хочу знать почему. Я брожу по квартире взад и вперед, полотенце на мне
высыхает, и она следует за мной в тишине, пригнув голову, держа нос только в дюйме от
ковра. Мне попадается на глаза визитка Элен Гвайн, и я прошу телефон соединить с ней, и
говорю, что хочу визуальное соединение. Линия соединяется, и Элен появляется на
экране, с ее яркими светлыми волосами и широкими глазами.
"Рада видеть Вас, Лейф," - говорит она и я подаюсь вперед, потому что я не уверен,
насколько хорошо я выгляжу на ее экране, ведь я прохожу возраст, когда мое тело выводит
женщин из себя. В эти годы мое тело только отталкивает их, хотя удивительно, что они
всегда прибегают обратно, как только Вы показываете черную карточку Корпорации.
"Как дела?" – спрашиваю я, и она говорит что прекрасно, и делает паузу, очевидно
задаваясь вопросом, почему я позвонил ей.
"По поводу нашей беседы вчера вечером," - говорю я, и она кивает с надеждой, ее волос
легко колеблются, как текущая вода.
"Я хочу помочь," - говорю я. Я говорю ей, что у меня есть немного информации для нее, и
что я хотел бы увидеть ее сегодня вечером.
"Когда?" - спрашивает она, и я говорю, что позвоню ей позже, потому что я не знаю, как
долго я буду в студии.
Она улыбается, говорит, что будет с нетерпением ждать встречи, и прерывает связь, а я
чувствую унылую боль в моем паху.
Макс ждет меня в студии вместе с Эрби и группой техников. Техник с значком помошника
шерифа осматривает мой скальп и говорит, что не нужно брить меня снова.
Макс отеческим жестом кладет руку на мое плечо и спрашивает, в порядке ли я. Я
улыбаюсь и говорю да, но я больше не доверяю ему, потому что если Луи Эйнтрелл стоит
за этими дисками, то я чертовски уверен, что Макс тоже знает, что происходит.
"Я спешу пойти, Макс," - говорю я, но возможно недостаточно уверено, потому что он
подозрительно смотрит на меня и спрашивает, уверен ли я.
"Все хорошо, Макс. Честно. Расскажи мне о диске."
Он засовывает руки глубоко в карманы его белого халата, что заставляет меня подозревать,
что он что-то скрывает.
"Имя Фантазера - Джимми Кратзнер, всего 16 лет."
Я знал его имя, потому что Эрби сказал мне его в Маниле, но я не знал, что он был
настолько молод.
"Шестнадцать?" - переспрашиваю я с сомнением.
"Правильно," - отвечает Макс. "Это был его пятый диск."
"Черт, он стал Фантазером совсем мальчишкой." По одному пси-диску каждые шесть
месяцев, следовательно он, должно быть, записал его первый диск, когда ему было всего
13 лет.
"Он был в нашей юношеской программе," - говорит Макс, это означает, что родители
Кратзнера выдвинули его в Фантазеры. Кто в 13 лет может управлять его воображением,
Боже мой?
"Он был хорош," - продолжает Макс. "Мы действительно возлагали на него большие
надежды."
"Да, я уверен. Тема?"
"Трудно определить," он говорит, избегая встречаться со мной взглядом. "Это не
вписывается ни в одну из стандартных категорий. Я предполагаю, что фантазия - самое
близкое название, которое я могу придумать. "
"Фантазия?" Гнев вспыхивает, потому что я знаю, что есть что-то, что он не говорит мне.
"Что, черт возьми, Вы подразумеваете фантазией, Макс? Что, черт возьми, за фантазия?
Сексуальная фантазия, Вы имеете в виду? Насилие? Убийство? Что точно пришло его
голову, прежде чем он умер, Макс? "
Я понимаю, что я кричу. Все техники отвернулись от их мониторов и смотрят на меня,
Макс стоит скрестив руки на груди, со странным взглядом в глазах, не испуганным, не
возмущенным, скорее своего рода взгляд, как будто я несправедливо обвиняю его. Он
начинает говорить, но только бормочет что-то и поднимает руки, но затем опускает их. Я
хватаю его, тяну со мной в кабину и закрываю дверь сзади него.
Он садится на кожаную кушетку, его плечи и голова опущены.
"Макс," говорю я. "Мы прошли вместе долгий путь. Я нуждаюсь в твоей помощи больше,
чем когда-либо прежде. Ты должен сказать мне, что происходит. "
"Я не могу," – тихо говорит он.
Я кладу руки на его плечи и мягко трясу его.
"Ты должен," говорю я, и когда он поднимает его голову, чтобы посмотреть на меня, я
знаю, что он собирается сказать мне, я вижу это в его глазах. Сочувствие. И жалость.
"Меня уволят, если я скажу тебе что-нибудь," - говорит он. "И ты знаешь, что это значит."
Да, я знаю. Никакой пенсии, никакой зарплаты, никакой квартиры, никаких медицинских
услуг, и вероятно помещение в черный список. Корпорация имеет большой вес, и Макс
никогда не сможет работать снова, по крайней мере не на той работе, которая бы
поддерживала его образ жизни.
"Если ты не скажешь мне, я могу кончить как другие три Фантазера Си-Би-Эс," -говорю я.
Я чувствую, что его плечи двигаются, поскольку он пожимает плечами. Я приближаю мое
лицо к его.
"Они не могут слышать нас, Макс. Мы здесь одни. Ты не должен ничего мне говорить, я
скажу все сам. Все, что я хочу, твоих ответов да или нет. Понятно? "
Он кивает. Его нижняя губа дрожит, возможно он боится риска или позора. Тем не менее я
победил, я чувствую это.
"Эйнтрелл настраивает Фантазеров усиливать секс и насилие, да?"
Макс кивает.
"И три Фантазера, которые умерли, делали то, что хотел Эйнтрелл, да?"
Второй кивок.
"Корпорация знала, что Мечтатели умирали в других компаниях пси-дисков?"
"Да," тихо говорит он.
Я сильно трясу его, его голова болтается.
"Хорошо, но какого черта кто-нибудь не сказал мне? Почему ты не сказал мне, Макс?"
"Потому, что ты не сделал бы этого, именно поэтому. Твой психологический профиль
показал, что ты не станешь создавать такие диски. Не было никакого смысла."
"Это объясняет, почему меня не просили записать порнографические пси-диски для Си-
Би-Эс, но это не объясняет, почему мне не говорили о том, что происходит. " - Я взбешен,
но говорю тихо.
"Эйнтрелл волновался, что Вы могли бы пойти к властям. Законодательство пока не
изменено, это только планируется. И он не хотел, что бы ты рассказывал всем вокруг."
"Но он, должно быть, понял, что я узнал бы об этом, как только стал просматривать пси-
диски?"
"Мы не знали, что именно было на дисках, как далеко Фантазеры зашли, прежде чем они
умерли. Лейф, это было тайной, ты должен понять. Эйнтрелл тратит много денег, чтобы
изменить закон. Он не может позволить себе проговориться слишком рано. Он
инвестировал в это миллионы."
"Вы должны были сказать мне раньше, Макс," - говорю я, отпуская его плечи. Я
откидываюсь назад и смотрю на него. Он выглядит сломанным, похожим на куклу,
марионетку на нитках.
Нитках, которые ведут к цепким рукам Луи Эйнтрелла.
"Макс," - говорю я, и он смотрит на меня. "Макс, Эйнтрелл делал что-нибудь грязное, что
можно связать со смертельными случаями?"
"Мы не знаем," – тихо говорит он. "Я клянусь, мы не знаем. Всё, что мы действительно
знаем - что все погибшие Фантазеры записывали новые пси-диски. "
"Что относительно других компаний пси-дисков? Что там со смертельными случаями?"
"Мы не знаем, но я предполагаю, что такое случалось."
"Но это означало бы, что тайна Эйнтрелла не очень скрывается, не так ли?"
"Может случится, что они применяют собственное давление для изменения закона. Рынок
для мягкого порно, и более грубого, стоит сотни миллионов, возможно миллиарды. В
конце концов законы изменились бы даже без давления Эйнтрелла. Только посмотрите,
как смягчились законы за последние годы. Сперва разрешили слабые наркотики, сейчас
легализуются тяжелые наркотики. Никого не сажают в тюрьму за мелкое воровство или
хулиганство. Насильники сидят под домашним арестом под присмотром электроники.
Сейчас за решеткой только убийцы или вооруженные грабители. Лейф, общество
становится более гибким, более понимающим. Более терпимым. Эйнтрелл просто
чувствует тенденцию, и всё. И так же другие компании. "
"Так, а где вы оставите меня, Макс?"
"Что ты имеешь в виду?"
"Теперь, когда я знаю, чем является Эйнтрелл, что случится со мной?"
"Как ты решишь, Лейф, но независимо от того, что ты сделаешь, ты не должен ввязывать
меня в это." – говорит Макс с мольбой в глазах, и это заставляет меня почувствовать боль
в груди. Я думал, что я знал этого человека, я доверял ему.
"Эйнтрелл собирается заставить меня записать мой последний диск, не так ли?" –
спрашиваю я, хотя я знаю ответ.
"Конечно," - отвечает Макс.
"Даже при том, что это значит, что я могу умереть?"
Макс кивает. Вопрос, конечно, в том, что хочет Эйнтрелл? Хочет ли он меня убить потому,
что тогда Корпорация не должна будет платить по моему контракту, или потому, что он
хочет сохранить его тайну? Или он действительно хочет, чтобы я узнал, что или кто
убивает Мечтателей, чтобы он мог создать запас его новых дисков на тот день, когда
изменится закон?
"Ты должен прослушать третий диск," - говорит Макс, "Ты должен узнать, что случилось с
другими тремя Фантазерами, чтобы мы могли удостовериться, что этого не произойдет с
тобой, когда ты станешь записывать свой диск. У тебя нет выбора."
Я киваю и говорю, что я согласен. Я чувствую себя оцепеневшим. Он соскальзывает с
кушетки и встает передо мной, смотрит, как будто хочет сказать что-то, но затем он качает
головой и выходит из кабины. Я следую за ним и переодеваюсь в халат за ширмой. Я
ничего не хочу говорить. Никому. Даже Рат держится на расстояние, но она все время
наблюдает за мной. По крайней мере она волнуется.
"Вы должны верить этому," – тихо говорит она, пока бродит по студии, ее хвост со свистом
рассекает воздух.
Один из помощников, молодой, высокий парень с неопрятной копной красных волос и
двухдневной красноватой щетиной, помогает мне лечь и надевает наушники. Он выходит,
и кабина постепенно темнеет. Я слышу позади голос Макса, медленно считающий в
обратном порядке. Пять... четыре ... три .... два ... один.... Это - ........
темно, очень темно. Мне требуется примерно секунда, чтобы понять, что вокруг не полная
тьма, я начинаю видеть слабые звезды в небе. Нет луны, и звезд совсем немного и между
ними большие расстояния, как будто это небо другой планеты, планеты с немногими
соседями, на краю галактики.
Я одет в балахон из какого-то грубого материала, который царапает мою кожу, конский
волос или что-то в этом роде. Она заставляет испытывать зуд по всему телу, и я понимаю,
что под балахоном я голый. На мою голову надвинут капюшон, так что я могу видеть
только то, что спереди, а что бы посмотреть направо или налево, я должен повернуть
голову.
Я смотрю вниз и вижу простые кожаные сандалии на моих босых ногах, гладкие и
затасканные. Я стою на дорожке из крошечных, серых камней, ведущей через лес черных
чахлых деревьев, искривленных и деформированных, как будто изломанных непогодой
или неким искусственным катаклизмом. Они лишены листьев и ветвей и похожи на
искривленные руки, пробующее вцепиться в небо. Полная тишина, ни ветра, ни вечернего
шума. Как будто Фантазер был настолько занят, концентрируясь на визуальных эффектах,
что он забыл про звук, но Кратзнер хорош, очень хорош, поэтому очевидно, что тишина
преднамеренная.
Я, кажется, один, но когда я медленно поворачиваюсь и смотрю назад, я вижу группу
фигур, приближающихся по дорожке, все одеты в такую же бесформенную одежду, как у
меня, головы наклонены, так что я не вижу их лица, только капюшоны. Они идут
колонной и останавливаются так близко, что я слышу, как их сандалии мягко шелестят по
каменной дорожке. Фигура впереди держит горящий факел высоко над головой, как будто
освещая путь идущим сзади. За фигурой с факелом около дюжины других, и в свете
факела кажется, что они слегка колеблются, как призраки.
Я слышу легкий шум, поворачиваюсь посмотреть на другую сторону дорожки, и вижу еще
две фигуры, которые тянут деревянную телегу. Телега старая и исковерканная, а ее два
больших колеса деформированы, покачиваются на оси. Фигуры почти согнуты пополам,
поскольку они тянут телегу, и их дыхание вырывается из капюшонов облаком пара.
Я слышу их хрюкающие шаги, пока они подтягиваются. Большой мешок лежит на телеге,
его горловина завязана толстой конопляной веревкой. Мешок похоже шевелится, хотя это
может только казаться из-за движения телеги. Я схожу с дорожки, пропускаю телегу, и иду
вслед за ней.
Я совершенно растерян, я понятия не имею, кто мы, куда мы идем, и что мы собираемся
делать. Не было никакого предварительного объяснения, и это очевидно преднамеренно,
потому что Кратзнер знал, что делал. Эффект очень дезориентирует. Никто не говорит со
мной, и я даже не могу увидеть их лица. Все, что я могу видеть - заднюю часть
грохочущей телеги и мешок.
Дорожка петляет вправо и влево, но пейзаж все тот же самый, голый и холодный. Дорога
поднимается вверх, и две фигуры возвращаются, чтобы помочь тянуть телегу, но даже для
четырех это слишком тяжело. Я приближаюсь к заднему краю телеги, и слышу низкий
стон от мешка, звук животной боли. Я упираюсь плечо в телегу и толкаю её. Трудно, мои
ноги скользят по дорожке, но телега постепенно въезжает на горку.
Я поднимаю глаза и вижу место нашего назначения, внушительный замок из черного
камня, с зубчатыми башенками и сплошными стенами. Он возвышается над нами,
вздымаясь чуть ли не до неба. Нет окон, в камне даже нет бойниц для лучников, но есть
ворота, который выглядят так, как будто они были сделаны для гигантов, в десять
человеческих ростов, и достаточно широкие, что бы одновременно проехали шесть телег.
Вход закрыт массивной дверью из черного дерева, инкрустированной металлическими
шипами.
Кажется, хозяевам замка невозможно увидеть то, что снаружи, но кто-то замечает
приближение процессии, потому что огромная дверь начинает открываться вовнутрь с
жутким визгом в ржавых петлях.
Мы медленно продвигаемся через дверной проем в темный, сырой внутренний двор,
колеса телеги иногда застревают в щелях между грубо обработанными каменными
плитами, а затем дверь закрывается сзади нас. Стены, окружающие внутренний двор,
кажется, растут до неба, и только когда я откидываю голову назад, я могу увидеть
маленький квадрат вечернего неба над нами. Через каждые несколько ярдов во внутреннем
дворе в стену установлены горящие факелы, но тот немногий свет от них быстро
поглощает мрак.
Тяжёлые двери закрываются с глухим звуком, отражающимся от стен внутреннего двора,
от этого звука меня пробирает дрожь. Из внутреннего двора ведут только две двери, та,
которая только что закрылась за нами, и другая, немного поменьше, впереди нас. Лидер
процессии подходит ко второй двери и основанием факела три раза стучит по ней. Мы
слышим шаги, медленные шаркающие шаги, а затем скрежет отодвигаемого засова. Нечто
маленькое и черное тихо пролетает над нашими головами. Дверь открывается, и за ней
показывается другая фигура в балахоне, но его одежда алого цвета, цвета крови. Он что-то
бормочет фигуре с факелом, и они вместе проходят в дверной проем. Остальные фигуры
строем следуют за ними, за исключением четырех, которые тянули телегу. Они
сбрасывают мешок с телеги, и из мешка раздается крик, переходящий в стон. Вчетвером
они хватают мешок и волочат через дверь. Я следую за ними.
Коридор приводит к узкой комнате, из которой ведут две лестницы, одна вверх и одна
вниз. Мы спускаемся в темноте, потому что фигура с факелом слишком далеко впереди
нас. Пока мы спускаемся, я нащупываю ступени ногами перед каждым шагом и держусь
одной рукой за влажную каменную стену. Я слышу, как передо мной мешок сваливается со
ступеньки на ступеньку, издавая тихое хныканье. Передо мной открывается дверь,
появляется фигура с факелом, пропускает нас вперед и следует за нами.
Мы, кажется, спускаемся вечно, значительно ниже уровня земли, глубоко в недра. Я
непреднамеренно дрожу, частично из-за холода, но главным образом из-за чувства смерти,
наполняющего мою душу. В отличие от других пси-дисков совершенно непонятен сюжет и
нет объяснений происходящему, и это очень тревожит.
Я слышу, что передо мной открывается другая дверь, и после двух лестничных пролетов я
вижу её. Я следую за фигурами с мешком в комнату с каменными стенами, которая пахнет
духотой и плесенью. Замыкающая фигура входит за нами и закрывает дверь.
Единственное освещение - два горящих факела, отражающихся в сочащейся по стенам
воде. Одна из фигур закрепляет его факел в железный держатель на стена, а другие
зажигают еще два факела, уже установленные возле двери. Потолок высокий,
приблизительно на десять футов выше головы. Комната вытянута, около тридцати шагов в
длину и десяти в ширину, стены сделаны из больших каменных блоков, а пол из плит
серого камня частично покрыт мокрой соломой.
В комнате находятся устройства из железа, дерева и кожи. Я вижу жутко выглядящую
дыбу, и что-то еще, вроде гигантской колоды для рубки мяса с наручниками по обоим
концам. Дерево словно в шрамах, а местами запятнано кровью. Есть металлическая
кровать без матраца, вместо него лежанка покрыта сотнями маленьких конусов, каждый с
заостренным концом. Есть другие любопытные приспособления, которые я никогда
раньше не видел, но понятно, для чего они используются, и что это за место. Это –
комната пыток.
Стук в дверь, и одна из фигур открывает её. Заходит другая фигура в красной одежде, неся
металлическую котел с раскаленными углями. Он идет вдоль комнаты и высыпает угли на
жаровню в углу. На полу насыпана груда угля, он набирает уголь в котел, высыпает сверху
на тлеющие угли, потом берет большие мехи, висящие на стене, шумно продувает воздух
через жаровню.
Никто ничего не говорит, но кажется, все знают, что им нужно делать. Все, кроме меня.
Четверо, которые несли мешок, стоят вокруг него, смотря вниз. Потом один становится на
колени и развязывает веревку, медленно и методично, потом бросает её в сторону, как
дохлую змею. Другие трое хватаются за низ мешка и с усилием тянут, вываливая
содержимое. Это девушка, очень молодая девушка, самое большее пятнадцати или
шестнадцати лет, едва-едва в сознании, расслабленные конечности, полуоткрытые глаза,
как будто она под наркотиками. Ее рот открывается и закрывается, как у вытащенной на
берег рыбы, но она не произносит слов.
Ее волосы длинные и темно каштанового цвета, они рассыпались по ее лицу, когда она
растянулась на каменном полу. Девочка одета в простое белое платье, запятнанное и
грязное после пребывания в мешке, оно плотно облегает ее фигуру, ее груди ясно
прорисовываются через ткань, а подол высоко задрался на бедрах, открывая ее длинные,
стройные ножки. Ее кожа загорелая, как будто она много времени проводила на открытом
воздухе, играя на солнце, а ее ножки гладкие и очень соблазнительные. Она стонет и
протирает ладонями ее глаза, как ребенок, пробуждающий от сна. Она поворачивает
голову, и волосы соскальзывают с ее лица. Девушка очень красива, на ее лице никакой
косметики, только ее полные губы красны, и ее испуганные большие зеленые глаза
смотрят на нас из-под широких, черных как уголь ресниц.
Она смотрит прямо на меня, и что-то шевельнулось в моей груди. Она отвела от меня
взгляд, и паника вспыхнула на ее лице, когда она увидела фигуры вокруг нее. Девушка
прижимает ноги к груди, и подол её платья соскальзывает, обнажая ее бедра. Под платьем
она совершенно голая.
Ее глаза все еще выглядят сонными, и ей, кажется, трудно держать их открытыми. Она
пытается сесть, но усилие кажется чрезмерным для нее, и она со вздохом шлепается
обратно на пол.
Двое из фигур, которые вытряхнули её из мешка, берут её за руки и тянут, пытаясь
поставить ее на ноги. Руки не изнежены, я могу видеть укусы насекомых на ее мягкой
загорелой плоти. Ее колени подгибаются, и она оседает на пол, неспособная стоять. Одна
из красно-надетых фигур приближается и встает перед нею. С того места, где я стою, его
лицо не видно, но он смотрит ей прямо в глаза, и она может видеть его. Она пробует
отодвинуться от него, но её крепко держат, потом он поднимает руку и наотмашь бьет ее
по лицу, справа, слева, и снова справа, три удара, отзывающиеся эхом по комнате, как
пистолетные выстрелы.
Она кричит и пытается лягаться, но её мучители стоят слишком далеко от её ног.
Бесполезно.
Она впервые замечает горящую жаровню, и ее напуганные глаза становятся похожи на
пылающие угли.
"Нет," - тихо шепчет она, "Пожалуйста, нет."
Они тянут ее к жаровне, ее босые ноги царапают по каменному полу. Они держат ее перед
жаровней, и она начинает плакать. "Нет", - пищит она. "Пожалуйста не надо. Пожалуйста
не надо." Ее голос ломается, ее красивое тело начинает дрожать. Все фигуры, за
исключением двоих в красном и двоих держащих ее, собираются полукругов вокруг
жаровни. Напряжение в моей груди становится почти невыносимой Это интенсивное
чувство предвкушения. И опасения. И желания.
Они тянут ее к стене и держат за руки, пока другие крепят к обоим её запястьям толстые
железные наручники, потом отступают назад, оставляя ее прикованной к стене. Она
дергает одной рукой, затем другой, но цепи крепки и дают ее немного пространства для
движения. Ее руки составляют букву "v" над ее головой, и она должна стоять с немного
приподнятыми пятками. Она плачет, и между рыданиями продолжает повторять "нет, нет,
нет."
Одна из фигур в красном берет кожаный кнут приблизительно шести футов длины. Он
взвешивает его в руке, как будто проверяя баланс, а затем машет им в воздухе.
Удовлетворенный, он прикидывает расстояние между концом кнута и спиной девушки.
Она слышит движение и глядит через плечо, ее глаза расширены от ужаса и наполнены
слезами. Она качает головой и умоляет его не бить ее.
Другая одетая в красное фигура подходит к ней, хватает ее платье возле шее, и тянет так,
что ткань рвется, а затем он рвет платье вниз посередине ее спины так, чтобы обрывки
висели на ее руках. Теперь она полностью раздета, ее обнаженная плоть покрыта
блестящим потом. Нет ни унции жира на ее молодом теле, каждая мышца ясно видима под
её гладкой, загорелой кожей.
Фигура позади нее выдерживает паузу, как будто получая удовольствие от оттягивания
момента, когда он причинит боль, затем размахивается и бьет кнутом по девушку, оставляя
кровавый след на ее спине. Она откидывает назад голову и кричит, без слов, только вой
чистой муки.
Он ждет, пока она перестанет кричать, помахивая кнутом в сторонке, а потом снова
размахивается и бьет её. Второй крик громче и дольше первого. Он снова хлещет ее, и она
прекращает кричать, ее ноги подгибаются, и она виснет на руках. Вторая одетая в красное
фигура подходит к ней и берет за подбородок, поворачивая её голову назад. Он глядит в ее
лицо и оттягивает большим пальцем одно из ее век. Она потеряла сознание. Он бьет её по
щекам, но она остается висеть на руках.
Он идет к стойке, берет деревянное ведро с ручкой из веревки и тащит его по полу к ней.
Он берет металлический шар, в котором были пылающие угли, наполняет его водой, а
затем выливает в ее лицо. Она задыхается и кашляет, и становится на ноги, тряся головой.
Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на её мучителя, и снова начинает кричать.
Фигура кладет шар в ведро, идет к жаровне и рассматривает металлические прутья,
висящие на гвоздях. Он выбирает прут и одним концом кладет его в огонь.
Фигура с кнутом кивает и медленно размахивается. Три тонкие красные полоски на ее
спине, на расстоянии в один дюйм и параллельные друг другу. Он профи. Кнут свистит в
воздухе и бьет девушку, она воет и выворачивает руки в наручниках.
Теперь есть четыре полоски.
Он поворачивается, протягивает кнут фигуре в серой одежде в конце полукруга и отходит
в сторону. Мужчина гладит пальцами по её коже, как будто наслаждаясь, потом медленно
проводит концом кнута по ее позвоночнику. Девушка корчится, пытаясь отодвинуться, и
он бьет ее кнутом, попадая в одну из полос. На сей раз нет крика, поскольку она снова
упала в обморок.
Кнут передается следующему человеку, а девушку снова обливают холодной водой.
Она кричит ещё полдюжины раз, прежде чем кнут вручают мне. Ручка толстая и твердая,
сделана из плетенной черной кожи, и к концу постепенно сужается, где то до диаметра
карандаша, гибкая и эластичная.
Я становлюсь позади девушки и взмахиваю кнутом в воздух. Мне приятно, есть скрытая
власть в том, что могу ударить сильнее, чем рукой. Я не знаю, что случилось, я не знаю,
почему девочку наказывают и кто эти люди в балахонах, но я не озабочиваюсь, я видел,
что происходит, но я был зрителем, а не участником. A я хочу быть участником. Она
смотрит на меня с ужасом в зеленых глазах, ее рот слегка приоткрыт, ее щеки покраснели,
но я не чувствую никакой жалости. Только желание. Жажду обладания.
Девушка закусывает губу, и я вижу её зубы, ослепительно белые против ее красных губ,
она сглатывает и шепчет жалобным голосом "Пожалуйста, нет". Ее глаза смотрят на меня,
когда я замахиваюсь кнутом. "Пожалуйста", - шепчет девушка, и я бью её со всей силы,
стремясь попасть по ее попке. И только когда кнут впивается в её плоть, она закрывает
глаза и жутко кричит. Струйка крови стекает из свежей раны, по ее попке, по бедру, потом
по ее лодыжке и на каменный пол. Я хочу ударить её еще раз, но я должен передать кнут
следующему.
Экзекуция прекращается только когда ее хлестнула каждая фигура в комнате. Девушка
снова потеряла сознание. Миска воды выплеснута в ее лицо, ее бьют по щекам, но она не
приходит в сознание. Она не умерла, потому что мы видим, как она дышит, и иногда она
издает слабый стон.
Две одетые в красное фигуры выходят вперед, берут девушку за руки, открепляют
наручники, и бросают ее на пол, на спину, не заботясь о ранах. Она лежит не двигаясь, ее
ноги раздвинуты, а ее руки лежат над ее головой, ее груди поднимаются и опадают с
каждым вздохом. Девушка выглядит прекрасной, как будто она спит, все следы насилия
скрыты.
Один из красных балахонов подносит к ней наполненное водой ведро и льёт ей на лицо.
Вода попадает ей в рот, и она приходит в сознание, плюясь и кашляя, ее руки машут в
воздухе, пытаясь заслонится от потока воды. Вода продолжает литься, пока ведро не
осушено. Девушка садится, ее руки опираются на пол позади нее, ее пухлые груди
трясутся с каждым кашлем, потом она падает на пол, задыхаясь. Мужчина, который лил на
нее воду, берет веревку, которой был связан мешок. Его сосед хватает волосы девочки и
тянет к ее коленям. Она пытается сопротивляться, но он бьет ее, и она прекращает
бороться. Её руки связывают за спиной. Она становится на колени, опустив голову вниз,
вода, смешанная со слезами, капает с ее лица.
Один из мужчин хватает ее за волосы, поднимает ее голову, чтобы она должна была
смотреть на нас. Другой в красной одежде бьет ее по лицу, настолько сильно, что всё её
тело смещается влево. Она упала бы, если бы не было человека позади нее. Человек,
который ударил ее, отступает в сторону, другой выходит вперед и бьет девушку. Потом
следующая фигура бьет ее, и следующая, и следующая, и следующая, а затем моя очередь.
Красный балахон снова вздергивает ее голову, она смотрит на меня широкими от ужаса
глазами, ее губы распухли, ее щеки заалели.
"Пожалуйста," - шепчет она. Ее голова на высоте моего паха, ее рот только в дюйме от
моей одежды. Она смотрит на мой пах, и затем на мое лицо. "Пожалуйста", шепчет она
снова, и я бью ее, вкладывая в удар всю мою силу. Когда я отступаю назад, я понимаю, что
на моей руке кровь. Ее кровь. Я поворачиваюсь и наблюдаю, как остальная часть шеренги
бьет девушку, пока фигура в красном не отпускает ее, позволяя упасть на пол. Она лежит,
всхлипывая.
Двое поднимают ее и тянут к грубому деревянному столу, приблизительно шести футов
длиной и двух шириной, с двумя металлическими зажимами в одном конце,
прикрепленными к дереву. Они кладут ее на стол так, что ее ноги находятся на полу, а ее
тело лежит на столе. Девушка позволяет им двигать ее, как марионетка. Они развязывают
ее руки и закрепляют запястья в зажимах, она поворачивает ее голову, чтобы ее правая
щека лежала на столе. Кровь на ее губах, ярко красная. Ее язык высовывается и
облизывает кровь, и девушка вздрагивает. Ее спина поднимается и опадает с ее дыханием.
Одна из одетых в красное фигур идет к жаровне и достает из нее металлический прут,
тщательно осматривает его, и кладет обратно в горящие угли. Мой взгляд прикован к
девочке, она лежит там, готовая для нас, доступная для нас, чтобы взять её каждый раз,
когда захотим. Часть моего сознания понимает, что это не настоящее, этого не происходит,
что я лежу в студии с наушниками на голове, но другая часть сознания продолжает
повторять "возьми ее, ударь ее, трахни ее" и я не знаю, является ли это моим собственным
выбором, или это подсознательная часть диска, и, честно говоря, я не озабочен этим, мне
всё равно, фантазия ли это или реальность, все, что я хочу - девочку. Она смотрит на меня,
ее рот открывается беззвучно, но я знаю, что она старается сказать "пожалуйста".
Я замечаю, что все в комнате смотрят на меня. И ждут. Все молчат, но я знаю, что я
должен сделать. Я выхожу вперед и приближаюсь к девочке. Ее волосы рассыпались
вокруг ее головы, и ее загорелая кожа перекрещена красными следами от кнута, некоторые
из них кровоточат. Я вижу тот, который я сделал ей, и я протягиваю руку и провожу по
нему пальцем. Девочка вздрагивает и задерживает дыхание, и это делает меня даже более
возбужденным, я сильно давлю на рану, и она вскрикивает. Я кладу обе руки на нее, около
подмышек, и двигаю вниз, ласкаю ее груди, потом глажу по ее тонкой талии, и вниз, к ее
упругой попке.
Фигуры позади меня начинают некоторое странное скандирование, которое звучит как не
из нашего мира, никаких слов, которые я знаю, никакого ритм, но это, кажется, поощряет
меня, и я знаю, что они все смотрят на меня. Девочка кажется знает, что её ожидает. Пока я
поглаживаю ее мягкие бедра, она раздвигает ноги, открываясь для меня. Я глажу её между
ног, проверяя, насколько она там влажная, настолько она готова, чтобы я вошел в нее, как
она этого хочет, а затем голос в моей голове говорит да, именно это она хочет. Она хочет
тебя в ней. Она хочет, чтобы ты взял ее, и взял грубо. Она хочет, чтобы ты причинил ей
боль. Я поднимаю спереди подол моей одежды, напряжение в моем паху настолько
сильное, что причиняет мне боль. Я кладу подол на её спину, и теперь я чувствую, что
касаюсь ее бедер, и я знаю, что все, что я должен сделать, это двинуться вперед, и я буду в
ней. Девочка тихо стонет, и я чувствую ее толчок ко мне. Она хочет тебя, говорит голос.
Позади себя я слышу царапание в дверь, но не оборачиваюсь.
Одна из фигур в красном вытягивает прут из углей, обматывает куском толстой ткани и
дает ручку ко мне. Конец прута раскален добела, я подношу в моему лицу, чтобы
исследовать, и я ощущаю жар и чувствовать запах раскаленного металла.
Девочка видит горящее железо, и она тихо стонет. Ее глаза настолько расширены, что я
почти теряюсь в них. Царапание в дверь становится громче. Я держу прут одной рукой, а
другой трогаю ее еще раз между бедер, и снова чувствую, как у нее там тепло и влажно, и
голос в моей голове говорит да, она хочет это. Она хочет тебя и она хочет быть
травмированной.
Я поднимаю прут над ее спиной, и что-то бросается на дверь, достаточно сильно, чтобы
встряхнуть это, но я не реагирую. Я близок, так близок к входу в девочку, что чувствую ее
тепло, меня тянет к ней как магнитом, но я отстраняюсь назад и жду, наслаждаясь
моментом, мой член в дюйме от ее плоти, прут в дюйме от ее спины. Голос в моей голове с
дикой настойчивостью повторяет "она хочет это", затем ее рот открывается, девочка
говорит "пожалуйста" и с тихим стоном она надвигает себя на меня, и я опускаю
раскаленное железо вниз, и голос кричит в моей голове "Лейф!", и это - ................
Рат. Стоит на мне, рыча. Она шлепает меня лапой по лицу, но ее когти не выпущены, так
что она не царапает меня. "Лейф", - кричит она. "Проснись."
Я моргаю и встряхиваю головой, мое сердце бьется, я все еще возбужден, и в моем паху
жестокое напряжение. Я тяжело дышу.
Рат смотрит на меня и садится на кушетку, ее левая лапа лежит на мне, ее голова
наклонена налево.
"Вы в порядке?" – спрашивает она.
Я киваю, но я не в порядке, в моей голове кружатся изображения комнаты пыток и девочки
.
"Что случилось?" - спрашиваю я у нее.
"Я не верю им," - говорит она. "В этот раз они собирались заставить Вас просмотреть диск
до конца."
"До конца?"
Она кивает. "И Вы знаете, что это значит," - говорит она.
Да, я знаю. Я вскакиваю с кушетки, дверь открывается, с взволнованным взглядом входит
Макс, и я бью его по лицу, он отлетает к стене кабины и сползает на пол. Он кладет руку
на разбитую губу, и по ней течет кровь, но кровь не столь же яркая и красная, как кровь
девочки. Она не выглядит настоящей. Я переступаю через него и иду к моей одежде, Рат
возле моих ног. Техники находятся в другом конце комнаты, так что я хватаю мою одежду
и выскакиваю за дверь. Я сбрасываю пропитанное потом платья, и пока жду лифта,
успеваю наполовину одеться. Когда дверь открывается в кабинет Луи Эйнтрелла, я
полностью одет и все еще безумен. Чертовски безумен. Рат говорит мне успокоиться, но я
игнорирую ее.
Я проскакиваю мимо его секретарей и личного помощника и проламываюсь в дверь.
Эйнтрелл сидит в одном из зеленых кресел, разговаривая с седым человеком в дорогом
костюме с портфелем на коленях. Эйнтрелл включает свою улыбку и встает на ноги,
поскольку я иду к нему. На низком буфете стоит большое блюдо, я на ходу хватаю его и
разбиваю его на лбу Эйнтрелла. Он падает, кровь течет по его лицу. Его правая рука падает
на ковер, ладонью вверх, и я становлюсь на неё каблуком и давлю всем своим весом.
Похоже он упал в обморок, но я не озабочиваюсь, потому что я ничего не хочу сказать ему.
Я сильно пинаю его по ребрам, и я чувствую, что что-то ломается. Это хорошо. Его
посетитель с ужасом смотрит на меня, вскакивает на ноги, портфель падает на толстый
ковер, и он подается назад, закрываясь руками. Я наступаю на него, он говорит
"пожалуйста", и я собираюсь ударить его, когда Рат кричит "Лейф, нет." Я поворачиваюсь
и быстро выхожу из комнаты, толкая в грудь одну из секретарш, когда она пробует
остановить меня.
Лифта нет на этаже, и я пинаю двери, пока он не приезжает, и я брожу по лифту, пока мы
спускаемся, кровь ревет в моих ушах. Рат сидит в середине и смотрит, как я брожу вокруг
нее. Она не говорит со мной, потому что я не слушаю. Лифт рассказывает, что снаружи
жарко и что Зеленые активисты взяли на себя ответственность за взрыв во Всемирном
торговом центре, и я бью по динамику кулаком, пока рука не кровоточит, а металлическая
решетка погнута и молчит.
Двери лифта открываются, навстречу две девочки, и когда они замечают меня, то
открывают рты. Один из сотрудников службы безопасности в двери держит телефон возле
уха, и он кивает, когда видит меня, что-то говорит и кладет трубку.
"Господин Аблеман, мы можем поговорить с Вами, пожалуйста?" – говорит он, показывая
жестом другому охраннику встать с правой стороны от меня. Я продолжаю идти, и он
делает движение, чтобы остановить меня, я сильно пинаю его между ног и проскакиваю в
дверь прежде, чем он начинает кричать.
Пешеходы освобождают мне проход, пока я бегу по улице, и я не вижу, куда я бегу. Все,
что я могу видеть, это девочку, беззащитную передо мной, раскаленное железо в моей
руке, как открылся ее рот и как она сказала "пожалуйста". Она хотела, чтобы я
травмировал ее, и я хотел этого.
Я соскакиваю с тротуара, визг тормозов и рев клаксона, но я игнорирую это. Тогда
водитель открывает его окно и начинает проклинать меня, и я начинаю воспринимать
реальность. Это такси, и водитель красный и толстый, с рыжими усами и водянистыми
синими глазами, он материт меня и показывает средний палец. Что-то замыкает в моей
голове. Я вижу гнев, горящий в его влажных глазах, но я знаю, что это не ничто по
сравнению моей жгучей ненавистью, и я пинаю его дверь. Один раз, второй, третий, и с
каждым ударом тонкий металл прогибается внутрь. Его челюсть падает, он слишком
ошеломлен, чтобы среагировать, а затем он возится с ручкой двери. Я отстраняюсь и жду,
пока его нога не наступит на асфальт, и я пинаю дверь всей своей силой, его нога
ломается. Кровь отхлынула с его лица, и кажется что его сейчас вырвет, а затем он
начинает кричать.
Я с презрением поворачиваюсь к нему спиной и иду дальше. Я слышу, что автомобили
притормаживают возле меня, поскольку водители отключают автопилоты, но я не озабочен
этим. Ничего не имеет значения. Полицейский аппарат наблюдения спускается вниз и
исследует меня линзами телеобъектива, а затем зависает в пятидесяти футах над моей
головой и следует за мной. В моей голове пузырь, он становится больше и больше, и
сжимает мой мозг, и я знаю, что когда он лопнет, я буду в порядке, но сейчас пузырь давит
на мой мозг, и в пузыре - девочка. И боль. И желание.
Я слышу бегущие шаги, и кто-то выкрикивает мое имя. Я смотрю через плечо и вижу
Эрби, бегущего как сумасшедший. Я продолжаю идти, и когда он догоняет меня, он
задыхается. Эрби, как я, слишком привык к роскошным автомобилям и частным
самолетам, чтобы бегать по улице.
"Лейф, что случилось?" – спрашивает он.
"Ты знаешь, что случилось," - говорю я, источая яд.
"Скажи мне," - говорит он.
"Они собирались проиграть весь диск, до конца," - говорю я. "И они – это ты. Ты, Макс и
Эйнтрелл. "
"Зачем им делать это?" – спрашивает он. Пот течет по его лицу.
"Я не знаю зачем. Возможно из болезненного любопытства, чтобы увидеть, что случится.
Возможно избавиться от меня, таким образом им не нужно платить по моему контракту.
Возможно потому, что я знаю, что они из себя представляют. Но я не задаю вопрос, зачем.
"
Эрби выглядит смущенным, он кладет руку на мое плечо, пытаясь остановить меня, но я
стряхиваю его руку. Я не хочу, что бы меня трогали. Никто. Но меньше всего те, кому я не
доверяю.
"Это не имеет смысла," - говорит он. "Никто не собирался травмировать Вас, Лейф,
поверьте мне."
"Я не верю." Мои кулаки напрягаются, и я воображаю, как бы он чувствовал себя, если бы
я ударил его по лицу. Возможно он насладился бы этим. Как девочка.
"Я слышал, что все шло хорошо, но затем Вы рано вышли из этого, и начали нападать на
всех," - говорит Эрби. Мы снова сходим с тротуара, пересекая улицу. "Что заставляет Вас
думать, что они пробовали убить Вас?"
Я останавливаюсь в середине улицы, не обращая внимания на нетерпеливый рев клаксоны
и сыплющуюся ругань.
"Моя кошка сказала мне," - говорю я, и он выглядит смущенным, но прежде чем он
заговорит, я бодаю его в лицо, мой лоб разбивает его нос. Его кровь брызгает на мою
одежду, он хватается за нос, и я бью коленом между его ног. Я оставляю его лежащим на
шоссе. Я как будто вижу все через красный фильтр, кровавая завеса на моих глазах. Я
сталкиваюсь со стариком и он отшатывается назад, хватаясь за фонарный столб,
маленький мальчик, крутящий педали, я бью ногой по колесу и толкаю руль. Я слышу
сирену, становящуюся громче и громче. Я иду всё быстрее и срываюсь на бег.
Я поворачиваю налево, потом направо, и попадаю на улицу, которую я не знаю, улицу с
мусорными ящиками и темными тротуарами. Высокие, построенные из кирпича здания,
которым позволили обветшать, с осыпавшейся краской. Тротуары заняты
разговаривающими домохозяйками, детьми, играющими с игрушечным оружием,
лающими собаками, сутулыми мужчинами в дверных проемах с настороженными
взглядами. Некоторые из них видят полицейского робота-наблюдателя. Я прекращаю бег,
потому что я начинаю привлекать внимание, но это не дает никакого различия, и я
понимаю, что это потому, что я обрызган кровью. Я достаю носовой платок, вытираю мое
лицо, и продолжаю идти.
Я слышу другую сирену и вижу, что полицейский автомобиль поворачивает в эту улицу,
так что я немедленно поворачиваю налево в переулок. Там темно и холодно, как будто
солнечный свет никогда не проникал сюда. Груды мусора, картонные коробки и черные
полиэтиленовые пакеты, и запах протухшей рыбы. Кто-то темный и лохматый пробегает
вдали на тонких ногах, и Рат высокомерно фыркает.
Передо мной я вижу длинный, тонкий светлый прямоугольник, где переулок выводит на
другую улицу, и бреду туда. Внезапно я осознаю, что я не один, три фигуры с левой
стороны от меня. Они могут быть мужчинами или женщинами, я не могу разобрать.
Вспышка в моей голове, и я вернулся в комнату пыток, смотрю на жаровню. Я ищу
девочку, но её там нет, только Рат, с тревогой смотрит на меня и говорит мне бежать. Я
игнорирую ее, она не реальна. Только девочка реальна, и я не могу найти ее. Фигуры
приближаются ко мне, и я спрашиваю их, где она, но они не отвечают. Возможно они не
понимают что я реален. Я протягиваю мои руки, чтобы показать им, что я на их стороне,
но один из них хватает мои запястья, а другой бьет меня в лицо, а затем пинает меня в
живот. Мои руки выкручены за спину, я пробую выкрутиться, но они двигаются слишком
быстро, они, кажется, текут вокруг меня, я чувствую удар в грудь, и я задыхаюсь, я
чувствую боль. Кто-то лезет в мои карманы, и я чувствую, что у меня вытаскивают
бумажник, затем пинают по ноге, и я падаю на асфальт. Я пытаюсь встать, но меня пинают
по ребрам, я прикусываю мой язык, мой рот заполнен влажной, соленой кровью. Они
срывают мой жакет и затем что-то ударяет меня в по шее, затем моя голова взрывается в
яркой белой вспышке, и это - ...............
темно. Глубокая, окутывающая темнота, в которой медленно ползают маленькие красные
круги. Круги удлиняются и изгибаются, и превращаются в губы, пухлые красные губы,
которые говорят слово "пожалуйста" множество раз.
"Лейф, проснись пожалуйста." Это Рат, но я не вижу ее среди множества губ.
"Пожалуйста, Лейф, пожалуйста." Я открываю глаза, и губы исчезают, но все еще темно.
Есть что-то холодное у моей левой щеки, и что-то горячее с правой стороны, и запах
свежего хлеба. Я вообще не чувствую мою левую руку, как будто она отрублена у плеча. Я
пытаюсь вспомнить, где я, потому что это может быть Фантазией, или же я вышел из
Фантазии, невозможно сказать.
Я снова закрываю мои глаза, и кружащиеся губы возвращаются, говоря голосом девочки.
Что-то горькое в моем рту, и я понимаю, что я лежу на земле, а моя рука согнута подо
мной.
"Лейф," - говорит Рат. "Полиция скоро будет здесь. Вставайте."
Я переворачиваюсь на спину, и мои руки освобождаются, их начинает покалывать
возвращающийся кровоток. Я чувствую влажную холодную землю под моими ногами,
легкий ветер шевелит волосы на моих бедрах, я ощупываю бедра и чувствую голую кожу.
"Они взяли мои брюки," - говорю я разбитыми губами. "Они взяли мои чертовы брюки."
"Да, я знаю," - говорит Рат. "Вы собираетесь вставать или как?"
Я сажусь. Я раздет до нижнего белья. Я могу понять, что они взяли мой бумажник и мои
часы, возможно и мой жакет, но что они собираются делать с моими носками? Гнев
прошел, я только замерз и несчастен. Я медленно встаю.
"ОК?" - спрашивает Рат.
"ОК," - говорю я. Я наклоняюсь и чешу ее уши, она прижимает голову к моей руке и
мурлычет.
"Я волновалась," - говорит она. "Вы были таким сердитым. Я никогда не видела Вас таким
раньше."
"Это очень грубая прогулка," - говорю я ей. Мы подходим к концу переулка, но я держусь
в тени.
"Что мне делать?" – спрашиваю я у Рат.
"Лучше всего такси," - говорит она. "Вы не в том состоянии, чтобы идти пешком. И Вас
наверное повезут, если Вы пробуете. По крайней мере шпион в небе улетел. Он полетел за
людьми, которые напали на Вас. Но он вернется, и полиция тоже . "
Да, она права. Как обычно. Я стою в темноте, прячась от пешеходов, и через десять минут
я вижу останавливающееся такси, из которого выходит молодая девочка в обтягивающем
платье в цветах тигровой шкуры, эти цвета заставляет волосы на спине Рата встать дыбом.
Я жду, пока она заплатит за проезд, и затем я выскакиваю и прыгаю на заднее сиденье
прежде, чем она успевает закрыть дверь. Она хихикает и глядит на меня через окно, а Рат
рычит на нее.
Я пытаюсь вжаться в сиденье, но водитель видел меня в зеркале заднего вида, и он
оборачивается получше рассмотреть меня.
"Выходи" - говорит он. "Покинь мое такси, извращенец."
"Меня ограбили," - говорю я. "Просто довези меня домой, и я заплачу ваши деньги."
Он наставляет на меня палец, и если бы между нами не было пуленепробиваемого стекла,
то он был бы ткнул меня в грудь.
"Мы никуда не поедем. Покинь мое такси, или я вызову полицейских."
"У меня есть деньги," – настаиваю я. "У меня более чем достаточно денег, я обещаю."
"Вон" - говорит он. Он не слушает меня, и я злюсь. Я могу потратить за день больше, чем
он заработает за всю жизнь. За дюжину жизней. Эта слякоть ничто, он никогда не будет
представлять из себя что-нибудь, никогда ничего не достигнет, и он собирается выгнать
меня на улицу. Я бью рукой по стеклу и мажу его кровью. Моя кровь или девочки? Я не
знаю, и я снова и снова бью по стеклу. "Я Фантазер, ты, ублюдок," - кричу на него. "Я
Фантазер, а ты ничто. Теперь отвези меня домой." Слюна течет по моему подбородку, и я
чувствую, что мои щеки горят, я безумен, настолько безумен, что я смог бы убить, если бы
смог добраться до него. Я колочу обеими руками, и вижу страх в его глазах, он
отворачивается, включает автопилот, и автомобиль начинает двигаться. Я откидываюсь
назад и закрываю глаза, но когда я вижу появляющиеся красные губы и слышу жужжание,
где-то в краю сознания я слышу, как Рат зовет меня. Когда я открываю мои глаза, такси
стоит на месте, а водитель разговаривает с двумя полицейскими в форме. Мы стоим не
около моего дома, и это не удивляет меня. Я пытаюсь выйти, но дверь блокирована
третьим полицейским. Я выскакиваю в другую дверь, но они хватают меня за руки и
тащат в полицейский участок.
"Это плохо закончится," - печально говорит Рат, следуя за нами. Я пробую стряхнуть их с
себя, но хватка слишком сильна, а один из них бьет меня по почкам, и я прекращаю
сопротивляться. На мгновение я возвращаюсь в прошлое, к девочке, как она держалась с
фигурами в балахонах, как она бросила сопротивляться, и как она потом хотела боли и
приветствовала это.
Двери шипят, открываясь, и меня заводят в длинный коридор, мои босые ноги скользят по
полу, полицейские ничего не говорят, не даже смотрят на меня, как будто я просто
почтовая бандероль. В конце коридора окрашенная зеленым металлическая дверь, другой
полицейский отпирает её, и меня ведут вниз по лестнице. Слишком узко для нас, чтобы
пойти втроем в ряд, поэтому один из полицейских проходит вперед, другой сзади, оба
держат мои руки. Лестница приводит к другому коридору с рядом металлических дверей.
Все двери черные с маленьким люком на высоте лица. Это очевидно камеры. Коридор
освещен шеренгой лампочек в потолке, но я могу видеть горящие факелы на стене, а мои
молчаливые охранники одеты грубые шерстяные одежды, и когда они отпирают дверь
электронным ключом, я вижу жаровню в углу камеры, и наручники висят на стене, и
фигура в красном тычет металлический прут в огонь. Я пытаюсь бороться, но их пальцы
впиваются в мои руки, а мою голову пригибают так, что все, что я вижу, это их ноги. Они
обуты в сандалии, а пол из влажного камня, и затем меня толкают вперед так, что я падаю
на колени. Я кричу и кручусь назад, стараясь схватить колени человека позади меня, но его
кулак бьет по задней стороне моей шеи и это - ........
свет, резкий и неприятный, когда я открываю мои глаза. Источник боли – стеклянный
пластиковый квадрат в потолке, позади которого яркий круглый фонарь, словно огромный
глаз, ослепительно сверкающий на меня. Я лежу на спине, а когда пробую повернуться,
возникает резкая боль в моей шее. Нет подушки, я лежу на тонком пластиковом матраце
приблизительно в один дюйм толщиной. Я медленно поднимаюсь и встаю на ноги. Ноги
болят, и большой синяк на моем животе. Камера, кажется, создана так, чтобы невозможно
было причинить себе вред. Стены заделаны толстой губчатой пластмассой, мягкой, если
на неё нажать. То же самое на стенах или потолке, единственные перерывы в
монотонности - это матрац на пластиковой опоре, унитаз из толстой белой пластмассы в
углу, и дверь камеры.
Это камера для потенциальных самоубийств, что дает мне хорошую идею относительно
того, что они думают о моем настроении.
У меня нет никакого чувства времени больше, я не знаю, день сейчас или ночь. Я
предполагаю, что свет означает, что снаружи день, но возможно они оставляют свет
включенным все время, чтобы они могли видеть, что я делаю. Дверь закрытый и нет
очевидных признаков камер наблюдения, но я был бы удивлен, если бы не оказалось
камеры позади пластика в потолке.
Рат сидит возле двери, с беспокойство на мордочке.
"Как долго я был в отключке?" – спрашиваю я.
Она пожимает плечами. "Несколько часов," - говорит она. "Я не думаю, что они сильно
ударили Вас."
"Ты должна была видеть это с моей точки зрения," - отвечаю я, но она права. Это не только
удар, это больше имеет отношение к моему истощению, каждая клетка моего тела и мозга
болит, и я хочу только спать. Я сажусь на унитаз и обнимаю голову руками, массируя
виски. Я чувствую, что кровь ударяет в мою голову, как будто артерия собирается
взорваться. Когда снова я открываю мои глаза, девочка лежит на матраце, голая, ее руки
связаны у нее за спиной, ее волосы рассыпаны по ее лицу так, чтобы ее губы скрыты, но я
ясно слышу, что она говорит "пожалуйста, пожалуйста", затем я протираю мои глаза, и она
исчезает.
"Что случилось?" - спрашивает Рат.
"У меня помрачилось сознание," - говорю я. Она встает и кладет голову на мое колено. Я
чувствую, что ее мех касается царапин и ушибов, но не больно. Она глядит на меня
широко раскрытыми глазами и улыбается. Она ничего не говорит, но я знаю, что она хочет.
Что ей нравится. Я чешу её за ушками, и она мурлычет. Всегда, когда я касаюсь ее, это
успокаивает меня, поскольку я касаюсь ее меха. Ее мурлыканье постепенно гасит ужас в
моей голове, и мое дыхании начинает соответствовать ее ритму, как будто наши тела
объединились. Мы сидим так некоторое время, и в конце концов она нарушает тишину.
"Лучше?" – тихо она спрашивает.
"Ты знаешь, что это так," - говорю я. Я держу ее обеими руками, мои большие пальцы
потирают ее уши. Я чувствую острые зубы на моих запястьях. Один укус, и она может
убить меня.
"Вы должны верить мне, Джек," - говорит она, играя жестокую бездомную кошку.
"Я вижу миражи, Рат," - говорю я и она спрашивает, что в них нового. Конечно это её
особенность. Я сижу на холодном унитазе в тюремной камере, одетый только в трусы, и
разговариваю с вымыслом моего воображения. Это не выглядит мудрым здравомыслием.
"Это подошло к стадии, когда мне трудно различить, действительно ли я фантазирую," -
говорю я ей.
Это не только вопрос появления миражей в моем воображении, с которыми я могу
справиться. Это намного, намного больше. Теперь я не могу даже сказать, бодрствую ли я
или сплю. Проклятье! Я думал, что я в состоянии справиться с этим, я действительно
думал, что я смогу это. А теперь я чувствую, что все это исчезает. "
Я встаю, забывая, что она лежит на мне, бью её по голове коленом, и она визжит.
Я брожу взад-вперед по камере, мои руки сжаты в кулаки, и я задыхаюсь.
"Это не справедливо," - кричу я, и слезы текут из моих глазах. Не справедливо, потому что
я делал хорошие диски, я уже сделал девять, и остался только один, чтобы закончить всё, а
теперь Эйнтрелл, и Макс, и остальные, поиграли с моими мыслями до такой степени, что я
всё проиграл. Они должны были оставить меня в покое, они должны были использовать
более молодого парня для просмотра дисков и их расследования, вместо того чтобы
вогнать эту грязь в мой череп. А они загнали меня до предела, они предали меня, они
знали, что случится, но они все равно сделали это. Вспышка света, и стены камеры
расплываются, а затем превращаются в камень, и факелы на стене, и фигура в красной
одежде вытаскивает прут из огня и осматривает его. Я не могу видеть его лицо, он
наклонил голову вниз, он двигается ко мне, держа раскаленный металл, а затем он тычет
его в мою ногу, и прут жжет меня, Боже, он жжет так, что я почти падаю в обморок, запах
горящей плоти и боль поражает меня, и я кричу и отшатываюсь к стене. Вторая фигура в
красном хватает мою левую руку, и бьет меня по лицу, и кровь выступает на моих губах.
Другая фигура поднимает прут и держит его в дюйме от моего лица, и я чувствую
высокую температуру своей кожей, и он отодвигает прут, и нацеливает его на мой глаз, и я
снова начинаю кричать, а затем я вижу движущееся пятно, и Рат передо мной, и она
хватает челюстями его руку, и он бросает прут, и он гремит по полу, но она не отпускает.
Она тянет его к полу, и я вижу, как напряглись ее челюсти, и затем она дергает головой,
разрывая его плоть.
Я хватаю фигуру рядом со мной и бросаю его в стену. Его голова глухо стучит об камень, а
я обеими руками хватаю его капюшон и сдергиваю его. Сияющая улыбка. Луи Эйнтрелл
искоса смотрит на меня, и кровеносный сосуды рвутся в моих глазах, и красная пелена
застилает мои глаза, и я сильно бью его, так, как я ударил Эрби. Мой лоб врезается в его
лицо, и я как будто бьюсь головой об стену, но Эйнтрелл сползает по стене, и кровь на его
лице, и я снова бью его головой. И снова. И снова.
Шум за дверью камеры, и чьи-то руки отрывают меня от стены, и кровь течет по моему
подбородку, и ярость - теперь часть меня. Трое полицейских, по одному с каждой стороны
меня, а третий со шприцем, заполненным Богом знает чем, и я показываю на него пальцем
и велю ему убежать от меня.
"Я - Фантазер," – кричу я на него. "Я Фантазер, и я могу заставить вас исчезнуть. Я могу
сделать так, как будто вас никогда не было на этой планете. Теперь идите к черту от меня."
Затем мои руки схвачены, шприц приложен к моей шеи, я слышу щелчок, и где-то поодаль
я слышу Рат, называющую мое имя. Это - ...........
........ день. Свет проникает через промежуток между торопливо закрытыми занавесками
создает удлиненный треугольник света на дальней стене моей спальни. Сильный кошачий
запах, и когда я поворачиваю голову налево, я вижу мордочку Рат, ее закрытые во сне
глаза. Я поворачиваюсь на другой бок и вижу ее задние лапки. Она лежит вокруг моей
головы как шарф. На ночном столике стоит графин с водой, я пытаюсь дотянуться до него,
но теряю координацию и роняю графин на пол.
Рат открывает один глаз и фыркает, в дверном проеме появляется Эрби, держащий чашку
кофе в руках. У него наклеен лейкопластырь поперек носа и два синяка под глазами, как
будто он неделю не спал. Он садится на край кровати и спрашивает меня, в порядке ли я.
"Я думаю да," - говорю я, и он помогает мне сесть и дает чашку. Я думаю, он выглядит
хуже чем я, но что я могу сказать ему? Я тот, который травмировал его. Интересно, сидел
бы он здесь, если бы он не зависел от меня в его средствах к существованию, но я знаю,
что это не справедливо, потому что Эрби достаточно хороший куратор, чтобы работать с
любым Фантазером.
"Воды," - говорю я, мой рот настолько пересох, что язык кажется обложен. Эрби ставит
чашку кофе, наливает мне стакан воды из графина, и смотрит как я пью. Рат встает на
лапы, проходит до конца кровати и плюхается в моих ногах, подбородком на лапах.
"Как я вернулся сюда?" - спрашиваю я у Эрби. Я помню, что случилось в камере, я помню
переулок, я помню темницу, но все они настолько перепутались, что я не знаю, что
случилось на самом деле, и что мне привиделось. Моя шея болит там, куда полицейский
ударил меня, и мой лоб разбит в тех местах, где я бодал стену, и я чувствую, что все мое
тело ушиблено, но я начинаю понимать, что реально а что нет.
"Мы проверили все больницы и отделения полиции," говорит он. "Судя по Вашему
поведению, Вы наверняка попали бы туда или туда. "Он грустно улыбается и поднимает
руку к его пластырю, как будто проверяя, что он все еще в месте.
"Мне жаль," - говорю я.
"Забудь это," - говорит он.
"Я не осознавал, что я делал."
"Забудь это," – повторяет он, но я не могу. Я не могу забыть ничего. Темница. Камера.
Девочка. Боль. Это все застряло в моих синапсах, вспыхивая и причиняя боль.
"Что случилось с вашей одеждой?" – спрашивает он. "Полиция забрала?"
"Нет, меня ограбили," - говорю я. "По крайней мере, я думаю, что меня ограбили."
"Они, должно быть, избили Вас," - говорит он, забирая пустой стакан из моей руки и ставя
на стол. "Врач компании осматривал Вас, пока Вы были без сознания. Большинство
повреждений поверхностные. За исключением ожога. "
"Ожога?" – повторяю я.
"На вашей ноге. Кто-то прислонил раскаленное докрасна железо к вашей ноге. Разве Вы
не помните?"
Да, я помню, но я не могу объяснить это Эрби. Черт, я даже не уверен, могу ли я объяснить
это самому себе. Я уверенный, что моя нога забинтована в том месте, к которому фигура в
красном прислонила прут прежде, чем Рат впилась зубами в его руку. Но это было в моем
воображении, откуда же взялся ожог? И что случилось бы, если бы Рат не спасла меня? Я
мог умереть.
"Вы должны поверить в это," - говорит она, и я верю.
"Я думаю, что они, должно быть, сделали это, когда напали на меня. Я не помню большую
часть прошлого дня. "
Эрби внимательно смотрит на меня, поскольку я набираю полный рот горячего кофе и
ставлю чашку рядом с пустым стаканом.
"Вы уладили с полицией?"
"Конечно," - говорит он, потому что это его работа, ему платят за то, чтобы моя жизнь
между записями пси-дисков проходила так гладко, насколько возможно. Эрби будет рад,
когда я сделаю последний диск, он может получить премию и курировать следующего
Фантазера. "Они не будут выдвигать обвинения." Он улыбается.
"И я тоже," добавляет он.
"Мне жаль," - говорю я, но внутри себя я не уверен, действительно ли мне жаль. Эрби -
часть Корпорации, они его лорды и владельцы, а я только его временный сотрудник. И
если Корпорация попробует выдвинуть обвинение против меня, то он сделает это.
"Эрби," - говорю я, поскольку эта мысль впервые приходит в мою голову, "слышал ли ты
когда-либо о женщине по имени Элен Гвайн? Она работает в «Моральном Крестовом
походе». "
Он качает головой. "Не думаю. Почему Вы спрашиваете?"
Я понимаю, что возможно это было ошибкой, упоминать ее имя, потому что Эрби не глуп,
и если он узнает, что я говорил с Элен, он может подумать, что я заинтересован в ней.
"Я говорил с одним Фантазером некоторое время назад, и он рассказал, что она
спрашивала его о сексе и насилии в новых дисках, и я просто задался вопросом, знаешь ли
ты о ней. "
"Я уверен, что нет," - говорит он. "Как пишется ее фамилия?"
Я пишу, он достает из его кармана золотую ручку и переписывает на одну из его визитных
карточек. Черт, я внезапно понимаю, что она оставила ее визитку в соседней комнате,
рядом с бутылкой виски, и если Эрби блуждал по комнате, он, возможно, легко заметил бы
её. Но если он уже заметил визитку, он не стал бы записывать ее имя. Или возможно он
играет со мной, возможно он уже догадался, что она была здесь, и что я лгу ему. Черт,
почему я только не держал мой рот закрытым?
"Я проверю," - говорит он. "Вы должны отдохнуть, доктор сказал, что Вы должны поспать
некоторое время."
"Все хорошо," говорю я ему, откидываюсь назад и устраиваюсь поудобнее. Рат встает и
растягивается вдоль моего тела.
"Я покину Вас," - говорит Эрби. "Позвоните мне, если будете нуждаться в чем-нибудь."
Он останавливается в двери спальни и смотрит на меня, улыбаясь.
"Леиф?"
"Да?"
"Уверены, что Вы в порядке?"
"Мы прекрасны," - говорит Рат. "Исчезни."
"Все хорошо," - говорю я. "Иди."
Я выжидаю, пока не слышу, как закрывается дверь в квартиру, а затем соскальзываю с
кровати и иду в гостиную. Я смотрю в баре, но там только выпивка, я не могу найти карту
Элен. Возможно уборщица взяла её. Или возможно это сделал Эрби. Черт. Я прошу, чтобы
телефон позвонил Элен, но ее домашний телефон молчит, и никто не отвечает в офисе
«Крестового похода за Мораль».
"Который час?" – спрашиваю я телефон, и он говорит мне, что почти шесть, поэтому я
думаю, что они уже закрылись. Я не знал, что уже так поздно. Фактически я даже не знаю,
какой сейчас день недели. Я подхожу к окну и смотрю на город внизу. Солнце начиная
краснеть, и скоро скроется позади горизонта, исчезая как прошлогодняя мода. Тогда
наступит ночь.
Рат становится на задних лапы, опираясь передними на мой животе, когти спрятаны, так
что она не собирается царапать меня. Она трется усами по моей голой коже. Щекотно.
"Они не щекотят," говорит она.
"Они щекотят," – настаиваю я и поглаживаю ее шею.
"Я могу получить немного молока?" – мурлыкает она и становится на все лапы, прогибая
спинку, ее язык облизывает верхнюю губу.
Я протягиваю мою сложенную в чашку ладонь и воображаю её наполненной холодным,
пенистым молоком, и она жадно пьет его.
Она заканчивает, садится, и моет ее лицо левой лапкой, используя её как влажную тряпку.
"Рат?" – говорю я.
"Что?"
"Как ты узнала, что они собирались оставить тот пси-диск проигрываться до конца?"
"Я услышала их разговор," - говорит она, возвращаясь к серьезному делу - чистке ее усов.
Я глажу ее по голове. "Я рад, что ты это сделала," - говорю я.
"Я тоже," - мурлыкает она.
"Кто говорил об этом?" - спрашиваю я у нее. Звонок в дверь раздается прежде, чем она
успевает ответить, и я иду к телевизионному монитору у двери. Это Элен Гвайн.
"Элен?" – говорю я, смущаясь, потому что я не могу понять, почему она пришла сюда.
"Я узнала, что Вас травмировали," - говорит она. "Я могу войти?"
"Конечно," – отвечаю я и велю компьютеру открыть дверь подъезда. Пока она поднимается
на мой этаж, я возвращаюсь в спальню, выбираю толстый белый махровый костюм из
одного из платяных шкафов, и осматриваю себя в зеркале ванной. Я хорошо выгляжу. Нет,
хуже чем обычно. Я чищу мои зубы, когда снова звенит дверной звонок, я ополаскиваю
мой рот и открываю дверь в квартиру.
Она ошеломляющей выглядит, в свежей белой блузке под черным жакетом с
подложенными плечиками и черной юбке, которая чуть ниже ее колен и разрезана сзади
так, что я могу видеть половину ее бедер, когда она проходит мимо меня в комнату. Она с
белой кожаной сумочкой с золотой цепочкой. Маленькая черная заколка позади ее волос,
такие Вы можете увидеть на школьницах. Она надела черные туфли с высоким каблуком и
чулки, и она идет так, как будто она знает, что я рассматриваю ее.
"Конечно она знает, что Вы рассматриваете ее, ваши глаза фактически вылезли на лоб," –
говорит Рат. Она садится с плохим настроением.
Элен поворачивается, чтобы посмотреть на меня из под лукаво приподнятой брови.
"Немного рано ложиться в кровать, не так ли," – говорит она с улыбкой. Ее помада и лак
для ногтей снова соответствуют друг другу, на сей раз модного фиолетового цвета. Она
садится, и шелк шелестит, и движение её грудей под блузкой показывает, что она не носит
лифчик.
"Я не чувствую себя настолько пылким," говорю я. "Могу я предложить Вам напиток?"
Она кивает и говорит, что хочет джин с тоником, и я пытаюсь вспомнить, это ли она пила в
тот раз, когда она была у меня в квартире. Я думаю, что так и было, но я не уверен.
"Вы не выглядите так, как будто Вас ограбили," - говорит она, пока я готовлю ей выпивку.
Волосы встают дыбом возле моей шеи, потому что я не могу понять, как она узнала, что
случилось со мной, но я держу мой голос спокойным.
"Вам нужно посмотреть под одеждой," – подшучиваю я и вручаю ей стакан. Я удивлен,
что моя рука не дрожит. Один из ее ногтей касается моей кожи, когда она берет напиток, и
на ощупь похоже на коготь кошки. Она медленно подносит стакан к ее губам, и пока она
пьет, я слышу ее голос в моей голове, говорящий мне, что посмотреть меня под одеждой –
это как раз то, что она хочет сделать. Я внезапно узнаю о расположении махрового халата
на моем паху, и я возвращаюсь в прошлое, к темнице и к одежде, которую там я носил, и
огню, и наручникам, и девочке. Комната расплывается, ковер превращается в каменный
пол комнаты пыток, я смотрю на Элен, а она облизывает ее губы и говорит "пожалуйста."
"Что?" Реальность возвращается со щелчком в моих ушах.
"Можно мне еще немного льда, пожалуйста?"
"Конечно." Я беру стакан и наполняю его кубиками льда из бара.
"Откуда Вы узнали, что я подвергся нападению?" - спрашиваю. Частица меня надеется,
что она скажет, что это был Эрби, потому что тогда я узнаю, что она врет, но она смотрит
мне прямо в глаза и говорит, что сообщил кое-кто из полиции, кто сочувствует целям
«Крестового похода за Мораль».
"Он позвонил сообщить, что был задержан Фантазер, он думал, что это может оказаться
полезным для нас в использовании против Корпорации. Он действовал из лучших
побуждений глубины души, я думаю. "
"Немногие сделали бы это в наши дни," говорю я.
Она выглядит заинтересованной. "Вы хотите рассказать мне об этом?"
"Я нет," - говорит Рат.
Я наливаю себе солода «Kumagai» 15-летней выдержки и добавляю лед.
"Я не уверен," говорю я.
Она гладит диван рядом с нею, как будто она предлагает маленькому ребенку присесть
рядом. Я иду к ней, покорный как ягненок.
"На бойню," шипит, Рат и я смотрю на нее с порицанием. Она морщит нос и качает
головой. Я игнорирую ее.
Элен сбрасывает ее туфли, подсовывает правую ногу под себя, забрасывает одну руку на
заднюю спинку дивана, кладя её возле моей шеи. Она потягивает напиток, оставляя
помаду на краю стакана. Это случалось в прошлый раз, когда она была здесь? Я
впоследствии мыл стакан? Я не могу вспомнить. Я просто не могу вспомнить. Она ставит
стакан на столик около дивана, и тот звенит на поверхности столика.
"Полиция травмировала Вас?" – спрашивает она.
"Нет, это не полиция," - говорю я. "Меня ограбили."
"Ограбили?"
"Да, в переулке. Они забрали мою одежду."
Она отбрасывает назад ее голову и смеется, искря глазами.
"Ничего смешного," - говорю я, но когда она смеется, она выглядит настолько прелестной,
что невозможно обидеться на неё.
"Я знаю, что это плохо, но я не смогла вообразить никого, кто позарился бы на Вашу
одежду. "
Она видит, что я снова хмурюсь, и поспешно добавляет "Нет, что-то не то с Вашей
одеждой. "
"Еще они взяли мой бумажник," говорю я.
"Сколько их было?"
"Трое," - говорю я. "Возможно четверо. Я не могу вспомнить." Это правда, я не могу. Я не
могу вспомнить, сколько их было, на кого они были похожи, как чувствовал себя, когда
они били меня. Это исчезло как фантазия, и если бы не было ушибов, я возможно
посчитал это все только плодом моего воображения. За исключением того, что у меня есть
ожог на ноге, который я получил от одетой в красное фигуры в комнате пыток, которая,
конечно, была моей фантазией. Эта мысль привела в беспорядок мое сознание и испугала
меня. Возможно комната пыток настоящая, а переулок, где меня ограбили, существует
только в моем воображении. Я дрожу, и она спрашивает меня, в порядке ли я. Я набираю
полный рот виски и вздрагиваю, поскольку оно жжет порез на моей щеке. От этого у меня
в глазах выступают слезы, и я надеюсь, что Элен не подумает, что я плачу. Она касается
моего плеча.
"Это был адский день," - говорю я.
"Расскажите мне,"
"Разве ваш друг-полицейский не рассказал Вам?"
"Он сказал, что Вас заперли в камеру."
"И?"
"ОК, он говорил, что Вы подрались с кем-то в Корпорации."
"Драка, да, это точно."
"Расскажите мне, что случилось."
"Как Ваш напиток?"
"Прекрасно," - говорит она с улыбкой. "Не меняйте тему."
"Она хочет узнать Ваш вывод," - говорит Рат, но я игнорирую ее. Она идет к моей стороне
дивана и тяжело садится на пол, со вздохом, как будто на её плечах забота о всем мире. Я
наклоняюсь и тереблю ее уши, она мурлыкает.
"Вы помните, что Вы говорили о сильных пси-дисках, о желании Корпорации изменить
закон?"
Элен кивает и щелкает замочком ее сумочки, потом достает пачку сигарет и зажигалку.
Она облизывает ее губы перед тем, как вложить в них белый фильтр сигареты с
серебряной полоской. В прошлый раз была золотая полоска, не так ли? Одна тонкая
золотая полоска?
Она закрывает ее глаза, поскольку она отводит голову назад, затягиваясь, а затем смотрит
на меня. "Я помню. "
"Три Фантазера умерли, записывая их. Это трое наших Фантазеров. И в других компаниях
умерли Фантазеры. Есть какое-то сверхъестественное продолжение записи, что-то, что я
не понимаю. "
"Но что это имеет отношение к вашей драке?"
"Корпорация попросила, чтобы я прослушал диски, узнал что случилось. Они были
сильные, очень, очень сильные. И они, казалось, производили на меня большее
впечатление, чем любые другие пси-диски. "
"Каким образом?" Она скрещивает и выпрямляет ее ноги.
"Вы смотрите," - говорит Рат. Она права.
"Когда я вышел из них, я сильно волновался, как будто то, что случилось в диске, было
более настоящим, чем реальность. Как будто реальность стала разочарованием, как будто
мое подсознание хотело вернуться в фантазию. "
"Или попытка воспроизвести фантазию в реальности?"
Она понимает. Я вижу это в ее глазах. Она сидит с выпрямленной спиной, держа в руке
сигарету в нескольких дюймах от ее рта, губы немного приоткрыты, другая рука медленно
гладит черную кожу дивана.
"Да," отвечаю я. "Это лилось из меня, эмоции, желания, всё. Я был как одержимый. Боже,
если это так повлияло на меня, то что будет с ..... "
"Обычными людьми?" Она произносит это как ругательство.
"Да, с обычными людьми." Я глотаю мой напиток и чувствую, как солод проваливается
вниз по моему горлу и распространяет тепло в моем животе. Японские солоды стоят
дополнительных затрат. Так говорят в их рекламе, и они правы. Мое сознание начинает
цепенеть. Интересно, давал ли доктор мне болеутоляющее, и как оно реагирует на
алкоголь. В моих ушах небольшое гудение и мои плечи болят.
"Именно поэтому мы должны защитить их," говорит она. "Именно поэтому «Крестовый
поход за Мораль» должен противостоять Корпорациям, и удостоверится, что диски
доступны только тем, кто сможет обращаться с ними. "
Меня немного трясет, потому что я не могу вообразить никого, кто в состоянии
обращаться с такими дисками. Они были так сильны, со столь яркими изображениями, что
я уверен, что повторный просмотр сведет с ума любого.
"Что было очень плохого в третьем диске?" – спрашивает она.
"Не было никакого сюжета, которому я мог следовать. Не было никакого диалога, никаких
характерных особенностей. Ничего. "
"Ничего? Вы имеете в виду, что это было пустым?"
"Нет, не пустым. Только изображения, сильные изображения. Пытка, боль, без какой либо
очевидной причины."
"Сексуальной природы?" - тихо говорит она.
"Да, против девочки. Молодой девочки."
"Насколько молодой?" – спрашивает она. Она выглядит напряженной, ее глаза широко
открыты, и я могу слышать ее дыхание. Или возможно дыхание Рат.
"Пятнадцати лет," отвечаю я, "возможно младше."
"И кто травмировал ее?"
"Мужчины. Группа мужчин."
"На что они были похожи?"
Я хочу рассказать ей, что я слишком долго слушал диск, что техники в студии хотели
проиграть его до конца, как фигуры в балахонах продолжают появляться в моем сознании,
но она спрашивает детали, описания, чувства.
"Они носили балахоны. Я тоже."
Она отворачивается от меня, чтобы погасить ее сигарету.
"Расскажите мне, что случилось. С самого начала," - говорит она, вставая передо мной и
складывая руки на груди, как будто ей холодно, и она обнимает себя для тепла. Ее груди
колышутся, подчеркивая ее стремление.
"Вы смотрите," снова говорит Рат. Она права. Снова.
В комнате вспыхивает огонь, дважды, похоже на свет факела, и я смотрю на ее губы, ее
пухлые фиолетовые губы, и она говорит "пожалуйста", и я рассказываю ей. С самого
начала. С момента, когда я увидел процессию из фигур в балахонах, до конца, где девочка
беспомощна передо мной, и я стою с раскаленным прутом в моей руке, и она надвигает
себя на меня. Я рассказываю ей все, как будто это моя фантазия, описывая каждую деталь,
каждую эмоцию, звуки, запахи.
Несколько раз она скрещивает и выпрямляет ее ноги, и я отвлекаюсь на шелест шелка и
белую кожу ее бедер, но я продолжаю рассказывать. Она продолжает обнимать себя, и
когда я дохожу до комнаты пытки, она начинает медленно раскачиваться назад и вперед, ее
глаза смотрят вдаль. Мой голос звучит, как будто он снаружи моего тела, как будто слова
произносит некий невидимый рассказчик. Мои руки начинают дрожать, я чувствую
проливающееся виски из стакана, поэтому я наклоняюсь и ставлю стакан на ковер, но я
все еще рассказываю. Как будто мы оба там, в комнате пыток, наблюдаем за связанной
девочкой, наблюдаем как её бьют. Моя рука влажна от виски, я поднимаю её ко рту и
слизываю виски, не задумываясь, ее глаза смотрят за моим движением, и она облизывает
ее губы.
Я могу услышать ее дыхание, моя голова пульсирует в такт с моим сердцем, и она в
порыве прильнула ко мне, ее губы натыкаются на мои зубы, ее груди прижались к моей
груди. Она стягивает халат с моих плеч, и я чувствую спиной укол ее ногтей, и ее язык
вторгается в мой рот. Она стонет и заваливает меня на кушетку, ее рот не оставляет мой, ее
глаза зажмурены. Она раздвигает ее бедра, задирает её лодыжки и крепко прижимает меня
своими ножками. Вкус крови в моем рту, и я понимаю, что она укусила мою губу, и я
пробую отстраниться, но она обнимает меня еще крепче и целует меня еще сильнее,
высасывая воздух из меня. Высасывая кровь из меня. Она начинает медленно вести ее
ногтями поперек моей спины, сильно, настолько сильно, что я пробую крикнуть и
попросить, чтобы она остановилась, но она целует меня еще крепче, и моя голова
кружится. Ее ногти впиваются в мою плоть, и я чувствую кровь, тут она отбрасывает назад
ее голову и смотрит на меня расширенными глазами, все еще царапая, и когда я
вскрикиваю от боли, она смеется и охватывает меня ногами еще сильнее. На ее губах
кровь. Моя кровь, ярко красная на ее темной помаде.
"Вы хотите, чтобы я остановилась?" – говорит она, и я хочу сказать да, но не могу,
слишком сильно желание, и я накрываю её рот моим и целую ее со всей моей силой. Я
чувствую, что ее ноги расслабляются, она начинает стаскивать с меня халат, и я помогаю
ей. Она стягивает халат к моей талии, затем задирает ее ноги, и ногами полностью
сдвигает халат. Я чувствую, как ее шелковые чулки царапают мою голую кожу. Она
отклоняет ее голову, чтобы избежать моего рта, прижимает ее щеку к моей, и кусает мочку
моего уха, достаточно сильно, что бы заставить меня вздрогнуть, и затем она шепчет мне
на ухо: "Раздень меня".
Я приподнимаюсь на локте, а другой рукой начинаю расстегивать кнопки на ее блузке, но
она хватает мое запястье и говорит "нет, не так нежно. Сорви её с меня."
Снова вспыхивают огни, и мы находимся не на диване, мы лежим на каменном полу,
усыпанном заплесневелым сеном, и вода капает с стен, и позади меня движение, кто–то
наблюдает за нами, а затем ее рука дотрагивается до моей груди, и она медленно проводит
ногтями к моему животу, боль возбуждает меня, и я хватаю ее блузку и рву её, кнопки одна
за другой отлетают прочь, как угли, потрескивающие в огне, а затем блузка рвется. Я
опускаю голову вниз, чтобы поцеловать ее груди, и в этот же момент я срываю в нее юбку
и отбрасываю ее в сторону, я слышу скрежет цепей и звук запираемой двери. "Сильнее", -
говорит она. "Укуси меня, укуси." Она стонет и я делаю что она говорит, сильно сжимая
мои зубы на её плоти, она кричит, ее ноги снова обнимают мою талию, и она сжимает ее
бедра вокруг меня. Я просовываю руку между ее ног, и не удивляюсь, когда узнаю, что она
не носит трусики, только чулки, и она влажная, очень влажная. Она отталкивает руками
мои плечи, задыхаясь, и я вижу красный след от укуса на ее колышащейся левой груди.
"Подожди," – шепчет она, вытягивает ноги и отворачивается в сторону. Она смотрит на
меня через плечо, улыбаясь, затем становится на колени, приподнимает ее зад и раздвигает
ноги, и я слышу звон металла, вытаскиваемого из горящих углей, и где-то неподалеку
зловеще скандирует безобразный хор, и она надвигает себя на меня, и говорит, что она
хочет, чтобы я травмировал ее, а я не понимаю, и я говорю ей, что я не знаю, что сделать, и
она смеется. "Я покажу Вам," - говорит она. Я обхватываю ее вокруг талии, и я царапаю
моими ногтями ее мягкую плоть, и я позволяю ей показать мне. Это - .........
.......... ночь. Я лежу в кровати, за окном темно, но занавески немного открыты, и
достаточно лунного света, чтобы увидеть, что я лежу в моей собственной комнате под
шелковом навесом. Моя голова пульсирует, и болит ожог на моей ноге, но есть новая боль,
боль в моем плече, и, кажется, укусы на моих руках, и я чувствую, что моя спина
поцарапана. Я голый и лежу поверх одеяла, и я один. Моя голова тяжела, требуются
большие усилия, чтобы держать мои глаза открытыми, и я хочу уснуть, но что-то
вынуждает меня сесть и осмотреть комнату. Элен нет. По каким-то причинам мне
жизненно важно найти ее.
Вспышка изображения в моем сознании, Элен, лежащая на животе, ее спина в крови, одна
рука искривлена под ее телом. Изображение исчезает так же быстро, как и появилось, но у
меня ужасное чувство вины и впечатление, что она мертва.
Я не уверен, бодрствую ли я или сплю, я чувствую укусы, ушибы и жжение, но я не
ощущаю мои ноги, пока я стою на толстом ковре, и я иду к двери. Запах чего-то горящего,
словно приготавливаемое мясо или опаляемые волосы, и я направляюсь к кухне. Стены
кажутся слегка колеблющимися, и я могу слышать пение баритоном, и запах становится
более сильным, и я закрываю мои глаза и протирают их, и сглатываю, но ничего не
очищает мою голову.
Я иду к кухне шаг за шагом, пока я не встаю, смотря внутрь. Я провожу руками через
волосы, но все, что я чувствую - голая кожа и небольшая щетина.
Все эти белые устройства и блестящие приборы делают кухню больше похожим на
операционную, чем на место для приготовления пищи. Элен - там, стоит на коленях возле
массивного немецкого холодильника, спиной ко мне. Глубокие царапины вертикально
пересекают её спину, не кровоточащие, но ярко красные. Свет из открытого холодильника
делает ее волосы золотыми, и ее плечи сияют. Пакет молока в ее правой руке, левой она
держится за дверь холодильника, и она что-то тихо бормочет. На полу белое фарфоровое
блюдце, наполовину наполненное молоком, и в него опущена мордочка Рат. Она стоит
спиной ко мне, и я вижу, что ее хвост виляет от удовольствия, пока она пьет.
Ни одна из них не видит меня, и я тихо двигаюсь обратно, пение в моих ушах
становящихся более громким, и я поднимаю руку и касаюсь стены, чтобы нащупать
дорогу в спальню.
Я падаю на кровать, и сон оборачивается вокруг меня, как саван. Голос, похожий на голос
Рат, шепчет в моем ухе "Вы фантазируете, Вы фантазируете", и затем - ............
.......... день. Я лежу на кровати, и первое, что я вижу, когда я открываю мои глаза - моя
одежда, висящая на спинке стула. Я не забыл повесить её там. Я слышу глубокое, хриплое
дыхание, и чувствую теплый воздух на моей шее, и я говорю "Элен?" и оборачиваюсь, но
это не она, это только Рат.
"Только Рат?" - обвиняюще говорит она, открывая один глаз, другой закрыт подушкой.
Я встаю с кровати, иду в душ, говорю что я хочу холодную воду, и осматриваю моё
разбитое тело, пока моюсь. Бинта нет, но на моей ноге ожог, и есть ушибы, но когда я
проверяю мою спину в зеркале, я вижу, что царапины прошли.
Или возможно их никогда не было.
Я велю телефону соединиться с Эрби. Тот кажется сонным и говорит мне, что сейчас
шесть часов утра.
"Я хочу сделать это сегодня," - говорю я, и фактически я слышу, как у него отпала
челюсть.
"Сегодня," – повторяю я, на случай если он не понимает. Он вроде понял.
"Вы уверены?" – говорит он, но он знает, что я не шутил бы с этим. Это мой запрос, мы
делаем запись, когда я готов, в любое время дня или ночи.
"Я уверен," - говорю я.
"Но никого нет в сценарном отделе киностудии," - говорит он. Он также знает, что ничего
нет в контракте о том, что я должен отдать сценарий в сценарный отдел киностудии перед
записью пси-диска. Это стало нормой, и иногда полезно привести мысли в порядок,
прежде чем Вы входите в студию, и Корпорации нравится это, потому что дает им
возможность творческого контроля, но это мой запрос, и я говорю Эрби, что я буду делать
это неподготовленным.
"Когда?" - он говорит, начиная казаться более активным.
"Через час," - говорю я.
"Вы уверены?" - говорит он снова, и я игнорирую его.
"Будь там в семь," – говорю я. "И пошли за мной автомобиль." Я прерываю связь прежде,
чем он может ответить. Часа мало для уведомления, но студии готовы 24 часа в сутки, и
им не нужно большой подготовки, чтобы сделать запись, находящуюся в голове
Фантазера.
Я начинаю загонять мысли в голову, пока моюсь. Я концентрирую мои мысли в один ком,
и я формирую из кома поезд, один из старых паровозов, пар, изрыгающийся из
приземистой трубы, шатуны на колесах, шипение поршней и свист. Я заполняю мою
голову изображениями, исключая все остальное. Поезд стоит на рельсах, простирающихся
к горизонту по идеально прямой линии. Я исключаю все остальное из моего сознания.
"И меня?" - спрашивает Рат, и я заставляю поезд казаться длинным, свистящим, чтобы
включить и ее.
Перед этим не было прогулки вокруг озера, нет времени для посторонних мыслей в моей
голове, только поезд, черный ревущий поезд, мчащийся к горизонту. Я ничего не ел, я
ничего не пил, что бы не позволить себе посторонние мысли, я только захватил основные
вещи: причудливый кожаный жакет от итальянского дизайнера, потрепанные синие
джинсы и рубашки хлопчатобумажной ткани.
В ожидании лимузина я брожу взад и вперед между окном и дверью спальни, мое лицо как
камень, мое сознание заполнено поездом. Когда часы спальни сообщают время, я иду вниз
и выхожу наружу. Прибывает автомобиль, Эрби сидит на заднем сидении. Он говорит
привет, и я киваю, но не отвечаю, я только сажусь рядом с ним, мои руки крепко
обхватывают мои колени. Мои губы сжаты вместе, и я могу почувствовать, где Элен
кусала меня вчера вечером, я замечаю это и концентрируюсь на поезде. Вагоны позади
паровоза, полдюжины, королевского синего с золотом цвета, и окна из темного стекла, так
что я не могу видеть, что внутри.
Эрби пробует заговорить со мной, но я игнорирую его. Он и прежде видел меня
напряженным, но никогда настолько, и я знаю, что он заинтересовался этим, но я ничего
не могу сделать, чтобы заставить его почувствовать себя немного легче. Если я открою
мое сознание для него, то я открою и для всего остального, так что я думаю только о
вагонах, стальных колесах, крутящихся и стучащих на стыках рельсов.
Он замолкает и устраивается поудобнее в шикарном кожаном сидении. Поезд набирает
скорость, стук колес становится похожим на скандирование, скандирование грубыми
мужскими голосами, поэтому я заставляю поезд свистеть, как будто машинист увидел
приближающийся туннель. Я концентрируюсь на высокой температуре двигателя, котлах с
горящим углем, нагревающим воду в пар, который заставляет поршни двигаться быстрее,
еще быстрее.
Автомобиль останавливается, водитель выходит и открывает мою дверь, и я следую за
Эрби, мимо охранников и датчиков металла, затем мы находимся в лифте, поезд ревет,
столб дыма стелется над вагонами на сотню ярдов позади паровоза перед тем, как
рассеяться в воздухе.
Дверь лифта с шипением открывается, мы в тишине проходим в студию, где я раздеваюсь
и надеваю халат, и сижу с закрытыми глазами, пока один из техников бреет щетину на
моей голове и втирает гель. Там Макс, но я ничего не говорю ему, а Эрби берет его за руку
и ведет в угол, где что-то тихо говорит ему. Они оба смотрят на меня с тревогой, но я
ничего не могу сказать им, я должен держать мое сознание закрытым, не существует
ничего, кроме парового двигателя, швыряющего поршни.
Голос спрашивает меня, в порядке ли я, и я киваю, я один иду в кабину и ложусь, мои
глаза закрыты, и жду одного из техников, чтобы он надел наушники, потом я слышу, что
Макс называет мое имя, я открываю глаза и вижу, что он стоит надо мной, нахмурившись.
"Что за поведение, Лейф?" – спрашивает он, я закрываю мои глаза и слышу, что я говорю:
"Просто сделайте это."
Поезд движется на полной скорости, размыто изображение колес, и стук колес сливается в
один длинный треск, похожий на тот, который производят зубья расчески, когда по ним
проводят большим пальцем. Я слышу, что они покидают кабину, затем я ощущаю, что свет
тускнеет, и затем я слышу Макса, отсчитывающего в обратном порядке неуверенным
голосом. Десять ..... девять ..... восемь ..... семь ...... шесть ....... пять ...... четыре ...... три ....
два .... один..... Это - ..........
........ вечер. Манила. Я сижу в старом потрепанном такси, едущем на головокружительной
скорости через переполненные улицы к отелю Манилы. Виниловые детали изношены и
запятнаны, и есть дыры в ковре на полу. Водитель включил радио, настроенное на
местную популярную станцию, я узнаю мелодию, но слова песни филиппинские.
В моей руке письмо, в многочисленных складках, как будто оно было много раз прочитано
и снова свернуто. Еще я держу конверт, адресованный в офис в районе Макати для Лейфа
Аблемана, частного детектива.
Я концентрируюсь на интерьере такси, основываясь на запахе алкоголя, высокой
температуре, влажной духоте, которая предшествует тропическому шторму. Потом я
концентрируюсь на внешнем мире: грязные улицы, переполненные новыми лимузинами и
ржавыми драндулетами, и всюду джипы, безвкусные хромированные чудовища,
разработанные во время Второй Мировой войны
Американские джипы теперь используются как веселый общественный транспорт. Рев
клаксонов, детские крики, и всюду улыбчивые лица. Выглядит, как будто я единственный
человек в Маниле, который не улыбается.
Я читаю письмо. "Господин Аблеман," - говорится в нем. "У меня есть информация об
убийце девочек, которая может заинтересовать Вас. Я хотел бы встретиться с Вами в
президентском номере в Гостинице Манилы в 6.30." Письмо подписано каракулями,
которые я не могу разобрать.
Такси дергается в пробке перед светофором, и маленькая девочка, с надрывающим сердце
прекрасным лицом и двумя отсутствующими передними зубами, доходит до пассажирской
двери, держа в руках маленькие гирлянды из фиолетовых и белых цветов. Я опускаю окно
и немедленно поражаюсь запаху выхлопных газов. Она протягивает гирлянды ближе к
моему лицу и у меня перехватывает дыхание от аромата цветов, но он не перебивает запах
выхлопных газов. Я вручаю ей розовую банкноту, она дает мне одну из гирлянд и
хихикает. Мальчик, на голову выше продавщицы цветов, видит продажу гирлянды, и
бежит ко мне с пачкой газет, большинство из них на филиппинском языке, но есть парочка
на английском. В одной из них огромный заголовок красными буквами, который гласит
"Убийца девочек убивает снова", я покупаю газету и закрываю окно, отделяясь от шума и
грязи.
Я читаю статью. Маньяк убил снова, зарезал проститутку и вырезал его знак, букву "E", на
ее животе. Полицейские предупреждают, что он может убить снова, и учитывая что
сегодняшняя смерть девятая по счету, они вероятно правы.
Мы подъезжаем к отелю, мальчик в белой униформе открывает дверь автомобиля, и я сую
банкноту в руку водителя. Я стою в нескольких шагах от отеля и медленно смотрю вокруг
на ближайшие деревья. На расстоянии я могу услышать маленьких детей, плещущихся в
бассейне, стрекот насекомых, а над моей головой проносятся ласточки.
Я захожу в лобби, иду по коричнево-белому мраморному полу между темной деревянной
мебелью с пухлыми красными подушками. Три огромных декоративных люстры, как
будто они хотят утянуть облицованный деревянными панелями потолок вниз. Вокруг
периметра высокие сводчатые проходы, за исключением одной стороны, где ресепшен и
кассир. Я подхожу к столу, и меня немедленно приветствуют трое красивых подростка,
двое из них девочки. Одна из девочек, с длинными черными волосами и яркими глаза,
спрашивает меня, чем она может помочь, и я спрашиваю у нее дорогу к президентскому
номеру. Она объясняет мне, я поворачиваюсь и иду к лифту. Там Рат, сидит возле круглого
деревянного стола, на котором стоит ваза с желтыми цветами вроде хризантем. Она
выглядит взволновано.
"Леиф?" - говорит она тихо.
Я игнорирую ее, концентрируясь на атмосфере отеля: внимательный штат,
регистрирующиеся туристы, маленький мальчик согнулся под весом большого чемодана,
повар идет между ресторанами в нелепой высокой белой шляпе, шатающейся на его
голове.
"Леиф, почему я здесь?" - говорит Рат, идя рядом со мной. Мы пересекаем лобби и
подходим к лифту. Она не садится, как обычно, а встает передо мной и кладет ее лапы на
мой живот, выпуская когти, не царапая, но настойчиво.
"Почему я здесь?" – говорит она. "Вы принесли меня сюда?"
Прибывает лифт, и мы входим в него. "Лейф!" - шипит Рат, но я игнорирую ее. Я выхожу
первым, и пока иду по коридору к номеру, я слышу, что она следует за мной. Мы проходим
маленький частный плавательный бассейн, окруженный высокими зелеными растениями,
прежде чем мы добираемся до главных дверей в номер. Два белых деревянных шезлонга.
На одном из них - немного влажное розовое полотенце.
Я стучу в двери и прохаживаюсь вперед и назад, пока жду, но никто не отвечает. Я стучу
снова, и на сей раз дверь распахивается.
"Что происходит, Лейф?" - спрашивает Рат.
Я захожу в зал, заполненный филиппинскими статуями и картинами, деревянной и
кожаной мебелью. Длинный прямоугольный стол с резными ножками, похожими на
кошачьи лапы, и буфет с резными дверцами, изображающими джунгли. Всюду цветы,
блюдо на столе наполнено экзотическими фруктами. Две двери в зале, обе закрыты. Когда
я прохожу в центр зала, дверь позади нас закрывается с глухим стуком. Рат поражена, она
кружится вокруг, шипит, ее правая лапа подняла, выпущенные когти и обнаженные зубы,
пока она не видит, что мы одни. Она немного расслабляется, но только немного. Я
концентрируюсь всем сознанием на комнате, на ее среде, на представлении вида из окна.
Рат двигается в центр комнаты и опирается о стол, пренебрегая фруктами. Она старается
выглядеть непринужденной, но я могу видеть, что ее когти все еще выпущены, и под
мехом напряжены мышцы. На столе оружие, черный металлический револьвер с
деревянной ручкой. Крупнокалиберный револьвер, тяжелый и опасный. Я беру его и с
усилием поднимаю. Шесть медных патронов в барабане, курок взведен, оружие готово к
стрельбе. Я провожу пальцем по спусковому крючку, и я могу сказать, что револьвер
требует сильного давления пальца, прежде чем выстрелит. Это серьезное оружие, не то,
которое выстрелит случайно.
"Рат," говорю я. Я пристально гляжу в ее карие глазах, а затем я в моем сознании создаю
ставни, четыре, каждая покрывает одну из стен, толстые стальные пластины с заклепками,
как на линейном корабле. Рат испуганно подскакивает, все четыре ее лапы отрываются от
пола. Когда она приземляется, она быстро смотрит вокруг, ища выход, но видит, что все
двери и окна закрыты металлическими листами.
Я не нуждаюсь в мебели, поэтому я уничтожаю столы, картины, статуи, и я делаю потолок
плоским и металлический, и я превращаю деревянный пол в толстую сталь, и все, что
остается в комнате, это я и Рат.
"И оружие," - говорит она.
И оружие.
Она отступает назад, глядя в мои. Она выглядит испуганной, впервые она смотрит с
угрозой.
"Что случилось, Лейф?" – спрашивает она.
"Ты знаешь, что случилось," - говорю я ей.
Она улыбается и медленно садится, ее голова наклонена набок, нос дергается. Я опускаю
оружие, дулом вниз. Я отступаю к другой стороне комнаты и прислоняюсь к стене.
"Я доверял тебе," говорю я, и ее уши навостряются. Она ничего не говорит. "Я доверял
тебе, а ты предала меня. "
"Я спасла Вашу жизнь," - говорит она, хмурясь.
"Ты хочешь сказать мне, что произошло?" - спрашиваю я ее.
Рат пожимает плечами, и она смотрит на пол, как будто она внезапно заметила там что-то,
требующего всё ее внимание.
"Рат," говорю я. Она игнорирует меня, медленно двигает ее передние лапы по
металлическому полу, располагаясь поудобнее, ее лапы вытянуты в мою сторону. Она
глубоко вздыхает, кладет подбородок на лапы, и зажмуривается.
"Они пробовали убить Вас," говорит она.
"Кто?"
"Корпорация. Макс. Эйнтрелл. Все они. Я пыталась защитить Вас."
"Когда ты вытащила меня из третьей фантазии, возможно ты защищала меня."
"Вы поняли, не так ли?" спрашивает она, и я киваю.
"У тебя была только одна возможность узнать, когда тот пси-диск должен был
закончиться. Ты должна была быть там, когда погибли Фантазеры. "
"Таким образом я спасла Вас," - говорит она. "Почему Вы не можете оставить в памяти
только это?"
"Поскольку есть большее, чем только это. Ты знаешь, что я имею ввиду, Рат."
Мои ноги начинают дрожать, я не знаю от усталости или от страха, поэтому я создаю стул,
черный с фиолетовой подушкой, и сажусь на него.
"Как насчет подушки для меня?" – спрашивает она. "Этот металл холодный."
"Несомненно," говорю я, и рядом с нею появляется большая квадратная подушка из
толстой зеленой ткани. Она прыгает и шлепается на нее.
"Вы планировали это, не так ли?" – говорит она. "Вот для чего был нужен поезд, Вы
блокировали меня, не так ли? Вы беспокоились, что я узнаю то, чего Вы хотите. "
"Я не был уверен, смогу ли я удержать тебя. Я должен был удостовериться, что ты будешь
здесь."
"Куда бы я пошла без Вас?" - тихо говорит она.
"Этого я не знаю, Рат. Я думал, что ты часть меня, но теперь я не уверен в этом. "
"Я часть Вас."
"Тогда что относительно Фантазеров, которых ты убила?"
Она сидит на подушке и смотрит на меня, ничего не говоря.
"Ну?" – нажимаю я.
"Вы хотели этого," – тихо говорит она. "Вы хотели этого, поэтому я сделала это. Для Вас."
Я отчаянно мотаю моей головой. "Это не верно," - говорю я. "Я не хотел этого."
"Вы хотели убрать их. Они были конкурентами, и Вы хотели их смерти."
"Нет!" – кричу я. "Ты лжешь. Я только хотел закончить мой контракт, и черт с ними." Я
вижу опасение в ее глазах и понимаю, что я размахиваю оружием, поэтому я кладу его на
колени.
"Вы не всегда знаете, что Вы хотите, Лейф. Вы знаете вещи, которые в Вашем сознании.
Вещи, которые в вашем подсознании, Вы не знаете. "
"А ты?"
Она кивает, медленно, затем встает и аккуратно сходит с подушки на стальной пол. Она
обходит подушку вокруг и встает позади нее, как будто используя ее как барьер.
"Я знаю Вас," говорит она. "Иногда я знаю Вас лучше, чем Вы знаете себя."
Она может быть права? Эта мысль заскакивает в мою голову, но я знаю, что это не верно.
Запись дисков не приносит мне такого удовольствия, которое я получал, гордясь
написанными мной книгами. Диски для меня означают только одно. Деньги. Я ищу любую
причину, по которой она могла бы оказаться права, но не нахожу. Ни подобия ревности, ни
желания быть Фантазером, ни желания не уходить.
"Ты ошибаешься," - говорю я. "Ты ошибаешься, или ты лжешь."
Она ходит взад и вперед позади подушки, тихо рыча.
"Что это, Рат?" Она не отвечает. "Ты должна быть честной со мной," – говорю я.
"Я должна была защитить Вас," – тихо отвечает она, избегая моих глаз. Она знает, что я
могу почувствовать запах ее вины.
"Что относительно Элен Гвайн?"
"Вы хотели ее. Я должна была остановить Вас?"
"Действительно ли она была настоящей?"
"Вы уже знаете ответ."
"Я хочу услышать, что ты скажешь это."
Она вздыхает и прекращает бродить. Ее плечи и нос дергаются. "Она не была настоящей."
"Почему ты не сказала мне?"
Она пожимает плечами, и ее молчание возмущает меня. Я замечаю, что кручу барабан
револьвере об мою ногу, и заставляю себя остановиться.
"Подумайте, Лейф, она была продуктом вашего воображения, Вы создали ее. Вы не
можете обвинять меня в том, что случилось. "
"Ты должна была предупредить меня."
"Я сожалею," - отвечает она, и она выглядит так. Я чувствую жалость к ней, я хочу
погладить ее, но я должен узнать продолжение. И я все еще должен заставить ее рассказать
мне, почему она убивала Фантазеров, я уверен, что это была она.
"Я могу получить немного молока?" - спрашивает она жалобным голосом, который я
прежде не слышал от нее.
"Нет," – говорю я. "Позже". Я плохо себя чувствую, как будто я только что ударил больного
ребенка. "Сначала скажи мне, почему ты позволила мне поверить в Элен."
"Я думал, что она сделает Вас счастливым."
"Прежде ты никогда не судила о моей жизни."
"Прежде Вы никогда не были под таким давлением."
"Я мог прекратить это. Еще один диск - и я свободен."
"Да," – выплевывает она. "Вы. А что со мной?" Ее голос наполнен. Я думаю, что я
начинаю понимать.
"Что ты имела в виду?" - спрашиваю я ее.
"Ничего,"
"Кот о чем ты волновалась? Ты волновалась о том, что случится с тобой, когда мой
контракт закончится. "
Она не говорит да, и она не говорит нет, она не может, это написано на ее мордочке.
"Ты всегда будешь со мной," - говорю я.
"Нет," – отвечает она. "Теперь Вы лжете. Когда Вы уйдете из Си-Би-Эс, Вы больше не
будете нуждаться во мне. Вы не будете нуждаться в моей защите и моей помощи. Вы не
будете нуждаться во мне. "
"Значит вот что все это было. Ты волновалась о твоем собственном существовании. Твоем
выживании. Так? "
Она фыркает и качает головой. "Вы не понимаете," - говорит она.
"Ты думаешь, что если я больше не буду Фантазером, ты станешь бесполезной для меня. И
ты исчезнешь. "
Она обходит подушку и встает передо мной, ее голова отклонена назад.
"Вы не понимаете, не так ли?", - говорит она.
"Нет," – отвечаю я, и она глубоко вздыхает.
"Я люблю Вас, Лейф," - говорит она мягко.. "Я люблю Вас со всем своим существом. Я не
могу перенести мысль, что Вы не будете желать меня или нуждаться во мне. Я не думаю,
что я исчезну, когда Вы перестанете быть Фантазером, я думаю, что я получила такой
сильный смысл моей собственной идентичности, себя самой, что я могу остаться одна. Я
не нуждаюсь в Вас, чтобы говорить, чтобы что-то делать, мое существование больше не
зависит от Вас, но я действительно хочу быть рядом с Вами. И я действительно хочу,
чтобы Вы хотели меня. И был только один способ сделать так. "
"Если бы я оставался Фантазером?"
"Да."
"Поэтому ты убила других Фантазеров?"
Она садится и чешет лапой за ухо, как будто она тянет время для обдумывания ответа,
решая, что она должна сказать, и как я реагирую на это, и что я планирую сделать с
большим, черным, заряженным револьвером.
"Я хотела удостовериться, что Вы станете продолжали работать Фантазером. Вас,
Фантазеров, очень мало, и Корпорация должна была убедить Вас продолжить. "
Я сижу в тишине и смотрю на нее. "Теперь я могу получить немного молока?" – говорит
она.
"Скоро," - говорю я. "Ты не чувствуешь себя виновной?"
"Они были ничем. Вы видели хлама, который они записывали. Они были больны."
"Так теперь ты в своем роде мстящий цензор," - говорю я. "Определись, Рат. Сначала ты
говоришь, что делала это для меня, потом ты сказала, что сделала это, чтобы я остался с
тобой, теперь ты говоришь мне, что сделала это для того, чтобы сделать мир лучше.
Определись. "
"Я сделала это, потому что я люблю Вас, но ток факт, на что они были похоже, сделало это
более легким."
"Но ты сделала бы это так или иначе?"
"Я не была готова позволить Вам уйти," – тихо говорит она. Она сидит передо мной не
двигаясь, словно своего рода египетская статуя кошки. Я наклоняюсь и поглаживаю мех
между ее ушей, но она не трется головой о мою руку, и не мурлычет. "Я потеряла Вас? " –
говорит она. "Я всё испортила."
Я становлюсь на колени перед нею, держа оружие в руке. Я делаю все возможное, чтобы
держать его как можно дальше от нее, но я держу мой палец на спусковом крючке. Я
чувствую запах ее дыхания, ее ноздри расширяются, когда она выдыхает. Ее губы немного
раскрыты, и я вижу ее острые белые зубы.
"Я всё испортила, не так ли?" Она смотрит вниз, избегая моего взгляда.
"Я доверял тебе," - говорю я. "А без доверия ничего нет."
"Вы сможете когда-либо снова доверять мне?" - мягко спрашивает она, я не отвечаю, и она
видит ответ в моих глазах.
Я поднимаюсь на ноги и встаю позади стула. Она встает и идет к краю комнаты, затем
следует в угол, и поворачивается ко мне. Шерсть на ее спине стоит дыбом, как будто
заряженная статическим электричеством. Она приблизительно в пятнадцати футах от
меня, и я знаю, что она может достигнуть меня одним прыжком, и я держу оружие стволом
вниз, но готов поднять его. Это тяжело, но я знаю, что я сделаю это.
"Вы будете, не так ли?" – шепчет она. Она не говорит слово "стрелять", это слово остается
невысказанным между нами.
Да, я хочу сказать ей это, но я не знаю как. Она позволила взбунтоваться моему
подсознанию, чтобы населить мой мир характерами, как фигура в красном и Элен Гвайн.
Рат позволила распахнуться двери в черные области моего сознания, и теперь я не думаю,
что можно закрыть её. Она права, она всё испортила. Я был слишком близок к границе
моего здравомыслия, и теперь я переступил через край. Но есть кое-что большее. Я хочу
сказать ей, что я боюсь, что она будет всё сильнее и сильнее ненавидеть меня, и что
однажды, возможно в моих мечтах, она придет ко мне, и ее когти и обнаженные клыки
разорвут мое горло и раздерут мою грудь. И я хочу сказать ей, что я сожалею, что очень
хочу, что бы всего этого не было бы, потому что я никогда не оставил бы ее, я никогда не
покинул бы ее.
"Теперь Вы тот, кто говорит не правду," - говорит она. Ее задние лапы напряглись, как
будто она готова прыгнуть, и я поднимаю оружие до талии, но все еще направляю ствол в
сторону.
"Без доверия ничего не может быть, Рат," – повторяю я.
"Я буду хорошей. Я обещаю."
"Ты не можешь обещать. Ты уже убила пять человек, ты теперь слишком независима. Ты
имеешь собственное мнение. И ты опасна. "
"Не для Вас."
Я улыбаюсь. "Я знаю. Но ты могла бы стать такой. Возможно не для меня, но для других
людей, я знаю это. Возможно подсознательно я мог бы пожелать чьей-либо смерти, и ты
смогла бы действовать, думая, что помогаешь мне. Или ты могла бы возревновать к кому-
то, кто стал бы слишком близок для меня. Я не могу взять на себя такую ответственность.
Рат.
Ты теперь дикая. Я не могу управлять тобой. "
"Тогда я уйду. Я могу выжить самостоятельно. Позвольте мне уйти, Лейф."
"Ты знаешь, что я не могу. Ты знаешь, что ты - часть моего сознания, продукт моего
воображения. Есть только один выход. "
Она приседает вниз, напряженные лапы, когти, царапающие стальной пол, ее мускулы как
сжатые пружины, готовые распрямиться. Пятнадцать футов. Один прыжок. Я поднимаю
оружие.
"Пожалуйста Лейф, не делайте этого. Я люблю Вас."
Я увеличиваю давление на спусковой крючок, пока не чувствую, что еще одно нажатие, и
пистолет выстрелит.
В ее глазах слезы, и когда я направляю на нее оружие, ее рот открывается, она кричит
"Нет!" и прыгает, но прежде чем ее передние лапы отрываются от пола, я давлю на
спусковой крючок, и это - ...............
КОНЕЦ

www.forum.awd.ru/viewtopic.php?t=20536&postdays=0&postorder=asc&start=320