XII Ландшафтная конференция - том 2

åàçàëíÖêëíÇé éÅêÄáéÇÄçàü à çÄìäà êéëëàâëäéâ îÖÑÖêÄñàà
íûåÖçëäàâ ÉéëìÑÄêëíÇÖççõâ ìçàÇÖêëàíÖí

åéëäéÇëäàâ ÉéëìÑÄêëíÇÖççõâ ìçàÇÖêëàíÖí àåÖçà å.Ç. ãéåéçéëéÇÄ
êìëëäéÖ ÉÖéÉêÄîàóÖëäéÖ éÅôÖëíÇé
ãÄçÑòÄîíéÇÖÑÖçàÖ:
íÖéêàü, åÖíéÑõ, ãÄçÑòÄîíçé-ùäéãéÉàóÖëäéÖ
éÅÖëèÖóÖçàÖ èêàêéÑéèéãúáéÇÄçàü
à ìëíéâóàÇéÉé êÄáÇàíàü
å‡ÚÂðË‡Î˚ XII åÂÊ‰ÛÌ‡ðÓ‰ÌÓÈ Î‡Ì‰¯‡ÙÚÌÓÈ ÍÓÌÙÂðÂÌˆËË
í˛ÏÂÌ¸-íÓ·ÓÎ¸ÒÍ, 22-25 ‡‚„ÛÒÚ‡ 2017 „.
íÓÏ 2
éÚ‚ÂÚÒÚ‚ÂÌÌ˚È ðÂ‰‡ÍÚÓð
˜ÎÂÌ-ÍÓððÂÒÔÓÌ‰ÂÌÚ êÄç
ä.ç. Ñ¸flÍÓÌÓ‚
í˛ÏÂÌ¸
àÁ‰‡ÚÂÎ¸ÒÚ‚Ó
í˛ÏÂÌÒÍÓ„Ó „ÓÒÛ‰‡ðÒÚ‚ÂÌÌÓ„Ó ÛÌË‚ÂðÒËÚÂÚ‡
2017
УДК 911.5(082)
ББК Д821я43
Л222
Редакционная коллегия:
К.Н. Дьяконов (отв. редактор), К.А. Мерекалова (секретарь),
В.В. Козин, В.Г. Линник, Д.М. Марьинских, В.А. Низовцев,
Т.И. Харитонова, В.Ю. Хорошавин, А.В. Хорошев
Рецензент:
доктор географических наук, профессор, вице-президент
Русского географического общества К.В. Чистяков
Конференция проведена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных

исследований. Проект № 17-05-20405/17
Ландшафтоведение: теория, методы, ландшафтно-экологическое обеспечение

Л222 природопользования и устойчивого развития [Электронный ресурс] : материалы
XII Международной ландшафтной конференции, Тюмень-Тобольск, 22-25 августа 2017 г. :
в 3 т. / отв. ред. чл.-кор. РАН К.Н. Дьяконов ; Министерство образования и науки Рос-
сийской Федерации ; Тюменский государственный университет ; Московский государ-
ственный университет имени М.В. Ломоносова ; Русское географическое общество. —
Тюмень : Издательство Тюменского государственного университета, 2017. — Т. 2. —
518 с.
ISBN 978-5-400-01382-9 (т. 2)

ISBN 978-5-400-01380-5
В сборнике материалов конференции освещены современные проблемы ландшафтоведения

по основным фундаментальным и прикладным направлениям его развития: теории, методологии
и методам исследования, в том числе моделированию, динамике, функционированию и эволю-
ции ландшафтов. Значительное внимание уделено актуальным социально ориентированным
направлениям: ландшафтному планированию, экологии и рациональному природопользованию,
обеспечению устойчивого развития регионов, экосистемным и ландшафтным услугам. Пред-
ставлены результаты ландшафтных исследований в регионах добычи и транспорта нефти и газа.
Отражена научно-исследовательская и практическая деятельность основных географических
коллективов России.
Адресуется широкому кругу читателей, занимающихся теоретическими, эксперименталь-
ными и практическими вопросами комплексной физической географии, экологии, природополь-
зования, высшего географического и экологического образования.
УДК 911.5(082)
ББК Д821я43
В оформлении обложки использованы фотографии Аркадия Елфимова
ISBN 978-5-400-01382-9 (т. 2) © Тюменский государственный университет, 2017

ISBN 978-5-400-01380-5 © Московский государственный университет
имени М.В. Ломоносова, 2017
2
THE MINISTRY OF EDUCATION AND SCIENCE OF THE RUSSIAN FEDERATION
UNIVERSITY OF TYUMEN
LOMONOSOV MOSCOW STATE UNIVERSITY
RUSSIAN GEOGRAPHICAL SOCIETY
LANDSCAPE SCIENCE:
THEORY, METHODS, LANDSCAPE-ECOLOGICAL SUPPORT
OF LAND USE AND SUSTAINABLE DEVELOPMENT
Proceedings of the XII International landscape conference
Tyumen-Tobolsk, 22-25 August 2017
Volume 2
Executive editor
Corresponding Member of RAS
K.N. Diakonov
Tyumen
University of Tyumen
Press
2017
3
УДК 911.5(082)
ББК Д821я43
Л222
Editorial Board:
K.N. Diakonov (Executive editor), K.A. Merekalova (Secretary),
V.V. Kozin, V.G. Linnik, D.M. Marinskikh, V.A. Nizovtsev,
T.I. Kharitonova, V.Ju. Khoroshavin, A.V. Khoroshev
Reviewed by doctor of science, professor, vice-president of Russian Geographical Society

K.V. Chistiakov
The Conference was financially supported by Russian Foundation for Basic Research. Project
17-05-20405/17
Landscape science: theory, methods, landscape-ecological support of land use and sus-
L222 tainable development [Electronic resourse] : Proceedings of the XII International landscape
conference, Tyumen-Tobolsk, 22-25 August 2017 : in 3 vol. / Executive editor Corresponding
Member of RAS K.N. Diakonov ; The Ministry of Education and Science of the Russian Fed-
eration; University of Tyumen ; Lomonosov Moscow State University ; Russian Geographical
Society. — Tyumen : University of Tyumen Press, 2017. — Vol. 2. — 518 p.
ISBN 978-5-400-01382-9 (т. 2)

ISBN 978-5-400-01380-5
The proceedings comprise a series of papers which consider current challenges of landscape sci-
ence in its principal fundamental and applied fields: theory, methodology, research methods including
modelling; landscape dynamics, functioning and evolution. Particular attention was given to relevant
socially-oriented fields: landscape planning, landscape ecology and land use science as a support for
sustainable development of regions, ecosystem and landscape services assessment. Certain papers pre-
sent the results of landscape research in the areas of oil and gas extraction and transporting. The pro-
ceedings represent the scientific and applied research of the main geographical teams in Russia.
The edition is recommended for a wide audience engaged in theoretical, experimental and practi-
cal issues of complex physical geography, ecology, land use science, higher geographical and ecologi-
cal education.
УДК 911.5(082)
ББК Д821я43
The book cover was designed using photography by Arkadiy Elfimov
ISBN 978-5-400-01382-9 (т. 2) © University of Tyumen, 2017

ISBN 978-5-400-01380-5 © Lomonosov Moscow State University, 2017
4
СОДЕРЖАНИЕ
V. ЛАНДШАФТНОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ И ОХРАНА ПРИРОДЫ

Семенов Ю.М.
ЛАНДШАФТНОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ КАК РАЗДЕЛ КОМПЛЕКСНОЙ ФИЗИЧЕСКОЙ
ГЕОГРАФИИ ...................................................................................................................................................... 21
Хорошев А.В.
ПРОСТРАНСТВЕННЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ ЛАНДШАФТНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ ............................. 26
Аристархова Е.А., Суслова Е.Г.
ЦЕНОТИЧЕСКОЕ РАЗНООБРАЗИЕ И ВОПРОСЫ ОХРАНЫ РАСТИТЕЛЬНОГО ПОКРОВА
ЛАНДШАФТОВ ТАЛДОМСКОГО РАЙОНА ................................................................................................ 30
Громцев А.Н.
ОБЗОР РЕЗУЛЬТАТОВ ФУНДАМЕНТАЛЬНЫХ И ПРИКЛАДНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
ЕВРОПЕЙСКИХ ТАЕЖНЫХ ЛЕСОВ РОССИИ НА ЛАНДШАФТНОЙ ОСНОВЕ .................................. 33
Гурьевских О.Ю.
ЛАНДШАФТНОЕ ПРОЕКТИРОВАНИЕ РЕГИОНАЛЬНЫХ СИСТЕМ ОСОБО ОХРАНЯЕМЫХ
ПРИРОДНЫХ ТЕРРИТОРИЙ (НА ПРИМЕРЕ СВЕРДЛОВСКОЙ ОБЛАСТИ) ......................................... 38
Заиканова И.Н.
ЛАНДШАФТНОЕ РАЙОНИРОВАНИЕ КАК ОСНОВА ГЕОЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ОЦЕНКИ
ДЛЯ ЦЕЛЕЙ РЕГИОНАЛЬНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ .................................................................................. 42
Истомина Е.А.
ЛАНДШАФТНАЯ ГИС КАК ИНСТРУМЕНТ ОЦЕНИВАНИЯ И ПЛАНИРОВАНИЯ
ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ЗЕМЕЛЬ ........................................................................................................................... 45
Ишанкулов М.Ш., Нургазинов А.Б., Алибекова Н.Т., Мейрамкулова К.С.
ЛАНДШАФТНО-ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ГРАДОСТРОИТЕЛЬНОГО
ПЛАНИРОВАНИЯ АСТАНЫ — СТОЛИЦЫ КАЗАХСТАНА, ОБЯЗАННЫЕ ПОЛОЖЕНИЮ
ГОРОДА НА КОНУСАХ ВЫНОСА рр. НУРЫ И ИШИМА ......................................................................... 50
Каширина Е.С., Панкеева Т.В., Панкеева А.Ю.
ЛАНДШАФТНОЕ РАЗНООБРАЗИЕ ПРИРОДНОГО ЗАКАЗНИКА «БАЙДАРСКИЙ» .......................... 55
Квятковский Я.В.
УСТОЙЧИВЫЙ ТУРИЗМ — ОХРАНА ПРИРОДНЫХ И КУЛЬТУРНЫХ РЕСУРСОВ
ТРАНСГРАНИЧНОГО РАЙОНА ЛАНДШАФТНОГО ОХРАНЯЕМОГО ОКРУГА
РОМИНТЕНСКОЙ ПУЩИ (ПОЛЬША — КАЛИНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТЬ) ........................................ 61
Климов Д.С., Беляева Л.Н., Карандеев А.Ю.
МЕСТНЫЕ И РЕГИОНАЛЬНЫЕ ОСОБО ОХРАНЯЕМЫЕ ПРИРОДНЫЕ
ТЕРРИТОРИИ ГОРОДА ЛИПЕЦКА: РАЗВИТИЕ И ИСПОЛЬЗОВАНИЕ
В ТУРИСТСКО-РЕКРЕАЦИОННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ .............................................................................. 64
Лозбенев Н.И., Кирюшин С.В., Столярова К.C.
АДАПТИВНО-ЛАНДШАФТНОЕ ЗЕМЛЕДЕЛИЕ В УСЛОВИЯХ СЫРТОВОГО
ЗАВОЛЖЬЯ САМАРСКОЙ ОБЛАСТИ........................................................................................................... 69
Лысанова Г.И., Семенов Ю.М.
АГРОЛАНДШАФТНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ДЛЯ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ
ЗЕМЛЕДЕЛИЯ ЮЖНЫХ РАЙОНОВ СИБИРИ ............................................................................................ 73
Михно В.Б.
ЛАНДШАФТНО-МЕЛИОРАТИВНОЕ ПРОЕКТИРОВАНИЕ И ВОПРОСЫ
ОПТИМИЗАЦИИ ПРИРОДНОЙ СРЕДЫ ....................................................................................................... 76
Мядзелец А.В., Лужкова Н.М.
ПЛАНИРОВАНИЕ ПОЗНАВАТЕЛЬНОГО ЭКОЛОГИЧЕСКОГО ТУРИЗМА
ДЛЯ СОХРАНЕНИЯ ЛАНДШАФТОВ И УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ ООПТ РОССИИ ...................... 79
Низовцев В.А., Кочуров Б.И., Мироненко И.В., Логунова Ю.В., Эрман Н.М.
ЛАНДШАФТНО-ЭКОЛОГИЧЕСКОЕ КАРТОГРАФИРОВАНИЕ МОСКВЫ
ДЛЯ ЦЕЛЕЙ ОБОСНОВАНИЯ ТЕРРИТОРИАЛЬНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ ГОРОДА........................... 82
5
Тигеев А.А.
ЛАНДШАФТНЫЙ МОНИТОРИНГ ПАМЯТНИКА ПРИРОДЫ «ОСТРОВ ОВЕЧИЙ»
(ХАНТЫ-МАНСИЙСКИЙ АВТОНОМНЫЙ ОКРУГ — ЮГРА) ................................................................. 85
Халька П., Фюрст К.
ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ И АНАЛИЗУ ГОРОДСКИХ АГЛОМЕРАЦИЙ — ОПЫТ
ЕВРОПЕЙСКОГО (НЕМЕЦКОГО) ТЕРРИТОРИАЛЬНОГО ПЛАНИРОВАНИЯ ..................................... 89
Харитонова Т.И., Мерекалова К.А., Родина В.О., Моисеев А.И., Баталова В.А.,
Омерда Е.А., Подгорный О.М.
СТРУКТУРА И ЦЕННОСТЬ ГОРОДСКИХ ЛАНДШАФТОВ КАК ОСНОВА
ГОРОДСКОГО ПЛАНИРОВАНИЯ ................................................................................................................. 90
Чепайтене Р.
СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ ОХРАНЫ УРБАНИСТИЧЕСКИХ ЛАНДШАФТОВ ЛИТВЫ ............... 96
Шилов П.М.
ВНУТРИЛАНДШАФТНАЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ АГРОЭКОЛОГИЧЕСКИХ УСЛОВИЙ
ВЛАДИМИРСКОГО ОПОЛЬЯ (НА ПРИМЕРЕ ВЛАДИМИРСКОГО НИИСХ) ..................................... 101
Erazo-Mera E.
CONNECTING PROTECTED AREAS USING LANDSCAPE FEATURES,
A CASE STUDY FROM ECUADOR ............................................................................................................... 103
Fürst Ch.
MODELLING OF SOCIAL-ECOLOGICAL SYSTEMS — CHALLENGES AND APPROACHES ............ 104
von Haaren Ch., Wiehe J., Walter A.
LANDSCAPE PLANNING SUPPORT FOR THE ENERGY CHANGE IN GERMANY .............................. 104
VI. ФУНКЦИИ, УСЛУГИ И УСТОЙЧИВОСТЬ ЛАНДШАФТОВ

Марцинкевич Г.И., Трофимчук Д.А.
ОЦЕНКА ЭКОСИСТЕМНЫХ УСЛУГ УРБАНИЗИРОВАННЫХ ЛАНДШАФТОВ г. БРЕСТА ........... 106
Счастная И.И., Звозников А.А.
УРБОЛАНДШАФТ КАК ЕДИНИЦА ОЦЕНКИ ГЕОЭКОЛОГИЧЕСКОГО СОСТОЯНИЯ
И ЭКОСИСТЕМНЫХ УСЛУГ ГОРОДСКОЙ СРЕДЫ ................................................................................ 111
Бевз В.Н., Горбунов А.С.
ОЦЕНКА ОПАСНОСТИ И РИСКА РАЗВИТИЯ ОПОЛЗНЕВЫХ ЛАНДШАФТОВ .............................. 116
Вантеева Ю.В., Солодянкина С.В.
ФАКТОРНАЯ СТРУКТУРА И ФУНКЦИИ ПРИБРЕЖНЫХ ГЕОСИСТЕМ ПРИБАЙКАЛЬЯ.............. 121
Власова А.Н.
ЛАНДШАФТНЫЙ ПОДХОД К ВЫДЕЛЕНИЮ ВОДООХРАННЫХ ЗОН РЕК
СИСТЕМЫ САЛГИРА .................................................................................................................................... 125
Гудковских М.В.
КОМПЛЕКСНАЯ ОЦЕНКА РЕКРЕАЦИОННЫХ ЛАНДШАФТОВ
ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ .............................................................................................................................. 129
Деева У.В.
ПРИМЕНЕНИЕ ЛАНДШАФТНОЙ ОСНОВЫ ДЛЯ ОЦЕНКИ ЭРОЗИОННОЙ
УСТОЙЧИВОСТИ ТЕРРИТОРИИ ................................................................................................................. 134
Жеребятьева Н.В., Попова Т.В., Беспалова Т.Л., Коротких Н.Н.
ОЦЕНКА ВЛИЯНИЯ РЕКРЕАЦИОННЫХ НАГРУЗОК НА РАСТИТЕЛЬНОСТЬ
ПРИРОДНО-ТЕРРИТОРИАЛЬНЫХ КОМПЛЕКСОВ ПРИРОДНОГО ПАРКА
«КОНДИНСКИЕ ОЗЕРА» ............................................................................................................................... 139
Зотова Л.И.
МЕТОДОЛОГИЯ ОЦЕНКИ И КАРТОГРАФИРОВАНИЯ МЕРЗЛОТНО-ЭКОЛОГИЧЕСКОГО
СОСТОЯНИЯ ЛАНДШАФТОВ ТЮМЕНСКОГО СЕВЕРА ....................................................................... 143
Квасникова З.Н., Каширо М.А.
ОЦЕНКА ЛАНДШАФТНО-ЭКОЛОГИЧЕСКОГО РИСКА ЮГО-ВОСТОКА
ТОМСКОЙ ОБЛАСТИ .................................................................................................................................... 145
6
Константинова Е.Ю.
ОТРАЖЕНИЕ ТРАНСФОРМАЦИИ ЛАНДШАФТОВ ГОРОДСКИХ ТЕРРИТОРИЙ
В МОРФОЛОГИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЯХ ПРОФИЛЕЙ ПОЧВ
(НА ПРИМЕРЕ г. ТЮМЕНЬ) .......................................................................................................................... 150
Лось М.А.
ТУРИСТСКО-РЕКРЕАЦИОННЫЙ ПОТЕНЦИАЛ ЛАНДШАФТОВ ОКРЕСТНОСТЕЙ
г. ТЮМЕНЬ И ПЕРСПЕКТИВЫ ИХ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ......................................................................... 154
Матвеева А.А., Пеленкова М.Г.
ОЦЕНКА УРОВНЯ ОЗЕЛЕНЕННОСТИ ГОРОДСКОЙ ТЕРРИТОРИИ
УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ ......................................................................................................................... 158
Мерекалова К.А., Харитонова А.О.
ИНТЕГРАЛЬНАЯ УСТОЙЧИВОСТЬ И ЕСТЕСТВЕННЫЙ ПОТЕНЦИАЛ
ЛАНДШАФТОВ ЮГО-ВОСТОЧНОГО КРЫМА......................................................................................... 163
Переладова Л.В., Моисеева А.А.
РОЛЬ ГИДРОМОРФНЫХ ЛАНДШАФТОВ В УСТОЙЧИВОМ РАЗВИТИИ ТЕРРИТОРИИ
(НА ПРИМЕРЕ ЗАВОДОУКОВСКОГО ГОРОДСКОГО ОКРУГА ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ) ........... 169
Романова Е.А.
СТЕПЕНЬ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ОБУСЛОВЛЕННОСТИ СОВРЕМЕННОГО
ЛАНДШАФТОГЕНЕЗА И РАЙОНИРОВАНИЕ БАЛТИЙСКОГО МАКРОРЕГИОНА .......................... 173
Сивохип Ж.Т.
К АКТУАЛИЗАЦИИ ИНТЕГРАЛЬНОЙ ОЦЕНКИ ЭКОЛОГО-ГИДРОЛОГИЧЕСКОГО
СОСТОЯНИЯ МАЛЫХ РЕК СТЕПНОЙ ЗОНЫ (НА ПРИМЕРЕ БАССЕЙНА р.УРАЛ) ....................... 176
Скриган А.Ю.
ВИДЫ ЗЕМЛЕПОЛЬЗОВАНИЯ И ЭКОСИСТЕМНЫЕ УСЛУГИ ДОЛИНЫ ДУБРОВЕНКИ ............... 179
Сулкарнаева Л.Д.
РАЗРАБОТКА АЛГОРИТМА ОЦЕНКИ ЭКОСИСТЕМНЫХ УСЛУГ УРБОЛАНДШАФТОВ
ДЛЯ ЦЕЛЕЙ УСТОЙЧИВОГО ГОРОДСКОГО ПЛАНИРОВАНИЯ ........................................................ 183
Bastian O.
THE KEY IMPORTANCE OF LANDSCAPE ECOLOGY FOR THE CONCEPT
OF ECOSYSTEM SERVICES ........................................................................................................................... 186
Basu J.P.
SUSTAINABILITY, ECOSYSTEM, LANDSCAPE SERVICES AND CLIMATE CHANGE:
AN EMPIRICAL STUDY IN EASTERN HIMALAYA OF INDIA ................................................................ 186
Grunewald K., Syrbe R.-U.
INDICATOR-BASED ASSESSMENT OF GREEN SPACE IN CITIES — EXPERIENCES
FROM THE SINO-GERMAN 'GREEN CITIES STUDY’ ............................................................................... 187
von Haaren Ch., Hermes J., Albert Ch.
INDICATORS FOR ASSESSING AND VALUING THE CULTURAL ECOSYSTEM SERVICE
'RECREATION' OF LANDSCAPES IN GERMANY ...................................................................................... 189
Ji W.
URBAN LANDSCAPE DYNAMICS: TRENDS, SCALES, AND INDICATORS
OF COUPLED EFFECTS OF HUMAN IMPACT AND CLIMATE CHANGE .............................................. 189
Sulkarnaeva L.
THE CURRENT STATE OF THE ART OF URBAN ECOSYSTEM SERVICES
ASSESSMENT IN RUSSIA .............................................................................................................................. 191
Syrbe R.-U., Grunewald K.
INDICATOR DEVELOPMENT FOR MAPPING OF ECOSYSTEM CONDITIONS
AND ECOSYSTEM SERVICES IN GERMANY — STATE AND CHALLENGES ..................................... 194
VII. ИСТОРИЧЕСКАЯ ЛАНДШАФТНАЯ ГЕОГРАФИЯ

И ДИНАМИКА ЗЕМЛЕПОЛЬЗОВАНИЯ
Вампилова Л.Б.
ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННАЯ ПАРАДИГМА СОВРЕМЕННЫХ ЛАНДШАФТНЫХ
ИССЛЕДОВАНИЙ ........................................................................................................................................... 196
7
Низовцев В.А.
НАЧАЛЬНЫЕ ЭТАПЫ АНТРОПОГЕННОЙ ЭВОЛЮЦИИ ЛАНДШАФТОВ РОССИИ ....................... 200
Трапезникова О.Н
ИСТОРОКО-ГЕОЭКОЛОГИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ АГРОЛАНДШАФТА
(НА ПРИМЕРЕ АГРОЛАНДШАФТОВ ЛЕСНОЙ ЗОНЫ ВОСТОЧНО-ЕВРОПЕЙСКОЙ
РАВНИНЫ) ....................................................................................................................................................... 204
Прищепов А.В., Шиерхорн Ф., Мюллер Д., Курганова И.Н., Камп Й., Мейфруа П.
ИССЛЕДОВАНИЕ ИЗМЕНЕНИЙ ЗЕМЛЕПОЛЬЗОВАНИЯ В РОССИИ
И НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ: СОСТОЯНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ
И ПРИОРИТЕТЫ ............................................................................................................................................. 209
Агапов М.Г.
ТРИ «ВЕЛИКИХ» СИБИРСКИХ ПУТИ: РЕПРЕЗЕНТАЦИИ СИБИРСКОГО
ПРОСТРАНСТВА В ЭПОХУ ТРАНСПОРТНОЙ РЕВОЛЮЦИИ.............................................................. 214
Балюк Н.А.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОПЫТ ПОВЫШЕНИЯ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ УСТОЙЧИВОСТИ
АГРОЛАНДШАФТОВ В УСЛОВИЯХ СЕВЕРНОГО ЗАУРАЛЬЯ ............................................................ 219
Гравес И.В., Гравес К.К., Низовцев В.А., Эрман Н.М.
ЛАНДШАФТНЫЕ УСЛОВИЯ ФОРМИРОВАНИЯ ДРЕВНЕРУССКИХ ГОРОДОВ.............................. 222
Матасов В.М., Прищепов А.В., Голубинский А.А., Глухов А.И.
ФАКТОРЫ ИЗМЕНЕНИЯ ЗЕМЛЕПОЛЬЗОВАНИЯ В МЕЩЕРЕ
ЗА ПОСЛЕДНИЕ 250 ЛЕТ .............................................................................................................................. 225
Мухин Г.Д.
КРИЗИСНАЯ ДИНАМИКА ЗЕМЛЕПОЛЬЗОВАНИЯ И СТРУКТУРНО-ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ
ТРАНСФОРМАЦИЯ АГРОЛАНДШАФТОВ КИРОВСКОЙ ОБЛАСТИ .................................................. 230
Рассказов С.В.
ИСТОРИЧЕСКИЕ ЛАНДШАФТЫ, ПРОСТРАНСТВА И ОБРАЗЫ СТАРОЙ СИБИРИ:
ЧТО МЫ О НИХ ЗНАЕМ И ЧТО МОЖЕМ ЗНАТЬ? ................................................................................... 235
Шелудков А.В.
ИЗМЕНЕНИЕ ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА
ЮГА ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ В ПОСТСОВЕТСКИЙ ПЕРИОД........................................................... 239
Широкова В.А., Низовцев В.А., Снытко В.А., Эрман Н.М.
КОМПЛЕКСНЫЕ ЛАНДШАФТНО-ГИДРОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
ИСТОРИЧЕСКИХ ВОДНЫХ ПУТЕЙ РУССКОЙ РАВНИНЫ .................................................................. 244
Schenk W.
HISTORICAL GEOPGRAHY AS A BRIDGE BETWEEN NATURAL AND CULTURAL
SCIENCES ......................................................................................................................................................... 247
VIII. ГУМАНИТАРНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЛАНДШАФТА

Стрелецкий В.Н.
КОНЦЕПТ КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА В МИРОВОЙ КУЛЬТУРНОЙ ГЕОГРАФИИ:
НАУЧНЫЕ ИСТОКИ И СОВРЕМЕННЫЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ................................................................ 248
Калуцков В.Н.
ПОДХОДЫ К КУЛЬТУРНО-ГЕОГРАФИЧЕСКОМУ РАЙОНИРОВАНИЮ РОССИИ ............................ 253
Куклина В.В.
РОЛЬ КУЛЬТУРНО-ЛАНДШАФТНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ В ПРЕОДОЛЕНИИ
ЦЕНТР-ПЕРИФЕРИЙНЫХ ОТНОШЕНИЙ ................................................................................................. 257
Абрамов И.В.
БАССЕЙН СЕВЕРНОЙ СОСЬВЫ КАК ЭТНОРЕЗЕРВАТ МАНСИ: К СОЦИАЛЬНОЙ
И КУЛЬТУРНОЙ ФУНКЦИИ ЛАНДШАФТА ............................................................................................. 261
Ганопольский М.Г.
МАРШРУТЫ КОЛОНИЗАЦИИ СИБИРИ КАК ПЕРВОНАЧАЛЬНАЯ КАНВА
КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА ................................................................................................................... 264
8
Ермакова Е.Е.
ВИЗУАЛЬНАЯ ПРЕЗЕНТАЦИЯ САКРАЛЬНОГО ЛАНДШАФТА
(ПО МАТЕРИАЛАМ ЗАУРАЛЬЯ) ................................................................................................................. 267
Завьялова О.Г., Данилова Ю.Н.
ЛАНДШАФТОМ «РОЖДЕННЫЕ»: НЕКОТОРЫЕ ЭТНИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ
РУССКИХ И ЯПОНЦЕВ ................................................................................................................................. 270
Захарова О.В., Суворова Л.Г.
ЭСТЕТИКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР ЛАНДШАФТА ТУРИСТИЧЕСКОГО
МАРШРУТА ..................................................................................................................................................... 273
Лихачева Э.А., Некрасова Л.А., Кладовщикова М.Е.
ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ГЕОМОРФОЛОГИЯ. ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ ....................................................... 276
Некрасова Л.А., Кладовщикова М.Е.
ГЕОМОРФОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫХ ЛАНДШАФТОВ
ГОРОДСКИХ ПОСЕЛЕНИЙ........................................................................................................................... 280
Нендза-Щиконивска К.
ЭРНСТ МАЙ В СССР — СПОРЫ О ГОРОДСКОМ ЛАНДШАФТЕ ......................................................... 285
Потахин С.Б.
ЭЛЕМЕНТЫ КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА РОССИЙСКОЙ ФЕННОСКАНДИИ ............................. 287
Созонова Е.Ю.
ОСНОВНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ РАЗВИТИЯ УСТОЙЧИВОГО ТУРИЗМА
В ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ .......................................................................................................................... 289
Köppen B.
BRUSSEL'S EU-QUARTER: LANDSCAPE CONSTRUCTION IN BUBBLES AND NARRATIVES........ 292
IX. РЕГИОНАЛЬНЫЕ ЛАНДШАФТНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Снытко В.А., Коновалова Т.И.
ЛАНДШАФТНАЯ СИТУАЦИЯ ОКРУЖЕНИЯ БАЙКАЛА ....................................................................... 293
Атаев З.В.
ПРЕДГОРНЫЕ ЛАНДШАФТЫ КАК ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫЕ ЭКОТОНЫ
(НА ПРИМЕРЕ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА) .................................................................................................... 298
Байраков И.А.
ОЦЕНКА СОВРЕМЕННОГО СОСТОЯНИЯ ПАСТБИЩНЫХ ЭКОСИСТЕМ
В АРИДНОЙ ЗОНЕ ЧЕЧЕНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ ...................................................................................... 304
Бакарасов В.А., Гагина Н.В.
АНАЛИЗ СОВРЕМЕННЫХ ЛАНДШАФТНО-ЭКОЛОГИЧЕСКИХ СИТУАЦИЙ
БЕЛОРУССКОГО ПООЗЕРЬЯ ........................................................................................................................ 306
Биличенко И.Н.
ИЗУЧЕНИЕ И КАРТОГРАФИРОВАНИЕ СТРУКТУРЫ И ДИНАМИКИ ГОРНЫХ
ГЕОСИСТЕМ ПРИБАЙКАЛЬЯ ...................................................................................................................... 309
Борисова И.Г.
ГЕОСИСТЕМЫ ЗЕЙСКО-БУРЕИНСКОЙ РАВНИНЫ ПО ХАРАКТЕРУ, ИНТЕНСИВНОСТИ
АНТРОПОГЕННОЙ НАГРУЗКИ И ОПТИМИЗАЦИИ ПРИРОДОПОЛЬЗОВАНИЯ ............................. 313
Быковская О.П., Горбунов А.С.
РЕГИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ЛЕДОВОГО ЛИТОЛАНДШАФТОГЕНЕЗА
ЦЕНТРАЛЬНОГО ЧЕРНОЗЕМЬЯ .................................................................................................................. 318
Гагаринова О.В.
ЛАНДШАФТНО-ГИДРОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В БАЙКАЛЬСКОМ РЕГИОНЕ .............. 323
Гакаев Р.А.
ФОРМИРОВАНИЕ ЛАНДШАФТНО-ОПОЛЗНЕВЫХ ЗОН ЮГО-ВОСТОЧНОЙ
ЧАСТИ ЧЕЧЕНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ .......................................................................................................... 328
Ганзей К.С.
ПРОЯВЛЕНИЕ МЕХАНИЗМОВ УСТОЙЧИВОСТИ ОСТРОВНЫХ ГЕОСИСТЕМ
СЕВЕРО-ЗАПАДНОЙ ЧАСТИ ТИХОГО ОКЕАНА .................................................................................... 331
9
Горбунов Р.В., Горбунова Т.Ю.
ЛАНДШАФТНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ НА КАРАДАГЕ ............................................................................. 336
Истомина Е.А., Солодянкина С.В., Вантеева Ю.В., Коновалова Т.И., Бибаева А.Ю.,
Фролов А.А., Цыганкова М.В.
ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ ЛАНДШАФТНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ В ПРИБАЙКАЛЬЕ ...................... 341
Ишанкулов М.Ш.
ЛАНДШАФТЫ ГИГАНТСКИХ КОНУСОВ ВЫНОСА В СЕВЕРНОМ КАЗАХСТАНЕ ........................ 347
Кучинская И.Я., Керимова Э.Д.
СТРУКТУРА И ДИНАМИКА СОВРЕМЕННЫХ ГЕОСИСТЕМ БОЛЬШОГО КАВКАЗА
(В ПРЕДЕЛАХ АЗЕРБАЙДЖАНА) ............................................................................................................... 353
Лазарева Н.Н.
ЗНАЧЕНИЕ ИЗУЧЕННОСТИ СТРУКТУРЫ И ДИНАМИКИ ЛАНДШАФТОВ
ЮГО-ВОСТОЧНОЙ БАЛТИКИ ДЛЯ ОПТИМИЗАЦИИ ПРИРОДОПОЛЬЗОВАНИЯ .......................... 359
Ларин С.И., Лаухин С.А., Алексеева В.А., Ларина Н.С., Максимов Ф.Е.
ПЕРИГЛЯЦИАЛЬНЫЕ РЕЛИКТЫ В ЛАНДШАФТАХ ИШИМСКОЙ РАВНИНЫ
(ЮГО-ЗАПАД ЗАПАДНОЙ СИБИРИ) ......................................................................................................... 364
Лоботросова С.А., Соромотин А.В.
ЗАКОНОМЕРНОСТИ РАЗВИТИЯ РАСТИТЕЛЬНОСТИ НА ПЕСЧАНЫХ
ОБНАЖЕНИЯХ В ПОДЗОНЕ СЕВЕРНОЙ ТАЙГИ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ
(НА ПРИМЕРЕ БАССЕЙНА р. НАДЫМ) ..................................................................................................... 369
Лубенец Л.Ф., Черных Д.В.
ЛАНДШАФТНЫЕ ОСНОВЫ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ СНЕЖНОГО ПОКРОВА
В БАССЕЙНЕ р. МАЙМА (НИЗКОГОРЬЯ РУССКОГО АЛТАЯ) ............................................................ 373
Маккавеев А.Н., Федорович Д.В.
ВЛИЯНИЕ УРОВНЯ ГРУНТОВЫХ ВОД НА ЛАНДШАФТЫ КРУПНЫХ ГОРОДОВ
НА ПРИМЕРЕ г. МОСКВЫ В КОНЦЕ XX — НАЧАЛЕ XXI ВЕКОВ ...................................................... 377
Мерекалова К.А.
ИЗМЕНЕНИЕ СТРУКТУРЫ МЕЖКОМПОНЕНТНЫХ СВЯЗЕЙ ПО МЕРЕ
ВОССТАНОВЛЕНИЯ СРЕДНЕТАЕЖНЫХ ЛАНДШАФТОВ АРХАНГЕЛЬСКОЙ
И ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТЕЙ ....................................................................................................................... 380
Михно В.Б.
ЛИТОЛАНДШАФТОГЕНЕЗ КАК ФАКТОР ФОРМИРОВАНИЯ ЛАНДШАФТНОГО
РАЗНООБРАЗИЯ ЦЕНТРАЛЬНОГО ЧЕРНОЗЕМЬЯ.................................................................................. 383
Мищенко А.А., Волкова Т.А.
ЛИМАНО-УСТЬЕВЫЕ И ПРИБРЕЖНО-АКВАЛЬНЫЕ ПАРАГЕНЕТИЧЕСКИЕ
ЛАНДШАФТНЫЕ КОМПЛЕКСЫ НА ТЕРРИТОРИИ КРАСНОДАРСКОГО КРАЯ:
БЕЙСУГСКО-ЧЕЛБАССКИЙ ДОЛИННОРЕЧНОЙ ПАРАГЕНЕТИЧЕСКИЙ
ЛАНДШАФТНЫЙ КОМПЛЕКС.................................................................................................................... 385
Осадчая Г.Г.
ОСОБЕННОСТИ ЛАНДШАФТНОЙ ИНДИКАЦИИ ГЕОКРИОЛОГИЧЕСКИХ УСЛОВИЙ
В БОЛЬШЕЗЕМЕЛЬСКОЙ ТУНДРЕ............................................................................................................. 389
Павлейчик В.М.
ГЕОЛОГО-ГЕОМОРФОЛОГИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ ЛАНДШАФТОВ
БУРТИНСКОЙ СТЕПИ В ЮЖНОМ ПРЕДУРАЛЬЕ ................................................................................... 392
Пшеничников А.Е.
ИЗУЧЕНИЕ ДИНАМИКИ ОЗЕР ПО КОСМИЧЕСКИМ СНИМКАМ
(НА ПРИМЕРЕ ЮГА ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ) ...................................................................................... 395
Слепнева Е.В.
ПРОСТРАНСТВЕННАЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ ГЕОСИСТЕМ БАССЕЙНА РЕКИ СЕЛЕНГИ ........... 399
Судакова Н.Г., Антонов С.И., Введенская А.И., Костомаха В.А., Немцова Г.М.
ГЕОЛОГО-ГЕОМОРФОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА РЕГИОНАЛЬНОЙ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ
ЛАНДШАФТОВ В ЦЕНТРЕ РУССКОЙ РАВНИНЫ .................................................................................. 403
Тихомиров О.А.
ФОРМИРОВАНИЕ И ДИНАМИКА АКВАЛЬНЫХ КОМПЛЕКСОВ ВОДОХРАНИЛИЩ
ВЕРХНЕВОЛЖЬЯ ............................................................................................................................................ 406
10
Хохлова Е.Р.
ДИФФЕРЕНЦИРУЮЩАЯ РОЛЬ ГЕОЛОГИЧЕСКОГО ФАКТОРА В ФОРМИРОВАНИИ
СОВРЕМЕННЫХ ЛАНДШАФТОВ ВЕРХНЕВОЛЖЬЯ .............................................................................. 409
Хромых В.С.
ВАСЮГАНЬЕ (ЛАНДШАФТНАЯ СТРУКТУРА И ОСОБЕННОСТИ
ПРИРОДОПОЛЬЗОВАНИЯ) ........................................................................................................................... 412
Хромых В.С.
СТРУКТУРА ЛАНДШАФТОВ ЮГО-ВОСТОКА ЗАПАДНО-СИБИРСКОЙ РАВНИНЫ
(В ГРАНИЦАХ ТОМСКОЙ ОБЛАСТИ) И ОСОБЕННОСТИ ИХ ПРИРОДОПОЛЬЗОВАНИЯ ............ 418
Черных Д.В.
ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ ЛАНДШАФТЫ-АНАЛОГИ РУССКОГО АЛТАЯ ................................................ 423
Шеховцов А.И., Сизых А.П.
ЛАНДШАФТЫ АККУМУЛЯТИВНЫХ ПЕСКОВ СЕВЕРНОГО ПОБЕРЕЖЬЯ БАЙКАЛА
(БАР — ОСТРОВ ЯРКИ) ................................................................................................................................. 427
Marshinin A.V.
FEATURES OF BUSH AND LOW SHRUB COVER IN THE ARCTIC TUNDRA
OF BELY ISLAND (THE KARA SEA) ............................................................................................................ 430
X. ЛАНДШАФТЫ НЕФТЕГАЗОВЫХ РЕГИОНОВ

Козин В.В., Идрисов И.Р., Маршинин А.В., Марьинских Д.М., Москвина Н.Н.
ЛАНДШАФТНО-ЭКОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ ПРИРОДОПОЛЬЗОВАНИЯ
В НЕФТЕГАЗОПРОМЫСЛОВЫХ РАЙОНАХ ЗАПАДНОЙ CИБИРИ .................................................... 435
Хорошавин В.Ю., Калинин В.М., Лужецкая А.В.
ЛАНДШАФТНО-ГИДРОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ТЕРРИТОРИИ С ЦЕЛЬЮ
ОЦЕНКИ КАЧЕСТВА ПОВЕРХНОСТНЫХ ВОД В УСЛОВИЯХ СРЕДНЕЙ ТАЙГИ
ЗАПАДНОЙ СИБИРИ ..................................................................................................................................... 439
Великоцкий М.А., Марахтанов В.П.
КОРРОЗИОННАЯ АГРЕССИВНОСТЬ ЛАНДШАФТОВ КРИОЛИТОЗОНЫ
ПО ОТНОШЕНИЮ К СТАЛЬНЫМ ТРУБОПРОВОДАМ .......................................................................... 444
Князьков А.С., Москвина Н.Н.
МЕТОДИКА АВТОМАТИЧЕСКОГО ДЕШИФРИРОВАНИЯ
НЕФТЕЗАГРЯЗНЕННЫХ ЗЕМЕЛЬ ............................................................................................................... 447
Козина А.В.
ОПЫТ И АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ ЭКОЛОГИЧЕСКОГО СОПРОВОЖДЕНИЯ
ПРОЕКТОВ ПАО «ГИПРОТЮМЕННЕФТЕГАЗ» ПРИ СТРОИТЕЛЬСТВЕ
И РЕКОНСТРУКЦИИ ОБЪЕКТОВ НЕФТЕГАЗОВОГО КОМПЛЕКСА
ТЮМЕНСКОЙ ОБЛАСТИ .............................................................................................................................. 450
Марахтанов В.П.
ОЦЕНКА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ЛАНДШАФТОВ НАДЫМ-ПУР-ТАЗОВСКОГО РЕГИОНА
С МАГИСТРАЛЬНЫМИ ГАЗОПРОВОДАМИ ............................................................................................ 454
Москвина Н.Н., Жегалина Л.Ф., Кунгурцев С.А., Князьков А.С.
МЕТОДЫ АНАЛИЗА АНТРОПОГЕННЫХ ЛАНДШАФТОВ ХАНТЫ-МАНСИЙСКОГО
АВТОНОМНОГО ОКРУГА — ЮГРЫ .......................................................................................................... 460
Мячина К.В.
АНАЛИЗ ИЗМЕНЕНИЙ CТЕПНЫХ ЛАНДШАФТОВ В УСЛОВИЯХ НЕФТЕГАЗОДОБЫЧИ
И ПРОБЛЕМЫ ИХ ОПТИМИЗАЦИИ ........................................................................................................... 464
Неустроева М.В., Деева У.В.
СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ПРИРОДНО-ТЕРРИТОРИАЛЬНЫХ КОМПЛЕКСОВ
ВОДОРАЗДЕЛЬНОЙ ПОВЕРХНОСТИ рр. ЕВАЯХА — НГАРКА-ТАБЬЯХА ....................................... 468
Kozin V.V., Marshinin A.V.
THE ANTHROPOGENIC LANDSCAPES’ DIVERSITY IN THE
TYUMEN REGION (RUSSIA) ......................................................................................................................... 472
11
CONTENT
V. LANDSCAPE PLANNING AND NATURE CONSERVATION

Semenov Yu.M.
LANDSCAPE PLANNING AS SECTION OF COMPLEX PHYSICAL GEOGRAPHY ................................. 21
Khoroshev A.V.
SPATIAL TOOLS OF LANDSCAPE PLANNING ............................................................................................ 26
Aristarkhova E.A., Suslova E.G.
PHYTOCENOSES DIVERSITY AND NATURE PROTECTION IN LANDSCAPES
OF THE TALDOM DISTRICT ............................................................................................................................ 30
Gromtsev A.N.
A REVIEW OF THE RESULTS OF BASIC AND APPLIED LANDSCAPE-BASED STUDIES
OF THE BOREAL FORESTS OF EUROPEAN RUSSIA .................................................................................. 33
Gurevskikh O.Y.
LANDSCAPE PLANNING OF REGIONAL SYSTEMS OF SPECIALLY PROTECTED
NATURAL AREAS (ON THE EXAMPLE OF SVERDLOVSK REGION) ..................................................... 38
Zaikanova I.N.
LANDSCAPE ZONING AS A BASIS FOR GEOENVIRONMENTAL EVALUATION
FOR REGIONAL PLANNING PURPOSES ....................................................................................................... 42
Istomina E.A.
LANDSCAPE GIS AS A TOOL FOR LAND ASSESSMENT AND PLANNING ........................................... 45
Ishankulov M.Sh., Nurgazinov A.B., Alibekova N.T., Meiramkulova K.S.
LANDSCAPE AND ECOLOGICAL ISSUES OF KAZAKHSTAN’S CAPITAL ASTANA
URBAN PLANNING IN A CONTEXT OF CITY LOCATION WITHIN ALLUVIAL
FANS OF NURA AND ISHIM RIVERS............................................................................................................. 50
Kashirina E.S., Pankeeva T.V., Pankeeva A.Yu.
THE LANDSCAPE DIVERSITY OF NATURAL RESERVE "BAYDARSKIY" ............................................ 55
Kwiatkowski J.W.
SUSTAINABLE TOURISM — A CONSERVATION OF NATURAL AND CULTURAL
RESOURCES OF THE TRANSBOUNDARY REGION OF THE LANDSCAPE PROTECTED
DISTRICT OF ROMINTEN FOREST (POLAND — KALININGRAD OBLAST) .......................................... 61
Klimov D.S., Belyaeva L.N., Karandeev A.Y.
THE LOCAL AND REGIONAL SPECIALLY PROTECTED NATURAL AREAS OF LIPETSK:
THE DEVELOPMENT AND USE IN TOURISM AND RECREATION .......................................................... 64
Lozbenev N.I., Kiryushin S.V., Stolyarova K.S.
LANDSCAPE-ADAPTIVE AGRICULTURE IN VOLGA SYRT UPLAND OF SAMARA REGION ........... 69
Lysanova G.I., Semenov Yu.M.
AGROLANDSCAPE RESEARCH FOR SUSTAINABLE DEVELOPMENT OF AGRICULTURE
IN THE SOUTHERN AREAS OF SIBERIA ...................................................................................................... 73
Mikhno V.B.
LANDSCAPE AMELIORATION DESIGN AND OPTIMIZATION OF NATURAL
ENVIRONMENT ................................................................................................................................................. 76
Myadzelets A.V., Luzhlova N.M.
PLANNING OF EDUCATIONAL ENVIRONMENTAL TOURISM FOR LANDSCAPE
PRESERVATION AND SUSTANABLE DEVELOPMENT OF SPECIAL PROTECTED
NATURE AREAS IN RUSSIA ............................................................................................................................ 79
Nizovtsev V.A., Kochurov B.I., Mironenko I.V., Logunova Yu.V., Erman N.M.
LANDSCAPE AND ECOLOGICAL MAPPING OF MOSCOW FOR THE PURPOSES
OF SUBSTANTIATION OF TERRITORIAL PLANNING OF THE CITY ...................................................... 82
Tigeev A.A.
LANDSCAPE MONITORING OF THE NATURAL MONUMENT "OSTROV OVECHIY"
(KHANTY-MANSIYSK AUTONOMOUS OKRUG — YUGRA) .................................................................... 85
13
XI. ЛАНДШАФТНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ И ПОЛИТИКА
Старожилов В.Т.
ЛАНДШАФТНАЯ ГЕОГРАФИЯ РАЗВИВАЕТСЯ: ПЕРВЫЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ
ЛАНДШАФТНЫЙ ЦЕНТР В ТИХООКЕАНСКОЙ РОССИИ И ЕГО ЗАДАЧИ ...................................... 478
Вдовюк Л.Н., Жеребятьева Н.В., Попова Т.В.
ПРИРОДНЫЕ СВОЙСТВА ЛУКАШИНСКОГО ПОЛИГОНА КАК БАЗЫ УЧЕБНЫХ
ПРАКТИК СТУДЕНТОВ ИНСТИТУТА НАУК О ЗЕМЛЕ ......................................................................... 481
Идрисов И.Р., Маршинин А.В., Марьинских Д.М., Едиханов Ю.Р.
СОЗДАНИЕ ЛАНДШАФТНЫХ КАРТ ДЛЯ ГЕОПОРТАЛА ТЮМЕНСКОГО
ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА ................................................................................................. 486
Марьинских Д.М.
ЛАНДШАФТОВЕДЕНИЕ В ЭПОХУ АНТРОПОЦЕНА ПЕРЕД ВЫЗОВАМИ
ТРАНСДИСЦИПЛИНАРНОСТИ: ЛАНДШАФТНЫЙ СИНТЕЗ ИЗ ПЕРСПЕКТИВЫ
ПРИРОДЫ И ЧЕЛОВЕКА............................................................................................................................... 491
Нехуженко Н.А., Осипова Т.Н.
БЕСПРОФИЛЬНЫЙ БАКАЛАВРИАТ В ГЕОГРАФИЧЕСКОМ ОБРАЗОВАНИИ:
ПЕРСПЕКТИВЫ И ПРОБЛЕМЫ ................................................................................................................... 493
Новиков А.В., Сумарукова О.В.
ОЦЕНКА СОВРЕМЕННОГО СОСТОЯНИЯ ГОРОДСКИХ ООПТ В РАМКАХ УЧЕБНОЙ
ПРАКТИКИ....................................................................................................................................................... 497
Пупышева И.Н.
ЭКОЛОГ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОЛОГИЯ ................................................................................................ 499
Фролова И.В., Эрман А.Э.
КОНЦЕПЦИЯ СЛОВАРЯ-СПРАВОЧНИКА ПО СОВРЕМЕННОМУ
ЛАНДШАФТОВЕДЕНИЮ ............................................................................................................................. 502
Хромых В.В., Хромых О.В.
ГЕОПОРТАЛ ТОМСКОЙ ОБЛАСТИ............................................................................................................ 505
Хромых О.В.
ОБУЧЕНИЕ ГЕОИНФОРМАЦИОННЫМ ТЕХНОЛОГИЯМ СТУДЕНТОВ-
ЛАНДШАФТОВЕДОВ В НАЦИОНАЛЬНОМ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОМ
ТОМСКОМ ГОСУДАРСТВЕННОМ УНИВЕРСИТЕТЕ ............................................................................. 510
Fürst Ch.
IALE AND ITS MISSION — WORLDWIDE COLLABORATION ON LANDSCAPE ECOLOGY .......... 515
Köppen B.
FAR BEYOND GLOBAL CAPACITIES? COMMENTS ON THE OPEN ISSUE
OF SUSTAINABLE DEVELOPMENT AND DEMOGRAPHIC GROWTH.................................................. 516
12
Halka P., Fürst Ch.
APPROACHES FOR UNDERSTANDING AND ANALYZING URBAN AGGLOMERATIONS —
EXPERIENCES FROM EUROPEAN AND GERMAN SPATIAL PLANNING .............................................. 89
Kharitonova T.I., Merekalova K.A., Rodina V.O., Moiseev A.I.,
Batalova V.A., Omerda E.A., Podgorny O.M.
URBAN LANDSCAPE MORPHOLOGY AND VALUE AS A BASIS FOR URBAN PLANNING .............. 90
Čepaitienė R.
CONTEMPORARY PROBLEMS OF URBAN LANDSCAPES IN LITHUANIA ........................................... 96
Shilov P.M.
INTRA-LANDSCAPE DIFFERENTIATION OF AGROECOLOGICAL CONDITIONS
OF VLADIMIR HIGHLADS: A CASE STUDY IN VLADIMIR AGRICULTURAL
RESEARCH INSTITUTE .................................................................................................................................. 101
Erazo-Mera E.
A CASE STUDY FROM ECUADOR ............................................................................................................... 103
Fürst Ch.
MODELLING OF SOCIAL-ECOLOGICAL SYSTEMS — CHALLENGES AND APPROACHES ............ 104
LANDSCAPE PLANNING SUPPORT FOR THE ENERGY CHANGE IN GERMANY .............................. 104
VI. LANDSCAPE FUNCTIONS, SERVICES AND RESILIENCE

Martsinkevich G.I., Trofimchuk D.A.
ASSESSMENT OF ECOSYSTEM SERVICES OF THE BREST URBAN LANDSCAPES.......................... 106
Shchasnaya I.I., Zvoznikov A.A.
URBAN LANDSCAPE AS A UNIT FOR ASSESSING THE GEOECOLOGICAL STATE AND
ECOSYSTEM SERVICES OF THE URBAN ENVIRONMENT .................................................................... 111
Bevz V.N., Gorbunov A.S.
HAZARD AND RISK ASSESSMENT OF LANDSLIDE LANDSCAPES EXPANSION ............................. 116
Vanteeva J.V., Solodyankina S.V.
FACTORAL STRUCTURE AND FUNCTIONS OF COASTAL LANDSCAPES
IN THE BAIKAL REGION ............................................................................................................................... 121
Vlasova A.N.
LANDSCAPE APPROACH TO ALLOCATION OF WATER-PROTECTION
ZONES OF THE SALGIR SYSTEM RIVERS ................................................................................................. 125
Gudkovskikh M.V.
A COMPREHENSIVE ASSESSMENT OF RECREATIONAL LANDSCAPES
OF THE TYUMEN REGION ............................................................................................................................ 129
Deeva U.V.
APPLICATION OF THE LANDSCAPE BASIS FOR ASSESSING THE EROSION RESISTANCE
OF THE TERRITORY ....................................................................................................................................... 134
Zherebyateva N.V., Popova T.V., Bespalova T.L., Korotkich N.N.
EVALUATION OF THE EFFECT OF RECREATIONAL LOADS ON VEGETATION
OF NATURAL TERRITORIAL COMPLEXES IN THE NATURAL PARK
"KONDINSKIE OZERA" .................................................................................................................................. 139
Zotova L.I.
METHODOLOGY FOR ASSESSMENT AND MAPPING PERMAFROST-ECOLOGICAL
STATE OF THE NORTH TYUMEN LANDSCAPES ..................................................................................... 143
Kvasnikova Z.N., Kashiro M.A.
ASSESSMENT OF LANDSCAPE AND ECOLOGICAL RISK OF THE SOUTH-EAST
OF THE TOMSK OBLAST’ ............................................................................................................................. 145
Konstantinova E.Yu.
URBAN LANDSCAPES CHANGE REFLECTION IN MORPHOLOGICAL FEATURES
OF SOILS PROFILES (CASE STUDY OF TYUMEN) ................................................................................... 150
14
Los M.A.
TOURIST AND RECREATIONAL POTENTIAL OF THE LANDSCAPES OF VICINITIES
OF TYUMEN CITY AND PROSPECTS OF THEIR USE ............................................................................... 154
Matveeva A.A., Pelenkova M.G.
ASSESSMENT OF THE LEVEL OF LANDSCAPING IN THE URBAN AREA
OF SUSTAINABLE DEVELOPMENT ............................................................................................................ 158
Merekalova K.A., Kharitonova A.O.
GENERAL RESILIENCE AND NATURAL POTENTIALS OF SOUTH-EASTERN CRIMEA
LANDSCAPES ................................................................................................................................................... 163
Pereladova L.V., Moiseeva A.A.
THE ROLE OF HYDROMORPHIC LANDSCAPES IN SUSTAINABLE DEVELOPMENT
OF A TERRITORY (ON THE EXAMPLE OF ZAVODOUKOVSKY URBAN DISTRICT
OF THE TYUMEN REGION) ........................................................................................................................... 169
Romanova E.A.
DEGREE OF SOCIO-ECONOMIC CONDITIONALITY OF MODERN LANDSCAPE
DEVELOPMENT AND ZONING OF THE BALTIC MACROREGION ........................................................ 173
Sivokhip Z.T.
ACTUALIZATION OF THE INTEGRATED ASSESSMENT OF ECOLOGICAL
AND HYDROLOGICAL STATE OF SMALL RIVERS OF THE STEPPE ZONE
(ON THE EXAMPLE OF URAL BASIN) ........................................................................................................ 176
Skryhan H.Yu.
LAND USE AND ECOSYSTEM SERVICES OF THE DUBROVENKA VALLEY...................................... 179
Sulkarnaeva L.D.
ALGORITHM FOR URBAN ECOSYSTEM SERVICES ASSESSMENT FOR SUSTAINABLE
URBAN DEVELOPMENT ................................................................................................................................ 183
Bastian O.
THE KEY IMPORTANCE OF LANDSCAPE ECOLOGY FOR THE CONCEPT
OF ECOSYSTEM SERVICES ........................................................................................................................... 186
Basu J.P.
SUSTAINABILITY, ECOSYSTEM, LANDSCAPE SERVICES AND CLIMATE CHANGE:
AN EMPIRICAL STUDY IN EASTERN HIMALAYA OF INDIA ................................................................ 186
Grunewald K., Syrbe R.-U.
INDICATOR-BASED ASSESSMENT OF GREEN SPACE IN CITIES — EXPERIENCES
FROM THE SINO-GERMAN "GREEN CITIES STUDY" .............................................................................. 187
INDICATORS FOR ASSESSING AND VALUING THE CULTURAL ECOSYSTEM SERVICE
'RECREATION' OF LANDSCAPES IN GERMANY ...................................................................................... 189
Ji W.
OF COUPLED EFFECTS OF HUMAN IMPACT AND CLIMATE CHANGE .............................................. 189
Sulkarnaeva L.
THE CURRENT STATE OF THE ART OF URBAN ECOSYSTEM SERVICES
ASSESSMENT IN RUSSIA .............................................................................................................................. 191
Syrbe R.-U., Grunewald K.
AND ECOSYSTEM SERVICES IN GERMANY — STATE AND CHALLENGES ..................................... 194
VII. HISTORICAL LANDSCAPE GEOGRAPHY AND LAND USE CHANGE

Vampilova L.B.
SPATIAL AND TEMPORAL PARADIGM OF MODERN LANDSCAPE RESEARCHES ......................... 196
Nizovtsev V.A.
INITIAL STAGES OF ANTHROPOGENIC EVOLUTION OF RUSSIA’S LANDSCAPES ........................ 200
Trapeznikova O.N.
HISTORICAL AND ENVIRONMENTAL CONCEPT OF THE AGRICALTURAL LANDSCAPES
(CASE CTUDY OF THE FOREST ZONE OF EAST EUROPEAN PLAIN) .................................................. 204
15
Prishchepov A.V., Schierhorn F., Müller D., Kurganova I.N., Kamp J., Meyfroidt P.
LAND-USE CHANGE IN RUSSIA AND ACROSS OTHER POST-SOVIET UNION COUNTRIES:
THE STATUS AND RESEARCH PRIORITIES .............................................................................................. 209
Agapov M.G.
THREE GREAT SIBERIAN WAYS: SPACIAL REPRESENTATIONS IN THE AGE
OF THE TRANSPORTATION REVOLUTION ............................................................................................... 214
Balyuk N.A.
HISTORICAL EXPERIENCE OF INCREASE IN ECOLOGICAL STABILITY
OF AGRICULTURAL LANDSCAPES IN THE CONDITIONS OF NORTHERN TRANSURALS ............. 219
Graves I.V., Graves К.К., Nizovtsev V.A., Erman N.M.
LANDSCAPE CONDITIONS OF FORMATION OF THE ANCIENT RUSSIAN TOWNS ......................... 222
Matasov V.M., Prishchepov A.V., Golubinsky A.A., Glukhov A.I.
DRIVERS OF LONG-TERM LAND-USE CHANGE IN MESCHERA LOWLANDS
IN THE LAST 250 YEARS ............................................................................................................................... 225
Mukhin G.D.
RECESSIONARY DYNAMICS OF LAND USE AND THE STRUCTURAL FUNCTIONAL
TRANSFORMATION OF AGRARIAN LANDSCAPES IN KIROVSKAYA OBLAST ............................... 230
Rasskasov S.V.
OLD SIBERIA: HISTORICAL LANDSCAPES, HISTORICAL SPACE, AND HISTORICAL
IMAGES. WHAT DO WE KNOW AND WHAT WE MIGHT KNOW ABOUT THE MATTER? ............... 235
Sheludkov A.V.
CHANGES IN THE TERRITORIAL STRUCTURE OF AGRICULTURE IN THE SOUTH
OF THE TYUMEN REGION IN THE POST-SOVIET PERIOD .................................................................... 239
Shirokova V.A., Nizovtsev V.A., Snytko V.A., Erman N.M.
COMPLEX LANDSCAPE AND HYDROLOGICAL STUDIES OF THE HISTORICAL
WATERWAYS OF THE RUSSIAN PLAIN .................................................................................................... 244
Schenk W.
HISTORICAL GEOPGRAHY AS A BRIDGE BETWEEN NATURAL AND CULTURAL
SCIENCES ......................................................................................................................................................... 247
VIII. HUMAN DIMENSION OF LANDSCAPE

Streletsky V.N.
CONCEPT OF A CULTURAL LANDSCAPE IN THE WORLD-WIDE CULTURAL
GEOGRAPHY: SCIENTIFIC BACKGROUND AND CONTEMPORARY INTERPRETATIONS.............. 248
Kalutskov V.N.
APPROACHES TO THE CULTURAL AND GEOGRAPHICAL ZONING OF RUSSIA .............................. 253
Kuklina V.V.
ROLE OF CULTURAL LANDSCAPE STUDIES IN OVERCOMING CENTER-PERIPHERY
RELATIONS ...................................................................................................................................................... 257
Abramov I.V.
THE SEVERNAIA SOSVA BASIN AS AN ETHNIC REFUGE: TO SOCIAL
AND CULTURAL FUNCTIONS OF THE LANDSCAPE .............................................................................. 261
Ganopolsky M.G.
COLONIZATION ROUTES IN SIBERIA AS A PRIMARY CANVAS
OF CULTURAL LANDSCAPE ........................................................................................................................ 264
Ermakova E.E.
VISUAL INTERPRETATION OF A SACRED LANDSCAPE OF TRANS-URALS .................................... 267
Zavialova O.G., Danilova Yu.N.
“BORN” BY LANDSCAPE: CERTAIN ETHNOLOGICAL PARTICULARITIES
OF RUSSIANS AND JAPANESE .................................................................................................................... 270
Zakharova O.V., Suvorova L.G.
AESTHETIC AND ANTHROPOLOGICAL CONTENT OF A LANDSCAPE
OF TOURIST ROUTE ....................................................................................................................................... 273
16
Likhacheva E.A., Nekrasova L.A., Kladovschikova M.E.
AESTHETICAL GEOMORPHOLOGY. MAIN PRINCIPALS ....................................................................... 276
Nekrasova L.A., Kladovschikova M.E.
GEOMORPHOLOGICAL ASPECTS OF HISTORICAL-AND-CULTURAL LANDSCAPES
OF URBAN LOCALITY ................................................................................................................................... 280
Nędza-Sikoniowska К.
ERNST MAY IN THE USSR — DISPUTES ABOUT URBAN LANDSCAPE ............................................. 285
Potakhin S.B.
ELEMENTS OF CULTURAL LANDSCAPE OF THE RUSSIAN FENNOSCANDIA ................................. 287
Sozonova E.Yu.
THE MAIN PRECONDITIONS OF SUSTAINABLE TOURISM DEVELOPMENT
IN THE TYUMEN REGION ............................................................................................................................. 289
Köppen B.
BRUSSEL'S EU-QUARTER: LANDSCAPE CONSTRUCTION IN BUBBLES AND NARRATIVES........ 292
IX. REGIONAL LANDSCAPE STUDIES

Snytko V.A., Konovalova T.I.
THE LANDSCAPE SITUATION OF THE ENVIRONMENT OF LAKE BAIKAL ....................................... 293
Ataev Z.V.
FOOTHILL LANDSCAPES AS THE SPATIAL-TEMPORAL ECOTONES
(ON THE EXAMPLE OF THE NORTERN CAUCASUS) .............................................................................. 298
Bajrakov I.А.
ASSESSMENT OF A CURRENT STATE OF GRAZING ECOSYSTEMS
IN ARID ZONE OF THE CHECHEN REPUBLIC ........................................................................................... 304
Bakarasov V.A., Hahina N.V.
THE ANALYSIS OF THE CURRENT LANDSCAPE-ECOLOGICAL SITUATIONS
OF THE BELARUSIAN POOZERYE .............................................................................................................. 306
Bilichenko I.N.
STUDY AND CARTOGRAPHY OF STRUCTURE AND DYNAMICS
OF MOUNTAIN GEOSYSTEMS IN PRIBAIKALIE ...................................................................................... 309
Borisova I.G.
GEOSYSTEMS OF ZEY-BUREYA PLAIN DIFFERING BY CHARACTER,
INTENSITY OF ANTHROPOGENIC LOADING AND LAND USE OPTIMIZATION ............................... 313
Bykovskaya O.P., Gorbunov A.S.
REGIONAL FEATURES OF THE GLACIAL LITHOGENESIS OF LANDSCAPES
OF THE CENTRAL CHERNOZEM REGION ................................................................................................. 318
Gagarinova O.V.
LANDSCAPE-HYDROLOGICAL INVESTIGATIONS IN THE BAIKAL REGION ................................... 323
Gakayev R.A.
FORMATION OF LANDSCAPE-LANDSLIDE ZONES IN THE SOUTH-EASTERN PART
OF THE CHECHEN REPUBLIC ...................................................................................................................... 328
Ganzei K.S.
MANIFESTATION OF STABILITY MECHANISMS OF ISLAND GEOSYSTEMS
OF THE NORTH-WEST PART OF THE PACIFIC OCEAN .......................................................................... 331
Gorbunov R.V., Gorbunova T.Y.
LANDSCAPE RESEARCHES IN KARADAG ................................................................................................ 336
Istomina E.A., Solodyankina S.V., Vanteeva Yu.V., Konovalova T.I.,
Bibaeva A.Yu., Frolov A.A., Tsygankova M.V.
RESULTS AND CHALLENGES OF LANDSCAPE RESEARCH IN PRIBAIKALIE .................................. 341
Ishankulov M.Sh.
LANDSCAPES OF GIANT ALLUVIAL FANS IN NORTH KAZAKHSTAN .............................................. 347
Kuchinskaya I.Ya., Kerimova E.J.
STRUCTURE AND DYNAMICS OF THE MODERN GEOSYSTEMS OF GREATER
CAUCASUS (WITHIN AZERBAIJAN) ........................................................................................................... 353
17
Lazareva N.N.
THE IMPORTANCE OF THE STUDY OF THE STRUCTURE AND DYNAMICS
OF LANDSCAPES OF SOUTH-EASTERN BALTIC FOR OPTIMISATION OF NATURE USE ............... 359
Larin S.I., Lauhin S.A., Alekseeva V.A., Larina N.S., Maksimov F.E.
PERIGLACIAL RELICT IN LANDSCAPES OF ISHIM PLAIN (SOUTH-WEST
OF WESTERN SIBERIA) ................................................................................................................................. 364
Lobotrosova S.A., Soromotin A.V.
REGULARITIES OF DEVELOPMENT OF VEGETATION ON SAND OUTCROPS
IN THE SUBZONE OF THE NORTHERN TAIGA OF WESTERN SIBERIA
(ON THE EXAMPLE OF THE NADYM BASIN) ........................................................................................... 369
Lubenets L.F., Chernykh D.V.
LANDSCAPE BASIS FOR DIFFERENTIATION OF SNOW COVER IN THE MAIMA
RIVER BASIN (LOW MOUNTAINS OF THE RUSSIAN ALTAI) ............................................................... 373
Makkaveyev A.N., Fedorovich D.V.
GROUND WATER LEVELS INFLUENCE ON THE LANDSCAPES OF THE CITES:
MOSCOW AS EXAMPLE ................................................................................................................................ 377
Merekalova K.A.
CHANGES IN INTERCOMPONENTS RELATIONSHIPS DURING THE RECOVERY
OF MIDDLE-TAIGA LANDSCAPES OF THE ARKHANGELSK AND THE TYUMEN
REGIONS ........................................................................................................................................................... 380
Mikhno V.B.
LANDSCAPE LITHOGENESIS AS A FACTOR OF LANDSCAPE DIVERSITY
FORMATION OF THE CENTRAL BLACK EARTH REGION ..................................................................... 383
Mishchenko A.A., Volkova T.A.
LIMAN-ESTUARINE AND COASTAL-AQUATIC PARAGENETIC LANDSCAPE
COMPLEXES IN THE KRASNODAR REGION: THE PARAGENETIC LANDSCAPE
COMPLEX OF BAYSUG-CHELBAS RIVER VALLEY ................................................................................ 385
Osadchaya G.G.
FEATURES OF LANDSCAPE INDICATION OF GEOCRYOLOGIC CONDITIONS
IN BOLSHEZEMELSKAYA TUNDRA........................................................................................................... 389
Pavleychik V.M.
GEOLOGICAL AND GEOMORPHOLOGICAL CONDITIONS OF DIFFERENTIATION
OF LANDSCAPES OF THE BURTINSKAYA STEPPE IN THE SOUTHERN PREDURALIE .................. 392
Pshenichnikov A.E.
STUDY OF THE DYNAMICS OF THE LAKES USING SPACE IMAGES ANALYSIS
(ON THE EXAMPLE OF THE SOUTH OF THE TYUMEN REGION) ......................................................... 395
Slepneva E.V.
SPATIAL DIFFERENTIATION OF THE SELENGA RIVER BASIN GEOSYSTEMS ................................ 399
Sudakova N.G., Antonov S.I., Vvedenskaya A.I., Kostomakha V.A., Nemtsova G.M.
GEOLOGICAL AND GEOMORPHOLOGICAL BASIS OF REGIONAL LANDSCAPE
DIFFERENTIATION IN THE CENTER OF RUSSIAN PLAIN ..................................................................... 403
Tikhomirov O.A.
THE FORMATION AND DYNAMICS OF AQUATIC SYSTEMS OF THE UPPER
VOLGA RESERVOIRS ..................................................................................................................................... 406
Khokhlova E.R.
DIFFERENTIATING ROLE OF GEOLOGICAL FACTOR IN FORMATION OF MODERN
UPPER VOLGA REGION LANDSCAPES ...................................................................................................... 409
Khromykh V.S.
VASYUGAN PLAIN (LANDSCAPE STRUCTURE AND FEATURES OF ENVIRONMENTAL
MANAGEMENT) .............................................................................................................................................. 412
Khromykh V.S.
THE STRUCTURE OF LANDSCAPES OF THE SOUTHEAST OF THE WEST
SIBERIAN PLAIN (IN BORDERS OF THE TOMSK REGION) AND THE FEATURES
OF THEIR ENVIRONMENTAL MANAGEMENT ......................................................................................... 418
18
Chernykh D.V.
PROVINCIAL LANDSCAPES-ANALOGUES OF THE RUSSIAN ALTAI .................................................. 423
Shekhovtsov A.I., Sizykh A.Р.
LANDSCAPES OF THE SANDS ACCUMULATION OF THE LAKE BAIKAL NORTHERN
COAST (BAR — YARKI ISLAND AS AN EXAMPLE) ................................................................................ 427
Marshinin A.V.
FEATURES OF BUSH AND LOW SHRUB COVER IN THE ARCTIC TUNDRA
OF BELY ISLAND (THE KARA SEA) ............................................................................................................ 430
X. LANDSCAPES OF OIL AND GAS PRODUCTION AREAS

Kozin V.V., Idrisov I.R., Marshinin A.V., Marinskikh D.M., Prusakova N.N.
LANDSCAPE ECOLOGICAL SUPPORT OF NATURE MANAGEMENT IN GAS
AND OIL PRODUCTION AREAS OF WESTERN SIBERIA ......................................................................... 435
Khoroshavin V.Yu., Kalinin V.M., Luzhetskaj A.V.
LANDSCAPE AND HYDROLOGICAL ANALYSIS OF THE TERRITORY FOR SURFACE
WATER QUALITY ASSESSMENT IN THE WEST SIBERIAN MIDDLE TAIGA..................................... 439
Velikotsky M.A., Marakhtanov V.P.
CORROSIVE AGGRESSION OF LANDSCAPES OF CRYOLITHOZONE ON STEEL PIPELINES ......... 444
Knyazkov A.S., Moskvina N.N.
METHODS OF AUTOMATIC INTERPRETATION OF OIL-POLLUTED LANDS ..................................... 447
Kozina A.V.
EXPERIENCE AND QUESTIONS OF TOPICAL INTEREST IN EKOLOGICAL
PROJECT SUPPORT, CARRIED OUT BY GIPROTYUMENNEFTEGAS PJSC
ON OIL AND GAS COMPLEX CONSTRUCTION SITES, TYUMEN REGION ......................................... 450
Marakhtanov V.P.
ASSESSMENT OF INTERACTION BETWEEN LANDSCAPES OF THE NADYM-PUR-TAZ
REGION AND TRUNK GAS PIPELINES ....................................................................................................... 454
Moskvina N.N., Zhegalina L.F., Kungurtsev S.A., Knyazkov A.S.
METHODS OF ANALYSIS OF ANTHROPOGENIC LANDSCAPES OF KHANTY-MANSI
AUTONOMOUS OKRUG — YUGRA............................................................................................................. 460
Mjachina K.V.
ANALYSIS OF THE STEPPE LANDSCAPES CHANGES IN CONDITIONS OF OIL AND GAS
PRODUCTION AND THE PROBLEMS OF THEIR OPTIMIZATION.......................................................... 464
Neustroeva M.V., Deeva U.V.
THE CURRENT STATE OF THE NATURAL TERRITORIAL COMLEXIS (NTC)
OF THE WATERSHED ON THE RIVERS OF EVAYAKHA — NGARKA-TABYAKHA ......................... 468
Kozin V.V., Marshinin A.V.
THE ANTHROPOGENIC LANDSCAPES’ DIVERSITY IN THE TYUMEN REGION (RUSSIA) ............. 472
XI. EDUCATION AND POLITICS IN LANDSCAPE SCIENCE

Starozhilov V.T.
LANDSCAPE GEOGRAPHY IS DEVELOPING: THE FIRST INTERNATIONAL
LANDSCAPE CENTER IN PACIFIC RUSSIA AND ITS GOALS................................................................. 478
Vdovyuk L.N., Zherebyateva N.V., Popova T.V.
NATURAL PROPERTIES OF DISTRICT "LUKASHYNO" AS THE BASE
OF EDUCATIONAL FIELD PRACTICES FOR STUDENTS OF INSTITUTE
OF EARTH SCIENCES ..................................................................................................................................... 481
Idrisov I.R., Marshinin A.V., Marinskikh D.M., Edikhanov Yu.R.
CREATION OF LANDSCAPE MAPS FOR GEOPORTAL OF UNIVERSITY
OF TYUMEN ..................................................................................................................................................... 486
Marinskikh D.M.
LANDSCAPE SCIENCE IN THE EPOCH OF ANTHROPOCENE FACE CHALLENGES
OF TRANSDISCIPLINARITY: LANDSCAPE SYNTHESIS FROM NATURE
AND HUMAN PERSPECTIVE ......................................................................................................................... 491
19
Nekhuzhenko N., Osipova T.
NON-SPECIALIZED BACHELORATE IN GEOGRAPHICAL EDUCATION: PROSPECTS
AND PROBLEMS ............................................................................................................................................. 493
Novikov A.V., Sumarukova O.V.
EVALUATION OF THE CURRENT STATE OF URBAN SPNA IN THE FRAMEWORK
OF EDUCATIONAL TRAINING ..................................................................................................................... 497
Pupysheva I.N.
ECOLOGIST AND POLITICS OF NATURE .................................................................................................. 499
Frolova I.V., Erman A.E.
THE CONCEPT OF THE DICTIONARY-REFERENCE BOOK ON CONTEMPORARY
LANDSCAPE SCIENCE ................................................................................................................................... 502
Khromykh V.V., Khromykh O.V.
TOMSK REGION GEOPORTAL ..................................................................................................................... 505
Khromykh O.V.
GIS TRAINING OF STUDENTS OF LANDSCAPE GEOGRAPHY IN THE NATIONAL
RESEARCH TOMSK STATE UNIVERSITY .................................................................................................. 510
Fürst Ch.
IALE AND ITS MISSION — WORLDWIDE COLLABORATION ON LANDSCAPE ECOLOGY ........... 515
Köppen B.
OF SUSTAINABLE DEVELOPMENT AND DEMOGRAPHIC GROWTH.................................................. 516
20
V. ãÄçÑòÄîíçéÖ èãÄçàêéÇÄçàÖ à éïêÄçÄ èêàêéÑõ
V. LANDSCAPE PLANNING AND NATURE CONSERVATION
ãÄçÑòÄîíçéÖ èãÄçàêéÇÄçàÖ
äÄä êÄáÑÖã äéåèãÖäëçéâ îàáàóÖëäéâ ÉÖéÉêÄîàà
Семенов Ю.М.
Институт географии имени В.Б. Сочавы СО РАН, Иркутск, Россия, semenov@irigs.irk.ru
LANDSCAPE PLANNING AS SECTION OF COMPLEX PHYSICAL GEOGRAPHY

Semenov Yu.M.
V.B. Sochava Institute of Geography SB RAS, Irkutsk, Russia, semenov@irigs.irk.ru
Abstract: Questions of interrelations of complex physical geography and landscape planning in
Russia are considered. It is offered to carry out an assessment of value and sensitivity, definition is
more whole than development of natural components on the basis of a planimetric grid of the
geosystem map adapted to problems of landscape planning. It gives the chance to use all information
content saved up in databases at all stages of work, and to consider fully up to acceptance of planning
solutions. Traditions of the Russian and Soviet physical geography assume obligatory detailed justifica-
tion of works from positions of landscape science. Unfortunately, the landscape science cannot apply
for general coverage of the composite picture of landscape component variety. The experts in separate
disciplines all the same know the components of geosystems better than landscape scientists. Therefore
consultations with experts in separate disciplines are necessary already at the choice or creation of a
basis of maps of an assessment of value and sensitivity of geosystem components, and also maps of
target concepts of their territorial development. So-called "territorial planning" in Russia does not as-
sume division into specialized sectors, and practically all other sectoral plannings are absent. Thus it is
impossible to solve a problem of introduction of landscape planning from positions of purely "land-
scape science" approach. The complex physical geography constructed on continuous cooperation with
experts in separate disciplines allows managers to do for the particular period without many sectoral
plannings, using "ecologically focused territorial planning". Landscape planning in Russia did not be-
come sector or greening of territorial planning yet. Demand for its documents is absent. Therefore it
makes sense to create yet not full landscape programs and plans, and to use possibilities of a method of
landscape planning when developing other help and planned documents. Landscape-estimating maps,
which we suggest to make for territorial subjects of the federation and for municipalities, also belong to
their number.
Начиная с работ своих основоположников — В.В. Докучаева, А.И. Воейкова, А.Н. Крас-
нова, Г.Н. Высоцкого, Г.Ф. Морозова, Г.И. Танфильева и др., продолженных исследованиями
экспедиций Переселенческого управления и СОПСа, комплексная физическая география в
России традиционно выполняет ряд прикладных функций и является разделом географической
науки, наиболее близким к практике природопользования. В российской географической науке
накоплен большой опыт эколого-географических исследований, корректное и конструктивное
использование которого может и должно внести серьезный вклад в решение данной проблемы.
Вместе с тем, его вклад в решение задач экологической политики весьма невелик, так как для
обеспечения конкретных потребителей информацией об организации, механизмах природной,
антропогенной трансформации, возможностях и ограничениях в использовании геосистем и их
компонентов необходима разработка алгоритмов ее перевода в форму, приемлемую для этих
21
потребителей. Поэтому основной задачей современной комплексной физической географии в
формировании региональной экологической политики является разработка концепции и мето-
дической базы выявления ландшафтно-экологических условий дифференциации природополь-
зования, методов использования географической информации для оценки антропогенных на-
рушений окружающей среды и обоснования способов их компенсации. В Институте географии
Сибири и Дальнего Востока СО АН СССР (ныне Институт географии им. В.Б. Сочавы
СО РАН — ИГ СО РАН) прикладная география была заявлена в качестве одного из приорите-
тов с самых первых лет его существования. При этом к основным проблемам, входящим в уче-
ние о геосистемах и характеризующим современные направления физической географии,
В.Б. Сочава [1978] отнес «исследование природных предпосылок формирования территори-
ально-производственных комплексов», «обоснование рационального использования природ-
ных ресурсов с учетом их восстановления и обогащения», «разработка физико-географических
основ охраны и оптимизации природной среды для жизни и труда человека», «географическая
экспертиза проектов комплексного использования и охраны географической среды». По его
мнению, прикладное значение имеют все результаты изучения связей между компонентами
геосистем, подвергающихся антропогенным воздействиям, поэтому знание этих связей необ-
ходимо при проектировании и планировании рационального использования ресурсов, при
вторжении в спонтанное развитие природы в порядке coтворчества с ней, при разного рода
строительстве и в особенности для целей прогнозирования. Комплексная физическая геогра-
фия — это комплексная наука, которая базируется на основных положениях учения о геосис-
темах [Сочава, 1978], используя сведения о компонентах геосистем, полученные геологами,
геоморфологами, климатологами, гидрологами, почвоведами, ботаниками, зоологами и т. д.,
для ландшафтного синтеза [Семенов, 2010]. На современном этапе развития одним из основ-
ных ее приложений к практике является ландшафтное планирование. Оно представляет собой,
с одной стороны, совокупность подходов и методов построения территориальной организации
взаимодействия общества с конкретными ландшафтами, обеспечивающей устойчивое приро-
допользование и сохранение основных функций этих ландшафтов, а с другой — процесс ком-
муникации всех субъектов природоохранной и хозяйственной деятельности на территории
планирования для выявления и согласования интересов, решения конфликтов природопользо-
вания и разработки согласованного плана действий и мероприятий [Антипов, Семенов, 2006].
Процедура ландшафтного планирования обычно включает 5 основных этапов:
1) инвентаризацию (сбор и обобщение) информации о природной среде, социально-
экономических условиях, структуре и особенностях землепользования территории, а
также выявление конфликтов природопользования; 2) оценку природных условий, по-
тенциала и характера использования земель территории; 3) определение отраслевых
целей использования природных компонентов; 4) создание интегрированной целевой
концепции использования территории; 5) разработку программы основных направле-
ний действий и мероприятий [Руководство по ландшафтному планированию, 2001].
В ИГ СО РАН работы по ландшафтному планированию ведутся с применением мето-
дики, разработанной при активной консультативной поддержке Федерального ведом-
ства охраны природы ФРГ. Из-за принципиально иных, чем в Германии, природных и
социально-экономических условий методологические и методические подходы ланд-
шафтного планирования, созданные на базе адаптации методических наработок немец-
ких коллег, видоизменялись с использованием опыта российской комплексной физиче-
ской географии и путем более широкого привлечения в планирование социально-
экономических факторов территориального развития. Если в европейских странах ра-
боты инвентаризационного этапа в самом деле сводятся только к сбору и обобщению
имеющейся информации о природе и социально-экономических условиях, структуре,
особенностях землепользования территории, то в Российской Федерации и странах
бывшего Советского Союза часто приходится проводить картографирование компо-
нентов геосистем заново, поскольку значительные территории до сих пор не имеют
карт почвенного покрова, растительности и т. д.
22
В российском ландшафтном планировании существует, по крайней мере, 3 основных
направления: 1) «классическое», распространенное в Западной Европе (в наиболее разработан-
ном виде в Германии), выполняемое ландшафтными планировщиками (инженерами-
ландшафтоведами) [Jessel, Tobias, 2002; v. Haaren, 2004; v. Haaren, Galler, Ott, 2008; и др.];
2) российское «ландшафтное», развиваемое в МГУ и ряде других ВУЗов, которое базируется
на принципах и методах ландшафтоведения и выполняется ландшафтоведами [Колбовский,
2008, 2013; Хорошев, 2007, 2010; и др.]; 3) российское «экологическое» (экологически ориен-
тированное планирование землепользования), основанное на подходах комплексной физиче-
ской географии и выполняемое коллективом специалистов под руководством ландшафтоведа
[Антипов, Семенов, 2006, 2009; Семенов, Суворов, 2010; Экологически ориентированное пла-
нирование землепользования, 2002, 2004, 2013; Antipov, Hoppenstedt, Kravtschenko, Semenov,
1997; Landscape Planning, 2006; и др.]. В первом варианте ландшафтные карты обычно не ис-
пользуются, являясь лишь вспомогательным инструментом оценки облика ландшафта и воз-
можностей его рекреационного использования; во втором они являются главнейшим инстру-
ментом и источником сведений о природных свойствах территории; в третьем —
картографической основой и инструментом оценки именно ландшафтов (геосистем).
При планировании по единой контурной сетке ландшафтных выделов возможны 3 вариан-
та использования ландшафтной основы: 1) работы ведутся по контурам ландшафтной карты,
составленной ранее одним из авторов ландшафтного плана; 2) для исследований адаптируется
карта стороннего автора, адаптированная под задачи планирования; 3) ландшафтная основа
составляется непосредственно в ходе проекта. В любом случае оценка значения и чувстви-
тельности, определение целей развития природных компонентов проводятся на основе контур-
ной сетки ландшафтной карты, адаптированной именно к задачам ландшафтного планирова-
ния. Это дает возможность использовать весь объем информации, накопленный в базах
данных, на всех этапах работы и в полной мере учитывать вплоть до принятия планировочных
решений, что делает описанную схему очень гибкой и применимой для решения других задач
в любых природных условиях и социально-экономических ситуациях. Подход с использовани-
ем имеющейся собственной карты впервые был применен при работе над ландшафтным ра-
мочным планом Слюдянского района Иркутской области [Экологически ориентированное
планирование землепользования, 2002], где основой послужила составленная ранее карта
Е.Г. Суворова [1999]. Для ландшафтного плана природного парка «Зона покоя «Укок» [Бабин,
Семенов, Шитов и др., 2011] использовалась ландшафтная карта Кош-Агачского района Рес-
публики Алтай, составленная Г.С. Самойловой [2005], которая была адаптирована к требова-
ниям ландшафтного планирования и конкретного проекта. Для обеспечения точности и досто-
верности ландшафтной основы каждый выдел согласовывался с содержанием имеющихся
тематических карт; все множество характеристик компонентов геосистем упорядочивалось в
факторную систему и кодировалось; для каждой типологической единицы был составлен пас-
порт с подробным описанием компонентов, включая показатели их использования, степени и
характера нарушенности, значения, чувствительности и т. д. В итоге была создана ландшафт-
ная ГИС, визуализация базы данных которой позволяет строить новые карты разного темати-
ческого содержания, а весь накопленный объем информации использовать на всех этапах ра-
боты вплоть до принятия планировочных решений. В дальнейшем эта ГИС была доработана и
использована при разработке ландшафтного рамочного плана Кош-Агачского района [Эколо-
гически ориентированное планирование землепользования, 2013]. При ландшафтном планиро-
вании территории Майминского и Чемальского районов Республики Алтай в целях усовер-
шенствования и отработки методики оценки и определения целей развития природных
компонентов была подготовлена специальная ландшафтная основа [Семенов, Лысанова, 2016].
При ее составлении и разработке легенды наряду с собственными материалами маршрутных
исследований, детального картографирования ключевых участков были использованы опубли-
кованные материалы — карта Д.В. Черных и Г.С. Самойловой «Ландшафты Алтая (Республика
Алтай и Алтайский край)» [2011] и коллективная монография сотрудников Горно-Алтайского
государственного университета под редакцией А.В. Шитова «Природные комплексы Маймин-
ского района Республики Алтай» [2006], интерпретированные с учетом авторского опыта со-
ставления карт геосистем смежных регионов [Лысанова, Семенов, Сороковой, 2011, 2016; Лы-
23
санова, Семенов и др., 2013; Семенов, Суворов, Лысанова и др., 2013] для удобства типизации
оценок и целей при ландшафтном планировании. Методика картографирования базировалась
на учении о геосистемах В.Б. Сочавы [1978] и принципах построения иерархической структу-
ры геомеров путем интеграции структурных и структурно-динамических показателей.
Комплексный физико-географический подход, предполагающий совместные работы спе-
циалистов в области изучения отдельных компонентов геосистем, способен плодотворно рабо-
тать при ландшафтном планировании, позволяя более корректно и детально учитывать при-
родные особенности территории, чем это делалось бы ландшафтоведами-планировщиками без
участия (помощи) специалистов-отраслевиков. Используемая ландшафтными планировщиками
ФРГ процедура оценки природных компонентов в категориях «значение» и «чувствитель-
ность» с последующим определением целей территориального развития, была адаптирована к
условиям РФ, изменена и дополнена. Поскольку в нашей методике оценивание природных
компонентов проводится по единой контурной сетке ландшафтных выделов с использованием
ГИС, то особое внимание при этом, естественно, должно уделяться выбору или построению
корректной основы для оценки природных компонентов и определения целей территориально-
го развития — карты геосистем. Необходимость рациональности реализации документов
ландшафтного планирования горных территорий привела к пониманию важности показа на
нижних уровнях ландшафтной структуры не только типологических единиц, но и их конкрет-
ных сочетаний. Поскольку выделение, рисовка контуров и построение легенд карт геосистем
проводятся для последующих операций их оценки и оптимальной «привязки» проектов приро-
допользования, строгая классификационная принадлежность конкретных геосистем к соответ-
ствующим классам фаций и геомам не всегда является основополагающим критерием при оп-
ределении места конкретных выделов в легенде картографической ландшафтной основы.
Ландшафтное планирование осуществляется на трех масштабных уровнях, поэтому, естест-
венно, ландшафтная основа также имеет дело с тремя уровнями организации геосистем: для
ландшафтного крупномасштабного плана базовой единицей картографирования и оценки слу-
жит фация, а основной ячейкой детальной проработки — микрогеохора (урочище); для ланд-
шафтного рамочного плана — соответственно группа фаций и мезогеозора (местность), для
ландшафтной программы — геом и ландшафт. Поэтому, несмотря на типологические легенды
карт, используемых в качестве основы для ландшафтного планирования, оценка часто ведется
фактически по конкретным местоположениям, особенно в геохорах со сложным рельефом, где
из-за мелкоконтурности (дробности), мозаичности и серийности геомеров приходится на ниж-
них уровнях ландшафтной структуры прибегать к показу не только типологических единиц, но
и их конкретных хорологических сочетаний с учетом геохимической латеральной сопряженно-
сти, то есть используется совмещение типологического и регионального подходов [Семенов,
Лысанова, 2016].
Традиции российской и советской физической географии предполагают обязательное де-
тальное обоснование работ с позиций ландшафтоведения. Известно, что благодаря эмерджент-
ности системе по сравнению с простой суммой ее компонентов свойственно большее число
характеристик, возможностей и неопределенностей, поэтому оценка, определение целей разви-
тия природных компонентов и их интегрирование как суммирование контуров не могут дать
полной картины возможностей использования территории. Отсюда «ландшафтоведческий»
подход к планированию имеет определенное преимущество перед традиционным европейским
ландшафтно-экологическим, но само по себе ландшафтоведение (как и его продукт — ланд-
шафтная карта) не может претендовать на всеобщий охват сложной картины компонентного
многообразия ландшафтов: отраслевики все равно знают свои компоненты лучше. Поэтому
уже при выборе или построении основы для карт оценки значения и чувствительности компо-
нентов геосистем, для карт целевых концепций их территориального развития, необходимы
консультации со специалистами-отраслевиками. По-видимому, в условиях, когда в так назы-
ваемом «территориальном планировании» нет деления на специализированные сектора, прак-
тически все другие секторальные планирования отсутствуют, решить проблему внедрения
ландшафтного планирования в России с позиций чисто «ландшафтоведческого» подхода не-
возможно. Комплексная физическая география, построенная на постоянном сотрудничестве со
специалистами-отраслевиками, позволяет управленцам обойтись на определенный период без
24
многих секторальных планирований, используя «экологически ориентированное территори-
альное планирование». К сожалению, в России, несмотря на непрекращающиеся попытки ряда
географов внедрить ландшафтное планирование как инструмент обоснования путей земле-
пользования [Антипов, Семенов, 2006, 2009; Дроздов, 1996; Колбовский, 2008, 2013; Ланд-
шафтное планирование, 2002; Семенов, 2014, 2015; Хорошев, 2007, 2010; Экологически ориен-
тированное планирование землепользования, 2002, 2004, 2013; Landscape Planning, 2006; и др.],
оно так и не смогло стать сектором или хотя бы средством экологизации территориального
планирования, и спроса на его документы не наблюдается. Поэтому имеет смысл создавать
пока не полноценные ландшафтные программы и планы, а использовать возможности ланд-
шафтного планирования при разработке других справочных и плановых документов, к числу
которых относятся и ландшафтно-оценочные карты, которые предлагается составлять для
субъектов РФ и муниципальных образований.
ЛИТЕРАТУРА
1. Антипов А.Н., Семенов Ю.М. Ландшафтное планирование как инструмент управления природо-
пользованием (на примере Байкальского региона) // Известия РАН. Серия географическая. 2006.
№ 5. С. 82-91.
2. Антипов А.Н., Семенов Ю.М. Опыт использования аппарата ландшафтного планирования в России
при решении задач территориального развития // Український географічний журнал. 2009. № 3.
С. 10-17.
3. Бабин В.Г., Семенов Ю.М., Шитов А.В., Сухова М.Г., Кочеева Н.А., Журавлева О.В., Минаев А.И.,
Каранин А.В. Ландшафтное планирование природного парка «Зона покоя Укок» (Республика Алтай)
// География и природные ресурсы. 2011. № 3. С. 38-45.
4. Дроздов А.В. Перспективы развития ландшафтного планирования в России // Известия РАН. Сер.
геогр. 1996. № 1. С. 21-32.
5. Колбовский Е.Ю. Ландшафтное планирование: учеб. пособие. М.: Академия, 2008. 562 с.
6. Колбовский Е.Ю. Нерешенные вопросы ландшафтоведения и ландшафтное планирование // Извес-
тия РАН. Сер. геогр. 2013. № 5. С. 19-29.
7. Ландшафтное планирование: принципы, методы, европейский и российский опыт / Антипов А.Н.,
Дроздов А.В., Кравченко В.В. и др. Бонн Москва Иркутск: Изд-во ИГ СО РАН, 2002. 141 с.
8. Лысанова Г.И., Семенов Ю.М., Сороковой А.А. Геосистемы бассейна верхнего Енисея // География
и природные ресурсы. 2011. № 4. С. 92-99.
9. Лысанова Г.И., Семенов Ю.М., Сороковой А.А. Ландшафтное картографирование Республики Хака-
сия // Геодезия и картография. 2016. № 12. С. 16-23.
10. Лысанова Г.И., Семенов Ю.М., Шеховцов А.И., Сороковой А.А. Геосистемы Республики Тыва //
География и природные ресурсы. 2013. № 3. С. 181-184.
11. Природные комплексы Майминского района Республики Алтай / Шитов А.В., Минаев А.И., Федот-
кина Н.В. и др. Горно-Алтайск: РИО ГАГУ, 2006. 200 с.
12. Руководство по ландшафтному планированию. Т. II. Методические рекомендации по ландшафтному
планированию / Антипов А.Н., Дроздов А.В., Князева Т.Ф. и др. М.: Гос. центр экол. программ,
2001. 73 с.
13. Самойлова Г.С. Ландшафтная карта Кош-Агачского района Республики Алтай // Оценка местооби-
таний некоторых ключевых видов млекопитающих в Алтае-Хангае-Саянском регионе с помощью
специализированной геоинформационной системы. М.: Российское представительство WWF, 2005.
Электронная версия.
14. Семенов Ю.М. Ландшафтно-географическое обеспечение экологической политики природопользо-
вания в регионах Сибири // География и природные ресурсы. 2014. № 3. С. 16-21.
15. Семенов Ю.М. Ландшафтное планирование как инструмент выявления и идентификации рисков
природопользования // Проблемы анализа риска. 2015. Т. 12, № 5. С. 86-93.
16. Семенов Ю.М., Лысанова Г.И. Картографирование геосистем для ландшафтного планирования рай-
онов Республики Алтай // География и природные ресурсы. 2016. № 4. С. 66-75.
17. Семенов Ю.М., Суворов Е.Г. Комплексная физическая география и ландшафтное планирование //
XIV съезд Русского географического общества (11-14 декабря 2010 г., Санкт-Петербург): Сборник
научных работ. СПб.: Изд. РГО, 2010. Кн. 2. Естественная география в решении проблем природо-
пользования и пространственной организации общества. С. 50-54.
18. Семенов Ю.М., Суворов Е.Г., Лысанова Г.И., Семенова Л.Н., Шитов А.В. Опыт ландшафтного пла-
нирования и ландшафтно-оценочного картографирования горных территорий // Экологическое пла-
нирование и управление. 2013. № 2 (15). С. 23-30, 98-100.
19. Сочава В.Б. Введение в учение о геосистемах. Новосибирск: Наука, 1978. 319 с.
25
20. Суворов Е.Г., Титаев Д.Б. Структура ландшафтов Южного Прибайкалья // География и природные
ресурсы. 1999. № 4. С. 20-30.
21. Хорошев А.В. Географическая концепция ландшафтного планирования // Известия РАН. Сер. геогр.
2012. № 4. С. 103-112.
22. Хорошев А.В. Полимасштабность ландшафтной организации как основание для ландшафтно-
планировочных решений // Структурно-динамические особенности, современное состояние и про-
блемы оптимизации ландшафтов: Мат. 5-й межд. конф., посв. 95-летию со дня рожд. Ф.Н. Милькова
(Воронеж, 15-17 мая 2013 г.). Воронеж: Истоки, 2013. С. 421-426.
23. Черных Д.В., Самойлова Г.С. Ландшафты Алтая (Республика Алтай и Алтайский край). Карта.
М. 1:500000. Новосибирск: ФГУП Новосибирская картографическая фабрика, 2011.
24. Экологически ориентированное планирование землепользования в Алтайском регионе. Кош-
Агачский район / Семенов Ю. М., Бабин В. Г., Кочеева Н. А., и др. Новосибирск: Гео, 2013. 132 с.
25. Экологически ориентированное планирование землепользования в Байкальском регионе. Слюдян-
ский район / Суворов Е.Г., Антипов А.Н., Семенов Ю.М. и др. Иркутск: Изд-во ИГ СО РАН, 2002.
141 с.
26. Экологически ориентированное планирование землепользования в Байкальском регионе. Ольхонский
район / Семенов Ю.М., Антипов А.Н., Буфал В.В. и др. Иркутск: Изд-во ИГ СО РАН, 2004. 147 с.
27. Antipov A., Hoppenstedt A., Kravtschenko V., Semenov Yu. Oekologisch orientierte Landnutzungsplanung
in der Baikal-Region // Garten und Landschaft. 1997. H. 9. S. 40-42.
28. Haaren von C. Landschaftsplanung. Stuttgart: Ulmer, 2004. 527 S.
29. Haaren von C., Galler C., Ott S. Landschaftsplanung: Grundlage nachhaltiger Landschaftsentwicklung.
Bonn: Bundesamt für Naturschutz, 2008. 52 S.
30. Jessel B., Tobias K. Ökologisch orientierte Planung. Stuttgart: Ulmer, 2002. 470 S.
31. Landscape Planning: Tools and Experience in Implementation / Antipov A.N., Kravchenko V.V., Semenov
Yu.M. et al. Bonn Irkutsk: V.B. Sochava Institute of Geography SB RAS, 2006. 149 р.
èêéëíêÄçëíÇÖççõÖ àçëíêìåÖçíõ
ãÄçÑòÄîíçéÉé èãÄçàêéÇÄçàü
Хорошев А.В.
Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, Москва, Россия,
avkh1970@yandex.ru
SPATIAL TOOLS OF LANDSCAPE PLANNING

Khoroshev A.V.
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, avkh1970@yandex.ru
Abstract: We demonstrate the example of spatial planning decisions for the basin of the small
river in the middle taiga with forested upper sector and cultivated lower sector. The proposals proceed
from landscape-ecological approach. The significance of a unit is evaluated with consideration for both
internal properties and geographical context. Multiplicity of landscape structures dictates the necessity
to focus on this or that type of structure depending on planning objective. Decision takes into consider-
ation functional role of a landscape unit in catena, basin, and landscape. Ecological and socio-economic
significance of a landscape unit or its component depends on potential damage from its degradation for
the territory of a certain hierarchical order as well as on number of allocation alternatives for land use
type. Optimum spatial proportions of land use types were determined based on comparison with critical
values of afforestation for chemical properties of surface waters. We provided rationales for changing
configurations, neighbourhoods, connectivity of land units. Management tools were proposed to regu-
late detrimental lateral flows and to ensure sustainable functioning of ecological network.
Территориальное планирование включает несколько разновидностей решений: 1) эконо-
мические (выбор приоритетных отраслей хозяйства с учетом региональных особенностей и
рыночной конъюнктуры), 2) пространственные (собственно размещение объектов и видов уго-
дий), 3) правовые (изменение правового статуса объекта), 4) коммуникативные (определение
процедуры согласования решений), 5) институциональные (распределение полномочий по
26
управлению), 6) технологические (выбор способа получения продукции на угодьях, опреде-
ленных пространственными решениями). Основной компетенцией ландшафтно-экологиче-
ского подхода к территориальному планированию являются, безусловно, пространственные
решения, разновидностям которых посвящено данное сообщение.
Методологической основой для выбора пространственных решений мы считаем концеп-
цию полиструктурности ландшафта. Применительно к планировочным целям это означает, что
при определении пригодности ландшафтной единицы для хозяйственного использования или
ее значимости для экологического каркаса требуется анализ ее функциональной ценности в
контексте одновременно нескольких типов ландшафтных структур. Наиболее удобной едини-
цей для выбора решений на локальном уровне мы считаем урочище или подурочище, т. е. еди-
ницу генетико-морфологической структуры. Однако каждая из таких единиц может оцени-
ваться неодинаково в зависимости от ее положения в позиционно-динамической структуре
(положения в каскадной ландшафтно-геохимической системе, КЛГС), бассейновой структуре
(вклада в формирование стока), биоцентрично-сетевой структуре (вклада в биотические ми-
грационные процессы и обеспечение необходимого разнообразия и размера местообитаний).
Пространственные решения в ландшафтном планировании на основе анализа полиструк-
турной организации ландшафта включают регулирование: 1) площадных пропорций угодий
(в ландшафте, бассейне), 2) степени мозаичности ландшафтного покрова, 3) взаиморасположе-
ния угодий (соседства, связности пространственных элементов), 4) размещения буферных эле-
ментов для защиты уязвимых объектов от нежелательных потоков, 5) конфигурации угодий,
6) набора технологий, адаптированных к свойствам урочищ.
Продемонстрируем пример адаптации видов деятельности к урочищной структуре при ус-
тойчивом функционировании экологического каркаса с применением следующих наиболее важ-
ных понятий: миграция в катене; буферные зоны как условие химических свойств стока в бас-
сейне; сток из бассейна как функция площадных соотношений урочищ и угодий; сочетание
ландшафтной матрицы с пятнами и коридорами как фактор жизнеспособности популяций жи-
вотных. Исследование проведено в бассейне р. Заячья (площадь 152 кв. км) в средней тайге Ар-
хангельской области, который включает залесенную верхнюю и распаханную нижнюю часть.
Рис. 1. Процедура ландшафтного планирования
Мотивировка предлагаемых планировочных решений (рис. 1) обусловлена комбинациями

трех основных предпосылок: а) набором ресурсных и экологических ценностей; б) спросом на
ресурсы; в) конфликтными ситуациями, вынуждающими изменить пространственную органи-
зацию хозяйства. Район исследования расположен в таежной зоне с традиционно высоким
27
спросом на древесину. Спрос реализуется за счет рубок в верхней части бассейна, что приво-
дит к нарушению баланса насаждений разного возраста, высокой доле молодняков, что спо-
собствует снижению годового стока за счет повышенной транспирации, снижению летней ме-
жени. Кроме того, рубки оказывают неоднозначное влияние на охотничье-промысловые
ресурсы (спрос в настоящее время ограниченный) и ресурсы дикороссов (спрос очень высо-
кий). Как ценности рассматриваются: высокая лесистость верхней части бассейна, поддержи-
вающая зональные характеристики стока; обязательное наличие зональных старовозрастных
темнохвойных лесов; стабильность пойменных местообитаний. В то же время мозаика лесных
и обезлесенных земель до некоторой степени благоприятна для многих охотничье-
промысловых животных и биоразнообразия. Другой важнейшей ценностью района в масштабе
всей Архангельской области является наличие хорошо дренированных и гумусированных почв
в средней и нижней части бассейна благодаря близости коренных карбонатных мергелей и
глубокой расчлененности рельефа. Высокий спрос на ресурс плодородных (на фоне таежной
зоны) серогумусовых почв для земледелия в течение семи столетий привел к прогрессирую-
щему процессу смыва пахотных почв с распахиваемых склонов, что вызывает повышенное по-
ступление азота, фосфора, калия, кальция, магния на поймы и в водотоки, к заиливанию водо-
токов и снижению их качества для рыболовства и рекреации. В качестве ценности
рассматривается нормативное качество вод в агроландшафте.
Для выбора допустимых хозяйственных решений в первую очередь необходимо ранжиро-
вать урочища, сохраняющие зональный (т. е. лесной) характер по экологической приоритетно-
сти. Это позволяет наметить главные элементы экологического каркаса с щадящим или защит-
ным режимом землепользования. В основу ранжирования положена оценка функциональной
значимости урочищ как объектов планирования в контексте разнотипных геосистем более вы-
сокого ранга (КЛГС, бассейне, ландшафте). Предложен следующий принцип. Максимальную
оценку экологической значимости (ранг 1) получают урочища, контролирующие своими свой-
ствами обширные удаленные территории (например водораздельные верховые болота, регули-
рующие сток в бассейне) и одновременно обладающие самоценностью (ценные местообитания
промысловых животных и редких растений). Ранг 2 присваивается урочищам с высокой само-
ценностью (в основном как местообитания, в том числе для охраняемых или промысловых ви-
дов животных и растений), но не имеющим существенного удаленного эффекта. Ранг 3 при-
сваивается урочищам с банальными для тайги свойствами (в том числе с вторичными лесами),
которые играют роль буфера между уязвимыми и нарушенными урочищами; прежде всего это
небольшие лесные массивы в транзитных и трансаккумулятивных позициях между распахи-
ваемыми угодьями и поймами рек. Ранг 4 имеют урочища, экологическая ценность которых
приобретается только в контексте нарушенных территорий и является временной. К этой груп-
пе относятся остаточные массивы с зональными темнохвойными фитоценозами на фоне све-
жих вырубок. Они выполняют функцию убежищ для зональной фауны и одновременно очага-
ми распространения семян и поросли на соседние нарушенные территории, способствуя
скорейшему восстановлению зональной растительности. Ранг 5 присваивается фоновым лес-
ным урочищам, выполняющим обычные зональные экологические функции, прежде всего —
предоставление крупных нефрагментированных лесных местообитаний, регулирование соот-
ношения поверхностного и подземного стока, микроклимата и др. Самый низкий ранг 6 отно-
сится к урочищам, которые временно (как правило, после рубок или распашки) утратили зо-
нальные экологически функции.
Далее, при выборе мест и масштабов хозяйственной деятельности мы исходим из допуще-
ния, что существуют критические площадные соотношения пространственных элементов бас-
сейновой геосистемы, при которых возникают или исчезают эмерджентные свойства речного
стока. Под эмерджентными понимается новые свойства геосистемы, возникающие в результа-
те взаимодействия составляющих ее элементов, не свойственные по отдельности каждому из
элементов. В зависимости от установленных критических значений площадных соотношений
урочищ и угодий могут расставляться приоритеты землепользования и приниматься планиро-
вочные решения о размещении и конфигурации хозяйственных угодий и экологического кар-
каса. Отсутствие принципиальных отклонений от зональных свойств «на выходе» из геосисте-
мы рассматривается как невозникновение новых нежелательных эмерджентных свойств у
28
геосистемы несмотря на антропогенную трансформацию некоторых элементов ее ландшафт-
ной структуры (изменение части не привело к новым свойствам целого). При определении оп-
тимальной лесистости и распаханности в бассейне в качестве основной ценности рассматрива-
лось минимальное отклонение гидрохимических характеристик от регионального фона.
Установлено, что по содержанию Mg2+, Ca2+, HCO3+ (источник — обнажившиеся в результате
смыва почв мергели), минерального P, NO3- (источник — минеральные удобрения) фоновые
свойства сохраняются при лесистости малых бассейнов притоков Заячьей более 35%, распа-
ханности — менее 50%. Определены бассейны, где восстановление фоновых характеристик
может быть достигнуто путем изменения пропорций лесных, луговых, пахотных угодий. Вклад
разных типов угодий, а точнее — полей севооборота, оценивался по характеристикам весенне-
го стока из малых водосборов. Так, весной сток из распаханного под зиму водосбора дает по-
вышенное содержание кальция и минерального фосфора в водах по сравнению с логами, засе-
янными многолетними травами.
Коррекция пропорций угодий предлагается отдельно для каждого малого бассейна и наце-
лена в распаханной части на снижение смыва почв и восстановления гидрохимических харак-
теристик, в лесистой (верхней) части — на увеличение годового стока, снижения поверхност-
ного стока, выравнивание годового режима. В связи с этим применен катенарный подход, т. е.
анализ позиционно-динамических структур. Основные вопросы данного этапа следующие. За
счет каких урочищ целесообразно корректировать пропорции лесных и безлесных угодий в
бассейнах? Какие типы КЛГС необходимо различать для выявления антропогенных угроз?
В каких КЛГС необходимо изменение соседства угодий? Если существует угроза переноса за-
грязняющих веществ к уязвимым объектам (поймам и водоемам), то может ли часть смытого
вещества быть задержана на биогеохимическом барьере высокотравных лугов и в почвах тран-
саккумулятивных урочищ? По данным о латеральной дифференциации вещества в более
30 фоновых и агро- катенах определены ассоциации загрязняющих элементов, зоны накопле-
ния элементов в почвах, степень вовлечения техногенных элементов в биокруговорот в акку-
мулятивных звеньях катен (с опробованием таволги вязолистной, ели, сосны). Определены
предельные дистанции от крутого эродируемого склона, при которых в почвах и биомассе на
конусах выноса, наложенных на поймы, проявляются избыточные количества загрязняющих
элементов. В частности, оказалось, что необходимость в создании дополнительных буферных
элементов ландшафта возникает в дистальной части шлейфов, полностью перекрывающих уз-
кие террасы притоков Заячьей, если их ширина не превышает 150 м; сохранение естественной
луговой растительности в лощинах требуется на расстоянии не менее 250 м вверх по течению
от конуса выноса. Типы каскадных ландшафтно-геохимических систем ранжированы по риску
транзита загрязняющих веществ к поймам и водоемам. Как результат предложено расположе-
ние необходимых буферных лесокустарниковых полос, т. е. оптимальные соседства угодий.
При исследования агроландшафта с применением биоцентрично-сетевого подхода уста-
навливалось, какие урочища приоритетны одновременно для коррекции пропорции угодий в
бассейнах и для сохранения зонального биоразнообразия и охотничье-промысловых ресурсов.
Установлено, какие урочища являются ценными изолированными местообитаниями зональной
фауны, какие группы урочищ играют роль коридоров и узлов миграции, какие комбинации
угодий поддерживают необходимое разнообразие местообитаний. Пестрая мозаика лесных
массивов, лесной поросли, лугов, сформировавшаяся на слабодренированной периферии агро-
ландшафта с 1990-х гг., оказалась привлекательной для целого ряда охотничьих видов (кабан,
заяц, лось, тетерев). Поэтому с учетом местного спроса целесообразна искусственная под-
держка мозаичности, а тотальное возвращение к зональному лесному ландшафту на месте
бывших пашен необязательно.
В результате планировочных предложений получены следующие цифры. Современная
пашня занимает 3130 га. Рекомендуется вывести из распашки для прекращения смыва почв 288
га, для создания буферных лесокустарниковых полос — 39 га. Ландшафтные условия позво-
ляют повторно освоить для распашки без риска снижения плодородия почв и нежелательных
латеральных потоков к водоемам 331 га на пологих делювиальных шлейфах, террасах, бывших
пастбищах плоских водораздельных поверхностей. Тогда площадь пашни составит 3134 га при
снижении экологических рисков. Изменение конфигурации полевых участков и направления
29
распашки рекомендовано на площади 694 га в основном для исключения латеральных потоков
техногенных веществ.
Итак, предлагаемые пространственные решения в частично распаханном бассейне имеют
следующие признаки ландшафтно-экологического подхода. 1. Значимость территории оцени-
вается не только по собственным свойствам, но и в географическом контексте разного масшта-
ба. 2. Учитывается полиструктурность ландшафта: приоритет того или иного типа структур
определяется в зависимости от задачи. 3. Значимость ландшафта или компонента определяется
потенциальным ущербом от его утраты для территории заданного ранга, мерой его «безаль-
тернативности». 4. Предусмотрен анализ площадных пропорций угодий, сравнение сущест-
вующей ситуации с критическими значениями. 5. Обосновываются решения по изменению
конфигураций, соседств, связности угодий. 6. Предлагаются механизмы управления латераль-
ными потоками или защиты от них.
ñÖçéíàóÖëäéÖ êÄáçééÅêÄáàÖ à Çéèêéëõ éïêÄçõ

êÄëíàíÖãúçéÉé èéäêéÇÄ ãÄçÑòÄîíéÇ
íÄãÑéåëäéÉé êÄâéçÄ
Аристархова Е.А.1, Суслова Е.Г.2
1
kattariss@yandex.ru, 2lena_susl@mail.ru
PHYTOCENOSES DIVERSITY AND NATURE PROTECTION

IN LANDSCAPES OF THE TALDOM DISTRICT
Aristarkhova E.A.1, Suslova E.G.2
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, 1kattariss@yandex.ru, 2lena_susl@mail.ru
Abstract: Diversity of phytocenoses in vegetation cover and nature protection areas (NPA) was
studied in the Taldom district (Moscow oblast). Vegetation cover (1:200 000) and landscape maps were
used for the analysis. Epiassociation quantity and phytodiversity were estimated for each landscape of
the Taldom district. The area is dominated by spruce-pine, spruce and small-leaved (black alder, grey
alder, birch, goat willow) forests. Northern and east-northern landscapes of the district formed on flu-
vioglacial (outwash) plains with damp and swampy coniferous and small-leaved forests, high and tran-
sitional bogs and mossy floating bogs by the lakes are the most important for nature protection. Many
rare species, growing within these types of phytocenoses which have high water protection value are
included in the Moscow oblast Data Red Book (the second edition), namely: Dactylorhiza
traunsteineri, D. maculata, Malaxis monophyllos, Hammarbia paludosa, Cypripedium calceolus,
Epipactis palustris, Rubus chamaemorus, Empetrum nigrum, Betula humilis. There are six relatively
small existing nature protection areas in the territory and several more NPA will be organized till 2020.
The first priority is to create a large Natural Park “The Crane’s edge” by combining several NPA, in-
cluding such nature protection areas as “The Crane’s motherland”, “Golden Veshka Lake and adjacent
forests”, “Maklakovsky zakaznik” etc.
Территория Талдомского района, а также соседние, прилегающие к ней с востока участки
Сергиево-Посадского района Московской области, включают в себя ландшафты с сообщества-
ми особой природоохранной ценности, где чередуются наиболее нетронутые, часто сильно ув-
лажненные или заболоченные лесные массивы с зарастающими водоемами ледникового гене-
зиса, болота с разреженным древостоем, заболоченные и закустаренные долины крупных и
малых рек, дренажные каналы и канавы, открытые участки полей и сенокосов. Заболоченные
леса и болота имеют важное водоохранное значение, а исследование их современного состоя-
ния представляет особый интерес из-за наличия здесь большого числа редких видов, занесен-
ных в Красную книгу Московской области [2008].
30
Флора района характеризуется наличием редких видов, занесенных в региональную Крас-
ную книгу. Среди них представители орхидных (Orchidaceae): венерин башмачок настоящий,
мякотница однолистная, хаммарбия болотная, пальчатокоренники пятнистый и Траунштейнера,
а также виды, нетипичные для данных природно-зональных условий, проникающие с севера и
повышающие биологическое разнообразие всей Московской области. Это такие гипоарктиче-
ские элементы, как береза приземистая, водяника черная, или шикша, морошка приземистая и
др. Охране подлежат также некоторые представители редких лишайников и грибов, обитающие
на территории района.
С целью сохранения видового богатства и наиболее ценных с природоохранной точки зре-
ния растительных сообществ Талдомского района, на его территории в свое время были выде-
лены участки, требующие особого режима охраны, где учреждены особо охраняемые природ-
ные территории (ООПТ): заказники и памятники природы областного значения.
Существующие охраняемые территории, безусловно, позволят сберечь ценные природные
экосистемы, в том числе растительные сообщества, где встречаются редкие виды растений и
животных. Однако возникают вопросы, все ли ландшафты и растительные формации, требую-
щие охраны, представлены на заповедных территориях и охватывают ли ООПТ достаточную
площадь для того, чтобы обеспечить сохранность уникальных экосистем.
Для выявления и обоснования особенностей ценотического разнообразия Талдомского
района и современного состояния растительного покрова данной территории в связи с ланд-
шафтной дифференциацией [Анненская, Жучкова и др., 1997] для целей его охраны нами под-
робно проанализирована ценотическая структура территории района на основании картогра-
фических [Огуреева, Микляева и др., 1996] и полевых материалов, в том числе по данным
геоботанических описаний, информации из базы данных ЦЭПЛ РАН, фондовых
[http://verhovye.ru] и литературных источников.
Наиболее разнообразны ландшафты, занимающие значительные площади и тяготеющие к
северо-востоку Талдомского района — Ермолинский и Вьюлковско-Яхромской. В каждом из
этих ландшафтов отмечено до 11 эпиассоциаций (рис. 1). Наименьшим разнообразием расти-
тельности характеризуются ландшафты южной части исследуемой территории — Вербилков-
ский и Рогачевско-Вербилковский (по 6 эпиассоциаций), а также Вельский ландшафт с лугово-
болотной растительностью и заболоченными ивняками у водохранилища.
Анализ ценотического разнообразия Талдомского района позволяет перейти к решению
некоторых прикладных задач, в числе которых на первом месте стоит обоснование природо-
охранной функции экосистем ландшафтов северного и северо-восточного Подмосковья и оцен-
ка актуальности размещения современных границ ООПТ на исследуемой территории.
В качестве фоновой растительности в Талдомском районе выступают сосново-еловые леса,
часто с участием ольхи серой или черной, занимающие территории различного гипсометриче-
ского уровня и генезиса, основная их доля приходится на водораздельные поверхности водно-
ледниковых (зандровых) равнин. Эти сообщества обладают различной степенью нарушенности
и находятся на различных стадиях восстановления. Существуют и практически не нарушенные
участки, сохранившиеся, главным образом, в ООПТ.
Мелколиственные леса встречаются почти всюду, но максимальные площади занимают
во влажных плоских понижениях водноледниковых равнин. Данные формации являются
наиболее ценными экосистемами, выполняющими важнейшие природоохранные функции,
связанные с размещением и сохранением орнитофауны. Наиболее широко распространены
влажнотравные черноольшаники и заболоченные пушистоберезовые леса — ценные водно-
болотные угодья с участием охраняемых редких видов растений и животных. Отдельное
внимание следует уделить охране прирусловых ивовых зарослей — крупнейших участков
местообитаний птиц.
Субнеморальные ельники и бореальные сосняки занимают небольшую суммарную
площадь. Охраняются лишь их небольшие фрагменты, поэтому мало нарушенные леса такого
типа требуют большего внимания и расширения площадей, входящих в зону ООПТ.
31
Рис. 1. Ценотическое разнообразие ландшафтов Талдомского района
Еловые леса сохранились в основном по водоразделам на возвышенных участках с до-

вольно богатыми и влажными почвами. В древостое этих лесов принимают участие береза
пушистая, ольха черная и ива козья. Именно в таких лесах обитают различные редкие орхид-
ные — в частности венерин башмачок настоящий. Рекомендуется расширить охраняемые тер-
ритории под ельниками таежного и субнеморального типа.
32
Чистые сосняки встречаются редко и приурочены в основном к олиготрофным местооби-
таниям — верховым и переходным болотам и их окраинам. Такие леса характеризуются нали-
чием редких охраняемых и уязвимых видов растений, лишайников и представителей фауны.
Широко распространены в районе местности плоских водноледниковых (зандровых) рав-
нин с елово-сосновыми, еловыми и мелколиственными заболоченными лесами. Именно в этих
лесах сосредоточено максимальное количество редких видов растений, требующих охраны.
В пределах этих местностей сосредоточены озера, сплавины вокруг озер и переходные бо-
лота с большим числом редких охраняемых растений. Они являются одними из наиболее цен-
ных природных объектов района. На территории древнеаллювиально-водноледниковых равнин
также представлены подобные ценные экосистемы.
Некоторые группы смешанных лесов и болотные угодья, относящиеся к уникальным эко-
системам, хорошо представлены в ООПТ района, но требуют более тщательного соблюдения
режима охраны, так окрестности водно-болотных угодий и некоторых реликтовых озер нужда-
ются в расчистке от мусора и контроле попадания загрязненных вод с сельхозугодий и из сели-
тебных зон.
Таким образом, особо охраняемые территории исследуемого района охватывают почти все
уникальные экосистемы, за исключением сильно нарушенных сообществ долинного комплекса
Волги и ивняков, где обитают многие виды птиц, вдоль средних и малых рек.
В целом, на территории Талдомского района наблюдается положительная тенденция к рас-
ширению сети ООПТ. Необходимо в ближайшее время продолжить работы по объединению не-
скольких существующих ООПТ и созданию крупного природного парка «Журавлиный край».
1. Анненская Г.Н., Жучкова В.К., Калинина В.Р., Мамай И.И., Низовцев В.А. Хрусталева М.А., Цесель-
чук Ю.Н. Ландшафты Московской области и их современное состояние. Смоленск, СГУ. 1997. 296 с.
2. Красная книга Московской области. Изд.2-е. Отв. ред. Т.И. Варлыгина, В.А. Зубакин, Н.А. Соболев.
М.: Товарищество научных изданий КМК. 2008. 828 с.
3. Огуреева Г.Н., Микляева И.М., Суслова Е.Г., Швергунова Л.В. Карта растительности Московской
области. Масштаб 1:200 000. Гл. ред. Г.Н. Огуреева. М.: Экор. 1996.
4. http://verhovye.ru (Сайт некоммерческого Природоохранного фонда «Верховье»).
éÅáéê êÖáìãúíÄíéÇ îìçÑÄåÖçíÄãúçõï

à èêàäãÄÑçõï àëëãÖÑéÇÄçàâ ÖÇêéèÖâëäàï íÄÖÜçõï
ãÖëéÇ êéëëàà çÄ ãÄçÑòÄîíçéâ éëçéÇÖ
Громцев А.Н.
Институт леса Карельского научного центра Российской академии наук, Петрозаводск,
Россия, gromtsev@krc.karelia.ru
A REVIEW OF THE RESULTS OF BASIC AND APPLIED LANDSCAPE-BASED

STUDIES OF THE BOREAL FORESTS OF EUROPEAN RUSSIA
Gromtsev A.N.
Forest Research Institute of the Karelian Research Center of the Russian Academy of Science,
Petrozavodsk, Russia, gromtsev@krc.karelia.ru
Abstract: Specialized landscape-based studies of forests have commenced in the boreal zone of
European Russia relatively recently, although the history of landscape science in the country spans
more than a century. The forest used to be regarded as a component of natural ecosystems (natural-
spatial complexes), and only very general descriptions were produced. The first specialized studies of
the landscape characteristics of forests were carried out by individual specialists in the north-western
part of the region (Republic of Karelia and Murmansk Region). Their results were published in several
articles. Starting the 1970s, extensive studies of this sort have been done at the Forest Research Insti-
tute of the Karelian Research Centre RAS. They now continue at the Institute’s Laboratory of Land-
33
scape Ecology and Forest Ecosystems Protection. By now, the results of these studies have been pre-
sented in a great number of publications, including general monographic volumes where the structure
and dynamics of landscapes are characterized, as well as specialized papers focusing on the forest cov-
er. Eventually, the general principles of the landscape-based concept of the structural-dynamic organi-
zation of the forest cover and the system of ecological-landscape planning of multi-purpose forest use
have been formulated. In particular, the possibilities offered by this system in forest zoning by ecologi-
cal, bioresource and economic parameters were demonstrated. There are case studies to show how ele-
ments of ecological-landscape planning can be integrated in nature management and conservation prac-
tices. The results of the studies have been widely used for substantiation of protected area networks, for
working out spatial planning layouts in administrative units, various kinds of expert evaluations and so
forth. Generally speaking, publications dealing in one way or another with the landscape aspects of for-
est structure and dynamics in boreal regions of European Russia (apart from Karelia) are pitifully few,
and in the last decade even singular.
Таежная (бореальная) зона европейской России с запада на восток простирается от побе-
режья Балтийского моря и российско-финляндской границы до Уральских гор. Несмотря на
вековую историю ландшафтоведения, специализированные исследования лесов на ландшафт-
ной основе в этой части страны начались сравнительно недавно. До этого времени лес рас-
сматривался просто, как компонент природно-территориальных комплексов и давалась его ха-
рактеристика в самом общем плане. Между тем, еще в начале XX века корифей российской
лесной науки Г.Ф. Морозов в своем «Учении и лесе» [Морозов, 1949] указывал на следующее.
«Лес — это прежде всего географический ландшафт…лес нельзя понять… вне изучения той
внешней физико-географической обстановки, в которую леса погружены и с которой они со-
ставляют одно неотъемлемое целое» (с. 406).
Первые исследования в таежной зоне европейской России были проведены северо-
западной части (Республика Карелия и Мурманская область). Впрочем, это были небольшие
работы, выполненные отдельными специалистами, результаты которых опубликованы в виде
нескольких статей [Раменская, 1964, 1965, 1975; Раменская, Шубин, 1975; Ронконен, 1975; Во-
ронова и др., 1966]. Одним из наиболее важных итогов исследований являлся вывод о том, что
«одни и те же типы леса встречаются в самых различных ландшафтах, но их положение в то-
по-экологических рядах, удельный вес, пути и темпы восстановления древостоя после вырубки
могут в соответствии с этим меняться довольно значительно» [Раменская, 1975, с. 13]. В целом
в этих работах в самых общих чертах показано различие тенденций лесовозобновительного
процесса в определенных группах ландшафта и рекомендуется планирование лесохозяйствен-
ных мероприятий с «учетом особенностей территорий отдельных лесничеств» [Воронова и др.,
1966, с. 8]. Также представлено описание 32 природных районов Карелии с указанием преоб-
ладающих форм рельефа и типов леса, а также основных лесовосстановительных мероприятий
[Раменская, Шубин, 1975]. Отсутствие ландшафтной карты значительно снижает практическое
значение этих исследований. Кроме того, никаких конкретных, в том числе количественных
данных, характеризующих структуру и динамику лесов в различных ландшафтах в этих рабо-
тах нет.
Позже в Республике Карелия исследования широко развернулись по заданию Постоянной
комиссии по изучению естественных и производительных сил при Президиуме Академии наук
СССР — «Разработать модели и прогнозы оптимальной структуры естественного и антропо-
генного ландшафта с учетом размещения производительных сил, рационального использова-
ния природных ресурсов и охраны окружающей среды». Для выполнения этой задачи конце
1970 гг. в Институте леса Карельского НЦ РАН формируется ландшафтно-экологическое на-
правление, которое возглавил к.с.-х.н. А.Д. Волков. Творческая группа включала различных
специалистов (геоморфологов, болотоведов, почвоведов, ботаников, зоологов, лесоведов).
К настоящему времени итоги исследований представлены в очень большом цикле публикаций,
включая как монографии общего плана с характеристикой структуры и динамики ландшафтов
[Волков и др., 1990,1995 и др.], так и специализированные, сфокусированные на лесной покров
[Громцев, 1993, 2000, 2008а и др.].
Полученные и опубликованные к концу 80-х гг. наши данные показали очевидную значи-
мость и перспективность исследований в области ландшафтной экологии лесов и они начались
в Ленинградской [Столяров и др., 1992а, 1992б; Общие принципы…, 1994] и Архангельской
34
областях [Салтыков, 1991], а в начале XXI века и в Республике Коми [Ильчуков, 2005, 2007].
В итоге исследователи подтверждают «…необходимость организации лесного хозяйства на
ландшафтно-типологической основе, и, следовательно, в разработке теоретической базы с ис-
пользованием всех аспектов этой важной народнохозяйственной и экологической проблемы»
[Столяров и др., 1992, с. 24]. В образовательном плане следует заметить, что с конца 90-х гг.
XX века курс лекций по «лесному ландшафтоведению» читается для студентов Санкт-
Петербургского лесотехнического университета [Киреев, 2007].
В целом публикации, так или иначе затрагивающие ландшафтные особенности структуры
и динамики лесов в таежных регионах европейской России (кроме Республики Карелия), край-
не немногочисленны, а исследования в этом направлении, несмотря на их очевидную актуаль-
ность и перспективность по разным причинам практически прекращены. В настоящее время
они продолжаются в лаборатории ландшафтной экологии и охраны лесных экосистем Инсти-
тута леса Карельского НЦ РАН в рамках различных программ, тем и проектов. Далее проведем
обзор и изложим основные результаты этих исследований.
Проведен общий анализ фонда литературных данных и охарактеризованы общие физико-
географические условия формирования лесного покрова в таежной зоне европейской России
(геолого-геоморфологическое строение и четвертичные отложения, климат, гидрографическая
сеть, почвообразующие породы и почвы). Приведены различные виды ее районирования
(ландшафтное, геоботаническое, лесорастительное). Дан общий обзор современного состоя-
ния, методологических и методических основ ландшафтно-экологических исследований,
включая обзор существующих карт и описаний ландшафтов всех таежных регионов этой части
страны.
Основным (модельным) объектом являлась Республика Карелия с сопредельными терри-
ториями как регион наиболее разнообразный и репрезентативный в ландшафтном отношении
на фоне таежной зоны европейской России. Исследования базировались на предварительно
разработанной классификации и карте географических ландшафтов, построенной по зонально-
типологическому принципу. Ландшафты выделялись по генетическим типам рельефа, степени
заболоченности территории и преобладающей коренной лесорастительной формации. Их пер-
вые неопубликованные версии появились в конце 70-х гг. XX века. В начальный период иссле-
дований классификация и карта корректировались по мере накопления экспериментального
материала. К настоящему времени выделено и подробно охарактеризовано свыше 30 типов
северо- и среднетаежного ландшафта. Площадь ландшафтного контура порядка 100 тыс.га.
На модельных участках и территориях проведено картирование и дана характеристика
структуры лесного покрова на субландшафтном уровне (фации, урочища, местности). Показа-
ны спектр, количественное соотношение и территориальная компоновка типов леса в различ-
ных типах ландшафта и местности. Установлены особенности границ, линейных размеров и
территориальной сопряженности между лесными экосистемами различного таксономического
уровня. В итоге сформулированы общие положения ландшафтной концепции естественной
структурной организации лесного покрова.
Охарактеризована спонтанная динамика коренных лесов в режиме естественных наруше-
ний (пожаров и ветровалов). Так, подробно описаны ландшафтные варианты пожарных режи-
мов в первобытных лесах и закономерности их пирогенной динамики. Показана история хо-
зяйственного освоения таежных территорий, в том числе с использованием архивных
материалов начала XIX века. Проведен ретроспективный анализ антропогенной динамики ле-
сов за последние полтора века в различных типах ландшафта. Подробно охарактеризовано со-
временное состояние лесного фонда и его динамика за последние полвека.
На этой основе выделены и подробно охарактеризованы исторически сложившиеся сцена-
рии хозяйственного освоения территории, определяющие общую динамику лесного покрова.
Это следующие основные сценарии: 1) «аграрный» (с тотальным сведением лесов в историче-
ской ретроспективе, последующим полным или частичным забрасыванием и зарастанием дре-
весной растительностью сельхозугодий и образованием в современный период агролесных
комплексов); 2) «лесопромышленный» (с широкомасштабными сплошными рубками коренных
лесов, развернувшимся со второй четверти XX века, и постепенным и в целом успешным есте-
ственным восстановлением лесного покрова до состояния близкого к исходному или транс-
35
формированному по составу); 3) «комбинированный» (с формированием мозаичной структуры
лесов после несколько видов воздействия в различных пропорциях за длительный историче-
ский период); 4) «пригородный», в том числе урбанизированный (сочетающий признаки пер-
вого и третьего — вокруг городов, в основном в пределах зеленых зон). Показано, что эти сце-
нарии в основном были предопределены ландшафтными особенностями территории. На
примере доминирующих типов леса описаны основные стадии антропогенных сукцессий дре-
весной растительности в различных типах ландшафта. Построены схемы динамических рядов.
В итоге обосновано представление о ландшафтном комплексе сукцессионных рядов лесной
растительности.
Охарактеризованы и оценены экологические и хозяйственные последствия антропогенной
трансформации лесов (изменения лесистости, состава и продуктивности) и показаны их ланд-
шафтные особенности.
Сформулированы основные положения системы ландшафтно-экологического планирова-
ния многоцелевого (многоресурсного) лесопользования. Показаны безусловные преимущества
использования для этого ландшафтной основы (в сравнении с бассейновой). С использованием
ландшафтной карты проведено районирование Республики Карелия по экологическим, биоре-
сурсным и хозяйственным параметрам. Выполнено более 20 видов районирования (по продук-
тивности лесных земель, рекреационное, по пожарной уязвимости и др.). После сравнительно-
го анализа количественных и качественных значений различных показателей, выделено
6 категорий ландшафтов по приоритетному направлению лесопользования — с лесами пре-
имущественного назначения: 1) сырьевого, 2) рекреационного и экологического (средообра-
зующего и средозащитного), 3) сырьевого и охотничье-промыслового, 4) сырьевого и рекреа-
ционного, 5) экологического, 6) сырьевого, экологического и биотопического (в последнем
имеются ввиду ландшафты наиболее ценные в отношении сохранения биоразнообразия).
Методологический подход был заложен при комплексном изучении биоразнообразия в
Республике Карелия, в первую очередь, лесов [Громцев, 2003 а,б; 2008б и др.]; обосновании
системы особо охраняемых природных территорий на основе их ландшафтной репрезентатив-
ности [Громцев и др., 2008 и др.]; выделении лесов наиболее уязвимых к антропогенным воз-
действиям [Громцев, Петров, 2016] и значимых в эколого-биологическом отношении [Громцев
и др., 2016]. Так, только в последние годы после подготовки научных обоснований [Скальные
ландшафты…, 2008; Сельговые ландшафты…, 2013 и др.] уже учреждены два ландшафтных
памятника природы и 3 заказника на общей площади почти 45 тыс.га.
На конкретных примерах продемонстрированы возможности внедрения элементов ландшафт-
но-экологического планирования в практику природопользования, например, на крупных модель-
ных территориях [Ландшафтно-экологическое…, 1999; Леса и их многоцелевое использование …,
2015 и др.], при зонировании пригородных территорий [Туюнен, Громцев, 2009] и др.
В настоящее время исследования в области ландшафтной экологии таежных лесов в лабо-
ратории значительно расширены и включают изучение не только собственно древесной расти-
тельности, но и структуры и состояния локальных флористических и фаунистических ком-
плексов — сосудистых растений, лишайников, шляпочных и дереворазрушающих грибов,
насекомых и позвоночных животных (тема «Производные леса ландшафтов запада таежной
зоны России: история формирования, динамика, биоразнообразие» (2017-2019 гг, № по Госза-
данию: 0220-2014-0007).
На наш взгляд, перспективность исследований лесов на ландшафтной основе очевидна и
определена тем, что уже на протяжении многих десятилетий в результате рубок лесной покров
таежной зоны европейской России подвергается широкомасштабной и нередко необратимой
трансформации. Она вызывает адекватные изменения биоты и природной среды в целом.
В этих условиях при планировании многоцелевого (многоресурсного) лесопользования, сба-
лансированного по экологическим и хозяйственным параметрам, на обширных таежных про-
странствах очевидной является недостаточность традиционного оперирования отдельными
пространственно разобщенными участками (на уровне типа леса). Существует явная необхо-
димость управления целыми территориями в их тех или иных естественных границах. Для это-
го необходимы фундаментальные знания в области ландшафтной экологии лесов — на уровне
массивов в пределах различных физико-географических единиц. Накопленный опыт открывает
36
простор для развития ландшафтно-экологических исследований таежных лесов на основе уже
полностью экспериментально подтвержденных и опробованных положений и их практическо-
го применения.
1. Волков А.Д., Громцев А.Н., Еруков Г.В. и др. Экосистемы ландшафтов запада средней тайги (струк-
тура, динамика). Петрозаводск,1990. 284 с.
2. Волков А.Д., Громцев А.Н., Еруков Г.В. и др. Экосистемы ландшафтов запада северной тайги
(структура, динамика). Петрозаводск, 1995. 194 с.
3. Воронова В.С., Раменская М.Л., Ронконен Н.И. // Лесовозобновление на вырубках Северной Каре-
лии в связи с особенностями ландшафта // Ученые записки Карельского педагогического института.
1966. Т.19. С. 3-8.
4. Громцев А.Н. Ландшафтные закономерности структуры и динамики среднетаежных сосновых лесов
Карелии. Петрозаводск, 1993. 160 с.
5. Громцев А.Н. Ландшафтная экология таежных лесов: теоретические и прикладные аспекты. Петро-
заводск, 2000. 144 с.
6. Громцев А. Н., Карпин В. А., Петров Н. В., Туюнен А. В. Леса биогеографических коридоров между
Фенноскандинавским щитом и Русской равниной: природные особенности, современное состояние
и экологическое значение // Сибирский лесной журнал. 2016. № 6. С. 26-37.
7. Громцев А.Н. Оценка разнообразия лесных сообществ // Разнообразие биоты Карелии: условия
формирования, сообщества, виды. Петрозаводск, 2003а. С. 49-54.
8. Громцев А.Н. Ландшафтные эталоны коренных лесов / /Разнообразие биоты Карелии: условия фор-
мирования, сообщества, виды. Петрозаводск, 2003б. С. 55-60.
9. Громцев А.Н. Основы ландшафтной экологии европейских таежных лесов России. Петрозаводск,
2008а. 238 с.
10. Громцев А.Н. Ландшафтный подход при исследованиях структурного разнообразия таежных лесов //
Мониторинг биологического разнообразия лесов России: методология и методы. М., 2008б. С. 130-158.
11. Громцев А.Н., Петров Н.В. Наиболее уязвимые леса северо-запада таежной зоны России: ландшафт-
ные особенности, современное состояние, сохранение // Труды СПб научно-исследовательского ин-
ститута лесного хозяйства. 2016. №2. С. 4-16.
12. Ильчуков С.В. Антропогенная трансформация структуры лесного покрова в среднетаежных ланд-
шафтах Прилузского лесхоза (Республика Коми) // Коми научный центр УрО РАН, научные докла-
ды. 2005. Вып. 83. Сыктывкар, 2005. 20 с.
13. Ильчуков С. В. Оценка антропогенной трансформации структуры лесного покрова в среднетаежных
ландшафтах Республики Коми // Лесоведение. 2007. № 2. С. 28-36.
14. Киреев Д.М. Лесное ландшафтоведение: учеб. пособие. СПб., 2007. 540 с.
15. Ландшафтно-экологическое планирование. Проект Tacis «Управление лесными ресурсами на севе-
ро-западе России: Карельский проект FDRUS9507». Коллектив авторов. Петрозаводск, 1999. 64 С.
16. Леса и их многоцелевое использование на северо-западе европейской части таежной зоны России.
Проект «Многоцелевое экологически ориентирование лесопользование: возрождение традиций EU
FP 7 Karelia ENPI CBC, KA401». Коллектив авторов. Петрозаводск, 2015. 190 с.
17. Морозов Г.Ф. Учение о лесе. М.; Л., 1949. 456 с.
18. Научное обоснование развития сети ООПТ в Республике Карелия. Коллектив авторов. Петроза-
водск, 2009. 116 с.
19. Общие принципы стратегии лесопользования и лесовыращивания на ландшафтно-типологической
основе. Коллектив авторов. СПб., 1994. 136 с.
20. Раменская М.Л. К типологии лесных ландшафтов Карелии//Возобновление леса на вырубках и вы-
ращивание сеянцев в питомниках. Петрозаводск, 1964. С. 5-21.
21. Раменская М.Л. Особенности лесного покрова основных ландшафтов Карелии//Проблемы совре-
менной ботаники. М.; Л.. 1965. С. 282-285.
22. Раменская М.Л. Физико-географические особенности и лесные ландшафты // Лесовосстановление в
Карельской АССР и Мурманской области. Петрозаводск, 1975. С. 4-35.
23. Раменская М.Л, Шубин В.И. Природное районирование в связи с вопросами лесовосстановления //
Лесовосстановление в Карельской АССР и Мурманской области. Петрозаводск, 1975. С. 180-197.
24. Ронконен Н.И. Вырубки и естественное лесовозобновление на них // Лесовосстановление в Карель-
ской АССР и Мурманской области. Петрозаводск, 1975. С. 36-65.
25. Салтыков А.Н. Ландшафтные особенности формирования еловых типов леса Онего-Северодвин-
ского водораздела: автореф. … канд. канд. сельхоз. наук. Харьков, 1991. 20 с.
37
26. Сельговые ландшафты Заонежского полуострова: природные особенности, история освоения и со-
хранение. Коллектив авторов. Петрозаводск, 2013. 180 с.
27. Скальные ландшафты Карельского побережья Белого моря: природные особенности, хозяйственное
освоение, меры по сохранению. Коллектив авторов. Петрозаводск, 2008. С. 212.
28. Столяров Д.П., Бурневский Ю.И., Романюк Б.Д. Географические ландшафты и лесные экосистемы //
Лесное хозяйство. 1992. N12. С. 22-24.
29. Столяров Д.П., Бурневский Ю.И., Романюк Б.Д. Особенности структуры лесного фонда и роста дре-
востоев по географическим ландшафтам Ленинградской области // Экологические предпосылки и
последствия лесохозяйственной деятельности. СПб., 1992. С. 3-8.
30. Туюнен А.В., Громцев А.Н. Оптимизация использования зеленых зон в условиях таежной зоны на
ландшафтной основе // Лесной журнал. 2009. Вып. 3. С. 47-54.
ãÄçÑòÄîíçéÖ èêéÖäíàêéÇÄçàÖ êÖÉàéçÄãúçõï

ëàëíÖå éëéÅé éïêÄçüÖåõï èêàêéÑçõï íÖêêàíéêàâ
(çÄ èêàåÖêÖ ëÇÖêÑãéÇëäéâ éÅãÄëíà)
Гурьевских О.Ю.
Уральский государственный педагогический университет, Екатеринбург, Россия,
gurevskikho@mail.ru
LANDSCAPE PLANNING OF REGIONAL SYSTEMS OF SPECIALLY PROTECTED

NATURAL AREAS (ON THE EXAMPLE OF SVERDLOVSK REGION)
Gurevskikh O.Y.
Ural state pedagogical University, Yekaterinburg, Russia, gurevskikho@mail.ru
Abstract: The article is devoted to the problem of landscape substantiation and development of
regional systems of specially protected natural areas. The relevance of research is determined by the
need to address the problem of maintaining landscape diversity and the stability of the geographical
environment in conditions of increasing anthropogenic load. One of the ways to solve this problem is to
create a geographically representative system of SPNA. Planning of such a system is possible only on a
landscape basis using modern landscape maps. This research is devoted to solving this problem at the
regional level.
The research was carried out on the territory of the Sverdlovsk region, which is distinguished by
various landscape structure. The network of natural reserves, which has developed on the territory of
the region has a long history, was formed mainly empirically without prior scientific justification. As a
result, it is characterized by low efficiency in terms of preserving landscape diversity. The paper pre-
sents the results of an inventory, evaluation and targeted study of the territory of the Sverdlovsk
Region. Based on the structural and spatial analysis, the specificity of the existing network results is
revealed. There is a disproportion between the objects of different purpose and its non-
representativeness. The methodology of the analysis of the geographical representativeness of the sys-
tem of protected objects is tested on the basis of the results of landscape mapping. It is proposed to use
the typology of landscapes to form a hierarchical structure of the system of regional SPNA. Offer has
been developed to improve the existing network of protected objects in the Sverdlovsk Region through
landscape planning using a medium-scale landscape map. The results of the research allow developing
a long-term concept for the development of the system of SPNA of the Sverdlovsk region, directions
and measures to optimize its functioning.
История формирования заповедного фонда Свердловской области насчитывает сотни лет,
начиная от развития идей охраны природы до современной стадии научного обоснования регио-
нальной системы особо охраняемых природных территорий (ООПТ). За многовековой период
сложилась сеть природных резерватов, представленная всеми формами, статус которых регла-
ментирован федеральным законом «Об особо охраняемых природных территориях» (табл. 1).
38
Таблица 1
Структура современной сети ООПТ Свердловской области
Суммарная Доля от площади области (%)
Категория ООПТ Количество
площадь (км2) (S=194307 км2)
Заповедники 2 1136,4 0,58
Национальные парки 1 493,7 0,25
Природные парки 4 1404,5 0,72
Заказники 55 9454,9 4,87
Генетические резерваты 111 1 096,3 0,56
Памятники природы 424 461,3 0,24
Лесные парки 19 135,3 0,07
Дендропарки и ботанические сады 3 0,23 0,0002
Особо защитные участки леса вокруг глухари-
994 272,5 0,14
ных токов
Итого: 1613 14455,13 7,4
Структурный анализ сети ООПТ Свердловской области позволяет выявить диспропорцию

между природными резерватами разного типа и назначения. Наблюдается преобладание объ-
ектов специализированного профиля (94,3% от общего числа), существенно меньшая доля
(5,7%) приходится на объекты комплексного назначения [Государственный доклад…, 2016].
К числу последних относятся заповедники, национальный парк, природные парки, ландшафт-
ные заказники и памятники природы. Преобладание специализированных резерватов свиде-
тельствует о направленности сети на сохранение уникальных природных объектов (памятники
природы), особо ценных, редких или исчезающих видов животных и растений (генетические
резерваты лесообразующих пород, защитные участки вокруг глухариных токов, видовые за-
казники).
Удельный вес охраняемых объектов федерального и регионального значения в Свердлов-
ской области (2017 г.) составляет 7,4%. Существенная часть от этого (2,9%) приходится на
охотничьи заказники — временные формы охраны. Без учета этой категории, доля бессрочных
ООПТ — 4,5% от площади области, что, крайне недостаточно. Суммарная площадь природных
резерватов комплексного профиля с неограниченным сроком действия составляет 3,45% от
площади области, против 3,95%, приходящихся на специализированные объекты. Таким обра-
зом, современная сеть ООПТ, несмотря на кажущуюся полноту, недостаточно эффективна для
сохранения типичных природных комплексов, а следовательно нуждается в расширении за
счет организации постоянных охраняемых объектов комплексного назначения.
Пространственный анализ сети ООПТ Свердловской области производился путем распре-
деления существующих резерватов по единицам природного деления. Основные показатели
при этом: 1) число охраняемых объектов на территориальную единицу; 2) процент занимаемой
площади. Исторически сложилось так, что статистический учет, планирование и практическая
охрана природных объектов осуществляется по административно-хозяйственным образовани-
ям. Поэтому распределение природных резерватов в пределах области наиболее часто произ-
водится по административным районам, что не дает возможности учета географической репре-
зентативности. Наиболее рационально оценочное исследование на основе карт природного
деления путем распределения ООПТ по единицам районирования и ландшафтного картогра-
фирования.
На территории Свердловской области четко выражена неравномерность размещения охра-
няемых объектов по природным регионам. Недостаточно представлены в сети ООПТ северота-
ежные провинции Западно-Сибирской равнинной страны; почти нет охраняемых объектов
в горной части Северного Урала; имеются резервы для выявления охраняемых территорий
и в других природных регионах. Аналогичная картина, демонстрирующая нерепрезентатив-
ность сети ООПТ прослеживается при пространственном анализе результатов среднемасштаб-
ного ландшафтного картографирования. Ландшафтная структура Свердловской области вклю-
39
чает 8 классов, 21 подкласс, 47 родов, 71 вид и 13 подвидов ландшафтов [Гурьевских и др.,
2016]. Согласно применяемой методике ландшафтного обоснования каждая типологическая
единица, выделенная в результате картографирования, должна быть представлена, по меньшей
мере, одним типичным эталонным участком с установленным режимом особой охраны. По-
средством оценочного анализа ландшафтной структуры теоретически определено минималь-
ное число резерватов, необходимых для сохранения ландшафтного разнообразия территории и
количественное соотношение объектов разной формы и режима охраны. В соответствии с ко-
личеством видов (71), подклассов (21) и классов (8) ландшафтов минимальное число объектов
комплексного назначения должно составить 71 (включая 20 крупноплощадных, в том числе
7 заповедников) с таким расчетом, чтобы каждый таксон был представлен объектом соответст-
вующего статуса.
Качественный анализ наиболее приемлем при оценке представленности высших таксонов
типологии ландшафтов крупноплощадными охраняемыми объектами. Однако для определения
репрезентативности необходим учет всех категорий ООПТ. Возможность такого учета дают
количественные методы анализа. При оценке репрезентативности инвариантных единиц коли-
чественный анализ производился путем вычисления значений индекса заповедности по видам
ландшафтов, а затем полученные значения обобщались по остальным единицам классифика-
ции. Ценность применения индекса заповедности заключается в том, что при его подсчете
учитываются все категории ООПТ, включая малоплощадные. Анализ величин данного показа-
теля позволяет устанавливать ландшафтные единицы, не имеющие крупноплощадных объек-
тов, но в достаточной степени охваченные охраной за счет малых резерватов, т. е. являющиеся
репрезентативными. Определение репрезентативности таких единиц позволяет корректировать
предложенное количество перспективных объектов. Так, если подкласс ландшафтов не пред-
ставлен крупноплощадными резерватами, а суммарная площадь ООПТ велика, актуальность
выделения охраняемых объектов в этом подклассе снижается. Таким образом, в частности, был
выявлен подкласс среднегорных северотаежных умеренно-континентальных ландшафтов, не
представленный крупноплощадными охраняемыми объектами, но в то же время имеющий
достаточно высокую долю ООПТ — 14,2%, соответственно не являющийся приоритетным при
выделении резерватов. Поскольку в остальных подклассах показатель доли ООПТ изменяется
от 0,04 до 6,5%, что ниже рекомендуемых оптимальных значений (10-12%) [Максаковский,
1996], эти единицы нуждаются в дополнительной организации охраняемых объектов. Таким
образом, анализ величин индекса заповедности выявил репрезентативность одного подкласса
ландшафтов, что позволило снизить рекомендуемое количество перспективных крупнопло-
щадных ООПТ до 12 объектов.
Наиболее детально количество резерватов, необходимых для сохранения ландшафтного
разнообразия исследуемой территории устанавливается на основе анализа индекса заповедно-
сти по видам ландшафтов. На исследуемой территории значения этого показателя изменяются
от 0 до 39,2%, причем в 60 видах из 71 на долю охраняемых территорий приходится от 0 до
5%. Таким образом, резерв и потенциал исследуемой территории в развитии системы ООПТ
достаточно высок.
Ранжирование видов ландшафтов по величине индекса заповедности позволило выделить
следующие группы, характеризующиеся сходством в направлении дальнейшего развития при-
родных резерватов: 1) виды ландшафтов, не представленные ООПТ (0%), нуждающиеся в пер-
воочередном проектировании и организации охраняемых территорий; 2) виды ландшафтов,
очень слабо представленные ООПТ (доля заповедных территорий 0-2%), нуждающиеся в про-
ектировании и организации новых охраняемых объектов; 3) виды ландшафтов, слабо пред-
ставленные ООПТ (2-5%), требующие организации новых резерватов или увеличения площади
действующих объектов; 4) виды ландшафтов, недостаточно представленные ООПТ (5-10%),
требующие увеличения площади имеющихся резерватов или организации новых; 5) виды
ландшафтов, достаточно представленные ООПТ (>10%), нуждающиеся в оптимизации состоя-
ния и охраны.
Таким образом, оценка репрезентативности позволила выявить ландшафтные единицы,
нуждающиеся в организации охраняемых объектов; определить количество резерватов, недос-
тающее для сохранения ландшафтного разнообразия территории Свердловской области и ус-
40
тановить очередность проведения природоохранных мероприятий. Анализ обеспеченности
ландшафтных единиц охраняемыми объектами позволил определить число резерватов факти-
чески необходимых для сохранения ландшафтного разнообразия исследуемой территории. Ре-
презентативность ООПТ устанавливалась посредством приемов качественного и количествен-
ного анализа: а) путем определения принадлежности действующих резерватов к единицам
ландшафтного картографирования соответствующего ранга; б) путем вычисления доли охра-
няемых объектов от площади соответствующего ландшафтного выдела. В результате выявле-
ны ландшафтные единицы, недостаточно охваченные охраной и нуждающиеся в выделении
эталонных охраняемых участков: 60 видов (в том числе 9 не представленных в сети ООПТ),
12 подклассов и 2 класса ландшафтов. Для сохранения ландшафтного разнообразия исследуе-
мой территории необходима организация 60 объектов комплексного назначения, включая
12 крупноплощадных, в том числе 2 заповедника.
Согласно Концепции развития системы особо охраняемых природных территорий Россий-
ской Федерации, принятой на период до 2020 года, важнейшей задачей в области совершенст-
вования деятельности служит формирование географически репрезентативной сети охраняе-
мых объектов [Распоряжение…, 2011]. В этом документе поднята проблема ландшафтного
обоснования перспективной системы ООПТ, и это, несомненно, важный положительный шаг.
Следует, однако учитывать, что в Концепции говорится о федеральных категориях. Региональ-
ные и местные категории охраняемых объектов, общее число которых в пределах России свы-
ше 60, не учитываются.
В нормативно-правовых документах, разработанных для отдельных регионов, проблема
перспективного планирования ООПТ обозначается крайне схематично. В соответствии с Кон-
цепцией экологической безопасности Свердловской области, развитие сети особо охраняемых
природных территорий предусматривает: 1) расширение площади охраняемых территорий и
обеспечение устойчивого функционирования действующих ООПТ; 2) сохранение и восстанов-
ление биологического разнообразия растительного и животного мира [Концепция…, 2009].
Никакой речи о необходимости ландшафтного обоснования и создания научно-обоснованной
географически репрезентативной системы ООПТ не идет.
Факт слабого учета научных достижений в региональной природоохранной практике оче-
виден. Процесс формирования системы ООПТ Свердловской области не является рациональ-
ным. Тенденция эмпирического выделения охраняемых территорий, свойственная прошлым
векам, сохраняет свое ведущее значение. Новые охраняемые объекты по-прежнему выделяют-
ся «стихийно». Научное обоснование, предлагаемых для охраны участков, приводится только
для наиболее крупных категорий ООПТ — заповедников и национальных парков. Для осталь-
ных форм (заказников, памятников природы и т. д.) обоснование дается в краткой форме и за-
частую сводится лишь к указанию цели их организации безотносительно к процессу сохране-
ния ландшафтного и биологического разнообразия.
1. Государственный доклад «О состоянии и об охране окружающей среды Свердловской области в
2015 году». Екатеринбург, 2016. 312 с.
2. Гурьевских О.Ю., Капустин В.Г., Скок Н.В., Янцер О.В. Физико-географическое районирование и
ландшафты Свердловской области: монография / под ред. О.Ю. Гурьевских. Екатеринбург: ФГБОУ
ВО Урал. гос. пед. ун-т, 2016. 280 с.
3. Максаковский Н.В. Принципы выбора территорий для парков в урбанизированных районах России:
(на примере Московского столичного региона): дис. ... канд. геогр. наук. М., 1996. 293 с.
4. Концепция экологической безопасности Свердловской области на период до 2020 года // Постанов-
ление Правительства Свердловской области от 28.07. 2009 г. № 865-ПП: http://www.
mprso.ru/articles/img/ohrana_865pp.doc (дата обращения 10.07.2016).
5. Распоряжение Правительства РФ от 22 декабря 2011 г. N 2322-р. О концепции развития системы
особо охраняемых природных территорий федерального значения на период до 2020 г.:
http://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/70016598/ (дата обращения 25.01.2017).
41
ãÄçÑòÄîíçéÖ êÄâéçàêéÇÄçàÖ äÄä éëçéÇÄ ÉÖéùäéãéÉàóÖëäéâ
éñÖçäà Ñãü ñÖãÖâ êÖÉàéçÄãúçéÉé èãÄçàêéÇÄçàü
Заиканова И.Н.
Институт геоэкологии имени Е.М. Сергеева РАН, Москва, Россия, izaikanova@yandex.ru
LANDSCAPE ZONING AS A BASIS FOR GEOENVIRONMENTAL EVALUATION

FOR REGIONAL PLANNING PURPOSES
Zaikanova I.N.
Sergeev Institute of Environmental Geoscience, Russian Academy of Sciences, Moscow, Russia,
izaikanova@yandex.ru
Abstract: The major criterion of safety and reliability of region-planning systems (RPS) is
geoecological assessment. Its ignoring may lead to activation of hazardous natural processes and phe-
nomena in RPS and, therefore, to the loss of resilience. The landscape condition is predominantly de-
termined by the history of natural development and land conversion of the territory. The landscape
condition depends on: stability of the geological environment, intensity and features of dynamic pro-
cesses, regime of underground waters, heat and moisture balance. Lithogenic basis is the component
which defines regional features of natural complexes and region-planning activity of a man.
Для разработки комплексных схем градостроительного развития территорий, согласно
принятой методике [Заиканов, Минакова, 2005], в качестве базового компонента оценки со-
ставляется ландшафтная карта и производится анализ ландшафтных особенностей территории
области, которые также рекомендуется использовать в качестве самостоятельного компонента
работ по разработке комплексных схем. На последующих этапах геоэкологической оценки
территории особую важность приобретает учет, классификация и разработка рекомендаций
относительно развития инженерно-геологических процессов (ИГП), которые выносятся на
карту и являются одним из важнейших факторов дальнейшей дифференциации территории.
В зависимости от типа использования территории градостроительного развития на основании
такой карты возможен прогноз развития ИГП и их воздействия на сооружения и другие объек-
ты инфраструктуры территории.
Согласно существующим подробно обоснованным представлениям [Исаченко, 1991;
Солнцев, 2001; Сочава, 1978], ландшафт — фундаментальное понятие комплексной физиче-
ской географии; представляет собой территорию, однородную по своему происхождению и
истории развития, обладающую единым геологическим фундаментом, однотипным рельефом,
общим климатом, единообразным сочетанием гидротермических условий, почв, биоценозов и
закономерным набором морфологических частей — фаций и урочищ. Принимая во внимание
указанные выше особенности, при выделении ландшафтов учитывается весь комплекс природ-
ных компонентов, а в легенде к карте ландшафтного районирования дается характеристика
каждого из них, что позволяет оценить природно-ресурсный потенциал и стабильность выде-
ленного на карте комплекса, необходимые для геоэкологической оценки территории. Это по-
зволяет отказаться от использования карт отдельных компонентов ландшафта, что значительно
упрощает решение задачи регионального планирования.
В понятие «ландшафт» со времени его введения в научный обиход и до сих пор вкладыва-
ется различное содержание. В учении о географическом ландшафте принято ландшафт пони-
мать как индивидуальную единицу физико-географического деления территории. ГОСТом
предусмотрено употребление термина «ландшафт» только как общего понятия. В этом случае
он синоним таких терминов как природный территориальный комплекс, природная геосисте-
ма, пейзаж. В наших исследованиях мы придерживались взглядов, принятых у географов.
Учитывая особо важную роль геолого-геоморфологических факторов в формировании
ландшафтов, в качестве основы карты ландшафтного районирования для целей геоэкологиче-
ской оценки специально разрабатывались карты геолого- геоморфологической структуры тер-
риторий, составленные преимущественно по типологическому принципу.
42
Известно, что основы ландшафтоведения разрабатывались первоначально на опыте иссле-
дований равнинных ландшафтов Европейской части России, конкретно, в зоне распростране-
ния древних покровных оледенений или зон их воздействия — водно-ледниковых, перигляци-
альных и т. д. Действующие здесь процессы затрагивают верхние слои поверхностных
осадочных отложений, а формирующиеся геосистемы обусловлены процессами, действовав-
шими в четвертичный период и относящимися преимущественно к экзогенным. Роль тектони-
ки здесь практически не учитывалась, в силу ее малых проявлений.
Совершенно иные подходы к ландшафтному картографированию необходимо применять
при исследовании горных систем. При составлении карт ландшафтного районирования для
целей составления Схем территориального развития автор столкнулся с необходимостью са-
мостоятельной разработки метода ландшафтного анализа территорий, отличного от приме-
нявшегося для равнин, а также при составлении ландшафтных карт, например, горной системы
Алтая [Атлас, 1978] и др. горных территорий. В случае подготовки карты для последующего
использования ее для геоэкологической оценки территорий градостроительного развития не-
обходимо было создать такую иерархическую, эквивалентную по рангу и масштабу систему
ландшафтов, которая могла бы применяться как на равнинных, так и в горных регионах и их
секторах.
Особенности формирования ландшафтов горных районов имеют свои существенные зако-
номерности и специфику. Здесь в качестве важнейшего фактора ландшафтной дифференциа-
ции выступают абсолютная (или относительная) высота исследуемой территории, действую-
щие геологические процессы и другие факторы, также определяемые как «литогенная основа».
Если в случае равнинных ландшафтов перепады высот и экспозиция имели подчиненное зна-
чение, а главную роль играли механический состав и генезис пород, то в горных районах они
выступают в качестве определяющих, причем, не на уровне единиц морфоструктуры ландшаф-
та, как это могло быть на равнине, но часто зональных, определяя вертикальную поясность и
ее границы.
Различным для равнинных и горных территорий будет и подход к изучению генезиса при-
родных территориальных комплексов, входящий в легенду карты. Горные территории, в отли-
чие от равнинных, образуются скальными породами, с жесткими кристаллизационными, не
изменяющимися при увлажнении, связями (магматические, метаморфические, некоторые оса-
дочные карбонатные на кремнистом цементе породы, а также пирокластические и др. породы),
а их трансформация во времени подчиняется не только действию экзогенных процессов, как
это преимущественно имеет место на равнинах, но и эндогенных. В этом отношении интересно
привести пример Республики Алтай, где в результате тектонической деятельности на отметки
высокогорий, для которых характерны горные тундры, были подняты территории, ранее зани-
маемые степями или лесами (Улаганское межгорное плато), частью сохранившими свой преж-
ний облик. В связи со сказанным выше, ландшафтная дифференциация горных территорий
требует разработки более сложных подходов и учета большего комплекса факторов.
Надо отметить также, что современное развитие рельефа и формирование поверхностных
отложений в горных и равнинных территориях определяют и различные спектры действующих
экзогенных процессов. В целом, отложения платформенного чехла отличаются большей стати-
кой. Древние материковые оледенения равнин и сформировавшиеся в результате формы рель-
ефа значительно отличаются по своим параметрам от современных оледенений в горных сис-
темах, оказывающих влияние на их рельеф и геологические процессы. Кроме того, даже
сходные геологические процессы, например, такие как денудация, эрозия, карст и, особенно,
криогенные — в равнинных и горных территориях протекают не только с разной скоростью,
но и по-разному.
Таким образом, важным дополнением ландшафтных исследований в горных районах яв-
ляются учет тектонических факторов и особенностей структуры кристаллического фундамен-
та, которые практически никогда не учитываются на равнинных территориях. Горный рельеф
оказывает настолько большое дифференцирующее влияние на климатическую обстановку и
физико-географические процессы, что пространственная дифференциация ландшафтов в горах
становится необычайно сложной.
Ставя во главу угла формирование геолого-геоморфологических условий (генезис терри-
тории), необходимо отметить, что их исследование, а значит и самих ПТК, может существенно
43
различаться не только от места к месту, но и в зависимости от масштаба исследований. Иерар-
хическое строение ландшафта — одно из важнейших его свойств. Ландшафты суши чрезвы-
чайно многообразны; в зависимости от степени сходства (по генезису, структуре, морфологии)
они могут быть классифицированы как типы, классы, виды, то есть объединены по типологи-
ческому принципу. В связи с этим в зависимости от ранга территории, для которой составля-
ются планы территориального развития, может изменяться и ранг природных территориаль-
ных комплексов, которые выносятся на ландшафтную карту. При этом, когда обособляемые в
зависимости от масштаба комплексы имеют размеры достаточные для того, чтобы получить
индивидуальное название, например, Русская равнина, горы Саяны, долина Оби, Теректинский
хребет, Чуйская котловина и т. д. — могут выделяться одноименные индивидуальные единицы
ландшафтного районирования.
В качестве примера подхода к выделению типологических и индивидуальных единиц
ландшафтной дифференциации территорий может также служить Горный Алтай. Как указыва-
лось ранее, основным принципом ландшафтной дифференциации территории является выде-
ление регионов, имеющих сходное геологическое строение, рельеф и генезис. По этому прин-
ципу было выделено 9 основных типов ландшафтов: предгорья, низкогорья, среднегорья,
высокогорья, высокогорные нагорья, высокогорные альпийские хребты, межгорные плато,
межгорные котловины и интразональные ландшафты развитых долин крупных рек. После-
дующее деление на виды ландшафтов производилось с учетом геологического сложения по-
род. Поскольку последнее очень многообразно и претерпело значительные изменения под воз-
действием современных и древних геологических процессов, было решено обособлять виды
ландшафтов по преобладанию генетических типов пород: терригенных, интрузивных, мета-
морфических, вулканических и т. д. или их характерных сочетаний. Естественно, что выделен-
ные виды ландшафтов (всего 25), в отличие от типов ландшафтов, являются индивидуальными
единицами. На этом примере хорошо видно, как деление типологическое на определенной ста-
дии исследований дополняется, а иногда и фактически становится индивидуальным.
Кроме ландшафтных систем морфоструктурного типа, которые выделяются по относи-
тельной повторяемости морфологических структур элементов и генетической однородности,
существуют еще и парагенетические геосистемы, созданные на градиентной или функцио-
нально-динамической основе. Парагенетические ландшафтные системы — это территориально
сопряженные морфоструктурные природные комплексы, объединенные на градиентной (дина-
мической) основе латеральными вещественно-энергетическими потоками. Примером таких
систем являются выделяемые во всех исследуемых территориях речные долины, которые вхо-
дят в состав интразональных типов ландшафтов. Особо необходимо отметить широкое распро-
странение парагенетических систем в горных областях, где они образуют сложные системы
хребтов, состоящие из комплексов склонов разных экспозиций, зональных поясов, комплекса
эрозионных и экзарационных форм; межгорных котловин; нагорий и т. д. Как показали наши
исследования, несколько менее развиты парагенетические геосистемы на равнинных террито-
риях, где большее развитие имеют ареалы, которые приурочены к областям распространения
пород того или иного генезиса, например, моренно-зандровые, аллювиально-водно-
ледниковые и озерно-водно-ледниковые ландшафты Смоленской области; или водно-
ледниковые аккумулятивные, водно-ледниковые денудационные, водно-ледниковые аккуму-
лятивные на пластовом основании Алтайского края. Хотя и здесь они имеют развитие там, где
формируются эрозионные формы, но парагенетическими геосистемами в данном случае явля-
ются не выделяемые единицы ландшафтной дифференциации, а составляющие их комплексы
более низкого ранга, например, холмы в пределах моренной равнины Смоленской области, ов-
раги на эрозионно-аккумулятивном ландшафте Белгородской области и т. д. Иными словами, в
горных областях парагенетическими системами являются единицы ландшафтного картографи-
рования, а на равнинах — чаще элементы их морфологической структуры, что связано с менее
активным переносом вещества и энергии на равнине.
Глубокое изменение природных ландшафтов привело к формированию качественно иного
объекта ландшафтоведения — антропогенного или природно-антропогенного ландшафта.
Именно на этом этапе особенную важность приобрело детальное изучение геолого-
геоморфологических особенностей территории и выделение структур литогенной основы. Это
44
связано с тем, что при освоении человеком территории, связанном со строительством, про-
кладкой коммуникаций, распашкой, мелиорацией, вырубкой лесов и т. д., происходит разру-
шение в той или иной степени всех природных компонентов ландшафта, но при этом самыми
устойчивыми и наименее подверженными изменениям остаются именно геолого-геоморфо-
логические особенности территории, а также действующие ИГП, они и будут определять тен-
денции будущего формирования природно-антропогенных комплексов. Им должно быть уде-
лено предпочтительное внимание.
Спецификой ландшафтного подхода к решению задач территориального планирования яв-
ляется качественная оценка особенностей природных компонентов региона. На этапе выбора
путей его развития встает вопрос сравнительной оценки территорий для выбора варианта ее
развития, размещения промышленных и иных объектов и т. д. Для этой цели предполагается
использование сравнительного анализа, произведенного автором [Заиканова, 2015] на примере
нескольких субъектов Федерации, в основу которого положена специально разработанная ие-
рархия равнинных и горных систем, эквивалентных по рангу и масштабу.
Ландшафтоведение с первых этапов своего развития приобрело ясно выраженную при-
кладную направленность, в дальнейшем сфера практического приложения ландшафтной тео-
рии значительно расширилась. При геоэкологической оценке территорий для целей территори-
ального планирования важно отметить такие направления: специализированная типизация
природных территориальных комплексов, более широкое и глубокое изучение геологического
строения территории и развития на ней инженерно-геологических процессов, оценка ПТК с
точки зрения их пригодности для разных видов практического использования, рекомендации
по охране природы, в частности, размещения особо охраняемых природных территорий и, на-
конец, разработка прогноза ожидаемых изменений природных систем при разных вариантах
развития территории.
1. Алтайский край. Атлас: в 2 т. М.; Барнаул, 1978.
2. Заиканов В.Г., Минакова Т.Б. Геоэкологическая оценка территорий. М.: Наука, 2005. 319 с.
3. Заиканова И.Н. Основные принципы сравнительного анализа геосистем для геоэкологической оцен-
ки регионов // Геоэкология. 2015. №6. С. 561-568.
4. Исаченко А. Г. Основы ландшафтоведения и физико-географическое районирование. М.: Высшая
школа, 1991. 366 с.
5. Солнцев Н.А. Учение о ландшафте (избранные труды). М.: Изд-во Моск. ун-та, 2001. 384 с.
6. Сочава В. Б. Введение в учение о геосистемах. Новосибирск: Наука, Сибирское отделение, 1978. 319 с.
ãÄçÑòÄîíçÄü Éàë äÄä àçëíêìåÖçí éñÖçàÇÄçàü

à èãÄçàêéÇÄçàü àëèéãúáéÇÄçàü áÖåÖãú1
Истомина Е.А.
Институт географии имени В.Б. Сочавы СО РАН, Иркутск, Россия, elenaistoma@gmail.com
LANDSCAPE GIS AS A TOOL FOR LAND ASSESSMENT AND PLANNING

Istomina E.A.
V.B. Sochava Institute of Geography SB RAS, Itrutsk, Russia, elenaistoma@gmail.com
Abstract: Landscape approaches adopted in Russian environmental science have an important
role in the generation of landscape-typological maps, which concentrate geographical knowledge re-
garding territorial diversity, landscape genesis, hierarchy, dynamics, evolution, sustainability, etc.
Physical landscapes, or geosystem or ecosystem complexes, may provide a scientific foundation and a
suitable basis for making different thematic maps (e.g. ecological zoning, landscape planning). The
1
Работа выполнена в рамках программы НИР Института географии им. В. Б. Сочавы СО РАН при час-
тичной поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (проекты 17-05-00588, 16-05-00902).
45
concept of landscape GIS is being formed. Landscape GIS is geoinformation database created on the
basis of the landscape-typological map. The first block of such a GIS consists of algorithms for the
formation of a landscape map and a database that are tied to landscape contours. The second block in-
cludes updating the GIS with information, a set of algorithms and a knowledge base necessary for solv-
ing problems of interpretation mapping, estimation and planning of lands. The GIS-technology of land-
scape-interpretative mapping has been used for different kind of zoning and assessment in Lake Baikal
region and Southern Portugal: evaluation of game animal recourses of Slyudyanka region, landscape
planning of the Selenga river delta (Pribaykalye, Russia) as well as economical evaluation of ornitho-
logical resources, zoning of possibilities and limits for the infrastructure development of hiking trails
for the territory of Ria Formosa Natural Park (Portugal).
Прикладное ландшафтоведение развивается в России с 30-х годов прошлого столетия, а
вопросы учета определяющей природной основы высказывались еще В.В. Докучаевым в конце
19 века [Ландшафтно …, 2005]. В середине 20 века проводилось большое количество совеща-
ний и семинаров по ландшафтному картографированию на которых обсуждались также вопро-
сы прикладного картографирования для целей народного хозяйства. В.Б. Сочава отмечал, что
природные характеристики ландшафта всегда значимы при организации территории и разви-
вал ландшафтно-географический подход, в основе которого лежит положение о необходимо-
сти типизации земель для сельскохозяйственных целей на базе ландшафтной классификации
географической среды [Сочава, 1965, 1978]. Среди задач, решаемых на ландшафтной основе
являются агроландшафтная типология земель для целей сельского хозяйства и земельного ка-
дастра, оценка экосистемных услуг [Bastian и др., 2015] и многие другие. Однако использова-
ние ландшафтных карт для прикладных целей требует особой их трактовки, основанной на
специальных знаниях и алгоритмах интерпретации. Все эти элементы становятся составляю-
щими ландшафтной ГИС.
Большинство исследователей приходит к мнению, что ландшафтная карта становится ба-
зовой основой формирования геоинформационных систем различного назначения [Трофимов,
Панасюк, 1984, Линник, 1990, Винокуров и др., 2000, Снытко и др., 2002]. В основном исполь-
зуются готовые авторские варианты ландшафтных карт для решения различных задач ланд-
шафтно-интерпретационного картографирования, промышленного проектирования и др. При
этом возникают особые задачи формализации баз данных ландшафтных карт [Шибких, 2002],
их сопоставления с картами переменных состояний, определение чувствительности, значения,
устойчивости и др. характеристик ландшафтов [Экологически…, 2002], интеграции баз данных
покомпонентных карт на основе сети ландшафтных выделов, пространственного анализа ин-
формации на основе ландшафтных карт, что позволяет находить всевозможные экономиче-
ские, экологические и др. показатели в разрезе различных ландшафтных типов.
Геоинформационные технологии бурно развиваются в последние десятилетия и в той или
иной мере используются широким кругом организаций. Это управленческие, научные, произ-
водственные, проектные и др. организации, использующие различные типы ГИС (Arc GIS,
QGIS, SAGA, MapInfo, Panorama, программные пакеты собственной разработки) на разнооб-
разной основе для решения различных задач. Речь пойдет о классе геоинформационных
систем, создаваемых на природной основе для решения задач ландшафтного планирования,
оценки земель, оптимизации землепользования и др. и учитывающих ландшафтную состав-
ляющую.
Первый блок такой, созданной на основе ландшафтно-типологической карты ГИС (ланд-
шафтная ГИС) состоит из алгоритмов формирования ландшафтной карты и базы данных,
привязанных к сетке ландшафтных контуров (выделы фаций, их таксономических объедине-
ний и переменных состояний — биогеоценозов) (рис. 1, блоки 1-4) [Ландшафтно…, 2005].
Блок включает сбор данных, подготовку и проведение полевых исследований, формирова-
ние алгоритмов обработки информации для создания ландшафтной карты, формирование ле-
генды карты (рис. 2), векторизацию и формализацию легенды карты (в случае использования
готовой ландшафтной карты) и привязку информации к сетке ландшафтных выделов.
46
Рис. 1. Блок-схема Ландшафтной ГИС
Рис. 2. Блок-схема геоинформационного картографирования ландшафтных комплексов:

1а — первичная обработка информации, векторизация, приведение в единую проекцию; 1б — подго-
товка проведения полевых исследований с использованием ГИС; 2 — выделение границ ландшафтных
выделов, основанное на различных методах; 3 — пополнение базы знаний при анализе информации;
4 — вычисление параметров моделей для каждого сегмента; 5, 6 — типизация выделов по различным
параметрам; 7 — сравнение параметров моделей отдельных выделов с параметрами эталонных выделов;
8 — определение ландшафтной принадлежности для каждого выдела и оформление карты
Примеры. Предложенные алгоритмы применялись при создании ГИС политики земле-

пользования Слюдянского района Иркутской области (проект ROLL 116GR3/ISC-98 г.) и ГИС
ландшафтного планирования территории дельты р. Селенга (Кабанский район, республика Бу-
рятия, 2002 г.), а также планирование туристической инфраструктуры наблюдения за птицами
Природного парка «Риа Формоза» (Португалия).
ГИС политики землепользования Слюдянского района создается на сетке биогеоценозов и
содержит базу лесотаксационных данных (125 показателей). При создании карт стоимостного
зонирования территории по запасам охотничье-промысловых ресурсов (рис. 3) каждый выдел
по набору показателей из базы данных относился к определенному классу свойственных уго-
дий (условий обитания охотничье-промысловых животных) (стрелка 1, рис. 3) [Истомина и др.,
2000]. Затем на основе системы знаний, содержащей плотности Nij j -го вида в i -м классе уго-
дий, цены cj одной особи j-го вида, ценности Сij единицы площади i-го класса угодий по j -му
виду и ценности Сi=  c i N ij единицы площади i-го класса угодий по всем видам, каждый
j
класс угодий оценивался по плотностям (2) и стоимостным показателям каждого вида охотни-
чье-промысловых животных (3) и всех видов в целом (4). В качестве дополнительной ограни-
чительной информации использовались карты ареалов животных (2).
Построены карты свойственных угодий, плотности населения животных в пределах ареала
для каждого вида, стоимостного зонирования охотничьих ресурсов, а также изолинейные оце-
ночные карты. Это позволило провести функциональное зонирование территории и дать реко-
мендации по рациональному использованию охотничье-промысловых ресурсов района.
47
Рис. 3. Блок-схема ландшафтной ГИС стоимостного зонирования охотничье-промысловых ресурсов
(пояснения в тексте)
Основой для формирования ландшафтной ГИС ландшафтного планирования района

дельты р. Селенги стала подробная ландшафтно-типологическая карта, созданная по техноло-
гии структурно-динамического картографирования с выделением контуров ранга группы фа-
ций [Экологически.., 2002, Ландшафтно…, 2005]. Дробность и информационная насыщенность
ландшафтной карты выбирались такими, чтобы в полной мере отражать современное состоя-
ние природной среды и особенности хозяйственного использования территории, рассматри-
ваемые как антропогенные видоизменения естественных ландшафтов.
Технология составления рамочного ландшафтного плана в масштабе М 1:100000 включала
последовательные этапы (рис. 4). На первом этапе формировалась информационная основа
ландшафтной ГИС в виде электронного варианта ландшафтной карты (стрелка 1, рис. 4), все
множество характеристик фаций выделено, упорядочено в факторную систему и закодировано.
Для каждой фации составлено подробное покомпонентное описание (паспорт фации, база дан-
ных). База дополнена характеристиками современного использования и нарушенности земель
(2), линейными топографическими объектами и картой правового зонирования территории.
Рис. 4. Общая циклическая схема геоинформационной технологии формирования

и использования ландшафтной карты в процедурах ландшафтного планирования.
Стрелки указывают направления потока информации (пояснение в тексте)
На основе ландшафтной ГИС строятся производные карты компонентов геосистем (почвы,

растительность, воды, виды и биотопы) (3). Для каждого компонента по совокупности сведе-
ний экспертами определяются показатели значения и чувствительности (в баллах) (4), цели (5)
и мероприятия (6) хозяйственного развития территории. Производится интеграция карт по-
компонентных целей и карты правового зонирования территории (7) для создания карты ин-
тегрированных целей территориального развития (8), на основе которой определяются меро-
приятия территориального развития (9). Итоговая карта как результат исследования в свою
очередь определяет требования к исходной информации (10), что замыкает цикл геоинформа-
ционного картографирования, в центре которого расположена ландшафтная карта.
48
Для территории природного парка «Риа Формоза» (Португалия) с применением ландшафт-
ной ГИС и методов геоинформационного ландшафтно-интерпретационного картографирования,
экстраполяции плотностей различных видов птиц, расчета комплексных показателей для оценки
орнитологических ресурсов, а также методов развития инфраструктуры произведено планирова-
ние туристической инфраструктуры наблюдения за птицами, включающей тропы и точки на-
блюдения [Истомина и др., 2016]. В качестве исходных данных использованы ландшафтная кар-
та, карты растительности, почв, топографические карты, космические снимки, данные плотности
видов птиц в различных биотопах и полевые исследования. Созданы карты плотности каждого
вида птиц, а также карта оценки биотопов для всех видов птиц, для этого рассчитаны сумма про-
изведений плотностей каждого вида на экологическую ценность видов. Также на основе ланд-
шафтной карты создана карта зонирования территории с точки зрения возможностей и ограни-
чений строительства троп различных классов. С помощью пространственного пересечения карт
оценки орнитологических ресурсов и карты зонирования троп выделены места, перспективные
для строительства туристической инфраструктуры наблюдения за птицами.
Таким образом, на втором этапе ландшафтная ГИС пополняется информацией, набором
алгоритмов и базой знаний, необходимой для решения задач интерпретационного картографи-
рования, оценивания и планирования земель (блоки 4-6 рис. 1).
На третьем этапе, объединяющем первые два (все блоки рис. 1) формируется интегриро-
ванная ландшафтная ГИС в которой с использованием космической информации создается
ландшафтная карта и на ее основе решаются самые разнообразные задачи.
Таким образом, ландшафтная ГИС создается на основе ландшафтной карты как инвариан-
та представления баз данных и знаний о территории и становится инструментом оценивания и
планирования использования земель.
1. Винокуров Ю.И., Ротанова И.Н., Хлебович И.А., Шибких А.А. Информационное обеспечение ре-
гионального медико-экологического картографирования // ГИС для устойчивого развития террито-
рий. Материалы Международной конференции. Апатиты, Россия, 22-24 августа 2000 г.- Апатиты:
Изд-во Кольского научного центра РАН, 2000. Т.1. С. 84-96.
2. Истомина Е.А., Китов А.Д., Наумов П.П., Черкашин А.К. Реализация функции оценки охотничье-
промысловых животных при разработке проектов освоения территории // Охрана и рациональное
использование животных и растительных ресурсов. Иркутск: ИГСА. 2000. Ч. II. С. 116-124.
3. Истомина Е.А., Лужкова Н.М., Хидекель В.В. Планирование инфраструктуры бердвотчингового
туризма природного парка «Риа Формоза» (Португалия) методом ландшафтно-интерпретационного
картографирования// География и природные ресурсы, №4, 2016. С. 182-190.
4. Ландшафтно-интерпретационное картографирование / Т.И. Коновалова, Е.П. Бессолицына, И.Н.
Владимиров, Е.А. Истомина и др. Новосибирск.: Наука, 2005. 424 с.
5. Линник В.Г. Построение геоинформационных систем в физической географии: учеб. пособие. М.:
Изд-во Моск. ун-та, 1990. 80 с.
6. Снытко В.А., Батуев А.Р., Китов А.Д., Коновалова Т.И., Кузнецова Т.И., Шеховцов А.И. Использова-
ние опыта системного картографирования в разработке региональных ГИС// Материалы VII научной
конференциипо тематической картографии: «Картографическое и Геоинформационное обеспечение
управления региональным развитием». Иркутск: Изд-во Института географии СО РАН, 2002. С. 57-60.
8. Сочава В.Б. Практический смысл географических исследований и концепция прикладной географии.
// Доклады Ин–та геогр. Сибири и Д. Востока. 1965. Вып. 9. С. 3 12.
9. Трофимов А.М., Панасюк М.В. Геоинформационные системы и проблемы управления окружающей
средой.- Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1984. 143 с.
10. Шибких А.А. Ландшафтное картографирование Алтайского края с применением ГИС-технологий
для решения экологических задач// Интеркарто 8: ГИС для устойчивого развития территорий: Мате-
риалы международной конференции. СПб.: ЗАО "Карта", 2002. С. 205-207.
11. Экологически ориентированное планирование землепользования в Байкальском регионе. Район
дельты р. Селенги/ А.К. Черкашин, Л.М. Корытный, Т.И. Коновалова и др. Иркутск: Институт гео-
графии СО РАН, 2002. 149 с.
12. Bastian O., Grunewald K., Khoroshev A. The significance of geosystem and landscape concepts for the
assessment of ecosystem services: exemplified in a case study in Russia/ O. Bastian, K. Grunewald,
A. Khoroshev // Landscape Ecology 30 (2015) 7. P. 1145-1164.
49
ãÄçÑòÄîíçé-ùäéãéÉàóÖëäàÖ ÄëèÖäíõ ÉêÄÑéëíêéàíÖãúçéÉé
èãÄçàêéÇÄçàü ÄëíÄçõ — ëíéãàñõ äÄáÄïëíÄçÄ, éÅüáÄççõÖ
èéãéÜÖçàû ÉéêéÑÄ çÄ äéçìëÄï ÇõçéëÄ ðð. çìêõ à àòàåÄ1
Ишанкулов М.Ш.1, Нургазинов А.Б.2, Алибекова Н.Т.3, Мейрамкулова К.С.4
Евразийский национальный университет имени Л.Н. Гумилева, Астана, Казахстан,
1
marat.ishankulov@mail.ru, 2aktlekn@gmail.com, 3nt_alibekova@mail.ru, 4kuleke@gmail.com
LANDSCAPE AND ECOLOGICAL ISSUES OF KAZAKHSTAN’S CAPITAL

ASTANA URBAN PLANNING IN A CONTEXT OF CITY LOCATION WITHIN
ALLUVIAL FANS OF NURA AND ISHIM RIVERS
Ishankulov M.Sh.1, Nurgazinov A.B.2, Alibekova N.T.3, Meiramkulova K.S.4
L.N. Gumilyov Eurasian National University, Astana, Kazakhstan,
1
marat.ishankulov@mail.ru, 2aktlekn@gmail.com, 3nt_alibekova@mail.ru, 4kuleke@gmail.com
Abstract: Natural conditions determine architectural appearance and planning structure of the
city, transport development, the costs of engineering preparation of the territory, define planning re-
strictions and environmental problems. Therefore, it is necessary to evaluate not only the engineering
and urban planning requirements, but also to investigate the properties of the natural landscape, within
which urban development is conducted. The data analysis, obtained by interpretation of space materi-
als, has revealed two generations of alluvial fans in the city: the one on the right bank of Tone river, the
second on the left bank of Nura river. The left bank is attracting interest as the territory of Astana pri-
mary development. The proluvial genesis of Nura fan is indicated by the change in the facial composi-
tion of the deposits. From the central parts of the fan to its fringe the rough gravel and gravel-pebble
sands are replaced by clay loam. In the same direction, ground waters approach the surface. The
knowledge of the genesis, structure and dynamics of natural landscapes makes it possible to purpose-
fully solve environmental problems of the city. The most relevant of them are flooding, the barrage ef-
fect, soil salinization, amenity planning, and the ecological role of orienting the building in accordance
to the solar and wind exposition. The new view at the alluvial fans nature of the location of Astana
gives the key to the constructive and transformational approach to landscape management, allowing
avoiding environmental errors in the planning of urban construction. Dam, cocked before the deploy-
ment of flow at the top of the East of the Nura alluvial fan, could serve as a regulator drain on all its
space.
Схемы Генеральной планировки Астаны
Первый проект застройки Астаны утвержден Правительством Республики Казахстан 15
августа 2001 г. Он разработан проектной группой японских специалистов во главе с архитек-
тором Кисе Курокавой — одним из основателей мирового движения архитектурного метабо-
лизма, создателем философской концепции симбиоза. Урбанизированная городская среда
идеологами этого движения рассматривается как живой организм в гармонии с природной сис-
темой. Однако первоначальный Генплан себя не оправдал в полной мере в связи с непредска-
зуемо стремительным темпом развития Астаны и масштабом ее роста.
В последующем, в 2011 и 2013 гг., Генплан Астаны корректировался. В перспективе раз-
вития города до 2030 г. границы города сохранились в существующих пределах, а идея Кисе
Курокавы по-прежнему остается признанной, но, к сожалению, стала еще более далека от ре-
ального воплощения. Ландшафтный подход к решению градостроительных проблем Астаны
оказался бы дружественным к архитектурным воззрениям Курокавы.
Существующие представления о природе места расположения Астаны
Фондовые материалы научно-исследовательского проектного института Генплана
г. Астаны (ТОО НИПИ Астанагенплан) представляют новую левобережную часть города как
участок междуречья ― плоскую аллювиальную равнину, в пределах которой происходит би-
1
Исследование выполнено при финансовой поддержке МОН РК в рамках научного проекта №
0115РК01392 от 27.09.2015.
50
фуркация рек Нуры и Ишима. За счет общего уклона местности к р. Ишим наблюдаются пе-
риодические сбросы нуринских вод в бассейн Ишима.
Поверхность междуречья испещрена руслами временных водотоков и многочисленными
замкнутыми понижениями, часть из которых представлена мелководными озерами блюдцеоб-
разной формы. Каждое из озер имеет собственную водосборную площадь.
Соединение Нуры и Ишима происходит по трем протокам — Саркрама, Козгош и Мухор,
сливающимся в одно русло при впадении в Ишим. Хорошо разработанное русло имеет лишь
протока Саркрама. Две другие протоки, представляют собой чередование бочажин и соеди-
няющих их пологих понижений. На отдельных участках они почти не прослеживаются на ме-
стности.
Водоносный горизонт на пространстве междуречья приурочен к аллювиальным отложени-
ям нижнечетвертично-современного возраста (аQI-IV). Водовмещающие пески, гравий и галеч-
ник залегают в интервале глубин от 3 до 12 м. С поверхности водоносные горизонты перекры-
ты суглинисто-глинистыми отложениями мощностью 3-5 метров. Аллювиальные отложения
подстилаются водоупорными глинами неогенового возраста до глубины 20-25 м или залегают
непосредственно на породах скального палеозойского фундамента. Дебиты скважин, вскрыв-
ших аллювиальные отложения, изменяются в широких пределах от 0,5 до 4-5 л/с при пониже-
ниях от 0,5 до 4-5 м. Статические уровни подземных вод устанавливаются на глубине от 0,5 до
5-6 м. Минерализация воды в черте Астаны изменяется от 0,5-0,6 г/л до 13-20,0 г/л.
В аллювиальных отложениях существуют потоки подземных вод, направленные как вдоль
течения Ишима с востока на запад, так и с юга со стороны Нуры. Разница напоров двух рек
составляет 14 м на расстоянии 20 км. Уклон 0,0007.
На уровенный режим подземных вод влияют Ишим и Нура, озеро Майбалык, канал Нура-
Ишим, накопитель сточных вод Талдыколь, оз. Малый Талдыколь, золоотвалы ТЭЦ-1 и ТЭЦ-
2, потери воды из канализации и водопроводов, современное строительство. Эти объекты ока-
зывают разнонаправленное воздействие на уровенный и химический режим подземных вод: с
одной стороны, происходит осушение накопителя Талдыколь, с другой ‒ увеличение попусков
по каналу Нура-Ишим, полив зеленых насаждений, огородов, улиц, уменьшение естественной
испаряемости с застраиваемых территорий (асфальтирование улиц).
Новый взгляд на естественно-историческое происхождение территории расположе-
ния Астаны
Цифровая модель рельефа позволяет по-новому взглянуть на природу местоположения го-
рода. Выявлены две возрастные генерации конусов выноса: Древний конус выноса р. Кон
(Правобережье) [Ишанкулов, 2014] и Восточный конус выноса р. Нуры (Левобережье) (рис. 1).
Рис. 1. Границы восточного конуса выноса р.Нура. Выявлены по цифровой модели рельефа
(Использован радарный космический снимок ASTGDEMV2_0N51E071 (17.10.2011))
51
У пос. Кабанбай батыр (бывш. пос. Рождественка) от основного потока р. Нуры, направ-
ленного на запад, отделяется серия веерообразных русел северной ориентации, образуя Вос-
точный конус выноса р. Нура. Координаты узла ветвления 50°5210 с.ш. и 71°2031 в.д. Вос-
точный конус выноса р. Нура слагают три лопасти, принадлежащие протокам Саркрама,
Козгош и Мухор. Каждая из лопастей отличается по водности и по месту ее проявления на
пространстве своего развертывания, что, вероятно, определяется зависимостью мощности тела
лопасти от пластики ложа.
Развертывание Восточного конуса выноса Нуры не ограничивается левобережьем Ишима.
Он продолжается и на правобережье Астаны, но не в черте города, а западнее его. Совершая
дугообразный изгиб вокруг северных границ города, конус подпитывает р. Селеты. Этот факт
свидетельствует о более позднем возрасте Ишима в сравнении с Нурой.
Пролювиальную природу отложений Восточного конуса выноса Нуры подтверждает фаци-
альный состав отложений — смена от вершины конуса выноса к его периферии грубых гравий-
ных и гравийно-галечниковых отложений песками и, затем, суглинками (рис. 2). Уровень залега-
ния грунтовых вод вписывается в закономерности их поведения на конусах выноса (рис. 3).
Рис. 2. Гранулометрический состав флювиальных отложений на территории Астаны
Рис. 3. Залегание грунтовых вод в г. Астана. Ситуация на период до начала строительства зданий
и сооружений (подготовки проектной документации)
52
Ландшафтно-экологические аспекты градостроительного планирования Астаны
Положение города на таких своеобразных природных объектах как конусы выноса должно
приниматься во внимание при любых типах их освоения. С конусами выноса сопряжен ряд
неблагоприятных природных явлений для градостроительства, таких как подтопление и затоп-
ление (рис. 4), барражный эффект (рис. 5), процессы слитизации, засоления и осолонцевания
почв, чрезвычайные климатические ситуации.
Рис. 4. Участки сезонного подтопления и затопления г. Астаны и ее окрестностей — черный цвет

(снимок получен 21 апреля 2017 г. со спутника Landsat 8)
Рис. 5. Участки повышенной влажности почв в г. Астане и ее ближайших окрестностях — оранжевые

цвета. Снимок получен 24августа 2016 г. путем обработки комбинации каналов 5-6-4 космического
снимка Landsat 8. Просматривается барражный эффект городских зданий и сооружений перед зданиями,
построенными поперек направления движения подземного стока
Парки и рекреационные зоны в Астане расположены преимущественно там, где неудобно

строить — по берегам Ишима. Парки удалены и разобщены. Они не соединены в единое целое
53
как пешеходные транспортные пути для правильной организации досуга и отдыха. Городская
застройка повсеместно экстенсивна и выгодна только застройщикам. С позиций квартальной
застройки озелененность, особенно в районах плотной застройки не удовлетворительна (рис. 6).
Рис. 6. Карта озелененности Астаны
Повышенный уровень загазованности воздушной среды наблюдается вблизи застроек, в

связи с парковкой автомобилей у стен жилых зданий. Замкнутость дворов ухудшает рассеива-
ние выбросов автотранспорта, возникают застойные зоны, где в отсутствии ветра перенос
примесей и рассеивание выбросов происходит только за счет естественной конвекции. В на-
шем исследовании рассматривались моноароматические углеводороды — бензол, толуол,
этилбензол и ксилолы как наиболее опасную для окружающей человека среды и здоровья че-
ловека группу летучих органических соединений.
Элементом конструкции экологического каркаса Астаны является пригородная террито-
рия. Она рассматривается нами с позиций “донора” (источника) важнейших экологических
факторов. Это не только уже созданный Зеленый пояс вокруг Астаны, с площадью насаждений
достигшей 73 000 га. Зоны рекреации на более увлажненных периферических сегментах лопа-
стей Восточного конуса выноса Нуры при проведении культуртехнических мероприятий наи-
более подходят для этих целей.
Вместо заключения
Новый взгляд на конусную природу территории расположения Астаны дает ключ к управ-
лению подземным стоком территории. Плотина и накопитель стока Нуры, созданные перед
развертыванием стока у вершины конуса выноса, могли бы служить регулятором подземного
стока на всем стоковоподчиненном пространстве.
1. Ишанкулов М.Ш. Ландшафты конусов выноса в условиях меняющегося климата, Казахстан. / Опус-
тынивание Центральной Азии: оценка, прогноз, управление. Астана: Назарбаев университет, 2014.
С. 274-283.
54
ãÄçÑòÄîíçéÖ êÄáçééÅêÄáàÖ
èêàêéÑçéÉé áÄäÄáçàäÄ «ÅÄâÑÄêëäàâ»
Каширина Е.С.1, Панкеева Т.В.2, Панкеева А.Ю.3
1
Филиал Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова
в г. Севастополе, Севастополь, Россия e_katerina.05@mail.ru
2
Институт морских биологических исследований имени А.О. Ковалевского, Севастополь,
Россия, tatyanapankeeva@yandex.uа
3
Крымский федеральный университет имени В.И. Вернадского, Симферополь, Россия,
panckeeva.nas@yandex.ua
THE LANDSCAPE DIVERSITY OF NATURAL RESERVE "BAYDARSKIY"

Kashirina E.S.1, Pankeeva T.V.2, Pankeeva A.Yu.3
1
Branch of M.V. Lomonosov Moscow State University in the city of Sevastopol, Sevastopol, Russia,
e_katerina.05@mail.ru
2
Kovalevsky Institute of Marine Biological Research, Russian Academy of Sciences, Sevastopol,
Russia, tatyanapankeeva@yandex.uа
3
Crimean Federal V.I. Vernadsky University, Simferopol, Republic of Crimea, Russia,
panckeeva.nas@yandex.ua
Abstract: The complexity and diversity of the landscape structure of the state natural reserve of
regional importance "Baydarskiy" (Sevastopol, the Crimean peninsula) was assessed. Ten quantitative
indicators were calculated to assess the landscape diversity. The paper presents the result of the inven-
tory of landscapes in the Sevastopol protected area — the "Baydarskiy" landscape reserve. The
georeferenced database of the landscapes was developed in MapInfo Professional, 12.0. The diversity
of landscapes in “Baydarskiy” reserve includes 26 types of landscapes. The territory lies within the
zone of broad-leaved and pine forests of the northern slope of the Crimean mountains with a belt of oak
and juniper-pine forests of intermountain hollows and low mountains, belt of oak and mixed deciduous
forests of the erosion middle mountains and belt of beech and pine forests of the erosive middle moun-
tains; the zone of mountain meadows and mountain forest-steppe yaila with a belt of forest and mead-
ow-forest plateaus and the zone of semi-subtropical forests of the Southern coast of the Crimea with a
belt of pistachio-oak and juniper-pine forests. The obtained results may be used to optimize the wildlife
management of the reserve, to correct the functional zoning according to the locations of the most val-
uable landscape.
Одним из актуальных направлений современных ландшафтных исследований, позволяю-
щих получить новые научные и практические результаты в области природопользования и ох-
раны окружающей среды, является разработка теоретико-методологических подходов к изуче-
нию ландшафтного разнообразия (ЛР). Многоаспектность изучения ЛР связана со сложностью
понятия ландшафта, его вертикального и горизонтального строения, разнообразием организа-
ции его иерархической структуры. Термин «ландшафтное разнообразие» не имеет общеприня-
того определения. Под ЛР понимают «формальное выражение многочисленных связей, кото-
рые существуют в данный период между индивидуумом или обществом и топографически
очерченной территорией, и внешнее проявление которых является результатом воздействия во
времени природных и человеческих факторов и их комбинации» [Pan-European Biological and
Landscape Diversity Strategy, 1996].
Сохранение ЛР является необходимым условием устойчивого развития региона, приори-
тетным направлением природоохранной деятельности государства. В настоящее время охрана
ЛР задекларирована многими природоохранными программами, соглашениями и конвенция-
ми. Однако, как показывают исследования, с увеличением антропогенной нагрузки на объекты
особо охраняемых природных территорий (ООПТ) происходит сокращение их ландшафтного и
биологического разнообразия. Оценка ЛР объектов ООПТ может быть использована при
функциональном зонировании, разработке маршрутов экологического туризма, оценке эсте-
тичных свойств ландшафтов и возможностей их рекреационного использования.
55
В связи с оптимизацией экологической сети объектов ООПТ г Севастополя вопрос оценки
ЛР актуален. В настоящее время ООПТ г. Севастополя представлены двенадцатью объекта-
ми разного ранга; общей площадью 26224,6 га (площадь суши составляет — 25624,5 га, аква-
тории — 599,7 га). Существующая сеть ООПТ включает: 4 заказника (3 — ландшафтных
и 1 — общезоологический), 7 памятников природы (1 — ботанический, 2 — комплексных; 4 —
гидрологических), 1 ландшафтный парк (рис. 1). Территория государственного природного
заказника регионального значения «Байдарский» занимает юго-западную часть Крымского по-
луострова, в административных границах г. Севастополя и Бахчисарайского района Республи-
ки Крым, общей площадью 24295 га. Исследуемая территория характеризуется, с одной сторо-
ны, высокой сохранностью уникальных ландшафтов, а с другой — является рекреационно-
привлекательной территорией в черте города.
Рис. 1. Ландшафтная структура и ООПТ г. Севастополя
Цель статьи заключается в проведении оценки ЛР на основе анализа ландшафтной струк-

туры территории с использованием ландшафтных карт и различных статистических коэффи-
циентов.
Территория заказника отличается сложным геологическим строением, с тектоническими
нарушениями, большой амплитудой высот от 200 до 900 м над уровнем моря, разнообразным
литологическим спектром горных пород; характерно своеобразное чередование межгорных
котловин, каньонов, гор-останцов и гребней; наличием карстовых полостей; особыми гидро-
геологическими условиями; климат — полузасушливый, теплый с очень мягкой зимой; харак-
терны частые инверсии и заморозки [Панкеева, 2015]. Исследуемая территория расположена
на стыке трех ландшафтных зон: горной (три пояса), горных лугов яйл (один пояс) и южнобе-
режной полусубтропической (один пояс), что обуславливает высокое ландшафтное и биологи-
ческое разнообразие. Одна из ландшафтных особенностей юго-западной части Горного Крыма
состоит в том, что здесь выклинивается зона южного макросклона гор, и зона Южного берега
Крыма (ЮБК) непосредственно граничит с зоной широколиственных и сосновых лесов северно-
го макросклона гор. В пределах Байдарского низкогорья находится ценотический коридор, где
происходит обмен видами растений и животных между Предгорьем и ЮБК [Позаченюк, 2008].
56
Для изучения ЛР использован традиционный подход, который основан на качественном и
количественном анализе ландшафтной структуры территории с использованием ландшафтных
карт и различных статистических коэффициентов [Пузаченко, 2002]. При таком подходе поня-
тие ландшафтного разнообразия исходит из традиционного понятия ландшафта как природно-
го объекта и чаще всего отражает морфологическую структуру ландшафта. Данное разнообра-
зие базируется на особенности, уникальности, мозаичности и контрастности природных
ландшафтных структур. Для анализа ЛР использовалась ландшафтная карта природного заказ-
ника «Байдарский», составленная на уровне типов местности с выделением природных зон и
поясов (М 1:50000) (рис. 2). Оцифрованная ландшафтная карта составлена в программе MapIn-
fo Professional 12.0 на основе существующей ландшафтной карты Севастополя [Позаченюк,
2008] с корректировкой по данным карты рельефа и космических снимков Landsat-8. Для
оценки ЛР по ландшафтным картам применялся ряд показателей, приведенных в табл. 1.
В основу большинства из них положен анализ распределения площадей типов местности и
числа контуров внутри ландшафтов более высокого иерархического уровня.
Рис. 2. Ландшафтная структура природного заказника «Байдарский»
Условные обозначения: II. Зона широколиственных и сосновых лесов северного макросклона

гор. IIА. Пояс дубовых и можжевелово-сосновых лесов межгорных котловин и эрозионного низкого-
рья: 23 — Пушисто-дубовые леса в комплексе с кустарниковыми зарослями типа шибляк, разнотравны-
ми и петрофитными степями на водораздельных поверхностях; 24 — Палиуросово-дубовые, можжеве-
лово-дубовые и грабинниково-дубовые леса в комплексе с кустарниковыми зарослями типа шибляк и
фриганоидными степями на открытых, средней крутизны и крутых склонах; 25 — Дубовые и грабово-
дубовые леса на закрытых средней крутизны и крутых склонах; 26 — Пологие лесостепные склоны и
сельскохозяйственные земли на их месте; 27 — Грабинниково-дубовые, кизилово-дубовые и грабово-
57
дубовые леса и кустарниковые заросли типа шибляк в долинах рек и балках; 28 — Тополево-ивовые,
лещинно-дубовые леса в комплексе с разнотравными лугами и сельскохозяйственными землями на их
месте в террасированных долинах рек; 29 — Скальные склоны с осыпями и фрагментами лесной и пет-
рофитной растительности; 30 — Каньоны и каньонообразные долины со смешанными лесами; 31 — До-
линно-террасовый лесолуговой и лесо-лугово-болотный в котловинах и сельскохозяйственные земли на
их месте; 32 — Лесостепные делювиально-аккумулятивные равнины котловин; 33 — Дубовая лесостепь
на останцово-денудационных равнинах.
IIБ. Пояс дубовых и смешанных широколиственных лесов эрозионного среднегорья: 34 —
Скально-дубовые леса и кустарниковые заросли в комплексе с луговыми степями на их месте на
водораздельных поверхностях; 35 — Дубовые и можжевеловые леса и кустарниковые заросли на
открытых средней крутизны и крутых склонах; 36 — Грабово-дубовые и смешанные широколиственные
леса на закрытых средней крутизны и крутых склонах; 37 — Горнодолинный с буковыми и смешанными
широколиственными лесами.
Местности, свойственные другим поясам: 40 — Скальные склоны с осыпями и фрагментами
лесной и лугово-степной растительности; 41 — Каньоны и каньонообразные долины рек с буковыми и
смешанными широколиственными лесами.
IIВ. Пояс буковых и сосновых лесов эрозионного среднегорье: 42 — Грабовые, грабово-буковые
леса в комплексе с лугово-парковыми лесами на водораздельных поверхностях; 43 — Буковые,
сосновые, смешанные широколиственные леса на открытых средней крутизны и крутых склонах; 44 —
Буковые леса на закрытых средней крутизны и крутых склонах.
III — Зона горных лугов и горной лесостепи яйлы. IIIА. Пояс лесных и лугово-лесных плато:
45 — Закарстованные лугово-лесные плато; 47 — Закарстованные лугово-степные плато; 48 —
Балочный с дубовыми лесами; 49 — Буковые леса на склонах.
IV. Зона полусубтропических лесов Южного берега Крыма. IVА — Пояс фисташково-дубовых и
можжевелово-сосновых лесов: 50 — Парковые можжевелово-дубовые леса, кустарниковые заросли
типа шибляк и петрофитные степи на водораздельных поверхностях; 51 — Фисташково-дубовые,
можжевелово-сосновые леса и кустарниковые заросли типа шибляк на открытых средней крутизны и
крутых склонах.
Таблица 1
Показатели, используемые при анализе ландшафтной карты природного заказника «Байдарский»
Показатель Обозначение (формулы)
Площадь типа местности Si
Площадь ландшафтного пояса S
Количество ландшафтных контуров n
Количество типов местности в пределах ландшафтного пояса m
Индекс дробности k=n/S
Средняя площадь контуров So=S/n
Коэффициент сложности ko=n /So
Среднее количество контуров на один тип местности p=n/m
Индекс Маргалефа Dmg = (n-1)/ln S
m
Энтропийная мера сложности ландшафтного рисунка Н=- ∑ = Si/S x log Si/S
i=1
Максимальная возможная сложность ландшафтов Hmax = log m
Абсолютная организация ландшафтов (мера неуравновешенности) Hi = Hmax H
Относительная организация ландшафтов R = 1 – H/ Hmax
Коэффициент ландшафтной раздробленности K = So x 100%/ ln S
Результаты проведенных расчетов систематизированы в табличной форме (табл. 2, 3).
58
Таблица 2
Характеристики сложности и разнообразия ландшафтных поясов
и зон природного заказника «Байдарский»
Пояс Si n m So k ko p Dmg H Hmax Hi R K
II-А 252,57 311 11 0,81 1,23 383,95 28,27 1,81 0,16 2,40 2,24 0,94 14,65
II-Б 50,48 76 6 0,66 1,56 115,15 12,67 1,28 0,09 1,79 1,70 0,45 16,84
II-В 3,52 9 3 0,39 2,56 23,08 3,00 1,59 0,02 1,10 1,08 0,98 30,95
II,в целом 306,57 396 20 0,77 1,29 514,29 19,80 3,32 0,80 3,00 2,2 0,73 13,44
III-А 19,5 10 4 1,95 0,51 5,13 2,50 1,01 0,05 1,39 1,34 0,96 65,66
IУ-A 2,78 5 2 0,56 1,80 8,93 2,50 1,00 0,02 0,69 0,67 0,97 54,90
Заказник,
635,42 807 26 0,79 1,27 1021,51 31,04 3,88 - 3,26 - - 12,25
в целом
Таблица 3
Количественные показатели типов местности природного заказника «Байдарский»
№ Si n k So ko p Dmg R
II. Зона широколиственных и сосновых лесов северного макросклона гор
II-А. Пояс дубовых лесов на эрозионном низкогорье и в межгорных котловинах
23 16,26 54 3,32 0,30 180.00 4,09 19.00 10,75
24 67,09 57 0,85 1,18 48,31 5,20 13,33 28,10
25 54,04 46 0,85 1,17 39,32 4,18 11,30 29,32
26 12,73 26 2,04 0,50 52,00 2,36 9,84 19,69
27 4,42 12 2,71 0,37 32,43 1,09 7,38 24,83
28 0,55 1 1,82 0,55 1,82 0,09 0 0
29 2,75 1 0,36 2,75 0,36 0,09 27,23 0
30 29,01 63 2,17 0,46 136,97 5,73 18,40 13,65
31 0,23 1 4,35 0,23 4,35 0,09 0 0
32 18,04 19 1,05 0,95 20,00 1,73 6,23 32,87
33 47,45 31 0,65 1,53 20,26 2,82 7,77 39,64
II-Б. Пояс дубовых и смешанных широколиственных лесов
на эрозионном среднегорье
34 2,83 12 4,24 0,24 50,00 2,00 10,58 23,08
35 17,72 31 1,75 0,57 54,39 5,17 10,45 19,86
36 28,46 30 1,05 0,95 31,58 5,00 8,66 28,36
37 0,09 1 11,11 0,09 11,11 0,17 0 0
40 0,87 1 1,15 0,87 1,15 0,17 0 0
41 0,51 4 7,84 0,13 30,77 0,67 0 0
II-В. Пояс буковых и сосновых лесов на эрозионном среднегорье
42 1,56 4 2,56 0,39 10,26 1,33 6.67 86,66
43 1,45 4 2,76 0,36 11,10 1,33 8.22 97,29
44 0,51 1 1,96 0,51 1,96 0,33 0 0
III. Зона горных лугов и горной лесостепи на закарстованных плато яйлы
III-А. Пояс лесных и лугово-лесных плато
45 3,95 3 0,98 1,32 2,27 0,75 1,56 103,13
47 6,45 3 0,47 2,15 1,39 0,75 1,08 115,59
48 8,35 2 0,24 4,18 0,48 0,50 0,47 197,17
49 0,75 2 2,67 0,40 5,00 0,50 0 0
IV. Зона полусубтропических лесов Южного берега Крыма
IV-A. Пояс фисташково-дубовых и можжевелово-сосновых лесов
50 2,12 2 0,94 1,06 1,87 1,00 1,33 141,33
51 0,66 3 4,55 0,22 13,60 0,67 0 0
59
В целом, из проведенного анализа можно сделать вывод, что ландшафтная структура при-
родного заказника «Байдарский» характеризуется преобладанием лесных ландшафтов, зани-
мающих склоны разной крутизны и водораздельные поверхности северного макросклона гор.
Показано, что высокими значениями показателей сложности и разнообразия отличается зона
широколиственных и сосновых лесов. Высокие показатели коэффициента сложности отмечены
для следующих типов местности: пушисто-дубовые леса в комплексе с кустарниковыми зарос-
лями типа шибляк, разнотравными и петрофитными степями на водораздельных поверхностях;
каньоны и каньонообразные долины со смешанными лесами; скально-дубовые леса и кустар-
никовые заросли в комплексе с луговыми степями на их месте на водораздельных поверхно-
стях; дубовые и можжевеловые леса и кустарниковые заросли на открытых средней крутизны
и крутых склонах. Лесные ландшафты имеют более сложную ландшафтную структуру, чем
лесостепные, которые характерны для межгорных котловин. В то же время лесные ландшафты
более раздроблены (k варьирует от 2,04 до 4,35), что уменьшает их устойчивость и делает бо-
лее уязвимыми при увеличении антропогенной нагрузки. Максимальными показателями ин-
декса Маргалефа отличается пояс дубовых лесов на эрозионном низкогорье и в межгорных
котловинах. Максимально возможное разнообразие зависит от количества типологических
групп геосистем и хорошо согласуется с величинами ландшафтного разнообразия, получен-
ными на основе индексов Маргалефа. Значения показателя относительной организации ланд-
шафтов варьируют от 0 до 1. При значении равным нулю, система считается разбалансирован-
ной, при единице — наиболее организована, т. е. эволюционно находится на этапе зрелости с
чертами самоорганизации и установившимися связями. Для ландшафтов природного заказника
показатель относительной организации ландшафтов находится в пределах 0,73-0,98, т. е. ха-
рактеризуется высокими значениями. Дифференциация ландшафтов природного заказника
«Байдарский» определяется комплексом факторов, таких как геолого-геоморфологические
особенности, высота, крутизна и экспозиция склонов, степень закрытости склона относительно
солнечной радиации, позиция геосистем и т. д.
Таким образом, ландшафтное разнообразие территории представляет собой сложный ин-
тегральный показатель, который содержит информацию о системной организации ландшафтов
и характере выполнения ими экологических функций. С ландшафтным разнообразием связана
устойчивость, тип хозяйственного использования, оценка биоразнообразия, природоохранная
ценность и ряд других важнейших свойств. Однако, необходимы дальнейшие разработки по-
ложений концепции ландшафтного разнообразия, которая выступает научной основой для оп-
тимизации организации и функционирования объектов ООПТ и экологической сети в целом
для региона.
1. Панкеева Т.В., Миронюк О.А., Панкеева А.Ю. Организация природопользования ландшафтного за-
казника «Байдарский» (Крым, г. Севастополь) // Устойчивое развитие особо охраняемых природных
территорий: сб. ст. 2-й Всерос. науч.-практ. конф. (2-4 дек., 2015 г., Сочи). Сочи, 2015. С. 200-208.
2. Позаченюк Е.А., Панкеева Т.В. Геоэкологическая экспертиза административных территорий. Большой
Севастополь. Бизнес-Информ, 2008. 298 с.
3. Пузаченко Ю.Г. Разнообразие ландшафта и методы его измерения / Ю.Г. Пузаченко, К.Н. Дьяконов,
Г.М. Алещенко // География и мониторинг биоразнообразия. М.: Изд-во НУМЦ, 2002. С. 76-178.
4. Pan-European Biological and Landscape Diversity Strategy, a vision for Europe,s natural heritage. Council
of Europe/UNEP/European Centre for Nature Conservation. Amsterdam, 1996. 50 p.
60
ìëíéâóàÇõâ íìêàáå — éïêÄçÄ èêàêéÑçõï
à äìãúíìêçõï êÖëìêëéÇ íêÄçëÉêÄçàóçéÉé êÄâéçÄ
ãÄçÑòÄîíçéÉé éïêÄçüÖåéÉé éäêìÉÄ êéåàçíÖçëäéâ èìôà
(èéãúòÄ — äÄãàçàçÉêÄÑëäÄü éÅãÄëíú)
Квятковский Я.В.
Институт региональных и глобальных исследований, Факультет географии
и региональных исследований, Варшавский университет, Варшава, Польша,
jacek.kwiatkowski@uw.edu.pl, globus@uw.edu.pl
SUSTAINABLE TOURISM — A CONSERVATION OF NATURAL

AND CULTURAL RESOURCES OF THE TRANSBOUNDARY REGION
OF THE LANDSCAPE PROTECTED DISTRICT OF ROMINTEN FOREST
(POLAND — KALININGRAD OBLAST)
Kwiatkowski J.W.
Faculty of Geography and Regional Studies University of Warsaw, Warsaw, Poland,
jacek.kwiatkowski@uw.edu.pl, globus@uw.edu.pl
Abstract: Cross-border regions are very often characterized by inharmonious development, civili-
zation delays, stagnation, and very low population density. The paradox of cross-border areas, in a
large number of cases, is that, the dividing line, for example the border line, separates valuable natural
or cultural areas. This article describes the dichotomy of the borderland area of the Romincka Forest.
On the one hand we have the unquestionable and unique tourism potential of the region, on the other
hand, a low level of living, resulting from the peripheral position in relation to other cities (borderline
Poland — Russia) and the lack of local investments and capital. The division line unfortunately gener-
ates the phenomenon of civilization saddle and the outflow of inhabitants in two directions — deep into
the interior of the Country or to foreign metropolitan centers. The attempt to overcome this unfavorable
situation was taken on the Polish side to stop the growing processes of social exclusion. The city and
the municipality of Gołdap entered the path of integration and then joined the international network of
cities Cittaslow. Activities have been taken to integrate the local community, to significantly expand
the city's cultural, educational and tourist-spa offer with a total budget of over 10 million PLN. Invest-
ment activities were directed on three main goals: 1) — reinforcing self-esteem among the inhabitants
of the city — (radically reinforcing the educational offer at all levels of education), 2) — the develop-
ment of the spa-function of the city and the municipality, and 3) — consolidation of local tourist poten-
tial (through financial support for historic buildings in the municipality and city).
1. Введение
Приграничье, на любой географической широте — очень специфическая территория. Та-
кой регион часто характеризуется дисгармоничным развитием, цивилизационным замедлени-
ем, труднодоступностью городов и населенных пунктов по сравнению с другими областями.
Парадокс приграничья заключается в том, что в большинстве случаев разделительная линия
(граница) разделяет чрезвычайно ценные с точки зрения природы и культуры территории. Это
же происходит и в Роминтенской пуще (35 тысяч га), одном из последних лесных комплексов
бореального елового леса на территории Центральной и Восточной Европы, своим характером
наиболее приближенным к естественной тайге [Rąkowski G, 2000].
2. Потенциал природных и культурных ресурсов
Рельеф территории принадлежит к наиболее разнообразным, здесь представлены много-
численные моренные холмы на высоте 280 м над уровнем моря, а различие в высоте местности
превышает 140 м. Особенно ценные природные комплексы охраняются в 6 заповедниках (с
польской стороны) [Żukrowski, 1997]. На территории Пущи представлены уникальные летучие
мыши Chiroptera и хищные млекопитающие Carnivora, вместе — 25 видов охраняемых млеко-
питающих и 132 охраняемых вида птиц, 24 вида лишайников, почти все виды охотничьих жи-
вотных [Sochanowicz et al, 2001; Krzywicki, 2000]. Рядом с обитающими здесь сегодня оленями,
61
лосями, косулями, волками раньше жили также зубры, туры, медведи и тарпаны. Здесь пред-
ставлен чрезвычайно редкий вид роминтенского оленя, который характеризуется особо ветви-
стыми рогами. Поэтому неудивительно, что Пуща стала излюбленным местом охоты. Она про-
славилась охотничьими дворцами императора Вильгельма II, а затем великого ловчего
Третьего рейха Германа Геринга. Особенность Пущи — 14 памятных валунов (8 из них нахо-
дятся на польской стороне, и 6 — на российской) с написанными изречениями в память о вы-
дающихся охотничьих трофеях, которые были добыты именно в этих местах последним импе-
ратором Германии. В 30-е годы XX века Пуща была закрытой охотничьей территорией для
высокопоставленных особ Третьего рейха (закрытой и в буквальном смысле — была огороже-
на высоким забором). В расположенной здесь Ясной Поляне (Тракенен, Тракены) находился
до последней войны известный конезавод (6000 Га и около 1000 лошадей), основанный еще
королем Фридрихом Вильгельмом I, где разводили особую породу лошадей (тракен) и новую
породу охотничьих собак.
3. Многонациональное и многоязычное наследие региона
Следующим характерным элементом приграничных районов является очень распростра-
ненное явление наличия дополнительной, отличающейся от пограничной общины, религиоз-
ной или этнической группы. Похожее явление имело место в пределах указанной области (в
1730-1770 годы здесь поселилась 20-тысячная протестантская община швейцарцев и австрий-
цев из Зальцбурга) [Komorowski, 2001]. В последующие годы она ассимилировалась и поддер-
жала давление германизации, ликвидирующей в этих районах общины литовцев и поляков.
Большая часть местностей и городков этого региона была создана и сформирована достаточно
рано, уже в XVI и до середины XVII века. Роминтенская Пуща, как и весь регион, на протяже-
нии многих веков была плавильным котлом 4 взаимопроникающих на эту землю культур на-
циональных и этнических меньшинств. Самым ранним присутствием здесь отметились племе-
на пруссов, которых позже колонизировали немцы (с 1226 года Государство Тевтонского
ордена). В XV веке эти земли стали зависеть от Речьи Посполитой, когда ярко выразилось
польское и литовское влияние. В середине XVII века Прусское княжество получило независи-
мость, а в 1701 году стало частью Прусского королевства, а затем Второго и Третьего рейха. О
взаимопроникновении языков и культур свидетельствует факт, что еще в начале XX века при-
ходские священники некоторых приходов служили службы на трех языках (польском, литов-
ском и немецком). Одной из самых известных фигур мультикультурного прошлого этого ре-
гиона является пастор Кристионас Донелайтис (1714-1780), поэт, писавший по-литовски и по-
немецки, общественный деятель и, можно сказать, пропагандист социальной идеи (поддержи-
вал образование детей и финансировал приюты для вдов и сирот). XIX век принес объедине-
ние собственности на значительной площади (как правило, превосходящей 1000 га), здесь
формируются многочисленные дворцово-парковые усадьбы прусских юнкеров (в том числе
Котелки, Гальвети, Рогайны, Малые Блуди). Помимо многочисленных уцелевших дворцов и
усадеб, XIX век принес целый ряд хорошо сохранившихся по сей день привлекательных кон-
струкций железобетонных виадуков и железнодорожных мостов (в местности Станчики, Ке-
пойте, река Блендянка). В наше время, с 20-х годов XX века, а особенно после окончания Вто-
рой мировой войны, несмотря на некоторое улучшение сейчас, по обе стороны границы
остается очень низким показатель плотности населения (стоит отметить, что в местности Гол-
дап еще в начале 1948 г. он был на уровне 4 человека на кв. км, в настоящее время (2012 г.) —
802 человека на кв. км) [Krzywicki, 2001; Ponadlokalny…, 2015]. Вступление Польши в Евро-
пейский Союз имеет решающее значение для развития региона. Уже в первые годы политиче-
ских преобразований 1995-1997 важную роль в развитии региона послужила программа помо-
щи ЕС — PHARE CBC, в частности, для продвижения новых инвестиций в инфраструктуру (в
системе централизованного теплоснабжения и очистных сооружений (Старе Иухы, Гольдап,
Фромборк)) [Kulesza, 2004].
4. Современные проблемы
По результам Второй мировой войны эти земли были разделены между Польшей и Росси-
ей и в очередной раз оказались в среде славянской культуры. Каждый из этих периодов оста-
вил после себя неизгладимые следы, во многих реликвиях прошлого, названиях местности,
обычаях местного населения, культуре языка, религии или традициях строительства. Это очень
62
богатая история с огромным природным потенциалом может и должна стать важным фактором
синергетического развития приграничного региона. С польской перспективы здесь встречают-
ся два противоположных явления. С одной стороны — бесспорный и исключительный потен-
циал региона, с другой стороны — низкий уровень жизни жителей, следующий из периферий-
ного расположения по отношению к другим польским городам (очень слабая и ограниченная
доступность), а также наследие социалистического периода, т. е. наличие больших плохо
функционирующих государственных сельскохозяйственных предприятий [Województwo…,
2002]. В рассматриваемом регионе находился самый большой в Польше Роминтентский госу-
дарственный сельскохозяйственный комбинат с площадью сельскохозяйственных земель
15124 га, [Ponadlokalny…, 2015]. До 1989 года это был самый крупный работодатель в регионе.
Вместе с изменением системы это предприятие обанкротилось и, подобно всем государствен-
ным сельскохозяйственным предприятиям в Польше, было ликвидировано. Проблемы, однако,
в основном социальные, остались. К ним относятся: низкая активность местной общественно-
сти, отсутствие местной экономической инициативы и местного капитала, высокий уровень
безработицы, очень высокий процент числа жителей, пользующихся системой социальной
опеки, проблемы воспитания детей и молодежи, большое количество зависимых лиц (наркоти-
ки, алкоголь), отсутствие чувства безопасности, в основном в среде детей и молодежи. Ко все-
му прочему, врачи указывают на высокий уровень депрессий и неврозов, очень высокое число
больничных листов, связанных с нарушениями системы органов движения. Эти проблемы за-
мечают и указывают на них сами жители в социологическом опросе, проведенном на террито-
рии гмины (района) Голдап в 2012-2014 гг., т. е. через более 20 лет после изменений системы.
5. Устойчивый туризм
Чтобы остановить эти нарастающие процессы, город и гмина Голдап присоединились к
международной сети городов Cittaslow. Предприняты действия с целью интеграции местной
общественности, значительно расширены городские культурно-образовательные и туристиче-
ско-оздоровительные проекты на сумму более 10 млн злотых, одновременно создавая новые
рабочие места. Инвестиционные действия направлены по 3 направлениям. Это: 1) повышение
самооценки среди самих жителей города — радикальное усиление образовательных предло-
жений на всех образовательных уровнях от ухода за грудными детьми до средней школы и
высших профессиональных учебных заведений, 2) развитие оздоровительной функции города
и гмины на основе документированного наличия лечебных вод, строительство соляных гради-
рен и расширение лечебного центра грязевых ванн, а также 3) консолидация местного тури-
стического потенциала посредством финансовой помощи объектам старины на территории
гмины и города, модернизация и расширение молодежного водного центра, а также городского
Дома Культуры.
Чтобы стать одним из городов сети Cittaslow, город Голдап должен был привести в соот-
ветствие многочисленные параметры, касающиеся многих областей: охрана окружающей сре-
ды, развитие городской инфраструктуры (в том числе создание общественных озелененных
территорий, возврат к оригинальной исторической городской застройке, приспособление архи-
тектурного пространства для передвижения инвалидов), реклама местных продуктов питания
(в том числе ведение ежегодного регионального перечня продуктов питания, внедрение вкусо-
вых образовательных программ), туризм и продвижение (реклама) (в том числе гостеприимст-
во, наличие хорошо обозначенных туристических маршрутов). Благодаря участию в сети
Cittaslow, гмина и город Голдап получили на 2014-2020 гг. в рамках региональной программы
Вармия и Мазуры 22 млн злотых из бюджета Европейского Союза [Ponadlokalny…, 2015].
Подводя итог, стоит отметить, что организация Cittaslow в настоящее время объединяет
232 города из 30 стран мира. Началом ее деятельности была декларация, объявленная основа-
телем, лидером движения Slow Food Карло Петрини 15 октября 1999 года в итальянском го-
родке Орвието в Умбрии, партнерском регионе Вармии и Мазур. Принимая во внимание не-
обычайно динамичный рост числа польской сети городов (26 членских городов, а также 3-х
городов-участников, что является второй по численности сетью в мире), недавно организация
приняла решение создать самостоятельный отдел ассоциации в Польше, с местонахождением в
Ольштыне — столице Вармии и Мазур.
63
1. Komorowski. J. Na pograniczu [w] Spotkania z zabytkami Miesięcznik popularno-naukowy; Wyd. Stargraf
Sp.z.oo2001 nr 11; s. 9-11.
2. Krzywicki T. Puszcza Romincka .Litewskie ślady [w] Lithuania Wyd. Matrix 2000 nr 1 s. 117-133.
3. Krzywicki T. Puszcze Romincka bez granic Unikatowe Prace nr 4; Wyd. Zakład Graficzny UW Warszawa
2001 str. 28-39; 78-83.
4. Kulesza E., Znaczenie środków pomocowych Unii Europejskiej w rozwoju polsko-rosyjskiej współpracy
transgranicznej, [w:] Polsko-rosyjska współpraca transgraniczna. Raport, Wspólnota Kulturowa “Borussia",
Olsztyn, 2004, s. 40-41.
5. Ponadlokalny program rewitalizacji w zakresie miast Cittaslow w zakresie miasta Gołdap; Załącznik do
zarządzenia Burmistrza Gołdapi z 4 maja 2015 roku 13-28, 32-44.
6. Rąkowski G., Transgraniczne obszary chronione na wschodnim pograniczu Polski. Zarys koncepcji,
Instytut Ochrony Środowiska, Warszawa, 2000. s.12-19.
7. Sochanowicz K., Marzec M., Ciechanowski M. Nietoperze Puszczy Rominckiej [w] Nietoperze zeszyt 1
2001; wyd. Towarzystwo Przyjaciół Przyrody; Wrocław 2001 s. 109-115.
8. Województwo warmińsko-mazurskie. Plan Zagospodarowania Przestrzennego Województwa, Zarząd
Województwa Warmińsko-Mazurskiego, Olsztyn. 2002.
9. Żukrowski J. Rezerwaty Puszczy Romnickiej [w] Parki Narodowe nr 4; 1997; Wyd. Krajowy Zarząd
Parków Narodowych Warszawa 1997 s. 6-8.
åÖëíçõÖ à êÖÉàéçÄãúçõÖ éëéÅé éïêÄçüÖåõÖ èêàêéÑçõÖ

íÖêêàíéêàà ÉéêéÑÄ ãàèÖñäÄ: êÄáÇàíàÖ à àëèéãúáéÇÄçàÖ
Ç íìêàëíëäé-êÖäêÖÄñàéççéâ ÑÖüíÖãúçéëíà
Климов Д.С.1, Беляева Л.Н.2, Карандеев А.Ю.3
Липецкий государственный педагогический университет имени П.П. Семенова-Тян-Шанского,
Липецк, Россия, 1geoklim@mail.ru, 2geolspu@mail.ru, 3aykarandeev@gmail.com
THE LOCAL AND REGIONAL SPECIALLY PROTECTED NATURAL AREAS

OF LIPETSK: THE DEVELOPMENT AND USE IN TOURISM AND RECREATION
Klimov D.S.1, Belyaeva L.N.2, Karandeev A.Y.3
1
Lipetsk State Pedagogical P. Semenov-Tyan-Shansky University, Lipetsk, Russia, 1geoklim@mail.ru,
2
geolspu@mail.ru, 3aykarandeev@gmail.com
Abstract: In the article the questions of the organization of the specially protected natural areas
(SPNA) in the city and suburbs are considered. Tendencies in identification and creation of city SPNA
are analyzed. On the example of Lipetsk the creation problems of local SPNA, typical for Russia, are
revealed. In the city governance there was no idea that the established SPNA system had to be included
in common regional structure of SPNA, had to be built considering the city development and, finally,
to enter in the ecological framework of the city. The significant problem of SPNA creation is an admin-
istrative accessory of the land plots within the city and in close proximity to it. The unwillingness of
the city authorities to consider large territories as potential local SPNA led them to the idea of estab-
lishment of network of especially protected natural objects (separate trees). In most cases, park territo-
ries which by definition are established for the organization of population recreational activity have the
SPNA status in the cities. Therefore there is a need of combination of nature protection and recreational
functions in these territories. SPNA make a basis for structure of the city ecological framework which
needs to be divided into internal and external elements (internal and external ecological framework).
External elements should be aimed to preservation of biological and landscape diversity and to be the
buffer for closely guarded territories (nature reserves). The external ecological framework of the city
has to cover the territory of the city and its suburbs. Internal elements should be aimed to preservation
of the quasi natural environment in the city and to be the ecological corridors, making the city land-
scape ecologically transparent.
64
Проблему создания охраняемых природных территорий нельзя отнести к категории новых.
В последнее время в России начала проводиться работа по созданию местных ООПТ в круп-
ных городах. На сегодняшний день особенности организации ООПТ в городских ландшафтах
изучены недостаточно. Остается много нерешенных вопросов по данной теме [Knappetal,
2008]. Например, нужны ли ООПТ в городах? Вполне возможно, что для средообразующих
функций достаточно обычных парков и лесопарковых зон. Если ООПТ в городах нужны, то
зачем, каковы их главные задачи? Целью данной работы является изучение динамики развития
ООПТ, выявление особенностей их организации, а также определение функций ООПТ в го-
родских ландшафтах.
На территории Липецкой области система особо охраняемых природных ландшафтов на-
чала формироваться в 30-х годах прошлого столетия. В качестве основной цели создания объ-
ектов особо охраняемых территорий было сбережение определенных компонентов природной
среды или ландшафтов в заповедниках.
С середины 60-х годов начинает формироваться система особо охраняемых территорий
областного значения. Выделялись заказники и памятники природы, в том числе антропогенно-
го характера — парки. Таким образом, формировалась система охраняемых объектов нацелен-
ных не только на сохранение природной среды, но и на сохранение квазиприродной среды.
Причем в случае выделения парков, как охраняемых территорий, скорее преследовалась цель
сохранения квазиприродной среды в структуре городских ландшафтов, чем цель сохранения
природной среды. В 2005 году администрация города Липецка начала реализацию программы
по выделению особо охраняемых территорий и объектов местного значения. В результате чего
на территории г. Липецка (в рамках административных границ) и прилегающих пригородных
территориях сформировалась иерархическая структура, в которой выделялись ООПТ област-
ного и городского подчинения (табл. 1, рис. 1).
Авторы были членами рабочей группы по созданию ООПТ местного значения и принима-
ли участие в работах по обследованию земельных участков и объектов, имеющих природо-
охранное значение, для придания им статуса особо охраняемых природных территорий мест-
ного значения. Хотелось бы привести ряд положений, которые представляются своеобразными
системными «сбоями» препятствующими формированию полноценной системы ООПТ на тер-
ритории г. Липецка. Вполне возможно, что приведенные ниже проблемы подобного рода с не-
которыми вариациями характерны для других городских территорий.
1. «Решающее слово» по выделению того или иного участка в категорию ООПТ остается
за городскими чиновниками. Ученые, привлекаемые для выполнения определенных задач, свя-
занных с этой работой, выступают в большинстве случаев как исполнители, не имея действен-
ных рычагов воздействия на принятие решения [Санников, 2014].
Таблица 1
ООПТ города Липецка и прилегающих территорий
Тип особо охраняемой
№ Наименование
природной территории
1 2 3
Государственный природный зоологиче-
1 «Липецкий» 1
ский заказник
Памятники природы регионального значения
2 Ландшафтно-геологический «Низовья Каменного лога»
3 Дендрологический «Верхний парк»
4 Дендрологический «Нижний парк»
5 Ландшафтно-биологический «Сосновый бор»1
6 Ландшафтно-биологический «Сурки» 1
7 Ландшафтный «Митрохин угол» 2
8 Зоологический «Ольшаник с колонией серых цапель у с. Сселки» 2
9 Ландшафтно-гидрологический «Река Двуречка» 2
65
Окончание табл. 1
1 2 3
Особо охраняемые природные территории местного значения
10 Городская рекреационная зона «Парк «Быханов сад»
11 Городская рекреационная зона «Урочище «Сосновый лес»
12 Охраняемый природный объект «Дуб на ул. Первомайская»
13 Охраняемый природный объект «Вяз на ул. Ленина»
14 Охраняемый природный объект «Бархат амурский у Евдокиевской церкви»
15 Охраняемый природный объект «Дуб у школы № 47»
Примечание: 1ООПТ частично расположено на территории города; 2ООПТ расположено рядом с
территорией города.
Рис. 1. ООПТ на территории г. Липецка и прилегающих пригородных территориях
2. Сущность концепции природно-экологического каркаса определяют следующие поло-

жения: создание развитой системы охраняемых природных территорий как основы природного
каркаса; оптимизация структуры ландшафтно-земельного фонда, т. е. формирование и под-
держание оптимального соотношения природных и антропогенных ландшафтов, при котором
обеспечиваются необходимое биоразнообразие и устойчивость ландшафта; сохранение при-
66
родного и культурного наследия; сохранение и воссоздание эстетических, исторических, рек-
реационных и информационных качеств природной среды [Бузмакови др., 2012]. Планирова-
ние развития структуры природно-экологического каркаса можно построить на базе теорети-
ческой концепции поляризованной биосферы Б.Б. Родомана [Родоман, 2002], с учетом
ландшафтных особенностей территории. В рамках этой концепции город и природа рассмат-
риваются как территориальные полюсы. Город окружается элементами экологического карка-
са, которые служат буфером для природных заповедных территорий, отделяя их от города и
сельскохозяйственных земель [Adamsetal, 2006; Auneetal, 2011; Hess&Fischer, 2001;
HaifengLietal, 2015]. Эта концепция позволяет организовать экологический каркас для региона.
При реализации экологического каркаса на локальном уровне (городе и его пригороде), необ-
ходимо планируемую структуру вписать в региональную, адаптируя ее к местным ландшаф-
там. Также структуру экологического каркаса на локальном уровне (муниципальном) необхо-
димо разделить на внутренние и внешние элементы (внутренний и внешний экологический
каркас). Внешние элементы должны быть направлены на сохранение биологического и ланд-
шафтного разнообразия и являться буфером для строго охраняемых территорий (заповедни-
ков). Внешний экологический каркас города должен охватывать кольцом территорию города и
его пригородов. Внутренние элементы должны быть направлены на сохранение квазиприрод-
ной среды в городе и служить экологическими коридорами, делая городской ландшафт эколо-
гически прозрачным. При создании системы ООПТ на муниципальном уровне должна быть
выстроена иерархическая структура, когда экологический каркас района вписан в экологиче-
ский каркас области.
3. Существенной проблемой является административная принадлежность земельных уча-
стков внутри города и в непосредственной близости от него. Эта проблема обостряется тогда,
когда управленческие структуры разного иерархического уровня, в чьем подчинении находят-
ся эти участки, не находят взаимопонимания между собой по вопросам природоохранной дея-
тельности, или же у каждого из них имеются свои программы действия, не скоординированные
между собой. Так, в 2007 году по предложению управления экологии администрации
г. Липецка нами была обследована потенциальная территория для создания местного ООПТ —
аллея возрастных дубов на территории Ленинского лесхоза, но когда начались работы по по-
становке данного участка на кадастровый учет, выяснилось, что он расположен на федераль-
ной земле. После этого все работы по данной аллее были прекращены.
4. Нежелание городских властей рассматривать крупные территории в качестве потенци-
альных местных ООПТ привело их к идее создания сети особо охраняемых природных объек-
тов. Как пример такого рода попыток можно привести придание статуса ООПО четырем де-
ревьям. Не утверждая о бесполезности подобного рода мероприятий, отметим, что в конечном
итоге может произойти подмена понятий сети ООПТ сетью ООПО, что не допустимо.
5. Сложной задачей является доказательство необходимости придания статуса ООПТ тому
или иному участку. Самым важным аргументом в этом случае мог служить как можно более
обширный список краснокнижных видов. Аргументирование же тем, что данный участок от-
личается «уникальным», «не характерным» ландшафтом наталкивалось на непонимание и не-
приятие данных аргументов со стороны административных структур, ответственных за приня-
тие решения о придании статуса ООПТ конкретному земельному участку.
6. Остро стоит вопрос о масштабах вовлечения ООПТ в туристско-рекреационную дея-
тельность [Trzynaetal, 2014]. В этом отношении наиболее востребованными оказываются нахо-
дящиеся в охраняемом статусе природные территории, особенно расположенные на городских
территориях. В городах эти территории могут сочетать в себе и различного рода объекты куль-
турно-исторического наследия, что также создает предпосылки для повышенного желания их
посещения рекреантами. В российской и зарубежной литературе развернулась полемика во-
круг возможности сочетания туристско-рекреационной деятельности с приоритетными приро-
доохранными функциями ООПТ, что отражается в их законодательно установленном режиме
охраны [Кочуров и др., 2010; Гриднев и др., 2010]. Особенно остро этот вопрос стоит в городах
67
с высокой плотностью населения, где законодательное ограничение отдельных видов турист-
ско-рекреационной деятельности на ООПТ не означает, что эти территории не будут вовлече-
ны в несанкционированные, стихийные формы туризма. Работ, посвященных поискам снятия
противоречий между использованием ООПТ в туристско-рекреационной деятельности и охра-
ной природы, в последние годы появилось довольно много. Однако в большинстве своем они
обращены к развитию не до конца оформившегося, «расплывчатого» по своей сути экологиче-
ского туризма, в то время как действительность демонстрирует примеры совсем других, дале-
ких от экологического, видов туризма.
7. Часто в городах статус ООПТ имеют парковые территории, которые по определению
созданы для организации рекреационной деятельности населения. К парковым зонам можно
добавить лесопарковые территории и берега водных объектов, которые также рассматривают-
ся в качестве приоритетных при создании ООПТ. В то же время они являются популярными
местами отдыха горожан. В этой связи возникает серьезная проблема совмещения природо-
охранной и рекреационной функций на этих территориях. На наш взгляд, парковые зоны не
являются приоритетными участками для создания ООПТ. Это связано с тем, что парки пред-
ставляют собой природно-антропогенные ландшафты, что определяет их вторичную по срав-
нению с природными ландшафтами средообразующую и средозащитную функцию.
В заключении можно отметить, что за счет расположения потенциальных ООПТ возможно
создание наиболее распространенного типа ООПТ в урбанизированных ландшафтах — город-
ских рекреационных зон. Несмотря на то, что подобный тип ООПТ более уязвим в связи с тем,
что более подвержен антропогенной нагрузке, возможно решение этой проблемы за счет зони-
рования территории.
1. Кочуров Б.И., Гриднев Д.З., Курбатова А.С. Природно-экологический каркас в территориальном пла-
нировании муниципальных образований // Проблемы региональной экологии. 2010. № 6. С. 186-194.
2. Гриднев Д.З., Волынская А.А. Функционирование природных территорий в городе и режимы их
использования // Наука и современность. 2010. №5-1. С.49-53.
3. Бузмаков С.А., Санников П.Ю. Перспективы создания сети особо охраняемых природных террито-
рий г. Перми // Вестник УдмГУ. 2012. №6-3. С. 14-22.
4. Родоман Б.Б. Поляризованная биосфера. Смоленск, 2002. 336 с.
5. Санников П.Ю. Обзор методов оценки репрезентативности сетей ООПТ // Географический вестник.
2014. №2 (29). С. 107-115.
6. Adams, Clark E., et al. 2006.Urban wildlife management. Boca Raton, Florida: CRC.
7. Aune, K., et al. 2011. Assessment and planning for ecological connectivity: A practical guide. Bronx, New
York: Wildlife Conservation Society. [Online document accessed 24 February 2016]: http://www.wcs-
ahead.org/kaza/ecological_connectivity_07_20_11_2.pdf.
8. Knapp S., Kühn I., Mosbrugger V., Klotz S. 2008. Do protected areas in urban and rural landscapes differ
in species diversity? BiodiversityandConservation 17:1595-1612.
9. Haifeng Li, Wenbo Chen and Wei He. 2015. Planning of Green Space Ecological Network in Urban
Areas:An Example of Nanchang, China. InternationalJournalofEnvironmental Research and Public Health
12: 12889-12904.
10. Hess, G.R. and R. A. Fischer. 2001. Communicating clearly about conservation corridors. Landscape and
Urban Planning 55:195-208.
11. Trzyna T., et al. 2014. Urban Protected Areas: Profiles and best practice guidelines [Online document ac-
cessed 20 February 2016]: https://portals.iucn.org/library/sites/library/files/documents/PAG-022.pdf
68
ÄÑÄèíàÇçé-ãÄçÑòÄîíçéÖ áÖåãÖÑÖãàÖ
Ç ìëãéÇàüï ëõêíéÇéÉé áÄÇéãÜúü ëÄåÄêëäéâ éÅãÄëíà
Лозбенев Н.И.1, Кирюшин С.В.2, Столярова К.C.3
1
nlozbenev@mail.ru;
2, 3
Почвенный институт имени В.В. Докучаева, Москва, Россия,
2
s.kiryushin@agrotechcenter.ru, 3ksyu.stolyarova@bk.ru
LANDSCAPE-ADAPTIVE AGRICULTURE
IN VOLGA SYRT UPLAND OF SAMARA REGION
Lozbenev N.I.1, Kiryushin S.V.2, Stolyarova K.S.3
1
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, nlozbenev@mail.ru
2, 3
Dokuchaev Soil Science Institute, Moscow, Russia,
2
s.kiryushin@agrotechcenter.ru, 3ksyu.stolyarova@bk.ru
Abstract: Regional specific of Volga Syrt upland pattern structure is observed in this article. Pat-
tern structure is interesting in the aspect of landscape-adaptive agricultural system creation for a large
farm in Bolshaya Glushica district of Samara region. Well-proved methodology during several years of
application was adapted for a new region. The specificity of the climate, relief and deposits as limiting
factors of intensification of agricultural production has been studied. The structure of the soil cover of
the farm has been rethought in connection with the detection of a close (1,5-6 m) groundwater occur-
rence on wide flat interfluves and low terraces, affecting the morphological structure of the soil and the
structure of the soil profile. Such soils are called meadow chernozem or chernozem-meadow soils.
Separate elementary soil areas are grouped into microstructures of the soil cover, and then into
agroecological groups of lands that are homogeneous in agro-ecological requirements of crops and cul-
tivation conditions. The farm has semi-hydromorphic, weakly hydromorphic, weak erosion, medium
erosion, high erosion, strongly hydromorphic, and low-erosion, and erosive types of terrain. They are
the main territorial units in agricultural planning. Basing on ecological requirements, the most suitable
for each group of lands of the given crop economy were chosen and crop rotations were made taking
into account the landscape and climatic features of the region. Five crop rotations were compiled: crop
rotation for planking lands: spring wheat — sunflower-spring wheat — pea — winter wheat; rotation
on hydromorphic lands: soybean — corn. Crop rotation on low erosion lands: winter wheat —
buckwheat — spring wheat — sunflower. Crop rotation on high erosion lands: winter wheat —
buckwheat — barley. Basing on the analysis of space images and field observations, areas that have
become unusable due to erosion have been determined. It is expected that the measures envisaged by
the project will allow increasing the productivity of the main crops of the farm by 1,5-2 times.
Оптимальное решение задач интенсификации и экологизации сельского хозяйства России
достигается в адаптивно-ландшафтных системах земледелия [Кирюшин, 2011]. Интенсивные
и, тем более, точные агротехнологии проектируют в специальных агрогеоинформационных
системах по материалам почвенно-ландшафтного картографирования на основе детального
полевого обследования. В современных социально-экономических условиях такие трудоемкие
и дорогостоящие работы не могут получить широкого распространения, однако проводятся
для крупных сельскохозяйственных производителей.
В существующей методике [Кирюшин, 2005] используется экспертно-визуальный принцип
анализа существующих топографических и тематических карт, дешифрирования аэрокосмиче-
ских снимков. Основой почвенно-ландшафтного обследования является изучение рельефа как
фактора дифференциации ландшафтного покрова и построение цифровой модели рельефа
(ЦМР). По результатам анализа ЦМР и полевых материалов путем взаимного наложения элек-
тронных карт (рельефа, почвообразующих пород, уровня грунтовых вод, структур почвенного
покрова, содержания гумуса, подвижного фосфора и др.) составляется карта агроэкологиче-
ских групп и видов земель с проявлением свойств, снижающих продуктивность с/х культур
и осложняющих агротехнические условия их возделывания (эродированные, переувлажненные
и др.). На ее основе разрабатывается проект адаптивно-ландшафтного земледелия и агротехно-
69
логий (АЛСЗ), включающий обоснование: 1) севооборотов и полевой инфраструктуры, 2) сис-
темы обработки почвы; 3) системы удобрения сельскохозяйственных культур и химических
мелиораций; 4) проектирование кормопроизводства [Кирюшин, 2005]. Проектирование систем
земледелия на ландшафтно-экологической основе хорошо зарекомендовало себя на ряде сель-
скохозяйственных предприятий.
Изучение региональных особенностей ландшафтной структуры и разработка проекта
АЛСЗ выполнено на примере СПК «Степные зори» Большеглушицкого района Самарской об-
ласти. Площадь пашни в обработке — 13023 га.
Хозяйство располагается в континентальной области умеренного климата. Суммарное ко-
личество осадков за год — 460 мм, коэффициент увлажнения — 0,7. Общая сумма среднесу-
точных температур воздуха за период активной вегетации (выше 10о) 2600 оС.
Предприятие расположено в пределах подзоны средней (настоящей) степи Сыртового За-
волжья. Абсолютные высоты здесь колеблются от 80 до 165 метров. Плотность долинно-
балочной сети достигает 3 км/км2. Высокая расчлененность с большим количеством солнечной
радиации способствует быстрому стоку талых и дождевых вод, их высыханию и общему ис-
сушению почв. Микрорельеф в пределах хозяйства выражен слабо и представлен микрозапа-
динами глубиной до 0,5 м и ложбинной сетью на склонах.
Почвообразующие породы — тяжелые пылеватые суглинки и легкие пылеватые глины.
Заметная доля пылеватых частиц в условиях тяжелого гранулометрического состава вызывает
закупоривание водопроводящих капилляров, не позволяя подниматься грунтовым водам
в верхнюю часть почвенного профиля. В жаркое летнее время почва с таким гранулометриче-
ским составом имеет свойство «спекаться» — образовывать слитую камнеподобную массу, что
заметно ухудшает водно-воздушный режим для корней растений.
Летом 2016 года в хозяйстве была проведена почвенно-ландшафтная съемка, включавшая
30 разрезов и 220 точек бурения до 1 или до 6 метров с определением уровня грунтовых вод
и состава почвообразующих пород (рис. 1).
Рис. 1. Рельеф хозяйства и положение точек полевого почвенно-ландшафтного обследования
70
По результатам почвенно-ландшафтной съемки определено, что основными подтипами
почв водораздельных плато и верхних частей склонов являются черноземы обыкновенные.
Средние и нижние части пологих склонов занимают черноземы южные. В них с глубины 40 см
и до 1,5-2 метров в начале лета формируется устойчивый горизонт иссушения.
В ходе почвенного обследования было выявлено залегание грунтовых вод в пределах 6
метров, вследствие чего структура почвенного покрова была в некоторой мере переосмыслена
по сравнению с обследованиями ГИПРОЗЕМА 1970-х годов.
На плоских водоразделах при глубине грунтовых вод 3-6 м формируются полугидроморф-
ные лугово-черноземные почвы. При глубине грунтовых вод 1,5-3 м на водоразделах формиру-
ются черноземно-луговые почвы с почти повсеместным проявлением гидроморфизма в гори-
зонте В в форме небольших железисто-марганцевых конкреций.
Слабосмытые варианты черноземных почв приурочены к склонам крутизной более 2° и
днищам ложбин, верховьям балок. Среднесмытые черноземы приурочены к ложбинам с боль-
шой длиной тока и склонам крутизной 3-5°.
Первоочередной задачей при составлении проекта АЛСЗ данного хозяйства являлось
обеспечение максимальной эффективности использования атмосферной влаги и дополнитель-
ного грунтового увлажнения, уменьшение жидкого и твердого стока.
Группы структур почвенного покрова были объединены в агроэкологические группы зе-
мель — участков, однородных по агроэкологическим требованиям культур и условиям возде-
лывания.
В хозяйстве выделены (рис. 2): плакорные земли (7222 га), полугидроморфные (1513 га),
слабогидроморфные (913 га), слабоэрозионные (1569 га), среднеэрозионные (435 га), сильно-
эрозионные (51 га), сильногидроморфные (50 га), малосолонцово-эрозионные (22 га).
Рис. 2. Карта агроэкологических групп земель
Плакорные земли располагаются на междуречьях и пологих приводораздельных склонах с

черноземами обыкновенными и южными. Эти земли наиболее пригодны для относительно за-
сухоустойчивых культур: яровой пшеницы (возможно, твердых сортов из-за большой обеспе-
ченности солнечной радиацией), озимой пшеницы, подсолнечника и др.
71
Полугидроморфные земли, представленные пятнистостями лугово-черноземных почв, но
из-за глинистого гранулометрического состава почв и закупоривания капилляров не могут дать
прибавки урожайности, что в данных региональных условиях позволяет условно приравнять
эти земли к плакорным.
Слабогидроморфные земли представлены пятнистостями черноземно-луговых почв, ха-
рактеризующихся дополнительным грунтовым увлажнением, рационально занять наиболее
требовательными с точки зрения увлажнения и минерального питания культурами — соей и
кукурузой.
На слабоэрозионных землях, занятых слабосмытыми вариантами почв, вследствие дефи-
цита влаги в почве, а также снижения обеспеченности почв подвижными элементами питания
урожайность культур несколько уменьшается. На среднеэрозионных землях и, частично, силь-
ноэрозионных землях будут использоваться защитные севообороты с неприхотливыми к не-
достатку влаги и элементов питания культурами. Сильноэрозионные земли и очень сильноэро-
зионные земли будут выведены из оборота.
На основании экологических требований были выбраны наиболее пригодные для данного
хозяйства культуры [Кирюшин, 1996] и составлены севообороты, учитывающие ландшафтно-
климатические особенности региона (рис. 3).
Рис. 3. Карта полей севооборотов и производственных участков
Летом 2017 года начато внедрение проекта на территории хозяйства «Степные Зори», а
также поставлены эксперименты с системами обработки почвы и применением удобрений и
средств химизации с посевами сои на слабогидроморфных землях. Ожидается, что предусмот-
ренные проектом меры позволят увеличить продуктивность основных культур в хозяйстве в
1,5-2 раза.
1. Кирюшин В.И. Агроэкологическая оценка земель, проектирование адаптивно-ландшафтных систем
земледелия. М., 2005.
2. Кирюшин В.И. Теория адаптивно-ландшафтного земледелия и проектирование агроландшафтов.
М.: КолосС, 2011.
3. Кирюшин В.И. Экологические основы земледелия. М.: КолосС, 1996.
72
ÄÉêéãÄçÑòÄîíçõÖ àëëãÖÑéÇÄçàü
Ñãü ìëíéâóàÇéÉé êÄáÇàíàü áÖåãÖÑÖãàü
ûÜçõï êÄâéçéÇ ëàÅàêà
Лысанова Г.И.1, Семенов Ю.М.2
Институт географии имени В.Б. Сочавы СО РАН, Иркутск, Россия,
1
lysanova@irigs.irk.ru, 2semenov@irigs.irk.ru
AGROLANDSCAPE RESEARCH FOR SUSTAINABLE DEVELOPMENT

OF AGRICULTURE IN THE SOUTHERN AREAS OF SIBERIA
Lysanova G.I.1, Semenov Yu.M.2
V.B. Sochava Institute of Geography SB RAS, Irkutsk, Russia,
1
lysanova@irigs.irk.ru, 2semenov@irigs.irk.ru
Abstract: Agricultural landscapes (agrolandscapes) are the most widespread natural-
anthropogenous geosystems. The important place in their study is taken by the cartographical method
since it allows to represent land resources in a visual and foreseeable form. Agrolandscape maps reflect
land structure, structure and various features of agrolandscapes with a necessary accuracy and a detail
in statics and dynamics. They should serve as the main documents of the state accounting of lands, reg-
istration of land users and the land registry. Agrolandscape research is based on collateral studying of
natural and productive blocks of a farmland system. The territory of our research includes the southern
and central regions of Krasnoyarsk Krai, the Republic of Khakassia and the Republic of Tyva. The
landscape and agrolandscape maps are created, the assessment of agricultural capacity of Minusinsk
depression is carried out on the basis of the detailed agrolandscape research and the study of natural
geosystems. The use of the landscape map as the basis for creating the agrolandscape map and the map
of agronatural capacity of geosystems allows to consider more stoutly reserves of farmlands and to plan
paths of optimum transformation of territories. Assessment of agricultural capacity of geosystems in
the Minusinsk depression resulted in identification of the factors which significantly complicate or lim-
it the possibility for the organization of agriculture. These factors are the lack of heat in steppe and arid
steppe areas, rehumidification and high erosive danger in mountain areas. The creation of the landscape
assessment map of Asian part of Russia is based on the research of the current state of land resources.
It is found that the territory of the South of the Central Siberia has in general the high agricultural ca-
pacity of the lands which are not optimally used. The prospects of the increase of agricultural produc-
tion in the region are bound to preservation and improvement of soil fertility of cultivated land and re-
habilitation of exhausted land. Preservation of land potential and development of actions for
improvement of soil fertility requires the scheduling of land use for simultaneous achievement of eco-
nomic efficiency, ecological expediency and social usefulness of agricultural production.
В условиях интенсивного преобразования природной среды весьма насущным становится
проведение агроландшафтных исследований. Согласно В.А. Николаеву [1997], агроландшафт —
это природно-антропогенная геосистема с относительно низким порогом экологической
надежности и нарушенными естественными механизмами саморегуляции. Агроландшафты
являются наиболее распространенными среди всех природно-антропогенных геосистем.
Важное место в исследованиях агроландшафтов занимает их картографическое отображе-
ние. Карта как средство изучения позволяет представить земельные ресурсы в наглядном, обо-
зримом виде, с необходимой точностью и детальностью отражает их видовой состав, структу-
ру и различные характеристики в статике и динамике. Это один из основных документов
государственного учета земель, регистрация землепользователей и земельного кадастра. Без
карт трудно представить особенности размещения почв и земельных угодий по территории, их
свойства и качественные различия, закономерности их использования и экономическую эф-
фективность. По картам разрабатываются проекты и мероприятия, направленные на интенси-
фикацию использования земель, повышение их плодородия и охрану. Агроландшафтные ис-
следования подразумевают совместное изучение природного и производственного блоков
системы сельскохозяйственных земель, причем природный блок изучается обстоятельнее в
рамках оценочного подхода.
73
Территорией наших исследований являются южные районы Сибири (южные и централь-
ные районы Красноярского края, Республики Хакасия и Тыва). Ранее на основе подробных аг-
роландшафтных исследований и изучения природных геосистем была составлена среднемас-
штабная типологическая ландшафтная и агроландшафтная карты Минусинской котловины,
проведена оценка агроприродного потенциала и составлена соответствующая карта на терри-
торию исследований [Лысанова, 2001]. На наш взгляд, применение ландшафтной карты как
основы для составления агроландшафтной карты и карты агроприродного потенциала геосис-
тем позволяет полнее учесть резервы сельскохозяйственных земель не только в количествен-
ном, но и в качественном отношении, а также наметить пути оптимальной трансформации уго-
дий в зависимости от природных условий районов их освоения. В настоящее время
ландшафтные и агроландшафтные исследования нами распространяются на другие южные
районы Сибири.
Ландшафтные карты, отражающие дифференциацию не только измененных антропоген-
ным воздействием природных образований, но и естественных аналогов, относятся к числу
необходимых инструментов планирования оптимального землепользования. Ландшафтная
карта Минусинской котловины составлялась с использованием синтеза двух подходов к клас-
сификации геосистем: в качестве отдельных семейств показаны как условно-естественные, так
и антропогенно-измененные геосистемы. На природные ландшафтные структуры накладыва-
ются агроландшафты, которые имеют фундаментальную аналогию с природными. Жизнь аг-
роландшафта, его развитие неотделимы от окружающих естественных геосистем, с которыми
он находится в тесной взаимосвязи. Поэтому выявление природной основы составляет непре-
менное условие изучения агроландшафтов. Основные принципы составления среднемасштаб-
ной типологической ландшафтной карты вытекали из целей и задач агроландшафтной оценки
территории.
Одни и те же сельскохозяйственные модификации (пахотные, естественные кормовые
угодья), но образованные на базе различных видов ландшафтов, не могут рассматриваться как
сходные «антропогенные ландшафты», ибо имеют неодинаковую природную составляющую,
принадлежат к разным агроландшафтным инвариантам. Хотя природные свойства исходного
естественного ландшафта при сельскохозяйственном освоении частично преобразуются, они в
значительной мере влияют на структуру, динамику и функционирование агроландшафтной
системы. Производственные составляющие агроландшафта (агротехника, состав угодий, сис-
тема ведения сельского хозяйства, мелиорации и др.) взаимодействуют с природным блоком,
от чего зависит устойчивость системы в целом, а иначе возможно падение природного потен-
циала земель, их деградация. Вместе с тем производственная составляющая агроландшафта
позволяет в какой-то мере осуществлять контроль за природными процессами на окультурен-
ных землях. Агроландшафт является открытой системой, зависящей от влияний внешней сре-
ды (главным образом климатических факторов), научно-технического прогресса, социальных и
экономических условий [Николаев, 1984].
В нашей работе агроландшафтная карта составлялась по методике В.А. Николаева [1984]:
во всех агроландшафтах исследовались типы использованных земель, состав сельскохозяйст-
венных культур в севооборотах, применяемая агротехника, урожайность сельскохозяйствен-
ных культур, климатические показатели и т. д. На этом этапе использовались данные полевых
наблюдений, привлекались материалы гидрометеослужбы, опытных сельскохозяйственных
станций, госсортучастков, многолетние сведения об урожайности ведущих сельскохозяйствен-
ных культур по хозяйствам, литературные источники.
Объектами моделирования агроландшафтной карты Минусинской котловины являются
существующие природно-сельскохозяйственные системы. Их характеристика включает дан-
ные как о природном, так и о сельскохозяйственном блоке: 1) внутренняя структура природ-
ных комплексов (рельеф, почвы); 2) особенности внешней среды (зонально-провинциальное
географическое положение, агроклиматические ресурсы); 3) современные виды сельскохозяй-
ственного использования (типы севооборотов, агротехнический комплекс); 4) средняя много-
летняя урожайность по культурам.
Как видно из содержания карты, она представляет синтез многих сопряженных показате-
лей, однако все они «привязаны» к определенным геосистемам, видам использования земель.
74
Поэтому за исходную основу была взята ландшафтная карта, составленная на самом первом
этапе исследования, однако ее контурные пахотные выделы рассматривались и оценивались с
агропроизводственной точки зрения. На агроландшафтной карте выделяются таежно-
подтаежные природные геосистемы, агроландшафты естественных кормовых угодий и ранжи-
руются пахотные земли [Лысанова, 2001].
Анализ особенностей взаимосвязей дифференциации природных условий с ведением сель-
ского хозяйства проводился путем наложения границ административных районов на границы
природных зон (поясов), в результате чего было выделено 30 пахотных агроландшафтов. Для
всех контуров пахотных земель отображены описанные выше показатели. По мнению
В.А. Николаева [1984] подобная агроландшафтная карта имеет функциональный характер, от-
ражая главным образом специализацию и технологию сельскохозяйственного производства в
связи с дифференциацией природных условий региона. Исследования и оценка агроприродно-
го потенциала приобретает особую важность в связи с задачами поднятия производительности
и эффективности сельского хозяйства и уменьшения его ресурсоемкости.
На основе подробных агроландшафтных исследований был проанализирован и оценен аг-
роприродный потенциал геосистем Минусинской котловины. Известно, что каждый природ-
ный ландшафт обладает определенным агропотенциалом земледелия, который устанавливает-
ся в процессе последовательного изучения качеств и свойств природных компонентов
(климата, почв и др.) и способен на основании многофакторного анализа выявить факторы,
благоприятные, ограничивающие или лимитирующие возможность земледелия [Романова,
Алексеев, 1997]. Особенности агропотенциала определяют возможности организации систем
землепользования в конкретных районах, а также те изменения природных геосистем, которые
возникают после их соответствующего освоения.
Агроприродный потенциал геосистем рассчитывался на основании интеграции оценок
биоклиматических параметров, агропроизводственных характеристик почв и ограничивающих
факторов сельскохозяйственного использования земель. По агроприродному потенциалу со-
стояния земель все проанализированные ландшафты разделены на 6 групп: 1) пахотнопригод-
ные ландшафты с высоким агроприродным потенциалом; 2) пахотнопригодные ландшафты со
средним агроприродным потенциалом; 3) пахотнопригодные ландшафты с пониженным агро-
природным потенциалом; 4) естественные кормовые угодья со средним и высоким агропри-
родным потенциалом (южносибирские подтаежный, лесостепной и степной геомы); 5) ограни-
ченно сельскохозяйственно-пригодные ландшафты с низким агроприродным потенциалом
(южносибирские таежный и подтаежный геомы, долинные классы фаций южносибирских под-
таежного и лесостепного геомов с болотами и переувлажненными почвами, залежи, естествен-
ные кормовые угодья на крутых склонах и дигрессионные южносибирских лесостепного и степ-
ного геомов); 6) сельскохозяйственно-непригодные ландшафты, не имеющие агроприродного
потенциала (южносибирские гольцовый и подгольцовый, горно-таежный и таежный геомы).
Выделенные контура пахотных земель оценивались с позиций возможностей использова-
ния агроприродного потенциала геосистем по следующие показателям: климатические (про-
должительность безморозного периода, продолжительность периода со среднесуточной темпе-
ратурой воздуха выше 10 оС, сумма среднесуточных температур воздуха выше 10 оС, коли-
чество атмосферных осадков за год и за вегетационный период, индекс сухости),
преобладающие производственные группы почв, эродируемость земель, орошение.
После суммирования оценок основных составных частей агропотенциала 30 пахотных аг-
роландшафтов, выделенных на агроландшафтной карте, были объединены по суммам баллов в
3 группы: с высоким, средним и ниже среднего агроприродным потенциалом. В результате
оценки агропотенциала геосистем Минусинской котловины, было установлено, что природ-
ными факторами, существенно осложняющими или лимитирующими возможность организа-
ции земледелия в отдельных районах исследуемого региона, являются недостаток тепла
(в степных и сухостепных районах), переувлажнение и высокая эрозионная опасность, связан-
ная главным образом с горным характером рельефа.
Проводимые в настоящее время работы по составлению ландшафтно-оценочной карты
азиатской части России [Суворов и др., 2009; Лысанова и др., 2011, 2016; Лысанова и др.,
2013], которые включают как важную составную часть исследования по оценке современного
75
состояния земельных ресурсов, анализ факторов, динамики состояния и потенциальных воз-
можностей сельскохозяйственного землепользования и их использования, показали, что терри-
тория юга Средней Сибири в целом обладает большим земельным потенциалом, который
используется далеко не оптимально и весьма неравномерно. Перспективы увеличения произ-
водства сельскохозяйственного продовольствия в регионе связаны с сохранением и повышени-
ем плодородия почв уже освоенных земель и проведением работ по восстановлению утрачен-
ных земель.
Для сохранения земельного потенциала и разработки мероприятий по повышению плодо-
родия почв необходимо планирование землепользования с целью одновременного достижения
экономической эффективности, экологической целесообразности и социальной благоприятно-
сти сельскохозяйственного производства. При этом для каждого конкретного агроландшафта
может и должен быть изыскан оптимальный вариант использования земель с определенным
соотношением преобразовательных организационно-экономических и адаптивных ландшафт-
но-экологических мероприятий, которые позволили бы резко увеличить потенциал их саморе-
гуляции.
1. Лысанова Г.И. Ландшафтный анализ агроприродного потенциала геосистем. Иркутск: Изд-во ИГ СО
РАН, 2001. 187 с.
2. Лысанова Г.И., Семенов Ю.М., Сороковой А.А. Геосистемы бассейна верхнего Енисея // География
и природные ресурсы. 2011. № 4. С. 92-99.
3. Лысанова Г.И., Семенов Ю.М., Сороковой А.А. Ландшафтное картографирование Республики Хака-
сия // Геодезия и картография. 2016. № 12. С. 16-23.
4. Лысанова Г.И., Семенов Ю.М., Шеховцов А.И., Сороковой А.А. Геосистемы Республики Тыва //
География и природные ресурсы. 2013. № 3. С. 181-184.
5. Николаев В.А. Региональные агроландшафтные исследования // Природные комплексы и сельское
хозяйство. Вопросы географии. М.: Мысль, 1984. Сб. 124. С. 73-83.
6. Николаев В.А. Ландшафтоведение и земледелие // Структура, функционирование, эволюция при-
родных и антропогенных ландшафтов: Тез. докл. Х ландшафтной конференции. М.; СПб., 1997.
С. 209-210.
7. Романова Э.П., Алексеев Б.А. Агроприродный потенциал земледелия ландшафтов Европы // Струк-
тура, функционирование, эволюция природных и антропогенных ландшафтов: Тез. докл.
Х ландшафтной конференции. М.; СПб., 1997. С. 220-221.
8. Суворов Е.Г., Семенов Ю.М., Новицкая Н.И. Ландшафтно-оценочная карта Азиатской части России:
принципы и методические аспекты составления // География и природ. ресурсы. 2009. № 4. С. 5-10.
ãÄçÑòÄîíçé-åÖãàéêÄíàÇçéÖ èêéÖäíàêéÇÄçàÖ
à Çéèêéëõ éèíàåàáÄñàà èêàêéÑçéâ ëêÖÑõ
Михно В.Б.
Воронежский государственный университет, Воронеж, Россия, fizgeogr@mail.ru
LANDSCAPE AMELIORATION DESIGN

AND OPTIMIZATION OF NATURAL ENVIRONMENT
Mikhno V.B.
Voronezh State University, Voronezh, Russia, fizgeogr@mail.ru
Abstract: The role of landscape amelioration design in optimization of the natural environment is
considered. The idea is that melioration is currently the most significant factor in transforming land-
scapes at the local, regional and planetary levels. This is evidenced by radical improvement of the land-
scape and ecological situation in many reclaimed territories.
The dependence of the effectiveness of types and methods of land reclamation on the quality of
scientific support of projects of landscape and ameliorative systems is analyzed. Data on the extremely
important role of the correspondence of design solutions to the tasks of optimizing the natural envi-
76
ronment are presented. The author substantiates the proposition that landscape amelioration design acts
as a leading link in the management chain of the development of natural and territorial complexes.
The results of the conducted researches allow drawing a conclusion that the basis of landscape
amelioration design should be the account of features of interaction and correlation of natural contrast
media that take part in the formation of landscape complexes. The change in the quantitative and quali-
tative characteristics of contrast media allows us to manage the development of natural and territorial
complexes. The leading link in this process is the landscape amelioration design — the most important
factor in optimizing the natural environment.
Актуальность исследований. Оптимизация природной среды актуальная эколого-
географическая проблема. Решение ее вызвано запросами практики и прежде всего необходи-
мостью улучшения экологических условий, сохранения и увеличения природно-ресурсного
потенциала. Реализация этих положений требует поиска и научного обоснования рациональ-
ных приемов управления развития природной среды на планетарном, региональном и локаль-
ном уровнях. Одним из наиболее эффективных факторов целенаправленного изменения при-
родной среды выступает мелиорация, возможности которой в сфере оптимизации ландшафтно-
экологической обстановки достаточно велики и в значительной степени апробированы практи-
кой. Свидетельство тому — коренное улучшение свойств многих мелиорированных террито-
рий. Созданные на них научно обоснованные ландшафтно-мелиоративные системы успешно
выполняют природооптимизирующие функции, способствуют воспроизводству природных
ресурсов стабилизации и улучшению экологической обстановки.
Практика убеждает, что эффективность мелиорации в преобразовании природно-
территориальных комплексов во многом зависит от научного обоснования целесообразности
создания мелиоративных систем и соответствия проектных решений поставленным задачам
оптимизации природной среды. Исключительно важная роль в этом принадлежит ландшафтно-
мелиоративному проектированию, с помощью которого возможно управление развитием при-
родной среды — увеличение и сохранение природно-ресурсного потенциала, улучшение эко-
логической обстановки. В данном случае реализация проектных решений осуществляется
путем формирования и создания на местности ландшафтно-мелиоративных систем, представ-
ляющих собой совокупность мелиоративных объектов и ландшафтных комплексов, объеди-
ненных единой функциональной целостностью, направленной на оптимизацию ландшафтов.
Из этого следует, что ландшафтно-мелиоративное проектирование выступает в качестве одно-
го из ведущих факторов преобразования и оптимизации природной среды и требует к себе са-
мого пристального внимания исследователей, занимающихся прежде всего проблемами опти-
мизации ландшафтно-экологической обстановки и рационального природопользования.
Актуальность таких исследований нашла отражение в ряде публикаций [Дьяконов, 1995, 2002;
Исаченко, 1980; Казаков, 2012; Михно, 1984, 2015; Чибилев, 2016]. Однако многие вопросы,
связанные с проектированием ландшафтно-мелиоративных систем, ждут своего ответа. К их
числу принадлежат проблемы совершенствования методологических основ проектирования
оптимальных ландшафтов, апробации и проведении ландшафтно-экологической экспертизы
проектов, реализации и мониторинга проектных решений.
Методологический аспект ландшафтно-мелиоративного проектирования. Поскольку
функционирование и оптимизирующая роль ландшафтно-мелиоративных систем в значитель-
ной мере зависит от обоснованности проектных решений создания этих систем, достижение
поставленной цели требует соблюдения определенных принципов и методов ландшафтно-
мелиоративного проектирования, способных создать прообраз оптимального варианта ланд-
шафтно-мелиоративной системы, функционирование которой позволит наиболее эффективно
использовать природно-ресурсный потенциал ландшафтов, не снижая его и не ухудшая эколо-
гические условия для жизнедеятельности человека. Таким образом, проект ландшафтно-
мелиоративной системы предстает как модель замысла оптимизации природной среды. Со-
ставление проекта представляет обычно достаточно сложный процесс, в основе которого ле-
жит идеальное и символическое моделирование тесно взаимосвязанных в процессе функцио-
нирования в единую структурно-динамическую модель природной, инженерной и социально-
экономической подсистем. Необходимая в данном случае информация может быть получена
на основе ряда источников — учета региональных, типологических, динамических, геохими-
77
ческих и экологических особенностей ландшафтов, намеченных для целей мелиорации терри-
торий. Особую роль при этом призван сыграть геосистемный подход к исследованием ланд-
шафтных комплексов, позволяющий применение системного и балансового методов исследова-
ния, а также моделирования, с помощью которых возможно четкое фиксирование параметров и
количественных показателей проектируемых ландшафтно-мелиоративных систем.
Анализ ландшафтных условий применительно к конкретному проекту мелиоративных
систем в стадии ТЭО требует соблюдения определенных правил: учета ландшафтных рубежей,
структуры ландшафтов, региональных и типологических признаков, парагенетических и пара-
динамических связей, генезиса, устойчивости и динамики ландшафтов, экологического со-
стояния и других свойств ПТК. От полноты учета этих данных при проектировании ланд-
шафтно-мелиоративных систем во многом зависит роль проекта как рычага управления
природной средой.
Не менее важным условием создания проектов оптимальных ландшафтно-мелиоративных
систем является проектирование на основе учета структурно-динамических особенностей при-
родно-территориальных комплексов. Реализация этого принципа в ряде случаев возможна на
основе концепции Ф.Н. Милькова о парадинамических и парагенетических ландшафтных ком-
плексах [Мильков, 1977]. Все это открывает возможности для более детальных исследований
динамических взаимосвязей ландшафтных комплексов, установить специфику ландшафтоге-
неза мелиорируемых ландшафтов, выявить зависимости их развития от естественных и антро-
погенных факторов. Такого рода информация представляет особый интерес для проектных ор-
ганизаций, занимающихся вопросами оптимизации и рационального природопользования.
Принцип контрастности природных сред — ведущий фактор проектирования ланд-
шафтно-мелиоративных систем. В процессе проектирования ландшафтно-мелиоративных
систем особое внимание уделяется анализу и учету принимающих участие в формировании
ландшафтных комплексов. Объясняется это тем, что качественные изменения ландшафтов при
помощи мелиорации осуществляются путем перераспределения вещества и энергии, непре-
менным условием которого является контрастность сред преобразуемых природно-
территориальных комплексов. Известно, что существующие в природе основные контрастные
среды: литосфера, атмосфера и гидросфера в виде воды и льда, в различных сочетаниях могут
давать пять комбинаций прямого соприкосновения и взаимообмена веществом и энергией,
формирующими ландшафтную сферу [Мильков, 1970]. Учет этого обстоятельства позволяет
создавать проекты оптимизации природной среды путем перераспределения вещества в преде-
лах преобразуемых территорий. Это подтверждает тот факт, что изменение количественных
характеристик контрастных сред приводит к качественным изменениям ландшафтных ком-
плексов — «скачку». Особенно это ярко проявляется на локальном уровне ландшафтов. В ча-
стности, преобразование ландшафтных комплексов при помощи мелиорации достигается,
главным образом, путем искусственного увеличения или уменьшения количества контрастных
сред, находящихся в прямом соприкосновении и взаимодействии, или же путем усиления или
ослабления их [Михно, 1984]. Например, регулирование водного режима гидроморфных
ландшафтных комплексов осуществляется путем понижения уровня грунтовых вод (изоляция
гидросферы). Уменьшение в данном случае активно взаимодействующих контрастных сред
усиливает прямое соприкосновение и взаимодействие атмосферы и литосферы, что улучшает
воздушный режим почв, повышает их плодородие, способствует улучшению экологического
состояния гидроморфных ландшафтных комплексов. Иная ситуация наблюдается на орошае-
мых территориях, где осуществляется не изоляция, а дополнительный ввод воды, что ослабля-
ет прямое соприкосновение и взаимодействие литосферы и атмосферы в рамках орошаемых
ПТК. Подобного рода зависимости присущи и другим видам мелиорации. Учет этого обстоя-
тельства необходим при определении параметров многих проектируемых ландшафтно-
мелиоративных систем. Все это предопределяет необходимость учитывать при проектирова-
нии ландшафтно-мелиоративных систем соотношение и специфику ландшафтообразующих
факторов, вызванных взаимодействием контрастных природных сред.
Таким образом, одним из основных факторов оптимизации природной среды на локаль-
ном, региональном и планетарном уровнях выступает мелиорация. Эффективность ее роли в
улучшении ландшафтно-экологической обстановки во многом зависит от ландшафтного обос-
нования проектов мелиоративных систем. Внедрение в практику мелиоративного проектиро-
78
вания ландшафтного подхода, основанного на структурно-динамическом анализе и учете спе-
цифики природных контрастных сред, способствовало бы более эффективной оптимизации
ландшафтно-экологической обстановки и рациональному природопользованию.
1. Дьяконов К.Н. Мелиоративная география / К.Н. Дьяконов, В.С. Аношко. М.: 1995. 254 с.
2. Дьяконов К.Н. Экологическое проектирование и экспертиза / К.Н. Дьяконов, А.В. Дончева. М.: 2002.
384 с.
3. Исаченко А.Г. Оптимизация природной среды (географический аспект) / А.Г. Исаченко. М.: Мысль,
1980. 264 с.
4. Казаков Л.К. Естественно-научные предпосылки ландшафтно-экологического планирования и про-
ектирования хозяйственной деятельности / Л.К. Казаков // Рациональное природопользование: тео-
рия, практика, образование. М., 2012. С. 151-160.
5. Мильков Ф.Н. Ландшафтная сфера Земли / Ф.Н. Мильков. М.: Мысль, 1970. 207 с.
6. Мильков Ф.Н. Принцип контрастности в ландшафтной географии / Ф.Н. Мильков // Изв. АН СССР.
Сер. Геогр. 1977. №6. С. 93-101.
7. Михно В.Б. Мелиоративное ландшафтоведение / В.Б. Михно. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1984. 244 с.
8. Михно В.Б. Ландшафтно-мелиоративное проектирование / В.Б. Михно, А.С. Горбунов. Воронеж:
Истоки, 2015. 243 с.
9. Чибилев А.А. Экологическая оптимизация степных ландшафтов. Репринтное издание / А.А. Чибилев.
Оренбург, 2016. 182 с.
èãÄçàêéÇÄçàÖ èéáçÄÇÄíÖãúçéÉé ùäéãéÉàóÖëäéÉé íìêàáåÄ

Ñãü ëéïêÄçÖçàü ãÄçÑòÄîíéÇ à ìëíéâóàÇéÉé êÄáÇàíàü
ééèí êéëëàà
Мядзелец А.В.1, Лужкова Н.М.2
1
Институт географии имени В.Б. Сочавы СО РАН, Иркутск, Россия, anastasia@irigs.irk.ru
2
ФГБУН Заповедное Подлеморье, Усть-Баргузин, Россия, gbt.international@gmail.com
PLANNING OF EDUCATIONAL ENVIRONMENTAL TOURISM

FOR LANDSCAPE PRESERVATION AND SUSTANABLE DEVELOPMENT
OF SPECIAL PROTECTED NATURE AREAS IN RUSSIA
Myadzelets A.V.1, Luzhlova N.M. 2
1
V.B. Sochava Institute of Geography SB RAS, Irkutsk, Russia, anastasia@irigs.irk.ru
2
Zapovednoe Podlemorye, Ust-Barguzin, Russia, gbt.international@gmail.com
Abstract: The development conception of natural protected areas has been updated in past several
years in Russia. Federal reserves used to be areas with limited access with exception to staff and certain
researchers. Now the Russian government aims to introduce ecological or educational tourism in pro-
tected areas to the society. It will help learn more about the nature and raise environmental awareness.
Recognized by the UNESCO, biosphere reserves had practiced ecotourism before the changes, there-
fore, the new concept was adopted in Barguzinsky State Biosphere Reserve. It is located in the north-
eastern part of Lake Baikal in Siberia and is the oldest protected area in Russia. Barguzinsky Reserve
and Zabaikalsky National Park have one management body — Federal State Establishment
“Zapovednoe Podlemorye”, which is in charge of protection, educational and ecotourism. Tourism
planning here faces several challenges such as remoteness and inaccessibility of the territory, poor tour-
ist infrastructure and difficulties merging protection politics and economic development. Scientific ap-
proaches and applied investigations can bring a solution. Next steps have been made in Barguzinsky
Reserve: determining of “points of growth” with historical infrastructure and tourist attractions; field
work for review of the chosen points of growth, planning of possible routes around them and data col-
lecting for the landscape description; applying of geosystem approach for justification of tourist routes.
It includes landscape mapping, assessment of potential sustainability and sensitiveness to anthropogen-
ic loads, preparation of ecosystem monitoring plots at points of growth.
79
Государственная концепция развития ООПТ в России предполагает изменение режима
доступа к заповедным участкам и включает не только проведение специальных научных
исследований, но и открытие отдельных зон для познавательного экологического туризма.
Предполагается, что такая смена ориентира в организации и развитии заповедников поможет
простым гражданам больше узнать о природе и повысит уровень экологического сознания и
ответственности у населения.
Заповедные территории отличаются не только уникальностью охраняемых природных
комплексов, но и их особой уязвимостью и хрупкостью. Они формируют так называемый эко-
логический каркас, являющийся основой для восстановления живого вещества. Несмотря на
высокий регенеративный потенциал заповедные экосистемы чрезвычайно чувствительны к
антропогенному воздействию. Нарушение естественного баланса в функционировании таких
ландшафтов значительно снижает их гомеостатические свойства. Возникающее противоречие,
связанное с рекреационным развитием ООПТ, требует разработки научных основ планирова-
ния и проектирования туризма на охраняемых территориях.
Природные комплексы Сибири в целом и Байкальского региона в частности отличаются от
остальной части России своей первозданностью и меньшей нарушенностью антропогенным
воздействием. Для реализации новой концепции развития ООПТ со строгим режимом охраны
одной из первых территорий был выбран Байкальский регион. Одной из модельных террито-
рий является Баргузинский заповедник. Он находится в Сибири в северной части озера Байкал
и является старейшим заповедником России с богатыми и уникальными природными ресурса-
ми. Баргузинский заповедник с соседним Забайкальским национальным парком является особо
охраняемой природной территорий «Заповедное Подлеморье» и обладает высоким потенциа-
лом для развития познавательного туризма. В Баргузинском заповеднике уделяется недоста-
точно внимания рекреационному развитию, что связано с его строгим природоохранным ста-
тусом. В настоящее время здесь существует возможность посещения двух экотроп и трех
кордонов. Остальная территория заповедника запрещена для посещения. Таким образом, запо-
ведник сохраняет свою первоочередную цель сохранения дикой природы, открывая двери
лишь для определенных групп экотуристов.
В ходе совместных работ администрации заповедника, научных и общественных россий-
ских организаций и консультаций зарубежных специалистов выработана следующая стратегия
для развития и организации экологического туризма на ООПТ: 1) планирование маршрутов и
полотна тропы, обустроенных кемпингов и стационарных визит-центров; 2) научное геоэколо-
гическое обоснование выбора маршрута и места, включающее функциональное зонирование
всей ООПТ и покомпонентный анализ нарушаемых рекреационной деятельностью ландшаф-
тов (почва, растительность, животный мир) с анализом потенциальной антропогенной нагруз-
ки, оценкой устойчивости экосистем и их допустимых изменений; 3) разработка технического
задания; 4) строительство троп, кемпингов и других объектов для приема, размещения тури-
стов; 5) обустройство туристической инфраструктуры; 6) предоставление туристической услу-
ги посетителям. Такой подход не только решает задачу развития экологического туризма на
ООПТ в соответствии с современным законодательством и рыночными условиями существо-
вания национальных парков, но и позволяет сохранять уникальные природные комплексы,
ландшафты, места обитания представителей животного мира.
Рекреационное развитие ООПТ за счет организации экологического познавательного ту-
ризма имеет преимущества и недостатки. Это хорошо видно на примере Баргузинского запо-
ведника.
Плюсы:
1. Решение проблемы занятости населения. Привлечение туристов дает дополнительные
рабочие места и свободный заработок, как для самих работников заповедника, так и для жите-
лей близлежащих поселков.
2. Организованный туризм и контролируемый поток посетителей позволяет контролиро-
вать антропогенную нагрузку на территорию и оперативно реагировать на ухудшение состоя-
ния экосистем.
80
3. Обустройство необходимых объектов инфраструктуры, привлечение специалистов к
разработке маршрутов в перспективе позволяет значительно снизить антропогенную нагрузку
на экосистемы и свести ее к минимуму даже при большом потоке туристов.
4. Дополнительный толчок к саморазвитию и самоорганизации заповедника как прини-
мающего туроператора на внутреннем и международном рынке услуг по экологическому ту-
ризму.
5. Возможность проведения различных экологических мероприятий как локального, так и
регионального, российского и международного масштаба.
Минусы:
1. Увеличение числа туристов влечет, в любом случае, загрязнение территории и рост ан-
тропогенной нагрузки.
2. Обострение конфликтов с местными жителями, так как не все положительно относятся
к рекреационному развитию ООПТ.
3. Объективность администрации заповедника. Не каждый руководитель способен уви-
деть грань между экологическим познавательным туризмом и зарабатыванием денег за счет
большего потока посетителей.
4. Особенность природных условий (повышенная влажность, удаленность от крупных
центров, длительная зима и др.) ставит заповедник в зависимость от различных федеральных
целевых программ, спонсоров и внешнего финансирования, так как обустроенная инфраструк-
тура требует постоянной амортизации и поддержки. Поток туристов не сможет вывести бюд-
жет заповедника на самоокупаемость туристских маршрутов.
Авторами предлагается геосистемный подход, который позволяет частично преодолеть
возникшие противоречия между сохранением и развитием особо охраняемых территорий. Он
реализуется для планирования и проектирования пеших образовательных маршрутов на ООПТ
озера Байкал, в частности, на территории Байкальского и Баргузинского заповедников. Он по-
зволяет учесть особенности уникальных и чувствительных ландшафтов и снизить антропоген-
ное влияние при рекреационном использовании заповедных территорий. Схема планирования
включает следующие этапы.
1. Определение «точек роста» — ключевых точек, которые уже имеют «историческую»
инфраструктуру и точки туристической привлекательности.
2. Экспедиционные, рекогносцировочные и полевые работы, обзор выбранных точек рос-
та, планирование возможных маршрутов, сбор данных и ландшафтных описаний для оценки
устойчивости и чувствительности геосистем.
3. Применение геосистемного подхода для обоснования познавательных туристических
маршрутов. Он включает ландшафтное картографирование, оценку потенциальной устойчиво-
сти и чувствительности ландшафтов к антропогенным пешим нагрузкам, мониторинговые
площадки на территориях «точек роста» для изучения влияния пешего туризма на локальные
экосистемы.
4. Обоснование и описание выбранных зон развития познавательного туризма. Планиро-
вание маршрутов и тематических направлений познавательного и экологического туризма в
точках роста в Заповеднике.
Предложенная схема была апробирована в ходе совместных работ по планированию и
обустройству тропы «Медвежий угол» в Байкальском заповеднике и впоследствии реализована
для отдельных участков Баргузинского заповедника. На основе экспедиционных исследова-
ний, анализа рекреационного потенциала ландшафтов и имеющейся инфраструктуры, оценки
устойчивости и чувствительности геосистем выявлены приоритетные «точки роста» — в рай-
оне кордона Давша. Начато обустройство кольцевого образовательного маршрута. Определены
участки среднесрочной (район р. Шумилиха) и долгосрочной (район р. Кабанья) перспективы
рекреационного развития.
81
ãÄçÑòÄîíçé-ùäéãéÉàóÖëäéÖ äÄêíéÉêÄîàêéÇÄçàÖ åéëäÇõ
Ñãü ñÖãÖâ éÅéëçéÇÄçàü íÖêêàíéêàÄãúçéÉé
èãÄçàêéÇÄçàü ÉéêéÑÄ
Низовцев В.А.1, Кочуров Б.И.2, Мироненко И.В.3,
Логунова Ю.В.4, Эрман Н.М.5
1, 3, 4
1
nizov2118@yandex.ru, 3iya_mironenko@mail.ru, 4lgnvl@rambler.ru
2
Институт географии РАН, Москва, Россия, camertonmagazin@mail.ru
5
Институт истории естествознания и техники имени С.И. Вавилова РАН, Москва, Россия,
erman.natalie@mail.ru
LANDSCAPE AND ECOLOGICAL MAPPING OF MOSCOW FOR THE PURPOSES

OF SUBSTANTIATION OF TERRITORIAL PLANNING OF THE CITY
Nizovtsev V.A.1, Kochurov B.I.2, Mironenko I.V.3, Logunova Yu.V.4, Erman N.M.5
1, 3, 4
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia,
1
nizov2118@yandex.ru, 3iya_mironenko@mail.ru, 4lgnvl@rambler.ru
2
Institute of Geography RAS, Moscow, Russia, camertonmagazin@mail.ru
5
S.I. Vavilov Institute for the History of Science and Technology RAS, Moscow, Russia,
Abstract: The purpose of the study was to determine the landscape and ecological potential of the
territory of Moscow for the territorial planning of the city and to develop proposals for a balanced and
efficient development of the urban area, ensuring a comfortable living of the population, protection of
the environment and cultural heritage, taking into account the interrelated development of Moscow and
the Moscow region. It was for the first time that a series of original maps for the entire territory of
Moscow was composed in scale 1:50000, including the "Landscape map of Moscow", "Map of the en-
vironmental framework", maps of landscape and historical areas and complexes, consolidated analyti-
cal maps of "Urban development" and "Modern landscapes". The research se included landscape, land-
scape-historical and landscape-ecological studies, detailed analysis of natural, cultural and historic
features of the city, assessment of natural and anthropogenic landscapes and the identification of condi-
tions and factors limiting the development of the territory. Proposals were developed for the rational
use of the territory of Moscow and the placement of capital construction projects taking into account
the protection of landscapes.
Комплексное ландшафтно-экологическое картографирование особенно эффективно при
исследовании современного состояния ландшафтов, оценки их антропогенных трансформаций,
при ландшафтно-экологическом прогнозировании территорий длительного хозяйственного
освоения, каковой является территория Москвы и ее ближайшего окружения [Низовцев, Мар-
ченко, 2002]. Именно ландшафтно-экологические карты в наибольшей степени отражают осо-
бенности взаимодействия природной среды и хозяйственной деятельности на конкретной тер-
ритории в конкретных ландшафтных условиях.
Для всей территории Москвы (в пределах ее новых границ) была составлена серия ориги-
нальных карт в масштабе 1:50000, включающие «Ландшафтную карту Москвы», «Карту при-
родоохранного каркаса», карты ландшафтно-исторических местностей и комплексов, а также
сводные аналитические карты «Градостроительного освоения» и «Современных ландшафтов»
и др. Все карты созданы в электронном векторном виде в среде Mapinfo в московской системе
координат. Вся информация в картах представлена в виде согласованных картографических
слоев с атрибутивными таблицами, содержащими номера выделов и текстовые характеристики
легенд к ним. Эти слои интегрированы в единую ландшафтную ГИС. В свою очередь темати-
ческие карты объединены в единый рабочий набор, с двумя видами оформления — цветным и
в оттенках серого. Это позволяет быстрее получать необходимые карты или слои. Кроме того,
наличие рабочего набора сохраняет авторское оформление карт, при создании которых ис-
пользовались общепринятые в ландшафтоведение приемы, поэтому в таком виде они будут
82
лучше и быстрее читаться специалистами. В результате проделанной работы все природные
риски и ограничения градостроительства на Большую Москву получили картографическую
привязку к особенностям ландшафтной структуры территории.
Наряду с натурными полевыми маршрутными исследованиями на ключевых участках был
выполнен детальный анализ и оценка природных и культурно-исторических особенностей, а
также оценка состояния естественных и антропогенных ландшафтов. Большое место имела
работа с современными фундаментальными картографическими (атласы) информационно-
справочными изданиями по Москве и Московской области. Также был использован опыт соз-
дания серии карт эколого-географической оценки земельных ресурсов территории Новой Мо-
сквы И.К. Лурье с сотрудниками [Лурье и др., 2015].
Базовыми картами являются карты восстановленных и современных ландшафтов. Для тер-
ритории Москвы в старых границах опыт такой работы имеется [Низовцев, 2000; Большой
атлас Москвы, 2012 и др.]. На карте восстановленных ландшафтов изображены коренные
ландшафты и урочища, их составляющие, предположительно существовавшие на рубеже но-
вой эры — периода начала активного освоения территории Москвы. Данная карта составлена
на основе ландшафтно-эдафического подход к палеореконструкции исходной ландшафтной
структуры Москвы, по результатам крупномасштабных полевых исследований на ключевых
участках с привлечением фондовых материалов и литературных источников [Низовцев, 1997].
Подобная карта показывает как бы идеальное (теоретическое) распределение ПТК, поэтому
они выделены на карте с известной доли условности. В целом выделенные урочища хорошо
отражают исходную ландшафтную структуру г. Москвы. Основные природно-экологические
свойства выделенных урочищ сведены в таблицу.
Карта современных ландшафтов Москвы имеет интегрированный характер и содержит
2 слоя, отражающих совместное действие как природных, так и антропогенных факторов. Ка-
ждый выдел охарактеризован с природной и техногенной точки зрения, и определены ведущие
факторы формирования современных ландшафтов. В первом — территория дифференцирована
по природным свойствам, на урочищном иерархическом уровне. Второй слой отражает диф-
ференциацию по антропогенному фактору. Здесь выделено 11 видов территорий, которые свя-
заны с разными видами и степенями трансформации природных ландшафтных комплексов.
Первая категория — водные объекты и леса — это антропогенно-природные ландшафты (в них
важнее природные факторы дифференциации). Ко второй категории природно-антропогенных
ландшафтов относятся парки, сельскохозяйственные земли, не занятые постройками земли,
общественно-природные земли и территории садоводства и дачного жилья (здесь сочетаются
свойства и природные и связанные с деятельностью человека, природная основа все еще очень
важна). В третью категорию (антропогенных ландшафтов) отнесены ландшафтные комплексы,
где трансформация природных условий так велика, что природная дифференциация носит
подчиненное значение, но, все же, стоит отметить, что не бывает ландшафтов без природной
подсистемы. В этой категории выделены: территории с транспортной инфраструктурой (зна-
чительно запечатаны асфальтом, спланирован рельеф, изменен сток, уничтожен почвенный и
растительный покровы, геохимические трансформации и т. п.), малоэтажная застройка (с воз-
ведением зданий, частичным запечатыванием земли), многофункциональные городские терри-
тории (здесь многоэтажная застройка, значительно изменен рельеф, созданы рукотворные «го-
ры» — высотные здания и пр.), производственные зоны (промышленные объекты, отличаются
сильной геофизической и геохимической «трансформацией» территорий). Анализ экологиче-
ских свойств ландшафтных комплексов позволил провести их типизацию по условиям градо-
строительного освоения и устойчивости к антропогенным нагрузкам с учетом природной и
историко-культурной ценности и выполнить оценку проявления негативных и возможных не-
гативных экзогенных процессов.
Была создана серия инвентаризационных карт, показывающая пространственное размеще-
ние таких объектов, как: особо охраняемые природные территории, природно-озелененные
территории, природно-рекреационные территории, особо ценные ландшафтные комплексы,
ландшафтно-исторические комплексы, ландшафтные комплексы с проявлениями негативных
экзогенных процессов, исторические ландшафтно-селитебные комплексы, особо значимые со-
циально-экономические объекты, которые собственно и являются основными лимитирующими
83
факторами градостроительного освоения. Особо место в ограничении застройки новых терри-
торий должна принадлежать природоохранному каркасу города.
Центральное место здесь принадлежит карте природоохранного (ландшафтно-
экологического) каркаса территории Москвы, без организации которого невозможно эффек-
тивное территориальное устройство города. Пространственный рисунок основных морфоло-
гических единиц названных ландшафтов таков, что позволяет сформировать единый природо-
охранный каркас на ландшафтной основе, отличающийся взаимосвязанностью и взаимо-
дополнением составных его частей, составляющих единое природоохранное пространство:
средообразующие ядра (узлы), экологические коридоры и элементы экологической инфра-
структуры.
В экологические коридоры, выполняющие природоохранные и транзитные функции необ-
ходимо отнести единые ландшафтные системы долинных зандров и речных долин, их лощин-
но-балочных верховий и приводосборных понижений, выполняющие системообразующие,
природоохранные и транзитные функции. В плане речные долины и малые эрозионные формы
как бы вложены в ложбины стока и составляют единые парадинамические системы, объеди-
ненные латеральными потоками. Поэтому не только бровки речных долин, но и тыловые швы
долинных зандров должны стать важнейшими естественными природными границами, лими-
тирующими градостроительное освоение этой территории. Эти комплексы отличаются и един-
ством направленности процессов функционирования и динамики, приводящих к смене верти-
кальной и горизонтальной структур ландшафтов. Выделение таких функциональных систем
проводится для дальнейшего определения режимов использования территорий.
К важнейшим элементам природоохранной инфраструктуры могут быть отнесены наибо-
лее ценные лесные и болотные комплексы, родники и другие ландшафтно-аквальные комплек-
сы, культурно-исторические ландшафтные комплексы, ландшафтные комплексы с высокой
концентрацией достопримечательных мест, участки природно-озелененных территорий с
большим потенциалом природно-рекреационных ресурсов, природные и рекреационные парки,
памятники природы. На карте особо охраняемых природных территорий (ООПТ) показано 54
ООПТ. Буферную роль для ООПТ и особо ценных ландшафтных комплексов могут выпол-
нять прилегающие к ним природно-озелененные территории, а также природные парки.
Современная Москва насыщена основными структурными элементами культурно-
исторических ландшафтов: ландшафтно-историческими местностями и ландшафтно-историче-
скими комплексами — целостными природными историко-культурными образованиями, с оп-
ределенными однородными природными (ландшафтными) свойствами, образовавшимися в
результате длительного взаимодействия человека и ландшафта, происходившего в ходе их ко-
герентного развития [Низовцев, 1999]. На соответствующих картах они отнесены к категории
охраняемых ландшафтов с особой регламентацией градостроительной и хозяйственной дея-
тельности, направленной на сохранение как культурно-исторических памятников, так и вме-
щающих ландшафтных комплексов. Территория природоохранного каркаса может использо-
ваться для строго регламентированной или ограниченной рекреации (туризм,
кратковременный отдых). На соответствующей карте выделены три категории природно-
рекреационных территорий по режимам посещения — с ограниченным посещением, с час-
тично ограниченным посещением, без значительных ограничений.
На основе «Ландшафтной карты», «Карты современных ландшафтов» и карт «лимити-
рующих факторов» составлена своего рода результирующая карта «Районы градостроительно-
го освоения Москвы». На карте показаны районы: 1) Освоенные (т. е. застроенные); 2) Не под-
лежащие градостроительному освоению (ландшафтно-исторические местности и усадебно-
парковые и монастырские комплексы, ООПТ, аквально-долинные комплексы); 3) Возможного
освоения со значительными ограничениями (Особо ценные ландшафтные комплексы, истори-
ческие селения, сетьевые элементы природно-охранного каркаса, особо значимые социально-
экономические объекты); 4) Возможного освоения с ограничениями (озелененные территории)
5) Возможного освоения без особых ограничений (все остальные ландшафтные комплексы).
В результате были разработаны предложения по рациональному использованию террито-
рии Москвы и размещению объектов капитального строительства с учетом охраны ландшаф-
тов. Составленные карты, наряду с литературными и фондовыми материалами послужили ос-
84
новой для детального анализа и оценки экологических условий территории Большой Москвы
для обоснования территориального планирования города. Такой анализ экологических условий
[Кочуров, 2003], базирующийся на комплексном рассмотрении естественных, природно-
антропогенных и антропогенных ландшафтов, имеет возможность установить реальные пути
возникновения экологических (главным образом неблагоприятных) ситуаций и определить
пути их преодоления.
1. Большой атлас Москвы. М.: Феория, 2012. 1000 с.
2. Кочуров Б.И. Экодиагностика и сбалансированное развитие. М.-Смоленск: Маджента, 2003. 384 с.
3. Лурье И.К., Балдина Е.А., Прасолова А.И., Прохорова Е.А., Семин В.Н., Чистов С.В. Создание серии
карт эколого-географической оценки земельных ресурсов территории Новой Москвы // ИнтерКарто,
ИнтерГИС-21. Устойчивое развитие территорий: картографо-геоинформационное обеспечение: ма-
териалы Международной конференции. Краснодар, Кубанский гос. ун-т, 2015. С. 3-12.
4. Низовцев В.А. Антропогенный ландшафтогенез: предмет и задачи исследования Вестн. Моск. ун-та.
Сер. 5. География, 1999, №1 С. 26-30.
5. Низовцев В.А. Коренные и современные городские ландшафты. // Экологический атлас Москвы. М.:
ГУП НИиПИ Генплана г. Москвы, 2000. С. 22-26.
6. Низовцев В.А. Происхождение ландшафтов Московской области. // Ландшафты Московской облас-
ти и их современное состояние. Смоленск: Изд-во СГУ, 1997. С. 31-56.
7. Низовцев В.А., Марченко Н.А. Комплексные ландшафтно-экологические исследования территорий
историко-культурного наследия. Экологические проблемы сохранения исторического и культурного
наследия. М.: Ин-т культурного наследия, 2002. С. 50-66.
ãÄçÑòÄîíçõâ åéçàíéêàçÉ èÄåüíçàäÄ èêàêéÑõ «éëíêéÇ

éÇÖóàâ» (ïÄçíõ-åÄçëàâëäàâ ÄÇíéçéåçõâ éäêìÉ — ûÉêÄ)
Тигеев А.А.
Институт проблем освоения Севера СО РАН, г. Тюмень, Россия, ttrruubbaa@mail.ru
LANDSCAPE MONITORING OF THE NATURAL MONUMENT "OSTROV

OVECHIY" (KHANTY-MANSIYSK AUTONOMOUS OKRUG — YUGRA)
Tigeev A.A.
Institute of Problems of Development of the North, Siberian Branch of the RAS, Tyumen, Russian
Federation, ttrruubbaa@mail.ru
Abstract: The paper substantiates the relevance and the need for landscape monitoring as a con-
stituent of complex environmental monitoring on the territory of natural monuments. The order and
structure of landscape research for natural monuments is defined. Landscape and environmental moni-
toring of the natural monument "Ostrov Ovechiy" is carried out within the framework of works on in-
ventory and project integrated environmental monitoring. The basis for the monitoring was the state
program "Ensuring the environmental safety of the Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug — Yugra
(KhMAO — Yugra) for 2014-2020". The natural monument of regional value "Ostrov Ovechiy" is lo-
cated in the Nizhnevartovsk region of KhMAO — Yugra, near the city of Megion. The natural monu-
ment was created to preserve the typical natural ecosystems of the floodplains Ob river.
According to the scheme of landscape zoning [Moskvina, Kozin, 2001], the natural monument in
question is located in the Ob oblast landscape subregion of the segmental-island meadow-forest flood-
plain. . The analysis remote sensing and field observations allowed to allocate 8 types of natural
boundaries and 2 anthropogenic landscape. The landscape map was made on the basis of the developed
classification scheme. Monitoring of landscapes ensured the possibility to identify the most unstable to
anthropogenic load of territorial-natural complexes. Landscape monitoring made it possible to perform
zoning for the territory of the natural monument and to optimize the condition of its natural complexes.
В настоящее время понятие памятников природы определено Федеральным законом № 33-
ФЗ от 14.03.1995 года (редакция от 25.06.2012 г., статья 25.1) — уникальные, невосполнимые,
85
ценные в экологическом, научном, культурном и эстетическом отношениях природные ком-
плексы, а также объекты естественного и искусственного происхождения [Шатов А.А., Сафар-
галеева Е.А., 2013]. Уникальность и неповторимость, о которой говорится в законе, являются,
как правило, определяющими признаками при организации памятников природы. Однако в
системе особо охраняемых природных территорий (ООПТ) необходимо отразить и наиболее
типичные (эталонные) черты природных комплексов. Рассматриваемая нами территория ост-
рова характеризуется типичными пойменными ландшафтами широтного участка р. Обь.
На территории памятника природы установлен режим особой охраны и использования с
учетом местных природных, историко-культурных и социальных особенностей. Актуальность
проведения комплексного экологического мониторинга на территории памятника природы
связана с необходимостью контроля состояния экосистем, учитывая возрастающую техноген-
ную нагрузку. Нужно также учитывать, что любая хозяйственная деятельность, способная
привести к обеднению или уничтожению экологических, эстетических и рекреационных ка-
честв особо охраняемых природных территорий, запрещена. Обобщение и интегральный ана-
лиз различных параметров, уже имеющихся, и вновь поступающих новых данных, позволяет
провести многофакторную углубленную оценку развития экосистем. Наибольший вклад в ор-
ганизацию такой работы может внести ландшафтный мониторинг.
Основными направлениями ландшафтного мониторинга являются: предварительная ин-
вентаризация объектов природно-территориальных комплексов; регулярные и репрезентатив-
ные наблюдения за их структурой и состоянием (оценка качества атмосферного воздуха, воды,
почвы, биоразнообразия); прогнозирование их развития в связи с естественными и антропо-
генными, региональными и локальными тенденциями развития хозяйственной деятельности.
Целью ландшафтных исследований является создание моделей многообразного проявления
окружающей среды в ее комплексности и системности. Наиболее наглядная и доступная форма
такого моделирования — картографическая.
Организация ландшафтного мониторинга особо охраняемых природных территорий долж-
на проводиться с учетом следующих принципов:
1. Ландшафтный мониторинг обязательно проводится в ООПТ любого статуса, категории
и профиля, поскольку только его результаты создают основу для объективного зонирования
территории, обоснования географических границ, регламентации природопользования и при-
кладных оценок территории;
2. Ландшафтный мониторинг основывается на концепциях природно-территориального
комплекса и ландшафтных территориальных структур, а также на стандартных методиках
крупномасштабного картирования и ландшафтной съемки;
3. Специфической особенностью ландшафтного мониторинга особо охраняемых природных
территорий является параллельное изучение всех типов ландшафтных территориальных струк-
тур, являющихся самостоятельными объектами исследования [Маскутова, Скупинова, 2003].
В рамках проведения мониторинга ландшафтов 1 раз в пять лет осуществляется дистанци-
онное зондирование территории памятника природы (аэрофотосъемка или спектрозональная
космосъемка высокого разрешения). Аэрофото- или космическая съемка может быть совмеще-
на с проведением полевых ландшафтных исследований. Проведение мониторинга ландшафтов
должно обеспечивать выявление антропогенной нагрузки, динамики площадей антропогенных
изменений, степени деградации природных комплексов. На ландшафтной карте должны быть
отражены:
а) природные комплексы, не подвергшиеся антропогенному воздействию;
б) антропогенные ландшафты:
 вырубки и стадия их восстановления;
 гари (независимо от причин возгорания) и стадия их восстановления;
 лесопосадки и их возраст;
 рекультивированные карьеры и стадия их рекультивации;
 рекультивированные загрязненные ландшафты и стадия их рекультивации;
 нерекультивированные территории, нарушенные при проведении строительных работ,
перемещении оборудования, несанкционированном передвижении техники, загрязненные земли;
 рекультивированные и нерекультивированные свалки;
86
в) геотехносистемы:
 нефтепроводы, газопроводы, водопроводы (техническая или питьевая вода);
 разведочные и поисковые скважины и кустовые площадки;
 другие промышленные площадки (с указанием дожимных насосных станций, установок
подготовки сброса воды, установок подготовки нефти и т. д.);
 шламовые амбары (с указанием стадии и сроков рекультивации);
 автодороги и линии электропередач.
Ландшафтно-экологический мониторинг памятника природы «Остров Овечий» проводит-
ся в рамках работ по инвентаризации и проектированию комплексного экологического мони-
торинга, основанием для проведения которых явилась государственная программа «Обеспече-
ние экологической безопасности Ханты-Мансийского автономного округа — Югры (ХМАО —
Югры) на 2014-2020 годы».
Памятник природы регионального значения «Остров Овечий» (далее — памятник приро-
ды) расположен в Нижневартовском районе ХМАО — Югры в 300 м южнее г. Мегиона
(рис. 1). Памятник природы создан с целью сохранения типичных природных экосистем пой-
мы р. Обь. Границы памятника природы совпадают с береговой линией острова Овечий, за ис-
ключением антропогенно нарушенной территории в его северо-восточной части. Длина остро-
ва с запада на восток 4020 м, ширина острова с севера на юг — 1500 м. Общая площадь
памятника природы составляет 176 га. Располагается он на землях запаса. Памятник природы
относится к объектам национального достояния и находится в собственности ХМАО — Югры.
Значительная часть памятника природы лежит в пределах Ватинского лицензионного уча-
стка (ЛУ), добычу нефти на котором ведет ОАО «Славнефть-Мегионнефтегаз». С востока к
территории памятника природы подходит Мегонский ЛУ. Таким образом, памятник природы
«Остров Овечий» играет большую роль в сохранении биоразнообразия, поддержании экологи-
ческого равновесия, и одновременно находится под угрозой негативного воздействия техно-
генных объектов [Тигеев, 2016].
Рис. 1. Обзорная схема расположения памятника природы «Остров Овечий»
По схеме ландшафтного районирования территории ХМАО-Югры [Москвина, Козин,

2001], рассматриваемый памятник природы расположен в Обской ландшафтной подобласти
сегментно-островной лугово-лесной поймы. В ее пределах распространены типы местности:
пойменный прирусловой лугово-лесной, пойменный лугово-соровой, проточно-островной
притеррасный лугово-болотный. Прирусловая гривисто-валовидная часть приподнята над рус-
лом на 3-4 м. Анализ материалов дистанционного зондирования и полевые наблюдения позво-
лили выделить 8 типов природных урочищ и 2 антропогенно-измененных (табл. 1). На основа-
87
нии разработанной классификационной схемы была составлена ландшафтная карта в системе
географических координат Пулково 1942 (масштаба 1:25 000), в формате MapInfo.
Таблица 1
Легенда ландшафтной карты
Тип природно-территориального комплекса Устойчивость
Лугово-соровый тип местности (низкий пойменно-высотный уровень,
относительные высоты от 0 до 4,5 м)
1. Слабонаклонные песчаные пляжи с несомкнутыми группировками раститель- Участки современ-
ности на аллювиальных слоистых слаборазвитых почвах ной динамики
2. Плоские и слабогривистые сниженные поверхности с соровыми осоковыми лу-

Неустойчивые
гами на аллювиальных иловато-торфянисто-глеевых почвах
3. Слабонаклонные поверхности с осоково-злаковыми лугами, местами с ивой Относительно ус-

кустарниковой на аллювиальных торфянисто-глеевых почвах тойчивые
Лугово-лесной тип местности (средний пойменно-высотный уровень,
относительные высоты от 4,5 до 8,5 м)
4. Гривистая поверхность центральной поймы, с комплексом разнотравно-
канареечниковых, вейниковых и разнотравно-злаковых лугов на аллювиальных Неустойчивые
дерново-глеевых почвах
5. Тонкоствольные ивовые редко-покровные леса на аллювиальных дерново-
глеевых почвах
6. Возвышенные участки слабогривистой центральной поймы с ивовыми, березо-
Наиболее неустой-
во-ивовыми разнотравно-злаковыми лесами на аллювиальных дерновых почвах
чивые
(типичных и глееватых)
7. Вершины широких грив с разреженными березово-ивовыми злаково-
разнотравными лесами на аллювиальных дерновых почвах
8. Слабогривистая поверхность высокого уровня поймы с травяно-злаковыми Относительно ус-
лугами с единичной ивой тойчивые
9. Нарушенные участки с восстановительными группировками травяно-злаковой Участки современ-
растительности) ной динамики
10. Участки с антропогенно-измененными ландшафтами (кусты скважин, площад- Участки современ-
ки инженерных сооружений) ной динамики
Проведение мониторинга ландшафтов обеспечило возможность выделения наиболее неус-

тойчивых к антропогенной нагрузке территориально-природных комплексов и, в дальнейшем,
позволит проследить динамику антропогенных изменений. Результатом ландшафтного мони-
торинга наряду с другими комплексными исследованиями стала оптимизация состояния при-
родного комплекса памятника природы «Остров Овечий» на основе зонирования территории с
выделением достаточно обширных зон покоя.
1. Маскутова Н.К., Скупинова Е.А. Ландшафтный мониторинг охраняемых природных территорий.
Вологда: Полиграфист, 2003. 116 с.
2. Москвина Н.Н., Козин В.В. Ландшафтное районирование Ханты-Мансийского автономного округа.
Ханты-Мансийск: ГУИПП «Полиграфист», 2001. 40 с.
3. Тигеев А.А. Инвентаризация объектов памятника природы остров «Овечий» в целях разработки
проекта комплексного экологического мониторинга // Экологический мониторинг и биоразнообра-
зие. 2016. № 2 (12). С. 49-53.
4. Шатов А.А., Сафаргалеева Е.А. О некоторых юридических проблемах присвоения статуса «памят-
ник природы» объекту, являющемуся сырьевой базой [Текст] // Современные наукоемкие техноло-
гии. 2013. № 12. С. 139-146.
88
èéÑïéÑõ ä àáìóÖçàû à ÄçÄãàáì ÉéêéÑëäàï ÄÉãéåÖêÄñàâ —
éèõí ÖÇêéèÖâëäéÉé (çÖåÖñäéÉé) íÖêêàíéêàÄãúçéÉé
èãÄçàêéÇÄçàü
Халька П.1, Фюрст К.2
Институт наук о Земле и географии университета имени Мартина Лютера, Галле, Германия,
1
patrick.halka@geo.uni-halle.de, 2christine.fuerst@geo.uni-halle.de
APPROACHES FOR UNDERSTANDING AND ANALYZING URBAN

AGGLOMERATIONS — EXPERIENCES FROM EUROPEAN
AND GERMAN SPATIAL PLANNING
Halka P.1, Fürst Ch.2
Institute for Geosciences and Geography, Martin Luther University, Halle, Germany,
1
patrick.halka@geo.uni-halle.de, 2christine.fuerst@geo.uni-halle.de
Together with the socioeconomic globalization, the nation states' spatial semantics become under
review. Boundaries become blurred, systems melt together and synergies arise. In this network, ca-
pacitive and international integrated agglomerations and metropolitan regions form the nodes. They
merge as centers and service-key-areas not only the majority of population, but also of capital and
added value within a country.
In this context, the specific task of spatial and urban planning is to intelligently organize the con-
cept of metropolitan regions as a future-oriented model, to transform the urban space and the sur-
rounding region into a spatial community in a responsible manner, and to integrate these via gateway
infrastructures into cooperative (trans-) continental systems. New levels of good-exchange and infor-
mation are then emerging, although the large metropolitan areas also symbolize cultural centers and
social foci.
Out of the demographic and spatial developments in Germany, planning challenges arise at the
level of cities and urban regions (agglomerations and metropolitan regions), e.g. Re-urbanization and
consolidation (of population, functions, conflicts), social polarization (possibly up to segregation
tendencies), ensuring the availability of affordable and (socially) acceptable housing, or securing mo-
bility through intelligent (intermodal) transport systems (especially regarding public transport).
On the other hand, tasks such as reconstruction of historic city centers or the preservation of rec-
reation zones and public spaces, as well as the care of peripheral zones, are becoming increasingly
important — just as the need for a "lean" administration in times of limited public budgets as well as
an "open" planning process with extensive possibilities of participation.
Nevertheless, many questions remain open. What can spatial planning in agglomerations and
metropolitan regions contribute to the — in many cases problematic — rural area? Does the predicate
"metropolitan region" even conceal obvious planning deficiencies in the periphery as a result of sur-
face expansion? And how is it possible to improve the situation of large cities and their peripheries
within structurally weak regions or their position and attractiveness in national and international com-
petition by the mix of instruments of territorial planning?
The goal of my scientific work is to address these questions and to formulate analytical ap-
proaches to the qualification and optimal spatial organization of agglomerations by findings from the
German as well as European geographical school. First of all, it is of general interest, how to charac-
terize metropolitan regions at all? Which current models exist to describe such areas in the European
context? And are there already approaches of a consistent indicator system, which makes possible
comparisons between and qualifications of large urban densely-populated spaces?
Вместе с социально-экономической глобализацией по-новому рассматривается территори-
альная организация государств ввиду того, что границы размываются, образуются новые, воз-
никают системы взаимодействия. В этой системе образуются международные и взаимосвязан-
ные агломерации и районы метрополий — узловые точки. Они сосредотачивают в крупных
центрах не только большую часть населения, но и капитала и рыночной стоимости.
89
Конкретная задача территориального и городского планирования в этом контексте — ра-
циональная разработка концепции зон метрополий: точнее соединение города (ядро) с перифе-
рией и их интеграция (благодаря действенной инфраструктуре) в кооперативные националь-
ные, транснациональные и трансконтинентальные системы. Таким образом, оформляется
новый уровень товарных и информационных обменов. Кроме этого, большие городские агло-
мерации представляют собой культурные центры и социальные зоны.
Из-за демографических и территориальных тенденций в Германии в данный момент воз-
никает много вызовов на уровне городов и регионов (агломераций, зон метрополий) — в том
числе, например, реурбанизация и концентрация (населения, функций, проблем), социальные
поляризации (быть может, социальная сегрегация, англ. gated communities), необходимость
предоставления доступной жилплощади, обеспечение мобильности и «умных» полимодальных
систем транспорта (разных видов), но также реконструкция исторических городских центров
или сохранение рекреационных зон. Новые тенденции — рационализация управленческого
состава и участие жителей в процессе планирования.
Несмотря на это многие вопросы до сих пор остаются открытыми. Какое влияние оказыва-
ет территориальное планирование в агломерациях и метрополитенских районах для периферии
(особенно для проблемных сельских районов)? Предполагает ли категория «зон метрополий»
(из-за расширения площадей) очевидные просчеты в планировании для периферии? И на-
сколько возможно этими инструментами улучшить ситуацию крупных городов и городских
агломераций в слаборазвитых регионах, их позицию и привлекательность в национальной и
международной конкуренции после социально-экономических депрессий?
Изучить данные вопросы и рассмотреть аналитические подходы с помощью европейской, в
частности немецкой, географической школы для характеристики и анализа структуры агломера-
ций является целью моей исследовательской работы. Прежде всего, рассматриваются вопросы:
Что характеризует зона метрополии? Какие актуальные модели существуют в Европе? Сущест-
вуют ли уже индикаторы для сравнения и характеристики больших городских регионов?
ëíêìäíìêÄ à ñÖççéëíú ÉéêéÑëäàï ãÄçÑòÄîíéÇ

äÄä éëçéÇÄ ÉéêéÑëäéÉé èãÄçàêéÇÄçàü
Харитонова Т.И.1, Мерекалова К.А.2, Родина В.О., Моисеев А.И.,
Баталова В.А., Омерда Е.А., Подгорный О.М.
1
kharito2010@gmail.com, 2merekalova@yandex.ru
URBAN LANDSCAPE MORPHOLOGY AND VALUE

AS A BASIS FOR URBAN PLANNING
Kharitonova T.I.1, Merekalova K.A.2, Rodina V.O., Moiseev A.I.,
Batalova V.A., Omerda E.A., Podgorny O.M.
1
kharito2010@gmail.com, 2merekalova@yandex.ru
Abstract: The mapping and assessment of urban geosystems were carried out in a historical resi-
dential town Tarusa (Central Russia) on the base of field research, analysis of DEM and satellite data.
We recognized 82 types of urban geosystems and classified them according to anthropogenic transfor-
mation degree (from natural landscapes to industrial zones) and relief morphology (from flat moraine
planes to ravines and steep valley slopes affected by landslides). Urban geosystem description includes
parent material, relief, geological processes, moisture content, soil sealing, vegetation and building
density, height, functionality, architectural look and condition, littering and aesthetic value. For indica-
tors of ecological value (as criteria for ecological assessment) we consider environment littering, the
state of vegetation and soil sealing which shows the rate of disruption of natural circulations. Cultural-
historical value is defined from historical documents, poetry and paintings assigned to a place and its
90
current condition — architectural heterogeneity and disturbance. Aesthetic attractiveness is evaluated
according to 17 selected criteria which include perspective, visibility, attractive points et al. Assess-
ment of natural risks considers erosion, karst, river flooding, waterlogging and landslide and is based
on the character of parent material, relief analysis and surface water reallocation caused by buildings
and soil sealing. Assessment of Tarusa urban geosystems integral value has identified the problematic
sites of the town and specified the areas for prior attention of urban planners. Various combinations of
individual values give us the best options for spatial analysis and landscape planning of urban territory.
Введение
Работа базируется на концепции, согласно которой морфологическая структура городского
ландшафта складывается из природно-архитектурных территориальных комплексов, или урбо-
геосистем, которые выделяются на основании свойств литогенной основы, типа застройки и
степени преобразованности природной среды [Фирсова, 2012; Kruhlov, 1999]. Урбогеосистемы
ранга урочищ и подурочищ являются архитектурно и функционально однородными, простран-
ственно обособленными в пределах элементов мезоформ рельефа единицами картографирова-
ния. Таким образом, выделяемые урбогеосистемы наилучшим образом отражают структуру
городской среды и могут служить территориальной основой городского планирования.
Объектом исследований послужил г. Таруса (Калужская область) — исторический, пре-
имущественно двухэтажный город на подмываемом берегу Оки, в ландшафтной структуре ко-
торого значительное место занимают долинные комплексы Оки и ее притоков и овражно-
балочной сети.
Оценка территории г. Тарусы проведена в контурах выделенных урбогеосистем по четы-
рем направлениям: 1) экологическая значимость; 2) опасность неблагоприятных экзогенных
процессов; 3) эстетическая привлекательность; 4) историко-культурная ценность. Разработан-
ные оценочные шкалы учитывают специфику города Тарусы и применимы только для сходных
по условиям городов.
Материалы и методы
Картографирование урбогеосистем проводилось на основе анализа топографических
карт масштаба 1:25 000, геологических карт масштаба 1:200 000, снимков высокого разреше-
ния IKONOS за 2013 г и полевых исследований, которые включали описание следующих ха-
рактеристик выделенных комплексов: рельефа (крутизны, экспозиции); слагающих пород; эк-
зогенных процессов; древесно-кустарниковой растительности (видового состава, сомкнутости
крон, высоты и диаметра) и ее состояния (повреждений, суховершинности); процента запеча-
танности почв; типа, характера застройки (плотности, этажности, гомогенности, материала,
состояния) и ее исторической значимости; особенностей пейзажа (многоплановости, просмат-
риваемости, наличия водных объектов и пейзажных доминант, замусоренности, удобства пе-
шей проходимости и др.).
Полевое описание городской растительности дополнялось средними для выделенных кон-
туров значениями вегетационного и влажностного индексов (NDVI и Wetness Index) с про-
странственным разрешением 10 м, рассчитанных по сценам мультиспектральной съемки
Santinel 2 за 18/09/2015, 34/07/2016 и 30/08/2016. На основе анализа тех же сцен методом глав-
ных компонент была выявлена компонента, на 90% описывающая среднюю для контура запе-
чатанность почв. Ошибки в дешифрировании были локализованы на затененных крутых скло-
нах преимущественно северной экспозиции и на участках оголенных уплотненных городских
почв, спектральные характеристики которых близки к искусственному покрытию.
Оценка урбогеосистем. Для каждого из выбранных направлений оценки были подобраны
наиболее информативные критерии и по ним разработаны оценочные шкалы [Дмитриев, 2009].
За основу была взята порядковая шкала с пятью градациями качества от 1 до 5. Баллы, присво-
енные конкретной урбогеосистеме по каждому критерию, суммировались в итоговую оценку.
Оценка экологической значимости урбогеосистем г. Тарусы проводилась на основе анали-
за ландшафтного покрова, процента запечатанности почв и вегетационного индекса NDVI.
Экологическая значимость понимается как способность геосистемы выполнять регулирующие
функции, выбранные критерии актуальны главным образом для городских территорий. Про-
цент запечатанности почв характеризует интенсивность воздухо- и водообмена между атмо-
сферой и почвами и, следовательно, отражает, насколько урбогеосистема регулирует уровень
91
грунтовых вод, эрозионные процессы и загрязнение поверхностных вод. Вегетационный ин-
декс NDVI является хорошо проверенным показателем состояния и продуктивности расти-
тельного покрова. Оценочные шкалы запечатанности почв и NDVI линейные и составлены ис-
ходя из равных интервалов между большим и меньшим значением критерия (табл. 1).
Шкалирование свойств ландшафтного покрова было проведено экспертным методом. Макси-
мальный балл получили залесенные урбогеосистемы овражно-балочной сети, водосборных
понижений, крутых коренных склонов долин, комплекса низких и средних пойм и старичных
понижений. Также к особо ценным урбогеосистемам отнесены высокие террасы и междуреч-
ные равнины с условно коренной растительностью — дубово-мелколиственно-липовыми, бе-
резово-липовыми, сосново-дубово-липово-мелколиственными и сосново-мелколиственными
лесами. По мере увеличения трансформированности ландшафтного покрова оценка снижалась,
минимальный балл получили урбогеосистемы со слабо озелененной плотной застройкой раз-
ного назначения, в том числе историческая и промышленно-складская. Интегральная оценка
экологической значимости рассчитана как среднее по трем критериям.
Таблица 1
Критерии оценки экологической значимости урбогеосистем
Критерии оценки
Баллы
NDVI, Запечатанность
Тип урбогеосистемы
значение почв, %
Плотно застроенные слабо озелененные территории (промышленно-
1 0,27-0,33 81-100 складская, историческая застройка, многоквартирная застройка,
деловая застройка)
Озелененные застроенные территории (деловая застройка с озеле-
2 0,34-0,36 61-80
нением, частные дома с садами)
Междуречные равнины и высокие террасы, без застройки, с транс-
3 0,37-0,41 41-60 формированным растительным покровом (закустаренные луга
и залежи, городские скверы)
Природные комплексы, выполняющие важные регулирующие
функции, с трансформированным растительным покровом (высокие
4 0,42-0,44 21-40
поймы, крутые склоны долин и балок, занятые луговой раститель-
ностью), лесопарковые зоны города
Мало трансформированные природные комплексы, выполняющие
важные регулирующие функции (залесенные склоны и днища ов-
5 0,46-0,49 0-20 ражно-балочной сети, водосборные понижения, крутые коренные
склоны долин; комплекс низких и средних пойм и старичных пони-
жений), условно-коренные леса междуречий и высоких террас
Оценка неблагоприятных экзогенных процессов в урбогеосистемах г. Тарусы проведена с

учетом четырех возможных явлений: затопления речными водами, подтопления натечными и
грунтовыми водами, смещения грунта в результате склоновых процессов (делювиального
смыва, эрозии, оплывно-оползневых процессов) и карстовых просадок. Вероятность затопле-
ния оценивалась на основании анализа данных гидропоста в г. Серпухов. Интенсивность под-
топления натечными водами исследовалась в аккумулятивных формах рельефа, степень гид-
роморфности определялась по спектральному индексу влажности (Wetness index). Оценка
опасности проявления склоновых процессов опиралась на анализ уклонов поверхностей и бы-
ла проведена по разработанной методике [Геоморфологические…, 2015; Теория и методы…,
2016]. Карст проявляется на территории локально, баллы распределялись в соответствии со
степенью выраженности процесса в рельефе (табл. 2).
Интегральная оценка неблагоприятных экзогенных процессов рассчитывалась как среднее
по четырем критериям в случае, когда степень проявления всех процессов оценивалась выше
1 балла. Если хоть один процесс оценивался как опасный и получал 1 балл, то общая оценка
тоже сигнализировала об опасности и принимала значение в 1 балл.
92
Таблица 2
Критерии оценки неблагоприятных экзогенных процессов
Затопление Подтопление Склоновые процессы Карстовые процессы
Баллы
Критерий
Крутизна склонов Глубина карстовых
Абсолютная высота (м) Wetness index
(°) форм (м)
1 Низкие поймы и староречья — 111 м > 1000 > 20 > 1,5
2 Средние поймы — 115 м 700-1000 11-20 1-1,5
3 Высокие поймы — 119 м 400-700 6-11 0,5-1
Территории, затопляемые в катастро-
4 200-400 3-6 < 0,5
фические половодья — 121,5 м
5 Незатопляемые территории < 200 <3 карст не выражен
Для оценки эстетической привлекательности урбогеосистем было использовано всего

17 критериев. Общими критериями для всей городской территории были: наличие пейзажной
доминанты (с учетом ее просматриваемости); многоплановость пейзажа; крутизна рельефа; на-
личие водных объектов (с учетом их просматриваемости); замусоренность; глубина и ширина
пейзажной перспективы; процент озелененности; доля строений. Для сравнимой оценки застро-
енных и незастроенных частей города были введены дополнительные критерии: однородность
(гомогенность) застройки, средняя этажность, цветность и физическое состояние для застроен-
ных территорий; состояние растительности, биологическое разнообразие, сомкнутость крон, ас-
пект растительного покрова для лесопарковых зон города. Для селитебных и промышленных
урбогеосистем также учитывался фактор соседства: пространственное сопряжение застроенных
земельных участков и экологического каркаса оценивалось одним дополнительным баллом.
Для оценки историко-культурной ценности урбогеосистем было выбрано три критерия:
тип застройки, наличие исторических объектов, упоминаемость места в литературных источ-
никах и на картинах известных художников. Для типа застройки вводился поправочный коэф-
фициент, зависящий от ее гомогенности, для исторических объектов вводилась поправка на
общее состояние.
Результаты
На изучаемой территории было выделено 82 типа урбогеосистем ранга урочищ и подуро-
чищ, на рис. 1 приведен фрагмент составленной ландшафтной карты. Для каждого контура по-
лученной карты проведена отдельная оценка по выбранным четырем направлениям, а также
рассчитана интегральная ценность урбогеосистем. Сопоставление отдельных видов оценок
расширило возможности для анализа планировочных ситуаций.
Легенда
11 12
Ландшафтный
Частные
покров
Луга дома новые с
Литогенная основа садами
Междуречные равнины,
сложенные известняками,
перекрытыми маломощным
чехлом покровных суглинков и
делювия
Слабовыпуклые (1‐3)
1 1.12
основные поверхности
Придолинн
ые склоны
2 2.12
Слабопокатые (3‐4)
3 3.11 3.12
Покатые (5‐8)
Водосборные понижения с
4 4.12
эрозионными врезами
Водосборные понижения
5 5.12
закарстованные
Рис. 1. Фрагмент карты урбогеосистем г. Тарусы. Масштаб 1:25 000
93
Оценка экологической значимости урбогеосистем г. Тарусы выявила, во-первых, террито-
рии, которые, исходя из экспертной оценки, должны выполнять важные регулирующие функ-
ции, но реальное состояние которых неудовлетворительно из-за высокой доли запечатанных
почв и угнетенной растительности. Такие урбогеосистемы локализованы, главным образом, в
пределах элементов овражно-балочной сети (рис. 2). Во-вторых, оценка выявила неблагопри-
ятные соседства урбогеосистем, выполняющих важные экологические функции, с промыш-
ленными зонами и сильно застроенными, «запечатанными», территориями.
Рис. 2. Оценка экологической значимости урбогеосистем г.Тарусы
Но наиболее интересные результаты были получены при сопоставлении разных оценок.

Так, сопоставив итоги экологической, эстетической и культурно-исторической оценок, мы вы-
явили особо ценные территории города. Одной из них является комплекс сосновых и луговых
террас реки Песчаной, с которых открывается вид на луговую пойму и коренные дубово-
липовые и дубово-сосновые леса противоположного берега. В литературных источниках До-
лина Грез описывается как любимое место прогулок семьи Цветаевых, а позже как излюблен-
ный пленэр В. Борисова-Мусатова и других художников, приезжавших в Тарусу. В настоящее
время Долина Грез отсутствует в городской топонимике, не охвачена туристическими мар-
шрутами, а современная застройка грозит в скором времени поглотить ее. Высокий экологиче-
ский, эстетический и культурный статус данной территории должен служить основанием для
ее защиты от любой хозяйственной деятельности, кроме рекреации.
Сопоставление всех четырех оценок позволяет выявить геоморфологически устойчивые
урбогеосистемы, не представляющие высокой ценности в других аспектах, и которые могут
быть рекомендованы для нового строительства. Так как территории, получивший минималь-
ный суммарный балл и, следовательно, являющиеся оптимальными для строительства, к на-
стоящему моменту уже значительно застроены, то для того, чтобы предотвратить снижение
экологической ценности, при вынесении рекомендаций была учтена плотность существующей
застройки (рис. 3).
94
Рис. 3. Оценка пригодности территории г. Таруса для новой застройки
Выводы
Проведенные исследования показали, что принципы картографирования урбогеосистем в
масштабе малого города в целом схожи с общими принципами ландшафтного картографиро-
вания, а выделяемые урбогеосистемы целостны и обладают пространственным обособлением.
Карта урбогеосистем стала наглядной моделью структурной организации территории города и
открыла широкие возможности для оценки городской среды и разработки рекомендаций по ее
оптимизации. В частности, было проведено обоснование территорий для новой застройки,
размещения рекреационных объектов; определены проблемные территории, застройка кото-
рых может привести к неблагоприятным природным процессам; выявлены особо ценные го-
родские пространства, достойные получения охранного статуса и включения в прогулочные
маршруты.
1. Геоморфологические ресурсы и геоморфологическая безопасность: от теории к практике: Всерос-
сийская конференция «VII Щукинские чтения»: Москва, МГУ имени М.В. Ломоносова, 18-21 мая
2015 г.: Материалы конференции. М.: МАКС Пресс, 2015. С. 564-567.
2. Дмитриев В.В. Определение интегрального показателя состояния природного объекта как сложной
системы // Научно-теоретический журнал «Общество. Среда. Развитие». 2009. №4 (12). С. 146-165.
3. Теория и методы современной геоморфологии: Материалы XXXV Пленума Геоморфологической
комиссии РАН, Симферополь, 3-8 октября 2016 г. / отв. ред. Кладовщикова М.Е., Токарев С.В. Сим-
ферополь, 2016. Т. 1. С. 321-330.
4. Фирсова Н.В. Урбогеосистемы Центрально-Черноземного региона: ландшафтная структура, типоло-
гия, оптимизация землепользования : автореф. дис. ... д-ра геогр. наук. Воронеж, 2012. 46 с.
5. Kruhlov I. The structure of the urban landscape. Universitas Ostraviensis. Acta Facultatis Rerum
Naturalium. Geographia — Geologia, 1999, 181/7. P. 71-89.
95
ëéÇêÖåÖççõÖ èêéÅãÖåõ éïêÄçõ ìêÅÄçàëíàóÖëäàï
ãÄçÑòÄîíéÇ ãàíÇõ
Чепайтене Р.
Институт Истории Литвы, Вильнюс, Литва, rasa.cepaitiene@if.vu.lt
CONTEMPORARY PROBLEMS OF URBAN LANDSCAPES IN LITHUANIA

Čepaitienė R.
Lithuanian Institute of History, Vilnius, Lithuania, rasa.cepaitiene@if.vu.lt
Abstract: Presented paper addresses issues related to the analysis and assessment of the current
situation in the protection of the most valuable historical-urban landscapes in Lithuania. Taking the ex-
amples of the old city of Vilnius, the Curonian Spit settlements (both sites are on the UNESCO World
Heritage List) and the historical center of Trakai, successes and failures from the conservation/usage
realm are discussed. Currently the problems of illegal construction and the attempts of big-capital hold-
ers to change the status and quality of these protected urban landscapes, as well as mutilations of their
visual appearance, as well as the ambivalent (conflicted) influence of such socioeconomic factors as in-
ternational and local tourism, development of the heritage industry, etc., are particularly typical and
worrisome. Although these aspects severely affect the changes in the qualitative characteristics of these
urban values, in the meantime the institutions responsible for their preservation and sustainable devel-
opment still do not have a clearly formulated policy towards protection of the urban heritage or do not
possess the necessary technical and legal tools for their correct use and management. While local
communities or community in general Meanwhile, the role of the local communities, NGO’s or com-
munity in general is significant not enough to influence the processes. The lack of specialized
knowledge, deeper motivation and skills, as well as effective legal and social instruments of influence,
are distinguishing weaknesses. Although these aforementioned aspects affect in a negative way the
qualitative characteristics of these urban landscapes values, in the meantime the institutions responsible
for their preservation and sustainable development neither possess a clearly formulated policy towards
systemic protection of the urban heritage, nor hold necessary legal, administrative and technical tools
and instruments for their correct usage and management. The paper would try to present some over-
view of the situation and provide some explanation of its underlying causes.
Хотя исторические города всегда были материальным отражением культуры страны и оп-
ределенных ее социополитических установок, но, по мнению специалистов, только во второй
половине XX в. урбанистическая регенерация стала неотделимой от сознательной культурной
политики. Современное городское планирование неизбежно связано с охраной природного и
культурного наследия. Область их взаимосвязей охватывает и решение проблем новой за-
стройки в историческом окружении, т. е. гармоничного взаимодействия «старого» и «нового».
Также проектировщики городов вынуждены все более обращать внимание на возрастающие
масштабы туризма и другие проблемы. Поэтому приходится искать комплексный подход к ин-
тересам охраны и дальнейшего развития города, что в итоге привело к созданию концепта ис-
торико-урбанистического ландшафта (historical-urban landscape). Этот концепт на междуна-
родном уровне впервые был детально определен лишь в 2005 г, во время международной
конференции ЮНЕСКО «Всемирное наследие и современная архитектура — управление исто-
рическим урбанистически ландшафтом», участники которой приняли Венский меморандум.
В документе говорится, что: «Историческим городским ландшафтом в соответствии с «реко-
мендациями ЮНЕСКО по охране и современной роли исторических зон» 1976 года называют-
ся ансамбли, состоящие из любых групп зданий, сооружений и открытых пространств в их
природном и экологическом контексте, включая археологические и палеонтологические зоны,
в пределах городских поселений, существовавших в течение соответствующего периода вре-
мени, если таковые ансамбли имеют археологическую, архитектурную, доисторическую, исто-
рическую, эстетическую, социокультурную и экологическую ценность». Венский меморандум
уделяет основное внимание влиянию современного развития на городской исторический пей-
заж в целом, а понятие «городского исторического пейзажа» включает в себя не только «исто-
рический центр», «ансамбли» и «окружающую территорию», которые часто упоминаются в
96
хартиях и законодательстве по охране, но и более широкие территориальные и ландшафтные
пространства. Принятие решений в области вмешательства современной архитектуры в исто-
рический ландшафт требует внимательного рассмотрения, культурного и исторического под-
хода, консультаций с местными сообществами, заинтересованными лицами и экспертами в об-
ласти ноу-хау. Только глубокое понимание истории, культуры и архитектуры местности
позволяют правильно определять цели и задачи управления развитием города.
На сей день в Списке Всемирного Наследия ЮНЕСКО Литовская Республика насчитывает
четыре объекта материального наследия: исторический центр города Вильнюса (номинация
1994 г.), культурный ландшафт Куршской косы (вместе с Российской федерацией, 2000 г.), ар-
хеологический памятник Государственный культурный резерват Кернаве (2003 г.) и пункты
Гоедезической дуги Струве (2005 г.), а также три шедевра устного и нематериального культур-
ного наследия (традиционная обработка крестов и ее символика (2001 г.), Балтийские
праздники песни и танца (2003 г. совместно с Латвией и Эстонией) и сутартинес, литовские
многоголосые песни (2010). В Предварительном списке также находится Тракайский истори-
ческий национальный парк. Как известно, внесение объекта в данный Список часто сущест-
венно меняет не только его формальный юридический статус, регламенты управления, но и
социоэкономическое положение, особо привлекая потоки международного туризма. Ино-
странные туристы чаще всего посещают исторические города и поселения, а также сезонные
курорты, каковыми являются четыри поселка со стороны Литвы на Куршской косе. И хотя
хронологическая дистанция с начала присвоения культурной ценности этого престижнего ста-
туса уже позволяет фиксировать и оценить многостронние процессы, происходящие на упомя-
нутых охраняемых территориях, как и их последствия, но к сожалению их комплексный анализ
и мониторинг проводится недостаточно качественно и системно, особо не хватает сравнитель-
ных исследований упомянутых объектов. Поэтому в качестве общего знаменателя выбрав ка-
тегорию историко-урбанистического ландшафта, мы далее вкратце попытаемся проанализи-
ровать основные угрозы, вызовы и проблемы, возникающие для выше перечисленных
объектов ЮНЕСКО в Литве после того, как они стали частью Всемирного наследия. На при-
мере старого города Вильнюса, поселков Куршской косы с литовской стороны и окресностей
исторического центра города Тракай можно рассматривать успехи и провалы концепций и
стратегий консервации и использования охраняемых территорий.
Основные проблемы исторического центра столицы Литвы Вильнюса в основном связаны
с правильным распределением ответственности за сохранение и достойное использонание ур-
банистических ценностей между государственными и муниципальными структурами
и частными собственниками, проблемы, возникающие с начала процесса их приватизации
в 90-е годы. Хотя принятые законы определяют взаимосвязь и степень прав и обязаностей всех
заинтересованных сторон, практика показывает, что в реальности юридически и адми-
нистративно прописанные правила и постановления, как и обычно принимаемые средства и
механизмы взаимодействия разных социальных агентов, в этой области не всегда срабатыва-
ют. Особенно это заметно на примере давления девелоперов нового строительства на охраняе-
мые территории или на зоны их визуальной охраны. Высотные здания, загораживающие вид
на/из старого города, также современные или псевдоисторические формы новых (часто стан-
дартных) зданий, появляющиеся в исторических кварталах и существенно меняющие истори-
чески сложившуюся городскую среду, как и изменения облика старых строений с целью их
приспособления к новой, им не свойственной коммерческой или хозяйственной деятельности,
а также случаи некачественной реставрации архитектурных памятников — все эти проблемы
снижают историческую достоверность, эстетическое качество и привлекательность объекта
Всемирного наследия, создает нежелательный эфект псевдонаследия. Сталкиваясь с многочис-
ленными случаями нарушения государством принятых на себя обязаностей сохранять автен-
тичность местности и многочисленые повреждения ее genius loci, активная часть общественно-
сти Вильнюса все решительнее выступает за качественное изменение сложившейся ситуации,
яро критикуя ответственные институции за коррупцию, нерешительность или некомпетент-
ность в случаях явного нарушения законов и принятых норм. Самым громким за последнее
время случаем конфликта общественных активистов, девелоперов и Департамента по охране
культурного наследия при Министерстве Культуры стала история строительства «Проекта сада
97
Миссионеров» (рис. 1). Было начато строительство квартала жилых зданий на холме бывшего
ансамбля монашеского ордена миссионеров, который является одной из наиболее живописных
панорам города, определяющей его характер, нарушая требования визуальной охраны данной
територии, а также внедряя в облик города серию стандартных новоделов. Пока стараниями
общественности через суд удалось остановить продолжение данного строительства, но оче-
видно, что это только временная победа. Активисты охраны наследия опасаются, что уже со-
деянные крупные повреждения или уничтожение культурных ценностей местности, как и са-
мого визуального облика исторического центра города могут быть настолько серьезными и
необратимыми, что это даже может грозить переносом исторического центра Вильнюса в Спи-
сок Всемирного наследия ЮНЕСКО, находящегося под угрозой.
Рис. 1. Территория строительства «Сада Миссионеров»
Источник: http://www.vz.lt/nekilnojamasis-turtas-statyba/2017/05/26/stabdomos-daugiabuciu-vilniuje-
misionieriu-sodai-statybos
В случае Куршской косы, где после внесения в список ЮНЕСКО тоже возникли ком-
плексные проблемы правильного управления и использования данной территории, как и вы-
росшими потоками международного туризма, надо особо учесть уникальную историю этого
полуострова. Узкая и длинная песчаная полоса суши (коса) саблевидной формы, отделяющая
Куршский залив от Балтийского моря, простирается от города Зеленоградск Калининградской
области до города Клайпеда (Смильтине, Литва). Название косы происходит от названия древ-
них племен куршей, живших здесь до колонизации Пруссии немцами. Длина косы — 98 км,
ширина колеблется от 400 м (в районе поселка Лесной) до 3,8 км (в районе мыса Бульвике,
чуть севернее Ниды) (рис. 2). В XVIII столетии на косе началась массовая вырубка лесов
и выпас скота, что привело к уничтожению растительного слоя, закреплявшего пески, которые
в итоге засыпали рыбацкие поселения. В середине XIX века здесь образовалась настоящая
пустыня. Такое положение дел не устраивало прусские власти, и здесь начались работы по
озеленению косы. К Первой мировой войне наступление дюн остановили, а косу засадили
соснами — обыкновенными, крымскими, черными и горными. Чтобы защитить берег от обра-
зования новых дюн, была построена искусственная авандюна, протянувшееся вдоль всего сто-
километрового морского побережья. Была создана сложная система оборонительных зон, ста-
билизировавшая процессы эрозии почвы и способствовавшая возникновению уникального
культурного ландшафта, который и является наиболее ценным элементом полуострова, опре-
делившим его внесение в список ЮНЕСКО.
После внесения ландшафта косы в Список возросло число ее сезонных посетителей. Реаги-
руя на это число, местные предприниматели начали строительство (часто нелегальное) отелей
98
или жилых кварталов, тем самым иногда напрямую повреждая за несколько столетий созданную
систему экологической защиты косы, что привело к возобновлению процессов эрозии почвы.
Рис. 2. Объект Всемирного наследия культурный ландшафт Куршской косы
Третий случай, о котором хочется упомянуть, тоже связан с бесцеремонным вмешательст-

вом капитала в исторически сложившийся хрупкий культурный ландшафт. Город Тракай —
историческая столица Литвы — находится в сложной природно-культурной местности, обрам-
ленной озерами, лесами и лугами (рис. 3) и является интегральной частью единственного в
Литве исторического национального парка. Его уникальный урбанистический облик подвергся
существенным изменениям еще в советское время, когда мелкую историческую городскую
застройку дополнили крупномаштабные строения общественного и жилого характера. Но осо-
бенно в последнее время город, который из-за своего удобного географического положения
(30 км от Вильнюса) привлекает все больше туристов и разных культурных событий (фестива-
лей, концертов и т. д.), тоже стал привлекательным для крупных девелоперов недвижимости.
Самым известным случаем среди них стал проект создания комплекса общественно-
коммерческого назначения гигатсткого для данной хрупкой территории маштаба, вызвавший
возмущение обществености. Объемы запланированного здания не только намного превышают
масштаб окружающих зданий, что резко нарушает визуальные ограничения охранной зоны
старого города (рис. 4). Между общественными активистами охраны наследия и заказчиком
проекта — крупным литовским олигархом — возникла настоящая война с привлечением СМИ,
судов и пр., тем временем как институции, напрямую ответственные за сохранение уникально-
го культурного ландшафта, предпочли в данном случае держаться в стороне. Как и в случае
проекта «Сада Миссионеров», тут пока тоже имеем дело с временной передышкой и неизвест-
но, чья сторона возьмет верх — общественный интерес или крупный капитал. Но очевидно,
что упомянутые истории указывают на то, что существующие юридические, административ-
ные и прочие инструменты не достаточны, чтобы подобные ситуации не повторялись в буду-
99
щем, и надо менять само восприятие управления урбанистическим наследиям с концепции
«охраны исторического города» на более комплексную концепцию «историко-урба-
нистического ландшафта».
Рис. 3. Местоположение Тракайского исторического национального парка

(желтым цветом указанная территория в центре — город Тракай)
Рис. 4. Визуализация проекта крупномасштабного общественно-коммерческого здания в Тракай
1. Ashworth G. J., Tunbridge J. E. The Tourist-Historic City. . — Chichester: Willey-Blackwell, 1990.
2. Bandarin F., van Oers R. The Historic Urban Landscape. Managing heritage in an urban century. Chiches-
ter: Willey-Blackwell, 2012.
3. Bianchini F. Cultural Planning for Urban Sustainability. // City and Culture: Cultural Processes and Urban
Sustainability (ed. by L. Nystrom). Kalmar: The Swedish Urban Environment Council, 1999, p. 34-51.
4. Bučas J. Kuršių nerijos nacionalinis parkas. Vilnius, Savastis, 2001.
5. Bučas J. Trakų istorinis nacionalinis parkas. Vilnius, Savastis, 2015.
6. Čepaitienė R. The Patterns of Urban Lanscape Commodification. // Architecture and Urban Planning.
Scientific Journal of Riga‘s Technical University, 2013, vol. 8, pp. 50-59.
7. Worpole K. Trading Places: the City Workshop. // Whose Cities? (ed. by M. Fisher and U. Owen). London:
Penguin, 1991.
8. Венский меморандум. https://kgiop.gov.spb.ru/media/
9. Чепайтене Р. Культурное наследие в глобальном мире. Вильнюс: ИИЛ, 2010.
100
ÇçìíêàãÄçÑòÄîíçÄü ÑàîîÖêÖçñàÄñàü
ÄÉêéùäéãéÉàóÖëäàï ìëãéÇàâ ÇãÄÑàåàêëäéÉé éèéãúü
(çÄ èêàåÖêÖ ÇãÄÑàåàêëäéÉé çààëï)
Шилов П.М.
www.stromboli@mail.ru
INTRA-LANDSCAPE DIFFERENTIATION
OF AGROECOLOGICAL CONDITIONS OF VLADIMIR HIGHLADS:
A CASE STUDY IN VLADIMIR AGRICULTURAL RESEARCH INSTITUTE
Shilov P.M.
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, www.stromboli@mail.ru
Abstract: Land quality is generally understood as an ability of the land to crop production. Quali-
ty of agricultural lands is the result of cadastral valuation or land evaluation thought the world. Histori-
cally, in Russia land quality assessment was related to soil surveys and interpretation of such soil prop-
erties as fertility, productivity, erodibility, irritability, response to drainage, etc. Land quality analysis
doesn’t include any measures of landscape heterogeneity. Little attention was payed to socio-economic
factors like distance to settlements, spatial variability of demand, labor resources (supplies), technolo-
gies. Current investigation presents the analysis of both physical and socio-economic factors affecting
the quality of agricultural lands in the selected region. The subset of agricultural lands in Vladimir re-
gion close to Suzdal was studied. For evaluation, the land was differentiated by its natural limitations
(erosion, drainage, fertility) and potential crop yields into certain agroecological groups.
Agroecological groups were related to digital elevation model and morphometric terrain parameters
such as slope, wetness index, and index of closed depressions. Obtained results showed that calculated
parameters describe 60% of spatial variability of agroecological conditions. Relatively low accuracy
may be caused by underestimation of some hidden natural factors (climate, deposits etc.).
Основу современной кадастровой оценки стоимости земель сельскохозяйственного назна-
чения на территории Российской Федерации составляет оценка качества земель. Под оценкой
качества предусматривается комплексная характеристика земель по уровню их плодородия и
производительной способности на основе ряда свойств почв, коррелирующих со среднемного-
летней урожайностью — содержание гумуса, гранулометрический состав, эродированность,
переувлажнение, засоление и др.
Оценка природного потенциала земель сельскохозяйственного назначения основана на
эмпирической формуле нормативной урожайности (Ун, ц/га), разработанной на базе материа-
лов четвертого тура всесоюзной оценки земель [Оценка качества…, 2007]:
АП
Ун  33,2  1,4   К1  К 2  К3  К 4 (1)
10.0
Интегральный показатель качества земель (кадастровая стоимость) определяется как раз-
ница между совокупным доходом (произведение Ун и стоимости продукции) и затратами на
возделывание и уборку культур. Кадастровая стоимость, валовый доход и затраты рассматри-
ваются в разрезе почвенных разностей и нормируются на структуру посевов [Государственная
кадастровая оценка…, 2012; Об утверждении методических указаний…, 2017]. Отметим, что в
принятой государственной системе оценки качества земель сельскохозяйственного назначения
не учитывается разномасштабная неоднородность почвенно-ландшафтного покрова как фун-
даментальное свойство географической оболочки.
Альтернативные подходы [Агроэкологическая оценка…, 2005; Зворыкин, 1985] к оценке
качества позволяют учесть неоднородность почвенно-ландшафтного покрова, позиционные и
экономические факторы землепользования (агротехнологии, удаленность от дорог, населенных
пунктов, рек). Один из таких подходов связан с учетом неоднородности почвенно-
101
ландшафтного покрова по агроэкологическим группам земель (агроэкологической типизации
почвенных комбинаций).
Цель данной работы — выявление закономерности внутриландшафтной дифференциации
агроэкологических условий Владимирского ополья как необходимой основы кадастровой
оценки земель сельскохозяйственного назначения.
В работе использованы карты структур почвенного покрова Владимирского НИИ сельско-
го хозяйства и агроэкологической группировки, разработанные Н.П. Сорокиной и Н.Г. Саваст-
ру (рис. 1) [1999]. Территория Владимирского НИИСХ расположена в Суздальском районе
Владимирской области и относится к крайней восточной части Владимирского ополья. Влади-
мирское ополье — возвышенная сильнорасчлененная равнина, сложенная покровными карбо-
натными лессовидными суглинками со средней мощностью 2-4 м (в понижениях до 7 м).
В почвенном покрове преобладают серые лесные почвы, иногда со вторым гумусовым гори-
зонтом [Савастру, 1999; Ахромеев, 2008].
Рис. 1. Агроэкологические группы земель Владимирского НИИ сельского хозяйства
Математическая основа пространственного анализа агроэкологических условий задается

соответствием групп земель ячейкам регулярной сетки цифровой модели рельефа с шагом 25 м
и производных морфометрических величин, описывающих характер мезорельефа территории.
Для анализа выбраны четыре наиболее распространенные агроэкологические группы
земель:
 Зональные автоморфные — серые лесные почвы в сочетании с серыми лесными со вто-
рым гумусовым горизонтом;
 Полугидроморфные — серые лесные в сочетании с серыми лесными слабоглееватыми и
глееватыми;
 Эрозионные — серые лесные разной степени смытости;
 Гидроморфные — торфяно-глеевые и дерново-глеевые почвы.
102
Наиболее значимыми морфометрическими величинами, описывающими варьирование аг-
роэкологических условий, являются топографический индекс влажности, индекс замкнутых
понижений и крутизна. В сумме ковариаты описывают 60% варьирования агроэкологических
условий территории Владимирского НИИСХ.
Полученная модель позволит построить карту агроэкологических групп, отражающую ре-
гиональную неоднородность почвенно-ландшафтного покрова на участок Владимирского опо-
лья в пределах Суздальского района, при минимальной роли полевых почвенных обследова-
ний. Влияние агроэкологических условий на интегральное качество земель Суздальского
района будет дополнено анализом среднемноголетней изменчивости урожайности в зависимо-
сти от уровня интенсификации земледелия (экстенсивный, интенсивный, нормальный) и пози-
ционных факторов (удаленность от элементов инфраструктуры).
1. Агроэкологическая оценка земель, проектирование адаптивно-ландшафтных систем земле-
делия и агротехнологий. Методическое руководство / под ред. В.И. Кирюшина, А.Л. Иванова.
М.: ФГНУ «Росинформагротех», 2005. 784 с.
2. Ахромеев Л.М. Природа, генезис, история развития и ландшафтная структура ополий Центральной
России. Брянск: РИО Брянского государственного университета, 2008. 182 с.
3. Государственная кадастровая оценка земель сельскохозяйственного назначения / под ред. П.М. Са-
пожникова, С.И. Носова. М.: ООО «НИПКЦ Восход-А», 2012. 160 с.
4. Зворыкин К.В. Сельскохозяйственная оценка земель. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1985. 50 с.
5. Об утверждении методических указаний о государственной кадастровой оценке [www.consultant.ru/
document/cons_doc_LAW_217405/]: приказ Минэкономразвития от 12 мая 2017 № 226 (зарегистри-
рован в Минюсте РФ 29 мая 2017 № 46860). Режим доступа: система Консультант.
6. Оценка качества и классификация земель по их пригодности для использования в сельском хозяйст-
ве: практическое пособие / А.К. Оглезнев и др. М.: 2007. ФГУП «Госземкадастрсъемка» ВИСХАГИ.
131 с.
7. Савастру Н.Г. Агроэкологическая оценка почвенного покрова Владимирского ополья для проекти-
рования адаптивно-ландшафтной системы земледелия: дис. … к. б. н. М., 1999. 167 с.

A CASE STUDY FROM ECUADOR
Erazo-Mera E.
EHS and Conservation Management NIESGI CÍA LTDA, Quito, Ecuador,
estefania.erazo.mera@gmail.com
Protected Areas are important for biodiversity conservation and connecting them with different
corridors has been proven successful in achieving population viability and increasing species disper-
sion and migration. This document aims to: 1) Identify the suitability of matrix habitat outside pro-
tected areas for five mammal species, 2) Model corridors that connect Protected Areas, and 3) to pri-
oritize these corridors across all of the study species in Ecuador. To do this, we created a
methodology for modelling corridors that connect Protected Areas in Ecuadorian territory by using
the home ranges of five large-bodied mammals and landscape features that enhance or prevent animal
movement. The selected species were Mountain tapir (Tapirus pinchaque), Lowland tapir (Tapirus
terrestris), Jaguar (Panthera onca), Puma (Puma concolor) and the Spectacled bear (Tremarctos
ornatus). Corridors were modelled for each target species before merging and prioritizing them. The
results suggest that some corridors may be associated with negative aspects such as: inaccessible are-
as or residual vegetation within otherwise highly fragmented and disturbed surroundings, which high-
lights the importance of managing the landscape as a unit and not only ecosystems. By modeling and
prioritizing corridors using least cost path technique we identified suitable areas for building or main-
taining ecological corridors, considering the lowest dispersal effort as well as the shortest distance of
travel. This information may be used by government agencies to maintain the existing protected areas
or create new ones.
103
MODELLING OF SOCIAL-ECOLOGICAL SYSTEMS —
CHALLENGES AND APPROACHES
Fürst Ch.
Martin Luther University Halle-Wittenberg, Institute for Geosciences and Geography, Dept. Sustain-
able Landscape Development, Halle, Germany, christine.fuerst@geo.uni-halle.de
Global challenges such as an expected growth of the world population to 9.7 billion in 2050 (11.2
billion in 2100) and resulting pressures on natural systems to ensure food, energy and water security
require complex analytical approaches to harmonize human needs and intervention opportunities with
natural processes. Thus, the concept of social-ecological systems became famous as basis for under-
standing the interactions between human and natural subsystems. A variety of different modelling
approaches was developed to depict these underlying cause-effect relations at different scales. Par-
ticularly explorative modelling approaches such as cellular automata, Bayesian Belief Networks or
Agent-based Models are known to provide a frame that helps to reflect particularly well system prop-
erties such as unpredictability or context sensitivity. Combined with geographical information sys-
tems and process-based eco-hydrological models, these models support the testing of social-
ecological system responses to management interventions or land cover changes. A problem in mod-
elling consists still in the integration of multiple scales. While, for instance, Agent-based Models are
mostly focused on local scales (“communities”), cellular automata or Bayesian Belief Networks can
help to estimate also system behavior at upper scales, but on the expenses of higher uncertainty and
loss of information. With this talk, I intend to present a vision how a clever combination of different
modelling approaches can help to address better scale overarching interactions in support of improved
information for territorial planning.
LANDSCAPE PLANNING SUPPORT FOR THE ENERGY CHANGE IN GERMANY

Leibniz University Hannover, Institute for environmental planning, Hannover, Germany
haarenl@umwelt.uni-hannover.de
In order to meet the goals of the Paris climate agreement, the energy system has to change fun-
damentally towards 100% renewables in 2050. In Germany, the energy transition process has started
years ago. However, wind farms and energy crops are affecting other ecosystem services and are sub-
ject of wide spread citizen protests. Ways have to be found for reconciling the objectives of energy
transition with those of nature and landscape protection, which would include i.a. the recreational
quality of the landscape, the protection of people from noise pollution and safeguarding biodiversity.
The study "Nature-compatible energy supply from 100% renewable energies 2050" used a land-
scape planning approach for modelling respective pathways for the German energy transition. In three
scenarios, we tested whether and how renewable energies could be developed according to the 100%
goal and at the same time allocated without serious environmental impacts on nature and people. In
Germany several land uses are competing for land, which makes area a scarce and limiting factor for
the energy transition. It is by spatially overlaying the land-based energy generation potential with the
areas important for the protection of man and nature, that the challenges of the energy transition be-
come obvious. The assumptions of the scenarios were ambitious and realization is accordingly uncer-
tain. For example, a probably unrealistically high share of PV on roofs in urban areas is modeled for
2050. However, the ambitious assumptions are needed for clearly defining starting points and the di-
rection of necessary political action. In order to provide fallback strategies, if the ambitious targets are
missed, a reserve of unused energy potentials has been defined. The reserve also has the function to
maintain the flexibility of the system for including processes of regional and local decision-making
and public participation.
The results of modeling three scenarios showed that a complete supply of energy from renewable
energies in 2050 is possible — even without significant impairments of nature and landscape. The
104
goals can even be reached, taking account transmission and conversion losses in the storage of elec-
tricity. However, meeting the energy target in 2050 in a sustainable way requires ambitious political
frameworks for the planning of the energy system and the rapid implementation of energy-related in-
novations.
The area used in the scenarios for wind power plants in 2050 will be only about 1% of the Ger-
man land area in a scenario of optimized allocation. A large share of the area, which is not used, is
excluded due to existing regulations for noise protection or safety of infrastructure. In order to
transport electricity from many decentralized power generation facilities, an expansion of the trans-
mission network, and in particular of the medium and low voltage grid (including network stations)
will be necessary. Intelligent network operation and battery storage can significantly reduce the con-
ventional network expansion.
Components of the reserve are: the expected stronger generation of wind energy in the North Sea;
the establishment of photovoltaic outside settlements, e.g. on land currently occupied by energy
crops; areas which are only a moderately sensitive against wind energy from a nature conservation
point of view and which (in principle) can be used for wind turbines, when using appropriate technol-
ogy and local precautions and compensation. Finally, also the import of electricity from surplus areas
abroad, is an option for 2050, provided that the imported energy has been produced sustainably.
The partly very demanding assumptions of such sustainable scenarios provide an orientation for
the implementation paths to be pursued. Quantitative targets for the energy production of states, re-
gions or municipalities in combination with strict exclusion of very sensitive areas will be a core
component of implementation. These targets will be a precondition for meeting the goals of the ener-
gy transition and at the same time ensuring a sustainable allocation as well as space for bottom up
participation processes. Incentives for municipalities and private investors could strengthen motiva-
tion to implement the energy transition goals and foster the diffusion of new energy technologies on
private property. The model can be used as a first building bloc of a monitoring system, which can
create a synopsis of decentralized implementation achievements. In case of underperforming and
missing the targets this barometer can show the need for flexible adjustments of regulations.
105
VI. îìçäñàà, ìëãìÉà à ìëíéâóàÇéëíú ãÄçÑòÄîíéÇ
VI. LANDSCAPE FUNCTIONS, SERVICES AND RESILIENCE
éñÖçäÄ ùäéëàëíÖåçõï ìëãìÉ ìêÅÄçàáàêéÇÄççõï

ãÄçÑòÄîíéÇ „. ÅêÖëíÄ
Марцинкевич Г.И.1, Трофимчук Д.А.2
Белорусский государственный университет, Минск, Республика Беларусь,
1
halinamar@mail.ru, 2denistr7@mail.ru
ASSESSMENT OF ECOSYSTEM SERVICES

OF THE BREST URBAN LANDSCAPES
Martsinkevich G.I.1, Trofimchuk D.A.2
Belarusian State University, Minsk, Republic of Belarus, 1halinamar@mail.ru, 2denistr7@mail.ru
Abstract: The map of urban landscapes of the Brest city has been developed. The zoning of urban
landscapes has been proposed, which includes 8 natural-urban regions and 23 urban planning complex-
es. For each landscape unit the functional structure has been estimated. A comparative analysis of the
term "ecosystem services" has been provided. The estimation of carbon accumulation and oxygen re-
lease by green areas of urban landscapes has been made. The basic regularities of the photosynthetic
process for the urban areas has been identified.
It is recognized that trees of the landscape and recreational areas of the city of Brest annually ab-
sorb 25,614 tons of CO2. The spatial distribution of absorption of CO2 is characterized by mosaic struc-
ture and depends not only on the percentage of green spaces, but also on the features of the urban de-
velopment. The lowest levels of CO2 accumulation (100-500 tons / year) are characterized for urban
landscapes with a dominance of residential medium- and multi-storied buildings and industrial areas;
medium levels (500-1,000 tons / year) — for urban landscapes with individual houses and industrial
areas; high level — (from 2 to 4.5 thousand tons / year) — for forest park areas. Green areas of Brest
release 18 630 tons / year of oxygen into the atmosphere. The spatial distribution and variation of its
volume, as for CO2, varies depending on the structure of urban landscapes.
The research supports the already proposed idea that along with the biota, landscapes also provide
ecosystem services. O. Bastian and other authors [Bastian et al, 2014] concluded that both terms could
be used — "landscape services" as well as "ecosystem services". Indeed, at the urban level, the term
"landscape services" more precisely reflects the process of formation of environmental services, how-
ever additional scientific and practical are needed.
Введение
Термин «экосистемные услуги» появился в научной литературе во второй половине XX
столетия, но до сих пор понимается и трактуется по-разному. Вместе с тем авторы подавляю-
щего большинства публикаций считают, что экосистемные услуги — это выгоды, которые лю-
ди получают от экосистем [Millennium…, 2005]. В Техническом кодексе установившейся прак-
тики Республики Беларусь уточняется, что это выгоды, предоставляемые естественными
экосистемами для удовлетворения разнообразных социально-экологических потребностей об-
щества [Порядок…, 2013]. Известный белорусский ученый, специалист в области экономики
природопользования А.В. Неверов считает, что экосистемные услуги — это особые формы ис-
пользования экологических ресурсов, представленных возобновляемыми компонентами при-
106
родной среды, для удовлетворения социально-экологических потребностей [Лесное управле-
ние…, 2014]. Еще одно определение термина дает С.Н. Бобылев: экосистемные услуги — это
регулирующие функции экосистем, обеспечивающие экономические выгоды для их потреби-
телей [Бобылев, 2009]. Таким образом, из этого обзора вытекает, что экоуслуги — это а) выго-
ды, получаемые человеком от естественных экосистем, б) функции экосистем и в) они имеют
стоимостную ценность.
Функции экосистем принято разделять на природные и социально-экономические. Анализ
классификации экоуслуг, разработанный по программе CICES [Haines-Young, Potschin, 2010] и
приведенный в работе Г.В. Дудко, убеждает, что экоуслуги относятся как к тому, так и друго-
му типу, но с явным преобладанием социальных и эколого-экономических запросов общества.
Так, в современных классификациях экоуслуг выделяют следующие категории: обеспечиваю-
щие, регулирующие, культурные, поддерживающие, каждая из которых затем расчленяется на
виды [Дудко, 2014]. При этом перечень видов в первых двух категориях (социально-
экологической направленности) в 4,5 раза превосходит список в категории культурных экоус-
луг, в которых представлены виды, связанные с природными факторами среды обитания чело-
века (культурные ландшафты, дикая природа и др.). Виды поддерживающих услуг в приведен-
ном списке отсутствуют.
Материалы и методика исследований
Основным документом развития города является Генеральный план, используя который,
а также и другие источники (космический снимок спутника Landsat-2015, топографические,
геологические и ландшафтные карты) изучена структура урболандшафтов, проведено их рай-
онирование и составлена карта, на которой показано распространение 23 градостроительных
комплексов (ГК), объединенных в 8 природно-градостроительных районов (ПГР). Картогра-
фические работы выполнены в программе ArcGis, модуль OpenLayerPlugin, с помощью кото-
рого в проект выведен слой Openstreetmap, послуживший основой для привязки указанных
карт в систему координат (WGS 84). Затем в результате совмещения карт создан полигональ-
ный слой (Shapefile), на котором с помощью дробления контуров выделены градостроительные
комплексы и районы. Для оценки объемов годового накопления углерода зелеными насажде-
ниями использована формула, предложенная в [Guidelines…, 2006]
CG = ATi,j × CRWi,j (1)
где ΔCG — ежегодное накопление углерода, связанное с увеличением биомассы в городских
поселениях, тонн углерода в год; ATi,j — площади покрытые кронами деревьев, га; CRWi,j —
приведенный к площади кроны параметр роста биомассы (в классе землепользования i, для
типа растительности j), т/га покрытия кроны в год.
Показатель ATi,j получен в результате оцифровки космического снимка высокого разре-
шения. Информация о количестве отдельных деревьев собрана самостоятельно и оформлена в
базу данных, содержащую 44 тыс. экземпляров древесных растений. Значения показателя
CRWi,j были определены по [Порядок…, 2013].
Для сосновых насаждений значение поглощения СО2 равняется 7,41 т/га, для лиственных
рассчитано среднее значение по пяти породам (ива, осина, береза, ольха, прочие), которое рав-
няется 7 т/га.
Для получения информации о количестве выделяемого кислорода использована формула,
предложенная в [Фотосинтез…, 1989]
WO2 = WCO2 * 32 / 44 (2)
где WCO2 — масса депонированного CO2; WO2 — масса выделенного O2
Структура урбанизированных ландшафтов
Современный город — природно-техногенное образование, внутренняя структура которо-
го характеризуется мозаикой урболандшафтных комплексов, различающихся микроклимати-
ческими, почвенными, фитоценотическими условиями в городских кварталах и районах. Го-
родские экосистемы и их функции полностью зависят от среды обитания, каковой выступает
структура урболандшафтов (УЛ). Для изучения экосистемных услуг города Бреста составлена
карта урболандшафтов и проведено их районирование, содержащее 2 таксономические ступе-
107
ни: 1 — природно-градостроительный район, который выделяется с учетом местоположения,
характера природной основы и преобладающего типа функционального использования, и 2 —
градостроительный комплекс, который отражает полиструктурность и мозаичность видов гра-
достроительного использования внутри района (рис. 1).
Рис. 1. Районирование урболандшафтов г. Бреста
I. Ц — Центральный ПГР жилой и общественной застройки на водно-ледниковых ландшафтах: 1)

мало-среднеэтажная и общественная застройка исторического центра; 2) средне- и многоэтажная, обще-
ственная и промышленная застройка; 3) туристско-рекреационный комплекс «Брестская крепость».
II. В — Восточный ПГР жилой и промышленной застройки на водно-ледниковых ландшафтах: 4)
смешанная жилая и промышленная застройка; 5) смешанная жилая, общественная, промышленная за-
стройка.
III. С — Северный ПГР жилой и промышленной застройки на водно-ледниковых и террасирован-
ных ландшафтах: 6) усадебная городского типа, многоэтажная, промышленная и коммунально-
складская застройка; 7) усадебная городского типа, многоэтажная, производственная застройка; 8) сво-
бодная экономическая зона «Брест».
IV. Ю — Южный ПГР жилой застройки на пойменных и водно-ледниковых ландшафтах: 9) сме-
шанная жилая застройка с парками; 10) многоэтажная, усадебная, промышленная и коммунально-
складская застройка; 11) лугопарк и гидропарк.
V. СЗ — Северо-западный ПГР жилой застройки на пойменных и террасированных ландшафтах:
12) смешанная жилая и производственная застройка; 13) усадебная городского типа и промышленная
застройка; 14) пограничная зона с лесами, болотами и водоемами.
VI. ЮЗ — Юго-западный ПГР жилой застройки на пойменных и террасированных ландшафтах:
15) усадебная застройка сельского типа с лесом, водоемами и лугами; 16) историко-культурный ком-
плекс «5-й форт»; 17) пограничная территория с лесами, болотами и водоемами.
VII. ЮВ — Юго-восточный ПГР жилой застройки и ландшафтно-рекреационных территорийна
пойменных и водно-ледниковых ландшафтах: 18) усадебная и промышленная застройка с водоемами,
лугами; 19) лесопарк с водоемами и лугами; 20) лесопарк; 21) лугопарк .
VIII. СВ — Северо-восточный ПГР жилой застройки и ландшафтно-рекреационных территорийна
водно-ледниковых ландшафтах: 22) усадебная городского типа и промышленная застройка; 23) лесопарк
Брест — один из старейших городов Беларуси, расположенный на юго-западе страны на
границе с Польшей. По свидетельству летописи «Повесть временных лет» город заложен в
1019 г как оборонный пункт на островах, образованных в месте слияния рек Мухавец и Запад-
ный Буг. В настоящее время является административным, промышленным, торговым и куль-
турным центром страны с населением 340 тыс. человек. Как и в любом крупном городе, в Бре-
сте преобладает жилая (24%) и производственная (12%) застройка, но на структуре ПГР это
зачастую не сказывается (рис. 2).
108
Рис. 2. Функциональная структура природно-градостроительных районов
Оценка экосистемных услуг урболандафтов
Анализ структуры урболандшафтов, проведенные натурные исследования по видовой
структуре, экологическому состоянию, плотности произрастания древесной растительности
ландшафтно-рекреационных территорий (ЛРТ) города показали, что все эти показатели, вклю-
чая удельный вес зеленых насаждений, изменяются в очень широких пределах и могут слу-
жить основой для оценки экосистемных услуг древесной растительности. Показателями оцен-
ки избраны наиболее важные биохимические процессы фотосинтеза — поглощение углерода
(СО2) и выделение кислорода (О2) древесной растительностью.
Оценка объемов годового накопления углерода произведена для каждого градостроитель-
ного комплекса по формуле, приведенной ранее. Результаты расчетов показали, что древесные
насаждения ландшафтно-рекреационных территорий г. Бреста ежегодно поглощают 25 614 т
СО2. Однако территориальное распределение депонированного углерода характеризуется не-
однородностью и зависит не только от площади зеленых насаждений, но и от особенностей
застройки (рис. 2). Так, самые низкие показатели накопления СО2 (100-500 т/год) отмечены в
урболандшафтах с преобладанием жилой средне- и многоэтажной и промышленной застройки,
средние значения (500-1000 т/год) свойственны УЛ усадебной застройки городского типа в
сочетании с производственными территориями, а самые высокие показатели накопления угле-
рода (от 2 до 4,5 тыс. т/год) характерны для лесопарковых комплексов (рис. 3).
Рис. 3. Поглощение СО2 древесными насаждениями урболандшафтов, т/год:

1 — до 200; 2 — 201–500; 3 — 501 — 1000; 4 — 1001 — 2000; 5 — более 2000
109
Выделение кислорода древесной растительностью ЛРТ рассчитывалось по формуле, пред-
ложенной в [Фотосинтез…, 1989]. Выяснено, что ежегодно зеленые насаждения Бреста выде-
ляют в атмосферу 18 630 т кислорода, т. е. 54,8 кг/чел, а территориальное распределение и
дифференциация объема О2, как и СО2 изменяется в зависимости от структуры застройки.
Ввиду того, что в формуле расчета кислорода заложен объем депонированного углерода, тен-
денции изменения показателей этих двух газов аналогичны.
Заключение
Процессы фотосинтеза относятся к категории поддерживающих экологических услуг и
выполняют одни из наиболее важных экологических функций как в природной, так и в город-
ской среде. Проведенные нами исследования показали, что в пределах города эффективность
таких функций подвержена локальным изменениям и зависит не только от особенностей и
свойств зеленых насаждений, но и от структуры урболандшафтов. Таким образом, наши дан-
ные подтверждают уже существующую идею о том, что наряду с биотой экосистемные услуги
осуществляют и ландшафты. O. Bastian и другие авторы [Bastian et al, 2014; Bastian, 2016], про-
ведя анализ содержания терминов «экосистемные услуги» (ES) и «ландшафтные услуги» (LS),
пришли к выводу, что к устоявшемуся термину ES надо добавить термин LS. Идею о ланд-
шафтных услугах поддерживает также J.G. Wu [Wu, 2013], считая, что такой термин будет
способствовать усилению связей между ландшафтной экологией и идеей устойчивого разви-
тия. В целом термин «ландшафтные услуги», хотя и нуждается в дальнейших научных и при-
кладных исследованиях, наиболее точно отражает суть процесса формирования экологических
услуг в условиях города.
1. Бобылев, С.Н., Захаров, В.М.. Экосистемные услуги и экономика. М.: ООО «Типография ЛЕВКО»,
2009. 72 с.
2. Дудко Г.В. Поддержка и устойчивое использование экосистемных услуг // Стратегия устойчивого
развития Беларуси: экологический аспект. Аналитический обзор. Е.А. Антипова [и др.]. Минск:
ФУАинформ, 2014. С. 74-89.
3. Лесное управление. Forest governance / А.В. Неверов [и др.]; под общ. Ред. А.В. Неверова. Минск:
Пачатковая школа, 2014. 400 с.
4. Порядок проведения стоимостной оценки экосистемных услуг и определения стоимостной ценности
биологического разнообразия. Охрана окружающей среды и природопользование: ТКП 17.02-10-
2013 (02120). Минск: РУП «БелНИЦ Экология», 2013. 27 с.
5. Фотосинтез и биопродуктивность: методы определения, [Текст], пер. с англ.: Н.Л. Гудскова,
Н.В. Обручевой, К.С. Спектрова, С.С. Чаяновой; под ред.: А.Т. Мокроносова, А.Г. Ковалева
М.: Агропромиздат ,1989. 459 с.
6. Bastian O. (2016) Landscape-ecological fundamentals of ecosystem services. Ecosystem Services Land-
scape Ecology Integrative Role /International Scientific Conference. 22-24 June 2016. Lochow, Poland.
P. 14.
7. Bastian Olaf, Karsten Grunevald, Ralf-Uve Syrbe, Ulrich Walz, Wolfgang Wende (2014). Landscape ser-
vices: the concept and its practical relevance. Landscape Ecol 29: 1463-1479
8. Guidelines for National Greenhouse Inventories.IPCC (2006); Edited by: S. Eggleston [et al]. Vol. 4: Agri-
culture, Forestry and Other Land Use / K. Paustian [et al]. Kanagawa: Institute for Global Environmental
Strategies. 450 p.
9. Haines-Young R., Potschin M. (2010). Proposal for a common international classification of ecosystem
goods and services (CICES) for integrated environmental and economic accounting. University of Notting-
ham. Report to the EEA.
10. Millennium Ecosystem Assessment (2005). Ecosystems and human well-being: a framework for assess-
ment. Report of the conceptual framework working group of the Millennium Ecosystem Assessment (Syn-
thesis). Island Press, Washington, DC. 137 p.
11. Wu JG (2013) Landscape sustainability science: ecosystem services and human well-being in changing
landscapes. Landscape Ecol 28: 999-1023.
110
ìêÅéãÄçÑòÄîí äÄä ÖÑàçàñÄ éñÖçäà ÉÖéùäéãéÉàóÖëäéÉé
ëéëíéüçàü à ùäéëàëíÖåçõï ìëãìÉ ÉéêéÑëäéâ ëêÖÑõ
Счастная И.И.1, Звозников А.А.2
1
Белорусский государственный университет, Минск, Беларусь, schastnaya@tut.by
2
Государственное предприятие "Белгипродор", Минск, Беларусь, a.zvoznikoff@gmail.com
URBAN LANDSCAPE AS A UNIT FOR ASSESSING THE GEOECOLOGICAL

STATE AND ECOSYSTEM SERVICES OF THE URBAN ENVIRONMENT
Shchasnaya I.I.1, Zvoznikov A.A.2
1
Belarusian State University, Minsk, Republic of Belarus, schastnaya@tut.by
2
SE "Belgiprodor", Minsk, Republic of Belarus, a.zvoznikoff@gmail.com
Abstract: The topic of the article is the problem of choosing an appraisal unit to identify current en-
vironmental and geoecological situations in cities, as well as in assessing ecosystem services. The aim of
the work is to substantiate the expediency of using classification units in the form of a basis for practical
solutions in the field of optimizing the urban environment, based on the developed classification of urban
landscapes. The subject of the study is the structure of urban landscapes, the ecological state and the pecu-
liarities of the greening of the urban environment. Problem fields of the study: the lack of practical im-
plementation of the results of the classification and evaluation of urban landscapes. As the key areas were
selected industrial cities — Minsk, Grodno, Lida. They have different areas and differ in the features of
formation, age, number of inhabitants, industrial potential and level of gardening.
Classification of Urban Landscapes is carried out taking into account the Master Plan of cities and
distant materials; Their environmental status is assessed using data on air pollution, water and soil cov-
er. The account of the features of urban development are added to these factors expressed in terms of
the comfort factor of the infrastructure while assessing the geoecological state. The assessment of eco-
system services is carried out by calculating the indicator of the density of green plantations per inhab-
itant by urban landscapes.
As a result, the individual and very diverse structure of urban landscapes is defined, therefore
when mapping two classification units are used, present in each city — a group of species and a spe-
cies. It was also revealed that when assessing the state of the urban environment and ecosystem ser-
vices, it is rational to use such a classification unit as a group of species. These theoretical positions are
supported by numerous examples of ecological and geoecological assessment maps, as well as ecosys-
tem services, which illustrate the possibilities of practical use of results for spatial planning and optimi-
zation of the urban environment.
Урбанизация, характеризующаяся бурным ростом городов, увеличением численности их
населения, распространением городского образа жизни во всех жилых поселениях, является
характерной особенностью современной эпохи. Удельный вес городского населения мира в
настоящее время составляет более 50%, в Республике Беларусь этот показатель достиг 76%.
Город представляет собой сложную систему, в которой присутствуют особенности природных
и исторических условий его формирования и развития, сочетающиеся с социальными и эконо-
мическими спектрами его регулирования. Отсюда возникает необходимость разработки новых
путей изучения города и городской среды. Одна из актуальных задач этого исследования —
выбор операционной единицы изучения, картографирования, выявления и оценки геоэкологи-
ческого состояния и экосистемных услуг города.
На современном этапе такой наиболее перспективной единицей представляется урбо-
ландшафт (УЛ). Урболандшафты начали формироваться с момента основания городов и про-
шли вместе с ними длительный путь развития. Каждый город характеризуется только ему при-
сущими особенностями структуры УЛ, которые сформировались под влиянием природных,
исторических, экономических, экологических факторов, менталитета и численности населения.
Однако, учитывая, что города Беларуси очень разнообразны по всем характеристикам, то этот
вопрос еще остается окончательно не изученным.
Главным документом выявления перспектив развития любого города в Беларуси является
Генеральный план. Они использованы наряду с материалами дистанционных исследований
111
при изучении урболандшафтов трех крупных промышленных городов — Минска, Гродно и
Лиды. Проработка этих материалов позволила выявить урболандшафты, представляющие при-
родно-антропогенный комплексы, включающие природную, антропогенную и социальную
составляющие. Каждый город обладает своими особенностями структуры урболандшафтов.
Полученный набор индивидуальных УЛ дал возможность на основании существующих подхо-
дов [Счастная, Звозников, 2015] разработать их классификацию (табл. 1).
Таблица
Классификационные единицы и факторы выделения урболандшафтов
Классификационные Факторы выделения Урболандшафты
единицы урболандшафтов классификационных единиц (примеры)
Трансформированные комплексы в границах
Класс Городские
городов
Ландшафтно-
Тип Выполняемые функции в пределах города
рекреационные
Местоположение и приуроченность к при- Северо-западные на водно-
Группа
родному ландшафту ледниковой равнине
Особенности застройки и использования Жилая усадебная застройка
Вид
ландшафта в пределах функциональной зоны городского типа
Разработанная классификация позволила составить карты урболандшафтов городов, на ко-

торых выделены 2 классификационные единицы — группа видов и вид, характерные для всех
городских поселений.
Крупный город Беларуси — Гродно, расположенный на западе республики с населением в
368,7 тыс. человек, известен с 1127 года (согласно Ипатьевской летописи) как центр удельного
княжества. Современный Гродно — областной центр, крупный культурный и промышленный
город. От долины р. Неман, как основной природной оси Гродно, город разрастался на север,
восток, запад и юг. В соответствии с разработанной классификацией на территории города вы-
делено 29 видов урболандшафтов, объединенных в пять групп (рис. 1).
Рис. 1. Урболандшафты г. Гродно
112
Урболандшафты.
I. Группа — Центральная на водно-ледниковой равнине, надпойменной террасе и пойме
Виды урболандшафтов:
1 — исторического центра с мало и среднеэтажной жилой и общественной застройкой; 2 — уса-
дебной жилой застройки; 3 — высоко- и среднеэтажной жилой и общественной застройки; 4 — мало-
и среднеэтажной жилой и общественной застройки; 5 — промышленные; 6 — ландшафтно-
рекреационные; 7 — лесные и лесопарковые.
II. Группа — Северная на моренной возвышенности и водно-ледниковой равнине
Виды урболандшафтов: 8 — усадебной жилой застройки; 9 — жилой многоквартирной застройки;
10 — промышленные; 11 — перспективные усадебной жилой застройки; 12 — перспективные жилой
многоквартирной застройки; 13 — перспективные ландшафтно-рекреационные; 14 — перспективные
санитарно-защитные.
III. Группа — Восточная на моренной возвышенности
Виды урболандшафтов: 15 — промышленные; 16 — санитарно-защитные.
IV. Группа — Западная на моренной равнине
17 — усадебной жилой застройки; 18 — мало- и среднеэтажной жилой и общественной застрой-
ки; 19 — перспективные усадебной жилой застройки; 20 — перспективные жилой многоквартирной
застройки.
V. Группа — Южная на моренной равнине и возвышенности
21 — усадебной жилой застройки; 22 — высоко- и среднеэтажной жилой и общественной за-
стройки; 23 — промышленный; 24 — ландшафтно-рекреационный, лесопарковый и лесной; 25 — сани-
тарно-защитная зона; 26 — перспективные усадебной жилой застройки; 27 — перспективные высоко-
и среднеэтажной жилой и общественной застройки; 28 — перспективные ландшафтно-
рекреационные; 29 — перспективные промышленные.
Вся долина реки Неман входит в I группу, Центральных урболандшафтов, приуроченную

преимущественно к пойме р. Неман и надпойменным террасам, реже — к участкам водно-
ледниковой равнины. В ее состав входит 7 видов (1-7). Группа занимает доминирующее поло-
жение в городе и представляет старую часть города с сохранившейся старинной застройкой,
памятниками архитектуры, парками, участками реки.
В группу Северных урболандшафтов, вошли 7 видов (8-14), приуроченных как к моренной
возвышенности, так и водно-ледниковой равнине. Восточная группа УЛ объединила 2 вида
(15, 16). Это специфическая группа, так как здесь расположены только промышленные пред-
приятия с санитарно-защитными зонами. Западная группа представлена 4 видами (17-20).
В группу Южных УЛ вошли 9 видов (21-29).
Если сравнить структуру урболандшафтов г. Гродно со структурой городских ландшафтов
Минска и Лиды, то очевидно, что они очень сильно различаются. Так на территории столицы
Беларуси, Минска с населением 1 974, 8 тыс. человек, выделено 26 комплексов, сгруппирован-
ных в 9 групп видов. В соответствии с классификацией на территории районного центра горо-
да Лиды с населением 101,2 тыс. человек выделено 16 видов урболандшафтов, объединенных в
4 группы.
Независимо от статуса и численности населения всем городам свойственны разнообразные
экологические проблемы, и чем крупнее городское образование, тем многообразнее противо-
речия между деятельностью человека и окружающей средой. Эти противоречия обнаружива-
ются в загрязнении воздуха, поверхностных вод и почв, в уменьшении площадей зеленых на-
саждений и в общем ухудшении качества городской среды. Выявление этих противоречий
возможно при проведении оценки, применяя в качестве оценочного объекта классификацион-
ные единицы урболандшафтов. Попытка использования выделенных двух классификационных
единиц в качестве основы для оценки показала, что виды УЛ очень мелкая единица, которую
сложно использовать в прикладных целях. Для этих целей, в том числе и для геоэкологической
оценки, в которую входит как оценка экологического состояния (загрязнение атмосферного
воздуха, вод и почв), так и оценка социально-экономических факторов (размещение промыш-
ленных мощностей, особенностей инфраструктуры, сложившейся в процессе развития города)
наиболее интересной единицей представляется группа видов.
113
Оценка экологического состояния городской среды по показателям загрязнения атмосфер-
ного воздуха, воды и почвы в разрезе групп УЛ позволила выявить четыре эколого-
ландшафтных ситуации, сформировавшихся на территории г. Гродно (рис. 2).
Рис. 2. Эколого-ландшафтные ситуации г. Гродно

Группы урболандшафтов: I — Центральная; II — Северная; III — Восточная; IV — Западная;
V — Южная. Эколого-ландшафтные ситуации: 1 — наиболее благоприятная; 2 — благоприятная;
3 — удовлетворительная; 4 — напряженная
Несмотря на большое количество промышленных предприятий в городе на 58% площади
города присутствуют благоприятная и наиболее благоприятная эколого-ландшафтные ситуа-
ции. Для Центральной группы урболандшафтов (24% площади города) характерна удовлетво-
рительная эколого-ландшафтная ситуация. В пределах Восточной группы УЛ (18%), сформи-
ровалась напряженная эколого-ландшафтная ситуация. В городе сложилась специфическая
экологическая обстановка, которую необходимо учитывать при дальнейшей планировке го-
родской территории.
Для территории г. Минска выполнена пофакторная оценка геоэкологического состояния,
как компонентов природного блока, так и антропогенного (размещение промышленных мощ-
ностей, специфики градостроительного планирования) в пределах урболандшафта и проведена
интеграция полученных данных (рис. 3).
Благополучное геоэкологическое состояние наблюдается в Северо-западных и Северных
группах урболандшафтов. Для Западных и Южных комплексов характерно удовлетворитель-
ное геоэкологическое состояние. Для Центральных и Восточных УЛ в целом типична неблаго-
получная ситуация. Крайне неблагополучное состояние наблюдается в Юго-восточных урбо-
ландшафтах. В целом для территории Минска характерна удовлетворительная экологическая
обстановка. Основные селитебные зоны города расположены в благополучных и удовлетвори-
тельных геоэкологических условиях. Наибольший промышленный потенциал сосредоточен на
востоке и юго-востоке города и орографические особенности в сочетании со спецификой цир-
куляции атмосферы смягчают его негативное воздействие на территорию города. Таким обра-
зом, характерное ухудшение экологической ситуации в Минске с северо-запада на юго-восток
не является критическим, однако требует учета и повышенного внимания при дальнейшем
планировании и развитии городской инфраструктуры.
114
Рис. 3. Оценка геоэкологического состояния урболандшафтов г. Минска
Группы урболандшафтов: : I — Восточная; II — Западная; III — Северная; IV — Северо-восточная;
V — Северо-западная;VI — Центральная; VII — Юго-восточная; VIII — Юго-западная; IX — Южная.
Геоэкологическое состояние: 1 — благополучное; 2 ― относительно благополучное;
3 ― удовлетворительное; 4 ― неблагополучное; 5 — крайне неблагополучное
Идея о экосистемных услугах особенно актуальна для городских территорий, т. к. именно
в городе формируется мозаика городских комплексов, обусловленная микроклиматическими,
почвенными, фитоценотическими различиями. Обеспеченность экосистемными услугами вхо-
дит в понятие индикаторов качества городской среды наряду с показателями загрязнения ок-
ружающей среды [Кравчук, Судник, 2009]. Анализ сложившейся ситуации с уровнем озелене-
ния городов показал, что площади зеленых насаждений, как правило, приводятся в среднем по
городу, что не отражает реальную картину качества городской среды в разных районах города.
На получения конкретных результатов выполнена оценка плотности зеленых насаждений,
приходящихся на одного жителя по группам урболандшафтов (рис. 4).
Рис. 4. Оценка экосистемных услуг г. Лиды

Группы урболандшафтов: I — Северо-западная; II — Северо-восточная; III — Юго-западная;
IV — Юго-восточная. Уровень обеспеченности зелеными насаждениями: 1 — высокий;
2 — удовлетворительный; 3 ― средний; 4 ― низкий
115
Выполненные расчеты показали, что оценка экосистемных услуг по группам урболанд-
шафтов отражает реальную ситуацию по уровню обеспеченности жителей города зелеными
насаждениями. В Северо-восточной группе УЛ отмечен высоким показатель этой характери-
стики (3,5 м²/чел). В юго-восточной группе урболандшафтов уровень обеспеченности удовле-
творительный (1,4 м²/чел). Средний уровень обеспеченности населения зелеными насаждения-
ми характерен для Северо-Западной группы УЛ (0,7 м²/чел.). Самый низкий уровень
обеспеченности населения зелеными насаждениями (0,2 м²/чел.) отмечен в Юго-западной
группе урболандшафтов.
Проведенные исследования выявили, что именно такая классификационная единица урбо-
ландшафтов, как группа видов, представляющая относительно однородный элемент природно-
антропогенной пространственной структуры города, является универсальной в качестве осно-
вы для оценки экологического и геоэкологического состояния, а также экосистемных услуг.
Полученные результаты оценочных работ могут быть использованы в практике проектирова-
ния для целей территориального планирования и оптимизации городской среды.
1. Кравчук Л.А., Судник А.В. Опыт исследований ландшафтно-рекреационного комплекса города для
целей градостроительного планирования и управления (на примере Минска) // Природопользование.
2009. Вып. 15. С. 134-142.
2. Счастная И.И., Звозников А.А. История формирования и структура урболандшафтов г.Пинска //
Географические аспекты устойчивого развития регионов. Гомель: ГГУ им. Ф.Скорины, 2015. Ч. 1.
С. 106-109.
éñÖçäÄ éèÄëçéëíà à êàëäÄ êÄáÇàíàü éèéãáçÖÇõï ãÄçÑòÄîíéÇ

Бевз В.Н., Горбунов А.С.
Воронежский государственный университет, Воронеж, Россия, snark61@mail.ru
HAZARD AND RISK ASSESSMENT OF LANDSLIDE LANDSCAPES EXPANSION

Bevz V.N., Gorbunov A.S.
Voronezh State University, Voronezh, Russia, snark61@mail.ru
Abstract: The main objective of the study is to improve the methodology for analyzing the risk of
landslide landscapes in conditions of flat areas. The scale and focus of the studies identified the level of
evaluation work — regional. The algorithm of risk analysis is used, which is a multi-step process, in-
cluding identification, characterization and assessment of the landslide hazard. Particular attention was
paid to the principle of complexity and differentiated approach, taking into account the differences in
genesis, morphological structure, dynamics and functioning of landslide landscapes, the structure of fa-
vorable / unfavorable conditions and the factors of their manifestation in certain types of natural envi-
ronment of different taxonomic rank. Landslide complexes were identified, a cartographic model for
their distribution and a specialized geoinformation system were created. On the basis of the digital map
of relief, certain parametric indicators were revealed, which made it possible to clarify the regularities
of the territorial organization of landslide landscapes, and a quantitative measure of the danger of their
manifestation was determined. The results of the analysis of the danger and risk of landslide landscapes
are of undoubted practical interest and are necessary in determining the quality of the surrounding natu-
ral environment, the long-term territorial planning of the territories, the implementation of disaster risk
reduction measures, and the conduct of the state environmental review.
В настоящее время детальная общепринятая методика оценки опасности и риска проявле-
ния оползневых процессов и явлений не разработана. Поэтому основной целью нашего иссле-
дования служит совершенствование соответствующей процедуры с использованием ланд-
шафтного подхода. Объектом для реализации поставленной цели послужила территория
Центрального Черноземья, в том числе модельная Воронежская область. С учетом уже имею-
щегося опыта предлагается следующий алгоритм оползневого риск-анализа.
116
На этапе идентификации оползневых ландшафтов ставятся следующие задачи:
1. Признание существования оползневой опасности. Для этих целей только на территории
Воронежской области выделено почти 1700 оползневых комплексов, создана картографиче-
ская модель их распространения и база данных [Бевз, Горбунов, 2015].
2. Определение характера оползневой опасности. Это один из ключевых моментов риск-
анализа, который должен учитывать значительное разнообразие форм проявления оползневых
ландшафтов. В соответствии с классификацией, основанной на выделении ведущего фактора
происхождения оползневых геосистем, на территории Воронежской области и всего Цен-
трального Черноземья различают следующие их категории: сейсмогенные, гидрогенные, гид-
рогеологенные, климатогенные и полигенные [Бевз, 1987]. Выделение генетических типов
оползневых ландшафтов, каждый из которых отличается спецификой структуры, функциони-
рования и динамики, позволяет использовать дифференцированный подход для установления
опасности и риска проявления оползневых процессов и управления ими, а также противо-
оползневой организации территории. Непосредственному определению принадлежности
оползней к той или иной генетической категории способствует метод ландшафтной индика-
ции, основанный на анализе базы данных, полученных при проведении кадастра оползневых
ландшафтов, их дистанционного зондирования.
Оползневые ландшафты гидрогеологенного типа сформировались под преобладающим
воздействием увеличения гидростатического и гидродинамического давления в результате из-
менения уровня грунтовых вод, связанного с режимом выпадения дождевых осадков, снего-
таянием, а также подпорными явлениями в зоне водохранилищ, пополнением грунтовых вод
хозяйственными и бытовыми водами и т. п.
Они обладают ярко выраженными диагностическими признаками, что позволяет обычно
без особых трудностей распознать их в натурных условиях. Как правило, они принадлежат к
оползням 1-го порядка и достигают весьма значительных для равнинных территорий разме-
ров — до 1 км в диаметре. В результате наличия выходов грунтовых вод при достаточно одно-
родном литологическом составе пород, слагающих склон, оползни приобретают классическую
цирковидную форму в плане. Особенно четко такая форма выражена у оползней мелового юга
Среднерусской возвышенности и Калачской возвышенности. На ее известняковом севере,
в связи с большей обводненностью, нередко наблюдаются пластовые выходы грунтовых вод.
Это приводит к слиянию отдельных цирковидных оползней и формированию оползней фрон-
тального типа.
Сложный микрорельеф оползней гидрогеологенного типа, представленный сочетанием от-
дельных оползневых блоков, ложбин запрокидывания, бугров выпирания, оползневых языков
приводит к дифференциации условий увлажнения и как результат к мозаичности почвенно-
растительного покрова. В ландшафтной структуре оползней значительная роль принадлежит
гидроморфным комплексам. Постоянное увлажнение подземными и атмосферными водами
зачастую приводит к заболачиванию и развитию влаголюбивой растительности. Особенно на-
глядно этот процесс наблюдается на севере Центрального Черноземья, где увлажнение ополз-
ней может протекать настолько интенсивно, что они практически целиком превращаются
в «висячие» болота.
Гидрогеологенные оползни — явление многоцикличное. Причина этого заключается
в том, что действие гидрогеологического фактора отличается значительным постоянством.
Поэтому оползни этого типа проходят длительный эволюционный путь развития. Образно
их можно назвать «вечными» оползнями.
В развитии оползневых комплексов гидрогеологенного типа четко проявляется ритмич-
ность оползневого процесса. Их активизация наблюдается, как правило, в весенний период во
время снеготаяния, а также в осенний период, что связано изменением уровня грунтовых вод
после затяжных дождей. Кроме того, данный тип оползневых ландшафтов характеризуется
достаточно четкой ритмичностью проявления.
Оползневые ландшафты климатогенного типа на территории Центрального Черноземья
образуются в покровных отложениях, находящихся в сфере сезонных колебаний метеорологи-
ческих условий, а также в результате их переувлажнения хозяйственными и бытовыми водами.
Их формирование зависит от наличия глинистых пород, делювия, приуроченности к эрозион-
117
ным ложбинам на склонах, экспозиции склонов и режима изменяющихся метеорологических
показателей. Наиболее распространенные формы — оползни-потоки и оплывины.
Для климатогенных оползней характерны: маломощность, незначительные размеры,
повсеместность распространения, простота морфологической структуры (оползни, как прави-
ло, представляют собой простое урочище), практическое отсутствие стенки срыва, короткий
(1-3 года) цикл развития.
Оползневые ландшафты гидрогенного типа формируются под преобладающим влиянием
глубинной эрозии, подмыва склонов постоянными или временными водотоками, а также под-
резки склонов при прокладке шоссейных и железных дорог, абразионной деятельности водо-
хранилищ и т. п.
Обособленное воздействие глубинной эрозии встречается достаточно редко. Гораздо чаще
оно проявляется совместно с боковой эрозией, достигая наибольшей силы в период половодья.
Под их влиянием, а зачастую и при благоприятных гидрогеологических условиях, устойчи-
вость склонов нарушается, что приводит к образованию оползней. Наглядно это прослежива-
ется в приуроченности очагов активных оползней к вогнутым, подмываемым берегам рек.
Случаи активизации оползней в результате проявления боковой эрозии также имеют место при
прорыве плотин прудов талыми водами в местах неудачно построенного водосброса в непо-
средственной близости от одного из бортов прудов. Резкая вспышка оползневой активности
отмечается после создания водохранилищ, в частности, Воронежского.
Морфологическая структура гидрогенных оползневых ландшафтов складывается в усло-
виях тесного взаимодействия склоновой и флювиальной геосистем и характеризуются сле-
дующими типизированными чертами: фронтальной формой, связанной, в частности, с гори-
зонтальным перемещением базиса эрозии; значительной по крутизне и высоте стенкой срыва;
ступенчатым характером тела оползня, с большим по мощности захватом пород; приуроченно-
стью к нижней части склонов; высоким динамизмом, причиной которого служит деятельность
водного потока, размывающего и уносящего оползневые массы. Порой оползневые процессы
протекают настолько интенсивно, что это приводит к образованию оползней-обвалов (Бело-
горский оползень на Дону).
Генезис оползневых ландшафтов сейсмогенного типа связан с преимущественным
воздействием на потенциально оползневые склоны природных сейсмических явлений и их
антропогенных аналогов — взрывных работ, вибрационного воздействия на грунты при
движении тяжелогрузного транспорта и работе механизмов.
На территории Центрального Черноземья оползни сейсмогенного типа явление не столь
частое, но отличающееся достаточно значительными для равнинных территорий масштабами.
Отмечается их закономерная приуроченность к долинам рек (Дона, Хопра, Северского Донца
и др.), заложившихся в зонах тектонических нарушений; откосам карьеров (КМА, Шкурлатов-
ского, Латненского и др.); склонам, находящимся в зоне влияния транспортных магистралей.
Морфологическая структура оползневых ландшафтов сейсмогенного типа не отличается
особой сложностью, но имеет свои отличительные признаки. В первую очередь это касается
оползневого тела, которое, как правило, приобретает вид оползневого «хаоса». Другой важный
элемент структуры оползней — стенка срыва — характеризуется обрывистостью, прямоли-
нейностью, фронтальностью.
Сейсмогенные оползни имеют укороченный цикл развития. В нем практически отсутству-
ют или сведены до минимума стадия подготовки оползня к смещению и стадия вторичных
смещений. Их динамика и функционирование в значительной степени определяются катастро-
фическим характером протекающего оползневого процесса. Смещение масс почворунта на
склонах, как правило, носит однофазовый характер. Склоны после образования оползней
сейсмогенного типа, как правило, стабилизируются, приобретая достаточно значительный за-
пас устойчивости.
Еще одной особенностью оползней сейсмогенного типа является их слабое подчинение за-
кону ритмичности.
Полигенный тип оползневых ландшафтов. К этому типу относятся ландшафтно-ополз-
невые системы смешанного генезиса. Их отличает: многофакторность, гетерогенность, разно-
возрастность отдельных частей, значительная сложность структуры, функционирования и ди-
намики в целом.
118
3. Проведение комплексного анализа условий и факторов оползневой опасности и риска,
выделение среди них особого сочетания экологически значимых, предопределяющих в регио-
нальных типах природной среды низкую устойчивость и динамическую нестабильность скло-
новых геосистем. С ними прямо или опосредованно связана мера оползневого риска. Сущест-
венную помощь в этом может оказать метод многофакторного сопряженного анализа, который
заключается в моделировании условий и факторов оползневого риска и создании серии соот-
ветствующих карт, дополняющих специализированную ГИС.
4. Оценка вероятных последствий, которая включает в себя определение структуры воз-
можного ущерба от развития оползневых ландшафтов. Так, для территории Центрального
Черноземья большая часть социальных и экономических потерь связана с разрушениями зда-
ний и сооружений в населенных пунктах; выведением земель, в том числе пахотных, из сель-
скохозяйственного оборота; угрозой повреждения участков линий электропередач; нарушени-
ем транспортных магистралей.
Этап характеристики оползневой опасности на региональном уровне основан на изуче-
нии закономерностей пространственного и временного проявления оползневых ландшафтов.
При этом пространственная характеристика может проводиться с использованием как природ-
ных (ландшафтных зон, физико-географических провинций, районов и подрайонов), так и ад-
министративных (муниципальных районов) операционных территориальных единиц. Это дает
возможность дифференцированного подхода к комплексному анализу типов природной среды
благоприятствующих / неблагоприятствующих развитию оползневых ландшафтов.
Для получения более детальных характеристик распространения оползневых геосистем
существенное значение имеет метод выявления отдельных параметрических показателей рас-
пространения оползневых ландшафтов, базирующийся на анализе соответствующих картогра-
фических моделей, созданных, в том числе, на основе цифровой карты рельефа территории
(карты распределения оползней по отдельным высотным ступеням, положению над местным
базисом эрозии, экспозициям склонов и т. д.). Комплекс параметрических показателей за счет
пересечения классов выбранных факторов позволяет выделить площади с одинаковой вероят-
ностью развития оползневой опасности. Полученная таким образом информация дает возмож-
ность применения вероятностно-детерминированного подхода для прогнозирования характера
проявления оползневого процесса в определенных типах природной среды.
Анализ закономерностей временного проявления оползневых процессов требует проведе-
ния регионального мониторинга повторяемости опасных событий, связанных с массовой акти-
визацией оползней. По данным специалистов территориального центра «Тамбовгеомонито-
ринг», ведущих исследования на территории Воронежской области, цикл активизаций
оползневых процессов составляет 6-8 лет. Подтверждают выявленную закономерность и спе-
циалисты территориального центра мониторинга и прогнозирования чрезвычайных ситуаций
Воронежской области. В частности ими отмечена активизация оползней в 2005-2006 гг., 2012-
2013 гг.
Этап оценки оползневой опасности и риска на региональном уровне предполагает опреде-
ление количественной меры опасности проявления оползневых процессов и явлений. Риск
возникновения неблагоприятных последствий зависит, прежде всего, от насыщенности опас-
ными объектами, в данном случае оползнями, региона. В этой связи для территории Воронеж-
ской области составлена карта плотности оползней, на которой степень их воздействия на ок-
ружающую среду представлены в форме концентраций, проведена ранжировка уровней
оползневой опасности. Оползневые процессы — это склоновые процессы. Поэтому соотнесе-
ние карт плотности оползней и распространения склоновых ландшафтов позволяет выделить
соответствующие геоэкологические зоны, характеризующие в балльном выражении уровень
оползневой опасности/безопасности территории и оценить экологический, экономический и
социальный характер последствий (рис. 1).
119
Рис. 1. Плотность оползневых ландшафтов (количество на 50 км2)
Полученные в процессе проведения анализа оползневой опасности и риска информацион-

ные материалы служат как самоцелью, так и обязательным этапом, предваряющим моделиро-
вание оползневых рисков, создание соответствующих прогнозов и разработку рекомендаций
по управлению оползневым риском.
1. Бевз В.Н. О генетических типах ландшафтно-оползневых комплексов / Общие и региональные про-
блемы ландшафтной географии СССР. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1987. С. 92-97.
2. Бевз В.Н., Горбунов А.С. Территориальная организация оползневых ландшафтов Воронежской
области / Ландшафтные и геоэкологические исследования природных и антропогенных геосистем:
материалы II международной научно-практической конференции. Тамбов: Издательский дом ТГУ
им. Г.Р. Державина, 2017. С. 24-28.
120
îÄäíéêçÄü ëíêìäíìêÄ à îìçäñàà èêàÅêÖÜçõï ÉÖéëàëíÖå
èêàÅÄâäÄãúü1
Вантеева Ю.В.1, Солодянкина С.В.2
1
ula.vant@mail.ru, 2solodyankinasv@mail.ru
FACTORAL STRUCTURE AND FUNCTIONS

OF COASTAL LANDSCAPES IN THE BAIKAL REGION
Vanteeva J.V.1, Solodyankina S.V.2
The V.B. Sochava Institute of Geography SB RAS, Irkutsk, Russia,
1
ula.vant@mail.ru, 2solodyankinasv@mail.ru
Abstract: Natural landscapes surrounding Lake Baikal provide functions involved in the protec-
tion of water quality and water storage, phytomass production and other environment formation func-
tions. The water protection function has great importance for the conservation of the unique ecosystems
of Lake Baikal. The aim of this investigation is the assessment as landscapes’ functions such
phytomass production and erosion regulation. We analyzed three study areas which are located in dif-
ferent parts of Lake Baikal (on the east-northern — Barguzin range; the western — the Priol’khonie;
and southern shore — part of Khamar-Daban range) and exposed to different degree of impact. Field-
works were conducted in summer seasons from 2010 to 2016 years. For these areas the landscape maps
were compiled based on the landscape approach, fieldwork data, DEM, and remote sensing.
Stock of tree phytomass and above-ground herbaceous phytomass were measured in different
landscape types. It was found that characteristics of this function varied significantly in the study areas.
The experimental study of terrigenous sediments and soil transfer by rainfall were conducted only in
the Priol’khonie. Multiple regression equation, which characterizes the dependence of transferred mat-
ter from steepness of slope, plant cover, stage of vegetation community digression, the amount of fine
sand in upper horizon of soil, was derived with multiple regression coefficient R = 0.86.
Введение
Вопросы исследования структуры и функционирования ландшафтов занимают одно из
центральных мест в географических исследованиях [Дьяконов и др., 2014]. Вся совокупность
процессов перемещения, обмена и трансформации энергии, вещества, а также информации в
геосистеме называется ее функционированием. Исследование функционирования не возможно
без учета разнообразия и смены состояний, свойственных геосистеме, так как от состояния к
состоянию меняются количественные значения и качественные особенности процессов. Важ-
ной составной частью работ по изучении функционирования должно быть изучение функций,
выполняемых разными переменными состояниями для сохранения основного качества геосис-
темы (инварианта) в его необратимом преобразовании (эволюции) [Крауклис, 1981].
Ландшафт способен выполнять одновременно множество функций, как по отношению к
человеку, так и к отдельным компонентам природы и биосфере в целом. В связи с интенсивной
хозяйственной деятельностью человека и увеличивающимся воздействием на природу акту-
альность приобретают исследования структуры ландшафтов, внутренних взаимосвязей и их
функциональный анализ.
Как отмечает В. Б. Сочава [1978], применение принципов общей теории систем позволило
достичь наибольшего понимания природной среды. На базе этой концепции возникло учение о
геосистемах, которое имело большое значение для дальнейшего развития ландшафтоведения.
Под геосистемой понимается система связей различных компонентов, к числу которых отно-
сится вода, воздух, материнские породы, почва и биота (растительность и животное население)
[Сочава, 1978]. Функции геосистем в данном случае рассматриваются как итоговое выражение
1
Работа выполнена в рамках программы НИР Института географии им. В. Б. Сочавы СО РАН
(№ IX.137.3.) при частичной поддержке РФФИ в рамках проекта №17-05-00588 и РГО в рамках проекта
№ 17-05-41020.
121
разнообразных процессов, протекающих в геосистеме, которые отражают ее потенциал, созда-
вать блага для человека. Измерение и оценка показателей этих функций может служить осно-
вой для планирования хозяйственной деятельности человека и организации рационального
природопользования, а также могут быть использованы в качестве индикаторов для оценки
экосистемных услуг.
Цель данной работы изучение продукционной и средостабилизирующей функции. В каче-
стве объектов исследования выбраны прибрежные ландшафты Прибайкалья, обеспечивающие
сохранение уникальной экосистемы озера Байкал. Изучаемая территория входит в состав Бай-
кальской Природной территории, где хозяйственная деятельность регламентируется соответ-
ствующим законодательством и активно используются для рекреационной деятельности. Для
исследования выбрано три ключевых участка, которые отражают разнообразие геосистем,
формируемое под влиянием орографических, климатических и антропогенных факторов: в от-
рогах Баргузинского хребта, в Приольхонье и на северном макросклоне хребта Хамар-Дабан с
предгорной равниной (рис. 1).
Рис. 1. Схема расположения ключевых участков исследования
Методы
Исследования включали в себя предварительный анализ космических снимков Landsat 4-5,
8 в визуальном диапазоне, топографических, геологических, лесотаксационных данных и дру-
гие опубликованные данные. Также в период с 2011 по 2016 год выполнено 205 комплексных
описаний тестовых площадок в границах ключевых участков, на основании которых проводи-
лись классификация и картографирование геосистем. Определялись количественные значения
продуктивности геосистем: запасы древостоя, запасы надземной фитомассы травянистой рас-
122
тительности. Для расчета запасов древесной растительности применялся алгоритм расчета на
основе метода объемно-конверсионных коэффициентов [Замолодчиков, 2003]. Сбор надземной
фитомассы травостоя производился методом укосов.
Оценка средостабилизирующей функции на основе экспериментальных измерений по пе-
реносу мелкозема поверхностным стоком проводилась только для участка в Приольхонье, где
развиваются процессы денудации из-за специфических особенностей климата, водного режима
почв и интенсивного рекреационного воздействия. Экспериментальные исследования произво-
дились с помощью специально собранной авторами установки, имитирующей ливневый дождь
и улавливающей переносимый поверхностным стоком мелкозем [Vanteeva, 2015]. При этом
фиксировались уклон поверхности, проективное покрытие растительного покрова и проводи-
лась оценка стадий дигрессии ландшафтов для определения влияния антропогенных нагрузок
на функционирование геосистем.
Исследование функциональных аспектов геосистем соотносится с изучением их простран-
ственной структуры [Географические …, 2007]. Выявление и изучение геосистем разных ие-
рархических уровней позволяет исследовать природные явления и процессы, свойственные
определенному масштабу проявления. Поэтому одним из основных приемов исследования гео-
систем и их пространственной структуры является картографирование.
Ландшафтная структура ключевых участков исследовалась на топологическом уровне пу-
тем классификации и картографирования геосистем на основе факторально-динамических ря-
дов [Крауклис, 1979]. Принцип факторально-динамических рядов заключается в выявлении
фоновой нормы (фация, типичная для данных зональных, секторных, высотных и других осо-
бенностей ландшафта) и отклонения от фоновой нормы (фация, видоизмененная под гипер-
трофированным воздействием определенного фактора или сочетания факторов). Нормой или
эталоном служит коренная плакорная фация на хорошо дренированном местоположении с суг-
линистыми грунтами. Фации, формирующиеся под усиливающимся влиянием увлажненности,
формируют субгидроморфный ряд, при застаивании вещества — субстагнозный, при влиянии
минерального субстрата сублитоморфный, при увеличении дренируемости — субпсаммо-
морфный и т. д.
Классификация геосистем включает следующие иерархические уровни: геомы, классы и
группы фаций. Геом выделяется по поясной принадлежности со сходными структурными осо-
бенностями почвенного покрова и растительности. Класс фаций рассматривается как
совокупность фаций одного факторально-динамического ряда и имеет собственный коренной
вариант (коренную группу фаций), наиболее приближенный к зональной норме и все серийные
формы видоизменения геосистемы по ведущему фактору. В данном случае фации связаны од-
ним эквифинальным состоянием с соответствующей коренной растительной формацией.
Группы фаций выделяются по степени серийности (коренные, мнимокоренные и серийные) и,
следовательно, уменьшения степени соответствия зональной норме и упорядочиваются в клас-
сы фаций. Для отражения динамики при определении групп фаций выделялись антропогенные
модификации и производные состояния геосистем (находящиеся в стадии восстановления по-
сле нарушений).
В результате натурных исследований и картографирования составлены ландшафтно-
типологические карты для ключевого участка в отрогах Баргузинского хребта и на хребте Ха-
мар-Дабан. Для ключевого участка в Приольхонье оцифрована крупномасштабная ландшафт-
ная карта (1:25000) Загорской [2004], которая по результатам полевых работ и на основании
данных дистанционного зондирования актуализирована в связи с расширением объектов рек-
реационной инфраструктуры.
Геосистемы ключевого участка в отрогах Баргузинского хребта представлены подгольцо-
выми, горно-таежными и таежными типами. Выделено 13 групп фаций, относящихся к 4 гео-
мам. Наибольшее распространение на территории получили группы фаций: лиственнично-
кедровых и кедрово-лиственничных кустарниковых мелкотравно-брусничных зеленомошных
лесов на мозаиках дерново-буро-подзолистых типичных и серых типичных почв склонов; за-
рослей кедрового стланика куртинами на коллювиальных отложениях крутых склонов и со-
сновых бруснично-зеленомошных и бруснично-мертвопокровных лесов на мозаиках подзолов
123
типичных и дерново-буро-подзолистых типичных почвах преимущественно крутых склонов
(почвы определялись Знаменской Т.И.). Около 15% площади занимают производные осиново-
березовые и березово-осиновые бруснично-разнотравные леса, сформировавшиеся преимуще-
ственно после пожаров.
Ключевой участок на Хамар-Дабане представлен гольцовыми, подгольцовыми горно-
луговыми, горно-таежными и подгорными типами. Выделено 14 групп фаций, относящихся
к 5 геомам. Доминирующими на территории являются группы фаций: елово-пихтовых и пих-
тово-еловых разнотравных и разнотравно-папоротниковых с черникой лесов на крутых скло-
нах на дерново-подбурах; кедрово-еловых с пихтовым стлаником кустарничковых мелкотрав-
но-осоковых сфагновых на подбурах с комплексами торфяно-глееземов и олиготрофных
торфяных почв; пихтовых с елью и кедром разнотравно-бадановых лесов на мозаиках литозе-
мов и буроземов с выходами горных пород на крутых склонах. Производные березовые и сме-
шанные темнохвойно-березовые кустарничково-травянистые леса, сформировавшиеся пре-
имущественно под воздействием вырубок и строительства участка Транссибирской
магистрали, занимают 14% площади территории и сосредоточены в предгорьях хребта.
По результатам полевых исследований определены количественные значения запасов фи-
томассы древостоя и травянистой растительности. Самый широкий диапазон значений древес-
ной (44,1-1728 т/га) и травянистой (0,4-6,8 т/га) фитомассы отмечается для ключевого участка
на хр. Хамар-Дабан, что во многом обусловлено большим перепадом высот и высоким ланд-
шафтным разнообразием. Наименьшие диапазоны запасов (30,6-115,4; 0,3-2,9 т/га) наблюда-
ются на ключевом участке в Приольхонье, что связано с минимальным для Прибайкалья коли-
чеством осадков и общей деградацией геосистем. Для северного Прибайкалья запасы
фитомассы сравнительно высокие (89,8-554,1; 0,7–2,9 т/га) при достаточно неблагоприятных
вегетационных условиях. Максимальные значения наблюдаются в старовозрастных сосновых
и темнохвойных лесах.
В Приольхонье для анализа средостабилизирующей функции (регулирование эрозии) и вы-
явления факторов, оказывающих влияние развитие процессов денудации, анализировались дан-
ные 28-и экспериментальных измерений по показателям: крутизна склона, проективное покры-
тие растительного покрова, стадия дегрессии растительного сообщества и процентное
содержание мелкого (0.25-0.05 мм) песка. Получено линейное уравнение множественной регрес-
сии, характеризующееся коэффициентом множественной корреляции, равным 0.86 (R2 = 0.74).
Согласно уравнению, вклад в формирование сноса почвы и мелкозема в первую очередь вносят
стадия дигрессии, характеризующая антропогенные нарушения, связанные с рекреационной дея-
тельностью и крутизна склона; во вторую очередь — количество мелкого песка в почве в верх-
нем горизонте и проективное покрытие растительного покрова [Вантеева и др., 2016]. Наиболь-
шим потенциалом для осуществления средостабилизирующей функции обладают склоновые
редкостойный лиственничные разнотравно-злаковые леса, заболоченные разнотравно-осоковые
луговины, разнотравно-ковыльные и низкотравно-типчаковые степи с доминированием типчака,
ковыли, хамеродоса алтайского, которые формируют плотные дерновины и сомкнутое проек-
тивное покрытие, предотвращающее развитие денудационных процессов. В антропогенно-
трансформированных геосистемах на крутых склонах (7,2-30°) осуществление данной функции
нарушено в связи с изменением видового состава растительности, снижением проективного по-
крытия и запасов фитомассы, нарушением и уплотнением верхних горизонтов почвы.
Выводы
Классификация геосистем на основе факторально-динамического подхода и ландшафтное
картографирование позволили получить представление о пространственной структуре иссле-
дуемых ландшафтов, а также получить представление о факторах, влияющих на внутреннюю
дифференциацию и разнообразие геоисистем.
Результатом расчета фитомассы древостоя, сбора надземной фитомассы и эксперимен-
тальных исследований стали количественные характеристики продукционной и средостабили-
зирующей функций. Геосистемный подход и метод ландшафтно-интерпретационного карто-
графирования дают возможность составлять оценочные карты показателей исследуемых
функций геосистем с учетом пространственной изменчивости условий среды и влияющих фак-
торов.
124
1. Вантеева Ю.В., Солодянкина С.В., Знаменская Т.И. Деградация почвенного покрова Приольхонья в
связи с интенсивной рекреационной деятельностью // мат-лы VI Всероссийской научной конферен-
ции «Отражение био-, гео-, антропосферных взаимодействий в почвах и почвенном покрове».
Томск: Издательский дом ТГУ, 2016. С. 269-272.
2. Географические исследования Сибири: в 5-ти т. / Ин-т географии им. В.Б. Сочавы СО РАН; гл. ред.
А. Н. Антипов; редкол.: А.Р. Батуев [и др.]. Новосибирск : Гео, 2007. Т. 2 : Ландшафтообразующие
процессы / отв. ред. : В. Б. Выркин, Е. Г. Нечаева. 2007. 318 с.
3. Дьяконов К.Н., В.В. Сударенков, А.А. Чибилев и др. Ландшафтоведение и вызов времени / Вопросы
географии Сб. 138: Горизонты Ландшафтоведения // Отв. ред. К.Н. Дьяконов, В.М. Котляков,
Т.И. Харитонова. М.: Издательский дом «Кодекс», 2014. 488 с.
4. Загорская М. В. Ландшафтная структура Центрального Приольхонья // География и природные ре-
сурсы. Вып. 4, 2004. С. 58-68.
5. Замолодчиков Д. Г. Коээфициенты конверсии запасов насаждений в фитомассу для основных лесо-
образующих пород Россиии / Д. Г. Замолодчиков, А. М. Уткин, О. В. Честных // Лесная таксация и
лесоустройство. Выпуск 1 (32), 2003. С. 119-127.
6. Крауклис А.А. Проблемы экспериментального ландшафтоведения. Новосибирск: Наука, 1979.
233 с.
7. Крауклис А.А. Динамика геосистем на ландшафтных картах // Известия всесоюзного географиче-
ского общества. 1981. Т. 113. Вып. 5. С. 385-39.
8. Сочава В. Б. Введение в учение о геосистемах. Новосибирск: Наука. Сиб. Отделение, 1978. 320 с.
9. Vanteeva J.V., Solodyankina S.V. Ecosystem functions of steppe landscapes near lake Baikal // Hacquetia,
14/1, 2015. Pp. 65-78.
ãÄçÑòÄîíçõâ èéÑïéÑ ä ÇõÑÖãÖçàû ÇéÑééïêÄççõï áéç êÖä

ëàëíÖåõ ëÄãÉàêÄ
Власова А.Н.
Крымский федеральный университет имени В.И. Вернадского, г. Симферополь, Россия,
avlas05@mail.ru
LANDSCAPE APPROACH TO ALLOCATION OF WATER-PROTECTION

ZONES OF THE SALGIR SYSTEM RIVERS
Vlasova A.N.
Crimean Federal V. I. Vernadsky University, Simferopol, Russia, avlas05@mail.ru
Abstract: The article describes the main approaches to allocation of water protection zones of
small rivers in Russia: standard (normative), calculated and landscape (expert). The landscape ap-
proach to allocation of water protection zones of small rivers is described, it takes into account the ba-
sin and position-dynamic landscape structure of territory. This approach was tested on small rivers of
the Salgir system. Allocation the position-dynamic structure of river basins was produced with the help
of GIS technologies. We proposed the methodology that includes analysis of slope and exposition
maps, basin structure, relief lines, and the information of soil and vegetation cover. As a result of anal-
ysis the position-dynamic landscape contours (strips) are identified, what allows to clarify the bounda-
ries of water protection zones, taking into account the landscape boundaries. Comparison of the sizes of
water protection zones and coastal protective strips according to the normative and landscape ap-
proaches at different parts of the Salgir river basin is given. The minimum width of the water protec-
tion zones is smoothly increased from the source of rivers to its mouth, due to changes in landscape
conditions and anthropogenic load The areas where it is recommended to increase the width of water
protection zones taking into account the landscape structure and anthropogenic load are indicated.
Введение
Водоохранными зонами (ВЗ) называют территории, которые примыкают к береговой ли-
нии морей, рек, ручьев, каналов, озер, водохранилищ и на которых устанавливается специаль-
ный режим осуществления хозяйственной и иной деятельности в целях предотвращения
125
загрязнения, засорения, заиления указанных водных объектов и истощения их вод, а также со-
хранения среды обитания водных биологических ресурсов и других объектов животного и рас-
тительного мира [Водный кодекс РФ, 2014]. Водоохранные зоны представляют собой участки
природоохранных ограничений, выполняя функцию буфера между водным объектом и произ-
водственно-хозяйственными системами. Основной составляющей водоохранной зоны является
прибрежная защитная полоса (ПЗП).
Порядок определения размеров и границ водоохранных зон, режима ведения в них хозяй-
ственной деятельности в России описан в нормативных документах [Водный кодекс Россий-
ской Федерации, 2014; Постановление Правительства РФ от 10.01.2009 №17], а также в рабо-
тах В.В. Хромых [2013], И.В. Жерелиной [2007], Г.И. Швебса [Методические указания …,
1990], Е.А. Позаченюк [2013], Е.А. Мандрыка, Л.М. Соцковой [2000] и других. В настоящее
время существуют три основных подхода к выделению водоохранных зон: нормативный, рас-
четный, ландшафтный. Согласно нормативному подходу, описанному в Водном кодексе РФ,
ширина водоохранных зон увеличивается в зависимости от их длины (для рек длиной до 50 км
ширина ВЗ составляет 100 м, при длине 50-100 км — 200 м и т. д.). Размеры прибрежной за-
щитной полосы зависят от крутизны склона. Внешние границы вышеназванных зон определя-
ются посредством земельного проектирования, что часто сводится к математическому вычис-
лению зон без учета генетических особенностей.
Согласно расчетному подходу, разработанному для крупных рек, размеры водоохранных
зон определяются с учетом площади и конфигурации ландшафтных комплексов на уровне ти-
пов местностей, а также с использованием множества коэффициентов. Однако, как показано в
работах [Методические указания …, 1990; Ващенко, Позаченюк, 2007], такой подход не при-
меним для выделения ВЗ малых рек, в связи с недостаточностью детальных наблюдений и не-
которых сведений. Поэтому более эффективным для малых рек является ландшафтный подход.
Ландшафтный (экспертный) подход к выделению водоохранных зон в настоящее время
только начинает разрабатываться. Известны примеры использования морфологической струк-
туры ландшафта для выделения водоохранных зон малых рек [Хромых, Ерофеев, 2013]. В ра-
боте Е.А. Позаченюк [2013] выделены следующие аспекты выделения ВЗ малой реки: норма-
тивное значение ВЗ; расчетные значения, при наличии данных; ландшафтно-экологические
особенности территории. Такой порядок использовался при обосновании водоохранных зон
Симферопольского и Чернореченского водохранилищ, верховьев р. Салгир, р. Черная [Манд-
рыка, Позаченюк, Соцкова, 2000].
При обосновании размеров и границ водоохранных зон можно использовать различные
пространственные модели ландшафтной структуры. Наиболее эффективным является изучение
бассейновой и позиционно-динамической ландшафтной структуры территории. При изучении
бассейновой структуры указывается не только длина реки, но и порядок водотоков, что отра-
жает их соподчиненность и роль в формировании стока. Позиционно-динамическая структура
показывает зависимость природных условий и процессов от высоты местности, положения
ландшафтных контуров относительно ландшафтно-значимых рубежей, вдоль которых проис-
ходит изменение интенсивности и направления горизонтальных потоков вещества и энергии
[Методические указания …, 1990].
При разработке схем водоохранных зон с использованием ландшафтного подхода учиты-
ваются не только длина рек, но и геоморфологические условия, особенности почвенно-
растительного покрова. Для выделения позиционно-динамической структуры бассейна реки с
помощью ГИС-технологий, автором была составлена методика, включающая создание карт
морфометрических характеристик, карт бассейновой структуры, проведение каркасных линий
рельефа, характеристику почвенно-растительного покрова и выделение однородных позици-
онно-динамических единиц (ландшафтных полос, ярусов, районов) [Власова, 2012;
Pozachenyuk, Lisetskii, Vlasova, 2015].
Методы и результаты
Ландшафтный подход к выделению водоохранных зон малых рек апробировался при изу-
чении бассейнов малых рек системы Салгира в нижней части северо-западных склонов Глав-
ной гряды Крымских гор — р. Малый Салгир (длина 22 км, площадь водосборного бассейна
96,1 км2), р. Ангара (13 км, площадь бассейна 61,9 км2). Также были рассмотрены особенности
126
выделения водоохранных зон в нижней части бассейна рр. Салгир и Биюк-Карасу, находящих-
ся в равнинной части Крымского полуострова.
Базовыми материалами для обоснования границ водоохранных зон были топографические,
почвенные, геологические карты, карты растительности, материалы дистанционного зондиро-
вания, полевые исследования. Использовался программный комплекс ArcGIS, который позво-
лил рассмотреть морфометрические особенности территории, выполнить аналитические про-
цедуры, выделить разные пространственные модели ландшафтной структуры территории.
В начале работы в ArcGIS были проведены границы водоохранных зон и прибрежных за-
щитных полос рек по нормативному подходу. Согласно Водному кодексу РФ [2014], ширина
ВЗ рек длиной 10-50 км составляет 100 м, если длина реки больше 50 км — 200 м. Для выделе-
ния границ водоохранных зон рек системы Салгира по нормативному подходу с помощью
ArcGIS использовалась операция создания буферных зон, учитывалась также информация о
рельефе и землепользовании территории бассейнов.
Далее для уточнения границ водоохранных зон рек по ландшафтному подходу использо-
валась полуавтоматизированная система выделения позиционно-динамической структуры
ландшафта бассейна реки [Pozachenyuk, Lisetskii, Vlasova, 2015]. В результате анализа карт ук-
лонов и экспозиции, выделения бассейновой структуры, проведения каркасных линий рельефа,
введения информации о почвенно-растительном покрове, для рассматриваемых участков бас-
сейна в ArcGIS были выделены позиционно-динамические ландшафтные контуры (полосы).
Как указано автором [Власова, 2012], бассейны рр. Малый Салгир и Ангара отличаются боль-
шим разнообразием склоновых ландшафтных полос. Ландшафтные полосы, имеющие общую
позицию по отношению к гипсометрическим рубежам и схожие ландшафтные характеристики,
были объединены в 3 группы ярусов. Составлены схемы позиционно-динамической структуры
территории, которые отражают местные геоморфологические условия, естественные рубежи,
перехватывающие поверхностный сток со всего бассейна в русло, особенности почвенно-
растительного покрова. Таким образом, выделены характеристики территории, важные для
обоснования водоохранных зон.
В качестве внешних границ водоохранных зон малых рек были использованы границы
пойменно-террасового ландшафтного яруса — участки от тальвега до прибалочных склонов.
Граница прибрежной защитной полосы (ПЗП) в составе ВЗ проведена по пойменной полосе,
где вещественно-энергетические потоки направлены непосредственно в водные объекты. Вы-
деленные по природным характеристикам границы водоохранных зон корректировались с уче-
том реального использования земель.
Согласно некоторым указаниям [Водный кодекс РФ, 2014; Жерелина, Стоящева, Поляков,
2007], минимальная ширина ВЗ рек должна плавно увеличиваться от истока к устью, что соот-
ветствует изменению ландшафтных условий на истоке и в устье рек с учетом антропогенной
нагрузки (потенциально чистые и загрязненные водотоки). Такой подход отражается и в дан-
ной работе, ширина ВЗ равномерно увеличивается: в верховьях в горной части бассейна р.
Салгир и его притоков ширина ВЗ достигает 70-100 м, в предгорной части — 100-250 м, в рав-
нинной части бассейна (низовья р. Салгир и р. Биюк-Карасу) составляет 200-350 м.
Как указано в Водном кодексе, нормативная ширина ПЗП рек зависит от крутизны бере-
гов (30 м для обратного и нулевого уклона, 40 м для уклона 0-3°, 50 м для уклона 3° и более).
Границы прибрежных защитных полос, проведенные по границам ландшафтных полос, учи-
тывают особенности разных участков бассейна. В горной части, в верховьях рек Малый Сал-
гир и Ангара ширина ПЗП составляет 40-50 м, в нижней части бассейна рр. Салгир и Биюк-
Карасу нормативную ширину ПЗП (30-40 м) рекомендуется увеличить до 50 м с учетом
ландшафтной структуры равнинной территории и антропогенной нагрузки. В таблице 1 при-
ведено сравнение размеров ВЗ и ПЗП согласно нормативному и ландшафтному подходам на
различных участках бассейна р. Салгир. Полученные согласно вышеописанному ландшафт-
ному подходу границы охранных зон соответствуют конфигурации единиц позиционно-
динамической структуры.
127
Таблица 1
Размеры ВЗ и ПЗП для различных участков бассейна
по нормативному и ландшафтному подходам
Часть
Река Подход Ширина ВЗ, м Ширина ПЗП, м
бассейна
Нормативный 100 30-50
Малый Салгир
Ландшафтный 100-250 50
Горная
Нормативный 100 50
Ангара
Ландшафтный 100-150 30-40
Низовья рр. Салгир, Нормативный 200 30-40
Равнинная
Биюк-Карасу Ландшафтный 200-400 50
Таким образом, предложенный ландшафтный подход к выделению водоохранных зон рек

учитывает особенности различных участков бассейна и может быть использован в качестве
дополнения к нормативному.
В пределах ВЗ запрещается размещение полей фильтрации, мест захоронения отходов
производства, сброс неочищенных сточных вод, стоянки транспортных средств. Проектирова-
ние, строительство, реконструкция, эксплуатация хозяйственных и иных объектов в пределах
ВЗ допускается только при условии оборудования сооружениями, обеспечивающими охрану
водных объектов от загрязнения, и истощения вод. В границах прибрежных защитных полос
запрещаются распашка земель, размещение отвалов размываемых грунтов, выпас сельскохо-
зяйственных животных, любое строительство, кроме специального. Для улучшения качества и
количества водных ресурсов важно соблюдение особого режима природопользования в преде-
лах охранных зон, в первую очередь необходим вынос в натуру границ водоохранных зон.
1. Ващенко Н.И., Позаченюк Е.А. Ландшафтное обоснование водоохранных зон Чернореченского во-
дохранилища и бассейна реки Черной // Культура народов Причерноморья. 2007. Т. 26. С. 29-35.
2. Власова А.Н. Применение ГИС-технологий при выделении позиционно-динамической структуры
бассейновых территорий (на примере Крыма) // Геополитика и экогеодинамика регионов. 2012. Т. 8.
Вып. 1-2. С. 56-62.
3. Водный кодекс Российской Федерации. Москва: Проспект, КноРус, 2014. 48 с.
4. Жерелина И.В. Стоящева Н.В., Поляков А.А., Кормаков В.И. Проектирование водоохранных зон и
прибрежных защитных полос водных объектов // Экологический вестник России. 2007. № 2. С. 2-10.
5. Мандрыка Е.А., Багулина А.Б., Позаченюк Е.А., Соцкова Л.М., Лупенко В.Н. Ландшафтно-
экологическое обоснование водоохранных и санитарных зон Симферопольского водохранилища //
Записки общества геоэкологов. 2000. Вып. 2. С. 2-5.
6. Методические указания по ландшафтным исследованиям для сельскохозяйственных целей / [ред.
Г.И. Швебс, П.Г. Шищенко]. М.: Изд-во ВАСХНИЛ, 1990. 58 с.
7. Позаченюк Е.А., Петлюкова Е.А., Табунщик В.А. Понятие «Современный ландшафт» и организация
природопользования (на примере водоохранных зон) // Ученые записки Таврического национально-
го университета. Серия «География». 2013. Т. 26 (65), № 3. С. 299 309.
8. Постановление Правительства РФ от 10.01.2009 N 17 (ред. от 29.04.2016) «Об утверждении Правил
установления на местности границ водоохранных зон и границ прибрежных защитных полос водных
объектов»
9. Хромых В.В., Хромых О.В., Ерофеев А.А. Ландшафтный подход к выделению водоохранной зоны
реки Ушайки на основе геоинформационного картографирования // Вестник Томского государст-
венного университета. 2013. № 370. С. 175-178.
10. Pozachenyuk E.A. LisetskiiF.N., VlasovaA.N. et al. Model of position-dynamic structure of river basins //
Research Journal of Pharmaceutical, Biological and Chemical Sciences. 2015. Vol. 6. № 6. Р. 1776-1780.
128
äéåèãÖäëçÄü éñÖçäÄ êÖäêÖÄñàéççõï ãÄçÑòÄîíéÇ
íûåÖçëäéâ éÅãÄëíà
Гудковских М.В.
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, aconcagya@yandex.ru
A COMPREHENSIVE ASSESSMENT OF RECREATIONAL LANDSCAPES

OF THE TYUMEN REGION
Gudkovskikh M.V.
Tyumen State University, Tyumen, Russian Federation, aconcagya@yandex.ru
Abstract: The presented material is devoted to the complex methodology of assessment of natural
tourist and recreational potential of the vast territory of the Tyumen region. Calculation of potential
recreational landscapes proposed method is based on the aggregate effect of a large number of factors.
This method provides a basis for subsequent comparative analysis of recreational use and opportunities
a large area of territory that previously had no assessment of tourist and recreational resources. The
method allows to get an idea about the presence and the amount of recreational resources and to identi-
fy priority areas tourism and recreational activities in every region and municipality of the Tyumen re-
gion. The advantages of the method for calculating of natural tourist-recreational potential revealed in
the possibility of considering a large number of components of the potential and probable ways to use
them. In the article the main emphasis is on the presentation of the selected evaluation criteria. The
ranking system of points for assessment of recreational landscapes is studied in the details. The final
result presented in the form of maps of natural tourist and recreational potential in the joint parts, where
all areas of the Tyumen region are grouped according to the wealth of natural recreational resources.
The results of the research are of interest to specialists in the field of recreational geography and tour-
ism geography. Selected criteria with a ranking of the indicators can be used for the assessment of nat-
ural recreational potential in the other regions, of course, adjusted for local conditions. And also for de-
tailed assessment of recreational landscapes for specific types of recreational activities.
Оценка туристско-рекреационного потенциала (ТРП) рекреационных ландшафтов — это
начальный этап любых туристских исследований, она позволяет увидеть ключевые особенно-
сти территории, демонстрирует видимые преимущества или значительные пробелы. Дает эф-
фект понимания реального состояния туристской сферы региона.
Основываясь на работах отечественных и зарубежных авторов, учитывая многочисленные
замечания о сложности комплексного анализа рекреационных ландшафтов, предлагается ком-
плексная методика оценки природного туристско-рекреационного потенциала.
Принцип отбора операционных территориальных единиц (ОТЕ), которые определяют объ-
ект оценки, выбран на основании административно-территориального деления области, вклю-
чают совокупность муниципальных районов, без выделения городов областного и окружного
подчинения. Было исследовано 38 муниципальных районов Тюменской области, включая ав-
тономные округа.
Тюменская область относится к числу сложно построенных субъектов РФ. На ее террито-
рии располагается три самостоятельных и равноправных субъекта: Тюменская область, Ханты-
Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа. Все территориальные единицы в пределах
каждого из трех субъектов находятся в единой системе областного и окружного управления,
имеют самостоятельные органы исполнительной власти, отношения между субъектами регу-
лируются договорами и соглашениями.
В качестве субъекта оценки может выступать абстрактный среднестатистический рекре-
ант. В качестве субъекта оценки также можно рассматривать различные виды туристско-
рекреационной деятельности (культурно-познавательный туризм, лечебно-оздоровительный,
спортивный и т. д.). Рассмотренный метод оценки ТРП в дальнейшем вполне можно применять
для отдельных видов туризма, подобные работы уже существуют [Гудковских, 2016].
Намеренно в методике используется большое число критериев, а не поиск главных (клю-
чевых), что связано с попыткой учесть максимальное число факторов, влияющих на ТРП, что
впоследствии позволяет проводить конкретные исследования для различных видов туристско-
129
рекреационной деятельности. Кроме того, имеет большое познавательное и практическое зна-
чение при применении методики в других регионах.
Оценку природного туристско-рекреационного потенциала предлагается провести по фор-
муле:
Пi   ka  a j , (1)
где П — значение природного ТРП i-го ОТЕ; a — компоненты блока, j ― число компонентов
блока оценки; ka — Коэффициент значимости определенного компонента в структуре оценки
блока; a j   f1  f2  f3  ...  fn  , fn — значение критериев оценки компонентов блока, n ―
число критериев в компоненте оценки.
Выбранный способ оценки позволяет детально рассмотреть разнообразие ресурсной базы
ТРП, структуру имеющихся возможностей развития туризма и рекреации, обеспечить основу
сравнительного анализа туристских возможностей территории, и определить приоритетные
направления туристско-рекреационной деятельности каждой ОТЕ.
Природный ТРП состоит из взаимосвязанных компонентов оценки (табл. 1): биоклимати-
ческие критерии, гидрологические условия территории, рельеф и т. д. В свою очередь компо-
ненты содержат группу оценочных критериев (например, продолжительность летнего ком-
фортного периода, повторяемость благоприятных погод для купания и другие). Сумма баллов
по каждой группе критериев оценки дает общее количество баллов компонента. Общий потен-
циал складывается не из суммы баллов, а из суммы доли ТРП, так как невозможно суммиро-
вать баллы, в связи с тем, что каждый компонент оценки, содержит различное число критери-
ев, и суммы баллов не поддаются адекватному сравнению. Следовательно, итоговый результат
оценки нормирован, то есть содержит сведения о доли каждой ОТЕ в структуре потенциала.
Таблица 1
Критерии оценки природного туристско-рекреационного потенциала
Шкала баллов
№ п/п Критерии оценки
1б 2б 3б 4б 5б
1 2 3 4 5 6 7
КОМПОНЕНТ ОЦЕНКИ РЕЛЬЕФА k=1
Количество форм рельефа, по морфострук-
турному районированию ед. ОТЕ ˂20 тыс. 1 2 3 4 ≥5
км²
1
Количество форм рельефа, по морфострук-
турному районированию ед. ОТЕ большой ≥1 ≥4 ≥6 ≥8 ≥10
площади ≥20 тыс. км²
2 Густота расчленения рельефа, км/км² ≤5 ≤4 ≤3 ≤2 ≤1
3 Амплитуда высот, м ≥5 ≥10 ≥25 ≥50 ≥100
Преобладающий характер рельефа в рай-
4 1 2 3 4 5
оне, балл
КОМПОНЕНТ ОЦЕНКИ БИОКЛИМАТА k=1
Продолжительность солнечного сияния
5 ˂1700 ≥1700 ≥1800 ≥1900- ≥2000
ч/год
Среднегодовое количество осадков, мм в
6 ˃700 ≤700 ≤600 ≤500 ≤400
год
Средняя продолжительность безморозного
7 ≥150 ≥160 ≥170 ≥180 ≥190
периода, дней
8 Среднегодовая скорость ветра, м/с ˃7,1 ≤7 ≤5 ≤3 ≤2
Продолжительность летнего комфортного
9 ≥30 ≥40 ≥50 ≥60 ≥70
периода с t ≥15°C, дней
Среднее многолетнее число дней с благо-
10 ≥40 ≥50 ≥60 ≥70 ≥80
приятной погодой в летний период
130
Продолжение табл. 1
1 2 3 4 5 6 7
Повторяемость благоприятных погод для ку-
11 ≥30 ≥40 ≥50 ≥60 ≥70
пания с мая по сентябрь, %
Среднее многолетнее число дней с благопри-
12 ≥40 ≥50 ≥60 ≥70 ≥80
ятной погодой в зимний период
13 Средняя высота снежного покрова, см ≥10 ≥20 ≥30 ≥40 ≥50
Средняя продолжительность дней с устойчи-
14 ≥50 ≥60 ≥70 ≥80 ≥90
вым снежным покровом
КОМПОНЕНТ ОЦЕНКИ ВОДНЫХ РЕСУРСОВ 1,5
Наличие крупных рек и притоков I, II, III по-
1 2 3 4 ≥5
рядка, ед., ОТЕ ˂20 тыс. км²
15 Наличие крупных рек и притоков I, II,
III порядка, ед., ОТЕ большой площади 2 4 6 8 ≥10
≥ 20 тыс. км²
Продолжительность купального сезона со
16 средней многолетней температурой воды ≥20 ≥30 ≥40 ≥50 ≥60
≥ 17°C, в днях
17 Средняя температура воды июля, °С ≥15 ≥17,5 ≥20 ≥22,5 ≥25
Наличие озер, прудов, карьеров, площадь
18 зеркала, км² * ˂1 ≥1-9,9 ≥10-99,9 ≥100
*Искусственные карьеры и пруды
19 Озерность территории, % ˂2 ≥2 ≥3 ≥4 ≥5
Морфометрические характеристики рек и
20 ≥3 ≥6 ≥9 ≥12 ≥15
озер, балл
Наличие минеральных источников, количест-
21 ≥1 ≥5 ≥10 ≥15 ≥20
во скважин
22 Наличие месторождений лечебных грязей, ед. 1 2 3 4 ≥5
23 Судоходность главных рек, балл 1 2 3 4 5
КОМПОНЕНТ ОЦЕНКИ ЛАНДШАФТОВ k=1,5
Ландшафтное разнообразие, количество ви-
≥2 ≥4 ≥6 ≥8 ≥10
дов, ОТЕ большой площади ≥ 20 тыс. км²
24
Ландшафтное разнообразие, количество ви-
≥1 ≥2 ≥3 ≥4 ≥5
дов, ОТЕ ˂ 20 тыс. км²
25 Категории эстетичности ландшафтов, балл 1 2 3 4 5
26 Лесистость, % ≥10 ≥20 ≥30 ≥40 ≥50-59
27 Породный состав лесов, балл 1 2 3 4 5
28 Промысловые животные, количество видов ≥5 ≥10 ≥15 ≥20 ≥25
29 Промысловые рыбы, ценность в баллах 1 2 3 4 5
Дикорастущие плодово-ягодные растения
30 ≥5 ≥10 ≥15 ≥20 ≥25
и грибы, количество видов
КОМПОНЕНТ ОЦЕНКИ ООПТ k=1,5
Заповедники, заказники и ВБУ (водно-
31 болотные угодья) ООПТ федерального уров- 1 2 3 4 ≥5
ня и международного уровня, ед.
131
1 2 3 4 5 6 7
32 Заказники регионального уровня, ед. 1 2 3 4 ≥5
33 Памятники природы, ед. 1 2 3 4 ≥5
34 Природные парки, ед. 1 2 3 4 ≥5
35 Зарезервированные земли, ед. 1 2 3 4 ≥5
36 Занимаемая площадь ООПТ, %, без ВБУ ≥1 ≥5 ≥10 ≥15 ≥20
Организованная рекреационная деятельность
37 1 2 3 4 5
на территории ООПТ, балл
38 Транспортная доступность ООПТ, балл 1 2 3 4 5
Коэффициенты значимости корректируют выбранные компоненты оценки при условии

необходимости снижения или повышения веса влияния фактора по вторичному признаку, в
нашем случае им выступает важность компонента в функционировании ТТРС, т. е. степень
непосредственной вовлеченности компонента оценки в туристско-рекреационные процессы.
Таким образом, коэффициенты значимости выбраны в работе по принципу деления ком-
понентов оценки на главные (ключевые) факторы, нейтральные (оказывающие значительное
влияние, но не требующие увеличения их значения) и второстепенные (вес которых требуется
снижать). Внутри каждого блока компонентам оценки присваивались коэффициенты значимо-
сти, которые включают следующую шкалу: 0,5 — низкая значимость, 1 — средняя, 1,5 — вы-
сокая. Коэффициенты последовательно умножалась на сумму первичных баллов в компонен-
тах оценки. Выбор диапазона значений коэффициентов отражает их поправочный характер и
не позволяет значительно перекрыть результаты.
Характеристика качественных оценочных критериев, которые в таблице 1 встречаются под
номерами: 4, 20, 23, 25, 27, 29, 37, 38 подробно описаны в работе [Гудковских, 2017], кроме
того, в указанной работе имеется выделение негативных факторов рекреационных ландшаф-
тов, снижающих общий ТРП территории.
Наиболее показательным критерием оценки природных объектов туризма является нали-
чие ООПТ разного уровня защиты. Несмотря на то, что далеко не все охраняемые природные
объекты активно используются в рекреационных процессах, нет сомнений, что они относятся к
наиболее ценным природным ареалам. Таким образом, этот компонент оценки получает мак-
симальный коэффициент значимости 1,5.
Анализируя полученные результаты (рис. 1), следует акцентировать внимание на удиви-
тельное на первый взгляд сочетание ОТЕ, получивших максимальное количество баллов. Наи-
большим природным туристско-рекреационным потенциалом обладают Тюменский, Тоболь-
ский и Ханты-Мансийский районы. Изучая причины столь высокого отрыва от соседних
территорий, необходимо отметить их сильные стороны, позволившие занять лидирующие по-
зиции. Тюменский район вышел в лидеры, благодаря значительному перевесу по количеству
месторождений лечебных минеральных ресурсов, вместе с тем, большее количество баллов
было получено за морфометрическую характеристику объектов пляжного отдыха.
К тому же Тобольский и Тюменский районы получили высокие оценки по компоненту
«ООПТ», их отличает большое количество ООПТ различной степени охраны, развитая рекреа-
ционная деятельность в их пределах, и отличная транспортная доступность оцениваемых ох-
раняемых территорий.
Ханты-Мансийский район получил значительное количество баллов в таких критериях как
разнообразие рельефа — район отличается высокой степенью густоты расчленения рельефа и
амплитудой высот. Как и комплексный показатель богатства лесов (лесистость, породный со-
став) и ценность рыбных ресурсов — все эти показатели выгодно отличают район среди со-
седних ОТЕ и в целом по региону.
132
Рис. 1. Природный туристско-рекреационный потенциал Тюменской области
Закономерные низкие места в общей доле природного потенциала в связи с крайне неблаго-
приятными климатическими особенностями заняли самые северные территории Тюменской об-
ласти — Тазовский и Ямальский районы, кроме них в рейтинг с низкими оценками попал Пу-
ровский район, вследствие очень низких баллов по показателю ООПТ, в районе их просто нет.
Результаты исследования могут представлять интерес для специалистов в сфере рекреаци-
онной географии и географии туризма. Выделенные критерии с ранжированными показателя-
ми могут быть использованы при оценке природного рекреационного потенциала других ре-
гионов, естественно с корректировкой под местные условия, а также для проведения детальной
оценки рекреационных ландшафтов под конкретные виды рекреационной деятельности.
133
1. Гудковских М.В. Современное состояние лечебно-оздоровительного туризма в Тюменской области
// Туризм в современном мире. Проблемы и перспективы: сборник работ по материалам четвертой
международной заочной научно-практической конференции (г. Тула, 8 ноября 2016 г.). Тула: ТулГУ,
2016. С. 86-91.
2. Гудковских М.В. Методика комплексной оценки туристско-рекреационного потенциала // Геогра-
фический вестник Geographical bulletin. 2017. №1(40). С. 102-116.
èêàåÖçÖçàÖ ãÄçÑòÄîíçéâ éëçéÇõ

Ñãü éñÖçäà ùêéáàéççéâ ìëíéâóàÇéëíà íÖêêàíéêàà
Деева У.В.
ООО «Прогноз-Изыскания», Красноярск, Россия, knowledge4-s@mail.ru
APPLICATION OF THE LANDSCAPE BASIS FOR ASSESSING

THE EROSION RESISTANCE OF THE TERRITORY
Deeva U.V.
OOO "Forecast-Research", Krasnoyarsk, Russia, knowledge4-s@mail.ru
Abstract: The paper covers the application of the landscape base for evaluation of territory re-
sistance to erosion. The key area of the study is the mouth part of the landscape of Mana’s low-
mountain and middle-mountain — landscape terrain Prieniseysko-Urmanskaya steeply-hilly low-
mountain with dark coniferous-pine forests and their derivatives on soddy slightly podzolized soils.
The landscape completely includes the basin of the Mana River, the right tributary of the Yenisei Riv-
er. The work was carried out in three stages: 1) creation of a landscape database in GIS with the select-
ed groups of tracts and their main characteristics — steepness and exposure of slopes, upper surfaces
and valleys; 2) classification of groups of tracts by types and forms of slopes, by the nature of their sur-
face, and also the compilation of a matrix of types of slopes with a ball mark; 3) compilation of a ma-
trix of eroding force of slopes and consideration of additional factors of intensification and reduction of
eroding force of slopes. As a result of the work, the landscape basis of the studied territory was created,
matrices of types of slopes and eroding force of slopes in points were created, thematic maps of the
landscape terrain Prieniseysko-Urmanskaya steeply-hilly low-mountain with dark coniferous-pine for-
ests and their derivatives on soddy slightly podzolized soils, the erosion stability of the territory was as-
sessed. According to the calculated data, the erosion resistance of slopes in the key area is 732.91
points, which is twice the average of the stability index calculated on the basis of the matrix (384.11
points). This indicates a significant erosion of slope surfaces, the intensification of erosion processes,
the potential for flushing and collapse of large areas with woody vegetation. The presence of erosion
processes at the key area is confirmed by field studies of the territory.
Для расчетов прогнозных состояний ландшафтов при антропогенном воздействии и при-
родных ЧС необходимо проводить оценку устойчивости территорий к негативным процессам
природного характера. Основной характеристикой устойчивости является эрозионная устойчи-
вость склонов. Эрозионная устойчивость ландшафта рассчитывается по степени измененности
поверхностей и смыва почвенного покрова, появления новых природных или природно-
антропогенных объектов, способствующих усилению негативных процессов.
Основными факторами, влияющими на эрозионную устойчивость ландшафта, являются:
крутизна, экспозиция, форма склонов, физико-механические свойства почв и грунтов (механи-
ческий состав, удельное сцепление, водопроницаемость и др.), форма водосборного бассейна,
густота эрозионного расчленения, глубина местных базисов эрозии, лесистость и др. [Иванов,
2007]. Расчет этих показателей помогает выявить эродирующую силу склонов ландшафта
и в дальнейшем проводить оценку устойчивости их к эрозии.
Прежде чем приступить к расчетам показателей эрозионной устойчивости ландшафта, на
первом этапе работ необходимо создать базу данных в ГИС с выделенными урочищами (или
группами урочищ), которые должны отражать главные ландшафтные характеристики — кру-
134
тизну и экспозицию склонов, плакорные поверхности и долины (рис. 1, 2). Дополнительно по-
требуется создать слои по гидрологии, наличию болотных комплексов, антропогенных объек-
тов (линейных и площадных) и т. п. Так, нами была создана ландшафтная основа бассейна ре-
ки Мана, правого притока реки Енисей. Границы бассейна исследуемой реки Мана совпадают
с границами ландшафта Манское низкогорье и среднегорье. Для детального изучения был вы-
бран ключевой участок ландшафтной местности Приенисейско-Урманское увалисто-
холмистое низкогорье с темнохвойно-сосновыми лесами и их производными на дерновых сла-
бооподзоленных почвах [Деева, 2006].
Рис. 1. Фрагмент картосхемы ландшафтной местности Приенисейско-Урманского увалисто-холмистого

низкогорья с темнохвойно-сосновыми лесами и их производными на дерновых слабооподзоленных
почвах с выделенными группами урочищ по экспозиции

низкогорья с темнохвойно-сосновыми лесами и их производными на дерновых слабооподзоленных поч-
вах с выделенными группами урочищ по крутизне
135
Для создания новой таблицы (или расширения существующей) в ГИС необходимо типизи-
ровать склоны по уже имеющимся данным с применением топокарты или космоснимка. На
втором этапе работ выделенные группы урочищ классифицируются по типам и формам скло-
нов, по характеру их поверхности. Для исследуемого низкогорного и среднегорного ландшаф-
та, на основе разработанной схемы классификации типов склонов для противоэрозионного
проектирования [Влияние рельефа..., 2016], нами была создана карта-схема типов склонов на
ключевой участок (рис. 3). Для упрощения подсчета полученных результатов, необходимо соз-
дать матрицу (табл. 1), в которую войдут данные из имеющейся ландшафтной основы.
Рис. 3. Фрагмент картосхемы ландшафтной местности Приенисейско-Урманского

увалисто-холмистого низкогорья с темнохвойно-сосновыми лесами и их производными
на дерновых слабооподзоленных почвах — типы склонов
Таблица 1
Типы склонов ключевого участка
I Прямые II Выпуклые III Вогнутые
Тип склонов
3 подтип 2 подтип 1 подтип 3 подтип 2 подтип 1 подтип 3 подтип 2 подтип 1 подтип
Пологие 0 0 0 1 0 0 0 0 0
Северные Покатые 1 2 1 0 0 0 1 0 2
Крутые 1 2 18 0 8 20 3 2 10
Пологие 0 0 0 0 0 0 0 0 0
Южные Покатые 0 0 0 0 0 2 0 0 1
Крутые 3 2 26 7 12 18 4 1 4
Пологие 0 0 0 0 0 0 0 0 0
Восточные Покатые 0 0 1 1 1 1 1 1 0
Крутые 3 5 28 7 7 18 5 6 7
Пологие 0 0 0 0 1 1 1 0 0
Западные Покатые 0 0 1 0 2 0 1 0 0
Крутые 1 4 32 1 4 6 2 3 5
136
Матрицы типов склонов территорий будут отличаться друг от друга в связи с ландшафт-
ными особенностями каждого исследуемого участка. Так, различие склонов по характеру по-
верхности (ровные, бугристые, микро- и макроложбинные) не вошли в матрицу типов склонов
нашего ключевого участка, так как на ключевом участке преобладают микро- и макроложбин-
ные склоны. По подтипам склоны выделяются следующим образом:
1 подтип — параллельные горизонтали (поток проходит с одной скоростью по всему скло-
ну, усиливаясь к подножью склона);
2 подтип — концы горизонталей сближаются у основания склонов (поток усиливается к
подножью склона, имеет обрушительный характер);
3 подтип — концы горизонталей сближаются у их приводораздельной части (быстрый по-
ток в верхней части склона, в нижней происходит аккумуляция материала).
Третий этап работ включает установку коэффициентов эродирующей силы для каждого
показателя склонов [Влияние рельефа…, 2016; Иванов, 2007] и перевод их в бальную оценку.
Баллы устанавливаются для экспозиций склонов с учетом силы процессов размывания скло-
нов. Максимальный балл 2,29 получен из общей матрицы коэффициентов эродирующей силы
склонов и принадлежит склонам южной экспозиции, минимальный — 0,57 северным склонам
(табл. 2).
Таблица 2
Эродирующая сила склонов в бальной оценке
Тип склонов I Прямые II Выпуклые III Вогнутые
1 под- 3 под- 1 под-
Коэффициент эроди- 3 под- 2 под- 1 под- 3 под-тип 2 под- 2 под-
тип — тип — тип —
рующей силы склонов тип — 1 тип — 1 тип — 1 — 0,8 тип — 1 тип — 1
1,5 0,75 1,2
Пологие 0,2 1,29 1,29 1,29 1,17 1,29 1,57 1,15 1,29 1,40
Северные
Покатые 0,4 1,40 1,40 1,40 1,29 1,40 1,69 1,26 1,40 1,52
1,06
Крутые 0,8 1,63 1,63 1,63 1,52 1,63 1,92 1,49 1,63 1,74
Пологие 0,2 4,90 4,90 4,90 4,44 4,90 6,05 4,33 4,90 5,36
Южные
Покатые 0,4 5,36 5,36 5,36 4,90 5,36 6,50 4,79 5,36 5,82
0,94
Крутые 0,8 6,27 6,27 6,27 5,82 6,27 7,42 5,70 6,27 6,73
Пологие 0,2 2,46 2,46 2,46 2,23 2,46 3,03 2,18 2,46 2,69
Восточ-
Покатые 0,4 2,69 2,69 2,69 2,46 2,69 3,26 2,41 2,69 2,92
ные 0,96
Крутые 0,8 3,15 3,15 3,15 2,92 3,15 3,72 2,86 3,15 3,37
Пологие 0,2 3,85 3,85 3,85 3,85 3,85 4,71 3,42 3,85 4,20
Западные
Покатые 0,4 4,20 4,20 4,20 4,20 4,20 5,06 3,77 4,20 4,54
1,04
Крутые 0,8 4,88 4,88 4,88 4,88 4,88 5,74 4,45 4,88 5,23
На исследуемом ключевом участке отмечается равномерное распределение склоновых по-

верхностей по эродирующей силе: 51% (от общего количества) склонов обладают сильной
эродирующей способностью и 49% средней и слабой. Преобладают прямые склоны, способст-
вующие равномерному стеканию воды с усилением в нижней части склонов.
Дополнит расчет эрозионной устойчивости ландшафта геологический фактор. В исследуе-
мой ландшафтной местности распространены известняки с чередованием порфиритов, туфов,
песчаников, глинистых и углеродных сланцев. По физико-механическим свойствам эти горные
породы относят к трудноразмываемым [Иванов, 2007], что усиливает устойчивость склонов к
размыванию.
На примере составленной нами матрицы, мы видим, что средняя эродирующая сила скло-
нов ключевого участка составляет 3,6 баллов. Для создания картосхемы общей эродирующей
силы ландшафта границей превышения нормального состояния выбирается средний балл, пре-
вышения которого окрашиваются в красные тона. Склоны, имеющие баллы ниже среднего
имеют желтый спектр (рис. 4).
137
низкогорья с темнохвойно-сосновыми лесами и их производными на дерновых слабооподзоленных
почвах — эродирующая сила склонов
Провести более полную оценку эрозионной устойчивости территории помогут дополни-

тельные факторы, влияющие на эродирующую силу склонов и не вошедшие в матрицу. Иссле-
дуемая ландшафтная местность расположена в низкогорной части Манского прогиба Восточ-
ного Саяна. Основными структурными формами, определяющими рельеф этой части являются
узкие плакорные поверхности и узкие межгорные долины. Преобладают крутые склоны
(15-30). Территория обладает средней расчлененностью с низкими высотами (от 200 до
834 м). Форма бассейна реки Мана вытянута с юго-востока на северо-запад и обладает ярко
выраженным ассиметричным характером с хорошо развитым левобережьем. Густота речной
сети имеет средний показатель для этого региона — 0,65 км/км2, что говорит о равномерном
распределении водотоков по территории. Отмечается преобладание эрозионных процессов:
боковая речная эрозия и плоскостной смыв на крутых склонах, встречаются эрозионные
борозды, заполненные мелкообломочным материалом. Все эти факторы усиливают эроди-
рующую силу ландшафта и одновременно нивелируют высокую устойчивость горных пород.
Основным фактором, снижающим эродирующую силу склонов, является лесистость. Про-
центное покрытие лесом склонов определяется по космоснимкам с привязкой к выделенным
группам урочищ в ГИС. Коэффициент лесистости рассчитывается на основе общей построен-
ной матрицы с учетом классификации Молчанова А.А. [2016]. Для 100% покрытия лесом вы-
бран минимальный коэффициент — 1,15 (табл. 3).
Таблица 3
Коэффициент лесистости
Лесистость, % 0 10 20 40 60 80 100
Коэф. лесистости 0,01 0,2 0,39 0,58 0,77 0,96 1,15
Для расчета ослабления эродирующей силы склонов берется коэффициент лесистости и

переводится в баллы по принципу, описанному выше. На ключевом участке выявлено сниже-
ние эродирующей силы склонов на 59,5% за счет практически сплошного покрытия лесом тер-
ритории.
По расчетным данным показатели эрозионной устойчивости склонов на ключевом участке
составляют 732,91 балла, что является превышением в два раза среднего показателя устойчи-
вости, рассчитанного по матрице (384,11 балла). Это говорит о значительном размывании
138
склоновых поверхностей, усилении процессов эрозионного характера, потенциальной возмож-
ности смыва и обрушения больших участков с древесной растительностью. Эти процессы пе-
риодически происходят на исследуемом ключевом участке.
Таким образом, ландшафтная основа изучаемой территории является неотъемлемой ча-
стью работ при оценке эрозионной устойчивости территорий. Полученные матрицы типов
склонов и эродирующей силы склонов позволят создавать тематические карты эрозионной ус-
тойчивости ландшафта, показатели которой должны учитываться в прогнозных расчетах при-
родных ЧС (сели, лавины, наводнения и др.). Показатели, выявленные при расчетах и типиза-
ции групп урочищ, являются главными направляющими потоков и накопления загрязняющих
веществ, что в дальнейшем облегчит проведение геоэкологической оценки ландшафта.
1. Влияние рельефа на интенсивность водной эрозии. URL: http://text-books.ru/agrarian/339.html, сво-
бодный. Загл. с экрана (дата обращения: 06.03.2016).
2. Деева У.В. Природно-территориальные комплексы бассейна р. Мана// Вестник Красноярского госу-
дарственного университета. Красноярск, 2006. С.138-144.
3. Иванов Н.Н. Плоскостной смыв: методическое пособие по курсу «Геоморфология с основами геоло-
гии четвертичных отложений» для студентов 2 курса геолого-географического факультета специ-
альности (013600). Ростов н/Д, 2007.
4. Молчанов А.А. Оптимальная лесистость. URL: sunrose.urc.ac.ru/les/41222282.html, свободный. Загл.
с экрана (дата обращения: 06.03.2016).
éñÖçäÄ Çãàüçàü êÖäêÖÄñàéççõï çÄÉêìáéä

çÄ êÄëíàíÖãúçéëíú èêàêéÑçé-íÖêêàíéêàÄãúçõï äéåèãÖäëéÇ
èêàêéÑçéÉé èÄêäÄ «äéçÑàçëäàÖ éáÖêÄ»
Жеребятьева Н.В.1, Попова Т.В.2, Беспалова Т.Л.3, Коротких Н.Н.4
1, 2
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, fizgeo@yandex.ru
3, 4
Природный парк «Кондинские озера» имени Л.Ф. Сташкевича», г. Советский,
3
bespalovatl@inbox.ru
EVALUATION OF THE EFFECT OF RECREATIONAL LOADS

ON VEGETATION OF NATURAL TERRITORIAL COMPLEXES
IN THE NATURAL PARK "KONDINSKIE OZERA"
Zherebyateva N.V.1, Popova T.V.2, Bespalova T.L.3, Korotkich N.N.4
1, 2
Tyumen State University, Tyumen, Russia, fizgeo@yandex.ru
3, 4
Natural Park “Kondinsky Lakes” named after L.F. Stashkevich”, bespalovatl@inbox.ru
Abstract: Recreation is one of the main types of anthropogenic activity in the territory of natural
parks. Recreational zones were allocated with the functional zoning of the natural park "Kondinsky
lakes". Recreation zones are organized for recreation, gathering of mushrooms, berries, useful plants,
sport tourism, ecological tourism in specially designated places. These zones are subjected to a high
recreational load, which leads to degradation of individual components of landscapes. The main types
of impact are trampling and mechanical damage to plants of all tiers. As a result of long-term observa-
tions of the vegetation state in places of mass recreation in the natural park "Kondinsky Lakes", a com-
prehensive assessment of the degree of disturbance of the vegetation cover was carried out. The stages
of the digression of plant communities were identified, for each of which the coefficients of variability
were calculated by the method of I.V. Emsis. The analysis showed that degree of disturbance of the
vegetation cover depends on the distance from the places of mass recreation, the types of recreational
activities, and the combination of physical and geographical factors. The coefficient of variation calcu-
lated for plant communities in places of intensive recreational load varies from 0 (undisturbed commu-
nities) to 2.49 (degraded).
139
Введение
Природный парк «Кондинские озера» был организован в 1995 года для охраны системы
озер Аран-Тур, Пон-Тур и Ранге-Тур, которые относятся к речному бассейну р. Конда, для со-
хранения зональных среднетаежных лесных и болотных ландшафтов и памятников археологии
(300 объектов). Статья 18 Федерального закона от 14.03.1995 г. № 33-ФЗ «Об особо охраняе-
мыхприродных территориях» определяет природные парки как особо охраняемые природные
территории «…регионального значения, в границах которых выделяются зоны, имеющие эко-
логическое, культурное или рекреационное назначение…» [Федеральный…, 1995]. На основа-
нии этого при создании схемы функционального зонирования природного парка были выделе-
ны рекреационные зоны, на которых осуществляется организованный отдых населения
городов Югорск и Советский (на 2016 г. численность населения составляла 36734 чел. и 29179
чел. соответственно). Рекреационные услуги достаточно разнообразны. В пределах зон рекреа-
ции организован оздоровительный отдых (купально-пляжный, сбор грибов, ягод, лекарствен-
ных растений), спортивный туризм (спортивная и любительская охота, рыбная ловля), эколо-
гический туризм в специально отведенных местах.
Лесные сообщества, в которых производится основной сбор ягод и грибов — это сосновые
и мелколиственно-сосновые леса на террасовых поверхностях и елово-кедрово-сосновые леса,
встречающиеся в основном в долинах рек Лемья, Еныя. Наиболее продуктивными в природ-
ном парке по данным исследований урожайности дикоросов считаются сосняки бруснично-
лишайниковые, сосняки бруснично-зеленомошные и сосняки кустарничково-зеленомошные.
Урожайность дикорастущих ягод меняется в разные годы, но в целом достаточно высокая (в
наиболее урожайные годы продуктивность брусники составляет 150-170 кг/га).
Воздействие, которое оказывают рекреанты при сборе ягод на травяно-кустарничковый и
мохово-лишайниковый ярусы, выражается в форме вытаптывания, обрывания побегов, меха-
нического повреждения стволов деревьев. Вытаптывание наиболее сильно сказывается в сухие
годы на лишайниковом покрове в сосняках бруснично-лишайниковых. Рекреационная нагруз-
ка на такие лесные сообщества при бездорожной и добывательской рекреации [Тарасов, 1986;
Сериков, 2004] по подсчетам В.П. Чижовой составляет в сосняках бруснично-лишайниковых
до 20 чел./га в сутки, в сосняках бруснично-зеленомошных и кустарничково-зеленомошных от
20 до 50 чел./га в сутки [Чижова, 1977].
В сосняках чернично-зеленомошных обычно происходит сбор черники, в сосняках кустар-
ничково-сфагновых собирают голубику. Эти сообщества по рекреационной нагрузке соответ-
ствуют брусничным лесам.
По берегам оз. Ранге-Тур развиты большие массивы верховых болот, которые богаты клюк-
вой и являются основными местами сбора этой ягоды. Посещаемость этих участков осенью вы-
сокая (до 50 чел/га в сутки). Влияние рекреантов на растительность болот проявляется в вытап-
тывании, нарушении репродуктивных побегов. Более сильное нарушение состояния
растительности и более медленное восстановление отмечается после осенних сборов клюквы,
когда наплыв рекреантов максимальный. По данным М.С. Боч [1979] наиболее устойчивы к вы-
таптыванию гряды (на них обычны основные заросли клюквы). Мочажины, по которым обычно
идут рекреанты, переносят вытаптывание хуже — максимальное число проходов составляет 20.
Для спортивного туризма (рыбная ловля) рекреационные зоны выделены в районе озер Ран-
ге-Тур, Аран-Тур, Пон-Тур, рек Лемья, Окуневая и Еныя. В этих местах обустроены для рыбаков
стоянки, что ограничивает радиус антропогенного воздействия на растительность. На террито-
рии парка насчитывается около 70 стоянок, которые неравномерно распространены на террито-
рии парка, и общая площадь которых составляет примерно 0,3-0,4% от общей площади парка.
Купально-пляжный оздоровительный отдых осуществляется на озере Аран-Тур. Берег озе-
ра, сложенный песчаными почвами и покрытый сосновыми травяно-зеленомошными и сосно-
выми травяными лесами в сочетании с луговыми сообществами, представляет очень живопис-
ное место для отдыха с детьми (озеро мелководное). Посещения особенно многочисленны
летом в субботу-воскресенье до 90 чел./га и более. Для пляжного отдыха обустроены места
140
отдыха, места для кострищ, мусоросборники. Влияние отдыхающих на растительность осо-
бенно заметно по берегам водоемов и прилегающих участках. Наименьшую рекреационную
нагрузку испытывает заболоченная часть территории в связи с наименьшей привлекательно-
стью ландшафтов для отдыхающих и отсутствием дорог.
Методика исследования
Детальная оценка состояния растительности проводилась на ключевых участках в районах
пляжей озера Аран-Тур. Общая площадь изученной территории составила около 70 га, на ко-
торой было исследовано около 60 сообществ, находящихся на разных стадиях дигрессии.
На изучаемых территориях были выделены стадии дигрессии согласно методике Н.С. Ка-
занской [1977] и дополнены коэффициентом измененности И.В. Эмсиса [1989] (1).
I 
KP  P
i i m
(1)
n
где I — коэффициент измененности; Кi — коэффициент существенности признака; Рi — выра-
жение 1-го наиболее существенного признака в баллах; Рт — выражение 1-го менее сущест-
венного признака в баллах; п — количество признаков.
По результатам проведенных исследований, исходя из выделяемых нами пяти стадий рек-
реационной дигрессии, мы разработали новые градации коэффициента измененности, несколь-
ко отличные от градаций И.В. Эсмиса (табл. 1).
Таблица 1
Взаимосвязь коэффициента измененности сo стадиями рекреационной дигрессии и классом изме-
нений лесных выделов
Коэффициент измененности Стадия рекреационной дигрессии Класс изменений
0,0 - 0,70 1 Условно-ненарушенные;
0,71 - 0,99 2 Слабо нарушенные;
1,0 - 1,50 3 Нарушенные;
1,51 - 1,90 4 Сильно нарушенные;
>1,90 5 Деградированные
Было проведено обследование местности, в ходе которого на исследуемых территориях

выполнялись описания растительных сообществ с учетом следующих характеристик: древес-
ного яруса (состав, средняя высота, диаметр деревьев, характер подроста); подлеска; травяно-
кустарничкового яруса (состав, обилие, состояние, площадь, занятая видами, несвойственными
коренному типу растительности); показателей агрессивности отдыхающих (количество повре-
жденных деревьев, подлеска, подроста, степень оголенности корней деревьев); показатели вы-
таптывания почв и напочвенного покрова (площадь участков, вытоптанных до подстилки,
площадь участков с обнаженными верхними горизонтами почв, с обнаженной почвообразую-
щей породой, площадь, занятая тропинками); количество кострищ, мест для пикников, следов
установок палаток; степень замусоренности территории; вид рекреационного использования
территории и др.
Результаты и обсуждение
Все сообщества в зоне максимальной рекреационной нагрузки были объединены в не-
сколько групп: прибрежные ситниково-осоковые, осоково-злаковые долгомошные и сфагново-
долгомошные луга; березово-осиновые, сосново-березовые с ивой сфагновые и сфагново-
долгомошные леса; сосновые кустарничково-долгомошные и зеленомошные леса; сосновые
бруснично-зеленомошно-лишайниковые и лишайниковые леса.
Прибрежные ситниково-осоковые, осоково-злаковые долгомошные и сфагново-долго-
мошные луга занимают сравнительно узкие по ширине полосы побережий, прилежащие к от-
крытой воде, характеризуются сильным колебанием уровня увлажнения в течении вегетаци-
141
онного периода. В весеннее время эти луга длительное время остаются под водой. В связи
с этим для большинства рекреантов такие сообщества не представляют большой ценности,
и нарушения отмечаются фрагментарно на пляжах и рыбацких стоянках. В местах наиболее
удобных подходов к воде луга практически полностью отсутствуют. Максимальное значение
коэффициента измененности составило 1,78 в прибрежной зоне пляжа (среднее для всей
группы — 0,7).
Березово-осиновые, сосново-березовые с ивой сфагновые и сфагново-долгомошные леса и
кустарниковые сообщества сменяют луговые сообщества по мере удаления от уреза воды.
В весеннее время такие сообщества также подвергаются подтоплению. Эти леса не представ-
ляют высокой эстетической или утилитарной ценности, в силу высокой сомкнутости кустар-
никового яруса и обильного подроста часто характеризуются низкой степенью проходимости.
Поэтому воздействие на такие сообщества ограничивается замусоренностью и редким механи-
ческим повреждением подроста и молодых деревьев (ветви срезают на веники, удилища, пере-
кладины для костра и т. п.), коэффициент измененности варьирует от 1,0 до 1,37.
Сосновые кустарничково-долгомошные и зеленомошные леса имеют широкое распро-
странение на территории парка, в том числе в зоне интенсивной рекреационной нагрузки. Со-
гласно полученным данным именно они испытывают наиболее интенсивное и разнообразное
воздействие со стороны рекреантов. Сообщества вышеназванной группы приурочены к более
дренированным местообитаниям побережий озер и к нижней части склонов минеральных ост-
ровов. В пределах нарушенных участков таких лесов сосредоточены основные места размеще-
ния рекреантов. Растительный покров практически полностью уничтожается или сменяется
ассоциациями луговых и сорных трав. Корни деревьев обнажены, стволы имеют сильные ме-
ханические повреждения, сомкнутость крон снижается. На начальных стадиях дигрессии такие
леса характеризуются увеличением площади тропиночной сети и внедрением сорных или лу-
говых видов вдоль наиболее старых и широких тропинок. Для этой группы характерен наи-
больший разброс значений коэффициента измененности от 0,3 до 2,47.
Сосновые бруснично-зеленомошно-лишайниковые и лишайниковые леса располагаются
на наибольшем удалении от уреза воды на высоких пологоволнистых участках побережий.
Достаточная удаленность этих сообществ от пляжей, способствует сохранению этих лесов в
пределах 1-3 стадий рекреационной дигрессии, несмотря на их крайне низкую устойчивость к
различного рода нарушениям, в первую очередь к вытаптыванию. Ущерб, наносимый лишай-
никовому покрову в периоды массового сбора дикоросов может быть значительным, но чаще
всего в этот период наблюдается сырая погода, и насыщенные водой тела лишайников меньше
подвержены разрушению. Брусника, благодаря способности к вегетативному размножению,
легко переносит механические повреждения стебля, обрывание, но при уплотнении почвы ее
проективное покрытие снижается.
В ходе аналитического исследования было отмечено, что не все сообщества одинаково
подвержены изменению. Наиболее изменены долгомошные и зеленомошные сообщества, ме-
нее изменены лишайниковые сообщества.
1. Боч М.С., Мазинг В.В. Экосистемы болот СССР. Л.: Наука, 1979. 188 с.
2. Казанская Н.С., Ланина В.В., Марфенин Н.Н. Рекреационные леса. М.: Лесн. пром-сть, 1977.
3. Сериков М.Т. Основы лесоустройства рекреационных лесов: учеб. пособие. Воронеж: Воронеж. гос.
лесотехн. акад., 2004.
4. Тарасов А.И. Рекреационное лесопользование: учебное пособие. М.: Агропромиздат, 1986. 176 с.
5. Федеральный закон от 14.03.1995г. №33-ФЗ «Об особо охраняемых природных территориях» (с изм.
и доп.) URL:http://base.garant.ru/10107990/ (дата обращения 02.08.2017).
6. Чижова В.П. Рекреационные нагрузки в зонах отдыха. М.: Лесная промышленность, 1977. 49 с.
7. Эмсис И.В. Рекреационное использование лесов Латвийской ССР. Рига: Зинатне, 1989. 133 с.
142
åÖíéÑéãéÉàü éñÖçäà à äÄêíéÉêÄîàêéÇÄçàü åÖêáãéíçé-
ùäéãéÉàóÖëäéÉé ëéëíéüçàü ãÄçÑòÄîíéÇ íûåÖçëäéÉé ëÖÇÖêÄ
Зотова Л.И.
zotlar@mail.ru
METHODOLOGY FOR ASSESSMENT AND MAPPING PERMAFROST-

ECOLOGICAL STATE OF THE NORTH TYUMEN LANDSCAPES
Zotova L.I.
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, zotlar@mail.ru
Abstract: The methodical ways of expert estimation of permafrost sustainability to the dangerous
cryogenic processes manifestation and landscapes bioresource value (reindeer pastures productivity) of
Tyumen North are considered. The assessment procedure includes a selection of main permafrost and
bioresource factors, methods of their comparison, ranking anthropogenic pressure, calculating the inte-
gral coefficients of development hazard for the landscape calibration, evaluation mapping. Factor eval-
uation is based on the landscapes according to expert points. The methodical reception to improve them
by determining the dimension of points and calculation the integral coefficients is proposed. Step by
step the procedure of integrated assessment of permafrost sustainability and bioresources value using of
these coefficients is considered. Graphic-analytical method of combining disparate estimates of factors
affecting the economic development risk of economic development in cryolithozone is demonstrated.
The matrix model to formation stages of critical ecological situations is based on the account of the
landscape stability and mechanical damage degree of the topsoil cover (the result of engineering struc-
tures impact together with the overexploitation during deer pasturing). The evaluation allows to select
landscapes of varying danger not only for the operation of engineering structures but also for biota, and
consequently make more informed decisions on limiting human-induced mechanical disturbances.
Мерзлотно-экологическое состояние ландшафтов криолитозоны определяется оценкой их
устойчивости к антропогенным нарушениям (мерой которой является способность противо-
стоять техногенной активизации криогенных процессов) в сочетании с определением экологи-
ческой ценности ландшафтов, а именно, их биоресурсного потенциала и природоохранной
значимости. Такая оценка является основанием для более широких и универсальных выводов
об экологической опасности, поскольку позволяет решать вопросы не только о надежности
работы инженерных сооружений в области вечной мерзлоты, но и о максимальном сохранении
природной среды (в первую очередь — оленьих пастбищ).
При этом используются факторы разнонаправленного действия. Так, при оценке литокрио-
генного состояния ландшафтов для инженерно-строительных целей выбирается ряд критериев,
влияющих напрямую на потенциальную активизацию нежелательных криогенных процессов,
связанных с фазовыми переходами воды. Это криогенное строение (или льдистость) и темпера-
турный режим мерзлых пород в верхней части до глубины соответствующей слою годовых
теплооборотов, глубина сезонного протаивания или промерзания, рельеф, теплоизоляционные
свойства растительности и скорость ее самовосстановления [Tumel, Zotova, 2015]. Для оценки
эколого-биотического состояния природных комплексов выбираются показатели хозяйственной
ценности (в первую очередь, оленеемкость пастбищных угодий) и природоохранной значимо-
сти. Все факторы типизируются по трем-четырем градациям риска освоения, и далее различны-
ми способами сопоставляются. Простое суммирование баллов в этом случае исключено, так как
в итоговом балле опасности закодирована реакция ландшафта на активизацию опасных процес-
сов с учетом их природной ценности. Для выявления связи факторов (критериев) между собой
применяют различные математические методы: корреляционный, регрессионный, кластерного
анализа и др.
Используя ландшафтную основу и базу данных с конкретными значениями, каждый фактор
можно отобразить в виде отдельного тематического слоя (льдистости, температуры грунтов и
т. д.) и далее использовать «оверлей». Это достаточно трудоемко и не всегда оправдано. Для
143
облегчения картографирования проводится экспресс-оценка столь разнородных показателей с
выведением интегральных индексов, как то: коэффициент мерзлотной устойчивости — КМУ,
экологической опасности — КЭО, коэффициент опасности — Ко и пр. [Тумель, Зотова, 2017].
Процедура оценки с помощью этих индексов следующая. Отбирается ряд литокриогенных
и биотических факторов, которые определяют активизацию криогенных процессов и ресурсный
потенциал территории. Далее составляется таблица балльных интервалов для каждого оценоч-
ного фактора. В соответствии с таблицей каждому ландшафту присваивается соответствующий
балл с целью выведения интегрального «суммарного» индекса опасности. С учетом градаций
этих расчетных индексов ландшафты ранжируются по уязвимости к освоению. В итоге состав-
ляются ГИС-карты мерзлотно-экологического содержания, как то: карты потенциальной устой-
чивости ландшафтов к механическим нарушениям; карты геоэкологических ситуаций; карты
мерзлотно-экологического состояния; карты природно-ресурсного и природоохранного рай-
онирования.
В крупномасштабных исследованиях целесообразно использовать многофакторный корре-
ляционный анализ оценочных факторов, который, во-первых, позволяет оценивать их значи-
мость и, во-вторых, приближает качественную оценку к количественной. Во всех случаях тра-
диционно используют экспертные баллы, которые либо просто складывают, либо выводят
среднее арифметическое (реже — среднее геометрическое), либо используют расчетно-
статистические методы. Баллы — это сравнительно-качественная оценка, которая дает воз-
можность численного сопоставления и качественных, и количественных характеристик. Не-
достаток — субъективизм при выборе показателей и при построении шкалы ранжирования, а
также отсутствие у баллов некой размерности. В целях совершенствования экспертных оценок
в геоэкологических исследованиях следует устанавливать единую размерность пофакторных
баллов, используя интервальную 100 процентовую шкалу [Зотова, 2011].
На примере тестовых участков, расположенных в пределах Ямбургского газоконденсатно-
го месторождения показана процедура выбора оцениваемых факторов, способ сопоставления и
ранжирования пофакторных баллов, экодиагностика мерзлотно-экологических ситуаций с уче-
том видов и интенсивности антропогенных нарушений механического характера.
Формирование опасных геоэкологических ситуаций основано на сопоставлении потенциа-
ла устойчивости ландшафта к нарушениям с интенсивностью совокупной антропогенной на-
грузки. Под устойчивостью в данном случае понимается способность противостоять техноген-
ной активизации криогенных процессов наряду с изменениями самих природных комплексов,
которые могут привести к необратимому ухудшению экологической обстановки и недопусти-
мым деформациям инженерных сооружений [Тумель, Зотова, Гребенец, 2008]. Для криолитозо-
ны наиболее существенны механические нарушения, которые возникают в ходе возведения и
эксплуатации инженерных объектов и добычи полезных ископаемых — прокладка линейных
коммуникаций, сооружение кустовых площадок, бурение скважин, разработка карьеров и т. д.
К механическому виду нарушений следует отнести и столь характерный для Севера вид антро-
погенного воздействия, как выбивание, стравливаемость оленьих пастбищ вследствие перевы-
паса, а также вырубка лесов, гари. Все эти нарушения активизируют развитие термокарста, со-
лифлюкции, дефляции, способствуют расширению заболоченных площадей.
Для оценки формирования различных геоэкологических ситуаций строится таблица-
матрица, по горизонтальной оси — группы устойчивости в соответствии с градациями вычис-
ленных индексов, а по вертикали — категории нагрузки [Зотова, Королева, Дедюсова, 2007].
Категории антропогенной нагрузки ранжируется по типам и видам механических нарушений,
остаточной оленеемкости, скорости восстановления растительности, доле нарушенных земель.
Тип возможной ситуации определяется по сумме баллов в каждой ячейке матрицы на основе
экспертной оценки характера проявления экзогенных процессов (по скорости развития опасных
криогенных процессов и площади пораженной ими территории). В итоге, все ячейки объединя-
ются в четыре группы, формируя типы геоэкологических ситуаций согласно нормативным
документах Минприроды РФ по охране природы: относительно удовлетворительная, напряжен-
ная, критическая, кризисная [Геоэкология криолитозоны, 2014]. Каждая ситуация характеризует-
ся определенным набором экзогенных процессов разной интенсивности и, соответственно, имеет
свой спектр природоохранных мероприятий и ограничений хозяйственного использования.
144
Таким образом, на картах мерзлотно-экологических ситуаций показаны не только ареалы
проявления криогенных процессов (представляющих опасность для функционирования инже-
нерных сооружений), но и отражено ресурсно-биотическое состояние природных комплексов
(в первую очередь — оленьих пастбищ). Последнее направлено на определение компенсаци-
онных выплат за возможное отчуждение пастбищепригодных земель и, в целом, на выработку
грамотной стратегии управления природопользованием в области вечной мерзлоты.
1. Зотова Л.И. Теоретические и прикладные аспекты экспертной геоэкологической оценки опасности
хозяйственного освоения в рамках новой образовательной программы. Материалы Четвертой кон-
ференции геокриологов России, МГУ имени М.В. Ломоносова, Т.3. Часть 9. 2011. С. 224-231.
2. Зотова Л.И., Королева Н.А., Дедюсова С.Ю. Оценка и картографирование кризисных экологических
ситуаций на территориях газопромыслового освоения в криолитозоне. // Вестник Моск. ун-та. Сер. 5
«География», 2007. №3. С. 54-59.
3. Тумель Н.В., Зотова Л.И. Геоэкология криолитозоны : учебное пособие для бакалавриата и магист-
ратуры. 2-е изд., испр. и доп. М. : Издательство Юрайт, 2017. 220 с.
4. Тумель Н.В., Зотова Л.И., Гребенец В.И. Концепция устойчивости криогенных ландшафтов / Гео-
графические научные школы Московского университета. Под ред. акад. Н.С. Касимова и др. М.: Из-
дательскийдом «Городец», 2008. С. 139-144.
5. Tumel N.V., Zotova L.I. Cryolithozone Geosystems Response on Anthropogenenic Impacts. International
Conference on ARCTIC, SUBARCTIC: MOSAIC, CONTRAST, VARIABILITY OF THE
CRYOSPHERE .Melnikov, V.P., Drozdov, D.S. (ed), Tyumen, RUSSIA, 2015. С. 379-382.
éñÖçäÄ ãÄçÑòÄîíçé-ùäéãéÉàóÖëäéÉé êàëäÄ

ûÉé-ÇéëíéäÄ íéåëäéâ éÅãÄëíà
Квасникова З.Н.1, Каширо М.А.2
Национальный исследовательский Томский государственный университет, Томск, Россия,
1
zojkwas@rambler.ru; 2mkashiro@yandex.ru
ASSESSMENT OF LANDSCAPE AND ECOLOGICAL RISK

OF THE SOUTH-EAST OF THE TOMSK OBLAST’
Kvasnikova Z.N.1, Kashiro M.A.2
National Research Tomsk State University, Tomsk, Russia,
1
zojkwas@ rambler.ru; 2mkashiro@yandex.ru
Abstract: Geosystems of urban territories are subject to radical restructuring and significant trans-
formation in the development process. Assessment of natural and technogenic risks in the urbanized ar-
eas is one of the important problems of modern physical geography. Analysis of landscape ecological
risk is necessary for carrying out comprehensive studies to identify various natural and anthropogenic
hazards, to determine their qualitative and quantitative characteristics. Analysis of risks allows recom-
mending the area for certain types of anthropogenic activity and predicting its further development. We
carried out assessment of environmental geochemical risk and integrated landscape ecological risk
within key area in the basin of the river Basandayka. The key area is the most populated and economi-
cally developed territory of South-East of the Tomsk oblast’. Large ancient villages such as
Luchanovo, Belousovo, Bogashevo, Petukhovo, Basandayka, Anikino are located in Basandayka river
basin. Garden-plots of Horticultural Society, pastures and arable land are also located here. Anthropo-
genic pressure on the territory has been increasing over past decades.
The methodology of scoring was applied to determine the ecological and geochemical risk. The
form of basic landscape and its location within a landscape-geochemical catena serve as the criteria for
evaluation. The results of the evaluation were represented on the map of ecological-geochemical risk.
Integrated environmental risk assessment was performed by overlaying maps of ecological-
geochemical risk and risk of erosion processes at the key area.
The result has revealed that elementary geochemical landscapes with natural vegetation and slopes
less than 30 degrees (eluvial location) are exposed to minimal risk. Lower part of the catena (eluvial-
145
accumulative location) suffer the highest risk. There are open-casts, anthropogenic water objects and
agricultural land (arable land) within the key area.
We can conclude that the significant part of the study area (approximately 30%) is exposed to
landscape-ecological risk and the remainder is potentially dangerous because of the development of
adverse natural processes.
Введение
Одной из актуальных задач современной физической географии является изучение и оцен-
ка природных и техногенных рисков урбанизированных районов, испытывающих в результате
коренной перестройки территориального и экономического развития страны значительную
трансформацию геосистем. Анализ ландшафтно-экологического риска необходим при прове-
дении комплексных исследований по установлению различных природных и техногенных
опасностей, определению их качественных и количественных характеристик, анализу степени
допустимости и приемлемости риска и принятию решений по его снижению и контролю. Во
многих случаях анализ опасных процессов в одном из компонентов геосистемы, например, ли-
тогенной основе, является ядром ландшафтно-экологических исследований, поскольку техно-
генные изменения в морфолитосистеме влекут за собой повышение уровня других видов рис-
ков: гидроклиматических, геохимических, геологических и др. [Осинцева и др., 2014].
Нами проведены оценки эколого-геохимического и интегрального ландшафтно-экологи-
ческого рисков на основе картографирования элементарных природных, природно-антро-
погенных и антропогенных комплексов ключевого участка в бассейне р. Басандайки юго-
востока Томской области.
Объект и методы исследования
Исследуемый ключевой участок в бассейне р. Басандайки, является наиболее заселенным
и освоенным в хозяйственном отношении. Здесь расположены крупные старинные села: Луча-
ново, Белоусово, Богашево, Петухово, Басандайка, Аникино; большие массивы садоводческих
товариществ, пастбища и пашни. На протяжении последних десятилетий отмечается усиление
антропогенного давления — строительство коттеджных поселков, дорог, линий ЛЭП, рекреа-
ционных объектов. Строительство и распашка сопровождаются накоплением антропогенных
геологических отложений, изменением рельефа, перераспределением поверхностного стока и
др. Доля антропогенных ландшафтов составляет примерно 42% от площади исследуемого рай-
она [Квасникова, Каширо, 2014].
Морфологическая структура ландшафтов территории определена в 2003 году, в 2010-2012
и 2015-2016 гг. на территории ключевого участка нами проведены повторные исследования
пространственного расположения элементарных геохимических ландшафтов. Геохимические
ландшафты образуют парагенетические ассоциации неравномерно сочетающихся элементар-
ных ландшафтов, связанных между собой миграцией химических элементов. Элементарный
геохимический ландшафт представляет определенный тип местности с однородными компо-
нентами — рельефом, почвами, растительностью и климатом. Все эти условия создают опре-
деленную разность почвы и свидетельствуют об одинаковом развитии взаимодействия между
горными породами и организмами. Ландшафтно-геохимический подход позволяет по одной
методике оценить территорию, представленную природными и антропогенными ландшафтами.
Результаты и выводы
Одним из факторов формирования ландшафтно-геохимической среды, влияющей на ха-
рактер размещения и миграцию химических элементов, является расчлененность рельефа.
Исследуемая территория характеризуется расчлененным рельефом, развита густая речная сеть
(р. Басандайка с притоками). Приречные склоны водораздельной равнины осложнены балками,
оврагами, а в центральных ее участках развиты западины, глубиной 0,5-3 м. Суммарное гори-
зонтальное расчленение рельефа (реками, балками) не одинаково: в восточной части, близ
устья р. Басандайки горизонтальное расчленение изменяется от 0,7 до 1,3 км/км2, по направле-
нию к истоку расчленение увеличивается, в западной части бассейна часто встречаются участ-
ки с расчленением до 2 км/км2. Участки с максимальным расчленением — 1,5-2 км/км2 — на-
блюдаются в верхних частях склонов междуречий Басандайки — Ушайки и Басандайки —
Тугояковки [Каширо и др., 2012].
146
Различное содержание химических элементов в ландшафтах в значительной степени зави-
сит от форм макро- и микрорельефа. Наличие склонов способствует миграции, а их крутизна,
форма и протяженность влияют на интенсивность перемещения химических элементов. На
возвышенных участках почвы обеднены химическими элементами, здесь встречаются, глав-
ным образом, элементы, характеризующиеся слабой миграционной подвижностью. В пони-
женных участках рельефа содержание элементов увеличивается.
Нами в пределах исследуемой территории было выделено шесть типов элементарных гео-
химических ландшафтов: элювиальный, трансэлювиальный, элювиально-аккумулятивный, су-
пераквальный, аккумулятивно-элювиальный, транссупераквальный. Доминирующим типом
является трансэлювиальный, на его долю приходится примерно 60% ключевого участка [Квас-
никова, 2003].
Для определения эколого-геохимического риска была применена методика балльной оцен-
ки. В качестве критериев нами учитывались вид элементарного ландшафта и его местоположе-
ние в пределах ландшафтно-геохимической катены. Последний показатель очень важен, так
как он определяет интенсивность механической миграции химических элементов, в том числе
являющихся загрязнителями окружающей среды. Также принималось во внимание соотноше-
ние природных и антропогенных комплексов, возможность вторичного загрязнения ландшаф-
тов от техногенных источников и в результате активизирования природных процессов. Резуль-
таты оценки были отражены на карте эколого-геохимического риска (рис. 1).
Рис. 1. Эколого-геохимический риск ландшафтов ключевого участка.

Условные обозначения: 0 баллов — слабый риск, 1 балл — средний риск, 2 балла — сильный риск
К зоне сильного эколого-геохимического риска (2 балла) на исследуемой территории отне-

сены транссупераквальные (пойменные) комплексы долины р. Басандайки и ее притоков, а
147
также элювиально-аккумулятивные элементарные ландшафты нижних частей склонов террас,
междуречья и балок, где существует опасность загрязнения водотоков.
Балочное расчленение на исследуемой территории увеличивается в направлении с востока
на запад, что определяет аналогичное изменение суммарного расчленения территории.
В западной и центральной частях равнины доминируют значения от 0,3-0,6 км/км2 до 1,5-
1,8 км/км2 (3-4 балки на 1 км2) [Каширо, Жилина, Васильева, Евсеева]. Глубина балок местами
достигает 15-20 м. Довольно часто в их устьевых частях вскрываются грунтовые воды, напри-
мер, у с. Лучаново, в районе Таловских известковых чаш и др. Эти воды разгружаются на по-
верхности первой надпойменной террасы и поймы р. Басандайки. Поступление загрязняющих
веществ по днищам балок будет способствовать загрязнению грунтовых и поверхностных вод.
Кроме того, в зоне высокого риска находятся трансэлювиальные элементарные ландшаф-
ты — преимущественно крутые склоны междуречья, примыкающие ко второй террасе
р. Басандайки, расположенные на юго-западе исследуемого района. Крутизна склонов здесь
колеблется от 0 до 25. В настоящее время эти склоны, заросшие лугово-кустарниковой расти-
тельностью, подвергаются сильному антропогенному воздействию. В пределах бассейна рас-
пахиваются склоны крутизной от слабопологих (0-1) до довольно крутых (7-9). Появляются
многочисленные лесные тропы и дороги рекреационного назначения. На месте тропинок унич-
тожается растительность, и наблюдаются первые признаки дорожной эрозии. В целом участки
сильного эколого-геохимического риска составляют 11,5% от всей площади исследуемого рай-
она. Несмотря на то, что зона с высоким эколого-геохимическим риском занимает незначи-
тельную часть исследуемого района, элементарные ландшафты, входящие в эту зону имеют
важное природоохранное значение.
Зона среднего экологического риска (1 балл) включает преимущественно трансэлювиаль-
ные, и аккумулятивно-элювиальные элементарные ландшафты. Это в основном пологие скло-
ны 1 и 2 надпойменных террас, междуречной равнины занятые пашнями, пастбищами, садо-
выми участками, достаточно удаленные от речной долины и не имеющие с водотоками
непосредственной связи. При интенсивном техногенном воздействии не исключена вероят-
ность прорыва катены и ее смыкания с трансаквальными системами. На долю ландшафтов
среднего экологического риска приходится 30% исследуемой территории.
Зона пониженного экологического риска (0 баллов) соответствует элювиальным агро-
ландшафтам вершинных поверхностей междуречной равнины, трасэлювиальным ландшафтам
с лесной и луговой растительностью. Они удалены от речных долин, катены здесь закрытые.
К тому же эти ландшафты имеют достаточно высокий потенциал самоочищения, поскольку в
них хорошо развит почвенно-растительный покров, формирующий площадной сорбционный
барьер. Площадь это зоны составляет примерно 58% от площади всей исследуемой террито-
рии. При общем благоприятном фоне в них имеется «слабое звено» — суффозионно-
просадочные депрессии на хорошо дренированных участках. Эти аккумулятивно-элювиальные
элементарные ландшафты служат местными геохимическими барьерами, в которых могут на-
капливаться тяжелые металлы и другие загрязняющие вещества.
Интегральная оценка экологического риска производилась путем наложения карт эколого-
геохимического риска и риска развития эрозионных процессов на ключевом участке (послед-
няя выполнена Осинцевой, Квасниковой в 2014 г.). Итогом выполненной работы стала карта
«Интегральная оценка экологического риска» (рис. 2).
Ноль баллов (очень слабый риск) присваивался элементарным геохимическим ландшаф-
там, занятым естественной растительностью, с крутизной склонов до 3° (элювиальные место-
положения). В один балл (слабый риск) оценивались природные и антропогенные ландшафты
(пастбища, садовые участки), расположенные на пологих склонах (3-5°) и занимающие трансэ-
лювиальное и аккумулятивно-элювиальное местоположение в пределах геохимической кате-
ны. На долю этой зоны приходится большая часть исследуемого района — 37,6% . Два и три
балла (умеренный и сильный риск) присваивался возделываемым агроландшафтам (пашням),
садовым участкам, населенным пунктам, лесам занимающих трансэлювиальное положение
(крутизна склонов свыше 5), балкам, пойменным участкам. Больше всего таких ландшафтов
расположено в юго-западной и северо-восточной частях исследуемого района. Наивысший
риск (4 балла) получили карьеры, аквальные ландшафты (пруды антропогенного происхожде-
148
ния) и сельскохозяйственные земли (пашни), расположенные в нижней части катены (элюви-
ально-аккумулятивное местоположение).
Рис. 2. Интегральная оценка экологического риска ключевого участка.

Условные обозначения: 0 баллов — очень слабый риск, 1 балл — слабый риск, 2 — умеренный риск,
3 балла — сильный риск, 4 — очень сильный риск
Анализируя выполненную работу, можно сделать вывод, что значительная часть иссле-
дуемой территории (примерно 30%) подвержена ландшафтно-экологическому риску, а осталь-
ная часть является потенциально опасной для развития неблагоприятных природных процес-
сов (геоморфологических, геохимических), неизбежно возникающих в результате активизации
хозяйственной деятельности.
1. Каширо М.А., Жилина Т.Н., Васильева М.С., Евсеева Н.С. Эколого-геоморфологические исследова-
ния бассейна р. Басандайки (Томская область) // Вестник ТГУ, 2012. № 362. С. 184-188.
2. Квасникова З.Н. Геохимические ландшафты Томь-Яйского междуречья (в пределах Томской облас-
ти): автореф. дис. … канд. геогр. наук. Томск, 2003. 20 с.
3. Квасникова З.Н., Каширо М.А. Эколого-геохимическая оценка почв бассейна р. Басандайки (юго-
восток Томской области) // Бассейновые территории: проблемы и пути их решения: материалы
II Международной научно-практической конференции. Ишим, 28 мая 2014 г. Ишим, 2014. С. 85-88.
4. Осинцева Н.В., Квасникова З.Н., Евсеева Н.С. Риск развития эрозионных процессов на западном
склоне Томь-Яйского междуречья // География и природные ресурсы, 2014. № 2. С. 86-90.
149
éíêÄÜÖçàÖ íêÄçëîéêåÄñàà ãÄçÑòÄîíéÇ
ÉéêéÑëäàï íÖêêàíéêàâ Ç åéêîéãéÉàóÖëäàï éëéÅÖççéëíüï
èêéîàãÖâ èéóÇ (çÄ èêàåÖêÖ „. íûåÖçú)
Константинова Е.Ю.
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, konstantliza@gmail.com
URBAN LANDSCAPES CHANGE REFLECTION IN MORPHOLOGICAL

FEATURES OF SOILS PROFILES (CASE STUDY OF TYUMEN)
Konstantinova E.Yu.
Tyumen State University, Tyumen, Russia, konstantliza@gmail.com
Abstract: Contemporary intensive urbanization of Tyumen leads to a significant transformation
of the natural environment. Active expansion of residential and industrial areas is due to the ongoing
development of adjacent agricultural and natural areas. This process leads to the transformation of nat-
ural landscapes. Natural soils are replaced by anthropogenically transformed. Urban soils occupy sig-
nificant areas in all functional zones of the city. Anthropogenic activity as a factor of soil formation is
manifested in the morphological features of soils, especially the upper horizon. Direct influence leads
to the mixing of the upper soil horizons, the burial of natural and anthropogenically transformed
organogenic horizons, the appearance of midline horizons on the surface of the soil, the creation of new
horizons and soils. Thus, the morphological features of soils are the representative source of infor-
mation on the pattern and scale of changes in economic activity.
Введение
Урбанизация является одной из главных тенденций современного мира. Рост численности
городского населения, и, как следствие, увеличение площади урбанизированных ландшафтов,
приводит к существенной трансформации элементов ландшафтной сферы при всесторонней
хозяйственной деятельности человека или антропогенезу [Федотов, 2006]. Подобные измене-
ния затрагивают не только естественные ландшафты в целом, но и отдельные их компоненты,
такие как почвенный покров. Антропогенно-преобразованные почвы занимают значительные
площади в пределах урбанизированных территорий, специфичны для каждой конкретной
функциональной зоны. Характер антропогенного воздействия на почвы города определяется
типом землепользования, отражается в профиле городских почв в виде образования соответст-
вующих антропогенных горизонтов, либо изменения свойств поверхностных горизонтов [Про-
кофьева, Попутников, 2010].
Природные ландшафты города Тюмени
Город Тюмень расположен на юго-западе Западно-Сибирской равнины. Климатические
условия характеризуется продолжительной зимой с длительными морозами и устойчивым
снежным покровом, непродолжительными и безморозными переходными периодами, корот-
ким теплым летом. Территория находится в зоне пониженной теплообеспеченности и избы-
точного увлажнения с коэффициентом 0,8 [Соколов, 1968].
Территория города расположена в пределах Ишимской наклонной равнины [Городецкая,
Мещеряков, 1971]. Протекающая с запада на восток р. Тура делит территорию на две неравные
части: северная часть представляет собой выположенную заболоченную поверхность III НПТ
р. Туры со значительным распространением озерно-болотных форм, южная — сочетанием по-
верхностей III-IV НПТ, осложненных эоловыми и эрозионными формами в виде уступов и
грив, и дренированным расчлененным Тура–Пышминским междуречьем [Безуглая-Анненкова,
Матусевич, 1998]. Река Тура имеет хорошо выработанную долину. Пойма двусторонняя, ши-
риной 2-6,5 км, изрезана озерами-старицами, ложбинами стока; присклоновая часть частично
заболочена. Правый склон долины высокий, выпуклый, террасированный до с. Кулаково. Ле-
вый склон низкий, очень пологий, незаметно сливающийся с прилегающим к реке Тарманским
болотом [Безуглая-Анненкова, Матусевич, 1998]. Оба склона сложены суглинистыми грунта-
ми, рассечены балками и долинами притоков, покрыты смешанным лесом, у населенных пунк-
тов распаханы. Абсолютные отметки высот в пределах города изменяются от 50 до 120 м.
150
В соответствии с физико-географическим районированием Тюменской области [1973] рас-
сматриваемая территория относится к Тюменскому району Туринской подпровинции Тавдин-
ской провинции подзоны мелколиственных осиново-березовых лесов.
Естественные ландшафты территории представлены сосновыми лесами на подзолах и под-
бурах, сформированными на субаэральных песчаных отложениях высоких террас Туры, оси-
ново-березовыми и березовыми колками на серых лесных осолоделых почвах и разнотравными
лугами на серых лесных на плакорах на супесчаных отложениях, заливными лугами пойм на
аллювиальных темногумусовых почвах, осоково-гипновыми болотами на торфяных эутроф-
ных почвах.
Наряду с естественными ландшафтами, в условиях города распространены антропогенно-
преобразованные ландшафты. Их возникновение и развитие во многом определяются историей
и интенсивностью урбанизации, типом землепользования.
Специфика изменений ландшафтов городской территории в контексте интенсивной
урбанизации
История города насчитывает 430 лет. Город Тюмень основан в 1586 г. как острог, до сере-
дины XIX в. существовал как крупный транспортный и торговый узел. В конце XIX в. появи-
лись первые производства. Начало промышленного роста связано с эвакуацией в военное вре-
мя ряда мощных промышленных предприятий, однако активная урбанизация территории
совпала с началом освоения крупных месторождений нефти и газа севера области в период с
конца 60-х XX в. и продолжается по настоящее время. Интенсивность урбанизации можно
оценить, обратившись к статистическим данным. Так, только за последние 15 лет численность
населения увеличилась почти в 1,5 раза, площадь города более чем в 3 раза (рис. 1). По состоя-
нию на 1 января 2016 г. численность населения составляет 720,6 тыс. чел., площадь —
0,7 тыс. км2 [Города Тюменской области…, 2016]. Стабильно растет число предприятий и ор-
ганизаций (рис. 1), открываются новые крупные производства.
В пределах города выделяются жилые, общественно-деловые, производственные зоны, зо-
ны инженерной и транспортной инфраструктур, зоны сельскохозяйственного использования,
зоны рекреационного назначения, зоны особо охраняемых территорий, зоны специального на-
значения, зоны размещения военных объектов и иные зоны [ст. 35, Градостроительный кодекс
РФ, 2004]. Интенсивная урбанизация сопровождается высокими темпами строительства жилых
кварталов, развитием транспортной инфраструктуры, увеличением площади производствен-
ных территорий. Увеличение площади застроенных территорий происходит, как правило, за
счет изменения вида использования земельных участков в составе зон сельскохозяйственного
использования. Антропогенная деятельность приводит к существенным изменениям исходных
природных ландшафтов. В антропогенез вовлекаются, в том числе, отдельные компоненты
ландшафта, такие как почвы, попадающие под воздействие качественно нового фактора поч-
вообразования — антропогенной деятельности.
Рис. 1. Интенсивность урбанизации г. Тюмень за период 2002-2016 гг. (по данным Росстата [Социально-
экономическая…, 2016]): слева — динамика изменения численности населения и площади городской
территории; справа — динамика изменения количества организаций и предприятий
151
Антропогенная деятельность как фактор почвообразования проявляется в косвенном воз-
действии, состоящем в модификации факторов почвообразования, и прямом, заключающемся
в подкислении, подтоплении, нарушении почвенного профиля, конструировании почвенного
профиля, подобного естественному [Апарин, Сухачева, 2015]. Рассмотрим подробнее прямое
воздействие антропогенного фактора, наиболее выраженного в морфологическом строении
профилей антропогенно–преобразованных почв.
Особенности морфологического строения профилей почв под прямым антропоген-
ным воздействием
Полевые работы проводились в период с июня по сентябрь 2016 г. в пределах границ насе-
ленного пункта г. Тюмень, включающей как территории плотной городской застройки, так и
сопутствующие земли сельскохозяйственного и прочего назначения. Объектом рассмотрения в
данной работе являются антропогенно-измененные почвы города Тюмени. Описание и диагно-
стика горизонтов и признаков проводилось на основе «Классификации и диагностики почв
России» [2004] с учетом предложений по введению городских почв в систему классификации
почв России [Прокофьева и др., 2014].
Процесс прямого антропогенного воздействия вызывает 4 типа изменения почвенного
профиля: перемешивание почвенных горизонтов, срезание части профиля, погребение почвы и
«конструирование» нового профиля [Апарин, Сухачева, 2014]. Направленность и интенсив-
ность процессов антропогенного воздействия в почвах различных функциональных зон города
неравномерны. Характер данных изменений соответствуют степени трансформации земле-
пользования в каждой конкретной функциональной зоне, и, соответственно, выраженности
перехода от естественных к антропогенным ландшафтам.
Перемешивание почвенных горизонтов встречается в профиле почв различных функцио-
нальных зон. Наиболее частым проявлением является перемешивание верхних горизонтов при
вспашке агропочв, при сведении растительности и выравнивании поверхности при строитель-
стве объектов в селитебных и промышленных зонах. Формируются турбированные горизонты
с характерным пятнистым рисунком, морфонами нижележащих горизонтов. Так, например, в
темно-сером среднесуглинистом плотном горизонте UR, содержащим щебень и строительный
мусор, на глубине 7-22 встречается рыжий тяжелосуглинистый морфон нижележащего гори-
зонта (рис 2а).
Срезание поверхностных почвенных горизонтов встречается достаточно часто во всех
функциональных зонах. Происходит за счет дефляции или эрозии, вызванной сведением рас-
тительного покрова, прокладкой грунтовых дорог и др., либо при механическом удалении
горизонта при планировании участка под строительство. Верхний органогенный горизонт
исчезает, на поверхность выходит срединный горизонт, образуется абрадированная почва
(рис. 2б).
Погребение почв и почвенных горизонтов под слоем привнесенного материала происходит
при планировании участков под застройку в селитебных и промышленных зонах. При разме-
щении объектов транспортной и инженерной инфраструктуры происходит погребение почв
под асфальтом. Рассмотрим первый случай. В почвенном профиле выделяется верхний техно-
генный горизонт-слой искусственного материала (TCH), слабо затронутый процессами почво-
образования, со значительным количеством бытового и строительного мусора, и нижележащий
органогенный горизонт (рис. 2в).
В пределах урбанизированной территории, особенно в границах селитебной и промыш-
ленной зон, широко распространены искусственно созданные или «сконструированные» поч-
вы. Такие почвы часто встречаются в жилых микрорайонах современной многоэтажной за-
стройки, в коттеджных поселках, точечной застройки в историческом центре города при
благоустройстве придомовых территорий: газонов, клумб, скверов и т. д. На естественный ми-
неральный горизонт или искусственный техногенный слой привносится компостный материал
(рис. 2г), как следствие, образуется маломощное техногенное поверхностное образование, не
затронутое почвообразованием.
152
Рис. 2. Функциональные зоны и проявления антропогенного воздействия в профилях городских почв:
а — перемешивание горизонтов в урбаноземе промышленной зоны (Матмассы, 57°11′33,7″N,
65°38′55,5″E); б — срезание горизонта в абрадированном урбодерново-подбуре рекреационной зоны
(Чертова поляна, 57°13′12,5″N, 65°29′58,9″E); в — погребение культорозема в селитебной зоне
(СНТ Ивушка, 57°14′03,0″N, 65°34′19,0″E); г — реплантозем в селитебной зоне
(ЖК Столичный на ул. Запольной, 57°09′03,1″N, 65°31′31,5″E)
Интенсивная урбанизация г. Тюмени в современный период ведет к значительной транс-
формации природной среды. Активное расширение селитебных и промышленных зон проис-
ходит вследствие непрерывной застройки прилегающих территорий, бывших в сельскохозяй-
ственном использовании или естественном состоянии. Происходит трансформация
естественных ландшафтов. Данный процесс сопровождается сменой естественных почв антро-
погенно-преобразованными, которые занимают значительные площади и встречаются во всех
функциональных зонах города.
Антропогенная деятельность как фактор почвообразования проявляется в особенностях
морфологического строения почв, особенно верхнего горизонта. Прямое воздействие приводит
к перемешиванию верхних почвенных горизонтов, погребению естественных и антропогенно-
преобразованных органогенных горизонтов, появлению срединных горизонтов на поверхности
или сведению почвы, созданию новых горизонтов и почв.
Таким образом, особенности морфологического строения почв являются репрезентатив-
ным источником информации об истории трансформации ландшафтов городских территорий в
связи с характером и масштабом хозяйственной деятельности человека.
1. Апарин Б.Ф., Сухачева Е.Ю. Классификация городских почв в системе российской и международной
классификации почв // Бюллетень Почвенного института им. В.В. Докучаева. 2015. Вып. 79. С. 53-72.
153
2. Апарин Б.Ф., Сухачева Е.Ю. Принципы создания почвенной карты мегаполиса (на примере Санкт-
Петербурга) // Почвоведение. 2014. №7. С. 790-802.
3. Безуглая-Анненкова И.Н., Матусевич В.М. Гидрогеологические условия береговой зоны р. Туры
в г. Тюмени // Нефть и газ. 1998. №3. С. 8-15.
4. Города Тюменской области // Регионы России. Основные социально-экономические показатели го-
родов [Электронные данные] : банк готовых документов / Федеральная служба государственной ста-
тистики. Электрон. данные. М.: Федеральная служба государственной статистики, 2016. Режим дос-
тупа: http://www.gks.ru/bgd/regl/b16_14t/Main.htm (дата обращения 10.05.2017).
5. Городецкая М.Е., Мещеряков Ю.А. Морфоструктурное районирование Западно-Сибирской равнины
// Атлас Тюменской области. –1:8 000 000. Москва; Тюмень: ГУГК, 1971. Вып. 1. Лист 10.
6. Градостроительный кодекс Российской Федерации от 29.12.2004 N 190-ФЗ (ред. от 07.03.2017) //
СПС Консультант Плюс.
7. Классификация и диагностика почв России. Смоленск: Ойкумена, 2004. 235 с.
8. Прокофьева Т.В., Герасимова М.И., Безуглова О.С., Бахманова К.А., Гольева А.А., Горбов С.Н.,
Жарикова Е.А., Матинян Н.Н., Наквасина Е.Н., Сивцева Н.Е. Введение почв и почвоподобных
образований городских территорий в классификацию почв России // Почвоведение. 2014. № 10.
С. 1155-1164.
9. Прокофьева Т.В., Попутников В.О. Антропогенная трансформация почв парка Покровское-
Стрешнево (Москва) и прилегающих жилых кварталов // Почвоведение. 2010. №6. С. 748-758.
10. Соколов Б.С. Справочник агрогидрологических свойств почв Омской и Тюменской (южной части)
областей. Л., Гидрометеоиздат, 1968. 220 с.
11. Социально-экономическая характеристика г. Тюмени // Регионы России. Основные социально-
экономические показатели городов [Электронные данные] : банк готовых документов / Федеральная
служба государственной статистики. Электрон. данные. М.: Федеральная служба государственной
статистики, 2016. Режим доступа: http://www.gks.ru/bgd/regl/b04_54/IssWWW.exe/Stg/d070/i070450r.
htm (дата обращения 10.05.2017).
12. Федотов В.И. Антропогенез: понятие, особенности, структурные звенья и типы // Ландшафтоведение:
теория, методы, региональные исследования, практика: Материалы XI Международной ландшафтной
конференции / отв. ред. К.Н. Дьяконов. М.: Географический факультет МГУ, 2006. С. 55-57.
13. Физико-географическое районирование Тюменской области / под ред. Н.А. Гвоздецкого. М.: Изд-во
Московского ун-та, 1973. 246 с.
íìêàëíëäé-êÖäêÖÄñàéççõâ èéíÖçñàÄã ãÄçÑòÄîíéÇ

éäêÖëíçéëíÖâ „. íûåÖçú à èÖêëèÖäíàÇõ àï àëèéãúáéÇÄçàü
Лось М.А.
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, mihail_los@mail.ru
TOURIST AND RECREATIONAL POTENTIAL OF THE LANDSCAPES

OF VICINITIES OF TYUMEN CITY AND PROSPECTS OF THEIR USE
Los M.A.
Tyumen State University, Tyumen, Russia, mihail_los@mail.ru
Abstract: Landscapes are not only the environment of human life, but resource base of his differ-
ent activity. The tourist and recreational assessment of landscapes is very important for zoning, plan-
ning and use of it resource potential. Necessary material for an assessment is the landscape maps allow-
ing to define landscape structure of the territory and the prospects of it use. The interpretation of
landscape maps added with topographic maps and space images allows to carry out process of an as-
sessment of tourist and recreational potential of landscapes with the minimum expenses of time and
means. This research shows the assessment of tourist and recreational potential of landscapes of vicini-
ties of the Tyumen city. Author used for an assessment the mid-scale landscape map. An object of an
assessment was taxonomical unit — stow. Also the indicators and criteria allowing to characterize the
tourist and recreational potential of a landscape have been developed: relief (form, character, partition),
vegetation (vegetation type) and resistance to recreational loadings (breeds and type of the soil and
ground cover). In results of research characterize landscapes of vicinities of the Tyumen city as favora-
154
ble, rather favorable and not favorable for implementation of tourist and recreational activity. Main
problem of use favorable and rather favorable landscapes are lack of transport availability and neces-
sary infrastructure. The results of a research can be used for creation of investment projects and devel-
opment of tourism of the region.
Человек всю свою жизнь связан с окружающим его ландшафтом. Ландшафтные комплек-
сы — это жизненная среда, а также место и ресурсная база его многогранной деятельности.
Среди функций ландшафтов есть и рекреационная, направленная на восстановление жизнен-
ных сил, нормализацию состояния физического и психоэмоционального здоровья, интеллекту-
альное развитие человека [Лось, 2013].
Постоянно возрастающий уровень хозяйственной деятельности человека ведет к вовлече-
нию в нее новых территорий. Происходит это без предварительной оценки, в результате чего
ландшафтные комплексы выполняют второстепенные для их потенциала функции. Например,
ценные с туристско-рекреационной точки зрения ландшафты используются как места под жи-
лое и промышленное строительство, транспортные и инженерные коммуникации и т. д. При
этом попавшие под сильное антропогенное воздействие ландшафты, на многие десятилетия
утрачивают рекреационные функции. Это обуславливает потребность в научной оценке и рай-
онировании природных территорий, которые закладывают основу для принятия рациональных
проектно-планировочных решений дальнейшей хозяйственной деятельности [Лось, 2014].
Ландшафт как объект туристско-рекреационной оценки необходимо рассматривать с двух
позиций: во-первых, как сумма отдельных слагающих компонентов (рельеф, климат, поверх-
ностные воды и т. д.), а, во-вторых, как целостное визуально-эстетическое образование (пей-
заж). Функционирование и динамика ландшафтных комплексов, их суточная, сезонная и годо-
вая ритмичность обуславливает пространственно-временной характер туристско-
рекреационной деятельности. В разное время туристско-рекреационная ценность ландшафта и
его компонентов существенно различается, что в свою очередь влияет на характер, виды, фор-
мы туристско-рекреационной деятельности, а изменение природных (прежде всего климатиче-
ских) условий даже лимитирует ее [Лось, 2013]. Различные виды туристско-рекреационных
занятий предъявляют разные требования к природным условиям, что обосновывает важность
покомпонентной оценки. Например, для горнолыжного туризма первоочередное значение име-
ет рельеф и климат, для пляжного отдыха — климат и водные ресурсы и т. д. Ландшафтная
структура территории через показатели разнообразия, контрастности, уникальности, экзотич-
ности и комфортности отражает психоэмоциональное воздействие на человека и тоже является
важным компонентом в оценке туристско-рекреационного потенциала [Лось, 2013].
Основой для туристско-рекреационной оценки и районирования ландшафтов являются
ландшафтные карты. Именно ландшафтные карты дополненные схемами физико-геогра-
фического районирования служат необходимыми материалами туристско-рекреационного
проектирования, позволяющими проводить функционально-рекреационное зонирование тер-
ритории [Теоретические основы…, 1975]. Ландшафтные карты также дают конкретный объект
оценки — ландшафтные комплексы различного ранга в зависимости от масштабов исследова-
ния. [Мироненко, 1981; Ердавлетов, 2000].
В качестве материалов для оценки туристско-рекреационного потенциала ландшафтов ок-
рестностей г. Тюмень была использована ландшафтная карта масштабом 1:200 000 км, а также
средне- и крупномасштабные топографические карты, космоснимки высокого разрешения и
лесоустроительные материалы для сравнения и корректировки полученных результатов. Объ-
ектом оценки является вид урочища, как основная таксономическая единица среднемасштаб-
ных исследований.
Для проведения исследования были выявлены основные показатели оценки, которыми
стали рельеф, растительность и устойчивость ландшафтов к рекреационным нагрузкам. Имен-
но рельеф и растительность во многом определяют характер туристско-рекреационной дея-
тельности и увеличивают пейзажную выразительность территории. Для большинства видов
туристско-рекреационных занятий (лечебные, оздоровительные, спортивные, познавательные)
предпочтительна пересеченная местность с богатой растительностью. Помимо этого значи-
тельное внимание необходимо уделять устойчивости ландшафтов к рекреационным нагрузкам,
т. к. неконтролируемая туристско-рекреационная деятельность ведет к необратимым последст-
155
виям для ландшафтных комплексов: вытаптывание напочвенного покрова и подроста, уплот-
нение почвы и нарушение ее газового и влаготеплового обмена, повреждение древостоя, за-
хламление мусором и т. д.
В качестве основных критериев показателей для рельефа стали формы, характер и расчле-
ненность; для растительности — тип растительности, а для устойчивости — почвообразующие
породы, тип почвы и напочвенный покров. Для каждого критерия была разработана характе-
ристика и градационная бальная шкала, позволяющие оценить ландшафтные выделы в сово-
купности от 0 до 16 баллов (табл. 1).
Таблица 1
Шкала показателей туристско-рекреационной оценки ландшафтов окрестностей г. Тюмень
№ Показатели Критерии Характеристика Балл
Надпойменные террасы и склоны 2
Формы рельефа Равнины и поймы 1
Низины 0
Плосковолнистый 2
1 Рельеф Характер рельефа Мелкогривистый и пологий 1
Плоский 0
Дренированный 2
Расчлененность рельефа Слабодренированный 1
Недренированный 0
Хвойные и смешанные леса 4
Мелколиственные леса 3
2 Растительность Тип растительности Луга и пашни 2
Кустарники 1
Болота 0
Глинистые, суглинистые 2
Почвообразующие породы
Песчаные и супесчаные 1
Выщелоченные черноземы и серые
2
лесные
Тип почвы Дерново-подзолистые, подзолистые и
1
аллювиальные
3 Устойчивость
Торфяные и торфяно-болотные 0
Разнотравный, разнотравно-злаковый,
2
вейниковый, пашни
Напочвенный покров Осоково-злаковый, ивовый кустарни-
1
ковый, травяно-болотный
Мшистые и ягодно-мшистые леса 0
По результатам проведенной оценки ландшафтные комплексы, получившие от 0 до 8 бал-

лов, были определены как неблагоприятные; от 9 до 12 — относительно благоприятные; и от
13 до 16 — благоприятные (рис. 1). Благоприятными для туристско-рекреационной деятельно-
сти в основном стали ландшафтные комплексы, занимающие дренированные пологие склоны и
плосковолнистые надпойменные террасы и равнины с разнотравными хвойными, смешанными
и мелколиственными лесами на почвах тяжелого механического состава. К относительно бла-
гоприятным были отнесены дренированные и слабодренированные плосковолнистые, и мелко-
гривистые равнины и поймы с пашнями, разнотравными мелколиственными лесами и лугами
на почвах тяжелого и легкого механического состава. И к неблагоприятным в основном были
причислены слабодренированные и недренированные низины с болотными типами раститель-
ности и почв.
156
Рис. 1. Туристско-рекреационный потенциал ландшафтов окрестностей г. Тюмень
Также необходимо отметить, что результаты оценки не противоречат сложившейся прак-

тике, т. к. практически все существующие в настоящее время туристско-рекреационные учре-
ждения (санаторно-курортные предприятия, базы отдыха, детские оздоровительные лагеря и
т. д.) в окрестностях г. Тюмень располагаются в ландшафтных комплексах, получивших наи-
большее количество баллов. Однако количество таких учреждений не велико, и большинство
пригодных территорий в организованной туристско-рекреационной деятельности не задейст-
вованы. Такие ландшафтые комплексы в основном используются населением для стихийной
промысловой рекреации (сбор ягод, грибов, лекарственных растений) и неорганизованной ту-
ристско-рекреационной деятельности в выходные дни вследствие недостатка специальных ле-
сопарковых зон. Это несет в себе серьезную угрозу для ландшафтных комплексов, т. к. в виду
недостаточных экологических знаний и культуры населения они подвергаются сильному ан-
тропогенному воздействию, выраженному в разрушении почв и вытаптывании напочвенного
покрова, вырубке деревьев, захламленности мусором и т. д. Неорганизованная туристско-
рекреационная деятельность нередко приводит к лесным пожарам.
Рациональное и устойчивое использование туристско-рекреационного потенциала ланд-
шафтных комплексов окрестностей г. Тюмень требует принятия мер по созданию условий для
возникновения организованной туристско-рекреационной деятельности. К таким мерам отно-
сятся:
1) создание лесопарковых зон с дорожно-тропиночной сетью, организованными местами
отдыха и сбора мусора для массового бесплатного отдыха населения;
2) разработка проектов по созданию туристско-рекреационных учреждений для частных
инвесторов;
3) разработка и внедрение системы контроля за деятельностью туристско-рекреационных
учреждений в целях охраны природных ресурсов.
Серьезными проблемами использования ландшафтов с высоким туристско-рекреационным
потенциалом являются качество дорог и нередко слабая транспортная доступность. Это суще-
157
ственно снижает их экономическую и инвестиционную привлекательность для осуществления
организованной туристско-рекреационной деятельности.
Таким образом, в окрестностях г. Тюмень находятся ландшафтные комплексы с высоким
туристско-рекреационным потенциалом, которые либо не полностью задействованы в органи-
зованной туристско-рекреационной деятельности, либо не используются вовсе. Дальнейшее
игнорирование этой проблемы может обернуться нецелевым использованием ландшафтных
комплексов и утратой ими туристско-рекреационного потенциала.
1. Ердавлетов С.Р. География туризма: история, теория, методы, практика. Алматы, 2000. 336 с.
2. Мироненко Н.С. Рекреационная география / Н.С. Мироненко, И.Т. Твердохлебов. М.: Изд-во Мос-
ковского университета, 1981. 201 с.
3. Лось М.А. Ландшафтно-экологическая среда и туристско-рекреационная деятельность // Вестник Тю-
менского государственного университета. Вып. 4. Науки о Земле. Издательство ТюмГУ, 2013. С. 50 57.
4. Лось М.А. Природный туристско-рекреационный потенциал ландшафтно-экологической среды:
особенности его оценки и рационального использования // Географический вестник. Вып. 2 (25).
Типография ПГНИУ, 2013. С. 104 109.
5. Лось М.А. Теоретические основы ландшафтно-рекреационного районирования // Рекреационная
география и инновации в туризме: Материалы II Всероссийской научно-практической конференции
Иркутск, 2014. С. 124-125.
6. Теоретические основы рекреационной географии / под ред. В.С. Преображенского. М.: Наука, 1975. 223 с.
éñÖçäÄ ìêéÇçü éáÖãÖçÖççéëíà ÉéêéÑëäéâ íÖêêàíéêàà

ìëíéâóàÇéÉé êÄáÇàíàü
Матвеева А.А.1, Пеленкова М.Г.2
Государственный аграрный университет Северного Зауралья, Тюмень, Россия,
1
matveevaa_2011@mail.ru, 2maria.pelenkova@yandex.ru
ASSESSMENT OF THE LEVEL OF LANDSCAPING IN THE URBAN

AREA OF SUSTAINABLE DEVELOPMENT
Matveeva A.A.1, Pelenkova M.G.2
FSBEI HE Northern Trans-Ural SAU, Tyumen, Russia,
1
matveevaa_2011@mail.ru, 2maria.pelenkova@yandex.ru
Abstract: Human impact on the environment in modern conditions of development of society has
reached a high level and cannot be neutralized occurring in natural objects, natural processes. The need
to preserve the properties of the major natural components (water, air, soil) is important, but even more
significant is the preservation of natural ecosystems, geosystems and landscapes.
The study focuses on the sustainability of the urban area by reducing environmental stress and res-
toration of balance between natural landscape units and built-up (anthropogenically transformed) area.
In the role of an environmental stabilizer is the natural framework of the city. This article lists the
structural elements of natural framework and indicates its importance in spatial planning.
Presents formed a natural frame of the city of Tyumen, including principal components: cores,
corridors and nodes. Has analyzed of landscaping system urban area, has calculated actual density level
of greening the city with only the objects of common use and the level of landscaping, including urban
forests. The figures obtained were compared with the normative on the basis of which the conclusion
about the insufficient level of landscaping was made, although the landscape capacity of the area is
high. We present data on the percentage of the options relative to the total landscaping area in terms of
administrative areas.
The results of the analysis of the presence and condition of green areas define the basic problems
that need to be addressed during the implementation of program activities.
Recommendations for improving existing ecological and landscape organization of urban areas
have proposed. The proposed activities will enhance overall sustainability in the city development and
to normalize its environment.
158
Важнейшим критерием устойчивого развития общества является достижение стратегиче-
ского баланса между человеческой деятельностью и способностью биосферы к саморегуляции.
Однако, несмотря на принимаемые меры, процесс деградации и разрушения природных ланд-
шафтов, являющихся фундаментом существования человеческого общества, продолжается,
растет глобальная экологическая напряженность, которая, в свою очередь, вызывает социаль-
ную напряженность в обществе [Подковырова, 2005].
Вопросы сохранения биоразнообразия необходимо рассматривать как часть более широ-
кой задачи — обеспечения экологической стабильности территории и сохранения генотипов
ландшафтно-экологических структур. Такую функцию может успешно выполнять лишь при-
родный каркас территории.
Под природным каркасом территории города понимается система открытых озелененных
пространств, природных комплексов, формируемая на базе гидрографической сети с учетом
геоморфологии и рельефа и во взаимосвязи с пригородным окружением. Эта система включает:
 особо охраняемые природные территории;
 естественные экосистемы;
 лесопарки;
 озелененные территории всех видов и категорий;
 сельскохозяйственные земли;
 зоны с особыми условиями использования (зоны охраны объектов природного и куль-
турного наследия; водоохранные зоны; зоны охраны источников питьевого водоснабжения;
санитарно-защитные зоны), включая защитные леса и особо защитные участки лесов зеленых
зон городов [Краснощекова, 2010].
Создание условий для благоприятной среды жизнедеятельности человека, рационального
использования природных ресурсов, сохранения уникальных природных территорий и их эко-
систем — важнейшие задачи территориального планирования. Природно-экологический кар-
кас является инструментом для создания этих условий и основой принятия решений по разви-
тию территории.
В качестве объекта исследования выступает территория г. Тюмени. Для создания
природного каркаса города выделены основные его составляющие, а именно:
 «экологические ядра» (площадные элементы);
 «экологические коридоры» (линейные элементы);
 точечные элементы (узлы каркаса).
К экологическим ядрам в г. Тюмени отнесены: особо охраняемые природные территории,
такие как лесопарк «Затюменский» и лесопарк им. Гагарина, а также зеленые насаждения кате-
гории общего пользования, защитные леса, водные объекты (озера Липовое, Нижнее Кривое,
пруды «Лесной», «Утиный», река Тура), затапливаемые поймы, другие природные объекты и
комплексы. В городе и пригородной зоне в состав площадных элементов каркаса включаются:
садовые участки, а по ситуации — участки малоэтажной (коттеджной) застройки с высоким
процентом озеленения (садовое общество «Суходольный», «Лесная поляна» и т. п.). Природо-
охранные зоны выделяются с учетом их репрезентативности по отношению к частям ланд-
шафтного зонирования проектируемой территории.
Линейные элементы или «экологические коридоры» представлены водоохранными зонами
и прибрежными защитными полосами главной водной артерии — реки Туры, а также озер, на-
ходящихся на территории города. Водоохранные зоны устанавливаются с учетом требований
водного законодательства. К линейным элементам относятся также особо защитные участки ле-
сов — это защитные полосы лесов, расположенные вдоль железнодорожных путей, проходящих
по городской территории, и автомобильных дорог; берегозащитные, почвозащитные — вдоль
водных объектов, склонов, оврагов; зеленые насаждения в виде бульваров (Текутьевский буль-
вар), аллей (аллея Молодоженов), озелененные пешеходные зоны, в т.ч. на большие расстояния
вдоль реки Тура (набережная), водные объекты — небольшие пруды (пруд «Южный»).
Точечные элементы — озеленение придомовых участков жилых образований, сады мик-
рорайонов, озеленение объектов ограниченного пользования (детских садов, пришкольных
участков и т. п.).
159
В результате внесения всех указанных структурных элементов на планово-карто-
графическую основу сформирован природный каркас г. Тюмени (рис. 1).
Для оценки уровня озелененности городской территории определен уровень устойчивости
природно-территориального комплекса города. Уровень озеленения территории, рассчитыва-
ется по формуле (1):
Уоз = *100%, (1)
где Уоз. — уровень озеленения территории квартала, %; Sоз.р — площадь озелененной террито-
рии в квартале, м2; Sкв — площадь планировочного квартала, м2.
Рис. 1. Природный каркас г. Тюмени (с выделением основных конструктивных элементов:

ядер, коридоров и узлов)
Для расчета степени озеленения города пользуются нормами, которые дифференцируют в

зависимости от размера города и климатических условий. В соответствии с местными норма-
тивами градостроительного проектирования (МНГП) города Тюмени площадь общегородских
озелененных территорий общего пользования следует принимать в размере 10 м2/чел.
В результате проведенного анализа количественных и качественных характеристик озеле-
ненности территории города в разрезе планировочных кварталов представлены данные по фак-
тической плотности уровня озеленения без учета городских лесов, т. е. только приняв во вни-
мание объекты озеленения общего пользования (рис. 2), а также с учетом городских лесов
(рис. 3). В качестве оценочной единицы принят планировочный район города.
В результате исследования выявлено, что в ряде планировочных районов (Комаровский,
Новорощинский, Утешевский и др.) показатель фактической плотности озеленения без учета
городских лесов равен 0, т. к. на данных территориях отсутствуют насаждения общего пользо-
вания, а озеленение представлено только городскими лесами.
Районы с высокой фактической плотностью (с учетом городских лесов) — Верхнеборский,
Тараскульский, Плехановский. Низкий уровень озеленения отмечен в Центральном, Парфе-
новском, Южном и Заречном планировочных районах, что вызвано высокой плотностью за-
стройки территории.
160
70
64
Березняковский
60 Тарманский
Парфеновский
50
Затюменский
40 Заречный
30 Центральный
20,2 Гилевский
20 15,1 Антипинский
8,4 8,5 Южный
10 5,6 4,5 4,9
1,2 1,8 3,5 Тюменский
0
Рис. 2. Фактическая плотность озелененности города (без учета городских лесов), м2/чел.
4000
3681,8 Затюменский
3500 Комаровский
3056 Новорощинский
2926,6
3000 Утешевский
Плехановский
2500
Тараскульский
Березняковский
2000
Тарманский
1500 Гилевский
Антипинский
1000 Тюменский
639,4
Патрушевский
500 382,4 392,8 380
166,4 131,9 Верхнеборский
72,6 129,8 70,248,5 33,9 42,6 Мысовский
0
Рис. 3. Фактическая плотность озелененности (с учетом городских лесов), м2/чел.
По административно-территориальному делению город разделен на четыре зоны (округа):

Калининский АО, Центральный АО, Лениниский АО и Восточный АО. Проведен анализ уров-
ня озелененности территории по административным округам г. Тюмени (рис. 4).
Выявлено, что самым озелененным округом города (36,3%) является Калининский админи-
стративный округ. Это обусловлено тем, что на территории данного округа расположено боль-
шое количество городских лесов (~733 га), а также ООПТ Лесопарк «Затюменский» (77 га).
В результате проведенного анализа наличия и состояния объектов озеленения можно
сформулировать следующие основные проблемы в данной сфере, которые необходимо решать
в ходе реализации программных мероприятий.
Сложность представляет решение проблем экологической безопасности, отсутствие цело-
стной системы природного каркаса города, остро ощущается недостаток зеленых насаждений
общего пользования. При большой площади рекреационных территорий в границах города зе-
леных насаждений общего пользования недостаточно, удобных для посещения горожанами
парков, садов, скверов крайне мало.
161
Скверы, парки, бульвары в основном расположены в центральной части города, а в пери-
ферийных районах объекты озеленения размещены дисперсно, зачастую во многих жилых
районах полностью отсутствуют организованные озелененные территории общего пользова-
ния, хотя ландшафтные возможности города позволяют в полной мере организовать единую
систему озеленения. В отдельных планировочных районах имеется острый дефицит зеленых
насаждений.
Рис. 4. Процентное соотношение уровня озелененности административных округов г.Тюмени
Проанализировав ситуацию с уровнем озелененности на территории города Тюмени,

предложены следующие рекомендации по совершенствованию сложившейся системы
ландшафтной организации города:
1. Активизировать озеленение территорий жилых микрорайонов (озеленение дворовых
пространств, озеленение приусадебных участков, садово-огородных территорий). Обязать
застройщиков жилых кварталов обеспечивать нормативный уровень озеленения жилых
образований (6 м2/чел.) при сдаче объектов.
2. Сформировать зоны защитного озеленения (санитарно-защитные полосы озеленения с
обеспечением нормативной площади озеленения их зон). Согласно СаНПиН 2.2.1/2.1.1.1200-03
«Санитарно-защитные зоны и санитарная классификация предприятий, сооружений и иных
объектов» процент озеленения санитарно-защитной зоны должен быть не менее 40% (для
предприятий высокого класса опасности) — 60% (для предприятий IV — V класса опасности)
общей площади территории.
3. Осуществлять взаимосвязь между внешними и внутренними зелеными массивами с
помощью бульваров, набережных, прогулочных пешеходных аллей, зеленых полос вдоль ма-
гистралей, специальных защитных полос.
4. Формировать систему озеленения с учетом направлений благоприятных ветров и тече-
ния рек.
5. Использовать принцип чередования преобразованных и естественных участков, чтобы
обеспечить наиболее устойчивый к разрушениям ландшафт.
6. Компенсировать дефицит зеленых насаждений общего пользования путем создания,
обустройства крупных парковых комплексов в периферийных районах с организацией транс-
портной доступности к этим объектам.
1. Краснощекова Н.С. Формирование природного каркаса в генеральных планах городов. М.: Архитек-
тура-С, 2010. 184 с.
162
2. Матвеева А.А., Пеленкова М.Г. Организация использования городских земель на ландшафтно-
экологической основе (на материалах г.Тюмени) // Современные вопросы землеустройства, кадастра
и мониторинга земель. Тюмень: ТИУ, 2016. С. 101-104.
3. Местные нормативы градостроительного проектирования города Тюмени. Тюмень, 2011.
4. Подковырова М.А. Ландшафтно-экологические положения организации использования земель посе-
лений на основе комплексной оценки (на материалах г.Омска и его пригородной зоны): дис. … канд.
с.-х. наук. Омск, 2005. 194 с.
5. СанПиН 2.2.1/2.1.1.1200-03 «Санитарно-защитные зоны и санитарная классификация предприятий,
сооружений и иных объектов». М., 2003. 32 с.
àçíÖÉêÄãúçÄü ìëíéâóàÇéëíú à ÖëíÖëíÇÖççõâ èéíÖçñàÄã

ãÄçÑòÄîíéÇ ûÉé-ÇéëíéóçéÉé äêõåÄ
Мерекалова К.А.1, Харитонова А.О.2
1
merekalova@yandex.ru, 2charitonova-ao@yandex.ru
GENERAL RESILIENCE AND NATURAL POTENTIALS

OF SOUTH-EASTERN CRIMEA LANDSCAPES
Merekalova K.A.1, Kharitonova A.O.2
1
merekalova@yandex.ru, 2charitonova-ao@yandex.ru
Abstract: The landscape response to the anthropogenic impact depends on its resilience. By land-
scape resilience we mean the general resilience of natural landscapes to external influence (potential
resilience). Landscape resilience is an important part of landscape natural potentials that means the
suitability of a landscape to carry different forms of land use. Our task was to examine the possibility
of initial evaluation of landscape general resilience and potentials based on remote sensing imagery,
topographic data and field investigations.
The case study is performed for a key area in the south-eastern part of Crimea peninsula. We stud-
ied the semi-natural landscapes of the Karadag natural reserve and transformed landscapes of surround-
ing territory. The research area is characterized by considerable diversity of landforms and landscape
cover types which have different resilience to external impact — either natural or anthropogenic, and,
as a result, different potentials.
For landscape resilience assessment we used multi-criteria evaluation (MCE) technique based on
hierarchical assessment of a holistic geosystem through the sum of its components resilience values. At
first step we selected the properties of landscape components that determine their individual resilience.
On the basis of quantitative analysis of digital terrain model, multi-spectral satellite images and field
data we evaluated the resilience of landforms, vegetation and soils. Then we summarized partial inde-
pendent resilience values and derived general (potential) landscape resilience. At the last step the joint
comparison of partial resilience evaluations of relief, vegetation and soils allowed identifying the terri-
tories stable or unstable for all the components, as well as the territories that are stable in respect to one
component and unstable in respect to the others.
1. Введение
Природные и природно-антропогенные ландшафты испытывают постоянное внешнее воз-
действие, результатом которого является изменение их первоначального состояния, структуры,
утрата некоторых экологических функций. В условиях возрастающего антропогенного давле-
ния на природные комплексы и необходимости оптимизации использования природных ресур-
сов требуется разработка методики оценки устойчивости ландшафтов, поскольку именно ус-
тойчивость геосистем является важнейшим свойством, определяющим их способность
сохранять структуру и функционирование при воздействии возмущающих внешних факторов
и возвращаться в исходное состояние. При этом для определения допустимых видов и степени
нагрузки на природно-территориальные комплексы (ПТК) разрабатываемая методика должна
быть относительно универсальной и основываться на количественном подходе. Устойчивость
ландшафта является важной составляющей его естественного потенциала — способности
163
удовлетворять различные потребности общества. А.Г. Исаченко [2003] выделяет три главные
составляющие потенциала ландшафта — природно-ресурсный, экологический и потенциал
устойчивости. При этом можно допустить, что на локальном уровне исследования общий по-
тенциал территории в основном зависит именно от потенциала ее устойчивости, а природно-
ресурсный и экологический потенциалы выступают общим зональным и региональным фоном.
Начавшаяся в 1970-х годах дискуссия по проблеме устойчивости ландшафтов актуальна и по
сей день и далека от завершения. Большинство отечественных исследователей [Устойчивость…,
1983; Гродзинский, 1987, и др.] определяют устойчивость как внутреннюю способность системы
находиться в состоянии, близком к равновесию, и возвращаться к нему после различных нару-
шений. При этом природные системы по-разному воспринимают оказанное на них возмущение,
то есть имеют начальный потенциал устойчивости, который определяет их способность проти-
востоять внешним воздействиям. М.Д. Гродзинский [1995] выделяет три вида устойчивости гео-
систем, проявляющихся в них по мере усиления действия раздражающего фактора: 1) инерт-
ность — способность геосистемы оказывать сопротивление при внешнем воздействии;
2) эластичность — способность геосистемы к восстановлению после каких-либо воздействий;
3) пластичность — способность переходить из одного устойчивого состояния в другое.
Проблема устойчивости за рубежом начала обсуждаться также в 70-е благодаря работам
К. Холлинга, но стала особенно актуальной последние пятнадцать лет [Folke, 2016]. В послед-
ние годы появился ряд исследований, направленных на определение общей (general) устойчи-
вости в противовес частной (specific) устойчивости [Folke et al, 2010; Walker, Salt, 2012; Дмит-
риев, Огурцов, 2012]. Частная устойчивость определяется для решения проблем, возникающих
в конкретных системах при одном типе нарушения (один источник воздействия), в то время
как общая устойчивость определяется абсолютно ко всем видам возможных возмущений, в
том числе неизвестным и неожиданным. Исследования показали, что некоторые системы, об-
ладающие высокой степенью устойчивости по отношению к определенному виду воздействия,
неустойчивы в целом, по отношению ко многим источникам возмущения [Folke et al, 2010]. По-
этому, определяя устойчивость системы по отношению к конкретному типу воздействия, есть
вероятность неправомерного завышения этой оценки по отношению к ее общей устойчивости.
Общую устойчивость ландшафтов полезно рассматривать через теорию систем, в основе
которой лежат представления об ассимиляционном потенциале природных систем, как мере их
устойчивости [Артюхов, Мартынов, 2013]. У всех систем имеются три группы факторов ус-
тойчивости: энерговещественные (запас энергии), производящие (эффективность использова-
ния вещества и энергии), информационные (разнообразие вариантов структурной перестройки
при сохранении инварианта развития). Для характеристики и количественной оценки механиз-
мов обеспечения устойчивости необходимы следующие индикаторы: инерционность (валовые
характеристики массы или мощности), эффективность (коэффициент полезного действия),
структурная сбалансированность (величина комбинативного разнообразия структурных эле-
ментов системы) [Артюхов, Мартынов, 2013]. Такое представление согласуется с механизмами
устойчивости по М.Д. Гродзинскому [1995], рассмотренными выше.
Сама процедура интегральной оценки предполагает наличие этапа, связанного с объедине-
нием в одно целое ранее разнородных (многокритериальных) оценок с учетом их вклада в об-
щую оценку. При этом часто используется принцип иерархической организации, когда свойст-
ва систем некоторого уровня иерархии выводятся на основе известных свойств и связей их
подсистем [Дмитриев, 2009; Дмитриев, Огурцов, 2012].
Таким образом, в основе предлагаемой методики оценки устойчивости и потенциала
ландшафтов лежат: понятие общей (интегральной) устойчивости геосистем; представление о
существовании разных механизмов устойчивости, проявляющихся последовательно; понима-
ние природного потенциала ландшафта как его изначальной способности к выполнению раз-
ных социально-экономических функций, которая определяется его устойчивостью; методоло-
гия мультикритериальной иерархической оценки.
2. Методика и результаты исследования
Объектами изучения послужили ландшафты Карадагского природного заповедника и его
окрестностей. Выбор территории исследования обоснован разнообразием ландшафтного по-
крова — здесь встречаются условно коренные леса из дуба пушистого, посадки сосны, на-
стоящие степи, сельскохозяйственные поля и виноградники. В результате различий физико-
164
географических условий и особенностей хозяйственного освоения формируются природные
комплексы, имеющие различную степень устойчивости к воздействиям разного рода.
Для создания интегральной оценки устойчивости ландшафтов был применен иерархиче-
ский подход, при котором итоговый результат оценки определяется на основе суммы оценок
устойчивости отдельных компонентов ПТК. Устойчивость каждого компонента (рельеф, рас-
тительный покров, почва) оценена с помощью набора индикаторов. Выбор индикаторов произ-
водился таким образом, чтобы весь комплекс параметров был сбалансирован, учитывал разно-
образие всех возможных воздействий и все механизмы устойчивости. Значения индикаторов
были получены на основе оцифрованных топографических карт, дистанционной информации
по космическим снимкам, а также данных полевых исследований. Набор используемых инди-
каторов для оценки устойчивости разных компонентов ландшафта, их обоснование, методика
расчета и градации устойчивости приведены в табл. 1. После составления карт для каждого
параметра устойчивости производилось суммирование полученных баллов с поправочными
коэффициентами для учета вклада каждого показателя в формулу оценки устойчивости каждо-
го компонента. Интегральная оценка устойчивости ландшафтов была получена в результате
суммирования частных оценок устойчивости рельефа, почвы и растительного покрова (рис. 1).
Таблица 1
Индикаторы оценки устойчивости компонентов ландшафта
Свойства ком- Обоснование индикаторов
Источник информации
понентов (в скобках — механизм Степень устойчивости
и метод расчета
(индикаторы) устойчивости)
1 2 3 4 5
ЦМР, SAGA Terrain степень риска проявления эк- 0-3 (5 баллов), 3-8 (4 балла),
Крутизна
Analysis — зогенных процессов и их ин- 8-15 (3 балла), 15-25 (2 балла),
склона
Morphometry — Slope тенсивность (инертность) >25 (1 балл)
ЦМР, SAGA Terrain
потенциальная энергия ланд- чем больше расчлененность
Степень Analysis —
шафта к проявлению экзоген- территории, тем меньше ее
расчленения Morphometry -Terrain
ных процессов (инертность) устойчивость
Ruggedness Index
ЦМР, SAGA Terrain выпуклые склоны — неустой-
Форма Analysis — активность проявления скло- чивые, вогнутые — устойчи-
склона Morphometry — Con- новых процессов (инертность) вые, прямые — относительно
vergence Index устойчивые
зависит от положения по от-
ношению к воздушным мас-
интенсивность физического
сам и от радиационного ре-
ЦМР, SAGA Terrain выветривания и возможность
Экспозиция жима: наиболее устойчивы
Analysis — Morpho- проявления опасных процес-
склона территории с нормальным ра-
metry — Aspect сов под воздействием воз-
Рельеф
диационным балансом, защи-

душных масс (инертность)
щенные от потоков воздуш-
ных масс
ЦМР, SAGA Terrain вероятность возникновения 0-3 (5 баллов), 3-5 (4 балла),
Крутизна
Analysis — Morpho- эрозионных процессов (смыв 5-10 (3 балла), 10-12 (2 балла),
склона
metry — Slope почвы) (инертность) >12 (1 балл)
Проектив-ное Снимок Landsat 8,
защита от разрушения, обес- чем больше проективное по-
покрытие SAGA Imagery — Veg
печение нормального функ- крытие растительности, тем
растительно- Indices — Tasseled
ционирования (инертность) устойчивее компонент
сти Cap Transformation
ЦМР, SAGA Terrain обеспечение нормального
чем больше степень увлажне-
Analysis — Hydrology функционирования в усло-
Влажность ния, тем устойчивее компо-
— Topography ― виях засушливого климата
нент
SAGA Wetness Index (инертность)
полевые данные, ста- малое содержание — низкая
Содержание тистическое модели- запас прочности (буферность) устойчивость, высокое со-
Почва
гумуса рование на основе (инертность) держание — устойчивость

ЦМР и ДДЗ увеличивается
165
1 2 3 4 5
ЦМР, классифика-ция
Геохими- потенциальная способность к аккумулятивные (1 балл),
по крутизне склонов
ческая пози- самоочищению (эластич- трансэлювиальные (3 балла),
и нормализованной
ция ность) автономные (5 баллов)
высоте
полевые данные, ста- способность к самоочище-
Щелочно- сильнокислые и сильноще-
тистическое модели- нию, способность усвоения
кислотные лочные почвы снижают ус-
рование на основе важных химических элемен-
условия (рН) тойчивость почв
ЦМР и ДДЗ тов растениями
Снимки Landsat 8,
коренные ландшафты — бо-
Классы управляемая класси- заложенный потенциал ус-
лее устойчивые, искусственно
ландшафтно- фикация на основе тойчивости разных типов
созданные или сильно нару-
го покрова каналов разносезон- биоценозов (инертность)
шенные — менее устойчивые
ных снимков
Снимок Landsat 8,
чем выше значение данного
Величина SAGA Imagery — запас прочности (буферность)
показателя, тем устойчивее
биомассы Vegetation Indices — (инертность)
компонент
TSAVI
полевые данные, раз-
ница значений индек- чем выше значение данного
стабильность функциониро-
Продукция са TSAVI конца и на- показателя, тем устойчивее
вания (эластичность)
чала вегетационного компонент
Растительность
периода
чем ниже значение данного
как лимитирующий фактор в
Снимок Landsat 8, показателя, тем устойчивее
условиях засушливого клима-
Влажность SAGA индекс влаж- компонент (поскольку боль-
та, стабильность функциони-
ности LMI шие значения соответствуют
рования (инертность)
наименьшей увлажненности)
Индекс разнообра-зия
Разнообра- Возможность перехода в дру-
Шеннона (FragStat) на
зие ланд- гое состояние при внешнем Чем выше разнообразие, тем
основе классифика-
шафтного воздействии (пластичная ус- устойчивее система
ции ландшафтного
покрова тойчивость)
покрова
Рис. 1. Интегральная устойчивость ландшафтов
166
Особенность методики позволяет не только оценить интегральную устойчивость ланд-
шафтов, но и определить степень уязвимости отдельных компонентов. Благодаря этому появ-
ляется возможность рекомендовать наиболее целесообразное использование территории в за-
висимости от внутренней устойчивости ландшафтов, предположить реакцию каждого ПТК в
зависимости от типа возможных нагрузок, возникающих вследствие развития на территории
конкретного типа землепользования, т. е. определить природный потенциал ландшафтов. Для
этого была оценена степень устойчивости компонентов в каждом пикселе карты ландшафтного
покрова (3 — устойчивый, 2 — среднеустойчивый, 1 — неустойчивый), а затем проведена со-
вместная классификация всех трех полученных карт устойчивости компонентов ландшафта.
В результате классификации были получены 27 классов с разными комбинациями степени ус-
тойчивости компонентов, для которых были предложены оптимальные виды природопользо-
вания (табл. 2, рис. 2).
Таблица 2
Классификация видов природопользования по требованиям
к устойчивости компонентов ландшафта
Рельеф 1 1 1 2 1 2 2 3 1 1 3 1 3 3 2 2 2 3 3 2 3 1 3 2 3 1 2
Почва 1 2 1 1 2 1 2 3 3 1 1 3 1 3 2 3 3 2 2 2 3 3 1 1 2 2 3
Раститель-
1 1 2 1 2 2 1 3 1 3 1 3 3 1 2 2 3 2 3 3 2 2 2 3 1 3 1
ность
территории, устойчивые/среднеустойчивые по растительно-
спортивный пеший туризм (трек-
сти, неустойчивые по рельефу, неустойчи-
кинг)
вые/среднеустойчивые/устойчивые по почве
территории, среднеустойчивые по рельефу, устойчи-
познавательный, оздоровитель-
вые/среднеустойчивые по растительности, среднеустойчи-
ный, лечебный туризм
вые/неустойчивые по почве
территории, устойчивые/среднеустойчивые по рельефу, ус-
виноградники, поля тойчивые/среднеустойчивые по растительности, обязательно
устойчивые по почве
территории, среднеустойчивые по рельефу, среднеустойчи-
регулируемый выпас вые/неустойчивые по растительности, среднеустойчи-
вые/устойчивые по почве
территории, обязательно устойчивые по рельефу, среднеус-
строительство тойчивые/неустойчивые по почве среднеустойчи-
вые/неустойчивые по растительности
территории, устойчивые по всем компонентам, или же обяза-
разрешается любой вид хозяйст-
тельно устойчивые по рельефу, но среднеустойчивые по рас-
венной деятельности
тительности и почве
территории, неустойчивые по всем компонентам, или неус-
исключается любой вид хозяйст-
тойчивые по растительности и рельефу, неустойчивые по
венной деятельности
растительности и почве
167
Рис. 2. Природный потенциал ландшафтов
Выводы
В результате исследования на основе авторской методики проведена оценка частной ус-
тойчивости компонентов и интегральной устойчивости ландшафтов юго-восточного Крыма.
Полученные результаты отражают степень чувствительности территории к совокупному ан-
тропогенному воздействию. Оценка природного потенциала территории и пригодности ее к
разным видам хозяйственного использования основывается на оценке ее интегральной устой-
чивости. Устойчивые и относительно устойчивые ландшафты пригодны для широкого спектра
видов хозяйственной деятельности. Неустойчивые и малоустойчивые ПТК требуют щадящего
режима природопользования со строгими ограничениями. А хозяйственное использование
территорий, обладающих различным потенциалом устойчивости разных компонентов, следует
планировать таким образом, чтобы воздействие было направлено преимущественно на более
устойчивый компонент ландшафта. Предлагаемый подход основывается на анализе доступной
дистанционной информации и может быть использован для планирования природопользова-
ния в условиях дефицита детальных полевых данных.
1. Артюхов В.В., Мартынов А.С. Системная методология оценки устойчивости природно-
антропогенных комплексов: теория, алгоритмы, количественные оценки. 2013. с. 142. [Электронный
источник]. http://www.sci.aha.ru
2. Гродзинский М.Д. Устойчивость геосистем: теоретический подход к анализу и методы количествен-
ной оценки// Изв. АН СССР. Сер. географ. 1987. № 6. С. 5-15.
3. Гродзинский, М.Д. Устойчивость геосистем к антропогенным воздействиям / М.Д. Гродзинский.
К.: Ликей, 1995. 233 с.
4. Дмитриев В.В. Определение интегрального показателя состояния природного объекта как сложной
системы // Научно-теоретический журнал «Общество. Среда. Развитие». 2009. №4 (12). С. 146–165.
5. Дмитриев В.В., Огурцов А.Н. Подходы к оценке и ГИС-картографированию устойчивости и эколо-
гического благополучия геосистем. I. Интегральная оценка устойчивости наземных и водных гео-
систем // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 7. Геология. География. 2012. Вып. 3. С. 65-78.
6. Исаченко, А.Г. Введение в экологическую географию: учеб. пособие / А.Г. Исаченко. СПб.: Изд-во
С.-Петерб. ун-та, 2003. 192 с.
7. Устойчивость геосистем. М.: Наука, 1983. 89 с.
8. Folke, C. 2016. Resilience (Republished). Ecology and Society 21(4):44.
9. Folke, C., S. R. Carpenter, B. Walker, M. Scheffer, T. Chapin, and J. Rockstrom. 2010. Resilience thinking:
integrating resilience, adaptability and transformability. Ecology and Society 15(4): 20.
10. Walker, B. and Salt, D., 2012. Resilience practice: building capacity to absorb disturbance and maintain
function. Island Press.
168
êéãú ÉàÑêéåéêîçõï ãÄçÑòÄîíéÇ
Ç ìëíéâóàÇéå êÄáÇàíàà íÖêêàíéêàà (çÄ èêàåÖêÖ
áÄÇéÑéìäéÇëäéÉé ÉéêéÑëäéÉé éäêìÉÄ íûåÖçëäéâ éÅãÄëíà)
Переладова Л.В.1, Моисеева А.А.2
1
Тюменский госдарственный университет, Тюмень, Россия, LORA-geograf@mail.ru
2
ООО «Стеклотех», п. Богандинский, Россия, m0iseeva92@mail.ru
THE ROLE OF HYDROMORPHIC LANDSCAPES IN SUSTAINABLE

DEVELOPMENT OF A TERRITORY (ON THE EXAMPLE
OF ZAVODOUKOVSKY URBAN DISTRICT OF THE TYUMEN REGION)
Pereladova L.V.1, Moiseeva A.A.2
1
Tyumen State University, Tyumen, Russia, LORA-geograf@mail.ru
2
LLC "Steklotech", village of Bogandinsky, Tyumen, Russia, m0iseeva92@mail.ru
Abstract: An assessment of the role of hydromorphic landscapes in the sustainable development
of the territory of the Zavodoukovsky urban district of the Tyumen region was made. Three main types
of hydromorphic complexes are distinguished within the study area: floodplain, meadow and marsh.
The conditions of formation, structure and functions of these natural complexes are studied, the direc-
tions of their economic development, the degree of significance for the development of the territory,
the resistance to man-made impact are revealed. The results of the study are presented in the form of
maps and recommendations for optimizing the further use of hydromorphic landscapes.
На современном этапе развития общества в связи с ростом населения и неизбежным при
этом процессом расширения производства материальных благ и вовлечения новых ресурсов,
все активнее осваиваются и используются труднодоступные ландшафты, к числу которых от-
носятся и гидроморфные. Это требует оптимально рационального подхода к территориальному
планированию хозяйственной деятельности, учитывающего ландшафтно-экологические осо-
бенности вновь осваиваемых или уже освоенных территорий и позволяющего созданной при-
родно-техногенной среде оставаться в состоянии экологического равновесия. Из всего выше-
сказанного была определена цель исследования, которая сводилась к оценке роли
гидроморфных природных комплексов в устойчивом развитии территории Заводоуковского
городского округа Тюменской области.
На первом этапе выявлены условия формирования, структура и функции гидроморфных
комплексов территории исследования. Заводоуковский городской округ расположен в юго-
восточной части Тюменской области. Формированию гидроморфных ландшафтов на его тер-
ритории способствует, прежде всего, фактор сосредоточения избыточного количества влаги по
ряду причин. Слабая расчлененность рельефа обусловливает частичную или полную бессточ-
ность и высокие уровни стояния почвенно-грунтовых вод. Повышенное количество осадков в
отдельные годы и периоды способствует значительной динамике уровня грунтовых вод. В та-
ких условиях начинают развиваться влаголюбивая растительность и формироваться опреде-
ленные типы гидроморфных почв.
Анализ ландшафтной карты Заводоуковского городского округа показал, что гидроморф-
ные комплексы в его пределах занимают 1160 км² или 40% территории. Распределение этой
площади по типам гидроморфных ландшафтов представлено в таблице 1.
Таблица 1
Гидроморфные ландшафты в пределах территории Заводоуковского городского округа
Тип гидроморфного ландшафта Площадь, км² Площадь в % от территории округа
Пойменный 522 18
Луговой 435 15
Болотный 203 7
169
Как видно из таблицы 1, пойменный тип гидроморфных ландшафтов получил наибольшее
распространение по территории исследования, охватывая поймы рек, а также прирусловые и
приозерные части. Луговой тип приурочен к надпойменным террасам, а болотный чаще встре-
чается в северо-западной и северной частях округа на пологоволнистой дренированной сугли-
нистой надпойменной террасе.
Согласно подходу, принятому Европейской ландшафтной конвенцией [2004], гидроморф-
ные ландшафты территории Заводоуковского городского округа выполняют все 10 функций:
биопродукционную и биотопическую; газообменную; водо- и климатоформирующую; почво-
образующую; водо- и сельскохозяйственную; рекреационную и информационную.
На основе ландшафтной карты Заводоуковского городского округа [Вдовюк, Кляйн, 2010],
а также материалов Ермачковой Е.П. [2006] и Калина В.М. [2004], официального сайта Заво-
доуковского городского округа составлена карта хозяйственного использования гидроморф-
ных комплексов. Наиболее широко в хозяйственную деятельность вовлечены пойменные и лу-
говые ландшафты. На их базе в пределах территории исследования активно развивается
сельское хозяйство. Ресурсы пойм реализуются в целях сенокошения, сельскохозяйственных
угодий, осушения, пожаротушения, водоснабжения, рекреации. Ресурсы лугов широко исполь-
зуются в целях выпаса животных и сенокошения (заготовка сенажа и силоса). Болотные ком-
плексы после осушения реализуются под торфодобычу и как сельскохозяйственные угодья, а в
естественных условиях в пределах болотных массивов ведется сбор дикоросов, охота и рек-
реация.
С целью выявления степени значимости гидроморфных ландшафтов для устойчивого раз-
вития территории Заводоуковского городского округа, ранее рассмотренные функции были
распределены по типам гидроморфных комплексов (табл. 2).
Таблица 2
Степень значимости гидроморфных комплексов по выполняемым функциям
Гидроморфный комплекс Выполняемые функции Степень значимости
1. Биопродукционная
2. Биотопическая
3. Газообменная
4. Водоформирующая
5. Климатоформирующая
Пойменный тип Наиболее значимый
6. Почвообразующая
7. Водохозяйственная
8. Сельскохозяйственная
9. Рекреационная
10. Информационная
Болотный тип 5. Климатоформирующая Средне значимый
8. Рекреационная
Луговой тип Менее значимый
5. Климатоформирующая
170
Из таблицы 2 видно, что пойменные комплексы выполняют все 10 вышеперечисленных
функций. Болотные ландшафты не выполняют водохозяйственную функцию, а луговые, кроме
водохозяйственной, еще и рекреационную.
В качестве дополнительного критерия оценки значимости гидроморфных комплексов для
устойчивого развития территории Заводоуковского городского округа выявлена хозяйственная
ценность каждого типа ландшафта. В результате проведенного анализа выявлено, что поймен-
ный тип с точки зрения хозяйственной ценности и продуктивности является на территории ис-
следования наиболее значимым, так как почвы поймы во всех ее частях очень плодородны за
счет ежегодных отложений ила, потому они способны давать богатые урожаи. Кроме того, на
поймах рек и озер территории исследования произрастают травы, ценные в хозяйственном от-
ношении. Луговые ландшафты с позиции значимости оцениваются как средне значимые, так
как почвы менее плодородны в сравнении с предыдущими. Однако высокой продуктивностью
здесь обладают луговые сообщества, используемые в целях сенокошения. Болотные комплек-
сы на территории исследования менее значимы в силу их незначительного хозяйственного ос-
воения. На основании проведенного анализа составлена карта значимости гидроморфных ком-
плексов территории исследования.
Таким образом, в ходе исследования было выявлено, что для устойчивого развития терри-
тории Заводоуковского городского округа наиболее значим с точки зрения хозяйственной цен-
ности и продуктивности пойменный ландшафт, который способен успешно выполнять свои
функции при высоких нагрузках. Меньшую экологическую нагрузку выдерживает луговой
ландшафт. Однако он наиболее значим с точки зрения хозяйственного использования и про-
дуктивности, поэтому он отнесен к средне значимым ландшафтам.
Изученные типы гидроморфных ландшафтов обладают различной устойчивостью к антро-
погенному воздействию, в связи с чем при их освоении необходимо оптимально сочетать виды
хозяйственного воздействия со степенью нагрузки. Поэтому на заключительном этапе иссле-
дования составлена карта рекомендуемых оптимальных видов хозяйственного освоения гид-
роморфных ландшафтов Заводоуковского городского округа (рис. 1) с целью его устойчивого
развития.
Рис. 1. Оптимальные виды хозяйственного использования

при планировании гидроморфных ландшафтов Заводоуковского городского округа
171
Приоритетами при использовании пойменного ландшафта должны стать сохранение
плодородия почвы, защита от вымывания питательных веществ, а также предотвращение их
загрязнения высокими дозами минеральных удобрений и средств защиты растений. Для
пойменных ландшафтов рекомендуются следующие основные виды хозяйственной деятель-
ности:
– для повышения производительности этих угодий создать сеяные сенокосы, проводить
уборку урожая в оптимальные сроки;
– сельскохозяйственное использование должно осуществляться при минимальном внесе-
нии минеральных удобрений с целью сохранения и улучшения экологического состояния пой-
мы и качества воды рек;
– рекреационное использование должно сопровождаться облагораживанием специальных
зон (контейнеры для мусора, стоянки автотранспорта вне водоохранных зон рек и др.).
Луговые ландшафты являются источником наиболее дешевого корма для животных и ха-
рактеризуются высокой продуктивностью кормовых угодий. Вследствие наличия большой
массы корней, располагающихся в приповерхностном слое почвы, куда и вносятся удобрения,
на лугах питательные вещества удобрений используются быстро, причем полностью самими
растениями. Следствием этого становится как высокая эффективность удобрений (отмечаются
заметные прибавки урожаев), так и практически полное отсутствие промывания веществ из
удобрений в грунтовые воды. В связи с вышесказанным, в пределах этих ландшафтов реко-
мендуются следующие виды хозяйственной деятельности:
– заготовка сенажа и силоса в сельском хозяйстве. Наиболее эффективными мерами в дан-
ном пользовании считаются внесение удобрение и подсев трав;
– выпас сельскохозяйственных животных при осуществлении строгого контроля за соблю-
дением норм выпаса.
Болотные ландшафты богаты лекарственными растениями, разнообразным фаунистиче-
ским составом, торфом. Они накапливают и хранят пресную воду, смягчают микроклимат. При
осушении болот нарушается гидрологическое равновесие: понижается уровень грунтовых вод,
изменяется микроклимат и т. п. Поэтому использование болот в их естественном состоянии
рекомендуется с сохранением самого болота. Рекомендуемые основные виды хозяйственной
деятельности в пределах болотных ландшафтов территории исследования сводятся к следую-
щему:
– сбор дикоросов для населения, а не в промышленных целях;
– регулируемая торфодобыча.
В ходе проведенного исследования установлено, что в развитии территории Заводоуков-
ского городского округа в настоящее время и на перспективу из выявленных здесь типов гид-
роморфных ландшафтов наибольшую ценность представляют пойменные природные комплек-
сы, которые подвергаются достаточно интенсивному освоению, что отрицательно сказывается
как на их общем состоянии, так и в особенности почвенного и растительного покрова. Привне-
сение загрязнений в гидроморфные ландшафты еще больше ухудшает положение, т. к. вода,
обычно присутствующая в них в значительных количествах, как и воздух, является динамич-
ной составляющей природной среды, в силу чего активно транспортирует эти вещества. В свя-
зи с этим, экологически устойчивое развитие исследованной территории возможно только при
строгом соблюдении выше изложенных рекомендаций.
1. Вдовюк Л.Н., Кляйн Е.В. Рекреационные ресурсы Заводоуковского района и возможности их ис-
пользования. Выпускная квалификационная работа. Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2010. 42 с.
2. Ермачкова Е. П. Летопись земли Заводоуковской. Заводоуковск, 2006. 439 с.
3. Калин В.М. Хлебный. Целебный. Лесной. Екатеринбург: Среднеуральское книжное издательство,
2004. 436 с.
172
ëíÖèÖçú ëéñàÄãúçé-ùäéçéåàóÖëäéâ éÅìëãéÇãÖççéëíà
ëéÇêÖåÖççéÉé ãÄçÑòÄîíéÉÖçÖáÄ à êÄâéçàêéÇÄçàÖ
ÅÄãíàâëäéÉé åÄäêéêÖÉàéçÄ
Романова Е.А.
Балтийский Федеральный Университет имени Иммануила Канта, Калининград, Россия,
аlberta63@mail.ru
DEGREE OF SOCIO-ECONOMIC CONDITIONALITY OF MODERN LANDSCAPE

DEVELOPMENT AND ZONING OF THE BALTIC MACROREGION
Romanova E.A.
Immanuel Kant Baltic Federal University, Kaliningrad, Russia, аlberta63@mail.ru
Abstract: The purpose of this study is to consider the features of the development of modern
landscapes in the Baltic macroregion. A new method of landscape zoning using a synthetic indicator —
an indicator of the socio-economic conditionality of modern landscape genesis — is proposed. This in-
dicator characterizes the degree of anthropogenic differentiation of landscapes of a territorial unit and
consists of five components: average population density; degree of forest cover and degree of plowing;
shares of land occupied by buildings and roads; as well as the proportion of landscapes unaffected by
human activity. Based on the proposed methodology, the degree of socio-economic conditionality of
the development of modern landscapes of the territorial units of the Baltic macroregion is determined.
Areas with a low degree of social conditioning of modern landscape genesis occupy the northern terri-
tories of Sweden, Finland, are present in Latvia and Estonia, as well as in the Leningrad, Novgorod and
Pskov regions. Areas with a high degree of social conditioning occupy the territory of Denmark, Ger-
many, southern Sweden (Skåne) and the South-Eastern Baltic. For these territories, the main factors of
modern landscape genesis are the systems of settlement and land use. Inside the physico-geographical
taxonomic units, the modern appearance of the landscapes due to varying degrees of development is al-
so not the same.
Настоящее исследование представляет собой попытку определить степень влияния соци-
ально-экономических факторов на развитие современных ландшафтов на примере конкретного
географического региона, а также предложить методику районирования по степени антропо-
генного преобразования природной среды. На освоенных территориях облик современных
ландшафтов, отражающий их вертикальную структуру и состав, во многом зависит от особен-
ностей их преобразования человеком — длительности освоения, глубины вертикальной и
площади горизонтальной трансформации, а также от размера вновь внедренных в среду искус-
ственных элементов. В настоящее время антропогенная нагрузка на окружающую среду на-
столько велика, что становится все больше регионов, где одним из главных факторов совре-
менного развития ландшафтов является человеческая деятельность. Балтийский макрорегион
входит в их число, в узком смысле он включает территории Швеции, Финляндии, Эстонии,
Латвии, Литвы, Дании, Ленинградской, Псковской, Новгородской и Калининградской облас-
тей РФ, Варминьско-Мазурское, Поморское и Западно-Поморское воеводства Польши, а также
земли Мекленбург-Передняя Померания и Шлезвиг — Гольштейн Германии [Федоров и др.,
1997]. Несмотря на небольшую площадь, эта территория обладает большим разнообразием
географических явлений природного и общественного свойства, к тому же здесь сосредоточе-
но множество границ — государственных, этнических, лингвистических и культурных, что
тоже находит свое отражение в облике современных ландшафтов.
По А.Г. Исаченко [1991] физико-географическое (ландшафтное) районирование должно
сочетать два направления (ряда) районирования — зональное и азональное, базовой таксоно-
мической единицей в зональном ряду является ландшафтная зона, в азональном — физико-
географическая (ландшафтная) страна [Исаченко, 1991]. На этих уровнях ландшафтное рай-
онирование отражает особенности природной дифференциации. На региональном уровне
(внутри ландшафтных зон, стран и областей) комплексное ландшафтное районирование долж-
но учитывать факторы не только природной, но также антропогенной дифференциации, здесь
173
главными факторами современного ландшафтогенеза являются социально-экономические, а
основными ландшафтообразующими системами становятся системы расселения и землеполь-
зования. На малоосвоенных и малообитаемых территориях превалируют природные факторы
формирования ландшафтов, но это обстоятельство не отменяет социально-экономической обу-
словленности современного ландшафтогенеза этих районов и лишь иллюстрирует пространст-
венную неоднородность общественных явлений, так как отказ от сплошного освоения любой
территории в каждый момент времени является определенным этапом развития территориаль-
ных общественных систем и конкретной региональной политики относительно них. Таким об-
разом, состояние современной ландшафтной среды находится в непосредственной зависимо-
сти от степени ее освоенности, которая определена социально-экономическими факторами.
Для ранжирования территорий в зависимости от этих факторов удобно использовать индика-
тор социально-экономической обусловленности современного ландшафтогенеза.
Индикатор социально-экономической обусловленности современного ландшафтогенеза
представляет собой синтетический показатель характеристик антропогенной дифференциации
территориальной единицы и слагается из пяти компонентов: средней плотности населения;
степени лесистости и степени распаханности; доли земель, занятых застройкой (селитьба,
промышленность и транспортная сеть); а также доли незатронутых человеческой деятельно-
стью ландшафтов (голых скал, песков, водно-болотных угодий, ледников и пр., большая часть
из которых в Европе относится к ООПТ). Конкретное значение индикатора обусловленности
современного ландшафтогенеза рассчитывается по приведенной ниже таблице (табл. 1):
Таблица 1
Определение степени социально-экономической обусловленности современного ландшафтогенеза
Показатели Степень
Доля земель социально-
Степень рас- Доля неосвоен- экономической
Степень леси- под застрой- Сумма
Баллы Плотность паханности ных тер- обуслов-ленности
стости (% от кой (% от
населения (% от общей риторий (% от баллов современного
общей площади общей площа-
(чел. / кв.км) площади тер- общей площади ландшафто-
территории) ди террито-
ритории) территории) генеза
рии)
1 балл ≤ 10 ≥ 70 ≤5 ≤1 ≥8 ≤ 10 Крайне низкая
2 балла 10-40 50-70 5-15 1-2 4-8 11-13 Низкая
3 балла 40-70 30-50 15-25 2-4 2-4 14-16 Средняя
4 балла 70-100 10-30 25-35 4-8 1-2 17-19 Высокая
Исключитель-
5 баллов ≥ 100 ≤ 10 ≥ 35 ≥8 ≤1 ≥ 20
но высокая
Чем выше степень социально-экономической обусловленности современного ландшафто-

генеза — тем большую роль в ландшафтогенезе играют общественные факторы, которые из-
меняют существующий ландшафт посредством расселения и землепользования. Предлагаемая
методика не противоречит существующим системам ландшафтного [Исаченко, 1991], истори-
ко-географического [Вампилова, Манаков, 2015; Исаченко, 2013] и культурно-ландшафтного
районирования [Андреев, 2011; Андреев, 2012; Манаков, Андреев, 2011], а лишь дополняет их,
позволяя определить направление развития ландшафтной среды конкретных территорий и со-
временное состояние ландшафтов.
Балтийский макрорегион целиком находится в умеренном поясе и относится к двум физи-
ко-географическим (ландшафтным) странам — к Балтийскому кристаллическому щиту (Фен-
носкандии) и к Восточно-Европейской (Русской) равнине. В зональном отношении эта терри-
тория принадлежит зонам тайги, смешанных и широколиственных лесов. Расчет индикаторов
социально-экономической обусловленности современного ландшафтогенеза для стран Балтий-
ского макрорегиона и их административных единиц показал, что в этом отношении рассматри-
ваемая территория неоднородна (рис. 1).
174
Рис. 1. Степень социально-экономической обусловленности современного ландшафтогенеза
территориальных единиц Балтийского макрорегиона
Степень социально-экономической обусловленности современного ландшафтогенеза

(цифрами даны значения индикатора)
<10 11-13 14-16 17-19 >20

Очень низкая низкая средняя высокая исключительно высокая
Районы с низкой степенью общественной обусловленности современного ландшафтогене-
за занимают северные территории Швеции, Финляндии, присутствуют в Латвии и Эстонии, а
также в Ленинградской, Новгородской и Псковской областях. Районы с высокой степенью об-
щественной обусловленности занимают территории Дании, Германии, южную часть Швеции
(Сконе) и Юго-восточную Балтику. Для этих территорий главными факторами современного
ландшафтогенеза являются системы расселения и землепользования. Внутри физико-
географических таксономических единиц современный облик ландшафтов из-за разной степе-
ни освоенности также неодинаков.
Предложенная методика в сочетании с классическими схемами ландшафтного райониро-
вания по природному генезису делает возможным более подробное картирование территории,
причем, одинаковые по природному генезису территории с разной величиной индикатора со-
циально-экономической обусловленности современного ландшафтогенеза, могут демонстри-
ровать совершенно разный облик современных ландшафтов, что доказывает ландшафтообра-
зующее действие общественных факторов, в первую очередь расселения и землепользования.
Например, современные долинные комплексы с низкой степенью социально-экономической
обусловленности представляют собой заболоченные поймы и плавни, с высокой — селитебные
ландшафты, с плотной застройкой и большой степенью запечатанности почв, полностью изме-
ненной или даже уничтоженной растительностью. Комплексное ландшафтное районирование,
175
учитывающее как природные, так и общественные особенности территории, позволит более
обоснованно и внимательно подходить к территориальному и стратегическому планированию
регионов и муниципальных образований и тем самым обеспечит устойчивое развитие террито-
риальных единиц разного уровня.
1. Андреев А.А. Культурно-ландшафтное районирование территории Псковской области //Псковский
регионологический журнал. № 11. Псков: ПГПУ, 2011. С. 113-131.
2. Андреев А.А. Опыт культурно-ландшафтного районирования России // Псковский регионологиче-
ский журнал 2012. № 13. С. 12-25.
3. Андреев А.А. Опыт районирования культурно-ландшафтных систем европейской части России //
Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. Вып. 1: Сер. Естественные науки.
Калининград: Изд-во БФУ им. И. Канта, 2012. С. 44-50.
4. Вампилова Л.Б., Манаков А.Г. Опыт историко-географического районирования северо-запада евро-
пейской России, География и природные ресурсы 2015. № 1. С. 167-174.
5. Исаченко А.Г. Принципы историко-географического районирования (на примере Северо-Запада Ев-
ропейской России) // Известия РГО. 2013. Т. 145, вып. 1. С. 3-20.
6. Исаченко А.Г. Ландшафтоведение и физико-географическое районирование, М., Высшая школа,
1991. 366 с.
7. Манаков А.Г., Андреев А.А. Культурно-ландшафтное районирование Северо-Запада России // Бал-
тийский регион. № 4(10). Калининград: БФУ им. И. Канта, 2011. С. 134-144.
8. Федоров Г.М., Зверев Ю.М., Корнеевец В.С. Российский эксклав на Балтике: Калининградская об-
ласть в балтийском экономическом пространствею. Калининград: Калинингр. ун-т, 1997.
ä ÄäíìÄãàáÄñàà àçíÖÉêÄãúçéâ éñÖçäà

ùäéãéÉé-ÉàÑêéãéÉàóÖëäéÉé ëéëíéüçàü åÄãõï êÖä
ëíÖèçéâ áéçõ (çÄ èêàåÖêÖ ÅÄëëÖâçÄ ð. ìêÄã)1
Сивохип Ж.Т.
Институт степи УрО РАН, Оренбург, Россия, sivohip@mail.ru
ACTUALIZATION OF THE INTEGRATED ASSESSMENT

OF ECOLOGICAL AND HYDROLOGICAL STATE OF SMALL RIVERS
OF THE STEPPE ZONE (ON THE EXAMPLE OF URAL BASIN)
Sivokhip Z.T.
Institute of Steppe UB of RAS, Orenburg, Russia, sivohip@mail.ru
Abstract: This article provides a brief analysis of the ecological and hydrological state of the
small rivers of the steppe zone within the basin of the Ural river. Characterized by structural and func-
tional features of the local river runoff, the extreme non-uniformity of the river flow in seasonal and
interannual aspects was observed. It is noted that small river is an essential component of the steppe
landscape, playing an important ecological role. First of all, the vital importance of small rivers of the
steppe geosystems is associated with the formation of complexes with high natural habitat and biologi-
cal diversity. The estimation of the main factors which transform small rivers catchment areas, was per-
formed considering the origin of the impact — direct or indirect. Taking into account the
hydrometeorological specifics of catchment areas of the steppe zone, the most common types of eco-
nomic activity are the direct impact of water withdrawal for irrigation and accumulation of runoff (es-
pecially spring) in ponds. Despite the small water surface area and small volume, the ponds have a sig-
nificant impact on the flow of small rivers, especially in areas of insufficient and unstable moistening.
The study of ecological and hydrological features of small rivers with highly transformed catchment
1
Статья подготовлена в рамках выполнения комплексной программы Уральского отделения РАН «Ана-
лиз антропогенных воздействий на природные геосистемы Заволжско-Уральского региона и разработка ме-
тодов сохранения ландшафтного и биологического разнообразия в процессе природопользования».
176
areas is the goal of the current research. Taking into account the above-mentioned spatial and structural
and functional features of the natural systems of small rivers, it is necessary consider the difficulty of
assessing the role of individual factors in transformation of the catchment areas.
Для устойчивого природопользования в степной зоне ключевое значение имеют количест-
венные и качественные показатели водных ресурсов, которые существенно влияют на эколого-
географическую специфику природных геосистем. Значительная доля водных ресурсов степ-
ной зоны формируется за счет поверхностных вод, представленных в первую очередь речными
системами различного ранга. Благодаря значительной расчлененности рельефа водосборной
территории р. Урал, весомый вклад в формирование поверхностного стока вносят малые реки с
площадью водосбора < 2000 км2, протяженностью < 200 км) (рис. 1).
Рис. 1. Водосборная структура р. Урал: распределение рек по площади бассейна
Малые реки являются ключевыми компонентами степного ландшафта, выполняющими

важные ландшафтно-экологические функции. Существует целый ряд эколого-гидрологических
особенностей малых рек, обусловливающих их высокую чувствительность к изменениям усло-
вий окружающей среды на водосборных территориях, что связано, прежде всего, с невысокой
долей подземного питания (преимущественно дренируют только верхний маломощный водо-
носный горизонт четвертичных отложений) [Водогрецкий, 1990]. Незначительная роль под-
земного питания усугубляет годовую и сезонную изменчивость водного режима рек степной
зоны, что негативно отражается на эколого-гидрологическом состоянии водотоков в целом.
Наряду с естественными факторами изменчивости малых рек, существенное значение имеют
антропогенные факторы, которые дестабилизирует функциональное состояние данных при-
родных объектов.
177
В настоящее время большинство водосборов малых рек степной зоны подвергается значи-
тельной трансформации в результате интенсивной хозяйственной деятельности, что, несо-
мненно, приводит к серьезным изменениям эколого-гидрологических особенностей малых во-
дотоков. Очевидно, что интенсивная хозяйственная деятельность обусловливает в первую
очередь трансформацию гидрологического режима малых рек, в связи с этим важно учитывать
характер воздействия — прямого (забор воды для орошения земель и аккумуляция стока пру-
дами) и косвенного (агромелиоративные мероприятия и др.).
В условиях неустойчивого увлажнения в пределах степной зоны актуальным направлени-
ем хозяйственной деятельности является сооружение малых гидротехнических сооружений,
аккумулирующих весенний сток. Несмотря на незначительные площадь водного зеркала и
объем, пруды оказывают существенное влияние на сток малых рек. Трансформация речного
стока связана с дополнительными потерями на испарение с поверхности прудов, величина ко-
торого увеличивается по мере увеличения внутригодовой неравномерности стока [Шиклома-
нов, 1979]. В пределах бассейна р. Урал максимальные потери стока с поверхности прудов от-
мечаются на участке главной реки от г. Орск до г. Оренбург (6,6 тыс. м3) и в нижнем течении
р. Сакмара (7,3 тыс. м3) [Проект схемы комплексного использования…, 2012]. В целом, объе-
мы зарегулированного стока малых рек в пределах Оренбургской области колеблются от
2,1-2,4% на рр. Губерля, Уртя-Буртя и др. до 10% на р. Донгуз и 26,4% на р. Буртя. Снижение
объемов весеннего стока обусловливает ухудшение промывного режима исследуемого водото-
ка, что в условиях крайне низкой залесенности, незначительного уклона местности и интен-
сивной распашки водосборной территории приводит к заилению русла реки.
Примером косвенного воздействия на эколого-гидрологическое состояние малых рек яв-
ляются агротехнические и агромелиоративные мероприятия (распашка целинных и залежных
земель, зяблевая вспашка, мероприятия по снегозадержанию и др.), которые согласно много-
численным исследованиям способствуют увеличению скважности и проницаемости почв и
усилению инфильтрации талых и дождевых вод, что приводит к снижению значений поверх-
ностного стока со склонов водосборных территорий [Нестеренко, 2006]. Несомненно, что из
целого ряда агротехнических мероприятий, проводимых в бассейнах рек степной зоны, веду-
щая роль в снижении показателей стока принадлежит распашке земель. Отметим, что бассейн
р. Урал характеризуется высокой степенью распаханности, особенно водосборные территории
правобережных притоков, в т.ч. и малых рек (рр. Таналык, Худолаз, Губерля, Янгиз, Каргалка,
Черная и др.) [Сивохип, 2015].
Кроме снижения показателей поверхностного стока, в результате агротехнических меро-
приятий в степной зоне происходит перераспределение твердого стока в русловые участки ма-
лых рек, проявляющееся, прежде всего, в заилении русел. Основной причиной данного про-
цесса является увеличение стока наносов в результате усиленной эрозии на склонах, которая
значительно увеличивает поток наносов со склонов, особенно после начала освоения целины и
увеличения площади пашни. В бассейнах малых рек степной зоны ежегодный вынос взвешен-
ных веществ может достигать 50-80 т/га в год [Проект схемы комплексного использования…,
2012]. В частности, интенсивные процессы заиления русел малых рек характерны для Урало-
Тобольского междуречья и левобережных притоков р. Урал (Черная, Донгуз, Бердянка), что
связано с интенсивным массовым освоением, высокой распаханностью водосборов и незначи-
тельными уклонами рек (бассейны рек Ташла, Суундук, Бол. Кумак и др.). В горной части бас-
сейна малые реки сохраняют естественное состояние, лишь местами отмечается их слабое заи-
ление (левобережные притоки р. Бол. Ик).
Обобщая вышесказанное, следует отметить, что исследования эколого-гидрологической
специфики малых рек степной зоны с учетом современной структуры природопользования отно-
сятся к числу актуальных научных направлений. Разнонаправленность отраслевых интересов к
малым рекам обусловливает необходимость широкого комплексного подхода к их использова-
нию и исследованию [Ткачев, Булатов, 2002]. Кроме того, с учетом пространственных и струк-
турно-функциональных особенностей природных комплексов малых рек возникает определен-
ная сложность при оценке роли отдельных факторов трансформации водосборных территорий.
В итоге подбор критериев интегральной оценки оптимального функционирования речных
геосистем должен учитывать, в первую очередь, особенности условий стокоформирования в
178
степной зоне и специфику хозяйственного освоения данной территории. Именно взаимодейст-
вие данных факторов определяет гидрологическую функцию ландшафта, под которой подра-
зумевается процесс водоотдачи с единицы площади (объем, модуль стока), а также формируе-
мое им качество воды (химический состав) [Антипов, Федоров, 2000]. На основании
вышесказанного считаем, что основу комплексных исследований малых рек должен составлять
ландшафтно-гидрологический подход, необходимость и целесообразность применения которо-
го заключается во взаимообусловленности ландшафтной структуры водосбора (ее трансфор-
мации) и гидрологических процессов на этой территории [Гагаринова, Ковальчук, 2010]. Сле-
дует также отметить, что оптимальные гидрологические функции ландшафта напрямую
связаны с понятием «устойчивости экосистем», в связи с чем ландшафтно-гидрологические
исследования являются актуальным направлением в ходе интегральной оценки речных экоси-
стем в условиях степного природопользования.
Становится очевидным, что геосистемы малых рек могут служить универсальными при-
родными единицами для интегральной оценки оптимального состояния степных ландшафтов в
условиях современного природопользования. Кроме того, с учетом структурно-функ-
циональной и динамической специфики, природные комплексы малых рек могут стать своеоб-
разными индикаторами геоэкологического состояния степных геосистем.
1. Антипов А.Н., Федоров В.Н. Ландшафтно-гидрологическая организация территории. Новосибирск:
Изд-во СО РАН, 2000. 254 с.
2. Водогрецкий В.Е. Антропогенные изменения стока малых рек / Гидрометеоиздат, 1990. 175 с.
3. Гагаринова О.В., Ковальчук О.А. Оценка антропогенных воздействий на ландшафтно-гидрологи-
ческие комплексы / География и природные ресурсы, 2010, № 3. С.151-156.
4. Нестеренко Ю.М. Водная компонента аридных зон: экологическое и хозяйственное значение. Екате-
ринбург: УрО РАН, 2006, 287 с.
5. Проект схемы комплексного использования и охраны водных объектов бассейна реки Урал (россий-
ская часть) / Попов А.Н., Мерзликина Ю.Б., Злобина Г.С. и др. Екатеринбург: ФГУП РосНИИВХ,
2012.
6. Сивохип Ж.Т. Эколого-гидрологическая специфика малых рек как показатель устойчивого природо-
пользования в степной зоне // Вестник ОГУ, 2015. № 10. С.355-358.
7. Ткачев Б.П., Булатов В.И. Малые реки: современное состояние и экологические проблемы / Анали-
тический обзор. Новосибирск, 2002. 114 с.
8. Шикломанов И.А. Антропогенные изменения водности рек. Л.: Гидрометеоиздат, 1979. 302 с.
ÇàÑõ áÖåãÖèéãúáéÇÄçàü à ùäéëàëíÖåçõÖ ìëãìÉà

Ñéãàçõ ÑìÅêéÇÖçäà
Скриган А.Ю.
Белорусско-Российский университет, Могилев, Беларусь, skrigan_anna@tut.by
LAND USE AND ECOSYSTEM SERVICES OF THE DUBROVENKA VALLEY

Skryhan H.Yu.
Belarusian-Russian University, Mahilioŭ, Belarus, skrigan_anna@tut.by
Abstract: Valleys of the small rivers at the urban areas play significant role as a part of the city
green infrastructure system and provide different ecosystem services. In spite of this, valley of the
Dubrovenka is not recognized as an important element of the city greenery. The valley is characterized
by intensive land use and high level of the pollution. In the paper we tried to systemize the types of
land use at the Dubrovenka valley, identify ecosystem services, factors of human impacts and level of
landscape transformation. Based on the field research, monitoring data, sociological survey, previous
research, statistic and cartographic data the next types of land use were divided: landscape recreational
zones, residential areas and mixed areas. the landscape recreational zone provide the most important
and diverse list of ecosystem services, at the same time some parts of these areas have poor conditions
179
and are needed in the support and special interventions for restoration and conservation landscape. The
“nature-based solutions” such as restoration of floodplain marches, natural communities at the forests,
control the spread of invasive species could be used for supporting actions. The quality and value of
residential and mixed area could be strengthen by use of green roofs, green parkings, vertical greenery
and etc.
Введение
Дубровенка всегда играла важную роль в истории Могилева: местом основания города
стало устье реки при впадении в Днепр, что позволяло обеспечить безопасность нового города.
Постепенно Могилев разрастался, появлялись посады в долине Дубровенки. Таким образом,
интенсивное использование прилегающей к реке территории насчитывает более 700 лет. В на-
стоящее время 17 из 18 км длины Дубровенки, и практически весь водосбор (8400 га) распо-
ложены в городской черте или в ее непосредственной близости. Долина этой малой реки явля-
ется важной композиционной осью города, определяя территориальное планирование и
градостроительное освоение территории. Во всех послевоенных генеральных планах города,
начиная с Генплана 1958 г., и заканчивая последним от 2017 г., планировщики предполагали
«раскрыть» долину, выгодно подчеркнуть великолепные панорамные виды, а также сохранить
естественные и квазиестественные ландшафты Дубровенки, сделав упор на рекреационном
использовании территории, снести частные деревянные дома и застроить прилегающие к до-
лине земли более высокодоходной малоэтажной застройкой. Планы до сих пор не воплощены
в жизнь, землепользование в пределах долины Дубровенки носит стихийный характер и под-
чиняется в большей степени самоорганизации, нежели градостроительному регулированию.
Экологическое состояние реки и долины не удовлетворительно: ландшафты в среднем и ниж-
нем течении имеют высокую степень антропогенной трансформированности и находятся в
стадии деградации. Вода в реке загрязнена, так как по сути Дубровенка стала коллектором
ливневой канализации города: вследствие особенности своего расположения, река принимает
поверхностные сточные воды практически всей северной части города, при этом очистные со-
оружения на коллекторах ливневой канализации отсутствуют. Это приводит к большому по-
ступлению взвешенных частиц, тяжелых металлов, СПАВ и нефтепродуктов в реку, посту-
пающих с улиц города, а также органики, нитратов и фосфоритов, смываемых с частных
подворий.
Дубровенка, играет важную роль в сохранении биоразнообразия (как естественный кори-
дор миграции организмов, как местообитание дикорастущих видов в городской черте), так и в
адаптации к изменению климата (как регулятор поверхностного стока, как «уловитель» угле-
кислого газа). С этой точки зрения сохранение ландшафтов долины Дубровенки, качества ком-
понентов природных комплексов, а по возможности, восстановление естественных и квазие-
стественных сообществ и выполняемых ими функций, — является важной задачей
территориального развития города.
Целью настоящего исследования является изучение видов землепользования в долине
Дубровенки, идентификации основных предоставляемых экосистемных услуг, а также факто-
ров антропогенного воздействия и степени трансформированности ландшафта. Изучение
функций ландшафта и оценка экосистемных услуг может стать научным обоснованием фор-
мирования зеленой инфраструктуры города, принимаемых градостроительных решений. Объ-
ектом исследования является долина реки Дубровенка, протекающей по г. Могилеву. Могилев
— крупный промышленный центр на востоке Беларуси с численностью населения 377,24 тыс.
чел. (2015). Площадь города в современных границах составляет 118,5 км2. Выбор объекта ис-
следования обусловлен следующими факторами: (1) долина реки практически полностью рас-
положена в черте города; (2) река выполняет множественные функции, предоставляя разнооб-
разные экосистемные услуги; (3) ландшафты долины Дубровенки деградируют, и требуется
разработка научно обоснованных решений по сохранению и (или) восстановлению экосистем в
долине реки и их экосистемных услуг.
Материалы и методы
Исследование базируется на полевых данных и результатах мониторинга долины, органи-
зованного научно-исследовательской лабораторией Белорусско-Российского университета,
социологических опросах местных жителях, статистических и картографических материалах
180
местных органов власти и планировочных организаций, а также на результатах предыдущих
исследований авторов [Usava, 2016; Скриган, 2016; Skryhan, 2016]. Проведенный анализ осно-
ван на концепции экосистемных услуг. Экосистемные услуги — это выгоды для населения и
предприятий, полученные в результате использования экосистем [Millennium Ecosystem As-
sessment, 2005]. Мы рассматриваем данную концепцию в качестве инструмента, обеспечиваю-
щего принятие научно обоснованных решений в сфере территориального и городского разви-
тия и ландшафтного планирования. В данном исследовании экосистемные услуги были
сгруппированы в соответствии с [Millennium Ecosystem Assessment, 2005], а факторы антропо-
генного воздействия и степень трансформированности экосистем определялась на основе по-
левых наблюдения за состоянием экосистем в долине Дубровенки.
Описание района исследования
Русло реки от истока на расстоянии порядка 5,5 км слабо выраженное, в среднем и нижнем
течении ограничено меандрирующее. Берега низкие (0,5-0,75 м), в верховье местами заболоче-
ны. Средняя ширина русла по длине реки изменяется от 2-3 м в верховье до 5-8 м в низовье.
Средняя глубина потока в меженный период составляет порядка 0,15-0,3 м. Средняя скорость
водного потока 0,1-0,2 м/с, местами в местах значительных перепадов — 0,5 м/с. Имеется
4 русловых пруда. Системой дождевой канализации охвачено около 25% площади бассейна
р. Дубровенка (в пределах городской территории), включая ее правый приток — р. Струшня.
Канализация выполнена по децентрализованной схеме и представляет собой ряд разрозненных
коллекторов диаметром от 500 до 1000 мм с самостоятельными выпусками в русло р. Дубро-
венка и ее притоки. Всего в реку выходят более 70 коллекторов дождевой канализации, через
некоторые из них осуществляется отведение нормативно-чистых сточных вод ряда предпри-
ятий города.
Землепользование в долине Дубровенки
Для долины Дубровенки характерны различные виды землепользования, представленные в
таблице 1, которая отражает основные экосистемные услуги в зависимости от вида землеполь-
зования, а также факторы антропогенного воздействия и степень трансформированности уча-
стка долины.
Таблица 1
Виды землепользования и экосистемные услуги в долине Дубровенки
Степень
Вид земле- Основные экосистемные Основные факторы антро- трансформи-
Описание
пользования услуги погенного воздействия рованности
экосистемы
1 2 3 4 5
- регулирующие: формирова- - уничтожение естест-
участки сохра-
ние микроклимата, регулиро- венной растительности,
нившейся есте- низкая
вание круговорота углерода привнесение инвазивных
ственной поймы
на локальном уровне, сохра- видов
нение биоразнообразия, опы- - вырубка, вытаптывание
ление и миграция видов; регу- и трансформация сооб-
лирование поверхностного ществ, привнесение ин-
лесопарк стока, очистка воды и воздуха; средняя
вазивных видов;
- обеспечивающие: ресурсы - нарушение гидрологи-
Ландшафтно-
дикорастущих растений, ры- ческого режима
рекреационные
ба, водоснабжение, топливо
территории
для биоэнергетики;
- культурные: ресурсы для - сильное преобразова-
отдыха, спорта, научных ис- ние местообитания и ес-
зона отдыха следований, образования; тественных ценозов;
пруд - поддерживающие: произ- - привнесение инвазив- высокая
у пр. Мира водство первичной биомас- ных видов;
сы, процессы, обеспечиваю- - замусоривание при-
щие почвообразование, брежной территории
круговорот воды и др.
181
1 2 3 4 5
- уничтожение биотопа;
уничтожение естествен-
ных ценозов;
застройка обеспечивающие: земельные
- нарушение гидрологи-
частными одно- ресурсы, с/х продукция част-
Жилая ческого режима;
этажными дома- ных подворий, вода для средняя
застройка
ми с приусадеб- питьевого водоснабжения и - поступление органиче-
ными участками полива, водоотведение ских соединений, нитра-
тов и фосфатов с терри-
тории подворий;
- свалки в оврагах
- уничтожение биотопа;
застройка сред- уничтожение естествен-
неэтажными жи- ных ценозов;
лыми домами, с обеспечивающие: территория - нарушение морфологии
Смешанная включением объ- для застройки, системы во- долины и гидрологиче-
высокая
застройка ектов обществен- доснабжения и водоотведе- ского режима;
ного и производ- ния - поступление нефтепро-
ственно-делового дуктов, СПАВ, взвешен-
назначения ных частиц с улиц горо-
да
Из анализа таблицы следует, что ландшафтно-рекреационное использование территории

предоставляет значительные экологические выгоды, обеспечивая разнообразные экосистемные
услуги, относящиеся ко всем четырем группам. Жилая и смешанная застройка долины реки
приводят к редукции практически всех экосистемных услуг, за исключением использования
территории как таковой, водоснабжения и водоотведения, превращая ценные в ландшафтном
отношении территории в сточную канаву дождевой канализации. Различные участки долины
ландшафтно-рекреационного функционального использования имеют различную степень
трансформированности. Чем больше трансформирована экосистема, те меньшее разнообразие
худшего качества экосистемных услуг она предоставляет. Очевидное решение — перевод всей
территории долины в ландшафтно-рекреационное использование — представляется маловеро-
ятным, а в ряде случаев невозможным, т. к. данные участки на протяжении очень длительного
времени используются для жилой и смешанной застройки. Тем не менее, расширить перечень
и качество предоставляемых услуг возможно за счет развитьие зеленой инфраструктуы, вклю-
чающих обустройство зеленых крыш, зеленых парковок, применение вертикального озелене-
ния, благоустройства территории в соответствии с принципами пермакультуры и др. Сущест-
вующие ландшафтно-рекреационные территории и выполняемые ими функции могут быть
поддержаны за счет обустройства и восстановления пойменных болот, восстановления естест-
венных древесных сообществ на территории лесопарка и зоны отдыха, контроля за распро-
странением инвазивных видов.
1. Скриган А.Ю. Могилев: особенности формирования морфологической и функциональной структур
в социалистический период // Веснік Брэсцкага універсітэта. Серыя 5. Хімія, Біялогія, Навукі аб
Зямлі. 2016. № 1. С. 137-144.
2. Millennium Ecosystem Assessment. Ecosystems and Human Well-being: Synthesis. Washington, DC:
Island Press, 2005. 155 p.
3. Skryhan Hanna. Studying the identity of urban landscape for participatory city planning // Proceedings of
the 17th International Symposium on Landscape Ecology: Landscape and Landscape Ecology, Nitra, Slo-
vakia, 2016 PP. 331-340.
4. Usava Iryna, Falaleeva Maria, Skrygan Hanna, Vardevanian Palina, Litvinkova Inna, Pilovets Galina. Green
areas in the city: challenges of planning policy, stakeholders’ involvement and determinants for long-term
activities (case study of Belarussian city) // Conference book "Ecosystem services Landscape Ecology Inte-
grative Role" (Faculty of Geography and Regional Studies University of Warsaw and Polish Association of
Landscape Ecology), ŁOCHÓW PALACE, 22th 24th June, 2016.
182
êÄáêÄÅéíäÄ ÄãÉéêàíåÄ éñÖçäà ùäéëàëíÖåçõï ìëãìÉ
ìêÅéãÄçÑòÄîíéÇ Ñãü ñÖãÖâ ìëíéâóàÇéÉé
ÉéêéÑëäéÉé èãÄçàêéÇÄçàü
Сулкарнаева Л.Д.
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, sulkarnaeva1992@mail.ru
ALGORITHM FOR URBAN ECOSYSTEM SERVICES ASSESSMENT

FOR SUSTAINABLE URBAN DEVELOPMENT
Sulkarnaeva L.D.
University of Tyumen, Tyumen, Russia, sulkarnaeva1992@mail.ru
Abstract: The transition of the science to post-non-classical stage of development creates a new
understanding of the city as a complex system with the focus on its development and its future states
prediction. Supporting sustainability is becoming quite difficult due to the urbanization processes and
complex character of the city system, which includes economic, social, cultural, environmental, indus-
trial subsystems. Because of overestimation of some subsystems and underestimation of others, the
whole system accumulates imbalances, which lead to system’s insecurity. Moreover, tackle the fact,
that the city is an open system influenced by natural and socio-industrial environment, make sustaina-
bility at the regional and national level. We believe that if city’s sustainability highly influenced by the
state of urban landscape, right governance decisions to urban landscape planning, architecture and con-
struction works will provide sustainable city development. Governance policy to urban landscapes
should be based on theory of ecosystem services, which serves to reveal valuable, vulnerable and the
most common landscapes by valuation of urban ecosystem services, providing by these urban land-
scapes and should consider interests of all city’s subsystems. These approaches would lead to creating
resilient city, capable to respond to and recover from significant multi-hazard threats with minimum
damage to public safety.
На конференции Организации Объединенных Наций по Жилью и Устойчивому Городско-
му Развитию Хабитат III [Официальный сайт конференции Хабитат III], проходившей в Кито
(Эквадор) в октябре 2016 года, была составлена новая программа развития городов [Новая
программа…, 2016], направленная на достижения цели № 11 [Официальный сайт ООН]. Дан-
ная программа объединяет лучшие предложения по созданию по-настоящему комфортной и
безопасной городской среды. Исследовательский доклад № 16 по вопросам городских экоси-
стем и управления ресурсами в рамках конференции Хабитат III базируется на ключевой роли
экосистемных услуг для создания жизнестойкой и комфортной городской среды, основным
инструментом для управления состоянием городской среды названо городское планирование
[Исследовательский доклад № 16]. В то же время все больше научных публикаций и конфе-
ренций посвящены именно исследованию экосистемных услуг городских экосистем, что дела-
ет это направление исследования одним из основных фронтиров современной науки.
Экосистемные услуги понимаются, как выгоды, которые человечество получает от экоси-
стемных функций, или как прямые и косвенные воздействия экосистем на благосостояние че-
ловека [Бобылев, Захаров, 2009; Millennium Ecosystem Assessment, 2005].
Исследования по оценке и анализу экосистемных услуг «природных» ландшафтов разра-
батываются почти три десятилетия (начиная с исследований таких авторов, как R. Costanza
[Costanza et al., 1997], R.S. De Groot [De Groot et al., 2000] и др.), то исследования по урбоэко-
системным услугам начинают разрабатываться с 2000-х годов, и в настоящее время все больше
ученых начинают обращать внимание на это направление. Данная тематика изучается многими
учеными в Европе, США [Bastian, Grunewald, 2015; Elmsqvist et al., 2013; Haase et al., 2012,
2014; Gómez-Baggethun, Barton, 2012; Tzoulas et al, 2013], однако для развивающихся стран,
таких как Африка, Латинская Америка, Россия, такой подход не характерен. В настоящее вре-
мя в России теория экосистемных услуг только развивается [Bukvareva et al., 2015]. Теоретиче-
ские положения оценки экосистемных услуг раскрыты в трудах С.Н. Бобылева [Бобылев, Заха-
ров, 2009], практические подходы к оценке приведены в трудах М.Р. Цибульниковой
183
[Цибульникова, Поспелова, 2011]. Оценка экосистемных услуг на примере городов в России в
настоящее время практически не разработана.
На рисунке 1 приведена разработанная нами схема алгоритма оценки экосистемных услуг
городских ландшафтов.
Шаг 1. Общая оценка. Анализ состояния урбосистемы.
На данном этапе были определены основные индикаторы состояния урбосистемы. Для вы-
деления показателей качества городской среды нами были проанализированы действующая
российская методика оценки качества городской среды, а также зарубежные индикаторы ус-
тойчивости городского развития [Aschkenazi et al., 2012; Li et al., 2014; Lynch et al, 2011; Мето-
дика…, 2013].
Шаг 2. Расчет, ввод и картографическое представление исходных данных.
Для реализации данного этапа необходимо решить следующие задачи:
 Построить карты функциональных зон;
 Построить карты распределения населения;
 Построить карты зон негативных воздействий технических объектов;
 Построить карты зон природных угроз.
Рис. 1. Алгоритм оценки урбоэкосистемных услуг
Шаг 3. Оценка потребности и производимого объема (качества) экосистемных услуг.

Оценка потребности в экосистемных услугах оценивается по показателям численности и
распределения населения, расположения зон негативного воздействия предприятий и инфра-
структуры, зон повышенной вероятности наступления чрезвычайных ситуаций.
Оценка экосистемных услуг городов должна включать следующие этапы:
1. Выявление приоритетных экосистемных услуг на основе оценки качества городской
среды.
2. Расчет, ввод и картографическое представление исходных данных (выделение город-
ских ландшафтов).
3. Оценка экосистемных услуг, производимых урболандшафтами.
Шаг 4. Сравнительный анализ спроса и предложения экосистемных услуг.
Для определения достаточности или недостаточности производимой экосистемной услуги
для городской среды нами на основе анализа литературных источников было выявлено потен-
184
циальное пространственное расположение экосистем-производителей экосистемных услуг от-
носительно получателей выгод [Millennium Ecosystem Assessment, 2005].
Шаг 5. Разработка рекомендаций для пространственного планирования городской среды.
Разработка рекомендаций осуществляется на основе данных о выявленных участках с не-
достаточным производством экосистемных услуг.
1. Бобылев С.Н., Захаров М.Н. Экосистемные услуги и экономика. М.: ООО «Типография ЛЕВКО»,
Институт устойчивого развития, Центр экологической политики России, 2009. 72 с.
2. Исследовательский доклад № 16 конференции Хабитат III, URL: https://unhabitat.org/wp-
content/uploads/2015/04/Habitat-III-Issue-Paper-16_Urban-Ecosystem-and-Resource-Management-2.0.pdf
3. Методика оценки качества городской среды проживания ― приказ МинРегион России 09.09.2013
№ 371.
4. Новая программа развития городов [принята на Конференции Организации Объединенных Наций по
жилью и устойчивому городскому развитию (Хабитат III), г. Кито, Эквадор, с 17 по 20 октября 2016
года] [Электронный ресурс], URL: http://habitat3.org/wp-content/uploads/NUA-Russian.pdf
5. Официальный сайт конференции Хабитат III [Электронный ресурс]. URL: https://habitat3.org/
6. Официальный сайт ООН. Цели в области устойчивого развития [Электронный ресурс]. URL:
http://www.un.org/sustainabledevelopment/ru/sustainable-development-goals/
7. Цибульникова М.Р., Поспелова А.А. Значение экономической оценки экосистемных услуг для со-
хранения и рационального использования ландшафтов // Науки о Земле. М.: РАН, 2011. С. 187-193.
8. Aschkenazi K., Dekker S., Jacob J., Klassen E., Miller H., Thielen S., Wu W. Indicators for Sustainability.
How cities are monitoring and evaluating their success. InitiativeCanada: Sustainable cities, 2012. 84 c.
9. Bastian O., Grunewald K. Ecosystem services: Concept, Methodologies and case studies. Dresden: Springer
Spectrum, 2015. 312 p.
10. Bukvareva E.N., Grunewald K., Bobylev S.N., Zamolodchikov D.G., Zimenko A.V., Bastian O. The cur-
rent state of knowledge of ecosystems and ecosystem services in Russia: A status report // Ambio. 2015.
Vol. 44. P. 491-507.
11. Costanza R., d’Arge R., de Groot R., Farberk S., Grasso M., Hannon B., Limburg K., Naeem S., O’Neill
R.V., Paruelo J., Raskin R.G., Suttonkk P., van den Belt M. The value of the world’s ecosystem services
and natural capital / R. Costanza, R. d’Arge, R. de Groot, S. Farberk, M. Grasso, B. Hannon, K. Limburg,
S. Naeem, R.V. O’Neill, J. Paruelo, R.G. Raskin, P. Suttonkk, M van den Belt // Nature. 1997. Vol.387. P.
253-260.
12. De Groot R.S., van der Perk J., Chiesura A., Marguliew S. Ecological Functions and Socio-economic Val-
ues of Critical Natural Capital as a measure for Ecological Integrity and Environmental Health // NATO-
Science Series, IV. Earth and Environmental Sciences Vol.1, Kluwer Ac. Publ. BV, Dor-
drecht/Boston/London, 2000. P. 191-214.
13. Elmsqvist T., Fragkias M., Goodness J., Gueneralp B., Marcotullio P.J., etc. Urbanization, Biodiversity and
Ecosystem services: Challenges and opportunities. A global assessment. / Elmsqvist T., Fragkias M., Goodness
J., Gueneralp B., Marcotullio P.J., etc. London: Springer Dordrecht Heidelberg New York, 2013. 755p.
14. Gómez-Baggethun E., Barton D.N. Classifying and valuing ecosystem services for urban planning // Eco-
logical Economics. 2012. [Электронный ресурс], URL: http://dx.doi.org/10.1016/j.ecolecon. 2012.08.019
15. Haase D., Frantzeskaki N., Elmavist T. Ecosystem Services in Urban Landscapes: Practical Applications
and Governance Implications. // Royal Swedish academy of science. 2014. P. 407-412.
16. Haase D., Schwarz N., Strohbach M., Kroll F., Seppelt R. Synergies, trade-offs, and losses of ecosystem
services in urban regions: an integrated multiscale framework applied to the Leipzig-Halle region, Germany
/ D. Haase, N. Schwarz, M. Strohbach, F. Kroll, R. Seppelt // Ecology and Society. 2012. Vol.17(3): 22.
[Электронный ресурс], URL: http://dx.doi.org/10.5751/ES-04853-170322
17. Li X., Li X., Woetzel J., Zhang G.&Zhang Y. The China Urban sustainability index 2013. China: The Ur-
ban China, 2014. 45 c.
18. Lynch A., Andreason S., Eisenman T., Robinson J., Steif K., Birch E.L. Sustainable urban development
indicators for the United States. USA: Penn Institute for urban research, 2011. 62 c.
19. Millennium Ecosystem Assessment, 2005. Ecosystems and human well-being: Synthesis /Sarukhan J.,
Whyte A. Island Press, 2005. 137 p.
20. Tzоulas K., Kоrpela K., Venn S., Yli-Pelkоnen V., Kazmierczak A., Niemela J., James P. Prоmоting
ecоsystem and human health in urban areas using Green Infrastructure: A literature review // Landscape and
Urban Planning. 2007. Vol. 81(2007). P. 167-178.
185
THE KEY IMPORTANCE OF LANDSCAPE ECOLOGY
FOR THE CONCEPT OF ECOSYSTEM SERVICES
Bastian O.
City of Dresden, Germany, Olaf.Bastian@web.de
Born from the desire to quantify and valuate biodiversity and ecosystems, even in monetary
terms, and to articulate such values through markets, the ecosystem services concept emerged during
the last few decades. This concept is strongly growing in popularity, because it is expected that it may
contribute to overcome the long-term neglect of biophysical and ecosystem functions — often consid-
ered gratis — in our economic cycles and human society as such. This development is also a reaction
to the increasing degradation of ecosystems providing these services. Meanwhile, there is a broad
agreement that the idea of ecosystem services may enhance the awareness for ecosystems as a basic
condition for human life, and it can be used as a stimulus and tool to find appropriate solutions for
land use to balance economic interests with ecological and social requirements. Mainly economists,
politicians, environmental scientists and even conservationists have promoted the ES concept. Unfor-
tunately, the strong economic focus has been accompanied by a significant neglect of biophysical and
ecological fundamentals.
As the provision of ecosystem services is based upon the performance of ecological structures
and processes, the concept of ecosystem services needs a strong natural-scientific basis including
physical geography and landscape ecology. It can be assumed and shown by many studies that the
assessment of ecosystem services may be improved by the application of these sciences and their the-
oretical and methodical principles, among them integrated geosystem approaches of landscape gene-
sis, landscape units and landscape hierarchy, the role of spatial scales, ecosystem patterns and rela-
tionships and natural potentials, which have been particularly addressed by scientific schools in
Russia and Eastern Europe.
At first, the presentation will briefly flash back to the development of the ecosystem services
concept, to precursors and important milestones. Also a look at critical voices is taken. Links to land-
scape ecology are demonstrated, underpinned and illustrated by case studies in an exemplary manner.
Emphasizing ‘landscape’ in the ES concept, we are led inevitably to the role of landscape units
and landscape elements as references units, but also to the concept of landscape services. Important
arguments for landscape services are e.g. their broader perspective beyond ecosystems, the prominent
role of spatial aspects, their stronger focus on the interplay between humans and environment, the
more integrative view and interdisciplinary character of landscape (than of ecosystem), the relevance
for landscape planning.
Finally, some perspectives and constraints for the application of the concepts of ecosystem and
landscape services in ecological planning procedures are discussed.
SUSTAINABILITY, ECOSYSTEM, LANDSCAPE SERVICES AND CLIMATE

CHANGE: AN EMPIRICAL STUDY IN EASTERN HIMALAYA OF INDIA
Basu J.P.
West Bengal State University, Barasat, Kolkata, India, bjyotish@yahoo.com
Mountains are among the most fragile environments on Earth. They are also rich repositories of
biodiversity and water and providers of ecosystem goods and services on which downstream commu-
nities (both regional and global) depend. Mountains are home to some of the world’s most threatened
and endemic species, as well as to some of the poorest people, who are dependent on the biological
resources. The paper tries to focus on eastern Himalaya as its position as a globally significant region
for providing ecosystem services and biodiversity. Ecosystems are of fundamental importance to en-
vironmental functioning and sustainability, and they provide many goods and services critical to indi-
viduals and societies. The eastern Himalaya, with a wide spectrum of ecological zones, is shared by
Nepal, Bhutan, India, China and Myanmar. These five countries have different geo-political and soci-
186
oeconomic systems, as well as diverse cultures and ethnic groups. Mountain areas are especially sus-
ceptible to global warming, which is the result of rising concentrations of greenhouse gases (GHGs)
generated by human activity in the atmosphere leading to climate change. Climate change has the po-
tential to alter mountain ecosystems and the services they provide to each other and to human society
at large. At the same time landscapes and communities in mountain regions are being affected by rap-
id socioeconomic changes.
Given this backdrop, the paper has four objectives. First, is to examine climate trends in eastern
Himalayan regions and to identify the biological responses to climate change. Second, is to present
climate projections (temperature and precipitation) for the eastern Himalayas under different climate
model/scenarios. Third, is to examine the impact of climate change on the supply of ecosystem ser-
vices in eastern Himalayas. Fourth, is to present a report of field survey conducted on the people re-
garding their perception of climate change and the perceived impacts on their livelihoods, adaptation
to climate change and their socio-economic conditions.
This is an empirical study based on secondary data as well as field survey data. The field survey
was conducted in the Darjeeling mountain region, a part of eastern Himalaya of India, in 2013. 132
households were collected randomly in the two villages of the Darjeeling district. Among which 63
have been collected from hill region and the rest 69 data from foot hill region of Darjeeling district.
The results of the study showed that under the influence of climate change, mountains are likely to
experience wide ranging effects on the environment, natural resources including biodiversity, and so-
cioeconomic conditions. The paper has important policy implications for protecting landscapes, eco-
systems, habitats, and species so that anthropogenic interferences are kept to a minimum for natural
resilience to take over and sustain the ecosystem structure and functions.
INDICATOR-BASED ASSESSMENT OF GREEN SPACE IN CITIES —

EXPERIENCES FROM THE SINO-GERMAN "GREEN CITIES STUDY"
Grunewald K.1, Syrbe R.-U.2
Leibniz Institute of Ecological Urban and Regional Development, Dresden, Germany,
1
k.grunewald@ioer.de, 2r.syrbe@ioer.de
Abstract: The presentation introduces the Sino-German 'Green Cities Study’. In the last decades
China and Germany have experienced a rapid urbanization process caused by rural-urban migration
flows, re-densification and population growth. Against these background current developments, differ-
ent approaches and future challenges in the competition of green spaces and urban land consumption in
China and Germany are elaborated, discussed and illustrated within case studies and good practice ex-
amples. Mainstreaming urban biodiversity and ecosystem services in urban development policies re-
quires the establishment of adequate indicators and the integration of ecosystem services in planning
systems in China and Germany.
1. Background
Since 2008, more than half of the world’s population has been living in cities, and by 2050 two
thirds of all people are expected to live in cities. In the last three decades a rapid urbanization process
has taken place in China. It is likely to continue and even accelerate with government support, so that
already in 2025 around 70% of the Chinese population is expected to live in growing or new cities.
That would be 900 million people, nearly 250 million more than today. In Germany, too, a renewed
urbanization process could be observed in recent years.
This urbanization is globally causing increased land consumption in the urban fringes and leads
to concentration and compaction processes in the city cores — including in China and Germany.
While cities only occupy about 2% of the Earth’s surface, the activities and needs of the population
that lives and works there are responsible for nearly 80% of carbon emissions, 60% of water con-
sumption and the use of three quarters of wood resources. The urban ecosystems and the natural and
near-natural surroundings of the population centers are being subjected to sometimes massive pres-
sure through changed land use claims and emissions into air, water and soil, leading to impairment of
the ecosystem functions and corresponding services.
187
Modern, urban living, a growing infrastructure and attractive work and leisure options are to be
brought into harmony with the protection of nature and the environment. Many municipalities and
initiatives worldwide are pursuing “green” urban development. The concepts and indicators that serve
as a basis for this are diverse. Transparent, indicator-based evaluation systems need to ensure that
planning and action do indeed lead to increased sustainability and to a higher quality of life of the
population in cities.
2. Objectives
The project ‘Green Cities Study’ aims to capture, describe and convey to various target groups
the current significance, the values and potentials of urban biodiversity and ecosystem services — in
the context of sustainable urban development and ongoing urbanization processes. In particular, the
current developments and different approaches in China and in Germany are to be studied. The strate-
gic goal is a long-term appreciation of the potentials and increased consideration of urban green spac-
es in city planning and development.
3. Indicators and target values for green space in cities
The German National Strategy on Biological Diversity demands as a strategic aim for urban
landscapes to enhance considerably the proportion of vegetated areas (green space here includes pri-
vate gardens, green yards, overgrown walls and roofs etc.) in all settlements by 2020. Publicly acces-
sible green space having manifold qualities and functions should in general be available within walk-
ing distance [BMUB 2015]. To meet these aims, well communicable and clearly measurable target
values are essential for urban planning and development. Precise specifications for the accessibility,
quality and maintenance of appropriate green space have to be promulgated. Strategies in China (Eco-
city, Garden city) point in the same direction. Green space standards are formalized within Chinese
planning codes, but are difficult to enforce [Syrbe et al., 2017].
A GIS-based calculation (e. g. based on biotope mappings) of specific indicator values for city
districts enables the identification of spatial need for action in every city and gives the municipal au-
thority a framework for targeted maintenance and improvement of green space at the specific plan-
ning levels [e.g., Grunewald et al., 2017b; Syrbe et al., 2017].
Green space provision has often been expressed in terms of size per inhabitant, which is not real-
ly sufficient (large variation between different parts of the settlement, strongly influenced by where
the outer border is drawn). The combination of the sizes of green space with distances allows for rela-
tively simple modeling of the accessibility of green space and represents an effective methodology for
a nationwide application. Deficits and trends can be pointed out, and comparisons between cities are
possible, also internationally if the methodology is comparable. However, the value of the characteris-
tic quantities can vary widely depending on the data base used (source and selection of land use types,
census) and the thresholds set (e.g. distances, area requirements).
Grunewald et al. [2017b] calculated the green space provision per inhabitant related to the total
amount of green space and the accessibility of green space for all major German cities. In total, green
spaces are accessible for daily recreation for 74.3% of the inhabitants in German cities, which means
that underprovision affects 8.1 million city dwellers. Larger cities have more problems in ensuring the
provision and accessibility of green space. Results show that in general, cities with fewer inhabitants
can provide more green space than larger cities with a higher population and a corresponding pressure
on open space for development.
However, such nationwide calculations can only give an overview. Therefore, it is possible for
cities which have higher-resolution data available to carry out more complex analyses in order to un-
derpin the determined quantitative values by respective site-specific quality requirements for munici-
pal planning of green space.
References
1. BMUB — Bundesministerium für Umwelt, Naturschutz, Bau und Reaktorsicherheit (2015) Grün in der
Stadt — Für eine lebenswerte Zukunft. Grünbuch Stadtgrün (Green Book „Green in the City“). German
Environment and Building Ministry, Berlin.
2. http://www.bmub.bund.de/service/publikationen/downloads/details/artikel/gruen-in-der-stadt-fuer-eine-
lebenswerte-zukunft/?tx_ttnews[backPid]=289. Accessed 27 June 2015
3. Grunewald K, Junxiang Li, Gaodi Xie, Lennart Kümper-Schlake (Eds)(2017a) Towards Green Cities —
Urban Biodiversity and Ecosystem Services in China and Germany, Springer, New York
188
4. Grunewald K, Richter B, Meinel G, Herold H, Syrbe R-U (2017b) Proposal of indicators regarding the pro-
vision and accessibility of green spaces for assessing the ecosystem service ‘recreation in the city” in Ger-
many. International Journal of Biodiversity Science, Ecosystem Services & Management. doi:
10.1080/21513732.2017.1283361.
5. Syrbe, R.-U., Hou, W., Grunewald, K., Mathey, J. (2017) How green are our cities? Green space provision
in urban areas. In: Grunewald K et al. (Eds.) Towards Green Cities — Urban Biodiversity and Ecosystem
Services in China and Germany, Springer, New York, p. 86-94.
INDICATORS FOR ASSESSING AND VALUING THE CULTURAL ECOSYSTEM

SERVICE 'RECREATION' OF LANDSCAPES IN GERMANY
Leibniz University Hannover, Institute for environmental planning, Hannover, Germany,
haarenl@umwelt.uni-hannover.de
Action 5 of the European Union’s Biodiversity Strategy calls upon its Member States to map and
assess the state of the ecosystems and their services (the MAES process). The indicators for imple-
menting MAES differ substantially across the member states. The German approach proposes indica-
tors for evaluating ES supply in terms of ES potentials, for estimating ES demand, as well as for ana-
lyzing the relationship between them.
This contribution introduces indicators developed for mapping and assessing cultural ecosystem
services in Germany with a specific focus on leisure and weekend recreation. We first introduce our
general approach for the spatial analysis based on a broad spectrum of landscape metrics and the best
available spatial data. We continue with a presentation of the spatial results of the analysis, emphasiz-
ing on spatial differences between the identified supply and demand. Alternative indicators for quanti-
tatively assessing and evaluating the overall level of respective ES supply and demand will be intro-
duced and their respective implications explored. Finally, we suggest a cumulative indicator
exhibiting the supply-demand relationship.
The usability of the results for decision support on national scale, but also on federal and regional
scale will be discussed. Furthermore, the need for action in the fields of data and methodological de-
velopment will be identified. Finally, conclusions are drawn concerning potential improvement op-
tions, next research steps and lessons-learned.

OF COUPLED EFFECTS OF HUMAN IMPACT AND CLIMATE CHANGE
Ji W.
The University of Missouri, Kansas City, USA, jiwei@umkc.edu
Research justification. As a noticeable aspect of global change, urban landscape transformation
has increasingly become a major issue in many parts of the world, resulting in various environmental
and socioeconomic consequences. It is critical to identify, monitor, and analyze effective indicators of
urban landscape drivers in order to understand complex urban landscape processes. What are the ma-
jor drivers of urban landscape changes? What are the effective indicators of these drivers? How can
these indicators be analyzed in association with landscape changes at varying spatial and temporal
scales? These are fundamental questions in urban landscape studies. To address these questions, de-
veloping innovative concepts and technical approaches becomes a central part of the research.
New indicator concepts. Typically, urban landscape changes are considered to be the results of
human development such as built-up activities. As such, impervious surfaces is widely used as an in-
dicator of the human impact driver. In recent years, however, various observations suggest that in
many metropolitan areas, urban landscapes might have been shaped jointly by climate impacts (e.g.
precipitation variation). In this context, impervious surfaces is less effective as a indicator of the cli-
mate variation, whereas urban wetlands (mainly surface waters) is being perceived to be a more sensi-
189
tive reflector of both human impact and climate change. In this study, urban wetlands is referred to as
“wetscapes” (wet-landscapes) while impervious surfaces as “dryscapes” (dry-landscapes). As a part
of our research objectives, this study examines the effectiveness of this new indicator.
Study area. This study was conducted in the Kansas City metropolitan area. Located in the cen-
tral United States, the study area centers along the eastern boundary of Kansas State and the western
boundary of Missouri State. Rolling hills and open plains characterize the general topography of the
area. The predominant land-cover is vegetation that primarily consists of grasslands, forests and
croplands. The area embraces three watersheds: Blue River, Little Blue River, and Shoal Creek-
Missouri River. The metropolitan area covers 7 counties that include more than 10 major cities, which
witnessed remarkable population and economic growth in the recent decades, resulting in significant
urban sprawl through built-up activities. According to the U.S. Environmental Protection Agency, the
region which embraces the Kansas City metropolitan area has experienced a noticeable increase of
precipitation since the 19th century.
History of projects. Based on satellite remote sensing data, the study covered a period of over
four decades from 1972 through 2010. The study was funded by two federal research grants, which
was implemented with two stages: the first-stage study focused on detection of long-term trends of
urban land cover change, while the second one examined how to detect the coupled effects of human
impact and climate change on urban landscapes using the urban wetscapes as an indicator.
The first-stage study. In this study, six Landsat images were used with a time interval of about
five years for the period from 1972 through 2001. Four major land cover types, built-up land, for-
estland, non-forest vegetation land, and surface water, were mapped using supervised image classifi-
cation techniques. The study found that over the three decades the built-up lands in the study area
were more than doubled, which was mainly at the expense of non-forest vegetation lands, suggesting
a significant urban expansion.
Based on the land cover data generated from the satellite images, the study calculated landscape
metrics, including the patch density (PD) index of the built-up land cover as well as the patch density,
the largest patch index (LPI), and the aggregation index (AI) of both forestland and non-forest vegeta-
tion. Landscape metrics were analyzed to reveal patterns of changes in landscape characteristics at
varying spatial scales. At the metropolitan level, the non-forest vegetation and the forestland became
more fragmented as the result of the growing of the built-up area.
Interestingly, the first-stage study revealed that the study area saw a significant gain in surface
water coverage. This observation raised questions: How have human activities and precipitation varia-
tion jointly impacted urban wetscapes during recent decades? How can we detect such coupled im-
pacts through remote sensing analysis? Answering these questions became the foci of the second-
stage study.
The second-stage study. The study proposed “urban wetscapes” (loosely-defined urban wet-
lands) as a new focus for remote sensing detection. The study examined whether urban wetscape dy-
namics was a sensitive indicator of the coupled effects of the two landscape drivers.
To better detect this indicator, a rule-based classification algorithm was developed to identify fi-
ne-scale, hidden wetlands that could not be appropriately detected based on their spectral differentia-
bility by a traditional image classification. Three SPOT images for years 1992, 2008, and 2010, re-
spectively were classified with this technique to generate the four types of land cover as described
above. The spatial analyses of remotely-sensed wetscape changes were implemented at the scales of
metropolitan, watershed, and sub-watershed, as well as based on the size of surface water bodies in
order to accurately reveal urban wetscape change trends in relation to major landscape drivers.
The study identified that urban wetscape dynamics varied in trend and magnitude from the met-
ropolitan, watersheds, to sub-watersheds in response to human impacts at different scales. The study
also found that increased precipitation in the region in the past decades swelled larger wetlands in par-
ticular while generally smaller wetlands decreased mainly due to human development activities. The-
se results confirm that wetscape dynamics can effectively reveal the coupled effects of human impact
and climate change on urban landscapes. This indicator provides new insights into the relationships
between urban landscape dynamics and related drivers in the course of global change.
190
THE CURRENT STATE OF THE ART OF URBAN ECOSYSTEM
SERVICES ASSESSMENT IN RUSSIA
Sulkarnaeva L.
University of Tyumen, Tyumen, Russia, sulkarnaeva1992@mail.ru
Abstract: In January 2016, the "17 goals for the transformation of our world" officially came into
force. Russian Federation adopted sustainable development goals and declared the 2017th as year of
ecology. This fact shows the readiness of the Russian Federation to start active measures aimed at pre-
serving the natural capital of the country. Currently, national programs for the protection of wild spe-
cies of animals and plants, national processing and utilization waste system are implementing; national
legislation is changing to ensure conservation of forest, water and land resources; a network of special-
ly protected territories tending to be developed. However, despite the fact that measures planned by the
Russian Federation are unconditionally needed, they are inadequate to creating a truly resilient and
comfortable city due to one-sided approach: focus on improving statistical environmental and sanitary-
hygienic indicators, without paying enough attention on social, economic, cultural and other aspects. At
the United Nations Conference on Housing and Sustainable Urban Development — Habitat III, held in
Quito (Ecuador) in October 2016 a new urban development program was adopted to achieve sustaina-
ble development goal No. 11. This program brings together the best proposals to form truly comforta-
ble and safe urban environment. Research report No. 16 “Urban Ecosystems and Resource Manage-
ment” by Habitat III declared the key role of ecosystem services to create a resilient and comfortable
urban environment and named urban planning a main tool for managing the urban environment. At the
same time, more and more scientific publications and conferences are devoted specifically to the study
of urban ecosystem services, which makes this area of research one of the main frontiers of modern
science.
Currently urbanization is probably the most important global process. The constant growth of ur-
ban dwellers’ amount and size of urban territory are obvious and there is no doubt, urbanization af-
fects the state of the whole Earth. On the one hand, the urbanization is a progressive development of
the humankind due to the wider possibilities for each person, development of infrastructure, commu-
nication and innovations; on the other hand, this process leads to accumulating and emerging of wide
range of problems (overpopulation, ethnic, religion conflicts and criminality, epidemic and biological
hazards, traffic jams and air pollutions, decreasing of number of green zones, forests; water pollution
because of higher pressure on water cleaning infrastructure; transition of peri-urban landscapes to ur-
ban landscapes, etc.) [Berry, 2008]. Moreover, higher density of population causes growth in resource
demanding and leads to increasing pressure on cities’ ecosystems and city environment. All these
problems along the poor planning of urban development, aimed only to economic prosperity of the
city, lead to unsustainability of the city [A Research…, 2007].
The urbanization, as a complex socio-technic-economic process along the transition of the sci-
ence to post-non-classical stage of development, creating a new understanding of the city as a com-
plex system with the focus on its development and its future states prediction, make scientists to find
new approaches to resolve these problems [A Research…, 2007]. However, scientists and city dwell-
ers were aware about the state of their surroundings since 1970s, when the urban ecology emerged.
This science dealed with the impact of humankind on the natural environment of the city. With devel-
opment of science and urban ecology and emerging of sustainable development concept urban plan-
ning became the most effective approach to provide city sustainability (in other words to resolve most
part of cities’ problems). Next stage of development of sustainable development concept, regarding
the cities, was invention of urban resilience concept based on the capacity of the urban system to re-
spond to and recover from certain hazards [Holling, 1973, 1986, 1995; Chapin et al., 2009]. A great
number of researches were dedicated to the link between urban resilience and urban planning
[McPhearson et al., 2012; Schäffler, Swilling, 2013], most of them considered urban planning as a
mean to provide or improve resilience of the city to some certain factors. The needs of socio-
ecological approach to urban planning lead to implementation of ecosystem services (all the profits
humankind get from ecosystems) assessment [De Groot, 1992, 2000; Daily, 1997; Costanza et al.,
1997] as an instrument for decision-making while urban planning process [Bastian, Grunewald, 2015;
Felipe-Lucia et al., 2014; Haase et al., 2012, 2014; Niemela et al., 2010; Gómez-Baggethun, Barton,
191
2012; Elmsqvist et al, 2013]. Currently most part of this researches are exploring in Europe and USA,
while in developing countries this approach is still not considered [MA, 2005; TEEB, 2010].
In January 2016, the "17 goals for the transformation of our world" officially came into force
[Sustainable development…]. Russian Federation adopted sustainable development goals and de-
clared the 2017th as year of ecology. This fact shows the readiness of the Russian Federation to start
active measures aimed at preserving the natural capital of the country. Currently, national programs
for the protection of wild species of animals and plants, national processing and utilization waste sys-
tem are implementing; national legislation is changing to ensure conservation of forest, water and
land resources; a network of specially protected territories tending to be developed.
The 2017th will be an important period for Russian cities. Such measures as creation of a green
shield (a forest belt around cities), toughening of control over industrial enterprises are aimed to im-
prove the ecological security of the urban environment [Russian Federation Laws, 2016]. All these
actions to some extent correspond to goal No. 11 "make cities inclusive, safe, resilient and sustaina-
ble". However, despite the fact that measures planned by the Russian Federation are unconditionally
needed, they are inadequate to creating a truly resilient and comfortable city due to one-sided ap-
proach: focus on improving statistical environmental and sanitary-hygienic indicators, without paying
enough attention on social, economic, cultural and other aspects.
At the United Nations Conference on Housing and Sustainable Urban Development — Habitat
III, held in Quito (Ecuador) in October 2016 a new urban development program was adopted to
achieve sustainable development goal No. 11 [The New Urban…, 2016]. This program brings togeth-
er the best proposals to form truly comfortable and safe urban environment. Issue paper No. 16 “Ur-
ban Ecosystems and Resource Management” by Habitat III declared the key role of ecosystem ser-
vices to create a resilient and comfortable urban environment and named urban planning a main tool
for managing the urban environment [Issue Paper No. 16…, 2016]. At the same time, more and more
scientific publications and conferences are devoted specifically to the study of urban ecosystem ser-
vices, which makes this area of research one of the main frontiers of modern science.
Transitional state of Russian cities between industrial and post-industrial stage [Becker et al.,
2012] forms an urgent need to revise existing approaches to their planning. In this context, together
with a high concentration of the population in cities (over 100000000 people live in cities in Russia
[Official site…]) accumulated environmental damage, the urban ecosystem services assessment inves-
tigation seems necessary for Russian cities.
However, researches in this field are not numerous and include assessment of the specially pro-
tected areas within the city border and the translation of foreign experience in the assessment of urban
ecosystem services. Noting the special way of forming and modern development of Russian cities
[Becker et al., 2012], their diversity and diversity of leading processes, unique natural and climatic
conditions, economic, technological and social prerequisites, this approach is not fully correct. The
accumulated experience of Soviet and Russian landscape studies and landscape-ecological mapping,
new Russian research institutes (Strelka, VShU, Shaninka) should serve to adapt existing approaches
to the assessment of urban ecosystem services to the realities of Russian cities.
The purpose of this research is to analyze the scientific papers devoted to the study and assess-
ment of ecosystem services of urban ecosystems, as well as the existing prerequisites for the introduc-
tion of an assessment of ecosystem services in the process of Russian urban planning.
REFERENCES
1. A Research Prospectus for Urban Resilience: A Resilience Alliance Initiative for Transitioning Urban Sys-
tems towards Sustainable Futures, 2007. 24 p.
2. Bastian O., Grunewald K. Ecosystem services: Concept, Methodologies and case studies / O. Bastian,
K. Grunewald. Dresden: Springer Spectrum, 2015. 312 p.
3. Becker C. M., Mendelsohn S. J., Benderskaya K. A. Russian cities in the Soviet and post-Soviet eras /
C. M. Becker, S. J. Mendelsohn, K. A. Benderskaya. London: Human settlements group, 2012. 134 p.
4. Berry, B.J.L. Urbanization. Urban Ecology: an international perspective on the interaction between humans
and nature. New York: Springer, 2008. pp. 25-49.
5. Chapin, F. S., Kofinas, G. P., & Folke, C. Principles of Ecosystem Stewardship: Resilience-Based Natural
Resource Management in a Changing World. New York: Springer Science+BusinessMedia, 2009.
6. Costanza R., d’Arge R., de Groot R., Farberk S., Grasso M., Hannon B., Limburg K., Naeem S., O’Neill
R.V., Paruelo J., Raskin R.G., Suttonkk P., van den Belt M. The value of the world’s ecosystem services
192
and natural capital / R. Costanza, R. d’Arge, R. de Groot, S. Farberk, M. Grasso, B. Hannon, K. Limburg,
S. Naeem, R.V. O’Neill, J. Paruelo, R.G. Raskin, P. Suttonkk, M van den Belt // Nature. 1997. Vol. 387.
P. 253-260.
7. Daily G.C. (1997) Nature’s services: societal dependence on natural ecosystems. Island Press, Washington,
pp 1–49
8. De Groot R.S., van der Perk J., Chiesura A., Marguliew S. Ecological Functions and Socio-economic Val-
ues of Critical Natural Capital as a measure for Ecological Integrity and Environmental Health // NATO-
Science Series, IV. Earth and Environmental Sciences Vol.1, Kluwer Ac. Publ. BV, Dor-
drecht/Boston/London, 2000. P. 191-214.
9. De Groot, R.S. Functions of Nature: Evaluation of Nature in Environmental Planning, Management and
Decision Making. Wolters-Noordhoff, Groningen, 1992.
10. Elmsqvist T., Fragkias M., Goodness J., Gueneralp B., Marcotullio P.J., etc. Urbanization, Biodiversity and
Ecosystem services: Challenges and opportunities. A global assessment. / Elmsqvist T., Fragkias M.,
Goodness J., Gueneralp B., Marcotullio P.J., etc. London: Springer Dordrecht Heidelberg New York, 2013.
755p.
11. Felipe-Lucia Maria R., Francisco A. Comin, Javier Escalera-Reyes. A framework for the social valuation of
ecosystem services. 2014. Royal Swedish Academy of Sciences 2014.
12. Gómez-Baggethun E., Barton D.N. Classifying and valuing ecosystem services for urban planning / E.
Gómez-Baggethun, D.N. Barton // Ecological Economics. 2012. [Электронный ресурс], URL:
http://dx.doi.org/10.1016/j.ecolecon.2012.08.019
13. Haase D., Frantzeskaki N., Elmavist T. Ecosystem Services in Urban Landscapes: Practical Applications
and Governance Implications // Royal Swedish academy of science. 2014. P. 407-412.
14. Haase, D., N. Schwarz, M. Strohbach, F. Kroll, and R. Seppelt. 2012. Synergies, trade-offs, and losses of
ecosystem services in urban regions: an integrated multiscale framework applied to the Leipzig-Halle re-
gion, Germany. Ecology and Society 17(3): 22. http://dx.doi.org/10.5751/ES-04853-170322
15. Holling, C. Resilience and stability of ecological systems. Annual Review of Ecological Systems, 1973.
Pp. 1-23.
16. Holling, C. S. The resilience of terrestrial ecosystems: local surprise and global change. In: Sustainable De-
velopment of the Biosphere, edited by Clark, W.C. and Munn, R.A. Cambridge: Cambridge University
Press, 1986. Pp. 292-317.
17. Holling, C. S. What Barriers? What Bridges? In: Barriers and Bridges to the Renewal of Ecosystems and
Institutions, edited by Gunderson, L., Holling, C. S., and Light, S. S. New York: Columbia University
Press, 1995.
18. Issue Paper No. 16 of the Habitat III Conference [Electronic resource], URL: https://unhabitat.org/wp-
content/uploads/2015/04/Habitat-III-Issue-Paper-16_Urban-Ecosystem-and-Resource-Management-2.0.pdf
19. MA, Millennium Ecоsystem Assessment, 2005. Ecоsystems and human well-being. A framewоrk fоr
assessment [Electronic resource], URL: http://biоdiversity.eurоpa.eu/maes
20. McPhearson T, Hamstead Z.A., Kremer P. 2012. Urban Ecosystem Services for Resilience Planning and
Management in New York City Royal Swedish academy of science. Pp. 402-415.
21. Niemela J., Saarela S., Soderman T., Kopperoinen L., Yli-Pelkonen V., Vare S., Kotze D.J. Using the eco-
system services approach for better planning and conservation of urban green spaces: a Finland case study
Biodiversity Conservation (2010) 19:3225-3243
22. Official site of Russian Federal Statistics service [Electronic resource], URL: http://www.gks.ru/
23. Russian Federation. Laws. On Amending the Federal Law "On Environmental Protection and Certain Leg-
islative Acts of the Russian Federation to create a forest park green belts": federal law: [Prinjat Gos. Dumoj
17 ijunja 2016 goda: Odobren Sovetom Federacii 29 ijunja 2016 goda] [Electronic resource], URL:
http://base.garant.ru/71435428/#block_12#ixzz4goDLMW1p
24. Schäffler Alexis, Mark Swilling. 2012. Valuing green infrastructure in an urban environment under pres-
sure. The Johannesburg case. Ecological Economics 86 (2013) 246-257.
25. Sustainable development goals [Electronic resource], URL: http://www.un.org/sustainabledevelopment/ru/
sustainable-development-goals/
26. TEEB. 2010. The economics of ecosystems and biodiversity. Ecological and economic foundations. Lon-
don: Earthscan.
27. The New Urban Development Program [prinjata na Konferencii Organizacii Obedinennyh Nacij po zhil'ju i
ustojchivomu gorodskomu razvitiju (Habitat III), g. Kito, Jekvador, s 17 po 20 oktjabrja 2016 goda] [Elec-
tronic resource], URL: http://habitat3.org/wp-content/uploads/NUA-Russian.pdf
193
AND ECOSYSTEM SERVICES IN GERMANY — STATE AND CHALLENGES
Syrbe R.-U.1, Grunewald K.2
Leibniz Institute of Ecological Urban and Regional Development, Dresden, Germany,
1
r.syrbe@ioer.de, 2k.grunewald@ioer.de
Abstract: The European Union has obliged its member states to record and assess the state of
ecosystems and their services in national reports. Ecosystem services maps shall be a basis for land-
scape planning, strategic and environmental impact assessment and land use optimization. This na-
tionwide mapping will be part of a National Ecosystem Assessment and essential to understand how
ecosystems contribute to human well-being. Scientifically credible, practically relevant, and politically
legitimate indicators are seen as key for a nationwide assessment of ecosystems and their conditions. In
order to operationalize and present them cartographically, the indicators have to be formalized and de-
rived for suitable spatial units. The aim of the contribution is to outline the conception of nationwide
indicators for both issues. We discuss the state of implementation and present the need for further
work. Starting point is a methodological approach. Then we explain the resulting indicators using two
examples, namely carbon storage for the state of ecosystems and carbon sequestration for their service
to bind greenhouse gases by growing plants. The practical implementation is briefly illustrated. At the
end, the focus is on the relationship between the developed indicators and biodiversity, as the indicator
development belongs to the scope of the EU Biodiversity Strategy 2020.
Introduction
The difference between economic growth and the limited availability of resources causes one of
the greatest challenges of our time and to the overuse of limited resources providing the essentials of
our life. Ecosystem Services (ES) are defined as the contributions of ecosystems to human well-being
[de Groot et al., 2002]. The contributions to well-being are not just luxury items, but also part of the
basic requirements for life (water, air, food, heating). Ecosystems supply natural goods, control mate-
rial and energy flows toward a reduction of natural hazards and give opportunities of cultural experi-
ences in connection with nature and landscape. Besides socio-economic features such as ownership,
access and prices, particularly the conditions of ecosystems are crucial for a sustainable provision of
ES. The ‘health’ of ecosystems depends again on the way and intensity of their utilization or nature
conservation. To protect the nature against impairment means to preserve the basics of human live
and well-being. Therefore, particularly the ecosystems’ conditions have to be monitored as well. The
European Union has obliged its member states to record and assess the state of ecosystems and their
services in national reports and maps as future basis a more adjusted land use. This nationwide map-
ping will be part of a National Ecosystem Assessment and essential to understand how ecosystems
contribute to human well-being. In order to operationalize and present them cartographically, the in-
dicators have to be formalized and derived for suitable spatial units.
German activities
The first national inventory of ecosystem conditions and ecosystem services for Germany is un-
der elaboration. Like the other European countries, Germany is assessing and mapping ES and will
include the results in a national report to the European Commission. Therefore, the most important ES
have been selected [Grunewald et al., 2016]. Possible supply and demand indicators have been chosen
for the selected ES classes. In most cases, there is a main indicator capturing the essential service,
supplemented by auxiliary indicators showing special aspects for insgtance of supply and demand.
Though not all indicators have been finally coordinated with federal government yet, the presentation
demonstrates examples for a regulating ES and for ecosystem conditions.
Regulating ES
Soil erosion is selected as example for a regulating ES. There is little erosion in many natural
ecosystems of Central Europe due to vegetation cover is able to breaks the precipitation energy, re-
duces the rain by interception and transpiration, absorbs water into a well-rooted and loose soil, and
retards runoff. The effects are reduced through agriculture, mining or development. A demand for
avoidance of erosion comes among others from arable fields, where steep slope degree, high precipi-
tation and few vegetation pose a risk of high soil loss if a rainstorm would occur. We modelled the
194
erosion rate according to Wischmeier & Smith [1978] for all non-built-up areas of Germany. First,
erosion rates were estimated for all open areas. Second, the next calculation indicates the share of ac-
tual versus avoided erosion to understand the usage effects. Maps and indicators show us the success
regarding the protection of soils, such measures are indicated additionally. Of course, the highest ser-
vice supply takes place under forests, grasslands, and near-nature vegetation. The German mountains
show high values of prevented erosion. The avoided erosion rate is ten times more than the residual
erosion. Fertile loess uplands with small valleys show both considerable erosion prevention and soil
loss. Particularly here, erosion needs to be reduced by diverse landscape structure, high share of per-
manent crops, intelligent crop rotation, organic farming and at least conservative soil tillage.
Ecosystem conditions
The effects of changing climate become increasingly obvious every day. Besides the sea level ris-
ing, the higher energy content in the atmosphere may cause increasing precipitations, floods, land-
slides, storm damages etc. In central Europe, decreasing snowfall leads to economic losses for winter
tourism in low-range mountain areas. One strategy to prevent this adverse development is to conserve
the natural storage of carbon particularly in peatlands, grasslands and forests together with a low-
emission land use. To monitor the carbon contents of ecosystems, a general carbon value for all clas-
ses of the new land-use dataset LBM-DE has been calculated. The results are given as raster values
matching to the unified INSPIRE 1000 m grid for Europe. These values have been further specified
for forest types using the findings of the national forest inventory [BMEL 2016]. At the raster level,
the land-use values were overlaid and re-calculated regarding raised bogs and fens. The according
geo-data come from the German soil map 1 : 1 Mill. The ecosystems on mineral soils contain about 4
billion tons carbon, while the peatlands in Germany contain nearly 2 billion tons additionally. Similar
ecosystem condition datasets were calculated for the open space (as precondition for recreation and
precaution for fertile soils), for naturalness and nitrogen load in Germany by now.
REFERENCES
1. BMEL (2016): Der Wald in Deutschland. Ausgewählte Ergebnisse der dritten Bundeswaldinventur.
https://www.bundeswaldinventur.de/fileadmin/SITE_MASTER/content/Dokumente/Downloads/BMEL_W
ald_Broschuere.pdf (Access: 19.06.2017).
2. de Groot, R.S.; Wilson, M.; Boumans R. (2002): A typology for description, classification and valuation of
ecosystem functions, goods and services. Ecol. Econ. 41, 393-408.
3. Grunewald, K.; Herold, H.; Marzelli, S.; Meinel, G.; Richter, B.; Syrbe, R.-U.; Walz, U. (2016): Konzept
nationale Ökosystemleistungs-Indikatoren Deutschland. Naturschutz und Landschaftsplanung 48 (5)
141-152/
4. Wischmeier, W. & Smith, D. (1978): Predicting Rainfall Erosion Loss: A Guide to Conservation Plan-
ning. — United States Department of Agriculture, Agriculture Handbook 537, 58 p., 20 Tab.; Washington.
195
VII. àëíéêàóÖëäÄü ãÄçÑòÄîíçÄü ÉÖéÉêÄîàü
à ÑàçÄåàäÄ áÖåãÖèéãúáéÇÄçàü
VII. HISTORICAL LANDSCAPE GEOGRAPHY

AND LAND USE CHANGE
èêéëíêÄçëíÇÖççé-ÇêÖåÖççÄü èÄêÄÑàÉåÄ
ëéÇêÖåÖççõï ãÄçÑòÄîíçõï àëëãÖÑéÇÄçàâ1
Вампилова Л.Б.
Ленинградский государственный университет имени А.С. Пушкина, Санкт-Петербург,
Россия, histgeo@mail.ru
SPATIAL AND TEMPORAL PARADIGM

OF MODERN LANDSCAPE RESEARCHES
Vampilova L.B.
Pushkin Leningrad state university, Saint-Petersburg, Russia, histgeo@mail.ru
Abstract: The problems belong to subject unity of anthropogenous landscape researches, the
landscape ecology and regional ecology having a geosystem research object with the specific spatio-
temporal organization. Crucial importance is gained by spatio-temporal paradigm, recognized set of the
historical and geographical. By means of the regional historical and geographical analysis and synthe-
sis "the genetic code" of geosystems and the region in general is established.
For implementation conceived by us the concept of the historical and geographical basis including
the database for carrying out the historical and geographical analysis and synthesis of the region is of-
fered and justified. An analysis result of a complex of data is the historical and geographical periodiza-
tion, and synthesis — historical geographical zoning. The retrospective analysis of change of the envi-
ronment of the region for historical time.
Historical geographical zoning is carried out on macro-, meso- and microlevel within Russia. The
division into districts technique taking into account set of signs of physiographic and public and geo-
graphical character is offered.
Fundamental difference of the real research is carrying out the retrospective analysis of structure
of landscapes, environmental management, population on units of historical geographical zoning. The
assessment of anthropogenous change of landscapes is carried out on the most dynamic component —
vegetation, with use of GIS-technologies in borders historical and geographical having manufactured.
On cards of vegetation of the different periods (since radical) the integrated circuit of historical geo-
graphical zoning was imposed. Quantitative indices of change of wood vegetation on chronological
cuts are presented in the form of charts. The detailed assessment of change of vegetation for historical
time proves a significant role of a historical and geographical basis.
Постановка проблемы и ее важность
Ландшафтоведение представлено системой фундаментальных и прикладных направлений,
в равной мере пользующихся историко-географическими методами исследования. Рассматри-
1
Работа выполнена при поддержке Всероссийской общественной организации «Русское географи-
ческое общество» (грантовский проект «Создание атласа ментальных карт регионов России»).
196
ваемые в статье аспекты относятся к предметному единству антропогенного ландшафтоведе-
ния, ландшафтной экологии и региональной экологии, имеющих объектом исследования гео-
системы со специфической пространственно-временной организацией. В современной ланд-
шафтной географии ключевым вопросом историко-географического изучения геосистем
является оценка степени влияния категорий пространства-времени на их эволюцию, динамику,
функционирование. Решающее значение приобретает пространственно-временная парадигма,
признанная совокупность историко-географических знаний, позволяющих проследить истори-
ко-географическую обусловленность и проявление многовековых антропогенных процессов
[Анимица, Шарыгин, 2005]. Пространственно-временная парадигма — это общая концепту-
альная схема (совокупность знаний, оценок, сведений), ориентирующая исследователя на изу-
чение прошлых эпох: ретроспективного анализа взаимосвязей в триединстве «ландшафт-этнос-
природопользование», с целью выявления трендов в развитии природы, антропогенизации гео-
систем, определения «генетического кода» ландшафтов и единиц историко-географических
районирования разного таксономического ранга.
Историко-географическая основа, периодизация и районирование
Первым этапом в проведении историко-географических исследований является создание
пространственно-временной основы — совокупности исходных, главных положений построе-
ния историко-географического исследования (фундамент историко-географических изыска-
ний), лежащих в основе историко-географического анализа и синтеза. Основа включает:
информационную базу данных для историко-географических исследований; историко-
географическую периодизацию — членение исторического времени на хроносрезы разного
масштаба (эпохи, периоды, этапы); историко-географическое районирование. Информацион-
ная база данных для историко-географических исследований — совокупность природно-
палеогеографических, археологических и социокультурных данных, собранных в соответствии
с концептуальной структурой исследования, характеризующая эти сведения и взаимоотноше-
ния между ними. Необходимая информация для проведения историко-географического цикла
работ по характеристике региона любого ранга. Результатом историко-географического анали-
за информационной базы данных является историко-географическая периодизация.
Историко-географы внесли заметный вклад в создание теории историко-географической
периодизации, в оценку продолжительности (длительности, давности) и интенсивности про-
цесса освоения. Региональный историко-географический анализ предусматривает разбор све-
дений о регионе, где в пространственно-временном аспекте анализируются составляющие
(природная, экономическая, историческая, политическая, этнографическая, топонимическая) и
изучаются связи между природой, населением и хозяйством. Метод позволяет решать задачи
реконструкции процесса освоения региона путем создания историко-географической периоди-
зации и построения на ее основе карт временных срезов (историко-географического райониро-
вания). Совокупность сведений по схемам хроносрезов позволяет создать интегральную карту
историко-географического районирования на время, приближенное к современности.
Автором, впервые в исторической географии, предложены и раскрыты понятия — про-
странственно-временная основа, историко-географическая информационная база и ее структу-
ра для комплексных историко-географических исследований. Информационная база историко-
географических исследований, включает три блока-характеристики (палеогеографический, ар-
хеологический и историко-социокультурный), представленные соответствующими научными
направлениями и комплексом методов, обнаруживающие наличие между собой внутрисистем-
ных связей. Палеогеографическая характеристика опирается на исследование изменений в
природной среде за периоды голоцена и позволяет выявить цикличность в развитии ландшаф-
тов, оказавшую влияние на процессы заселения и хозяйственного освоения исследуемой тер-
ритории [Вампилова, 2008; 2013].Археологическая характеристика отражает пространствен-
ную дифференциацию процессов освоения региона на протяжении хроносрезов, сменяющих
друг друга от позднего мезолита до средневековья девяти культурно-хронологических пластов
человеческой истории, на примере Карелии. Историко-социокультурные характеристики со-
держат информацию об исторической событийности, полученной из письменных источников.
Комплексный подход позволяет интегрировать результаты исследования в упомянутом трие-
динстве, выявить внутрисистемные связи и взаимодействия для изучения функционирования
197
историко-географической системы и ее воспроизводства, а также выявить динамику моделей
историко-культурного развития региона.
Историко-географическая периодизация строится на анализе исторического и географиче-
ского материала (событий, явлений, процессов), их систематизации, как инструмента познания
процесса освоения. При создании историко-географической периодизации хозяйственного ос-
воения ландшафтов исследователь устанавливает, какие процессы происходят в регионе и оп-
ределяет их тенденции. Назначение историко-географической периодизации — выявление
временных границ в процессе хозяйственного освоения и заселения региона, выделение ис-
торических срезов. В качестве временных единиц выступают: эпоха, период, этап. Истори-
ко-географический подход позволяет выявить этапы и причины роста численности населения и
людности поселений, как нагрузку на ландшафт за историческое время, произвести оценку
природно-ресурсного потенциала региона, определить направленность хозяйственной деятель-
ности, начиная с первых этапов освоения и заканчивая современностью, т. е. выявить унасле-
дованность в системе природопользования, произвести ретроспективную оценку экологиче-
ского потенциала ландшафтов региона и способствовать решению региональных проблем,
которые должны учитываться при разработке вариантов социально-экономического развития
региона [Вампилова и др., 2016].
Историко-географическое районирование — процесс дифференциации территории на ос-
нове синтеза историко-географических сведений о процессе открытия, заселения и освоения
территории, учитывающих специфику взаимосвязей в триединстве «ландшафт-этнос-
природопользование» по временным срезам, выделенным при периодизации. Этот вид рай-
онирования предусматривает использование принципов ландшафтной, этнографической и хо-
зяйственной дифференциации региона. Являясь интегральным видом районирования, позволя-
ет показать историю заселения и хозяйственного освоения региона по временным срезам,
оценить масштабы освоения, виды и характер природопользования для определения антропо-
генной нагрузки, происходившей поэтапно и меняющейся от одного историко-
географического среза к другому, а также выявить циклы и системы природопользования от
начала освоения к современности.
Объектом исследования при историко-географическом районировании являются историко-
географические регионы, пространственно-временные природно-общественные системы про-
шлого на определенный хроносрез: области, провинции, подобласти, округа, районы. Методом
их упорядочения является систематизация, а результатом — сеть единиц, отражающая объек-
тивную иерархичность систем. Единицы историко-географического районирования должны
отвечать заранее заданным типологическим и классификационным характеристикам [Вампи-
лова, Манаков, 2015]. Исследование на уровне пространственно-временного среза позволяет
фиксировать насыщенность событиями единицы историко-географического районирования,
проводить анализ ландшафтной дифференциации процесса освоения за историческое время,
выявить динамику землепользования, лесопользования, недропользования, исходя из особен-
ностей ландшафтов, оценить состояние природопользования в каждый временной срез, произ-
вести оценку освоенности ландшафтов на конкретный отрезок времени, провести анализ дроб-
ности единиц районирования, их иерархию: насколько она проста на первых этапах освоения и
усложняется от периода к периоду [Вампилова, 2010]. В историческом прошлом территории
зачастую кроются «точки роста» ее будущего развития.
Историко-географическое районирование — основа фундаментальных историко-геогра-
фических характеристик регионов, в их этнокультурном многообразии на основе широкого
спектра исследований гуманитарного и естественно-научного профиля, содержащие оценку
роли историко-географической информации в территориальной дифференциации локальных
социумов, этнических общностей, их материальной и духовной культуры в контексте истори-
ческого развития и современного природопользования.
Эколого-географическая оценка растительности Обонежья на основе ретроспектив-
ного анализа и синтеза
Анализ пространственно-временной основы историко-географического исследования по-
зволяет проводить эколого-географическую оценку ландшафтов по единицам историко-
географического районирования, которая осуществляется по наиболее динамичному компо-
198
ненту — растительности, с использованием ГИС-технологий в границах историко-
географических выделов (на примере Обонежской провинции Карелии) и дает возможность
учесть специфику ландшафтной структуры, этнические особенности и типы природопользова-
ния на различных временных срезах. На карты растительности разных периодов (начиная с
коренной) накладывалась интегральная схема историко-географического районирования. Ко-
личественные показатели изменения древесной растительности по хроносрезам советского и
постперестроечного времени будут представлены в виде диаграмм. Детальная оценка измене-
ния растительности за историческое время доказывает значимую роль историко-
географической основы. Лесные ландшафты историко-географических подрайонов Обонеж-
ской провинции подверглись максимальному преобразованию. В большинстве подрайонов за-
падной, наиболее освоенной части Обонежья площади коренных сообществ — ельников, со-
кратились от 66% до 1% — в Великогубском, Петрозаводском, Вепсском; полностью
истреблены — в Кондопожском и Шуйском. В восточной части Обонежья ельники сохрани-
лись на больших площадях (7-15% в Шальском, Водлозерском, Колодозерском), а в Челмуж-
ском снизились до критических значений — 2%.
Высокая степень хозяйственной освоенности ландшафтов Обонежской провинции послу-
жила основанием для более подробного изучения этого полигона с целью детализации данных
и выявления закономерностей в пространственно-временных изменениях антропогенно преоб-
разованных ландшафтов. С этой целью проведено дешифрирование космических снимков
Обонежья на 2013 г. Анализ полученных данных показал, что площади болот, в целом по про-
винции, составляли около 7% в коренном состоянии. В течение последних тридцати лет на-
блюдается их сокращение (в 2013 г. — 5%), что, вероятно, связано с антропогенной деятельно-
стью: вырубкой лесов, осушением болот, развитием транспортной сети и т д.
Лесопокрытая площадь Обонежской провинции по отношении к коренному состоянию
(карта восстановленной растительности) в 1989 г. и 2013 гг. почти не изменилась однако зна-
чительно поменялся состав древостоев. Площадь ельников сократилась в тринадцать(!) раз по
отношению к коренному состоянию и в шесть раз по отношению к 1989 году (65% в коренном
состоянии, 33% в 1989 г. и 5% в 2013 г.). На месте сведенных хвойных лесов возобновление
идет мелколиственными, главным образом, березой. На сегодняшний день березовые, с уча-
стием осины и ольхи, а во втором ярусе ели и сосны, составляют более половины всех лесов
Обонежья — 65%. В результате непрерывных вырубок происходит уменьшение площади ело-
вых лесов и увеличение мелколиственных. По отношению к 1989 г. (33%) площадь березняков
увеличилась на 25% и составила в 2013г. 58%. По сравнению с коренной растительностью об-
щая площадь сосновых лесов на территории Обонежской провинции практически не меняется:
27% в коренном состоянии, 25% в 1989 г. и 27% в 2013 г. Однако это не означает, что сосно-
вые леса не подвержены пространственно-временным изменениям; напротив, они занимают
центральное место в естественной и антропогенной динамике сукцессионных рядов в различ-
ных типах лесных комплексов. Для полного понимания динамических изменений, происходя-
щих в таежных ландшафтах, необходимо принимать во внимание все возможные сценарии
развития таежных лесов на месте вырубок коренных ельников и сосняков. По какому сцена-
рию будет происходить динамика смены состава пород древесного яруса — зависит от сочета-
ния локальных ландшафтных условий и давности, длительности, интенсивности и непрерыв-
ности процесса природопользования.
Выводы
1. Использование подходов пространственно-временной парадигмы способствует разви-
тию учения пространственно-временной организации геосистем, антропогенного ландшафто-
генеза, исторического ландшафтоведения;
2. Историко-географическая база данных, выявленные взаимосвязи между блоками при
системном подходе, позволяют сконструировать модель историко-социокультурного развития
региона, определить нагрузку на ландшафт или его части на любой временной срез: от средне-
вековья до современности.
3. Для историко-географического изучения любого объекта необходима информация по
трем блокам (палеогеографическому, археологическому, историко-социокультурному), будь то
изучение динамики ландшафта, изучение исторических аспектов геоэкологических ситуаций
199
на различных временных этапах, определение времени становления антропогенного фактора
региона и др.
4. В основе историко-географического направления лежат идеи ландшафтоведения, что
открывает новые перспективы на пути познания закономерностей взаимодействия природных
и общественных территориальных систем [Исаченко, 2014].
5. Ретроспективный анализ проблем отношения человека с окружающей природной сре-
дой на различных пространственно-временных иерархических уровнях организации способст-
вует объективному исследованию антропогенных нарушений и управлению природно-
антропогенными ландшафтами.
1. Анимица Е.Г., Шарыгин М.Д. Пространственно-временная парадигма в географии. Географический
вестник. 2005. № 1-2. С. 11-14.
2. Вампилова Л.Б. Региональный историко-географический анализ. Книга 2. Система методов исследо-
ваний в исторической географии: монография. СПб.: ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2008. 148 с.
3. Вампилова Л.Б. Теория регионального историко-географического анализа / Л. Б. Вампилова //
Псковский регионологический журнал. Псков: ПГПУ, 2010. № 10. С. 129-140.
4. Вампилова Л.Б. Методология региональных природоведческих историко- географических исследо-
ваний / Л.Б. Вампилова // Вопросы географии /Моск. Филиал ГО СССР / Русское геогр. Об-во. М.
Издается с 1946 г. Сб. 136: Историческая география / отв. ред. В.М. Котляков, В.Н. Стрелецкий. М.:
Издательский дом «Кодекс», 2013. С. 67-85.
5. Вампилова Л.Б. Опыт историко-географического районирования Северо-Запада Европейской России
// География и природные ресурсы. 2015. № 1. С. 167-174.
6. Вампилова Л.Б. Метод временных срезов в исторической географии населения: монография. СПб.:
Ленинградский государственный университет им. А. С. Пушкина, 2016. 204 с.
7. Исаченко А.Г. Учение о ландшафте, его интеграционный и методический потенциал/ А.Г. Исаченко
// Вопросы географии /Моск. Филиал ГО СССР / Русское геогр. об-во. М. Издается с 1946 г. Сб. 138:
Горизонты ландшафтоведения / отв. ред. К.Н. Дьяконов, В.М. Котляков, Т.И. Харитонова. М.: Изда-
тельский дом «Кодекс», 2014. С. 26-34.
çÄóÄãúçõÖ ùíÄèõ ÄçíêéèéÉÖççéâ ùÇéãûñàà

ãÄçÑòÄîíéÇ êéëëàà
Низовцев В.А.
nizov2118@yandex.ru
INITIAL STAGES OF ANTHROPOGENIC EVOLUTION

OF RUSSIA’S LANDSCAPES
Nizovtsev V.A.
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, nizov2118@yandex.ru
Abstract: Based on analysis of the extensive source base, including complex landscape, compo-
nent, paleogeographic and archeological published and scientific materials as well as the connected
analysis of published paleogeographical, paleolandscape and historical and geographic maps of the ter-
ritory of Russia landscape and zonal. Human economic activities as a factor of differentiation and de-
velopment of landscapes became apparent almost in all landscape zones together with the emergence of
the producing type of economy from the Aeneolithic-Bronze Age in the southern steppe regions and
from the Bronze Age in the forest areas. The emergence of the producing economy in the forest-steppe
and steppe landscape zones on the territory of Russia is dated IV (Aeneolithic) — III (Early Bronze
Age) millennium BC. So we can consider that only anthropogenic modification of natural landscapes
have been formed in Mezo-Neolithic stage. Anthropogenic transformed landscape complexes and even
man-made landscape complexes have been formed in Bronze Age. Almost in all historical time periods
in similar landscape conditions the settlers had the same type of farming, which led to formation of the
200
same types of natural and economic systems. The process of formation of anthropogenic landscapes
had progressive, but at the same time pulsating character.
Многолетние исследования автора по истории взаимоотношений общества и природы, че-
ловека и ландшафта позволили установить некоторые закономерности становления антропо-
генного ландшафтогенеза на территории России. Для определения антропогенных изменений в
ландшафтах в прошлом и возникающих при этом экологических проблем наиболее эффектив-
ным является ландшафтно-историко-археологический подход, опирающийся на комплекс
взаимосвязанных методов (ландшафтно-археологический, ландшафтно-палеопедологический,
ландшафтно-эдафический и др.) Нами разработана методика ретроспективных реконструкций
исходных природных условий, становления природопользования и поселенческих систем, ан-
тропогенных трансформаций коренных ландшафтов. Крупномасштабное картографирование и
профилирование участков с типичной ландшафтной структурой и характерным природополь-
зованием, последующая обработка результатов исследований с применением ГИС-технологий,
позволяет экстраполировать полученные данные на территории регионального уровня. Реше-
ние данной проблемы проводилось на зонально-региональном уровне и локальном на ключе-
вых участках конкретных регионов в разных ландшафтных зонах.
Социоестественная история современных ландшафтов России носила поступательный, а
временами, и циклический характер. Практически во все исторические периоды в сходных
ландшафтных условиях поселенцы вели однотипное хозяйство, при ведении которого форми-
ровались однотипные природно-хозяйственные системы. С развитием производства и произ-
водственных отношений происходит постепенное усложнение формирующихся природно-
хозяйственных систем. В период ведения присваивающего типа хозяйства существовала сба-
лансированная равновесная система «человек-природа» [Низовцев, 1999]. Так как первопосе-
ленцы вели присваивающее хозяйство, занимаясь охотой, рыболовством и собирательством, то
воздействие человека на ландшафты было минимальным и ограничивалось биотой. Поселения
человека четко приурочены к ресурсной базе определенных видов ПТК. «Выйти» за их рубежи
человек еще не может. Поэтому в мезонеолитический этап формировались только лишь антро-
погенные модификации ПТК [Низовцев, 2005]. Образование первых антропогенных (АЛК) и
культурных ландшафтных комплексов (КЛК) обусловлено развитием типов земледелия и па-
стбищного хозяйства, с формированием постоянных поселений. В бронзовый век с переходом
присваивающего типа ведения хозяйства в производящий сформировались антропогенно-
производные и даже антропогенные ландшафтные комплексы (АЛК). Собственно АЛК и куль-
турные ландшафтные комплексы (КЛК) начали формироваться только в железном веке с появ-
лением развитого земледелия и постоянной, длительно существовавшей, поселенческой струк-
турой.
Хозяйственная деятельность человека как фактор дифференциации и развития ландшаф-
тов стал проявляться со становлением производящего типа хозяйства с энеолита-бронзы (ат-
лантический период) в южных степных районах (на северной периферии основных центров
производящего хозяйства) и с бронзового века в лесных областях. IV (энеолит) — III (ранний
бронзовый век) тысячелетия до н.э. Это время появления четких следов становления первого
очага производящего хозяйства в России, связываемое с племенами майкопской культуры, у
которых сформировалось сочетание мотыжного земледелия и придомного скотоводства, раз-
витых в долинных и придолинных участках равнинных и предгорных степных ландшафтах
Северного Кавказа в районах поселений [Низовцев и др., 2015]. В энеолите именно в приреч-
ных стоянках отмечено зарождение производящего хозяйства [Николаев, 1999]. Длительно
существовавшая поселенческая и сельскохозяйственная структура привела к тому, что именно
эти участки и стали одними из первых ландшафтных комплексов, подвергшихся антропоген-
ной трансформации. Их можно считать одними из первых природно-антропогенных ланд-
шафтных комплексов, включавших от 4 до 6-7 природно-хозяйственных систем (ПХС): сели-
тебные и земледельческие (надпойменные террасы и придолинные склоны междуречий),
пастбищно-луговые (поймы рек и надпойменные террасы) и пастбищно-степные (придолин-
ные урочища междуречий). В конце энеолита ресурсная база «вмещающих» ландшафтов была
сильно подорвана и местным племенам пришлось осваивать как долины рек, так и участки ме-
201
ждуречий степных ландшафтах равнинных территорий. Зачатки производящего хозяйства бы-
ли привнесены на степные и лесостепные ландшафты обширных пространств ЕТР и Сибири.
В степях Евразии сложилось два уклада в производящей экономике с преобладанием ско-
товодства: подвижное кочевое скотоводство и придомное скотоводство со значительным уча-
стием земледелия в хозяйстве и долговременными поселениями [История крестьянства …,
1987]. Формирование двух хозяйственно-культурных типов и их дальнейшее распространение
было полностью обусловлено местными ландшафтными условиями. Подвижные скотоводы
предпочитали степные ландшафты, правда, передвижения их в условиях редкого населения и
сравнительно ограниченного количества скота были относительно небольшими и проходили в
основном вдоль крупных рек и их притоков. Оседлые скотоводы и земледельцы предпочитали
долинные лесостепные ландшафты. Следует отметить, что у тех и других охота, рыболовство и
собирательство было еще существенной составной частью хозяйства. То, что важнейшей чер-
той производящего хозяйства у населения евразийских степных и лесостепных ландшафтов
было скотоводство можно объяснить природными особенностями степных ландшафтов с их
практически неисчерпаемой для того времени кормовой базой. В условиях ковыльных и сухо-
степных полынных ландшафтов с мощной старикой, возможности их земледельческого освое-
ния без развитых пахотных орудий с железными наконечниками были крайне ограниченными.
Для земледелия, носившего очаговый характер, с применением примитивных ручных почво-
обрабатывающих орудий наиболее пригодными участками были отдельные долинные (пой-
менные) ландшафтные комплексы и лесоопушечные в лесостепных ландшафтах, приречных
ландшафтах юга лесной зоны и лесостепных предгорных ландшафтах и горных котловинах
[Низовцев и др., 2015].
Севернее в степной зоне в полосе от Поволжья до Северского Донца распространились
племена энеолитических культур хвалынско-стоговской общности. В Сибири энеолитические
культуры локализовались в районах, прилегающих к горно-металлургическим областям. Не-
много позднее степную полосу от Зауралья и до устья Дуная заняли, пришедшие на смену хва-
лынско-среднестоговским, подвижные скотоводческие племена ямной общности — время су-
ществования от начала III тыс. до н.э. до его последней четверти [Национальный атлас России,
2008]. Для них характерны только временные сезонные стоянки. Для природно-антропогенных
ландшафтов характерна крайне простая структура, основу которой составляют следующие
ПХС: селитебные (временные стоянки в придолинных и долинных комплексах), пастбищно-
степные (придолинные степные урочища водораздельных пространств) и пастбищно-луговые
(в долинах рек) [Низовцев и др., 2015]. Несмотря на то, что на обширных междуречных степ-
ных пространствах самой распространенной становится специфическая форма подвижного
скотоводства, по долинам рек, вокруг постоянных селений отчетливо прослеживаются следы
мясомолочного, придомного хозяйства с преобладанием крупного рогатого скота и свиней.
В лесной зоне обитали народы, еще не «вышедшие» из стадии ведения присваивающего
хозяйства — например, племена охотников-рыболовов волосовской и гаринской культуры в
ЕТР, сыалахской, глазковской и китойскй в Сибири. По долинам рек охотники-рыболовы про-
никли далеко вглубь таежной зоны и с распространением рыболовческого хозяйства стали пе-
реходить к оседлому образу жизни [Национальный атлас России, 2008]. В лесостепной зоне
сначала на Европейской территории России, а затем и в Сибири распространяется подсечно-
огневое и переложное земледелие.
В бронзовом веке (II-I тыс. до н.э.) производящее хозяйство завоевывает все новые терри-
тории. С развитием скотоводческих племен в степной зоне привело к резкому увеличению па-
стбищных нагрузок в приречных ландшафтных комплексах, что в свою очередь привело к
сильнейшей пастбищной дигрессии псаммофитных степей в пойменно-террасовых комплек-
сах, сопровождавшейся в ряде районов дефляцией почв. В степной зоне происходит быстрое и
повсеместное распространение подвижного кочевого или полукочевого скотоводства с полной
унификацией хозяйства на огромных площадях. Оседлое скотоводческо-земледельческое хо-
зяйство сохраняется только в лесостепи [Низовцев и др., 2015]. В степной зоне ЕТР формиру-
ется обширный массив катакомбной культурно-исторической общности (донецкая, приазов-
ская, манычская, поволжская и другие культуры), причем на севере граница заходит в
лесостепь. В Сибири сначала на смену афанасьевской культуре на юге приходит окуневская
202
культура с развитой металлургией, а верхней части бассейна Ангары и Лены, близкая к ней,
серовская культура (самусько-сейминская эпоха) [Национальный атлас России, 2008]. Практи-
чески на всей территории степей сформировался скотоводческий хозяйственно-культурный
тип производящей экономики с упрощенной структурой природно-антропогенных и антропо-
генных ландшафтов, включавших 3, максимум 4-5, ПХС). Надо отметить, что подобная струк-
тура просуществовала в ряде регионов вплоть до позднего средневековья.
В лесной зоне ЕТР в бронзовом веке (в подзонах смешанных и широколиственных лесах)
широко распространилась фатьяновско-балановская культурно-историческая общность. С экс-
тенсивным лесным животноводством племен фатьяновской культуры связывается один из
первых значимых конфликтов человека с природой в Центральной России. Главной отраслью
хозяйства становится лесное скотоводство с разведением, сначала, свиней, а затем мелкого и
крупного рогатого скота; охота и рыболовство носило подчиненный характер. Пастбища для
свиней, мелкого и крупного рогатого скота были локализованы преимущественно в поймах
рек, и приозерных низменностях, имеющих больше открытых мест — луговых прогалин и по-
лян. Длительные выпасы скота на одном месте приводили к полному уничтожению раститель-
ности, а вынужденные постоянные переходы на другие места в поисках пастбищ — к вовлече-
нию в хозяйственный оборот все новых и новых участков. Именно с экстенсивным
хозяйствованием фатьяновских племен можно связать и начало обезлесения пойм рек и озер. В
морфологической структуре ландшафтов, в пойменных урочищах и местностях появляются
первые устойчивые элементы антропогенного происхождения — пойменные луга. После ухода
фатьяновских племен из региона сложившаяся природно-хозяйственная система с пойменным
скотоводством (агрогеосистемы пастбищного типа с пойменными лугами и редколесьями)
просуществовала длительное время, поскольку местные племена переняли у фатьяновцев эти
эффективные формы ведения хозяйства [Низовцев, 1997]. В ряде районов, по-видимому, уже
имели место и зачатки подсечно-огневого земледелия.
Таким образом, возникновение производящего хозяйства на территории России относится
к IV (энеолит) — III (ранний бронзовый век) тысячелетиям до н.э. И в степной, и лесостепной,
и лесной зонах распространяется пастушеско-земледельческая экономика с возрастающей тен-
денцией развития комплексного многоотраслевого хозяйства, органически сочетавшего произ-
водящие отрасли (пастушество и земледелие) и присваивающие отрасли (охоту, рыболовство и
собирательство). Абсолютно господствует скотоводство, имеющее самые разнообразные формы.
В лесной зоне, преимущественно в ландшафтах широколиственных, смешанных и южнотаежных
лесов формируется по речным и озерным поймам специфическое лесное скотоводство.
1. История крестьянства СССР с древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической рево-
люции. Т. I. М.: Наука, 1987. 494 с.
2. Национальный атлас России в 4 т.: Т. 4: История и культура. Гл. ред. А.В. Бородко, гл. ред.
Т. 4. Ю.А. Веденин. М.: Изд. ФГУП «ПКО «Картография», 2008.
3. Низовцев В.А. История становления первых природно-хозяйственных систем Подмосковья // Исто-
рия изучения, использования и охраны природных ресурсов Москвы и Московского региона.
М.: Янус-К, 1997. С. 72-81.
4. Низовцев В.А. Антропогенный ландшафтогенез: предмет и задачи исследования // Вестн. Моск.
ун-та. Сер. 5, Геогр. 1999. №1. С. 26-30.
5. Низовцев В.А. История формирования антропогенных и культурных ландшафтов Центральной Рос-
сии // Геопространственные системы: структура, динамика, взаимосвязи // Труды XII съезда Русско-
го географическго общества. Т. 2. СПб., 2005. С. 54-59.
6. Низовцев В.А., Снытко В.А., Эрман Н.М., Гравес И.В. Особенности производящего хозяйства в лес-
ных, лесостепных и степных ландшафтах России // Ландшафтно-экологическое состояние регионов
России: материалы Всероссийской научно-практической конференции (19-21 мая 2015 г.) Воронеж:
Истоки. 2015. С. 145-153.
7. Николаев В.А. Ландшафты азиатских степей. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1999. 285 с.
203
àëíéêéäé-ÉÖéùäéãéÉàóÖëäÄü äéçñÖèñàü ÄÉêéãÄçÑòÄîíÄ
(çÄ èêàåÖêÖ ÄÉêéãÄçÑòÄîíéÇ ãÖëçéâ áéçõ
Çéëíéóçé-ÖÇêéèÖâëäéâ êÄÇçàçõ)
Трапезникова О.Н.
Институт геоэкологии имени Е.М. Сергеева РАН, Москва, Россия, ontolga@gmail.com
HISTORICAL AND ENVIRONMENTAL CONCEPT

OF THE AGRICALTURAL LANDSCAPES
(CASE CTUDY OF THE FOREST ZONE OF EAST EUROPEAN PLAIN)
Trapeznikova O.N.
Sergeev Institute of Environmental Geoscience RAS, Moscow, Russia, ontolga@gmail.com
Abstract: The paper deals with historical environmental concept of an agricultural landscape de-
signed by the author in the course of investigation of spatial patterns and historical development of ag-
ricultural landscapes within the forest zone of European Russia. The difference between natural units
and agricultural landscapes results from additional source of energy and specific nuclear system with a
governing settlement as a core of an elementary agricultural landscape. Natural factors play the govern-
ing role towards natural units and a limiting one towards agricultural landscapes. On the contrary, the
antopogenic factor plays disturbing role for nature units and the governing one for agricultural land-
scapes. The suggested concept is compared with classical concept of agricultural landscape formed in
traditional landscape science. The conditions of different types of agricultural landscapes are described
within the forest zone of East European plain that cause their peculiarities and specific spatial rural set-
tlement pattern. Nature conditions essential for agriculture form two agri-natural trends within the area:
the climatic and geological. The last one correlates with age of natural landscapes appeared after the
liberation of the territory from Quaternary glaciation. Probabilistic mathematical models are suggested
for the rural settlement pattern as a modelling approach taking into account nature environment of cer-
tain agricultural landscapes under investigation.
В конце XX века под влиянием глобального экологического кризиса в науках о земле про-
изошли мировоззренческие изменения, приведшие к их гуманизации и, в частности, к смене
ресурсной парадигмы, на (гео)экологическую, то есть произошел переход с изучения природы
как источника ресурсов на изучение целостной системы взаимодействий природа-общество. В
российской науке это направление получило название "геоэкология", что может рассматри-
ваться как аналог англоязычного "environmental science". Несмотря на не устоявшееся пока
значение не самого удачного, но получившего широкое распространение термина "геоэколо-
гия", он имеет один общий смысл — это синтетическое научное направление естественных
наук, объектом исследования которого являются экогеосистемы как результат взаимодействия
природной и антропогенной составляющих. При этом смена парадигм означает перенос науч-
ной проблематики на антропогенные изменения и их последействия, рассматривая их не про-
сто как равноправные природным, но ставя в центр исследования.
Разберем с этих позиций классический и геоэкологический подходы к изучению агро-
ландшафтов. Смена ресурсной парадигмы на геоэкологическую не является формальной «сме-
ной ярлычков» и замены «устаревшей» терминологии на новомодную. На самом деле, любая
новая парадигма дает иной взгляд на привычные вещи, некое новое восприятие действитель-
ности. В частности, геоэкологическая парадигма дает нам новый подход к изучению агро-
ландшафтов, и, в первую очередь, позволяет осознать, что определяет само существование
объекта исследования, а именно, что природные факторы являются лишь условием, средой,
потенциальной возможностью для возникновения агроландшафтов, тогда как формы агро-
ландшафтов, структура и характер их организации определяются социально-экономическими
факторами.
Для выявления специфики агроландшафтов рассмотрим их различия и сходство с природ-
ными ландшафтами (табл. 1). Прежде всего, они отличаются по источникам энергии, природ-
ным в перовом случае и природным и антропогенным во втором. Если природные комплексы
204
целиком и полностью формируются под воздействием природных факторов — они выполняют
организующую роль для природных комплексов, то в агроландшафтах, напротив, природные
факторы выполняют совсем иную роль — лимитирующую. Это означает, что природные фак-
торы являются ограничителем для агрогеосистем, причем как пространственным, то есть даже
в пределе своего роста сельскохозяйственные угодья занимают только те природные урочища,
которые возможно и экономически оправданно использовать на данном этапе развития (аграр-
ных технологий, транспорта и т. д.), так и сущностным, лимитирующим возможные типы аг-
роэкосистем [Одум, 1987] (также при заданном уровне развития). Это условие об определен-
ном уровне развития (технологий и др.) очень важно, потому что оно определяет историческое
время существования агрогеосистем, связанное с развитием, в том числе технологическим, че-
ловеческого общества. Особенности эволюции агрогеосистем являются их важной характери-
стикой, включая пространственные и временные трансформации с учетом различий характер-
ного времени природных и социально-экономических процессов. Фактически современное
состояние агрогеосистемы невозможно изучить, не принимая во внимания все этапы ее разви-
тия. Чем длительнее период существования агрогеосистем, тем большее значение он имеет для
анализа их организации. Именно поэтому предлагаемая нами концепция носит название исто-
рико-геоэкологической.
Таблица 1
Сравнительная характеристика параметров организации
и функционирования природных комплексов и агроландшафтов
Параметры Природные комплексы (ПТК) Агроландшафты
Источники энергии Природные Природные и антропогенные
Роль антропогенных
Нарушающая Управляющая
факторов
Роль природных фак-
Организующая Лимитирующая
торов
Антропогенные, типичны дискретные; в
Природные, встречаются как дис-
Границы частном случае совпадают с некоторы-
кретные, так и диффузные
ми природными
Элементарные угодья-агроэкосистемы
группируются вокруг поселения, кото-
Пространственная ор- Закономерное сочетание морфологи-
рое играет роль управляющей подсис-
ганизация ческих единиц: урочища, фации и т. п.
темы культурного ландшафта в целом
(нуклеарная система)
Определяется распределением веще-
Определяется иерархией системы рас-
Иерархия ства и естественными энергетически-
селения и инфраструктурой
ми потоками
Основана на возможностях самоорга-
Устойчивость Основана на эффективном управлении
низации
Разновозрастные компоненты: самая
Возраст старая и устойчивая — литогенная Исторический
основа
Главное различие между природными и сельскохозяйственными геосистемами состоит в

том, что агроландшафты — это не самостоятельные системы, какими можно считать природные
комплексы, а управляемые подсистемы более сложной самоорганизующейся (в общем случае)
системы социума. Поэтому агрогеосистемы недостаточно рассматривать только в качестве
больших или меньших модификаций природных комплексов, как это постулируется в классиче-
ском (агро)ландшафтоведении [Николаев и др., 2008]. Следует признать, что это принципиально
другой тип систем с другой организацией, структурой, динамикой и функционированием. Из
этого, в частности, вытекает необходимость разработки иных методологических подходов к ис-
следованию и оценке агрогеосистем. Кроме того, необходимо ввести эту систему более высокого
уровня, в состав которой в качестве подсистемы входит агроландшафт.
205
Для того чтобы определить такую систему, рассмотрим интенсивно развивающуюся в по-
следнее время концепцию традиционного историко-культурного ландшафта, включая его ма-
териальную основу: ландшафтно-хозяйственный ареал [Веденин, Кулешова, 2004; Косенков,
Колбовский, 2012]. В рамках культурного ландшафта очевидна существенная особенность ор-
ганизации агроландшафта — его связь со структурой поселений и инфраструктурой. В центре
элементарной земледельческой агрогеосистемы, как правило, находится поселение («куст» по-
селений) земледельцев. Поселение представляет собой центр управления агрогеосистемой, при
этом важно отметить, что оно привязано к управляемым агроэкосистемам не только в функ-
циональном, но и в пространственном отношении. Это естественно, поскольку близость
к сельскохозяйственным угодьям сокращает трудозатраты на их обработку. Инфраструктура,
в первую очередь, дорожная сеть также связаны с минимизацией трудозатрат на получение
и сбыт сельскохозяйственной продукции. Так формируется иерархия агрогеосистем, где эле-
ментарные агрогеосистемы, привязанные к одному ядру-поселению, образуют агрогеосистемы
более высокого уровня, связанного с иерархией поселений (и/или рынков сбыта) и инфра-
структурой (каналов связи и перемещения вещества и энергии). Таким образом, элементар-
ный агроландшафт — это комплекс агроэкосистем, пространственно организованных
вокруг одного поселения, создавшего и использующего эти агроэкосистемы, являющиеся
подсистемой соответствующего культурного ландшафта. Элементарные агроландшафты
образуют агрогеосистему более высокого ранга, характеризующуюся определенной общ-
ностью организации, пространственной структуры, исторического развития и природ-
ных условий.
При этом лимитирующая роль природных факторов может создать ложное представление о
единстве границ ландшафта и агроландшафта, постулируемое в классической агроландшафтной
концепции [Николаев и др., 2008]. На самом деле, если мы возьмем за основу развитие собствен-
но сельскохозяйственных угодий, то увидим, что их границы всегда отличаются от природных,
которые часто бывают континуальными и почти никогда не имеют правильной формы. Возник-
новение сельскохозяйственных угодий всегда приводило к созданию новых границ, более чет-
ких, спрямленных и правильных по форме, нежели природные. Как только новые границы сель-
скохозяйственных угодий возникли, природные процессы на участках, которые они разделили,
начали протекать по-разному. Это касается, в первую очередь, почвообразования, но, кроме того,
меняется микроклимат, водный режим и др. [Мироненко, Федин, 2009].
Если обратится к территории нашего исследования, лесной зоне Восточно-Европейской
равнины (ВЕР), то мы увидим, что при всем ее огромном размере и разнообразии природных
условий она отличается определенным историко-социальным своеобразием сельскохозяйст-
венного освоения. Так историки отмечают удивительную однородность сельского хозяйства
лесной зоны Европы в Средние века. Как подчеркивается в Аграрной истории Северо-Запада
России [1978, с. 372]: "по состоянию земледелия Северо-Западная (и, вероятно, Северо-
Восточная) Россия XV в. не отличалась сколько-нибудь существенно от других, расположен-
ных в Нечерноземной полосе Восточной и Центральной Европы, стран. То же господство
трехполья в сочетании с огневым земледелием (играющим второстепенную роль и сохранив-
шимся не повсеместно). Схожий набор культур. Схожие орудия труда. Наконец, та же неус-
тойчивость и скачкообразность урожаев и тот же их уровень".
Эта однородность, казалось бы, входит в очевидное противоречие с тем, что огромная по
площади территория лесной зоны ВЕР естественно характеризуется большим разнообразием
как климатических, так и других природных условий. Возникает правомерный вопрос, каким
же образом достигалась такая однородность сельского хозяйства в течение достаточно дли-
тельного периода на столь огромной и довольно разнородной территории? Единственный от-
вет, который позволяет сделать проведенный нами анализ [Трапезникова, 2009], заключается в
следующем: отмеченная многими исследователями однородность сельского хозяйства
лесной зоны достигалась крайней избирательностью угодий, которые оно использовало.
Вследствие этого, особенностью аграрного развития Нечерноземной зоны ВЕР является
тот факт, что каждый исторически сложившийся тип агроландшафта отличается от дру-
гих не набором сельскохозяйственных культур, агроэкосистем и агротехнологий, а глав-
ным образом пространственной организацией и ландшафтной приуроченностью. Именно
206
в этом проявлялась весь период пашенного земледелия лимитирующая и дифференцирующая
роль природных факторов. Это не означает, что в регионе вообще не существовало природно
обусловленной дифференциации отраслей сельского хозяйства, не говоря уже об экономико-
социальной, например, пригородной специализации, однако они были выражены заметно
меньше, чем диктует собственно природная дифференциация региона.
На макроуровне организация агроландшафтов лесной зоны Восточно-Европейской равни-
ны лимитируется климатической группой факторов и более опосредованно геологической. При
этом климатическая группа факторов на макроуровне характеризуется определенным трендом,
то есть закономерным изменением своих свойств в определенном направлении. Однако свой
тренд есть и макрогеологических факторов. Таким образом, мы можем рассмотреть два агро-
природных тренда: климатический и геологический (литогенный).
Особенность климатического фактора в лесной зоне ВЕР заключается в том, что общая су-
ровость климата усиливается в направлении с юго-запада на северо-восток, поскольку в суб-
широтном (с запада на восток) направлении усиливается общая континентальность климата, а
в меридиональном (с юга на север) происходит снижение температуры воздуха. температур-
ные ограничения играют большую роль в распределении пахотных земель в районах с холод-
ным и отчасти умеренным климатом. Здесь на первое место выходят микроклиматические раз-
личия, ответственные в первую очередь за отмеченную выше однородность сельского
хозяйства на всей территории лесной зоны ВЕР. Достаточно сказать, что благоприятный мик-
роклимат, прежде всего, увеличение безморозного периода и суммы активных температур, по-
зволяют продвинуть возделывание сельскохозяйственных культур на 300-350 км к северу от их
обычного ареала произрастания. Одновременно сами микроклиматические различия контро-
лируются рельефом, экспозицией склонов, литологией поверхностных отложений и т. п.
Литогенный тренд связан с четырьмя геолого-геоморфологическими областями, вытяну-
тыми с юго-запада на северо-восток, ландшафты которых существенно различаются возрастом
своей литогенной основы. Возраст литогенной основы ландшафта, в свою очередь, во многом
определяет его свойства. Так, в области самого позднего валдайского оледенения, мы находим
наиболее пересеченный рельеф и максимальные высоты для всей зоны в целом, в то же время
долины большинства рек, за исключением самых крупных и, как правило, унаследованных,
отличаются неразработанностью, незначительнми по площади террасами, заболоченностью
пойм и террас, и в основном малопригодны для сельскохозяйственного освоения. Напротив, в
перигляциальной области долины рек мощные, хорошо дренированные, с обширным террасо-
вым комплексом, пригодным для сельскохозяйственного освоения.
Таким образом, природные факторы, являющиеся естественными ограничителями сель-
скохозяйственного использования земель, обеспечивают их дифференциацию, создавая пред-
посылки для формирования агроландшафтов с различными типами пространственной органи-
зации при однородности сельского хозяйства региона. Эти типы агроландшафтов появились
под влиянием факторов природной дифференциации, но в условиях определенной системы
земледелия, а именно пашенного земледелия с постоянной пашней, в течение всего второго
тысячелетия нашей эры и явились основой традиционного сельского культурного ландшафта
исторической России. Поэтому мы назвали выделенные нами агроландшафты лесной зоны
ВЕР историческими типами агроландшафта. При этом в том или ином виде эти агроланд-
шафты просуществовали до конца XX века, несмотря на смену агротехнологий и социально-
экономических условий и, однако, сохранения системы пашенного земледелия с постоянной
пашней.
Поскольку особенностью агроландшафтов лесной зоны ВЕР является их различная про-
странственная организация (агроландшафтный рисунок), определяемая природными ограниче-
ниями, это позволяет применить к ним особый вид математического моделирования, до того
использовавшийся только при анализе природных комплексов, а именно методику математи-
ческой морфологии ландшафта А.С. Викторова [Викторов, Трапезникова, 1996; 1997].
Надо отметить, что моделирование сетей расселения широко распространено в экономиче-
ской географии [Шупер, 2011], однако эти модели исходят из более или менее изоморфного
пространства и принимают во внимание лишь социально-экономические факторы, соответст-
венно, предпочитая либо вообще не учитывать особенностей природной среды, либо миними-
207
зировать их влияние, например, рассматривая пространство расселения как однородную рав-
нину иногда с добавлением единственной реки. Таким образом, как теоретические, так и эмпи-
рические модели практически не принимают во внимание специфику конкретного природного
ландшафта, который, как показали наши исследования, в значительной мере контролирует
пространственную организацию сельского хозяйства и сельского расселения.
Использование подходов математической морфологии ландшафта позволило сформулиро-
вать принципы и методы вероятностного моделирования морфологии агроландшафтов и свя-
занных с ними систем сельского расселения. При этом моделированию подлежит так называе-
мый «однородный ландшафтный рисунок», т. е. рисунок, построенный однотипно в
генетическом и геолого-геоморфологическом отношении. С другой стороны, применяя данный
подход к агроландшафтному моделированию, мы должны предъявить такие же требования к
социально-экономическим условиям: рассматриваются элементарные агроландшафты в преде-
лах выделенных нами исторических типов агроландшафта, неиерархическая система сельского
расселения. Необходимо также соблюдение условия равноудаленности от основных аттракто-
ров расселения: городов, крупных рек и дорог, а также отсутствие каких-либо административ-
ных границ, создающих различные условия хозяйствования в пределах изучаемого региона.
Пространственный анализ организации и развития конкретных исторических типов агро-
ландшафта на примере агроландшафтов Каргополья, таежного западного Прикамья и Валдай-
ской возвышенности [Трапезникова, Викторов, 2016] позволили сделать следующие выводы:
Пространственная организация агроландшафтов и организация системы сельского рассе-
ления тесно взаимосвязаны. В однородных социально-экономических условиях вне зоны дей-
ствия городов и крупных магистралей система сельского расселения в лесной зоне ВЕР фор-
мируется исходя из существующих природных условий.
Одним из самых важных факторов является близость селения к природным урочищам,
пригодным для распашки, так как близость пашни является важнейшим условием поддержа-
ния ее плодородия путем удобрения и иных агротехнических мероприятий. Вторым фактором
является близость к водным источникам, отчетливо проявляющаяся при их недостатке, как это
наблюдается в агроландшафте Каргопольской суши.
Математическое моделирование подтвердило, что на западе региона неразработанные до-
лины малых и средних рек не влияют существенно на систему расселения и организацию агро-
ландшафта в пределах Валдайской возвышенности, в отличие от агроландшафтов поречий пе-
ригляциальной восточной части лесной зоны ВЕР, где система расселения практически
полностью контролируется расположением поселений вдоль и в стороны от речного русла как
центра речной долины. Рисунок изученных агроландшафтов и их пространственная организа-
ция закономерно связаны с лимитирующими сельское хозяйство природными условиями.
Главными лимитирующими факторами в Нечерноземной зоне ВЕР являются климатические:
недостаток тепла и избыток влаги. В результате сельскохозяйственные угодья характеризуют-
ся высокой избирательностью ландшафтной приуроченности, при этом дифференцирующая
роль климатических факторов проявляется благодаря компенсационным свойствам литогенной
основы через выбор природных комплексов с лучшими микроклиматическими условиями и
дренажом. Повышенное плодородие, быстрота созревания и отзывчивость на удобрение почв
определяют ландшафтную приуроченность конкретных агроэкосистем как результат непосред-
ственного влияния литогенной основы (свойства материнской породы, возраст почвы и др.).
1. Аграрная история Северо-Запада России. XVI век. Общие итоги развития Северо-запада. Л., 1978.
402 с.
2. Веденин Ю.А., Кулешова М.Е. (ред.) Культурный ландшафт как объект наследия // М.: Институт
Наследия; СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. 620 с.
3. Викторов А.С., Трапезникова О.Н. Математическая модель алювиальных равнин как одна из основ ин-
терпретации материалов космических съемок // Исследования Земли из космоса. 1997. № 2. С. 44-50.
4. Викторов А.С., Трапезникова О.Н. Математическая модель эрозионных равнин как одна из основ ин-
терпретации материалов космических съемок // Исследования Земли из космоса. 1996. № 6. С. 40-51.
5. Косенков Г.Л., Колбовский Е. Ю. Периодизация и реконструкция истории освоения территории на-
ционального парка Смоленское Поозерье для целей типологии культурного ландшафта // Ярослав-
ский педагогический вестник. 2012. Т. 3, № 4. С. 232-238.
208
6. Мироненко И.В., Федин А.В. Картографирование состояний ПТК на примере юго-восточной Меще-
ры // "География и геоэкология на современном этапе взаимодействия природы и общества" Мате-
риалы Всероссийской научной конференции "Селиверстовские чтения". СПб. 2009. С. 229-234.
7. Николаев В.А., Копыл И.В., Сысуев В.В., Природно-антропогенные ландшафты: учебное пособие,
М.: Географический факультет МГУ, 2008. 160 с.
8. Одум Ю.П. Свойства агроэкосистем // Сельскохозяйственные экосистемы. М.: ВО Агропромиздат,
1987. С. 12-18.
9. Трапезникова О.Н. Геоэкологические принципы исследования агроландшафтов на примере лесной
зоны Восточно-Европейской равнины // Геоэкология, 2009. № 6. С. 495-506.
10. Трапезникова О.Н., Викторов А.С. Особенности системы сельского расселения в агроландшафтах
поречий // Известия РГО. Т. 148, вып. 1, 2016. С. 72-87.
11. Шупер В.А. Развитие теоретических представлений в области пространственного анализа // Извес-
тия РАН, серия географическая. 2011. №3. С. 7-16.
àëëãÖÑéÇÄçàÖ àáåÖçÖçàâ áÖåãÖèéãúáéÇÄçàü Ç êéëëàà

à çÄ èéëíëéÇÖíëäéå èêéëíêÄçëíÇÖ:
ëéëíéüçàÖ àëëãÖÑéÇÄçàâ à èêàéêàíÖíõ
Прищепов А.В.1, 2, Шиерхорн Ф.3, Мюллер Д.3,
Курганова И.Н.4, Камп Й.5, Мейфруа П.6
1
Университет Копенгагена, Копенгаген, Дания, alpr@ign.ku.dk
2
Казанский Федеральный Университет, Казань, Россия
3
Лейбниц Институт Аграрного Развития в Странах с Переходной Экономикой (ИАМО),
Халле Заале, Германия
4
Институт физико-химических и биологических проблем почвоведения РАН,
Пущино, Московская область, Россия
5
Университет г. Мюнстер, Мюнстер, Германия
6
Католический Университет де Лювэн, Лювэн ла Нюв, Бельгия
LAND-USE CHANGE IN RUSSIA AND ACROSS OTHER POST-SOVIET UNION

COUNTRIES: THE STATUS AND RESEARCH PRIORITIES
Prishchepov A.V.1, 2, Schierhorn F.3, Müller D.3,
Kurganova I.N.4, Kamp J.5, Meyfroidt P.6
1
Department of Geosciences and Natural Resource Management (IGN), University of Copenhagen,
Denmark alpr@ign.ku.dk
2
Institute of Environmental Sciences, Kazan Federal University, Kazan, Russia
3
Leibniz Institute of Agricultural Development in Transition Economies (IAMO),
Halle (Saale), Germany
4
Institute of Physicochemical and Biological Problems in Soil Science, RAS, Pushchino, Russia
5
Ecosystem Research Working Group, Institute of Landscape Ecology,
University of Münster, Münster, Germany
6
Georges Lemaitre Earth and Climate Research Centre, Earth and Life Institute,
Université Catholique de Louvain, Louvain-La-Neuve, Belgium
Abstract: The former Soviet Union (FSU) countries, including Russia, occupy a large part of the
terrestrial world and contribute largely to global socioeconomic and biogeochemical processes. Demise
of the Soviet Union resulted in land-use change, primarily massive agricultural land abandonment and
recent recultivation, both decrease of forest logging and increase logging intensity in other parts, urban
area expansion and contraction. Here, based on extensive literature review (over 200 papers published
in journals indexed in Web of Science and in Russian RINC), it is critically evaluated the status of re-
search in the field of Land System Science in relationship to Russia and the FSU. While there has been
progress both in mapping the patterns of land-use change and understanding the drivers of change, the
critical research gaps exist. Among such gaps, the wall-to-wall mapping of land-use intensity change,
209
particularly for Eurasian steppes can be an asset. There has been also a progress in understanding the
proximate causes of land-use change, for instance of agricultural land abandonment and recultivation,
however, very little research has been performed on understanding the underlying causes of land-use
change, such as impact of land-use policies, institutional changes regarding land use, change in trade
via teleconnections. The study showed a necessity to better understand the ecosystem services and op-
timal land uses for FSU countries. Here, it will be shown as an example, a modified land sparing/ land
sharing concept, which can be implemented to assess the trade-offs between alternatives for land-use
expansion, such as to assess plausible ways of ongoing recultivation of abandoned lands. Our study al-
so showed underestimation of land-use changes in global historical datasets HYDE 3.1 and KK11, thus
a fine-tuning of global datasets specifically for FSU region is strongly needed. Last but not least, it is
highly encouraged in general interdisciplinary researches across FSU in the field of Land System Sci-
ence to better understand human-environmental interaction and making publically accessible research
results and datasets, which may ease further research on land transformation across FSU.
Введение
Территория бывшего Советского Союза, включая Россию, занимает значительную часть
суши мира, в то время как землепользование на территории бывшего Советского Союза вносит
огромный вклад в глобальные различные социоэкономические и биогеохимические процессы.
Распад Советского Союза и последующий переход о плановой к рыночной экономике оказал
значительное влияние на динамику землепользования на постсоветском пространстве, напри-
мер, массовое сокращение (забрасывание) сельскохозяйственных земель и последующее во-
влечение заброшенных земель в оборот [Alcantara et al., 2013; Prishchepov et al., 2012a; Прище-
пов и др., 2012], значительное сокращение вырубки лесов на одних территориях (например, на
большей территории Европейской части России) [Baumann et al., 2012; Potapov et al., 2014;
Wendland et al., 2011], так и увеличение вырубки лесов, а также расширение и сокращение ур-
банизированных территорий, сопряженное с изменением уклада экономики и миграцией насе-
ления [Boentje and Blinnikov, 2007]. За последнее десятилетие осуществлен прорыв в области
исследований динамики земного покрова (land cover), однако, есть значительный пробел в по-
нимании именно, как используется или использовалась земля (land use), какие движущие фак-
торы определяют изменение землепользования, какие последствия на окружающую среду ока-
зывает изменение землепользования. Данный доклад представляет критический анализ статуса
и приоритета исследований изменений землепользования на постсоветском пространстве, с
основным акцентом на сельскохозяйственное землепользование, который базируется на мета-
анализе литературы (более 200 источников индексированных в Web of Science и РИНЦ).
Исследование динамики сельскохозяйственного землепользования
Бесплатный доступ к архивам многоспектральных спутниковых снимков Landsat
(glovis.usgs.gov) вплоть до 1970х годов и улучшение методов обработки и классификации
спутниковых данных позволили исследовать динамику земного покрова за последние 30-40
лет для отдельных территорий России и постсоветского пространства, а также провести ряд
работ по полному покрытию больших территорий, например, всей Европейской части России
[Potapov et al. 2014]. Бесплатный доступ к мультиспектральным данным 250-м пространствен-
ного разрешения MODIS, начиная с 1999 г., а также недавний доступ к данным 100-м PROBA-
V с ежедневным покрытием, позволяет исследовать динамику земного покрова на региональ-
ном и глобальном уровне, что и было сделано для всей Восточной Европы относительно дина-
мики сельскохозяйственных земель [Alcantara et al., 2013; Estel et al., 2015]. Однако, как отме-
чалось, пока прогресс был достигнут в мониторинге именно динамики земного покрова, а не
как используется и использовалась земля в исторической ретроспективе (землепользования)
[Kuemmerle et al., 2013]. Например, ряд исследований показал высокую точность результатов
классификации заброшенных сельскохозяйственных земель, однако, без разделения, если эта
земля использовалась под пашню, сенокосы и пастбища, какие предшествующие культуры
были перед изменением землепользования и интенсивности землепользования [Alcantara et al.,
2012; Löw et al., 2015; Prishchepov et al., 2012b; Крамер и др., 2015]. Такая детальная информа-
ция необходима для лучшего понимания причин изменения землепользования, а также для
оценки влияния изменений землепользования на окружающую среду и потенциала земель. Как
пример неопределенности в понимании динамики землепользования — цифры о заброшенной
210
пашне с 1991 по 2017 гг. варьируют от 20 Мга до 50 Мга только для России [Schierhorn et al.,
2013; Swinnen et al., 2017].
Если есть определенный консенсус относительно массового сокращения (забрасывания)
посевных площадей, особенно для кормовых культур, динамика природных и улучшенных се-
нокосов и пастбищ практически не изучена, несмотря на значительное сокращение нагрузки
поголовья крупного рогатого скота в переходный период [Schierhorn et al., 2016]. Такая ситуа-
ция обусловлена как сложностью точного разделения используемых и неиспользуемых сено-
косов и пастбищ с применением спутниковых данных и методов полуавтоматического дешиф-
рирования [Prishchepov et al., 2012b], так и отсутствием достоверных статистических данных о
динамике сенокосов и пастбищ. Поэтому, несмотря на прогресс в исследовании динамики зем-
лепользования в последние годы, существуют значительные пробелы в понимании, где и как
используются сельскохозяйственные угодья. Следует также отметить поверхностное понима-
ние динамики степных экосистем в целом в отношении землепользования и интенсивности
землепользования, а также понимание динамики землепользования в Азиатской части России,
поскольку основной акцент исследований был на Европейской части России.
Подытоживая, для лучшего понимания динамики землепользования необходимы: а) сис-
тематические наблюдения о динамике землепользования для всей территории России, б) ис-
следование динамики сенокосов и пастбищ, в) исследование интенсивности землепользования
(например, частота использования, ротация полей, тип культур, внесение удобрений, интен-
сивность выпаса скота, и. т. д.). Также на заброшенных землях могут наблюдаться разные ста-
дии сукцессии растительности [Sieber et al., 2013], что может быть сопряжено с разными из-
держками, связанными с возвращением в оборот заброшенных земель [Larsson and Nilsson,
2005], разным влиянием на биоразнообразие и накопление углерода [Schierhorn et al., 2013].
Поэтому видится необходимость в детальном картировании не просто заброшенных полей, а
разных стадий сукцессии на заброшенных полях. Следует также отметить необходимость от-
крытого доступа к таким данным. К сожалению, опубликованные данные в рамках исследова-
тельских проектов часто открыто не распространяются. Последнее, на что необходимо обра-
тить внимание — это то, что, к сожалению, глобальные исторические данные о динамике
землепользования (например, HYDE 3.1, KK11) значительно недооценивают динамику земле-
пользования для постсоветского пространства. Уточнение глобальных данных о землепользо-
вании должно являться важным вкладом.
Исследование движущих факторов изменений землепользования
Как и в области анализа динамики землепользования за последние годы был осуществлен
прорыв в понимании движущих факторов изменения землепользования. Основной акцент ис-
следований был сконцентрирован на динамике сельскохозяйственных земель (пашни) и интен-
сивности вырубки лесов на постсоветском пространстве [Ioffe et al., 2004; Meyfroidt et al., 2016;
Prishchepov et al., 2013; Wendland et al., 2011; Мейфруа и др., 2016; Прищепов и др., 2013].
Однако мета-анализ литературы показал, что существует лишь поверхностное понимание ди-
намики и движущих факторов расширения и сжатия городов и населенных пунктов, урбанизи-
рованных территорий. В целом, исследования показали тенденцию забрасывания сельскохо-
зяйственных земель на агроклиматически и социально маргинальных для ведения сельского
хозяйства землях, на территориях удаленных от рынков сбыта сельскохозяйственной продук-
ции, территориях с отрицательными трендами демографии [Ioffe et al., 2004; Meyfroidt et al.,
2016; Prishchepov et al., 2013; Smaliychuk et al., 2016; Мейфруа и др., 2016; Прищепов и др.,
2013]. Соответственно, последующее возвращение в оборот заброшенных земель имело место,
в первую очередь, на землях более социально и агроклиматически перспективных для ведения
сельского хозяйства [Kraemer et al., 2015; Meyfroidt et al., 2016; Smaliychuk et al., 2016; Крамер
и др., 2015; Мейфруа и др., 2016]. Однако следует оговорить, что в большинстве работ не были
исследованы причинно-следственные связи, а лишь были исследованы корреляции с использо-
ванием регрессионных моделей. Также работы концентрировались на исследовании proximate
factors (например, влияние рельефа, удаленности заброшенных участков от дорог и населен-
ных пунктов), а не underlying causes — (внешних) экзогенных причин, таких как влияние сель-
скохозяйственной политики, институциональных изменений на землепользование, экономиче-
ских, военных и техногенных шоков, влияние климатических изменений, изменения
демографии. Исследование комплексных причинно-следственных связей требует более слож-
211
ных статистических моделей (например, Propensity Score Matching, Panel Regression Models,
Structure Equation Modeling, Bayesian Networks) [Grinfelde and Mathijs, 2004; Ioffe et al., 2004;
Meyfroidt et al., 2016; Sieber et al., 2013; Мейфруа и др., 2016], а также систематических иссле-
дований причин изменений землепользования на разных административных уровнях принятия
решений (агент изменения землепользования -> муниципалитет -> район -> область). К сожа-
лению, таких систематических исследований на разных уровнях принятия решений с исполь-
зованием моделей, позволяющих отследить причинно-следственные связи, пока нет.
Следует также отметить отсутствие полного понимания роли принятия решений на уровне
агентов землепользования (например, фермеров, владельцев с/х предприятий), индивидуаль-
ных характеристик агентов (наличие образования, культурные и этнические характеристики).
Необходимо также отметить, что в ряде ситуаций относительно землепользования закон Тоб-
лера (первый закон географии) может не работать — необходимо лучше понимать телесвязи
(teleconnections) в землепользовании [Bren d’Amour et al., 2016; Schierhorn et al., 2016]. Напри-
мер, решения об изменении землепользования и сельскохозяйственной политики могут быть
обусловлены глобальной конъюнктурой рынка сельскохозяйственной продукции и более вы-
годным предложением сельскохозяйственной продукции с удаленных территорий и других
континентов (например, влияние России как мирового импортера говядины из Бразилии и
пальмового масла из Индонезии на локальное и глобальное землепользование, обусловленное
массовым сокращением крупного рогатого скота в России после коллапса Советского Союза
[Schierhorn et al., 2016]). Такие телесвязи в отношении землепользования применительно к
России и для постсоветского пространства практически не изучены.
Исследования компромиссов между землепользованием и окружающей средой
Расширение землепользования (land sparing) за счет нетронутых или восстановленных эко-
систем часто сопряжено с негативным влиянием на биоразнообразие и биогеохимические про-
цессы, например, на динамику углерода, накопленного в почве и растительности [Ideas for
Sustainability, 2013; Kamp et al., 2015]. Также и вывод из оборота с/х земель (land sharing) не
всегда может привести к положительному влиянию на окружающую среду (деградация земель,
пожары, сокращение биоразнообразия) [Benayas et al., 2007]. Поэтому концепция land sparing и
land sharing несколько зашла в тупик. Между радикальными решениями о расширении или
полном сокращении землепользования для обеспечения услуг экосистем или обеспечения
сельскохозяйственного производства возможны так называемые компромиссные решения
[Chibilev et al., 2016; Lambin et al., 2013; Meyfroidt et al., 2016; Мейфруа и др., 2016], исходя из
оценки социоэкономического и природного потенциала, например, с помощью многокритери-
альной оценки потенциала земель на основе оптимизационных задач, различных индексов, от-
ражающих сопоставление различных типов землепользования и степени воздействия на окру-
жающую среду, услуг экосистем. К сожалению, такие исследования достаточно редки для
различных регионов мира и тем более редки для постсоветского пространства.
Также приходится говорить, в целом, о значительном пробеле междисциплинарных иссле-
дований в области Land System Science, за исключением ряда исследований по изменению
землепользования на постсоветском пространстве нескольких иностранных исследовательских
групп. В большей мере исследования носят сугубо узкий характер (например, исследование
вопросов только дистанционного зондирования, или исследования биогеохимических процес-
сов), что не позволяет интегрально исследовать связи различных природных и социоэкономи-
ческих процессов для поиска оптимальных решений проблем землепользования и лучшего
теоретического понимания взаимодействия человека с окружающей средой. Также хотелось
бы отметить необходимость лучшего понимания услуг экосистем, экономической составляю-
щей для оценки компромиссов и потенциала землепользования [Bukvareva et al., 2015].
1. Крамер, Р., Прищепов, А.В., Мюллер, Д., Кюммерле, Т., Раделофф, В.К., Дара, А., Терехов, А.,
Фрюхауф, М., 2015. Анализ длительной динамики изменения землепользования и потенциал расши-
рения пахотных земель за счет заброшенных земель в регионе освоения Целинных Земель Казахста-
на. Земля Из Kосмоса 20–27.
2. Мейфруа, П., Шиерхорн, Ф., Прищепов, А., Мюллер, Д., Кюммерле, Т., 2016. Движущие факторы,
ограничения и компромиссы, связанные с возвращением в оборот заброшенных пахотных земель в
России, Украине и Казахстане. Пространственная Экономика 2, 49.
212
3. Прищепов, А.В., Мюллер, Д., Дубинин, М.Ю., Бауманн, М., Раделофф, В.К., 2013. Детерминанты
пространственного распределения заброшенных сельскохозяйственных земель в Европейской части
России. Пространственная Экономика 30-62.
4. Прищепов, А.В., Раделофф, В.К., Бауманн, М., Кюммерле, Т., Мюллер, Д., 2012. Влияние институ-
циональных и социо-экономических изменений после распада СССР на сельскохозяйственное зем-
лепользо вание в Восточной Европе. Земля Из Kосмоса 7-14.
5. Alcantara, C., Kuemmerle, T., Baumann, M., Bragina, E.V., Griffiths, P., Hostert, P., Knorn, J., Müller, D.,
Prishchepov, A.V., Schierhorn, F., Sieber, A., Radeloff, V.C., 2013. Mapping the extent of abandoned
farmland in Central and Eastern Europe using MODIS time series satellite data. Environ. Res. Lett. 8.
doi:10.1088/1748-9326/8/3/035035
6. Alcantara, C., Kuemmerle, T., Prishchepov, A.V., Radeloff, V.C., 2012. Mapping abandoned agriculture
with multi-temporal MODIS satellite data. Remote Sens. Environ. 124, 334–347.
doi:10.1016/j.rse.2012.05.019
7. Baumann, M., Ozdogan, M., Kuemmerle, T., Wendland, K.J., Esipova, E., Radeloff, V.C., 2012. Using the
Landsat record to detect forest-cover changes during and after the collapse of the Soviet Union in the tem-
perate zone of European Russia. Remote Sens. Environ. 124, 174–184. doi:10.1016/j.rse.2012.05.001
8. Benayas, J.M.R., Martins, A., Nicolau, J.M., Schulz, J.J., 2007. Abandonment of agricultural land: an over-
view of drivers and consequences. CAB Rev. Perspect. Agric. Vet. Sci. Nutr. Nat. Resour. 2, 14.
9. Boentje, J.P., Blinnikov, M.S., 2007. Post-Soviet forest fragmentation and loss in the Green Belt around
Moscow, Russia (1991-2001): a remote sensing perspective. Landsc. Urban Plan. 82, 208-221.
10. Bren d’Amour, C., Wenz, L., Kalkuhl, M., Christoph Steckel, J., Creutzig, F., 2016. Teleconnected food
supply shocks. Environ. Res. Lett. 11, 035007. doi:10.1088/1748-9326/11/3/035007
11. Bukvareva, E.N., Grunewald, K., Bobylev, S.N., Zamolodchikov, D.G., Zimenko, A.V., Bastian, O., 2015.
The current state of knowledge of ecosystems and ecosystem services in Russia: A status report. Ambio 44,
491–507. doi:10.1007/s13280-015-0674-4
12. Chibilev, A.A., Petrishchev, V.P., Levykin, S.V., Ashikkaliev, A.K., Kazachkov, G.V., 2016. The soil-
ecological index as an integral indicator for the optimization of the land-use structure. Geogr. Nat. Resour.
37, 348–354. doi:10.1134/S1875372816040090
13. Estel, S., Kuemmerle, T., Alcántara, C., Levers, C., Prishchepov, A., Hostert, P., 2015. Mapping farmland
abandonment and recultivation across Europe using MODIS NDVI time series. Remote Sens. Environ. 163,
312–325. doi:10.1016/j.rse.2015.03.028
14. Grinfelde, I., Mathijs, E., 2004. Agricultural Land Abandonment in Latvia: an Econometric Analysis of
Farmers’ Choice. pp. 1–24.
15. Ideas for Sustainability, 2013. Land sparing versus land sharing: new evidence [WWW Document]. Ideas
Sustain. URL http://ideas4sustainability.wordpress.com/2013/04/03/land-sparing-versus-land-sharing-new-
evidence/ (accessed 4.10.13).
16. Ioffe, G., Nefedova, T., Zaslavsky, I., 2004. From Spatial Continuity to Fragmentation: The Case of Rus-
sian Farming. Ann. Assoc. Am. Geogr. 94, 913–943. doi:10.1111/j.1467-8306.2004.00441.x
17. Kamp, J., Urazaliev, R., Balmford, A., Donald, P.F., Green, R.E., Lamb, A.J., Phalan, B., 2015. Agricultur-
al development and the conservation of avian biodiversity on the Eurasian steppes: a comparison of land-
sparing and land-sharing approaches. J. Appl. Ecol. 52, 1578–1587. doi:10.1111/1365-2664.12527
18. Kraemer, R., Prishchepov, A.V., Müller, D., Kuemmerle, T., Radeloff, V.C., Andrey Dara, Terekhov, A.,
Frühauf, M., 2015. Long-term agricultural land-cover change and potential for cropland expansion in the
former Virgin Lands area of Kazakhstan. Environ. Res. Lett. 10, 054012.
19. Kuemmerle, T., Erb, K., Meyfroidt, P., Müller, D., Verburg, P.H., Estel, S., Haberl, H., Hostert, P., Jepsen,
M.R., Kastner, T., Levers, C., Lindner, M., Plutzar, C., Verkerk, P.J., van der Zanden, E.H., Reenberg, A.,
2013. Challenges and opportunities in mapping land use intensity globally. Curr. Opin. Environ. Sustain. 5,
484–493. doi:10.1016/j.cosust.2013.06.002
20. Lambin, E.F., Gibbs, H.K., Ferreira, L., Grau, R., Mayaux, P., Meyfroidt, P., Morton, D.C., Rudel, T.K.,
Gasparri, I., Munger, J., 2013. Estimating the world’s potentially available cropland using a bottom-up ap-
proach. Glob. Environ. Change 23, 892–901. doi:10.1016/j.gloenvcha.2013.05.005
21. Larsson, S., Nilsson, C., 2005. A remote sensing methodology to assess the costs of preparing abandoned
farmland for energy crop cultivation in northern Sweden. Biomass Bioenergy 28, 1–6.
doi:10.1016/j.biombioe.2004.05.003
22. Löw, F., Fliemann, E., Abdullaev, I., Conrad, C., Lamers, J.P.A., 2015. Mapping abandoned agricultural
land in Kyzyl-Orda, Kazakhstan using satellite remote sensing. Appl. Geogr. 62, 377–390.
doi:10.1016/j.apgeog.2015.05.009
23. Meyfroidt, P., Schierhorn, F., Prishchepov, A.V., Müller, D., Kuemmerle, T., 2016. Drivers, constraints and
trade-offs associated with recultivating abandoned cropland in Russia, Ukraine and Kazakhstan. Glob. En-
viron. Change 37, 1–15. doi:10.1016/j.gloenvcha.2016.01.003
213
24. Potapov, P.V., Turubanova, S.A., Tyukavina, A., Krylov, A.M., McCarty, J.L., Radeloff, V.C., Hansen,
M.C., 2014. Eastern Europe’s forest cover dynamics from 1985 to 2012 quantified from the full Landsat ar-
chive. Remote Sens. Environ. doi:10.1016/j.rse.2014.11.027
25. Prishchepov, A.V., Müller, D., Dubinin, M., Baumann, M., Radeloff, V.C., 2013. Determinants of agricul-
tural land abandonment in post-Soviet European Russia. Land Use Policy 30, 873–884.
doi:10.1016/j.landusepol.2012.06.011
26. Prishchepov, A.V., Radeloff, V.C., Baumann, M., Kuemmerle, T., Müller, D., 2012a. Effects of institution-
al changes on land use: Agricultural land abandonment during the transition from state-command to market-
driven economies in post-Soviet Eastern Europe. Environ. Res. Lett. 7, 024021. doi:10.1088/1748-
9326/7/2/024021
27. Prishchepov, A.V., Radeloff, V.C., Dubinin, M., Alcantara, C., 2012b. The effect of Landsat ETM/ETM+
image acquisition dates on the detection of agricultural land abandonment in Eastern Europe. Remote Sens.
Environ. 126, 195–209. doi:10.1016/j.rse.2012.08.017
28. Schierhorn, F., Meyfroidt, P., Kastner, T., Kuemmerle, T., Prishchepov, A.V., Müller, D., 2016. The dy-
namics of beef trade between Brazil and Russia and their environmental implications. Glob. Food Secur.
doi:10.1016/j.gfs.2016.08.001
29. Schierhorn, F., Müller, D., Beringer, T., Prishchepov, A.V., Kuemmerle, T., Balmann, A., 2013. Post-
Soviet cropland abandonment and carbon sequestration in European Russia, Ukraine, and Belarus. Glob.
Biogeochem. Cycles 27, 1175–1185. doi:10.1002/2013GB004654
30. Sieber, A., Kuemmerle, T., Prishchepov, A.V., Wendland, K.J., Baumann, M., Radeloff, V.C., Baskin,
L.M., Hostert, P., 2013. Landsat-based mapping of post-Soviet land-use change to assess the effectiveness
of the Oksky and Mordovsky protected areas in European Russia. Remote Sens. Environ. 133, 38–51.
doi:10.1016/j.rse.2013.01.021
31. Smaliychuk, A., Müller, D., Prishchepov, A.V., Levers, C., Kruhlov, I., Kuemmerle, T., 2016. Recultivation
of abandoned agricultural lands in Ukraine: Patterns and drivers. Glob. Environ. Change 38, 70–81.
doi:10.1016/j.gloenvcha.2016.02.009
32. Swinnen, J., Burkitbayeva, S., Schierhorn, F., Prishchepov, A.V., Müller, D., 2017. Production potential in
the “bread baskets” of Eastern Europe and Central Asia. Glob. Food Secur. doi:10.1016/j.gfs.2017.03.005
33. Wendland, K.J., Lewis, D.J., Alix-Garcia, J., Ozdogan, M., Baumann, M., Radeloff, V.C., 2011. Regional-
and district-level drivers of timber harvesting in European Russia after the collapse of the Soviet Union.
Glob. Environ. Change 21, 1290–1300. doi:10.1016/j.gloenvcha.2011.07.003
íêà «ÇÖãàäàï» ëàÅàêëäàï èìíà: êÖèêÖáÖçíÄñàà ëàÅàêëäéÉé

èêéëíêÄçëíÇÄ Ç ùèéïì íêÄçëèéêíçéâ êÖÇéãûñàà1
Агапов М.Г.
Институт проблем освоения Севера СО РАН, Тюмень, Россия, magapov74@gmail.com
THREE GREAT SIBERIAN WAYS: SPACIAL REPRESENTATIONS

IN THE AGE OF THE TRANSPORTATION REVOLUTION
Agapov M.G.
Institute for the Development of the North, SB RAS, Tyumen, Russia, magapov74@gmail.com
Abstract: This research is set in the framework of the new spatial history, which seeks to under-
stand how spaces are socially constructed through the discourses and how do they shape the power re-
lations. We analyze conceptualizations of space expressed by representatives of business, political and
social groups in a broad range of social-political statements of the late 19th and early 20th century and
reveal narrative representations of Trans-Siberian transportation projects of the time, both implemented
and hypothetical. The research aims to explicate cultural attitudes, political goals and fears which
1
Публикация подготовлена в рамках Комплексной программы фундаментальных исследований Си-
бирского отделения РАН «Интеграция и развитие»: «Постколониальность Сибири: пространственная
схема и социокультурная динамика» (№ 0372-2015-0007) и базового бюджетного проекта ИПОС СО
РАН на 2017-2020 гг. «Социальное пространство и культурный ландшафт Западной Сибири в XVII-XXI
вв.: динамика, структура, функции» (№ 0372-2016-0003).
214
formed «geographic imagination» of the people involved in these public discussions. We describe and
analyze perception of Siberian space through three lenses: imperial, regional and transnational. The
first one interprets Siberia as a huge geopolitical bridge that connects the center with the remote Rus-
sian territories of The Far East and spheres of influence (Manchuria). This approach was fulfilled
through the construction of the Great Siberian Railroad, a horizontal power structure that linked the
center to the periphery of the country.
Под транспортной революцией в широком смысле понимается переворот в организации
перевозки грузов и пассажиров, вызванный изобретением парового двигателя. В России транс-
портная революция началась во второй половине XIX в. Охватив сначала лишь центральную
часть страны, к концу столетия она распространилась и на имперские окраины, в связи с чем, в
частности, был выдвинут целый ряд проектов, предлагавших тот или иной вариант путей со-
общения «между Россией и Сибирью». Их авторами были инженеры, купцы, общественники,
люди искусства, исследователи и мореплаватели. Общей чертой всех прожектов была опора на
современные технические достижения — паровой двигатель, железные дороги и трансконти-
нентальные каналы будоражили воображение. «Просвещение, уничтожающее расстояния, не
указывает ли ясно, что … воспользоваться дарами Сибири … можно только паровыми сооб-
щениями», — писал в 1868 г. автор одного из первых проектов Сибирской железной дороги
Е.В. Богданович, мечтавший, как и многие его современники, построить «паровую сеть от Мо-
сквы до дальнейшего Востока» [Богданович, 1868, с. 2.].
Все проекты путей сообщения «между Россией и Сибирью» второй половины XIX — на-
чала XX вв. могут быть распределены по трем «папкам»: 1) Великий Сибирский железнодо-
рожный путь (Транссибирская магистраль); 2) Великий Сибирский речной путь; 3) Великий
Северный путь (Северный морской путь). Наше исследование нацелено на анализ этих проек-
тов как форм репрезентаций сибирского пространства (в значении А. Лефевра [2015]). Иначе
говоря, в фокусе нашего внимания находятся не столько сами проекты, сколько нарративные
стратегии их репрезентации, тесно связанные с «географическим воображением» соответст-
вующих социальных групп и индивидуумов. Особый интерес представляют дискурсы конку-
ренции и взаимное влияние трех «великих» транспортных проектов.
Великий Сибирский железнодорожный путь (Транссибирская магистраль)
Проект Великого Сибирского железнодорожного пути репрезентировал имперский взгляд
на сибирское пространство как гигантский геополитический мост, предназначенный соединить
центр с удаленными от него российскими территориями (Дальний Восток) и сферами влияния
(Маньчжурия). Один из инициаторов строительства Сибирской железной дороги полковник
Н.А. Волошинов прямо заявлял: «Цель великой, непрерывной дороги через всю Сибирь состо-
ит не в том, чтобы развить хлебопашество на юге [Сибири] или поднять золотопромышлен-
ность на Севере [Сибири], а в том, чтобы уничтожить неблагоприятное влияние громадных
расстояний, чтобы сжать всю эту длинную и узкую полосу, чтобы приблизить Тихий океан к
Европейской России [Волошинов, 1890, с. 20].»
Согласно противоположной точке зрения, формировавшейся внутри самой Сибири, новые
транспортные системы в первую очередь должны были служить интересам региона. С неразви-
тостью путей сообщения «между Россией и Сибирью» связывалась общая культурная отсталость
региона и шире — проблемы его колонизации. Близкий областникам общественный и государ-
ственный деятель, енисейский золотопромышленник С. В. Востротин отмечал в этой связи: «Ис-
тория европейской колонизации знает немало примеров неудач колонизации прекрасных по
климатическим и почвенным условиям местностей ... Причины неудачи таких колонизаций вы-
ясняли парламентские комиссии и они находили их, главным образом в том, что переселенцам не
был обеспечен сбыт их продуктов, заработков не было, а перейти к натуральному хозяйству они
не могли так как на родине уже перешли к хозяйству денежному [Востротин, с. 35].»
Главными сибирскими товарами на рубеже XIX–XX вв. были масло и хлеб. Перспектив-
ными экспортными продуктами считались также лес, рыба, кожи, уголь и графит. Все они от-
носились к категории «дешевые и громоздкие продукты», т. е. «продукты, обладающие малой
ценностью на единицу веса» [Байкалов, 1913, с. 17]. В период, предшествующий транспортной
революции, перевозка на дальние расстояния товаров такого типа была просто невозможна
вследствие отсутствия надежных, быстрых и дешевых путей сообщения.
215
Уже первый — Западно-Сибирский — участок Транссиба сделал рынок Центральной Рос-
сии доступным для сибирского хлеба. Высококачественный и относительно дешевый он пред-
ставлял угрозу для хлебопроизводителей центральных и южных районов страны. Дабы избе-
жать торговых войн между Европейской Россией и Сибирью, царское правительство приняло
решение разделить пути движения центрально- и южнорусского хлеба, с одной стороны, и си-
бирского — с другой. Последний планировалось направить в северные губернии и С.-
Петербург, для чего было начато строительство железнодорожной линии Челябинск — Екате-
ринбург — Пермь [Лоскутов, 2003, с. 178]. С 1896 по 1913 гг., т. е. до введения в строй запад-
ного подхода к Транссибу, центральное и южное направление для сибирского хлеба было за-
крыто посредством так называемого Челябинского тарифного перелома, что обрекло
сибирский хлеб на «замкнутое потребление на месте» [Востротин, 1908, с. 34].
Великий Сибирский речной путь
Великий Сибирский речной путь описывался сторонниками данного проекта как «прямой,
водный, непрерывный путь от Петербурга до Иркутска и Владивостока» [Борисов, 1910, с. 48].
Предполагалось, что он может быть организован по системам рек, волоков и каналов. Иркут-
ский золотопромышленник, исследователь Севера А.М. Сибиряков заявлял: «В Европейской
России водные пути известны; такая артерия как Волга с ее системами водяных сообщений,
едва ли может быть сравниваема с какою-либо железною дорогою в России. Сибирь также бо-
гата своими водными путями; … стало быть, естественно предполагать, что наша задача со-
стоит в том, чтобы ими пользоваться как должно [Сибиряков, 1894, с. 10].»
В словах А.М. Сибирякова трудно не заметить противопоставления железнодорожных и
водных путей сообщения. Сторонники приоритетного развития последних были и в правящих
кругах. Большое значение водному транспорту придавал министр путей сообщения (1874–1888
гг.) К.Н. Посьет [Чжан Гуансян, 2016, с. 656]. В 1882 г. правительство представило грандиоз-
ный проект соединения трех крупнейших водных бассейнов: Енисейского, Обь-Иртышского и
Камско-Волжского, в соответствии с которым в 1891 г. был построен Обь-Енисейский (Кеть-
Кассимский) канал [Реки Сибири, 1884, с. 10].
Если имперские чиновники делали выбор в пользу водных путей сообщения в первую
очередь из интересов экономии государственных средств (строительство железных дорог об-
ходилось гораздо дороже, чем сооружение каналов [Чжан Гуансян, 2016, с. 657]), то сибирские
предприниматели рассчитывали обойти «по воде» Челябинский тарифный барьер. «Хлебный
груз будет неотъемлемо грузом водяным», — заявлял «Сибирский вестник» в 1899 г. [Карта-
мышев, 1889]. Проект 1882 г., равно как и еще более амбициозный «План работ по улучшению
и развитию водяных сообщений Империи» 1909 г., выдвигался исходя из восприятия россий-
ского пространства как своего рода архипелага во многом изолированных территорий, которые
необходимо было связать друг с другом, прежде всего, посредством торговли. В этой оптике
Россия воображалась как экономическое пространство или внутренний рынок [Шенк, 2016,
с. 57-58].
Этот подход в красноречивом призыве выразил художник и полярный путешественник
А.А. Борисов, пожалуй, самый активный и последовательный среди общественных деятелей
борец за проект Великого сибирского речного пути: «… мы должны напрячь все силы, чтобы
найти дешевый путь для товарообмена Сибири с Европой, чтобы Сибирь была у нас тут, дома,
и с Европейской Россией составляло одно неразрывно целое неделимое. Мы должны уничто-
жить преграду Урала, отделяющего нас от богатейшей части России, Сибири, и прорубить туда
широкие двери, как некогда великий преобразователь России прорубил в Европу окно [Бори-
сов, 1910, с. 37].»
Великий Северный путь (Северный морской путь)
Открытый в 1891 г. Обь-Енисейский (Кеть-Кассимский) канал в силу своей низкой пропу-
скной способности оказался невостребованным [Шиловский, 2008, с. 11]. Проект Великого
Северного морского пути исходил из идеи «установить сообщение этих рек [с рынками сбыта
сибирских товаров] через Карское море» [Селецкий, 1910, с. 2]. Это стало возможно в середине
1870-х гг. благодаря энтузиазму и инвестициям сибирских купцов М.К. Сидорова, А.М. Сиби-
рякова и др., с одной стороны, и мастерству английского капитана Д. Виггинса и шведского
полярного исследователя А. Норденшельда — с другой.
216
По первоначальному замыслу М.К. Сидорова, морской путь должен был стать каналом
экспорта сибирских товаров, но вследствие того, что российские моряки долго не решались
ходить этим путем, он был занят английскими, немецкими и норвежскими коммерсантами, ис-
пользовавшими его, прежде всего, для импорта в Сибирь своих товаров. В 1877 г. российское
правительство удовлетворило первые ходатайства иностранных купцов о «дозволении беспо-
шлинного привоза» ряда товаров в Сибирь через Ледовитый океан. В 1888 г. режим порто-
франков устьях Оби и Енисея был установлен уже на основе специального положения Комите-
та министров [Беляева, 2012, с. 5, 6]. Довольно скоро был налажен и вывоз местных товаров в
страны Западной Европы так называемым «обратным грузом» [Гончаров, 2012, с. 348].
Северный морской путь позиционировался его сторонниками как альтернатива в равной
степени Транссибу и Сибирскому речному пути. Во-первых, подчеркивался уникальный есте-
ственный характер сибирских водных путей — как речных, так и морских. С этой точки зрения
как совершенно очевидный представлялся выбор «в пользу прямого, естественного, Богом да-
рованного пути из устьев Енисея и Оби на европейские рынки» [Востротин, 1906, с. 8]. Естест-
венный характер водных путей подразумевал их дешевизну: «Сибирская дорога тяжким бре-
менем ляжет на государственный бюджет … а между тем в Сибири есть чудные водные пути,
каких нет во всем мире … [корабли] могут из Лондона прямо подходить к бульвару города
Енисейска» [Енисеец, 1898, с. 6]. Основным аргументом против проекта Великого Сибирского
речного пути, предполагавшего сооружение целой сети каналов, был сам Северный морской
путь, точнее его возможность: «Подобные каналы могли бы считаться необходимыми, если бы
не было других способов сообщения, или навигация по ним могла бы продолжаться гораздо
больше времени, чем по Карскому морю … Настаивать на прорытии этих каналов, не исследо-
вав раньше морского пути к устьям великих сибирских рек, было бы более странно, чем на-
пример гулять по улицам Парижа в эскимосском костюме [Селецкий, 1910, с. 2].»
Идею Северного морского пути в свою очередь критиковал А.А. Борисов, считавший Кар-
ское море несудоходным. Результаты Карских экспедиций зависели, по его мнению, исключи-
тельно от случайного стечения обстоятельств (ледовая обстановка). Поэтому использование
Северного морского пути могло приносить коммерсантам как крупную прибыль, так и разоре-
ние. В любом случае, осуществляемую в таких обстоятельствах торговлю нельзя было назвать
«правильной». Даже при благополучном прохождении морской части маршрута коммерсанты
сталкиваются с серьезными трудностями на речном участке пути — необорудованном знака-
ми, не обеспеченном лоцманами и, как например, Обский путь, просто опасном в силу слож-
ных навигационных условий. Наконец, все усилия по прохождению Северного морского пути
нередко сводились на нет из-за отсутствия портовой инфраструктуры в его конечных точках
[Борисов, 1910. с. 5-6].
Как коммерческая магистраль Северный морской путь функционировал во многом благо-
даря режиму порто-франко, который представлял собой угрозу для московских фабрикантов и
их партнеров из числа сибирского купечества — монополистов сибирского рынка бытовых
товаров [Мурашкинцев, 1898, с. 16]. В 1898 г. с их подачи режим порто-франко в устьях си-
бирских рек был отменен. В дальнейшем, как отмечал Г.Н. Потанин, «всякая попытка распо-
ложить голоса в правительственных сферах в пользу открытия порто-франко в устьях океани-
ческих рек Сибири или уничтожения перелома железнодорожного тарифа в Челябинске
поднимала на московской бирже и в рядах аграриев и хлеботорговцев ропот» [Потанин, 1908,
с. 276].
В столкновении по вопросу о порто-франко позиций заинтересованных в нем сибирских
деловых и общественных кругов, с одной стороны, и российского правительства — с другой,
проявилось существенное различие их понимания значения Северного морского пути. Если
сибирские деятели воспринимали его как открытую международную магистраль, то имперский
центр — как свою, как сказали бы сейчас, «естественную монополию». Сибирскому космопо-
литическому видению противостояла «государственная», «патриотическая» точка зрения. Це-
лью Петербурга было внешнеполитическое закрепление позиций России в Арктике [Тулупов,
с. 16]. Накануне первой мировой войны российским правительством были предприняты серь-
езные усилия «по организации регулярных рейсов под русским флагом в устье Оби и Енисея»
[Вихман, с. 23].
217
Транспортная революция способствовала переосмыслению места Сибири в сознании рос-
сийской элиты: от места каторги и ссылки до перспективного ресурсного региона. Вместе с
тем различные подходы к транспортно-техническому освоению сибирского пространства от-
ражали различные способы понимания его природы и социального смысла. Доминирующим
был геополитический подход, реализованный в проекте Великой сибирской железнодорожной
магистрали — своеобразной «горизонтали власти», и — после русско-японской войны 1904–
1905 гг. — в проекте Северного морского пути. В другой оптике Россия воображалась как эко-
номическое пространство или внутренний рынок. С этих позиций разрабатывался проект Ве-
ликого Сибирского речного пути. Наконец, Северный морской путь — до русско-японской
войны 1904–1905 гг. — развивался в логике открытой международной магистрали, характер-
ной для транснационального восприятия сибирского пространства. Важно подчеркнуть, что ни
один из подходов не был неразрывно связан с какой-либо одной из рассмотренных репрезен-
таций. Так, в рамках каждого из них сибирские пути сообщения воспринимались в том числе и
как элементы будущих глобальных транзитных сетей. Связь между отдельными проектами
«великих» сибирских путей и типами репрезентации сибирского пространства была во многом
символической.
1. Байкалов А.В. Северный морской путь к устьям р.р. Оби и Енисея. -Красноярск: Восточно-
Сибирское общество сельского хозяйства, промышленности и торговли, 1913. 24 с.
2. Беляева Н.А. Порто-франко в устьях сибирских рек в конце XIX начале XX столетия // Гуманитар-
ные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. 2012. № 1 (17). С. 5-9.
3. Богданович Е.В. Проект Сибирско-Уральской железной дороги. СПб.: Тип. Ф.С. Сушинского, 1868.
42 с.
4. Борисов А.А. Великий Северовосточный морской путь. Великий речной путь из Сибири в Европу.
СПб.: Типография А. С. Суворина, 1910. 52 с.
5. Вихман А.М. Изыскания порта в устье реки Енисея 1916 года. Красноярск: Енисейская губернская
типография, 1919. 199 с.
6. Волошинов Н.А. Сибирская железная дорога. СПб.: Тип. А.С. Суворина, 1890. 31 с.
7. Востротин С.В. Наши водные пути в Сибири. Северный морской торговый путь. Обь-Енисейский
канал и внутренний водный транзитный путь. СПб.: Типография Альтшулера, 1906. 74 с.
8. Востротин С.В. Северный морской путь и челябинский тарифный перелом в связи с колонизацией
Сибири. СПб.: Тип. Я. Балянского, 1908. 79 с.
9. Гончаров А.Е. К вопросу о начале англо-русской торговли по Северному морскому пути во второй
половине XIX в. // Вестник Красноярского государственного педагогического университета. 2012. №
2. С. 344-350.
10. Енисеец. Северный морской путь. СПб.: Типо-литография Б.М. Вольфа, 1898. 40 с.
11. Картамышев В.П. Сибирская железная дорога // Сибирский вестник политики, литературы и обще-
ственной жизни. 20 августа 1889. № 95. С. 2.
12. Лефевр А. Производство пространства. М.: Strelka Press, 2015. 432 с.
13. Лоскутов С.А. Ворота в Сибирь // Евразийский журнал региональных и политических исследований.
2003. Т. 10. № 2 (3). С. 173-182.
14. Мурашкинцев А.А. Северный торговый путь и ходатайства сибирских городов. СПб.: Ред. «Торгово-
пром. газ.», 1898. 20 с.
15. Потанин Г.Н. Нужды Сибири // Сибирь, ее современное состояние и ее нужды. СПб.: А.Ф. Девриен,
1908. С. 260-294.
16. Реки Сибири и России и Сибирская железная дорога. Казань: Тип. В. М. Ключникова, 1884. 42 с.
17. Селецкий Г.Г. Морской путь к устьям рек Оби и Енисея. Одесса: Типография и литография М.
Прищепова, 1910. 14 с.
18. Сибиряков А.М. К вопросу о внешних рынках Сибири. Тобольск: Губ. тип., 1894. 26 с.
19. Тулупов Д.С. Арктическая политика России, Норвегии и Дании в конце XX начале XXI века. СПб.:
Издательство СПбГУ, 2014. 163 с.
20. Чжан Гуансян. Транспорт и экономическое развитие России в XIX начале XX века // Историко-
экономические исследования. 2016. Т. 17. № 4. С. 645-696.
21. Шенк Ф.Б. Поезд в современность. Мобильность и социальное пространство России в век железных
дорог. М.: Новое литературное обозрение, 2016. 584 с.
22. Шиловский М.В. Транспортные проекты Азиатской России до 1917 г // Вестник НВГУ. 2008. №3. C. 8-13.
218
àëíéêàóÖëäàâ éèõí èéÇõòÖçàü
ùäéãéÉàóÖëäéâ ìëíéâóàÇéëíà ÄÉêéãÄçÑòÄîíéÇ
Ç ìëãéÇàüï ëÖÇÖêçéÉé áÄìêÄãúü
Балюк Н.А.
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, n-balyk@mail.ru
HISTORICAL EXPERIENCE OF INCREASE

IN ECOLOGICAL STABILITY OF AGRICULTURAL LANDSCAPES
IN THE CONDITIONS OF NORTHERN TRANSURALS
Balyuk N.A.
Tyumen State University, Tyumen, Russia, n-balyk@mail.ru
Abstract: in the context of modern environmental problems of agrarian sphere the consideration
of historical experience of formation of agricultural landscapes and ensuring ecological stability of en-
vironmental management in the conditions of risky agriculture is urgent. The analysis of extensive sta-
tistical data which indicate the process of formation of agricultural landscapes in the Tobolo-Irtyshsky
Interfluves catchment shows that the basic principle of the functioning of country agricultural economy
was the respect to ecological equilibrium. This article analyzes agricultural technologies of Northern
Transurals peasants which provided the preservation of ecological balance in the zone of large-scale
cultivation of virgin lands. The formation of ecologically sustainable agricultural landscapes in the col-
onized territory of Transurals was preceded by the long period of adaptation (the end of XVI — the be-
ginning of XX) of the introduced agricultural and farming traditions to the environment of Northern
Transurals. On initial stage of formation of country agricultural economy, the structure of an agricultur-
al landscape, considered as a balanced natural and territorial complex, was composed of patches of nat-
ural vegetation (used as haying and forage grounds) and local agrocoenoses. The process of creation of
agrocoenoses was accompanied by the development of local technologies of soil cultivation, irrigation
and drainage, plant selection, etc.
В контексте современных экологических проблем аграрной сферы актуально рассмотрение
исторического опыта формирования агроландшафтов и обеспечения экологической устойчиво-
сти природопользования в условиях рискованного земледелия. Анализ массовых статистиче-
ских источников, отражающих процесс формирования аграрных ландшафтов в акватории То-
боло-Иртышского междуречья, показывает, что основным принципом функционирования
крестьянского земледельческого хозяйства являлось соблюдение экологического равновесия. В
данной статье предпринят анализ сельскохозяйственной практики крестьян в условиях Север-
ного Зауралья по выработке оптимальных режимов агротехники, обеспечивающих сохранение
экологического баланса в зоне масштабного аграрного освоения. Определяющими факторами
устойчивости агроландшафта данной территории являлось поддержание определенного со-
стояния почв, гидрологического режима, движение воздушных потоков. На размер и структуру
сельскохозяйственный угодий, режимы земледелия большое влияние оказывала четко выра-
женная зональность.
Для организации земледельческого хозяйства переселенцы целенаправленно занимались
выбором подходящих мест для размещения хозяйственного комплекса, который адаптировался
к специфике природного ландшафта. Основным маркером при выборе места для поселения и
формирования агроландшафта являлась местность с развитой сетью мелких и крупных рек, с
характерным двухуровневым рельефом, включающим возвышенности — «веретья», «низины»,
«вымочки», что учитывалось в агротехнике при выборе места под посевы зерновых культур в
периоды «низкой» или «высокой» воды. Такая практика показывает, что переселенцы в процес-
се адаптации привнесенного аграрного опыта из уездов Европейского Севера к местным есте-
ственно-географическим условиям умели оперативно и точно ориентироваться на новой мест-
ности, определив, что на обширном пространстве Западно-Сибирской низменности важную
роль в рельефе играли плоские и широкие междуречья с равнинной поверхностью. Это сильно
затрудняло сток выпавших на почву осадков и приводило к заболоченности обширных участ-
219
ков междуречий. Также в практике учитывалась особенность местности с развитой гидрогра-
фической схемой. Существенную роль в процессе формирования структуры земельных и сель-
скохозяйственных угодий играл двухуровневый материк, тянущийся вдоль правого берега Ир-
тыша, определяя два довольно разных типа местности: возвышенную, лежащую на высокой
террасе в 42-64 метрах над уровнем воды, и низменную, почти ежегодно затапливаемую весен-
ним половодьем. В этих условиях формирование ареала агроландшафта осуществлялось выбо-
рочно, с учетом зональности и почвенной карты. Уровень естественного плодородия почв здесь
поддерживался в период весенне-летнего половодья, обогащающего почву илом и перегноем
[Патканов, 1891].
Наряду с естественными условиями восполнения ресурсов агроландшафта, крестьяне ис-
пользовали привнесенный из прежней зоны проживания аграрный опыт и адаптировали его к
местным природно-климатическим условиям. Самой распространенной мерой для поддержа-
ния плодородия почв в зоне рискованного земледелия являлась залежь (забрасывание выпахан-
ных полей в залежь на 5-10 лет). Наиболее распространенной формой агроценоза в условиях
Тоболо-Иртышского междуречья также являлась двухуровневая система полей. Если год ожи-
дался засушливый, сев проводили в низинах (вымочках), напротив, в дождливые годы сеяли на
гривах — веретеях (веретьях) [РГАДА, Кн.1086. Л. 28-136]. Важную функцию в восстановле-
нии плодородия почв выполняла поскотина. Для этой категории земель отводилось простран-
ство вокруг поселения для общего пользования. Чистую поскотину («частик», «чащоба») ис-
пользовали для выгона мелкого скота, что, в свою очередь, обеспечивало постепенное
естественное удобрение почвы органикой. Затем этот участок уже плодородной земли перево-
дили в категорию «ближних» пашенных земель и после распашки использовали для хлебопа-
шества, а поскотину переносили на следующий «выпаханный» участок пашни, расположенный
вблизи деревни для восстановления. Таким образом, поскотина служила не только местом для
выгона мелкого скота, но и выполняла функцию пара в трехпольном хозяйстве или залежи, ес-
ли практиковалось залежно-переложное земледелие.
Также в практике крестьян различали «большую поскотину», «засеку», «редник», которые
выгораживались в мелком лесу и использовались для выгона крупного скота и выгульных ло-
шадей [Патканов, 1891]. В каждой деревне для чистой поскотины использовали луга, окру-
жающие поселение. Луга обеспечивали необходимое свободное жизненное пространство для
крестьянина и являлись земельным ресурсом для обеспечения естественного прироста по муж-
ской линии. Основным принципом развития агроландшафта являлось соблюдение пропорцио-
нального соотношения размеров пашенных угодий с сенокосами и пастбищами, т. е. на 1 деся-
тину пашни приходилось 3 десятины сенокосов. Данное соотношение имело тесную связь с
производительной силой 1 рабочей лошади, для обеспечения которой кормовой базой требова-
лось сена, скошенного с площади размером в 3 десятины. В свою очередь, производительный
потенциал 1 лошади соотносился с посильной нормой обработки 1 десятины пашни в течение
полевого сезона [Кауфман, 1890].
В практике пользования сенокосными угодьями по качеству крестьяне выделяли три груп-
пы — пойменные, дубровные и болотистые. К пойменным лугам относились низменные луга,
расположенные по берегам крупных и малых рек. Дубравные сенокосы располагались в леси-
стой части, на колках, окраинных пашен. Болотистые покосы — травяные болота занимали
наиболее обширные пространства. Передел сенокосов среди жителей деревни проводился еже-
годно, после определения качества травы. Причем, при разделе сенокосных угодий, в равной
доле распределяли по десятинам на 1 кормильца пойменные (лучшие), дубровные (средние) и
болотистые (худшие) сенокосы [Патканов, 1891]. В пореформенный период, в связи с актив-
ным развитием в Зауралье рыночных отношений, в практике природопользования крестьян от-
мечаются негативные тенденции в сфере промысловой деятельности по заготовке и переработ-
ке лесного сырья. Так, высокий спрос на рынке на плетеные изделия из лыка приводило к
уничтожению больших массивов липовых лесов. Развитие в губернии пивоваренного дела со-
провождалось хищническими заготовками дикорастущего хмеля, что в пригородных зонах
приводило к полному уничтожению этого растения. С целью защиты природной среды со сто-
роны местных властей принимались меры по регулированию практики природопользования
путем выдачи крестьянам платных «лесных билетов», регламентирующих объем заготовок
220
лесного сырья, привлечению к охране лесов сельских обществ, волостных общин, ведомствен-
ных охранных служб и лесничеств [ГАТО, Ф.147.Д.73]. Несмотря на благоприятные природно-
климатические условия, развитие аграрной экономики в южной зоне Зауралья усложнялось
проблемой выпадения озимого клина, что ограничивало возможности перехода от экстенсив-
ной практики залежно-переложного земледелия к трехпольному хозяйству. С целью решения
этой проблемы агрономическими службами предпринимались меры по созданию лесозащит-
ных полос, насаждению березовых лесов, введения практики опахивания полей с целью снего-
задержания и защиты от нашествия саранчи (зеленой кобылки). В этот период прослеживается
влияние на развитие аграрной экономики научного сообщества по выращиванию в условиях
Зауралья районированных сортов зерновых культур на опытных полях в Курганском округе,
адаптированных к местным географическим условиям [Патканов, 1891].
Обобщая результаты исследования, можно заключить, что формированию экологически
устойчивых агроландшафтов в условиях Северного Зауралья предшествовал длительный про-
цесс адаптации привнесенных земледельческих и сельскохозяйственных традиций к условиям
новой территории в период с конца ХVI до начала ХХ в. Структура агроландшафта, как сба-
лансированного природно-территориального комплекса, на начальном этапе становления кре-
стьянского земледельческого хозяйства сочетала компоненты естественной растительности
(используемые в качестве сенокосных и пастбищных угодий), с локальными агроценозами —
искусственно созданными в результате хозяйственной деятельности (пашенными и сельскохо-
зяйственными угодьями, огородами и др. землями пользования, водоемами). Процесс создания
агроценозов был сопряжен с выработкой локальных режимов земледелия и агротехнических
мероприятий по обработке пашни, орошению и осушению почв, подбору видов зерновых куль-
тур, максимально адаптированных к естественно-географическими условиями местности; оп-
ределению сбалансированной отраслевой структуры хозяйственного комплекса.
Для обеспечения оптимальных условий функционирования природно-территориального
комплекса, обязательным в практике крестьян было тщательное обследование рельефа местно-
сти, состояния естественной растительности как ресурсных возможностей восполнения потен-
циала агроландшафта, поддерживания его равновесного состояния. В рельефе агроландшафта
учитывалась высота и контуры склонов, гидрологический режим, географическое расположе-
ние. Анализ дозорных и переписных книг, массовых статистических источников (ХVII — нача-
ла ХХ вв.) позволил выделить в структуре агроландшафта следующие группы пашенных уго-
дий, которые сложились в условиях Тоболо-Иртышского междуречья в процессе аграрного
освоения территории: 1 группа — пашни ближние — «удворные» (наиболее плодородные: ес-
тественные черноземные, искусственные гумусные) использовали для посева озимых и яровых
зерновых культур (пшеница, рожь, гречиха); 2 группа — пашни дальние — «заимочные» (ме-
нее плодородные, суглинистые супесчаные; использовали для выращивания фуражных зерно-
вых культур ячменя, овса, технических культур); 3 группа — пашни универсального назначе-
ния, расположенные на дренированных водоразделах — «веретьях», «вымочках»
(двухуровневая система полей использовалась в условиях циклической сменяемости уровня
грунтовых и поверхностных вод); 4 группа — пашни, размещенные на крутых склонах-увалах
(почвы: черноземные, супесчаные, легко и среднесуглинистые, слабо- и среднесмытые), кото-
рые быстро просыхали и прогревались, что делало их пригодными для выращивания райони-
рованных культур [Агрономический портал].
Таким образом, в процессе аграрного освоения, на территории Северного Зауралья по сте-
пени антропогенного воздействия сложились следующие формы агроландшафтов: целинные,
пахотные, окультуренные и кормовые, которые до начала ХХ в. функционировали в условиях
экологического баланса, который поддерживался локальными агроценозами, максимально
адаптированными к естественно-географическими условиями местности.
1. Агрономический портал [Электронный ресурс] http://agronomiy.ru/agrolandshaft.html
2. Государственный архив Тюменской области в Тобольске (ГАТО). Ф.147. Оп.1.Д.73.
3. Кауфман А.А. Хозяйственно-статистическое исследование Тобольской губернии // Юридический
вестник. 1890. Т.6. С. 119.
221
4. Патканов С.К. Экономический быт государственных крестьян и инородцев Тобольского округа
Тобольской губернии. Ч.1.2.3. СПб., 1891-1897.
5. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф.214. Сибирский приказ. Книга 1086.
Л.28-136.
ãÄçÑòÄîíçõÖ ìëãéÇàü îéêåàêéÇÄçàü

ÑêÖÇçÖêìëëäàï ÉéêéÑéÇ
Гравес И.В.1, Гравес К.К.2, Низовцев В.А.3, Эрман Н.М.4
1, 2, 3
1
irina@graves.ru, 2kirill@graves.ru, 3nizov2118@yandex.ru
4
LANDSCAPE CONDITIONS OF FORMATION

OF THE ANCIENT RUSSIAN TOWNS
Graves I.V.1, Graves К.К.2, Nizovtsev V.A.3, Erman N.M.4
1, 2, 3
1
irina@graves.ru, 2kirill@graves.ru, 3nizov2118@yandex.ru
4
S.I. Vavilov Institute for the History of Science and Technology RAS, Moscow, Russia,
Abstract: The landscape analysis of the spatial distribution of historical cities has showed that at
an early stage (in the IX-XI cent.) in the Old Russian period the places for the construction of cities
(ancient cities — Great Novgorod, Smolensk, Beloozero etc.), as a rule were chosen on the most im-
portant waterways taking into account their safety, with a relatively simple landscape structure mainly
on downhill surfaces of low floodplain or lacustrine terraces, areas of low valley outwash plains, rarely
on valley slopes of interfluvial plains.
In the XII century cities began to be established in the river valleys on the steep banks of the rela-
tively isolated areas of valley outwash plains. Suburbs were situated on the lower levels: on the second
and the first above flood-plain terrace. As almost all cities were self-reliant on food or formed as cen-
ters of surrounding rural areas, when choosing a place of establishment of the city a preference was
given to ecotone areas with a complex landscape structure and rich resource base, which allowed the
first inhabitants to have a flexible complex economy. Based on a detailed analysis of the landscape of
Smolensk, Great Novgorod, Totma, Great Ustyug and Solvychegodsk an attempt was made to explain
from the landscape position the problem of the transfer of a number of ancient cities.
Наиболее часто, говоря «древнерусский город» (IX-XIII вв.) исследователи ограничивают-
ся перечнем городов упоминавшихся в письменных источниках. Многочисленные археологи-
ческие исследования населенных пунктов, упоминавшихся в письменных источниках как го-
рода, выявили социально-экономическое представление о сущности города: ведущей отраслью
городской экономики было ремесло. Эту точку зрения отстаивал М.Н. Тихомиров [Тихомиров,
2008]. В тоже время С.В. Юшков [Юшков, 1939], следуя замковой теории, устанавливает тес-
нейшую связь городов IX-X вв. с городищами предшествующей стадии развития. Он отмечает,
что функции международных торжищ, концентрации князя с дружиной и племенных старшин
в племенных городах, лучшая защищенность позволяли скорее других мест оседать ремеслен-
никам и торговцам. И.Я. Фроянов [Фроянов, 1980] и Б.А. Рыбаков [Рыбаков, 1984] предпола-
гали главной причиной возникновения городов развитие их как племенных центров. В.О.
Ключевский [Ключевский, 1987], отмечая, что древнейшие русские города были расположены
вдоль водного пути «из Варяг в Греки» и по верхнему течению Волги, считал торговлю глав-
ным импульсом для формирования торговых поселений — городов. Однако уже в то время ис-
торики отмечали множество отклонений. Многие города, возникшие на Великом водном пути
со временем теряли свое значение и пустели, уступая место соседним.
222
В древнерусский период за исключением основных административных центров с их осо-
бым статусом и, соответственно, военно-оборонительным значением на первое место выходит
требование к разнообразию природных условий. Это, вероятно, связано с ростом численности
населения и его производительных возможностей, а, следовательно, необходимостью расши-
рения хозяйственных угодий. Например, работы Р.Л. Розенфельдта [Розенфельдт, 1976] в Мо-
сковском регионе дали возможность утверждать, что древнейшие крупные города Подмоско-
вья стали возникать в густо заселенных землях, как центры сельскохозяйственных районов.
Наш анализ археологических памятников показывает — в это время в Московской земле
существовало также свыше 70 укрепленных поселений (городищ). Однако многие из них име-
ли только крепости, выполнявшие оборонительные функции и прекратили свое существование
во время татаро-монгольского нашествия. Ландшафтный анализ их размещения позволил вы-
явить следующие закономерности — практически все древнерусские города занимают экотон-
ное положение по границам (или рядом с ними) как минимум двух, а чаще трех и более ланд-
шафтов. А на территории современной Московской области имеется всего пять мест, где
пересекаются границы трех физико-географических провинций, и все они оказались «заняты»
древнерусскими городами: Москва, Коломна, Серпухов, Волоколамск, Руза [Низовцев, 1996].
Большая часть поселений этого периода располагались преимущественно на пологонаклонных
поверхностях низких надпойменных или озерных террас, участках низких долинных зандров,
редко на придолинных склонах междуречных равнин, иногда на высоких поймах, выходящих
из режима затопления. Важно и то, что развитие городов шло по усадебному типу: дом, хозяй-
ственные постройки и прилегающий участок с огородами, садом и т. д.
Определенным своеобразием отличалось формирование поселенческой структуры и древ-
нерусских городов на участках исторических водных путей. Именно по ним шло заселение и
хозяйственное освоение огромной территории. Становление и функционирование водных пу-
тей происходило благодаря формированию на них сети опорных пунктов, жизнедеятельность
которых была связано с натуральным хозяйством и целиком зависела от местной ресурсной
базы и, соответственно, от ландшафтной структуры территории. На разных отрезках она резко
отличалась в зависимости от зонально-ландшафтных условий.
По водным путям осуществлялись управленческо-хозяйственные функции, внешние и
внутренние торговые связи. Естественно, что вдоль этих путей возникали крупные и мелкие
города, открытые торгово-ремесленные поселения, сторожевые крепости — «градки», сель-
ские поселения с функцией контроля на водном пути, рядовые сельские поселения участво-
вавшие в жизнеобеспечении коммуникации, т. е. множество опорных пунктов, обеспечиваю-
щих им надежную охрану и бесперебойное функционирование, т. к. нужно было поддерживать
в надлежащем состоянии волоки, портовое хозяйство и т. д. Опорные пункты вдоль речного
пути распределялись неравномерно, однако в целом они обеспечивали контроль практически
над каждым дневным переходом, как например по волховско-днепровской магистрали (знаме-
нитый путь «из варяг в греки») [Лебедев, Жвиташвили, 2000; Еремеев, Дзюба, 2010]. На этом
пути возникли древнейшие русские города: Ладога, Новгород Великий, Великие Луки, Старая
Русса, Смоленск, Орша, Любеч, Вышгород, Киев, Канев и др. С основными торговыми путями
связана и наибольшая концентрация населения того времени. В дальнейшем эти опорные
пункты стали основой (каркасом) формирования поселенческой структуры, просуществовав-
шей вплоть до настоящего времени.
Ландшафтный анализ пространственного размещения исторических городов в области мо-
сковского оледенения (Москва, Владимир, Муром, Стародуб (Клязьминский Городок), Яропо-
лец (Вязники), Гороховец Звенигород, Можайск, Смоленск, Боровск и др.) показал, что все эти
города развивались практически однотипно: крепости ставились на низком или высоком до-
линных зандрах с крутыми береговыми откосами, на стрелках с впадающими в главную реку
притоками или ручьями с долинами балочного типа. С тыльной стороны, они также нередко
окаймлялись, параллельными берегу коленчатыми притоками или «сквозными» ложбинами
стока ледниковых вод. То есть выбирались ландшафты с пространственным рисунком и пред-
ставлявшие в оборонительном плане практически идеальное место во всей округе. Все эти го-
рода занимают экотонное положение по границам двух или трех и более ландшафтов с боль-
шим набором (свыше 40 видов) урочищ с разнообразными природными свойствами. Это
223
позволяло вести местным поселенцам гибкое комплексное многоотраслевое натуральное хо-
зяйство. Кроме того, эти границы являются и границами физико-географических районов и
даже провинций [Низовцев и др., 2013б].
На основе детального ландшафтного анализа с составлением соответствующих картосхем
топографии Смоленска, Великого Новгорода, Тотьмы, Великого Устюга и Сольвычегодска
была предпринята попытка объяснения с ландшафтных позиций проблемы переноса ряда
древнерусских городов (проблема «парных городов» в историографии). Одна из основных
причин переноса города на новое место, связана с тем, что первоначально при выборе места
учитывались в первую очередь оборонительно-стратегические цели: контроль над окружаю-
щей местностью и водными путями, непосредственная близость к реке (участки высокой пой-
мы, первой надпойменной террасы или останец на пойме с площадками, ограниченными кру-
тыми склонами). Однако возможности для территориального роста этих протогородов были
крайне ограничены, как и ограничена ресурсная база окружающего «кормящего» ландшафта.
Исследования ландшафтного местоположения древнерусских городов лесных областей
Европейской равнины, проведенные на уровне типологических групп ландшафтов показал, что
подавляющее большинство древнерусских городов в ландшафтном плане также занимают эко-
тонное положение по границам районов и даже провинций. Оценивая условия расположение
городов в ландшафтных комплексах разных родов, можно выделить 4 группы: 84 города рас-
положенные в речных долинах 76, в эрозионных (большинство — в лесостепной зоне), 50 в
моренных (из них около 60% вне зоны валдайского оледенения) и 54 в зандровых ландшафтах.
В целом, земли, окружающие города, как правило, имели оптимальные для землепашцев
того времени свойства: выровненные, хорошо дренированные поверхности, суглинисто-
супесчаные почвы относительно высокой трофности с благоприятным для земледелия водно-
воздушным режимом, «теплые» местообитания с ранними сроками готовности полей к весен-
ним полевым работам [Галкин, Низовцев, 2009].
Большая часть городов (Рюриково городище — Великий Новгород, Гнездово — Смоленск,
Белоозеро и др.) на начальном этапе (IX-XI вв.) располагались преимущественно на пологона-
клонных поверхностях низких надпойменных или озерных террас, участках низких долинных
зандров, редко на придолинных склонах междуречных равнин, иногда на высоких поймах, вы-
ходящих из режима затопления. [Низовцев и др., 2013а].
В дальнейшем (XII в.) города стали закладыватся преимущественно в долинах рек на кру-
тых берегах на относительно изолированных площадках долинных зандров (чаще всего на
низких долинных зандрах, что соответствует 3-й надпойменной террасе), подрезаемых с боков
долинами мелких рек или ручьев. Посады располагались на более низких уровнях: на второй и
первой надпойменной террасах. Так как практически все города находились на «самообеспе-
чении» продовольствием или формировались как центры окружающих сельскохозяйственных
районов, то при выборе места заложения города, отдавалось предпочтение экотонным терри-
ториям со сложной ландшафтной структурой и богатой ресурсной базой, позволявшей перво-
поселенцам вести гибкое комплексное хозяйство. В целом, земли, окружающие города, как
правило, имели оптимальные для землепашцев того времени свойства: выровненные, хорошо
дренированные поверхности, суглинисто-супесчаные почвы относительно высокой трофности
с благоприятным для земледелия водно-воздушным режимом, «теплые» местообитания с ран-
ними сроками готовности полей к весенним полевым работам. Выявляется и главный лимити-
рующий фактор природопользования того времени: плохая дренированность земель. Важно и
то, что развитие городов шло по усадебному типу: дом, хозяйственные постройки и приле-
гающий участок с огородами, садом и т. д.
1. Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т.1. Курс русской истории. Ч.1. М.: Мысль, 1987. 432 с.
2. Тихомиров М.И. Древнерусские города. Спб.: Наука, 2008. 352 с.
3. Юшков С.В. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси. М-Л., 1939. -С. 20-24.
4. Фроянов И.Я. Киевская Русь: Очерки социально-политической истории. Л.: Наука, 1980. 256 с.
5. Рыбаков Б.А. Из истории культуры Древней Руси: исследования и заметки. М.: Наука, 1984. 240 с.
6. Розенфельдт Р.Л. Древнейшие города Подмосковья и процесс их возникновения. // Русский город.
М.: Изд-во Моск. ун-та, 1976. С. 5-16.
224
7. Галкин Ю.С., Низовцев В.А. Древнерусское городское расселение (ландшафтно-бассейновый под-
ход к изучению) // Экология речных бассейнов. Владимир, 2009. С. 44-49.
8. Низовцев В.А. Ландшафтные предпосылки возникновения древнерусских городов Подмосковья //
Человек в зеркале современной географии. Смоленск, 1996. С. 93-96.
9. Низовцев В.А., Галкин Ю.С., Гравес И.В., Эрман Н.М. Древнерусский город и ландшафты. // Акту-
альные аспекты социально-экономического развития России: опыт, современные реалии и перспек-
тивы. Сборник материалов межвузовской междисциплинарной научной конференции. Вып. 6 Вели-
кий Новгород. 2013а. С 159-169.
10. Низовцев В.А., Снытко В.А., Широкова В.А., Эрман Н.М. Исторические водные пути, древнерус-
ские города и ландшафты // Структурно-динамические особенности, современное состояние и про-
блемы оптимизации ландшафтов. Материалы 5-й международной конференции, посвященной 95-
летию со дня рождения В.Н. Милькова. Воронеж: «Истоки», 2013б. С. 280-283.
11. Лебедев Г.С., Жвиташвили Ю.Б. Дракон Нево: на Пути из Варяг в Греки. Археолого-навигационные
исследования древних водных коммуникаций между Балтикой и Средиземноморьем. СПб.: Изд-во
«Нордмед-издат», 2000. 196 с.
12. Еремеев И.И., Дзюба О.Ф. Очерки исторической географии лесной части Пути из варяг в греки. Ар-
хеологические и палеогеографические исследования между Западной Двиной и озером Ильмень
СПб.: Нестор-История, 2010. 670 с.
îÄäíéêõ àáåÖçÖçàü áÖåãÖèéãúáéÇÄçàü

Ç åÖôÖêÖ áÄ èéëãÖÑçàÖ 250 ãÖí1
Матасов В.М.1, Прищепов А.В.2, 3, Голубинский А.А.4, Глухов А.И.5
1
Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, Москва, Россия, vic-
tor.matasov@geogr.msu.ru
2
Университет Копенгагена, Копенгаген, Дания, alpr@ign.ku.dk
3
Казанский Федеральный университет, Казань, Россия
4
Российский Государственный Архив Древних Актов, Москва, Россия, lexus.gol@gmail.com
5
Русское Географическое Общество, Москва, Россия, aldggl@yandex.ru
DRIVERS OF LONG-TERM LAND-USE CHANGE

IN MESCHERA LOWLANDS IN THE LAST 250 YEARS
Matasov V.M.1, Prishchepov A.V.2, 3, Golubinsky A.A.4, Glukhov A.I.5
1
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, victor.matasov@geogr.msu.ru
2
University of Copenhagen, Copenhagen, Denmark, alpr@ign.ku.dk
3
Kazan Federal University, Kazan, Russia
4
Russian State Archive of Ancient Documents, Moscow, Russia, lexus.gol@gmail.com
5
Russian Geographical Society, Moscow, Russia, aldggl@yandex.ru
Abstract: Analysis of land-cover change and its drivers is a prerequisite for the development of
environmentally-sounded land-policies. Combination of satellite remote sensing observations, histori-
cal datasets and statistics allows to reconstruct long-term land-use dynamic and assess drivers of land
change. Here, by using CORONA and Landsat imagery, combined with cadaster and topography sur-
veys bating back to 1770, we reconstructed land-use change for three study sites in Meshchera Low-
lands of Russia for 1770, 1860, 1941, 1960, 1970, 1989, 2002 and 2010. The first study site is located
in a low, largely swamped area, with poor sandy substrate landscape. The second one is at the junction
of glacial and fluvioglacial landscapes and the third one includes elevated eroded karst plateau with lo-
ess fertile soils and the valley of the Oka River. To assess the spatial determinants of land-cover change
we also prepared parameters reflecting suitability of farming, such as elevation. Drainage, soil fertility,
erosion, etc. By using historical statistics, we also reconstructed socio-economic dynamic for our study
area, such as population density, distance to rivers, villages, and roads, which was rasterized and
matched up with land-use change maps. We used spatially-explicit multinomial logistic regression to
1
Исследование выполнено при поддержке РНФ (проект №14-05-00568-a).
225
establish the statistical relationship between land-use change and selected explanatory variables. Last,
but not least, with qualitatively linked explored spatial determinants of land-use change with underly-
ing drivers, such as technological changes, socio-political shocks. The results obtained suggest that in
the regions, where economic activity is was strongly limited by natural conditions, the structure of land
use remains practically unchanged for a long time, while in the absence of constraints the socio-
economic and positional factors play a leading role in the diversification of the land use.
1. Введение
Изменение ландшафтного покрова считается основной составляющей глобальных измене-
ний окружающей среды, влияющей на климат, биоразнообразие, экосистемные услуги [Ojima
et al., 1994]. Совместное использование данных дистанционного зондирования Земли, истори-
ческих карт и материалов [Loran et al., 2017], часто с использованием статистических моделей
и специальных алгоритмов [Müller, Zeller, 2002; Verburg et al., 2009], позволяет анализировать
вклад движущих социо-экономических и природных факторов изменения ландшафтного по-
крова. Россия крайне интересна для подобного рода анализа тем, что на протяжении последних
300 лет испытывала различные политические кризисы, институциональные реформы и катаст-
рофические войны, оказавшие свое влияние на динамику землепользования. Так, существует
ряд работ, посвященных изменениям лесного покрова [Kuemmerle et al., 2015], забрасыванию
сельскохозяйственных земель [Люри и др., 2010], динамике сельского населения и расселения
[Нефедова, 2003]. Часто эти работы основаны на данных статистики и дистанционного зонди-
рования [Прищепов и др., 2013]. В то же время, для европейской территории России существу-
ет множество исторических карт, таких как материалы Генерального межевания [Хитров и др.,
2011], являющихся отличной базой для исторических реконструкций изменений ландшафтного
покрова с конца XVIII века, как в локальном, так и в региональном масштабе.
В связи с этим целью работы является реконструирование динамики землепользования на
основе сопоставления различных материалов и выявление движущих факторов этой динамики
методами статистического анализа.
В качестве исследуемой территории выбрана хорошо изученная в ландшафтном отноше-
нии Мещерская физико-географическая провинция, где в пределах севера Рязанской области
располагается в типичное сочетание ландшафтов полесья и ополья [Гвоздецкий, 1986]. Три
ключевых участка «Белое озеро», «Лесуново», «Шульгино» (128, 323 и 205 км.кв., соответст-
венно) расположены в трех различных ландшафтных условиях: в озерной центральной Меще-
ре, в так называемой «сухой» Мещере и в районе структуры Окско-Цнинского вала, к которой
приурочено Касимовское ополье, соответственно.
2. Материалы и методы
В качестве характеристики природных факторов использовались существующие ланд-
шафтные карты масштаба 1:50000. Они были уточнены (актуализированы) по современным
данным дистанционного зондирования Земли (ДЗЗ), полевым комплексным описаниям и были
пространственно совмещены в ГИС. По топографическим картам аналогичного масштаба в
SAGA-GIS была построена детальная цифровая модель рельефа (ЦМР) на ключевые участки и
получены морфометрические характеристики рельефа, такие как высота, крутизна, относи-
тельные превышения в окрестностях 120, 300, 600 и 1200 метров, топографический индекс
влажности.
Исходные материалы генерального межевания XVIII-XIX веков, выполненные в локаль-
ном (М 1:8400) и региональном (М 1:42000) масштабах, были получены в Российском Госу-
дарственном Архиве Древних Актов (РГАДА) в виде растровых изображений (фотографий)
уездных планов и планов отдельных землевладений (дач). Структура угодий для каждого уча-
стка восстанавливалась по планам дач и экономическим примечаниям по отработанной мето-
дике [Матасов, 2016]. Также в исследовании были использованы карты из Атласа Менде (1860-
е гг.), РККА (1941 г.), архивные материалы почвенной съемки колхозов (1960-е гг.), топокарты
Генштаба (1989 г.), данные дистанционного зондирования программы Corona (1970 г.), разно-
временные многоспектральные данные KA SPOT-5 (2011 г.), Landsat 4 и 5 TM, 7 ETM+, Land-
sat 8 OLI за 2002 и 2014 годы.
Данные о численности населения по отдельным населенным пунктам взяты, как из эконо-
мических примечаний к планам генерального межевания, так и из списков населенных мест,
226
статистических описаний и последних государственных переписей на временные срезы: 1780,
1856, 1889, 1905, 1941, 1979, 1989, 2002 и 2010 годы. Данные об урожайности, структуре посе-
вов и технологиях ведения сельского хозяйства и прочие сведения взяты из статистических
описаний Касимовского уезда [1887], архивов комплексной Рязанской экспедиции [1939], ре-
гиональной краеведческой литературы [История родного края…, 2005], и доступных статисти-
ческих сведений [Сельское хозяйство…, 1989; 2002].
По картографическим данным на хроносрезы были составлены карто-схемы угодий в ос-
новных обобщенных категориях: лес, пашня, населенный пункт, луг. В последней категории
были обобщены сенокосы, выпасы, залежи. В SAGA-GIS рассчитана удаленность (кратчайшее
расстояние) до объектов инфраструктуры: до ближайшей судоходной реки, любого водотока,
крупной дороги, населенного пункта. Для каждого из временных срезов были построены карты
плотности населения: в SAGA-GIS в модуле BSL-Calculator производился расчет линейно убы-
вающей от точки центра деревни численности населения. На основе ландшафтных карт были
составлены карты трофности и влажности местообитаний.
Все полученные карты были выполнены с пространственным разрешением 30м. В про-
грамме QGIS произведена выборка с регулярным шагом 300 м, что позволило снизить коэф-
фициент пространственной автокорреляции Moran’s I [Прищепов и др., 2013] до 0,15-0,2.
В итоге была получена матрица, в которой каждой единице территории (пикселу) были при-
своены следующие характеристики: трофотоп, гигротоп, высота, крутизна, относительные
превышения, топографический индекс влажности, расстояние до ближайшей деревни, водото-
ка, губернского тракта, судоходной реки, плотность населения, тип угодий. Статистическая
оценка вклада описанных выше природных, социо-экономических и позиционных факторов в
пространственную структуру угодий и их динамику производилась методом множественной
логистической регрессии [Прищепов и др., 2013].
3. Результаты и обсуждение
Анализ ландшафтной структуры ключевых участков позволил выявить основные лимити-
рующие факторы и их пространственное распределение. Доля переувлажненных земель (гиг-
ротопы 4 и 5) крайне велика в центральной Мещере, для опольского варианта «Шульгино» ха-
рактерна высокая доля пригодных для пахоты земель (эдафотопы В3 и С3), в то время как для
«Лесуново» хорошо заметно большое разнообразие местообитаний (табл. 1).
Таблица 1
Относительные площади эдафотопов (трофотоп+гигротоп) на ключевых участках
«Белое озеро» «Лесуново» «Шульгино»

Трофотоп Трофотоп Трофотоп
Гигротоп
Гигротоп
Гигротоп
Всего
Всего
Всего
A B C D A B C D A B C D
1 1 0 0 0 1 1 27 0 1 0 29 1 18 0 0 0 18
2 0 0 0 0 0 2 0 11 0 0 11 2 1 0 1 0 2
3 23 9 0 0 32 3 8 11 17 0 36 3 0 36 31 0 66
4 7 8 0 0 15 4 0 0 5 0 5 4 0 0 2 12 13
5 8 0 8 35 51 5 0 0 0 20 20 5 0 0 0 0 0
Все 40 17 8 35 100 Все 36 21 23 20 100 Все 20 36 33 12 100
Анализ исторических материалов и статистических сведений c опорой на ряд теоретиче-

ских работ [Jepsen et al., 2015; Нефедов, 2005; Милов, 2006] позволил выполнить схематиче-
скую периодизацию основных демографических, экономических и технологических измене-
ний за интересующий нас период с 1750 г. (рис. 1).
227
Рис. 1. Региональная периодизация социально-экономических факторов.
Выделены основные периоды, социально-экономические и технические особенности кото-

рых оказывали влияние на структуру землепользования прямо или косвенно. Вкратце следует
отметить, что природные и позиционные факторы в локальном масштабе должны предполо-
жительно «перераспределять» эти крупные региональные тренды, формируя различную карти-
ну пространственной структуры землепользования.
На основе исторических карт, снимков были реконструированы для каждого из трех клю-
чевых участков особенности пространственного размещения угодий (рис. 2).
Максимум распашки в Мещере приходился на начало исследуемого периода (1770 г.), и ее
доля очень незначительно снижалась вплоть до 1940 года. Коллективизация и индустриализа-
ция в 1930-х годах резко сократили плотность населения, однако доля и конфигурация сель-
хозземель практически не изменились. Это позволяет судить о том, что произошла трансфор-
мация внутренней структуры землепользования (в отхожих промыслах в 19 веке здесь было
занято до 50% населения, к 1940 году численность населения сократилась здесь в 5-6 раз по
сравнению с 1905 годом, происходили кардинальные сдвиги в технологиях сельского хозяйст-
ва), но природные и позиционные факторы по-прежнему лимитировали конфигурации угодий.
Также происходил переход к увеличению доли животноводства, что привело к снижению доли
пашни за счет увеличения доли лугов. Кроме того, в ключевых участках «Белое озеро» и «Ле-
суново» производились осушительные мелиорации болот, призванные увеличить долю при-
годных земель. После распада СССР в 1991 году, при переходе к рыночным механизмам сель-
ское хозяйство сохранилось лишь в районе «Шульгино» в тех местах, где сформировались
центры притяжения населения, связанные с промышленным производством — созданием
карьеров и подземного хранилища газа. В других ключевых участках пашня, в основном, вы-
была из сельскохозяйственного оборота, была заброшена.
228
Рис. 2. Динамика угодий на ключевых участках. Сверху вниз: «Белое озеро», «Лесуново», «Шульгино».
Слева направо: 1770, 1860, 1941, 1960, 1970, 1989, 2002 и 2010 годы
Статистический анализ показал, что социо-экономические, природные и позиционные

факторы обусловили пространственную дифференциацию используемых и заброшенных уго-
дий и составили вклад от 70 до 90% в объяснение распределения полей в разные исторические
периоды. В период монархии, основные значимые факторы — это плотность населения и уда-
ленность от крупной реки. На основе разницы в плотности населения происходит разделение
моделью лесов и сельхозземель, а расстояние до реки уже отделяет пашню от лугов (сенокосов и
выпасов). В советский период большее значение приобретают инфраструктурные факторы —
близость к деревне (вне зависимости от плотности населения) и удаленность от автомобиль-
ных дорог. В постсоветский же период точность моделей несколько падает до 65-70%, что от-
части связано с появлением залежей в классе лугов и малой вариабельности данных из-за по-
всеместного забрасывания, которое здесь связано с общей низкой эффективностью сельского
хозяйства в регионе и происходит по вектору центр-периферия.
В качестве заключения можно сказать, что локальные природные факторы выступали как
лимитирующие пространственное распределение угодий на всем протяжении последних 250
лет, в то время как функциональная структура территории определялась в большей степени
социо-экономическими факторами регионального и глобального масштабов, при этом, значи-
мые политические и технологические сдвиги в начале 20-го века не «читаются» в пространст-
венной структуре угодий столь же заметно как в начале 21-го.
1. Гвоздецкий Н.А., Смагина Т.А. Физико-географическое районирование // Природные условия и ес-
тественные ресурсы. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовск. ун-та, 1986. С. 300–338.
2. История родного края. Клепиковская земля: учеб. пособие по краеведению для учащихся старших
классов средней школы / под ред. Б.В. Горбунова. Рязань: Рязанский обл. институт развития образо-
вания, 2005. 372 с. ISBN 5-90240-585-8 (Рязанский региональный учебник, вып. 26)
3. Люри Д.И., Горячкин С.В., Караваева Н.А., Денисенко Е.А., Нефедова Т.Г. Динамика сельскохозяй-
ственных земель в России в ХХ веке и постагрогенное восстановление растительности и почв. М.:
ГЕОС, 2010. 416 с.
4. Матасов В.М. Методические аспекты анализа пространственной структуры угодий Касимовского
уезда в конце XVIII в. // Геодезия и картография. 2016. № 3. С. 59–64.
5. Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. 2 изд. М.,
2006.
6. Нефедов С.А. Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России. Ко-
нец XV начало XX века. Екатеринбург, Изд-во УГГУ, 2005, 543с.
7. Нефедова Т.Г. Сельская Россия на перепутье. Географические очерки. М.: Новое издательство, 2003,
190 с.
229
8. Прищепов А.В., Мюллер Д., Дубинин М., Бауманн М., Раделофф В.К. Детерминанты пространст-
венного распределения заброшенных сельскохозяйственных земель в европейской части России. //
Пространственная экономика, 2013, №3. С. 30-62.
9. Рязанская комплексная географическая экспедиция 1939-1940 гг. Т.1 Северная группа районов.
Фондовые материалы кафедры физической географии и ландшафтоведения географического фа-
культета МГУ им. М.В. Ломоносова.
10. Сборник статистических сведений по Рязанской губернии. Т.7 Вып. 1. Касимовский уезд. Изд. Ря-
занского Губернского Земства. Рязань, 1887. 383с
11. Сельское хозяйство в России. М.: Госкомстат России, 1998. 250 с.
12. Сельское хозяйство в России. М.: Госкомстат России, 2002. 265 с.
13. Хитров Д.А., Голубинский А.А., Черненко Д.А. Нечерноземный Центр России в материалах Гене-
рального межевания // Русь, Россия. Средневековье и Новое время. Вторые чтения памяти академика
РАН Л.В.Милова. М., 2011.
14. Jepsen, M.R. et al. Transitions in European land-management regimes between 1800 and 2010. Land Use
Policy 49, (2015) 53-64.
15. Kuemmerle T. et al. Forest transitions in Eastern Europe and their effects on carbon budgets. Global
Change Biology 21, (2015) 3049-3061
16. Loran, C. et al. Long-term change in drivers of forest cover expansion: an analysis for Switzerland (1850-
2000). Regional Environmental Change (2017). doi:10.1007/s10113-017-1148-y
17. Müller D., Zeller M. Land use dynamics in the central highlands of Vietnam: a spatial model combining
village survey data with satellite imagery interpretation. Agricultural Economics. 27 (2002) 333-354
18. Ojima D.S., Galvin K.A., Turner II B.L. The global impact of land-use change. BioScience 44. pp. 300-304.
(1994)
19. Verburg P.H., Overmars K.P. Combining top-down and bottom-up dynamics in land use modeling: explor-
ing the future of abandoned farmlands in Europe with the Dyna-CLUE model. Landscape Ecology 24,
(2009) 1167-1181
äêàáàëçÄü ÑàçÄåàäÄ áÖåãÖèéãúáéÇÄçàü

à ëíêìäíìêçé-îìçäñàéçÄãúçÄü íêÄçëîéêåÄñàü
ÄÉêéãÄçÑòÄîíéÇ äàêéÇëäéâ éÅãÄëíà
Мухин Г.Д.
gd_mukhin@rambler.ru
RECESSIONARY DYNAMICS OF LAND USE AND THE STRUCTURAL

FUNCTIONAL TRANSFORMATION OF AGRARIAN LANDSCAPES
IN KIROVSKAYA OBLAST
Mukhin G.D.
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, gd_mukhin@rambler.ru
Abstract: The territorial evaluation of cultivated areas dynamics, the changing structure of crops,
agricultural engineering level, and livestock number was implemented with using land use and agricul-
ture accounting statistics data for Kirovskaya oblast area for 1990-2015. As a result of surveys, the nat-
ural zone conditions and social economic reasons have been detected for agricultural lands withdrawal
and abandoning. The description of agricultural landscapes structure changing has been given for each
district of Kirovskaya oblast. The ratio of abandoned agrarian lands (fallows, brushing meadows,
young forests) is stated to be increased in the structure of modern agricultural landscapes. The chang-
ing functions of territorial agrarian landscapes have been analyzed and evaluated. The function of
commercial agricultural production is accompanied or interchanged with recreation or forestry activity
in the northern and peripheral districts. In the agricultural landscapes of the central part with moderate
decreasing of cultivated areas the commercial agriculture of milk specialization is accompanied with
suburban-recreation and forestry functions. The returning of abandoned lands to agricultural use in the
central and southern districts is substantiated as a rational measure due to the most productive soils and
230
climatic conditions. Here the perspectives of traditional forest- meadow- field agrarian landscape reha-
bilitation are concerned.
Кировская область — один из крупнейших субъектов Российской Федерации в Приволж-
ском федеральном округе, площадью 120,4 тыс. км2, охватывающий ландшафты средней, юж-
ной тайги и хвойно-широколиственных лесов. Численность населения области составляет
1297,5 тыс. человек (на 01.01.2016 г.), в т. ч. городское население 985,2 тыс. человек, сель-
ское — 312,3 тыс. человек. Средняя плотность населения — 10,8 человек на 1 км2. Область
является типичным индустриальным регионом с многоотраслевой структурой экономики,
ставшим новым депрессивным регионом после кризисных явлений переходного периода.
Несмотря на наметившийся в последние годы экономический рост, область остается дотаци-
онным регионом. В условиях недостаточного федерального финансирования очевидна необхо-
димость мобилизации собственных ресурсов для развития. Недооцененными и недоиспользуе-
мыми являются, прежде всего, природные ресурсы области. Наиболее весомой частью
природного капитала области являются сельскохозяйственные земли. Вместе с тем значение
этого ресурса для развития области существенно снизилось в результате кризисной динамики
землепользования, начавшейся в России с 90-х годов прошлого века. В Кировской области, как
в одном из типичных регионов Нечерноземья, масштабы выбытия сельскохозяйственных зе-
мель из оборота весьма значительны.
Предваряя анализ выбытия сельскохозяйственных земель из оборота, необходимо отме-
тить, что в советский период сельскохозяйственные предприятия имели заведомо излишние
площади сельскохозяйственных угодий, т. к. финансирование хозяйств напрямую зависело от
их площади. Из-за агроприродных, экономических и демографических ограничений, особенно
в регионах Нечерноземья, хозяйства не могли полноценно обрабатывать все числящиеся за
ними земли. По учетным кадастровым материалам известно, что в Кировской области от 20 до
40% обрабатываемых земель относятся к малопригодным для использования под пашню (эро-
дированные, заболоченные, каменистые, сильнокислые, песчаные и т. д.), соответственно, с
низкой кадастровой оценкой. В результате именно эти малопродуктивные земли выбыли из
оборота в первые годы вступления страны в рынок (1991–1995 гг.), далее процесс сокращения
посевов принял инерционный характер. В настоящее время процесс сокращения площадей об-
рабатываемых земель приостановился, вероятно достигнув своего предела.
Масштабы уменьшения площадей сельскохозяйственных угодий, пашни, всех посевных
площадей и посевов зерновых культур приведены в таблице 1. Площади сельскохозяйствен-
ных угодий сократились на 170,4 тыс. га (4,9%), площади пашни на 101,4 тыс. га (3,9%). (Пло-
щадь сенокосов и пастбищ уменьшилась с 876,3 до 773,2 тыс. га или на 12,0%.) Эти цифры,
однако, не отражают реальные потери сельскохозяйственных угодий и пашни в силу консерва-
тивности процесса перевода земель в другие категории и угодья на законодательном уровне.
Да и сами хозяйства не спешат расставаться с необрабатываемыми землями в надежде на
«лучшее будущее».
Таблица 1
Изменение площадей сельскохозяйственных угодий, пашни, всех посевных площадей
и посевов зерновых культур в 1990–2015 гг.*
2015 к 1990, 2015 к 1990,
1990 2015
± тыс. га ±%
Сельскохозяйственные угодья 3490,9 3320,5 -170,4 -4,9
Пашня 2581,7 2480,3 -101,4 -3,9
Все посевные площади 2193,9 862,8 -1331,1 -60,7
Посевные площади зерновых 1186,4 311,4 -875,0 -73,8
*Региональный доклад о наличии, состоянии и использовании земель Кировской области, 2016; Со-
циально-экономическое положение муниципальных образований Кировской области, 2016.
Реальное выбытие земель из оборота отражает динамика посевных площадей. За период с

1990 по 2015 гг. посевные площади всех сельскохозяйственных культур в области сократились
231
на 1331,1 тыс. га (60,7%), а посевные площади зерновых культур на 875,0 тыс. га (73,8%), или
более чем в три раза.
В территориальной дифференциации сокращения посевных площадей прослеживаются за-
кономерности, связанные с почвенно-агроклиматическими различиями районов, с историче-
скими и этническими традициями сельскохозяйственного землепользования, фактором место-
положения относительно городских центров и транспортной доступности. Наибольшие
относительные сокращения площади посевов произошли в северных районах области (средне-
таежная зона) с наименьшим почвенно-агроклиматическим потенциалом. Здесь посевные
площади сократились на 70–95%. В центральной части области (южнотаежная зона) наблюда-
ется более пестрая картина сокращения посевных площадей — от 40–50% в районах, приле-
гающих к областному центру, до 60–80% в периферийных районах, независимо от плодородия
почв. В южных районах области с серыми лесными и дерново-подзолистыми почвами со вто-
рым гумусовым горизонтом преобладают ареалы с 40–50% сокращением посевов. В перифе-
рийных районах (Кикнурский район) сокращение посевов увеличивается до 70%.
Сокращение площади посевов в условиях рыночной конъюнктуры сопровождалось и зна-
чительным изменением структуры посевов. Во всех районах области в структуре посевов
уменьшилась доля зерновых культур (с 54,1 до 38,3% в среднем по области). В северных рай-
онах области доля зерновых культур уменьшилась до 20%, а в отдельных районах зерновые
полностью исчезли из севооборота. В южных районах (Пижанский) доля зерновых культур в
посевах сократилась до уровня более 50-55%. Доля кормовых культур (в основном многолет-
них трав) возросла в северных районах области до 70–80%. В большинстве районов области,
кроме южной части с плодородными почвами и благоприятными агроклиматическими усло-
виями, полевые севообороты трансформировались в кормовые с доминирующей ролью много-
летних трав. При общем незначительном увеличении доли картофеля и овощей (до 2,9%) про-
изошла локализация их возделывания в хозяйствах населения, особенно в северных районах
области (до 5–10% в общей структуре посевов). За кризисный период область практически по-
теряла знаковую отрасль растениеводства — льноводство. Посевные площади льна сократи-
лись с 12,9 тыс. га в 1990 году до нескольких сотен га в 2015 году.
О масштабах изменения сельскохозяйственного ландшафта области в наибольшей степени
свидетельствует снижение посевов зерновых культур, являющихся индикатором товарного
растениеводства. В целом по области посевы зерновых сократились с 1186,4 до 311,4 тыс. га
(на 70%). Территориальную дифференциацию сокращения посевов зерновых иллюстрирует
рисунок 1. Зерновые перестали возделывать в северных среднетаежных районах области
(Верхнекамский, Опаринский, Омутнинский). Необходимо отметить, что исторически в этих
районах товарное сельское хозяйство появилось только в советское время как дополнение к
традиционно лесохозяйственной и горнопромышленной специализации. В то же время по до-
линам рек Луза, Юг, Кобра и в верховьях Камы (Лузский, Подосиновский, Нагорский и Афа-
насьевский районы) с давней земледельческой историей на более благоприятных, «теплых»
придолинных землях посевы зерновых еще сохранились на 10–20% прежних площадей. В цен-
тральных, южнотаежных районах области наименьшие потери посевов зерновых (30–60%) от-
мечаются на землях Оричевского, Кирово-Чепецкого, Куменского, Зуевского и Сунского рай-
онов, прилегающих с юга и юго-востока к областному центру с достаточно плодородными
дерново-подзолистыми и дерново-подзолистыми со вторым гумусовым горизонтом суглини-
стыми почвами. Одновременно это районы с развитой инфраструктурой и выраженной живот-
новодческой специализацией хозяйств. В то же время в периферийных пограничных районах
(Шабалинский, Свечинский, Униенский, Нолинский, Богородский) с более бедными и сильно-
эродированными (Богородский район) почвами, слабой инфраструктурой и сильным сокраще-
нием сельского населения потери посевов зерновых культур составляют до 80–95%. В южных
районах области сокращение посевов зерновых также сильно колеблется от 40–60% в правобе-
режных районах р. Вятки с серыми лесными почвами и значительной долей татар и марийцев в
сельском населении, до 80–90% в окраинных юго-западных районах области (Яранский, Сан-
чурский, Кикнурский). Эти районы исторически были также зернопроизводящими с достаточ-
но плодородными дерново-подзолистыми почвами, однако фактор удаленности и выбытия
сельского населения в рыночных условиях не позволил сохранить агропроизводственный по-
тенциал этих районов.
232
Параллельно с уменьшением площади обрабатываемых земель произошло и существенное
снижение агротехнического уровня (интенсивности) земледелия. Ввиду резкого подорожания
минеральных удобрений в рыночных условиях, их внесение уменьшилось в среднем по облас-
ти со 110 до 19,3 кг д.в./га, в отдельных периферийных районах дозы вносимых удобрений
уменьшились в 10 и более раз (табл. 2). Внесение органических удобрений в сельскохозяйст-
венных организациях сократилось до минимума — 1–2 т/га. В большинстве хозяйств органи-
ческие удобрения не вносятся совсем. Выбытие органических удобрений из агрохимического
комплекса связано со свертыванием торфодобычи, снижением поголовья скота и утилизацией
оставшихся ресурсов хозяйствами населения. В десять и более раз сократились площади из-
весткования почв. Все это привело к ухудшению агропроизводственных свойств фактически
обрабатываемых земель.
Таблица 2
Динамика внесения удобрений в сельскохозяйственных организациях Кировской области
в 1990–2015 гг. *
Минеральные удобрения, кг д.в./га Органические удобрения, т/га
1990 2000 2015 1990 2000 2015
На 1 га всей посевной
110 18,8 24,4 4,9 1,3 1,7
площади
Доля удобренной площа-
85,0 39,1 36,3 7,0 1,8 2,2
ди посевов в %
*Социально-экономическое положение муниципальных образований Кировской области, 2016.

Снижение площади обрабатываемых земель напрямую связано с резким уменьшением по-
головья скота (табл. 3). Так, поголовье КРС и коров уменьшилось более чем в 3,5 раза. Пого-
ловье свиней уменьшилось более чем в 2 раза, поголовье овец и коз — в 6 раз. Наибольшее
сокращение поголовья скота наблюдается в периферийных, депрессивных районах с макси-
мальным убытием сельского населения.
Таблица 3
Динамика поголовья скота Кировской области во всех категориях хозяйств
в 1990–2015 гг. (тыс. голов)*
2015 к 1990, 2015 к 1990,
Поголовье 1990 2015
± тыс. гол. ±%
КРС 1008,2 238,0 -770,2 -76,3
Коров 361,6 94,2 -267,4 -73,9
Свиней 456,4 185,2 -271,2 -59,4
Овец и коз 306,8 37,8 -269,0 -87,7
*Социально-экономическое положение муниципальных образований Кировской области, 2016.
Если в первое десятилетие кризисного развития сельского хозяйства наблюдалось сниже-

ние поголовья в основном, в сельскохозяйственных предприятиях, то впоследствии произошло
и резкое сокращение поголовья КРС и мелкого рогатого скота в хозяйствах населения. Естест-
венно, с падением поголовья скота резко снизились площади реально используемых сенокосов
и пастбищ. Очевидно, что уменьшение учетной площади сенокосов и пастбищ на 12% не от-
ражает реальные масштабы выбытия из оборота и зарастания сенокосов и пастбищ. Если исхо-
дить из объемов сокращения поголовья выпасаемого скота, то реально используемые площади
сенокосов и пастбищ сократились в 3-4 раза. Красноречивым свидетельством деградации яв-
ляются невыкашиваемые, зарастающие кормовые угодья хозяйств населения вокруг сельских
поселений.
Кризисные явления в сельскохозяйственном землепользовании привели в целом к измене-
нию структуры, функционирования и внешнего облика большинства агроландшафтов области.
233
Вслед за сокращением площади обрабатываемых земель в структуре агроландшафтов увели-
чилась доля постаграрных экосистем, находящихся на разных сукцессионных стадиях восста-
новления растительности и почв: это обширные луговые угодья на месте посевов многолетних
трав с нарушенным сроком ротации; зарастающие пары; травянистые, закустаренные или мел-
колесные залежи; «пашенный лес», зарастающие сенокосы и пастбища и т. д. На всех стадиях
постаграрного развития заброшенных земель происходит накопление органического вещества
в почве и молодых лесах, снижение интенсивности эрозионных процессов, и в целом, восста-
новление естественного плодородия почв. В то же время на оставшихся в обороте землях из-за
снижения уровня агротехники наблюдается ухудшение агропроизводственных свойств почв
(содержание элементов питания, повышение кислотности и т. д.). Поддержание агропроизвод-
ственного потенциала земель, сбалансированных севооборотов сохраняется только в агро-
ландшафтах центральной, прилегающей к областному центру части области (муниципалитет г.
Киров, Оричевский, Кирово-Чепецкий, Куменский, Зуевский, Слободской, Орловский и Сун-
ской районы) а также в агроландшафтах южных районов с серыми лесными почвами (Пижан-
ский, Уржумский, Малмыжский, Вятско-Полянский). При этом в границах перечисленных
районов только в трети или половине сельскохозяйственных предприятий, расположенных
вблизи районных центров и главных транспортных магистралей, в полном объеме сохранились
параметры прежнего докризисного агроландшафта.
В целом, в районах, где снижение посевных площадей зерновых культур произошло менее
чем на 50% (рис. 1) сохраняются близкие к прежним параметры лесо-лугово-полевого агро-
ландшафта (центральная часть области) и лугово-полевого агроландшафта (южная часть об-
ласти). В северных и во всех периферийных удаленных районах, с падением посевных площа-
дей зерновых от 80 до 100%, традиционный лесо-лугово-полевой агроландшафт
трансформировался в лугово-лесной с сохранением практически только личного подсобного
хозяйства. В переходных районах агроландшафты трансформировались в экстенсивные поле-
лугово-лесные с различной долей постаграрных угодий в их структуре.
Рис. 1. Динамика посевных площадей зерновых культур в Кировской области с 1990 по 2015 гг.
234
В связи с трансформацией землепользования изменилось в целом и функционирование аг-
роландшафтов. Функция товарного производства сельскохозяйственной продукции была заме-
нена или дополнена другими функциями. В агроландшафтах среднетаежной и северной части
южнотаежной подзоны товарное хозяйство с молочной специализацией превратилось в под-
собное хозяйство, одновременно возросло значение их лесохозяйственных и рекреационных
функций. В центральной части области с умеренным уменьшением площади обрабатываемых
земель товарное сельское (молочное) хозяйство существенно дополнилось дачно-рекреацион-
ной функцией и, отчасти, лесохозяйственной без роста личного подсобного хозяйства.
В агроландшафтах подтаежной зоны традиционное товарное производство молока и зерна
сочетается с рекреационной и экологической функцией восстановления естественного плодо-
родия почв неиспользуемых земель. Впрочем, эта экологическая функция постаграрной транс-
формации заброшенных угодий в лесные земли, накапливающие органическое вещество и
утилизирующие в той или иной степени углерод, характерна для всей территории области.
1. Мухин Г.Д. Эффективное использование возобновимых природных ресурсов как фактор устойчиво-
го развития дотационных регионов (на примере Кировской области) / Окружающая среда и устойчи-
вое развитие регионов: новые методы и технологии исследований. Казань, 2009. С. 339-343.
2. Мухин Г.Д. Эколого-экономическая оценка трансформации сельскохозяйственных земель Европей-
ской территории России в 1990–2009 гг. // Вестник Московского ун-та, сер. 5, география. 2012, № 5.
С. 19-28.
3. Мухин Г.Д. Структурно-функциональная трансформация агроландшафтов Нечерноземья в условиях
рыночного землепользования (на примере Кировской области) / сб. Структурно-динамические осо-
бенности, современное состояние и проблемы оптимизации ландшафтов. Воронеж, 2013. с. 260-264
4. Региональный доклад о наличии, состоянии и использовании земель в Кировской области / Феде-
ральное агентство кадастра объектов недвижимости. Киров, 2009.
5. Социально-экономическое положение муниципальных образований Кировской области. “Киров-
стат”. Киров, 2016. 210 с.
àëíéêàóÖëäàÖ ãÄçÑòÄîíõ, èêéëíêÄçëíÇÄ à éÅêÄáõ ëíÄêéâ

ëàÅàêà: óíé åõ é çàï áçÄÖå à óíé åéÜÖå áçÄíú?
Рассказов С.В.
Тюменский государственный университет, Тюмень — Тобольск, Россия,
sergei.rasskasov@gmail.com
OLD SIBERIA: HISTORICAL LANDSCAPES, HISTORICAL SPACE,

AND HISTORICAL IMAGES. WHAT DO WE KNOW
AND WHAT WE MIGHT KNOW ABOUT THE MATTER?
Rasskasov S.V.
Tyumen State University, Tyumen and Tobolsk, Russia, sergei.rasskasov@gmail.com
Abstract: The paper is concerned on the matter of Old Siberia and its representations, both scien-
tific and civic. First statement of the text is that Old Siberia consists of modern vernacular region of
East Urals and southern parts of Western Siberia, adding some parts of Northern Kazakhstan across the
actual RF-Kz border. The second part of the text is concerned on historical landscapes of Old Siberia,
which of them are well known, and which of them need significant research efforts. The third part of
the text examines some questions of methodology — is it possible to combine source studies and iden-
tity promotion? The last part of the text defines main images of Old Siberia — scientific and actual for
civil society.
1. Что такое Старая Сибирь?
Старая или Юго-Западная Сибирь — это историко-географический регион, выделенный,
предварительно исследованный и описанный автором текста в его диссертационном исследо-
235
вании [Рассказов, 2009]. Методически регион представляет собой не столько целостную терри-
ториальную систему, сколько ареальную рамку, включающую в себя юго-запад Западносибир-
ской равнины или в культурном отношении — Восточный Урал, Северный Казахстан и приле-
гающие области Западной Сибири в современном ее понимании. Эта рамка предлагается как
полигон для исторических, географических, историко-географических исследований. В то
время как название Юго-Западная Сибирь предельно выхолощено, отсылает только к сторонам
света и современным границам Сибири (менявшимся на протяжении истории страны), предла-
гаемый альтернативный топоним Старая Сибирь отсылает читателя к истории наименований
(наиболее раннее употребление топонимов Сибирь / сибирский), освоения (первые русские
города и наиболее густо заселенные уезды русской Сибири XVII века), управления (столичный
статус региона во внутрисибирских отношениях XVI-XVIII веков) и т. п. Как географический
образ Старая Сибирь противопоставляется Новой Сибири — нынешнему юго-востоку Запад-
ной Сибири, претендующему на статус столичного сибирского региона в последние сто лет.
2. Исторические ландшафты Старой Сибири
Текущий уровень знаний по истории региона позволяет нам грубо выделить несколько ти-
пов исторических ландшафтов, отсылки к которым или следы которых можно найти и в со-
временном нам пространстве. Методически важно, что лучше всего нам известны именно со-
временные ландшафты и связь тех или иных современных ландшафтов с историческими —
лишь предположение, а их конкретный облик — лишь реконструкция, основанная на текущих
данных, исследованиях этнографов XIX-XX вв. или скудных источниках.
«Дорусские автохтонные ландшафты». Важно понимать условность этого обозначения
(сюда входят и известные археологам особенности Синташтинской группы поселений II тыс.
до н.э. в Челябинской области, и историческая география угорских или тюркских племен и ро-
дов, частично доступная по источникам, и относительно подробно исследованные этнографа-
ми особенности быта и жизни сибирских татар, которые можно частично экстраполировать в
прошлое) и потенциал спекуляции автохтонностью (главный современный претендент на ре-
презентацию «коренного населения» — это коллективный субъект сибирско-татарского наро-
да, вернее, активистов, которые стремятся быть его представителями в информационном,
культурном и политическом поле). Итак, изучение современных районов расселения сибир-
ских татар может дать нам интересный (вплоть до экзотического) визуальный материал, дан-
ные для сравнительных сопоставлений, а элементы культуры (преобладание локальных дере-
венских и родовых идентичностей, священные места «астаны», традиционное рыболовство,
коневодство в лесной зоне и т. п.) иногда могут отсылать к реалиям XV-XVI веков и даже бо-
лее ранним временам. Прекрасный материал дают этнографические исследования сибирских
татар имперского и советского периодов. В стадии становления находится местная тюркская
лингвистика, для исторических исследований активно привлекались топонимические данные,
но в основном бессистемно. При этом почти ничего мы не знаем о несохранившихся кочевых
группах сибирских татар, очень мало — об угорском населении региона до XVI века, только
появилось первое поколение ученых, исследующих археологические культуры нашего региона
без привязки к таким популярным современным территориям как Урал или Алтайско-
Сибирский регион.
Опираясь на все эти разрозненные данные можно обобщенно говорить о локально-
общинном, фасеточном характере исторических ландшафтов указанного типа, время от време-
ни собирающихся в региональную мозаику, обозначаемую каким-либо именем этнического
или политического характера. Самое раннее из этих имен — Сибирь (Ибисибур, Ибир-Сибир,
Себур и т. п.).
«Early Russians — первые города и городки и речные пути». В данном случае также значи-
тельна условность обозначения («русские» тут и волжские тюрки в отряде Ермака, и чиновни-
ки кавказского происхождения, такие как князь Сулешов, и «пленные литвины» и «Сергушка
Француженин» ранних источников) и спекулятивность образов (реконструкция облика первых
русских острогов — популярная область визуальной массовой культуры 1960-80-х и матери-
альной туристической культуры современности, слабо связанная с какими бы то ни было ис-
точниками). Источники говорят больше об именах и должностях начальников, названиях ост-
рогов, игнорируя бытовые детали — их становится больше, чем дальше от времени событий
236
отстоят те или иные источники. Археологические исследования данного периода обрывочны и
находятся в начальной стадии.
В целом нашему умозрительному взгляду может предстать сеть маленьких деревянных
крепостей (острогов, городков), расставленных на месте автохтонных поселений, не отличаю-
щихся от новых порой ни по населению (от нескольких сотен до тысячи человек), ни визуаль-
но (деревянный частокол и постройки). Разница в культуре пришлого населения и его демо-
графическом потенциале: почти не разворачивая войн в современном смысле, опираясь на
низовое насилие, инициативу авантюристов и мелких чиновников на краю культурного ареала,
московиты или русские создают новое культурно-политическое поле. Основа этого поля —
указанная сеть поселений, транспортный каркас сети — речные пути, некоторые (как Тура)
ранее не имевшие такого значения, среди других столпов нового порядка — экономика быст-
рого обогащения, навязывание новых типов натуральной дани, административный произвол,
военно-технологическое превосходство пришлого малочисленного населения и т. п. Имя новой
создающейся страны заимствовано у автохтонного населения — это Сибирь.
«Аграрный ландшафт Сибири». Превращение страны авантюристов и добытчиков пушни-
ны в страну крестьян сейчас кажется почти закономерным, но, скажем, с волжскими степями,
присоединенными к Московии в то же время, ничего подобного не происходило до XVIII века.
Рассматриваемый же регион обращается в мозаику земледельческих волостей уже к середине
XVII. Не менее важно быстрое расширение сибирского пространства — вплоть до берегов Ти-
хого океана на восток и в отдельные периоды почти до пределов Казани — на запад, и пере-
отождествление всей этой огромной территории в соответствии с новыми образами. С этого
момента нужно различать Сибирь в узком смысле (предмет настоящего текста) и в широком,
или вводить специальное обозначение региона вроде «Старой Сибири». Источники с этих пор
не знают Сибири в прежних границах, но по косвенным данным и отдельным проявлениями
местной идентичности можно фиксировать особое значение старых уездов страны во всей ее
жизни. Регион превращается в своеобразную сибирскую метрополию, поставляющую админи-
стративные решения и чиновников, переселенцев (часто транзитных), тысячи пудов муки и,
главное, образы устройства местной жизни. Решение о переводе служилого сословия с жало-
вания привозным хлебом на пашню и поощрение самодеятельного земледелия дало тоболь-
ским воеводам не только относительную независимость от зауральских территорий, но и серь-
езный ресурс власти — потоки муки, от которых теперь зависели более восточные сибирские
уезды. В борьбе за расширение ресурсной базы была создана почти сотня слобод, позволившая
ограничить влияние воевод других старых городов страны и отдала в руки тобольских чинов-
ников почти весь регион. Подобная технология обретения власти, похоже, оказалась привлека-
тельной: пашню заводили под Красноярском, на Илиме, в Иркутске и в Якутске, пытались —
почти в каждом уезде Сибири, даже там, где результат был более чем сомнителен.
Об этом периоде у нас в руках множество источников: бюрократы домодерной аграрной
империи беспрестанно писали и составляли документы, а местные жители жаловались друг на
друга, судились, писали челобитные и пытались фиксировать, по крайней мере, ряд своих
имущественных прав. Если судить по научной литературе, период аграрного освоения — чуть
ли не осевое время в истории Сибири: первые источники целенаправленно собирал уже Мил-
лер, значительные работы по их интерпретации писали еще в XIX веке, самые яркие работы
советского времени посвящены именно этому периоду. Визуальная жемчужина эпохи — книги
чертежей (домодерных карт), рисунков, описаний, летописей и даже территориальной поэзии
С. Ремезова и сыновей интересны историкам, смотрящим из международной перспективы,
представляются им артефактами, репрезентирующими русскую культуру в мировой. Однако и
сейчас тот массив источников, что доступен исследователям, рассмотрен лишь поверхностно,
только по ряду тем. Скажем, по материалам переписных книг рубежа XVII-XVIII веков можно
изучать вопросы демографии, воспроизводства и происхождения населения, его плотности,
делать экскурсы в историческую статистику — но все эти совершенно позитивистские темы
так и не нашли в нужное время своих энтузиастов. Другой момент связан с выделением мате-
риала, касающегося собственно сибирской метрополии: исследователям-предшественникам
было характерно внимание к усредненному сибирскому аграрному ландшафту как некоему
варианту русско-московского земледельческого мира (характерно, что никто не пошел дальше
237
и не поставил этот последний в контекст восточнославянского или европейского земледелия /
аграрной культуры). Сейчас у нас есть представления о том какие слободы, деревни и заимки
были основаны в нашем регионе в XVII веке, в очень большом числе случаев они продолжают
стоять на тех же местах под теми же или почти теми же названиями, есть инструменты для ре-
конструкции природных ландшафтов того времени и понимания особенностей эксплуатации
природы; есть некоторая информация о технологиях, определяющих специфику антропоген-
ной среды, есть порой довольно богатые источники, дающие представление о том как мест-
ность представляли себе люди того времени. Вопрос только в том, кто возьмется за подобную
работу.
«Модерные ландшафты сибирской провинции». Примерно со второй трети XVIII века об
исторических ландшафтах каждого десятилетия в жизни «Сибирской метрополии», сначала
еще действующей, потом бывшей, потом — забытой, можно написать по книге. Сибирь как
страна сравнительно быстро осваивается, заселяется, культурный ландшафт ее усложняется,
превращается в неоднозначную, то складывающуюся во что-то одно, то распадающуюся про-
странственную мозаику, но и провинциализируется, начинает восприниматься из Москвы и
Санкт-Петербурга как пример рядового провинциального быта и пейзажа. Именно с этим свя-
зана главная исследовательская проблема для анализа всех многообразных картин историче-
ских ландшафтов Старой Сибири после 1730-50-х гг.: особая оптика, умение видеть и выде-
лить регион там, где его порой не видят современники и действующие лица. При этом важно
действовать не только на основе своеобразного исследовательского волюнтаризма, но и быть
более убедительными и востребованными, чем предшественники, которые трактовали терри-
торию и ее общество как «скучную провинцию» или «яркий пример страны штрафной колони-
зации» или «рядовой случай российской тупости и неразвитости» и т. п. Традиционным исто-
рикам такой подход кажется граничащим с вненаучной идеологизацией, проблема однако
состоит в том, что помещение конкретных исследований в контекст изучения «русской циви-
лизации и культуры» или «особого сибирского областного пространства» или «уральской гор-
но-заводской цивилизации», etc. будет примером такой же идеологизации.
3. Пространство Старой Сибири как исследовательская методология
Сам по себе процесс исследования исторических ландшафтов как реконструкция вообра-
жаемого прошлого в пространстве для современных людей несет в себе дополнительный
смысл придания некой значимости определенной территории. В этом — залог актуальности
подобных работ, в возможности не только привлечь туристов в те места, что раньше считались
неинтересными, но и, в первую очередь, провести подобную работу для самих жителей опре-
деленного места — вывести местный социум из самоощущения далекой периферии или «скуч-
ной провинции». Безусловно, это возможно не только с помощью историко-географических
штудий. Но и усложнение и актуализацию регионального исторического знания отнюдь не
стоит упускать из виду в стране, где до сих пор прошлое влияет на настоящее сильнее, чем во
многих других культурах. В этом смысле исследователь региональных исторических ланд-
шафтов действует примерно также, как и исследователь городских, локальных исторических
ландшафтов — не только добывает конкретные сведения, но и осваивает пространство социу-
ма, создает дополнительные смыслы, делает акценты на то, что современникам событий, воз-
можно, было совершенно неинтересно. Речь всего лишь о том, чтобы к историческим ланд-
шафтам городов добавить исторические ландшафты регионов — дать возможность
потребителям и носителям исторического знания выбирать идентичности, сравнивая и крити-
чески оценивая предлагаемые смыслы. Для этого, естественно, важна открытость методологии.
Находя какие-то знаки региональной связности территорий бывшего Сибирского ханства в ис-
торических географиях середины XX или XIX века, важно держать читателя в курсе того, что
различий в первом случае будет уже больше, чем сходств, а сама неизменность региональной
рамки — уже стратегия более культурно-идентичностная, чем собственно научная.
Итак, постулировав богатство материала, опустим характеристику каждого десятилетия
Нового и Новейшего времени в Старой Сибири. Главное, что необходимо указать — это богат-
ство архивного текстового, визуального, картографического и пр. материала. Этот материал
мало изучен и востребован именно в силу принадлежности к провинциальной истории, кото-
рая, по-видимому, интересует лишь самих провинциалов. Характер его освоения — через вы-
238
страивание локальных городских историй, историй городов и их ближайших окрестностей,
историй губерний и областей. Этот подход в некотором смысле традиционен для постсовет-
ского пространства, но крайне ограничен и даже в некотором смысле ущербен. Лишь энергия
новых идентичностей может на наш взгляд собрать вместе и сделать более ценным, капитали-
зировать в обществе ворох локальных исследований. Именно такой идентичностью, как нам
кажется, может стать представление о Старой Сибири как регионе, существовавшем в про-
шлом, и актуальном на уровне индивидуального самосознания в современном обществе. В та-
ком случае исторические штудии могут поддерживать формирование новых социальных иден-
тичностей, а новые идентичности — кроме общего выплеска социальной энергии могут также
давать интерес к историческому материалу.
4. Образы Старой Сибири
Подводя итог, обозначим существующие результаты и возможные перспективы в форми-
ровании образов Старой Сибири — как научных, так и иных — научно-популярных, туристи-
ческих, разных форматов прикладных, идентичностных, политических и т. п.
Пока сформированы ряд предварительных образов региона: часть из них («Сибирский юрт
и предшественники», «Ранняя русская Сибирь», «Сибирская метрополия») вполне пригодна
как операциональная рамка в историко-географических исследованиях, часть (образы Старой
Сибири в Новое время) — скорее является региональной программой для исторических иссле-
дований, предложением о соединении ряда локальных историй в нечто большее, но не на-
столько безбрежное, как история России вообще, последняя же часть ближе к актуальному
просветительскому проекту, одновременно и повышающему спрос на историческое и геогра-
фическое знание, и способствующему саморазвитию местного социума.
Ближайшая стратегия состоит в разработке темы исторических ландшафтов Старой Сиби-
ри. Эта тема также имеет двойной потенциал. Это и интересное направление междисципли-
нарных исследований, и дающий более-менее интересный современному потребителю труд по
реконструкции конкретно-пейзажных географий прошлого, и важный шаг с точки зрения рас-
пространения старосибирской идентичности — как исследовательской программы и социаль-
ной саморепрезентации современного человека.
àáåÖçÖçàÖ íÖêêàíéêàÄãúçéâ ëíêìäíìêõ ëÖãúëäéÉé ïéáüâëíÇÄ

ûÉÄ íûåÖçëäéâ éÅãÄëíà Ç èéëíëéÇÖíëäàâ èÖêàéÑ
Шелудков А.В.
Институт географии РАН, Москва, Россия, a.v.sheludkov@igras.ru
CHANGES IN THE TERRITORIAL STRUCTURE OF AGRICULTURE

IN THE SOUTH OF THE TYUMEN REGION IN THE POST-SOVIET PERIOD
Sheludkov A.V.
Institute of Geography, RAS, Moscow, Russia, a.v.sheludkov@igras.ru
Abstract: During the 1990-2000's Russian agriculture has passed through two major transitions,
associated with specific sets of problems: the transition from a command-planned economy to a market
economy, started in the first post-soviet years, and the industrialization of the agriculture since the late
1990s. Researchers have revealed three main trends in the transformation of the territorial structure of
the agriculture during this period: a reduction in the area of cultivated agricultural land, polarization of
the economic landscape, and changes in the spatial organization of agriculture linked to its vertical in-
tegration. In this paper, the author investigates to what extent the transitional processes of the 1990-
2000s could transform the regional territorial structure of agriculture in the south of the Tyumen re-
gion. He compares the structure of sown areas, the location of production centers and the distribution
of the value of commodity output (revenue) in two cross-sections: the late 1960s-mid-1970s and 2014-
2015. The author concludes that, despite the depth of the changes, some elements of the spatial struc-
ture of the agrarian sector, established in the Soviet period, show stable and are reproducing in new —
239
market — conditions, in particular, the general structure of the acreage and location patterns of produc-
tion. Whereas the «movement» of agriculture to the suburban area, recorded by statistics, reflects the
redistribution of surplus value in favour of industrial enterprises.
1. Введение
В течение 1990-2000х гг. сельское хозяйство в России прошло, как минимум, через два
крупных перехода, каждый из которых связан с особым комплексом проблем. Первый — пере-
ход от командно-плановой экономики к рыночной, начавшийся в первые постсоветские годы.
Россия оказалась в ряду стран с переходной экономикой. Мы можем сравнить, насколько схо-
жей или различной была в них траектория развития аграрной отрасли. Второй переход — на
новую технологическую стадию — развернулся с конца 1990-х гг. Он ставит нас в контекст
проблем индустриализации сельского хозяйства.
Масштабная трансформация сельского хозяйства, казалось бы, должна иметь серьезные гео-
графические проявления — в рамках самой отрасли и для сельской местности в целом. И, напро-
тив, географические различия (близость к городам, направления транспортных потоков и пр.)
могли влиять на протекание переходных процессов, обусловливая их «отставание» или «забега-
ние вперед» на отдельных территориях. Исследователи отмечают три главных тренда трансфор-
мации территориальной структуры сельского хозяйства России в постсоветский период:
 сокращение площади обрабатываемых сельскохозяйственных земель [Ioffe, 2004;
Prishchepov, 2013; Kaz’min, 2016] и общий сдвиг сельскохозяйственного производства к югу
[Нефедова, 2014];
 усиление центр-периферийных градиентов/поляризация экономического ландшафта
[Иоффе, 2001; Нефедова, 2014; Семенов, 2016; Kühling, 2016; Шелудков, 2017];
 изменение пространственной организации сельского хозяйства в результате концентра-
ции собственности и формирования вертикальных интегрированных структур [Кузьминов,
2012; Фадеева, 2015; Bogachev, 2015].
В настоящей работе рассматривается вопрос о том, в какой степени переходные процессы
1990-2000-х гг. смогли трансформировать региональную территориальную структуру сельско-
го хозяйства юга Тюменской области. Мы полагаем, что при всей сложности изменений неко-
торые элементы пространственной структуры аграрной отрасли, заложенные в советский пе-
риод, проявляют устойчивость и воспроизводятся в новых условиях. В частности, сохраняются
общая структура посевных площадей и паттерны размещения производства. Значимые отличия
наблюдаются в распределении потоков внутри отрасли: происходит концентрация добавочной
стоимости на перерабатывающих предприятиях и, как следствие, «перемещение» сельского
хозяйства в пригороды.
2. Методология
Для оценки изменений территориальной структуры сельскохозяйственной отрасли в пост-
советский период автор использовал элементы традиционного для историко-экономических
исследований метода временных срезов, который дополнялся описанием «вертикальных» (ди-
ахронических) рядов данных. В качестве первого среза выбран период конца 1960-х — середи-
ны 1970-х гг., связанный с завершением масштабных социально-экономических и политиче-
ских преобразований сталинского периода, эпохи освоения целинных земель, окончательным
становлением колхозно-совхозной системы — фиксацией статус-кво, сохранявшегося далее на
протяжении всего позднесоветского периода. Второй срез — 2014-2015 гг., условно обозна-
чаемый нами как современность. Таким образом, временная разница между двумя периодами
составляет порядка 40-50 лет. Сравнивались структура посевных площадей, размещение цен-
тров производства и распределение стоимости товарной продукции (выручка). В качестве ис-
точников использовались Атлас Тюменской области [1976], материалы Росстата [Бухгалтер-
ская, 2016], Росреестра [Государственный, 2015].
3. Результаты
3.1. Территориальную структуру землепользования в сельском хозяйстве Тюменской об-
ласти начала 1970-х гг. сформировали две волны освоения земель — конца 1920-х и конца
1950-х гг. В течение 50 лет после становления советской власти общая площадь обрабатывае-
мых земель увеличилась почти в 4 раза, площадь посевов кормовых культур — более чем в 10
раз (рис. 1).
240
Рис. 1. Изменение структуры посевных площадей
В абсолютном выражении наиболее масштабный ввод земли в оборот произошел в период

между 1950 и 1960 г.: общая площадь пахотных угодий увеличилась на 84,5% — с 0,84 млн га
до 1,55 млн га, рост площади земли под посевы не зерновых культур составил 400% —
с 0,13 млн га (15,5% пашни) до 0,52 млн. га (33,5% пашни). С этого момента структуру посев-
ных площадей можно считать зафиксированной: в 1990 году мы видим те же 1,6 млн. га с из-
менением пропорций между посевами зерновых и незерновых культур в пользу последних
(55% и 45%) в соответствии с заложенным ранее трендом. Следуя общероссийским тенденци-
ям, в течение первого постсоветского десятилетия посевные площади в Тюменской области
стремительно сокращались. Максимальное снижение фиксируется в 2003 г. — 58% от уровня
1990 г. Однако в течение последующих 12 лет в оборот было вновь введено около 150 тыс. га
брошенных ранее земель. В настоящее время площадь пашни в регионе составляет 1,4 млн га.
По данным Росстата, обрабатывается 1,1 млн га, т. е. 65-70% от уровня 1990 г. Несмотря на
общее сокращение пашни, в течение всего постсоветского периода соотношение угодий, отве-
денных под зерновые и незерновые культуры, не выходило за рамки заданного в начале 1960-х
гг. паттерна, колеблясь в пределах 10 процентных пунктов. В настоящее время (2015 г.) зерно-
вые культуры занимают 63% посевных площадей, незерновые — 37%.
3.2. В 1970 г. в Тюменской области (без национальных округов) действовало 92 колхоза и
187 совхозов. Для колхозов было характерно более компактное размещение в основных плодо-
родных ареалах региона: в его юго-западной части (Исетский, Упоровский, частично Ялуто-
ровский районы), на границе подтайги и лесостепи в Заводоуковском и Юргинском районах, а
также на более засушливом юго-востоке — узкой полосой, протянувшейся с юга на север через
Казанский, Ишимский, Сорокинский и Викуловский районы по долине реки Ишим. Размеще-
ние совхозов носило более распределенный характер. Они чаще располагались на слабодрени-
рованных междуречьях — в Аромашевском, Голышмановском, Омутинском и Армизонском
районах, — в засушливых Абатском и Сладковском районах, в таежной зоне, за исключением
долин Тобола и Иртыша, а также в пригородной зоне Тюмени.
В течение постсоветского периода часть предприятий прекратили свое существование,
другие неоднократно меняли организационную форму. По данным на 2014 г., в регионе суще-
ствовало 404 центра сельскохозяйственного производства, то есть в 1,5 раза больше, чем в со-
ветское время. Несмотря на экономическую и институциональную перестройку, общие регио-
нальные паттерны размещения производства сохранились, за тем лишь исключением, что
распределение хозяйств по территории стало менее разреженным (рис. 2, шкалы подобраны
таким образом, что в каждой зоне градиента сосредоточено 20% суммы значений ячеек).
241
Рис. 2. Размещение центров производства (центры производства: ед./100 км2;
стоимость товарной продукции: тыс. руб./ 100 км2)
Современные предприятия и фермерские хозяйства в большей степени концентрируются

вокруг центров расселения — особенно выделяется пригородная зона Тюмени, — в районах с
благоприятными почвенными условиями, вдоль транспортных и ландшафтных осей. Мы ви-
дим более плотные скопления хозяйств: среднее расстояние между двумя ближайшими произ-
водственными центрами сократилось в 3 раза — с 11,3 км до 3,6 км. Однако «сжатие» про-
изошло равномерно по всему региону, так что географический центр распространения
хозяйств сместился за 50 лет всего на 28 км — по направлению на ЗЮЗ.
3.3. В 1973 году из 267 сельскохозяйственных предприятий Тюменской области 122 кол-
хоза и совхоза (46%) числились «миллионерами»: стоимость производимой ими товарной про-
дукции за год превышала 1 млн руб. Еще у 84 (31,5%) организаций значение показателя со-
ставляло от 600 тыс. до 1 млн. 52 (19,5%) колхоза и совхоза имели годовой объем продукции,
оцениваемый в пределах 300-600 тыс. руб. И, наконец, всего у 9 (3,4%) предприятий стоимость
продукции за год была ниже 300 тыс. руб. Значимых различий в размерах между колхозами и
совхозами не наблюдалось. Территориальное распределение более крупных и менее крупных
хозяйств также было достаточно равномерным. В среднем, на один район приходилось
3,8% региональной сельскохозяйственной продукции. Крупнейший сельскохозяйственный
центр региона — Ишим: на предприятиях Илимского и соседних с ним Голышмановского, Ка-
занского, Абатского, Сладковского и Викуловского районов производилось 38% сельско-
хозяйственной продукции в области. Второй значимый ареал — районы юго-запада, тяготею-
щие к областной столице, — Тюменский, Заводоуковский, Исетский и Упоровский — давали
23% региональной продукции.
В условиях рынка мы видим иную картину. Во-первых, хозяйства сильно различаются по
объемам произведенной продукции, выраженной через стоимость. Совокупная годовая выруч-
242
ка более чем 400 действующих хозяйств распределена таким образом, что почти половина ее
(48%) концентрируется в семи крупных организациях. В числе отраслевых лидеров — три
птицефабрики, два свинокомплекса и один животноводческий комплекс молочного направле-
ния. Единственное растениеводческое предприятие в этом списке — агрофирма «КРиММ» —
крупнейший в регионе производитель картофеля и овощей. В то же время 361 хозяйство (89%)
производит в год товаров на сумму менее 120 млн. рублей, то есть официально относится к
микропредприятиям.
Во-вторых, территориальное распределение выручки значительно поляризовано. Центр
производства сместился в Тюмень. В 2014 г. в радиусе 60 км от центра города было сконцен-
трировано 42% совокупной выручки сельскохозяйственной отрасли в регионе. В «выигрыше»
оказались все сельские районы большой пригородной зоны Тюмени — Заводоуковский, Упо-
ровский, Исетский, Нижнетавдинский и Ялуторовский. В целом, на эти семь муниципальных
образований приходится уже более 70% годовой выручки от продаж в отрасли. Доля Ишим-
ского района — по-прежнему порядка 10%, но вот вклад соседних районов в общерегиональ-
ный продукт заметно упал: на оставшиеся 15 сельских районов в совокупности приходится не
более 20% товарной стоимости продукции.
4. Интерпретация. Выводы
Изменение технологии производства может повлечь за собой смену стратегии освоения
пространства. С точки зрения землепользования подобный технологический переход в сель-
ском хозяйстве произошел не в 2000-е гг., а в 1950е-1960-е гг. Его суть состояла в переходе от
экстенсивного пастбищного скотоводства, опиравшегося на естественные кормовые угодья, к
интенсивному стойловому скотоводству. Для этого потребовалось расширение сельскохозяй-
ственных угодий с выделением значительной доли пашни под кормовые культуры и создание
новых укрупненных центров производства (совхозы). Сокращение посевных площадей и «сжа-
тие» в размещении предприятий в постсоветский период, в первую очередь, затронуло менее
плодородные и более удаленные территории совхозов, однако сама модель индустриального
скотоводства воспроизводится современными агрохолдингами, отсюда сохранение структуры
посевных площадей. Устойчивы и некоторые паттерны размещения производства. Фиксируе-
мое же статистикой «перемещение» сельского хозяйства в пригороды отражает перераспреде-
ление добавочной стоимости в пользу индустриальных предприятий.
1. Атлас Тюменской области, выпуск II. Москва-Тюмень: Главное Управление Геодезии и Картогра-
фии при Совете Министров СССР, 1976. 228 с.
2. Бухгалтерская (финансовая) отчетность предприятий и организаций. Росстат, 2012 2015 гг. 2016.
URL: http://www.gks.ru/opendata/dataset?tags=Бухгалтерская+отчетность (дата обращения:
10.07.2017).
3. Государственный (национальный) доклад о состоянии и использовании земель в Российской Феде-
рации в 2014 г., 2015 г. URL: https://rosreestr.ru/site/activity/sostoyanie-zemel-rossii/gosudarstvennyy-
natsionalnyy-doklad-o-sostoyanii-i-ispolzovanii-zemel-v-rossiyskoy-federatsii/ (дата обращения:
10.07.2017).
4. Иоффе Г.В., Нефедова Т.Г. Центр и периферия в сельском хозяйстве российских регионов // Про-
блемы прогнозирования. 2001. №. 6. С. 100-110.
5. Кузьминов И.Ф., Нефедова Т.Г. Концентрация производства в агропромышленном и лесопромыш-
ленном комплексах и поляризация пространства России //Вестник Арго. 2012. №. 1. С. 76-90.
6. Нефедова Т.Г. Десять актуальных вопросов о сельской России: Ответы географа. М.: ЛЕНАНД,
2014. 456 с.
7. Семенов Е.А., Чибилев А.А (мл.) Пространственная и структурная трансформация аграрно-
хозяйственного комплекса Оренбургской области как фактор формирования невостребованного зе-
мельного фонда // Вопросы географии. М.: ИГ РАН, 2016. №141. С. 471-484.
8. Фадеева О.П. Сельские сообщества и хозяйственные уклады: от выживания к развитию / под ред.
З.И. Калугиной̆. Новосибирск : ИЭОПП СО РАН, 2015. 264 с.
9. Шелудков А.В., Рассказов С.В. Карта многоукладности: пригородные и периферийные зоны Тюмен-
ской области // Крестьяноведение. 2017. Т. 2, № 1. С. 102–114.
10. Bogachev D.V. Transformation of the Agriculture in Russia: Significance of Present Day Vertical Integra-
tion // Regional Research of Russia. 2015. Vol. 5. No. 4. P. 392–401.
243
11. Ioffe G., Nefedova T., Zaslavsky I. From spatial continuity to fragmentation: the case of Russian farming
//Annals of the Association of American Geographers. 2004. Т. 94. №. 4. P. 913-943.
12. Kaz’min M.A. Transformation of Agricultural Land Use in Russian Regions in the Course of Modern Soci-
oeconomic Reforms // Regional Research of Russia. 2016. Vol. 6, No. 1. P. 87–94.
13. Kühling I., Broll G., Trautz D. Spatio-temporal analysis of agricultural land-use intensity across the West-
ern Siberian grain belt //Science of the Total Environment. 2016. Т. 544. P. 271-280.
14. Prishchepov A.V., Müller D., Dubinin M., Baumann M., Radeloff V.C. Determinants of agricultural land
abandonment in post-Soviet European Russia // Land use policy. 2013. Т. 30. №. 1. P. 873-884.
äéåèãÖäëçõÖ ãÄçÑòÄîíçé-ÉàÑêéãéÉàóÖëäàÖ àëëãÖÑéÇÄçàü

àëíéêàóÖëäàï ÇéÑçõï èìíÖâ êìëëäéâ êÄÇçàçõ1
Широкова В.А.1, Низовцев В.А.2, Снытко В.А.3, Эрман Н.М.4
1, 3, 4
1
shirocova@gmail.com, 3vsnytko@yandex.ru, 4erman.natalie@mail.ru
2
Московский государственный университет имени М.В.Ломоносова, Москва, Россия,
nizov2118@mail.ru
COMPLEX LANDSCAPE AND HYDROLOGICAL STUDIES

OF THE HISTORICAL WATERWAYS OF THE RUSSIAN PLAIN
Shirokova V.A.1, Nizovtsev V.A.2, Snytko V.A.3, Erman N.M.4
1, 3, 4
S.I.Vavilov Institute for the History of Science and Technology of the RAS, Moscow, Russia,
1
shirocova@gmail.com, 3vsnytko@yandex.ru, 4erman.natalie@mail.ru
2
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, nizov2118@mail.ru
Abstract: The work of a complex expedition of the Institute of History of Science and Technolo-
gy of RAS and of the Moscow State University oriented on the study of historical waterways of Russia
began in 2003 and now a huge amount of field and archival materials on Mariinskaya and Northern
Dvina water systems, Ladoga and Onega channels, lake-channel system of the Big Solovetsky Island,
boat carry of the Belozero-Onega waterway, Northern Dvina waterway, Vyshnevolotskaya and Tikhvin
water systems, and the way "From Vikings to Greeks” have been collected and summarized. The GIS
database of historic waterways of the European part of Russia including hydrological and
hydrochemical data, landscape descriptions, archival and cartographic sources on the history of water
systems was created. The basis of its methodological and technical content were maps. The fixing of
the waterways and the framing cultural and historical landscapes current state using satellite images,
topographical maps, photos and video shooting was complemented by analysis of old maps of the re-
gion. Hydroengineering and historical monuments were included in the description of a single land-
scape, allowed fuller and deeper anthropogenic landscape transformation and evolution. Completed
studies have scientific value as a methodological basis for the formation of a new historical and scien-
tific direction.
Комплексной экспедицией исторических водных путей (КЭИВП) Института истории есте-
ствознания и техники им. С.И. Вавилова РАН при участии сотрудников МГУ им. М.В. Ломо-
носова с 2003 г. начаты натурные исследования ландшафтно-гидрографический условий исто-
рических водных путей Европейской территории России (ЕТР). К настоящему времени уже
собран и обобщен огромный объем полевых и архивных материалов по Мариинской и Северо-
Двинской водным системам, Ладожскому и Онежскому каналам, озерно-канальной системе
Большого Соловецкого острова, заволочному Белозерско-Онежскому водному пути, Северо-
Двинской, Вышневолоцкой и Тихвинской водным системам и исторического водного пути «Из
варяг в греки». В разные годы в этих работах принимали участие сотрудники Новгородского
государственного университета имени Ярослава Мудрого, Российского государственного пе-
дагогического университета имени А.И. Герцена, Смоленского гуманитарного университета,
1
Работа выполнена по проекту РГНФ № 15-03-00749.
244
института криосферы Земли СО РАН и других учебных и научных учреждений [Низовцев и
др. 2009; Широкова и др., 2011; Широкова и др. 2013].
Главной целью и основными задачами экспедиции являются исследование водных путей
как целостных ландшафтно-историко-навигационных объектов, проведение историко-
научного, ландшафтного и гидролого-гидрохимического исследования древних водных сис-
тем, выявление изменений в природной среде до и после постройки гидротехнических соору-
жений систем, а также их ландшафтной обусловленности, изучение влияния старинных
и новейших каналов и водных объектов на окружающую природную среду. Важное направле-
ние работ составляет изучение структуры и иерархии культурно-исторических ландшафтов
водных путей, исследование особенностей природных, антропогенных и культурно-
исторических комплексов этих ландшафтов, исследование становления поселенческой струк-
туры и ландшафтных особенностей становления древнерусских городов, неразрывно связан-
ными с историческими водными путями. Особое место занимает изучение экотуристического
и рекреационного потенциала исторических водных путей Русской равнины.
Исторические водные пути играли исключительную роль в освоении огромнейшей терри-
тории Русской равнины и становления Древнерусского государства. Заселение, хозяйственное
освоение и формирование древнерусского государства в значительной степени связано с ис-
пользованием водных путей. Первоначально это были естественные водные пути: реки, озера и
волоки, соединявшие речные бассейны. Пути «Из варяг в греки» и «Великий Волжский путь»
имели огромное политическое и экономическое значение для Древней Руси. По ним осуществ-
лялись управленческие функции, внешние и внутренние торговые связи. Становление и функ-
ционирование водных путей происходило благодаря формированию на них сети опорных
пунктов (позднее многие их них стали известными и значимыми древнерусскими городами),
жизнедеятельность которых была связана с натуральным хозяйством и целиком зависела от
местной ресурсной базы и, соответственно, от ландшафтной структуры территории. На разных
отрезках она резко отличалась в зависимости от зонально-ландшафтных условий. В петров-
ские времена эти водные пути получили особое значение. Место волоков заняли судоходные
каналы с системами гидротехнических сооружений, составившие основу целостных озерно-
речных систем: Северо-Двинский, Мариинский, Тихвинский и Вышневолоцкий исторические
водные пути. Волоки и озерные системы на междуречьях (водоразделах) располагаются в вер-
ховьях ложбин стока ледниковых вод. То есть волоки и появившиеся позднее канальные сис-
темы прокладывались через «межбассейновые переливы», соединявшие крупные ложбины.
В ландшафтном плане они имели сходную структуру и геоэкологические условия. Здесь воз-
никали первые поселения, которые со временем разрастались, чему особенно способствовало
строительство канальных систем. Пик их концентрации на прилегающих к водным артериям
территориях и соответствующего их хозяйственного освоения пришелся на конец XIX — на-
чало XX вв. в связи с бурным развитием российской экономики, сопровождавшимся нарас-
тающим объемом грузоперевозок при еще недостаточно широкой железнодорожной сети.
Полевые исследования включали следующие виды работ: уточнение источниковой базы
историко-научного исследования; исследование ландшафтной структуры и территории и ло-
кальных ландшафтных комплексов на станциях (ключевых участках), исследование гидролого-
гидрохимического режима изучаемой территории; создание пространственно-временного рас-
пределения гидролого-гидрохимических данных в соответствии с ландшафтной структурой
территории, уточнение географических координат водных и исторических объектов, выявле-
ние и наложение карт различных исторических периодов. Фиксация современного состояния
водных путей России и обрамляющих их культурно-исторических ландшафтов с помощью
космоснимков, топографических карт и фото- и видеосъемки местности, которые дополняются
и анализируются совместно со старинными картами. Блок гидротехнических и исторических
памятников, включенных в единое ландшафтное описание, позволяет полнее и глубже оценить
антропогенную трансформацию и эволюцию ландшафтов.
Оценка нарушенности природных территорий в ходе проведения экспедиционных работ
заключалась в визуальном дешифрировании, сопоставлении фотоматериалов и обработке кос-
мических снимков участков территории по всем маршрутам в период 2003-2016 гг. Визуальное
дешифрирование участков территории проводилось на основе снимков со спутника «Landsat
245
7» и 10-верстной карты Европейской России, составленной Корпусом военных топографов под
руководством Ф.Ф. Шуберта (середина XIX в.). Были подобраны фрагменты космоснимков с
пространственным разрешением 30 м и 10-верстной карты на всю территорию маршрута с
дальнейшим приведением к единому масштабу и последующим их совмещением. Карты были
оцифрованы в GIS-пакете ArcView 3.2. Предлагаемая методика позволила отследить состояние
и изменения, произошедшие с водными путями и гидротехническими сооружениями, и оце-
нить нарушенность ландшафтных комплексов в связи с их строительством за длительный ис-
торический период. Подобная методика визуального дешифрирования применена для террито-
рии Рыбинского водохранилища. Сравнительный материал состоял из открыток начала XX в.,
опубликованных Г.В. Двасом, фотографий С.М. Прокудина-Горского, фотографий, выполнен-
ных во время экспедиции, а также фрагментов 10-верстной карты Ф.Ф. Шуберта и космосним-
ков спутника «Landsat». Сопоставление и сравнение картографического материала с фото-
снимками позволило не только оценить изменения природных ландшафтов, но и наглядно
увидеть, в данном случае, обширную «нарушенность» природных территорий. Так, например,
при совмещении фрагмента 10-верстной карты Шуберта со снимком из космоса хорошо видна
«нарушенная» территория, заполненная Рыбинским водохранилищем, сооруженным в 1940-х гг.
Предложенная методика картографической идентификации различных природных объек-
тов на старых картах и современной местности (с учетом ее ландшафтной структуры) позволя-
ет не только выявить ретроспективные изменения природной ситуации, восстановить историю
создания системы, но и выявить неизвестные ранее данные по истории освоения и изучения
территории (или отдельных природных объектов) и ввести в научный оборот новые факты.
Результаты по изучению и выявлению гидролого-гидрохимического режима и пространствен-
но-временной изменчивости ионного стока и качества воды, а также ретроспективные измене-
ния природной ситуации водных систем несут практическую направленность.
Ландшафтные маршрутные наблюдения дали богатый материал по истории освоения до-
лин и водоразделов в районе исторических водных путей. Была выявлена ландшафтная обу-
словленность появления и развития водных путей как природно-антропогенных геосистем и
ландшафтная структура территорий, прилегающих к ним. Сравнительный анализ ландшафт-
ных, природных компонентных и историко-географических карт района исторических водных
систем в сочетании с исследованиями на ключевых участках позволили установить некоторые
особенности природопользования, становления древнерусских городов и формирования посе-
ленческой структуры в зависимости от специфики функционирования водных путей и ланд-
шафтной структуры местности [Низовцев и др., 2013]. Сами водные пути служат ландшафто-
образующим ядром, своего рода системообразующим стержнем, для своеобразных и
уникальных культурно-исторических районов, сложившихся в их окрестностях. В культурно-
исторические районы водных путей входят как разнообразные по свойствам и структуре при-
родные ландшафты, так и в разной степени антропогенно преобразованные и культурные
ландшафты. Особое место в их структуре составляют культурно-исторические ландшафты
[Низовцев, Дмитрук, 2012]. Этим обусловлена природно-культурная и научно-
исследовательская ценность таких территорий. Уникальность и ценность подобных террито-
рий является главной предпосылкой для придания им статуса — «особо охраняемая».
На основании данных аэрокосмического зондирования и геопозиционной привязки изу-
ченных объектов к современной ландшафтной основе созданы детальные цифровые карты ис-
торических водных путей. По результатам многолетних исследований положено начало для
создания единой геоинформационной системы, включающей в себя паспортизированные гид-
ротехнические объекты и сооружения, интересные природные образования и комплекс ланд-
шафтных, экологических и гидрохимических характеристик собственно водных путей. Общей
доминантой, объединяющей эти элементы в систему, становится уже не только сам водный
путь, а культурно-исторический ландшафтный комплекс, учитывающий все аспекты человече-
ской деятельности и природные формации. Геоинформационная база по историческим водным
путям ЕТР, включающая гидролого-гидрохимические, ландшафтные, архивные и картографи-
ческие источники по истории водных систем, послужила основой создания Веб-сайта и вирту-
ального музея «Исторические водные пути» [Снытко и др., 2016; Эрман и др., 2016а, Эрман и
др. 2016б].
246
1. Низовцев В.А., Дмитрук Н.Г. Исторические водные пути — особый вид культурно-исторических
ландшафтов. Тихвинская водная система: Коллективная монография. СПб.: Изд-во РГПУ им.
А.И.Герцена, 2012. С. 23-26.
2. Низовцев В.А., Постников А.В., Снытко В.А., Фролова Н.Л., Чеснов В.М., Широкова В.А., Широков
Р.С. Исторические водные пути Севера России (XVII-XX вв.) и их роль в изменении экологической
обстановки. М.: Типография «Парадиз», 2009. 298 с.
3. Низовцев В.А., Широкова В.А., Снытко В.А., Эрман Н.М. Древнерусские города и ландшафты на
водных системах // География: инновации в науке и образовании. Материалы ежегодной Междуна-
родной научно-практической конференции LXVI Герценовские чтения, посвященной 150-летию со
дня рождения В.И. Вернадского, Санкт-Петербург, РГПУ им. А.И. Герцена. СПб.: Астерион, 2013.
С. 170-174.
4. Снытко В.А., Широкова В.А., Низовцев В.А., Озерова Н.А., Романова О.С., Собисевич А.В., Чеснов
В.М., Широков Р.С., Эрман Н.М. Веб-сайт «Исторические водные пути» // Проблемы рационального
использования природных ресурсов и устойчивое развитие Полесья : сб. докл. Междунар. науч.
конф. (Минск, 14-17 сент. 2016 г.). В 2 т, Минск, Беларуская навука 2016. Т. 1. С. 128-130.
5. Широкова В.А., Снытко В.А., Чеснов В.М., Фролова Н.Л., Низовцев В.А., Дмитрук Н.Г., Широков
Р.С. Вышневолоцкая водная система: ретроспектива и современность. Гидролого-экологическая об-
становка и ландшафтные изменения в районе водного пути. М.: ООО «ИПП «КУНА», 2011. 248 с.
6. Широкова В.А., Снытко В.А., Низовцев В.А., Фролова Н.Л., Дмитрук Н.Г., Чеснов В.М., Озерова
Н.А., Широков Р.С. Тихвинская водная система: ретроспектива и современность. Гидролого-
экологическая обстановка и ландшафтные изменения в районе водного пути. Москва: ООО «Акко-
литъ», 2013. 376 с.
7. Эрман Н.М., Низовцев В.А., Широкова В.А., Снытко В.А., Романова О.С. Виртуальная музеефика-
ция культурно-исторических ландшафтов старинных водных путей // Экология речных бассейнов:
Труды 8-й Междунар. науч.-практ. конф. Владимир, Аркаим 2016а. С. 235-239.
8. Эрман Н.М., Низовцев В.А., Широкова В.А., Постников А.В., Снытко В.А., Озерова Н.А., Широков
Р.С. Методика составления электронного историко-географического атласа старинных водных путей
России // Известия высших учебных заведений. Геодезия и аэрофотосъемка. Т. 60. № 5. М.: МИИ-
ГАиК, 2016б. С. 88-91.
HISTORICAL GEOPGRAHY AS A BRIDGE BETWEEN NATURAL

AND CULTURAL SCIENCES
Schenk W.
Bonn, Germany, schenk@giub.uni-bonn.de
Historical Geography is a subdiscipline of Geography that links the temporal to the spatial di-
mension. Three general approaches can be defined:
 Historical geography in a narrow sense studies human activities and the resulting spatial struc-
tures in a historical perspective. This requires describing, differentiating and explaining the scale and
quality of economic, social, political, demographic and natural processes. It also includes the recon-
struction of past landscapes [Jäger, 1994].
 Genetic Cultural Landscape Research seeks to explain present spatial structures and processes
in terms of the past. It centres on humans as agents of landscape development and recedes back into
history as far as connections between the past and the present exist. The human impact on landscape
is most discernible in settlements and their surroundings.
 Applied historical geography aims to implement the results of the branches mentioned above
in regional planning and environmental education. If the main focus is on sustainable development, it
is called cultural landscape conservation
Historical Geography is a discipline between humanities and sciences, because it gains its knowl-
edge from at least three different types of sources: from written documents and cartographic sources,
from the landscape itself and from data obtained by scientific methods. My presentation gives two
examples for the reconstruction of former landscapes with a mixture of methods illustrating the bridge
building character of Historical Geography.
247
VIII. ÉìåÄçàíÄêçéÖ àáåÖêÖçàÖ ãÄçÑòÄîíÄ
VIII. HUMAN DIMENSION OF LANDSCAPE
äéçñÖèí äìãúíìêçéÉé ãÄçÑòÄîíÄ Ç åàêéÇéâ äìãúíìêçéâ

ÉÖéÉêÄîàà: çÄìóçõÖ àëíéäà à ëéÇêÖåÖççõÖ àçíÖêèêÖíÄñàà
Стрелецкий В.Н.
Институт географии РАН, Москва, Россия, vstreletski@mail.ru
CONCEPT OF A CULTURAL LANDSCAPE IN THE WORLD-WIDE

CULTURAL GEOGRAPHY: SCIENTIFIC BACKGROUND
AND CONTEMPORARY INTERPRETATIONS
Streletsky V.N.
Institute of Geography, RAS, Moscow, Russia, vstreletski@mail.ru
Abstract: The paper is devoted to historical evolution of the cultural landscape’s concept in the
world-wide cultural geography. Special attention is paid to the scientific background of cultural land-
scape studies in Anglo-American, German and French geography. The interdependence between theo-
retical attitudes and scientific paradigms in cultural landscape studies is considered. The significance of
geographical space for Man and Culture is evaluated as a crucial linkage in cultural landscape studies.
Patterns of the Carl Sauer’s heritage in the Western cultural geography are accentuated, being repre-
sented in studies focused upon issues how cultural landscapes are made up of the forms superimposed
on the physical landscape. Cultural landscape concept in the contemporary human geography is nowa-
days on the turning point of its postmodern transformation, associated with the crucial changes in theo-
retical background and major research subjects of the geographical science as a whole. Predominant
theoretical approaches towards cultural landscape based both on traditional scientism and phenomeno-
logical / perceptional epistemology are compared in the article. Each of these approaches essentially
contributed to diversity and multiformity of the cultural landscape’s interpretations in the contemporary
world-wide cultural geography. The specific peculiarities of cultural landscape research in the USA,
Great Britain, Germany and France are compared and emphasized.
Культурный ландшафт — одно из ключевых понятий географической науки. Его употреб-
ление в научной литературе фиксируется с начала XX в.; появился он в развитие понятия
«ландшафт», имеющего давнюю историю, а в оборот классической науки введенного А. фон
Гумбольдтом в «Картинах природы» [Humboldt, 1808]. Изначально ландшафт понимался как
системное целое, включая в себя как природные, так и культурные феномены; именно так он
трактовался, в частности, в классической антропогеографии.
Родоначальником термина «культурный ландшафт» (нем. Kulturlandschaft) принято счи-
тать О. Шлютера (1872-1959), введшего его в научный дискурс и противопоставившего его
естественному, первозданному ландшафту (нем. «Urlandschaft»). О. Шлютер трактовал куль-
турный ландшафт как материальное единство природных и культурных объектов, доступных
восприятию человека, которому и отводил ключевую роль в его (культурного ландшафта) ге-
незисе [Schlüter, 1920, S.213-214]. Последующая эволюция концепции культурного ландшафта
в немецкой географии имела ряд особенностей, связанных с национальными научными гео-
графическими традициями, обусловившими специфику теоретических представлений о куль-
248
турном ландшафте среди немецких ученых [Стрелецкий, 2003]. Во-первых, это получившая
большое распространение именно в Германии традиция трактовки географии как ландшафто-
ведения вообще (Landschaftskunde). Многие немецкие географы — в их числе И. Виммер, О.
Шлютер, Л. Вайбель, Х. Лаутензак, Й. Шмиттхюзен, Э. Банзе и др. — считали понятие «ланд-
шафт» ключевым для географии и полагали, что именно распространение ландшафтов по зем-
ной поверхности является главным объектом изучения географической науки; ряд из них во-
обще не видел принципиальной разницы между географией (“Geographie”), общим
землеведением (“Erdkunde”) и ландшафтоведением (“Landschaftskunde”). Не удивительно, что
сам термин «культурный ландшафт» появился именно в Германии и лишь позднее был заимст-
вован из немецкой географии другими национальными школами.
Вторая важнейшая научная традиция, повлиявшая на формирование представлений о
культурном ландшафте в немецкой географии, — хорологическая. Она даже более давняя, чем
ландшафтная, и восходит к идеям И. Канта (1724-1804), еще в конце XVIII в. обосновавшего
принципиальные различия между науками сущностными, хронологическими и хорологиче-
скими. Поскольку решающий вклад и в дальнейшую разработку хорологической концепции
был внесен в первую очередь немецкими учеными — прежде всего К. Риттером (1779-1859)
[Риттер, 1864], а затем А. Геттнером (1859-1941) [Геттнер, 1930], закономерно, что в Германии
представление о географии как о науке, призванной изучать земную поверхность во всем мно-
гообразии ее пространственных различий, закрепилось наиболее прочно и стало разделяться
подавляющим большинством исследователей. Данное обстоятельство в огромной степени пре-
допределило своеобразие работ немецких авторов по культурному ландшафту, в которых, как
правило, четко прослеживается хорологический метод исследования; очень характерно тща-
тельное, педантичное прописывание мельчайших пространственных различий. Именно в Гер-
мании были выполнены пионерные работы по культурно-ландшафтному районированию, в т.ч.
на микрогеографическом уровне.
В-третьих, на становление национальной школы культурно-ландшафтных исследований
сильно повлияла традиция классической немецкой антропогеографии — в первую очередь,
антропогеографической школы Ф. Ратцеля (1844-1904), в фокусе внимания которого не только
находились вопросы влияния природных факторов на историю разных народов, но и подробно
описывались распространение локальных и региональных комплексов культуры по Земному
шару, роль исторических контактов в формировании культуры народов — в неразрывной связи
с ландшафтными особенностями соответствующих территорий [Ratzel, 1882, 1891, Ратцель,
1902, 1903-1906].
В целом, пространственные взаимосвязи и сочетания, причинно-следственные отношения,
взаимообусловленность явлений природы и социума традиционно рассматриваются в Герма-
нии как основание целостности ландшафта. Немецкая географическая наука и сложившееся в
кругу германских ученых представление о ландшафте (с особым вниманием к его природному
базису) в частности оказали огромное влияние на развитие культурно-ландшафтных исследо-
ваний в России.
Во Франции истоки культурно-ландшафтных исследований следует искать в трудах уче-
ных знаменитой национальной школы «географии человека» П. Видаль де ля Блаша (1845-
1918), хотя сам термин «культурный ландшафт» во Франции получил распространение значи-
тельно позже, чем в Германии и в США. Именно в трудах представителей этой замечательной
плеяды французских географов оформились научные представления о национальном пейзаже /
ландшафте [Vidal de la Blache, 1922 и др.]. П. Видалем де Ла Блашем были сформулированы
важнейшие принципы географического поссибилизма, на несколько десятилетий ставшего ме-
тодологической основой развития не только французской, но всей западной географии. Кроме
того, сильной стороной французских антропогеографов всегда был геоисторический синтез,
особо тесная «смычка» между историей и географией; последовательно историко-
географический подход к ландшафту еще в начале ХХ в. выгодно отличал французских уче-
ных от представителей многих других европейских и мировых научных школ; ведущие фран-
цузские историки первой половины ХХ века, представители знаменитой школы «Анналов» —
М. Блок (1886-1944) и Л. Февр (1878-1956) были также широко вовлечены в региональные и
географические исследования и уделяли в своих работах немалое внимание (преимущественно
249
сельским) ландшафтам и феномену ландшафтного разнообразия в тесной связи с историко-
культурными процессами и явлениями.
Со второй половины 1920-х годов предмет исследований французских антропогеографов
расширяется, культурный ландшафт наполняется гуманистическим содержанием, в него вклю-
чаются социальные категории, такие как образ жизни и среда обитания человека. И в после-
дующем, на протяжении всего ХХ в., характерной особенностью французской национальной
школы было приоритетное внимание к исследованию духовных, нематериальных процессов в
формировании ландшафта.
Тем не менее, первая крупная научная школа исследователей культурного ландшафта, по-
лучившая мировое признание, возникла не в Германии и не во Франции, но в США в 1920-е
годы — научная школа, созданная на базе университета в Беркли (Калифорния), которую воз-
главил К. Зауэр (1889-1975). В 1925 г. была опубликована его работа «Морфология ландшаф-
та» [Sauer, 1925], ставшая программным манифестом культурно-ландшафтного направления не
только в американской, но и в мировой географической науке. Зауэровская концепция куль-
турного ландшафта имеет в значительной степени немецкие корни (а сам К. Зауэр был выход-
цем из семьи немецких иммигрантов), причем научные разработки немецкой школы, О. Шлю-
тера и его последователей, а также французских антропогеографов оказали большое влияние на
формирование его концепции культурного ландшафта. По К. Зауэру культурный ландшафт —
это территория, которую в течение определенного исторического периода населяла группа лю-
дей — носителей специфических культурных ценностей, отличающаяся характерной взаимо-
связью природных и культурных форм. Культура интерпретируется американским ученым как
активное начало во взаимодействии с природной средой, природный ареал как посредник
(«фон») человеческой деятельности, а культурный ландшафт как результат их контакта.
Традиция Берклийской школы оказалась настолько мощной, что зауэровский подход оп-
ределял характер культурно-ландшафтных исследований (а вместе с таковыми и мейнстрим
американской Cultural Geography) на протяжении нескольких десятилетий ХХ в. Квинтэссен-
ция данного подхода — антропоцентризм и пришедший на смену географическому детерми-
низму и неоэнвайронментализму культурный детерминизм: культура трактуется как важней-
шая движущая сила, формирующая «морфологию» (в зауэровском смысле) земной
поверхности. Соответственно, внимание исследователя концентрируется на привнесенное в
природный ландшафт рукотворное начало, делается акцент на изучении «внешнего» облика
ландшафта, факторов и конкретных, «осязаемых» результатов его трансформации (систем зем-
лепользования, форм поселений, архитектурных объектов, коммуникаций и др.) [Salter, 1971;
Jordan, Rowntree, 1982].
Во второй половине ХХ в. концепт культурного ландшафта в мировой географической
науке претерпевает огромную трансформацию. Начиная с рубежа 1960-1970-х годов в запад-
ной географии происходит пересмотр многих устоявшихся традиций, меняются подходы к по-
становке и решению фундаментальных теоретико-методологических проблем, претерпевают
существенные изменения принципы и философские основания, на которых строилось «здание»
прежней географии [Стрелецкий, 2002]. Следствием этих сдвигов стали гуманитаризация гео-
графических знаний и разворот географической науки в сторону социальной и антропокуль-
турной проблематики.
Переосмысление концепта культурного ландшафта в разных национальных школах имело
свои особенности. В англосаксонской и особенно в американской географии широкое распро-
странение получили образно-символические трактовки культурного ландшафта [Lowenthal,
1972, 1975; Cosgrove, 1988], гуманитарно-географические интерпретации среды обитания (в
т.ч. и городской) как «места человека» [Yi Fu Tuan, 1974 и др.], феноменологический подход
как способ работы для выявления и описания смысловых значений между сознанием и наблю-
даемыми в культурном ландшафте артефактами [Relph, 1981; Daniels, 1993; Mitchell, 2002].
С другой стороны, в современной американской культурной географии нашла свое отра-
жение также давно укоренившаяся и восходящая еще к Р. Хартшорну традиция отождествле-
ния понятий «район» и «ландшафт», в связи с чем культурные ландшафты зачастую фактиче-
ски интерпретируются как культурные районы. Важный толчок подобной реконцептуализации
дало выдвижение на первый план в американской культурной географии проблематики т.н.
250
вернакулярных районов — т. е. районов, выделяемых самими жителями данной территории
(иногда их называют также «обыденными районами»). Вернакулярные районы (от английского
слова vernacular — местный, свойственный той или иной местности; родной; туземный; на-
родный) существуют в самосознании местного населения; они редко совпадают в своих грани-
цах с районами — единицами административно-территориального деления, но всегда имеют
самоназвание и воспринимаются местными жителями как культурная территориальная цело-
стность. Наиболее крупные работы американских географов по выявлению и описанию верна-
кулярных районов были выполнены в 1960-1970-е годы, причем в 1971 г. в диссертации
Р. Хейл была представлена даже их интегральная сетка в пределах США, покрывшая около
2/3 территории страны [Hale, 1971].
В конце ХХ в «коллекторский» и исследовательский интерес к вернакулярным районам в
западной, в том числе американской, географии снизился; по подсчетам американских геогра-
фов, уже с начала 1990-х годов существенно сократилось и число посвященных им публика-
ций. Одновременно изменилась и сама трактовка вернакулярных районов, которые все более
стали ассоциироваться с запечатленным в сознании местных жителей обликом местностей,
наделенных специфическими географическими и культурными особенностями. Соответствен-
но, с конца ХХ в. термин «вернакулярный район» стал все более вытесняться понятием «вер-
накулярный ландшафт» (vernacular landscape), обращенным как к социогуманитарному дис-
курсу локальной идентичности, так и к возрождаемым традициям зауэровской школы; одним
из первых ученых, ставших употреблять термин «вернакулярный ландшафт», был классик
американской культурной географии В. Зелински. (1921-2013) [Zelinsky, 1980]. Вернакулярные
ландшафты — плоть от плоти народной культуры, при этом культуры массовой; они сущест-
вуют не в умах исследователей, а внутри социума, воспринимаются и осознаются самими жи-
телями, причем осознаются на уровне именно территориальной общности людей [Jackson,
1984].
В немецкоязычной науке в период после Второй мировой войны на первый план в изуче-
нии культурных ландшафтов выдвинулась западногерманская культурная география,
(Kulturgeographie), ставшая в ФРГ позиционировать себя в роли своего рода наследницы клас-
сической антропогеографии [Wirth, 1969; Wöhlke, 1969, Egli, 1975]. Вместе с тем, в послевоен-
ный период изучению процессов формирования культурных ландшафтов стало уделяться ог-
ромное внимание и в немецкой социальной географии (Sozialgeographie). Разворот последней в
сторону культурно-ландшафтной проблематики связан прежде всего с именем австрийского и
немецкого географа Х. Бобека (1903-1990). По Х. Бобеку, одна из трех главных задач социаль-
ной географии состоит в выявлении «социальных сил», формирующих ландшафты Земли, и
конкретных результатов их воздействия, материализованных в культурных ландшафтах
[Bobek, 1948, S. 120; Bobek, Schmitthüsen, 1949, S.112-113]. Первостепенное значение культур-
но-ландшафтные исследования приобрели в работах представителей так называемой «мюнхен-
ской школы» социальной географии [Hartke, 1956, 1959; Ruppert, 1959; Ruppert, Schaffer, 1969;
König, 1969], в которых особое внимание стало уделяться методикам дефиниции, демаркации
и типологии социальных групп — «творцов» культурного ландшафта. Социальные группы ох-
ватывают совокупности индивидов, отличающиеся однотипным поведением в пределах кон-
кретного географического контура и ландшафтного комплекса [Leng, 1973]. В 1960-1970-е го-
ды западногерманскими социогеографами были предложены и многие индикаторы
диагностики и оценки деятельности территориальных сообществ людей в социальном про-
странстве и ее проявлений в культурном ландшафте.
В период послевоенного раскола страны углубились (отчасти существовавшие и в преды-
дущие десятилетия) различия в характере и тенденциях развития культурно-ландшафтных ис-
следований в Западной и Восточной Германии. Если в ГДР ландшафтоведение все более ори-
ентировалось на естественнонаучные образцы, то в Западной Германии, особенно с рубежа
1970-х — 1980-х годов, происходит переосмысление концепта культурного ландшафта по сце-
нарию, в целом схожему с той трансформацией, которая отмечалась и в странах англосаксон-
ской культурной традиции. После объединения ФРГ и ГДР эти различия отнюдь не исчезли,
хотя значительный приток в восточногерманские университеты коллег-географов, профессо-
ров из западных земель несколько их сгладил.
251
Из крупных национальных культурно-ландшафтных школ преемственность по отношению
к «классическому» наследию в наибольшей мере сохранила французская. Не случайно совре-
менную французскую культурную географию отличает особо бережное отношение к традици-
ям как школы П. Видаля де Ла Блаша (своей прямой «прародительницы»), так и смежной, ис-
торической школы «Анналов», представители которых с разных сторон успешно продвигали
теоретические идеи, да и саму научную практику геоисторического и культурно-ландшафтного
синтеза. Именно в этих традициях, с глубоким вниманием к вопросам культурно-
ландшафтного разнообразия, в конце ХХ в. были написаны такой капитальный труд, как «Ис-
тория французского ландшафта» патриарха французской географии Ж.-Р. Питта [Pitte, 1994], а
также недавно переведенная на русский язык страноведческая книга того же автора [Питт,
2010]). Вместе с тем, теоретические представления французских географов о культурном
ландшафте испытали мощное «облучение» со стороны современной социально-культурной
антропологии, гештальт-психологии, а также постмодернистской философии, причем в огром-
ной степени — со стороны «своих», французских мыслителей. Так, большое влияние на разви-
тие французской культурно-ландшафтной школы второй половины ХХ — начала XXI вв. ока-
зали труды М. Фуко (1926-1984) и постструктуралистов, в т.ч. Ж. Делеза (1925-1995) и Ж.
Деррида (1930-2004); постструктурализм задал идейные рамки трактовки ландшафта как «со-
циального конструкта» [Lefebvre, 1974], разделяемой многими современными французскими
культур-географами. Как отмечал в свое время М. Фуко [Foucault, 1980], именно систематиза-
ция пространственных представлений, способов «территориализации мысли», пространствен-
ной самоидентификации людей маркируют общее для современной философии и теории гео-
графической науки «проблемное поле». Культур-ландшафтоведение во Франции,
подчеркивает ведущий современный французский культур-географ П. Клаваль, в 1990-2000-е
годы в полной мере испытала на себе влияние новых теоретических подходов, фокусирующих
внимание на феномене «ментальных пространств» [Claval, 2003].
1. Геттнер А. География. Ее история, сущность и методы. Пер. с нем. Л.-М.: Госиздат, 1930. 416 с.
[Hettner, 1927].
2. Питт Ж.-Р. Франция. Пер. с фр. М.: Новый хронограф, 2010. 340 с. [Pitte, 2009 (1997)].
3. Ратцель Ф. Народоведение. Пер. с нем. СПб.: Просвещение, 1902. Т.1. 764 с.; Т.2. 877 с. [Ratzel,
1885-1888].
4. Ратцель Ф. Земля и жизнь. Пер. с нем. Сравнительное землеведение. СПб.: Изд-во Брокгауз-Ефрон.
Т.1. Вып.1-4. 1903-1905. 737 с.; Т.2. 1906. 730 с. [Ratzel, 1901-1902].
5. Риттер К. Общее землеведение. Лекции, чит. в Берлинском ун-те и изд. Г.А. Даниэлем. М.: Изд-во
М. и А. Глазуновых, 1864. 188 с. [Ritter, 1862].
6. Стрелецкий В.Н. Географическое пространство и культура: мировоззренческие установки и иссле-
довательские парадигмы в культурной географии // Известия РАН. Сер. геогр. 2002. № 4. С. 18–28.
7. Стрелецкий В.Н. Культурно-ландшафтные исследования в Германии: традиции и современность
//Культурный ландшафт: теоретические и региональные исследования / Отв. ред. В.Н. Калуцков,
Т.М. Красовская. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2003. С.42-54.
8. Bobek H. Die Stellung und Bedeutung der Sozialgeographie //Erdkunde. 1948. Bd.2. S.118-125.
9. Bobek H. Schmithüsen J. Der Landschaftsbegriff im logischen System der Geographie // Erdkunde. 1949.
Bd.3. S.112-120.
10. Claval P. Géographie culturelle. Une nouvelle approche des societés et des millieux. Paris: Armand Collins,
2003. 288 p.
11. Cosgrove D.E. Social formation and symbolic landscape. Madison: The Univ. of Wisconsin Press, 1988. 293 p.
12. Daniels S. Fields of vision: landscape imagery and national identity in England and United States. Camb-
ridge: Polity Press, 1993. 260 p.
13. Egli E. Mensch und Landschaft. Kulturgeographische Aufsätze und Reden. Zürich München: Artemis
Verlag, 1975. 376 S.
14. Foucault M. Questions on geography: Interview with the editors of “Herodote” // Power / Knowledge: Se-
lected Interviews and Other Writings / Ed. by C. Gordon, 1972-1977. Brighton: Harvester, 1980. P.63-77.
15. Hale R. A Map of Vernacular Regions in America. Unpublished doctoral dissertation. Minneapolis: Univ.
of Minneapolis, 1971.
16. Hartke W. Die “Sozialbrache” als Phänomen der geographischen Differenzierung der Landschaft
//Erdkunde. 1956. Jg. 10. Heft 4. S.257-269.
252
17. Humboldt A. von. Ansichten der Natur mit wissenschaftlichen Erläuterungen. Bd 1. Über die Steppen und
Wüsten. Ideen zu einer Physiognomik der Gewächse. Über Wasserfälle des Orinoco, bei Atures und
Maypures. Tübingen: J.G. Cotta, 1808.
18. Jackson J.B. Discovering the vernacular landscape. New Haven, CT: Yale Univ. Press, 1984. 165 p.
19. Jordan T., Rowntree L. The Human Mosaic: A Thematic Introduction to Cultural Geography. 3rd Ed. Camb-
ridge: Harper & Row, 1982. 444 p.
20. König R. Soziale Gruppen //Geographische Rundschau. 1969. Jg. 21. Heft.1. S.2-10.
21. Lefebvre H. La production de l’espace. Paris: Anthropos, 1974. 512 p.
22. Leng G. Zur “Münchner” Konzeption der Sozialgeographie //Geographische Zeitschrift. 1973. Jg. 61. Heft
3. S.121-134.
23. Lowenthal D. English Landscape // Man, Space and Environment. N.Y.: Oxford University Press. 1972. P. 81-112.
24. Lowenthal D. Past Time, Present Place: Landscape and Memory // Geographical Review. 1975. Vol. 65. No
1. P. 1-36.
25. Mitchell D. Cultural Landscapes: The Dialectical Landscape: Recent Landscape Research in Human Geog-
raphy //Progress in Human Geography. 2002. V.26. P.381-389.
26. Pitte J.-R. Histoire du paysage français. Tome I. Le sacré: de la préhistoire au XVe siècle. Paris: Editions
Tallandier, 1994. 216 p. Tome II. Le profane: du XVIe siècle à nos jours. Paris: Editions Tallandier, 1994.
189 p. [Pitte, 1983].
27. Ratzel F. Anthropogeographie. Bd.1. Grundzüge der Anwendung der Erdkunde auf die Geschichte. Stutt-
gart: J. Engelhorn, 1882. 604 S.; Bd.2. Die geographische Verbreitung des Menschen, Stuttgart: J. Engel-
horn, 1891. 781 S.
28. Relph E. Rational Landscape and Humanistic Geography. L.: Groom Helm, 1981. 231 p.
29. Ruppert K., Schaffer F. Zur Konzeption der Sozialgeographie //Geographische Rundschau. 1969. Jg. 21.
Heft 6. S.205-214.
30. Salter C.L. The Cultural Landscape. Belmont, Ca: Duxbury, 1971.
31. Sauer K. Morphology of Landscape // University of California. Publications in Geography. 1925. Vol. II.
№ 2. P. 19–53.
32. Schlüter O. Die Erdkunde in ihrem Verhältnis zu den Natur- und Geisteswissenschaften //Geographische
Anzeiger. 1920. Bd. 21. S.145-152, 213-218.
33. Tuan Yi-Fu. Topophilia: A Study of Environmental Perception, Attitudes and Values. Englewood Cliffs,
NJ.: Prentice-Hall, 1974. 260 p.
34. Vidal de la Blache P. Principes de géographie humaine. P.: Armand Colin, 1922. 327 p.
35. Wirth E. Zum Problem einer allgemeinen Kulturgeographie //Die Erde. Bd. 100. 1969. S.156-193.
36. Wöhlke W. Die Kulturlandschaft als Funktion von Veränderlichen: Überlegungen zur dynamischen Be-
trachtung in der Kulturgeographie //Geographische Rundschau. 1969. Jg. 21. Heft 8. S.298-308.
37. Zelinsky W. North America’s Vernacular Landscape //Annals of the Association of American Geographers.
1980. Vol.70. №1. P.1-16.
èéÑïéÑõ ä äìãúíìêçé-ÉÖéÉêÄîàóÖëäéåì
1
êÄâéçàêéÇÄçàû êéëëàà
Калуцков В.Н.
v.kalutskov@yandex.ru
APPROACHES TO THE CULTURAL AND GEOGRAPHICAL ZONING OF RUSSIA

Kalutskov V.N.
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, v.kalutskov@yandex.ru
Abstract: As a methodological basis of cultural and geographical regionalization of the country
was invited a geoconceptual approach that is based on the idea of the integrity of the Russian cultural
space and on the center-periphery picture of the world. 12 major cultural and geographical regions were
released, including 4 nodal regions (the Moscow region, the St. Petersburg region, the Russian Centre
1
Работа выполнена при поддержке Всероссийской общественной организации «Русское географи-
ческое общество» (грантовский проект «Создание атласа ментальных карт регионов России»).
253
and the Urals), 3 border regions (the Russian West, the Caucasus, the Far East) and 5 relatively homo-
geneous frontier regions (the Russian North, the Russian South, the Volga region, the Near Siberia, the
Far Siberia). The proposed model of cultural and geographical regionalization of the country under-
scores the integrity of the all-Russian cultural space and its pronounced Moscowcentric.
Российское пространство и его основные свойства. К важнейшим свойствам культурно-
го (культурно-географического) пространства относятся такие, как целостность, центрирован-
ность, полимасштабность, анизотропность [Каганский, 2001; Калуцков, 2014].
Свойство целостности культурного пространства страны. Хотя полиэтничность пред-
ставляет собой важную характеристику культурного пространства России, но его скрепом в
силу исторических особенностей является русский фактор. Русские не только самый много-
численный, но и самый «пространственно распространенный» народ страны.
Свойство центрированности можно считать одним из основных в организации российско-
го пространства. Можно с уверенностью утверждать, что культурное пространство России цен-
трировано в сильной степени (сверхцентрировано). Новгород, Киев, Владимир, Петербург —
исторические столичные центры страны, каждый из которых формировал свое культурное про-
странство, но история распорядилась таким образом, что российское пространство нужно рас-
сматривать преимущественно как москвоцентричное.
Подчеркнем, что центрированность представляет собой не только важное свойство рос-
сийского пространства, но и возможность его существования, поддержания его целостности.
Свойство полимасштабности связано с масштабированием пространства. В процессе
районирования свойство полимасштабности проявляется в выделении контрастных, резко от-
личающихся по площади культурных регионов России: с одной стороны, огромные Дальняя
Сибирь и Дальний Восток, значительные по территории Русский Север и Русский Юг, а с дру-
гой стороны, незначительный по площади Московский регион. Вместе с тем, несмотря на не-
значительность физических размеров, такие регионы-центры (Московский и Петербургский)
отличаются высокой плотностью культурного пространства.
Анизотропность определяется неравнозначностью разных направлений в данном культур-
ном пространстве. Исторически в русском культурном пространстве южное и западное направ-
ления характеризуются негативными смыслами, представляются как источник опасности. Од-
нако по мере освоения степного Юга негативные коннотации исчезают. Уместно напомнить
слова Г.П. Федотова о том, что, овладевая степью, Русь находит здесь новую Родину.
Два подхода к культурно-географическому районированию России. В последние годы
к вопросу культурно-географического районирования страны среди исследователей наблюдает-
ся определенный интерес [Андреев, 2013; Веденин, 2004; Калуцков, 2014; Манаков, 2014; Ту-
ровский, 1998]. В отношении районирования страны со стороны культур-географов можно вы-
делить два принципиально различающихся подхода — территориальный и пространственный.
Первый из них районирует территорию страны, второй — дифференцирует ее единое про-
странство.
Ценность территориального подхода заключается в том, что он актуализирует связь при-
родных условий с традиционной этнической культурой, связь с которой в наиболее полном
теоретическом виде оказалась «схвачена» концепциями вмещающего ландшафта Л.Н. Гумиле-
ва и хозяйственно-культурного типа М.Г. Левина и Н.Н. Чебоксарова [Левин, Чебоксаров,
1955]. Именно по этой причине границы выделенных культурно-географических регионов раз-
ного иерархического уровня так хорошо корреспондируют с этническими или языковыми
ареалами [Манаков, 2014]. Результатами применения данного подхода оказываются относи-
тельно однородные (гомогенные) в природном и этнокультурном отношении территории-
регионы. Территориальный подход — это подход «снизу».
Геоконцептуальный (или пространственный) подход исходит из идеи целостности рос-
сийского (русского) культурного пространства. Он базируется на центро-периферийной кар-
тине мира. Это подход «сверху».
В основе подхода лежит представление о геоконцепте [Калуцков, 2012]. Под геоконцептом
понимается любое значимое для определенного сообщества место, обладающее устойчивым
образом. Словесная формула геоконцепта может быть выражена следующим образом: образ +
топоним + территория. Примерами геоконцептов могут являться как крупные пространства,
254
например, Русский Север, Урал, Сибирь, так и небольшие по размерам места — Бородинское
поле, Арбат.
Важной особенностью геоконцептуального подхода является его геоисторичность. Рус-
ское культурное пространство мыслится как разворачивающееся и усложняющееся за счет
включения в него новых квантов-регионов. При этом важно понимать, что это не механическое
включение региона в Россию, а изменение качественного состояния всей системы. Так, после
вхождения в состав России Сибири она развивается под влиянием общероссийских факторов; с
другой стороны, и сама Россия меняется, приобретает сибирские свойства.
Российское полиэтничное и полирегиональное пространство сформировано через вековые
механизмы культурных фронтиров — северного, южного, восточного (сибирского). Двигаясь от
Центра к периферии культурного пространства, фронтиры сыграли огромную роль в коммуника-
ции разных культур России, в их взаимонастройке. Каждый из названных фронтиров породил
соответствующие регионы. Так, северный фронтир, возникший на разности культурных потен-
циалов русского и финно-угорских народов, создал регион Русский Север, южный фронтир, об-
разованный в результате взаимодействия русского и в основном тюркоязычных народов, — ре-
гионы Русский Юг и Поволжье, восточный фронтир — Ближнюю и Дальнюю Сибирь.
Другой особенностью геоконцептуального подхода является его «центростремитель-
ность». Культурное пространство страны рассматривается как «снежный ком», как «наборное»
относительно его главного культурно-политического центра. Поэтому важнейшее место в
культурном пространстве России занимают центральные узловые регионы (Петербургский и
особенно Московский), которые стягивают все пространство страны относительно себя.
При выполнении работ по культурно-географическому районированию центрированность
российского пространства отражается в соответствующей номинации регионов. Целостность и
москвоцентричность русского культурного пространства подчеркивается в использовании тер-
мина центр в названии культурных регионов (Русский Центр), в ориентационном топонимиче-
ском центрировании пространства (Русский Запад, Русский Север — географическая ориента-
ция относительно Центра, Москвы), в позиционном топонимическом центрировании с
использованием терминологических пар «ближний — дальний» (Ближняя Сибирь, Дальний
Восток — геопозиционирование относительно Центра страны).
В рамках геоконцептуального подхода важное значение придается вопросу номинации ре-
гиона (в таком контексте уместен парафраз «Как регион назовешь...»). Региональный топоним
должен отражать и передавать пространственную сущность культурно-географического регио-
на-концепта и точное понимание его места в общерусском культурном пространстве. Целост-
ность культурного пространства страны отражается в названиях ряда выделенных культурно-
географических регионов доуральской России, исторического ядра страны используется прила-
гательное русский: Русский Центр, Русский Север, Русский Юг.
На высшем уровне пространственной дифференциации в результате применения геокон-
цептуального подхода выделяются крупные регионы-геоконцепты.
Хорошим примером применения геоконцептуального подхода на региональном уровне яв-
ляется разработка Ж.В. Дегтевой по культурным ландшафтам Якутии [Дегтева, Данилов, 2016].
На более низких уровнях иерархии при выделении субрегионов и проведении их границ
вполне возможно смыкание двух подходов, территориального и геоконцептуального; в кон-
кретной ситуации многое зависит от целевой компоненты, критериев районирования и других
факторов.
Критерии выделения крупных культурно-географических регионов России. На первом
иерархическом уровне, при выделении крупных культурно-географических регионов использо-
вались геоисторический (центро-периферийная геоистория формирования культурного про-
странства страны) и этнокультурный критерии. Вместе с тем в наименовании регионов с прила-
гательным русский подчеркивается не столько их этничность, преобладание по численности
русского населения, сколько их роль в формировании русской культуры и русской идентичности.
Результатом применения геоконцептуального подхода пространственной дифференциации
является выделение регионов-геоконцептов. Выделенные регионы могут быть как однородные,
так и неоднородные (узловые, граничные) в зависимости от исторических и собственно куль-
турных особенностей исследуемого пространства. Такая методологическая эклектика, на наш
255
взгляд, вполне уместна, если приоритетной задачей является задача представления сущност-
ных черт культурного (культурно-географического) пространства, а не выдерживание правил
формальной (бессодержательной) логики.
В результате культурно-географического районирования страны было выделено 12 круп-
ных культурно-географических регионов России: Московский, Петербургский, Русский Центр,
Русский Запад, Русский Север, Русский Юг, Урал, Кавказ, Поволжье, Ближняя Сибирь, Даль-
няя Сибирь, Дальний Восток (рис. 1).
Рис. 1. Культурно-географические регионы России
В типологическом отношении среди них выделяются неоднородные (узловые, погранич-

ные) и относительно однородные фронтирные природно-культурные районы [Калуцков, 2013].
В последнем случае культурные границы детерминированы природными рубежами. К узловым
регионам относятся Московский, Петербургский, Русский Центр, который представляет собой
Дальнее Подмосковье, и Урал. Пограничные регионы: Русский Запад, Кавказ и Дальний Вос-
ток. В формировании крупных природно-культурных регионов большую роль сыграл фронтир-
ный фактор; к фронтирным регионам следует отнести Русский Север, Русский Юг, Поволжье,
Ближнюю Сибирь, Дальнюю Сибирь и Дальний Восток.
При проведении границ между культурно-географическими регионами в качестве
операционной единицы был выбран Субъект Федерации. Согласно данному принципу границы
между культурно-географическими регионами всегда проходят по границам тех или иных
Субъектов Федерации.
Предложенная модель культурно-географического районирования страны подчеркивает цело-
стность российского культурного пространства и его ярко выраженную москвоцентричность.
1. Андреев А.А. Опыт культурно-ландшафтного районирования России // Псковский регионологи-
ческий журнал. № 13. Псков : Изд-во ПсковГУ, 2012. С. 12-25.
2. Вампилова Л.Б., Манаков А.Г. Районирование России: историко-географический подход // Псковский
регионологический журнал. № 13. Псков : Изд-во ПсковГУ, 2012. С. 26-36.
3. Веденин Ю.А. Опыт культурно-ландшафтного описания крупных регионов России // Культурный
ландшафт как объект наследия / под ред. Ю. А. Веденина, М. Е. Кулешовой. М.: Институт Наследия;
СПб. : Дмитрий Буланин, 2004. С. 133-148.
4. Дегтева Ж.Ф., Данилов Ю.Г. Принципы и методы районирования этнокультурных ландшафтов
Якутии // Вестник СВФУ. Серия «Науки о Земле». 2016. №1. С. 21-32.
5. Каганский В.Л Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство: сборник статей. М. :
НЛО. 2001.
256
6. Калуцков В.Н. Геоконцепты в географии // Культурная и гуманитарная география. 2012. Т. 1. № 1.
С. 27-36.
7. Калуцков В.Н. О типах районов в культурной географии // Культурная и гуманитарная география.
2013. Т. 2. №1. С. 3-9.
8. Калуцков В.Н. Прикладное культурно-географическое районирование России // Известия РАН.
Серия географическая. 2014. № 6. С. 30-39.
9. Левин М.Г., Чебоксаров Н.Н. Хозяйственно-культурные типы и историко-культурные области //
Советская этнография. 1955. № 4. С. 3-17.
10. Манаков А.Г. Новый подход к культурно-географическому районированию России // Псковский
регионологический журнал. 2014. № 20. С. 106-120.
11. Туровский Р.Ф. Культурные ландшафты России. М.: Институт наследия, 1998. 210 с.
êéãú äìãúíìêçé-ãÄçÑòÄîíçõï àëëãÖÑéÇÄçàâ

Ç èêÖéÑéãÖçàà ñÖçíê-èÖêàîÖêàâçõï éíçéòÖçàâ
Куклина В.В.
Институт географии имени В.Б. Сочавы СО РАН, Иркутск, Россия, vvkuklina@gmail.com
ROLE OF CULTURAL LANDSCAPE STUDIES

IN OVERCOMING CENTER-PERIPHERY RELATIONS
Kuklina V.V.
V.B. Sochava Institute of Geography, SB RAS, Irkutsk, Russia, vvkuklina@gmail.com
Abstract: Discussions about Center-Periphery are increasingly related to the power relations in
recent studies that is especially evident in cases of studies in remote communities. However, the notion
of remoteness has different meanings in studies of cultural landscapes. Following Ingold’s understand-
ing of landscape as a “meshwork of wayfaring” we conducted our field studies in Tofalaria. Based on
our research we traced how social-cultural differences in the usage of diverse transportation pathways,
vehicles, and technologies have formed distinguished cultural landscapes where the center-periphery
relations could be questioned.
Центр-периферийные отношения в последние годы все чаще ассоциируются с колониаль-
ными, в которых отношения связаны не столько с экономическим развитием, сколько с отно-
шениями власти. В частности, у В.Л. Каганского периферия определяется как «совокупность
отдельных несамодостаточных мест, связанных исключительно с центром; в пространстве пе-
риферии решают свои задачи, не соотнесенные со спецификой мест, иные внешние террито-
рии; периферия живет не для себя» [Каганский, 2006]. К характерным чертам периферии он
относит древовидный характер транспортных сетей, призванный обеспечивать доступ к при-
родным ресурсам, отсутствие накапливаемого культурного слоя, вместо которого — ресурсо-
пользование, и как следствие — отсутствие самоописания. Владимиром Каганским транспорт-
но удаленные районы называются «дальняя периферия», в отличие от «внутренней
периферии», расположенной в транспортной близости и теряющей ресурсы под воздействием
центростремительных сил [Каганский, 2012].
Между тем, особенностью культурно-ландшафтного подхода является учет не только эко-
номических и властных отношений, но еще и других способов социальных, культурных, соци-
оприродных отношений. В частности, экотон, который у Каганского является лишь одним из
видов периферии, в работах Б. Родомана рассматривается как перспективная специализация
России в мире. По его мнению, большую часть страны, которая является внутренней или
внешней периферией, необходимо превратить в природные заповедники, национальные парки
и биоресурсные угодья [Родоман, 2012]. Даже «одичание» культурных ландшафтов в таких
периферийных территориях может служить ресурсом, так как происходит восстановление
природного ландшафта. В работе М.В. Рагулиной выделяются центральная и периферийная
257
зоны культуры, которые рассмотрены на примере столкновения культур коренных народов с
колонизацией и затем — с коллективизацией и советизацией. Центральная зона культуры в
данном контексте имеет ценностное значение, направленное на сохранение данной традицион-
ной культуры.
Если же рассматривать не только межкультурные, но и другие межличностные, межком-
понентные отношения, то культурный ландшафт можно определить как пересечение различ-
ных потоков вещества, людей, информации, специфичное для каждого определенного места.
Понятие культурного ландшафта при комбинировании геосистемного подхода с акцентом на
мобильности и взаимосвязанности различных компонентов окружающей среды и акторно-
сетевого подхода с акцентом на выявлении посредников в социальных отношениях позволяет
найти гармоничное сочетание физической и общественной географии.
Возможность соотнесения воображаемого и физического пространства — одно из ключе-
вых преимуществ географического инструментария перед целым рядом методов социальных
наук, но и одна из самых сложных задач. Поэтому среди отечественных представителей куль-
турной географии довольно очевидно разделение на сферу гуманитарной географии, где боль-
ше анализируются представления о пространстве, и культурно-ландшафтную, изучающую
природно-социокультурные территориальные комплексы [Калуцков, 2008]. При этом из вни-
мания часто ускользают механизмы, способы, посредники, при помощи которых осуществля-
ется деятельность по формированию культурного ландшафта, каналы, по которым пульсируют
потоки информации, людей, веществ, энергии и т. д.
В частности, по мнению антрополога Т. Инголда, ландшафт воплощает в себе прошлые,
настоящие и будущие формы человеческой деятельности, через его обживание он «становится
частью нас так же, как мы становимся его частью [1993: 154]. Например, изучая традиционные
культуры, исследователь проводит различие между транспортной сетью и «тканью странст-
вий» [2011: 151] как способом кочевой жизни, поддерживаемом тропами и дорогами. Ланд-
шафт в данном случае не измеряется категориями линейного времени и картезианского про-
странства.
Разворачивая далее идеи Инголда о тропах и дорогах как воплощении человеческой жиз-
недеятельности, в современном культурном ландшафте мы считаем необходимым более при-
стальное внимание уделить транспортной инфраструктуре. Начиная с работ Н.Н. Баранского
[1953], дороги рассматриваются географами как каркас территории наряду с городами. Иссле-
дования транспортной сети являются одной из наиболее важных отраслей экономической гео-
графии [Тархов, 2005; Rodrigue, 2013]. Между тем, само понятие инфраструктуры нуждается в
пояснении, которое особенно очевидно при изучении труднодоступных традиционных сооб-
ществ. В описанном выше примере Т. Инголда речь шла о тропах, которые по-прежнему акту-
альны для ведущих традиционный образ жизни охотников и оленеводов. Однако выделение
только троп и официально существующей инфраструктуры также недостаточно для понимания
«ткани странствий» культурного ландшафта.
Для лучшего понимания разнообразия существующих транспортных путей Чарльз Д.
Тромболд [Trombold, 1993] предложил термин «неформальные дороги». Однако разница меж-
ду формальными и неформальными дорогами не очевидна: когда-то построенные официаль-
ные дороги могут быть заброшены и стать неформальными, в то время как официально незаре-
гистрированные бывшие тропы могут эволюционировать в широко используемые маршруты.
В Новосибирской области, по данным общественного совета областного Минтранса, насчиты-
валось 14 тыс. км региональных дорог, 12 тыс. км муниципальных и 14 тыс. км бесхозных
[Петрова, 2017]. Таким образом, бесхозные дороги оказались даже более протяженными, чем
муниципальные. Для того, чтобы преодолеть дилемму выделения официальных и неофициаль-
ных дорог, Т. Аргунова-Лоу [2012] подчеркивает социальную значимость как их главную осо-
бенность. Развивая далее представления о дорогах как социальных сущностях, можно отме-
тить, что социально-культурные различия в использовании различных транспортных путей и
транспортных средств, могут служить формированию различных культурных ландшафтов.
258
На примере полевых исследований в Тофаларии Нижнеудинского района Иркутской об-
ласти (2013 г.) предлагается обсудить, как в результате деятельности различных социальных
групп в труднодоступных районах формируются специфические культурные ландшафты.
В традиционном обществе традиции передвижения различаются в зависимости от местных
природных, экономических, и теперь — инфраструктурных условий. По наблюдениям Ю.
Константинова: «когда путешествие по тундре рассматривается с точки зрения оленевода,
проблемы отсутствия дорог не существует» [Konstantinov, 2009]. В горных условиях ситуация
несколько отличается: в Саянском регионе олень применяется только как вьючное животное и
для верховой езды, в отличие от тундрового оленя, который используется преимущественно
для упряжки. У тофаларов, несмотря на значительную ассимиляцию и практически исчезнове-
ние языка из повседневного общения, сохранилось употребление тофаларского по происхож-
дению слова «шарыш» для обозначения непроходимых для оленей зарослей кустарников.
Если при этом учесть выбор между оленями и лошадьми в качестве транспортных средств,
то для путешествующих на оленях болотистые местности и высокогорья не будут восприни-
маться такой же помехой, как для путешествующих верхом на лошадях. Однако проблемы мо-
гут возникнуть при попытках спуститься ниже границы произрастания ягеля; для путешест-
вующих верхом на лошадях сокращаются временные затраты при движении по вьючным
тропам, однако тропами же ограничивается маршрут. Несмотря на столь очевидные преиму-
щества использования оленей в качестве транспортного средства, их поголовье и ареалы их
использования постепенно сокращаются — на 48 охотников села Алыгджер в Тофаларии на-
считывается приблизительно 200 оленей.
Основные маршруты передвижения в Тофаларии существенно различаются между раз-
личными акторами (охотниками, туристами, геологами, приисковыми артелями и обычными,
оседлыми местными жителями) по видам используемых транспортных средств для передви-
жения людей, техники и информации, взаимодействию с природным ландшафтом и его транс-
формации. Представители данных групп могут иногда пересекаться друг с другом, но чаще их
потоки различаются. Кроме того, усиливающиеся попытки организации особо охраняемых
территорий по сохранению снежного барса также могут оказать существенное влияние на дан-
ные маршруты и трансформацию ландшафтов.
Если для геологов и приисковых артелей основными объектами интересов являются мине-
ральные ресурсы, деятельность которых заключается в передвижении тяжелой техники для
добычи полезных ископаемых и их транспортировки для потребителей, то формирующийся в
результате культурный ландшафт будет наиболее приближенным к оцениваемому в категори-
ях центра и периферии.
Для местных жителей круглогодичным видом сообщения с другими поселениями является
авиасообщение, которое является дорогостоящим и осуществляется два раза в неделю. Поэто-
му зимний период является основным, когда осуществляется транспортное сообщение, благо-
даря зимникам и передвижению по льду. Жителям Тофаларии от Нижнеудинска до Усть-
Агнита около 100 км можно доехать по старым лесовозным дорогам. Остальные 160 км зимой
проезжают по замерзшему на реке Уде льду, считая такую трассу зимником. Продолжитель-
ность поездки зависит от качества льда. В морозные дни, когда лед гладкий, можно доехать за
6-7 часов даже на легковом автомобиле. В случае, когда река перемерзает, и наступает отте-
пель, образуются наледи, которые покрываются тонкой корочкой льда. Иногда эту корочку
разбивают бульдозером, но иногда грузовые машины едут без бульдозера, и люди вручную
разбивают лед при помощи лопат и топоров.
Для охотников, в отличие от равнинных районов, где активное использование снегоходов
и внедорожной техники постепенно меняет организацию охотничьих путей, в горных районах
переход на автоматизированный транспорт оказался затруднен: даже военный транспорт ока-
зался не всегда способен преодолевать горные склоны. Вьючные тропы отмечаются в геоин-
формационных базах данных на основе карт Госгеонадзора. Однако их картографирование в
современных печатных изданиях практически не встречается, поскольку в них не видят надоб-
259
ности заказчики подобных карт. Между тем, количество лошадей, используемых охотниками,
и, соответственно вьючных троп, остается более постоянным, пока сохраняется охотничий
промысел. Вьючные тропы соединяют различные районы Саянского перекрестка [Куклина,
Дашпилов, 2013]. Тофалария на карте вьючных троп представляется в виде сети, у которой нет
определенного центра.
Для туристов ценность местных ландшафтов — в их удаленности и ограниченной доступ-
ности как основному вызову их физическим и техническим способностям. В основном, мест-
ные ландшафты привлекают туристов-водников, которые сплавляются по местным рекам. Ес-
ли в советский период доступность авиатранспорта делала регион привлекательным для
посещения туристами, то в последние годы чаще приезжают на автомобилях-внедорожниках,
на которых можно добраться до приисковой базы, чтобы затем нанять местных жителей с ло-
шадьми для дальнейшей транспортировки туристов и их экипировки. Наибольшее отличие
данной группы — это формирование информационной среды, в которую помещаются их мар-
шруты: туристические сайты, сообщества туристов, фотографии, которые затем циркулируют
в Интернете и среди других любителей активного туризма. Таким образом, формирующийся в
результате их передвижения культурный ландшафт дополняет с одной стороны, ландшафты
местных жителей и добывающих компаний, с другой — формирует иные образы, на основе
которых можно говорить о культурном ландшафте онлайн.
Таким образом, при помощи исследования различий между различными социальными
группами по видам, способам и технологиям передвижения людей, техники и веществ мы мо-
жем рассматривать формирование различных культурных ландшафтов, в которых понятия
центра и периферии условны.
1. Баранский Н.Н. Экономическая география. Экономическая картография. М.: Географгиз, 1956
2. Дашпилов Ц.Б., Куклина В.В. Конструируя карту транспортного сообщения «Саянского перекрест-
ка» // Tartaria Magna, №2, 2013. С. 12-40 http://issuu.com/galsan/docs/tartariamag_issue2-
2013pageperpage#
3. Каганский, В.Л. 2006. “Россия. Провинция. Ландшаф.” Отечественные записки 32 [5]: 244 257.
4. Каганский В.Л. Внутренняя периферия новая растущая зона культурного ландшафта России // Изв.
РАН. Сер. геогр. 2012. № 6. С. 23–34.
5. Калуцков В.Н. Ландшафт в культурной географии. М.: Новый хронограф, 2008. 320 с.
6. Петрова Н. Со звериной бесхозностью // Коммерсант. Деньги. 28.01.2017.
http://kommersant.ru/doc/3194824
7. Рагулина, М.В. 2004. Культурная география: теории, методы, региональный синтез. Иркутск: Изд-во
Института географии СО РАН.
8. Родоман, Б. 2012. Экологическая специализация России. Интеллектуальная Россия. 6-01. [доступ:
14.02.2014]. http://www.intelros.ru/subject/figures/boris-rodoman/12628-ekologicheskaya-specializaciya-
rossii.html
9. Тархов С.А. Эволюционная морфология транспортных сетей. Смоленск—М.: Универсум, 2005
10. Argounova-Low T. Roads and Roadlessness: Driving trucks in Siberia. // Journal of Ethnology and
Folkloristics, 2012. № 6 [1]. С. 71-88.
11. Ingold T. The Temporality of the Landscape // World Archaeology. 1993. Vol. 25, No. 2, pp. 152-174.
12. Ingold, Tim. 2011. Being alive: essays on movement, knowledge and description. New York: Routledge.
13. Konstantinov, Y. [2009]. Roadlessness and the Person: Mode of Travel in the Reindeer Herding Part of the
Kola Peninsula. Acta Borealia, 26[1], 27-49.
14. Rodrigue J.-P., Comtois C., Slack B. The Geography of Transport Systems. London: Routledge, 2009.
15. Trombold, C. [1991]. An Introduction to the study of ancient New World road networks. In Ancient Road
Networks and Settlement Hierarchies in the New World. Cambridge; New York: Cambridge University
Press, 1-9.
260
ÅÄëëÖâç ëÖÇÖêçéâ ëéëúÇõ äÄä ùíçéêÖáÖêÇÄí åÄçëà:
ä ëéñàÄãúçéâ à äìãúíìêçéâ îìçäñàà ãÄçÑòÄîíÄ1
Абрамов И.В.
Институт истории и археологии УрО РАН, Екатеринбург, Россия, ilya_abramov@list.ru
THE SEVERNAIA SOSVA BASIN AS AN ETHNIC REFUGE:

TO SOCIAL AND CULTURAL FUNCTIONS OF THE LANDSCAPE
Abramov I.V.
Institute of History and Archaeology, Ural branch RAS, Ekaterinburg, Russia, ilya_abramov@list.ru
Abstract: The article reconsiders the idea of geographical determinism concept based on recent
anthropological studies of the correlation between social systems and landscape conditions. The Mansi
case shows the deep relationship between the boreal forest resources and derived culture of hunters and
fishermen. Wealthy in fish and animals, the Taiga has been a feeding landscape for Mansi, that sprout-
ed a spiritual ecological culture and complex social organization in the Middle Ages. Mansi actively
roamed the territory in order to ensure the rational use of animal resources. The article describes the
basic subsistence strategies of Mansi and the factors preserving the Severnaia Sosva basin as an ethnic
refuge to date. The Mansi & Nature co-evolution can be presented as a cultural landscape, particularly
through the projection of hunting and fishing practices to the land.
Культурная экология определяет культуру как процесс и результат адаптации. «Каждая
культура может быть концептуализирована как стратегия адаптации и каждая представляет
уникальный социальный дизайн для извлечения энергии из среды обитания. Каждая стратегия
адаптации требует соответствующей организации социальных отношений…» [Cohen, 1968]. В
отечественной этнологии адаптивная функция культуры нашла отражение в концепции хозяй-
ственно-культурных типов и историко-культурных областей, получившей развитие с 1950-х
годов [Левин, Чебоксаров, 1955].
Основной тезис статьи состоит в том, география через ресурсы среды и их распределение в
пространстве предопределяет социальное устройство и культуру традиционных (доиндустри-
альных) обществ. Тезис не нов, но в антропологических исследованиях он, как правило, слабо
аргументирован и не детализирован. В то же время очевидно, что с методами палеогеографии,
данными ДЗЗ и инструментарием ГИС можно достичь новых результатов. Например, показа-
тельны исследования тихоокеанских островов, где установлена жесткая связь между размера-
ми суши и сложностью социальных систем островитян [Латушко, 2016]. Изучаемый бассейн
Северной Сосьвы, почти совпадающий территориально с Березовским районом ХМАО-Югры,
далек от морей, но имеет прямые аналогии с островом. Удивительным образом этот район до
сих пор не связан ни автомобильной, ни железной дорогой с общероссийской сетью. Еще в
XIX веке Сосьвинскому Уралу пророчили золото-железорудную лихорадку как северному
продолжению горнозаводского края, но так и не нашли хороших залежей. В 1950-е гг. Березо-
во стало родиной сибирского газа, но углеводородов в Сосьвинском Приобье оказалось не в
пример мало с другими районами округа. С 1910-х гг. и вплоть до настоящего времени обсуж-
даются различные проекты железных дорог вдоль Урала, но ни один из них не получил разви-
тия. Именно этими регулярными инфраструктурными неудачами объясняется этносберегаю-
щий эффект Сосьвинского бассейна. Еще в XVIII г. в район стал своего рода этнорезерватом,
куда манси активно переселялись из южных областей, ассимилируя хантов и ненцев и форми-
руя новую общность, названную этнографами северными (сосьвинско-ляпинскими) манси
[Соколова, 1979]. Понятие «коренные жители» имеет в данном случае конкретную историче-
скую глубину — 200-300 лет. Переселение, вероятно, было вызвано давлением русских. Сего-
дня манси составляют 16% (4300 человек) от населения района, что является самым высоким
показателем доли коренного населения среди всех районов ХМАО-Югры.
1
Исследование выполнено по гранту РФФИ № 16-31-01078 «Коренные малочисленные народы
(манси и нагайбаки) в этномазаике Урала» (рук. С. Ю. Белоруссова).
261
Исследования феномена укореннености последних лет приводят к заключению, что не
длительность генеалогий и не оппозиция к другим переселенцам формирует ее, а глубоко про-
чувствованная связь с землей [Ingold, 2000, p.148-161]. Жить — означает постоянно передви-
гаться по освоенной территории: натаптывать старые и прокладывать новые тропы, оставлять
знаки, наполнять пространство памятью, образами, то есть воспроизводить деятельностные
схемы предков и тем самым постоянно реконструировать культурный ландшафт. Так, сово-
купность всех промысловых путиков в таежном пространстве Северной Сосьвы образует
плотную сеть осваиваемого звероловами пространства. Это один из основополагающих слоев
культурного ландшафта Сосьвинского Приобья, отражающий древнейшую стратегию жизне-
обеспечения таежной зоны.
Земное пространство в традиционной угорской культуре является одухотворенным и
оживленным; жить в нем означает вести постоянный диалог с духами-хранителями местности,
поддерживать «договор», участвовать в дарообмене. Построенные для духов обиталища стано-
вились сакральными территориями, где запрещалась всякая деятельность, а посещения строго
регламентируются. Сегодня от плотной системы священных мест манси остались отдельные
островки, но сохраняется промысловая этика, которая наследует культуру родственно-
уважительных отношений с природой. Укорененность и породнение с ландшафтом, — бук-
вально врастание в него, является угорским вариантом адаптации к природной среде, ресурсы
которой относительно стабильны и можно выстроить равновесную модель природопользова-
ния [Адаев, 2007]. Следствием такой адаптации является высокий уровень зависимости от эко-
логического состояния среды и жесткое ограничение численности населения.
Дисперсность ресурсов фауны формировала две основных стратегии пропитания: следо-
вать за мигрирующими животными или рыбой, или находить способы их искусственного ско-
пления на определенной участке. Для обских угров характерны обе стратегии, — определяю-
щими были минимальные усилия, а не максимальный эффект. Урманно-болотная зона
Западной Сибири является наиболее типичным местом обитания лося во всей Северной Азии,
а речные системы Приобья обладают уникальными возможностями для нагула рыбы. Это оп-
ределило специализацию манси как звероловов-рыболовов [Федорова, 2000]. Ясак сформиро-
вал дополнительную ориентацию на пушной промысел, ставший в итоге самым трудоемким и
приведший к освоению отдаленных урочищ. Это, в свою очередь, способствовало массовому
распространению домашних оленей в тайге как промыслового транспорта. Пастухи на лето
уводили в горы объединенные стада, — отгонное оленеводство для приуральских манси стало
полноценной стратегией жизнеобеспечения [Абрамов, 2017]. Для промысла ценных сиговых по-
род рыб (пелядь, тугун, щокур, пыжьян) манси предпринимали дальние и длительные миграции
с верховьев Северной Сосьвы в низовья и на Обь, чтобы раньше начать лов на продажу —
к концу XIX в. все были вовлечены в кредитно-денежные отношения с русским купечеством и
рыбопромышленниками. Вместе с подъемом сиговых на нерест по Северной Сосьве, манси
возвращались в район зимних угодий. Таким образом, дисперсность ресурсов среды формиро-
вала полукочевой образ жизни, требовала сочетания пассивных и активных способов лова, де-
лала востребованными разные ландшафты в разное время года (рис. 1). Растущая на Обском
Севере торговля еще больше стимулировала миграции.
Наибольший потенциал для хозяйственного использования имели местности на пересече-
нии проницаемых ландшафтов — речных пойм, что позволяло комбинировать схемы природо-
пользования, сокращать транспортные издержки и размер «кормящей» территории. Сгущение
поселенческой сети дополнительно порождало социальный эффект от быстрой циркуляции
информации и людей. В Сосьвинском Приобье три точки сгущения ресурсов, в них издревле
жили люди, а сегодня расположены самые крупные поселения края: Няксимволь, Саранпауль и
Березово.
В целом, присваивающая экономика зоны бореальных лесов может быть достаточно про-
изводительной. На ее базе у обских угров в Средневековье сложилось сложное общество с во-
ждями, воинскими дружинами и укрепленными городками. Эта сложная иерарахичная соци-
альная система не выдержала столкновения с российским централизованным государством в
XV-XVI вв. и деградировала до эгалитарной структуры, кажущейся привычной для таежных
народов Сибири, однако к этому состоянию они пришли спустя несколько веков усилий рос-
сийского государства по подчинению туземных элит.
262
Рис. 1. Ресурсы традиционного природопользования Сосьвинского Приобья
Вплоть до середины ХХ в. манси не полагались на долговременные запасы провианта, по-

скольку жили на родовых землях в малых сезонных поселениях (как правило, не более 2-3 до-
мохозяйств), в любое время года могли добыть пищу поблизости. Критическими для традици-
онной культуры стали реформы 1930-1960 гг. Произошел отрыв от угодий и привычных
деятельностных схем охотников и рыболовов. Адаптация коренных северян к меняющимся
социальным условиям оказалась болезненным и длительным процессом. Общее количество
населенных пунктов в бассейне Северной Сосьвы в период 1926-2015 гг. сократилось со 107 до
24, почти исключительно за счет небольших мансийских паулей. Процесс депопуляции малых
деревень продолжается в пользу крупных сельских центров до сих пор. В крупных поселениях
и газовых поселках (Игрим, Светлый, Хулимсунт) роль охоты и рыбалки снизилась до поло-
жения хобби, в то время как в отдаленных национальных селениях (Кимкъясуй, Няксимволь,
Ломбовож, Ясунт) ландшафт по-прежнему остается «кормящим». Охотничьи угодья принад-
лежит в основном местным жителям по праву наследования, в то время как лучшие места не-
водного лова по Северной Сосьве отошли предприятиям, для коренного населения отведены
участки и квоты, процедура получения которых довольна утомительна. Как итог, охотничий и
рыбный промыслы оказались в теневой экономике, что в целом устраивает промысловое насе-
ление, поскольку оно воспринимает свою жизнь на Северной Сосьве как островную, дорожит
свободой, малолюдьем и критически относится к любым проектам развития территории. Пока
в район не зайдет крупная промышленность, традиционные промысловые практики будут об-
ладать некоторым этноподдерживающим эффектом, поскольку являются базовыми в культуре
жизнеобеспечения коренного населения.
1. Абрамов И.В. Отгонное оленеводство в горах Северного Урала: история, маршруты и этносоциаль-
ное значение // Материалы конф. «Природные и исторические факторы формирования современных
экосистем Среднего и Северного Урала» 13-17 марта 2017 г. п. Якша: Изд-во Печоро-Илычского
зап-ка, 2017. С.4-8.
2. Адаев В.Н. Традиционная экологическая культура хантов и ненцев. Тюмень: Вектор Бук, 2007. 240 с.
263
3. Латушко Ю.В. Экологические и культурные факторы развития сложного общества на Гавайях // Ой-
кумена. 2016. № 16. С.8-22.
4. Левин М.Г., Чебоксаров Н.Н. Хозяйственно-культурные типы и историко- этнографические области
(к постановке проблемы) // Советская этнография. 1955. № 4. С. 3-17.
5. Соколова З.П. К происхождению современных манси // Советская Этнография. 1979. № 6. С.46–58.
6. Федорова Е.Г. Рыболовы и охотники бассейна Оби: проблемы формирования культуры хантов и манси.
СПб., 2000. 365 с.
7. Cohen Y. Culture as Adaptation. In: Y. Cohen (ed.) Man in Adaptation: The Cultural Present. Chicago:
Aldine, 1968. Pp. 40-60.
8. Ingold T. The Perception of the Environment: Essays in Livelihood, Dwelling and Skill. London and New
York: Routledge, 2000. 465 p.
åÄêòêìíõ äéãéçàáÄñàà ëàÅàêà äÄä èÖêÇéçÄóÄãúçÄü äÄçÇÄ

äìãúíìêçéÉé ãÄçÑòÄîíÄ
Ганопольский М.Г.
Институт проблем освоения Севера СО РАН, Тюмень, Россия, gmichaelg@mail.ru
COLONIZATION ROUTES IN SIBERIA AS A PRIMARY CANVAS

OF CULTURAL LANDSCAPE
Ganopolsky M.G.
Institute of the problems of Northern development SB RAS, Tyumen, Russia, gmichaelg@mail.ru
Abstract: The article considers the main steps of routes planning in Siberia and the colonization
of Siberian landscapes. Colonization’ direction is regarded as a primary canvas of the cultural land-
scape which has been developed during the centuries. The directions analysis is based on two aspects:
1) historical dynamic’s succession; 2) consistent changing of their typology. Main theoretical model is
based on historical changing frame of reclamation and further settlement. Reclamation is interpreted
wider than colonization which determines an extensive character of culture in its historical develop-
ment and geographical meaning. This way the native culture may be determined as reclamation culture.
Despite of landscape paradigm of the western irrational tradition, the cultural landscape in Russian cul-
ture is regarded inside an extensive character of its enlargement. So, there is a tendency to set the land-
scape metaphysics against its socio-cultural physics — the roads are not the ways of communication
but also the translation of reclamation values. Modern territory of Tyumen Region is an example of
theoretical search, a base of primary Siberian colonization and stays the same for the future. The devel-
opment’s culmination was in the New industrial period. The systems of production and non-
production’s placement within the oil and gas extraction areas were the result of interaction between
pre-industrial and new industrial schemes of reclamation: oppression, succession, compromise. This
heterogeneity is a result of the placement’s practical structure which became a canvas for cultural land-
scape of new replacement’s region.
На ранних этапах русского освоения Сибири (конец XVI — начало XVIII вв.) наибольшее
значение имел комплекс сухопутных и водных транссибирских маршрутов, который условно
можно обозначить как “Сибирский путь”. Одним из его важнейших звеньев являлась Бабинов-
ская дорога, соединившая в 1597 году Соликамск и Верхотурье. На этом маршруте было рас-
положено большинство городов и острогов, сыгравших важную роль в закреплении за русским
государством новых восточных земель. Это Чердынь, Соликамск, Верхотурье, Тюмень, То-
больск, Тара, Енисейск, Иркутск, Якутск и др. В ходе колонизации этих мест доминирующими
были промысловые и аграрные формы хозяйствования.
В начале XVIII столетия “Сибирский путь” постепенно начинает терять свою роль в коло-
низации Азиатской России, поскольку на смену ему пришла новая сеть транссибирских сухо-
путных маршрутов, расположенных на несколько сотен километров южнее. Именно она стала
определяющей в первичной промышленной колонизацией края. Это был своего рода новый
географический вектор простирания России на Восток, выступавший к тому же в роли транс-
264
лятора целого ряда освоенческих ценностей. Соответственно происходит изменение характера
освоения: от военной экспансии — к хозяйственному использованию территории. Остроги те-
ряют свое военное назначение и становятся административно-хозяйственными единицами. В
схеме расселения появляются новые элементы, транслирующие инновационные импульсы не
только вдоль маршрута (от центра — к центру), но и радиально — от центра к периферии. Раз-
виваются торговые связи, зарождаются транспортные ответвления. Вместе с тем последующее
изменение структуры освоения-расселения происходит уже не на всем пространстве, а пре-
имущественно в южных районах, в зоне аграрной колонизации. Трасса освоения обрастает
крестьянскими поселениями и представляет собой линейную предкаркасную модель. Север-
ные же районы остаются под властью первичных освоенческих форм [Ганопольский, Литенко-
ва, 2005]. Преемником “Сибирского пути” становится маршрут Большого Сибирского тракта,
во многом предопределивший основное направление будущей Транссибирской магистрали. Он
же стал первоначальным “организатором” разветвленной основы опорного каркаса освоения,
по которой последовательно распространялись импульсы аграрного, торгового и промышлен-
ного развития Урала и Западной Сибири. Тем самым, складывается первоначальная канва
формирующегося культурного ландшафта.
Особого внимания в связи с этим заслуживает территория современной Тюменской облас-
ти. В силу целого ряда обстоятельств она в концентрированном виде выражает общие тенден-
ции формирования культурного ландшафта сибирских регионов. Она стала плацдармом пер-
воначальной колонизации Сибири, продолжала оставаться таковым на последующих ее этапах
и в какой-то мере сохраняет эту особенность в наши дни. Таким образом, ее можно рассматри-
вать в качестве порождающего ядра простирания России на Север и Восток.
В доиндустриальный период здесь формируется линейный маршрут колонизации с харак-
терным точечным оцентрованием территории. Данный маршрут — это след военной экспан-
сии и последующего закрепления на территории с помощью возведения острога. Оцентрование
территории городами-острогами — процедура присвоения пространства, характерная не толь-
ко для данного региона, но и для всей России в ходе расширения ее территории за счет внеш-
них владений. Но в Сибири маршрут становится особо значимым. Он определяет направление
освоения, намечает новые ориентиры хозяйственного развития, закладывает основу попутной
схемы расселения в качестве примитивного каркаса.
При новом индустриальном освоении оформление пространственной структуры происхо-
дит иначе. Оно начинается с нанесения проективного эскиза. В его основе плановый принцип
хозяйственного использования территории, не ставящий вначале задач формирования посто-
янных расселенческих структур. В пространственном отношении — это оцентрование место-
рождений по мере их обустройства и ввода в эксплуатацию (точечно-площадное оцентрование
территории). Возникающие опорные базы — это местные центры индустрии. Организацион-
ными и информационными потоками они связаны с Центром — штабом освоения.
Индустриальное освоение уже на первых этапах закладывает корпоративно-ячеистую
структуру региональной популяции, ориентированную на организационно-технологическую
схему добывающего производства. Топология расселения становится проекцией этой схемы,
воспроизводя производственные стандарты даже в части объектов социальной инфраструкту-
ры. Формируется характерная для этих мест структура производства-расселения. Несмотря на
ущербность такого рода обслуживающих расселенческих схем, дальнейшее развитие внутри-
промысловой сети производственных объектов и коммуникаций становится скрепляющим мо-
ментом для формирования локальных поселенческих сообществ. Поэтому, когда впоследствии
начинают развиваются наземные линии грузового и пассажирского транспорта, они уже имеют
дело со сформированными ячейками локального расселения. Это дает толчок стихийному про-
цессу градообразования. Многие поселения, спланированные как временные, перерастают в
постоянные. Вначале они группируются вокруг внутрипромысловой сети, а затем соединяются
в цепочки, формируя качественно новые структуры расселения.
Таким образом, отличительная черта процесса заселения при новом индустриальном ос-
воении — формирование расселенческих структур в непосредственной близости от месторож-
дений, то есть в местах труднодоступных, не всегда пригодных для постоянного проживания и
осуществления трудовых функций в стационарном режиме. Воздушный транспорт долгое вре-
265
мя оставался здесь основным средством грузового, пассажирского и даже внутрипромыслово-
го производственного сообщения. Но при этом ни вахтовый, ни вахтово-экспедиционный, ни
другие нетрадиционные методы труда не получили широкого распространения. Эти места ста-
ли активно заселяться.
Сложившаяся структура является итогом различных способов взаимодействия доиндуст-
риальной и новой индустриальной схем освоения: подавления, преемственности, компромис-
са. Так, основной костяк каркасной структуры сформировался в период нового индустриаль-
ного освоения путем подавления очаговых, дисперсных и иных доиндустральных форм
расселения. Наиболее разветвленные участки развивались как результат преемственности при
смене схем освоения. А участки фрагментарного развития имеют в своей основе доиндустри-
альную схему с различной степенью последующего индустриального влияния [Ганопольский,
Литенкова, 2005].
Понятно, что для того, чтобы данная модель приобрела не только социально-
экономическое, но и социально-культурное звучание, необходимо вписать ее в каркас и опре-
делить степень устойчивости каркаса как социокультурной системы. То есть речь может идти
о способе диагностики социокультурного локалитета по его “рентгеновскому снимку” —
структурно-коммуникативной модели. Понимание этой проблемы и стало отправной точкой
при определении перспектив дальнейшего исследования.
Сформулируем эти перспективы в виде концептуальных основ разработки комплексной
структурно-коммуникативной модели социокультурного пространства.
1. Проблема освоения является ключевой. Освоение понимается не столько как синоним
колонизации, а в более широком смысле — как сущностная черта отечественной культуры,
актуализация которой в большинстве случаев проявлялась в экстенсивном характере историче-
ского развития и географического развертывания. Тем самым, отечественную культуру вполне
можно определить как культуру освоения.
2. Маршруты наступления на Сибирь и колонизации сибирских просторов складывались
в единую сеть — исторически изменчивый опорный каркас освоения и последующего расселе-
ния. Со временем существенную роль в нем начинают играть узловые элементы: остроги, воз-
никающие вокруг них поселения, храмовые сооружения и т. д. Опорный каркас в единстве его
линейных и узловых элементов — это своего рода канва формировавшегося на протяжении
столетий доиндустриального культурного ландшафта.
3. В Тюменской области периода нового индустриального освоения эта канва радикально
меняется: освоение территории в районах нефтегазодобычи приобретает характер площадного
фронтира, принципиально иным становится рисунок расселения.
4. В отличие от парадигмы ландшафта, сложившейся в рамках иррационалистической
традиции, культурный ландшафт в контексте русской культуры можно рассматривать как ак-
туализацию экстенсивного характера ее расширения. Отсюда и стремление противопоставить
метафизике ландшафта его социокультурную физику, то есть рационалистическую трактовку
коммуникаций как дорог (путей сообщения), организующих не только продвижение на новые
земли, но и трансляцию освоенческих ценностей как смыслов обновляющейся культуры.
5. Теоретической моделью, способной воссоздать существенные черты социокультурного
облика становящегося региона является структурно-коммуникативная модель. Она представ-
ляет собой развитие идеи опорного каркаса и позволяет в рамках единого подхода сочетать: а)
эволюцию коммуникаций (как путей сообщения и трансляторов общения); б) эволюцию горо-
дов (как хозяйственных, социальных и культурных центров); в) экспликацию ценностно-
смысловых инвариантов, свидетельствующих о наличии преемственности в эволюции социо-
культурного пространства региона (от исторических предпосылок — до перспектив современ-
ного развития).
1. Ганопольский М.Г., Литенкова С.П. Структура расселения в Тюменской области: особенности гене-
зиса и перспективы развития // Известия РАН. Серия географическая. 2005. №3. С. 56-62.
2. Ганопольский М.Г., Федоров Р.Ю. Магистрали освоения как основа формирования культурного
ландшафта региона (опыт историко-географической реконструкции) // Вестник Тюменского госуни-
верситета. 2006. №5. С. 150-155.
266
ÇàáìÄãúçÄü èêÖáÖçíÄñàü ëÄäêÄãúçéÉé ãÄçÑòÄîíÄ
(èé åÄíÖêàÄãÄå áÄìêÄãúü)
Ермакова Е.Е.
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, elenaprema@mail.ru
VISUAL INTERPRETATION OF A SACRED LANDSCAPE OF TRANS-URALS

Ermakova E.E.
Tyumen State University, Tyumen, Russia, elenaprema@mail.ru
Abstract: The article centers around the category of a sacred landscape. It has not become mean-
ingful enough in the scientific community yet. In that context, its veridical definition that would be
generally accepted and structure analysis do not still exist. The characteristics of a sacred landscape
should be associated with geographical data. They should form an approach for studying shrine. Land-
scape is the area which is structured through categories of center/core and periphery. This is the loca-
tion of a shrine in a definite territorial domain. The effect of a shrine should be taken into consideration
when structuring life and culture environment of a community and its neighborhood. The physical
manifestation, or visual interpretation, can become another aspect in studying a sacred landscape. In
connection therewith, it is a visual manifestation of a sacred landscape based on the data of Trans-Urals
which is reviewed in the article. The article offers the model for its description including several pa-
rameters. Firstly, it is the specificity of a location choice for the future sacred topos. Secondly, there are
physical parameters of a sacred object (form, dimension, color and others). Thirdly, there are peculiar
properties of the appearance of a place (sign plates, fences, planting, constructions and others). Hypo-
thetically, the types of sacred landscapes should be formed on the grounds of a visual conception, and
common factors should be revealed. However, the present research only raises questions and traces ap-
proaches but it does not reply them determinately so far.
Одна из характерных черт религиозного сознания — наделение сакральным статусом при-
родных или рукотворных мест и объектов. Человеку свойственно не просто верить в Бога и
божественные силы, но и еще «подтверждать» эту веру вне себя находящимися материальны-
ми реалиями, которые ее «иллюстрируют», визуально представляют. Например, для право-
славной народной культуры особое значение обретают водные источники, рощи и деревья, го-
ры и камни, церкви и часовни, иконы и кресты, мощи и захоронения святых. Для современной
религиозной культуры (неоязычество, нью-эйдж и др. течения) актуальными будут ленточки
на деревьях, пирамидки из камней, лабиринты и другие объекты. Все вместе такие места и
объекты характеризуются как почитаемые, культовые, сакральные, сакрализованные, святые.
Они являются частью сакрального ландшафта территории как разновидности ландшафта куль-
турного. Далее рассмотрим терминологию.
Одна из форм освоения человеком природного ландшафта — наделение его культурными
смыслами. При этом обе его части — и природная, и культурная — составляют единое целое
[Руководство, 2013, с. 197; Геоэкология и природопользование, 2005, с. 277]. В связи с этой
общепринятой установкой под культурным ландшафтом понимается, например, «природно-
культурный комплекс, созданный и/или освоенный сообществом людей» [Иванова и др., 2009,
с. 11]. Ввиду многообразия культурных ландшафтов и относительной молодости науки о них
единой классификации этих объектов не существует. Одна из возможных классификаций
представлена в «Руководстве по выполнению Конвенции об охране всемирного наследия»
ЮНЕСКО, где культурный ландшафт делится на три категории (в рамках данной работы пере-
числять их не буду), и одна из них включает ландшафты с религиозными ассоциациями, в ча-
стности сакральные места [Руководство, 2013; см. также типологию культурных ландшафтов:
Веденин, Кулешова, 2001, с. 7–14]. Одно из определений сакрального ландшафта звучит так:
«… под сакральным ландшафтом понимают часть этнокультурного ландшафта, которую выде-
ляют и маркируют священными местами, определяя традиционное мировоззрение этносов»
[Воловик, 2013, с. 29]. Определение неплохое, если убрать из него сочетания «этнокультур-
ный ландшафт» и «традиционное мировоззрение», т. к. сакральный ландшафт характеризует и
267
многие современные тенденции, внеположные этносам и традициям, например, сакральные
места неоязычников.
Как отмечает М.Е. Кулешова, в номинациях «редко встречается типологическое понятие
“сакральный”, однако в кратких описаниях довольно часто встречается понятие “сакрального”,
либо “святого”, места» [Культурный ландшафт…, 2004, с. 151]. Она не дает четкое определе-
ние сакрального ландшафта, однако приводит некоторые его концептуальные характеристики:
он включает проведение религиозных церемоний, поклонение объектам культа, священнодей-
ствие, состоит из «сакральных (то есть священных, культовых, ритуальных) местностей» —
святых мест и религиозных центров различных конфессий, как христианских, так и иных [Там
же, с. 146, 148, 151]. Однако, полагаю, характеристика сакрального ландшафта должна быть
связана главным образом с географическими «измерителями», которые диктуют и подход к
исследованию святынь. Прежде всего, ландшафт — это территория, которая семантически
структурирована, например, через категории центра/ядра и периферии (ср.: «культовый
центр», «этнический сакральный центр»). Далее это территориальное расположение почитае-
мых святынь (территориальные классификации приведены выше), которые должны опреде-
ленным образом влиять на специфику их почитания. При описании самого почитаемого места
можно говорить о его топографии — особенностях рельефа местности и других особенностях
территории, например, о природных объектах, соседствующих со святыней, а также о «взаи-
моотношениях» типа местности и сакрализованного места. В целом использование категории
«ландшафт» и языка его описания призвано территориально структурировать почитаемые свя-
тыни в цельную систему (ср.: «сакральная территория», «священная территория»), а отсюда и
применение метода картографирования в исследованиях о них. Наконец, нужно учитывать
функционирование почитаемой святыни в динамике, в процессе создания сакрального ланд-
шафта. Здесь речь идет об изучении воздействия святыни на организацию (конструирование)
жизненного и культурного пространства поселения и его округи [Тишков, 2003; Фадеева, 2002,
с. 124–125; Адаев, 2013]. Еще одним аспектом в изучении сакрального ландшафта может стать
его физическое выражение, или визуальная презентация — ведь ландшафт это то, что имеет
«лицо», визуально оформлено. В целом обращение к сакральному ландшафту — это история
взаимодействия природы и человека, когда последний антропогенезирует [Калуцков, 2008, с.
153] новую жизненную среду через новые символы, социально «включающие» ее в круг того
культурного социума, с которым этот человек/группа людей себя соотносит. Таким образом,
речь идет о процессе сакрализации пространства. «Метками» на этой территории будут суще-
ствующие или сделанные почитаемые объекты — камень, родник, крест и др. и их названия,
надписи, фольклорные тексты, мифы, ритуал, то есть, по словам В.А. Тишкова, «физическое и
ментальное выражение организации пространства человеком» [2003].
Формами визуальной презентацией сакрального ландшафта могут являться следующие его
параметры.
1. Специфика выбора места для будущего сакрального топоса.
Зачастую сакральное место отличается от окружающего ландшафта, или в нем после са-
крализации находят такие черты естественного ландшафта, благодаря которым на это место
можно указать (пригорок, край леса, речная терраса и др.). Однако во многих случаях эти чер-
ты ландшафта неброские, неявные. В некоторых случаях выбирают место, найти которое дос-
таточно трудно без проводников (например, Тарасьев колодец у староверов Зауралья, вблизи д.
Дружинина Курганской области). В некоторых случаях сакральный объект может возникнуть
на том месте, которое уже связано с именем какого-либо святого. Например, почитаемый ста-
роверами Зауралья Тарасьев колодец, по одной из легенд, возник над могилой Святого Тара-
сия, родного брата Мирона Галанина. В настоящее время, когда конструируют «маркетинго-
вые» сакральные ландшафты (используемые целенаправленно для брендирования территории
и привлечения посетителей), выбору места уделяется особое внимание. В этих случаях выби-
раемое место чрезвычайно аттрактивно и даже уникально. На территории санатория «Жем-
чужный» на высокой террасе старцы р. Пышмы, имеющей здесь форму подковы, стоит сосна;
кроме того, в перспективе открывается вид на православный храм в с. Богандинском. Именно
эти элементы ландшафта были использованы сотрудниками санатория для сакрализации
ландшафта. Раскидистое дерево получило название «Дерево счастья и исполнения желаний».
По инструкции, стоя рядом с ним, необходимо протянуть руки вверх ладонями и загадать же-
268
лание; при этом «река принесет то, что вы хотите, а то, что не нужно, от себя отправили вместе
с течением». Ленточки на дерево не повязывают, считая это языческой традицией (свою роль
здесь, видимо, сыграло наличие православного храма).
2. Физические параметры сакрального объекта (например, форма, размер, цвет, структур-
ные особенности формы и др.).
Если объект выделяется из ряда других похожих, становясь сакральным благодаря припи-
сываемым ему свойствам (медиатор между профанным и божественным, способность к исце-
лению и др.), то он становится уникальным внешне. Причем даже если сам объект ничем осо-
бенным не отличается, то специфичными могут быть его «проявления», даже если визуально
они, как правило, не материализуются.
В молельном доме в с. Рафайлово с 2010 г. находится осколок Свято-Успенского собора
Симонова монастыря [Ермакова, 2016]. В 2010 г. руководитель местной православной общины
Е.Г. Швецова посетила место последнего служения Андрея Рафайловского — Симонов мона-
стырь в г. Москве, перед этим побывав в Сергиевой Лавре, где духовник Лавры Старец Наум
сказал ей: «“Поезжай в Симонов к Андрею. Будет тебе камень. С него все и начнется”». В свою
очередь настоятель Симонова монастыря Андрей, после того как она рассказала ему о своих
поисках и попросила взять хоть горсточку земли, ответил: «“Зачем землю? Бери камень!”».
Размер камня — 27 см в длину, 19 см в высоту (до самой высокой точки), 9 см в ширину. По-
сле установления его под иконой преподобного Андрея и после молитвы прихожане стали
прикладываться к «камушку». По наблюдению членов общины, спустя незначительное время
от камня стало исходить благоухание, сначала еле уловимое, а затем более сильное. Рассказы-
вает один из членов православной общины села: «Приложимся (к камню. — Е.Е.), помолимся,
идем домой — легко, легко, легко. Он даже у нас в другой раз как даст такой запах, такой не-
обыкновенный вообще! Благоухание такое от него! Уже сколько раз было. Это вообще не пе-
редать, что там происходит с ним. Другой раз, особенно когда праздники большие, откроешь
ту дверь (в помещение, где находится камень. — Е.Е.) — дак аж как какой-то туман там кру-
гом этого камушка делается». В определенные дни камень источает особенно сильные арома-
ты, а визуально его обволакивает благоухающее облачко.
3. Особенности оформления места (рукотворные объекты, создающие соответствующий
антураж: таблички, оградки, насаждения, постройки и др.).
При конструировании маркетингового сакрального ландшафта «модными» материалами
оформления места являются цветные ленточки. Например, частью ландшафта санатория «Си-
бирь» стало «Семейное дерево». «Проработка» сакральных смыслов этих объектов осуществ-
ляется, в том числе, на сеансах психотерапии и в рамках ландшафтной терапии: «Занятия на-
чинаются с небольшой пешей прогулки в живописном месте на берегу озера, заботливо
укрытом холмами. После нее участники занятия поднимаются на возвышенность и вяжут лен-
точки на «дереве семейного благополучия», помогающем в осуществлении желаний. Сначала
необходимо обойти дерево три раза по часовой стрелке, а затем завязать ленту таким образом,
чтобы нижний конец был длиннее, а верхний короче. Ленты не должны превышать ширину в
один палец руки человека. Имеет значение и цвет ленты. Белый означает чистоту дел и помы-
слов. Завязывая узелки на белой ленте, просят о здоровье. Красный — символ солнца, символ
тепла, жизни и достатка. Завязывая узелки на красной ленте, человек обращается к духам —
хозяевам местности и просит сил и удачи. Синий цвет — символ чистого неба, обращение к
Небу, связь с Космосом, с «верхним миром». Завязывая узелки на ленточке этого цвета, просят
о хорошей судьбе [Ландшафтная терапия, URL].
Гипотетически должны формироваться некие типы сакральных ландшафтов на основании
их визуальной презентации, выявляться общие закономерности. Можно говорить также о сте-
реотипных моделях оформления почитаемого места или объекта, или сакрального ландшафта в
целом. Впрочем, настоящее исследование пока только ставит вопросы и намечает подходы к
ним, а не решительно отвечает на них.
1. Адаев В.Н. Сакрализация пространства как текущий процесс в культуре юганских хантов-
переселенцев // Вестник Новосиб. гос. ун-та. Сер.: история, филология. 2013. Т.12, вып. 7: археоло-
гия и этнография. С. 296-301.
269
2. Веденин Ю.А., Кулешова М.Е. Культурный ландшафт как объект культурного и природного насле-
дия // Изв. АН. Сер. географическая. 2001. № 1. С. 7-14.
3. Воловик В.Н. Категории сакрального ландшафта // Географ. вестник. 2013. № 4. С. 26-34.
4. Геоэкология и природопользование. Понятийно-терминологический словарь / Авт.-сост. В.В. Козин,
В.А. Петровский. Смоленск: Ойкумена, 2005. 576 с.
5. Ермакова Е.Е. Конструирование религиозного ландшафта в селе Рафайлово Тюменской области //
Гум. науки в Сибири. 2016. Т. 23. № 2. С. 58-61.
6. Иванова А.А., Калуцков В.Н., Фадеева Л.В. Святые места в культурном ландшафте Пинежья (мате-
риалы и комментарии). М.: ОГИ, 2009. 512 с.
7. Калуцков В.Н. Ландшафт в культурной географии. М.: Новый хронограф, 2008. 320 с.
8. Культурный ландшафт как объект наследия / под ред. Ю.А. Веденина, М.Е. Кулешовой. М.: Инсти-
тут Наследия; СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. 620 с.
9. Ландшафтная терапия // Официальный сайт санатория «Сибирь» [Электронный ресурс]. Режим дос-
тупа: http://www.sibircentr.ru/lechenie/landshaftnaya-terapiya/, свободный. (Дата обращения:
22.05.2017).
10. Руководство по выполнению Конвенции об охране всемирного наследия. Июнь, 2013 // Министерст-
во культуры РФ: официальный сайт [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://mkrf.ru/
upload/mkrf/mkdocs2013/26_11_2013_4.pdf, свободный. (Дата обращения: 09.03.2016).
11. Тишков В.А. Реквием по этносу: исследования по социально-культурной антропологии. М.: Наука,
2003. 544 с.
12. Фадеева Л.В. «Память пространства»: устные рассказы о святых местах в полевых записях // Сла-
вянская традиц. к-ра и совр. мир. 2002. № 4. С. 124-135.
ãÄçÑòÄîíéå «êéÜÑÖççõÖ»:
çÖäéíéêõÖ ùíçàóÖëäàÖ éëéÅÖççéëíà êìëëäàï à üèéçñÖÇ
Завьялова О.Г.1, Данилова Ю.Н.2
1
Курганский государственный университет, Курган, Россия, kaf_bgd@rambler.ru
2
Курганский областной краеведческий музей, Курган, Россия, uliana.d2016@mail.ru
“BORN” BY LANDSCAPE: CERTAIN ETHNOLOGICAL PARTICULARITIES

OF RUSSIANS AND JAPANESE
Zavialova O.G.1, Danilova Yu.N.2
1
Kurgan State University, Kurgan, Russia, kaf_bgd@rambler.ru
2
Kurgan Museum of Local Edge, Kurgan, Russia, uliana.d2016@mail.ru
Abstract: The landscape is not only the informative-cultural, material and sign system, but also
the original maternal base for ethnos forming. The ethnicity develops and inspires outward changes,
but its pivot preserves, keeps up the stability of the ethnical environment and resists its destruction. The
phenomenon of the ethnicity shows itself in the character nuances, in the people activities and belongs
to the ethnopsyhology. The specificity of ethnicity lies in the ethnos ability to perceive itself and the
world through the prism of own world picture and to build up the relations with the surrounding reality.
The traditions of the family institutions were the reserve for adaptation of Russian ethnos for a long
time; they show themselves in Siberia and in Zauralje Region especially vivid. Russians in Siberia be-
ing faced with extraordinary natural conditions, have not only survived, but have also formed the nu-
merous steadfast families and common groups of the old-residential population with special Siberian
character. Unlike Russians who constantly conquered new territories, Japanese felt the admiration in
the face of domestic nature, getting from it patience, endurance, apprehension of the beautiful. The
fuller the symbols reflect the mental legacy and the present condition of the ethnos, the more effective
they are used as a consolidating force.
«Красотой Японии рожденный», так называлась Нобелевская речь выдающегося писателя
современности Я. Кавабаты, перефразируя его стиль, мы подобным образом назвали свою ста-
тью, подчеркнув фундаментальную основу этногенеза — материнский ландшафт этноса. «Ге-
рои Кавабаты не мечутся в поисках денег или материальных благ. Бездонная скорбь и вопрос:
270
что же мешает этим живущим на Земле (выделено нами) людям увидеть ее красоту, которая
повсюду: в цветке, в листочке, в оперении птиц, в росе, в лунном сиянии? Все на Земле молча
кричит людям — мы несем вам великий дар, откройте глаза, пока ваш сон не стал вечным»
[Григорьева, 1993]. Ландшафт не только вещественная и знаковая система, информационно-
культурная, но, главным образом, «материнская» основа формирования любого этноса (по Л.
Гумилеву, «вмещающий» ландшафт) [Гумилев, 2002]. «Исторически сложившийся культур-
ный ландшафт — не склад случайных вещей» (Б. Родоман) [Родоман, 1999]. В нашем, «япон-
ском» контексте, ландшафты, вернее их восприятие и освоение людьми, можно сравнивать со
словами (или буквами), например, русского языка или иероглифами японского. Первые — ли-
нейные, отдельные и разрозненные, вторые — вертикальные, написанные сверху вниз — каж-
дый абсолютно цельный и самостоятельно звучащий («от неба к земле»).
Л.Н. Гумилев рассматривал этнос как биогеографическое явление, им введено представле-
ние об этноландшафтном равновесии — соответствии состояния этноса окружающему при-
родному ландшафту: «Этносы всегда связаны, с природными условиями, ландшафтами…
Ландшафт определяет возможности этнического коллектива при его возникновении, а новоро-
жденный этнос изменяет ландшафт применительно к своим потребностям. Затем наступает
привычка к создавшейся обстановке, становящаяся для потомков близкой и дорогой» [Гуми-
лев, 2002]. Так, в Южном Зауралье, лесостепной ландшафт стал основой коэволюции тюркских
кочевых народов (башкир, калмыков, татар и др.) и пришедших позднее русских переселенцев
(земледельцев). В основе взаимосвязей этносов лежал процесс их общей хозяйственной дея-
тельности, освоения ландшафтов территории. Все это составило основное содержание и ста-
новление Южно-зауральской этноконтактной зоны [Завьялова, 2004]. Безусловно, общее при-
родопользование (технологии) сближает людей, но это не свидетельствует о нивелировании их
этнических констант, стереотипов жизнедеятельности, этнической культуры. Примеров сохра-
нения своей этничности в условиях глобализации множество (японцы, китайцы, индусы и мно-
гие другие этносы в значительной степени сохранили свое «этническое лицо»).
Участники дискуссии по теории этноса, в частности, отмечают, что этнографы пока не
располагают общепризнанными инструментами анализа явлений культуры в этногенезе, ана-
логичными лексикостатистическим и этнолингвистическим методам, обзор мнений о феноме-
не этничности, свидетельствует о необходимости изучения конкретных механизмов формиро-
вания этничности в конкретных условиях. Согласно информационной теории коммуникаций,
человек конструирует объекты своего окружения, придавая им значения на основе собствен-
ной деятельности. И-Фу Тан, представитель американской школы географии человека, счита-
ет, что одной из задач этого направления является «улучшение понимания того, каким образом
локальности и окружающая среда в целом, становятся окрашенными чувствами и мышлением,
тем более, что ощущаемое (мыслимое) качество пространства никогда не может быть полно-
стью познано описанием природных (физико-географических) структур, и никакие из людских
путей не ведут туда» [Tuan, 1978]. Относительно людских путей — мысль весьма спорная, т. к.
человек «вышел» из природы и туда же «возвращается», постоянно с ней контактируя. Со всем
остальным, трудно не согласиться.
Несмотря на усиливающиеся процессы глобализации и единства человечества, в любом
«единстве» и целостности существуют свои пределы. На наш взгляд, таковыми будут этниче-
ские константы — или неизменные структурообразующие элементы этноса, его этнический
«стержень» [Завьялова, 2004]. К.Г. Юнг связывает образование этносов с архетипами их кол-
лективного бессознательного. Архетипы — есть основания мышления (часть сознания, из ко-
торой мышление рождается), т. е. испокон веку это наличные всеобщие образы. Юнг включает
в понятие коллективного бессознательного всеобщие «содержания и образы поведения», некое
людское «хранилище» их [Юнг, 1996].
Таким образом, особенности «коллективного бессознательного», формы его проявления и
составят, на наш взгляд, этнические константы. Сохранение этноконстант составит сущность
(феномен) этничности, а этничность можно рассматривать как совокупность особых, про-
странственно-локализованных адаптаций той или иной общности, ощущаемых как этнические
ценности. Этничность развивается и изменяется в зависимости от внешних перемен, но стер-
жень этничности остается, поддерживает устойчивость этнической среды и сопротивляется ее
271
распаду. В этническом бессознательном заложены защитные механизмы, поддерживающие
внутреннюю целостность этнической картины мира. Этнический феномен или феномен этнич-
ности «материален, он существует вне и помимо нашего сознания, хотя и локализуется в дея-
тельности нашей сомы и высшей нервной деятельности. Он проявляется в оттенках характера,
деятельности людей и относится к этнопсихологии», — писал Л. Гумилев [Гумилев, 2002].
Специфика этничности заключается в способности этноса воспринимать себя и мир сквозь
призму собственной картины мира и на ее основе строить отношения с окружающей действи-
тельностью. В образном виде менталитет можно представить своеобразной графической
«строительной конструкцией» — «домом», фундамент которого — сфера «коллективного бес-
сознательного» (этнических констант), «крыша» — уровень самосознания индивида. Структу-
ру менталитета образуют «картина мира» и «кодекс поведения», их взаимодействие составит
менталитет.
Рис. 1. Структура этнического менталитета
Резерв адаптивной изменчивости этноса реально существующее явление. Это отчетливо

проявляется в продолжительности жизни того или иного этноса, одни этносы рано умирают,
другие рождаются и развиваются весьма длительное время, например, китайцы. Хранителем
резерва адаптации русского этноса длительное время были, на наш взгляд, традиции института
семьи, особенно ярко они проявились в Сибири и в Зауралье. Русские в Сибири, столкнувшись
с чрезвычайными природными условиями, не только выжили, но и образовали многочислен-
ные стойкие семейные и общинные группы старожильческого населения с особым сибирским
характером (челдоны, или чалдоны, как их называют в Зауралье). Живучесть сибиряков про-
демонстрировали дальнейшие события (войны и голод, репрессии и раскулачивание). Выстоя-
ли и выжили. Некий «сухой остаток» этой живучести сохраняется и поныне.
В отличие от русских, постоянно завоевывавших пространство, японцы испытывали чув-
ство восхищения перед родной природой, учась у нее терпению, выносливости, чувству пре-
красного. Синтоизм, национальная религия и система мировоззрения, учил японцев с благого-
вением относиться к горам и долинам, полям и рощам: и в XXI веке в Японии существуют
священные места, осквернять которые своим появлением человек не в праве. Осваивая в эпоху
средневековья новые территории, японцы старались свести к минимуму свое вмешательство в
естественный ландшафт. И сегодня рядом с индустриально развитыми районами продолжают
существовать территории, нетронутые цивилизацией.
Ведущие этические принципы, лежащие в основе японской культуры, сформировались во
многом благодаря природе, окружающей жителей Страны Восходящего Солнца. Амаэ («забот-
ливость») — возделывая рисовые поля, люди понимали, что от их заботы к каждому колоску
зависит их собственное существование. Гири («долг») — человек понимал свою ответствен-
ность перед каждым живым существом, проживающим рядом с ним (многие исследователи
говорят об особой экологичности японской культуры). Энре («сдержанность») — японцы
умеют «брать» у природы только самое необходимое, довольствоваться малым. Они умеют
ценить свое жизненное пространство и уважать жизненное пространство другого, будь то их
соотечественник, дерево или цветок. Природный ландшафт помог японцам сформировать и
важнейшие эстетические принципы. Саби («следы времени») — особе отношение, по их мне-
нию, заслуживают старые необычной формы деревья или скалы, камень поросший мхом —
все, на чем лежит печать архаического естественного несовершенства. Ваби («простота») —
272
возводя строение, японцы стараются максимально вписать его в ландшафт, подчеркнуть ис-
кусственно созданными формами природные линии. У них может вызвать восторг прекрасный
вид, внезапно открывшийся их взору. Югэн («красота недолговечности») — особое очарование
явлений природы состоит в их недолговечности, постоянной изменчивости.
Обратитесь к выдающимся произведениям художественной или дневниковой литературы —
«Гэндзи моногатари» Мурасаки Сикибу, «Запискам у изголовья» Сэй Сенагон, стихотворным
антологиям «Маньесю» или «Кокинсю» — в них вы найдете упоминания о том или другом
элементе ландшафта, носящим звучное название, имеющим давнюю историю. Перечитывая
произведения, японцы словно путешествуют по родной стране, мысленно любуясь красотой ее
природы, ландшафта.
Чем полнее символы (архетипы) отражают психическое наследие и нынешнее состояние
этноса, тем эффективнее они используются в качестве консолидирующей силы. Следование
культуре (архетипам) своего этноса является детерминантой его развития. Спектр мнений о
феномене культуры и причинах ее изменений безграничен. Ряд авторов выделяет в этнической
культуре культурную тему, центральную зону культуры, другие элементы, составляющие оп-
ределенную конфигурацию культуры [Лурье, 1998]. Вокруг центральной зоны культуры кри-
сталлизуется картина мира этноса. Можно предложить некоторое уточнение в данной схеме.
Культура ландшафтопользования будет составлять, на наш взгляд, основу центральной зоны
культуры, «стержень» будет «вылит» из этноконстант (архетипов). Все выше названные эле-
менты можно представить в виде «волчка»: культура ландшафтопользования — нижнее осно-
вание волчка, вокруг этнического «стержня» все и «крутится».
1. Григорьева Т. Красотой Японии рожденный. М.: Искусство, 1993. 464 с.
2. Гумилев Л.Н. Этносфера: история людей и история природы. Серия «Вехи истории». СПб.: ООО
Изд. Дом «Кристалл», 2002. 576 с.
3. Завьялова О.Г. Природопользование и развитие: этногеосистемный анализ (на примере Южного За-
уралья). Тюмень: Изд-во Тюменского гос. ун-та, 2004. 252 с.
4. Родоман Б.Б. Территориальные ареалы и сети. Очерки теоретической географии. Смоленск: Ойку-
мена, 1999. 256 с.
5. Юнг К.Г. Психология бессознательного. М.: Наука, 1996. 387 с.
6. Yi-Fu Tuan. Sign and metaphor // Anna of the Association of American Geographer, 1978.
ùëíÖíàäé-ÄçíêéèéãéÉàóÖëäàâ ïÄêÄäíÖê
ãÄçÑòÄîíÄ íìêàëíàóÖëäéÉé åÄêòêìíÄ
Захарова О.В.1, Суворова Л.Г.2
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия,
1
olga.hazarova@mail.ru, 2lgsuv@yandex.ru
AESTHETIC AND ANTHROPOLOGICAL CONTENT

OF A LANDSCAPE OF TOURIST ROUTE
Zakharova O.V.1, Suvorova L.G.2
Tyumen State University, Tyumen, Russia, 1olga.hazarova@mail.ru, 2lgsuv@yandex.ru
Abstract: The figures and configurations of cultural objects can be used for meanings collections
and the polycultural landscape formation of a tourist route. The tourist route is considered to be not as a
sequence of cultural objects but as well as working out of meanings using esthetic and anthropological
methods. Embankment of the river Tura was investigated. This embankment has four level. It is one of
the favorite leisure areas of the citizens of Tyumen. One of the levels features bronze bas-reliefs dedi-
cated to historical events of Tyumen, sculptures and portraits of prominent citizens of the city, and
granite map of historical center. Configuration method combining cultural objects in the local multicul-
tural landscape will allow to strengthen the impression made on person and formation of senses, caus-
273
ing a new vision of cultural objects, biasing semantic accents from the field of pragmatic values into
the field of spirituality. In addition, it will be possible to develop qualitatively new tourist routes. Dur-
ing the research the conceptual criteria was developed for the measurement of figurative sense of cul-
tural objects. In further these criteria can be applied not only for developing of new tourist routes but
also for museum complexes, natural parks, etc. The use of the developed methodology can be applied
for the training process, working out humanitarian educational programs, plans implementation of the
territory development taking into account the careful attitude to the developed polycultural space, the
intercultural communications arising in various cultures and interrelationship.
Современные исследователи активно обсуждают моральные аспекты туризма [Butcher,
2003], исследуют значения, которые туристы придают местным достопримечательностям
[Knudsen at al., 2007], «читают» туристические маршруты как текст [Soica, 2016]. Данное ис-
следование посвящено изучению туризма в качестве смысловой практики и практики самопо-
знания человеком самого себя. Предлагаемые на сегодняшний день маршруты по своему со-
держанию не ориентируются на самопознание человека и на синхронизацию поликультурного
ландшафта. Между тем любой ландшафт предполагает наличие целого спектра смыслов,
имеющих ценностную, культурную, производственную, религиозную, экологическую и т. д.
направленности [Knudsen at al., 2008]. Эти смыслы могут дополнять и исключать друг друга,
иметь вертикальную и горизонтальную направленность, образовывать фигуры и конфигурации
и вступать в конфликты [Щербинин, 2005].
Смысловое содержание туристических объектов накапливалось в течение значительного
временного промежутка развития данной культуры. Поэтому невозможно отделить туризм от
вопросов самобытности принимающего населения. Пейзаж становится местом овеществления
идентичности, что наиболее ярко отражают некоторые фигуративные объекты, представляю-
щие интерес для туристов. Таким образом, если ландшафт собирает смыслы, то турист при
прохождении маршрута расшифровывает их, обнаруживая подсказки в ландшафте [Knudsen at
al., 2008]. Cложность ландшафта объясняется тем, кто проектирует ландшафт и почему; какие
существуют отношения между природой и обществом [Seductions of Place…, 2005].
Туристический маршрут рассматривается не как последовательность культурных объек-
тов, а как конструирование смыслов эстетико-антропологическими методами, что способству-
ет самообнаружению человеческой сущности.
Фигуры и конфигурации культурных объектов можно использовать для собирания смы-
слов и формирования поликультурного ландшафта туристического маршрута. Ландшафт здесь
трактуется как соединенность социального, природного и духовного (конфигурация эстетиче-
ского, экологического, хозяйственного, культурного аспектов).
Исследование представляет изучение комплексного объекта — поликультурного ланд-
шафта, который рассматривается нами как комплекс смыслов и форм. Разнородными элемен-
тами поликультурного ландшафта являются природные комплексы, хозяйственные объекты,
исторические памятники, различные социальные системы, национально-культурные традиции,
религиозные особенности, иносказательные формы культурных объектов и др.
Комплексное рассмотрение объекта подразумевает исследование всех элементов комплек-
са, их особенностей, конфигураций и приводит к выявлению новых пограничных смыслов по-
ликультурных объектов.
Смысловое содержание раскрывается комплексно, через анализ формы, гармонии или дис-
гармонии составляющих элементов, исторических смысловых перипетий и приключений, иг-
ровой характер культурного бытия. Комплексный подход применительно к нашему исследова-
нию предполагает не только смысловое постижение культурных объектов или их
конфигураций, но и эстетическое переживание, и потрясение, результатом которого и является
самораскрытие человеческой сущности.
Воздействие эстетических факторов на оформление человеческой сущности оказывается
стабилизирующим и гармонизирующим, сглаживающим проявления исторической вертикаль-
ной поколенческой или межэтнической горизонтальной несовместимости.
Фигуративность заключается в одновременном собирании природного, социального, куль-
турного пространства и социальных форм времени. Такое собирание приводит к укреплению
не только социальности, но и восстановлению человеческой целостности. Самообнаружение
274
человеческой сущности происходит через собирание смыслов и вынесение наружу бытия этой
сущности из глубин жизни. Ограничение смыслов в пространстве фигурами позволяет синхро-
низировать их между собой и придать бытию целосообразность. При конструировании опор-
ных точек маршрута могут использоваться два типа смыслообразования: 1) вертикальное
смыслообразование — через пласты истории; 2) горизонтальное смыслообразование — через
придание целосообразности одновременно существующим сферам общества и субкультурам
общества.
Тысячелетиями с помощью фигур и фигурок осуществлялась идентификация и самоиден-
тификация человека. Фигуры сжимают и собирают пространство и время. Сначала фигуры
крайне монструозны, а затем становятся все более очеловеченные, становятся мерилом всей
человеческой деятельности, ограничивая или, наоборот, побуждая в тех или иных действиях
[Щербинин, 2015]. При этом символическое начало фигур поддерживало, стимулировало ак-
тивность человеческого рода как деятельность сознательную, соединяя материальное и иде-
альное, мертвое и живое, телесное и духовное.
Формы фигуры могут быть геометрическими фигурами, астрологическими фигурами, ар-
хитектурными фигурами, фигурами животных, фигурами богов, фигурами человека, фигурами
мысли, историческими фигурами, политическими фигурами. При этом существует тенденция в
развитии фигуративности: от статики к динамике, от внешнего к внутреннему, материального
к идеальному, духовному.
В результате исследования разработаны концептуальные критерии для измерения фигура-
тивности культурных объектов, поскольку фигуративность предполагает не застывшие формы,
а живые смысловые конструкции, способствующие самообнаружению сущности человека по-
средством эстетического переживания.
Выявленные критерии фигуративности применимы к уже существующим культурным
объектам и могут быть использованы для обнаружения новых культурных объектов или кон-
фигураций объектов, являющихся точками наивысшего смыслового и эмоционального напря-
жения.
Все это будет способствовать созданию нового конфигуративного маршрута, целостно со-
единяющего имеющиеся на определенной территории культурные смыслы и способствующего
раскрытию человеческой сущности эстетико-антропологическими методами.
Для исследования нами был выбран современный туристический объект набережная реки
Туры. Уникальность выбранного объекта в том, что набережная Туры единственная четырех-
уровневая набережная в России. Высота которой составит 24 метра, а протяженность — 4 км.
Первая часть объекта была открыта в 2012 году. Набережная одно из самых популярных мест
отдыха тюменцев и гостей города.
Нами исследовалась набережная реки Туры как совокупность культурно значимых смы-
слов, отражающих исторические, социальные, природные особенности региона. Исторические
смыслы связаны с визуально воспринимаемыми объектами: Краеведческий музей «Городская
Дума», Историческая площадь — место, с которого началась Тюмень, Свято-Троицкий мона-
стырь основанный в 1616 году, и историей города, изложенной на бронзовых барельефах вдоль
реки. Социальные смыслы формируются такими объектами, как Мост влюбленных, который в
современном виде появился в 1987, зимний каток, фонтан-водопад и т. д. Природный ланд-
шафт формируется самой рекой, ее берегами, зелеными насаждениями, которыми заполнено
пространство между ярусами, открывающейся перспективой речной поймы и неба.
В процессе исследования использовались качественные (интервью), количественные (ан-
кетирование) методы и контент-анализ отзывов на интернет-сайтах. Анкета включала в себя
закрытые и полузакрытые вопросы о событиях, фактах, мотивах, мнениях, оценках и т. д. В
процессе интервью были заданы вопросы о любимых местах набережной, причинах их пред-
почтений и другие вопросы, выявляющие экзистенциальные смыслы и смыслообразующие
факторы. В процессе контент-анализа интернет-сайтов, содержащих отзывы о набережной,
были выявлены основные объекты, с которыми связан процесс смыслообразования, и характе-
ристики, которыми они наделяются.
Полученные результаты позволили выявить основные точки туристического маршрута,
направленного на самонастройку и самообнаружение человеческой сущности за счет исполь-
275
зования живых смысловых конструкций, выносящих наружу бытия сущность человека из глу-
бин жизни. Выбранные эстетические объекты или конфигурации объектов, являясь точками
наивысшего смыслового и эмоционального напряжения, воплощают предметно оформленный
смысл. Они вызывают «оживление» истории, социального пространства, результатом чего яв-
ляется живая реакция, эстетическое переживание и «оживление души».
Полученные результаты могут применяться не только при разработке новых туристиче-
ских маршрутов, но и музейных комплексов, природных парков и т. д. Применение разрабо-
танной методологии возможно в сфере образования при разработке гуманитарных образова-
тельных программ, в социальном управлении при реализации планов развития территории с
учетом бережного отношения к сложившемуся поликультурному пространству, при межкуль-
турных коммуникациях, возникающих на стыке различных культур и эпох.
1. Щербинин М.Н. Искусство и философия в генезисе смыслообразования (опыт эстетической антро-
пологии): монография. Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2005.
2. Щербинин М.Н. Эстетико-антропологический аспект смыслообразования в генезисе человеческой
сущности // Философская антропология. 2015. Т. 1. № 2. С. 20-35.
3. Butcher J. The moralisation of tourism: Sun, sand . . . and saving the world? Routledge, London (2003).
ISBN 0-415-29656-0
4. Knudsen D. C., Metro-Roland, M. M., Soper, A. K., & Greer, C. E. (2008). Landscape, tourism, and mean-
ing. Aldershot: Ashgate. ISBN 978-0-7546-4943-4.
5. Knudsen, D. C., Soper, A. K., & Metro-Roland, M. M. (2007). Commentary: Gazing, performing and read-
ing: A landscape approach to understanding meaning in tourism theory. Tourism Geographies: An Interna-
tional Journal of Tourism Space, Place and Environment, 9(3), 227–233. DOI:
10.1080/14616680701422681
6. Seductions of Place. Geographical perspectives on globalization and touristed landscapes. Edited by Car-
olyn Cartier and Alan A.Lew 2005). London: Routledge. P. 18.
7. Soica S. Tourism as practice of making meaning // Annals of Tourism Research 61 (2016) 96–110.
ùëíÖíàóÖëäÄü ÉÖéåéêîéãéÉàü. éëçéÇçõÖ èêàçñàèõ

Лихачева Э.А., 1Некрасова Л.А., 2Кладовщикова М.Е.
Институт географии РАН, Москва, Россия, 1nekrasova@igras.ru, 2marusya@igras.ru
AESTHETICAL GEOMORPHOLOGY. MAIN PRINCIPALS

Likhacheva E.A., 1Nekrasova L.A., 2Kladovschikova M.E.
Institute of Geography RAS, Moscow, Russia, 1nekrasova@igras.ru, 2marusya@igras.ru
Abstract: The paper presents main principals of the aesthetical geomorphology — a special scien-
tific branch of recreational and constructive geography, anthropogenic geomorphology. Aesthetical ge-
omorphology considers relief as natural, cultural-historical, territorial and recreational resource which
satisfies requirements of society in diverse and friendly (harmonious, ecologically amiable), natural
and constructively organized environment. Aesthetical geomorphology could be considered as a study
of the Earths’ surface forms, its variety and rules of adequacy, proportion, harmony, integrity and mate-
rial qualities, which allow considering geomorphological system as a unity in diversity. One of the
main problems is the methodology of educing and evaluating the artistic, aesthetical and cognitive
properties of relief. Methodological base of the aesthetical geomorphology is presented by three groups
of ideas: about human ecosystem, anthroposphere and geomorphological systems and properties. The
main tasks of aesthetical geomorphology are: to analyze the morphosculpture from the perspective of
cultural and historical heritage (including paleogeomorphological), favor for living, tourism and recrea-
tion towards aesthetical resources exposure; to evaluate favor (aesthetic qualities) of relief including
economic indexes derived from geomorphological (genesis, morphology) characteristics and to create a
data base for recreational purposes; to create protected areas of various rank and to practice an ecologi-
cal-geomorphological insurance; to plan and construct aesthetically favorable geomorphological condi-
tions through implying aesthetical rules.
276
Эстетика как наука или разновидность философского знания, с одной стороны, неотделима
от искусства, литературы, массового художественно-эстетического сознания, с другой — на-
ходится под влиянием «социального заказа» — уровня экономического и политического со-
стояния общества [Кондаков, 2008]. Природные объекты рассматриваются как компоненты
среды жизни человека, а с позиций «социального заказа» — как функционально-необходимые
компоненты культурной среды (или лучше — культурного пространства).
Функциональность форм рельефа как объектов чувственного восприятия осознавалась че-
ловеком издавна. В палеолите видовые точки (вершины, уступы, живописные скалы) выбира-
лись для культовых святилищ, что определило обожествление природных явлений, ритуальное
восприятие некоторых ландшафтных урочищ (горных долин, ручьев, источников), введение
системы строгих запретов на их хозяйственное использование. Следы подобных явлений, от-
носящихся к I-II тыс. до н. э., временам неолита, обнаружены археологами и этнографами во
многих регионах мира [Геттнер, 1930].
Эстетическое воспитание началось с момента возникновения цивилизации. Накоплен
большой багаж ценностей, в том числе и объектов природы: а) аксиоматически (не требую-
щих доказательств) прекрасных; б) мест исторических событий; в) мест излюбленных (ком-
фортных) для проживания, отдыха; г) мест необычных, удивительных, потрясающих вообра-
жение трудно объяснимого происхождения и т. д. И для каждого народа (социума, этноса) эти
объекты характеризуются своей ценностно-смысловой информацией. Поэтому научное на-
правление «эстетическая геоморфология» как никакое другое имеет страноведческий, регио-
нальный и этно-социальный характер.
Немного более 100 лет тому назад в США впервые появился термин «ландшафтная архи-
тектура» в связи с организацией там первых национальных парков. В Европу он пришел гораз-
до позднее. Архитектура является деятельностью по организации пространственной среды
для жизни человеческого общества. А основой пространственной среды является рельеф. За-
мечательно и то, что термин «рельеф» является общим для архитектуры и геоморфологии.
Геоморфология изучает рельеф земной поверхности, а архитектура создает новый рельеф из
природных и искусственных материалов. Можно сказать, что архитектура — строительное
искусство и наука, а геоморфология — наука и искусство видеть архитектуру в природе.
Исследования эстетических свойств рельефа являются необходимым элементом антропо-
генной геоморфологии как особого научного объекта. Этот блок исследований рельефа пред-
ложено назвать «эстетической геоморфологией» [Вергунов, Горохов, 1996; Тимофеев и др.,
1999; Рельеф и человек, 2007; Лихачева, 2015].
На рубеже второго и третьего тысячелетий ландшафты, где протекает вся жизнь и дея-
тельность человека, оказались своеобразным фокусом проблем: природно-ресурсных, экологи-
ческих, экономических, социальных, политических, геополитических. Взаимодействие обще-
ства с ландшафтами имеет самые различные формы, и роль ландшафта в жизни общества
различна. И бесспорно, природные ландшафты имеют реальную ценность для большинства
людей, т. к. красота природы может качественно влиять на человека, его душевное состояние и
здоровье, раскрывать творческие способности. И не только творческие и поэтические [Сен-
Марк, 1977]. Не следует ли из этого, что каждая неповторимость может требовать индивиду-
ального подхода к оценке ее эстетических достоинств?
Многообразие отношений человека с ландшафтами определяется их богатством и, по мне-
нию Г.А. Исаченко, их можно свести к трем основным моделям (типам). Исторически первый
тип взаимоотношений человека и ландшафтов — это их освоение. Освоение территории при-
вязывает человека к ландшафту — «укореняет» человека в ландшафте. Появляется особое от-
ношение — как к «своему» («кормящему ландшафту» в понимании Л.Н. Гумилева). Именно на
этих отношениях освоения основаны связи «этнос-ландшафт». В рамках некоторых цивили-
заций была достигнута практически предельная степень освоения ландшафта, когда на терри-
тории отсутствуют земли «без определенного назначения». Такую картину можно наблюдать
во многих странах Западной и Центральной Европы, в ряде районов Китая и Японии [Исачен-
ко, 2000].
Второй тип общения с ландшафтом — его образное восприятие. Проявления эстетиче-
ской оценки ландшафтов человеком известны с глубокой древности. В последней четверти
277
ХХ в. начали культивироваться представления о «национальных ландшафтах», «ландшафтах-
символах».
Третий — модель познания отношений человека и ландшафта — научное изучение по-
следнего. В настоящее время в отношениях между человеком и жизненной средой (природой и
социальной средой) доминируют три главных момента: забота о здоровье, безопасности и за-
бота о повышении жизненного и культурного уровня. Одной из важных проблем является ме-
тодология выявления и оценки художественных, эстетических, познавательных свойств релье-
фа. Эта оценка должна опираться не только на геоморфологические признаки, но и учитывать
культурные, экологические и эстетические потребности человека и общества в целом. И в этом
отношении опыт исследований ландшафтов традиционными физико-географическими и но-
выми методами географии культуры, эстетической географии и, несомненно, методами древ-
некитайской системы Фэнг-Шуй, и методами ландшафтной архитектуры будет полезен для
развития методов эстетического направления антропогенной геоморфологии [Вергунов, 1982;
Тетиор, 2000; Рельеф среды.., 2002].
Поскольку визуальная среда является одним из определяющих факторов качества жизни —
экологическим, то возникло новое научное направление — архитектурно-строительная эко-
логия [Вергунов, Горохов, 1996]. Заговорили не только об эстетике — показателе привлека-
тельности, но и об экологичности архитектурных произведений.
Комфортная визуальная среда, безусловно, — национальное богатство. Учет и оценка
территорий с благоприятной визуальной средой необходимы для установления государствен-
ного контроля в области организации и функционирования государственных природных запо-
ведников, национальных парков, памятников природы, дендрологических парков, ботаниче-
ских садов, культурно-исторических и лечебно-оздоровительных местностей. Но не только.
Все те объекты, что составляют основу историко-культурного наследия, свидетельствуют о
длительном пути пространственно-временного формирования антропосферы, о смене соци-
альных и культурных приоритетов, о характере расселения. Это памятники археологии (горо-
дища, древние стоянки, курганы, могильники); мемориальные памятники (обелиски, курганы),
воздвигнутые в память об исторических битвах; памятники военного исторического инженер-
ного строительства; старинные села с сохранившейся планировкой и застройкой XIX-XX вв.;
старинные усадьбы; историко-культурные центры и памятники, связанные с именами деятелей
науки и культуры; отдельные памятники гражданской архитектуры (путевые дворцы, постоя-
лые дома и др.); церкви, часовни, храмовые комплексы, монастыри; отдельные памятники
промышленной архитектуры и др.
Анализ сложившейся системы расселения пространственной структуры городов и зон их
влияния, системы сельского расселения (густота сельских поселений, их хозяйственная спе-
циализация, планировочные особенности старинных сел и др.) позволяет, по мнению И.П. Ча-
лой и Ю.А. Веденина, провести полноценное ландшафтно-культурное районирование антро-
посферы как социально-культурной среды [Чалая, Веденин, 1997].
Проблема органичной связи города и природной среды сохраняет первостепенное значение на
всех этапах развития градостроительства от древнейших времен и до наших дней. Природные осо-
бенности и, прежде всего, рельеф местности, являлись основой пространственной организации и
композиции русских городов и селений. Органичная композиционная связь планировки и застройки с
природной средой имеет огромное значение для формирования эстетически выразительного, инди-
видуального архитектурно-художественного облика города и входит в число приоритетных задач в
процессе градостроительного проектирования.
Таким образом, эстетическая геоморфология — частное направление общей геоморфоло-
гии, рекреационной и конструктивной географии, рассматривающее рельеф как природный,
культурно-исторический, территориальный и рекреационный ресурс, удовлетворяющий по-
требности общества в разнообразной и в то же время комфортной (гармоничной, экологически
привлекательной) природной и конструктивно организованной среде жизни, а также в потреб-
ности людей воспринимать красоту и творить ее по законам эстетики.
278
Эстетическую геоморфологию можно рассматривать как науку о формах земной поверх-
ности, их разнообразии и законах, определяющих их соразмерность, пропорциональность,
гармонию, о законах, определяющих целостность и вещественные свойства рельефа, позво-
ляющих рассматривать геоморфологическую систему как единство в многообразии. Эстетиче-
ская геоморфология — наука о морфоскульптурной организованности геоморфологиче-
ских систем, к главным задачам которой относятся:
1. Анализ организованности морфоскульптуры с позиций культурного и исторического (в
том числе и палеогеоморфологического) наследия, привлекательности для жизни, туризма,
рекреации с целью выявления эстетических ресурсов. Основной теоретической позицией это-
го аспекта исследований может стать концепция поля (система представлений о реальных и
абстрактных полях и поверхностях, о способах их картографического изображения), так как
она позволяет рассматривать рельеф как двуединое тело — морфологическое и геофизическое,
которое может быть охарактеризовано как количественными морфолитологическими, так и
количественными показателями физических свойств пород, земной коры и гидросферы, а так-
же комплексными интегральными показателями. Концепция поля позволит разработать и но-
вые типы карт — эстетических свойств рельефа.
2. Оценка, в том числе и экономическая, привлекательности (эстетичности) рельефа по
комплексу геоморфологических (генетических, морфологических, морфологических) характе-
ристик и создание информационной базы данных для рекреационных целей; создания парков,
заповедных зон, спортивных и санаторно-курортных сооружений. Оценка потенциала включа-
ет в себя и рассмотрение факторов, обеспечивающих их сохранение (оценку риска потери в
связи с развитием геоморфологических экзогенных и эндогенных процессов) и поддержание
привлекательности (разработку мероприятий, снижающих опасность потери). В этом плане,
вероятно, следует развивать и внедрять в практику геоморфологические основы экологического
страхования.
3. Планирование, конструирование эстетически привлекательных геоморфологических
условий — антропогенной морфоскульптуры, творение ее по законам эстетики.
Методологической основой эстетической геоморфологии должны стать как минимум три
группы представлений. Прежде всего, геоморфологии, а также философии, эстетики и, конеч-
но, экологии человека: представления об экосистеме человека, антропосфере, геоморфологи-
ческих системах их свойствах и др. [Антропогенная геоморфология, 2013; Лихачева, 2015].
1. Антропогенная геоморфология / отв. ред. Э.А. Лихачева, В.П. Палиенко, И.И. Спасская. М.: Медиа-
ПРЕСС, 2013. С. 392-399.
2. Вергунов А.П. Архитектурно-ландшафтная организация крупного города. Л.: Стройиздат, 1982.
134 с.
3. Вергунов А.П., Горохов В.А. Вертоград: садово-парковое искусство России (от истоков до начала
ХХ века). М.: Культура, 1996. 431 с.
4. Геттнер А. География. Ее история, сущность и методы. М.; Л.: Гос. изд-во, 1930. 416 с.
5. Исаченко Г.А. Три модели познания ландшафта // Тр. XI съезда РГО. Т.4. СПб.: 2000. С. 188-191.
6. Кондаков И.В. Культура России: краткий очерк истории и теории. М.: КДУ, 2008. 360 с.
7. Лихачева Э.А.. Рельеф — его сущность и красота / Э.А. Лихачева. М.: Медиа-ПРЕСС, 2015. 144 с.
8. Рельеф и человек. М.: Науч. мир, 2007. 200 с.
9. Рельеф среды жизни человека (экологическая геоморфология) / отв. ред. Э.А. Лихачева, Д.А. Тимо-
феев. М.: Медиа-ПРЕСС, 2002. 640 с.
10. Сен-Марк Ф. Социализация природы. М.: Прогресс,1977. 440 с.
11. Тетиор А.Н. Архитектурно-строительная экология. М.: Наука, 2000. 418 с.
12. Тимофеев Д.А., Борсук О.П., Уфимцев Г.Ф. Геоморфология вчера, сегодня и завтра // Геоморфоло-
гия. 1999. №4. С. 3-10.
13. Чалая И.П., Веденин Ю.А. Культурно-ландшафтное районирование Тверской области. М.: РосНИИ
культурного и природного наследия, 1997. 286 с.
279
ÉÖéåéêîéãéÉàóÖëäàÖ ÄëèÖäíõ
àëíéêàäé-äìãúíìêçõï ãÄçÑòÄîíéÇ ÉéêéÑëäàï èéëÖãÖçàâ
1
Некрасова Л.А., 2Кладовщикова М.Е.
Институт географии РАН, Москва, Россия, 1nekrasova@igras.ru, 2marusya@igras.ru
GEOMORPHOLOGICAL ASPECTS
OF HISTORICAL-AND-CULTURAL LANDSCAPES OF URBAN LOCALITY
1
Nekrasova L.A., 2Kladovschikova M.E.
Institute of Geography RAS, Moscow, Russia, 1nekrasova@igras.ru, 2marusya@igras.ru
Abstract: A historical-and-cultural landscape which includes natural and cultural values is a land-
scape which was transformed by the human activities, from the position of geomorphology. The most
complex structure exists in an urban landscape. Transformation of the urban relief is focused on the
creation of comfortable living conditions which often leads to destruction of micro and mesoforms of
relief, creation of new forms of relief and general planning of the surface. Changes in the morphomet-
ric characteristics of urban relief can also take place under natural exogenous, endogenous and
technogenically activated processes. During long time, the cultural landscapes were created around the
cities where man made forms of relief and engineering constructions entered natural complex, express-
ing features of the national culture and not disrupting the internal dynamic state of the natural system.
Relief conditions have a significant impact on the features of territorial development, functional zoning
of the city, formation and development of its planning structure. The relief governs the architectural
and artistic image of the city, its individual appearance as a combination of a unique balance of specific
natural forms, indicative planning features, historical and other sights. The assessment of natural and
resource conditions for the development of urban areas is based on landscape-geomorphological analy-
sis of the terrain. The relief forms spatial and visual environment, determines diversity and environ-
mental qualities of natural and natural-cultural landscapes. The structure of the geomorphological anal-
ysis includes characteristics of engineering properties of relief, degree of favorable to construction,
architectural and planning solutions, characteristics of technogenic relief and technogenic deposits; mi-
croclimatic characteristics of relief, evaluation of its aesthetic qualities; assessment of various
geosystems conditions in urbanized areas. The problem of the seamless connection of the city and the
natural environment remains of primary importance at all stages of urban development from ancient
times to our days.
Проблематика культурного ландшафта в различных контекстах важна для многих научных
направлений: геоэкологии, ландшафтного планирования, природопользования и землепользо-
вания, и других. На большей части обитаемой суши природный ландшафт в той или иной сте-
пени изменен человеком и превратился в культурный ландшафт.
С позиции геоморфологии культурный ландшафт — это, прежде всего, ландшафт, преоб-
разованный хозяйственной деятельностью, или ландшафт антропогенный.
Большая часть социально-экономических процессов на практике оказывается тесно свя-
занной с течением природных процессов и образует в совокупности с ними ландшафтную гео-
систему. Наиболее сложным по структуре является городской ландшафт. Он представляет со-
бой геосистемы различного типа, взаимосвязанные между собой: абиотические (земная кора с
рельефом, гидросфера и др.), геосистемы почвенной сферы; биотические геосистемы; соци-
ально-экономические геосистемы, возникшие в результате общественно-исторической дея-
тельности людей [Лихачева, Тимофеев, 2004]
Концепция культурного ландшафта включает изучение городских ландшафтов и город-
ской среды, традиционное внимание к ландшафту в ландшафтной архитектуре, истории архи-
тектуры, особенно усадебно-дворцовой.
По определению В.Л. Каганского [2009] культурный ландшафт отличается от природного
ландшафта тем, что природные и культурные компоненты в нем равноправны и взаимосвяза-
ны. Учение о культурном ландшафте не является простой суммой знаний о природном ланд-
шафте и культурных объектах в нем. Культурный ландшафт — это единство пространствен-
ных тел, форм, функций и смыслов.
280
Территория России — система природных зон, отражающих различия климата, раститель-
ности, почв, сельского хозяйства и сельской местности. Закономерное разнообразие природно-
го ландшафта — естественная основа для природных и культурных ценностей; ими наша стра-
на неповторима и уникальна: природные заповедники, города-музеи, монастыри-музеи,
действующие монастыри и действующие музеи, археологические заповедники. И поскольку
ландшафтоведение в нашей стране сформировалось на базе полевого изучения освоенных,
давно и хорошо заселенных, ближних, почти пригородных территорий в основном Восточно-
Европейской равнины, — природный ландшафт — как чисто природное явление изучается,
прежде всего, там, где давно сформировался культурный ландшафт [Каганский, 2009].
Со второго тысячелетия до нашей эры вплоть до новейшего времени процесс освоения
территорий представляет собой непрерывное чередование волн человеческого влияния и вне-
дрения антропогенных ландшафтов (селитебных, земледельческих, пасторальных) в структуру
естественной ландшафтной «мозаики». За каждой из волн, распространявших влияние челове-
ка на все большее пространство, неизбежно следует эпоха кризиса и спада, сопровождающаяся
запустением ранее заселенных, распаханных, залуженных и осушенных земель, их возвратом в
сферу влияния природных ландшафтообразующих факторов. Так, уже первый этап земледель-
ческого освоения территории российского центра, связанный со сведением лесов подсечно-
огневым и долинным земледелием поздних фатьяновцев и финно-угорских племен, вызывает
системный экологический кризис, выразившийся в активизации эоловых процессов и погребе-
нии темноцветных окультуренных почв под дюнами высоких пойм и надпойменных террас.
Ландшафты ископаемые, реликтовые и развивающиеся выделяются не только как естест-
венно развившиеся, но и как целенаправленно созданные. Ископаемые ландшафты включают
памятники археологического или палеонтологического наследия (руины древних городов, кур-
ганные комплексы, оазисы древних или сменивших географический ареал культурных общно-
стей), сформировавшие облик ландшафта, но утратившие функции носителя культурной тра-
диции [Город — экосистема, 1996].
По определению Л.Н. Гумилева, «этногенез, т. е. творческое преображение этнических
коллективов и сопутствующее ему антропогенное видоизменение ландшафтов, происходит на
поверхности земли то тут, то там, своего рода толчками, после чего следуют периоды зату-
хающей инерции, переходящие в устойчивое состояние равновесия между этносами и окру-
жающей географической средой. … В плане геоморфологии — это рельефные микроизмене-
ния, где развалины городов можно рассматривать как метаморфизованный антропогенный
рельеф» [Гумилев, 1967].
В рамках некоторых цивилизаций была достигнута практически предельная степень ос-
воения ландшафта, — когда на территории отсутствуют земли «без определенного назначе-
ния». Такую картину можно наблюдать во многих странах Западной и Центральной Европы, в
ряде районов Китая и Японии.
Рельеф города — это сложное сочетание естественных, преобразованных, техногенных и
строительно-архитектурных форм, создающих специфические геоморфологические условия на
городской и сопредельных с ней территориях. Но прежде всего, рельеф города — это истори-
ко-генетическое образование, с присущими ему природными свойствами и ресурсами, ком-
плексом современных геоморфологических процессов: русловых, склоновой денудации и ак-
кумуляции, овражно-балочной эрозии и других, активность которых предопределяется
климатическими и морфотектоническими особенностями местности. На территории города
идет дальнейшая седиментация, процессы выветривания преобразуют породы, процессы дену-
дации. По мере развития города — с уничтожением гидросети уменьшается густота расчлене-
ния, но растут средняя мощность техногенных отложений и связанные с ней темпы оседания
поверхности, увеличивается поверхностный сток. В старозаселенных районах неоднократные
перестройки многих сооружений влияют на их устойчивость и чувствительность к действию
природных процессов.
Преобразования рельефа городских территорий направлены на создание комфорта прожи-
вания и сводятся в основном к уничтожению микро- и мезоформ рельефа, переводу некоторых
форм (особенно отрицательных) в погребенное состояние, созданию новых форм техногенного
рельефа и к общему нивелированию поверхности. В процессе вертикальной планировки горо-
281
да часто срезаются возвышенности, выполаживаются речные террасовые уступы, выравнива-
ются береговые валы, расширяются или суживаются русла рек, террасируются склоны, созда-
ются различные повышения.
С преобразованиями рельефа на территории городов нередко связана активизация ряда эк-
зогенных и эндогенных процессов, т. к. изменения морфометрических характеристик и морфо-
логического облика сложившегося историко-генетического комплекса рельефа и литогенной
основы приводят и к изменению направленности и интенсивности экзогенных рельефообра-
зующих процессов.
Наибольшие изменения происходят в долинах. Здесь изменяются не только морфологиче-
ские и морфометрические характеристики, изменяется направленность рельефообразующей
деятельности реки: нарушаются процессы формирования поймы, руслоформирующая деятель-
ность, что нередко вызывает катастрофические явления ниже по реке, особенно когда освоение
территории сопровождается уничтожением растительности на прирусловых отмелях и добы-
чей строительных материалов в русле и на пойме. Строительство плотин для защиты города от
наводнений и для создания водохранилищ с запасом питьевой воды приводит, как правило,
к подпору грунтовых вод, изменению гидрологического режима на участках, прилегающих
к водохранилищу и увеличению сейсмичности территории, а так же снижению устойчивости
склонов, интенсивному разрушению береговых откосов [Город — экосистема, 1996; Рельеф
среды …, 2002, Геоморфологические системы …, 2010].
Таким образом, изменения рельефа города, его морфометрических характеристик проис-
ходят не только за счет целенаправленных мероприятий, но и под влиянием естественных эк-
зогенных и эндогенных и техногенно активизированных процессов, обеспечивающих саморе-
гуляцию городской (урбанизированной) системы.
Во все времена на прилегающих к городу территориях создавались культурные ландшаф-
ты, где строительное и садовое искусство, искусство ландшафтной архитектуры достигло гар-
монии с природой, где созданные человеком формы рельефа и инженерные сооружения вошли
в природный комплекс, не нарушая внутреннего динамического состояния природной систе-
мы. Архитектура и ландшафтная архитектура неразрывно связаны друг с другом, будучи по
сути дела только различными формами организации пространственной среды. А основой про-
странственной среды является рельеф.
Архитектура всегда выражала особенности национальной культуры, представления этноса
о «цветущем крае». Можно сказать, что архитектура — строительное искусство и наука, а гео-
морфология — наука и искусство видеть архитектуру в природе.
Рельеф является рекреационно-антропо-экологическим ресурсом. Яркой спецификой
ландшафтной архитектуры в целом и ее важнейшей ветви — садово-паркового искусства, в
частности, было и остается преимущественное использование особых, природных «строитель-
ных материалов» — особенности топографии (рельефа), водных объектов, отдельных камней и
т. п. Ландшафтный архитектор работает с естественной природной средой. В одних случаях —
с минимальным вмешательством в нее, в других идет создание «искусственной природы» —
полностью формируется среда открытых пространств, визуальная среда. Особенностью ланд-
шафтной архитектуры является главенствующая роль эстетического и гуманистического нача-
ла. Функциональные и технические стороны формирования среды, при всей их важности, за-
нимают подчиненное место.
Рельеф формирует пространственную и визуальную среду местообитания. Именно поэто-
му человек довольно рано научился ценить и использовать особенности рельефа для создания
неповторимых ландшафтно-архитектурных ансамблей. В эпохи древних царств и в средневе-
ковье возникают города-крепости, замки на островном рельефе, по обрывам куэст. Человек
встраивается в рельеф, его сооружения подобны природным формам, продолжают и венчают
естественный рельеф. Наряду с практическим значением (защищенностью и труднодоступно-
стью) не менее важным было и эстетическое восприятие [Рельеф среды …, 2002].
Древнейшее искусство садов и парков, насчитывающее уже тысячи лет, давно сформиро-
валось как самостоятельная ветвь художественного творчества, как впрочем, и образа жизни.
Сады существовали во всех странах Дальнего Востока и Месопотамии, в Иране, Индии, Китае.
По своей универсальной сущности садово-парковое искусство связано с архитектурой, градо-
282
строительством, растениеводством, формами хозяйствования, бытовыми традициями, религи-
озными и научными воззрениями, а также и с меняющимися общественными вкусами. Это
подтверждается всей его историей от символических композиций Японии и Китая, двориков-
патио Испании, террас Итальянских вилл до торжественных построений французских регуляр-
ных ансамблей или поэтического мира русских усадеб [Вергунов, Горохов, 1996].
Древние истоки прообразов садов и парков, традиций усадебной культуры прослеживают-
ся в многочисленных сохранившихся ландшафтно-археологических памятниках. Рассмотрим,
например, как были использованы топографические особенности местности для создания
ландшафтно-архитектурного ансамбля Ново-Иерусалимского монастыря. Выбранное место
выделяется красотой — высокий левый берег реки Истры, имеющий вид гористого полуостро-
ва. Окрестности монастыря были частично преобразованы таким образом, чтобы напоминать
топографию древнего Иерусалима. Для этого пришлось усилить перепады рельефа (стены воз-
ведены на насыпном грунте), вырыть «святой источник», углубить русло ручья, отделяющего
возвышенную часть сада от низинной, организовать пруды, насадить экзотические деревья,
устроить мостики, лестницы и пр. Уподобляясь в отдельных частях древнему Иерусалиму,
комплекс на Истре органично вписывался в ландшафт. В этот период времени появляется тен-
денция большей упорядоченности планировки, учета условий видимости местности с дорог.
Особенно следует отметить, что все окружение монастыря в целом воспринимается как боль-
шой парк с продуманным, уравновешенным соотношением открытого и залесенного простран-
ства. Осуществлялись и другие попытки радикально преобразовать местность, создать некий
символический ландшафт. При патриархе Никоне на озере (напротив Ферапонтова монастыря)
насыпается остров, имеющий в плане форму креста.
Архитектурной зрелищностью, целостностью городского пейзажа, переходящего в вели-
чественные ландшафтно-художественные ансамбли их ближних и дальних окрестностей отли-
чаются древние подмосковные города. Открывающиеся из города далекие виды на живопис-
ные окрестности были его художественной доминантой и даже первопричиной. Таков главный
родовой признак любого древнерусского города — и малого, и большого, тем более столично-
го. По словам Феликса Разумовского, «Стихия древнерусского города — это пространственная
стихия. Природа, пейзаж и ландшафт — таков важнейший «материал» для создания образа го-
рода». «В историческом ландшафте существовала четкая иерархия пространств, которая, с од-
ной стороны, исключала какое-либо однообразие, с другой — поддерживала удивительное
равновесие и единство. Сохранить это единство оказалось для нас непосильной задачей» (Ра-
зумовский, 1994) [Рельеф среды…, 2002].
Вопросам изучения и оценки ландшафтно-архитектурного пространства и эстетического
облика городов посвящено немало исследований, это работы К. Зитте, В.Р. Крогиуса,
А.П. Вергунова, С.С. Ожегова, В.А. Сосновского, Л.И. Соколова, З.Н. Яргиной, Г.Н. Фомина и
многих других.
Основой ландшафтно-архитектурного пространства города является рельеф, степень его
пространственной выразительности. Условия рельефа оказывают значительное влияние на вы-
бор направления территориального развития, функциональное зонирование, структурное чле-
нение города, то есть на формирование и развитие его планировочной структуры. Органичная
композиционная связь планировки и застройки с природной средой имеет огромное значение
для формирования эстетически выразительного, индивидуального архитектурно-художест-
венного облика города и входит в число приоритетных задач в процессе градостроительного
проектирования.
Наибольших успехов в создании разнообразного силуэта архитекторы достигли при возве-
дении церковных храмов. Церкви всегда создавались по принципу комфортной визуальной
среды. Церковные здания имеют в своем облике элементы, наиболее приятные для глаз: коло-
кольню, купол с крестом, арки, декоративную отделку стен. В городской среде церковные
храмы являются своеобразными вертикальными доминантами, которые создают легко узна-
ваемую панораму каждого города. Вместе с рельефом, ландшафтом, другими архитектурными
объектами церковные храмы являются основными опорными точками зрительного восприятия
городской среды.
283
Малые города России в большинстве своем являются городами с комфортной визуальной
средой. Комфортная визуальная среда в современных условиях высоких темпов развития про-
цессов урбанизации является ценным ресурсом и существенно влияет на качество жизни. В
этой связи территории с комфортной визуальной средой требуют учета и оценки с целью со-
вершенствования юридических основ и установления государственного контроля в области их
организации, использования и охраны.
Оценка природно-ресурсных возможностей территорий малых городов основывается на
ландшафтно-геоморфологическом анализе местности. Рельеф местности рассматривается как
ресурс среды жизни, как основа экосистемы человека. Рельеф формирует пространственную и
визуальную среду, определяет разнообразие и экологические качества природных и природно-
культурных ландшафтов.
Несомненно, что далеко не все позиции можно оценить методами геоморфологии.
В структуру геоморфологического анализа для определения экологического потенциала мало-
го города включены как традиционные характеристики геоморфологических условий — инже-
нерных свойств рельефа, степени благоприятности для строительства, архитектурно-
планировочных решений, размещения рекреационных зон; так и характеристики техногенного
рельефа и техногенных отложений; микроклиматические характеристики рельефа, оценка
рельефа с точки зрения его эстетичности, привлекательности, уникальности; оценка рельефа
урбанизированной территории, в том числе использование характерных элементов и форм
рельефа при строительстве, степени визуальных связей города с внешним окружением и меж-
ду участками города.
Алгоритм описания и оценки городской территории можно представить следующим обра-
зом: инженерно-геоморфологические и инженерно-геологические условия; микроклиматические
условия, определяемые рельефом; техногенные преобразования рельефа и санитарные условия
территории города, связанные с ними; степень цивилизованности и урбанизированности терри-
тории (коммунальные удобства) и влияние рельефа на инфраструктуру города; ландшафтно-
архитектурные особенности города, роль рельефа в создании неповторимого облика города; рек-
реационные возможности города и окрестностей; возможности территориального развития горо-
да, в том числе и оценка рельефа как территориального ресурса. В структуру описания, наряду с
нормативными, включены такие характеристики как: состояние зданий, сооружений, дорог, ко-
торые с одной стороны являются показателями развития на территории города негативных ин-
женерно-геологических процессов (подтопления, оседания поверхности), а с другой — показате-
лем уровня социальной заботы о населении и санитарного состояния города.
Архитектурный рельеф будущих городов должен соответствовать устойчивости природ-
ной геосистемы; быть соразмерным с рельефом местности; отвечать экологическим требова-
ниям (безопасность, здоровье, комфорт); город и его облик должны отличаться оригинально-
стью, неповторимостью. Многие города были построены нашими предками в местах,
отвечающих их представлениям о «цветущем крае», где рельеф был одним из главнейших ус-
ловий местности.
Современная геоморфология предлагает методы выявления структуры и особенностей
развития мест, избираемых для строительства города или небольших поселений, методы оцен-
ки природно-ресурсного потенциала и оценки условий функционирования различных геосис-
тем урбанизированных территорий [Рельеф среды…, 2002, Лихачева, Тимофеев, 2004, Гео-
морфологические системы…, 2010].
1. Вергунов А.П., Горохов В.А. Вертоград. Садово-парковое искусство России (от истоков до начала
XX века). М.: Культура, 1996. 431 с.
2. Вергунов А.П. Архитектурно-ландшафтная организация крупного города. Л.: Стройиздат. Ленингр.
отд-ние, 1982. 134 с.
3. Геоморфологические системы: свойства, иерархия, организованность / Отв. ред. Э.А. Лихачева. М.:
Медиа-ПРЕСС, 2010. 288 с.
4. Город экосистема / Э.А. Лихачева, Д.А. Тимофеев, М.П. Жидков и др. М.: ИГРАН, 1996, 336 с.
5. Гумилев Л.Н. Об антропогенном факторе ландшафтообразования: (Ландшафт и этнос): VII. Вестник
Ленинградского ун-та. 1967. N 24. вып. 4. С. 102- 112.
284
6. Каганский В.Л. Культурный ландшафт: основные концепции в российской географии // Обсервато-
рия культуры: журнал-обозрение. 2009. № 1. С. 62-70.
7. Лихачева Э.А., Тимофеев Д.А. Экологическая геоморфология: Словарь-справочник. Медиа-ПРЕСС,
2004. 240 с.
8. Рельеф среды жизни человека (экологическая геоморфология) / отв. ред. Э.А. Лихачева, Д.А. Тимо-
феев. М.: Медиа-ПРЕСС, 2002. 640 с.
ùêçëí åÄâ Ç ëëëê — ëèéêõ é ÉéêéÑëäéå ãÄçÑòÄîíÖ

Нендза-Щиконивска К.
Ягеллонский университет, Краков, Польша, ns.kinga@gmail.com
ERNST MAY IN THE USSR — DISPUTES ABOUT URBAN LANDSCAPE

Nędza-Sikoniowska К.
Jagiellonian University, Kraków, Poland, ns.kinga@gmail.com
Abstract: Ernst May, an internationally famous German city planner, worked in the Soviet Union
for a few years (1930-1933). He had gone there with ambitious plans, which he could not realize how-
ever. The Soviet authorities had attached great importance to May's work — and got disappointed in
the cooperation as well. One of the main contentious issues was the urban landscape. May proposed a
bold plan for a new understanding of city planning: a functional method, which was extremely effec-
tive, but resulted in a faceless and monotonous landscape. «Zeilenbau» orientation (row-house) guaran-
teed equal access to light and air for every resident, but without diversity and surprise element it could-
n't be cozy. In disputes about the Ernst May's urban projects important issues of Soviet culture were
reflected: the nature of the socialist experiment and the new model of life.
Эрнст Май (нем. Ernst May) родился в 1886 году во Франкфурте-на-Майне и именно с
этим городом связан самый известный период его творчества (1925-1930). Архитектор работал
также в Силезии (1919-1925), в СССР (1930-1933), в Африке (1934-1953) и ФРГ (1954-1970).
В Страну Советов Э. Май приехал с большими амбициями, которых не смог, однако, реализо-
вать. Советское руководство придавало его работе огромное значение — и оно разочаровалось в
сотрудничестве. Одной из основных конфликтных точек были вопросы городского ландшафта.
Архитектонические споры о будущем социалистических городов велись параллельно с
происходящим процессом урбанизации страны, в тот момент, когда архитекторы ссорились о
целесообразности линейных городов и домов-коммун, рабочие все еще жили в бараках и зем-
лянках. В начале 30-х мы наблюдаем перелом — дискуссия о социалистическом расселении
выходит за рамки отраслевых журналов, приближается к вопросам настоящего строительства и
начинает влиять на него, особенно в вопросе планировки жилых районов и стандартизации
проектировочного и строительного процессов.
Большое влияние на советское понимание характера городских кварталов имел немецкий
опыт 20-х годов и концепция Зидлунгов (нем. Siedlung). В Германии рабочее жилье организо-
вывали прежде всего кооперативы, добиваясь нужных средств у города, государства и опира-
ясь на членские взносы. Их структуры были разными, разные были их целевые группы, но
именно рабочие поселки получили мировую известность, так как жилищный кризис в этой
среде был самым болезненным. В СССР финансирование строительства имело другой харак-
тер — являлось государственным и поэтому решения, которые советская власть хотела заим-
ствовать из мирового опыта, касались технических, проектных и организационных вопросов.
Особенно сильный интерес в Стране Советов вызывали разрабатываемые на Западе методы
стандартизации, в механизации строительства усматривался шанс на осуществление планов
урбанизации страны. Документ Госплана от сентября 1930 содержит следующее требование
строителям Кузнецка и Магнитогорска: «(…) наибольшей экономии в строительстве, путем
переориентации на возможное облегчение и упрощение конструкции, применение стандарт-
ных частей и деталей и местных стройматериалов, так и путем достижения наиболее рацио-
нальной внутренней распланировки, добиваясь максимального увеличения удельного веса жи-
285
лой и эксплуатационной площади и снижения объемного коэффициента до его наименьших
пределов» [Программа…, 2012].
Именно метод ускоренного, дешевого строительства принес мировую известность немец-
кому архитектору Эрнсту Маю, не столько визионеру, сколько практику. В отличие от экспе-
риментальной и образовательной (устремленной в будущее) деятельности Баухауса (нем.
Bauhaus), разрабатываемая Маем программа Нового Франкфурта (нем. das Neue Frankfurt) долж-
на была быстро решить жгучие проблемы тогдашнего дня. Своих сотрудников («Бригада Мая»)
архитектор оценивал должным образом не за художественность, а за точность и быстроту.
Заинтересованность предложениями Мая в Советском Союзе была созвучна с увлечением
большевиков фордизмом и тейлоризмом, ассоциировавшимися не только с техническим про-
грессом, но прежде всего с западной (главным образом, американской) организацией труда.
Идеи эти сильно повлияли и на Мая, организационные методы которого были насквозь тейло-
ровские (отказ от всего лишнего, правильная очередность действий, привязанность к повто-
ряемости, рационализации, целостности). Тейлоровскими являлись, в том числе, и проекты
квартир в рабочих кварталах Мая, символом которых стала «франкфуртская кухня», спроекти-
рованная его сотрудницей Маргарете Шютте-Лихоцки (нем. Margarete Schütte-Lihotzky) [Мее-
рович, 2015].
Именно эти качества Мая стали причиной, по которой советский заказчик подписал с ним
договор. Согласно этому документу от немецкого архитектора ожидалось, что он спроектирует
ряд кварталов и городов, но, что не менее важно, и передаст советским коллегам свою техно-
логию организации труда (благодаря лекциям, публикациям, обучению технических кадров)
[Arbeitsvertrag…, 1930].
Проверенный во Франкфурте-на-Майне метод Эрнста Мая заключался в максимальной
типизации каждого элемента строительства — построек, планировок зданий, кварталов, вплоть
до генпланов городов. Все они — дом, квартал, город — составлялись из готовых, повторяе-
мых модулей, ускоряющих проектировочный и строительный процесс.
Опознавательным знаком работ Эрнста Мая был последовательно реализованный тип по-
строек — строчная застройка (нем. Zeilenbau). Ряды домов имели меридианную ориентацию,
тянулись параллельно друг другу и перпендикулярно главной дороге. Вдоль длинных домов
шли пешеходные пути и мелкие внутриквартальные дороги с небольшим потоком машин. Со
стороны главной улицы находились лишенные окон слепые стены — окна выходили лишь на
пространство между домами. Это обеспечивало жильцам тишину, но с точки зрения властей
лишало улицу пропагандистского потенциала во время манифестаций.
Именно этот тип застройки внедрял Май во Франкфурте и пропагандировал в Советском
Союзе, в том числе в своих статьях [Май, 1932]. Строчная застройка обеспечивала всем комна-
там одинаковую инсоляцию: идеальная квартира должна была иметь окна как с восточной
(спальни), так и западней стороны (салон). В случае квартир домов, ориентированных с востока
на запад, северная сторона предназначалась для коридора, окна комнат выходили на юг. Однако
в советских условиях тот принцип не мог быть реализован, так как из-за острой нехватки жилья
квартиры заселялись покомнатно, некоторые квартиры не предусматривали кухонь.
Решающим моментом успеха строчной застройки являлось упрощение строительного про-
цесса: краны для монтажа типизированных элементов передвигались по рельсам, идущим па-
раллельно домам. Однако даже такой чисто технический прием со временем стал причиной
острых нападок на Мая, упрекаемого в идолопоклонническом отношении к технике, в тенден-
ции сводить весь проектировочный процесс к техничным вопросам. «Удобству работы крана
принесена в жертву жизнь человека между строчек, подавляющих его психику» — гремели
критики [Шибаев, 1933].
На самом деле высказывания Мая свидетельствуют о другом: строчная застройка являлась
не только быстрой и дешевой, не только гигиенической и удобной — она выражала идеологи-
ческую позицию архитектора, так как крайне последовательно соблюдала принцип абсолютно-
го равенства всех жильцов.
Май предложил смелую концепцию нового понимания планирования городов: высокой
функциональности и не встречаемой ранее эффективности, но создающего монотонный и без-
ликий (по некоторым оценкам) ландшафт. Строчная застройка могла обеспечить жителей в
286
равной степени светом и воздухом, однако лишала пространство уюта, для которого нужно
разнообразие и неожиданность.
В спорах о городском ландшафте Эрнста Мая отразились важные вопросы советской куль-
туры: характер социалистического эксперимента и новая модель жизни. Немецкий архитектор
стоял на позиции компромисса с эстетикой — в пользу социалистического равенства и борьбы
за улучшение жизни рабочих. Советская власть понимала город как часть завода, главная цель
которого — обеспечить предприятие рабочей силой, и одновременно создать театральный фон
для символических жестов власти.
Эстетическая и идеологическая выразительность городского пространства и дешевое жи-
лье для рабочих — скоро стало очевидным, что как цели, так и предпринимаемые меры немец-
кого архитектора и его советских принципалов не имели шанса совпасть друг с другом.
1. Май Э., Поселковое строительство (опыт Франкфурта), // Д. Аркин, Архитектура современного За-
пада, Изогиз, Москва 1932, с. 166–178; idem, К проекту генерального плана Магнитогорска, „Совет-
ская архитектура” 1933, № 3, с. 22-24; J. R. Mullin, City Planning in Frankfurt, Germany, 1925-1932.
A Study in Practical Utopianism // Journal of Urban History” 1977, vol. 4, № 1. С. 17-18.
2. Меерович М., Фордизм и постфордизм. Альберт Кан и Эрнст Май: США и Германия в борьбе за
советскую индустриализацию // Постфордизм: концепции, институты, практики, ред. М. Ильченко,
В. Мартьянов, Политическая энциклопедия. М., 2015. С. 171-221.
3. Программа для составления эскизных проектов планировки и застройки городов Магнитогорска и
Кузнецка и типов жилых домов, 1.09.1930, цит. за: Е. Конышева, М. Меерович, Эрнст Май и проек-
тирование социалистических городов в годы первых пятилеток (на примере Магнитогорска), Изда-
тельская группа URSS, ЛЕНАНД. М., 2012. С. 172.
4. Шибаев Д. За социалистический город Магнитогорск // Советская aрхитектура. 1933. № 3. С. 30.
5. Arbeitsvertrag mit der Cekombank, 15.07.1930, // Standardstädte. Ernst May in der Sowjetunion 1930-
1933. Texte und Dokumente, ред. T. Flierl, Suhrkamp Verlag, Berlin 2012. С. 417-123.
ùãÖåÖçíõ äìãúíìêçéÉé ãÄçÑòÄîíÄ

êéëëàâëäéâ îÖççéëäÄçÑàà
Потахин С.Б.
Петрозаводский государственный университет, Петрозаводск, Россия, spotakhin@yandex.ru
ELEMENTS OF CULTURAL LANDSCAPE

OF THE RUSSIAN FENNOSCANDIA
Potakhin S.B.
Petrozavodsk State University, Petrozavodsk, Russia, spotakhin@yandex.ru
Abstract: The elements of cultural landscape are represented in the geocomplexes of the Russian
Fennoscandia. Historical-geographical layers of cultural elements were identified: ancient, saami, peas-
ant (karelian-vepsian-russian). They are represented by agrarian, residential and religious complexes.
The cult elements include petroglyphs, seids and labyrinths, wooden structures. Agrarian complexes
include anthropogenic meadows and rovings (stone piles). Residential settlement complexes are in dif-
ferent landscape positions — these are rural historical settlements. Separately distinguished industrial
objects — careers, dams. All objects are situated in a certain physical and geographical country —
Fennoscandia.
Современные ландшафты содержат в себе элементы прошлых как природных, так и ан-
тропогенных (историко-культурных) комплексов. Элементами историко-культурного ланд-
шафта являются рукотворные объекты, вписывающиеся в природную среду. Они связаны с
хозяйственной деятельностью населения, к ним относятся селитебные и культовые объекты.
На территории российской части Фенноскандии можно выделить несколько временных
пластов (без современного периода) формирования этих элементов.
287
Древний пласт представлен наскальными рисунками — петроглифами, созданными древ-
ними поселенцами Севера. Они высечены на скальных выходах (бараньих лбах) озерных ост-
ровов и полуостровов, на речных берегах. На восточном побережье Онежского озера скопле-
ния петроглифов расположены в районе устья р. Водла — мысы Бесов Нос, Перий Нос,
Гагажий Нос, острова Кладовец, Гурий и др. В Карельском Поморье подобные «картинные
галереи» — это Бесовы Следки и Залавруга на берегах р. Выг.
Саамский пласт включает культовые объекты — каменные лабиринты и сейды. Лабирин-
ты располагаются на островах и материковом побережье Баренцева и Белого морей: в районе
Рынды, Хорловки и Варзино баренцового берега, Поноя в Горле Белого моря, Кандалакши и
Порья губы в Кандалакшском заливе, на архипелагах Соловки и Кузова). Сейды возвышаются на
вершинах-тунтури (г. Нуорунен, г. Кивакка, г. Лунас в восточных отрогах хребта Маанселькя), в
горных тундрах Кольского полуострова (Хибины, Ловозерские, Сальные, Волчьи тундры).
Крестьянский пласт связан с появлением сельскохозяйственной деятельности карелов,
вепсов, русских и включает аграрные, селитебные и культовые комплексы. Подсечно-огневое
и последующее пашенное земледелие значительно преобразили таежные ландшафты. Под рас-
пашку были задействованы более плодородные геокомплексы моренных холмистых равнин и
возвышенностей (чаще еловые леса на подзолистых иллювиально-железистых почвах). Мо-
ренные отложения, содержащие большое количество галечниково-валунного материала, вы-
нуждали земледельцев проводить сбор и складирование камней. Таким образом на сельскохо-
зяйственных угодьях появлялись ровницы — рукотворные каменные кучи различной формы и
размеров.
Они носят различные названия. В научно-литературных источниках они чаще упоминают-
ся как ровницы. На ливвиковском диалекте карельского языка их называют kiviruopas («ка-
менные кучи») или kiviaidu («каменная ограда, изгородь из камня»). В Карельском Заонежье
каменные кучи называют гру́довы, гру́довницы, каменья. В Кондопожском районе, на полу-
острове Чаж встречается термин сопка. Сооружения из каменного материала в виде широких,
высотой до 1-1,5 м вытянутых заборов называют на заонежский лад (с ударением на первый
слог) за́борами. Двойные за́боры, между которыми расположена тропа или дорога, в Заонежье
носят название «уличка» [Потахин, 2013].
Формы ровниц различны. Визуальные наблюдения в пределах Карелиии и Финляндии
(провинция Северная Карелия) позволили выделить следующие типы форм: округлые (до 5-7 м
в диаметре), овальные, линейные, простые и сдвоенные за́боры (широко распространены в За-
онежье и Северном Приладожье), дорогоподобные, веерообразные (в понижениях и по скло-
нам моренных холмов). Отдельно можно выделить ровницы подсечно-огневых участков, пред-
ставленные двумя-четырьмя валунчиками, уложенными на камень бо́льших размеров.
Антропогенные суходольные разнотравно-злаковые луга на дерново-подзолистых почвах,
возникшие на месте заброшенной пашни, также являются элементом культурного ландшафта.
В настоящее время в пределах Карелии луговые геокомплексы занимают значительные пло-
щади в Заонежье и Северном Приладожье.
Селитебные сельские системы также относятся к элементам культурного ландшафта. Де-
ревни, села, выселки (хутора) на Европейском Севере в зависимости от физико-геогра-
фических условий М.В. Витов [1962] определяет как тип заселения. Классифицируя поселения
по типу заселения, выделяются:
– речной тип заселения: поселения по берегам рек и в их устьях;
– озерный тип заселения, включающий подтипы прибрежных озерных селений, селений
озерных наволоков (мысов) и селения озерных перешейков и островов;
– сележно-озерный, или возвышенно-озерный; этот тип близок к озерному, но здесь боль-
шую роль в возникновении деревни играет возвышенность (моренный холм); при этом типе
дома как бы «сползают» к озеру;
– сележный (возвышенный) тип заселения (водораздельный, по М.В. Витову); деревни тя-
готеют к гребню возвышенности (моренный холм или гряда), и только отдельные дома спус-
каются по склону;
– тип заселения при трактах.
288
Культовые объекты — церкви и часовни, — располагаются на озовых грядах (часовня
Спаса Нерукотворного на острове Кижи, часовня Рождества Пресвятой Богородицы в д. Мань-
ге), на бараньих лбах (церковь Сретения Господня в микрорайоне Соломенное г. Петрозавод-
ска, храмы Валаама), на моренных холмах озерных мысов (часовни Николая Чудотворца в д.
Каменьнаволок на берегу озера Шотозеро, д. Инжунаволок на Сямозере и др.).
К историко-промышленным объектам относятся карьеры по добыче каменного сырья (на-
пример, набирающий туристскую популярность Рускеальский горный парк в Северном Прила-
дожье, созданный на территории вокруг карьера по добыче мрамора), плотины мукомольных и
лесопильных мельниц, а в дальнейшем и гидротехнических сооружений на порожистых реках
кристаллического фундамента.
Таким образом, можно констатировать, что на территории Российской Фенноскандии со-
хранились элементы культурного ландшафта, относящиеся к различным историко-временным
пластам и характерные для геокомплексов конкретной физико-географической страны.
1. Витов М.В. Историко-географический очерк Заонежья: Из истории сельских поселений. М.: Изд-во
МГУ, 1962. 290 с.
2. Потахин С.Б. Северные ровницы // Зеленый лист. Карельский экологический журнал. 2013. № 3. С. 33.
éëçéÇçõÖ èêÖÑèéëõãäà êÄáÇàíàü ìëíéâóàÇéÉé íìêàáåÄ

Ç íûåÖçëäéâ éÅãÄëíà
Созонова Е.Ю.
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, e.y.sozonova@utmn.ru
THE MAIN PRECONDITIONS OF SUSTAINABLE TOURISM DEVELOPMENT

IN THE TYUMEN REGION
Sozonova E.Yu.
Tyumen State University, Tyumen, Russia, e.y.sozonova@utmn.ru
Abstract: This article provides a characterization of the present status of tourist-recreational com-
plex of the Tyumen region. Today, Tyumen oblast is a stable and dynamically developing entity of the
Russian Federation. Developing a system of social relations, set of relationships between the partici-
pants, as a single social space and a separate administrative territory. The study and further data man-
agement processes associated with the possibility of sustainable development of the territory. In view
of this, the social space of the region can be explored from different angles, the formation of recreation
and tourism, is defined as the most promising area from the point of view of the formation of the terri-
tory of the region. The evolution of tourist-recreational complex is presented as the most promising ar-
ea from the point of view of sustainable development, as the Tyumen region and the country as a
whole. The object of research is the tourist and recreational complex of the region as the main part of
territorially-recreational system of the Tyumen region (without Autonomous districts). Recreation and
tourism contributes to the stable economic development of the region. Forming a recreation area, offer-
ing quality services, the region receives income from the sale of the tourist product. Creates new jobs
not only in tourism industry but also for construction enterprises, enterprises providing services and
selling products. In the field of implementing investment projects.
Тюменская область (без автономных округов) расположена в пределах Западно-Сибирской
равнины. Ее территория составляет 161,8 тыс. км². По данным Тюменьстата на конец 2016 го-
да, численность населения области 1477,9 тыс. человек [Тюменьстат, 2016]. Юг Тюменской
области насчитывает 5 городов, 22 района, 5 поселков городского типа, 1231 сельских насе-
ленных пунктов. Тюменская область (без автономных округов) составляет 11,3% всей терри-
тории Тюменской области [Созонова, 2013].
Сегодня промышленное производство формирует более трети валового регионального
продукта. В 2016 году в промышленном производстве обеспечен прирост на 4,6%. Основные
289
точки роста — это крупные промышленные узлы и отдельные новые индустриальные проекты,
реализуемые на территории региона. Уватский промышленный узел в 2016 году пополнился
еще двумя месторождениями, введенными в разработку. Добыча нефти в области увеличилась
до 12,5 млн тонн. Объем инвестиций в основной капитал по итогам 2016 года — 261,5 млрд
рублей, это рост по сравнению с 2015 годом 114,5%. Всего в инвестиционном реестре Тюмен-
ской области в настоящее время 490 проектов с объемом инвестиций 1,6 трлн рублей [Отчет
губернатора, 2016].
В Тюменской области находится более 1000 объектов истории, культуры и досуга: 6 музе-
ев, 4 театра, 635 учреждений культуры и досуга, сотни археологических памятников. В на-
стоящее время в области насчитывается 1872 объектов культурного наследия, представленных
600 объектами и ансамблями градостроительной деятельности (569 объектов с расшифровкой
ансамблей), 182 достопримечательными местами и 1090 объектами археологии [Государствен-
ная программа, 2015].
На территории Тюменской области находятся большое количество санаторно-курортных
комплексов и спортивных сооружений. В Тюменской области действует: 6 — санаториев для
взрослых; 9 — санаториев-профилакториев; 4 — санатория для детей; 11 — баз отдыха; 5 —
санаторно-оздоровительных лагеря круглогодичного действия [Созонова, 2013].
В области функционирует разветвленная сеть ООПТ различных категорий: два государст-
венных природных заказника федерального значения — Тюменский и Белозерский, 33 заказ-
ника регионального значения, осуществляется также охрана 29 памятников природы [Деловой
портал, 2015].
В 2015 году Центр информационных коммуникаций «Рейтинг», подготовил «Националь-
ный туристический рейтинг», посвященный туристической привлекательности регионов РФ,
их туристическому потенциалу и популярности среди отечественных и иностранных туристов.
Тюменская область вошла во вторую группу данного рейтинга и занимает 21 место из 85, опе-
режая своих соседей по УрФО, Свердловская область 24 место, Ханты-Мансийский АО 51 ме-
сто, Ямало-Ненецкий АО, 62 [ЦИК «Рейтинг», 2015].
Характеристика ресурсных возможностей региона для развития туризма представлена в
таблице 1.
Таблица 1
Туристический потенциал и туристические возможности области
Вид туризма Туристические возможности
1 2
Первый русский город в Сибири — Тюмень, основанный в 1586 году на «Тюменском
волоке» (древней караванной дороге из Средней Азии в Поволжье), сохранил памят-
ники и монументальные ансамбли XVII-XIX веков, деревянную застройку второй по-
Культурно-
ловины XIX века и церкви XVIII-XIX веков.
познавательный
Так же археологические памятники: Археологический музей-заповедник на озере Ан-
дреевское имеет постоянную экспозицию «Из глубины веков»; Ингальская долина с
ее археологическими памятниками, принадлежащие разным историческим эпохам
Знаменский кафедральный собор — главный, один из древнейших и самых красивых
православных храмов Тюмени, вызывающий невольное восхищение своей архитекту-
рой; Троицкий мужской монастырь — один из старейших архитектурных ансамблей
Религиозный
Сибири, действующий православный монастырь; Ильинский женский монастырь —
православный монастырь, первое упоминание об Ильинской приходской церкви г.
Тюмени относятся к 1586-1587 гг.
В настоящее время около 40% туристских прибытий в Тюменскую область связаны с
деловыми целями. С открытием технопарка в городе Тюмени в 2009 году, деловой
туризм получил новые возможности для развития.
В настоящее время в областном центре действует один выставочный комплекс «Тю-
Деловой менская ярмарка». В год данный комплекс проводит около 40 выставок. По инициа-
тиве Департамента инвестиционной политики и государственной поддержки пред-
принимательства Тюменской области подготовлен инвестиционный проект
строительства ЭКСПО-Центра, общая площадь экспоцентра может составить
50 000-70 000 м², общая площадь участка — 15-30 га
290
1 2
Тюменская область располагает ресурсами подземных минеральных лечебных вод:
хлоридные натриевые бромные и йодобромные воды с широким диапазоном минера-
лизации: от 5-10 до 30-40 г/ дм³.
В бальнеологическом отношении изучено 15 озер (Большой и Малый Тараскуль,
Ахманка, Тулубаево, Лебяжье и др.), содержащих сапропелевые лечебные грязи, са-
пропели бессульфидные, пресноводные.
Самые известные санатории: «Тараскуль», «Сибирь», «Ласточка», «Ахманка»,
Санаторно-
«Ишимский». Крупные санатории-профилактории «Хвойный», «Сосновый бор»,
курортный
«Светлый». Практически все санатории и курорты Тюменской области являются мно-
гопрофильными учреждениями.
Особый интерес у гостей региона вызывают термальные источники. Всего на сего-
дняшний день действуют 10 предприятий предлагающих получить водные процедуры
в любое время года в открытых бассейнах, это: загородный клуб «Аван», горячий ис-
точник «СОВЕТSKY», минеральный источник «Сосновый Бор», туристическо-
оздоровительный комплекс «Фешенель», горячий источник — ЯР
Тюменская область интересна своими уникальными культурными, историческими и
спортивными событиями: Региональный народный массовый праздник «Сибирская
масленица»; Международные состязания по биатлону «Приз губернатора Тюменской
области»; Национальный татарский праздник «Сабантуй»; Международный фести-
Событийный
валь уличных театров «Сны улиц»; Международный фестиваль исторической рекон-
струкции «Абалакское поле»; Международный фестиваль «Лето в Тобольском Крем-
ле»; Фестиваль «Алябьевская музыкальная осень»; Фестиваль «Декабристские
вечера»
Оздоровительно-восстановительный комплекс экологического туризма «Турнаево» —
позиционируется как центр экологического туризма и органического производства
сельскохозяйственной продукции.
Страусиная ферма в селе Чикча была организована в 2009 году. Основным направле-
нием фермерского хозяйства является выращивание и разведение черного африкан-
Экологический ского страуса.
Центр активного отдыха и туризма «МАСАЛИ» предлагает разнообразные програм-
мы пребывания на природе: одно или двух дневных пешеходных походах по маршру-
там: «Холмы Масальского уезда», «Исчезнувшие деревни», «Поход выходного дня».
С 2014 года клуб «Эко-тур72» проводит туры, среди которых преобладают так назы-
ваемые «семейные» туры выходного дня для сборных групп
Юг Тюменской области обладает необычайной колоритностью растительного
и животного мира, предоставляющей огромные возможности любителям охоты и ры-
балки.
Площадь территорий, акваторий, предоставленных для пользования охотничьими жи-
Охотничье-
вотными, составляет более 8 миллионов гектар. Основными районами охотничье-
рыболовный
рыболовного туризма являются Уватский, Тобольский, Вагайский, Ярковский, Вику-
ловский, Армизонский, Нижнетавдинский и Казанский.
В области действует 75 организаций, осуществляющих пользование животным миром
на основании долгосрочных лицензий
Многопрофильный клинический медицинский центр «Медицинский город», распо-
ложенный в деревне Патрушево становится одним из центров высоких медицинских
технологий в России.
Медицинский
Так же, в своих стенах регулярно принимают пациентов из соседних областей и стран
СНГ такие крупные учреждения, как Кардиоцентр, Нейрохирургический центр,
Центр микрохирургии глаза «Визус-1»
291
В Тюменской области туризм становится новой отраслью экономики региона.
Для устойчивого развития туризма в Тюменской области необходимо создание социально-
экономических предпосылок:
 в экологической сфере — туризм как сектор экономики очень сильно зависит от благо-
приятной окружающей среды, следует разрабатывать туристические предложения, отвечаю-
щие экологическим и социальным требованиям;
 в экономической сфере — обладая высоким природным и культурно-историческим по-
тенциалом, существуют значительные возможности инвестирования в туристскую индустрию,
развития предпринимательства, внедрения ресурсосберегающих технологий;
 в социальной сфере — неотъемлемую чать дестинации составляют санаторно-
курортные и рекраеционные учреждения, способствующие восстановлению здоровья, обеспе-
чению социальных гарантий, улучшению качества жизни.
1. Государственная программа Тюменской области «Основные направления развития внутреннего и
въездного туризма» до 2020 года. URL: https://goo.gl/PmBPb9 (дата обращения: 06.04.2017).
2. Деловой портал правительства Тюменской области: туризм, статистика. URL: http://www.tyumen-
region.ru (дата обращения: 10.04.2017).
3. Отчет губернатора Тюменской области о результатах деятельности правительства Тюменской об-
ласти в 2016 году. URL: https://goo.gl/PfbbLc (дата обращения: 10.04.2017).
4. Созонова Е.Ю. Санаторно-курортное комплекс как приоритетное направление развития туризма
Тюменской области // Академический вестник ТГАМЭУП № 3. Тюмень: ТГАМЭУП, 2013. с. 56-61.
5. Управление Федеральной службы государственной статистики по Тюменской области,
(Тюменьстат): численность населения области. URL: https://goo.gl/ydwAJz (дата обращения:
10.04.2017).
6. Центр информационных коммуникаций «Рейтинг». Национальный Туристический Рейтинг (№1).
URL: https://goo.gl/yUP2BD (дата обращения: 06.04.2017).
BRUSSEL'S EU-QUARTER: LANDSCAPE CONSTRUCTION

IN BUBBLES AND NARRATIVES
Köppen B.
Federal Institute for Population Research (BiB), Wiesbaden, Germany,
bernhard.koeppen@bib.bund.de
The European Quarter in Brussels as a political place and the spatial context of European Union
(EU) policy making is a concrete and clear location at a first glimpse. In addition to the EU institu-
tions and their tangible infrastructure, the political place consists of a political agglomeration of vari-
ous kinds of actors, from EU bureaucrats and politicians to a variety of stakeholders and lobbyists
from all over the EU, who are permanently present in the Brussels neighborhood. The built and EU-
related societal sphere as a whole is often called the "EU Bubble". Thus, the seemingly distinct "Brus-
sels EU landscape" is de facto rather blurry and shaped by social practices and by narratives, when
explored in depth.
In this presentation, I present the EU Quarter as a fixed setting for policy making with a relatively
constant physical, locational and functional shape, and a specific sense of place as the EU bubble. I
emphasize the fragmentation and fluidity that portray it as a place divided into various political as-
semblages that make the place an assemblage of assemblages consisting of smaller and constantly
evolving sub-processes.
292
IX. êÖÉàéçÄãúçõÖ ãÄçÑòÄîíçõÖ àëëãÖÑéÇÄçàü
IX. REGIONAL LANDSCAPE STUDIES
ãÄçÑòÄîíçÄü ëàíìÄñàü éäêìÜÖçàü ÅÄâäÄãÄ1

Снытко В.А.1, Коновалова Т.И.2
1, 2
Институт географии имени В.Б. Сочавы СО РАН,
Иркутск, Россия;mailto:vsnytko@yandex.ru
1
Московский государственный университет имени В.М. Ломоносова, Москва, Россия,
vsnytko@yandex.ru
2
Иркутский государственный университет, Иркутск, Россия, konovalova@irigs.irk.ru
THE LANDSCAPE SITUATION OF THE ENVIRONMENT OF LAKE BAIKAL

Snytko V.A.1, Konovalova T.I.2
1, 2
V.B. Sochava Institute of Geography SB RAS, Irkutsk, Russia
1
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, vsnytko@yandex.ru
2
Irkutsk State University, Irkutsk, Russia, konovalova@irigs.irk.ru
Abstract: Knowledge of modern geosystems properties, regularities of their formation, and
changes under the influence of natural and anthropogenic factors is the basis for the timely prediction
of adverse events occurring during the change of environment. Abstract consideration of the individual
components and static geosystems cannot bring meaningful results in solving these tasks. The situation
is compounded by the need to study of geosystems regions, which are characterized by tectonic activity
and high dynamic processes. The results of the study of geosystems of the region described as the unity
of the territorial structures of different levels of scale, which are at various stages of the dynamic and
evolutionary changes. In the article, the peculiarities of the assessment of the interaction of the envi-
ronment and landscape was the manifestation of a certain kind of dynamic transformations within the
invariant. In the article, the peculiarities of different invariant-variant combinations of geosystems of
the Baikal region. Presented developed in the previous era landscape components, which are organized
at present landscape structure. The materials are presented in the form of information synthesis of data
and knowledge about the territory based on the results of ground and aero visual route research, map
information, interpretation of space images.
Введение
Решение проблем оценки и прогноза изменений окружающей среды регионов, повышения
качества научно-информационной базы для целей управления региональным развитием явля-
ется основой современных географических исследований. Они базируются на изучении струк-
туры, функционирования, динамики и эволюции географических систем, состоящих из боль-
шого числа изменчивых элементов и их взаимосвязей. Все это определило необходимость
многопланового подхода к их изучению, направлению преобразования, поскольку применение
обобщенных знаний об их элементах не могут способствовать получению надежных результа-
тов. При таком подходе геосистемы рассматриваются как особый класс управляющих систем,
которые формируются и развиваются в пространстве и времени как единое, взаимообуслов-
ленное целое, где связи между компонентами осуществляются через их общую принадлеж-
1
Работа выполнена при поддержке гранта РФФИ 16-05-00902.
293
ность вышестоящей геосистеме [Сочава и др., 1974]. Это продукт синтеза времени и простран-
ства, олицетворяемый в неповторимом целостном облике взаимосвязанных элементов, кото-
рые реагируют на воздействие внешних факторов в зависимости от особенностей факторов их
самоорганизации. Как правило, имеющиеся данные отражают ландшафтную структуру только
в статике, описание геосистем происходит лишь через составляющие их компоненты, характе-
ристика взаимосвязей не дается. Вместе с тем, важность познания современных свойств
геосистем крупных регионов, закономерностей их формирования, изменений под влиянием
природных и антропогенных факторов подчеркивается необходимостью создания государст-
венной, а в будущем международной ландшафтной службы, без которой невозможен своевре-
менный прогноз неблагоприятных явлений, возникающих в процессе естественного и антропо-
генного изменения геосистем. Современные направления научных географических исследо-
ваний усложняют задачу научных изысканий, подчеркивая необходимость изучения
геосистем, развивающихся в условиях климатических, либо геодинамических изменений. Цель
исследования — выявление особенностей пространственно-временной самоорганизации гео-
систем геодинамически активного региона. В системе общенаучных знаний решение этой про-
блемы связано с реализацией современного синергетического подхода, а в области физической
географии — с дальнейшим развитием теории геосистем.
Объект и методы исследований
Объект исследования — территория окружения Байкала в границах Центральной экологи-
ческой зоны озера (ЦЭЗ). Ее рубежи совпадают с участком Всемирного природного наследия
«Озеро Байкал». Площадь ЦЭЗ — 89 165 км2, в т.ч. акватория озера — 31 500 км2. Основная
функция ЦЭЗ — сохранение экологической системы оз. Байкал и предотвращение негативных
воздействий хозяйственной и иной деятельности на ее состояние.
На формирование и развитие геосистем района исследований оказывает специфическое
воздействие Байкальская рифтовая зона (БРЗ). Исследуемая территория относится к наиболее
мобильной континентальной зоне Земли с высоко дифференцированными движениями земной
коры, мощной сейсмически активной системой разломов. Здесь установлена крупнейшая теп-
ловая аномалия на континенте вне зон современной вулканической активности. Все это отра-
жается на особенностях геологического строения территории, сложности рельефа и в целом —
ландшафтной структуры. На процесс формирования и развития геосистем также накладывает
существенный отпечаток расположение в пределах материкового ядра Евразии, где развиты
наиболее древние образования — метаморфические породы докембрия и палеозоя. Структура
древнего темени Азии с разнообразными и разновозрастными магматическими и тектониче-
скими породами составляет ядро Амурской тектонической плиты. На границе ее раздела с Ев-
разийской плитой находится Байкальская рифтовая зона с ее центральной частью — оз. Бай-
кал. Своеобразие геосистем этой части территории отразилось в выделении В.Б. Сочавой и его
последователями Байкало-Джугджурской горно-таежной физико-географическая области, ко-
торая охватывает горные сооружения дорифейской и байкальской складчатостей. Для этой об-
ласти характерно сочетание черт древнего рельефа, унаследованного с мезозоя, и дифференци-
рованных неотектонических движений [Сочава, Тимофеев, 1968].
Ландшафтные исследования региона основаны на результатах многолетних наземных и
аэровизуальных маршрутных изысканий, дешифрировании оперативных космических снимков
высокого и среднего разрешения, ГИС-технологиях, анализа и систематизации литературных
данных. Методология исследований пространственно-временной самоорганизации геосистем
базируется на представлении о самоорганизации как сложном процессе формирования, сохра-
нения и упорядоченного преобразования целостности за счет внутренних механизмов, проис-
ходящих под влиянием изменений географической оболочки в целом. Сложность процесса за-
ключается в сочетании прогрессивных и регрессивных изменений, ритмических колебаний,
обусловленных переплетением внутренних и внешних стимулов. Процесс самоорганизации
геосистем района исследований можно подразделить на три типа: формирование геосистемы
со своими специфическими закономерностями; сохранение определенного уровня организации
при изменении внешних и внутренних условий функционирования геосистемы; совершенство-
вание и развитие геосистем, способных накапливать и использовать прошлый опыт развития.
294
Особенности пространственно-временной самоорганизации геосистем
Длительная история развития в пределах древнего темени Азии, процессы БРЗ обусловили
разнообразие и уникальность геосистем территории, сохранение здесь реликтов многих эпох.
Развитие БРЗ привело к поднятию гор, излиянию лав, интенсивному эрозионному расчлене-
нию и неоднократному оледенению наиболее высоко поднятых горных участков, образованию
межгорных котловин, изменению циркуляции атмосферы. Это способствовало изменению ин-
варианта и формированию новых вариантов пространственной организации геосистем, связан-
ных с разрушением старых и формированию новых взаимосвязей, либо сохранению в отдель-
ных экологических нишах древних геосистем. Характерное для рифтовой зоны строение —
узкое ущелье, обрамленное высокими крутосклоновыми горными грядами, определило фор-
мирование континентального климата на западе БРЗ и приморского типа — на восточном,
а также особого типа вертикальной поясности на склонах хребтов, обращенных к Байкалу.
На восточном побережье Байкала имеет место Алтайско-Саянский тип поясности, а на запад-
ном — Восточно-Сибирский. Главное их отличие — отсутствие лесостепи, свойственное Ал-
тайско-Саянскому типу, что связано с более влажным климатом в этой части региона.
На ранних этапах рифтогенеза в зонах тектонических нарушений образовался Баргузин-
ский батолит — крупный интрузивный массив, сложенный метаморфическими и интрузивны-
ми гранитоидами различного состава. Специфика наиболее древних гранитов кислого состава
обусловила развитие в его пределах горно-таежных темнохвойных геосистем, в отличие от до-
минирующих в районе лиственнично-таежных. На Хамар-Дабане, Баргузинском и Байкаль-
ском хребтах в районе выхода гранитов темнохвойная тайга распространена от гольцового
пояса до уровня Байкала. На противоположной западной стороне Байкала, на этой широте вне
зоны распространения развита горная лесостепь. Своеобразной чертой вертикальной поясно-
сти этих хребтов по той же причине является верхняя граница леса, образованная пихтарника-
ми. Это наиболее древние образования среди таежных геосистем, которые появились на терри-
тории вслед за тихоокеанским муссонами, проникающими в плиоцене на эту территорию.
С базальтовым вулканизмом, который проявлялся дважды на территории исследований в мио-
цене (20-2,5 млн лет) и в голоцене (10 тыс. л.) [Байкал. Атлас, 1993] также связано распростра-
нение многочисленных эндемиков.
Активное проявление тектонических процессов, обусловленное развитием БРЗ, привело к
тому, что древние пенеплены были подняты на значительную высоту. К таковым, например, от-
носится Окинское плоскогорье на юге БРЗ, своеобразие геосистем которого определяется его
замкнутостью, экстраконтинентальными климатическими условиями, повсеместным развитием
многолетней мерзлоты. На плоскогорье развиты преимущественно лственнично-редколесные
мохово-травяные мерзлотные группы фаций. Пределы высотных поясов в районе восточной час-
ти Восточного Саяна, где происходит взаимодействие процессов орогенеза и рифтогенеза, опре-
деляющих взаимное усиление геодинамических процессов и образование альпинотипных форм
рельефа, на 100-200 м превышают соответствующие показатели западных районов Восточного
Саяна. Эти геосистемы в типологическом плане близки к геосистемам Забайкалья, не смотря на
тесную орографическую связь с остальными частями Восточного Саяна.
Под влиянием тектонических движений максимальные опускания земной коры приурочены к
окраинным районам Усть-Селенгинской депрессии, примыкающим к подгорному прогибу хр. Ха-
мар-Дабан, к котловинам Байкальского типа. К ним приурочены типичные внутренние дельты рек
с уникальными интразональными и субаквальными геосистемами и подгорно-долинные гидроак-
кумулятивные геосистемы. Сочетание резко различных по увлажнению ландшафтных условий —
сухости воздуха с высокими летними температурами воздуха и заболоченности почв создает высо-
кие ландшафтные контрасты на близко расположенных участках территории, отличающихся гео-
графическим положением относительно тектонических структур [Коновалова, 2011].
Исследования, проведенные в районе дельты Селенги — сейсмически наиболее активном
районе БРЗ, показали, что тектоническая активность территории способствует образованию
четко выраженных ландшафтных рубежей с «привязкой» определенных типов геосистем к
тектоническим структурам. Так одна из ветвей сброса Черского четко выделяется на местности
прямолинейными субмеридианальными участками проток Селенги, к которым приурочены
субаквальные болотные геосистемы на четвертичных отложениях.
295
В пределах БРЗ фиксируется ярко выраженный поток энергии, обусловленный эндоген-
ными источниками тепла, связанными с доминирующими в мантии процессами теплопереноса.
Здесь температуры горных пород вдоль разломов на глубине 50-100 м увеличиваются почти в
4 раза, по сравнению с фоновыми, расположенными на Среднесибирском плоскогорье [Люби-
мова, 1968]. Это связывают с остаточными явлениями нижне- и среднечетвертичного вулка-
низма. Синтез дистанционных материалов, литературных данных, полевых исследований по-
казали четкую приуроченность теплолюбивых реликтовых геосистем к районам притока
глубинного тепла [Ноговицына, 2016]. В пределах байкальской ветви котловин это, прежде
всего, сухостепные геосистемы центрально-азиатского типа, которые являются наиболее древ-
ними плиоценовыми образованиями в регионе. Высокие значения теплового потока фиксиру-
ются также по прямолинейным участкам крупных речных долин в пределах северного макро-
склона хр. Хамар-Дабан, западного — Баргузинского хребта, в центральной и южной части
Баргузинского хр. Проявление этой аномалии связывают с интенсивным подтоком глубинного
тепла в зоне разломов. Маршрутные исследования показали, что в этих районах развиты уни-
кальные для региона широкотравные пихтарники, формирование которых унаследовано от
широколиственно-хвойных лесов плиоцена.
Анализ литературных данных, изучение ландшафтов-аналогов дало возможность устано-
вить основные этапы смены инвариантов на территории района исследований.
1 этап восходит к олигоцену, к которому относят нижнюю возрастную границу начальных
стадий формирования оз. Байкал. В это время в условиях умеренно-теплого и влажного климат
на слаборасчлененных поверхностях водоразделов и аллювиально-озерных низменностях были
развиты широколиственные крупнотравные каштаново-грабово-ильмовые геосистемы с при-
месью водяной сосны и болотного кипариса. Последующая эпоха — миоценовая — ознамено-
валась массовым излиянием базальтов на фоне медленного поднятия Байкальского свода.
В это время влияние морского муссонного климата распространилось вплоть до восточных
рубежей региона. Благодаря этому широкое развитие здесь получили геосистемы хвощевых
болот пониженных участков равнин и водораздельные широколиственные (граб, дуб, бук и
др.) травяные (с плаунами) геосистемы — на большей части региона. С этим временем связано
образование буроземов, которые в настоящее время развиты под пихтовыми и пихтово-
кедровыми крупнотравными черневыми реликтовми геосистемами в пределах северного мак-
росклона Хамар-Дабана.
2 этап смены инварианта связан с собственно рифтовой стадией развития региона и впади-
ны будущего Байкала. Интенсивные тектонические движения в позднем плиоцене обусловили
поднятия горных систем как вокруг Байкала, так и на востоке материка. Это привело к возник-
новению орографических преград, которые оказали влияние на циркуляцию атмосферы. Зна-
чительную роль стал играть Сибирский антициклон, который повлиял на пространственные
изменения геосистем. В системе атмосферной циркуляции усилился западный перенос воз-
душных масс. Преобразования, связанные с нарастающей аридизацией, способствовали широ-
кому распространению степных геосистем на юге региона. На побережье Байкала и на крутых
склонах хребтов распространяются сухостепные геосистемы с остролодочником (Oxytropis),
плаунками (Selaginella) и др. Позднеплейтоценовое похолодание, совпавшее с поднятием гор-
ных систем вокруг Байкала, обусловило развитие горно-долинного оледенения. В высокогорь-
ях сформировались горные тундры и подгольцовые редколесья из пихты и кедра. В таежном
поясе доминировали елово-кедровые багульниковые и рододендроновые группы фаций. По
высокогорным участкам в регион в эту эпоху из районов Дальнего Востока проникла каменная
береза (Betula ermanii). На периферии ледника сформировался своеобразный темнохвойно-
таежный комалекс с кедром сибирским и кедровым стлаником. В это время развивается род
Betula в Прибайкалье, которое считается одним из поздних центров его развития.
Во время сартанской ледниковой эпохи, которая рассматривается как время максимально-
го похолодания в регионе, произошло повсеместное развитие «подземного оледенения». На
границе плейстоцена и голоцена по мере усиления континентальности климата и развития
многолетней мерзлоты появляется новый прогрессивный мерзлотный тип ерниковых листвен-
нично-таежных геосистем, в котором основной лесообразующей породой является лиственни-
ца даурская. В настоящее время она, наряду с кедровым стлаником, рассматривается как ти-
296
пичный представитель Байкало-Джугджурской физико-географической области. В конце
плиоцена формируется единая Байкальская котловина современной конфигурации.
3 этап наступил около 150-200 тыс. лет назад. В это время в зоне сближения Предсаянско-
го и Байкальского разломов горы достигли высот, максимальных для Восточного Саяна. Стали
интенсивно погружаться котловины Байкальского типа. Эти процессы продолжаются и поны-
не. Для современного инварианта характерен единый механизм горо- и рифтообразования.
История развития геосистем региона нашла свое отражение в их разнообразии и уникаль-
ности. Геосистемы региона, вслед за изменениями климата и рельефа, испытывали существен-
ные преобразования от широколиственных папоротниково-плауновых к сухостепным и горно-
тундровым. Своеобразные условия, созданные взаимодействием атмосферы, поверхности су-
ши и акватории Байкала в пределах замкнутой горно-котловинной системы, имеющей значи-
тельную протяженность с юга на север, высокое сложно расчлененное горное обрамление,
разнообразные по величине речные долины и пади способствуют формированию и сохране-
нию уникальных геосистем. На территории ЦЭЗ представлены как древние типы геосистем,
либо их элементы (широкотравные темнохвойные с плаунами, центрально-азиатские сухо-
степные, подгольцовые пихтарниковые), так и более молодые, прогрессивные типы — гольцо-
вые, лиственнично-таежные ерниковые, лугово-степные.
Основной ландшафтно-типологический спектр региона представлен 4 физико-географиче-
скими областями: Байкало-Джугджурской горно-таежной, Южно-Сибирской горной темно-
хвойно-таежной, Центрально-Азиатской сухостепной, Северо-Азиатской лесостепной,
отражающих дифференциацию территории по критериям тепло обеспеченности, увлажнения,
влияния тектонической составляющей. Доминируют горно-таежные типы геосистем, которые
отличаются литоморфностью, ведущей ролью мобильной составляющей, резкими, как локаль-
ными, так и региональными контрастами.
Проявления региональных факторов дифференциации геосистем осложнены местными
географическими особенностями: выходами термальных вод, процессами засоления, заболачи-
вания, влиянием шквальных ветров и т. д. Петрологическое строение горных пород террито-
рии наложило отпечаток на формирование геосистем и существенно преобразовало широтные
закономерности их распределения. Его влияние особенно отчетливо прослеживается в услови-
ях, удаленных от экологического оптимума для функционирующих здесь природных комплек-
сов. Так на западном, «континентальном» побережье влияние низких показателей увлажнения
усиливается воздействием карбонатных пород протерозоя. В результате здесь получили разви-
тие подтаежные геосистемы, отличительной чертой которых является сочетание травяных ли-
ственничников с луговыми степями. Развитие лесных и степных типов геосистем в составе
подтайги исторически взаимосвязано, а экологические оптимумы очень близки с разницей в
увлажнении, которое в настоящее время благоприятно для развития луговых степей.
Для котловин и крупных речных долин характерно распространение озерно-речных четвер-
тичных отложений, которые отличаются рыхлостью и слабой цементацией. В результате этого
они легко размываются водой и при отсутствии бронирующего почвенно-растительного покрова
развеваются и легко превращаются в движущиеся пески. На этих отложениях сформировались
уникальные для региона и слабоустойчивые лишайниковые и мертвопокровные сосняки.
Здесь же, на восточном берегу, у подножия Баргузинского хребта доминируют редколес-
ные лиственничные багульниково-брусничные кедрово-стланиковые заболоченные группы
фаций поверхностей байкальских террас. Их формирование cвязано с развитием многолетней
мерзлоты, что вызвало «отундровение» и заболачивание прежде занятой темнохвойной тайгой
территории.
Ландшафтные контрасты на территории региона достигают порой разницы региональных
рубежей. Примером может служить район дельты Селенги и прилегающих к ней окрестностей.
Здесь, благодаря проявлению неотектонических движений и опусканию земной коры сложи-
лось уникальное сочетание болотных и сухостепных типов геосистем, что обусловлено близко
расположенными к поверхности грунтовыми водами и засушливым климатом региона.
В межгорных котловинах, долинах мелких рек, ущельях на севере ЦЭЗ наблюдается
«внутрикотловинный» эффект, возникающий под воздействием застоя холодного воздуха у
подножия склонов и широкого развития многолетней мерзлоты. Это способствуют формиро-
ванию в их пределах лиственнично-таежных ерниковых типов геосистем, своеобразие которых
297
определяется их генетической связью с древними комплексами приледниковых районов Сиби-
ри. Они сочетаются с развитием в котловинах и речных долинах марей — заболоченных ред-
костойных лиственничников, перемежающихся с участками безлесных болот и ерниковых за-
рослей, что связывают с проявлениями тихоокеанского муссона. В результате эти геосистемы
рассматриваются как фрагменты дальневосточной природы.
Исследования показывают, что геосистемы района исследований формировались и разви-
вались как в условиях влияния рифтогенеза и орогенеза. Своеобразие геосистем территории в
значительной мере определяется расположением в пределах Байкальской рифтовой зоны. Ре-
гион относится к мобильной континентальной зоне Земли с высокодифференцированными
движениями земной коры, что отражается на слабой устойчивости и изменчивости геосистем
региона. Внутриземные источники энергии, связанные с развитием БРЗ повлияли на транс-
формацию всей системы самоорганизации геосистем региона и тем самым — изменение их
рубежей, формирование уникальных типов геосистем. В настоящее время большая их часть
несет различные функции по сохранению ландшафтного разнообразия геосистем. Проведен-
ные исследования могут служить основой при разработке концепций устойчивого развития
региона. При этом основным фактором ее реализации является сохранение их самоуправляе-
мого развития за счет правильной организации антропогенного воздействия в пространстве.
1. Байкал. Атлас. М.: ГУГК, 1993. 160 с.
2. Коновалова Т. И. Уникальность геосистем и функциональное зонирование центральной экологиче-
ской зоны оз. Байкал // Изв. Иркут. гос. ун-та. Сер. Науки о Земле. 2011. Т. 4, № 2. С. 107-120.
3. Любимова, Е.А. Тепловая аномалия в области Байкальского рифта // Байкальский рифт / отв. ред.
чл.-корр. АН СССР Н.А. Флоренсов М: Наука, 1968. С. 159-160.
4. Ноговицына М.А. Самоорганизация геосистем Южного Прибайкалья// Изв. Иркут. Гос. ун-та. Сер.
«Науки о Земле». 2016. Т. 18. С. 91-104.
5. Cочава В.Б., Крауклис А.А., Снытко В.А. К унификации понятий и терминов, используемых при
комплексных исследованиях ландшафта // Докл. Ин-та географии Сибири и Дальнего Востока. 1974.
Вып. 42. С. 3-9.
6. Сочава В.Б., Тимофеев Д.А. Физико-географические области Северной Азии //Докл. Ин-та геогр.
Сибири и Дальнего Востока. 1968. № 19. С. 3-19.
èêÖÑÉéêçõÖ ãÄçÑòÄîíõ äÄä èêéëíêÄçëíÇÖççé-ÇêÖåÖççõÖ

ùäéíéçõ (çÄ èêàåÖêÖ ëÖÇÖêçéÉé äÄÇäÄáÄ)
Атаев З.В.
Дагестанский государственный педагогический университет, Махачкала, Россия
Прикаспийский институт биологических ресурсов ДНЦ РАН, Махачкала, Россия,
zagir05@mail.ru
FOOTHILL LANDSCAPES AS THE SPATIAL-TEMPORAL ECOTONES

(ON THE EXAMPLE OF THE NORTERN CAUCASUS)
Ataev Z.V.
Dagestan State Pedagogical University, Makhachkala, Russia
Caspian Institute of Biological Resources of Dagestan Scientific Center, RAS, Makhachkala, Russia,
zagir05@mail.ru
Abstract: The territory of the Northern Caucasus is characterized by a great variety of natural
conditions and, as a result, natural landscapes. A distinctive feature of this territory is the peculiar
structure of altitudinal zonality, caused by the existence of local systems of the intermontane hollows
and ridges bordering its mountain structure. The insignificant height of ridges in combination with a
peculiar climate lead to the formation of a spatial structure of landscapes which differs both from the
298
adjacent plains and from higher parts of the mountain structure. Such transitional areas are called
ecotones and are highlighted as a separate category of natural territorial complex. Most authors of the
landscape maps of the Northern Caucasus territory, distinguish only two higher classifying landscapes
units (classes) here — plains and mountains, which correspond to relief megaforms. However, there is
a transitional zone from the plain to the mountains within the Northern Caucasus, which was called
"foothill landscapes". A complex of the quantitative and qualitative parameters in combination with
significant spatial mosaic of locations and temporal variability of climatic conditions form peculiar fea-
tures of the low-mountain foothill landscapes of the Northern Caucasus, which should be assigned into
a peculiar classification unit.
1. Пространственная экотонность предгорных ландшафтов
Морфометрический анализ рельефа является одним из методов геоморфологических иссле-
дований, в котором количественные характеристики форм рельефа изучаются с помощью специ-
альных измерений. Обычно измеряют абсолютную и относительную высоту отдельных форм
рельефа или их комплексов, углы наклона, экспозицию склонов, площади, занятые положитель-
ными и отрицательными формами, и некоторые другие [Симонов, 1998]. Проблемам количест-
венного описания рельефа посвящено значительное количество работ [Спиридонов, 1970; Ани-
симов, 1999].
Морфометрический анализ рельефа сегодня осуществляется с помощью цифровой модели
рельефа (ЦМР). В настоящее время началось создание ЦМР разных разрешений, которые в ГИС-
технологиях выполняют, в известной мере, функции масштабов карт. Анализ территории Север-
ного Кавказа проводился с использованием пакета ArcGIS на основе ЦМР. В качестве основы
были использованы результаты радиолокационной съемки Shuttle radar topographic mission
(SRTM), предназначенной для построения высокоточной сети глобальной ЦМР. Ее среднеквад-
ратическая погрешность оценивается по высоте около 16 м, а точность положения узлов трехсе-
кундной сетки составляет около 20 м, при этом в условиях горного рельефа эти показатели ста-
новятся выше. Такая точность ЦМР соответствует целям, поставленных в работе.
Исправленный снимок SRTM с разрешением около 60 м пригоден для выполнения морфо-
метрического анализа и построения соответствующих карт в среде ГИС. Редактирование снимка,
связанное с идентификацией и последующим устранением незначительных ошибок, проведено с
использованием средств пакета ArcGIS и его модуля Spatial Analyst. Эта же программа применя-
лась при первичных расчетах и построении карт.
Карта крутизны склонов (углов наклона земной поверхности) строилась с помощью функ-
ции Special Analyst и ее опции Surface analysis. Первоначально карта была получена в растровом
представлении, далее она конвертировалась в векторный формат. В результате конвертирования
получена векторная карта с полигонами различной крутизны склонов. При этом изначально
строилась гипсометрическая карта с заданными высотными ступенями, затем вычислялись ми-
нимальные и максимальные уклоны и площади полигонов по высотным ступеням.
Аналогичным способом строилась карта экспозиции склонов. По этой методике для терри-
тории Северного Кавказа на основе цифровых моделей рельефа были составлены гипсометриче-
ская карта и карта крутизны склонов. В геоморфологическом отношении здесь отмечается соче-
тание равнинного и горного рельефа, и, хотя высоты указанных хребтов не превышают 400-
600 м, они играют большую роль в формировании ландшафтов, являясь важными локальными
климаторазделами.
Предгорья как физико-географический, или ландшафтный, экотон (по терминологии
Э.Г. Коломыца [1988] и В.А. Николаева [2003] характеризуются набором и сочетанием как ми-
нимум 3 геоморфологических элементов: 1) хребты, представляющие собой локальные повы-
шения на фоне равнинного рельефа и чаще всего являющиеся низкогорьями в геоморфологи-
ческом отношении (до 1000 м над уровнем моря); 2) равнинные участки, характеризующиеся
незначительной крутизной (до 2-4), чаще всего располагающиеся между хребтами, или, как
минимум, с одной стороны прилегающие к ним (то есть, по сути, являющиеся днищами котло-
вин); 3) наиболее низкие хребты собственно горного сооружения Большого Кавказа, в геомор-
фологическом отношении относящиеся к низкогорьям, а в ландшафтом — к нижнегорьям, так
как здесь начинается самый нижний высотный пояс — широколиственные леса.
299
Столь значительная геоморфологическая «пестрота» приводит к тому, что здесь формиру-
ется своеобразный мезоклимат, отличающийся как от прилегающих равнин (меньшие скорости
ветра, более стабильный снежный покров и т. п.), так и от гор (более высокие температуры и
меньшее количество осадков). В результате геоморфологической «пестроты» и особенностей
климата здесь формируется более широкий ряд местоположений, и, соответственно, набор фи-
зиономических типов растительности: травяной, кустарниковой и древесной, наиболее типич-
ной для лесостепной зоны.
В низкогорно-предгорных ландшафтах в результате взаимодействия гор с прилегающими
равнинами возникает своеобразная предгорная зональность, относимая к парадинамической
зональности регионального уровня. Зональность предгорных ландшафтов выражается в чере-
довании гумидно-предгорного и аридно-теневого вариантов зональности. Кроме предгорной
зональности местами при непосредственном влиянии передовых хребтов, стоящих в виде
барьера на пути движения воздушных масс, проявляется барьерно-высотная зональность
ландшафтов [Алибеков, 1988; Максютов, 1980]. Задерживая насыщенные водяными парами
воздушные массы и конденсируя их влагу на наветренных склонах, предгорные хребты созда-
ют своеобразный мезофильный ландшафт, резко отличающийся от территорий, находящихся в
области барьерной тени.
Для объективного анализа и выделения равнинной, предгорной и горной частей нами
[Атаев, 2008] был проведен анализ морфометрических особенностей рельефа, так как указан-
ные понятия относятся к категории геоморфологических. Среди большого количества морфо-
метрических параметров наиболее подходящими для выявления ландшафтообразующей роли
становятся такие, как абсолютная высота местности и крутизна поверхностей. Гипсометриче-
ский фактор приводит к дифференциации ландшафтов, а крутизна является тем критерием, по
которому отграничиваются равнинные и горные ландшафты.
Одним из наиболее простых и достоверных критериев, по которому отделяется горная часть
от равнинной, является крутизна склонов. Чаще всего признается, что при крутизне поверхно-
стей или склонов свыше 6 начинаются горы (или их предгорья). В пределах Северо-Восточного
Кавказа они занимают 35% от всей площади. При этом на высоты до 1000 м (низкогорья в гео-
морфологическом понимании) приходится 17848 км2 (39,7%), 1000-2000 м (среднегорья) —
12192 км2 (27,1%), и 2000-3000 м — 11625 км2 (25,9%), и выше 3000 м — 3223 км2 (7,2%). То
есть в геоморфологическом отношении на территории Северо-Восточного Кавказа более широко
представлены низкогорья и высокогорья, тогда как среднегорья занимают несколько меньшую
площадь. Наибольшую площадь в низкогорьях занимают высотные отметки 200-400 и 400-600 м,
куда входят передовые хребты (Терский и Сунженский). Что касается среднегорий, то здесь рас-
пределение территории довольно равномерное. В высокогорьях (до 3000 м) заметно повышение
доли территорий с высотами от 2500 м, что можно объяснить наличием значительных поверхно-
стей выравнивания как на Скалистом хребте, так и во Внутригорном Дагестане. Наиболее высо-
кие части горного сооружения занимают не столь значительную территорию.
Ландшафты предгорий, низкогорий и нижнегорий, которые поднимаются до 1000-1200 м
заметно, до высоты до 600 м почти полностью заняты ими. Территории с отметками высот 600-
800 м тяготеют к предгорной части, а при дальнейшем увеличении абсолютной высоты низкого-
рья и предгорья постепенно переходят в собственно горное сооружение.
На территории Северо-Восточного Кавказа встречаются склоны с крутизной до 75. По-
верхности с крутизной до 6 занимают 10598 км2 (23,6%). В геоморфологическом отношении
они соответствуют равнинам. В горной части территории с такой крутизной склонов чаще всего
отмечается либо в котловинах, либо это поверхности выравнивания в довольно возвышенных
частях (горные плато). Склоны с разной степенью покатости (от 6 до 20) занимают наиболь-
шую, по сравнению с другими склонами — до 16503 км2 (36,7%). Следующая группа склонов —
склоны средней крутизны (20-30), занимают 9087 км2 (20,2%). Крутые склоны (30-45) занима-
ют 7713 км2 (17,2%). Обрывистые склоны (45-60) занимают 1001 км2 (2,2%). И, наконец, отвес-
ные скалы (60-75) занимают ничтожно малую площадь.
Что касается предгорных, низкогорных и нижнегорных ландшафтов, то здесь на склоны
крутизной до 10 приходится более 50% аналогичных склонов, получивших распространение на
300
всей территории Северо-Восточного Кавказа. По мере увеличения крутизны склонов увеличива-
ется доля территории, которая располагается в пределах горного сооружения Большого Кавказа.
В целом в пределах предгорных ландшафтов еще сохраняется довольно значительная доля скло-
нов, имеющих крутизну до 25, а более крутые склоны не характерны для категории предгорных,
низкогорных и нижнегорных ландшафтов.
Еще одной важной морфометрической характеристикой является экспозиция склонов. Для
Северо-Восточного Кавказа наиболее характерными являются склоны северных румбов, сум-
марная доля которых составляет 42,9%, что легко объясняется положением территории на север-
ном макросклоне Большого Кавказа. На долю склонов южных румбов приходится 31,3%. С по-
зиции циркуляции атмосферы склоны западных румбов, которые в умеренных широтах
получают максимальное количество осадков, занимают более 30% (33,2%), а восточные — около
40% (39,9%). То есть, сочетание этих факторов приводит к тому, что здесь более широко пред-
ставлены местоположения, в которых отмечается некоторый недостаток тепла и влаги.
Что касается предгорных, низкогорных и нижнегорных ландшафтов, то плоские поверхно-
сти абсолютно характерны лишь для предгорных ландшафтов, так как на них приходится 173 из
174 км2 (99,4%). Склоны других экспозиций занимают здесь в целом площадь, пропорциональ-
ную общей.
Следующим параметром, непосредственно связанным с рельефом, позволяющим количест-
венно оценить его вклад в формирование ландшафтной структуры региона, является интенсив-
ность солнечного излучения (радиации). По распределению данного параметра низкогорно-
предгорные ландшафты занимают промежуточное положение между двумя признаваемыми
классами — равнинными и горными.
Также ярким подтверждением того, что переходная полоса между равнинной и горной
частями характеризуется контрастными («пестрыми») условиями, является карта густоты го-
ризонтального расчленения рельефа. Для создания этой карты был необходим подсчет длин
линий водотоков разных порядков (в нашем случае от элементарного, 1 порядка, до 11 — наи-
более крупные реки). Далее были подсчитаны длины водотоков в пределах квадрата со сторо-
ной 10 км. Итоговая карта (рис. 1) была составлена путем выделения естественных групп в
программе MapInfo.
Наибольшая контрастность и пестрота характерны как раз для предгорного экотона. В
собственно горной части региона заметно постепенное увеличение эрозионного расчленения
по мере увеличения абсолютной высоты. Именно эрозионное расчленение создает условия для
формирования склонов разной крутизны и экспозиции.
Длина, км
20 -- 350
350 -- 730
730 -- 900
900 -- 960
960 -- 990
990 -- 1 040
1 040 -- 1 350
301
Рис. 1. Карта густоты горизонтального расчленения рельефа
Северо-Восточного Кавказа
2. Временнáя экотонность предгорных ландшафтов

Климат, после рельефа, выступает вторым по значимости фактором при формировании
ландшафтов, особенно их высоких классификационных единиц. Однако климат, в отличие от
рельефа, характеризуется довольно значительной временной изменчивостью, то есть в одних и
тех же ландшафтах в разные месяцы, сезоны и годы могут отмечаться несколько отличные ус-
ловия. В этой связи нами для обоснования выделения низкогорно-предгорных ландшафтов
были проанализированы не только статистические характеристики климата, такие как средние
многолетние величины температуры воздуха, количества осадков и величины увлажнения, но
также и их изменения на протяжении рядов лет [Атаев, 2008].
Климатические параметры обычно осредняются за несколько десятков лет. В последнее
время, когда стала дискутироваться проблема изменения климата, за минимальный отрезок
времени, на котором проявляются наиболее типичные черты климата того или иного региона,
принимается 30 лет. При этом колебания климатических условий внутри этих временных про-
межутков рассматриваются чаще всего в качестве ландшафтообразующих процессов. Ампли-
туда этих изменений весьма существенна и изменяется в разных ландшафтах по-разному
[Братков и др., 2013]. В этой связи временная неоднородность климатических условий, накла-
дывающаяся на разнообразие литогенной основы и местоположений, может рассматриваться в
качестве не только фактора динамики ландшафтов, но и ландшафтообразующего фактора. Ми-
нимальный временной ряд, за который следует рассматривать климатические условия, должен
быть или 30 или 60 и более лет.
Интегральным показателем условий тепло- и влагообеспечения является коэффициент ув-
лажнения, который представляет собой отношение величины осадков к испаряемости, чаще
всего за тот же период. Этот коэффициент, рассчитанный за многолетний период, позволяет
оценить соответствие климатических условий, точнее — условий тепло- и влагообеспеченно-
сти вегетационного периода, характеру растительности. Однако его же можно применять для
оценки этих условий в конкретные годы.
Анализ климатических параметров ландшафтов позволяет сделать вывод, что предгорные
ландшафты Северного Кавказа характеризуются большой временнóй неоднородностью клима-
тических условий. Она проявляется в том, что для таких важнейших климатических парамет-
ров, как температура, осадки и условия увлажнения, характерна большая амплитуда колеба-
ний, при этом изменчивость от года к году бывает сопоставима с изменчивостью за гораздо
более длительный временнóй отрезок. Для годовой температуры воздуха амплитуда колебания
составляет около 4 и, несмотря на существующие современные тенденции к увеличению (так
называемое «глобальное потепление»), ее неоднородность в пределах малых временных отрез-
ков осталась такой же, как и для длительных, то есть 2-3-летние вариации могут «гасить» на-
растающие тенденции. Еще большая изменчивость и неоднородность характерна для величины
осадков и в большей степени производного от них коэффициента увлажнения. Годовая вели-
чина осадков изменяется в обоих случаях более чем на 300%, тогда как в зональных ландшаф-
тах на равнинах и высотно-зональных в горах эта изменчивость существенно меньше. Так,
климат переходных ландшафтов характеризуется отношением максимального количества
осадков к минимальному в 300%, а климат предгорных — больше 300%. Поэтому данный по-
казатель, а именно величина изменчивости осадков, может быть надежным индикатором для
выделения переходных ландшафтов, в нашем случае низкогорно-предгорных. Как и темпера-
туры, величина осадков и коэффициент увлажнения характеризуются существенной времен-
ной неоднородностью в короткие промежутки времени, которая перекрывает низкочастотную
составляющую, находящую выражение в современных климатических изменениях. Поэтому
при однонаправленных тенденциях изменения климата (выраженное на протяжении несколь-
302
ких лет подряд похолодание/потепление или гумидизация/аридизация) создаются предпосылки
для изменения площадей соответствующих типов растительности.
3. Заключение
Результаты проведенных исследований ландшафтов Северного Кавказа позволяют сделать
следующие основные выводы.
1. Предгорные ландшафты в целом являются природными экотонами, так как здесь отме-
чается более значительное по сравнению со смежными равнинами и горами разнообразие
физико-географических (внутриландшафтных) условий, а также повышенная динамичность
и более активный вещественно-энергетический обмен.
2. Предгорные ландшафты отличаются чертами значительного своеобразия. Оно проявля-
ется в наличии более широкого спектра местоположений, чем в смежных равнинных и горных
ландшафтах. Здесь представлены местоположения, типичные как для равнинных ландшафтов
Предкавказья, так и для горных ландшафтных поясов Большого Кавказа.
3. Предгорные ландшафты характеризуются высокой изменчивостью и временной неодно-
родностью климатических условий. Положение на границе между равнинными и горными
ландшафтами приводит к тому, что средняя годовая температура воздуха может соответство-
вать как таковой на прилегающих равнинах, для которых характерен теплоумеренный климат,
так и вышерасположенным горам (умеренных климат). То есть отмечается более значительная
неоднородность климатических условий по сравнению с зональными (равнинными) и высотно-
зональными (горными) ландшафтными поясами. Значительная нестабильность и неоднород-
ность климатических условий отмечается также по сезонам и месяцам года.
4. Аналогичная ситуация отмечается в отношении осадков и увлажнения предгорных
ландшафтов. В отличие от температуры воздуха, величина осадков наиболее изменчива в теп-
лое время года, в результате чего вегетационный период характеризуется чередованием усло-
вий, типичных для разных физиономических типов растительности.
5. Временная структура предгорных ландшафтов характеризуется относительно стабиль-
ными условиями переходных сезонов и значительным разнообразием состояний основных се-
зонов года. В целом чередование условий способствует наличию в контактной полосе как дре-
весно-кустарниковых, так и травяных ПТК.
Таким образом, набор количественных и качественных параметров в сочетании со значи-
тельной пространственной мозаичностью местоположений и временной изменчивостью кли-
матических условий формируют своеобразные черты низкогорно-предгорных ландшафтов Се-
верного Кавказа, которые необходимо выделять в отдельную классификационную единицу.
1. Алибеков Л.А. Взаимодействие горных и равнинных ландшафтов (на примере Средней Азии): авто-
реф. дис. … д-ра геогр. наук. М., 1988. 52 с.
2. Анисимов В.И. Морфометрический анализ рельефа. Сочи, 1999. 321 с.
3. Атаев З.В. Ландшафтный анализ низкогорно-предгорной полосы Северо-Восточного Кавказа // Извес-
тия Дагестанского государственного педагогического университета. Естественные и точные науки.
2008. № 1. С. 59-67.
4. Братков В.В., Атаев З.В., Байсиева Л.К. Временная неоднородность климатических условий предгор-
ных ландшафтов Северо-Восточного Кавказа // Юг России: экология, развитие. 2013. №1. С.6-11.
5. Коломыц Э.Г. Экотон как объект физико-географических исследований // Известия АН СССР. Сер.
Геогр. 1988. № 5. С. 24-36.
6. Николаев В.А. Ландшафтные экотоны // Вестник Московского университета. Серия 5. География.
2003. № 6. С. 3-9.
7. Максютов Ф.А. Ландшафты предгорий. Уфа: Изд-во Башкирск. ун-та, 1980. 76 с.
8. Симонов Ю.Г. Морфометрический анализ рельефа. Смоленск: СГУ, 1998. 270 с.
9. Спиридонов А.И. Основы общей методики полевых геоморфологических исследований. М.: Высшая
школа, 1970. 458 с.
303
éñÖçäÄ ëéÇêÖåÖççéÉé ëéëíéüçàü èÄëíÅàôçõï ùäéëàëíÖå
Ç ÄêàÑçéâ áéçÖ óÖóÖçëäéâ êÖëèìÅãàäà
Байраков И.А.
Чеченский государственный университет, Грозный, Россия, idris-54@mail.ru
ASSESSMENT OF A CURRENT STATE OF GRAZING ECOSYSTEMS

IN ARID ZONE OF THE CHECHEN REPUBLIC
Bajrakov I.А.
The Chechen State University, Grozny, Russia, idris-54@mail.ru
Abstract: The lack of information on the connection with the use of the land cover and landscape
complex negative processes caused by deflationary environment problems need causes side effects of
these processes on the structure and functioning of arid ecosystems studies. Functioning in the wild
landscape of the set on small construction sites is stored, but it greatly weakened, the economic impact
of irrigated agriculture and pastures. Of course, almost 0.9 achieved under these circumstances KAN.
The greater part of the square, studied barren landscape, that require complex in the year-round level of
anthropogenic Otgonnye used as an intensive grazing of summer and winter periods.
Богатство природно-климатических условий и пастбищных ресурсов ландшафтного ком-
плекса Северо-Чеченской низменности, начиная со второй половины 18 века, интенсивно ис-
пользуется в сельскохозяйственном производстве: распашка слабо связанных, рыхлых песча-
ных почв без соблюдения элементарных агротехнологий по использованию песчаных почв;
перевыпас скота, превышающий нормы выпаса в несколько раз, привели к тому, что к настоя-
щему времени практически все аридные экосистемы нарушены и находятся в деградационной
динамике.
Наиболее интенсивному антропогенному воздействию подвержены аридные пастбищные
экосистемы Северо-Чеченской низменности, причем все компоненты ландшафта. Нарушение
растительного покрова в аридных ландшафтах при продолжительном его использовании в
режиме нарушения их естественной устойчивости приводит к цепной реакции, которая
вызывает деградацию почвенного покрова, что влечет за собой масштабные дефляционные
процессы и коренные преобразования всего облика аридных ландшафтов, усиливая процессы
опустынивания, которое часто принимает необратимый характер.
Чтобы снизить деградационные процессы в аридных экосистемах, необходимо перейти на
основу ландшафтно-адаптивной системы землепользования, которая позволит решать многие
задачи:
 упорядочение использования природных ресурсов, включая земельные;
 улучшение охраны природной среды посредством снижения опасности возникновения
дефляции почв, а также снижение антропогенной нагрузки на пастбищные экосистемы;
 применение передовых технологий аграрного производства;
 совершенствование мелиоративных приемов для улучшения аридных пастбищных
угодий.
Шелковской антропогенно-природный ландшафт — типичный ландшафтный комплекс
северо-восточной части Северо-Чеченской низменности.
Естественные функции ландшафтный комплекс сохранил на незначительной по площади
части, и они сильно ослабляются ведением сельского хозяйства без соблюдения элементарных
норм рационального природопользования.
Компонентные подсистемы аридного ландшафтного комплекса представляют набор всех
естественных компонентов, в значительной мере подверженных антропогенным изменениям.
Значительным, а порой и необратимым, изменениям подверглись почвы и растительность.
Песчаными и супесчаными отложениями жарких палеоморей сложены верхнечетвертичные
аллювииально-морские равнины. Современные аллювиальные отложения из галечников, пес-
ков и супесей характерны для долины Терека [Байраков и др., 2011].
304
В геоморфологическом строении аридного ландшафтного комплекса господствующее по-
ложение занимают позднеплейстоценовые плоские низменности аллювиально-морского про-
исхождения, колебания относительных высот составляют не более 20 м, местами равнины на-
ходятся ниже уровня моря на 5 м. На самом северо-востоке исследуемой территории
расположены аллювиально-морские голоценовые низменности. Значительную территорию в
Шелковском антропогенно-природном ландшафте занимают аридные комплексы Питерского
песчаного массива. Здесь сохранился озерно-болотный комплекс Степная жемчужина в русле
Сула-Чубутла [Рыжиков, 1960].
Климат континентальный, средняя температура самого жаркого месяца июля до +25, а са-
мого холодного месяца января -4,0 -5,0 °С. Количество атмосферных осадков менее 150 мм, в
отдельные годы может составлять 100 мм, при испаряемости до 1500 и более мм в год. Безмо-
розный период в Северо-Чеченской низменности и переход через 0°С начинается с 6-10 марта.
Рубежи +5,0 °С среднесуточных температур преодолеваются с 27-30 марта, а к 17-20 апреля
начинается период полной вегетации многих сельскохозяйственных культур продолжительно-
стью 185-190 дней. За этот период время в ландшафтном комплексе Северо-Чеченской низмен-
ности накапливается сумма активных температур 3540-3550 °С, ГТК = 0,4-0,5; коэффициент
увлажнения не превышает величины 0,3.
Поверхностные воды представлены довольно густой сетью магистральных и оросительных
каналов. Здесь заканчивается течение Наурское — Шелковской ветви Терско-Кумского канала.
Ковыльно-злаковые растительные группировки в комплексе с солеросами являются зо-
нальным типом растительности исследуемого ландшафтного комплекса, это характерно для
полупустынной растительности. В дельте Терека получили распространение лугово-болотная и
солончаковая растительности плавней и пойм.
В почвенном покрове значительные площади занимают песчаные и светло-каштановые
почвы легкого механического состава. В восточной и северо-восточной частях ландшафтного
комплекса солонцами и солончаками заняты от 10 до 40% площади. Немалую площадь зани-
мают аллювиальные почвы долины реки Терек.
Материальная культура Шелковского антропогенно-природного ландшафта обогащена
антропогенно-техногенными компонентами: дорожной сетью, линиями электропередач и свя-
зи, каналами, артезианскими скважинами, зданиями животноводческих ферм и сельских насе-
ленных пунктов. Доля пашни в сельскохозяйственных угодьях более 45%, которые тяготеют к
оросительным каналам. Морфологические подсистемы аридных ландшафтов обладают хоро-
шими пастбищными и почвенными ресурсами, в сильной степени подверженные антропоген-
ным видоизменениям. Преобладают местности с сильно нарушенными природными террито-
риальными комплексами [Байраков, 2014].
Биологические ценотические системы представлены естественными экосистемами, ими
заняты более 60% территории и используются как всесезонные отгонные пастбища, более 70%
которых в различной степени нарушены и представлены:
1) Доминантными биогеоэкосистемами злаково-полынных сообществ;
2) Доминантными биоэкосистемами полынных сообществ, солеросов.
Геотипы с квазиприродной средой представлены: 1) монокультурными биогеоэкосистема-
ми на орошаемых землях (виноградники, кормовые, бахчевые и др.); 2) монокультурными био-
геоэкосистемами на богарных угодьях с преобладанием озимых культур; 3) редкими лесополо-
сами в северо-восточных частях ландшафтного комплекса.
Функционирует современный ландшафтный комплекс Северо-Чеченской низменности, все
еще сохраняя в значительной степени природный характер, но антропогенными процессами
внесены значительные видоизменения в их структурную часть, особенно заметны они в ком-
понентной системе: перевыпас скота привел к нарущению растительного покрова, что повлек-
ло за собой в условиях крайней засушливости и легкого механического состава почвенной ос-
новы к нарушению почвенного покрова и, как следствие, к развитию дефляционных процессов.
В конечном итоге все это приводит к необратимым процессам опустынивания.
Динамика ландшафтной системы идет по полупустынному типу, близкому к пустынному, осо-
бенно в летний период, когда климатические условия приближаются к резко континентальным.
305
Эволюция ландшафтных комплексов связана с переходом их развития в стадию природно-
культурных (северо-восточные) и культурно-природных (юго-восточные).
После введения в оборот в природную среду значительных водных ресурсов Наурское-
Шелковским магистральным каналом большая часть на юге полупустыни распаханы и отведе-
ны под многолетние насаждения (виноградники, сады).
Почвы имеют низкое природное плодородие, что повлекло за собой вовлечение в природ-
ный круговорот больших количеств химических элементов, многие из которых токсичны. Се-
годня ландшафтном комплексе полупустыни Северо-Чеченской низменности проявляются
очень активно дегазационные процессы (засоление почв, заболачивание, дефляции, и в конеч-
ном итоге опустынивание и др.).
1. Байраков И.А., Идрисова Р.А., Элипханов М.У. Аридные ландшафты Чеченской Республики
и их антропогенные преобразования. Вестник Тамбовского государственного университета им.
Г.Д. Державина. Т. 16, вып.6. Тамбов, 2011. С. 1552-1555.
2. Байраков И.А. Проблемы опустынивания аридных ландшафтов Северо-Чеченской низменности. Грозный:
ЧГПИ, 2014. 170 с.
3. Рыжиков В.В. К вопросу о генезисе и морфологии песков Кумско-Каспийской низменности // Изв. Грозн.
ин-та и музея краеведения: 1960. Вып. 2-3. С. 91-111.
ÄçÄãàá ëéÇêÖåÖççõï ãÄçÑòÄîíçé-ùäéãéÉàóÖëäàï ëàíìÄñàâ

ÅÖãéêìëëäéÉé èééáÖêúü
Бакарасов В.А.1, Гагина Н.В.2
Белорусский государственный университет, Минск, Республика Беларусь,
1
V_Bakarasov@tut.by, 2nata-gagina@yandex.ru
THE ANALYSIS OF THE CURRENT LANDSCAPE-ECOLOGICAL SITUATIONS

OF THE BELARUSIAN POOZERYE
Bakarasov V.A.1, Hahina N.V.2
Belarusian State University, Minsk, Republic of Belarus,
1
V_Bakarasov@tut.by, 2nata-gagina@yandex.ru
Abstract: the aim of the study is to identify the current landscape-ecological situations in the Bel-
arusian Poozerye. Comparative evaluation of ecologically acceptable and actual anthropogenic trans-
formation of landscapes was performed for landscapes allocated within the genus. The territorial oper-
ating unit was made by 134 landscape clusters. The actual transformation is determined on the basis of
the analysis of the structure of the land use in the landscapes. The ecologically sound direction of the
landscape use was based on research of land types. At the same time, land types differ in composition
and structure, prevailing soil-forming rocks, soil fertility and heterogeneity of the soil cover. For land-
scapes with ecologically acceptable agricultural transformation types include: 1) the hilly-moraine-
lakes and kames-moraine landscapes with discontinuous cover of sandy-loamy moraine and water-
glacial loams, 2) water-glacial and lakes-glacial landscapes with a discontinuous cover of sandy loam,
3) landscapes with a predominance of bogs of lowland type. Ecologically expedient forestry and land-
scape type of environmental management is characteristic of water-glacial and lake-glacial landscapes
with a superficial bedding of sands. The analysis revealed that in the Belarusian Poozerye overall there
was a favorable ecological situation (43% of landscape areas). In such natural complexes of the actual
load and the load intensity correspond to areas in an environmentally sound economic use of the terri-
tory. In the Belarusian Poozerye ecologically tense situation occurs locally (7% of landscape areas). In
such landscape complexes formed higher in the region of the degree of transformation of the agricul-
tural type. This landscape-ecological situation occurs most often within the boundaries of moraine-lake
landscapes, located in the south-western part of the Belarusian Poozerye. The conducted research al-
lows determining the current landscape-ecological situations in the Belarusian Poozerye and proposing
measures for optimization of the territorial organization of the region.
306
Рациональное природопользование охватывает широкий круг вопросов, связанных с раз-
работкой стратегий экологически, социально и экономически сбалансированного, эффективно-
го и устойчивого развития регионов. При этом задачей экологически обоснованной территори-
альной организации является поиск оптимального сочетания земель различного функциональ-
ного назначения с учетом комплекса природных условий и факторов. Принимая во внимание
такой подход, разработка направлений оптимизации природопользования в Белорусском По-
озерье была нами выполнена на основе ландшафтно-экологического анализа.
Белорусское Поозерье занимает 18,7% площади Республики Беларусь расположено в гра-
ницах последнего поозерского (валдайского) оледенения. Регион отличает морфогенетическое
разнообразие природных комплексов, значительная контрастность и мозаичность почвенно-
растительного покрова, а также высокая озерность. Природные территориальные комплексы
Белорусского Поозерья относятся к подзоне подтаежных (бореальных) ландшафтов, своеобра-
зие их строения раскрывается в особенностях территориального сочетания озерно-ледниковых
ландшафтов (26% площади региона), моренно-озерных (22,5%), холмисто-моренно-озерных
(18%), водно-ледниковых с озерами (16%), камово-моренных (16%), нерасчлененных комплек-
сов с преобладанием болот и речных долин (10,5%) [Марцинкевич и др., 2010].
Сравнительная оценка экологически допустимой и фактической антропогенной трансфор-
мации ландшафтов была проведена для каждого из 134 ландшафтных выделов в границах шес-
ти ландшафтных родов, что позволило выявить характерные ландшафтно-экологические си-
туации, прослеживаемые на региональном уровне и на их основе разработать рекомендации по
формированию экологически обоснованных направлений природопользования.
Системой, на которую мы опирались при определении землепригодности того или иного
ландшафта, являлась разработанная на положениях учения о структуре почвенного покрова
типология земель, выполненная для Белорусского Поозерья в 1990-х гг. [Романова, 1993], по-
зволяющая определить экологически обоснованное направление использования типов земель,
различающихся по составу и строению преобладающих почвообразующих пород, плодородию
почв и неоднородности почвенного покрова.
К группе ландшафтов, природные особенности которых позволяют формировать экологи-
чески допустимый сельскохозяйственный тип антропогенной трансформации, относятся:
1) моренно-озерные ландшафты с покровом водно-ледниковых супесей и поверхностным зале-
ганием супесчано-суглинистой морены. Для них характерны выпуклые и плоские водоразделы
на связных породах со средней степенью неоднородности почвенного покрова (Кн более 15),
высоким плодородием почв (более 40 баллов); 2) озерно-ледниковые ландшафты с поверхно-
стным залеганием озерно-ледниковых суглинков и глин, мелиорированные, с характерными
озеровидными и долинообразными неглубокими депрессиями, средним бонитетом почв
(30-40 баллов).
В ландшафтах с рекомендуемым сельскохозяйственным типом трансформации необходи-
мо соблюдать экологически обоснованные требования к упрощению их пространственной
структуры. При этом доля природно-экологических элементов в таких ландшафтах должна со-
ставлять не менее 15% от площади самих ландшафтов.
Ландшафты с экологически допустимым сельскохозяйственно-лесным типом трансформа-
ции включают: 1) холмисто-моренно-озерные и камово-моренные ландшафты с прерывистым
покровом супесчано-суглинистой морены и водно-ледниковых супесей. Для них типичны
фрагментарные водоразделы на связных и рыхлых породах со средним (30-40 баллов) и невы-
соким (менее 30 баллов) плодородием почв, высокой неоднородностью почвенного покрова
(Кн равен 25); 2) водно-ледниковые и озерно-ледниковые ландшафты с прерывистым покровом
супесей, для которых характерны плоские и выпуклые водоразделы на рыхлых породах, низ-
кое плодородие почв (менее 30 баллов) и значительную неоднородность почвенного покрова
(Кн 15-20); 3) ландшафты с преобладанием болот с поверхностным залеганием торфа, которые
представлены глубокими депрессиями с низинными болотами, балл бонитета почв после осу-
шения составляет более 40.
Ландшафты с рекомендуемым сельскохозяйственно-лесным типом трансформации пер-
спективны для развития различных направлений зеленого туризма, в первую очередь агроту-
ризма, отдельных направлений экотуризма, познавательного, событийного туризма.
307
К ландшафтам с экологически целесообразным лесохозяйственным типом природопользо-
вания относятся: 1) водно-ледниковые и озерно-ледниковые ландшафты с поверхностным за-
леганием песков. Для них типичны плоские и выпуклые водоразделы на рыхлых породах,
очень низкое плодородие почв (менее 25 баллов) и высокая неоднородность почвенного по-
крова (Кн 20); 2) ландшафты с преобладанием болот с плоскими водоразделами и крупными
массивами верховых болот.
В ландшафтах с рекомендуемым лесохозяйственным типом при низкой и минимальной
степени трансформации необходимо не только поддерживать природоохранные режимы суще-
ствующих объектов ООПТ, но и рассматривать эти природные комплексы как перспективные
для создания новых охраняемых природных территорий и перспективных для формирования
экотуристических кластеров.
Сравнительный анализ выявил, что в Белорусском Поозерье в целом наблюдается благо-
приятная ландшафтно-экологическая ситуация (43% ландшафтных выделов), характеризую-
щаяся соответствием между фактическим и экологически обоснованными направлениями хо-
зяйственного использования. Такая ситуация характерна для холмисто-моренно-озерных и
камово-моренных ландшафтов сельскохозяйственно-лесного типа трансформации, водно-
ледниковых и озерно-ледниковых ландшафтах лесохозяйственного типа. Поддерживать суще-
ствующие природоохранные режимы необходимо в ландшафтах, удельный вес которых со-
ставляет 13%. Например, в Браславском и Миорском районах к ним относятся моренно-
озерные ландшафты сельскохозяйственного типа и озерно-ледниковые сельскохозяйственно-
лесного типа трансформации, а такие охраняемые природные объекты как национальный парк
«Браславские озера», заказники «Ельня», «Болото Мох», определяют необходимость поддер-
живать существующие природоохранные режимы ООПТ в пределах 27% ландшафтов районов.
Экологически напряженная ландшафтно-экологическая ситуация встречается локально,
ситуация диагностирована только для 7% ландшафтных выделов. В таких природных ком-
плексах сложилась наивысшая в регионе степень трансформации сельскохозяйственного типа,
когда доля лесопокрытых земель составляет не более 8-15% площади природных территори-
альных комплексов. Наиболее часто такая ситуация складывается в границах моренно-озерных
ландшафтов, расположенных в юго-западной части региона (Глубокский район), единично — в
пределах озерно-ледниковых, холмисто-моренно-озерных и камово-моренных ландшафтов.
При этом необходимо отметить, что индикатором такой ландшафтно-экологической си-
туации является и экологическое состояние озер, которое определяется не только характером
хозяйственной деятельности непосредственно на водосборе, но особенностями антропогенной
трансформации вмещающего их более крупного природного территориального комплекса —
ландшафта. В границах ландшафтов с максимальной степенью трансформации территории на-
ходятся, по данным научно-исследовательской лаборатории озероведения Белорусского госу-
дарственного университета, — 23% и 5% от всех озер региона, геоэкологическое состояние
которых оценивается как неблагоприятное [Власов, 2004].
Таким образом, проведенные исследования позволяют определить сложившиеся ланд-
шафтно-экологические ситуации и предложить направления по оптимизации территориальной
организации Белорусского Поозерья.
1. Власов Б.П. Антропогенная трансформация озер Беларуси: геоэкологическое состояние, изменения
и прогноз. Минск: БГУ, 2004. 207 с.
2. Марцинкевич Г.И., Счастная И.И., Гагина Н.В., Бакарасов В.А., Усова И.П. Антропогенная транс-
формация ландшафтов проблемных регионов Беларуси // Природопользование. -2010. Вып. 18.
С. 55-63.
3. Романова Т.А. Природно-хозяйственная типология земель / Рациональное природопользование Бе-
лорусского Поозерья / Институт геологии, геофизики и геохимии Академии наук Беларуси. Минск,
1993. С.184-189.
308
àáìóÖçàÖ à äÄêíéÉêÄîàêéÇÄçàÖ ëíêìäíìêõ à ÑàçÄåàäà
Ééêçõï ÉÖéëàëíÖå èêàÅÄâäÄãúü1
Биличенко И.Н.
Институт географии имени В.Б. Сочавы СО РАН, Иркутск, Россия, irinabilnik@mail.ru
STUDY AND CARTOGRAPHY OF STRUCTURE AND DYNAMICS

OF MOUNTAIN GEOSYSTEMS IN PRIBAIKALIE
Bilichenko I.N.
V.B. Sochava Institute of Geography SB RAS, Irkutsk, Russia, irinabilnik@mail.ru
Abstract: The article presents the results of long-term study of landscape structure of mountain
taiga in the Pribaikalie region. The regional patterns, characteristics of climate and relief, vegetation
and soils differentiation, the modern land use structural-dynamical characteristics were revealed. The
direction and frequency of dynamic changes in the characteristics of nival-glacial, goletz-tundra, moun-
tain-taiga, subtaiga and mountain-steppe geosystems were identified. On the basis of satellite imagery
and field observations we have created landscape maps at different spatial scales, which would serve
for assessing the sustainability of the landscapes in the area. The classification of landscapes was car-
ried out at the level of large-scale topological study of landscapes of the rank of classes or groups of
facies. The systematic basis for studying and mapping the landscapes of the mountain systems of the
Baikal region at different spatial scale levels is the theory of geosystems by V.B. Sochava, the founding
member of the Siberian Geographic School.
В мировой географической и экологической литературе обсуждается вопрос об изменении
интенсивности и направленности многих природных процессов, индуцированных глобальны-
ми и региональными изменениями климата, а также антропогенным воздействием. Однако
имеется необходимость изучения этих воздействий в процессе исследований в рамках кон-
кретных территорий, поскольку они имеют выраженный региональный характер. В качестве
модельного региона нами выбрана территория Прибайкалья с горно-таежными геосистемами,
где регистрируются потепление и увеличение увлажнения климата, сложная пожароопасная
ситуация, рост туризма.
В Прибайкалье обычно включают территории горных хребтов, окаймляющих озеро Байкал
и соседние с ними суходольные межгорные котловины [Плюснин, 2003]. Наши исследования
касались части этой территории, а именно хребтов Хамар-Дабан, Приморский, Баргузинский.
В результате исследований были выявлены региональные и локальные закономерности
развития геосистем Прибайкалья, установлена направленность и периодичность динамических
изменений характеристик нивально-гляциальных, гольцово-тундровых, горно-таежных, подта-
ежных и горно-степных геосистем, построены картографические модели ландшафтной струк-
туры, разработаны прогностические модели развития геосистем Прибайкалья. Также была вы-
явлена специфика отклика геосистем различных типов природной среды на флуктуации
климата и хозяйственную деятельность. Особое внимание было уделено пространственному
анализу площадей пожаров в геосистемах субрегионального уровня.
При изучении горных геосистем всегда отмечалась их структурная сложность по сравне-
нию с равнинными. Это отражается как в классификационных построениях, так и в картогра-
фировании горных стран. Дробность и контрастность ландшафтной дифференциации в горах
определяется степенью и характером расчленения рельефа, зависящим в свою очередь от абсо-
лютной высоты территории, состава горных пород, тектонической активности, вида и интен-
сивности экзогенных рельефообразующих процессов, истории развития. Горным местностям
присуще богатое разнообразие экзодинамических, климатических, гидрологических и мерз-
лотных режимов, определяющих характер горных пород, почвообразования и формирования
определенного растительного и животного мира.
1
Работа выполнена при финансовой поддержке гранта РФФИ (17-05-00400).
309
Выделенные геосистемы хребтов относятся к североазиатским аркто-бореальным. Терри-
тория представляет интерес тем, что находится на стыке двух физико-географических облас-
тей: горной Южно-Сибирской и горно-таежной Байкало-Джугджурской, а также испытывает
влияние Центральноазиатской пустынно-степной области. Из типов природной среды пред-
ставлены высокогорный холодных пустынь, высокогорный тундровый и бореальный, таежный
и, в меньшей степени, степной.
На всех трех хребтах выделяется три высотных пояса — гольцовый, горно-таежный и под-
горный. В типологическом плане высотные пояса соответствуют группам геомов. Кроме на-
званных высотных поясов, ландшафтную структуру составляют геосистемы, не создающие
поясности — нивально-гляциальные, горно-степные и антропогенные.
Таблица 1
Ландшафтная структура хребтов: Хамар-Дабана, Приморского, Баргузинского
(региональный уровень) [Плюснин, 2003; Биличенко, 2005]
Хребты
Геосистемы
Баргузинский % Хамар-Дабан % Приморский %
Нивально-гляциальные 0,23 0,09 0,1
Гольцовые альпинотипные 12,15 2,07 -
Гольцовые субальпинотипные 23,51 6,79 1,41
Гольцовые курумовые 3,77 2,88 1,15
Гольцовые задернованные 18,18 6,22 10,21
Горно-таежные редуцированного развития 14,98 13,4 15,89
Горно-таежные ограниченного развития 15,34 44,37 37,01
Горно-таежные оптимального развития 3,71 18,76 11,96
Подгорные 7,55 2,06 2,37
Горно-степные 0,13 0,14 0,03
Антропогенные 0,45 3,22 3,76
Анализируя ландшафтную структуру выявлено, что здесь преобладают горно-таежные и

гольцовые геосистемы. На планетарном уровне в хребте выделяются горно-таежные геосисте-
мы и гольцовые — 21%, остальная площадь занята нивально-гляциальными и горно-степными
геосистемами. На региональном уровне обобщения преобладают горно-таежные геосистемы
ограниченного развития, оптимального и редуцированного развития, а также кустарниковые и
гольцово-задернованные (табл. 1).
На топологическом уровне инвариантную структуру ландшафтов Хамар-Дабана в основ-
ном составляют горно-таежные склоновые лиственнично-сосновые кустарниково-злаково-
разнотравные ограниченного развития (23,97%), склоновые пихтово-кедровые кустарничково-
зеленомошные ограниченного развития (15,26%), и крутосклоновые и вершинные редкостой-
ные кедровые и пихтовые с ерником или кедровым стлаником в подлеске кустарничково-
зеленомошные (5,42%) [Биличенко, 2005].
Нивально-гляциальные ландшафты представлены на хребте Хамар-Дабан ледниками, мно-
голетними снежниками, наледями и каменными глетчерами. Классы фаций альпинотипного
геома приурочены в основном к расчлененным частям гор, с острыми и крутыми формами.
Классы фаций субальпинотипного геома приурочены к менее расчлененным районам склонов,
крутизной 20-40°. Преобладают грубообломочные грунты. Растительность субальпинотипная
кустарничковая и высокотравная и среднетравная луговая.
Вершинным базальтовым поверхностям соответствуют склоновые гольцовые грубообло-
мочные накипнолишайниковые ландшафты и пятнистые щебнисто-глыбовые пустоши. Голь-
цово-задернованный геом включает сухие и сырые горные тундры. Первые распространены на
плоских участках и понижениях с затрудненным дренажем. Здесь развиты осоково-моховая,
кустарничково-моховая и лишайниково-моховая растительность. Сырые тундры представлены
310
травяно-кустарничковой, кустарничково-лишайниковой и лишайниковой растительностью.
Кустарниковый геом достаточно широко представлен кедровым стлаником нередко в сочета-
нии с редколесьем с мохово-лишайниковым покровом обрамляет вершинные части гор обычно
на крутых каменистых склонах. Основу ландшафтной структуры хребта составляет горная тай-
га, которая дифференцируется по условиям оптимального, ограниченного и редуцированного
развития [Сочава, 1978].
Горно-таежные ландшафты редуцированного развития формируются под действием ком-
плекса процессов, угнетающе действующих на древесную растительность. Главными из них
являются понижение температур воздуха, увеличение суточных и сезонных амплитуд темпера-
тур, усиление ветров, особенно в холодное время года, малая мощность и скелетность почв.
Горно-таежные ландшафты ограниченного развития формируются в условиях, когда на их раз-
витие накладывает отпечаток один или несколько природных факторов. Такими факторами
здесь обычно выступают мерзлота, каменистость субстрата, большая крутизна склонов. Горно-
таежные ландшафты оптимального развития обладают наиболее полной фациальной структу-
рой и организованностью, максимальной биологической продуктивностью при данных коли-
чествах тепла и влаги.
Подгорные ландшафты чаще представлены классами фаций сосновых травяных конусов
выноса и древнеморенных кедровых с березой и осиной. Высокогорные степи занимают в це-
лом незначительные площади по наиболее дренируемым местообитаниям, не образуют само-
стоятельной высотной полосы, однако они, включаясь в разнообразные комбинации с высоко-
горными сообществами, значительно усложняют ландшафтную структуру высокогорной
растительности этих гор [Намзалов, 1994].
В результате хозяйственной деятельности человека сформировались антропогенно-
преобразованные геосистемы. К ним относятся вырубки, гари с различными стадиями восста-
новления, селитебные, горно-промышленные и сельскохозяйственные территории.
Системной основой для изучения и картографирования ландшафтов горных систем Бай-
кальского региона на разных масштабных уровнях является учение о геосистемах сибирской
географической школы [Сочава, 1978], методика которого апробированна в разных регионах
азиатской России [Михеев, 1987]. Различные региональные разработки объединяет регио-
нально-типологический подход, который позволяет базировать классификацию разнообразия
геосистем и легенду ландшафтной карты на системно-иерархической основе [Суворов, Се-
менов, 2007].
На топологическом уровне такой подход дает возможность исследовать динамические со-
стояния ландшафтов и их факторально-динамические (экологические) характеристики, позво-
ляет учитывать региональные закономерности и типологические особенности геосистем разно-
го ранга и пространственной размерности.
Построение классификации ландшафтов проводилось на уровне крупномасштабной топо-
логической проработки геосистем ранга групп фаций. Основой геосистемного картографиро-
вания послужила космическая информация. Для картографирования ландшафтов использова-
лись дистанционные данные — Landsat-5 TM (разрешение 30 м), GeoEye-1 (1,65 м), а также
опубликованные и фондовые материалы, тематические и топографические карты. В полевых
работах проверялись и уточнялись легенда карты, структура ландшафтных выделов, их грани-
цы. Основные единицы картографирования в исследовании — комплексы ранга класса фаций,
которые являются однородными природными и природно-антропогенными ландшафтами и
могут отличаться по режиму увлажнения, положению в рельефе и инсоляции, почвенно-
растительному покрову и другим характеристикам. При ландшафтном обследовании учитыва-
лись основные закономерности исследуемой территории — различия геолого-геоморфологич-
еских условий и увлажнения, почвенного покрова, локальная дифференциация растительности,
нарушенность. Динамические категории нашли свое отражение в легендах созданных карт.
После названия классов фаций в скобках указывается их динамическое состояние: (к) — ко-
ренное, (м) — мнимокоренное, (с) — серийное, (а) — антропогенные модификации (рис. 1).
311
Рис. 1. Ландшафтная карта ключевого участка северного макросклона
хребта Хамар-Дабан м-ба 1:25 000
Геосистемы. Низкогорные: светлохвойных и мелколиственно-светлохвойных склонов

1 — кедрово-лиственничные с березой зеленомошные (М); 2 — кедрово-сосновые с лиственницей ба-
гульниковые зеленомошные (М); 3 — березово-лиственничные багульниковые (С); 4 — сосново-
кедровые с березой и лиственницей травяно-зеленомошные багульниковые (С); 5 — кедрово-
лиственничные с березой бруснично-зеленомошные (с разнотравьем) (М); водоразделов 6 — березово-
лиственничные с кедром бруснично-разнотравные (М); темнохвойных и смешанных склонов 7 — бере-
зово-кедровые с примесью лиственницы бруснично-зеленомошные (М); 8 — березово-кедровые с при-
месью ели багульниковые бруснично-зеленомошные (С); 9 — водосборных понижений кедровые с ли-
ственницей и березой багульниково-зеленомошные (С); 10 — березово-кедровые с лиственницей
бруснично-зеленомошные (М); 11 — кедрово-лиственничные с березой травяно-зеленомошные (М);
12 — склоновый кедрово-лиственничные с березой зеленомошные (М); 13 — лиственнично-кедровые с
березой мелкотравно-зеленомошные (М); 14 — водосборных понижений елово-кедровые с лиственни-
цей и березой травяно-моховые с брусникой (С); 15 — кедровые с примесью березы зеленомошные (М);
16 — гарь осоково-разнотравная (С); 17 — березовые с кедром травяные (С); 18 — долинные листвен-
нично-еловые бруснично-зеленомошные (С); Среднегорные: темнохвойных смешанных склонов 19 —
лиственнично-березовые ольховниково-брусничные (С); 20 — лиственнично-кедровые с березой брус-
нично-зеленомошные (М); 21 — березово-кедровые с лиственницей кустарничково-бадановые (М)
1. Биличенко И.Н. Структура геосистем хребта Хамар-Дабан // Изв. РГО, 2005. Т.137. Вып. 2. С. 61-65.
2. Михеев В.С. Ландшафтно-географическое обеспечение комплексных проблем Сибири. Новоси-
бирск: Наука, 1987. 207 с.
3. Намзалов Б.Б. Основные черты и закономерности распределения горно-степной растительности
Южной Сибири // Сибирский экологический журнал. Новосибирск: Наука, 1994. Т. 1, № 5.
С. 431-441.
4. Плюснин В.М. Ландшафтный анализ горных территорий. Иркутск: Издат-во Института географии
СО РАН, 2003. 257 с.
5. Семенов Ю.М., Суворов Е.Г. Геосистемы и комплексная физическая география // География и при-
родные ресурсы. 2007. №3 С. 11-19.
312
ÉÖéëàëíÖåõ áÖâëäé-ÅìêÖàçëäéâ êÄÇçàçõ
èé ïÄêÄäíÖêì, àçíÖçëàÇçéëíà ÄçíêéèéÉÖççéâ çÄÉêìáäà
à éèíàåàáÄñàà èêàêéÑéèéãúáéÇÄçàü
Борисова И.Г.
Амурский филиал Ботанического сада-института ДВО РАН, Благовещенск, Россия,
borisovagis@mail.ru
GEOSYSTEMS OF ZEY-BUREYA PLAIN DIFFERING BY CHARACTER,

INTENSITY OF ANTHROPOGENIC LOADING AND LAND USE OPTIMIZATION
Borisova I.G.
The Amur Branch of Botanical Garden-Institute FEB RAS, Blagoveshchensk, Russia,
borisovagis@mail.ru
Abstract: The average transformation of Zeya-Bureya Plain is 25% of the total plain area and var-
ies from 12.7 to 33.6%. The largest areas are occupied by agricultural land (36.2%). Residential and
industrial lands occupy about 2% of the territory of the plain. Agricultural activities are concentrated
within the terraced and delta-terraced plains, where the most fertile soils and favorable agroclimatic
conditions prevail. At present anthropogenic activity is an important factor in changing landscapes.
Natural landscapes transformed by economic activity have a more complex internal structure due to an
increase in the species composition of morphological parts (tracts) by 1.5-2 times. As the detailed study
of the geoecological situation on the Zeya-Bureya Plain, two plots were selected. It is the Erkovetsky
brown coal basin (coal mining began in 1991) and the basin of the river Alim-Manga as well-
developed agricultural area. Optimization measures are proposed for these territories. On the
Erkovetsky brown-coal section, territories with different degrees of loss of ecological quality are allo-
cated. They are distinguished by the sharpness of manifestation of ecological situations and the possi-
bilities of using the natural-resource potential. For them, various ways of optimization measures have
been identified. For the Alim-Manga river basin, a scheme of the ecological framework of the territory
is proposed, where the main role is played by forests. The structure of the water protection zone is de-
veloped, which includes the following functional zones: river bed, floodplain (different levels), terrace
complex, slopes and curbs, beams and paddies flowing directly into the valley, temporary watercourses
and the upper river system.
Зейско-Буреинская равнина — давно и основательно освоенная территория юга россий-
ского Дальнего Востока, многие геосистемы которой являются «делом рук» человека в не
меньшей степени, чем «творением природы». На территории Зейско-Буреинской равнины бы-
ли проведены маршрутные полевые ландшафтные исследования с использованием спектраль-
ных космоснимков Landsat разных лет. Основным объектом исследования были природные
территориальные комплексы ранга урочище и ландшафт. Особенности пространственного со-
четания урочищ разных видов позволили найти границы ландшафтов, провести их типологию,
вскрыть морфологическую структуру. Была составлена в масштабе 1:500000 ландшафтная кар-
та, в масштабе 1:200000 карта растительности, в масштабе 1:100000 ландшафтные карты для 2-
х ключевых участков, а также карта охраны и восстановления растительного покрова для од-
ного из ключевых участков.
Ландшафты Зейско-Буреинской равнины, по классификации В.А.Николаева [1978], отно-
сятся к классу равнинных, типу лесных и лугово-болотных. Было выявлено 10 ландшафтов ка-
тегории вид, каждому ландшафту присвоено свое рабочее название. Это ландшафты широких
пойм крупных рек (нижнезейский, площадь 3620 км2), террасовых равнин Зеи и Амура (зей-
ско-буреинский, полтавский и архаринский; общая площадь 15662 км2), аккумулятивных дель-
тово-террасовых равнин (завитинский, серышевский, ташинский; общая площадь 10720 км2) и
сопочно-котловинные ландшафты (райчихинский, верхнезавитинскй, среднетомский; общая
площадь 11187 км2). Их поверхности образуют четыре высотных уровня. К первому (самому
высокому) уровню относятся сопочно-котловинные ландшафты. Ко второму — аккумулятив-
ные дельтово-террасовые равнины. К третьему — террасовые равнины. К четвертому — ланд-
шафты широких пойм крупных рек.
313
Таблица 1
Доля трансформированных земель на Зейско-Буреинской равнине
в различных подклассах и типах рельефа
Доля трансформированных земель от площади
Доля ес- подкласса и типа рельефа, %
тест-
земли промышленности
венных
Сельскохозяйственные
Гари на лесных землях

Доля от земель от
Селитебные земли и
от общей площа-ди
Лесонасаждения
Подкласс и тип рельефа
ВСЕГО, в т.ч. :
площади, под-
% класса и
типа
Карьеры
Вырубки
рельефа
земли
%
I. Равнина 100,0 60,8 39,2 1,5 0,3 36,2 0,2 0,7 0,3
низменные (до 300 м) аккумулятивные и аккумулятивно-денудационные
1. Террасовые 33,6 34,75 65,25 1,9 0,1 63,1 0,06 0,02 0,07
2. Сопочно-котловинные 29,0 89,7 10,3 1,0 0,7 5,1 0,4 2,4 0,7
3. Дельтово-террасовые 24,7 52,6 47,4 1,5 0,02 45,2 0,02 0,18 0,3
II. Речные долины
4. Аккумулятивные поймы крупных
12,7 79,8 20,2 1,4 0,02 18,6 0,08 0,006 0,13
рек (Амур, Зея, Бурея, Архара)
Как видно из таблицы 1, средняя трансформация Зейско-Буреинской равнины составляет

25% от общей площади равнины и варьирует от 12,7 до 33,6%. Наибольшие площади занима-
ют сельскохозяйственные земли (36,2%). Селитебные и промышленные земли занимают около
2% территории равнины. Сельскохозяйственная деятельность сосредоточена в пределах терра-
совых и дельтово-террасовых равнин, где распространены самые плодородные почвы (лугово-
черноземовидные и лугово-бурые) и благоприятные агроклиматические условия.
Зейско-Буреинская равнина находится в неморальной лесной зоне. По левобережью рр.
Зея и Амур широкой полосой протянулись надпойменные террасы, которые прошли через су-
пераквальную стадию развития и унаследовали болотно-луговые почвенно-растительные ком-
плексы. Крупные реки служили путями расселения многих видов растений. По Амуру из За-
байкальских степей проникали степные виды, по Зее, Бурее и Амуру из Маньчжурии (Северо-
Восточный Китай) — представители широколиственных лесов.
Наибольшее влияние на развитие ландшафтов Зейско-Буреинской равнины оказывают не-
отектонические процессы и антропогенная деятельность. За последние 800 тыс. лет равнина
поднялась на 150-180 м [Cорокин, 2001], и процесс воздымания территории продолжается, чем
обусловлен процесс ксерофитизации территории.
В настоящее время важным фактором изменения ландшафтов является антропогенная дея-
тельность. Естественные ландшафты, преобразованные хозяйственной деятельностью, имеют
более сложное внутреннее устройство за счет увеличения в 1,5-2 раза видового состава морфо-
логических частей (урочищ). Особый интерес вызывает оценка, прогноз и динамика остроты
экологических ситуаций на локальном уровне. Именно здесь зарождаются и накапливаются в
виде локальных неоднородностей геоситуации, которые могут привести к экологическим из-
менениям в региональном и глобальном масштабе. В качестве детального изучения экологиче-
ской обстановки на Зейско-Буреинской равнине были выбраны 2 участка. Это — Ерковецкий
буроугольное бассейн (добыча угля началась в 1991 году) и бассейн р. Алим-Манга, как хоро-
шо освоенная сельскохозяйственная территория.
Под влиянием Ерковецкого буроугольного разреза в настоящее время находится зейско-
буреинский ландшафт. Это широкие террасированные и террасоувалистые равнины (абс.выс.
от 120 до 200 м), сложенные четвертичными озерно-аллювиальными отложениями (в основном
глинами и суглинками); дренированы неглубокими (до 20 м), ящикообразными, сильно забо-
лоченными долинами малых рек и падями; с луговыми и лугово-черноземовидными почвами;
314
распаханы под сельскохозяйственные угодья на месте лугово-болотной растительности и бере-
зовых рощ; частично под осоково-разнотравно-злаковыми лугами, местами закустаренными, с
фрагментами остепненных ценозов. По геохимическим характеристикам ландшафт пермацид-
ный, кислый, на сиаллитном оглиненном неоэлювии.
Главная особенность зейско-буреинского ландшафта — сравнительно низкая геохимиче-
ская контрастность, высокая способность к накоплению загрязняющих веществ и очень низкая
способность самоочищения.
Морфологическая структура на нарушенных землях достаточно сложная. Здесь формиру-
ется карьерно-отвальный комплекс, который отличается полидоминантным морфологическим
строением, сложным пересеченным рельефом, мозаичным и хаотичным характером размеще-
ния различных горных пород и их грунтосмесей, быстро меняющимися в пространстве соот-
ношениями тепла и влаги.
Значительная территория вокруг угольного разреза находятся под влиянием депрессион-
ной воронки, где происходит осушение из-за инфильтрации почвенных и грунтовых вод.
В сферу влияния депрессионной воронки попадает отрезок долины р.Ивановка длиной 7-8 км,
где значительно снизилось грунтовое питание реки. В период наблюдений зафиксировано
снижение расхода воды на 400-2000 м3/час. Днище долины р.Ивановка стало сухим, в траво-
стое увеличилось количество разнотравья.
Установлено, что основными источниками загрязнения исследованной территории явля-
ются стоки из угольного карьера и с очистных сооружений, огромные площади сельхозугодий,
с которых осуществляется плоскостной смыв и дефляция, отвалы вскрышных пород, промыш-
ленно-коммунальные объекты и транспорт. Очевидно, что масштабы и уровень антропогенной
нагрузки будут увеличиваться по мере увеличения темпов добычных работ, будут ухудшаться
условия произрастания растений, обитания животных и в конечном итоге жизни человека.
В связи с этим крайне актуальна разработка оптимизационных мероприятий для конкрет-
ных территориальных объектов с однотипными экологическими ситуациями.
Комплексные геоэкологические исследования позволили дифференцировать исследован-
ную территорию по степени потери экологического качества природной среды (ПС). Террито-
рии с разной степенью потери экологического качества ПС отличаются остротой проявления
экологических ситуаций, возможностями использования природно-ресурсного потенциала и
предопределяют различные пути оптимизационных мероприятий.
Территории с нулевым уровнем потери экологического качества ПС обеспечивают ренату-
рализацию и стабильность природной обстановки. Территориальные выделы представлены,
прежде всего, долинными и плакорными водно-болотными угодьями, лугами и лесами на пла-
корах и склонах и имеют первостепенной природоохранное значение. Освоению долинных
урочищ препятствуют периодические наводнения и постоянное переувлажнение. Именно они
обеспечивают выполнение на региональном уровне средоформирующие и водорегулирующие
функции. Доля этих экосистем не должна сокращаться. В их пределах необходимо формиро-
вать оптимальную гидрологическую систему, повышать продуктивность водоемов, включая
рыбохозяйственные мероприятия, очистку озер и прудов с последующим использованием са-
пропелей.
Луговые и лесные урочища на плакорах и склонах, в основном используемые под сеноко-
сы и пастбища, выполняют почвозащитные, атмосфероохранные и биотоохранные функции.
Лесистость территории крайне низкая — 0,5% от общей площади. Поэтому чрезвычайно па-
губно на лесах отражаются пожары и активизация заготовки дров местным населением. От-
дельные достаточно большие белоберезовые рощи не находятся под какой-либо охранной.
Практически все оставшиеся массивы лесов должны быть отнесены к категории охраняемых
со строго регулируемым хозяйственным использованием. Это могут быть или памятники при-
роды, или охраняемые урочища. Среди мероприятий, рекомендуемых нами для этих террито-
рий, необходимо отметить: максимальное сохранение и восстановление лесистости, охрана
диких животных и гнездований, строгий контроль за соблюдением противопожарных меро-
приятий.
К территориям с низким уровнем потери экологического качества ПС относятся сельско-
хозяйственные угодья, которые являются наиболее ценным, стратегическим ресурсом любой
315
страны и ценность их неуклонно повышается по мере роста населения. Использование огром-
ных площадей лугово-черноземовидных почв под пашню без научно обоснованных мелиора-
тивных мероприятий привела к их существенной деградации: ветровой снос гумуса, загрязне-
ние химикатами, снижение продуктивности. Основной интегральной целью территориального
развития здесь является улучшение. Возможность использования — интенсивное (новые тех-
нологии обработки почвы, севообороты, экологически чистые урожаи) и нулевое (отказ). Ре-
комендуемые нами оптимизационные мероприятия: полезащитые лесополосы, совершенство-
вание качества земледельческих работ, контроль хозяйственной деятельности.
Средний уровень потери экологического качества имеют селитебные зоны и урочища, ко-
торые, находясь в радиусе действия депрессионной воронки. Большие потенциальные возмож-
ности для данных территорий заключаются в увеличении лесных площадей. В целом зейско-
буреинский ландшафт, находясь в лесной зоне, очень чувствителен к небольшим изменениям
режима увлажнения. Незначительная перемена влажности в сторону уменьшения влечет за со-
бой смену лугово-болотной растительности на лесную. Поэтому в зонах влияния депрессион-
ной воронки складываются благоприятные условия для произрастания лесных ценозов. Реко-
мендуемые мероприятия: мониторинг, природоохранных и природовосстановительных
мероприятия.
Высокий и катастрофический уровень потери экологического качества ПС отмечается на
ограниченной территории — углеразрез, отвалы вскрышных пород, промплощадки, склады
минеральных удобрений и селитебная территория, испытывающая существенное влияние де-
прессионной воронки. На этих территориях существуют наиболее острые экологические про-
блемы. Основные нарушения ПТК при добыче угля происходят в местах залегания полезных
ископаемых и не имеют территориальной альтернативы, поэтому необходима строгая локали-
зация техногенных объектов в границах земельного отвода и рациональное пространственное
размещение элементов технологической цепи: промплощадок, отстойников, отвалов.
Для снижения техногенного загрязнения природной среды должны предусматриваться ме-
ры по снижению отходности производства, использоваться наиболее экологически чистые
приборы и механизмы, проводиться адаптивная рекультивация. Однако, применяемые сегодня
в горном производстве технологии, позволяют лишь частично снижать уровень загрязняющих
веществ, поступающих в природную среду. Поэтому рекомендуемые мероприятия: монито-
ринг, строгий контроль за соблюдением технологических, природоохранных и природовосста-
новительных мероприятий.
Для интенсивно освоенной сельскозяйственной территории бассейна р. Алим-Манга на
первое место выходит проблема воспроизводства и правильного использования возобновимых
природных ресурсов. При решении этих проблем неизбежно приходится все больше внимания
уделять работе по организации, структурированию и реконструкции ландшафта, уходу за ним
и его обустройству. В нашей работе предлагаются ландшафтно-планировочные решения по
обустройству одной из наиболее нарушенной в результате сельскохозяйственной экспансии
территории юга Зейско-Буреинской равнины.
В бассейне р. Алим-Манга выделено два ландшафта: зейско-буреинский и нижнезейский.
Современное состояние ландшафтов определяется в основном состоянием растительного покро-
ва. В зейско-буреинском ландшафте леса занимают площадь 0,5% от общей площади ландшафта
в бассейне р. Алим-Манга; пашни — 12-15%; залежи — 70-73%; заболоченные территории —
8%; луга — около 20%. В нижнезейском ландшафте леса распространены на площади около 4%,
заболоченные территории — 30%, луга — 30%, пашни — 10%, залежи — 25%.
Сельскохозяйственно освоенная территория, каковой является бассейн р. Алим-Манга на
всех междуречных пространствах, — это антропогенно-модифицированные ландшафты. При
создании оптимальной структуры ландшафта территории речь должна идти как об охране и
восстановлении природной среды, так и о правильном использовании природной среды, кото-
рая в чистом виде здесь давно отсутствует.
Структурированность ландшафта должна определяться, прежде всего, экологическим кар-
касом территории, особая роль в конструировании которого должна быть отведена лесам. Ста-
билизирующая роль лесов выявлена на сегодняшний день достаточно полно. Для каждого вида
ландшафта должна быть разработана индивидуальная схема посадок, согласованная с морфо-
316
логией самого ландшафта. В зейско-буреинском ландшафте наилучшими местами произраста-
ния лесов являются всхолмленные поверхности на плакорах и покатые склоны; в нижнезей-
ском ландшафте — высокие и средние уровни выровненной поверхности поймы рр. Амура и
Зеи, фрагменты I надпойменной террасы.
Водоохранные зоны (ВОЗ) — также должны являться объектом экологического каркаса
территории. Существующая нормативная методика выделения ВОЗ в зависимости от длины
водотока ошибочна, поскольку не принимается во внимание реальная морфология долины, тип
пойменного процесса и эколого-хозяйственная ситуация территории. В результате выделенные
зоны в одном случае оказываются избыточными, а в другом — совершенно недостаточными.
На наш взгляд ВОЗ должны проектироваться на ландшафтно-гидрологической основе.
Обоснование структуры ВОЗ в нашей концепции базируется на анализе основных факто-
ров (природных и техногенных) процесса стока в бассейне. В этом плане выделяются две под-
системы речного бассейна — собственно водосбор и русловая сеть. Своеобразным промежу-
точным и передаточным звеном между ними служит долинная (включая балки, пади) сеть.
Долинная сеть выступает источником как поверхностного, так и подземного стока и является,
таким образом, местом активнейшего массо- и энергообмена. Именно в пределах долины фор-
мируется конкретная геодинамическая ситуация, оказывающая решающее влияние на качест-
венные и количественные характеристики речных вод. По интенсивности и типу контакта с
водными массами долинно-речная сеть разбивается на следующие функциональные зоны: рус-
ло, пойма (разные уровни), террасовый комплекс, склоны и бровки, балки и пади, впадающие
непосредственно в долину, временные водотоки и верховья речной системы.
По нашим оценкам ВОЗ должна быть распространена на всю долину малой реки с надбро-
вочной частью и падями, впадающими в долину, и на днище поймы рр. Амур и Зея. Предла-
гаемая структура ВОЗ связана с кризисной экологической ситуацией в бассейне р. Алим-
Манга.
В зейско-буреинском ландшафте для долин предлагается следующая структура ВОЗ:
1. Заболоченное днище реки и пади, захватывающее русло и фации всех уровней пойм —
регламентация деятельности в этой полосе должна носить жесткий характер, т. е. защитный
тип — все виды деятельности должны быть запрещены, хозяйственные стоки должны прохо-
дить достаточную очистку.
2. Придолинные склоны (покатые и пологие) — регламентация в этой зоне, исходя из
эколого-хозяйственной ситуации, предполагается адаптационно-рекреационного типа, т. е.
проведение сплошного лесонасаждения для последующей организации отдыха населения.
3. Буферная зона — защитная к двум основным. Захватывает часть плакора, примыкаю-
щего к склонам. Должна быть шириной не менее 500 м. В этой зоне реализуются регламента-
ции «мягкого типа» — упорядочение хозяйствования с исключением сильных воздействий
(распашки, выпаса и т. д.). На наш взгляд здесь уместно устраивать сенокосы или заповедные
луга.
Нижнезейский ландшафт в долине бассейна р. Алим-Манга является днищем долины рек
Зеи и Амура и по логике вещей должен целиком находиться в ВОЗ. Учитывая сложившуюся
хозяйственную структуру этой территории, мы предлагаем следующую структуру ВОЗ:
1. Прирусловая часть ВОЗ, захватывающая природно-аквальные комплексы, русла и фа-
ции низкой поймы — бечевники, пляжи, бровки вогнутых берегов. Весьма жесткий характер
регламентаций — исключить все виды деятельности, кроме рекреационной с расчетом опти-
мальных нагрузок.
2. Основная часть ВОЗ, включающая днища бывших проток со старицами и без них, за-
кочкаренные ложбиннообразные понижения. Регламентация в этой зоне связана необходимо-
стью сохранения водно-болотных угодий, т. е. объявить эту территорию ОПТ.
3. Буферная зона — защитная к основной. Охватывает все пойменные уровни и представ-
лена «островными» массивами (бывшими островами) в виде вытянутых невысоких повышений
(гривы), чередующихся с межгривными понижениями, и плоских, достаточно широких по-
верхностей, со всех сторон зафиксированных невысокими уступами к пониженным участкам
(днищам бывших проток и ложбинам). Буферная зона должна использоваться сельскохозяйст-
венными организациями с учетом пластики рельефа и пестроты почвенных разностей. На не-
317
высоких, узких повышениях с легкими аллювиально-луговыми почвами должны быть исклю-
чены сильные воздействия — распашка и выпас. На этих площадях необходимо возобновить
пойменные леса и луга, которые использовать под сенокосы. На широких «островных» масси-
вах размещать мелкоконтурные поля с учетом почвенных разностей, чередуя их с пастбищами,
сенокосами и лесными колками, т. е. планировочная структура должна носить пейзажный ха-
рактер. По всему периметру «островных» массивов должны находиться полосные леса. Основ-
ные лесообразующие породы — бархат амурский, маакия амурская, клены (Гиннала, моно),
черемуха азиатская, боярышники и большой видовой набор кустарников — бересклеты, жимо-
лости, спиреи, розы и т. д.
Освоение любой территории — сложный и во многом противоречивый процесс, контро-
лируемый как природными, так и социальными факторами. В настоящее время, чтобы сохра-
нить ландшафт для будущих поколений, следует помнить, что исчезновение ландшафта повле-
чет за собой разрушение среды обитания человека и вызовет такое множество проблем, что
справиться с ними не будет ни малейшего шанса [Колбовский, 1993].
1. Николаев В.А. Классификация и мелкомасштабное картографирование ландшафтов. М., 1978. 63 с.
2. Колбовский Е.Ю. История и экология ландшафтов Ярославского Поволжья. Ярославль: Изд-во Яро-
славского гос. педаг. ин-та, 1993. 114 с.
3. Сорокин А.П. Зейско-Буреинский бассейн // Зейско-Буреинская равнина: проблемы устойчивого
развития: Матер. Амурской науч.-практ. конф. 17-18 декабря 2001 г., Благовещенск / под общ. ред.
проф. Л.Г.Колесниковой. Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2001. С. 23-38.
êÖÉàéçÄãúçõÖ éëéÅÖççéëíà ãÖÑéÇéÉé ãàíéãÄçÑòÄîíéÉÖçÖáÄ

ñÖçíêÄãúçéÉé óÖêçéáÖåúü
Быковская О.П.1, Горбунов А.С.2
Воронежский государственный университет, Воронеж, Россия,
1
drumlina2012@yandex.ru, 2gorbunov.ol@mail.ru
REGIONAL FEATURES OF THE GLACIAL LITHOGENESIS OF LANDSCAPES

OF THE CENTRAL CHERNOZEM REGION
Bykovskaya O.P.1, Gorbunov A.S.2
Voronezh State University, Voronezh, Russia, 1drumlina2012@yandex.ru, 2gorbunov.ol@mail.ru
Abstract: The article discusses the existence of a special category of lithogenic landscapes, which
formation was closely related to glacial deposits. These deposits were formed in the glacial sector or in
the zone of a contact of the glacier with the surrounding landscapes (moraine, fluvioglacial deposits,
deposits of pond ice glacial lakes, and of course, moraine ridges). On the territory of the Central
Chernozem Region glacial deposits were related to the activity of the Don Quaternary glaciation of the
Lower Quaternary age, which was the highest on the Russian Plain. The modern approaches to the nat-
ural zoning of the territory are analyzed: zoning, performed on the basis of one zonal or azonal factor;
Zoning based on the multi-row taxonomic system of regional complexes; Zoning, created on the basis
of a single-row taxonomic system of regional complexes. The principles of regionalization of land-
scapes of Don glacial deposits on the territory of the Central Chernozem zone are described.
The regionalization is based on: the principle of genetic unity, the principle of territorial community,
the principle of complexity, the principle of relative homogeneity. For the main taxonomic units within
the region were selected: region, province, okrug, district. The sub-district and the site were the option-
al zoning units. The brief characteristic of separate hierarchical territorial units of regionalization is
given — the Don glacial region, the Central Russian and the Oka-Don provinces, the Pridonsky right-
bank, Kalach, Voronezh-Don and Tsninsky-Khoper okrugs and 11 districts. The influence of separate
categories of glacial deposits on the position of the southern boundary of the forest-steppe zone is sub-
stantiated.
318
На значительной территории Центрального Черноземья распространены отложения по-
кровных плейстоценовых оледенений. Особенно широко представлены флювиогляциальные,
озерно-ледниковые и моренные образования Донского оледенения. Общая площадь их состав-
ляет около 65 тыс. км2. В ряде районов они обнажены или залегают близко от поверхности,
образуя литогенную основу ландшафтов.
Природно-территориальные комплексы, в формировании которых определяющую роль
играют залегающие на поверхности или близко от нее породы ледникового происхождения,
отнесены нами к категории ландшафтов ледниковых отложений. В это понятие входят ПТК, в
которых нижние горизонты (литогенная основа) имеют собственно ледниковое происхождение,
т. е. формировались в ледниковом секторе или в зоне контакта ледника с окружающими ланд-
шафтами и без его существования немыслимы (морена, флювиогляциальные отложения, отло-
жения подпрудных ледниковых озер, конечно-моренных гряд т. д.) [Михно, Быковская, 2002].
Формирование ландшафтов ледниковых отложений складывается из двух этапов: образова-
ние литологической основы и появление в ее условиях новой геосистемы. Первая стадия полу-
чила название литогенеза — процесса формирования и последующих изменений осадочных гор-
ных пород. В 1963 г. Н.М. Страховым были выделены следующие типы литогенеза: ледовый,
гумидный, аридный и вулканогенно-осадочный. Литогенез выступает в роли мощного ландшаф-
тообразующего фактора, под воздействием которого трансформируются отдельные компоненты
природы и формируются своеобразные ландшафты, получившие название «литогенных».
Ландшафтообразующая роль литогенеза в зависимости от соотношения его с интеграция-
ми основных источников развития современных ландшафтов может изменяться в широких
пределах — от ведущей до подчиненной. В том случае, если литогенез выступает в качестве
ведущего фактора формирования ландшафтов, его целесообразно именовать литоландшафто-
генезом. Конечным результатом литоландшафтогенеза является возникновение литогенных
ландшафтных комплексов [Михно, 1999].
Специфика структурной организации ландшафтов ледниковых отложений Центрального
Черноземья наиболее полно прослеживается при анализе факторов их обособления и райони-
ровании. Особенность районирования данной категории ландшафтов заключается в том, что
они не имеют сплошного ареала и носят явно выраженный характер азональности. Все это
требует соответствующих приемов и методов районирования, и прежде всего соблюдения од-
новременного и равного учета зональных и азональных факторов, то есть принципа комплекс-
ности в понимании Н.А. Гвоздецкого. Наряду с этим учитывались подходы к районированию
природных комплексов, имеющих спорадическое распространение, в частности, опыты рай-
онирования ландшафтов, имеющих мело-мергельную литогенную основу.
В настоящее время существует три основных подхода к районированию территории, а как
следствие и обоснованию региональных комплексов.
1. Районирование, построенное на учете какого-либо одного зонального или азонального
фактора. Как правило, сводит физико-географическое районирование к частному или отрасле-
вому. Примерами тому могут служить геоморфологическое, климатическое, гидрологическое и
другие виды покомпонентного районирования. В качестве яркого примера комплексного рай-
онирования, основанного на учете одного фактора, можно назвать подход Н.А. Солнцева, ко-
торый при выделении региональных ПТК отводит ведущую роль геолого-геоморфологическим
факторам, отдавая биоклиматическим условиям в таких комплексах подчиненное значение
[Солнцев, 2001].
2. Районирование, основанное на многорядной таксономической системе региональных
комплексов. Сторонники этого направления признают существование самостоятельных, как
зональных, так и азональных комплексов. Ведущим представителем такого подхода является
В.И. Прокаев, разработавший трехрядную таксономическую систему региональных комплек-
сов, включающую в себе азональные, зональные и производные от них зонально-азональные
ПТК [Прокаев, 1983].
3. Районирование, созданное на основе однорядной таксономической системы региональных
комплексов, включающей в себя чередующиеся зональные и азональные ПТК [Мильков, 1963].
Центральное Черноземье относится к тем регионам России, где уже на раннем этапе
ландшафтных исследований было проведено комплексное физико-географическое (ландшафт-
319
ное) районирование под руководством Ф.Н. Милькова. При обосновании границ физико-
географических районов были использованы следующие принципы. Во-первых, учитывался
предшествующий опыт частного районирования (климатического, почвенного, геоботаниче-
ского и зоогеографического). Во-вторых, был принят во внимание обширный перечень работ
по комплексному физико-географическому районированию ЦЧО, выполненных при участии
А.М. Панкова, А.Р. Мешкова, И.Н. Ежова, Н.В. Тарасевича, В.К. Жучковой. В-третьих, приме-
нен метод заполнения региональных единиц типологическими единицами картирования, когда
специфика каждого физико-географического района определялась сочетанием и повторяемо-
стью типологических комплексов на ландшафтной карте. В-четвертых, широко использовался
метод ведущего фактора [Мильков, 1961; Михно, Горбунов, 2013].
В конечном итоге каждый физико-географический район отвечал следующим признакам:
был генетически единым, комплексным, относительно однородным образованием.
Районирование ландшафтов с литогенной основой ледникового генезиса, как и физико-
географическое районирование относится к категории комплексных, ландшафтных [Михно,
Быковская, 2013]. В его основу положены те же принципы:
1. Принцип генетического единства — определяет общий способ возникновения ланд-
шафтов ледниковых отложений на конкретной территории, обусловленный сочетанием про-
цессов и факторов. Складывается, с одной стороны, из единства происхождения ледниковых
отложений, а с другой из единства генезиса ПТК, сформировавшихся при их участии.
2. Принцип территориальной общности — предусматривает объединение разрозненных
ландшафтов ледниковых отложений в региональные целостные единицы, на основании общ-
ности литолого-геоморфологических и ландшафтных условий.
3. Принцип комплексности — предусматривает учет при районировании ландшафтов
ледниковых отложений не только особенностей литогенной основы, но и тесно связанных с
ней компонентов природы и ландшафтных комплексов в целом.
4. Принцип относительной однородности — применялся для группировки ландшафтов
ледниковых отложений по признакам сходства индивидуальной структуры ПТК.
По приемам установления границ региональных комплексов, районирование ландшафтов
ледниковых отложений и физико-географическое районирование также во многом тождест-
венны, т. к. используют схожие методы: ведущего фактора, заполнения более крупных регио-
нальных единиц меньшими по рангу комплексами, совмещения частных и комплексных видов
физико-географического районирования, учета встречаемости характерных ландшафтов лед-
никовых отложений (рис. 1).
В качестве основных таксономических единиц в пределах рассматриваемого региона из-
браны: область, провинция, округ, район. Факультативными единицами районирования высту-
пают подрайон и участок.
Самой крупной единицей районирования принята область. На исследуемой территории
выделена одна — Донская ландшафтно-ледниковая область, соответствующая региону по-
верхностного и приповерхностного залегания отложений донского ледникового комплекса
(ледниковые, флювиогляциальные и озерно-ледниковые) и субаэральных отложений донского
лесса. В состав области входят Окско-Донская низменность, северная часть Калачской возвы-
шенности, восточные и северо-западные отроги Среднерусской возвышенности. В ландшафт-
ном отношении территория принадлежит к Среднерусской лесостепи.
Область подразделена на провинции — единицы, соответствующие крупным тектониче-
ским структурам, в рамках которых наблюдаются относительно однородные условия залегания
и перекрытости ледниковых отложений. На основе учета тектонических различий выделено
две провинции: Среднерусская, соответствующая Среднерусской антеклизе и Окско-Донская,
приуроченная к Окско-Донской впадине.
На основе учета относительной однородности геоморфологического строения и гляциоди-
намических особенностей проявления донского оледенения вычленено пять округов: Верхне-
окский, Придонской правобережный, Калачский. Воронежско-Донской и Цнинско-Хоперский.
В свою очередь округа разделены на районы — относительно однородные в литологическом
отношении территории, характеризующиеся определенным сочетанием типологических ланд-
шафтных комплексов, в формировании которых принимают участие ледниковые отложения.
Всего выделено 11 районов.
320
321
Рис. 1. Районирование ландшафтов ледниковых ландшафтов Центрального Черноземья
Границы региональных комплексов физико-географического районирования и районирования
ландшафтов ледниковых отложений по-разному согласуются между собой. Так, например, грани-
цы выделенного нами лесостепного Соснинско-Девицкого района практически не совпадают с
границами физико-географических районов. В то же время Центрально-плоскоместный физи-
ко-географический район типичной лесостепи хорошо согласуется с Воронежско-Усманским
районом. Причина данных различий состоит в том, что при районировании ландшафтов лед-
никовых отложений в качестве ведущего фактора всегда принимается особенность ледниковой
формации и ее ландшафтообразующее значение, а при комплексном физико-географическом
районировании ведущий фактор может изменяться в широких пределах.
В том случае, когда ведущий фактор формирования характерных или доминирующих ПТК
физико-географического района и района ландшафтов ледниковых отложений совпадают, т. е.
в обоих случаях предопределен спецификой ледниковых горных пород, то эти региональные
комплексы будут иметь общее ядро, а их границы соответствовать друг другу.
Существуют расхождения и в иерархических системах таксономических единиц районирова-
ния физико-географического и ландшафтов ледниковых отложений. При районировании послед-
них обоснована таксономическая система область — провинция — округ — район. Все четыре так-
сона имеют внутри себя единство литологии и ландшафтообразующего значения ледниковых
отложений.
При этом зональная составляющая в схеме районирования ландшафтов ледниковых отло-
жений не выпала из рассмотрения, как может показаться на первый взгляд. Каждый выделен-
ный нами район представляет не только определенный набор литологических разностей, но и
совокупность ландшафтов развивающихся на конкретном зональном фоне. В некоторых слу-
чаях наличие ледниковых отложений усиливает очертание зональных границ.
Как отметил Ф.Н. Мильков: «южная граница максимального на Русской равнине оледене-
ния изучена лучше, но она остается границей геологической, а не геоморфологической и тем
более ландшафтной» [Мильков, 1963]. Да, действительно, проявление в рельефе границы дон-
ского оледенения куда менее заметно, чем скажем валдайского, но при этом ее ландшафтооб-
разующее значение весьма существенно. Примечательно, что зональная граница между лесо-
степью и степью на территории Воронежской области довольно четко соотносится с границей
донского ледника. На первый взгляд это может показаться случайностью, но обратим внима-
ние на такой факт. Вплоть до 1950 года южная граница лесостепи в пределах Центрального
Черноземья проводилась по линии Валуйки — Лиски — Новохоперск, связывалась она с ко-
эффициентом увлажнения равным 1 (южнее 0,9-0,8), господством типичных черноземов и до-
минированием в степных сообществах разнотравья. В 1950 году Ф.Н. Мильков отодвигает гра-
ницу лесостепи на 120-140 км к югу, проводя ее по р. Черная Калитва — по р. Дон до устья р.
Толучеевка — по р. Подгорной. В качестве основания для этого стало продвижение в том же
направлении водораздельных лесных массивов. Об их существовании здесь издавна ведется
дискуссия в научных кругах. Достаточно вспомнить работы конца XIX — начала ХХ веков
А.Н. Краснова, Г.И. Танфильева, В.В. Докучаева и других авторов. Общие выводы, которые
можно сделать при анализе работ, посвященных лесам и лесным ландшафтов Черноземья, за-
ключаются в следующем: леса результат истории развития ПТК региона и тяготеют к районам
с лучшим увлажнением.
Таким образом, на юге лесостепи лесные массивы приурочены к долинно-балочным сис-
темам как более влажным и исторически сложившимся районам распространения, и водораз-
дельным пространствам с наличием глинистых моренных водоупоров. Самый южный водо-
раздельный лесной массив Воронежской области, лес «Третьяк» соответствует южной границе
распространения глинистой морены. Крупнейшая дубрава области «Шипов лес», также тесным
образом связана с моренными отложениями. Следовательно, южная граница оледенения не
только предопределяет распространение ледниковых отложений на территории Черноземья, но
и существенным образом влияет на формирование южной границы лесосотепной зоны.
Таким образом, районирование ландшафтов с ледниковой литогенной основой процесс
сложный, всесторонне учитывающий азональные и зональные факторы, в связи с чем его сле-
дует относить, по аналогии с районированием В.Б. Михно ландшафтов с мело-мергельной ос-
новой, к комплексному специальному районированию.
322
1. Мильков Ф.Н. Ландшафтная география и вопросы практики. М.: Мысль, 1966. 255 с.
2. Михно В.Б., Быковская О.П. Районирование ландшафтов с ледниковой литогенной основой // Эко-
лого-географический атлас-книга Воронежской области. Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. ун-та, 2013
С. 204-205.
3. Михно В.Б. Литоландшафтогенез, его сущность и специфика // Вестн. Воронеж. отд. РГО. 1999. Т. 1.
С. 1-7.
4. Михно В.Б. Физико-географическое районирование / В.Б. Михно, А.С. Горбунов // Эколого-
географический атлас-книга Воронежской области. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2013. С. 199-200.
5. Михно В.Б., Быковская О.П. Ледовый литоландшафтогенез Центрального Черноземья // Вестн. Во-
ронеж. гос. ун-та. Сер. География и геоэкология. 2002. № 1. С. 35-44.
6. Прокаев В.И. Физико-географическое районирование. М.: Просвещение, 1983. 176 с.
7. Солнцев Н.А. Учение о ландшафте (избранные труды). М.: Изд-во МГУ, 2001. 384 с.
8. Физико-географическое районирование Центральных Черноземных областей / под ред. Ф.Н. Миль-
кова. Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. ун-та, 1961. 263 с.
ãÄçÑòÄîíçé-ÉàÑêéãéÉàóÖëäàÖ àëëãÖÑéÇÄçàü
1
Ç ÅÄâäÄãúëäéå êÖÉàéçÖ
Гагаринова О.В.
Институт географии имени В.Б. Сочавы СО РАН, Иркутск, Россия whydro@irigs.irk.ru
LANDSCAPE-HYDROLOGICAL INVESTIGATIONS
IN THE BAIKAL REGION
Gagarinova O.V.
Sochava Institute of Geography SB RAS, whydro@irigs.irk.ru
Abstract: The water reserves of the Lake Baikal are a strategic resource for the Asian region, this
makes the environmentally oriented development of its catchment area urgent. Previous studies on the
Baikal Natural Territory show that the river basin management should be based on knowledge of the
laws governing the formation and transformation of natural waters in the context of internal changes
and external influences. Landscape-hydrological approach to the research of the Lake Baikal catchment
area reveals hydrological properties of individual landscapes, especially the formation of water-
resource and hydro-ecological potentials of the territory. Analysis of the physical and geographical
conditions, combined with environmental and socio-economic features of the territory makes it possi-
ble to identify the areas that are most important in the formation of qualitative and quantitative charac-
teristics of natural waters, show the areas experiencing the greatest burden on the environment, identify
areas with different resistance to human and natural impact. Functional zoning is the basis for the de-
velopment schemes of water resources use and protection, the general development direction of the
Baikal Natural Territory according to the water factor. Benefits of landscape-hydrological approach in
combination with the landscape planning are functionally based tools for water management in the ba-
sin of the Lake Baikal.
Ландшафтно-гидрологический анализ территории подразумевает изучение условий фор-
мирования местного стока, процесса трансформации осадков в поверхностный и подземный
сток. Количественной оценкой гидрологических свойств ландшафта является модуль стока,
который показывает интенсивность водоотдачи с локальной территории за определенный про-
межуток времени и определяется индивидуальными физико-географическими характеристи-
ками природного комплекса [Антипов и др., 2007].
Формирование поверхностных вод можно рассматривать как систему, сочетающую про-
цессы различного пространственного уровня от почвенной инфильтрации и аккумуляции до
1
Работа выполнена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследова-
ний (16-05-00286\17).
323
речного стока, которые проявляются в различных масштабах: от микро- до макро-уровня. На-
личие закономерных взаимосвязей компонентов на каждом уровне позволяет осуществлять
разномасштабные проработки — от отдельных участков бассейнов малых рек до территорий
региональных размеров. Гидрологический режим природных комплексов на уровне фаций или
групп фаций формируется, прежде всего, в зависимости от характера стекания гравитацион-
ных вод и расхода влаги на испарение. При более высоких масштабах обобщения основную
роль в пространственной и функциональной дифференциации гидрологических процессов
приобретают элементы морфологического строения и микроклиматические особенности тер-
ритории. Ведущую роль в специфике стокоформирования на мезоуровне играют элементы во-
досбора — водораздельные, склоновые и долинные комплексы. На уровне макрообобщений,
при высоких масштабах агрегирования, ландшафтно-гидрологические закономерности форми-
рования стока проявляются на территориях региональной размерности. В этом случае орогра-
фические, климатические и геолого-морфологические факторы (поясные и зональные эффек-
ты) служат параметрами, определяющими гидрологические характеристики территории на
уровне ландшафтной провинции или геома. Каждый уровень ландшафтно-гидрологической
организации территории характеризуется своим набором связей и закономерностей и имеет
конкретную пространственную сопряженность природных комплексов [Гагаринова, 2016].
Для территории Байкальского региона оценка условий формирования и интенсивности во-
доотдачи выполнялась в разрезе среднегодовых и характерных величин стока в различные фа-
зы увлажнения. Среднемноголетний сток для всего региона оценивался на уровне геомов, что
обусловливается региональной размерностью территории (рис. 1). Гидрологические свойства
природных комплексов индицируются климатическими и орографическими факторами, кото-
рые в дальнейшем корректируются почвенно-растительными характеристиками.
Рис. 1. Фрагмент карты «Средний многолетний сток в Байкальском регионе» Ландшафты, модуль стока:
1– гольцовые, подгольцовые, горные луговые > 10 л/с с км2; 2– горно-таежные и подгорные темнохвой-
ные, таежные светлохвойные долин и понижений 5–10 л/с с км2; 3– подтаежные, подгорные возвышен-
ностей и межгорных понижений темнохвойные и светлохвойные, лугово-болотные 3–5 л/с с км2;
4 — подтаежные и среднетаежные светлохвойные на возвышенностях и равнинах, горностепные
и степные долинные 1,0-3,0 л/с с км2; 5 — подгорные южно-сибирские лугово-степные равнин
и склонов, монгольские пустынные и степные комплексы < 1,0 л/с с км2
324
Вариации процесса стокоформирования на Байкальской природной территории в различ-
ные гидрологические периоды определяют и пространственные особенности водоотдачи
ландшафтов территории. Основные объемы поверхностного стока в меженные периоды фор-
мируются в гольцовых ландшафтах и лиственнично-маревых комплексах межгорных пониже-
ний. Максимальные величины половодья определяются значительными снегонакоплениями в
темнохвойных ландшафтах межгорных понижений, а дождевые паводки формируются пре-
имущественно на крутых горных склонах в гольцовой и подгольцовой зонах (рис. 2).
Рис. 2. Водно-ресурсный потенциал бассейна оз. Байкал (ландшафт, модуль стока):

1 высокий — горно-таежные темнохвойные, 6-12 л/с·км2; 2 средний — светлохвойные леса
на пологих склонах, луга и долины рек, 3-6 л/с·км2; 3 низкий — равнины и степи, < 3 л/с·км2;
4 — границы районов формирования повышенного (I, II ,III) и пониженного (IV) стока
Ландшафтная обусловленность количественных и качественных характеристик стока с во-

досбора дает возможность провести оценку водно-ресурсного и водно-экологического потен-
циалов территории.
Водно-экологический потенциал территории определяется стокорегулирующими свойст-
вами ландшафтов, в частности крутизной склонов и инфильтрационными способностями поч-
во-грунтов, которые обусловливают вариации количественного и качественного поступления
воды с водосбора в дренирующий водный объект (рис. 3).
Ландшафтно-гидрологические принципы положены в основу разномасштабных исследо-
ваний, направленных на оптимизацию использования и охрану водных ресурсов. Проект водо-
охранной зоны оз. Байкал научно обосновывает границы и внутреннее функциональное деле-
ние территории, в соответствии с принципами сохранения качества поверхностных и
подземных вод, поступающих в оз. Байкал, за счет процессов самоочищения природных вод в
ландшафтах с различными сочетаниями крутизны склонов, типов растительности и почв [Ан-
типов, Гагаринова, 2006]. Анализ характеристик природного комплекса позволяет определить
условия поступления загрязнителей в водный объект с учетом процессов аккумуляции и ин-
фильтрации (рис. 4).
325
Рис. 3. Водно-экологический потенциал бассейна оз. Байкал:
1 высокий — темнохвойные ландшафты на пологих склонах и в долинах, 2 средний — светлохвойные
ландшафты горных и равнинных территорий, 3 низкий — горные хребты, степи
Рис. 4. Фрагмент водоохранной зоны оз. Байкал
326
Изменения структуры ландшафтов (пожары, вырубки, хозяйственное использование тер-
ритории) ведут к трансформации свойств и преобразованию гидрологических характеристик
территории. Анализ нарушений естественных природных условий позволяет прогнозировать
изменения количества и качества водных ресурсов бассейна.
С водоохранной экологической точки зрения наиболее важны долинный комплекс и поло-
гие склоны, где происходят процессы очищения поступающей со склонов воды. Эти парамет-
ры являются первостепенными при определении размеров водоохранной зоны.
Сочетание принципов ландшафтно-гидрологического анализа и инструментов ландшафт-
ного планирования позволяет осуществлять разработки целей развития территории по водному
фактору (рис. 5).
Комплексный анализ природных условий, административно-хозяйственной специфики и
водно-экологических особенностей территории являются научным обоснованием мероприятий
по рациональному использования и охране водных ресурсов [Гагаринова, 2002].
Рис. 5. Цели территориального развития по водному фактору.

Слюдянский район Иркутской области
1. Антипов А.Н., Гагаринова О.В. Водоохранное зонирование для обеспечения охранного режима цен-
ных водных объектов // Водоохранные зоны: опыт практического применения и целесообразность
развития. М: Изд-во НИА-Природа, 2006. С. 61-71.
2. Антипов А.Н., Гагаринова О.В., Федоров В.Н. Ландшафтная гидрология: теория, методы, реализа-
ция // География и природные ресурсы. 2007. № 3. С. 56-67.
3. Гагаринова О.В. Ландшафтно-гидрологическое картографирование в исследованиях бассейна оз.
Байкал. // Геодезия и картография. 2016. №8 С. 14-19.
4. Гагаринова О.В. Воды / Экологически ориентированное планирование землепользования в Байкаль-
ском регионе. Слюдянский район. Иркутск: Изд-во института географии СО РАН, 2002.
С. 81-88.
327
îéêåàêéÇÄçàÖ ãÄçÑòÄîíçé-éèéãáçÖÇõï áéç
ûÉé-Çéëíéóçéâ óÄëíà óÖóÖçëäéâ êÖëèìÅãàäà
Гакаев Р.А.
Чеченский государственный университет, Грозный, Россия, rustam.geofak@yandex.ru
FORMATION OF LANDSCAPE-LANDSLIDE ZONES

IN THE SOUTH-EASTERN PART OF THE CHECHEN REPUBLIC
Gakayev R.A.
Chechen State University, Grozny, Russia, rustam.geofak@yandex.ru
Abstract: The manifestation of landslides is a widespread natural phenomenon in the Chechen
Republic, especially in its mountainous part. One of the main factors causing the manifestation of land-
slides is the human activity. The development of landslide processes is one of the main natural disasters
in the Chechen Republic, since more than 30% of the territory of Chechnya is occupied by mountain
landscapes with the distinct vertical zonality. The main factors which determine the scope and activity
of landslide manifestations are also the features of the relief, hydrometeorological features, the activity
of modern tectonic movements, human economic activity, etc. The southeastern part of the Chechen
Republic is characterized by the mountain relief formed by endogenous processes and prepared by sub-
sequent erosion-denudation processes. The wide scope and the activity of manifestation of landslides
here is predetermined by the features of the geological structure and the intensity of the modern move-
ments of the earth's crust.
Юго-восточная часть Чеченской Республики характеризуется горным рельефом, сформи-
рованным эндогенными факторами и препарированным последующими эрозионно-дену-
дационными процессами. Оползневые зоны юго-восточной Чечни сконцентрированы в Веден-
ском и Ножай-Юртовском административных районах Чеченской Республики. Меньшая часть
рассматриваемой территории выделяется в отдельный Бенойский оползневой район. Широкий
размах и активное проявление здесь оползней предопределяется особенностями геологическо-
го строения и интенсивностью современных движений земной коры.
Рассматриваемая часть республики представлена горно-лесным типом ландшафтов, харак-
теризующимся двумя подтипами. На высоте от 400 до 600 м развит горно-долинный лесо-
лугово-кустарниковый подтип ландшафтов, занимающий поймы, террасы, нижние части скло-
нов, расчлененные долинами, балками и перекрытые делювиально-пролювиальными шлейфа-
ми. Растительность этих ландшафтов представлена дубом (каменным и зимним), ильмом поле-
вым, ольхой черной и бородавчатой, кленом полевым, буком восточным, грабом кавказским.
Отличительную особенность растительного покрова составляют дикие плодовые виды древес-
ной и кустарниковой растительности.
Подчиненное положение в подтипе занимают лугово-степные ландшафты злаково-
разнотравного облика, развивающиеся на площадках аккумулятивных и деструктивных террас.
Выше 600 м, где количество выпадающих осадков превышает норму, сформировался горно-
лесной широколиственный подтип ландшафтов. Этот подтип занимает склоны, водоразделы
Черногорской моноклинали и расчлененные нижние части склонов моноклинально-
складчатых хребтов.
Степень преобразования естественных ландшафтов значительно различается — на паст-
бищах и сенокосах существенно меньше, чем на пахотных, засеваемых угодьях. Пахотные
земли еще и обрабатываются минеральными удобрениями.
Вследствие глубокой эрозионной расчлененности района перепады высот рельефа дости-
гают 400-500 м. Наиболее крупные реки района Ярык-Су, Яман-Су, Аксай, Гумс выработали
долины меридионального направления. Характерной чертой района является наличие узких,
длинных и высоких водоразделов между реками. Так, водораздельное пространство между ре-
ками Яман-Су и Аксай в районе с. Беной имеет ширину более 6 км. Направляясь на север, реки
сближаются, и севернее с. Саясан водораздел между ними имеет вид узкого, вытянутого с юга
на север хребта шириной немногим больше 1,0 км. [Гакаев, Даукаев, 2016].
328
Склоны водоразделов, в свою очередь, расчленены многочисленными речками и оврагами.
Длина эрозионной сети достигает 2,7 км на 1 км2 территории. Из общей длины эрозионной се-
ти 45% составляют долины рек и речек, 55% ее длины приходится на суходольную эрозион-
ную сеть: овраги, балки и ложбины стока. Высокая горизонтальная и вертикальная расчленен-
ность обусловливает высокую энергию рельефа, что в условиях развития в районе слабых
глинистых пород ведет к распространению оползней и развитию оползневых зон в ландшафтах
юго-восточной части Чечни. Оползни развиваются на всех типах склонов, как на эрозионно-
денудационных, так и структурных. Изучение распространения оползней показывает, что наи-
более поражены населенные пункты: Беной, Айти-Мохк, Месхеты, Гордали и др. (рис. 1, 2).
Изучение оползней в некоторых участках рассматриваемого района показывает, что ланд-
шафтно-оползневые зоны занимают до 70% юго-восточной части Чеченской Республики.
Рис. 1. Оползневые смещения в районе с. Беной
Рис. 2. Оползневые смещения в районе с. Ца-Ведено
329
Наряду с эрозией оползневые процессы в этом районе являются важнейшим рельефообра-
зующим фактором [Разумов и др., 2001].
В районе находят широкое распространение глинистые породы преимущественно сармат-
ского возраста на фоне моноклинальной структуры, осложненной целым рядом антиклиналь-
ных складок — Ножай-Юртовской, Северо-Ножай-Юртовской, Саясановской, Бенойской, Се-
веро-Бенойской и др. В литолого-стратиграфическом отношении территория характеризуется
выходом на земную поверхность геологических слоев верхнемелового, палеоген-неогенового и
четвертичного возрастов, представленных карбонатными и терригенными породами. На юге
рассматриваемого района (горные хребты Планидук, Дюрин-лам и др.) обнажаются породы
верхнего мела и фораминиферовые слои, сложенные, соответственно, крепкими известняками
и разноцветными мергелями. В районе г. Мехкдеттен-корт, г. Амир-корт, населенных пунктов
Байтарки, Мажгар, Татай-отар и др. на поверхность выходят чокракские слои, представленные
в основном песчаниками с редкими прослоями глин. В этой полосе располагаются населенные
пункты Даттах, Чеччель-хи, Зандак-ара, Хочи-ара, Саясан, чуть южнее Энгеной и др. Эти же
отложения развиты и вблизи сс. Беной и Алхан-Отар. Разрезы их можно наблюдать по много-
численным малым рекам и балкам — Доку-эйн, Эрзумбере-эйн, Шерен-эйн и др. Нижне-
среднесарматские отложения литологически представлены темно-серой, голубовато-серой,
местами слоистой и мергелистой глиной. Севернее описанных отложений обнажается мощная
толща пород верхнесарматского возраста. В верхней части она сложена темно-серыми глинами
с прослоями мелкозернистого желто-серого песчаника, а в нижней — темно-серыми глинами с
мощностью более 300 м. В зоне выхода на поверхность верхнесарматских отложений распола-
гаются селения Гиляны, Зандак, Рогун-Кажа, Айти-мохк и др. Таким образом, здесь четко про-
слеживается зависимость проявления оползневых процессов от вещественного состава (лито-
логии) геологических горизонтов. Активные их проявления приурочены преимущественно к
центральной части рассматриваемой территории, в геологическом строении которой прини-
мают участие сарматские отложения, представленные глинами (зона расположения населен-
ных пунктов Зандак, Гиляны, Саясан. Энгеной и др.). В южной части на поверхность выходят
песчаные пласты чокрака и карбонатные породы верхнего мела, а в северной части — четвер-
тичные акчагыль-апшеронские слои, представленные песчано-алевролитовыми породами. Все
отмеченные породы относятся, к так называемым легко проницаемым.
Следует отметить также связь оползневых процессов с активностью современных движе-
ний. Выше перечисленные населенные пункты, где наблюдались интенсивные оползни, нахо-
дятся в пределах или вблизи Северо-Бенойской структуры, характеризующей активностью со-
временных движений.
Несмотря на многолетний опыт исследования и прогнозирования оползневых процессов,
их периодически наблюдающаяся активизация в ландшафтно-оползневых зонах рассматривае-
мой территории наносит значительный материальный ущерб, вызывая проблемы в развитии
инфраструктуры населенных пунктов двух вышеуказанных административных районов. В свя-
зи с этим весьма актуальными остаются совершенствование существующих и разработка но-
вых методов борьбы с оползнями. Решение этой задачи в общем виде не представляется воз-
можным, так как в каждом отдельном случае необходимо учесть особенности этой местности.
Разными исследователями предлагаются следующие меры борьбы с оползнями:
 организация инженерно-геологических исследований и регулярного мониторинга
оползневых процессов;
 осуществление мер, препятствующих переувлажнению пород хозяйственными водами
и др.;
 перехват и отвод поверхностных и подземных вод путем сооружения дренажных сис-
тем и нагорных канав с целью осушения оползневого участка;
 мероприятия, направленные на увеличение прочности склоновых грунтов, — силикати-
зация, замораживание, цементация и т. д.;
 меры по удержанию оползневых масс путем забивания свай в шахматном порядке;
 посадка древесной и кустарниковой растительности с хорошо развитой дерниной для
создания сомкнутого растительного покрова с целью снижения интенсивности оползневых
процессов;
330
 недопущение эрозионной подрезки склонов в долинах рек;
 дернообразующие однолетние и многолетние травы, корневая система которых защи-
щает почву от размыва;
 лесомелиоративные мероприятия.
Каждый пункт этих мер требует отдельного анализа и рассмотрения. При этом в зависимо-
сти от месторасположения и природы оползней более эффективными могут оказаться те или
иные меры [Дадашев и др., 2016].
Растущая энергия рельефа и достаточно высокие скорости поднятия на некоторых участ-
ках рассматриваемой территории являются причиной прогрессирующего развития эрозионных
процессов. В рассматриваемых ландшафтах достаточно большое развитие также получили се-
левые процессы, камнепады, осыпи.
Помимо геоморфологических и климатических факторов следует рассмотреть также и ан-
тропогенное воздействие на формирование ландшафтно-оползневых зон: неконтролируемое
площадное освоение территории; интенсивная вырубка леса и кустарников на водоразделах и
склонах. Воздействие человека на лесные экосистемы юго-восточной части Чеченской Респуб-
лики, сокращение площади лесов, состав древостоя, влияет на стабилизацию подземного стока,
а также на увлажнение горных пород и выветривание, что вместе с другими факторами воз-
никновения влияют на возникновение оползневых процессов. Вырубка лесных массивов при-
вела к изменению почвогрунтов и остепнению растительного покрова горно-лесных ландшаф-
тов юго-восточной Чечни.
1. Гакаев Р.А., Даукаев А.А. Геолого-геоморфологические условия формирования оползней в горной
Чечне. В сборнике: Теория и методы современной геоморфологии Материалы XXXV Пленума Гео-
морфологической комиссии РАН. 2016. С. 153-157.
2. Дадашев Р.Х., Даукаев А.А., Гакаев Р.А. Оползни Ножай-Юртовского района Чеченской Республики
и меры борьбы с ними. В сборнике: Сергеевские чтения. Инженерная геология и геоэкология. Фун-
даментальные проблемы и прикладные задачи Юбилейная конференция, посвященная 25-летию об-
разования ИГЭ РАН. Ответственный редактор В.И. Осипов. 2016. С. 140-144.
3. Разумов В.В., Тлисов М.И., Молчанов Э.Н. и др. Оценка природного потенциала и экологического
состояния территории Чеченской республики. СПб.: Гидрометеоиздат, 2001. 158 с.
èêéüÇãÖçàÖ åÖïÄçàáåéÇ ìëíéâóàÇéëíà éëíêéÇçõï ÉÖéëàëíÖå

ëÖÇÖêé-áÄèÄÑçéâ óÄëíà íàïéÉé éäÖÄçÄ1
Ганзей К.С.
Тихоокеанский институт географии ДВО РАН, Владивосток, Россия, geo2005.84@mail.ru
MANIFESTATION OF STABILITY MECHANISMS OF ISLAND GEOSYSTEMS

OF THE NORTH-WEST PART OF THE PACIFIC OCEAN
Ganzei K.S.
Pacific Institute of Geography FEB RAS, Vladivostok, Russia, geo2005.84@mail.ru
Abstract: Questions of the baseline conditions and prospect of development of island landscape
science are considered. Necessity of transition to a new stage of island landscape science development
is noted — forecasting and planning of natural and economic structures of island geosystems. By re-
sults of research of North-West part of the Pacific Ocean Islands a number of features of island
geosystems reaction to genetically diverse influences is revealed. It has allowed to estimate manifesta-
tion of mechanisms of stability and to forecasting the pass of natural and anthropogenic transfor-
mations of island territories landscape organization. On the example of volcanogenic geosystems of the
Kuril Islands it is shown that during volcanic influence the property of self-regulation saves variable
1
Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ (проект 15-05-01419).
331
structure of geosystems in a serial row of development and creates its equilibrium status in case of
quasiperiodic influence of eruption products. The intensity of restoration of geosystem equilibrium af-
ter eruption is shown through the wave dynamics of complexity indices of a landscape figure. The
change scripts of landscape variety on islands under the influence of volcanism with transition through
4 stages of development of landscapes were defined. The similar principles of reaction of island
geosystems are revealed at anthropogenic influence. For the islands with high economic activity the
remission of interrelation between the landscape variety and the island area is fixed. Despite considera-
ble anthropogenic transformation of Peter the Great Bay Island geosystems and high speed of their re-
sponse to economic transformation, rapid of geosystem restoration balance after depression of anthro-
pogenic press are fixed. On the example of Russky Island the possibility of coniferous and broad-
leaved geosystems restoration is shown.
Одним из значительных достижений ландшафтоведения во второй половине ХХ века яв-
ляется формирование нового направления исследований — островного ландшафтоведения.
Фундаментом для его развития явились комплексные экспедиции на острова Тихого и Индий-
ского океанов, выполненные в 1970-1980 гг. В результате были определены специфические
черты проявления ландшафтообразующих факторов и пространственной организации природ-
но-территориальных комплексов (ПТК) островов [Игнатьев, 1979; Пузаченко, Дьяконов, 1982].
В дальнейшем, благодаря работам отечественных ландшафтоведов [Дьяконов, 1990; Иванов,
2005; Разжигаева и др., 2010; Разжигаева, Ганзей, 2006; Ганзей, 2010, 2014 и др.] были получе-
ны новые знания о ландшафтной дифференциации островных геосистем и их становлении в
различных природно-климатических зонах Мирового океана.
Важнейшей географической особенностью островов является их изолированность от мате-
риковой суши с сочетанием элементов замкнутых географических систем [Игнатьев, 1979;
Дьяконов, Пузаченко, 2005; Ганзей, 2014; Иванов, 2016], что находит свое отражение в специ-
фике функционирования ПТК. Это позволяет рассматривать острова как модельные природ-
ные объекты. В результате многолетних исследований сотрудниками МГУ имени М.В. Ломо-
носова были сформулированы эмпирические закономерности ландшафтного строения
островных геосистем, однако последующие работы показали, что, несмотря на значительные
результаты теоретического и методологического становления островного ландшафтоведения,
остаются нерешенными ряд дискуссионных вопросов [Иванов, 2016; Ганзей, 2014; Коломыц,
2016]. Их возникновение, в первую очередь, обусловлено еще недостаточным объемом факти-
ческого материала о ландшафтной дифференциации островов, что связано с «молодостью»
этого научного направления.
В последние годы благодаря исследованиям Э.Г. Коломыца активное развитие получило
эволюционное ландшафтоведение, в теоретической части которого островам Тихоокеанского
мегаэкотона отводится важнейшее место в процессе ландшафтогенеза континентальных ланд-
шафтов. Отмечается, что только на основе исследования островных ландшафтов возможно по-
строение комплексных и отраслевых физико-географических моделей, направленных на ин-
терпретацию структурно-функциональных трансформаций континентальных ландшафтов.
Острова северо-западной части Тихого океана являются важнейшим звеном первичного лан-
шафтогенеза. Именно этот процесс является предметом исследования эволюционного ланд-
шафтоведения, находящегося на начальных этапах становления [Коломыц, 2015; 2016 и др.].
Несмотря на значительное пересечение рассматриваемых вопросов в рамках эволюционного и
островного ландшафтоведения, говорить о включении второго в качестве составной части пер-
вого преждевременно. Это обусловлено спецификой их предметов исследования. Островное
ландшафтоведение направлено на комплексное исследование «ландшафтно-географических
особенностей и закономерностей структуры, развития и функционирования островных геосис-
тем» [Иванов, 2016, С. 697] с анализом специфики формирования и планирования островного
природопользования.
Решение возникающих концептуальных вопросов и более полное оформление теории ост-
ровного ландшафтоведения должно базироваться не только на основе накопления эмпириче-
ского материала о ландшафтах островов, но и на переходе к новому этапу исследования —
прогнозирования и планирования природных и хозяйственных структур островных геосистем.
Данный тезис неоднократно высказывался А.Н. Ивановым, К.Н. Дьяконовым, В.И. Лымаревым
332
и др. Особая актуальность прогнозных, оценочных и планировочных работ вызвана активным
хозяйственным освоением островов России — в первую очередь тихоокеанского и арктическо-
го бассейнов.
На основе многолетних исследований ландшафтной организации островов северо-
западной части Тихого океана был выявлен ряд особенностей реакции островных геосистем на
генетически разнородные воздействия. Это позволило оценить проявление механизмов устой-
чивости и перейти к прогнозированию природных и антропогенных трансформаций ланд-
шафтной организации островных территорий.
Единственная островная дуга России — Курильская протянулась более чем на 1200 км от
п-ова Камчатка до о. Хоккайдо. Ведущим фактором ландшафтной дифференциации здесь вы-
ступает вулканическая деятельность. Геосистемы подвергаются периодическому влиянию
мощного возмущающего фактора, что приводит к практически моментальной смене инвариан-
та. Функционирование вулканогенных геосистем характеризуется катастрофической формой
развития, которая привела к образованию у ландшафтов мощных механизмов устойчивости,
направленных на формирование геосистем с прочно установившимися внутрисистемными и
внешними связями.
Было установлено, что для вулканогенных геосистем характерны высокие темпы поствул-
канического изменения, которые и являются отражением проявления механизмов устойчиво-
сти [Ганзей, 2014]. Присущий геосистемам тип функционирования, который согласно
В.С. Михееву определяет воспроизводство постоянной системы и формирует геосистемную
целостность территории, отражает наличие стабильных внутренних связей ПТК в пределах
острова. Геосистемная целостность островов находит свое отражение в понятиях самооргани-
зации и саморегуляции. Согласно В.Б. Сочаве, наличие данных механизмов обеспечивает ус-
тойчивое состояние ПТК в процессе функционирования, является важнейшим фактором орга-
низации геосистем, и они обусловлены двумя ключевыми характеристиками — адаптацией и
гибкостью функционирования.
В ходе вулканического воздействия свойство саморегуляции сохраняет переменную
структуру геосистем в серийном ряду развития и формирует ее равновесное состояние при
квазипериодическом влиянии продуктов извержения. Неравномерное распределение извергну-
того материала приводит к формированию двух категорий геосистем: сохранивших способ-
ность восстановить первоначальную структуру ландшафтов; полностью преобразовавших
свою структуру и способных к восстановлению только спустя значительные временные перио-
ды. За счет наличия первой происходит быстрая смена переменных состояний геосистем, при
этом восстановительный потенциал ПТК повышается при удалении от нуклеарного ядра, в ка-
честве которого выступает кратер вулкана.
Интенсивность восстановления геосистемного равновесия после извержения наглядно
проявляется через изменение показателей сложности ландшафтного рисунка, и, в первую оче-
редь, через волновую динамику значений ландшафтного разнообразия: резкое повышение по-
сле извержения, замедление темпов роста в последующий период и понижение в период дли-
тельного периода вулканического спокойствия. Данные изменения являются отражением
реакции ландшафтов на вулканическое влияние и наличия способности к гомеостазу, направ-
ленному на восстановление утраченного геосистемного равновесия на острове.
На основе данных результатов были определены сценарии изменения ландшафтного раз-
нообразия на островах под действием вулканизма: 1 — от пионерных до комплексов с устой-
чивыми внутриландшафтными связями; 2 — прерывание процесса достижения точки сбалан-
сированной ландшафтной структуры новым извержением с переходом к процессу
соответствующему первому сценарию; 3 — проявление вулканического события катастрофи-
ческой силы с резким, одномоментным падением значений ландшафтного разнообразия,
вследствие полного уничтожения существующей ландшафтной структуры на всей территории
острова [Ганзей, 2014].
Во многом схожие принципы реакции островных геосистем выявлены при антропогенном
воздействии. Оценка реакции ландшафтов на хозяйственное воздействие была проведена для
материковых островов залива Петра Великого. В настоящее время социально-экономическому
развитию островов Приморского края уделяется большое внимание как на региональном, так и
333
на федеральном уровнях. Реализация крупных инфраструктурных проектов в начале XXI века
приводит к трансформации геосистем. При этом в пределах островов залива наблюдается су-
щественная дифференциация интенсивности хозяйственного использования. Для островов
Попова и Рейнеке антропогенное влияние в настоящее время имеет локальный характер.
На о. Рикорда нет населенных пунктов, и геосистемы здесь испытывают незначительное ан-
тропогенное давление. Острова Римского-Корсакова с 1978 г. входят в состав особо охраняе-
мой природной территории (ООПТ), что предопределяет функционирование ландшафтов в ес-
тественных условиях. Различия в типах природопользования находит свое отражение в
проявлении механизмов устойчивости геосистем [Ганзей и др., 2016].
Для рассматриваемых островов залива Петра Великого наблюдается высокая корреляция
между ландшафтным разнообразием и площадью острова (r = 0,7). При этом для островов с
активной хозяйственной деятельностью фиксируется ослабление данной взаимосвязи. Отмече-
но снижение показателей ландшафтного разнообразия и энтропийной меры сложности ланд-
шафтов при увеличении антропогенного пресса. Наиболее репрезентативными являются ост-
рова Попова и Большой Пелис. Площадь первого больше в 3,8 раза чем второго, а
ландшафтное разнообразие больше всего в 1,3 раза. Такая дифференциация обусловлена раз-
ной интенсивностью хозяйственного использования и, следовательно, степенью преобразован-
ности ландшафтов. Остров Большой Пелис с 1978 г. входит в состав ООПТ. Прекращение хо-
зяйственного использования привело к формированию растительных сообществ, находящихся
на разных стадиях развития. Это стало импульсом к формированию сукцессионных серий на
антропогенно преобразованных территориях.
Аналогичная картина отмечается для островов Рейнеке и Рикорда. Для ландшафтной
структуры о. Рейнеке характерно доминирование разнотравно-злаковых лугов (63,46%). Во
второй половине XX в. остров испытывает сильное антропогенное влияние: коренные сообще-
ства были замещены вторичными, сильно сократилась площадь лесных массивов, отмечается
активная плоскостная эрозия и истощение почв с ухудшением структуры поверхностных гори-
зонтов. В свою очередь на о. Рикорда антропогенное влияние имело точечный характер, доми-
нируют высокосомкнутые полидоминантные широколиственные леса на темных и типичных
буроземах (61,48%). Фиксируются высокие значения ландшафтного разнообразия на о. Стени-
на, что также связано с отсутствием антропогенного пресса на геосистемы. Это единственный
крупный остров залива Петра Великого, где зафиксировано сохранение коренных геосистем с
участием пихты (Abies holophylla) [Ганзей и др., 2016].
Для оценки антропогенной преобразованности природной среды и интенсивности хозяй-
ственного использования территории островов была выполнена оценка структуры использова-
ния земли островов залива Петра Великого за период с 1975-2015 гг. и анализ динамики эколо-
го-хозяйственного баланса (ЭХБ) по методике Б.И. Кочурова. Изменения ЭХБ островов с 1975
г. были незначительны. Отмечается небольшая дифференциация, что связано с различной ин-
тенсивностью и характером освоения каждого из рассматриваемых островов. Наиболее напря-
женное эколого-хозяйственное состояние территории островов характерно для 1991 г., что свя-
зано с максимальным вовлечением земель в хозяйственную деятельность. Степень
естественной защищенности островов залива Петра Великого за период 1975-2015 гг. остава-
лась очень высокой (Кез ˃ 0,95). Незначительная трансформация ЭХБ островов, вызванная не-
стабильностью социально-экономических условий, фиксируется после 1991 г. К 2007 г. коэф-
фициенты отражают повышение интенсивности хозяйственного использования территории с
сохранением тенденции к 2015 г. [Ганзей, Борисов, 2016].
С целью определения взаимосвязи между показателями сложности ландшафтного рисунка
и коэффициентами ЭХБ была построена корреляционная матрица. Расчеты индексов корреля-
ции иллюстрируют, что все показатели находятся в прямой взаимосвязи между собой, т. е. от-
ражают схожие параметры состояния природных комплексов и степени хозяйственного ис-
пользования территории. На основе данного вывода можно утверждать, что колебания
ландшафтного разнообразия на островах с 1975 г. находились в обратной взаимосвязи с пока-
зателями ЭХБ: уменьшались к 1991 г. — период максимального антропогенного пресса, уве-
личивались к 2007 г. из-за социально-экономического кризиса 1990-х гг., регрессировали к
2015 г. вследствие активизации хозяйственной деятельности [Ганзей, Борисов, 2016].
334
Хозяйственное освоение островов приводит к деградации ПТК: эрозии почвенного покро-
ва, уничтожению растительных сообществ, в первую очередь лесов, прохождению пожаров.
Количественно данный вывод подтверждается волновой динамикой ландшафтного разнообра-
зия, которое уменьшается при увеличении антропогенного пресса. Хозяйственное использова-
ние территории обусловливает нарушение вещественно-энергетических потоков в ландшафт-
ных катенах и ослабление взаимосвязи между ландшафтным разнообразием, энтропийной
мерой сложности и площадью острова. Несмотря на значительную антропогенную трансфор-
мацию островных геосистем залива Петра Великого и высокую скорость их отклика на хозяй-
ственную трансформацию, фиксируются высокие скорости восстановления геосистемного
равновесия. Типичным примером являются острова Морского заповедника, где развиваются
постантропогенные сукцессии и восстанавливаются коренные хвойно-широколиственные гео-
системы.
Примером искусственного восстановления условнокоренных хвойно-широколиственных
геосистем являются посадки пихты цельнолистной на о. Русский. Исследования показали вы-
сокую роль искусственных хвойных насаждений в формировании ландшафтного разнообразия
на острове. В настоящее время посадки пихты цельнолистной уже перешли к стадии активного
плодоношения. При сохранении существующей геоэкологической обстановки будет разви-
ваться процесс естественного лесовосстановления пихты. Посадки пихты являются «ядрами»
восстановления условнокореннных хвойно-широколиственных геосистем о. Русский, которые
формировались, как минимум, со среднего голоцена, что фиксируется палеогеографическими
реконструкциями.
Ландшафтные исследования островов наглядно подтверждают выводы К.Н. Дьяконова и
А.Н. Иванова [1991]: применение математических методов анализа ландшафтной организации
позволяет интерпретировать проявление механизмов устойчивости геосистем. Особое место
принадлежит интегральному показателю ландшафтного разнообразия, который показывает
фундаментальные свойства земной поверхности и трудно наблюдаемые свойства ландшафтов
[Ганзей, 2014].
Развитие островов северо-западной части Тихого океана должно осуществляться на все-
сторонней оценке специфики функционирования ПТК, конечной целью которой должно яв-
ляться функциональное зонирование. Антропогенная трансформация геосистем имеет нега-
тивное влияние не только на устойчивость ландшафтов, но и на снижение социально-
экономического потенциала их использования. Присвоение статуса ООПТ оказывает положи-
тельное влияние на восстановление условнокоренных и сохранение коренных геосистем. Не-
смотря на природную уникальность островных геосистем, законодательное ограничение их
хозяйственного использования не должно являться приоритетным. Необходимо применение
комплексного подхода к оценке островных геосистем и переход островного ландшафтоведения
к новому этапу исследований — прогнозирование и планирование природного и хозяйственно-
го развития островов.
1. Ганзей К.С. Ландшафты и физико-географическое районирование Курильских островов. Владиво-
сток: Дальнаука, 2010. 214 с.
2. Ганзей К.С. Развитие островных геосистем под действием вулканизма (на примере островов-
вулканов Курильской дуги) // Вопросы географии. Сб. 138: Горизонты ландшафтоведения. М.: Из-
дат. дом «Кодекс», 2014. С. 295-309.
3. Ганзей К.С., Борисов Р.В. Природопользование и трансформация ландшафтов островов архипелага
Императрицы Евгении (залив Петра Великого, Японское море) в 1975-2015 гг. // Россия и АТР. 2016.
№ 4. С. 69-84.
4. Ганзей К.С., Киселева А.Г., Родникова И.М., Пшеничникова Н.Ф. Современное состояние и антро-
погенная трансформация геосистем островов залива Петра Великого // Ойкумена. Регионоведческие
исследования. 2016. № 1. С. 40-49.
5. Дьяконов К.Н. Природно-территориальные комплексы // География Сейшельских островов. М.:
Изд-во МГК, 1990. С. 188-206.
6. Дьяконов К.Н., Иванов А.Н. Устойчивость и инерционность геосистем // Вестник МГУ. Сер. 5: Гео-
графия. 1991. №1. С. 28-34.
335
7. Дьяконов К.Н., Пузаченко Ю.Г. Теоретические вопросы островного ландшафтоведения // Горизонты
географии. К 100-летию К.К. Маркова. М., 2005. С. 14-17.
8. Иванов А.Н. Ландшафтные особенности островов Северо-Западной Пацифики // Изв. РГО. 2005.
Т. 137. Вып 4. С. 48-54.
9. Иванов А.Н. Островная биогеография и островное ландшафтоведение: история формирования пред-
ставлений и основные этапы развития // Вопросы истории естествознания и техники. 2016. Т. 37.
№ 4. С. 684-701.
10. Игнатьев Г.М. Тропические острова Тихого океана. М.: Мысль, 1979. 268 с.
11. Коломыц Э.Г. Тихоокеанский мегаэкотон Северной Есразии. Часть 2: Экология островного вулка-
нического ландшафта. Роли, США: Лулу Пресс, 2016. 303 с.
12. Коломыц Э.Г. Эволюционная экология бореальных лесов на Тихоокеанском мегаэкотоне Северной
Евразии // Самарская Лука: проблемы региональной и глобальной экологии. 2015 Т. 24. № 3. С. 5-139.
13. Пузаченко Ю.Г., Дьяконов К.Н. Острова в Океане // Наука в СССР. 1982. № 4. С. 76-85.
14. Разжигаева Н.Г., Ганзей Л.А. Обстановка осадконакопления островных территорий в плейстоцене-
голоцене. Владивосток: Дальнаука, 2006. 365 с.
15. Разжигаева Н.Г., Ганзей Л.А., Белянина Н.И. Первые данные о развитии ландшафтов на юге Куриль-
ских островов на рубеже плейстоцена-голоцена // ДАН. 2010. Т. 430. № 1. С. 108-113.
ãÄçÑòÄîíçõÖ àëëãÖÑéÇÄçàü çÄ äÄêÄÑÄÉÖ

Горбунов Р.В., Горбунова Т.Ю.
Карадагская научная станция имени Т.И. Вяземского — природный заповедник РАН,
Феодосия, Россия, karadag_station@mail.ru
LANDSCAPE RESEARCHES IN KARADAG

Gorbunov R.V., Gorbunova T.Y.
T.I. Vyazemsky Karadag Scientific Station — Nature Reserve of RAS, Feodosia, Russia,
karadag_station@mail.ru
Abstract: The paper presents the results of thirty years of landscape research in the territory of the
Karadag State Nature Reserve. The place of the reserve territory is shown in the existing models of
landscape zoning of the Crimean Peninsula. The results of studies related to the study of the morpho-
logical structure of the Karadag landscapes are presented. It is revealed that the published results of the
studies require significant refinement and mapping of landscapes on the basis of modern approaches,
which is currently being carried out by the staff of the Laboratory of Landscape Ecology of the
FGBUN "KSS — NR RAS". The results of the fundamental landscape studies obtained on the materi-
als of the Karadag researches are shown — the development of the theory of geoecotons (T.V. Bobra),
the ideas about their own dissymmetry of landscapes. A specific example shows the manifestation of
own dissimmetry of landscapes and describes the factors of its formation. The directions of studies of
the functioning and dynamics of landscape conditions, conducted in the territory of the Karadag land-
scape-ecological stationary, are presented. The complex of observations carried out at the stationary
makes it possible to identify the types of states of landscapes in a different time scales, the features of
functioning and dynamics, and the trends in the development of the landscape structure of the South-
Eastern Crimea.
Ландшафтные исследования на территории Карадагского заповедника традиционно можно
разделить на две группы: исследования структуры ландшафтов и исследование функциониро-
вания и динамики ландшафтов.
Первая группа исследований связана с ландшафтным картированием территории заповед-
ника.
В настоящее время существует несколько карт ландшафтного районирования Крымского
полуострова. Одной из первых таких карт является карта, составленная В.Г. Еной [Ена, 1960].
На этой карте территория Карадага представлена одним ландшафтом — Карадагский древне-
вулканический, фриганно-лесной ландшафт; умеренно измененный. На карте физико-
географического районирования Крымского полуострова П.Д. Подгородецкого [Подгородец-
336
кий, 1986] территория Карадага входит в область Крымское южнобережное субсредиземномо-
рье (Восточный физико-географический район). Согласно ландшафтно-типологической карте
Г.Е. Гришанкова [Современные ландшафты, 2009] Карадаг представлен одним окоемом (группа
местностей): эрозионное древневулканическое низкогорье с широким развитием скал с фисташ-
ково-дубовыми и дубовыми лесами в комплексе с шибляковыми зарослями и фриганоидами.
Морфологическая структура ландшафтов Карадагского заповедника изучалась Л.А. Багро-
вой, В.А. Боковым, Т.В. Боброй, А.И. Лычаком.
Л.А. Багрова [Багрова, 1974] на карте «Ландшафты и местности Юго-Восточного Горного
Крыма» территорию заповедника вносит в границы Перчемско-Карадагского ландшафта —
эрозионно-денудационного низкогорья с ясенево-грабинниково-дубовым лесом. Однако, она
детализирует морфологическую структуру Карадага, выявляя в ее границах три местности:
1) хребты и массивы из флиша, известняков и песчаников, с ясеневым дубняком и грабиннико-
во-дубовым шибляком; 2) массив вулканический куполообразный с петрофитной степью и из-
реженным ясенево-грабинниково-дубовым шибляком (в прошлом под дубовыми лесами);
3) гряда вулканическая, резко расчлененная, с остепненным можжевелово-дубовым редколесьем.
В.А. Боков, Т.В. Бобра, А.И. Лычак в пределах территории заповедника выявляют три
ландшафтных пояса: 1) от уровня моря до 200-300 м — пояс ландшафтов степей, кустарников
и грабинниково-дубовых редколесий; 2) от 200 до 400 м — пояс ландшафтов пушисто-
дубовых редколесий и лесов; 3) от 300 м до вершины г. Святая — пояс ландшафтов сомкнутых
пушистодубовых, скальнодубовых и грабовых лесов. Несовпадение высотных границ поясов
связано со значительным влиянием экспозиций склонов гряд и хребтов, а также эффектов за-
тенения и закрытости склонов. Ландшафтные карты составлены в трех масштабах: 1:10000,
1:25000, 1:50000. Выделены два микроландшафта: сложенный комплексом вулканогенных по-
род (береговой хребет и г. Святая) и сложенный осадочными породами (остальная часть запо-
ведника). В пределах каждого микроландшафта выделены три типа ландшафтных местностей:
1) вершинных поверхностей гряд и массивов; 2) склонов гряд и массивов; 3) днищ балок.
В пределах местностей выделены группы урочищ и урочища по характеру рыхлых поверхно-
стных отложений, почвенно-растительному покрову, крутизне и экспозиции склонов [Багню-
кова и др., 1994].
Т.В. Бобра [Бобра, 2007] детализирует составленные ранее ландшафтные карты террито-
рии заповедника. В пределах эрозионно-денудационного низкогорья, сложенного юрскими
вулканическими породами она выявляет 2 пояса: 1) пояс пушистодубовых лесов, можжевело-
вых редколесий, томилляров и степных сообществ на горных коричневых и дерновых бескар-
бонатных почвах, с достаточным увлажнением в течение 4-5 месяцев в году (от 0 до 250-300 м
н.у.м.); 2) скальнодубовых, ясенево-скальнодубовых и грабовых лесов на бурых горно-лесных
почвах, с достаточным увлажнением в течение 5-7 месяцев в году (выше 250-400 м н.у.м.).
В пределах эрозионно-денудационного низкогорья, сложенного юрскими осадочными порода-
ми, выявляет 2 пояса: 1) пояс пушистодубовых лесов, редколесий, разнотравно-злаковых степ-
ных сообществ и томилляров на горных коричневых почвах с достаточным увлажнением в те-
чение 4-5 месяцев в году (от 0 до 250 м н.у.м.); 2) пояс скальнодубовых ясенево-скаль-
нодубовых, грабовых и пушистодубово-скальнодубовых лесов на горных бурых лесных
почвах (выше 300-400 м н.у.м.). Ландшафтная структура (на карте 1:50000) представлена
29 типами ландшафтных урочищ.
Кроме того, Т.В. Боброй [Бобра, 2007], проведены уникальные исследования ландшафт-
ных границ. Впервые в практике ландшафтных исследований произведено картографирование
типов ландшафтных границ по их происхождению, выполняемым функциям и динамическим
характеристикам. На основе исследований на Карадаге, Т.В. Боброй разработано представле-
ние о геоэкотонах.
В настоящее время в рамках плановой темы сотрудниками лаборатории ландшафтной эко-
логии Карадагской научной станции им. Т.И. Вяземского — природного заповедника РАН
производится новое ландшафтное картографирование территории заповедника с позиции со-
временных достижений генетического ландшафтоведения, а также учитывая особенности
морфологической структуры горных территорий (развитие на территории стрий и высотных
местностей).
337
Р.В. Горбуновым [Горбунов, 2011] на основе исследований на Карадаге разработано пред-
ставление о собственной диссимметрии ландшафтов, под которой им понимается диссиммет-
рия ландшафтного контура. Здесь можно выделить горизонтальный и вертикальный подтипы
диссимметрии. Вертикальная диссимметрия происходит от контактно-пограничной анизотро-
пии. Степень анизотропии разная — от очень сильной, когда, например, скалы сменяются воз-
духом, до менее резкой, например, во влажном тропическом лесу: высота деревьев 60 м, мощ-
ная кора выветривания. Горизонтальная диссимметрия определяется у ландшафтных контуров.
Здесь можно выделить такие классы, как диссимметрия ландшафтного контура (по форме и
отклонению геометрического центра от центра ядра), по набору составляющих элементов бо-
лее низкого ранга (по сумме составляющих, по распределению площадей) и по типам ланд-
шафтных границ.
Выделение такого подтипа диссимметрии приводит к необходимости определения потен-
циальной симметрии ландшафтного контура. Вследствие того, что рассматриваемые ланд-
шафтные комплексы расположены на склонах, то они находятся под постоянным воздействием
внутрисклоновой дифференциации вещества. Таким образом, на склоне формируются опреде-
ленные микрозоны в виде полос. Так как склон ограничен в пространстве, то можно говорить о
том, что потенциальной симметрией склоновых ландшафтов должен быть прямоугольник.
Однако при воздействии внешних факторов на склоне начинаются процессы усложнения пере-
распределения вещества и энергии, что и приводит к потере симметрии. Для иллюстрации
данного процесса была построена ландшафтная карта балки на восточном склоне хр. Беш-Таш.
Наблюдается хорошо выраженная сопряженная диссимметрия юго-юго-западных и северо-
северо-восточных склонов. Склон юго-юго-западной экспозиции лучше залесен и характеризу-
ется большей эрозионной изрезанностью, по сравнению с противоположным склоном северо-
северо-восточной экспозиции. Кроме того, на склонах юго-юго-западной экспозиции отмеча-
ются участки с сильно смытым почвенным покровом, для которых характеры разреженные
злаково-петрофитно-степные сообщества в местах отсутствия древесно-кустарниковой расти-
тельности. Смытость почв характерна и для фаций, представленных фисташковым редколесь-
ем. Склон северо-северо-восточной экспозиции более крутой и характеризуется меньшей зале-
сенностью. Для него характерны разнотравно-злаковые степные сообщества с единично
стоящими древесно-кустарниковыми формами.
Для объяснения данной диссимметрии был произведен расчет поступления прямой сол-
нечной радиации на склоны, который показал, что склон юго-юго-западной экспозиции полу-
чает гораздо большее количество радиации, а значит, должен характеризоваться меньшей зале-
сенностью, по сравнению с противоположным. Однако на самом деле наблюдается обратная
картина.
Если придать коэффициент 1 наименее гидрофильному сообществу, а 10 — наиболее гид-
рофильному и выстроить сообщества в порядке увеличения гидрофильности, то каждое сооб-
щество получит свой коэффициент в зависимости от его потребности во влаге. С учетом пло-
щади сообществ, отнесенных к тому или иному коэффициенту, выполняется расчет
средневзвешенного значения гидроряда на сравниваемых склонах. Средние значения гидроря-
да для склона юго-юго-западной экспозиции составили 3,31, а для северо-северо-восточного —
2,65. То есть, можно говорить о том, что склон южной экспозиции характеризуется лучшим
увлажнением, нежели противоположный. Такое обстоятельство может быть объяснено нали-
чием прилегающего к склону юго-юго-западной экспозиции обширного снегосбора, откуда
при северо-восточных ветрах снег передувается на склон юго-юго-западной экспозиции. В свя-
зи с накоплением снега на склоне юго-юго-западной экспозиции (рис. 1), на нем усиливаются
процессы перемещения твердого материала вниз по склону, что и определяет его большую
эрозионную изрезанность и наблюдаемую смытость почв, которая отсутствует на склоне севе-
ро-северо-восточной экспозиции.
Следует отметить увеличение мощности рыхлого материала сверху вниз по склону юго-
юго-западной экспозиции, что позволяет говорить о достаточно интенсивных процессах раз-
рушения склона снеговой эрозией. Как результат, русло балки смещено к склону северо-
северо-восточной экспозиции.
338
Рис. 1. Заснеженные склоны юго-юго-западной экспозиции рассматриваемой балки.
Красным показана граница снегосбора (фото В.А. Бокова)
Маршрутные наблюдения показали, что такая аномалия не является единичным случаем, а

достаточно широко распространена в юго-восточном Крыму.
Собственная симметрия по форме определялась как отношение периметра контура к его
площади. Такой подход позволяет определить степень отклонения каждого контура от его по-
тенциальной симметрии. Так, чем больше значение получаемого коэффициента, тем выше сте-
пень диссимметрии. Такой расчет показывает в первую очередь расчленение границ ланд-
шафтного контура, то есть, насколько данный ландшафтный контур далеко от состояния своей
потенциальной симметрии. Такая потеря симметрии приводит к тому, что центр ядра каждой
фации смещается относительно ее геометрического центра. Это смещение определяет еще
один отряд диссимметрии, связанный с отклонением центра ядра от геометрического центра.
Такая диссимметрия характерна для ядерных ландшафтных комплексов, у которых можно чет-
ко выделить ядро и его центр. Однако, как показала Т.В. Бобра [Бобра, 2007], склоновые
ландшафты характеризуются значительными градиентами параметров, то есть, являются гео-
экотонами. Мы рассматриваем такие ландшафты как градиентные ландшафтные комплексы,
между которыми можно провести дискретную границу, что в принципе не расходится с идея-
ми Т.В. Бобры, которая рассматривает геоэкотоны как граничные геосистемы, характеризую-
щиеся общими для геосистем признаками, такими, как целостность, устойчивость, динамич-
ность, эмерджентность и пр. Такие ландшафтные комплексы теоретически не имеют ядра, т. к.
подвержены постоянной дифференциации вещества. Однако в этих комплексах можно найти
среднестатистическую зону, для которой будет характерен некий типичный (средний) набор
параметров, характеризующих сам ландшафтных контур. Центр этой зоны и предлагается рас-
сматривать как центр ядра этого ландшафтного контура. Расчет данного отряда диссиммет-
рии может быть осуществлен путем анализа отношения расстояния между геометрическим
центром ландшафтного комплекса и центром его ядра к площади самого ландшафтного ком-
плекса.
В случае если рассматриваемый ландшафтный контур можно разделить на более мелкие,
то возникает необходимость выделения класса диссимметрии по набору составляющих более
мелкого ранга. Этот класс диссимметрии обусловлен тем, что наложение различных факторов
и процессов приводит к внутриландшафтной дифференциации на любом уровне рассмотрения.
Причем такое наложение приводит к формированию абсолютно устойчивого гиперболическо-
го распределения повторяемости ландшафтных комплексов с разной площадью. Расчет повто-
339
ряемости площадей ландшафтных комплексов по ландшафтным зонам (по карте
Г.Е. Гришанкова), Ялтинскому амфитеатру и построенной ландшафтной карты балки показал,
что во всех случаях наблюдается именно такое распределение. Оно связано с общеплнетарны-
ми законами пространственной организации территории. В ландшафте это распределение обу-
словлено наложением и взаимодействием множества процессов, что приводит к дроблению
целостного ландшафтного контура на более мелкие единицы. Если рассмотреть полученные
кривые, то можно говорить о том, что степень диссимметрии ландшафтного контура тем
больше, чем больше кривизна кривой.
Неотъемлемой частью симметрийного анализа ландшафтов должен служить анализ ланд-
шафтных границ. То есть, если ландшафтный контур имеет различные границы, то можно го-
ворить, что он диссимметричен, т. к. на различных типах границ происходят различные про-
цессы. Различные типы границ приводят к изменению формы ландшафтного контура. Это
обстоятельство обусловило необходимость выделения еще одного класса диссимметрии — по
типу ландшафтных границ.
Для изучения процессов функционирования и динамики ландшафтов на территории Ка-
радага сотрудниками заповедника совместно с сотрудниками Симферопольского универси-
тета (ныне — Крымский федеральный университет имени В.И. Вернадского) в 1993 году
создан ландшафтно-экологический стационар (КЛЭС). Основной целью организации КЛЭС
является проведение комплекса балансовых наблюдений, характеризующих процессы радиа-
ционного обмена, тепло- и влагообмена, баланса органического вещества, переноса мине-
рального вещества, миграции химических элементов и загрязнителей в условиях типичных
экосистем региона.
В настоящее время комплекс наблюдений включает в себя регистрацию таких парамет-
ров: температура воздуха, температура поверхности почвы на открытом оголенном от расти-
тельности участке и в подстилке под пологом леса, количество осадков на открытом участке
и под пологом леса, влагозапас в почве на открытом участке и под пологом леса, влажность
почвы в различных растительных сообществах, поверхностный сток, комплекс гидрологиче-
ских параметров грунтовых вод (температура, дебит источников, уровень грунтовых вод),
фенологические наблюдения, численность редких видов растений. Такой комплекс наблюде-
ний позволяет выявлять типы состояний ландшафтов разного временного масштаба, особен-
ности функционирования и динамики, тенденции развития ландшафтной структуры Юго-
Восточного Крыма.
1. Багнюкова Т.В., Бескаравайный М.М., Боков В.А., Будашкин Ю.В., Клюкин А.А., Костенко Н.С.,
Миронова Л.П. Научные исследования в Карадагской природном заповеднике // Труды Карадаг-
ского филиала Института биологии южных морей им. А.О. Ковалевского НАН Украины. 1997.
С. 200-222.
2. Багрова Л.А. Особенности природы и освоения естественных рекреационных ресурсов Юго-
Восточного Горного Крыма. Дисс. на соискание ученой степени кандидата географических наук.
Симферополь, 1974.
3. Бобра Т.В. Сборник научных статей и эссе на тему организации геопространства, геоэкотонов и эко-
тонизации (2004–2006). Симферополь, 2007. 160 с.
4. Горбунов Р.В. Собственная диссимметрия склоновых локальных ландшафтных комплексов Горного
Крыма // Экосистемы, их оптимизация и охрана. 2011. Вып. 4. С. 157–173.
5. Ена В.Г. Физико-географическое районирование Крымского полуострова // Вестник Московского
университета. Сер. 5 «География». 1960. №2. С.33–43
6. Подгородецкий П.Д. Крым. Природа. Симферополь: Таврия. 1988. 192 с.
7. Современные ландшафты Крыма и сопредельных акваторий / под ред. Е.А. Позаченюк. Симферо-
поль: Бизнес-Информ, 2009. 611 c.
340
àíéÉà à èÖêëèÖäíàÇõ ãÄçÑòÄîíçõï àëëãÖÑéÇÄçàâ
Ç èêàÅÄâäÄãúÖ1
Истомина Е.А.1, Солодянкина С.В.2, Вантеева Ю.В., Коновалова Т.И.,
Бибаева А.Ю., Фролов А.А., Цыганкова М.В.
1
elenaistoma@gmail.com, 2sveta@irigs.irk.ru
RESULTS AND CHALLENGES OF LANDSCAPE RESEARCH IN PRIBAIKALIE

Istomina E.A.1, Solodyankina S.V.2, Vanteeva Yu.V., Konovalova T.I.,
Bibaeva A.Yu., Frolov A.A., Tsygankova M.V.
V.B. Sochava Institute of Geography SB RAS, Irkutsk, Russia,
1
elenaistoma@gmail.com, 2sveta@irigs.irk.ru
Abstract: The territory of the Baikal region, which, on the one hand, is promising for the devel-
opment of various types of economic activity, and on the other hand, unique and highly valuable from
an ecological point of view, requires scientifically based land use planning. Serious scientific landscape
and physical-geographical studies in the Baikal region were started in the 60s of the 20th century after
the creation of scientific institutes of a natural profile in Irkutsk. The Siberian School of Landscape
Studies was established at the Institute of Geography of the SB RAS, the methods for mapping and
classifying of geosystems at different hierarchical levels, the methods for biota mapping, and the meth-
ods for landscape planning have been developed. At the moment, as an information basis for solving
various applied problems, the map of landscapes of the south of Eastern Siberia (M 1 : 1 500 000), cre-
ated by V.S. Mikheev and V.A. Ryashin and co-authors in 1977 is used. Employees of the Institute of
Geography of the SB RAS in different years created landscape-typological maps of medium scale
(1 : 50000 – 1 : 500000) for different territories of the Baikal region: Khamar-Daban ridge, Olkhinskoe
Plateau, Priolkhonye, Selenga river delta, Barguzinsky ridge. The coverage of the territory of the
Baikal region with medium-scale landscape maps and the representation of various types of landscapes
in accordance with the map of the landscapes of the South of Eastern Siberia on medium-scale maps
are analyzed. The least studied at the local-regional level are the landscapes of the Primorskiy,
Baikalskiy and Barguzin ridges. The geosystems of the Baikal region from the most studied to the least
are located as follows: Central Asian steppe, South Siberian, goletz and subgoletz, Baikal-
Dzhugdzhurskiy.
Территория Прибайкалья, являющаяся, с одной стороны, перспективной для развития раз-
личных видов хозяйственной деятельности, а с другой стороны, уникальной и высокоценной
с экологической точки зрения, требует научно-обоснованного планирования природопользова-
ния. Информационной основой такого планирования должна быть достоверная среднемас-
штабная ландшафтная карта, отражающая потенциальное и современное состояние ландшаф-
тов территории. Ландшафтная карта такого уровня представляет собой комплексную
информационную основу для решения различных фундаментальных и прикладных задач.
Серьезные научные ландшафтные и физико-географические исследования в Прибайкалье
начаты в 60-х годах XX века после создания в Иркутске научных институтов природного про-
филя. Л. Н. Тюлиной и Г. И. Галазием выполнены первые исследования по изучению влияния
водных масс оз. Байкал на растительность окружающих его территорий, материалы этих ис-
следований опубликованы в книгах: Геоботанические исследования на Байкале [1967], Геобо-
танические исследования и динамика берегов и склонов на Байкале [1972]. С 1959 г. Лимноло-
гическим институтом СО АН СССР проводились комплексные эколого-геоботанические
работы в характерных ландшафтах побережья. В 1961-1965 гг. изучался микроклимат, сезон-
ное развитие растений и интенсивность их транспирации. В 1967-1968 гг. исследовались
1
Работа выполнена в рамках программы НИР Института географии им. В. Б. Сочавы СО РАН
(№ IX.137.3.) при частичной поддержке РФФИ в рамках проектов №17-05-00588 и № 16-05-00902.
341
современные процессы формирования рельефа, климат, почвы, фенология, фитомасса и ее ми-
неральный состав, транспирация растений [Природные…, 1976].
В Институте географии СО РАН создана сибирская школа ландшафтоведения, разработа-
ны методы картографирования и классификации геосистем разного иерархического уровня
[Сочава, 1978, Крауклис, 1979, Ландшафтно…, 2005, Коновалова, 2010], методы картографи-
рования биоты [Белов, 1973], методы ландшафтного планирования [Ландшафтное…, 2002] и
решения других прикладных задач на ландшафтной основе.
На данный момент в качестве информационной основы для решения различных приклад-
ных задач используется карта ландшафтов юга Восточной Сибири (М 1 : 1 500 000), созданная
В.С. Михеевым и В.А. Ряшиным с соавторами в 1977 г. [Ландшафты, 1977]. Данная карта яв-
ляется ценным научным произведением, основанном на огромном опыте исследований в об-
ласти теории геосистем, а также маршрутных и стационарных полевых исследований, прово-
димых в Институте географии Сибири и Дальнего Востока с момента его основания. Эта карта
до сих пор по обзорности и содержательности не имеет аналогов в мировой практике геогра-
фических исследований. Однако отраженное на карте современное состояние ландшафтов не-
актуально, контура ландшафтных выделов требуют уточнения на основе современной инфор-
мации (космических снимков, цифровых моделей рельефа и т. п.) и масштаб карты мелок для
решения различных задач регионального уровня. Ландшафтные карты более крупного мас-
штаба на территорию Прибайкалья, создаваемые сотрудниками различных лабораторий Ин-
ститута географии СО РАН в разные годы, в основном носят фрагментарный характер и тре-
буют обобщения и приведения к единой основе.
Созданы следующие ландшафтные карты на территорию Прибайкалья (рис.1): ландшафт-
но-типологическая карта в масштабе 1: 500 000 хр. Хамар-Дабан [Плюснин и др., 2001], ланд-
шафтно-типологическая карта Олхинского плоскогорья в масштабе 1 : 100 000 [Фролов, 2015],
ландшафтная карта в масштабе 1 : 200 000 Слюдянского района Иркутской области [Суворов и
др., 1999] (участок 1, рис. 1), ландшафтно-типологическая карта бассейна рек Бол. и Мал. Ма-
май (хр. Хамар-Дабан) в масштабе 1:100 000 (Солодянкина, Вантеева, Черкашина, 2017 г.)
(участок 2, рис. 1), ландшафтно-типологическая карта на уровне фаций пади Марта (Приоль-
хонье) в масштабе 1 : 50 000 (Истомина Е.А., 2006 г.) [Ландшафтно…, 2005] (участок 3, рис. 1),
карта геосистем Приольхонья (Куркутский залив) [Загорская, 2004] (участок 4, рис.1), ланд-
шафтно-типологическая карта окрестностей пос. Зама в масштабе 1 : 100 000 [Бибаева, 2013]
(участок 5, рис.1), ландшафтно-типологическая карта дельты р. Селенга на уровне групп фаций
в масштабе 1 : 100 000 [Коновалова, 2010] (участок 6, рис. 1), ландшафтно-типологическая
карта Северо-восточного побережья оз. Байкал в масштабе 1 : 50 000 [Солодянкина и др., 2012]
(участок 7, рис. 1).
В 2005 г. подготовлена к изданию монография «Ландшафтно-интерпретационное карто-
графирование» [2005], в которой обобщены геосистемные принципы изучения фациальной
дифференциации территории, сформулированы математические и геоинформационные основы
картографической интерпретации данных и знаний, приведены многочисленные примеры соз-
дания и использования ландшафтных карт для прогнозного моделирования, оценочного карто-
графирования и ландшафтного планирования.
Показана покрытость территории Прибайкалья ландшафтными картами среднего мас-
штаба (рис. 1) в границах центральной экологической зоны оз. Байкал. Из рисунка видно, что
наименее изученными на локально-региональном уровне являются ландшафты Приморского,
Байкальского и Баргузинского хребтов. Также проведен анализ представленности различных
типов ландшафтов в соответствии с картой ландшафтов Юга Восточной Сибири [1977]
на территории центральной экологической зоны оз. Байкал и их изученности на локально-
региональном уровне (табл. 1). В таблице в поле «изученность» плюсом отмечены типы
ландшафта, ареал которых покрыт ландшафтно-типологическими картами среднего мас-
штаба.
342
Рис. 1. Изученность ландшафтов центральной экологической зоны оз. Байкал:
1 — границы центральной экологической зоны оз. Байкал, 2 — среднемасштабные ландшафтные карты
территории, 3 — оз. Байкал, 4 — типы ландшафтов, не покрытые среднемасштабными ландшафтными
картами, 5 — изученные на ландшафтных картах среднего масштаба
Таблица 1
Ландшафты центральной экологической зоны оз. Байкал и их представленность
на среднемасштабных картах
Изучен- Площадь,
Геом Группа фаций
ность км2
1 2 3 4
Гольцовые (горнотундровые) и подгольцовые байкало-джугджурские и восточносаянские
(28% площади территории)
Пологих и плоских вершинных поверхностей луговые (альпинотипные
17
луга)
Гольцовые альпи- Склоновые солифлюкционного сноса пустошные + 1128
нотипные Скальные и обвально-осыпные склоновые с разреженным растительным
1849
покровом
Нивально- денудационные скальные склоновые 275
Поверхностей гольцового выравнивания лишайниковые + 809
Днищ трогов с ерниково- или кустарниково- лишайниковыми тундрами 172
Заболоченных понижений на плоских гольцовых поверхностях осоково-
Гольцовые тунд- 11
моховые
ровые
Склоновые гравитационно-солифлюкционные лишайниковые с
+ 3009
разреженными зарослями кедрового стланика
Склоновые осыпные с лишайниковым покровом + 999
343
1 2 3 4
Выровненных поверхностей с кедровым стлаником 722
Вершинных поверхностей и склонов с кедровым стлаником ("полугольцы") 1442
Днищ трогов и внутригорных котловин с кедровым стлаником 118
Подгольцовые
кустарниковые Выровненных поверхностей и пологих склонов ерниково-лишайниковые 36
Склоновые с зарослями ивняков и высокотравными лужайками 542
Пойменные троговых долин с зарослями высокогорных кустарников в со-
415
четании с субальпинотипными лугами
Выровненных поверхностей с редколесьями лиственныцы 155
Склоновые гравитационного сноса с редколесьями лиственницы 439
Подгольцовые Вершинных поверхностей и склонов редколесные из кедра и лиственницы 350
лисвеннично- ред-
колесные и камен- Днищ котловин и трогов с ерниково-кедровостланиковыми лиственнич- 101
нобере-зовые ными редколесьями
Днищ котловин с ерниковыми редколесьями лиственницы 38
Долинные (пойм и террас) с редколесьями лиственницы 144
Выровненных поверхностей редколесные из кедра + 627
Склоновые кедровые ольхово- ерниковые мохово- лишайниковые + 468
Подгольцовые Склоновые кедровые с подлеском из кедрового стланика 1345
темнохвойно- ред- Склоновые еловые с подлеском из кедрового стланика 56
колесные Склонов трогов пихтовые с каменной березой и кустарниковым
+ 458
подлеском
Долинные редколесные из кедра и пихты 201
Горнотаежные байкало- джугджурские (22% площади территории)
Выровненных поверхностей с подлеском из кедрового стланика 165
Горнотаежные ли- Склоновые с подлеском из кедрового стланика 734
ственничные ре-
дуцирован-ного Привершинные темнохвойно-лиственничные 318
развития Склоновые плоскостного сноса редкостойные со смешанным подлеском
2
лишайниковые
Межгорных пони- Долинные с подлеском из кедрового стланика 172
жений и долин та- Днищ котловин (моренные) 0
ежные листвен-
Подгорные (днищ котловин и долин) кедрово- лиственничные 252
ничные редуци-
рованного Долинные трогов елово- редколесные с подлеском из кедрового стланика 126
развития
Склоновые делювиального сноса со смешанным подлеском 149
Горнотаежные ли- Склоновые с сосной + 361
ственничные огра- Склоновые с примесью ели 0
ниченного разви- Плоских поверхностей с примесью кедра и бруснично-
тия + 494
багульниковым покровом
Склоновые с кедром и смешанным подлеском 1354
Днищ котловин (подгорные и долинные) с сосной 519
Днищ котловин (подгорные) багульниковые с ерниковым под-
+ 1016
Межгорных пони- леском
жений и долин та- Долинные мохово-ерниковые 118
ежные листвен-
Долинные багульниковые с редким подлеском 134
ничные
ограниченного Долинные ерников 639
развития Долинные заболоченных лугов в сочетании с болотами и ерни-
+ 1095
ками
Долинные сфагновых болот в сочетании с ерниками 73
344
1 2 3 4
Плоских поверхностей с кустарниковым подлеском 311
Горнотаежные ли- Склоновые с кустарниковым подлеском + 1695
ственничные оп- Склоновые с сосной и смешанным подлеском 153
тимального разви- Склоновые с примесью сосны и подлеском из рододендрона даурского 857
тия Склоновые с участием сосны разнотравные + 58
Склоновые сосново- лиственничные бруснично- разнотравные + 321
Подгорные и меж- Долинные с елью реже тополем пойменного режима 291
горных понижений Долинные лугов со злаковым 0
лиственнично-
Днищ котловин с кустарниковым подлеском 0
таежные опти-
мального развития Долинные заболоченных лугов + 761
Подгорные подта-
ежные листвен- Террас и шлейфов травяные с редким подлеском 0
ничные
Горнотаежные южносибирские (45% площади территории)
Склоновые пихтово-кедровые со смешанным подлеском
80
Горнотаежные баданово-зеленомошные
темнохвойные ре- Пологосклоновые кедровые высокогорно-рододендроновые
280
дуцированного кустарничково-зеленомошные с баданом
развития Склоновые кедровые с лиственницей преимущественно бадано-
+ 1017
вые
Плоских поверхностей с кедром и пихтой кустарничкого-
+ 1499
мелкотравно-зеленомошные
Горнотаежные Склоновые пихтово-кедровые чернично-травяно-зеленомошные + 4817
темнохвойные ог-
раниченного раз- Склоновые кедровые с елью и лиственницей кустарничково- + 2208
вития зеленомошные
Пологосклоновые лиственнично-елово-кедровые кустарничко-
170
во(голубичные)-мелкотравно-зеленомошные
Предгорных возвышенностей пихтово-кедровые кустарничково-
1440
Подгорные и меж- мелкотравно (с крупнотравьем)-зеленомошные
горных понижений Долинные пихтово-кедровые (с елью) хвощово-мелкотравно- + 591
таежные темно- зеленомошные
хвойные ограни- Равнинные и днищ котловин елово-кедровые с лиственницей + 702
ченного развития Долинные еловые с лиственницей смешаннокустарниковые травяно-
508
зеленомошные
Подгорные и меж- Днищ котловин (моренные и подгорные) с примесье ели кустарничково-
125
горных понижений моховые
таежные кедрово- Подгорные (днищ котловин) с ерниковым подлеском 641
лиственничные
Предгорных возвышенностей кустарничковые 92
ограниченного
развития Долинные травяных и травяно- моховых болот с елью 0
Горнотаежные
темнохвойные оп-
Склоновые кедрово-пихтовые чернично-зеленомошные + 2417
тимального разви-
тия
Подгорные и меж- Предгорных возвышенностей кедрово-пихтовые чернично- + 309
горных понижений травяно-моховые (с высокотравьем)
таежные темно- Подгорных равнин пихтово-кедровые мохово-травяные 9
хвойные опти- Долинные елово-пихтовые крупнотравные + 237
мального развития Долинные с подлеском из рододендрона даурского 481
345
1 2 3 4
Плоских поверхностей с подлеском из рододендрона даурского 138
Склоновые лисвеннично-сосновые со смешанным подлеском + 1399
Склоновые травянные с кустарниковым подлеском + 1965
Склоновые трвавянные с подлеском из рододедрона даурского
+ 1862
Горнотаежные остепненные
сосновые Низкогорных склонов травяные в сочетании со степями 68
Склонов возвышенностей с лиственницей кустарничково- травя-
480
ные с ольховым подлеском
Склонов низкогорий и возвышенностей с примесью лиственни-
+ 92
цы травяно-брусничные
Равнинные с подлеском из рододендрона даурского + 975
Днищ котловин (на зандровых и озерных песках) с подлеском из
+ 304
рододендрона даурского
Подгорные подта-
Подгорных равнин кустарниково-травяные остепненные 158
ежные сосновые
Равнинные и днищ котловин бруснично- разнотравные с кустар-
+ 265
никовым подлеском
Долинные с лиственницей травянные 84
Южнотаежные
темнохвойные Низинные заболоченные лиственнично-елово-кедровые 214
(на равнинах)
Сосновые боровые
равнин и долин
Подгорных равнин и днищ котловин бруснично- толокнянковые
олдиготрофно- + 1004
или лишайниковые
ксеромезофит-
ного режима
Центральноазиатские степные геосистемы (5% площади территории)
Пологосклоновые мелкодерновинно-злаковые типчаковые + 520
Склоновые каменистые низкоразнотравные и полынные литофильные 39
Горные западно-
Днищ котловин (подгорные) крупнозлаковые ковыльно- житня-
забайкальские + 291
ковые
даурского типа
Террас и шлейфов мелкодерновинно-злаковые литофильные + 389
Долинные осоково-злаковые лугово-болотные солонцеватые + 306
Высоких равнин и
денудационных
Днищ падей мелкодерновинно- злаковые пятнистые в сочетании с гало-
останцов онон- 41
фитно- луговыми
аргунские геми-
криофильные
Из таблицы видно, что на территории центральной экологической зоны преобладают гор-

нотаежные южносибирские геосистемы (45% площади территории), менее распространены
гольцовые горнотундровые и подгольцовые байкало-джугджурские и восточносаянские (28%)
и горнотаежные байкало-джугджурские геосистемы (22%), в наименьшей степени представле-
ны центральноазиатские степные геосистемы (5%).
Наиболее изученными на локально-региональном уровне являются центральноазиатские
степные геосистемы (4 из 6 представленных групп фаций), в меньшей степени изучены южно-
сибирские геосистемы (16 из 32 групп фаций), меньше всего на картах среднего масштаба
представлены гольцовые и подгольцовые (7 из 27 групп фаций) и байкало-джугджурские (8 из
31 групп фаций) геосистемы.
346
1. Белов А.В. Карта растительности юга Восточной Сибири. Принципы и методы составления // Геобо-
таническое картографирование. Л.: Наука. Ленингр. от-ние, 1973. С. 16-30.
2. Бибаева А.Ю. Ландшафтно-типологическое картографирование для оценки эстетических ресурсов
территории // Геодезия и картография. 2013. № 5. С. 16-23.
3. Геоботанические исследования на Байкале / Сборник статей. Отв. ред. д. б. н. Б.А. Тихомиров.
М.: Наука, 1967. 343 с.
4. Геоботанические исследования и динамика берегов и склонов на Байкале / отв. ред. д.б.н. Л.Н. Тю-
лина. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1972. -215 с., ил.
5. Загорская М. В. Ландшафтная структура Центрального Приольхонья / М. В. Загорская // География
и природные ресурсы. Выпуск 4, 2004. С. 58-68.
6. Коновалова Т.И. Геосистемное картографирование. Новосибирск: Академическое изд-во «Гео»,
2010.
7. Крауклис А.А. Проблемы экспериментального ландшафтоведения. Новосибирск: Наука, 1979. 233 с.
8. Ландшафтное планирование: принципы, методы, европейский и российский опыт / Антипов А.Н.,
Дроздов А.В., Кравченко В.В. и др. Бонн; Москва; Иркутск: Изд-во ИГ СО РАН, 2002. 141 с.
9. Ландшафтно-интерпретационное картографирование. Новосибирск: Наука. 2005. 414 с.
10. Ландшафты юга Восточной Сибири. Карта М-б 1:1 500 000. Михеев В.С., Ряшин В.А. М.: ГУГК,
1977. 4л.
11. Плюснин В.М., Биличенко И.Н. Дистанционные и количественные методы зучения ландшафтной
структуры (на примере хребта Хамар-Дабан) // География и природные ресурсы. Иркутск, 2001. №2.
С. 127-136.
12. Природные условия Северо-восточного Прибайкалья / отв. ред. Г. И. Галазий, Л. Н. Тюлина,
И. Н. Бейдеман. Новосибирск: Наука, 1976. 366 с.
13. Солодянкина С.В., Вантеева Ю.В., Истомина Е.А. Картографирование ландшафтов северо-восточ-
ного побережья озера Байкал и их устойчивости в условиях развития рекреационной деятельности //
Геодезия и картография. №12. 2012. С. 34-40.
15. Суворов Е.Г., Титаев Д.Б. Структура ландшафтов Южного Прибайкалья // География и природные
ресурсы. Иркутск, 1999. №4. С. 20-30.
16. Фролов А.А. Геоинформационное картографирование изменчивости ландшафтов (на примере юж-
ного Прибайкалья) // География и природные ресурсы. 2015. № 1. С. 156-166.
ãÄçÑòÄîíõ ÉàÉÄçíëäàï äéçìëéÇ ÇõçéëÄ

Ç ëÖÇÖêçéå äÄáÄïëíÄçÖ
Ишанкулов М.Ш.
Евразийский национальный университет имени Л.Н. Гумилева, Астана, Казахстан,
marat.ishankulov@mail.ru
LANDSCAPES OF GIANT ALLUVIAL FANS IN NORTH KAZAKHSTAN

Ishankulov M.Sh.
L.N. Gumilyov Eurasian National University, Astana, Kazakhstan, marat.ishankulov@mail.ru
Abstract: The study of the territory of Northern Kazakhstan (North Kazakhstan, Akmola and
parts of the Karaganda and Pavlodar regions) held in 2007 has revealed several supposedly Neogene-
Pleistocene giant alluvial fans. The megafans were built by the flows from the catchment area of Ob-
Irtysh watershed in Kazakh Uplands. Originated in the past by different physical-geographical process-
es, they are active now as natural formations, due to activity of the water flows in the landscape. The
existence of megafans in Northern Kazakhstan is confirmed by analysis of space images and by results
of terrestrial geological, geomorphological, hydrogeological, hydrographic, soil, geobotanical and other
studies. The basis of the landscape approach to the research is the principle that the landscape embodies
the collective memory of the nature.
347
С 90-х годов ХХ века в западной научной литературе за гигантскими конусами выноса за-
крепилось английское название megafans (в русском дословном переводе — мегавееры), но
следуя традиционному русскому переводу alluvial fans как конусы выноса, мы используем
здесь более привычный термин мегаконус. Их площадные размеры оцениваются порядка не
ниже 105 км2. Такие природные образования создаются расширяющимися жидкими гравитаци-
онными потоками с низкими в среднем менее <0.5° градиентами, тем самым отличаясь от ко-
нусов выноса в классическом их понимании с высокими градиентами [Gohain, Prakash, 1990;
Leier et al., 2005].
В Казахстане первое ландшафтное исследование мегаконусов для целей мелиоративного
почвоведения осуществлено в бассейне р. Талас в семидесятых годах прошлого века [Ишанку-
лов, Ропот, 1978]. В то время в геологии и геоморфологии отсутствовало понятие гигантских
конусов выноса.
В 2007 году на территории Акмолинской, Северо-Казахстанской областей, а также рав-
нинных частей Павлодарской и Карагандинской областей (рис. 1) нами обнаружено несколь-
ких древних (предположительно неоген-плейстоценового возраста) гигантских конусов выноса
с областью формирования стока на Обь-Иртышском водоразделе Казахского мелкосопочника.
Рис. 1. Территория развития мегаконусов в Северном Казахстане
В современную эпоху на рассматриваемой территории отсутствуют условия для формиро-

вания мегаконусов. Возникнув в прошлом при иной структуре физико-географического про-
цесса, они проявляют себя и сейчас как природные образования, благодаря активности водных
компонентов ландшафта.
Автор, как и А.М. Берлянт, убежден, что «новые научные представления растут не на пус-
том месте и не возникают вследствие внезапного озарения. Их ростки пробиваются на свет из
недр хорошо разработанного прошлого знания, питаются соками предшествующих достиже-
ний и пронизывают корнями глубинные пласты векового научного опыта» [Берлянт, 1995].
Трудами поколений исследователей утвердилось представление, что начиная с карбона
Центральный Казахстан находится в континентальном режиме развития на фоне медленного
неотектонического воздымания. На всем протяжении геологического развития Казахский щит
служил ареной активного проявления флювиальных процессов. Об этом можно судить по
древним погребенным долинам. Область их питания приурочена к одной и той же территории,
т. е. водоразделы рек являются устойчивыми и длительное время (с мезозоя) не меняют своего
географического положения. Современные долины этой территории плоские и очень широкие
(до 10 км), тогда как погребенные — более узкие и сравнительно глубокие — достигают 100 и
более метров. Под заполняющими их неогеновыми пестроцветными глинами обнаруживаются
песчано-галечные аллювиальные отложения, лежащие на коренных породах. Погребенные до-
лины обнаружены вначале 30-х гг. при разведочном бурении на воду. Их расположение почти
348
полностью совпадает с современными долинами [Медоев, 1944]. Процесс их эволюции полно-
стью прерван.
Гигантские староречья и меандровые амфитеатры на юге Западной Сибири и в Северном
Казахстане описаны И.А. Волковым в начале 60-х гг. ХХ века [Волков, 1960, 1962]. Они воз-
никли как результат более мощного речного стока, чем современный.
Пролювиальные отложения присутствуют практически на всех геоморфологических и
картах четвертичных отложений, составленных в СССР [Атлас СССР, 1983 и др.]. В после-
дующее время ситуация не изменилась.
Наличие пролювиальных отложений и, соответственно, конусов выноса никак не отража-
ется на содержании ландшафтных карт, созданных в разные годы на территорию Северного
Казахстана.
Реальное существование 3-х мегаконусов (Сарыарка — название предварительное; Ишим-
ский — название предварительное и реки Кон) в Северном Казахстане подтверждается анали-
зом космических снимков и результатами отраслевых геолого-географических исследований.
Наиболее сложным и измененным современными процессами ландшафтообразования яв-
ляется мегаконус р. Кон. Тектонические поднятия (Кокшетауское поднятие, ряд антиклинори-
ев) и опускания (Тенгизская впадина), эрозионная деятельность современных рек ‒ сильно ос-
ложняют работу по его выявлению и обоснованию.
Морфологическая структура мегаконуса сложна и состоит из многих конусов выноса 2-го
порядка, в свою очередь, делящихся на конусы выноса 3-го, 4-го и т. д. порядков. Каждый из ко-
нусов второстепенных порядков обладает всеми чертами индивидуального природного объекта.
Таким образом, перед нами предстали объекты гигантских размеров, существование кото-
рых требовалось доказать на основе тематических исследований, а также использовать методы
дистанционного зондирования Земли.
Распространение по территории генетических типов континентальных осадочных образо-
ваний (рис. 2) не оставляют сомнений в конусной природе происхождения территории. Эти
данные тесно увязываются с глубиной подземных вод (рис. 3).
Рис. 2. Пролювиальные континентальные осадочные образования и их окружение1
1
Карты в границах Акмолинской области созданы автором по материалам планшетов «Гидрогеоло-
гической карты СССР» масштаба 1:200 000 съемки 1955-1979 гг.
349
Рис. 3. Глубина залегания подземных вод
Для целей обоснования мегаконуса р. Кон уникальной по содержанию оказалась карта

«Минерализации подземных вод (рис. 4). На ней четко выявляется канал стока, выходящий из
начала устьевого расширения этой реки. В той же мере показательна карта «Засоление почв»
(рис. 5).
Рис. 4. Минерализация подземных вод
350
Рис. 5. Засоление почв
Границы мегаконусных объектов отображаются на созданной нами карте «Векторы моду-

ля подземного стока» (рис. 6). Для построения карты использованы изогипсы модуля подзем-
ного стока, л/сек/1 км фронта потока [Кабиев, 2001].
Рис. 6. Векторы модуля подземного стока
Мегаконус р. Кон предстал как конус выноса с рельефом, характерным для дельтовых
равнин [Боровский и др. 1958-1959] (рис. 7). Ячеистый мезорельеф дельт, порой представлен и
в конусах выноса. Он является порождением расширяющихся потоков с низкой энергией дви-
жения.
351
Рис. 7. Карта пластики рельефа
Гигантские конусы выноса Северного Казахстана принадлежат к природным объектам,
обладающим глобальными экологическими функциями:
 устойчивость (инерционность) к аридизации Ишанкулов, 2014;
 коллекторские свойства (способность сохранять поступающие в конусы выноса по-
верхностные и подземные воды), благодаря чему порой в них формируются эксплуатационные
запасы пресных вод;
 депо углерода (карбонатов) (рис. 8).
Рис. 8. Карта окарбоначенности почв
352
1. Атлас СССР. М.: ГУГК, 1983. С. 90-91 (Четвертичные отложения).
2. Атлас Целинного края. ГУГК. М., 1964. 49 с.
3. Берлянт А.М. Геоиконика. М.: Фирма ''Астрея'', 1995. 219 c.
4. Боровский В.М., Погребинский М.А. Древняя дельта Сыр-Дарьи и Северные Кызыл Кумы: Почвен-
но-мелиоративные условия и проблема сельскохозяйственного освоения. Алма-Ата: Изд-во Акад.
Наук КазССР. Т. 1. 1958.
5. Ишанкулов М.Ш., Ропот Б.М. Таласский массив орошения: почвенно-мелиоративное исследование
ландшафтного уровня системы конусов выноса и континентальных дельт Таласа. Алма-Ата: Наука,
1978. 212 с.
6. Волков И.А. О недавнем прошлом рек Ишим и Нура // Тр. Лаборатории аэрометодов АН СССР.
1960. № 9. C. 15-19.
7. Волков И.А. К истории речных долин юга Западно-Сибирской низменности // Четвертичная геоло-
гия и геоморфология Сибири. Новосибирск: Наука, 1962. C. 34-47.
8. Ишанкулов М.Ш. Ландшафты конусов выноса в условиях меняющегося климата, Казахстан / Опус-
тынивание Центральной Азии: оценка, прогноз, управление. Астана: Назарбаев университет, 2014.
С. 274-283.
9. Кабиев Е.К. Карта районирования Акмолинской и Карагандинской областей по условиям водообес-
печенности и сложности использования подземных вод питьевого водоснабжения. Масштаб
1 000 000. ТОО «Дауыс-2К», филиал «Кокшетау-Мониторинг», 2001.
10. Медоев Г.Ц. К геоморфологии мелкосопочника Казахской степи // Известия КазФАН СССР. Сер.
геол. 1944. № 2-3.
11. Национальный атлас Республики Казахстан. Том 1: Природные условия и ресурсы. Алматы, 2010. 150 с.
12. Gohain, K., Prakash, B., 1990. Morphology of the Kosi Megafan. In: Rachoki, A., Church, M. (Eds.), Allu-
vial Fans: A Field Approach. Wiley, Chichester, pp. 151-178.
13. Leier, A.L., DeCelles, P.G., Pelletier J.D., 2005. Mountains, monsoons and megafans. Geology 33, 289-292.
ëíêìäíìêÄ à ÑàçÄåàäÄ ëéÇêÖåÖççõï ÉÖéëàëíÖå

ÅéãúòéÉé äÄÇäÄáÄ (Ç èêÖÑÖãÄï ÄáÖêÅÄâÑÜÄçÄ)
Кучинская И.Я.1, Керимова Э.Д.2
Институт Географии имени акад. Г.А. Алиева НАНА, Баку, Азербайджан,
1
irina.danula@gmail.com, 2bakinskiy.breeze@gmail.com
STRUCTURE AND DYNAMICS OF THE MODERN GEOSYSTEMS

OF GREATER CAUCASUS (WITHIN AZERBAIJAN)
Kuchinskaya I.Ya.1, Kerimova E.J.2
Institute of Geography named after Academician Hasan Aliyev, ANAS, Baku, Azerbaijan,
1
irina.danula@gmail.com, 2bakinskiy.breeze@gmail.com
Abstract: The dynamics of the transformation of natural landscape complexes over the period of
1975-2015 was traced in the article, based on the comparative spatio-temporal analysis of the landscape
map of 1975 and the modern digital landscape map of the Azerbaijani part of the Greater Caucasus
(2015), compiled on the basis of GIS. The Greater Caucasus is a complex ecosystem with vertical land-
scape differentiation and longitude and climatic features that create a motley picture of the landscapes
of humid subtropics, arid subtropical semi-deserts, continental inland valleys, etc. Within the territory
under study, the formation of modern landscapes is simultaneously intensively influenced by new tec-
tonic movements, exogenous geomorphological processes, barrier effect of mountains, exposure of
slopes, altitudinal and transverse differentiation of climatic conditions, soils, etc. They create modern
highly differentiated natural landscapes, within which high-altitude nival-rocky, alpine and subalpine
meadow, medium and low mountain-forest, hollow-arid-steppe, mountainous-arid-steppe and other
main types and subtypes of landscapes with complex distribution areas, the spatial location and differ-
entiation of which vary greatly depending on local conditions and the degree of influence of anthropo-
genic factors. Trends in the landscape areas of the Azerbaijani part of the Greater Caucasus were quan-
tified with their quantitative and percentage indicators.
353
Введение. Изучение ландшафтов горных территорий является традиционной задачей фи-
зико-географических исследований. В последнее время данной тематике уделяется довольно
много внимания, что связано с усилением антропогенного прессинга на горные территории.
При этом в отличие от ландшафтов равнин здесь сохранились как отдельные компоненты, так
и природно-территориальные комплексы в целом. Динамика изменения ландшафтно-
экологической ситуации горных регионов обусловливается многочисленными зональными и
азональными ландшафтообразующими факторами (климатическими, геолого-геоморфо-
логическими, геоботаническими, почвенными, антропогенными, техногенными и др.).
Объект и цель исследования. Все сказанное в полной мере относится и к азербайджан-
ской части Большого Кавказа, которая характеризуется сложным эколого-ландшафтно-
геоморфологическим строением, сильной дифференциацией современных ландшафтных ком-
плексов в высотном и поперечном (антикавказском) направлениях. Большой Кавказ — это
сложная экосистема с вертикальной ландшафтной дифференциацией и долготно-климати-
ческими особенностями, создающими пеструю картину ландшафтов влажных субтропиков,
аридных субтропических полупустынь, континентальных внутригорных котловин и т. д. При-
чем антропогенная нагрузка в этих регионах местами превышает 10-кратный порядок. Данная
территория в настоящее время активно вовлечена в хозяйственную деятельность республики,
которая зачастую носит неорганизованный и стихийный характер. В результате наносится зна-
чительный и непоправимый ущерб как отдельным ландшафтным компонентам, так и самим
горным геокомплексам, в целом. В связи с этим необходимо всестороннее изучение структуры
ландшафтов для целей оптимизации природопользования.
С этой целью нами проведен анализ пространственно-временной структуры горных ланд-
шафтов исследуемой территории.
Методика работы. В ходе работ нами использована составленная в Институте географии
им. акад. Г.А. Алиева НАН Азербайджана картосхема современных ландшафтов Большого
Кавказа (2015) масштаба 1:250 000 (рис. 1) до уровня видов ландшафтов на основе ГИС-
технологий, а также для сравнительного анализа в целях выявления пространственной и вре-
менной динамики ландшафтов — обработанный нами в системе ГИС фрагмент карты Азер-
байджана (1975 г.), охватывающий исследуемый нами регион (рис. 2). В ходе работы нами
проведена подробная инвентаризация современных ландшафтов (табл. 1), выявлена роль раз-
личных природных и антропогенных факторов, влияющих на внутриландшафтную дифферен-
циацию и т. д.
Рис. 1. Ландшафтная карта Большого Кавказа (в пределах Азербайджана), 2015
354
Рис. 2. Ландшафтная карта Большого Кавказа (по Мусейибову М.А.), 1975 г.
Таблица 1
Количественный анализ современных ландшафтов азербайджанской части Большого Кавказа
2015 1975
№ Типы ландшафтов 2 2
км % км %
Нивально-cубнивальные ландшафты 1005,3 5 396,1 1,9
Альпийские и субальпийские луга 3090,5 15,4 3978,3 20
Буково-грабовые и дубово-грабовые леса среднегорий и
2739,1 13,6 3019,3 15,1
частично высокогорий
Горные интразональные ксерофитные ландшафты 6,69 0,04 63 0,3
Аридно-лесные, лесо-кустарниковые и кустарниковые
2040,3 10,15 519,4 2,6
степные ландшафты низкогорий
Лесостепные, степные и горно-луговые ландшафты низко-
2383,6 11,9 3055,9 15,3
горий и среднегорий
Лесные, лесостепные и лугостепные, кустарниковые
351,2 1,8 185,3 0,9
ландшафты аккумулятивных равнин
Сухостепные, степные ландшафты аридных низкогорий 1497,9 7,5 1663,7 8,4
Полупустыни аридно-денудационных низких гор и внут-
2623,9 13 2768,7 13,8
ригорных котловин
Послелесные степные ландшафты денудационно-
2079 10,3 629 3,2
аккумулятивных равнин
Интразональные ландшафты аккумулятивных равнин 531 2,6 2239,8 11,2
Полупустынные ландшафты аккумулятивных аллювиаль-
1757,5 8,7 1437 7,3
ных и морских равнин
Итого 20106 99,99 19955,5 100
Результаты исследования. В пределах исследуемой территории на формирование совре-

менных ландшафтов одновременно интенсивное влияние оказывают новейшие тектонические
355
движения, экзогенные геоморфологические процессы, барьерный эффект гор, экспозиция
склонов, высотная и поперечная дифференциации климатических условий, почв и т. д. Они
создают современные сильно дифференцированные естественные ландшафты, в пределах ко-
торых особо выделяются высокогорные нивально-скальные, альпийские и субальпийские лу-
говые, средне- и низкогорные горно-лесные, котловинно-аридно-степные, нагорно-аридно-
степные и другие основные типы и подтипы ландшафтов со сложными ареалами распростра-
нения, пространственное расположение и дифференциация которых сильно меняются в зави-
симости от местных условий и от степени влияния антропогенных факторов.
Нивально-субнивальный ландшафтный комплекс охватывает все водораздельное про-
странство исследуемой территории Большого Кавказа, значительно расширяясь в его Бабадаг-
Базардюзинском секторе, где в связи с наибольшим поднятием рельефа на абсолютных высо-
тах 4000-4400 м — на вершинах гг. Базардюзю (4466 м), Шахдаг (4243 м), Туфан (4191 м) —
проявляются нивально-ледниковые комплексы общей площадью современных ледников около
6,5 км2 [Будагов, 1965], которые являются реликтами последнего оледенения и за последние
90-100 лет подвергались значительному таянию.
Функционирование этих ландшафтных комплексов на вершинах гг. Базардюзю, Шахдаг,
Туфан, Гызылгая, Бабадаг, Ярудаг, Шахназардаг и др. подчинено естественным процессам и
они испытывают лишь косвенное антропогенное влияние, которое не приводит к ощутимому
изменению ландшафтной структуры. Нивально-субнивально-скальные ландшафты представ-
ляют собой холодную высокогорную «пустыню», характеризующуюся недоступностью и бес-
продуктивностью, а также подверженностью интенсивному переформированию под воздейст-
вием экзодинамических геоморфологических процессов (гравитационных, криогенных и
физического выветривания). В формировании и динамичном развитии субнивально-скального
комплекса преобладающая роль принадлежит снежной эрозии, морозному выветриванию и
гравитации, которые в экстремально холодных климатических условиях, периодически обнов-
ляют литологию пород, что препятствует образованию и стабильному развитию почвенно-
растительного покрова и тем самым обеспечивает развитие оголенных скальных обнажений.
Процессы денудации, гравитации и снежной экзарации больше всего приурочены к тектониче-
ским трещинам и разломам, где интенсивно вырабатывают отрицательные формы современно-
го рельефа.
Ареалы развития субнивально-скальных ландшафтов из года в год увеличиваются (рис. 3)
за счет деградации продуктивных высокогорных альпийских и субальпийских лугов (по дан-
ным на 1975 г. они занимали 1,9% региона, в 2015 — эта цифра уже составила 5%) в связи с
подверженностью их отрицательному воздействию эрозионно-денудационных и гравитацион-
ных процессов, а также из-за сезонного антропогенного влияния (чрезмерного выпаса скота).
Рис. 3. Сравнительный анализ типов ландшафта по ландшафтным картам 2015 и 1975 гг.
356
Для высокогорных альпийских лугов в приводораздельной полосе Главного Кавказского и
Бокового хребтов (гг. Шахдаг, Базардюзю, Базарюрду, Туфан, Гызылгая, Бабадаг, Рогдан,
Малкамуд, Тинов-Россо, Гутон и др.) характерна сезонно напряженная экологическая ситуа-
ция. Альпийские луга слагают низкотравные растения, которые образуют мощную дернину, за
исключением стойбищ животных, где в связи с накоплением их экскрементов развиваются
сорняки: крапива, конский щавель и др. Альпийские луга в весенне-летнее время широко ис-
пользуются под пастбища и неустойчивы к антропогенным нагрузкам [Микаилов, Гарибов,
1987], которые при превышении нормы пастьбы сильно нарушаются, подвергаясь деградации.
Нижний ярус горных лугов представлен субальпийскими лугами, занимающими диапазоны
абсолютных высот от 1800-2000 м до 2600-2700 м.
В связи с интенсивностью эрозионно-денудационных процессов и сносом рыхлых отложе-
ний, на верхней полосе альпийского лугового комплекса горные луга имеют островное разви-
тие и изолированы скальными обнажениями.
В результате исследований установлено, что высокогорно-луговой ландшафт, который в
пределах Большого Кавказа развит между абсолютными высотами 2200-2300 м и 3100-3200 м,
в связи с интенсивной вырубкой лесов в ходе хозяйственной и жизненной деятельности чело-
века на многих участках намного расширил площадь занимаемого им ареала. Так, нижняя гра-
ница ландшафтного комплекса опустилась до абсолютных высот 1600–1800 м, что явно отме-
чается на КС в бассейнах рек Гирдыманчай–Ахсучай, Самур–Вельвеличай. Сложное
орогеоморфологическое строение высокогорья, ориентация склонов, различие климатов и
почв, характер денудационных процессов и интенсивность их протекания, а также значитель-
ное влияние хозяйственной деятельности человека обусловили обеднение и деградацию расти-
тельного покрова [Будагов, Микаилов, 1985; Медеу, 2011].
Интерпретация полученных материалов показывает, что в развитии и динамике высоко-
горно-луговых ландшафтов важную роль играют современные сильно дифференцированные,
интенсивные экзодинамические процессы, особенно оползни, обвалы, скальные обнажения и
селевые явления, все более активизирующиеся под влиянием антропогенных факторов. В ито-
ге уменьшаются площади биологически более плодородных высокогорных лугов (в 1975 г. их
площадь составляла 20%, а по данным на 2015 г. — 15,4%), что и повышает возможность уве-
личения частоты проявления новых стихийных экзодинамических явлений [Ализаде, Тариха-
зер, 2010].
Горно-лесные ландшафтные комплексы среднегорной и низкогорной зон Большого Кавка-
за в пределах Азербайджана также подвержены значительным деформациям и изменениям,
обусловленным как интенсивными склоновыми процессами — оползнями, обвалами, так и хо-
зяйственной деятельностью человека (вырубка лесов). В зависимости от соотношения и рас-
пределения тепла и влаги на различных высотах горно-лесной ландшафт соответственно раз-
личается по видовому составу и степени подверженности антропогенной нагрузке и
трансформации. Для горно-лесного пояса характерно антропогенное смещение его границ.
Только для лесных ландшафтов, находящихся на территории и Закатальского, Гахского,
Исмайиллинского, Пиргулинского и Алтыагачского государственных заповедников, границы
лесов в их пределах из-за минимального антропогенного влияния соответствует нижней и
верхней естественным границам, т. е. данные экологически наиболее устойчивые леса могут
служить эталоном для восстановления лесных ландшафтов в пределах азербайджанской части
Большого Кавказа.
В целом же, их высокогорная полоса находится под сезонным (весенне-летний период)
влиянием человека, а низкогорная — под постоянным. В результате этого современные грани-
цы горно-лесного пояса резко отличаются от климатически обусловленных границ их развития
(верхняя граница лесов значительно понижена, а нижняя высоко поднята). Особенно ярко это
проявляется в пределах низкогорной зоны в бассейнах рр. Генерчай-Таирджалчай, где, судя по
КС, ареалы развития горных лесов наиболее разрежены [Будагов, 1988; Кучинская, 2011].
Вследствие этого более интенсивно развиваются эрозионные процессы, усиливается ари-
дизация климата, способствующие наступлению ксерофильных, степных и полупустынных
формаций (особенно, в юго-восточном секторе Большого Кавказа, расположенном восточнее
линии верховьев Гозлучай и Гильгильчай, пересекающей вершины Дюбрар (2206 м), где из-за
357
аридизации климата и антропогенной нагрузки сильно нарушены ареалы развития лесных
ландшафтов). Среднегорные леса Большого Кавказа, состоящие в основном из бука, дуба и
граба, занимают абсолютные высоты от 900-1000 м до 1700-1800 м (1900-2000 м). В связи с
широким развитием внутригорных котловин в среднегорных частях Большого Кавказа (Хал-
танская, Гильгильчайская, Гонагкентская, Лагичская, Заратская и др.) среднегорные лесные
ландшафты подвергаются значительной аридизации, и мезофильные комплексы сменяются
аридными элементами низкогорий — дубом, грабельником, а в котловинах Гильгильчай, на
фоне указанных деревьев развиты можжевельниковые рощи, которые в целом являются харак-
терными для аридных низкогорий Большого Кавказа.
В лесостепных, ксерофитно-сухостепных ландшафтах среднегорья и низкогорья Большого
Кавказа в бассейнах рр. Гильгильчай, Девечичай, Тугчай, Атачай также наблюдается замена
более продуктивных сообществ менее продуктивными со значительно ослабленными почво-
защитными и водоохранными возможностями.
В сухостепных и полупустынных ландшафтах предгорных равнин северного склона Юго-
Восточного Кавказа (Самур-Девечинская предгорная равнина и Гобустанское низкогорье) на-
блюдается усиление процессов опустынивания в результате длительного интенсивного антро-
погенного воздействия, что приводит к нарушению природных связей и изменению структуры
ландшафтов и увеличению занимаемой полупустынным геокомплексом площади. Полупус-
тынный комплекс широко развит в низкогорной части Юго-Восточного Кавказа в пределах
восточной части Ленгебизского хребта, в южной и восточной частях Гобустана, Абшеронского
полуострова, а также в нижней полосе низкогорья северо-восточного склона Большого Кавказа
в междуречье Сумгаитчай и Атачай. Общая площадь его на юго-восточном погружении Боль-
шого Кавказа, ограниченного абсолютными высотами 200 м и 600 м, составляет около
6000 км2 [Будагов, Микаилов, 1985]. Однако на отдельных участках наиболее инсолируемых
южных склонов речных долин данный тип ландшафта простирается до абсолютных высот 900-
1000 м. В пределах Южного и Восточного Гобустана и Абшеронского полуострова в силу
рельефных условий, характеризующихся развитием низкогорных гряд и грязевулканических
плато, разделенных равнинами и понижениями, а также вследствие галофитизации и опусты-
нивания грязевулканических ландшафтов в связи с высоким солесодержанием хлоридного и
сульфатного состава периодически вынесенных на поверхность земли брекчий, степные ланд-
шафты развиты разорванными ареалами на отдельных вершинах, не охваченных грязевулка-
нической деятельностью [Керимова, 2015].
Заключение. Выявленные закономерности пространственного распределения основных
типов ландшафтов Большого Кавказа, особенности их временной динамики позволяют вы-
явить степень устойчивости горных геосистем к различным внешним воздействиям, включая и
антропогенное. Полученные данные делают возможным решение задач по моделированию и
прогнозированию возможных изменений структуры ландшафтов. В этой связи возможна раз-
работка конкретных мероприятий по охране, оптимизации и рациональному использованию
горных геосистем Большого Кавказа и его отдельных районов.
1. Ализаде Э.К., Тарихазер С.А. Экзоморфодинамика гор и ее оценка (на примере северо-восточного
склона Большого Кавказа). Монография. Баку: Институт географии им. акад. Г.А. Алиева НАН
Азербайджана, 2010. 236 с.
2. Ахмедов А.Г. Геохимические особенности ландшафтных фаций грязевого вулкана Демирчи
// Вестник МГУ, сер. географ. 1975, № 3. С. 111-116.
3. Будагов Б.А. Современные естественные ландшафты Азербайджанской ССР. Баку: Элм, 1988. 136 с.
4. Будагов Б.А., Гарибов Я.А. Влияние антропогенных факторов на формирование ландшафтов Азер-
байджанской ССР // Доклады АН АзССР. 1980. Т . XXXVI, № 12. С. 62–66.
5. Будагов Б.А., Микаилов А.А. Развитие и формирование ландшафтов Юго-Восточного Кавказа в свя-
зи c новейшей тектоникой. Баку: Элм, 1985. 176 с.
6. Керимова Э.Д. Экологическое состояние аридных геосистем Азербайджана (на примере Абшерон-
Гобустанского района) // Сборник статей V Международной научно-практической конференции "Изу-
чение, сохранение и восстановление естественных ландшафтов" Волгоград, 12-16 октября 2015 г.
С. 302-306.
358
7. Кучинская И.Я. Ландшафтно-экологическая дифференциация горных геосистем (на примере север-
ного склона Юго-Восточного Кавказа). Баку: Институт географии им. акад. Г.А. Алиева НАН Азер-
байджана, 2011. 195 с.
8. Кучинская И.Я. Динамика изменения ландшафтно-экологической обстановки на Большом Кавказе
(в пределах Азербайджана). «Вопросы географии и геоэкологии», Алматы, №3, 2013. С. 50-58.
9. Медеу А.Р. Селевые явления Юго-Восточного Казахстана: основы управления. Алматы, 2011. Т. 1.
284 с.
áçÄóÖçàÖ àáìóÖççéëíà ëíêìäíìêõ à ÑàçÄåàäà

ãÄçÑòÄîíéÇ ûÉé-Çéëíéóçéâ ÅÄãíàäà
Ñãü éèíàåàáÄñàà èêàêéÑéèéãúáéÇÄçàü
Лазарева Н.Н.
Балтийский федеральный университет имени Иммануила Канта, Калининград, Россия,
lazareva.rgu@mail.ru
THE IMPORTANCE OF THE STUDY OF THE STRUCTURE

AND DYNAMICS OF LANDSCAPES OF SOUTH-EASTERN BALTIC
FOR OPTIMISATION OF NATURE USE
Lazareva N.N.
Immanuel Kant Baltik Federal University, Kaliningrad, Russia, lazareva.rgu@mail.ru
Abstract: The Kaliningrad oblast, Russia’s exclave in the center of Europe, differs from other re-
gions by natural conditions and history of development. A mild climate, a seaside position, rich natural
resources contributed to the territory settlement when still the Mesolithic. The events of the world his-
tory took place here repeatedly, which caused the change of ethnic groups — Prussians, Germans, Rus-
sians. Excessive moistening is the main negative natural factor influencing the efficiency of economic
use of the territory. For several centuries agro-landscapes and forest park areas have been created in-
stead of boggy areas through melioration, and a balanced natural-anthropogenic system has been
formed. The total area of the reclaimed land in the region is 90%. The change of ethnos in the post-war
period led to a violation of continuity in the nature management. However, despite the war-ravaged
economy and lack of documentation on land management, forest management and land improvement,
the functioning of the landscapes was restored. The meat and dairy industry in agriculture, as well as
other branches of the economy, developed successfully.
The modern economic development of the region was marked by rapid construction and the im-
pact on the natural-territorial systems formed over the centuries. The change in socio-economic condi-
tions over the past decade has led to a change in landscape functions. To preserve the sustainable de-
velopment of the territory and rational nature management, it is necessary to conduct a careful and
correct study of the natural and cultural heritage, the landscape structure and dynamics in accordance
with the new challenges of the time.
Ландшафтно-экологическая оптимизация регионального природопользования является ос-
новой экологически устойчивого развития территории и включает в себя все аспекты взаимо-
действия «общество-природа» [Исаченко, 1980]. Экономический эффект такого природополь-
зования трудно оценить. Он огромен и проявляется во всех сферах жизни и деятельности
людей.
Смена социально-экономических условий в нашей стране в девяностые привела к измене-
нию системы землепользования, следствием этого стало изменение пространственной струк-
туры территории, функций ландшафтов и их облика. Современное антропогенное воздействие
на уже сформировавшиеся на протяжении длительного времени природно-антропогенные сис-
темы нередко приводит к нежелательным последствиям для природы и общества. Для Кали-
нинградской области проблема изученности структуры и динамики ландшафтов в настоящее
время стоит довольно остро. Одними из приоритетных направлений экономического развития
359
региона является агропромышленный комплекс и туризм. Развитие этих отраслей напрямую
зависит от правильного использования функций ландшафта, его динамики, особенностей
структуры.
Расположение территории области в Юго-Восточной Прибалтике на побережье Балтий-
ского моря определяет особенности природы этого региона и историю освоения. Это Россий-
ский остров в Центре Европы, имеющий статус эксклава, отличается от основной территории
федерации и в природном отношении и в плане освоения. В рельефе области преобладает низ-
менная равнина, сложенная суглинистыми и глинистыми отложениями. Поверхность имеет
средние абсолютные отметки до 50 м. Выраженные положительные формы холмистого и хол-
мисто-грядового рельефа имеют широтную ориентацию и соответствуют границам Южно-
Калининградской (Вепсовской) и Средне-Калининградской (Крестецкой) стадиям распада по-
следнего Валдайского оледенения. В формировании рельефа немалую роль играют неотекто-
нические движения. В условиях Северо-Запада неотектонические движения обычно разделяют
на два компонента унаследованный и гляциоизостатический [Гуделис, 1973]. Климат переход-
ный от морского к континентальному, формируется под влиянием воздушных масс, приходя-
щих с Атлантики и огромного Евроазиатского материка. Годовая суммарная радиация состав-
ляет 86-88 ккал/см2 .Среднегодовая температура + 8°. Зима (-30) и лето (+17,5°). Безморозный
период длится 190-210 дней. Сумма активных температур 2300°. Осадков за год выпадает в
среднем 800 мм, относительная влажность воздуха 70% . Преобладают ветры западного и юго-
западного направлений. Почвенный покров отличается пестротой, вследствие неоднородности
почвообразующих пород ледникового происхождения и расположения на границе западно-
европейских и восточно-европейских ландшафтов. Преобладают почвы дерново-подзолистые
кратковременного и длительного избыточного увлажнения суглинистого гранулометрического
состава. Мощность гумусового горизонта 28-30 см свидетельствует о давнем освоении земель.
Леса — хвойно-широколиственные составляют 18% от общей площади и большей частью яв-
ляются лесопосадками с включением интродуцентов североамериканского происхождения.
В последние годы лесистость увеличилась до девятнадцати и более процентов в результате
зарастания агроландшафтов березой, ясенем, ольхой, осиной, боярышником и ивой. Луга к се-
редине XX столетия занимали 53% от сельскохозяйственных угодий и представляли собой се-
нокосы и пастбища на месте распаханных лесов. Почти все луга были искусственными с набо-
ром трав, соответствующим определенным формам рельефа, почвенным разностям, условиям
увлажнения. Выделенные ботанико-кормовые районы в 1965 году в основном совпадали с
геоморфологическими и почвенными районами, что свидетельствовали о высокой степени
изученности освоенности природных ландшафтов. Несмотря на небольшую площадь и вырав-
ненный характер рельефа, территория имеет довольно сложную морфологическую структуру
ландшафтов, обусловленную их формированием в поздне- и послеледниковое время. Валдай-
ский ледник окончательно ушел с территории 15000 лет назад. Молодость ландшафта объясня-
ет пестроту почвообразующих пород в пространстве и в самой толще отложений. Выделены
15 ландшафтных районов, объединенных в следующие генетические группы: холмисто-
моренные, моренные равнины, озерно-ледниковые равнины, древнеаллювиально-флювиогля-
циальные равнины, современные аллювиальные равнины крупных рек, дельтовые низменно-
сти, приморские ландшафты. Каждый ландшафтный район имеет название и выделяется на
основе объединения доминантных урочищ [Лазарева, 2004, 2013].
Заселению этой территории с давних времен способствовало выгодное географическое по-
ложение. Появление человека в юго-восточной Прибалтике было отмечено уже в мезолите
[Очерки…, 2004]. За исторический период здесь не раз происходили события мировой исто-
рии, что приводило к неоднократной смене этносов: пруссы, немцы, русские. Переселенцев
привлекали благоприятные природные условия: приморское положение, мягкий влажный кли-
мат, равнинный характер рельефа, а также природные ресурсы: янтарь, строительные материа-
лы, лес.
Необходимо отметить, что освоению территории препятствовали негативные природные
факторы: избыточное увлажнение грунтов, пестрота гранулометрического состава почвенного
покрова, периодически повторяющиеся ураганные ветры.
360
Кардинальному изменению ландшафтов и, по сути, формированию территориальной
структуры землепользования, послужило вытеснение с этих земель пруссов Тевтонским орде-
ном. С XIII столетия заболоченная, покрытая на 80% лесом местность стала интенсивно осваи-
ваться. Однако со временем, по мере «вживания этноса в ландшафт» выявлялись экологиче-
ские проблемы, связанные с особенностями ландшафтной структуры [Лазарева, 2013]. При
интенсивном освоении различные ландшафтные районы не однозначно реагировали на антро-
погенное воздействие и климатические флуктуации. Так «резиновое месиво» Прегольской
озерно-ледниковой равнины можно было обрабатывать и засевать в течение трех дней.
В противном случае пашня превращалась в каменные глыбы. В районе конечно-моренных от-
ложений обработке земли препятствовало обилие валунного материала. Вырубленные леса на
отдельных участках становились причиной избыточного увлажнения почв. В этой связи в про-
цессе более семисотлетнего периода хозяйственного освоения, эмпирическим путем, была вы-
явлена структура ландшафта, определены основные негативные природные факторы для жиз-
ни и деятельности людей и к середине XX столетия на основе мелиорации была создана
равновесная природно-антропогенная система. Основу такого равновесия создавали осуши-
тельные мелиорации. На основе водных, фито мелиораций, культуртехнических мероприятий
был создан сложный комплекс высокоинженерных сооружений, один из лучших в Западной
Европе. В результате общая площадь мелиорированных территорий составляла 90%. Можно
сказать, что в таких природно-хозяйственных системах технические элементы являются со-
ставной частью, выполняют определенную функцию и существенным образом изменяют все
природные компоненты ландшафта. В результате мелиоративного обустройства территории
произошло воздействие на все компоненты:
 на рельеф — насыпные холмы, насыпные площадки городских территорий Калинин-
града, Полесска; планировка поверхности сельскохозяйственных угодий, строительство дамб,
дорог;
 на гидросеть (спрямление русел рек, строительство каналов, дренажных коллекторов,
шлюзов, прудов);
 на лесную и луговую растительность (лесопосадки, создание агроландшафтов),
 на почвенный покров (осушение, орошение, известкование, внесение минеральных и
органических удобрений).
Благодаря этому, заметно улучшался мезо- и микроклимат, биологическая продуктивность
ландшафта. Деятельность людей разворачивалась на фоне ритмичного изменения климата.
В многолетнем ходе осадков, в распределении их по сезонам и отдельным месяцам, наблюда-
ются большие контрасты. Годовое количество осадков изменяется от 400 до более 1000 мм.
Случается, что за один, два месяца выпадает сезонная сумма осадков или наблюдается дефи-
цит влаги в ущерб урожаю сельскохозяйственных культур. Вследствие этого, мелиоративные
системы проектировались с учетом обилия осадков в отдельные годы и их дефицита в бездож-
ные периоды. Для регулирования стока повсюду были созданы пруды, водохранилища, выпол-
няющие роль водоприемников для сброса влаги во влажные годы и возможность забора воды
для орошения в сухие. Малопригодные для пахотных угодий озерно-ледниковые, конечно-
моренные, флювиогляциальные ландшафты стали использоваться в соответствии с их функ-
циональными возможностями. Так в озерно-ледниковых ландшафтах были созданы долговре-
менные луга и пастбища, отличавшиеся высокой продуктивностью, мощной дерниной травя-
ного покрова, устойчивой к вытаптыванию крупным рогатым скотом. Наиболее увлажненные
участки глинистых равнин были заняты под лесопосадки. Холмисто-моренные и флювиогля-
циальные ландшафты в основном использовались под лесопосадки. Таким образом, наиболь-
шая площадь лесных массивов Калининградской области имела искусственное происхождение
с включением североамериканских интродуцентов. Леса равномерно покрывают территорию
небольшими ареалами, как правило, приурочены к населенным пунктам, являются лесопарко-
выми зонами с обустроенной тропиночно-дорожной сетью и имеют природоохранное значе-
ние. Обсадка дорог предохраняла дорожное полотно от размыва и снежных заносов. Крутые
склоны рек оврагов также были закреплены древесной растительностью. Древесная и кустар-
никовая растительность широко использовалась и в озеленении городских территорий и сель-
ских поселений. Ботанический сад БФУ им.И. Канта изначально был организован как питом-
361
ник по акклиматизации интродуцентов. Этому способствует довольно высокая сумма актив-
ных температур и значительное увлажнение территории. В городе можно встретить улицы из
краснолистного клена. Нередки краснолистные виды: бук, лещина, барбарис. Вызревает грец-
кий орех. На придомовых территориях растет магнолия, разнообразные формы туй, рододенд-
рона, сирени, чубушника (жасмина). В то же время деревья выполняют не только эстетиче-
скую функцию в ландшафте, но и являются элементом фитомелиораций. Корневая система
ясеня, лиственицы забирает избыточную поверхностную влагу там, где осушение другими
способами было невозможно. В то же время кроны деревьев выполняют ветроломную роль во
время ураганных ветров. И сейчас Ленинградский и Центральный районы, особенно участки
старого города, отличаются лучшими экологическими условиями.
Экономическое развитие региона, в последние годы связано с бурным строительством в
областном центре и на Самбийском полуострове. Изменяется структура городских и сельских
ландшафтов. Их динамика, в ряде случаев, приводит к нарушению равновесной природно-
антропогенной системы и требует корректного изучения экологического состояния террито-
рии. Так со строительством Приморского кольца на Самбии, безусловно, очень нужным для
развития туризма на побережье, возникает необходимость изучения экологического состояния
природно-территориальных комплексов Самбийского ландшафтного района. Магистраль по-
влияла на территориальную структуру. В ряде случаев поселения и агроландшафты оказались
изолированными от большой дороги. Особенный интерес вызывает сохранение биоразнообра-
зия на изолированных друг от друга участках.
В городских ландшафтах в связи с бурным ростом строительства также происходит дина-
мика равновесной природно-антропогенной системы. Нередко это приводит к конфликтным
ситуациям в обществе. За счет новых жилых массивов и точечной застройки исчезают парко-
вые зоны, засыпаются пруды. Строительные площадки возникают на месте магистральных ка-
налов, где закладываются трубопроводы, которые во время избыточных осадков не могут при-
нять весь объем стекающей воды, что приводит к подтоплению дорог и подвалов близлежащих
домов. В результате нарушается единая осушительная сеть. Сокращение площади зеленых на-
саждений и резкое увеличение автомобильного транспорта ведет к загрязнению воздуха и уве-
личению раковых заболеваний в регионе. Еще в 2011 году площадь зеленых зон в Калинингра-
де была в 1-5 раза ниже нормативной [klops.ru]. Реконструкция рекреационных зон, порой
вызывает гибель вековых деревьев. На месте зеленых массивов останутся лужайки с дорожка-
ми из плитки.
В сельскохозяйственных районах утрата ландшафтом прежних функций еще не оценена в
полной мере. Под строительство коттеджных поселков выделяют хорошо дренированные уча-
стки сельскохозяйственных угодий. В условиях избыточного увлажнения области такие ме-
стоположения для развития сельского хозяйства имеют большое значение. К тому же реалии
сегодняшнего дня, для эксклавной территории, диктуют необходимость максимального ис-
пользования природно-хозяйственного и природно-рекреационного потенциала области для
экономического развития и удовлетворения потребностей населения [Лазарева, 2016].
За последние три десятилетия смена социально-экономических условий привела к дина-
мике ландшафта и зачастую к смене функций, от менее необходимых для общества в данный
момент к более необходимым. Выполнение ландшафтом той или иной функции лимитируется
его свойствами. В этой связи изменение землепользования должно согласовываться с ланд-
шафтным планированием, основанным на изученности структуры и динамики ландшафта
[Ландшафтное…, 2005].
Планирование изменения функций ландшафта, при строительстве, должно базироваться на
тщательных, предпроектных изысканиях. Как уже отмечалось, для территории Калининград-
ской области главным негативным фактором является избыточное увлажнение (рис. 1). При
изменении функций ландшафта и перевода из одной категории в другую необходимо, прежде
всего, исключить фактор нарушения мелиоративной сети. Обустройство территории должно
сопровождаться ее реконструкцией, на основе мелиоративно-географического прогнозирова-
ния и мониторинга [Дьяконов, Аношко, 1995]. Контроль, за выполнением работ, должен осу-
ществляться со стороны государства и общественности и в таком формате будет способство-
вать решению многих экологических проблем.
362
Рис. 1. Мелиоративный канал после реконструкции, в котором никогда нет воды,
а рядом подтопленные территории парка
Таким образом, современное экономическое развитие региона ознаменовалось бурным

строительством, и воздействием на сформированные на протяжении столетий природно-
территориальные системы. Изменение социально-экономических условий за последние деся-
тилетия привело к смене функций ландшафта. Для сохранения устойчивого развития террито-
рии и рационального природопользования необходимо проводить тщательное корректное изу-
чение природного и культурного наследия, структуры и динамики ландшафта в соответствии с
новыми вызовами времени.
1. Гуделис В.К. Рельеф и четвертичные отложения Прибалтики. Минтис, 1973. 274 с.
2. Дьяконов К.Н., Аношко В.С. Мелиоративная география. М.: МГУ, 1995. 254 с.
3. Исаченко А.Г. Оптимизация природной среды. Мысль, 1980. 264 с.
4. Лазарева Н.Н. Козлович И.И. Ландшафты (на уровне урочищ). // Схема охраны природы Калинин-
градской области. Калининград. Тенакс медиа. 2004. С. 22-31.
5. Лазарева Н.Н. Новый подход к физико-географическому районированию Калининградской области
// Вестник БФУ им.И.Канта. 2013. № 7. С 119-127.
6. Лазарева Н.Н. Ландшафтный подход в оптимизации природопользования в Юго-Восточной Прибал-
тике // Вестник БФУ им. И. Канта. 2016. С. 70-82.
7. Очерки истории Восточной Пруссии. Янтарный сказ, 2004. 536 с.
8. Ландшафтное планирование: инструменты и опыт применения. Иркутск: Изд-во Института геогра-
фии СО РАН, 2005. 166 с.
9. https://klops.ru/news/obschestvo/47337-ploschad-zelenyh-zon-v-kaliningrade-v-1-5-raza-nizhe-
normativnoy
363
èÖêàÉãüñàÄãúçõÖ êÖãàäíõ Ç ãÄçÑòÄîíÄï àòàåëäéâ êÄÇçàçõ
(ûÉé-áÄèÄÑ áÄèÄÑçéâ ëàÅàêà)
Ларин С.И.1, Лаухин С.А.2, Алексеева В.А.3, Ларина Н.С.1, Максимов Ф.Е.4
1
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, silarin@yandex.ru
2
Российский государственный геологоразведочный университет, Московский
государственный строительный университет, Москва, Россия, valvolgina@mail.ru
3
valekseeva@rambler.ru
4
Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Россия,
maksimov-fedor@yandex.ru
PERIGLACIAL RELICT IN LANDSCAPES OF ISHIM PLAIN

(SOUTH-WEST OF WESTERN SIBERIA)
Larin S.I.1, Lauhin S.A.2, Alekseeva V.A.3, Larina N.S.1, Maksimov F.E.4
1
Tyumen State University, Tyumen, Russia, silarin@yandex.ru
2
Rossijskij state geological prospecting University, Moscow, Russia, valvolgina@mail.ru
3
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, valekseeva@rambler.ru
4
St. Petersburg State University, Saint Petersburg, Russia, maksimov-fedor@yandex.ru
Abstract: The object of the research are periglacial relicts of sartan epoch of Pleistocene in land-
scapes of Ishim plain in the south-west of Western Siberia. They are represented by loess-like cover
deposits paragenetically associated with the complex of low ridge relief with numerous deflationary
depressions and dune ridge relief; polygonal-block microrelief; cryogenic texture and deformations
which complicate the contact between loess-like deposits and bedrocks; paleontological, palynological
materials; paleocryogenic micro complexes of soil and vegetation; preserved species of flora and fauna.
The article discusses the results of the study of morphology and genesis of relict polygonal formations
of Late Pleistocene in the south-western part of West Siberian Plain.
Современный облик ландшафтов южных равнин Западной Сибири — итог длительного
развития и сложного взаимодействия природных и антропогенных факторов. Особенности
компонентов ландшафтов разных этапов геологической истории в современной ландшафтной
структуре этой территории унаследованы в разной степени. Наиболее заметное воздействие на
формирование региональной специфики ландшафтов оказали перигляциальные эпохи среднего
и, особенно, позднего плейстоцена. Они отличались резким усилением континентальности
климата, аридизацией, похолоданием, а также широким распространением сезонной и много-
летней мерзлоты [Развитие…, 1993].
Наиболее суровые условия складывались во второй половине позднего плейстоцена, когда
перигляциальные тундростепные ландшафты формировали единую гиперзону, занимавшую
огромные территории континента. На Русской равнине это время соответствует развитию
поздневалдайского, в Сибири — сартанского оледенения.
Территория Ишимской равнины, находилась в центральной или сердцевинной, по образ-
ному выражению В.А.Николаева [Николаев, 1999], части перигляциальной гиперзоны, поэто-
му для нее характерны основные компоненты таких ландшафтов. В позднеледниковье и голо-
цене они перешли в реликтовое состояние, но их современная ландшафтообразующая роль, по-
прежнему, очень высока.
К перигляциальным реликтам Ишимской равнины можно отнести плащ покровных лессо-
видных образований, комплекс гривного рельефа с дефляционными котловинами и дюнно-
грядовыми формами, криогенный блочно-полигональный микрорельеф и сопряженную с ним
микрокомплексность почвенного и растительного покрова, криогенные текстуры и деформа-
ции отложений, осложняющие контакт лессовидного покрова с подстилающими породами,
палеонтологические, палинологические материалы [Развитие…, 1993; Палеогеографическая…,
1994; Ларин, Лаухин, 2013], отдельные виды флоры и фауны, сохранившиеся в составе совре-
менных фитоценозов и зооценозов.
364
Главный ландшафтный продукт перигляциальной эпохи сартанского времени — лессо-
видные покровные отложения Ишимской равнины, плащеобразно перекрывающие элементы
рельефа и породы разного состава, генезиса и возраста. Многие исследователи считают их со-
ставной частью формации «холодных» лессовых и лессовидных пород, претерпевших одно-
типное перигляциальное гипергенное облессование. Они отличаются обычно небольшой мощ-
ностью, резкой нижней границей, часто разбитой грунтовыми жилами, а также хорошей
сохранностью структурных и текстурных свойств породы на огромных пространствах юга За-
падной Сибири и Северного Казахстана [Волков и др., 1969]. В некоторых местах рассматри-
ваемой территории, покровные отложения подстилаются осадками, весьма сходными с ними
по облику. Однако чаще всего по своему составу и свойствам они отличаются от подстилаю-
щих их осадков. Особенно резко эта разница, проявляется в гривных образованиях и покрове
плоских равнин. Это неоднократно отмечалось предыдущими исследователями [Волков и др.,
1969], а также наблюдалось нами в основании многочисленных разрезов покровной толщи
Ишимской равнины. Лессовидные покровные отложения, в большинстве случаев, являются
почвообразующей породой, поскольку залегают непосредственно под почвой.
С покровом лессовидных отложений парагенетически сопряжен комплекс гривно-
ложбиных форм рельефа с коррелятными ему дефляционными котловинами, в ряде случаев
параболическими материковыми дюнами, образовавшимися в процессе перевевания отложе-
ний надпойменных террас и ложбин древнего стока на юге Западной Сибири и в Казахстане.
Возраст, происхождение грив и слагающих их отложений до сих пор дискуссионны и мнения
многих исследователей сводится к тому, что среди них есть формы тектонического, эрозионно-
аккумулятивного и просадочного (мерзлотного и суффозионного) происхождения. Наиболее
широко известны гипотезы их водного и эолового генезиса. Приверженцы водного происхож-
дения грив [Городецкая, 1972], считают их сложными, тектонически обусловленными эрози-
онно-денудационными образованиями. Сторонники эоловой гипотезы [Волков и др., 1969] об-
ращают внимание на однотипную морфологию, почти параллельную ориентировку гривных
форм с запада-юго-запада на восток-северо-восток, их пространственную сопряженность с де-
фляционными котловинами и комплексами дюнно-грядового рельефа в весьма отдаленных
районах, постоянную связь котловин — выработанных скульптурных форм — с аккумулятив-
ными грядовыми комплексами, закономерно размещающимися к востоку и северо-востоку от
них, отсутствие связи с современной и древней гидросетью, несогласное наложение на древние
долины. Время формирования комплекса гривного рельефа определяют в интервале от 20 до
14 тыс. л. н. [Развитие…, 1993].
Сложение грив рыхлой толщей, с облекающей слоистостью, резко отличной от подсти-
лающих пород, дало основание утверждать, что они имеют эолово-аккумулятивный, насажен-
ный, а не выработанный генезис [Волков и др., 1969]. Комплексные полевые и аналитические
исследования, проведенные нами в пределах Тобол-Ишимского и Ишим-Иртышского между-
речья [Алексеева и др, 2016; Ларин и др., 2016; и др.], не показали такой однозначной картины.
В большинстве изученных авторами разрезов грив преобладает горизонтальная и субгоризон-
тальная слоистость осадков. Остальные типы слоистости (косая, линзовидная, эоловая) носят
подчиненный характер. В то же время, выполненная авторами электронная морфоскопия зерен
кварца и гранулометрический состав отложений грив и грунтовых жил показывают, что в
формировании слагающего их субстрата участвовали разные источники поступления вещест-
ва, но основная часть зерен кварца, представлена частицами, в той или иной степени, испы-
тавшими перенос в воздушной среде. Например, в отложениях гривы возле с.Чуртан (Вику-
ловский район, Тюменская область) во всех изученных образцах полностью отсутствуют
угловатые элювиальные зерна без следов транспортировки. Зерна, в разной степени, преобра-
зованные в ходе водного переноса, составляют от 4 до 12%, отсутствуя в самом верхнем из
изученных образцов. Доля частиц со смешанными чертами переноса в водной и воздушной
средах — от 4-8% до 16%. От 88 до 100% частиц имеют поверхность, осложненную мелкоям-
чатым микрорельефом, характерным для эоловой обстановки седиментации. Можно утвер-
ждать, что отложения данной гривы сложены преимущественно частицами, в той или иной
степени испытавшими перенос в воздушной среде. Аналогичная ситуация, хотя и не такая од-
нозначная в силу разных источников формирования заполнителя, просматривается в морфоло-
365
гии кварцевых зерен из грунтовых жил, расположенных на разных геоморфологических уров-
нях. Например, грунтовые жилы у с.Упорово (Упоровский район, Тюменская область), запол-
нены преимущественно эоловыми зернами. В их числе 40-68% — среднеокругленные элюви-
ально-эоловые, 16-40% — хорошо округленные эоловые. Доля угловатых элювиальных зерен
12-20%, со следами водного переноса 4-12%. Коэффициент окатанности кварцевых зерен со-
ставляет снизу вверх по разрезу 51-59-54%. В отложениях грунтовой жилы возле с.Коточиги
(Викуловский район, Тюменская область) основная часть выборки — это частицы, в той или
иной степени испытавшие перенос в воздушной среде: 45-60% средне округленные элювиаль-
ные зерна с чертами эолового переноса и 16-32% хорошо округленные эоловые зерна. До 77%
частиц имеют поверхность, осложненную мелкоямчатым микрорельефом, характерным для
эоловой обстановки седиментации. Содержание угловатых элювиальных зерен колеблется в
пределах 0-12%. Суммарная доля частиц со следами водного переноса 14-32%. В отложениях
грунтовой жилы у с.Быструха (Абатский район, Тюменская область), выявленной в средней
части аллювия второй надпойменной террасы р. Ишим, нет четко выраженной динамики в
распределении частоты встречаемости той или иной текстуры поверхности кварцевых зерен.
Верхняя часть жилы (образцы 5-3) практически полностью представлена частицами с эоловы-
ми текстурами поверхности: 42-52% средне округленных элювиальных зерен с чертами эоло-
вого переноса и 40-50% хорошо округленных эоловых зерен. Единичные зерна можно отнести
к другим типам. В нижней части разреза жилы (образцы 2 и 1) доля угловатых элювиальных
зерен — 12-20%. Доля частиц с чертами эолового переноса — 32-48% для элювиальных зерен
с чертами эолового переноса и 4-12% для эоловых зерен. Обработкой в водном потоке харак-
теризуется 28-40% частиц для указанных образцов. В разрезе грунтовой жилы у с. Верхняя
Каменка (Заводоуковский район, Тюменская область) преобладают флювиальные зерна:
56-68% — среднеокругленные элювиально-флювиальные; 12-24% — хорошо округленные
флювиальные. Доля угловатых элювиальных — 16-20%; в 2-х верхних образцах встречены
зерна с незначительными следами эолового переноса (8 и 4%). Коэффициент окатанности
кварцевых зерен составляет соответственно снизу вверх по разрезу 52-47-44%.
Сторонники эоловой гипотезы, отрицают роль мерзлоты, при формировании покрова лес-
совидных отложений и грунтовые жилы в его основании считают трещинами усыхания [Вол-
ков и др., 1969]. Наши данные морфоскопии показывают, что доля зерен с криогенными тек-
стурами поверхности в гривных толщах и в отложениях грунтовых жил достаточно
существенна. Например, в разрезах жил доля таких зерен составляет соответственно (снизу
вверх): у с.Упорово — до 60-84%, возле с.В. Каменка — до 92-84%, с.Коточиги — до 50-92%,
возле с.Быструха — до 64-92%. Криогенный генезис субстрата, в большинстве разрезов, под-
тверждается не только данными электронной морфоскопии песчаных зерен, но и данными
минералогического анализа, а также показателями коэффициента криогенной контрастности
(по В.Н. Конищеву и В.В. Рогову). Влияние криогенного фактора особенно интенсивно прояв-
ляется в нижних (ККК до 1,99) и верхних (ККК до 1,35) частях жил и вероятно отражает неод-
нородные климатические условия их формирования. В этой связи грунтовые жилы можно
идентифицировать как псевдоморфозы по грунтовым и ледово-грунтовым жилам.
В ходе полевых исследований авторами обнаружены как единичные псевдоморфозы, на-
пример, у с.Галишово (Кетовский район Курганской области, 55°11’12’’ с.ш., 64°59’58’’ в.д.),
так и фрагменты полигональных сетей у с.Винзили (Тюменский район Тюменской области,
56°55’12’’ с.ш., 65°49’37’’ в.д), с.Упорово (Упоровский район Тюменской области, 56016’ с.ш.,
66°17’ в.д.), с.Каменка (разрез Каменка 2, Заводоуковский район Тюменской области,
56°40’ с.ш., 66°49’ в.д.) [Лаухин и др., 2012; Ларин и др., 2012; Ларин и др. 2016; и др.]. На-
блюдения авторов показали, что черты криогенеза в морфологии грунтовых жил и стратигра-
фии разрезов проявляются далеко не всегда. Не исключено, что обнаруженные фрагменты ре-
ликтовых полигональных сетей могут иметь разный генезис и среди них окажутся настоящие
трещины усыхания, о которых писал И.А. Волков [Волков и др., 1969] и собственно криоген-
ные псевдоморфозы. В этой связи необходимо дальнейшее изучение ярусности грунтовых жил
и хроностратиграфии криогоризонтов. В изученных разрезах авторами были обнаружены от
двух (Коточиги — 56049’ с.ш., 70°56’ в.д.; Упорово; Каменка 2; Быструха — 56°26’ с.ш.,
70°39’ в.д.) до трех (Липовка, Ярковский район Тюменской области, 57°49’ с.ш., 67°23ʹ в.д.)
366
уровней предположительно сартанского криогенеза. В разрезе Коточиги по гумусу погребен-
ной почвы, нарушенной наложенной солифюкцией получена 14С дата 25090±1270 лет (СПбГУ-
7265) [Сычевская и др., 2015]. В разрезе Липовка, сартанской фазе похолодания (выше 14С да-
ты 21400±290 (ЛУ-7259) л.н., соответствуют три горизонта с небольшими псевдоморфозами
[Ларин и др., 2015].
Морфология, геологическое строение, плановый рисунок и приуроченность блочно-
полигонального микрорельефа Ишимской равнины к относительно пониженным и слабодре-
нированным поверхностям свидетельствуют о его реликтовом криогенном генезисе. В периг-
ляциальные эпохи эти поверхности отличались, вероятно, слабым дренажем, а поверхностные
отложения повышенной льдистостью. На относительно дренированных поверхностях следы
реликтового мерзлотного рельефа встречаются реже, в виде густой сети мелких ложбин типа
деллей на затянутых лессовидными суглинками склонах (например, на склонах древних долин
типа Камышловского лога или склонах крупных озерных котловин). Он имеет важное ланд-
шафтообразующее значение, в силу его непосредственного влияния на формирование микро-
комплексности современного почвенного и растительного покрова, заложение начальных
звеньев гидросети, приуроченности понижений, занятых озерами и торфяниками, к древним
термокарстовым западинам между блоками [Величко и др., 1996].
В пределах Ишимской равнины комплекс унаследованного от перигляциальных эпох
блочно-полигонального микрорельефа представлен очень пологими микроповышениями отно-
сительной высотой до 0,2-0,3 м и разделяющей их сетью плоских ложбинообразных пониже-
ний, осложненных микрозападинами. На местности этот микрорельеф визуально не выявляет-
ся и картируется главным образом по материалам аэрофотосьемки и космическим снимкам, в
силу неоднородности индицирующих его почв и растительности. К комплексу мерзлотного
рельефа вероятно можно отнести также плоские котловины, обычно занятые в пределах рас-
сматриваемой территории озерно-болотными ландшафтами. Грунтовые клинья и псевдомор-
фозы по вытаявшим повторно-жильным льдам, обнаруженные под котловинами, показывают
их непосредственную сопряженность с полигональным микрорельефом. Более крупные плос-
кодонные понижения, занятые мелководными озерами, морфологически весьма сходны с ала-
сами Центральной Якутии. Малая мощность покровных лессовидных суглинков (2-4 м) и
близкое залегание от поверхности, непосредственно под суглинками, водоупорных глин нео-
гена противоречит гипотезе о суффозионно-просадочном происхождении этих понижений
[Николаев, 1999].
Анализ следов реликтового криогенного микрорельефа разной размерности, степени вы-
раженности и разнообразия, выявил его широкое распространение на обширных территориях
Казахстана [Аубекеров, Челыхьян, 1974; Аубекеров, 1990; Аубекеров, 1992; Горбунов и др,
1997; Горбунов, Северский, 2016] и юго-западной части Западной Сибири [Лаухин и др., 2012;
Ларин и др., 2012; Ларин, Лаухин, 2013; Ларин и др. 2016]. Наши исследования показали, что
особенно хорошо дешифрируются квадратные, трапециевидные и тетрагональные блоки раз-
мером 40х90м на осенних или поздневесенних космических снимках участков пашни. Внутри
полигонов можно видеть систему блоков второй генерации с длиной сторон порядка 19-20-
23м, которая очевидно формировалась в период усиления континентальности климата [Досто-
валов, 1960]. Важная деталь строения реликтового криогенного микрорельефа Ишимской рав-
нины — прямая приуроченность некоторых котловин современных озер и болот к межблоч-
ным понижениям, вероятно сформировавшимся при вытаивании полигонально-жильных льдов
на участках с большей льдистостью. Такая ситуация, например, хорошо видна на северо-
восточном берегу оз.Крутали (Кетовский район Курганской области). Можно видеть также
фестончатый или ломаный плановый рисунок береговой линии озер, русел малых рек, иногда
контуров болот, совпадающих с полигональным рисунком прилегающих склонов. Например, к
востоку от озера Тенис (Крутинский район, Омская область) хорошо просматривается резкий
ломаный характер отдельных участков русла р.Оша, очевидно, наследующего криогенный
микрорельеф. В ряде случаев форма озерных котловин, особенно их восточная часть, близка к
тетрагональной.
Перигляциальные эпохи среднего и позднего плейстоцена оказали существенное влияние
также на биотическую компоненту ландшафтов. В составе степной растительности Ишимской
367
равнины до сих пор сохранились гляциальные и перигляциальные реликты [Крашенинников,
1939; Лавренко, 1981; Ревердатто, 1965; Павлов, 1948]. В эпохи плейстоценовых оледенений
они спускались с гор и формировали флористическую основу холодных приледниковых сте-
пей. В их числе овсец пустынный (Helictotrichon desertorum), мятлик степной (Роа stepposa),
встречающиеся в степях от Тоболо-Ишимского междуречья до низкогорий Алтая, хамеродос
прямостоящий (Chamaerhodos erecta), обитающий в сосновых борах и сухих логах степного
Прииртышья [Николаев, 1999]. Перигляциальный мамонтовый (верхнепалеолитический) фау-
нистический комплекс плейстоцена, включающий одновременно тундровые и степные элемен-
ты, в голоцене постепенно распался. Некоторые типичные для него виды исчезли (мамонт,
шерстистый носорог), другие вошли в состав современной фауны тундр или степей, особенно
наиболее континентальных, азиатских [Николаев, 1999].
Таким образом, несмотря на относительную давность последней ледниковой эпохи, ланд-
шафты Ишимской равнины в значительной степени наследуют перигляциальные природные
элементы того времени. Они сохраняются как в наиболее консервативной литогенной основе
природных комплексов, так и в относительно динамичной биогенной составляющей.
1. Алексеева В.А., Ларин С.И., Ларина Н.С., Лаухин С.А., Максимов Ф.Е. О генезисе гривно-
ложбинного рельефа юга Западной Сибири // Теория и методы современной геоморфологии: Мате-
риалы XXXV Пленума Геоморфологической комиссии РАН, Симферополь, 3-8 октября 2016 г. / отв.
ред. Кладовщикова М.Е., Токарев С.В. Симферополь, 2016. Т. 2. С. 92-96.
2. Аубекеров Б.Ж., Челыхьян Э.В. Кайнозой зоны канала Иртыш-Караганда. Алма-Ата.1974.-107с.
3. Аубекеров Б.Ж. Криогенные структуры и криолитозоны Казахстана // Изв.АН СССР, серия 4.1990.
С. 102-110.
4. Аубекеров Б.Ж. Континентальные четвертичные отложения Казахстана: автореферат докторской
диссертации. Алма-Ата: Наука.1992. 35 с.
5. Величко А.А., Морозова Т. Д., Нечаев В.П., Порожнякова О.М. Павлеокриогенез, почвенный покров
и земледелие. М.: Наука, 1996. 150 с.
6. Волков И.А., Волкова В.С., Задкова И.И.. Покровные лессовидные отложения и палеогеография
юго-запада Западной Сибири в плиоцен-четвертичное время. Новосибирск, изд.-во Наука, Сибир-
ское от деление., 1969. 332 с.
7. Горбунов А.П., Марченко С.С., Северский Э.В. и др. Палеогеокриологические исследования на рав-
нинах и в горах Казахстана // Криосфера Земли. 1997. Т. II, № 2. С. 3-8.
8. Горбунов А.П., Северский Э.В. Криолитозона в плейстоцене на территории Казахстана // Материалы
Пятой конференции геокриологов России. МГУ имени М.В.Ломоносова, 14-17 июня 2016г. Т. 2.
Части 5-7. М.: Университетская книга, 2016. С. 168-175.
9. Городецкая М.Е. Морфоструктура и морфоскульптура юга Западно-Сибирской равнины. М.: Наука,
1972. 154 с.
10. Достовалов Б.Н. Закономерности развития тетрагональных систем ледяных и грунтовых жил в дис-
персных породах // Перигляциальные явления на территории СССР.М.: Изд-во МГУ, 1960. С. 37-66.
11. Крашенинников И.М. Основные пути развития растительности Южного Урала в связи с палеогео-
графией Северной Евразии в плейстоцене и голоцене // Советская ботаника. 1939. № 6-7. С. 67-99.
12. Лавренко Е.М. О растительности перигляциальных плейстоценовых степей СССР // Ботанический
журнал. 1981, Т. 66. № 3.
13. Ларин С.И., Гусельников В.Л., Лаухин С.А. Криогенные структуры конца плейстоцена на юго-
западе Западно-Сибирской равнины // Десятая Международная конференция по мерзлотоведению
(TICOP): Ресурсы и риски регионов с вечной мерзлотой в меняющемся мире. Т. 5: Расширенные те-
зисы на русском языке. Тюмень, Россия. Печатник, 2012. С. 172.
14. Ларин С.И., Ларина Н.С., Лаухин С.А., Максимов Ф.Е., Гусельников В.Л. Новые данные об измен-
чивости палеогеографических условий верхнего неоплейстоцена в Западной Сибири (по результатам
изучения опорного разреза Липовка) // Актуальные проблемы палеогеографии и стратиграфии плей-
стоцена: Материалы Всероссийской конференции «Марковские чтения 2015 года» / отв. ред.
Н.С. Болиховская, Т.С. Клювиткина. М.: Географический факультет МГУ, 2015. С. 100-102.
15. Ларин С.И., Лаухин С.А. Реликтовый криогенный морфолитогенез Ишимской равнины в позднем
плейстоцене // Геоморфология и картография. Саратов: Саратовский ГУ, 2013. С. 397-400.
16. Ларин С.И., Алексеева В.А., Лаухин С.А., Ларина Н.С., Максимов Ф.Е., Алексеев А.О., Алексеева Т.В.
О генезисе реликтовых грунтовых жил в отложениях позднего неоплейстоцена на юго-западе Запад-
368
но-Сибирской равнины // Материалы Пятой конференции геокриологов России. МГУ имени
М.В. Ломоносова, 14-17 июня 2016г. Т.2. Ч. 5-7. М.: «Университетская книга», 2016. С. 188-194.
17. Лаухин С.А., Ларин С.И., Гусельников В.Л. Первые находки следов древней мерзлоты в Курганской
области // Вестник ТюмГУ. № 4. 2012 (Науки о Земле). С. 104-112.
18. Николаев В.А. Ландшафты азиатских степей. М.: Изд-во МГУ, 1999. 288 с.
19. Павлов Н.В. Ботаническая география СССР. Алма-Ата, 1948. 704 с.
20. Палеогеографическая основа современных ландшафтов, М., 1994
21. Развитие ландшафтов и климата Северной Евразии. Поздний плейстоцен-голоцен; элементы прогно-
за. Вып.1. Региональная палеогеография / под ред. А.А. Величко. М.: Наука, 1993. 102 с.
22. Ревердатто В.В. Плейстоценовые ледниковые и степные реликты во флоре Средней Сибири // Изв.
Сиб. отд. АН СССР. Сер. биол.-мед. наук. 1965, № 1.
23. Сычевская Е.К., Лаухин С.А., Ларин С.И., Максимов Ф.Е., Санько А.Ф.. Находка скелета щуки Esox
cf. lucius L. в плейстоцене водораздельных отложений Ишим-Иртышского междуречья // Палеонто-
логический журнал. 2015. № 5. С. 50-54.
áÄäéçéåÖêçéëíà êÄáÇàíàü êÄëíàíÖãúçéëíà

çÄ èÖëóÄçõï éÅçÄÜÖçàüï Ç èéÑáéçÖ ëÖÇÖêçéâ íÄâÉà
áÄèÄÑçéâ ëàÅàêà (çÄ èêàåÖêÖ ÅÄëëÖâçÄ ð. çÄÑõå)1
Лоботросова С.А. 1, Соромотин А.В.2
1
Институт криосферы Земли СО РАН, Тюмень, Россия, ravilova85@mail.ru
2
НИИ экологии и рационального использования природных ресурсов,
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, asoromotin@mail.ru
REGULARITIES OF DEVELOPMENT OF VEGETATION ON SAND OUTCROPS

IN THE SUBZONE OF THE NORTHERN TAIGA OF WESTERN SIBERIA
(ON THE EXAMPLE OF THE NADYM BASIN)
Lobotrosova S.A.1, Soromotin A.V.
1
Institute of Cryosphere of the Earth SB RAS, Tyumen, Russia, ravilova85@mail.ru
2
NII Ecology and Rational Use of Natural Resources, Tyumen State University, Tyumen, Russia,
asoromotin@mail.ru
Abstract: In the northern taiga of Western Siberia, there are large areas of waving sand. Current-
ly, there are processes of damping of deflation and the tendency of natural self-restoration of the vege-
tation cover. Analysis of the interpretation of different space images and the results of field observa-
tions made it possible to assess the dynamics of the vegetation cover and the sand microrelief within
the depressions basins widely distributed in the work area. The example of the model depression of the
blowing process considers the process of vegetation restoration.
Объектом изучения являются многочисленные и многообразные формы эолового рельефа,
широко распространенные в среднем течении р. Надым, которые соседствуют с участками на-
рушенного грунта и объектами антропогенного рельефа, образованных в результате строи-
тельства и функционирования ряда крупных магистральных газопроводов («Надым-Пунга»,
«Уренгой-Ужгород», «Ямбург-Тула» и др.). Эоловый рельеф морфологически выражен боль-
шей частью в виде котловин выдувания, на поверхности и по периферии которых нередко
формируются аккумулятивные формы (валы, бугры, дюнные цепи, барханы и др.). Техноген-
ный рельеф представлен в основном сухоройными карьерами, грунтовыми насыпями автодо-
рог, трубопроводов и промышленных площадок, а также нарушенными в результате проезда
тяжелой техники участками.
Детальный анализ формирования растительного покрова на слабозакрепленных песках
выполнялся на примере модельной котловины выдувания, расположенной вблизи устья
1
Работа выполнена при поддержке гранта РФФИ и Правительства ЯНАО (16-45-890529 р_а).
369
р. Хейгияха. Общая площадь котловины составляет 193,7 га, периметр — 6450 м. Котловина
имеет вытянутую форму по направлению север-юг. В южной части котловины расположен
функционирующий песчаный карьер, в северо-западной части находится промышленная пло-
щадка действующего водозабора.
В ходе полевых работ 2013-2016 гг. были разбиты 3 геоботанические площадки, 4 пробные
площадки и заложены 2 геоботанических профиля. На профилях и площадях проводились
описания и регистрировались изменения различных компонентов геосистем: растительности
(определение обилия, встречаемости, покрытия, высоты видов растений на 100 учетных пло-
щадках размером 0,1 м2, зарисовка структуры по сетке 1*1 м2). В ходе камеральных исследо-
ваний были составлены крупномасштабные карты растительного покрова.
Сравнение описаний растительного покрова позволяет выделить несколько зон с различ-
ными условиями формирования растительности и составить геоботанический профиль в пре-
делах модельной котловины выдувания (рис. 1).
Рис. 1. Геоботанический профиль в пределах модельной котловины выдувания
По данным космических снимков в центральной части котловины происходит активное

перемещение песчаного материала — с 1968 по 2012 гг. дюны переместились на расстояние до
40 м. Поэтому здесь отмечается самая низкая степень зарастания — проективное покрытие со-
ставляет 10-20% [Сизов О.С., Лоботросова С.А].
Исследования показывают, что на дне котловины при обнажении древней породы прорас-
тают мох политрихум торчащий (Polytrichum strictum Brid.), затем вейник Лангсдорфа
(Calamagrostis langsdorffii L.) и овсянница Овечья (Festuca ovina L.) и к ним присоединяются
пижма дваждыперистая (Tanacetum bippinatum L.), щавель злаколистный (Rumex graminifolius
Lamb.). На наветренных склонах нет растительности, на подветренных закрепляется сначала
вейник Лангсдорфа (Calamagrostis langsdorffii), затем овсянница Овечья (Festuca ovina), пижма
дваждыперистая (Tanacetum bippinatum), щавель злаколистный (Rumex graminifolius), скерда
(Crepis nigrescens Pohle), также может встречаться и береза извилистая (Betula tortuosa Ledeb),
и сосна обыкновенная (Pinus sylvestris L.). На вершинах закрепляются такие же растения, как и
на подветренных склонах, но проективное покрытие их уже выше и деревья встречаются чаще
(табл. 1).
370
Таблица 1
Характеристика рельефа, количества видов и степени проективного покрытия растительности
дюн в 2013-2016 гг.
Локализация участков в пределах дюны
Показатели
Котловина Вершина Наветренный склон Подветренный склон
Количество видов 5 6 1 6
Проективное покрытие, % 2-10 25 0-1 40
В восточной части вдоль границы с поймой р. Надым происходит переувлажнение и зарас-

тание песков пойменной растительностью. Здесь представлены стрелолист (Sagittária
sagittifolia L.), сфагнум (Sphágnum L.), политрихум торчащий (Polytrichum strictum), сабельник
(Cómarum palústre L.), овсянница Овечья (Festuca ovina), пижма дваждыперистая (Tanacetum
bippinatum), щавель злаколистный (Rumex graminifolius), скерда (Crepis nigrescens), вейник
Лангсдорфа (Calamagrostis langsdorffii), береза извилистая (Betula tortuosa). Степень проектив-
ного покрытия в данной зоне составляет около 20-30%.
Западная часть котловины активно зарастает подростом из березы извилистой (Betula
tortuosa) и сосны обыкновенной (Pinus sylvestris), лиственницей сибирской (Lárix sibírica), ке-
дром сибирским (Pínus sibírica Du Tour). На вершине аккумулятивного вала вдоль границы с
лесом можно встретить кусты можжевельника обыкновенного (Juníperus commúnis L.), из тра-
вяного покрова здесь присутствуют также овсяница Овечья (Festuca ovina), пижма дваждыпе-
ристая (Tanacetum bippinatum), вейник Лангсдорфа (Calamagrostis langsdorffii), скерда (Crepis
nigrescens). Степень проективного покрытия в данной зоне — около 40%.
По северной границе наблюдается активное накопление песчаного материала и погребение
отдельных деревьев. В результате выноса песка в некоторых местах образуются останцы рас-
тительности, скрепляемые корневой системой кедра сибирского (Pínus sibírica). Здесь также
присутствуют такие виды как сосна обыкновенная (Pinus sylvestris), овсянница Овечья (Festuca
ovina), пижма дваждыперистая (Tanacetum bippinatum), щавель злаколистный(Rumex
graminifolius), скерда (Crepis nigrescens), вейник Лангсдорфа (Calamagrostis langsdorffii), бере-
за извилистая (Betula tortuosa). Степень проективного покрытия составляет порядка 15%.
В южной части котловины в настоящее время ведутся работы по добыче песка. Отрабо-
танные участки карьера активно зарастают подростом из сосны обыкновенной (Pinus
sylvestris), лиственницы сибирской (Lárix sibírica), березы извилистой (Betula tortuosa), полит-
рихума торчащего (Polytrichum strictum), овсянницы Овечьей (Festuca ovina). Степень проек-
тивного покрытия растительностью в данной зоне около 60%.
В восточной части вдоль границы с поймой р. Надым происходит переувлажнение и зарас-
тание песков пойменной растительностью. Здесь встречается 10 видов растительности (табл. 2).
Наиболее хорошо изучены процессы естественного восстановления растительности на
песчаных карьерах в средней и северной тайге Западной Сибири.
В 2016 году рядом ученых [Селиванов и др., 2016] полевые работы проводились на терри-
тории Белоярского, Сургутского, Пуровского, Надымского административных районов ХМАО
и ЯНАО. В ходе работ ими были получены результаты флористического состава и обилия ви-
дов начальных стадий зарастания песчаных раздувов и выработанных песчаных карьеров. На
возвышенных элементах рельефа и на склонах карьеров сукцессия начинается с появления мо-
ховых дерновин Polytrichum juniperinum Hedw. и P. piliferum Hedw., затем формируются на-
земновейниковые сообщества, в которых обилие Calamagrostis epigeios (L.) Roth варьирует от
+ до 2. Среди парциальных кустов вейника с меньшим баллом обилия встречается овсяница
полесская (Festuca polesica Zapal.). На следующем этапе сукцессии это сообщество сменяется
кустарничками — водяникой (Empetrum nigrum L.), арктоусом альпийским (Arctous alpina (L.)
Nied.), голубикой (Vaccinium uliginosum L.), в которых со временем увеличивается проективное
покрытие и видовое богатство, прежде всего, за счет появления кустистых лишайников
(Cladonia stellaris (Opiz) Pouzar et Vӗzda, C. rangiferina (L.) F.H. Wigg., C. stygia (Fr.) Ruoss,
C. arbuscula (Wallr.) Flot., Flavocetraria nivalis (L.) Kӓrnefelt et A. Thell. и других). Завершаю-
371
щей стадией этой сукцессии являются северо- или среднетаежные кустарничково-лишай-
никовые леса и редколесья [Селиванов и др., 2016].
Таблица 2
Список видов и степень проективного покрытия растительности, отмеченных
при обследовании пробных площадей в 2013-2016 гг.
Пробные площади и их локализация в пределах котловины
Виды
№1 ― юг №2 — север №3 — запад №4 — восток
Вейник Лангсдорфа (Calamagrostis langsdorffii) 0 sol sol r
Овсяница овечья (Festuca ovina) sol sol sol r
Пижма дваждыперистая (Tanacetum bippinatum) 0 r r r
Скерда черноватая (Crepis nigrescens) 0 r r r
Сосна обыкновенная (Pinus sylvestris) r r r 0
Кедр сибирский (Pínus sibírica) 0 r r 0
Береза извилистая (Betula tortuosa) r r r r
Лиственница сибирская (Lárix sibírica Ledeb.) r 0 r 0
Политрихум торчащий (Polytrichum strictum) r 0 0 r
Можжевельник обыкновенный (Juníperus
0 0 r 0
commúnis)
Щавель злаколистный (Rumex graminifolius) 0 r 0 r
Сабельник (Cómarum palústre) 0 0 0 r
Сфагнум (Sphágnum) 0 0 0 sol
Стрелолист (Sagittária sagittifolia L) 0 0 0 sol
Всего видов 5 8 9 10
Проективное покрытие, % 60 15 40 20-30
Примечание: 0 — вид отсутствует
Сравнивая данные, полученные при описании геоботанической площадки, расположенной

на вершине дюны в южной части котловины, можно отметить черты сходства видов расти-
тельности и их обилия на начальных стадиях зарастания (табл. 3).
Таблица 3
Флористический состав, встречаемость и проективное покрытие
геоботанической площадки в 2013-2016 гг.
Степень проективного покры-
Встречаемость, % Средняя высота, см
№ Название вида тия, %
2013 2014 2015 2016 2013 2014 2015 2016 2013 2014 2015 2016
1 Lárix sibírica dead 3 1 - - 0,4 0,3 - - - - - -
Calamagrostis
2 13 11 14 18 2,2 1,5 1,9 2,1 69 61 60 35
langsdorffii
Rumex
3 2 2 2 1 0,045 0,01 0,01 0,01 15 14 14 -
graminifolius
4 Festuca ovina 93 92 92 92 9,82 9,0 9,2 8,91 33 24,7 22,8 19,8
Tanacetum
5 - 1 1 - - - - - - 22 23 -
bippinatum
6 Arena 100 100 100 100 87,13 90,2 88,6 89,7 - - - -
Общими видами начальных стадий зарастания песчаных обнажений являются

Calamagrostis epigeios (L.) Roth (в нашем случае Calamagrostis langsdorffii), Festuca polesica
Zapał. (в нашем случае — Festuca ovina), Polytrichum sp, Pinus sibirica Du Tour (p). На модель-
ной котловине присутствуют начальные стадии зарастания песков.
372
Механизм формирования растительности на котловинах выдувания во многом аналогичен
процессу восстановления растительности на поверхности сухоройных карьеров, расположен-
ных в сходных условиях. При повышенном уровне грунтовых вод происходит возобновления
травяного покрова, при низком — постепенное восстановление лесного фитоценоза. В первую
очередь зарастают локальные понижения, хуже всего закрепляются наклонные участки (стенки
карьера, склоны котловины). Н.Г. Коронатова [Коронатова, 2003] установила, что для травяно-
го зарастания карьеров определяющим фактором является близкое залегание к поверхности
грунтовых вод. При глубоком залегании происходит развитие лесного фитоценоза — на супес-
чаном грунте поселяется береза, а на песках — сосна. Успешному зарастанию в целом способ-
ствуют тяжелый гранулометрический состав молодых почв, обогащение элементами питания,
меньший угол наклона борта карьера и скрепление поверхности песка мхом. В целом, сравни-
вая стадии зарастания оголенных песков в разных природных зонах можно выделить схожие
черты этого процесса. Но для оценки зарастания в любой зоне важно учитывать условия ув-
лажнения, рельеф, характер окружающей растительности, площади обнажений, механический
состав грунтов, их подвижность и условия снегозадержания [Коронатова, Шилова,1977; Сели-
ванов и др., 2016].
1. Коронатова Н.Г. Особенности и условия восстановления почвенно-растительного покрова на карье-
рах Западной Сибири // Вестник Томского гос. ун-та. Приложение № 7. Томск, 2003. С. 135-141.
2. Селиванов А.Е., Капитонов В.И., Еремеева Н.В., Капитонова О.А. Особенности зарастания песча-
ных обнажений на севере Западно-Сибирской равнины//Международный научно-исследовательский
журнал, 2016. №10(52). Ч. 4. С. 41-45.
3. Сизов О.С., Лоботросова С.А. Особенности восстановления растительности в пределах участков разве-
ваемых песков северотаежной подзоны Западной Сибири// Криосфера Земли. 2016. т. XX. № 3. С. 3-13.
4. Шилова И.И. Первичные сукцессии растительности на техногенных песчаных обнажениях в нефте-
газодобывающих районах Среднего Приобья // Экология. 1977. № 6. С. 5-14.
ãÄçÑòÄîíçõÖ éëçéÇõ ÑàîîÖêÖçñàÄñàà ëçÖÜçéÉé èéäêéÇÄ

Ç ÅÄëëÖâçÖ ð. åÄâåÄ (çàáäéÉéêúü êìëëäéÉé ÄãíÄü)
Лубенец Л.Ф.1, Черных Д.В.1, 2
1
Институт водных и экологических проблем СО РАН, Барнаул, Россия, lilia_lubenets@mail.ru
2
Алтайский государственный университет, Барнаул, Россия, chernykhd@mail.ru
LANDSCAPE BASIS FOR DIFFERENTIATION OF SNOW COVER

IN THE MAIMA RIVER BASIN (LOW MOUNTAINS OF THE RUSSIAN ALTAI)
Lubenets L.F.1, Chernykh D.V.1, 2
1
Institute for Water and Environmental Problems SB RAS, Barnaul, Russia, lilia_lubenets@mail.ru
2
Altai State University, Barnaul, Russia, chernykhd@mail.ru
Abstract: Using the data of snow course observations, the spatial and temporal variability of
thickness, density and water reserves of snow cover in the low-mountain basin of Maima river (North-
ern, North-Eastern Altai) during the period of maximum snow accumulation (end of February–
beginning of March) were estimated. The data on winter weather conditions (rainfall and mean month-
ly temperature) of 2016/17 are compared with the long-term average data (1986-2017). The factors that
determine the accumulation are specified. These are the background temperature, slope aspect, the sur-
face steepness, and the nature of anthropogenic impact on the landscape. It is found that winter 2016/17
refers to the warm and medium-snowy seasons. The maximum thickness of snow cover and total
amount of snow are characteristic of the shadow slopes within the dark-taiga landscapes, and the low
amounts — for the light slopes in the subtaiga part of the basin. The maximum snow accumulation is
typical for the small-leaved forests (including the secondary ones) and secondary meadows, where the
snow excess of up to 35% is found in the indigenous fir forests of the dark taiga sub-belt, and it reaches
41% in the pine forests of the subtaiga belt.
373
Снежный покров определяет функционирование ландшафтов в средних широтах не только
в зимнее время, но и на протяжении части теплого периода года. В региональных исследовани-
ях количественный анализ основных характеристик снежного покрова (толщина, плотность и
снегозапасы), изучение режимов снегонакопления и снеготаяния, чрезвычайно актуальны для
прогнозирования гидрологических явлений, прежде всего, динамики весенних половодий и
паводков на реках.
На сегодняшний день основным источником информации о снежном покрове являются
данные сети метеорологических станций. Однако этих данных недостаточно для характеристи-
ки пространственного распределения снежного покрова. Один из способов получения достовер-
ной пространственной информации о снегонакоплении, особенно в горных территориях, — ис-
пользование ландшафтной основы. При этом ввиду контрастности и дробности горных
ландшафтов наземные наблюдения за снежным покровом приобретают особую значимость.
Большая часть стока, поступающего в верховья Оби, формируется в горных районах Ал-
тая. Основными стокоформирующими поверхностями первой волны половодья являются низ-
когорные бассейны. Например, в бассейне р. Майма, выбранном в качестве полигона исследо-
ваний, за период весеннего половодья формируется от 40 до 80% годового стока [Галахов,
2016]. При этом процессы снегонакопления, снеготаяния и стока в горах дифференцированы в
зависимости от абсолютной высоты, крутизны и экспозиции склонов, а также свойств почвог-
рунтов и характера растительности.
Цель исследования — изучение на ландшафтной основе дифференциации основных харак-
теристик снежного покрова в низкогорном бассейне р. Майма в период максимального снего-
накопления в 2016/17 гг.
Объекты и методы исследования
Преимущественно низкогорный бассейн р. Майма (диапазон высот 260–1460 м, площадь
776,5 км2), расположенный в пределах Северной Алтайской (69,6%) и Северо-Восточной Ал-
тайской (30,4%) физико-географических провинций Алтайской горной области [Атлас…, 1978;
Черных, Самойлова, 2011]. В структуре высотной поясности на уровне подтипов выделяются
лесостепные барьерно-циклонические (6,1%), подтаежные (62%) и чернево-таежные субнемо-
ральные (31,9%) ландшафты.
По данным ГМС Кызыл-Озек, расположенной в низовьях бассейна, среднегодовая темпе-
ратура воздуха составляет +1,0°C, годовая сумма осадков — 795 мм. Продолжительность пе-
риода со среднесуточной температурой ниже 0°C — 170 дней. Устойчивый снежный покров
образуется в первую декаду ноября. Сход снега происходит в третьей декаде марта, реже — в
первой декаде апреля. В настоящее время максимальное снегонакопление отмечается в конце
февраля. В зимний период преобладают ветры юго–юго-восточного направления. Также часто
господствует безветренная погода [http://www.meteo.ru].
Исследования проводились ландшафтно-маршрутным методом с использованием снего-
мерных площадок [Руководство…, 1958; Быков и др., 2011]. Снегомерные работы осуществля-
лись в период максимального снегонакопления (конец февраля–начало марта), полный объем
наблюдений на всех маршрутах и площадках осуществлялся за 4–5 дней. За исследуемый пе-
риод было выполнено 733 измерения толщины и 173 измерения плотности снежного покрова.
В камеральных условиях проводился расчет плотности снега и снегозапасов.
Зима 2017 г. характеризуется превышением осадков над средними многолетними значе-
ниями (табл. 1). Первая половина зимы (ноябрь, декабрь и в меньшей степени январь) характе-
ризуется наибольшим поступлением осадков. В остальные месяцы количество выпавших осад-
ков меньше средних многолетних величин.
Указанные особенности осадкоформирования в бассейне отразились на динамике снегона-
копления в течение зимнего периода. В ноябре толщина снежного покрова по постоянной рей-
ке выросла до 28 см и в дальнейшем увеличивалась в пределах 15 см; максимум снегонакопле-
ния наблюдался в третьей декаде февраля. По традиционным критериям [Галахов, 1961] по
средней за зимний период толщине снежного покрова зима 2016/17 г. относится к среднеснеж-
ным (на 21% превосходит средние многолетние величины).
374
Таблица 1
Суммы осадков, средние месячные и средние годовые температуры воздуха
и толщины снежного покрова в зимний период, ГМС Кызыл-Озек [http://www.meteo.ru]
Зимний период Ноябрь Декабрь Январь Февраль Март За период
Количество осадков, мм
2016/2017 69,6 55,7 26,2 18,9 9,0 179,4
Среднее многолетнее 1986–2017 47,1 33,6 21,6 22,8 27,5 152,6
Средние месячные температуры, °C
2016/2017 -11,5 -9,1 -10,4 -11,3 -4,5 -9,4
Среднее многолетнее 1986–2017 -5,7 -10,2 -13,9 -12,2 -5,3 -9,5
Средняя месячная толщина снежного покрова, см
2016/2017 28 34 49 51 43 205
Среднее многолетнее 1986–2017 12 27 37 46 40 162
По средним месячным температурам воздуха исследуемая зима характеризуется как теп-

лая. За исключением ноября, когда средние месячные температуры воздуха были ниже сред-
них многолетних на 5,8 oC. В целом, температура воздуха за зимний период 2016/17 г. превы-
шает среднюю многолетнюю на 0,1 oC.
В таблице 2 приведены значения основных характеристик снежного покрова на уровне
подтипов ландшафтов в соответствии с ландшафтной картой Русского Алтая [Черных и др.,
2011]. Ввиду того, что в пределах бассейна чернево-таежные и подтаежные ландшафты зани-
мают наибольшую площадь, дальнейший анализ данных проведен по двум подтипам (табл. 3).
Таблица 2
Дифференциация основных характеристик снежного покрова в бассейне р. Майма
по подтипам ландшафтов
Толщина снежного Снего-запасы,

Подтипы ландшафтов Плотность снежного покрова, г/см3
покрова, см мм
Чернево-таежные субнемо-
64 0,26 173
ральные ландшафты
Подтаежные ландшафты 57 0,25 144
Таблица 3
Дифференциация основных характеристик снежного покрова
в бассейне р. Майма по различным классам наземных покровов для чернево-таежных
и подтаежных ландшафтов с учетом экспозиционных различий
Теневые экспозиции Световые экспозиции
Подтипы ландшафтов / Толщина Плотность Снего- Толщина Плотность Снего-
наземный покров снежного по- снежного покро- запасы, снежного по- снежного покро- запасы,
крова, см ва, г/см3 мм крова, см ва, г/см3 мм
Чернево-таежные субнеморальные ландшафты
Пихтовые с участием оси-
64 0,26 168 47 0,24 117
ны, кедра, березы леса
Вторичные мелколист-
80 0,28 261 71 0,28 206
венные леса
Вторичные луга 82 0,28 248 69 0,22 140
Подтаежные ландшафты
Сосновые с березой, ке-
53 0,24 127 29 0,31 85
дром и пихтой леса
Мелколиственные леса 57 0,25 140 52 0,28 140
Вторичные луга 73 0,27 194 55 0,27 145
375
Ряд особенностей снегонакопления отчетливо выявляются в зависимости от крутизны и
экспозиции склонов, а также в зависимости от характера растительности или иного наземного
покрова (land cover). Данные наблюдений показывают, что наиболее снежными являются гео-
системы, приуроченные к теневым участкам в пределах чернево-таежного подтипа, где тол-
щина снежного покрова под хвойными лесами, вторичными мелколиственными лесами и лу-
говыми пространствами составляет 64, 80 и 82 см соответственно (для световых склонов —
53, 71 и 69 см). Показательно, что в пределах антропогенно модифицированных участков зна-
чения толщины снежного покрова и снегозапасов выше, чем под коренными пихтовыми леса-
ми в чернево-таежных ландшафтах (для теневых склонов максимальное превышение до 35%
по снегозапасам, для световых — 16%) и под сосновыми лесами в подтаежных ландшафтах (до
34% для теневых, световых — 41%).
Абсолютные величины толщины снега как на теневых, так и на световых склонах в черне-
во-таежных ландшафтах заметно выше, чем в подтаежных. На теневых склонах под коренны-
ми лесами и вторичными лугами разница составляет по 11 см и под мелколиственными лесами
23 см, на световых — 17, 14 и 4 см, соответственно.
Наибольшая плотность снежного покрова характерна для световых склонов. Однако об-
ращает внимание значительная разница плотности (до 22%) на склонах разных экспозиций в
подтайге под сосновыми лесами. Несколько меньше отличия в чернево-таежных ландшафтах,
где максимальное превышение достигает около 20% под вторичными лугами. В данном под-
типе ландшафтов минимальная плотность (0,22 г/см2) свойственна слабонаклонным поверхно-
стям с лугами в сочетании с перелесками из березы, пихты, осины и кедра, где снег более рых-
лый. Кроме того, важную роль в дифференциации плотности снега играет ветровой режим
внутри бассейна. Наветренные склоны одновременно являются световыми, поэтому наряду с
уплотнением снега за счет воздействия прямой солнечной радиации, происходит его уплотне-
ние под действием ветра.
Выводы
Снегомерные работы и анализ данных метеонаблюдений по ГМС Кызыл-Озек показали,
что во время теплой и среднеснежной зимы 2016/7 г. в бассейне р. Майма:
1) наиболее снежными (толщина, снегозапасы) являются теневые склоны в пределах чер-
нево-таежных ландшафтов; наименьшие значения толщины снежного покрова и снегозапасов
характерны для склонов световых экспозиций в подтаежной части бассейна;
2) максимальные снегозапасы свойственны мелколиственным лесам (в том числе вторич-
ным) и вторичным лугам, где превышение над значениями снегозапасов под коренными пих-
товыми лесами в чернево-таежных ландшафтах достигает 35% и под сосновыми лесами в под-
таежных — до 41%.
1. Атлас Алтайского края. М.; Барнаул: ГУГК, 1978. Т. 1. 226 с.
2. Быков Н.И., Попов Е.С.Наблюдения за динамикой снежного покрова в ООПТ Алтае-Саянского эко-
региона (методическое руководство).- Красноярск, 2011. 64 с.
3. Галахов В.П., Сюбаев А.А. Расчет объема стока первой волны половодья Оби у Барнаула. Барнаул:
Изд-во АлтГУ, 2016. 122 с.
4. Галахов Н.Н. Выделение типов зим по высоте и динамике снежного покрова на большей части терри-
тории СССР//Роль снежного покрова в природных процессах. М.: Изд-во АН СССР, 1961. С. 11-26.
5. Руководство по снегомерным работам в горах. Л.: Гидрометеоиздат, 1958. 148 c.
6. Черных Д.В., Самойлова Г.С. Ландшафты Алтая (Республика Алтай и Алтайский край).
М-б 1:500000. Новосибирск: ФГУП Новосибирская картографическая фабрика, 2011.
7. Электронный ресурс: Всероссийский НИИ гидрометеорологической информации / Официальный
сайт Всерос. НИИ гидрометеорологической информации. URL: http://www.meteo.ru
376
ÇãàüçàÖ ìêéÇçü ÉêìçíéÇõï ÇéÑ çÄ ãÄçÑòÄîíõ äêìèçõï
ÉéêéÑéÇ çÄ èêàåÖêÖ „. åéëäÇõ Ç äéçñÖ XX — çÄóÄãÖ XXI ÇÖäéÇ
Маккавеев А.Н.1, Федорович Д.В.
1
Институт географии РАН, Москва, Россия, geomorph@rinet.ru
GROUND WATER LEVELS INFLUENCE ON THE LANDSCAPES OF THE CITES:

MOSCOW AS EXAMPLE
Makkaveyev A.N.,1 Fedorovich D.V.
1
Institute of Geography of RAS, Moscow, Russia, geomorph@rinet.ru
Abstract: Underground waters have a significant effect on the appearance of urban landscapes:
flooding of streets, of the accident of underground utilities, the weakening of load-bearing structures of
buildings and constructions and other phenomena. The position of the groundwater level (GWL) de-
pends on the characteristics of the climate (the amount and nature of precipitation, their distribution by
the seasons, intensity of snow melting and others), permeability of soils, quantity, capacity and depth of
occurrence of aquifers, water level in rivers. Human intervention strongly influences groundwater ta-
ble: as stormwater, sewage treatment, watering of streets, snow removal, building density, the depth of
laying of foundations of buildings and structures, the area and number of parks and gardens. Paved
streets and squares, roofs of the houses dramatically change the conditions of groundwater. We ana-
lyzed data of operating wells located in the areas shaped by human activity at varying degree, and con-
fined to the most common in the capital landforms and their connection with weather phenomena.
Analysis of monthly values of groundwater level for 1988, 1998, 2008, and from 2010 to 2012, reveals
three types of regime the groundwater table. Inherent in natural areas, although within the city limits,
but developing under the influence of natural conditions — especially large parks, where the ground-
water level responds quickly to weather conditions. Adjustable typical industrial areas where pumping
of underground structures occurs. Here the GWL either does not change, or falls. City type characteris-
tic of the built-up areas with paved travel paths and courtyards. The GWL increase mainly in spring,
but weaker than in natural conditions. Exceptions are associated with the timely cleaning of storm
drains and snow removal. GWL is greatly influenced by the altitude of the area above the water level in
the nearby river. On the floodplain of Moscow river, where the groundwater is close to the surface (not
below 4 — 5 m), GWL does not experience significant fluctuations during the year. On the floodplain
terraces of Moscow river, the shallow groundwater table adequately responds to changes in climate,
particularly rainfalls in the warm season. Deep groundwater tables are not affected by precipitation, or
the response comes after 1-2 months delay.
Подземные воды оказывают заметное влияние на облик городских ландшафтов. Еще па-
мятны затопления улиц в центре Москвы. С подземным стоком связаны процессы, изменения
их физико-механических свойств грунтов, приводящие к их деформациям и просадкам. Ава-
рии подземных коммуникаций, ослабление несущих конструкций зданий и сооружений и дру-
гие явления, негативно отражаются на качестве жизни. Ранее проведенный нами анализ сред-
немесячных значений уровня грунтовых вод (УГВ) за 1988, 1998 и 2008 гг. на территории
г. Москвы в границах до 2012 года [Маккавеев, Федорович, 2012, 2013], дополненный данны-
ми с 2010 по 2012 годы, позволяет выявить характерные для г. Москвы три типа УГВ (естест-
венный, регулируемый и городской).
Анализировались данные режимных скважин, расположенных в различной степени преоб-
разованных деятельностью человека районах и приуроченных к наиболее распространенным
на территории столицы формам рельефа. Сведения о погоде за это время взяты по материалам
сайта «Погода в Москве. Температура воздуха и осадки» www.pogodaiklimat.ru.
Общеизвестно, что положение УГВ зависит, в первую очередь, от таких характеристик
климата, как количество и характер осадков, их распределение по сезонам, интенсивность тая-
ния снега и другие. Не меньшую роль играют водопроницаемость грунтов, количество, мощ-
ность и глубина залегания водоносных горизонтов, а также уровень воды в реках, дренирую-
377
щих данную территорию. Сильно влияет на УГВ вмешательство человека, особенно в крупных
городах. Это наличие и состояние ливневой канализации, своевременная очистка стоков и по-
ливка улиц, плотность застройки, глубина заложения фундаментов зданий и сооружений, их
положение относительно направления подземного стока, состояние, площадь и количество
парков, скверов. Территории, закрытые для проникновения воды в грунт — твердое покрытие
улиц, площадей и других незастроенных территорий, крыши и отмостки домов, — резко изме-
няют условия стока дождевых и талых вод и, соответственно, питания подземных водоносных
горизонтов. За последние годы возрастает роль уборки снега, поскольку именно таяние снега,
как отмечают многие исследователи [напр. Зеергофер, Пашкевич и Селезнев, 1997], составляет
основную долю в питании подземных вод. Очень важны и технические причины: аварии водо-
проводящих коммуникаций, сбросы воды предприятиями, откачки воды из подземных соору-
жений. Даже в холодный период года на участках с подземными сооружениями и теплосетями
происходят потери тепла, в результате которых почва не замерзает, и талые снеговые воды пи-
тают водоносные горизонты. При большой мощности технических грунтов они, в силу своей
пониженной плотности, служат верхними водоносными горизонтами и нередко смыкаются с
подземными водами, увеличивая риск заболачивания. Путями подземного стока являются за-
сыпанные малые реки и овраги.
Естественный тип характерен для участков, находящихся в пределах городской черты, но
развивающихся в большой степени под влиянием природных условий. Так, согласно наблюде-
ниям в скважинах, расположенных на восточной окраине Измайловского парка по соседству с
Лебедянским и Терлецкими прудами, а также текущей в открытом русле рекой Серебрянкой,
уровень грунтовых вод, находящихся здесь близко к земной поверхности, быстро реагирует на
погодные условия. Наибольшее подтопление чаще всего происходит в мае, когда УГВ здесь
поднимается выше 1 м глубины от поверхности. Летом уровни обычно понижаются или, если
лето выпадает нежаркое и дождливое, колеблются незначительно, поскольку в теплое время
года большое количество воды тратится на испарение и транспирацию растений, а также ухо-
дит с речным стоком. Годовая амплитуда УГВ в этих скважинах обычно невелика (до 1.4 м).
Жаркое лето 2010 г. в Московской и ряде других областей запомнилось масштабными пожа-
рами лесов и торфяников, малым количеством осадков. УГВ в лесопарке упал ниже 3 м.
О регулируемом типе УГВ можно судить по наблюдениям в скважинах, расположенных
на промышленных территориях, включая сюда районы, где происходят откачки из подземных
сооружений, особенно метрополитена. Здесь естественные тенденции почти или совсем не
прослеживаются — УГВ или практически не меняется, или падает, что не соответствует общей
тенденции повышения УГВ на урбанизированных территориях. Небольшой рост УГВ здесь
происходит только в период интенсивного весеннего таяния снежного покрова, и то далеко не
всегда. Редкие случаи сильного понижения УГВ вероятно можно объяснить усиленной откач-
кой воды из подземных сооружений, предпринятой для того, чтобы их не залили талые или
дождевые воды.
Третий тип режима УГВ (городской) характерен для застроенных территорий с замо-
щенными проездными путями и дворами. В таких районах поступление воды в грунт довольно
ограничено, но все же имеет место, особенно при выпадении экстремальных ливней или друж-
ном таянии снега, конечно в том случае, когда почва под ним не промерзла. Из естественных
тенденций режима УГВ сохраняется, главным образом, весеннее его повышение, хотя и более
слабое, чем в природных условиях. Некоторые исключения связаны со спецификой работы го-
родских коммунальных служб, своевременно очищающих ливневые стоки и осуществляющих
оперативную уборку снега.
Большое влияние на высоту зеркала грунтовых вод оказывают высота конкретного района
над уровнем воды в ближайшей реке и удаление от нее. На пойме р. Москвы, там, где грунто-
вые воды близки к поверхности (не ниже 4-5 м), благодаря близкому соседству с рекой и дос-
таточно легкому обмену между речными и подземными водами, УГВ не испытывает в течение
года значительных колебаний.
378
На надпойменных террасах р. Москвы неглубоко залегающий УГВ достаточно адекватно
реагирует на климатические изменения, особенно на количество осадков в теплое время года.
Во влажные периоды он поднимается, а в сухие понижается. Влияние это распространяется до
глубин не более 6-7 м.
При более глубоком залегании грунтовых вод на надпойменных террасах и пойме р. Мо-
сквы изменения в количестве осадков во влажные годы или практически не влияют на уровень
УГВ, или отражаются на положении УГВ с запозданием на 1-2 месяца. В самые маловодные
месяцы засушливых годов УГВ повышается, т. к. весенние талые воды довольно поздно успе-
вают просочиться на уровень водоносного горизонта.
Для застроенных районов города, расположенных на второй террасе р. Москвы, сложен-
ной в основном песками и с глубоким залеганием УГВ, характерны его значительные колеба-
ния по годам и постепенное повышение максимального уровня.
На обширной третьей террасе р. Москвы, отличающейся пестрым литологическим соста-
вом слагающих ее отложений, УГВ очень изменчив. Самое низкое положение он занимает там,
где терраса сложена песками и супесями. На изменения количества осадков или поступление
талых вод в грунт, УГВ реагируют достаточно слабо. В целом, здесь наблюдается медленное
повышение УГВ, что в дальнейшем может привести, а в ряде случаев уже привело, к подтоп-
лению подземных сооружений и глубоких фундаментов зданий.
На застроенных водораздельных участках моренных возвышенностей и флювиогляциаль-
ных равнин, где глубина залегания поверхности водоносного горизонта обычно не превышает
2-5 м, в условиях г. Москвы УГВ меняется разнонаправлено и часто обнаруживает тенденцию
противоположную погодным условиям. Например, повышается, несмотря на незначительное
количество летних осадков. Это можно объяснить техническими причинами — обильным по-
ливом улиц и, может быть, авариями подземных водонесущих коммуникаций и зависят от со-
стояния ливневых стоков и своевременной уборки снега. Из естественных тенденций режима
УГВ здесь сохраняется, главным образом, весеннее повышение уровня, хотя и более слабое,
чем в природных условиях. В долгосрочной перспективе режим УГВ в таких районах можно
считать установившимся, но строительные работы могут его изменить. Особенно сильно влия-
ет строительство новых подземных сооружений.
1. Зеергофер Ю.О., Пашкевич И.С., Селезнев В.Н. Условия формирования и разгрузки подземных вод
// Москва. Геология и город. М.: АО Московские учебники и Картолитография, 1977. С. 152-166.
2. Маккавеев А.Н., Федорович Д.В. Роль антропогенных факторов в изменении уровня грунтовых вод
в г. Москве // Антропогенная геоморфология: наука и практика: материалы XXXII Пленума Гео-
морфологической Комиссии РАН (г. Белгород, 25-29 сентября 2012 г.) М.; Белгород: ИД «Белго-
род», 2012. С. 72-75.
3. Маккавеев А.Н., Федорович Д.В. Трансформация колебаний уровня грунтовых вод на городской
территории (Москва) // Антропогенная геоморфология. М.; Киев: Медиа-ПРЕСС, 2013. С. 205-215.
4. «Погода в Москве. Температура воздуха и осадки» www.pogodaiklimat.ru.
5. Селезнев В.Н., Зеергофер Ю.О. Основные водоносные горизонты // Москва. Геология и город. М.:
АО Московские учебники и Картолитография, 1977. С. 125-141.
379
àáåÖçÖçàÖ ëíêìäíìêõ åÖÜäéåèéçÖçíçõï ëÇüáÖâ
èé åÖêÖ ÇéëëíÄçéÇãÖçàü ëêÖÑçÖíÄÖÜçõï ãÄçÑòÄîíéÇ
ÄêïÄçÉÖãúëäéâ à íûåÖçëäéâ éÅãÄëíÖâ
Мерекалова К.А.
merekalova@yandex.ru
CHANGES IN INTERCOMPONENTS RELATIONSHIPS DURING

THE RECOVERY OF MIDDLE-TAIGA LANDSCAPES
OF THE ARKHANGELSK AND THE TYUMEN REGIONS
Merekalova K.A.
merekalova@yandex.ru
Abstract: The study examines the variation in the relationship between plants and soil on differ-
ent stages of secondary vegetation succession. The analysis of pleiad composition within forests of un-
even age was performed for middle taiga landscapes of Eastern European Plain and Western Siberia.
Pleiad means the association of strongly correlated soil and vegetation features. In Western Siberian
middle taiga the study has revealed the gradual segregation of different geohorizons with biocenocis
evolution which is described by intracomponent and intrahorizon relation maintenance and strengthen-
ing, while weakening of interhorizon relations. It is especially apparent on the middle stages of succes-
sion when soil features become independent of vegetation. In middle taiga of Arkhangelsk region, the
contradictory tendency was revealed – the relation between soil and vegetation features is growing with
the forest restoration. This contradiction is explained by general juvenility of the Eastern-European tai-
ga resulting from intensive forest cutting. The whole variety of studied succession stages in Arkhan-
gelsk region taiga corresponds to the first forest age class in Western Siberia. However, such differ-
ences in middle aged forests of the two taiga regions allow studying intracomponent relations at
various temporal levels.
Одной из важнейших задач ландшафтоведения является прогноз возможных цепочек из-
менений в ландшафтах после антропогенного воздействия [Хорошев, 2016]. Для решения этой
задачи требуется выявить временные ограничения такого прогноза, т.е. определить, сохраня-
ются ли более-менее универсальные закономерности межкомпонентных отношений по мере
развития ландшафтов. Одним из эффективных и наглядных методов анализа связей между
ландшафтными компонентами и их отдельными свойствами является метод корреляционных
плеяд [Михеев, 1978]. Соответственно цель данного исследования состоит в определении сте-
пени устойчивости плеяд межкомпонентных связей в ходе восстановления вертикальной
структуры ландшафта после нарушения. В работе рассмотрен вариант восстановления лесных
геосистем после вырубки или пожара.
Почвенно-растительные связи анализировались для двух среднетаежных полигонов. Пер-
вый расположен на юге Архангельской области и представляет собой структурную эрозионно-
моренную равнину, сложенную пермскими мергелями, перекрытыми маломощными двучлен-
ными (ледниковыми и озерно-ледниковыми) четвертичными отложениями. В растительном
покрове преобладают мелколиственно-хвойные относительно молодые (до 80 лет) леса, под-
вергавшиеся разновременным рубкам и находящиеся на разных стадиях восстановления. Леса
развиваются на подзолистых и подзолисто-глееватых почвах и сочетаются с переходными и
верховыми болотами. Второй полигон расположен в Ханты-Мансийском автономном округе, в
пределах грядово-бугристой равнины третьей террасы Оби, сложенной озерно-аллювиальными
380
пылеватыми суглинками. На дренированных поверхностях гряд растительность представлена
смешанными кедрово-осиновыми и березово-еловыми с пихтой лесами на светлоземах, кото-
рые сочетаются с верховыми болотами, занимающими межгрядовые понижения. Средний воз-
раст деревьев 1 яруса составляет 130-150 лет, второго 70-80 лет. Широкое распространение
насаждений этого возраста, по-видимому, связано с постпирогенным (после пожара 1860-х гг.)
восстановлением коренных елово-кедровых лесов.
На первом этапе анализа межкомпонентных связей методом многомерного шкалирова-
ния были рассчитаны виртуальные факторы дифференциации (оси) для растительного и поч-
венного компонентов ландшафта. Расчет проводился отдельно для групп свойств компонен-
тов (растительность по ярусам, цвет почв, набор почвенных горизонтов). Полученные оси
характеризуют положение разных свойств ярусов растительного покрова, строения почвен-
ного профиля и цветовых индексов почв вдоль градиентов различных экологических факто-
ров (влажности, трофности и т.д.). Далее, для выделения плеяд взаимосвязанных свойств
растительности и почв на разных стадиях сукцессии весь массив полевых описаний был раз-
делен на группы в соответствии с возрастом древостоя. Выбор возрастных границ групп для
западносибирского полигона проводился исходя из представлений о стадиях сукцессионной
динамики сибирской тайги, а также с учетом необходимости приблизительно равного коли-
чества описаний в группах для проведения корректного статистического анализа. В итоге
массив данных был разделен на 3 возрастные группы лесов – моложе 100 лет, от 100 до
140 лет, старше 140 лет. Из-за относительно молодого возраста архангельских лесов границы
возрастных групп, в которые попадает сопоставимое число описанных фитоценозов, значи-
тельно отличается – это леса моложе 30 лет, 30-45 лет, старше 45 лет. Т.е. все выделенные
возрастные группы архангельской тайги находятся в пределах диапазона возраста первой
сукцессионной стадии западносибирской тайги. Для каждой возрастной группы лесов обоих
полигонов были построены матрицы непараметрических коэффициентов корреляции Спир-
мена, где в качестве переменных использовались рассчитанные ранее факторы дифферен-
циации свойств компонентов. Группы коррелирующих факторов образовали плеяды взаимо-
связанных на разных сукцессионных стадиях свойств растительности и почв. Для анализа
почвенно-фитоценотических связей на разных стадиях сукцессии использовался метод мно-
гомерного регрессионного анализа. Были рассчитаны коэффициенты детерминации, отра-
жающие степень обусловленности различных свойств растительности строением почвенного
профиля и почвенными процессами.
Для архангельского полигона выявлено, что некоторые свойства растительности и почв по
мере восстановления коренных сообществ начинают более согласованно реагировать по гра-
диентам факторов среды. При этом для некоторых свойств растительности и почв согласован-
ность реакции на изменение условий среды, наоборот, уменьшается на поздних стадиях сук-
цессии, но таких примеров снижения степени взаимной согласованности реакции мобильных
компонентов ландшафта значительно меньше, поэтому можно сделать вывод, что, в целом, при
восстановлении коренных фитоценозов взаимосвязанность свойств растительности и почв воз-
растает.
Для ранней и поздней стадий восстановительной сукцессии архангельской тайги были вы-
делены плеяды взаимосвязанных свойств компонентов. На начальной стадии восстановления
одну группу образуют свойства растительности и почв, чувствительные к влажности, другую
группу образуют свойства почвенно-растительного покрова, чувствительные к трофности ме-
стообитания. Отдельную плеяду образуют факторы дифференциации растительности и почв,
связанные с процессом заболачивания. На поздней стадии сукцессии хорошо выражены две
корреляционные плеяды. В первую входят некоторые факторы дифференциации, чувствитель-
ные к влажности, но также в этой группе оказались факторы дифференциации в большей сте-
пени зависящие от изменения трофности. Вторую плеяду в основном образуют свойства рас-
тительности, чувствительные к трофности местообитаний, но кроме того присутствуют
381
факторы дифференциации растительности, определяющие степень бореальности фитоценоза.
Таким образом, при восстановлении таежных ландшафтов происходит усложнение структуры
межкомпонентных связей.
С помощью регрессионного анализа выявлено, что на начальном этапе восстановительной
сукцессии ключевым фактором для дифференциации травяного и древесного ярусов расти-
тельности является трофность почвы. На более поздних стадиях происходит смена ведущего
фактора дифференциации некоторых свойств растительного покрова, и важную роль начинают
играть условия увлажнения.
Анализ изменения состава плеяд на разных стадиях сукцессии западносибирской тайги
показал, что по мере развития растительных сообществ происходит постепенное обособле-
ние разных геогоризонтов, при котором внутрикомпонентные и внутриярусные связи сохра-
няются или увеличиваются, а межъярусные снижаются. Это особенно сильно проявляется
для свойств почв (строения почвенного профиля и цветовой характеристики), которые пере-
стают зависеть от свойств растительности уже на средней стадии сукцессии. А на поздней
стадии развития внутриярусные связи начинают преобладать у деревьев и кустарников. Этот
вывод противоречит результатам анализа для архангельского полигона, однако противоре-
чие, по-видимому, объясняется общей молодостью восточно-европейской тайги ― все раз-
нообразие сукцессионных стадий изученных лесов Архангельской области приходится лишь
на первую возрастную группу западносибирских лесов. Другой вывод ― о смене фактора
дифференциации ― наоборот, подтвердился. Выявлено, что напочвенные ярусы раститель-
ности (травяный и мохово-кустарничковый) на ранних стадиях сукцессии характеризуются
разнообразием меж- и внутриярусных связей в соответствии с градиентами влажности и
трофности, а на поздней стадии их дифференциация связана исключительно только с усло-
виями увлажнения.
Таким образом, различия среднего возраста лесов двух таежных регионов позволили изу-
чить изменение структуры межкомпонентных связей в ландшафтах на разных временных
уровнях. На самых ранних стадиях сукцессии происходит постепенная адаптация свойств рас-
тительности и почв, однако, на более поздних стадиях эти компоненты утрачивают взаимосвя-
зи и становятся относительно независимыми. При этом относительная независимость свойств
растительности от характеристик рельефа наступает еще быстрее [Merekalova, Khoroshev,
2016]. На начальных этапах восстановления таежной растительности её свойства в значитель-
ной степени определяются богатством местообитания, но в дальнейшем ведущим фактором
дифференциации растительного покрова становятся условия увлажнения.
1. Михеев В.С. Некоторые статистические и функциональные зависимости среднетаежных структур
топологического порядка // Закономерности формирования элементарных геосистем (на примере
среднетаежных структур Сосьвинского Приобья). Иркутск: Ин-т географии Сибири и Дальнего Вос-
тока СО АН СССР, 1978. 124 с.
2. Хорошев А. В. Полимасштабная организация географического ландшафта. – Товарищество научных
изданий КМК, Москва, 2016. С. 416.
3. Merekalova K., Khoroshev A. Trends in inter-component relationships during the recovery of disturbed
landscapes // Halada, Ľ., Bača, A., Boltižiar, M. (eds.) Landscape and Landscape Ecology. Proceedings of
the 17th International Symposium on Landscape Ecology, 27-29 May 2015, Nitra, Slovakia. Institute of
Landscape Ecology, Slovak Academy of Sciences Bratislava, 2016. P. 132-140.
382
ãàíéãÄçÑòÄîíéÉÖçÖá äÄä îÄäíéê îéêåàêéÇÄçàü
ãÄçÑòÄîíçéÉé êÄáçééÅêÄáàü ñÖçíêÄãúçéÉé óÖêçéáÖåúü
Михно В.Б.
Воронежский государственный университет, Воронеж, Россия, fizgeogr@mail.ru
LANDSCAPE LITHOGENESIS AS A FACTOR OF LANDSCAPE DIVERSITY

FORMATION OF THE CENTRAL BLACK EARTH REGION
Mikhno V.B.
Voronezh State University, Voronezh, Russia, fizgeogr@mail.ru
Absract: The paper discusses the litholandscapegenesis contribution in the landscape diversity
formation of the Central Black Earth region. Daedal landscape formative nature of the
litholandscapegenesis is particularly highlighted. Structural-genetic landscape classification of the
lithogenic basis of the theory under study is introduced.
К постановке вопроса. В историческое время в результате интенсивного хозяйственного
освоения и, прежде всего, высокой степени распашки земель, сведения на значительной пло-
щади лесов и лугов заметно снизилось ландшафтное разнообразие Центрального Черноземья.
Это негативно отразилось на природно-ресурсном потенциале, устойчивости развития и эколо-
гическом состоянии региона. Все это обозначило острую потребность увеличения ландшафт-
ного разнообразия и поиска путей более эффективного его использования в практике проекти-
рования ландшафтно-стабилизирующих систем, столь необходимых для оптимизации
ландшафтно-экологической обстановки данной территории.
Основные подходы к решению задачи формирования оптимального ландшафтно-
экологического разнообразия Центрального Черноземья находятся в стадии становления.
Наметилось несколько приемов ее реализации. В частности, предлагается поддержание устой-
чивости экологического баланса путем сохранения в ненарушенном состоянии примерно од-
ной трети от всех естественных ландшафтов (геосистем), создание «поляризованной биосфе-
ры» на зональной основе, формирование ландшафтно-экологических каркасов локального,
регионального и межрегионального уровней и др.
В любом случае управление ландшафтным разнообразием и совершенствование его сис-
темной организации требует четких представлений о региональных особенностях формирова-
ния генетически и морфологически разнообразных ландшафтных комплексов. Не вызывает
сомнений тот факт, что ведущую роль в формировании генетического разнообразия и струк-
турно-морфологической неоднородности ландшафтов Центрального Черноземья играет лито-
логический фактор, выступающий ведущим звеном ландшафтогенеза региональных (провин-
ция, район) и типологических (тип местности, урочище, фация) комплексов региона.
Представления о ландшафтообразующей роли литогенных факторов нашли отражение в
работах Р.И. Аболина, В.П. Семенова-Тян-Шанского, П.А. Тутковского, А.Д. Тутковского,
А.Д. Гожева, Н.А. Солнцева, Ф.Н. Милькова и других ученых.
Сформировалось два основных диаметрально противоположных взгляда на ландшафтооб-
разующую роль литогенных факторов. Наиболее ярко это проявляется в трудах Н.А. Солнцева
[1960] и Ф.Н. Милькова [1986]. Согласно воззрениям Н.А. Солнцева литогенная основа —
наиболее «сильный» компонент ландшафта, вследствие этого все ландшафты литогенны. Ф.Н.
Мильков утверждает, что литогенная основа далеко не во всех случаях играет ведущую ланд-
шафтообразующую роль. К литогенным ландшафтам им отнесены комплексы, в формирова-
нии которых определяющую роль играет литология выходящих на поверхность коренных гор-
ных пород.
Анализ вышеприведенных основных представлений о ландшафтообразующей роли лито-
генных факторов позволяет сделать вывод о том, что в первом случае явно прослеживается
переоценка, а во втором — недооценка их значения в формировании ландшафтов [Михно,
383
1999]. Для доказательства этого утверждения рассмотрим природную специфику литоланд-
шафтогенеза Центрального Черноземья.
Литоландшафтогенез и морфолого-генетическое разнообразие ландшафтов. Лито-
ландшафтогенез рассматриваемого региона нами понимается как процесс, предопределяющий
происхождение и развитие ландшафтных комплексов под воздействием литогенных факторов.
Он представляет собой одну из разновидностей ландшафтогенеза, предопределяющей морфоло-
го-генетическое разнообразие ландшафтов. В основе литоландшафтогенеза лежит литогенез —
мощный ландшафтообразующий фактор, тесно связанный с современной корой выветривания,
выступающей в качестве «фундамента» ландшафтов [Михно, 2000].
При рассмотрении ландшафтного разнообразия обычно ограничиваются констатацией ли-
тогенной основы как некого статического структурно-геологического образования, выступаю-
щего в качестве фундамента ландшафта, что же касается специфических свойств его (физико-
химические свойства субстрата, структурные особенности литогенной основы, воздействие на
компоненты ландшафта), то они обычно остаются вне поля зрения исследователей. В качестве
примера многогранного ландшафтообразующего характера литоландшафтогенеза может слу-
жить структурно-генетическая классификация литогенной основы ландшафтов Центрального
Черноземья (табл. 1).
Таблица 1
Структурно-генетическая классификация литогенной основы ландшафтов
Центрального Черноземья
Таксон Основания деления Литологические особенности
Механический состав гор-
Петрогенный, плотный, щебни- Пелитовый, рыхлый,
Отдел ных пород современной
сто-глыбовый мелкозернистый
коры выветривания
Гипсометрические Возвышенный; Низменный;
Вариант
различия Низменный Возвышенный
Известняковый;
Суглинистый;
Доломитовый;
Литологический состав Песчаный;
Тип Меловой;
горных пород Глинистый;
Мергельный;
Лессовый
Песчаниковый
Континентально-
Осадочно-морской;
Генезис рельефообразую- осадочный;
Род Метаморфический;
щих горных пород Флювиогляциальный;
Магматический
Аллювиальный
Карстовый; Эрозионный;
Эрозионный; Суффозионный;
Рельефообразующие Суффозионный; Оползневой;
Вид
процессы Оползневой; Делювиальный;
Мерзлотный; Эоловый;
Селевой Ледовый
Овраги и балки в суглин-
Карстовые котловины, овраги в
ках, суффозионные запади-
мелу, суффозионные ниши в из-
Морфология и генезис ны и котловины в песчано-
Подвид вестняковых массивах, оползне-
рельефа (тип рельефа) глинистых отложениях,
вые цирки в мело-мергельных
бугристо-котловинный
породах и др.
рельеф зандровых массивов
Основные факторы литоландшафтогенеза. Ландшафтообразующая роль литогенной

основы проявляется неодинаково и зависит от физико-химических свойств субстрата, а также
характера региональной интеграции источников развития современных ландшафтов. В частно-
сти, физико-химические свойства субстрата обуславливают своеобразие энерго- и массообме-
на, лежащие в основе формирования ландшафтов. Более того некоторые субстраты, благодаря
своим физико-химическим свойствам (и прежде всего специфики типоморфных элементов)
обладают исключительно высокой ландшафтообразующей ролью и в местах их распростране-
384
ния выступают в качестве главного источника формирования ландшафтов. В пределах Цен-
трального Черноземья к ним принадлежат карбонатные субстраты, оказывающие значительное
воздействие на все физико-географические компоненты [Михно, 2000].
Неоднозначность воздействия литологически разнородных горных пород на те или иные
компоненты ландшафта, да и в целом на ландшафтные комплексы достаточно широко отраже-
на в специальной литературе, посвященной природным особенностям рассматриваемого ре-
гиона. Что же касается ландшафтообразующей роли однородной литогенной основы, то в за-
висимости от условий развития современных ландшафтов конкретных территорий она может
варьировать от ведущей до ведомой.
Таким образом, ландшафтное разнообразие Центрального Черноземья тесно связано с не-
однородностью литологической основы территории и своеобразием проявления различных
видов литоландшафтогенеза: ледового, карстового, эрозионного, флювиального, суффозионно-
го, оползневого и др. Установление особенностей литоландшафтогенеза в пределах каждой
конкретной местности региона открывает возможности для научного обоснования формирова-
ния оптимальных систем ландшафтного разнообразия, способных поддерживать сбалансиро-
ванное устойчивое развитие природной среды региона.
1. Мильков Ф.Н. Физическая география: учение о ландшафте и географическая зональность. Воронеж:
Изд-во Воронеж. ун-та, 1986. 328 с.
2. Михно В.Б. Литоландшафтогенез, его сущность и специфика // Вестн. Воронеж. отдел. Русского
геогр. общ-ва, Т.1, вып. 1, 1999. С. 1-7.
3. Михно В.Б. Новый взгляд на литогенную основу ландшафта // Вестн. Воронеж. гос. ун-та. Сер.
Геогр. и геоэкология, 2000 № 4. С. 15-19.
4. Солнцев Н.А. О суточном цикле в динамике ландшафта // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 5. География.
1960. № 6. С. 70-73.
ãàåÄçé-ìëíúÖÇõÖ à èêàÅêÖÜçé-ÄäÇÄãúçõÖ
èÄêÄÉÖçÖíàóÖëäàÖ ãÄçÑòÄîíçõÖ äéåèãÖäëõ çÄ íÖêêàíéêàà
äêÄëçéÑÄêëäéÉé äêÄü: ÅÖâëìÉëäé-óÖãÅÄëëäàâ ÑéãàççéêÖóçéâ
èÄêÄÉÖçÖíàóÖëäàâ ãÄçÑòÄîíçõâ äéåèãÖäë1
Мищенко А.А.1, Волкова Т.А.
Кубанский государственный университет, Краснодар, Россия, 1mist-next4@inbox.ru
LIMAN-ESTUARINE AND COASTAL-AQUATIC PARAGENETIC LANDSCAPE

COMPLEXES IN THE KRASNODAR REGION: THE PARAGENETIC LANDSCAPE
COMPLEX OF BAYSUG-CHELBAS RIVER VALLEY
Mishchenko A.A.1, Volkova T.A.
Kuban State University, Krasnodar, Russia, 1mist-next4@inbox.ru
Abstract: Coastal liman-fluviomarine Beysugsko-Chelbassky formation is generated by the dy-
namic interaction of several natural factors. The coastal zone ecosystems are exposed to sea action. The
aquatic and semiterrestrial ecosystems of Eastern Priazovye river valleys are formed in weakly stable
natural environment. If we consider all this characteristics within the sea-land contact zone, the
paragenetic structural strips of natural geosystems affected differently by sea distinctly appear. The
structure of the coastal aquatic complex is determined by the ratio of geosystems to the shoreline and
depends on the prevailing type of hydrological-morphological process. The area between the bounda-
1
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ проект «Имитационное моделирова-
ние прибрежных геосистем в условиях активного развития туристско-рекреационной отрасли» № проект
№ 16-35-00405 мол_а.
385
ries of the series of abrasion and accumulative complexes, is occupied by the strips of simpler for-
mations. Liman-estuary paragenetic landscapes form a specific, more sophisticated group of complex-
es, which formation and development is influenced by the hydrological-morphological processes both
of river flows and reservoir receiver. This kind of complexes are represented in the study area by the
Biesug estuary, the Khan lake, the separating mound, Yasenskaya spit, and the Yasenskii Gulf.
Важнейшими характеристиками комплексного берегопользования в береговой зоне явля-
ются единство прибрежной и наземной частей, зональность и азональность природы, про-
странственно-временная организованность, динамичность, антропогенная преобразованность,
рациональное природопользование. Акваториально-территориальная целостность береговой
зоны определяется общегеографической закономерностью единства природы Мирового океа-
на. Компонентно-комплексные подсистемы береговой зоны и их составляющие находятся в
тесной взаимосвязи. К наиболее уязвимым прибрежным территориям, испытывающим сильное
антропогенное воздействие, относятся речные дельты и устьевые области. Речные долинно-
устьевые, морские прибрежно-аквальные парагенетические ландшафты, лиманно-устьевые
комплексы как природные системы сформировались на стыке двух основных парагенетиче-
ских ландшафтообразующих процессов: долинно-речного и прибрежно-аквального [Лымарев,
2000].
Долинноречные парагенетические ландшафтные комплексы (ПГЛК) образуются вдоль как
современных речных потоков, так и древних. Для долинно-речных ПГЛК характерны специ-
фичные биоценозы. Исходной структурной единицей долинно-речных ПГЛК является ПГ зве-
но, которое вместе с ПГ склоново-террасовым рядом урочищ входит в ПГ сектор, представ-
ляющий собой территориально целостный фрагмент. Смежные однотипные ПГ секторы в свою
очередь объединяются в ПГ пояса. Наряду с этими поперечными (относительно формирующей
линии тока) структурными объединениями выделяются продольные ряды геокомплексов.
Обычно это сочетания однотипных урочищ в пределах ПГ звена или сектора. Они образуют
полосные структуры, окаймляющие системоформирующую линию тока [Лиманно-устьевые
комплексы…, 1988].
Бейсугско-Челбасский приморский лиманно-устьевой комплекс представляет собой слож-
ное образование, обусловленное динамическим взаимодействием нескольких природных фак-
торов. Долинно-речные парагенетические ландшафтные комплексы сформировались под воз-
действием нескольких речных потоков.
К ним относятся, во-первых, долинно-речной парагенетический ландшафтный комплекс
дельты реки Бейсуг. Его основными элементами являются парагенетические звенья, представ-
ленные урочищами береговых склонов, в составе которых выделяются русловые и пойменно-
террасовые комплексы. К русловым комплексам можно отнести русла рек Бейсуг, Правый и
Левый Бейсужки. Пойменно-русловые комплексы формируют лиманы Лебяжий, Курячий,
Яковенков, озера Круглое, Долгое, Большое и Малое Секретово, Малоховнетское, Бабиное,
Криничка, Лосивское, Скороходовское, Лебединое и др., болото Бейсугский лиман, острова
Лебяжий, Зозовский, Закрытый, Березоватые и др.
Склоново-террасовый ряд урочищ правобережного склона долины представлены много-
численными балками — Чернышова, Соленая, Прощальная, Стриженная, Жирякова, Куркули-
на, Очеретоватая, Широкая и межбалочными водораздельными пространствами. Левобереж-
ный склон долины менее расчленен. Здесь выделяют урочища балок Саманка, Копанская,
Гарбузовая и межбалочных водоразделов.
Во-вторых, долинно-речной парагенетический ландшафтный комплекс дельт рек Челбас,
Средняя Челбаска, Сухая Челбаска, Мигута, Албаши, Ясени. Пойменно-русловые комплексы
образованы лиманами Албашинским, Сладким, Горьким, Кущеватым, Долгим, Мальковым,
Круглым, Чертовским, Шайковским, болотами Албашинским, Большие Челбасы, Гнилым, озе-
рами Дробичево, Чертовское, Кривое, Плесо-Круглое. Они чередуются с сухопутными урочи-
щами Степок, Перебойня, Пересыпь и др. Урочища левобережного склона долины реки Челбас
представлены балками Посунькина, Сухая Челбаска, Толоковая. Междуречья Челбаса и Мигу-
ты расчленены балками: Мигута, Водяная,Полыханова. Междуречья Челбас-Мигута и Албаши
прорезаются балками Зубова, Вырвихвост, Гальчина, Бакай, Крутая, Волчья, Раздол, Вараку-
тина. Рельеф междуречья Албаши и Ясени осложняется балками Копани, Глубокая, Желтые
386
Копани, Водяная, Хайлова, Горькая, Куриный Брод, Кобецкая и падями Белого, Ветрова, Та-
бунная, Найдина и др.
ПГЛК как целостные природные системы формируются вдоль другой продольной оси —
контактной полосы море-суша. От берега моря в сторону суши находится зона распростране-
ния биоценозов, в той или иной степени подверженная воздействию моря. Если наложить все
эти признаки на схему контактной зоны море-суша, то достаточно отчетливо выделяются па-
рагенетические структурные полосы природных геокомплексов, которые в разной степени от-
ражают соседство моря.
Прибрежно-аквальные как целостные природные системы формируются вдоль контактной
полосы море-суша. Структура прибрежно-аквального комплекса определяется соотношением
геосистем относительно береговой линии и зависит от преобладающего типа гидролого-
морфологического процесса. Между границами структурных рядов абразионных и аккумуля-
тивных комплексов выделяются полосы более простых образований. В рассматриваемом рай-
оне геосистемы данных структурных рядов представлены Бейсугским лиманом, Ханским озе-
ром, пересыпью их разделяющем, Ясенской косой, Ясенским заливом [Мищенко, Волкова,
2014].
Южный берег Бейсугского лимана в пос. им. Тамаровского представляет собой задерно-
ванное плато высотой 2-2,5 м. Недалеко от уреза отмерший клиф той же высоты. Пляж раку-
шечный, шириной от 1 до 10 м. В центре поселка берег укреплен наклонными бетонными пли-
тами. К северо-западу в 1-1,5 км от поселка начинается обрывистый, обвально-абразионный
берег. Высота практически вертикальных, сложенных лессовыми суглинками обрывов дости-
гает 15 м. Берег имеет выраженное фестончатое строение. Пляж практически отсутствует.
Юго-восточный берег лимана относительно стабилен, берега заросли тростником. [Доклад …,
2014].
Северный берег Бейсугского лимана представлен пересыпью Ханского озера. Озеро Хан-
ское лиманного происхождения, образовалось на плоской равнине, представлявшей в прошлом
мелководный залив Азовского моря. Озеро овальной формы, ориентировано по оси СЗ-ЮВ;
длина озера — 19 км, максимальная ширина — 7,0 км, средняя — 4,4 км, площадь –93,26 км2.
Глубина водной поверхности озера зависит от водности года и может достигать 1,2 м. Объем
воды, при средней глубине 0,7 м, составляет 65,3 млн. м3. В последние годы из-за снижения
водности водотоков зеркало озера уменьшилось на 50%. Пересыпь озера Ханского имеет дли-
ну 25 км и ширину 1-2 км. Тело пересыпи на 80-90% сложено ракушечным детритом с не-
большой примесью песка, гравия и гальки из пород размываемого берега. Ширина пляжей у
Ясенской переправы превышает 30 м [Косьян, Крыленко, 2007].
Ясенская коса отделяет Бейсугский лиман от Ясенского залива Азовского моря. Ясенская
коса длиной 18 км ориентирована в северо-восточном направлении и сформирована в основ-
ном из биогенного материала. Ширина пляжей здесь не превышает 5 м. В средней части косы
ширина пляжей увеличивается до 15-20 м, на дистали — 50 м. Биогенный материал поступает
со дна. У корня Ясенская косы укреплена каменной бермой из материала 10-50 см в диаметре.
Ширина бермы 6 м, высота 1-1,5 м.
В окрестностях пос. Ясенская переправа берег низкий, аккумулятивный. Пляж преимуще-
ственно ракушечный, шириной 5-20 м. Шиловский участок, простирающийся от пересыпи
Ханского озера до косы Камышеватской, представлен абразионно-обвальным типом берега
высотой до 15 м. Данные стационарной реперной сети ЮНЦ РАН, исследующей абразионные
процессы побережья Азовского моря на протяжении около 60 лет, свидетельствуют: скорость
абразии в последние 25 лет на этом участке составляет от 0,5 до 0,8 м/год [Пешков, 2003].
На протяжении 15 км к северо-западу от ст. Шиловка берега сложены лессовидными суг-
линками. Они подвержены активным обвально-абразионным процессам, часты осыпи и обва-
лы. Высота берегового обрыва колеблется от 18 м на южной окраине ст. Камышеватской до 7-
8 м у ст. Шиловка. Пляжи узкие (5-10 м) с уклонами 0.11-0.12. Сложены из песка, раковинного
материала, мелкой гальки и гравия [Косьян, Крыленко, 2007].
Сформировавшиеся полосы суши и моря береговой зоны взаимосвязаны. Рассматриваемые
территории несут следы не только продольной (вдоль контактной полосы море-суша), но и
вертикальной дифференциации, образуя полные ПГЛК, аналогичные долинно-речным. Таким
387
образом, прибрежно-аквальные ландшафты представлены специфическими парагенетическими
ПТК. Причем, если для долин центральным местом ПГЛ является русло, то здесь — береговая
линия. Таким образом, при выделении долинно-речных ПГЛК в рассматриваемых условиях
прибрежные и аквальные ряды комплексов необходимо рассматривать в единстве: структура
одного связана со структурой другого [Лиманно-устьевые комплексы…, 1988].
Лиманно-устьевые ПГЛК образуют специфическую, более сложную группу комплексов,
на формирование и развитие которых оказывает влияние гидролого-морфологический процесс
не только речных потоков, но и водоема-приемника.
Лиманно-устьевые ПГЛК сочетают в себе черты долинно-речных и прибрежно-аквальных.
Устьевой (верхний) ПГ сектор имеет все основные черты долинно-речных, а нижний, примы-
кающий к морю, — морских и прибрежно-аквальных ПГЛК. Причем ПГ сектор, включающий
пересыпь, является сложным: он состоит из морских и лиманно-прибрежных аквальных под-
комплексов единого ПГ сектора. Каждый из остальных ПГ секторов лиманно-устьевого ПГЛК
также может быть подразделен на два лиманных прибрежно-аквальных сектора (левый и пра-
вый) с границей по линии наибольших глубин лимана. Такой подход к структуризации терри-
тории выражает двойственную природу лиманно-устьевых ПГЛК [Лиманно-устьевые ком-
плексы…, 1988].
Большое влияние на береговые процессы оказывает хозяйственная деятельность в бассейнах
рек, впадающих в море. Уменьшение твердого речного стока обусловливает нарушение естест-
венного режима, приводящее к дефициту рыхлого материал в береговой зоне, уменьшению ши-
рины пляжа и размыву берега. Зарегулирование стока Дона и Кубани сократило в значительной
степени вынос в Азовское море твердого материала, что сильно изменило условия обитания
донных моллюсков и активизации процессов размыва раннее устойчивых участков берега.
По характеру устойчивости средообразующих функций на территории Восточного Приазо-
вья выделяется слабоустойчивая природная интразональная среда, которая формируется в пре-
делах речных долин с биоценозами гидроморфных и полугидроморфных комплексов. Они нахо-
дятся под влиянием хозяйственной деятельности и их средоформирующие функции сильно
ослаблены, а также в аквальных и супераквальных комплексах интразональных гидроморфных
ландшафтов низовий рек Челбаса, Бейсуга и др. [Мищенко, 2006; Мищенко, Волкова, 2011].
1. Доклад «О состоянии природопользования и об охране окружающей среды Краснодарского края в
2013 году». Краснодар, 2014.
2. Косьян Р.Д., Крыленко М.В. Комплексная характеристика современного состояния берегов Азов-
ского моря в пределах Краснодарского края // Экосистемные исследования Азовского, Черного и
Каспийского морей и их побережий. Апатиты: КНЦ РАН, 2007.Т. IX.
3. Лиманно-устьевые комплексы Причерноморья: географические основы хозяйственного освоения.
Л. Наука, 1988.
4. Лымарев В.И. Береговое природопользование: вопросы методологии, теории, практики: моногра-
фия. СПб.: Изд. РГГМУ, 2000. 168 с.
5. Мищенко А.А., Волкова Т.А. Трансформационные процессы в природопользовании староосвоенных
ландшафтов (на примере северо-западного Кавказа)/ Трансформация социально-экономического
пространства Евразии в постсоветское время [Текст] : сборник статей / отв. ред. Н.И. Быков,
Д.А. Дирин, Ц.М. Мадры. Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 2014. Т. 2. С. 189-196.
6. Мищенко А.А., Волкова Т.А. Многофункциональность современных ландшафтов как результат их
природно-экологической и социально экологической трансформации (на примере Краснодарского
края) / Актуальные проблемы ландшафтного планирования: матер. Всеросс. науч.-практ. конф. М.,
2011.
7. Мищенко Т.А. Особенности территориальной дифференциации окружающей среды Краснодарского
края с учетом ландшафтно-экологических особенностей //Актуальные вопросы экологии и охраны
природы экосистем южных регионов России и сопредельных территорий: Материалы ХIХ межрес-
публиканской научно-практической конференции. Краснодар: Кубанский госуниверситет, 2006.
8. Пешков В.М. Береговая зона моря. Краснодар, 2003.
388
éëéÅÖççéëíà ãÄçÑòÄîíçéâ àçÑàäÄñàà
ÉÖéäêàéãéÉàóÖëäàï ìëãéÇàâ Ç ÅéãúòÖáÖåÖãúëäéâ íìçÑêÖ
Осадчая Г.Г.
Ухтинский государственный технический университет, Ухта, Россия, galgriosa@eandex.ru
FEATURES OF LANDSCAPE INDICATION OF GEOCRYOLOGIC CONDITIONS

IN BOLSHEZEMELSKAYA TUNDRA
Osadchaya G.G.
Ukhta State Technical University, Ukhta, Russia, galgriosa@eandex.ru
Abstract: The flatness of Bolshezemelskaya Tundra territory defines the features of application of
local landscape indicators in geocryological conditions. These features, on the one hand, include the
possibility for a certain local landscape to be met in several natural geocryological subzones. On the
other hand, it is necessary to consider the distinctions between geocryological characteristics of a local
landscape in different subzones. Considering the complex configuration of borders between
geocryological subzones and the insignificant width of subzones of the southern and northern forest-
tundra, it is important to correctly define the zonal attachment of the explored sites. It becomes possible
only by analyzing combinations of local landscapes in various groups of plant communities.
Индикационные свойства ландшафтов по отношению к мерзлотным характеристикам ши-
роко используются в научных исследованиях и изысканиях под различные хозяйственные объ-
екты. Метод ландшафтной индикации применяется более 70 лет [Тумель, 1945; Кудрявцев,
1961; Кудрявцев и др., 1973; Изучение…, 1992]. Масштаб исследований с применением ланд-
шафтно-индикационного метода может быть самым разным — от мелких масштабов для оце-
ночных, стратегических, научных целей до исследований под конкретные сооружения. Рельеф,
растительность, гидроморфность являются индикаторами мерзлотных характеристик. Степень
связи «ландшафт — мерзлота» различна и индивидуальна для каждого сектора криолитозоны
[Тумель, Королева, 2008]. Соответственно, индикаторные признаки геокриологических условий
большей частью различаются по регионам.
Большеземельская тундра (БЗТ) представляет собой обширную равнинную территорию с
малоконтрастным рельефом. Для нее разница в среднегодовых температурах воздуха всего
порядка 3 0С. Тем не менее, в БЗТ есть все зональные типы мерзлоты. На территории присут-
ствуют подзоны южной и северной (типичной) тундр, лесотундры (южной и северной) и край-
несеверной тайги. С геоботанической зональностью тесно связана геокриологическая зональ-
ность территории. По мерзлотно-температурным особенностям в регионе выделяются
геокриологические подзоны сплошной (I), прерывистой (II), массивно-островной (III) и ост-
ровной мерзлоты (IV), которые условно совпадают соответственно с зоной/подзонами тундры,
северной лесотундры, южной лесотундры и северной частью крайнесеверной тайги [Осадчая,
Тумель, 2012]. По характеру растительного покрова присутствуют следующие группы урочищ
зонального типа: лесные, тундровые, болот и торфяников; в сумме выделяются порядка 30 ре-
презентативных урочищ.
Равнинность территории определяет ведущую роль климатической и геоботанической зо-
нальности в формировании мерзлотных условий. Это, в свою очередь, отражается на группах
урочищ в качестве индикаторов мерзлых и талых пород.
Определение региональных индикаторных свойств урочищ основано на многочисленных
полевых исследованиях, которые в разное время проводились в регионе. Привлекалась инфор-
мация более чем по 2 тыс. инженерно-геологических скважин, данные шурфовок, ландшафт-
ных исследований.
Выявлена следующая особенность ландшафтной структуры региона: как правило, опреде-
ленное урочище может встречаться в нескольких подзонах.
Сравнение ландшафтного разнообразия в соседствующих подзонах (островной — массив-
но-островной, массивно-островной — прерывистой, прерывистой — сплошной мерзлоты) по-
казало следующее.
389
В двух южных мерзлотных подзонах выделено 13 различных репрезентативных урочищ:
5 лесных, 4 болотных и по 2 торфяников и тундровых, из которых 10 встречаются в обеих под-
зонах. С точки зрения встречаемости урочищ они сходны на 80%. Следовательно, задачей оп-
ределения урочищ-индикаторов является, во-первых, выделение тех, которые наблюдаются
только в одной из геокриологических подзон, а, во-вторых, весьма различны площади, зани-
маемые одинаковыми урочищами. К первым относятся в пределах островной мерзлоты сосно-
вые леса и грядово-мочажинные болота, массивно-островной мерзлоты — редколесья и плос-
кобугристые торфяники. Все остальные урочища отличаются по площади распространения.
Сравнение двух смежных подзон массивно-островной и прерывистой мерзлоты показыва-
ет следующее. Общее количество репрезентативных фоновых урочищ равно 20: по 4 лесных и
болотных, 3 торфяников, 7 тундровых, а одинаковых для обеих подзон — 12: сходство подзон
более 60%. Все урочища в подзоне массивно-островной мерзлоты есть и в подзоне прерыви-
стой мерзлоты. Последняя характеризуется широким распространением тундровых ерниковых
урочищ главным образом с блочным и нечеткоблочным мезорельефом, сложенных преимуще-
ственно многолетнемерзлыми породами (ММП), а также термокарстовыми понижениями и
хасыреями (котловинами спущенных озер) со сложным чередованием по площади и в разрезе
мерзлых и талых пород.
К северу ландшафтное разнообразие соседствующих подзон возрастает. В пределах пре-
рывистой и сплошной мерзлоты встречается 22 различных репрезентативных фоновых уро-
чищ: по 4 лесных и болотных, 5 торфяников и 9 тундровых, из которых лишь 10 общих. Ланд-
шафтная общность подзон значительно меньше — 45%. Это связано с большим ландшафтным
разнообразием в подзоне прерывистых ММП, где число репрезентативных фоновых урочищ
равно 16, тогда как в остальных мерзлотных подзонах колеблется в пределах 10-12. По площа-
ди в двух северных подзонах преобладают, естественно, тундры, сглаживающие различия ме-
жду ними.
В целом количество урочищ, выделяемых в каждой природной подзоне/зоне (без учета
азональных и интразональных), меняется следующим образом: I — 12, II — 19; III — 14;
IV — 10 шт. Число «общих» для соседних подзон урочищ близкое: I и II — 10, II и III — 12,
III и IV — 10.
Также выявлено, что в одноименных урочищах мерзлотные характеристики различны при
переходе из одной природной подзоны в другую, что должно приниматься во внимание при
использовании ландшафтно-индикационного метода исследований. Фиксируются различия в
степени распространения и мощности ММП, температуре, современной активности криоген-
ных процессов, глубинах сезонного промерзания и протаивания.
Так, плоскобугристые торфяники характеризуются следующими изменениями основных
геокриологических характеристик. В южной лесотундре распространение ММП в среднем 70-
80% площади урочища (на буграх), температура ММП -0,0…-1,5 0С, талые межбугровыми по-
нижениями. В северной лесотундре торфяные блоки мерзлые, часть межблочий, особенно в
северной части, также мерзлые. К межблочьям приурочены участки либо со сквозными тали-
ками, либо с несквозными. Распространение ММП в среднем 80-90%, температура — -0,0…-
2,0 0С. Локально встречаются фрагменты полигонального мезорельефа с полигонально-
жильными льдами, активное развитие которых продолжается. В тундре ММП развиты повсе-
местно, их температура -1,0…-4,0 0С.
Полого-волнистые тундры в подзоне крайнесеверной тайги талые, а для лесотундры харак-
терно сложное сочетание талых и мерзлых участков при значительном преобладании талых. В
среднем «доля» площадей с ММП составляет 10-20%; температура ММП от -0,0…-0,5 0С в
южной лесотундре до -0,0…-1,5 0С — в северной.
Лесные урочища — в крайнесеверной тайге талые и с участками ММП (иногда несливаю-
щегося типа) в лесотундре, занимающими до 5% площади урочища.
390
Таким образом, мерзлотно-ландшафтная индикация «работает» только с привязкой к гео-
криологической подзоне. Используя урочище в качестве индикатора мерзлотных условий нужно
четко представлять, в какой геокриологической подзоне оно находится.
Это обстоятельство определяет первостепенную задачу проведения южной границы крио-
литозоны и границ между зональными типами распространения ММП по площади (от сплош-
ной до островной).
Существующие геокриологические карты обзорных масштабов плохо сопоставимы, в
лучшем случае совпадают геокриологические характеристики отдельных достаточно крупных
участков. Выполнена работа по уточнению этих границ с помощью групп урочищ-
индикаторов [Осадчая и др., 2015].
Для индикации геокриологических подзон использовалась морфология выделенных для
региона геолого-геоморфологических типов ландшафтов [Осадчая и др., 2016]. Для каждой
природной подзоны рассчитана площадь распространения ММП в каждом из этих геолого-
геоморфологических ландшафтов. В результате выявлены конкретные урочища, появление
или исчезновение которых указывает на смену геокриологической подзоны.
Например, при движении с севера на юг на положение границы между подзонами сплош-
ного и прерывистого распространения ММП указывает: на минеральных участках — появле-
ние полого-волнистых тундр, еловых и елово-березовых редколесий, на участках, сложенных
органогенными грунтами, — исчезновение полигональных и появление выпуклобугристых
торфяников. Со сменой геокриологической подзоны меняются и конкретные мерзлотные свой-
ства урочищ, которые являются общими для обеих подзон.
Таким образом, определить геокриологическую подзону можно только по сочетанию уро-
чищ различных групп. Определив зональную принадлежность территории, становится возмож-
ным использование мерзлотно-индикаторных свойства слагающих ее урочищ.
Выводы
1. Особенность ландшафтной структуры Большеземельской тундры заключается в том,
что определенный вид урочища может встречаться в нескольких природных подзонах.
2. Геокриологические характеристики определенного вида урочища различны при пере-
ходе из одной природной подзоны в другую, то есть мерзлотно-ландшафтная индикация «ра-
ботает» только с привязкой к геокриологической подзоне.
3. Определить зональную принадлежность конкретной территории становится возмож-
ным по сочетанию урочищ различных групп.
1. Изучение инженерно-геокриологических и гидрогеологических условий верхних горизонтов пород в
нефтегазоносных районах криолитозоны / Методическое руководство. Под ред. Е.С. Мельникова, С.Е.
Гречищева, А.В. Павлова. М.: «Недра», 1992. 28 с.
2. Кудрявцев В.А. Мерзлотная съемка как основной вид мерзлотных исследований // «Мерзлотные
исследования», вып.I. М.: Изд-во МГУ, 1961. С. 3-10.
3. Кудрявцев В.А., Гарагуля Л.С., Кондратьева К.А. и др. Ландшафтно-ключевой метод основа мерзлот-
ной и инженерно-геологической съемки // «Мерзлотные исследования», вып. XIII. М.: Изд-во МГУ, 1973.
4. Осадчая Г.Г., Тумель Н.В. Локальные ландшафты как индикаторы геокриологической зональности
(на примере Европейского Северо-Востока) // Криосфера Земли. Том XVI. № 3. 2012. С. 62-71.
5. Осадчая Г.Г., Тумель Н.В., Зенгина Т.Ю. и др. Создание обзорной геокриологической карты Боль-
шеземельской тундры на основе ландшафтного метода / Арктика, Субарктика: мозаичность,
крннтрастность, вариативность криосферы: Труды международной конференции / Под редакцией В.
П. Мельникова и Д. С. Дроздова. Тюмень: Изд-во Эпоха, 2015. С. 287-290.
6. Осадчая Г.Г., Тумель Н.В., Королева А.М. Морфологическая структура криогенных ландшафтов
Большеземельской тундры // Криосфера Земли, 2016. Т. XX. № 3. С. 14-23.
7. Тумель В.Ф. О мерзлотной съемке // Изв. АН СССР, серия геогр. и геоф., 1945. Т. IX. № 2.
С. 135-144.
8. Тумель Н.В., Королева Н.А. Мерзлотно-ландшафтная дифференциация криолитозоны России как
основа эколого-геологических исследований // Инженерная геология. 2008. № 2. С. 11-14.
391
ÉÖéãéÉé-ÉÖéåéêîéãéÉàóÖëäàÖ ìëãéÇàü ÑàîîÖêÖçñàÄñàà
ãÄçÑòÄîíéÇ Åìêíàçëäéâ ëíÖèà Ç ûÜçéå èêÖÑìêÄãúÖ
Павлейчик В.М.
Институт степи УрО РАН, Оренбург, Россия, pavleychik@rambler.ru
GEOLOGICAL AND GEOMORPHOLOGICAL CONDITIONS OF

DIFFERENTIATION OF LANDSCAPES OF THE BURTINSKAYA STEPPE
IN THE SOUTHERN PREDURALIE
Pavleychik V.M.
Institute of the Steppe UB RAS, Orenburg, Russia, pavleychik@rambler.ru
Abstract: The structural diversity of landscapes at different levels of their organization is provid-
ed by variations in geological-geomorphological conditions and in related features of atmospheric hu-
midification and surface runoff. The features of the structure of lithogenic landscapes are most vividly
represented in the mountainous areas, but they also appear in the plains. We considered the conditions
of landscape formation in the Southern Urals on example of the key area of the Burtinskaya Steppe.
Analysis of the typological structure of landscapes indicates that the leading factors in their formation
are the processes of erosion dissection of the ancient elevated planation surface, the manifestations of
the buried and modern karst, the presence of hydromorphic tracts. It is revealed that one of the land-
scape manifestations of the ancient karst depression is the extended zone of wedging out of the aquifer
of the Upper Triassic molasses accumulations. Directly with the outcrops and manifestations of
groundwater on the surface, the formation of foothill hydromorphic and hydrogenaceous tracts on the
slopes of the elevation in the form of springs, bogged meadows and moches, tape and compact black
alderers is associated. Geological and geomorphological conditions ensure the active dissection of the
slopes of the plateau by numerous erosion-beam cuts. It was revealed that the general plan for their in-
oculation is due to the appearance on the surface of both the primary lithogenetic and tectonic cracks.
The manifestation of lithogenicity in combination with active exogenous processes complicates the
structural and functional organization of steppe landscapes, contributing to sustainable ecological de-
velopment and preserving the natural diversity of the region.
Структурное разнообразие ландшафтов на различных уровнях их организации обеспечива-
ется вариациями геолого-геоморфологических условий и во многом связанными с ними осо-
бенностями атмосферного увлажнения и поверхностного стока. Формирование литогенных
ландшафтов обусловлено, главным образом, свойствами пород, условиями их залегания, ха-
рактером рельефа и историей развития конкретной местности. Проявление литогенности в
ландшафтной оболочке может быть разнообразным и в общих чертах сводится к следующему:
а) проявлению динамично развивающихся экзогенных процессов; б) формированию паради-
намических фациально-типологических систем, проявлению склоновой и высотной поясности;
в) расчленению поверхности, формированию склонов различной морфологии и экспозиций;
г) влиянию физико-химических особенностей пород на биотические компоненты в условиях
неразвитости, либо отсутствия почвенного профиля.
Наиболее ярко особенности структуры литогенных ландшафтов представлены в горных
областях, но проявляются и на равнинных территориях. В качестве примера нами рассмотрены
условия ландшафтообразования в Южном Предуралье, на ключевой территории, расположен-
ной на левобережье Урала, на междуречье его притоков — р. Уртабурти, руч. Тузлукколь и р.
Бурли. В центральной части междуречья находится участок государственного степного запо-
ведника «Оренбургский» — Буртинская степь. Геолого-геоморфологические особенности и
обусловленные ими условиями увлажнения (наряду с неравномерной пастбищной нагрузкой)
являются важнейшими факторами дифференциации современных ландшафтов рассматривае-
мой территории [Еремеева, 2012].
Для исследования нами были использованы крупномасштабные топографические карты,
данные цифровой модели SRTM, геологические и геоморфологические карты листа М-40-IX,
спутниковые изображения высокого пространственного разрешения, размещенные в геоин-
392
формационном сервисе Google Earth. Анализ данных позволил выявить значимость геолого-
геоморфологических факторов в формировании морфологической и типологической структу-
ры современных ландшафтов.
Эрозионно-расчлененные реликты древней поверхности выравнивания представлены уп-
лощенными платообразными возвышенностями («плато» Муюлды), протянувшимися в мери-
диональном направлении на крайнем юго-востоке участка. Эти равнинные участки сложены
среднеюрскими породами и занимают наиболее возвышенное положение в рельефе (380-400 м,
максимальная высота 421,1 м).
Перепад высот от плато Муюлды до неоген-четвертичной аккумулятивной равнины в ок-
ружении озер Косколь составляет 100-120 м на протяжении 2,0-2,5 км. Разветвленная сеть ба-
лок заложена в красноцветных конгломератах и песчаниках верхнего триаса, широко распро-
страненных в осевой части междуречья. При общем центробежном характере поверхностного
стока большинство балок имеют направление стока на запад, в систему руч. Тузлукколь и
р. Муюлды; часть — на север, в балку Белоглинка, остальные — на северо-восток, в левобе-
режные притоки р. Бурля. Преобладающие направления преимущественно соотносятся с про-
стиранием пород татарского и казанского ярусов перми, верхнего и нижнего триаса, слагаю-
щих синклинальную складку, примыкающую с запада к Бурлинской моноклинали. Заложение
балочной сети в Буртинской степи, таким образом, вероятно обусловлено проявлением на по-
верхности первичных литогенетических трещин. К складке примыкает Тузлуккольская диапи-
ровая структура, развитие солянокупольных процессов в которой могло способствовать как
дальнейшему развитию системы первичных литогенетических, так и заложению новых текто-
нических трещин. О роли трещин в формировании эрозионной сети косвенно свидетельствуют
как общий план заложения балок и оврагов, так и их морфологические особенности
(V-образное сечение).
Перечисленные факторы (геоморфологический, литологический и тектонический) обеспе-
чивают активное расчленение склонов плато многочисленными эрозионно-балочными вреза-
ми, густота которых достигает 8 км/км2 (рис. 1).
Рис. 1. Условия дифференциации ландшафтов междуречья Бурли и Уртабурти

1 — элементы эрозионной сети; 2 — озера, воронки и понижения карстового происхождения;
3 — контуры карстовых депрессий; 4 — контуры возвышенностей;
5 — основная зона выклинивания грунтовых вод; 6 — границы участка заповедника
393
В ландшафтах рассматриваемой территории разнообразно проявлены процессы древнего
погребенного и современного открытого карста. Древняя карстовая котловина (мульда осе-
дания) была заложена на месте разрушенного свода Тузлуккольского соляного купола в
среднеюрское время [Мусихин, 1991] и заполнена делювиальными накоплениями с окру-
жающих возвышенностей. Она занимала участки современных долин ручья Тузлукколь
(включая озера Косколь с прилегающей с востока аккумулятивной равниной), балки Бело-
глинка и реки Муюлды.
В современном ландшафте междуречья выражены карстовые процессы, протекавшие в
различные периоды неоген-четвертичного времени. Наиболее древние формы представлены
обширными депрессиями в долинах существующих ныне водотоков [Павлейчик, 2011].
Современные карстовые процессы наблюдаются в гипсах и на поверхности соляного штока,
поверхностные формы представлены озерными и заболоченными понижениями в долине
руч. Тузлукколь, провальными воронками на возвышенных склонах и провально-
суффозионными воронками на гипсовых корах выветривания (Надеждинский участок на лево-
бережье р. Бурли).
Своеобразным отражением древних карстовых процессов является формирование протя-
женной зоны выклинивания водоносного горизонта верхнетриасовых молассовых накоплений.
Эта зона расположена в зоне тектонического нарушения, выраженного в рельефе линией со-
членения подошвы склона плато Муюлды с аккумулятивной равниной на месте древней кар-
стовой депрессии. Непосредственно с выходами и проявлениями грунтовых вод на поверхно-
сти связано формирование собственно гидроморфных урочищ в восточной части Буртинской
степи: родник Кайнар и ленточный приручьевой черноольшаник, заболоченная луговина Че-
репашьего болота, урочище Тузкарагал со склоновым черноольшаником, а также мочажины,
постоянные и временные источники в долине Белоглинки, Тузлукколя и притоков р. Муюлды.
Они вскрывают водоносный горизонт верхнетриасовых молассовых накоплений и расположе-
ны в зоне тектонического нарушения, выраженного в рельефе линией сочленения подошвы
склона плато Муюлды с аккумулятивной равниной на месте древней карстовой депрессии
(рис. 1). Выходы высокоминерализованных вод формируют места локального засоления; вы-
ходы сульфатно-кальциевые воды гипсоносной кунгурской толщи наблюдаются в русле
руч. Тузлукколь, на Надеждинском карстовом участке, а хлоридно-натриевые воды вскрывает
скважина у Соленого урочища.
Анализ морфологической структуры ландшафтов Южного Предуралья на примере ключе-
вого участка Буртинской степи свидетельствует о том, что ведущими факторами их формиро-
вания являются процессы эрозионного расчленения древней возвышенной поверхности вырав-
нивания, проявления погребенного и современного карста, наличие гидроморфных урочищ.
Эти процессы и явления усложняют структурно-функциональную организацию степных
ландшафтов, способствуя устойчивому экологическому развитию и сохранению природного
разнообразия региона [Павлейчик, Левыкин, 2007; Chibilev, Pavleychik, 2007].
1. Еремеева А.П. Разномасштабность факторов дифференциации ландшафтов Буртинской степи
(Оренбуржье) // Вестн. Моск. ун-та, Сер. 5. География. 2012. № 4. С. 48-53.
2. Мусихин Г.Д. Элементы геологии, тектоники и рельефа госзаповедника «Оренбургский» // Государ-
ственный степной заповедник «Оренбургский». -Свердловск: УрО АН СССР, 1991. С. 23-31.
3. Павлейчик В.М. Карстовые ландшафты Южного Предуралья. -Екатеринбург: УрО РАН, 2011. 300 с.
4. Павлейчик В.М., Левыкин С.В. Проблемы идентификации природно-экологических каркасов и тер-
риториальной охраны ландшафтного разнообразия степных регионов // Вестник Оренбург. гос.
ун-та, 2007. №3, вып. 67. С. 41-45.
5. Chibilev A.A., Pavleychik V.M. Key landscape areas: defining the problem and presenting solutions //
Landscape analysis for sustainable development: theory and applications of landscape science in Russia.
Moscow, 2007. P.p. 214-221.
394
àáìóÖçàÖ ÑàçÄåàäà éáÖê èé äéëåàóÖëäàå ëçàåäÄå
(çÄ èêàåÖêÖ ûÉÄ íûåÖçëäéâ éÅãÄëíà)
Пшеничников А.Е.
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, a.e.pshenichnikov@utmn.ru
STUDY OF THE DYNAMICS OF THE LAKES USING SPACE IMAGES ANALYSIS

(ON THE EXAMPLE OF THE SOUTH OF THE TYUMEN REGION)
Pshenichnikov A.E.
Tyumen State University, Tyumen, Russia, a.e.pshenichnikov@utmn.ru
Abstract: The results of the study of lake dynamics in the southern part of the Tyumen region
based on the comparison of space images, mainly from the Landsat satellites, made at intervals of 25-
40 years in the 1970s and in the 2000s, are presented. The climatic data of the weather station were also
used in the analysis. The comparison of images taken at different dates was performed on the territory
of Sladkovsky district. The change in the area of lakes was revealed: initially a decrease, and then a
significant increase in both the total area and the number of lakes (especially small ones).
Введение
Озера как важный (а зачастую единственный) источник водных и биологических ресурсов
довольно широко используются человеком. При этом можно рассматривать состояние озера
как показатель протекающих в нем и в округе процессов, на которые влияют как действия че-
ловека, так и климат.
Следует отметить, что климат не является постоянным, его составляющие претерпевают
изменения, а, следовательно, происходят изменения и в озерных экосистемах, при этом вплоть
до их полной трансформации.
Отследить эту изменчивость озерных экосистем позволяют повторяющиеся наблюдения. В
силу ряда причин (как экономического, так и географического характера) возможность прово-
дить постоянный мониторинг состояния озерных экосистем не представляется возможным. Из-
за этого на первый план в целях изучения и мониторинга выходит использование данных дис-
танционного зондирования Земли. Космические снимки обеспечивают исследователя данными с
необходимыми пространственными, спектральными и временными свойствами, а также позво-
ляют получать информацию как на большие по площади, так и на труднодоступные участки.
Сладковский район, выбранный в качестве полигона исследования, расположен на юге
Ишимской лесостепи Западно-Сибирской равнины на юго-востоке Тюменской области. Его
площадь равна 4023 км2. По данным сайта Сладковского муниципального района [http://
admtyumen.ru/ogv_ru/index.htm] на территории района находится 108 озер, общая площадь ко-
торых 248 км2. Самое крупное озеро из них — Таволжан, его площадь составляет 71 км2.
Использованные материалы
Для изучения изменений озер выбранного района основным материалом послужили сним-
ки со спутника Landsat, скачанные с сайта геологической службы США [https://earthexplorer.
usgs.gov/]. В связи с сезонными колебаниями уровня озер оптимально выбирать снимки, при-
ходящиеся на конец лета. Но в силу ряда причин (отсутствие снимков на этот сезон, высокая
облачность, малое покрытие территории района снимком) были выбраны следующие снимки:
Landsat MSS (05.06.1976 г.), Landsat-7 (09.09.2002 г.) и Landsat L8 OLI/TIRS (23.09.2016 г.).
Первичная обработка снимков и автоматическое дешифрирование посредством классифи-
кации с обучением проводились в геоинформационной системе QGIS с помощью модуля Semi-
automatic classification plugin (SCP). После этого также в QGIS проводился подсчет площади
озер.
Для анализа величины площади водной поверхности озер использовалась классификация,
предложенная П.В. Ивановым [Иванов, 1948]. По ее результатам были получены три таблицы
с данными, соответствующими 1976, 2002 и 2016 годам.
395
По данным на июнь 1976 года на территории Сладковского района было 273 озера общей
площадью 221,44 км2. На основании классификации Иванова среди них преобладают «озерки»
(с площадями 0,01-0,1 км2) — 44,69%, также можно выделить группу «очень малых» (с площа-
дями 0,1-1,0 км2) озер — 37,73%. Кроме этого, необходимо отметить, что на изучаемой терри-
тории существуют озера, не попадающие в данную классификацию, т. е. площадь водного зер-
кала у них меньше 0,01 км2. Их площади колеблются от 0,0046 до 0,009 км2; таких озер
насчитывается всего 6, что составляет 2,2% от общего числа озер; их суммарная площадь —
0,04 км2, что составляет 0,02% от общей площади водного зеркала (табл. 1). Озерность терри-
тории равна 5,5%.
Таблица 1
Классификация озер Сладковского района по величине площади их водной поверхности
(Landsat MSS, 05.06.1976 г.)
Число Процент от об- Суммарная площадь Процент от Средняя площадь
Название класса
озер щего числа зеркала, км2 общей площади зеркала, км2
Озерки 122 44,69 4,32 1,95 0,035
Очень малые 103 37,73 43,51 19,65 0,42
Малые 39 14,28 90,40 40,83 2,32
Средние 3 1,10 83,17 37,55 27,72
Не вошедшие в класс-
сификацию П.В. Ива- 6 2,20 0,04 0,02 0,007
нова
Всего: 273 100,00 221,44 100,00 0,811
На сентябрь 2002 года на территории Сладковского района по данным космической съем-

ки было 659 озер общей площадью 165,1 км2. Среди них со значительным перевесом преобла-
дают озера, не вошедшие в классификацию Иванова (с площадью водного зеркала меньше
0,01 км2). Таких насчитывается 422, что составляет 64,04% от общего числа озер; правда их
суммарная площадь всего 1,81 км2, что составляет 1,1% от общей площади водного зеркала. На
«озерки» и «очень малые» озера приходится 18,81% и 13,2% от общего числа озер. По площа-
ди преобладают «средние» озера; на них приходится 78,14 км2 или 47,33% от общей площади
водного зеркала (табл. 2). Озерность территории равна 4,1%.
Таблица 2
(Landsat L7, 09.09.2002)
Процент от об- Суммарная пло- Процент от об- Средняя площадь
Название класса Число озер
щего числа щадь зеркала, км2 щей площади зеркала, км2
Озерки 124 18,81 3,27 1,98 0,026
Очень малые 87 13,20 36,51 22,11 0,42
Малые 22 3,34 45,37 27,48 2,06
Средние 4 0,61 78,14 47,33 19,54
Не вошедшие в клас-
сификацию П.В. Ива- 422 64,04 1,81 1,10 0,004
нова
Всего: 659 100,00 165,10 100,00 0,251
Анализ полученных данных с космического снимка за сентябрь 2016 года показывает, что
среди всех озер Сладковского района преобладают так же, как и в 2002 году озера, не вошед-
шие в классификацию Иванова, то есть озера с площадью менее 0,01 км2. Таких озер насчиты-
вается 647 или 58,98% от общего числа; их суммарная площадь равна 2,81 км2, что составляет
1,18% от общей площади водного зеркала. На долю таких групп как «озерки» и «очень малые»
396
озера приходится 316 и 102 озера соответственно. Это 28,81% и 9,3% от общего числа озер и
8,25 км2 и 41,17 км2 от общей площади водного зеркала соответственно. Обращает на себя
внимание то, что на долю 4 «средних» озер (что составляет 0,36% от всего числа озер) прихо-
дится 120,66 км2 или 50,79% от площади водного зеркала всех озер (табл. 3). Озерность терри-
тории равна 5,9%.
Таблица 3
(Landsat L8OLI, 23.09.2016)
Процент
Суммарная пло- Процент от об- Средняя площадь
Название класса Число озер от общего
щадь зеркала, км2 щей площади зеркала, км2
числа
Озерки 316 28,81 8,25 3,47 0,026
Очень малые 102 9,30 41,17 17,33 0,40
Малые 28 2,55 64,68 27,23 2,31
Средние 4 0,36 120,66 50,79 30,17
Не вошедшие в
классификацию П.В. 647 58,98 2,81 1,18 0,004
Иванова
Всего: 1097 100,00 237,57 100,00 0,217
Данные таблиц показывают, что с 1976 по 2002 года общая площадь озер уменьшилась на
46,34 км2, а к 2016 году по сравнению с 2002 годом произошло резкое увеличение на 72,47 км2.
Кроме этого, значительно увеличилось количество озер площадью менее 0,01 км2 (6, 422 и 647
озер соответственно). Такое малое количество озер этой группы в 1976 году объясняется тем,
что пространственное разрешение системы MSS (80 м) не позволяет оценить количество и
площадь самых мелких озер на необходимом уровне. Но тем не менее оно достаточно для по-
лучения примерной общей картины о состоянии озерных систем на период съемки.
Практически на одном уровне как по количеству, так и по площади водного зеркала оста-
лась группа «очень малых» озер. За исследуемый период произошло значительное увеличение
площади «средних» озер: 83,17 км2 в 1976 г., 78,14 км2 в 2002 и 120,66 км2 в 2016 г. Также к
2016 году увеличилась средняя площадь зеркала «средних» озер при уменьшении или стабиль-
ности остальных групп и уменьшилась средняя площадь озера (с 0,811 до 0,217 км2), если учи-
тывать озера полностью, а не по группам. Уменьшение последнего параметра объясняется зна-
чительным (почти в 5 раз с 1976 по 2016 гг.) увеличением общего числа озер, при небольшом
(в 1,07 раза) увеличении общей площади водного зеркала. Аналогично площади озер изменил-
ся и коэффициент озерности Сладковского района. В 1976 г. он составил 5,5%, к 2002 г.
уменьшился до 4,1% и к 2016 г. вырос до 5,9%.
Питание озер исследуемой территории происходит преимущественно за счет атмосферных
осадков, поэтому климатические условия оказывают значительное влияние на уровень воды в
озерах и, соответственно, на размер водного зеркала. По данным с сайта [http://thermograph.ru/]
были составлены графики годового количества осадков на гг. Курган, Петропавловск и Омск
(данные метеостанции были выбраны по причине отсутствия данных на Сладковскую метео-
станцию). Разрыв в линиях осадков объясняется отсутствием данных за 1999 год на все три
станции (рис. 1, 2).
Кривая скользящих шестилетних значений годовых сумм осадков показывает четко разли-
чимые колебания. Выделяется маловодная фаза с 1975 по 1987 гг. относительная стабильность
с 1987 по 1993 гг., кратковременное увеличение с 1994 по 1998 гг., резкое уменьшение с 1999
по 2001 гг. и столь же резкое увеличение с 2002 года.
Большая по сравнению с данными за 2002 год площадь озер в 1976 году объясняется зна-
чением суммарного количества осадков до 1976 года выше среднего по станциям. При этом то,
что судя по графику скользящих значений суммарное количество осадков ниже среднего зна-
чения начинается с 1974-1975 года, показывает, что количество осадков отражается как на
площади озера, так и на его уровне не в этот же сезон, а через 1-2 года. Такой же вывод можно
397
найти в следующих работах [Кравцова, 2011; Пшеничников, 2004]. И, конечно же, такое зна-
чение площади озер объясняется тем, что снимок отображает ситуацию на начало июня — по-
сле весеннего половодья уровень озер еще не пришел в норму.
Рис. 1. Количество осадков с 1970 по 2005 гг. Данные по станциям
Рис. 2. Количество осадков с 1970 по 2005 гг. Средние значения
Длительная 12-летняя маловодная фаза привела к резкому уменьшению общей площади

озер. Возможно к этому привело и зарастание озер, для чего необходимо дополнительное ис-
следование с целью анализа изменений площади зарастания. 6-летний относительно стабиль-
ный период и кратковременное увеличение количества осадков с 1994 по 1998 гг. не смогли
наполнить озерные котловины до уровня 1976 года. И, хотя количество «малых» и не вошед-
ших в классификацию Иванова (что объясняется лучшим пространственным разрешением
снимка, позволившим распознать водоемы такого размера) озер на 2002 год больше, чем в
1976 году, это не помогло исправить ситуацию с общей площадью озер. Короткий маловодный
и сменивший его многоводный периоды привели к тому, что произошло как резкое увеличение
общего количества озер (особенно озер площадью менее 0,01 км2), так и увеличение суммар-
ной площади по всем классам озер.
Конечно, для полноценного и разностороннего анализа произошедших изменений нужен
учет многих факторов (температура воздуха, испарение с поверхности водоема, влагообеспе-
398
ченность территории, водный баланс водоема), но и по уже полученным данным можно про-
водить достоверное исследование.
Выводы
Сравнение разновременных космических снимков, полученных в 1970-2000-х гг., выпол-
ненное на территорию Сладковского района Тюменской области, показало следующее.
1. За 40 лет произошло значительное увеличение общего количества озер при одновре-
менном небольшом увеличении общей площади водного зеркала.
2. Количество осадков оказывает сильное влияние на изменение площадей исследуемых озер.
3. В силу разного пространственного разрешения сравниваемых космических снимков (80
м для 1976 г., и 30 м для 2002 и 2016 гг.) желательна проверка полученных результатов по ма-
териалам лучшего разрешения.
4. Для более детального рассмотрения процесса динамики озер данного района нужны до-
полнительные измерения площади озер по космическим снимкам других лет (1980-е и 1990-е гг.).
5. С целью изучения влияния на величину площади озера других факторов необходим
учет среднегодовой температуры воздуха, которая может косвенно указывать на величину ис-
парения с поверхности озер.
6. Также интересным представляется в изучении динамики озер возможный учет гидро-
термического коэффициента Селянинова, который используется для оценки влагообеспечен-
ности территории [Иваненко, 2008].
7. Помимо анализа изменений площади водного зеркала озер в целях полного и наиболее
достоверного изучения процессов, протекающих в озерных экосистемах, необходим анализ
изменений площади участков озер, подверженных зарастанию.
1. Иваненко А.С., Кулясова О.А. Агроклиматические условия Тюменской области / Учебное пособие.
Тюмень: ТГСХА, 2008. 206 с.
2. Иванов П.В. Классификация озер мира по величине и по их средней глубине // Бюллетень ЛГУ. Л.,
1948. № 20. С. 29-36.
3. Кравцова В.И., Тарасенко Т.В. Динамика термокарстовых озер Центральной Якутии при изменениях
климата с 1950 г. // Криосфера Земли. 2011. Т. XV. №3. С. 31-42.
4. Пшеничников А.Е. Автоматизированный морфометрический анализ географических объектов по
снимкам и картам при тематическом картографировании: дис. ... канд. геогр. наук. М., 2004. 138 c.
5. http://admtyumen.ru/ogv_ru/index.htm
6. https://earthexplorer.usgs.gov/
7. http://thermograph.ru/
èêéëíêÄçëíÇÖççÄü ÑàîîÖêÖçñàÄñàü ÉÖéëàëíÖå

ÅÄëëÖâçÄ êÖäà ëÖãÖçÉà
Слепнева Е.В.
Иркутский государственный университет, Иркутск, Россия, physgeo@geogr.isu.ru
SPATIAL DIFFERENTIATION OF THE SELENGA RIVER BASIN GEOSYSTEMS

Slepneva E.V.
Irkutsk state university, Irkutsk, Russia, physgeo@geogr.isu.ru
Abstract: This article presents the results of the research of spatial differentiation of geosystems
of the Selenga river basin which occupies more than 80% of the catchment area of Lake Baikal and is
the part of the Baikal Natural Territory. The position of the Selenga basin within two states (1/3 territo-
ries is in the Russian Federation and 2/3 is in the Republic of Mongolia) causes the non-uniform degree
of the region study, the use of different approaches and techniques in researches of the Russian and
Mongolian parts of the Selenga basin. Selenga basin — is the regional natural system, which is a single
unit, so the landscape studies should be carried out for all areas using the same methodology. The study
399
and the mapping of geosystems in the Selenga basin is based on theoretical and methodological ideas
of V.B. Sochava, on the results of ground-based investigations, analysis of cartographic information
and interpretation of space images. The main factors of differentiation of geosystems are considered.
Natural uniqueness of the Selenga basin is primarily determined by its location in the inland sector of
Asia and natural isolation from adjacent territories. The contrast combination of the natural processes
and the phenomena is peculiar to the explored territory. Geosystems of Selenga region have originated
as a result of complex processes of morphogenesis in the Neogene-Quaternary time and the oscillatory
nature of the climatic conditions in the Holocene, in addition, the development of steppe geosystems
has contributed to the presence of a thick sand deposits and soils with light texture. The differentiation
of geosystems is in strict dependence on relief, subject to the law of altitudinal zonation and terrain as-
pect differences. The subgroups of geom taken as the basis are correlated to natural systems of higher
hierarchical levels of geological systems classification. In total 26 subgroups of geom are allocated.
The allocated geosystems belong to three types of environment — taiga, steppe and partially tundra.
The legend to the map of geosystems consists of component characteristics of geosystems and is pre-
sented in the form of a traditional text description.
Введение
В настоящее время геосистемные исследования являются актуальным научным направле-
нием в географии, поскольку их результаты используются при организации системы рацио-
нального природопользования.
Объект исследования — бассейн реки Селенги, который занимает более 80% водосборной
площади озера Байкал и является частью Байкальской природной территории (БПТ). Основная
задача заключалась в выявлении закономерностей пространственной дифференциации геосис-
тем Селенгинского бассейна.
Специфика региона состоит в его трансграничном положении относительно природных и
политико-административных рубежей. Расположение в пределах двух государств (России и
Монголии) обусловливает неоднородность изученности территории и использование разных
подходов и методов геосистемных исследований. Бассейн реки Селенги самая густонаселенная
часть БПТ, поэтому в отдельных районах велико преобразование природной среды, именно
здесь отмечается обострение противоречий природопользования, развитие негативных процес-
сов, усиливающееся загрязнение и общее ухудшение среды обитания человека.
Исследование и картографирование геосистем Селенгинского бассейна базируется на ин-
формационном синтезе знаний о территории, основанном на теоретических и методических
разработках В.Б. Сочавы, на результатах наземных маршрутных исследований, анализе карто-
графической информации и дешифрировании космических снимков.
Характеристика района исследований
Селенгинский бассейн площадью 447 060 км2 расположен между 46° и 53° с.ш. и 97° и
113° в.д. [Национальный атлас …, 1990; Атлас Байкал, 1993]. Природное своеобразие региона,
в первую очередь, определяется его положением во внутриконтинентальном секторе Азии и
естественной обособленностью от сопредельных территорий. Удаленность от морских побе-
режий, преобладание горного рельефа, своеобразный режим тепла и влаги обусловливают
здесь резко континентальный климат. Характерной особенностью исследуемого региона явля-
ется контрастность сочетаний природных процессов и явлений, как в пространстве, так и во
времени. Геосистемы Селенгинского бассейна возникли в результате сложных процессов рель-
ефообразования в кайнозое и колебательного характера климатических условий в голоцене
[Белова, 1985], кроме того, развитию степных геосистем способствовало наличие мощных пес-
чаных отложений и почв легкого механического состава.
Обсуждение результатов исследования
Особенности пространственной дифференциации геосистем отражает ландшафтная карта.
При создании ландшафтной карты использовались многочисленные литературные и картогра-
фические источники [Ландшафты …, 1977; Сочава, 1978; Национальный атлас …, 1990; Атлас
Байкал, 1993; Михеев, 1995; Коновалова, 2010], а также материалы полевых наблюдений авто-
ра. Картографирование проводилось по ведущим признакам ландшафтной дифференциации
территории — формам рельефа, высотному и экспозиционному положению. Почвенно-
растительная характеристика применена на последнем классификационном уровне для обозна-
чения геосистем. Взятые за основу подгруппы геомов соотнесены с природными системами
400
более высоких иерархических уровней классификации геосистем. Всего выделено 26 подгрупп
геомов, включая их коренные и производные состояния. Геосистемы исследуемой территории
принадлежат к трем типам природной среды: таежному, степному и частично тундровому.
В соответствии с существующими подходами к классификации [Исаченко, 1985], рассматри-
вались классы котловинных, равнинных и горных геосистем. Класс горных подразделяется на
подклассы низкогорных, среднегорных и высокогорных. Высокогорные геосистемы представ-
лены гольцовыми и подгольцовыми, среднегорные — в основном горнотаежными, а низкогор-
ные — сухостепные, степные, подтаежные и горнотаежные. Все множество геосистем бассей-
на реки Селенги относится к двум классам геомов — Центральноазиатским семиаридным с
подклассом горных Западно-забайкальских и Североазиатским горнотаежным с подклассом
Южно-Сибирских и Байкало-Джугджурских.
В высокогорьях исследуемой территории распространены Североазиатские гольцовые и
подгольцовые геосистемы восточно-сибирского типа, а на Хангае — Центральноазиатские се-
веро-монгольского типа (криофитные луга).
Гольцовые альпинотипные геосистемы характерны для горных пиков Хамар-Дабана, Вос-
точного Саяна, хребтов Прихубсугулья и Хэнтэй-Чикойского нагорья. Они представлены аль-
пинотипными литогенными сериями нивально-денудационных и скально-осыпных склонов с
разреженным растительным покровом.
Гольцовые тундровые геосистемы занимают гольцовые поверхности выравнивания, днища
троговых долин. Они представлены лишайниковыми, моховыми и травяными с зарослями кед-
рового стланика.
Подгольцовые кустарниковые и редколесные геосистемы занимают выровненные поверх-
ности и склоны гор на высоте выше 2000 м. Чаще всего, особенно в северо-западной части ис-
следуемой территории, хр. Хамар-Дабан, Хангарульский, Баян-Нуруу, они представляют собой
заросли кедрового стланика с ерниковым и лишайниковым покровом. В Хэнтей-Чикойском
нагорье, хр. Хамар-Дабан, Улан-Бургасы распространены кедровые редколесные, ольхово-
ерниковые, мохово-лишайниковые геосистемы южно-сибирского типа с зарослями высокогор-
ных кустарников.
Горнотаежные геосистемы верхнего переходного пояса редуцированного развития Байка-
ло-Джугджурские встречаются на выровненных поверхностях Курбинского хребта и представ-
лены лиственнично-таежными редколесьями, с преобладанием в подлеске кедрового стланика
мохово-лишайниковые.
Горнотаежные редуцированного развития южно-сибирского типа склоновые темнохвой-
ные редкостойные, преимущественнос кедровыми бадановыми лесами распространены в Хэн-
тэй-Чикойском нагорье.
Байкало-Джугджурские горнотаежные геосистемы ограниченного развития занимают
выровненные и платообразные поверхности хребтов Цаган-Хуртэй, Курбинский, Яблоновый
и представляют собой лиственничные преимущественные с ерниковым подлеском геосистемы,
а склоны этих хребтов заняты лиственничной со смешанным подлеском тайгой.
Горнотаежные геосистемы ограниченного развития южно-сибирского типа являются ти-
пичными для хребтов Малый Хамар-Дабан, Малханский, Хамар-Дабан и Хэнтэ-Чикойского
нагорья. Склоны гор преимущественно южных экспозиций покрыты кедрово-лиственнично-
таежными кустарничковыми геосистемами, а склоны западной экспозиции, темно-хвойными
преимущественно с кедровыми кустарниково-зеленомошными лесами.
Байкало-Джугджурские геосистемы оптимального развития. Наиболее типичными явля-
ются склоновые в основном южных экспозиций лиственничные травяные, не редко остепнен-
ные геосистемы, а склоны северных и восточных экспозиций заняты лиственничными сме-
шанно-кустарниковыми с примесью сосны. На склонах преимущественно западной
экспозиции встречаются пихтовые травяно-зеленомошные леса. В подлеске этих геосистем
господствует рододендрон даурский, курильский чай, бузина, рябина и др.
В низкогорьях распространены подгорные подтаежные геосистемы с мелколиственными
лесами, лиственничниками и сосновыми борами. Сосновые леса широко представлены в зоне
спорадического распространения многолетнемерзлых пород, где почвы летом оттаивают на
значительную глубину.
401
Степные геосистемы подразделяются на Североазиатские и Центральноазиатские.
Североазиатские подгорные и межгорных понижений геосистемы лугово-степные харак-
терны в основном для российской части бассейна и встречаются в долинах рек Хилка, Ильки,
Курбы, Оки, Оны и особенно Уды. Они представлены предгорно-котловинными разнотравно-
злаковыми и разнотравными, в сочетании с березово-лиственничными лесами на месте антро-
погенно преобразованных подтаежных подгорных лиственничных геосистем (лесостепь
межгорных понижений забайкальского типа), а также долинными геосистемами остепненных
лугов.
Центральноазиатские горно-котловинные геосистемы западно-забайкальского даурского
типа представлены предгорно-котловинными плакорными дерновинно-злаковыми, местами
караганово-крупнозлаковыми геосистемами, днищ котловин кобрезиево-типчаковыми низко-
травно остепненнолуговыми, мерзлотными (в верховьях р. Тугнуя и Кижинги) и долинными
вострецовыми, луговостепными, в сочетании с болотно-галофитно-луговыми сериями, встре-
чаются значительными площадями практически во всех речных долинах бассейна.
Центральноазиатские геосистемы высоких равнин и денудационных останцов восточно-
монгольские онон-аргунского типа представлены сухостепными мелкодерновиннозлаково-
тырсовыми низкогорных склонов и возвышенностей, которые встречаются в бассейнах рек
Джиды, Темника, Орхона и Туула, а также низинными (в депрессиях рельефа) остепненно-
луговыми в сочетании с вострецово-степными и солончаками (бассейны рек Тугнуй, Джиды,
Кижинги, Орхон и Харуух).
Были выявлены наиболее распространенные типы геосистем, закономерности их размеще-
ния и региональные особенности.
Дифференциация геосистем Селенгинского бассейна, как и любой горной территории, на-
ходится в строгой зависимости от рельефа и подчиняется закону высотной поясности и экспо-
зиционным различиям.
Ведущим фактором пространственной дифференциации геосистем является рельеф, кото-
рый подавляет проявление зональных климатических условий. В целом структура геосистем
Селенгинского бассейна определяется закономерной сменой высотных поясов (гольцовый,
подгольцовый, горно-таежный, подтаежный, горно-степной и горно-сухостепной). Спектры
вертикальных поясов зависят от абсолютной высоты горных хребтов, их географической ши-
роты и расположения по отношению к влагонесущим воздушным массам. В южных районах
четко проявляется влияние экспозиции склонов и формируется экспозиционная лесостепь. В
котловинах, благодаря «котловинному эффекту» формируется особая вертикальная поясность
с более южными ландшафтами.
В пределах водосборного бассейна Селенги преобладают горно-таежные и подтаежные гео-
системы. Они распространены на северо-западе, севере и северо-востоке региона. Степные гео-
системы широко представлены в бассейне Орхона, причем для них характерно проникновение
по надпойменным террасам рек, падям и межгорным котловинам далеко на север вплоть до вер-
ховьев Уды, что обусловлено более теплым и засушливым летом в межгорных котловинах.
1. Атлас Байкал. М.: ФСГК России, 1993. 160 с.
2. Белова В.А. Растительность и климат позднего кайнозоя юга Восточной Сибири. Новосибирск: Нау-
ка, 1985. 159 с.
3. Исаченко А.Г. Ландшафты СССР. Л.: Наука, 1985. 320 с.
4. Коновалова Т.И. Геосистемное картографирование. Новосибирск: Наука, 2010. 188 с.
5. Ландшафты юга Восточной Сибири (карта, м-б: 1:1 500 000) / В.С. Михеев, В.А. Ряшин. М.:ГУГК,
1977.
6. Михеев В.С. Ландшафты Байкальского региона: Структура, оценка состояния, проблемы // Геогра-
фия и природ. ресурсы. 1995. №3. С.68-78.
7. Национальный атлас МНР. М.- Улан-Батор: ГУГК СССР, ГУГК МНР, 1990. 144 с.
8. Сочава В.Б. Введение в учение о геосистемах. Новосибирс: Наука, 1978. 320 с.
402
ÉÖéãéÉé-ÉÖéåéêîéãéÉàóÖëäÄü éëçéÇÄ êÖÉàéçÄãúçéâ
ÑàîîÖêÖçñàÄñàà ãÄçÑòÄîíéÇ Ç ñÖçíêÖ êìëëäéâ êÄÇçàçõ
Судакова Н.Г., Антонов С.И., Введенская А.И., Костомаха В.А., Немцова Г.М.
tsn60@mail.ru, ser11131134@yandex.ru
GEOLOGICAL AND GEOMORPHOLOGICAL BASIS OF REGIONAL LANDSCAPE

DIFFERENTIATION IN THE CENTER OF RUSSIAN PLAIN
Sudakova N.G., Antonov S.I., Vvedenskaya A.I., Kostomakha V.A., Nemtsova G.M.
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, tsn60@mail.ru, ser11131134@yandex.ru
Abstract: On the basis of the system approach and the integrated ecological-paleogeographical
zoning of the Russian Plain (with allocation of zones, provinces and regions) the regional features of
the morpholithogenesis basis of landscapes were established. The regularities of the geological and ge-
omorphological characteristics variability, relevant for the evaluation of geosystems stability and
geoecological forecasts of their development, were revealed.
Морфолитогенная основа ландшафта, отличающаяся на Русской равнине территориальной
изменчивостью и региональным своеобразием, нуждается в системном анализе пространст-
венно-временных закономерностей развития под влиянием зонально-географических и про-
винциально-геологических факторов морфолитогенеза. Изучение структуры и динамики
ландшафтов базируется на анализе взаимодействия системообразующих факторов: палеогео-
графических условий, морфолитоструктур коренных пород, геоморфологического строения,
фациально-генетической обстановки осадкообразования, стратификации и мощности разно-
возрастных разногенетических горизонтов, направленности и интенсивности экзогенных про-
цессов с учетом палеогеографического развития.
В качестве методического решения этой сложной проблемы предложено комплексное эко-
лого-палеогеографическое районирование древнеледниковой зоны Русской равнины, которое
нацелено на установление региональных особенностей и закономерностей формирования мор-
фолитогенной основы ландшафтов [Судакова и др., 2008; 2016]. Фактическим материалом для
обобщения послужили результаты многолетних комплексных палеогеографических исследо-
ваний обширной территории Русской равнины [Палеогеографические закономерности…, 2013;
Судакова и др., 2016 и др.].
Региональные особенности морфолитогенеза систематизированы в сводной таблице, где
выделенным территориальным подразделениям (зонам, провинциям, областям, районам) при-
дана комплексная геолого-геоморфологическая характеристика, формирующаяся под влияни-
ем зональных и азональных факторов морфолитогенеза (географических, геологических, оро-
графических, палеогеографических) с учетом унаследованных признаков. На фоне
разновозрастных палеогеографических зон, соответствующих ареалу разновозрастных оледе-
нений, выделено 7 провинций морфолитоструктур азонального тектонико-геологического под-
чинения, которые подразделяются на 19 областей по признакам геоморфологической и фаци-
ально-генетической принадлежности геосистем и степени их преобразования экзогенными
процессами.
Геолого-тектонические факторы и морфоструктурный план дочетвертичной поверхности
предопределяют унаследованные черты современного рельефа. Морфолитоструктуры (см.
табл. 1) выделяются с учетом тектонического строения территории, расположенной в пределах
Московской синеклизы и севера Воронежской антеклизы. К главным факторам нестабильно-
сти морфолитоструктур дочетвертичного основания относятся: контрастность палеорельефа,
неглубокое залегание карстующихся пород, сгущение тектонически обусловленных линеамен-
тов и наличие вокруг них ослабленных зон с повышенной трещиноватостью в породах осадоч-
ного чехла.
С палеогеографическими факторами, обусловленными сменой палеоклимата и проявляю-
щихся в зонах разновозрастных оледенений, связано формирование характерных черт рельефа
403
и ярусное строение стратиграфической колонки. Ландшафтно-географические факторы зо-
нального подчинения влияют на динамико-генетические процессы морфолитогенеза и интен-
сивность экзарационно-аккумулятивной деятельности в регионах, способствуя преобразова-
нию морфолитогенной основы ландшафта.
Ландшафтная обстановка территории по набору и интенсивности экзогенных процессов
весьма неоднородна. Наиболее деструктивными являются: густота и глубина расчленения,
оползневые процессы, карст (см. табл. 1).
В итоге на основе системного подхода, реализованного в комплексном палеогеографиче-
ском районировании, установлены региональные особенности морфолитогенной основы
ландшафта, формирующейся под влиянием зонально-географических и провинциально-
геологических факторов. Четко проявляются: а) геолого-тектоническая и орографическая
унаследованная зависимость геоморфологического строения и состава отложений; б) палео-
географическая обусловленность морфоскульптур, приуроченных к зонам разновозрастных
оледенений; в) региональная специфика морфолитогенеза под воздействием экзогенных рель-
ефообразующих процессов в разных ландшафтно-климатических обстановках.
Проведенный анализ многоплановой литолого-геоморфологической информации и терри-
ториальной неоднородности морфолитоструктуры подтверждают рациональность региональ-
ного подхода к изучению природных комплексов. Выявленные тенденции закономерной тер-
риториальной изменчивости показателей морфолитосистем, определяющие ландшафтную
инфраструктуру, имеют важное научное и практическое значение для адресной порайонной
оценки состояния устойчивости морфолитогенной основы ландшафта и геоэкологических про-
гнозов развития геосистем.
Таблица 1
Региональные особенности морфолитосистем центра Русской равнины
в связи с геоэкологической устойчивостью ландшафтов
Единицы районирования Факторы и показатели морфолитогенеза
Четвертичный Эрозионное
Геологические Геоморфологические
покров расчленение
Веду-
абс. щие
Геологический ин-
декс коренных по-
Область, текто- Абс. от- по- экзоген-

Провинция ниче- от- метки мощ- верхно- ные Густо-
район Глубина
ская метки Тип рельефа поверх- ность, стный процес- та
м 2
струк- кровли, ности, м гори- сы км/км
тура м м зонт
род
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Грядово-
С1, С2, 150– L, lg,
1. Валдайская 50–200 холмистая воз- 35–80- К, Б, С 75-120 0,1-0,5
C3 280 gIII
Мос- вышенность
I. Карбо- ковская Ледниково-
новое плато синек- эрозионная,
2. Вяземско- лиза С1, С2, 100– 150–
грядово-хол- 50–100 Pr +gII С, О 50-75 1-1,5
Уваровская J3 260 300
мистая возвы-
шенность
II. Перм- Моренное пла-
L, a, lg,
ско- 3. Важско- то; водно- 150– С, Пд,
P2 , T1 50–200 20–50 gIII; g, 40-75 0,5-1,5
триасовое Сухонская ледниковая 220 Б
lgII
плато равнина
III. Мезо- Ледниково-
4. Северные K1, P2, 150–
зойское 50–200 эрозионная воз- 50–100 Pr, gII С, О 25-30 0,02-0,5
Увалы T1, J3 250
плато вышенность
IV. Москов- Возвышенная
ская мезо- 5. Бежецкий P2, T1, ледниковая 150–
50–150 10–70 gII Б, С 20-60 0,02-0,1
зойская рав- верх С2 равнина с гря- 250
нина дами и холмами
404
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Аллювиально-
6. Верхне- J3, K1, озерно- 100– 5–20– L, a, f, Б, С,
50–150 40-60 0,5-1,0
волжская T1 ледниковая ни- 150 80 lgIII Пд, Оп
зина
Ледниковая
125– Б, С,
7. Заволжская T1, P2 50–140 равнина с гря- 30–100 Pr +gII 70-125 0,5-1,3
220 Пд
дами и холмами
Холмистая лед-
никовая равни- Pr
8. Борисог-
K1, J3, на аллювильно- +gIIL, С, Оп,
лебско- 50–140 90–290 60–100 20-50 0,5-0,7
T1, P2 водно-ледни- a, fII- Б
Ивановская
ковая и озерная III
низина
Моренно-
T1, J3, 120– Pr + f
9. Унжинская 50–150 зандровая рав- 20–62 Оп, Б 5-20 0,02
K1 200 (gII)
нина
Аллювиально-
10. Балахнин- P2, T1, водно- A, fII-
40-100 70–120 20–80 Б, Э, К 50-75 0,1-0,5
ская J3 ледниковая ни- III
зина
Ледниковая де-
11. Клинско- K1, K2, 200– О, Оп,
50–250 нудационная 10–60 Pr +gII 30-50 0,1
Дмитровская J3 290 С
возвышенность
Ледниково-
эрозионная и
12. Москво- J3, K1, 100– 175– Pr, g, К, Оп,
озерно- 10–25 40-50 0,2-0,8
рецко-Окская C2 200 200 lgII О
ледниковая
равнина
Озерно-
13. Мещер- J3, K1, аллювиально- 100– A, f,
50–150 10–40 Б, К 30-50 0,1-0,5
ская N, C2 зандровая ни- 150 lII-IIIb
зина
Эрозионно-
14. Окско- C2, С3, 100– 100– К, С,
ледниковое 15–20 Pr +gII 20-40 0,02-0,1
Цнинская J3, P1 150 180 Оп, О
плато
V. Средне- Эрозионная-
PrII-III
русская 15. Калужско- 160– холмисто- 170– К, Оп,
15–20 (до 5 м 125-150 0,5-1
возвышен- Чекалинская Воро- 220 увалистая рав- 250 О
)
ность на нежская С1, С2, нина
палеозойс- антек- J3, K1
Эрозионно- PrI-III
ко-мезо- 16. Тульско- лиза 120– 170– К, Оп,
зойском денудационная 15–33 (3-10 100-125 0,5-1,8
Оскольская 240 275 О
основании возвышенность м)
Рязано-
VI. Окско-
Сара- Ледниково- PrI-III С (Д),
Донская N2, K1, 120– 130–
17.Тамбовская тов- зандровая рав- 15–20 (2-10 Э, Пд, 20-50 0,1-0,5
неогеновая J3 160 200
ский нина м) Бал.
равнина
прогиб
Ледниково-
VII.Привол- 18. Арзамас- эрозионная и
100– 100– Pr (g, К, Оп,
жское под- P2, J2 ледниково- 10–30 50-70 0,1-1
ская Токмов- 220 220 f)I-III Э
нятие на зандровая рав-
ский нина
ме-
свод
зозойском Эрозионно-
основании 19. Чембар- K1, K2, 180– 140– К, О,
денудационная 6–35 PrI-III 70-100 0,5-0,7
ская Pg 280 250 Оп, С
возвышенность
405
Примечания: Экзогенные процессы: К — карст, Сф — суффозия, О — овражная эрозия, Бал. — ба-
лочные процессы (эрозия, склоновая и пролювиальная аккумуляция), С — комплекс склоновых процес-
сов, С (Д) — склоновые процессы с преобладанием делювиального смыва, Оп — оползни, Б — забола-
чивание (торфообразование), Э — эоловые; Пд — погребенные долины. Данные по глубине и густоте
расчленения даются по Зориной, 2003, и др.
1. Палеогеографические закономерности развития морфолитосистем Русской равнины. Районирова-
ние. Стратиграфия. Геоэкология. Москва, МГУ, географический факультет, 2013. 95 с.
2. Судакова Н.Г., Антонов С.И., Введенская А.И., Костомаха В.А., Немцова Г.М. Палеогеографическая
экспертиза устойчивости геосистем — новое направление в исследовании геоэкологии (на примере
Русской равнины). // Проблемы палеогеографии и стратиграфии плейстоцена. Вып.2. Сборник науч-
ных трудов. М.: Географический факультет МГУ, 2008. С. 245-252.
3. Судакова Н.Г., Антонов С.И., Введенская А.И., Костомаха В.А, Немцова Г.М. Палеогеографическое
районирование Восточно-Европейской равнины как основа геоэкологической оценки устойчивости
геосистем // Вестник МГУ, серия 5. География. № 4. 2016. С. 13-19.
îéêåàêéÇÄçàÖ à ÑàçÄåàäÄ ÄäÇÄãúçõï äéåèãÖäëéÇ

ÇéÑéïêÄçàãàô ÇÖêïçÖÇéãÜúü
Тихомиров О.А.
Тверской государственный университет, Тверь, Россия, tikhomirovoa@mail.ru
THE FORMATION AND DYNAMICS OF AQUATIC SYSTEMS

OF THE UPPER VOLGA RESERVOIRS
Tikhomirov O.A.
Tver State University, Tver, Russia, tikhomirovoa@mail.ru
Abstract: Aquatic complexes of reservoirs create the unique aquatic landscapes with a complex
specific set of structural units that are closely related to General in-water processes, metabolism, chem-
ical elements and energy. When creating and in the process of operation of large plain reservoirs the
landscape organization and ecological state of the natural environment are undergoing profound chang-
es. Speaking on the final link of cascade systems, the accumulating substance of the catchment, aquatic
complexes of reservoirs are experiencing long-term anthropogenic impact. In this connection, the study
of aquatic systems in the course of a comprehensive assessment of the territories of technogenic trans-
formation are of exceptional importance. The construction of reservoirs has led to profound changes in
the natural environment of the vast plain territories. The study of anthropogenic changes and impacts,
the identification of dynamic processes in reservoirs is a challenging problem in studying the interac-
tion of hydraulic structures with the natural environment. This problem is closely connected to the so-
lution of the problem of rational use and protection of water resources, the need to protect water bodies
from eutrophication, overgrowth, abrasion, anthropogenic pollution and other negative processes. Ob-
jects of the field research served as aquatic complexes within the upper Volga, Ivankovo, Uglich,
Rybinsk and other lowland reservoirs of the forest zone. The reservoir is a complex, integrated system
of aquatic complexes of different taxonomic ranks. In solving scientific and practical tasks appropriate
to consider not only the reservoir as a water body regulating the flow, but as a natural-anthropogenic
system in highly dynamic aquatic systems.
Аквальные комплексы водохранилищ создают своеобразные аквальные ландшафты со
сложным специфическим набором структурных единиц, тесно связанных общими внутриводо-
емными процессами, обменом веществ, химических элементов и энергии. При создании и в
процессе эксплуатации крупных равнинных водохранилищ происходят глубокие изменения
ландшафтной организации и экологического состояния природной среды. Выступая конечным
звеном каскадных систем, аккумулирующих вещество водосбора, аквальные комплексы водо-
406
хранилищ испытывают длительное антропогенное воздействие. В этой связи исключительную
важность приобретают исследования аквальных систем в ходе комплексной оценки террито-
рий, охваченных техногенной трансформацией.
Строительство водохранилищ привело к глубоким изменениям природной среды обшир-
ных равнинных территорий. Исследование антропогенных изменений и последствий, выявле-
ние динамических процессов в водохранилищах представляет собой актуальную проблему
изучения взаимодействия гидротехнических сооружений с окружающей природной средой
[Дьяконов, 1977; Эдельштейн, 2000]. Эта проблема тесно связана с решением задачи рацио-
нального использования и охраны водных ресурсов, необходимостью защиты водоемов от за-
болачивания, зарастания, абразии, евтрофирования, антропогенного загрязнения и других не-
гативных процессов.
Основными задачами работы являются:
 оценка многолетней трансформации и динамики ландшафтной структуры аквальных
комплексов в условиях водохранилищ разных типов;
 анализ современного состояния и антропогенных изменений природных компонентов
аквальных комплексов равнинных водохранилищ.
Объектами полевых исследований служили аквальные комплексы в пределах Верхне-
волжского, Иваньковского, Угличского, Рыбинского и других равнинных водохранилищ
лесной зоны.
Анализ картографических, фондовых и литературных материалов позволил в соответствии
с предложенной нами классификацией [Тихомиров, 2005; 2009; 2010] выделить аквальные
комплексы по основным ландшафтоформирующим процессам: абразионные, эрозионные,
минерально-аккумулятивные, нейтральные, сплавинно-аккумулятивные, макрофитно-аккуму-
лятивные и пело (планктоно)-аккумулятивные, — а также основные элементарные единицы
аквальных комплексов по главному аккумулируемому материалу — донным отложениям
(псаммокомплексы, литокомплексы, аргиллокомплексы, пелокомплексы, фитокомплексы, пе-
докомплексы, торфяные и сплавинные комплексы).
Распределение аквальных комплексов связано с особенностями морфометрии, режима ре-
гулирования, развития гидродинамических и биологических процессов и возраста водоемов.
Расчеты и экспертные оценки показали, что наиболее значительно в равнинных водохранили-
щах представлены пело- и псаммокомплексы, в меньшей мере — слабоизмененные педоком-
плексы и фитокомплексы. Аквакомплексы с затопленными почвами (педокомплексы) сохра-
нились на площади от 6 до 13%. Наименее широко в водохранилищах представлены
сплавинные комплексы. Характер распределения аквальных комплексов в долинных водохра-
нилищах по площади дна однотипен. Пелоаквакомплексы с тонкодисперсными илами распо-
лагаются в профундальной части водоема. Псаммоаквакомплексы формируются в прибрежной
зоне, а промежуточная занята песчанистыми илами и педокомплексами.
Исследования позволили установить различия в степени антропогенного изменения и дать
комплексную оценку экологического состояния аквальных геосистем Верхневолжья. Выделе-
ны экологические ситуации разной степени напряженности на тестовых участках и в водохра-
нилищах в целом. Острота экологических ситуаций в водохранилищах нарастает от речных к
озерным ландшафтам и вниз по течению реки, в пределах аквальных ландшафтов — от лито-
ральных псаммокомплексов к пелагиально-профундальным пелокомплексам и фитокомплек-
сам заливов водохранилищ.
Напряженная, критическая и кризисная экологические ситуации типичны для различных
геосистем, находящихся в условиях антропогенного пресса (крупных промышленных пред-
приятий, промышленных зон и населенных пунктов) и участков развития природно-
антропогенных процессов сплавинообразования, заболачивания и евтрофикации (прежде все-
го, в пределах Иваньковского, Угличского, Рыбинского водохранилищ). В них наблюдается
высокая степень антропогенных изменений, тенденция превышения ПДК воды по ряду загряз-
нителей, активное накопление загрязняющих веществ в донных отложениях.
407
Водохранилища представляют собой сложную, целостную систему аквальных комплексов
различных таксономических рангов. При решении научных и практических задач целесооб-
разно рассматривать водохранилище не только как водный объект регулирующий сток, но и
как природно-антропогенную систему высокодинамичных аквальных комплексов.
В результате проведенных исследований установлено, что современная структура акваль-
ных ландшафтов равнинных водохранилищ сезонного и многолетнего регулирования (к 6-7-му
десятилетиям их существования) вполне сложилась. Анализ карт динамики ландшафтного
устройства позволил установить, что в процессе формирования аквальные ландшафты претер-
певают закономерные изменения. В многолетней эволюции равнинных водохранилищ уста-
новлены четыре этапа становления ландшафтной структуры, обусловленные различной интен-
сивностью и направленностью природно-антропогенных процессов. Каждый этап формирова-
ния характеризуется закономерно изменяющимся темпом преобразования и приоритетным
спектром природно-антропогенных процессов.
Процессы расширения площадей псаммо- и пелокомплексов резко замедлились. В то
же время продолжает возрастать роль биоты. Этот фактор ведет к развитию биогенных ак-
вальных комплексов. В водохранилищах многолетнего регулирования до настоящего вре-
мени продолжаются процессы формирования псаммокомплексов, началось сокращение
территорий, занятых пелокомплексами, а биогенные аквакомплексы занимают ограничен-
ные площади.
Основная закономерность развития горизонтальной структуры аквальных комплексов
водохранилищ заключается в сокращении площадей педокомплексов и их трансформации в
пелагиально-профундальных условиях в пелокомплексы, а в защищенной литорали — в спла-
винные и фитокомплексы. При этом пелокомплексы становятся доминантными, а педоком-
плексы — редкими.
Основным латеральным сопряжением аквальных комплексов в условиях низкой гидроди-
намической активности является следующая последовательность: сплавинные комплексы →
фитокомплексы → педокомплексы → пелокомплексы; в условиях высокой гидродинамиче-
ской активности и эрозионно-абразионной деятельности — псаммокомплексы → педоком-
плексы → пелокомплексы.
Ландшафтно-экологические исследования водохранилищ открывают новые возможности
разработки мер по улучшению экологического состояния аквальных геосистем. Изложенные
методические подходы и принципы могут быть использованы в целях создания системы
управления экологическим состоянием водохранилищ как совокупности аквальных природно-
антропогенных комплексов.
1. Дьяконов К. Н. К вопросу о критериях целостности разомкнутых геосистем // Системные исследо-
вания природы. Вопросы географии. М.: Наука 1977. № 104. С.142-147.
2. Тихомиров О. А.Трансформация структуры аквальных комплексов равнинного водохранилища //
Вестн. Моск. ун-та. Сер. 5. «География». М.: МГУ. 2010. № 1. С. 44-49.
3. Тихомиров О. А. Классификация и оценка экологического состояния аквальных геоэкосистем Верх-
ней Волги // Проблемы региональной геоэкологии, №1. М., 2005. С. 28-36.
4. Тихомиров О.А., Емельянов А.Г. Эволюция аквальных комплексов в процессе формирования водо-
хранилищ // Проблемы региональной экологии, № 2, М., 2009. С. 51-55.
5. Эдельштейн К. К. Водохранилища России: экологические проблемы, пути их решения. -М.: Изд-во
«Геос». 1998. 274 с.
408
ÑàîîÖêÖçñàêìûôÄü êéãú ÉÖéãéÉàóÖëäéÉé îÄäíéêÄ
Ç îéêåàêéÇÄçàà ëéÇêÖåÖççõï ãÄçÑòÄîíéÇ ÇÖêïçÖÇéãÜúü
Хохлова Е.Р.
Тверской Государственный университет, Тверь, Россия, revoldovna@gmail.com
DIFFERENTIATING ROLE OF GEOLOGICAL FACTOR

IN FORMATION OF MODERN UPPER VOLGA REGION LANDSCAPES
Khokhlova E.R.
Tver State University, Tver, Russia, revoldovna@gmail.com
Abstract: The modern structure of natural territorial complexes (NTC) has developed over a long
historical period. Therefore, in the identification and description of modern NTC, it is particularly actu-
al to conduct a retrospective analysis of the differentiating factors in the formation of landscapes.
Analysis of diverse and different-time cartographic material, the study of literature sources and own
observations have shown that the differentiating factors which influenced the formation of the Upper
Volga region are the features of paleo- and neotectonics, pre-Quaternary relief and composition of bed-
rock. The location of the Tver region within the Russian plate with the Precambrian crystalline base-
ment causes the belonging of region to the one geographical unit — the physical-geographical country
Russian Plain. Three large morphostructures are distinguished on the territory of the Upper Volga re-
gion, differing in absolute altitude, the lithological composition of the rocks. This has determined the
isolation of the three physical-geographical provinces where runoff, denudation, accumulation and oth-
er processes proceeded unequally. Not the last role in the isolation of these complexes belongs to the
composition and conditions of bedding of bedrock. Thus, limestones, marls, dolomites of the lower and
middle Carboniferous composing the central part of the region, are more resistant to denudation pro-
cesses. Friable Devonian deposits of the west or sandy-argillaceous Mesozoic deposits in the base of
the Upper Volga Lowland are less resistant to the processes of denudation. This is evident in the fact
that a certain set of species of natural territorial complexes corresponds to the morphostructure.
Современная структура природных территориальных комплексов (ПТК) сложилась в те-
чение длительного исторического периода. В существующих комплексах по Б.Б. Полынову
(1925) обнаруживаются разнообразные остаточные элементы, унаследованные от прошлых
геологических эпох, но продолжающие активно функционировать в настоящее время (релик-
товые); консервативные (т. е. современные) элементы, играющие пассивную роль и подвер-
гающиеся воздействию других элементов; элементы прогрессивные, зарождающиеся в сло-
жившихся условиях, по которым можно судить об их будущем облике. Поэтому при
выделении и описании современных ПТК особо актуальным представляется проведение рет-
роспективного анализа дифференцирующих факторов формирования ландшафтов. Такой ана-
лиз позволяет выявить направленность современных природных процессов, их роль в станов-
лении комплексов, дает возможность глубже понять ландшафтную структуру территории,
характер и таксономическую значимость природных рубежей.
Анализ разнообразного и разновременного картографического материала, изучение лите-
ратурных источников и собственные наблюдения показали, что к числу дифференцирующих и
интегрирующих факторов, оказавших первоначально наибольшее влияние на формирование
ландшафтов Верхневолжья, следует отнести особенности палео- и неотектоники, дочетвертич-
ный рельеф и состав коренных пород, материковые плейстоценовые оледенения. Позднее, в
голоцене, важную роль в формировании ПТК сыграли ритмические изменения климата, вы-
звавшие смещение ландшафтных зон и подзон, изменение почвообразовательных процессов, а
также хозяйственная деятельность человека.
Существенным фактором, прямо или косвенно определившим многие черты природы
Верхневолжья, является расположение Тверского края в пределах Русской плиты с докембрий-
ским кристаллическим фундаментом. Этот фактор обусловливает принадлежность области к
одной географической единице — физико-географической стране Восточно-Европейская (Рус-
ская) равнина. С ним связаны платформенный режим тектонических движений, горизонталь-
409
ное напластование отложений, чередование в ходе геологической истории морских трансгрес-
сий и периодов континентального развития территории [Природа и хозяйство…, 1960].
Кристаллический фундамент в пределах Тверской области залегает на юге области на глу-
бине 1300-1400 м, а на севере, в пределах Крестцовского авлакогена — на глубине более
2800 м по данным бурения (Молоково) и более 3500 м по геофизическим данным. Представлен
фундамент дислоцированными породами архея–нижнего протерозоя — биотитовыми и био-
тит-роговообманковыми плагиогнейсами и гранито-гнейсами, в различной степени магматизи-
рованными и микроклинизированными, прорванными интрузиями гранитоидов и основных
пород [Дочетвертичные отложения…, 1998].
Дифференциация поверхности кристаллического фундамента оказала влияние на осадко-
накопление в различные геологические эпохи. Рыхлые дочетвертичные отложения, в основ-
ном, накапливались в морских бассейнах, которые сильно сократились к началу мелового пе-
риода и почти исчезли к его концу. Палеозойские отложения представлены отложениями
девона (пески), карбона (известняки, доломиты, глины, пески, песчаники), перми (глины, пес-
чаники); мезозойские — триаса (глины, мергели), юры (глины). Меловые глины встречаются
пятнами [География Тверской области, 1992].
Известняки карбона подстилают четвертичные отложения в центральной части области.
Пески девона преобладают на западе, а на востоке — пермские, триасовые, юрские и меловые
отложения. Таким образом, в распределении рыхлых дочетвертичных отложений на террито-
рии Верхневолжья наблюдается следующая особенность: более древние породы занимают за-
падные части области, на восток сменяются более молодыми.
Основной крупной структурой осадочного чехла Русской плиты является Московская си-
неклиза, простирающая более чем на 1000 км в северо-восточном направлении и представ-
ляющая собой крупную блюдцеобразную впадину. Ось ее проходит по линии Волоколамск-
Ярославль-Галич-Кологрив. Тверская область расположена в западной части этой надпорядко-
вой структуры. Начало формирование синеклизы связано с опусканием в вендское время мас-
сива пород кристаллического фундамента между Подмосковным и Крестцовским авлакогена-
ми. Породы, выполняющие синеклизу, залегают с размывом на рифейских отложениях в
авлакогенах и с крупным угловым несогласием на породах фундамента.
По девонским отложениям на территории области не удается выделить крупных тектони-
ческих структур за исключением выступа в районе Нелидова, соответствующего аналогичной
структуре фундамента. По отложениям карбона прослеживаются валообразные поднятия и
прогибы. К бортовым активизированным разломам Крестцовского авлакагена приурочены
Молоковский и Кесьминский валы, Максатихинская депрессия (с амплитудами смещения до
100 м), имеющие северо-восточное простирание.
В пределах Нелидово-Торжокского свода сформировались локальные структуры типа
«штамповых»: Волго-Мстинский вал, Нелидовский и Зубцовско-Кимрский выступы и Кнуто-
во-Чертолинская депрессия [Дочетвертичные отложения…, 1998].
Относительно происхождения рельефа поверхности дочетвертичных пород северо-запада
Русской равнины существует несколько точек зрения. Одни исследователи связывают ее обра-
зование с тектоническим фактором, другие — с денудационным и экзарационным. По-
видимому, более правильно поверхность дочетвертичных пород рассматриваемой территории
считать сложным полигенетическим разновозрастным образованием. Рельеф дочетвертичной
поверхности сформировался в позднекайнозойское время под влиянием неотектонических дви-
жений, дочетвертичных денудационно-аккумулятивных процессов (на которые существенно
влиял литологический состав пород) и экзарационной деятельности плейстоценовых ледников.
Анализ абсолютных и относительных высот дочетвертичной поверхности свидетельству-
ют о том, что на территории Верхневолжья четко выделяются три ступени, имеющие в плане
субмеридиональную ориентировку.
Большую центральную часть области занимает верхняя ступень — карбоновое плато с абс.
высотами 180-240 м. Максимальные известные отметки в ее пределах у д.Ранцево — 265 м, в
бассейне р. Молодой Туд — 287 м. Его поверхности и склоны расчленены сетью ложбин и до-
линообразных понижений с абсолютными отметками тальвегов 100 м и менее абс. высоты
(минимальная отметка — 20 м).
410
На северо-западе области наблюдается резко выраженное понижение кровли дочетвертич-
ных пород до абс. высоты 80-60 м; это борт Ловатской палеонизины. Понижение с абс. отмет-
ками 100-120 м наблюдается и на юго-западе области, в бассейне рек Межи и Зап.Двины.
Восточнее линии Волоколамск-Старица-Вышний Волочек-Пестово расположена сле-
дующая ступень дочетвертичного рельефа с абсолютными высотами поверхности 120-100 м.
Она приблизительно соответствует Волго-Шошинской и Моложской низинам. В ее пределах
восточнее Твери и на северо-востоке области выделяются понижения рельефа дочетвертич-
ной поверхности до абс. высот 70-60 м (район озер Великое, Светлое, Песочня и др.). Здесь
также развита сеть погребенных ложбин, минимальные абс. высоты в днищах которых при-
ближаются к нулю. В восточной части области рельеф дочетвертичных пород снова более
возвышенный и более интенсивно расчлененный ложбинами. Максимальные абс. высоты
здесь 240 м. Эта часть территории соответствует в основном Овенищенской и Кесовогорской
возвышенности.
Общее колебание высот дочетвертичной поверхности в пределах Тверской области со-
ставляет около 300 м [Четвертичные отложения…, 1986].
Таким образом, на территории Верхневолжья выделяют три крупные морфоструктуры,
различающихся по абсолютной высоте, литологическому составу пород (начало формирования
с середины палеозоя) (табл. 1).
Это определило обособление трех физико-географических провинций, внутри которых
сток, денудация, аккумуляция и другие процессы протекали неодинаково. Не последняя роль в
обособлении этих комплексов принадлежала составу и условиям залегания коренных пород.
Так, известняки, мергели, доломиты нижнего и среднего карбона, слагающие центральную
часть области, видимо, оказались, более устойчивыми к процессам денудации, нежели пре-
имущественно рыхлые девонские отложения запада или песчано-глинистые отложения мезо-
зоя, залегающие в основании Верхневолжской низменности. Вследствие этого, а также в связи
с различиями в тектоническом режиме наиболее возвышенные участки расположены в цен-
тральной части области, понижения преобладают в западных и восточных районах.
К началу четвертичного времени в Верхневолжье существовала хорошо разработанная
эрозионная сеть близкая к современной по направлению, но водораздел тогда располагался
немного восточнее современного. Реки, которые текли на запад, были врезаны значительно
глубже, чем долины рек восточного направления. Глубина врезания в отдельных случаях пре-
вышала 100 и даже 120 м, у некоторых рек долины были похожи на каньоны. В то же время
восточная часть Тверской области испытывала длительное опускание по линии Завидово —
Конаково — Кимры — Калязин. Древняя речная сеть не отличалась глубоким врезанием, здесь
шло интенсивное осадконакопление. Уклон был направлен к центру Московской синеклизы,
по нему и шел сток.
Таблица 1
Основные черты древних морфоструктур [Геология СССР, 1971, Маевский, 1969]
Название Отм. ложа коренных Характеристика Отложения и их литологический
морфоструктур пород, м, абс. морфоструктуры состав
Моноклинально-пластовая дену-
Пестро- и красноцветные алеври-
80-60 дационная низменность с участ-
товые глины и алевролиты, в юго-
Западная ками средневысотной равнины
100-120 вост. и южн. частях со слоями
на размытых отложениях Глав-
глинисто-доломитовых пород
ного девонского поля
Известняки, доломиты, мергеля
Возвышенное карбоновое плато
среднего и верхнего карбона, в
Центральная 180-240 и его уступы с эрозионно-
западной части с прослойками
денудационными останцами
глин, алевритов, реже песчаников
70-60 Пластово-денудационная низ- Пестроцветные и темноцветные

Восточная менная равнина, в западной час- глины, алевриты, пески пермско-
120-100 ти средневысотная меловые
411
Указанные геолого-геоморфологические факторы сохранили свое первостепенное диффе-
ренцирующее значение и в современных условиях. В конечном итоге с ними связано положе-
ние границы высокого таксономического ранга, разделяющей Верхневолжскую и Смоленско-
Московскую физико-географические провинции (примерно по линии г. В.Волочек — г. Тор-
жок — г. Старица). Отрезок провинциальной границы (г. Зап.Двина — г.Нелидово — г.Белый)
отделяющий Валдайскую провинцию от Смоленско-Московской — на западе тоже в опреде-
ленной мере есть следствие среднепалеозойской морфоструктурной дифференциации [Доро-
феев, Логинов, 1986]. Кроме того, в Тверской области в некоторых случаях и границы физико-
географических районов изначально обусловлены сочетанием тектонического фактора и свой-
ствами дочетвертичного фундамента (например, западная и юго-западная границы Шлино-
Верхнемстинского района).
Кроме дифференцирующей роли, тектонико-геологические факторы имели и интегри-
рующее значение для формирования современных ландшафтов, проявляющей в том, что мор-
фоструктуре соответствует определенный набор видов ПТК.
1. География Тверской области. Тверь, 1992. 289 с.
2. Геология СССР. М.: Недра, 1971. 744 с.
3. Дочетвертичные отложения Тверской области. Карта масштаба 1:500 000. Пояснительная записка.
Тверь, 1998.
4. Дорофеев А.А., Логинов С.А. О формировании региональных геосистем Верхневолжья // Исследо-
вание природных комплексов в целях их охраны и рационального использования. Калинин, 1986.
С. 21-29.
5. Маевский В.И. Дочетвертичный рельеф Калининской области // Учен.зап.Калинин.пед.ин-та, т. 68.
Калинин, 1969. С. 161-170.
6. Природа и хозяйство Калининской области (Ученые записки естественно-географического факуль-
тета). Калинин,1960. 655 с.
7. Четвертичные отложения. Карта масштаба 1:500 000. Пояснительная записка./ серия Природные
ресурсы Калининской области / науч. ред. к.г.-м.н. Е.А.Гаврющова. Московская геолого-гидро-
геологическая экспедиция ПГО “Центргеология” МИНГЕО СССР. М., 1986.
ÇÄëûÉÄçúÖ (ãÄçÑòÄîíçÄü ëíêìäíìêÄ

à éëéÅÖççéëíà èêàêéÑéèéãúáéÇÄçàü)
Хромых В.С.
valery_kromykh@mail.ru
VASYUGAN PLAIN (LANDSCAPE STRUCTURE

AND FEATURES OF ENVIRONMENTAL MANAGEMENT)
Khromykh V.S.
National Research Tomsk State University, Tomsk, Russia, valery_kromykh@mail.ru
Abstract: The Vasyugan natural province is located almost entirely in the Tomsk region, covering
the basins of Vasyugan, Parabel, Chaya and Shegarka. The North of the province is in sub-band of
middle taiga, the extreme southeast — is in sub-taiga, the main part is situated in a sub-band of south-
ern taiga. The Vasyugan province is a vast flat boggy plain with absolute heights of 80-140 m. Wet-
lands reach 52% of the total province area. The main swamps belong to the uniform Vasyugan massif.
Wide circulation of swamps is in close connection to climatic features. The largest rivers are Vasyugan
with inflows Chizhapka and Nyurolka, Parabel, Chaya, which have distinct flood plain and three ter-
races. The prevailing types of vegetation are marsh and forest. The mixed and small-leaved woods
dominate. Swamps borrow flat interfluves, generally in the south of the province. The main clusters of
well managed farmland are located in the southeastern part. Oil and gas fields are found in the prov-
ince, part of them is developed. There is also a field of iron ore (the Kolpashevo-Bakchar iron ore belt).
412
Васюганская природная провинция располагается почти целиком в Томской области, ох-
ватывая бассейны Васюгана, Парабели, Чаи и Шегарки. Север провинции заходит в среднета-
ежную подзону, крайний юго-восток — в подтаежную, основная же часть располагается в под-
зоне южной тайги. Васюганская провинция — это обширная плоская сильно заболоченная
озерно-аллювиальная равнина с абсолютными высотами 80-140 м. Заболоченность провинции
равна 52%. Основные болота относятся к единому Васюганскому массиву, который отличается
большой пестротой растительности и торфяных залежей. Широкое распространение болот на-
ходится в тесной связи с климатическими особенностями. Количество выпадающих осадков
колеблется от 500 до 650 мм. Лето продолжается на юго-востоке 111 дней, на севере провин-
ции — 99 дней. Сумма температур за период со средними суточными температурами выше
10 от 1480° во внутренних частях до 1725° на юго-востоке. Наиболее крупные реки Васюган с
притоками Чижапкой и Нюролькой, Парабель, Чая имеют хорошо выраженную пойму и три
надпойменные террасы.
В провинции преобладают болотные, подзолистые и болотно-подзолистые почвы. Под
смешанными и мелколиственными лесами формируются дерново-подзолистые почвы. На юго-
востоке в бассейне Шегарки большие площади занимают серые лесные оподзоленные почвы.
Преобладающими типами растительности являются болотная и лесная. Доминируют смешан-
ные и мелколиственные леса. Болота занимают плоские междуречья, в основном на юге про-
винции. В юго-восточной части, в значительной мере освоенной, располагаются основные
массивы сельскохозяйственных земель. В провинции открыты месторождения нефти и газа,
часть их эксплуатируется. Имеется также месторождение железной руды (Колпашево-
Бакчарский железорудный пояс).
По особенностям ландшафтной структуры в провинции выделяются 7 природных районов.
Нижневасюганский природный район занимает северную среднетаежную часть Васю-
ганской провинции и представляет собой плоскую низменную слабодренированную равнину с
абсолютными отметками 60-100 м, с общим уклоном с запада на восток. В центральной части
района располагается долина Васюгана, имеющая три отчетливо выраженные в рельефе над-
пойменные террасы и пойму. Левые притоки Васюгана слабо расчленяют плоскую низменную
равнину, которая заболочена на 70%. На юге заболоченность меньше. Крупные правые прито-
ки Чижапка и Нюролька имеют по три надпойменные террасы и пойму. Главная река Васюган
является транзитной. В районе располагается нижний отрезок этой реки длиной 550 км. Пре-
обладающие глубины русла 1,5-2 м, ширина русла в низовьях 250 м, в западной части 60-70 м.
Васюган судоходен на всем протяжении. Наиболее крупные правые притоки Васюгана Чижап-
ка и Нюролька заходят в район лишь своими низовьями, также судоходны. Крупными являют-
ся pp. Лонтынъях (135 км), Катыльга (120 км), Махня (211 км), Кедровка (132 км), Пеноровка
(118 км). Реки очень извилистые, русла их сильно захламлены. В районе очень много озер, са-
мое большое — оз. Перельто (14,4км2) — располагается на второй надпойменной террасе в
низовьях Васюгана.
Широко распространены в районе болотные, болотно-подзолистые и подзолистые типы
почв. Наиболее крупные массивы болот располагаются на левобережье: на междуречье нижне-
го Васюгана и Оби, на водоразделе левых притоков Васюгана с Ильяком и Ларьеганом.
Сплошь заболочены также все междуречные пространства левых притоков. В их верховьях
болота сливаются в единый массив. Преобладают багульниково-хамедафнево-сфагновые боло-
та с сосной и кедром на грядах и безлесными сфагновыми мочажинами и озерками. На право-
бережье Васюгана болотные массивы занимают недренированные междуречья Салата и Ню-
рольки, низовьев Салата и Чижапки, правобережную часть бассейна Пассала, а также
располагаются пятнами в бассейне Пеноровки. Здесь, наряду с грядово-мочажинными болота-
ми, большие площади занимают рямы. Дренированные увалы правобережья Васюгана, низовь-
ев Нюрольки и Чижапки покрыты производными березовыми хвощово-вейниковыми лесами с
примесью пихты и ели. В низовьях Васюгана они сменяются также вторичными темнохвойно-
березовыми мелкотравно-вейниково-осоковыми лесами. В бассейне Варенъегана растут также
елово-березовые и березово-осиновые мелкотравно-зеленомошные леса. Подобные березово-
осиновые и осиновые леса характерны также для придолинного участка Оби ниже устья Васю-
гана. Коренных лесов в районе мало. На левобережье в бассейнах Кедровки, Махни, Катыльги
413
отдельными массивами встречаются пихтово-елово-кедровые мелкотравно-бруснично-
зеленомошные леса. Для правобережной части более характерны кедровые хвощово-
зеленомошные леса с примесью пихты и ели, распространенные на междуречье низовьев Ва-
сюгана и Парабели, в бассейне Наушки, в низовьях Нюрольки. Шире распространены гидро-
морфные варианты коренных лесов. Это елово-кедровые долгомошные и кустарничково-
сфагновые леса в бассейне Кедровки, в низовьях Мартыновки, Варенъегана и Егомъяха, а так-
же сосновые и березово-сосновые долгомошно-сфагновые и кустарничково-сфагновые леса,
занимающие наибольшие площади на левобережных надпойменных террасах Васюгана и
встречающиеся в низовьях Чижапки, Качармы и Пассала. Местами на высоких хорошо дрени-
рованных приречных участках долины Васюгана можно встретить багульниково-бруснично-
зеленомошные и лишайниковые сосняки.
Район в настоящее время интенсивно осваивается благодаря открытым здесь месторожде-
ниям нефти и газа.
Верхневасюганский природный район охватывает бассейн Васюгана южнее р. Лон-
тынъях. Рельеф района неоднороден. Север и северо-восток представляют собой плоскую ал-
лювиальную суглинистую равнину высотой 80-120 м, в восточной части которой находится
резко асимметричная долина Васюгана с тремя надпойменными террасами и хорошо развитой
поймой. Юг и юго-запад — это плоская озерно-аллювиальная суглинистая равнина с абсолют-
ными высотами 100-130 м, почти сплошь заболоченная. Долины рек врезаны неглубоко, слабо
выражены в рельефе, сильно заболочены.
Главная река района Васюган берет начало на полностью заболоченном водоразделе. В
верхнем течении это маленькая речка с шириной русла 10-15 м, с преобладающими глубинами
1-1,5 м. После впадения Черталы Васюган становится многоводным, русло резко расширяется
и к северной границе района достигает 60-70 м. От пос. Новый Васюган начинается регулярное
судоходство. В районе расположен отрезок верхнего течения Васюгана длиной около 600 км.
На всем протяжении Васюган прижимается к правому борту долины, в местах размыва рекой
междуречного плато образуются живописные яры высотой до 50 м (Огнев, Дальний, Коневый
и др.). Реки Чертала (311 км) и Ягылъях (368 км) в нижнем течении имеют также хорошо вы-
раженные долины с комплексом надпойменных террас. Ширина их русел в низовьях 25-30 м.
Другие относительно крупные реки — это Еголъях (184 км), Кельват (199 км), приток Черталы
Пачелга (124 км). Все они имеют извилистые русла, нешироки (10-20 м), неглубоки (0,5-1,5 м),
сильно захламлены, с многочисленными заломами.
В районе преобладают болотные торфяные почвы. Они занимают практически все между-
речные равнины, а также надпойменные террасы. Господствуют грядово-мочажинные и грядо-
во-озерковые комплексы. По окраинам развиваются рямы. Лесная растительность приурочена
только к. дренированным увалам вдоль рек с подзолистыми и дерново-подзолистыми почвами.
Доминирующую роль играют темнохвойно-березовые мелкотравно-вейниково-осоковые леса,
являющиеся вторичными. Коренные кедрово-елово-пихтовые зеленомошно-мелкотравные и
мелкотравно-осоковые леса сохранились пятнами лишь в самых верховьях Васюгана и в бас-
сейне Черталы. Во внутренних более заболоченных частях междуречий небольшими участка-
ми встречаются хвощово-зеленомошные и травяно-сфагновые кедровники, а также долгомош-
но-сфагновые и кустарничково-сфагновые сосняки, вейниково-хвощовые и осоково-сфагновые
березняки. Эти леса сочетаются с кустарничково-сфагновыми и осоково-сфагновыми залесен-
ными болотами.
В районе открыто несколько нефтяных месторождений.
Чижапско-Нюрольский природный район располагается в центральной части провин-
ции и охватывает бассейны верхнего и среднего течения крупных притоков Васюгана — Чи-
жапки и Нюрольки. Район представляет собой плоскую заболоченную озерно-аллювиальную
песчано-глинистую равнину с абсолютными высотами 80-100 м. Долины Чижапки и Нюрольки
глубоко врезаны (до 30-50 м), имеют хорошо развитую пойму и три надпойменные террасы.
Главные реки района — Чижапка (511 км) и Нюролька (389 км) — берут начало из болот
Большого Васюганского массива. В верхнем течении русла их нешироки — 10-15 м, сильно
меандрируют. После впадения крупных притоков — Елле-Кагала (122 км), Тухсигата (131 км)
у Нюрольки и Чагвы (110 км), Екыльчака (198 км), Салата (216 км) с Оглатом (126 км) у Чи-
414
жапки — реки становятся многоводными, русла их расширяются до 50-70 м. В местах подмыва
реками склонов междуречных плато формируются высокие (до 50 м) яры. Мелкие реки слабо
врезаны, сильно меандрируют, захламлены.
Район заболочен меньше по сравнению с соседними. Болота занимают около четверти его
площади. Преобладают рямы, на юге развиты грядово-мочажинные и грядово-озерковые ком-
плексы. Среди лесной растительности на первом месте стоят березовые хвощово-вейниковые
леса с примесью пихты, ели и кедра, занимающие дренированные увалы и склоны междуречий
с дерново-подзолистыми почвами на левобережьях Чижапки и Нюрольки. Близкие к ним тем-
нохвойно-березовые мелкотравно-вейниковые леса охватывают наибольшие площади в бас-
сейнах Елле-Кагала, Тухсигата, Екыльчака, в верховьях Нюрольки и по правобережью Чижап-
ки. Коренные кедрово-елово-пихтовые зеленомошно-мелкотравные и мелкотравно-осочковые
леса на дерново-слабоподзолистых почвах встречаются лишь незначительными участками в
верховьях Салата, низовьях Екыльчака, а также в верхнем течении Амелича, левого притока
Парабели. Шире распространены гидроморфные варианты коренных лесов — пихтово-елово-
кедровые хвощово-зеленомошные и травяно-сфагновые на торфяно-подзолисто-глеевых поч-
вах. Наибольшие массивы их располагаются в бассейнах Чагвы, Тамырсата и Ай-Кагала. Забо-
лоченные долгомошно-сфагновые и кустарничково-сфагновые сосняки протягиваются поло-
сами по окраинам болот на правобережье Нюрольки, по левобережью Салата, а также в
бассейне Оглата, в низовьях Чагвы и в бассейне Малой Пильги на правобережье Чижапки. Эти
леса развиваются также на торфяно-подзолистых почвах.
Район освоен слабо. Ведутся лишь лесоразработки. Здесь открыты также несколько место-
рождений нефти и газа.
Чузик-Кенгинский природный район располагается на юге провинции в бассейнах
верхнего и среднего течения Чузика и Кенги — составляющих Парабели. По рельефу район
является плоской сильно заболоченной озерно-аллювиальной суглинистой равниной с абсо-
лютными отметками высот 100-130 м. Долины рек врезаны неглубоко. Главные реки Кенга
(498 км) и Чузик (382 км) берут начало из болот Большого Васюганского массива. Реки имеют
малые скорости течения — 0,3-0,4 м/с, сильно меандрируют, русла их нешироки, захламлены
топляками и корягами, в верховьях много заломов. Наиболее крупные притоки — Емельджа
(195 км) у Кенги, Армич (103 км) у Чузика. В районе много озер, в том числе самое большое в
области Мирное (18,3 км2). Это озеро бессточное, окружено со всех сторон болотами.
Заболоченность района свыше 50%. Преобладают сосново-кустарничково-сфагновые бо-
лота. В центральных частях крупных болотных массивов располагаются грядово-озерковые и
грядово-мочажинные комплексы. На юге в центре Большого Васюганского массива широко
развиты осоково-гипновые и ерниково-осоково-гипновые болота. На грядах-веретьях растут
сосна и береза, мочажины сильно переувлажнены. Болота непрерывной полосой протягивают-
ся с юга по междуречьям Кенги и Парбига, Чузика и Кенги, Чижапки и Чузика. Относительно
дренированные пространства заняты лесами, большей частью вторичными темнохвойно-
березовыми мелкотравно-вейниково-осоковыми, которые формируются на дренированных
увалах с дерново-подзолистыми почвами. Они характерны для бассейна Чузика, придолинных
участков правобережья Кенги и местами для междуречья Кенги и Емельджи. В низовьях
Емельджи в левобережной части ее бассейна распространены производные березовые хвощо-
во-вейниковые леса на дерново-подзолисто-глеевых почвах, так же, как и на междуречье
Пинджи и Комбарса — правых притоков Чузика. В верховьях Кенги по ее левому притоку
Нершо растут темнохвойно-осиновые травяные леса. Слабодренированные участки междуре-
чья Чузика и Чижапки, а также самые верховья Чузика, Емельджи, Корги и Таванги занимают
березовые осоково-сфагновые леса. Несмотря на доминирование вторичных лесных ассоциа-
ций, коренные леса здесь сохранились лучше, чем в Чижапско-Нюрольском районе. Наиболь-
шие площади кедрово-елово-пихтовых зеленомошно-мелкотравных и мелкотравно-осоковых
лесов относятся к придолинным участкам верховьев Кенги, долине Чузика и центральной час-
ти бассейна Емельджи. Здесь они занимают дренированные пологие склоны междуречий и
речные террасы с дерново-подзолистыми почвами. На более увлажненных местоположениях с
415
торфянисто-глеевыми почвами встречаются кедровые хвощово-зеленомошные и травяно-
сфагновые леса. Это верховья Емельджи, Комбарса, Кенги, междуречье Емельджи и Пужи,
низовья Армича. Сосновые леса не характерны. Небольшие площади долгомошно-сфагновых
сосняков окаймляют кромку рямов на междуречье Емельджи и Чузика, а также в верховьях
Чузика.
В настоящее время район интенсивно осваивается. Открыто и эксплуатируется несколько
месторождений нефти и газа. Построенный в районе с. Пудино город Кедровый стал базой
нефтяников и газовиков.
Парабельский природный район охватывает бассейны Парабели, Шудельки, низовьев
Кенги и Чузика и верховьев Нюрсы — левого притока Чаи. В районе можно выделить три час-
ти: 1) озерно-аллювиальную равнину, плоскую, заболоченную, с отметками 80-100 м; 2) ком-
плекс аллювиальных надпойменных террас Оби с отчетливо выраженными уступами; 3) широ-
кую долину Парабели и низовьев Чузика и Кенги с тремя хорошо выраженными
надпойменными террасами. Долины малых рек слабо врезаны и, как правило, малоразвиты, за
исключением долины Шудельки, которая унаследовала древнюю ложбину стока. Район сильно
заболочен. Парабель — главная река района — начинается слиянием Чузика и Кенги. Длина ее
308 км. Русло сильно извилистое, 60-80 м шириной с преобладающими глубинами .1,5-2 м.
Парабель судоходна на всем протяжении; впадает в Обь двумя рукавами, отстоящими один от
другого на 100 км. Другие крупные реки — Чузик, Кенга, заходящие в район своими низовья-
ми, притоки Чузика Комбарс (115 км), Амелич (185 км), Чарус (105 км), Нижняя Сенькина (102
км), Шуделька (172 км). Малые реки сильно захламлены.
Основные типы почв в районе дерново-подзолистые, болотно-подзолистые и болотные.
Широко распространены производные темнохвойно-березовые мелкотравно-вейниково-
осоковые леса, которые занимают долину и придолинные участки Парабели, Чузика, Кенги,
Амелича, притока Шудельки Каршана. Другие типы вторичных лесов встречаются значи-
тельно реже. На междуречье Шудельки и Чаи, а также в бассейнах Чаруса, Верхней Сеньки-
ной, Нижней Сенькиной, Карзы, Чигаса, в низовьях Пужи и Комбарса небольшие площади
заняты хвощово-вейниковыми березняками с примесью пихты и ели. По окраинам болот на
междуречьях Шудельки и Чаи, Шудельки и Нюрсы неширокими полосами протягиваются
березовые осоково-сфагновые и вейниково-хвощовые леса. Коренных лесов мало. Кедрово-
елово-пихтовые зеленомошно-мелкотравные леса занимают лишь небольшие площади в до-
лине Чузика и в верховьях Нюрсы. Несколько шире распространены гидроморфные вариан-
ты коренных лесов. Верховья Верхней Сенькиной занимают елово-кедровые долгомошные и
кустарничково-сфагновые леса, по Чигасу, Шудельке и ее притоку Тайжо местами растут
кедровые хвощово-зеленомошные и травяно-сфагновые леса. Сосновых лесов мало. Долго-
мошно-сфагновые сосняки встречаются лишь на окраинах болот в бассейнах Верхней Сень-
киной, Нижней Сенькиной, Чаруса, в низовьях Кенги и Шудельки. Большую часть междуре-
чий занимают болота, среди которых преобладают рямовые, но встречаются и грядово-
мочажинные безлесные. Сильно заболочены также террасы Оби и широкая унаследованная
долина Шудельки.
Чаинский природный район располагается в бассейне Чаи и прилегающих на востоке
бассейнах малых рек (Татош, Бровка и др.). Это плоская заболоченная озерно-аллювиальная
суглинистая равнина. В нее на глубину 20-30 м врезана долина Чаи с хорошо развитой поймой
и комплексом из трех надпойменных террас. Четко выраженные долины имеют также pp. Пар-
биг, Бакчар и Икса. Склон равнины, обращенный к Оби, сильно расчленен балками и оврага-
ми. Абсолютные отметки равнины колеблются от 90 до 135 м. Главная река района — Чая
(194 км) — начинается слиянием двух рек: Бакчар (348 км) и Парбиг (320 км). Реки извилисты.
Чая судоходна на всем протяжении. Ширина ее русла 50-70 м. Другие относительно крупные
реки — притоки Бакчара Тетеренка (122 км), Галка (145 км), приток Парбига Андарма (232
км), притоки Чаи Нюрса (179 км), Икса (430 км), а также Татош (119 км).
Почвенный покров района разнообразен. Дренированные территории занимают дерново-
подзолистые и подзолистые почвы. Это в основном придолинные участки вдоль рек. Широко
416
распространены также серые лесные почвы. Из полугидроморфных почв наиболее часты дер-
ново-подзолисто-глеевые, занимающие слабодренированные склоны междуречных равнин.
Район сильно заболочен (около 40% площади). Основные типы растительности — леса и боло-
та. Наибольшие площади занимают темнохвойно-березовые мелкотравно-вейниково-осоковые
леса, являющиеся производными от коренных елово-кедрово-пихтовых. Другие лесные ассо-
циации распространены мало. По окраинам болот на слабодренированных местоположениях
располагаются осоково-сфагновые березняки. Наиболее часто они встречаются в левобереж-
ной части бассейна Парбига, в верховьях Андармы, Тетеренки, Бакчара, Иксы. В левобереж-
ной части бассейна Иксы их замещают березовые хвощово-вейниковые леса. Хвойных лесов
немного. Наибольшие массивы кедрово-елово-пихтовых зеленомошно-мелкотравных лесов
можно встретить в низовьях Иксы на дренированных склонах и увалах, местами в нижних час-
тях бассейнов Андармы и Парбига. Заболоченные травяно-сфагновые кедровники приурочены
к правобережью низовий Бакчара, небольшие участки таких лесов встречаются в бассейнах
верхнего Парбига и верхней Иксы. Сосновые кустарничково-сфагновые леса растут по окраи-
нам болот в основном на правобережье Бакчара, а также в междуречье Иксы и Татоша. Юг
района занимает часть Большого Васюганского болотного массива, который языками протяги-
вается на север по междуречьям (Иксинское, Бакчарское болота и др.). Более распространены
рямы, однако встречаются на больших площадях и грядово-мочажинные безлесные комплек-
сы. Около 7% территории района — пашни, залежи и луга. Наибольшие площади сельскохо-
зяйственных земель располагаются близ долины Оби, а также по террасам pp. Бакчар, Тете-
ренка, Галка, реже в долинах Парбига, Андармы и Иксы.
В районе находится месторождение железной руды.
Шегарский природный район, расположенный на крайнем юго-востоке Васюганской
провинции, отличается от остальных частей провинции, относясь к подзоне подтайги. Район
охватывает бассейн Шегарки, а также территории, расположенные близ долины Оби. По рель-
ефу большая северная часть района представляет собой аллювиальную ступенчатую равнину
четвертичного возраста. Южная часть района, южнее впадения Баксы, — озерно-аллювиальная
равнина с абсолютными отметками до 130 м. В долине Оби выделяются три надпойменные
террасы, причем наиболее развита вторая, тянущаяся непрерывной полосой от с. Кожевниково
до устья Шегарки. Пойма Оби шириной 3—5 км имеет проточно-островной характер. Наибо-
лее крупная река района — Обь, от с. Кожевниково до устья Томи протяженность ее 65 км.
Русло ее здесь спрямленное, имеет очень много островов. Ширина русла 0,7-1 км. Другие от-
носительно крупные, хотя и маловодные реки — Шегарка (382 км) и ее правый приток Бакса
(206 км). У них очень извилистые русла.
В районе главную роль играют серые лесные почвы, которые сочетаются с темно-серыми
и светло-серыми лесными оподзоленными. Местами развиты серые лесные глеевые и болот-
ные почвы. Свыше 30% района освоено и занято сельскохозяйственными землями. Междуре-
чье Шегарки и Баксы, а также левобережная часть бассейна Шегарки, непосредственно при-
мыкающая к Иксинскому болоту, покрыты производными темнохвойно-березовыми
мелкотравно-осоковыми лесами. На междуречье Оби и Шегарки широко распространены бере-
зовые и осиново-березовые злаково-разнотравные леса, чередующиеся с осоково-злаковыми
лугами, на юге — березовые и осиновые вейниковые и вейниково-высокотравные леса, кото-
рые имеют в основном колочный характер. Западины и котловины с высоким стоянием уровня
грунтовых вод на оглеенных дерново-подзолистых почвах заняты березовыми и осиново-
березовыми осоковыми и осоково-вейниковыми лесами. Болот немного. Наиболее крупные —
это осоково-сфагновое болото на междуречье Шегарки и Лобачевой, а также осоково-гипновое
Большое Обское в пойме Оби. В обской пойме широко распространены осиновые, березовые,
темнохвойные леса с ивняками и топольниками. В центральной пойме на гривах высокого и
среднего уровня раскинулись мятликовые, овсяницевые и злаковые полидоминантные луга, на
низких гривах господствуют лисохвостники, а в переувлажненных низинах — осоковые луга.
Пойма Оби используется в хозяйственном отношении.
417
ëíêìäíìêÄ ãÄçÑòÄîíéÇ ûÉé-ÇéëíéäÄ áÄèÄÑçé-ëàÅàêëäéâ
êÄÇçàçõ (Ç ÉêÄçàñÄï íéåëäéâ éÅãÄëíà)
à éëéÅÖççéëíà àï èêàêéÑéèéãúáéÇÄçàü
Хромых В.С.
valery_khromykh@mail.ru
THE STRUCTURE OF LANDSCAPES OF THE SOUTHEAST

OF THE WEST SIBERIAN PLAIN (IN BORDERS OF THE TOMSK REGION)
AND THE FEATURES OF THEIR ENVIRONMENTAL MANAGEMENT
Khromykh V.S.
National Research Tomsk State University, Tomsk, Russia, valery_khromykh@mail.ru
Abstract: The Tomsk region occupies the southeast part of the West Siberian Plain. In the territo-
ry of the area it is possible to allocate three various genetic types of plains: denudation-accumulative,
lacustrine-alluvial and alluvial plains. Denudation-accumulative plains are widespread in east and
northern parts of the area, differ in a flat relief. The erosive relief of the southern part is buried under
the enormous swamps which have merged up to one Vasyugan massif. Lacustrine-alluvial plains bor-
row interfluves of the western, southwest and southern parts of the area. Plains are flat. Significant
compartmentalization differs only Tomsk district where the relief gains hilly-rolling character. Land-
scapes of alluvial plains are comparatively young. Landscapes of the floodplain terraces and flood-
plains of Ob and its inflows relate to them. The relief of the plain is various — from flat to flat-rolling.
It has gained the greatest development in the central part of the area along Ob. Morphostructural fea-
tures of the relief form provincial distinctions. The Tomsk region is located within the territory of 9
natural provinces, covering almost entirely one of them (Vasyugan), considerable sites of three more
(Ket-Tym, Ket-Chulym and Ob inundated) and small sites of other five provinces (Yugan, Vakh,
Mariinsk, Ob and Lower Tom). At present, the environmental management of the Tomsk region is tar-
geted on focal development of northern territories and continuous agricultural development of the
south. The leading process is the industrial environmental management which is based on oil and gas
production. The area has big resources of sedimentary iron ores and takes the second place in Russia’s
peat resources. The forestry natural resource management plays important role in the region. The
woods of the area have generally the operational value. In the south of the area a front view is agricul-
tural environmental management. There is also rich fishery fund. Recreational environmental manage-
ment stays at initial stage of formation.
Томская область занимает юго-восточную часть Западно-Сибирской равнины — крупней-
шей равнины земного шара. Площадь области равна 316,9 тыс. км2.
Физико-географическая характеристика. Природные условия территории Томской об-
ласти, хотя и не отличаются большой пестротой, однако однообразными их тоже не назовешь.
В геоморфологическом отношении на территории четко выделяются юго-восточная, более вы-
сокая, денудационно-аккумулятивная часть, остальная территория относится к аккумулятив-
ной равнине. На аккумулятивной равнине большие площади занимают долины крупных рек,
особенно долина Оби, которая достигает местами 100 км в ширину, а также древние ложбины
стока талых ледниковых вод. Из современных процессов рельефообразования отметим эрози-
онно-аккумулятивную деятельность рек, а также болотообразование.
Континентальный климат с холодной зимой и умеренно-теплым летом, поздний сход сне-
га, довольно значительное количество осадков, выпадающих в теплый период, длительные ве-
сенне-летние разливы рек, почти полугодовой ледостав определяют суровый облик природы
Томской области. Поэтому условия жизни здесь мало благоприятны для человека.
В почвенно-растительном покрове господствуют таежные леса на подзолистых почвах, а
также болота. Из древесных пород преобладают береза, сосна, кедр. На крайний юг Томской
области небольшим языком заходит лесостепь с выщелоченными и оподзоленными чернозе-
мами. Животный мир области небогат и мало разнообразен. Эндемиков в области нет.
418
Формирование ландшафтов Томской области началось в конце олигоцена, когда море пол-
ностью покинуло территорию области. В плейстоцене север области подвергался оледенению.
Современный облик ландшафты приобретают в голоцене.
Классификация ландшафтов. Все ландшафты Томской области относятся к классу рав-
нинных ландшафтов, в основном к подклассу низменно-равнинных ландшафтов. Лишь ланд-
шафты Притомского района Нижнетомской провинции проявляют переходные черты к под-
классу возвышенно-равнинных ландшафтов. По степени дренированности ландшафты
Томской области разделены на 2 группы: относительно дренированных равнин и переувлаж-
ненных равнин. В первой группе отчетливо выражены зональные особенности территории; в
группе ландшафтов переувлажненных равнин большое значение имеют специфические про-
цессы: болотообразование и поемность, которые сильно затушевывают зональные черты
ландшафтов. Группа ландшафтов дренированных равнин подразделяется по почвенно-
биоклиматическим признакам на типы — таежный и лесостепной — и подтипы — среднета-
ежный, южно-таежный, подтаежный, северо-лесостепной. Ландшафты переувлажненных рав-
нин на типы и подтипы не разделяются. В зависимости от генезиса пород, слагающих геологи-
ческую основу ландшафта, и рельефа в типах и подтипах выделяют роды ландшафтов.
Выделены три различных рода: ландшафты денудационно-аккумулятивных равнин, озерно-
аллювиальных равнин, аллювиальных равнин. Роды ландшафтов по характеру почвенно-
растительного покрова, степени гидроморфности и особенностям рельефа разделяются на ви-
ды. В Томской области выделены 87 видов ландшафтов.
Своеобразие ландшафтов Томской области определяется ее положением в пределах юго-
востока Западно-Сибирской равнины, характеризующейся исключительной равнинностью
рельефа, господством рыхлых четвертичных отложений, слабой дренированностью и значи-
тельной континентальностью климата. Эти факторы, а также большая протяженность области
с севера на юг обусловливают следующие основные особенности ландшафтов:
1. Четко выраженная зональность ландшафтов. На это впервые обратил внимание Б.Н. Го-
родков. Современные исследования географов, биологов, почвоведов уточнили и дифференци-
ровали зональное деление ландшафтов. Разработаны также схемы зонального деления ланд-
шафтов пойм и болот. В целом, согласно современному зональному делению, большая часть
территории области входит в состав зоны тайги и соответствующих ей подзон средней, южной
тайги и подтайги. Крайний юг территории — левобережье Оби южнее с. Кожевниково — от-
носится к зоне лесостепи, подзоне северной лесостепи.
2. Исключительно широкое развитие заболоченности. Средняя заболоченность Томской
области около 40%, а в отдельных случаях (юг Васюганья, Кетско-Тымское междуречье) она
достигает 70-75%. Болота образовались еще в эпоху раннего голоцена, т. е. более 10-12 тыс.
лет назад. В их современном развитии отмечается тенденция прогрессивного заболачивания.
Болотные ландшафты несут на себе черты зональности.
3. Широкое развитие поемности и аллювиальности в долинах крупных рек. Река Обь пере-
секает территорию Томской области с юго-востока на северо-запад. Ширина ее поймы дости-
гает на отдельных участках 40 км, составляя в среднем 20-25 км. Широко развиты поймы в до-
линах Томи, Чулыма, Кети, Васюгана и Тыма. Длительные весенне-летние половодья
обусловливают формирование в поймах рек огромных массивов естественных лугов, являю-
щихся ценными кормовыми угодьями.
Эти специфические черты ландшафтов Томской области в полной мере проявляются в их
генетических, структурных и динамических особенностях.
Основные черты зональной дифференциации ландшафтов. Территория Томской об-
ласти входит в состав двух природных зон — таежной и лесостепной. Тайга представляет со-
бой сочетания ландшафтов, в которых чередуются леса, болота и луга. Современный облик
ландшафта таежной зоны во многом определяется повышенным гидроморфизмом, обуслов-
ленным интенсивно идущими процессами заболачивания. Поэтому все пространственные со-
четания и ряды ландшафтов тайги в качестве обязательных компонентов имеют лесные и бо-
лотные комплексы.
Подзона средней тайги характеризуется преобладанием ландшафтов с темнохвойными, со-
сновыми и производными мелколиственными лесами. Эти леса отличаются относительно вы-
419
сокой продуктивностью (IV класс бонитета), большой высотой древостоя (17-20 м) и сомкну-
тостью (0,6-0,7). В составе нижних ярусов леса большую роль играют таежное мелкотравье и
зеленые мхи. Наиболее характерные ландшафты — плоские суглинистые равнины с елово-
пихтово-кедровыми мелкотравно-бруснично-зеленомошными лесами на подзолистых почвах.
В динамических рядах ландшафтов среднетаежных елово-кедровых лесов широко представле-
ны коротко-производные сосновые, березовые и осиновые леса.
Ландшафты с коренными и производными лесами сочетаются с комплексами с заболочен-
ными сосняками и кедровниками, а также с сухими борами на песчаных увалах. В рядах забо-
лачивания сменяют друг друга сосново-кедровые, сосново-березовые и сосновые долгомошно-
сфагновые и кустарничково-сфагновые леса, обычно переходящие в сосново-кустарничково-
сфагновые залесенные болота. Обширные болотные массивы центральных частей междуречий
представлены грядово-мочажинными, а в центре озерково-грядово-мочажинными комплекса-
ми с характерной для гряд багульниково-хамедафнево-сфагновой растительностью, местами с
сосной и кедром, и пушицево-шейхцериево-сфагновым покровом мочажин.
К среднетаежному типу относятся и ландшафты поймы Оби на участке ниже устья р. Тым.
На низинах и низких гривах широко развиты осоковые луга на аллювиальных болотных поч-
вах. На средневысотных гривах распространены канареечниковые и разнотравно-осоковые лу-
га на аллювиальных лугово-болотных почвах, а на высоких гривах и останцах террас среди
поймы — разнотравно-злаковые луга и леса из кедра, сосны и березы.
В подзоне южной тайги основным зональным типом являются плоские суглинистые рав-
нины с кедрово-елово-пихтовыми зеленомошно-мелкотравными и мелкотравно-осочковыми
лесами на дерново-подзолистых почвах. Леса отличаются хорошо развитым древостоем (II-III
классы бонитета), достигающим высоты 25-28 м и диаметра 50-60 см, обильным подростом из
темнохвойных и лиственных пород и разнообразным по составу подлеском. В качестве обяза-
тельного элемента в покрове южно-таежных лесов присутствуют представители таежного вы-
соко- и широкотравья. Зеленые мхи не имеют здесь сплошного распространения.
Процессы динамических смен в ландшафтах южно-таежных пихтовых и еловых лесов
идут преимущественно со сменой пород. Среди вторичных лесов преобладают березовые и
осиновые насаждения. На песчаных увалах, так же, как и в средней тайге, господствуют сухие
брусничные и лишайниковые сосновые боры.
Процессы заболачивания охватывают большие территории южной тайги. Для этой подзо-
ны в основном характерны те же, что и для средней тайги, типы олиготрофных сфагновых бо-
лот, а в динамических рядах комплексов с заболоченными лесами появляются типичные юж-
но-таежные ландшафты с елово-кедрово-березовыми и сосново-березовыми вейниково-
хвощовыми и осоково-сфагновыми лесами, предшествующие образованию заболоченных со-
сняков и кедровников.
Серии долинных ландшафтов в южной тайге особенно разнообразны, для них характерны
низины с осоковыми, канареечниковыми и вейниковыми болотистыми лугами, средневысот-
ные гривы с парковыми березняками и разнотравно-злаковыми полидоминантными лугами, а
также высокие уровни поймы с березово-осиновыми, березово-пихтовыми и еловыми зелено-
мошно-травяными лесами на дерновых оподзоленных почвах.
Среди ландшафтов подтаежной подзоны преобладают комплексы с коренными березовы-
ми и осиновыми лесами с хорошо развитым злаково-разнотравным покровом и участием пред-
ставителей таежного мелкотравья. Эти леса чередуются с участками суходольных лугов. До-
минируют серые лесные почвы.
Для подзоны характерно незначительное заболачивание, начальной стадией которого яв-
ляются березовые вейниково-высокотравные леса, в обширных понижениях переходящие в
сильно увлажненные березовые осоково-вейниковые и осоковые леса. Их дальнейшее забола-
чивание ведет к образованию лесных мезотрофных и эвтрофных болот — березовых осоковых
и осоково-сфагновых. Наиболее характерны для этой подзоны осоково-гипновые и травяные
тростниково-осоковые эвтрофные болота.
Долинные ландшафты подтаежного типа представлены динамическими рядами комплексов,
главным образом с лугами, в южной части значительно остепненными. На высоких гривах приру-
420
словых участков пойм, а также на низких террасах рек развиваются леса подтаежного типа — иво-
во-тополевые, ивово-березовые, березово-осиновые.
Зональные ландшафты подзоны северной лесостепи — комплексы со злаково-
разнотравными остепненными лугами, луговыми степями и остепненными травяными березо-
во-осиновыми лесами на выщелоченных и оподзоленных черноземах и серых лесных почвах.
Основу травостоя составляют мезофильное разнотравье и корневищные злаки. Большая часть
территории северной лесостепи в настоящее время занята различными сельскохозяйственными
угодьями — пашнями, залежами, пастбищами. Процессы заболачивания не характерны. Они
наблюдаются только в небольших замкнутых понижениях с близко залегающими грунтовыми
водами. Микропоясные ряды заболачивания прослеживаются по периферии озерных и болот-
ных впадин; они представлены фациями заболоченных лугов. Болота преобладают травяные,
преимущественно осоковые и тростниковые. Их площадь расширяется в наиболее влажные
годы. К лесостепному типу относятся ландшафты поймы Оби выше устья Томи и долин мел-
ких речек — левобережных притоков. На высоких гривах поймы Оби и на низких террасах бо-
лее мелких рек развиваются остепненные луга и луговые степи, преимущественно из корне-
вищных злаков — мятликовые, полевицевые, кострецовые. Колочные леса очень
незначительны по размерам и большей частью выкорчеваны или выжжены при сельскохозяй-
ственном освоении.
Азональные особенности территории и формирование природных провинций и рай-
онов. Наряду с зональными климатическими условиями, одним из главных факторов про-
странственной дифференциации территории Томской области являются морфоструктурные
особенности рельефа. На территории области можно выделить три различных генетических
типа равнин: денудационно-аккумулятивные, озерно-аллювиальные и аллювиальные равнины.
Денудационно-аккумулятивные равнины широко распространены в восточной и северной
частях области, где они охватывают междуречные пространства, сложенные с поверхности
обычно суглинистыми неоген-четвертичными отложениями. В северной части равнины сильно
заболочены и слабо расчленены эрозионной сетью. На юго-востоке эрозионная расчлененность
возрастает, заболоченность сильно уменьшается. В целом же равнины отличаются плоским
рельефом. К ним приурочены наивысшие абсолютные отметки междуречий востока и северо-
востока области. К денудационно-аккумулятивным равнинам относится также крайний юг об-
ласти, охватывающий междуречье Оби и Иртыша. Эрозионный рельеф этой части полностью
погребен под громадными болотами, слившимися в один Васюганский массив.
Озерно-аллювиальные равнины занимают междуречья западной, юго-западной и южной
частей области. Равнины плоские, с поверхности сложены неоген-четвертичными суглинками,
реже супесями, сильно заболочены. Значительной расчлененностью отличается лишь Притом-
ский район, где рельеф приобретает холмисто-увалистый характер. Остальная часть расчлене-
на слабо. В Приобской провинции имеют место суффозионно-просадочные формы рельефа.
Ландшафты аллювиальных равнин — относительно молодые, имеют четвертичный воз-
раст. К ним относятся ландшафты четырех надпойменных террас и пойм Оби и ее притоков.
По характеру рельефа равнины различны — от плоских до полого-увалистых. Сложены равни-
ны суглинками, супесями и песками, местами сильно заболочены. Аллювиальные равнины
приурочены к самым низким высотам поверхности. Наибольшее развитие аллювиальные рав-
нины получили в центральной части области вдоль Оби.
Морфоструктурные особенности рельефа формируют провинциальные различия. Томская
область располагается на территории 9 природных провинций, охватывая почти целиком одну
из них (Васюганскую), значительные участки еще трех (Кетско-Тымской, Кетско-Чулымской и
Обской пойменной) и небольшие участки остальных пяти провинций (Юганской, Вахской,
Мариинской, Приобской и Нижнетомской).
Вахская провинция заходит на территорию Томской области лишь небольшим юго-
западным своим участком. Он представлен плоскими недренированными аллювиальными рав-
нинами с верховыми болотами. На более дренированных местоположениях плоско-волнистых
и увалистых равнин располагаются кедровые леса с примесью других темнохвойных пород и
березы на подзолистых и болотно-подзолистых почвах.
421
Кетско-Тымская провинция охватывает бассейн р. Тым и правобережную часть бассейна
средней и нижней Кети. Провинция отличается слабой расчлененностью и сильной заболочен-
ностью. Север и северо-восток провинции занимают денудационно-аккумулятивные равнины,
юг и запад — аллювиальные, однако в обеих частях господствуют плоские недренированные
равнины с верховыми олиготрофными болотами. На севере, в бассейне Тыма, большую роль
играют плоские дренированные равнины с кедровыми лесами на подзолистых почвах. В доли-
не Кети на песчаных гривах значительные площади занимают сосняки.
Юганская провинция представлена в Томской области лишь крайней восточной частью.
Господствуют аллювиальные плоские дренированные равнины с березняками, сосняками и
кедровниками на подзолистых почвах. Это наименее заболоченный участок во всей среднета-
ежной полосе Томской области.
Васюганская провинция располагается почти целиком в пределах Томской области (за ис-
ключением крайних юго-западного и юго-восточного участков). Север провинции заходит
в среднетаежную подзону, крайний восток — в подтаежную, основная же часть располагается
в подзоне южной тайги. Преобладающими ландшафтами являются озерно-аллювиальные пло-
ские суглинистые дренированные равнины с вторичными осиновыми и березовыми лесами на
дерново-подзолистых почвах. На междуречьях широко распространены болота — верховые
и переходные. Подтаежный восток значительно преобразован хозяйственной деятельностью.
Обская пойменная провинция — это широкая, до 40 км, и более, пойма р. Оби. В пределах
области располагается южная треть этой провинции. Основной тип ландшафта — плоские
и плоско-волнистые длительно заливаемые поверхности с пойменными лугами на дерновых
и дерново-глеевых почвах. В среднетаежной части преобладают торфянистые луга, в южно-
таежной — болотистые луга, в подтаежной — настоящие луга. Прирусловые участки заняты
ивово-тополевыми лесами.
Кетско-Чулымская провинция охватывает юго-восток области. Это относительно повы-
шенная плоская расчлененная слабо заболоченная равнина с преобладанием березовых и оси-
новых лесов на дерново-подзолистых и серых лесных почвах.
Нижнетомская провинция резко отличается по рельефу от остальных частей области. Этот
наиболее возвышенный участок Томской области характеризуется интенсивной расчлененно-
стью рельефа, вследствие чего в восточной части господствуют холмисто-увалистые озерно-
аллювиальные равнины. Западная междуречная часть расчленена менее значительно, так как
здесь преобладают аллювиальные равнины, однако и здесь амплитуда относительных высот
достигает 100 метров. Провинция сильно освоена, господствуют культурные ландшафты.
Мариинская провинция представлена в области только северной частью. Господствуют
плоские озерно-аллювиальные и аллювиальные равнины с пашнями, антропогенными лугами
и березовыми лесами на серых лесных почвах.
Приобская провинция — лесостепная, она охватывает крайний юг области. На территорию
области она заходит северным краем. Это наиболее теплый участок области, главная ее жит-
ница. Господствуют плоские озерно-аллювиальные и аллювиальные равнины с суффозионны-
ми блюдцами с распаханной луговой степью и березовыми колками на выщелоченных черно-
земах и серых лесных почвах.
Природопользование. Особенностью современного этапа природопользования Томской об-
ласти является очаговое освоение северных территорий и сплошное сельскохозяйственное освое-
ние на юге. Ведущим процессом является промышленное природопользование, базирующееся на
добыче нефти и газа. Всего учтены 111 месторождений с общими извлекаемыми запасами нефти
свыше 350 млн. т. Большинство месторождений углеводородного сырья комплексные. К главней-
шим месторождениям нефти (с начальными извлекаемыми запасами нефти более 30 млн. т.) отно-
сятся Советское, Первомайское, Игольско-Таловое, Лугинецкое и Крапивинское, содержащие
38,81% разведанных запасов области. По состоянию на 01.01.2016 года в группе разрабатываемых
учтены 53 месторождения, в разведке — 55. Из металлических полезных ископаемых территория
области располагает большими ресурсами осадочных железных руд и циркон-ильменитовых рос-
сыпей. Площадь железорудного бассейна на территории области составляет около 80 тыс. км2 с
общими ресурсами железных руд до 85,9 млрд. т. По торфяным ресурсам область занимает второе
место в России, но используются они крайне ограниченно.
422
Важным видом природопользования является лесохозяйственное природопользование, ле-
са области имеют в основном эксплуатационное значение, характерным является преобладание
спелых и перестойных насаждений, средний запас древесины на 1 га 150 м3, объем заготовок —
2% от общего объема в России. Ведутся также лесопосадки, проводится борьба с лесными вре-
дителями и пожарами. На юге Томской области главным видом является сельскохозяйственное
природопользование. Возделываются озимая рожь, ячмень, овес, пшеница, картофель, горох,
лен-долгунец, овощи, многолетние и однолетние травы. Большие массивы пашни располага-
ются в Обско-Шегарском междуречье, Притомье, Причулымье, бассейне Кии. В Томской об-
ласти имеется также богатый рыбохозяйственный фонд. На начальном этапе становления на-
ходится рекреационное природопользование, в основном в окрестностях крупных населенных
пунктов. Оно имеет большие перспективы.
èêéÇàçñàÄãúçõÖ ãÄçÑòÄîíõ-ÄçÄãéÉà êìëëäéÉé ÄãíÄü

Черных Д.В.
Институт водных и экологических проблем СО РАН
Алтайский государственный университет, Барнаул, Россия, chernykhd@mail.ru
PROVINCIAL LANDSCAPES-ANALOGUES OF THE RUSSIAN ALTAI

Chernykh D.V.
Institute for Water and Environmental Problems SB RAS,
Altai State University, Barnaul, Russia, chernykhd@mail.ru
Abstract: In 1948, F.N. Mil’kov introduced the concept of landscapes-analogues as equivalent
landscape units of any rank, which show the similarity. In 1957, V. B. Sochava introduced the regional-
typological principle to classify the vegetation. It lies in the fact that, within different regions, the re-
gional relationships between the types of communities that define their specific features can develop.
The regional-typological landscape analysis makes it possible to represent the individual features
of geosystems in more detail, to reflect them in the legend of the landscape map, and to classify and
clarify the boundaries of natural regions. The regional-typological principle was used to compose the
legend of the landscape map of the Russian Altai [Chernykh, Samoilova, 2011]. The typification of
landscapes is limited to physiographic provinces. The types of landscapes are the basic units of map-
ping. One of their characteristics is that they are considered as a provincial version of the appropriate
subtype and subgenus of landscapes. The types of landscapes, with some restrictions, can be regarded
as the analogues in quantifying the landscape structure of provinces. Therefore, it is possible to identify
the causes and differences between landscapes-analogues, and to evaluate their contribution to the
landscape diversity of provinces. Several examples describing the usefulness of regional-typological
analysis for a more in-depth understanding of landscape structure are given. The outcome of this analy-
sis is the differentiation of landscapes of dark taiga and glacial-nival landscapes of different provinces,
and the characteristics of altitudinal distribution of landscapes-analogues in different provinces.
В ландшафтоведении давно утвердилось мнение, что чем выше ранг геосистем, тем меньше
у них сходств, а больше индивидуальности. Поэтому считается, что типизации (типологической
классификации) целесообразно подвергать лишь геосистемы ранга «ландшафт» и ниже — мор-
фологические части ландшафта. Региональные геосистемы целесообразно рассматривать в ин-
дивидуальном порядке. Тем не менее, несмотря на то что дифференциация территории, отра-
жаемая ландшафтной типологической картой и ее региональное расчленение — это разные
стороны структурированности географического пространства [Гвоздецкий, 1972], а классифи-
кация геосистем на региональной основе существенно отличается от типологической [Прокаев,
1967], понимание их взаимосвязи никогда не оспаривалось ландшафтоведами.
Еще Ф.Н. Мильков [1948] сделал интересное заключение, что аналогия вполне возможна и
для крупных территорий регионального уровня. Им введено понятие ландшафты-аналоги —
как равноценные в таксономическом отношении ландшафтные единицы любого ранга, обна-
руживающие сходство как в ландшафте, так и в структуре физико-географического процесса.
423
В.А. Николаев [1999], анализируя соотношение физико-географического районирования и сис-
тематики ландшафтов, приходит к выводу, что как операции классификационные они несход-
ны по своим методологическим посылкам, хотя тесно взаимосвязаны между собой и дополня-
ют друг друга. Согласно А.Г. Исаченко [1991] степень сходства ландшафтов сохраняется на
всех ступенях систематизации в обратной зависимости от ранга и иерархических единиц.
А.А. Крауклис [1979], формулируя ряд положений относительно выделения и обобщения фа-
ций, в качестве основополагающего называет сравнение с общим фоном ландшафта, иначе —
с условиями, непосредственно вытекающими из планетарно-региональных факторов.
Как отмечает В.С. Михеев [1987], регионально-типологический принцип введен В.Б. Со-
чавой в 1957 г. для единой таксономической системы растительности. Он заключается в том,
что в границах разных регионов одновременно и за счет генетически различных элементов
флоры складываются местные (региональные) взаимоотношения между типами сообществ,
определяющие их особые сукцессионные ряды, структурные и эколого-географические черты
организации, обусловленные историческим ходом развития и палеогеографией местности.
С несколько других позиций регионально-типологический (индивидуально-типологи-
ческий) подход к классификации геосистем понимается ландшафтной школой Ф.Н. Милькова.
Согласно этим представлениям, данный подход заключается в выделении типологических ка-
тегорий только региональных единиц классификационной системы [Михно, 2003].
На наш взгляд, регионально-типологический ландшафтный анализ, даже если не брать в
расчет чисто практические аспекты, имеет перед типологическим некоторые преимущества,
так как позволяет:
1) более углубленно представлять некоторые частные свойства геосистем, проявляющие-
ся в пределах основного ареала их развития, отражать их в легенде и типизировать;
2) уточнять границы природных регионов.
По регионально-типологическому принципу построена легенда ландшафтной карты Рус-
ского Алтая масштаба 1: 500 000 [Черных, Самойлова, 2011]: типизируемые ландшафтные вы-
делы подчиняются единицам физико-географического районирования. В нашем случае они
замыкаются на физико-географических провинциях. Считается, что определенная связь между
таксонами типологической систематики и физико-географического районирования заложена в
так называемых узловых геосистемах [Коновалова, 2010]. На наш взгляд, ранг физико-
географических провинций, выделяемых в горах на основе анализа спектров высотной поясно-
сти [Гвоздецкий, 1972], в полной мере отвечает понятию узловой геосистемы. Это, в частно-
сти, связано с тем, что в среднем масштабе картографирования становятся значимыми такие
характеристики, которые обусловливают специфику провинциальных ландшафтов-аналогов.
Легенда реализована по матричному типу, где каждой классификационной единице опре-
делено единственное место в соответствующей ячейке. Как отмечал В.Б. Сочава [1972], клас-
сификация геосистем, если она создана на должных основаниях, может иметь не только карто-
графическое, но и более разностороннее, общегеографическое значение. Матрица распола-
гается в структуре карты не только в виде собственно легенды, но и в виде дополнительной
информации. В ячейке матрицы буквенными индексами указываются те провинции, в которых
типологический выдел представлен. Такой показ позволяет увидеть распространенность тех
или иных типологических выделов, как в пределах территории картографирования в целом,
так и в пределах отдельных провинций. Это дает возможность оценивать вклад различных ти-
пологических выделов в общую ландшафтную структуру, помогает увидеть ландшафтное раз-
нообразие провинций.
Непосредственно основной единицей картографирования являются виды ландшафтов.
В дополнение к традиционному толкованию этой единицы [Николаев, 1979], нами виды ланд-
шафтов рассматриваются еще и как провинциальный, а в отдельных случаях внутрипровинци-
альный, вариант соответствующего подтипа и подрода. Такая трактовка вида ландшафтов со-
ответствует понятию гомоморфизма, когда гомологические ряды представлены как система
вариантов, объединенных вокруг общего инварианта, т. е. как эписистема [Черкашин, 2005;
Гомология и топология …, 2009]. В этой связи, разные виды ландшафтов с некоторыми огра-
ничениями можно рассматривать как аналоги при количественной оценке ландшафтной струк-
туры провинций. Одновременно с этим, появляется возможность выявить причины и глубину
различий между ландшафтами-аналогами.
424
Для того чтобы при регионально-типологической классификации максимально реализо-
вать «диапазон признаково-аналитических характеристик» [Михеев, 1974; 1987], были опреде-
лены ведущие группы факторов, позволяющие установить особенности провинциальных
ландшафтов-аналогов в пределах всего ареала их развития.
Необходимость такой процедуры отмечается А.К. Черкашиным [Гомология и тополо-
гия…, 2009], который полагает что для мысленного перевода (калибровки) фации в фацию не-
обходимо указать, по какому набору факторов (геом), конкретному фактору (группа фаций) и с
какой интенсивностью (группа фаций) идет видоизменение геосистем. В соответствии с этим
выделяются группы аналогов (эписистемы) разного уровня (группы и классы фаций, виды,
группы и классы геомов, тип природной среды).
При выделении провинциальных ландшафтов-аналогов в расчет принимались следующие
факторы:
1) специфика (вариации) поверхностных отложений, главным образом, четвертичного и
современного возраста (литология), отражающаяся как на фоновых характеристиках самих
ландшафтов, так и на их морфологической структуре;
2) сочетания и проявления природных факторов, осложняющих зонально-секторные и
высотно-поясные условия (региональный фон), нередко гипертрофированных — литоморфно-
го, гидроморфного, криоморфного, экспозиционного;
3) направленность развития как отражение процессов саморазвития геосистем, например,
прогрессирующее заболачивание или разболачивание;
4) реакции геосистем на однотипные возмущающие внешние воздействия (так, переув-
лажнение не всегда ведет к заболачиванию; в некоторых условиях наблюдается единство га-
ломорфного и гидроморфного трендов — галогидроморфный тренд;
5) вариативность ландшафтных характеристик, обусловленная позиционными особенно-
стями (ориентировка основных орографических элементов и связанные с этим циркуляционно-
и солярно-экспозиционный факторы).
Ниже приведено несколько примеров, характеризующих полезность регионально-типо-
логического анализа для более углубленного познания ландшафтной структуры. Например, в
результате такого анализа дифференцированы ландшафты черневой тайги Северо-Западного и
Северо-Восточного Алтая, имеющие свою специфику. Ландшафты-аналоги этих провинций
различаются по почвенно-биотическому наполнению. Так, чернево-таежные леса Северо-
Восточной Алтайской провинции провинции отличаются участием в древостое кедровников, в
то время как аналогичные леса Северо-Западной Алтайской — лиственницы.
Кроме этого, исходя из того, что при разработке системной классификации нельзя ограни-
чиваться только внешними визуальными признаками геосистем, а необходимо учитывать све-
дения о важнейших природных режимах — тепловом, водном и т. д. [Коновалова, 2010], нами
предложено выделить провинциальные варианты гляциально-нивальных ландшафтов, кото-
рые, как правило, на ландшафтных картах не дифференцируются. Нами в пределах типа гляци-
ально-нивальных ландшафтов в Русском Алтае четко обособляются 5 их видов:
Крутосклонные глубоко и дробно расчлененные в пределах крупных ледниковых узлов с
гребневидными водоразделами, густой сетью экзарационных форм, активным развитием ни-
вальных, обвально-осыпных процессов:
1) с относительно теплыми и влажными условиями снегонакопления, долинными, каро-
выми, висячими «теплыми» ледниками, на склонах всех экспозиций, ледниками вершин (Цен-
тральный Алтай);
2) с холодными и сухими условиями снегонакопления, долинными, каровыми, висячими
«холодными» ледниками на северных и северо-восточных склонах, ледниками вершин (Юго-
Восточный Алтай).
Крутосклонные в различной степени расчлененные с малыми формами дисперсного оле-
денения, каменными глетчерами, активным развитием нивальных, обвально-осыпных и мерз-
лотных процессов:
3) с относительно теплыми и влажными условиями снегонакопления, с гребневидными
водоразделами, реже с фрагментами поверхности выравнивания, нерегулярной сетью экзара-
ционных форм, обилием летующих снежников, с пятнами накипных лишайников, осоково-
дерновиннозлаковых тундр и нивальных луговин (Центральный Алтай);
425
4) с относительно холодными и относительно влажными условиями снегонакопления,
с многочисленными фрагментами поверхности выравнивания, короткими висячими трогами,
с пятнами накипных лишайников, осоково-дерновиннозлаковых, дриадовых тундр (Восточный
Алтай);
5) с холодными и сухими условиями снегонакопления, с гребневидными водоразделами,
реже с фрагментами поверхности выравнивания, нерегулярной сетью экзарационных форм, с
пятнами накипных лишайников, осоково-дерновиннозлаковых, кобрезиевых и дриадовых
тундр (Юго-Восточный Алтай).
При переходе из одной провинции в другую происходит изменение высотного положения
ряда ландшафтов-аналогов. Так, только в Восточной Алтайской провинции отмечены лесные
ландшафты в высокогорном ярусе. Отдельные же фрагменты высокогорных лесов, встречаю-
щиеся в Центральном Алтае, не занимают больших площадей, поэтому обобщаются и вклю-
чаются в соответствующие ландшафты на уровне их морфологических частей. С другой сто-
роны, редкие фрагменты лесов в высокогорьях Юго-Восточного Алтая образуют
специфическую высокогорную ультраконтинентальную лесостепь, представленную только
в этой провинции.
Только в Северо-Западной Алтайской провинции, наиболее сильно подверженной Атлан-
тическим влияниям, и в гольцово-альпинотипных и в подгольцово-субальпинотипных ланд-
шафтах преобладают луговые ценозы над тундровыми. В частности, альпинотипные луга
представлены здесь среднетравными психрофильными и низкотравными альпинотипными
коврами. Кроме этого, здесь в тундрах отсутствует кобрезия. С увеличением континентально-
сти (Центральный Алтай) в лугах увеличивается роль осок и злаков, и они становятся полидо-
минантными. В Северо-Восточной Алтайской провинции широко распространены чернично-
моховые тундры и одноименные редколесья. В Восточной Алтайской провинции формируется
особый ультраконтинентальный ряд тундр. Здесь практически нет субальпинотипных лугов.
В Юго-Восточной Алтайской провинции горно-тундровые сообщества комплексируются с
пустынно-степными высокогорьями, постепенно исчезая и сходя на нет к югу, в направлении к
Монгольскому Алтаю.
1. Гвоздецкий Н.А. Ландшафтная карта и схема физико-географического районирования Закавказья //
Ландшафтное картографирование и физико-географическое районирование горных областей. М.:
Изд-во МГУ, 1972. С. 97-119.
2. Гомология и гомотопия географических систем / Науч. ред. А.К. Черкашин, Е.А. Истомина. Новоси-
бирск: Академическое изд-во «Гео», 2009. 351 с.
3. Исаченко А.Г. Ландшафтоведение и физико-географическое районирование. М.: Высшая школа,
1991. 366 с.
4. Коновалова Т.И. Геосистемное картографирование. Новосибирск: Академическое изд-во «Гео»,
2010. 186 с.
5. Крауклис А.А. Проблемы экспериментального ландшафтоведения. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-
ние, 1979. 233 с.
6. Мильков Ф.Н. О морфологических и генетических типах ландшафтов-аналогов // Тр. 2-го Всесоюзн.
геогр. съезда, Т. 1, М., 1948. С. 270-281.
7. Михеев В.С. Верхнечарская котловина: опыт топологического изучения ландшафта. Новосибирск:
Наука. Сиб. отд-ние, 1974. 144 с.
бирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1987. 208 с.
9. Михно В.Б. Актуальные вопросы систематики ландшафтов Центрального Черноземья // Вестник
Воронежского Государственного Университета. Серия География, Геоэкология, 2003. № 1. С. 42–48.
10. Николаев В.А. Проблемы регионального ландшафтоведения. М.: Изд-во МГУ, 1979. 160 с.
11. Николаев В.А. Ландшафты Азиатских степей. М.: Изд-во МГУ, 1999. 288 с.
12. Прокаев В.И. Основы методики физико-географического районирования. Л.: Наука, 1967. 263 с.
13. Сочава В.Б. Классификация растительности как иерархия динамических систем // Геоботаническое
картографирование. Л., 1972. С. 3–17.
14. Черкашин А.К. Полисистемное моделирование. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 2005. 280 с.
15. Черных Д.В., Самойлова Г.С. Ландшафты Алтая (Республика Алтай и Алтайский край). Карта.
М-б 1:500000 // ФГУП Новосибирская картографическая фабрика. 2011.
426
ãÄçÑòÄîíõ ÄääìåìãüíàÇçõï èÖëäéÇ
ëÖÇÖêçéÉé èéÅÖêÖÜúü ÅÄâäÄãÄ (ÅÄê — éëíêéÇ üêäà)
Шеховцов А.И.1, Сизых А.П.2
1
Институт географии имени В.Б. Сочавы СО РАН, Иркутск, Россия, ashekhov@irigs.irk.ru
2
Сибирский институт физиологии и биохимии растений СО РАН, Иркутск, Россия,
alexander.sizykh@gmail.com
LANDSCAPES OF THE SANDS ACCUMULATION OF THE LAKE BAIKAL

NORTHERN COAST (BAR — YARKI ISLAND AS AN EXAMPLE)
Shekhovtsov A.I.1, Sizykh A.Р.2
1
V.B. Sochava Institute of Geography SB RAS, Irkutsk, Russia, ashekhov@irigs.irk.ru
2
Siberian Institute of Plant Physiology and Biochemistry SB RAS, Irkutsk, Russia,
alexander.sizykh@gmail.com
Abstract: The usage of methods for determination of long-time trends in the structure and dynam-
ics of the landscapes on the background of climate changes becomes more important at modern stage
of assessment of the geosystems development. The aim of this study is to find peculiarities of spatial
and temporal organization of the landscapes facial structure of the environment contact sites within the
zonal type of vegetation. Bar — Yarki Island (area of the Northern Pre-Baikal) is an example for this
research. It is to notice that geosystems are formed on the sandy deposits of the bar up to 10-15 meters
thick, which form the Lake Baikal coastline. The facial structure of the landscapes include dark-
coniferous tree species (Pinus sibirica), mountain pine (Pinus pumila), mosses (Pleurozium schreberii,
Aulacomnium palustre, Polytrichum affine, Polytricum strictum at all.) and species characteristic for
dark-coniferous forests (Ledum palustre, Vaccinium uliginosum, Linnea boreale, Arctostaphylos uva-
ursi at all.), subgoltsy belt (Pinus pumila) and mountain tundra (Empetrum nigrum, Phyllodoce
caerulea, Cassiope ericoides) together with representatives of dry steppes (Achnatherum splendens,
Festuca rubra) of Central Asia as well. Landscapes formation under these conditions (lake coastline,
sands deposits, rigorous local climate) reflects the specifics of environmental and climate conditions
for this area of Pre-Baikal.
Проблема оценки состояний и прогноза изменений в фациальной структуре ландшафтов
является основой современных биогеографических и эколого-географических исследований.
Главной задачей является исследование пространственно-временной самоорганизации геосис-
тем, отражающих практически все изменения в природной среде на конкретный период време-
ни. Для этого необходим синтез разных направлений их изучения, а не просто детальный ана-
лиз отдельных компонентов и элементов природных систем.
В данной работе рассматриваются проблемы классификации экстразональных (парагене-
тических [Мильков, 1966; Гришанков, 1977; Круть, 1978; Куликов и др., 2006]) ландшафтов,
находящихся в границах конкретных природных зон, отражающих специфику регионально-
топологического уровня организации геосистем на протяжении определенного периода време-
ни конкретных физико-географических условий территории. Обозначенные выше принципи-
альные вопросы классификации ландшафтов переходных природных условий (контакта сред)
требуют своего решения и исследования в этом направлении, всегда актуальны как с научной,
так и с практической точек зрения, поскольку дают возможность более обоснованно оценить
современное состояние и прогнозировать изменения структуры растительного покрова обшир-
ных территорий.
На примере одного из ключевых участков — бара — остров Ярки (северное побережье оз.
Байкал) рассматриваются вопросы классификации ландшафтов контакта сред на основе их фа-
циальной структуры с детализацией выявления организации растительных сообществ, форм-
рующихся на аккумулятивных песчаных отложениях побережья.
Отметим, что некоторые характеристики природных условий и растительности территории
этого ключевого участка (N 55°48' — E 109°45') отражены во многих публикациях [Природные
условия…, 1976; Ладейщиков, 1982; Малышев, Пешкова, 1984; Моложников, 1986; Рогозин,
1993; Цыбжитов, Гончиков, 2006; Почвенная карта Бурятии, 2011], где показаны регионально-
427
локальные особенности лимноклимата Северного Байкала. Особенности пространственно-
временной организации растительности приводятся в работах [Моложников, 1986; Рогозин,
1993], где дана локальная структура растительных сообществ этого района северного побережья
оз. Байкал. Здесь следует отметить, что «бар» характеризуется как «гряда в прибрежной полосе,
вытянутая вдоль общего направления берега и сложенная наносами песка и гравия» и использу-
ется в смысле — «береговой бар» [Четырехъязычный энциклопедический словарь…, 1980, с. 43].
В прибрежной полосе Байкала формируется сложная система местной циркуляции, кото-
рая создает своеобразный режим ветра, отличный от ветрового режима открытого озера, и ока-
зывает существенное влияние на климат побережий. Северо-восточное побережье (район на-
ших исследований) по всем показателям термического режима значительно отличается от
остальных районов побережья Байкала. Оно характеризуется более низкими температурами
воздуха в течение всего года, невысокими суммами положительных температур, сравнительно
короткими безморозными периодами. Условия для вегетации растительности здесь менее бла-
гоприятны, чем в других районах побережья озера. Береговая линия Северного Байкала под-
разделяется на три участка: дельты рек Верх. Ангара и Кичера, и основная форма, представ-
ляющая собой собственно берег Северного Байкала — бар о. Ярки. Это наиболее динамичная и
сложная в отношении истории формирования и развития песчаная аккумулятивная форма бе-
регового рельефа [Рогозин, 1993]. Его формирование обусловлено гидро- и литодинамически-
ми процессами. Бар о. Ярки сформировался во время климатического оптимума, в одно из
ритмических понижений уровня, подводный вал вышел на поверхность и развивался как бар,
смещаясь в сторону лагуны по мере очередного подъема уровня. В настоящее время он поко-
ится на лагунных отложениях, которые залегают на глубине от 6,5 до 20 м (бурение произве-
дено Кичерской гидрогеологической партией БТГУ, 07.04.78).
Эоловые процессы играют значительную роль в переформировании Ярков, создавая новые
формы под воздействием северных и южных ветров, где перенос песка ветрами северных рум-
бов более значителен. После многочисленных штормов также образуются дефляционные мик-
роформы рельефа бара. Бар Ярки первоначально был единой одновысотной формой, впослед-
ствии заселенной Pinus pumila, что обусловило рост и высоту бара вследствие ветровой
аккумуляции.
Рис. 1. Ключевой участок — бар о. Ярки, Рис. 2. Ключевой участок — бар о. Ярки,
северное побережье оз. Байкал северное побережье оз. Байкал
В составе сообществ присутствуют древесные В составе сообществ, помимо древесных
породы (Pinus sibirica, Larix dahurica), Pinus pumila, темнохвойных пород, Pinus pumila, мхов, харак-
мхи и виды, характерные для темнохвойных лесов терных для темнохвойных лесов, подгольцового
(Linnea borealis) подгольцового пояса (Empetrum пояса и горной тундры, отмечены представители
nigrum) и горной тундры (Phyllodoce caerulea, северо-азиатских степей, в данном случае —
Cassiope ericoides) в комплексе с представителями Achnatherum splendens
варианта северо-азиатских псаммофитных степей
(Achnatherum splendens, Carex globularis, Festuca
rubra subsp. baikalensis), а под его пологом — мхи,
характерные для темнохвойных лесов, подголь-
цового пояса и горной тундры
428
Фации собственно бара о. Ярки (ключевой участок) образуют Pinus pumila, Betula
platyphylla и Betula pubescens. Иногда встречается подрост лиственницы даурской (Larix
dahurica) в комплексе с Sorbaria grandiflora и Padus avium. Напочвенный покров открытых
пространств составляют Elymus sibiricus, Festuca rubra baikalensis, Astragalus sericeocanus,
Carex sabulosa, Equisetum pratense, Calamagrostis epigeios. Под пологом Pinus pumila широко
представлены Empetrum nigrum, Linnea borealis, Arctostaphylos uva-ursi, Ledum palustre,
Vaccinium vitis-idaea, Vaccinium uliginosum и синузиально Carex rhynchophysa и Carex
globularis, Empetrum nigrum, Phyllodoce caerulea, отдельными экземплярами встречена
Cassiope ericoides. Присутствуют отдельно стоящие деревья кедра (Pinus sibirica) с подростом
Larix dahurica. Особенно следует отметить достаточно обширные заросли Achnatherum
splendens и Festuca rubra baikalensis, с участием Iris laevigata. На рисунках 1, 2 отражены ха-
рактерные черты сложения фаций ключевого участка.
Проведенный анализ геоэлементного и экотипологического составов основных, наиболее
встречаемых видов растений в сообществах [Серебряков, 1962; Природные условия…, 1976;
Малышев, Пешкова, 1984] показал, что превалируют растения-мезофиты, характерные для
темнохвойно-лесной и светлохвойно-лесной поясно-зональной групп, в данном случае, разных
высотных поясов — горно-таежного, подгольцового и горной тундры, соответствующих ареа-
лов. Присутствие видов растений, представителей сухих и псаммофитных североазиатских
степей, отражает специфику структуры растительности таежной зоны Северного Прибайкалья.
Растительность песчаных форм ландшафтов береговой линии Северного Байкала, включая
центральную часть восточного его побережья, где в структуре сообществ присутствуют Pinus
pumila с Empetrum nigrum, Ledum palustre, Vaccinium uliginosum, а также отмечен Pinus sibirica,
Larix dahurica, и стланиковая форма Abies sibirica характеризуется как «ложноподгольцовый»
пояс в пространственной структуре растительности прибрежья [Типы лесов…, 1980]. Этого
мнения придерживаются и до настоящего времени [Моложников, 1986]. Однако здесь необхо-
димо отметить, что любой природной зоне (горному поясу) всегда присущи определенные
природно-климатические характеристики биотопов. И когда в сложении растительных сооб-
ществ присутствуют виды растений, характерные для разных типов растительности (природ-
ных зон, горных поясов), а в нашем случае в сообществах присутствуют растения зональной
темнохвойной и горно-таежной тайги, подгольцового пояса, горной тундры, псаммофитных и
галофитных степей, лугов и низовых болот, то определять данные фитоценозы как пояс, пусть
даже и «ложноподгольцовый», является достаточно дискуссионным. Вероятно, в данном слу-
чае следует говорить об особой форме парагенетического ландшафта района исследований —
бара о. Ярки, собственно береговой линии Северного Байкала, на что указывают результаты
наших исследований.
1. Гришанков Г.Е. Парагенетические системы природных зон (на примере Крыма) // Системные иссле-
дования природы. М.: Наука, 1977. С. 128-139.
2. Круть И.В. Введение в общую теорию Земли. Уровни организации геосистем. М.: Мысль, 1978. 367
с.
3. Куликов А.И., Баженов В.С., Иванов Н.В. Парагенезис и парадинамизм почв. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ
СО РАН, 2006. 280 с.
4. Ладейщиков Н.П. Особенности климата крупных озер. М.: Наука, 1982. 136 с.
5. Малышев Л.И., Пешкова Г.А. Особенности и генезис флоры Сибири. Предбайкалье и Забайкалье.
Новосибирск: Наука, 1984. 264 с.
6. Мильков Ф.Н. Парагенетические ландшафтные комплексы // Научные записки Воронеж. отд-ния
геогр. об-ва СССР. Воронеж, 1966. С. 6-18.
7. Моложников В.Н. Растительные сообщества Прибайкалья. Новосибирск: Наука, 1986. 272 с.
8. Почвенная карта Бурятии. М-б 1: 3 000 000 / Л.Л. Убугунов, Н.Б. Бадмаева, В.И. Убугунова,
А.Б. Гынинова, В.Л. Убугунов, Л.Д. Балсанова, Ц.Д. Цыбикдоржиев, Б.Н. Гончиков. Улан-Удэ:
Изд-во Ин-та общей и экспериментальной биологии БНЦ СО РАН, 2011. 1 л.
9. Природные условия Северо-Восточного Прибайкалья. Новосибирск: Наука, 1976. 368 с.
10. Рогозин А.А. Береговая зона Байкала и Хубсугула. Морфология, динамика и история развития. Но-
восибирск: Наука, 1993. 168 с.
11. Серебряков И.Г. Экологическая морфология растений. М.: Высш. шк., 1962. 378 с.
429
12. Типы лесов гор Южной Сибири / отв. ред. В.Н. Смагин. Новосибирск: Наука, 1980. 336 с.
13. Цыбжитов Ц.Х., Гончиков Б.Н. Почвы бассейна озера Байкал. Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2006. Т. 4. 204 с.
14. Четырехъязычный энциклопедический словарь терминов по физической географии. М.: Изд-во «Со-
ветская энциклопедия», 1980. 703 с.
FEATURES OF BUSH AND LOW SHRUB COVER

1
IN THE ARCTIC TUNDRA OF BELY ISLAND (THE KARA SEA)
Marshinin A.V.
Tyumen State University, Tyumen, Russia, marshinin@mail.ru
Abstract: Bely Island (the Kara Sea) is characteristic by quite high for the Arctic tundra biodiver-
sity degree. In the article, the basic results of low shrub and bush cover research are represented. Low
shrub cover is developed in the extreme polar conditions; low shrubs are distributed sparsely in the is-
land, several centimetres height and low share of projective cover are characteristic. There are only
three species of low shrubs in Bely Island: polar willow (Salix polaris Wahlenb.), coinleaf willow (Sa-
lix nummularia Andersson), cowberry (Vaccinium vitis-idaea L.) and eightpetal mountain-avens (Dryas
octopetala L.). Height and projective cover parameters are given in the article. There is one species on-
ly in the bush cover; it is a creeping willow (Salix repens L.). The species is not typical for the Arctic
tundra and the middle tundra; it was met in the Ragozina Chanel area only where almost all anthropo-
genic activity is concentrated; the bushes were not discovered in other sectors of the island. The highest
indicators of low shrub and bush biodiversity were registered on sand soils and in sites of anthropogen-
ic activity; these two factors lead to the temperature increasing and improving of growing conditions.
Bely Island is situated in the south of the Kara Sea; the Malygina Strait with the 9 km width in
the bottleneck separates it from the Yamal Peninsula. The latitude of the northernmost point, Cape
Bely, is 73° 30’ N (Bely Island is the second northernmost point in the Tyumen region after Vilkitsky
Island, 73° 31’ N). A polar day lasts from 4 May until 10 August, and a polar night lasts from 12 No-
vember until 31 January. Bely is the largest island (1,900 km2) of Yamalo-Nenets Autonomous Okrug
and the Tyumen region; it is the largest island within the Kara Sea (Yuzhny and Severny Islands of
Novaya Zemlya archipelago and Vaygach Island are washed by the Barents Sea partially;
Komsomolets, October Revolution, and Bolshevik islands of the Severnaya Zemlya archipelago are
washed by the Laptev Sea partially) [Druzhinin et al, 2015]. Usual absolute heights are several metres
above sea level only; the highest point is 12 m above sea level, but many maps show the height as 24
m by mistake.
The average air temperatures are –0.3°С in May, +4.1°С in July, +5.3°С in August, and +1.9°С
in September. The temperature reached +23°С in July 2015. Relative humidity is around 90%. North-
ern, northeast, and southwest winds prevail, but winds are very changeable. Permafrost is 50-60 cm
depth in general; an active layer (a top layer of soil that thaws during the summer and freezes again in
the autumn) varies from several tens of centimetres on divides to 1 m and more in the seacoast. The
active layer increases during summer. Landscapes are formed in the tundra natural zone and polar
climate; there is the Arctic tundra landscapes that belong to a natural subzone of the northern or the
Arctic tundra. There are also natural subzones of typical or middle tundra (for example, the central
part of the Yamal Peninsula) and the southern or bush tundra (for example, southern part of Yamal).
The important landscape forming factors are tides and ebbs that combine storms. The storm was a
reason of 6 m water uprising in 2005; most part of the island was under seawaters then. Sea streams
bring to the island logs and different kinds of litter.
Nenets, indigenous people of Yamalo-Nenets Autonomous Okrug, call the island “Ser Iri Ngo”
that means “The Island of the White Old Man”; the island is sacred for them. Strangers (not Nenets)
had been forbidden to visit the island for ages; B.M. Zhitkov was the first Russian, who visited Bely
officially in 1908 [Zhitkov, 1909]. Nature of the island has been researched for tens of years, includ-
ing vegetation [Ilyina et al, 1985; Zhadrinskaya, 1977]. Some features of vegetation cover, especially
low shrub and bush cover are researched in the northwest part of the island in July-August 2015. Flo-
1
The research is supported and organised by the Department of Science and Innovations of Yamalo-Nenets
Autonomous Okrug and Non-Commercial Partnership «Russian Center for Arctic development» (Salekhard).
430
ra composition, species diversity, projective cover of vegetation, height of plants were characterized.
In addition, such landscape components like relief, soil, and active layer were researched. Twelve
landscape routes and seventy model sites and points were described.
There are three geomorphological levels in Bely Island [Druzhinin et al, 2015]: watten surface (a
sand beach without any vegetation that is covered by seawaters in tide regularly; Figure 1), layda or
marsh (a boggy meadow on coastal low plains flooded during high tide and drying during an ebb;
Figure 2), and the first sea terrace (seawaters do not reach it during high tide except for strong
storms). The layda surface is around one metre higher than the watten surface. There are mainly flat
surfaces that combine with wet depressions; they are covered by moss and herb tundra. The border
between the layda and the first terrace is indicated by a line of logs that have brought by seawaters.
Different kinds of tundra are formed in the first sea terrace level; there are willow-lichen-moss-herb
tundra, moss and herb wet tundra (Dupontia fisheri R. Br., Arctophila fulva (Trin.) Andersson,
Saxifraga cernua L., Stellaria crassifolia Ehrh., Carex concolor R. Br., Eriophorum angustifolium
Honck., E. vaginatum L.). Bogs occupy flat surfaces; Sphagnum species prevail there (to 85%). All
species of bushes and low shrubs grow on a surface of the first sea terrace only.
The low shrub cover is developed in the extreme polar conditions; the low shrubs are distributed
sparsely in the island, several centimetres height and low share of projective cover are characteristic.
There are only three species of low shrubs in Bely: polar willow (Salix polaris Wahlenb.), coinleaf
willow (Salix nummularia Andersson), and cowberry (Vaccinium vitis-idaea L.).
Fig. 1. The watten coast southward the Ragozina Chanel
Fig. 2. The marsh northward the Ragozina Chanel
431
The polar willow (Figure 3) is usual species among low shrubs. It is met in low shrub — herb —
moss — lichen, herb (Dupontia fisheri R. Br., Saxifraga cernua L., Stellaria crassifolia Ehrh., Carex
aquatilis Wahlenb.) — low shrub — moss (especially Racomitrium canescens (Hedw.) Brid,
Marchantia polymorpha L. seldom), low shrub and moss, and low shrub — lichen — moss tundra in
the area between the Ragozina Chanel and the Salolavayakha River basin. The projective cover varies
from 5% to 10-15%; the parameter reaches 30-50% locally in the Salolavayakha River basin and 90%
northward Popov Polar Station near the Ragozina Chanel. The height is 1-2 cm. In some cases, polar
willow and coinleaf willow are combined in a low shrub cover.
Fig. 3. The polar willow in the moss — low shrub — lichen tundra eastward the Ragozina Chanel
The coinleaf willow (Figure 4) is a typical species among low shrubs. It is registered near the
Ragozina Chanel and the Salolavayakha River basin in low shrub — herb — moss (to 60%), low
shrub — lichen — herb — moss (to 35%), and rarely in low shrub — herb — moss tundra and herb
and moss bogs. The projective cover varies from 1-2% to 5%; the parameter reaches 30-40% locally
in lichen — herb — low shrub — moss tundra on sand ground in the Salolavayakha River basin. The
height is 1-2 cm; the highest plants (4 cm) of the coinleaf willow were discovered northward Popov
Polar Station near the Ragozina Chanel.
Fig. 4. The coinleaf willow in the herb — moss — low shrub tundra near the Ragozina Chanel
432
The cowberry (Figure 5) is a rare species among low shrubs. It is found in ten sites in the
Salolavayakha River basin and in the area between the Ragozina Chanel and the Khardyakha River in
lichen — low shrub — moss, herb — low shrub — lichen — moss, low shrub and moss
(Racomitrium canescens (Hedw.) Brid) tundra. The projective cover is 5-10%; it is 20-25% in the low
shrub and moss tundra on sand ground in the Salolavayakha River basin. The height is 1-1.5 cm, and
2 cm in the Salolavayakha River basin. Cowberry is especially plentiful on the edge of the first sea
terrace and on southern slopes (leeward slopes) on sandy soil. The cowberry projective cover is 5-
10% (to 20-30%) in cracks of 3-10 cm wide and 2-10 cm deep. At reduction of cracks width, the pro-
jective cover of the species is reduced to several percent. Sand ground is heated better and it is the
important condition for biodiversity increasing. The mountain avens or the eightpetal mountain-avens
(Dryas octopetala L.) is met in one site in lichen — herb — moss tundra in the area between the
Ragozina Chanel and the Khardyakha River (Figure 6). The projective cover is 5%, the height is 2 cm.
Fig. 5. The cowberry in the herb — moss — low shrub tundra near the Ragozina Chanel
Fig. 6. The eightpetal mountain-avens in lichen — herb — moss tundra eastward the Ragozina Chanel
There is one species only in the bush cover; it is the creeping willow (Salix repens L.). The spe-
cies is not typical for the Arctic tundra and the middle tundra; it is met in the Ragozina Chanel area
only (Figure 7), where almost all anthropogenic activity is concentrated (Popov Polar Station, the sci-
entific station, the Chapel, the lighthouse, local roads etc.). The maximal distance between sources of
anthropogenic activity and plants is no more than 200 m. The height of bushes varies from five to
433
twenty centimetres; it is reached 40-45 cm eastward the Ragozina Chanel near Popov Polar Station.
The creeping willow grow in the low shrub — moss — herb and moss — herb tundra on sandy soil,
one bush is located within a post-anthropogenic meadow. The active layer under bushes is 55-98 cm
in the first sea terrace near the marsh (layda); and 28 cm under the willow in the divide between the
Ragozina Chanel and the Khardyakha River. The large active layer and anthropogenic activity define
soil heating; that is why non-typical plants can grow there.
Fig. 7. The creeping willow in the herb and moss tundra southward the Ragozina Chanel
The Arctic tundra of Bely Island is characteristic by high biodiversity, especially in northwest
part near Ragozina Cape. There are many species of herb, moss, and lichen; but there are four species
of low shrubs and bushes only. Bushes were discovered in the northwest part of the island where the
anthropogenic activity is the most active; they were not met in other sectors of Bely Island. The high-
est indicators of low shrub and bush biodiversity were registered on sand soils and in sites of anthro-
pogenic activity; these two factors lead to the temperature increasing and improving of growing con-
ditions.
REFERENCES
1. Druzhinin A.N., Idrisov I.R., Marshinin A.V. The Arctic tundra landscapes mapping experience on the ex-
ample of the northwestern part of Belyy Island (the Kara Sea). The geoinformational mapping of regions of
Russia. The Materials of 7th All-Russian scientific and practical conference (Voronezh, 10-12 December
2015). Voronezh State University. Voronezh, «Nauchnaya kniga» Publishing House, 2015. Pp. 46-54.
(In Russian).
2. Ilyina I.S., Lapshina E.I., Lavrenko N.N. et al. The vegetation cover of the West Siberian Plain. Novosi-
birsk: Nauka, Siberian branch, 1985. 251 p. (In Russian).
3. Zhadrinskaya N.G. The vegetation cover // The Yamal-Gydansky region. Leningrad: Gidrometeoizdat,
1977. P. 168-172. (In Russian).
4. Zhitkov B.M. A brief report about a travel to the Yamal Peninsula // Bulletin of the Imperial Russian Geo-
graphical Society. Vol. 45, N8, 1909. P. 479-497. (In Russian).
434
X. ãÄçÑòÄîíõ çÖîíÖÉÄáéÇõï êÖÉàéçéÇ
X. LANDSCAPES OF OIL AND GAS PRODUCTION AREAS
ãÄçÑòÄîíçé-ùäéãéÉàóÖëäéÖ éÅÖëèÖóÖçàÖ
èêàêéÑéèéãúáéÇÄçàü Ç çÖîíÖÉÄáéèêéåõëãéÇõï
êÄâéçÄï áÄèÄÑçéâ CàÅàêà
Козин В.В., Идрисов И.Р., Маршинин А.В., Марьинских Д.М., Москвина Н.Н.
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, kozin1945@mail.ru
LANDSCAPE ECOLOGICAL SUPPORT OF NATURE MANAGEMENT

IN GAS AND OIL PRODUCTION AREAS OF WESTERN SIBERIA
Kozin V.V., Idrisov I.R., Marshinin A.V., Marinskikh D.M., Prusakova N.N.
University of Tyumen, Tyumen, Russia, kozin1945@mail.ru
Abstract: In applied research landscape analysis is considered with the following items: 1) a syn-
thetic layer with integral physiographic information about the natural environment; 2) an information
basis for mapping and evaluation components of landscapes; 3) a basis for the assessment of natural re-
source potential; 4) a tool for assessment of ecological potential (functions, services, values, stability);
5) a tool for identifying ecological network. The procedure of landscape analysis and structure of land-
scape information system for decision-making for oil-and-gas field development are considered. The
general methods are landscape classification and mapping. The classification of typological landscape
complexes represents their typology based on the most important and common for this level of dimen-
sion features. The basic units of landscape mapping in mesoscale are the type of terrain (mesochores)
and the type of urochishche (microchores). These landscape complexes were characterized using GIS,
based on collection of signs (geology, relief, permafrost, soil, vegetation etc.). The evaluation of a
landscape was based on the concepts of landscape functions and services. The landscapes carry out re-
source functions (tree-resource, mushrooms, hunting-trade, ren-pascual et al.) defining an economic
value. The landscapes also fulfil nature protection (ecological) functions: habitat (biotop), climate pro-
tecting, water protecting, water storage, runoff regulative, permafrost-stabilizing etc. The assessment of
landscapes stability is carried out in two directions: related to mechanical impact and to chemical im-
pact. Integral assessment of ecological characteristics (landscape functions and services, nature protec-
tion value, resource value, stability) is the base for environmental constraints map.
Важным фактором организации рационального природопользования и устойчивого регио-
нального развития в районах интенсивного освоения ресурсов Западной Сибири является
ландшафтно-экологическое обеспечение, позволяющее учесть структуру и функционально-
ценностные особенности природных систем, спланировать хозяйственную деятельность, оп-
тимизировать антропогенные нагрузки и выявить нормы воздействия в условиях дифференци-
рованной ландшафтной среды. Методология ландшафтно-географического (экологического)
обеспечения [Михеев, 1987 и др.] широко востребована в практике природопользования в неф-
тегазопромысловых районах Западной Сибири [Козин, 1993, 2007 и др.]. Опираясь на совре-
менные геоинформационные технологии, она успешно реализуется в процедурах экологиче-
ского сопровождения проектов хозяйственного освоения территории на основе методики
ландшафтно-экологического анализа [Природопользование…, 1996 и др.].
435
Ландшафтно-экологический анализ рассматривается с пяти позиций:
1) как синтетический интегральный слой физико-географической и экологической инфор-
мации о природной среде территории;
2) как информационная основа для картографирования и оценки компонентов окружаю-
щей природной среды на основе процедуры возвратного ландшафтного анализа;
3) как информационная основа для оценки природно-ресурсного потенциала территории;
4) как важнейший инструмент оценки потенциальных экологических возможностей терри-
тории через оценку функций, ценности (значимости) и устойчивости (чувствительности)
ландшафтов к предполагаемым техногенным воздействиям;
5) как информационная основа выявления и формирования экологического каркаса терри-
тории, который необходимо учитывать при регламентации и выработке экологических ограни-
чений природопользования.
Эффективность методики ландшафтно-экологического анализа иллюстрируется на при-
мере лесотундровых ландшафтов Надым-Пур-Тазовского междуречья в пределах ключевого
участка.
Важнейшими процедурами ландшафтно-экологического анализа являются классификация
и картографирование ландшафтов (Козин, 1993; Михеев и др., 1996). Классификация типоло-
гических ландшафтных комплексов представляет собой их типологию по важнейшим, общим
для данного уровня размерности особенностям морфологической структуры. Использована
опорная классификационная схема для районов севера Западной Сибири, предложенная В.В.
Козиным (Козин и др., 1996; Марьинских, 2003), построенная на типологических принципах.
Классификационные уровни находятся в следующем соподчинении: вариант ландшафтной
сферы — классы и подклассы ландшафтов — род ландшафтов — группа типов ландшафтов —
типы и подтипы ландшафтов (группа типов местности) — тип местности — тип урочища.
В масштабе 1:50000 основными единицами являются типы местности и типы урочищ.
В зависимости от зональных биоклиматических показателей и занимаемых геоморфологи-
ческих уровней дифференцированы следующие ландшафты (роды ландшафтов): пятая морская
равнина; четвертая озерно-аллювиальная равнина; третья озерно-аллювиальная равнина; вто-
рая надпойменная терраса; первая надпойменная терраса; поймы и долинные склоны.
С учетом выделенных родов ландшафтов в масштабе 1:50000 закартированы 19 типов ме-
стности и 138 типов урочищ, входящих в состав 9 серий и 5 циклов развития геосистем. Эти
ландшафтные комплексы охарактеризованы и типизированы по совокупности ведущих и вто-
ричных признаков (геология, рельеф, почвы, растительность, физико-геологические и крио-
генные процессы, свойства многолетней мерзлоты и др.) с использованием ArcGIS.
Оценка ландшафтов основана на концепции ландшафтных функций и потенциала ландшаф-
та (Преображенский и др., 1988; De Groot, 1992; Bastian & Röder, 2002). Ландшафты территории
выполняют ресурсные (экономические) функции, характеризующие хозяйственную ценность
ландшафтов и одновременно существующий или вероятный режим их использования. К данной
группе функций относятся древесно-ресурсная, ягодно-грибная, охотничье-промысловая и оле-
нье-пастбищная. Учитывая интересы традиционного природопользования коренного населения,
все они имеют большое социальное значение. Одновременно ландшафтные комплексы обеспе-
чивают важные природоохранные (экологические) функции — биостационную, климатозащит-
ную, водоохранную, водозапасающую, стокорегулирующую, ландшафтно-стабилизирующую,
мерзлотно-стабилизирующую, противоэрозионную и др. Таким образом, в процедуре оценки
ландшафтов, учитываются свойства мультифункциональности ландшафтов.
В методике ландшафтно-экологического анализа большое значение имеет оценка устойчи-
вости ландшафтов. Она оценивается в двух аспектах: упругая и пластичная устойчивость. Уп-
ругая устойчивость имеет относительный характер и может быть определена, главным образом
по отношению к косвенному воздействию. По отношению к прямому воздействию все ланд-
шафты являются неустойчивыми. Основные формы нарушения структуры и свойств ландшаф-
тов связаны с механическим и химическим воздействием. Поэтому наиболее целесообразно
436
характеризовать упругую устойчивость ландшафтов по двум направлениям — устойчивости к
механическому воздействию (биологической устойчивости) и устойчивости к химическому
воздействию (геохимической устойчивости). Факторы пластичной устойчивости учтены при
экспертной оценке биологической устойчивости. В целом подавляющая часть природных ком-
плексов на территории участка относится к категории с не полностью восстанавливающимся
растительным покровом.
В связи с задачами экологического сопровождения проектов освоения ресурсов углеводо-
родного сырья необходимо понимать, что именно ландшафты, а не просто составляющие их
компоненты, являются сферой размещения объектов антропогенного воздействия. Комплексы
с ландшафтно-стабилизирующей и мерзлотно-стабилизирующей функциями защищают при-
родный комплекс в целом. Их нарушение вызывает цепные реакции в окружающих природно-
территориальных комплексах (ПТК), приводящие к аварийному функционированию техниче-
ских систем в результате термоэрозии, термокарста, солифлюкции, оползания, дефляции и
других быстро протекающих инженерно-геологических процессов. Воздействие не соответст-
вующей специфическим условиям техники в большинстве случаев приводит к коренному пре-
образованию с превышением порогов устойчивости компонентной структуры, утрате эталон-
ных структурных свойств и функций ландшафтов.
Природные комплексы исследуемой территории относятся к категории относительно ус-
тойчивых и малоустойчивых по способности к самовосстановлению и способности противо-
стоять внешним воздействиям. К категории малоустойчивых отнесены урочища древних тор-
фяников, поверхности пятнисто-медальонных тундр и урочища торфяно-минеральных бугров
пучения. Хорошо дренированные поверхности, занятые редколесьями относятся к категории
относительно устойчивых.
Учитывая тот факт, что нефтегазодобывающая промышленность на северо-западе Сибири
сконцентрирована в районах традиционного природопользования коренных малочисленных на-
родов Севера (КМНС), ландшафты могут и должны рассматриваться в этноисторическом, ан-
тропологическом и социокультурном аспектах. Особое место в истории развития представлений
об обжитых ландшафтах принадлежит Л.Н. Гумилеву и его концепции этнического ландшафта.
Согласно этой концепции этнос и его ландшафтное окружение неразрывны. Каждый этнос вжи-
вается в свой кормящий его ландшафт, создает и обустраивает его. Одновременно ландшафт ак-
тивно участвует в формировании нравственно-духовного облика этноса, его менталитета. Обра-
зуется своего рода этноландшафтная система, в которой помимо материально-энергетических
ярко проявляются всевозможные информационные связи, в том числе духовные, вплоть до са-
кральных, выражающихся в священном, обрядовом единении этноса и ландшафта.
В современной холистической ландшафтной экологии ландшафт рассматривается как кон-
структ, позволяющий связать воедино человеческое общество с природой, то есть решать гу-
манитарные и экологические проблемы в общем ландшафтном поле. В последние десятилетия
ландшафт становится ключевым объектом планирования, управления и политики на глобаль-
ном, национальном и региональном уровнях, в том числе в циркумполярном арктическом про-
странстве (в рамках деятельности соответствующих рабочих групп Арктического Совета). Не-
случайно вопросы ландшафтного планирования и управления, устойчивого развития Арктики,
развития коренных малочисленных народов Севера были включены в качестве основных тем в
программу Региональной конференции Международного географического союза, посвященной
170-летию Русского географического общества. Этому во многом способствует разработка
концепции устойчивого развития, в рамках которой сформировалось особое научное направ-
ление, связанное с вопросами устойчивого ландшафтопользования и зеленой экономики, опи-
рающееся на теории ландшафтных (экосистемных) функций и услуг, развивающееся в послед-
ние годы и в России, в том числе применительно к арктическим и северным регионам.
Показательно, что оценка воздействия на окружающую среду и социальную сферу проекта
«Ямал СПГ», выполненная для территории Ямальского района в соответствии с международ-
ными требованиями и стандартами в 2014 г., включала использование методологии ландшафт-
437
ного планирования этнокультурных ландшафтов с оценкой экосистемных функций и услуг —
обеспечивающих (продукционных), регулирующих (средообразующих) и культурных (инфор-
мационных и духовно-эстетических).
Очень близкий к теории экосистемных услуг подход с этнокультурной составляющей ле-
жит и в основе методики ландшафтно-экологического анализа нефтегазопромысловых рай-
онов, предложенной профессором Тюменского государственного университета В.В. Козиным.
Методика, включающая оценку функций, ценности и устойчивости ландшафтов, уже более
20 лет используется при оценке воздействия на окружающую среду и экологическом проекти-
ровании на территории Тюменской области, ХМАО-Югры, ЯНАО и других регионов.
Согласно данной методике при картографировании ландшафтов в их контурах регистри-
руются комплексы территориальных, инженерно-геологических, почвенных, древесных, ягод-
но-грибных и других ресурсов. Учет защитных (природоохранных, экологических) функций
ландшафтов важен для определения степени ущерба всему природному комплексу осваивае-
мой территории. Например, биостационные функции выполняют ландшафты мест базового
обитания животных, коренные гнездовые стации, из которых они расселяются на другие уча-
стки. Ландшафты с водоохранной функцией непосредственно защищают гидрографическую
сеть и ихтиофауну, а с водорегулирующей — обеспечивают нормальный гидрологический
режим. Важнейшая функция ландшафтов — быть средой обитания человека. Оленье-
пастбищные, ягодно-грибные, охотничье-промысловые, рыбопромысловые функции необхо-
димо учитывать для оценки ущерба традиционному природопользованию коренных мало-
численных народов Севера (КМНС) и сохранения условий для их развития, так как они
характеризуют этнические ресурсы. Именно природные комплексы и формирующая их
внешняя среда являются жизненной средой человека, колыбелью этносов. Вся структура
традиционной хозяйственной деятельности КМНС ориентирована на использование опреде-
ленного набора природных комплексов: лишайниковых и лишайниково-кустарниковых
тундр — ненцами; лишайниковых боров — лесными ненцами, рыбных и охотничьих угодий —
селькупами и ханты.
1. Козин В.В. Ландшафтный анализ в решении проблем освоения нефтегазоносных регионов / Авто-
реф. дисс. на соискание учен. степени докт. геогр. наук. Иркутск, 1993. 44 с.
2. Козин В.В. Ландшафтный анализ в нефтегазопромысловом регионе. Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2007.
240 с.
бирск: Наука, 1987. 207 с.
4. Михеев В.С., Козин В.В., Шеховцов А.И. Общие принципы геоэкологического картографирования //
Экологическое картографирование Си-бири. Новосибирск: Наука, 1996. С. 20-58.
5. Преображенский В.С., Александрова Т. Д., Куприянова Т. П. Основы ландшафтного анализа. М.:
Наука, 1988. 192 с.
6. Природопользование на северо-западе Сибири: опыт решения проблем / Под ред. В.В. Козина, В.А.
Осипова. Тюмень: изд-во ТюмГУ, 1996. 168 с.
7. Kozin V.V., Marinskikh D.M., Marshinin A.V., Idrisov I.R. The landscape ecological analysis for environ-
mental impact assessment of oil-and-gas production and transport: experience from north-west of Siberia,
Russia. 25 Years of Landscape Ecology: Scientific Principles in Practice. Proceeding of the 7th IALE
World Congress Part 2. 2007. P. 879.
8. Bastian, O, Schreiber, K.-F. (Hrsg., 1999): Analyse und ökologische Bewertung der Landschaft. 2. Aufl.
Spektrum, Heidelberg, Berlin.
9. De Groot R.S. Funktions of Nature. Wolters-Noordhoff, Groningen, 1992.
438
ãÄçÑòÄîíçé-ÉàÑêéãéÉàóÖëäàâ ÄçÄãàá íÖêêàíéêàà
ë ñÖãúû éñÖçäà äÄóÖëíÇÄ èéÇÖêïçéëíçõï ÇéÑ
Ç ìëãéÇàüï ëêÖÑçÖâ íÄâÉà áÄèÄÑçéâ ëàÅàêà
Хорошавин В.Ю., Калинин В.М., Лужецкая А.В.
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, v.y.khoroshavin@utmn.ru
LANDSCAPE AND HYDROLOGICAL ANALYSIS

OF THE TERRITORY FOR SURFACE WATER QUALITY ASSESSMENT
IN THE WEST SIBERIAN MIDDLE TAIGA
Khoroshavin V.Yu., Kalinin V.M., Luzhetskaj A.V.
University of Tyumen, Tyumen, Russia, v.y.khoroshavin@utmn.ru
Abstract: We propose an original system for estimating the runoff of pollutants from different ar-
eas of small rivers catchments in conditions of oil production in the middle-boreal forest of Western
Siberia. The system is a set of jointly used methods for determining the quantitative parameters of wa-
ter and chemical runoff: landscape-hydrological analysis, water-balance flow calculations and empiri-
cal modeling of pollutants from oil contaminated areas. The water runoff of small rivers in the north of
Western Siberia has been very poorly studied, and there are no reliable regime data on water resources.
And the proposed system requires a minimum of information that is accessible to any specialist who is
engaged in assessing the risks of production activities for the environment. The use of the methodology
allows us to state that the most unfavorable conditions for the formation of the small rivers waters qual-
ity are formed when laying the objects of the oil infrastructure, in case of accidents on pipelines on
slope landscapes formed on loamy soils and peat bogs. The Article gives an estimate showing that the
removal of petroleum hydrocarbons by one small river with a contamination of 0.25% of the catchment
area reaches tens of tons per year.
Актуальность вопроса
На протяжении более чем 50 лет качество вод малых рек нефтегазодобывающих районов
Западной Сибири вызывает беспокойство по причине высокого содержания нефтепродуктов
(нефтяных углеводородов (НУВ)). Отмечены факты 50-100 кратного превышения предельно
допустимых концентраций, установленных для рыбохозяйственных водоемов (ПДКр/х). По-
добные ситуации складывались в 1990-2010 г.г. в Нижневартовском, Сургутском, Октябрьском
районах Ханты-Мансийского округа — Югры. Сброс сточных вод, содержащих НУВ, согласно
официальной отчетности, в малые реки не осуществляется. Возникает вопрос, что является
источником массированного поступления НУВ в воды рек. Опыт многолетних исследований
[Гашев, Казанцева, 1998; Калинин, 2010; Khoroshavin, Moiseenko, 2014] показывает, что основ-
ным источником поступления НУВ в малые реки являются нефтезагрязненные участки водо-
сборов, доля которых в случае староосвоенного месторождения достигает 2-10% площади ме-
сторождения. Причина образования нефтезагрязненных земель в 90% случаев — аварийные
ситуации на внутрипромысловых нефтепроводах.
Разливы нефти или нефтепродуктов (бензин, дизельное топливо и др.) происходят в раз-
личных ландшафтных условиях, определяющих в дальнейшем поведение НУВ в окружающей
среде. Выявление участков в границах водосборов, имеющих наибольшую опасность для каче-
ства водного стока малой реки, где категорически необходимо избегать образования нефтяных
разливов и нефтезарязненных участков — одна из актуальных задач исследования и организа-
ции природоохранительной деятельности на месторождениях. Выявлению ландшафтной и
ландшафтно-гидрологической дифференциации потоков НУВ на водосборе малой реки с при-
менением оригинальной методики в условиях средней тайги Западной Сибири и посвящена
данная работа.
Методы и материалы
Речной бассейн можно представить в виде сложной ландшафтно-гидролого-геохими-
ческой системы, элементами которой являются площади распространения горных пород и
439
почв с разными фильтрационными свойствами, определяемыми их гранулометрическим соста-
вом, растительными сообществами, уклонами местности, то есть, по сути — ландшафтными
комплексами. Взаимодействие перечисленных элементов определяет пространственно-
временную вариацию составляющих водного баланса и химического состава природных вод, а
также контролирующие процессы перераспределения вещества в пределах ландшафта.
В соответствии с этим подходом, методологической основой работы является ландшафт-
но-гидрологический анализ территории, который позволяет решить первоочередную задачу
оценки опасности источников загрязнения поверхностных вод, выявив участки водосборов,
которые являются решающими в формировании стока малых рек. Анализ позволяет увидеть в
границах водосборов комплексы, определяющие количественные и качественных характери-
стики стока малых рек, оценить уязвимость этих ареалов по отношению к загрязняющим ве-
ществам, рассчитать количественные параметры процессов накопления и миграции загряз-
няющих веществ. Основы ландшафтно(географо)-гидрологического анализа были заложены
В.Г. Глушковым в Сибири, в том числе в Западной Сибири направление развивалось благодаря
трудам А.Н. Антипова, Л.М. Корытного и коллег по Институту географии СО РАН (г Иркутск)
[Ландшафтно-…, 1989; Ландшафтно-…, 1992; Калинин и др., 1998; Антипов, Корытный, 2012].
Учитывая слабую гидрологическую изученность малых рек тайги Западной Сибири и не-
обходимость, единственным доступным способом получения количественных данных по вод-
ному стоку являются методы водного баланса. Наиболее адаптированным методом оценки
водного баланса заболоченных таежных водосборов является водно-балансовый метод расче-
тов, теоретическая схема которого изложена в работах [Калинин и др., 1998; Калинин, 1999].
Для количественной оценки выноса НУВ с различных в ландшафтном отношении частей
водосбора применима эмпирическая модель, позволяющая рассчитать концентрацию НУВ в
водах реки в зависимости от площадей загрязненных нефтью участков. Модель была получена
для условий Среднего Приобья (формула (1)) и позже адаптирована к условиям средней тайги
и криолитозоны [Калинин, 2001; Хорошавин, 2005; Khoroshavin, Moiseenko, 2014].
Объект исследования
В качестве актуального объекта для верификации предложенной системы количественной
оценки смыва загрязняющих веществ с малых водосборов выбрана р. Еныя, расположенная в
условиях западно-сибирской средней тайги в истоках р. Конда. Исследуемая река имеет длину
7,8 км, площадь водосбора 190 км2. В границах водосбора 17 лет ведется строительство объек-
тов нефтегазодобычи, ведется добыча нефти, проложены десятки километров внутрипромы-
словых нефтепроводов, постоянно работает тяжелая техника, хранятся горюче-смазочные ма-
териалы.
Водосбор р. Еныя практически полностью входит в границы ООПТ Природный парк
«Кондинские озера» им. Л.Ф. Сташкевича» (рис. 1). В связи с особым статусом территории
нефтедобыча ведется здесь с максимальным соблюдением мер экологической безопасности
(безамбарное бурение, нефтепроводы с двойной стенкой, особая изоляция кустовых оснований
и пр.), но риск возникновения аварийных ситуаций остается. Тем более что разрабатываемое
здесь Тальниковое месторождение нефти продолжает расширяться, строятся новые добываю-
щие скважины. В связи с этим оценка опасности появления нефтезагрязненных земель, анализ
их возможного положения и влияние на качество вод является актуальным вопросом, требую-
щим специфических подходов.
Смыв растворенных и взвешенных НУВ определяется значением стока с водосбора. Рас-
пределение стока внутри водосбора неравномерно во времени и в пространстве, в зависимости
от гидрологических функций и параметров ландшафтов водосбора. Соответственно, характер и
интенсивность смыва нефти с поверхности водосбора будут также меняться во времени и в
пространстве.
Наиболее интенсивный смыв НУВ с водосбора происходит в период весеннего половодья,
когда он формируется на всех геоморфологических уровнях; летом во время выпадения дли-
тельных и интенсивных дождей сток формируется, как правило, только на переувлажненных
поверхностях: на болотах и в поймах. Более сложен анализ пространственного распределения
смыва НУВ в русло реки. Для исследования роли ландшафтного фактора в формировании неф-
тяного загрязнения рек необходимо понимание ландшафтной структуры водосбора.
440
Ландшафтная структура территории представлена сочетанием сосняков бруснично-
лишайниковых на песчаных иллювиально-железистых подзолах, сосняков багульниково-
зеленомошных на болотно-подзолистых супесчано-суглинистых почвах, верховых кустарнич-
ково-сфагновых болот на глубоких и мощных торфах, поймой р. Еныя и ее притоков, в кото-
рой произрастают осоково-зеленомошные березово-еловые леса, ивняк.
Отчетливо прослеживается преобладание верховых болот, сложенных 2-5 м толщей сфаг-
нового торфа, имеющих долю до 65% от площади исследуемого водосбора (рис. 1). Лесные
массивы занимают 23,4% водосбора, причем около половины данной площади представлено
заболоченными сосновыми багульниково-зеленомошными и сфагновыми лесами на болотно-
подзолистых почвах. Остальная часть водосбора — пойменные леса и редкие, небольшие по
площади луговые участки.
С гидрологической точки зрения основные водораздельные ландшафты водосбора р. Еныя
представляют собой две яркие противоположности — торфяники, запасающие колоссальное
количество воды и равномерно распределяющие ее сток в течение теплого периода, и сосняки
на песчаных отложениях, с высокими показателями инфильтрации, испарения и транспирации.
Сосняки бруснично-лишайниковые на иллювиально-железистых подзолах располагаются
преимущественно на возвышенных формах рельефа, с абсолютными отметками 75-70 м, на так
называемых «моренных холмах», сложенных кварцевыми белыми песками с мелкой галькой и
валунами. Ниже по катене на пологих склонах происходит задержание влаги, и лишайниковый
напочвенный покров сменятся долгомошниками и зеленомошниками, наиболее распростра-
ненными вариантами сообществ здесь являются сосняки багульниково-долгомошные. В по-
добных ландшафтах, благодаря высокой влагоемкости мхов, происходит задержание влаги,
значительная ее часть переходит в грунтовый сток, либо транспирируется соснами.
Сфагновые верховые болота на территории имеют высотные отметки 65-50 м. В большин-
стве случаев переход от минерального острова к болоту происходит резко, уклоны могут дохо-
дить до 20-30°, что способствует большой скорости поверхностного стока и верховодки при
снеготаянии и в период выпадения дождевых осадков.
Рис. 1. Карта-схема водосбора р. Еныя (средняя тайга Западной Сибири,

левобережье верховьев р. Конда) (с легендой)
441
Особое внимание в процессе миграции загрязняющих веществ обращают на себя долины и
поймы малых рек. В среднем течении р. Еныя имеет отчетливо выраженную долину шириной
300 и глубиной 3 м. Пойма левосторонняя, заболочена и заросла лиственным лесом (тальник,
береза). Русло шириной 3-5 м и глубиной до 0,7-1,1 м.
Каждый ландшафтный комплекс имеет специфические гидрологические функции, на ос-
новании однотипности которых все ландшафты водосбора р. Еныя были объединены в 5 типов
стокоформирующих комплексов (СФК). Под СФК понимаются части речного водосбора, пред-
ставленные совокупностью природных и техногенных комплексов, характеризующихся отно-
сительной однородностью условий формирования стока (фильтрационных свойств почв и пр.)
(табл. 1).
Таблица 1
Количественные характеристики стокоформирующих комплексов водосбора реки Еныя
№ Гранулометрический Площадь,
Растительность Тип/подтип почвы Уклон, %
СФК состав почвы км2
1 Подзол Песчаная 8,22 10,60

Торфянисто-подзолистые Супесчаная, легко
2 Сосновый, кедрово- 1,31 2,00
поверхностно-глеевые суглинистая
сосновый лес
Торфяно-подзолистые грун-
3 Песчаная 4,45 4,40
тово-глеевые
Ивово-березовый травяни- Комплексы аллювиальных
4 Песчаная 0,96 10,00
стый лес (пойма) луговых и болотных почв
5 Болото целинное Болотные Торфяник 28,62 1,00
При таком подходе, все верховые болота можно объединить в один болотный СФК. Три
типа ландшафтов сгруппированы в лесные СФК. Отдельно был выделен пойменный СФК.
Ландшафтно-гидрологический анализ территории экспериментального водосбора позво-
лил выявить 5 частей территории, отличающихся по особенностям формирования водного сто-
ка и смыва загрязняющих веществ с поверхности почв (табл. 1). На основе метеорологической
информации и знания о водно-физических свойствах почв с применением водно-баласовых
расчетов получено, что модуль стока с водосбора р. Еныя за период весеннего половодья (70
дней) составляет в среднем за многолетний период (1960-2000 гг.) 15,71 л/с км2. Эксперимен-
тально модули стока с замазученных площадей приведены в таблице 2.
Потенциальному загрязнению нефтью могут быть подвержены все СФК водосбора р.
Еныя и наша задача определить именно те СФК (ландшафтные комплексы), которые могут
дать наибольший вклад в загрязнение речных вод НУВ. Поэтому прогноз возможного нефтя-
ного загрязнения производился для всех СФК водосбора по специально разработанным фор-
мулам из [Калинин, 2001], основная из которых имеет вид (1).
  fз   f  (1)
  0,42M 3 1  exp  40   аb М 1  3 
  F   F
где μ — модуль смыва нефти, мг/с км²; М — обобщенный по территории модуль стока воды,
л/с км²; Мз — модуль стока воды с нефтезагрязненной части водосбора, л/с км²; F — площадь
водосбора, fз — площадь нефтезагрязненных земель в пределах водосбора, км²; ab — параметр,
равный концентрации НУВ в замыкающем створе при отсутствии нефтезагрязненных земель
(фоновое состояние); 0,42 — эмпирически полученное значение параметра (аm), равного кон-
центрации НУВ в замыкающем створе при единичном модуле стока Mз = 1 и максимальном
загрязнении СФК (сток с нефтяного разлива); 40 — значение эмпирического параметра (аg),
характеризующего вынос НУВ с поверхностным стоком в зависимости от возраста нефтяных
разливов.
442
Расчеты выполнены для различных площадей возможного нефтяного загрязнения (0,05;
0,25 и 0,5 км2) и для разных периодов времени (за весеннее половодье и за год). Концентрация
нефтепродуктов в водах реки при загрязнении небольших площадей (0,05 км2) равны ПДК.
При загрязнении площади 0,5 км2 на СФК №1 и №3 концентрация нефтепродуктов в реке со-
ставит 0,11-0,13 мг/л (2-2,5ПДК); на СФК №2, №4, №5 — 0,20-0,22 мг/л (4ПДК). Смыв нефте-
продуктов в реку при условии загрязнения значительных площадей (0,5 км2) изменяется от 91
до 153 мг/с, что в 2-6 раз выше фонового смыва нефтепродуктов (27 мг/с).
В целом анализ рисков нефтяного загрязнения вод малой реки с применением представ-
ленного подхода показал, что наибольшую опасность для качества воды малых рек средней
тайги в период весеннего половодья имеет сток НУВ с потенциально загрязненных болотных
СФК, особенно из зон, расположенных на периферии верховых торфяников. При указанных в
таблице 2 концентрациях НУВ в водах малых рек, годовой вынос загрязнения одной малой
рекой, на водосборе которой ведется интенсивная добыча нефти и происходят аварийные си-
туации, может достигать 8-24 т.
Таблица 2
Оценка возможного нефтяного загрязнения р. Еныя в период весеннего половодья
при фоновой концентрации нефтепродуктов в водах реки 0,04 мг/л
Мз, μ,
№ СФК, ландшафтная характеристика сток, мм fз, км2 S, мг/с ρ, мг/л
л/с км2 мг/с км2
0,05 0,81 35,16 0,05
Сосняки бруснично-лишайниковые на песчаных
57,59 9,52 0,25 1,44 62,94 0,09
подзолах
0,5 2,09 91,18 0,13
Сосняки багульниково-долгомошные и зелено- 0,05 0,93 40,49 0,06
мошные на торфянисто-подзолистых поверхно- 96,86 16,02 0,25 2,00 87,34 0,13
стно-глеевых супесчаных почвах 0,5 3,10 135,00 0,20
0,05 0,77 33,35 0,05
Сосняки с кадром и лиственницей кустарничко-
во-лишайниковые, беломошные на супесчано-
44,26 7,32 0,25 1,26 54,69 0,08
суглинистых торфяно-подзолистых глубинно-
глеевых почах
0,5 1,75 76,36 0,11
0,05 0,93 40,39 0,06
Ивово-березовые с елью и кедром травянистые,
96,08 15,89 0,25 1,99 86,85 0,13
зеленомошные леса в поймах рек
0,5 3,08 134,10 0,20
0,05 0,98 42,75 0,06
Болота верховые на средних и глубоких торфах
113,51 18,77 0,25 2,24 97,66 0,14
кустарничково-сфагновые
0,5 3,52 153,50 0,22
1. Антипов А.Н., Вакулин К.Ю. и др. Ландшафтно-гидрологические характеристики Западной Сибири.
Иркутск: СО АН СССР, 1989. 207 с.
2. Антипов А.Н., Корытный Л.М. Сибирская школа ландшафтной гидрологии // Географо-гидрологи-
ческие исследования. Вопросы географии / Моск. региональное отделение РГО. М., Вып. 133: /
отв. ред. Н.И. Коронкевич, Е.А. Барабанова. М.: Издательский дом «Кодекс», 2012. С. 32-48.
3. Влияние леса на водные ресурсы/Отв. ред. С.Э. Вомперский, П.Ф. Идзон. М: Наука, 1986. 321с.
4. Гашев С.Н., Казанцева М.Н. Степень загрязнения территорий водосборной площади как показатель
загрязненности водных экосистем при нефтедобыче // Чистая вода. Тез. докл. 3-го Всероссийского
научно-практического семинара. Тюмень: Изд-воТюмГУ, 1998. С. 34-36.
5. Калинин В.М., Ларин С.И., Романова И.М. Малые реки в условиях антропогенного воздействия (на
примере Восточного Зауралья). Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 1998. 220 с.
6. Калинин В.М. Ландшафтно-гидрологический анализ малых водосборов: учеб.-метод. указания.
Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 1999. 30 с.
443
7. Калинин В.М. Поступление нефтепродуктов в речную сеть от рассредоточенных источников (по
материалам Среднего Приобья) //Вестник Тюменского университета. Тюмень: Изд-во ТюмГУ. 2001.
№2. С.11-21.
8. Калинин В.М. Вода и нефть (гидролого-экологические проблемы Тюменского региона): моногра-
фия. Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2010. 222 с.
9. Комлев А.М. Закономерности формирования и методы расчетов речного стока. Пермь: Изд-во Перм.
ун-та, 2002 157 c.
10. Ландшафтно-гидрологические характеристики Западной Сибири / А.Н. Антипов, К.Ю. Вакулин,
О.В. Гагаринова и др. Иркутск: Изд-во Института географии СО РАН, 1989. 218 с.
11. Ландшафтно-гидрологический анализ территории/А.А. Капотов, В.В. Кравченко, В.Н. Федоров и др.
Новосибирск: Наука. Сибирское отделение, 1992. 208 с.
12. Хорошавин В.Ю. Техногенная трансформация гидрологического режима и качества вод малых рек
нефтегазовых месторождений в бассейне Пура. Диссертация на соискание ученой степени к.г.н.
Екатеринбург: ФГУП РосНИИВХ, 2005. 180 с.
13. Khoroshavin V. Yu., Moiseenko T. I. Petroleum hydrocarbon runoff in rivers flowing from oil-and-gas-
producing regions in Northwestern Siberia//Water resources, 2014, Vol. 41, Is. 5. Pp 532-542.
äéêêéáàéççÄü ÄÉêÖëëàÇçéëíú ãÄçÑòÄîíéÇ äêàéãàíéáéçõ

èé éíçéòÖçàû ä ëíÄãúçõå íêìÅéèêéÇéÑÄå
Великоцкий М.А.1, Марахтанов В.П.2
1
velikotskij@mail.ru, 2ecolog_n@mail.ru
CORROSIVE AGGRESSION OF LANDSCAPES

OF CRYOLITHOZONE ON STEEL PIPELINES
Velikotsky M.A.1, Marakhtanov V.P.2
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, 1velikotskij@mail.ru, 2ecolog_n@mail.ru
Abstract: The opinion that the soils of the permafrost do not have a high corrosive aggressiveness
on steel structures because of low temperatures and lack of water in the liquid phase is incorrect. In the
frozen ground, there is ice-free water in the liquid phase saturated with ions, as well as water in taliks
and in halos of thawing around the pipelines transporting gas and oil with a positive temperature. To
assess the corrosivity of soils the oxidation-reduction potential (Eh) was chosen, which is used not only
for analysis of oxidation-reduction reactions in the soil, but also as indirect characteristic of the degree
of aeration in the soil. It has been known that on steel underground pipelines, due to inhomogeneous
access of oxygen, macro-galvanic pairs are created in which corrosion currents (Eh) form sections with
ulcer corrosion on the surface of the pipeline. This heterogeneity of aeration is due to the landscape
features of the territory: the difference in the lithological composition of soils, the alternation of
drained and watered areas, the alternation of thawed and frozen zones, and the uneven distribution of
vegetation and snow cover. In accordance with these factors the authors propose to use the standard
deviation of the redox potential values (ΔEh) as the main indicator of heterogeneity and corrosion ag-
gressiveness of landscapes. This indicator was determined by the authors in different landscapes (types
of tracts) on the territory of Medvezhye gas field in the north of Western Siberia. Also, the percentage
of the pipeline sections within each type of tract — N was established. As a result, the close correlation
(correlation coefficient 0.96) between ΔEh and N was found. The corresponding formula has the fol-
lowing form: N ≈ 0.00733ΔEh2 — 0.815ΔEh + 24.
Вопрос о степени коррозионной опасности грунтов криолитозоны для стальных трубопро-
водов до сих пор является дискуссионным. Ранее бытовало мнение, что отсутствие воды в
жидкой фазе мерзлых грунтов и их низкие температуры способствуют полному химическому
покою [Сауков, 1951; Страхов, 1960]. Ошибочность такого представления заключалась в недо-
учете присутствия в связных мерзлых грунтах (глинах, суглинках, супесях) незамерзшей воды
[Ершов, 1986]. Незамерзшая вода вместе с растворенной в ней углекислотой способствует
электрохимической коррозии в мерзлых грунтах. Сезонно-талые грунты криолитозоны также
444
коррозионно активны из-за высокого содержания ионов Н+ и растворенных органических ве-
ществ. Кроме того, по подземным газопроводам часто транспортируется теплый газ (с темпе-
ратурой до 200С и выше), благодаря чему вокруг трубы даже в зимний период могут существо-
вать ореолы оттаивания, в которых условия увлажнения и химический состав аналогичны
грунтам сезонно-талого слоя криолитозоны.
Для оценки коррозионной агрессивности грунтов используется большое количество пока-
зателей: гранулометрический состав грунтов, влажность, ионный состав водной вытяжки,
электрическое сопротивление грунтов (ρ), кислотность (рН), концентрация молекулярного во-
дорода (rH2), окислительно-восстановительный потенциал (ОВП) [ГОСТ 9.602-89]. Среди пе-
речисленных показателей в криолитозоне наиболее важным является ОВП, на величину кото-
рого (Eh) комплексно влияют степень аэрации грунтов, их влажность, ионный состав, рН,
электропроводность и активность СВБ. Поэтому Eh можно считать интегральным показателем
коррозионной активности грунтов криолитозоны.
В исследованиях ОВП для оценки коррозионной агрессивности грунтов до настоящего
времени в качестве показателя использовалась абсолютная величина Eh [Денисон, 1953; Эванс,
1962; Стрижевский, 1986]. Результаты этих исследований относятся к электрохимическим мо-
делям типа микроэлементов. Поэтому применять их к трубопроводам надо с особой осторож-
ностью, т. к. трубопроводы совместно с вмещающими их грунтами в электрохимическом от-
ношении представляют собой макросистемы, состоящие из отдельных микроэлементов.
Электрические токи на макросистемах появляются за счет дифференциальной аэрации между
грунтами, различающихся по воздухопроницаемости (пески — глины), между поверхностями
с разными условиями увлажнения (низины — возвышенности, кочки — межкочечья, талые —
мерзлые участки). Эти токи подавляют токи малых систем и являются главными коррозион-
ными токами, предопределяющими существование ландшафтных коррозионных зон.
Впервые мысль о роли дифференциальной аэрации в коррозии металла высказал Эванс в
1923 г [Эванс, 1962]. В России эта идея получила дальнейшее развитие [Михайловский, Тома-
шов, 1958; Никитенко, 1965; Мингалев, 1976]. Таким образом, чем больше неоднородность
факторов в пределах какого-либо ландшафтного типа, определяющих степень аэрации (т. е.
чем значительнее здесь дифференциация аэрации), тем более коррозионно опасным должен
быть данный ландшафтный тип. Поскольку существует тесная связь между степенью аэрации
и величиной ОВП, постольку степень неравномерности распределения величины Eh вдоль
трубопровода может иметь решающее значение для коррозии его металла.
С 2000 по 2009 г.г. авторами на газовом месторождении Медвежье проводилось обследо-
вание газотранспортных систем, проложенных в пределах ландшафтов криолитозоны (тундры,
лесотундры и северной тайги). Особое внимание было уделено коррозионному износу труб
(наружной коррозии) в ландшафтах различного типа. Предварительно было выполнено ланд-
шафтное районирование территории. Было выявлено 24 вида различных урочищ, которые объ-
единяются в 4 группы (ландшафтные типы): лесные, тундровые, болотные и торфяные [Вели-
коцкий, 2004]. Эти ландшафтные типы существенно различаются по комплексу свойств
грунтов, влияющих на коррозию металла газопровода: литологическому составу, влажности,
химическому составу и температуре. В таблице 1 представлены результаты определения раз-
личных характеристик грунтов в этих ландшафтных типах.
По данным таблицы 1 были рассчитаны значения стандартного отклонения величины Eh
от среднего значения. Величина стандартного отклонения (ΔEh) рассчитывалась для каждого
ландшафтного типа по формуле:
Eh 
 ( Eh  Eh) 2
, (1)
(n  1)
где Eh — среднее значение для данного ландшафтного типа, n — количество данных. Полу-
ченные результаты представлены в таблице 3, куда, помимо этого, помещены значения N из
таблицы 2.
445
Таблица 1
Основные характеристики грунтов по ландшафтным типам
Eh, мв pH ρ, ом·м
Лес
319, 239, 185, 246, 103, 152, 222, 209, 5,3; 6,4; 5,9; 6,2; 6,3; 5,8; 5,9; 5,8; 5,2; 4, 12, 7, 11, 3, 14, 64, 49, 12,
215, 216 5,2 55
Тундра
282, 72, 259, 287, 285, 287, 311, 173, 5,4; 5,4; 6; 5,4; 5,6; 5,2; 5,1; 6,2; 5,2;
6, 9, 4, 3, 10, 12, 54, 15, 4,
161, 230, 213, 166, 215, 209, 202, 97, 90, 5,8; 5,5; 5,7; 6,2; 5,5; 6; 5,2; 5,5; 5,4;
16, 39, 27, 19, 5, 14, 6, 3
104, 98, 116 5,5; 5,3
Торфяник
309, 255, 44, 64, 56, 64, 64, 65 3,9; 5,8; 5,0; 6,4; 6,1; 5,7; 5,8; 6,7 1, 61, 6, 5, 2, 3, 4
Болото
6,4; 3,8; 4,6; 4,6; 6,4; 5,3; 5,4; 4,0; 6,0;
250, 371, 330, 325, 236, 179, 168, 48, 88, 11, 2, 17, 12, 14, 58, 13, 9,
4,5; 5,7; 3,5; 5,3; 5,0; 4,0; 4,4; 5,8; 5,5;
38, 210, 37, 136, 88, 69, 46, 72, 75, 81, 75, 9, 6, 2, 14, 1, 61, 6, 5, 2,
5,3; 4,6; 3,3; 3,9; 5,8; 5; 6,4; 6,1;
37, 50, 309, 255, 44, 64, 56, 64, 64, 65 3, 4
5,7:5,8; 6,7
Таблица 2
Язвенная коррозия металла газопровода в различных ландшафтных типах
Протяженность участков га-
Протяженность газопровода в Доля участков газопровода
Ландшафтный тип зопровода, с язвенной коррозией
данном ландшафтном типе, м с язвенной коррозией N, %
металла, м
Лес 31230 349 1,12
Тундра 79555 4458 5,60
Торфяник 5932 971 16,37
Болото 23577 5438 23,06
Таблица 3
Стандартное отклонение (ΔEh) окислительно-восстановительного потенциала
в различных ландшафтных типах
Ландшафтный тип ΔEh, мв N, %

Лес 57 1,12
Тундра 78 5,60
Торфяник 104 16,37
Болото 108 23,06
Данные таблицы 3 представлены графически на рисунке 1. Как видно из рисунка, между

ΔEh и N существует тесная связь (коэффициент корреляции 0,96), которая аппроксимируется
параболической зависимостью:
N ≈ 0,00733ΔEh2 − 0,815ΔEh + 24 (2)
Помимо ΔEh, нами сопоставлялись с величиной N также и стандартные отклонения других
показателей из таблицы 1: ΔpH, и Δρ. Однако, в этих случаях заметной связи обнаружено не
было.
Таким образом, по нашим данным, коррозия металлических трубопроводов в криолитозо-
не наиболее активно протекает в ландшафтных типах с частым чередованием осушенных (с
высоким Eh) и обводненных (с низким Eh) участков — на болотах и в торфяниках. Помимо
этого, может сказаться неоднородность мерзлотных условий, проявляющаяся в чередовании
мерзлых и талых грунтов. В лесных урочищах установлены наименьшее колебание величины
Eh, вследствие чего коррозионные процессы наименее активны.
446
Рис. 1. Соотношение параметров ΔEh и N в разных типах ландшафта
1. Великоцкий М.А. Воздействие техногенных нагрузок на ландшафты в криолитозоне. География,
общество, окружающая среда. Т.IY. М, 2004. С.99-112.
2. ГОСТ 9.602-89. ЕСЗКС. Сооружения подземные. М., Изд-во стандартов, 1989. 56 с.
3. Денисон И.А. Коррозия конструкционных материалов в подземных условиях // Коррозия металлов.
М., 1953. С.9-28.
4. Ершов Э.Д. Физико-химия и механика мерзлых пород. М.: МГУ,1986. 332с.
5. Мингалев Э.П. Коррозия подземных трубопроводов в торфяных грунтах Западной Сибири. М.:
ВНИИОЭНГ, 1976. 28с.
6. Михайловский Ю.Н., Томашов Н.Д. Метод определения коррозионных свойств грунтов. В сб.: Тео-
рия и практика противокоррозионной защиты подземных сооружений. М.,1958.-С.209-223.
7. Никитенко Е. А. Зависимость коррозии стального газопровода от изменения грунтовых условий по
трассе // Защита металлов. Т. 1, №1, 1965. С. 91-98.
8. Сауков А.А. Геохимия. М.: Госгеолтехиздат, 1951.-192с.
9. Страхов Н.М. Основы теории литогенеза. М.: Изд-во АН СССР, 1960. Т.1. 212с.
10. Стрижевский И.В. Подземная коррозия и методы защиты. М.: Металлургия, 1986. 112с.
11. Эванс Ю.Р. Коррозия и окисление металлов. М.: Машгиз, 1962. 856с.
åÖíéÑàäÄ ÄÇíéåÄíàóÖëäéÉé ÑÖòàîêàêéÇÄçàü

çÖîíÖáÄÉêüáçÖççõï áÖåÖãú
Князьков А.С.1, Москвина Н.Н.2
1
Югорский научно-исследовательский институт информационных технологий,
Ханты-Мансийск, Россия, oddznpc@mail.ru
2
ООО «МаксГеоГрупп», Ханты-Мансийск, Россия,kollega4@yandex.ru
METHODS OF AUTOMATIC INTERPRETATION OF OIL-POLLUTED LANDS

Knyazkov A.S.1, Moskvina N.N.2
1
Yugorsky Research Institute of Information Technologies, Khanty-Mansiysk, Russia,
oddznpc@mail.ru
2
OOO "MaxGeoGroup", Khanty-Mansiysk, Russia, kollega4@yandex.ru
Abstract: The article presents approbation experience of the method automatic interpretation of
oil-polluted lands of Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug — Ugra with using medium-resolution sat-
ellite images. The technology and special aspects of interpretation are described, the results of field
verification are shown.
447
Одной из наиболее актуальных и значимых экологических проблем Ханты-Мансийского
автономного округа — Югры является нефтяное загрязнение земель, образующееся в процессе
нефтедобычи (главным образом в результате аварий ситуаций). Для точного и оперативного
диагностирования нефтеразливов применяется метод автоматического дешифрирования кос-
мических снимков.
Метод автоматического дешифрирования активно используются в обработке данных дис-
танционного зондирования. Технология его применения отработана при детектировании рас-
тительности [Лобищева, 2011], сельскохозяйственных земель [Ярмоленко, Куцаева, 2013] неф-
теразливов на морских акваториях [Затягалова, 2014].
Обнаружение нефтезагрязненных земель по данным космосъемки активно разрабатывает-
ся сотрудниками научных институтов и научно-производственных предприятий [Маркин,
2001; Мазуров, Хамедов, Князьков, 2015; Миртова, Блюденова, 2013].
Дешифрирование проводится по материалам космических съемок «Landsat 8», «Sentinel
2a», «RapidEye», «Канопус-В». При обработке космических снимков в первую очередь исполь-
зовались каналы в ближней и средней инфракрасной зоне спектра, так как спектральные диа-
пазоны этих каналов наиболее чувствительны к состоянию растительности. Основная особен-
ность использования данных спектральных диапазонов, что при дешифрировании выделяются
те или иные состояния растительного покрова, прежде всего, нарушенные и деградирующие.
Тематическая обработка космических снимков для целей дешифрирования нефтезагряз-
ненных земель проводится в программном продукте Erdas Imagine.
Процесс автоматического дешифрирования состоит из нескольких этапов.
На первом этапе работы проводятся неконтролируемые классификации. При неконтроли-
руемых классификациях все пикселы изображения разбиваются на кластеры с наиболее близ-
кими спектральными характеристиками; между выделенными же группами спектральные раз-
личия соответственно, в большинстве случаев, максимальны — в основных программных
пакетах обработки данных космосъемок заложен итерационный алгоритм последовательной
кластериации. Чтобы добиться приемлемых результатов кластеризации классификации выпол-
няются неоднократно при разных значениях параметров. Таким образом, осуществляется в це-
лом анализ ситуации, что позволяет определить соответствия выделенных классов типам де-
шифрируемых объектов, выявить особенности спектральных характеристик выделяемых
кластеров.
После идентификации, полученные растровые классы и сигнатуры по мере необходимости
использовались в последующих этапах обработки для контролируемых классификаций и соз-
дания сводных изображений.
Для контролируемых классификаций, на следующем этапе дешифрирования, формируют-
ся обучающие выборки (эталоны). Каждому дешифрируемому классу соответствует как мини-
мум несколько эталонов. Эталоны создаются для разных дешифрируемых типов нарушенных
земель: нефтезагрязнений, гарей, вырубов и пр., при этом по возможности отдельно для раз-
личных ландшафтных условий. В процессе работы классификаторы постоянно корректируют-
ся и уточняются. Формирование обучающих выборок выполняется через стандартные про-
граммные инструменты ENVI и Erdas Imagine.
Эталонами нефтезагрязнений для контролируемых классификаций являются известные
места нефтезагрязнений, полученные в результате полевых обследований и данных от контро-
лирующих органов.
После выбора достаточного количества эталонов (классов) выполнялись встроенные в
программы ENVI и Erdas Imagine классификации методами:
– максимального правдоподобия;
– расстояний Махаланобиса;
– минимальных расстояний.
Каждый метод имеет свои достоинства и недостатки.
Метод минимальных расстояний (minimum distance) является самым математически про-
стым и быстрым для вычислений. Метод основан на евклидовой метрике (решение о том, к
какому классу относится пиксел, принимается на основании сравнения расстояний между пик-
селами и средними значениями в пространстве яркостей) и может рассматриваться безотноси-
448
тельно к нормальному закону распределения. Этот метод классификации требует минималь-
ных сведений о классах, но уступает методу максимального правдоподобия в точности. Метод
минимальных расстояний целесообразно применять для предварительных классификаций; эф-
фективно может использоваться при большом или очень большом количестве эталонов в сиг-
натуре, когда сами эталоны сформированы малыми выборками пикселов.
Метод максимального правдоподобия (maximum likelihood) основан на нормальном законе
распределения и считается одним из наиболее эффективных методов распознаваний образов;
обычно позволяет успешно решать многие достаточно сложные задачи. При справедливости
предположения о нормальном законе распределения этот метод обеспечивает оптимальное
распознавание, в целом же он удовлетворительно работает даже при значительных отклонени-
ях от нормальности [Кашкин, Сухинин, 2001].
Метод расстояний Махалонобиса (Mahalanobis distance), вследствие его математической
независимости от «нормальности» эталонных выборок, может давать очень успешные класси-
фикации в том числе и в случаях, когда закон распределения явно полимодальный. Для этого в
сигнатурах эталоны должны достаточно точно отражать идентифицируемые объекты и обяза-
ны быть представлены большим выборками пикселов; обычно это сводные суммарные этало-
ны или сигнатуры, выделенные из ранее сделанных тематических растров. Обычно метод рас-
стояний Махалонобиса использовался на завершающих стадиях классификаций.
При классификации нефтезагрязненных участков присутствует большое количество «ин-
формационного шума» от водных объектов, гарей, вырубов, торфяных болот (из-за сходных
спектральных характеристик), что фактически является главной проблемой при идентифика-
ции нефтезагрязнений.
Для удаления информационного шума и улучшения результатов классификации (сглажи-
вания границ, заполнения пустот и т. п.) использовались разные варианты фильтрации: конво-
люции (convolution), статистики по окрестности (neighborhood), преобразования Фурье и пр.
Но обычно фильтрации где-то улучшая полученные результаты, в других местах могут их ис-
кажать. По ходу проведения работ более часто применялись функции neighborhood, где каж-
дый пиксел анализируется с пикселами по соседству и пересчитывается в пределах скользяще-
го окна заданного размера. Для редактирования класса техногенной нагрузки в основном
использовались инструменты конволюции (high pass, low pass и др.), позволяющие применить
фильтр свертки к изображению.
Таким образом, чтобы отделить нарушенные нефтезагрязнные земли требуется наиболее
полный набор классификаторов (антропогенно-нарушенных территорий), составляющих «ин-
формационный шум» при дешифрировании.
В результате получается карта нарушенных территорий исследуемого участка. Причем,
чем больше классов деградирующих покровов используется при классификации, тем точнее
достоверность выделения нефтезагрязнений.
Нефтезагрязненные земли относятся к трудно и тяжело дешифрируемым объектам. При
использовании данной методики достоверность определения в среднем по опыту составляет
более 70%.
Также процент достоверности зависит от ландшафтных условий участка и степени антро-
погенного воздействия. Так нефтезагрязненные земли наиболее оптимально диагностируются
на автоморфных лесных ландшафтах (особенно не тронутых гарями). На болотных ландшаф-
тах достоверность определения снижается, так как на них развиваются процессы подтопления
и деградации земель.
Следует отметить, что для более качественного дешифрирования нефтезагрязненных зе-
мель, следует использовать космические снимки со спутников, имеющих мультиспектральные
камеры и ведущих съемку в как можно большем количестве диапазонов. Например, снимки,
имеющие 8-10 спектров съемки, повышают достоверность дешифрирования («Landsat 8»,
«Sentinel 2a»).
Пространственное разрешение снимка также имеет большое значение. Чем выше разреше-
ние снимка, тем лучше качество его обработки.
Апробация данного метода дешифрирования нефтезагрязненных земель была выполнена в
2011 году в центральной части Сургутского административного района Ханты-Мансийского
автономного округа — Югры. Общая площадь дешифрирования составила 1947,0 тыс. га.
449
По результатам дешифрирования было выявлено 489,2 га нефтезагрязненных земель на
различных стадиях самовосстановления. Отдельно дешифрировались земли со старыми нефте-
разливами (возрастом до 20 лет), рекультивированные земли без признаков остаточного нефте-
загрязнения (возрастом до 10 лет) и рекультивированные земли с признаками остаточного
нефтезагрязнения.
При полевой заверке результатов дешифрирования, получено подтверждение около 80% от-
дешифрированых нефтезагрязненных земель, при этом на автоморфных ландшафтах точность
дешифрирования достигала 100%, на озерно-болотных комплексах точность падала до 65%.
1. Затягалова В.В. Геоэкологический мониторинг загрязнений моря по данным дистанционного зонди-
рования // Образовательные ресурсы и технологии. 2014. № 5(8). С. 95-100.
2. Кашкин В.Б., Сухинин А.И. Дистанционное зондирование Земли из космоса. Цифровая обработка
изображений М.: Логос, 2001. 264 с.
3. Лобищева И.И. Растительность альпийского пояса Западно-Сахалинских гор в заказнике «Макаров-
ский» // Изв. вузов «Геодезия и аэрофотосъемка». 2011. № 6. С. 61-63.
4. Мазуров Б.Т., Хамедов В.А., Князьков А.С. Опыт использования космических снимков с космиче-
ских аппаратов типа «Канопус-в» и «БКА» для обнаружения участков нефтяных загрязнений на ме-
сторождениях Западной Сибири. // Изв. вузов «Геодезия и аэрофотосъемка». 2015. № 5. С. 179-183.
5. Маркин И.В. Дешифрирование нефтезагрязнений по материалам космических съемок // Информа-
ционный бюллетень «О состоянии окружающей природной среды Ханты-Мансийского автономного
округа в 2001 году». 2002. С. 112-115.
6. Миртова И.А., Блюденова А.А. Разработка технологических решений космического геоэкологического
мониторинга Северных территорий. // Изв. вузов «Геодезия и аэрофотосъемка». 2013. № 6. С. 53-61.
7. Ярмоленко А.С., Куцаева О.А. Технология, точность и экономическая эффективность автоматизиро-
ванного дешифрирования сельскохозяйственных земель// Изв. вузов «Геодезия и аэрофотосъемка».
2013. № 3. С. 64–71.
éèõí à ÄäíìÄãúçõÖ Çéèêéëõ ùäéãéÉàóÖëäéÉé

ëéèêéÇéÜÑÖçàü èêéÖäíéÇ èÄé «ÉàèêéíûåÖççÖîíÖÉÄá»
èêà ëíêéàíÖãúëíÇÖ à êÖäéçëíêìäñàà éÅöÖäíéÇ
çÖîíÖÉÄáéÇéÉé äéåèãÖäëÄ íûåÖçëäéâ éÅãÄëíà
Козина А.В.
ПАО "Гипротюменнефтегаз", Тюмень, Россия, avkozina77@yandex.ru
EXPERIENCE AND QUESTIONS OF TOPICAL INTEREST IN EKOLOGICAL

PROJECT SUPPORT, CARRIED OUT BY GIPROTYUMENNEFTEGAS PJSC
ON OIL AND GAS COMPLEX CONSTRUCTION SITES, TYUMEN REGION
Kozina A.V.
Giprotyumenneftegas PJSC, Tyumen, Russia, avkozina77@yandex.ru
Abstract: The introduction of compulsory environmental impact evaluation in the sphere of
planned business and other activities in the early 90-ies in Russia was to be primarily applied to objects
in the oil and gas sector. As a result of the state policy setting priorities concerning ecological project
validation and exploration, many research and project institutions work on leftover principle. Latest re-
quirements in the sphere of ecology demand revision of traditional concepts in project planning. It led
to understanding that new projects in the oil and gas sector should meet the requirements of ecological
protection, which demands special estimation research. In this work, we share experience on ecological
support projects application, main trends and investigation in the sphere of ecological engineering re-
search (EER), as well as the difficulties involved (in EER). Among the latter are: ambiguity in the
scope of work concerning the specific features of the object, its location and spheres of interest (re-
search of natural environmental components and the ecosystem at large, radiological, socio-economic,
450
sanitary, biological, eco-biological (floristic, geobotanic, faunistic), soil, cultural, historic, etc.), the
growing amount of licenses and reports, tendencies to minimize volume of research and expenditure on
client's part. All the above-mentioned leads to growth in the amount of ecological risks and emergency
situations in the construction and exploitations of objects.
Развитие и внедрение в практику хозяйственной деятельности идей рационального приро-
допользования и переход от позиций преобразования природы к созданию природно-
технических систем сопровождается разработкой современных норм и требований по обеспе-
чению экологического равновесия в зонах влияния вновь создаваемых техногенных сооруже-
ний на окружающую среду. Наиболее ярко эти тенденции проявились в строительстве объек-
тов нефтегазодобывающего комплекса в сложных природных условиях Севера Западной
Сибири.
Необходимо выполнение специальных прогнозно-оценочных исследований с применени-
ем современных методов и технологий. Процедура ОВОС вошла в качестве неотъемлемого,
законодательно закрепленного и операционно упорядоченного элемента в практику регио-
нального планирования многих стран мира.
В ПАО «Гипротюменнефтегаз» разработка раздела ОВОС впервые была проведена в 1990
г. по объекту «Расширение обустройства Талинской площади Красноленинского нефтяного
месторождения». Было ясно, что ОВОС нужно делать, но не ясно, как это делать. Сотрудника-
ми института совместно с учеными Тюменского госуниверситета был создан макет проекта
ОВОС.
В отношении проектирования объектов обустройства нефтегазопромысловых месторож-
дений не вполне ясно, на какой стадии должна выполняться разработка ОВОС. На сегодняш-
ний день нет законодательных требований по выполнению предпроектной проработки — та-
ких стадий как ОИС, ТЭС, ТЭО, то есть тех, на которых выполнялась процедура ОВОС, а
выполнение ОВОС, допустим, на стадии инженерных изысканий до выполнения проектной
документации, без связи с конкретными проектными решениями по сути своей представляет
собой разработку раздела «Оценка состояния окружающей среды».
В свете существующих на сегодня противоречий многие проектные институты, включая и
наш институт ПАО «Гипротюменнефтегаз», сохраняют прежнюю структуру проектов, вклю-
чая разделы ОВОС и ООС. Наш институт, осознавая свою ответственность за влияние техни-
ческих решений, заложенных в проектах, на экологическую обстановку в районах обустройст-
ва месторождений, берет на себя обязательства по минимизации воздействия на окружающую
среду проектируемых объектов. В институте функционирует сертифицированная Система
Экологического Менеджмента (СЭМ) на базе ISO 14001:2004. За активное участие в разработ-
ке и реализации экологически ориентированных проектных решений ОАО «Гипротюменнеф-
тегаз» признан одним из «Лидеров природоохранной деятельности России» в 2007 и 2008 гг.
Материалы ИЭИ являются, по сути своей, основой таких разделов проекта, как ОВОС и
ООС, основой разработки и начальным этапом мониторинга в районе работ.
Одним из важных блоков информационного обеспечения инженерно-экологических изы-
сканий и разработки раздела Мероприятий по ООС является сбор данных по экологической
характеристике проектной территории из опубликованных статей различных научных журна-
лов, сборников, монографий, а также фактические данные наземных исследований.
Важное значение для проведения инженерно-экологических изысканий, а также разработ-
ки Мероприятий по ООС проектируемых объектов на окружающую среду имеют картографи-
ческие материалы, содержащие значительную информацию природоохранного, технологиче-
ского, социально-экономического характера.
Для оценки современного состояния и прогноза возможных изменений окружающей сре-
ды под влиянием техногенной нагрузки для экологического обоснования строительства в ПАО
ГТНГ принят ландшафтно-экологический подход. Графическим отображением является инте-
гральная ландшафтно-типологическая карта масштаба 1:25000, которая содержит информацию
о ландшафтной структуре территории работ; существующей и проектируемой инженерной
инфраструктуре. Она является основой для покомпонентных карт, карт современного и про-
гнозного экологического состояния ландшафтных комплексов и др. На ее основе выделяются
(при их наличии) зоны социально-экологических ограничений (границы территорий приори-
451
тетного природопользования, сведения об особо охраняемых природных территориях, объек-
тах историко-культурного наследия, места обитания «краснокнижных» видов животных и рас-
тений, защитные леса, зоны санитарной охраны источников питьевого водоснабжения, водо-
охранные зоны, прибрежные защитные полосы, и т. д.). Таким образом, для создания подобной
карты необходим обширный картографический материал.
В качестве исходной информации при составлении ландшафтно-типологической карты яв-
ляются топографические и тематические специализированные карты и материалы дистанцион-
ного зондирования. Для обеспечения совместимости разрабатываемой карты с технологиче-
скими схемами, а также иными картографическими материалами (лесоустроительными,
кадастровыми и т. д.) используется единая топографо-геодезическая основа.
Первостепенное значение при инженерно-экологических изысканиях имеет использование
материалов космо- и аэрофотосъемки. Характер получаемой при этом информации делает воз-
можным фиксировать фоновое состояние экосистем района размещения проектируемых объ-
ектов (типизация и контурное дешифрирование ландшафтов, выявление площадей антропо-
генного нарушения).
Использование лесоустроительных материалов при создании эколого-ландшафтной карты
на территорию проектирования позволяет картировать экосистемы в ранге видов урочищ. Так-
сационное описание к лесоустроительным материалам (характеристики выделов леса с указа-
нием состава древостоев, высоты, диаметра стволов, полноты насаждений, типа леса, запаса
древесины) позволяет дать полную характеристику ландшафтным комплексам. Кроме того, на
лесоустроительных планах показаны категории и группы лесов, имеющие различное природо-
охранное значение (защитность), что позволяет учитывать их при проектировании и исключать
данные территории из изъятия под проектируемые объекты.
В состав инженерно-экологических изысканий, согласно СП 47.13330.2012, входят иссле-
дования компонентов природной среды, включая химико-аналитические исследования, оценка
радиационной обстановки, газогеохимические, санитарно-эпидемиологические и медико-
биологические, почвенные, эколого-биологические (флористические, геоботанические, фауни-
стические) исследования и т. д. [СП 47.13330.2012, 2012]. Данные виды работ необходимо
подтверждать материалами полевых исследований. В актуализированной редакции 2016 года
введено ограничение использования результатов изысканий прошлых лет.
В рамках инженерно-экологических изысканий проводятся археологические исследования.
В соответствии с приказом Министерства культуры РФ № 563 от 26 августа 2010 г. «Об ут-
верждении Положения о порядке аттестации экспертов по проведению государственной исто-
рико-культурной экспертизы» (с изменениями и дополнениями), постановлением Правитель-
ства РФ № 569 от 15 июля 2009 г. «Об утверждении Положения о государственной историко-
культурной экспертизе» (с изменениями и дополнениями) и письма Министерства культуры
РФ № 337-01-39-НМ от 02.11.2016 для получения соответствующего согласования на право
проведения комплекса земляных, строительных и иных видов хозяйственных работ в уполно-
моченном органе охраны объектов культурного наследия обязательным является составление
акта историко-культурной экспертизы, заверенного подписью аттестованного эксперта.
В ПАО «Гипротюменнефтегаз» календарный план проектных работ и инженерных изы-
сканий формируется с учетом графика выполнения археологических работ, что связано с дли-
тельной процедурой получения открытого листа, соблюдения 15-дневного срока, положенного
для прохождения общественного обсуждения в Интернете, и 45-дневного — для рассмотрения
заключения экспертизы органом охраны объектов культурного наследия, а также с тем фактом,
что на территории Тюменской области, ЯНАО, ХМАО полевые археологические работы воз-
можно проводить только в течение достаточно короткого летнего периода.
На сегодняшний день в состав ИЭИ на территорию проектируемых объектов, согласно СП
47.13330.2012 входят сведения, предоставляемые компетентными государственными органами
исполнительной власти (о наличии отсутствии особо охраняемых природных территорий фе-
дерального, регионального и местного значения; сибиреязвенных могильников и других опас-
ных захоронений; полезных ископаемых в недрах под участком предстоящей застройки; ис-
точников питьевого водоснабжения (подземных, поверхностных) и их зон санитарной охраны;
общераспространенных полезных ископаемых; об охотничье-промысловых видах животных
452
(видовой состав, плотность населения, численность и нормы изъятия); редких и исчезающих
видов животных и растений, занесенных в Красные книги различных рангов; территорий про-
живания и традиционного природопользования коренных малочисленных народов Севера на
площади проектируемых объектов; объектов культурного наследия на территории проекти-
руемого объекта, выписка из водного реестра о ширине водоохранных зон и прибрежных за-
щитных полос; данные рыбохозяйственной характеристики водотоков, справки о фоновых
концентрациях вредных веществ в атмосферном воздухе на территории проектируемого объ-
екта; о зонах санитарной охраны ближайших источников питьевого водоснабжения).
Состав работ при проведении инженерно-геологических, геодезических и гидрологиче-
ских изысканий четко регламентирован, объем работ строго определен с учетом специфики
объекта и территории его расположения Результаты изысканий необходимы для проектных
решений. А вот роль ИЭИ нужно разъяснять и доказывать. Кроме того, тематический набор
исследований, объем и состав работ при инженерно-экологических изысканиях весьма вариа-
тивен, зависит от многих природных и антропогенных факторов в совокупности и не может
быть так же четко регламентирован, как в геодезии или геологии.
Экологические изыскания включают множество тематических направлений. Это не только
исследования компонентов природной среды и экосистем в целом, но и социально экономиче-
ские, санитарно-гигиенические, медико-биологические, эколого-биологические, почвенные,
историко-культурные и другие исследования. Включить в состав группы изыскателей специа-
листов по всем этим направлениям и скоординировать их работу весьма затруднительно. К то-
му же, это значительно увеличило бы бюджет изысканий. В результате многие направления
разрабатываются только на основе фондовых или литературных источников (если таковые
имеются), а каждый специалист в изыскательской партии, как правило, отвечает за несколько
видов исследований, входящих (или не очень) в круг его профессиональных интересов. Все
это, естественно, негативно сказывается на качестве материалов изысканий [Ланцова, Туляко-
ва, 2009].
Инженерно-экологические изыскания связаны в большинстве случаев с аналитической об-
работкой проб компонентов природной среды. Лабораторные исследования являются весьма
дорогостоящими и составляют примерно 1/3 стоимости всего комплекса изысканий, что при-
водит к необходимости сокращения их объемов путем необоснованного уменьшения количе-
ства проб или сокращения числа измеряемых параметров. А это также часто служит причиной
снижения качества материалов ИЭИ [Ланцова, Тулякова, 2009].
Существующая система проведения тендеров приводит к снижению цен, и ситуация дово-
дится до абсурда, что особенно ярко проявляется сейчас в условиях углубляющегося кризиса.
Цены на комплексные изыскания сбиваются до уровня, при котором проведение полевых и
лабораторных работ и аналитических исследовании не представляется возможным. В такой
ситуации всем специалистам понятно, что материалы изысканий в лучшем случае будут со-
ставлены по имеющимся фондовыми и литературным источникам, а в худшем — будут просто
фальсифицированы и не смогут отразить реальную экологическую ситуацию, а соответствен-
но, не смогут дать прогноз ее изменения. Это, несомненно, приведет к увеличению числа эко-
логических рисков и чрезвычайных ситуаций при строительстве и эксплуатации проектируе-
мых объектов. В связи с этим при проведении тендера необходимо обозначить такой предел
цен, ниже которого выполнение комплексных инженерных изысканий не представляется воз-
можным даже в минимальном объеме [Ланцова, Тулякова, 2009].
Со стороны большинства заказчиков существует непонимание важности экологического
обоснования проектирования и строительства. Нередки случаи, когда по объекту проводится
надзор за всеми видами изысканий, кроме экологических. Но ведь именно при проведении
ИЭИ возникает масса проблем уже на стадии формирования технического задания и програм-
мы — именно здесь в состав работ бывают необоснованно включены исследования, не являю-
щиеся необходимыми для данного объекта в силу природных или антропогенных факторов,
или наоборот — игнорируются необходимые виды исследований.
Данное положение, как в рамках ПАО «ГТНГ», так и в отрасли в целом, изначально ставит
ИЭИ в ситуацию, когда заказчику не нужны результаты, отражающую реальную картину, по-
скольку, например, выявление объектов историко-культурного наследия в ходе полевых исто-
453
рико-культурных исследований или наличия редких видов животных или растений на терри-
тории изысканий обусловливает необходимость дополнительных исследований и корректи-
ровки проектных решений, а также повышает вероятность возникновения вопросов и замеча-
ний у экспертов [Стурман, 2012, 2015]. А кроме того, естественное стремление заказчика
минимизировать свои расходы, в том числе за счет инженерных изысканий, предоставляет вы-
бор более «дешевых» исполнителей, которые формально обеспечат соблюдение установлен-
ных требований. Таким образом, сама существующая система создает объективные предпо-
сылки для массовой фальсификации результатов инженерно-экологических изысканий.
В целом, проектная документация по объектам планируемой хозяйственной деятельности
должна основываться на полноценно проведенных инженерно-экологических изысканиях,
учитывать все имеющиеся социально-экологические ограничения при размещении и дальней-
шей эксплуатации техногенных объектов, иметь долгосрочную прогнозную оценку воздейст-
вия на окружающую среду. Предусмотренные таким образом технические решения с учетом
экологической составляющей позволят минимизировать воздействие на окружающую среду.
1. Ланцова И.В., Тулякова Г.В. Инженерная экология: проблемы и тенденции // Инженерные изыска-
ния. 2009. № 6. С. 32-36.
2. СП 47.13330.2012 (актуализированная редакция СП 11-02-96). Инженерные изыскания для строи-
тельства. Основные положения. М.: Минрегион РФ, 2012. 111 с.
3. Стурман В.И. Оценка воздействия на окружающую среду. СПб.: Лань, 2015. 352 с.
4. Стурман В.И. Оценка состояния окружающей среды при ИЭИ на нефтепромысловых объектах Уд-
муртии // Инженерные изыскания. 2012. № 8. С. 20-27.
éñÖçäÄ ÇáÄàåéÑÖâëíÇàü ãÄçÑòÄîíéÇ çÄÑõå-èìê-íÄáéÇëäéÉé

êÖÉàéçÄ ë åÄÉàëíêÄãúçõåà ÉÄáéèêéÇéÑÄåà
Марахтанов В.П.
ecolog_n@mail.ru
ASSESSMENT OF INTERACTION BETWEEN LANDSCAPES OF

THE NADYM-PUR-TAZ REGION AND TRUNK GAS PIPELINES
Marakhtanov V.P.
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, ecolog_n@mail.ru
Abstract: Gas pipelines are the engineering structures, which are characterized by a high degree
of risk. This is particularly evident in the region of permafrost, where the surrounding landscape can
have a negative impact on technical condition of structures. This should be considered when designing
and operating pipelines in such territories. The results of the survey of trunk pipelines in different land-
scape conditions may play an important role. These results should be presented in a form which allows
to solve the problem of finding the optimum position on the ground of track of the future buildings.
These surveys were conducted by the author on the slopes of the various large-diameter gas pipelines
in the Nadym-Pur-Taz region, North of Western Siberia. The most valuable information was obtained
during the examination of the pipelines of the gas field "Medvezhye" with a total length of about 190
km. To assess the results of interaction between the main gas pipelines and surrounding landscapes the
complex of indicators characterizing the technical condition of various components of these engineer-
ing structures was used: the soil of the embankment, metal and insulation of the pipeline, and its loca-
tion. The values of these indicators were defined for different types of landscapes crossed by the pipe-
line. The groups of landscapes (areas) with different risk for gas pipelines were defined. The legend of
the zoning maps of the Nadym-Pur-Taz region was created according to the degree of danger to the gas
mains.
454
Современное техническое состояние магистральных газопроводов большого диаметра
(МГ), эксплуатируемых на Севере Российской Федерации, в ряде случаев нельзя признать
удовлетворительным. В системе трубопроводного транспорта нефти и газа происходит более
100 крупных и до 50 тысяч мелких аварий в год. При этом теряется от 10 до 20 миллионов
тонн нефти и от 6 до 20 миллиардов кубометров газа в год. Масштаб потерь составляет 3-7%
добываемых углеводородов.
Одной из причин такого положения дел может быть недоучет характера «агрессивного»
воздействия на инженерные сооружения окружающей их природной среды, обусловленного ее
ландшафтными (экологическими) особенностями. Этот недоучет может проявиться как на ста-
дии технико-экономического обоснования (ТЭО) при оценке конкурирующих вариантов трасс
газопроводов, так и в процессе их эксплуатации при традиционных методах диагностики и су-
ществующих возможностях геотехнического мониторинга. К настоящему времени появилась
возможность ликвидации этих пробелов путем создания соответствующей научно-
методической базы на основе обобщения накопленного опыта исследования взаимодействия
линейных инженерных сооружений и природной среды на территориях Надым-Пур-
Тазовского региона на севере Западной Сибири, где сосредоточена подавляющая часть нефте-
газодобывающих месторождений (рис. 1).
Рис. 1. Надым-Пур-Тазовский регион
455
Регион характеризуется большим разнообразием ландшафтных условий (в том числе на
зональном уровне), что обусловливает обилие возможных результатов взаимодействия линей-
ных инженерных систем с окружающей природной средой. В таблице 1 представлена ланд-
шафтная структуре территории в виде перечня основных типов ландшафтных природных ком-
плексов (ЛПК) в ранге урочищ.
Исследование взаимодействия газопроводов большого диаметра (1020 мм и более) с
ландшафтами Надым-Пур-Тазовского региона велись автором, начиная с 1975 г в разные пе-
риоды времени на четырех объектах различного назначения: на магистральном газопроводе
Надым-Пунга, на газопроводах межпромысловых коллекторов Уренгойского месторождения и
месторождения Медвежье, на газопроводе подключения Ямсовейского месторождения к маги-
стральному газопроводу. При этом наиболее значимые результаты были получены на газопро-
воде межпромыслового коллектора газового месторождения Медвежье.
Газопровод межпромыслового коллектора (МПК) предназначен для транспортировки до-
бываемого природного газа между объектами газового месторождения и его подачи в магист-
ральный газопровод. Коллектор состоит из трех ниток диаметром 1020 и 1420 мм, основная
часть которых была введена в эксплуатацию в течение 1973-1980 гг.
Таблица 1
Урочища Надым-Пур-Тазовского региона
Лесные
1 Сомкнутые елово-березово-лиственничные леса пойм
2 Березово-лиственничные редкостойные леса приречий
3 Березово-лиственничные пятнисто-медальонные лишайниковые редины на пологих увалах и холмах
4 Лиственничные пятнисто-медальонные редины на слабодренированных мочажинах
5 Лиственничные редины на полигональных поверхностях склонов
Тундровые
6 Кустарничково-мохово-лишайниковая, мелкокочковатая, с пятнами-медальонами тундра на хорошо
дренированных холмах
7 Кустарничково-мохово-лишайниковые тундра на плоских, относительно хорошо дренированных по-
верхностях междуречий
8 Мелкобугристая кустарничково-мохово-лишайниковая тундра на вогнутых слабодренированных по-
верхностях междуречий
9 Кустарничково-мохово-лишайниковая, полигональная, с пятнами-медальонами тундра на плоских и
наклонных слабо дренированных поверхностях междуречий
10 Травяно-кустарничково-моховые, кочковатые на плоских, слабо дренированных поверхностях пойм
и низких речных террас тундры
11 Кустарниковые (по бортам хасыреев, тыловых частей террас, логам и узким речным долинам, у под-
ножья склонов) тундры
Болотные
12 Травяно-моховые обводненные (топяные) плоские болота
13 Комплексные болота (плоскими кочковатыми осоково-сфагновыми болотами в комплексе с кустар-
ничково-травяно-лишайниковыми тундрами и фрагментами торфяников)
14 Грядово-мочажинные болота
Торфяниковые
15 Мелко бугорковые торфяники с травяно-моховыми мочажинами
16 Низкие плоские торфяники с травяно-моховыми мочажинами
17 Плоскобугристые заозеренные торфяники (мощностью до), с травяно-моховыми мочажинами
18 Полигональные торфяники с жильными льдами
19 Выпукло-бугристые торфяники
Луговые
20 Мокрые травянистые луга в днищах хасыреев
456
Криогенные урочища
21 Бугры и гряды мерзлотного пучения, кустарничково-лишайниковые
Комплексные
22 Осоково-мохово-кустарничково-кустарниковые с фрагментами торфяников в ложбинах стока и ло-
гах
23 Березово-лиственничные редколесья с кустарниками, фрагментами болот и торфяников в логах и
мелких речных долинах
Без растительного покрова
24 Незадернованные песчаные прирусловые отмели крупных рек, котловины выдувания на холмах,
бровках склонов и речных террасах, развеянные техногенные отсыпки
В период наших исследований (2007-2009 гг.) грунтовое обвалование трубопроводов

МПК, в течение нескольких десятилетий разрушавшееся под «агрессивным» воздействием ок-
ружающей природной среды, восстановлено еще не было. Поэтому имелась возможность де-
тально изучить деструкцию различных элементов газотранспортной системы в процессе ее
эксплуатации. Кроме того, как видно из рисунке 1, газовое месторождение Медвежье (и его
газосборный коллектор) пересекает все три природные зоны севера Западной Сибири — лес-
ную (северотаежную), лесотундровую и тундровую и при этом почти все типы урочищ, рас-
пространенные на территории Надым-Пур-Тазовского региона (см. табл. 1).
Для оценки взаимодействия газопроводов с окружающими их ЛПК (в ранге урочищ) были
использованы специальные показатели, отражающие дефекты технического состояния различ-
ных элементов конструкции сооружения: грунтового обвалования, изоляционного покрытия,
метала трубопровода и его пространственного положения (отклонения от проектного). «Агрес-
сивное» воздействие различных ландшафта на каждый элемент конструкции газопровода ко-
личественно можно оценить по формуле:
N ji  L ji
100 % (1)
L i
где Nji — доля в (процентах) участков газопровода с дефектом j–го элемента конструкции в
пределах урочищ i-го типа, Lji — суммарная протяженность вдоль трассы газопровода участ-
ков с дефектом j-го элемента конструкции в пределах урочища i-го типа, ∑ Li ― суммарная
протяженность вдоль трассы газопровода урочищ i-го типа.
Наиболее чувствительным к «агрессивному» воздействию природной среды элементом
конструкции газотранспортной системы является грунтовое обвалование трубопровода [Ма-
рахтанов, 2011]. Грунтовое обвалование представляет собой важную составную часть газопро-
водной системы, защищая ее от внешних воздействий и повышая промышленную безопас-
ность в процессе эксплуатации. Для оценки дефекта грунтового обвалования используется
доля участков с обнаженной трубой (разрушенным обвалованием), которую можно обозначить
через NО.
Техническое состояние остальных элементов конструкции газопроводов межпромыслово-
го коллектора определялось на участках с отсутствующим обвалованием. Возможные виды
этого состояния с соответствующими условными обозначениями приведены в таблице 2.
Таблица 2
Характеристики технического состояния газопровода
Пространственное положение
Изоляционное покрытие — И Металл трубопровода ― М
трубопровода ― П
норма, или от- задиры, задиры, гофры, просвет просвет и
поверхностная
дельные задиры гофры, от- отслоения, местами норма каверны норма под тру- изгиб тру-
коррозия
краев слоения отсутствует бой бы
И1 И2 И3 М0 М1 М2 П0 П1 П2
457
Согласно таблице 2 теоретически возможное число различных сочетаний равно 27. На
практике же это число может быть меньше. В частности, в результате обследования газопро-
водов межпромыслового коллектора общей протяженностью около 190 км было выявлено 13
комбинаций: И1М0П0, И1М0П1, И1М1П0, И2М1П0, И1М1П2, И2М1П1, И2М1П2, И3М1П0, И3М1П,
И3М1П2, И3М2П0, И3М2П1, И3М2П2. При этом была получена информация о протяженности уча-
стков трассы с различными отмеченными комбинациями в различных типах урочищ. На осно-
ве этой информации была создана легенда карты районирования территории Надым-Пур-
Тазовского региона по степени опасности для газотранспортных систем.
Сначала была составлена таблица распределения по типам урочищ доли участков с макси-
мально выраженными дефектами от суммарной протяженности данного типа урочища вдоль
трасс газопроводов МПК газового месторождения Медвежье. К максимально выраженным де-
фектам относились:
 отклонение трубы от проектного положения (П1 и П2);
 язвенная коррозия (М2);
 изоляция с задирами, гофрами, отслоениями, местами отсутствует (И3).
Соответствующие показатели этих дефектов можно обозначить как NП, NМ и NИ. Результа-
ты представлены в таблице 3, где также содержится доля участков газопровода с отсутствую-
щим обвалованием — NО (см. выше).
Таблица 3
Максимально выраженные дефекты технического состояния газопроводов МПК газового место-
рождения Медвежье и классификация урочищ по степени опасности
Группировки типов урочищ по степени опасности

Безопасные Малоопасные Опасные Особо опасные
дефектов
24 1 2 4 11 3 6 7 16 8 22 17 12 9 13
NП 0 0 0 0 0 0,7 2,0 1,3 2,5 5,8 4,7 4,5 8,6 20,0 17,4
NМ 0 0 0,4 0 0 2,1 1,3 5,9 5,8 8,6 27,7 35,8 6,6 0,0 12,7
NИ 0 0 3,2 5 15 3 7,4 10,3 17,6 16,8 34,2 40,3 23,0 0,0 30,2
NО 0 3 8 5 50 6 18 22,0 36 24 59 56 41 20 67
В таблице 3 урочища ранжируются по степени опасности с учетом совокупности дефектов

технического состояния, причем приоритет отдавался дефектам пространственного положения
трубы как фактору, представляющему наибольшую опасность. Дальше в порядке убывания
значимости учитывалась величина показателей NМ, NИ, NО.
Внутри каждой группировки урочищ были определены средневзвешенные значения пока-
зателей дефектов технического состояния газопровода с учетом протяженности каждого уро-
чища вдоль газопроводов МПК. На основе полученных результатов была составлена легенда
карты районирования Надым-Пур-Тазовского региона по степени опасности для газотранс-
портных систем (рис. 2).
Карты районирования по степени опасности могут использоваться:
 проектными организациями на стадии ТЭО проектирования газотранспортных систем
при выборе оптимального варианта трассы;
 дочерними обществами ОАО «Газпром», эксплуатирующими газотранспортные системы;
 специализированными организациями, осуществляющими обследование и экспертизу
технического состояния газотранспортных систем.
458
Категории местностей, номера входящих в их состав типов урочищ,
рекомендуемые цвета для отображения на карте районирования
и возможный процент развития в них дефектов технического состояния
дефектов техниче-
газотранспортных систем
ского состояния
газопровода безопасные малоопасные опасные особо опасные
1,2,4,11,24 3,6,7,10,15,16 5,8,12,14,17,18,20,22,23 9,13
NП 0 1,4 6,2 17,6
NМ 0,3 4,1 12,0 11,8
NИ 4,0 8,9 21,5 23,9
NО 7,0 19,0 31,7 63,5
Рис. 2. Легенда карты районирования территорий Надым-Пур-Тазовского региона

по степени опасности для магистральных газопроводов
При выборе оптимального варианта трассы последовательно выполняются следующие

операции:
1) конкурирующие варианты наносятся на карту районирования территории по степени
опасности;
2) определяется суммарная протяженность вдоль варианта местностей с разной степенью
опасности:  Li (где i — тип местности по легенде карты);
3) определяются доли протяженности каждого типа местности ∆i от общей протяженности
варианта L (  i  1 ):
i 
L i
(2)
L
4) определяется средневзвешенное значение каждого показателя из легенды карты в пре-
делах данного конкурирующего варианта трассы:
N̅ П = ∑ NПi∆i, N̅ М = ∑ NМi∆i, N̅ И = ∑ NИi∆i, N̅ О = ∑ NОi∆i (3)
Аналогичная операция выполняется для каждого конкурирующего варианта. В качестве
оптимального выбирается вариант с минимальными значениями параметров N̅ П, N̅ М, N̅ И, N̅ О.
При сравнении вариантов приоритет параметров уменьшается в соответствии с их расположе-
нием в данном перечне.
Специализированные организации могут использовать подобную карту для определения
приоритетности обследования трассы газотранспортной системы в отношении очередности
выполнения работ, которые рекомендуется начинать с участков трассы в пределах местности с
наибольшей опасностью.
Специализированными и эксплуатирующими организациями такие карты могут приме-
няться при создании сети геотехнического мониторинга на газотранспортной системе [Марах-
танов, 2014].
1. Марахтанов В.П. Инженерно-географические исследования на трассах магистральных газопроводов
в криолитозоне // Вестник Московского университета. Серия 5. География. 2011, № 4. С. 42-47.
2. Марахтанов В.П. Геотехнический мониторинг магистральных газопроводов на севере Западной Си-
бири // Трубопроводный транспорт: теория и практика». 2014, № 3. С. 54-60.
459
åÖíéÑõ ÄçÄãàáÄ ÄçíêéèéÉÖççõï ãÄçÑòÄîíéÇ
ïÄçíõ-åÄçëàâëäéÉé ÄÇíéçéåçéÉé éäêìÉÄ — ûÉêõ
Москвина Н.Н.1, Жегалина Л.Ф.2, Кунгурцев С.А.3, Князьков А.С.4
1
ООО «МаксГеоГрупп», Ханты-Мансийск, Россия, kollega4@yandex.ru
2, 3
Балтийский федеральный университет им. И. Канта, Калининград, Россия,
2
lije@mail.ru 3kungurtsev_sa@mail.ru
4
Югорский научно-исследовательский институт информационных технологий,
Ханты-Мансийск, Россия, oddznpc@mail.ru
METHODS OF ANALYSIS OF ANTHROPOGENIC LANDSCAPES

OF KHANTY-MANSI AUTONOMOUS OKRUG — YUGRA
Moskvina N.N.1, Zhegalina L.F.2, Kungurtsev S.A.3, Knyazkov A.S.4
1
OOO "MaxGeoGroup", Khanty-Mansiysk, Russia, kollega4@yandex.ru
2, 3
Immanuel Kant Baltic Federal University, Kaliningrad, Russia,
2
lije@mail.ru, 3kungurtsev_sa@mail.ru
4
Yugorsky Research Institute of Information Technologies, Khanty-Mansiysk, Russia,
oddznpc@mail.ru
Abstract: The article presents preliminary results of research on anthropogenic landscapes in the
territory of Khanty-Mansiysk Autonomous Okrug — Ugra for the last 6 years. The used classification
of anthropogenic landscapes is given, the main stages of the study are briefly described, the results and
conclusions are presented.
Территория автономного округа относится к районам с резко дифференцированной антро-
погенной нагрузкой на ландшафты. В границах лицензионных участков недр в зонах интен-
сивной разработкой природных ресурсов, формируются антропогенные ландшафты, которые
отражают разные аспекты изменения и функционирования природной среды.
Вопросы трансформации природных систем в районах интенсивной нефтедобычи рас-
сматриваются многими специалистами. Классификация и типология, а также особенности кар-
тирования антропогенных ландшафтов, на которые опирались авторы работы, были заложены
профессором В.В. Козиным еще в середине 70-ых годов прошлого века [Козин, 1977, 1979,
1980, 1982].
Авторами статьи с 2009 по 2015 годы в процессе выполнения камеральных и полевых ра-
бот по ландшафтному мониторингу обследовано более 32,5 тыс. км2 в границах лицензионных
участков недр на территории Ханты-Мансийского автономного округа — Югры.
За этот период усовершенствована классификация нарушенных ландшафтов нефтегазо-
промысловых районов, разработаны и апробированы методы дешифрирования, картографиро-
вания и полевого обследования нарушенных комплексов на лицензионных участках с опреде-
лением степени косвенного воздействия на природные системы.
Классификация
Классификация антропогенных ландшафтов основывается на учете их морфологической
структуры, отражающей тип, технологию и глубину антропогенного воздействия и свойства
исходных природных территориальных комплексов. Выделение групп ландшафтов основыва-
ется на их различном генезисе, связанном с тем или иным видом хозяйственной деятельности
человека.
Различается следующая таксономическая система типологических единиц:
Класс антропогенных ландшафтов — совокупность комплексов, связанная с деятельно-
стью человека в какой-либо отрасли народного хозяйства. Выделяются сельскохозяйственные,
лесохозяйственные, водные, дорожные, промышленные, городские и рекреационные комплек-
сы [Мильков, 1981, 1986; Мельник, 1999].
Ландшафтные комплексы территории лицензионных участков недр относятся к трем клас-
сам антропогенных ландшафтов: промышленному, лесному и селитебному (табл. 1).
460
Таблица 1
Классификация антропогенных ландшафтов нефтедобывающих территорий
Класс ланд- Подкласс
Тип ландшафтов Техногенные объекты
шафтов ландшафтов
Технологические площадки действующих объектов
Нефтегазопромысловые (ДНС, КНС, факельные установки, кусты скважин,
Геотехносистемы
полигон ПиБО и пр.)
Эксплуатируемые автодороги с покрытием (отсып-
Линейно-транспортные
кой), железные дороги
Эксплуатируемы карьеры по добыче общераспрост-
Карьерные
раненных полезных ископаемых
Промышленный
Селитебные Базы промыслов

Законсервированные технологические площадки без
отсыпки, разведочные скважины без отсыпки; за-
Нефтегазопромысловые консервированные и рекультивированные шламовые
амбары; нефтезагрязненные земли; комплексные
Антропогенный
прикустовые нарушения
ЛЭП, трубопроводы с подземной прокладкой; сейс-
мические профили, расчистки под временные дороги
Линейно-транспортные
(зимники); комплексные придорожные нарушения,
подтопления
Рекультивированные и законсервированные карьеры
Карьерные по добыче общераспространенных полезных иско-
паемых
Лесозаготовительные Линейные и заброшенные площадные вырубки
Лесной
Пирогенные Разновозрастные гари и горельники
Городской Городские населенные пункты
Селитебный Населенные пункты сельского типа, вахтовые по-
Сельский
селки
В промышленном классе ландшафтов выделяются подклассы, представляющие собой со-

вокупность комплексов, образующихся при едином виде хозяйственной деятельности и учи-
тывающая единство их морфологической структуры, отражающей тип, технологию и глубину
антропогенного воздействия.
Выделены два подкласса: геотехносистем и антропогенный.
Возникновение промышленных геотехносистем связано с практически полной трансфор-
мацией всех компонентов ландшафта. Компоненты геотехносистемы выполнены из материа-
лов, созданных в процессе технологического производства. Функционирование геотехноси-
стемы происходит в зависимости от циклов производства, установленных человеком.
Восстановление таких комплексов возможно при условии полного демонтажа конструкций
и проведения глубоких рекультивационных мероприятий.
В антропогенных системах преобразованные компоненты самовосстанавливаются
и в дальнейшем функционируют по природным законам.
Геотехносистемы в границах лицензионных участков недр образованы в результате пря-
мого антропогенного воздействия на ландшафтные комплексы. Антропогенные промышлен-
ные ландшафты образуются как вторичные от прямого воздействия, так и в результате косвен-
ного воздействия на систему.
Тип антропогенного ландшафта включает систему взаимосвязанных комплексов, возни-
кающих при определенном виде хозяйственной деятельности.
В промышленном классе выделены типы: нефтегазопромысловый, линейно-транспортный,
карьерный и селитебный.
461
Если образование антропогенных ландшафтов промышленного класса связано с освоением
нефтяных месторождений автономного округа, то образование и функционирование антропо-
генных ландшафтов лесного и селитебного классов лишь частично соотносится с промышлен-
ным освоением.
Методика исследований
Мониторинговые исследования ландшафтов нефтяных месторождений выполняются в три
основных этапа:
1. Подготовительный (предполевой) этап предусматривает предварительное дешифриро-
вание антропогенных ландшафтных комплексов и геотехносистем.
Для целей дешифрирования нефтезагрязненных земель и техногенной нагрузки подбира-
лись космические снимки со спутника «Landsat 8». Для уточнения данных дополнительно ис-
пользовались снимки со спутника «RapidEye». Период съемки — бесснежный период года
предшествующего году исследований.
Тематическая обработка космических снимков для целей дешифрирования техногенной
нагрузки и нарушенных земель проводится в программных продуктах ENVI и Erdas Imagine и
реализуется отдельно на каждый лицензионный участок.
По результатам дешифрирования техногенной нагрузки определяется план полевых заве-
рочных работ.
2. Полевой этап проводится в летний период. В пунктах заверки предусмотрены следую-
щие виды работ:
 описание типа и вида антропогенного нарушения, степени трансформации природного
комплекса;
 описание растительного покрова (видовой состав, проективное покрытие);
 визуальные исследования рельефа (степень нарушенности, эрозионные процессы);
 характеристика почвы наиболее типичной для данной площадки.
Параллельно в эталонных пунктах (в пределах ненарушенных территорий) проводятся
аналогичные исследования. Эталонные комплексы выбираются по принципу «природного ана-
лога», т. е. в пределах одного и того же ландшафтного комплекса проводится описание нару-
шенной и не нарушенной территории. В дальнейшем, для анализа текущей ситуации применя-
ется сравнительный метод исследования.
Использование сравнительного метода позволяет выявлять:
 наличие и степень механической деградации рельефа;
 наличие и степень деградации растительного покрова;
 наличие и скорость восстановительных процессов растительного покрова;
 наличие восстановительных процессов растительного покрова после рекультивации зе-
мель и пр.
3. Камеральный этап предусматривает написание отчета по результатам дешифрирования
снимков, сравнительных исследований, проведенных в пунктах заверки.
Полученная информация отражается на ландшафтной карте каждого лицензионного уча-
стка (масштаба не менее 1:50 000, в формате МарInfo или форматах, совместимых с ним). Ана-
литическая информация отображается на экологической карте, с картированием антропогенно
нарушенных ландшафтов, оценкой степени их деградации и стадии самовосстановления.
Анализ проведенных ландшафтных исследований показывает, что площадь нарушенных
ландшафтных комплексов, от общей площади лицензионных участков недр, составляет не бо-
лее 10%. Максимальные значения антропогенных площадей отмечаются на участках, разраба-
тываемых более 30-50 лет. В среднем площадь нарушенных систем в границах участков со-
ставляет около 4-6%.
Наибольшие площади антропогенных ландшафтов представлены линейно-транспортным
типом — коридоры коммуникаций занимают более 22,2 тыс. га — до 90% от площади нару-
462
шенных земель лицензионного участка. При этом около 10% от всей площади линейно-
транспортных комплексов — геотехносистемы. Активные процессы самовосстановления в
пределах линейно-транспортного типа антропогенных ландшафтов отмечаются на площади
около 15,5 тыс. га (70%).
Собственно геотехносистемы (производственные объекты) занимают 6 720 га (0,02%) на
обследованной территории. Кустовые площадки, в пределах которых фиксируются процессы
восстановления ландшафтов (самовосстановления или после рекультивационных мероприя-
тий), выделены на площади около 1 100 га. Восстановление (16,4%) в пределах кустовых
площадок отмечается в краевых их частях и на рекультивированных отводах шламовых ам-
баров.
Карьерные системы (без разделения на действующие и неэксплуатируемые) дешифриру-
ются на площади около 4 350 га. Следует отметить, что активное самовосстановление в преде-
лах неэксплуатируемых карьеров без проведения специальных рекультивационных мероприя-
тий отмечаются на площади не более 25%.
Значительные площади в промышленном классе антропогенных ландшафтов заняты сис-
темами, образованными в результате косвенного воздействия. Косвенное воздействие, как пра-
вило, разнонаправленное и разновозрастное, т. е. в течение ряда лет один и тот же комплекс
может подвергаться различным видам механических нарушений и/или загрязнений. В таких
случаях исходные компоненты ландшафта преобразуются практически полностью. В результа-
те наших исследований такие комплексы выделены на площади около 2,8 тыс. га.
Выводы
Таким образом, настоящая методика изучения антропогенных ландшафтов позволяет фик-
сировать площадные изменения антропогенных ландшафтов в границах лицензионных участ-
ков недр. В процессе выполнения работ выявляются самовосстанавливающиеся природные
системы и комплексы, восстановление которых невозможно без проведения специальных ре-
культивационных мероприятий.
Кроме этого, работы позволяют отслеживать направление изменений в природных систе-
мах в результате антропогенного воздействия.
Приведенная таксономическая система и методика работ в настоящее время применяется
для ведения ландшафтного мониторинга в составе программы государственного экологическо-
го мониторинга в границах лицензионных участков недр на территории Ханты-Мансийского
автономного округа — Югры.
1. Козин В.В. Природные и антропогенные ландшафты Среднего Приобья как объекты картирования и
вопросы рационального природопользования // Теоретические и методические вопросы прикладной
картографии. Иркутск, 1977. С. 47-49.
2. Козин В.В., Силин А.Н. Антропогенная трансформация ландшафтов в нефтегазопромысловых рай-
онах // Человек и ландшафты : информ. материалы. Свердловск, 1979. Вып. 2: Антропогенные
ландшафты Урала и прилегающих территорий. С. 22-23.
3. Козин В.В. Антропогенные ландшафтные комплексы севера Среднего Приобья // Тюменский госу-
дарственный университет : науч. тр. Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 1980. С. 3-9.
4. Козин В.В. Картографирование антропогенных ландшафтов нефтепромысловых районов Западной
Сибири на основе материалов космофотосъемки // Биосфера и климат по данным космических ис-
следований: первая Всесоюз. конф. Баку, 1982. С. 240-243.
5. Мильков Ф.Н. Физическая география: современное состояние, закономерности, проблемы. Воро-
неж.: Изд-во ВГУ, 1981. 400 с.
6. Мильков Ф.Н. Учение о ландшафте и географическая зональность. Воронеж.: Изд-во ВГУ, 1986.
328 с.
7. Мельник А.В. Динамика антропогенных ландшафтов Западного Забайкалья. М., 1999. 342 с.
463
ÄçÄãàá àáåÖçÖçàâ CíÖèçõï ãÄçÑòÄîíéÇ
Ç ìëãéÇàüï çÖîíÖÉÄáéÑéÅõóà à èêéÅãÖåõ àï éèíàåàáÄñàà1
Мячина К.В.
Институт степи УрО РАН, Оренбург, Россия, mavicsen@list.ru
ANALYSIS OF THE STEPPE LANDSCAPES CHANGES IN CONDITIONS OF OIL

AND GAS PRODUCTION AND THE PROBLEMS OF THEIR OPTIMIZATION
Mjachina K.V.
Institute of Steppe, Ural Branch of RAS, Orenburg, Russia, mavicsen@list.ru
Abstract: The problem of environmental management optimization within the natural-
technogenic landscapes in oil and gas fields is particularly relevant for ecosystems in semi-arid areas of
the continents. The article presents the results of analysis of the landscape ecological state within the
oil and gas fields in the Ural-Volga steppe region. 9 polygons with the area of about 100 km2 were se-
lected as the key plots within the boundaries of the study area. Based on own fieldwork, on application
of GIS-technologies and remote sensing data we have revealed the most common direct disturbance, as
well as the impact that can cause the delayed critical impact on landscape ecosystems. For the key
plots, the digitization of sites of placing of objects of oil and gas and road transport network was com-
pleted. It is shown that the largest disturbance is the transformation of landcover driven by implementa-
tion and operation of oil and gas objects. More than 3% of human-made violations recorded in the
study area appeared in the course of oil and gas production. The location of oil and gas objects was an-
alyzed with respect to the relief elements on the basis of a digital elevation model. We found that over
13% of the objects fields are placed in the unsuitable lands from the point of view of landscape-
morphological conditions. Also, common violations which may cause delayed critical consequences,
are the objects locations in close proximity to watercourses. Article shows the need of professional gain
control over the current scenarios of oil and gas production land use in the steppe zone for the conser-
vation and restoration of landscapes.
Введение
Одним из основных факторов, обостряющих экологические проблемы в ряде регионов, яв-
ляется добыча углеводородного сырья. Проблема оптимизации природопользования в грани-
цах техногенных ландшафтов нефтегазовых месторождений является особенно актуальной для
природных экосистем полузасушливой степной зоны, характеризующихся прогрессирующими
процессами деградации земель на всех континентах [Mainguet, 1991; Yang et al., 2005; Cantón et
al., 2011; Чибилев и др., 2014; Mjachina et al., 2014; Ahmed, 2015; Myachina, Chibilev, 2015].
В статье рассматриваются геоэкологические последствия функционирования нефтегазо-
вых месторождений, расположенных в российской части степной зоны Южного Урала и Ура-
ло-Заволжья, в административном отношении включающей месторождения Оренбургской,
Волгоградской, Самарской и Саратовской областей (рис. 1). В качестве ключевых участков
исследований в границах Заволжско-Уральской степи выбраны 9 полигонов площадью около
100 км2 каждый (рис. 1). При выборе участков использовалась карта контуров месторождений
нефти и газа России, находящаяся в свободном доступе на сайте Федерального агентства по
недропользованию «Роснедра».
В ходе многолетних полевых исследований авторами выявлено, что наиболее масштабны-
ми прямыми последствиями нефтегазодобычи являются механические повреждения почвенно-
растительного покрова. Также распространенным нарушением, способным вызвать отдален-
ные критические последствия, является размещение объектов вблизи водотоков и осуществле-
ние деятельности, инициирующей эрозионные процессы.
1
Работа выполнена в рамках проекта «Природная среда Южного Урала в условиях изменяющегося
климата и возрастающего антропогенного воздействия» комплексной программы Уральского отделения
РАН.
464
Рис. 1. Объект исследования: 1 — границы субъектов Российской Федерации, 2 — степная зона Урало-
Заволжья, 3 — ключевые участки исследования, 4 — ареалы нефтегазовых месторождений (на основе
данных Федерального агентства по недропользованию «Роснедра»). Источник базовой карты: ESRI
Для исключения возникновения зон разбалансирования экосистем [Павлейчик, Мячина,

2012] при планировании хозяйственной деятельности в полузасушливых ландшафтах должны
быть учтены такие характеристики, как малая водность территории на фоне полузасушливого
климата и преобладание низкоярусной (травянистой) растительности. Указанные особенности
формируют специфические требования к охране степных ландшафтов: повышенное внимание
следует уделять защите от химических и механических загрязнений водотоков и максималь-
ному сохранению травянистого растительного покрова, являющегося основным источником
кислорода, поглотителем атмосферного углерода, а также средой обитания степной фауны.
Кроме того, полузасушливые земли отличаются повышенной эрозионной опасностью, и лишь
хорошо задернованные верхние горизонты почв противостоят активному развитию водных и
ветровых эрозионных процессов [Щепащенко, 1991; Cantón et al., 2011]. Большинство иссле-
дователей сходятся во мнении, что растительность является одним из немногих природных
факторов, препятствующих развитию эрозии, в то время как из всех характеристик рельефа
наибольшее влияние на возникновение эрозии оказывает уклон поверхности [Щепащенко,
1991; Trabucchi et al., 2012]. Как правило, к эрозионно опасным относят земли с уклоном более
3°, хотя, например, Г.Л. Щепащенко предлагает включать в эту категорию территории с укло-
ном более 1°. В то же время, при полном отсутствии уклона возможно локальное накопление
поллютантов в грунтах и их просачивание в подземные воды.
Методы и результаты
Для ключевых участков исследования выполнена оцифровка и расчет площадей площадок
размещения объектов нефтегазопромыслов и дорожно-транспортной сети, основанная на дан-
ных собственных полевых исследований и материалов Google Earth. Результаты отображены в
таблице 1.
Для выявления количества площадок, находящихся вблизи водотоков, проведены выявле-
ние и оцифровка водотоков всех ключевых участков. Для каждого водотока выделена буфер-
465
ная зона шириной 500 м, для которой рассчитано количество размещенных в ее пределах объ-
ектов. Такая ширина водоохранной зоны выбрана в качестве оптимальной на основе собствен-
ных наблюдений, данных других исследователей [Trabucchi et al., 2012], а также положения
СНиП 2.04.02-84, касающегося устройства сетей водоснабжения [СНиП 2.04.02-84], согласно
которому для равнинных территорий именно это расстояние считается относительно безопас-
ным и препятствующим попаданию загрязняющих веществ в водоем.
Наконец, авторами анализировалось количество полигонов, размещенных в пределах тер-
риторий с уклоном рельефа более 3°. Анализ выполнялся на основе цифровых моделей релье-
фа SRTM3: с помощью инструментов Spatial Analyst выделялись территории с искомым укло-
ном. Полученные данные иллюстрирует таблица 1.
Обсуждение
Выявлено, что площадь поврежденных инфраструктурой месторождений территорий мо-
жет составлять до 5% от общей площади ключевых участков (табл. 1). При этом, суммарная
площадь повреждений зависит как от количества объектов, так и от размеров площадок их
размещения. В ходе полевых исследований обнаружено, что поврежденные земли могут рас-
ширяться за счет прилегающих участков, изначально не запланированных к использованию, но
страдающих в результате бессистемного расширения ареала техногенного воздействия. При
том, что доля земель, занятых дорогами нефтегазовых месторождений, составляет от 12 до
59% дорожно-транспортной сети территорий, около четверти этих дорог составляют неофици-
альные подъездные пути, создаваемые водителями ведомственного большегрузного транспор-
та для удобства передвижения. Нарушения почвенно-растительного покрова могли бы быть
значительно ниже при отсутствии возможностей осуществления подобных бесконтрольных
действий.
Кроме того, показано, что существенная часть объектов (в некоторых случаях — более
50% от общего числа) размещена внутри 500-метровой зоны от водотоков, а также в зонах с
уклоном рельефа более 3° (табл. 1).
Таблица 1
Характеристики прямых воздействий объектов инфраструктуры
нефтегазовых месторождений на ключевых участках
Доля земель, на-
Кол-во площа- Доля дорог неф- Доля площадок с Доля площадок с
Номер уча- Плотность рушенных инфра-
док с объекта- тегазовых ме- объектами, рас- объектами, раз-
стка и год дорожно- структурой ме-
ми нефтегазо- сторождений в положенных в мещенных на
начала раз- транспортной сторождений
вых общей плотно- пределах 500 м землях с уклоном
работки сети на уча- (площадками и
месторождений сти дорожно- от водотоков; более 3°;
недр на его стке; дорогами);
на ключевом транспортной % от общего % от общего кол-
территории км/гa % от общей пло-
участке сети; % кол-ва площадок ва площадок
щади участка
1. 1989 г. 13 0.031 22.31 0.88 0 0
2. 1949 г. 158 0.034 58.94 3.67 37 0
3. 1977 г. 34 0.014 50.44 1.38 14 10
4. 1990 г. 12 0.02 27.87 0.93 0 0
5. 1945 г. 49 0.036 56.98 3.35 21 5
6. 1947 г. 98 0.032 58.41 5.18 57 13
7. 1961 г. 168 0.034 49.20 4.39 38 1
8. 1974 г. 120 0.027 35.69 3.04 13 12
9. 1997 г. 9 0.021 12.38 1.16 4 4
Анализируя современную пространственную структуру ландшафтов, охваченных нефтега-

зодобывающей инфраструктурой, с учетом масштабности процессов можно предположить, что
в регионах Урало-Заволжья отсутствуют четкие экологические ограничения, нормы и правила
проектирования, строительства и последующей эксплуатации объектов месторождений. Одна-
ко это не так. Например, необходимым экологическим разделом документации на проектиро-
вание/разработку скважин является Оценка воздействия на окружающую среду (ОВОС). И та-
кие параметры, как удаленность от водотоков и уклон поверхности, должны учитываться при
466
выборе места расположения объекта, наряду со значимостью растительного покрова, анализом
типа почвенного покрова, наличием особо охраняемых природных территорий, путями мигра-
ции животных, глубиной залегания грунтовых вод, данных по сейсмической опасности терри-
тории и пр. [РД 39-133-94].
Сопоставляя рекомендации и реальную экологическую обстановку непосредственно на
эксплуатируемых месторождениях можно сделать вывод, что разделы ОВОС нередко выпол-
няют декоративную функцию. Проблемы малозначимой роли экологических составляющих
при проектировании и, соответственно, дальнейшем функционировании объектов, несмотря на
наличие контролирующих служб, приобрели масштабный характер и вышли на государствен-
ный уровень. Например, в докладе, представленном от Комитета Государственной Думы по
природным ресурсам, природопользованию и экологии (И.И. Никитчук), было отмечено, «что
в каждом случае владельцы предприятий, которые намереваются производить добычу и пере-
работку сырья, каким-то образом получили положительные заключения природоохранных и
надзорных служб, службы по обеспечению здоровья и благополучия населения, выданы поло-
жительные заключения Главэкспертизы и т. д.» [Никитчук, 2016].
Важно также отметить, что значительным недостатком существующих методических под-
ходов к экологической оценке среды является их унификация. Как правило, не учитываются
такие факторы дифференциации ландшафтов, как географическая зональность и связанные с
ней специфические характеристики природных комплексов. Например, водоохранная зона для
водотоков устанавливается в зависимости от их протяженности [Водный Кодекс РФ: ст. 65],
при этом в ряде случаев даже водоемы, вода в которых отвечает нормативным требованиям
для рыбохозяйственного значения, подвергаются риску загрязнения и/или эвтрофикации в свя-
зи с тем, что расстояние до них от объектов месторождений может составлять не более 100 м.
По нашему мнению, для степных маловодных территорий, на фоне возрастающего мирового
дефицита пресной воды, ценность водоемов должна корректироваться и каждый водоток рас-
сматриваться с позиции минимизации влияния, при котором удаленность от объекта воздейст-
вия должно быть не менее 500 м.
Неэффективные модели разработки и использования экологических разделов проектной
документации в процессе строительства и более чем лояльное отношение контрольно-
надзорных органов к компаниям-недропользователям в ходе эксплуатации объектов стоят в
ряду основных причин ухудшения геоэкологического состояния степных ландшафтов. Только
независимая от недропользователей экологическая экспертиза и профессиональное усиление
контроля за текущими сценариями землепользования будет способствовать сохранению и вос-
становлению степных ландшафтов.
1. Водный Кодекс РФ: ст. 65 "Водоохранные зоны и прибрежные защитные полосы". Режим доступа:
http://vodnkod.ru/#vkrf
2. Никитчук И.И. (первый заместитель Председателя Комитета Государственной Думы по природным
ресурсам, природопользованию и экологии) / Доклад на IV Международной научно-практической
конференции «Экологическая и техносферная безопасность горнопромышленных регионов» и на
Всероссийском форуме «Экология и природопользование 2016». Екатеринбург, 6-9 апреля 2016 г.
С.1-1. Режим доступа: http://www.komitet2-21.km.duma.gov.ru/site.xp/052052124050048053057.html
3. Павлейчик В.М., Мячина К.В. 2012. Современные изменения природной среды и экологические
риски в степных регионах Заволжья и Урала. Проблемы геоэкологии и степеведения. Развитие науч-
ной школы в Институте степи УрО РАН. Том 3. 2012. Оренбург, С. 33-40.
4. РД 39-133-94. Инструкция по охране окружающей среды при строительстве скважин на нефть и газ
на суше.
5. СНиП 2.04.02-84. Водоснабжение. Наружные сети и сооружения. Режим доступа: http://docs.
cntd.ru/document/871001008
6. Чибилев А.А., Мячина К.В., Дубровская С.А. // Проблемы региональной экологии. 2014. №6. С. 20-26.
7. Щепащенко Г.Л. Ливневая эрозия почв и методы борьбы с ней // М.: Почвенный ин-т им. В.В. Доку-
чаева, 1991. 178 с.
8. Ahmed Z. Determination and Analysis of Desertification Process with Satellite Data Alsat-1 and Landsat in
the Algerian Steppe / In: Engineering Geology for Society and Territory. Springer International Publishing,
2015, V.2. Р. 1847-1852.
467
9. Cantón Y., Solé-Benet A., De Vente J., Boix-Fayos C., Calvo-Cases A., Asensio C., & Puigdefábregas J. //
Journ. of Arid Environments. 2011. V. 75. № 12. Р. 1254-1261.
10. Mainguet M. Dimensions in Space of “Desertification” or Land Degradation: Their Degree and Specificity
in Each Continent / In: Desertification. Springer Berlin Heidelberg, 1991, Р. 42-150.
11. Mjachina Ksenya V., Baynard Chris W., Chibilyev Alexandr A. // International Journal of Sustainable De-
velopment and World Ecology. 2014. V. 21, №2. P. 111-126.
12. Myachina K.V., Chibilev A.A. // Geography and Natural Resources. 2015. V. 36.http://link.springer.
com/journal/13541/36/4/page/1 № 4. P. 383-388.
13. Trabucchi M., Puente, C., Comin, F. A., Olague, G., & Smith, S. V. // Environmental Change. 2012. V. 12.
№ 4. Р. 675-687.
14. Yang X., Zhang K., Jia B., & Ci L. // Journ. of Arid Environments. 2005. V. 63. №. 2. С. 517-531.
ëéÇêÖåÖççéÖ ëéëíéüçàÖ èêàêéÑçé-íÖêêàíéêàÄãúçõï

äéåèãÖäëéÇ ÇéÑéêÄáÑÖãúçéâ èéÇÖêïçéëíà
ðð. ÖÇÄüïÄ — çÉÄêäÄ-íÄÅúüïÄ
Неустроева М.В.1, Деева У.В.2
1
Красноярский государственный педагогический университет имени В.П. Астафьева,
Красноярск, Россия, nusisa@mail.ru
2
ООО «Прогноз-Изыскания», Красноярск, Россия, knowledge4-s@mail.ru
THE CURRENT STATE OF THE NATURAL TERRITORIAL COMLEXIS (NTC)

OF THE WATERSHED ON THE RIVERS OF EVAYAKHA — NGARKA-TABYAKHA
Neustroeva M.V. 1, Deeva U.V. 2
1
V.P. Astafjev Krasnoyarsk State Pedagogical University, Krasnoyarsk, Russia, nusisa@mail.ru
2
Forecast-Research Ltd., Krasnoyarsk, Russia, knowledge4-s@mail.ru
Abstract: The article considers the current state of the natural-territorial complexes (NTC) of the
watershed of the rivers Evayakha — Ngarka-Tabyakha. The investigated territory belongs to the
Tazovskaya province of the West Siberian Plain. The studied landscape contains the interfluve of the
rivers Nadym and Pur which represents a heavily waterlogged plain with the large number of lakes
(over 70%), with widespread large and flat-mouthed sphagnum swamps that predominate over tree
vegetation. The paper presents the landscape characteristic of the studied landscape terrain, the descrip-
tions of the tracts are made. The watershed surface of the Evaya Ngarka-Tabyakha rivers is defined as
the NTC level of the terrain — the lake-alluvial, frozen plain is highly waterlogged with thermokarst or
subsidence hollows of rounded form, occupied by lakes or marsh tracts, with low-productivity inter-
fluve forests and river valleys (IV-V bonitet), sparse larch forests, cedar forests, pine forests and bogs,
on sandy-loamy and sandy podzolic-marshy or gley-podzolic soils. The authors considered the anthro-
pogenic disturbance of this territory and assessed the degree of disturbance of the territory. The anthro-
pogenic impact on the NTC at the present stage is largely due to the extraction of minerals and to linear
objects — the road network and power lines. Negative manifestations include the development of sub-
sidence phenomena in the form of dips, sinking craters, saucers, and sinkholes. As a result of the work,
two map-schemes were created: a map-scheme of the landscape structure and a map-scheme of the an-
thropogenic disturbance of the watershed of the rivers Evayakha — Ngarka-Tabyakha. NTCs of the
study area are vulnerable, with a very low ecological potential of the landscape. Possible development
of negative geomorphological processes on the surface of man-made areas requires systematic observa-
tion. Reclamation is mandatory in these territories to preserve the stability of the landscape.
Природные территориальные комплексы (ПТК) разных размерностей, особенностями гео-
логического фундамента, климатической обстановки, степени нарушенности антропогенной
деятельностью, по-разному реагируют на вмешательство хозяйственной деятельности. Изуче-
ние ландшафтного строения территории, степени его измененности позволяют определять и
прогнозировать негативные последствия антропогенного вмешательства, выбирать стратегию
природопользования для сохранения устойчивости ПТК (геосистемы).
468
Исследуемая территория определяется географами Н.А. Гвоздецким и Н.И. Михайловым
как Обь-Тазовская провинция Западно-Сибирской равнины [Гвоздецкий, Михайлов, 1978]. В
южной части провинция соседствует с северной частью провинции Сибирских увалов, она об-
разует междуречье среднего течения р. Оби и верховья правых притоков рек Надым и Пур. Ис-
следуемые ПТК представляют собой: ландшафт — вмещающий междуречье рек Надыма и Пу-
ра, сильно заболоченная равнина с большим количеством озер (выше 70%), с широко
распространенными крупно- и плоскобугристыми сфагновыми болотами, преобладающими
над древесной растительностью; на уровне ландшафтных местностей — это плоско-волнистые
равнинные участки северных склонов Сибирских увалов, сложенные ледниково-морскими от-
ложениями со среднетаежной растительностью пихтово-еловыми, лиственнично-еловыми ле-
сами на подзолах и подзолисто-глееватых почвах, развивающихся на более дренированных
участках холмистого рельефа.
Рассматриваемая водораздельная поверхность рр. Еваяха — Нгарка-Табъяха, определяется
как ПТК уровня местность — озерно-аллювиальная, мерзлая равнина сильно заболоченная с
характерными термокарстовыми или просадочными впадинами округлой формы, занятыми
озерами или болотными урочищами, с низкопроизводительными лесами междуречий и речных
долин (IV — V бонитета), редкостойными лиственничниками, кедрачами, сосняками и боло-
тами, на супесчаных и песчаных подзолисто-болотных или глеево-подзолистых почвах. Вечная
мерзлота, режим таяния многомерзлотных грунтов определяют особенности рельефообразова-
ния, на территории выделяются ПТК — уровня урочища в соответствии с экологическими ре-
жимами формируемыми характеристикой подстилающих горных пород, глубиной многомерз-
лотных грунтов, водным режимом.
На рассматриваемой территории представлен довольно широкий спектр экзогенных (вклю-
чающих криогенные) процессов. В ненарушенных природных условиях в настоящее время почти
все экзогенные процессы характеризуются довольно низкими скоростями своего развития.
Ландшафтная характеристика территории. ПТК сложных урочищ исследуемого участ-
ка представляют собой слабовыпуклую поверхность на озерно-аллювиальных отложениях и
долинные комплексы небольших речек, с набором простых урочищ (табл. 1, рис. 1).
Таблица 1
Ландшафтная характеристика территории исследования
ПТК — местность ПТК — Урочища Растительность Почвы Тип рельефа
1 2 3 4 5
Чистые или с единичными ли-
ственницей и березой лишай-
Подбуры глеевые,
Междуречья ши- никовые боры. Сфагново-
торфяно-глеевые, Элювиа-
рокие плоские на с пушицево-осоковая и травяно-
торфяно-криоземы, льно-
многочисленны- осоковая болотная раститель-
торфяно глееземы, аккумуля-
ми термокарсто- ность. Мохово-лишайниковые
торфяно- тивные
Озерно- выми озерами сообщества, мелкобугристые
олиготрофно-глеевые
аллювиальная, осоково-мохово-
мерзлая равнина кустарничковые
с приречными Слабовыпуклые
Елово-лиственничные зелено-
низкопроизво- междуречья на Торфяно-криоземы,
мошно кустарничковые леса, с Элюви-
дительными ред- водно-ледниковых торфяно глееземы,
сухими лиственничными и ли- альные
костойны-ми ли- песках и супесях, торфяно-
ственнично-сосновыми ли- ПТК
ствен- подстилаемые мо- олиготрофно-глеевые
шайниковыми лесами
ничниками, кед- реной
рачами, сосняка- Лиственничные и елово-
ми и болотами. лиственничные с примесью
кедра и сосны кустарничково- Транс-
Слабонаклонные
лишайниково-долгомошные и Торфяно-глееземные, элюви-
придолинные
кустарничково-сфагновые торфяно-глеевые альные
склоны
редкостойные леса. Мохово- ПТК
лишайниковая болотная рас-
тительность
469
1 2 3 4 5
Лиственничные и елово- Аллювиально слои-
Поймы и русла лиственничные с примесью стые, аллювиально
малых рек и ручь- кедра и сосны кустарничково- перегнойно-глеевые,
ев лишайниково-зеленомошные аллювиально торфя-
леса но-глеевые
Обширные верхо-
вые сфагновые
Пушицево-осоковые сфагно-
болота и крупно- Торфяно-глеевые Аккуму-
вые болотные сообщества
бугристые торфя- лятивные
ники междуречий ПТК
Узкие галерейные листвен-
Террасы, низкие ничные леса, ивово-лугово- Аллювиально серо-
поймы болотные растительные сооб- гумусовые
Долины средних щества в поймах крупных рек
рек
Осоково-мохово- Аллювиально слои-
Болота речных до-
кустарничковая раститель- стые, аллювиально
лин
ность перегнойно-глеевые
Рис. 1. Ландшафтная структура участка — водораздельная поверхность рр. Еваяха — Нгарка-Тебъяха
470
Антропогенная нарушенность ПТК — уровня ландшафтные местности. Источниками
непосредственного нарушения компонентов природно-территориальных комплексов иссле-
дуемой территории являются хозяйственная деятельность, размещение образующихся твердых
отходов (бытовых и производственных), добыча полезных ископаемых, в меньшей степени
геологоразведочные работы [Гилева, 2015]. Косвенное влияние оказывается выбросами и
сбросами, образующимися в процессе хозяйственной деятельности. На территории поселений
нарушены все компоненты ПТК, нивелирован рельеф, изменен естественный сток, отсутствует
естественный почвенный и растительный покров, восстановление необратимо или требует
сотни лет.
На изучаемых ПТК к нарушенным полностью относятся площадные участки — террито-
рии города Новый Уренгой, аэропорт, объекты интенсивной разработки полезных ископаемых:
линейные объекты — улучшенные автомобильные дороги и ж/д линии.
Оценка степени нарушенности территории проводилась по общепринятым принятым кате-
гориям, учитывающим степень обратимости воздействия во времени и площади воздействия
(рис. 2):
 полная: трансформация литогенной основы, изменение водного режима, характера поч-
венно-растительного покрова, изменение структуры и рисунка ландшафтов (жилые поселки,
карьеры, промышленные объекты, дороги, трассы трубопроводов, ЛЭП и т. д.);
 сильная: трансформация почвенно-грунтовых условий, почвенно-растительного покро-
ва, изменение структуры и рисунка ландшафтов (участки со следами механических наруше-
ний, загрязненные и захламленные участки и т. д.);
 средняя: изменение характера растительного покрова (оленьи пастбища со средней сте-
пенью выпаса, свежие гари и т. д.);
 слабая: структура природного ландшафта изменилась незначительно (оленьи пастбища
со слабой степенью выпаса, зарастающие гари и т. д.);
 практически ненарушенные земли: структура ландшафта не изменилась (сообщества,
не затронутые или практически не затронутые деятельностью человека).
Рис. 2. Антропогенная нарушенность ПТК участка — водораздельная поверхность

рр. Еваяха — Нгарка-Табъяха
471
Антропогенное влияние на ПТК водораздельной поверхности рр. Еваяха — Нгарка-
Табъяха, на современном этапе, связано в большей мере с добычей полезных ископаемых и
линейными объектами — дорожной сетью и ЛЭП. Геологические, инженерно-геологические и
криогенные процессы на подъездных автодорогах, в впервые периоды их эксплуатации
проявляются незначительно. К негативным проявлениям относятся: развитие просадочных
явлений в виде провалов, воронок проседания, блюдец, западин.
ПТК исследуемой территории относятся к уязвимым, с очень низким экологическим
потенциалом ландшафта (ЭПЛ), определяемым по индексу биологической эффективности
климата — ТК менее 8 из 20 (по Н.Н. Иванову) [Иванов, 1999]. Возможное развитие
негативных геоморфологических процессов на поверхности техногенных площадок требует
системного наблюдения.
Растительный покров, особенно в северотаежных и субарктических условиях является
консерватором и стабилизатором всего территориального комплекса, при его нарушении акти-
визируются негативные экзогенные процессы. Рекультивация является на этих территориях
обязательной для сохранения стабильности ландшафта.
1. Гвоздецкий Н.А., Михайлов Н.И. Физическая география CCCР. Азиатская часть. 3-е изд., испр. и
доп. М.: Мысль, 1978. С. 512.
2. Гилева Л.Н. Эколого-хозяйственное обоснование рационального землепользования на территории
Ямало-Ненецкого автономного округа. Диссертация 25.00.6-Землеустройство, кадастр и мониторинг
земель. Омск, 2015. С 161.
3. Иванов Н.Н. Показатель биологической эффективности климата // Известия РАН. Сер. Геогр. 1999.
№3. С. 86-92.
THE ANTHROPOGENIC LANDSCAPES’ DIVERSITY

IN THE TYUMEN REGION (RUSSIA)
Kozin V.V.1, Marshinin A.V.2
Tyumen State University, Tyumen, Russia, 1kozin1945@mail.ru, 2marshinin@mail.ru
Abstract: The anthropogenic landscapes are widespread in the world, in Russia and in the Tyu-
men region; they cover large areas and are very different in their structure and functions. Milkov F.N.
developed the doctrine about anthropogenic landscapes in the middle of the 20th century; and the au-
thors follow this tradition in the landscape science. The specific feature of anthropogenic landscapes’
structure in the region is artificial landscapes forming because of oil and gas extraction. The classifi-
cation of anthropogenic landscapes and actually the classification of such landscapes in oil and gas
extraction regions is considered in the article. The classification system of landscapes organization
includes ten taxonomic levels: class and type of anthropogenic landscapes, type of anthropogenic ter-
rain, group of anthropogenic landscape unit type, type, kind and sort of anthropogenic landscape unit,
type, kind and sort of anthropogenic facies. There are industrial, transformed forest, transformed
swamps, agricultural, aquatic, settlement, recreational, belligerative, and utilization classes of anthropo-
genic landscapes in the Tyumen region. The definition of anthropogenic landscape and the main features
of their structure and spatial distribution on the first three taxonomic levels are given in the article.
Different and massive economic activity defines the broad distribution of anthropogenic land-
scapes (AL) in the world. The professor of Voronezh State University F.N. Milkov developed the
doctrine about anthropogenic landscapes at the end of 1960s. According to F.N. Milkov, anthropogen-
ic landscapes should be considered “both landscapes that are created by the man; and all natural land-
scapes in which any of their components, including vegetation and fauna, have undergone a basic
change under the influence of economic activity” [Milkov, 1973]. Landscapes that were created by
man include cities and fields; landscapes in which any of their components have undergone a basic
change under the influence of the economic activity are presented by pastures, clearings, etc.
Kotlyakov V.M. and Komarova A.I. define an anthropogenic landscape as “a natural landscape
changed by human economic activity” [Kotlyakov & Komarova, 2007].
472
Oil and gas extraction began in the Tyumen region since 1960s; new specific anthropogenic land-
scapes were formed here. Professor of Tyumen State University V.V. Kozin has developed the classi-
fication of anthropogenic landscapes of oil and gas extraction areas at 1990s [Kozin, 1993; Kozin et
al, 2008]. The taxonomic levels of the classification of anthropogenic landscapes (organization levels
of anthropogenic landscapes) and diversity of anthropogenic landscapes in the Tyumen region are
presented in the Table 1.
Class of anthropogenic landscape (CAL) is the body of landscapes connected with an activity of
human in any branch of economy. The class reflects an orientation of human activity, a set of tech-
nical means, and the depth of transformation of a landscape. Type of anthropogenic landscape (TAL)
unites the systems of interdependent complexes which have arisen at certain types of economic activi-
ty. Narrower specialization of anthropogenic landscapes is considered, specifics of economy branches
within spheres of human activity are taken into account. Type of anthropogenic terrain (TAT) is pre-
sented by the body of types of anthropogenic landscape units; their similarity is defined by a type of a
technical solution, and a functional problem of a certain type of economic development. Forms of an-
thropogenic destruction, technological processes, and features of natural landscapes are considered.
Group of anthropogenic landscape unit type (GALUT) unites the types of anthropogenic landscape
unit, which were created and developed in the close conditions of moistening within one type of loca-
tion. The main groups (GALUT) are drainage (the natural runoff of water from an area by streams,
rivers, etc.), swamp, floodplain, and back swamp (valley bog).
Table 1
The taxonomic levels and diversity of anthropogenic landscapes in the Tyumen region
The trans-formed
The industrial CAL The transformed forest CAL
swamps
Water accumu-
Oil and gas ex-
Pyrogenic for-
formed forest
lating swamp
traction TAL
Water trans-
Destructive
Quarry and
Transport
Clearings
spoil tip
swamp
est
Preparation and processing
Water accumulative forest

Corridor of communica-
Dumped water swamps

Mineral water forest
Hydraulic quarries
Dammed swamps
Exploration TAT
Ribbon clearings
Ground fire burn

Crown fire burn
Large clearings
Small quarries
Large quarries
Strip clearings
of oil and gas
Belligerative
Peat badland
Recreational
Agricultural
Settlement
Utilization
Operation
Pipeline
Aquatic
Road
tion
Group of anthropogenic landscape unit type

Type of anthropogenic landscape unit
Kind of anthropogenic landscape unit
Sort of anthropogenic landscape unit
Type of anthropogenic facies
Kind of anthropogenic facies
Sort of anthropogenic facies
Anthropogenic landscape unit (ALU) or urochishche is the body of anthropogenic facies that is a
result from the influence of a group of technics for the solution of narrow economic task; the criterion
of differentiation is a mesorelief form. Anthropogenic facies (AF) is formed for the solution of a high-
ly specialized task with using of one type of technics. Anthropogenic landscape units and anthropo-
genic facies include the types, the kinds, and the sorts. The criterion of type differentiation is a relief
form; the criterion of kind differentiation is a soil texture (sand, sandy loam, loam, and clay); the cri-
teria of sort differentiation are vegetation, soil, and hydrological regime.
473
The industrial class of anthropogenic landscapes includes oil and gas extraction, its transport, and
the quarry and spoil tip types of an anthropogenic landscape [Kozin et al, 2008; Idrisov et al, 2015].
The entering of a substance is characteristic for the oil and gas extraction type of anthropogenic land-
scape. New substance in landscape is oil, natural gas, natural gas-condensate, sand, gravel, crushed
stone, wood, concrete, fresh water, mineral underground water, lubricants, construction and house-
hold debris, fuel burning products, synthetic materials, metalwork etc.
The oil and gas extraction type of anthropogenic landscapes includes the exploration, the opera-
tion, and the preparation and processing of oil and gas types of anthropogenic terrain. The exploration
anthropogenic landscapes are located mosaically in the area and together with a rare network of roads
are almost only anthropogenic landscapes in unpromising territories (Figure 1). Usually an anthropo-
genic influence is not the source of negative consequences outside of drilling areas; the damage to
nature increases at emergencies (oil flowing, fires etc.).
Fig. 1. The exploration well in Bely Island (the Kara Sea)
The operation type of anthropogenic unites oil and gas extraction landscapes; concentration of
anthropogenic landscapes increases there. Typical anthropogenic landscape is well pad (or well clus-
ter). The preparation and processing of oil and gas type of anthropogenic terrain includes areas where
oil and gas are purified of water, associated petroleum gas, and impurities (sulfur, paraffin, salts, sand
etc.); and hydrocarbons are prepared for transportation in the main pipeline (crude oil becomes com-
mercial oil there).
The transport type of anthropogenic landscapes includes a pipeline, a road, and corridors of
communications types of anthropogenic terrain. The pipeline type of anthropogenic terrain is a zone
of a high environmental risk; pipeline construction leads to a basic change of all components of the
nature. Anthropogenic forms of relief are formed; moisture is rather changed; soils are condensed and
collapsed; and the vegetation and fauna is destroyed. Pipeline landscapes are used as agricultural
grounds in the forest-steppe. The road type of anthropogenic terrain includes roads and railways. The
corridors of communications type of anthropogenic terrain consists of pipeline, road, power line, and
other linear technological objects. Construction of corridors of communications allows limiting the
negative consequences of economic activity by a strip 150-200 m wide.
The quarry and spoil tip type of anthropogenic landscapes unites the small quarries, the large
quarries, and the hydraulic quarries types of anthropogenic terrain. Depth of small quarries is no more
than 1.5-2 m; spoil tip height is no more than 2 m. Steep slopes, mosaic microrelief, and destroyed
vegetation are characteristic for large quarries (Figure 2). Sand is extracted from quarries usually; it is
used for construction of a basis of well pads, roads, and other objects. Gravel and crushed stone is
474
extracted from quarries in the Ural Mountains. Hydraulic quarries are formed during extraction of a
ground from a bottom of rivers and lakes by some water under pressure. The height of spoil tip is up
5-7 m; the length can be 200-400 m; there is no any vegetation in the spoil tip usually.
Fig. 2. The large quarry in the Nadym-Pur interriver
The transformed forest class of anthropogenic landscapes includes the clearings, the water trans-
formed forest, and the pyrogenic forest types of AL. There are the large clearings (Figure 3), the strip
clearings, and the ribbon clearings types of anthropogenic terrain within the clearings type of anthro-
pogenic landscapes. The area of a clearing (the large clearings TAT) is more than 1 hectare; and it is
several sq. km or several tens of sq. km usually. In the strip clearings type of anthropogenic terrain the
width of clearing varies from 10-20 m to 100-200 m, and it is less than 10-20 m within the ribbon
clearings TAT. The strip and ribbon landscapes in oil and gas extraction areas are usually used for a
pipeline, a power line and a road construction.
Fig. 3. The large clearings in Zavodoukovsky urban district
475
The water transformed forest type of anthropogenic landscapes contains the water accumulative forest
and the mineral water forest types of anthropogenic terrain. The water accumulative forests are formed
because of a change of the hydrological regime by roads and pipelines. Water covers the soil in the forest;
and the forest degrades quickly and perishes. The water uprising strip reaches 500-600 m width. Mineral
water is thrown off into the woods from some well pads and water pumping stations; it leads to fast forest
degradation; and the salted badlands are formed; these are landscapes of the mineral water forest type of
anthropogenic terrain. The pyrogenic forest type of anthropogenic landscape includes the crown fire burns
and the ground fire burns types of anthropogenic terrain. The crown fire burns the upper layers of vegeta-
tion down in the wood; the understory is not destroyed. In the case of ground fire, the upper layers of vege-
tation in the wood may stay alive, but the understory is burned down.
The destructive swamps and the water accumulating swamps types of anthropogenic land-
scapes create the transformed swamps class of anthropogenic landscapes. There is the peat badland
type of anthropogenic terrain in the destructive swamps type of anthropogenic landscape. Peat
badlands are formed in the swamp areas because of heavy transport and drilling rig moving across
the swamp. As a result, the peat turns into viscous mass without any vegetation. Pioneers among the
vegetation are mosses (Polytrichum commune and others) and cloudberries (Rubus chamaemorus)
many years later.
The water accumulating swamps type of anthropogenic landscapes is presented by the dammed
swamps and the dumped water swamps types of anthropogenic terrain. The dammed swamp land-
scapes are formed because of some pipelines and roads are dams in the swamp; the water is accumu-
lated; and the swamp is covered by the water. The soil and vegetation are destroyed in the dammed
swamp. The dammed swamp landscapes and the water accumulative landscapes are very similar. The
dumped water swamp landscapes are formed because of the water is dumped to the swamp by some
technological objects: well pads, water pumping stations, etc. As a result, the swamp is under the wa-
ter; the soil and vegetation are destroyed. The dumped water swamp landscapes and the mineral water
forest landscapes are very similar.
The agricultural landscapes are typical for the southern part of the Tyumen region large; here are
immense areas of fields, pastures, and gardens. There are reindeer pastures in autonomous okrugs;
gardens («una hacienda» in Spanish or «fazenda» in Portuguese) near cities and towns in Yugra; and
small fields of potatoes from the South of the Tyumen region to Salekhard on the Northern Polar Cir-
cle. The aquatic landscapes are formed because of water accumulation along some roads and pipe-
lines; the roads and pipelines are dams for water runoff.
There are twenty-nine cities and towns in the region and more than 1,500 settlements and villag-
es. There are some specific «mobile» settlements of indigenous nomadic people (Nenets and Selkup)
in tundra — raw-hide tent (chum) and nomad camp (stoybische; a group of chums) (Figure 4). The
recreational landscapes are widespread in the Tyumen Oblast; there are lot of highlights in Tyumen,
Tobolsk, Ishim, Yalutorovsk, Kanty-Mansiysk, Surgut, Salekhard and many other cities, towns, set-
tlements, and villages. The Polar, the Nether-polar, and the Northern Urals are attractive areas for
many Russian and foreign tourists. As recreational landscapes some quarry lakes are used for swim-
ming and a rest in oil and gas extraction areas.
Belligerative landscapes contain theatre of war, fortification, defensive fighting position, etc.
Landscapes of defensive fighting positions are formed in the southern part of the region (Tyumen and
Nizhnetavdinsky districts, Zavodoukovsky urban district, and other areas) in the time of the Russian
Civil War (1917-1923). The age of the landscapes is almost a century, but often their depth is 0.8-1.0
m and they have no any vegetation cover. The utilization landscapes include some dumps. There are
lot of scrap metal, wood and household garbage in exploration drilling areas, oil and gas fields, and
surroundings of settlements. The anthropogenic landscapes in the Tyumen region are quite old and
their structure is complicated and different, that is why it is necessary to do complex research in this
sphere to consider it in landscape planning and land use.
476
Fig. 4. The raw-hide tents (chums) near Yar-Sale village, the Yamal Peninsula
REFERENCES
1. Idrisov I.R, Kozin V.V., Marinskikh D.M. & Marshinin A.V. (2015), Landscape analysis for environmental
planning, management and decision-making by oil-and-gas field development: experience from Western
Siberia, Russia. International Geographical Union Regional Conference. Geography, Culture and Society
for our Future Earth. 17-21 August 2015, Moscow, Russia. IGU 2015 Book of Abstracts. IGU 2015-4592.
P. 620.
2. Kotlyakov V.M. & Komarova A.I. (2007), Geography: Concepts and Terms: Dictionary in five languages:
Russian — English — French — Spanish — German. Rus. Acad. of Science. Moscow, Nauka. 859 p.
3. Kozin V. V. The landscape analysis in solution of problem of oil and gas regions development. Abstract of
Doctor of Geography thesis. Irkutsk, 1993. 44 p. (In Russian).
4. Kozin V. V., Marshinin A. V., Osipov V. A. Technogenic systems and environmental risk. Tyumen: Pub-
lishing House of University of Tyumen, 2008. 256 p. (In Russian).
5. Milkov F. N. Man and landscapes. Moscow: Mysl, 1973. 223 p. (In Russian).
477
XI. ãÄçÑòÄîíçéÖ éÅêÄáéÇÄçàÖ à èéãàíàäÄ
XI. EDUCATION AND POLITICS IN LANDSCAPE SCIENCE
ãÄçÑòÄîíçÄü ÉÖéÉêÄîàü êÄáÇàÇÄÖíëü: èÖêÇõâ åÖÜÑìçÄêéÑçõâ

ãÄçÑòÄîíçõâ ñÖçíê Ç íàïééäÖÄçëäéâ êéëëàà à ÖÉé áÄÑÄóà
Старожилов В.Т.
Тихоокеанский международный ландшафтный центр ШЕН ДВФУ, Владивосток, Россия,
Starozhilov.vt@dvfu.ru
LANDSCAPE GEOGRAPHY IS DEVELOPING: THE FIRST INTERNATIONAL

LANDSCAPE CENTER IN PACIFIC RUSSIA AND ITS GOALS
Starozhilov V.T.
Pacific international landscape center SHEN FEFU, Vladivostok, Russia,
Starozhilov.vt@dvfu.ru
Abstract: The information base of the Pacific International Landscape Center (PILC) methodolo-
gy and politics consists of the results of long-term scientific and practical studies in the field of geolog-
ical and geographical research and vector-layered landscape mapping of the Primorsky, Sakhalin and
other large regional units of the Pacific belt. The certain regions were supplied by vector-layered land-
scape maps in 1:500 000 and 1:1 000 000 scale and can serve as a ground for monitoring of sustainable
development of the territory on the base of its landscape structure. It is noted that implementation of
the method of landscape indication is a crucial issue of monitoring. The paper considers the goals of
the PILC: centralization of methodological basis; methodical assistance in various fields of landscape
research; enabling conditions for sustainable landscape-ecological development of Pacific Russia;
providing an effective information environment based on modern technologies and design. The imple-
mentation and application of vector-layered landscape maps should serve as a ground for practical real-
ization of territorial development plans of high priority. The founding of the Landscape Center is a
breakthrough in the formation of vector-layered landscape bases for the practical implementation of
advanced landscape technologies, for new territories development, for ecologically safe and balanced
land use transformation, and for education of specialists in landscape geography.
Программа экономического развития Дальневосточного федерального округа направлена
на освоение значительного природно-ресурсного потенциала территории. Для реализации по-
ставленных задач, кроме привлечения инвестиций, создания инфраструктуры, наличия трудо-
вых ресурсов, необходимо внедрение научной основы, учитывающей ландшафтное региональ-
ное и локальное картографирование осваиваемого географического пространства. Важно
учитывать особые окраинно-континентальные природные условия, сформировавшиеся и раз-
вивающиеся в условиях окраинно-континентальной дихотомии, в зоне взаимодействия океана
и континента. Такой основой рассматривается ландшафтная география и ландшафтный подход
в рамках развивающегося в последние десятилетия горного ландшафтоведения.
Районы нового освоения, относящиеся к горным и предгорным равнинным классам ланд-
шафтам, характеризуются как территории с повышенной суровостью и напряженностью кли-
матических ресурсов, сложным геологическим и геоморфологическим строением. Поэтому
478
уже на стадии планирования и проектирования, как отдельных предприятий соответствующих
отраслей, так и формирования стратегического видения их регионального устойчивого разви-
тия, необходимо учитывать не только отраслевые карты, но и применять оцифрованные сред-
немасштабные картографические ландшафтные материалы.
Однако ландшафтная изученность Тихоокеанской России все еще остается недостаточной.
Проект Тихоокеанского международного ландшафтного Центра (ТМЛЦ) — это реализа-
ция идей Совета Федерации России (депутата Сударенкова В.В. — полномочного представи-
теля России в ПАСЕ по проблеме «сохранения и использования ландшафтного потенциала
России») по созданию ландшафтных центров во всех Федеральных университетах России.
Ландшафтный центр — один из них. На сегодня, несмотря на постоянное внимание правитель-
ства России на необходимость экологической чистоты освоения новых территорий и использо-
вания приоритетных технологий, к которым относится ландшафтный метод (подход), все еще
не используются ландшафтные технологии и, в частности, современные векторно-слоевые кар-
ты. Практически отсутствует, за некоторым исключением, ландшафтная индикация террито-
рий. Практически ландшафтный метод не применяется при освоении территорий Тихоокеан-
ской России. Поэтому проект ТМЛЦ направлен, прежде всего:
 на централизацию методических основ, оказание методической помощи по ландшафт-
ным многоотраслевым направлениям;
 создание условий для устойчивого безопасного ландшафтно-экологического развития
Тихоокеанской России;
 формирование эффективной информационной среды на базе современных технологий
и разработок, связанных с обработкой и хранением информации, доступной лицам, прини-
мающих решения в сфере природопользования, с целью повышения качества принимаемых
решений;
 совершенствование системы принятия решений в сфере природопользования посредст-
вом реализации экспертных функций Центра;
 содействие совершенствованию нормативно-правового поля в сфере природопользова-
ния и управления.
Информационная база методологии и политики функционирования ТМЛЦ основывается
на результатах многолетних научных и практических исследований в сфере геолого-
географического изучения и векторно-слоевого ландшафтного картографирования крупных
региональных (Приморского, Сахалинского и др.) звеньев окраинно-континентального ланд-
шафтного пояса Тихоокеанской России. Составлены по отдельным регионам (например, При-
морскому краю) векторные слоевые ландшафтные карты масштабов 1:500 000, 1:1000 000 и
др., чем созданы предпосылки для их применения в качестве основы мониторинга экологиче-
ски безопасного развития по выделам ландшафтов.
При комплексной оценке при применении ландшафтного метода как основы природополь-
зования и преобразований ландшафтов и в целом в политике ТМЛЦ прежде всего применяется
метод ландшафтной индикации [Старожилов, 2015]. Он включает исследование индикаторов
и индикационных связей, отражающих объекты индикации, обусловленных антропогенной
трансформацией, разработкой мер по охране природной среды. В процессе ландшафтных ис-
следований территории наряду с локальными индикаторами — почвами, растительностью,
рельефом, геологией, климатом — важное значение имеет и интегральный — специфика мор-
фологической структуры.
Все, что происходит в ландшафтах, происходит на определенной площади. Для получения
данных по площадям и свойствам природных ландшафтов региона необходимо иметь вектор-
но-слоевую ландшафтную карту. Нами составлен фрагмент такой карты (Приморский край),
подсчитаны площади выделенных на ней выделов ландшафтов, и, имея данные по площадям
природных ландшафтов, мы использовали эти материалы для подсчета соотношения площадей
индикаторов модифицированных и природных ландшафтов. Их выявление и анализ — основ-
ное при определении степени трансформации ландшафтов и при определении природопользо-
479
вательских последствий и природоохранных мероприятий. В условиях возрастания роли при-
родоохранного фактора и изучения экологических рисков ландшафтная индикация выступает
как основа выбора главного направления или даже стратегии хозяйствования.
В целом на сегодняшний день в результате применения методологии сопряженного анали-
за межкомпонентных и межландшафтных связей на основе учета окраинно-континентальной
дихотомии, изучения орографического, климатического и фито-растительного факторов, обу-
словливающих генетическое и географическое единство ландшафтных территорий, а также
применения векторных приемов ГИС и векторно-слоевого ландшафтного картографирования
на примере Приморского края, Сахалинской области и других звеньев Тихоокеанского окра-
инно-континентального ландшафтного пояса в ДВФУ в рамках ландшафтной географии соз-
дана ландшафтная основа ТМЛЦ, разработана методика векторного слоевого ландшафтного
районирования и изучения иерархической структуры и внутреннего географического содержа-
ния таксонов такого районирования в рамках горного ландшафтоведения [Старожилов, 2013;
Старожилов, 2013а; Старожилов, 2009; Старожилов, 2013б]. Разработанная методика примене-
на на практике.
По отдельным регионам Тихоокеанского ландшафтного пояса, в частности по Приморско-
му краю, составлены векторные слоевые ландшафтные карты. Компьютерное использование
таких векторных карт, как показала практика, значительно повышает оперативность их приме-
нения на всех информационных уровнях при освоении территорий Тихоокеанского ландшафт-
ного пояса России [Старожилов, 2013а]. Мы предлагаем, что практическая реализация разра-
ботанной компьютерной технологии векторно-слоевого ландшафтного картографирования
должна быть первостепенной, базовой при планировании и осуществлении проектов деятель-
ности организованного на базе Дальневосточного Федерального университета Тихоокеанского
международного ландшафтного центра. Уже сегодня предлагается применять компьютерную
технологию векторно-слоевого ландшафтного метода, особенно компьютерную технологию
пользования ландшафтными материалами, как «платформу» в практическом осуществлении
планов развития территорий приоритетных зон развития, например, таких, как зона Надеждин-
ского района и, в целом, зоны «Большой Владивосток».
В заключение отметим, что создание Тихоокеанского международного ландшафтного цен-
тра в Дальневосточном Федеральном университете — это прорыв Российского государства в
формировании ландшафтных основ практической реализации передовых ландшафтных техно-
логий, применении их при освоении территорий, формировании в целом ландшафтной основы
экологически безопасного и сбалансированного развития природопользования и применении
их при подготовке специалистов в области Ландшафтной географии.
1. Старожилов В.Т. Ландшафтная география Приморья (регионально-компонентная специфика и про-
странственный анализ геосистем): монография / В.Т. Старожилов; [науч. ред. В.И. Булатов]. Влади-
восток: Издательский дом Дальневост. федерал. ун-та, 2013. 276 с.
2. Старожилов В.Т. Окраинно-континентальный ландшафтный пояс как географическая единица Ти-
хоокеанской России // Материалы междун. конф. «Устойчивое природопользование в прибрежно-
морских зонах». Владивосток: Дальнаука. 2013а. С 38 43.
3. Старожилов В.Т. Карта ландшафтов Приморского края масштаба 1: 1 000 000. Владивосток: Изд-во
Дальневост. ун-та, 2009.
4. Старожилов В.Т. Ландшафтная география Приморья (практика). Владивосток: Изд-ский дом Даль-
нев. федер. ун-та, 2013б. Кн. 3. 276 с.
5. Старожилов В.Т. Ландшафтная индикация трансформации геосистем // Структурные трансформа-
ции в геосистемах Северо-Восточной Азии : материалы Всерос. науч.-практ. конф. 23-24 апр. 2015.
Владивосток: Дальнаука 2015. С. 86-91.
480
èêàêéÑçõÖ ëÇéâëíÇÄ ãìäÄòàçëäéÉé èéãàÉéçÄ
äÄä ÅÄáõ ìóÖÅçõï èêÄäíàä ëíìÑÖçíéÇ àçëíàíìíÄ çÄìä é áÖåãÖ
Вдовюк Л.Н., Жеребятьева Н.В., Попова Т.В.
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, fizgeo@yandex.ru
NATURAL PROPERTIES OF DISTRICT "LUKASHYNO" AS THE BASE

OF EDUCATIONAL FIELD PRACTICES FOR STUDENTS
OF INSTITUTE OF EARTH SCIENCES
Vdovyuk L.N., Zherebyateva N.V., Popova T.V.
Tyumen State University, Tyumen, Russia, fizgeo@yandex.ru
Abstract: The educational field practices have important place in the educational process for ge-
ographers. Students get know with the methods of the field researches, study to work with devices and
special materials. Practices are organized on the Tyumen State University district “Lukashyno”. The
district is characterized by diversity of natural objects and landscapes. Territory is confined to the ac-
cumulative-denudation surface of right-bank part of Tura valley and is presented on the third and se-
cond floodplain terraces of the Tura river. There are three basic hydrological objects: Tura, Kanyrka,
lake Polushynskoe. River-bed processes of Tura and Kanyrka rivers assist forming special micro- and
mezoforms of relief. On territory of district there are the low-moors formed in the terrace lowering at
the near bedding of subsoil waters. Within the limits of landscape the types of terrain are distinguished:
1. Terrace; 2. Slope; 3. Floodplain. Each of them has certain combination of plot of land. Main objec-
tives of practice are such as study of vegetation, soil and morphologic structure of landscape including
the morphologic units (land facies), study of functioning landscapes and their anthropogenic changes.
The district of base of educational practices Lukashyno is under anthropogenic loading presently. Ter-
ritory is used mainly in recreational aims.
В подготовке студентов бакалавров географии значительное место занимают полевые от-
раслевые и комплексные практики, в ходе которых студенты учатся применять полученные
теоретические знания на практике, знакомятся с методами исследования различных географи-
ческих наук, учатся работать с приборами и специальными материалами, а также проводить
наблюдения в природе, в естественных условиях.
Для студентов Института наук о Земле такие практики организуются на территории «Лу-
кашино» — спортивно-оздоровительного центра для студентов и сотрудников ТюмГУ. Здесь
проводятся практики по дисциплинам: гидрология, почвоведение, биогеография и ландшафто-
ведение.
Каждая практика длится в среднем одну неделю. Каждая практика проходит в три этапа:
1) подготовительный (сбор материалов); 2) полевой (производство работ непосредственно в
поле, включающих рекогносцировку, глазомерную съемку, исследования объекта, описания и
т. д.); 3) камеральный этап (обработка и систематизация собранных в процессе первых двух
этапов материалов; написание отчета по практике и его защита).
До настоящего времени в связи с явным недостатком региональной литературы основным
источником сведений о районе исследования остается пояснительный текст к ландшафтной
карте масштаба 1:4000000, помещенной в известном Атласе Тюменской области [1971]. Речь
идет о книге «Физико-географическое районирование Тюменской области», под ред.
Н.А. Гвоздецкого, изданной еще в 1973 г. Другими источниками необходимой информации
являются научные труды преподавателей Института наук о Земле и фондовые материалы ка-
федры физической географии и экологии, накопленные за многие годы проведения полевых
практик [Козин, Бакулин, 1996; Старков, 1994].
Практика по ландшафтоведению занимает особое место среди полевых практик, поскольку
носит завершающий характер и должна научить студентов некоторым приемам географиче-
ского синтеза и системного подхода к изучаемым объектам. Главное внимание уделяется опи-
санию ПТК локальной размерности (урочищ, фаций), непосредственно наблюдаемых студен-
тами на местности.
481
Решение задач практики осуществляется в нескольких аспектах [Комплексная географиче-
ская…, 1980]:
1) изучение, описание и картографирование горизонтальной структуры ПТК;
2) изучение функционально-динамических свойств ПТК
3) изучение форм использования ПТК.
Одной из целей настоящей работы является выявление степени полноты охвата исследо-
ваниями разнообразия природных и ландшафтных условий, свойственного изучаемой террито-
рии. Ниже приводится краткая характеристика свойств природной среды Лукашинского поли-
гона с точки зрения многообразия природных объектов, предназначенных для организации
конкретных полевых исследований.
База практик «Лукашино» находится в 43 км от г. Тюмени, в 12 км от границы Свердлов-
ской области. Тюменский район входит в Туринскую подпровинцию Тавдинской провинции
лесной области зоны подтайги [Физико-географическое…, 1973].
Географическое положение полигона обусловило особенности формирования его рельефа
в прошлом и оказывает влияние на современные процессы рельефообразования. Рассматри-
ваемая территория полигона относится к аккумулятивно-денудационной поверхности правобе-
режной части долины р. Туры и представляет собой террасовый комплекс, переходящий к югу
в плоскую аккумулятивно-денудационную поверхность водораздела рек Туры и Пышмы.
Рельеф современной поверхности района характеризуется низкими абсолютными отмет-
ками (45-90 м), наличием плоскозападинных форм рельефа и наиболее полным разрезом чет-
вертичных отложений при их наибольшей мощности (до 35 м).
Третья надпойменная терраса занимает площадку с абсолютными отметками 75-85 м.
Средняя часть террасы возвышается над урезом воды на 30 м. По своему строению терраса яв-
ляется цокольной. Рельеф ее довольно сложный. Основной особенностью является наличие
грядовых форм рельефа (с относительными высотами 2,5-3м) эолового происхождения пре-
имущественно северо-восточного направления.
Вторая надпойменная терраса с абсолютными отметками 65-70 м имеет незначительное
площадное распространение, прослеживаясь в виде небольших по размерам, однако геоморфо-
логически хорошо выраженных, эрозионных останцов в долине р. Туры. От первой надпой-
менной террасы она отделена пологим слабовыраженным уступом высотой около 5 м. Для
террасы характерно развитие грядовых форм рельефа и заболоченных понижений. Терраса яв-
ляется аккумулятивной, переходящей в аккумулятивно-цокольную. В процессе формирования
долины р. Канырка с ее притоком р. Бочанкой и овражной сети аккумулятивная часть террасы
эродирована до обнажения коренного цоколя [Старков, 1994].
На территории полигона широкое развитие получили легкосуглинистые и супесчаные
дерново-подзолистые и подзолистые почвы. Они легко размываются, особенно при нарушении
естественного растительного покрова, результатом чего является образование микроформ эро-
зионного рельефа.
Благодаря континентальному положению, особенностям циркуляции и характеру рельефа,
климат отличается холодной зимой, иногда с сильными ветрами и метелями, весенними воз-
вратами холодов, поздними весенними и ранними осенними заморозками.
В период летней практики студентов, приходящейся на июнь-июль, на территории поли-
гона, как и во всем Тюменском районе, погода нестабильна. Это является характерной чертой
для всего юга Тюменской области. Нестабильность погоды для полигона может проявляться
как в течение всего летнего сезона, так и в течение одного дня. Могут идти затяжные дожди
продолжительностью в несколько дней, а может установиться ясная погода с температурой до
+30С и выше. Поэтому студенты, собираясь на практику в Лукашино, должны быть готовы ко
всем изменениям погодных условий, ко всем их особенностям — и к дождю, и к ветрам, и к
жаркому солнечному дню.
Природные воды — важная составная часть ландшафтов, которые в совокупности с релье-
фом обуславливают дифференциацию ПТК по характеру и степени увлажнения.
В пределах Лукашино можно выделить три основных гидрологических объекта: р. Тура, р.
Большая Канырка, оз. Полушинское. Реки относятся к Западно-Сибирскому типу с растянутым
весенним половодьем.
482
Для долины правобережья Туры характерна овражная сеть, эрозионный врез которой в на-
стоящее время прекратился, так как большинство оврагов углубились до уровня грунтовых вод
в цоколе террас и превратились в балки с ручьями по их дну.
Озеро Полушинское — это значительных размеров старица Туры с илистым дном, площа-
дью около 0,32 км2. Средняя глубина — 3,5 м, максимальная — 6,3 м. Узким ручьем оно свя-
зано с рекой. Питание озера происходит за счет атмосферных осадков и поверхностного стока
весенних вод, в меньшей степени — грунтового [Фондовые материалы…].
Река Канырка (длина около 17 км) берет начало в лесных болотах на водоразделе Туры и
Пышмы, пересекает речные террасы и пойму Туры до впадения [Иваненко, 1988].
На территории района встречаются низинные болота, сформированные в террасовых по-
нижениях при близком залегании грунтовых вод.
Данные водные объекты способствуют дифференциации ПТК на внутриландшафтном
уровне. Русловые процессы Туры и Канырки способствуют формированию особых микро-
и мезоформ рельефа.
Основными почвообразующими процессами являются подзолистый и дерновый, а также
процессы оглеения и выщелачивания. Почвенный покров всей территории Тюменского района
характеризуется комплексностью и зависит от элементов микро- и мезорельефа. На дрениро-
ванных участках основу его составляют дерново-подзолистые почвы в сочетаниях с серыми
лесными и, местами, на обращенных к югу наклонных поверхностях, лугово-черноземными
почвами. Грунтовые воды залегают в основном глубоко, глубже 1,5-2 м [Каретин, 1990]. Для
слабо дренированных поверхностей междуречий характерны сочетания луговых, серых лесных
глееватых и черноземно-луговых почв. В поймах р. Туры и ее притока р. Канырки сформиро-
вались разности аллювиальных почв.
Типичными растительными сообществами для полигона являются сосняки кустарничково-
зеленомошные, березово-сосновые и сосново-березовые разнотравные и мелкотравные леса с
примесями осины или ели, разнотравно-злаковые луга. Так же имеют место и вторичные сук-
цессии, представленные мелколиственными породами и искусственные лесопосадки сосны.
В пределах рассматриваемой территории есть несколько низинных болот, а также релик-
товое верховое сфагновое болото, облесенное угнетенной сосной.
На ландшафтной карте Н.С. Селезневой, А.А. Макуниной (1971) господствующим ланд-
шафтом исследуемой территории является пологоволнистая слоистая песчано-глинистая рав-
нина с сосновыми и осиново-березовыми травяными лесами на дерново-сильноподзолистых
почвах. [Атлас ..., 1971]
Нами в пределах ландшафта выделены три типа местности: террасовый; склоновый; пой-
менный. Для каждого из них характерно определенное сочетание урочищ, например: а) пло-
ская поверхность II надпойменной террасы с сосновыми зеленомошно-разнотравными лесами
на дерново-сильноподзолистых почвах; б) плоские гривы с разнотравно-злаковой растительно-
стью на дерново-луговых почвах; и др. На территории полигона в точках конкретных наблю-
дений описывается фациальная структура.
Основу террасовых комплексов составляют сосновые и мелколиственные леса, но изред-
ка небольшими пятнами встречаются ельники-зеленомошники на дерново-подзолистых поч-
вах. Эти ПТК занимают относительно повышенные и поэтому достаточно дренированные
правобережья реки Туры. Среди лесных массивов пятнами присутствуют луговые участки со
степными элементами в травяном покрове на серых лесных почвах. Участки лугов здесь
приурочены к пологим склонам южной экспозиции и хорошо дренированным суглинистым
равнинам.
Понижения между холмами заняты низинными болотами с торфяно-глеевыми почвами.
Основная часть луговых ландшафтов находится в пойме реки Туры. Поверхность поймы
плоская, сегментно-гривистая, с хорошо выраженными береговыми валами старицами
разной степени зарастания. Луга разнотравно-злаковые, часто засоренные и используются
в основном под выпасы. Осоково-ивняковые болота формируются на плоско-вогнутых
поверхностях поймы. Низинные травяные осоково-вейниковые болота занимают плоские
поверхности надпойменных террас [Фондовые материалы…]. Структура ПТК полигона
представлена на рис. 1.
483
Условные обозначения
Рис. 1. Уменьшенный фрагмент карты-схемы ПТК Лукашинского полигона (Масштаб 1:25 000)
Легенда к карте-схеме ПТК Лукашинского полигона

Террасовые ПТК. Поверхность III надпойменной террасы: 1 — плосковолнистая поверхность с бе-
резовыми с примесью осины и сосны ранее заболоченными лесами на дерново-сильноподзолистых поч-
вах; 2 — плоскохолмистая поверхность с сосновыми с примесью березы костянично-разнотравными
лесами на дерново-сильноподзолистых почвах; 3 — плосковолнистая поверхность с березовыми с при-
месью осины и сосны коротконожково-костяничными лесами на дерново-слабоподзолистых почвах.
Поверхность II надпойменной террасы: 4 — плосковолнистая поверхность с березовыми с примесью
осины и сосны разнотравно-костяничными лесами на дерново-слабоподзолистых почвах; 5 — плоско-
волнистая поверхность с березово-сосновыми с участием осины разнотравно-костяничными лесами на
дерново-сильноподзолистых почвах; 6 — плосковолнистая поверхность террасы с сосновыми, иногда с
примесью березы разнотравными лесами на дерново-сильноподзолистых почвах; 7 — плосковолнистая
поверхность с восстанавливающимся осиново-березовым разнотравным лесом на дерново-сильно-
подзолистых почвах; 8 — крупнохолмистая поверхность с сосновыми лишайниково-зимолюбковыми
лесами на поверхности холмов и сосновыми зеленомошно-брусничными лесами в понижениях между
холмов на дерново-сильноподзолистых почвах; 9 — плоская поверхность с сосновыми зеленомошно-
разнотравными лесами на дерново-сильноподзолистых почвах; 10 — пологонаклонная поверхность с
осиново-березовыми с зарослями щитовника лесами на дерново-слабоподзолистых почвах; 11 — старая
вырубка с восстановленным сосновым зеленомошным лесом на дерново-слабоподзолистых почвах;
12 — средневозрастные, зарастающие березой и сосной вырубки на месте сосново-березовых зелено-
мошно-разнотравных лесов на дерново-слабоподзолистых почвах; 13 — плоская поверхность с березо-
выми разнотравными лесами на дерново-слабоподзолистых почвах; 14 — плосковолнистая поверхность
с разнотравно-злаковыми лугами с подростом сосны (залежь) на формирующихся темно-серых лесных
почвах на месте дерново-подзолистых; 15 — плоская поверхность с сосновыми разнотравными лесами
484
на сильноподзолистых почвах; 16 — плосковолнистая поверхность с осиново-березовыми с примесью
сосны коротконожково-разнотравными лесами на дерново-слабоподзолистых почвах; 17 — холмистая
поверхность с сосновыми лишайниково-мелкотравными лесами на сильноподзолистых почвах; 18 —
плосковолнистая поверхность с сосново-березовыми с примесью осины разнотравными лесами на дер-
ново-среднеподзолистых почвах; 19 — мелкозападинная поверхность с сосновыми грушанково-
зимолюбковыми лесами на дерново-сильноподзолистых почвах; 20 — плосковолнистая поверхность с
сосновым разнотравно-хвощевым лесом на дерново-сильноподзолистых почвах; 21 — плоская поверх-
ность с злаково-разнотравными лугами на темно-серых лесных почвах; 22 — плоская поверхность с бе-
резовыми парковыми злаково-разнотравными лесами на светло-серых лесных почвах; 23 — плосковол-
нистая поверхность с сосновыми зеленомошно-бруснично-грушанковыми лесами на дерново-сильно-
подзолистых почвах; 24 — вейниково-осоковое болото на торфяно-болотных почвах по периферической
части котловинообразного понижения II надпойменной террасы.
Склоновые ПТК II надпойменной террасы: 25 — пологий склон с сосновыми с участием березы
папоротниковыми лесами на дерново-сильноподзолистых почвах; 26 — крутой склон террасы с березо-
во-осиновыми разнотравными лесами на дерново-сильноподзолистых смытых почвах; 27 — пологий
склон террасы с березово-сосновыми лесами на перегнойных намытых почвах.
Пойменные ПТК: 28 — долина р. Канырки с западинно-кочковатым рельефом с осиново-
березовыми злаково-разнотравными лесами на аллювиально-дерновых почвах; 29 — западина с кочко-
ватым микрорельефом с ивняками осоково-злаковыми на лугово-болотных почвах; 30 — плосковолни-
стая поверхность с осиново-березовыми разнотравными лесами на аллювиально-дерновых почвах; 31 —
бывший загон для скота с зарослями крапивы на серых лесных почвах; 32 — глубокие западины с кус-
тарниковыми ивняковыми зарослями на лугово-болотных почвах; 33 — протоки, заросшие осиной и
ивняком на аллювиально-болотных почвах; 34 — пологонаклонные участки прирусловой части поймы
р. Туры с березово-осиновыми разнотравными лесами на аллювиальных дерново-слабоподзолистых
почвах; 35 — пониженные участки поймы с осиновыми осоковыми лесами на аллювиально-луговых
глеевых почвах; 36 — западинообразные понижения поймы с зарослями кустарников на лугово-
болотных почвах; 37 — выровненные поверхности центральной поймы с осоково-разнотравными груп-
пировками на луговых почвах; 38 — гривы с осиново-березовыми злаково-разнотравными лесами на
аллювиально-луговых почва; 39 — переувлажненные межгривные понижения с осоковыми группиров-
ками на лугово-болотных почвах; 40 — плоские сниженные участки с осиновыми осоковыми лесами на
луговых почвах; 41 — пониженные участки прирусловой поймы с осоково-вейниковой растительностью
на аллювиальных торфяно-болотных почвах; 42 — притеррасное понижение поймы оз. Полушинского с
березовым осоково-хвощево-разнотравным лесом на аллювиально-луговых почвах; 43 — центральная
часть котловинообразного болотного понижения с сабельником болотным на торфяно-глеевых почвах.
Овражно-балочная сеть: 44 — балки на склонах террасы с древостоем из осины и березы с папо-
ротником в напочвенном покрове на дерновых почвах; иные объекты: 45 — территория базы отдыха и
практик «Лукашино»; 46 — оз. Полушинское; 47 — р. Канырка; 48 — асфальтированная дорога; 49 —
грунтовая дорога.
В задачи практики входит также выявление характера антропогенного изменения ланд-

шафтов. Территория полигона используется в основном в рекреационных целях и испытывает
в настоящее время все большую антропогенную нагрузку. Лукашино используется не только
как база учебных практик, но для отдыха сотрудников университета, разрастается располо-
женная рядом территория спортивно-оздоровительного лагеря «Олимпийская ребячка» и дру-
гих баз отдыха.
В лесах полигона каждый год осуществляется сбор ягод и грибов, лекарственных трав.
В сосняках собирают чернику и бруснику, в березовых лесах — костянику и землянику, в бе-
резовом парковом лесу собирают клубнику. На местах вырубок ведется сбор грибов. На берегу
озера Полушинского и реки Канырки сосредоточено большое количество рыбацких стоянок.
В целом, можно заключить, что база практик «Лукашино» соответствует требуемым усло-
виям для успешного прохождения полевых практик и приобретения практических навыков
студентами.
1. Атлас Тюменской области, вып. 1. Макунина А.А., Селезнева Н.С. Ландшафтная карта юга Тюмен-
ской области. Лист 27. М. Главное управление геодезии и картографии при Совете министров
СССР: Москва-Тюмень, 1971.
2. Иваненко А.С. Окрестности Тюмени. Изд. «Средне-Уральское книжное издательство», 1988. 2008 с.
485
3. Каретин Л.Н. Почвы Тюменской области; Новосибирск: «Наука», Сибирское отделение, 1990. 289 с.
4. Козин В.В., Бакулин В.В. География Тюменской области, учебное пособие. Екатеринбург: Средне-
Уральское издательство, 1996. 240 с.
5. Комплексная географическая практика в Подмосковье, под ред. Г.И. Рычагова. Географический фа-
культет МГУ им. М.В. Ломоносова. М.: Изд-во МГУ, 1980. 210 с.
6. Старков В.Д. Учебная полевая практика по геоморфологии, Тюмень: ТГУ, 1994. 100с.
7. Физико-географическое районирование Тюменской области. Под редакцией проф. Н.А. Гвоздецко-
го; Москва: издательство Московского университета, 1973. 248 с.
8. Фондовые материалы кафедры физической географии и экологии. Отчеты полевых практик за 2012-
2015 гг.
ëéáÑÄçàÖ ãÄçÑòÄîíçõï äÄêí Ñãü ÉÖéèéêíÄãÄ

íûåÖçëäéÉé ÉéëìÑÄêëíÇÖççéÉé ìçàÇÖêëàíÖíÄ
Идрисов И.Р., Маршинин А.В., Марьинских Д.М., Едиханов Ю.Р.
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, gis@utmn.ru
CREATION OF LANDSCAPE MAPS FOR GEOPORTAL

OF UNIVERSITY OF TYUMEN
Idrisov I.R., Marshinin A.V., Marinskikh D.M., Edikhanov Yu.R.
Tyumen State University, Tyumen, Russia, gis@utmn.ru
Abstract: Methodical questions of micro-scale landscape mapping of the territory of Western Si-
beria, and the spatial characteristic of the sites covered with landscape maps in average and micro scale
are considered. Average-scale and micro-scale landscape maps are a source of a basic information
about conditions of the environment; they are used for the purpose of the solution of practical problems
of economic development for half a century. The development of modern mapping technology is large-
ly related to the active use of the achievements of web mapping. The possibilities of publishing maps,
the organization of access of a wide range of users to current thematic data are possible if geoportal
technologies are used; a geoportal has been launched in Tyumen State University. As the information
basis of the portal, landscape maps of different scales are considered. The article presents the ap-
proaches to the classification of landscapes and the technical support of the geoportal of Tyumen State
University. The ways and possibilities of staff of Tyumen State University on formation of the
geoportal containing spatial data on the environment are shown.
На протяжении последних сорока лет сотрудниками Тюменского государственного уни-
верситета проводились работы по крупномасштабному картографированию ландшафтов За-
падной Сибири. Ландшафтное картографирование осуществлялось для решения хозяйствен-
ных задач, связанных с разработкой и транспортом углеводородного сырья, в частности, в
рамках работ по оценке воздействия на окружающую среду месторождений, оценке фонового
состояния окружающей среды на лицензионных участках недр для добычи нефти и газа, инже-
нерно-экологических изысканий. В рамках этих видов работ в обязательном порядке состав-
ляются крупномасштабные ландшафтные карты масштабов 1:100 000 — 1:25 000.
Структура объектов ландшафтного анализа выступает как носитель основной информации
при решении задач инвентаризации, проектирования, сохранения биоразнообразия и организа-
ции природопользования. Благодаря разработанной В.В. Козиным методике возвратного
ландшафтного анализа и системы оценок природно-антропогенной совместимости (Козин,
2007 и др.), наиболее значительный объем исследований и картографирования проведен в рам-
ках обеспечения проектирования и эксплуатации нефтегазовых месторождений. Практически
все лицензионные участки Тюменской области обеспечены крупномасштабными ландшафт-
ными картами. При этом значительная часть работ проведена с участием сотрудников и выпу-
скников географического факультета (позднее эколого-географического факультета и Инсти-
тута наук о Земле) Тюменского государственного университета.
486
Актуализация ландшафтных карт проводится на постоянной основе в рамках экологиче-
ского и ландшафтного мониторинга (на территории Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого
автономных округов). Существенным недостатком таких работ является закрытость фондов
предприятий и государственных структур для научного сообщества — крупномасштабные те-
матические карты практически не представлены в печати. Фрагменты карт и описания ланд-
шафтной структуры территорий приводятся в публикациях различных авторов и исследова-
тельских институтов (Козин и др., 2003, 2008; Маршинин, 1999, 2004 и др.). Несмотря на
отсутствие доступа к крупномасштабным картам, полученные материалы послужили основой
для создания карты ландшафтов Ханты-Мансийского автономного округа-Югры масштаба
1:500 000 (Москвина, Козин, 2001). В настоящее время карта размещена на геопортале Тюмен-
ского государственного университета.
Большое количество карт масштаба 1:25 000-1:50 000 разработано авторами для обеспече-
ния проектирования магистральных нефте- и газопроводов, в том числе карты нефтепровода
Усть-Балык — Омск на всей территории Тюменской области от средней тайги до лесостепных
ландшафтов, карты системы газопроводов СРТО-Торжок в пределах лесотундровой и северо-
таежной природных зон и ландшафтные карты газопровода Бованенково-Ухта в пределах тун-
дровой природной зоны (Козин и др., 2004; Идрисов, 2001; Идрисов и др., 2006).
Крупномасштабное картографирование также проводится в пределах научно-исследо-
вательских стационаров и особо охраняемых территорий. В настоящее время ведутся работы
по созданию ландшафтных карт государственного природного заповедника «Малая Сосьва».
Летом 2017 года на этой территории будут выполнены полевые ландшафтные, почвенные и
геоботанические исследования. В 2015-2016 гг. были проведены исследования ландшафтов
острова Белый (Карское море). Полученный полевой материал и результаты ландшафтного
картографирования ключевых участков (Дружинин и др., 2015) являются основой для подго-
товки ландшафтной карты острова в масштабе 1:50 000.
Крупномасштабные ландшафтные карты также составлены студентами Института наук о
Земле при изучении ряда предметов (Геоинформационное картографирование ландшафтов,
Морфология и картографирование ландшафтов, Ландшафтоведение) и выпускных квалифика-
ционных работ. Под руководством А.В. Маршинина студентами Института разработано
36 ландшафтных карт среднего и крупного масштаба. Все имеющиеся в фондах Института на-
ук о Земле карты планируется разместить на геопортале Тюменского государственного уни-
верситета.
Новый этап развития геоинформационных систем связан с распространением web-
картографии, формированием национальных систем инфраструктуры пространственных дан-
ных и организацией доступа широкого круга пользователей к разнообразным по содержанию и
масштабу тематическим картам. Одним из наиболее удобных способов организации подобного
доступа к картографической информации являются геопорталы. С учетом активного развития
открытых ГИС появилась возможность внедрения геопортальных технологий в различные
сферы исследовательской и хозяйственной деятельности.
В настоящее время в Тюменском государственном университете в тестовом режиме функ-
ционирует учебный геопортал (https://geoportal.utmn.ru). Основной целью создания портала
является организация доступа пользователей к архивным тематическим картам, созданным
исследователями и преподавателями университета. Кроме того, в рамках обучения по направ-
лению «картография и геоинформатика» также планируется разработка студентами инстру-
ментов для работы с картами геопортала.
Информационной основой портала являются ландшафтные карты различного масштаба.
Накопленный значительный опыт ландшафтного картографирования, архив карт и современ-
ные исследования в данной области позволяют обеспечить картами все природные зоны Тю-
менской области. Развитие методики ландшафтно-экологического анализа в Западной Сибири
[Козин, 2007] традиционно опирается на применение ГИС-технологий и успешно реализуется
в процедурах экологического сопровождения проектов хозяйственного освоения территории
[Kozin et al, 2009]. Ландшафтно-экологический анализ рассматривается при этом как информа-
ционная основа для картографирования природных и антропогенных ландшафтов, геотехниче-
ских систем, компонентов природной среды на основе процедуры возвратного ландшафтного
487
анализа, оценки природно-ресурсного потенциала территории; как важнейший инструмент
оценки функций, ценности и устойчивости ландшафтов территории к предполагаемым техно-
генным воздействиям; как информационная основа выявления экологического каркаса терри-
тории, который необходимо учитывать при регламентации и выработке экологических ограни-
чений природопользования [Идрисов и др., 2016].
Для целей полимасштабного картографирования ландшафтов, необходимого для создания
многоуровневой информационной системы, особую значимость приобретают вопросы класси-
фикации ландшафтов. До сих пор к решению этой проблемы не выработано единых подходов
и различными специалистами она решается по-разному [Гвоздецкий, 1961; Исаченко 1959,
Мильков 1966; Арманд, 1975; Козин, 2007 и др.]. С учетом существующего опыта ландшафт-
ного картографирования для территории Тюменской области используется следующая класси-
фикационная система [Маршинин, 2004].
Учтены уровни организации ландшафтов: класс ландшафтов [Мильков, 1966, и др.; Никола-
ев, 1978], тип ландшафта [Гвоздецкий, 1961; Исаченко, 1959; Мильков, 1966; Николаев, 1978],
подтип ландшафта [Гвоздецкий 1961; Исаченко, 1959; Мильков, 1966, и др.; Николаев, 1978],
тип местности [Мильков, 1966; Козин 2007 и др.], вариант типа местности [Мильков, 1966], а
также общепринятые единицы типологии и картографирования ландшафтов: тип урочища, вид
урочища, подурочище.
Основными единицами ландшафтного картографирования территории являются типы ме-
стности и виды урочищ. В существующих хорологических классификациях ландшафтов, по-
строенных на объективных принципах генерализации космических снимков они соответству-
ют мезо(гео)хорам (выявляются на космоснимках в масштабе 1:300 000) и микро(гео)хорам
(выявляются в масштабе 1:100 000) [Сочава, 1978]. В иерархических построениях, принятых в
зарубежной (немецкой) ландшафтной экологии местности соответствуют мезоэкохорам, уро-
чища — микро- и наноэкохорам [Bastian et al, 2015].
Все природные комплексы относятся к классу равнинных ландшафтов. В соответствии с
биоклиматическими показателями и преобладающими на водораздельных равнинах зональны-
ми почвенно-растительными сочетаниями выделены четыре типа ландшафта: тундровый, ле-
сотундровый, лесной и лесостепной. Типы ландшафта включают подтипы, например, ланд-
шафты лесного типа представлены четырьмя подтипами: северо-, средне-, южнотаежным и
подтаежным.
Типы местности в составе подтипов ландшафтов выделены на основе анализа набора ха-
рактерных урочищ, связанного с типом рельефа и местоположением, дифференцирующими
растительность. С учетом механического состава грунтов, существенно влияющего на группо-
вые свойства урочищ, типы местности подразделены на варианты: глинистый, тяжелосуглини-
стый, среднесуглинистый, легкосуглинистый, супесчаный, песчаный, торфяно-минеральный.
Типы урочищ выделены на основе характерных местоположений, дифференцированных
формами мезорельефа, а виды — по характерным сочетаниям растительных ассоциаций, на-
пример, сосновые, сосново-березовые, березовые леса, разнотравно-злаковые луга, пашни.
Особенности напочвенного покрова послужили классификатором для выделения подурочищ,
например, сосняки лишайниковые, березняки вейниковые, осинники осоково-злаковые.
Актуальной задачей является подготовка среднемасштабной ландшафтной карты всей За-
падной Сибири масштаба 1:500000 — 1:1000000 на единой классификационной основе. С иде-
ей ее создания на основе двухрядной классификации геосистем в 1990-ые годы выступал В.С.
Михеев, (Михеев и др., 1996 и др.). После смерти яркого представителя сибирской ландшафт-
но-картографической школы его материалы частично дорабатывались и публиковались в Ин-
ституте географии СО РАН им. В.Б. Сочавы, в том числе в рамках проекта по созданию ланд-
шафтно-оценочной карты геосистем Сибири (Кузьменко и др., 2015). Кроме того, в последние
годы были созданы крупно- и среднемасштабные ландшафтные карты на территорию Алтай-
ского края и республики Алтай, многие районы Томской области , ХМАО-Югры (Черных, Са-
мойлова, 2011; Хромых, 2006; Хорошев, 2012 и др.).
В последние десятилетия ландшафт становится ключевым объектом планирования, управ-
ления и политики на глобальном, национальном и региональном уровнях. Этому во многом
способствует разработка концепции устойчивого развития, в рамках которой сформировалось
488
особое научное направление, связанное с вопросами устойчивого ландшафтопользования и
зеленой экономики, опирающееся на теории экосистемных функций и услуг [Potschin, Heines-
Young, 2006; Termorshuizen, Opdam, 2009; Wu, 2013; Bastian et al, 2015 и др.]. В этом контексте
ландшафтные карты разного масштаба служат информационной основой для картографирова-
ния и оценки экосистемных (ландшафтных) функций и услуг.
В настоящее время необходимо объединить усилия представителей ландшафтных центров
региона (Тюмени, Барнаула, Томска и др.) по созданию ландшафтной карты Западной Сибири
на основе интеграции, систематизации и генерализации разрозненных и выполненных на раз-
ных классификационных основаниях материалов крупномасштабного картографирования.
Данная карта представляется обязательным элементом ландшафтно-географического обеспе-
чения экологической политики природопользования на макрорегиональном уровне (Семенов,
2014 и др.).
Принципиальная схема устройства геопортала выглядит следующим образом (рис. 1):
Хранение данных Публикация данных Отображение данных
PostgreSQL + PostGIS Geoserver HTML
Файловая система CSS

GeoWebCache
JavaScript
Leaflet
Обработка на серве-
ре
PHP
Рис. 1. Схема устройства работы геопортала
В системе участвует большое количество элементов, связующей частью большинства ко-

торых является язык программирования PHP. Посредством именно его осуществляется обмен
данными между клиентом и сервером.
Хранение данных осуществляется при помощи PostgreSQL с пространственным расшире-
нием PostGIS. Доступ к данным источникам и обработка настроены в Geoserver`е. От процесса
загрузки данных до публикации на странице геопортала, данные должны пройти несколько
процедур. Для настройки стиля отображения векторных геоданных используется язык SLD.
Данный язык был стандартизирован и описан в спецификации OGC и предназначен для
оформления карт, передаваемых по протоколу WMS. Для публикации карт непосредственно на
самом геопортале на языке программирования PHP был разработан ряд функций по загрузке
информации обо всех WMS-источниках, слоях и публикуемых картах в базу данных
PostgreSQL.
За отображение всех картографических материалов, публикуемых на геопортале, отвечает
javascript-библиотека Leaflet.js. Данная библиотека является неотъемлемой частью геопортала
и основой его интерфейса (рис. 2). На ее базе идет построение дальнейшего функционала гео-
портала такого как, обзор слоев, базовый инструментарий измерения и печати, а также про-
смотр атрибутов. Библиотека имеет большое количество расширений в виде плагинов, распро-
489
страняющихся в свободном доступе, с помощью которых можно с легкостью расширять набор
инструментария и возможности интерфейса.
Рис. 2. Ландшафтная карта ХМАО-Югры (масштаб 1 : 500 000) на геопортале ТюмГУ
Выводы
Развитие картографии на современном этапе связанно с активным использованием инстру-
ментов web-картографии. Картографическое обеспечение геопортала Тюменского государствен-
ного университета построено на основе разномасштабных ландшафтных карт. Полимасштабное
ландшафтное картографирование проводится с учетом различных таксономические уровней ор-
ганизации ландшафтов: в масштабе 1:500 000 — типы местности, в масштабе 1:300 000 — типы
местности и типы урочищ, в масштабе 1:100 000 — типы и виды урочищ. Для создания геопор-
тала использованы программы свободного доступа: PostgreSQL + PostGIS — хранение информа-
ции, Geoserver — обработка и публикация, Leaflet — отображение данных.
1. Арманд Д.Л. Наука о ландшафте. М.: Мысль, 1975. 288 с.
2. Гвоздецкий НА Опыт классификации ландшафтов СССР // Материалы к V Всесоюзному совещанию
по вопросам ландшафтоведения: Тексты докладов. М.: МГУ, 1961. С. 23-24.
3. Идрисов И.Р., Козин В.В., Маршинин А.В., Марьинских Д.М. Полимасштабное ландшафтное карто-
графирование территории Тюменской области как геоинформационная основа для организации
ландшафтного планирования, рационального природопользования и регионального устойчивого
развития // Тематическое картографирование и использование ГИС. Материалы Международной
конференции InterCarto-22. Протвино, 2016. С. 233-245.
4. Исаченко А.Г. Ландшафтная карта северо-запада Русской равнины в масштабе 1:1000000 // Известия
ВГО, 1959, т. 91, вып. 2. С. 109-119.
5. Козин В.В. Ландшафтный анализ в нефтегазопромысловом регионе. Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2007.
240 с.
6. Маршинин А.В. Классификация ландшафтов юго-западной части Тюменской области // Вестник
ТюмГУ, 2004, № 3. С. 170-174.
7. Михеев В.С., Козин В.В., Шеховцов А.И. Общие принципы геоэкологического картографирования //
Экологическое картографирование Сибири. Новосибирск: Наука, 1996. С. 20-58.
8. Мильков Ф.Н. Ландшафтная география и вопросы практики. М.: Мысль, 1966. 256 с.
9. Москвина Н.Н., Козин В.В. Ландшафтное районирование Ханты-Мансийского автономного округа.
Ханты-Мансийск, 2001. 40 с.
10. Николаев В.А. Классификация и мелкомасштабное картирование ландшафтов. М.: МГУ, 1978. 62 с.
490
11. Семенов Ю.М. Ландшафтно-географическое обеспечение экологической политики природопользо-
вания в регионах Сибири // География и природные ресурсы. 2014. № 3. С. 16-21.
13. Хорошев А.В. Полимасштабная организация ландшафтов Среднего Приобья // Окружающая среда и
менеджмент природных ресурсов. Материалы III Международной конференции. Тюмень: Изд-во
ТюмГУ, 2012. С. 245-247.
14. Хромых В.В. Методика создания крупномасштабных цифровых ландшафтных карт с использовани-
ем ДДЗ // Ландшафтоведение: теория, методы, региональные исследования, практика. М.: Географи-
ческий факультет МГУ, 2006. С. 80–83.
15. Черных Д. В., Самойлова Г. С. Ландшафты Алтая (Республика Алтай и Алтайский край) Карта М
1:500000 // ФГУП Новосибирская картографическая фабрика. 2011.
16. Bastian O, Grunewald K., Khoroshev A.V. The significance of geosystem and landscape concepts for the
assessment of ecosystem services: exemplified in a case study in Russia // Landscape Ecology (2015) 30.
P. 1145-1164.
17. Kozin V., Marinskikh D., Marshinin A. The landscape ecological analysis for decision-making by of oil-
and-gas field development in the context of environmental sustainability: experience from West Siberia,
Russia / In: J. Breuste, M. Kozova and M. Finka (Eds.) 2009. European Landscapes in Transformation:
Challenges for Landscape Ecology and Management. European IALE Conference 2009. Salzburg (Austria),
Bratislava (Slovakia). P. 304-305.
18. Potschin M.B., Haines-Young R.H. Landscapes and sustainability // Landscape and Urban Planning,
75 (2006). P. 155-161.
19. Termorshuizen J.W., Opdam P. Landscape services as a bridge between landscape ecology and sustainable
development // Landscape Ecology (2009) 24. P. 1037-1052.
20. Wu J. Landscape sustainability science: ecosystem services and human well-being in changing landscapes //
Landscape Ecology 28 (2013). P. 999-1023.
ãÄçÑòÄîíéÇÖÑÖçàÖ Ç ùèéïì ÄçíêéèéñÖçÄ èÖêÖÑ ÇõáéÇÄåà

íêÄçëÑàëñàèãàçÄêçéëíà: ãÄçÑòÄîíçõâ ëàçíÖá
àá èÖêëèÖäíàÇõ èêàêéÑõ à óÖãéÇÖäÄ
Марьинских Д.М.
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия,
d.m.marinskikh@utmn.ru
LANDSCAPE SCIENCE IN THE EPOCH

OF ANTHROPOCENE FACE CHALLENGES OF TRANSDISCIPLINARITY:
LANDSCAPE SYNTHESIS FROM NATURE AND HUMAN PERSPECTIVE
Marinskikh D.M.
University of Tyumen, Tyumen, Russia, marinskikh@gmail.com
Abstract: The report discuss the possibilities and limitations of a transdisciplinary study of land-
scapes for planning and management in Russian conditions. The necessity of formation of exploratory
trajectory from geographic to biophysical landscape is discussed. We supposed to consider landscape
as an object of integrative landscape research, which is understood holistically as a unity of natural, so-
cio-cultural and perceptual-aesthetic aspects and its services, which corresponds to the first scientific
definition of the landscape by Alexander von Humboldt as "the total nature of the Earth's terrain." The
problem field of landscape research in the context of "anthropocene science" is considered. The im-
portance of conceptualization of the landscape as a socio-ecological system and as a cultural landscape
is proved, supposed its study on the basis of integration of structures and processes of the biophysical
components of the landscape with a human and his activity, studied on the basis of sociocultural ap-
proaches. Transdisciplinary interaction in landscape research of representatives of natural and
sociohumanitarian sciences, policies and practices (stakeholders) is assumed, as well as involvement in
491
research procedures of the population to solve problems of the "real world" using participatory ap-
proaches. Transdisciplinarity is illustrated by example of ecosystem services at a landscape scale in a
global, national and regional context. It is proposed to use the methodology of polygeosystem analysis
and synthesis (according to VS Mikheev, AK Cherkashin) for landscape analysis and landscape-
ecological support of practical problems for integrative landscape research. The framework scheme
proposed by W. Schenck is discussed according to cultural landscape: landscape as a matterscape,
landscape as a mindscape and landscape as a powerscape. Perspective topics were defined in terms of
the international agenda of landscape research. The thematic focus of the report is on landscape (eco-
system) services, functions, potential, value, resilience, landscape adaptability in connection with prob-
lems of spatial planning, multifunctional land use, sustainable development (including sustainable de-
velopment goals 2030), landscape management (landscape governance). The possibilities and
limitations of these theoretical approaches, their prospects in relation to the landscape conditions of
Western Siberia are illustrated by local and regional plots and cases of author landscape studies in the
context of the modernization agenda and challenges of the postindustrial world.
В докладе рассматриваются возможности и ограничения трансдисциплинарного исследо-
вания ландшафтов для планирования и управления в российских условиях. Обсуждается необ-
ходимость выстраивания исследовательской траектории от ландшафта географического и био-
физического к ландшафту культурному, социальному и экономическому. Объектом
интегративного ландшафтного исследования предлагается считать ландшафт, понимаемый хо-
листически в единстве природных, социально-культурных и перцепционно-эстетических ас-
пектов и его услуги, что соответствует первому научному определению ландшафта Александ-
ра фон Гумбольдта как «тотального характера местности Земли».
Рассматривается проблемное поле ландшафтных исследований в контексте «науки антро-
поцена». Обосновывается важность концептуализации ландшафта как социально-экологи-
ческой системы и как культурного ландшафта, предполагающих его изучение на основе инте-
грации структур и процессов биофизических компонентов ландшафта с человеком и его
деятельностью, исследуемыми на основе социокультурных подходов. Предполагается транс-
дисциплинарное взаимодействие при ландшафтных исследованиях представителей естествен-
ных и социогуманитарных наук, политики и практики (стейкхолдеров), а также вовлечение в
исследовательские процедуры населения для решения проблем «реального мира» с примене-
нием партиципативных подходов. Трансдисциплинарность иллюстрируется на примере иссле-
дования экосистемных услуг на ландшафтном масштабном уровне в глобальном, националь-
ном и региональном контексте. Предлагается использовать для интегративного ландшафтного
исследования методологию полигеосистемного анализа и синтеза (по В.С. Михееву, АК. Чер-
кашину), ландшафтно-географического и ландшафтно-экологического обеспечения практиче-
ских задач. Применительно к культурному ландшафту обсуждается рамочная схема, предло-
женная В. Шенком: ландшафт как matterscape, ландшафт как mindscape и ландшафт как
powerscape.
Определены перспективные темы с точки зрения международной повестки ландшафтных
исследований. Тематический фокус в докладе сделан на ландшафтные (экосистемные) услу-
ги, функции, потенциал, ценность, устойчивость (resilience), адаптивность ландшафта в связи
с проблемами территориального планирования, мультифункционального землепользования,
устойчивого развития (в том числе целей устойчивого развития 2030), ландшафтного управ-
ления (landscape governance). Возможности и ограничения данных теоретических подходов,
их перспективность (бесперспективность) применительно к условиям ландшафтов Западной
Сибири иллюстрируются локальными и региональными сюжетами и кейсами авторских
ландшафтных исследований в контексте модернизационной повестки и вызовов постиндуст-
риального мира.
492
ÅÖëèêéîàãúçõâ ÅÄäÄãÄÇêàÄí Ç ÉÖéÉêÄîàóÖëäéå éÅêÄáéÇÄçàà:
èÖêëèÖäíàÇõ à èêéÅãÖåõ
Нехуженко Н.А.1, Осипова Т.Н.2
Институт Наук о Земле Cанкт-Петербургского государственного университета,
Санкт-Петербург, Россия,
1
nekhuzhenko@rambler.ru, 2osipovat@mail.ru
NON-SPECIALIZED BACHELORATE
IN GEOGRAPHICAL EDUCATION: PROSPECTS AND PROBLEMS
Nekhuzhenko N.1, Osipova T.2
1
Institute of Earth Scieces of Saint-Petersburg State University , Saint-Petersburg, Russia,
nekhuzhenko@rambler.ru
2
Institute of Earth Sciences of Saint-Petersburg State University , Saint-Petersburg, Russia,
osipovat@mail.ru
Abstract: The article is devoted to the experience of developing a new concept of a non-
specialized education in the direction of "Geography" (bachelor's degree) at the Institute of Earth Sci-
ences of the St. Petersburg State University. In article the main points of the structure of the modular
system of the educational process and its practical implementation are considered. Special attention is
paid to the positive and negative aspects of the use of non-specialized education in practice. For exam-
ple, the proposed version of the modular system of non-specialized education assumes a significant ex-
pansion of the students' choice of the variable part of each cycle. Unlike third-generation standards, it is
almost 90 percent instead of one-third. In addition, undoubted advantages are the interdisciplinarity and
flexibility of the modular system, as well as the high competition within it.
В Российской Федерации, по данным Учебно-методического совета (УМС) по географии
Учебно-методического объединения по классическому университетскому образованию, подго-
товка бакалавров и магистров по направлениям “География”, “Гидрометеорология” и “Геогра-
фия и картография” ведется в 51 вузе. Обучение ведется на географических факультетах и в
институтах 20 классических университетов, а также в педагогических университетах [Алексее-
ва, Климанова, Наумов, 2015].
Значительное количество вузов и конкуренция на рынке высшего образования привели к
необходимости обратить пристальное внимание на качество образовательных программ в со-
четании с качеством процесса преподавания [Романова, 2016]. Причем особо следует выделить
учебный процесс в рамках профилизации бакалавриата и возможности его дальнейшей опти-
мизации в целях соответствия современным реалиям.
Несмотря на то, что процесс реформирования системы высшего образования приобрел
перманентный характер, цели преобразований все еще не до конца ясны. Если раньше содер-
жание образования определялось социальным заказом со стороны государства и общества, то
сегодня стратегической целью образования провозглашается становление реальной компе-
тентности обучающегося на основе компетенций, четкое определение которых отсутствует
[Корчагин, Сафин, 2016].
Кроме того, современные образовательные программы должны быть актуализированы с
учетом требований профессиональных стандартов, которых на сегодня насчитывается более
тысячи, где четко сформулированы трудовые функции, но ничего не говорится о компетенци-
ях. Более того, из всего количества профессиональных стандартов частично трудовые функции
только четырех соответствуют профессиональным компетенциям, указанным в образователь-
ных программах по направлению подготовки «География».
Нельзя не согласиться с В.В. Вольчиком, что “профилизация бакалавриата была адаптив-
ной стратегией при переходе от специалитета к многоуровневой системе подготовки кадров
высшей квалификации” [Вольчик, 2015]. И в настоящее время большинство профилей в обра-
493
зовательных программах подготовки географов дублируют существовавшие ранее специали-
зации.
В частности, в Институте наук о Земле СПбГУ с 2011 года и по настоящее время реализу-
ется компетентностно-ориентированный учебный план основной образовательной программы
бакалавриата по направлению «География» по 10 профилям. Такое разнообразие профилей
позволяют вести исследовательскую работу как в областях естественной и общественной гео-
графии, так и в междисциплинарных областях. Все профили востребованы, хотя и не в одина-
ковой степени (рис. 1, рис. 2).
Рис. 1. Распределение обучающихся по профилям (Естественная география)
Рис. 2. Распределение обучающихся по профилям (Общественная география)
Опыт прошедших лет показал, что подобная диверсификация образовательного процесса

имеет не только положительные черты, но и ряд различных негативных аспектов, а именно:
дублирование дисциплин и их значительных частей в учебных планах профилей, узость рас-
сматриваемой проблематики в рабочих программах дисциплин, путаница в их названиях и
т. д., что часто вводит в заблуждение студентов при выборе желаемого профиля для дальней-
шего обучения.
В целях оптимизации учебного процесса был разработан (с 2017 года поступления) бес-
профильный учебный план бакалавриата по направлению «География». В его основу легла мо-
дульная система, начиная со 2 года обучения. Первый год теоретического обучения и летние
494
полевые практики после него сохраняются едиными для всего потока студентов. Тем самым,
все студенты получают необходимый базовый уровень знаний наук о Земле.
Начиная с третьего семестра, помимо базовой (обязательной) части обучения, реализуются
вариативные группы модулей. Модуль составляется из нескольких учебных дисциплин и/или
практик, логически охватывающих какой-либо обучающий раздел. Более того, модули могут
быть межкафедральными, и составляться из учебных дисциплин разной научной направленно-
сти. В свою очередь сами дисциплины могут реализовываться несколькими преподавателями.
Таблица 2
Модули по направлению «География» в Институте Наук о Земле СПбГУ (составлена по данным
беспрофильного учебного плана бакалавриата 2017 г. поступления)
Семестр Количество и названия модулей
8 модулей (1 блок — выбор 1 из 2 модулей: Эволюционная география, География населе-
ния;
3 семестр 2 блок — выбор 1 из 6 модулей: Ландшафтная архитектура, Основы систематики, Геомор-
фология, Основы страноведения и краеведения, История и теория экономической и соци-
альной географии, Основы политической географии)
13 модулей (1 блок — выбор 1 из 2 модулей: Методы полевых географических исследова-
ний, Методы общественно-географических исследований;
2 блок — выбор 1 из 5 модулей: Анализ и представление данных в физической географии,
4 семестр
Экология компонентов биогеоценозов, Науки о литосферном веществе, Экскурсоведение и
музееведение, Теория и модели в экономической географии;
3 блок — выбор 1 из 6 модулей (специальные учебные практики)).
15 модулей (1 блок — выбор 1 из 4 модулей: Историческая география, Систематика выс-
ших растений, Историческая и четвертичная геология, Экономика и социология;
2 блок — выбор 1 из 5 модулей: Динамическое ландшафтоведение, Теория и практика
управления развитием территорий, Биогеография гумидной зоны, Геолого-
5 семестр
геоморфологическое картирование, Рекреационная и медицинская география;
3 блок — выбор 1 из 6 модулей: Физико-географическое и экологическое картографирова-
ние, Относительная и абсолютная геохронология, Страноведение Европы, Биогеоценоло-
гия, Финансовые системы мира)
13 модулей (1 блок — выбор 1 из 5 модулей: Геофизика ландшафтов, География почв, Ин-
струментальные методы исследования рельефа, геологического строения и интерпретации
данных, Страноведение Азии и Африки, География промышленности и сельского хозяйства;
6 семестр 2 блок — выбор 1 из 4 модулей: Криосфера, Биогеографическое картографирование, Куль-
турно-ландшафтные регионы России, География третичного сектора;
3 блок — выбор 1 из 4 модулей: Менеджмент и маркетинг, Морская геология и геоморфо-
логия, Технология и организация проектных работ, Биогеография аридной зоны)
15 модулей (1 блок — выбор 1 из 6 модулей: Физическая география регионов суши, Ре-
гиональная биогеография, Региональная геоморфология мира, Геополитика, Страноведе-
ние Америки, Австралии и Океании, География мирохозяйственных связей;
2 блок — выбор 1 из 4 модулей: Динамика ареалов растений и животных, Педагогика,
7 семестр
Геодинамика, Политология и политическая география;
3 блок — выбор 1 из 5 модулей: Политическая география России, Биометрия и компью-
терная обработка биогеографических данных, Прикладная геология и экология, Лингвост-
рановедение, Прикладные экономико-географические исследования)
15 модулей (1 блок — выбор 1 из 6 модулей: Природопользование, Ботаническое ресурсо-
ведение, Полезные ископаемые и ресурсы, Рекреационное ресурсоведение, Экономическая
география евразийского пространства, Процессы интерграции в Евразийском регионе;
2 блок — выбор 1 из 4 модулей: Природные ландшафты России, Биодиагностика природ-
8 семестр ных и техногенных экосистем, Прикладная геоморфология, География макрорегионов мира;
3 блок — выбор 1 из 5 модулей: Мониторинг и сохранение биоразнообразия, Палеогео-
графический анализ, Английский язык в страноведении, Современные проблемы социаль-
но-экономического развития регионов, Природный капитал и экономика природопользо-
вания)
495
Из таблицы 1 видно, что модульная система беспрофильного образования предполагает
существенное расширение возможностей выбора студентами вариативной части. Как известно,
в соответствии с ФГОС ВПО третьего поколения, объем дисциплин по выбору не может быть
менее одной трети от вариативной части каждого цикла. В данном случае на примере учебного
плана Института наук о Земле СПбГУ, мы видим, что почти 90% дисциплин из вариативной
части — это дисциплины по выбору студента.
Кроме того, несомненными преимуществами беспрофильного образования являются меж-
дисциплинарность и гибкость модульной системы, а также высокая конкуренция внутри нее.
Студенты своим выбором помогут определить особую актуальность некоторых модулей или,
напротив, необходимость трансформации или замены учебных дисциплин в модулях в соот-
ветствии с современными реалиями жизни.
Несмотря на большое количество модулей и кажущуюся хаотичность возможного их вы-
бора, тем не менее, сохраняется определенная структуризация учебного процесса по двум ос-
новным траекториям — естественной и общественной географии, каждая из которых поддер-
живается тремя соответствующими кафедрами.
Если студент осознанно выбирает, в какой области географических исследований он хочет
получать знания, умения и навыки, то фактически уже со второго года обучения такая возмож-
ность ему может быть предоставлена, но уже не в рамках узкого профиля, а с выбором не-
скольких вариантов модулей в более широком спектре. Поскольку обучающийся выбирает мо-
дули ежегодно, то он может формировать свою индивидуальную образовательную траекторию
в процессе обучения с учетом уже полученных знаний и умений.
Реализация такой образовательной программы потребует как от преподавателей, так и от
обучающихся пересмотра личных стратегий и стиля обучения.
При отсутствии у студентов навыков выбора дисциплин и тем научных исследований, зна-
чительно повышается роль научного руководителя и института тьюторства в формировании
образовательного целеполагания. Ранее (в частности, в СПбГУ) эта форма сопровождения сту-
дентов имела в значительной степени формальный характер.
Беспрофильное образование имеет трудности реализации, которые возможно проявятся и
не сразу. Одна из проблем, которая видна уже сейчас — это система оценивания качества зна-
ний. Каждый модуль завершается экзаменом или зачетом, но при этом промежуточная атте-
стация включает в себя оценивание по двум или трем учебным дисциплинам одновременно (в
соответствии с их количеством в модуле).
Такие изменения в учебном плане неизбежно привели к изменениям в программах дисци-
плин в части методики проведения аттестации и критериев оценивания с применением балль-
но-рейтинговой системы и потребовали дополнительно разработки проекта рабочей програм-
мы модуля. В дальнейшем необходимо пересмотреть и само содержание учебного процесса.
Представляется, что наиболее актуальной будет переориентация традиционного преобладания
аудиторных форм работы преподавателей на самостоятельную работу студентов в течение се-
местра с выполнением рефератов, эссе, докладов, презентаций и т. д. Это в конечном итоге и
даст возможность сделать наибольший упор на проведение текущего контроля успеваемости и,
таким образом, максимальная нагрузка на студентов в сессию будет более равномерно распре-
делена.
Очевидно, что беспрофильный бакалавриат помимо изменений в учебно-методическом
обеспечении образовательного процесса потребует значительных изменений в организации и
управлении учебным процессом. Но поскольку основные задачи «Федеральной целевой про-
граммы развития образования на 2016-2020 годы» еще не решены, то «важно продолжить уже
начатые преобразования, призванные обеспечить переход от системы массового образова-
ния… к непрерывному индивидуализированному образованию для всех, развитию образова-
ния, связанному с мировой и отечественной фундаментальной наукой, ориентированному на
формирование творческой социально ответственной личности» [Федеральная целевая про-
грамма развития образования на 2016-2020 годы].
496
1. Алексеева Н.Н., Климанова О.А., Наумов А.С. Сравнительный анализ высшего географического и
эколого-географического образования в России и странах Зарубежной Европы // Вестник Москов-
ского университета. Серия 5: География. 2015. № 1. С. 3-11.
2. Вольчик В.В. Институциональные изменения и адаптивное поведение в сфере образования (На при-
мере беспрофильного бакалавриата) // Высшее образование в России. 2015. № 8-9. С. 98 104.
3. Корчагин Е.А., Сафин Р.С. Компетентностный подход и традиционное представление о высшем об-
разовании // Высшее образование в России. 2016. № 11. С. 47 54.
4. Романова Л.Л. Качество образования и система менеджмента// Молодежный научный вестник. 2016.
№ 12 (12). С. 141-145.
5. Федеральная целевая программа развития образования на 2016 2020 годы. Утверждена постановле-
нием Правительства Российской Федерации от 23 мая 2015 г. № 497.
éñÖçäÄ ëéÇêÖåÖççéÉé ëéëíéüçàü ÉéêéÑëäàï ééèí

Ç êÄåäÄï ìóÖÅçéâ èêÄäíàäà
Новиков А.В., Сумарукова О.В.
Российский государственный аграрный университет —
МСХА имени К.А. Тимирязева, Москва, Россия, oiiecology@mail.ru
EVALUATION OF THE CURRENT STATE OF URBAN SPNA

IN THE FRAMEWORK OF EDUCATIONAL TRAINING
Novikov A.V., Sumarukova O.V.
1
Russian State Agrarian University — Moscow Timiryazev Agricultural Academy, Moscow, Russia,
oiiecology@mail.ru
Abstract: the article presents the main approaches and provisions for educational training in ecol-
ogy. The main objectives, such as mastering the methods of field study of natural complexes of the
megacity, assessment of the state of the vegetation cover and the tree stratum are considered. Particular
attention is paid to the description of the tasks of training aimed at mastering knowledge and skills of
fieldwork, reconnaissance works in a megacity, analysis of floristic and phytocenotic diversity by the
students. It is stated that the result of the work is the assessment of anthropogenic pressure on the exist-
ing SPNA and consideration of measures aimed at increasing the sustainability of urban ecosystems —
the green skeletons of Moscow. The topicality of the work is the consideration of competences, which
are to be mastered by the students as part of the educational training. Training in environmental disci-
plines and especially their practical application is not only cognitive, but also leads to the formation of
a new nature-oriented personality. In addition, understanding the concept of environmental safety and
the laws of transformation of pollution in the environment is extremely important for the future ecol-
ogist.
В рамках закрепления теоретических знаний в области экологии, природопользования и ох-
раны окружающей среды, освоенных в процессе обучения студентов на первом курсе, проводит-
ся учебная практика по получению первичных профессиональных умений и навыков, в том чис-
ле первичных умений и навыков научно-исследовательской деятельности — по экологии.
Основной целью такой практики является освоение методов полевого изучения природных
комплексов мегаполиса, оценка состояния растительного покрова и древостоя, которые являются
одними из важнейших индикаторов воздействия антропогенных факторов в городской среде.
Задачи практики основываются на овладении студентами знаний, умений и навыков про-
ведения полевых, рекогносцировочных работ в условиях мегаполиса, анализа флористического
и фитоценотического разнообразия. Основной сравнительный анализ проводится между ООПТ
города Москвы и зелеными насаждениями, не имеющими статус природоохранной зоны. Про-
водится оценка воздействия на ООПТ, как селитебных, так и промышленных зон, а также
транспортных артерий.
497
Итогом работы является проведение оценки антропогенной нагрузки на существующие
ландшафтно-экологические комплексы и предложение мероприятий направленных на повы-
шение устойчивости и сохранение городских экосистем — зеленых каркасов Москвы.
Учебная практика должна проводиться по принципу обратной связи. Итогом ее прохожде-
ния может являться выбор объекта исследования для выполнения выпускной квалификацион-
ной работы, определение задач исследования и получение первичных результатов описатель-
ного характера, как например, описание фитоценоза или экологическая оценка состояния
растительности, подготовка почвенных проб к анализу, проведение экологических исследова-
ний по определению антропогенной нагрузки на исследуемой территории [Фомина, 2017].
Таким образом, прохождение учебной практики является первым, достаточно самостоя-
тельным, шагом студента в получении профессиональных навыков, которые формируются пу-
тем освоения компетенций. В ходе прохождения практики студенты должны освоить ряд ком-
петенций, например ПК-13 — обучение владения навыками планирования и организации
полевых и камеральных работ, а также участия в работе органов управления; ОПК-2 — владе-
ние базовыми знаниями фундаментальных разделов физики, химии и биологии в объеме, не-
обходимом для освоения физических, химических и биологических основ в экологии и приро-
допользования; методами химического анализа, знаниями о современных динамических
процессах в природе и техносфере, о состоянии геосфер Земли, экологии и эволюции биосфе-
ры, глобальных экологических проблемах, методами отбора и анализа геологических и биоло-
гических проб, а также навыками идентификации и описания биологического разнообразия,
его оценки современными методами количественной обработки информации.
Обучение экологическим дисциплинам и особенно их практическое применение носят не
только познавательный характер, но также приводят к формированию новой природоориенти-
рованной личности, т. е. экологическим образованием следует считать психолого-
педагогический процесс формирования у людей научных основ природопользования и охраны
природы, необходимых умений, навыков и ценностных ориентаций в обращении с окружаю-
щей средой, развитие на всех этапах жизни гражданина мировоззрения, эстетических взглядов
и этики поведения, основанных на непрерывной связи всего человечества и каждого человека в
отдельности с будущим биосферы, воспитание чувства личной ответственности за состояние
природных условий и ресурсов, глубокой внутренней убежденности в необходимости разум-
ного поведения в природе каждого члена общества [Подболотова, Васильев, 2010].
Для будущего эколога чрезвычайно важно понимание понятия экологической безопасно-
сти, понимание природных процессов и законов трансформации загрязнений в окружающей
среде, оценка уровней воздействия, например, физических факторов, таких как механическое,
шумовое, вибрационное, радиационное и электромагнитное на изменчивость растительных
сообществ.
Воздействие человека оказывает не только прямое, но и косвенное влияние на раститель-
ный и животный мир ООПТ, что приводит к изменению привычной кормовой базы и агрес-
сивному воздействию синантропных видов. Оценка шумового, радиационного и электромаг-
нитного воздействий на окружающую среду проводится преимущественно инструменталь-
ными методами, а также на основе расчетных методик. Дальнейший анализ проводится
на основе карто-схем различных физических воздействий, по которым студенты формируют
выводы.
В результате рекреационного воздействия происходит деградация растительного покрова
ООПТ, таким образом, коренные фитоценозы трансформируются в производные. Ослабление
жизненного древостоя в парках, корневой системы и стволовой части, приводит к ослаблению
жизненного статуса растений и большей подверженности их грибковым заболеваниям, вреди-
телям и меньшей защищенности во время природных катаклизмов. Для оценки данных показа-
телей в рамках практики студенты оценивают жизненные показатели древесных насаждений.
Оценка рекреационной дигрессии лесного массива дает представление о рекреационных свой-
ствах участка и его устойчивости.
Часть крупных по площади зеленых массивов существует в рамках города в виде ООПТ.
Создание городских ООПТ призвано замедлить скорость деградации, а в идеале зафиксировать
ее на приемлемом уровне. Существующие формы природопользования в природных заказни-
498
ках Москвы в лучшем случае лишь замедляют деградацию природных комплексов, так как
полное снятие пресса хозяйственной деятельности на их территориях практически невозможно
[Быков и др., 2015].
На основе обследования и оценки состояния большинства ООПТ студенты делают вывод о
высокой антропогенной нагрузке на лесной массив и в качестве предложений по минимизации
воздействия повышенного посещения местными жителями предлагают к разработке экологи-
ческие тропы. Прокладывать маршруты экологических троп целесообразно вблизи интенсивно
посещаемых районов, что позволит направить основной поток посетителей по определенному
маршруту и ослабить антропогенную нагрузку на территорию, как в целом, так и на ее особо
ценные заповедные участки. Возможности для выбора трассы тропы определяются местными
условиями: типом ландшафта, степенью его освоения, инфраструктурой. [Васюков, 2011].
Городские ООПТ благодаря наличию оборудованных экологических троп, развитой эколо-
гическо-просветительской работе с населением, в том числе наглядной агитацией, дают опреде-
ленный эффект. По ряду ООПТ экскурсии проводят ведущие специалисты, в том числе бывшие
выпускники, а также студенты, которые проходили на ООПТ производственную практику.
Результатом практики является ранжирование обследуемых территорий по степени рек-
реационного воздействия, возможности проведения различных экологических мероприятий по
минимизации данных воздействий и территорий, которые достаточное время уже обустроены.
1. Быков А. В., Меланхолин П. Н., Полякова Г. А., Шашкова Г. В. Принципы выделения строго охра-
няемых и рекреационных участков в природных заказниках Москвы // Лесоведение. 2015. №. 3.
2. Васюков М.М. Изучение состояния и формирования зеленых насаждений вдоль экологических троп
на особо охраняемых территориях Москвы // Лесотехнический журнал. 2011.-№3. -С. 48-58.
3. Подболотова М. И., Васильев С. В. Экологическое образование как особая образовательная область
// Вестник Московского городского педагогического университета. Серия: Естественные науки.
2010. №. 2.
4. Фомина Н.В. Совершенствование подходов к проведению учебной практики по дисциплине «Мето-
ды экологических исследований» // Наука и образование: Опыт, проблемы, перспективы развития,
Красноярск. 2017.
ùäéãéÉ à èéãàíàóÖëäÄü ùäéãéÉàü

Пупышева И.Н.
Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия, i.n.pupysheva@utmn.ru
ECOLOGIST AND POLITICS OF NATURE

Pupysheva I.N.
University of Tyumen, Tyumen, Russia, i.n.pupysheva@utmn.ru
Abstract: Human takes an interest in the nature. It’s professional interest for ecologist. Philoso-
phy and sociology of science construed this interest as objectivation which obscured the nature. Search-
ing for logic, system, essence and purpose always rebuild an object. Ontological reality becomes epis-
temological. Ecologist as a researcher has a distance from the nature in principle. But ecological
research is due to assumptions that object is in the crisis condition. The crisis is challenge to ecologist
for the environmental protection and the normalization of the situation. Ideally, his task is the sustaina-
ble development. But meeting such challenges assumes break from knowledge to object. Management,
control and balance of ecosystem support are interaction and direct impact on nature. Solutions become
potentially implemented because of changed relations between nature and human. The nature and soci-
ety are inextricably linked. Human activity changes the world around. It’s powerful transformative
force. Ecologist must consider this influence too. Impact on natural capital is possible and necessary to
human for the reason that this capital is already socio-natural. Therefore ecologist is drawn not only in
relations with nature but also in political and economic processes at different levels (from regional to
global). His task is changing from research to social. Today ecologist is a mediator, ideally coordinat-
499
ing and managing political and economic influences on the nature. Proper nature is also cryptic for
him, but intersection of natural and human may be rationalized.
«Что делать с политической экологией?» — таким вопросом задается на рубеже веков в
«Политике природы» Бруно Латур и с тех пор отношения природы и человека, претендующие
быть в том или ином смысле «логическими», все чаще объясняются со ссылкой на Латура. По-
этому интерес к фигуре эколога, сменившего производственные ресурсы или услуги на «эко-
системные», выводит как раз на это и ряд других произведений, ставших основой для акторно-
сетевой теории. Творчество Латура оценивается как навигационное [Писарев и др., 2017] при
обращении к акторно-сетевому подходу, потому обратимся лишь к его работам, тем более что
поскольку объект настоящего интереса вполне объясним с позиции тезисов о несостоявшемся
«Новом времени» и политизации научного поиска в целом, и экологического в частности. Эко-
логия шагнула в область междисциплинарного и экологи, активно вовлекаемые в политиче-
ские решения и действия, столкнулись с вызовом самоидентификации. Кто они — ученые, по-
корители, поработители или хранители в отношении природы, «физики» или «лирики»?
Экологические ценности, экологические установки, экологическая экономика, экологиче-
ская политика опираются на фигуру экологически ориентированного человека, ориентир которо-
го в системном представлении о природе. В самой систематизирующей тенденции содержится
принципиальный выход за границы непосредственного интереса к окружающему миру. Такая «-
логия», несмотря на сложившееся представление об особом бережном характере отношения к
объекту, указывает на общую с другими науками политическую основу (исследование — произ-
водство знания). Если экология — есть научное производство знания, как утверждает Латур [Ла-
тур, 2006] (к тому же, уместно в этом ключе вспомнить и кантовские «предписания природе»), то
полагая природу в качестве объекта изучения (и даже «охраны»), философия и наука «предпи-
сывали» ей то противопоставленность человеку (что чревато порой враждебным, а порой и
крайне утилитарно-ресурным отношением), то «бездуховность» (откуда и возвышение челове-
ка), то метафизическую одухотворенность, упорядоченность и разумность (что способствовало
ее сакрализации, например, в творчестве романтиков и философии Шеллинга). Обращение к
природе, даже не исследовательское, обязательно предполагало ее объективацию — в духе акту-
альной научной парадигмы. И позитивистское преследование понятий, богатых метафизическим
содержанием, избавили нас лишь от одной «платоновской пещеры». На смену ей пришла
другая — на сегодняшний день ни одна «логия» не представима без политической и собственно
научной обусловленности. Б. Латур разбирает подробно в этом ключе такое набившее оскомину
понятие, как «экологический кризис». Человек оказывается у него не только причиной самого
кризиса, но причиной его усугубления — в попытке разрешения. А если развить, то только для
человека и ставится сама проблема кризиса. Среди ряда аргументов, приведенных Латуром для
поддержки тезиса, определяющего экологический кризис кризисом объективности, особенный
интерес вызывает претензия экологии на полагание природы в рамках Систем, известных благо-
даря Законам Науки и забота, оказывающаяся на поверку, «заботой о Сущностях и Предназначе-
ниях» [Латур, 2006]. Неклассическая психология, исследующая парадоксы и закономерности
сознания, убедительно доказывает, что системность, иерархичность, центрированность являются
прежде всего свойствами сознания, а не сознаваемого. Эколог, таким образом, вполне может ос-
таться «наедине» с эпистемологической данностью.
Эти доводы представляются способными скорректировать понимание природы как ком-
плекса экосистем и экосистемных услуг. К тому же, закрепление в научном обиходе «услуг» в
определении природы уже указывает на объективацию изучаемой, охраняемой, управляемой и
«развиваемой» Природы. Прагматический смысл услуги овеществляет все определяемое. При-
рода, разделенная на экосистемные блага и экосистемные услуги, оказывается, с одной сторо-
ны, совокупностью в разной степени возобновляемых ресурсов (что может оказаться пробле-
матичным и не очень для человека как главного потребителя); а, с другой, — чревато
излишней «объективацией» в духе рационализма Нового времени (природа — для человека).
Интерес ученого, политика или предпринимателя к природе — это интерес к эпистемической,
экономической, политической, социальной «реальности» природы.
Очень показателен в этом отношении ряд документальных фильмов. Например, фильмы
«Население 0» («Population Zero») и «Жизнь после людей» («Life After People») в своих кине-
500
матографических фантазиях неизбежно приводят к разрешению экологических проблемных
ситуаций и снимают «экологическую кризисность» как таковую. Так и у Латура экологический
кризис — это проблема с природой для человека, связанная с его усложнившимися потребно-
стями и ресурсными запросами к природе. Представление о природе как совокупности взаимо-
связанных экосистем кажется путем решения осознанной проблемы. И, действительно, обо-
зримыми становятся масштабы неосторожности человеческого вторжения в природу.
Предположим, что экосистемность — это свойство не природы, а знания о ней. И в этой
связи представим любую модель экологического спасения, равно как и экологических иссле-
дований, попыткой создания очередной эпистемической реальности (а вовсе не онтологиче-
ским «поворотом» к природе). Нужда человека в природе (но не природы в человеке) приводит
к масштабной объективации — в попытках познания, управления, развития, охраны, спасения.
Концепт «экосистемные услуги» к тому же весьма политизирован. Он пришел на смену
оценке природного капитала как системы производственных ресурсов, и будучи внутренне
широко дифференцированным, открывает возможности для более гибких и масштабных «при-
родоохранных» действий. Отношение к природе как к производственному ресурсу предпола-
гает подчинение экономическому интересу, что привело в ряде случаев к катастрофичным си-
туациям (например, обмелению Аральского моря). Признание за природой экосистемного
характера привело к выделению широкого комплекса ресурсов, с учетом оценки их взаимообу-
словленности, возобновляемости и вариативности использования. В некотором смысле, это
был переход от необдуманного потребления к управляемому, но все также основанному на ре-
альности упорядоченного и систематизированного знания.
И здесь экология вскрывает то, что Маргарет Бертильссон, оценивая вклад Латура, отно-
сит к Великому противостоянию Культуры и Природы [Бертильссон, 2002]: проявляя интерес
к объективации, человек на деле упорядочивает, меняет или губит саму природу. Симптома-
тичным представляется возвращение представлений о разумной оболочке земли (ноосфере) —
в концептуализации идеи антропоцена. Если принять заявление о вступлении в новую эру, эру
стремительно антропизирующейся природы [Дроздов и др., 2016], то экосистемный подход
уже не только объективирует интересующую исследователя часть реальности, но и открывает
возможность для осознанного сближения эпистемологического и онтологического, природного
и человеческого. Свидетельством новой эры можно посчитать метаморфозы и новообразова-
ния в различных областях человеческой деятельности: становление политической экологии,
экологической политики, экологической экономики и т. д. За этой игрой слов скрывается по-
литическое и экономическое управление, или по меньшей мере, попытки контроля, если не за
развитием (устойчивым), то за поддержанием стабильного баланса экосистем.
Итак, эколог оказался в ситуации сложных социальных, научных, и социально-научных
трансформаций, обнаружив в одночасье, что человек — чрезмерно активная преобразующая
сила, вторжение которой в природу повлекло за собой необратимые последствия. Природа во-
влечена в производственно-экономические и политические отношения. Экосистемный уровень
открывает планетарную взаимозависимость. Но экологический кризис, который пытаются раз-
решить на всех уровнях, завязан на зависимости не природы от людей, а людей от природы, а
также людей, зависящих от природы в одном месте, меняющемся под влиянием другого места,
измененного также людьми, зависящими от природы. По этой причине экология сближается с
социологией, философией, политологией и экономикой, поскольку у ее предмета граница ме-
жду субъектом и объектом, социальным (человеческим) и природным оказывается стертой, а
познание все больше включает самопознание. Это амбициозный шаг от объективации к антро-
поцентризму нового типа.
1. Бертильссон М. Второе рождение природы: последствия для категории социальное // Социологиче-
ские исследования, 2002. № 9. С. 118-127.
2. Дроздов Н. Н., Кураков Л. П., Пястолов С. М., Кураков А. Л. Вопросы формирования науки антро-
поцена // Актуальные проблемы экономики и права. 2016. Т. 10, № 2. С. 5-21.
3. Латур Б. Политика природы// Неприкосновенный запас, 2006, № 02 (46). С. 11-29.
4. Писарев А., Астахов С., Гавриленко С. Акторно-сетевая теория: незавершенная сборка // Логос,
2017. № 1. Т. 27. С. 1-40.
501
äéçñÖèñàü ëãéÇÄêü-ëèêÄÇéóçàäÄ
èé ëéÇêÖåÖççéåì ãÄçÑòÄîíéÇÖÑÖçàû
Фролова И.В.1, Эрман А.Э.2
Пермский государственный национальный исследовательский университет, Пермь, Россия,
1
irvik13@gmail.com, 2alina.erman@yandex.ru
THE CONCEPT OF THE DICTIONARY-REFERENCE BOOK

ON CONTEMPORARY LANDSCAPE SCIENCE
Frolova I.V.1, Erman A.E.2
Perm State University, Perm, Russia, 1irvik13@gmail.com, 2alina.erman@yandex.ru
Abstract: Contemporary landscape study is a combination of classic areas of study of landscape
and humanitarian ideas about it. This gives rise to scientific debate and determines changes in the con-
tents of a training course on landscape study. The analysis of open resources for educational programs
in scientific fields of study from leading universities showed similarity in the content of the training
course of the same name, which is not about the content of the recommended textbooks.
One of the options for solving the multifaceted understanding of the theory of the landscape can
be a dictionary-reference book on contemporary landscape study. The purpose of such a manual is to
present the most basic directions of the development of landscape science as a science and help the stu-
dents to understand specific topics.
The most important section is the introduction, which tells about the composition of the dictionary,
the order of presentation of the material, the algorithm of working with the dictionary, the content and de-
sign of dictionary articles, the system of conditional and technical notation, the principles of selection of
illustrative material. The main part is a variety of information about the dictionary unit. The dictionary in-
cludes more than 150 concepts and terms. The terms are chosen in such a way as to reflect the most rele-
vant areas of study of landscapes. The final part is a reference, it includes brief information about scien-
tists and their contribution to the development of landscape study, a bibliographic list of sources of
information with brief information about authors, a list of references to reliable Internet resources in the
field of landscape study, illustrative material on terms for visual perception of information.
The format of the dictionary-directory can be diverse: from printed to electronic publication, an
online dictionary-directory that students themselves form, supplementing the dictionary with new terms
and concepts of interdisciplinary nature, can be an interesting option, concretizing what is already
available.
Современное ландшафтоведение сегодня представляет собой сочетание классических на-
правлений изучения ландшафта (прежде всего, природного) и гуманитарных представлений о
нем (этнокультурный и культурный ландшафты, эстетика ландшафта, географические образы
и т. п.). Это рождает научные дискуссии [Исаченко, 2008; Тютюнник, 2013; Колбовский, 2013;
Исаченко, 2014 и др.] и определяет изменения в содержании учебного курса «Ландшафтоведе-
ние» для обучающихся по направлениям географических факультетов вузов (и не только).
Анализ открытых ресурсов образовательных программ по естественнонаучным направлениям
подготовки ведущих вузов показал сходство в содержании одноименного учебного курса, чего
нельзя сказать о содержании рекомендованных учебников и учебных пособий.
Учебно-методическое сопровождение учебного курса «Ландшафтоведение» преподаватель
определяет сам, ориентируясь на требования федеральных образовательных стандартов по на-
правлениям подготовки, результаты региональных ландшафтных исследований, особенности
современных студентов и возможности интерактивных технологий обучения и многое другое.
Одним из вариантов решения многоаспектности понимания учения о ландшафте может
стать словарь-справочник по современному ландшафтоведению. Задачу по «упорядочению
понятийно–терминологического аппарата ландшафтоведения» и представлению результатов
этой работы в виде «толкового словаря» перед ландшафтоведами ставил А.Г. Исаченко [Иса-
ченко, 1991]. Тематических учебных словарей по этому направлению на данный момент не-
много (необходимо отметить уникальный словарь в целом по географии [Котляков, Комарова,
2007] и словарь терминов по ландшафтоведению [Пичугина, 2010]), но нельзя отрицать нали-
502
чие электронных открытых энциклопедий и словарей, где можно найти разнообразную ланд-
шафтную информацию. В данном конкретном случае решается педагогическая задача наилуч-
шего усвоения материала по дисциплине с использованием всех имеющихся ресурсов при не-
большой ее общей трудоемкости.
Концепцией словаря следует считать конструктивный принцип подачи материала в таком
пособии, который определяется в соответствии с его предназначением. Словарь-справочник —
это издание практического назначения с кратким изложением сведений в систематической
форме [Ефремова, 2000].
Цель словаря-справочника по современному ландшафтоведению — в формате понятийно-
терминологического и энциклопедического издания представить наиболее полно основные
направления развития ландшафтоведения как науки: помочь обучающимся в понимании от-
дельных тем ландшафтоведения через объяснение значения понятий и терминов изучаемой
дисциплины, а также представление информации в максимально понятной форме, указание
кратких сведений об учебных пособиях и авторах, ссылок на достоверные интернет–ресурсы и
учебные издания, подробно раскрывающие изучаемые темы.
Для достижения поставленной цели необходима грамотно выстроенная структура. Что ка-
сается лингвистической теории, определяющей структуру словаря, то она обычно излагается
во вводной части справочника, где сообщается о составе словаря, порядке изложения материа-
ла, об алгоритме работы со словарем, содержании и оформлении словарных статей, о системе
условных и технических обозначений, о принципах подбора иллюстративного материала.
Предназначение и особенности словаря определяют принцип отбора материала и способ его
представления в словаре.
В данном пособии будет использован традиционный алфавитный принцип подачи материа-
ла, согласно которому термины и понятия даны в алфавитном порядке начальных букв заголо-
вочного слова. При составлении словаря обязательно будет учтено необходимое требование к
оформлению современного словаря — наличие вспомогательного указателя основных понятий.
Это необходимо для наглядного представления сведений и более быстрой работы с пособием.
Наиболее важным разделом является введение, где сообщается информация о составе сло-
варя, порядке изложения материала, об алгоритме работы со словарем, содержании и оформ-
лении словарных статей, о системе условных и технических обозначений, о принципах подбо-
ра иллюстративного материала; представляет собой специальный очерк, разъясняющий
теоретические положения, на которые ориентируются составители словаря.
Основная часть — это разнообразная информация о словарной единице: толкование, ука-
зание на морфемное членение слова, на грамматические и стилистические характеристики и
т. п. Для усвоения понятийного аппарата в словаре-справочнике по современному ландшафто-
ведению будут представлены толкования авторов как географических, так и негеографических
областей знания. В итоге словарь включает более 150 понятий и терминов, которые объедине-
ны в три группы, отображающие различные категории терминов ландшафтоведения: базовую,
классическую и современную (табл. 1). Кроме того, подбираются термины таким образом,
чтобы отразить наиболее актуальные направления изучения ландшафтов: ландшафтная эколо-
гия, эстетика ландшафта, методология и методы ландшафтоведения и др.
Таблица 1
Некоторые термины словаря-справочника
Термин Значение
1 2
Ландшафт Природно-антропогенный ландшафт, особенности формирования и структуры ко-
техногенный торого обусловлены промышленной деятельностью человека (Казаков, 2007).
Местность, репрезентирующая историко-культурную среду обитания конкретных
народов, общностей, групп (Зенько, 2005).
Ландшафт Ландшафт, формирующийся в результате хозяйственной деятельности человече-
этнокультурный ского общества (Николаев, 2003).
Местность, формирующаяся в результате жизнедеятельности человеческого обще-
ства и отражающая историю становления этого общества (Исаченко, 2004)
503
1 2
Направление в ландшафтоведении, изучающее взаимодействие биотической состав-
ляющей ландшафта с природой и социально-экономической средой (Пичугина, 2010).
Ландшафтная Раздел экологии, основанный на приложении экологических закономерностей к гео-
экология графическим процессам (Реймерс, 1991).
Наука, предназначенная для разработки методологии и способов охраны природной
среды и ландшафтного планирования (Хорошев и др., 2006)
Ландшафтно- Некая агрегированная ландшафтная группировка со сходными природными характе-
геоэкологиче- ристиками, однотипными системами воздействий и близкими результирующими гео-
ская система экологическими последствиями (Романова, 2004)
Раздел ландшафтоведения, разрабатывающий методику составления, оформления и
Ландшафтное
анализа картографических произведений, отображающих природные и природно-
картографирова-
антропогенные геосистемы локальной, региональной и планетарной размерности
ние
(Пичугина, 2010).
Сфера деятельности, которая находится на стыке географии, районной планировки,
Ландшафтное градостроительства и землеустройства (Колбовский, 2006).
планирование Прикладной раздел ландшафтной экологии, целью которого является оптимизация
природопользования на конкретной территории (Макаров, 2008)
Исторически сложившиеся и специально созданные территориально устойчивые со-
Территориаль-
вокупности взаимосвязанных модифицированных природных и хозяйственных ком-
ные природно-
плексов, характеризующиеся пространственно-временной организованностью и спо-
хозяйственные
собностью функционировать в окружающей среде как единое целое, выполняющее
геоэкосистемы
определенные хозяйственные и геоэкологические функции (Казаков, 2007)
Заключительная часть является справочной, включает в себя краткие сведения об ученых и

их вкладе в развитие ландшафтоведения, библиографический список источников информации с
указанием кратких сведений об авторах, список ссылок на достоверные интернет-ресурсы в об-
ласти ландшафтоведения, иллюстративный материал по терминам для визуализации терминов.
Таким образом, правильно выстроенные структура и содержание обеспечивают целост-
ность словаря-справочника, делают его единым пособием, понятным любому пользователю.
Поскольку справочники рассчитаны на выборочное чтение, то одной из задач является воз-
можность быстрого нахождения необходимых данных. Формат словаря-справочника может
быть разнообразным: от печатного до электронного издания с возможностью бесплатного дос-
тупа, также интересным вариантом может стать онлайн словарь-справочник, который форми-
руют сами студенты, пополняя словарь новыми терминами и понятиями междисциплинарного
характера, конкретизируя уже имеющиеся. Такая интерактивная работа обучающихся удовле-
творяет всем новым требованиям образовательной среды высшей школы. Открытым остается
вопрос общей трудоемкости учебной дисциплины «Ландшафтоведение».
1. Ефремова Т.Ф. Новый толково-словообразовательный словарь русского языка. М.: Категория, 2000. 297 с.
2. Исаченко А.Г. Ландшафтоведение и физико-географическое районирование. М.: Высшая школа,
1991. 366 с.
3. Исаченко А.Г. О гуманитарной географии, геосистеме, ландшафте и терминологическом фетишизме
(по поводу статьи Ю.Н. Гладкого) // Известия РГО. 2008. Т. 140, вып. 1. С. 27-35.
4. Исаченко Г.А. Ландшафт между реальностью и конструкцией (размышления по поводу статьи
Е.Ю. Колбовского) // Известия РГО. 2014. Т. 146, вып. 2. С. 46-66.
5. Колбовский Е.Ю. Существует ли природный ландшафт: эпистемологический анализ феномена //
Известия РГО. 2013. Т. 145, вып. 5. С. 49-66.
6. Котляков В.М, Комарова А.И. География: понятия и термины: пятиязычный академический словарь.
М.: Наука, 2007. 859 с.
7. Пичугина Н.В. Ландшафтоведение. Словарь терминов: уч. пособие для студентов географ. и геолог.
факультетов. М.: Наука, 2010. 103 с.
8. Тютюнник Ю.Г. Полиферация понятия «ландшафт»: почему она происходит и как относиться к ней
географам? // Известия РГО. 2013. Т. 145, вып. 5. С. 66-78.
504
1
ÉÖéèéêíÄã íéåëäéâ éÅãÄëíà
Хромых В.В., Хромых О.В.
geo@mail.tomsknet.ru
TOMSK REGION GEOPORTAL

Khromykh V.V., Khromykh O.V.
National Research Tomsk State University, Tomsk, Russia, geo@mail.tomsknet.ru
Abstract: The paper is devoted to the project of high performance geographic information system
for monitoring and forecasting of natural objects, which is developed by National Research Tomsk
State University. The project focuses on the development and implementation of innovative GIS tech-
nology of accounting and valuation of natural resources (forestry, fishing industry, hunting, wild
plants), the volume of allowable sustainable extraction, reproduction and protection, including im-
proved statistical reporting, under the Agreement between the Department of Forestry of Tomsk Re-
gion, a branch of FGBU "Roslesinforg" "Zapsiblesproyekt", Tomsk branch of FGBU "Roslesinforg"
and the National Research Tomsk State University on cooperation for the implementation of the Con-
cept for creation of «INO Tomsk» territorial innovation center in the Tomsk region. The priority tasks
that the elaborated system should ensure are as follows: providing information services for inventory
and accounting of forest management, real-time monitoring of forest management and timber produc-
tion, evaluation and prediction of the yield of renewable natural resources, providing real-time monitor-
ing of fire conditions in the territory of the Tomsk region, providing operational monitoring of flood
situation in the Tomsk region, providing operational environmental monitoring and environmental
management, including the monitoring of oil pollution, felling forests, etc., information support of ca-
dastral works and land development areas, monitoring of agricultural activities. The information
sources, hardware and GIS software are described. The economic benefit for the regional budget from
the introduction of GIS for monitoring and forecasting of natural objects is counted. There are exam-
ples of the use of the system in the field of education.
В мировом сетевом информационном пространстве в последнее время набирают популяр-
ность поисковые системы пространственных данных на базе геосервисов. В науках о Земле
наметился переход от классических «закрытых» узкоспециализированных геоинформацион-
ных систем (ГИС) к новому этапу развития геоинформационного картографирования — созда-
нию инфраструктур пространственных данных (ИПД). ИПД, по сути, являют собой дальней-
шее развитие ГИС в тесной интеграции с сетевыми технологиями. Сейчас во многих странах
полным ходом идет разработка национальных ИПД — информационно-телекоммуника-
ционных систем, объединяющих национальные ресурсы пространственных данных [Кошкарев,
2010]. Доступ к геоданным в ИПД, как правило, осуществляется через геопорталы. Такие тех-
нологии делают процедуры анализа ландшафтной среды и их результаты более доступными
для специалистов, ответственных за принятие решений во многих важных сферах деятельно-
сти (ландшафтное планирование, лесное хозяйство, службы ГО и ЧС и т. п.), т. к. для доступа к
цифровым геоданным теперь не требуется дорогостоящее ПО ГИС, а достаточно выхода в
Internet. Создание геопорталов приобретает особую актуальность для больших регионов.
Большая часть Томской области отличается слабой заселенностью и транспортной труд-
нодоступностью. Территория характеризуется обилием природных ресурсов, прежде всего,
лесных, а также охотничьих, дикорастущих и др. При этом ландшафтные системы Томской
области испытывают и весьма интенсивное антропогенное воздействие в результате деятель-
ности предприятий нефтегазодобывающего комплекса, сельского и лесного хозяйства. Таким
образом, проблема учета и оценки природных ресурсов, а также мониторинга состояния ланд-
шафтной среды в Томской области стоит весьма остро. До сих пор не существует единой циф-
ровой ландшафтной карты Томской области, лишь отдельные территории покрыты крупно-
1
В данном исследовании использованы результаты, полученные в ходе выполнения проекта №
8.2.17.2017, в рамках Программы повышения конкурентоспособности ТГУ.
505
масштабными и среднемасштабными ландшафтными картами, многие из которых сделаны бо-
лее 30 лет назад. Почти не используются современные технологии ГИС и компьютерной обра-
ботки данных дистанционного зондирования (ДДЗ) для расчетов наличия и урожайности про-
мысловых видов природных ресурсов. Цифровые данные лесоустройства покрывают менее
половины площади лесничеств области.
В 2015 г. между Департаментом лесного хозяйства Томской области, филиалом ФГБУ
«Рослесинфорг» «Запсиблеспроект», Томским филиалом ФГБУ «Рослесинфорг» и Националь-
ным исследовательским Томским государственным университетом было подписано Соглаше-
ние о взаимодействии для реализации мероприятий Концепции создания в Томской области
инновационного территориального центра «ИНО Томск», ключевой целью которого является
разработка и внедрение инновационной геоинформационной технологии учета и оценки при-
родных ресурсов, объемов их допустимого неистощительного извлечения, воспроизводства и
охраны, в том числе для улучшения статистического учета.
В рамках реализации данного проекта были определены следующие приоритетные задачи,
решение которых должна обеспечивать разрабатываемая система [Демкин и др., 2016]:
 Информационное обеспечение инвентаризации и учета лесного хозяйства;
 Обеспечение оперативного ландшафтно-экологического мониторинга, включая кон-
троль нефтяных загрязнений, вырубок леса и др.;
 Обеспечение оперативного мониторинга пожароопасной обстановки на территории
Томской области;
 Обеспечение оперативного контроля паводковой обстановки на территории Томской
области;
 Оценка и прогнозирование урожайности возобновляемых природных ресурсов;
 Мониторинг сельскохозяйственной деятельности;
 Информационное обеспечение кадастровых работ и контроля освоения земель области.
Геоинформационная система мониторинга и прогнозирования состояния природных объ-
ектов располагается на базе Центра обработки данных (ЦОД) Национального исследователь-
ского Томского государственного университета. Доступ к системе осуществляется через гео-
портал (рис. 1).
Рис. 1. Главная страница геопортала Томской области
506
Аппаратное обеспечение системы включает в себя оборудование, имеющееся в Региональ-
ном центре аэрокосмического мониторинга ТГУ и ЦОД ТГУ. Для функционирования подсистем
сбора, тематической обработки и анализа геоданных задействованы 12 АРМ (IntelCorei7, RAM
64 Gb).Для хранения геоданных организована СХД 40 Тб на базе ЦОД ТГУ. Для ресурсоемких
операций (например, фотограмметрическая обработка данных съемок БПЛА) используются
мощности суперкомпьютера ТГУ СКИФ Cyberia с производительностью более 100 Тфлопс.
Программное обеспечение системы включает полнофункциональные программные ком-
плексы для работы с геоданными ArcGISforServer 10.3 (ESRI Inc.), PHOTOMOD 5.3, а также
специализированное ПО AgisoftPhotoScan, EasyTrace 9.3 Pro, GeoServer 2.10.
Информационное обеспечение системы включает в себя ландшафтные, почвенные, геобота-
нические, гидрологические, метеорологические базы геоданных (БГД), существующие и разра-
ботанные в ТГУ, мультиспектральные и панхроматические космические снимки высокого и
сверхвысокого пространственного разрешения, имеющиеся в ТГУ и предоставляемые профиль-
ными департаментами Администрации Томской области по заявке Регионального центра аэро-
космического мониторинга ТГУ, материалы оптических и тепловизионных съемок с БПЛА ТГУ
SupercamS-250, цифровые материалы лесоустройства, предоставляемые Департаментом лесного
хозяйства Томской области, данные информационных систем, имеющихся в распоряжении про-
фильных департаментов Администрации Томской области, в том числе информация о лесополь-
зователях (арендаторах и собственниках лесных участков) из системы «АВЕРС» (Управление
лесным фондом), а также оперативные метеорологические данные и ежесуточные данные об
уровнях воды на гидропостах, предоставляемые Управлением по делам гражданской обороны,
чрезвычайным ситуациям и пожарной безопасности Томской области.
Реализуемые в проекте современные технологии геоинформационного ландшафтного кар-
тографирования позволяют вывести на новый уровень традиционные способы учета и оценки
природных ресурсов, поскольку используется системный (ландшафтный) анализ, позволяю-
щий объединить разнородную и разноведомственную пространственную информацию в еди-
ной базе геоданных. Например, данные лесоустройства объединяются с данными по почвам,
промысловым ресурсам и лесопользователям (система «Аверс»), а крупномасштабные цифро-
вые ландшафтные карты содержит данные об урожайности дикорастущих природных ресурсов
(рис. 2-3), что позволяет учитывать и вводить в оборот эти ресурсы, используя логистические
функции системы (на основе слоев дорожной сети).
Рис. 2. Информация о наличии промысловых видов дикорастущих ресурсов (клюква, черника, голубика,
брусника, багульник) в базе геоданных по ландшафтным системам долины Томи ранга урочищ
507
Рис. 3. Информация о наличии промысловых ресурсов (торф, клюква, черника, голубика, багульник)
в БГД по урочищам Васюганского болота [Демкин и др., 2016]
В подсистемах первичной и тематической обработки данных широко применяются совре-
менные методы компьютерной обработки ДДЗ, включающие создание «мозаик» изображений,
ортофотопланов, спектральную и радиометрическую коррекцию снимков, экспертную, «обу-
чающую» и автоматизированную классификацию, основанную на кластерном анализе (алго-
ритм ISODATA), классификацию подпикселов, а также вычисление вегетационных индексов
(RVI, NDVI, SAVI, EVI, PVI и т. п.). При этом широко используются космические снимки
сверхвысокого разрешения, включая данные с недавно запущенных отечественных спутников
«Ресурс-П», «Канопус-В», а также результаты съемок с имеющегося в ТГУ уникального БПЛА
с инфракрасным сенсором.
На основе данных по урожайности дикорастущих растительных ресурсов, а также метео-
информации и разработанных в ТГУ методик в системе реализован модуль прогнозирования
урожайности (рис. 4).
Рис. 4. Прогноз урожайности кедрового ореха (кг/га) на 2017 г. по выделам Васюганского лесничества
(на карте показаны только лесные выделы с кедром)
508
В методиках мониторинга затопления пойменных ландшафтов и прогнозирования павод-
ковой ситуации используются новейшие технологии сложного пространственного анализа в
ГИС, включая разработанные в ТГУ методы морфометрического анализа ландшафтов на осно-
ве цифровых моделей рельефа [Хромых, 1998, 2011].Например, на геопортале можно увидеть в
режиме реального времени текущую ситуацию и прогноз подтопления территории вблизи на-
селенных пунктов в виде трехмерной модели (рис. 5).
Рис. 5. Прогноз подтопления территории на левобережье Томи вблизи г. Томска (уровень воды +8 м от
межени)
Планируется широкое использование создаваемого геопортала в образовательной деятель-

ности. Студенты и школьники могут осваивать функции геоинформационных технологий и
осуществлять пространственные поисковые запросы к БГД ГИС. Помимо этого, студенты гео-
лого-географического, физического и физико-технического факультетов, а также института
биологии, экологии, почвоведения, сельского и лесного хозяйства ТГУ будут привлекаться для
прохождения научно-производственных практик и организации научно-исследовательской ра-
боты с системой непосредственно в лабораториях Регионального центра аэрокосмического
мониторинга ТГУ. Уже сейчас разрабатываемый геопортал используется в учебном процессе
ТГУ (бакалавриат, магистратура) в качестве примера дистанционного доступа к ресурсам ГИС
при проведении практических и лабораторных занятий по курсам «ГИС», «Цифровые модели
рельефа», «Компьютерная обработка данных дистанционного зондирования», «Компьютерные
технологии в географии».
1. Демкин В.П., Хромых В.В., Березин А.Е. и др. Высокопроизводительная геоинформационная систе-
ма мониторинга и прогнозирования состояния природных объектов для решения научно-техни-
ческих и образовательных задач // Открытое и дистанционное образование. 2016. № 4(64). С. 5–11.
2. Кошкарев А.В. От компьютерной картографии к инфраструктурам пространственных данных: новая
эпоха развития геоинформатики // Геоинформационное картографирование в географии и геоэколо-
гии. Воронеж: Изд-во «Истоки», 2010. С. 20–34.
3. Хромых В.В. Учебные ГИС «Июс» и «Актру»: цифровые модели рельефа // ГИС для оптимизации
природопользования в целях устойчивого развития территорий. Материалы Международной конфе-
ренции InterCarto-4. Барнаул, 1998. С. 634–637.
4. Хромых О.В., Хромых В.В. Ландшафтный анализ Нижнего Притомья на основе ГИС: естественная
динамика долинных геосистем и их изменения в результате антропогенного воздействия. Томск:
Изд-во НТЛ, 2011. 160 с.
509
éÅìóÖçàÖ ÉÖéàçîéêåÄñàéççõå íÖïçéãéÉàüå ëíìÑÖçíéÇ-
ãÄçÑòÄîíéÇÖÑéÇ Ç çÄñàéçÄãúçéå àëëãÖÑéÇÄíÖãúëäéå
íéåëäéå ÉéëìÑÄêëíÇÖççéå ìçàÇÖêëàíÖíÖ
Хромых О.В.
geo@mail.tomsknet.ru
GIS TRAINING OF STUDENTS OF LANDSCAPE GEOGRAPHY IN THE

NATIONAL RESEARCH TOMSK STATE UNIVERSITY
Khromykh O.V.
National Research Tomsk State University, Tomsk, Russia, geo@mail.tomsknet.ru
Abstract: A conceptual scheme for GIS training of students of landscape geography was intro-
duced into the teaching process at the Department of Geography in TSU. The main principle of GIS
education is the continuity of education, i.e. the courses are designed so that training GIS technologies
is conducted in each semester, from simple to complex ones. In Tomsk State University 2 areas were
chosen for educational GIS. The first area is located in Northern Khakasiya, in White Iyus River valley.
The square of GIS area is about 160 km2, which is the half of the square of Iyus landscape-historical
National Park, which is situated in this area. The altitudes range from 490 m to 1462 m (branches of
Kuznetsk Alatau). Altitudinal change of zones is clearly manifested — from steppes in White Iyus val-
ley to tundra on summits. The second training GIS "Tom" was developed in 2006 and covers the Tom
valley within the Tomsk region. The total area of the GIS is 1,250 km2. Main conclusions: approach to
learning through a chain of interrelated courses has fully justified itself; the ability of students to create
GIS projects "from scratch" are highly demanded by employers; electronic textbooks perfectly com-
plement classroom activities and encourage students to work independently..
В конце 1990-х гг. в связи с активным внедрением в научно-производственную деятель-
ность технологий геоинформационных систем (ГИС) и автоматизированной обработки данных
дистанционного зондирования (ДДЗ), на кафедре географии ТГУ было решено по-новому
взглянуть на процесс подготовки специалистов-ландшафтоведов.
До 1998 г. учебный план географов включал всего лишь одну учебную дисциплину, свя-
занную с повышением компьютерной грамотности — геоинформатику (36 ч.) в 3 семестре.
Этого явно было не достаточно. С 1998 г. по инициативе автора и В.В. Хромых в учебный
процесс была внедрена концептуальная схема обучения геоинформационным технологиям
ландшафтоведов на кафедре географии ТГУ. Были разработаны новые курсы: «Компьютерная
графика», «ГИС», «Настольные картографические системы», «Построение баз геоданных»,
«Цифровые модели рельефа». Основным принципом ГИС-образования на кафедре географии
ТГУ стала непрерывность обучения, т. е. курсы построены так, чтобы обучение геоинформа-
ционным технологиям велось в каждом семестре, от простого к сложному. Впоследствии в
связи с переходом на двухуровневую систему обучения часть спецкурсов вошла в состав ук-
рупненных курсов: например, «Настольные картографические системы» стали частью курса
«ГИС», а «Построение баз геоданных» — частью курса «Цифровые модели рельефа». В то же
время появились новые курсы: «Компьютерная обработка ДДЗ» для бакалавриата и «Компью-
терные технологии в географии» для магистратуры. Современная концептуальная схема обу-
чения геоинформационным технологиям ландшафтоведов на кафедре географии ТГУ пред-
ставлена на рис. 1.
На первом курсе студенты слушают обязательные дисциплины «Топография» (72 ч.) и
«Картография» (108 ч.). Здесь закладываются базовые знания для последующего изучения и
освоения геоинформационных технологий: картографические проекции и системы координат,
принципы создания и оформления карт, условные знаки и т. п. Немаловажное значение имеет
изучение геодезических и навигационных приборов, что пригодится студентам на полевой
учебной практике.
510
Рис. 1. Концептуальная схема обучения геоинформационным технологиям ландшафтоведов
на кафедре географии ТГУ
В третьем семестре читается курс «Информатика» (72 ч.), который закладывает следую-
щие знания и умения: основы пользования компьютером, устройство и типы компьютеров,
хранение информации в компьютере, файлы и их типы, виды программ, операционные систе-
мы семейства Windows (Microsoft Corp.), работа с офисными программами.
В четвертом семестре читается курс «Компьютерная графика» (72 ч.). На лекционных за-
нятиях студенты изучат понятия цвета и цветовых систем, плюсы и минусы векторной и рас-
тровой графики, их применения в географии. На практических занятиях по этому курсу сту-
денты будут знакомиться с растровой и векторной формами хранения графической
информации в компьютере, форматами графических файлов и овладевать навыками работы с
программами Adobe PhotoShop и Corel Draw.
511
В пятом семестре изучается курс «ГИС» (108 ч.). На лекционных занятиях дается история
геоинформационных технологий, структура ГИС (информационное, программное, аппаратное
обеспечение), тенденции развития геоинформационных технологий. На практиках изучаются
программы полнофункционального комплекса ArcGIS (ESRI Inc.): форматы и управление гео-
данными, простой и сложный пространственный анализ, поисковые запросы, создание своего
картографического документа, построение тематических карт и компоновок.
В шестом семестре студенты слушают курс «Цифровые модели рельефа» (108 ч.). Здесь
изучаются методы построения цифровых моделей поверхностей, виды ЦМР, форматы GRID,
TIN, их плюсы/минусы и применения в географии, трехмерное моделирование и различные
приемы морфометрического анализа [Хромых, 2003]. На практических занятиях студенты
также осваивают методы оцифровки (векторизации) сканированных карт с помощью програм-
мы EasyTrace, т. е. учатся создавать ГИС «с нуля».
В седьмом семестре студенты изучают курс «Компьютерная обработка ДДЗ» (108 ч.). На
лекциях даются виды ДДЗ, основные характеристики ДДЗ (пространственное, спектральное,
радиометрическое, временное разрешение), способы и методы цифровой обработки изображе-
ний. На практике осваиваются основные возможности полнофункционального программного
комплекса ERDAS Imagine (Intergraph Corp.).
Необходимо отметить, что студенты должны изучать спецкурсы не на отдаленных при-
мерах, а на материалах полевых исследований, собранных на летней учебной полевой прак-
тике. Важным средством обучения геоинформационным технологиям для студентов — гео-
графов становятся специализированные учебные ГИС, работы по созданию которых
развернулись с 1990-х гг. в ряде университетов России [Лурье, 1990; Книжников и др., 1995].
Наиболее удобны для таких ГИС территории учебных полигонов, где студенты проходят по-
левые практики.
Первая учебная ГИС «Июс» была создана в ТГУ в 1997 г. [Хромых, 1997]. Она охваты-
вает территорию полигона географических практик студентов — первокурсников в северной
Хакасии, в долине р. Белый Июс. Площадь района ГИС около 160 км2, что покрывает почти
всю территорию Июсского ландшафтно-исторического природного парка. Граница ГИС
«Июс» идет по хребтам. Перепад абсолютных высот от 490 м до 1462 м (отроги Кузнецкого
Алатау). Ярко выражена высотная поясность — от степей в долине р. Белый Июс до тундры
на гольцах.
Учебная ГИС «Июс» включают в себя следующие тематические слои данных:
 геологическое строение;
 геоморфология;
 цифровая модель рельефа (рис. 2);
 гидрография;
 почвенный покров;
 растительность;
 ландшафты ранга местностей и урочищ;
 населенные пункты и дорожная сеть;
 рекреационное использование территории;
 аэрофотоснимки;
 космические снимки высокого и сверхвысокого пространственного разрешения (SPOT,
Quick Bird II).
 Вторая учебная ГИС «Томь» была разработана в 2006 г. и охватывает территорию до-
лины р. Томи в пределах Томской области. Общая площадь ГИС — 1 250 км2. Включает такие
же тематические слои данных, что и «Июс». Отличительная черта ГИС «Томь»: большое коли-
чество цифровых исторических карт, начиная с конца XIX в. (карты растительности окрестно-
стей Томска и всей долины, топоплан Томска). Это позволяет изучать динамику ландшафтов
на примерах отдельных частей долины (рис. 3-4) [Хромых, 2007]. Помимо космических сним-
ков (Ресурс, Terra Aster, IRS, Quick Bird II) важным информационным обеспечением
ГИС «Томь» в последнее время становятся данные съемок с БПЛА Supercam S-250, имеюще-
гося в ТГУ.
512
Рис. 2. Трехмерная модель рельефа окрестностей золотодобывающего рудника Коммунар,
драпированная топографической картой (учебная ГИС «Июс»)
Рис. 3. Карта растительности окрестностей Томска в 1928 г.

[Рожанец, Рожанец-Кучеровская, 1928]. Стрелки — осушенные сейчас болота
513
Рис. 4. Фрагмент современной ландшафтной карты окрестностей Томска [Хромых, 2007]
В качестве исходных данных для учебных ГИС были использованы топографические кар-
ты масштабов 1:5000 — 1:25000, а также ДДЗ и материалы полевых исследований, в том числе
студентов на практике (нивелирование и GPS-съемка).
Основу программного обеспечения составляет ArcGIS 10.3. Для работы с ДДЗ использует-
ся ERDAS Imagine. В качестве векторизатора применяется отечественная программа
EasyTrace.
В рамках Инновационной образовательной программы ТГУ с 2007 г. осуществляется раз-
работка виртуальных лабораторных практикумов — новой формы дистанционного обучения.
Виртуальные лабораторные практикумы являют собой электронные учебные пособия, вклю-
чающие большой блок практических упражнений, созданных в пошаговом режиме с использо-
ванием мультимедийных анимационных технологий. Они доступны в сети Internet на сайте
ИДО ТГУ.
В настоящее время разработаны 5 виртуальных лабораторных практикумов (авторы В.В.
Хромых и О.В. Хромых):
 Компьютерная графика для географов;
 Цифровые модели рельефа;
 Работа с данными дистанционного зондирования в ГИС;
 Пространственный анализ в ГИС;
 Учебная географическая практика в окрестностях Томска и в Хакасии: инновационные
технологии.
Поскольку такая форма учебников имеет очень большие возможности для анимации, широ-
ко используются функции трехмерного моделирования и анимации программы ArcScene ArcGIS.
Например, в курсе «Цифровые модели рельефа» использовано более 30 трехмерных моделей и
виртуальных геоизображений равнинных и горных территорий Томской области, Хакасии и Ал-
тая (см. рис. 2), в т.ч. видеофайлы, демонстрирующие возможности ArcScene и Virtual GIS по
драпировке моделей, вращению, приближению, анализу «зон видимости» и созданию виртуаль-
ных полетов по заданному маршруту (например, вдоль тела ледника Актру на Алтае).
514
В последнее время большую популярность набирают обучающие курсы на платформе
Moodle. На кафедре географии ТГУ на этой платформе уже разработаны два курса: «Техноло-
гии компьютерной обработки ДДЗ» и «Цифровые модели рельефа».
В целом, анализируя почти 20-летний опыт преподавания ГИС-технологий для ландшаф-
товедов, можно сделать ряд выводов: непрерывный подход к обучению с помощью цепочки
взаимосвязанных курсов полностью оправдал себя; высоко востребованы работодателями
умения студентов создавать ГИС-проекты «с нуля», т. е. с бумажной карты; электронные
учебники отлично дополняют аудиторные занятия и поощряют студентов к самостоятельной
работе.
1. Книжников Ю.Ф., Кравцова В.И., Лурье И.К. Концепция геоинформационного образования // Вест-
ник Московского ун-та. 1995. №4. С. 93–94.
2. Лурье И.К. Концепция и архитектура учебной ГИС для природоведческих факультетов университе-
тов. М., 1990. 14 с.
3. Рожанец М.И., Рожанец-Кучеровская С.Е. Почвы и растительность окрестностей города Томска //
Известия ТГУ. 1928. Т. 81. С. 313–405.
4. Хромых В.В. Учебная геоинформационная система «Июс» для студентов-географов специализации
«краеведение и туризм» // Вопросы географии Сибири. Вып. 22. 1997. С. 161–167.
5. Хромых В.В. Применение ГИС в геоморфологических исследованиях // Самоорганизация и динами-
ка геоморфосистем: Материалы XXVII Пленума Геоморфологической комиссии РАН. Томск: Изд-
во Института оптики атмосферы СО РАН, 2003. С. 217–225.
6. Хромых В.В., Хромых О.В. Использование ГИС-технологий для изучения динамики долинных
ландшафтов (на примере долины нижней Томи) // Вестник Том. гос. ун-та. 2007. № 300-1. С. 230–
233.
IALE AND ITS MISSION — WORLDWIDE COLLABORATION

ON LANDSCAPE ECOLOGY
Fürst Ch.
Martin Luther University Halle-Wittenberg, Institute for Geosciences and Geography, Dept. Sustain-
able Landscape Development, Halle, Germany, christine.fuerst@geo.uni-halle.de
Background and aims
IALE is a foundation with the mission to push landscape ecology as the scientific basis for analy-
sis, planning and management of landscapes and to stimulate inter- and transdisciplinary collabora-
tion.
IALE provides an infrastructure for connecting research and researchers; IALE helps to bundle
financial means and facultative commitment to generate synergies for global cooperation (support of
conferences / working groups, scholarships for young scientists).
Additionally, IALE connects with and contributes to policy processes (e.g. currently IPBES) to
ensure that a holistic (landscape) perspective is kept.
Structure and regions
Currently, IALE has approximatively 2000 members in good standing, 24 national / regional
chapters (11 in Europe + 1 regional EU chapter). Additional members whose fees are waived are doc-
toral students and members of new chapters, particularly in developing countries.
IALEs governance consists of an elected executive committee (election periods are each for
years) and the council with elected representatives of all regional and national chapters. This two
chamber system ensures that all decisions on IALEs further development are made in highly demo-
cratic manner and represent best the cultural and social backgrounds of the different participating
countries and regions.
The building of IALE is dating back to the 1970ies (Slovak Republic / Netherlands), most recent
chapters are Chile (2016), Africa, India and Russia (2017), and Belarus (upcoming).
515
Activities
IALEs community is strongly motivated to support all measures that help to establish landscape
as platform for inter- and transdisciplinary research and that ensure the integration of social-cultural
and ecological aspects that contribute to human well-being.
We aim to contribute to creating knowledge on landscape-scale adaptation strategies for changes
(climate, society) through planning and management. At the same time, we help to spread this
knowledge in and outside the community through a bundle of connected journals and platforms
(Landscape Ecology, Landscape Online, Living Reviews, Open Landscapes, Change and Adaptation
in Socio-Ecological Systems, Solutions).
Additionally, we intend to learn and communicate to our community how to provide optimally
research results for policy processes and informing the public.

OF SUSTAINABLE DEVELOPMENT AND DEMOGRAPHIC GROWTH
Köppen B.
Federal Institute for Population Research (BiB), Wiesbaden, Germany, bern-
hard.koeppen@bib.bund.de
United Nation's Sustainable Development Goals (SDG) represent a comprehensive, yet vast "cat-
alogue" of aims, demands and visions concerning global future.
Despite the fact, that major challenges mentioned in the SDGs as priorities depend on low popu-
lation growth and gender equality matters, population issues are not put forth and demographic chal-
lenges are only named indirectly.
The latest statement by the Club of Rome however puts limits of population growth into central
focus and proposes — in Malthusian tradition — to introduce population policy especially for the re-
source consuming societies of the West.
The continuous population growth in less developed countries, a high level of consumption and
use of (limited) resources combined with climate change cumulate into locally severe environmental
decrease, which finally destroys the livelihood of local people and triggers environmental-related em-
igration.
This phenomenon of environmental or climate-migration is vividly debated, however. First, the
exact number of this new type of emigrant is believed to increase dramatically in the near future, but
very difficult to estimate and forecast. Second, this kind of emigrants are de facto forced out of their
former livelihoods, but are not recognized as refugees or any other category which might make them
eligible to systematic international and national aid, such as by the U.N. e.g. Despite the lack of a
clear definition concerning this phenomenon, the problem is obvious and estimates range from 200
million to one billion (IOM 2016) environmental refugees worldwide.
This paper discusses selected aspects of the linkage between sustainable development and popu-
lation matters in the light of challenges, misunderstandings and shortcomings in the current public-
political discussion. And it presents a systematic approach on the relationship environment-migration
and discusses the unsolved problem of definition and numbers of the concerned population in a global
perspective.
516
Научное электронное издание
ãÄçÑòÄîíéÇÖÑÖçàÖ:
íÖéêàü, åÖíéÑõ, ãÄçÑòÄîíçé-ùäéãéÉàóÖëäéÖ
éÅÖëèÖóÖçàÖ èêàêéÑéèéãúáéÇÄçàü
à ìëíéâóàÇéÉé êÄáÇàíàü
å‡ÚÂðË‡Î˚ XII åÂÊ‰ÛÌ‡ðÓ‰ÌÓÈ Î‡Ì‰¯‡ÙÚÌÓÈ ÍÓÌÙÂðÂÌˆËË
í˛ÏÂÌ¸-íÓ·ÓÎ¸ÒÍ, 22-25 ‡‚„ÛÒÚ‡ 2017 „.
íÓÏ 2
В авторской редакции
Компьютерная верстка С. Ф. Обрядова
Компьютерный дизайн
обложки И. А. Кручинин
Подготовлено к электронному изданию 18.08.2017.

Объем 64,75 усл. п. л. Формат 6084/8. Заказ 520.
Издательство Тюменского государственного университета

625003, г. Тюмень, ул. Семакова, 10
Тел./факс: (3452) 59-74-68, 59-74-81
E-mail: izdatelstvo@utmn.ru
517

XII Ландшафтная конференция - том 2

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

XII Ландшафтная конференция - том 2

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

åàçàëíÖêëíÇé éÅêÄáéÇÄçàü à çÄìäà êéëëàâëäéâ îÖÑÖêÄñàà

íûåÖçëäàâ ÉéëìÑÄêëíÇÖççõâ ìçàÇÖêëàíÖí

å‡ÚÂðË‡Î˚ XII åÂÊ‰ÛÌ‡ðÓ‰ÌÓÈ Î‡Ì‰¯‡ÙÚÌÓÈ ÍÓÌÙÂðÂÌˆËË

í˛ÏÂÌ¸-íÓ·ÓÎ¸ÒÍ, 22-25 ‡‚„ÛÒÚ‡ 2017 „.

Конференция проведена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных

Ландшафтоведение: теория, методы, ландшафтно-экологическое обеспечение

ISBN 978-5-400-01382-9 (т. 2)

В сборнике материалов конференции освещены современные проблемы ландшафтоведения

В оформлении обложки использованы фотографии Аркадия Елфимова

ISBN 978-5-400-01382-9 (т. 2) © Тюменский государственный университет, 2017

Proceedings of the XII International landscape conference

Tyumen-Tobolsk, 22-25 August 2017

Reviewed by doctor of science, professor, vice-president of Russian Geographical Society

ISBN 978-5-400-01382-9 (т. 2)

The book cover was designed using photography by Arkadiy Elfimov

ISBN 978-5-400-01382-9 (т. 2) © University of Tyumen, 2017

V. ЛАНДШАФТНОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ И ОХРАНА ПРИРОДЫ

VI. ФУНКЦИИ, УСЛУГИ И УСТОЙЧИВОСТЬ ЛАНДШАФТОВ

VII. ИСТОРИЧЕСКАЯ ЛАНДШАФТНАЯ ГЕОГРАФИЯ

VIII. ГУМАНИТАРНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЛАНДШАФТА

IX. РЕГИОНАЛЬНЫЕ ЛАНДШАФТНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

X. ЛАНДШАФТЫ НЕФТЕГАЗОВЫХ РЕГИОНОВ

V. LANDSCAPE PLANNING AND NATURE CONSERVATION

VI. LANDSCAPE FUNCTIONS, SERVICES AND RESILIENCE

VII. HISTORICAL LANDSCAPE GEOGRAPHY AND LAND USE CHANGE

VIII. HUMAN DIMENSION OF LANDSCAPE

IX. REGIONAL LANDSCAPE STUDIES

X. LANDSCAPES OF OIL AND GAS PRODUCTION AREAS

XI. EDUCATION AND POLITICS IN LANDSCAPE SCIENCE

V. LANDSCAPE PLANNING AND NATURE CONSERVATION

LANDSCAPE PLANNING AS SECTION OF COMPLEX PHYSICAL GEOGRAPHY

SPATIAL TOOLS OF LANDSCAPE PLANNING

Рис. 1. Процедура ландшафтного планирования

Мотивировка предлагаемых планировочных решений (рис. 1) обусловлена комбинациями

ñÖçéíàóÖëäéÖ êÄáçééÅêÄáàÖ à Çéèêéëõ éïêÄçõ

PHYTOCENOSES DIVERSITY AND NATURE PROTECTION

Еловые леса сохранились в основном по водоразделам на возвышенных участках с до-

éÅáéê êÖáìãúíÄíéÇ îìçÑÄåÖçíÄãúçõï

A REVIEW OF THE RESULTS OF BASIC AND APPLIED LANDSCAPE-BASED

ãÄçÑòÄîíçéÖ èêéÖäíàêéÇÄçàÖ êÖÉàéçÄãúçõï

LANDSCAPE PLANNING OF REGIONAL SYSTEMS OF SPECIALLY PROTECTED

Структурный анализ сети ООПТ Свердловской области позволяет выявить диспропорцию

LANDSCAPE ZONING AS A BASIS FOR GEOENVIRONMENTAL EVALUATION

ãÄçÑòÄîíçÄü Éàë äÄä àçëíêìåÖçí éñÖçàÇÄçàü

LANDSCAPE GIS AS A TOOL FOR LAND ASSESSMENT AND PLANNING

Рис. 2. Блок-схема геоинформационного картографирования ландшафтных комплексов:

Примеры. Предложенные алгоритмы применялись при создании ГИС политики земле-

Основой для формирования ландшафтной ГИС ландшафтного планирования района

Рис. 4. Общая циклическая схема геоинформационной технологии формирования

На основе ландшафтной ГИС строятся производные карты компонентов геосистем (почвы,

LANDSCAPE AND ECOLOGICAL ISSUES OF KAZAKHSTAN’S CAPITAL

Рис. 2. Гранулометрический состав флювиальных отложений на территории Астаны

Рис. 4. Участки сезонного подтопления и затопления г. Астаны и ее окрестностей — черный цвет

Рис. 5. Участки повышенной влажности почв в г. Астане и ее ближайших окрестностях — оранжевые

Парки и рекреационные зоны в Астане расположены преимущественно там, где неудобно

Рис. 6. Карта озелененности Астаны

Повышенный уровень загазованности воздушной среды наблюдается вблизи застроек, в

THE LANDSCAPE DIVERSITY OF NATURAL RESERVE "BAYDARSKIY"

Рис. 1. Ландшафтная структура и ООПТ г. Севастополя

Цель статьи заключается в проведении оценки ЛР на основе анализа ландшафтной струк-

Рис. 2. Ландшафтная структура природного заказника «Байдарский»

Условные обозначения: II. Зона широколиственных и сосновых лесов северного макросклона

Результаты проведенных расчетов систематизированы в табличной форме (табл. 2, 3).