1

А IX МЕЖДУНАРОДНАЯ
КНИЖНАЯ ЯРМАРКА

ЗЕЛЕНАЯ ВОЛНА
г.
г-
2004
*
*
диплом
НАГРАЖДАЕТСЯ

АЛЕКСАНДР ДОРОШЕНКО
И ИЗДАТЕЛЬСТВО «ОПТИМУМ»

ЗА БЕСКОРЫСТНУЮ ЛЮБОВЬ
К ИСТОРИИ ОДЕССЫ
Александр Дорошенко

Поэма о Городе

1'^ого(Ь
Одесса

2004
 ББК 84(4укр=рус) 6-5 Од.
Д 69

Я
а:

$
В оформлении обложки использована
картина художника Вадима Кучера-Куцана.

Дорошенко Александр Викторович.

Д 69 Поэма о Городе. Рассказы. - Одесса:
Издательство «ОрПтшп», 2004. - 480 с., ил.

I8ВN 966-344-000-7

«Поэма о Городе» - это гимн кумиру, стоящему

на берегу Черного моря, который останется на годы,
века, эпохи, ибо Город и Горожане - бессмертны.

ББК 84(4укр=рус) 6-5 Од.

I8ВN 966-344-000-7
© Дорошенко Александр Викторович, 2004
© Котов Василий, предисловие, 2004
© Издательство «ОрШпит», 2004
 5

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

На одной из страниц этой, без преувели­

чения, прекрасной книги Александр Дорошенко
говорит: «Если вы ищите девушку для тела —
смотрите только на щиколотки ног, но если для
любви, тогда загляните ей в глаза...».
Наш город, задуманный женщиной, назван­
ный женским именем, давно не привлекает взгля­
ды мужчин. Обветшалый, полуразрушенный,
пыльный летом, по щиколотку в грязи зимой,
он напоминает старуху. И даже кокетливый ма­
кияж в виде обновленных фасадов дорогих бути­
ков и ювелирных магазинов не спасает положе­
ния.
Правда, есть кучка корыстолюбивых лю­
бовников, страстно желающих завладеть наслед­
ством умирающей: все «прихватизировать», все
передать себе «любимым и избранным» в част­
ную собственность: дома, дворцы, гостиницы,
базары. Странно, что в Опере еще не устроили
казино с рестораном.
Но есть еще и чудаки, которые смотрят в
глаза своему Городу и любят его бескорыстно.
Им не нужна чужая собственность, их именами
не украшают уродливые кубы на Дерибасовской.
Город дарит этим людям Талант, который
они щедро отдают Одессе и одесситам.
Да, эта книга - Поэма о Городе, который
любим нами нежно и страстно.
Это гимн Кумиру, стоящему на берегу Чер­
ного моря, который останется на годы, века,
эпохи, ибо Город и Горожане - бессмертны...
По улицам Города идет пожилой, устав­
ший человек, рядом семенит старенький пудель.
 6

Человек внимательным грустным взглядом

озирает останки того, что когда-то называлось
Одессой. Нынешнее ее состояние столь невзрач­
но, что пудель не под каждым углом поднимает
лапу. Брезгует.
Человека зовут Александр Дорошенко, а
его неизменного спутника — Денник.
После променажа человек и собака возвра­
щаются домой.
а Денник сворачивается клубочком и тихо
1 дремлет, а хозяин садится за компьютер.
Мерное жужжание вентилятора в такт ти­
8 хому посапыванию пса приводит человека в конце
концов в умиротворенное состояние. Руки ложатся
I на клавиатуру, и память о прошлом верно и без­
ошибочно диктует строки «Поэмы о Городе».
а
Это не просто ностальгические строчки. Это
гимн Городу во все его времена.
Времена становления и развития, расцвета
и упадка... Город - живой организм, и автор
«Поэмы» прекрасно сознает это.
Но никогда он не сможет смириться с на­
* вязанной Городу ролью дойной коровы, с ро­
лью пашни изнуренной невежественным хозяи­
ном.
Поэтому восторженные описания центра и
предместья перемежаются с гневной и саркасти­
ческой филиппикой в адрес ныне живущих, рав­
нодушных не только к Городу, но и к себе са­
мим.
Эти равнодушные не читают книг о Горо­
де, но те, кому дорога Одесса, быть может, вос­
прянут от тяжелого, гипнотического сна и раз­
будят других спящих.
И Город вновь станет Одессой...
Поэма о Городе — так справедливо обозна­
чил жанр своей книги Александр Дорошенко. Ибо
к какому еще жанру можно отнести прозу, всю
 7

сочащуюся поэзией? Именно так — вдохновен­

но, с возвышающим душу восторгом и щемящей
болью — можно писать о самом любимом и со­
кровенном. Для автора это наш Город (только так
— с прописной буквы!) — и в периоды его голо­
вокружительных взлетов и в годы упадка. Мно­
жество разрушений и утрат оставили в нем и вре­
мена «плановой» застройки, и нынешний строи­
тельный беспредел равнодушных к Городу его
нынешних хозяев, и аморфная позиция его оби­
тателей. Но он остается живым и прекрасным —
стоит лишь приостановиться в помрачающем рас­
судок беге, поднять голову, изумиться неожи­
данно открывшейся лепнине балконов, эркеров
и мезонинов, тронуть створку кое-где оставших­
ся кованых ворот, присесть на парапет возле не­
заметного домика-старожила и почувствовать себя
окруженным звуками, ароматами, голосами, те­
нями прошлого...
Неужто никогда не сумеем мы, недостой­
ные дети Города, восстановить его былую славу
прекрасного видом, культурного поведением,
делового мыслью? Восстановить утраченное и раз­
вить лучшее — вот задача, которая нынче выхо­
дит на первый план.
А иначе, «куда ж нам плыть»?

Василий Котов, литератор

 8

СОДЕРЖАНИЕ

От издательства 5

МОЙГОРОД
Мой город................ 12
Бульвар..................... 16
Дерибасовская..... 43
Улицы и площади. 83
Опера........................ 112
Базарь!...................... 123
Эринии.................... 166

ОДЕССКОЕ ПЯТИРЕЧЬЕ
К благосклонному читателю.. 172
Отечество нам........................... 179
I
183
I Пятиречье.................................
Память........................................ 242
Тени прошлого..................... 252
Некрополь - город мертвых.. 279
Куда ж нам плыть.................. 314

КОЛЬЦО ОДЕССЫ
Автор (Поэт и Муза).......... 324
Кольцо (море и степь)........ .329
Левая дуга (линии степи).. ,331
Правая дуга (линии моря), 392
Праздники.......................... .435
 9

Правлению ЗАО
«Городская страховая компания»

Уважаемые господа!

Не имея опыта писать посвящения, я

решил обратиться к первоисточнику всех
наших дел и поступков, то есть к Библии. В
книге Екклесиаста сказано: «Время разбра­
сывать камни, и время собирать камни».
Поскольку это язык Бога, там не указано
понятное для нас время. Мы разбрасывали
камни почти столетие и в этом преуспели.
Самое время собирать то, что осталось. И
бережно строить вновь. Собственно это и
есть основная мысль этой книги, потому
что построить что-то настоящее можно
только основываясь на любви.

Автор не имеет в виду именно эту

книгу, и даже не ее тему — хотя тема эта
наш Город. Нам всем нужна добрая воля и
возможность оглядеться. Чтобы построен­
ное сегодня было создано надолго.

Наш Город уникален не только стре­

мительностью своего создания, он создан
был в пустоте, на краю безводной степи у
диких морских берегов. Материальных
средств и времени на строительство было
очень мало. Но он возник стремительно и
поразил мир красотой и мощью.

Это удалось свершить потому, что в

основе его лежат не столько камни, но воля
и мысль созидателей. У нас, у нашего Го-
10

рода, были великолепные предки — заду­

мавшие его Де Рибас и Де Волан, строив­
шие его Ришелье и Воронцов, и у них все­
гда находились достойные продолжатели —
Григорий Маразли, барон Арис (Эрнст)
Мае, Николай Новосельский. Так Город наш
стал одним из европейских центров в тор­
говле, промышленности и культуре. И бла­
готворительности .

Такими именами можно гордиться. Их

было много и незачем здесь перечислять всех
- наградой им стал наш прекрасный Город.
Но это прошлое, там было чем гордиться,
но и о чем печалиться тоже было. Сегодня,
когда мы строим вновь, нам, как никогда
нужны люди, способные и сильные, муд­
рые и осторожные. Ожидать их со стороны
не приходиться — нам придется стать таки­
ми — ведь кто-то должен строить для себя
и для всех нас. И хорошо строить.

Эта книга своим появлением обязана

вам. Мне, как автору, удивительна и не­
привычна такая благотворительность. От
всего сердца выражаю вам свою признатель­
ность за издание книги и верю, что наш
общий ребенок будет достойно представ­
лять нас в мире, куда мы его отправляем и
что родители смогут им гордиться.

Еще раз с искренней благодарностью

и пожеланиями процветания,
Ваш
Александр В. Дорошенко
Одесса, 25.08.04
Мой город
 12 Александр Дорошенко

1
!

Мой аороО
Воздух моего Города приходит изда­
лека, рождаясь в средиземноморском про­
сторе, он впитывает тепло островов Эгейс­
кого моря и долго летит, лавируя между
ними и спотыкаясь об их изгибы, над зеле­
нью долин и ослепляющей белизной до­
мов, над Мраморным морем и Босфором,
напитавшись солеными брызгами косых
черноморских волн, он захватчиком вры­
вается в город из-под протянутой к морю
руки герцога Эммануила де Ришелье. Он
приносит запахи Эллады, пыль древних раз­
рушенных колонн и храмов Ольвии и Хер-
сонеса, звон золотых монет на рынках Пан-
тикапея и Феодосии, гул ристалищ на со­
рокатысячном ипподроме Константинопо­
ля, обрывки фраз венецианских и генуэзс­
ких купцов, тяжесть неторопливого говора
викингов Олега и Святослава, свист татар­
ской стрелы и ответный смех запорожцев.
 Поэма о Городе 13

Душа моего Города: Ветер дальних

морей, разбившийся о крутые берега. - За­
дохнувшийся ветром парус. — Корабль, оги­
бающий маяк, ложится на дальний курс. —
Ревущая злоба волн и мрачное спокойствие
скал. — Черное многоцветное море к югу и
Великая рыжая Степь к северу (на правую
руку лежал Алтай, по левую - Европа и
варварский мир). — Греческие паруса в за­
ливе и скифская конница на высотах (ко­
рабли, побывавшие на всех берегах мира и
кони достигавшие этих берегов по про­
странствам земли, ибо после Великой Сте-
пи все было рядом). — Одноцветная одежда
греков и роскошные ткани кочевников
(многоцветный юг рождал умеренность в 8
цвете, монотонная степь — ненасытную
жажду и буйство красок). Всем и всегда тор­
гующие греки, строившие наши древние
города, и скифы, их уничтожавшие. Гре­
ческие монеты и договора, скифские кони
и ветер свободы в гривах. Все смешалось и
сплавилось в этом единственном месте, на­
питало нашу кровь и окрасило кожу и речь.
И, если древняя наша столица Вавилон
называлась «Пупом земли», то Город мой
— ее Сердце.
Как оно болит сейчас, осиротевшее и
покинутое своими детьми!

Сердце моего Города: Хитрый гречес­

кий прищур и расчетливый взгляд еврей­
ского банкира, — недоверчивая улыбка ук­
раинца и надменный жест французского
вельможи, — спокойная уверенность вое-
 14 Александр Дорошенко

начальника и независимость губернаторов,

— алчность прибыли и бескорыстная щед­
рость строителей. Убивающий расчет и дру­
жеская рука, — копеечный обман и незыб­
лемое слово купца. Негоцианты мирового
масштаба, державшие в жестких руках ми­
ровые биржи, — капитаны, корабли кото­
рых бороздили все моря, а моряки напива­
лись во всех портах, — ремесленники с зо­
лотыми руками и ювелиры, вводившие в
заблуждение экспертов Лувра. Христиане,
иудеи и мусульмане, храмы которых сто­
яли рядом на больших и малых улицах Го-
рода. Многоязычный говор улиц и площа-
'|р|' дей. Базары, красочными восточными ков-
рами лежащие на городских площадях. Все,
851 за что брались — выходило лучшим из наи­
лучшего в мире: промышленность и тор­
говля, — мореплавание и строительство, —
музыка, живопись и литература.

И любовь!

Солнце моего Города рождается в

моем Море и в его вечерних водах оно ук­
ладывается спать, упругий ритм черномор­
ских волн баюкает его. По солнечной до­
рожке мы уплывали утром в Море, на­
встречу поднимающемуся из его глубин
солнцу, лучи его ласкали наши лица, а тело
холодила свежесть воды и соленые брызги
были на наших глазах и губах. Лунной ноч­
ной дорожкой мы уплывали с юными под­
ругами навстречу судьбе и тайна ночного
мрака принимала нас, растворяя в темной

;
 Поэма о Городе 15

материи моря и воздуха, слившихся без гра­

ницы. Утром солнечная колесница ослепи­
тельно и неторопливо накатывала на Го­
род, двигаясь с юго-востока, согревая его,
продрогшего в ночи. Солнце приходило с
моря, неторопливо вползало на влажный
песок пляжей, тяжело карабкалось на кру­
тые одесские берега, цепляясь за кусты ака­
ций и облепихи, и потом стремительно
вступало в Город, в его прибрежные и даль­
ние улицы и перекрестки, ложилось неров­
ными пятнами на булыжник мостовых,
ласкало преступные плечи кариатид, сол­
нечные лучи шутливо облизывали улыба-
ющиеся чему-то морды бесчисленных сто-
рожевых львов.
КА
Оно согревало Город и своих детей на
его утренних улицах, утешало и отводило
ночные страхи.

Памятник герцогу де Ришелье

I

16 Александр Дорошенко

\
Бульвар
Бульвар наш первоначально называл­
ся Новым, затем Приморским, после рус­
ско-турецкой войны 1877-1878 годов —
Николаевским, в честь главнокомандую­
1 щего, великого князя Николая Николае­
%
вича, с 1920 года он стал носить имя по­
!
гибшего анархиста Фельдмана, после вой­
ны вновь стал Приморским и так остался,
теперь уже навсегда*.

Роскошен и обольстителен Примор­

ский Бульвар. Он начинается камерной
Думской площадью, от двенадцатиколон­
ного здания Думы и фонтанного памятни­
ка Александру Сергеевичу и простирается

*3десь и далее названия улиц и площадей при­

ведены в основном по работе: Я. Майстровой. Улицы
Одессы. Справочник по топонимии старой части го­
рода. Одесса 1998.
 Поэма о Городе 17

до самых колонн воронцовского дворца.

Бульвар хорош всегда. Ранним летним ут­
ром он тих и спокоен, прохладой нависают
над ним кроны деревьев, солнечные маз­
ки лежат на земле и плитках тротуаров и
так легко и празднично ступает по ним нога.
; Шум Города здесь замолкает и слышно, как
далеко внизу неустанно трудится Порт. Од­
нажды, еще подростком, в глухой осенний
дождь, подойдя к Дюку, я впервые в жиз­
ни увидел всю жизнь многократно видан­
ный мною Порт и море, и графитовый аб­
рис кораблей на свинцовой воде залива, и
морскую рябь на воде, и услышал звук
маяка и кричавших в тумане буёв, и задох-
нулся от счастья. Дворцовой гвардией выс-
троились дворцы Бульвара и ряд их прерван I
полукружием сдвоенных зданий за плеча­
ми Герцога. Здания Бульвара разновремен­
ны и старые легко узнаются по благород­
ной простоте декора и стройности, у них
гладкие стены, громадные плоские окна и
только где-то в вышине висит на кован­
ных лентах подпорок очаровательной лег­
кости балкон и вьется меандровый узор по
краю его чугунной решетки. Модерн этой
простоты не нарушил, умерив богатство
свойственной ему лепнины, скромно и до­
стойно став в этот почетный ряд, и только
эклектика купеческой вульгарностью по-
тревожила в нескольких местах цельность
Бульвара.
Лестница Приморского бульвара на­
зывалась в разные времена Гигантской,
Булеварной, а в советское время - Потем-

3 418-4
I

18 Александр Дорошенко

кинской. Она теперешнее свое имя носит в

честь мятежного броненосца, стрелявшего
однажды по Городу, пугая, но стрелявше­
му именно целясь в наш оперный театр, и
не попавшему, к счастью, как, впрочем,
и все в этом мятеже оказалось никуда не
попавшим. Ее название горожане связыва­
ют впрямую с именем князя Потемкина,
первую мысль заложившего в основание
\ Города. Лестница эта, широкой и спокой­
ной рекой ниспадающая от подножия Гер­
цога, странным образом, в ощущении, ве­
I
дет только вниз, к морю, к заливу, к даль-
ним и загадочно манящим странам. И над
ней, хорошо видный с моря и встречаю-
щий приходящие в Город корабли, стоит
Ч неизменный, «широколобый и печальный
Дюк». Где бы ты ни был, в радости и не
\ очень, в любых дальних городах и простран-
ствах, хорошо знать, что он все также сто­
ит здесь и протягивает навстречу тебе свою
I руку.
Задумана лестница была еще в 20-х
годах, но только в 1835 был утвержден про­
ект Ф.К. Боффо. Строилась она с 1837 по !
!
1841 год вместе с подпорными стенами и
контрфорсами для укрепления кромки
Бульвара. В память Крымской компании и
бомбардировки Города по обеим сторонам
лестницы думали установить поднятые с
английского фрегата «Тигр» пушки, но ог­
раничились только одной и поставили ее
на Думской площади, на тяжелом пьедес­
тале из искусственного гранита. Смотрит
она в залив, откуда фрегат первым из ан-
 Поэма о Городе 19

гло-французской эскадры начал бомбарди­

ровку Города 10 апреля 1854 года.

ПУШКИН

На Приморском бульваре по правую

руку от Дюка, в самом его конце, перед
Думской площадью, стоит памятник Алек­
сандру Пушкину. Третий в истории, вто­
рой после знаменитого московского на
Тверской, он странно повернут спиной к
зданию Думы, а лицом обращен к гражда­
нам Города, поставившим этот памятник,
к аллеям бульвара, и окружен четырьмя
чугунными чашами фонтанов. Крупные
рыбы с задранными хвостами привольно
улеглись на скошенных гранях постамента I
и насмешливо пускают струйки воды в чу­
гунные фонтанные чаши. Трудно сказать
почему, но в этом именно памятнике, в
лице Александра Сергеевича ощутима аф­
риканская кровь. Может быть, тут сказал­
ся наш знойный юг. Он многое, если не
самое главное, сделал у нас на юге с са­
мим собой, благословенным для него было
это «суровое» изгнание — с сурового серо­
го севера в многоцветный с синевой неба
и звонкодрожащим под ветрами воздухом,
наш, ему полюбившийся Город. Здесь все
было иным — вид строений, лица людей,
их легкая походка и легкий склад серьез­
ной деловой жизни.
Греки, армяне и евреи, французы и
итальянцы, русские и украинцы — и в са­
мом этом многоречии на улицах Города уже
 20 Александр Дорошенко

было противостояние чиновничьему миру

севера. Все здесь было легким, сборы в путь
необременительны, каков бы он ни был, а
всё дальние страны окружали Город, и пря­
мо здесь они и начинались, у подножья
будущей Потемкинской лестницы — вся­
кие Турции и Леванты и прочие сказочные
Китаи. Крым лежал в подножии Города и
пригородом его ощущался. А северные сто­
лицы лежали в окружении великого без­
молвия пустынь и населений, и непрохо­
димыми были от них дороги в мир. И Пуш­
кин поэтому у нас иной — он здесь изме-
нился, ему эта земля стала любимой и на-
*|р|' всегда так осталась. Он нам стал основа-
тель, как и Герцог. Ах, не надо бы ему воз­
вращаться на север, в опасные эти столи-
пы
Основное в этом памятнике постамент.
Пушкину, чтобы быть узнаваемым внеш­
не, многого не нужно — курчавость, ба­
кенбарды, семитский профиль — остальное
живет в нас. Это лучший из лучших образец
соразмерности бюста и основания, когда
сохраняется пространственная монумен­
тальность. Памятник поставлен на основа­
тельный фундамент и стоит крепко, в ре­
монте нисколько не нуждаясь. Это замеча­
тельно! Если бы мэрия что-то здесь попра­
вила — то, ниже достойных нас слов — «А.С.
Пушкину. Граждане Одессы», она бы вре­
зала в старый гранит свое имя и дату, и
имя мэра, который, отреставрировав Пуш­
кина, нам бы его как-будто даровал.
Теперь Бульвар и Думская площадь ук­
рашены рядом фонарных чугунных стол-
 Поэма о Городе 21

бов, отлитых «под старину». Ничего стол­

бы, но стоят они как-то странно. Дело не в
выбитых стеклах фонарных, это так долж­
но у нас быть, так легче гореть фонарю.
В детстве была у меня любимая книжка
о Буратино и в ней картинка, как идет эта
сладкая троица, лиса Алиса и кот Базилио,
и в середине Буратино, в страну Дураков
закапывать золотые монеты от Карабаса в
землю поля Чудес. Был нарисован городс­
кой ландшафт, характерный для этой стра­
ны, с фонарными столбами и я, мальчиш­
кой, заметил и навсегда, как выяснилось,
запомнил, что столбы все эти фонарные
стояли криво-косо, — не бывает в стране
Дураков вертикально установленных и во-
обще параллельных друг другу столбов! И \М
сколько живу, на всех горизонтах родных
палестин наблюдаю эту привычную карти­
ну — перекошенные столбы. Только что по­
ставленные, отлитые в чугуне по старым
образцам, застекленные и окруженные тро­
туарной плиткой но — неизбежно косые. Как
символ родины, как ее насмешливая и лу­
кавая улыбка.

Увидишь и сгоряча думаешь — Евро­

па, наконец-то, но приглядишься, — нет,
все же родина!

ВОРОНЦОВСКИЙ ДВОРЕЦ

По левую руку от Дюка, в противо­

положном конце бульвара, стоит заброшен­
ным Воронцовский дворец. Проектировал
и строил его Ф.К Боффо в 1824-1829 годах.
 22 Александр Дорошенко

Мудрым был Город и сумел сохранить,

пренебрегши мелкими сплетнями, добрую
память об этих двоих, Воронцове и Пуш­
кине.
Стоит дворец на самом краю примор­
ского холма, в месте, где когда-то был рас­
положен турецкий Гаджибей, и до него за­
долго — греческий античный полис. Куби­
ческой формы тело дворца грузно и рожда­
ет печальное чувство заброшенности. Он
врос в землю, печален, как никакое дру­
гое здание Города и всегда, сколько по­
мню, это ощущение сохранялось.
К морю обращена открытая терраса,
опоясывающая дворец, а со стороны внут-
ренней стоят грузные, тосканского орде-
1551 ра, колонны с портиком и в память турец­
ких компаний его владельца, вделаны в сте­
ны дворца изразцы с арабской вязью. В
знойный полдень неожиданно гулко зву­
чат шаги по мраморным плитам под этим
широким портиком. Там десять тяжелых
колонн и в прохладной глубине портика
очарованием театральной декорации устро­
ился двусторонний мостик-лестница пара­
дного входа. Эти лестничные всходы пря­
мы, без закруглений и изгибов, что при­
дет вскоре, а здесь сохранена память ор­
дерной системы, дыхание стиля. Так тихо,
прохладно, торжественно, — все кажется,
задержи здесь шаг, чуть погоди - и распах­
нутся двери над лестницей, заиграет му­
зыка клавесина, выйдут кавалеры и дамы
и спустятся по лестнице этой, кавалеры
направо, дамы налево и здесь, сойдясь
 Поэма о Городе 23

вновь, продолжат танец. Прогулочная га­

лерея устроена на крыше портика и верти­
кали чугунных столбиков несут давно не
зажигавшиеся фонари и много таких, ос­
лепших навсегда, фонарей осталось висеть
в прохладной и недосягаемой высоте пор­
тика. Есть еще один, четырехколонный,
боковой портик. Между сдвоенными колон­
нами там стоит, чудом сохранившийся,
литой трехголовый фонарь. В двух шагах ря­
дом стоит сегодняшний, поставленный
нынешними властями тоже фонарь — из
сварной канализационной трубы, окрашен­
ной в национальные цвета. Надо ли добав-
лять, что все фонари, новые и старые, и ‘Ць'
которые еще будут поставлены здесь и вез­ *
де, — разбиты. Такая странная нелюбовь к
свету...
Собирались во дворец гости, на бал,
распахнуты широко были въездные воро­
та, мягко шуршали каретные колеса по гра­
вию подъездной дороги, горели фонари на
фоне ночного неба и моря под портиком,
по всему периметру дворцовой балюстра­
ды, над его крышей, вдоль оград и в маня­
щей глубине сада. Распахнуты широко были
парадные двери, (заколоченные навсегда,
задохнувшиеся, их теперь не открыть). Си­
яли светом громадные дворцовые окна, от­
крытые настежь в прохладный сад, вдоль
стен расставлены были шахматными пеш­
ками лакеи. Разгоряченные танцами гости
выходили на широкий балкон полюбовать­
ся заливом и ночным морем.
Там приветливо покачивались много-
 24 Александр Дорошенко

численные мачты торговых кораблей всех

флагов, настоящее и будущее Города чита­
лось на глади залива. Звучала речь на всех
европейских языках, достойная молодого
Города, говорили они о мировой политике
и торговле, о любви и стихах (я был там
сегодня и на балюстраду эту поднялся —
там просто теперь подняться, не надо оги­
бать тело дворца, направляясь к ступень­
кам, решетка ограждения выломана во
многих местах — последние десятилетия там
не подметали мусор, все пропахло мочой,
спали там два бомжа на газетной подстил-
ке, а третий спал устроившись особо, под
СЦ§Г парадной лестницей портика, по которой
когда-то спускались танцевальные пары; где
1/51 же теперь новый Некрасов, чтобы поры­
дать у парадного подъезда, и где смешной
маленький Чарли, чтобы посмеяться над
бездомным человечком, уснувшим на ру­
ках городской святыни?
Братьев принимали в молодом Горо­
де — Александра I в 1818 году и Николая I
в 1837 в Воронцовском дворце (для Нико­
лая был дан роскошный бал в думской
зале). Несчастной была судьба этих братьев
— в попытке одного строить Россию с ев­
ропейским благородством и конституция­
ми, и в попытке другого, ожегшегося,
строить ее в рамках суровости отечествен­
ных законов. Строить это дело у нас воз­
можно только с помощью топора, и тогда
в благодарной памяти народа останется твое
имя навечно, и, если звали тебя Иоанном
или Петром, или Иосифом, то кровавого
паука-монстра назовут уважительно Гроз-
:
.
Поэма о Городе 25

ным, преобразователя, вывернувшего стра­

ну наизнанку и пустившего ее плясать по­
луевропейским манером — Великим, а
«отца народов, друга детей и физкультур­
ников,», самого кровавого после Гитлера
монстра в истории людей, будут вспоми­
нать с любовью и ностальгией.
Но тех, кто положит к ногам этого
народа свой воспаленный усердием разум,
чистоту намерений и величие души, спра­
ведливо поглотит океан бесконечной объе­
мом и протяженностями косной массы,
поглотит, наделив в благодарность издев­
кой и пренебрежением. Так было всегда, от
царя Бориса до царя Павла, и не в царях
дело, но так всегда здесь и будет!
На самом обрыве холма стоит, про­
должением дворца, выполненная в тоскан­
ском ордере легкая дуга колоннады — луч­
шая обзорная точка Города и самый краси­
вый во всем его силуэте и всегда легко чи­
таемый знак, при подходе к Городу с моря.
Там два ряда по десять колонн, поставлен­
ных на высокий ступенчатый цоколь, и
внутренний ряд сжат пружинящей силой,
а внешний растянут и так они закреплены
навечно. Число этих колонн и их располо­
жение противоречат ордерной системе, но
колоннада так красива! Она бесполезна,
если потерять, или наоборот, так никогда
и не обрести, представление о пользе, о
том, в чем мы так нуждаемся.
(В нашем Городе колонны есть повсю­
ду, на каждом доме и в каждом квартале,
у нас и рынки были видом античного фо­
рума — вкруговую окружены колоннадой.
 26 Александр Дорошенко

Но самый распространенный ордер у нас

— тосканский. Это память о загадочном на­
роде этрусков, так переделавших первый
греческий — дорический ордер, и, в отли­ 1
чие от остальных греческих ордеров, меняв­
ших строгость дорического на изысканность
ионического и прихотливость коринфско­
го, тосканский этой древней простоты не
нарушил. Он даже стал строже и чуть строй­
нее, чуть выше, чуть спокойнее и загадоч­
нее!).
Когда-то дворец и само поместье Во­
ронцовых были отстранены от Бульвара
кованной решеткой и пики ее полукружий
вдавались в бульвар и посажены были у вхо-
да на высоких пилонах сторожевые камен-
ные львы. Две вмонтированные в решетку
тяжелые львиные морды с кольцами в зу­
бах их дополняли в охране и удивленно гля­
! дели в пространство бульвара. Не помогло
— решетку сняли, а львов перенесли на зад­
I ворки, ошельмовав и превратив в декора­
к
цию. Сторожевых этих львов сделали раз­
влечением гуляющей публики — у них от­
биты хвосты, выломаны челюсти, на них
сидя фотографируются туристы и упитан­
ные невесты и все это, — обшарпанные сте­
ны дворца, выломанные и пропавшие час­
ти решеток, исписанные всякой дрянью
колонны, обездоленные львы, — превра­
щает одно из самых красивых мест Города
в кладбищенский участок, исполненный
невыразимой печали. Но, возможно, это
летаргия, сон разума, от которого мы от­
казались на время, но вышло — надолго!
 Поэма о Городе 27

Открытых же колоннад в профиле Го­

рода было две, одна ныне сохранившаяся
Воронцовского дворца над обрывом к
Практической гавани (прямо напротив неё,
перечеркнув вид на залив, в самое после­
днее время установили гигантского разме­
ра опору подвесной эстакады Одесского
порта, изуродовав одновременно вид бух­
ты от колоннады и вид Города с моря), и
вторая, декоративная, стоявшая ранее на
месте здания Публичной Библиотеки, а те­
перь Археологического музея (Музей Об­
щества Истории и Древностей), проекта Г.И.
Торичелли от 1835 года. Она хорошо видна
на старых гравированных видах Города от
таможенной площади. Обе колоннады эк-°^^
ранировали пространство Приморского I
бульвара с двух крайних его концов и сто­
яли над крутыми обрывами.
Бульвар нумерован необычно, ведь у
него только одна сторона, и поэтому но­
мера идут вперемешку, чет и нечет, под­
ряд. Снаружи дом приукрашен. На нем за­
поздалый камзол века восемнадцатого,
сюртук девятнадцатого, и только русский
модерн честно глядит в лицо улицы, опе­
режая сегодняшнюю моду. Чтобы понять
дом, надо зайти к нему в гости, по до­
машнему, во двор, Надо постоять в тиши­
не этого двора, разглядывая его исподтиш­
ка, и тогда многое в нем прояснится. ...Во
дворе номера 12-го спрятался восемнадца­
тый век: каре высоченных окон, во всю
ширину двора балкон и за ним колонны в
два верхних этажа высотой. В тишине слы-
 г=

:
28 Александр Дорошенко !

шен твердый гвардейский шаг и четкость

приглушенной команды — идет смена ка­
раула. Главное не глядеть на первый этаж, 1
где смогли достать и все изуродовать но­ I

вые пришельцы. I
Идея оформления бульвара на стрел­
ке центрального городского массива, меж­
ду двумя разрезающими город глубокими
балками, принадлежала самому Дюку. Со­
хранилось предание, что строительством I
бульвара были возмущены богатые него­
цианты Города. Раньше они могли из окон
собственных домов наблюдать входящие в
гавань и покидающие ее корабли, бульвар
же заслонил гавань. Лучшие в империи ар-
хитекторы формировали бульвар. Ф.К. Боф-
фо создал проект лестницы Приморского
бульвара (странно сегодня знать, что мно­
гие современники строительства лестницы,
: возмущались этим «бессмысленным» про­
I
ектом, мол, лестница эта никуда вовсе и
I не ведет — тогда действительно практичес­
к
ки у ее нижних ступеней плескалась море,
— она непропорционально, чудовищно ог­
ромна и искажает перспективу Города ...),
и он же проектировал здания на его кон­
цах - Воронцовский дворец и старую Бир­
жу, архитектор А.И. Мельников вдохновен­
но нарисовал два полуарочных дома перед
лестничной площадью и, позже, в этой
арке-радуге естественным образом и навеч­
но встал на свой постамент бронзовый
I
Дюк, работы Ивана Мартоса.
Слева у Потемкинской лестницы, в
середине ее высоты, есть вход в парк. Ле-
 Поэма о Городе 29

жит он на срезе холма, на плоскости, об­

разованной мощными подпорными стена­
ми. Спуститься в него можно и с Ворон-
цовской площадки по неширокой и глубо­
кой лестнице. Это был первый в России го­
родской Детский сад с бесплатными игра­
ми и гимнастикой Он до революции назы­
вался Детским и сюда водили детей на про­
гулку. Взрослые сюда, кроме матерей и нянь
не допускались. На старой открытке этот
сад действительно полон детей. Они водят
хоровод, держась за руки, что-то им пока­
зывают и они кого-то обступили кругом. В
мое время там пахло развратом. Так было
принято считать в порядочных одесских до-
мах, так считали одесские матроны, опи- *
раясь в этой оценке на чужой, надо пола­
гать, опыт. Теперь он пуст, густо зарос де­
ревьями и травой с сорняками, и у под­
порной стены заросли эти стали совсем глу­
хими.

ЛЕСТНИЦА

Фуникулер называли в Городе подъем­

ной машиной. Еще бельгийской компании
(постройки 1903-1904 годов) трамвайчики
шли встречно, в лоб, по одной линии, и
только в середине они разбегались. Они тя­
нули поочередно друг дружку за хвостик
кверху. Мама крепко держала меня за руку
на входе в эти вагончики. Они долго загру­
жались, осторожно закрывались двери и по
свистку кондуктора неторопливо отправля­
лись вагончики в путь.
г
30 Александр Дорошенко

Пегасы, красавцы пегасы.

Мои деревянные кони ...

В детстве знавал я счастье

кружиться под визг шарманок
в праздничном шуме и блеске
на скакуне деревянном.

I О где вы, радости детства,

\ когда за медяк на ладони
подхватят красавцы пегасы,
I умчат деревянные кони.

•оЩс^ Антонио Мачадо

Как и наша Потемкинская лестница,

смыслом здесь было не столько облегчение
подъема горожанам, сколько красота и лю­
I бовь. Мы ехали вниз, чтобы затем подняться
I — в те годы внизу, если вы не направля­
лись в Порт и на катера, делать вам было
вовсе нечего.
Затем фуникулер разрушили и взамен
соорудили серую многоступенчатую эска­
латорную кишку. И тот, кто это задумал и
нарисовал, я надеюсь, был справедливо
наказан судьбой — женщины ему изменя­
ли, бросали его жены и кусали случайно
встреченные собаки, включая и тех, кто,
отродясь, никого никогда не кусал! Затем
решили вернуться к фуникулеру вновь,
разрушили эскалатор (что правильно), уло­
жили уже рельсы, но смена городских вла­
стей остановила строительство нового фу­
никулера. И стоят в пунктах А и Б домики
конечных станций, между которыми, вый-
 Поэма о Городе 31

дя из пункта А никакой поезд прийти в

I пункт Б вовсе не может. Куда же они дева­
ются, выйдя?
Все это пустяки, смешной мизер —
есть же наша лестница, чтобы сбегать по
ней беззаботно вниз и, не торопясь, под­
ниматься к Дюку, и она по-прежнему на
ходу и надежна. Вот и не о чем горевать!
Она привычно загадочна — от Дюка вниз
видны только площадки, но нет ступенек,
снизу вверх видны только ступеньки и вов­
се нет никаких площадок. Ее длина и ши­
рины различны, спускаетесь ли вы, пере­
прыгивая с площадки на площадку, или,
не торопясь, поднимаетесь, пересчитывая
ступеньки и всегда сбиваясь со счета. Но°^^
%
зависит это от времени года и вашего на­
строения, от ветра с залива, поэтому я не
знаю их число, да и к чему, ведь в путево­
дителях это записано тысячу раз плюс один.
Мудра была матушка бессмертного Мит­
рофанушки (как многим и лучшим обяза­
ны мы Фон Визину его «Недорослем», как
часто повторяли его бессмертный завет «не
хочу учиться, а хочу », не важно, чего
хочу, здесь, главное, посылка — и даже
карканье «учиться, учиться и еще раз », к
нам не прилипло!), — не следует заниматься
деталями дела! Но по краям лестница об­
рамлена широкими и высоченными сту­
пеньками — парапетом, и, если вы сохра­
нили еще легкий и летящий шаг, — вам по
ним и сбегать!
Лестница эта в нашей жизни от пер­
вого шага и до последнего дня, когда не­
твердо ступит нога на ее ступени. Мы сбе-
 32 Александр Дорошенко

гали по ней легко и весело, мы, бывало, и

поднимаясь по ее бесконечным на подъеме
ступеням бежали, — по ней съезжали на
велосипедах и мотоциклах, однажды кто-
то даже на грузовике, я как-то попытался
спуститься, прыгая на одной ноге, но в
тот раз у меня не получилось, мы играем с
ней, как с самой любимой игрушкой, по­
даренной однажды и на всю жизнь, и она
все это терпеливо переносит, принимая нас
во все времена нашей жизни, какими мы
к ней приходим, мальчишками и юноша­
ми, и стариками, она нас любит любыми.
И кажется мне иногда, что вся пролетев-
“ЦрГ шая стремительно жизнь так и заключи-
лась между ее ступенями — спустился впер-
Ш вые, вприпрыжку, поднялся в последний
раз, останавливаясь на площадках и отды­
5
* хая. С годами растет число и крутизна ее
ступеней, но теперь, когда я задержива­
I юсь отдышаться, я слышу ее глуховатый и
ь заботливый голос и вижу, как постепенно
вырастает, приветствуя меня, наш Герцог.
Вот ведь как — слова эти, родные нам
с детства, «Дюк» и «Герцог», мы знаем осо­
бо, что ли, никогда не применяя их ни к
кому больше в мире. Были, конечно, вся­
кие герцоги в мире, но наше это слово,
идущее всегда, даже мыслимо произноси­
мое, только с большой буквы, эксклюзив­
но, и только к одному в истории людей
приложимо, и, когда мы говорим «Дюк»,
мы используем одно из нескольких толь­
ко, по настоящему одесских слов, никому
более не ведомых в мире!
 Поэма о Городе 33

Как хорошо — здесь вокруг все мое,

ступеньки и постамент Дюка, каждая щер­
бинка ... и море, лежащее внизу и растущее
в горизонте ...

ДУМСКАЯ ПЛОЩАДЬ

Думская площадь, начинаясь Примор­

ским бульваром, расширяется в сторону
Пушкинской улицы, захватывая ее началь­
ную часть. Три архитектурных ансамбля ог­
раничивают эту площадь: боковая сторона
здания Думы, окаймленная вековыми пла­
танами, здание Археологического музея
(Бывшая Публичная библиотека Города, *|р|Г
первая публичная библиотека империи)
четырехколонным античным портиком над
высокой входной лестницей и Английский
клуб.
Здание Думы в основе есть творение
Джакомо Кваренги, его Александровский
в Царском Селе дворец. Ф.К. Боффо исполь­
зовал этот проект, когда в 1829-1834 годах
поставил в самом торце Бульвара свою и
нашу Биржу. К основному залу с полукруг­
лой ротондой примыкают два далеко вы­
несенных в сторону Бульвара крыла, — ру­
ками, протянутыми для объятия, обращен
к нам дворец Думы, и соединены эти руки •
двойной, коринфского ордера, прозрачной
колоннадой. Как четками, которые отсчи­
тывают время нашей жизни. Эти крылья
соответственно рисунку холма имеют раз­
ную длину. Внутри там был дворик, рас­
крытый к Бульвару. А торцы крыльев смот-

4 418-4
 '
34 Александр Дорошенко
I
рели на Бульвар громадными полукруглы­
ми окнами. Тяжелая закрытая полуротонда
в шесть грузных колонн на высоком цоко­
ле спряталась во внутреннем торцевом дво­
рике. Очаровательной легкости лесенка,
обтекая контур ротонды, ведет на ее пло­
щадку — и странное несоответствие звучит
в мотиве менуэта этой легкомысленной
лесенки органным фугам Баха (в коротком
парике, основательной плотности фигуры,
в серьезности отношения к делу) грузной,
канцелярского назначения, ротонды. Ф.О
Моранди в 1871-1873 перестроил здание
Биржи, заложил внутренний ряд колонн и I
на месте открытого дворика устроил про-
сторный крытый вестибюль с антресолями
и лестницами. А на месте арочных окон сде­
лал ниши, где поставил Меркурия и Це­
реру. Над колоннадой поместили скульп­
турную группу, символизирующую време-
на суток.
Так это досталось нам. Задуманное для
открытых и широкйх пространств Царско­
сельского парка, легкое здание дворца ста­ ;
:
ло на краю Карантинной балки, в самом 1
торце Бульвара, в самом начале жизни каж­
дого из нас! ;
Оно трехлико, — легкости и очарова­ ;
тельной стройности к Бульвару (если вы­
расти и взять палочку дирижера и провести
ею по стволам колонн, они заиграют весе­ 4
лую и тихую мелодию), парадной основа­
тельности к думской площади (это выход к
народу, к общению и приветствиям) и тя­ >
■

желовесной канцелярской скуки к внутрен-

 Поэма о Городе 35

нему саду (подняться по лестнице, покло­

ниться, протянуть бумагу на подпись). От
угла его двух сторон разбегаются две луч­
шие в мире улицы — Бульвар и Пушкинс­
кая.
Боковая сторона дворца резко отлич­
на от парадного портика спокойствием,
основательностью и исходящей от ее стен
тишиной и прохладой в самый жаркий пол­
день и величавые платаны кажутся заду­
манными вместе и неразрывно со зданием.
Здесь был когда-то вынесенный в про­
странство площади высокий навес над вхо­
дом, на стройных колонках и с чугунной
вязью литого козырька. Глубокий, в четы-
ре-пять метров, ров проведен вдоль осно- вв4““"г
вания этой стороны дворца, в нем высо­ 1
кие окна подвалов и наклон внешней сте­
ны рва дает им свет. (Там во рву живет кошка
и растит котят. Сами котята выбраться на­
верх никак не могут, но мама-кошка стре­
лой взлетит по отвесной лестнице сварен­
ной из тонкого прута, если вы ей принесе­
те чего-нибудь поесть. Попробуйте, и вы
поразитесь — в цирке такого не увидеть!
Такой глубокий ров был когда-то в Вави­
лоне и воспитывались в нем львы. Когда
эти котята — рыжий, черный и рыжий —
подрастут, опасно станет ходить вечерами
на думскую площадь!).
На этом участке Пушкинской улицы
проезжая часть пробно была замощена жел­
тым клинкерным кирпичом (двумя разны­
ми образцами), и так планировали городс­
кие власти замостить всю Пушкинскую, но
 36 Александр Дорошенко I

вышло слишком дорого, началась к тому

же война, и от этой чудной идеи отказа­
лись. А жаль, как бы это украсило лучшую
улицу Города, а насчет денег, так все рав­
но они вскоре сгорели в котле революции.
Улица бы осталась нам навсегда! Площадь
эту пересекает продолжением Ланжеронов-
ской улицы спуск к порту. Он минует зда­
ние Литературного музея и падает глубоко
вниз многоступенчатым ланжероновским
спуском. Широкие гранитные его ступени
заключены в развал высоких подпорных
стен, и внизу лестница раздваивается уча-
стком подъездной булыжной дороги. Она I
выводят вас на простор таможенной пло- 1
щади, которая вся принадлежит уже не Го­
%
роду, а Порту и Морю.
Теперь перед зданием Археологичес­
.
кого музея стоит скульптурная копия Лао- 1
коона (ее оригинал находится в Ватиканс­
* ком музее), где в страшном напряжении
! сил отец пытается спасти своих сыновей от
удушающего кольца карающих змеиных тел.
Долгий путь проделала эта пирамидальная
скульптурная группа, перемещаясь по Го­
роду. Она стояла первоначально в саду
скульптур на даче Григория Григорьевича
Маразли на Французском бульваре и за­
тем, когда в связи с революцией грабились
дачи, была перенесена в центр Города и
много лет стояла в очаровательном скве­
рике на Преображенской, в месте впаде­
ния в неё Полицейской улицы. Оградой был
обнесен этот сквер и много лет я бегал мимо
в институт либо просто в Центр.
 Поэма о Городе 37

Странна и печальна судьба Лаокоо-

нова. Наказанный богиней Афиной — Пал-
ладой за попытку предупредить троянцев
об опасной выдумке Одиссея с деревянным
конем, он тысячелетия терпит ее гнев так
далеко от Трои. Уже третье место занимает
эта скульптура в Городе и нигде покоя най­
ти не может. Отбиты руки у несчастных сы­
новей лаокооновых сегодняшними ванда­
лами, орудием гнева своего выбранными
Афиной — Палладой так много веков на­
зад.
Перед музейным зданием и по всему
периметру внутреннего сада литературно-
го музея стоят каменные скифские или по-
ловецкие бабы со сложенными покойно
руками. Они тысячелетие стояли в степи, в I
густых травах, на высотах холмов. Их вы­
везли для сохранности в наш музей. За эти
совсем немногие годы своей городской
жизни они страшно и стремительно разру­
шились — совершенно стерлись черты лица.
Оказалось, что городская среда, нами не
ощутимые дым и копоть здоровой городс­
кой жизни, для них губительны совершен­
но. Но, возможно, что они попросту не хо­
тят больше видеть нас вместе со всем на­
шим прогрессом, и нас слышать, то, о чем
мы говорим. ...Они были богами и покро­
вителями степных кочевых народов. Люди
для них были только вместе с конями и
стадами скота. Густая и высокая трава сте­
пи мягко и ласково стелилась волной к их
ногам, зверье бегало по всяким своим де­
лам в этой траве, летало множество птиц,
 38 Александр Дорошенко

шли неторопливо столетия, из глубины

которых приходили к ним люди, их родной
народ. Даже и не в том дело, что не стало
этого народа, ради которого они жили на
земле, что они теперь измазаны краской и
всякими глупыми словами — от отвраще­
ния к нам, сегодняшним, они уходят в
вечность, скрывая от нас свои лица.

Как принято было в старых северных

столицах, город тоже имел свой Английс­
кий клуб (в веке восемнадцатом говорили
в России правильно — Аглицкий). Он од-
ноэтажен и шестью высокими окнами цен-
трального зала выходит на театральную пло- I
°^^^°щадь (когда там стоял старый Театр, они
1/51 гармонировали фасадами), а в сторону
Пушкинской улицы здание вырастает с ес­
тественной убылью холма, на котором сто­
ит, в полутораэтажное, на высоком русто­
! ванном цоколе. Когда-то здесь был широ­
кий балкон, низко висящий над тротуа­
ром, с великолепной кованой решеткой, и
весь фасад был строже. Теперь там много
лепнины и кренделей. А Ланжероновская,
по красной линии Итальянской улицы, от­
секалась высоким решетчатым забором и
воротами. На старой гравюре виден за этим
забором густой сад. Создал здание клуба в !
1841 году Г.И. Торичелли. В клубе этом бы­
вал работник городской таможни, отстав­
ной майор Лев Пушкин, основные заня­
тия которого со знанием описали друзья*:
*Эта эпиграмма написана в 1820-х годах Бара­
тынским, Дельвигом, Плетневым и самим Львом
Пушкиным
 Поэма о Городе 39

«Наш приятель Пушкин Лев

Не лишен рассудка,
Но с шампанским жирный плов
И с груздями утка
Нам докажут лучше слов,
Что он более здоров
Силою желудка»

Очаровательная скульптурная группа

установлена перед клубом с театральной
стороны, с тремя сидящими на пригорке
ребятишками. Сидят они на густой траве и
старшая девочка, сидя в центре, обнимает
за плечи самого маленького из ребят, что-
бы он не упал с холмика. Прижавшись друг
к дружке головками, они, тихо смеясь,
всматриваются в лягушку, сидящую на 1М
краю фонтанной чаши и пускающую изо
рта струйку воды. Так тихо вокруг, — ведь
они замерли — чтобы не вспугнуть лягуш­
ку. Здесь все соразмерно чувству, уравно­
вешенно, и небольшая, в общем, компо­
зиция великолепно справляется с простран­
ством, вовлекая его и организуя. Я помню
ребенком эту скульптуру, тогда она стояла
на противоположной стороне театральной
площади, на роскошной клумбе, на спус­
ке холма перед самим театром. Я любовался
ею ребенком, а позже показал ее впервые
своему сыну и теперь уже своей внучке. Это
подлинник работы какого-то француза и,
говорят, копия сохраняется где-то во Фран­
ции, в музее. Наш же оригинал имеет слож­
ную и печальную судьбу. Происхождением
он, возможно, из собрания Маразли, при
 40 Александр Дорошенко

ремонте Театра в шестидесятые годы скуль­

птурную эту группу, за ненадобностью,
разбили и собирались выбросить в мусор, и
только чья-то публикация в прессе позво­
лила ее спасти. Сегодня у деток отбиты руч­
ки и ножки (на моей памяти это случалось
уже десятки раз), лягушка уже не подлин­
ная и заменена копией, тоже не первой,
взамен украденных. Нет, массы вовсе не
равнодушны к новым формам, как гово­
рил Гете, они ненавидят любое отклоне­
ние от обыденности, от стихии пищевари­
тельного существования.
Дугообразна линия Воронцовского
в|рГ переулка (Краснофлотский, Екатерининс-
Iа! кий) и в самом его конце, перед Бульва-
ром, она ломается прямым углом. Он кри­
воколенный, узкий, и поэтому лишен де­
ревьев. Но его дворы полны зеленых крон,
внутренние садики есть в этих дворах, они
имеют ограду, а в ней колодец и в центре
стройная ваза. Начинается переулок мно­
гоколонным гулко-коридорным дворцом
барона Маса (архитектор Ф. Маранди, 1849).
Слева идут арки конюшенного двора (там
внутри, чуть вправо, на внешней стене,
сохранилось кованное кольцо — коновязь).
В переулке много высоких дворцовых арок
над проездами и в арках кованные дугами
решетки. Если идти переулком от Ворон­
цовского дворца, по правую руку, в самом
начале переулка, есть тайный петляющий
ход, и можно, при нужде, мгновением сбе­
жать в самую глубину Военного спуска. И
загадочный дом там есть под № 4-м -
Поэма о Городе 41

I
 42 Александр Дорошенко

стоит сохранившаяся многоэтажная фасад­

ная стена, в окнах горит свет, сквозь зана­
весы видны тени людей, но за этим фаса­
дом пустота, куда-то и навсегда исчез дом.
И кажутся окна этого дома фрагментами
меняющейся сцены в театре теней и абсур­
да, где в отсутствующем пространстве что-
то разыгрывают тени дано пропавших лю­
дей, о чем-то спорят, жестикулируют, за­
ламывают руки жестами удивления и люб­
ви...
Чуть надломленная в отдаленной пер­
спективе, раскатывается от Екатерининс­
кий!^ кой площади улица Сабанеева моста, раз-
биваясь в конце о высокое, в красном кир-
пиче, эклектичное здание доходного дома
а! на Надеждинской улице. Кроны растущих
под мостом чумаков с кровавыми стручка­
ми семян нависают над ним. Сразу за мос­
том на крутом склоне обрыва к Военному
спуску стоит камерный сад графов Толстых
и за ним их двухэтажный дворец, ветви и
цветы улыбаются с его оконных витражей.
Голова печального льва нависает над въез­
дными воротами картинной галереи двор­
ца и меандр неостановимо бежит по его сте­
нам.

I
 Поэма о Городе 43

Дерибасовская
Дерибасовская улица загадочна. Она
коротка, часть ее длины занимает Город­
ской сад, а участок ниже Пушкинской ули­
цы, тупиковый, и вовсе выпадает из вос­
приятия в качестве Дерибасовской), она I

застроена преимущественно двух-трехэтаж-

ными зданиями весьма посредственной ар­
хитектуры, в нескольких местах своей и без !
того короткой протяженности она изуве­
чена вставками советского времени, от ста­
линского ампира, на углу Екатерининской,
до хрущевки, на углу Гаванной. Собствен­
но улицы, украшающей Город, здесь вовсе
нет. Есть иное: основная линия и нерв. В
ней, в этой короткой линии велико напря­
жение чувства и в основу ее положена не­
кая магия, природа которой неопредели­
ма, но всеми и всегда ощущалась.
До 1811 года называлась она Гимназ-
ской (реже Гимназической улицей, от ком-
 44 Александр Дорошенко

мерческой гимназии Вольсея, открытой по

указу Ришелье в 1804 году), затем Дериба­
совской, Лассаля (с 1920 по 1938 год),
Чкалова (после его гибели в 1938) и вновь,
при румынской оккупации, стала Дериба­
совской, так ею и оставшись.
В самом конце тупика установлен к
200-летию Города памятник Иосифу Де
Рибасу. Стоит кузнечиком на груде булыж­
ника, выковырянного из мостовой, чело­
вечек в стилизованном под XVIП-й век
камзоле и со штыковой лопатой гробоко­
пателя в руках, маленький и никому ни-
откуда не видный, поскольку это самое
низкое место окружающего ландшафта.
Выполнен памятник этот с максимальной
*
экономией способностей и средств. Недо­
стойный и оскорбительный для памяти
Иосифа Де Рибаса и наших чувств.
Ах, ему бы памятник поставить — по
заслугам, такому, каким он был — солдату
удачи, авантюристу и политическому инт­
ригану, любителю крупной игры в масш­
табах Европы, храбрости его поставить па­
мятник, при взятии Измаила, с широко
поставленными ногами, ртом, в яростном
крике, со шпагой в руке и развевающемся
камзоле, с головой в яростном полуоборо­
те к идущим следом черноморским каза­
кам. ...И этим человеком, глядящим в лицо
устрашенной судьбы, любоваться бы горо­
жанам, видя истоки Города именно здесь.
...И место для этого памятника предназна­
чено с первоначальных наших времен — на
Воронцовской площадке, у дворца (а па-
 Поэма о Городе 45

мятник ракетостроителю можно перенести

куда-нибудь на Пересыпь, в хорошее и до­
стойное место, в какой-нибудь номерной
— Заливной или Деревообрабатывающий
переулок). И оказались бы они, как и по­
ложено, рядом, в самую парадную линию
Города, — Дюк, Пушкин и Де Рибас — три
«кита», на которых стал и стоит Город!
Дерибасовская всегда была обсажена
акациями.

«Большая Московская» гостиница. Та­

кого избыточного лепниной образца модер­
на нет больше в Городе и вообще редко та-
кое бывает с модерном. Стоит он особня-
ком, вне ряда домов и на лучшем месте,
глядясь в Городской сад и Греческую пло-
щадь. На его стенах собраны все ходовые
сюжеты модерна: крупные маскароны в
гирляндах цветов, растительные опоясыва­
ющие фризы с диковинной птицей в за­
рослях, парные львы, усевшиеся над зер­
кальными стеклами окон. Крыша когда-то
была украшена большими шарами. Он в
страшном состоянии, рушится и облетает
лепнина, висят продырявленные балконы.
Как-то был даже начат ремонт со стороны
Колодезного переулка, но дело дальше не
пошло.
Старых открыток этого дома множе­
ство — им гордились. И видно, как был он
наряден, как праздничен был. Там, на от­
крытке, летний день, в самом начале лета,
весь в молодой чистой зелени, когда каж­
дый листик чувствует себя неповторимо
 46 Александр Дорошенко

особым и чуть звенит под легким ветер­

ком, касаясь о него и своих соседей. Еще
малознакомы ему листики-соседи (но бу­
дет долгой общая жизнь в высоте и на вет­
ру, будут ласковые дожди, но и страшные
грозы будут, как и даровано каждому из
нас в жизни). А сейчас все дерево звенит
тихой песенкой.
В первом этаже этого дома всю нашу
жизнь был «Золотой ключик», кондитерс­
кий, лучший в Городе магазин. Нас приво­
дили сюда родители, меня мои, я — сына,
и теперь я хожу сюда с внучкой. На стенах
был многократно представлен умненький
— благоразумненький Буратино, золотово-
" лосая Мальвина и королевский пудель по
851 имени Артемон, символ отваги и благо­
родства. Теперь магазина этого не стало. Его
перенесли сначала за угол, в новый гре­
ческий дом, а теперь «задвинули» вплот­
ную к Привозу. Но, согласитесь, главный
«сладкий» магазин для детей должен быть
красивым, в красивом торжественном ме­
сте Города, где был всю нашу жизнь!

В узком Красном переулке, вытекаю­

щем из многолюдной Дерибасовской, прак­
тически не бывает людей. Он стар, двухэ-
тажен, ветх и очень тих. Были здесь когда-
то маленькие гостиницы, очень средней
руки, а в первых этажах небольшие мага­
зинчики и мастерские. И все стены первого
и даже второго этажей были в рекламных
щитах и вывесках.
На старом фото кофейная «Констан­
тинополь» с вынесенной на тротуар дере-
:

Поэма о Городе 47

вянной верандой и столиками, она неве­

лика и уютна. («Константинополь» это пра­
вильное название древней столицы Визан­
тии и только так называли у нас этот го­
род). Это кафе-ресторанчик средней руки в
тихом утреннем Красном переулке. Вроде
бы в самом центре Города и так далеко от
суеты и шума. Клиенты здесь постоянные,
они приходят сюда по утрам с Греческой и
Полицейской улиц и с Преображенской.
Летним утром, предвещающим жаркий сол­
нечный день, они все в сюртуках и жиле­
тах (а в них карманные часы на цепочке),
и в непременных шляпах. Здесь подают ут-
ренний дымящийся кофе, можно выпить
пива с раками, маслинами или сыром. Зна-
ком^ые проходят мимо и раскланиваются с
сидящими на открытой веранде. А в пол­
день все они дружно сверят часы по пол­
дневному пушечному залпу с Бульвара.
Сидят за столиками, позируя фото­
графу, почему-то одни мужчины с серьез­
ными усатыми лицами, все в шляпах:

«Все в штанах, скроенных одинаково,

При усах, в пальто и в котелках ...»
Саша Черный

Обвалившаяся штукатурка на стенах

дома №4 открыла старую дореволюцион­
ного времени надпись, выполненную в
технике фрески - «Мастерская ОБУВИ».
Таких надписей множество в Городе, их не
сбивали вместе со старой штукатуркой, а
забеливали или штукатурили поверх. И над-
 48 Александр Дорошенко

писи эти, всякие «Колониальные товары»

и «Бакалейная торговля», и «Табакъ» (в
межоконном проеме на вертикальных вы­
весках разъясняется: «Табакъ, Сигары и
Папиросы лучшихъ фабрик, Амфора»), и
«Чайная торговля» («Вода, Лимонадъ,
Фтлка, и Восточныя Сладости»), — они
были у нас перед глазами все это столетие,
наблюдая нас сквозь наслоения времени. Но
облетит нестойкая штукатурка новых вре­
мен, остановишься и прочтешь рекламу
товаров, когда-то выставленных в этих ок­
нах, да и нарисованы сами эти товары здесь
же, в оконных проемах и вокруг входных
дверей. Как машина времени — подойди,
толкни старую резную дверь, переступи
I порог в прохладную тишину торгового зала
и поздоровается с тобою хозяин грек...

Колодезный (Колодязный) переулок

(ныне контр-адмирала Жукова) проложен
от Дерибасовской до Полицейской и пере­
секает Греческую. Названием он обязан,
видимо, фонтану на греческой площади.
Здесь, в доме купца 1-й гильдии Крамаре-
ва, под №3, на углу Дерибасовской против
городского сада жил Лев Пушкин. Первая
часть переулка парадна, на углах Гречес­
кой стоит русский театр в русском модерне
и в нем же сделаны два рослых красавца на
противоположном углу. Здесь мнбго лет
был кинотеатр именем «Котовский» с кас­
совым залом с угла, и на лестничном мар­
ше в переходе ко второму этажу висел мас­
лом писанный портрет знаменитого крас-
 Поэма о Городе 49

ного кавалериста, любовно опершегося на

сабельный эфес. Лысый череп, усы муш­
кой и суровый, но добрый, как у гремучей
змеи, взгляд. Выход из кинозала был на
Греческую площадь по внешней парной
симметричной лестнице. (В наших киноте­
атрах была загадка: поднимаясь в зал, вы
преодолевали меньшую высоту, чем при
спуске. Ощущение всегда было странное —
вы спускались с несоизмеримо больших
высот. Так было в кинотеатре «Одесса»). Те­
перь промежуток между двумя модерновы­
ми красавцами занят «греческой» много­
этажкой, в том смысле, что строили ее се-
годняшние греки. Это ординарная совре- ’ЦоГ
менная коробка, но в первом ее этаже со^'
стороны площади «сохранен» длинный ряд I
колонн, памятью о стоявших здесь еще не­
давно старых базарных колоннах.
Там в переулке два голых и борода­
тых, но плотно сбитых мужика, подпира­
ют плечами и руками балкон над дворо­
вым проездом. Они различны судьбой — у
левого на торсе широкий армейский ремень
и простыня (я не знаю названия этой по­
лотняной штуки, прикрывающей гордость
мужчины), второй же лишен ремня и при­
крытие падает с чресел. Он, бедняга, опус­
тил правую руку, успев подхватить про­
стынку. Так он и стоит, столетие уже, и
только одной рукой поддерживает балкон.
Ему тяжелее. Стоял бы, плюнув на эту про­
блему — только бы выиграл!
Во дворе 4-го номера, в узких щелях
между высокими корпусами висят антич-

5 418-4
 50 Александр Дорошенко
р
ные кладкой и видом арки, одна над дру­ I
гой, просто так, потому что красиво! В вы­
соте этой узкой щели над арочной дугой
видна луна. И, повторяя формой продолго­
ватый и узкий двор, на возвышении, в ко­
ванной ограде, разбит внутренний сад, за­
росший густыми кустами и высокими де­
ревьями (а деревья в таких дворах всегда
высоки, им надо тянуться изнутри дворо­
вого колодца к солнцу!).
Ах, когда-то молодой парень с глаза­ I
ми, так светившимися в темноте, что но­
чью он не нуждался в освещении, бывший
в те годы временно мной, провожал к это-
му двору девушку. Наш Город коварен — В
Iа? этих волшебных декорациях, в мягкости
ночной светотени, в обманчивых ликах на­
шей луны, выглядывающей из-за крыш,
как не влюбиться, как не утратить разум,
как часто мы с радостью и вопреки всей
логике близких его теряли...

Зато теперь он всегда с нами, со

мной, то, что осталось...

В Городском саду стоит эстрада, где

по пятницам бывали концерты. Смеющий­
ся и веселый фонтан купается в центре сада. I
Он камерный, соразмерен площади и лю­
дям. Уютен. Фонтаны бывают трех основ­
ных назначений. Крохотные размером, ин­
тимные, — для утоления непролитых слез.
Громадных размеров, державные, много­
фигурные в золоте и блеске (такими были
они на ВДНХ в Москве), для народных
 Поэма о Городе 51

ликований и манифестаций. Они напоми­

нают парады, мирные танковые колонны,
бодрые дикторские голоса. И соразмерные
нам, людям, такие, на краю которых мож­
но присесть, выкурить сигарету, поджидая
друга, или прочесть от него письмо, и они
заслонят лепетом своих струй шум окруже­
ния. Наш именно такой. Посреди круглой и
невысокой чаши бассейна высится строй­
ный многогранный столбик из двух, боль­
шей и меньшей, фонтанных мраморных
чаш. Как акробаты ставшие на плечи друг
другу и ждущие за удаль аплодисментов.
Полусфера водяных струй накрывает фон-
тайную чашу, каскадом сливаясь с верх-
ней в нижнюю и с нижней в бассейн.
Сад был подарен Городу майором 1М
Феликсом де Рибасом. Ему ничего другого
не оставалось, как подарить, ведь сад рас­
положен так, что оставаться частным ни­
как не мог. Это, по сути, наш общегородс­
кой перекресток. А фонтан — это знамени­
тый камень в русской народной сказке.
Только разбежишься, и глядь, — лежит ка­
мень, а на нем надпись: пойдешь налево,
пойдешь направо, прямо пойдешь — все
едино и добра не жди! Поэтому и неваж­
но, куда поворачивать — в логике нашей
жизни это параллельные линии и они не­
пременно сходятся в отдаленной перспек­
тиве.
Если бы сад был закрыт домами от
Дерибасовской, стал бы он тоже Пале-Рой-
ялем, только первым по времени. Сегодня
от него мало что сохранилось, разве что
 52 Александр Дорошенко

название прилежащей улицы, в нем клу­

бится людская толчея вокруг ларьков с без­
делушками и поделками ремесленников от
художеств, считанные деревья мешают этой I
толпе, вовсе нет кустов и травы. Идет гуля­
нье и торг. А фонтан все такой же, как был
когда-то, столетие раньше, журчат струи
воды и падают с разбега и на излете в фон­
танные чаши, вскипает под их ударами
вода, танцуя веселый испанский какой-то
танец, бросает ветер водяную пыль на про­
хожих и, пробегая эту замусоренную людь­
ми площадку, внезапно с удивлением ви-
дишь, что в струйках фонтана запутался
“||||* гребешок радуги. Она такая яркая и посве-
жевшая!
V
Этими днями наконец-то привели в
порядок территорию сада — выровняли и
выложили его дорожки керамической плит­
кой. И то, что мэрия должна была сделать
еще множество лет назад, заменить щер­
батый и весь в ямах асфальт чем-то при­
личным, она сочла благодеянием для го­
рожан и увековечила этот свой благород­
ный поступок, сделанный на народные
деньги. Прямо перед фонтанчиком, в луч­
шей на него и весь сад обзорной точке, от
Дерибасовской глядя, на коротенькой до­
рожке среди клумбы, вбили в землю на
века монумент. В сечении пол-на-пол мет­
ра и высотой полтора, а весом в тонну. И
написали золотом, что Феликс де Рибас
основал, а нынешний мэр воссоздал для
горожан этот сад! Это и есть тот самый раз-
 Позма о Городе 53

вилочный камень в стране дураков и на­

писанное на нем надо уметь прочесть.
Это правильное начинание надо про­
должить, не мелочась. Нельзя же, согласи­
тесь, на каждом городском углу, где по­
правили асфальт или прохудившуюся тру­
бу канализации, установить такой булыж­
ник со словами горячей нашей благодар­
ности. Но можно, например, расширить
размером и темой уже созданный памят­
ник де Рибасу, и поставить там вторую
фигуру — текущего мэра, и тоже с лопа­
той, и написать просто: «Первому — от вто­
рого!».

По линии Дерибасовской на постамен­

тах расположилось семейство львов. Их мно­
го в Городе и вообще их много стоит в раз­
ных городах мира, но у наших есть дети, и
они обязательно когда-нибудь вырастут.

ГАВАННАЯ

Военная балка (исторические назва­

ния: Портовый спуск, Военный спуск, Га­
ванский, Сабанеев, Сабанский, Гаваный,
Военный гаванский, Воронцовский, Ка­
зенный, спуск Молокова, Жанны Лябурб
и вновь Военный спуск). Эта балка начи­
налась в районе Греческой площади и су­
ществовал на заре времен даже деревян­
ный мост через Дерибасовскую улицу, где
ее пересекала балка. Военным спуск стал
называться от расположенных вдоль балки
солдатских казарм и офицерских флигелей.
54 Александр Дорошенко

В дальнейшем на верхней части спуска, от

Сабанеева моста до Дерибасовской (сегод­
ня от Малого переулка до Дерибасовской),
образовалась Гаванная улица.
Эти балки сильно усложняли жизнь
нашим предкам — надо было их как-то пре­
одолевать или далеко обходить. В ливень они
превращались в реки, а подсыхая, в боло­
та, и еще подсохнув, в страшные тучи пыли.
Если уж существовал мост через Дериба­
совскую, то, наверное, был мост и в райо­
не будущей Ланжероновской улицы, пока
не засыпали верхнюю часть балки. А жаль,
мосты в Городе — это так красиво!
Сейчас выяснил — там был деревян­
ный мост, и он там остался стоять, он про­
сто засыпан. Мы все эти годы ходим по не­
видимому мосту — из Горсада на Ланжеро-
новскую и обратно. Он, наверное, имя
имел, и возможно, как и улица в те годы,
назывался Портняжьим. Как и ниже по те­
чению балки стоящий Сабанеев, этот был
тоже арочный с перилами, но шел дугой и
красиво смотрелись на нем кареты. Пробе­
гал по нему Пушкин. Теперь, зная правду,
вы, проходя этим мостом, можете подойти
к его перилам, облокотиться и так посто­
ять, лицом к морю, туда, где из-за пово­
рота выступают арки Сабанеева моста.
Гаванная, это от слова «гавань», —
короткая эта улица всегда была частью ве­
дущей к гавани дороги, проложенной по
дну балки. И потому правильное ударение
звучит на первом слоге. Юношей я, не за­
думываясь, ударение делал только на вто-
 Позма о Городе 55

ром слоге, как и сегодня это продолжаю

делать, зная, что это неверно, как, впро­
чем, делает вместе со мной и весь город. И
всегда выводил это название от имени Га­
ваны. Я хорошо знаю, что это не так, но
всегда ловлю себя на ошибочном ударении,
даже когда вспоминаю улицу мысленно.
Поэтому все же правильно производить имя
этой улицы от второго в мире по красоте
города — от столицы Кубы. Потому что,
двойное это сочетание обольстительнейших
в мире имен, Гаваны и Кубы, многократ­
но усиливает ощущение рядом живущего
моря.
Много неожиданных деталей таит в
себе Город, не бросающихся в глаза, но вот ф*^=2**
вдруг остановишься и удивишься. На Га- I
ванной, совсем рядом с многолюдной Де­
рибасовской, у выхода из кинотеатра Мая­
ковского (и теперь вновь Уточкина, по-до­
революционному), есть обрамление с при­
земистыми мощными колоннами и высо­
ким рельефом над входом. Сюжет рельефа
связан с театром. В середине помещена тра­
гическая маска и по бокам ее две группы.
Справа, в центре, обнаженная женщина с
высокой грудью и на ухо ей что-то нашеп­
тывающий дьявол, а в другое ей шепчет
флейтистка (в Библии флейтистка есть сим­
вол разврата). Слева — сцена возмездия с
вонзенным в грудь по рукоять кинжалом,
это мужчине, а ниже женский обнажен­
ный труп с обольстительной грудью, — воз­
мездие уже свершилось, и женщина летит
вниз головой в пропасть забвения. А осно-
I

56 Александр Дорошенко

ваниями колонн положены громадных раз­

меров головы-маскароны, трагические мас­
ки с широко раскрытыми в крике ртами. И
ты, остановившись закурить и подняв от
огонька голову, внезапно читаешь на этой
стене знаки судьбы. Этот портик к зданию
! мало подходит, его сделали позже. Когда-
то были там резные и богатые двери, сде­
] ланные мастером, а теперь какая-то оскор­
бляющая взгляд дверь, сколоченная из по­
мойных досок. Но время и люди, ошельмо­
вавшие здание и работу мастера, не смог­
\
ли стереть все, и неведомая рука, тебе, уви-
| девшему, пишет на этой обшарпанной стене
- послание.
Гаванная очень коротка, если считать
от Дерибасовской до устоев Сабанеева мо­
ста, или даже до Малого переулка, к тому
же часть ее приходится на «пустое» место,
где вытекает, продолжением Городского
сада, развитием его продольной аллеи, по­
перечная Гаванной, Ланжероновская ули­
ца. Но как насыщена жизнью каждая пядь
ее длины. Даже не знаменитыми здания­
ми, не дворцом, где теперь музей (когда-
то в кабинете своего отца, там сиживал
маленький Юрий Олеша, рассматривая кар­
тинки в старинных книгах), и не домом
графа Ланжерона на самом углу Гаванной
(у входа в который стояли две жалованные
ему настоящие турецкие пушки), и не ма­
ленькой капличкой — костелом Св.Петра-
апостола, и даже не перечислением собы­
тий и имен, число которых превысит на­
сыщенность подобным самых длинных го-
 Поэма о Городе 57

родских наших улиц, но главным, в чем и

заключена великая магия Города, его кам­
ней и земли.
; Здесь отпечатались шаги многих по­
колений горожан и здесь, в пространстве
этой улицы, задержавшись навсегда в воз­
духе, у балконных подпорок, у карнизов,
у лепнинных морд на фасадах зданий, ос­
тались их живые голоса, обрывки сказан­
ных слов, звуки смеха и даже блеск глаз,
видимый конечно же только в ночное вре­
мя, но не во всякую ночь,- и не всякому.
Ушли давно ходившие и смеявшиеся здесь
горожане, одних уж нет, другие давно по- $$$<
кинули Город, но все слышны их голоса,
они говорят, смеются и спорят.
Все мне кажется, что торопясь или 1Й?
неспешно идя Гаванной, в утренние тихие
или ночные безмолвные часы, я иду в тол­
пе горожан, они движутся встречно мне
или сопутствующе рядом. Иногда я чувствую
дружеское прикосновение плеча или руки,
даже запах сигары как-то я почувствовал,
и именно гаванской сигары — мне ли не
знать этот запах счастья, — и, оглянувшись
в удивлении, где этот счастливец и брат, я
никого курящего рядом не увидел, только
мордатый и рыжий кот в задумчивости си­
дел в витрине случившегося здесь овощ­
ного магазина и мимо с деловым видом в
сторону Дерибасовской направляясь, про­
бежал покачивая упругим хвостом долма-
тинец.
Там, где оборванная неожданным из­
ломом, Гаванная становится Военным спус-
58 Александр Дорошенко

ком и стремительно падает к морю и Пор­

ту, театральной декорацией поставлены тя­
желые арки Сабанеева моста. Сработанные
еще рабами Рима. Если пустить в эту балку
воду, то станет река и вокруг моста можно
будет построить Париж. Три грузные арки
держат на своих надежных плечах мост (и
нашу душу держат, потому как, если слу­
чится, что их внезапно не станет, опустеет
наш мир, как пустыня Сахара), держат,
опираясь на крутой спуск, и поэтому вы­
сота моста с двух его сторон очень разнит­
ся. Три туннеля преграждают вид на Порт,
и, выйдя из них, ты оказываешься на из-
ломе улицы, в начале ее крутого падения к
Порту. Солнечным днем Сабанеев мост
рождает тень и прохладу, но сразу за ним
солнце обрушивается на тебя и уже не от­
пускает до самого конца спуска. Мост был
построен в 1831-1836 годах военным ин­
женером А.И. Казариновым и имя носит
генерала Сабанеева, у дома которого был
построен. В доме этом была в те годы луч­
шая в Городе библиотека, читал там книги
Пушкин, смотрел через высокие окна на
море.

Замечали ли вы, что первый же шаг с

высоты городского плато на спуск к морю
и порту нас изменяет, и мы становимся
иными. Еще минуту назад ты шел по ули­
цам Города, полный забот и дел, но вот ты
миновал Сабанеев и шагаешь уже по кру­
тизне Военного спуска, и ты здесь стал
иным - ты идешь к морю и порту, к праз­
днику...
 Поэма о Городе 59

ЛАНЖЕРОНОВСКАЯ

Ланжероновская (Ласточкина, до 30-х

годов XIX века Портняжья) пряма и пуста.
Это ощущение рождено редким для Города
отсутствием деревьев на узких ее тротуарах.
И потому летним знойным днем ты ее не­
пременно минуешь, обойдя стороной, в
ней этот зной застоялся, им пышут стены
домов. А зимним холодным и ветреным
днем на ней особенно холодно и неуютно
сердцу, и ты вновь пройдешь стороной. Не
в жаре и не в холоде дело, на ней бывает
одиноко сердцу и идти по ней следует толь-
ко с другом, о чем-нибудь с ним говоря.
На перекрестке с Екатерининской сто-
ят наискосок два высоких дома в модерне. В
левом помещался ресторан «Украина», у
него навершие в форме древнерусского
шлема, завершающееся стеклянным и раз­
ноцветным шаром. Вставить бы недостаю­
щие стеклышки, осветить изнутри и зак­
рутить этот шар, — как было бы славно! В
противоположном доме, решенном в псев­
доготике, — агентство «Аэрофлота», началь­
ная точка наших путей и странствий. Со­
здавший впервые готику руководствовался
видом обглоданной рыбы, все ее поздние
«псевдо»-виды, вплоть до адсорбировавшего
всю историю архитектуры модерна, способ­
ствовали смягчению жесткости этих ребер,
но это здание так зализано, что стало сме­
сью готики и барокко, несъедобным кре­
мовым тортом, с торчащими в нем обло­
манными иглами ежа.
г
60 Александр Дорошенко

Вся правая сторона Ланжероновской

состоит из сохранившихся старых и харак­
терных для Города двухэтажных домов. В
Городе их много, они приземисты, просто
устроены, просты декором наличников, с
двухскатной крышей и проездными воро­
тами. По второму этажу у них устроены бал­
коны и они опираются на выкованные из
толстых прутов изящные витые кронштей­
ны. Начальный дом улицы — это перестро­
енный дом Ланжерона. Весь этот квартал в
границах Ланжероновской и Дерибасовской
улиц состоит из каре зданий — сверстни-
ков. Да и с левой стороны Ланжероновс-
“ЦИГ кой, в ее центре, под номером 28-м, стоит
такой же старый двухэтажный дом.
В среднем им по сто пятьдесят лет и
когда-то они были совсем молодыми. Они
поставлены здесь навсегда и видеть могут
I
■ только свое ближайшее окружение. Даже
дом, им сверстник, стоящий за ближай­
шим перекрестком недоступен и они ни­
когда его не увидят. Они стоят вперемеш­
ку, старые и не очень, и совсем уже моло­
дые дома, построенные разными поколе­
ниями горожан по свойственным им вку­
сам и предпочтениям. Много поколений
жильцов сменилось в них за прошедшие
столетия. Изменялась в домах мебель, ухо­
дили старые хозяева, а новые часто рожда­
лись прямо в их стенах и здесь же учились
ходить, как потом и их дети.
История дома состоит из жизни и су­
деб людей, последовательно сменявших друг
друга. Эти стены много видели и слышали,
 Поэма о Городе 61

молча наблюдая жизнь своих обитателей.

Они помнят тяжелый шелест бальных пла­
тьев и звон офицерских шпор, царапавших
немилосердно паркет (и сегодня можно раз­
личить царапины на поверхности старого
дубового паркета), золотое шитье эполет и
спокойную гордую плоскость сменивших
эполеты погон, вереницу торжеств, расста­
ваний и встреч и навсегда отъездов (на во­
енные компании, как говорили тогда, в
дальние страны с возвратом и без), горе и
радость. У дверных их теперь покосившихся
косяков женщины всех этих времен прово­
жали своих мужчин и шептали слова охра-
нительной молитвы. Зарубки о росте ребенка
видны на этих косяках и теперь уже неиз-
вестно, кто был этот растущий, выросший I
и навсегда ушедший в этот дверной проем
человек. Своих жильцов провожали парадные
ступеньки, ведущие на солнечную улицу,
— детьми на учебу, — юношами на свида­
ние (каким летящим был шаг этих ног!) и
потом — стариками, шаркающей походкой
идущими пройтись по бульвару. И все на­
чиналось вновь, потому что поколения сме­
няли друг друга, изменялись привычки и
вкусы, одежда и речь, только дома старели
и не изменяли свой привычный облик и
так дожили до наших дней и встретили нас.
Без людей дома эти были просто камень,
положенный друг на дружку в определен­
ном порядке, дерево оконных рам и две­
рей, ковка ворот и мрамор ступенек. Но за
прошедшие столетия они срослись с жиз­
нью своих обитателей, приняв их всех в свои
 62 Александр Дорошенко

стены, всех полюбив. Они баюкали нас ма­

лышами, храня тишину, они сдерживали
порывы рвущегося с моря ветра и потоки
бьющего в окна дождя, ограждали от свер­
кающей молнии и любили нас, радуясь ра­
достям и разделяя беды.
Вот я перехожу улицу и, став на про­
тивоположном тротуаре, долго смотрю в
лицо этого дома. Он двухэтажен, основате­
лен и тяжел стариковской тяжестью. Все его
тело в рубцах от полученных ран переделок
и утрат. Два его соседа к Гаванной были
моложе, но их не стало, и теперь рядом с
ним выбоина за забором и на углу сталин-
"ЦЦГ ский дом, украшенный туалетной плиткой.
В сторону Екатерининской два дома сохра­
I нились. Но все они, давнишние соседи,
утраченные и оставшиеся, были моложе. Это
заметно в декоре — на их лицах много леп­
нины и измельчен рисунок. Он же здесь
самый старый и на стенах его читается ды­
хание стиля — плоскость стены выделена
скупым рисунком наличников и велико­
лепны дуги обрамлений парадного входа и
окон.
Седые брови наличников нависают
над внимательными его глазами, сейчас
рассматривающими меня. Он чуть удивлен
— редко кто из бегущих в суете дел по этим
тротуарам его замечал. Но, как и столетия
назад, он стоит на ногах еще крепко, при­
нимая нас и провожая, и узнавая наши
шаги по ночному тротуару, торопящиеся к
себе домой. К нему, ждущему нас всегда.
 Позма о Городе 63

Очень важно для нас в день, когда

он Дом, очеловеченный нами и нас выра­
стивший, отправится в свой последний
путь, прийти постоять рядом с ним — по­
прощаться!

НАДЕЖДИНСКАЯ

Гоголя (Надеждинская). Имя Гоголя

носит с 1902 в связи с 50-летием со дня
смерти. Она открывается со стороны Мало­
го переулка двумя двухэтажными старыми
зданиями обольстительно простой архитек­
туры, а в конце ее стоят друг к другу наи-
скосок два великолепных здания — дом ба-
ронов Фальц-Фейнов в нидерландском и
«Шахский» дворец в англо-мавританском V
стилях.
В известной мере, это немецкая ули­
ца и стоят на ней дома одесских немцев:
баронов фон Фальц-Фейн, Е.И. Шульца
(№ 9). Лучшее, что есть на Надеждинской
и во всем Городе, его украшение, Опера и
дворец Толстых, старая и новая Биржи и
Вокзал, сотни зданий в русском модерне,
все это было создано на самом рубеже ве­
ков, совпав, как это не поразительно, с
периодом экономического спада в Городе.
Повернув с Малого переулка на На­
деждинскую, ты внезапно попадаешь в
странный и длящийся во всю эту улицу та­
- нец — все вокруг танцует — солнечные пят­
1
“
на и тени от ветвей и листьев, ласковое
прохладное утро, сам воздух, прозрачный
и легкий, и какая-то, давным-давно поза-
64 Александр Дорошенко

бытая мелодия кружится здесь, легко ка­

саясь стен и стволов деревьев, брусчатки
дороги и тебя касаясь и вновь идя по кругу.
Взвешен в пространстве уличного воздуха
шаг, он легок и невесом, и такт какой-то
легкомысленной, милой сердцу песенки,
тихонько напевают губы и отстукивает сер­
дце:

«Ребята, ребята,
Мы были молоды
Когда-то, когда-то,
Л на щеках играла кровь!»

Легок шаг, хмельна беспутная голова

и горе красавице, встретившей тебя в этот
день на Надеждинской!
Дом потомственных почетных граж­
дан Города баронов фон Фальц-Фейнов,
одесских немцев, крупнейших овцеводов
России, в основе своей усадьба старого вре­
мени и от новых времен, в которых был
создан, он взял асимметричность компо­
зиции. Его скошенный и выступающий к
улице угол был украшен навершием-ба-
шенкой с высоким шпилем и укреплен
понизу Атлантами, несущими на себе небо
и еще этот эркер. Смотрят Атланты вниз,
на далекую Землю. Наши Атланты держат
на плечах небо, в отличие от Питерских,
на эрмитажных задворках подпирающих
какой-то условный балкон. Им тяжело в
этой бессменной работе и не потому, что
тяжелы небеса, но видят они близко перед
собой только серый асфальт тротуара. Как
;
:
 ■

С-1

!
I

1
9

!
 Поэма о Городе 65

носильщики на Привозе. Они должны бы

стоять повыше, на втором, например эта­
же, вместо эркера. Поэтому приходится под­
ходить к ним очень близко и, наклонив­
шись, участливо заглядывать в их уставшие
глаза. Тяжело!

«Я спросонья вскочил — патлат,

Я проснулся, а сон за мной,
Мне приснилось, что я — атлант,
■
На плечах моих — шар земной!
I
И болит у меня спина,
То мороз по спине, то жар,
И с устатку пьяней пьяна,
Я роняю тот самый шар!

И ударившись об Ничто,
Покатился он, как звезда,
Через Млечное решето
В бесконечное Никуда!»

Александр Галич. 1964 — 1966

Упади, наш звездный шар, вырвав­

шись наконец, покатился бы не торопясь и
неостановимо по Надеждинской и, свер­
нув за угол, по Сабанееву мосту, по самой
его середине, а следом за ним, распрямив
наконец-то спину, шли бы Атланты по его
сторонам, с любопытством разглядывая
дома и прохожих людей и потирая занемев­
шую поясницу, а звездное небо, пересы­
пая внутри шара свои звездочки, катилось
бы себе и катилось. Особенно хорошо было

6 4,8 4
I
66 Александр Дорошенко
=
бы оно ночью — светился бы звездный шар,
ослепительно пролетали бы в нем кометы,
шарахались бы в стороны машины...

«Шахский» дворец стоит на самой

кромке холма и узким оставленным его
строителями проходом можно пройти к
бульвару Искусств. Надменный и гордый
поляк Бржозовский построил этот дворец
и позже жил в нем изгнанный с престола
шах-персиянин. Своим британско-маври­
танским стилем он напоминает воронцов-
ский дворец в Алуште. Это уголок Англии,
| заброшенный так далеко к юго-востоку.
Дворец великолепно теперь восстановили
и окружили чудной, стройной и нарядной
решеткой.
Если прийти сюда осенью, в дождли­
вый и ветреный день, когда рвущийся с
моря ветер несет в себе горсти соленой воды,
сорванной с бурунов, и злобно бросает их
в твердо ограненные дворцовые стены, и
бьется в исступлении в них, пытаясь раз­
рушить, если обогнуть дворец со стороны
моря, то в глубине дворового колодца, в
наклонном с прорезями окон переходе в
угловую башню, в полночь, можно уви­
деть мерцающий свет и девушку в белом
подвенечном платье, идущую с зажженной
свечой в руке... Упрямо нахмурены черные
стрелы бровей, стремительна ее походка и
яростно развивается белый шелк подвенеч­
ного платья, цепляясь за углы и ступени.
Свет выхватывает доспехи солдат, застыв­
ших на страже и отражается на лезвиях веки-
 Поэма о Городе 67

нутых приветствием клинков. Этот свет бу­

дет переходить из окна в окно, с лестницы
в лестницу, вверх и вниз, всю долгую и
холодную ночь, пока не исчезнет на рас­
свете в глухом дворцовом подвале. Что-то
ищет она неустанно в эти ненастные ночи
и никак не может найти. Говорят...
А со стороны Надеждинской дворцо­
вая ограда заканчивается зубчатой башен­
кой, и висит над солнечным тротуаром
маленький балкончик — говорят опять же,
что когда-то, и тоже в ненастную полночь,
но только весной, открывалась балконная
узкая дверь и местные евнухи сбрасывали
вниз неверных и обольстительных шахских
жен. Там невысоко, и говорят, опять же,
что некоторые из сброшенных вполне вы- Ш
живали, говорят, их ожидали внизу у бал­
кона...
Мрачный и кокетливо завитой куд­
рями Гоголь останавливался здесь в доме
№ 15 в апреле-мае 1848, в доме графини
Толстой, — он прибыл на фрегате «Херсо-
нес», возвращаясь из Иерусалима. Палом­
ничал он в святую землю за нужными ему
впечатлениями и их вполне получил, сидя
I в маленьком и грязном арабском городке
Вифлееме, ничего кроме пыли и грязи не
ощутив и, кроме пристаючих арабов, не
увидев. Затем, убежав от северных москов­
ских холодов, он жил с октября 1850 по
март 1851 года в доме № 11 по Надеждин­
ской у генерала Трощинского. Он писал
тогда в Городе светлую часть самой мрач­
ной своей книги — вторую часть «Мертвых
 68 Александр Дорошенко

душ». Писал о России — он и всегда писал

о России, только из нее далеко уехав. Ис­
худавший, сутулый, остроносый и длин­
ноносый, с маленькими печальными глаз­
ками, с длинными каштановыми волоса­
ми, в коричневой с бархатным воротни­
ком шинели и пестром шарфе, сколотом
на шее громадной несуразной булавкой, в
конусообразном цилиндре, он часто ходил
Сабанеевым мостом к старому Театру. Он,
наверное, всегда боялся ходить мостами —
они ведь могли развалиться и упасть, и бог
знает, кто и что, какие неведомые твари,
могли обитать под этими мостами, в их
пугающей темноте, могли выскочить отту­
да внезапно, схватить за полы шинели, ута­
щить Те, кто не знал, что перед ними Го­
голь, дивились безмерно странному виду
этого человека, но знавших его всегда было,
впрочем, немного.
Парадные входы в этих домах — пара­
дны — литые колонки и плетенка боковых
ограждений, и кронштейны старых светиль­
ников — чудные литьем и даже отсутствие
самих светильников не удивляет. Прохлад­
на и тениста арка углубления и манят вой­
ти в дом старые мраморные и стертые вре­
менем ступени. Атлантов на этой коротень­
I кой улице множество. 1
Ничем не примечателен дом под
№ 4, но вот ворота в нем — прелесть и
легкость руки Добужинского или манер­
ность и изыск Бенуа в рисунке этих ворот,
— но навсегда распахнуты они настежь, вы­
1
ломаны детали ковки, а навершие подло-
!
 Поэма о Городе 69

мано для проезда машин и отогнута ниж­

няя его половина, подвязанная как забо­
левшая зубом щека и подваренная убогим
уголковым прокатом. В хорошей книге о
Городе, напиши ее кто-нибудь толковый,
рисунок этих ворот можно было бы дать на
ее обложке, восстановив в нем утраты и
очистив от наслоений красок, небрежения
и пережитых бед, — и цены не было бы этой
книге!
!
САБАНЕЕВ МОСТ

В центре улицы Гоголя открывается

путь к каменному Сабанееву (Сабанско-
му) мосту. В его начале, перед балкой Во- *
енного спуска, стоит дворец графов Тол­
стых, построенный в 1830 году в формах
ампира, теперь, вместе с пристроенной к
нему картинной галереей, наш дом Уче­
ных. Он выходит в зарешеченный сад, ви­
сящий над балкой на подпорной стене и
открывается внутрь сада высоким много­
колонным портиком-полуротондой с по­
яском поперечного легкого балкончика по
второму этажу. В центре сада устроен фон­
тан в окружении прихотливо раскинувших­
ся клумб. Вода в фонтане иссякла. В самом
конце сада, перед подпорной стеной, ши­
рокие симметричного развала лестничные
ступени падают загадочно вниз — там что-
то есть еще, внизу, перед преградой под­
порной стены, наверное, так шел склон
Военной балки, отсеченный искусственной
вертикалью преграды и здесь просились ле-
 70 Александр Дорошенко

стничные ступени спуска, теперь ведущие

во влажную тишину и тайну.
(Этот склон теперь заколочен стеной
и оградой, укрыт от солнца. Там сыро и
мрачно и тоскливо. Когда-то был он открыт
солнцу и ветрам с моря, росла на его скло­
нах густая трава и выглядывали из нее по­
левые цветы, тяжело и основательно летал
очарованный шмель... Как хочется сбросить
всю эту каменную, навязанную на столе­
тие тяжесть, расправить занемевшие чле­
ны, вздохнуть и надышаться, подставив
тело ласковому солнцу и соленому от моря
^2^ ветру, зазеленеть!..).
В 1896-1897 годах к дворцу была при­
строена картинная галерея, которую про­
ектировали Ф. Фельнер и Г. Гельмер, а стро­
ил Г.К. Шеврембрант. Там торжественные
марши лестницы ведут к выставочному залу
с верхним светом. Окна громадны, в «рост»
зала, в рамах из полированного дерева с
резными гербами. В медальонах профили
великих художников. Фасад галереи, как и
части барочного интерьера, выполнены из
бетона, подкрашенного красителями, что
создает полную иллюзию гранита и мра­
мора. Так что яркие фризы и тяжелая голо­
ва печального семитского льва над въезд­
ными воротами — это просто бетон, но,
надо полагать, искусство так надежно де­
: лать бетон затем было утрачено.

(Замечали ли вы, что в лице нами при­

думанных львов есть что-то семитическое?
Уж не знаю почему, возможно наши пред-
 Поэма о Городе 71

ки никогда не видели настоящих, но что

же они тогда брали моделью? Вот и в Мос­
кве, на Тверском, влезши на каменные
пилоны ограды Аглицкого клуба, сидят та­
кие же львы, с вечным удивлением на упи­
танных своих мордах... И в Петергофе опять
же они очень похожи, как братья, Сам­
сон, схвативший за щеки Льва и смеющийся
ответно Лев посреди фонтана. У нас в Го­
роде их пропасть, с удивленными или сме­
ющимися мордами, с кольцами и без, но
сразу и несомненно ясно — семиты в Горо­
де! Ну, никто особенно и не сомневался...
И ровно столько, как было в Городе семи-
тов, столько им соответствовало львов,
Страшно перечесть. Теперь наши львы оси-
ротели!). I
Человек неосторожно вышедший к
Сабанееву мосту в тихий утренний час в
самом начале лета, в первых солнечных днях
неповторимого июня, будет тут же, на пер­
вых подступах к мосту, уловлен ласковыми
сетями тишины и покоя и повторит, оза­
ренный внезапно пришедшей истиной:

«На свете счастья нет,

Но есть покой и воля ...» г

Утром на этом мосту хорошо отды­

хать и думать о близких и далеких людях,
идя не торопясь, укрываясь в густой тени
чумаков, укоренившихся внизу, у самых
устоев моста, прохладным вечером хорошо
здесь любить и быть любимым, ощущая
 72 Александр Дорошенко

ласковый ветерок с моря, (наш мост хо­

рош уже и тем, что под ним никуда не ухо­
дит вода и поэтому с ней не может уйти
любовь), слепящим и яростным полднем
идти здесь надо стремительно быстро, пол­
ностью отдавшись суете и злобе дня. Это
правило и нарушать его опасно!
Если, проходя Сабанеевым мостом,
взглянуть в сторону моря, то прямо над
«тещиным» возвышаются три парусные
мачты со свернутыми парусами — чуть по­
качиваются мачты на низкой волне, стоит
отдать якоря и уплывет «тещин» мост...
I
ПАССАЖ

«Пассаж» Менделевича — это были 44

элитных магазина. Снаружи он опоясан
меандровым пояском. Окна и балконы лег­
ко несут юные улыбающиеся ангелочки и
взрослые пары и еще неведомые мне кры­
латые существа с великолепным женским
бюстом. Такие перепончатые жесткие кры­
лья и такой нежности грудь — может быть
и не странно! Пассаж многошумен, но не
тем человеческим мусором шума, сродни
загрязнению пространства, но шумом веч­
ности — красоты, нежных взмахов ангель­
ских и драконьих крыльев, ласкового ше­
пота, отраженного многократно от стен,
эха прошедших времен и грозящих впереди
лет. Анфилада его галерей многосветна, она
накрыта материей неба и несет в себе праз­
дник всегда внезапный вошедшему, как
незаслуженный поцелуй любви, как поце-
 Позма о Городе 73

луй ребенка. И вошедший долго стоит в

изумлении — с высоты, отражаясь от мно­
гофигурных стен, льется золотым дождем,
переливаясь и вливаясь в самую душу весе­
лый детский смех.

Второе столетие льется на нас с вы­

соты этот свет, даруя утешение и отраду,
надежду и радость, вопреки всему, что мы
делали, всем страхам и.ужасам прошедше­
го времени, всем нашим глупостям и ошиб­
кам. Боязливые тени горожан сменялись
здесь уверенным шагом военных сапог в
Первую и во Вторую и в Гражданскую вой-
ны, и во все страшные времена безвреме-
нья нашей души. В этих временах мы выра-
ботали привычку говорить шепотом, что-
бы никого не потревожить, и это не всегда
помогало. Под этими небесного цвета и глу­
бины фонарями, в гостиничных номерах,
останавливались боязливые писатели и ре­
шительные наркомы, вершители судеб и
просто доносители, женщина-сексот, пре­
давшая на заклание мужа, жила здесь, как
и многие работники страшного одесского
ГПУ. Поколения горожан проходили этими
небесными сводами, впервые входя сюда
малышами, и веселый топот маленьких
ножек отражался от световых фонарей, ра­
дуя сердце и смывая с этих вечных стен
плесень человеческого мусора и грязи. Это
свет, пройдя которым, мы становились
чище...
Проход с Дерибасовской имеет моза­
ичный потолок и серебристого цвета ши-
 74 Александр Дорошенко

рокий фриз — там дети или ангелы, или

все они вместе что-то несут, передавая друг
другу. Вечерами ярко горели на входе и в
галереях Пассажа лампы, сияли в ночном
пространстве видимые с небесных высот
прозрачные его фонари-перекрытия и при­
влеченные их манящим светом слетались
ангелы, как бабочки к огоньку подсмот­
реть наших дедушек и бабушек, тогда мо­
лодых и красивых. Теперь остались только
опустевшие на столетие подвесные крюки.
Естественным образом и, соответственно
времени нашей жизни, сегодня в простран-
стве Пассажа устроен грязный и оскорби-
тельный рынок...
На УГЛУ Колодезного была гостиница
«Франция», а между нею и Пассажем, в
доме Бродского, табачный магазин Иоси­
фа Эгиза (турецкий табак и папиросы). От
входа во «Францию» остался только козы­
рек навеса и глухо заколоченная дверь. Мага­
зин же теперь роскошно отделан, прести­
жен и сияет светом. Вот только очарователь­
ный карниз обвалился и вместо ремонта под
ним установили противообвальный навес.
Но по-прежнему чеканен ритм 5-ти узких
сопряженных арочных окоц. Когда-то на
стенах этого дома кариатиды со сложенны­
I ми на груди руками несли на голове вос­
хитительной полноты чаши. Теперь чаши
повисли в воздухе — не стало кариатид.
Не знаю, когда их не стало, но знаю
I как это случилось — то что упало на троту­
ар был мусор, кусочки камней и глины,
сами же они расправили крылья и упорх-
 Поэма о Городе 75

нули, поняв, что новым жителям они уже

не нужны. Наступает такой день, или ночь,
когда с тихим шелестом крыльев они нас
покидают навсегда. И, придя утром, в не­
доумении морщишь бровь, чего-то не ста­
ло и долго понять не можешь, ты ведь не
часто их замечал при жизни, и теперь чув­
ствуешь странную образовавшуюся пусто­
ту. Когда то их было множество, атлантов и
кариатид, крылатых драконов и грифонов
и другого всякого зверья, жившего здесь с
нами всегда, теперь все больше пустые сте­
ны нас окружают и лишь незнающий уже,
как это было, глаз отмечает странную пус-
тоту несоответствий в окружающем нас те-
перь пространстве. Наверное, им скучно с
нами, теперешними, или возникает у них ш
заслуженная обида — им необходимо, что­
бы мы ими интересовались, иногда при­
ветствовали или ласкали взглядом. Это надо
любой живой твари, тебе и мне, и им!
Я сегодня стоял перед этим домом,
рассматривая кариатид из-за крыши наве­ !
са. Но что-то беспокоило меня и, присмот­
ревшись, я увидел: — на прилежащей стене I
Пассажа висело странное существо, служа­ ;
щее здесь сверх столетия балконной под­ '
поркой, — это его взгляд с высоты второго
этажа требовал ответного моего взгляда. Мы
долго смотрели в глаза друг другу - ему
пришлось чуть скосить глаза, обычно уст­
ремленные прямо, в безучастное никуда. Он
старше меня лет на пятьдесят и видел моих г
деда и отца на этом тротуаре. И меня по­
мнит маленьким мальчиком и подростком
 76 Александр Дорошенко

и юношей. Пятьдесят последних лет бесчис­

ленно я ходил мимо и вот впервые случай­
но поднял глаза и мы встретились взгля­
дом. И впервые рассмотрели друг друга —
он очень странен телом, но лицо у него
уставшего человека, утомленного долгой
жизнью. Он привычно скалит в улыбке
зубы, но в глазах у него печаль. Бог мой,
такая печаль непереносима! Такие лица у
многих моих друзей, и еще у кого-то очень
мне знакомого, его имени я не знаю, все
не решаясь спросить — но вижу так часто,
так близко — может быть это я сам, брею-
щийся каждое утро, и это у меня такая пе-
чаль в глазах!?

ДОМ ЛИБМАНА

Дом Либмана на углу Преображенс­

кой и Садовой, по-честному, принадлежит
Дерибасовской (я не ошибся в психологи­
ческой свей оценке — адрес на дореволю­
ционной афишке звучит так: «Кондитерс­
кая Б. Либмана, угол Дерибасовской и Пре­
ображенской улиц, против Соборной пло­
щади в собственном доме»). Его проекти­
ровал одессит, немец Э. Мэснер, для одес­
сита и немца Макса Либмана. В первом уг­
ловом этаже была кондитерская («конди­
терское, конфектное и булочное заведе­
! ние»), с лучшей в Городе французской
1
сдобной булочкой там можно было выпить
утренний кофе. (Маленькая, белого фар­
фора и саксонской его тонкости чашечка,
темная глубина кофейного омута со свет-
 Поэма о Города 77

локоричневым ободком по краю, раскален­

ной температуры, как легко она помеща­
ется в ладонях, как согревает душу, как
опасно заглядывать в дымящуюся кофей­
ную глубину...)- Крытая тентом и застек­
ленная веранда выходила на Садовую («Пре­
красно устроенные помещения с большой
верандой и отдельными бильярдными ком­
натами. Освещение везде электрическое»).
По сторонам углового входа, удерживаясь
кончиком чешуйчатого хвоста о стены,
крылатые девушки, то ли русалки, то ли II
наяды, то ли нимфы, но возможно, что и
сирены, столетие бессменно несут в высо-
ко вскинутых руках световые шары. Бог с
ним, с их именами, но такие руки, такой в*"мвг
нежности очертаний, такой хрупкости. Ах, V
и мне светили они в давно прошедших но­
чах, и свет их и сегодня согревает мне душу!
В высоте над Городом парит невесомый дву­
хэтажный угловой эркер, воткнут в небо
шпиль с флюгером, и какие-то одинокие в
конец женщины смотрят с опасной кру­
тизны карниза во все стороны света, кого-
то высматривая, чему-то упрямо веря, что
придет и наступит...
На открытке начала века виден этот
угол дома Либмана, часть кофейной веран­
ды, обставленной деревцами в кадках, из­
возчик, ожидающий седока, (у смирной
хорошенькой лошадки ножки в беленьких
«носочках»), те же крылатые девушки,
только они моложе, а в основании полу-
колонок у входа те же упитанные ангелоч­
ки. И много на этом перекрестке людей,

I
1
 78 Александр Дорошенко

этот угол всегда был оживлен людьми, как

и сегодня. Так все знакомо на этом старом
снимке, — вот выбежать сейчас с собакой
и через десять минут на них посмотреть,
заговорить, взять за руку, сесть в пролет­
ку, сказать: «На Пушкинскую», шагом, не
торопясь, — и под трудолюбивый перестук
копыт въехать в это неведомую жизнь,
притворяясь своим, всматриваясь «из-за
плеч», пытаясь в толпе отыскать уцелевшие
знакомые лица.
Таким ясным солнечным утром на­
верняка кого-нибудь встречу, давно не ви-
денного, тормозну пролетку, перекинусь
в|р^ несколькими словами, как работа, как дети.
И на прощание мы скажем друг другу:
«Увидимся!..».
Сейчас, гуляя с собакой, поздно но­
чью, я увидел фигуру женщины на крыше
дома Либмана. Она стояла там на самом
козырьке крыши, еще придерживаясь ру­
кой за боковину углового купола и готови­
лась броситься вниз со страшной высоты
дома. Она так отчетливо видна была на фоне
прозрачно-синего ночного неба, читались
даже самые мелкие складки ее длинного
платья, колеблемого ночным ветерком,
который там, на крыше, был, конечно,
сильнее, чем внизу улицы. У меня горло
перехватило и не стало воздуха закричать,
остановить ее. И, когда спазм отпустил, я
опомнился, — она была каменной и вот уже
столетие там стояла, глядя с высоты на Го­
1 род, каждый день на каждого из нас, бегу­
щего муравьем вдоль улиц, утром туда,
 Позма о Городе 79

вечером обратно, зачем, к чему этот бег И

я отдышался, постоял на этом углу Собор­
ной площади, повернул и по Преображен­
ской пошел домой, мимо дома Папудова,
мимо дворца офицеров, вдоль Спиридонов-
ской.

Следующий за домом Либмана по

Садовой, на самом ее развороте, под но­
мером 21-м, дом, открытый лицом к Со­
борной площади, как птица с раскинуты­
ми крыльями, охранительно. Это печаль­
ная птица, поставленная здесь символом
зашиты. Оперенье ее утрачено во многих
местах, обрушены слои богатой когда-то
лепнины, перекошены грозящие упасть
балконы, гордо и печально нахохлилась ее 1
голова. Но по-прежнему широко и сильно
распахнуты крылья, выставлена вперед под
разрушающий удар судьбы гордая грудь,
бойцовски расправлено оперенье симмет­
ричных колонн. На самом деле это только
кажется домом, это символ и знак, это
охранная птица, поставленная здесь стро­
ителями Города против нас, наследников,
утративших родство. Птица, «стерегущая
дом», и по фризу первого этажа течет бес­ ;
конечный меандр. Этим меандром опоясан
весь Город, он течет по стенам наших до­
мов, перебегает кованной строчкой по ре­
шеткам балконов, спускается к оградам
ворот, как охранительный поясок, как знак
верности и надежды. !
Масса всякого народа привольно раз­
леглась на стенах этого громадного дома:
 80 Александр Дорошенко

юноши и девушки, по-летнему разбросав

одежды, закинув руку за голову или ногу
за ногу, свешиваются с карнизов над ова­
лами окон и с любопытством рассматрива­
ют прохожих, веселые пухленькие ангелоч­
ки, каждый по своему, разместились на
колоннах и арках (так привольно и прихот­
ливо лежат они, будто ночами меняют
позу, выбирая удобную. Одни лежат на
спинке, другие на животике, а, подняв
голову, я увидел, как с самого высокого
этажа ангелок смотрит на меня, наклонив
кудри, смеясь чему то и мне удивляясь). Я
. боюсь за них, так ненадежны стали эти
карнизы, так многое уже обрушилось вниз
* и Разбилось в щепы! На почтовой открытке
1908 года виден этот же дом, и на четвер­
том его этаже, на легком прозрачном бал­
коне люди, три человека сидят за малень­
ким столиком, говорят о чем-то, смотрят
на Город, не боятся упасть заодно с балко­
ном. Так странно и непривычно!
В этом доме, в правом его крыле, на
первом этаже расположена знаменитая ап­
тека Гаевского. Самая большая в Городе,
традиционно дежурящая в ночи. Как памят­
на она каждому из нас. Сколько раз, уже
глубокой ночью, мы добирались сюда, ду­
мая о близких нам людях, в поиске лекарств
и утешения хоть каким-нибудь деЛом, по­
тому что ничем другим помочь уже не мог­
ли. Мы шли к ней, на ее горящие в ночи
огни больших окон, к ее входным дверям,
закрытым ночью, с бессонным окошком
на выдаче. Тихо и хрипловато звучали голо­
са у этих ночных дверей, заказывая и по-
 Позма о Городе 81

7 418-4
82 Александр Дорошенко
.
лучая лекарства (звуками неведомого па­
роля звучали наши голоса, надежда и со­
чувствие сближали всех, пришедших так
поздно ночью к этим дверям), и потом I
наши шаги пересекали Садовую и торопи­
лись домой по ночным улицам Города,
туда, где также всю ночь не спали близкие
и горел огонек заботы и беспокойства.

И бывал такой поздний час, когда я

шел с Молдаванки сюда пешком, в оба
конца. И оборачивался быстро — в те годы у
меня были быстрые легкие ноги и гнала их
вперед обеспокоенность сердца.

!
 Поэма о Городе 83

Плицы и площади
Попасть в ресторан, особенно под ^
праздники, в Городе моей молодости было
проблемой. Ресторанов было немного и мест
в них всегда не хватало. Классикой в Одессе
были рестораны «Лондонской» и «Красной»
гостиниц, но они всегда были переполне­
ны; кроме них были «Кавказ» на Гаванной
и «Киев» на Александровском проспекте и
еще крыша морского вокзала. Стоило в
предпраздничный день пройтись в поисках
мест и в каждом из этих ресторанов все было
плотно занято, но зато везде сидели дру­
зья. За них можно было зацепиться, при­
ставив два стула к плотно заставленному
стульями столику. А всего то нужно нам
было в те годы клочок места для тарелки и
рюмки. Гремела музыка, весь зал танцевал,
и места тебе в этом танце всегда хватало.
Ввинтившись в толпу танцующих, ты уз­
навал в ней знакомых, обнимал их на ходу
84 Александр Дорошенко

и в танце знакомился со знакомыми зна­

комых. Легки были ноги, пьянило легкое
вино, весело и легко было на сердце.

Теперь в Городе проблем с ресторан­

ными местами нет. На любой улице центра
ты найдешь десяток ресторанов разного
качества и в них большей частью пустые
залы. И стало понятно, что лучшее в ресто­
ранных залах нашей молодости была наша
молодость и лица друзей.

Бары, Кафе и Бистро различаются

только месторасположением и названием.
Они «во всем остальном равны». Большая
часть так и живут безымянно, но многие
уже с именами. На Садовой угол Дворянс­
кой — «Последний грош». А есть еще — «Ме­
сто встречи изменить нельзя», «Мы вас
ждем», «Отдохни, тебе это надо», «Печки-
лавочки», Бар с караоке «Пойте и пейте с
нами». В Городе теперь есть Таверны, Трак­
тиры, Погребки, Харчевни, Шинки, но
нет Бодег.

«Есть люди, умеющие пить водку, и

есть люди, не умеющие пить водку, но все
же пьющие ее. И вот первые получают удо­
вольствие от горя и от радости, а вторые
страдают за всех тех, кто пьет водку, не
умея пить ее».
Исаак Бабель. «Как это делалось в
Одессе».

В любом из питейных заведений, рас­

положенных всегда на первом этаже, «там,
 Поэма о Городе 85

где чисто, светло», один зал, против входа

стойка. Набор строг и однообразен: два-три
сорта водки, столько же коньяку, вина
практически не бывает (пьют в баре вино у
нас только больные мужчины), горячие и
холодные бутерброды (у нас не говорят
«сэндвич», но «бутерброд», и однажды в
маленьком немецком городке я ожегся — я
заказал бутерброд, выговорив именно так
свой заказ в английской фразе, и получил,
через длительные и непростые, видимо, со­
вещания официантов, булочку, разрезан­
ную вдоль и намазанную маслом, а хоте­
лось мне с колбасой и сыром, или рыбкой,
я видел, у других немцев там это было,
увы, горек хлеб чужбины и круты там лес-
тницы!). В лучших есть еще возможность за­ 1
казать что-то из горячих блюд - вареники,
или сосиски в антураже Можно хороший
борщ.

Но есть именины сердца - вареники

с вишнями!
;
Вообще цивилизованная жизнь. На
каждые десять метров любой улицы центра
(с отдалением от центра это расстояние ра­
стет, нигде, впрочем, никогда не превы­
шая полуквартала) есть такое местечко, где !'
в любое время, от девяти и до девяти, I'
вспомним незабвенного Веничку Ерофее­
ва: «О, эфимерность! О, самое бессильное
и позорное время в жизни моего народа —
время от рассвета до открытия магазинов!
Сколько лишних седин оно вплело во всех
нас, в бездомных и тоскующих шатенов!»
 86 Александр Дорошенко

— вы получите утреннюю для поправки здо­

ровья, или полуденную, заработанную тяж­
ким трудом, или в вечерней уже прохладе
свою рюмку водки, или ночью, уже во вто­
рой ее печальной половине, в час между
волком и собакой, живую воду раздумий и
сокрушений. Ближе к волку — больше муд­
рости и печали, ближе к собаке — надежд и
терпения!
Например, на участке Пантелеймо-
новской, что тянется оппозит Привоза, в
его длину, я насчитал 29 баров и мест, где
можно употребить немедленно и всегда
(есть без названия, а просто и доступно,
большими аршинными буквами написано:
в“=““" «Пиво, Вино, Водка») и три секс-шопа. Но
есть и новости — на каждые пять баров в
среднем приходится один компьютерный
магазин.
У нас заказываю напитки в граммах,
используя европейскую метрическую сис­
тему. Благодаря Наполеону Бонапарту. Бе­
зошибочно поэтому зная, сколько это бу­
дет, в расчете, сколько тебе сейчас надо,
сколько просит душа. И говорят: «пятьде­
сят граммов», но чаще «сто», чтобы опре­
делить минимум сразу и не мельтешить
перед стойкой бара, по мелочам беспокоя
человека. И никто не станет удивляться, что
мол «в такую рань, такую дрянь», но на­
оборот, бармен проявит сердечное пони­
мание, особенно в ранний утренний час,
когда горят тормоза, когда надо раскрыть
глаза, а они узкие, как наследие татаро-
монгольского нескончаемого ига, и труд-
 Поэма о Городе 87

но определить, где ты, даже не вчера вече­

ром и с кем и что там было, но сейчас, где
ты, и только имя родного бара ты еще по­
мнишь и к нему идешь, как Гаттерас, от­
клоняемый магнитной стрелкой к северу.
Это вы попробуйте где-нибудь в провин­
циальной глуши, германской или голлан­
дской, такое и в такое время! Для начала
вы искать это место будете пол-города прой­
дя, и, когда найдете, выбивать из полно­
ватой молодой немки эти свои необходи­
мые для оздоровления сто граммов будете
по частям и унижаясь. Вам понадобится две
двойных водки, и это будет — ровно поло-
вина. Смотреть она, немка, будет на вас
как на конченного человека, нехорошо. И
какая же, спросим себя, при таких услови­
ях, может проистечь польза от водки? Пой­
дет ли она вам «во благо», как говаривал
Веничка.
То ли дело на родине!
Входите вы, и видите, что вам здесь
рады. Во-первых, бармен встретит вас ши­
рокой улыбкой, но и посетители окинут
благожелательным взглядом, сразу видно, |
что приличный человек — зашел выпить! I;
Даже кот, толстая мордатая и наглая тварь,
развалившаяся на стойке бара, даже и он.
Коты в наших барах основательны и
серьезны. Такой кот, гордость, достояние
и украшение бара, он ни на какие «кис-
кис-кис» не реагирует, слов таких не по­
нимая напрочь, и ваша колбаска ему Кот
всегда соответствует бару, и не бывает оди­ II
наковых котов в разных барах. Дело даже не
 88 Александр Дорошенко

в цвете и не в размерах. «Последний грош»

держит зеленоглазый белый с парадными
усами маршала Буденного кот именем Аб­
рам (у него даже и галифе есть, это красо­
та мужчины, но теперь в век утраты чело­
веческих ценностей, пропала эта красота и
остались одинаково скроенные на всех шта­
ны). Некоторые угодливые клиенты ласко­
во зовут его Абраша, пытаются почесать за
ушком. Конечно, это неправильно назы­
вать котов человеческими именами, когда
есть национальное русское для котов имя
— Васька. Но этому имя идет. Иногда, за-
видя моего пса, с которым дружит, он
спрыгивает со стойки, и я всегда поража-
юсь мягкости приземления этой громадной
\ж туши, идет к Денику и они ритуально ню­
хаются, носик к носику, уважительно. То,
как пластично он идет, вовлекая в свою
походку все окружающее пространство и все
предметы, до этого лишенные жизни, раз­
ве что Майя Плисецкая так умела в луч­
шие свои времена.
Водка национальный напиток. И как
каждое такое явление, из самых-самых со­
кровенных в земном бытии, она не есть
просто алкоголь, — это философия и рели­
гия, соседствующая с верой!
Пища - для поддержания тела, водка
— для сохранения души!
Ром, коньяк, виски, текила, ракия,
шнапс и даже чача, как варианты не от­
мытого самогона — нам ничто человечес­
кое не чуждо, но это Оно приходит к нам
с материнским молоком, с первыми в жиз­
ни стихами Пушкина:
 Позма о Городе 89

Кум Иван, как пить мы станем...»

Какая основательность образа, это

вам не зайти выпить, это процесс, по оп­
ределению, серьезный, длительный, осно­
вательный.
А это уже Денис Давыдов, о «повреж­
дении гусарских нравов» («Где друзья ми­
нувших лет. /Где гусары коренные,/Пред­
седатели бесед,/Собутыльники седые?»)

«Говорят умней они...

Но что слышим от любого?
Жомини да Жомини!
Л об водке — ни полслова!»

И вот и незабвенный Козьма Прут­

ков с «Военными афоризмами» (для гг.
штаб- и обер-офицеров, с применением к
понятиям и нижних чинов):

«Два голубя как два родные брата жили,

Л есть ли у тебя с наливкою бутыли?»

К этому дано и примечание коман­

дира полка: «Довольно остро».

Толстой пил водку и любил, чтобы

его любимые герои ее пили, например, в
«Войне и мире», Пьер Безухов, в послепо- I:
жарной, пропахшей гарью Москве, в гос­ I;
тях у княжны Марьи Болконской, в ее не I;
сгоревшем доме на Вздвиженке, в разго­ Г
воре о перенесенных бедствиях войны, за
ночным ужином с нею и с Наташей Рос­
товой: «Пьер развернул холодную салфет-
 90 Александр Дорошенко

ку и, решившись прервать молчание, взгля­

нул на Наташу и княжну Марью. Обе оче­
видно в то же время решились на то же: у
обеих в глазах светилось довольство жиз­
нью и признание того, что кроме горя, есть
и радости.
— Вы пьете водку, граф? — спросила
княжна Марья, — и эти слова вдруг разо­
гнали тени прошлого».
И вся русская литература уважала вод­
ку, Куприн, например. Или Юрий Олеша
— «пьяный и растерявший свои метафоры
писатель, которого чуть не сбила с ног бе-
жавшая мимо мышь», какой сучий сын это
злобно выдумал, пил он серьезно, но ни-
когда не терял метафор и даже в самые худ-
Тй? шие свои дни он имел их больше, чем весь
союз борзописцев в скопе! Он их не выду­
мывал, они были его сутью. И историю эту
он сам о себе весело придумал, как пробе­
гала мимо него, возвращающегося навесе­
ле в гостиницу, испуганная людьми кры­
са, и он, оступившись, упал, а уже в но­
мере «Европейской» он рассмотрел пят­
нышко от ее лапки на своей штанине. Она,
крыса, его неосторожно толкнула! Так мог
выдумать Гофман, или Гоголь, и мало кому
дано так весело выдумать. Или, возьмем
Некрасова:

«Зимой играл в картишки

В уездном городишке,
Л летом жил на воле,
Травил зайчишек груды
И умер пьяный в поле
От водки и простуды»
 Поэма о Городе 91

Какая красивая жизнь! Как интерес­

но прожитая — несется на тебя в сумас­
шедшем разбеге поле, с травами, ухабами,
пригорками - в них выбирает дорогу ло­
шадь, сама, а по бокам и впереди несется
свора охотничьих псов, а заяц серо-белым
комком мелькает пока впереди, и ничего
не помнишь, только азарт погони, только
одно яростное желание догнать, только
слитый воедино азартом хрип лошади, бе­
шенный гон и лай собак и твой собствен­
ный нескончаемый крик! И ветер степи,
со всеми ее запахами и дыханием, напол-
нивший до отказа твою грудь. И вы серьез-
но полагаете, что прожив скучную до от-
вращения жизнь, умереть в уютной посте-
ли, пропитанной запахом врачей и лекарств I
и с клистирной трубкой в заду, это на­
много лучше!?
А живопись русская, помните вели­
кого Федотова и его «Анкор, еще анкор!». |;
Одному у нас пить не стоит! 1!
Не говоря уже о новых временах, о
Викторе Некрасове, Сергее Довлатове, о
Веничке Ерофееве, обо мне лично, о нас
с вами!
От чего пьем? — От великого стрем­
ления к совершенству:
«В мире столько прекрасных книг! Я,
например, пью месяц, пью другой, а по­ !
том возьму и прочитаю какую-нибудь
книжку, и так хороша покажется мне эта
книжка, и так дурен кажусь я сам себе,
что я совсем расстраиваюсь и не могу чи­
тать, бросаю книжку и начинаю пить, пью
 92 Александр Дорошенко

месяц, пью другой, а потом...

Как же, при такой классике и тради­

циях отцов-прадедов нам не любить водку?

Осень, ветер с моря, въедливый мо­

росящий и вездесущий дождь, туман съел
все три верхних этажа колокольни (и вдруг
откуда-то с неба приходит бой часов, как
шаги командора, глухо, простужено и тя­
жело), крыши и бока машин, глянцевые
от воды, как баклажаны, а оконные двор­
ники только размазывают воду по стеклам.
Деревья вдоль улицы опустили покорно
свои ветви и вывесили мокро-желтые лис-
°^^Р°тья, как флаги о покорности времени и
1Й? судьбе, о сдаче позиций (и только мой кра­
савец платан на углу Дегтярной и Спири-
доновской, накрывший собой весь перекре­
сток, ветви держит высоко и упруго, как
ребра тяжелого бронзового канделябра, как
древнееврейский семисвечник во враждеб­
ных руках римских легионеров Тита, и ли­
стья у него еще полны жизни, он их сбро­
сит, но сам, на этих днях, когда выглянет
солнце и все согреет, вот тогда, только сам,
без принуждения и покорности, как осталь­
ные, а акация уже стоит голенькая и упа­
кованная к зимним снегам и метелям, она
всегда это делает незаметно, вне чужих
любопытных глаз, тихо приходит ее листва
поздней весной и раньше всех уходит). Все
мокрое, обувь и даже носки, зонтик, на­
клонившись, окатывает вторичным дож­
дем, плащ отяжелел от воды, и по лицу
 Поэма о Городе 93

бегут дождевые капли, как детские неосу-

шенные слезы. Стрелки уличных часов так
намокли и отяжелели, что начали отставать
— у времени есть поправка на дождь, и в
дожде оно идет медленнее, разве вы этого
не замечали?
Толкнуть дверь кафе, войти в свет­
лый и теплый уют, в угол упереть зонт, на
вешалку одеть плащ, сесть к столу — к рюм­
ке водки, или коньяка, лицом к окну, к
людям, бегущим мимо, нахохлившимся и
ощетинившимися зонтами против дожде­
вого ветра, к проходящим машинам, щед­
ро поливающим тротуар и прохожих вее-
ром брызг, к мокрому голубю, цепко то-
лающему по жести подоконника и загля- *
дывающему в кафе. Белая скатерть — белая
рюмочка — белый напиток, белое на бе­
лом, а черного нам не надо!
Уже глухая осень, а на днях может
прийти снег, даже и сегодня, если чуть по­
холодает. Тогда станут кувыркаться радост­
но снежинки, еще мокрые, еще не вполне
ставшие снегом, и таять, и вдруг задует
пеленой снега, а в нем образуются смерчи.
И все будет таким же вокруг, холодным и
мокрым, но веселым. На Пастера еще кру­
жатся мелкие неуверенные в себе снежин­
ки, они петляют и спотыкаются в море
дождевых капель, а повернув за угол, на
Садовую, видишь уже только снег, и это
уже снежная вата, крупная, танцующая в
воздухе, неторопливо висящая в нем, как
бы нанизаны эти снежинки на ниточки в
праздник, развешены и идти можно толь-
 94 Александр Дорошенко

ко их раздвигая, проходя между. И все вок­

руг забросаны снегом, воротник и шапка
и вся передняя часть пальто, и ресницы, и
все улыбаются друг другу, даже и незнако­
мые вовсе...
У нас в Городе идет снег...
Водка это дружеский и коллективный
напиток, и он требует душевного едине­
ния сторон. В этом деле самое главное — с
кем!? Это великая тайна, почему с одним
можно выпить раз-другой, с большинством
— никогда вообще, но лишь с некоторыми
можно и хочется выпить всегда. С годами
это малое число избранных все уменьша-
ется. Одних уж нет, те далече, а новые в
нашу жизнь уже больше не приходят. С кем
\ж можно сесть и выпить, - это, как и с бра­
ками, — здесь все решают на небесах!
Советская власть разумно лимитиро­
вала все для своих граждан, — воздух, ко­
торым разрешалось, «снисходя к нашим
слабостям», дышать, проверяя, каким это
воздухом мы дышим («а как узнают, ка­
ким воздухом мы дышим / сказал с ко­
шелкою соседский Петька»), прически и
ширину брюк, и, конечно же, все назва­
ния для всего — для магазинов, для ресто­
ранов и для водки. Было всего ничего: «Сто­
личная» с видом родной гостиницы «Мос­
ква» в Охотном ряду, «Русская», «Москов­
ская», позже появилась «Пшеничная». Все
= это было одинакового и неплохого каче­
ства, поскольку это была «казенка», как
- говаривали встарь, то есть государственная
-
водка. И название поэтому было с государ-
 Поэма о Городе 95

ственным подтекстом. Еще говорили «мо­

нополька» и так называли соответствующий
дореволюционный магазин. Редки были
позднего уже времени изыски, например
«Золотое кольцо». Как уже горестно отме­
чал Веничка, лимитировалось и время про­
дажи. Только бакалейные отделы больших
продуктовых магазинов торговали тогда
I
водкой. И кроме нее был всегда в продаже
неплохой коньяк, например в три звездоч­
ки, армянский, не дороже этой водки и
отличного, навсегда позабытого теперь ка­
чества. И масса хороших грузинских вин,
тоже недорогих и настоящих, в отличие от
дорогостоящей и облепленной множеством
наклеек непотребной бурды сегодняшнего
дня, под старыми марками. 1
Сегодня водка вездесуща. В больших и
малых продуктовых, во всех без исключе­
ния ларьках и уличных будках (таких будок :
есть по одной-две на каждом перекрестке
и еще несколько по длине квартала), круг­
лосуточно, в магазинах детского и диети­
ческого питания и в кондитерских магази­
нах, на разлив и на вынос, на каждом из I
наших базарах есть ряд таких магазинов. В
хлебном может закончиться хлеб, но это...
Все хорошие водки похожи друг на
друга, каждая плохая водка, плоха по-сво­
ему. Плохих подавляющее большинство,
поскольку масса подпольных цехов гонит
водку из чего придется, разливая ее в бу­
тылки от лучших сортов, неотличимо ни в
чем. Они, экономя на качестве, не жалеют
денег на обертку. И часто так бывает, что !
 96 Александр Дорошенко

какая-нибудь типография получает сразу два

больших заказа на одну и ту же водочную
наклейку, но от разных совершенно заказ­
чиков. Мы покупаем водку прямо в фир­
менных магазинах, так надежнее. В пивнуш­
ки для «синюшных» сограждан водка по­
ступает без всяких прикрас, по цене ниже
очищенной воды.
Магазин на углу Александровского
проспекта и Привоза «Продуктовые това­
ры» и расшифровка крупно на щите: Одес­
ский Ликеро-Водочный, Одесский Конь­
ячный и Одесский Винзавод, и действи-
тельно, в магазине только это и кроме вод-
ки никаких иных продуктов.
Ресторан-бар «Корвин» — только у них
1/51 сегодня вечером, эксклюзивно, — лауреа­
ты международного фестиваля в Эстонии
— «Рома и К0»!
Фирма ООО «Муза» — «Горилочные
напитки», — что это такое?
На уличных углах вечерами теперь сто­
ят столики (так, что пройти невозможно,
и приходится обходить краем тротуара), го­
рят над ними лампы и сидят люди, груп­
пами знакомых, семьями, и пока сидят,
открыто Кафе или Бар, а ночи у нас теп­
лые и такие прелестные летние наши ночи,
как же встать и уйти, «там чисто, светло» и
уютно, там все рады друг другу, все ува­
жительны — как когда-то в моей бане на
Комитетской по выходным банным дням.
И так все практически перекрестки, но и
просто на середине квартала — у нас такие
широкие тротуары, а над этими столика­
ми, над оазисом ночного света и смеха по-
 Поэма о Городе 97

лог зелени - кроны деревьев, в любом ме­

сте у нас есть широкий тротуар под сенью
деревьев. Там всегда утренняя прохлада, там
полуденный ветерок колышет ветви и лис­
тья, там ночью становится оазис света под
мощной сенью деревьев. А ветви листьев
свешиваются к головам клиентов, иногда
касаясь разгоряченных лиц или щекоча за
ухом. Но я не помню случая, чтобы кто-то
надломил мешающую ему ветку...
Это ночное кафе мог бы нарисовать
Ван-Гог, подарил бы заведению и имел бы
здесь бесплатный стол с пивом...
Жовто-блакитний крап - патрютична
назва “НапоУ УкраУни” - одна водяра!
Но у Привоза объявление на магазин­
ном заплеванном стекле: «Водка Русская
1грн. — 100 грм.», то есть меньше 20-ти
центов, — это поистине ужасно!
Кафе-Бар «Косо-Бланка». Главное —
содержание, а насчет правильности формы,
то матушка Митрофанушки верно говори­
ла насчет извозчиков, что вполне заменя­
ют они надобность в знании географии...
Бар «Ташкент» у Привоза — надпись
мелом, крупно, на глухой сейфовой и рас­
пахнутой настежь двери («с девочками»,
маленькими буквами в нижнем углу, вро­
де бы шутка, но за первым от дверей сто­
ликом действительно сидят для чего то де­
вочки и застенчиво улыбаются заглядыва­
ющим прохожим) — это для сильных ду­
хом!
«Скороежка», это ведь буквальный
перевод «Раз! ГоосЬ...
418-4
8
 98 Александр Дорошенко

«Пирожковый мир»...
Продовольственный магазин «Вечный
зов».

Секс-шопы: «Игрушки для взрослых»,

«Вам это поможет», «Доктор Казанова» (ря­
дом с «Христианской книгой»), «Интим-
Бар», интересно, а что там такое происхо­
дит? «Амурные дела» на Канатной.
Свадебные салоны, агентства недви­
жимости, похоронные конторы, парикма­
херы и стоматологи всегда имели и всегда
будут иметь клиентов. Масса в Городе сва-
дебных салонов, иногда по несколько штук
на квартале. На Канатной их штук двадцать,
°^#°на все и всякие вкусы: «Илона», «6Л1Т»,
«Камилла», «Золушка» и, наконец, «Вик­
тория», что очень верно по сути этого дела!
Во всех витринных окнах свадебные пла­
тья, как бабочки, спрятавшиеся за стек­
лом. Однодневки. Но свадебный салон «Лю­
бой каприз» — несколько легкомысленно...

Но реклама срочной распродажи на

похоронной конторе, что на Греческой ули­
це, это как-то даже странно, согласитесь.
Что случилось, — нехватка клиентов? Этот
адрес печально знаком каждому из нас.
Гробы стоят красавцы, в лучших по­
родах дерева, лакированные и полирован­
ные, твердоограненные, как бриллиант,
сияющие бронзой ручек, с откидными, как
рояль, крышками. Такому гробу, как и ро­
ялю, положено иметь имя фирмы и масте­
ра на табличке. Коллекционные изделия!
Гилельсу какому-нибудь уместно подходить
 Поэма о Городе 99

к таком изделию, оправляя на ходу фалды

фрака (вот только сейчас уяснил, фамилия
у Эмиля Гилельса, видимо, связана с име­
нем великого Гиллеля!). Недавно на похо­
ронах одного знакомого, вышедшего в
люди, богатого, но надорвавшегося в этой
борьбе «за металл», как водится, собралась
масса давно не видавших друг друга лю­
дей, это ведь повод увидеться и погово­
рить, сохраняя вид скорби и радуясь, что
вот он — так, а вот я — еще вполне верти­
кален. Помните «Смерть Ивана’Ильича»!?
Стояли кучками, переходили от одной к
другой, скорбно пожимали руки и тут же
начинали говорить, и говорили-говорили ‘Щ**'
обо всем, накопившемся за время с похо-
рон предыдущих. Странно сказать — вид
праздника! А покойник лежал в таком гро­
бу, мореного дуба, с откидной крышкой,
со стеклянным окошком, тысячи на четы­
ре баксов тянул этот последний им самому
себе сделанный подарок — и все ему зави­
довали! Вдова гордилась...
И я слышал, что крутые и скорбящие
безмерно друзья кладут в гроб покойнику
мобильный телефон, и, выпив, звонят...
Напьешься с горя, позвонишь, а там
занято...
В дни господства готового платья, по­
глотившего индивидуальный пошив, в Го­
роде все же есть и сегодня Ателье Мод, где
шьют на заказ. Когда-то в дни наших роди­
телей эта система господствовала. Ателье,
как ни странно, сохранились, вместе с на­
званиями на старых еще вывесках.
 100 Александр Дорошенко

Расположены Ателье Мод в первых

этажах зданий, там большие открытые окна
и в них допоздна горит свет. Видны жен­
щины за швейными машинками и под са­
мым потолком плечики и вешалки, где ря­
дами висит готовое платье. Жужжат трудо­
любивые машинки, кушая нескончаемую
ткань полотна, переговариваются женщи­
ны. Закройщики, как и встарь, мужчины 1
(женщин этой профессии раньше называ­
ли модистками, но это слово пропало). Ког­
да-то это были сплошь евреи. Невысокие,
I
непременно лысые, с матерчатым метром
на шее (как упитанный общий любимец
домашний кот с бантом), с булавками в
зубах и остро отточенным диском мелка в ;
Т/51 руке. Не знаю, шьют ли там и белье, мо­
жет быть на специальный заказ, когда-то
белошвеек было много, были они краси­
вые и молодые:

«Была белошвейкой и шила гладью...»

Об этом и классики писали, со зна­

нием дела, например, Некрасов о бело-
швейне на втором этаже Питерского Пас­
сажа на Невском:

«Не так уж много шили там,

И не в шитье была там сила...»

Еще были у нас в Городе модистки.

Были они молоденькие и стройные необы­
чайно, с улыбкой, которой теперь уже не
сыщешь. Вот я молодой и тоже стройный,
 Поэма о Городе 101

и удивительно легкий в походке и взгляде

на жизнь, повернув на углу Екатерининс­
кой от Ланжероновской, иду к Бульвару,
и здесь, у двухэтажного и тогда еще сто­
ящего здания, с крупными буквами над­
писи «Модистка» по карнизу многоколон­
ного второго этажа, по-русски и по-фран­
цузски, и по-италиански тоже, вижу строй­
ную веселую девушку сбегающую по сту­
пенькам куда-то по делу, и повернув за
ней, иду Театральной улицей, мимо раз­
ных театров, мимо боковой стороны Пале-
рояля, мимо увлекательной и обманчивой
жизни, и ускоряю шаг, чтобы получше рас-
смотреть ее улыбку, чуть намеченную угол- Зь

;1Г
ком живых и упругих губ. А этой гравюре
где нарисовал нас художник, уже сто и _
пятьдесят с лишним лет...
Такая странная уверенность, что это
случилось вчера...
На Греческой в ателье шьют «Бюст-
галтеры, Грации и Полуграции». Что это
такое и как такое может быть — полугра-
ция?
Масса маленьких очаровательных жен­
ских одежных магазинчиков, название и вся
реклама или сплошь на французском, или
на итальянском, русских теперь нельзя,
украинские не гармонируют с товаром, и
слов таких не имеют. В освещенной витри­
не молодая женщина, сидит в креслах, ле­
жит в постели или стоит на руках, иногда
вовсе голая и заинтересовавшись видишь —
рекламируется обувь. Или кофточка, неве­
сомая, почти невидимая, сотканная из снов
 102 Александр Дорошенко

и грез, пауку не соткать такую, куда в ней

идти, с кем Хорошая одежда для женщи­
ны самоцель, и, если все же нужен муж­
чина, то, разве, как спонсор. Но теперь есть
много молоденьких и красивых и богатых
— например, к ночному кафе на Троицкой
выпить чашечку кофе и поговорить подка­
тывают два спортивных «порша» и из каж­
дого возникает фея. Каждая за рулем в сво­
ей машине, для тайм-кофе.
...И стоишь потрясенный увиденным,
и что-то такое припоминаешь, — ну ко­
нечно же, это было, было в чаплиновской
старой и немой ленте, стоял там не дыша
“ЦЦГ от восторга бедный человечек в лоснящем-
ся от старости котелке, проходила мимо,
Ш его не видя, красавица. Мой пес также по­
трясен увиденным и делает полный оборот
своим носом — такой за ней шлейф луч­
ших парфюмов мира, да нет, просто на ру­
ках у одной из дам собачонка, но так же
ухожена, из «порша» в общем, и он, мой
пес, тоже облизывается на это диво. И сто­
им мы двумя чаплиновскими копиями увы,
не нам, не нам!
Этим вечером я видел бомжа, он ря­
дом с витриной подобрал пустую бутыл­
ку, сунул ее в громадный свой мешок, и
собирался уже двинуться дальше неровной
своей походкой, как вдруг в ярко освещен­
ной витрине он ее увидел, женщину, сто­
явшую у столика с патефоном, задумчи­
вую, мечтающую под старую музыку, и,
подойдя, долго стоял перед этой витриной
бомж, поставив звякнувший бутылками
3
Поэма о Городе 103

мешок у ноги. Они стояли оба на уровне

тротуара — так низко начиналась витрина.
Он был молод еще, и бездомная жизнь еще
не вполне стерла черты его лица, когда-то
интересного. Он достал окурок и закурил.
Разделенные стеклом и вечностью, они в
ночной тишине смотрели друг на друга дол­
го, внимательно, изучающе. Кружилась ста­
рая мелодия на пластинке, хрипловатый
голос Утесова обольщал и манил любовью.
Медленно поднимался дымок сигареты. И
таял, как время, отпущенное нам на
жизнь...

Мир Парикмахерской (по украински

- Перукарня).
Парикмахер — Перукар — Куафер...
Вторая, наряду с «Ателье мод», осо­
бая территория нашей жизни. Отстранен­
ная и независимая область души. Все внеш­
нее оставалось за ее дверьми, — печальные
реальности сложного времени Здесь был
иной мир — мир обольстительных запахов
(в годы моей юности там пахло «шипром с
комсомолом»). Часто они имели два зала,
мужской и женский, и общий ожидатель­
ный зал. Стояли по периметру помещения
специальные кресла (только у геникологов
были еще свои особенные кресла) перед
большими зеркалами на стенах, рядом
умывальники, и слышался летящий звук
быстро щелкающих зубами ножниц (как I
крылья стрижа, внезапно проносящегося
рядом с твоей головой). И этот безостано­ I

вочный звук вплетался в такую же непре-

 104 Александр Дорошенко

рывную речь. Парикмахер имел еще одну

важную профессиональную особенность -
он был говорящий.
Много лет меня стриг Яша в парик­
махерской на углу Екатерининской площа­
ди, и, пока стриг, успевал рассказать обо
всей своей и всех родственников жизни,
об Израиле, куда собирался ехать. Соответ­
ственно профессии, Яша был лысым. Для
парикмахера это полезно, так клиент себя
чувствует польщенным, сравнивая остав­
шиеся, свои. Яша устраивал из обыденного
этого дела мистерию-ритуал. Он вначале
осматривал меня, изучал с интересом, как
бы впервые увидев лысеющего и уже дос-
таточно вытертого жизнью мужчину, по­
ле! том он мыл мою голову, вне зависимости
от ее состояния, даже если я ее вымыл пе­
ред самым приходом, потом вытирал и су­
шил, и, наконец, приведенного в мораль­
ный требуемый градус, усаживал меня в
кресло и начинал священнодействовать. Я
уже к этому моменту вполне проникался
важностью происходящего со мной, и про­
падала где-то первоначальная суетливая
мысль — заскочить и поправить волосы, я
знал теперь, что это серьезно...
И это правильно, потому что все вещи
в мире имеют только ту цену, которую мы
им способны назначить. Ибо все они часть
нашей такой скоротечной жизни...
Перед праздниками устанавливались
длинные очереди, ожидающие сидели ряд­
ком на стульях, заглядывали новые кли­
енты, о постоянных парикмахер всех опо-
 Поэма о Городе 105

вещал, что этот человек занимал очередь

еще утром, обычные пристраивались в хвост.
Заняв очередь и убедившись, что и за то­
бой ее заняли, можно было и отлучиться,
прикинув время...
Это был выход из будничного про­
странства, и для нас с парикмахерской все­
гда и так до сегодня, было связано с праз­
дником...

На старых фотографиях и открытках

видно невероятное обилие вывесок, иду­
щих не только по первым, но и по вто-
рым-третьим этажам, просто на окнах до­
мов, например, на третьем этаже на стек­
ле надпись — стоматолог, или венеролог (это
значит, что уже время Первой мировой,
обострившей интерес к этой нужной про­
фессии). Революция сняла вывески с домов
и стен, оставив минимальный и строгий
набором советский стандарт: Гастроном,
Парикмахерская, Хлеб, Ателье (мод или
индпошива), Ресторан, Кафетерий (рань­
ше в Городе это называлось Кофейня). Это
очистило и украсило наши дома, открыло
первоначальный их вид, как задумал его
архитектор. Теперь все стремительно верну­
лось на старые места — обилие вывесок, их
размеры, смешные и наивные «завлекалоч-
ки» для клиентов. Вывески поползли вверх,
не разместившись на первых этажах, влез­
ли на крыши, повисли над улицами, под­
нялись на привязанных за ногу воздушных
шарах в небо (и ночью пугаешься, увидев
 106 Александр Дорошенко

внезапно сразу две луны в полнолуние и

долго высматриваешь настоящую!), осве­
тились громадными окнами на столбах
вдоль дорог, легли на тротуаре, вмурован­
ные в асфальт и освещенные изнутри...
Чем ближе к базарам, тем больше
вывесок, тем интереснее они и смешнее,
они там живой отголосок кипящей жизни...
Впрочем, так было всегда. Любитель­
ские дореволюционные снимки, сделанные
в Городе. Район какого-то базара (спиной к
снимку очень устойчивая «во весь экран»
фигура городового; с «селедкой», саблей,
принятой тогда на вооружение в России,
фигурой он коренаст и основателен - как
памятник Александру 111 в Питере). Уча-
1551 сток улицы метров в двадцать. Два снимка
одного и того же места, сделанные с неко­
торым смещением в пространстве улицы.
Половина высоты этих строений занимают
двух - трех - и четырехэтажные рекламные
щиты вывесок. Над окнами, во всю шири­
ну зданий, в межоконном пространстве,
на выносках в пространство улиц, над кры­
шами.
«Пекарня М.Я. Махлиса»; «Типогра­
фия. Хромо-литография»; что-то продает или
делает Питкус; «Литограф»; «Табачная»
(лавка); «Живописная (мастерская?) Голь­
дфарб»; «Дамский портной Бирман» («муж­
ской, женский и дамский портной Абрам
Пружинер»); «Русский базар» (что это та­
кое и кто это держал - нет фамилии, не­
ужели же тоже; на полуоткрытой двери
крупными буквами — «Писец» — и указу-
 Поэма о Городе 107

ющий направление палец (нет такой боль­

ше профессии). И это далеко не все, что
можно было прочесть и всего на двух до­
миках. Много было в Городе предприимчи­
вых евреев. Это мелкие лавочники и ремес­
ленники, но, все же, свое собственное
дело!
Сегодня все вновь и очень похоже. Но
вместо евреев лица кавказской националь­
ности...
Написано: «Дом кутюр Владлена» и
продают там ткани...
Старая, родная и по старому просто
написанная вывеска: «Бытовые услуги»,
ключи там ремонтируют и швейные-сти-
ральные машины, починяют утюги и при­
мусы, сидят часовщик и холодный сапож­
ник (в такую жару то). А рядом, на свеже-
отремонтированном здании, вывеска, вы­
раженная одним словом, надо полагать на
итальянском, и, надо полагать, это каж­
дому и всем известное слово, поскольку
никаких нет к нему расшифровок:
«ВакНшш», и только перейдя дорогу, ви­
дишь, в витрине обувь, но какая обувь! И
действительно, «нужны ли тут слова?». !
I
«Плиткин дом», «Салон дверей» и
«Дом окон», но есть и «Белый квадрат»,
облицовка ванн и...
Магазин «Взятка» в Колодезном, и в
нем множество красивых и дорогих безде­
лушек — действительно, удобно...
«Мебельман» — не фамилия, но про­ :
филь работы — мебельный магазин на Ма­
лой Арнаутской для избранных заказчиков
с изыском (видимо от «меломан»).
108 Александр Дорошенко

«Атлант», «Атланта» (видимо, женс­

кая особь-обитательница легендарной Ат­
лантиды), «Атлантис» — не вполне ясно,
что это такое! А содержание под этими вы­
весками вовсе различное и даже иногда нео­
жиданное, от недвижимости до всякой мел­
кой движимости.
Вот нитяной и всяких обрезков мате­
рии и змеек магазин для женщин правиль­
но назван «Ариадной».
«Салон по изготовлению установки
(!?) камины, лестницы, подоконники и
все, что надо». Ну и что с того, что язык не
литературный — они дают натуральный
материал и качество! А если вам нужна ли­
тература, — так читайте себе Толстого и
недорого (буквальный ответ на мое им за­
мечание о литературных достоинствах над­
писи, а насчет недороговизны Толстого все
верно — прямо у их дверей стоит книжный
букинистический ларек и в нем «Война и
мир» в полном составе, она в три с поло­
виной раза дешевле томика «Анжелика —
маркиза ангелов». Вот бы Льву Николаеви­
чу это показать и затем дать почитать «Ан­
желику», для сравнения).
Декор-Испания «Дон Кихот», — в вит­
рине красавцы унитазы. Покойно на них
сидеть, как старому рыцарю в седле Роси­
нанта.
«Джоконда» — магазин стиральных и
моющих средств на Степовой.
Парикмахерский салон «РКОР1» дверь
в дверь с булочной «МР1Я» на Канатной.
Чуть дальше парикмахерская «ЛеДи». От-
:уда такой прононс?
 Поэма о Городе 109

Похоронное бюро «Универсал» на углу

Преображенской и Малой Арнаутской.
Верю...
Между ритуальной конторой «Стикс»
(симпатичнейшие и видимо начитанные
люди держат это бюро путешествий в один
конец, и я давно заметил, что близость к
чужой смерти, возвышает душу и рождает
склонность к раздумьям) и круглосуточ­
ным «Секс-шопом», помещается заведение
«Шашлыки с Кавказа». Описание земной
жизни. Двое в ритуально черном, приказ­
чики от Харона, развязывая на ходу узлы
черных галстуков и снимая с лица имидж
печали, весело спускаются в подвальчик к
шашлыкам. Живым — живое!
В углу Второго кладбища, против
Красного Креста, теперь есть кафе-бар и у
бара название - «Под сенью гроба», надо
бы в очередной раз по дороге на кладбище
зайти, посидеть На этом углу когда-то был
рекламный щит кинотеатра и как-то, про­
езжая мимо, я прочел там о новом фильме
— «Никто не хотел умирать». Мистика!
Ну не прав я и поспешен в обличи­
тельных выводах об этой молодой поросли,
владельцев баров и магазинов, конечно,
лица и прически их мне непривычны, и
машины эти, самые дорогие в Европе, а к
каждой в сопровождение придан мощный, I
с охраной, джип, но что-то в них все же :
!
есть. Например, широкая сеть заведений с
игровыми автоматами под цифровым ко­
дом-названием «3, 7, 1», ~ это ведь «Пи­
ковая дама», старуха графиня и неверный,
 110 Александр Дорошенко

свихнувшийся на русской почве немец и

военный инженер Германн (навсегда ос­
тавленный Пушкиным без имени), это ведь
ее замогильный голос, глухой и протяж­
ный, когда непослушные губы с трудом
растягиваются и выговаривают-выплевыва-
ют слова — «тройка, — семерка, — туз!». И
даже ирония в названии этом для игорно­
го дома заключена, ведь обманула же ста­
рая карга на последней карте и свихнулся
Германн!
«Он сидит в Обуховской больнице в
17-м нумере, не отвечает ни на какие воп-
росы и бормочет необыкновенно скоро:
«Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка,
°*х*^°дама!». Пиковая, естественно, дама («пи-
1М ковая дама означает тайную недоброжела­
тельность» — гадательная книга).
Вот странность — играя в карты, вся­
кий раз когда открывается дама пик, я
вздрагиваю непроизвольно. Воля ваша, но
что-то здесь есть такое Она, эта карта, одна
такая в колоде, она живая и опа�