Тема кризиса европейского искусства, столь трепетно, даже, скорее, болезненно

патетически затронутая И.А. Ильиным в его одноименной статье 1927 г., органично
перекликается и как бы находит продолжение в работах русского философа,
искусствоведа и культуролога В.В. Вейдле.

Вейдле Владимир Васильевич (1895-1979) - один из блистательных представителей

младшего поколения русского культурно-религиозного ренессанса начала XX в.,
культурфилософ, искусствовед, историк церкви. Окончил реальное отделение
Петербургского реформатского училища, выпускник (1916) исторического факультета
Петербургского университета. В 1918-1920 гг. - профессор Пермского университета, в
1920-1924 гг. - преподаватель истории искусства в Петрограде. Эмигрировал в июле 1924
г. С 1924 г. творческая деятельность Вейдле протекала в эмиграции. В 1930-е гг.
интересовался экуменизмом. Пришел к церкви под влиянием о. С. Булгакова. С 1925 г.
Вейдле преподавал в Парижском богословском институте, в 1932-1952 гг. - профессор
христианского искусства.]

В книге "Умирание искусства: Размышления о судьбе литературного и художественного

творчества" (1937) философ со всем размахом выносит приговор современному искусству.
Вейдле обращается к анализу кризисного состояния разных видов и ракурсов
художественного творчества: романистики (глава "Над вымыслом слезами обольюсь"),
лирики (глава "Чистая поэзия"), изображения человека (глава "Механический герой"), а
также пути воскрешения искусства через веру (глава "Возрождение чудесного") [193].

Четвертую главу, как книгу в целом, Вейдле также называет "Умирание искусства". Он
начинает её с типологии исторических катаклизмов, определяя посредством их отношение
к искусству. Прежде всего философ называет наиболее простую, "грубую", очевидную в
своих проявлениях ступень: войны, революции, иноземные нашествия и т.д. Переходя от
ступени к ступени, он подводит читателя к самой последней из них, на которой, по
мнению автора, становится возможной подлинная, последняя историческая катастрофа.
Причем она совпадает с катастрофой самого искусства. Коренной разлад в обществе, по
мысли философа, это "разлад, проникающий в самую сердцевину художественного
творчества, разрушающий вечные его основы, разлад личности и таланта в жизни..." .

Вейдле не ищет первопричины подобной катастрофы, он констатирует взаимосвязь и

взаимозависимость кризиса общественной жизни и кризиса искусства. Обращаясь к
анализу современного состояния европейского искусства, он намечает основные черты
искусства XIX столетия, его историю, определившие нынешнее состояние искусства. По
Вейдле, в основе трагедии современного искусства - "разрыв и раздвоение, стремление
восстановить утраченное единство, все умножающиеся препятствия на пути к нему,
непрочные победы, резкие падения, неутоленная внутренняя борьба" [195]. В центре
внимания философа - романтизм, определяемый в книге не как художественный стиль,
который можно противопоставлять како-

му-либо иному стилю, а как нечто противоположное всякому стилю вообще. Романтизм -
визитная карточка искусства XIX в. Романтизм определил характер искусства XIX в., и он
же подготовил почву для окончательного его падения, умирания. Понятие романтизма,
согласно Вейдле, распространяется на все искусства и покрывает все национальные
различия. "Верное определение его, рядом с которым все, предлагавшиеся до сих пор,
окажутся односторонними и частичными, должно исходить из этой его всеобщности и
сосредоточиваться не на отдельных особенностях романтического искусства, а на новых
условиях, в которых это искусство творилось и которые как раз и знаменуют собой
изменение самой основы художественного творчества" [196].
Философа волнует проблема стиля, наличие которого соответствует нормальному
состоянию искусства: стиль - это "внешнее обнаружение внутренней согласованности
душ, сверхразумного, духовного их единства; он - воплощенная в искусстве соборность
творчества. Когда потухает соборность, гаснет стиль, и не разжечь его вновь никакою
жаждой, никакими заклятьями"

Вейдле считает, что в эпоху романтизма стиль как таковой перестает существовать.
Художник волен избирать любой из стилей предшествующих эпох, творить в
соответствии с канонами данного стиля, но это не будет стилем романтизма: "Романтизм
есть одиночество, все равно - бунтующее или примиренное; романтизм есть утрата стиля"
[198]. По мнению философа, "угасание стиля повлекло за собой неисчислимые
последствия... Первым и важнейшим было настоящее осознание и оценка того, что
ощущалось уже утраченным, т.е. именно стиля, органической культуры, иррациональной
основы художественного творчества, религиозной и национальной укорененности
искусства. Одновременно пришло возраставшее в течение всего XIX в. Чувство
собственной наготы, покинутости, страшного одиночества творческой души. По мере того
как последствия эти накоплялись, романтизм менялся, углублялся, но исчезнуть не мог, не
может и сейчас, потому что не исчезли породившие его условия..." [199]. Однако по
мысли автора книги, и время романтизма уходит, наступает период бессилия искусства,
хотя и не сразу для всех его видов: раньше всего кризис искусства, его умирание
проявились в архитектуре и прикладных искусствах, позднее - в музыке.

Продолжая тему стиля в искусстве, Вейдле обращает внимание на то, что стиль имеет
отношение не только к форме. Он также касается и содержания, но не в смысле сюжета, а
духовного содержания, которая не может быть высказана на отвлеченном языке. Для
Вейдле стиль есть некая предустановленность связи формы и содержания, и в этом
смысле гарантия их цельности. При отсутствии стиля форма постепенно превращается в
формулу, а содержание - в мертвый материал.

Трагедию искусства Вейдле прежде всего видит как трагедию художника. Искусство
умирает и - первым наказан творец. Он не может определиться, он утратил ориентиры,
кажущаяся самостоятельность творения вне стиля оборачивается пагубной
вседозволенностью и творческим бесплодием - художника окутывает "кромешная мгла
развоплощенного разлагающегося искусства".

Вейдле сравнивает гибель современного искусства с гибелью Рима, которая произошла,

по его мнению, не из-за варваров, а из-за ослабленности духовных основ империи и
античной культуры. Так и современное искусство обессилено, в нем образовалась пустота.
Человек создал машины, он проклинает их и вместе с тем восхищается ими, как ребенок,
отдавая взамен все ценности многовековой культуры. Практицизм, машинизация уже
давно проникли в архитектуру и прикладные искусства, отравили их, обездушили. Вейдле
пишет, что человек принес в жертву машинам наибольшее свое состояние - душу, оставив
своим вниманием искусство, отказавшись от него как от нефунк-

ционального, разрушив целостность, соборность самого искусства и единства собственной

души и искусства. Оторвавшись от его духовных высот, человек обрек себя, свое
общество, свою историю на трагедию.

Вейдле обращается к рассмотрению современного искусства, его трансформаций, отмечая

в качестве характерных тенденций схематизм, замену стиля стилизацией, изъятие,
"выкачивание" человеческого образа из произведений искусства (живопись, скульптура),
"выветривание" духовного содержания. Яркое выражение подобных тенденций в
искусстве Вейдле видит в конструктивизме, определяя его как "искание такого сочетания
форм, которое в отличие от всех, самых, казалось бы, математических и отвлеченных
построений, известных до сих пор из истории искусства, ничего человеческого не
выражало бы и по самому своему замыслу не только предмета, но и духовного
содержания было бы лишено" [200].

Особое внимание Вейдле уделяет музыке, которая, как он считает, позднее других
искусств испытала рассудочное разложение. Для Вейдле мелодия как образ и символ
музыкального бытия - это в то же время образ и символ непрерывности, неделимости,
неразложимости. Философ солидарен с Гёте, который возмущался термином
"композиция", применявшимся в отношении музыкального произведения и искажающим
суть музыки. Композитор, согласно философу, не складывает музыку из отдельных звуков
или нотных знаков, а создает ее "как нерасторжимое, во времени протекающее единство,
воспроизводящее собственную его духовную целостность. Сверхразумное единство
мелодии, чудо мелоса есть образ совершенства не только музыки, но и всех искусств, и в
этом смысле верны слова Шопенгауэра о том, что к состоянию музыки стремятся все
искусства. Умаление чуда, аналитическое разъяснение его само по себе есть уже гибель
творчества" [201].

И вновь обращение к Гёте: "В музыке явлено всего полнее достоинство искусства, ибо в
ней нет материала, который приходилось бы вычитать. Она вся целиком - форма и
содержание, она возвышает и облагораживает все, что выражает". Современное искусство
в лице формалистов, сторонников химически чистой музыки, согласно Вейдле, нарушило
эту гармонию, подменило "форму рассудочной формулой и вследствие этого разрушило
рассудку недоступную музыкальную непрерывность" [202].

Как и Ильин, Вейдле фиксирует предсмертные симптомы угасающего искусства.

Присущие музыке целостность и единство, по мнению философа, уже у Дебюсси и его
учеников заменяются дроблением временного потока, "вместо расплавленной тягучей
массы, членения которой не преграждают русла, где она течет, у них - твердо очерченные
звучащие островки, в совокупности составляющие музыкальное произведение... и для
Равеля музыкальное произведение есть лишь сумма звучаний, целостность которой только
и заключается в общей окраске, "настроении" и "впечатлении"" [203]. Философ пишет о
воцарившемся музыкальном чревоугодии (в том числе пряных ритмах раннего
Стравинского), которое обращено не к душе человека, и даже не к слуху его, а к
"несравненно более низменным восприятиям... исподним, массовым инстинктам"
слушателя. Современную музыку, в трактовке Вейдле, отличает насильственное
упрощение музыкальной ткани. Неизбежные последствия этих процессов - падение
музыкального воспитания, вкуса, понимания значимости и благотворного влияния музыки
на душу человека. Музыка с духовных высот искусства низвергается во все
перемалывающую, утилизирующую бездну массовой культуры, превращается в
"обслуживающую рестораны, танцульки, кинематографы и мещанские квартиры
увеселительную промышленность, изготавливающую уже не музыку, а мюзик... Истинной
музыке, бессильной заткнуть рупор всесветного громкоговорителя, остается уйти в
самоотверженное служение вечному своему естеству, чтобы обрести голос целомудрия,
веры и молитвы" [204].

202 Вейдле В.В. Указ. соч. С. 45.

203 Там же. С. 46.

204 Там же.

Вейдле выносит трагический и жесткий вердикт современному искусству: оно свелось к
голой целесообразности, механическому удовлетворению абстрактных, установленных
рассудком нужд человека. Здания превратились в машины для жилья. Музыку заставляют
содействовать пищеварению и "трудовому энтузиазму". В живописи торжествуют
документальность и эксперимент, стремящиеся угодить не более как нашему праздному
любопытству. Искусство постепенно утрачивает свое предназначение, свою человечность,
тайны, которые возвышали его, заставляли стремиться к духовным высотам. Оно
перестало быть выражением духовности. Не боясь быть безжалостным, философ
заключает, что в современную эпоху с человеком произошло следующее: он занят
исключительно собой, оглядывается ежеминутно на себя, забыл о Творце, его творении, о
том высшем, чем живет душа, живет сам человек, и что живет в нем. Таков суровый
диагноз Вейдле умирающему искусству.

Для Вейдле судьба современного искусства - это судьба современного мира. Кризис
искусства во всей полноте отразил кризис современного человечества: "Там и там
бездуховная сплоченность всего утилитарного, массового, управляемого вычисляющим
рассудком, противопоставляется распыленности личного начала, еще не изменившего
духу, но в одиночестве, в заблуждении своем - в заблуждении не разума только, а всего
существа - уже теряющего пути к целостному его воплощению" [205]. Но, как
представитель отечественной философской традиции, Вейдле не может завершить работу,
не задумавшись о возможности возрождения. Казалось бы, вся его работа - свидетельство
конца, причем однозначного и бесповоротного. Однако в заключение Вейдле вспоминает
удивительно содержательное и путеводное для русской философской традиции
высказывание Бодлера: "Первое условие для создания здорового искусства - есть вера во
всеединство (курсив мой. - Т.С.)". Так вот, по мысли Вейдле, именно эта вера распалась, и
ее-то и нужно собрать: "Искусство и культуру может сейчас спасти лишь сила, способная
служебное и массовое одухотворить, а разобщенным личностям дать новое, вмещающее
их в себе, осмысляющее их творческие усилия единство" [206].